Шекспир Вильям
Укрощение строптивой

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

ДРАМАТИЧЕСКІЯ СОЧИНЕНІЯ ШЕКСПИРА.

ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛІЙСКАГО
Н. КЕТЧЕРА,

выправленный и пополненный по найденному Пэнъ Колльеромъ,
старому экземпляру in folio 1632 года.

ЧАСТЬ 4.

УКРОЩЕНІЕ СТРОПТИВОЙ.

КОРІОЛАНЪ.

ВСЕ ХОРОШО, ЧТО ХОРОШО КОНЧИТСЯ.

ОТЕЛЛО.

Изданіе К. Солдатенкова.

ЦѢНА КАЖДОЙ ЧАСТИ 1 P. СЕР.

МОСКВА.

ВЪ ТИПОГРАФІИ В. ГРАЧЕВА И КОМП.

1864.

http://az.lib.ru

УКРОЩЕНІЕ СТРОПТИВОЙ.

ДѢЙСТВУЮЩІЕ.

Въ прологѣ:

   Лордъ.
   Христоферъ Слэй, пьяный мѣдникъ.
   Хозяйка корчмы.
   Пажъ, Музыканты, Охотники и Слуги.
  

Въ самой пьесѣ:

   Баптиста, богатый падуанскій дворянинъ.
   Винченціо, старый пизанскій дворянинъ.
   Люченціо, сынъ его, влюбленный въ Біанку.
   Петручіо, дворянинъ веронскій.
   Греміо и Гортензіи, женихи Біанки.
   Траніо и Біонделло, слуги Люченціо.
   Груміо и Куртисъ, слуги Петручіо.
   Старый Школяръ, представляющій Винченціо.
   Катарина, Біанка, дочери Баптиста.
   Вдова.

Портной, Торгашъ и Служители Баптиста и Петручіо.

Мѣсто дѣйствія въ Падуѣ и въ загородномъ домѣ Петручіо

  

ПРОЛОГЪ.

СЦЕНА 1

Передъ корчмой, въ полѣ.

Входятъ Хозяйка и Слэй.

   СЛЭЙ. Я, ей-богу, причешу тебя.
   ХОЗ. Въ колодку тебя, плутъ ты эдакой!
   СЛЭЙ. Ты дрянь; въ родѣ Слэйевъ нѣтъ плутовъ. Взгляни въ лѣтописи -- мы пришли съ Ричардомъ Завоевателемъ {Вмѣсто Вильгельма.}. А потому, paucas pallabris; пусть свѣтъ идетъ своимъ путемъ. Sessa {Испорченное испанское Pocas palabras -- поменьше словъ; такъ же какъ sessa вмѣсто cessa -- полно, успокойся.}.
   ХОЗ. Такъ ты не заплатишь за разбитые стаканы?
   СЛЭЙ. Ни полушки. Убирайся, ради святаго Іеронима {Въ прежнихъ изданіяхъ: Go by, says Ieronimy... По Колльеру: Go, by S. Ieronimy.}, убирайся на холодную постель свою -- погрѣйся.
   ХОЗ. Я знаю, что мнѣ дѣлать; схожу за помощникомъ констабля. (Уходитъ.)
   СЛЭЙ. За помощникомъ, за констаблемъ, за кѣмъ хочешь -- я отвѣчу ему по закону. Я, любезный, не тронусь отсюда ни, вотъ, на вершокъ; пусть приходитъ; милости просимъ. (Ложится на землю и засыпаетъ.)

Рога. Входитъ Лордъ съ Охотниками.

   ЛОРД. Займись же собаками хорошенько: бѣдняжка Рѣзвая совсѣмъ подбилась; да сосворь Горластаго съ Сердитымъ. А каково отличилось Серебро на углу тычинника, когда слѣдъ совсѣмъ ужь терялся? Этой собаки я не отдамъ и за двадцать фунтовъ.
   1 ох. Что жь, лордъ, Колокольчикъ не уступитъ Серебру; онъ ни разу не сбился, два раза открывалъ труднѣйшій слѣдъ. По моему, эта лучшая изъ всѣхъ вашихъ собакъ.
   ЛОРД. Ты глупъ; будь Эхо такъ же быстръ, онъ постоилъ бы дюжины Колокольчиковъ. Займись же ими, накорми хорошенько; завтра я опять охочусь.
   1 ох. Слушаю, лордъ.
   ЛОРД. Это что? мертвый, или пьяный? Посмотрите, дышетъ онъ?
   2 ох. Дышетъ. Не будь онъ нагрѣтъ элемъ -- эта постель была бы слишкомъ холодна для такого крѣпкаго сна.
   ЛОРД. Фу, какое гнусное животное! точно свинья. Какъ гадко, какъ отвратительно твое подобіе, смерть жестокосердая!-- Послушайте, мнѣ хочется потѣшиться этимъ пьянюшкой. Что если его уложить въ постель, надѣть на него чистое, тонкое бѣлье, унизать пальцы драгоцѣнными перстнями, накрыть близь постели столъ, уставленный роскошными яствами, окружить, когда проснется, многочисленной прислугой -- я думаю, нищій этотъ совсѣмъ забудетъ, что онъ такое?
   1 ох. Непремѣнно, благородный лордъ.
   2 ох. Сначала это изумитъ его, однакожь.
   ЛОРД. Какъ льстивое сновидѣніе, какъ обаятельная мечта.-- Возьмите же его, и уладьте эту шутку хорошенько. Перенесите его потихоньку въ лучшую изъ моихъ комнатъ, увѣшайте ее сладострастнѣйшими картинами, вымойте грязную голову его благовонными водами, наполните воздухъ ароматомъ драгоцѣнныхъ куреній, привѣтствуйте пробужденіе его очаровательными звуками музыки. Только что онъ заговоритъ -- вы спросите, кланяясь низко и почтительно: что угодно приказать вашей свѣтлости? Одинъ пусть подойдетъ съ серебрянымъ тазомъ, убраннымъ цвѣтами, другой съ рукомойникомъ, наполненнымъ розовой водой, третій съ полотенцемъ и съ вопросомъ: не угодно ли благородному лорду умыть руки? Прочіе пусть стоятъ съ богатыми одеждами и спросятъ: какое онъ хочетъ надѣть платье; говорятъ ему о собакахъ и лошадяхъ его, и о томъ, что его болѣзнь сильно огорчаетъ его леди. Убѣдите его, что онъ нѣсколько времени находился въ помѣшательствѣ; а когда заговоритъ, что онъ то-то и то-то {Въ прежнихъ изданіяхъ: And, when he says he is. По Колльеру: When he says what he is.} -- увѣряйте, что все это фантазіи, потому что онъ знатный и богатый лордъ. Исполните же все это, любезные друзья мои, какъ можно естественнѣе; шутка эта, если только поведете ее умно и осторожно, будетъ презанимательная.
   1 ох. Ручаюсь, благородный лордъ, что мы выполнимъ наши роли какъ нельзя лучше; что угодливостью нашей мы непремѣнно убѣдимъ его, что онъ дѣйствительно то, за что мы выдаемъ его.
   ЛОРД. Поднимите жь его потихоньку, и въ постель, а когда проснется -- каждый за свое дѣло. (Нѣкоторые изъ охотниковъ поднимаютъ и уносятъ Слэйя. За сценой трубные звуки.) Поди, посмотри кто это трубитъ? (Одинъ изъ служителей уходитъ.) Вѣрно какой-нибудь благородный, путешествующій джентльменъ хочетъ отдохнуть здѣсь съ дороги.

Служитель возвращается.

   Что тамъ такое?
   СЛУЖ. Странствующіе актеры предлагаютъ вашей свѣтлости услуги свои.
   ЛОРД. Позови ихъ сюда.

Входятъ Актеры.

   Милости просимъ, господа.
   1 ак. Благодаримъ, ваша свѣтлость.
   ЛОРД. Вы переночуете здѣсь?
   2 ак. Если вашей свѣтлости будетъ угодно принять наши услуги.
   ЛОРД. Очень, очень радъ.-- Этого я помню; я видѣлъ однажды, какъ онъ игралъ старшаго сына мызника -- тамъ, гдѣ ты такъ еще хорошо сватался за благородную дѣвушку. Названіе этой роли я забылъ, но ты выполнилъ ее съ большимъ искусствомъ, съ удивительной естественностью.
   1 ак. Вѣроятно ваша свѣтлость говорите о ролѣ Сото?
   ЛОРД. Именно; ты превосходно сыгралъ ее. Вы явились очень кстати, потому что я затѣялъ шутку, и ваше искусство много можетъ помочь мнѣ. Вы нынче же сыграете въ присутствіи одного лорда; боюсь только, что странности его -- онъ никогда не видалъ еще театральныхъ представленій,-- заставятъ васъ расхохотаться и тѣмъ оскорбить его. Предупреждаю васъ, господа, малѣйшая улыбка выведетъ его изъ себя.
   1 ак. Будьте покойны, почтенный лордъ; мы воздержимся, какъ бы онъ ни былъ страненъ.
   ЛОРД. (Одному изъ служителей.) Проводи ихъ на кухню и угости хорошенько; чтобъ ни въ чемъ не было недостатка. (Служитель уходитъ съ актерами.) Ты же сыщешь моего пажа Бартоломея, одѣнешь его въ платье леди и отведешь въ комнату пьянюшки. Называй его благородной леди и оказывай должное уваженіе, а ему скажи, чтобъ онъ велъ себя -- если хочетъ сохранить любовь мою,-- какъ можно приличнѣе; чтобъ обращался съ пьяницей, какъ благородныя леди съ своими супругами. Пусть подойдетъ къ нему съ ласкою; пусть скажетъ нѣжно и привѣтливо: что угодно вашей свѣтлости; чѣмъ можетъ доказать ваша леди, покорная жена ваша, какъ она покорна и какъ она любитъ васъ?-- За тѣмъ, пусть онъ осыпитъ его страстными поцѣлуями, очаровательными ласками и, склонивъ голову на грудь его, зальется слезами радости, что благородный лордъ избавился отъ болѣзни, которая цѣлыя семь лѣтъ заставляла его почитать себя бѣднымъ, презрѣннымъ нищимъ. Не имѣетъ женской способности проливать слезы когда вздумается -- можетъ воспользоваться завернутой въ платокъ луковицей: она поневолѣ ороситъ глаза его. Ступай, чтобъ все это было исполнено какъ можно скорѣе; дальнѣйшія распоряженія я не замедлю сообщить вамъ. (Служитель уходитъ.) Я знаю, шалунъ передастъ прекрасно и грацію, и голосъ, и походку, и манеры благородной женщины; я съ нетерпѣніемъ жду, какъ онъ будетъ величать этого пьяницу супругомъ своимъ, какъ мои служители будутъ ухаживать за этимъ глупымъ мужикомъ. Пойду, однакожь, помогу имъ моими совѣтами; мое присутствіе умѣритъ ихъ смѣшливость, которая, пожалуй, все испортитъ.

(Уходитъ.)

  

СЦЕНА 2.

Спальня въ домъ Лорда.

Слэй въ богатомъ шлафорѣ и вокругъ его Служители съ платьями и другими туалетными принадлежностями.

Входитъ Лордъ одѣтый также служителемъ.

   СЛЭЙ. Ради Бога, кружку элю!
   1 сл. Не прикажете ли, благородный лордъ, бокалъ хересу?
   2 сл. Не угодно ль вашей свѣтлости отвѣдать этого варенья?
   З сл. Какое платье угодно надѣть вашей свѣтлости?
   СЛЭЙ. Я Христоферъ Слэй; не называйте меня ни лордомъ, ни вашей свѣтлостью. Я никогда не пивалъ хереса; а ужь если вамъ такъ хочется угостить меня вареньемъ -- такъ давайте говяжьяго. Не спрашивайте меня какое платье хочу надѣть я, потому что у меня столько же куртокъ сколько спинъ, столько же чулокъ сколько голеней, столько же башмаковъ сколько ступней, а иногда ступней даже и больше, чѣмъ башмаковъ, да и башмаки-то такіе, что пальцы изъ носковъ выглядываютъ.
   ЛОРД. Да избавитъ васъ небо отъ этихъ скорбныхъ фантазій {Въ прежнихъ изданіяхъ: Heaven cease this idle humour... По Колльеру: Heaven cease this evil humour...}! Не жалость ли, что человѣкъ, столь знатный, такого знаменитаго происхожденія, такъ богатый, такъ уважаемый -- поддается такимъ низкимъ мыслямъ?
   СЛЭЙ. Да что жь вы, съ ума что ли хотите свести меня? Развѣ я не Христоферъ Слэй, не сынъ стараго Слейя Бортонхизскаго, по рожденію разнощикъ, по воспитанію гребенщикъ, по преобразованію вожакъ медвѣдей, а по теперешнему ремеслу мѣдникъ? Спросите Маріану Хакетъ, жирную хозяйку Винкотской корчмы; если она не знаетъ меня, если она скажетъ, что я не долженъ ей четырнадцати пенсовъ за варвикширской эль {Въ прежнихъ изданіяхъ: fourteen pence on the score for sheer ale... По Колльеру: fourteen pence on the score for Warwichshire ale...} -- отмѣтьте меня подлѣйшимъ лжецомъ въ цѣломъ христіанствѣ. Я, слава Богу, не спятилъ еще. Вотъ --
   1 сл. Вотъ это-то и крушитъ вашу леди.
   2 сл. Вотъ это-то и печалитъ вашихъ служителей.
   ЛОРД. Вотъ причина, почему ваши родственники чуждаются вашего дома; вы какъ бы изгнали ихъ отсюда вашимъ страннымъ помѣшательствомъ. О, вспомните, благородный лордъ, вспомните ваше знаменитое происхожденіе; возвратите изъ ссылки прежніе высокіе помыслы, и изгоните эти низкія, отвратительныя грезы. Посмотрите съ какимъ нетерпѣніемъ ожидаютъ приказаній ваши служители, готовые повиноваться первому мановенію; угодно музыки?-- слушайте! (Музыка.) Самъ Аполлонъ играетъ и двадцать соловьевъ поютъ. Хотите отдохнуть?-- мы перенесемъ васъ на постель, мягче и покойнѣе сладострастнаго ложа, нарочно для Семирамиды приготовленнаго. Желаете прогуляться?-- мы усыплемъ землю цвѣтами; вздумаете проѣхаться?-- лошади, въ збруяхъ блестящихъ золотомъ и перлами, будутъ сейчасъ же готовы. Любите охоту?-- соколы ваши перевысятъ утренняго жаворонка; борзыя заставятъ самое небо вторить звонкому лаю ихъ, вызовутъ громкое эхо изъ глубокихъ нѣдръ земли.
   1 сл. Наши гончія быстрѣе оленя, легче дикой козы.
   2 сл. Любите живопись?-- мы сейчасъ же принесемъ вамъ Адониса, отдыхающаго на берегу журчащаго ручейка, и Цитерею, спрятавшуюся въ тростникѣ, который, кажется, движется, играя съ ея дыханіемъ, какъ играетъ съ вѣтромъ, когда онъ колеблетъ его.
   ЛОРД. Мы покажемъ вамъ Іо, когда она была еще дѣвушкой, и какъ она была обманута, написанную такъ живо, какъ живо было самое дѣло.
   2 сл. Или Дафну, бѣгущую по тернистому лѣсу, царапающую ноги, такъ что можно побожиться, что въ самомъ дѣлѣ изъ нихъ течетъ кровь, а огорченный Аполлонъ, видя это, плачетъ -- такъ искусно написаны кровь и слезы.
   ЛОРД. Вы лордъ, настоящій лордъ; ваша леди, прекраснѣйшая изъ всѣхъ женщинъ нашего бѣднаго времени.
   1 сл. Пока слезы, которыя она проливала по васъ, не пронеслись завистливымъ потокомъ по очаровательному лицу ея, она была красивѣйшимъ созданіемъ въ цѣломъ мірѣ; да и теперь она не уступитъ ни одной женщинѣ.
   СЛЭЙ. Да неужели же я лордъ, и у меня такая леди? Грежу я, или грезилъ до сихъ поръ? Я не сплю; я вижу, слышу, говорю, обоняю благовонія, осязаю мягкое.-- Я, клянусь жизнью, въ самомъ дѣлѣ лордъ, не мѣдникъ, не Христоферъ Слэй.-- Ладно, давайте же сюда жену мою; да -- повторяю еще разъ -- кружку элю.
   2 сл. Не угодно ли вашей свѣтлости умыть руки? (Служители подноситъ ему тазъ и проч.) О, какъ мы рады, что вы пришли наконецъ въ себя; что наконецъ вспомнили кто вы. Цѣлыя пятнадцать лѣтъ вы какъ бы спали, а если и бодрствовали, такъ и бдѣніе это было точно сонъ.
   СЛЭЙ. Пятнадцать лѣтъ? вотъ такъ храпокъ, нечего сказать. И неужели во все это время я ничего не говорилъ?
   1 сл. Говорили, лордъ; но все такой вздоръ. Лежа въ этой прекрасной комнатѣ, вы увѣряли, что васъ выталкиваютъ за дверь, ругали хозяйку дома, кричали, что потребуете ее къ суду, за то, что подаетъ глиняныя кружки вмѣсто клейменыхъ квартъ. Иногда кликали Цецилію Хакетъ.
   СЛЭЙ. Ну да, прислужницу корчмы.
   3 сл. Но вы, сэръ, не знаете ни корчмы, ни этой прислужницы, ни всѣхъ этихъ людей, которыхъ называли: Стефэномъ Слэй, старымъ Джономъ Пэнсъ, Питеромъ Торфъ, Генрихомъ Пимпернель и множествомъ еще другихъ именъ,-- которые никогда не существовали, которыхъ никто и не видывалъ.
   СЛЭЙ. Благодареніе Господу, что онъ изцѣлилъ меня.
   ВСѢ. Аминь.
   СЛЭЙ. Благодарю; вы отъ этого не проиграете.

Входить Пажъ, одѣтый какъ леди, со свитой.

   ПАЖЪ. Какъ здоровье моего благороднаго лорда?
   СЛЭЙ. Прекрасно; потому что, вижу, здѣсь можно попировать. Гдѣ жь жена моя?
   ПАЖЪ. Здѣсь, благородный лордъ; что прикажешь ты ей?
   СЛЭЙ. Ты жена моя, и не называешь меня мужемъ? Для моихъ служителей я лордъ, а для тебя я мужъ.
   ПАЖЪ. Мой супругъ и лордъ мой, мой лордъ и супругъ мой, я покорная жена твоя.
   СЛЭЙ. Знаю.-- Какъ же звать мнѣ ее?
   ЛОРД. Сударыней.
   СЛЭЙ. Сударыней Алисой, или сударыней Жанной?
   ЛОРД. Просто сударыней; лорды всегда такъ называютъ женъ своихъ.
   СЛЭЙ. Ну, сударыня жена, они говорятъ, что я грезилъ и спалъ, такъ -- лѣтъ около пятнадцати {Въ прежнихъ изданіяхъ: Above some fifteen уеаг... По Колльеру: About some fifteen уеаг...}, и даже болѣе.
   ПАЖЪ. И эти пятнадцать лѣтъ показались мнѣ тридцатью, потому что все это время я была удалена отъ твоего ложа.
   СЛЭЙ. Это ужасно.-- Служители, оставьте меня одного съ ней.-- Раздѣвайтесь, сударыня, и ложитесь въ постель сейчасъ же.
   ПАЖЪ. Трижды благородный лордъ, прошу васъ повременить еще ночь или двѣ, или покрайнѣй мѣрѣ до вечера, потому что врачи предписали мнѣ рѣшительное удаленіе отъ вашего ложа, подъ опасеніемъ возвращенія вашей прежней болѣзни. Надѣюсь, что эта причина вполнѣ извинитъ меня.
   СЛЭЙ. Но я въ такомъ положеніи, что не могу такъ долго ждать. Да и впасть-то въ прежнія грезы не хочется, а потому -- подожду наперекоръ крови и плоти.

Входитъ Служитель.

   СЛУЖ. Актеры вашей свѣтлости, узнавъ о вашемъ выздоровленіи, желаютъ позабавить васъ пресмѣшнымъ представленіемъ; врачи же ваши находятъ это весьма полезнымъ, потому что чрезмѣрное уныніе сгустило вашу кровь, а меланхолія кормилица безумія. Они полагаютъ, что потѣшное представленіе подѣйствуетъ на васъ благотворно, расположитъ къ радости и веселію, а радость и веселіе предотвращаютъ тысячи печалей и продолжаютъ жизнь.
   СЛЭЙ. Отлично! пусть играютъ. Что жь это такое будетъ? святочная проказа, или какое-нибудь эдакое ломанье?
   ПАЖЪ. Нѣтъ, добрый лордъ мой, представленіе это будетъ гораздо поинтереснѣе.
   СЛЭЙ. То есть повыгоднѣе {Тутъ непереводимая игра значеніями словъ stuff -- содержаніе, предметъ, и household stuff -- домашній скарбъ.}?
   ПАЖЪ. Это нѣчто въ родѣ повѣствованія.
   СЛЭЙ. Ладно, мы посмотримъ. Ну, сударыня жена, садись-ка со мной рядомъ, и пусть свѣтъ идетъ себѣ, какъ хочетъ -- намъ не помолодѣть ужь {Въ прежнихъ изданіяхъ: and let the World slip; we shall ne'er be younger. По Колльеру: We shall ne'er be younger and let the World slide...}. (Садятся.)
  

Дp2;ЙСТВІЕ 1.

СЦЕНА 1.

Падуя. Площадь.

Входятъ Люченціо и Траніо.

