Шекспир Вильям
Король Генрих VI

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ

В. ШЕКСПИРА

ВЪ ПРОЗѢ И СТИХАХЪ

ПЕРЕВЕЛЪ П. А. КАНШИНЪ.

Томъ седьмой.

1) Король Генрихъ VI (I, II и III часть). 2) Венера и Адонисъ.

  

БЕЗПЛАТНОЕ ПРИЛОЖЕНІЕ

КЪ ЖУРНАЛУ

"ЖИВОПИСНОЕ ОБОЗРѢНІЕ"

за 1893 ГОДЪ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.

ИЗДАНІЕ С. ДОБРОДѢЕВА.

1893.

КОРОЛЬ ГЕНРИХЪ VI.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

  
   Король Генрихъ VI.
   Герцогъ Глостэръ, дядя короля и протекторъ.
   Герцогъ Бедфордъ, дядя короля и регентъ Франціи.
   Томасъ Бофортъ, герцогъ Экзэтэръ, внучатный дядя короля.
   Генрихъ Бофортъ, внучатный дядя короля, епископъ Уинчестерскій; потомъ кардиналъ.
   Джонъ Бофортъ, графъ Сомерсетъ; потомъ герцогъ.
   Ричардъ Плантадженэтъ, старшій сынъ Ричарда, покойнаго графа Кембриджскаго; потомъ герцогъ Іоркскій.
   Графъ Уорикъ.
   Графъ Сольсбери.
   Графъ Сеффолькъ.
   Тольботъ, впослѣдствіи графъ Шрьюзбери.
   Джонъ Тольботъ, его сынъ.
   Эдмондъ Мортимеръ, графъ Марчъ.
   Смотритель Мортимера и нотаріусъ.
   Сэръ Джонъ Фастольфъ.
   Сэръ Уильямъ Льюси.
   Сэръ Уильямъ Глансдэль.
   Сэръ Томасъ Гаргрэвъ.
   Уудвиль,-- комендантъ башни Тауера.
   Лордъ-Мэръ города Лондона.
   Вернонъ, изъ партіи Бѣлой Розы или Іорка.
   Бассетъ, изъ партіи Алой Розы или Ланкастера.
   Карлъ, дофинъ, впослѣдствіи король Франціи.
   Ренье, герцогъ Анжуйскій, носящій титулъ короля Неаполитанскаго.
   Герцоги: Бургундскій и Алансонскій, побочный сынъ герцога орлеанскаго (пригулокъ.)
   Начальникъ города Парижа.
   Командиръ артиллеріи въ Орлеанѣ и его сынъ.
   Главнокомандующій французскими войсками въ Бордо.
   Французскій сержантъ.
   Привратникъ.
   Старикъ-Пастухъ, отецъ Дѣвственницы.
   Маргарита, дочь Ренье, впослѣдствіи жена короля
   Генриха. Графиня Оверньская.
   Іоанна Дѣвственница, обыкновенно называемая Іоанной д'Аркъ.
   Злые духи, являющіеся Дѣвственницѣ, лорды, стражи Тауера, герольды, офицеры, солдаты, гонцы, англійская и французская свиты.
  

Дѣйствіе происходитъ частію въ Англіи, частію во Франціи.

  

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА I.

Уэстлинсторское аббатство.

Похоронный маршъ. Тѣло короля Генриха Пятаго покоится на парадномъ траурномъ ложѣ. Его охраняютъ герцоги: Бедфордъ и Глостэръ и Экзэтэръ; графъ Уорикъ, епископъ Уинчестерскій, герольды и т. д.

  
   Бедфордъ. Пусть облекутся въ трауръ небеса и день смѣнится ночью! Кометы, которыя вѣщаютъ перемѣны во временахъ и царствахъ, взмахните въ небесахъ своими лучистыми космами и накажите ими дурныя, непріязненныя звѣзды, допустившія Генриха до смерти,-- короля Генриха Пятаго, слишкомъ славнаго для того, чтобы быть ему долговѣчнымъ! Никогда еще не случалось Англіи лишаться столь доблестнаго властелина.
   Глостэръ. До него въ Англіи не бывало короля. По добродѣтели своей онъ былъ достоинъ повелѣвать. Его подъятый мечъ сверкалъ такъ, что ослѣплялъ людей. Его раскинутыя руки были шире крыльевъ дракона. Его сверкающія очи, исполненныя яростныхъ огней, слѣпили и обращали въ бѣгство больше враговъ, чѣмъ полуденное солнце, рѣзко свѣтившее имъ въ лицо. Что-жъ я могу еще сказать? Его дѣянія превыше всякихъ словъ. Когда-бы онъ ни подымалъ руку,-- онъ побѣждалъ.
   Экзэтеръ. Мы плачемъ въ траурѣ; зачѣмъ-же не въ крови? Генрихъ почилъ и ужь не оживетъ вовѣкъ. Намъ пришлось охранять деревянный гробъ; мы чествуемъ постыдную побѣду смерти, какъ плѣнные, привязанные къ колесницѣ побѣды. Какъ? Неужели мы будемъ проклинать враждебныя планеты, которыя сговорились низвергнуть нашу гордость или сочтемъ лукавыхъ хитроумныхъ французовъ за заговорщиковъ и колдуновъ, которые, страшась его, стихами магическихъ заклинаній добились его смерти?
   Епископъ Уинчестерскій. Онъ былъ царемъ, благословеннымъ отъ Царя царей. Французамъ не такъ страшенъ грозный Судный день, какъ имъ былъ страшенъ одинъ лишь видъ его. Онъ сражался за Бога искупленья: молитвы Церкви даровали ему успѣхъ.
   Глостэръ. Церкви? Да гдѣ-жъ она? Если-бы служители ея не молились такъ, нить его жизни не была-бы прервана такъ скоро. Вы никого не любите, какъ только изнѣженнаго государя, который почиталъ-бы васъ, какъ школьникъ.
   Епископъ Уинчестерскій. Ужь каковы-бъ мы ни были,-- но, Глостэръ, ты протекторъ и мѣтишь въ повелители царя и государства. Твоя жена горда и ты ея боишься больше, чѣмъ Бога или Его святыхъ служителей.
   Глостэръ. Не говори о духѣ; ты любишь плоть. Весь годъ ты не бываешь въ церкви и молишь Бога лишь противъ своихъ враговъ.
   Бедфортъ. Оставьте, оставьте эти распри и смиритесь духомъ! Пойдемте къ алтарю. Герольды, сопровождайте насъ. Мы въ жертву принесемъ, вмѣсто золота, наше оружіе: оно не нужно болѣе теперь, когда не стало Генриха. Грядущее! Ты ожидай лихихъ годинъ, когда младенцы будутъ питаться слезами матерей, когда нашъ островъ обратится въ море соленыхъ слезъ и только женщины останутся оплакивать умершихъ. Генрихъ Пятый! Я призываю духъ твой: дай благоденствіе своей странѣ, храни ее отъ междоусобной брани. Борись съ враждебными планетами на небѣ! Твоя душа будетъ звѣздою, славнѣе звѣзды Юлія Цезаря, яркою...
  

Входитъ гонецъ.

  
   Гонецъ. Да здравствуете всѣ вы, достойнѣйшіе лорды! Я вамъ принесъ изъ Франціи горестныя вѣсти потерь, избіенія и разрушеній. Гвіенна, Шампань, Реймсъ, Орлеанъ, Парижъ, Гвизоръ, Пуатье, погибли совершенно.
   Бедфортъ. Что ты говоришь? Говори тише передъ трупомъ Генриха, не то потеря этихъ великихъ городовъ заставитъ его взломать его свинцовую кровлю и возстать изъ мертвыхъ.
   Глостэръ. Развѣ Парижъ погибъ? Или Руанъ сдался? Если-бы Генрихъ вновь вернулся къ жизни, эти вѣсти заставили-бы его снова испустить духъ.
   Экзэтэръ. Какъ они погибли? Какой измѣной?
   Гонецъ. Измѣны не было: былъ недостатокъ въ деньгахъ и людяхъ. Въ войскѣ ходитъ ропотъ, что здѣсь вы придерживаетесь разныхъ партій, и что, въ то время, какъ надо-бы найти подходящее поле и сразиться, вы спорите, кому командовать. Одному хочется вести войну не торопливо и съ малыми издержками, другой полетѣлъ-бы, да крыльевъ не хватаетъ, а третій думаетъ, что можно достигнуть мира и вовсе безъ затратъ, коварно-льстивыми словами. Пробудись, пробудись, англійское дворянство! Не допусти нерадивость затмить твою недавно зародившуюся славу! Сорваны лиліи вашего герба и щитъ его на половину срубленъ.
   Экзэтэръ. Еслибъ у насъ не хватило слезъ для этого погребенія, то эти вѣсти вызвали-бъ ихъ цѣлые потоки.
   Бедфордъ. Онѣ касаются меня: я регентъ Франціи. Подайте мнѣ мой панцырь закаленой стали, я завоюю Францію. Прочь эти постыдныя печальныя одежды! Я вмѣсто глазъ надѣлю французовъ ранами, чтобы они ими оплакали свои на мигъ прерванныя бѣдствія.
  

Входитъ еще гонецъ.

  
   2-й гонецъ. Лорды, прочтите эти письма, полныя злополучія. Вся Франція, за исключеніемъ небольшихъ, неимѣющихъ значенія городовъ, совершенно возмутилась противъ англичанъ: дофинъ Карлъ коронованъ въ Реймсѣ; къ нему присоединился Пригулокъ Орлеанскій; Ренье, герцогъ Анжуйскій, также держитъ его сторону; герцогъ Алансонскій спѣшитъ къ нему.
   Экзэтеръ. Дофинъ коронованъ! Всѣ бѣгутъ къ нему! О, куда намъ бѣжать отъ такого явнаго укора?
   Глостэръ. Мы побѣжимъ, но чтобы прямо схватить враговъ за горло. Бедфордъ, если ты замедлишь, я ихъ поражу.
   Бедфордъ. Глостеръ, отчего ты сомнѣваешься въ моей поспѣшности? Въ мысляхъ я уже собралъ такое войско, которое уже захватило всю Францію.
  

Входитъ третій юнецъ.

  
   3-й гонецъ. Милостивые лорды, въ добавленіе къ слезамъ, которыми вы орошаете погребальное ложе короля Генриха, я долженъ доложить вамъ о злосчастной битвѣ между храбрымъ лордомъ Тольботомъ и французами.
   Епископъ Уинчестерскій. Неужели? И Тольботъ ее выигралъ, не такъ-ли?
   3-й гонецъ. О, нѣтъ: онъ проигралъ ее. Объ этомъ обстоятельствѣ я разскажу подробно. Десятаго августа этотъ грозный лордъ снялъ осаду съ Орлеана, отступивъ едва лишь съ шестью тысячами войска, а двадцать три тысячи французовъ окружили и оцѣпили ихъ. Онъ не поспѣлъ выстроить своихъ людей; у него не было копейщиковъ для прикрытія стрѣлковъ, и вмѣсто нихъ они всадили въ землю острые колья, вырванные изъ тыновъ, для того, чтобы не дать прорваться кавалеріи. Бой продолжался дольше трехъ часовъ, втеченіе которыхъ доблестный Тольботъ творилъ такія чудеса своимъ мечемъ и копьемъ, что и представить невозможно. Онъ сотни людей отправилъ въ адъ, и устоять противъ него не могъ никто; онъ въ ярости леталъ туда, сюда -- повсюду. Французы кричали, что это самъ дьяволъ въ оружіи и все войско изумлялось,глядя на него."Тольботъ! Тольботъ"! восклицали всѣ и отважно бросились въ самый пылъ битвы. Этимъ и рѣшилась-бы побѣда, еслибъ сэръ Джонъ Фастольфъ не оробѣлъ. Онъ находился въ тылѣ, нарочно для того, чтобы придти на помощь намъ или вмѣстѣ преслѣдовать врага, но бѣжалъ, какъ трусъ, ни разу не нанесши удара. Вслѣдствіе этого произошло общее пораженіе и кровопролитіе, мы были окружены непріятелемъ. Какой-то подлый валлонецъ, чтобъ угодить дофину, вонзилъ копье въ спину Тольботу, которому вся Франція, со всѣми своими главными силами, ни разу не осмѣлилась взглянуть въ лицо.
   Бедфордъ. Тольботъ убитъ? Такъ я убью себя, за то, что живу здѣсь въ мирѣ и роскоши въ то время, какъ доблестный вождь преданъ врагамъ, за неимѣніемъ подкрѣпленья.
   3-й гонецъ. О, нѣтъ, онъ живъ, но взятъ въ плѣнъ, и съ нимъ лордъ Скэльзъ и лордъ Хенгерфордъ. Большинство остальныхъ или убито, или также взято въ плѣнъ.
   Бедфордъ. Никто не заплатитъ за него такого выкупа, какъ я. Внизъ головой сброшу я дофина съ трона; его корона будетъ выкупомъ моего друга, на каждаго изъ нашихъ я промѣняю четыре ихъ лорда. Прощайте, господа, я иду исполнить свой долгъ. Немедленно зажгу во Франціи потѣшные огни, чтобы и тамъ былъ праздникъ нашего великаго святаго Георга. Я беру съ собой десятитысячное войско, отъ кровавыхъ подвиговъ котораго затрепещетъ вся Европа.
   3-й гонецъ. Это необходимо, потому что Орлеанъ осажденъ. Англійское войско ослабѣло и теряетъ силы; герцогъ Сольсбери проситъ подкрѣпленій и едва можетъ удержать людей отъ возмущенья, потому что ихъ такъ мало, а они должны стоять противъ такого множества.
   Экзэтэръ. Помните, лорды, что вы клялись Генриху или совершенно уничтожить дофина, или вернуть его къ покорности нашей власти.
   Бедфордъ. Я это помню и тутъ-же прощаюсь съ вами, чтобы идти приготовиться къ отъѣзду (Уходитъ).
   Глостэръ. Какъ можно скорѣе я отправлюсь въ Тауеръ, чтобъ осмотрѣть артиллерію и военные запасы, и затѣмъ провозглашу молодого Генриха королемъ (Уходитъ).
   Экзэтэръ. Какъ ближайшій наставникъ молодого короля, я поспѣшу въ Эльтамъ и тамъ приму наилучшія мѣры къ его безопасности (Уходитъ).
   Епископъ Уинчестерскій. У каждаго есть свое мѣсто я своя обязанность; я позабытъ, на мою долю не осталось ничего. Но недолго буду я при милости на кухнѣ. Я намѣренъ выкрасть короля изъ Эльтама и возсѣсть у главнаго кормила государства (Уходитъ).
  

СЦЕНА ІІ.

Франція. Передъ Орлеаномъ.

Трубы. Входитъ Карлъ съ войскомъ. Алансонъ, Ренье и другіе.

  
   Карлъ. До сего дня еще неизвѣстно настоящее движеніе Марса, какъ на небѣ, такъ и на землѣ. Недавно онъ сіялъ на сторонѣ англичанъ; теперь мы побѣждаемъ, онъ намъ улыбается. Есть-ли еще города, имѣющіе хоть какое-нибудь значеніе, которыми-бы мы не владѣли? Вотъ, мы ради удовольствія стоимъ тутъ, передъ Орлеаномъ, въ то время, какъ англичане, будто блѣдныя привидѣнья, вяло осаждаютъ насъ по одному часу въ мѣсяцъ.
   Алансонъ. Имъ нужна похлебка и жирная говядина, или-же ихъ надо кормить, какъ муловъ, которымъ подвѣшиваютъ къ мордѣ мѣшокъ съ пищей, или они будутъ такъ жалко выглядѣть, какъ мыши, когда тонутъ.
   Ренье. Заставимъ снять осаду. Чего намъ попусту здѣсь оставаться? Тольботъ взятъ; кого-же больше намъ бояться? Нѣтъ больше никого, кромѣ полоумнаго Сольсбери, который можетъ, дѣйствительно, тратить желчь на досаду, потому что не имѣетъ ни людей, ни денегъ, чтобъ вести войну.
   Карлъ. Бейте, бейте тревогу! Бросимся на нихъ! Сразимся за честь униженныхъ французовъ! Я прощаю свою смерть тому, кто меня убьетъ, когда увидитъ, что я отступаю на шагъ или бѣгу (Уходятъ).
  

Тревога. Всѣ удаляются; потомъ возвращаются, отступая. Входятъ: Карлъ, Алансонъ, Ренье и другіе.

  
   Карлъ. Видалъ-ли кто подобное? Что у меня за люди! собаки! трусы! подлецы!-- Никогда не обратился-бы я въ бѣгство, если-бы они не бросили меня среди враговъ.
   Ренье. Сольсбери -- отчаянный рубака: онъ дерется такъ, какъ будто жизнь ему надоѣла: другіе лорды, словно голодные львы, бросаются на насъ, какъ на добычу.
   Алансонъ. Нашъ соотечественникъ, Фруассаръ, сообщаетъ, что во времена царствованія Эдуарда Третьяго въ Англіи нарождались лишь Оливеры и Ролэнды. Теперь это сбывается еще вѣрнѣе, потому-что она высылаетъ въ бой лишь Голіаѳовъ да Самсоновъ. Одинъ противъ десяти! Худые, поджарые негодяи! Ну, кто-бы могъ предположить, что въ нихъ столько отваги и дерзости?
   Карлъ. Оставимъ этотъ городъ; это легкомысленные холопы, а голодъ сдѣлаетъ ихъ и еще того назойливѣе: я знаю ихъ давно; они скорѣе перегрызутъ зубами стѣну, чтобы повалить ее, нежели оставятъ осаду.
   Ренье. Я думаю, какой-нибудь особый механизмъ или пружина приводитъ въ движеніе ихъ руки, чтобы онѣ били, какъ часы; иначе не могли-бы они выдержать все то, что имъ пришлось. Я скорѣе согласенъ оставить ихъ въ покоѣ.
   Алансонъ. Пусть такъ и будетъ.
  

Входитъ Пригулокъ Орлеанскій.

  
   Пригулокъ. Гдѣ принцъ-дофинъ? Я принесъ ему новости.
   Карлъ. Пригулокъ Орлеанскій, привѣтствуемъ васъ трижды.
   Пригулокъ. Сдается мнѣ, что вы грустны и пылъ вашъ ослабѣлъ. Не ваше-ли недавнее пораженіе нанесло вамъ эту обиду? Не смущайтесь, помощь близка. Я привелъ съ собою святую дѣвушку, которой небесное видѣнье повелѣло покончить утомительную осаду и прогнать англичанъ за предѣлы Франціи. Она одарена духомъ пророчества, который превосходитъ древнеримскихъ девять сивиллъ. Она можетъ открыть все то, что было, и что будетъ. Скажите, могу-ли я ее позвать? Вѣрьте моимъ рѣчамъ, онѣ вѣрны и безупречны.
   Карлъ. Пойдите, приведите ее (Пригулокъ уходитъ). Но, сначала, чтобъ испытать ея искусство, ты, Ренье, встань, какъ дофинъ, на мое мѣсто: гордо вопрошай ее и гляди строго. Такимъ способомъ мы испытаемъ, каково ея искусство (Становится позади).
  

Входятъ: Дѣвственница, Пригулокъ Орлеанскій и другіе.

  
   Ренье. Не ты-ли, прекрасная дѣва, желаешь совершить чудесныя дѣянья?
   Дѣвственница. Не ты-ли, Ренье, воображаешь, что можешь обмануть меня? Гдѣ-же дофинъ?-- Выходи, выходи впередъ; я знаю тебя хорошо, хотя никогда не видала. Не удивляйся, нѣтъ ничего, что было-бы отъ меня сокрыто. Я хочу говорить съ тобой наединѣ.-- Посторонитесь, господа, и оставьте насъ на время.
   Ренье. Съ перваго-же приступа, она дѣйствуетъ храбро.
   Дѣвственница. Дофинъ, я, по рожденію, дочь пастуха и умъ мой неопытенъ ни въ какихъ искусствахъ. Небу и благой Владычицѣ угодно было озарить мое жалкое существованіе. Въ то время, какъ я пасла своихъ кроткихъ овецъ и подставляла щеки палящему зною, Божія Матерь вдругъ удостоила явиться мнѣ и, въ видѣніи, полномъ величія, повелѣла мнѣ оставить мою низкую должность и избавить родину отъ бѣдствія. Она обѣщала мнѣ свою помощь и вѣрный успѣхъ. Она открылась мнѣ во всей своей славѣ; и, благодаря свѣтлымъ лучамъ, которыми Она меня осѣнила,-- меня, прежде смуглую и черную, благословила красотой, которую вы теперь видите во мнѣ. Задай мнѣ какой угодно вопросъ, и я отвѣчу, не задумываясь, если осмѣлишься, испытай мою храбрость въ поединкѣ, и ты увидишь, что я превосхожу свой полъ силою. Поэтому ты можешь убѣдиться, что будешь счастливъ, если примешь меня своей сподвижницей.
   Карлъ. Ты удивила меня своей гордой рѣчью. Я лишь въ одномъ испытаю твою доблесть. Вступи со мной въ единоборство и, если побѣдишь, то слова твои правдивы; если-же нѣтъ, я не повѣрю ничему.
   Дѣвственница. Я готова. Вотъ мой заостренный мечъ съ пятью лиліями съ каждой стороны: я выбрала его изъ кучи стараго желѣза въ Туренѣ, на кладбищѣ Святой Екатерины.
   Карлъ. Ну, такъ пойдемъ, во имя Божіе. Я женщины не трушу.
   Дѣвственница. А я, пока жива, не побѣгу отъ мужчины (Дерутся),
   Карлъ. Останови, останови свою руку! Ты амазонка, а бьешься мечемъ Деворы.
   Дѣвственница. Христова Матерь мнѣ помогаетъ, иначе я была-бы слишкомъ слабой.
   Карлъ. Кто-бы ни помогалъ тебѣ, все-жь ты должна помочь мнѣ. Я въ нетерпѣніи горю желаньемъ; ты разомъ покорила мою руку и сердце. Превосходная дѣва, если ужь таково твое имя, дозволь мнѣ быть твоимъ слугою, но не государемъ; объ этомъ проситъ тебя дофинъ Франціи.
   Дѣвственница. Я не должна уступать никакимъ увѣреніямъ въ любви, ибо призваніе мое освящено свыше. Только тогда, какъ прогоню отсюда всѣхъ твоихъ враговъ, подумаю я о наградѣ.
   Карлъ. Пока-же милостиво взгляни на своего распростертаго раба.
   Ренье. Мнѣ кажется, что государь разговариваетъ очень долго.
   Алансонъ. Онъ, безъ сомнѣнія, вывѣдываетъ у нея всю подноготную, иначе не сталъ-бы онъ такъ продолжать свой разговоръ съ нею.
   Ренье. Не прервать-ли намъ его бесѣду, если онъ не знаетъ ей мѣры?
   Алансонъ. Онъ можетъ, однако, узнать больше, чѣмъ мы, простые смертные: женщины умѣютъ искусно обольщать словами.
   Ренье. Государь, на чемъ рѣшили вы? Какъ вы разсудили? Откажемся-ли мы отъ Орлеана или нѣтъ?
   Дѣвственница. Конечно, нѣтъ, говорю вамъ: невѣрный, малодушный народъ! Бейтесь до послѣдняго издыханія; я буду вашей охраной.
   Карлъ. Я готовъ подтвердить ея слова: мы будемъ биться до послѣдней крайности.
   Дѣвственница. Я предназначена быть бичемъ англичанъ. Въ эту ночь я навѣрное сниму осаду. Ожидайте теперь для себя лѣта святого Мартына и дней гальціонъ, потому что я вмѣшалась въ эту войну. Слава подобна большому кругу на водѣ, который не перестаетъ расширяться, пока, раскинувшись широко, не разойдется совершенно. Со смертью Генриха, такой кругъ кончился для англичанъ. Теперь я подобна тому гордому, дерзновенному кораблю, который разомъ несъ на себѣ и Цезаря, и его счастье.
   Карлъ. Не голубка-ли вдохновляла Магомета? Ну, а тебя вдохновляетъ орелъ. Ни Елена, матерь великаго Константина, ни даже дочери святого Филиппа не были тебѣ подобны. Блестящая звѣзда Венеры, упавшая на землю, какъ я могу достаточно благоговѣйно чтить тебя?
   Алансонъ. Оставимъ проволочки и заставимъ снять осаду.
   Ренье. Женщина, сдѣлай-же, что только можешь, чтобы спасти нашу честь. Прогони англичанъ отъ Орлеана и ты обезсмертишь себя.
   Карлъ. Сейчасъ попробуемъ. Пойдемъ-же хлопотать объ этомъ: если-жъ она окажется обманщицей, не буду вѣрить никакимъ пророкамъ (Уходятъ),
  

СЦЕНА III.

Лондонъ, холмъ передъ башней.

Подходятъ къ воротамъ герцогъ Глостеръ и его слуги въ синей ливреѣ.

  
   Глостэръ. Я явился осмотрѣть сегодня Тауеръ; со времени смерти Генриха, боюсь, не случилось-бы тутъ похищенья. Да гдѣ-же сторожа, если ихъ нѣтъ здѣсь? Открыть ворота! Глостэръ повелѣваетъ (Слуги стучатъ).
   1-й сторожъ (Изъ башни). Кто это тамъ стучитъ такъ властно?
   1-й слуга. Благородный герцогъ Глостэръ.
   2-й сторожъ (Изъ башни). Кто-бы онъ ни былъ, не впустимъ васъ сюда.
   1-й слуга. Негодяи, такъ-то вы отвѣчаете протектору?
   1-й сторожъ (Изъ башни). Господь храни его! вотъ какъ мы ему отвѣчаемъ: но мы поступаемъ только, какъ намъ приказано.
   Глостэръ. Кто вамъ приказалъ? Или чья можетъ быть воля, кромѣ моей? Нѣтъ у государства иного протектора, какъ я. Ломайте ворота, я вамъ разрѣшаю. Неужто я дамъ издѣваться надъ собою мусорщикамъ?
  

Люди Глостэра наваливаются на ворота башни. Къ воротамъ изнутри подходитъ комендантъ Уудвиль.

  
   Уудвиль (изъ башни). Что это за шумъ?Что тутъ у насъ за измѣнники?
   Глостэръ. Комендантъ, вашъ-ли голосъ я слышу? Откройте ворота! Глостэръ хочетъ войти.
   Уудвиль (Изъ башни). Имѣй терпѣнье, благородный герцогъ; я не смѣю отворить; кардиналъ Уинчестерскій запрещаетъ: я отъ него имѣю особенное приказанье, чтобы не впускать никого изъ вашихъ.
   Глостэръ. Малодушный Уудвиль, неужели ты ставишь его выше меня? Надменнаго Уинчестера, высокомѣрнаго прелата, котораго Генрихъ, нашъ почившій государь, не могъ выносить? Ты не другъ ни Богу, ни королю. Открой ворота, не то я скоро вышвырну тебя за нихъ.
   1-й слуга. Открывайте ворота лорду-протектору, а не то мы ихъ взломаемъ, если вы не поторопитесь.
  

Входитъ епископъ Уинчестерскій въ сопровожденіи своихъ слугъ въ темно-бурой ливреѣ.

  
   Епископъ Уинчестерскій. Ну, тщеславный Гемфри, что-жъ это значитъ?
   Глостэръ. Ты-ли, облупленный попъ, приказываешь не впускать меня?
   Епископъ Уинчестерскій. Да, я, измѣнническій грабитель, а не протекторъ короля и государства.
   Глостэръ. Прочь, явный заговорщикъ, пытавшійся умертвить нашего покойнаго властелина, дающій распутнымъ женщинамъ разрѣшеніе грѣшить. Я измельчу тебя въ твоей широкой кардинальской шляпѣ, если ты продолжишь свою дерзость.
   Епископъ Уинчестерскій. Нѣтъ, ты отойди прочь, а я не сдвинусь съ мѣста ни на шагъ: пусть это мѣсто будетъ вторымъ Дамаскомъ, а ты проклятымъ Каиномъ, чтобы убить своего брата Авеля, если тебѣ угодно.
   Глостэръ. Я не убью тебя, но прогоню прочь. Я употреблю твою алую одежду, какъ платье грудного ребенка, чтобы въ немъ вынести тебя отсюда.
   Епископъ Уинчестерскій. Дѣлай, что только посмѣешь, начихать тебѣ на бороду.
   Глостэръ. Что? Я посмѣю? Мнѣ начихать на бороду?-- Люди, обнажите мечи, не смотря на это священное мѣсто; сине-кафтанники противъ буро-кафтанниковъ. Попъ береги свою бороду (Глостэръ и его люди нападаютъ на епископа). Я намѣренъ пощипать ее и хорошенько попотчивать тебя тумаками. Я топчу ногами твою кардинальскую шапку, не смотря ни на папу, ни на церковныя власти; вотъ я за щеки протащу тебя вверхъ и внизъ.
   Епископъ Уинчестерскій. Глостэръ, ты отвѣтишь за это передъ папой.
   Глостэръ. Ахъ ты гусь -- Уинчестерскій! Давайте веревку! Веревку!-- Отбивайте ихъ отсюда: зачѣмъ ихъ здѣсь оставлять'?-- Я прогоню тебя отсюда, волкъ, ряженый овцою.-- Выходите, буро-кафтанники!-- выходи, алый притворщикъ! (Люди Глостэра отбиваютъ людей кардинала и въ пылу стычки входятъ мэръ Лондона и ею офицеры).
   Мэръ. Не стыдно-ли вамъ, лорды, что вы такъ позорно нарушаете миръ!
   Глостэръ. Мэръ, молчи! Ты плохо знаешь, какъ я оскорбленъ. Вотъ Бофортъ, который не смотритъ ни на Бога, ни на короля, забралъ въ свои руки Тауеръ.
   Епископъ Уинчестерскій. Вотъ Глостэръ, врагъ гражданъ; человѣкъ, который всегда стоить за войну, и никогда -- за миръ, обременяя ваши вольные кошельки большими податями;-- который стремится ниспровергнуть религію, потому-что онъ протекторъ государства; и хотѣлъ-бы тутъ-же имѣть оружіе изъ башни, чтобы самому вѣнчаться королемъ, а принца уничтожить.
   Глостэръ. Я отвѣчу тебѣ на это не словами, а ударами (снова дерутся).
   Мэръ. Мнѣ больше ничего не остается, какъ сдѣлать оглашенье.-- Подойди, офицеръ: кричи, какъ только можешь громче.
   Офицеръ. Всѣхъ сословій люди, собравшіеся здѣсь для нарушенія покоя Бога и короля, мы объявляемъ и приказываемъ вамъ, отъ имени его высочества, каждому отправляться въ свое жилище, и впредь не носить, не брать въ руки и не употреблять никакого меча, оружія или кинжала, подъ страхомъ смерти.
   Глостэръ. Кардиналъ, я не хочу быть нарушителемъ закона; но мы еще сойдемся и раскинемъ умомъ на свободѣ.
   Епископъ Уинчестерскій. Глостэръ, мы еще встрѣтимся; и будь увѣренъ, это дорого тебѣ обойдется: я жажду крови твоего сердца за сегодняшнее дѣло.
   Мэръ. Я созову стражу, если вы не уйдете.-- Этотъ кардиналъ тщеславнѣе сатаны.
   Глостэръ. Мэръ, прощай: ты дѣлаешь, что обязанъ.
   Епископъ Уинчестерскій. Гнусный Глостэръ! береги свою голову; я намѣренъ въ скорости добыть ее (уходятъ).
   Мэръ. Смотрите, чтобъ это мѣсто было очищено, а тамъ и мы уйдемъ.-- Боже милосердый! что за злобу питаютъ эти дворяне! Я-же самъ за сорокъ лѣтъ не дрался ни разу (Уходятъ).
  

СЦЕНА IV.

Франція. Передъ Орлеаномъ.

Выходятъ на стѣну начальникъ артиллеріи и его сынъ.

  
   Начальникъ артиллеріи. Ты знаешь,мальчуганъ, какъ осажденъ Орлеанъ и какъ англичане имъ завладѣли?
   Сынъ. Знаю, отецъ; и часто я стрѣлялъ въ нихъ, однако, къ несчастью, давалъ промахъ.
   Начальникъ артиллеріи. Но теперь ты не промахнешься. Дай мнѣ руководить тобою: я начальникъ артиллеріи этого города; я долженъ сдѣлать что-нибудь, чтобы отличиться. Шпіоны принца увѣдомили меня, что англичане, сильно укрѣпившіеся въ предмѣстьяхъ, имѣютъ обыкновеніе обозрѣвать городъ въ потайную желѣзную рѣшетку вонъ въ той башнѣ; и оттуда они замѣчаютъ, какъ имъ выгоднѣе досадить намъ: снарядами или атакой. Чтобы прекратить это неудобство, я поставилъ орудіе противъ рѣшетки; и даже цѣлыхъ три дня я подстерегалъ ихъ, не увижу-ли кого. Теперь, сынокъ, ты постереги, я дольше не могу здѣсь оставаться. Если ты выслѣдишь кого, бѣги мнѣ сказать; ты найдешь меня у коменданта (Уходитъ).
   Сынъ. Отецъ, положись на меня; не безпокойся: если и выслѣжу кого, то все-таки тебя не потревожу.
  

Входятъ въ верхнее помѣщеніе башни лорды: Сольсбери и Тольботъ; сэръ Уильямъ Глансдэлъ, сэръ Томасъ Гаргрэвъ и другіе.

  
   Сольсбери. Тольботъ, моя жизнь, моя радость! Вернулся? Какъ обращались съ тобою въ плѣну, и какимъ образомъ ты освободился? Прошу тебя, разсказывай тутъ-же, на вершинѣ башни.
   Тольботъ. У герцога Бедфорда былъ плѣнный, по имени смѣлый Понтонъ де-Сантрайль; на него меня обмѣняли, вмѣсто выкупа. Однажды, они, мнѣ въ униженіе, вздумали было обмѣнять меня на военнаго, но гораздо болѣе низкаго происхожденія, чѣмъ я; но я съ презрѣніемъ отвергъ этотъ обмѣнъ и требовалъ, чтобы меня лучше умертвили, чѣмъ цѣнить такъ низко. Наконецъ, я былъ выкупленъ, какъ я того желалъ. Но предатель Фастольфъ разрываетъ мнѣ сердце, я-бы готовъ убить его одними кулаками, если-бы онъ былъ теперь въ моей власти.
   Сольсвбри. Но ты все еще не говоришь, какъ съ тобой обращались.
   Тольботъ. Съ глумленіемъ, презрѣньемъ и оскорбительными попреками. Меня вывели на потѣху на базарную площадь: "Вотъ, говорили они, гроза французовъ, пугало, котораго такъ боятся наши дѣти". Тогда я вырвался отъ офицеровъ, которые вели меня, и ногтями вырывалъ камни изъ земли, чтобы швырять ихъ въ свидѣтелей моего посрамленья. Иныхъ мой ужасный видъ обращалъ въ бѣгство; ни одинъ не осмѣливался подойти, опасаясь внезапной смерти. Даже желѣзныя стѣны не считали они для меня достаточно надежными; такъ великъ былъ страхъ, который мое имя вселяло межъ ихъ, что они думали, будто я могу ломать стальные запоры, разбивать на куски адамантовые столбы: по этому при мнѣ была стража изъ отборныхъ стрѣлковъ, которые поминутно ходили вокругъ меня; и если я, бывало, чуть пошевелюсь, чтобы встать съ постели, они были готовы выстрѣлить мнѣ прямо въ сердце.
   Сольсбери. Мнѣ грустно слышать, какія мученія вы претерпѣли; но мы будемъ достаточно отомщены. Теперь въ Орлеанѣ время ужина: вотъ отсюда, черезъ рѣшетку, я могу перечесть французовъ всѣхъ до единаго и видѣть, какъ они укрѣпляются. Посмотримъ; этотъ видъ долженъ порадовать тебя. Сэръ Томасъ Гаргрэвъ и сэръ Уильямъ Глансдэль, позвольте мнѣ спросить вашего мнѣнія, гдѣ лучше построить потомъ нашу батарею?
   Гаргрэвъ. Я думаю, передъ сѣверными воротами, потому что тамъ стоятъ дворяне.
   Глансдэль. А я -- здѣсь, передъ мостовыми укрѣпленіями.
   Тольботъ. Какъ вижу, этотъ городъ надо взять голодомъ или ослабить его легкими стычками. (Выстрѣлъ изъ города. Сольбсери и сэръ Томасъ Гаргрэвъ падають).
   Сольсбери. О, Боже! умилосердись надъ нами, бѣдными грѣшниками!
   Гаргрэвъ. О, Боже! помилуй мя, презрѣннаго.
   Тольботъ. Что это за судьба, которая намъ такъ внезапно досадила?-- Говори, Сольсбери; по крайней мѣрѣ, если ты можешь говорить: каково тебѣ, зеркало всѣхъ воинственныхъ мужей?-- Глазъ и полщеки вырваны!-- Проклятая башня! проклятая смертоносная рука, подстроившая эту жалостную трагедію! Въ тринадцати битвахъ Сольсбери одержалъ побѣду; онъ первый училъ Генриха Пятаго ратному дѣлу; пока труба трубила или билъ барабанъ, его мечъ не переставалъ разить на полѣ брани.-- Но ты живъ еще, Сольсбери? хотя ты не можешь говорить, все-же у тебя есть одинъ глазъ, чтобы просить имъ милости съ небесъ: солнце, вѣдь, однимъ глазомъ обозрѣваетъ всю вселенную. Не будь-же, о, небо, милостиво ни къ кому, если у тебя не хватитъ милости для Сольсбери!-- Унесите прочь его тѣло, я помогу его похоронить.-- Сэръ Томасъ Гаргрэвъ, есть-ли еще въ тебѣ жизнь? Отвѣчай Тольботу, или хоть взгляни на него. Сольсбери, утѣшься; ты не умрешь, пока... Онъ дѣлаетъ мнѣ знакъ рукою, улыбается мнѣ, будто желая сказать, "когда я умру и меня не будетъ, помни, чтобъ отомстить за меня французамъ".-- Плантадженэтъ, я такъ и сдѣлаю; и подобно тому, какъ ты, Неронъ, игралъ на лютнѣ, глядя на горящіе города, только мое имя будетъ гибельно для Франціи (Тревога, громъ и молнія). Что это за шумъ? что за тревога на небѣ? Откуда этотъ шумъ и барабанный бой?
  

Входитъ гонецъ.

  
   Гонецъ. Милордъ, милордъ! Французы всѣ сплотились: Дофинъ, къ которому присоединилась нѣкая Іоанна Дѣвственница, святая пророчица, недавно явившаяся, съ большими силами, подошелъ отбить осаду (Сольсбери стонетъ).
   Тольботъ. Слушайте, слушайте, какъ стонетъ умирающій Сольсбери! У него сердце надрывается, что онъ не будетъ отомщенъ. Французы, я для васъ буду Сольсбери. Дѣвственница или дѣва радости, дофинъ или дельфинъ, копытами коня моего я вытопчу изъ васъ ваши сердца и обращу въ трясину вашъ размятый мозгъ! Снесите Сольсбери въ его палатку, и тогда посмотримъ, на что осмѣлятся эти трусливые французы (Уходятъ, унося тѣла).
  

СЦЕНА V.

Тамъ-же. Передъ одними изъ воротъ.

Барабанный бой. Стычки. Тольботъ преслѣдуетъ дофина и убѣгаетъ за нимъ; потомъ Дѣвственница преслѣдуетъ англичанъ и убѣгаетъ за ними. Затѣмъ входитъ опятъ Тольботъ.

  
   Тольботъ. Гдѣ моя сила, доблесть и мощь? Наши англійскіе отряды отступаютъ, я не могу ихъ остановить. Ихъ гонитъ женщина въ латахъ.
  

Возвращается Дѣвственница.

  
   Вотъ, вотъ она идетъ.-- Я хочу помѣряться съ тобою, сатана ты, или сатаниха, я заклинаю тебя: окровяню тебя, вѣдьма, и ты отдашь душу тому, кому ты служишь.
   Дѣвственница. Ну, подойди-ка; только я одна должна унизить тебя (Сражаются).
   Тольботъ. Небо, можешь-ли ты допустить, чтобы адъ восторжествовалъ? Грудь моя треснетъ подъ напоромъ храбрости, и я оторву прочь отъ плечъ свои руки, но покараю эту высокомѣрную потаскушку.
   Дѣвственница. Тольботъ, прощай; твой часъ еще не пришелъ: я должна снабдить Орлеанъ продовольствіемъ. Лови меня, если можешь; я смѣюсь надъ твоею силой. Ступай, ступай, ободри своихъ изморенныхъ голодомъ людей; помоги Сольсбери сдѣлать завѣщаніе. Этотъ день нашъ, какъ будутъ еще и много другихъ (Входитъ съ солдатами въ городъ).
   Тольботъ. Мысли мои кружатся, какъ колесо горшечника, не знаю я, гдѣ я и что дѣлаю. Не силой, а страхомъ, какъ Ганнибалъ, гонитъ эта вѣдьма наши отряды и побѣждаетъ, какъ только ей угодно. Такъ дымъ выгоняетъ пчелъ изъ ульевъ, а зловонный запахъ -- голубей изъ голубятенъ. За нашу лютость они прозвали насъ англійскими псами; теперь мы, какъ щенята, съ визгомъ убѣгаемъ (Короткій барабанный бой). Слушайте, соотечественники! или возобновите битву, или сорвите львовъ съ англійскаго герба; отрекитесь отъ родины, замѣните львовъ овцами: даже овца не бѣжитъ такъ трусливо передъ волкомъ, какъ вы передъ холопами, которыхъ сами часто бивали (Барабанный бой. Еще стычка). Нѣтъ, этого не будетъ. Уходите за свои окопы: вы всѣ поощряете смерть Сольсбери, коли никто изъ васъ не отомстилъ за него ударомъ. На зло намъ, или тому, что мы могли противъ этого сдѣлать, Дѣвственница вошла въ Орлеанъ. О, зачѣмъ я не умеръ вмѣстѣ съ Сольсбери? Отъ такого стыда я готовъ спрятаться съ головою (Барабанный бой. Отступленіе. Уходятъ Тольботъ и его отряды).
  

СЦЕНА VI.

Трубятъ побѣду. Выходятъ на стѣну Дѣвственница, Карлъ, Ренье, Алансонъ, и солдаты.

  
   Дѣвственница. Выставьте на стѣнахъ наши развѣвающіяся знамена! Орлеанъ освобожденъ отъ англійскихъ волковъ. Такъ Іоанна Дѣвственница сдержала свое слово.
   Карлъ. Божественное созданье, дочь свѣтлой Астреи, какъ мнѣ почтить тебя за такой успѣхъ? Обѣщанія твои, какъ сады Адониса, которые въ одинъ день расцвѣтаютъ, а на слѣдующій уже приносятъ плоды. Франція, торжествуй въ лицѣ своей славной пророчицы! Городъ Орлеанъ возвращенъ; не было еще въ нашемъ государствѣ болѣе благословеннаго событія.
   Ренье. Отчего не ударили въ городѣ во всѣ колокола? Дофинъ, повели гражданамъ его зажечь потѣшные огни, пировать и праздновать на улицахъ, чтобы чествовать радость, которую послалъ намъ Богъ.
   Алансонъ. Вся Франція исполнится радости и веселія, когда узнаетъ, какими людьми мы себя показали.
   Карлъ. Не мы, а Іоанна одержала сегодня побѣду, за которую я раздѣлю съ нею мою корону, и всѣ священники и монахи въ моемъ государствѣ будутъ въ процессіяхъ воспѣвать ей безконечную хвалу. Я воздвигну ей пирамиду, выше, нежели пирамиды Родопы и Мемфиса. Въ память ея, по ея смерти, передъ королями и королевами Франціи въ высокоторжественные дни будутъ нести ея прахъ въ ларцѣ изъ болѣе драгоцѣнныхъ сокровищъ, нежели ларецъ Дарія. Мы болѣе уже не будемъ призывать святого Діонисія: Іоанна Дѣвственница будетъ святой покровительницей Франціи. Пойдемъ же въ городъ и будемъ пировать по-царски, послѣ золотого дня побѣды (Трубятъ. Уходятъ).
  

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

Тамъ же.

Выходятъ изъ воротъ французскій сержантъ и двое часовыхъ.

  
   Сержантъ. Господа, станьте по мѣстамъ и будьте бдительны. Если вы замѣтите вблизи стѣны какой шумъ или солдата, то какимъ-нибудь видимымъ знакомъ дайте намъ знать на сторожевой дворъ.
   1-й часовой. Слушаю, сержантъ (Сержантъ уходитъ). Такъ-то принуждены бѣдные солдаты сторожить впотемкахъ, на холодѣ и на дождѣ, въ то время, какъ другіе спятъ въ своихъ покойныхъ постеляхъ.
  

Входятъ Тольботъ, Бедфордъ, герцогъ Бургундскій и солдаты съ лѣстницами и похороннымъ барабаннымъ боемъ.

  
   Тольботъ. Лордъ регентъ и грозный герцогъ Бургундскій, близость котораго сдружила съ нами земли Артуа. Валлона и Пикардіи, въ эту счастливую для нихъ ночь французы, цѣлый день веселившіеся и пировавшіе, воображаютъ, что они въ полной безопасности; воспользуемся-же этимъ случаемъ, какъ благопріятнымъ для того, чтобы отплатить имъ за ихъ обманъ, подстроенный коварствомъ и гнуснымъ колдовствомъ.
   Бедфордъ. Французъ трусливый! Какъ онъ вредитъ своей славѣ, отчаяваясь въ твердости своей десницы и соединяясь съ вѣдьмами и съ пособниками сатаны.
   Герцогъ Бургунскій. У предателей нѣтъ иныхъ сподвижниковъ. Но что это за Дѣвственница, которую считаютъ такой непорочной?
   Тольботъ. Она, говорятъ, дѣвица.
   Бедфордъ. Дѣвица, и такъ воинственна?
   Герцогъ Бургундскій. Дай Богъ, чтобы она не оказалась вскорѣ подобной мужчинѣ, если будетъ носить оружіе подъ знаменемъ французовъ, какъ начала.
   Тольботъ. Ну, и пусть ихъ хитрятъ и знаются съ духами. Господь наша крѣпость и во имя Его, Побѣдоноснаго, мы рѣшимся взобраться на ихъ каменные бастіоны.
   Бедфордъ. Взбирайся, храбрый Тольботъ, а мы вслѣдъ за тобой.
   Тольботъ. Нѣтъ, не всѣ вмѣстѣ; я думаю, лучше намъ пробраться въ разныя мѣста, чтобы, въ случаѣ, если одинъ изъ насъ падетъ, другой могъ сразиться противъ нихъ.
   Бедфордъ. Согласенъ. Я -- въ тотъ уголъ.
   Герцогъ Бургунскій. А я въ этотъ.
   Тольботъ. А сюда взберется Тольботъ или это будетъ его могилой. Теперь, Сольсбери, за тебя и за права Генриха англійскаго. Эта ночь покажетъ, какъ я преданъ вамъ обоимъ.
  

Англичане взбираются на стѣну съ крикомъ: "Святой Георгій и Тольботъ!" и бросаются въ городъ.

  
   Часовой (за стѣнами). Къ оружію! къ оружію! Непріятель идетъ на приступъ!
  

Французы перескакиваютъ черезъ стѣны въ однѣхъ рубахахъ. Входятъ съ разныхъ сторонъ: Пригулокъ, Алинсонъ, Ренле, полуодѣтые.

  
   Алансонъ. Что-жъ это, господа? вы не одѣты?
   Пригулокъ. Не одѣты? да мы еще рады, что и такъ убрались.
   Ренье. Мнѣ кажется, намъ пора было проснуться и встать съ постели, когда заслышали мы барабанный бой у самыхъ дверей нашихъ комнатъ.
   Алансонъ. Изо всѣхъ подвиговъ, съ тѣхъ поръ, какъ я занимаюсь ратнымъ дѣломъ, это самый дерзкій и отчаянный, про какой мнѣ довелось услышать.
   Пригулокъ. Я думаю, этотъ Тольботъ -- исчадіе ада.
   Ренье. А если и не адъ, то небеса благопріятствуютъ.
   Алансонъ. Вотъ идетъ Карлъ: удивляюсь, какъ это онъ поспѣлъ.
   Пригулокъ. Ба! святая Іоанна его защитила.
  

Входятъ Карлъ и Дѣвственница.

  
   Карлъ. Такъ вотъ твое искусство, коварная красавица? не для того-ли, чтобы намъ польстить, дала ты намъ сначала небольшой перевѣсъ надъ врагами, чтобы теперь мы потеряли вдесятеро больше?
   Дѣвственница. За что-же раздражается Карлъ на своего друга? Развѣ, по-вашему, мое могущество во всякое время должно быть одинаково? Во снѣ иль на яву я должна всегда одолѣвать или вы будете сваливать всю вину на меня? Непредусмотрительные воины! если-бы ваша стража была хороша, не приключилась-бы эта нежданная бѣда.
   Карлъ. Герцогъ Алансонъ, это ваша вина, потому что вы были начальникомъ стражи сегодня ночью и должны-бы лучше смотрѣть за своими важными обязанностями.
   Алансонъ. Если-бы всѣ ваши участки были такъ неприступны какъ тотъ, которымъ я командовалъ, насъ не застигли-бы врасплохъ такъ постыдно.
   Пригулокъ. Мой участокъ былъ неприступенъ.
   Ренье. И мой также, милордъ.
   Карлъ. Что-же касается меня самого, то я большую часть ночи былъ занятъ тѣмъ, что ходилъ взадъ и впередъ, смѣняя часовыхъ: откуда-же и какъ они прежде всего ворвались?
   Дѣвственница. Не разспрашивайте попусту, какъ и гдѣ: вѣрно то, что они нашли какое-нибудь слабоохраняемое мѣсто, черезъ которое и ворвались. Теперь намъ не остается иного исхода, какъ собратъ нашихъ разсѣянныхъ солдатъ и составить новые планы, чтобы повредить имъ.
  

Тревога. Входитъ англійскій солдатъ съ крикомъ: "Тольботъ! Тольботъ!" Всѣ бѣгутъ, бросивъ свои платья.

  
   Солдатъ. Я смѣло могу взять то, что они бросили. Мой крикъ "Тольботъ!" мнѣ служитъ вмѣсто меча, потому что я набралъ много добычи, не употребивъ другого оружія, кромѣ этого имени (Уходитъ).
  

СЦЕНА II.

Орлеанъ. Внутри города.

Входятъ: Тольботъ, Бедфордъ, герцогъ Бургундскій, капитанъ и другіе.

  
   Бедфордъ. День занимается и сокрылась ночь, окутывавшая землю своимъ мрачнымъ покровомъ. Трубите здѣсь отбой и прекратите жестокое преслѣдованіе (Отбой).
   Тольботъ. Вынесите сюда тѣло старца Сольсбери и положите его здѣсь, на базарной площади, въ самой серединѣ центра этого проклятаго города. Теперь я выполнилъ свой обѣтъ его душѣ; за каждую каплю крови, отнятую отъ него, сегодня ночью убито, по крайней мѣрѣ, по пяти французовъ. А чтобы и въ послѣдующіе вѣка было видно, какое разореніе было произведено въ отмщеніе за него, я воздвигну внутри ихъ главнаго храма гробницу, въ которой будетъ покоиться его тѣло: на ней, чтобы каждый могъ прочитать, будетъ высѣчено разореніе Орлеана, его прискорбная, предательская кончина и то, какъ онъ наводилъ ужасъ на Францію. Но, лорды, какъ я подумаю, мы вѣдь въ своемъ кровопролитіи не встрѣтились ни съ его свѣтлостью дофиномъ, ни съ его новой сподвижницей, добродѣтельной Іоанной д'Аркъ, ни съ кѣмъ-либо изъ его невѣрныхъ союзниковъ.
   Бедфордъ. Лордъ Тольботъ, предполагаютъ, что когда битва началась, они, полусонные, повскакали съ своихъ постелей, за вооруженными отрядами перескочили черезъ стѣны и искали спасенія въ полѣ.
   Герцогъ Бургундскій. Что касается меня, то я, насколько могъ различить въ дыму и густомъ туманѣ ночи, увѣренъ, что спугнулъ дофина и его потаскушку; они шибко бѣжали рука объ руку, какъ парочка влюбленныхъ голубковъ, которые ни дня, ни ночи не могутъ прожить врознь. Послѣ того, какъ мы здѣсь все приведемъ въ порядокъ, мы послѣдуемъ за ними со всѣмъ войскомъ, какое у насъ есть.
  

Входитъ гонецъ.

  
   Гонецъ. Благо да будетъ вамъ, милорды! Кого изъ этого величественнаго собранья зовете вы воинственнымъ Тольботомъ, подвиги котораго восхваляетъ вся Франція?
   Тольботъ. Вотъ этотъ Тольботъ; кто желаетъ съ нимъ говорить?
   Гонецъ. Добродѣтельная госпожа, графиня Овернская, въ скромности своей дивясь твоей славѣ, черезъ меня убѣдительно проситъ тебя, великій лордъ, удостоить своимъ посѣщеніемъ бѣдный замокъ, въ которомъ она проживаетъ, чтобы она могла похвалиться, что видѣла человѣка, слава котораго далеко гремитъ по всему свѣту.
   Герцогъ Бургундскій. Неужели это такъ? Ну, такъ я вижу, наши войны обратятся въ забавную мирную потѣху, если дамы будутъ просить, чтобъ съ ними состязались.-- Вы, милордъ, вѣроятно, не выкажете пренебреженья къ такой милой просьбѣ?
   Тольботъ. Не вѣрьте больше мнѣ, если я откажу; потому что гдѣ краснорѣчіе цѣлаго міра мужчинъ не могло одержать верхъ, тамъ одолѣла любезность женщины. А потому скажи ей, что я весьма благодаренъ и покорно прибуду къ ней. Не сдѣлаете-ли вы мнѣ честь сопровождать меня?
   Бедфордъ. Нѣтъ, правду сказать, это ужь было-бы болѣе, нежели требуетъ приличіе; а мнѣ часто случалось слышать, что непрошеные гости всего пріятнѣе, когда они уходятъ.
   Тольботъ. Ну, такъ если ничего ужь не подѣлать, я одинъ намѣренъ попытать любезность этой дамы. Подите сюда, капитанъ (Шепчетъ ему). Вы понимаете мои мысли?
   Капитанъ. Понимаю, милордъ, и поступлю сообразно съ ними (Уходятъ).
  

СЦЕНА III.

Овернь. Дворъ замка.

Входятъ графиня и привратникъ.

  
   Графиня. Помни-же, привратникъ, что я тебѣ приказала, и, когда такъ поступишь, принеси мнѣ ключи.
   Привратникъ. Слушаю, сударыня (Уходитъ).
   Графиня. Планъ установленъ: если все удастся, то я прославлюсь такъ-же, какъ прославилась скиѳская Томириса смертью Кира. Велика слава этого страшнаго рыцаря и не менѣе значительны его подвиги: желала-бы я, чтобы мои глаза и уши были свидѣтелями ихъ и провѣрили-бы эти дивные разсказы.
  

Входятъ гонецъ и Тольботъ.

  
   Гонецъ. Сударыня, согласно приказанію вашего сіятельства, приглашенный моимъ посланьемъ, лордъ Тольботъ явился.
   Графиня. Привѣтъ ему. Какъ? этотъ человѣкъ?
   Гонецъ. Сударыня, это онъ и есть.
   Графиня. Такъ это бичъ Франціи? Это тотъ Тольботъ, котораго вездѣ боятся до того, что его именемъ матери усмиряютъ дѣтей? Я вижу, что слухи о немъ сказочны и ложны. Мнѣ казалось, что я должна увидѣть какого-нибудь Геркулеса, втораго Гектора, по его свирѣпому виду и по большимъ размѣрамъ его сильно сложенныхъ членовъ. Увы! это ребенокъ, слабый карликъ: не можетъ быть, чтобы этотъ слабый, морщинистый карапузъ нагонялъ такого страху на своихъ враговъ.
   Тольботъ. Сударыня, я осмѣлился обезпокоить васъ; но, если вашему сіятельству теперь недосугъ, я выберу другое время, чтобы навѣстить васъ.
   Графиня. Чего онъ хочетъ? Пойди, спроси его, куда онъ идетъ?
   Гонецъ. Милордъ Тольботъ, остановитесь, потому что моя госпожа желаетъ знать причину вашего внезапнаго ухода.
   Тольботъ. Право, она воображаетъ, что ошиблась, такъ я иду убѣдить ее въ томъ, что Тольботъ здѣсь.
  

Входитъ снова привратникъ съ ключами.

  
   Графиня. Если ты -- онъ, такъ ты плѣнникъ.
   Тольботъ. Плѣнникъ? чей-же?
   Графиня. Мой, кровожадный лордъ; и съ этой цѣлью я заманила тебя къ себѣ въ домъ. Твоя тѣнь уже давно у меня въ рабствѣ, потому что въ моей галлереѣ виситъ твое изображенье; но теперь и тѣло твое претерпитъ тоже, и я закую въ цѣпи руки и ноги того, кто много лѣтъ своимъ тиранствомъ опустошалъ нашу страну, убивалъ нашихъ гражданъ и отправлялъ въ неволю нашихъ сыновъ и мужей.
   Тольботъ. Ха, ха, ха!
   Графиня. Ты смѣешься, презрѣнный? Твое веселье скоро обратится въ стоны.
   Тольботъ. Я смѣюсь тому, что вашему сіятельству нравится воображать,будто у васъ есть отъ Тольбота что-нибудь больше, чѣмъ его тѣнь, надъ чѣмъ вы могли-бы упражняться въ жестокости.
   Графиня. Неужели? развѣ ты не тотъ?
   Тольботъ. Я самый.
   Графиня. Такъ въ моей власти также и тѣло.
   Тольботъ. Нѣтъ, нѣтъ, я лишь тѣнь самого себя: вы ошибаетесь, тѣло мое не здѣсь; потому-что то, что вы видите, лишь наименьшая часть изъ наименьшей части человѣчества. Говорю вамъ, сударыня, что если-бы вся моя оболочка была здѣсь, то она такихъ высокихъ и пространныхъ размѣровъ, что вашей кровли не хватило-бы, чтобы ее вмѣстить.
   Графиня. Вотъ такъ преднамѣренно загадочно выражается деревенщина; то онъ здѣсь, то его здѣсь нѣтъ: какъ совмѣстить такія противоположности?
   Тольботъ. Я вамъ это сейчасъ покажу (Трубитъ въ рогъ. Бьютъ барабаны; орудійный залпъ. Ворота взломаны, входятъ солдаты). Что скажете, сударыня? Убѣждены-ли вы теперь, что Тольботъ лишь тѣнь самого себя? Вотъ его тѣло, его мышцы, руки и сила, которыми онъ гнететъ ваши непокорныя выи, сноситъ ваши цитадели, разрушаетъ ваши города и въ одинъ мигъ дѣлаетъ ихъ безлюдными.
   Графиня. Побѣдоносный Тольботъ, прости мнѣ мое оскорбленіе: я нахожу, что ты не ниже своей славы и даже выше, нежели можно заключить по твоему росту. Пусть моя дерзость не возбуждаетъ твоего гнѣва, потому что я сожалѣю, что не встрѣтила тебя съ почтеніемъ такого, каковъ ты есть.
   Тольботъ. Не смущайтесь, прекрасная лэди, и не понимайте ошибочно намѣреній Тольбота, какъ вы поняли внѣшнее устройство его тѣла. То, что вы сдѣлали, меня не обижаетъ: я не прошу другого удовлетворенья, какъ только, чтобы вы дозволили намъ испробовать вашихъ винъ и вашихъ сластей, потому что желудки солдатъ всегда готовы имъ служить исправно.
   Графиня. Отъ всего сердца; и сочту за честь угостить въ своемъ замкѣ такого славнаго воина (Уходятъ).
  

СЦЕНА IV.

Лондонъ. Садъ въ Темплѣ.

Входятъ графы: Сомерсетъ, Сеффолькъ и Уорикъ, Ричардъ Плантадженэтъ, Вернонъ и нотаріусъ.

  
   Плантадженэтъ. Именитые лорды и джентльмены, что означаетъ это молчаніе? Развѣ никто не отзовется на дѣло истины?
   Сеффолькъ. Въ залѣ Темпля мы черезчуръ шумѣли; въ саду удобнѣе.
   Плантадженэтъ. Скажите-же сейчасъ, я-ли стоялъ за правду, или спорщикъ Сомерсетъ не былъ не правъ?
   Сеффолькъ. Клянусь, я былъ лѣнивъ по части законовъ и никогда не могъ подчинить имъ свою волю; а потому и подчиняю своей волѣ законы.
   Сомерсетъ. Такъ вы, лордъ Уорикъ, разсудите насъ.
   Уорикъ. Который изъ двухъ соколовъ летаетъ выше, которая изъ двухъ собакъ лаетъ звонче, который изъ двухъ клинковъ закаленъ сильнѣе, которая изъ двухъ лошадей статнѣе, которой изъ дѣвушекъ взглядъ веселѣе, я, пожалуй, могъ-бы рѣшить своимъ недалекимъ разсудкомъ, но въ этихъ милыхъ тонкостяхъ законническихъ крючкотворствъ, клянусь, я не умнѣе галки.
   Плантадженэтъ. Полно, полно! это лишь благовидная увёртка: истина съ моей стороны такъ нага, что ее увидитъ самый близорукій глазъ.
   Сомерсетъ. А съ моей -- она такъ разодѣта, такъ ясна, такъ свѣтла и такъ очевидна, что засіяла-бы даже въ глазахъ слѣпца.
   Плантадженэтъ. Если у васъ у всѣхъ отнялся языкъ, или вамъ такъ противно говорить, объявите свои мысли хоть нѣмыми знаками: пусть тотъ, кто истый джентльменъ и стоитъ за честь своего рода, вмѣстѣ со мной сорветъ съ этого куста бѣлую розу.
   Сомерсетъ. Пусть тотъ, кто не трусъ и не льстецъ, но смѣло держитъ сторону истины, вмѣстѣ со мной сорветъ съ этого куста алую розу.
   Уорикъ. Я не люблю цвѣтнаго и безъ всякихъ цвѣтовъ низкой и предательской мести срываю съ Плантадженэтомъ бѣлую розу.
   Сеффолькъ. Я срываю алую розу съ юнымъ Сомерсетомъ и говорю къ тому-же, что, думаю, онъ правъ.
   Вернонъ. Постойте, лорды и джентльмены, не рвите больше, пока не рѣшите, что тотъ, на чьей сторонѣ окажется меньше розъ, сорванныхъ съ куста, долженъ признать правоту другого.
   Сомерсетъ. Добрый мистэръ Вернонъ, ваше возраженіе прекрасно: если у меня розъ будетъ меньше, я соглашусь безпрекословно.
   Плантадженэтъ. И я также.
   Вернонъ. Итакъ, за правоту и ясность дѣла, я срываю этотъ блѣдный, дѣвственный цвѣтокъ, давая этимъ свои приговоръ въ пользу стороны бѣлой розы.
   Сомерсетъ. Срывая ее, не уколите пальца, чтобы ваша кровь не окрасила бѣлую розу въ алый цвѣтъ и вы не попали-бы, такимъ образомъ, помимо своей воли, на мою сторону.
   Вернонъ. Если я, милордъ, пролью кровь за свои убѣжденія, то онѣ-же и излечатъ мою рану и удержатъ меня на той-же сторонѣ, гдѣ я теперь.
   Сомерсетъ. Ну, хорошо, хорошо, кто-же еще?
   Нотаріусъ. Если только мое знаніе и мои книги не лгутъ, такъ доказательства, которыя вы приводите,-- ложны; (Сомерсету) въ знакъ этого, я тоже срываю бѣлую розу.
   Плантадженэтъ. Ну, Сомерсетъ, гдѣ-же твои доказательства?
   Сомерсетъ. Тутъ, у меня въ ножнахъ; я полагаю, это окраситъ твою бѣлую розу въ кровавый алый цвѣтъ.
   Плантадженэтъ. А между тѣмъ, твои щеки подражаютъ нашимъ розамъ, потому-что онѣ блѣдны отъ страха и подтверждаютъ этимъ, что правда на моей сторонѣ.
   Сомерсетъ. Нѣтъ, Плантадженэтъ, не отъ страха, а отъ гнѣва, что твои щеки покраснѣли отъ стыда, подражая нашимъ розамъ, а между тѣмъ языкъ твой отказывается признать твой обманъ.
   Плантадженэтъ. Нѣтъ-ли червя въ твоей розѣ, Сомерсетъ?
   Сомерсетъ. Нѣтъ-ли шипа у твоей розы, Плантадженэтъ?
   Планатдженэтъ. Да, есть: острый и колючій, чтобъ постоять за правду; а твой пожирающій червь жретъ лишь свою неправду.
   Сомерсетъ. Ну, я найду друзей, чтобы носить мои кровавыя розы и чтобы подтвердить, что я говорю правду, найду ихъ тамъ, куда лживый Плантадженэтъ не осмѣлится показаться.
   Плантадженэтъ. Ну, клянусь этимъ дѣвственнымъ цвѣткомъ въ моей рукѣ, что презираю тебя, заносчивый мальчишка, и твоихъ приверженцевъ.
   Сеффолькъ. Не направляй своего презрѣнія въ ту сторону, Плантадженэтъ.
   Плантадженэтъ. Гордый Пуль, я согласенъ; и презираю его и тебя.
   Сеффолькъ. Свою долю презрѣнія я направлю въ твою глотку.
   Сомерсетъ. Прочь, прочь, добрый Уильямъ де-ля-Пуль: слишкомъ много чести деревенщинѣ, что мы съ нимъ говоримъ.
   Уорикъ. Нѣтъ, клянусь Богомъ, Сомерсетъ, ты обижаешь его: его дѣдъ былъ Ліонель, герцогъ Кларенсъ, третій сынъ Эдуарда третьяго, короля англійскаго. Развѣ отъ такого благороднаго корня происходятъ деревенщины безъ герба?
   Плантадженэтъ. Онъ пользуется преимуществами этого мѣста, иначе не посмѣлъ бы, по своей глубокой трусливости, такъ говорить.
   Сомерсетъ. Клянусь Тѣмъ, Кто сотворилъ меня, я буду подтверждать свои слова на какомъ угодно клочкѣ христіанскаго міра. Развѣ твой отецъ, Ричардъ, графъ Кэмбриджъ, не былъ казненъ за измѣну при нашемъ покойномъ королѣ? Развѣ не остался ты запятнаннымъ, зараженнымъ его измѣной и исключеннымъ изъ стариннаго дворянства? Его измѣна еще предательски живетъ въ твоей крови; и пока ты не возстановишь свое честное имя,-- ты просто деревенщина.
   Плантадженэтъ. Мой отецъ -- былъ обвиненъ, обвиненъ, но не запятнанъ; онъ былъ приговоренъ къ смертной казни за измѣну, но не былъ предателемъ; и я это докажу людямъ, которые получше Сомерсета, когда приспѣеть время моему желанію. Что-же касается тебя самого и твоего приверженца Пуля, я отмѣчу васъ въ своей записной книжкѣ, чтобы проучить васъ за ваше предубѣжденіе. берегитесь-же и помните, что васъ предупреждали.
   Сомерсетъ. Да, ты всегда найдешь насъ готовыми встрѣтить тебя и узнаешь по этимъ цвѣтамъ, что мы твои враги, потому что мои друзья, на зло тебѣ, будутъ ихъ носить.
   Плантадженэтъ. А я и мои приверженцы, клянусь душою будемъ вѣчно, въ знакъ моей ненависти, кровопійцы, носить эту блѣдную отъ гнѣва розу, пока она не дотлѣетъ вмѣстѣ со мной до могилы или не расцвѣтетъ на высотѣ моего величія.
   Сеффолькъ. Продолжай, и подавись своимъ тщеславіемъ. Итакъ прощай, пока не встрѣчусь съ тобой опять. (Уходитъ).
   Сомерсетъ. И я за тобою, Пуль, и прощай тщеславный Ричардъ (Уходитъ).
   Плантадженэтъ. Какъ меня оскорбляютъ, а я поневолѣ долженъ это сносить!
   Уорикъ. Безчестіе, которымъ они возражаютъ вашему роду должно быть смыто въ слѣдующемъ-же засѣданіи парламента, созваннаго для разбора истины между Уинчестеромъ и Глостеромъ; и не буду я Уорикомъ, если ты тамъ-же не будешь наименованъ Іоркомъ. А пока, въ знакъ моей любви къ тебѣ, я противъ гордаго Сомерсета и Уильяма Пуля буду съ твоими приверженцами носить эту розу. И тутъ-же предсказываю: сегодняшній раздоръ, раздѣлившій насъ на партіи въ саду Темпля, пошлетъ тысячи душъ въ емертельный мракъ, на смерть пзъза адой и бѣлой розъ.
   Плантадженэтъ. Добрѣйшій мистеръ Вернонъ, я вамъ признателенъ за то, что вы сорвали цвѣтокъ въ мою пользу.
   Вернонъ. На вашу-же пользу я буду его носить.
   Нотаріусъ. И я также.
   Плантадженэтъ. Благодарю, любезный сэръ. Ну, пойдемъ-же всѣ вчетверомъ обѣдать, и, смѣю сказать, пусть эта ссора ужь въ другой день упьется кровью (Уходятъ).
  

СЦЕНА V.

Тамъ-же. Комната въ Тауерѣ.

Два сторожа вносятъ въ креслахъ Мортимера.

   Мортимеръ. Добрые стражи моихъ слабыхъ, преклонныхъ лѣтъ, дайте отдохнуть здѣсь умирающему Мортимеру. Отъ долгаго заточенія, члены мои, какъ у человѣка, котораго только-что сняли съ орудія пытки; а эти сѣдые кудри, предвѣстники смерти, состарившіеся, какъ Несторъ, въ вѣчныхъ заботахъ, предвѣщаютъ кончину Эдмонда Мортимера. Глаза мои, какъ лампы, въ которыхъ перевелось масло, уже дошли до крайности; слабыя плечи, обремененныя тяжелымъ горемъ и изможденныя руки, висятъ, какъ увядшія вѣтви лозы, которая клонить ихъ, изсохшихъ, къ землѣ; даже ноги не въ состояніи поддерживать этотъ глиняный чурбанъ, который на крыльяхъ желанія стремится къ могилѣ, будто зная, что нѣтъ для меня иной отрады.-- Но скажи мнѣ, сторожъ, придетъ-ли мой племянникъ?
   1-й сторожъ. Ричардъ Плантадженэтъ придетъ, милордъ: мы посылали въ Темпль, въ его квартиру и получили отвѣтъ, что онъ придетъ.
   Мортимеръ. Хорошо; душа моя будетъ тогда довольна.-- Бѣдный джентльменъ! Его обида равняется моей. Я нахожусь въ этомъ ненавистномъ заточеніи съ тѣхъ поръ, какъ Генрихъ Монмаусъ еще только началъ царствовать, а я уже до его славы былъ знаменитъ въ ратномъ дѣлѣ; и съ тѣхъ-же самыхъ поръ Ричардъ преданъ неизвѣстности, лишенъ чести и наслѣдства: но теперь, посреднида отчаянія, добрая ходатайница человѣка въ несчастіи, справедливая смерть, даруя мнѣ сладкую свободу, отпускаетъ меня отсюда. Я-бы желалъ, чтобы и его несчастія также окончились и чтобы онъ такимъ образомъ вернулъ себѣ то, что потерялъ.
  

Входитъ Ричардъ Плантадженэтъ.

  
   1-й сторожъ. Милордъ, вашъ любящій племянникъ явился.
   Мортимеръ. Ричардъ Плантадженэтъ, мой другъ, пришелъ?
   Плантадженэтъ. Да, благородный дядя, съ которымъ такъ гнусно поступаютъ, племянникъ вашъ, недавно опозоренный Ричардъ, пришелъ.
   Мортимеръ. Направьте мои руки, чтобы я могъ обнять его за шею, и на его груди испустить мой послѣдній вздохъ. О, скажите мнѣ, когда губы мои коснутся его щеки, чтобы я могъ съ лаской дать ему слабый поцѣлуй. А теперь скажи, нѣжный отпрыскъ Іоркскаго великаго ствола, почему ты говоришь, что ты недавно опозоренъ?
   Плантадженэтъ. Прежде всего, прислони свою старчеекую спину къ моей рукѣ и въ такомъ покойномъ положеніи я разскажу тебѣ, что меня безпокоитъ. Сегодня, въ разсужденіяхъ объ одномъ дѣлѣ, мы съ Сомерсестомъ крупно поговорили; между прочими выраженіями, которыя расточалъ его языкъ, онъ укорилъ меня смертью моего отца; эта клевета преградила мнѣ языкъ, чтобы я не отплатилъ ему тѣмъ-же. Поэтому, добрый дядя, ради отца моего, въ честь истаго Плантадженэта, и ради нашего родства, объяви мнѣ причину, по которой отецъ мой, графъ Кэмбриджъ, былъ обезглавленъ?
   Мортимеръ. Проклятымъ орудіемъ его бѣдствія была та же причина, милый племянникъ, которая заточила и меня и продержала въ теченіе всей моей цвѣтущей молодости, въ ненавистной тюрьмѣ, чтобъ тамъ зачахнуть.
   Плантадженэтъ. Открой мнѣ подробнѣе, что это была за причина, потому что я не знаю и не могу догадаться.
   Мортимеръ. Хорошо, если только мое слабѣющее дыханіе позволитъ и если смерть не подойдетъ, пока мой разсказъ не будетъ оконченъ. Генрихъ четвертый, дѣдъ нынѣшняго короля, свергнулъ съ престола своего племянника Ричарда, сына Эдуарда, перворожденнаго и законнаго наслѣдника короля Эдуарда, третьяго въ этомъ родѣ: въ его царствованіе сѣверные Перси, находя, что онъ въ высшей степени несправедливо завладѣлъ престоломъ, старались возвести на него меня. Причиной побудившей къ этому этихъ воинственныхъ лордовъ, было то, что юный король Ричардъ былъ сверженъ, не оставивъ наслѣдника по плоти, а я былъ ближайшій его родственникъ по рожденію и родству; потому что я происхожу по матери отъ Ліонеля, герцога Кларенса, третьяго сына короля Эдуарда Третьяго; между тѣмъ, какъ его родословная ведется отъ Джона Гаунта, который лишь четвертый въ этомъ геройскомъ поколѣніи. Но замѣть: когда они, въ своей дерзостной попыткѣ старались возвести на престолъ законнаго наслѣдника, мнѣ это стоило свободы, а имъ -- жизни. Долгое время спустя, когда царствовалъ Генрихъ Пятый, наслѣдовавшій отцу своему, Болингброку, твой отецъ, графъ Кэмбриджъ, происходившій отъ знаменитаго Эрмонда Лэнгли, герцога Іоркскаго, женившись на моей сестрѣ, которая и была твоей матерью, снова собралъ войско отъ жалости къ моей тяжелой участи, и для того, чтобы спасти меня и возвратить мнѣ корону; но, какъ и остальные, благородный лордъ палъ и былъ обезглавленъ. Такъ были уничтожены Мортимеры, которымъ принадлежалъ королевскій титулъ.
   Плантадженэтъ. Изъ нихъ, милордъ, ваша свѣтлость,-- послѣдній.
   Мортимеръ. Это вѣрно; ты видишь, что у меня нѣтъ потомства и что мой слабѣющій голосъ ручается за мою кончину. Ты мой наслѣдникъ: я желаю тебѣ отобрать наслѣдство, но все-таки будь осмотрителенъ въ своемъ усердномъ стремленіи.
   Плантадженэтъ. Я послѣдую твоимъ важнымъ наставленіямъ. Но все-таки мнѣ кажется, что казнь моего отца была едва-ли не меньше, какъ кровавымъ тиранствомъ.
   Мортимеръ. Племянникъ, будь молча политиченъ: Ланкастерскій домъ твердо укрѣпится и его, какъ гору, не сдвинуть. Но вотъ отсюда переселяется твой дядя, какъ государи переселяютъ свой дворъ, когда они пресытятся долгимъ пребываніемъ въ одной и той-же мѣстности.
   Плантадженэтъ. О, дядя! если-бы хоть часть моихъ юныхъ лѣтъ могла освободить тебя отъ окончанія твоихъ!
   Мортимеръ. Ты неправъ ко мнѣ, какъ убійца, который наноситъ много ранъ, когда и одна убьетъ. Не скорби, если только не печалитъ тебя мое счастье; распорядись только моими похоронами: и такъ, прощай; пусть будутъ свѣтлы твои надежды и благоденственна твоя жизнь какъ въ войнѣ, такъ и въ мирѣ! (Умираетъ).
   Плантадженэтъ. И пусть миръ, а не война будетъ удѣломъ твоей отлетающей души! Въ темницѣ ты свершилъ свое паломничество и, какъ отшельникъ, пережилъ свой вѣкъ. Итакъ, я замкну его совѣтъ въ моей груди; и что я задумалъ, то пусть покоится тамъ. Стражи, унесите его отсюда, а я самъ посмотрю за его похоронами лучше, нежели смотрѣлъ за его жизнью (Сторожа уходятъ, унося тѣло Мортимера.) Вотъ здѣсь покоится мрачный факелъ Мортимера, затушенный низкимъ тщеславіемъ. А относительно обидъ и горькихъ оскорбленій, которыя Сомерсетъ нанесъ моему дому, я не сомнѣваюсь, что съ честью ихъ изглажу; и потому поспѣшу въ парламентъ, чтобы мнѣ возвратили права моего рода иначе я самое зло обращу себѣ въ добро.
  

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА I.

Тамъ-же. Въ залѣ парламента.

Барабанный бой. Входятъ: король Геирихъ, Экзетэръ; Глостэръ, Уорикъ, Сомерсетъ, и Сеффолькъ; епископъ Уинчестерскій, Ричардъ Плантаджеиэтъ и другіе. Глостэръ пытается податъ обвинителъную записку; епископъ Уинчестерскій вырываетъ ее у него и разрываетъ.

  
   Епископъ Уинчестерскій. Ты, кажется, являешься съ заранѣе глубоко обдуманной бумагой, съ письменнымъ усердно составленнымъ памфлетомъ, Гемфри Глостэръ? Если ты хочешь на меня донести или имѣешь намѣреніе обвинять меня въ чемъ-нибудь, то дѣлай это, не придумывая, а внезапно, -- какъ я намѣренъ отвѣчать на твои обвиненія внезапными рѣчами.
   Глостэръ. Надменный попъ! Это мѣсто повелѣваетъ мнѣ быть терпѣливымъ, а то-бы ты увидѣлъ, что оскорбилъ меня. Не думай, что, если я предпочелъ письменно изложить твои гнусные оскорбительные проступки, которые я будто-бы для этого выдумалъ, такъ я не въ состояніи повторить устно написаннаго по порядку: нѣтъ, прелатъ; такова твоя дерзкая порочность, твои безстыдныя и зловредныя продѣлки, что даже дѣти кричатъ о твоей спѣси. Ты самый вредный ростовщикъ, дерзкій отъ природы, врагъ мира; ты сладострастенъ и игривъ болѣе, нежели пристало человѣку твоего званія и сана: что-же касается твоего предательства, то что можетъ быть очевиднѣе его? Ты вѣдь устраивалъ мнѣ западню какъ на Лондонскомъ мосту, такъ и въ Тауэрѣ, чтобы лишить меня жизни. Кромѣ того, если просѣять твои мысли, то, боюсь я, что и король, нашъ государь, окажется не совсѣмъ изъятъ изъ завистливой злобы твоего напыщеннаго сердца.
   Епископъ Уинчестерскій. Глостэръ, я презираю тебя,-- лорды, удостойте выслушать, что я отвѣчу. Если я такъ жаденъ, честолюбивъ и пороченъ, какъ онъ считаетъ меня, то почему-же я такъ бѣденъ? Или еще, какъ это случилось, что я не ищу повышеній и не стремлюсь возвыситься, но придерживаюсь своего обычнаго призванія? А что касается раздоровъ, то кто-же болѣе меня предпочитаетъ миръ, если только меня не вызываютъ на ссору? Нѣтъ, добрые лорды, не это оскорбляетъ, не это распаляетъ гнѣвъ герцога; а то, чтобы никто, кромѣ него, не управлялъ страною; чтобы никто, кромѣ него, не былъ близокъ къ королю; и это зарождаетъ грозу въ его груди и заставляетъ его гремѣть обвиненіями. Но я дамъ знать ему, что равенъ...
   Глостэръ. Равенъ? Ты, пригулокъ моего дѣда!
   Епископъ Уинчестерскій. Да, надменный сэръ; а вы-то, прошу васъ сказать, кто-же, какъ не своевольно-сидящій на чужомъ престолѣ?
   Глостэръ. Наглый попъ, развѣ я не протекторъ?
   Епископъ Уинчестерскій. Развѣ я не прелатъ церкви?
   Глостэръ. Да, такой-же, какъ разбойникъ, живущій въ замкѣ, чтобы этимъ прикрывать свои преступленія.
   Епископъ Уинчестерскій. Нечестивый Глостэръ!
   Глостэръ. Ты благочестивъ только своимъ духовнымъ саномъ, но не жизнью.
   Епископъ Уинчестерскій. Римъ этому поможетъ.
   Уорикъ. Ну, и отваливай туда.
   Сомерсетъ. Милордъ, ваша обязанность была-бы воздержаться.
   Уорикъ. Да. Смотрите, чтобы не пришлось епископу уступить.
   Сомерсетъ. Мнѣ кажется, что милордъ должны-бы быть благочестивы и знать свои обязанности къ такому сану.
   Уорикъ. Мнѣ кажется, его святѣйшество должны-бы быть смиреннѣе; не пристойно прелату такъ выражаться.
   Сомерсетъ. Но если это такъ близко касается его священнаго сана...
   Уорикъ. Священнаго или несвященнаго, не все-ли равно? Развѣ его свѣтлость не протекторъ короля?
   Плантадженэтъ (въ сторону). Какъ я вижу, Плантадженэтъ долженъ держать языкъ за зубами, чтобъ ему не сказали: -- Говорите, сударь, когда вамъ полагается: развѣ можетъ ваше дерзкое сужденіе вмѣшиваться въ рѣчи лордовъ? -- А не то я-бы натѣшился надъ епископомъ Уинчестерскимъ.
   Король Генрихъ. Дядюшки Глостэръ и Уинчестеръ, чрезвычайные хранители нашего англійскаго государства, я-бы просилъ васъ, если-бы просьбы могли васъ убѣдить, соединиться сердцами въ любви и дружбѣ. О, что за позоръ нашей коронѣ, что два такихъ благородныхъ пэра враждуютъ. Повѣрьте мнѣ, лорды, даже я, въ мои юныя лѣта, могу сказать, что гражданскія распри -- ядовитый червь, который гложетъ нѣдра общественнаго благосостоянія (за сценой шумъ:-- Бей бурокафтанниковъ)-- Что это за шумъ?
   Уорикъ. Осмѣлюсь поручиться, что это бунтъ, произведенный происками людей епископа (снова шумъ: -- Камней! Камней!)