   ЛЮЧ. Любезный Траніо, ты знаешь, какъ я сгаралъ желаніемъ увидѣть Падую -- эту кормилицу наукъ, и вотъ, мы въ плодоносной Ломбардіи, въ этомъ роскошномъ саду великой Италіи. Любовь и согласіе моего добраго отца и твое товарищество, мой вѣрный, во всѣхъ отношеніяхъ испытанный уже служитель, обезпечиваютъ меня вполнѣ; останемся же здѣсь, примемся за ученье, посвятимъ себя благороднымъ наукамъ. Я родился въ Пизѣ, знаменитой доблестными гражданами; Винченціо, отецъ мой -- богатѣйшій, торгующій съ цѣлымъ міромъ купецъ -- происходитъ отъ Бентиволіевъ; сынъ Винченціо, воспитанный во Флоренціи, долженъ оправдать всѣ его надежды, долженъ увѣнчать его богатство нравственными доблестями, и потому, Траніо, я думаю заняться преимущественно изученіемъ добродѣтели и той части философіи, которая учитъ достигать счастія только ею. Скажи, какъ ты думаешь объ этомъ? Я оставилъ Пизу, пріѣхалъ въ Падую, какъ человѣкъ, который изъ мелководья бросается въ глубь, чтобъ вполнѣ утолить жажду свою.
   ТРАН. Mi pardonate, синьоръ, мои образъ мыслей нисколько не разнится съ вашимъ. Я очень радъ, что вы не измѣнили рѣшимости насытиться всѣми сладостями сладостной философіи; объ одномъ только прошу -- остережемся, чтобъ, увлекшись добродѣтелью и правилами нравственности, не сдѣлаться стоиками или просто стойками {Тутъ игра созвучіемъ словъ stoics -- стоики, и stocks -- палки.}; чтобъ изъ набожной преданности этикѣ Аристотеля {Въ прежнихъ изданіяхъ: to Aristotlc's checks... По Колльеру: to Arislotic's ethics...}, не отречься отъ Овидія, какъ отъ проклятаго. Толкуйте о логикѣ съ товарищами, но не оставляйте риторики въ обыкновенномъ разговорѣ; отводите душу музыкой и поэзіей, математикой же и метафизикой занимайтесь когда пробудится потребность. Все, что дѣлается безъ удовольствія, не приноситъ никакой пользы; коротко, учитесь тому, къ чему чувствуете наибольшее расположеніе.
   ЛЮЧЕН. Благодарю, Траніо; твой совѣтъ вполнѣ благоразуменъ. О, еслибъ Біонделло былъ уже здѣсь {Въ прежнихъ изданіяхъ: If Biondello, thou wert come ashore... По Колльеру: If Biondello now were come ashore...} -- мы устроились бы тотчасъ же, наняли бы жилище, достаточно просторное для пріема друзей, которыхъ со временемъ пріобрѣту въ Падуѣ. Но посмотри, что это за общество приближается сюда.
   ТРАН. Вѣрно какая-нибудь процессія, чтобъ привѣтствовать наше прибытіе въ городъ.

Входятъ Баптиста, Катарина, Біанка, Греміо и Гортензіо. Люченціо и Траніо отходятъ къ сторонѣ.

   БАПТ. Прошу васъ, не докучайте мнѣ болѣе; вамъ извѣстна моя твердая рѣшимость не выдавать младшей, пока не выдамъ старшей. Еслибъ вы любили Катарину -- зная и любя васъ, я позволилъ бы вамъ волочиться за ней сколько угодно.
   ГРЕМ. Лучше ужь волочить ее {игра созвучіемъ словъ: court -- ухаживать, волочиться, и cart -- возить въ телегѣ, привязывать къ телегѣ преступника.}: для меня она слишкомъ сурова. Вотъ развѣ Гортензіо -- не хочетъ ли онъ?
   КАТАР. Прошу не дѣлать меня приманкой жениховъ.
   ГОРТ. Жениховъ, синьора? какъ понимаете вы это? женихи, да только не ваши. Дѣло другое, еслибъ вы были покротче, полюбезнѣе {Въ прежнихъ изданіяхъ: Unless you were of gentler, milder mould... По Колльеру: Unless you were of gentler, milder mood...}.
   КАТАР. О, вамъ, синьоръ, нечего опасаться; Катарина совсѣмъ и не думаетъ о васъ, а еслибъ подумала, такъ, повѣрьте, первой ея заботой было бы: причесать вамъ голову табуреткой, расписать вамъ лице, обратить васъ въ шута.
   ГОРТ. Сохрани насъ Боже отъ такихъ демоновъ!
   ГРЕМ. И меня, Боже милосердый!
   ТРАН. (Тихо Люченціо). Вотъ потѣха-то; да она или сумасшедшая, или дьявольски своенравна.
   ЛЮЧЕН. Но въ безмолвіи другой я вижу дѣвственную кротость и благонравіе. Молчи, Траніо.
   ТРАН. Дѣло; молчимъ и смотримъ.
   БАПТ. И вотъ, чтобъ доказать то, что я говорилъ вамъ, самымъ дѣломъ -- Біанка, ступай въ свою комнату. Ты не огорчайся этимъ, моя добрая Біанка; это нисколько не уменьшитъ моей любви, дитя мое.
   КАТАР. Милая овечка! она непремѣнно расплакалась бы, еслибъ только знала изъ чего.
   БІАН. Радуйся моему огорченію, сестра.-- Батюшка, я повинуюсь вамъ безропотно; книги и лютня замѣнятъ мнѣ общество, займутъ меня.
   ЛЮЧЕН. Слышишь, Траніо? это сама Минерва.
   ГОРТ. Синьоръ Баптиста, вы удивляете насъ. Мнѣ больно, что наше расположеніе подвергаетъ Біанку такимъ непріятностямъ.
   ГРЕМ. Вы хотите запереть ее изъ-за этого демона; наказываете за злой его языкъ?
   БАПТ. Довольно, синьоры; рѣшеніе мое неизмѣнно. Ступай, Біанка. (Біанка уходитъ) -- Я знаю, она любитъ поэзію и музыку; я возьму учителей способныхъ образовывать юность. Если вы, Гортензіо, или вы, синьоръ Греміо, имѣете кого-нибудь въ виду -- пришлите его ко мнѣ; человѣка, знающаго свое дѣло, я приму съ величайшимъ радушіемъ, не пожалѣю ничего, только бы дать моимъ дѣтямъ сколько возможно совершеннѣйшее образованіе. Прощайте.-- Катарина, ты можешь остаться; мнѣ нужно переговорить еще кой о чемъ съ Біанкой. (Уходитъ.)
   КАТАР. А я полагаю, что могу и уйдти. Какъ! распоряжаться каждымъ даже шагомъ моимъ, какъ будто сама не знаю, что мнѣ дѣлать и чего не дѣлать. Не бывать этому! (Уходитъ.)
   ГРЕМ. Ступай хоть къ черту; ты такъ любезна, что никто и не подумаетъ удерживать тебя.-- Любовь къ ней отца, синьоръ Гортензіо, не такъ безконечна еще, чтобъ мы не могли переждать ее; пирогъ нашъ не доспѣлъ и сверху и снизу: что жь дѣлать, попостимся пока. Прощайте.-- Какъ бы то ни было, изъ любви къ прелестной Біанкѣ постараюсь отыскать человѣка, способнаго преподавать предметы, въ изученіи которыхъ она находитъ такое удовольствіе, и пошлю его къ отцу.
   ГОРТ. Я также.-- Послушайте, однакожь, синьоръ Греміо, до сихъ поръ мы рѣшительно чуждались другъ друга; но теперь, обдумавъ все хорошенько, я вижу, что для того, чтобъ имѣть снова свободный доступъ къ предмету нашей страсти, для того, чтобъ снова быть счастливыми соперниками въ любви къ Біанкѣ -- намъ необходимо сблизиться и общими силами хлопотать объ одномъ.
   ГРЕМ. О чемъ же?
   ГОРТ. О томъ, чтобъ добыть сестрѣ ея мужа.
   ГРЕМ. Мужа! черта развѣ.
   ГОРТ. Мужа, говорю я.
   ГРЕМ. Черта, говорю я. Полноте, Гортензіо; какъ бы ни былъ богатъ отецъ ея, а глупца, который согласился бы жениться на самомъ адѣ, все-таки не сыщешь.
   ГОРТ. Ошибаетесь, Греміо; изъ того, что ни вы, ни я не можемъ выносить ея бѣснованія, не слѣдуетъ еще, чтобы въ этомъ мірѣ не было молодцевъ, которые, при хорошемъ приданомъ, не побоятся взять и ее со всѣми ея недостатками. Надо только поискать.
   ГРЕМ. Не знаю; для меня, покрайней мѣрѣ, это все равно, что взять приданое съ условіемъ, что тебя каждое утро будутъ сѣчь у позорнаго столба.
   ГОРТ. Оно, конечно, какой выборъ между гнилыми яблоками. Но такъ какъ препятствіе это сблизило уже насъ -- будемъ же дружны, пока, добывъ мужа старшей, не дадимъ и младшей полную свободу выбирать себѣ мужа; и тогда, пусть каждый хлопочетъ уже о себѣ.-- О, Біанка!-- Счастливому счастливая и доля! Чей конь быстрѣе, тотъ и у цѣли. Что вы на это скажете, синьоръ Греміо?
   ГРЕМ. Согласенъ; лучшую изъ всѣхъ лошадей Падуи подарилъ бы я тому, кто отважился бы выѣхать на это сватовство, рѣшился жениться на ней, раздѣлить съ ней ложе свое, освободить отъ нея домъ этотъ.-- Идемте. (Уходитъ.)
   ТРАН. (Выходя впередъ вмѣстѣ съ Люченціо). Помилуйте, синьоръ, какъ будто любовь можетъ овладѣть человѣкомъ такъ внезапно?
   ЛЮЧЕН. О, Траніо, я всегда почиталъ это невѣроятнымъ, невозможнымъ; но вотъ, между тѣмъ, какъ я беззаботно стоялъ здѣсь и смотрѣлъ, любовь показала мнѣ вдругъ все свое могущество даже и надъ беззаботностью. Я все выскажу тебѣ -- ты такъ же мнѣ вѣренъ и близокъ, какъ была нѣкогда Анна {Сестра и повѣренная Дидоны.} королевѣ карѳагенской,-- Траніо, я горю, я пылаю; я погибну, Траніо, если не добуду этой юной, смиренной дѣвы. Совѣтуй мнѣ, Траніо, я знаю -- ты можешь; помоги мнѣ Траніо, я знаю -- ты но откажешь.
   ТРАН. Синьоръ, теперь не время журить васъ; страсти не выжуришь изъ сердца. Если любовь овладѣла уже вами -- мнѣ остается только сказать: Redime te captura quam queas minimo {Искупи себя изъ плѣни сколько можно меньшимъ (дешевле).}.
   ЛЮЧЕН. Благодарю, любезный Траніо; продолжай -- по началу я предчувствую уже, какъ успокоительно будетъ остальное,-- твой совѣтъ такъ благоразуменъ.
   ТРАН. Синьоръ, вы такъ были углублены въ созерцаніе этой дѣвушки, что главнаго-то, вѣроятно, и не замѣтили?
   ЛЮЧЕН. О, нѣтъ, замѣтилъ -- замѣтилъ въ чертахъ ея дивную прелесть, которой дочь Агенора {Европа.} смирила мощнаго Юпитера, заставила облобызать колѣнами критскій берегъ.
   ТРАН. И только? а не замѣтили, какъ старшая начала браниться, какъ подняла бурю, шума которой не вынесетъ никакое смертное ухо?
   ЛЮЧЕН. Я видѣлъ, Траніо, какъ двигались коралловыя уста ея, чувствовалъ какъ благоухалъ воздухъ ея дыханіемъ; дивно, прелестно, божественно было все, что я видѣлъ въ ней.
   ТРАН. Пора, однакожь, поумѣрить его восторженность.-- Прошу, придите въ себя, синьоръ; если вы въ самомъ дѣлѣ любите эту дѣвушку -- напрягите всѣ ваши умственныя способности на то, чтобъ добыть ее. Дѣла вотъ въ какомъ положеніи: старшая ея сестра такъ зла и строптива, что до тѣхъ поръ, пока отецъ не сбудетъ ея съ рукъ, ваша любезная должна оставаться дѣвой, а чтобъ не докучали ей женихи, сидѣть дома въ заперти.
   ЛЮЧЕН. Жестокій отецъ!-- Но развѣ ты не слыхалъ, что онъ ищетъ для нея искусныхъ учителей?
   ТРАН. Какъ же, слышалъ, и на этомъ самомъ составилъ даже планъ.
   ЛЮЧЕН. И я, Траніо.
   ТРАН. Кажется мы оба придумали одно и то же.
   ЛЮЧЕН. Скажи мнѣ прежде свой.
   ТРАН. Вы хотите выдать себя за учителя, взять на себя образованіе этой дѣвушки; не такъ ли?
   ЛЮЧЕН. Такъ; не знаю только, возможно ли это?
   ТРАН. Никакъ; кто жь будетъ представлять здѣсь сына Винченціо? кто будетъ хозяйничать, учиться, посѣщать, принимать и угощать друзей и соотечественниковъ?
   ЛЮЧЕН. Basta! успокойся; все придумано. Мы здѣсь ни у кого не были еще; по лицу не различишь слуги отъ господина, а изъ этого слѣдуетъ, что ты, Траніо, будешь господиномъ, будешь вмѣсто меня управлять и домомъ и служителями; я же явлюсь чѣмъ-нибудь другимъ, какимъ-нибудь Флорентинцемъ, Неаполитанцемъ, или Пизанцемъ. Рѣшено; что тутъ откладывать, Траніо,-- возьми мой беретъ и плащъ. Когда Біонделло пріѣдетъ, онъ долженъ служить тебѣ; но прежде необходимо зажать ему ротъ.
   ТРАН. Нечего дѣлать. (Мѣняются щапками и плащами.) Вы хотите этого, синьоръ -- я долженъ повиноваться. "Служи сыну моему!" сказалъ мнѣ вашъ батюшка, отпуская насъ. Конечно, это было сказано совсѣмъ въ другомъ смыслѣ; но я такъ люблю Люченціо, что для него радъ сдѣлаться даже самимъ Люченціо.
   ЛЮЧЕН. Будь же имъ, Траніо, потому что Люченціо любитъ; Люченціо будетъ рабомъ, чтобъ только добыть дѣву, дивный видъ которой плѣнилъ изумленный взоръ его {Въ прежнихъ изданіяхъ: my wounded eye... По экземпляру Колльера: my wond'ring eye...} такъ неожиданно.

Входите Біонделло.

   Вотъ и Біонделло.-- Скажи, негодяй, гдѣ это ты былъ до сихъ поръ.
   БІОН. Гдѣ я былъ?-- Нѣтъ, скажите-ка, гдѣ вы-то теперь? обокралъ васъ мой товарищъ Траніо? или вы -- его? или вы обокрали другъ друга? Что все это значитъ?
   ЛЮЧЕН. Послушай, теперь не время шутить, и потому сообразуйся со временемъ.-- Твой товарищъ Траніо, чтобъ спасти мнѣ жизнь, кромѣ моего платья, беретъ на себя и мою роль, а я -- его; потому что, тотчасъ по прибытіи сюда, я впутался въ драку, убилъ человѣка и опасаюсь теперь преслѣдованій. Приказываю тебѣ служить ему, какъ мнѣ; а я, между тѣмъ, чтобъ спасти жизнь, скроюсь. Понимаешь?
   БІОН. Я, синьоръ? ничего не понимаю.
   ЛЮЧЕН. Съ этого мгновенія, чтобъ и помину не было о Траніо; Траніо превратился въ Люченціо.
   БІОН. Тѣмъ лучше для него; я и самъ не отказался бы отъ такого превращенія.
   ТРАН. И я не былъ бы противъ этого, еслибъ только этимъ можно было добыть младшую дочь Баптиста. Но слушай -- не для себя, а для твоего господина, прошу тебя обходиться со мной, какъ можно почтительнѣе. Наединѣ съ тобой я все тотъ же Траніо; но при постороннихъ, я твой господинъ Люченціо.
   ЛЮЧЕН. Идемъ, Траніо.-- Постой, еще одно: ты долженъ явиться женихомъ; для чего, спросишь ты,-- скажу только, что у меня есть на это достаточная причина. (Уходятъ.)

-----

   1 сл. Вы дремлете, лордъ; вы не обращаете никакого вниманія на пьесу.
   СЛЭЙ. Нѣтъ, клянусь святой Анной, обращаю. Славная штука!-- А много еще осталось?
   ПАЖЪ. Она только началась, любезный лордъ.
   СЛЭЙ. Отличная, превосходная штука, сударыня леди. А желалъ бы, чтобъ поскорѣй кончилась!
  

СЦЕНА 2.

Тамъ же. Передъ домомъ Гортензіо.

Входитъ Петручіо и Груміо.

   ПЕТР. Я простился на время съ Вероной, чтобъ повидаться съ моими друзьями въ Падуѣ, и въ особенности съ лучшимъ и вѣрнѣйшимъ изъ друзей, съ моимъ добрымъ Гортензіо. Если не ошибаюсь, это его домъ; стукни-ка, Груміо.
   ГРУМ. Стукнуть, синьоръ {Тутъ игра значеніями глагола to knock -- стучаться и бить.}? кого же? развѣ кто оскорбилъ вашу милость?
   ПЕТР. Дуракъ, какъ будто не понимаешь меня.
   ГРУМ. Васъ, синьоръ? помилуйте, какъ же я смѣю?
   ПЕТР. Дѣлай, оселъ, что тебѣ приказываютъ; колоти, да хорошенько, если не хочешь, чтобъ я проколотилъ глупую башку твою.
   ГРУМ. Онъ въ драчливомъ расположеніи. Стукни вишь его, а тамъ и расплачивайся.
   ПЕТР. Чтожь? Не хочешь стучать, такъ заноешь у меня; посмотримъ, помнишь ли свое sol, fa. (Дерете его за ухо.)
   ГРУМ. Помогите, помогите! господинъ мои взбѣсился.
   ПЕТР. Стучи, негодяй! стучи, бездѣльникъ, когда тебѣ приказываютъ! (Груміо падаетъ на кольни.)

Входите Гортензіо.

   ГОРТ. Что тутъ такое?-- Ба! старый знакомецъ Груміо! и мой добрый другъ Петручіо!-- Какъ поживаете вы въ Веронѣ?
   ПЕТР. Гортеизіо, ты какъ нельзя кстати являешься рѣшителемъ этой распри. Могу сказать тебѣ: con tutlo il core bene trovato {Отъ всей души радъ, что встрѣтился съ тобой.}.
   ГОРТ. Alla nostra casa bene vemito, molto onorato signor mio Pelruchio {Очень радъ видѣть васъ въ своемъ домѣ, много-уважаемый синьоръ Петручіо.}. Встань, любезный Груміо, встань; мы сейчасъ все уладимъ.
   ГРУМ. Нѣтъ, латынью-то {Шекспиръ заставляетъ Груміо принять итальянскую рѣчь за латинскую, забывая, что онъ Италіянецъ.} ничего не уладишь.-- Теперь я имѣю самую законную причину оставить его; онъ -- видите ли, синьоръ,-- велѣлъ мнѣ стукнуть себя, да еще хорошенько; ну, а вы сами знаете, прилично ли слугѣ бить господина, и не пискунчика какого-нибудь, а прожившаго ужь лѣтъ тридцать и съ залишкомъ. Теперь я, ей-богу, жалѣю, что не стукнулъ его тотчасъ же; не досталось бы тогда Груміо.
   ПЕТР. Безмозглый бездѣльникъ!-- Представь, любезный Гортензіо, я никакъ не могъ добиться, чтобъ негодяи этотъ постучался въ двери твоего дома.
   ГРУМ. Въ двери?-- О, Господи! вы положительно сказали: "стукни-ка, дуракъ, меня; колоти, оселъ, да хорошенько", а теперь сваливаете все на двери.
   ПЕТР. Совѣтую тебѣ молчать, или убираться къ черту, ГОРТ. Полно, Петручіо; я ручаюсь за Груміо. Какъ тебѣ не стыдно изъ вздора ссориться съ старымъ, вѣрнымъ и любимымъ служителемъ! Скажи-ка мнѣ лучше, какой благодатный вѣтеръ примчалъ тебя изъ древней Вероны въ нашу Падую?
   ПЕТР. Вѣтеръ, который разноситъ молодыхъ людей по свѣту искать счастія внѣ дома, гдѣ такъ туго ростетъ опытность. Коротко, вотъ въ чемъ дѣло, Гортензіо: Антоніо, отецъ мой, умеръ; въ кошелькѣ у меня достаточно кронъ, а въ домѣ довольно добра, вотъ я и пустился въ этотъ лабиринтъ за женой и за счастьемъ.
   ГОРТ. А что, Петручіо, еслибъ я предложилъ тебѣ жениться на дѣвушкѣ дурной и притомъ злой, но за то богатой, очень богатой -- вѣдь ты не поблагодарилъ бы меня; впрочемъ, я такъ съ тобой друженъ, что никогда не сдѣлаю этого.
   ПЕТР. Синьоръ Гортензіо, къ чему околичности между такими друзьями, какъ мы? Если ты знаешь дѣвушку достаточно богатую, чтобъ быть женой Петручіо -- потому что богатство единственный припѣвъ къ моей свадебной пѣснѣ,-- будь она такъ гадка какъ любезная Флоренція {Флоренцій -- герой одной старой повѣсти,-- рѣшился жениться на уродливѣйшей женщинѣ, если она только разгадаетъ ему загадку, отъ которой зависѣла жизнь его.}, такъ стара какъ Сибилла, такъ зла и сварлива какъ Ксантипа и даже хуже -- это не остановитъ меня; будь она такъ же бѣшена, какъ бурное Адріатическое море -- мнѣ все равно. Я пріѣхалъ въ Падую, чтобъ жениться на богатой -- женюсь на богатой, и прекрасно.
   ГРУМ. Видите ль синьоръ, онъ, покрайней мѣрѣ, начисто высказываетъ вамъ, какъ онъ объ этомъ думаетъ. Побольше только денегъ; а тамъ жените его, пожалуй, хоть на куклѣ, хоть на малюткѣ, хоть на старой каргѣ, у которой ни одного зуба ко рту, а болѣзней болѣе, чѣмъ у пятидесяти двухъ клячъ,-- деньги вознаградятъ все.
   ГОРТ. Если такъ, Петручіо -- можно и осуществить шуточный намекъ мой. Я могу посватать тебѣ дѣвушку очень богатую, молодую, прекрасную собой, воспитанную какъ нельзя лучше. Въ ней одинъ только недостатокъ, но недостатокъ, который постоитъ многихъ: она невыносимо зла; она такъ сварлива, такъ строптива, что не имѣй я ничего, я и тогда не женился бы на ней даже за цѣлый рудникъ золота.
   ПЕТР. Вздоръ, Гортензіо! ты не знаешь силы золота.-- Скажи мнѣ, кто отецъ ея, и довольно; греми она, какъ громъ, раздирающій осеннія тучи, я все-таки возьму ее на абордажъ.
   ГОРТ. Отецъ ея Баптиста Минола, добрый и весьма обходительный дворянинъ; она -- Катарина Минола, прославившаяся въ Падуѣ злымъ языкомъ своимъ.
   ПЕТР. Ее я не знаю, но отца знаю; онъ былъ хорошо знакомъ съ моимъ. Я не засну, пока не увижу ее, и потому, Гортензіо, если не пойдешь къ нему вмѣстѣ со мной, извини, что такъ скоро оставляю тебя.
   ГРУМ. Если ему такъ ужь хочется, вы и не останавливайте его, синьоръ. Вотъ вамъ мое слово, узнай она только его, какъ я, она тотчасъ догадается, что бранью ничего не сдѣлаешь. Такъ, отпусти она ему хоть дюжину бездѣльниковъ или чего-нибудь такого -- это нипочемъ ему; но начнетъ онъ -- тутъ держись только. Тутъ -- скажу вамъ -- заикнись только, и онъ пуститъ въ лице чѣмъ ни попало, обезобразитъ такъ, что ей, какъ кошкѣ, придется смотрѣть на свѣтъ прищурившись. Вы еще не знаете его, синьоръ.
   ГОРТ. Постой, я иду съ тобой, Петручіо, потому что Баптиста стражъ моего сокровища: въ дому его брилліантъ моей жизни, младшая его дочь, прекрасная Біанка, которую онъ скрываетъ и отъ меня, и отъ всѣхъ другихъ искателей и соперниковъ въ любви моей. Разсудивъ, что при ней старшая сестра, по недостаткамъ, о которыхъ я говорилъ тебѣ, никогда не найдетъ себѣ жениха -- онъ рѣшился никого не допускать къ Біанкѣ, пока злая Катарина не выйдетъ замужъ.
   ГРУМ. Злая Катарина! изъ всѣхъ прозвищъ для дѣвушки это самое худшее.
   ГОРТ. Другъ Петручіо, ты можешь оказать мнѣ большую услугу. Я переодѣнусь, и ты представишь меня Баптистѣ, какъ опытнаго учителя музыки; эта хитрость доставитъ мнѣ случай видѣть Біанку, искать любви ея, не возбуждая никакого подозрѣнія.

Входятъ Греміо и переодѣтый Люченціо съ книгами подъ мышкой.

   ГРУМ. И не плутовство это!-- Вотъ она молодежь-то; только и помысловъ, что надувать стариковъ.-- Оглянитесь, синьоръ; кто-то идетъ сюда.
   ГОРТ. Молчи, Груміо: это мой соперникъ.-- Отойдемъ на минутку въ сторону.
   ГРУМ. Молодецъ хоть куда! настоящій amoroso! (Отходитъ къ сторонѣ.)
   ГРЕМ. Прекрасно; я пробѣжалъ весь списокъ. Отдайте ихъ переплести какъ можно лучше; -- во всякомъ случаѣ только книги любовнаго содержанія; никакого другаго чтенія -- вы понимаете меня? Кромѣ того, что вы получите отъ синьора Баптиста, вы будете вполнѣ довольны и моей щедростью.-- Тетрадки надушите хорошенько, потому что та, которой онѣ назначены, благоуханнѣе всѣхъ возможныхъ ароматовъ.-- Съ чего жь начнете вы?
   ЛЮЧЕН. Съ чего бы ни началъ, будьте увѣрены, я буду дѣйствовать въ вашу пользу, въ пользу моего покровителя, и съ такимъ стараніемъ, какъ вы сами, еслибъ были тугъ, и можетъ-быть, еще съ большимъ успѣхомъ, чѣмъ вы, если вы только не изъ ученыхъ.
   ГРЕМ. О, ученость! что это какая ты дивная вещь!
   ГРУМ. (Въ сторону). О, куликъ! что это какой оселъ ты!
   ПЕТР. Молчи.
   ГОРТ. Молчи, Груміо.-- Здравствуйте, синьоръ Греміо.
   ГРЕМ. Очень радъ, что встрѣтилъ васъ, синьоръ Гортензіо. Отгадайте, куда иду я?-- Къ Баптисту Минола. Я обѣщалъ ему поискать учителя для прекрасной Біанки, и вотъ, счастливая звѣзда моя свела меня съ этимъ молодымъ человѣкомъ, по учености и по способностямъ вполнѣ достойнымъ быть ея наставникомъ, знакомымъ и съ поэтами и съ другими книгами, и хорошими -- могу поручиться.
   ГОРТ. Прекрасно; я также встрѣтилъ дворянина, который обѣщалъ мнѣ отыскать отличнѣйшаго музыканта. Такимъ образомъ и я не уступлю вамъ въ готовности служить прелестной, такъ страстно мной любимой Біанкѣ.
   ГРЕМ. Любимой мной -- я докажу это самымъ дѣломъ.
   ГРУМ. (Въ сторону). Кошелькомъ развѣ.
   ГОРТ. Греміо, теперь не время хвастаться нашей любовью. Послушайте, перестанете вздорить -- я сообщу вамъ новость, равно важную какъ для меня, такъ и для васъ. Вотъ дворянинъ, съ которымъ я встрѣтился случайно, и который, согласно съ нашимъ и по своему собственному желанію, хочетъ посвататься за злую Катарину, и даже жениться на ней, если найдетъ, что приданое достаточно.
   ГРЕМ. Хорошо, еслибъ это было не на словахъ только.-- Извѣстны ему ея недостатки?
   ПЕТР. Слышалъ что вздорная, бѣшеная дѣвка; если только, господа, я не вижу еще тутъ никакой бѣды.
   ГРЕМ. Въ самомъ дѣлѣ? Скажите, откуда вы?
   ПЕТР. Изъ Вероны, сынъ стараго Антоніо. Отецъ мой умеръ, но мое счастье живетъ еще для меня, и я надѣюсь пожить и хорошо и долго.
   ГРЕМ. Съ такой женой едва ли это возможно; впрочемъ, если таковъ ужь вкусъ вашъ -- съ Богомъ! я готовъ помогать вамъ всѣмъ.-- Такъ вы, не шутя, хотите свататься за эту дикую кошку?
   ПЕТР. Это все равно, что спросить: хочу ли я жить.
   ГРУМ. (Въ сторону). Хочетъ ли онъ посвататься за нее? разумѣется, или я повѣшу ее.
   ПЕТР. Я только за этимъ и пріѣхалъ сюда. Неужели вы думаете, что небольшой шумъ можетъ оглушить меня? Слыхалъ я и ревъ львовъ, и моря, когда, всклокоченное вѣтрами, оно неистовствуетъ, какъ дикій вепрь, покрытый пѣной ярости; слыхалъ я и громы небесные въ тучахъ, и громы земные на поляхъ битвъ, и звѣрскіе крики сражающихся, и ржаніе коней, и пронзительные звуки трубъ -- и вы толкуете мнѣ о языкѣ женщины, трескъ котораго и въ половину не такъ силенъ, какъ трескъ каштановъ на очагѣ мызника! Полноте, стращайте чучелами ребятишекъ.
   ГРУМ. (Въ сторону). Онъ ничего не боится.
   ГРЕМ. Послушайте, Гортензіо, у меня есть какое-то предчувствіе, что прибытіе этого синьора будетъ полезно и для него и для насъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: for his own good and yours... По Колльеру: for his own good and ours...}.
   ГОРТ. Я обѣщалъ, что мы поможемъ ему, раздѣлимъ съ нимъ всѣ хлопоты сватанья.
   ГРЕМ. И я согласенъ, только бы онъ женился на ней.
   ГРУМ. (Въ сторону). Желалъ бы я быть увѣреннымъ и въ хорошемъ обѣдѣ такъ же, какъ въ этомъ.

Входятъ Траніо въ богатой одеждѣ и Біонделло.

   ТРАН. Богъ въ помощь, синьоры! Осмѣлюсь спросить, гдѣ домъ синьора Баптиста Минола?
   БІОН. (Тихо Траніо). Того, у котораго двѣ прекрасныя дочери?-- о немъ ты спрашиваешь?
   ТРАН. О немъ.
   ГРЕМ. Позвольте, синьоръ; вамъ вѣроятно нуженъ онъ, а не она?
   ТРАН. Можетъ быть и онъ и она, синьоръ; впрочемъ, какое вамъ до этого дѣло?
   ПЕТР. По всякомъ случаѣ, синьоръ, бранчивую-то прошу оставить въ покоѣ.
   ТРАН. Я не люблю бранчивыхъ, синьоръ. Идемъ, Біонделло.
   ЛЮЧЕН. (Тихо Траніо). Прекрасно, Траніо.
   ГОРТ. Синьоръ, еще одно слово. Вы ищете руки дѣвушки, о которой спрашивали -- да, или нѣтъ?
   ТРАН. Если и да, синьоръ, что жь тутъ оскорбительнаго?
   ГРЕМ. Ничего, если безъ дальнихъ разговоровъ воротитесь назадъ.
   ТРАН. Помилуйте, синьоръ, да развѣ улицы для меня не такъ же свободны, какъ и для васъ?
   ГРЕМ. Улицы, но не она.
   ТРАН. Почему жь, синьоръ?
   ГРЕМ. А потому, синьоръ,-- если вы ужь такъ хотите знать это,-- потому что она предметъ любви синьора Греміо
   ГОРТ. Потому что она предметъ любви синьора Гортензіо.
   ТРАН. Не горячитесь, синьоры; если вы дворяне, такъ вы вѣрно будете на столько вѣжливы, что выслушаете меня терпѣливо. Баптиста благородный дворянинъ, онъ знаетъ моего отца, и еслибъ дочь его была еще прелестнѣе -- она могла бы имѣть еще болѣе жениховъ, а въ томъ числѣ и меня. Дочь прекрасной Леды {Елена.} имѣла тысячу искателей, почему жь и прекрасной Біанкѣ не пріобрѣсти еще одного? и Люченціо будетъ этимъ однимъ, хоть бы тутъ былъ и самъ Парисъ съ полной увѣренностью, что онъ одинъ восторжествуетъ.
   ГРЕМ. Что жь это! дворянинъ этотъ думаетъ заговорить насъ совершенно.
   ЛЮЧЕН. Синьоръ, дайте ему только волю, и вы увидите, онъ сейчасъ же собьется.
   ПЕТР. Гортензіо, къ чему всѣ эти разговоры?
   ГОРТ. Осмѣлюсь спросить у васъ, синьоръ, вы видѣли когда-нибудь дочь Баптиста?
   ТРАН. Нѣтъ, синьоръ; слышалъ только, что у него ихъ двѣ: одна такъ же прославившаяся браичивостью, какъ другая примѣрной кротостью.
   ПЕТР. Синьоръ, первая моя; о первой вамъ и хлопотать нечего.
   ГРЕМ. Разумѣется, предоставьте это великому Геркулесу; передъ этимъ подвигомъ и всѣ двѣнадцать Алкидовскихъ -- ничто.
   ПЕТР. Вы это обо мнѣ говорите? дѣйствительно младшая дочь, которой вы всѣ добиваетесь, заперта, недоступна до тѣхъ поръ, пока не выйдетъ замужъ старшая; тогда только освободится младшая -- никакъ не прежде.
   ТРАН. И вы, синьоръ, хотите помочь намъ всѣмъ? такъ ломайте жь ледъ, берите старшую; тотъ, кому посчастливится добыть младшую, повѣрьте, не останется неблагодарнымъ.
   ГОРТ. Синьоръ, вы прекрасно поняли дѣло; объявивъ себя однакожъ искателемъ, вы, точно такъ же, какъ и мы, обязаны вознаградить этого дворянина за то одолженіе, которое онъ намъ дѣлаетъ.
   ТРАН. Объ этомъ нечего и говорить; въ доказательство, прошу васъ всѣхъ подарить меня этимъ вечеромъ,-- попируемъ во славу дамъ нашихъ. Возьмемъ примѣръ съ адвокатовъ, которые въ судѣ ратуютъ другъ противъ друга, а дома пьютъ и ѣдятъ, какъ друзья.
   ГРУМ. и БІОН. Отличное предложеніе! Что тутъ думать, идемте.
   ГОРТ. Предложеніе въ самомъ дѣлѣ хорошо; я согласенъ. Петручіо, я буду твоимъ ben venuto.
  

ДѢЙСТВІЕ II.

СЦЕНА I.

Тамъ же. Комната въ домъ Баптиста.

Входятъ Катарина и Біанка.

   БІАН. Не оскорбляй меня, сестра, не унижай самое себя, дѣлая меня служанкой, рабой; только это и больно мнѣ. Что жь касается до тряпокъ -- развяжи мнѣ только руки, и я сама сброшу ихъ съ себя, сниму всѣ наряды, останусь въ одной юпкѣ; сдѣлаю все, что ты хочешь,-- такъ покорна я старшимъ.
   КАТАР. Скажи, кто изъ всѣхъ твоихъ жениховъ нравится тебѣ болѣе; да смотри, не лги.
   БІАН. Повѣрь, сестра, я до сихъ поръ не встрѣчала еще лица, которое могла бы предпочесть всѣмъ прочимъ.
   КАТАР. Лжешь. Вѣрно Горгензіо?
   БІАН. Если ты любишь его -- клянусь, я сама готова говорить ему въ твою пользу; сама буду стараться, чтобъ онъ женился на тебѣ.
   КАТАР. Такъ ты жаждешь богатства; тебѣ хочется выдти за Греміо, чтобъ жить въ роскоши.
   БІАН. Такъ это изъ-за него ты такъ завидуешь мнѣ? Не можетъ быть, ты шутишь; теперь понимаю, что и все это время ты просто шутила со мной. Развяжи же мнѣ руки.
   КАТАР. (Бьетъ ее). Если и это шутка, такъ и все было шуткой.

Входитъ Баптиста.

   БАПТ. Что это? какъ могла ты забыться до такой степени?-- Біанка, сюда!-- Бѣдная! она плачетъ.-- Поди, займись шитьемъ своимъ; не связывайся съ ней.-- А ты, дьявольское порожденіе, за что оскорбляешь ты ту, которая никогда не оскорбляла тебя; отъ которой ты даже непріятнаго слова не слыхала?
   КАТАР. Она издѣвается надо мной своей безотвѣтностью, и я заплачу ей за это. (Бросается къ Біанкѣ.)
   БАПТ. (Останавливая ее). Какъ, при мнѣ даже?-- Біанка, поди въ свою комнату. (Біанка уходитъ.)
   КАТАР. Вы ненавидите меня! Вижу теперь, она ваше сокровище, ей надо мужа; я босая должна плясать на ея сватьбѣ; потому что вы только ее и любите -- я должна няньчить въ аду обезьянъ {Народная насмѣшка надъ старыми дѣвками.}. Не говорите мнѣ ничего; пойду -- буду плакать, пока не выищу случая отмстить. (Уходите.)
   БАПТ. О, Боже! существовалъ ли когда дворянинъ, котораго бы такъ огорчали? Кто это идетъ сюда?

Входамъ Греміо и съ нимъ переодѣтый Люченціо, Петручіо съ переодp3;тымъ же Гортензіо, Траніо и Бюнделло съ лютней и съ книгами.

   ГРЕМ. Здравствуйте, сосѣдъ Баптиста.
   БАПТ. Здравствуйте, сосѣдъ Греміо. Здравствуйте, синьоры!
   ПЕТР. Скажите, синьоръ, вѣдь у васъ есть дочь Катарина, прекрасная и добродѣтельная?
   БАПТ. Да, у меня есть дочь, которую зовутъ Катариной.
   ГРЕМ. Какъ вы неловки; ну можно ли такъ прямо?
   ПЕТР. Вы мѣшаете мнѣ, синьоръ Греміо,-- оставьте меня.-- Синьоръ, я веронскій дворянинъ; я столько наслышался о красотѣ, любезности, умѣ, застѣнчивой скромности, и другихъ прекрасныхъ женственныхъ качествахъ ея {Въ прежнихъ изданіяхъ: Her wondrous qualilies... По Колльеру: Her wuman's qualifies...}, что осмѣлился явиться въ домъ вашъ незваннымъ гостемъ, единственно изъ непреодолимаго желанія удостовѣриться собственными глазами въ справедливости всѣхъ этихъ толковъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ, чтобы хоть нѣсколько заслужить расположеніе ваше (Подводя Гортензіо.) -- позвольте представить вамъ этого господина, какъ человѣка весьма искуснаго въ музыкѣ и математикѣ, какъ человѣка вполнѣ способнаго довершить образованіе ея въ искусствахъ, которыя, какъ я знаю, не совсѣмъ ей чужды. Примите услуги его, если не хотите огорчить меня; онъ изъ Мантуи, имя его Личіо.
   БАПТ. Я очень радъ вамъ, а по васъ и ему. Но, что касается до моей дочери Катарины, къ крайнему прискорбію, я долженъ сказать, что она не можетъ понравиться вамъ.
   ПЕТР. Я вижу, что вамъ не хочется разстаться съ ней; а можетъ быть и я самъ не нравлюсь вамъ?
   БАПТ. Не перетолковывайте словъ моихъ; я говорю, что думаю. Откуда вы, синьоръ, и какъ ваше имя?
   ПЕТР. Мое имя Петручіо; я сынъ Антоніо, человѣка извѣстнаго почти во всей Италіи.
   БАПТ. Какъ же, я очень хорошо зналъ его; и тѣмъ еще болѣе радъ видѣть васъ у себя.
   ГРЕМ. Не сердитесь, Петручіо, что я перебью васъ; дайте и намъ, бѣднымъ просителямъ, сказать слово. Вы удивительно какъ скоры.
   ПЕТР. Извините, синьоръ Греміо; мнѣ хотѣлось бы кончить все разомъ.
   ГРЕМ. Вѣрю; смотрите, однакожь, чтобъ послѣ не пришлось проклинать поспѣшность эту.-- Нельзя не согласиться, сосѣдъ, что предупредительность синьора Петручіо весьма похвальна; позвольте же и мнѣ, обласканному вами болѣе, чѣмъ кто-нибудь -- представить вамъ этого молодаго ученаго. Онъ долго учился въ Реймсѣ; свѣдущъ въ греческомъ, въ латинскомъ и въ другихъ языкахъ такъ же, какъ первый въ музыкѣ и математикѣ. Его имя Камбіо; прошу принять услуги его.
   БАПТ. Много, много благодаренъ вамъ, синьоръ Греміо; очень радъ вамъ, добрый Камбіо. (Обращаясь къ Траніо) Но вы, синьоръ, вы мнѣ совершенно незнакомы; осмѣлюсь спросить, что вамъ угодно?
   ТРАН. Синьоръ, вы простите моей дерзости, что я, чужестранецъ въ этомъ городѣ, осмѣливаюсь явиться къ вамъ искателемъ руки вашей младшей дочери, прекрасной и добродѣтельной Біанки. Мнѣ извѣстно ваше твердое рѣшеніе не выдавать ее прежде старшей, и потому прошу объ одномъ только, чтобъ вы, узнавъ мое происхожденіе, осчастливили и меня, точно такъ же, какъ прочихъ жениховъ, вашимъ расположеніемъ и позволеніемъ посѣщать вашъ домъ. Желая въ то же время хоть чѣмъ-нибудь содѣйствовать образованію дочерей вашихъ -- я приношу эту простую лютню и эту небольшую связку греческихъ и латинскихъ книгъ {Въ Шекспирово время дамы высшаго сословія занимались древними языками.}, которыя только тогда и будутъ имѣть цѣну, когда вы примете ихъ.
   БАПТ. Ваше имя Люченціо; скажите жь, откуда вы {Вѣроятно переписчиками пропущено тутъ нѣсколько строкъ, въ которыхъ Траніо говоритъ, что его имя Люченціо.}?
   ТРАН. Изъ Пизы, синьоръ; сынъ Винченціо.
   БАПТ. Винченціо извѣстный гражданинъ Пизы; я много слыхалъ о немъ. Очень, очень радъ вамъ.-- (Обращаясь къ Гортензіо) Возьмите лютню, (Обращаясь къ Люченціо) а вы эту пачку книгъ -- я сейчасъ велю проводить васъ къ вашимъ ученицамъ.-- Эй, кто-нибудь!

Входитъ Служитель.

   Отведи этихъ господъ къ моимъ дочерямъ; да скажи имъ, что это учителя ихъ, чтобъ онѣ приняли ихъ какъ должно. (Служитель уходитъ съ Люченціо, Гортензій, и Біонделло.) А мы, пойдемъ, погуляемъ въ саду, а тамъ и обѣдать. Я очень радъ вамъ; надѣюсь, что никто не усомнится въ этомъ.
   ПЕТР. Синьоръ Баптиста, дѣла мои не терпятъ никакихъ проволочекъ; не могу я каждый день являться сюда женихомъ. Вы знали моего отца, по немъ вы знаете и меня, единственнаго наслѣдника его движимаго и недвижимаго имѣнія, которое я скорѣй устроилъ, чѣмъ разстроилъ; скажите же,-- если я пріобрѣту любовь вашей дочери, что дадите вы за ней въ приданое?
   БАПТ. По смерти моей половину всего моего имущества, и сейчасъ же двадцать тысячь кронъ.
   ПЕТР. Прекрасно; за это приданое я утверждаю за ней, если она переживетъ меня, все мое движимое и недвижимое. Изложимъ же все это на бумагѣ, чтобъ ни съ которой стороны не было неустойки.
   БАПТ. Но прежде всего, я думаю, надо пріобрѣсти еще любовь ея -- это главное.
   ПЕТР. Это пустяки; видишь ли, отецъ мой, я такъ же непреклоненъ, какъ она заносчива; а два ярые огня, встрѣтившись, пожираютъ все, что питало ихъ ярость. Слабый вѣтерокъ раздуваетъ и маленькой огонекъ, но бурный порывъ разноситъ и огонь и все; и этимъ-то бурнымъ порывомъ буду я, и она уступить мнѣ, потому что я силенъ и не какъ ребенокъ стану искать любви ея.
   БАПТ. Желаю тебѣ успѣха; во всякомъ однакожь случаѣ, приготовься выслушать много непріятнаго.
   ПЕТР. Я знаю себя; я то же, что горы противъ вѣтровъ -- не дрогнутъ, дуй они себѣ хоть цѣлую вѣчность.

Входитъ Гортензіо ея прошибенной головой.