(Входитъ Лордъ-меръ со свитой).

   Мэръ. О, милостивые лорды, и ты, доблестный Генрихъ. Сжальтесь надъ городомъ Лондономъ, сжальтесь надъ нами! Люди епископа и герцога Глостэра, которымъ недавно запрещено носить оружіе, наполнили себѣ карманы булыжниками и, раздѣлясь на двѣ противоположныя партіи, тузятъ другъ друга по башкѣ такъ, что у многихъ уже вышиблены ихъ вертопрашные мозги. Во всѣхъ улицахъ окна побиты и мы, со страху, принуждены запереть свои лавки. (Входятъ, въ дракѣ, слуги Глостэра и Ушчестера съ окровавленными башками).
   Король Генрихъ. Мы повелѣваемъ вамъ, въ знакъ вѣрноподданичества, остановить свои смертоносныя руки и усмириться. Пожалуйста, дядя Глостэръ, прекратите эту драку.
   1-й слуга. Нѣтъ, если намъ воспретятъ камни, мы будемъ нападать зубами.
   2-й слуга. Дѣлайте, что только посмѣете, мы останемся все такъ-же рѣшительны (Дерутся опятъ).
   Глостэръ. Вы, принадлежащіе къ моему дому, оставьте эту задорную драку и отстраните эту необычайную схватку.
   1-й слуга. Милордъ, мы знаемъ вашу свѣтлость за человѣка прямаго и справедливаго и, по своему царскому происхожденію, ничѣмъ не уступающаго никому, кромѣ его величества; но скорѣе, чѣмъ потерпѣть, чтобы такой государь, такой заботливый отецъ общественнаго блага былъ оскорбленъ какимъ-нибудь "чернильною строкою", мы всѣ, наши жены и дѣти, будемъ биться и предадимъ свои тѣла на убіеніе врагамъ.
   2-й слуга. Да, и даже обрѣзки ногтей нашихъ вскопаютъ поле битвы, когда мы уже будемъ мертвы (Дерутся опятъ).
   Глостэръ. Стойте, стойте, говорю вамъ! и, если любите меня такъ, какъ говорите, то дайте мнѣ убѣдить васъ немного воздержаться.
   Король Генрихъ. О, какъ этотъ раздоръ угнетаетъ мою душу! -- Неужели вы, милордъ Уинчестеръ, можете смотрѣть на мои вздохи и слезы и ни разу имъ не уступить? Да кто-же можетъ быть сострадателенъ, какъ не вы? Или кто будетъ стараться соблюдать миръ, если святые служители церкви находятъ удовольствіе въ раздорахъ?
   Уорикъ. Уступите, милордъ протекторъ, уступите, епископъ, если только вы не хотите настойчивымъ отказомъ убить вашего государя и разстроить государство. Вы видите, что за бѣда и что за убійство произошли чрезъ вашу вражду. Поэтому, усмиритесь, если не жаждете крови.
   Епископъ Уинчестерскій. Онъ покорится, или я ни за что не уступлю.
   Глостэръ. Состраданіе къ королю повелѣваетъ мнѣ склониться; а то я-бы вырвалъ у попа сердце, скорѣе чѣмъ дать ему преимущество надъ собою.
   Уорикъ. Посмотрите, милордъ Уинчестеръ, герцогъ подавилъ злобу своего недовольства, какъ это кажется и его сглаженному челу: отчего-же вы еще смотрите такъ мрачно, такъ трагически?
   Глостэръ. Вотъ, Уинчестеръ, я протягиваю тебѣ руку.
   Король Генрихъ. Стыдитесь, дядя Бофортъ! Я слышалъ какъ вы проповѣдуете, что злоба -- великій и тяжкій грѣхъ неужели-же вы не поддержите свои проповѣди, а выкажете себя главнымъ ихъ противникомъ?
   Уорикъ. Дорогой король!-- епископу достался ласковый выговоръ.-- Какъ не стыдно, милордъ Уинчестеръ, уступите: неужели дитя должно учить васъ, что дѣлать?
   Епископъ Уинчестерскій. Ну, герцогъ Глостэръ, уступаю; даю тебѣ любовь за любовь и руку за руку.
   Глостэръ. Да; но я боюсь, что съ пустымъ сердцемъ. Смотрите-же сюда, мои друзья и любящіе земляки, вотъ знакъ, который служитъ флагомъ перемирія, намъ и нашимъ приверженцамъ. И помоги мнѣ Боже, если я не лицемѣрю!
   Епископъ Уинчестерскій (въ сторону). И помоги Боже, если я намѣренъ лицемѣрить!
   Король Генрихъ. О, любящій дядя, добрый герцогъ Глостэръ, какъ я радуюсь этому уговору! Ступайте, господа: не безпокойте насъ болѣе; но соединитесь въ дружбѣ, какъ это сдѣлали ваши хозяева.
   1-й слуга. Ладно, я пойду къ лекарю.
   2-й слуга. И я также.
   3-й слуга. А я посмотрю, какое лекарство предложитъ мнѣ трактиръ (Уходятъ: мэръ, слуги и проч.).
   Уорикъ. Всемилостивый государь, примите этотъ свитокъ, который мы представляемъ вашему величеству отъ имени Ричарда Плантадженэта.
   Глостэръ. Прекрасное побужденіе, милордъ Уорикъ:-- но, дорогой государь, если ваше величество взвѣситъ всѣ обстоятельства, то вамъ есть причина воздать Ричарду должное; особенно по тѣмъ основаніямъ, о которыхъ я говорилъ вашему величеству въ Эльсамѣ.
   Король Генрихъ. И эти основанія, дядюшка, имѣютъ свою силу: поэтому, любезные лорды, мы желаемъ, чтобы Ричардъ былъ возвращенъ своему роду.
   Уорикъ. Пусть Ричардъ будетъ возвращенъ своему роду; такимъ образомъ вознаградится зло, сдѣланное его отцу.
   Епископъ Уинчестерскій. Чего хотятъ остальные, того желаетъ и Уинчестеръ.
   Король Генрихъ. Если Ричардъ будетъ мнѣ вѣренъ, то я ему отдамъ не только это, но и все наслѣдство Іоркскаго дома, изъ котораго онъ происходитъ.
   Плантадженэтъ. Твой покорный слуга клянется тебѣ повиноваться и служить покорно до самой смерти.
   Король Генрихъ. Склонись-же передо мною и преклони колѣни къ моей ногѣ; а въ награду за этотъ знакъ покорности я опояшу тебя доблестнымъ мечемъ Іорка. Возстань, Ричардъ, какъ истинный Плантадженэтъ, возстань, какъ вновь пожалованный, царственный герцогъ Іоркскій.
   Плантадженэтъ. И пусть благоденствуетъ Ричардъ такъ-же, какъ падутъ твои враги! И, по мѣрѣ того, какъ будутъ возрастать мои обязанности, будутъ погибать всѣ, кто хоть однажды помыслитъ противъ вашего величества!
   Всѣ. Привѣтъ тебѣ, великій принцъ, могущественный герцогъ Іоркскій!
   Сомерсетъ (въ сторону). Гибель тебѣ, подлый принцъ, гнусный герцогъ Іоркскій!
   Глостэръ. Теперь пригоднѣе всего вашему величеству переправиться за море и быть коронованнымъ во Франціи. Присутствіе короля возбуждаетъ любовь его подданныхъ и преданныхъ друзей, такъ-же, какъ оно смущаетъ его враговъ.
   Король Генрихъ. Стоило Глостэру сказать лишь слово, и король уже идетъ, потому что дружескій совѣтъ отстраняетъ многихъ враговъ.
   Глостэръ. Ваши корабли уже готовы (Барабанный бой. Уходятъ всѣ, кромѣ Экзэтэра).
   Экзэтэръ. Да, мы можемъ шествовать въ Англіи или во Франціи, не видя, что изъ этого можетъ произойти. Эта послѣдняя рознь, возникшая между пэрами, горитъ подъ мнимымъ пологомъ поддѣльной любви и, наконецъ, прорвется пламенемъ наружу: какъ гніющіе члены разъѣдаются лишь постепенно, пока не отвалятся прочь кости, мясо и мускулы, такъ будетъ развиваться и этотъ низкій и завистливый раздоръ. Теперь я страшусь того роковаго предсказанія, которое во времена Генриха, прозваннаго Пятымъ, было въ устахъ каждаго груднаго младенца, -- что Генрихъ, родившійся въ Монмаусѣ, все пріобрѣтетъ, а Генрихъ, родившійся въ Уиндзорѣ, все потеряетъ: это такъ ясно, что Экзэтэръ желаетъ окончить дни свои раньше того злополучнаго времени.
  

СЦЕНА II.

Франція. Передъ Руаномъ.

Входитъ Дѣвственница, переодѣтая, и солдаты, одѣтые поселянами, съ мѣшками за спиною.

  
   Дѣвственница. Вотъ городскія ворота, ворота Руана, въ которыхъ мы хитростію должны сдѣлать брешь. Будьте осторожны и внимательны къ тому, какъ построить свою рѣчь; говорите, какъ самые простые продавщики, которые приходятъ обращать въ деньги свое зерно. Если насъ впустятъ (какъ я надѣюсь), и мы найдемъ, что нерадивая стража слаба, то я сигналомъ дамъ знать нашимъ друзьямъ, что дофинъ Карлъ можетъ напасть на нихъ.
   1-й солдатъ. Наши мѣшки помогутъ намъ забрать въ мѣшокъ весь городъ, и сдѣлаться хозяевами и властелинами Руана; итакъ, постучимся (Стучится).
   Часовой (изнутри). Qui est là?
   Дѣвственница. Paysans, pauvres gens de France: бѣдные торговцы, которые пришли продавать хлѣбъ.
   Часовой (открываетъ ворота). Войдите: базарный колоколъ уже пробилъ.
   Дѣвственница. Теперь, Руанъ, я до основанія потрясу твои твердыни (Дѣвственница и др. входятъ въ городъ).
  

Входятъ: Карлъ, Пригулокъ Орлеанскій, Алансонъ и войско.

   Карлъ. Святой Діонисій да благословитъ эту счастливую хитрость и мы опять безопасно заснемъ въ Руанѣ.
   Пригулокъ. Тутъ вошла Дѣвственница и ея сподвижники; теперь она тамъ, но чѣмъ обозначить она, гдѣ лучше и безопаснѣе войти?
   Алансонъ. Тѣмъ, что выставитъ факелъ вонъ на той башнѣ; когда мы его увидимъ, это будетъ значить, что мѣсто, гдѣ она вошла, слабѣе другихъ (Дѣвственница входитъ на укрѣпленіе съ горящимъ факеломъ въ рукѣ).
   Дѣвственница. Смотрите! вотъ радостный брачный факелъ, который соединитъ Руанъ съ его соотечественниками, но запылаетъ гибелью для тольботистовъ.
   Пригулокъ. Взгляни, благородный Карлъ, вонъ въ-той башнѣ стоитъ маякъ нашего друга, горящій факелъ.
   Карлъ. Такъ пусть онъ засіяетъ, какъ мстительная комета предвѣстница гибели нашихъ враговъ!
   Алансонъ. Не теряйте времени; проволочки влекутъ за собой опасный конецъ: входите сейчасъ же съ крикомъ: -- Дофинъ!-- и затѣмъ уничтожайте стражу (Входятъ въ городъ).
  

Тревога. Входятъ Тольботъ и англійскіе солдаты.

  
   Тольботъ. Ты, Франція, слезами заплатишь за эту измѣну если только Тольботъ переживетъ твое предательство. Дѣвственница, эта вѣдьма, эта проклятая колдунья, неожиданно для насъ совершила это адское бѣдствіе, которымъ мы едва не поплатились за тщеславіе Франціи.
  

Тревога. Стычки. Выходятъ изъ города: Бедфордъ, больной, на креслахъ; Тольботъ, герцогъ Бургундскій и англійскія войска. Затѣмъ, на стѣны всходятъ: Дѣвственница, Карлъ, Пригулокъ, Алансонъ, Ренье и другіе.

  
   Дѣвственница. Здравствуйте, прелестники. Не надо-ли вамъ зерна для хлѣба? Я думаю, герцогъ Бургундскій попостится прежде, чѣмъ снова купитъ его по прежней цѣнѣ. Оно было полно куколя: какъ вамъ нравится его вкусъ?
   Герцогъ Бургундскій.Продолжай издѣваться, подлый врагъ, безстыдная распутница! Я надѣюсь вскорѣ задушить тебя твоимъ собственнымъ и заставить тебя проклинать жатву такого хлѣба.
   Карлъ. Но ваша свѣтлость можетъ до тѣхъ поръ умереть съ голоду.
   Бедфордъ. О, пусть не слова, а дѣла отмстятъ за эту измѣну.
   Дѣвственница. Что же ты хочешь сдѣлать,-- сѣдая бородушка? сломить копье и въ креслахъ выйти на турниръ со смертью?
   Тольботъ. Злой духъ Франціи; фурія, полная злобы, окруженная своими сладострастными любовниками, развѣ пристало тебѣ издѣваться надъ его доблестной старостью, укорять въ трусости полумертваго человѣка? Если я еще не помѣряюсь, прелестница, съ тобою, то пусть Тольботъ погибнетъ отъ такого позора.
   Дѣвственница. Неужто вы такъ вспыльчивы, сэръ?-- Однако, Дѣвственница, промолчи: если только Тольботъ загремитъ, то вслѣдъ за тѣмъ будетъ дождикъ (Тольботъ и другіе совѣтуются). Богъ въ помощь парламенту! Кто жъ будетъ президентомъ?
   Тольботъ. Осмѣлитесь-ли вы выйти и сразиться съ нами въ полѣ?
   Дѣвственница. Кажется, ваша милость принимаете насъ за дураковъ, которые будутъ еще пробовать, имъ-ли принадлежитъ ихъ собственность или нѣтъ.
   Тольботъ. Я говорю не съ этой бранчливой Гекатой, а с тобою, Алансонъ, и съ остальными. Угодно-ли вамъ, какъ солдатамъ, выйти и рѣшить дѣло битвой?
   Алансонъ. Нѣтъ, синьоръ.
   Тольботъ. Чортъ-побери, синьоръ! Подлые погонщики муловъ Франціи! Какъ деревенскіе мальчики на побѣгушкахъ, прячутся они за стѣнами, и не смѣютъ взяться за оружіе, какъ джентльмены.
   Дѣвственница. Прочь, капитаны! сойдемъ съ этихъ стѣнъ, потому что Тольботъ своими взорами не предвѣщаетъ добра. Богъ съ вами, милордъ: мы приходили лишь сказать вамъ, что мы здѣсь (Уходятъ со стѣны: Дѣвственпица и др.).
   Тольботъ. Вскорѣ и мы будемъ тамъ же, или позоръ будетъ главной славой Тольбота. Герцогъ Бургундскій, поклянись честью твоего рода, задѣтаго всенародными оскорбленіями, понесенными во Франціи, что ты или вернешь этотъ городъ, или умрешь; и я клянусь или взять этотъ городъ или умереть, и это такъ же вѣрно, какъ то, что еще здравствуетъ король Генрихъ,-- что его отецъ здѣсь же былъ завоевателемъ, и что въ этомъ, только что преданномъ измѣною городѣ, было погребено сердце великаго Ричарда "Львиное Сердце".
   Герцогъ Бургундскій. Мои желанія равные товарищи твоимъ.
   Тольботъ. Но прежде, чѣмъ уйдемъ, взгляни на этого кончающагося принца, на доблестнаго герцога Бедфорда. -- Ну, милордъ, мы васъ устроимъ въ лучшемъ мѣстѣ, болѣе подходящемъ къ вашимъ годамъ и болѣзни.
   Бедфордъ. Лордъ Тольботъ, не унижайте меня; я буду здѣсь сидѣть передъ стѣнами Руана, и буду вашимъ товарищемъ во благѣ или злѣ.
   Герцогъ Бургундскій. Отважный Бедфордъ,позвольте намъ васъ убѣдить.
   Бедфордъ. Но лишь не въ томъ, чтобы уйти отсюда; потому, что я нѣкогда читалъ, что храбрый Пендрагонъ явился на поле битвы больной, въ носилкахъ, и побѣдилъ враговъ. Я думаю, что могъ бы оживить сердца солдатъ, потому что всегда находилъ ихъ такими же, какъ и я самъ.
   Тольботъ. Неустрашимый духъ въ умирающей груди!-- Ну, пусть будетъ такъ: -- да сохранитъ небо стараго Бедфорда!-- А теперь, довольно толковать, смѣлый герцогъ Бургундскій, соберемъ свое разсѣянное войско и двинемся на нашего хвастливаго врага (Уходятъ: Герцогъ Бургундскій, Тольботъ и войско, оставляя Бедфорда и другихъ).
  

Тревога. Стычки. Входятъ: сэръ Джонъ Фастольфъ и капитаны.

  
   Капитанъ. Сэръ Джонъ Фастольфъ, куда это вы такъ спѣшите?
   Фастольфъ. Какъ куда? спастися бѣгствомъ: мы, кажется, опять будемъ побиты.
   Капитанъ. Какъ? Вы хотите бѣжать и оставить Тольбота?
   Фастольфъ. Да, и всѣхъ Тольботовъ на свѣтѣ, лишь бы спасти свою жизнь (Уходитъ).
   Капитанъ. Трусливый рыцарь! пусть преслѣдуютъ тебя неудачи! (Уходитъ).
  

Отбой. Стычки. Изъ города выходятъ, убѣгая: Дѣвственница, Алансонъ, Карлъ и другіе; уходятъ.

  
   Бедфордъ. Теперь, успокоенная душа, отлетай, когда будетъ угодно небу, потому что я видѣлъ пораженіе нашихъ враговъ. Что же такое увѣренность и сила безразсудныхъ людей? Тѣ, которые недавно дерзали насмѣхаться, теперь счастливы и довольны, что могутъ спастись бѣгствомъ (Умираетъ, его уносятъ въ креслахъ).
  

Тревога. Входятъ: Тольботъ, герцогъ Бургундскій и другіе,

  
   Тольботъ. Потерянъ и возвращенъ въ одинъ и тотъ же день! За это намъ двойная слава, герцогъ Бургундскій, но, все-таки, честь этой побѣды принадлежитъ небесамъ.
   Герцогъ Бургундскій. Храбрый и воинственный Тольботъ, герцогъ Бургундскій, какъ въ ковчегъ, заключаетъ тебя въ свое сердце и надъ нимъ же, вмѣсто памятника, воздвигаетъ твои благородныя дѣянія.
   Тольботъ. Благодарю, любезный герцогъ. Но гдѣ же теперь Дѣвственница? Я думаю, ея прежній злой духъ уже уснулъ. Гдѣ самохвальство Пригулка и насмѣшки Карла? Какъ, всѣ будто помертвѣли? Руанъ склоняетъ голову, точно отъ горя, что его покинула такая прекрасная компанія. Теперь мы немного приведемъ городъ въ порядокъ, помѣстивъ въ немъ нѣсколько опытныхъ офицеровъ, и затѣмъ отправимся въ Парижъ къ королю; потому -- что тамъ пребываетъ юный Генрихъ со своими вельможами.
   Герцогъ Бургундскій. Что угодно лорду Тольботу, на то согласенъ и герцогъ Бургундскій.
   Тольботъ. Но прежде, чѣмъ отправиться, мы не забудемъ присутствовать на совершеніи похороннаго обряда надъ новопреставленнымъ, благороднымъ герцогомъ Бедфордомъ, здѣсь, въ Руанѣ. Ни одинъ солдатъ храбрѣе его не шелъ въ атаку съ копьемъ, ни одно, болѣе благородное сердце не властвовало при дворѣ, но и короли, и могущественнѣйшіе владыки должны умереть; таковъ ужь конецъ житейскихъ бѣдствій (Уходятъ).
  

СЦЕНА III.

Тамъ-же. Равнина близь Руана.

Входятъ: Карлъ, Пригулокъ, Алансонъ, Дѣвственница и войско.

  
   Дѣвственница. Не смущайтесь, принцы, этой случайностью, и не скорбите, что Руанъ снова ими взятъ: грусть не врачующее, а скорѣе растравляющее средство, для всего, что неизлечимо. Пусть бѣшеный Тольботъ временно торжествуетъ и распускаетъ свой хвостъ, какъ павлинъ; мы выщиплемъ ему перья, повыдергаемъ ему хвостъ, если только дофинъ и другіе дадутъ управлять собою.
   Карлъ. До сихъ поръ ты управляла нами и мы не сомнѣвались въ твоемъ искусствѣ; одна внезапная неудача можетъ породить недовѣрія.
   Пригулокъ. Выищи въ умѣ своемъ еще тайную хитрость и мы сдѣлаемъ тебя знаменитой во всей вселенной.
   Алансонъ. Мы поставимъ твое изваяніе въ какомъ-нибудь святилищѣ и будемъ почитать тебя, какъ святую угодницу; такъ похлопочи-же, прекрасная дѣва, намъ во благо.
   Дѣвственница. Ну, такъ вотъ какъ должно быть; вотъ что предрѣшаетъ Іоанна: ласковыми уговорами, въ перемежку съ льстивыми рѣчами, мы сманимъ герцога Бургундскаго, чтобы онъ оставилъ Тольбота и примкнулъ къ намъ.
   Карлъ. Да, право, милый другъ, если-бы мы могли этого достигнуть, то не было-бъ во Франціи мѣста для воиновъ Генриха; и этому народу не пришлось-бы уже кичиться надъ нами, а былъ-бы онъ изгнанъ изъ нашихъ провинцій.
   Алансонъ. Потому что тогда онъ ужь будетъ на вѣки изгнанъ изъ Франціи и лишится здѣсь даже титула герцогства.
   Дѣвственница. Ваши свѣтлости увидятъ, какъ я буду дѣйствовать для того, чтобы привести это дѣло къ желанному концу (въ отдаленіи слышны барабаны). Слышите! по звукамъ барабана вы можете понять, что ихъ войско направляется къ Парижу.
  

Англійскій маршъ. Входятъ и проходятъ мимо: Тольботь и его отряды.

  
   Вонъ идетъ Тольботъ съ развѣвающимися знаменами, и всѣ англійскія войска вслѣдъ за нимъ.
  

Французскій маршъ. Входятъ: герцогъ Бургундскій и его отряды.

  
   Вотъ въ тылу идетъ со своими людьми герцогъ Бургундскій: счастье, благопріятствующее ему, заставило его отстать. Вызовемъ его на переговоры, поговоримъ съ нимъ (Трубы играютъ вызовъ).
   Карлъ. Переговоры съ герцогомъ Бургундскимъ.
   Герцогъ Бургундскій. Кто проситъ переговоровъ съ герцогомъ Бургундскимъ?
   Дѣвственница. Царственный Карлъ французскій, твой соотечественникъ.
   Герцогъ Бургундскій. Что-же ты скажешь, Карлъ? вѣдь, я ухожу отсюда.
   Карлъ. Дѣвственница, говори и обольсти его своими рѣчами.
   Дѣвственница. Смѣлый герцогъ Бургундскій, несомнѣнная надежда Франціи, остановись, дозволь твоей покорной слугѣ говорить съ тобою.
   Герцогъ Бургундскій. Говори дальше; но не слишкомъ продолжительно.
   Дѣвственница. Взгляни на свою отчизну, взгляни на плодоносную Францію; видишь, какъ обезображены крѣпости и города разрушительными дѣйствіями жестокаго врага. Взгляни, взгляни на сокрушительную болѣзнь Франціи, какъ глядитъ мать на своего малаго ребенка, когда смерть сомкнетъ его нѣжныя, умирающія вѣжды; посмотри на раны, самыя неестественныя раны, которыя ты самъ нанесъ ея скорбѣющей груди. О, направь свой острый мечъ въ другую сторону; рази имъ тѣхъ, кто ранитъ, и не рань тѣхъ, кто врачуетъ. Одна капля крови, исторгнутая изъ груди твоей отчизны, должна-бы портить тебя болѣе, чѣмъ цѣлые потоки крови чужеземцевъ. Вернись-же къ намъ, заливаясь слезами, и ими смой позорныя пятна твоей отчизны.
   Герцогъ Бургундскій. Или она околдовала меня своими рѣчами, или сама природа внезапно заставляетъ меня уступить.
   Дѣвственница. Кромѣ того, вся Франція и всѣ французы кричатъ про тебя, сомнѣваясь въ твоемъ законномъ рожденіи и происхожденіи. Да къ кому-же ты присоединился, какъ не къ господствующему народу, который и довѣряетъ-то тебѣ лишь изъ-за выгоды? Когда Тольботъ оснуется во Франціи и сдѣлаетъ тебя орудіемъ зла, то кто-же, какъ не Генрихъ англійскій будетъ здѣсь властелиномъ, а ты будешь изгнанъ, какъ бѣглецъ. Припомнимъ и приведемъ въ доказательство лишь одно: развѣ не былъ тебѣ врагомъ герцогъ Орлеанскій и не былъ онъ англійскимъ плѣннымъ? Но, когда они услыхали, что онъ твой врагъ, они освободили его, безъ выкупа, на зло герцогу Бургундскому и его друзьямъ. Смотр-иже: ты сражаешься противъ своихъ соотечественниковъ и присоединяешься къ тѣмъ, которые будутъ твоими убійцами. Вернись-же, вернись; вернись, заблуждающійся герцогъ: Карлъ и всѣ остальные примутъ тебя въ свои объятія.
   Герцогъ Бургундскій. Я побѣжденъ: ея возвышенныя рѣчи разгромили меня, какъ пушечные выстрѣлы, заставили сдаться и почти пасть на колѣни. Прости мнѣ, отчизна и мои дорогіе соотечественники! А вы, господа, примите отъ меня искреннія объятія. Вся моя власть, все мое войско -- ваши... Итакъ, Тольботъ, прощай; я больше ужь не довѣрюсь тебѣ.
   Дѣвственница (въ сторону).Вотъ такъ истый французъ" вертится туда и сюда!
   Карлъ. Добро пожаловать, храбрый герцогъ! Твоя дружба оживляетъ насъ.
   Пригулокъ. И зарождаетъ у насъ въ груди новое мужество.
   Алансонъ. Дѣвственница молодцомъ сыграла свою роль и заслуживаетъ за это золотой вѣнецъ.
   Карлъ. Теперь, господа, пойдемъ, соединимъ наши войска и подыщемъ, какъ навредить врагу (Уходятъ).
  

СЦЕНА IV.

Парижъ. Комната во дворцѣ.

Входятъ: Король Генрихъ, Глостэръ и другіе лорды; Вэрнонъ, Бассетъ и др. Къ нимъ на встрѣчу идутъ: Тольботъ и нѣкоторые изъ его офицеровъ.

  
   Тольботъ. Мой милостивый государь и почтенные пэры, услыша о вашемъ прибытіи въ это государство, я на время сдѣлалъ перерывъ въ военныхъ дѣйствіяхъ, чтобы исполнить долгъ, которымъ обязанъ моему государю: въ знакъ чего, эта рука -- которая подчинила вашей волѣ пятьдесятъ крѣпостей, двѣнадцать столицъ и семь укрѣпленныхъ стѣнами сильныхъ городовъ, кромѣ того пятьсотъ именитыхъ плѣнныхъ,-- повергаетъ свой мечъ къ ногамъ вашего величества (преклоняетъ колѣни); и, въ смиренной честности своего сердца, приписываетъ славу одержанной побѣды сперва вамъ, а потомъ вашему величеству.
   Король Генрихъ. Дядя Глостэръ, тотъ-ли это лордъ Тальботъ который такъ давно проживаетъ во Франціи?
   Глостэръ. Да, въ угоду будь сказано вашему величеству государь мой.
   Король Генрихъ. Добро пожаловать, храбрый капитанъ и побѣдоносный лордъ. Когда я былъ еще молодъ (хоть я и теперь не старъ), помню, какъ мой отецъ сказалъ, что никогда не владѣлъ мечомъ воинъ болѣе неустрашимый. Уже давнымъ-давно мы убѣдились въ вашей честности, въ вашей вѣрной службѣ, и въ вашемъ усердіи на войнѣ; но вы не вѣдаете еще, какъ мы награждаемъ или даемъ въ отличіе хоть благодарность, потому-что до сихъ поръ мы никогда еще не видали васъ въ лицо. Поэтому, встаньте; за эти прекрасныя заслуги мы жалуемъ васъ графомъ Шрусберійскимъ. На нашей коронаціи вы займете подобающее вамъ мѣсто (Уходятъ: Король Генрихъ, Глостэръ, Тольботъ и вельможи).
   Вернонъ. Ну, сэръ, такъ горячившійся на морѣ и позорившій тѣ цвѣта, которыя я ношу въ честь благороднаго герцога Іорка, осмѣлишься-ли еще подтверждать свои прежнія рѣчи?
   Бассетъ. Да, сэръ, такъ же, какъ вы осмѣливаетесь разрѣшать вашему дерзкому языку завистливо лаять на лорда, герцога Сомерсета.
   Вернонъ. Сударь, я вашего лорда почитаю такимъ, какимъ онъ есть.
   Бассетъ. То-есть какимъ же? Такимъ же хорошимъ человѣкомъ, какъ и Іоркъ?
   Вернонъ. Ты у меня смотри! вовсе не такимъ: и въ знакъ того, вотъ тебѣ (Ударяетъ его).
   Бассетъ. Подлецъ, ты знаешь военные законы: кто обнажитъ мечъ, тому немедленная смерть; если бы ударъ этотъ былъ таковъ, то я пролилъ бы кровь изъ твоего сердца. Но я отправлюсь къ его величеству и попрошу разрѣшенія отмстить за эту обиду; увидишь тогда, я встрѣчусь съ тобой на твою бѣду.
   Вернонъ. Ладно, негодяй, я буду тамъ такъ же скоро, какъ и ты; а затѣмъ ужь встрѣчусь съ тобою скорѣе, нежели бы тебѣ хотѣлось (Уходятъ).
  

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА I.

Тамъ-же. Тронный залъ.

Входятъ: Король Генрихъ, Глостэръ, Экзэтэръ, Іоркъ, Сеффолькъ, Уинчестеръ, Уорикъ, Тольботъ, комендантъ города Парижа и другіе.

   Глостэръ. Ваше высокопреосвященство, возложите вѣнецъ на его главу.
   Епископъ Уинчестерскій. Боже, храни Короля Генриха, по имени Шестаго!
   Глостэръ. Теперь, комендантъ города Парижа, присягните (Комендантъ преклоняетъ колѣни), что вы не изберете въ короли никого другого, не почтете никого за друга, кромѣ его друзей, и за врага лишь того, кто вознамѣрится употребить лукавство противъ его власти. Такъ вы и поступайте, и да поможетъ вамъ Богъ! (Уходятъ комендантъ и его свита).
  

Входятъ сэръ Джонъ Фастольфъ.

  
   Фастольфъ. Всемилостивый государь, когда я спѣшилъ изъ Калэ къ вамъ на коронацію, мнѣ вручили письмо, написанное къ вашему величеству герцогомъ Бургундскимъ.
   Тольботъ. Стыдитесь вы,-- и ты, и герцогъ Бургундскій. Подлый воинъ, я поклялся, какъ только встрѣчусь съ тобой сорвать подвязку съ твоей трусливой ноги (срываетъ ее) я ее сорвалъ, потому что ты не по достоинству былъ пожалованъ этимъ высокимъ отличіемъ.-- Прости мнѣ, царственный Генрихъ и вы всѣ остальные. Въ битвѣ при Патэ, когда войско мое равнялось лишь шести тысячамъ, а французовъ приходилось чуть не по десяти на каждаго изъ нашихъ, этотъ подлецъ бѣжалъ, прежде чѣмъ мы встрѣтились съ врагомъ, прежде схватки,-- бѣжалъ, какъ будто такъ и слѣдовало. Мы въ этотъ приступъ потеряли тысячу двѣсти человѣкъ; я самъ и многіе другіе джентльмены были захвачены врасплохъ и взяты въ плѣнъ. Теперь судите сами, именитые лорды, дурно-ли я поступилъ и достоинъ-ли такой трусъ того,чтобы носить этотъ рыцарскій орденъ, или нѣтъ?
   Глостэръ. Признаться, это поступокъ позорный и для простого человѣка, а тѣмъ болѣе для рыцаря, офицера и вождя.
   Тольботъ. Когда этотъ орденъ былъ впервые установленъ, тогда милорды, рыцари подвязки были благороднаго происхожденія, доблестны и нравственны, и преисполнены великой храбрости. Такой о которой свидѣтельствовали войны; не страшась смерти, не поддаваясь бѣдствіямъ, они были всегда рѣшительны, даже въ самой ужасной крайности. Слѣдовательно тотъ, кто всѣмъ этимъ не надѣленъ, незаконно владѣетъ священнымъ именемъ рыцаря и оскверняетъ этотъ благороднѣйшій орденъ. Если-бы я только смѣлъ быть этому судьей то его слѣдовало-бы совершенно разжаловать, какъ мкжика рожденнаго подъ тыномъ, который вздумалъ хвастать, что онъ благородной крови.
   Король Генрихъ. Позоръ всѣхъ твоихъ соотечественниковъ, ты слышишь свой приговоръ. Поэтому, убирайся отсюда, хоть ты и былъ рыцаремъ; мы изгоняемъ тебя подъ страхомъ смерти (Фастолъфъ уходитъ). А теперь, милордъ Протекторъ, посмотримъ письмо, присланное мнѣ герцогомъ Бургундскимъ.
   Глостэръ. Что это вздумалось его свѣтлости, что онъ перемѣнилъ свой слогъ? (Разсматривая надпись). Ничего больше, какъ просто и кратко: "Королю!" забылъ онъ, что-ли, что вы его государь? Или этотъ грубый заголовокъ указываетъ на какую-либо перемѣну въ его добрыхъ отношеніяхъ? Ну, что же тамъ такое? (Читаетъ): "По особымъ причинамъ, движимый состраданіемъ къ гибели отчизны, равно какъ и къ трогательнымъ жалобамъ тѣхъ, на комъ лежитъ вашъ гнетъ, я покинулъ вашъ зловредный союзъ и соединился съ Карломъ, законнымъ королемъ Франціи". О, чудовищная измѣна! Можетъ-ли быть, чтобы въ союзѣ, дружбѣ и клятвахъ находилось столько фальши и низкаго вѣроломства?
   Король Генрихъ. Какъ? Неужели мой дядя, герцогъ Бургундскій, возмутился?
   Глостэръ. Да, милордъ, и сдѣлался вашимъ врагомъ.
   Король Генрихъ. И это худшее, что содержится въ письмѣ?
   Глостэръ. Это худшее и все вообще, милордъ, что онъ тутъ пишетъ.
   Король Генрихъ. Ну, такъ лордъ Тольботъ поговоритъ съ нимъ и воздастъ ему должную кару за это оскорбленіе.-- Что скажете, милордъ? Довольны-ли вы?
   Тольботъ. Доволенъ-ли? О, да. Меня предупредили, и то я самъ спросилъ бы этого назначенія.
   Король Генрихъ. Соберите же свои силы и прямо наступайте на него. Пусть онъ увидитъ, что мы не терпимъ его измѣны, и что за оскорбленіе -- издѣвательство надъ друзьями.
   Тольботъ. Иду, государь, желая отъ всего сердца, чтобы вы видѣли пораженіе вашихъ враговъ (Уходитъ).
  

Входятъ Вернонъ и Бассетъ.

  
   Вернонъ. Дозволь мнѣ выйти на поединокъ, мидостивый государь!
   Бассетъ. И мнѣ, государь; дозволь мнѣ тоже!
   Іоркъ. Это мой слуга; вы слушай его, благородный принцъ.
   Сомерсетъ. А это мой, возлюбленный Генрихъ, будь къ нему благосклоненъ!
   Король Генрихъ. Лорды, имѣйте терпѣнье: дайте имъ говорить. Скажите, джентльмены, что заставляетъ васъ такъ восклицать, и зачѣмъ вы требуете поединка? И съ тѣмъ именно?
   Вернонъ. Съ нимъ. государь; онъ оскорбилъ меня.
   Бассетъ. А я -- съ нимъ: онъ оскорбилъ меня.
   Король Генрихъ. Что это за оскорбленіе, на которое вы оба жалуетесь? Сначала объясните мнѣ, а тамъ я вамъ и отвѣчу.
   Бассетъ. Когда мы переправлялись по морю изъ Англіи во Францію, вотъ этотъ человѣкъ попрекалъ меня тѣмъ, что я ношу эту розу. Онъ говорилъ, что кровавый цвѣтъ ея лепестковъ изображаетъ покраснѣвшія отъ стыда щеки моего господина, когда онъ отрицалъ правду по какому то вопросу въ законахъ, возникшему между нимъ и герцогомъ Іоркскимъ, употребляя разныя гадкія и позорныя возраженія. Въ опроверженіе этихъ грубыхъ оскорбленій и въ защиту достоинства моего господина, я прошу заступничества военныхъ законовъ.
   Вернонъ. А вотъ и моя просьба, благородный государь. Хоть онъ, повидимому, и придалъ нѣкоторый благовидный предлогъ своему дерзкому намѣренію, но все-таки знайте, государь, что онъ самъ первый раздражилъ меня, укоряя меня этимъ знакомъ и утверждая, что блѣдность этого цвѣтка выдаетъ слабодушіе моего господина.
   Іоркъ. Неужели такъ и не кончится эта твоя вражда, Сомерсетъ?
   Сомерсетъ. Ваша скрытая злоба, милордъ Іоркъ, прорывается наружу, какъ-бы хитро вы ни подавляли ее.
   Король Генрихъ. Милосердый Боже! Что за безуміе управляетъ этими помѣшанными людьми, если изъ-за такой пустой и ничтожной причины можетъ вознякнуть такое соперничество, полное раздора!-- Любезные кузены, Іоркъ и Сомерсетъ, успокойтесь и, прошу васъ, примиритесь.
   Іоркъ. Пусть этотъ раздоръ сначала рѣшится битвой, а затѣмъ ужъ ваше величество прикажетъ намъ примириться.
   Сомерсетъ. Эта ссора не касается никого, кромѣ насъ обоихъ; пусть мы и порѣшимъ ее между собою.
   Іоркъ. Вотъ мой вызовъ; прими его, Сомерсетъ.
   Вернонъ. Нѣтъ, пусть она ограничится тѣмъ, съ чего началась.
   Бассетъ. На томъ и рѣшите, благородный лордъ.
   Глостэръ. На томъ рѣшить? Проклятье вашей ссорѣ, и пусть погибнете вы сами, надменные вассалы, съ вашей дерзкой болтовней! И вамъ не стыдно безпокоить и разстроивать короля и насъ такой нескромной и шумной наглостью? А вы, милорды, мнѣ кажется, поступаете не хорошо, что терпите ихъ вздорные попреки; а тѣмъ болѣе, что вы пользуетесь случаемъ ихъ устами подымать между собой возмущеніе. Дайте мнѣ убѣдить васъ; поступайте болѣе благоразумно.
   Экзэтэръ. Это огорчаетъ его свѣтлость: будьте-же друзьями, добрые милорды.
   Король Генрихъ. Вы, желавшіе сразиться, подите сюда. Если вамъ дорого наше расположеніе, то я повелѣваю вамъ совершенно забыть и эту ссору, и ея причину. А вы, милорды, вспомните, гдѣ мы теперь? Во Франціи, среди непостояннаго, нерѣшительнаго народа. Если во взглядахъ нашихъ французы замѣтятъ наше несогласіе и раздоръ между собою, то какъ это возбудитъ ихъ грубыя сердца къ неповиновенію и возмущенію! Кромѣ того, что это будетъ за срамъ, когда иностранные принцы убѣдятся, что изъ-за игрушки, изъ-за самой нестоющей вещи, пэры короля Генриха и его высшее дворянство погубили себя и лишились французскаго царства! О, подумайте о завоеваніяхъ моего отца, о моихъ юныхъ лѣтахъ и не допустите, чтобы изъ-за пустяка погибло, пропало у насъ то, что куплено кровью! Пусть я буду посредникомъ въ этой сомнительной ссорѣ. Я не вижу причины, почему-бы,-- если я надѣну эту розу (надѣваетъ алую розу), кто-либо заподозрилъ, что я скорѣе склоняюсь на сторону Сомерсета, нежели Іорка. Они оба мнѣ родственника, и я люблю ихъ обоихъ. Въ такомъ случаѣ, вѣдь, и меня могутъ попрекать моей короной, потому -- что король Шотландскій тоже коронованъ. Но ваше благоразуміе убѣдитъ васъ болѣе, нежели я могу вамъ это внушить или вамъ это преподать. А, слѣдовательно, какъ мы явились сюда съ миромъ, такъ пусть и останемся въ мирѣ и любви. Кузенъ Іоркъ, мы назначаемъ васъ регентомъ этой части Франціи. А вы, любезный лордъ Сомерсетъ, соедините своихъ кавалеристовъ съ его пѣхотой и, какъ вѣрные подданные, сыны своихъ родителей, бодро идите вмѣстѣ и излейте свой гнѣвъ на вашихъ враговъ. Мы же, лордъ Протекторъ, и всѣ остальные, послѣ нѣкотораго отдыха, возвратимся въ Калэ, а оттуда и въ Англію, гдѣ я надѣюсь скоро получить отъ васъ въ подарокъ ваши побѣды, Карла, Алансона и всю эту ватагу предателей (Трубы. Уходятъ: Король Генрихъ, Глостэръ, Сомерсетъ, Уинчестеръ, Сеффолькъ и Бассетъ).
   Уорикъ. Увѣряю васъ, милордъ Іоркъ, что король, мнѣ кажется, премило разыгралъ роль оратора.
   Iоркъ. Да. Но мнѣ, все-таки, не нравится, что онъ надѣлъ знакъ цвѣта Сомерсета.
   Уорикъ. Ба! просто нашла такая фантазія; не обвиняйте его,-- онъ это сдѣлалъ безъ умысла.
   Іоркъ. Еслибъ я только могъ предугадать, что онъ это сдѣлалъ.... но оставимъ это; теперь надо заняться другим дѣлами. (Уходятъ: Іоркъ, Уорикъ и Вернонъ).
   Экзэтэръ. Ты хорошо сдѣлалъ, Ричардъ, что прервалъ свою рѣчь. Если бы страсти твоего сердца прорвались наружу, то боюсь я, что мы нашли бы въ нихъ начертанными болѣе мстительную злобу и болѣе свирѣпые, буйные раздоры, нежели можно себѣ представить или предположить. Какъ бы то ни было, а всякій даже простой человѣкъ скажетъ, что это; предвѣщаетъ что либо дурное, когда увидитъ этотъ разнузданный разладъ въ дворянствѣ и эту фамильярность обращенія между собою при дворѣ. Плохо, если скипетръ находится въ рукахъ ребенка, но еще того хуже, если зависть порождаетъ жестокую вражду: тутъ ужь пойдутъ и смуты, и разоренье (Уходитъ).
  

СЦЕНА II.

Франція. Передъ городомъ Бордо.

Входитъ Тольботъ со своими войсками.

  
   Тольботъ. Подойди, трубачъ, къ воротамъ Бордо и вызови ихъ командира на стѣны (Трубятъ переговоры. Выходятъ на стѣны: командующій французскими войсками и другіе). Офицеры! Англичанинъ, Джонъ Тольботъ, слуга по оружію Генриха, короля англійскаго, вызываетъ васъ и вотъ чего желаетъ, отворите городскія ворота, будьте намъ покорны, назовите моего государя своимъ и чествуйте его, какъ послушные подданные,-- и я удалюсь, а вмѣстѣ со мною и мое с кровожадное войско. Если же вы пренебрежете предлагаемымъ вамъ миромъ, то вызовите этимъ ярость моихъ троихъ сподвижниковъ: изнуряющаго голода, рубящей стали и всеобъемлющаго пламени, которые, въ одно мгновеніе, сравняютъ съ землею ваши величественныя и горделивыя башни, если вы отрините предлагаемое вамъ расположеніе.
   Командиръ. Страшный, зловѣщій сычъ, вѣстникъ смерти ужасъ и кровавый бичъ нашего народа! Время твоего тиранства близится къ концу. Лишь мертвый можешь ты къ намъ проникнуть: увѣряю тебя, мы хорошо укрѣплены и достаточно сильны для того, чтобы выйти и сразиться съ тобою. Если ты двинешься назадъ, то дофинъ, съ хорошимъ подкрѣпленіемъ, опутаетъ тебя военными сѣтями; справа и слѣва отъ тебя разставлены отряды, чтобы какъ стѣной преградить тебѣ возможность бѣжать. И куда бы ты ни обратился за подмогой, повсюду смерть будетъ грозить тебѣ въ лицо очевидной гибелью, и лицомъ къ лицу столкнешься ты съ полнымъ истребленіемъ. Десять тысячъ французовъ поклялись св. причащеніемъ, что ни въ одну христіанскую душу не разрядятъ своихъ орудій, какъ только въ англичанина Тольбота. Слушай! Ты стоишь передо мною, доблестный и еще живой человѣкъ, и въ послѣдній разъ я восхваляю тебя,-- я, твой врагъ, потому что, не смотря на это, считаю должнымъ воздать тебѣ хвалу: тотъ песокъ, который началъ сыпаться, еще не закончитъ своего часового теченья, какъ уже глаза, которые еще видятъ тебя здоровымъ, увидятъ тебя поблекшимъ, окровавленнымъ, блѣднымъ, мертвымъ! (Барабанный бой вдали). Чу! Это барабанъ дофина, это колоколъ, вѣщающій роковымъ голосомъ твоей смущенной душѣ, а мой -- загремитъ передъ твоей ужасною кончиной (Уходятъ со стѣнъ: командиръ и другіе).
   Тольботъ. Онъ не выдумываетъ: я слышу врага. Отправьтесь нѣсколько человѣкъ легкой кавалеріи и выслѣдите ихъ фланги. О, небрежная и неосторожная дисциплина! Мы окружены и стѣснены какъ въ загонѣ, будто небольшое стадо трусливыхъ англійскихъ оленей, запуганныхъ визгливой сворой французскихъ дворняшекъ! Если же мы англійскіе олени, то пусть мы будемъ хорошей породы, а не изъ тѣхъ, которые тощи и валятся съ одного щипка; будемъ лучше отчаянными, обезумѣвшими отъ гнѣва оленями, которые обращаютъ къ кровожаднымъ псамъ свои вооруженныя головы и заставляютъ трусовъ отчаянно защищаться. Если каждый изъ васъ, друзья, такъ-же дорого продастъ свою жизнь, какъ я, то они найдутъ, что дорого достались имъ наши олени. Богъ и святой Георгій, Тольботъ и права Англіи да пошлютъ успѣхъ нашимъ знаменамъ въ этой опасной битвѣ! (Уходитъ).
  

СЦЕНА III.

Равнина въ Гасконіи.

Входитъ Іоркъ со своими войсками; къ нему подходитъ гонецъ.

   Іоркъ. Развѣ еще не вернулись проворные развѣдчики, которые выслѣживаютъ могучее войско дофина?
   Гонецъ. Милордъ, они вернулись, и говорятъ, что онъ ведетъ свои войска на Бордо, чтобы сразиться съ Тольботомъ. На его пути наши шпіоны открыли еще двѣ арміи, сильнѣе той, которую ведетъ дофинъ; онѣ соединились съ нимъ и направились къ Бордо.
   Іоркъ. Чортъ побери этого подлеца Сомерсета! Чего онъ такъ задерживаетъ обѣщанное подкрѣпленье кавалеріи, которое было снаряжено для этой осады? Славный Тольботъ ждетъ меня на помощь, а я предательски одураченъ негодяемъ и не могу помочь благородному рыцарю. Боже, подкрѣпи его въ бѣдѣ! Если онъ не выдержитъ, прощайте войны во Франціи!
  

Входитъ сэръ Уильямъ Люси.

  
   Люси. О, царственный вождь англійскихъ войскъ, въ которыхъ еще никогда не было такой нужды на почвѣ Франціи, скачи на выручку благородному Тольботу, который опоясанъ теперь желѣзными тисками и окутанъ ужасной гибелью! Въ Бордо, воинственный герцогъ! Въ Бордо, Іоркъ! А не то, прощай Тольботъ, Франція и честь Англіи!
   Іоркъ. О, Боже! если-бы надменный Сомерсетъ, который задерживаетъ мои штандарты, былъ на мѣстѣ Тольбота! Мы бы тогда сберегли себѣ храбраго джентльмена, а потеряли бы предателя и труса. Безумная ярость и злобное неистовство заставляютъ меня плакать о томъ, что мы умираемъ, въ то время, какъ измѣнники спятъ безпечно.
   Люси. О, пошлите-же хоть какое-нибудь подкрѣпленье бѣдствующему лорду!
   Іоркъ. Умри онъ,-- мы все теряемъ, и я измѣняю своему воинскому слову. Мы скорбимъ,-- французы усмѣхаются; мы проигрываемъ,-- они ежедневно выигрываютъ;-- а все по милости этого подлаго предателя Сомерсета.
   Люси. Ну, такъ пусть смилуется Богъ надъ душою храбраго Тоіьбота и надъ юнымъ Джономъ, его сыномъ, котораго я встрѣтилъ, часа два тому назадъ, на пути къ его воинственному отцу. Цѣлыхъ семь лѣтъ не видалъ Тольботъ сына и теперь они встрѣтятся тамъ, гдѣ оба покончатъ жизнь.
   Іоркъ. Увы! Что за радость благородному Тольботу привѣтствовать своего молодого сына надъ его могилой? Скорѣе прочь! Я задыхаюсь отъ горести, что разлученные друзья привѣтствуютъ другъ друга въ часъ кончины. Люси, прощай! Судьба дозволяетъ мнѣ лишь проклинать то обстоятельство, по которому я не могу помочь этому человѣку. Майнъ, Блуа, Пуатье и Туръ потеряны по милости Сомерсета и его проволочки (Уходятъ со своими войсками).
   Люси. Итакъ, въ то время, какъ такіе великіе полководцы питаютъ въ груди своей хищную вражду, сонливое нерадѣніе лишаетъ насъ завоеваній нашего едва остывшаго завоевателя, Генриха Пятаго,-- человѣка, память котораго жива вовѣки. А между тѣмъ, они перечатъ другъ другу, и жизнь, и честь, и владѣнія,-- все стремится къ погибели!
  

СЦЕНА IV.

Другая равнина въ Гасконіи.

Входитъ Сомерсетъ со своей арміей; съ нимъ одинъ изъ офицеровъ Тольбота.

  
   Сомерсетъ. Слишкомъ поздно, я уже не могу ихъ теперь послать. Этотъ походъ былъ слишкомъ необдуманно затѣянъ Іоркомъ и Тольботомъ. Одна вылазка изъ этого города осилила-бы всѣ наши главныя войска. Слишкомъ самонадѣянный Тольботъ запятналъ весь блескъ своей прежней славы этимъ неосторожнымъ, отчаяннымъ, дикимъ предпріятіемъ. Іоркъ подстрекнулъ его сразиться и умереть съ позоромъ, чтобы, по смерти Тольбота, великій Іоркъ могъ-бы носить эта прозвище.
   Офицеръ. Вотъ сэръ Уильямъ Люси, который вмѣстѣ со мною явился отъ нашихъ одолѣваемыхъ войскъ за помощью.
  

Входитъ сэръ Уильямъ Люси.

  
   Сомерсетъ. Ну, что, сэръ Уильямъ? Откуда вы присланы?
   Люси. Откуда, милордъ? Отъ купленнаго и проданнаго лорда Тольбота, который окруженъ неминуемымъ бѣдствіемъ и призываетъ благородныхъ -- Іорка и Сомерсета отбить наступающую смерть отъ его слабыхъ отрядовъ. А въ то время какъ онъ съ честью выжидаетъ помощи и какъ съ его изнуренныхъ войною членовъ течетъ кровавый потъ,-- вы, на кого онъ напрасно надѣется, надежда славной Англіи, держитесь въ сторонѣ, занятые недостойнымъ соперничествомъ. Пусть ваши личные раздоры не задерживаютъ заготовленнаго подкрѣпленія, которое можетъ ему помочь, тогда какъ теперь онъ, знаменитый, благородный джентльмэнъ, подставляетъ жизнь свою цѣлому міру опасностей. Пригулокъ Орлеанскій Карлъ, герцогъ Бургундскій, Алансонъ и Ренье оцѣпили его и Тольботъ погибаетъ по вашей винѣ.
   Сомерсетъ. Іоркъ подстрекнулъ его, Іоркъ и долженъ прислать ему подкрѣпленіе.
   Люси. А Іоркъ кричитъ про вашу свѣтлость, клянется что вы задерживаете его кавалерію, снаряженную нарочно для этого похода.
   Сомерсетъ. Іоркъ лжетъ: онъ могъ-бы прислать за своей кавалеріей и получить ее. Я не обязанъ ему почтеньемъ, а тѣмъ болѣе любовью, и слишкомъ презираю его, чтобы подластиться къ нему этой присылкой.
   Люси. Вѣроломство Англіи, а не силы Франціи опутали сѣтями благороднаго душой Тольбота. Онъ въ Англію уже болѣе не вернется живымъ, а умретъ, преданный судьбою благодаря вашему раздору.
   Сомерсетъ. Ну, хорошо; ступайте: я тотчасъ-же отправлю кавалеристовъ и черезъ шесть часовъ они уже придутъ къ нему на помощь.
   Люси. Слишкомъ запоздало подкрѣпленье: онъ или взятъ, или убитъ, потому что бѣжать онъ не могъ, даже если-бы в захотѣлъ.
   Сомерсетъ. Если онъ умеръ, то ужь прощай, храбрый Тольботъ!
   Люси. Слава его на всемъ мірѣ, а позоръ -- на васъ (уходятъ).
  

СЦЕНА V.

Англійскій лагерь близь Бордо.

Входятъ: Тольботъ и Джонъ, его сынъ.

  
   Тольботъ. О, юный Джонъ Тольботъ! Я посылалъ за тобой, чтобы наставить тебя въ военномъ искусствѣ, дабы имя Тольбота ожило въ тебѣ, когда изсякшая старость и слабые, неспособные члены уложили-бы твоего отца на носилки. Но,-- о, коварныя, зловѣщія звѣзды! -- ты пришелъ на пиръ смерти, на ужасную, неизбѣжную гибель. Поэтому, мой дорогой мальчикъ, вскочи на быстрѣйшаго изъ моихъ коней и я научу тебя, какъ всего скорѣе спастись бѣгствомъ. Ну-же, иди, не медли!
   Джонъ. Не Тольботъ-ли мое имя? Не вашъ-ли я сынъ? И мнѣ-ли бѣжать? О, если вы любите мою мать, не позорьте ея честнаго имени, не дѣлайте изъ меня раба или пригулка; свѣтъ скажетъ, что не Тольбота кровь въ томъ, кто подло бѣжалъ, когда благородный Тольботъ стоялъ на мѣстѣ.
   Тольботъ. Бѣги, чтобъ отомстить за мою смерть, если меня убьютъ.
   Джонъ. Кто такъ бѣжитъ, тотъ уже не вернется.
   Тоіьвотъ. Но если мы оба останемся, то мы, навѣрно, оба умремъ.
   Джонъ. Такъ дозвольте мнѣ остаться, отецъ, а вы бѣгите. Велика ваша потеря и такова-же должна быть ваша осторожность. Мое достоинство еще неизвѣстно, я не представляю собою потери. Французы не могутъ хвастаться моею смертью; но вашей они будутъ хвастать: вѣдь съ вами потеряны всѣ наши надежды. Бѣгство не можетъ запятнать завоеванную вами славу; но мою запятнаетъ, потому-что я еще не дѣлалъ подвиговъ. Каждый поклянется, что вы бѣжали изъ разсчета; если я бѣгу, то скажутъ, что изъ страха. Нельзя будетъ надѣяться, чтобы я когда-либо устоялъ, если въ первую-же опасную минуту испугаюсь и убѣгу? Вотъ я и прошу у васъ смерти скорѣе, нежели жизни, спасенной безчестьемъ.
   Тольботъ. Неужели всѣ надежды твоей матери сойдутъ въ одну могилу?
   Джонъ. Да, это лучше, если-бы я посрамилъ ея утробу.
   Тольботъ. Благословеніемъ моимъ приказываю тебѣ идти.
   Джонъ. Въ бой,-- да, но не въ бѣгство отъ врага.
   Тольботъ. Часть твоего отца можетъ быть спасена въ лицѣ твоемъ.
   Джонъ. Всѣ части его будутъ опозорены во мнѣ.
   Тольботъ. Ты не имѣлъ извѣстности и не можешь ея потерять.
   Джонъ. Да, но ваше славное имя: неужели позорить его бѣгствомъ?
   Тольботъ. Приказаніе твоего отца сотретъ съ тебя это пятно.
   Джонъ. Но вы не можете показать въ мою пользу, если будете убиты; если-же смерть такъ очевидна, бѣжимъ оба!
   Тольботъ. А товарищей моихъ оставить здѣсь однихъ сражаться и умирать? Еще никогда моя старость не была запятнана подобнымъ позоромъ.
   Джонъ. А моя юность развѣ должна повиниться въ такомъ посрамленьи? Если вы не можете сами себя раздѣлить надвое, то тѣмъ болѣе не могу я отдѣлиться отъ васъ. Оставайтесь, идите, дѣлайте, что угодно; я буду дѣлать то же, что и вы: не хочу я жить, если мой отецъ умираетъ.
   Тольботъ. Ну, такъ я прощусь здѣсь съ тобою, милый сынъ, рожденный для того, чтобы угаснуть въ этотъ день. Пойдемъ бокъ-о-бокъ жить и затмиться, и душа съ душой полетимъ изъ Франціи на небо.
  

СЦЕНА VI.

Поле сраженія.

Тревога. Стычки. Сынъ Тольбота окруженъ и Тольботъ отбиваетъ его.

  
   Тольботъ. Святой Георгій и побѣда! Бейтесь, солдаты, бейтесь! Регентъ нарушилъ свое слово Тольботу и предоставилъ насъ ярости французскаго меча. Гдѣ Джонъ Тольботъ? Остановись, переведи духъ: я далъ тебѣ жизнь и спасъ тебя отъ смерти.
   Джонъ. О, ты дважды мнѣ отецъ! Я дважды сынъ тебѣ! Жизнь, которую ты мнѣ далъ сперва, была потеряна и окончена, но ты, на зло судьбѣ, своимъ воинственнымъ мечомъ, даровалъ новый срокъ моему кончившемуся существованію.
   Тольботъ. Когда твой мечъ высѣкъ огонь изъ шлема Дофина, сердце отца твоего загорѣлось гордымъ желаніемъ достигнуть смѣлой побѣды. Затѣмъ, моя тяжелая старость, оживленная юношескимъ пыломъ и воинственной яростью, отбила Алансона, Пригулка Орлеанскаго, герцога Бургундскаго и спасла тебя отъ надменныхъ галловъ. Свирѣпаго Пригулка Орлеанскаго, который пролилъ твою кровь, мой сынъ, и которому досталась дѣвственность твоей первой битвы, я встрѣтилъ въ скорости и поспѣшилъ пролить его незаконную кровь, обратившись къ нему съ презрѣніемъ:-- Я проливаю твою зараженную, подлую, незаконную кровь, бѣдную и презрѣнную, за мою чистую кровь, которую ты исторгъ изъ Тольбота, моего храбраго сына!-- Но тутъ, когда я намѣревался уже съ нимъ покончить, подоспѣло сильное подкрѣпленіе. Скажи, забота отца твоего, скажи, Джонъ, не усталъ-ли ты? Какъ ты себя чувствуешь? Согласенъ-ли ты, дитя, оставить битву теперь, когда ты уже отмѣченъ, какъ сынъ рыцарства? Бѣги, чтобы отомстить за мою смерть, когда я умру: помощь одного человѣка мало для меня значитъ. О теперь я хорошо понимаю, что слишкомъ безумно подвергать опасности жизнь всѣхъ насъ съ одной только небольшой ладьею. Если я не умру сегодня отъ ярости французовъ, то завтра-же умру отъ чрезмѣрной старости. Ничѣмъ они отъ меня не поживятся, и если я остаюсь, то лишь на одинъ день сокращаю себѣ жизнь. Въ тебѣ-же умираетъ мать и наше родовое имя; месть за мою смерть, твоя юность и слава Англіи. Тѣмъ, что ты остаешься здѣсь, мы всѣхъ ихъ и даже болѣе того, подвергаемъ опасности; но всѣ онѣ будутъ спасены, если ты бѣжишь.
   Джонъ. Мечъ Пригулка Орлеанскаго не уязвилъ меня; но слова твои отгоняютъ живую кровь отъ моего сердца. Прежде, чѣмъ молодой Тольботъ бѣжитъ отъ стараго Тольбота, чтобы этимъ преимуществомъ купить себѣ позоръ -- спасти жалкую жизнь и убить блестящую славу,-- пусть свалится и подохнетъ трусливая лошадь, которая меня несетъ! Пусть уподоблюсь я тогда французскимъ мужикамъ и сдѣлаюсь предметомъ позорнаго презрѣнья и всякихъ злополучій. Если я бѣгу, то ужь не буду сыномъ Тольбота, -- клянусь всею славой, которую онъ стяжалъ! Такъ не говори-же больше о побѣгѣ; это излишне. Если я сынъ Тольбота, такъ и умру у его ногъ.
   Тольботъ. Слѣдуй-же ты, мой Икаръ, за мной, какъ за отчаяннымъ повелителемъ Крита. Жизнь твоя мнѣ дорога: если хочешь биться, бейся рядомъ съ отцомъ и, когда мы заслужимъ славу, то доблестно умремъ (Уходятъ).
  

СЦЕНА VII.

Другая часть поля сраженія.

Тревога. Стычки. Входятъ: раненый Тольботъ и слуга.

  
   Тольботъ. Гдѣ моя вторая жизнь? Моя собственная окончена. О, гдѣ-же молодой Тольботъ? Гдѣ доблестный Джонъ? Мужество молодого Тольбота заставляетъ меня улыбаться тебѣ, торжествующая смерть, запятнанная плѣномъ. Когда увидѣлъ онъ, что я отступаю и падаю на колѣни, онъ взмахнулъ надо мною своимъ окровавленнымъ мечомъ, и, какъ голодный левъ, началъ свои дѣянія ярости и жестокаго гнѣва. Но, когда мой разъяренный защитникъ замѣтилъ, что онъ одинъ охраняетъ мою гибель, и что никто на него не нападаетъ, глаза его затмились отъ бѣшенства, въ сердечномъ неистовствѣ, онъ внезапно устремился прочь отъ меня въ самый разгаръ битвы, въ толпу французовъ. Въ этомъ морѣ крови мой мальчикъ утолилъ свой возбужденный духъ; тамъ умеръ мой Икаръ, мой цвѣтокъ, со славой.
  

Входятъ солдаты съ тѣломъ Джона Тольбота.

  
   Слуга. О, дорогой мой лордъ! Вотъ несутъ вашего сына.
   Тольботъ. О, шутиха -- смерть! Ты смѣешься, издѣваясь надъ нами, но на зло тебѣ, оба Тольбота, соединенные узами безконечности, на крыльяхъ скроются отъ смертности въ эфирѣ небесъ. О, ты, къ ранамъ котораго такъ пристала жестокая смерть, скажи хоть слово отцу, прежде, чѣмъ испустить духъ. Не взирая на смерть, противъ ея воли, или нѣтъ, говори: вообрази, что она французъ, твой врагъ. Бѣдное дитя! Мнѣ кажется, что онъ мнѣ улыбается, будто хочетъ сказать: "если-бы смерть была французомъ, то умерла-бъ сегодня". Ну, положите-же его въ объятія отца. Духъ мой ужь далѣе не терпитъ этихъ бѣдъ. Воины, прощайте! Я получилъ то, чего желалъ: мои старыя руки служатъ могилой юному Джону Тольботу (Умираетъ).
  

Тревога. Уходятъ: солдаты и слуга, оставляя оба тѣла на мѣстѣ. Входятъ: Карлъ, Алансонъ, герцогъ Бургундскій, Пригулокъ, Дѣвственница и войска.

  
   Карлъ. Если-бы Іоркъ и Сомерсетъ пришли своимъ на помощь, то для насъ это былъ-бы кровавый день.
   Пригулокъ. А какъ этотъ щенокъ Тольботъ въ бѣшенствѣ обагрялъ свой ничтожный мечъ французской кровью!
   Дѣвственница. Я встрѣтила его однажды, и такъ сказала ему:-- Дѣвственный юноша, будь-же побѣжденъ дѣвой!-- Но онъ, съ гордымъ, величавымъ презрѣньемъ, отвѣчалъ мнѣ:-- Молодой Тольботъ не для того рожденъ, чтобъ быть добычею распутной дѣвки!-- Онъ оставилъ меня, какъ недостойную поединка съ нимъ, и ринулся въ самый центръ французовъ.
   Герцогъ Бургундскій. Нѣтъ сомнѣнья! изъ него вышелъ-бы благородный рыцарь. Смотрите, вотъ онъ лежитъ, погребенный въ объятіяхъ виновника своихъ золъ -- бѣдствій.
   Пригулокъ. Разрубите ихъ на-куски, раздробите кости тѣхъ, чья жизнь была славой для Англіи и дивомъ для Галліи.
   Карлъ. О, нѣтъ, перестаньте: не будемъ дѣлать зла по смерти тому, кого мы избѣгали при жизни.
  

Входитъ сэръ Уильямъ Люси со свитой; впереди идетъ французскій герольдъ.

  
   Люси. Герольдъ, веди меня къ палаткѣ дофина, чтобы узнать, кто стяжалъ славу этого дня.
   Карлъ. Съ какой повинною ты присланъ?
   Люси. Съ повинной, дофинъ? Это пустое французское слово и мы, англійскіе воины, не знаемъ, что оно значитъ. Я явился узнать, кого ты взялъ въ плѣнъ, и осмотрѣть тѣла убитыхъ.
   Карлъ. Ты спрашиваешь о плѣнныхъ? Ихъ плѣнъ въ аду. Но скажи: кого ты ищешь?
   Люси. Гдѣ великій Алкидъ поля битвы, доблестный лордъ Тольботъ, герцогъ Шрьюзбери, пожалованный, за свои рѣдкіе подвиги въ военныхъ дѣлахъ, въ великіе герцоги Уошфорда, Уотерфорда и Валенціи; лордъ Тольботъ Гудригъ и Ерчкнфильдъ, лордъ Стрэнджъ Блекмиръ, лордъ Вердекъ Альтонскій, лордъ Кромуэль-Уингфтльдъ, лордъ Ферниваль-Шеффильдъ, трижды побѣдоносный лордъ Фоконбриджъ; рыцарь благороднаго ордена святого Георгія, преподобнаго и святого Михаила, Златого Руна; великій маршалъ Генриха Шестого, во всѣхъ его войнахъ въ предѣлахъ французскаго царства?
   Дѣвственница. Вотъ такъ дурацки-выспренный слогъ! Даже турокъ, у котораго пятьдесятъ два государства, и тотъ не пишетъ такимъ пространнымъ слогомъ. Тотъ, кого ты величаешь всѣми этими титулами, лежитъ, разлагаясь, покрытый мухами, вотъ тутъ, у нашихъ ногъ.
   Люси. Развѣ убитъ Тольботъ, единственный бичъ французовъ, мрачная Немезида и гроза вашего государства? О, если-бы мои зрачки могли обратиться въ пули, чтобы я, въ ярости, могъ выстрѣлить ими вамъ въ лицо! О, если-бы я только могъ вновь призвать къ жизни этихъ мертвецовъ! Этого было-бы уже достаточно, чтобы навести ужасъ на все французское государство. Если-бы хоть изображеніе его осталось между вами, то и его было-бъ достаточно, чтобы смутить самаго надменнаго изъ васъ. Отдайте мнѣ тѣла ихъ, чтобъ увезти отсюда и воздать имъ погребеніе, соотвѣтствующее ихъ достоинствамъ.
   Дѣвственница. Мнѣ кажется, что этотъ выскочка -- духъ стараго Тольбота: онъ говоритъ такъ гордо и повелительно. Ради Бога, пусть онъ ихъ беретъ; если оставить здѣсь, они лишь будутъ пахнуть и заразятъ воздухъ.
   Карлъ. Ступай; бери ихъ прочь.
   Люси. Я увезу ихъ прочь отсюда; но изъ ихъ пепла мы взростимъ феникса, котораго вся Франція содрогнется.
   Карлъ. Лишь-бы намъ отдѣлаться отъ нихъ; а тамъ -- дѣлай съ ними, что хочешь. Теперь идемъ въ Парижъ, благодаря тому, что намъ везетъ на побѣды. Разъ, что убитъ Тольботъ, все будетъ наше! (Уходятъ).
  

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА I.

Лондонъ: Комната во дворцѣ.

Входятъ: Король Генрихъ, Глостеръ и Экзэтэръ.

  
   Король Генрихъ. Прочитали вы письма папы, императора и герцога д'Арманьяка?
   Глостэръ. Да, милордъ и вотъ въ чемъ ихъ цѣль: они покорно просятъ ваше величество, чтобы благочестивый миръ былъ заключенъ между государствами Франціи и Англіи.
   Король Генрихъ. Какъ-же вы относитесь къ ихъ предложенію?
   Глостэръ. Оно хорошо, государь, и единственное средство остановить потерю нашей христіанской крови, а также и водворить спокойствіе съ обѣихъ сторонъ.
   Король Генрихъ. Конечно, дядя. Я и всегда думалъ, что неестественно и нечестиво, если между послѣдователями нашей вѣры царствуютъ безчеловѣчность и кровавый раздоръ.
   Глостэръ. Кромѣ того, милордъ, дабы скорѣе свершить и прочнѣе связать эти узы дружбы, герцогъ д'Арманьякъ, близкій родственникъ дофина Карла, человѣкъ, имѣющій большое вліяніе во Франціи, предлагаетъ вашему величеству въ супружество свою единственную дочь съ богатымъ, роскошнымъ приданымъ.
   Король Генрихъ. Въ супружество, дядя! Увы, я еще такъ юнъ, что мнѣ болѣе пристали ученіе и книги, нежели игривыя нѣжности съ любезной. Однако, позовите пословъ и дайте имъ каждому отвѣтъ, какой вамъ будетъ угодно: я буду доволенъ всѣмъ, что только клонится къ славѣ Господа и ко благу моей страны.
  

Входятъ: легатъ и два посла, епископъ Уинчестерскій въ облаченіи кардинала.

  
   Экзэтэръ. Какъ? Неужели милордъ Уинчестеръ возведенъ въ санъ кардинала и утвержденъ въ немъ? Теперь я вижу, оправдывается то, о чемъ нѣкогда пророчествовалъ Генрихъ Пятый:-- Если онъ когда-либо будетъ кардиналомъ, то сравняетъ свою шапку съ короной.
   Король Генрихъ. Господа послы, мы разсмотрѣли и обсудили ваши различныя предложенія. Цѣль ваша и хороша, и разумна; поэтому мы рѣшили установить условія дружественнаго мира, которыя и будутъ теперь-же препровождены съ лордомъ Уинчестеромъ во Францію.
   Глостэръ. Что-же касается предложенія моего господина, а вашего повелителя, я сообщилъ о немъ подробно его величеству. Питая склонность къ добродѣтелямъ, которыми одарена ваша госпожа, къ ея красотѣ и значительности ея приданаго, онъ намѣренъ, чтобы она была королевой Англіи.
   Король Генрихъ. Въ подтвержденіе и въ доказательство этого условія, свезите ей этотъ брилліантъ,-- залогъ моихъ чувствъ.-- Итакъ, милордъ Протекторъ, озаботьтесь дать имъ охранный отрядъ, чтобы они безопасно были отправлены въ Дувръ. А тамъ, посадивъ ихъ на корабль, пусть ихъ ввѣрятъ прихотямъ моря (Уходятъ: Король Генрихь, со свитой, Глостэръ, Экзэтэръ и послы).
   Епископъ Уинчестерскій. Постойте, лордъ легатъ; сначала получите ту сумму денегъ, которую я обѣщалъ вручить его святѣйшеству за облеченіе меня въ эти важные знаки отличія.
   Легатъ. Какъ вашему высокопреосвященству угодно.
   Епископъ Уинчестерскій. Теперь, я надѣюсь, Уинчестеръ не покорится и не уступитъ самому гордому изъ пэровъ. Увидишь, Гемфи Глостэръ, что ни по рожденію своему, ни по авторитету, не осилить тебѣ епископа. Я или унижу и заставлю его преклонить колѣни, или возмущеніемъ разорю эту страну (Уходитъ).
  

СЦЕНА II.

Франція. Равнина въ Анжу.

Входятъ: Карлъ, герцогъ Бургундскій, Алансонъ, Дѣвственница и шествующія войска.

  
   Карлъ. Эти вѣсти, господа, могутъ ободрить нашъ удрученный духъ. Говорятъ, что парижане возмутились и снова обращаются въ воинственныхъ французовъ.
   Алансонъ. Такъ шествуй-же въ Парижъ, король Карлъ французскій, и не задерживай здѣсь, въ нѣгѣ, своихъ войскъ.
   Дѣвственница. Миръ имъ, если они вернутся къ намъ, а не то -- пусть разореніе низвергнетъ ихъ дворцы.
  

Входитъ развѣдчикъ.

  
   Развѣдчикъ. Всякаго успѣха нашему доблестному вождю и счастія его сподвижникамъ!
   Карлъ. Какія вѣсти о нашихъ развѣдчикахъ? Говори пожалуйста.
   Развѣдчикъ. Англійскія войска, раздѣленныя нами части, соединились и намѣрены тотчасъ-же дать вамъ сраженіе.
   Карлъ. Это предостереженіе нѣсколько неожиданно для насъ, господа; но мы тотчасъ-же приготовимся ихъ встрѣтить.
   Герцогъ Бургундскій. Надѣюсь, что съ ними нѣтъ духа Тольбота; а разъ его нѣтъ, вамъ и нечего бояться.
   Дѣвственница. Изо всѣхъ подлыхъ страстей, страхъ -- самая проклятая.-- Карлъ, прикажи побѣдѣ, и она будетъ твоею; пусть Генрихъ сердится, а весь міръ ропщетъ.
   Карлъ. Впередъ-же, господа, и пусть судьба будетъ Франціи благопріятна! (Уходятъ).
  

СЦЕНА III.

Тамъ-же. Передъ Анжеромъ.

Тревога; стычки. Входитъ Дѣвственница.

  
   Дѣвственница. Регентъ побѣждаетъ. Французы бѣгутъ. Помогите-же мнѣ вы, чары и ладонки, и, избранные духи, наставляющіе меня; дайте мнѣ знакъ грядущихъ событій (Громъ). Мои проворные пособники, подчиненные властному монарху сѣвера, явитесь и помогите мнѣ въ этомъ предпріятіи (Входятъ злые духи). Такое быстрое появленіе доказываетъ ваше обычное ко мнѣ усердіе. Ну, близкіе мнѣ духи, собравшіеся сюда изъ могучихъ подземныхъ легіоновъ, помогите-же мнѣ еще на этотъ разъ, чтобы за Франціей осталось поле побѣды (Духи ходятъ вокругъ нея, но молчатъ). О, не томите-же меня слишкомъ продолжительнымъ молчаніемъ! Я привыкла кормить васъ своею кровью, но готова отрубить себѣ одинъ изъ моихъ членовъ и отдать его вамъ, въ надеждѣ на будущую выгоду, лишь-бы вы снизошли помочь мнѣ теперь (Духи наклоняютъ головы). Развѣ нѣтъ надежды на улучшеніе дѣлъ? Мое тѣло заплатитъ вамъ за то, что вы исполните мою просьбу (Духи качаютъ головою). Развѣ ни мое тѣло, ни моя кровная жертва не убѣдятъ васъ продлить мнѣ вашу помощь? Такъ возьмите-же и мою душу; и тѣло, и душу, и все, скорѣе чѣмъ дать Франціи побѣду надъ Англіей (Духи исчезаютъ). Смотрите, они покидаютъ меня! значитъ, настало время, когда Франція должна склонить свой оперенный шлемъ и пасть головою въ лоно Англіи. Мои прежнія чары слишкомъ слабы, адъ-же слишкомъ силенъ для того, чтобы мнѣ съ нимъ тягаться. Итакъ, Франція, слава твоя разсыпается въ прахъ (Уходитъ).
  

Тревога. Входятъ французы и англичане, сражаясь. Дѣвственница и Іоркъ схватились. Дѣвственница взята въ плѣнъ. Французы бѣгутъ.

  
   Іоркъ. Краса французовъ! Кажется, я тебя поймалъ. Спусти съ цѣпи своихъ духовъ коварными чарами и попробуй, не могутъ-ли они возвратить тебѣ свободу. Славная добыча, достойная самого дьявола; смотрите, какъ эта уродливая колдунья сдвигаетъ брови, будто хочетъ подвергнуть меня превращенью.
   Дѣвственница. Измѣнить твой видъ къ худшему невозможно.
   Іоркъ. О, дофинъ Карлъ болѣе подходящій человѣкъ: никто, кромѣ него, не можетъ нравиться твоимъ прихотливымъ взорамъ.
   Дѣвственница. Чтобы подохнуть вамъ, и Карлу, и тебѣ! Пусть отъ кровавыхъ рукъ внезапно погибнете вы оба, сонные въ своихъ постеляхъ!
   Іоркъ. Свирѣпая, проклятая фурія, колдунья; замолчи!
   Дѣвственница. Пожалуйста, дозволь мнѣ поругаться еще немного.
   Іоркъ. Поругаешься, негодяйка, когда попадешь къ позорному столбу (Уходятъ).

Тревога. Входитъ Сеффолькъ, который ведетъ лэди Маргариту.