   БАПТ. Что съ вами, другъ мой? отчего вы такъ блѣдны?
   ГОРТ. Блѣденъ, такъ вѣрно отъ страха.
   БАПТ. Что, дочь моя? имѣетъ музыкальныя способности?
   ГОРТ. Скорѣй воинственныя; ей надо булатъ, а не лютню.
   БАПТ. Такъ вы не могли добиться, чтобъ она занялась лютней?
   ГОРТ. Добился, что она разбила ее объ меня. Я только сказалъ, что она не обращаетъ вниманія на лады и согнулъ руку, чтобъ показать какъ должно ставить пальцы; -- "Такъ ты это называешь ладами? улажу жь я тебя!" закричала она съ дьявольской запальчивостью, и тутъ же ударила меня лютней по головѣ такъ сильно, что голова моя проскочила насквозь. Оглушенный, я стоялъ съ минуту, выглядывая изъ лютни, какъ изъ колодки, между тѣмъ какъ она величала меня безмозглымъ гудочникомъ и множествомъ другихъ, столь же лестныхъ названій, какъ будто заранѣе заученныхъ, чтобъ чувствительнѣе оскорбить меня.
   ПЕТР. Да это презабавное созданіе! Клянусь, теперь она нравится мнѣ еще въ десять разъ болѣе; мнѣ страхъ какъ хочется поболтать съ ней.
   БАПТ. (Гортензіо). Успокойтесь, я провожу васъ къ младшей; эта любитъ заниматься, и притомъ признательна.-- Синьоръ Петручіо, вы съ нами, или не прислать ли къ вамъ Катарину?
   ПЕТР. Сдѣлайте одолженіе; я подожду ее здѣсь,-- (Всѣ уходятъ, кромѣ Петручіо.) я знаю какъ за нее взяться. Начнетъ издѣваться -- скажу, что она поетъ такъ же сладостно, какъ соловей; нахмурится -- скажу, что взоръ ея нѣженъ, какъ роза, омытая росой утренней; закуситъ языкъ, не скажетъ ни слова -- начну превозносить ея разговорчивость, скажу, что она удивительно краснорѣчива; попроситъ убираться -- примусь благодарить, какъ будто упрашиваетъ пробыть съ ней цѣлую недѣлю; скажетъ что не пойдетъ за меня -- спрошу, какой день угодно ей назначить для оглашенія въ церкви, какой для вѣнчанья.

Входитъ Катарина.

   А, вотъ и она; ну, Петручіо, отличайся.-- Здравствуйте, Катенька; вѣдь васъ, я слышалъ, такъ зовутъ.
   КАТАР. Вѣрно вы немного глуховаты, если слышали это, потому что меня зовутъ Катариной.
   ПЕТР. Лжете, ей-богу, лжете; васъ зовутъ просто Катенькой, милой Катенькой, а иногда и сердитой Катенькой, но все-таки Катенькой, прекраснѣйшей Катенькой въ цѣломъ христіанствѣ, игривѣйшимъ Катеночкомъ, потому что котеночки всегда игривы {Тутъ непереводимая игра словами dainties и cates -- лакомства и Kate -- Катерина.}, и потому скажу тебѣ, моя милая Катенька, моя отрада, громкія хвалы твоей кротости, твоей добродѣтели и красотѣ, хвалы, какъ ни великія, но все слишкомъ еще недостаточныя,-- подвигнули меня искать руки твоей.
   КАТАР. Подвигнули! какъ кстати; пусть же то, что двинуло васъ сюда и выдвинетъ отсюда. Я тотчасъ же поняла, что вы движимая мебель {Тутъ игра словами move -- двигать и moveable -- мебель.}.
   ПЕТР. Какая жь?
   КАТАР. Да хоть скамейка {Презрительное выраженіе, вошедшее въ поговорку. Cry you mercy, I took you for a join'd stool -- Извините, я принялъ васъ за скамейку.}!
   ПЕТР. Отгадала; садись же на меня.
   КАТАР. Ослы созданы для того, чтобъ носить -- такъ и ты.
   ПЕТР. Женщины созданы для того, чтобъ носить -- такъ и ты.
   КАТАР. Если вы разумѣете меня, синьоръ, такъ я не такая еще кляча, чтобъ носить васъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: No such jade, sir, as you. По Колльеру: No such jade lo bear you...}.
   ПЕТР. О, нѣтъ, добрая Катя, я не обременю тебя; ты такъ молода и воздушна.
   КАТАР. Такъ воздушна, что такому увальню и не поймать меня, и въ то же время я не легче моего вѣса.
   ПЕТР. Не легче вѣса пчелки.
   КАТАР. Понялъ, какъ сычъ.
   ПЕТР. И этотъ сычъ все-таки пойметъ тебя, легкокрылая горлинка.
   КАТАР. Смотри, чтобъ горлинка не заклевала сыча.
   ПЕТР. Ну полно, полно, моя осочка; ты въ самомъ дѣлѣ черезъ-чуръ ужь сердита.
   КАТАР. Если я оса, такъ берегись жала моего.
   ПЕТР. Ничего,-- я вырву его.
   КАТАР. О, конечно, еслибъ только глупецъ зналъ, гдѣ оно скрыто.
   ПЕТР. Кто жь не знаетъ гдѣ жало осы? въ хвостикѣ.
   КАТАР. Въ языкѣ.
   ПЕТР. Въ чьемъ же?
   КАТАР. Въ вашемъ -- если толкуете о хвостикахъ; прощайте. (Хочетъ уйдти.)
   ПЕТР. Какъ, мой языкъ въ твоемъ хвостикѣ?-- Нѣтъ, постой, милая Катя, я дворянинъ --
   КАТАР. (Ударяя его). А вотъ увидимъ.
   ПЕТР. Клянусь -- ударь еще разъ, и я отвѣчу тѣмъ же.
   КАТАР. И лишишься герба своего; ты не дворянинъ, если ударишь меня; а не дворянинъ -- такъ нѣтъ у тебя и герба.
   ПЕТР. Боже, какія удивительныя познанія въ геральдикѣ! Внеси же меня въ свой гербовникъ, милая Катя.
   КАТАР. Что жь у тебя на шлемѣ? пѣтушій гребень?
   ПЕТР. Пѣтухъ безъ гребня, если только Катя согласится быть моей курочкой.
   КАТАР. Вамъ никогда не быть пѣтухомъ моимъ -- вы слишкомъ похожи на общипаннаго.
   ПЕТР. Полно, перестань, Катя; къ чему такъ морщиться?
   КАТАР. Не могу не морщиться, когда вижу лѣсное яблоко.
   ПЕТР. Да здѣсь нѣтъ лѣсныхъ яблокъ, а потому нечего тебѣ морщиться.
   КАТАР. Есть, есть!
   ПЕТР. Покажи, гдѣ?
   КАТАР. Показала бы, еслибъ было зеркало.
   ПЕТР. Такъ это я?
   КАТАР. Такъ молодъ, и такъ догадливъ.
   ПЕТР. Да, клянусь святымъ Георгомъ, я въ самомъ дѣлѣ слишкомъ для тебя молодъ.
   КАТАР. И такъ тощь!
   ПЕТР. Это отъ заботъ.
   КАТАР. Меня это нисколько не заботитъ.
   ПЕТР. Нѣтъ, послушай, Катя; (Удерживая ее) такъ ты не отыграешься отъ меня.
   КАТАР. Пустите; я разсержу васъ, если останусь.
   ПЕТР. Нисколько; я нахожу, что ты необыкновенно мила. Мнѣ говорили, что ты груба, сурова, неприступна; теперь вижу, что все это клевета, потому что ты любезна, шутлива и чрезвычайно ласкова. Рѣчь твоя не такъ конечно быстра, но за то пріятна, какъ весенній цвѣтокъ. Ты не можешь сердиться, не можешь коситься, кусать губы, какъ это дѣлаютъ злыя дѣвки; ты не имѣешь страсти противорѣчить; ты разговариваешь, напротивъ, съ твоими женихами необыкновенно мило и привѣтливо. Съ чего же взяли, что ты хромаешь? О, злоязычный свѣтъ! Катя пряма и стройна какъ орѣшина; смугла какъ орѣхъ и слаще зерна его. О, позволь же мнѣ взглянуть, какъ ты ходишь; не можетъ быть, чтобъ ты хромала.
   КАТАР. Пошолъ, глупецъ, приказывай тому, кто обязанъ повиноваться тебѣ.
   ПЕТР. Никогда Діана не украшала такъ рощей, какъ ты, Катя, эту комнату царственной поступью своей. О, будь ты Діаной, а Діана пусть будетъ Катей; тогда Катя будетъ цѣломудренна, а Діана шутлива.
   КАТАР. Откуда набрались вы такого остроумія?
   ПЕТР. Все отъ моей матери.
   КАТАР. Остроумна же была мать! живой свидѣтель сынъ.
   ПЕТР. Что жь, глупъ я?
   КАТАР. Да не умны; смотрите, не простудитесь.
   ПЕТР. Для того-то, прекрасная Катарина, и добираюсь я до твоей постели. И потому, оставимъ эту пустую болтовню -- скажу тебѣ прямо: твой отецъ согласенъ, чтобъ ты была моей женой; приданое назначено, и хочешь, не хочешь, а я женюсь на тебѣ. Да, Катя, я именно мужъ, какого тебѣ нужно; и, клянусь свѣтомъ, которому обязанъ, что вижу красоту твою -- красоту, которая заставляетъ меня любить тебя,-- не быть никому, кромѣ меня, твоимъ мужемъ! Я, какъ бы рожденъ для того, чтобъ укротить тебя; чтобъ преобразовать тебя изъ дикаго котенка въ кроткаго, ручнаго Катеночка. Твой отецъ идетъ сюда; не говори же "нехочу" -- ты должна быть, и будешь женой моей.

Входятъ Баптиста, Греміо и Траніо.

   БАПТ. Ну что, синьоръ Петручіо, поладили вы съ моей дочерью?
   ПЕТР. Какже, синьоръ! да и возможно ль, чтобъ я не поладилъ?
   БАПТ. Что жь ты такъ пасмурна, дочь моя?
   КАТАР. Дочь ваша? о, вы ясно доказали какой вы нѣжный отецъ мнѣ, рѣшивъ выдать меня за полусумасшедшаго, за бѣшенаго наглеца, который вообразилъ себѣ, что дерзостью можно всего достигнуть.
   ПЕТР. Да, отецъ мой, и ты и цѣлый свѣтъ клеветали на нее. Злость ея -- просто притворство, хитрость; она сердита?-- она кротка, какъ голубь, и совсѣмъ не запальчива, напротивъ -- смиренна какъ луна {Въ прежнихъ изданіяхъ: but temperate as the morn... По Колльеру: but temperate as the moon...}; терпѣніемъ же нисколько не уступитъ Гризельдѣ, а цѣломудріемъ превзойдетъ даже Лукрецію. Коротко, мы такъ понравились другъ другу, что въ воскресенье и свадьба.
   КАТАР. Послѣ того, какъ тебя повѣсятъ.
   ГРЕМ. Слышишь, Петручіо? послѣ того, какъ тебя повѣсятъ, говоритъ она.
   ТРАН. Такъ вотъ какъ вы поладили? Хорошо же идутъ дѣла наши!
   ПЕТР. Успокойтесь, синьоры; я избралъ ее для себя; если она и я довольны другъ другомъ, такъ вамъ-то что жь тутъ? Здѣсь, наединѣ, мы условились, что при другихъ она всегда будетъ разыгрывать роль злой. Скажу вамъ -- это просто невѣроятно, какъ она любитъ меня.-- О, милая. Катя!-- Она бросилась мнѣ на шею, поцѣлуй слѣдовалъ за поцѣлуемъ, клятва за клятвой такъ быстро, что мгновеніе -- и я очарованъ ей совершенно. Да что, вы ученики еще въ этомъ дѣлѣ! вы не можете себѣ представить, какъ легко и самому слабодушному мущинѣ укротить и самую взбалмошную женщину, оставшись съ ней съ глазу на глазъ. Ручку, Катя; я сейчасъ же отправляюсь въ Венецію за нарядами къ нашей свадьбѣ, а вы, батюшка, вы хлопочите между тѣмъ о пирѣ, зовите гостей -- я увѣренъ, милая Катя моя будетъ очаровательна.
   БАПТ. Я не знаю что и сказать; дайте руки ваши: Господь да даруетъ тебѣ всякаго счастія, Петручіо!
   ГРЕМ. и ТРАН. Аминь, и отъ всей души; мы будемъ свидѣтелями.
   ПЕТР. Батюшка, невѣста, и вы, синьоры, прощайте; я ѣду -- до воскресенья недалеко, а въ воскресенье намъ понадобятся и кольца, и наряды, и разныя другія красивыя бездѣлушки. Поцѣлуй же меня, Катя; въ воскресенье мы непремѣнно будемъ обвѣнчаны. (Петручіо и Катарина уходятъ въ разныя стороны.)
   ГРЕМ. Скажите, слаживалась ли когда-нибудь хоть одна свадьба такъ неожиданно?
   БАПТ. Да, синьоры, теперь я въ положеніи купца, пустившаго товаръ свои на удачу.
   ТРАН. Но вѣдь товаръ этотъ лежалъ у васъ безъ всякой пользы, затруднялъ даже васъ; теперь онъ принесетъ вамъ прибыль, или погибнетъ въ морѣ.
   БАПТ. Для меня только одна прибыль -- ея счастье.
   ГРЕМ. Нѣтъ никакого сомнѣнія, она будетъ счастлива.-- Теперь, Баптиста, обратимся къ твоей младшей дочери. Насталъ наконецъ день, котораго мы такъ долго ждали; я твой сосѣдъ и первый изъ жениховъ.
   ТРАН. А я люблю Біанку сильнѣе, чѣмъ можно выразить словами; сильнѣй, чѣмъ вы можете представить себѣ.
   ГРЕМ. Юноша! ты не можешь любить такъ нѣжно, какъ я.
   ТРАН. Старецъ! твоя любовь мерзнетъ.
   ГРЕМ. А твоя таетъ. Назадъ, стрекоза; только любовь человѣка въ лѣтахъ прочна.
   ТРАН. Только любовь юноши нравится.
   БАПТ. Позвольте, синьоры; я сейчасъ рѣшу споръ вашъ. Не словами, а дѣломъ пріобрѣтается награда, и руку моей Біанки получитъ тотъ, кто больше завѣщаетъ ей на случай вдовства. Скажите же, синьоръ Греміо, что можете вы завѣщать ей?
   ГРЕМ. Во первыхъ, какъ вамъ небезъизвѣстно, домъ мой въ городѣ снабженъ достаточно золотой и серебреной посудой, тазами и кувшинами для умыванья прекрасныхъ рукъ ея; всѣ обои въ немъ изъ тирскихъ тканей, кроны мои заперты въ ларцахъ изъ слоновой кости; кипарисные сундуки наполнены коврами, одѣялами, драгоцѣнными нарядами, пологами, занавѣсками, тонкимъ бѣльемъ, вынизанными перлами турецкими подушками, вышитыми золотомъ венеціанскими подзорами, оловянной {Оловянная посуда была въ то время очень дорога.} и мѣдной посудой, и всѣмъ, что только нужно для дома и хозяйства. За тѣмъ, на мызѣ у меня сто дойныхъ коровъ и сто двадцать жирныхъ быковъ въ стойлахъ, и все остальное въ такой же пропорціи. Я самъ, надо признаться, въ лѣтахъ уже; умру завтра -- и все это ея, если она только согласится быть моей, пока я живъ.
   ТРАН. Это "только" какъ нельзя здѣсь кстати.-- Выслушайте же теперь меня, синьоръ: я единственный сынъ и наслѣдникъ отца моего; согласитесь выдать за меня дочь вашу -- я завѣщаю ей три или четыре дома въ Пизѣ, изъ которыхъ ни одинъ не уступитъ дому синьора Греміо въ Падуѣ, и сверхъ того, на ея же часть, двѣ тысячи дукатовъ ежегоднаго дохода съ земель. Ну что, синьоръ Греміо, что скажете вы на это?
   ГРЕМ. Двѣ тысячи дукатовъ ежегоднаго дохода съ земель? Это превосходитъ цѣнность даже самихъ земель моихъ; но я прибавлю къ нимъ корабль, который стоитъ теперь на якорѣ въ Марсели. Ну что, синьоръ, что скажете мы насчетъ корабля?
   ТРАН. Кто же не знаетъ, синьоръ Греміо, что у отца моего три большіе корабля, двѣ галеассы и двѣнадцать прекрасныхъ галеръ: все это я утверждаю за ней, и вдвое еще противъ того, что бы вы еще не предложили.
   ГРЕМ. Я предложилъ все, болѣе у меня нѣтъ уже ничего, и не имѣть ей болѣе того, что я имѣю. Нравлюсь я вамъ, сосѣдъ,-- я отдаю ей и себя, и все мое.
   ТРАН. Нѣтъ, она моя по вашему собственному обѣщанію; я превзошолъ Греміо.
   БАПТ. Согласенъ, что ваше предложеніе гораздо значительнѣе, и если вашъ родитель поручится -- она ваша; въ противномъ случаѣ -- извините. Умрете прежде его, что толку ей въ вашемъ завѣщаніи.
   ТРАН. Это просто придирка; онъ старъ, я молодъ.
   ГРЕМ. А развѣ молодые не умираютъ такъ же, какъ и старые?
   БАПТ. Вотъ мое послѣднее рѣшеніе, синьоры: въ первое воскресенье, какъ вамъ извѣстно, свадьба моей старшей дочери Катарины; въ слѣдующее за тѣмъ воскресенье Біанка будетъ вашей женой, если доставите поручительство вашего родителя; не доставите -- женой синьора Греміо. За симъ, прощайте; благодарю васъ обоихъ. (Уходитъ.)
   ГРЕМ. Прощай, сосѣдъ.-- Ну, любезнѣйшій синьоръ, теперь и вы нисколько мнѣ не страшны; отецъ вашъ не такъ глупъ, чтобъ отказалъ вамъ все, и тѣмъ самымъ, на старости лѣтъ, поставилъ себя въ совершенную зависимость. Нѣтъ, почтеннѣйшій, старая итальянская лиса никогда не опростоволосится до такой степени. (Уходитъ.)
   ТРАН. Отмщу же я тебѣ, гадкій старичишка! Я покрылъ уже тебя десяткой {Десятка была въ то время старшей картой въ игрѣ.},-- съумѣю и тутъ услужить моему господину. Почему жь ложному Люченціо не добыть себѣ и отца -- также ложнаго Винченціо; странно, однакожь: обыкновенно отцы добываютъ себѣ дѣтей, а тутъ -- сынъ добудетъ себѣ отца, если только хитрость моя удастся.

(Уходитъ.)

  

ДѢЙСТВІЕ III.

СЦЕНА 1

Комната въ домѣ Баптиста.

Входитъ Люченціо, Гортензія и Біанка.

   ЛЮЧЕН. Довольно, ты становишься слишкомъ ужь дерзокъ. Какъ позабылъ ты такъ скоро пріемъ старшей сестры?
   ГОРТ. Молчи задорный педантъ, утверждаю -- передъ нами {Въ прежнихъ изданіяхъ But, wrangling pedant! this is. По Колльеру: Tut, wrangling pedant, I avouch this is.} покровительница небесной гармоніи, и потому ты долженъ уступить мнѣ; сперва мы займемся музыкой, а тамъ будетъ еще довольно времени и для твоего чтенія.
   ЛЮЧЕН. Безсмысленный оселъ, ты такъ мало читалъ, что не знаешь даже и предназначенія музыки. Она создана для того, чтобъ освѣжать духъ утомленный ученіемъ, или другими, свойственными ему работами; и потому мы займемся философіей, а ты -- ты можешь забавлять насъ своей гармоніей въ минуты отдыха.
   ГОРТ. Негодяй, я не намѣренъ выносить твоихъ дерзостей.
   БІАН. Господа, ссорясь за то, что зависитъ единственно отъ меня, вы оскорбляете меня вдвойнѣ. Я не школьникъ, подчиненный розгѣ; меня нельзя связать опредѣленными часами; я сама могу располагать и моимъ временемъ и моими занятіями. Чтобъ кончить этотъ споръ разомъ: мы сядемъ здѣсь, а вы, между тѣмъ, займитесь вашимъ инструментомъ; мы кончимъ прежде, чѣмъ вы успѣете настроить его.
   ГОРТ. (Біанкѣ). И вы оставите чтеніе, когда я настрою? (Отходитъ въ глубину сцены.)
   ЛЮЧЕН. Никогда не бывать этому; -- строй.
   БІАН. На чемъ же мы въ послѣдній разъ остановились?
   ЛЮЧЕН. А вотъ, на этомъ мѣстѣ, синьора. (Читаетъ:)
   Наc ibat Simois; hic est Sigeia tellus;
   Hic steterat Priami regia celsa senis 1).
   1) Тутъ протекалъ Симонсъ, потъ земля Сигея, здѣсь возвышался царственный дворецъ стараго Пріама Ovid Her.
  
   БІАН. Объясните жь это.
   ЛЮЧЕН. Наc ibat, какъ я и прежде сказалъ вамъ,-- Simois, я Люченціо,-- hic est, сынъ пизанскаго Винченціо,-- Sigeia tellus, переодѣтый для того, чтобъ пріобрѣсти любовь вашу; -- Hic steterat, а тотъ Люченціо, что явился женихомъ,-- Priami, слуга мой, Траніо,-- regia, представляющій меня,-- celsa sertis, чтобъ провести стараго Панталона {Лице стараго простака въ италіанскихъ фарсахъ.}.
   ГОРТ. (Подходя къ Біанкѣ). Синьора, я настроилъ.
   БІАН. Послушаемъ. (Гортензіо играетъ.) -- Какъ вамъ не стыдно? дишкантъ рѣшительно разногласитъ.
   ЛЮЧЕН. Поплюй на колки, и строй сначала.
   БІАН. Теперь посмотримъ, не могу ли и я объяснить это мѣсто. Наc ibat Simois, я не знаю васъ; -- hic est Sigeia tellus, я не вѣрю вамъ; -- Hic steterat Priami, берегитесь, чтобъ онъ не услышалъ насъ; -- regia, не будьте слишкомъ самонадѣянны,-- celsa senis, и не отчаивайтесь.
   ГОРТ. Синьора, теперь все стройно.
   ЛЮЧЕН. Все, кромѣ баска.
   ГОРТ. И басокъ строенъ; (Про себя) разстрой только въ тебѣ, негодяй. Какъ онъ дерзокъ и заносчивъ! Клянусь жизнью, педантъ приволакивается за ней -- за нимъ надо хорошенько присматривать.
   БІАН. Со временемъ, можетъ быть я и повѣрю; но теперь не могу.
   ЛЮЧЕН. Не сомнѣвайтесь; это вѣрно -- Эцидъ тотъ же Аяксъ -- онъ прозванъ такъ по дѣду.
   БІАН. Я должна вѣрить учителю; иначе, повѣрьте, я все сомнѣвалась бы; но довольно объ этомъ.-- Теперь, Личіо, я займусь съ вами.-- Господа, вы вѣрно такъ добры, что не оскорбитесь моимъ шутливымъ съ вами обращеніемъ.
   ГОРТ. Ты можешь теперь идти, можешь оставить насъ; мой урокъ по нуждается въ третьемъ голосѣ.
   ЛЮЧЕН. Что за формализмъ! (Про себя.) Останусь, и буду присматривать за нимъ; нѣтъ никакого сомнѣнія -- чопорный музыкантъ влюбленъ также.
   ГОРТ. Синьора, прежде, чѣмъ вы коснетесь инструмента, прежде чѣмъ я приступлю къ показанію, какъ должно ставить пальцы, я почитаю необходимымъ объяснить вамъ первыя положенія искусства, начать съ гаммы, которую я преподаю совсѣмъ не такъ, какъ мои товарищи: гораздо короче, пріятнѣе, понятнѣе, успѣшнѣе. Вотъ, я переписалъ ее для васъ чётко и красиво.
   БІАН. Но гамма извѣстна уже мнѣ даннымъ давно.
   ГОРТ. Все-таки не мѣшаетъ вамъ прочесть гамму Гортензіо.
   БІАН. (Читаетъ:)
  
   Я гамма, основа всякаго согласія:
   A re, молитъ Гортензіо пассія;
   B mi, быть супругомъ Біанки онъ жаждетъ,
   Е fa ut, къ ней любовію страждетъ;
   D sol ге, одинъ ключъ, двѣ ноты во мнѣ --
   Е la mi, сжалься, иль скончаюсь въ тоскѣ.
  
   И это вы называете гаммой?-- полноте! эта гамма никуда не годится; старая гораздо лучше, и я не такъ еще легкомысленна, чтобъ промѣняла настоящую, истинную на какое-нибудь вздорное нововведеніе.

Входитъ Служитель.

   СЛУЖ. Синьора, вашъ батюшка приказалъ сказать, чтобъ вы оставили книги и занялись уборкой комнаты вашей сестрицы; вы вѣдь знаете, что завтра свадьба ея.
   БІАН. Прощайте, господа; я должна оставить васъ. (Уходитъ съ служителемъ.)
   ЛЮЧЕН. А въ такомъ случаѣ, синьора, и мнѣ не для чего оставаться здѣсь. (Уходитъ.)
   ГОРТ. Школяръ этотъ чрезвычайно подозрителенъ; онъ сильно смахиваетъ на влюбленнаго.-- Впрочемъ, если Біанка такъ легкомысленна, что въ состояніи увлечься первымъ встрѣчнымъ негодяемъ -- бери ее кто хочетъ; увѣрюсь въ этомъ -- обращусь къ другой.
  

СЦЕНА 2.

Передъ домомъ Баптиста.

Входятъ Баптиста, Греміо, Траніо, Катарина, Біанка, Люченціо и слуги.

   БАПТ. (Траніо). Синьоръ Люченціо, вотъ и день назначенный для соединенія Петручіо съ Катариной насталъ, а о будущемъ зятѣ моемъ нѣтъ и слуха. Что скажутъ? какія насмѣшки посыпятся, если священникъ, совсѣмъ уже готовый совершить торжественный обрядъ, прождетъ жениха напрасно? Какой это будетъ позоръ для насъ, Люченціо!
   КАТАР. Весь этотъ позоръ падетъ на одну меня; несмотря на мое отвращеніе, вы принудили меня отдать руку взбалмошному грубіяну, который скоръ только на сватанье, жениться же совсѣмъ и не думаетъ. Я говорила вамъ, что онъ безстыдный негодяй, что подъ грубымъ простодушіемъ его кроется безсовѣстная страсть издѣваться; чтобъ прослыть проказникомъ, онъ посватается тысячу разъ, тысячу разъ назначитъ день брака, назоветъ гостей, велитъ объявить въ церкви, и никогда не женится. Теперь всѣ будутъ показывать на бѣдную Катарину пальцами; будутъ говорить: "посмотрите, вотъ жена безумнаго Петручіо, еслибъ онъ только захотѣлъ жениться на ней".
   ТРАН. Успокойтесь, любезная Катарина, и вы, синьоръ Баптиста; ручаюсь жизнью, что Петручіо не думалъ обманывать -- какая-нибудь нежданная случайность помѣшала ему сдержать данное слово. Несмотря на грубую внѣшность, онъ уменъ; проказливъ, но въ то же время и честенъ.
   КАТАР. О, еслибъ я никогда не видала его! (Плача уходитъ съ Біанкой.)
   БАПТ. Ступай, дочь моя; теперь я не упрекну тебя за слезы; такая обида огорчила бы даже и святаго, не только что дѣвушку такъ нетерпѣливую и раздражительную.

Входитъ Біонделло.

   БІОН. Синьоръ, синьоръ! новости, и такія старыя новости {Въ прежнихъ изданіяхъ: news, old, news, and such news... По Колльеру: news, and such old news...}, какихъ никогда и не слыхивали!
   БАПТ. Какъ же это: новости и старыя?
   БІОН. Да развѣ вѣсть о пріѣздѣ Петручіо не новость?
   БАПТ. Онъ пріѣхалъ?
   БІОН. Нѣтъ еще.
   БАПТ. Но вѣдь ты сейчасъ сказалъ --
   БІОН. Сказалъ, что ѣдетъ.
   БАПТ. Когда жь онъ будетъ сюда?
   БІОН. А вотъ, какъ скоро очутится хоть на моемъ мѣстѣ, и увидитъ васъ передъ собою.
   БАПТ. Разсказывай же твои старыя новости.
   БІОН. Вотъ видите ли: Петручіо плетется сюда въ новой шапкѣ и въ старомъ колетѣ; въ старомъ, покрайней мѣрѣ три раза вывороченномъ нижнемъ платьѣ; въ сапогахъ, которые кажется служили ящиками для свѣчей, и притомъ, одинъ съ застежками, а другой съ завязками; съ старымъ, заржавленнымъ мечемъ, почти что безъ эфеса и безъ ноженъ, который взялъ, вѣрно, изъ городскаго арсенала, да и прицѣпилъ къ изодранной перевязи. На лошади сѣдло также старое, совсѣмъ изъѣденное молью, а стремена разныя; сама же лошадь надсажена, надорвана, скопычена; одержима сапомъ, насосомъ, возцой, наколенницей, желтухой; изуродована заушницей, изъѣдена закожными червями; недоуздокъ на ней изъ бараньей шкуры и весь въ узлахъ: видно натягивалъ его слишкомъ часто, чтобъ не дать лошади упасть, и онъ оттого часто разрывался; подпруга стачена изъ шести кусковъ; нахвостникъ бархатный, женскій, съ двумя именными буквами, великолѣпно вынизанными гвоздиками, и мѣстами скрѣпленъ бичевками.
   БАПТ. Кто же съ нимъ?
   БІОН. Одинъ только слуга, убранный точно такъ же, какъ и лошадь; одна нога въ полотняномъ чулкѣ, а другая въ шерстянномъ штиблетѣ; одна подвязана синей, а другая красной кромкой; на головѣ старая шляпа, въ которую вмѣсто пера воткнуто "Сорокъ причудъ любви" {Amours or forty fancies, любовныя поэмы Михаэля Драйтна.}; чудище, совершенное чудище по наряду, нисколько и не похожее на слугу христіанина и джентльмена.
   ТРАН. Это какая-нибудь особенная причуда; впрочемъ, онъ нерѣдко одѣвается очень просто.
   БАПТ. Въ какомъ бы онъ нарядѣ ни пришолъ, только бы пришолъ.
   БІОН. Да онъ не идетъ.
   БАПТ. Да не ты ли сейчасъ сказалъ, что онъ плетется сюда?
   БІОН. Кто, Петручіо плетется?
   БАПТ. Ну да, Петручіо.
   БІОН. Нѣтъ, синьоръ; плетется его лошадь, съ нимъ на спинѣ.
   БАПТ. Это все равно.
   БІОН. Ни какъ; клянусь святымъ Іаковомъ, закладую цѣлый пенсъ, что лошадь и человѣкъ, хоть и болѣе одного, а все-таки не двое.

Входитъ Петручіо и Груміо.

   ПЕТР. Гдѣ жь они? есть ли кто дома?
   БАПТ. Синьоръ, мы такъ рады вашему счастливому возвращенію.
   ПЕТР. Но я возвратился не совсѣмъ такъ, какъ бы хотѣлось.
   БАПТ. Съ вами не случилось однакожь никакого несчастія?
   ТРАН. Не въ такомъ только нарядѣ, въ какомъ слѣдовало бы.
   ПЕТР. И въ красивѣйшемъ я все такъ же явился бы къ вамъ. Но, гдѣ жь Катя? гдѣ милая моя невѣста? Какъ твое здоровье, отецъ мой?-- Да вы, синьоры, какъ будто сердитесь; что смотрите на меня, какъ на какое-нибудь чудо, какъ на какую-нибудь комету?
   БАПТ. Синьоръ, вы знаете, что ныньче день вашей свадьбы: сперва насъ безпокоило опасеніе, что вы не пріѣдете; теперь -- нарядъ, въ которомъ вы явились, встревожилъ насъ еще болѣе. Сбросьте же поскорѣй эти лохмотья, которыя такъ унижаютъ васъ, такъ нейдутъ къ торжеству нашему.
   ТРАН. И скажите намъ, что задержало васъ, что заставило явиться наконецъ въ такомъ странномъ убранствѣ?
   ПЕТР. Разсказъ объ этомъ и длиненъ и скученъ; я здѣсь, и довольно; я сдержалъ мое слово, хотя въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ и вынужденъ измѣнить ему,-- впрочемъ, въ свободное время я и въ этомъ вполнѣ оправдаюсь передъ вами. Но гдѣ жь Катя? я такъ давно не видалъ ее; утро старѣется -- намъ давно пора бы ужь быть и въ церкви.
   ТРАН. Не показывайтесь невѣстѣ въ этомъ гадкомъ нарядѣ. Пойдемте ко мнѣ; надѣньте мое платье.
   ПЕТР. Къ чему? я явлюсь къ ней и въ этомъ.
   БАПТ. Надѣюсь, однакожь, не въ этомъ же пойдете вы вѣнчаться?
   ПЕТР. Именно въ этомъ, и потому оставьте, пожалуйста, всѣ эти вздоры. Она выходитъ за меня, не за платье мое. Еслибъ я могъ возобновлять и то, что она износитъ во мнѣ такъ же легко, какъ мѣнять платье, куда какъ хорошо было бы это для Кати, а для меня и еще лучше. Но что же я за глупецъ -- болтаю съ вами вмѣсто того, чтобъ летѣть къ моей невѣстѣ и запечатлѣть это названіе поцѣлуемъ любви! (Уходитъ съ Груміо и Біонделло.)
   ТРАН. Онъ не безъ умысла нарядился такъ странно. Но мы все-таки постараемся уговорить его, чтобъ онъ переодѣлся хоть передъ тѣмъ, какъ идти въ церковь.
   БАПТ. Пойду за нимъ; посмотрю что изъ этого выдетъ. (Уходитъ.)
   ТРАН. А намъ къ ея любви необходимо присоединить еще согласіе отца ея; а для этого, какъ я уже говорилъ вашей милости, я отыщу человѣка -- все равно, кто бы онъ ни былъ -- мы настроимъ его, и онъ явится пизанскимъ Винченціо и поручится за васъ, здѣсь въ Падуѣ, на суммы гораздо еще большія, чѣмъ я обѣщалъ. Такимъ образомъ вы женитесь на прекрасной Біанкѣ безпрепятственно, по общему согласію.
   ЛЮЧЕН. Еслибъ учитель музыки не слѣдилъ всѣхъ шаговъ Біанки, можно бы обвѣнчаться и тайно; а тамъ, возставай себѣ кто хочетъ -- я съумѣлъ бы отстоять права свои и противъ цѣлаго міра.
   ТРАН. Тамъ увидимъ -- мы не пренебрежемъ ничѣмъ; перехитримъ и сѣдыря Греміо, и близорукаго отца Минолу, и чопорнаго музыканта Личіо; и все для счастья моего господина, Люченціо.

Входитъ Греміо.

   Синьоръ Греміо! неужели изъ церкви?
   ГРЕМ. И съ такой радостью, какъ бывало изъ школы.
   ТРАН. Стало и новобрачные отправились домой?
   ГРЕМ. Новобрачные?-- Новобрачный это просто чертъ {Тутъ непереводимая игра словами bridegroom -- женихъ, новобрачный, и groom -- конюхъ.}, и новобрачная поплатится.
   ТРАН. Неужели онъ еще бѣшенѣй ея? это невозможно.
   ГРЕМ. Я вамъ говорю онъ чертъ, чертъ, самъ сатана.
   ТРАН. Да вѣдь и она чертъ, чертъ, сама мать сатаны.
   ГРЕМ. Полноте! она передъ нимъ овечка, горлинка, глупышка.-- Я разскажу вамъ все, синьоръ Люченціо. Когда священникъ спросилъ его: хочетъ ли онъ взять Катарину въ жены -- "Да, чертъ возьми!" заоралъ онъ такъ неистово, что изумленный священникъ уронилъ книгу; когда жь нагнулся, чтобъ поднять ее, безумный женихъ далъ ему такого толчка, что и священникъ и книга, и книга и священникъ полетѣли опять. "Поднимай ихъ теперь", закричалъ онъ, "кто хочетъ!"
   ТРАН. Что жь сказала невѣста, когда священникъ всталъ?
   ГРЕМ. Она дрожала, трепетала, потому что онъ все еще топалъ ногами и клялъ ужаснѣйшимъ образомъ, какъ бы подозрѣвая, что священникъ хочетъ обмануть его. По окончаніи обряда, онъ потребовалъ вина. "Ваше здоровье!" закричалъ онъ, какъ будто бы послѣ бури бражничалъ на кораблѣ съ своими товарищами; вытянулъ весь мускатель разомъ и вышвырнулъ оставшіеся на днѣ кусочки хлѣба въ лице церковника, потому только, что борода его была слишкомъ жидка, и въ то время, какъ онъ пилъ, какъ бы просила подачки. Послѣ этого онъ облапилъ новобрачную и чмокнулъ ее въ самыя губы такъ громко, что раздалось по всей церкви; тутъ отъ стыда, я бросился вонъ; за мной, я знаю, тронулась и вся процессія. Такого сумасброднаго вѣнчанья никогда не бывало еще.-- Слышите, слышите! вотъ и музыка.

Входятъ Петручіо, Катарина, Біанка, Баптиста, Гортензіо, Груміо и свита.

   ПЕТР. Благодарю васъ всѣхъ, друзья мои, за трудъ вашъ. Я знаю, вы предполагаете отобѣдать ныньче со мною; знаю, что и роскошный свадебный пиръ готовъ; но дѣла мои отзываютъ меня, и потому я намѣренъ проститься съ вами здѣсь же.
   БАПТ. Какъ, неужели вы хотите ѣхать въ эту же ночь?
   ПЕТР. Нѣтъ, прежде еще, чѣмъ наступитъ ночь.-- Не изумляйтесь; еслибъ вы знали мои дѣла, вы не стали бъ удерживать меня -- напротивъ, сами попросили бы меня ѣхать скорѣе. Еще разъ благодарю всѣхъ свидѣтелей моего соединенія съ прекраснѣйшей, кротчайшей и добродѣтельнѣйшей изъ женъ; вы отобѣдаете съ отцомъ моимъ, выпьете за мое здоровье, а я ѣду сейчасъ же, и потому, прощайте.
   ТРАН. Поѣзжайте послѣ обѣда.
   ПЕТР. Невозможно.
   ГРЕМ. Прошу васъ, синьоръ.
   ПЕТР. Не могу.
   КАТАР. И я прошу васъ.
   ПЕТР. Очень радъ.
   КАТАР. Остаться?
   ПЕТР. Нѣтъ, я радъ только тому, что просишь меня остаться; но не останусь, сколько бы ни просила.
   КАТАР. Останься, если любишь меня.
   ПЕТР. Груміо, лошадей!
   ГРУМ. Онѣ готовы, синьоръ; овесъ съѣлъ ужь ихъ.
   КАТАР. Если такъ -- дѣлай, что хочешь, а я не поѣду сегодня; не поѣду и завтра, не поѣду до тѣхъ поръ, пока сама не захочу. Вороты отперты, синьоръ; васъ никто не станетъ удерживать, вы можете ѣхать сейчасъ же; но я не поѣду, пока мнѣ самой не захочется.-- Ужь и по этому началу видно, что вы будете отличнымъ мужемъ.
   ПЕТР. Успокойся, Катя; сдѣлай милость не сердись.
   КАТАР. Хочу сердиться! Тебѣ что за дѣло?-- Успокойтесь, батюшка, онъ останется.
   ГРЕМ. Ну, пойдетъ теперь.
   КАТАР. Синьоры, прошу за свадебный столъ.-- Уступи только женщина, и ее сейчасъ сдѣлаютъ дурочкой.
   ПЕТР. О, они исполнятъ твое желаніе, Катя.-- Повинуйтесь же новобрачной, синьоры; ступайте, пируйте, ликуйте, полнѣй заздравный кубокъ въ честь ея дѣвственности, будьте веселы до безумія -- или, убирайтесь на висѣлицу. Милая же Катя моя поѣдетъ со мною. Нечего тутъ хмуриться, ворчать, топать ногами, скрежетать зубами; я хочу быть полнымъ господиномъ своей собственности. Она мое добро, мое имущество; она мой домъ, мой скарбъ, моя нива, моя житница, моя лошадь, мой волъ, мой оселъ, мое все; и вотъ она передъ вами -- осмѣлься кто прикоснуться къ ней, я проучу всякаго, кто дерзнетъ преградить мнѣ дорогу въ Падую.-- Груміо, обнажи мечъ свой; мы окружены разбойниками -- освободи госпожу свою, если ты мужъ.-- А ты, моя милая, не бойся, они не посмѣютъ тронуть тебя; я отстою тебя и противъ цѣлаго милліона! (Увлекаетъ ее за собою. Груміо уходитъ за ними.)
   БАПТ. Оставьте ихъ. Ну парочка!
   ГРЕМ. Не уйди они, я умеръ бы отъ смѣху.
   ТРАН. Да это безумнѣйшій изъ всѣхъ безумныхъ браковъ?
   ЛЮЧЕН. А вы какъ думаете о вашей сестрицѣ, синьора?
   БІАН. Что она обезумлена безумнымъ.
   ГРЕМ. А я ручаюсь, что онъ окатариненъ ею.
   БАПТ. Друзья и сосѣди, если за столомъ и не будетъ ни молодой, ни молодаго, такъ за-то на столѣ не будетъ недостатка въ лакомыхъ блюдахъ. Люченціо, вы займете мѣсто жениха, а Біанка мѣсто сестры.
   ТРАН. То есть приметъ на себя роль невѣсты?
   БАПТ. Приметъ, Люченціо.-- Идемте жь, синьоры.

(Уходятъ.)

  

ДѢЙСТВІЕ IV.

СЦЕНА 1.

Зала въ загородномъ доли Петручіо.

Входитъ Груміо.

   ГРУМ. Проклятіе, проклятіе всѣмъ замореннымъ клячамъ, всѣмъ бѣшенымъ барамъ и всѣмъ гадкимъ дорогамъ! Случалось ли кому-нибудь быть такъ избиту, такъ изгрязниться, такъ изнуриться? Скачи впередъ, разведи огонь, а они пріѣдутъ грѣться. Ну что, еслибъ я не имѣлъ способности вскипать, какъ всѣ маленькіе горшки, разомъ -- мои губы примерзли бы къ зубамъ, языкъ къ гортани, а сердце къ ребрамъ прежде, чѣмъ бы успѣлъ добраться до огня, чтобъ оттаять себя; но, раздувая огонь, я поразогрѣюсь. Оно, если взять въ соображеніе погоду, такъ простудился бы и не такой маленькой человѣчекъ, какъ я.-- Эй, Куртисъ!

Входитъ Куртисъ.

   КУРТ. Кто это зоветъ меня такимъ зяблымъ голосомъ?
   ГРУМ. Кусокъ льду; сомнѣваешься -- можешь скатиться съ моего плеча къ пяткамъ, не нуждаясь въ разбѣгѣ большемъ, чѣмъ отъ моей же головы до шеи. Разведи-ка огонь, добрый Куртисъ.
   КУРТ. А господинъ нашъ и молодая жена его, ѣдутъ?
   ГРУМ. Ѣдутъ, и потому разводи огонь, любезный Куртисъ, разводи огонь; не переливай изъ пустаго въ порожнее.
   КУРТ. А правда, что она такъ горяча, какъ разсказываютъ?
   ГРУМ. Да, была горяча до этого мороза; но вѣдь ты знаешь, зима укрощаетъ и мущину, и женщину, и звѣря; вотъ точно такъ она укротила и моего стараго господина, и мою новую госпожу, и меня, братъ Куртисъ.
   КУРТ. Пошелъ, трехвершковый шутъ! развѣ я звѣрь?
   ГРУМ. А во мнѣ развѣ только три вершка? да въ твоихъ рогахъ больше фута, а я, право, нисколько не короче ихъ. Что же не разводишь огонь? или пожаловаться на тебя новой госпожѣ нашей? Она какъ разъ заставитъ тебя почувствовать ледяное утѣшеніе руки своей -- благо теперь сама подъ рукой -- за твое нерадѣніе къ своей огненной должности.
   КУРТ. Полно, Груміо, разскажи ка лучше, что въ свѣтѣ?
   ГРУМ. Что въ свѣтѣ? холодно въ свѣтѣ, добрый Куртисъ, холодно все, кромѣ твоей должности; и потому разводи огонь. Знай только свою должность, да исполняй ее хорошенько; господа наши, я думаю, совсѣмъ замерзли.
   КУРТ. Огонь разведенъ; разсказывай теперь свои новости, добрый Груміо.
   ГРУМ. Пожалуй.-- "Слушай же, малый! слушай же, Джэкъ {Начало старой пѣсни.}!" -- Да я сколько хочешь могу насказать тебѣ новостей.
   КУРТ. Я знаю, ты такой продувной.
   ГРУМ. Вотъ отъ того-то, что меня такъ продуло, я и просилъ тебя раздуть поскорѣй огонь.-- А гдѣ поваръ? готовъ ли ужинъ, убраны ль комнаты, посыпаны ль полы {Полы посыпались осокой.}, снята ли паутина; надѣла ль прислуга новое платье и бѣлые чулки, всѣ ли въ праздничномъ нарядѣ? Вычищена и вымыта ли посуда и снутри и снаружи; посланы ль ковры {Коврами покрывались столы.}, и все ли въ порядкѣ?
   КУРТ. Все готово; и потому прошу, разсказывай.
   ГРУМ. Во первыхъ, знай, что моя лошадь выбилась изъ силъ, а господинъ и госпожа вылетѣли --
   КУРТ. Какъ вылетѣли?
   ГРУМ. Да такъ, изъ сѣдлъ, и прямо въ грязь; тутъ цѣлая исторія.
   КУРТ. Такъ разсказывай же.
   ГРУМ. Развѣ на ухо.
   КУРТ. (Подставляя ухо). Ну!
   ГРУМ. (Ударяя его по уху.) Вотъ!
   КУРТ. Да эдакъ чувствуешь, а не слышишь.
   ГРУМ. Отъ того-то такія исторіи и называются чувствительными; впрочемъ, я это только постучался, чтобъ возбудить твое вниманіе. Ну вотъ, я начинаю; Imprimis: мы спускались съ прегадкаго косогора; баринъ ѣхалъ позади барыни --
   КУРТ. Какъ на одной лошади?
   ГРУМ. А тебѣ-то что до этого?
   КУРТ. Мнѣ-то ничего, да лошади.
   ГРУМ. Ну, такъ самъ и разсказывай!-- Не перебей ты меня, ты услышалъ бы какъ ея лошадь упала, а она попала подъ лошадь; услышалъ бы въ какомъ еще грязномъ мѣстѣ; какъ она испачкалась; какъ онъ оставилъ ее подъ лошадью; какъ принялся колотить меня за то, что ея лошадь споткнулась; какъ она бросилась по грязи, чтобъ оттащить его отъ меня; какъ онъ клялся и ругался; какъ она -- никогда и никого не умолявшая -- умоляла его; какъ я кричалъ; какъ лошади разбѣжались; какъ ея уздечка порвалась; какъ я потерялъ мой нахвостникъ; и много еще другихъ достопамятныхъ вещей, которыя теперь поглотитъ забвеніе, и ты сойдешь въ могилу въ совершенномъ невѣжествѣ.
   КУРТ. Да по этому перечню онъ еще бѣшенѣй ея?
   ГРУМ. А какъ бы ты думалъ? пріѣдетъ, такъ и ты, и самый смѣлый изъ васъ, всѣ вы узнаете это какъ разъ. Однакожь, что жь я разболтался?-- Позови Наѳанаила, Іосифа, Нихольса, Филиппа, Вальтера, Блюдолиза и всѣхъ прочихъ. Надо, чтобъ они причесали головы поглаже, вычистили синіе колеты свои, подтянули чулки разноцвѣтными подвязками; надо, чтобъ они хорошенько шаркнули лѣвыми ногами, и никакъ не смѣли прикоснуться ни даже къ волоску лошадинаго хвоста барина, пока не облыбызаютъ рукъ ихъ.-- Всѣ ли готовы?
   КУРТ. Всѣ.
   ГРУМ. Такъ зови жь ихъ.
   КУРТ. Эй, вы! слышите, вамъ надо встрѣтить барина, чтобъ дать барынѣ видъ эдакой.
   ГРУМ. Зачѣмъ же? у ней есть свой.
   КУРТ. Кто жь этого не знаетъ?
   ГРУМ. Да ты, если сзываешь людей, чтобъ дать ей видъ.
   КУРТ. Я разумѣю кредитъ эдакой.
   ГРУМ. Да она ѣдетъ не для того, чтобъ занимать у васъ.