  
   Сеффолькъ. Кто-бы ты ни была, ты моя плѣнница (Смотритъ на нее). О раскрасавица, не бойся, не бѣги отъ меня; мои руки коснутся тебя лишь съ почтеніемъ. Цѣлую эти пальчики въ знакъ вѣчнаго мира, и тихо кладу ихъ вдоль твоего нѣжнаго стана. Кто ты такая? скажи, чтобы я могъ почтить тебя.
   Маргарита. Кто-бы ты ни былъ, имя мое Маргарита, я дочь короля,-- короля Неаполитанскаго.
   Сеффолькъ. Я герцогъ, меня зовутъ Сеффолькъ. Не оскорбляйся, чудо природы, ты предназначена, чтобы я взялъ тебя. Такъ лебедь прячетъ подъ крыльями своихъ пушистыхъ лебедятъ; но, если тебя оскорбляетъ такая зависимость, ступай и будь свободна, какъ другъ Сеффолька (Онъ поворачивается какъ-бы для того, чтобы уйти). О, останься!-- Не въ силахъ я дать ей уйти; рука моя готова освободить ее! но только не сердце. Эта роскошная краса кажется въ моихъ глазахъ игривымъ солнцемъ, сверкающимъ, какъ лучъ въ зеркальныхъ потокахъ. Я-бы хотѣлъ ухаживать за нею, но не смѣю заговорить. Потребую перо и чернилъ и напишу, что думаю. Стыдно, де-ля-Пуль! Не унижай себя. Нѣтъ у тебя, развѣ языка? Развѣ она не твоя плѣнница? Неужели видъ женщины тебя устрашаетъ? Да: таково царственное величіе красоты, что оно отнимаетъ языкъ и смущаетъ чувства.
   Маргарита. Скажите, графъ Сеффолькъ, если ужь таково ваше имя, какой выкупъ должна я заплатить, чтобы меня выпустили: я вижу, что я ваша плѣнница.
   Сеффолькъ (Въ сторону). Почемъ ты можешь знать, что она отвергнетъ твое предложеніе, прежде, чѣмъ ты испытаешь ея расположеніе?
   Маргарита. Что-жъ ты не говоришь? Какой выкупъ должна я уплатить?
   Сеффодькъ (Въ сторону) Она прекрасна и потому за нею слѣдуетъ ухаживать; она женщина и потому за нее слѣдуетъ посвататься.
   Маргарита. Примешь ты выкупъ, да или нѣтъ?
   Сеффолькъ (Въ сторону). Сумасбродный человѣкъ! вспомни, что у тебя есть жена; какъ-же можетъ Маргарита быть твоей возлюбленной?
   Маргарита. Мнѣ лучше оставить его, а то онъ не хочетъ слушать.
   Сеффолькъ. Все испорчено: легла неудачная карта.
   Маргарита. Онъ говоритъ наобумъ: это, вѣрно, съумасшедшій.
   Сеффолькъ. Однако, можно, вѣдь, и получить разрѣшеніе.
   Маргарита. Однако, я-бы желала, чтобы вы мнѣ отвѣтили.
   Сеффолькъ (Въ сторону). Я посватаюсь за эту лэди Маргариту; только для кого? Ну, да хоть для короля. Тсс! Это глупо, какъ дерево!
   Маргарита. Онъ говоритъ о деревѣ; это какой-нибудь шорникъ.
   Сеффолькъ (Въ сторону). Однако, я могу такимъ образомъ удовлетворить свою прихоть и водворить миръ между государствами. Но въ этомъ еще есть сомнѣніе: хоть ея отецъ и король неаполитанскій, герцогъ анжуйскій и майнскій, но онъ бѣденъ, и наше дворянство отвергнетъ этотъ союзъ.
   Маргарита. Слышите-ли вы, капитанъ? Или вамъ некогда?
   Сеффолькъ (Въ сторону). Такъ это и будетъ, хоть-бы они имъ и пренебрегали. Генрихъ молодъ и скоро уступить.-- Сударыня, я долженъ открыть вамъ тайну.
   Маргарита. Что-жъ такое, что я буду въ плѣну? Онъ, повидимому, рыцарь и ни въ какомъ случаѣ не обезчеститъ меня.
   Сеффолькъ. Лэди, соблаговолите выслушать, что я вамъ скажу.
   Маргарита (Въсторону). Можетъ быть, меня еще выручатъ французы и мнѣ не надо будетъ требовать, чтобы онъ былъ любезенъ.
   Сеффодькъ. Любезная лэди, выслушайте меня по одному дѣлу...
   Маргарита (Въсторону). Тсс! женщины уже бывали у него въ плѣну.
   Сбффолькъ. Лэди, зачѣмъ вы такъ тихо говорите?
   Маргарита. Прошу прощенія: это лишь qui pro quo.
   Сеффолькъ. Скажите, прелестная принцесса, не сочли бы вы счастливымъ тотъ плѣнъ, который сдѣлалъ-бы васъ королевой?
   Маргарита. Быть королевой и въ неволѣ гораздо унизительнѣе, чѣмъ быть рабою въ подломъ рабствѣ. Государи должны быть свободны.
   Сеффолькъ. Такъ и вы будете свободны, если счастливый король англійскій свободенъ.
   Маргарита. Но что-же мнѣ за дѣло до его свободы?
   Сеффолькъ. Я возьму на себя сдѣлать тебя королевой Генриха, вдѣть тебѣ въ руку золотой скипетръ и надѣть на голову драгоцѣнную корону, если ты только снизойдешь, чтобъ быть моей...
   Маргарита. Чѣмъ?
   Сеффолькъ. Его возлюбленной.
   Маргарита. Я недостойна быть супругой Генриха.
   Сеффолькъ. Нѣтъ, любезная лэди, я, недостойный, долженъ просить ему въ жены такую прекрасную даму и не имѣть въ этомъ выборѣ своей доли. Что скажете, сударыня, довольны-ли вы этимъ?
   Маргарита. Если угодно будетъ моему отцу, тогда я вольна.
   Сеффолькъ. Зовите-же сюда вашихъ командировъ и ваши знамена! У крѣпостныхъ стѣнъ вашего отца мы потребуемъ переговоровъ, чтобы говорить съ нимъ (Войска выходятъ впередъ).
  

Трубятъ переговоры. На стѣны выходитъ Ренье.

  
   Сеффолькъ. Смотри, Ренье! Видишь: дочь твоя плѣнница.
   Ренье. Чья?
   Сеффолькъ. Моя.
   Ренье. Сеффолькъ, какъ этому помочь? Я, вѣдь, солдатъ и потому не въ состояніи плакать, или роптать на измѣнчивость судьбы.
   Сеффолькъ. Помочь найдется чѣмъ, милордъ: лишь согласитесь, своей-же чести ради, дать вашей дочери позволеніе быть вѣнчанной съ моимъ государемъ. Я за нее ужь сватался и съ трудомъ получилъ согласіе; такимъ образомъ, легкая неволя доставила твоей дочери царственную свободу.
   Ренье. Говоритъ-ли Сеффолькъ тоже, что и думаетъ?
   Сеффолькъ. Прекрасная Маргарита знаетъ, что Сеффолькъ не льститъ, не лицемѣритъ и не притворяется.
   Ренье. По твоему графскому слову, я сойду дать отвѣтъ на твое справедливое требованіе (Уходитъ со стѣнъ).
   Сеффолькъ. А я здѣсь подожду твоего прихода.
  

Трубы. Ренье выходитъ изъ нижнихъ укрѣпленій.

  
   Ренье. Привѣтъ тебѣ, храбрый графъ, въ нашихъ владѣніяхъ; приказывай въ Анжу, что твоей свѣтлости угодно.
   Сеффолькъ. Благодарю, Ренье. Ты счастливъ тѣмъ, что твое дитя прелестно и достойно избранія въ супруги короля. Какой отвѣтъ дастъ мнѣ его свѣтлость?
   Ренье. Если ужь ты благоволишь искать ея небольшихъ достоинствъ, чтобы стала она царственной невѣстой такого властелина, то пусть моя дочь будетъ принадлежать Генриху, если ему угодно; но подъ условіемъ, что я спокойно буду владѣть своими собственными графствами Анжу и Мэна; обезпеченными отъ притѣсненій и отъ гнета войны.
   Сеффолькъ. Вотъ ей и выкупъ; я освобождаю ее. А насчетъ этихъ двухъ графствъ, я ручаюсь, что ваша свѣтлости будете мирно и благополучно ими владѣть.
   Ренье. А я, въ свою очередь, отдаю ея руку тебѣ, во имя короля Генриха, какъ его представителю, и въ знакъ ея вѣрности.
   Сеффолькъ. Ренье французскій, я приношу тебѣ королевскую благодарность, потому что это дѣло короля (Въ сторону.) А между тѣмъ, сдается мнѣ, что мнѣ было-бы пріятно мнѣ своимъ собственнымъ ходатаемъ въ данномъ случаѣ. Такъ я переправлюсь въ Англію съ этими вѣстями, чтобы тамъ былъ совершенъ этотъ бракъ. Прощай, Ренье! Храни-же этотъ брилліантъ въ золотыхъ хоромахъ, какъ ему подобаетъ.
   Ренье. Обнимаю тебя, какъ обнялъ-бы благовѣрнаго короля Генриха, если-бы онъ былъ здѣсь.
   Маргарита. Прощайте, милордъ. У Маргариты всегда будутъ для Сеффолька добрыя пожеланія, хвала и молитвы (хочетъ уходитъ).
   Сеффолькъ. Прощайте, любезная лэди! Но, послушай, Маргарита: никакого царственнаго привѣта моему королю?
   Маргарита. Снеси ему такой привѣтъ, который подобаетъ отъ дѣвы, молодой лэди и его слуги.
   Сеффолькъ. Мило сказано, и скромно въ обращеніи. Но, лэди, я снова долженъ васъ побезпокоить: и ничего въ залогъ любви къ его величеству?
   Маргарита. Нѣтъ, мой любезный лордъ: я посылаю королю безупречно-чистое сердце, еще никогда не запятнанное любовью.
   Сеффолькъ. И это также? (Цѣлуетъ ее).
   Маргарита. Это тебѣ; я не осмѣлюсь послать королю такой ничтожный залогъ (Уходятъ: Ренье и Маргарита).
   Сеффолькъ. О, если-бы ты была моею!-- Но, Сеффолькъ, постой. Тебѣ нельзя пускаться въ этотъ лабиринтъ: тамъ таятся минотавры и подлая измѣна. Прельсти Генриха, восхваляя ея чудныя достоинства; припомни обо всѣхъ ея чрезвычайныхъ добродѣтеляхъ и ея природныхъ прелестяхъ, которыя затмѣваютъ искусство; почаще повторяй себѣ ихъ въ воображеніи во время переѣзда по морю, чтобы, когда ты преклонишь передъ нимъ колѣни, ты могъ-бы ошеломить Генриха отъ восхищенія (Уходитъ).
  

СЦЕНА IV.

Лагерь герцога Іорка, въ Анжу.

Входятъ: Іоркъ, Уорикъ и другіе.

  
   Іоркъ. Приведите эту колдунью, которая осуждена на сожженіе.
  

Входитъ Дѣвственница подъ стражей и пастухъ.

  
   Пастухъ. О, Іоанна! Это смерть сердцу твоего отца. По всей странѣ, вблизи и вдалекѣ, искалъ я тебя, а теперь, когда мнѣ суждено тебя найти, неужели я долженъ видѣть твою безвременную, жестокую кончину? О Іоанна, о милая дочь Іоанна, я умру съ тобою!
   Дѣвственница. Дряхлый негодяй! Подлый, безсовѣстный нищій! Я происхожу изъ болѣе благороднаго рода: ты не отецъ и не другъ мнѣ.
   Пастухъ. Ну, договаривай!-- Съ вашего позволенія, милорды, это не такъ: я родилъ ее, весь приходъ знаетъ. Ея мать еще жива и можетъ удостовѣрить, что она была первымъ плодомъ моей женитьбы.
   Уорикъ. Безстыдная! Неужели ты отречешься отъ своихъ родныхъ?
   Iоркъ. Это доказываетъ, какого рода была ея жизнь, низкая и порочная, которая кончается такою-же смертью.
   Пастухъ. Стыдись, Іоанна, что ты такъ упряма! Богу извѣстно, что ты лучшая часть моего тѣла, и что я много слезъ пролилъ по тебѣ. Не отрекайся отъ меня, прошу тебя, Іоанна.
   Дѣвственница. Прочь, мужичина!-- Вы подкупили этого человѣка, чтобы запятнать мое благородное происхожденіе.
   Пастухъ. Правда, ея мать получила дворянина, въ то утро, когда я съ ней вѣнчался. Стань на колѣни, моя дорогая дѣвочка, и прими мое благословеніе. Такъ ты не хочешь склониться? Ну, такъ пусть будетъ проклято время твоего рожденія! Я-бы желалъ, чтобы молоко матери твоей, когда ты сосала его изъ ея груди, было отравой для тебя! Или чтобы тебя заѣлъ какой-нибудь хищный волкъ, въ то время, какъ ты въ полѣ стерегла моихъ овецъ! И ты еще отрекаешься отъ отца, проклятая негодница? О, жгите, жгите ее! Повѣшеніе для нея слишкомъ хорошо! (Уходитъ).
   Іоркъ. Уведите ее; она слишкомъ долго жила для того, чтобы наполнять свѣтъ своими пороками.
   Дѣвственница. Сначала, дайте мнѣ сказать вамъ, кого вы осудили. Не порожденіе я пастуха, но происхожу отъ царскаго рода; я нравственная и святая, избранная свыше внушеніемъ небесной благодати, чтобы свершать чрезвычайныя чудеса на землѣ. Никогда не имѣла я дѣла съ злыми духами. Но вы, оскверненные своими похотями, запятнанные чистой кровью невинныхъ, развращенные и оскверненные тысячью пороковъ, вы считаете просто невозможнымъ дѣломъ творить чудеса иначе, какъ съ помощью дьявола,-- потому-что въ васъ недостаетъ той благодати, которая есть и у другихъ. Нѣтъ, заблуждаетесь! Іоанна Д'Аркъ съ самаго дѣтства была дѣвой, чистой и безупречной даже въ мысляхъ; ея дѣвственная кровь, такъ грубо пролитая, завопіетъ о мести у вратъ небесъ.
   Іоркъ. Ладно, ладно! Вести ее на казнь!
   Уорикъ. Послушайте-ка, господа: если она дѣва, то не жалѣйте вязанокъ, пусть ихъ будетъ побольше. Поставьте бочки со смолою вокругъ позорнаго столба, чтобы мученія ея были короче.
   Дѣвственница. Развѣ никто не измѣнитъ вашихъ безпощадныхъ сердецъ?-- Ну, такъ открой--же, Іоанна, свою слабость, которая по закону обезпечиваетъ тебѣ преимущество. Я беременна, кровожадные убійцы. Не убивайте-же плодъ моего чрева, хотя-бы вы и влекли меня на смерть!
   Іоркъ. Ну ужь, не дай, Господи! Непорочная дѣва -- беременна?
   Уорикъ. Это величайшее изо всѣхъ чудесъ, которыя ты когда-либо сотворила. Неужели до этого довела тебя твоя строгая цѣломудренность?
   Іоркъ. Они съ дофиномъ пошалили: я могъ-бы догадаться, въ чемъ ея надежда.
   Уорикъ. Ну, все равно: мы не оставимъ въ живыхъ пригулка; особенно-же, если Карлъ долженъ усыновить его.
   Дѣвственница. Вы ошибаетесь; этотъ ребенокъ не его; онъ Алансона, который пользовался моей любовью.
   Іоркъ. Алансонъ, этотъ извѣстный Макіавель! Ребенокъ умретъ, хотя-бы имѣлъ онъ тысячу жизней.
   Дѣвственница. О позвольте! Я обманула васъ: онъ не отъ Карла, и не отъ герцога, котораго я назвала, но отъ Ренье, короля неаполитанскаго, который увлекъ меня.
   Уорикъ. Женатый человѣкъ! Это невыносимо!
   Іоркъ. Ну, вотъ такъ дѣвушка. Я думаю, она и сама не знаетъ хорошенько: столь многихъ она можетъ обвинять.
   Уорикъ. Это доказательство того, что она была щедрой и независимой.
   Іоркъ. А все-таки она, право, непорочная дѣва. -- Распутница. твои слова осуждаютъ тебя и твое отродье. Не умоляй: это будетъ напрасно.
   Дѣвственница. Такъ уводите же меня отсюда, вы, которымъ я оставляю свое проклятье. Чтобъ никогда величественное солнце не отражало своихъ лучей на странѣ, въ которой вы будете жить; но тьма и мрачныя тѣни смерти пусть окружаютъ васъ, пока бѣдствія и отчаяніе не заставятъ васъ свернуть себѣ шею или повѣситься (Уходитъ подъ стражей.)
   Іоркъ. Разбейся хоть въ дребезги, хоть сгори до пепла, гнусная, проклятая служительница ада!
  

Входитъ кардиналъ Бофортъ со свитой.

  
   Кардиналъ. Лордъ регентъ, привѣтствую вашу свѣтлость полномочнымъ посланіемъ отъ короля. Знайте, милорды, что христіанскія государства, мучимыя раскаяніемъ вслѣдствіе этихъ гнусныхъ войнъ, усердно просятъ, чтобы водворить обоюдный миръ между нашимъ народомъ и высокомѣрными французами. А вотъ по близости и дофинъ со своею свитой подходитъ для обсужденія этого вопроса.
   Іоркъ. Неужели всѣ наши труды привели къ такой цѣли? Сколько вождей, джентльменовъ и солдатъ погибло въ этихъ раздорахъ, тѣлами своими заплатило за благо своей страны, а мы подъ конецъ заключимъ бабій миръ? Развѣ мы, измѣною, коварствомъ и обманомъ, не потеряли большинство городовъ, завоеванныхъ нашими великими предками? О, Уорикъ, Уорикъ! Я съ грустію предвижу совершенную потерю всего государства Франціи.
   Уорикъ. Имѣй терпѣніе, Іоркъ! Если мы заключимъ миръ, то на такихъ строгихъ и стѣснительныхъ условіяхъ, что французы мало этимъ выиграютъ.
  

Входятъ: Карлъ со свитой, Алансонъ, Пригулокъ, Ренье и другіе.

  
   Карлъ. Лорды англійскіе, такъ какъ, по соглашенію, во Франціи долженъ быть провозглашенъ дружественный миръ, то мы явились, чтобы самимъ узнать, какія будутъ условія этой лиги.
   Іоркъ. Уинчестеръ, говори: меня душитъ кипучій гнѣвъ, заграждающій въ горлѣ мой ѣдкій голосъ, при видѣ нашихъ заклятыхъ враговъ.
   Кардиналъ Уинчестерскій. Карлъ и вы, остальные, вотъ что установлено: въ уваженіе того, что король Генрихъ, изъ чистой снисходительности и состраданія даетъ свое согласіе на освобожденіе вашей страны отъ гибельной войны, и что онъ дастъ вамъ вздохнуть свободно въ плодоносномъ мирѣ, вы должны сдѣлаться вѣрными ленниками его державы. А ты, Карлъ, будешь подчиненъ ему, какъ вице-король и все-таки будешь пользоваться своей королевской властью, при условіи, что поклянешься платить ему дань и покоряться ему.
   Алансонъ. Такъ онъ долженъ быть тѣнью, что-ли, самого себя? И, украшая свое чело короной, по существу и по авторитету, долженъ сохранять преимущества лишь частнаго человѣка? Это предложеніе нелѣпо и безразсудно.
   Карлъ. Уже извѣстно, что я владѣю болѣе, чѣмъ половиною всей галльской территоріи, гдѣ меня чтутъ, какъ законнаго государя. А для пріобрѣтенія остальныхъ, еще незавоеванныхъ земель, неужели я настолько отступлю отъ своихъ высшихъ правъ, чтобы называться лишь вице-королемъ надъ ними? Нѣтъ, лордъ-посолъ, я лучше сохраню то, что имѣю, нежели, польстясь на большее, отрину возможность завладѣть всѣмъ.
   Іоркъ. Дерзкій Карлъ! Ты употреблялъ тайное посредничество, чтобы добиться лиги, а теперь, когда дѣло доходитъ до соглашенія, ты отстраняешь переговоры. Прими похищенный тобою титулъ, какъ даръ, полученный отъ нашего государя, а не какъ заслуженный по праву; иначе-же, мы замучимъ васъ непрерывными войнами.
   Ренье. Государь, вы нехорошо дѣлаете, что упрямо придираетесь къ условіямъ договора: если вы имъ пренебрежете, то десять противъ одного, что мы уже не найдемъ подобнаго случая.
   Алансонъ (въ сторону Карлу). Сказать по правдѣ, ваша обязанность спасти своихъ подданныхъ отъ избіенія и немилосердной рѣзни, которыя бываютъ ежедневно, благодаря нашей враждебности. Поэтому примите эти условія мира, хотя-бы вы и нарушили его, когда вамъ это заблагоразсудится.
   Уорикъ. Что-же скажешь ты, Карлъ? Будутъ-ли наши условія приняты?
   Карлъ. Будутъ, но съ оговоркою, что вы не предъявите правъ ни на одинъ изъ нашихъ укрѣпленныхъ городовъ.
   Іоркъ. Такъ присягните-же на подданство его величеству, какъ рыцарь, чтобъ никогда не выходить изъ его повиновенія и не возмущаться противъ власти Англіи ни тебѣ самому, ни твоимъ вельможамъ (Карлъ и ею вельможи выражаютъ знаками свое вѣрноподданство). Прекрасно. Теперь прошу васъ распустить ваши войска, свернуть знамена и остановить бой барабановъ, потому-что мы здѣсь торжественно водворяемъ миръ (Уходятъ).

СЦЕНА V.

Лондонъ. Комната во дворцѣ.

Входятъ Король Генрихъ, въ бесѣдѣ съ Сеффолькомъ.

  
   Король Генрихъ. Благородный герцогъ, ваше чудеснное описаніе рѣдкой красоты Маргариты изумило меня. Ея добродѣтели, придающія прелесть ея внѣшнимъ достоинствамъ, зарождаютъ въ моемъ сердцѣ глубокую страсть любви. Какъ сила бурныхъ порывовъ гонитъ самое сильное судно противъ теченія, такъ и слухъ о ея славѣ заставляетъ меня или потерпѣть крушеніе, или достигнуть наслажденія ея любовью.
   Сеффолькъ. Полноте, мой добрый господинъ; это лишь предисловіе къ достойной ея похвалѣ: главныя совершенства этой прелестной лэди (если-бы у меня хватило искусства ихъ изобразить) составили-бы цѣлый томъ чарующихъ строкъ, способныхъ восхитить самое тупое воображеніе. И даже болѣе того: она не превозносится, не пресыщается избранными удовольствіями, но настроена тихо и смиренно и будетъ довольствоваться вашими приказаніями; подъ приказаніями разумѣю добродѣтельно-чистые поступки -- любовь и уваженіе къ Генриху, какъ ея повелителю.
   Король Генрихъ. Никогда Генрихъ и не потребуетъ ничего иного. Поэтому, милордъ Протекторъ, дайте свое согласіе на то, чтобы Маргарита была англійской королевой.
   Глостеръ. Я-бы могъ дать свое согласіе, еслибъ потворствовалъ пороку. Вамъ, ваше величество, извѣстно, что вы помолвлены съ другой достойной лэди. Какъ же мы можемъ освободиться отъ этого договора, не покрывъ вашей чести позоромъ?
   Сеффолькъ. Такъ-же, какъ дѣлаютъ властители съ незаконной клятвой, или какъ тотъ, кто поклявшись испытать свою силу на турнирѣ, оставляетъ ристалище по причинѣ недостатковъ соперника. Быть дочерью герцога-бѣдняка большой недостатокъ и потому отказъ не будетъ ей въ обиду.
   Глостэръ. Ну, а скажите пожалуйста, на много-ли выше ея Маргарита? Ея отецъ не болѣе какъ герцогъ, хотя и преисполненъ славныхъ титуловъ.
   Сеффолькъ. Да, мой любезный лордъ; ея отецъ король неаполитанскій и Іерусалимскій и пользуется во Франціи такою силой, что его согласіе утвердитъ за нами миръ и обезпечитъ намъ подданство французовъ.
   Глостэръ.То же можетъ сдѣлать и герцогь Арлеаньякъ, такъ какъ онъ близкій родственникъ Карла.
   Экзэтэръ. Кромѣ того, его богатство -- порука въ щедромъ приданомъ, тогда какъ Ренье скорѣе самъ возьметъ, нежели что отдастъ.
   Сеффолькъ. Приданое, милорды? Не унижайте нашего короля предположеніемъ, что онъ можетъ быть настолько презрѣннымъ, низкимъ и бѣднымъ человѣкомъ, чтобы выбирать невѣсту по богатству, а не по чистой любви. Генрихъ самъ въ состояніи обогатить свою супругу, а не искать, чтобъ она сдѣлала его богатымъ. Такъ лишь ничтожные мужики торгуютъ себѣ женъ, какъ базарные торговцы -- воловъ, овецъ и лошадей. Бракъ -- слишкомъ важное дѣло для того, чтобы заключать его по ходатайству другого. Не та, которой мы желаемъ, но которую любитъ его величество, должна быть подругой его брачнаго ложа. И потому, милорды, если онъ больше всѣхъ любитъ ее, это главная причина, обязывающая насъ къ тому, чтобы и мы въ своемъ мнѣніи отдали ей предпочтеніе. Развѣ бракъ по принужденію не адъ, не вѣчный раздоръ, не постоянная распря? Между тѣмъ, какъ въ противномъ случаѣ, онъ приноситъ блаженство и служитъ образцомъ небеснаго мира. Кого-же выберемъ мы для Генриха, который самъ король, какъ не Маргариту, которая дочь короля? Ея безподобная краса, вмѣстѣ съ ея происхожденіемъ, подтверждаетъ, что она достойна лишь короля. Ея доблестная храбрость и непоколебимый духъ, (болѣе того, какой обыкновенно встрѣчается у женщинъ) отвѣчаютъ нашимъ надеждамъ на потомство короля! Генрихъ, какъ сынъ завоевателя, родитъ еще завоевателей, если онъ соединится въ любви съ такою сильной духомъ женщиной, какъ прекрасная Маргарита. Соглашайтесь-же, милорды, и покончите вмѣстѣ со мной на томъ, что лишь Маргарита, а не другая, будетъ королевой.
   Король Генрихъ. Не знаю, отчего? Оттого-ли, что такъ велика сила вашего описанія, благородный лордъ Сеффолькъ, или оттого, что моей крайней юности еще не касалась страсть пламенной любви, я не могу сказать, но я убѣжденъ, что чувствую въ груди рѣзкія противорѣчія, буйную тревогу отъ страха и надежды, и почти боленъ отъ работы мыслей. И потому, милорды садитесь на корабль, и мчитесь, милордъ, во Францію; соглашайтесь на всѣ условія и добейтесь, чтобы лэди Маргарита соблаговолила переправиться за море, въ Англію и короноваться, вѣрной и помазанной супругой короля Генриха. На расходы и подобающее продовольствіе соберите съ народа десятинный налогъ. Уѣзжайте-же, говорю вамъ: пока вы не вернетесь, меня будутъ томить тысячи тревогъ. А если вы будете судить меня по тому, каковы и вы сами были, а не каковы теперь то вы, милый дядя, не обидитесь на меня: я знаю, это послужитъ извиненіемъ быстрому исполненію моей воли. Итакъ, ведите меня туда, гдѣ я могъ-бы предаться своей грусти и скрыть ее отъ другихъ (Уходитъ).
   Глостэръ. Да, грусть: боюсь я, что она будетъ у тебя съ начала и до конца (Уходятъ: Глостэръ и Экзэтэръ).
   Сеффолькъ. Вотъ Сеффолькъ и превозмогъ; вотъ онъ отправляется, какъ отправлялся нѣкогда юный Парисъ въ Грецію,-- въ надеждѣ на такой-же успѣхъ въ любви, но съ большей выгодой, чѣмъ для троянъ. Маргарита, какъ королева, будетъ управлять королемъ. Я-же буду управлять и ею, и королемъ, и королевствомъ! (Уходитъ).
  

КОНЕЦЪ ПЕРВОЙ ЧАСТИ "Генриха VI".

  

КОРОЛЬ ГЕНРИХЪ VI.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

   Король Генрихъ VI.
   Гемфри, герцогъ Глостэръ, дядя короля.
   Кардиналъ Бофортъ, епископъ Уинчестерскій.
   Ричардъ Плантадженэтъ, герцогъ Іоркъ.
   Эдуардъ и Ричардъ, его сыновья.
   Герцогъ Сомерсетъ, герцогъ Сеффолькъ, Герцогъ Бекингэмъ, Лордъ Клиффордъ и его сынъ, приверженцы короля.
   Графъ Сольсбери, графъ Уорикъ, приверженцы Іорка.
   Лордъ Скэльзъ, камендантъ Тауэра.
   Лордъ Сэ.
   Сэръ Гемфри Стаффордъ и его братъ.
   Сэръ Джонъ Стэнли.
   Уольтэръ Уитморъ.
   Капитанъ морской службы, шкиперъ и штурманъ.
   Два дворянина, въ плѣну вмѣстѣ съ Сеффолькомъ.
   Во.
   Юмъ и Соусуэль, священники.
   Болинброкъ, чародѣй, и духъ, котораго онъ вызываетъ.
   Томасъ Хорнеръ, оружейникъ.
   Питеръ, его работникъ.
   Клеркъ города Чатама.
   Мэръ Сент Ольбанса.
   Симпкоксъ, обманщикъ.
   Джэкъ Кэдъ.
   Джорджъ, Джонъ, Дикъ, Смисъ, ткачъ, Майкэль и другіе сообщники Кэда.
   Александеръ Айденъ, Кентскій джентльмэнъ.
   Маргарита, супруга короля Генриха.
   Элеанора, герцогиня Глостэръ.
   Марджери Джордэнъ, колдунья.
   Жена Симпкокса.
  

Лорды, лэди и свита; герольдъ; просители, члены городского управленія; сторожъ, шерифъ и офицеры; горожане, ученики мастеровыхъ, сокольничіе, стражи, солдаты, гонцы и другіе.

Дѣйствіе происходитъ въ разныхъ частяхъ Англіи.

  

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА I.

Лондонъ. Пріемная зала во дворцѣ.

Играютъ трубы; затѣмъ гобои. Входятъ съ одной стороны: Король Генрихъ, герцогъ Глостэръ, Сольсбери, Уорикъ и кардиналъ Бофортъ. Съ другой -- Королева Маргарита, которую ведетъ Сеффолькъ; за ними слѣдуютъ: Іоркъ, Сомерсетъ, Бекингэмъ и другіе.

  
   Сеффолькъ. Согласно приказанію вашего королевскаго величества при отбытіи моемъ во Францію, я долженъ былъ, какъ замѣститель вашего величества, обвѣнчаться за васъ съ принцессой Маргаритой. Поэтому, я исполнилъ свою обязанность и вѣнчанъ въ славномъ древнемъ городѣ Турѣ, въ присутствіи королей: Франціи и Сициліи, герцоговъ: Орлеана, Калабріи, Бретани и Алансона; семи графовъ, двѣнадцати бароновъ и двадцати благочестивыхъ епископовъ. А теперь, смиренно преклоняя колѣни, предъ лицемъ Англіи и ея владѣтельныхъ пэровъ, я передаю мои права на королеву въ ваши королевскія руки, принадлежащія тому священству, великую тѣнь котораго я представлялъ собою. Это величайшій изъ даровъ, когда-либо принесенныхъ маркизами, это прекраснѣйшая изъ королевъ, когда-либо принятыхъ королями.
   Король Генрихъ. Встань, Сеффолькъ. Привѣтъ вамъ, королева Маргарита. Я не могу ничѣмъ нѣжнѣе выразить мою любовь, какъ этимъ нѣжнымъ поцѣлуемъ. О Боже, давшій мнѣ жизнь, дай мнѣ и сердце, исполненное благодарности: въ этомъ прелестномъ лицѣ Ты далъ душѣ моей цѣлый міръ земныхъ благостей, если только сочувствіе въ любви соединитъ наши помыслы.
   Королева Маргарита. Великій король Англіи, мой милостивый повелитель! Дружная бесѣда, которую я мысленно вела и днемъ, и ночью, и во снѣ, и на яву съ вами, мой возлюбленнѣйшій государь, даетъ мнѣ смѣлость привѣтствовать моего короля въ болѣе прямыхъ выраженіяхъ, какіхъ представятся моему слабому разумѣнію и которыя внушить мнѣ мой сердечный восторгъ.
   Король Генрихъ. Видъ ея меня очаровалъ; но прелести ея рѣчи, ея слова, облеченныя въ умственное величіе, заставляютъ меня послѣ удивленія, предаться слезамъ радости: такова полнота моего сердечнаго довольства. Лорды единодушнымъ, радостнымъ возгласомъ, привѣтствуйте мою возлюбленную.
   Всѣ. Да здравствуетъ королева Маргарита, счастіе Англіи.
   Королева Маргарита. Благодаримъ васъ всѣхъ (Трубы.).
   Сеффолькъ. Милордъ протекторъ, съ позволенія вашего высочества, вотъ условія мира, заключеннаго на восемнадцать мѣсяцевъ между нашимъ государемъ и Карломъ, королемъ французскимъ, съ ихъ обоюднаго согласія.
   Глостэръ (читаетъ). "Во-первыхъ. Король французскій Карлъ и Уильямъ де-ля-Пуль, маркизъ Сеффолькъ, посолъ Генриха, короля англійскаго, согласились, что вышеупомянутый Генрихъ вступитъ въ супружество съ лэди Маргаритой, дочерью Ренье, короля Неаполя, Сициліи и Іерусалима; и что онъ коронуетъ ее королевой англійской тридцатаго числа слѣдующаго мая мѣсяца. А также, что графства Анжу и Мэнъ будутъ освобождены и отданы ея отцу королю..."
   Король Генрихъ. Что это, дядя?
   Глостэръ. Простите мнѣ, мой милостивый повелитель! Внезапная дурнота охватила мнѣ сердце, затуманила глаза и я не могу далѣе читать.
   Король Генрихъ. Дядя Уинчестеръ, пожалуйста, продолжайте.
   Уинчестеръ. "А также, еще согласились они, что графства: Анжу и Мэнъ будутъ освобождены и отданы ея отцу, королю; а она сама будетъ послана за море на собственный счетъ короля англійскаго, безо всякаго приданаго".
   Король Генрихъ. Намъ эти условія угодны. Милордъ маркизъ, преклоните колѣни: мы жалуемъ васъ первымъ герцогомъ Сеффолькомъ и опоясываемъ васъ мечомъ. Кузенъ Іоркъ, до полнаго истеченія этихъ восемнадцати мѣсяцевъ, мы отставляемъ васъ отъ должности регента французскихъ владѣній. Благодаримъ васъ, дядя Уинчестеръ, Глостэръ, Іоркъ, Бекингэмъ, Сомерсетъ, Сольсбери и Уорикъ; благодаримъ за великую честь, оказанную пріемомъ моей царственной королевы. Ну, пойдемъ-же скорѣе озаботиться о приготовленіяхъ къ ея коронаціи (Уходятъ: король, королева и Сеффолькъ).
   Глостэръ. Храбрые пэры Англіи, столпы государства, вамъ я изолью свою скорбь, вашу скорбь, общую скорбь всей страны. Какъ? Развѣ не тратилъ братъ мой Генрихъ своей молодости, храбрости, своихъ денегъ и людей на войны? Развѣ не жилъ онъ зачастую въ открытомъ полѣ въ зимнюю стужу и въ лѣтній жгучій зной, чтобы завоевать Францію, свое прямое наслѣдіе? Развѣ не утруждалъ своего ума мой братъ Бедфордъ, чтобы политикой сохранить то, что пріобрѣлъ Генрихъ? Развѣ вы сами, Сомерсетъ, Бекингэмъ, храбрый Іоркъ, Сольсбери, и побѣдоносный Уорикъ, не получали глубокихъ шрамовъ во Франціи и въ Нормандіи? Или дядя мой, Бофортъ, и я самъ, развѣ мы, вмѣстѣ съ мудрымъ государственнымъ совѣтомъ, не трудились такъ долго, поутру и ввечеру, обсуждая за и противъ вопросъ: какъ-бы удержать въ повиновеніи Францію и французовъ? Развѣ его величество не былъ еще ребенкомъ коронованъ въ Парижѣ, на зло врагамъ? И неужели-же умрутъ эти труды и эта слава? Неужели умрутъ завоеванія Генриха и бдительность Бедфорда, ваши воинскія подвиги и весь нашъ совѣтъ? О, пэры Англіи! Эта лига постыдна и роковой это бракъ: они пятнаютъ вашу славу, стираютъ ваши имена изъ книги памяти, низвергаютъ изображенія вашей славы, уродуютъ памятники завоеваній во Франціи, разрушаютъ все, какъ еще не бываю!
   Кардиналъ. Племянникъ, что значитъ эта гнѣвная рѣчь съ такими подробностями? Вѣдь, Франція наша и мы ее все -таки сохранимъ.
   Глостзръ. Да, дядя: мы ее сохранимъ, если сможемъ. Но теперь это уже невозможно. Сеффолькъ, новоиспеченный герцогъ, по дудкѣ котораго пляшутъ, отдалъ герцогства Анжу и Мэна бѣдному королю Ренье, слогъ котораго такъ же пышенъ, какъ тощъ его кошелекъ.
   Сольсбери. Клянусь смертію Того, Который умеръ за всѣхъ, эти герцогства были ключемъ къ Нормандіи. Но отчаго плачетъ Уорикъ, мой храбрый сынъ?
   Уортікъ. Отъ горя, что они уже невозвратимы. Потому-что, если-бъ была надежда снова ихъ завоевать, мой мечъ пролилъ-бы горячую кровь, а глаза не проливали-бы слезъ. Анжу и Мзнъ! Я самъ ихъ взялъ, мои собственныя руки завоевали эти земли. Такъ неужели-же города, которые я добылъ своими ранами, будутъ возвращены съ миролюбивыми рѣчами? Клянусь Богомъ!
   Іоркъ. Потому что Сеффолькъ герцогъ. Чтобъ задохся онъ, омрачающій славу нашего воинственнаго острова! Скорѣе вырвали и разметали-бъ мое сердце французы, чемъ я согласился-бы на эту лигу. Мнѣ только и приходилось читать, что короли англійскіе получали за своими женами большія суммы золотомъ и приданымъ. А нашъ король Генрихъ отдаетъ свое собственное, чтобъ надѣлить ту, которая не приноситъ ему никакихъ выгодъ.
   Глостэръ. Неумѣстная и доселѣ неслыханная шутка! Сеффолькъ требуетъ пятнадцатую долю за продовольствіе и расходы по ея привозу. Пусть-бы себѣ оставалась во Франціи и умерла-бы тамъ съ голоду прежде, чѣмъ...
   Кардиналъ. Милордъ Глостэръ вы слишкомъ горячитесь. Такъ было угодно его величеству, королю.
   Глостэръ. Милордъ Уинчестеръ, я знаю ваши мысли: не рѣчи мои вамъ непріятны, а мое присутствіе смущаетъ васъ. Ненависть рвется наружу: гордый прелатъ, на лицѣ твоемъ я вижу твои гнѣвъ. Если мнѣ долѣе остаться здѣсь, мы возобновимъ свою прежнюю ссору.-- Прощайте, лорды. Когда-же меня не будетъ, вспомните мое предсказаніе, что Франція скоро будетъ потеряна. (Уходитъ).
   Кардиналъ. Нашъ протекторъ уходитъ взбѣшенный! Вамъ извѣстно, что онъ мнѣ врагъ; нѣтъ, даже врагъ всѣмъ и, боюсь я, даже не особенный другъ королю. Разсудите лорды: онъ ближайшій въ родѣ къ королю и прямой наслѣдникъ англійской короны. Хотя-бы Генрихъ пріобрѣлъ своимъ бракомъ цѣлое государство и всѣ богатыя западныя королевства, и то онъ имѣлъ-бы поводъ быть этимъ недоволенъ. Замѣтьте это, лорды, не дайте его льстивымъ рѣчамъ обворожить ваши сердца; будьте благоразумны и осмотрительны. Что изъ того, что простой народъ къ нему благоволитъ, называетъ его: "Гемфри, добрый герцогъ Глостэръ" и рукоплещетъ, громко восклицая: "Іисусе, сохрани его королевское высочество!" и: "храни, Боже, добраго герцога Гемри!" Боюсь я, лорды, что, не смотря на этотъ льстивый блескъ, онъ окажется опаснымъ покровителемъ.
   Бекингэмъ. Такъ чего-жъ ему покровительствовать нашему государю, если онъ уже такихъ лѣтъ, что самъ можетъ управлять собою?-- Кузенъ Сомерсетъ, присоединитесь ко мнѣ, и мы всѣ вмѣстѣ съ герцогомъ Сеффолькомъ живо сгонимъ герцога Гемфри съ мѣста.
   Кардиналъ. Это важное дѣло не терпитъ проволочки: я иду сейчасъ-же къ герцогу Сеффольку (Уходитъ).
   Сомерсетъ. Кузинъ Бекингэмъ, хоть и обидна намъ надменность Гемфри и величіе его назначенія, все-таки будемъ наблюдать за спѣсивымъ кардиналомъ. Его дерзость невыносимѣе, чѣмъ дерзость всѣхъ принцевъ сосѣдней страны. Если Глостера смѣстятъ, такъ онъ будетъ протекторомъ.
   Бекингэмъ. Или ты, Сомерсетъ, или я будемъ протекторами, вопреки герцогу Гемфри или кардиналу (Уходятъ: Бекингэмъ и Сомерсетъ).
   Сольсбюри. Гордость пошла впередъ, честолюбіе слѣдуетъ за нею. Въ то время, какъ они заботятся о своемъ собственномъ повышеніи, намъ подобаетъ заботиться о государствѣ. Никогда не видѣлъ я, чтобъ Гемфри, герцогъ Глостэръ, поступалъ иначе, какъ благородный джентльмэнъ; но часто видѣлъ, что спѣсивый кардиналъ скорѣе какъ солдатъ, нежели какъ служитель церкви, напыщенно и гордо, будто онъ всему хозяинъ, ругался, какъ бродяга, и унижалъ себя, какъ не пристало правителю общественнаго блага. Сынъ мой, Уорикъ, утѣха моей старости! Твои подвиги, твое чистосердечіе и твоя домовитость пріобрѣли тебѣ благосклонность всего населенія, за исключеніемъ добраго герцога Глостэра. А твои дѣйствія въ Ирландіи, братъ Іоркъ, для возстановленія тамъ гражданскаго порядка, твои послѣдніе подвиги въ нѣдрахъ Франціи, когда ты былъ регентомъ, -- представителемъ нашего государя, заставили народъ бояться и уважать тебя.-- Соединимся-же для народнаго блага, чтобы, чѣмъ съумѣемъ, обуздать и подавить гордость Сеффолька, кардинала, а также и тщеславіе Сомерсета и Бекингэма. И, насколько можемъ, будемъ покровительствовать дѣйствіямъ Глостэра, пока онѣ клонятся ко благу государства.
   Уорикъ. И да поможетъ Богъ Уорику такъ-же, какъ онъ любитъ государство и общественное благо своего отечества.
   Іоркъ. Тоже говоритъ и Іоркъ и по важнѣйшей причинѣ.
   Сольсбюри. Пойдемъ-же прочь скорѣе и углубимся въ самое главное.
   Уоркъ. Главное? О, отецъ, вѣдь Мэнъ потерянъ: тотъ самый Мэнъ, что Уорикъ завоевалъ съ большимъ трудомъ и продержалъ-бы до послѣдняго издыханія. Ты хотѣлъ сказать: главное дѣло? А я думалъ о Мэнѣ. который я верну отъ Франціи, а не то пусть буду убитъ (Уходятъ: Уорикъ и Сольсбери).
   Іоркъ. Анжу и Мэнъ отданы французамъ, Парижъ потерянъ, положеніе Нормандіи стало нетвердо. Тепеть, когда ихъ нѣтъ. Сеффолькъ заключилъ условія, пэры ихъ подтвердили, а Генрихъ съ удовольствіемъ промѣнялъ два герцогства на прекрасную дочь одного герцога. Я никого изъ нихъ не могу винить: не все-ли имъ равно? Они, вѣдь отдаютъ твое, а не свое. Пираты могутъ, какъ деньгами, сорить своей добычей, покупать себѣ друзей и раздавать всё распутницамъ, покучивая, какъ господа, пока не растратятъ всего. А между тѣмъ, глупый хозяинъ своего добра плачетъ по немъ и безпомощно ломаетъ руки, качаетъ головой и дрожа стоитъ въ сторонѣ въ то время, какъ его дѣлятъ и уносятъ прочь, а самъ готовъ умереть съ голода изъ боязни прикоснуться къ своей-же собственности. Такъ-то и Іорку приходится сидѣть, грустить и кусать себѣ языкъ въ то время, какъ его земли торгуютъ и покупаютъ. Мнѣ кажется, что государства: Англіи, Франціи и Ирландіи въ такой-же мѣрѣ связаны съ моей плотью и кровью, какъ роковая головня, зажженная Алтеей, съ сердцемъ Калидонскаго принца. Анжу и Мэнъ -- оба отданы французамъ! Плохія вѣсти для меня, потому что я такъ же надѣялся на Францію, какъ и на плодоносную землю Англіи. Придетъ день, когда Іоркъ потребуетъ свое. Поэтому я приму сторону Невилей и выкажу любовь къ гордому герцогу Гемфри, а высмотрѣвъ удобный случай, я потребую себѣ корону,-- ибо такова золотая цѣль, въ которую я хочу попасть. Не гордому Ланкастеру незаконно владѣть моими правами; не держать ему скипетра въ своей ребячьей пригоршнѣ; не носить ему вѣнца на головѣ, набожное настроеніе которой не пристало къ коронѣ. Такъ помолчи-же, Іоркъ, пока время еще не приспѣло. Когда другіе спятъ, ты бодрствуй и стереги, чтобы допытаться до тайны правленія и чтобы Генрихъ, пресыщенный радостями любви, вмѣстѣ съ молодой женою,-- дорого купленной англійской королевой,-- и Гемфри съ пэрами вступятъ въ раздоры. Тогда я высоко подниму млечно-бѣлую розу, и воздухъ будетъ благоухать ея нѣжнымъ ароматнымъ запахомъ. Въ знаменахъ своихъ я вознесу гербы Іорка на состязаніе съ домомъ Ланкастера, и волей-неволей заставлю его уступить мнѣ корону, подъ книжнымъ управленіемъ которой ослабѣла прекрасная Англія (Уходитъ).
  

СЦЕНА II.

Тамъ-же. Комната въ домѣ герцога Глостэра.

  
   Герцогиня. Что склонилъ голову мой повелитель, какъ перезрѣлая рожь подъ щедрымъ бременемъ Цереры? Что сводитъ брови великій герцогъ Гемфри, будто хмурясь на любовь къ нему всего міра? Отчего устремлены глаза твои на мрачную землю; будто видятъ нѣчто, омрачающее твои взоры? Что ты тамъ видишь? Не вѣнецъ-ли короля Генриха, осыпанный всѣми почестями міра? Если такъ, то продолжай смотрѣть, ползи ничкомъ, пока онъ не обойметъ головы твоей. Протяни руку, достань это величественное золото.-- Что? развѣ коротка? Я удлинню ее своею и, поднявъ вмѣстѣ вѣнецъ мы оба, вмѣстѣ, поднимемъ головы наши къ небесамъ и никогда ужь больше не унизимъ своихъ взоровъ тѣмъ, что соблаговолимъ бросить хоть одинъ взглядъ на землю.
   Глостэръ. О, Нелли, дорогая Нелди, если ты любишь своего господина, гони отъ себя червя честолюбивыхъ помысловъ. Пусть моя мысль, если что я задумаю дурное противъ моего короля и племянника,-- добродѣтельнаго Генриха,-- будетъ моимъ послѣднимъ вздохомъ въ этомъ смертномъ мірѣ. Меня печалитъ тревожный сонъ этой ночи.
   Герцогиня. Что снилось моему господину? Скажи мнѣ, и я отплачу тебѣ пріятнымъ разсказомъ моего утренняго сна.
   Глостэръ. Мнѣ казалось, что этотъ жезлъ, знакъ моего сана при дворѣ, переломленъ пополамъ, не помню кѣмъ, но кажется, что кардиналомъ; а на концахъ сломанной палки были головы Эдмонда Сомерсета и Уильяма де-ля-Пуль,-- перваго герцога Сеффолька. Таковъ мой сонъ, и Богъ вѣсть, что онъ предвѣщаетъ.
   Герцогиня. Полно! Онъ просто -- доказательство того, что кто сломитъ хоть прутикъ въ рощѣ Глостэра, тотъ заплатитъ головой за свою дерзость. Но послушай меня, мой Гемфри, дорогой мой герцогъ. Казалось мнѣ, что я сижу на королевскомъ мѣстѣ въ Уэстминстерскомъ соборѣ, на томъ самомъ креслѣ, на которомъ короновались короли и королевы: тамъ Генрихъ и госпожа Маргарита преклонили передо мной колѣни и возложили мнѣ на голову вѣнецъ.
   Глостэръ. Ну, Элеанора, я просто долженъ побранить тебя. Самонадѣянная женщина! Невоспитанная Элеанора! Развѣ ты не вторая въ государствѣ, не жена протектора, и не любима имъ? Развѣ не къ твоимъ услугамъ всѣ свѣтскія удовольствія, превыше всякихъ разсчетовъ или помысловъ? И неужели ты все-таки хочешь ковать измѣну, чтобы низвергнуть себя и своего супруга съ вершины почестей къ ногамъ безчестья? Прочь отъ меня! Не хочу больше ничего слышать.
   Герцогиня. Что это, милордъ? Развѣ вы такъ разсердились на Элеанору за то, что она разсказала вамъ просто свой сонъ. Въ слѣдующій разъ, меня не надо будетъ останавливать, я оставлю свои сны при себѣ.
   Глостэръ. Ну, не сердись-же: я опять тобой доволенъ.
  

Входитъ гонецъ.

  
   Гонецъ. Милордъ протекторъ, его величеству угодно чтобы вы были готовы ѣхать въ Сент-Ольбэнсъ, гдѣ король и королева намѣрены охотиться съ соколами.
   Глостэръ. Сейчасъ иду.-- Пойдемъ-же, Нелли: вѣдь, ты желаешь ѣхать съ нами?
   Герцогиня. Да, дорогой мой господинъ: я тотчасъ-же послѣдую за вами (Уходятъ: Глостэръ и гонецъ). Я должна слѣдовать, потому-что не могу идти впередъ, пока Глостэръ еще придерживается такихъ низкихъ и смиренныхъ воззрѣній. Если-бы я была мужчиной, герцогомъ и ближайшимъ въ родѣ, то удалила-бы эти надоѣдливыя, мѣшающія мнѣ преграды, сравняла-бы путь свой по ихъ обезглавленнымъ плечамъ. Хоть я и женщина, а не замедлю разыграть свою роль въ пышномъ зрѣлищѣ счастья. Да гдѣ вы тамъ? Сэръ Джонъ! Не бойся-же, любезный, мы одни: здѣсь нѣтъ никого, кромѣ тебя, да меня.
  

Входить Юмъ.

  
   Юмъ. Іисусе, сохрани ваше королевское величество.
   Герцогиня. Какъ ты сказалъ? Величество? Я только высочество.
   Юмъ. Но, милостью Божіей и совѣтами Юма, титулъ вашего высочества повысится.
   Герцогиня. Что скажешь, любезный? Совѣтывался-ли ты съ хитрой колдуньей, Марджери Джордэнъ, и съ чародѣемъ Роджеромъ Болинброкомъ? Желаютъ-ли они взяться мнѣ помочь?
   Юмъ. Вотъ, что они обѣщали: что покажутъ вашему высочеству духа, вызваннаго изъ нѣдръ земли, который будетъ отвѣчать на всѣ вопросы, какіе ваше высочество ему предложите.
   Герцогиня. Хорошо; я подумаю объ этихъ вопросахъ, а когда мы возвратимся изъ Сент-Ольбэнса, тогда вполнѣ осуществимъ это дѣло. Вотъ, Юмъ, возьми себѣ это въ награду.Повеселись, любезный, со своими соучастниками въ этомъ важномъ дѣлѣ (Уходитъ).
   Юмъ. Юмъ долженъ веселиться на золото герцогини. Ну, что-жъ. Онъ и повеселится. Но какъ-же такъ, сэръ Джонъ Юмъ? Замкните ваши уста и не произносите ни слова, кромѣ: тсс! Это дѣло требуетъ безмолвной тайны. Госпожа Элеонора даетъ золота за то, чтобъ привести колдунью: но золото не можетъ быть не кстати, хотя-бы она была самимъ дьяволомъ Однако, есть у меня и иное золото, перепавшее мнѣ съ другого берега: не смѣю сказать, что отъ богача-кардинала или отъ славнаго новоиспеченнаго герцога Сеффолька, но знаю что оно оттуда. Говоря проще, они, зная властолюбивый нравъ госпожи Элеаноры, подкупили меня, чтобы подкопаться подъ герцогиню, прожужжать ей голову про заговоры. Говорятъ: ловкій плутъ не нуждается въ посредникахъ, а между тѣмъ, я посредникъ Сеффолька и кардинала. Если ты, Юмъ, не остережешься, то скоро назовешь ихъ обоихъ парой ловкихъ плутовъ. Что-жъ, такъ оно и есть; и такъ, боюсь я, что плутовство Юма будетъ гибелью для герцогини, а ея позоръ будетъ паденіемъ для Гемфри. Чтобы тамъ ни вышло, а я получу золото за все (Уходитъ).
  

СЦЕНА III.

Тамъ-же. Комната во дворцѣ.

Входятъ: Питеръ и другіе съ просьбами.

   1-й проситель. Станемъ поближе, господа: милордъ протекторъ скоро здѣсь пройдетъ и мы тогда можемъ вручить ему наши письменныя просьбы.
   2-й проситель. Конечно! Господь его помилуй, онъ добрый человѣкъ! Іисусе, благослови его!
  

Входятъ: Сеффолькъ и королева Маргарита.

  
   1-й проситель. Вотъ онъ, кажется, идетъ; а съ нимъ и королева. Я стою здѣсь первымъ.
   2-й проситель. Назадъ, дуракъ! Это герцогъ Сеффолькъ, а не протекторъ.
   Сеффолькъ. Что тебѣ, малый? Что тебѣ отъ меня нужно?
   1-й проситель. Прошу, милордъ, прощенья: я принялъ васъ за лорда протектора.
   Королева Маргарита (читаетъ надпись). "Милорду протектору".-- Вы просите его высочество? Дайте мнѣ посмотрѣть. Въ чемъ твоя просьба?
   1-й проситель. Съ позволенія вашего величества, я жалуюсь на Джона Гудмэна, слугу милорда кардинала, въ томъ что онъ отнялъ отъ меня мой домъ, мою землю, мою жену и все мое.
   Сеффолькъ. Такъ и жену твою тоже? Это, дѣйствительно дурно.-- А твоя -- въ чемъ?-- Это еще что? (Читаетъ). Жана герцога Сеффолька, въ томъ, что онъ огородилъ Мельфордскіе выгоны". Что это значитъ, господинъ бездѣльникъ?
   2-й проситель. Увы, сударь! Я лишь бѣдный проситель за всѣхъ нашихъ горожанъ.
   Питеръ (подавая просьбу). Жалоба на моего хозяина Томаса Хорнера, въ томъ, что онъ говорилъ, будто герцогъ Іоркъ законный наслѣдникъ престола.
   Королева Маргарита. Что ты говоришь? Развѣ герцогъ Іоркъ сказалъ, что онъ законный наслѣдникъ престола?
   Питеръ. Кто? Мой-то хозяинъ? Нѣтъ, честное слово, не онъ; а мой хозяинъ говорить, что это Іоркъ сказалъ; и еще:-- что король похититель престола.
   Сеффолькъ. Кто тамъ есть? (Входятъ слуги). Возьмите этого человѣка и сейчасъ-же пошлите съ констэблемъ за его хозяиномъ. -- Мы еще услышимъ о твоемъ дѣлѣ передъ королемъ (Уходятъ: слуги и Питеръ).
   Королева Маргарита. Что-же касается васъ, такъ любящихъ защиту крыла милости нашего протектора, то лишите снова свои просьбы и снова обращайтесь къ нему (Разрываетъ ихъ просьбы). Вонъ, подлые негодяи!-- Сеффолькъ. уберите ихъ.
   Всѣ. Ну-же, пойдемте! (Уходятъ просители).
   Королева Маргарита. Скажите, милордъ Сеффолькъ, таковъ у васъ порядокъ, такой обычай при англійскомъ дворѣ? Таково-ли управленіе острова Британіи, такова-ли царственность короля Альбіона? Какъ? Развѣ все еще король Генрихъ будетъ ребенкомъ, подъ управленіемъ угрюмаго протектора? Развѣ я королева лишь по титулу да по виду, и должна быть подданною герцога? Говорю тебѣ, Пуль, когда ты въ городѣ Турѣ переломилъ копье въ честь моей любви, и овладѣлъ сердцами французскихъ дамъ, -- я вообразила, что король Генрихъ похожъ на тебя храбростью, любезностью и наружностью. Но его умъ склоненъ лишь къ благочестію, къ отсчитыванію своихъ Ave Maria на четкахъ. Его герои -- пророки и апостолы; его оружіе -- святыя изрѣченія изъ священнаго писанія; наука для него ристалище, а его возлюбленныя -- мѣдныя изображенія причисленныхъ къ лику святыхъ. Я-бы хотѣла, чтобы соборъ кардиналовъ избралъ его въ папы и увезъ въ Римъ, чтобы воздѣть тройственную корону на его главу. Это былъ-бы санъ, самый подходящій къ его набожности.
   Сеффолькъ. Ваше величество, имѣйте терпѣніе. Какъ я былъ причиной прибытія вашего величества въ Англію, такъ и постараюсь въ Англіи, чтобы вы были вполнѣ довольны.
   Королева Маргарита. Кромѣ высокомѣрнаго протектора, есть у насъ еще Бофортъ, властный служитель церкви, Сомерсеть, Бекингэмъ и ворчливый Іоркъ; и малѣйшій изъ нихъ можетъ сдѣлать въ Англіи больше, чѣмъ король.
   Сеффолькъ. А тотъ изъ нихъ, который можетъ наибольше сдѣлать, все-же не можетъ сдѣлать въ Англіи болѣе Невилей: Сольсбери и Іорикъ, вѣдь, не простые пэры.
   Королева Маргарита. Но всѣ эти лорды и въ половину не такъ сильно досаждаютъ мнѣ, какъ эта гордячка, жена лорда протектора: она выступаетъ себѣ при дворѣ, окруженная толпою дамъ, скорѣе, какъ императрица, нежели какъ жена герцога Гемфри. При дворѣ иностранцы принимаютъ ее за королеву. На ней надѣты всѣ доходы герцога, а въ сердцѣ своемъ она презираетъ нашу бѣдность. Неужели я не доживу до того, чтобъ отомстить ей? Эта спѣсивая, мелкопомѣстная, низкорожденная трещотка, еще на-дняхъ, въ кругу своихъ любимцевъ хвалилась тѣмъ, что даже шлейфъ худшаго изъ ея платьевъ стоитъ больше, чѣмъ стоили всѣ земли моего отца, прежде, чѣмъ Сеффолькъ отдалъ ему два два герцогства за дочь.
   Сеффолькъ. Ваше величество, я уже приготовился ловить ее и составилъ такой хоръ увлекательныхъ птицъ, что она сядетъ послушать ихъ пѣсенъ, да больше и не подымется никогда, чтобъ безпокоить ваше величество. Такъ оставьте-же ее, милэди, и послушайте меня, осмѣливающагося давать вамъ въ этомъ совѣты. Хоть мы и не любимъ кардинала, но должны быть въ союзѣ съ нимъ и съ лордами, пока не введемъ герцога Гемфри въ немилость. Что-же касается герцога Іорка, то эта недавняя жалоба на него мало принесетъ ему пользы. Итакъ, одного за другимъ, мы выполемъ ихъ всѣхъ, а сами вы будете счастливо управлять кормиломъ государства.
  

Входятъ: король Генрихъ, Іоркъ и Сомерсетъ; герцогъ и герцогиня Глостэръ; кардиналъ Бофортъ, Бекиегэмъ, Сольсбери и Уорикъ.

  
   Король Генрихъ. Съ моей стороны, благородные лорды, мнѣ все равно: что Сомерсетъ, что Іоркъ, для меня все едино.
   Іоркъ. Если Іоркъ дурно поступалъ во Франціи, такъ ему будетъ отказано отъ регентства.
   Сомерсетъ. Если Сомерсетъ недостоинъ этого мѣста, такъ пусть Іоркъ будетъ регентомъ: я ему уступаю.
   Уорикъ. Достойны-ли ваша свѣтлость, или нѣтъ, не спорьте объ этомъ: Іоркъ все-таки достойнѣе.
   Кардиналъ. Честолюбивый Уорикъ, дай говорить старшимъ.
   Уорикъ. Кардиналъ мнѣ не старшій на полѣ битвы.
   Бекингэмъ. Всѣ здѣсь присутствующіе старшіе для тебя, Уорикъ.
   Уорикъ. Уорикъ можетъ дожить до того, что будетъ старше всѣхъ.
   Сольсбери. Сынъ, молчи. А ты, Бекингэмъ, укажи мнѣ причину, почему въ этомъ надо отдать предпочтеніе Сомерсету.
   Королева Маргарита. Конечно, потому, что такъ хочетъ король.
   Глостеръ. Ваше величество, король достаточно великъ для того, чтобъ самому высказать свое мнѣніе. Это не женское дѣло.
   Королева Маргарита. Если онъ достаточно великъ, то для чего-же вашему высочеству быть протекторомъ его величества?
   Глостеръ. Я, ваше величество, протекторъ государства и по его желанію могу оставить свой постъ.
   Сеффолькъ. Такъ оставь-же его, оставь и свою дерзость. Съ тѣхъ поръ, какъ ты сталъ королемъ, вѣдь, кто-же король, какъ не ты? государство съ каждымъ днемъ ближе къ погибели. За моремъ, дофинъ одержалъ верхъ надъ нами, а всѣ пэры и дворяне государства были рабами твоего величія.
   Кардиналъ. Ты изнурилъ народъ налогами. Церковныя суммы отощали и опустѣли твоими стараніями.
   Сомерсетъ. Твои роскошныя зданія и наряды твоей жены стоили огромныхъ суммъ государственной казнѣ.
   Бекингэмъ. Твоя жестокость въ наказаніи виновныхъ превзошла всякіе законы и сдѣлала тебя самого жертвой законовъ.
   Королева Маргарита. Твой торгъ должностями и городами, если-бы онъ обнаружился, какъ это подозрѣваютъ заставилъ-бы тебя поплясать безъ головы. (Глостэръ уходитъ. Королева роняетъ свой вѣеръ). Подайте-же мой вѣеръ. Что, душечка, не можешь? (Даетъ герцогинѣ пощечину). Прошу прощенья, герцогиня: такъ это вы?
   Герцогиня. Такъ, это я? Да, я, гордая француженка, и еслибъ я только имѣла возможность добраться съ ногтями до твоей красы, то написала-бы свои десять заповѣдей на твоемъ лицѣ.
   Король Генрихъ. Милая тетушка, успокойтесь: это она невольно.
   Герцогиня. Невольно! Смотри, любезный король, спохватись вовремя. Она опутаетъ тебя и будетъ няньчить, какъ ребенка. Но, хоть главный повелитель здѣсь и не носитъ штановъ, а все-таки, Элеанора отомститъ ему за ударъ (Уходитъ).
   Бекингэмъ. Лордъ кардиналъ, я послѣдую за Элеанорой и прислушаюсь къ тому, какъ поступитъ Гемфри. Она такъ уколота, что бѣшенство ея не нуждается въ шпорахъ: она сама далеко помчится на свою погибель (Уходитъ).
  

Снова входитъ Глостэръ.

  
   Глостэръ. Теперь, милорды, когда мой гнѣвъ опалъ, вслѣдствіе прогулки вокругъ площади дворца, я пришелъ говорить о дѣлахъ государства. Что же касается вашихъ злобныхъ и невѣрныхъ обвиненій, то докажите ихъ и я готовъ подлежать законамъ. А Богъ пусть будетъ такъ-же милостивъ ко мнѣ, какъ я вѣренъ любви къ моему королю и отечеству. Но вернемся къ предстоящему намъ дѣлу. Я говорю, государь, что Іоркъ -- самый подходящій человѣкъ для того, чтобъ быть вашимъ регентомъ во французскомъ государствѣ.
   Сеффолькъ. Прежде, чѣмъ сдѣлать выборъ, позвольте мнѣ указать на нѣкоторыя довольно важныя причины, почему Іоркъ -- самый неподходящій для этого человѣкъ.
   Іоркъ. Я скажу тебѣ, Сеффолькъ, почему я неподходящій. Во-первыхъ, потому, что я не могу льстить твоей гордости. Во-вторыхъ потому, что если буду назначенъ на эту должность, милордъ Сеффолькъ задержитъ меня здѣсь, безъ отпуска, безъ денегъ и безъ продовольствія до тѣхъ поръ, пока Франція не будетъ опять въ рукахъ дофина. Послѣдній разъ я тоже плясалъ по его дудкѣ, пока Парижъ не былъ осажденъ, взятъ голодомъ и потерянъ.
   Уорикъ. Я тому свидѣтель: ни одинъ измѣнникъ своей странѣ не сдѣлалъ столь гнуснаго поступка.
   Сеффолькъ. Молчи непокорный Уорикъ!
   Уорикъ. Чего мнѣ молчать, олицетворенная гордость?
  

Входятъ слуги Сеффолька и вводятъ Хорнера и Питера.

  
   Сеффолькъ. Того, что вотъ человѣкъ,обвиняющійся въ измѣнѣ; дай Богъ, чтобы герцогъ Іоркъ могъ оправдаться!
   Іоркъ. Развѣ кто обвиняетъ Іорка въ измѣнѣ?
   Король Генрихъ. Что ты хочешь сказать, Сеффолькъ. Скажи мнѣ, кто это такіе?
   Сеффолькъ. Съ позволенія вашего величества, это слуга, который обвиняетъ своего господина въ государственной измѣнѣ. Вотъ его слова,-- что Ричардъ герцогъ Іоркъ законный наслѣдникъ англійскаго престола и что ваше величество незаконный похититель власти.
   Король Генрихъ. Скажи, любезный, это твои слова?
   Хорнеръ. Съ позволенія вашего величества, я никогда не говорилъ и не думалъ ничего подобнаго. Богъ свидѣтель что меня ложно обвиняетъ этотъ негодяй.
   Питеръ. Милорды, клянусь этими десятью костями (указываетъ на свои пальцы), говорилъ мнѣ онъ это, когда мы однажды ночью, на чердакѣ, чистили латы милорда Іорка.
   Іоркъ. Подлый мусорщикъ и хитрый негодяй! Я сниму съ тебя голову за твои предательскія рѣчи.-- Я прошу ваше величество подвергнуть его всей строгости законовъ.
   Хорнеръ. Увы, милордъ! Хоть повѣсьте меня, никогда я этого не говорилъ. Мой обвинитель -- мой-же ученикъ. На дняхъ я проучилъ его за что-то, а онъ на колѣняхъ поклялся, что поквитается со мною. Я могу это доказать: поэтому умоляю ваше величество, не губить честнаго человѣка по обвиненію негодяя.
   Король Генрихъ. Дядюшка, что скажемъ мы на это дѣло по закону?
   Глостэръ. Вотъ каковъ мой приговоръ, милордъ, насколько я могу судить. Пусть Сомерсетъ будетъ регентомъ французовъ, если на Іорка падаетъ подозрѣніе. А людямъ этимъ пусть назначатъ день для поединка въ подобающемъ мѣстѣ, потому что у хозяина есть доказательства, что его слуга лжетъ. Таковъ законъ и таковъ приговоръ герцога Гемфри.
   Сомерсетъ. Благодарю покорно, ваше королевское величество.
   Хорнеръ. А я охотно принимаю поединокъ.
   Питеръ. Увы, милордъ! Я не могу драться. Ради Бога, сжальтесь надо мной! Людская злоба осилила меня. О, Господи, помилуй меня! Я никогда не буду въ состояніи нанести ни одного удара. О, Господи, мое сердце...
   Глостэръ. Или ты, мошенникъ, будешь драться, или тебя повѣсятъ.
   Король Генрихъ. Ведите ихъ въ тюрьму; а день поединка пусть будетъ послѣдній въ будущемъ мѣсяцѣ. Пойдемъ, Сомерсетъ, озаботимся, какъ тебя отправить (Уходятъ).
  

СЦЕНА IV.

Тамъ-же. Садъ герцога Глостэра.

Входятъ: Марджери Джордэнъ, Юмъ Саусуэль и Болингброкъ.

  
   Юмъ. Идите, господа; говорю вамъ, что герцогиня ожидаетъ исполненія вашихъ обѣщаній.
   Болингброкъ. Господинъ Юмъ, мы къ этому приготовились. Желаетъ-ли ея свѣтлость видѣть и слышать наши заклинанія?
   Юмъ. Да; какъ-же иначе? Не сомнѣвайтесь въ ея храбрости.
   Болингброкъ. Я слышалъ, про нее говорятъ, будто она женщина непоколебимаго, непреоборимаго духа;но все-таки было-бы удобнѣе, господинъ Юмъ, чтобъ вы были при ней, наверху, пока мы будемъ работать внизу. Итакъ, идите съ Богомъ, оставьте насъ (Юмъ уходитъ). Ну, тетка Джорденъ, ложись, скорчись на землѣ ничкомъ, а ты, Джонъ Саусуэль, читай и примемся за дѣло.
  

Входитъ наверху герцогиня.

  
   Гегцогиня. Хорошо сказано, господа; добро пожаловать вамъ всѣмъ. За дѣло-же, и чѣмъ скорѣй, тѣмъ лучше.
   Болингброкъ. Терпѣніе, добрая лэди: чародѣи знаютъ свое время. Глубокая ночь, темная, черная ночь, безмолвная ночь, ночное время, когда зажжена была Троя; то время ночи, когда кричатъ сычи, воютъ сторожевые псы, когда духи бродятъ, а привидѣнія разв ерзаютъ свои могилы,-- вотъ самое подходящее время для дѣла, которое намъ предстоитъ. Садитесь, сударыня, и не бойтесь: мы замкнемъ въ священномъ кругу того, кого вызываемъ (Тутъ они исполняютъ подобающія церемоніи и чертятъ кругъ; Болингброкъ или Саусуэлъ читаетъ: "Conjura te", и т. д. Страшный громъ и молнія; затѣмъ появляется духъ).
   Духъ. Adsum.
   Марджери Джорденъ. Азматъ! Именемъ вѣчнаго Бога, передъ именемъ и властью котораго ты трепещешь, отвѣчай на мои вопросы; ты не отойдешь отсюда, пока всего не скажешь.
   Духъ. Спрашивай, что угодно.-- Хоть-бы скорѣе я отвѣтилъ и покончилъ!
   Болингброкъ. Прежде всего король. Что съ нимъ будетъ?
   Духъ. Еще живъ герцогъ, который свергнетъ Генриха, но тотъ его переживетъ и умретъ насильственной смертью. (По мѣрѣ того, какъ духъ говоритъ, Саусуэль записываетъ отвѣты).
   Болингброкъ. Какая судьба ожидаетъ герцога Сеффолька?
   Духъ. Отъ воды онъ умретъ, отъ нея приметъ свою кончину.
   Болингброкъ. Что постигнетъ герцога Сомерсета?
   Духъ. Пусть онъ избѣгаетъ замковъ: ему безопаснѣе въ песчаныхъ равнинахъ, нежели тамъ, гдѣ стоятъ возвышенные замки. Кончай-же; я больше не могу терпѣть.
   Болингброкъ. Спустись-же во мракъ и въ огненное море. Злой духъ, удались! (Громъ и молнія. Духъ спускается Входятъ торопливо Іоркъ и Бекингэмъ со стражей.
   Іоркъ. Возьмите этихъ измѣнниковъ и весь ихъ скарбъ. Красотка, мы за тобой слѣдили по пятамъ. Какъ, сударыня и вы здѣсь? Король и государство вамъ глубоко обязаны за такіе труды. Я не сомнѣваюсь, что лордъ протекторъ озаботится хорошенько васъ наградить за такія добрыя дѣла.
   Герцогиня. Онѣ и въ половину не такъ дурны, какъ твои относительно короля Англіи, дерзкій герцогъ, угрожающій безъ причины.
   Бекингэмъ. Совершенно вѣрно, сударыня: безо всякой причины. А какъ это по вашему называется? (Показываетъ ей бумаги). А тѣхъ ведите прочь! Заприте ихъ покрѣпче и держите порознь. Вы, сударыня, отправитесь съ нами. Стаффордъ, бери ее съ собою (Герцогиня уходитъ сверху). Мы позаботимся, чтобы и бездѣлушки ваши были представлены на судъ. Уходите вы всѣ! (Уходятъ: стража, Саусуэлъ, Болингброкъ и др.).
   Іоркъ. Лордъ Бекингэмъ, мнѣ кажется, вы выслѣдили ее хорошо. Прекрасная завязка, удачно выбранная для того, чтобы ее развить. А теперь, милордъ, пожалуйста, посмотримъ бѣсовскія письмена. Что-то тамъ есть? (Читаетъ). "Еще живъ герцогъ, который свергнетъ Генриха; но онъ его переживетъ и умретъ насильственной смертью". Ну это точь въ точь, какъ: "Aio te, AEacida, Romanos vincere posse". Ну. Что-же дальше? "Скажи мнѣ, какая судьба ожидаетъ герцога Сеффолька?"--"Отъ воды онъ умретъ, отъ нея приметъ свою кончину".-- Что постигнетъ герцога Сомерсета? "Пусть онъ избѣгаетъ замковъ: ему безопаснѣе въ песчаныхъ равнинахъ, нежели тамъ, гдѣ стоятъ возвышенные замки". Такъ-то, милорды: трудно добыты эти предсказанія и трудно онѣ понимаются. Король теперь на пути въ Сент-Ольбэнсъ, а съ нимъ путь этой прелестной лэди. Туда пойдутъ эти вѣсти, какъ только могутъ они скорѣе донести ихъ: печальный завтракъ для лорда протектора.
   Бекингемъ. Милордъ Іоркъ, не разрѣшитъ-ли мнѣ ваша свѣтлость быть на этотъ разъ почтальономъ, въ надеждѣ получить отъ него награду?
   Іоркъ. Если вамъ угодно, любезный лордъ. Эй, кто тамъ есть? (Входитъ слуга). Проси милордовъ Сольсбери и Уорика завтра вечеромъ ко мнѣ на ужинъ. Идемте! (Уходятъ).
  

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

Сентъ-Ольбэнсъ.

Входятъ: Король Генрихъ, королева Маргарита, Глостеръ, Кардиналъ и Сеффолькъ; сокольничьи перекликаются.

  
   Королева Маргарита. Повѣрьте мнѣ, лорды, до сего дня я за послѣднія семь лѣтъ еще не видала такой удачной охоты за водяными птицами. Однако, надо замѣтить, что вѣтеръ былъ очень силенъ и было десять шансовъ противъ одного, что старый Джонъ не взлетитъ.
   Король Генрихъ. Но какой взмахъ, милордъ, сдѣлалъ, вашъ соколъ и насколько выше остальныхъ онъ поднялся! Какъ Божьи дѣянія видны на всѣхъ его твореньяхъ! Да, какъ птицы, такъ и люди стремятся въ вышину.
   Сеффолькъ. Ничего мудренаго, съ позволенія вашего величества, что сокола лорда протектора парятъ такъ высоко: они знаютъ, что господинъ ихъ любитъ вышину и мысли свои возноситъ выше соколинаго полета.
   Глостэръ. Милордъ, лишь человѣкъ низкій и подлый душою не поднимется выше птичьяго полета.
   Кардиналъ. Такъ я и думалъ: онъ хочетъ быть превыше облаковъ.
   Глостэръ. Да, милордъ кардиналъ, какъ вамъ это покажется?Развѣ нехорошо-бы было для вашего высокопреподобія взлетѣть на небо?
   Король Генрихъ. Въ хранилище превѣчнаго блаженства.
   Кардиналъ. Твое небо -- земля, глаза твои и мысли направлены къ коронѣ,-- сокровищу твоей души. Ты зловредный протекторъ, опасный пэръ, который ластится къ королю и государству.
   Глостэръ. Что это, кардиналъ? Развѣ ужь ваше священство стало такъ догматично? Tantaene animis coelestibus irae? Развѣ служители Церкви такъ горячатся? Любезный дядя припрячьте вашу злобу: можете-ли вы это сдѣлать при вашей святости?
   Сеффолькъ. Это не злоба, сэръ; это не болѣе того, что пристало такой доброй ссорѣ и такому плохому пэру.
   Глостэръ. Какъ это, милордъ?
   Сеффолькъ. Ну, какъ вы, милордъ, какъ ваше высокопротекторство?
   Глостэръ. Ну, Сеффолькъ, дерзость твоя извѣстна по всей Англіи.
   Королева Маргарита. И твое честолюбіе также, Глостзръ.
   Король Генрихъ. Молчи, прошу тебя, любезная королева; не подстрекай болѣе этихъ разъяренныхъ пэровъ, ибо блаженны миротворцы на землѣ.
   Кардиналъ. Да буду я благословенъ за тотъ миръ, который я своимъ мечемъ водворю въ этомъ надменномъ протекторѣ.
   Глостэръ (въ сторону кардиналу). Клянусь, любезный дядя, я-бы желалъ, чтобы до этого дошло!
   Кардиналъ (Въ сторону). Что-жь, пожалуй, коли посмѣешь.
   Глостэръ (въ сторону). Не обращай на это дѣло вниманія кучки мятежниковъ; своей собственной особой отвѣть за оскорбленье.
   Кардиналъ (въ сторону). Хорошо, но только тамъ, куда-бы ты не смѣлъ заглянуть; а если осмѣлишься, такъ сегодня вечеромъ на восточной опушкѣ рощи.
   Король Генрихъ. Чего вы, лорды?
   Кардиналъ. Повѣрь мнѣ, кузенъ Глостэръ, еслибь слуга твой не поймалъ дичи, такъ внезапно, мы еще поохотились-бы (въ сторону Глостэру). Приноси свой мечъ въ двѣ рукоятки.
   Глостэръ. Совершенно вѣрно, дядя.
   Кардиналъ (въ сторону). Такъ что-жь вы, разсудили? Съ восточной стороны рощи.
   Глостеръ (въ сторону). Кардиналъ, я съ вами согласенъ.
   Король Генрихъ. Ну, что тамъ, дядя Глостэръ?
   Глостэръ. Толкуемъ о соколиной охотѣ и ни о чемъ другомъ, ваше величество (въ сторону). Ну, клянусь Матерью Господней, попъ, я за это выбрѣю тебѣ макушку или мое ратное искусство оплошаетъ.
   Кардиналъ (въ сторону). Medice, te ipsum, протекторъ: и ты также остерегайся. Оберегай также и себя.
   Король Генрихъ. Вѣтеръ усиливается и вашъ гнѣвъ также, лорды. Какъ докучная музыка отзывается онъ въ моемъ сердцѣ! Когда разрываются такія узы, какая можетъ быть надежда на согласіе? Прошу васъ, милорды, дайте мнѣ уладить эту ссору.
  

Входитъ горожанинъ Сентъ-Ольбэна, крича: Чудо!

  
   Глостэръ. Что значитъ этотъ шумъ? Что за чудо ты провозглашаешь?
   Горожаникъ. Чудо! Чудо!
   Сеффолькъ. Подойди къ королю и разскажи ему, что это за чудо?
   Горожанинъ. Клянусь вамъ, какой-то слѣпой, полчаса тому назадъ, прозрѣлъ у раки святого Ольбэна,-- слѣпой, никогда въ жизни прежде не видавшій свѣта.
   Король Генрихъ. Хвала Господу, который даетъ душамъ вѣрующихъ свѣтъ въ потемкахъ и утѣшеніе въ отчаяніи.
  

Входятъ: мэръ Сентъ-Ольбэна со всею братіей; Симпкоксъ, котораго двое людей несутъ на креслѣ; его жена и множество народа.