Входятъ Служители.

   НАѲАН. Здравствуй, Груміо.
   ФИЛИП. Какъ поживаешь, Груміо?
   ІОСИФ. Здоровъ ли, Груміо?
   НИКОЛ. Какъ ты, Груміо?
   НАѲАН. Что новаго, старый проказникъ?
   ГРУМ. Здравствуй ты; -- какъ поживаешь ты; -- здоровъ ли, ты; -- какъ ты; -- отвѣтилъ, кажется, на всѣ привѣты. Скажите-ка мнѣ теперь, нарядные товарищи мои, все ли готово? все ли въ порядкѣ?
   НАѲАН. Все. А далеко еще господинъ нашъ?
   ГРУМ. Близехонько; я думаю соскочилъ ужь съ лошади, а потому -- А, чертъ возьми, молчаніе! я слышу голосъ его.

Входятъ Петручіо и Катарина.

   ПЕТР. Гдѣ жь эти бездѣльники? Ни души, чтобъ поддержать стремя, чтобъ принять лошадь! Гдѣ Нафанаилъ, Грегори, Филиппъ?
   ВСѢ СЛУЖИТЕЛИ. Здѣсь, здѣсь, синьоръ! здѣсь, синьоръ!
   ПЕТР. Здѣсь, здѣсь, здѣсь, синьоръ! Ослы, болваны! никакой предупредительности, никакого уваженія, ни малѣйшаго вниманія!-- Гдѣ безтолковый мерзавецъ, котораго я послалъ впередъ?
   ГРУМ. Здѣсь, синьоръ; и все такой же безтолковый, какъ и прежде.
   ПЕТР. Глупый ротозѣй, безсмысленное животное! развѣ я не приказалъ тебѣ встрѣтить меня въ паркѣ, вывести съ собой всѣхъ этихъ негодяевъ?
   ГРУМ. Что жь дѣлать, синьоръ, колетъ Наѳанаила былъ не готовъ еще, башмаки Габріеля не подшиты, шапка Питера не вычернена, а шпага Вальтера безъ ноженъ; нарядились только Адамъ, Ральфъ и Грегори; всѣ же остальные были въ лохмотьяхъ, въ старьѣ, какъ нищіе. Впрочемъ, вотъ они всѣ, какъ есть, собрались встрѣчать васъ.
   ПЕТР. Ступайте, мерзавцы, подавайте ужинать. (Нѣсколько служителей уходятъ; Петручіо напѣваетъ: "Гдѣ ты, жизнь моя прежняя!" {Начало старой пѣсни.}) -- Гдѣ жь они -- Садись Катя; поздравляю тебя съ пріѣздомъ.-- (Садясь) Уфъ! (Нѣсколько служителей приноситъ ужинъ). Что жь, скоро ли?-- Да развеселись же, милая Катя!-- Эй вы, негодяи, бездѣльники! стащите съ меня сапоги. (Поетъ:)
  
   И какъ шелъ путемъ дорогой
   Изъ ордена сѣрыхъ монахъ -- 1).
   1) Начало старой баллады
  
   Разбойникъ! ты совсѣмъ выдернулъ мнѣ ногу. (Бьетъ его.) Вотъ тебѣ, чтобъ не оторвалъ другой!-- Будь же веселѣй, Катя.-- Воды!-- (Входитъ слуга съ водой.) А гдѣ мой длинношерстный Троилъ {Собака.}?-- Пошолъ, болванъ! попроси сюда брата Фердинанда. (Слуга уходитъ.) -- Ты, Катя, должна поцѣловать его; ты должна познакомиться съ нимъ.-- Гдѣ жь туфли?-- Да что жь, дадутъ намъ воды? (Подаютъ рукомойникъ съ водой.) -- Ну, Катя, умой же руки {Въ то время было обыкновеніе умывать руки передъ столомъ и послѣ стола.}; еще разъ привѣтствую тебя въ моемъ домѣ. (Слуга роняетъ рукомойникъ.) -- Бездѣльникъ! что у тебя, рукъ что ли нѣтъ? (Бьетъ ею.)
   КАТАР. Успокойся, прошу тебя; вѣдь это безъ намѣренія.
   ПЕТР. Безмозглый чурбакъ! вислоухій оселъ!-- Садись, Катя; я знаю, ты проголодалась. Что, ты прочтешь молитву, или мнѣ самому прочесть ее?-- Это что такое? баранина?
   1 сл. Точно такъ, синьоръ.
   ПЕТР. Кто принесъ ее?
   1 сл. Я, синьоръ.
   ПЕТР. Она подгорѣла; да и всѣ другія кушанья также. Что это за мерзавцы!-- Гдѣ эта бестія, поваръ? Какъ смѣли вы подать мнѣ такую гадость, и еще зная, что я не стерплю этого? Долой и тарелки, и кубки, и все! (Бросаетъ со стола кушанье и посуду.) Скоты, мошенники!-- Какъ! ворчать еще? постоите, вотъ я сейчасъ управлюсь съ вами.
   КАТАР. Другъ мой, ради Бога, успокойся; кушанье, право, не такъ дурно, какъ тебѣ показалось.
   ПЕТР. Помилуй, Катя, оно было и подожжено и засушено; а такое кушанье запрещено мнѣ строжайше, потому что оно развиваетъ желчь, дѣлаетъ раздражительнымъ {Старое медицинское предположеніе.}. Нѣтъ, лучше ужь намъ поговѣть немножко; вѣдь мы оба и безъ того довольно желчны -- зачѣмъ усиливать еще это расположеніе такимъ пережареннымъ мясомъ. Потерпи немного, завтра мы вознаградимъ все; нынче же -- что дѣлать -- попостимся. Пойдемъ, я провожу тебя въ спальню. (Уходитъ съ ней и съ Куртисомъ.)
   НАѲАН. Ну, Петръ, видалъ ты когда-нибудь эдакое?
   ПЕТР. Онъ бьетъ ее ея же собственнымъ оружіемъ.

Входитъ Куртисъ.

   ГРУМ. Гдѣ онъ?
   КУРТ. Въ спальнѣ, проповѣдуетъ ей о воздержаніи; хохочетъ, клянетъ, бѣснуется такъ, что бѣдняжка не знаетъ куда дѣться, куда смотрѣть, что говорить; сидитъ, какъ человѣкъ вдругъ разбуженный. Онъ идетъ сюда -- уйдемъ, уйдемъ скорѣе! (Уходятъ.)

Входитъ Петручіо.

   ПЕТР. Царствованіе мое я началъ довольно искусно; успѣхъ несомнѣненъ. Теперь мой соколъ проморенъ порядкомъ; пока онъ не пріучится къ настоящему полету, его и не должно закармливать, потому что съ набитымъ зобомъ онъ и не посмотритъ на чучелу {На чучелу птицы, которой соколовъ пріучаютъ бросаться на добычу.}. Кромѣ того, есть еще средство спорѣй смирить дичка моего, подчинить его голосу господина -- это: не давать спать такъ точно, какъ мы не даемъ спать коршунамъ, когда они бьются, клюются и не хотятъ слушаться {Коршуновъ пріучали къ охотѣ также какъ и соколовъ.}. Нынче она ничего не ѣла, и не ѣсть ей; прошедшую ночь она совсѣмъ не спала, и не спать ей и эту. Какъ въ кушаньѣ, такъ и въ постелѣ найду я тьму небывалыхъ недостатковъ: подушки полетятъ туда, перина сюда; одѣяло въ одну сторону, простыня въ другую. И все это, какъ будто, изъ нѣжной заботливости объ ея спокойствіи; и все это кончится тѣмъ, что она не заснетъ и нынче; задремли только, а я кричать, бѣсноваться -- шумомъ и громомъ я не дамъ ей сомкнуть глазъ ни на минуту. Это самый вѣрный способъ убить жену любовью; но я убью имъ только ея бѣшеную строптивость. Знаетъ кто еще лучшее средство укрощать взбалмошныхъ женъ, пусть скажетъ -- вѣдь это благодѣяніе.
  

СЦЕНА 2.

Падуя. Передъ домомъ Баптиста.

Входамъ Траніо и Гортензіо.

   ТРАН. Нѣтъ, другъ Личіо, не можетъ быть, чтобъ Біанка любила кого-нибудь кромѣ Люченціо. Скажу тебѣ -- я пользуюсь ея особеннымъ расположеніемъ.
   ГОРТ. Чтобъ убѣдиться въ справедливости того, что я сказалъ вамъ, отойдите только къ сторонкѣ и послушайте, чему онъ учитъ ее. (Отходитъ къ сторонѣ.)

Входятъ Біанка и Люченціо.

   ЛЮЧЕН. Скажите жь, синьора, какъ вы находите мое ученіе.
   БІАН. Да объясните мнѣ прежде, чему вы собственно учите?
   ЛЮЧЕН. Тому, что составляетъ мое призваніе -- искусству любить.
   БІАН. И вы вполнѣ обладаете этимъ искусствомъ?
   ЛЮЧЕН. Съ того мгновенія, какъ вы, прекрасная, сдѣлались владычицей души моей. (Уходятъ.)
   ГОРТ. Каковы успѣхи!-- Ну, что теперь скажете? а были еще готовы поклясться, что Біанка никого такъ не любитъ, какъ Люченціо.
   ТРАН. О, коварная любовь! о, родъ непостоянный!-- Это непостижимо, другъ Личіо.
   ГОРТ. Узнайте же, что я не Личіо, не учитель музыки, а человѣкъ, который гнушается теперь ролей, которую разыгрывалъ изъ любви къ существу до того ничтожному, что пренебрегаетъ любовью дворянина и обоготворяетъ подлаго простолюдина.-- Я Гортензіо.
   ТРАН. Синьоръ, я много слышалъ о вашей искренней любви къ Біанкѣ; убѣдившись теперь собственными глазами, какъ она вѣтрена, я готовъ вмѣстѣ съ вами -- если вы только согласны -- отречься отъ нея навсегда.
   ГОРТ. Посмотрите, посмотрите, какъ они любезничаютъ -- цѣлуются даже!-- Синьоръ Люченціо, вотъ рука моя -- клянусь, я навсегда отказываюсь, навсегда отрекаюсь отъ нея, какъ отъ недостойной того расположенія, которое до сихъ поръ такъ безумно оказывалъ ей.
   ТРАН. Клянусь и я, такъ же искренно, никогда не будетъ она моей женой, еслибъ даже и сама навязывалась. Позоръ ей! посмотрите, какъ безстыдно она любезничаетъ съ нимъ.
   ГОРТ. О, желалъ бы, чтобъ и весь свѣтъ, исключая только этого мерзавца, презрѣлъ его совершенно! Я же, чтобъ еще вѣрнѣе сдержать мою клятву, женюсь черезъ три дня на богатой вдовѣ, которая любила меня и тогда, какъ я ухаживалъ за этимъ надменнымъ, заносчивымъ созданіемъ. Прощайте, синьоръ Люченціо.-- Красотой теперь не увлечешь меня; только нѣжностью можно пріобрѣсть любовь мою. Прощайте, я не измѣню моей клятвѣ. (Уходитъ.)

Люченціо и Біанка возвращаются.

   ТРАН. Синьора, желаю вамъ всѣхъ благъ счастливой любви! Я подсмотрѣлъ все, и потому отрекаюсь отъ васъ начисто, точно такъ же, какъ благородный Гортензіо.
   БІАН. Ты шутишь, Траніо. Въ самомъ дѣлѣ, вы оба отреклись отъ меня?
   ТРАН. Отреклись, синьора.
   ЛЮЧЕН. Такъ теперь намъ нечего опасаться Личіо?
   ТРАН. У него есть на приметѣ какая-то вдовушка; онъ въ одинъ день хочетъ сдѣлать ее и невѣстой, и женой своей.
   БІАН. Дай ему Богъ всякаго счастія!
   ТРАН. И повѣрьте, онъ укротитъ ее.
   БІАН. Онъ самъ сказалъ это?
   ТРАН. Онъ пошолъ для этого въ школу укрощенія.
   БІАН. Да развѣ есть такая школа?
   ТРАН. Какже; Петручіо въ ней учителемъ, а онъ знаетъ, какъ укрощать злыхъ женъ, какъ оковывать бранчивый языкъ ихъ.

Прибѣгаетъ Біонделло.

   БІОН. Синьоръ, синьоръ, я сторожилъ такъ долго, что изморился какъ собака; но наконецъ высмотрѣлъ таки старую клячу {Въ прежнихъ изданіяхъ: Аn ancient angel... По Колльеру: An ancient ambler...}, которую можно, кажется, употребить въ дѣло.
   ТРАН. Что жь это за человѣкъ, Біонделло?
   БІОН. Какой-нибудь торгашъ или школяръ, навѣрное не знаю; но по виду, по наряду, по всему -- настоящій отецъ.
   ЛЮЧЕН. Что жь намъ съ нимъ дѣлать, Траніо?
   ТРАН. Если онъ такъ простъ, что повѣритъ моей сказкѣ -- онъ сыграетъ намъ роль Винченціо, поручится за васъ синьору Баптиста, какъ настоящій Винченціо. Вы ступайте съ прекрасной Біанкой; оставьте меня одного. (Люченціо уходитъ съ Біанкой.)

Входитъ старый Школяръ.

   ШКОЛ. Богъ въ помощь, синьоръ!
   ТРАН. Благодарю, синьоръ! далеко ль путь вашъ, или вы достигли уже цѣли вашего странствованія?
   ШКОЛ. Я думаю отдохнутъ здѣсь недѣлю, или двѣ, а тамъ опять въ дорогу, въ Римъ, оттуда въ Триполи, если только Богъ на столько продлитъ вѣку моего.
   ТРАН. А откуда вы родомъ?
   ШКОЛ. Изъ Мантуи.
   ТРАН. Изъ Мантуи! и пришли въ Падую?-- ну, можно ли такъ рисковать жизнію?
   ШКОЛ. Жизнію, синьоръ! какимъ же образомъ? это слишкомъ скверно.
   ТРАН. Каждый Мантуанецъ подвергается въ Падуѣ смертной казни. Неужели вы не знали этого? Ваши корабли задерживаются въ Венеціи; герцогъ, по личной враждѣ съ вашимъ герцогомъ, издалъ и обнародовалъ это повелѣніе вездѣ. Это удивительно, какъ вы ничего не знаете; развѣ потому что только прибыли, а то, вы непремѣнно и сами услыхали бы объявленіе объ этомъ.
   ШКОЛ. Скажите пожалуйста; положеніе мое тѣмъ еще хуже, что у меня есть векселя изъ Флоренціи, которые мнѣ необходимо предъявить здѣсь.
   ТРАН. Чтобъ услужить вамъ, синьоръ, вотъ что могу я для васъ сдѣлать, вотъ что посовѣтовалъ бы я вамъ. Скажите однакожь прежде, бывали ль вы когда-нибудь въ Пизѣ?
   ШКОЛ. Нѣсколько разъ, синьоръ; Пиза такъ знаменита своими гражданами.
   ТРАН. Не знавали ль вы тамъ синьора Винченціо?
   ШКОЛ. Не знакомъ съ нимъ, но слыхалъ о немъ; это одинъ изъ богатѣйшихъ купцовъ.
   ТРАН. Я сынъ его; и вы, скажу вамъ, очень похожи на него.
   БІОН. (Въ сторону). Какъ устрица на яблоко.
   ТРАН. Это сходство -- ваше счастье; изъ любви къ отцу, я готовъ спасти вамъ жизнь. Вы воспользуетесь его именемъ и кредитомъ, и остановитесь у меня. Войтить въ эту роль хорошенько -- ваше уже дѣло; вы понимаете меня? Такимъ образомъ, вы можете жить здѣсь безопасно, пока кончите дѣла свои. Угодно вамъ принять отъ меня эту услугу?
   ШКОЛ. О, синьоръ, я всегда буду почитать васъ моимъ спасителемъ!
   ТРАН. Такъ пойдемте же со мной и уладимъ это дѣло хорошенько. Надобно, однакожь, предварить васъ, что я женюсь на дочери синьора Баптиста и что отца моего ждутъ сюда со дня на день, для утвержденія участка, который я завѣщаю на случай вдовства будущей жены моей. Подробности всего этого я сообщу вамъ послѣ; прежде всего вамъ надо одѣться поприличнѣе.

(Уходятъ.)

  

СЦЕНА 3.

Комната въ загородномъ домѣ Петручіо.

Входитъ Катарина и Груміо.

   ГРУМ. Нѣтъ, ни за что въ мірѣ; не смѣю.
   КАТАР. Съ каждымъ мгновеніемъ жестокость его становится мнѣ очевиднѣе. Неужели онъ женился на мнѣ для того, чтобъ уморить меня голодомъ? Нищій, приходившій къ дому отца моего, получалъ милостыню; отказывали -- онъ находилъ состраданіе въ другомъ мѣстѣ, а я, никогда не умѣвшая, никогда не имѣвшая нужды просить -- я умираю съ голоду, томлюсь жаждой сна; онъ отгоняетъ сонъ проклятіями, кормитъ ругательствами. И что еще ужаснѣе -- все это подъ видомъ нѣжнѣйшей любви; какъ будто бы зналъ, что минута сна, малѣйшій кусочекъ пищи навсегда разстроятъ мое здоровье, или даже и умертвятъ меня. Прошу тебя, принеси чего-нибудь -- чего нибудь, что только можно ѣсть.
   ГРУМ. А что вы скажете, напримѣръ, на счетъ телячьей ножки?
   КАТАР. Прекрасно; неси же скорѣе.
   ГРУМ. Нѣтъ, это кушанье слишкомъ раздражаетъ. Но что скажете на счетъ жирной, хорошо поджаренной кишки?
   КАТАР. Я очень люблю кишки; ступай за ними, добрый Груміо.
   ГРУМ. Да вотъ видите ли, я боюсь, что и онѣ раздражаютъ. Но что, еслибъ эдакъ кусокъ хорошей говядины съ горчицей?
   КАТАР. Ничего не можетъ быть лучше.
   ГРУМ. Горчица горячитъ, однакожь?
   КАТАР. Ну, такъ одной говядины безъ горчицы.
   ГРУМ. Нѣтъ, безъ горчицы я ни за что не принесу вамъ говядины.
   КАТАР. Такъ и горчицы и говядины, или хоть что-нибудь одно -- что хочешь.
   ГРУМ. Такъ горчицы безъ говядины.
   КАТАР. (Ударяя его). Вонъ, злой, лживый рабъ, кормящій меня одними названіями кушаньевъ. Проклятіе и тебѣ, и всѣмъ вамъ! вы всѣ радуетесь моему несчастію. Вонъ, говорю я тебѣ!

Входятъ Гортензіо и Петручю съ блюдомъ кушанія.

   ПЕТР. Ну что, Катя? Что жь ты все такъ пасмурна?
   ГОРТ. Какъ поживаете, синьора?
   КАТАР. Какъ нельзя хуже.
   ПЕТР. Да развеселись же; подари меня хоть однимъ веселымъ взглядомъ. Посмотри, другъ мой, какъ я забочусь о тебѣ: я самъ приготовилъ для тебя это блюдо, самъ приношу его тебѣ. (Становитъ блюдо на столъ.) Надѣюсь, можно поблагодарить за такое вниманіе.-- Какъ, ни слова? сталобыть, оно не нравится тебѣ, и я хлопоталъ по пустому?-- Возьмите его.
   КАТАР. Прошу, оставьте.
   ПЕТР. И ничтожнѣйшая услуга вознаграждается обыкновенно благодарностью; а потому и ты не прикоснешься къ этому блюду, пока не поблагодаришь меня.
   КАТАР. Благодарю васъ, синьоръ.
   ГОРТ. Какъ вамъ не стыдно, Петручіо! Синьора, что смотрѣть на него -- я вамъ товарищъ.
   ПЕТР. (Тихо Гортензіо). Если любишь меня, съѣшь все одинъ.-- На здоровье, моя милая! Кушай же проворнѣе, Катя, мы тотчасъ поѣдемъ къ отцу нашему. Вотъ тамъ-то по веселимся мы; пощеголяемъ и шелковыми платьями, и шапочками, я золотыми кольцами, и брыжжами, и манжетами, и фижмами, и шарфами, и вѣерами, и янтарными браслетами, и ожерельями, и множествомъ другихъ подобныхъ вздоровъ.-- Какъ, ты ужь и наѣлась?-- Тѣмъ лучше; портной ждетъ только твоего мановенія, чтобъ украсить твое тѣло своимъ шумнымъ сокровищемъ. Эй, портной!