  
   Кардиналъ. Вотъ горожане идутъ процессіей, чтобы представить этого человѣка вашему величеству.
   Король Генрихъ. Велика его отрада въ сей земной юдоли, хотя зрѣніемъ умножатся его грѣхи.
   Глостэръ. Помогите, господа, поднесите его ближе къ королю. Его величеству угодно говорить съ нимъ.
   Король Генрихъ. Разскажи намъ, добрый человѣкъ, какъ было дѣло, чтобы и мы вмѣстѣ съ тобою могли воздать хвалу Богу. Какъ? Неужели ты уже давно былъ слѣпъ, а теперь прозрѣлъ?
   Симпкоксъ. Родился слѣпымъ, съ позволенія вашего величества.
   Жена. Да, именно, такъ точно.
   Сеффолькъ. Что это за женщина?
   Жена. Его жена, съ позволенія вашей свѣтлости.
   Глостэръ. Еслибъ ты была его матерью, ты могла-бы это сказать вѣрнѣе.
   Король Генрихъ. Гдѣ-ты родился?
   Симпкоксъ. На сѣверѣ, въ Беруикѣ, съ позволенія вашего величества.
   Король Генрихъ. Бѣдняга! велика милость Божія у тебѣ. Пусть-же не проходитъ ни дня, ни ночи, неосвященными памятью о томъ, что сдѣлалъ для тебя Господь.
   Королева Маргарита. Скажи мнѣ, добрый человѣкъ. случайно-ли ты сюда пришелъ, къ этой святой ракѣ, или изъ благоговѣнія?
   Симпкоксъ. Богу извѣстно, что изъ чистаго благоговенія. Разъ сто, или еще того чаще, меня звалъ святой Олбэнъ, говоря:-- Иди, Симпкоксъ, иди къ моей ракѣ, и я тебѣ помогу!
   Жена. Въ самомъ дѣлѣ, это вѣрно; я сама часто слышала, какъ голосъ его звалъ.
   Кардиналъ. Какъ? Да ты еще и хромъ?
   Симпкоксъ. Да, помоги мнѣ Всемогущій!
   Сеффолькъ.Какъ это съ тобой случилось?
   Симпкоксъ. При паденіи съ дерева.
   Жена. Со сливы, господинъ.
   Глостэръ. Давно-ли ты ослѣпъ?
   Симпкоксъ. О, я такъ родился, господинъ.
   Глостэръ. Какъ? И все-таки хотѣлъ влѣзть на дерево?
   Симпкоксъ. Но вѣдь это лишь въ юности, за всю мою жизнь.
   Жена. Даже слишкомъ вѣрно: вотъ онъ и поплатился дорого за это лазанье.
   Глостэръ. Клянусь всѣмъ святымъ, ты очень любиль сливы, если вздумалъ такъ рисковать.
   Симпкоксъ. Увы, господинъ, женѣ моей хотѣлось дамасскихъ сливъ, и она заставила меня лѣзть съ опасностью жизни.
   Глостэръ. Хитрый плутъ; но это ему, однако, не поможетъ.-- Дай мнѣ посмотрѣть твои глаза. Теперь моргни; теперь открой ихъ.-- По моему ты не хорошо видишь.
   Симпкоксъ. Напротивъ, господинъ: ясно, какъ днемъ, и благодарю Бога и святого Ольбэна.
   Глостэръ. И ты вѣрно говоришь? А какого цвѣта этотъ плащъ?
   Симпкоксъ. Краснаго, господинъ; краснаго, какъ кровь.
   Глостэръ. Что-жь, это сказано прекрасно. Какого цвѣта моя одежда?
   Симпкоксъ. Да чернаго, конечно;-- чернаго, какъ уголь, какъ черный янтарь.
   Король Генрихъ. Такъ ты, значитъ, знаешь, какого цвѣта черный янтарь?
   Сеффолькъ. А между тѣмъ онъ, кажется никогда не видалъ чернаго янтаря.
   Глостэръ. Но видѣлъ, до сего дня, много плащей и платьевъ.
   Жена. Никогда, до сего дня, во всей своей жизни.
   Глостэръ. Скажи мнѣ, малый: какъ его имя?
   Симпкоксъ. Увы, господинъ, я не знаю.
   Глостэръ. А его?
   Симпкоксъ. Право, господинъ, не знаю.
   Глостэръ. А какъ твое собственное?
   Симпкоксъ. Саундеръ Симпкоксъ, съ позволенія вашего, господинъ.
   Глостэръ. Ну, постой же, Саундеръ, самый лживый изъ плутовъ во всемъ христіанскомъ мірѣ! если-бы ты родился слѣпымъ, ты все-таки могъ-бы знать наши имена, такъ же, какъ и назвать различные цвѣта нашихъ платьевъ. Зрѣніемъ можно различить цвѣта, но тотчасъ-же назвать ихъ всѣ невозможно. Милорды, святой Ольбэнъ сдѣлалъ чудо, а какъ вамъ покажется искусство того, кто возвратитъ ноги этому калѣкѣ?
   Симпкоксъ. О, господинъ, еслибъ вы могли!
   Глостэръ. Господа сентъ-ольбэнцы, нѣтъ-ли у васъ въ городѣ караульныхъ и того, что называютъ кнутами?
   Мэръ. Конечно, милордъ, къ вашимъ услугамъ.
   Глостэръ. Ну, такъ пошлите сейчасъ-же за однимъ изъ нихъ.
   Мэръ. Ступай, малый, и приведи караульнаго прямо сюда (Уходитъ одинъ изъ служителей).
   Глостэръ. А теперь, пока, подайте мнѣ сюда скамейку. (На сцену выносятъ скамейку). Ну, малый, если хочешь спастись отъ кнута, перескочи мнѣ черезъ эту скамейку и бѣги прочь.
   Симпкоксъ. Увы, господинъ, я даже не могу стоять безъ поддержки одинъ; вы хотите мучить меня понапрасну.
  

Возвращается слуга и караульный съ кнутомъ.

  
   Глостэръ. Ну, сэръ, мы должны заставить васъ разъискать ваши ноги. Бей его, служивый, пока онъ не перескочатъ черезъ эту самую скамейку.
   Караульный. Слушаю, милордъ. Ну-ка, малый, живо. Долой рубаху!
   Симпкоксъ. Увы, господинъ! Что-же мнѣ дѣлать? я въ состояніи даже стоять (Послѣ того, какъ караульный хватилъ его одинъ разъ, онъ перескакиваетъ черезъ скамейку и убѣгаетъ прочь; за нимъ слѣдуетъ народъ, съ крикомъ: "Чудо!").
   Король Генрихъ. О, Боже! Ты это видишь и терпишь такъ долго?
   Королева Маргарита. Мнѣ было смѣшно смотрѣть какъ побѣжалъ этотъ негодяй.
   Глостэръ. Ступайте за плутомъ и уберите прочь эту шлюху.
   Жена. Увы, сэръ, мы это сдѣлали, вѣдь просто отъ нужды.
   Глостэръ. Пусть ихъ бьютъ кнутомъ въ каждомъ торговомъ городѣ, пока они не дойдутъ до Беруика, изъ котораго пришли (Входятъ: Мэръ, караульный, жена Симпкокса и др.)
   Кардиналъ. Герцогь Гемфри совершилъ сегодня чудно.
   Сеффолькъ. Это правда: онъ заставилъ хромого скакать и бѣгать.
   Глостэръ. Но вы сдѣлали больше чудесъ, чѣмъ я: вы, милордъ, обратили въ бѣгство въ одинъ день цѣлые города.
  

Входитъ Бекингэмъ.

  
   Король Генрихъ. Какія вѣсти принесъ кузенъ нашъ Бекингэмъ?
   Бекингэмъ. Такія, что сердце мое замираетъ ихъ открыть. Кучка злыхъ людей, склонныхъ къ непотребнымъ дѣламъ, подъ предводительствомъ и при сообщничествѣ лэди Элеаноры, супруги протектора,-- главы и начальницы этого возмущенія,-- злоумышляли противъ вашего государства; водились съ колдуньями и чародѣями, которыхъ мы и накрыли на мѣстѣ преступленія, когда они вызывали злыхъ духовъ изъ преисподней, вопрошая ихъ о жизни и смерти короля Генриха и другихъ частныхъ совѣтниковъ вашего высочества, о чемъ ваша свѣтлость знаете болѣе подробно.
   Кардиналъ. Итакъ, милордъ протекторъ, вслѣдствіе этого, ваша супруга предстанетъ въ Лондонѣ на судъ. Эта вѣсть, я думаю, направила иначе остріе вашего оружія; весьма вѣроятно, милордъ, что вы не соблюдете своего часа.
   Глостэръ. Честолюбивый служитель церкви, перестань огорчать мое сердце. Горе и тоска одолѣли всѣ мои силы: и побѣжденный (какимъ я и есть) я уступаю тебѣ, какъ уступилъ-бы и подлѣйшему изъ рабовъ.
   Король Генрихъ. О, Боже! Какія бѣды творятъ злые и тѣмъ самымъ навлекаютъ посрамленіе на свою-же голову!
   Королева Маргарита. Видишь, Глостэръ, какое пятно на твоемъ гнѣздѣ; смотри-же, чтобъ ты самъ былъ лучше и безупречнѣе.
   Глостэръ. Ваше величество, что касается меня, я призываю Небо въ свидѣтели, какъ я любилъ своего короля и государство. Что-же касается моей жены, я не знаю, что это такое. Мнѣ грустно слышать то, что я услышалъ. Она благородна, но если она забыла честь и добродѣтель и зналась съ тѣми, которые, какъ сажа, мараютъ дворянство,-- я изгоняю ее отъ своего ложа и общества и отдаю ее, въ добычу законамъ и позору, который обезславилъ честное имя Глостэра.
   Король Генрихъ, Ну, на эту ночь мы отдохнемъ здѣсь завтра снова направимся обратно въ Лондонъ разсмотрѣть что дѣло основательно, призвать къ отвѣту этихъ гнусныхъ оскорбителей и взвѣсить это дѣло на безпристрастныхъ вѣсахъ правосудія, господство которыхъ непоколебимо для того чья правда сильнѣе (Трубы. Уходятъ).
  

СЦЕНД II.

Лондонъ. Садъ герцога Іорка.

Входятъ: Іоркъ, Сольсбери и Уорикъ.

  
   Іоркъ. Теперь, любезные лорды Сольсбери и Уорикъ, когда нашъ скромный ужинъ оконченъ, дозвольте мнѣ узнать, въ этихъ укромныхъ аллеяхъ, для моего собственнаго удовлетворенія, ваше мнѣніе о томъ, что мои права на англійскій престолъ неоспоримы.
   Сольебери. Милордъ, мнѣ не терпится услышать о нихъ подробно.
   Уорикъ. Милый Іоркъ, начинай-же: и если твои права вѣрны, то Невили готовы быть твоими послушными подданными.
   Іоркъ. Такъ вотъ оно какъ. У Эдуарда Третьяго, милорды, было семеро сыновей. Первый -- Эдуардъ Черный принцъ, принцъ Уэльскій; второй -- Уильямъ Хетфильдскій; третій -- Ііонель, герцогъ Кларэнскій, а за нимъ слѣдующимъ былъ Джонъ Гаунтъ, герцогъ Ланкастеръ; пятый -- Эдмондъ Ленгли, герцогъ Іоркскій; шестой -- Томасъ Уудстокъ, герцогъ Глостэръ; Уильямъ Уиндзорскій былъ седьмой и послѣдній. Эдуардъ, Черный принцъ, умеръ прежде своего отца и оставилъ послѣ себя единственнаго сына, Ричарда, который, по смерти Эдуарда Третьяго, царствовалъ, пока Генрихъ Болингброкъ, герцогъ Ланкастеръ, старшій сынъ и наслѣдникъ Джона Гаунта, коронованный подъ именемъ Генриха Четвертаго, не завладѣлъ правленьемъ, не свергнулъ законна короля и не отправилъ его бѣдную супругу во Францію о куда она и прибыла, а его самого въ Помфретъ,-- гдѣ, какъ вамъ всѣмъ извѣстно, безобидный Ричардъ былъ предательски убитъ.
   Уорикъ. Отецъ, герцогъ говоритъ правду: такимъ-то разомъ, Ланкастерскій домъ добылъ себѣ корону.
   Іоркъ. Которую и удерживаетъ теперь за собою силой, но не правомъ, потому-что по смерти Ричарда, наслѣдника перваго сына, надлежало царствовать потомкамъ слѣдующаго сына.
   Сольсбери. Но Уильямъ Хэтфильдскій умеръ, не оставивъ наслѣдника.
   Іоркъ. Третій сынъ, герцогъ Кларэнсъ, по линіи котораго я требую короны, имѣлъ потомство:-- дочь Филиппу, которая вышла за Эдмонда Мортимера, графа Марча; Эдмондъ имѣлъ потомство:-- Роджера Марча; Роджеръ имѣлъ потомство: Эдмонда, Анну и Элеанору.
   Сольсбери. Этотъ Эдмондъ, въ царствованіе Болингброка, какъ я читалъ объ этомъ, предъявилъ свои права на корону, и былъ-бы королемъ, еслибъ не Оуэнъ Глендауэръ, который продержалъ его въ заточеніи, пока онъ не умеръ. Но вернемся къ остальнымъ.
   Iоркъ. Его старшая сестра, Анна, моя мать, наслѣдница короны, вышла за графа Кэмбриджа, который былъ сыномъ Эдмонда Лэнгли, пятаго сына Эдуарда Третьяго. По ней я и требую себѣ королевства: та была наслѣдницей Роджера, графа Марча, который былъ сыномъ Эдмонда Мортимера, женатаго на Филиппѣ, единственной дочери Ліонеля, герцога Кларэнса. Итакъ, если потомкамъ старшаго сына подобаетъ наслѣдовать прежде младшаго, то я король.
   Уорикъ. Какой ясный выводъ можетъ быть еще яснѣе? Генрихъ требуетъ корону черезъ Джона Гаунта, четвертаго сына; Іоркъ требуетъ ее черезъ третьяго. Пока не порвется линія Ліонеля, онъ не долженъ царствовать: а она еще не прервалась, но процвѣтаетъ въ тебѣ, въ твоихъ сыновьяхъ, прекрасныхъ отпрыскахъ этого древа. Ну, отецъ мой, Сольсбери, преклонимъ-же колѣна и, въ этомъ уединенномъ мѣстѣ, пусть мы первые привѣтствуемъ своего законнаго государя, съ почестью, подобающей его родовому праву на корону.
   Оба. Да здравствуетъ нашъ государь Ричардъ, король англійскій!
   Іоркъ. Благодаримъ васъ, лорды! Но я не король вамъ, пока не коронованъ и пока мечъ мой еще не обагренъ живой еще кровью Ланкастерскаго дома; а сдѣлать это надо не надо, но разсудительно и въ таинственномъ молчаніи. Въ эти опасныя времена дѣлайте, какъ я: закрывайте глаза на герцога Сеффолька, на гордость Бофорта, на честолюбіе Сомерсета, Бекингема и на всю ихъ клику, пока они не поймаютъ въ западню пастуха всего стада -- добродѣтельнаго принца, добраго герцога Гемфри. Они этого ищутъ и ища, найдутъ себѣ смерть, если Іоркъ можетъ быть пророкомъ.
   Сольсбери. Милордъ.оставимъ это:мы уже знаемъ ваше мнѣніе подробно.
   Уорикъ. Моесердце говоритъ мнѣ,что графъ Уорикъ нѣкогда сдѣлаетъ герцога Іорка королемъ.
   Іоркъ. А я, Невиль, вотъ въ чемъ увѣренъ: Ричардъ дожить до того, что сдѣлаетъ графа Уорика величайшимъ въ Англіи человѣкомъ, послѣ короля (Уходятъ).
  

СЦЕНА III.

Тамъ-же. Зала суда.

Трубы. Входятъ: король Генрихъ, королева Маргарита, Глостэръ, Іоркъ, Сеффолькъ и Сольсбери; герцогиня Глостэръ, Марджери, Джорденъ, Саусуэлъ, Юмъ и Болинброкъ подъ стражей.

  
   Король Генрихъ. Подойдите, Элеанора Кобэмъ, супруга Глостэра. Предъ лицомъ Божіимъ и моимъ, ваша вина велика: прими-же возмездіе, надлежащее по закону за грѣхи, которые въ писаніи Божіемъ караются смертью (къ Марджери Джорденъ и др.). Вы, четверо, отсюда опять вернетесь въ тюрьму, а оттуда -- на мѣсто казни; колдунью въ пепелъ сожгутъ въ Смисфильдѣ, а васъ троихъ удавятъ на висѣлицѣ.-- И вы,сударыня, такъ какъ вы благороднаго происхожденія, послѣ трехдневнаго наказанія передъ народомъ, будете на всю жизнь лишены почестей и поселитесь съ сэромъ Джономъ Стэнли на родинѣ, въ изгнаніи, на островѣ Мэнѣ.
   Герцогиня. Я довольна изгнаніемъ, но была-бы довольнѣе смертью.
   Глостэръ. Елеанора, ты видишь, что законъ осудилъ тебя: я не могу оправдывать тѣхъ, кого осуждаетъ законъ. (Уходятъ: герцогиня и другіе заключенные подъ стражей). Глаза мои полны слезъ, а сердце -- горя. Ахъ, Гемфри! Такой позоръ въ твои годы съ горя наклонитъ твою главу къ землѣ.-- Умоляю ваше величество отпустить меня: печаль моя требуетъ утоленія, а мои годы -- спокойствія.
   Король Генрихъ. Постой, Гемфри, герцогъ Глостэръ. Прежде, чѣмъ уйти, отдай мнѣ свой жезлъ. Генрихъ самъ будетъ себѣ протекторомъ; а Богъ будетъ моей опорой, моимъ проводникомъ, фонаремъ,освѣщающимъ шаги мои. Иди съ миромъ, Гемфри, не менѣе любимый, чѣмъ когда ты былъ протекторомъ твоего короля,
   Королева Маргарита. Я не вижу причины, почему-бы совершеннолѣтній король нуждался въ протекторствѣ, какъ ребенокъ. Богъ и Король Генрихъ пусть правятъ кормиломъ Англіи! Отдайте, сэръ, вашъ жезлъ, а королю -- его государство
   Глостэръ. Мой жезлъ? Благородный Генрихъ, вотъ мой жезлъ: я отдаю его такъ-же охотно, какъ Генрихъ, -- твой отецъ, отдалъ его мнѣ; я даже также охотно оставляю его у ногъ твоихъ, какъ другіе изъ честолюбія приняли-бъ его. Прощай, добрый король: когда меня не будетъ, пусть отрадный миръ охраняетъ твой тронъ (Входитъ).
   Королева Маргарита. Вотъ теперь Генрихъ король, а Маргарита королева, и Гемфри, герцогъ Глостэръ, самъ не свой, вынесши такой сильный ударъ,-- два удара сразу: жена въ изгнаніи и одинъ изъ его членовъ оторванъ отъ него -- этотъ жезлъ, дающій власть. Пусть онъ теперь остается тамъ, гдѣ ему скорѣе всего подобаетъ быть, -- въ рукѣ Генриха.
   Сеффолькъ. Такъ склоняется величественная сосна, опуская свои вѣтви, такъ гордость Элеаноры кончается въ своемъ младенчествѣ.
   Іоркъ. Лорды, будетъ о немъ. Съ позволенія вашего величества, сегодня день, назначенный для поединка; отвѣтчикъ и истецъ,-- оружейникъ и его работникъ,-- готовы вступить въ борьбу; такъ не угодно-ли будетъ вашему величеству посмотрѣть на ихъ поединокъ?
   Королева Маргарита. Конечно, любезный лордъ: я для того и оставила дворецъ, чтобы видѣть разбирательство этой ссоры.
   Король Генрихъ. Ради Бога, посмотрите, чтобы арена и все остальное было въ порядкѣ: пусть ссора тутъ и кончится и да защититъ праваго Господь!
   Іоркъ. Никогда еще не видалъ я человѣка болѣе трусливаго и не подготовленнаго къ битвѣ, какъ истецъ, -- слуга этого оружейника, милорды.
  

Входятъ: съ одной стороны Хорнеръ и его сосѣди, пьющіе за его здоровье столько, что онъ даже пьянъ. Онъ входитъ съ дубинкой на которой виситъ мѣшокъ съ пескомъ; передъ нимъ идетъ барабанщикъ. Съ другой стороны: Питеръ тоже съ барабанщикомъ и съ подобной-же дубинкой; съ нимъ мастеровые, пьющіе за его здоровье.

  
   1-й сосѣдъ. Вотъ, сосѣдъ Хорнеръ, пью чарку хереса за твое здоровье. Не бойся-же, сосѣдъ, все тебѣ удастся.
   2-й сосѣдъ. А я, сосѣдъ, чарку шарнеко.
   3-й сосѣдъ. А я, сосѣдъ, чарку добраго двойного пива. Пей и не бойся своего работника.
   Хорнеръ. За дѣло-же, и я, ей-Богу, не ударю передъ вами въ грязь лицомъ, а Питеру -- фигу.
   1-й мастеровой. Вотъ.Питеръ, пью за твое здоровье; не трусь-же!
   2-й мастеровой. Радуйся, Питеръ, и не бойся хозяина: дерись-же во славу мастеровыхъ.
   Питеръ. Благодарю васъ всѣхъ. Пейте и, прошу васъ, молитесь за меня: сдается мнѣ, что я ужь выпилъ послѣдній свой глотокъ на землѣ. Тебѣ, Робинъ, если умру, отдаю свой передникъ; а ты, Уиль, получишь мой молотокъ; а тебѣ, Томъ, вотъ всѣ деньги, сколько у меня есть. О, Господи, благослови меня! Я прибѣгаю къ Богу, потому что ни за что не смогу справиться съ хозяиномъ, который уже много обучался фехтованью.
   Сольсбери. Ну, будетъ вамъ пить, принимайтесь за драку. Какъ твое имя, малый?
   Питеръ. Ну, Питеръ, конечно.
   Сольсбери. Питеръ! А дальше какъ?
   Питеръ. Тузилка.
   Сольсбери. Тузилка? Ну, смотри-же, тузи своего хозяина хорошенько.
   Хорнеръ. Господа, я пришедъ сюда, такъ сказать, по подстрекательству моего мастероваго, чтобы доказать, что онъ плутъ, а я -- честный человѣкъ. Что-же касается герцога Іорка, пусть я умру, а не желалъ я никакого зла, ни ему, ни королевѣ. А потому, Питеръ, приготовься къ настоящему удару.
   Іоркъ. Отправляйтесь: у этого плута ужь и языкъ не ворочается. Играйте, трубачи, тревогу состязающимся (Тревога. Они дерутся; Питеръ убиваетъ хозяина на повалъ).
   Хорнеръ. Стой, Питеръ, стой! Я признаюсь, я признаюсь въ измѣнѣ (Умираетъ).
   Іоркъ. Возьмите у него орудіе драки. -- Благодари, любезный, Бога и доброе вино, помѣшавшее твоему господину.
   Питеръ. О, Боже! Неужели. а одолѣлъ своихъ враговъ передъ такимъ собраньемъ? О, Питеръ, ты восторжествовалъ по праву.
   Король Генрихъ. Ступайте, унесите этого измѣнника съ нашихъ глазъ долой: изъ его смерти мы познаемъ его вину. Въ правосудіи своемъ Богъ намъ открылъ правоту и невинность этого бѣдняги, котораго тотъ думалъ несправедливо умертвить.-- Иди, любезный, слѣдуй за нами, чтобъ по лучить награду (Уходятъ).
  

СЦЕНА IV.

Тамъ-же. Улица.

Входятъ: Глостэръ и его слуги въ траурной одеждѣ.

  
   Глостэръ. Такъ-то, порой, облако омрачаетъ самый ясный день, а за лѣтомъ, во вѣки вѣчныя, слѣдуетъ безплодная зима съ жестокими, колючими морозами. Какъ времена года, протекаютъ многочисленныя радости и горести. Который часъ, господа?
   Слуга. Десять часовъ, милордъ.
   Глостэръ. Десять -- тотъ самый часъ, который назначенъ мнѣ, чтобы ожидать прихода моей наказуемой герцогини. Врядъ-ли вынесутъ ее нѣжныя ноги ходьбу по этимъ кремнистымъ дорогамъ. Милая Нелль! Плохо придется твое благородной душѣ сносить, что этотъ подлый народъ буде смотрѣть тебѣ въ лицо, смѣясь надъ твоимъ позоромъ, когда онъ-же, еще недавно, завистливыми взглядами провожалъ тебя у колесъ твоей гордой колесницы, въ которой ты торжественно ѣхала по улицѣ. Но тише! Кажется, она идетъ; подготовлю свои заплаканные глаза къ тому, чтобъ они увидѣли ея позоръ.
  

Входитъ герцогиня Глостэръ въ бѣлой простынѣ; у нея на спинѣ приколота бумага; ноги -- босы, въ рукѣ зажженная свѣча. Съ нею сэръ Джонъ Стэнли, шерифъ и стража.

  
   Слуга. Съ позволенія вашей свѣтлости, мы отобьемъ ее отъ шерифа.
   Глостэръ. Нѣтъ, ни съ мѣста, коли жизнь вамъ дорога: пусть ее идетъ мимо.
   Герцогиня. Вы пришли, милордъ, посмотрѣть на мое всенародное посрамленіе? Теперь и ты приносишь покаяніе. Смотри, какъ они глядятъ. Видишь, какъ указываетъ на насъ пальцами обезумѣвшая толпа, какъ киваютъ они головою, какъ мечутъ взоры на тебя? О Глостэръ, скройся отъ злобныхъ взглядовъ и, въ своемъ замкнутомъ жилищѣ, кайся въ моемъ позорѣ и кляни твоихъ враговъ,-- вмѣстѣ твоихъ и моихъ.
   Глостэръ. Будь терпѣлива, кроткая Нелли: забудь про это горе.
   Герцогиня. Ахъ, Глостэръ, дай ты мнѣ забыть о самой себѣ. Пока я еще твоя супруга, а ты принцъ и протекторъ этой страны, мнѣ кажется, что не слѣдовало-бы меня такъ вести, покрытую позоромъ, съ бумагой на спинѣ, въ сопровожденіи этой сволочи, которая радуется моимъ слезамъ, прислушивается къ моимъ глубокимъ стонамъ. Безпощадный камень рѣжетъ мои нѣжныя ноги, а когда я вздрогнула, злорадный народъ смѣется и совѣтуетъ мнѣ осторожнѣе ступать. О, Гемфри! могу-ли я снести такое позорное иго? Можешь-ли ты повѣрить, чтобъ я когда-нибудь смотрѣла въ лицо всему свѣту, или считала-бы счастливыми тѣхъ, которые наслаждаются солнцемъ? Нѣтъ, мракомъ будетъ мнѣ свѣтъ, а день -- ночью: думы о моемъ величіи будутъ мнѣ адомъ. Порою, скажу себѣ:-- Я жена герцога Гемфри; онъ пришелъ, правитель всей страны; однако, такъ онъ управлялъ и былъ такимъ принцемъ, что стоялъ всторонѣ, пока я, его несчастная герцогиня, была сдѣлана позорищемъ и пугаломъ для каждаго подлаго тунеядца. Ну ты будь кротокъ, и не краснѣй за мой позоръ; не смущайся ничѣмъ, пока не замахнется надъ тобой сѣкира смерти,-- какъ это, навѣрно, скоро случится. Вѣдь всемогущій Сеффолькъ, вмѣстѣ съ тою, которая ненавидитъ тебя и всѣхъ насъ, съ Іоркомъ и нечестивымъ Бофортомъ,-- этимъ лживымъ попомъ,-- всѣ они разставили сѣти, чтобы лишить тебя крыльевъ; и, какъ-бы ты ни съумѣлъ взлетѣть, они все-таки опутаютъ тебя. Но ты не бойся, пока не увязнетъ нога твоя, и не предупреждай враговъ твоихъ.
   Глостэръ. Ахъ полно, Нелль: ты не туда мѣтишь. Я самъ долженъ обидѣть ихъ прежде, чѣмъ они до меня доберутся. Еслибъ у меня было въ двадцать разъ больше враговъ и если-бы каждый изъ нихъ имѣлъ въ двадцать разъ больше власти, все это не сдѣлало-бы мнѣ никакого вреда, пока я честенъ, вѣренъ и невиненъ. Ты-бы хотѣла, чтобы я спасъ тебя отъ этого позора? Но, вѣдь, твой срамъ все-таки не былъ-бы смытъ, а я-бы подвергъ себя нарушенію законовъ. Самая главная твоя помощь въ спокойствіи, моя кроткая Нелль. Прошу тебя, подчини сердце свое терпѣнію: ужасы этихъ немногихъ дней скоро прекратятся.
  

Входитъ герольдъ.

  
   Герольдъ. Призываю вашу свѣтлость въ парламентъ его величества, созванный въ Бери на первое число слѣдующаго мѣсяца.
   Глостэръ. А мое согласіе на это не испрошено предварительно? Вотъ такъ скрытничанье.-- Хорошо, я тогда буду (Герольдъ уходитъ). Моя Нелль, я прощаюсь съ тобою. Господинъ шерифъ, пусть наказаніе ея не превышаетъ королевскаго приказанья.
   Шерифъ. Съ позволенія вашей свѣтлости, моя обязанность тутъ и кончается; теперь сэръ Джонъ Стэнли увезетъ ее съ собой на островъ Мэнъ.
   Глостеръ. Такъ вы, сэръ Джонъ, должны теперь охранять мою супругу!
   Стэнли. Такъ точно: мнѣ это поручено, съ позволенія вашей свѣтлости.
   Глостэръ. Не обходитесь-же съ ней хуже оттого, что я прошу васъ обходиться съ ней получше. Можетъ случиться, что свѣтъ еще посмѣется, а я могу еще дожить до того, чтобы оказать вамъ любезность, если вы ее окажете ей. Итакъ, сэръ Джонъ, прощайте.
   Герцогиня. Какъ? Вы уходите, милордъ, и не прощаетесь со мной?
   Глостэръ. Будь свидѣтельница моихъ слезъ; я не могу остаться говорить съ тобою (Уходятъ. Глостэръ и слуги).
   Герцогиня. И ты ушелъ? Все утѣшеніе ушло съ тобою, мнѣ ничего ужь больше не осталось. Моя отрада -- смерть; смерть, названія которой я прежде пугалась, потому что желала, чтобы земная жизнь была вѣчна, Стэнли, прошу тебя: уведи меня отсюда,-- мнѣ все равно куда: я этого прошу не какъ милости, а только, чтобы ты доставилъ меня куда тебѣ приказано.
   Стэнли. Такъ, значитъ, сударыня, на островъ Мэнъ. Тамъ съ вами будутъ обращаться согласно вашему положенію.
   Герцогиня. Такъ, значитъ, очень дурно, потому что оно позорно. И неужели со мной будутъ обращаться позорно?
   Стэнли. Какъ подобаетъ относиться къ герцогинѣ, супругѣ герцога Гемфри: такъ съ вами и будутъ поступать.
   Герцогиня. Шерифъ, прощай, и будь благополучнѣй чѣмъ я, хоть ты и былъ моимъ вожатымъ при позорѣ.
   Шерифъ. Такова моя обязанность; простите меня, сударыня.
   Герцогиня. Хорошо, хорошо, прощай; обязанность твоя окончена.-- Ну, что-же, Стэнли, мы идемъ?
   Стэнли. Сударыня, окончивъ покаяніе, скиньте съ себя ту простыню и пожалуйте одѣться въ дорогу.
   Герцогиня. Но позоръ мой не будетъ сброшенъ вмѣстѣ этой простыней. Нѣтъ, онъ повиснетъ на моихъ самыхъ дорогихъ платьяхъ, и будетъ видѣнъ, какъ-бы я ни разодѣлась. Иди впередъ: я хочу скорѣе видѣть свою темницу (Уходятъ).
  

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА I.

Аббатство въ Бери.

Трубы. Входятъ въ залу парламента: король Генрихъ, королева Маргарита, кардиналъ Бофортъ, Сеффолькъ, Іоркъ, Бекингэмъ и другіе.

  
   Король Генрихъ. Я удивляюсь, что милордъ Глостэръ еще не пришелъ: не въ его привычкѣ быть послѣднимъ. Что бы могло его теперь задержать?
   Королева Маргарита. Развѣ вы не видите или не хотите замѣчать за нимъ странной перемѣны въ обращеніи? Какъ величаво онъ держится, какъ дерзокъ онъ сталъ за послѣднее время, какъ гордъ, какъ повелителенъ, какъ не похожъ на себя? Мы помнимъ время, когда онъ былъ кротокъ и любезенъ; когда мы лишь издали на него взглянемъ, а онъ немедленно ужъ на колѣняхъ, такъ-что весь дворъ восхищался его покорностью. Но встрѣтьте его теперь,-- хоть даже утромъ, когда всякій желаетъ добраго дня,-- онъ нахмуритъ брови, посмотритъ сердито и пройдетъ прямо, несгибая колѣна, презирая долгъ, которымъ намъ обязанъ. На щенятъ не обращаютъ вниманія, когда они скалятъ зубы; но и великіе люди дрожатъ, когда левъ рычитъ; а Гемфри, вѣдь не маленькій человѣкъ въ Англіи. Во-первыхъ, замѣтьте, что онъ ближайшій къ вамъ въ родѣ, и если-бы вы пали, онъ-бы первый поднялся. Поэтому мнѣ кажется, что неблагоразумно, по отношенію къ злобѣ, которую онъ питаетъ, чтобъ онъ вращался около вашей королевской особы или былъ допущенъ въ совѣтъ вашего величества. Лестью завоевалъ онъ себѣ народныя сердца и можно опасаться, что они всѣ послѣдуютъ за нимъ, если ему угодно будетъ произвести возмущеніе. Теперь весна,-- корни у бурьяна еще неглубоки; но оставьте его теперь, и онъ переростетъ весь садъ и заглушитъ растенія за недостаткомъ ухода. Благоговѣйная забота, которую я питаю къ своему повелителю, заставила меня сосредоточить эти опасности въ герцогѣ. Если это напрасно, назовите это бабьей трусостью,-- трусостью съ которой я соглашусь, если вы можете ее побѣдить лучшими доказательствами. Милорды: Сеффолькъ, Бокингэмъ и Іоркъ, опровергайте мое обвиненіе, если можете, или-же заключите мои слова чѣмъ-нибудь рѣшительнымъ.
   Сеффолькъ. Ваше величество хорошо провидѣли этого герцога. В если-бы мнѣ первому было дозволено высказать свое мнѣніе, мнѣ кажется, я-бы сказалъ тоже, что и ваше величество. Клянусь жизнью, герцогиня по его наущенію начала свои бѣсовскія продѣлки. И если онъ не участвовалъ въ ея проступкахъ, то все-таки, почитая свое высокое происхожденіе, потому-что онъ первый, по коронѣ, наслѣдникъ и хвастаясь своимъ благородствомъ, онъ подстрекалъ годную въ съумасшедшій домъ герцогиню преступными средствами подготовить гибель нашему государю. Вода течетъ ровно тамъ, гдѣ потокъ глубже; а подъ своей безобидной внѣшностью онъ кроетъ измѣну. Лиса не рычитъ, когда хочетъ подкрасться къ овцѣ. Нѣтъ, нѣтъ, мой государь, Глостэръ еще неизвѣданный человѣкъ и полный глубокаго притворства.
   Кардиналъ. Развѣ онъ, вопреки статьямъ закона, не установилъ смертной казни за небольшія преступленія?
   Іоркъ. Развѣ онъ, въ бытность свою протекторомъ, не собиралъ большихъ денежныхъ суммъ со всего государства для того, чтобы платить солдатамъ во Франціи, и никогда не пересылалъ ихъ? Благодаря чему, ежедневно города возмущались.
   Бекингэмъ. Довольно! Эти проступки еще ничтожны въ сравненіи съ тѣми, которые неизвѣстны, но со временемъ выяснятся въ льстивомъ герцогѣ Гемфри.
   Король Генрихъ. Вотъ что, милорды: ваша заботливость о насъ, чтобъ уничтожить шипы, которые могутъ потревожить наши ноги, достойна похвалы; но, сказать-ли по совѣсти? Нашъ родственникъ Глюстэръ также невиненъ въ намѣреніи измѣнить нашей королевской особѣ, какъ ягненокъ или безобидный голубь. Герцогъ добродѣтеленъ, кротокъ и слишкомъ хорошо настроенъ, чтобы мечтать о злѣ и подготовлять мнѣ паденіе.
   Королева Маргарита. Ахъ, есть-ли что опаснѣе такого пристрастнаго довѣрія? Такъ онъ кажется голубемъ. Перья его лишь занятыя у другихъ. Такъ онъ ягненокъ. Эта шкура у него чужая, потому-что у него скорѣе наклонности хищнаго волка. Что-же значитъ притворство для того, кто не можетъ принять на себя личину? Берегитесь же, милордъ: наше общее благо зависитъ отъ укрощенія этого коварнаго человѣка.
  

Входитъ Сомерсетъ.

  
   Сомерсетъ. Да здравствуетъ мой милостивый государь!
   Король Генрихъ. Добро пожаловать, лордъ Сомерсетъ. Какія вѣсти изъ Франціи?
   Сомерсетъ. Всѣ ваши интересы въ ея территоріи совершенно отняты у васъ: все потеряно.
   Король Генрихъ. Неласковыя вѣсти, лордъ Сомерсетъ; но да будетъ воля Господня!
   Іоркъ (въ сторрну). Особенно неласковыя для меня: я такъ-же твердо надѣялся на Францію, какъ надѣюсь на плодоносную Англію. Такъ-то цвѣты мои поблекли еще въ бутылкахъ, а гусеницы объѣдаютъ мои листья. Но я скоро эти дѣла поправлю, или продамъ свой санъ за славную могилу.
  

Входитъ Глостэръ.

  
   Глостэръ. Всѣхъ благъ моему королю и повелителю! Простите, государь, что я такъ запоздалъ.
   Сеффолькъ. Нѣтъ, Глостэръ, знай, что ты пришелъ еще слишкомъ рано, если не сталъ преданнѣе, чѣмъ ты есть. Я тутъ-же арестую тебя за государственную измѣну.
   Глостэръ. Ну, герцогь Сеффолькъ, ты не заставишь меня ни покраснѣть, ни измѣниться въ лицѣ отъ этого ареста: не легко устрашить ничѣмъ незапятнанное сердце. И чистѣйшій источникъ не такъ свободенъ отъ грязи, какъ я отъ измѣны моему государю. Кто можетъ меня обвинять? Въ чемъ я виновенъ?
   Іоркъ. Думаютъ, милордъ, что вы брали отъ французовъ взятки и, будучи протекторомъ, задерживали жалованье солдатъ, благодаря чему его величество лишился Франціи.
   Глостэръ. Такъ-только думаютъ? Да кто-же они такіе, что такъ думаютъ? Никогда не отбиралъ я жалованья у солдатъ, никогда ни одного пени взятки не бралъ отъ французовъ. Да поможетъ мнѣ Богь такъ-же, какъ я проводилъ ночь за ночью въ бдѣніи надъ благомъ Англіи! Пусть каждая полушка, каждый грошъ, который я вырвалъ у короля и себѣ присвоилъ, будетъ предъявленъ мнѣ въ осужденіе въ судный день. Нѣтъ: много фунтовъ изъ моего собственнаго капитала, не желая налагать ихъ на нуждающійся народъ, вытрясъ я изъ своего кошелька гарнизонамъ, и никогда не просилъ, чтобы ихъ мнѣ вернули.
   Кардиналъ. Вамъ на-руку, милордъ, говорить такъ много.
   Глостэръ. Я говорю не болѣе, какъ правду, помогай мнѣ Боже!
   Іоркъ. Во время своего протекторства, вы придумывали для виновныхъ такія страшныя, неслыханныя пытки, что англичанъ обвиняли въ тиранствѣ.
   Глостэръ. Однако, хорошо извѣстно, что, пока я былъ протекторомъ, всѣ мои пороки заключались въ жалости: я трогался слезами виновнаго и слова смиренія были искупленіемъ его вины. Если только это не былъ кровавый убійца, или гнусный и подлый разбойникъ, обиравшій бѣдныхъ путниковъ, я никогда не воздавалъ ему даже подобающей кары. Убійцъ я, дѣйствительно, пыталъ больше, чѣмъ разбойниковъ или какихъ другихъ преступниковъ.
   Сеффолькъ. Милордъ, это проступки, на которые отвѣтить недолго; но васъ обвиняютъ въ болѣе сильныхъ преступленіяхъ, отъ которыхъ не легко вамъ очиститься. Именемъ его величества, я арестую васъ и тутъ же отдаю подъ охрану лорда кардинала на будущее время, до суда.
   Король Генрихъ. Милордъ Глостэръ, я особенно надѣюсь на то, что вы выясните все подозрительное: совѣсть говоритъ мнѣ, что вы невинны.
   Глостэръ. О, милостивый повелитель! Опасны эти дни. Добродѣтель душатъ гнуснымъ честолюбіемъ, а милосердіе гонятъ прочь рукою ненависти. Гнусные происки преобладаютъ, а безпристрастіе изгоняютъ изъ земель вашего величества. Я знаю: ихъ заговоръ -- лишить меня жизни. Но, если смерть моя можетъ дать этому острову счастье и закончитъ періодъ ихъ тиранства, я приму ее охотно. Но моя смерть служитъ лишь прологомъ къ ихъ игрѣ, потому-что и тысячи людей, которые пока не подозрѣваютъ объ опасности, не заключатъ собою сочиняемой ими трагедіи. Сверкающіе глаза Бодфорта выдаютъ его сердечную злобу, а отуманенное чело Сеффолька -- его бурную ненависть. Рѣзкій Бекингэмъ языкомъ облегчаетъ бремя зависти, лежащее у него на сердцѣ, а мрачный Іоркъ, который тянется къ лунѣ,-- котораго дерзкую руку я отдернулъ прочь,-- направляетъ противъ моей жизни ложныя обвиненія. А вы, моя царственная госпожа, вмѣстѣ съ остальными, безпричинн взгромоздили на мою голову немилость и съ самымъ лучшимъ стараньемъ побудили моего государя быть моимъ врагомъ. Да, вы всѣ обдумали это вмѣстѣ; я и самъ замѣчалъ ваши тайныя сходбища и все другое, чтобы отнять у меня мою безупречную жизнь. Не нужно будетъ ни ложныхъ свидѣтелей, чтобы осудить меня, ни массы предательствъ, чтобы увеличить мою вину: на мнѣ оправдается старинная пословица;-- была-бъ собака, будетъ и палка.
   Кардиналъ. Государь мой, его злословіе невыносимо если тѣхъ, кто старается охранить вашу королевскую особу отъ скрытаго ножа измѣны и отъ ярости предателей, будутъ такъ поносить, ругать и издѣваться надъ ними, а виновному будетъ дозволено такъ много говорить,-- это остудить ихъ усердіе къ вашему величеству.
   Сеффолькъ. Развѣ онъ не попрекнулъ сейчасъ-же нашу повелительницу въ гнусныхъ, хоть и хитро сложенныхъ выраженіяхъ, что она будто-бы заставила нѣкоторыхъ людей клятвенно принести ложныя обвиненія, чтобы лишить его сана?
   Королева Маргарита. Но я могу разрѣшить проигрывающему браниться.
   Глостэръ. Это вѣрнѣе сказано, нежели задумано: я, дѣйствительно, проигрываю, и горе выигрывающимъ, потому-что они сплутовали! Конечно, такимъ проигрывающимъ можно разрѣшить говорить.
   Бекингэмъ. Онъ будетъ искажать смыслъ и продержитъ насъ здѣсь цѣлый день.-- Лордъ кардиналъ, онъ вашъ плѣнникъ.
   Кардиналъ. Господа, берите герцога и крѣпко его стерегите.
   Глостэръ. Ахъ, такъ-то бросаетъ прочь король Генрихъ свой костыль прежде, чѣмъ его ноги достаточно окрѣпнутъ, чтобы поддерживать его тѣло. Это -- пастуха твоего отрываютъ отъ тебя, и уже рычатъ между собою волки, которые сгрызутъ перваго тебя. О, если-бы мой страхъ былъ напрасенъ! О, если-бы такъ было! Добрый король Генрихъ, боюсь я, что ты погибнешь (Уходятъ: стража и Глостэръ).
   Король Генрихъ. Милорды, дѣлайте что по-вашему разумѣнію будетъ наилучшимъ, какъ если-бы мы сами были здѣсь.
   Королева Маргарита. Какъ? Развѣ ваше величество желаетъ оставить парламентъ?
   Король Генрихъ. Да, Маргарита. Сердце мое утопаетъ въ горѣ, потокъ котораго хлынулъ къ моимъ очамъ. Тѣло мое охвачено кругомъ ужасомъ, потому-что можетъ-ли что быть ужаснѣе недовольства? О, дядя Гемфри! въ лицѣ твоемъ, я вижу, начертаны доблесть, и честность, и правдивость. А, между тѣмъ, добрый Гемфри, неужели придетъ часъ, когда я найду тебя обманщикомъ, или усомнюсь въ твоей вѣрности? Какая-же ненавистная звѣзда завидуетъ твоему сану, что и эти знатные лорды, и королева наша Маргарита ищутъ погибели твоей невинной жизни? Ты ни имъ, никому другому не дѣлалъ зла. Они увели его отсюда такъ-же безжалостно, какъ мясникъ уводитъ теленка и связываетъ его, несчастнаго, и бьетъ его, когда онъ отшатнется на пути въ кровавую бойню. И, какъ мать его, которая съ воемъ бросается туда и сюда, посматривая въ ту сторону, куда пошло ея невинное дѣтище, и не можетъ ничего подѣлать, какъ только оплакивать потерю своего любимца, -- такъ я самъ оплакиваю случай съ Глостэромъ грустными, безпомощными слезами, смотрю ему во слѣдъ отуманенными очами и не могу быть ему полезнымъ,-- такъ сильны его заклятые враги. Я буду оплакивать его судьбу и говорить между вздохами: -- Кто измѣнникъ? Только не Глостэръ (Уходитъ).
   Королева Маргарита. Прекрасные лорды, холодный снѣгъ таетъ подъ горячими лучами солнца. Мой повелитель Генрихъ холоденъ къ важнымъ дѣламъ и слишкомъ полонъ безразсудной жалости. Наружность Глостэра его обманываетъ, какъ мрачный крокодилъ вызываетъ жалость въ со страдательныхъ путешественникахъ, или какъ змѣя съ пестрой блестящей шкурой, свернувшаяся на цвѣтущемъ берегу жалитъ ребенка, который по ея красотѣ думаетъ, что она хороша. Повѣрьте мнѣ, милорды, если-бы даже никого не было умнѣй меня (а я въ данномъ случаѣ считаю себя очень разумной), свѣтъ скоро бы освободился отъ этого Глостэра, а мы -- отъ страха, который чувствуемъ передъ нимъ.
   Кардиналъ. Стоитъ раскинуть умомъ для того, чтобы онъ умеръ, а между тѣмъ, намъ нужна какая-либо окраска его смерти. Слѣдуетъ осудить его по закону.
   Сеффолькъ. Но, по моему мнѣнію, это не было бы хитростью: король будетъ стараться спасти ему жизнь, народъ возстанетъ, чтобы спасти ему жизнь. А между тѣмъ у насъ есть лишь простыя доказательства его виновности или скорѣе подозрѣнія, по которымъ видно, что онъ достоинъ смерти.
   Іоркъ. Такъ значитъ, судя по этому, вы-бы не желали его смерти?
   Сеффолькъ. Ахъ, Іоркъ, никто въ мірѣ не желаетъ этого такъ сильно, какъ я.
   Іоркъ. У Іорка болѣе всего причинъ желать его смерти. Но, милордъ кардиналъ, и вы, милордъ Сеффолькъ, скажите, какъ вы думаете, и скажите отъ души: оставить герцога Гемфри протекторомъ короля развѣ не тоже, что поставить отощалаго орла охранять цыпленка отъ голоднаго коршуна?
   Королева Маргарита. Такимъ образомъ бѣдный цыпленокъ можетъ быть увѣренъ въ своей смерти.
   Сеффолькъ. Совершенно вѣрно, сударыня. А развѣ не было-бы сумасшествіемъ сдѣлать лису надсмотрщикомъ за стадомъ? Если кого обвиняютъ въ коварномъ убійствѣ, неужели попусту спустить тому вину, потому-что его намѣреніе еще не исполнено? Нѣтъ, пусть онъ умретъ: онъ вѣдь лиса, по природѣ отъявленный врагъ стада, и умретъ прежде, чѣмъ его пасть обагрится кровью, какъ это случилось съ Гемфри относительно моего государя. И не мудрствуйте лукаво, какъ его убить: капканомъ, сѣтями или хитростью, соннаго или бодрствующаго,-- все равно, лишь-бы онъ умеръ, потому-что всякій обманъ хорошъ для того, кто первый намѣревался обмануть.
   Королева Маргарита. Вотъ такъ рѣшительно сказано трижды благородный Сеффолькъ!
   Сеффолькъ. Не рѣшительно, потому что еще ничего не сдѣлано; вѣдь часто высказываютъ свое мнѣніе, но рѣдко его исполняютъ. Но тутъ сердце мое согласно съ моими словами въ виду того, что это похвальный подвигъ и что надо оградить моего государя отъ врага. Скажи только слово, и я буду его напутствовать.
   Кардиналъ.Но я-бы желалъ,милордъ Сеффолькъ,чтобъ онъ былъ мертвъ, прежде чѣмъ вы наложите на себя священническій обѣтъ. Скажите, что вы согласны и одобряете это дѣло, и я достану вамъ исполнителя его,-- до того я забочусь о безопасности моего государя.
   Сеффолькъ. Вотъ моя рука: этотъ подвигъ стоитъ того, чтобы его совершить.
   Королева Маргарита. Тоже говорю и я.
   Іоркъ. И я. Теперь, когда мы всѣ высказали это, немного значитъ, кто опровергнетъ нашъ приговоръ.
  

Входитъ гонецъ.

  
   Гонецъ. Знатные лорды, я прямо изъ Ирландіи, чтобъ объявить вамъ: бунтовщики возстали, и англичане падаютъ отъ ихъ мечей. Пришлите подкрѣпленіе, лорды, и вовремя остановите ихъ ярость, прежде чѣмъ рана станетъ неизлѣчима. Пока она еще свѣжа, есть надежда на спасеніе.
   Кардиналъ. Это поврежденіе, требующее немедленной поправки. Какой совѣтъ дадите вы въ этомъ важномъ дѣлѣ?
   Іоркъ. Чтобы послать туда регентомъ Сомерсета: этимъ дѣломъ подобаетъ заняться умѣлому правителю: свидѣтель тому благополучіе, которое онъ намъ принесъ во Франціи.
   Сомерсетъ. Если-бы Іоркъ, со своей дальновидной политикой, былъ тамъ регентомъ вмѣсто меня, то никакъ не остался бы во Франціи такъ долго.
   Iоркъ. Да, конечно, не дожидался-бы, пока все потеряно какъ это сдѣлалъ ты. Я-бы скорѣе вовремя лишился жизни, нежели принесъ-бы на родину бремя позора, оставшись тамъ до тѣхъ поръ, пока не потерялъ всего. Покажи мнѣ хоть одинъ шрамъ, запечатлѣнный у тебя на кожѣ: люди у которыхъ тѣло такъ сохранно, рѣдко побѣждаютъ.
   Королева Маргарита. Нѣтъ, эта искра обратится въ яростный огонь, если вѣтеръ и топливо дадутъ ей силу. Довольно, добрый Іоркъ; милый Сомерсетъ, молчи. Твоя судьба Іоркъ, въ смыслѣ счастія, если-бы ты былъ регентомъ, могла-бы оказаться хуже, чѣмъ его.
   Іоркъ. Какъ? Хуже, чѣмъ ничто? О, тогда прахъ все побери!
   Сомерсетъ. Въ томъ числѣ и тебя, желающаго позора
   Кардиналъ. Милордъ Іоркъ, попытайте счастья. Необузданные керны Ирландіи вооружились и мѣшаютъ глину съ кровью англичанъ. Желаете-ли вы вести въ Ирландію отрядъ старательно выбранныхъ людей, по-нѣскольку изъ каждаго графства, и попробовать счастье противъ ирландцевъ?
   Іоркъ. Желаю, милордъ, если его величеству будетъ угодно.
   Сеффолькъ. Ну, въ нашемъ авторитетѣ его согласье, и что мы рѣшаемъ, то онъ подтверждаетъ. Такъ бери-же это дѣло въ руки, благородный Іоркъ.
   Іоркъ. Я доволенъ. Доставьте мнѣ солдатъ, лорды, пока я приведу въ порядокъ мои собственныя дѣла.
   Сеффолькъ. Это -- порученіе, лордъ Іоркъ, за выполненіемъ котораго я присмотрю. Но теперь, вернемся къ коварному герцогу Гемфри.
   Кардиналъ. Довольно о немъ: я съ нимъ такъ управлюсь, что онъ больше не будетъ васъ безпокоить. Итакъ, разойдемся: день почти оконченъ. Лордъ Сеффолькъ, я долженъ съ вами переговорить объ этомъ дѣлѣ.
   Іоркъ. Милордъ Сеффолькъ, черезъ четырнадцать дней я буду ожидать въ Бристолѣ моихъ солдатъ, такъ какъ оттуда я переправлю ихъ въ Ирландію.
   Сеффолькъ. Я присмотрю за тѣмъ, чтобы это было исполнено въ точности, милордъ Іоркъ (Уходятъ всѣ, кромѣ Іорка)
   Іоркъ. Теперь, Іоркъ, или никогда, закали свои боязливыя мысли и обрати сомнѣніе въ рѣшимость. Или будь тѣмъ, чѣмъ ты надѣешься быть, или предай смерти то, чѣмъ ты теперь: этимъ не стоить пользоваться. Пусть блѣднолицый страхъ остается въ людяхъ низкаго происхожденія и не находить убѣжища въ королевскомъ сердцѣ. Чаще весеннихъ дождей слѣдуютъ мысль за мыслью, и нѣтъ ни одной, которая не думала-бъ о власти. Мои мозги дѣятельнѣе, чѣмъ трудолюбивые муравьи, плетутъ хитрыя сѣти, чтобы поймать моихъ враговъ. Хорошо, вельможи, хорошо: политичный поступокъ послать меня прочь съ толпой людей. Боюсь я, что вы лишь отогрѣете отощалую змѣю, которая, обласканная у васъ на груди, укуситъ васъ въ сердце. Мнѣ не хватало людей, -- вы мнѣ дадите ихъ. Я ихъ любезно принимаю; однако, будьте увѣрены, что вы даете острое оружіе въ руки безумнаго. Въ то время, какъ въ Ирландіи я буду кормить сильный отрядъ людей, въ Англіи я подыму черную бурю, которая унесетъ десять тысячъ душъ на небо или въ адъ. И эта жестокая буря не перестанетъ свирѣпствовать, пока золотой вѣнецъ на головѣ моей, подобно свѣтлымъ лучамъ величественнаго солнца, не усмирятъ ярость ея бѣшенаго вихря. Для осуществленія своего намѣренія, я подкупилъ упрямаго кентскаго жителя, Джона Кэда изъ Ашфорда, чтобы онъ произвелъ возмущеніе подъ титуломъ Джона Мортимера. Въ Ирландіи я видѣлъ, какъ этотъ упрямецъ Кэдъ сопротивлялся цѣлому отряду керновъ. Онъ отбивался такъ долго, что въ бедрахъ его торчали стрѣлы, -- почти какъ острыя иглы у ежа. А подъ конецъ я видѣлъ, какъ онъ, освобожденный, завертѣлся, подобно дикому мавру, потрясая окровавленными стрѣлами, какъ колокольчиками. Какъ часто, подъ видомъ лукаваго косматаго керна, бесѣдовалъ онъ съ врагами и неузнаннымъ возвращался ко мнѣ, чтобы дать мнѣ знать о ихъ подлостяхъ. Этотъ чортъ и будетъ моимъ замѣстителемъ здѣсь, потому что и лицомъ, и поступью, и разговоромъ онъ похожъ на этого, уже умершаго, Джона Мортимера. Такимъ способомъ я увижу, какого настроенія народъ и какъ онъ привязанъ къ дому и къ правамъ Іорка. Скажемъ, что Кэда схватятъ, станутъ пытать и мучать: я знаю, что никакое страданіе, которое они могутъ причинить ему, не заставитъ его сказать, что я побудилъ его взяться за оружіе. Скажемъ, что онъ преуспѣетъ, что весьма вѣроятно; ну, такъ я вернусь изъ Ирландіи со своимъ войскомъ и соберу жатву, которую этотъ негодяй посѣялъ. Вѣдь, разъ Гемфри умретъ (какъ это и будетъ), а Генрихъ будетъ устраненъ, я наслѣдникъ (Уходитъ).

СЦЕНА II.

Бери. Комната во дворцѣ.

Входятъ поспѣшно нѣсколько убійцъ.

  
   1-й убійца. Бѣги къ милорду Сеффольку. Доложи ему что мы спровадили герцога, какъ онъ приказывалъ.
   2-й убійца. О, если-бы это еще только предстояло!-- Что мы надѣлали? Слышалъ-ли ты, чтобъ человѣкъ былъ такой покаявшійся?
   1-й убійца. Вотъ идетъ милордъ.
  

Входитъ Сеффолькъ.

  
   Сеффолькъ. Ну, господа, обдѣлали вы это дѣло?
   1-й убійца. Да, мой добрый лордъ, онъ умеръ.
   Сеффолькъ. Ну, вотъ, прекрасно сказано. Ступайте-же ко мнѣ на домъ: я награжу васъ за этотъ отважный подвигъ, Король и всѣ пэры здѣсь по близости. Оправили-ли вы постель? Всели въ порядкѣ, согласно моимъ указаніямъ?
   1-й убійца. Такъ точно, мой добрый милордъ.
   Сеффолькъ. Такъ уходите-же прочь (Убійцы уходятъ).
  

Играютъ трубы. Входятъ: король Генрихъ, королева Маргарита, кардиналъ Вофортъ, Сомерсетъ, лорды и другіе.

  
   Король Генрихъ. Подите, сейчасъ-же позовите предъ наше лицо нашего дядюшку: скажите, что мы намѣрены опросить сегодня его свѣтлость, такъ-ли онъ виновенъ, какъ это разглашаютъ.
   Сеффолькъ. Я тотчасъ позову его, мой благородный повелитель (Уходитъ).
   Король Генрихъ. Лорды, займите свои мѣста, и прошу васъ всѣхъ, не принимайте строгихъ мѣръ противъ нашего дяди Глостэра, иначе, какъ по вѣрнымъ и значительнымъ доказательствамъ, если онъ будетъ уличенъ въ преступныхъ дѣлахъ.
   Королева Маргарита. Боже избави, чтобы восторжествовало лукавство, чтобы осудили невиннаго вельможу! Молю Бога, чтобы Онъ очистилъ его отъ подозрѣній!
   Король Генрихъ. Благодарю тебя, Маргарита. Очень мнѣ пріятны твои слова (Возвращается Сеффолькъ). Что это? Отчего ты блѣденъ? Чего дрожишь? Гдѣ-же нашъ дядя? Что случилось, Сеффолькъ?
   Сеффолькъ. Онъ мертвый, у себя въ постели, милордъ. Глостэръ умеръ.
   Королева Маргарита.Что вы? Не дай Боже!
   Кардиналъ. Неисповѣдимъ судъ Божій! Я видѣлъ во снѣ сегодня ночью, что герцогъ былъ нѣмъ, и не могъ сказать ни слова (Король падаетъ въ обморокъ).
   Королева Маргарита. Какъ чувствуетъ себя мой господинъ? Помогите, лорды! Король умеръ.
   Сомерсетъ. Приподымите его тѣло; потрясите за носъ.
   Королева Маргарита. Бѣгите, идите, помогите, помогите! О Генрихъ! Открой глаза!
   Сеффолькъ. Онъ оживаетъ ваше величество, имѣйте терпѣніе.
   Король Генрихъ. О Господь небесный.
   Королева Маргарита. Какъ чувствуетъ себя мой милостивый повелитель?
   Сеффолькъ. Успокойся, мой государь! Милостивый Генрихъ, успокойся!
   Король Генрихъ. Какъ? Развѣ лордъ Сеффолькъ меня успокаиваетъ? Развѣ не онъ только-что пришелъ и пропѣлъ мнѣ пѣснь ворона, зловѣщій звукъ которой лишилъ меня жизненныхъ силъ. Неужели онъ думаетъ, что щебетанье крапивника, съ крикомъ объ упокоеніи, который вырывается изъ пустой груди, можетъ разсѣять сперва раздавшіеся звуки?Не скрывай своего яда подъ сладкими рѣчами; не касайся меня: оставь, я говорю. Твое прикосновеніе пугаетъ меня больше, чѣмъ змѣиное жало. Вѣстникъ гибели, съ глазъ моихъ долой! Въ твоихъ зрачкахъ отражается смертоносное тиранство, звѣрская сила котораго пугаетъ всѣхъ на свѣтѣ. Не смотри на меня: глаза твои наносятъ раны. Впрочемъ, не уходи: подойди, василискъ, и убей невиннаго зрителя видомъ своимъ. Подъ сѣнью смерти я найду отраду, а въ жизни лишь двойную смерть, теперь, когда умеръ Глостэръ.
   Королева Маргарита. Зачѣмъ вы такъ браните милорда Сеффолька? Хоть герцогъ и былъ его недругомъ, однако онъ, въ высшей степени по христіански горюетъ о его кончинѣ. Что-же касается меня, такъ несмотря на то, что онъ былъ мнѣ врагомъ, я-бы готова ослѣпнуть отъ слезъ, ослабѣть отъ стенаній и поблѣднѣть, какъ подснѣжникъ, отъ упивающихся вздоховъ,-- если-бы текучія слезы, раздирающія душу стоны и упивающіеся кровью вздохи могли вернуть его къ жизни. Почемъ я знаю, что могутъ думать въ свѣтѣ обо мнѣ? Извѣстно, вѣдь, что мы были неособенно дружны. Могутъ порѣшитъ, что я устранила герцога, и мое имя будетъ истерзано молвою клеветы, а царскіе дворцы наполнятся моимъ позоромъ. Вотъ, что мнѣ даетъ его смерть. Ахъ я, несчастная! Быть королевой и вѣнчанной безчестьемъ.
   Король Генрихъ. Увы мнѣ! Глостэръ, несчастный человѣкъ!
   Королева Маргарита. Увы мнѣ! Я несчастнѣе его. Какъ, ты отвернулся и скрываешь лицо свое отъ меня? я не отвратительная прокаженная: взгляни на меня. Что? Или ты оглохъ, какъ ехидна? Такъ будь-же ядовитъ и убей покинутую тобою королеву. Неужто вся твоя отрада сокрыта въ могилѣ Глостэра? Что-жъ, такъ, значитъ, лэди Маргарита никогда не была тебѣ отрадой? Такъ воздвигни-же его статую и поклоняйся ей, а изъ моего изображенія сдѣлай лишь вывѣску къ пивной. Для того-ли я едва не погибла на морѣ и противнымъ вѣтромъ дважды была отогнана обратно отъ береговъ Англіи къ своей родной землѣ? Развѣ это не означало, что доброжелательные вѣтры какъ-бы говорили мнѣ:-- Не стремись въ гнѣздо скорпіоновъ, не становись ногами на этотъ непріязненный берегъ.-- Что-же я сдѣлала тогда, какъ не прокляла эти нѣжныя вѣянія и того, кто выпустилъ ихъ изъ своихъ знойныхъ пещеръ? Я просила ихъ дуть къ благословеннымъ берегамъ Англіи или же опрокинуть наше судно на какой-нибудь ужасный утесъ. Однако, Эолъ не захотѣлъ быть убійцей, но предоставилъ эту ненавистную обязанность тебѣ. Красиво-вздымавшееся море отказывалось потопить меня, зная, что ты, своимъ жестокосердіемъ потопишь меня на землѣ въ слезахъ, соленыхъ, какъ море. Разсѣвшіяся скалы углубились въ зыбучій песокъ, не желая разбить меня объ свои острые бока, чтобы твое кремнистое сердце могло во дворцѣ твоемъ погубить Маргариту. Когда буря отбила насъ отъ берега, я стояла подъ вихремъ, на палубѣ, до тѣхъ поръ, пока могла различать мѣловые утесы; а когда мутное небо начало скрывать отъ моихъ пристальныхъ взоровъ видъ твоей земли,-- я сняла съ шеи дорогое украшеніе (это было сердце, оправленное въ брилліанты) и бросила его по направленію къ твоей землѣ. Море приняло его, и я пожелала, чтобы грудь твоя такъ-же приняла мое сердце. Но, не смотря на это, я потеряла изъ виду прекрасную Англію и все просила свои очи послѣдовать за моимъ сердцемъ и называла ихъ слѣпыми и мутными очками за то, что они потеряли изъ виду желанный берегъ Альбіона. Какъ часто побуждала я сѣсть Сеффолька передо мною и рѣчами (этимъ орудіемъ твоего коварнаго непостоянства) очаровывать меня, подобно Асканію, когда онъ раскрывалъ передъ обезумѣвшей Дидоной дѣянія ея отца, начатыя въ пылающей Троѣ! Развѣ я не безумна, какъ она? Или ты не коваренъ, какъ онъ? Увы! Не могу болѣе терпѣть. Умри, Маргарита; Генрихъ плачетъ, что ты еще такъ долго жива.
  

Шумъ за сценой. Входятъ Уорикъ и Сольсбери. Народъ тѣснится къ дверямъ.

  
   Уорикъ. Могущественный государь, ходятъ слухи, что добрый герцогъ Гемфри предательски убитъ происками Сеффолька и кардинала Бофорта. Народъ, какъ улей разъяренныхъ пчелъ, лишенныхъ своей матки, снуетъ туда и сюда, не заботясь о томъ, кого ужалятъ въ своей мести. Я самъ усмирилъ ихъ гнѣвный бунтъ, пока они не узнаютъ порядкомъ о его смерти.
   Король Генрихъ. Что онъ умеръ, добрый Уорикъ, это слишкомъ вѣрно, но какъ онъ умеръ, о томъ знаетъ Богъ,-- не Генрихъ. Войди въ его комнату, осмотри его бездыханное тѣло и затѣмъ опредѣли его внезапную кончину.
   Уорикъ. Исполню все,мой государь. Останься, Сольсбери, съ буйной толпою пока я не вернусь.
  

Уорикъ уходитъ во внутренніе покои; Сольсбери удаляется.

  
   Король Генрихъ. О Ты, Который судишь всѣхъ и вся, подкрѣпи мои мысли! Мысли, которыя стараются увѣрить мою душу, что руки насилія были наложены на жизнь Гемфри. Если подозрѣніе мое ложно, прости мнѣ, Боже; право судить принадлежитъ, вѣдь, одному Тебѣ. Хотѣлъ-бы я пойти согрѣть его блѣдныя губы двадцатью тысячами поцѣлуевъ и оросить лицо его океаномъ соленыхъ слезъ, чтобъ высказать любовь мою его нѣмому и глухому трупу и въ пальцахъ моихъ почувствовать его безчувственную руку. Но напрасны были-бы эти скудныя сѣтованія, а увидѣть его мертвый земной обликъ развѣ не значитъ лишь усилить мою печаль?
  

Двери внутреннихъ покоевъ распахиваются настежь; видѣнъ Глостэръ, мертвый, на своей постели. Уорикъ и другіе стоятъ подлѣ.

  
   Уорикъ. Подойдите сюда милостивый повелитель, посмотрѣть на это тѣло.
   Король Генрихъ. Это тоже, что посмотрѣть, какъ глубока мнѣ вырыта могила: съ его душою отлетѣла вся моя земная отрада, потому что при видѣ его я вижу мою жизнь въ опасности смерти.
   Уорикъ. Какъ душа моя твердо намѣрена ожить у грознаго Царя, Который взялъ на Себя наши грѣхи, чтобы освободить насъ отъ страшнаго проклятія Своего Отца, такъ я убѣжденъ, что руки насилія были наложены на жизнь этого трижды славнаго герцога.
   Сеффолькъ. Ужасная клятва, принесенная въ торжественныхъ рѣчахъ! Какое доказательство своей клятвы дастъ лордъ Уорикъ?
   Уорикъ. Смотрите, какъ кровь прилила къ его лицу. Часто видалъ я умершихъ въ свое время: лица ихъ пепельно-сѣры, худы, блѣдны, безкровны, вся кровь спускалась къ усиленно работавшему сердцу, которое, въ борьбѣ со смертью, призывало ее на помощь противъ врага. Она остываетъ вмѣстѣ съ сердцемъ и уже никогда больше не возвращается румянить и украшать щеки. Но взгляните; его лицо черно и полно крови; глаза болѣе выпучены, нежели при жизни, и широко, испуганно вытаращены, какъ у задушеннаго человѣка; волосы его стоятъ дыбомъ, ноздри усиленно раздуты; руки широко раскрыты, какъ у того, кто-бы хватался и боролся за свою жизнь, но усмиренъ силой. Смотрите: къ простынѣ прилипли его волосы; его окладистая борода всклокочена и спутана, какъ лѣтняя жатва бурей. Лишь одно вѣроятно, что онъ былъ здѣсь убитъ: малѣйшій изъ этихъ признаковъ вполнѣ вѣроятенъ.
   Сеффолькъ. Однако, Уорикъ, кто-же могъ умертвить герцога? Мы сами съ Бофортомъ охраняли его; а мы, надѣюсь, сэръ,-- не убійцы.
   Уорикъ. Но вы оба были заклятыми врагами герцога Гемфри и вамъ-же, дѣйствительно, поручили его стеречь. Похоже на то, что вы не угощали его, какъ друга, и очевидно, онъ здѣсь нашелъ себѣ врага.
   Королева Маргарита.Такъ вы, повидимому, подозрѣваете, что эти вельможи виновны въ безвременной кончинѣ герцога Гемфри?
   Уорикъ. Кто-же, видя, что теленокъ мертвъ и еще истекаетъ свѣжей кровью, и около стоитъ мясникъ съ топоромъ, не заподозритъ, что онъ совершилъ убійство? Кто, найдя куропатку въ гнѣздѣ коршуна, не пойметъ, отчего умерла эта птичка, хотя-бы коршунъ и парилъ съ неокровавленнымъ клювомъ. Такъ точно подозрительна и эта трагедія.
   Королева Маргарита. Не ты-ли, мясникъ, Сеффолькъ? Гдѣ-же твой ножъ? Если Бофорта величаютъ коршуномъ,-- гдѣ-же его когти?
   Сеффолъкъ. Я не ношу ножа, чтобъ убивать спящихъ; но вотъ мстительный мечъ, заржавѣвшій въ покоѣ; онъ вычистится въ ненавистномъ сердцѣ того, кто меня клеймитъ багровымъ клеймомъ убійства. Скажи, коли посмѣешь, гордый лордъ Уорикъ, что я виновенъ въ смерти герцога Гемфри (Уходятъ: кардиналъ, Сомерсетъ и другіе).
   Уорикъ. Чего не посмѣетъ Уорикъ, если лживый Сеффолькъ смѣетъ вызывать его?
   Королева Маргарита. Онъ не посмѣетъ утолить свой оскорбительный духъ, ни продолжать быть дерзкимъ порицателемъ, хотя-бы Сеффолькъ вызывалъ его двадцать-тысячъ разъ.
   Уорикъ. Сударыня, замолчите! Дозвольте мнѣ почтительно сказать вамъ это. Вѣдь, каждое слово, которое вы произносите въ его защиту, клеймитъ ваше королевское достоинство.
   Сеффолькъ. Грубаго ума и подлаго обращенія лордъ, если когда супруга оскорбляла своего лорда, такъ это мать твоя: она приняла на свое позорное ложе какого-нибудь грубаго, невоспитаннаго мужлана, и къ благородному стволу привила отпрыскъ дичка, плодомъ чего явился ты, который вовсе не потомокъ благороднаго рода Невилей.
   Уорикъ. Еслибъ тебя не ограждалъ отъ меня грѣхъ убійства, еслибъ я не боялся отнять у палача его заработокъ и освободить тебя такимъ образомъ отъ десяти тысячъ посрамленій, и если-бы присутствіе моего государя не смягчало меня, -- я-бы заставилъ тебя, лживый трусъ и убійца, на колѣняхъ просить прощенья за твои пошлыя рѣчи, и сказать, что ты подразумѣвалъ свою мать, такъ какъ ты рожденъ отъ незаконной связи. А послѣ того, какъ эта дань страху была-бы отдана, я отдалъ-бы тебѣ твое вознагражденіе и отправилъ-бы въ адъ твою душу, ядовитый вампиръ сонныхъ людей.
   Сеффолькъ. Ты проснешься, когда я буду лить твою кровь, если ты осмѣлишься выйти изъ этого собранія вмѣстѣ со мною.
   Уорикъ. Такъ выйдемъ сейчасъ-же, или я вытащу тебя отсюда. Какъ ты ни есть недостоинъ, я все-же сражусь съ тобою, и окажу хоть эту услугу духу герцога Гемфри (Уходятъ Сеффолькъ и Уорикъ).
   Король Генрихъ. Какія латы крѣпче незапятнаннаго сердца? Трижды вооруженъ тотъ, кто правъ въ своей ссорѣ; а тотъ, чья совѣсть запятнана неправдой, все равно что нагъ, будь онъ замкнутъ хоть въ сталь (Шумъ за сценой).
   Королева Маргарита. Что это за шумъ? Возвращаются; Сеффолькъ и Уорикъ съ обнаженными мечами.
   Король Генрихъ. Ну, что-же это, лорды? Ваши ярые мечи обнажены въ нашемъ присутствіи? Смѣете-ли вы быть такъ дерзки?-- Ну, что-же тутъ за буйный шумъ?
   Сеффолькъ. Могущественный государь, вѣроломный Уорикъ напалъ на меня вмѣстѣ съ жителями Бери
  

Шумъ толпы за сценой. Возвращается Сольсбери.

  
   Сольсбери (Говоритъ тѣмъ, которые за сценой). Господа, стойте въ сторонѣ; король узнаетъ ваше мнѣніе. Великій повелитель, народъ прислалъ меня вамъ передать, что если коварный Сеффолькъ не будетъ тотчасъ же казненъ или высланъ изъ территоріи прекрасной Англіи, то онъ силой вырветъ его изъ вашего дворца и замучить его тяжкой, медленной смертью. Они говорятъ, что чрезъ него умеръ герцогъ Гемфри; они говорятъ, что въ лицѣ его боятся смерти вашего величества и что лишь простой инстинктъ любви и преданности,-- свободный отъ лукаваго намѣренія противорѣчить а также и отъ мысли воспрепятствовать вашимъ желаніямъ,-- заставляетъ ихъ требовать его изгнанія. Они говорятъ, въ заботахъ о вашей царственной особѣ, что если бы ваше величество, намѣреваясь уснуть, приказали, чтобы никто не мѣшалъ вамъ отдыхать, подъ страхомъ вашего неудовольствія или смертной казни, и тутъ бы оказалась змѣя съ раздвоеннымъ жаломъ, которая изподтишка ползла бы къ вашему величеству,-- то вамъ необходимо было бы проснуться, иначе, не остановленный вашимъ невиннымъ сномъ, этотъ смертоносный червь можетъ обратить вашъ сонъ въ вѣчный. Потому то они и кричатъ (хоть вы имъ и запрещаете), что они будутъ васъ охранять,-- желаете-ли вы этого, или нѣтъ,-- отъ такихъ опасныхъ змѣй, какою является и есть коварный Сеффолькъ. Отъ его ядовитаго и рокового укушенія, какъ они говорятъ, вашъ любящій и въ двадцать разъ стоющій его дядя предательски лишенъ жизни.
   Народъ (за сценой). Отвѣтъ короля, милордъ Сольсбери.
   Сеффолькъ. Весьма вѣроятно, что народъ,-- грубое, необразованное холопство,-- шлетъ такое посланіе своему государю; но вы, милордъ, сами рады имъ услужить, чтобы показать, какой вы ловкій ораторъ. Но вся честь, которая досталась Сольсбери, это -- быть посломъ къ королю отъ кучки какихъ то мѣдниковъ.
   Народъ (за сценой). Отвѣтъ короля, или мы всѣ къ нему ворвемся!
   Король Генрихъ. Ступай, Сольсбери и скажи имъ всѣмъ отъ меня, что я благодарю ихъ за ихъ нѣжныя обо мнѣ заботы. Хоть бы они меня объ этомъ не просили, я все-таки намѣревался поступить такъ, какъ они просятъ. И въ самомъ дѣлѣ, мысли мои ежечасно пророчатъ мнѣ, что моему государству грозитъ несчастіе черезъ Сеффолька. Поэтому, клянусь величіемъ Того, чей я недостойный представитель, что Сеффолькъ не будетъ еще долѣе трехъ дней заражать воздухъ, подъ страхомъ смертной казни (Сольсбери уходитъ).
   Королева. Маргарита. О, Генрихъ, дозволь мнѣ ходатайствовать за благороднаго Сеффолька.
   Король Генрихъ. Неблагородная королева, что называешь его благороднымъ Сеффолькомъ? Довольно, говорю тебѣ: если ты будешь заступаться за него, ты лишь увеличишь мой гнѣвъ. Если-бы я только сказалъ, то сдержалъ-бы свое слово; но если я поклялся, то это уже непоколебимо.-- Если, по истеченіи трехъ дней, ты будешь замѣченъ въ какомъ-бы то ни было мѣстѣ, мнѣ подвластномъ, весь міръ не будетъ выкупомъ за твою жизнь.Пойдемъ, Уорикъ, пойдемъ, добрый Уорикъ, со мною, я имѣю сообщить тебѣ много важнаго.
  

Уходятъ: король Генрихъ, Уорикъ, лорды и др.

  
   Королева Маргарита. Пусть вамъ сопутствуютъ неудачи и горести! Пусть сердечное неудовольство и злобная печаль будутъ неразлучными товарищами вашихъ игръ! Гдѣ васъ двое, пусть тамъ дьяволъ будетъ третьимъ и тройная месть пусть стережетъ вашъ каждый шагъ!
   Сеффолькъ. Благородная королева, оставь эти проклятья и дозволь Сеффольку съ грустью проститься съ тобою.
   Королева Маргарита. Фу, трусливая баба, слабодушное творенье! Неужели у тебя не хватаетъ духа клясть своихъ враговъ?
   Сеффолькъ. Чума ихъ побери! Къ чему мнѣ ихъ клясть? Если-бы клятвы убивали, какъ стоны мандрагоры, я бы придумалъ такія ѣдкія, заклятыя, грубыя и страшныя на слухъ выраженія, такъ сильно произносилъ-бы ихъ сквозь стиснутые зубы, съ такимъ множествомъ знаковъ моей смертельной ненависти, какъ испитая, осунувшаяся ненависть, въ своемъ омерзительномъ логовищѣ. Языкъ запинался бы въ моихъ грозныхъ рѣчахъ; глаза метали-бы искры, какъ зажженный кремень; волосы стали-бы дыбомъ, какъ у бѣшенаго; даже каждый суставъ мой (кричалъ-бы) порицанія и проклятія. Да и теперь мое удрученное сердце разбилось-бы, если-бы я не проклиналъ ихъ. Пусть ядъ будетъ ихъ питьемъ! Желчь, или что-либо еще худшее, пусть будетъ ихъ вкуснѣйшимъ, тончайшимъ кушаньемъ! Сладчайшая для нихъ сѣнь -- роща кипарисовъ! Ихъ главные виды -- смертоносные василиски! Нѣжнѣйшее для нихъ прикосновеніе -- колко, какъ жало ящерицъ! Ихъ музыка -- страшна, какъ змѣиное шипѣнье, и зловѣщіе сычи пусть дополняютъ концертъ. Пусть всѣ отвратительные ужасы адской преисподней...
   Королева Маргарита. Довольно, милый Сеффолькъ: ты мучишь себя. А эти страшныя проклятья, какъ солнечные лучи отъ стекла или какъ слишкомъ сильно заряженное орудіе, отскакиваютъ и силу свою направляютъ противъ тебя-же.
   Сеффолькъ. Ты приказывала мнѣ проклинать, и ты-же приказываешь мнѣ перестать? Клянусь землею, изъ которой меня изгоняютъ, я могъ-бы цѣлую зимнюю ночь проклинать, хотя-бы простоялъ какой на горной вершинѣ, гдѣ колючій морозъ вовсе не даетъ рости травѣ,-- и мнѣ эта ночь показалась-бы одной минутой, проведенной въ забавахъ.
   Королева Маргарита. О, дай мнѣ упросить тебя! Перестань! Дай мнѣ твою руку, чтобы я могла оросить ее моими грустными слезами: пусть дождь небесный не орошаетъ это мѣсто, чтобы не смыть этихъ памятниковъ моего горя, моей грусти. О если-бы этотъ поцѣлуй могъ отпечататься на рукѣ твоей, чтобы ты, глядя на этотъ отпечатокъ, могъ вспоминать о той, которая вздыхаетъ по тебѣ тысячью вздоховъ Итакъ уходи-же, чтобъ я могла познать свое горе: оно лишь отсрочено, пока ты стоишь около меня, какъ насыщающійся, когда думаетъ о голодѣ. Я призову тебя обратно, или, будь увѣренъ, сама подвергнусь ссылкѣ. А для меня разлука съ тобою -- уже ссылка. Ступай, на говори со мною. Уходи-же! О нѣтъ, не уходи еще. Такъ точно двое осужденныхъ друзей цѣлуются, обнимаются и прощаются десять тысячъ разъ, во сто кратъ болѣе затрудняясь разстаться, нежели умереть. Однако, теперь прощай: прощай, жизнь съ тобою!
   Сеффолькъ. Такъ-то десять разъ изгнанъ бѣдный Сеффолькъ: одинъ разъ королемъ и трижды три раза -- тобою. Я не пожалѣлъ бы о родинѣ, если-бы тебя тамъ не было: для Сеффолька и пустыня была-бы достаточно населена, еслибъ ты была его небесною подругой. Гдѣ ты, тамъ цѣлый міръ со всѣми различными мірскими радостями, а гдѣ тебя нѣтъ,-- тамъ пустыня. Довольно. Живи, чтобъ наслаждаться жизнью; мнѣ-же самому ни въ чѣмъ не будетъ радости, кромѣ той, что ты жива.
  

Входитъ Во.

  
   Королева Маргарита. Куда Во такъ спѣшитъ? Пожалуйста, скажи, какія вѣсти?
   Во. Я присланъ доложить его величеству, что кардиналъ Бофортъ при смерти: его внезапно охватываетъ тяжкій недугъ, отъ котораго онъ задыхается, таращитъ глаза и ловитъ воздухъ, богохульствуетъ и проклинаетъ всѣхъ людей на землѣ. Порой онъ разговариваетъ, какъ будто-бы около него находится духъ герцога Гемфри; порой зоветъ онъ короля, и подушка, какъ будто-бы, ему шепчетъ тайны своей обремененной души. Я посланъ передать его величеству, что онъ какъ разъ теперь зоветъ его громко.
   Королева Маргарита. Иди, передай королю эту тяжелую вѣсть (Во уходитъ). Увы! И это -- свѣтъ? И что это за вѣсти? Но отчего-же я сожалѣю о потерѣ какого-нибудь жалкаго часа, забывая о ссылкѣ Сеффолька, сокровища души моей? Но отчего-же, Сеффолькъ, я горюю не объ одномъ тебѣ, не спорю съ тучами юга слезами? Ихъ слезы питаютъ землю, а мои -- мое горе. Иди-же прочь отсюда: ты знаешь, король сейчасъ придетъ, а если онъ найдетъ тебя со мною,-- ты мертвый человѣкъ.
   Сеффолькъ. Разставшись съ тобою, я не могу уже жить, но умереть на твоихъ глазахъ было-бы для меня не болѣе, какъ пріятною дремотой у тебя на колѣняхъ. Тамъ могъ-бы предать я духъ свой небесамъ такъ-же тихо и кротко, какъ грудной младенецъ, умирающій съ материнской грудью во рту. Тамъ, при видѣ короля, я-бы обезумѣлъ и крикомъ просилъ-бы тебя смежить мнѣ очи, и устами твоими замкнуть мнѣ уста. Такимъ образомъ, ты или вернула-бы мою отлетающую душу, или я вдохнулъ-бы ее въ твое тѣло и тогда она жила-бы въ прекрасномъ Элизіумѣ. Умереть при тебѣ -- значитъ умереть шутя; умереть вдали отъ тебя, значить мучаться болѣе, чѣмъ умирая. О, дозволь мнѣ остаться: пусть будетъ, что будетъ.
   Королева. Маргарита. Уходи! Хоть прощаніе и сильно разъѣдающее средство, но оно примѣняется къ смертельнымъ ранамъ. Во Францію, милый Сеффолькъ! Дай мнѣ знать о себѣ; въ какой-бы части свѣта ты ни находился, у меня найдется Ириса, которая отыщетъ тебя.
   Сеффолькъ. Я иду.
   Королева Маргарита.И уносишь мое сердце съ собою.
   Сеффолькъ. Это сокровище, замкнутое въ самой жалкой шкатулкѣ, которая когда-либо содержала цѣнныя вещи. Мы разстаемся, какъ расщепленная ладья. Въ эту сторону иду я къ смерти.
   Королева Маргарита. А я -- въ эту (Уходятъ въ разныя стороны).
  

СЦЕНА III.

Лондонъ. Спальня кардинала Бофорта.

Входятъ: король Генрихъ, Сольсбери, Уорикъ и другіе. Кардиналъ лежитъ въ постели, при немъ его слуги.

  
   Король Генрихъ.Какъ поживаете,милордъ?Скажи, Бофортъ, твоему государю.
   Кардиналъ. Если ты -- смерть, я отдамъ тебѣ казну Англіи, достаточную для того, чтобы купить еще другой такой островъ,-- лишь-бы ты оставилъ меня жить и не чувствовать боли.
   Король Генрихъ. О, что за признакъ дурной жизни, если приближеніе смерти, такъ ужасно видѣть!
   Уорикъ. Бофорть, это твой государь говоритъ съ тобою.
   Кардиналъ. Судите меня, когда вамъ угодно. Развѣ онъ умеръ не въ своей постели? Гдѣ-жъ ему больше умирать? Могу-ли я заставить людей жить волей-неволей?-- О, не пытайте меня больше; я признаюсь. Снова ожилъ? Такъ покажите-же мнѣ, гдѣ онъ? Я дамъ тысячу фунтовъ за то, чтобы увидѣть его! У него нѣтъ глазъ: ихъ засорила пыль. Пригладьте его волосы: смотрите! смотрите! Они стоятъ дыбомъ. какъ вѣтки, обмазанныя смолою, чтобы поймать мою окрыленную душу. Дайте мнѣ попить и прикажите аптекарю принести тотъ сильный ядъ, который я у него купилъ.
   Король Генрихъ. О ты, вѣчный Двигатель небесъ, взгляни милостивымъ окомъ на этого несчастнаго! О, отгони усерднаго и докучнаго врага, который упорно осаждаетъ душу несчастнаго, а изъ груди его -- это мрачное отчаяніе!
   Уорикъ. Смотрите, какъ предсмертныя муки заставляютъ его скрежетать зубами.
   Сольсбери. Не тревожьте его, пусть онъ отойдетъ съ миромъ.
   Король Генрихъ. Миръ душѣ его, если такъ благоугодно Богу. Лордъ кардиналъ, если ты думаешь о небесномъ блаженствѣ, подними руку въ знакъ надежды. Онъ кончается и не подаетъ никакого знака. О Боже! Прости ему!
   Уорикъ. Такая дурная смерть доказываетъ чудовищную жизнь.
   Король Генрихъ. Воздержись отъ осужденій: всѣ мы грѣшники.-- Закройте ему глаза и плотно спустите пологъ, а мы пойдемъ предаться размышленіямъ (Уходитъ).
  

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА I.

Кентъ. Берегъ моря близь Дувра.

Надъ моремъ раздается пальба. Затѣмъ выходятъ изъ шлюпки: капитанъ, шкиперъ, штурманъ Уольтеръ, Уитморъ и другіе. Съ ними переодѣтый Сеффолькъ и другіе джентльмэны, плѣнники.

  
   Капитанъ. Пышный, откровенный и жалкій день скользнулъ въ нѣдра моря; вотъ и громко воющіе водки будятъ драконовъ, несущихъ трагически-грустную ночь. Сонными, вялыми, отвисшими крыльями ласкаютъ они могилы умершихъ и изъ своей туманной пасти выдыхаютъ въ воздухъ отвратительныя заразныя потемки. Приведите-же военныхъ которыхъ мы забрали, и, пока наша пинасса стоитъ на якорѣ въ Дуврѣ, они тутъ, на пескѣ отдадутъ за себя выкупъ или кровью своей расцвѣтятъ этотъ безцвѣтный берегъ.-- Шкиперъ, этого плѣнника я охотно отдаю тебѣ, а ты, его, штурманъ, вотъ этого возьми себѣ въ добычу. А тотъ (указывая на Сеффолька) пусть будетъ твоей долей, Уольтеръ Уитморъ.
   1-й джентльмэнъ. Какой за меня выкупъ, шкиперъ? Позволь мнѣ узнать.
   Шкиперъ. Тысяча кронъ, а не то -- подставляй голову!
   Штурманъ. Столько-же дашь и ты, а не то -- долой и твою.
   Капитанъ. Какъ? Неужели по вашему много двухъ тысячъ кронъ? А еще носите имя и осанку джентльмэновъ? Перерѣзать горло обоимъ негодяямъ! Вы должны умереть. Такую ничтожную сумму нельзя противопоставить жизни тѣхъ, которыхъ мы лишились въ схваткѣ.
   1-й джентльмэнъ. Я дамъ ее вамъ, сэръ: оставьте мнѣ
   2-1 джентльмэнъ. Я -- также и сейчасъ-же напишу объ этомъ домой.
   Уитморъ. Я лишился глаза во время абордажа, и потому (къ Сеффольку) ты долженъ умереть, въ отмщеніе за это.
   Капитанъ. Не будь такъ безразсуденъ: возьми съ него выкупъ и оставь ему жизнь.
   Сеффолькъ. Взгляните на моего св. Георгія: я джентльмэнъ. Цѣни меня во сколько угодно, тебѣ будетъ уплачено.
   Уитморъ. И я тоже: мое имя Уолтеръ Уитморъ. Что, это? Чего ты вздрогнулъ? Какъ? Неужели тебѣ смерть страшна?
   Сеффолькъ. Мнѣ страшно твое имя, въ которомъ звучитъ смерть. Одинъ ученый составилъ мой гороскопъ и сказалъ, что я умру отъ "воды". Однако, пусть это не дѣлаетъ тебя кровожаднымъ: вѣдь твое имя "Гольтиръ", если его правильно произнести.
   Уитморъ. "Гольтиръ" или "Уо'теръ", мнѣ все равно какое-бы ни было. Но никогда еще не оскверняло нашего имени гнусное оскорбленіе безъ того, чтобы мы не смыли этого пятна. И если я, какъ торгашъ, продамъ свою месть пусть переломятъ надо мной мое копье, а доспѣхи перервутъ и опозорятъ и ославятъ меня негодяемъ по всей вселенной! (Хватаетъ Сеффолька).
   Сеффолькъ. Постой, Уитморъ! Вѣдь твой плѣнникъ принцъ, онъ герцогъ Сеффолькъ, Уильямъ де-ля-Пуль.
   Уитморъ. Герцогъ Сеффолькъ, укутанный въ лохмотья!
   Сеффолькъ. Да, но эти лохмотья не составляютъ принадлежности герцога. Вѣдь, и Юпитеръ иногда ходилъ переодѣтымъ; такъ почему-жь бы и мнѣ не дѣлать тоже?
   Капитанъ. Но Юпитеръ никогда не былъ убитъ, а ты будешь.
   Сеффолькъ. Подлый, ничтожный мужикъ! Кровь короля Генриха, благородная кровь дома Ланкастеровъ, не можетъ быть пролита такимъ порочнымъ рабомъ. Не посылалъ-ли ты мнѣ воздушныхъ поцѣлуевъ и не держалъ-ли ты мнѣ стремя? Съ непокрытой головою шелъ ты рядомъ съ моимъ муломъ въ богатой попонѣ и почиталъ себя счастливымъ, если я тебѣ кивалъ головою. Какъ часто подавалъ ты мнѣ чашу и кормился моими объѣдками, когда я пировалъ съ королевой Маргаритой? Вспомни, и пусть это сдѣлаетъ тебя смирнѣе и уменьшитъ твою пустую гордость! Какъ ты дожидался въ нашей прихожей моего выхода? И та-же самая рука моя, которая не разъ писала въ твою пользу, можетъ, вслѣдствіе этого, заворожить твой дерзновенный языкъ.
   Уитморъ. Капитанъ, скажи: не прихлопнуть-ли мнѣ этого подлаго мужика?
   Капитанъ. Пусть я сначала прихлопну его словами, какъ онъ меня.
   Сеффолькъ. Низкій рабъ, слова твои глупы, какъ и ты самъ.
   Капитанъ. Уведите его отсюда и отрубите ему голову надъ бортомъ нашего барказа.
   Сеффолькъ. Ты не посмѣешь, изъ боязни за свою собственную.
   Капитанъ. Посмѣю, Пуль.
   Сеффолькъ. Пуль?
   Капитанъ. Пуль? Сэръ Пуль, или лордъ? Ну, грязный стокъ, лужа, или помойная яма, чье зловоніе и грязь мутятъ серебристые ручьи, изъ которыхъ пьютъ англичане. Теперь-то я замкну твой зѣвъ за то, что онъ поглотилъ государственную казну. Губы твои, цѣловавшія королеву, пусть лижутъ землю, а ты самъ, усмѣхавшійся смерти добраго герцога Глостэра, тщетно будешь скалить зубы на безжалостный вѣтеръ, который съ презрѣніемъ будетъ продолжать на тебя свистѣть. И пусть ты сочетаешься съ вѣдьмами ада за то, что дерзнулъ сочетать могущественнаго повелителя съ дочерью ничтожнаго короля, не имѣвшаго ни подданныхъ, ни владѣній, ни короны. Благодаря дьявольскимъ хитростямъ, ты повысился и, какъ честолюбивый Цилла, пресытился кусками окровавленнаго сердца своей матери. Черезъ тебя проданы французамъ Анжу и Мэнъ; черезъ тебя-же лукавые бунтовщики нормандцы съ презрѣніемъ отказываются называть насъ своими господами. Пикардійцы перерѣзали правителей, захватили наши крѣпости и отправили восвояси нашихъ раненыхъ, оборванныхъ солдатъ. Царственный Уорикъ и всѣ Невили, грозные мечи которыхъ никогда не подымались понапрасну, изъ ненависти къ тебѣ возстаютъ, вооружаясь. И вотъ теперь, домъ Іорка,-- отторгнутый отъ короны позорнымъ убійствомъ безвиннаго короля и властной, гордой, хищной тираніей, -- возгорѣлся мстительнымъ огнемъ и на своихъ отрадныхъ знаменахъ несетъ впереди наше полу-солнце, стремящееся засіять надъ изреченіемъ: Invitis nubibus. Народъ здѣсь, въ Кентѣ, возсталъ и, въ заключеніе всего, позоръ и нищета закрались во дворецъ нашего короля,-- а все черезъ тебя-же. Прочь! уведите его отсюда.
   Сеффолькъ. О, еслибъ я былъ богомъ, чтобъ разразиться громомъ надъ этимъ ничтожнымъ, подлымъ, отвратительнымъ мужичьемъ! Мелочами гордятся лишь подлецы: и этотъ негодяй, будучи капитаномъ пинассы, грозится сильнѣе, нежели Баргулъ, могучій иллирійскій пиратъ. Шмеля не сосутъ орлиной крови, но грабятъ пчелиные ульи. Невозможно, чтобы я умеръ отъ руки такого подлаго вассала, какъ ты.Твои слова подымаютъ во мнѣ гнѣвъ, но не раскаяніе. Я ѣду во Францію съ порученіемъ отъ королевы. Приказываю тебѣ доставить меня невредимо на тотъ берегъ пролива.
   Капитанъ. Уотеръ!
   Уитморъ. Ступай, Сеффолькъ, я долженъ доставить тебя на смерть.
   Сеффолькъ. Gelidus timor occupat artus: я боюсь только тебя.
   Уитморъ. У тебя будутъ еще причины для страха, прежде, чѣмъ я оставлю тебя. Ну что же? Теперь ты покорился? Теперь хочешь смириться?
   1-й джентльмэнъ. Мой милостивый лордъ, умоляйте его, говорите съ нимъ ласково.
   Сеффолькъ. Повелительный языкъ Сеффолька твердъ и суровъ; привыкшій повелѣвать, онъ не умѣетъ просить милости. Тѣмъ болѣе мы не почтимъ такихъ людей, какъ эти, смиренными просьбами. Нѣтъ, скорѣе склонится моя голова на плаху, нежели колѣни мои передъ кѣмъ-либо, кромѣ Бога небесъ и моего короля. Ужь лучше торчать на окровавленной рогатинѣ, нежели стоять съ непокрытой головой передъ грубымъ рабомъ. Настоящее благородство чуждо страха: я могу вынести больше, чѣмъ вы осмѣлитесь мнѣ сдѣлать.
   Капитанъ. Тащите его прочь и не давайте ему больше говорить.
   Сеффолькъ. Ну, покажите-же, воины, на какую жестокость вы способны, чтобы смерть моя никогда не забылась.-- Нерѣдко умирали великіе мужи отъ руки подлыхъ византійцевъ. Римскій боецъ и разбойникъ умертвили прекраснаго Туллія; отъ руки пригулка Брута палъ Юлій Цезарь; отъ дикихъ островитянъ -- Великій Помпей, а отъ пиратовъ -- Сеффолькъ (Уходятъ: Сеффолькь съ Уитморомъ и другіе).
   Капитанъ. Что-же касается тѣхъ, чей выкупъ мы уже назначили, намъ угодно, чтобы одинъ изъ нихъ отправился обратно. Поэтому ты пойдешь съ нами, а онъ будетъ отпущенъ.
  

Входитъ опять Уитморь съ трупомъ Сеффолька.

  
   Уитморъ. Пусть тутъ лежитъ и голова его, и безжизненное тѣло, пока его не похоронитъ королева, его любовница (Уходитъ).
   1-й джентльмэнъ. О жестокое и кровавое зрѣлище! Я увезу его тѣло къ королю: если не онъ, такъ друзья отомстятъ за него, равно какъ и королева, которой онъ былъ такъ дорогъ при жизни (Уходитъ, унося тѣло).
  

СЦЕНА II.

Блэкхисъ.

Входятъ: Джорджъ Бевисъ и Джонъ Голлэндъ.

  
   Джорджъ. Ступай, добудь себѣ мечъ, хотя-бы изъ дранокъ. Вотъ ужь два дня, какъ они поднялись.
   Джонъ. Значить теперь имъ тѣмъ нужнѣе сонъ.
   Джорджъ. Говорю тебѣ, что сукновалъ, Джонъ Кэдъ, намѣренъ пообчистить государство, вывернуть его и поднять на немъ новый ворсъ.
   Джонъ. Оно въ этомъ нуждается, потому-что потерто. Говорю-же тебѣ, не бывало въ Англіи веселья съ тѣхъ поръ, какъ явились эти джентльмэны.
   Джорджъ. О, злополучное время! Въ ремесленникахъ не признаютъ добродѣтели.
   Джонъ, Дворяне думаютъ, что ходить въ кожаномъ передникѣ позорно.
   Джорджъ. Нѣтъ, и еще того больше: совѣтники короля плохіе работники.
   Джонъ. Это правда. Однако, говорятъ: работай каждый на своемъ поприщѣ. Это тоже, что сказать-бы: пусть правителями будутъ работники, и потому намъ-бы слѣдовало быть правителями.
   Джорджъ. Ты какъ-разъ попалъ въ цѣль: вѣрнѣйшій признакъ честнаго человѣка -- загрубѣлыя руки.
   Джонъ. Я знаю кто! Я знаю кто! Вотъ сынъ Беста, бочаръ изъ Уингхэма.
   Джорджъ. Ему пусть будутъ кожи нашихъ враговъ, чтобы выдѣлать изъ нихъ кожу.
   Джонъ. И Дикъ, мясникъ.
   Джорджъ. Ну, такъ грѣхъ будетъ дранъ, какъ волъ, а неправда зарѣзана, какъ теленокъ.
   Джонъ. И ткачъ Смисъ.
   Джорджъ. Argo -- нить ихъ жизни окончена.
   Джонъ. Пойдемъ, пойдемъ: примкнемъ-же къ нимъ.
  

Барабаны. Входятъ: Кэдъ, мясникъ Дикъ, ткачъ Смисъ и множество другихъ.

  
   Кэдъ. Мы, Джонъ Кэдъ, названные такъ по имени мнимаго отца нашего.
   Дикъ (всторону). Или скорѣе за украденную бочку сельдей.
   Кэдъ. Наши враги падутъ предъ нами, вдохновленными стремленьемъ низвергать королей и принцевъ. Прикажи молчать.
   Дикъ. Молчать!
   Кэдъ. Мой отецъ былъ Мортимеръ.
   Дикъ (всторону). Честный человѣкъ и хорошій каменьщикъ.
   Кэдъ. Мать -- изъ рода Плантадженэтовъ.
   Дикъ (всторону). Я зналъ ее хорошо: она была повивальной бабкой.
   Кэдъ. Жена моя -- изъ потомства Лэси.
   Дикъ. И въ самомъ дѣлѣ: она дочь разносчика и продавала много кружевъ.
   Смисъ (всторону). Но за послѣднее время она ужь не можетъ странствовать со своимъ мѣховымъ тюкомъ и бучить свое бѣлье дома.
   Кэдъ. Слѣдовательно, я -- благороднаго рода.
   Дикъ (всторону). Да, конечно, Поле -- благородная мѣстность, а онъ тамъ и родился, подъ тыномъ, такъ-какъ у отца его, кромѣ тюрьмы, и дому-то никогда не бывало.
   Кэдъ. Я храбръ.
   Смисъ (всторону). Поневолѣ: вѣдь, нищіе всѣ храбрецы.
   Кэдъ. Я могу много вынести.
   Дикъ (встороиу). Объ этомъ не можетъ быть вопроса: я видѣлъ, какъ его стегали кнутомъ три базарные дня подрядъ.
   Кэдъ. Я же боюсь ни огня, ни меча.
   Смисъ (всторону). Ему нечего бояться меча: его одежда непроницаема.
   Дикъ. Но, мнѣ кажется, онъ бы долженъ бояться огня, потому-что у него сожжена рука за кражу овецъ.
   Кэдъ. Будьте-же храбры, потому-что предводитель вашъ храбръ и клянется все преобразовать. Въ Англіи будутъ продаваться хлѣбы въ семь съ половиной пенсовъ за одинъ пенни; въ трехмѣрномъ ведрѣ будетъ десять мѣръ, и я за преступленіе буду считать пить полпиво. Все государство будетъ общимъ достояніемъ, а въ Чипсайдѣ я буду пасти своего коня. Когда-же я буду королемъ (а я имъ буду),--
   Всѣ. Спаси, Боже, ваше величество!
   Кэдъ. Благодарю васъ, добрые люди.-- Денегъ вовсе не будетъ: всѣ будутъ пить и ѣсть на мой счетъ. Я всѣхъ одѣну въ одинаковыя платья, чтобы всѣ ладили между собой, какъ братья, и почитали-бы меня, какъ своего повелителя.
   Дикъ. Первое, что мы сдѣлаемъ, перебьемъ всѣхъ законовѣдовъ.
   Кэдъ. Нѣтъ, это я намѣренъ сдѣлать. Не жалость-ли, что изъ шкуры какого-нибудь невиннаго ягненка сдѣлаютъ пергаментъ. Что этотъ пергаментъ, когда его весь испишутъ, губитъ человѣка? Иные говорятъ, что пчела кусается, но я говорю, что это пчелиный воскъ, такъ-какъ я лишь однажды припечаталъ одну вещь, и съ тѣхъ поръ я самъ не свой. Что это? Кто тамъ?
  

Входятъ нѣсколько человѣкъ, ведя за собою писца чатэмскаго.

  
   Смисъ. Писецъ чатэмскій. Онъ умѣетъ читать, писать и подсчитыватъ.
   Кэдъ. О, безобразіе!
   Смисъ. Мы забрали его,когда онъ поправлялъ прописи, мальчишекъ.
   Кэдъ. Вотъ такъ негодяй!
   Смнсъ. Въ карманѣ у него книга съ красными буквами.
   Кэдъ. Нѣтъ! Значитъ онъ колдунъ.
   Дикъ. Нѣтъ, онъ даже можетъ составлять контракты и писать по-судейски.
   Кэдъ. Мнѣ это очень жаль: онъ толковый человѣкъ, честное слово, и не умретъ, если я не найду его виновнымъ. Поди-ка сюда, малый, я долженъ допросить тебя Какъ твое имя?
   Писецъ. Эммануилъ.
   Дикъ. Это пишутъ на заголовкахъ писемъ. Тебѣ плохо придется.
   Кэдъ. Отстань! -- Обыкновенно ты пишешь свое имя или у тебя есть какой-либо особый знакъ, какъ у всякаго честнаго простолюдина?
   Писецъ. Благодаря Бога, сэръ, я настолько хорошо образованъ, что умѣю писать свое имя.
   Всѣ. Такъ онъ сознался: долой его! Онъ злодѣй и предатель!
   Кэдъ. Я говорю: долой его! Повѣсьте его съ перомъ и чернильницей на шеѣ (Нѣсколько человѣкъ уходятъ съ писцомъ).
  

Входитъ Михаилъ.

  
   Михаилъ. Гдѣ нашъ предводитель?
   Кэдъ. Я тутъ, странный ты человѣкъ.
   Михаилъ. Кэдъ, бѣги! Бѣги! Сэръ Гемфри Стаффордъ и его братъ съ королевскимъ войскомъ близко отсюда.
   Кэдъ. Стой, негодяй, стой! Или я прихлопну тебя. Онъ будетъ встрѣченъ человѣкомъ не хуже его самого: онъ вѣдь только рыцарь, не такъ-ли?
   Михаилъ. Да.
   Кэдъ. Чтобы сравняться съ нимъ, я сейчасъ-же посвящу себя въ рыцари. Встань, сэръ Джонъ Мортимеръ. Ну теперь онъ только держись!
  

Входитъ сэръ Гемфри Стаффордъ и его братъ Уильямъ съ войскомъ и съ барабанами.

  
   Стаффордъ. Мятежные холопы, пѣна и грязь Кента, отмѣченные для висѣлицы, сложите оружіе. Возвращайтесь въ свои коттэджи, оставьте этого презрѣннаго! Король будетъ къ вамъ милостивъ, если вы отступитесь отъ него.
   Уильямъ Стаффордъ. Но грозенъ, яростенъ и склоненъ къ кровопролитію, если вы заупрямитесь. Поэтому покоритесь, или умрите.
   Кэдъ. Что-же касается этихъ разодѣтыхъ въ шелкъ рабовъ, я на нихъ не обращаю вниманія. Я съ вами говорю добрые люди, надъ которыми я въ будущемъ надѣюсь царствовать, такъ какъ я законный наслѣдникъ престола.
   Стаффордъ. Негодяй! Отецъ твой былъ маляръ, а ты самъ стригунъ,-- не такъ-ли?
   Кэдъ. А Адамъ былъ садовникъ.
   Уильямъ Стаффордъ. Ну, такъ что-же изъ-того?
   Кэдъ. Ну, понятно, вотъ что: Эдмондъ Мортимеръ, графъ Марчъ, женился на дочери герцога Кларенса; не такъ-ли?
   Стаффордъ. Такъ точно, сударь.
   Кэдъ. Отъ нея онъ имѣлъ двойниковъ.
   Уильямъ Стаффордъ. Это ложно.
   Кэдъ. Ну, это еще вопросъ, но я говорю, что это вѣрно. Старшій изъ нихъ, отданный на вскормленіе, былъ украденъ нищей и, въ невѣдѣніи о своемъ рожденіи и родствѣ, сдѣлался каменьщикомъ. Я его сынъ: отрицай это, если можешь,
   Дикъ. Нѣтъ, это слишкомъ вѣрно, и потому онъ будетъ королемъ.
   Смисъ. Сэръ, онъ сложилъ трубу въ домѣ отца моего и еще по сей день живы кирпичи, чтобъ засвидѣтельствовать это: поэтому лучше вамъ не отрицать.
   Стаффордъ. И неужели вы повѣрите словамъ этого холопа, который самъ не знаетъ, что говоритъ?
   Всѣ. Ну да, понятно, вѣримъ, а потому убирайтесь.
   Уильямъ Стаффордъ. Джэкъ Кэдъ, тебя подъучилъ герцогъ Іоркъ.
   Кэдъ (всторону). Онъ вретъ, я самъ это выдумалъ.-- Ладно, любезный; скажи-ка отъ меня королю, что ради его отца, Генриха Пятаго, при которомъ мальчишки играли въ лунку на французскія кроны, я согласенъ, чтобы онъ царствовалъ, но пусть я буду его протекторомъ.
   Дикъ. А сверхъ того, мы требуемъ голову лорда Сэ, за то, что онъ продалъ Мэнское герцогство.
   Кздъ. И вполнѣ резонно: этимъ, вѣдь, искалѣчена Англія и можетъ даже ходить съ палкой, если только я не поддержу ее своею властью. Собратья-короли, говорю вамъ, что этоть лордъ Сэ изуродовалъ государство и обратилъ его въ евнуха. Мало того: онъ даже говоритъ по-французски, а слѣдовательно онъ измѣнникъ.
   Стаффордъ. О грубое и подлое невѣжество!
   Кэдъ. Нѣтъ отвѣчай, если можешь: французы наши враги. Ну и ладно, а я вотъ о чемъ только спрашиваю: можетъ-ли тогъ, который говоритъ языкомъ враговъ, быть добрымъ совѣтникомъ,-- или нѣтъ?
   Всѣ. Нѣтъ, нѣтъ! И потому мы требуемъ его голову.
   Уильямъ Стаффордъ. Ну, какъ видно, ласковыми рѣчами ихъ не одолѣешь: такъ нападайте-же на нихъ съ войскомъ короля.
   Стаффордъ. Ступай, герольдъ! Въ каждомъ городѣ провозглашай измѣнниками тѣхъ, которые возстали вмѣстѣ съ Кэдомъ; что даже тѣ, которымъ удастся бѣжать до окончанія сраженія, будутъ повѣшены на глазахъ у ихъ женъ и дѣтей, примѣра ради, передъ своими-же дверями. А тѣ, кто другъ королю, пусть идутъ за мною. (Уходятъ: оба Стаффорда и войско).
   Кэдъ. А тѣ, кто любитъ народъ, пусть слѣдуютъ за мною.-- Докажите-же теперь свободы ради, что вы мужчины.-- Мы не оставимъ ни одного лорда, ни одного джентльмэна: не щадите никого, кромѣ тѣхъ, что ходятъ въ заплатанныхъ башмакахъ, потому-что они-то и есть настоящіе разсчетливые и честные люди, которые приняли-бы нашу сторону, да не смѣютъ.
   Дикъ. Но они всѣ въ порядкѣ и наступаютъ на насъ.
   Кэдъ. Ну, такъ и мы въ порядкѣ, даже когда у насъ наибольшій безпорядокъ. Идемъ; маршъ! Впередъ! (Уходятъ).
  

СЦЕНА III.

Другая часть Блэкхиса.

Тревога. Обѣ партіи входятъ и дерутся; оба Стаффорда убиты.

  
   Кэдъ. Гдѣ-же Дикъ, мясникъ изъ Ашфорда?
   Дикъ. Здѣсь, сэръ.
   Кэдъ. Враги падали передъ тобой, какъ волы, бараны, или и ты обращался съ ними, какъ если-бы ты былъ у себя на бойнѣ. Поэтому я награжу тебя: постъ будетъ еще на столько-же длиннѣе, чѣмъ теперь, а ты подучишь разрѣшеніе для ста человѣкъ безъ одного.
   Дикъ. Я больше ничего и не желаю.
   Кэдъ. А правду сказать, такъ ты этого стоишь. Я буду носить этотъ знакъ побѣды, а тѣла будутъ волочиться у копытъ моего коня, пока я не прибуду въ Лондонъ, гдѣ мечъ мэра понесутъ предъ нами.
   Дикъ. Если мы сами намѣрены благоденствовать и дѣлать добро, такъ отворимъ темницы и выпустимъ заключенныхъ.
   Кэдъ. Не бойся, я это тебѣ обѣщаю. Идемъ, направимся въ Лондонъ. (Уходятъ).
  

СЦЕНА IV.

Лондонъ. Комната во дворцѣ.

Входятъ: король Генрихъ, читающій прошеніе, Бекингэмъ и съ нимъ лордъ Сэ. Нѣсколько поодаль -- королева Маргарита сокрушается надъ головой Сеффолька.

  
   Королева. Маргарита. Я часто слышала, что горѣ смягчаетъ мысли, дѣлаетъ ихъ боязливыми и перерождаетъ ихъ. Думай, поэтому, о мести и перестань плакать. Но кто-же можетъ перестать плакать, глядя на это? Пусть лежитъ его голова тутъ, на моей трепетной груди; но гдѣ-же тѣло, которое я-бы желала обнять?
   Бекингэмъ. Какой отвѣтъ дастъ ваше величество на прошеніе бунтовщиковъ?
   Король Генрихъ. Я пошлю какого-нибудь благочестиваго епископа ихъ увѣщевать: упаси Боже, чтобы столько христіанскихъ душъ погибло отъ меча! А я самъ скорѣе, нежели подавить ихъ кровавою войною, готовъ вести переговоры съ Джэкомъ Кэдомъ, ихъ предводителемъ.-- Но постой, я перечту прошеніе.
   Королева. Маргарита. О, жестокосердые негодяи! Неужели это прелестное лицо, управлявшее мною, какъ путеводная звѣзда, не могло принудить къ жалости тѣхъ, которые были недостойны на него смотрѣть?
   Король Генрихъ. Лордъ Сэ! Джэкъ Кэдъ поклялся, что добудетъ твою голову.
   Сэ. Да, но я надѣюсь, что ваше величество добудете его.
   Король Генрихъ. Ну что-жь, сударыня? Вы все еще горюете, оплакиваете смерть Сеффолька? Боюсь я, дорогая, что если-бы я умеръ, ты не такъ-бы сильно горевала по мнѣ.
   Королева Маргарита. Нѣтъ, мой дорогой, я-бы не горевала: я-бы умерла.
  

Входитъ гонецъ.

  
   Король Генрихъ. Ну что, какія вѣсти? Чего ты такъ спѣшишь?
   Гонецъ. Бунтовщики въ Саусуеркѣ. Бѣгите, мой повелитель! Джэкъ Кэдъ разглашаетъ, что онъ лордъ Мортимеръ, потомокъ рода герцога Кларенса, открыто называетъ ваше величество похитителемъ престола и клянется, что коронуется въ Уэстминстерѣ. Его войска -- толпа оборванцевъ, холоповъ и мужиковъ, грубыхъ и безжалостныхъ: смерть сэра Гемфри Стаффорда и его брата дала имъ храбрость итти дальше. Всѣхъ ученыхъ, законниковъ, придворныхъ и джентльмэновъ они называютъ подлыми гусеницами и намѣреваются ихъ умертвить.
   Король Генрихъ. О, люди безъ стыда! Они не вѣдаютъ, что творятъ.
   Бекингэмъ. Мой милостивый повелитель, удалитесь въ Кенельуерсъ, пока будетъ собрано войско противъ нихъ.
   Королева Маргарита. Ахъ, если-бы герцогъ Сеффолькъ еще былъ живъ, эти кентскіе бунтовщики скоро были-бы усмирены.
   Король Генрихъ. Лордъ Сэ, измѣнники тебя ненавидятъ, а потому отправляйся съ нами въ Кенельуерсъ.
   Сэ. Тогда особа вашего величества будетъ въ опасности. Видъ мой противенъ ихъ взорамъ, и потому я лучше останусь здѣсь въ городѣ и буду жить одинъ, какъ только можно тайно.
  

Входитъ другой гонецъ.

  
   2-й гонецъ. Джэкъ Кэдъ взялъ Лондонскій мостъ. Жители бѣгутъ, бросая свои дома; гнусная чернь, жаждущая добычи, соединяется съ измѣнникомъ, и они всѣ сообща клянутся разграбить городъ и вашъ королевскій дворецъ.
   Бекингэиъ. Не медлите-же, мой повелитель: уѣзжайте хоть верхомъ.
   Король Генрихъ. Пойдемъ, Маргарита: Господь, наша надежда, намъ поможетъ.
   Королева Маргарита. Моя надежда погибла, когда Сеффолькъ скончался.
   Король Генрихъ (лорду Сэ). Прощайте, милордъ; не довѣряйтесь кентскимъ бунтовщикамъ.
   Бекингэмъ. Не довѣряйтесь никому, изъ боязни, чтобы васъ не предали.
   Сэ. Моя надежда въ моей невинности, и потому я храбръ и рѣшителенъ. (Уходятъ).
  

СЦЕНА V.

Тамъ-же. Тауэръ.

Входятъ: лордъ Скэльзъ и другіе и ходятъ по стѣнѣ. Внизу входятъ нѣсколько горожанъ.

   Скэльзъ. Ну что? Джэкъ Кэдъ убить?
   1-й горожанинъ. Нѣтъ, милордъ, и не похоже на то, что его убьютъ. Бунтовщики завладѣли мостомъ и убиваютъ всѣхъ, кто имъ противится. Лордъ-мэръ проситъ у ваше милости подкрѣпленія изъ Тауэра, чтобы защищать городъ отъ бунтовщиковъ.
   Скэльзъ. Вы можете располагать подкрѣпленіемъ, безъ какого только я могу обойтись, такъ какъ меня самого о здѣсь безпокоятъ: бунтовщики уже пробовали взять Тауэръ. Но вы отправляйтесь въ Смисфильдъ, соберите народъ и я пришлю вамъ туда Мэттью Гау. Бейтесь за короля, за родину и за свою жизнь. Итакъ, прощайте: мнѣ опять надобно уйти (Уходятъ).
  

СЦЕНА VI.

Тамъ-же. Пушечная улица.

Входятъ: Джэкъ Кэдъ и ею приверженцы. Опъ ударяетъ жезломъ по Лондонскому камню.

  
   Кэдъ. Вотъ Мортимеръ и повелитель этого города. И тутъ-же, сидя на Лондонскомъ камнѣ, я постановляю и приказываю, чтобы въ этотъ первый годъ нашего царствованія по желобамъ не текло ничего, кромѣ краснаго вина, на счетъ города. А затѣмъ, будетъ измѣной, если кто-либо назоветъ меня иначе, чѣмъ лордомъ Мортимеромъ.
  

Вбѣгаетъ солдатъ.

  
   Солдатъ. Джэкъ Кэдъ! Джэкъ Кэдъ!
   Кэдъ. Вали его! (Его убиваютъ).
   Смисъ. Если этотъ малый уменъ, такъ никогда ужь больше не назоветъ васъ Джэкомъ Кэдомъ: мнѣ кажется, его достаточно предупредили.
   Дикъ. Милордъ, въ Смисфильдѣ собрано войско.
   Кэдъ. Идемъ-же: сразимся съ ними. Но сперва отдайте и подожгите Лондонскій мостъ, а если можете, сожгите также и Тауэръ. Ну, идемъ-же! (Уходятъ).
  

СЦЕНА VII.

Тамъ-же Смисфильдъ.

Тревога. Входятъ съ одной стороны: Кэдъ и его приверженцы; съ другой горожане и королевское войско подъ предводительствомъ Мэттъю Гау. Стычка. Горожане смяты, Мэттъю Гау убитъ.

  
   Кэдъ. Такъ-то, господа. Теперь ступайте нѣсколько человѣкъ и разрушайте Савойскій дворецъ! другіе -- въ коллегіи: все уничтожайте!
   Дикъ. У меня есть просьба къ вашей свѣтлости,
   Кэдъ. Еслибъ ты просилъ титула свѣтлости, такъ и тотъ получимъ-бы за это слово.
   Дикъ. Лишь-бы законы Англіи исходили изъ вашихъ
   Джонъ (всторону). Нечего сказать, плачевные-же это будутъ законы: его когда-то хватили въ ротъ копьемъ и онъ еще не зажилъ.
   Смисъ (всторону). Нѣтъ, Джонъ, это будетъ вонючій законъ: у него изо рта еще воняетъ поджаренымъ сыромъ.
   Кэдъ. Я уже это обдумалъ: такъ оно и будетъ. Ступайте, сожгите всѣ правительственныя бумаги: мои уста будутъ англійскимъ парламентомъ.
   Джонъ (всторону). Ну, такъ значитъ ѣдки-же будутъ наши постановленія, если ему не вырвутъ зубы.
   Кэдъ. А впредь все будетъ общимъ достояніемъ.
  

Входитъ гонецъ.

  
   Гонецъ. Милордъ, добыча! Вотъ лордъ Сэ, продававшій французамъ наши города. Онъ тотъ, что заставлялъ насъ платить двадцать одну пятнадцатыхъ долей и по одному шиллингу съ фунта, въ послѣдній налогъ.
  

Входятъ: Джорджъ Бевисъ съ лордомъ Сэ.

  
   Кэдъ. Ну, такъ за это онъ будетъ десять разъ обезглавленъ.-- Ахъ ты, шелковый, саржевый,-- нѣтъ, крашенинный лордъ! Теперь ты сдѣлался мишенью для нашего царственнаго суда. Что можешь ты отвѣчать моему величеству за сдачу Нормандіи господину Безимекю -- дофину Франціи? Да будетъ тебѣ извѣстно, въ ихъ присутствіи и въ присутствіи лорда Мортимера, что я метла, которая дочиста вымететъ со двора такую нечисть, какъ ты. Ты самымъ предательскимъ образомъ развратилъ юношество въ государствѣ, основавъ школу грамотности. И, въ то время, какъ наши предки не имѣли другахъ книгъ, кромѣ бирки и намѣтокъ на биркѣ, ты ввелъ въ употребленіе книгопечатаніе, выстроилъ бумажную мельницу, вопреки королю, его коронѣ и достоинству. Тебѣ въ лицо будетъ доказано, что ты себя окружаешь людьми, которые обыкновенно говорятъ о существительныхъ и глаголахъ и произносятъ такія гнусныя слова, какихъ не снесетъ ни одно христіанское ухо. Ты поставилъ мировыхъ судей, которые призывали бѣдняковъ къ отвѣту въ такихъ дѣлахъ, за которыя они не могутъ отвѣчать. Кромѣ того, ты ихъ отправлялъ въ тюрьмы и вѣшалъ ихъ за то, что они не умѣли читать; когда именно по этой только причинѣ они и были-бы достойны жить. Ты, вѣдь, ѣздишь на лошадяхъ въ попонахъ, не такъ-ли?
   Сэ. Такъ что-жь изъ этого?
   Кэдъ. Понятно, что тебѣ не слѣдовало-бы водить свою лошадь въ платьѣ, въ то время, когда люди почестнѣе тебя ходятъ въ штанахъ и курткѣ.
   Дикъ. И работаютъ въ одной рубахѣ, какъ я, напримѣръ, потому что я мясникъ.
   Сэ. Вы -- жители Кента.
   Дикъ. Ну, что-то скажешь ты о Кентѣ?
   Сз. Только вотъ что: онъ "bona terra, mala gens".
   Кэдъ. Долой его! Долой его! Онъ говоритъ по-латыни.
   Сэ. Только выслушайте, что я скажу, а тамъ отправляйте меня куда хотите. Въ Комментаріяхъ, написанныхъ Цезаремъ, Кентъ названъ самою образованной землей на островѣ; мѣстность его прелестна, потому что полна богатствъ; народъ великодушенъ, храбръ, дѣятеленъ и богатъ, это мнѣ даетъ надежду на то, что вы не чужды жалости. Не продавалъ я Мэна, не терялъ я Нормандіи; однако, чтобы вернуть ихъ, я готовъ лишиться жизни. Я всегда творилъ милость и правосудіе; мольбы и слезы меня трогали, но приношенія -- никогда. Требовалъ-ли я когда чего изъ вашихъ рукъ, какъ не для поддержки короля, государства и васъ самихъ? Я щедрости свои расточалъ ученымъ писцамъ, потому что за мою образованность меня отличалъ король. А если невѣжество -- Божье наказанье, такъ наука -- крыло, на которомъ мы летимъ на небеса. Если вы только не одержимы злымъ духомъ, вы не согласитесь убить меня. Этотъ языкъ велъ съ иностранными королями переговоры въ вашу пользу.
   Кэдъ. Будетъ! Когда бывало, чтобъ ты нанесъ хоть одинъ ударъ на полѣ битвы?
   Сэ. У высокихъ особъ -- долгія руки: я часто разилъ тѣхъ, которыхъ никогда не видѣлъ, и разилъ на смерть.
   Джорджъ. О, безобразный трусъ! Какъ? Ты нападалъ на людей сзади?
   Сэ. Эти щеки поблѣднѣли, въ заботахъ о вашемъ благѣ.
   Кэдъ. Дерните его за ухо и это заставитъ ихъ покраснѣть.
   Сэ. Долгое сидѣнье за разрѣшеніемъ дѣлъ бѣдняковъ совершенно изнурило меня и обременило болѣзнями.
   Кэдъ. Такъ мы напоимъ тебя бульономъ изъ пеньки и полечимъ топоромъ.
   Дикъ. Ты отчего дрожишь, малый?
   Сэ. Не страхъ, а параличъ меня тревожитъ.
   Кэдъ. Нѣтъ, это онъ киваетъ намъ, чтобы сказать: "Я хочу съ вами сравняться". Я посмотрю, будетъ-ли его голова крѣпче держаться на рогатинѣ, или нѣтъ? Уведите его и казните.
   Сэ. Скажите мнѣ, чѣмъ я васъ болѣе всего обидѣлъ? Развѣ я домогался богатства или почестей? Говорите! Развѣ мои сундуки полны награбленнымъ золотомъ? Развѣ мой нарядъ роскошенъ на видъ? Кому я навредилъ, что вы ищете моей смерти? Эти руки неповинны въ пролитіи крови безвинныхъ, а эта грудь -- въ томъ, что пріютила лукавые помыслы. О, оставьте мнѣ жизнь!
   Кэдъ. Я самъ чувствую жалость отъ его рѣчей, но я преодолѣю ее: онъ умретъ, хотя бы за то, что такъ хорошо защищаетъ свою жизнь. Долой его! у него домовой подъ языкомъ: онъ говоритъ не отъ имени Господня. Ступайте, тащите его и сейчасъ-же отрубите ему голову, затѣмъ ворвитесь въ домъ его зятя, сэра Джэмса Кромера, снесите ему голову и принесите ихъ обѣ сюда, на рогатинахъ.
   Всѣ. Все будетъ сдѣлано.
   Сэ. Ахъ, соотечественники! Если Богъ, когда вы Ему молитесь, будетъ такъ жестокъ, неумолимъ, какъ вы, каково придется вашимъ отошедшимъ, отлетѣвшимъ душамъ? Такъ хоть поэтому смягчитесь, спасите мнѣ жизнь.
   Кэдъ. Долой его и сдѣлайте, какъ я приказалъ (Нѣсколько человѣкъ и лордъ Сэ уходятъ). Самый знатный, гордый изъ пэровъ не сноситъ головы на плечахъ, если не заплатитъ мнѣ выкупа дани. Ни одна дѣвушка не выйдетъ замужъ, не заплативъ мнѣ своей дѣвственностью, прежде, чѣмъ она имъ достанется. Мужчины будутъ зависѣть отъ меня in capite, и мы постановляемъ и приказываемъ, чтобы жены ихъ были свободны, какъ только душѣ угодно или какъ только можно выразить словами.
   Дикъ. Когда-же, милордъ, пойдемъ мы въ Чипсайдъ и своими алебардами заплатимъ за добычу?
   Кэдъ. Понятно, сейчасъ-же.
   Всѣ. Молодцомъ!
  

Возвращаются бунтовщики съ головами: лорда Сэ и его зятя.

  
   Кэдъ. Но развѣ это не еще молодцоватѣе? Пусть они поцѣлуются: вѣдь они любили другъ друга при жизни. Теперь разлучите ихъ снова, чтобы они не согласились между собою отдать французамъ еще нѣсколько городовъ. Солдаты! Отложите грабежъ до ночи: съ этими головами впереди вмѣсто жезловъ, мы хотимъ проѣхать по улицамъ и заставить ихъ цѣловаться на каждомъ перекресткѣ. Идемъ! (Уходятъ).
  

СЦЕНА VIII.

Саусуеркъ.

Тревога. Входятъ Кэдъ и вся его свора.

  
   Кэдъ. Вверхъ по Рыбной улицѣ! Внизъ къ углу Святого Магнуса! Бейте и валите! Бросайте ихъ въ Темзу! Трубятъ переговоры, а затѣмъ отбой). Что это за шумъ я слышу? Смѣетъ-ли кто быть такъ дерзокъ, чтобы трубить отбой или переговоры, когда я приказываю бить?
  

Входятъ Бекингэмъ и старикъ Клиффордъ съ войскомъ.

  
   Бекингэмъ. Да, они тутъ и есть, тѣ, которые дерзаютъ и желаютъ тебя тревожить. Знай же, Кэдъ, что мы посланы отъ короля къ народу, котораго ты ввелъ въ заблужденіе, и тутъ-же объявляетъ прощеніе всѣмъ тѣмъ, которые тебя оставятъ и съ миромъ разойдутся по домамъ.
   Клиффордъ. Что скажете вы, соотечественники? Смягчитесь-ли вы и поддадитесь жалости, которую вамъ предлагаютъ, или дадите этой сворѣ вести васъ на смерть? Кто любитъ короля и желаетъ принять его прощеніе, пусть броситъ въ воздухъ свою шапку и скажетъ: Боже, храни его величество! А кто его ненавидитъ и не почитаетъ его отца, Генриха Пятаго, передъ которымъ вся Франція трепетала, -- тотъ пусть замахнется на насъ мечемъ и проходитъ мимо.
   Всѣ. Боже, храни короля! Боже, храни короля!
   Кэдъ. Какъ? Бекингэмъ и Клиффордъ, неужели вы такъ храбры?-- А вы, подлое мужичье, неужели вы ему вѣрите? Неужели вы непремѣнно хотите быть повѣшены со всѣми своими прощеніями на шеѣ? Для того развѣ пробился мой мечъ въ лондонскія ворота, чтобы вы оставили меня при Уайтъ Хартѣ въ Соусуеркѣ? Я думалъ, что вы уже ни за что не положите оружія, пока не вернете своей прежней свободы. Но вы всѣ невѣрные, трусы, вамъ нравятся жить въ рабствѣ у дворянъ. Пусть они тяжелыми ношами ломятъ вамъ спины, пусть отнимаютъ у васъ изъ подъ носу ваши дома, похищаютъ у васъ на глазахъ вашихъ женъ и дѣтей. Что-же касается меня, то я и одинъ постою за себя. Итакъ, пусть Божье проклятье будетъ вамъ легкою ношей!
   Всѣ. Мы пойдемъ за Кэдомъ! Мы пойдемъ за Кздомъ!
   Клиффордъ. Развѣ Кэдъ сынъ Генриха Пятаго, что вы такъ кричите, что пойдете за нимъ? Развѣ онъ поведетъ васъ въ нѣдра Франціи и сдѣлаетъ ничтожнѣйшихъ изъ васъ графами и герцогами? Увы! У него нѣтъ даже своего дома, нѣтъ мѣста, куда-бы убѣжать: онъ даже не знаетъ, какъ и чѣмъ жить, исключая грабежа, обиранія вашихъ друзей и насъ. Не будетъ развѣ позоромъ, если въ то время, которое вы проводите въ раздорахъ, грозные французы, которыхъ вы недавно побѣждали, вдругъ нахлынутъ съ моря и побѣдятъ васъ? Среди этой гражданской распри, мнѣ уже кажется, что я вижу, какъ они хозяйничаютъ на лондонскихъ улицахъ, крича: Villagers каждому, кого ни встрѣтятъ. Пусть лучше пропадутъ десять тысячъ подлыхъ Кэдовъ, нежели вы попадете подъ власть французовъ. Во Францію! во Францію! Вернемъ то, что потеряли! Пощадите Англію, вѣдь она -- родная вамъ земля. У Генриха есть деньги,-- у васъ -- сила и мужество: Богъ за насъ, не сомнѣвайтесь-же въ побѣдѣ.
   Всѣ. Клиффордъ! Клиффордъ! Мы пойдемъ за королемъ и за Клиффордомъ!
   Кэдъ. Было-ли когда такъ легко сдувать перышко туда и сюда, какъ эту толпу? Имя Генриха Пятаго влечетъ ихъ къ сотнѣ бѣдъ и заставляетъ оставить меня одинокимъ. Я вижу, что они сговариваются схватить меня. Мой мечъ долженъ проложить мнѣ дорогу, здѣсь оставаться не годится. На зло аду и чертямъ, пробьюсь сквозь самую вашу середину; и пусть небо и честь будутъ мнѣ свидѣтелями, что не недостатокъ рѣшимости съ моей стороны, а подлая и безстыдная измѣна моихъ приверженцевъ заставляетъ меня бѣжать со всѣхъ ногъ (Уходитъ).
   Бекингэмъ. Какъ? Онъ бѣжалъ? Бѣгите вслѣдъ за нимъ и тотъ, кто принесетъ его голову королю, получитъ тысячу кронъ въ награду (Нѣсколько человѣкъ уходятъ). За мной, солдаты: мы обсудимъ средство примирить васъ съ королемъ (Уходятъ).
  

СЦЕНА IX.

Замокъ Кенельуерсъ.

Трубный звукъ. На meppaccy замка входятъ: король Генрихъ, королева Маргарита и Сомерсетъ.

  
   Король Генрихъ. Былъ-ли когда король, который-бы владѣлъ престоломъ и могъ повелѣвать, и былъ бы этимъ менѣе доволенъ, чѣмъ я? Едва вышелъ я изъ колыбели, какъ девяти мѣсяцевъ уже былъ сдѣланъ королемъ. Никогда еще не бывало подданнаго, который такъ желалъ-бы сдѣлаться королемъ, какъ я -- подданнымъ.
  

Входятъ: Бекингэмъ и Клиффордъ.

  
   Бекингэмъ. Здоровья и отрадныхъ вѣстей вашему величеству!
   Король Генрихъ. Неужели, Бекингэмъ, пойманъ предатель Кэдъ? Или онъ только отступилъ,чтобы подкрѣпиться?
  

Внизу входятъ нѣсколько приверженцевъ Кэда съ веревками на шеѣ.

  
   Клиффордъ. Онъ бѣжалъ, мой повелитель, а всѣ его войска сдаются и вотъ какъ, смиренно, съ веревками на шеѣ, ожидаютъ рѣшенія вашего величества:-- жизни или смерти.
   Король Генрихъ.Ну, такъ разверните, о небеса, ваши предвѣчныя врата, чтобы принять мои обѣты хвалы и благодаренія! -- Солдаты! Въ этотъ день вы спасли свою жизнь и доказали, какъ вы преданы вашему государю и отечеству: продолжайте-же быть всегда такихъ добрыхъ намѣреній и будьте увѣрены, что Генрихъ, какъ-бы онъ ни былъ злополученъ, никогда не будетъ немилостивъ. Итакъ, поблагодаривъ и простивъ васъ всѣхъ, я распускаю васъ по вашимъ различнымъ землямъ.
   Всѣ. Боже, храни короля! Боже, храни короля!
  

Входитъ гонецъ.

  
   Гонецъ. Дозвольте доложить вашему величеству, что герцогъ Іоркъ только что прибылъ изъ Ирландіи и, съ обширнымъ могучимъ войскомъ геллогласовъ и керновъ, шествуетъ сюда въ статномъ порядкѣ. И все провозглашаетъ по мѣрѣ своего шествія впередъ, что вооружился единственно съ цѣлью, чтобы удалить отъ тебя герцога Сомерсета, котораго называетъ предателемъ.
   Король Генрихъ. Такимъ образомъ, мое государство, между Кэдомъ и Іоркомъ, подобью кораблю, который, избѣгнувъ бури, потомъ застигнутъ затишьемъ и взятъ на абордажъ пиратомъ. Но Кэдъ теперь прогнанъ, люди его разсѣяны, и вотъ Іоркъ вооружился, чтобы поддержать его. Прошу тебя, Бекингэмъ, иди къ нему на встрѣчу и спроси, что за причина его вооруженія? Скажи ему, что я пришлю въ Тауэръ герцога Эдмонда, а тебя, Сомерсетъ, мы отправимъ туда-же, пока его войско не будетъ имъ распущено.
   Сомбрсетъ. Мой повелитель, я покорился-бы охотно заключенію, или даже смерти, чтобы только быть полезнымъ моему отечеству.
   Король Генрихъ. Во всякомъ случаѣ, не будь слишкомъ рѣзокъ въ выраженіяхъ, такъ какъ онъ горячъ и не переноситъ грубыхъ рѣчей.
   Бекингэмъ. Слушаю, государь, и не сомнѣваюсь, что поведу дѣло такъ, что все обратится къ вашему благополучію.
   Король Генрихъ. Пойдемъ, жена, въ покои и поучимся управлять получше, а пока Англія лишь можетъ проклинать мое царствованіе (Уходятъ).
  

СЦЕНА X.

Кентъ. Садъ Айдена.

Входитъ Кэдъ.

  
   Кэдъ. Позоръ честолюбію! Позоръ мнѣ самому, имѣющему мечъ, и между тѣмъ готовому умереть съ голоду! Пять дней я прятался въ этихъ лѣсахъ, не осмѣливаясь выглянуть изъ нихъ, такъ какъ вся страна меня подстерегаетъ; но теперь я ужь такъ голоденъ, что больше-бы не выдержалъ, если-бы даже получилъ обѣщаніе прожить еще хоть тысячу лѣтъ. Поэтому я перелѣзъ черезъ кирпичную стѣну въ этотъ садъ, чтобы посмотрѣть, не могу-ли я поѣсть травы или перехватить гдѣ-нибудь салата, что недурно для прохлажденія людскихъ желудковъ въ эту жаркую погоду. Мнѣ кажется, что самое слово "салатъ" нарочно рождено мнѣ во благо. Какъ часто, если-бы не "шлемъ или салатъ", чашка съ моими мозгами была-бы скрѣплена темными заплатами; какъ часто, когда меня томила жажда, а я храбро шелъ впередъ, она мнѣ служила вмѣсто кружки, а теперь слово "салатъ" должно послужить мнѣ на пропитаніе.
  

Входитъ Айденъ, а за нимъ слуги.

  
   Айденъ. Боже! Да кто-же можетъ жить въ придворной суматохѣ и наслаждаться такими тихими прогулками, какъ эти? Это маленькое наслѣдство, оставленное мнѣ отцомъ вполнѣ меня удовлетворяетъ и стоитъ цѣлаго государства. Я не стремлюсь возвысыться паденіемъ другихъ; я коплю деньги, не заботясь о зависти; довольно и того, что мнѣ хватаетъ на содержаніе хозяйства и что бѣдняковъ отсылаютъ отъ моихъ воротъ вполнѣ довольными.
   Кэдъ. Это владѣлецъ земли пришелъ схватить меня за мое своеволіе въ томъ, что я вошелъ безъ спросу въ его обитель. -- А, негодяй! Ты хочешь меня выдать и получить тысячу кронъ за то, что принесешь королю мою голову? Но и заставлю тебя пожевать клинокъ, какъ устрицу, и проглотить мой мечъ, какъ булавку, прежде, чѣмъ мы съ тобой разстанемся.
   Айденъ. Кто-бы ты ни былъ, грубіянъ, я тебя не знаю: такъ зачѣмъ-же мнѣ выдавать тебя? Развѣ не довольно того, что ты ворвался ко мнѣ въ садъ, какъ воръ, пришедшій обокрасть мои владѣнья и влѣзшій на мою стѣну, не спросясь меня, самого владѣльца,-- и ты-же грозишь мнѣ въ такихъ дерзкихъ выраженіяхъ?
   Кэдъ. Пугаю тебя? Да, клянусь благороднѣйшей кровью, которая когда-либо была пролита, я также еще вцѣплюсь тебѣ въ бороду. Смотри-же на меня хорошенько. Я уже пять дней, какъ не ѣлъ мяса; однако, подойди-ка ты и пятеро твоихъ слугъ, и попусти Боже, чтобы я больше никогда уже не ѣлъ травы, если я не приколочу васъ, мертвыми, какъ дверные гвозди.
   Айдесъ. Нѣтъ, никогда, пока еще Англія стоитъ, не скажутъ, что Александръ Айденъ, кентскій эсквайръ, съ людьми напалъ на голоднаго человѣка. Противься своимъ пристальнымъ взоромъ моему; посмотри, не можешь-ли ты взглядами одолѣть меня? Сравни себя со мною,-- суставъ съ суставомъ, и ты -- гораздо меньше меня. Твоя рука -- лишь одинъ палецъ моего кулака; твоя нога -- трость въ сравненіи съ этимъ бревномъ; моя ступня поборется со всею силой, какая въ тебѣ есть; а если я только взмахну въ воздухѣ рукою, такъ могила уже вырыта тебѣ въ землѣ. Что-же касается до словъ, то они соотвѣтствуютъ твоимъ, а o чемъ я умолчу, то пусть мой мечъ доложитъ.
   Кэдъ. Клянусь своей доблестью! Вотъ самый совершенный воинъ, о какомъ я когда-либо слыхивалъ. Клинокъ! Если ты погнешь остріе свое или не изрѣжешь этого толстомясаго болвана на ломти, прежде, чѣмъ успокоишься въ своихъ ножнахъ, я на колѣняхъ умоляю Юпитера, чтобы онъ обратилъ тебя въ подковный гвоздь (Дерутся. Кэдъ падаетъ). О, я убитъ! Меня убилъ никто иной, какъ голодъ; пусть только выступятъ противъ меня десять тысячъ чертей, и дайте мнѣ тѣ десять обѣдовъ, которыхъ я лишился, и я вызову ихъ всѣхъ. Садъ, увянь! И будь впредь могилой для всѣхъ, кто живетъ въ этомъ домѣ, потому что здѣсь отлетѣла непобѣдимая душа Кэда!
   Айденъ. Неужели я убилъ Кэда, этого чудовищнаго измѣнника? Мечъ! Я прославлю тебя за этотъ подвигъ, и тебя повѣсятъ надъ моей могилой, когда я умру. Никогда не будетъ эта кровь стерта съ твоего острія, но ты будешь въ ней, какъ въ одеждѣ герольда, чтобы проявить славу своего господина.
   Кэдъ. Айденъ, прощай и не гордись своей побѣдой. Скажи отъ меня Кенту, что онъ лишился лучшаго изъ своихъ людей, который убѣждаетъ весь міръ быть трусами, потому что я, который никогда не былъ трусомъ, побѣжденъ не силой, а голодомъ (Умираетъ).
   Айденъ. Небо да будетъ мнѣ судьею: ты меня обижаешь! Умри, проклятый негодяй, и проклятіе той, что родила тебя! Какъ я сую мечъ въ твое тѣло, такъ я желалъ-бы сунуть и твою душу въ преисподнюю. Отсюда я стащу тебя за ноги, внизъ головою, въ навозную кучу, которая будетъ тебѣ могилой, и тамъ отрублю твою безстыдную голову. Ее я торжественно понесу къ королю, оставивъ туловище на пропитаніе воронамъ (Уходятъ: Айденъ, таща за собою тѣло, и слуги).
  

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА I.

Тамъ-же. Поле между Дартфордомъ и Блэкхисомъ.

Съ одной стороны,-- лагерь короля; съ другой -- входитъ Іоркъ со свитой, съ барабанами и знаменами, въ нѣкоторомъ отдаленіи -- его войска.

  
   Іоркъ. Такъ Іоркъ является изъ Ирландіи, чтобы предъявить свои права и сорвать корону съ головы слабаго Генриха. Громче звоните, колокола! Горите, огни, ярче и свѣтлѣе, чтобъ чествовать законнаго короля великой Англіи! о sancta majestas! Кто не купилъ-бы тебя дорогой цѣною? Пусть повинуются тѣ, кто не умѣетъ управлять. Эта рука создана для того, чтобы держать только золото. Я не могу придать должнаго дѣйствія своимъ словамъ иначе, какъ если въ ней будутъ скипетръ или мечъ. И, если только есть во мнѣ душа, это будетъ скипетръ, на которомъ я буду подбрасывать лиліи Франціи.
  

Входитъ Бекингемъ.

  
   Кто это къ намъ? Бекингэмъ, чтобы помѣшать мнѣ? Вѣрно, его прислалъ король я долженъ притвориться.
   Бекингэмъ. Іоркъ, если твои намѣренія хороши, такъ и я привѣтствую тебя хорошо.
   Іоркъ. Гемфри Бекингэмъ, я принимаю твой привѣтъ. Пришелъ-ли ты посломъ, или по собственному желанію?
   Бекингэмъ. Посломъ отъ Генриха, нашего могущественнаго государя, чтобы узнать причину этого вооруженія во время мира, или того, что ты,-- такой-же подданный, какъ я,-- противно своей клятвѣ и присягѣ въ подданствѣ, собралъ такое большое войско, безъ его разрѣшенія, и осмѣлился подвести его такъ близко ко двору.
   Іоркъ (всторону). Я едва могу говорить: такъ великъ мой гнѣвъ. О, я могъ-бы разсѣкать скалы и драться ихъ обломками, такъ я сердитъ на эти дерзкія рѣчи. А теперь, подобно Аяксу Теламонію, я могъ-бы сорвать свой гнѣвъ на волахъ или на баранахъ. Я рожденъ гораздо выше, чѣмъ король, и болѣе похожъ на короля, болѣе царственъ въ своихъ помыслахъ. Но я еще долженъ казаться довольнымъ, пока Генрихъ не станетъ слабѣе, а я -- сильнѣе.-- О, Бекингэмъ, прошу тебя, прости мнѣ, что я такъ долго не давалъ тебѣ отвѣта: мысли мои тревожитъ глубокая печаль. Причина, почему я привелъ сюда это войско,-- удалить отъ короля гордаго Сомерсета, который вредитъ и его величеству, и государству.
   Бекингэмъ. Это слишкомъ самонадѣянно съ твоей стороны. Но если твое вооруженіе не имѣетъ другой цѣли, такъ король исполнилъ твою просьбу: герцогъ Сомерсетъ въ Тауэрѣ.
   Іоркъ. Ты честью ручаешься, что онъ въ заключеніи?
   Бекингэмъ. Честью ручаюсь, что онъ въ заключеніи.
   Іоркъ. Тогда, Бекингзмъ, я распущу свои войска.-- Солдаты, благодарю васъ всѣхъ, расходитесь, а завтра выйдите ко мнѣ на поле Сентъ-Джорджа, и вы получите свое жалованье и все, чего пожелаете. Пусть мой государь, добродѣтельный Генрихъ, потребуетъ моего старшаго сына,-- нѣтъ, хоть и всѣхъ моихъ сыновей,-- въ залогъ моего подданства и любви; я всѣхъ ему пришлю, такъ-же охотно, какъ я живу на свѣтѣ. Земли, имущество, коня, вооруженіе и все, что я имѣю къ его услугамъ: лишь-бы умеръ Сомерсетъ.
   Бекингэмъ. Іоркъ, я хвалю такую ласковую покорность: мы вдвоемъ пойдемъ въ ставку его величества.
  

Входитъ король Генрихъ со свитой.

  
   Король Генрихъ. Бекингэмъ, развѣ Іоркъ не желаетъ намъ зла, что идетъ подъ-руку съ тобою?
   Іоркъ. Съ полной покорностью и смиреніемъ является Іоркъ къ вашему величеству.
   Король Генрихъ. Такъ съ какимъ-же намѣреніемъ ты привелъ это войско?
   Іоркъ. Съ намѣреніемъ убрать отсюда предателя Сомерсета и сразиться съ этимъ чудовищнымъ бунтовщикомъ Кэдомъ, о которомъ я слышалъ съ тѣхъ поръ, что онъ разбитъ.
  

Входитъ Айденъ съ головою Кэда.

  
   Айденъ. Если человѣку грубому и такого низкаго состоянія дозволено являться предъ лицо короля, такъ я приношу въ даръ его величеству голову измѣнника -- Кэда, котораго я убилъ въ поединкѣ.
   Король Генрихъ. Голову Кэда? Великій Боже! какъ Ты справедливъ!-- О, дай мнѣ посмотрѣть на мертвое лицо того, кто при жизни такъ сильно меня тревожилъ! Скажи мнѣ, другъ мой, такъ ты тотъ самый, кто убилъ его?
   Айденъ. Да, я, съ позволенія вашего величества.
   Король Генрихъ. Какъ тебя зовутъ и какого ты званія?
   Айденъ. Александръ Айденъ, вотъ мое имя; я бѣдный кентскій эсквайръ, любящій своего короля.
   Бекингэмъ. Съ позволенія вашего величества, не мѣшало-бы посвятить его въ рыцари за это доброе дѣло.
   Король Генрихъ. Айденъ, преклони колѣна (Онъ преклоняетъ колѣни). Встань рыцаремъ. Мы даемъ тебѣ въ награду тысячу марокъ и желаемъ, чтобы съ этихъ поръ ты намъ служилъ.
   Айденъ. Дай Богъ вѣку Айдену, чтобы заслужить такую щедрость и жить лишь только, пока онъ вѣренъ своему государю.
   Король Генрихъ. Смотри; Бекингэмъ; вотъ идетъ съ королевой Сомерсетъ. Поди, попроси ее скорѣе спрятать его отъ герцога.
  

Входятъ королева Маргарита и Сомерсетъ.

  
   Королева Маргарита. Ради тысячи Іорковъ, и то онъ не спрячется съ головою, но станетъ передъ нимъ смѣло. лицомъ къ лицу.
   Іоркъ. Что-же это? Развѣ Сомерсетъ на свободѣ? Такъ выпусти-же, Іоркъ, свои долгозаключенные помыслы и пусть языкъ твой приравняется къ твоему сердцу. Неужели я потерплю присутствіе Сомерсета? Лукавый король, зачѣмъ измѣнилъ ты слову, которое мнѣ далъ, зная, какъ мнѣ тяжело сносить обиды? Такъ я назвалъ тебя королемъ? Нѣтъ, ты не король, ты неспособенъ повелѣвать и управлять толпами, которыми не смѣетъ, да и не можетъ управлять предатель. Твоей головѣ не пристала корона; рука твоя создана, чтобы держать посохъ паломника, а не украшать собою грозный царскій скипетръ; золотой вѣнецъ долженъ окружать мое чело, котораго улыбка и угрюмость, подобно копью Ахилла, могутъ этой перемѣной убивать и исцѣлять. Вотъ рука, которая можетъ высоко держать скипетръ и имъ-же утверждать властные законы. Пусти! Клянусь небомъ, ты болѣе не будешь повелѣвать тѣмъ, кого Небо создало твоимъ повелителемъ.
   Сомерсетъ. О, чудовищный измѣнникъ! Я арестую тебя, Іоркъ, за государственную измѣну королю и коронѣ. Повинуйся, дерзкій измѣнникъ, проси милости на колѣняхъ!
   Іоркъ. Ты хочешь, чтобъ я преклонилъ колѣна? Сперва спроси вонъ ихъ: потерпятъ-ли они, чтобы я предъ человѣкомъ преклонялъ колѣна? Любезный, позови сюда моихъ сыновей, и они будутъ мнѣ порукой (Уходитъ одинъ изъ слугъ). Я знаю, они скорѣе заложатъ свои мечи, чтобы освободить меня, нежели допуститъ меня пойти въ заключеніе.
   Королева Маргарита. Позовите сюда Клиффорда; просите его придти сейчасъ-же, чтобы сказать: могутъ-ли незаконныя дѣти Іорка служить порукой за своего вѣроломнаго отца.
   Іоркъ. О, забрызганная кровью неаполитанка, отверженница Неаполя, кровавое иго Англіи! Дѣти Іорка, которыя выше тебя по рожденію, будутъ порукой своему отцу и отравой для тѣхъ, которые откажутся принять моихъ сыновей за меня залогомъ (Входятъ съ одной стороны: Эдуардъ и Ричардь Плантадженэтъ съ войсками, съ другой -- также съ войсками: старый Клиффордъ съ сыномъ). Смотрите, вонъ они идутъ: я ручаюсь, что они все уладятъ.
   Королева Маргарита. А вотъ идетъ и Клиффордъ, чтобы отвергнуть ихъ поруку.
   Клиффордъ. Здравія и счастья королю, моему повелителю! (Преклоняетъ колѣна).
   Іоркъ. Благодарю тебя, Клиффордъ. Скажи, каковы твои вѣсти? Нѣтъ, не пугай насъ такимъ сердитымъ взглядомъ: мы твой государь, Клиффордъ, преклони опять колѣна и мы простимъ тебѣ эту ошибку.
   Клиффордъ. Вотъ мой король, Іоркъ: я не ошибся; но ты ошибаешься, думая, что я ошибся. Въ Бедламъ его: не сошелъ-ли онъ съума?
   Король Генрихъ. Да, Клиффордъ, настроеніе подходящее къ Бедламу, и духъ честолюбія заставляютъ его противиться своему королю.
   Клиффордъ. Онъ измѣнникъ: отправьте его въ Тауэръ и отхватите ему его мятежную башку.
   Королева Маргарита. Хоть онъ и арестованъ, но не желаетъ повиноваться. Онъ говоритъ, что его сыновья отвѣтятъ за него.
   Іоркъ. Не такъ-ли, сыновья?
   Эдуардъ. Конечно, благородный отецъ, если только наши слова помогутъ.
   Ричардъ. А если не помогутъ наши слова, такъ помогутъ наши мечи.
   Клиффордъ. Однако, что у насъ тутъ за выводокъ измѣнниковъ!
   Іоркъ. Посмотри въ зеркало и назови такъ свое изображеніе. Я-то король, а ты притворный сердцемъ предатель. Позовите сюда на арену моихъ двухъ храбрыхъ медвѣдей, которые, лишь побрякиваніемъ своихъ цѣпей, могутъ удивить этихъ жестокосердыхъ щенятъ. Просите ко мнѣ Сольсбери и Уорика.
  

Барабаны. Входятъ Уорикъ и Сольсбери съ войскомъ.

  
   Клиффордъ. Такъ это-то твои медвѣди? Мы ихъ загонимъ до-смерти и цѣпью ихъ свяжемъ руки вожаку, если ты осмѣлишься вывести ихъ на травлю
   Ричардъ. Я нерѣдко видѣлъ, какъ горячая, слишкомъ увлекающаяся собака возвращалась и кусалась, потому-что ее удерживали; какъ она, почувствовавъ на себѣ мохнатую лапу медвѣдя, поджимала хвостъ между ногъ и выла. И вотъ такую-то услугу вы окажете, если воспротивитесь лорду Уорику.
   Клиффордъ. Вонъ скопище злости, отвратительный непереваренный комъ, такой же крючковатый въ обращеніи, какъ и въ фигурѣ!
   Іоркъ. Нѣтъ, вотъ мы такъ основательно васъ поджаримъ.
   Клиффордъ. Берегитесь, какъ-бы вашъ жаръ не сжегъ васъ самихъ.
   Король Генрихъ. Ну, Уорикъ, развѣ колѣни твои отучились сгибаться? Старикъ Сольсбери,-- позоръ твоимъ сѣдинамъ, безумный вождь своего душевнобольного сына? Какъ, неужели ты и на смертномъ одрѣ хочешь разъигрывать изъ себя бунтовщика и, съ очками своими, разыскивать себѣ бѣды? О, гдѣ-же вѣра? Гдѣ честность? Если она изгнана изъ хладной головы, то гдѣ-же ей найти прибѣжище на землѣ? Ужь не хочешь-ли ты рыть могилу, чтобы вырыть войну и опозорить кровью своею почтенную старость? Отчего ты, хоть и старъ, а нуждаешься въ опытности? Или зачѣмъ ты злоупотребляешь ею, если она у тебя есть? Стыдись! Почтительно преклони передо мной колѣна, которыя дряхлая старость клонитъ къ могилѣ.
   Сольсбери. Мой повелитель, я самъ съ собою обсудилъ права этого достославнаго герцога и по совѣсти считаю его законнымъ наслѣдникомъ англійскаго королевскаго престола.
   Король Генрихъ. Развѣ не клялся ты мнѣ въ подданствѣ?
   Сольсбери. Клялся.
   Король Генрихъ. Можешь-ли ты снять съ себя такую клятву небесамъ?
   Сольсбери. Великій грѣхъ присягать грѣху, но еще большій -- сдержать грѣховную клятву. Кто можетъ быть обязанъ торжественною клятвой совершить убійство; ограбить человѣка, лишить непорочную дѣвушку ея цѣломудрія, сироту -- родового наслѣдства, отнять у вдовы ея обычныя права, и не имѣть на эти преступленія никакой причины, кромѣ той, что онъ связанъ торжественною клятвой?
   Королева Маргарита. Хитрый предатель не нуждается въ софизмахъ.
   Король Генрихъ. Позовите Бекипгэма и прикажите ему вооружиться.
   Іоркъ. Зови Бекингэма и всѣхъ друзей, какіе у тебя только есть, а я рѣшился царствовать или умереть. Сбудется первое, если сны мои оправдаются.
   Уорикъ. Тебѣ лучше-бы опять лечь въ постель и снова видѣть сны, чтобы избѣжать бранной бури.
   Клиффордъ. Я рѣшился вынести большую бурю, нежели какую ты можешь вызвать сегодня. Я запишу ее у тебя на шлемѣ, лишь-бы мнѣ узнать тебя по твоему родовому знаку.
   Уорикъ. Ну, клянусь гербомъ моего отца, древнимъ гербомъ Невилей,-- медвѣдемъ, на заднихъ лапахъ, прикованнымъ къ суковатой палкѣ,-- въ этотъ день я высоко подыму свой шлемъ (какъ виднѣется ка вершинѣ горы кедръ, который удерживаетъ на себѣ свои листья, вопреки какой угодно бурѣ), чтобы напугать тебя его видомъ.
   Клиффордъ. А я сорву твоего медвѣдя со шлема и съ презрѣніемъ растопчу его ногами, вопреки вожаку, который охраняетъ медвѣдя.
   Молодой Клиффордъ. Итакъ, къ оружію, побѣдоносный отецъ! Подавимъ бунтовщиковъ и ихъ сообщниковъ.
   Ричардъ. Фуй, какъ не стыдно! Будьте милостивѣе, не говорите злобно: вы отужинаете сегодня съ Іисусомъ Христомъ.
   Молодой Клиффордъ. Дерзкій, заклейменный позоромъ! Тебѣ ли это знать?
   Ричардъ. Ну если не въ небесахъ, такъ ты ужь навѣрно отужинаешь въ преисподней (Уходятъ въ разныя стороны).
  

СЦЕНА II.

Сентъ-Ольбэнсь.

Тревога. Стычки. Входитъ Уорикъ.

  
   Уорикъ. Клиффордъ Кемберлэндскій, это Уорикъ тебя вызываетъ, и, если ты не прячешься отъ медвѣдя теперь, когда грозныя трубы играютъ тревогу, а крики умирающихъ наполняютъ воздушное пространство, говорю тебѣ: Клиффордъ, выходи и сразись со мною! Гордый властитель сѣвера, Клиффордъ Кемберлэндскій, Уорикъ охрипъ, призывая тебя къ оружію. Что-же это, благородный лордъ? Какъ? Вы просто пѣшкомъ?
  

Входитъ Іоркъ.

  
   Іоркъ. Смертоносной рукою Клиффордъ убилъ моего коня;-- но я точь въ точь отплатилъ ему, не остался у него въ долгу и обратилъ въ добычу хищныхъ коршуновъ и вороновъ даже бравое животное, которое онъ такъ любилъ.
  

Входитъ Клиффордъ.

  
   Уорикъ. Одному изъ насъ пришелъ конецъ.
   Іоркъ. Стой, Уорикъ! Ищи себѣ другого звѣря, я самъ долженъ загнать на смерть этого оленя.
   Уорисъ. Ну, это благородно, Іоркъ: ты сражаешься за корону. Какъ я намѣренъ побѣдить сегодня, такъ точно, Клиффордъ, сердце мое тоскуетъ, что не я нападаю на тебя сегодня (Уходитъ).
   Клиффордъ. Что видишь ты во мнѣ, Іоркъ? Чего остановился?
   Іоркъ. Я-бы влюбился въ твою храбрую осанку, еслибъ ты не былъ моимъ отъявленнымъ врагомъ.
   Клиффордъ. Мужество твое также не нуждалось-бы въ похвалѣ и уваженіи, если-бы оно не проявлялось въ безстыдствѣ и въ измѣнѣ.
   Іоркъ. Такъ пусть оно поможетъ мнѣ противъ твоего меча, ибо я выражаю его по справедливости и по своему настоящему праву.
   Клиффордъ. Дѣйствуйте-же вмѣстѣ -- и душа моя, и тѣло!
   Іоркъ. Страшная ставка! Защищайся-же!
   Клиффордъ. La fin couronne les oeuvres (Сражаются; Клиффордъ падаетъ и умираетъ).
   Іоркъ. Такимъ образомъ, война принесла тебѣ миръ, потому что ты умолкъ. Миръ его душѣ, о небо, если на то есть твоя воля! (Уходитъ).
  

Входитъ молодой Клиффордъ.

  
   Молодой Клиффордъ. Стыдъ и позоръ! Все въ смятеніи: страхъ родитъ безпорядокъ, а безпорядокъ ранитъ тамъ, гдѣ долженъ-бы защищать. О, война, дочь ада, которую разгнѣванныя небеса дѣлаютъ своимъ орудіемъ, брось въ застывшія сердца нашихъ приверженцевъ горячіе уголья мщенія! -- Не давайте ни одному изъ солдатъ убѣжать: кто истинно преданъ войнѣ, тотъ не имѣетъ себялюбія, а также и любящій себя пріобрѣтаетъ имя храбраго не по существу своему, а по случайности (Видитъ трупъ отца). О, пусть придетъ конецъ подлому свѣту, и преждевременное пламя послѣдняго суда пусть сольетъ вмѣстѣ небо и землю! Пусть теперь зазвучитъ общій трубный гласъ, а всѣ случайные и ничтожные звуки умолкнутъ! Неужели ты былъ, дорогой отецъ, предназначенъ къ тому, чтобы въ мирѣ потерять свою молодость, пріобрѣсти серебристый нарядъ мудрыхъ лѣтъ и среди общаго движенія, будучи уже пэромъ, умереть въ невѣжественномъ поединкѣ? При видѣ этого сердце мое обратилось въ камень -- и останется каменнымъ, пока оно еще мое. Іоркъ не щадитъ нашихъ стариковъ: не пощажу и я дѣтей враговъ! Слезы дѣвушекъ будутъ для меня, какъ роса для пламени, а красота, которой часто требуютъ тираны, будетъ для моей пламенной ярости какъ ленъ и масло. Съ этихъ поръ я не буду знать жалости: встрѣчу-ли дитя изъ дома Іорковъ, я изрѣжу его на столько-же кусковъ, какъ бѣшеная Медея изрѣзала юнаго Абсирта. Я буду искать славы въ жестокости. Пойдемъ, новый обломокъ древняго дома Клиффордовъ! (Поднимаетъ трупъ отца). Какъ Эней несъ старика Анхиза, такъ и я несу тебя на своихъ мощнымъ плечахъ; но Эней несъ живое бремя, а тяжелѣе моей бѣды нѣтъ ничего на свѣтѣ (Уходитъ).
  

Входятъ: Ричардъ Плантадженэтъ и Сомерсетъ, сражаясь. Сомерсетъ убитъ.

  
   Ричардъ. Такъ-то: лежи тутъ. Своею смертью подъ дрянной вывѣской пивной: "Замокъ Сентъ-Ольбэнса", Сомерсетъ прославилъ колдунью. Мечѣ, продолжай въ-томъ-же духѣ. Сердце, будь все еще яростно. Попы, молитесь за враговъ, а принцы -- убивайте! (Уходитъ).
  

Тревога. Стычка. Входитъ король Генрихъ, королева Маргарита и другіе, отступая.

  
   Королева Маргарита. Идемъ, милордъ! Вы слишкомъ медлите: стыдитесь-же! Бѣжимъ!
   Король Генрихъ. Можешь-ли ты убѣжать отъ неба? Постой, добрая Маргарита!
   Королева Маргарита. Да изъ чего вы сдѣланы? Не хотите ни биться, ни бѣжать. Теперь будетъ мужественно, разумно и осторожно съ нашей стороны -- дать дорогу врагу, а самимъ спастись какъ только возможно; можно-же это -- лишь бѣгствомъ (Вдали слышна тревога). Если вы будете взяты, это будетъ для насъ верхъ несчастій; но если мы благополучно спасемся (какъ это, дѣйствительно, возможно, лишь-бы не ваша вялость), мы достигнемъ Лондона, гдѣ васъ любятъ и гдѣ это поврежденіе, нанесенное теперь нашей судьбѣ, можетъ быть живо исправлено.
  

Входитъ молодой Клиффордъ.

  
   Молодой Клиффордъ. Если-бы сердце мое не замышляло зла въ будущемъ, я-бы скорѣе богохульствовалъ, нежели совѣтовалъ-бы вамъ бѣжать. Но вы должны бѣжать: неизлечимое разстройство царствуетъ въ сердцахъ нашихъ настоящихъ приверженцевъ. Бѣгите, ради вашего блага, а мы еще доживемъ, чтобы увидѣть день, когда наша судьба передастся имъ. Идемте, мой повелитель, идемте! (Уходятъ).

СЦЕНА III.

Поле близь Сентъ-Ольбэнса.

Тревога. Отступленіе. Трубы. Входятъ: Іоркъ, Ричардъ Плантадженэтъ, Уорикъ и солдаты съ барабанами и знаменами.

  
   Іоркъ. Кто можетъ доложить мнѣ о Сольсбери? Что съ нимъ, съ этимъ зимнимъ львомъ, который во гнѣвѣ забываетъ свои старыя раны и печать времени и, какъ молодецъ, въ цвѣтѣ юности, подкрѣпляется самими обстоятельствами? Этотъ счастливый день ужь не таковъ, и мы, значитъ, не побѣдили, если Сольсбери погибъ.
   Ричардъ. Мой доблестный отецъ, я трижды помогалъ ему сегодня сѣсть на лошадь и трижды ограждалъ его, трижды я уводилъ его прочь и убѣждалъ не предпринимать дальнѣйшихъ дѣйствій. Но все-таки, гдѣ была опасность, тамъ я его встрѣчалъ, и какъ роскошные ковры въ убогомъ домѣ, была воля въ его слабомъ тѣлѣ. Но вотъ онъ, доблестный воинъ, идетъ сюда.
  

Входитъ Сольсбери.

  
   Сольсбери. Клянусь своимъ мечемъ! Ты хорошо бился сегодня, да и всѣ мы вообще. Благодарю васъ, Ричардъ. Богу извѣстно, какъ долго мнѣ еще осталось жить, но Ему было угодно, чтобы вы трижды спасли меня сегодня отъ неминуемой смерти . Однако, лорды, мы еще не всего достигли. Этого недостаточно, что наши враги на этотъ разъ бѣжали: такіе противники способны оправиться.
   Іоркъ. Я знаю, что наша безопасность въ погонѣ за ними: боюсь я, что король бѣжалъ въ Лондонъ, чтобы теперь-же созвать парламентъ. Будемъ преслѣдовать ихъ, прежде, чѣмъ они разошлютъ предписанія. Что скажетъ лордъ Уорикъ? Идти-ли намъ за ними?
   Уорикъ. За ними? Нѣтъ! Впереди ихъ, если возможно. Ну, клянусь, лорды, это былъ славный день! Битва при Сентъ-Ольбэнсѣ, выигранная славнымъ Іоркомъ, будетъ увѣковѣчена на всѣ грядущія времена.-- Гремите, трубы и барабаны!-- Всѣ въ Лондонъ! И пусть у насъ случится еще много такихъ славныхъ дней! (Уходятъ).
  

Конецъ "Генриха IV" части II.

  

КОРОЛЬ ГЕНРИХЪ VI.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.:

  
   Король Генрихъ VI.
   Эдуардъ, принцъ уэльскій, его сынъ.
   Людовикъ XI, король французскій.
   Герцогъ Сомерсетъ, Герцогъ Экзетеръ, Графъ Оксфордъ, графъ Норсомберлэндъ, Графъ Уэстморлэндъ, Лордъ Клиффордъ, сторонники короля Генриха.
   Ричардъ Плантадженэтъ, герцогъ Іоркъ.
   Эдуардъ, графъ Марчъ, впослѣдствіи Эдуардъ IV, Джорджъ, впослѣдствіи герцогъ Кларенсъ, Ричардъ, впослѣдствіи герцогъ Глостеръ, Эдмондъ, графъ Ретлэндъ, его сыновья.
   Герцогъ Норфолькъ, Маркизъ Монтегю, Графъ Уорикъ, Графъ Пемброкъ, Лордъ Гастингсъ, Лордъ Стаффордъ, сторонники герцога Іорка.
   Сэръ Джонъ Мортимеръ, Сэръ Хьюгъ Мортимеръ, дяди герцога Іорка.
   Генрихъ, графъ Ричмондъ, юноша.
   Лордъ Райверсъ, братъ лэди Грей.
   Сэръ Уильямъ Стэнли.
   Сэръ Джонъ Монгомери.
   Сэръ Джонъ Сомервиль.
   Наставникъ графа Ретлэндъ.
   Мэръ города Іоркъ.
   Комендантъ Тоуэра.
   Дворянинъ, два сторожа, охотникъ.
   Сынъ, убившій своего отца.
   Отецъ, убившій своего сына.
   Королева Маргарита.
   Лэди Грэй, впослѣдствіи супруга Эдуарда IV и королева.
   Бонна, сестра французской королевы.
  
   Солдаты, свита короля Генриха и короля Эдуарда, вѣстники, стража и проч.
  

Дѣйствіе происходитъ въ 3 актѣ частью во Франціи; въ продолженіе остального времени -- въ Англіи.

  

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА I.

Лондонъ. Зала парламента.

Барабанный бой. Нѣсколько солдатъ герцога Іорка врываются съ залу. За ними входятъ: герцогъ Іоркъ, Эдуардъ, Ричардъ, Норфолькъ, Монтегю, Уорикъ и другіе. Всѣ съ бѣлыми розами на шляпахъ.

   Уорикъ. Удивляюсь, какъ спасся король изъ нашихъ рукъ.
   Іоркъ. Пока мы преслѣдовали сѣверную конницу, онъ улизнулъ хитро, покинувъ своихъ людей; тогда великій лордъ Норсомберлэндъ, воинственный слухъ котораго никогда не выноситъ отбоя, ободрилъ дрогнувшее войско; онъ, лордъ Клиффордъ и лордъ Страффордъ, всѣ рядомъ, бросились на нашъ главный боевой фронтъ и, врѣзавшись въ него, были убиты мечами простыхъ рядовыхъ.
   Эдуардъ. Отецъ лорда Страффорда, герцогъ Бокингэмъ, тоже убитъ или опасно раненъ; я раскололъ ему наличникъ прямымъ ударомъ. Для повѣрки, взгляни, отецъ, на его кровъ (Показываетъ свой окровавленный мечъ).
   Монтегю. А вотъ, братъ, кровь и графа Уильтшейра (Показывая Іорку и свой мечъ), котораго я встрѣтилъ при столкновеніи войскъ.
   Ричардъ. (Бросая наземь голову герцога Сомерсетъ). Говори за меня ты и разскажи, что я сдѣлалъ.
   Іоркъ. Ричардъ отличился лучше всѣхъ моихъ сыновей. Но неужели вы мертвы, ваша свѣтлость, лордъ Сомерсетъ?
   Норфолькъ. Пусть тоже ожидаетъ все поколѣніе Джона Гаунта!
   Ричардъ. Я надѣюсь снести такъ голову и королю Генриху.
   Уорикъ. И я, побѣдоносный принцъ Іоркъ! До той поры, пока не увижу тебя сидящимъ на престолѣ, захваченномъ теперь ланкастерскимъ домомъ, я не сомкну глазъ, клянусь небомъ! Это дворецъ трусливаго короля; вотъ королевское мѣсто; займи его, Іоркъ; оно принадлежитъ тебѣ, а не наслѣдникамъ Генриха.
   Іоркъ. Такъ помогай мнѣ, милый Уорикъ, и тогда я сдѣлаю это; сюда мы проникли только силой.
   Норфолькъ. Мы поможемъ тебѣ, и тотъ, кто бѣжитъ повиненъ смерти!
   Іоркъ. Благодарю, любезный Норфолькъ. Останьтесь со мною, лорды, и вы, солдаты, оставайтесь и ночуйте у меня.
   Уорикъ. И если появится король, не наносить ему оскорбленій, развѣ что онъ станетъ насильно выгонять васъ (Солдаты уходятъ).
   Іоркъ. Королева созоветъ сюда сегодня свой парламентъ, но она не подозрѣваетъ, что и мы примемъ участіе въ совѣщаніяхъ. Рѣчами или ударами, но мы отстоимъ здѣсь свои права.
   Ричмондъ. Бывъ вооружены, останемся внутри зданія.
   Уорикъ. Этотъ парламентъ прозовется кровавымъ, если Плантадженэтъ, герцогъ Іоркскій, не будетъ королемъ, и не низложится робкій Генрихъ, трусость котораго обратила насъ въ посмѣшище для нашихъ враговъ.
   Іоркъ. Такъ не покидайте меня, мои лорды; будьте отважны; я хочу овладѣть моимъ правомъ.
   Уорикъ. Ни король, ни тотъ, кто ему наиболѣе преданъ будь онъ самый гордый изъ сторонниковъ Ланкастера, посмѣетъ шевельнуть крыломъ, когда Уорикъ зазвенитъ колокольчикомъ. Я посажу Плантадженэта; пусть осмѣлится кто его вырыть; рѣшайся, Ричардъ, требуй англійской короны! (Ведетъ Іорка къ трону; тотъ садится).
  

Трубные звуки. Входятъ: король Генрихъ, Клиффордъ, Норсомберлэндъ, Уэстморлэндъ, Экзетеръ и другіе; всѣ съ алыми розами на шляпахъ.

  
   Король Генрихъ. Милорды, взгляните, гдѣ возсѣлъ наглый мятежникъ! На самомъ государевомъ мѣстѣ! Вѣроятно, онъ намѣревается, съ помощью могущества Уорика этого вѣроломнаго пэра, посягнуть на корону и стать королемъ. Графъ Норсомберлэндъ, онъ убилъ твоего отца и твоего, лордъ Клиффордъ, и вы оба поклялись отомстить ему, его дѣтямъ, его любимцамъ и друзьямъ.
   Норсомберлэндъ. Если не исполню, пусть небо отомститъ мнѣ!
   Клиффордъ. Надежда на то заставляетъ Клиффорда носить траурные доспѣхи.
   Уэстоморлэндъ. Что же, неужели мы это потерпимъ? Стащимъ его прочь. Сердце мое кипитъ гнѣвомъ; я не могу стерпеть этого.
   Король Генрихъ. Будь терпѣливѣе, любезный графъ Уэстморлэндъ.
   Клиффордъ. Терпѣніе годно для трусовъ, такихъ, какъ онъ; онъ не посмѣлъ-бы сидѣть здѣсь при жизни твоего отца. Всемилостивѣйшій государь, дозволь намъ здѣсь-же, бъ парламентѣ, напасть на домъ Іорка.
   Норсомберлэндъ. Хорошо сказано, кузенъ; да будетъ!
   Король Генрихъ. Но развѣ вы не знаете, что городъ имъ мирволитъ и что отряды солдатъ къ ихъ услугамъ?
   Экзетеръ. Но, будь герцогъ убитъ, они быстро разбѣгутся.
   Король Генрихъ. Сердцу Генриха чуждо желаніе обратить эту парламентскую палату въ бойню! Кузенъ Экзетеръ, боевыми орудіями Генриха будутъ: суровый взглядъ, слова и угрозы (Онъ приближается къ герцогу). Ты, мятежный герцогъ Іоркъ, сойди съ моего трона и преклони колѣно у моихъ ногъ, прося милости и пощады; я твой государь.
   Іоркъ. Я твой.
   Экзетеръ. Стыдись! сойди; онъ сдѣлалъ тебя герцогомъ Іоркскимъ.
   Іоркъ. Это было моимъ наслѣдіемъ, какъ и мой графскій титулъ.
   Экзетеръ. Твой отецъ измѣнилъ коронѣ.
   Уорикъ. Ты, Экзетеръ, измѣняешь коронѣ, слѣдуя за этимъ похитителемъ престола, Генрихомъ.
   Клиффордъ. За кѣмъ-же ему слѣдовать, какъ не за настоящимъ королемъ?
   Уорикъ. Такъ, Клиффордъ, но, вотъ онъ; Ричардъ, герцогъ Іоркскій.
   Король Генрихъ. И я долженъ стоять, а ты сидѣть на моемъ тронѣ?
   Іоркъ. Должно такъ быть -- и будетъ. Удовлетворись этимъ.
   Уорикъ. Будь герцогомъ Ланкастерскимъ, предоставь ему быть королемъ.
   Уэстморлэндъ. Онъ и король, и герцогъ Ланкастерскій; лордъ Уэстморлэндъ утверждаетъ это.
   Уорикъ. А Уорикъ отрицаетъ. Вы забыли, что мы тѣ самые, что прогнали васъ съ поля, убили вашихъ отцовъ и прошли сквозь городъ къ дворцовымъ воротамъ съ распущенными знаменами.
   Норсомберлэндъ. Да, Уорикъ, я припоминаю это къ моему горю и, клянусь своей душой, ты и твой домъ покаетесь за это.
   Уэстморлэндъ. Плантадженетъ, я больше возьму жизней изъ твоихъ сыновей, родственниковъ и друзей, нежели было капель крови въ жилахъ моего отца.
   Клиффордъ. Не настаивай болѣе; иначе, Уорикъ, вмѣсто словъ, я пошлю тебѣ такого вѣстника, который отомститъ за моего отца, прежде нежели я тронусь отсюда.
   Уорикъ. Бѣдняга Клиффордъ! какъ я презираю его праздныя слова!
   Іоркъ. Хотите вы, чтобы мы доказали свои права на корону? Если нѣтъ, наши мечи отстоятъ ихъ на полѣ битвы
   Король Генрихъ. Какія могутъ быть у тебя, измѣнникъ, права на корону? Твой отецъ былъ, какъ и ты, герцогомъ Іоркскимъ; твой дѣдъ Роджеръ Мортимеръ -- графъ Марчскій. А я, я сынъ Генриха Пятаго, побѣдившаго дофина и французовъ и овладѣвшаго ихъ городами и областями.
   Уорикъ. Не поминай о Франціи, потому что ты все опять потерялъ.
   Король Генрихъ. Потерялъ не я, а лордъ-протекторъ; мнѣ было всего девять мѣсяцевъ, когда меня короновали.
   Ричардъ. Вы довольно стары теперь, а кажется, что все еще теряете... Отецъ, сорви корону съ этого самозванца.
   Эдуардъ. Родитель милый, сдѣлай это. Возложи ее на свою главу.
   Монтегю (Іорку). Добрый братъ, ты любишь и чтишь оружіе; позволь-же намъ покончить это боемъ, а не сутяжничая такъ.
   Ричардъ. Звучите, трубы и барабаны, и король убѣжитъ!
   Іоркъ. Молчите, дѣти!
   Король Генрихъ. Замолчи ты и дай говорить королю Генриху!
   Уорикъ. Плантадженэтъ долженъ говорить первымъ. Слушайте его, лорды. Притомъ молчите и будьте внимательны: кто перебьетъ его, умретъ.
   Король Генрихъ. Неужели ты думаешь, что я покину мой королевскій престолъ, на которомъ возсѣдали мой отецъ и дѣдъ? Нѣтъ, пусть прежде того война обезлюдитъ мое королевство... А знамя ихъ, такъ часто развѣвавшееся во Франціи и теперь только въ Англіи, къ великому моему сердечному горю... да будетъ моимъ саваномъ! Что вы колеблетесь, лорды? Мои права хороши, лучше его правъ.
   Уорикъ. Докажи это, Генрихъ, и ты будешь королемъ.
   Король Генрихъ. Генрихъ четвертый добылъ корону побѣдой...
   Іоркъ. Возмущеніемъ противъ своего короля.
   Король Генрихъ. Не знаю, что сказать; слабы мои права. Но говори: можетъ король назначить себѣ наслѣдника?
   Іоркъ. Такъ что-же?
   Король Генрихъ. Если онъ можетъ, то я король законный: Ричардъ, въ присутствіи многихъ лордовъ, оставилъ корону Генриху четвертому, наслѣдникомъ котораго былъ мой отецъ, а я тому наслѣдникъ.
   Іоркъ. Но онъ возсталъ противъ того, кто былъ его государемъ, и насильно заставилъ его отказаться отъ короны.
   Уорикъ. Предположимъ, милорды, что онъ сдѣлалъ это даже не по принужденію, полагаете-ли вы, что ему дозволялось нанести ущербъ самой коронѣ?
   Экзетеръ. Нѣтъ; онъ могъ отказаться отъ нея лишь съ тѣмъ, чтобы преемникомъ ему былъ и царствовалъ его ближайшій наслѣдникъ.
   Король Генрихъ. Ты противъ насъ, герцогъ Экзетеръ?
   Экзетеръ. Право на его сторонѣ, и потому прости меня.
   Іоркъ. Что вы шепчетесь и не отвѣчаете, милорды?
   Экзетеръ. Совѣсть говоритъ мнѣ, что это мой законный государь.
   Король Генрихъ. Всѣ отвернутся отъ меня и перейдутъ къ нему!
   Норсомберлэндъ. Плантадженэтъ, не смотря на всѣ твои притязанія, не думай, чтобы Генрихъ могъ быть такъ низложенъ.
   Уорикъ. Низложенъ будетъ онъ, не смотря ни на кого.
   Норсомберлэндъ. Ты заблуждаешься и, не смотря на твое могущество на югѣ, надъ Эссексомъ, Норфолькомъ, Суффолькомъ или Кентомъ,-- внушающее тебѣ такое самомнѣніе и гордость,-- тебѣ не удастся возвести герцога, вопреки мнѣ.
   Клиффордъ. Король Генрихъ, справедливы твои права или нѣтъ, но лордъ Клиффордъ клянется биться за твою защиту; пусть разверзнется почва и поглотитъ меня живого, если я преклоню колѣно передъ тѣмъ, кто убилъ моего отца!
   Король Генрихъ. О, Клиффордъ, какъ твои слова мнѣ сердце оживили!
   Іоркъ. Генрихъ Ланкастеръ, сложи съ себя корону... Вы что бормочете или что замышляете, милорды?
   Уорикъ. Воздай должное царственному герцогу Іоркскому, или я наполню это зданіе вооруженными людьми и на томъ самомъ государевомъ мѣстѣ, на которомъ онъ теперь сидитъ, напишу его титулъ кровью самозванца (Топаетъ ногой, и солдаты показываются).
   Король Генрихъ. Милордъ Уорикъ, выслушай только одно слово... Дай мнѣ только пожизненное право быть королемъ.
   Іоркъ. Утверди корону за мною и моими наслѣдниками, и ты будешь спокойно царствовать, пока ты живъ.
   Король Генрихъ. Я доволенъ. Ричардъ Плантадженэтъ, пользуйся этимъ королевствомъ послѣ моей смерти.
   Клиффордъ. Но какая это обида для принца, вашего сына!
   Уорикъ. Но какое благо для Англіи и для него самого!
   Уэстморлэндъ. Низкій, трусливый, слабодушный Генрихъ!
   Клиффордъ. Какъ ты оскорбилъ и себя, и насъ!
   Уэстморлэндъ. Я не могу болѣе слушать такихъ условій.
   Норсомберлэндъ. Я тоже.
   Клиффордъ. Пойдемъ, кузенъ, передадимъ эти вѣсти королевѣ.
   Уэстморлэндъ. Прощай, малодушный выродокъ-король, въ холодной крови котораго не таится ни одной искры чести!
   Норсомберлэндъ. Будь добычею дома Іорка, и умри узникомъ за свой немужественный поступокъ!
   Клиффордъ. Да будешь ты преодолѣнъ въ страшной войнѣ! Или живи въ покоѣ, заброшенный и презрѣнный! (Уходятъ: Норсомберлэндъ, Клиффордъ и Уэстморлэндь).
   Уорикъ. Оборотись сюда, Генрихъ, и не смотри на нихъ.
   Экзетеръ. Они жаждутъ мести, и потому не хотятъ покориться.
   Король Генрихъ. Ахъ, Экзетеръ!
   Уорикъ. О чемъ вздыхаете, милордъ?
   Король Генрихъ. Не o себѣ, лордъ Уорикъ, а o моемъ сынѣ, котораго я такъ противуестественно лишаю наслѣдства. Но пусть будетъ, что будетъ!.. Я завѣщаю навѣки корону тебѣ и твоимъ наслѣдникамъ, но съ условіемъ, чтобы ты принесъ здѣсь клятву, что прекратишь эту междоусобную войну и будешь почитать меня, пока я живъ, за своего государя и властелина и не употребишь тоже ни насилія, ни предательства, чтобы низвергнуть меня и царствовать самому.
   Іоркъ. Охотно принимаю эту клятву и выполню ее (Сходитъ съ троннаго мѣста).
   Уорикъ. Многія лѣта королю Генриху! Плантадженэтъ, обнимись съ нимъ.
   Король Генрихъ. Многая лѣта и тебѣ, и твоимъ отважнымъ сыновьямъ!
   Іоркъ. Отнынѣ примирились Іоркъ съ Ланкастеромъ.
   Экзетеръ. Проклятіе тому, кто захочетъ обратить ихъ въ враговъ!
  

Музыка. Лорды приближаются.

  
   Іоркъ. Прости, мой милостивѣйшій лордъ; я возвращаюсь въ свой замокъ.
   Уорикъ. А я займу Лондонъ съ моими солдатами.
   Норфолькъ. Я въ Норфолькъ съ моими сторонниками.
   Монтегю. Я на море, съ котораго пришедъ (Уходятъ: Іоркъ съ сыновьями, Уорикъ, Норфолькъ, Монтегю, солдаты и свита).
   Король Генрихъ. А я, съ болью и печалью, ворочусь ко двору.
  

Входятъ королева Маргарита и принцъ Уэльскій.

  
   Экзетеръ. Вотъ королева. Ея черты выдаютъ ея гнѣвъ. Я убѣгу.
   Король Генрихъ. И я тоже, Экзетеръ (Хочетъ идти).
   Маргарита. Нѣтъ, не уходи; я послѣдую за тобою.
   Король Генрихъ. Успокойся, милая королева, я останусь.
   Маргарита. Кто можетъ быть спокойнымъ при такихъ ужасахъ? О, несчастный человѣкъ! Лучше бы мнѣ умереть въ дѣвичествѣ и не встрѣчать тебя никогда, и не родить тебѣ сына, чѣмъ видѣть въ тебѣ подобнаго безчеловѣчнаго отца! Чѣмъ заслужилъ онъ потерю своего прирожденнаго права? если-бы ты любилъ его вполовину такъ, какъ я его люблю, или перенесъ бы ради его такія муки, какъ нѣкогда я, или вскормилъ бы его, какъ я, своей кровью,-- ты пролилъ-бы лучше самую дорогую кровь своего сердца, нежели назначилъ бы себѣ преемникомъ этого лютаго герцога, лишивъ наслѣдія своего единственнаго сына.
   Принцъ. Отецъ, ты не можешь лишать меня наслѣдства! Если ты царствуешь, отчего не могу я наслѣдовать тебѣ?
   Король Генрихъ. Прости мнѣ, Маргарита: прости мнѣ, милый сынъ. Графъ Уорикъ и герцогъ принудили меня.
   Маргарита. Принудили тебя! Ты король, и тебя могутъ принудить? Мнѣ стыдно тебя слушать. Ахъ, трусливая дрянь! Ты погубилъ себя, своего сына и меня, и придалъ дому Іорка такое главенство, что будешь царствовать лишь какъ-бы по ихъ милости. Завѣщать ему и его наслѣдникамъ корону -- не значитъ-ли это приготовить самому себѣ могилу и влѣзть въ нее до времени? Уорикъ -- канцлеромъ и лордомъ Кале; суровый Фолконбрэйджъ командуетъ проливами, герцогъ сдѣланъ протекторомъ королевства, и ты считаешь себя въ безопасности. Такою безопасностью пользуется трепещущая овца, окруженная волками. Если-бы я была здѣсь, я, простая, женщина, солдаты подняли-бы меня на свои копья прежде чѣмъ я низошла-бы до такого поступка! Но ты предпочелъ жизнь своей чести; видя это, я отдѣляюсь какъ отъ твоего стола, такъ и отъ твоего ложа, Генрихъ, до той поры, пока не будетъ уничтоженъ парламентскій актъ, которымъ ты лишаешь наслѣдства моего сына. Лорды сѣвера, которые отреклись отъ твоего знамени, послѣдуютъ за моимъ, лишь только увидятъ его поднятымъ; а поднято оно будетъ, для твоего позора и полной гибели дома Іоркъ... Затѣмъ, я ухожу... Идемъ, сынъ мой; удалимся; наши войска готовы; соединимся съ ними.
   Король Генрихъ. Постой, милая Маргарита, выслушай, что я скажу.
   Маргарита. Ты говорилъ уже слишкомъ много. Ступай прочь!
   Король Генрихъ. Мой милый сынъ Эдуардъ, ты останешься со мной?
   Маргарита. Для того, чтобы быть убитымъ его врагами!
   Принцъ. Если я вернусь побѣдителемъ съ поля, то увяжусь съ вашею милостью; дотолѣ-же послѣдую за нею.
   Маргарита. Пойдемъ, мой сынъ, намъ нельзя медлить такъ (Королева Маргарита и принцъ уходятъ).
   Король Генрихъ. Бѣдная королева! Какъ ея любовь ко мнѣ и къ сыну заставила ее разразиться гнѣвными выраженіями! Да будетъ отмщено за нее этому ненавистному герцогу, высокомѣріе котораго, окрыленное похотью, паритъ надъ моей короной, чтобы, подобно голодному орлу, растерзать тѣло мнѣ и моему сыну!.. Отступленіе этихъ трехъ лордовъ мучитъ мнѣ сердце; я напишу къ нимъ, прося ихъ дружески... Пойдемъ, кузенъ, ты будешь моимъ посланцемъ.
   Экзетеръ. И я надѣюсь, что умиротворю ихъ всѣхъ (Уходятъ),
  

СЦЕНА II.

Комната въ Сандальскомъ замкѣ, близь Уэкфильда, въ Іоркшэйрѣ.

Входятъ: Эдуардъ, Ричардъ и Монтеію.

  
   Ричардъ. Братъ, хотя я и младшій, дозволь мнѣ...
   Эдуардъ. Нѣтъ, я съумѣю быть лучшимъ ораторомъ.
   Монтегю. А у меня доводы построже и неотразимѣе.
  

Входитъ Іоркъ.

  
   Іоркъ. Что это? Мои сыновья и мой братъ ссорятся? Въ чемъ споръ? Кто началъ первый?
   Эдуардъ. Не споръ, а маленькое препирательство.
   Іоркъ. О чемъ-же?
   Ричардъ. О томъ, что касается вашей свѣтлости и насъ: о коронѣ Англіи, которая ваша, отецъ!
   Іоркъ. Моя, дитя мое? Нѣтъ, пока не умеръ Генрихъ.
   Ричардъ. Ваше право не въ зависимости отъ его жизни или смерти.
   Эдуардъ. Если вы наслѣдникъ, то пользуйтесь этимъ теперь. Позволивъ передохнуть Ланкастерскому дому, увидите, что онъ перегонитъ васъ въ концѣ.
   Іоркъ. Я поклялся, что онъ процарствуетъ спокойно.
   Эдуардъ. Но ради царства можно нарушить всякую клятву. Я готовъ нарушить тысячу ихъ, лишь-бы процарствовать одинъ годъ.
   Ричардъ. Нѣтъ, Боже избави вашу свѣтлость стать клятвопреступникомъ!
   Іоркъ. Но я стану имъ, если прибѣгну открыто къ оружію.
   Ричардъ. Я докажу вамъ противное, если позволите мнѣ говорить.
   Іоркъ. Не можешь доказать, сынъ мой, это невозможно.
   Ричардъ. Клятва недѣйствительна, если она произнесена не передъ настоящимъ и законнымъ судебнымъ чиномъ, имѣющимъ власть надъ клянущимся; Генрихъ не имѣлъ никакой власти, лишь захвативъ ее; и такъ, если онъ потребовалъ вашего заявленія, то ваша клятва, милордъ, тщетна и ничтожна. Слѣдовательно, къ оружію! Притомъ, отецъ, помысли только, что за сладость носить корону: въ ея кругу Элизіумъ, всѣ радости и блаженство, о которыхъ мечтаютъ поэты! Зачѣмъ мы медлимъ? Я не буду спокоенъ, пока бѣлая роза, носимая мною, не окрасится въ теплой еще крови Генрихова сердца.
   Іоркъ. Довольно, Ричардъ. Я буду королемъ или умру. Братъ, поспѣши тотчасъ въ Лондонъ и подстрекни Уорика на это предпріятіе. Ты, Ричардъ, отправишься къ герцогу Норфолькъ и сообщишь ему тайно о нашемъ намѣреніи; ты, Эдуардъ, къ милорду Кобгему, за которымъ охотно поднимутся кентійцы; я вѣрю въ нихъ: это солдаты, разумные и доблестные, великодушные и полные отваги. Пока вы займетесь этимъ, мнѣ останется только изыскать случай къ возстанію, но такъ, чтобы не провѣдали о моемъ намѣреніи ни король, ни кто другой изъ Ланкастерскаго дома! (Входитъ посланецъ). Но подождите. Какія вѣсти? Зачѣмъ ты прибылъ такъ поспѣшно?
   Посланецъ. Королева со всѣми сѣверными графами и лордами намѣрена осадить васъ въ вашемъ замкѣ; она уже близко съ двадцатью тысячами человѣкъ, и потому обороните свою крѣпость, милордъ.
   Іоркъ. Да, моей шпагой. Не думаешь ли ты, что мы ихъ боимся? Эдуардъ и Ричардъ, оставайтесь при мнѣ; братъ Монтегю поспѣшитъ въ Лондонъ: пусть благородный Уорикъ, Кобгемъ и другіе, которыхъ мы оставили покровителями короля, укрѣпятъ свое положеніе могучими мѣрами, не довѣряя простаку Генриху и его клятвамъ.
   Монтегю. Братъ, я иду; я склоню ихъ, не бойся; затѣмъ, почтительно прощаюсь (Уходитъ).
  

Входятъ: сэръ Джонъ и сэръ Хьюгъ Мортимеръ.

  
   Іоркъ. Сэръ Джонъ и сэръ Хьюгъ Мортимеръ, дядья мои! Вы прибыли въ Сандалъ въ счастливый часъ: насъ хочетъ осадить армія королевы.
   Сэръ Джонъ. Ей не придется этого: мы ее встрѣтимъ въ полѣ.
   Іоркъ. Какъ! съ пятью тысячами людей?
   Ричардъ. Хоть съ пятью стами, отецъ, если нужно! Военноначальникомъ тамъ женщина! Чего намъ бояться? (Вдали военная музыка).
   Эдуардъ. Я слышу ихъ барабаны; выстроимъ нашихъ людей, выступимъ и завяжемъ бой тотчасъ же.
   Іоркъ. По пяти человѣкъ противъ двадцати! Хотя неравенство велико, я не сомнѣваюсь, дядя, въ нашей побѣдѣ; я выигрывалъ не одно сраженіе во Франціи, когда непріятель бывалъ вдесятеро сильнѣе насъ; почему не имѣть мнѣ и теперь такого успѣха? (Тревога. Уходятъ).
  

СЦЕНА III.

Равнина передъ Сандальскимъ замкомъ.

Бьютъ тревогу; движеніе войскъ. Входятъ: Ретлэндъ и его наставникъ.

  
   Ретлэндъ. О, куда мнѣ бѣжать, чтобы избѣгнутъ ихъ рукъ? О, наставникъ, взгляни, сюда идетъ кровожадный Клиффордъ!
  

Входитъ Клиффордъ съ солдатами.

  
   Клиффордъ. Прочь, капелянъ! твой духовный санъ спасаетъ тебѣ жизнь; что же до этого отродья проклятаго герцога, отецъ котораго убилъ моего отца, онъ долженъ умереть.
   Наставникъ. И я, милордъ, раздѣлю его участь.
   Клиффовдъ. Солдаты уведите его.
   Наставникъ. О, Клиффордъ! Не умерщвляй этого невиннаго ребенка, или ты будешь ненавистенъ Богу и людямъ (Уходитъ, увлекаемый солдатами).
   Клиффордъ. Что это? Онъ уже мертвъ? Или страхъ сомкнулъ ему глаза? Я ихъ открою.
   Ретлэндъ. Такъ смотритъ заключенный левъ на несчастнаго, трепещущаго подъ его хищными лапами; такъ расхаживаетъ онъ, издѣваясь надъ своей жертвой, и такъ , приближается онъ, чтобы растерзать ея члены. О, милостивый Клиффордъ, убей меня, своимъ мечемъ, а не этимъ грознымъ взоромъ. Милый Клиффордъ, позволь мнѣ сказать прежде, нежели я умру: я слишкомъ ничтожный предметъ для твоей ярости; мсти мужамъ, а мнѣ дай жить!
   Клиффордъ. Напрасно говоришь ты, бѣдный мальчикъ; кровь моего отца заткнула тотъ проходъ, черезъ который могли проникнуть твои слова.
   Ретлэндъ. Такъ пусть откроетъ его вновь кровь моего отца. Онъ мужъ, Клиффордъ, ты и считайся съ нимъ.
   Клиффордъ. Будь здѣсь и твои братья, ихъ жизнь и твоя была-бы еще недостаточнымъ отмщеніемъ. Нѣтъ, если-бы я разрылъ могилы твоихъ предковъ и повѣсилъ-бы скованными ихъ истлѣвшіе гробы, и это не утѣшило-бы моей ярости, не облегчило-бы мнѣ сердце. Видъ кого либо изъ дома Іорка,-- это фурія, терзающая мнѣ душу. И до тѣхъ поръ, пока я не истреблю ихъ проклятое племя, не оставя въ жиыхъ ни одного, я буду жить въ аду, и поэтому... (Заноситъ руку).
   Ретлэндъ. О, позволь мнѣ помолиться передъ смертью. Тебя молю: добрый Клиффордъ, пощади меня.
   Клиффордъ. На сколько пощадитъ тебя остріе моей шпаги.
   Ретлэндъ. Я не сдѣлалъ тебѣ никакого вреда: за что ты хочешь меня убить?
   Клиффордъ. Отецъ твой сдѣлалъ.
   Ретлэндъ. Но было еще до моего рожденія. У тебя сынъ, пощади меня ради его... Не то, въ наказаніе за это... вѣдь справедливъ Господь... и сынъ твой будетъ умерщвлень такъ же печально, какъ я. О, заточи меня на всю мою жизнь въ тюрьму... И если я подамъ поводъ къ гнѣву, тогда пусть я умру; теперь-же у тебя нѣтъ причины...
   Клиффордъ. Причины нѣтъ? Твой отецъ убилъ моего, поэтому умри! (Поражаетъ его).
   Рэтлэндъ. Dii faciant, laudis summa sit istatuae! (Умираетъ).
   Клиффордъ. Плантадженэтъ! Иду, Плантадженэтъ! Пусть отъ крови твоего сына, запекшейся на моемъ клинкѣ, такъ и ржавѣетъ мое оружіе, доколѣ твоя кровь, застывъ вмѣстѣ съ нею, не заставитъ меня стереть ихъ разомъ! (Уходитъ).
  

СЦЕНА IV.

Тамъ-же. Тревога. Входитъ Іоркъ.

  
   Іоркъ. Армія королевы одержала верхъ; оба мои дяди убиты, помогая мнѣ; всѣ мои приверженцы обращаютъ тылъ къ пылкому врагу и бѣгутъ, подобно кораблямъ, несомымъ вѣтромъ, или ягнятамъ, которыхъ преслѣдуютъ истощенные голодомъ волки. Сыновья мои... Богъ знаетъ, что сталось съ ними. Одно я знаю: они вели себя, какъ люди рожденные для того, чтобы заслужить славу своею жизнью или смертью. Трижды пробивалъ мнѣ дорогу Ричардъ, трижды крикнулъ онъ мнѣ: "Смѣлѣй, отецъ, держись!" И столько же разъ являлся ко мнѣ Эдуардъ съ пурпуровымъ мечомъ, окрашеннымъ по рукоятку кровью тѣхъ, которые встрѣчались ему. И когда самые стойкіе воины отступали, Ричардъ кричалъ: "Впередъ! не уступать ни пяди земли!" И онъ кричалъ ему: "Корону, или же славную могилу! Скипетръ, или земную гробницу!" Тогда мы ударили снова... Но, увы! стали опять... Такъ видѣлъ я, какъ лебедь тщетно борется противъ теченія и тратитъ силы передъ одолѣвающими его волнами (Слышна короткая тревога). Чу! Роковая погоня продолжается, а я ослабѣлъ и не могу избѣжать ярости преслѣдователей. Но если-бы я былъ и крѣпче, я не сталъ бы укрываться отъ нея: сосчитаны тѣ песчинки, которыя отпущены на мою жизнь; здѣсь долженъ я остаться, здѣсь должна кончиться моя жизнь.
  

Входятъ: королева Маргарита, Клиффордъ, Норсомберлендъ и солдаты.

  
   Идите, кровожадный Клиффордъ, суровый Норсомберлэндъ... Вызываю вашу неутомимую ярость на еще большій пылъ. Я ваша мишень и жду вашего удара.
   Носсомберлэндъ. Сдавайся на нашу милость, надменный Плантадженэтъ.
   Клиффордъ. Да, на такую милость, которую его нещадная рука оказала моему отцу, сводя съ нимъ счеты. Свалился нынѣ Фаэтонъ съ своей колесницы и превратилъ въ вечеръ полуденный мигъ.
   Іоркъ. Мой пепелъ можетъ произвести, какъ феникса, такую птицу, которая отмститъ всѣмъ вамъ; въ этой надеждѣ я поднимаю очи къ небу, презирая все, что вы можете мнѣ нанести. Что-же вы не приближаетесь? Какъ! Толпа ихъ, и бояться!
   Клиффордъ. Такъ обороняются трусы, когда уже не могутъ бѣжать далѣе; такъ горлицы клюютъ соколу его пронзающіе когти; такъ отчаянные воры, утративъ надежду остаться въ живыхъ, изрыгаютъ брань на приставовъ.
   Іоркъ. О, Клиффордъ, подумай еще разъ в пробѣги мысленно мое прошедшее, и если можешь, не краснѣя, то погляди мнѣ въ лицо и прикуси тотъ языкъ, который поноситъ, какъ труса, того, чей грозный взглядъ заставлялъ тебя, еще недавно, обмирать и обѣжать.
   Клиффордъ. Я не желаю препираться съ тобою слово за слово, но обмѣняюсь съ тобой ударами, и дважды двумя за одинъ! (Обнажаетъ мечъ).
   Королева Маргарита. Стой, отважный Клиффордъ! не дѣлай ему чести дозволить оцарапать тебѣ палецъ, хотя-бы съ тѣмъ, что ты поранишь его въ сердце. Если ворчитъ собака, то нѣтъ доблести въ томъ, чтобы сунуть ей руку межъ зубовъ, когда можно отшвырнуть ее прочь ногою. Война даруетъ право пользоваться всякими выгодами (Всѣ хватаютъ Іорка, который сопротивляется.)
   Клиффордъ. Ай, ай! Такъ бьется тетеревъ въ силкахъ.
   Норсомберлэндъ. Такъ мечется кроликъ въ сѣтяхъ (Іоркъ взятъ въ плѣнъ).
   Іоркъ. Такъ торжествуютъ воры, овладѣвъ добычей; такъ подчиняются честные люди превосходству разбойничьей силы.
   Норсомберлэндъ. Какъ желаетъ теперь ваше величество поступить съ нимъ?
   Королева Маргарита. Храбрые воины, Клиффордъ и Норсомберлэндъ, выведите его на этотъ кротовый бугоръ, его который охватывалъ горы распростертыми руками, но отошелъ лишь съ призракомъ въ нихъ. Какъ? это ты хотѣлъ быть королемъ Англіи? Это ты красовался въ нашемъ парламентѣ и проповѣдывалъ о своемъ высокомъ происхожденіи? Гдѣ куча твоихъ сыновей, чтобы поддержать тебя теперь? Гдѣ распутный Эдуардъ и здоровенный Джорджъ? и гдѣ этотъ храбрый горбунъ-чудо, твой сынокъ Дикъ, что возбуждалъ, брюзжащимъ голосомъ, своего батюшку къ мятежу? И гдѣ, наконецъ твой любимецъ Ретлэндъ? Взгляни, Іоркъ: я омочила этотъ платокъ въ крови, которую храбрый Клиффордъ выпустилъ изъ груди отрока остріемъ своей шпаги; даю его тебѣ, чтобы отереть имъ твои щеки. Увы! бѣдный Іоркъ! если-бы я не ненавидѣла тебя смертельно, я сострадала-бы твоему злосчастному положенію. Прошу тебя, сокрушайся, чтобы развеселить меня, Іоркъ! Какъ! неужели твое жестокое сердце такъ высушило тебѣ нѣдра, что у тебя не можетъ выкатиться ни одной слезы на смерть Ретлэнда? Зачѣмъ ты терпѣливъ, человѣкъ? Ты долженъ бѣсноваться, и я издѣваюсь такъ надъ тобой, чтобы взбѣсить тебя. Топай, ругайся, тоскуй, тогда я буду пѣть и плясать. Ты хочешь платы, я вижу, за то, чтобы меня позабавить: Іоркъ не можетъ говорить, иначе какъ въ коронѣ. Корону Іорку! Вы, лорды, кланяйтесь ему пониже... Держите ему руки, пока я надѣну ему ее... (Надѣваетъ ему бумажную корону). Ну, право, сэръ, онъ теперь похожъ на короля! Вѣдь это онъ занялъ было мѣсто короля Генриха, это онъ былъ его назначеннымъ наслѣдникомъ. Но какже этотъ великій Плантадженэтъ укороновался такъ поспѣшно, нарушивъ свою торжественную клятву? Насколько помню, вы не должны были стать королемъ, пока король Генрихъ не пожалъ руки смерти. И вы осѣняете себѣ голову Генриха вѣнцомъ, похищаете діадему съ его чела, теперь, при его жизни, вопреки своей священной клятвѣ! О, это преступленіе, и слишкомъ непростительное! Долой эту корону и голову съ короной! Въ теченіе одного вздоха успѣйте его убить...
   Клиффордъ. Это моя обязанность, за счетъ моего отца!
   Королева Маргарита. Нѣтъ, подожди, послушаемъ его молитву.
   Іоркъ. Французская волчица, но худшая волковъ французскихъ, ты, чей языкъ ядовитѣе змѣинаго зуба, не пристало твоему полу торжествовать, какъ амазонкѣ потаскушкѣ, надъ горемъ тѣхъ, кто порабощенъ судьбою. Но если-бы твое лицо не было, подобно маскѣ, неподвижнымъ и наглымъ отъ привычки къ злымъ дѣламъ, я попытался бы заставить тебя покраснѣть, надменная королева! Одно сказаніе о томъ, откуда ты, какого ты происхожденія, достаточно позорно для того, чтобы пристыдить тебя, не будь ты безстыжей. Твой отецъ носитъ титулъ короля неаполитанскаго, обѣихъ Сицилій и Іерусалима, но онъ не такъ богатъ, какъ англійскій мелкопомѣстникъ. Не этотъ ли бѣдный монархъ научилъ тебя оскорбленіямъ? Они излишни и не въ пользу тебѣ, высокомѣрная королева, -- развѣ что ты хочешь подтвердить пословицу о томъ, что нищій, сѣвъ на коня, загонитъ его до смерти. Женщинамъ придаетъ часто гордость ихъ красота, но Богу извѣстно, что на твою долю досталось ея немного; наибольшее восхищеніе ими вызываетъ ихъ добродѣтель; но ты поражаешь противнымъ; ихъ сдержанность уподобляетъ ихъ чему-то божественному; отсутствіе ея дѣлаетъ тебя отвратительной. Ты также противоположна всему хорошему, какъ антиподы намъ, или какъ сѣверъ югу. О, сердце тигрицы, сокрытое подъ женской кожей! Какъ могла ты пролить кровь ребенка, предложить отцу вытереть ею свои глаза, а все же сохранила женское обличье? Женщины нѣжны, кротки, сострадательны, уступчивы, а ты сурова, непреклонна, окаменѣлая, груба и безпощадна. Ты требовала отъ меня ярости,-- твое желаніе исполнено теперь; хотѣла, чтобъ я плакалъ,-- и это желаніе исполнено: свирѣпствующій вѣтеръ нагоняетъ непрестанные ливни, а когда вѣтеръ стихаетъ, дождь начинаетъ идти. Эти слезы -- похороны моего милаго Ретлэнда, и каждая капля ихъ взываетъ о мести за его смерть, мести тебѣ, подлый Клиффордъ, тебѣ, лживая француженка!
   Норсомберлэндъ. Будъ я проклятъ, но его страданія такъ трогаютъ меня, что я едва могу удерживать отъ слезъ моя глаза.
   Іоркъ. Его лицо не тронули бы даже голодные людоѣды, они не запятнались бы его кровью; но вы болѣе безчеловѣчны, болѣе неумолимы... о, въ десять разъ болѣе... чѣмъ гирканскіе тигры. Гляди, безпощадная королева, на слезы злосчастнаго отца; ты омочила эту ткань въ кровь моего милаго мальчика, а я слезами смылъ прочь эту кровь. Возьми этотъ платокъ и иди, гордись имъ (Отдаетъ ей платокъ). И если ты правдиво передашь весь этотъ скорбный разсказъ. то, клянусь душой! слушатели прольютъ слезы. Да, даже, мои враги не удержать быстротекущихъ слезъ и скажутъ: "Увы, то было жалкое дѣло"! Бери же мою корону, и съ нею мое проклятіе, и да найдешь ты въ своей бѣдѣ такое же утѣшеніе, какъ то, которое я получаю изъ твоихъ слишкомъ жестокихъ рукъ! Жестокосердый Клиффордъ, изгоняй меня изъ этого свѣта... Душа моя къ небесамъ, кровь на ваши головы!
   Норсомберлэндъ. Если-бы онъ былъ даже палачемъ всей моей родни, я никакъ не могъ бы не заплакать вмѣстѣ съ нимъ, видя, до чего сердечная тоска давитъ ему душу.
   Королева Маргарита. Какъ! Ты готовъ зарыдать, милордъ Норсомберлэндъ? Подумай о всемъ злѣ, которое онъ намъ сдѣлалъ, и это быстро осушитъ твои нѣжныя слезы.
   Клиффордъ. Вотъ тебѣ, по моей клятвѣ, за смерть моего отца! (Закалываетъ его).
   Королева Маргарита. А вотъ тебѣ въ отплату за нашего мягкосердаго короля! (Колетъ его тоже).
   Іоркъ. Отверзи дверь твоего милосердія, благій Господь! Душа моя вылетаетъ черезъ эти раны, ища Тебя! (Умираетъ).
   Королева Маргарита. Отсѣчь ему голову и выставить ее на іоркскихъ воротахъ: пусть герцогъ Іоркъ обозрѣваетъ городъ Іоркъ! (Уходятъ).
  

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

Равнина близъ Креста Мортимера въ Герфордсшейрѣ.

Барабанный бой. Входятъ: Эдуардъ и Ричардъ со своимъ войскомъ.

  
   Эдуардъ. Хотѣлось-бы знать, какъ спасся нашъ августѣйшій родитель... И успѣлъ-ли онъ, или нѣтъ, избѣгнуть погони Клиффорда и Норсомберлэнда. Если онъ взятъ, мы услышали-бы о томъ вѣсть; если убитъ, услышали-бы тоже. Если-же онъ спасся, я полагаю, до насъ дошло-бы счастливое извѣстіе о его спасеньи. Какъ чувствуетъ себя мой братъ? Отчего онъ такъ грустенъ?
   Ричардъ. Я не могу радоваться, пока не станетъ мнѣ извѣстно, что сталось съ нашимъ доблестнымъ отцомъ. Я видѣлъ его снующимъ въ битвѣ, замѣтилъ, какъ онъ выискивалъ Клиффорда; мнѣ казалось, онъ пробивался въ самую густую свалку, какъ левъ въ коровье стадо, или какъ медвѣдь, окруженный псами: когда тотъ поцарапаетъ нѣкоторыхъ и заставитъ ихъ взвыть, прочіе держатся подалѣе, лая на него. Такъ расправлялся нашъ отецъ съ своими врагами, такъ бѣжали враги отъ нашего воинственнаго отца. Мнѣ кажется, есть чѣмъ гордиться быть его сыномъ!.. Смотри, какъ заря открываетъ свои золотыя врата и прощается съ блистательнымъ солнцемъ! Какъ оно походитъ на расцвѣтъ молодости, оно, разукрашенное, какъ юноша, красующійся передъ своею возлюбленной!
   Эдуардъ. Мерещится моимъ глазамъ или я вижу три солнца?
   Ричардъ. Три блистательныя солнца и каждое изъ нихъ совершенное солнце... они не отдѣляются клубящимися облаками, но держатся порознь на яркомъ небѣ. Смотри, смотри! Они сближаются... слились, какъ-бы цѣлуясь, какъ-бы клянясь въ ненарушимости союза... И вотъ они, одинъ свѣтильникъ, одинъ пламень, одно солнце... Небо изобразило этимъ какое-нибудь событіе.
   Эдуардъ. Это удивительно странно, я никогда не слыхивалъ о подобномъ. Я полагаю, братъ, что оно призываетъ насъ къ битвѣ; мы, сыновья храбраго Плантадженета, каждый изъ насъ уже славенъ своими достоинствами, но мы должны, не взирая на то, соединить наши лучи и освѣщать ими землю, какъ это солнце міръ. Чтобы ни означало знаменіе, съ этихъ поръ, я выставлю на моемъ щитѣ три солнца.
   Ричардъ. Нѣтъ, лучше трехъ дѣвъ; сказать съ твоего позволенія, ты больше любишь самокъ, нежели самцовъ (Входитъ вѣстникъ). Но кто ты, чей грустный видъ предвѣщаетъ страшную рѣчь уже готовую на твоемъ языкѣ?
   Вѣстникъ. Я одинъ изъ печальныхъ зрителей того, какъ былъ убитъ благородный герцогъ Іоркъ, вашъ августѣйшій отецъ, мой возлюбленный лордъ.
   Эдуардъ. О, не говори болѣе! Я услышалъ уже слишкомъ много.
   Ричардъ. Скажи, какъ онъ умеръ; я хочу услышать все.
   Вѣстникъ. Онъ былъ окруженъ многочисленными врагами и держался противъ нихъ, какъ тотъ, кто былъ надеждой Трои, держался противъ грековъ, хотѣвшихъ войти въ Трою. Но самъ Геркулесъ долженъ уступать превосходству силъ и множество ударовъ, хотя бы и малымъ топоромъ, подсѣкаютъ и валятъ самый крѣпкоствольный дубъ. Отца вашего одолѣло множество рукъ, но онъ умерщвленъ лишь злобною рукою непримиримаго Клиффорда и королевы; она увѣнчала нашего свѣтлѣйшаго герцога, она, горько издѣваясь, насмѣхалась ему въ лицо, и когда онъ заплакалъ отъ скорби, жестокая королева подала ему, чтобы утереть щеки, платокъ, напитанный невинной кровью милаго юнаго Ретлэнда, котораго убилъ суровый Клиффордъ; и послѣ многихъ издѣвательствъ, многихъ подлыхъ обидъ, они отрубили ему голову и выставили ее на Іоркскихъ воротахъ. Тамъ и остается она еще, грустнѣйшимъ зрѣлищемъ, когда либо видѣннымъ мною!
   Эдуардъ. Милый герцогъ Іоркъ, наша опора, тебя не стало, и нѣтъ у насъ жезла, нѣтъ прибѣжища! О, Клиффордъ, буйный Клиффордъ, ты загубилъ цвѣтъ европейскаго рыцарства, ты предательски побѣдилъ его, потому что, мечъ о мечъ, онъ одолѣлъ бы тебя! Теперь, чертогъ моей души обратился въ ея темницу... О, если-бы она могла вырваться изъ нея и мое тѣло было бы зарыто въ землю на покой! Отнынѣ я никогда уже не испытаю радости... Никогда, о, никогда, не увижу болѣе радости!
   Ричардъ. Я плакать не могу: всей влаги моего тѣла еще недостаточно, чтобы утолить мое, пылающее, какъ горнило сердце; не можетъ и языкъ мой облегчить великое бремя моего сердца. То самое дыханіе, которое вырвется съ моей рѣчью, раздуетъ уголь, горящій у меня въ груди, и сожжетъ меня огнемъ, который попытаются загасить мои слезы. Плачъ облегчаетъ глубину горя; такъ слезы -- дѣтямъ, мнѣ бой и мщеніе!.. Ричардъ, я ношу твое имя, я отомщу за твою смерть или умру, прославясь этою попыткой.
   Эдуардъ. Нашъ доблестный герцогъ оставилъ тебѣ свое имя; но его герцогство и мѣсто оставлены мнѣ.
   Ричардъ. Если ты птенецъ этого царственнаго орла, выкажи свое происхожденіе, глядя прямо на солнце. Не говори: мѣсто и герцогство, а тронъ и королевство; то и другое твое, или же ты не его рода!
  

Военный маршъ. Входятъ: Уорикъ и Монтегю; за ними войско.

  
   Уорикъ. Ну, что, прекрасные лорды?Какъ дѣла? Какія извнѣ вѣсти?
   Ричардъ. Великій лордъ Уорикъ! если-бы мы стали передавать наши скорбныя вѣсти, и при каждомъ словѣ кололи-бы себѣ тѣло кинжаломъ, пока не разсказали бы всего, то слова прибавили бы намъ болѣе страданія, чѣмъ раны. О, доблестный лордъ! Герцогъ Іоркъ убитъ.
   Эдудрдъ. О, Уорикъ, Уорикъ! Тотъ Плантадженетъ, которому ты былъ такъ дорогъ, какъ спасеніе -- его души, онъ умерщвленъ жестокимъ лордомъ Клиффордомъ.
   Уорикъ. Уже десять дней тому назадъ, я затопилъ эту вѣсть моими слезами; а теперь, чтобы усилить еще мѣру вашего горя, я прибылъ съ разсказомъ о томъ, что случилось съ того времени. Послѣ кровавой битвы у Уэкфильда, гдѣ вашъ отважный отецъ испустилъ свой послѣдній вздохъ, вѣсти о вашемъ пораженіи и его кончинѣ были доставлены мнѣ такъ быстро, какъ только могла домчаться почта. Я, находясь въ Лондонѣ, какъ охранитель короля, стянулъ солдатъ, собралъ толпу друзей и -- будучи достаточно силенъ, какъ мнѣ казалось, -- двинулся къ Сентъ-Ольбэну, чтобы пересѣчь дорогу королевѣ; я удерживалъ при себѣ короля ради своей поддержки, узнавъ черезъ лазутчиковъ, что королева идетъ съ явнымъ намѣреніемъ уничтожить нашъ недавній парламентскій актъ, касательно присяги короля Генриха и вашего наслѣдства. Чтобы сказать короче, -- ми встрѣтились у Сентъ-Ольбэна; войска наши сошлись и обѣ стороны дрались отчаянно; но равнодушіе ли короля, поглядывавшаго ласково на свою воинственную супругу, лишило моихъ воиновъ ихъ горячаго задора, или причиною тому была вѣсть о ея успѣхахъ и болѣе, нежели обычный, страхъ передъ жестокимъ Клиффордомъ, сулившимъ грозно кровь и смерть всѣмъ плѣннымъ, -- того не берусь судить... Но, говоря по правдѣ, непріятельское оружіе носилось всюду, точно молнія; а наши солдаты, -- какъ вяло летающія ночныя совы или лѣнтяй-молотильщикъ съ цѣпомъ,-- удары сыпали слегка, какъ будто били своихъ пріятелей. Я ободрялъ ихъ справедливостью нашего дѣла, обѣщаніемъ на хорошую плату, на высшія награды... Но все было напрасно; имъ не хотѣлось драться, и мы, не надѣясь на побѣду съ ними, бѣжали: король къ своей королевѣ, а братъ вашъ, лордъ Джоржъ, Норфолькъ и я поспѣшили возможно скорѣе на соединеніе съ вами, узнавъ здѣсь, на границѣ, что вы собираетесь съ силами для новаго боя.
   Эдуардъ. Но гдѣ-же герцогъ Норфолькъ, милый Уорикъ? И когда вернулся изъ Бургундіи въ Англію Джорджъ?
   Уорикъ. Герцогъ въ шести миляхъ отсюда съ своими солдатами, а братъ вашъ присланъ недавно вашею доброю теткою, герцогинею Бургундской, чтобы подкрѣпить насъ войскомъ въ этой необходимой войнѣ.
   Ричардъ. Вѣрно, было уже не выдержать, если бѣжалъ и храбрый Уорикъ; я слыхалъ часто о его славныхъ погоняхъ, но никогда еще о позорномъ отступленіи.
   Уорикъ. И теперь не услышишь ничего позорнаго, Ричардъ, а узнаешь, что моя твердая правая рука способна сорвать вѣнецъ съ головы слабаго Генриха и выдернуть грозный скипетръ изъ его рукъ, будь онъ даже также отваженъ на войнѣ, насколько онъ славится своей кротостью миролюбіемъ и набожностью.
   Ричардъ. Я знаю это хорошо, лордъ Уорикъ; не осуждай меня: лишь любовь къ твоей славѣ заставила меня такъ говорить. Но что намъ дѣлать въ это смутное время? Сбросить наши стальные доспѣхи, облечь свои тѣла въ черныя траурныя одежды и пересчитывать наши "Ave Maria" по четкамъ? Или-же -- начертить нашимъ мстительнымъ оружіемъ наши молитвы на шлемахъ нашихъ враговъ? Если вы за это послѣднее, скажите "да"... И въ дѣло, лорды!
   Уорикъ. Затѣмъ и отыскалъ васъ Уорикъ, за тѣмъ пришелъ и братъ мой, Монтегю. Выслушайте меня, милорды. Высокомѣрная и дерзкая королева, союзно съ Клиффордомъ надменнымъ Норсомберлэндомъ и другими гордыми птицами той-же породы обработала податливаго короля, какъ воскъ. Онъ поклялся передать вамъ наслѣдіе и его клятва занесена въ парламентскіе списки, но теперь вся шайка отправилась въ Лондонъ, чтобы уничтожить эту клятву и все, что можетъ противодѣйствовать ланкастерскому дому. Ихъ силы доходятъ, мнѣ кажется, до тридцати тысячъ человѣкъ. Но съ помощью Норфолька и съ моею, и со всѣми друзьями, которыхъ ты, храбрый графъ Марчъ, можешь набрать изъ преданныхъ уэльцевъ, насъ насчитается всего двадцать пять тысячъ, что-же, впередъ! Идемъ прямо на Лондонъ, осѣдлаемъ еще разъ нашихъ взмыленныхъ коней, воскликнемъ еще разъ: Валяй враговъ! Но не повернемъ тыла и не побѣжимъ еще разъ!
   Ричардъ. Ну, вотъ, теперь я снова слышу рѣчь великаго Уорика. Да не увидитъ болѣе дневного свѣта тотъ, который крикнетъ: Назадъ! когда Уорикъ велитъ держаться.
   Эдуардъ. Лордъ Уорикъ, я обопрусь на твои плечи, и если ты падешь... Чего сохрани Боже!.. тогда падетъ и Эдуардъ, но да предотвратить небо такую бѣду.
   Уорикъ. Ты болѣе не графъ Марчъ, а герцогъ Іоркскій: ближайшая затѣмъ ступень -- англійскій королевскій престолъ: ты долженъ быть провозглашенъ королемъ Англіи во всѣхъ городахъ, черезъ которые мы прослѣдуемъ, и каждый, кто не броситъ шапки вверхъ отъ радости, заплатитъ за такой проступокъ головою. Король Эдуардъ, доблестный Ричардъ, Монтегю! Не будемъ долѣе мечтать о славѣ, но пусть зазвучатъ трубы,-- и за дѣло!
   Ричардъ. Теперь, Клиффордъ, будь сердце твое твердо, какъ сталъ... Ты доказалъ уже его окаменѣлость своими подвигами... Я проколю его тебѣ или отдамъ тебѣ мое.
   Эдуардъ. Бейте, барабаны! Богъ и святый Георгій за насъ!
  

Входитъ вѣстникъ.

  
   Уорикъ. Ну. Что? Какія вѣсти?
   Вѣстникъ. Герцогъ Норфолькъ посылаетъ вамъ сказать черезъ меня, что королева приближается съ сильнымъ войскомъ, онъ умоляетъ васъ о скорѣйшемъ рѣшеніи.
   Уорикъ. Какъ разъ и кстати, храбрые воины! Идемъ! (Уходятъ).
  

СЦЕНА. II.

Передъ городомъ Іоркъ.

Входятъ: король Генрихъ, королева Маргарита, принцъ Уэльскій, Клиффордъ и Норсомберлэндъ. Войско.

  
   Королева. Маргарита. Добро пожаловать, милордъ, въ добрый городъ Іоркъ. Вотъ тамъ голова того архиврага, который тщился увѣнчать себя вашей короной. Не веселитъ вамъ сердца этотъ предметъ, милордъ?
   Король Генрихъ. Да, какъ веселятъ утесы тѣхъ, кому грозитъ крушеніе; видъ этотъ гнететъ мнѣ душу, удержи месть свою, благій Господь! то не моя вина, и неумышленно я преступилъ свою клятву.
   Клиффордъ. Всемилостивый государь, здѣсь надо отложить въ сторону излишнюю снисходительность и вредную жалость. На кого должны львы обращать кроткіе взоры? Не на тѣхъ, которые хотятъ захватить ихъ логовище. Чью руку лижетъ лѣсной медвѣдь? Не ту, которая похищаетъ у него дѣтенышей на его глазахъ. Кто избѣгаетъ смертоноснаго укуса притаившейся змѣи? Не тотъ, что наступаетъ ей на спину. Малѣйшій червь обороняется, когда его топчутъ, и голубки клюются, защищая своихъ птенцовъ. Честолюбивый Іоркъ мѣтилъ на твою корону, а ты улыбался когда онъ хмурилъ свое сердитое чело. Онъ былъ только герцогомъ, хотѣлъ сдѣлать своего сына королемъ и возвысить свое потомство, какъ любящій родоначальникъ. Ты же, состоя королемъ и благословенный добрымъ сыномъ, согласился на лишеніе его наслѣдства, поступивъ какъ нелюбящій отецъ. Неосмысленныя животныя вскармливаютъ своихъ дѣтенышей, и хотя человѣческій обликъ страшенъ для нихъ, однако, кто не видалъ, какъ ради защиты своихъ малютокъ они борются (даже тѣми крыльями, которыя служили имъ порою лишь для трусливаго бѣгства, съ тѣмъ, кто лѣзетъ къ ихъ гнѣзду) и даже жертвуютъ собственной жизнью для обороны дѣтей? Стыдитесь, государь, берите ихъ въ примѣръ! Развѣ не прискорбно, что этотъ добрый юноша утратилъ-бы свое прирожденное право по винѣ отца и могъ-бы впослѣдствіи сказать своему ребенку: "To, что пріобрѣтено моимъ прадѣдомъ и дѣдомъ, охотно отдано моимъ беззаботнымъ отцомъ?" О, какой бы это былъ позоръ! Взгляни на этого юношу, и пусть его мужественное лицо, предвѣщающее благополучную судьбу, закалитъ твое мягкое сердце на столько, чтобы ты сохранилъ свое достояніе и могъ оставить это достояніе ему.
   Король Генрихъ. Клиффордъ оказался хорошимъ ораторомъ и привелъ весьма сильныя доказательства. Но, Клиффордъ, не слыхивалъ ли ты, что не правомъ нажитое въ прокъ нейдетъ? И счастливится ли тому сыну, отецъ котораго пошелъ въ адъ за свою наживу? Я хочу оставить послѣ себя моему сыну мои добрыя дѣла, и хорошо бы было, когда бы мой отецъ оставилъ мнѣ лишь это! Все остальное стоитъ слишкомъ дорого и охрана его приноситъ въ тысячу разъ болѣе заботы, нежели обладаніе имъ -- радости. О, кузенъ Іоркъ! Еслибъ лучшіе твои друзья знали, какъ прискорбно мнѣ видѣть здѣсь твою голову!
   Королева Маргарита. Милордъ, воспряньте духомъ; непріятель близокъ, и ваше малодушіе заставляетъ слабѣть вашихъ сторонниковъ. Вы обѣщали рыцарское достоинство нашему отважному сыну; обнажите мечъ, чтобы посвятить его тотчасъ. Эдуардъ, преклони колѣна!
   Король Генрихъ. Эдуардъ Плантадженэтъ, встань уже рыцаремъ! И помни это наставленіе: обнажай мечъ лишь за правду.
   Принцъ. Мой милостивой отецъ, съ вашего королевскаго позволенія, я обнажу его, какъ наслѣдникъ престола, и въ этой войнѣ буду драться имъ на смерть.
   Клиффордъ. Такая рѣчь прилична дѣльному принцу.
  

Входитъ вѣстникъ.

  
   Вѣстникъ. Царственные вожди, готовьтесь! Уорикъ съ тридцатью тысячами человѣкъ идетъ, поддерживая герцога Іоркъ. И въ тѣхъ городахъ, черезъ которые они проходятъ, они провозглашаютъ его королемъ, и многіе примыкаютъ къ нимъ. Приготовляйтесь къ битвѣ; они уже близко.
   Клиффордъ. Вашему величеству лучше бы удалиться съ поля. Королева дѣйствуетъ успѣшнѣе въ ваше отсутствіе.
   Королева Маргарита. Да, добрый лордъ мой; предоставь насъ вашему счастью.
   Король Генрихъ. Но ваше счастье тоже и мое; я остаюсь поэтому.
   Норсомберлэндъ. Тогда не иначе какъ съ рѣшимостью
   Принцъ. Мой царственный отецъ, ободри этихъ благородныхъ лордовъ, придай духу тѣмъ, которые бьются для твоей защиты. Обнажи свой мечъ, милый отецъ, и крикни: "Св. Георгъ"!
  

Движеніе войска. Входятъ: Эдуардъ, Джорджъ, Ричардъ, Уорикъ, Норфолькъ, Монтегю, солдаты.

  
   Эдуардъ. Клятвопреступникъ Генрихъ! Хочешь ты на колѣняхъ молить о пощадѣ и возложить вѣнецъ на мою голову, или будешь ждать смертельной гибели въ полѣ?
   Королева Маргарита. Поди, жури своихъ приспѣшниковъ, гордый, дерзкій мальчишка! Прилично ли тебѣ быть такимъ наглымъ на словахъ передъ своимъ государемъ, своимъ законнымъ королемъ?
   Эдуардъ. Король я, и онъ долженъ преклонить колѣно; я назначенъ наслѣдникомъ съ его согласія; потомъ его клятву нарушили: я слышалъ, вы, состоящая королемъ, хотя носитъ корону онъ, заставили его, посредствомъ новаго парламентскаго акта, вычеркнуть меня и вписать его сына.
   Клиффордъ. Что справедливо. Кому же наслѣдовать отцу, какъ не сыну?
   Ричардъ. И ты здѣсь, мясникъ?.. О, я не могу говорить!
   Клиффордъ. Ну, да, горбунъ, я здѣсь для отвѣта тебѣ и всякому наглецу твоего сорта.
   Ричардъ. Ты убилъ юнаго Ретлэнда? Это ты?
   Клиффордъ. И стараго Іорка тоже; а все еще недоволенъ.
   Ричардъ. Ради Бога, лорды, подайте сигналъ къ битвѣ!
   Уорикъ. Что скажешь, Генрихъ, соглашаешься уступить корону?
   Королева Маргарита.Туда-же, долгоязычный Уорикъ! Какъ смѣешь ты говорить? Когда я встрѣтилась съ тобой у Сентъ-Ольбэна, твои ноги сослужили тебѣ лучшую службу, чѣмъ руки.
   Уорикъ. Тогда былъ мой чередъ бѣжать, а теперь твой.
   Клиффордъ. Ты говорилъ тоже сначала; однако, бѣжалъ.
   Уорикъ. Но не твоя отвага, Клиффордъ, прогнала меня тогда.
   Норсомберлэндъ. И не твое мужество, которое было бы должно заставить тебя устоять.
   Ричардъ. Норсомберлэндъ, тебя я уважаю... Но прекратимъ эти переговоры, потому что я удерживаю съ трудомъ взрывъ моего переполненнаго сердца противъ Клиффорда этого жестокаго убійцы дѣтей.
   Клиффордъ. Я убилъ твоего отца. Его ли называешь ты ребенкомъ?
   Ричардъ. Убилъ, какъ подлецъ, какъ трусъ-предатель, и такъ умертвилъ ты и нашего нѣжнаго брата Ретлэнда. Но не закатится еще солнце, и я заставлю тебя проклясть это дѣло.
   Король Генрихъ. Достаточно рѣчей, милорды; выслушайте меня,
   Королева Маргарита. Вызывай ихъ, не то сомкни уста.
   Король Генрихъ. Прошу тебя, не ограничивай моего языка; я король -- и имѣю право говорить.
   Клиффордъ. Мой государь, рана, вызвавшая эту встрѣчу здѣсь, не можетъ быть залечена словами; поэтому молчите.
   Ричардъ. Тогда, палачъ, обнажай мечъ. Клянусь тѣмъ, кто создалъ насъ всѣхъ, я увѣренъ, что все мужество Клиффорда только у него на языкѣ.
   Эдуардъ. Скажи-же, Генрихъ, признаешь ты мое право или нѣтъ? Тысяча народа, закусивъ утромъ, не будетъ уже обѣдать сегодня, если ты не уступишь мнѣ короны.
   Уорикъ. И если ты откажешь въ этомъ, то пусть кровь ихъ на твою голову! Іоркъ облачился въ доспѣхи лишь за правду.
   Принцъ. Если то правильно, что Уорикъ находитъ правильнымъ, то зла нѣтъ вовсе; рѣшительно все справедливо
   Ричардъ. Отъ кого бы ты ни былъ прижитъ, но мать твоя здѣсь: я узнаю въ тебѣ матерній языкъ.
   Королева Маргарита. А ты такъ непохожъ ни на своего отца, ни на мать, а подобенъ только скверному, уродливому, заклейменному, отмѣченному рокомъ для того, чтобы отъ тебя всѣ сторонились, какъ отъ ядовитой жабы или отъ страшнаго жала ящерицы.
   Ричардъ. Неаполитанское желѣзо подъ англійскою позолотой, отецъ твой называется королемъ (какъ будто бы канава можетъ зваться моремъ); но какъ ты не стыдишься, зная свое происхожденіе, позволять своему языку обличать низкорожденность твоего сердца?
   Эдуардъ. Стоило бы заплатить тысячу кронъ за пукъ соломы, который образумилъ бы эту безстыдную паскудницу. Греческая Елена была гораздо красивѣе тебя, хотя твоему мужу и приходилось быть Менелаемъ; но никогда братъ Агаменнона не былъ такъ оскорбленъ этою вѣроломною женщиной, какъ оскорбленъ тобою этотъ король. Его отецъ торжествовалъ въ самомъ сердцѣ Франціи; онъ одолѣлъ тамъ короля, заставилъ смириться дофина, и если бы твой мужъ женился сообразно своему сану, онъ сохранилъ бы свою славу и до этого дня; но когда онъ принялъ нищую на свое ложе, почтивъ такимъ бракомъ твоего бѣдняка-родителя,-- изъ-за солнца хлынулъ на него ливень, который смылъ прочь изъ Франціи всѣ пріобрѣтенія его и породилъ мятежъ противъ его короны на родинѣ,-- потому что чѣмъ вызваны эти смуты, какъ не твоимъ высокомѣріемъ? Будь ты смиреннѣе, наши притязанія дремали бы еще. Изъ состраданія къ мягкосердому королю, мы отложили бы наши требованія до другого времени.
   Джорджъ. Но когда мы увидѣли, что наши солнечные лучи родятъ тебѣ весну, а твое лѣто не приноситъ намъ жатвы, мы наложили топоръ на твой чужеядный корень, и хотя остріе задѣвало не разъ и насъ самихъ, мы, знай это, однажды начавъ рубить, не остановимся, пока не отсѣчемъ тебѣ совсѣмъ, или не оросимъ твоего роста своей разгоряченной кровью.
   Эдуардъ. И рѣшаясь на это, я вызываю тебя. Не хочу дальнѣйшихъ переговоровъ, потому что ты не дозволяешь говорить кроткому королю. Звучите, трубы!..Развейся, наше кровавое знамя!.. Побѣда или могила!..
   Королева Маргарита. Подожди, Эдуардъ...
   Эдуардъ. Нѣтъ, строптивая женщина, не хочу ждать болѣе. Эти рѣчи будутъ стоить сегодня десяти тысячъ жизней (Уходятъ).
  

СЦЕНА III.

Поле битвы между Тоутономъ и Сакстономъ въ Іоркшэйрѣ.

Тревога. Движеніе войскъ. Входитъ Уорикъ.

  
   Уорикъ. Переизмученный работой, какъ скороходъ на бѣгѣ, я прилягу, чтобы перевести духъ; полученные и отплаченные удары совсѣмъ обезсилѣли мои крѣпкія жилы и, не смотря на мою ярость, я долженъ немного отдохнуть.
  

Вбѣгаетъ Эдуардъ.

  
   Эдуардъ. Улыбнись, благое небо! Или рази, злая смерть. Міръ заволокся, солнце Эдуарда омрачилось...
   Уорикъ. Ну, что, милордъ? Какъ дѣло? Есть надежда на хорошее?
  

Входитъ Джорджъ.

  
   Джорджъ. Наше дѣло потеряно; наша надежда -- одно горькое отчаяніе. Нашъ строй пробитъ; слѣдомъ за нами гибель. Какой намъ дашь совѣтъ, куда бѣжать?
   Эдуардъ. Тщетно и бѣгство; они преслѣдуютъ насъ какъ на крыльяхъ, а мы ослабли и не можемъ избѣжать погони.
  

Входитъ Ричардъ.

  
   Ричардъ. О, Уорикъ, зачѣмъ ты удалился? Жаждавшая земля впила кровь твоего брата, пронзеннаго остріемъ Клиффордова копья. Уже въ предсмертныхъ мукахъ онъ вопилъ -- и то было подобно отдаленному зловѣщему гулу;-- "Уорикъ, отмсти! Братъ, отмсти за мою смерть!" Такъ испустилъ свой духъ благородный лордъ,-- подъ брюхомъ ихъ лошадей, обмарывавшихъ свои щетки въ его дымившейся крови.
   Уорикъ. Такъ пусть-же земля перепьется нашей кровью! Я убью своего коня, потому что не хочу бѣжать. Зачѣмъ стоимъ мы здѣсь, подобно мягкосердымъ женщинамъ, оплакивая наши утраты, въ то время какъ враги тамъ злобствуютъ? И глядимъ, точно-бы трагедія разыгрывалась въ шутку ломающимися актерами? Здѣсь, на колѣняхъ, приношу клятву передъ Вышнимъ Богомъ, что не остановлюсь, не успокоюсь, пока или смерть смежитъ мои глаза, или счастье дастъ выполнить мнѣ мѣру моей мести!
   Эдуардъ. О, Уорикъ, я преклоню колѣна съ тобою и соединю мою душу съ твоею въ этой клятвѣ; и прежде чѣмъ мои колѣна поднимутся съ холоднаго лика земли, воздѣну мои руки, мои очи, мое сердце къ Тебѣ, о возносящій и низвергающій царей! Молю Тебя, если въ Твоей волѣ предать мое тѣло моимъ врагамъ, то да будутъ отверзты Твои мѣдныя райскія врата для сладостнаго пропуска моей грѣшной души! Теперь, лорды, простимся до новой встрѣчи, гдѣ ни случится,-- на небѣ-ли, или на землѣ.
   Ричардъ. Братъ, дай мнѣ руку... и ты, милый Уорикъ, позволь обнять тебя моими утомленными руками. Я, не плачущій никогда, я смягченъ горемъ о томъ, что зима прекращаетъ такъ нашу весну!
   Уорикъ. Идемъ, идемъ! Еще разъ, простите, дорогіе лорды!
   Джорджъ. Пойдемъ всѣ вмѣстѣ къ нашимъ войскамъ; позволимъ бѣжать тѣмъ, кто не захочетъ оставаться, а тѣхъ, которые насъ не покинутъ, назовемъ нашей опорой и обѣщаемъ имъ, если одержимъ верхъ, наградить ихъ, какъ побѣдителей на олимпійскихъ играхъ. Это можетъ вселить отвагу въ ихъ измученную грудь. Надежда есть еще на жизнь и на побѣду; не будемъ-же медлить, идемъ бодро отсюда (Уходятъ).
  

СЦЕНА IV.

То же; другая часть поля.

Боевое движеніе. Входятъ: Ричардъ и Клиффордъ.

  
   Ричардъ. Ну, Клиффордъ, ты одинъ передо мной; представь себѣ, что эта моя рука за герцога Іоркъ, а эта за Ретлэнда; обѣ обязаны тебѣ отмстить, будь ты окруженъ мѣдной стѣною.
   Клиффордъ. Ну, Ричардъ, я здѣсь наединѣ съ тобою; эта рука поразила твоего отца Іорка, а эта умертвила твоего брата, Ретлэнда; а вотъ и сердце, которое ликуетъ отъ ихъ смерти и призываетъ руки, убившія твоего родителя и брата, совершить то же надъ тобой. И такъ, держись! (Они бьются. Входитъ Уорикъ, Клиффордъ бѣжитъ).
   Ричардъ. Нѣтъ, Уорикъ, намѣть какого-нибудь другого звѣря, а этого волка я хочу затравить самъ (Уходятъ).
  

СЦЕНА V.

Другая часть поля. Тревога. Входитъ король Генрихъ.

  
   Король Генрихъ. Эта битва походитъ на ту борьбу утра, когда умирающая мгла споритъ съ возрастающимъ свѣтомъ, и когда пастухъ, подувая на свои ногти, не можетъ назвать времени ни настоящимъ днемъ, ни ночью. Битва уносится то въ одну сторону, какъ могучее море, гонимое приливомъ противъ вѣтра; то въ другую, какъ тоже море, вынужденное отступить подъ напоромъ вѣтра. То пересидятъ волны, то опять вѣтеръ. То беретъ верхъ одно, то вновь другое, и оба, грудь о грудь, силятся побѣдить, а все никто не покоренъ и не покорилъ другого. Такъ равновѣсна и эта жестокая война. Присяду здѣсь, на этотъ кротовый бугорокъ... Кому Господь велитъ, пусть тому и достанется побѣда! Маргарита, моя супруга, и съ нею Клиффордъ, отослали меня прочь съ битвы; оба клялись, что они удачливѣе во всемъ, когда меня нѣтъ тамъ. Лучше бы мнѣ умереть, если-бы была на то Божія воля! Что есть въ этомъ мірѣ, кромѣ скорби и горя? О, Боже! Мнѣ кажется, что можно прожить счастливѣе, бывъ только простымъ батракомъ; сидѣлъ-бы я на холмикѣ, какъ теперь, начертилъ бы хорошенько солнечные часы, точка въ точку, чтобы знать, какъ бѣгутъ минуты, сколько ихъ требуется для полнаго часа, сколько часовъ въ теченіе сутокъ; сколько нужно сутокъ для свершенія года, сколько годовъ можетъ прожить смертный человѣкъ. Узнавъ все это, я подѣлилъ бы время: столько-то часовъ буду я пасти мое стадо; столько-то часовъ буду отдыхать; столько-то часовъ созерцать; столько-то часовъ веселиться; столько-то дней мои овцы будутъ въ тягости; столько-то недѣль до того какъ бѣдняжкамъ ягниться; столько-то лѣтъ до того, какъ мнѣ стричь съ нихъ шерсть. Такъ минуты, часы, дни, мѣсяцы и годы прошли-бы согласно той цѣли, для которой они созданы, и довели-бы сѣдины мои до покойной могилы. О, чтобы это была за жизнь! Какъ сладостна и какъ пріятна! Развѣ кусты боярышника не даютъ болѣе пріятную тѣнь пастухамъ, смотрящимъ на свои невинныя стада, чѣмъ роскошно вышитые балдахины королямъ, боящимся измѣны своихъ подданныхъ? О, да, тысячу разъ, да! И въ заключеніе,-- простой творогъ пастуха, его холодное жидкое питье прямо изъ кожаной фляги, его обычный сонъ подъ свѣжею древесной сѣнью, не превосходнѣе ли они королевскихъ лакомствъ, мясъ, красующихся на золотыхъ блюдахъ, и затѣйливаго ложа, на которомъ покоитъ король свое тѣло,-- но подъ надзоромъ заботы, недовѣрія и предательства!
  