Входитъ Портной.

   Ну, показывай намъ работу свою {Женскими нарядами въ Шекспирово время занимались мущины.} --

Входитъ Разнощикъ.

   давай платье.-- Ты, что?
   РАЗН. Синьоръ, вотъ заказанная вами шапочка.
   ПЕТР. Да она сдѣлана по суповой чашкѣ; это просто бархатная миска; -- гадко, скверно! Точно раковина, или скорлупа орѣха; дрянь, мерзость, годится развѣ только для ребенка; къ черту ее! сдѣлай мнѣ побольше.
   КАТАР. Да я не хочу больше этой; теперь такая мода, и благородныя дамы носятъ именно такія.
   ПЕТР. И у тебя будетъ такая, когда будешь полюбезнѣе; но никакъ не прежде.
   ГОРТ. (Въ сторону). Ну, не скоро это будетъ.
   КАТАР. Надѣюсь, синьоръ, я имѣю право говорить, и я буду говорить; я не ребенокъ, не кукла: и получше васъ выслушивали мое мнѣніе; не хотите -- заткните уши. Нѣтъ, долѣе я не могу подавлять моего негодованія; оно надорветъ мнѣ сердце, если я но дамъ полной воли языку моему, и я выскажу все -- все.
   ПЕТР. Совершенно справедливо: никуда не годится эта шапочка -- это пастетъ, шелковый пирогъ. За то, что она не нравится тебѣ, я люблю тебя еще болѣе.
   КАТАР. Люби иль не люби, а она мнѣ нравится, и ты возмешь ее, или мнѣ не надо никакой.
   ПЕТР. Покрой твоего платья? посмотримъ.-- Кажи, портной, платье.-- Господи, Боже мой! что это за маскарадная штука? Это что такое? рукавъ?-- да это мортира. И защипано сверху до низу, какъ яблочный пирогъ. А складокъ-то, рубчиковъ-то, вырѣзокъ, прорѣзокъ, какъ на курильницахъ въ цирюльняхъ.-- Да это чертъ знаетъ что такое!
   ГОРТ. (Про себя). Не видать ея ни шапочки, ни платья.
   ПОРТН. Вы приказали сшить его по послѣдней модѣ.
   ПЕТР. Такъ; но, если ты помнишь, я не приказывалъ тебѣ портить его по модѣ. Ступай домой; тебѣ не работать болѣе на меня. Мнѣ не надо этой дряни; убирайся же, говорятъ тебѣ.
   КАТАР. Я никогда не видала платья красивѣе, такъ хорошо и съ такимъ вкусомъ сшитаго; но вы -- вы хотите, кажется, вырядить меня чучелой.
   ПЕТР. Именно онъ хочетъ нарядить тебя чучелой.
   ПОРТН. Она говоритъ, что вы, синьоръ, хотите вырядить ее чучелой.
   ПЕТР. О, чудовищная дерзость! Лжешь ты, нитка, наперстокъ, аршинъ, три четверти, поларшина, четверть, вершокъ, блоха, гнида, сверчокъ!-- И какой-нибудь мотокъ нитокъ смѣетъ издѣваться надо мной въ моемъ собственномъ домѣ? Вонъ, отрепье, лоскутъ, обрѣзокъ! вонъ, или я вымѣрю тебя твоимъ же собственнымъ аршиномъ такъ, что ты всю жизнь свою будешь помнить, какъ нехорошо врать. Тебѣ говорятъ, что ты изгадилъ ея платье, и довольно.
   ПОРТН. Синьоръ, вы ошибаетесь; платье сшито именно такъ, какъ приказано. Вотъ, Груміо, отдавалъ и приказанія.
   ГРУМ. И не отдавалъ ему приказаній, я отдалъ ему матерію.
   ПОРТН. Но вѣдь вы сказали же, какъ сшить его.
   ГРУМ. Вотъ это забавно; какъ будто вы не знали, что шьютъ иголкой и ниткой.
   ПОРТН. Я хочу сказать, что вы сами назначили покрой.
   ГРУМ. Послушай, ты, полагаю, много перекроилъ всякой всячины?
   ПОРТН. Да довольно таки.
   ГРУМ. А меня все-таки не перекроить тебѣ; ты убралъ многихъ -- меня же не уберешь; я никому не позволю ни перекроить, ни убрать себя {Тутъ непереводимая игра значеніями словъ: to face -- одѣвать, обшивать, презирать, вызывать, и to brave -- убирать, наряжать, издѣваться, противиться}.-- Повторяю, я велѣлъ твоему хозяину скроить платье, но не говорилъ, чтобъ онъ искроилъ его въ лоскутки; ergo -- ты лжешь.
   ПОРТН. Да вотъ же, въ доказательство, и записка какъ сшить его.
   ПЕТР. Читай.
   ГРУМ. Записка эта поретъ дичь, если говоритъ, что я говорилъ это.
   ПОРТН. "Iinprimis: полное, широкое платье".
   ГРУМ. Синьоръ, если я когда-нибудь говорилъ: полное, широкое платье -- зашейте меня въ подолъ его, и бейте моткомъ суровыхъ нитокъ до тѣхъ поръ, пока издохну. Я сказалъ просто платье.
   ПЕТР. Далѣе.
   ПОРТН. "Съ маленькимъ, круглымъ воротничкомъ".
   ГРУМ. О воротничкѣ, признаюсь, говорилъ.
   ПОРТН. "Съ широкими рукавами".
   ГРУМ. И о рукавахъ говорилъ.
   ПОРТН. "По модѣ вырѣзанными".
   ПЕТР. Вотъ, въ этомъ-то и вся мерзость.
   ГРУМ. Лжетъ, лжетъ, синьоръ, записка. Я сказалъ, чтобъ рукава вырѣзали, а потомъ пришили; и я докажу это на тебѣ самомъ, хоть твой мизинецъ и вооруженъ наперсткомъ.
   ПОРТН. Все, что я говорилъ, правда; и будь я съ тобой въ другомъ мѣстѣ, я заставилъ бы тебя почувствовать это.
   ГРУМ. Что жь, я не прочь; выходи съ своей запиской {Тутъ игра значеніями снова bill -- топоръ, сѣкира, bill -- счетъ, записка.}, а мнѣ дай свой аршинъ, и не щади меня.
   ГОРТ. Полно, Груміо; бой будетъ слишкомъ не равенъ.
   ПЕТР. Коротко, это платье не для меня.
   ГРУМ. Точно такъ, синьоръ; оно для госпожи моей.
   ПЕТР. (Бросая его). Подними его, пусть хозяинъ твой дѣлаетъ, что хочетъ.
   ГРУМ. Не посмѣй, мерзавецъ, если дорога тебѣ жизнь! Поднять платье моей госпожи для его хозяина!
   ПЕТР. Что это значитъ, Груміо?
   ГРУМ. А это значитъ, что дѣло тутъ поважнѣе, чѣмъ вы думаете. Поднять платье госпожи моей для того, чтобъ его хозяинъ дѣлалъ, что хочетъ! помилуйте, какъ это можно!
   ПЕТР. (Тихо Гортензіо). Скажи портному, что ему заплатятъ.-- Что тутъ разговаривать еще; возьми его и убирайся къ черту.
   ГОРТ. (Портному). Я заплачу тебѣ завтра; не обращай вниманія на его горячность. Ступай, кланяйся отъ меня твоему хозяину. (Портной уходитъ.)
   ПЕТР. Ну, Катя, что жь дѣлать, поѣдемъ къ отцу въ будничномъ платьѣ. Нарядъ бѣденъ -- зато кошелекъ полонъ; вѣдь только душой и богато тѣло, и какъ солнце просвѣчиваетъ сквозь самыя черныя тучи, такъ и благородство проглядываетъ изъ подъ самаго бѣднаго рубища. Неужели сорока лучше жаворонка, потому что перо ея красивѣе? неужели змѣя лучше угря, потому что пестрая кожа ея пріятнѣе для глазъ? Нѣтъ, милая Катя, ты нисколько не будешь хуже отъ того, что нарядъ твой простъ и даже бѣденъ. Если же думаешь, что это унизитъ тебя -- сложи всю вину на меня. Развеселись же, другъ мой; вѣдь мы ѣдемъ къ отцу, пировать, праздновать.-- Поди, скажи людямъ, чтобъ они были готовы, что мы ѣдемъ сейчасъ же, чтобъ они вывели лошадей къ концу тычинника -- мы дойдемъ туда пѣшкомъ. Теперь, я думаю, никакъ не больше семи; стало-быть, мы поспѣемъ къ обѣду.
   КАТАР. Извините, синьоръ, давно ужь два; мы не поспѣемъ и къ ужину.
   ПЕТР. Прежде семи я не поѣду. Видишь, какая ты странная; что бы я ни сказалъ, что бы ни сдѣлалъ, что бы ни задумалъ сдѣлать -- ты непремѣнно найдешь сказать что-нибудь противъ. Такъ не надо же: я не ѣду нынче; не поѣду до тѣхъ поръ, пока на часахъ не будетъ сказаннаго мной часа.
   ГОРТ. Каковъ молодецъ! да эдакъ онъ, пожалуй, попятитъ назадъ и самое солнце.
  

СЦЕНА 4.

Падуя. Передъ домомъ Баптиста

Входятъ Траніо и Школяръ, переодѣтый.

   ТРАН. Синьоръ, вотъ домъ его; прикажете постучаться?
   ШКОЛ. Стучитесь.-- Если не ошибаюсь, синьоръ Баптиста вспомнитъ меня; лѣтъ двадцать назадъ, въ Генуѣ, мы стояли въ гостинницѣ Пегаса.
   ТРАН. Прекрасно; не выходите изъ вашей роли, ни въ какомъ случаѣ не оставляйте важности и строгости, приличной отцу.

Входитъ Біонделло.

   ШКОЛ. Положитесь на меня; но вотъ вашъ служитель -- не худо бы предупредить и его.
   ТРАН. О немъ не безпокойтесь. Біонделло, не забываться; обращайся съ нимъ точно, какъ съ настоящимъ Винченціо.
   БІОН. Я отвѣчаю за себя.
   ТРАН. А исполнилъ мое порученіе?
   БІОН. Какже; я сказалъ синьору Баптиста, что вашъ родитель былъ въ Венеціи и что нынче долженъ быть въ Падуѣ.
   ТРАН. Ты славный малой; вотъ тебѣ на водку. Вотъ и Баптиста идетъ сюда. Ну, синьоръ, смѣлѣе.

Входятъ Баптиста и Люченціо.

   Синьоръ Баптиста, очень радъ, что встрѣтилъ васъ. (Школяру) Батюшка, вотъ дворянинъ, о которомъ я говорилъ вамъ; будьте истиннымъ отцомъ, даруйте мнѣ Біанку вмѣсто наслѣдства.
   ШКОЛ. Тише, тише, не торопись, сынъ мой.-- Съ вашего позволенія, синьоръ, пріѣхавъ въ Падую, чтобъ собрать нѣкоторые изъ долговъ, я узналъ отъ моего сына о весьма важномъ обстоятельствѣ -- о любви, возникшей между имъ и вашей дочерью. Наслышавшись такъ много хорошаго о васъ, сочувствуя любви его къ вашей дочери, и вашей дочери къ нему, какъ любящій отецъ, я не могу томить ихъ, и потому соглашаюсь на бракъ этотъ. Если и вы, такъ какъ я, не имѣете ничего противъ, я готовъ подписать контрактъ на какихъ вамъ угодно условіяхъ; по тому уваженію, которое я питаю къ вамъ, повѣрьте, я не стану спорить.
   БАПТ. Синьоръ, вы извините рѣчь мою; ваша прямота и чистосердечіе нравятся мнѣ, какъ нельзя болѣе. Дѣйствительно, вашъ сынъ любитъ мою дочь, а она его, если только оба не обманываютъ насъ безбожнѣйшимъ образомъ; и потому, если вы, какъ добрый отецъ, согласны утвердить за моей дочерью приличный вдовій участокъ, нечего и говорить болѣе -- союзъ слаженъ: я готовъ отдать мою дочь вашему сыну.
   ТРАН. Благодарю, синьоръ. Скажите же, гдѣ угодно вамъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: Where then do you know best... По Колльеру: Where then do you hold best...} совершить помолвку и заключить контрактъ?
   БАПТ. Гдѣ хочешь, Люченціо, только не въ моемъ домѣ; ты знаешь, и стѣны имѣютъ уши, а у меня много служителей. Кромѣ того, и старикъ Греміо все подсматриваетъ; можетъ случиться, что у меня намъ помѣшаютъ.
   ТРАН. Такъ всего лучше у меня,-- у меня остановился и батюшка; въ моемъ домѣ можно кончить все безъ всякаго помѣшательства и безъ всякой огласки. Пошлите Камбіо за Біанкой, а я сейчасъ же пошлю моего служителя за нотаріусомъ. Досадно только, что, по скорости, я не могу угостить васъ, какъ хотѣлось бы.
   БАПТ. Это ничего. (Обращаясь къ Люченціо) Камбіо, ступай ко мнѣ, и скажи Біанкѣ, чтобъ она собралась сію же минуту; если хочешь, можешь разсказать ей все: и то, что отецъ Люченціо пріѣхалъ, и какъ по всему видно, что она будетъ женой Люченціо.
   ЛЮЧЕН. Молю объ этомъ Господа!
   ТРАН. Что разговаривать, ступай скорѣе. Синьоръ Баптиста, угодно вамъ- идти со мною? Можетъ быть нашъ ужинъ ограничится какимъ-нибудь однимъ блюдомъ -- что жь дѣлать?-- въ Пизѣ мы все поправимъ.
   БАПТ. Идемте. (Траніо, Баптиста и Школяръ уходятъ.)
   БІОН. Камбіо!
   ЛЮЧЕН. Что, Біонделло?
   БІОН. Видѣли вы, какъ господинъ мой мигалъ и кивалъ вамъ головою?
   ЛЮЧЕН. Что жь хотѣлъ онъ сказать этимъ?
   БІОН. Ничего, потому что мнѣ поручилъ онъ объяснить вамъ и смыслъ и значеніе его знаковъ.
   ЛЮЧЕН. Такъ объясняй же.
   БІОН. Вотъ видите ли: Баптиста удаленъ, болтаетъ теперь съ ложнымъ отцомъ ложнаго сына.
   ЛЮЧЕН. Ну.
   БІОН. А васъ онъ послалъ за своей дочерью --
   ЛЮЧЕН. Такъ что жь?
   БІОН. Старый священникъ церкви святого Луки, къ вашимъ услугамъ во всякое время.
   ЛЮЧЕН. Что жь изъ всего этого?
   БІОН. Да ничего; кромѣ развѣ того, что между тѣмъ, какъ они хлопочутъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: ехсерt they are busied... По Колльеру: eхcept while they are busied...} объ утвержденіи ложнаго контракта, вы можете законтрактовать ее себѣ cum privilegie ad imprimendum solum. Отправляйтесь-ко прямо въ церковь, да захватите съ собой священника, церковника и нѣсколько свидѣтелей. Не хотите, такъ мнѣ нечего и говорить болѣе; а вы проститесь съ Біанкой и на нынѣшній день, и навсегда. (Хочетъ идти.)
   ЛЮЧЕН. Постой, Біонделло.
   БІОН. Мнѣ некогда. Я зналъ одну дѣвушку, которая обвѣнчалась въ самый полдень, вышедъ въ садъ за петрушкой для начинки кролика; и вы можете сдѣлать то же самое; за симъ, прощайте. Мнѣ надо еще сбѣгать въ церковь святаго Луки, сказать священнику, чтобъ онъ былъ готовъ встрѣтить васъ, когда вы явитесь съ своимъ придаткомъ. (Убѣгаетъ.)
   ЛЮЧЕН. Могу и хочу, если она согласится. А она согласится -- нѣтъ никакого сомнѣнія.-- Скорѣй же къ ней; пусть будетъ что будетъ, а плохо, однакожь, будетъ, если Камбіо возвратится безъ нея.
  

СЦЕНА 5.

Дорога.

Входятъ Петручіо, Катарина и Гортензіо.

   ПЕТР. Ну, живѣй, живѣй! вѣдь мы ѣдемъ къ отцу. Боже мой, какъ хорошо, какъ ярко свѣтитъ мѣсяцъ.
   КАТАР. Какъ мѣсяцъ! это солнце.
   ПЕТР. Я говорю, что мѣсяцъ.
   КАТАР. А я говорю, что солнце.
   ПЕТР. Клянусь сыномъ моей матери, а этотъ сынъ я самъ -- это мѣсяцъ, это звѣзда, это будетъ все, что я захочу, или я не ѣду къ отцу твоему.-- Эй вы, поворачивайте лошадей назадъ.-- Все только противурѣчія; вѣчныя противурѣчія!
   ГОРТ. (Тихо Катаринѣ). Согласитесь съ нимъ, иначе мы никогда не доѣдемъ.
   КАТАР. Прошу, не ворочайся; мы отъѣхали такъ ужь далеко. Пусть это будетъ солнце, мѣсяцъ, все, что ты хочешь. Назови пожалуй ночникомъ -- я соглашусь и съ этимъ.
   ПЕТР. Я говорю, что это мѣсяцъ.
   КАТАР. Я знаю, что это мѣсяцъ.
   ПЕТР. Такъ ты лжешь; это солнце.
   КАТАР. Да, это въ самомъ дѣлѣ солнце. И не солнце, если ты скажешь, что это не солнце; и луна по волѣ твоей не будетъ луной -- будетъ тѣмъ, чѣмъ ты назовешь ее; будетъ тѣмъ самымъ и для Катарины.
   ГОРТ. (Тихо Петручіо). Ѣдемъ, Петручіо! поле сраженія за тобой.
   ПЕТР. Теперь, впередъ, впередъ! вотъ, такъ-то, а не противъ склона, долженъ катиться шаръ.-- Постойте, кто это идетъ сюда?

Входитъ Винченціо въ дорожномъ платьѣ.

   (Винченціо.) Добраго утра, прелестная синьора; куда это вы?-- Скажи, Катя, и скажи по душѣ, видала ль ты когда-нибудь дѣвушку прекраснѣй? Какъ чудно борется на щекахъ ея румянецъ съ бѣлизной! никогда звѣзды не украшали такъ тверди небесной, какъ эти два глаза это небесное личико!-- Еще разъ, здравствуй, прекрасная!-- Милая Катя, обними ее за красоту.
   ГОРТ. (Про себя.) Онъ взбѣситъ его; какъ принять его за женщину.
   КАТАР. Юная, только что распускающаяся, дивная, прекрасная, очаровательная дѣва, куда идешь, или гдѣ живешь ты? Счастливы родители такой дочери; но еще счастливѣе тотъ, кому благодатныя созвѣздія предназначили тебя въ подруги.
   ПЕТР. Помилуй, что съ тобой, Катя? съ ума ты сошла? Какая это дѣвушка; это старикъ, и еще дряхлый, изможденный, совсѣмъ сморщенный.
   КАТАР. О, прости, отецъ мой, грубую ошибку глазъ моихъ; яркое сіяніе солнца ослѣпило ихъ до того, что все кажется имъ зеленымъ. Теперь я вижу, ты въ самомъ дѣлѣ почтенный старецъ; прошу тебя, прости мою безобразную ошибку.
   ПЕТР. Прости ей, добрый старикъ, и скажи, куда ты ѣдешь; если по дорогѣ съ нами, мы рады твоему товариществу.
   ВИНЧ. Любезный синьоръ и вы, шутливая синьора, сначала вы сильно изумили меня вашимъ страннымъ привѣтомъ; я гражданинъ Пизы, Винченціо, и ѣду въ Падую для свиданія съ сыномъ, съ которымъ давно уже разстался.
   ПЕТР. А какъ зовутъ его?
   ВИНЧ. Люченціо.
   ПЕТР. Ничего не можетъ быть счастливѣе этой встрѣчи. Теперь я могу назвать васъ отцемъ не только изъ уваженія къ лѣтамъ, но и по закону. Вашъ сынъ женится на сестрѣ моей жены -- вотъ этой дамы. Не удивляйтесь и не огорчайтесь: она хорошая дѣвушка, богатыхъ и почтенныхъ родителей, и къ тому жь такъ воспитана, что можетъ быть женой любаго дворянина. Позвольте жь мнѣ обнять васъ; поѣдемъ вмѣстѣ къ вашему благородному сыну -- вы какъ нельзя болѣе обрадуете его своимъ пріѣздомъ.
   ВИНЧ. Но правда ли это? или и это одна изъ тѣхъ шутокъ, которыя путешественники иногда позволяютъ себѣ?
   ГОРТ. Увѣряю васъ, все это совершенно справедливо.
   ПЕТР. Ѣдемъ, и вы увѣритесь собственными глазами; наша неумѣстная шутка сдѣлала васъ недовѣрчивымъ. (Угодитъ съ Катариной и Винченціо.)
   ГОРТ. Спасибо, Петручіо, ты далъ мнѣ смѣлость. Летимъ же къ вдовушкѣ; если и она своенравна -- я съумѣю теперь не поддаться ей.

(Уходитъ.)

  

ДѢЙСТВІЕ V.

СЦЕНА 1.

Падуя. Передъ домомъ Люченціо.

Входятъ Біонделло, Люченцю и Біанка.

   БІОН. Тише, и скорѣй; священникъ ждетъ.
   ЛЮЧЕН. Лечу, Біонделло; но ты можетъ-быть нуженъ дома, оставь насъ.
   БІОН. Низачто -- пока двери церкви не захлопнутся за вами; я и тогда успѣю еще воротиться къ моему господину. (Уходятъ.)

Входитъ Греміо.

   ГРЕМ. Странно, что Камбіо до сихъ поръ не является ко мнѣ.

Входятъ Петручіо, Катарина, Винченціо и слуги.

   ПЕТР. Вотъ домъ Люченціо; мой же тесть живетъ дальше, и потому я оставлю васъ.
   ВИНЧ. Нѣтъ, прежде чѣмъ вы оставите меня, вы вѣрно не откажетесь распить со мной бутылку вина. Надѣюсь, что я могу принять васъ здѣсь, какъ хозяинъ; мы вѣрно найдемъ что-нибудь и закусить. (Стучится.)
   ГРЕМ. Они заняты тамъ; стучите посильнѣе.