Тревога. Входитъ сынъ, убившій своего отца; онъ тащитъ его тррупь.

  
   Сынъ. Дуренъ тотъ вѣтеръ, что никому не пригоденъ! У этого человѣка, котораго я убилъ въ рукопашной схваткѣ, можетъ быть запасъ кронъ; а я, благополучно обобравъ ихъ теперь у него, могу, пожалуй, еще до вечера, отдать и ихъ, и свою жизнь другому, какъ этотъ мертвый отдалъ мнѣ... Кто онъ?.. О, Боже! Это лицо моего отца, котораго я невзначай убилъ въ этомъ сраженьи!.. О, тяжелыя времена, порождающія такія событія! Меня повелъ изъ Лондона король; мой отецъ, будучи подчиненнымъ графа Уорика, былъ на сторонѣ Іорка, по приказанію своего господина, а я, получившій жизнь изъ его рукъ, лишилъ его жизни моими руками. Прости мнѣ, Господи! Не зналъ я, что творилъ! Прости и ты, отецъ; я не узналъ тебя! Пусть мои слезы омоютъ эти кровавые слѣды... И болѣе ни слова, пока онѣ вполнѣ не изольются.
   Король Генрихъ. О, жалостное зрѣлище! О, кровавыя времена! Когда воюютъ львы, борясь за свои логовища, бѣдныя, невинныя овцы терпятъ отъ ихъ вражды! Плачь, несчастный человѣкъ, я буду вторить тебѣ, слезой за слезою, и пусть наши сердца и наши глаза, подобно междоусобицѣ, ослѣпнуть отъ слезъ и разорвутся отъ скорби!
  

Входитъ отецъ убившій своего сына, съ его трупомъ на рукахъ.

  
   Отецъ. Ты, защищавшійся такъ твердо противъ меня, подавай мнѣ свое золото: я купилъ его сотней ударовъ. Но, погляжу... вражеское-ли это лицо? О, нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ! Это мой единственный сынъ! О, мальчикъ мой, если въ тебѣ остается жизнь, открой свои глаза; смотри, смотри, какіе потоки, гонимые порывистою бурей моего сердца, стремятся на твои раны, смертельныя для моихъ глазъ и души! О, сжалься, Господи, надъ этими несчастными временами! Что за злоключенія, столь гнусныя, кровавыя, безсмысленныя, мятежныя и противоестественныя, порождаетъ эта убійственная распря! О, дитя мое, твой отецъ далъ тебѣ жизнь слишкомъ рано; слишкомъ поздно отнялъ онъ ее у тебя.
   Король Генрихъ. Горе за горемъ! О, если-бы моя смерть прекратила такія жестокія дѣла! О, сжалься, сжалься, благое небо, сжалься!.. На его лицѣ алая и бѣлая роза, роковые цвѣта нашихъ соперничающихъ домовъ... Одна походитъ вполнѣ на пурпуръ его крови; другая изображается, я вижу, его блѣдными щеками... Пусть увянетъ одна изъ этихъ розъ и расцвѣтетъ другая! если-же онѣ будутъ продолжать споръ, тысячи жизней увянутъ!
   Сынъ. Какъ отнесется ко мнѣ мать за смерть отца: не утѣшится она никогда!
   Отецъ. Какое море слезъ прольетъ моя жена, узнавъ объ убійствѣ сына: не утѣшится она никогда!
   Король Генрихъ. Какъ всѣ эти скорбныя дѣла должны озлобить противъ короля страну: не утѣшится и она!
   Сынъ. Скорбѣлъ-ли когда сынъ такъ о смерти отца?
   Отецъ. Оплакивалъ-ли когда такъ отецъ своего сына?
   Король Генрихъ. Огорчался-ли когда такъ король печалью своихъ подданныхъ? Велика ваша скорбь; моя въ тысячу разъ болѣе.
   Сынъ. Унесу тебя туда, гдѣ могу выплакаться вволю (Уходитъ, унося трупъ.)
   Отецъ. Мои руки будутъ тебѣ саваномъ; мое сердце, милый мальчикъ, будетъ твоею могилой, потому-что не исчезнетъ изъ него никогда твой обликъ. Моя вздыхающая грудь будетъ твоимъ похороннымъ колоколомъ, и такъ могильно-грустенъ будетъ твой отецъ, такъ скорбенъ, потерявъ тебя, при неимѣніи другого, какъ былъ Пріамъ, утративъ всѣхъ своихъ доблестныхъ сыновей. Я унесу тебя отсюда, и пусть они дерутся сколько хотятъ: я умертвилъ, гдѣ не слѣдовало убивать (Уходитъ, унося трупъ).
   Король Генрихъ. Скорбные люди, обремененные печалью, здѣсь сидитъ король, болѣе грустный, нежели вы!
  

Тревога. Движеніе войскъ. Входятъ: королева Маргарита, принцъ Уэльскій, Экзетеръ.

  
   Принцъ. Бѣги, отецъ, бѣги! Всѣ наши сторонники бѣжали; Уорикъ неистовствуетъ, какъ разъяренный быкъ. Прочь отсюда! За нами гонится смерть!
   Королева Маргарита. На коня, милордъ, и спѣшите во всю прыть къ Бэрвику. Эдуардъ и Ричардъ, подобно сворѣ борзыхъ, завидѣвшихъ бѣгущаго, испуганнаго зайца, уже настигаютъ насъ, звѣрски сверкая злобнымъ взглядомъ и съ окровавленною сталью въ рукахъ... И потому, скорѣй отсюда!
   Экзстеръ. Бѣжимъ, такъ-какъ съ ними месть... Нѣтъ, не останавливайтесь для разъясненій... Спѣшите... Или послѣдуйте за мною, я впередъ.
   Король Генрихъ. Нѣтъ, возьми меня съ собой, милый Экзстеръ; не то, чтобы я боялся остаться здѣсь, но я радъ идти туда, куда желаетъ королева. Впередъ! Идемъ! (Уходятъ).
  

СЦЕНА VI.

То же мѣсто.

Громкій барабанный бой. Входитъ раненый Клиффордъ.

  
   Клиффордъ. Здѣсь догоритъ моя свѣча, здѣсь угаснетъ она, свѣтившая королю Генриху, пока горѣла. О, Ланкастеръ, боюсь твоего низверженія болѣе, нежели разлученія моей души съ тѣломъ. Моя любовь и страхъ приманивали къ тебѣ многихъ друзей, но когда я паду, эта тягучая смѣсь растаетъ. Покидая Генриха, они подкрѣпятъ наглаго Іорка;-- низкіе люди роятся, какъ лѣтнія мухи, и куда летятъ комары, какъ не къ солнцу? А кто свѣтитъ теперь, какъ не враги Генриха? О, Фебъ! если-бы ты не допустилъ Фаэтона править твоими борзыми конями, твоя палящая колесница никогда не обожгла бы земли; и если-бы ты, Генрихъ, велъ себя какъ пристойно королю, или какъ вели себя твой отецъ и его отецъ, не уступавшіе почвы дому Іорка, онъ никогда не размножился бы подобно лѣтнимъ мухамъ и я, и десятки тысячъ въ этомъ несчастномъ королевствѣ не оставили бы вдовъ оплакивающихъ нашу смерть, а ты хранилъ бы еще сегодня мирно свой престолъ, Не благораствореніе-ли воздуха благопріятствуетъ плевеламъ? Не излишняя-ли снисходительность придаетъ смѣлости разбойникамъ?.. Напрасны мои жалобы и неисцѣлимы мои раны; нѣтъ мнѣ пути для побѣга и нѣтъ силы совершить побѣгъ. Враги безжалостны и не пощадятъ меня, потому что я и не заслуживаю съ ихъ стороны пощады. Воздухъ проникъ въ мои раны, и я слабѣю отъ потери крови... Идите, Іоркъ, и Ричардъ, и Уорикъ, и всѣ другіе... Я поразилъ нѣдра вашихъ отцовъ, проколите мою грудь (Лишается чувствъ).
  

Тревога и отбой. Входятъ Эдуардъ Джорджъ, Ричардъ, Монтегю, Уорикъ и солдаты.

  
   Эдуардъ. Передохнемъ, милорды. Удача позволяетъ намъ остановиться и смѣнить боевую угрюмость на мирный видъ. Нѣсколько отрядовъ преслѣдуютъ кровожадную королеву, которая руководитъ смирнымъ Генрихомъ, хотя онъ и король; такъ парусъ, вздутый бурнымъ вѣтромъ, заставляетъ купеческое судно идти противъ теченія. Но какъ вы думаете, лорды, бѣжалъ-ли Клиффордъ съ ними?
   Уорикъ. Нѣтъ, невозможно, чтобы онъ успѣлъ уйти, потому что вашъ братъ Ричардъ, высказываю это въ его присутствіи, отмѣтилъ его для могилы; и такъ, гдѣ бы онъ ни былъ, навѣрное онъ умеръ (Клиффордъ стонетъ м умираетъ).
   Эдуардъ. Чья это душа такъ тягостно отходитъ?
   Рнчардъ. Это предсмертный стонъ, какъ при переходѣ жизни къ смерти.
   Эдуардъ. Взгляни, кто это; и теперь, когда битва уже кончилась, будь это другъ иди врагъ, пусть съ нимъ обойдутся милостиво.
   Ричардъ. Отмѣни этотъ милосердный приговоръ, потому что это Клиффордъ, который, не удовлетворясь тѣмъ, что онъ отсѣкъ вѣтвь, срѣзавъ Ретлэнда, когда его листва едва начинала распускаться, всадилъ свой убійственный ножъ въ самый корень, изъ котораго красиво выросталъ этотъ нѣжный отпрыскъ... Я разумѣю нашего августѣйшаго отца, герцога Іоркъ.
   Уорикъ. Снимите съ воротъ Іоркскихъ голову вашего отца, поставленную на нихъ Клиффордомъ, и пусть его голова займетъ это мѣсто: отвѣтить надо мѣрою за мѣру!
   Эдуардъ. Поднесите сюда этого зловѣщаго для нашего дома филина, выкрикивавшаго лишь смерть намъ и нашимъ. Теперь она прервала его ужасный, угрожающій голосъ и его языкъ, вѣщающій бѣды, не заговоритъ болѣе. (Слуги переносятъ тѣло впередъ).
   Уорикъ. Я думаю, что онъ лишенъ способности понимать... Говори, Клиффордъ: узнаешь-ли ты, кто говоритъ съ тобою?.. Нѣтъ, мрачная, туманная смерть затмила лучъ его жизни; не можетъ онъ ни видѣть насъ, ни слышать, что мы говоримъ.
   Ричардъ. О, еслибъ могъ! Да, можетъ-быть, и можетъ: ему разсчетъ, вѣдь, притворяться для того, чтобы избѣжать горькаго издѣвательства, подобнаго тому, которому онъ подвергъ нашего отца въ его смертный часъ.
   Джорджъ. Если ты такъ думаешь, то подразни его злыми словами.
   Ричардъ. Клиффордъ, проси помилованія и не получи пощады!
   Эдуардъ. Клиффордъ, кайся съ безплоднымъ раскаяніемъ!
   Уорикъ. Клиффордъ, придумай извиненія своимъ проступкамъ!..
   Джовджъ. А мы, пока, придумаемъ ужасныя муки тебѣ за твои проступки.
   Ричардъ. Ты любилъ Іорка, а я сынъ Іорка.
   Эдуардъ. Ты сжадился надъ Ретлэндомъ, я сжалюсь надъ тобою.
   Джогджъ. Гдѣ же капитанъ Маргарита, чтобы защитить васъ?
   Уорикъ. Они смѣются надъ тобою, Клиффордъ! Ругайся же по своему обыкновенію.
   Ричардъ. Какъ! Ни одного ругательства? Знать, плохи дѣла на свѣтѣ, если у Клиффорда нѣтъ въ запасѣ хоть одного проклятія для своихъ друзей. Изъ этого можно догадаться, что онъ мертвъ... Клянусь душою, если-бы цѣною моей правой руки я могъ купить ему два часа жизни, въ которые я насмѣялся-бы надъ нимъ вволю, вотъ эта рука отрубила-бы ту... И брызнувшая кровь задушила-бы мерзавца, ненасытная жажда котораго не утолилась Іоркомъ и юнымъ Ретлэндомъ.
   Уоршсъ. Но умеръ онъ: отрубимъ ему голову и поставимъ ее туда, гдѣ стояла голова вашего отца. А теперь, къ Лондону торжественнымъ походомъ, чтобы короноваться тамъ королемъ Англіи! Оттуда Уорикъ переплыветъ во Францію черезъ море и попроситъ лэди Бонну тебѣ въ супруги. Ты свяжешь тѣмъ обѣ страны и, заключивъ дружбу съ Франціей, не будешь бояться своихъ разсѣянныхъ враговъ, еще надѣющихся возстать. И хотя они не могутъ укусить довольно больно, ты не давай имъ ворчать и оскорблять твоего слуха. Сначала я хочу увидѣть твое коронованіе, я. потомъ отправлюсь моремъ въ Бретань, чтобы заключить этотъ бракъ, если такъ угодно моему государю.
   Эдуардъ. Какъ ты хочешь, любезный Уорикъ, пусть такъ и будетъ; на твоихъ плечахъ утверждаю я свой престолъ и никогда не предприму ничего, если не станетъ на то твоего совѣта и согласія. Ричардъ, произвожу тебя въ герцоги Глостэръ; Джорджа -- въ герцоги Кларенсъ. А Уорикъ, какъ мы сами, можетъ вязать и рѣшать, по своему произволу.
   Ричардъ. Позволь мнѣ лучше быть герцогомъ Кларенсъ, а Джорджу -- герцогомъ Глостэръ. Герцогство Глостэръ слишкомъ роковое.
   Уорикъ. Ну, это замѣчанье вздорное. Ричардъ, ты будешь герцогомъ Глостэръ. А теперь мы въ Лондонъ, гдѣ вступимъ въ обладаніе этихъ почестей (Уходятъ).
  

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА I.

Охота на сѣверѣ Англіи.

Входятъ: два сторожа съ самострѣлами въ рукахъ.

  
   1-й сторожъ. Укроемся подъ этимъ густымъ кустарникомъ; черезъ эту поляну скоро пройдутъ олени; мы, спрятавшись въ этой чащѣ, намѣтимъ главнаго изъ всего стада.
   2-й сторожъ. Я стану на холмѣ, тогда мы можемъ стрѣлять оба.
   1-й сторожъ. Нельзя; звукъ твоего самострѣла спугнетъ все стадо, и тогда мой выстрѣлъ пропадетъ. Станемъ здѣсь и прицѣлимся въ лучшаго, а для того, чтобы время не показалось тебѣ скучнымъ, я разскажу тебѣ, что случилось со мною однажды, на этомъ самомъ мѣстѣ, гдѣ мы стоимъ.
   2-й сторожъ. Кто-то идетъ, обожди, пока онъ удалится.
  

Входитъ король Генрихъ, переодѣ;тый, съ молитвенникомъ.

  
   Король Генрихъ. Я бѣжалъ изъ Шотландіи, изъ одной любви къ моей странѣ, изъ желанія привѣтствовать ее моимъ сочувственнымъ взоромъ. Нѣтъ, Гарри, Гарри, это не твоя страна; твое мѣсто занято, твой скипетръ вырванъ у тебя, смыто то мѵро, которымъ ты былъ помазанъ. Никто колѣнопреклоненный не назоветъ тебя кесаремъ, никакой смиренный проситель не взмолится къ тебѣ о правосудіи; нѣтъ, никто не обратится къ твоей защитѣ, потому-что могу-ли я помогать другимъ, не умѣя помочь себѣ?
   1-й сторожъ. А, вотъ такъ дичь, шкура которой доставитъ сторожу награду! Это бывшій король. Схватимъ его!
   Король Генрихъ. Приму въ объятія я горькое злосчастье; говорятъ-же мудрецы, что это самый умный способъ.
   2-й сторожъ. Чего мы ждемъ? Задержимъ его.
   1-й сторожъ. Повремени еще; послушаемъ немного.
   Король Генрихъ. Моя супруга и мой сынъ отправились во Францію за помощью, но, какъ я слышалъ, великій, всевластный Уорикъ поѣхалъ туда-же просить сестру короля въ жены Эдуарду. Если эти вѣсти справедливы, ваши труды напрасны, бѣдные королева и сынъ мой, потому-что Уорикъ ловкій ораторъ, а Людовикъ такой принцъ, котораго легко тронуть трогательными словами. Но, въ этомъ отношеніи, Маргарита можетъ тоже склонить его, потому-что это женщина, весьма заслуживающая состраданія. Ея вздохи сдѣлаютъ проломъ въ его груди; ея слезы пробьютъ и каменное сердце; тигръ присмирѣетъ при ея скорби и Неронъ замучится раскаяніемъ, услыша ея жалобы, увидя ея соленыя слезы. Но, увы! она пришла просить, а Уорикъ -- дать; она будетъ, слѣва, умолять о помощи для Генриха; онъ, справа, просить супруги Эдуарду. Она заплачетъ, скажетъ: ея Генрихъ низложенъ; онъ улыбнется, скажетъ: его Эдуардъ водворенъ. Она, бѣдняжка, не можетъ болѣе и молвить съ горя; между тѣмъ Уорикъ указываетъ на титулъ Эдуарда, смягчаетъ все худое, приводитъ доводы великой важности и, въ заключеніе,отвлекаетъ короля отъ нея, съ обѣщаніемъ его сестры и всего прочаго, что можетъ укрѣпить и поддержать положеніе короля Эдуарда. О, Маргарита, такъ оно будетъ, и ты, бѣдная душа, будешь позабыта, бывъ безпомощною, когда явилась.
   2-й сторожъ. Скажи, кто ты, толкующій о короляхъ и королевахъ?
   Король Генрихъ. Я болѣе того, чѣмъ я кажусь, и менѣе того, чѣмъ я рожденъ. Во всякомъ случаѣ, я человѣкъ, потому что менѣе этого я уже быть не могу; а людямъ позволительно говорить о короляхъ; отчего же нельзя и мнѣ?
   2-й сторожъ. Да говоришь ты, словно бы и самъ былъ королемъ.
   Король Генрихъ. Таковъ я мысленно, и этого довольно.
   2-й сторожъ. Но если ты король, гдѣ твоя корона?
   Король Генрихъ. Корона въ моемъ сердцѣ, а не на словѣ; она не покрыта алмазами и индѣйскими камнями; она невидима; зовутъ мою корону: довольство. Эта корона, которой рѣдко пользуются короли!
   2-й сторожъ. Ну, если ты король, увѣнчанный довольствомъ, и твоя корона -- довольство, то ты долженъ быть доволенъ и тѣмъ, чтобы съ нами пройтись... Намъ сдается, вы тотъ король, котораго низложилъ король Эдуардъ; а мы, какъ его подданные, присягнувшіе ему на вѣрность, должны задержать васъ, какъ его врага.
   Король Генрихъ. А вамъ не случалось присягать и нарушать клятву?
   2-й сторожъ. Нѣтъ, такой клятвы никогда не было, и теперь этого не будетъ.
   Король Генрихъ. Гдѣ же были вы, когда я былъ англійскимъ королемъ?
   2-й сторожъ. Здѣсь, въ этой же сторонѣ, гдѣ живемъ и теперь.
   Король Генрихъ. Я былъ помазанъ въ короли въ девятимѣсячномъ возрастѣ; мой отецъ и дѣдъ были королями; и вы клялись въ вѣрноподданствѣ мнѣ. Скажите же, не нарушили вы присяги?
   1-й сторожъ. Нѣтъ, потому-что мы были подданными, вамъ лишь пока вы были королемъ.
   Король Генрихъ. А развѣ умеръ я? Не дышу я еще по-человѣчески? О, простаки, вы не знаете даже, въ чемъ клянетесь! Смотрите, какъ я сдуваю это перо съ своего лица, и какъ воздухъ вѣетъ его ко мнѣ обратно, и какъ оно повинуется моему дуновенію, когда дую я, и уступаетъ тому, когда вѣетъ онъ,-- такова и легковѣсность простого народа. Но не нарушайте своей присяги; моя смиренная просьба не должна сдѣлать васъ повинными въ этомъ грѣхѣ. Идите, куда хотите; королю приходится подчиняться, будьте королями вы, я слушаю васъ.
   1-й сторожъ. Мы вѣрноподданные короля,-- короля Эдуарда.
   Король Генрихъ. И станете такими-же у Генриха, сядь онъ на мѣсто Эдуарда.
   1-й сторожъ.Именемъ Бога и короля, мы приказываемъ вамъ идти съ нами къ приставамъ.
   Король Генрихъ. Ведите, во имя Бога! Имя вашего короля -- да будетъ уважено! И что, по Божьей волѣ, совершитъ вашъ король, тому я подчинюсь покорно. (Уходятъ).
  

СЦЕНА II.

Лондонъ. Комната во дворцѣ.

Входятъ король Эдуардъ, Глостэръ, Кларенсъ и лэди Грэй.

  
   Король Эдуардъ. Братъ Глостэръ, при сентъ-олбэнской битвѣ супругъ этой лэди, сэръ Джонъ Грэй, былъ убитъ и его помѣстьями завладѣлъ побѣдитель. Она проситъ теперь о возвращеніи ей этихъ земель, въ чемъ мы, по справедливости, и не можемъ ей отказать, потому что этотъ достойный джентльмэнъ утратилъ жизнь въ борьбѣ за домъ Іорка.
   Глостэръ. Ваше величество сдѣлаете хорошо, увлаживъ ея просьбу. Было-бы безчестно отказать ей въ этомъ.
   Король Эдуардъ. Такъ именно; однако, подождемъ.
   Глостэръ (всторону). Вотъ что! Я вижу, что этой лэди придется выполнить кое-что, прежде чѣмъ король выполнитъ ея просьбу.
   Кларенсъ (всторону). Онъ умѣетъ выслѣдить дичь; какой у него нюхъ!
   Глостэръ (всторону). Молчи!
   Король Эдуардъ. Вдовица, мы разсмотримъ вашу просьбу; явитесь въ другой разъ, чтобы узнать наше рѣшенье.
   Лэди Грэй. Всемилостивѣйшій государь, я не могу терпѣть отсрочки; пусть соблаговолитъ ваше величество порѣшить со мной тотчасъ, и какова ни будетъ ваша воля, я буду ею довольна.
   Глостэръ (всторону). Ну, вдова, я ручаюсь за всѣ твои земли, если только то, что ему нравится, понравится и тебѣ. Держись крѣпче, не то, божусь, достанется тебѣ ударъ.
   Клареінсъ (всторону). Ей нечего бояться, развѣ что она упадетъ.
   Глостэръ (всторону). Избави Богъ! Онъ воспользуется тогда этимъ.
   Король Эдуардъ. Сколько у тебя дѣтей, скажи, вдовица?
   Кларенсъ (всторону). Мнѣ кажется, онъ хочетъ потребовать у нея ребенка?
   Глостеръ (всторону). Нѣтъ, хоть высѣки меня; онъ хочетъ лучше подарить ей двухъ.
   Лэди Грэй. У меня ихъ трое, всемилостивѣйшій государь.
   Глостэръ (всторону). И будетъ четверо, если ему подчинишься.
   Король Эдуардъ. Жаль будетъ, если они лишатся отцовскихъ помѣстій.
   Лэди Грѣй. Такъ будьте милостивы, грозный владыка, и даруйте ихъ имъ.
   Король Эдуардъ. Милорды, оставьте насъ; я хочу испытать находчивость этой вдовы.
   Глостэръ. О, оставляемъ тебя на свободѣ, и будешь ты свободенъ, пока молодость не простится съ тобой, предоставя тебя костылямъ (Глостэръ и Кларенсъ отходятъ въ сторону).
   Король Эдуардъ. Теперь, скажите мнѣ, сударыня, любители вы своихъ дѣтей?
   Леди Грэй. О, такъ-же сильно, какъ самое себя.
   Король Эдуардъ. И не готовы-ли вы сдѣлать многаго для ихъ добра?
   Лэди Грэй. Ради ихъ добра, я перенесу всякое зло.
   Король Эдуардъ. Такъ добудьте имъ, ради ихъ добра, помѣстья вашего мужа.
   Лэди Грэй. Я для того и явилась къ вашему величеству.
   Король Эдуардъ. Я скажу вамъ, какъ добыть эти земли.
   Лэди Грэй. Вы сдѣлаете меня тѣмъ на вѣкъ слугой вашего величества.
   Король Эдуардъ. А какую услугу окажете вы мнѣ, если дарую ихъ?
   Лэди Грэй. Какую вы прикажете, если только я въ состояніи ее оказать.
   Король Эдуардъ. Но вы станете отговариваться, узнавъ о дарѣ мнѣ.
   Лэди Грэй. Нѣтъ, свѣтлѣйшій государь, развѣ что я не могу этого исполнить.
   Король Эдуардъ. О, ты можешь исполнить то, о чемъ я хочу просить.
   Лэди Грэй. Въ такомъ случаѣ, я сдѣлаю то, что прикажетъ ваша милость.
   Глостэръ (всторону). Онъ напираетъ крѣпко, и сильные дожди пробиваютъ и мраморъ.
   Кларенсъ (всторону). Онъ красенъ, какъ огонь! Ея воску нельзя не растаять.
   Лэди Грэй. Почему вы остановились, государь?Не слѣдуетъ-ли мнѣ узнать мою задачу?
   Король Эдуардъ. Задача легкая: полюбить короля.
   Лэди Гэрй. И исполнить ее тѣмъ легче, что я подданная.
   Король Эдуардъ. Если такъ, я охотно возвращаю тебѣ помѣстья твоего мужа.
   Лэди Грэй. Я откланиваюсь съ тысячью благодарностей.
   Глостэръ. Торгъ заключенъ; она подписываетъ его своимъ поклономъ.
   Король Эдуардъ. Нѣтъ, ты постой: я разумѣю дары любви.
   ЛэдпГрэй. И я разумѣю дары любви, мой милостивый властитель.
   Король Эдуардъ. Но я боюсь, что въ другомъ смыслѣ. Какую любовь, думаешь ты, я жажду такъ пріобрѣсти?
   Лэди Грей. Мою любовь по смерть, мою смиренную признательность, мои молитвы, -- ту любовь, которой требуетъ добродѣтель и которую добродѣтель даруетъ.
   Король Эдуардъ. Нѣтъ, клянусь, я разумѣлъ другую любовь.
   Лэди Грэй. Такъ вы разумѣете не то, что я думала!
   Король Эдуардъ. Но теперь вы можете угадывать отчасти мою мысль.
   Лэди Грэй. Я никогда не соглашусь на то, чего, повидимому, добивается ваше величество.
   Король Эдуардъ. Говоря прямо, я желалъ-бы спать съ тобой.
   Лэди Грэй. Говоря прямо, я желала бы лучше спать въ тюрьмѣ.
   Король Эдуардъ.Такъ не получишь же ты мужниныхъ помѣстій.
   Лэди Грэй. Пусть будетъ вдовьимъ достояніемъ мнѣ честь; я не хочу купить ихъ ея цѣною.
   Король Эдуардъ. Но ты причиняешь этимъ большой вредъ своимъ дѣтямъ.
   Лэди Грэй. А ваше величество вредите тѣмъ и имъ, и мнѣ. Но, могущественный государь, это шутливое увлеченіе не вяжется съ важностью моего ходатайства. Прошу васъ, отпустите меня съ "да" или "нѣтъ",
   Король Эдуардъ. "Да", если ты скажешь "да" на мою просьбу. "Нѣтъ", если скажешь "нѣтъ" на то, что я прошу.
   Лэди Грэй. Въ такомъ случаѣ, "нѣтъ" государь. Мое ходатайство окончено.
   Глостэръ (всторону). Не нравится онъ вдовѣ; она хмуритъ лобъ.
   Кларенсъ (всторону). Онъ самый неумѣлый любовникъ во всемъ христіанствѣ.
   Король Эдуардъ (всторону). Ея обращеніе доказываетъ, что она преисполнена скромности; ея рѣчи обнаруживаютъ несравненный умъ. Всѣ ея совершенства заслуживаютъ власти. Такъ или иначе, она стоитъ короля. Она должна быть или моей любовницей, или супругой.-- Скажи, что если король Эдуардъ возьметъ тебя въ королевы?
   Лэди Грэй. Это легче сказать, нежели сдѣлать, всемилостивѣйшій государь. Я подданная, годная въ предметы шутки, но не гожусь я въ государыни.
   Король Эдуардъ. Прелестная вдова, клянусь своимъ саномъ, я говорю лишь то, что.у меня на душѣ, а именно, что я хочу обладать тобою, какъ возлюбленной.
   Лэди Грэй. И это болѣе того, что я могу дать: я слишкомъ ничтожна, чтобы быть вашей супругой, но слишкомъ цѣнна, чтобы стать вашею наложницей.
   КорольЭдуардъ. Вы толкуете вкривь, вдова. Я разумѣлъ: быть королевой.
   Лэди Грэй. Вашей милости будетъ непріятно, если мой сынъ назоветъ васъ отцомъ.
   Король Эдуардъ. Не болѣе чѣмъ если мои дочери назовутъ тебя матерью. Ты вдова и имѣешь нѣсколько дѣтей; а я, именемъ Божіей Матери, хотя и холостъ, но имѣю своихъ тоже. Что же, вѣдь это счастье быть отцомъ многихъ сыновей! Не возражай болѣе, ты будешь моею супругой.
   Глостэръ (всторсту). Духовный отецъ покончилъ съ исповѣдью.
   Кларенсъ (всторопу). Онъ сдѣлался духовникомъ ради перемѣны.
   Король Эдуардъ. Братья, вы желали-бы знать, о чемъ шелъ у насъ разговоръ.
   Глостэръ. Вдовѣ онъ не понравился; что-то она очень грустна.
   Король Эдуардъ. Вамъ покажется страннымъ. Если я ее обвѣнчаю...
   Кларенсъ. Съ кѣмъ, милордъ?
   Король Эдуардъ. Со мною, Кларенсь.
   Глостэръ. Это будетъ дивомъ, дней на десять, по крайней мѣрѣ.
   Кларенсъ. На день больше, чѣмъ продолжаются сами дивы.
   Глостэръ. За этотъ срокъ диво уже покончится.
   Король Эдуардъ. Ладно, шутите, братья. Я могу сообщить вамъ обоимъ, что ея просьба уважена относительно помѣстій ея мужа.
  

Входитъ дворянинъ.

  
   Дворянинъ. Всемилостивѣйшій государь, вашъ непріятель, Генрихъ, взятъ и приведенъ, какъ плѣнникъ, ко входу въ вашъ дворецъ.
   Король Эдуардъ. Препроводите его въ Тоуэръ. Мы, братья, пойдемъ къ тому, кто его поймалъ, чтобы разспросить, какъ его взяли. Вы, лэди, пойдете съ нами; лорды, оказывайте ей почтенье! (Уходятъ: король Эдуардъ, лэди Грэй, Кларенсъ и лордъ).
   Глостэръ. А, Эдуардъ хочетъ быть почтительнымъ съ женщинами! Хотѣлось бы мнѣ, чтобы онъ истощилъ себѣ и мозгъ, и кости, и все такъ, чтобы изъ его чреслъ не могла бы возникнуть ни одна надежная вѣтвь, для загражденія мнѣ того золотого времени, о которомъ я мечтаю! Но между задушевнымъ моимъ желаніемъ и мною (будь уже схоронены всѣ права распутнаго Эдуарда) есть еще Кларенсъ, Генрихъ и его молодой сынъ Эдуардъ и все еще непредвидѣнное потомство отъ ихъ тѣлесъ; они займутъ мѣста, прежде чѣмъ я успѣю это сдѣлать... Соображеніе, охлаждающее мои планы! Что же, мнѣ приходится только грезить о престолѣ, подобно тому, кто, стоя на мысѣ и глядя на отдаленный берегъ, на который ему хотѣлось бы ступить, желаетъ, чтобъ его шагъ былъ равносиленъ его глазу; онъ клянетъ море, отдѣляющее его оттуда, и говоритъ, что изсушитъ его съ цѣлью проложить себѣ дорогу. Такъ жажду я короны, будучи столь далекимъ отъ нея; такъ кляну тѣ препятствія, которыя насъ раздѣляютъ, и такъ я говорю, что уничтожу эти причины, такъ обольщаю себя несбыточностью! Слишкомъ быстръ мой взоръ, слишкомъ заносчиво мое сердце, -- развѣ что моя рука и мужество поравняются съ ними... Но если, положимъ, нѣтъ королевства для Ричарда, то какую другую радость можетъ предоставить ему міръ? Могу я найти небо на груди женщины, покрыть свой станъ блестящими украшеніями и очаровывать красивыхъ женщинъ моими рѣчами и наружностью?.. О, жалкая мысль! И болѣе несбыточная, чѣмъ достиженіе двадцати золотыхъ коронъ! Любовь прокляла еще въ утробѣ матери и для того чтобы я не пользовался ея нѣжными законами, она подкупила слабую природу какой то подачкой, съ тѣмъ, чтобы та свела мнѣ руку, какъ завялый кустъ, нагромоздила бы гору на моей спинѣ, гдѣ усѣлось уродство, обращающее въ посмѣшище мое тѣло, выкроила-бы мнѣ ноги неравной длины, сдѣлала бы меня несоразмѣрнымъ во всѣхъ частяхъ, чѣмъ-то вродѣ хаоса или необлизаннаго медвѣженка, ничѣмъ не похожаго на мать. Такой ли я человѣкъ, чтобы меня полюбить? О, чудовищное заблужденіе даже питать такую мысль! Но если этотъ міръ не предоставляетъ мнѣ другой радости, кромѣ того, чтобы повелѣвать, смирять, господствовать надъ тѣми, кто красивѣе меня, то моимъ блаженствомъ будутъ мечты о коронѣ, и во всю мою жизнь нашъ міръ будетъ казаться мнѣ адомъ, до той поры, пока мое безобразное туловище, на которомъ насажена эта голова, не будетъ увѣнчано блестящею короной. Но все же я не знаю, какъ добыть эту корону: много жизней стоятъ между мною и этой цѣлью, а я подобенъ тому, кто, заблудясь въ тернистомъ лѣсу, обрываетъ иглы, но самъ изорванъ ими, ищетъ дороги и удаляется отъ нея, не знаетъ, какъ выбиться на просторъ и отчаянно старается найти выходъ; такъ мучусь я, чтобы захватить англійскую корону; но я избавлюсь отъ этой муки, прорубивъ себѣ путь кровавымъ топоромъ. Что же, я могу улыбаться и убивать съ улыбкой; могу выражать удовольствіе, когда что либо удручаетъ мнѣ сердце; могу орошать свои щеки поддѣльными слезами и прилаживать свое лицо ко всякимъ обстоятельствамъ. Я утоплю болѣе мореходовъ, чѣмъ то дѣлали сирены, я убью болѣе смотрящихъ на меня, нежели василискъ, я съумѣю быть ораторомъ не хуже Нестора, обману хитрѣе, нежели то могъ Улиссъ; подобно Синону, возьму другую Трою, перещеголяю цвѣтами самого хамелеона, одержу верхъ надъ Протеемъ въ перемѣнѣ обличья, и самъ кровожадный Макіавель будетъ школьникомъ передо мной. Я могу сдѣлать все это -- и мнѣ не добыть короны? Да! Будь она еще далѣе отъ меня, я ее сорву! (Уходитъ).
  

СЦЕНА III.

Франція. Комната во дворцѣ.

Музыка, Входятъ: французскій король Людовикъ и его сестра Бонна со свитой. Король садится на тронъ, тогда входятъ: королева Маргарита, ея сынъ принцъ Эдуардъ и графъ Оксфордъ.

  
   Король Людовикъ (вставая). Прекрасная англійская королева, достоуважаемая Маргарита, садись со мною; не прилично тебѣ, по сану твоему и рожденію, стоять, когда сидитъ Людовикъ.
   Королева Маргарита. Нѣтъ, могущественный французскій государь, теперь уже Маргарита должна опустить свой флагъ и научиться подчиняться тамъ, гдѣ повелѣваютъ короли. Сознаюсь, я была великой королевой Альбіона въ былые, золотые дни; но теперь злосчастье попрало мой титулъ и повергло меня ницъ съ позоромъ. Я должна, поэтому занимать мѣсто, подобающее моему состоянію, и соображаться съ этимъ смиреннымъ мѣстомъ.
   Король Людовикъ. Но, скажи, прекрасная королева, откуда проистекаетъ такое глубокое отчаяніе?
   Королева Маргарита. Оно происходитъ отъ причины, которая наполняетъ слезами мои глаза и останавливаетъ мой языкъ, затопляя горемъ мое сердце.
   Король Людовикъ (сажая ее возлѣ себя). Но, что бы это ни было, ты останешься собою и сядешь со мной рядомъ. Не склоняй шеи подъ ярмо фортуны, но пусть твой неустрашимый духъ переступитъ побѣдоносно черезъ всѣ неудачи. Говори прямо, королева Маргарита, и повѣдай свое горе; оно будетъ облегчено тебѣ, если только Франція можетъ оказать помощь.
   Королева Маргарита. Эти милостивыя слова оживляютъ мой упавшій духъ и позволяютъ заговорить моему языку, скованному горемъ. Да будетъ-же извѣстно благородному Людовику, что Генрихъ, единственно владѣющій моею любовью, изъ короля сталъ изгнанникомъ и принужденъ жить покинутымъ въ Шотландіи, въ то время, какъ надменный и честолюбивый Эдуардъ, герцогъ Іоркскій, завладѣлъ королевскимъ титуломъ и престоломъ англійскаго законнаго, дѣйствительно помазаннаго короля. Вотъ причина, по которой я, бѣдная Маргарита, пришла, вмѣстѣ съ моимъ сыномъ, принцемъ Эдуардомъ, наслѣдникомъ Генриха, просить твоей справедливой и законной защиты. И если ты за насъ не вступишься, вся наша надежда пропала: Шотландія готова намъ помочь, но того не можетъ; наши пэры и народъ совращены; наша казна захвачена, наши солдаты обращены въ бѣгство, и сами мы, какъ видишь, въ тяжеломъ положеніи.
   Король Людовикъ. Славная королева, перенеси терпѣливо эту бурю, пока мы обсудимъ средство къ ея прекращенію.
   Королева Маргарита. Но чѣмъ мы болѣе ждемъ, тѣмъ сильнѣе становятся ваши враги.
   Король Людовикъ. Но чѣмъ я болѣе промедлю, тѣмъ лучше помогу тебѣ.
   Королева Маргарита. О, нетерпѣніе совмѣстно съ истиннымъ горемъ! И вотъ, смотри, идетъ самъ виновникъ этого горя.
  

Входитъ Уорикъ со свитою.

  
   Король Людовикъ. Кто это входитъ такъ смѣло въ наше присутствіе?
   Королева Маргарита. Это нашъ графъ Уорикъ, величайшій другъ Эдуарда.
   Король Людовикъ. Добро пожаловать, храбрый Уорикъ! Что привело тебя во Францію?
  

Сходитъ съ трона; королева Маргарита встаетъ.

  
   Королева Маргарита. Вотъ поднимается и вторая буря, потому что это тотъ, который повелѣваетъ вѣтрами и теченьемъ.
   Уорикъ. Отъ имени досточтимаго Эдуарда, короля Альбіона, моего властителя и государя и твоего преданнаго друга, я явился, чтобы благожелательно и съ непритворною любовью привѣтствовать, во-первыхъ, твою королевскую особу; затѣмъ, чтобы искать дружескаго союза съ тобою и, наконецъ, ради скрѣпленія этой дружбы супружескими узами, просить тебя соблаговолить на дарованіе добродѣтельной Бонны, твоей прекрасной сестры, въ законныя супруги англійскому королю.
   Королева Маргарита. Если это удастся, надежды Генриха погибли!
   Уорикъ (Боннѣ). И, прекрасная дама, отъ имени моего короля, мнѣ поручено, съ вашего милостиваго позволенія, поцѣловать почтительно вашу руку и выразить вамъ устно всю сердечную страсть моего государя; слава о васъ, проникнувъ въ его сердце черезъ его внимательное ухо, водворила туда ваше изображеніе и ваши добродѣтели.
   Королева Маргарита. Король Людовикъ и лэди Бонна, выслушайте меня, прежде нежели отвѣтите Уорику. Его просьба вызвана не безкорыстною, честною любовью Эдуарда, но хитростью, проистекающею изъ нужды. Можно-ли тиранамъ безопасно править дома, если они не пріобрѣтутъ внѣшнихъ важныхъ союзовъ? Что онъ тиранъ, на то достаточно одного доказательства: вѣдь Генрихъ живъ. Но если-бы онъ умеръ, такъ здѣсь стоитъ принцъ Эдуардъ, сынъ Генриха-короля. Смотри, Людовикъ, какъ бы тебѣ не навлечь на себя позора и опасности этимъ союзомъ и бракомъ! Хотя похитителямъ и удастся временно пользоваться властью, но небо справедливо и подавляетъ зло со временемъ.
   Уорикъ. Дерзкая Маргарита!
   Принцъ. И почему не "королева?"
   Уорикъ. Потому что твой отецъ былъ похитителемъ, и ты столько же не принцъ, какъ она не королева.
   Оксфордъ. Слѣдовательно, Уорикъ вовсе отмѣняетъ великаго Джона Гаунта, покорившаго большую часть Испаніи, а послѣ Джона Гаунта, -- Генриха Четвертаго, мудрость котораго была зерцаломъ для самыхъ мудрыхъ, и далѣе, за этимъ мудрымъ государемъ, Генриха Пятаго, покорившаго своею храбростью Францію. Нашъ Генрихъ происходитъ по прямой линіи отъ нихъ.
   Уорикъ. Оксфордъ, какже это, въ своей сладкой рѣчи, ты не упомянулъ, что Генрихъ Шестой потерялъ все, пріобрѣтенное Генрихомъ Пятымъ? Мнѣ кажется, что предстоящіе здѣсь пэры Франціи должны усмѣхнуться при этомъ. Къ тому же ты говоришь о родословной, всего шестидесяти-двухлѣтней; ничтожное время для опредѣленія королевскихъ правъ!
   Оксфордъ. А ты, Уорикъ, какъ можешь ты говорить такъ противъ своего государя, которому служилъ тридцать шесть лѣтъ, и не краснѣть въ обличенье своего предательства?
   Уорикъ. А какъ можетъ Оксфордъ, всегда защищавшій правду, пристегивать теперь ложь къ родословной? Стыдись! Покинь Генриха и назови королемъ Эдуарда!
   Оксфордъ. Назвать королемъ того, по чьему неправедному приговору былъ казненъ мой старшій братъ, лордъ Обри де Веръ? И, мало того, и мой отецъ, уже на склонѣ его истекавшихъ лѣтъ, когда сама природа подводила его къ вратамъ смерти? Нѣтъ, Уорикъ, нѣтъ; пока жизнь поддерживаетъ эту руку, рука эта будетъ поддерживать ланкастзэрскій домъ.
   Уорикъ. А я за домъ Іорка!
   Король Людовикъ. Королева Маргарита, принцъ Эдуардъ и Оксфордъ, благоволите, по нашей просьбѣ, отойти въ сторону, пока я побесѣдую подолѣе съ Уорикомъ.
   Королева Маргарита. Да не допуститъ небо, чтобы рѣчи Уорика обольстили его! (Отходитъ съ принцемъ и Оксфордомъ).
   Король Людовикъ. Теперь, Уорикъ, скажи ты мнѣ по совѣсти, дѣйствительный-ли король вашъ Эдуардъ? Потому что мнѣ не хотѣлось бы соединяться съ нимъ, если онъ незаконно избранъ.
   Уорикъ. Ручаюсь за него своимъ добрымъ именемъ и честью.
   Король Людовикъ. Но любезенъ-ли онъ народу?
   Уорикъ. Тѣмъ болѣе любезенъ, что Генрихъ былъ несчастливъ.
   Король Людовикъ. Затѣмъ, оставя всякое притворство, скажи мнѣ по истинѣ о размѣрѣ его любви къ нашей сестрѣ Боннѣ.
   Уорикъ. Она такова, какъ приличествуетъ подобному монарху. Я лично слыхивалъ, какъ онъ говорилъ и клялся, что эта его любовь -- вѣковѣчное растеніе, потому что корень ея заложенъ въ почвѣ добродѣтели, а листва и плоды озарены свѣтиломъ красоты. Эта любовь чужда ревности, но не перенесетъ презрѣнія, если лэди Бонна не утолитъ его страданія.
   Король Людовикъ. Сестра, мы выслушаемъ теперь твое твердое рѣшеніе.
   Бонна. Ваше согласіе или отказъ будутъ моими (Уорику). Однако, я сознаюсь, что, еще до этого времени, если мнѣ случалось слышать о дѣяніяхъ вашего короля, то мой слухъ склонялъ мой разумъ къ пожеланію.
   Король Людовикъ. Въ такомъ случаѣ, Уорикъ, моя сестра будетъ дана Эдуарду, и мы опредѣлимъ условія относительно того, что запишетъ король за своей супругой; оно должно быть равносильно ея приданому. Подойди ближе, королева Маргарита, и будь свидѣтельницею того, что Бонна будетъ женою англійскаго короля.
   Принцъ. Женою Эдуарда, а не англійскаго короля.
   Королева Маргарита. Хитрый Уорикъ! ты задумалъ разстроить этимъ союзомъ мое ходатайство: до твоего прихода король Людовикъ былъ другомъ Генриху.
   Король Людовикъ. Такимъ и остаюсь къ нему и къ Маргаритѣ; но если ваши права на корону слабы, какъ-то можно предположить по успѣху Эдуарда, то будетъ только справедливо, если я буду освобожденъ отъ подачи вамъ помощи, которую я только что обѣщалъ. Но, тѣмъ не менѣе, вы найдете во мнѣ все то доброжелательство, котораго требуетъ ваше положеніе и которое можно оказать въ положеніи моемъ.
   Уорикъ. Генрихъ живетъ спокойно въ Шотландіи; не имѣя тамъ ничего, ему нечего и терять; что касается до васъ, наша бывшая королева, то у васъ есть отецъ, способный васъ поддержать, и вамъ лучше-бы безпокоить его, нежели Францію.
   Королева Маргарита. Молчать, наглый и безстыжій Уорикъ! Молчать, надменный создатель и рушитель королей, я не уйду, пока мои рѣчи и слезы, полныя правды, не заставятъ короля Людовика узрѣть твои лукавые замыслы и лживую любовь твоего короля: вы оба птицы одного полета! (Слышенъ звукъ рога).
   Король. Уорикъ, это какое-нибудь посланіе къ намъ или къ тебѣ.
  

Входитъ вѣстникъ.

  
   Вѣстникъ. Милордъ посолъ, эти письма къ вамъ отъ брата вашего, маркиза Монтэгю... Эти отъ нашего короля къ вашему величеству... (Маргаритѣ). А это, миледи, вамъ... отъ, кого, не знаю. (Всѣ читаютъ письма).
   Оксфордъ. Пріятно мнѣ, что наша прекрасная королева и повелительница улыбается полученнымъ вѣстямъ, а Уорикъ хмурится при своихъ.
   Принцъ. Но замѣть, что король топнулъ ногой, точно его обожгло крапивой. Я думаю, все къ лучшему.
   Король Людовикъ. Уорикъ, какія тебѣ новости? И ваши, прекрасная королева?
   Королева Маргарита. Мои таковы, что наполняютъ мнѣ сердце неожиданною радостью.
   Уорикъ. Мои полны печали и разстроиваютъ мнѣ сердце.
   Король Людовикъ. Но что-же это? Вашъ король женился на лэди Грэй и теперь, чтобы загладить свою лживость и вашу, посылаетъ мнѣ письмо съ увѣщаніемъ потерпѣть? Такъ-то ищетъ онъ союза съ Франціей? И дозволяетъ себѣ оскорблять насъ такимъ способомъ?
   Королева Маргарита. Я уже предупреждала ваше величество; вотъ доказательство любви Эдуарда и честности Уорика!
   Уорикъ. Король Людовикъ, я клянусь здѣсь передъ самимъ небомъ и всей надеждою моею на небесное блаженство, что я неповиненъ въ этомъ преступленіи Эдуарда! Онъ мнѣ болѣе не король, потому что онъ безчеститъ меня... но себя еще болѣе, если можетъ понять свой позоръ. Не забылъ-ли я, что мой отецъ погибъ безвременно ради дома Іорка? Не оставилъ-ли я безъ вниманія обиды, причиненной моей племянницѣ? Не увѣнчалъ-ли я его королевскою короной? Не лишенъ-ли я Генриха его прирожденнаго права? И за все это, подъ конецъ, я награжденъ стыдомъ? Но стыдъ падетъ только на него, потому что я заслуживаю чести. И чтобы возставить мою честь, потерянную изъ-за него, я отрекаюсь отъ него и перехожу къ Генриху. Благородная королева, забудьте прежнія неудовольствія; съ этихъ поръ я вашъ вѣрный слуга; я отомщу за оскорбленіе лэди Бонны и водворю Генриха на его прежнее мѣсто.
   Королева Маргарита. Уорикъ, эти слова обращаютъ мою ненависть въ любовь; я прощаю и забываю совершенно всѣ прежніе проступки, радуясь тому, что ты становишься другомъ Генриха.
   Уорикъ. Такимъ другомъ, правдивымъ другомъ, что если король Людовикъ благоволитъ снабдить насъ нѣсколькими отрядами избранныхъ солдатъ, то я попытаюсь высадиться съ ними на нашъ берегъ и низложу съ помощію оружія тирана съ его престола. Не его молодой новобрачной помочь ему, а что до Кларенса, то, какъ мнѣ пишутъ, онъ не прочь отпасть отъ него, за то, что Эдуардъ женился болѣе ради своей блудливой похоти, нежели ради чести, или же укрѣпленія и безопасности нашей родины.
   Бонна. Дорогой братъ, чѣмъ можешь ты лучше отомстить за Бонну, какъ не помощью этой несчастной королевѣ?
   Королева Маргарита. Славный король, какъ жить бѣдному Генриху, если ты не спасешь его отъ губительнаго отчаянія?
   Бонна. Моя обида составляетъ одно съ обидою этой англійской королевы.
   Уорикъ. И моя, прекрасная лэди Бонна, соединяется съ вашею.
   Король Людовикъ. А моя, и съ ея обидою, и съ твоею, и съ обидою Маргариты. Поэтому, рѣшаю твердо, вы получите помощь.
   Королева Маргарита. Позвольте мнѣ теперь-же принести вамъ покорнѣйшую благодарность.
   Король Людовикъ. Итакъ, вѣстникъ изъ Англіи, возвращайся скорѣе и скажи лживому Эдуарду, твоему предполагаемому королю, что Людовикъ французскій пошлетъ ему ряженыхъ, чтобы потѣшить его съ новобрачной. Ты видѣлъ, что здѣсь было, поди, припугни тѣмъ своего короля.
   Бонна. Скажи ему, что въ надеждѣ на его скорое вдовство, я надѣну ради него траурную гирлянду.
   Королева Маргарита. Скажи ему, что я слагаю свои траурныя одежды и готовлюсь облачиться въ доспѣхи.
   Уорикъ. Скажи ему отъ меня, что онъ меня оскорбилъ, и за это я низложу его вскорѣ. Вотъ тебѣ плата, иди (Вѣстникъ уходитъ).
   Король Людовикъ. Вы, Уорикъ съ Оксфордомъ, переплывете море съ пятью тысячами людей и вступите въ бой съ Эдуардомъ, а при первомъ случаѣ эта благородная королева и принцъ послѣдуютъ за вами съ свѣжимъ подкрѣпленіемъ; но прежде чѣмъ пойдемъ, Уорикъ, разрѣши одно мое сомнѣніе: что будетъ намъ залогомъ твоей твердой вѣрности?
   Уорикъ. Вотъ что будетъ залогомъ моей незыблемой вѣрности: если наша королева и этотъ юный принцъ согласны, то я соединю съ нимъ тотчасъ-же узами супружества мою старшую дочь, мою радость.
   Королева Маргавита. Да, я согласна и благодарю за предложенье. Сынъ мой Эдуардъ! она красива и добродѣтельна, поэтому, не медли, подай руку Уорику, а вмѣстѣ со своей рукою свою неизмѣнную клятву въ томъ, что только дочь Уорика будетъ твоею.
   Принцъ. Да, я согласенъ взять ее, потому что она достойна этого, и вотъ, въ знакъ моей клятвы, моя рука (Подаетъ руку Уорику).
   Король Людовикъ. Чего-же мы ждемъ? Надо собрать солдатъ, а ты, мистеръ Бурбонъ, нашъ главный адмиралъ, ты переправишь ихъ на нашемъ королевскомъ флотѣ. Мнѣ такъ желательно, чтобы Эдуардъ палъ въ несчастливой войнѣ за свое шуточное сватовство на французской принцессѣ.
  

Всѣ уходятъ кромѣ Уорика.

  
   Уорикъ. Я прибылъ сюда посломъ Эдуарда, а возвращусь его заклятымъ, смертельнымъ врагомъ. Онъ возложилъ на меня свадебное порученье, но отвѣтомъ ему будетъ страшная война. Не было у него никого, чтобы сдѣлать чучелой, кромѣ меня? Но за то и никто не обратитъ такъ его шутки въ горе! Я былъ виновникомъ его возведенія на престолъ, я буду и виновникомъ его низверженія. Не то чтобы я сострадалъ къ несчастью Генриха, я только хочу отмстить за издѣвательство Эдуарда (Уходитъ).
  

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА I.

Лондонъ. Комната во дворцѣ.

Входятъ: Глостэръ, Кларенсъ, Сомерсетъ, Монтэгю и другіе.

  
   Глостэръ. Ну, скажи мнѣ, братъ Кларенсъ, что ты думаешь объ этомъ новомъ бракѣ съ лэди Грэй? Не сдѣлалъ-ли нашъ братъ достойнаго выбора?
   Кларенсъ. Увы, ты знаешь, что отсюда до Франціи не близко; какже было ему дождаться возвращенія Уорика,
   Сомерсетъ. Милорды, прекратите такой разговоръ: сюда идетъ король.
  

Музыка. Входятъ: король Эдуардъ со свитой; лэди Грэй, какъ королева уже; Пемброкъ, Стаффордъ, Гастингеръ и другіе.

  
   Глостэръ. Съ нимъ и его хорошо избранная супруга.
   Кларенсъ. Я хочу высказать ему прямо, что думаю.
   Король Эдуардъ. Ну, братъ Кларенсъ, какъ нравится вамъ нашъ выборъ? Вы такъ задумчиво стоите, точно не совсѣмъ довольны?
   Кларенсъ. Не болѣе чѣмъ Людовикъ французскій или графъ Уорикъ, которые такъ слабы духомъ и разсудкомъ, что не обидятся на наше оскорбленіе,
   Король Эдуардъ. Положимъ, что они обидятся безпричинно; но они только Людвикъ и Уорикъ, а я -- Эдуардъ, король и вамъ, и Уорику и могу имѣть свою волю.
   Глостэръ. И воля ваша будетъ, потому что вы король; но слишкомъ поспѣшные браки рѣдко бываютъ удачны.
   Король Эдуардъ. И ты обиженъ, брать Ричардъ?
   Глостэръ. О, нѣтъ! Избави Богъ, чтобы я желалъ разлучить, что соединено Богомъ; и притомъ было бы жаль разъединять тѣхъ, что парятся такъ славно.
   Король Эдуардъ. Оставь въ сторону всѣ эти насмѣшки и ваше нерасположеніе, скажите мнѣ, почему лэди Грэй не пригодна въ супруги мнѣ и въ королевы Англіи? И вы тоже, Сомерсетъ и Монтегю, выскажите свободно ваше мнѣніе.
   Кларенсъ. Мое мнѣніе то, что король Людовикъ станетъ вашимъ врагомъ, за то что вы насмѣялись надъ нимъ вашимъ сватовствомъ на лэди Боннѣ.
   Глостэръ. А Уорикъ, исполняя ваше порученье, обезчещенъ вашимъ новымъ бракомъ.
   Король Эдуардъ. Но если мнѣ удастся усмирить и Людовика, и Уорика, какимъ либо придуманнымъ мною средствомъ?..
   Монтэгю. Но все же соединеніе съ Франціею помощью такого союза укрѣпило бы наше государство противъ внѣшнихъ бурь лучше, нежели бракъ, заключенный дома.
   Гастингсъ. Развѣ Монтегю не знаетъ, что Англія безопасна сама собой, если она только внутренно вѣрна?
   Монтэгю. Да, но она еще безопаснѣе, если опирается на Францію.
   Гастингсъ. Лучше пользоваться Франціей, нежели довѣрять Франціи. Будемъ опираться только на Господа, да на моря, которыя Онъ даровалъ намъ, какъ непреоборимую защиту; и будемъ обороняться лишь съ этой помощью: наша безопасность содержится въ нихъ и въ насъ самихъ.
   Кларенсъ. Одною этой рѣчью лордъ Гастингсъ заслужилъ себѣ наслѣдницу лорда Гунгерфорда.
   Король Эдуардъ. Что еще? На то была моя воля, мое согласіе, и въ этотъ разъ моя воля должна быть закономъ.
   Глостэръ. И все-же, мнѣ кажется, что ваше величество поступили не ладно, отдавъ дочь и наслѣдницу лорда Скэльсъ брату вашей возлюбленной супруги. Она годилась бы лучше мнѣ или Кларенсу, но вы жертвуете братьями супругѣ.
   Кларенсъ. Иначе вы не отдали бы наслѣдника лорда Бонвиля сыну вашей новой супруги, предоставляя вашимъ братьямъ искать счастья въ другомъ мѣстѣ.
   Король Эдуардъ. Увы, бѣдняга Кларенсъ! Ты огорченъ изъ-за супруги? Я найду ее тебѣ.
   Кларенсъ. Вы доказали свою разсудительность своимъ выборомъ; вышелъ онъ неважнымъ и потому прошу васъ, позвольте мнѣ уже самому быть ходатаемъ за себя. Съ этой цѣлью я намѣренъ вскорѣ покинуть васъ.
   Король Эдуардъ. Покинь или останься, Эдуардъ будетъ королемъ, не связаннымъ волей брата.
   Королева Елизавета. Милорды, до того какъ его величеству было угодно возвысить меня въ санъ королевы, -- будьте только справедливы и вы это признаете, -- я не была низкаго происхожденія, и другія, низшія нежели я, имѣли подобное же счастье. Но насколько этотъ санъ приноситъ честь мнѣ и моимъ, настолько же непріязнь тѣхъ, кому я желала бы угодить, омрачаетъ мою радость опасеніемъ и печалью.
   Король Эдуардъ. Любовь моя, не старайся развѣять ихъ угрюмость! Какое опасеніе и какая печаль могутъ быть у тебя, пока Эдуардъ остается твоимъ вѣрнымъ другомъ и ихъ истиннымъ владыкой, которому они должны подчиняться? И они подчинятся, и будутъ тебя любить, если не захотятъ заслужить моей ненависти; иначе, я тебя защищу, а они испытаютъ въ отмщеніе мою злобу.
   Глостэръ (всторону). Я слушаю и говорю немного, но думаю тѣмъ больше.
  

Входитъ вѣстникъ.

  
   Король Эдуардъ. Ну, посланный, какія письма, или какія вѣсти изъ Франціи?
   Вѣстникъ. Мой высокій государь, писемъ нѣтъ; есть нѣсколько словъ, но такихъ, которыхъ я не смѣю произнести, безъ вашего особаго разрѣшенія.
   Король Эдуардъ. Начинай, мы разрѣшаемъ. Но передай мнѣ вкратцѣ ихъ слова такъ точно, какъ только можешь ихъ припомнить. Какой отвѣтъ далъ король Людовикъ на мое письмо?
   Вѣстникъ. При моемъ уходѣ, его слова были именно такія: "Поди, скажи лживому Эдуарду, предполагаемому королю, что Людовикъ французскій пришлетъ къ нему ряженыхъ, чтобы повеселить его и новобрачную".
   Король Эдуардъ. Неужели такъ храбръ Людовикъ? Можетъ быть, онъ принимаетъ меня за Генриха. А что сказала лэди Бонна о моемъ бракѣ?
   Вѣстникъ. Ея слова были такія и выговорены съ кроткимъ презрѣніемъ: "Скажи ему, что въ надеждѣ на его скорое вдовство, я надѣну ивовую гирлянду".
   Король Эдуардъ. Я не осуждаю ее, она не могла сказать менѣе того; ей была нанесена обида. Но что сказала супруга Генриха? Я слышалъ, что и она была тамъ же.
   Вѣстникъ. "Скажи ему, произнесла онъ, мой трауръ конченъ и я готова облачиться въ доспѣхи".
   Король Эдуардъ. Понятно, что она хочетъ разыграть роль амазонки. Но что сказалъ Уорикъ среди этой брани?
   Вѣстникъ. Онъ негодуетъ больше всѣхъ на ваше величество и отослалъ меня съ такими словами: "скажи ему, что онъ меня оскорбилъ и что я скоро низвергну его за это".
   Король Эдуардъ. Какъ, неужели измѣнникъ смѣлъ произнести такія надменныя слова? Хорошо-же, я вооруженъ, будучи предупрежденъ. Пусть будетъ война, но они поплатятся за свою самонадѣянность. Говори еще: Уорикъ дружить съ Маргаритой?
   Вѣстникъ. О, милостивый государь! Они связаны такой дружбой, что молодой принцъ Эдуардъ женится на дочери Уорика.
   Кларенсъ. На старшей, вѣроятно; Кларенсъ возьметъ меньшую. Ну, брать король, прощайте и сидите крѣпче, а я иду за второй дочерью Уорика; и хотя мнѣ не хватаетъ королевства, но въ бракѣ, все же, я не буду ниже васъ. Кто за меня и Уорика, слѣдуйте за мною! (Уходитъ, за нимъ Сомерсетъ).
   Глостэръ (всторону). Я не пойду. Мои мысли мѣтятъ подалѣе; я останусь изъ любви не къ Эдуарду, а къ королю.
   Король Эдуардъ. Кларенсъ и Сомерсетъ пошли оба къ Уорику! Но я вооруженъ противъ худшаго, что можетъ случиться; необходимо только торопиться въ такомъ отчаянномъ случаѣ. Пемброкъ и Стаффордъ, идите собирать людей моимъ именемъ и готовьтесь къ войнѣ. Тѣ уже здѣсь или высадятся скоро; я лично тотчасъ послѣдую за вами. (Пемброкъ и Стаффордъ уходятъ). Но прежде нежели я пойду, Гастингсъ и Монтэгю, разрѣшите мое сомнѣніе. Вы оба ближе всѣхъ къ Уорику, по крови и по союзу. Скажите мнѣ, любители вы Уорика болѣе, нежели меня? Если такъ, то отправляйтесь оба къ нему; мнѣ лучше знать васъ врагами, чѣмъ ненадежными друзьями; но если вы намѣрены хранить мнѣ вѣрную покорность, засвидѣтельствуйте это какимъ-либо дружескимъ заклятіемъ, для того, чтобы я никогда не мотъ усомниться въ васъ.
   Монтэгю. Пусть Богъ поможетъ Монтэгю, по скольку онъ будетъ вѣренъ!
   Гастингсъ. И Гастингсу, поскольку онъ постоитъ за дѣло Эдуарда!
   Король Эдуардъ. А ты, братъ Ричардъ, будешь съ нами?
   Глостэръ. Да, и на зло всѣмъ вашимъ противникамъ.
   Король Эдуардъ. Если такъ, то я убѣжденъ въ побѣдѣ, а теперь въ путь и не будемъ терять ни одного часа, пока не встрѣтимъ Уорика съ его иноземной дружиной (Уходятъ).
  

СЦЕНА II.

Равнина въ Уарвикшэйрѣ.

Входятъ: Уорикъ и Оксфордъ съ французскими и другими войсками.

  
   Уорикъ. Вѣрьте мнѣ, милордъ, все идетъ до сихъ поръ хорошо. Простой народъ присоединяется къ намъ толпами.
  

Входятъ: Кларенсъ и Сомерсетъ.

  
   Уорикъ. Но, смотрите, вотъ Сомерсетъ и Кларенсъ. Говорите тотчасъ, лорды: друзья вы?
   Кларенсъ. Не опасайтесь насъ, милордъ.
   Уорикъ. Если такъ, любезный Кларенсъ, то добро пожаловать къ Уорику! Добро пожаловать и Сомерсетъ! Я считаю подлымъ питать недовѣріе, когда кто съ благороднымъ сердцемъ протягиваетъ свою открытую руку въ знакъ любви. Иначе, я могъ-бы думать, что Кларенсъ, Эдуарда братъ, лишь притворно нашъ сторонникъ. Но, добро пожаловать, мой милый Кларенсъ; моя дочь будетъ твоей. А теперь, почему-бы, подъ покровомъ ночи и когда твой братъ расположился такъ небрежно, а его солдаты рыскаютъ по сосѣднимъ городамъ, и его охраняетъ лишь простой караулъ, намъ не напасть на него врасплохъ и не взять его безъ хлопотъ? Наши лазутчики находятъ дѣло очень легкимъ. Улиссъ и сильный Діомидъ проникли отважно и хитро въ шатры Реза и вывели оттуда роковыхъ ѳракійскихъ коней; такъ и мы, хорошо прикрытые чернымъ покровомъ ночи, можемъ неожиданно поразить стражу Эдуарда и захватить его самого; я не говорю, убить его. Я хочу лишь взять его неожиданно. Всѣ, кто хочетъ примкнуть ко мнѣ въ этой попыткѣ, провозгласите имя Генриха, вмѣстѣ съ вашимъ вождемъ (Всѣ кричатъ: "Генрихъ!") Итакъ, въ дорогу, молча. За Уорика и его друзей -- Богъ и святый Георгій! (Уходятъ).
  

СЦЕНА III.

Лагерь Эдуарда близь Уорика.

Входятъ нѣсколько часовыхъ для караула при королевской палаткѣ.

  
   1-й часовой. Идите, братцы, каждый на свое мѣсто; король расположился уже ко сну.
   2-й часовой. Но какъ, развѣ онъ не ляжетъ въ постель?
   1-й часовой. Нѣтъ, онъ торжественно поклялся не ложиться и не пользоваться естественнымъ покоемъ, пока или Уорикъ, или онъ самъ, не будетъ подавленъ въ конецъ.
   2-й часовой. Такъ завтра, вѣроятно, будетъ бой, если Уорикъ такъ близко, какъ люди говорятъ,
   3-й часовой. Но скажи, прошу тебя, кто этотъ лордъ, который остается съ королемъ въ его палаткѣ?
   1-й часовой. Это лордъ Гастингсъ, главный другъ короля.
   3-й часовой. Вотъ что! Но почему король приказываетъ своимъ главнымъ сторонникамъ размѣститься въ сосѣднихъ городахъ, а самъ остается въ холодномъ полѣ.
   2-й чаcовой. Такъ больше чести, потому-что оно опаснѣе.
   3-й часовой. О, дайте мнѣ почесть и покой, и я предпочту ихъ опасной чести! если-бы Уорикъ зналъ, въ какомъ положеніи король, онъ врядъ-ли не захотѣлъ-бы его разбудить.
   1-й часовой. Да только наши алебарды преградили-бы ему входъ.
   2-й часовой. Конечно; для чего-же мы и въ караулѣ у королевской ставки, какъ не для того, чтобы защитить его особу отъ ночныхъ враговъ?
  

Входятъ: Уорикъ, Кларенсъ, Оксфордъ, Сомерсетъ и солдаты.

  
   Уорикъ. Вотъ его палатка; смотрите, тамъ и караулъ. Смѣлѣй, товарищи! Теперь вамъ честь или никогда! За мной, и Эдуардъ будетъ нашъ.
   1-й часовой. Кто идетъ?
   2-й часовой. Стой! Не то убью.
  

Уорикь и прочіе кричатъ: "Уорикъ! Уорикъ!" и бросаются на стражу, которая бѣжитъ, крича: "Къ оружію! Къ оружію!" Уорикъ и прочіе преслѣдуютъ бѣгущихъ. Барабанный бой и трубы. Уорикъ и прочіе возвращаются, вынося короля, который сидитъ въ ночномъ халатѣ, на креслѣ. Глостэръ и Гаститсъ убѣгаютъ.

   Сомерсетъ. Кто эти, которые бѣгутъ?
   Уорикъ. Ричардъ и Гастингсъ; пусть ихъ! Вотъ герцогъ.
   Король Эдуардъ. Герцогъ! Послѣдній разъ, когда мы видѣлись, Уорикъ, ты звалъ меня королемъ.
   Уорикъ. Да, но дѣла перемѣнились. Когда ты обезчестилъ меня, какъ посла, я снялъ съ тебя королевскій санъ и явился теперь, чтобы назначить тебя герцогомъ Іоркскимъ. Увы! какъ мотъ бы ты править королевствомъ, не зная, какъ обращаться съ послами, какъ довольствоваться одною женой, какъ вести себя съ братьями по-братски, какъ заботиться о благосостояніи народа и какъ обороняться противъ своихъ недруговъ!
   Король Эдуардъ. И ты, братъ Кларенсъ, здѣсь? Тогда я вижу, что Эдуарду надо поневолѣ пасть. Но, Уорикъ, не смотря на всѣ неудачи, на тебя самого и твоихъ сообщниковъ, Эдуардъ будетъ всегда держать себя королемъ. Хотя фортуна въ своей злобѣ низвергаетъ мой престолъ, моя душа превосходитъ размѣръ ея колеса.
   Уорикъ (снимая съ него корону). Ну, будь въ душѣ Эдуардомъ, англійскимъ королемъ, но носить корону будетъ Генрихъ; онъ будетъ настоящимъ королемъ, а ты лишь тѣнью. Милордъ Сомерсетъ, наблюди за тѣмъ, чтобы герцогъ Эдуардъ былъ препровожденъ къ брату моему, архіепископу Іоркскому.
   Король Эдуардъ. Люди должны подчиняться тому, что повелѣвается рокомъ; безполезно противиться вѣтру и теченію (Его уводятъ; Сомерсетъ съ нимъ).
   Оксфордъ. Что намъ остается теперь дѣлать, милорды, какъ не идти на Лондонъ съ нашимъ войскомъ?
   Уорикъ. Да, это первое, что намъ надо совершить: мы должны освободить короля Генриха изъ его заключенія и возвести его на королевскій тронъ (Уходятъ).
  

СЦЕНА IV.

Лондонъ. Комната во дворцѣ.

Входятъ: королева Елизавета и Райверсъ.

  
   Райверсъ. Милэди, что причиною такой внезапной перемѣны въ васъ?
   Королева Елизавета. Но, братъ Райверсъ, неужели вамъ неизвѣстно недавное несчастіе, поразившее короля Эдуарда?
   Райверсъ. Потеря какого-нибудь важнаго сраженія противъ Уорика?
   Королева Елизавета. Нѣтъ, но потеря его собственной королевской особы.
   Райверсъ. Нашъ государь убитъ?
   Королева Елизавета. Почти убитъ, потому что взятъ въ плѣнъ; онъ былъ или преданъ измѣною караульныхъ, или застигнутъ врасплохъ непріятелемъ; насколько я могла узнать далѣе, онъ порученъ, теперь епископу Іоркскому, гнусному брату Уорика и, слѣдовательно, нашему врагу.
   Райверсъ. Такія вѣсти, признаюсь, полны скорби; но, милостивая милэди, постарайтесь пересилить ее; Уорикъ можетъ также проиграть битву, какъ выигралъ ее.
   Королева Елизавета. До тѣхъ поръ, благая надежда задержитъ во мнѣ упадокъ жизни; я должна ограждать себя отъ отчаянія изъ любви къ плоду любви Эдуарда, который ношу въ своей утробѣ. Это заставляетъ меня смирять свой гнѣвъ и нести кротко крестъ моихъ бѣдствій. Да, да, ради этого я подавляю въ себѣ не одну слезу и задерживаю взрывъ изсушающихъ кровь вздоховъ, дабы этими вздохами или слезами не былъ завѣянъ или затопленъ плодъ короля Эдуарда, законный наслѣдникъ англійской короны.
   Райверсъ. Но, милэди, что сталось съ Уорикомъ?
   Королева Елизавета. Мнѣ извѣстно, что онъ идетъ на Лондонъ, чтобы возложить снова корону на голову Генриха. Угадай остальное: друзья короля Эдуарда должны уступить, но чтобы предупредить насиліе тирана (потому что нельзя довѣряться тому, кто однажды нарушилъ свою клятву), я укроюсь въ святилище, чтобы спасти, по крайней мѣрѣ, наслѣдника правъ Эдуарда; тамъ я буду безопасна отъ обмана и насилія. Пойдемъ, бѣжимъ, пока возможно бѣгство; если Уорикъ захватитъ насъ, мы неизбѣжно умремъ (Уходятъ).
  

СЦЕНА V.

Паркъ близь замка Мидльгэмъ въ Іоркшэйрѣ.

Входятъ: Глостэръ, Гастингсъ, Сэръ Уильямъ Стэнли и другіе.

  
   Глостэръ. Ну, милордъ Гастингсъ и сэръ Уильямъ Стэнли, не дивитесь тому, что я завелъ васъ сюда, въ самую главную чащу парка. Дѣло вотъ въ чемъ; вамъ извѣстно, что нашъ король, мой братъ, здѣсь плѣнникомъ епископа. Но онъ пользуется у него хорошимъ обращеніемъ и большой свободой! Такъ, часто, ради развлеченія, онъ охотится здѣсь и лишь подъ слабымъ надзоромъ. Я тайно увѣдомилъ его, если онъ направится въ эту сторону, около этого времени, подъ видомъ своей обычной потѣхи, то найдетъ здѣсь друзей съ людями и конями для освобожденія его изъ неволи.
  

Входятъ: король Эдуардъ и охотникъ.

  
   Охотникъ. Сюда, милордъ; по этому пути водится дичь.
   Король Эдуардъ. Нѣтъ малый, сюда, гдѣ стоятъ охотники. Ну, братъ Глостэръ, лордъ Гастингсъ и прочіе, вы подошли такъ близко, чтобы украсть дичь у епископа?
   Глостэръ. Братъ, и дѣло, и мѣсто, требуютъ чтобъ мы спѣшили. Твой конь готовъ на краю парка.
   Король Эдуардъ. Но куда мы направимся?
   Гастингсъ. Въ Линнъ, милордъ, а оттуда на судахъ въ Фландрію.
   Глостэръ. Отлично придумано, вѣрьте мнѣ; это было и мое мнѣніе.
   Король Эдуардъ. Стэнли, я отблагодарю тебя за усердіе.
   Глостэръ. Но чего мы стоимъ? Не время толковать.
   Король Эдуардъ. Охотникъ, что ты скажешь? Хочешь съ нами?
   Охотникъ. Лучше поступить такъ, чѣмъ оставаться и быть повѣшеннымъ.
   Глостэръ. Такъ идемъ же, покончимъ эту суматоху.
   Король Эдуардъ. Прощай, епископъ! защитись отъ гнѣва Уорика и молись о томъ, чтобы я вновь сталъ обладать короной (Уходятъ).
  

СЦЕНА VI.

Комната въ Тоуэрѣ.

Входятъ: Король Генрихъ, Кларенсъ, Уорикъ, Сомерсетъ, молодой Ричмондъ, Оксфордъ, Монтэгю, комендантъ Тоуэра и свита.

  
   Король Генрихъ. Комендантъ, теперь, когда Богъ и мои друзья низвергли Эдуарда съ королевскаго престола, а мой плѣнъ обратился въ свободу, мой страхъ въ надежду, мои печали въ радость, чѣмъ мы должны заплатить тебѣ при нашемъ освобожденіи?
   Комендантъ. Подданные не могутъ требовать ничего отъ своихъ государей; но если смиренная просьба можетъ имѣть значеніе, то я прошу прощенія у вашего величества.
   Король Генрихъ. Въ чемъ, комендантъ? Въ томъ, что ты хорошо обходился со мною? Нѣтъ, будь увѣренъ, я вознагражу твою доброту, потому-что она обратила мнѣ мое заключеніе въ удовольствіе: такое удовольствіе, которое испытываетъ птица въ клѣткѣ, когда, послѣ многихъ грустныхъ помышленій, она, благодаря звукамъ домашней гармоніи, почти забываетъ объ утратѣ своей свободы. Но, Уорикъ, послѣ Бога, освободитель мой ты, и потому я благодарю особенно Бога и тебя; Онъ былъ вождемъ, а ты его орудіемъ. Теперь, желая преобороть гоненія судьбы такою мирной жизнью, въ которой судьба не могла-бы угнетать меня болѣе, и для того, чтобы населеніе этой благословенной страны не терпѣло отъ неустойчивости моихъ созвѣздій, я, хотя и продолжая носить на головѣ корону, передаю, Уорикъ, все управленіе въ твои руки, потому-что ты счастливъ во всѣхъ дѣдахъ.
   Уорикъ. Ваша милость славились всегда своими добродѣтелями, а теперь вы оказываетесь столь-же мудрымъ, какъ добродѣтельнымъ; предусматривая и избѣгая коварства судьбы, весьма немногіе люди умѣютъ прилаживаться къ звѣздамъ! Но за одно позвольте мнѣ осудить вашу милость: вы избрали меня, когда налицо Кларенсъ.
   Кларенсъ. Нѣтъ, Уорикъ, ты достоинъ кормила, ты, которому при рожденіи небеса присудили оливковую вѣтвь и лавровый вѣнокъ, какъ счастливому и въ войнѣ, и въ мирѣ; поэтому я охотно даю тебѣ мое согласіе.
   Уорикъ. А я избираю одного Кларенса въ протекторы.
   Король Генрихъ. Уорикъ и Кларенсъ, дайте оба ваши руки; соедините ихъ, а съ ними и сердца ваши, для того, чтобы никакая распря не мѣшала вашему управленію. Я дѣлаю васъ обоихъ протекторами страны, между тѣмъ какъ я буду вести частную жизнь, потрачивая свои послѣдніе дня на молитву, ради возмездія за грѣхи и во славу Господню.
   Уорикъ. Что отвѣтитъ Кларенсъ на волю его государя?
   Кларенсъ. Что онъ соглашается, если согласится и Уорикъ. На твою судьбу мнѣ можно положиться!
   Уорикъ. Тогда, хотя и противъ моего желанія, я долженъ быть довольнымъ. Мы впряжемся вмѣстѣ, подобно двойной тѣни тѣла Генриха, и замѣстимъ его, -- я разумѣю въ тягости правленія, между тѣмъ какъ онъ будетъ пользоваться почестями и покоемъ. Теперь, Кларенсъ, намъ болѣе чѣмъ необходимо поспѣшить съ провозглашеніемъ Эдуарда измѣнникомъ и съ конфискаціей его земель и имущества.
   Кларенсъ. И что еще? Что его наслѣдство должно быть опредѣлено...
   Уорикъ. И Кларенсу достанется въ немъ его доля.
   Король Генрихъ. Но первою изъ важнѣйшихъ нашихъ заботъ пусть будетъ, я прошу (я не приказываю уже болѣе), послать за Маргаритой, вашей королевой, и за моимъ сыномъ Эдуардомъ, чтобы воротить ихъ скорѣе изъ Франціи. Пока я не увижу ихъ здѣсь, сомнѣніе и страхъ будутъ наполовину затмѣвать мнѣ всю радость моего освобожденія.
   Кларенсъ. Это будетъ исполнено съ возможной скоростью, мой государь.
   Король Генрихъ. Милордъ Сомерсетъ, кто этотъ юноша, о которомъ вы, повидимому, заботитесь такъ нѣжно?
   Сомерсетъ. Государь, это юный Генрихъ, графъ Ричмондъ.
   Король Генрихъ. Подойди ближе, надежда Англіи. (Кладетъ руку ему на голову). Если тайныя силы сообщаютъ истину моему прозрѣнію, этотъ красивый мальчикъ будетъ благословеніемъ для нашей родины. Его лицо исполнено спокойнаго величія, его голова создана природой для ношенія короны, рука для держанія скипетра, а самъ онъ, очевидно, для того, чтобы со временемъ украсить собою престолъ. Чтите его, милорды: ему предстоитъ оказать вамъ болѣе блага, чѣмъ я оказалъ вамъ зла.
  

Входитъ вѣстникъ.

  
   Уорикъ. Съ какою вѣстью, другъ?
   Вѣстникъ. Съ такою, что Эдуардъ скрылся отъ вашего брата и бѣжалъ, какъ было слышно послѣ, въ Бургундію.
   Уовикъ. Вѣсти не сладостныя. Но какъ онъ могъ спастись?
   Вѣстникъ. Его увезли Ричардъ, герцогъ Глостэръ и лордъ Гостингсъ, которые поджидали его, тайно засѣвъ на окраинѣ лѣса, и отняли его у епископскихъ охотниковъ; вѣдь охота служила ему ежедневной потѣхой.
   Уовикъ. Мой братъ относился слишкомъ небрежно къ своей обязанности. Но идемъ отсюда, государь, и подумаемъ о средствахъ противъ всякой бѣды, которая можетъ случиться.
  

Уходятъ: король Генрихъ, Уорикъ, Кларенсъ, комендантъ и свита.

  
   Сомерсетъ. Милордъ, этотъ побѣгъ Эдуарда мнѣ не нравится, потому-что нѣтъ сомнѣнія въ томъ, что Бургундія окажетъ ему помощь и у насъ будетъ еще болѣе войнъ, нежели прежде. На сколько недавнее предвѣщаніе Генриха порадовало мое сердце надеждою на юнаго Ричмонда, на столько унываетъ оно отъ этихъ столкновеній, которыя могутъ задѣть его къ его бѣдѣ и нашей. Поэтому, лордъ Оксфордъ, для предупрежденія худшаго, мы отправимъ юношу отсюда въ Бретань на то время, пока не пройдетъ буря гражданской войны.
   Оксфордъ. Да. Если Эдуардъ снова завладѣетъ короной то весьма вѣроятно, что и Ричмондъ погибнетъ съ другими.
   Сомерсетъ. Такъ будетъ; ему надо въ Бретань. Пойдемъ, поэтому, устроимъ это поспѣшнѣе... (Уходятъ).
  

СЦЕНА VII.

Передъ Іоркомъ.

Входятъ: король Эдуардъ, Глостэръ, Гастингсъ и другіе.

  
   Король Эдуардъ. И такъ, братъ Ричардъ, лордъ Гастингсъ и всѣ прочіе, до сего времени счастье вознаграждаетъ насъ и говоритъ, что я могу опять промѣнять мое поблеклое положеніе на королевскую корону Генриха. Мы счастливо переплыли море и снова воротились, приведя желаемую помощь изъ Бургундіи. Теперь, прибывъ изъ Равенбурга къ воротамъ Іорка, намъ остается только войти въ наше герцогство.
   Глостэръ. Ворота заперты! Братъ, это мнѣ не нравится: кто спотыкнется у порога, тому вѣщается, что тамъ, внутри, опасность.
   Король Эдуардъ. Полно тебѣ! Намъ нечего теперь пугаться предвѣщаній: прямымъ или кривымъ путемъ, но мы должны войти, потому что здѣсь присоединятся къ намъ наши друзья.
   Гастингсъ. Государь, я постучусь еще разъ, чтобы вызвать ихъ.
  

На стѣну входитъ мэръ Іорка со своими товарищами.

  
   Мэръ. Милорды, мы были предупреждены о вашемъ прибытіи и заперли ворота ради своей безопасности, потому что мы теперь обязаны подданностью Генриху.
   Король Эдуардъ. Но, мэръ, если Генрихъ вашъ король, то Эдуардъ, по крайней мѣрѣ, герцогъ Іоркскій.
   Мэръ. Вѣрно, мой добрый лордъ; за меньшее я васъ и не считаю.
   Король Эдуардъ. А я и не требую ничего, кромѣ моего герцогства, котораго съ меня совершенно довольно.
   Глостэръ (всторону). Но когда лиса всунетъ свой носъ, она скоро найдетъ средство пропустить туда и все туловище.
   Гастингсъ. Что же вы, мэръ, стоите въ недоумѣніи? Отворяйте ворота, мы друзья короля Генриха.
   Мэръ. А, вотъ оно что! Тогда ворота будутъ отворены (Сходятъ со стѣны).
   Глостэръ. Вотъ стойкій командиръ и скоро убѣдился!
   Гастингсъ. Добрый старикъ вѣритъ, что все ладно, потому съ нимъ и прошло такъ гладко, но, однажды войдя, мы скоро, безъ сомнѣнія, заставимъ образумиться его и его товарищей.
  

Внизу показывается мэръ съ двумя альдермэнами.

  
   Король Эдуардъ. Такъ, мэръ, эти ворота не должны запираться, иначе какъ ночью, или во время войны. Не бойся же любезный, но отдай мнѣ ключи (Беретъ у него ключи). Эдуардъ будетъ защищать и городъ, и тебя, и всѣхъ этихъ друзей, удостоивающихъ слѣдовать за мною.
  

Барабаны. Входитъ Монгомери съ отрядомъ; движеніе войска.

  
   Глостэръ. Братъ, это сэръ Джонъ Монгомери, нашъ вѣрный другъ, если не ошибаюсь?
   Король Эдуардъ. Добро пожаловать, сэръ Джонъ! Но зачѣмъ ты во всеоружіи.
   Монгомери. Затѣмъ, чтобы помочь королю Эдуарду въ это смутное время, какъ подобаетъ всякому вѣрному подданному.
   Король Эдуардъ. Благодарю, добрый Монгомери, но мы теперь забываемъ о нашихъ правахъ на корону и требуемъ только нашего герцогства, пока Господу не угодно будетъ послать намъ большее.
   Монгомери. Тогда, счастливо оставаться, а я уйду отсюда. Явился я, чтобы послужить королю, а не герцогу. Барабаны бейте! Мы идемъ прочь (Войско приходитъ въ движеніе).
   Король Эдуардъ. Нѣтъ, обожди, сэръ Джонъ; мы поразсудимъ о томъ, какими средствами могу я возвратить корону.
   Монгомери. Что вы толкуете о разсужденіяхъ? Въ двухъ словахъ, если вы не хотите объявить себя здѣсь королемъ, я предоставляю васъ вашей участи и пойду пріостановить тѣхъ, которые идутъ сюда къ вамъ на помощь. Зачѣмъ намъ браться, если вы не заявляете своихъ правъ?
   Глостэръ. И то, братъ, чего держаться тонкости?
   Король Эдуардъ. Когда мы усилимся, тогда и предъявимъ свои требованія; до тѣхъ поръ, благоразумнѣе скрывать наши замыслы.
   Гастингсъ. Долой всѣ осторожныя разсужденія! Оружіе должно рѣшить дѣло.
   Глостэръ. И смѣлый человѣкъ скорѣе доберется до короны. Братъ, мы провозгласимъ тебя тотчасъ-же, и молва о томъ привлечетъ къ тебѣ много сторонниковъ.
   Король Эдуардъ. Будь по вашему! Вѣдь я за свое право, и Генрихъ только захватилъ вѣнецъ!
   Монгомери. Теперь мой государь заговорилъ какъ слѣдуетъ, и теперь я стану бойцомъ за Эдуарда.
   Гастингсъ. Трубы, звучите! Эдуардъ провозгласится. Сюда, солдаты, -- товарищъ. Читай объявленіе (Передаетъ ему бумагу. Музыка).
   Солдатъ. (читаетъ). Милостью Божіей, Эдуардъ Четвертый, король англійскій и французскій, лордъ ирландскій и пр.
   Монгомери. И кто оспариваетъ права короля Эдуарда, того я вызываю на поединокь! (Бросаетъ перчатку).
   Всѣ. Многая лѣта Эдуарду Четвертому!
   Король Эдуардъ. Благодарю, храбрый Монгомери, благодарю и всѣхъ васъ. Если счастіе поможетъ мнѣ, я отплачу вамъ за ваше расположеніе. На эту ночь мы пріютимся здѣсь въ Іоркѣ, и когда утреннее солнце подниметъ свою колесницу надъ этимъ горизонтомъ, мы пойдемъ навстрѣчу Уорику и его приверженцамъ; самъ Генрихъ, я знаю то, не воинъ. Ахъ, строптивый Кларенсъ! Какъ прилично тебѣ льстить Генриху и забывать своего брата! Но, какъ бы то ни было, мы встрѣтимъ обоихъ васъ съ Уорикомъ. Идемъ, храбрые воины! Не сомнѣвайтесь въ успѣхѣ, а одержавъ его, не сомнѣвайтесь въ щедрой платѣ (Уходитъ).
  

СЦЕНА VIII.

Лондонъ. Комната во дворцѣ.

Входятъ: король Генрихъ, Кларенсъ, Монтэгю, Экзетеръ, Оксфордъ.

  
   Уорикъ. Что посовѣтуете, милорды? Эдуардъ съ ретивыми германцами и тупоголовыми голландцами переплылъ благополучно проливъ и идетъ съ своими войсками прямо на Лондонъ; и много простаковъ присоединяется къ нему.
   Оксфордъ. Наберемъ людей и отобьемъ его опять назадъ.
   Кларенсъ. Небольшой огонь легко затоптать, а давъ ему разгорѣться, не зальешь его и рѣками.
   Уорикъ. У меня въ Уорикшэйрѣ преданные друзья, не мятежные въ мирное время, но отважные на войнѣ, я подниму ихъ; а ты, сынокъ Кларенсъ, убѣдишь рыцарей и джентльмэновъ въ Сеффолькѣ, Норфолькѣ и Кентѣ послѣдовать за тобой, ты, братъ Монтэгю, долженъ найти въ Бокннгемѣ, Нортгаумптонѣ и Лейстершэйрѣ людей, готовыхъ слушать то, что ты прикажешь; а ты, храбрый Оксфордъ, такъ удивительно любимый; соберешь своихъ друзей въ Оксфордшэйрѣ. Нашъ государь, окруженный преданными гражданами, какъ островъ океаномъ, или какъ скромная Діана своими нимфами, останется въ Лондонѣ, пока мы не явимся къ нему. Прекрасные лорды, откланяйтесь и идите, не возражая. Прощайте, государь!
   Король Генрихъ.Прощай, мой Гекторъ, вѣрная надежда моей Трои!
   Кларенсъ. Въ знакъ вѣрности, цѣлую руку вашего величества.
   Король Генрнхъ. Благодушный Кларенсъ, счастливъ будь!
   Монтэгю. Будьте бодры, милордъ! Затѣмъ, прощайте.
   Оксфордъ (Цѣлуя руку Генриху). Свидѣтельствую этимъ мою вѣрность и прощаюсь.
   Король Генрихъ. Дорогой Оксфордъ и любезный Монтэгю, и всѣ вы вмѣстѣ, еще разъ желаю вамъ счастья на прощанье.
   Уорикъ. Прощайте, любезные лорды. и до свиданія въ Ковентри! (Уходятъ: Уорикъ, Кларенсъ, Оксфордъ и Монтегю).
   Король Генрихъ. Я останусь пока въ этомъ дворцѣ. Кузенъ Экзетеръ, что подумываетъ ваша милость? Мнѣ кажется, что силы Эдуарда не способны одолѣть въ полѣ мои войска.
   Экзетеръ. Но какъ бы онъ не привлекъ другихъ?
   Король Генрихъ. Этого я не опасаюсь: мои щедроты прославили меня; я не заграждалъ своего слуха ни къ чьимъ просьбамъ, не задерживалъ ходатайства длинными проволочками, мое состраданіе было цѣлительнымъ бальзамомъ для всѣхъ ранъ, моя доброта облегчала удручительныя скорби, мое милосердіе высушивало потоки слезъ. Я не корыствовался ни на чьи богатства, не отягчалъ народа большими податями, не отомщалъ жестоко, хотя передъ мной много грѣшили. Такъ почему же они будутъ любить Эдуарда болѣе, нежели меня? Нѣтъ, Экзетеръ, милости вызываютъ милость, и если левъ овцу ласкаетъ, овца никогда не откажется слѣдовать за нимъ (Крики вдали: "Ланкастеръ! Ланкастерь"!)
   Экзетеръ. Слушайте, слушайте, милордъ! Что это за возгласы?
  

Входятъ; король Эдуардъ, Глостэръ и солдаты.

  
   Король Эдуардъ. Схватите этого смутившагося Генриха, ведите его отсюда и провозгласите насъ снова англійскимъ королемъ. Ты, источникъ, изъ котораго вытекаютъ мягкія рѣчи, останови теперь ихъ зарожденіе! Мое море втянетъ ихъ въ себя досуха и поднимется тѣмъ выше отъ ихъ волнъ. Уведите его въ Тоуэръ, не давая ему говорить (Нѣсколько человѣкъ уходятъ съ королемъ Генрихомъ). Теперъ, лорды, направимъ путь къ Ковентри, гдѣ пребываетъ самонадѣянной Уорикъ. Солнце печетъ, и если мы промедлимъ, то студеная зима испортитъ желанный намъ сѣнокосъ.
   Глостэръ. Пойдемъ поспѣшнѣе, пока его войска не собрались, и нападемъ на измѣнника врасплохъ. Храбрые воины, ступайте тотчасъ къ Ковентри (Уходятъ).
  

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ

СЦЕНА I.

Ковентри.

На сцену входятъ: Уорикъ, мэръ города Ковентри, два вѣстника и пр.

  
   Уорикъ. Гдѣ посланный отъ доблестнаго Оксфорда? Какъ далеко отсюда твой лордъ, мой честный молодецъ?
   1-й вѣстникъ. Теперь онъ въ Денсморѣ и направляется сюда.
   Уорикъ. А какъ далеко братъ мой Монтэгю? Гдѣ посланный отъ Монтэгю?
   2-й вѣстникъ. Онъ теперь въ Дентри, съ сильнымъ войскомъ (Входитъ лордъ Сомерсетъ).
   Уорикъ. Скажи, Сомерсетъ, что говоритъ мой милый сынъ? И какъ, по твоему, близокъ къ намъ Кларенсъ?
   Сомерсетъ. Я оставилъ его съ войскомъ въ Сутэмѣ и жду, что онъ прибудетъ сюда часа черезъ два (Слышны 6арабаны).
   Уорикъ. Значитъ, Кларенсъ уже подходить: я слышу его барабаны.
   Сомерсетъ. Это не онъ, милордъ: Сутэмъ вотъ здѣсь, а барабаны, которые слышитъ ваша честь, идутъ отъ Уорика.
   Уорикъ. Кто же это можетъ быть? Вѣроятно нежданные друзья?
   Сомерсетъ. Они уже тутъ, и вы сейчасъ узнаете.
  

Барабанный бой. Входятъ король Эдуардъ и Глостэръ съ войскомъ.

  
   Король Эдуардъ. Иди, горнистъ, къ стѣнамъ и вызови парламентера.
   Глостеръ. Смотри, какъ угрюмый Уорикъ разставляетъ караулъ по стѣнамъ.
   Уорикъ. О, неожиданная помѣха! Неужели явился разгульный Эдуардъ? Развѣ спали наши соглядатаи или они были подкуплены, оттого и не дошли до насъ вѣсти о его приближеніи?
   Король Эдуардъ. Что, Уорикъ, не отворишь-ли ты городскихъ воротъ... не заговоришь-ли смиренно... не преклонишь-ли покорно колѣнъ... не назовешь-ли Эдуарда королемъ, прося у него пощады... и не проститъ-ли онъ тогда тебѣ твои злодѣйства?
   Уорикъ. Нѣтъ, лучше не отошлешь-ли ты прочь своихъ войскъ... не признаешь-ли, кто возвелъ тебя и кто низвергъ... не назовешь-ли Уорика покровителемъ и покаешься... и тогда останешься герцогомъ Іоркскимь?
   Глостэръ. Я ожидалъ, онъ скажетъ, по крайней мѣрѣ "королемъ". Или пошутилъ онъ невзначай?
   Уорикъ. Развѣ герцогство, сэръ, не роскошный даръ?
   Глостэръ. О, да, клянусь, когда даритъ его бѣдный графъ. Я готовъ услужить тебѣ за такой хорошій подарокъ.
   Уорикъ. Я подарилъ королевство твоему брату.
   Король Эдуардъ. Стало быть, оно мое лишь по милости Уорика!
   Уорикъ. Ты не Атласъ, чтобы снести такое бремя, и потому, ледащій Уорикъ беретъ свой даръ назадъ: Генрихъ -- мой король и Уорикъ -- его подданный.
   Король Эдуардъ. Но король Генрихъ въ плѣну у Эдуарда, и доблестный Уорикъ, отвѣть только на это: куда годится тѣло, когда снята съ него голова?
   Глостэръ. Увы, зачѣмъ Уорикъ не былъ прозорливѣе! Но пока онъ хотѣлъ стащить простую десятку, у него выкрали хитро короля изъ колоды! Ты оставилъ Генриха во дворцѣ епископа, а я закладываю тебѣ десять противъ одного, что встрѣтите его въ Тоуэрѣ.
   Король Эдуардъ. Это вѣрно. Но ты все же Уорикъ...
   Глостэръ. Слушай, Уорикъ: лови минуту, становись на колѣни, становись... Ну, что же? Куй желѣзо, пока горячо.
   Уорикъ. Я лучше отрублю себѣ однимъ взмахомъ руку, а другою брошу ее тебѣ въ лицо, чѣмъ спустить флагъ передъ тобою.
   Король Эдуардъ. Плыви, какъ хочешь, пусть вѣтеръ и теченіе будутъ тебѣ благопріятны, но эта рука, крѣпко охвативъ твои черные волоса, напишетъ на пескѣ, пока не остынетъ еще твоя только что отрубленная голова, твоею кровью это изреченіе: "Измѣнчивый, какъ вѣтеръ, Уорикъ не будетъ уже болѣе измѣнять".
  

Входитъ Оксфордъ съ барабаннымъ боемъ и со знаменами.

  
   Уорикъ. О радостныя знамена! Смотрите, это Оксфордъ.
   Оксфордъ. Оксфордъ, Оксфордъ! За Ланкастера!
  

Входитъ въ городъ съ своимъ отрядомъ.

  
   Глостэръ. Ворота отперты; войдемъ и мы.
   Король Эдуардъ. Но другіе враги могутъ напасть на насъ съ тыла. Будемъ стоять наготовѣ, потому что они, навѣрное, выйдутъ опять и предложатъ намъ бой; а если нѣтъ, то городъ такъ плохо укрѣпленъ, что мы скоро высадимъ ихъ оттуда.
   Уорикъ. О, добро пожаловать, Оксфордъ! Твоя помощь нужна намъ.
  

Входитъ Монтэгю съ барабаннымъ боемъ и со знаменами.

  
   Монтэгю. Монтэгю, Монтэгю! За Ланкастера!
  

Входитъ въ городъ съ своимъ отрядомъ.

  
   Глостэръ. Ты и твой брать заплатите драгоцѣннѣйшею кровью своего тѣла за эту измѣну!
   Король Эдуардъ. Чѣмъ труднѣе достанется побѣда, тѣмъ она выше. Душа предсказываетъ мнѣ счастливый успѣхъ и завоеваніе.
  

Входитъ Сомерсетъ съ барабаннымъ боемъ и со знаменами.

  
   Сомерсетъ. Сомерсетъ, Сомерсетъ! За Ланкастера!
  

Входитъ въ городъ съ своимъ отрядомъ.

  
   Глостэръ. Двое соименныхъ тебѣ герцоговъ, Сомерсетъ, пали уже передъ домомъ Іорка; ты будешь третьимъ, если устоитъ мой мечъ.
  

Входитъ Кларенсъ съ барабаннымъ боемъ и со знаменами.

  
   Уорикъ. Смотрите, приближается и Джорджъ Кларенсъ съ достаточными силами, для того чтобы предложить сраженье Орату. Въ немъ преданность правому дѣлу превозмогаетъ естественное чувство братской любви. Приди, Кларенсъ, приди; ты готовъ на зовъ УорикаІ
   Кларенсъ (срывая алую розу съ своей шляпы). Отецъ Уорикъ, понимаешь-ли ты, что это значитъ? Смотри, я бросаю мой позоръ тебѣ. Я не хочу разорить своего родительскаго дома, отдавшаго свою кровь на скрѣпленіе его камней и уничтоженіе Ланкастера. Какъ, неужели мнилъ ты, Уорикъ, что Кларенсъ такъ жестокъ такъ тупоуменъ, такъ противуестественъ, что направитъ роковыя орудія войны противъ своего брата и законнаго короля? Ты приведешь, пожалуй, мою священную клятву: но, исполнивъ эту клятву, я быль бы нечестивѣе Іевфая, принесшаго въ жертву свою дочь. Я такъ оплакиваю содѣянный мною проступокъ, что для того, чтобы заслужить милость моего брата, я объявляю себя здѣсь твоимъ смертельнымъ врагомъ, рѣшаясь, гдѣ бы мы ни встрѣтились, -- а я встрѣчу тебя, выступи ты только, -- загубитъ тебя за то, что ты меня завлекъ. Итакъ, высокомѣрный Уорикъ, я бросаю тебѣ вызовъ и обращаю къ брату мои краснѣющія щеки. Прости мнѣ, Эдуардъ, я приношу повинную, и ты, Ричардъ, не гнѣвайся на мой проступокъ; я болѣе не буду легкомысленъ.
   Король Эдуардъ. Привѣтствую тебя и люблю вдесятеро болѣе, чѣмъ если-бы ты никогда не заслуживалъ моего гнѣва.
   Глостэръ. Привѣтствую тебя, добрый Кларенсъ. Это по-братски.
   Уорикъ. О, неслыханный предатель! Клятвопреступникъ криводушный!
   Король Эдуардъ. Что-же, Уорикъ, выйдешь ты изъ города для боя? Или намъ придется сбить его каменья тебѣ на голову?
   Уорикъ. Нѣтъ, я не заперся здѣсь для обороны. Я тотчасъ-же прибуду къ Барнету и предложу тебѣ сразиться, Эдуардъ, если только ты дерзнешь.
   Король Эдуардъ. Да, Уорикъ; Эдуардъ дерзаетъ и показываетъ тебѣ дорогу. Милорды, въ поле! Св. Георгій и побѣда! (Движеніе войскъ. Уходятъ).
  

СЦЕНА II.

Поле битвы близь Барнета.

Тревога; передвиженіе войскъ. Входитъ: король Эдуардъ, таща раненаго Уорика.

  
   Король Эдуардъ. Вотъ, лежи здѣсь; умри, и съ тобой умретъ нашъ страхъ, потому что Уорикъ былъ пугаломъ, ужасавшимъ вѣкъ. Теперь, Монтэгю, держись; я отыщу тебя для того, чтобы кости Уорика могли быть въ одномъ обществѣ съ тобою (Уходитъ).
   Уорикъ. Ахъ, кто здѣсь ближе? Приди ко мнѣ, другъ или недругъ, и сообщи, кто побѣдитель: Іоркъ или Уорикъ? Къ чему я спрашиваю это? Мое истерзанное тѣло заявляетъ, -- заявляютъ то и моя кровь, моя упадокъ силъ, мое слабѣющее сердце, что я долженъ уступить, мое тѣло землѣ, а вслѣдствіе моей гибели -- и побѣду врагу. Такъ уступаетъ острію топора кедръ, вѣтви котораго давали пріютъ царственному орлу, осѣняли сонъ крадущагося льва, тогда какъ вершина господствовала надъ раскидистымъ деревомъ Юпитера и защищала низкорослые кусты отъ могучаго зимняго вѣтра. Эти глаза, которые заволакиваетъ теперь черное покрывало смерти, были проницательны, какъ полуденное солнце, для раскрытія тайныхъ мірскихъ предательствъ; морщины моего чела, теперь залитыя кровью, были сравниваемы часто съ царственными гробницами, потому что былъ-ли между живыми король, которому я не могъ-бы вырыть могилы? И кто дерзалъ улыбаться, когда Уорикъ насупливалъ чело? Увы, теперь моя слава загрязнена прахомъ и кровью? Парки мои, аллеи, замки, которыми я владѣлъ -- они уже забыли меня, и изо всѣхъ моихъ земель мнѣ остается только одна, по длинѣ моего тѣла... Что-же все величіе, власть, царственность, какъ не персть и тлѣнъ? И какъ-бы мы ни жили, мы должны умереть.
  

Входитъ: Оксфордъ и Сомерсетъ.

  
   Сомерсетъ. О, Уорикъ, Уорикъ! Если-бы ты былъ въ силахъ, какъ мы, намъ были-бы еще возможно возвратить наши потери. Королева привела изъ Франціи могущественное войско; мы только что о томъ узнали. О, если-бы ты могъ бѣжать!
   Уорикъ. И тогда я не захотѣлъ бѣжать-бы. О, Монтэгю, если ты здѣсь, милый братъ, возьми меня за руку и задержи во мнѣ душу, еще на время, твоими устами! Ты не любилъ меня, потому что, братъ, если-бы ты любилъ, твои слезы омыли-бы эту холодную, свернувшуюся кровь, которая слѣпила губы мнѣ и мѣшаетъ говорить. Приди скорѣе, Монтэгю, или я умру.
   Сомерсетъ. О, Уорикъ, Монтэгю испустилъ свой послѣдній вздохъ. И до послѣдняго дыханія онъ не переставалъ призывать Уорика и говорилъ: "Передайте мой привѣтъ моему доблестному брату"; онъ желалъ сказать и болѣе, и говорилъ что-то, звучавшее подобно пушечному выстрѣлу въ склепѣ; нельзя было этого разобрать. Но наконецъ, я хорошо разслышалъ сказанное среди стона: "О, прощай, Уорикъ!"
   Уорикъ. Сладостный покой его душѣ!.. Бѣгите, лорды, спасайтесь... А Уорикъ прощается со всѣми вами до свиданія въ небесахъ! (Умираетъ).
   Оксфордъ. Скорѣй, скорѣй, навстрѣчу великимъ королевинымъ войскамъ! (Уходятъ, унося тѣло Уорика).
  

СЦЕНА III.

Другая часть поля.

Входитъ торжественно король Эдуардъ; съ нимъ Кларенсъ, Глостэръ и другіе.

  
   Король Эдуардъ. До сего времени наше счастье идетъ въ гору, и мы одарены побѣдными вѣнками. Но среди этого ярко-блестящаго дня я подмѣчаю черную, подозрительную, грозную тучу, которая встрѣтится съ нашимъ свѣтозарнымъ солнцемъ прежде, нежели оно достигнетъ своего покойнаго ложа на западѣ. Я разумѣю, лорды, тѣ войска, которыя королева собрала въ Галліи; они высадились на нашъ берегъ и, какъ слышно, идутъ сразиться съ нами.
   Клавенсъ. Небольшой вѣтеръ разсѣетъ скоро эту тучу и отгонять ее туда, откуда она пришла. Одни твои лучи изсушатъ эти пары; не всякая туча еще родитъ бурю.
   Глостэръ. У королевы насчитываютъ тридцать тысячъ, да Сомерсетъ съ Оксфордомъ бѣжали къ ней; если ей дать время передохнуть, ея партія сравняется по силамъ съ нашей.
   Король Эдуардъ. Насъ увѣдомляли преданные друзья что она направляется къ Тьюкесбери; одержавъ теперь верхъ на барнетскомъ полѣ, мы поснпѣшимъ прямо туда: готовность расчищаетъ дороги! А на походѣ, наши силы еще умножатся во всѣхъ областяхъ, черезъ которыя мы пройдемъ. Бейте въ барабаны, кричите: "Храбрые!" и впередъ (Уходятъ).
  

СЦЕНА IV.

Равнина близь Тьюкесбери. Войско.

Входитъ: королева Маргарита, принцъ Эдуардъ, Сомерсетъ, Оксфордъ и солдаты.

  
   Королева Маргарита. Высокіе лорды! Мудрецы не сидятъ, оплакивая свои потери, а бодро ищутъ, какъ поправить горе. Что же, хотя наша мачта опрокинута за бортъ, канатъ оборванъ, надежный якорь потерянъ и половина нашихъ моряковъ поглощена волнами, нашъ кормчій все же живъ: годится ли, чтобы онъ покинулъ руль и, подобно трусливому мальчишкѣ, лишь прибавлялъ бы воды въ море изъ своихъ слезливыхъ очей, придавая тѣмъ силы тому, у кого ея и безъ того слишкомъ много, и предоставляя кораблю, пока самъ онъ хнычетъ, разбиться о камни, между тѣмъ какъ отвага и соображеніе еще могли бы его спасти. О, что это былъ бы за позоръ, что за ошибка! Скажемъ такъ: Уорикъ былъ нашимъ якоремъ; но что же изъ того? А Монтегю былъ нашей главной мачтой, такъ что же? А наши убитые друзья были снастями; что-жъ опять? Развѣ Оксфордъ тоже намъ не якорь? А Сомерсетъ тоже не хорошая мачта? А французскіе приверженцы чѣмъ намъ не паруса и не снасти? И, хотя мы и неискусны, но почему мой Нэдъ и я не можемъ взять на себя трудную задачу кормчаго? Мы не отойдемъ отъ руля, чтобы сѣсть и плакать, но будемъ держать путъ, хотя суровый вѣтеръ и будетъ намъ противорѣчить, подалѣе отъ мелей и утесовъ, грозящихъ намъ крушеніемъ. Журить волны такъ же полезно, какъ говорить съ ними добромъ. А что такое Эдуардъ, какъ не безжалостное море? Что Кларенсъ, какъ не зыбучій песокъ обмана? А Ричардъ развѣ не изковерканный гибельный утесъ? Все это враги нашей бѣдной ладьи. Правда, вы можете плавать; но, увы! не долго; если вы ступите на песокъ, вы провалитесь быстро; влѣзете на утесъ, васъ смоютъ волны или же вы умрете съ голода, а это тройная смерть. Я говорю это, лорды, чтобы вы поняли, -- на случай, если кто изъ васъ задумаетъ отъ насъ бѣжать, то вамъ можно ожидать столь же мало пощады отъ этихъ братьевъ, какъ отъ жестокихъ волнъ, съ ихъ мелями и утесами. Поэтому, бодрѣе! Если уже что неизбѣжно, то оплакивать это и бояться будетъ только ребяческимъ малодушіемъ.
   Принцъ. Мнѣ кажется, что женщина съ такимъ отважнымъ духомъ должна вселить доблесть даже въ грудь труса, если-бы онъ слышалъ ея слова, и, будь онъ нагъ, заставить его поразить вооруженнаго человѣка. Я говорю такъ не потому, что сомнѣваюсь въ комъ либо здѣсь. Если-бы я подозрѣвалъ тутъ хотя одного труса, то отпустилъ бы его заранѣе прочь, ради того, чтобы онъ не заразилъ другого въ трудную минуту и не сдѣлалъ бы его подобнымъ себѣ по духу. Если есть таковой здѣсь, чего сохрани Боже! пусть онъ уйдетъ, прежде, чѣмъ намъ потребуется его помощь.
   Оксфордъ. У женщинъ и дѣтей такое высокое мужество! А воины слабѣютъ! Это можетъ быть вѣчнымъ позоромъ. О, храбрый, юный принцъ! Въ тебѣ оживаетъ снова твой знаменитый дѣдъ. Да проживешь ты долго, чтобы быть его изображеніемъ и возобновить его славу!
   Сомерсетъ. И пусть тотъ, кто не хочетъ биться ради такой надежды, идетъ домой спать; а если встанетъ, то уподобится совѣ днемъ и станетъ предметомъ дивованья и насмѣшекъ.
   Королева Маргарита. Благодарю, добрый Сомерсетъ... Любезный Оксфордъ, благодарю.
   Принцъ. Примите благодарность отъ того, кто не можетъ теперь дать ничего болѣе.
  

Входитъ вѣстникъ.

  
   Вѣстникъ. Готовьтесь, лорды, потому что Эдуардъ уже близко и намѣренъ сразиться. Будьте рѣшительней поэтому.
   Окофордъ. Я такъ и думалъ; въ его разсчетѣ поторопиться такъ, чтобы найти насъ не въ порядкѣ.
   Сомерсетъ. Но онъ ошибется: мы наготовѣ.
   Коволева Маргарита. Ваша отвага ободряетъ мнѣ сердце.
   Оксфордъ. Примемъ бой здѣсь; туда не тронемся.
  

Движеніе войска. Показываются въ отдаленіи: король Эдуардъ, Кларенсъ, Глостеръ и другіе.

  
   Король Эдуардъ. Храбрые приверженцы, вотъ тамъ тернистый лѣсъ, который, съ небесной помощью и вашей силой, долженъ быть истребленъ съ корнемъ еще до наступленія ночи. Мнѣ незачѣмъ подбавлять топлива къ вашему огню, потому что, я знаю, вы пылаете достаточно, чтобы его выжечь. Подайте сигналъ къ бою и идемъ, милорды!
   Королева Маргарита. Лорды, рыцари и джентльмэны, всему, что я могла-бы сказать, мѣшаютъ мои слезы: вы видите, что при каждомъ словѣ я упиваюсь влагой моихъ глазъ. Итакъ, лишь это: Генрихъ, вашъ государь, въ плѣну у непріятеля, его престолъ захваченъ, его королевство обращено въ бойню, его подданные умерщвляются, его законы попраны, его казна расхищена... И вотъ тамъ волкъ, который творитъ этотъ разбой. Вы сражаетесь за правду, и поэтому, милорды, будьте отважны я подайте сигналъ къ бою!
  

Обѣ арміи удаляются.

  

СЦЕНА V.

Другая часть равнины.

Тревога. Передвиженіе войскъ, потомъ отбой, послѣ чего входятъ: король Эдуардъ, Кларенсъ, Глостэръ и войска съ ними, королева Маргарита, Оксфордъ и Сомерсетъ, взятые въ плѣнъ.

  
   Король Эдуардъ.. Ну, теперь конецъ шумнымъ смутамъ. Уберите Оксфорда тотчасъ-же, въ замокъ Гэмсъ; а что до Сомерсета, то долой его преступную голову! Уводите-же ихъ прочь, я не желаю слушать ихъ рѣчей.
   Оксфордъ. Что до меня, то я и не хочу безпокоить тебя словами.
   Сомерсетъ. Я тоже, и покоряюсь терпѣливо своей участи.
  

Оксфордъ и Сомерсетъ уходятъ подъ стражею.

  
   Королева Маргарита. Такъ разстаемся мы въ этомъ скорбномъ мірѣ, чтобы свидѣться радостно въ блаженномъ Іерусалимѣ.
   Король Эдуардъ. Сдѣлано-ли объявленіе о томъ, что поймавшій Эдуарда получитъ большую награду, а принцу будетъ дарована жизнь?
   Глостэръ. Да, но вотъ идетъ и самъ юный Эдуардъ.
  

Солдаты вводятъ принца Уэльскаго.

  
   Король Эдуардъ. Подведите ближе этого молодца, дайте намъ его выслушать. Какъ! Можетъ-ли такой молодой шипъ уже колоться? Эдуардъ, какое можешь ты дать намъ удовлетвореніе за то, что ты поднялъ оружіе и возбуждалъ моихъ подданныхъ, и за всѣ безпокойства, которыя ты мнѣ причинилъ.
   Принцъ. Говори, какъ подобаетъ подданному, надменный, честолюбивый Іоркъ! Предположи, что мой отецъ говоритъ моими устами, отдай свой тронъ и тамъ, гдѣ я стою, стань на колѣни, а я обращу къ тебѣ тѣ самыя слова, на которыя ты, измѣнникъ, требуешь у меня отвѣта.
   Королева Маргарита. О, еслибъ твой отецъ былъ такъ рѣшителенъ!
   Глостэръ.Тогда-ты все носила-бы юбку и не украла бы штановъ у Ланкастера.
   Принцъ. Оставь Эзоповы басни для зимнихъ вечеровъ, его грубыя притчи здѣсь не у мѣста.
   Глостэръ. Клянусь небомъ, щенокъ, я уморю тебя за такія слова!
   Королева Маргарита. Да, ты рожденъ, чтобы быть моромъ для людей.
   Глостэръ. Ради Бога, уведите эту бранчивую плѣнницу.
   Принцъ. Нѣтъ, уведите лучше этого бранчиваго горбуна.
   Король Эдуардъ. Тише, строптивый мальчишка, или я укорочу тебѣ языкъ.
   Кларэнсъ. Неблаговоспитанный ребенокъ, ты слишкомъ дерзокъ.
   Принцъ. Я знаю свой долгъ, а вы не исполняете своего. Развратный Эдуардъ, и ты, вѣроломный Джорджь, и ты уродливый Дикъ, я говорю вамъ всѣмъ, я выше васъ, измѣнники вы такіе! Ты захватилъ права моего отца и мои...
   Король Эдуардъ. Вотъ тебѣ, подобіе этой ругательницы! (Закалываетъ его).
   Глостэръ. Ты корчишься? Вотъ тебѣ, чтобы прекратить твою агонію (Наноситъ тоже ему ударъ).
   Кларенсъ. А вотъ еще за то, что ты укорилъ меня въ вѣроломствѣ (Колетъ его тоже).
   Королева Маргарита. О, убейте и меня!
   Глостэръ (Готовясъ ее поразитъ). Какъ разъ, изволь!
   Король Эдуардъ. Стой, Ричардъ, стой, мы и такъ совершили слишкомъ много.
   Глостэръ. И она будетъ жить, чтобы наполнятъ весь свѣтъ своими рѣчами?
   Король Эдуардъ. Что это? Она обмираетъ? Постарайтесь привести ее въ чувство.
   Глостэръ. Кларенсъ, извинись за меня передъ братомъ-королемъ. Мнѣ нужно въ Лондонъ по важному дѣлу. Прежде чѣмъ вы туда прибудате, вы услышите кое-что.
   Кларенсъ. Что?... Что?...
   Глосэръ. Тоуэръ! Тоэаръ! (Уходитъ).
   Королева Маргарита. О, Нэдъ, милый Нэдъ! поговори съ своею матерью, мальчикъ! Ты не можешь... О, предатели, убійцы!...Тѣ, что убили Цесаря, вовсе не проливали крови, не совершали преступленія, но заслуживали порицанія, если сравнить ихъ дѣло съ этимъ. То былъ мужъ, а этотъ, сравнительно, дитя, а люди никогда не утоляютъ своей злобы на ребенкѣ. Есть-ли что хуже убійцы, чтобы я могла назвать ихъ этимъ словомъ?... Нѣтъ, нѣтъ, сердце мое разорвется, если я заговорю.... И я стану говорить, чтобы оно разорвалось. Мясники, подлецы, кровожадные людоѣды! Какое нѣжное растеніе скосили вы безвременно! У васъ нѣтъ дѣтей, мясники! Если-бы вы ихъ имѣли, мысль о нихъ вызвала-бы въ васъ сожалѣніе. Но если вамъ придется имѣть дѣтей, смотрите, чтобы они не были также зарѣзаны въ юности.... О, палачи! вы загубили этого милаго юнаго прыща!
   Король Эдуардъ. Уведите ее. Ну-же, возьмите ее отсюда силою!
   Королева Маргарита. Нѣтъ, не уводите, покончите со мною здѣсь. Всади сюда свой мечъ, я прощу тебѣ мою смерть.... Не хочешь ты?... Такъ ты исполни это, Кларенсъ.
   Кларенсъ. Клянусь небомъ, я не желаю сдѣлать тебѣ такого удовольствія.
   Королева Маргарита. Добрый Кларенсъ, сдѣлай это... Милый Кларенсъ, ну, сдѣлай-же....
   Кларенсъ. Не слышала ты развѣ, что я поклялся того не дѣлать?
   Королева Маргарита. Но вѣдь ты привыкъ нарушать свои клятвы; тогда это было грѣхомъ, теперь будетъ однимъ милосердіемъ. Нѣтъ? Ты не хочешь? Но гдѣ же этотъ дьяволовъ рѣзникъ, жестокій Ричардъ?.. Ричардъ, гдѣ ты? Его нѣтъ здѣсь...Убійство твое задушевное дѣло, ты никогда еще не прогонялъ просящихъ у тебя о крови.
   Король Эдуардъ. Прочь ее, я говорю... Я приказываю ее увести.
   Королева Маргарита. Пусть сдѣлаютъ съ тобою и съ твоими то, что сдѣлалъ ты съ принцемъ! (Ее уводятъ силою).
   Король Эдуардъ. Куда пошедъ Ричардъ?
   Кларенсъ. Въ Лондонъ, и очень спѣшно. И, какъ я могу догадываться, -- на кровавый ужинъ въ Тоуэрѣ.
   Король Эдуардъ. Онъ скоръ на руку, когда что-либо придетъ ему въ голову. Отправимся и мы туда; распустимъ простонародье съ благодарностью оплатой, потомъ узнаемъ, что подѣлываетъ наша любезная королева. Я надѣюсь, что она подарила уже мнѣ сына. (Уходятъ).
  

СЦЕНА VI.

Лондонъ; комната въ Тоуэрѣ.

Король Генрихъ сидитъ съ книгою въ рукахъ; передъ нимъ комендантъ. Входитъ Глостэръ.

  
   Глостэръ. Добраго дня, милордъ! Такъ погружены въ вашу книгу?
   Король Генрихъ. Да, мой добрый лордъ... Слѣдуетъ лучше сказать: милордъ. Вѣдь грѣхъ льстить, нехорошо, что я сказалъ "добрый". Добрый Глостэръ, -- все равно что "добрый дьяволъ"; то и другое нелѣпо. Поэтому нечего тутъ "добрый лордъ".
   Глостэръ. Эй-ты! оставь насъ однихъ; намъ нужно потолковать (Комендантъ уходитъ).
   Король Генрихъ. Такъ убѣгаетъ нерадивый пастухъ отъ волка; такъ невинная овца должна подставить сначала свою шерсть, а потомъ и горло мясничьему ножу. Какую сцену смерти разыграетъ Росцій?
   Глостэръ. Подозрѣніе витаетъ всегда въ преступной душѣ; вору мерещатся въ каждомъ кустѣ пристава.
   Король Генрихъ. Птица, которая бывала заманена въ кусты, избѣгаетъ на своихъ трепещущихъ крыльяхъ каждаго куста. Такъ и я, несчастный отецъ милой птички, имъ-то теперь передъ своими глазами тотъ роковой предметъ, которымъ мой бѣдный птенецъ былъ заманенъ, схваченъ и убить.
   Глостэръ. О, какимъ сумасброднымъ дуракомъ былъ этотъ критянинъ, который обучалъ своего сына птичьему искусству! Не смотря на всѣ его крылья, безумецъ утонулъ.
   Король Генрихъ. Я Дедадъ; мой бѣдный мальчикъ -- Икаръ; твой отецъ -- Миносъ, помѣшавшій нашему полету; солнце, растопившее крылья моего милаго ребенка, это твой братъ Эдуардъ, а самъ ты море, котораго завистливая бездна поглотила его жизнь. О, умертви меня своимъ оружіемъ, а не словами! Моя грудь перенесетъ легче лезвее твоей шпаги, нежели слухъ мой этотъ трагическій разсказъ. Но зачѣмъ ты пришелъ? За моей жизнью?
   Глостэръ. Принимаешь ты меня за палача?
   Король Генрихъ. Ты притѣснитель, это уже вѣрно; но если умерщвлять невинныхъ значитъ быть палачемъ, то ты и палачъ.
   Глостэръ. Я убилъ твоего сына за его дерзость.
   Король Генрихъ. Если-бы убили тебя при твоей первой дерзости, то не дожилъ бы ты до того, чтобы убить моего сына. И я предсказываю, что многія тысячи, которыя и не подозрѣваютъ теперь моего страха, вздыхающіе старцы, вдовы и сироты съ полными слезъ глазами, отцы, лишенные сыновей, жены мужей, сироты безвременно погибшихъ родителей, -- всѣ они будутъ проклинать часъ, въ который ты родился. Сова прокричала при твоемъ рожденіи; дурной знакъ! Прокаркалъ ночной воронъ, предсказывая бѣдственныя времена; собаки взвыли и ужасная буря потрясла деревья; вороны собрались на верхушкахъ трубъ, болтливыя сороки загоготали нестройно. Мать твоя испытала больше, нежели родильныя муки, и принесла нѣчто меньшее, нежели материнскую утѣху, а именно неотесанный, безобразный комъ, не похожій на плодъ такого прекраснаго дерева. Ты родился уже съ зубами въ знаменіе того, что ты пришелъ грызть міръ, и если вѣрно все то, что я еще слышалъ, ты явился...
   Глостэръ. Я не хочу болѣе слышать... (Закалываетъ его). Умирай, пророкъ, среди своей рѣчи! Это бы.то возложено на меня въ числѣ прочаго.
   Король Генрихъ. Да, и многія еще другія убійства послѣ этого. О, Господи! отпусти мнѣ мои грѣхи и прости ему! (Умираетъ).
   Глостэръ. Какъ! Надменная кровъ Ланкастера впитывается въ землю? Я думалъ, она поднимется вверхъ. Глядь, какъ мой мечъ оплакиваетъ смерть короля! О, пусть проливаются всегда такія пурпуровыя слезы тѣми, которые желаютъ упадка нашему дому. Если въ тебѣ осталась еще искра жизни, ступай, ступай въ адъ; и скажи, что я послалъ тебя туда (колетъ его еще) я, не чувствующій никогда ни жалости, ни любви, ни страха. Дѣйствительно, все то правда, что Генрихъ говорилъ обо мнѣ: я часто слышалъ отъ моей матери, что я явился на свѣтъ ногами впередъ. Что же, развѣ мнѣ не слѣдовало такъ спѣшить, чтобы искать погибели тѣхъ, которые захватили наши права?.. Повитуха изумилась, а женщины вскричали: "Іисусе, помилуй насъ! Онъ родился съ зубами!" Оно такъ было и значило прямо, что я долженъ рычать, кусать, изображать собаку. Но если небеса построили такъ мое тѣло, пусть адъ, въ соотвѣтствіе тому, искорючитъ и мою душу. Нѣтъ у меня братьевъ, нѣтъ у меня ничего братскаго, и это слово любовь, которую сѣдыя бороды зовутъ божественной, пусть оно остается при людяхъ, похожихъ одинъ на другого, а не при мнѣ: я одинокъ съ собою. Кларенсь, берегись; ты заслоняешь мнѣ свѣтъ, но я создамъ тебѣ черные дни, потому что распущу такія предвѣщанія что Эдуардъ станетъ страшиться за свою жизнь, и тогда чтобы прогнать его страхъ, я стану твоей смертью. Короля Генриха и его сына уже нѣтъ; за тобою очередь, Кларенсъ потомъ за остальными, я же буду оставаться ничтожнымъ, пока не стану высшимъ. Я вытащу твое тѣло, Генрихъ, въ другой покой и буду торжествовать въ роковой для тебя день (Уходитъ).
  

СЦЕНА VII.

Лондонъ. Зала во дворцѣ.

Король Эдуардъ видѣнъ сидящимъ на тронѣ. Возлѣ него королева Елизавета съ маленькимъ принцемъ. Кларенсъ, Глосіпэръ, Гастингсъ и другіе.

  
   Король Эдуардъ. Мы возсѣдаемъ вновь на англійскомъ королевскомъ престолѣ, выкупленномъ кровью нашихъ враговъ. Сколько отважныхъ противниковъ скошены. нами, какъ осеннее жниво, на самой вершинѣ ихъ гордыни! Три герцога Сомерсетъ, трижды славные какъ отважные, безспорные рыцари; два Клиффорда, отецъ и сынъ, и два Норсомберлэнда, никогда еще двое храбрѣйшихъ людей не пришпоривали своихъ коней при звукѣ трубъ. И съ ними два отважные медвѣдя, Уорикъ и Монтэгю, заковавшіе въ цѣпи королевскаго льва и заставлявшіе своимъ ревомъ дрожать лѣса. Такъ смели мы все подозрительное вокругъ нашего престола и создали себѣ подножіе изъ безопасности. Подойди сюда, Бессъ, и дай мнѣ поцѣловать моего малютку. Юный мой Нэдъ, ради тебя, я ж твои дяди проводили зимнія ночи въ доспѣхахъ, шествовали пѣшкомъ въ лѣтній палящій жаръ, -- все для того, чтобы ты мирно могъ владѣть короной и могъ-бы пожать плоды нашихъ трудовъ.
   Глостэръ (всторону). Я истреблю его жатву, когда ты сложишь голову, потому что теперь я еще ничего не значу въ свѣтѣ. Это плечо создано такимъ толстымъ лишь для подъема, и я подниму какую либо тяжесть или сломаю себѣ спину. Ты проложи дорогу, а ты исполни.
   Король Эдуардъ. Кларенсъ и Глостэръ, любите мою любезную супругу и поцѣлуйте вашего царственнаго племянника -- вы, оба мои брата.
   Кларенсъ. Мой долгъ въ отношеніи вашего величества запечатлѣваю я на устахъ этого милаго младенца.
   Королева Елизавета. Благодарю, благородный Кларенсъ; достойный братъ, благодарю.
   Глостэръ. Свидѣтельствомъ того, что я люблю дерево, котораго ты отпрыскъ, да будетъ поцѣлуй, даруемый мною плоду... (всторону). По правдѣ, такъ облобызалъ своего Учителя Іуда, говоря Ему: "Благо Тебѣ да будетъ!" и думая: "Да будетъ зло!"
   Король Эдуардъ. Теперь я царствую въ наслажденіи душевномъ, пользуясь миромъ въ странѣ и любовью моихъ братьевъ.
   Кларенсъ. Какъ вашей милости угодно порѣшить съ Маргаритой? Ринальдъ, ея отецъ, заложилъ французскому королю обѣ Сициліи и Іерусалимъ и прислалъ сюда выкупъ за нее.
   Король Эдуардъ. Прочь ее, отправьте ее во Францію! Намъ остается теперь только проводить время въ пышныхъ торжествахъ и веселыхъ шуточныхъ представленіяхъ, какъ то прилично для увеселенія двора. Звучите, трубы и барабаны!.. Прощайте, печальныя заботы! Теперь, надѣюсь я, начинается для насъ продолжительная радость (Уходятъ).
  

Конецъ части III "Генриха VI".

  

ПРИМѢЧАНІЯ къ СЕДЬМОМУ ТОМУ

  

"ГЕНРИХЪ VI".

Часть первая.

  
   Три части "Генриха VI" связаны между собою тѣсною связью, но едва-ли въ созданіи всѣхъ этихъ частей степень участія Шекспира равна. Первая часть "Генриха VI" была включена въ in folio 1623 г., и только это одно обстоятельство говоритъ за ея подлинность. Ручательство это довольно важно, если мы припомнимъ, какими близкими къ Шекспиру лицами было сдѣлано это изданіе. Но все-же нельзя считать этого ручательства неоспоримымъ. Въ in folio 1623 года, какъ уже не разъ указывалось у насъ въ примѣчаніяхъ къ пьесамъ Шекспира, недосмотровъ и промаховъ множество... Когда же появилась первая часть "Генриха VI"?.. Въ сочиненіи Томаса Нэжа "Pierce Pennilesse, his supplication tho the devil" въ 1592 году говорится: "Какъ бы должна была обрадовать храбраго Тольбота, этого устрашителя французовъ, мысль, что, пролежавъ двѣсти лѣтъ въ могилѣ, онъ опять будетъ одерживать побѣды на сценѣ, что кости его снова будутъ набальзамированы слезами, по крайней мѣрѣ, десяти тысячъ зрителей (въ нѣсколько представленій), которые будутъ думать, что видятъ его передъ собой, облитаго свѣжою кровію". На этомъ отрывкѣ строится предположеніе, что пьеса была написана не позже 1592 гг. Но у Грина есть ясный намекъ на вторую часть "Генриха VI", сдѣланный тоже въ 1592 году. Изъ этого выводятъ, что первая часть "Генриха VI" появилась раньше 1592 года, т. е. въ 1591 году... Но кѣмъ она написана?.. Какую-то драму "Генрихъ VI", какъ достовѣрно извѣстно, въ 1591--1592 году, -- играли актеры лорда Стрэнджа, на театрѣ Розы, на который работали соперники Шекспира, Гринъ и Марлоу. Не была ли это именно первая часть "Генриха VI" и не была-ли она написана однимъ изъ этихъ авторовъ? Точнаго и опредѣленнаго отвѣта на этотъ вопросъ нѣтъ. Можно только сказать, что первая часть "Генриха ѴІ", приписываемая Шекспиру, едва-ли принадлежитъ ему цѣликомъ. О подлинности этой части было много споровъ, разбирать которые здѣсь не мѣсто: иногда за доказательство неподлинности считались такія мелочи, какъ удареніе въ словѣ Hecate на послѣднемъ слогѣ, тогда какъ въ другихъ мѣстахъ, т. е. въ Мэкбетѣ, Шекспиръ держался англійскаго произношенія этого слова въ два слога Неcate; порой же эти доказательства являлись и болѣе тонкими, и болѣе вѣскими... Признавая безусловно, что первая часть "Генриха VI" есть переработка Шекспиромъ чужой пьесы, Гервинусъ говоритъ положительно одно: "источникъ этой пьесы намъ неизвѣстенъ". О двухъ слѣдующихъ частяхъ "Генриха VI" такіе критики, какъ тотъ же Гервинусъ, Жене и другіе, говорятъ прямо, что это обработка существовавшихъ пьесъ, дошедшихъ до нашего времени, и шагъ за шагомъ слѣдятъ, какъ дополнялъ и измѣнялъ эти пьесы великій драматургъ. Первая изъ этихъ старинныхъ пьесъ дошла до насъ въ изданіи 1594 года подъ заглавіемъ: "Первая часть борьбы между двумя знаменитыми домами, Іоркскимъ и Ланкастерскимъ, со смертью добраго герцога Гемфри, и съ изгнаніемъ и смертью герцога Сеффолька, и трагическимъ концомъ гордаго кардинала Уинчестера, съ замѣчательнымъ возмущеніемъ Джека Кэда и съ первымъ посягательствомъ герцога Іоркскаго на корону". Вторую пьесу мы знаемъ по изданію 1595 года; ея заглавіе слѣдующее: "Истинная трагедія о Ричардѣ, герцогѣ Іоркскомъ, и о смерти добраго короля Генриха VI, со всею борьбою между Ланкастерскимъ и Іоркскимъ домами, въ томъ видѣ, какъ она была нѣсколько разъ представлена слугами графа Пемброка". Съ этими двумя пьесами въ переработкѣ Шекспира тѣсно связана и первая часть "Генриха VI", въ которой есть мѣста, указывающія на послѣдующія событія, изложенныя во второй и третьей частяхъ "Генриха VI".
   Стр. 5. Въ первой сценѣ -- похороны Генриха V, послѣ которыхъ дѣйствіе сразу переносится во второй сценѣ, во Францію, къ дофину Карлу и Іоаннѣ д'Аркъ. По историческимъ же даннымъ выходитъ, что отъ первой до второй сцены прошло почти семь лѣтъ, такъ какъ Генрихъ V умеръ 31 августа 1422 г., а Іоанна д'Аркъ вступила въ Орлеанъ въ апрѣлѣ 1429 года. Съ этого-то послѣдняго момента собственно и начинается драматическое дѣйствіе 1-й части "Генриха VI". Первое свиданіе Іоанны съ Карломъ подробно разсказано у Голиншэда и вполнѣ согласно, какъ у Шекспира, съ главными историческими данными. А между тѣмъ въ первомъ изданіи того-же Голиншэда объ Іоаннѣ говорится совершенно противоположное: "Дофинъ ежедневно прилагалъ старанія, какъ бы освободить своихъ друзей въ Орлеанѣ. Въ это время чудовищная женщина, по имени Божья Дѣвственница Іоанна, была приведена къ нему въ Шинонъ, гдѣ онъ жилъ"... Голль тоже называетъ ее "чудовищемъ".
   Стр. 6. Въ древности долго держалось убѣжденіе, что можно заклинаніями въ метрической формѣ убивать людей; впослѣдствіи тоже думали о животныхъ. При Шекспирѣ англичане думали, напр., что ирландцы могутъ убивать пѣснями мышей.
   Стр. 6. По экземпляру Кольера еще добавлено послѣ слова "яркою": Кассіопеей.
   Стр. 8. Въ старыя времена, во время военныхъ дѣйствій, передъ стрѣлками врывались въ землю копья, которыми защищались они отъ непріятельской кавалеріи.
   Стр. 8. Свѣдѣнія объ этомъ сэрѣ Джонѣ Фастольфѣ имѣлись въ "Treatise on the order of the Garter", Анстиса; въ "Supplement to Blomfield's History of Norfolk", Паркинса; въ "Bihliotheca Britannica" Таннера.
   Стр. 9. "Jack-out-of-office". Это чисто англійское выраженіе "Джекъ безъ мѣста" мы перевели равнозначущимъ русскимъ выраженіемъ: "при милости на кухнѣ".
   Стр. 9. Въ однихъ изданіяхъ стоитъ: "Я намѣренъ отправить (to send)", по изданію Кольера: "Я намѣренъ похититъ (to steal)"...
   Стр. 9. Марсъ упоминается здѣсь и въ миѳологическомъ его значеніи бога войны, и въ астрологическомъ значеніи одной изъ планетъ, управляющихъ событіями.
   Стр. 10 "Роулендъ и Оливеръ" -- самые знаменитые и доблестные изъ 12-ти пэровъ-сподвижниковъ Карла Великаго. Въ древности во французскихъ рыцарскихъ романахъ поэты до того преувеличивали подвиги Роланда и Оливье, что даже у англичанъ составилась пословица: "отвѣчать Роулэндомъ на Оливера", т. е. ложью на ложь. Извѣстенъ, напримѣръ, разсказъ, какъ въ ронсевальской долинѣ Роландъ ударомъ меча сдѣлалъ брешь въ скалѣ -- "роландову брешь".
   Стр. 10. "Пригулокъ Орлеанскій" -- "Bastard of Orleans". Въ прежнія времена это выраженіе не было укоромъ. Незаконнорожденные часто не отличались въ правахъ отъ законнорожденныхъ. Вильгельмъ Завоеватель начинаетъ одну изъ своихъ хартій такъ: "Я Вильгельмъ Завоеватель, прозванный незаконнорожденнымъ".
   Стр. 10. Должно бы стоять, не "девять Сивиллъ", а "девять сибиллическихъ книгъ предсказаній".
   Стр. 12. "Лѣто Св. Мартына" равнозначуще съ нашимъ "бабьимъ лѣтомъ", но его начало наступаетъ позднѣе нашего: въ ноябрѣ, около дня Св. Мартына.
   Стр. 12. Предполагаются четыре дочери Филиппа, упоминаемыя въ "Дѣяніяхъ".
   Стр. 13. Темно-бурый, какъ и черный цвѣтъ, былъ цвѣтомъ печали, траура, и цвѣтомъ ливреи слугъ духовенства.
   Стр. 14. "Peel'd" -- "очищенный", "облупленный", "скобленный". Насмѣшка надъ бритой макушкой епископа.
   Стр. 14. Публичные дола были прежде въ вѣдѣніи епископа Уинчестерскаго.
   Стр. 14. Въ четырехъ миляхъ отъ Дамаска есть холмъ, на которомъ, по преданію, Каинъ будто-бы убилъ Авеля.
   Стр. 14. "To board thee to thy face" -- выраженіе, равносильное съ русскими "начихать тебѣ на бороду", "вцѣпиться тебѣ въ бороду", т.е. вообще надругаться, издѣваться.
   Стр. 15. "Я созову стражу" -- "I'll call for clubs", -- обычное восклицаніе въ старину въ Англіи во время уличныхъ дракъ.
   Стр. 15. У Шекспира лорды-мэры обыкновенно изображаются простоватыми людьми, стремящимися къ миролюбію ограниченными стариками.
   Стр. 15. Въ хроникахъ Голлившэда и Голля одинаково подробно разсказано содержаніе IV сцены, т. е. неудачное обозрѣваніе непріятельскихъ постовъ сквозь желѣзную рѣшетку высокой башни, гдѣ и встрѣчаютъ неожиданный конецъ Томасъ Гаргрэвъ и Уильямъ Глансдэль.
   Стр. 18. Смотри у Титъ Ливія (книга XXII, глава 16) о военной уловкѣ Ганнибала для избѣжанія опасности при помощи прикрѣпленныхъ къ рогамъ быковъ зажженныхъ пучковъ хвороста.
   Стр. 19. "Родопа была знаменитая развратница. Она пріобрѣла своимъ ремесломъ огромныя богатства. Ею была построена одна, небольшая по объему, но замѣчательнѣйшая по законченности, изъ египетскихъ пирамидъ. Она впослѣдствіи была замужемъ за царемъ египетскимъ Псамметихомъ". Джонсонъ полагаетъ, что дофинъ желаетъ обозвать Жанну Д'Аркъ потаскушкой, хотя онъ восторженно и громко восхваляетъ ее.
   Стр. 20. "Сторожевой дворъ" (Court of guard), -- тоже выраженіе встрѣчается въ "Отелло", "Антоніѣ и Клеопатрѣ" и др., и соотвѣтствуетъ новѣйшему выраженію "гаубтвахта".
   Стр. 20. Тольботъ, герой, рыцарски доблестный, неустрашимый воинъ, лучше всего описанъ Фуллеромъ и Керкомъ. Особенно славился и былъ страшенъ врагамъ его мечъ съ плохой латинской надписью: "Sum Talboti pro vincere inimicos moos" -- (Я есмь Тольботъ, чтобы побѣждать враговъ моихъ). О томъ, что французскія женщины, для острастки дѣтей, говорили, что "идетъ Тольботъ", говорить Эдуардъ Керкъ еще въ 1579 году. Возвращеніе Орлеана, такъ сказать, поэтическая вольность Шекспира; въ дѣйствительности же, его пораженіе при Патэ послѣдовало вскорѣ послѣ появленія Іоанны д'Аркъ. Объ этой битвѣ, роковой для англичанъ и для Тольбота, подробно повѣствуютъ оба англійскіе хроникера, а также и французъ Монстрелэ, называющій Джона Фастольфа "Жаномъ Фаско". У всѣхъ упоминается и о томъ, что этотъ "трусливый воинъ" былъ лишенъ почетнаго ордена Подвязки за его предательскій поступокъ съ "благороднымъ Тольботомъ": при этомъ Монстрелэ упоминаетъ даже, что главнымъ побудителемъ къ лишенію Фастольфа знаковъ рыцарскаго достоинства былъ старый герцогъ Бедфордъ.
   Стр. 26. "Темпль" -- храмъ, какъ священное мѣсто, былъ прибѣжищемъ, гдѣ укрывались отъ мести, насилія и убійства.
   Стр. 29. Отецъ Іорка былъ казненъ за измѣну и самъ онъ не имѣлъ голоса въ парламентѣ. Къ этому обстоятельству и относятся слова Сомерсета.
   Стр. 34. Епископъ уинчестерскій былъ незаконнымъ сыномъ Джона Гаунта, герцога Ланкастерскаго, и Катерины Сьюинфордъ, впослѣдствіи жены герцога.
   Стр. 34. Въ разговорѣ о Римѣ у Шекспира непереводимая игра словъ: епископъ Уинчестерскій говоритъ "Rome", т.е. Римъ, а Іорикъ повторяеть "Room" вмѣсто "Rome", т.е. блужданье, скитанье, бродяжничество, намекая на вѣчныя паломничества въ Римъ.
   Стр. 35. "Чернильная строка" -- "inkoru mate". Во времена Шекспира принято было смѣяться надъ книжниками и буквоѣдами, т. е. надъ людьми, которые не будучи учеными выдавали себя за таковыхъ.
   Стр. 36. Шекспиръ называетъ своего героя, -- короля Генриха VI, -- еще "дитятей", когда онъ впервые говоритъ съ вельможами. Въ дѣйствительности, оно такъ и было: ему шелъ лишь пятый годъ, когда возникла и разбиралась въ парламентѣ распря Глостэра и Бофорта Голль, между прочимъ, говоритъ, что на третьемъ году своего царствованія, приблизительно около пасхи, король созвалъ свой высшій парламентъ въ городѣ Уэстминстерѣ. Онъ съ большимъ торжествомъ шествовалъ на статномъ конѣ; и этого ребенка, по его красивой наружности, всѣ сочли настоящимъ изображеніемъ, живымъ портретомъ его благороднаго и славнаго отца, а также и достойнымъ быть его преемникомъ и наслѣдникомъ его нравственныхъ добродѣтелей, воинскаго искусства и царственнаго величія. Въ парламентѣ города Лэйстера, Бедфордъ, предсѣдательствуя, открыто упрекалъ лордовъ за то, что во время войны они, своими личными распрями и тайной злобой, довели народъ до смутъ и почти до войны. Его слова Шекспиръ вложилъ въ уста юнаго короля.
   Стр. 38--41. Взятіе Руана Іоанной заимствовано изъ описанія взятія Эвре въ 1442 г. у Голиншэда. Смерть старика Бедфорда на полѣ, передъ стѣнами Руана -- плодъ воображенія Шекспира: въ хроникѣ говорится просто, что онъ умеръ въ 1485 г. и что тѣло его было погребено въ соборной церкви Богоматери въ Руанѣ, съ сѣверной стороны отъ главнаго алтаря, подъ дорогимъ, роскошнымъ памятникомъ. Относительно убѣдительнаго краснорѣчія Іоанны съ герцогомъ Бургундскимъ, есть дѣйствительно, историческія данныя въ видѣ ея письма къ нему въ тотъ самый день, когда состоялась коронація дофина Карла въ Реймсѣ (17-го іюня), въ 1429 г. Это письмо напечатано Барантомъ ("Исторія герцоговъ Бургундскихъ" т. IV, стр. 259). Оригиналъ его находится въ архивахъ г. Лилля.
   Стр. 40. Пендрагонъ былъ братъ Аврелія и отецъ короля Артура. Шекспиръ приписалъ Пендрагону одинъ изъ подвиговъ Аврелія, который, по словамъ Голишпэда, "будучи больнымъ, велѣлъ нести себя на носилкахъ въ битву, и присутствіемъ своимъ такъ воодушевилъ свой народъ, что при столкновеніи съ саксами, одержалъ побѣду".
   Стр. 44. Непостоянство французовъ было всегда предметомъ сатиры. Джонсонъ говоритъ: "Я читалъ диссертацію, написанную для доказательства, что указатели направленія вѣтра на нашихъ колокольняхъ въ видѣ пѣтуховъ сдѣланы въ насмѣшку надъ измѣнчивостью въ направленіи французовъ".
   Стр. 45. Король говоритъ Тольботу, что онъ помнитъ его при отцѣ. Здѣсь хронологическая ошибка. Генриху VI было девять мѣсяцевъ во время смерти его отца и онъ не могъ его помнить.
   Стр. 46. Коронація Генриха VI въ Парижѣ -- исторически вѣрный фактъ, происшедшій въ 1431 году. Въ той-же самой сценѣ Тольботъ получаетъ отъ короля приказаніе выступить въ походъ противъ герцога Бургундскаго. Вся остальная часть этого дѣйствія посвящена событіямъ, которыя совершились лѣтъ двадцать спустя послѣ предыдущихъ. Для описанія ихъ (т. е. главнымъ образомъ свиданія и смерти Тольбота съ его юнымъ сыномъ), Шекспиръ близко придерживался хроники, подробнаго разсказа Голля и краткаго -- Голиняшэда. "Въ этой битвѣ при Шатильонѣ, 13-го іюля, говоритъ хроникеръ, окончилъ жизнь Джонъ лордъ Тольботъ и изъ своего рода первый лордъ Шрусбери послѣ того, какъ онъ, въ продолженіе двадцати-четырехъ лѣтъ, и болѣе того, доблестно воевалъ съ большой славой, большой извѣстностью и большими побѣдами". "Тѣло его, -- сообщаетъ въ заключеніе Голль, -- было брошено на землѣ, но найдено его друзьями и отвезено въ Уитчерчъ, въ Шропширѣ, гдѣ и погребено".
   Стр. 46. Въ изданіи in folio 1623 года, гдѣ впервые была напечатана первая часть Генриха VI, лишенный ордена Подвязки, рыцарь названъ именемъ шекспировскаго героя -- Джономъ Фольстэфомъ, который, какъ извѣстно, умеръ, по Шекспиру, еще при Генрихѣ V. По хроникѣ же Голиншэда, это историческое лицо, фигурирующее въ 1-й части, Генриха VI", должно называться сэромъ Джономъ Фастольфомъ. Ошибку, сдѣланную въ in folio 1623 г., т. е. въ изданіи, напечатанномъ послѣ смерти Шекспира, Франсуа Гюго приводитъ, какъ одно изъ доказательствъ, что "Генрихъ VI' не написанъ, а только исправленъ, и то очень небрежно Шекспиромъ. При этомъ онъ прибавляетъ, что онъ въ своемъ переводѣ счелъ долгомъ исправить ошибку изданія 1623 года "по Голиншеду", и забываетъ сказать, что эта ошибка исправлена уже давнымъ давно, задолго до его рожденія на свѣтъ, во всѣхъ англійскихъ изданіяхъ Шекспира.
   Стр. 51. "Олени, которые тощи" "rascal-like". Rascal -- буквально значитъ "негодяй", "плутъ", "мошенникъ". Здѣсь-же употребляется въ смыслѣ охотничьяго выраженія когда rascal, въ примѣненіи къ оленямъ, равносильно выраженію: "тощій".
   Стр. 53. Сомерсетъ высказываетъ подозрѣніе, что приверженцы Іорка умышленно натолкнули Тольбота на рискованное движеніе, чтобы послѣ его гибели слава и названіе "великій" достались на долю Іорку.
   Стр. 56. Въ концѣ Ѵ-ой сцены ІѴ-го дѣйствія Тольботъ говоритъ, обращаясь къ сыну, о его близкой смерти, называя ее поэтически затменіемъ. Здѣсь непереводимая игра словъ son -- сынъ и sun -- солнце.
   Стр. 57. Со словъ: "въ немъ не кровь Тольбота" и до конца все это высоко поэтическое мѣсто написано риѳмованными стихами, такъ что, есть предположеніе, что это діалогъ изъ другой какой-нибудь никогда неконченной поэмы. Такъ предполагалъ Джонсонъ.
   Стр. 58. Смерть Тольбота, отнесенная Шекспиромъ къ этому времени, есть историческая ошибка. Первая часть "Генриха IV" кончается 1445 годомъ, а Тольботъ умеръ въ 1453 году. Эта смерть, по пьесѣ Шекспира, предшествуетъ даже казни Іоанны д'Аркъ, тогда какъ казнь совершилась въ 1429 году.
   Стр. 60 Близкій родственникъ Карла". Въ изданіи Кольера "мѣсто" "near knit" (близко стоящій), стоитъ "near kin", то есть "близкій родственникъ".
   Стр. 62. Что касается личности Іоанны д'Аркъ, то большинство хроникеровъ склонно считать ее далеко не святою. Напротивъ того: не только англичане Голль и Голинишэдъ, но и французъ Монстрелэ, считаютъ ее колдуньей, а послѣдній даже утверждаетъ, что вся исторія появленія и дѣяній Іоанны была грубымъ, нарочно подстроеннымъ обманомъ. Нерѣдко французы по примѣру Монстрелэ и Вольтера, и до сихъ поръ еще издѣваются надъ нею, не смотря на воздвигнутые ей памятники.
   Стр. 62. "Сѣверный монархъ". Сѣверъ всегда признавался, по преимуществу, жилищемъ злыхъ духовъ. Мильтонъ соединяетъ возмутившихся ангеловъ на сѣверѣ. "По преданію, -- говоритъ Дейсъ, -- сѣверный монархъ былъ однимъ изъ четырехъ главныхъ злыхъ духовъ. которыхъ вызывали вѣдьмы и колдуньи. Имя его было Цимимаръ. Остальныхъ звали: Амэмонъ -- царь востока, Горзонъ -- царь юга и Гопъ -- царь запада. Въ подчиненіи у духовъ-царей были духи-герцоги, прелаты, рыцари, и т. д."
   Стр. 64. Историческія подробности свиданія и сватовства Сеффолька за Маргариту Шекспиръ взялъ изъ хроники Голиншэда который довольно подробно говоритъ о номинальномъ величіи Ренье и о его дѣйствительной бѣдности.
   Стр 68. "Получила дворянина". Тутъ употреблено Шекспиромъ слово "noble" въ видѣ игры словъ, такъ какъ оно относится и къ монетѣ, и къ благородному происхожденію Іоанны.
   Стр. 72. Глостеръ напоминаетъ, что король Генрихъ уже былъ обрученъ съ дочерью графа Арманьяка.
   Стр. 74 "Маргарита будетъ королевой, будетъ управлять королемъ, а я -- ею, имъ и всѣмъ королевствомъ". Эти слова Сеффолька говорятъ, что авторъ, писавшій или передѣлывавшій эту пьесу, имѣлъ уже въ виду содержаніе второй ея части.
  

"ГЕНРИХЪ VI".

Часть вторая.

   Стр. 79. Тутъ говорится о правахъ, пріобрѣтенныхъ вѣнчаньемъ, на которомъ Сеффолькъ былъ только представителемъ короля.
   Стр. 83. Въ оригиналѣ игра словъ: "Мэпъ" -- и имя собственное, и "главное".
   Стр. 83. "А твои дѣйствія въ Ирландію, братъ Іоркъ" -- Ричардъ Плантадженэтъ, герцогъ Іоркскій, былъ женатъ на Сесиль Невиль, старшей сестрѣ графа Сольсбери.
   Стр. 86. "Сэръ Джонъ!" Такъ часто титуловали въ тѣ времена духовныхъ лицъ.
   Стр. 87. "Ловкій плутъ не нуждается въ посредникахъ" -- народная поговорка.
   Стр. 92. Только что произнесла герцогиня, что она написала-бы свои десять заповѣдей на лицѣ королевы, какъ тутъ же опять говорится Питеромъ о десяти костяхъ, т. е. о пальцахъ. Эта форма клятвы своими пальцами была очень старою и общеупотребительною.
   Стр. 94. "Князь Калидонскій". Согласно сказанію, жизни Мелеагра князя Калидонскаго, зависѣла отъ головни, украденной изъ очага Паркъ. Его мать Алеея бросила эту драгоцѣнность въ огонь и Мелеагръ умеръ въ мукахъ.
   Стр. 92. Въ изданіи 1623 года, -- говоритъ Франсуа Гюго, -- пропущена реплика Генриха VI, подтверждающая слова Глостэра относительно Сомерсета, которая необходима нужна и безъ которой благодарность Сомерсета не имѣетъ смысла. Первый, возстановившій это мѣсто, былъ Теобальдъ, взявъ эту фразу изъ драмы "Первая часть борьбы"... Но король передалъ Глостэру право рѣшать, а потому тотъ и рѣшилъ. Сомерсетъ-же благодаритъ не его, а короля, какъ главу государства. Большинство англійскихъ изданій вслѣдствіе этого не дѣлаетъ вставки Теобальда.
   Стр. 95. "Джонъ" -- названіе сокола.
   Стр. 97. Эта сцена была основана на исторіи, разсказанной сэромъ Томасомъ Моромъ, который слышалъ ее отъ своего отца. Имя обманщика не упомянуто. Но онъ былъ схваченъ герцогомъ Гемфри Глостеромъ.
   Стр. 104. Согласно хроникамъ, осужденіе Элеоноры на смерть "за то, что она прибѣгала къ колдовству и искуству вѣдьмъ для гибели короля, на мѣсто котораго хотѣла посадить своего мужа", совершилось до пріѣзда Маргариты въ Лондонъ.
   Стр. 105. Люди низшаго общества употребляли въ поединкахъ не оружіе, которымъ могли пользоваться одни рыцари и дворяне, а деревянныя палки съ прикрѣпленными къ нимъ мѣшками песку. По указанію Симсона на одно мѣсто у Златоуста, оказывается, что это былъ очень древній обычай.
   Стр. 105. Сладкое вино изъ Шарнеко, маленькаго селенія, близь Лиссабона, было въ большой славѣ во времена Шекспира.
   Стр. 106. Древній обычай дуэли былъ не похожъ на нашъ пораженный терялъ не одну жизнь, а и свою репутацію, такъ какъ самое его пораніеніе считалось доказательствомъ его виновности. Это былъ истинно "Божій судъ".
   Стр. 119. Король Генрихъ сравниваетъ Сеффолька съ василискомъ, который, какъ полагали въ тѣ времена, способенъ убивать однимъ взглядомъ.
   Стр. 119. Говоря о Троѣ, поэтъ несомнѣнно имѣетъ въ вижу Энеиду Виргилія (1-я пѣсня).
   Стр. 127. Ириса -- посланница Юноны.
   Стр. 130. "Уольтеръ" -- "Walter", вѣроятно, произносилось, какъ "Water" -- "Уотеръ", вода. Это объясняетъ слова Сеффолька.
   Стр. 125. Существовало повѣріе, что мандрагора вырастаетъ на могилахъ самоубійцъ и казненныхъ, что она, когда ее вырываютъ, издаетъ такіе страшные стоны, что отъ одного ихъ звука умираютъ люди. Вообще, форма корней мандрагоры, напоминавшая въ маленькомъ видѣ человѣческую фигуру, породила въ былыя времена цѣлую массу повѣрій.
   Стр. 131. На словѣ "Пуль" въ подлинникѣ игра словъ, такъ какъ Пуль (pool) означаетъ и имя собственное, и "лужу".
   Стр. 133. "Возстаніе Кэда, говоритъ Гервинусъ, представленное такими народно-юмористическими чертами, до такой степени подготовлено историческимъ источникомъ, что въ хроникѣ Сентъ-Ольбэна мы встрѣчаемъ почти буквально самыя рѣчи заговорщиковъ".
   Стр. 133. "Cade" -- "Кэдъ", боченокъ, куда складываютъ сельди и т. п. Вообще здѣсь масса непереводимой игры словъ.
   Стр. 135. Печати къ документамъ въ старыя времена прикладывались на воскѣ, и Кэдъ высказываетъ мнѣніе, что отъ нихъ все зло на землѣ.
   Стр. 156. Шекспиръ заставляетъ Клиффорда пасть отъ руки Іорка, отступая отъ исторической правды; но этотъ пріемъ встрѣчается у него, когда дѣло идетъ о подготовкѣ сильныхъ характеровъ, Это убійство подготовляетъ читателя къ мщенію, которое впослѣдствіи проявляетъ сынъ Клифорда относительно Іорка и Ретлэнда; изображая смерть благополучно здравствовавшаго Клиффорда, авторъ уже имѣлъ въ виду третью часть "Генриха VI".
   Стр. 156. Медея, бѣжавъ въ Колхиду съ Язономъ, убила своего брата.
   Стр. 157. Ричардъ вспоминаетъ здѣсь о предсказаніи относительно Сомерсета, высказанномъ во второй сценѣ второго дѣйствія этой пьесы.
  

"ГЕНРИХЪ VI".

Часть третья.

   Стр. 164. "Уорикъ зазвенитъ колокольчиками" -- это сравненіе съ соколиной охотой. Въ этой и въ предыдущихъ двухъ пьесахъ нерѣдко встрѣчаются термины и сравненія, заимствованные у соколиныхъ и другихъ охотниковъ, какъ, напримѣръ, въ І-й части "Генриха VI" въ сравненіяхъ Тольботомъ воиновъ съ тощими оленями, во II-й части въ первой сценѣ второго дѣйствія и т. д.
   Стр. 166. "Твой отецъ былъ, какъ и ты, герцогомъ Іоркскимъ". Шекспиръ былъ тутъ введенъ въ заблужденіе старой пьесой. Отецъ Ричарда, герцога Іоркскаго, былъ графъ Кембриджъ и не былъ никогда герцогомъ Іоркскимъ, будучи казненъ еще при жизни своего старшаго брата Эдуарда, герцога Іоркскаго, убитаго въ битвѣ при Азинкурѣ.
   Стр. 173. Умертвленіе молодого Ретлэнда производитъ потрясающее поэтическое впечатлѣніе въ хроникѣ Голишнэда.
   Стр. 176. О томъ, что герцогъ Іоркскій передъ своею смертью въ борьбѣ съ врагами былъ увѣнчанъ, въ насмѣшку бумажной короной, говорится въ хроникахъ, но жестокость Маргариты, выказанная при этомъ, есть вымыселъ поэта.
   Стр. 177. "О, тигровое сердце въ женской кожѣ". Пародія на эту фразу встрѣчается въ посмертномъ письмѣ Грина, адресованномъ къ Мардоу, Лоджу и Пилю и жалующемся "на вороненка, украсившаго себя ихъ перьями". Умирающій; увѣщеваетъ друзей, съ полнымъ раскаяніемъ, оставить всякое сношеніе съ сценическимъ искусствомъ, и говоритъ между прочимъ: "вы всѣ трое -- подлые люди, если мое бѣдствіе не послужитъ вамъ урокомъ; потому что этотъ репейникъ ни въ кого такъ крѣпко не вцѣпился, какъ въ меня, я разумѣю тѣхъ куколъ, которыя говорятъ нашими устами, тѣхъ дураковъ, которые одѣты цвѣтомъ нашей кожи. Не удивительно ли, что я, которому всѣ они были обязаны, и вы, которымъ они всѣ также обязаны, всѣ вы будете ими внезапно оставлены, если придете въ то положеніе, въ которомъ я нахожусь теперь. Да, не довѣряйте имъ! Потому что между ними есть вороненокъ, украсившія себя нашими перьями, который прикрылъ свое "тигриное сердце кожею автора" и воображаетъ, что можетъ выдѣлывать напыщенные ямбы лучше всякаго изъ васъ; онъ, какъ рѣшительный "Иванъ -- на всѣ руки мастеръ", воображаетъ себя единственнымъ потрясателемъ сцены (Shakescene) во всей Англіи. О, если бы