Школяръ выглядываетъ изъ окна.

   ШКОЛ. Кто это ломится такъ въ двери?
   ВИНЧ. Скажите, дома синьоръ Люченціо?
   ШКОЛ. Дома, но никого не принимаетъ.
   ВИНЧ. Неужели не приметъ и человѣка, который принесъ ему сто или двѣсти фунтовъ на мелочные расходы?
   ШКОЛ. Поберегите ихъ для себя; пока я живъ, ему не нуждаться ни въ чьихъ деньгахъ.
   ПЕТР. Ну что, не говорилъ я вамъ? теперь вы на самомъ дѣлѣ видите, какъ любимъ онъ въ Падуѣ.-- Однакожь, послушайте, почтеннѣйшій, чтобъ не тратить времени въ пустыхъ переговорахъ, скажите Люченціо, что отецъ его пріѣхалъ изъ Пизы, и стоитъ у дверей.
   ШКОЛ. Ты лжешь; отецъ его пріѣхалъ изъ Пизы, и смотритъ изъ окна.
   ВИНЧ. Какъ, ты отецъ его?
   ШКОЛ. Отецъ, если вѣрить его матери.
   ПЕТР. (Винченціо). Что жь это значитъ, синьоръ? безчестно называться чужимъ именемъ.
   ШКОЛ. Схватите его, онъ самозванецъ. Онъ хочетъ кого-нибудь надуть здѣсь.

Входитъ Біонделло.

   БІОН. Теперь они въ церкви; дай имъ Богъ всякаго счастія!-- Это что? синьоръ Винченціо?-- ну пропали мы, все пропало!
   ВИНЧ. (Увидавъ Біонделло). Подойди-ка сюда, воровская петля.
   БІОН. Да зачѣмъ же, синьоръ?
   ВИНЧ. Подойди, бездѣльникъ. Неужели ты забылъ меня?
   БІОН. Васъ, синьоръ? Какъ же это возможно, когда я васъ до сихъ поръ никогда и не видывалъ?
   ВИНЧ. Какъ разбойникъ, ты никогда не видалъ отца твоего господина?
   БІОН. Стараго, почтеннаго синьора Винченціо? о, нѣтъ, его я видалъ часто; вижу даже и теперь -- вонъ онъ смотритъ въ окно.
   ВИНЧ. (Бьетъ Біонделло). Въ самомъ дѣлѣ?
   БІОН. Помогите, помогите! это какой-то сумасшедшій: онъ убьетъ меня.
   ШКОЛ. Помоги, сынъ мой! помогите, синьоръ Баптиста! (Отходитъ отъ окна.)
   ПЕТР. Отойдемъ, Катя, къ сторонѣ, и посмотримъ, чѣмъ все это кончится.

Школяръ показывается опять у окна. Баптиста, Траніо и служители выходятъ на улицу.

   ТРАН. Синьоръ, кто вы? и какъ смѣете вы бить моего служителя?
   ВИНЧ. Кто я? нѣтъ, скажи-ка кто ты! О, Боже! о, бездѣльникъ! въ шелковой курткѣ, въ бархатныхъ штанахъ, въ пурпуровомъ плащѣ и въ остроконечной шапкѣ {А copatain hat, родъ высокой заостренной кверху шляпы. Эти шляпы носили въ то время только богатые Англичане.}!-- О, я разоренъ! разоренъ! въ то время, какъ я хозяйничаю дома, мой сынъ и служитель расточаютъ здѣсь все.
   ТРАН. Да скажите, въ чемъ дѣло?
   БАПТ. Это какой-то сумасшедшій.
   ТРАН. Синьоръ, по платью и по наружности вы кажетесь степеннымъ дворяниномъ; по рѣчамъ же нельзя не принять васъ за сумасшедшаго. Еслибъ я ходилъ даже въ перлахъ и въ золотѣ -- какое вамъ до этого дѣло? благодаря моему доброму отцу, я могу одѣваться и роскошнѣе этого.
   ВИНЧ. Твой отецъ? О, разбойникъ! да твой отецъ ткачъ въ Бергамо.
   БАПТ. Ошибаетесь, ошибаетесь, синьоръ. Позвольте васъ спросить, какъ имя его?
   ВИНЧ. Какъ имя его? я не знаю его имени! я взялъ его по третьему году; его имя Траніо.
   ШКОЛ. Пошелъ, безумный оселъ! его имя Люченціо; онъ единственный сынъ Винченціо -- мой сынъ и наслѣдникъ всего моего имѣнія.
   ВИНЧ. Люченціо!-- О, онъ убилъ господина своего!-- Схватите его! именемъ герцога приказываю вамъ схватить его.-- О, сынъ мой! сынъ мой!-- скажи, разбойникъ, гдѣ сынъ мой?
   ТРАН. Позвать полицейскихъ. (Одинъ изъ служителей уходитъ и возвращается тотчасъ же съ полицейскими.) Сведите этого безумца въ тюрьму. Отецъ Баптиста, проводите его туда.
   ВИНЧ. Какъ, меня въ тюрьму?
   ГРЕМ. Остановитесь, я не допущу до этого.
   БАПТ. Полноте, синьоръ Греміо; онъ будетъ въ тюрьмѣ, я вамъ говорю.
   ГРЕМ. Берегитесь, синьоръ Баптиста; смотрите, чтобъ не попасть въ просакъ. Я готовъ поклясться, что это настоящій Винченціо.
   ШКОЛ. Поклянись, если смѣешь.
   ГРЕМ. Нѣтъ, не смѣю.
   ТРАН. Пожалуй вы скажете, что и я не Люченціо?
   ГРЕМ. Я знаю, что вы синьоръ Люченціо.
   БАПТ. Ведите жь этого сумасброда въ тюрьму.
   ВИНЧ. Вотъ, какъ поступаютъ здѣсь съ чужестранцами!-- О, чудовищный извергъ!

Входятъ Біонделло, Люченціо и Біанка.

   БІОН. Вотъ онъ; отрекитесь отъ него, или мы пропали.
   ЛЮЧЕН. (Преклоняя колѣна передъ Винченціо). Простите, батюшка.
   ВИНЧ. Мой сынъ живъ! (Біонделло, Траніо и Школяръ скрываются въ домъ.)
   БІАН. Прости и меня, отецъ мой.
   БАПТ. Чѣмъ же ты-то провинилась передо мною? Куда жъ дѣвался Люченціо?
   ЛЮЧЕН. Я Люченціо, я настоящій сынъ Винченціо; я обвѣнчался на вашей дочери, между тѣмъ, какъ другіе морочили васъ.
   ГРЕМ. Вотъ оно какъ! они всѣхъ насъ надули.
   ВИНЧ. Гдѣ жь мерзавецъ, Траніо? какъ нагло, какъ дерзко издѣвался онъ надо мною.
   БАПТ. Да вѣдь вы Камбіо?
   БІАН. Камбіо обратился въ Люченціо.
   ЛЮЧЕН. Все это надѣлала любовь. Любовь къ Біанкѣ заставила меня передать мое имя Траніо, и между тѣмъ, какъ онъ разыгрывалъ мою роль, я добрался, наконецъ, до такъ желанной пристани моего счастія.-- Траніо дѣйствовалъ по моему приказанію, и ты отецъ мой, ты простишь ему изъ любви ко мнѣ.
   ВИНЧ. Бездѣльникъ хотѣлъ засадить меня въ тюрьму -- я сворочу ему за это рожу.
   БАПТ. (Люченціо). Но послушайте, синьоръ, какъ же могли вы обвѣнчаться на моей дочери, не спросясь меня?
   ВИНЧ. Успокоитесь, синьоръ Баптиста; мы удовлетворимъ васъ вполнѣ. А все-таки надобно же проучить этого бездѣльника. (Уходитъ въ домъ.)
   БАПТ. А все-таки надобно же добиться, какъ все это сдѣлалось. (Уходитъ за нимъ.)
   ЛЮЧЕН. Успокойся, Біанка; отецъ твой не станетъ долго сердиться. (Уходитъ за нимъ съ Біанкой.)
   ГРЕМ. Я въ дуракахъ; прозѣвалъ невѣсту -- не прозѣваю за то пира. (Уходитъ за ними.)
   КАТАР. Мой другъ, войдемъ и мы; посмотримъ, какъ кончится вся эта путаница.
   ПЕТР. Прежде поцѣлуй меня.
   КАТАР. Какъ, на улицѣ?
   ПЕТР. Что жь, стыдишься ты меня?
   КАТАР. О, нѣтъ, клянусь Богомъ; стыжусь только поцѣловать.
   ПЕТР. Такъ домой же.-- Эй вы! мы ѣдемъ назадъ.
   КАТАР. Нѣтъ! поцѣлую, поцѣлую -- останься только; прошу тебя.
   ПЕТР. Что жь, дурно?-- Видишь, милая Катя, лучше поздно, чѣмъ никогда, потому что никогда не поздно.
  

СЦЕНА 2.

Комната въ домѣ Люченціо. Въ серединъ накрытый столъ.

Входятъ Люченціо, Біанка, Петручіо, Катарина, Баптиста, Винченціо, Греміо, Школяръ, Гортензіо и Жена его, Траніо, Біонделло, Груміо и другіе служители.

   ЛЮЧЕН. Наконецъ, все, что такъ долго разногласило, слилось въ одно прекрасное созвучіе; и теперь, какъ по окончаніи свирѣпой войны, можно смѣяться миновавшимъ страхамъ и опасностямъ. Милая Біанка, привѣтствуй моего отца, между тѣмъ какъ я, съ такимъ же радушіемъ, привѣтствую твоего. Сестра Катарина, братъ Петручіо, синьоръ Гортензіо и вы, любезная синьора -- я такъ радъ вамъ; пируйте и веселитесь отъ всей души. Этимъ десертомъ мы заключимъ обѣдъ нашъ. Прошу садитесь; здѣсь можно и поболтать и поѣсть. (Всѣ садятся.)
   ПЕТР. И все только сидѣть да сидѣть, ѣсть да ѣсть!
   БАПТ. Падуя славится хлѣбосольствомъ и привѣтливостью, любезный Петручіо.
   ПЕТР. О, я знаю, все падуанское необыкновенно привѣтливо.
   ГОРТ. Желалъ бы, и для твоего и для моего счастія, чтобъ это вполнѣ было справедливо.
   ПЕТР. Э, э, Гортензіо! да это боязнь жены.
   ЖЕНА. О, нѣтъ, я совсѣмъ не боязлива.
   ПЕТР. Вы понятливы, а меня все-таки не поняли; я хочу сказать, что Гортензіо боится васъ.
   ЖЕНА. У кого кружится голова, тому натурально кажется, что и весь свѣтъ вертится.
   ПЕТР. Извернулись, хоть куда.
   КАТАР. Что хотѣли вы сказать этимъ?
   ЖЕНА. Что поняла его.
   ПЕТР. Поняла меня {Тутъ непереводимая игра значеніями слова concieve -- понести, и concieve -- понять.}? Какъ вамъ это нравится, Гортензіо?
   ГОРТ. То есть рѣчь твою.
   ПЕТР. Поправилъ, злодѣй! Поцѣлуйте же его за это.
   КАТАР. У кого кружится голова, тому натурально кажется, что и весь свѣтъ вертится; что хотѣли вы сказать этимъ?
   ЖЕНА. Что вашъ мужъ, закруженный строптивой женой, судитъ по себѣ и о моемъ мужѣ. Поняли вы теперь мысль мою?
   КАТАР. Жалкая мысль.
   ЖЕНА. Да, жалкая; вѣдь я разумѣла васъ.
   КАТАР. О, конечно, что я передъ вами.
   ПЕТР. Хорошенько, Катя!
   ГОPT. (Женѣ). Хорошенько, моя милая!
   ПЕТР. Держу сто маркъ, что Катя возьметъ верхъ.
   ГОРТ. Нѣтъ, это мое ужь дѣло.
   ПЕТР. О, ты дѣловой человѣкъ!-- твое здоровье, другъ! (Пьетъ.)
   БАПТ. Ну что, Греміо, какъ вамъ нравится веселая болтовня молодежи?
   ГРЕМ. Они отлично бодаются.
   БІАН. Бодаются? зачѣмъ же другимъ приписывать свои рогатыя способности?
   ВИНЧ. Прошу покорно, это пробудило и нашу молодую.
   БІАН. Пробудило, но не запугало, и потому она заснетъ опять.
   ПЕТР. Ну нѣтъ, не дадимъ; начали, такъ ждите и на свой счетъ двухъ или трехъ остротъ.
   БІАН. О, если вы цѣлите въ меня, какъ въ птицу, такъ я сейчасъ же перелечу на другой кустъ. Прощайте. (Уходитъ съ Катариной и женой Гортензіо.)
   ПЕТР. Она предупредила меня.-- Траніо долго цѣлилъ въ эту птичку, и все-таки не попалъ. Здоровье всѣхъ промахнувшихся стрѣлковъ.
   ТРАН. Синьоръ Люченціо спустилъ меня, какъ гончую; а гончія хоть и гоняются, но ловятъ только для господъ своихъ.
   ПЕТР. Оно хоть тутъ и много собачьяго, а все-таки не дурно.
   ТРАН. Хорошо, синьоръ, что вы гонялись собственно для себя; поговариваютъ, однакожь, что съ вашей дичью, вы и до сихъ поръ не справились еще.
   БАПТ. Ого, Петручіо, это ужь прямо въ тебя.
   ЛЮЧЕН. Спасибо, Траніо, за этотъ выстрѣлъ.
   ГОРТ. Признайся жь, вѣдь онъ попалъ въ тебя.
   ПЕТР. Оцарапалъ только; и я закладую десять противъ одного, что стрѣла его, скользнувъ по мнѣ, пронзила васъ обоихъ.
   БАПТ. Ну нѣтъ, любезный Петручіо, оно хоть и прискорбно, а и я думаю, что твоя жена своенравнѣйшая изъ женъ.
   ПЕТР. Вздоръ!-- Въ доказательство, пусть каждый изъ насъ пошлетъ за своей; и тотъ, чья послушается и придетъ прежде, выиграетъ закладъ, который мы назначимъ.
   ГОРТ. Согласенъ. Что жь закладуемъ мы?
   ЛЮЧЕН. Двадцать кронъ.
   ПЕТР. Двадцать кронъ! да я буду держать столько за моего сокола, за мою собаку, а за жену -- двадцать разъ столько.
   ЛЮЧЕН. Такъ сто.
   ГОРТ. Пожалуй.
   ПЕТР. Рѣшено.
   ГОРТ. Кто жь пошлетъ первый?
   ЛЮЧЕН. Я.-- Біонделло, поди, скажи госпожѣ твоей, чтобъ она пришла ко мнѣ. (Біонделло уходитъ.)
   БАПТ. За Біанку я держу съ тобой по поламъ.
   ЛЮЧЕН. Я и одинъ подержу за нее.

Біонделло возвращается.

   Ну, что?
   БІОН. Синьоръ, госпожа моя приказала вамъ сказать, что она занята, и потому не можетъ придти къ вамъ.
   ПЕТР. Какъ, занята и не можетъ придти? Развѣ это отвѣтъ?
   ГРЕМ. Да, синьоръ, и еще очень вѣжливый. Смотрите, чтобъ ваша не отвѣтила вамъ гораздо почувствительнѣе.
   ПЕТР. Увидимъ.
   ГОРТ. Біонделло, поди и попроси мою жену придти ко мнѣ сейчасъ же. (Біонделло уходитъ.)
   ПЕТР. Ага, попроси! Ну какъ, послѣ этого, не придти ей.
   ГОРТ. Вашу вы не уломаете никакими просьбами.

Біонделло возвращается.

   Что жь жена моя?
   БІОН. Синьоръ, она говоритъ, что вы вѣрно шутите, что она не придетъ къ вамъ, а проситъ васъ придти къ ней.
   ПЕТР. Часъ отъ часу не легче; не хочетъ придти? О, это ужасно, нестерпимо, невыносимо!-- Груміо, пошолъ скажи, женѣ моей, что я приказываю ей придти сюда. (Груміо уходитъ.)
   ГОРТ. Я напередъ знаю отвѣтъ ея.
   ПЕТР. Напримѣръ?
   ГОРТ. Не пойду.
   ПЕТР. Тѣмъ хуже для меня -- вотъ и все тутъ.

Входитъ Катарина.

   БАПТ. Мать пресвятая Богородица, Катарина идетъ.
   КАТАР. Синьоръ, вы присылали за мной -- что угодно вамъ?
   ПЕТР. Гдѣ твоя сестра и жена Гортензіо?
   КАТАР. Сидятъ у камина и разговариваютъ.
   ПЕТР. Поди, приведи ихъ сюда; если жь станутъ противиться, гони ихъ къ мужьямъ ихъ, чѣмъ ни попало. Ступай, говорю я тебѣ; чтобъ онѣ непремѣнно были здѣсь. (Катарина уходитъ.)
   ЛЮЧЕН. Да это чудо, если только чудеса возможны.
   ГОРТ. Чудо, объ этомъ нечего и спорить; но что жь предвѣщаетъ это чудо?
   ПЕТР. А предвѣщаетъ оно: любовь, согласіе, покорность; коротко -- все, что нужно для мирной и счастливой жизни.
   БАПТ. Дай Богъ тебѣ всякаго счастія, любезный Петручіо! Закладъ ты выигралъ; и я, къ тому, что проиграли они, прибавляю, съ моей стороны, двадцать тысячъ кронъ -- другое приданое другой дочери, потому что она перемѣнилась совершенно, сдѣлалась рѣшительно другой.
   ПЕТР. Я два раза выиграю закладъ этотъ; я еще разительнѣй докажу вамъ, какъ она стала кротка и покорна.

Катарина возвращается съ Біанкой и съ Женой Гортензіо.

   Посмотрите, вотъ она ведетъ непокорныхъ женъ плѣнницами своего краснорѣчія.-- Послушай, Катя, эта шапочка рѣшительно не къ лицу тебѣ; сбрось дрянь эту, растопчи ее. (Она исполняетъ.)
   ЖЕНА. Господи, храни меня отъ всякаго несчастія только до тѣхъ поръ, пока не дойду до такого жалкаго безумія.
   БІАН. Помилуй, какъ тебѣ не стыдно быть такъ глупо покорной?
   ЛЮЧЕН. Желалъ бы я, чтобъ и ты была такъ же глупо покорна, потому что твоя благоразумная непокорность, прекрасная Біанка, стоила мнѣ сто маркъ.
   БІАН. Да не безуміе ли и съ твоей стороны разсчитывать на мою покорность?
   ПЕТР. Катарина, поручаю тебѣ объяснить этимъ своевольнымъ женщинамъ ихъ обязанности въ отношеніи мужей.
   ЖЕНА. Шутите; намъ не нужно проповѣдей.
   ПЕТР. Ну, Катя; начинай съ этой.
   ЖЕНА. Не бывать этому.
   ПЕТР. Увидимъ; ну, Катя, начинай съ нея.
   КАТАР. Стыдись! разгладь грозное, насупленное чело свое, не пронзай гнѣвными взглядами твоего господина, твоего повелителя, твоего государя. Это убиваетъ красоту твою, какъ морозъ роскошный цвѣтъ луговъ; обрываетъ добрую твою славу, какъ бурный вихрь нѣжныя ночки, и во всѣхъ отношеніяхъ, чуждо всякаго приличія и всякой прелести. Раздраженная женщина -- то же что взмученный источникъ, лишенный и красоты и прозрачности, мутный, грязный; въ это время никто, какъ бы ни была велика жажда, не прикоснется устами къ струямъ его, не проглотитъ и малѣйшей капли его. Мужъ твой -- твой господинъ, твоя жизнь, твой хранитель, твоя глаза, твой царь; онъ печется о тебѣ и твоемъ содержаніи; онъ подвергаетъ тѣло свое тягостному труду и на землѣ и на морѣ, проводитъ ночи въ буряхъ, дни на холодѣ, тогда какъ ты нѣжишься дома, въ теплой постелѣ, въ совершенномъ покоѣ и безопасности, и за все это требуетъ только любви, ласки и законной покорности -- слишкомъ ничтожное воздаяніе за то, что онъ дѣлаетъ для тебя. Жена точно такъ же обязана повиноваться мужу, какъ подданный государю; если же она упряма, своенравна, груба, зла и непокорна благоразумной его волѣ,-- она преступный возмутитель, гнусный измѣнникъ властителю, который любитъ ее?-- О, какъ стыжусь я неразумія женщинъ, когда онѣ объявляютъ войну, тогда какъ на колѣняхъ должны молить мира; когда ищутъ первенства, властвованія, тогда какъ обязаны служить, любить и повиноваться. И зачѣмъ же дано намъ тѣло такъ нѣжное, такъ слабое, такъ неспособное переносить труды и невзгоды міра, какъ не для того, чтобъ наши сердца, наши душевныя качества вполнѣ согласовались съ нашей наружностью? Полноте, смиритесь, черви дерзкіе и безумные! Мой духъ былъ такъ же непреклоненъ, какъ и вашъ; сердце -- еще надменнѣе вашего, и я имѣла, можетъ-быть, гораздо болѣе причинъ, чѣмъ вы отвѣчать на слово словомъ, на угрозу угрозой; но я увидала, что копья наши -- соломенки, что сила наша -- слабость, а слабость наша -- безмѣрна; что мы именно тогда и ниже всего, когда воображаемъ, что выше всего. Смирите жь гордыню свою, потому что она безсмысленна, и падите къ ногамъ мужей вашихъ. Если супругъ мой хочетъ -- я и этимъ готова доказать ему мою покорность.
   ПЕТР. Вотъ это жена! Поцѣлуй же меня, милая Катя.
   ЛЮЧЕН. Исполать тебѣ, дружище!
   ВИНЧ. Какъ пріятно видѣть дѣтей послушныхъ.
   ЛЮЧЕН. И какъ непріятно видѣть женъ своенравныхъ.
   ПЕТР. Идемъ, Катя; время спать.-- Теперь мы всѣ трое женаты, и участь двухъ рѣшена, потому что закладъ-то выигралъ я, (Обращаясь къ Люченціо) хоть вы и попали въ бѣлое {То есть въ цѣль, которая прежде красилась бѣлой краской, намекая такимъ образомъ на Біанку, потому что Bianca -- бѣлая.}. Покойной ночи! (Уходитъ съ Катариной.)
   ГОРТ. Прощай, счастливецъ; ты укротилъ строптивѣйшую изъ женъ.
   ЛЮЧЕН. Какъ вы хотите, а это просто чудо.
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru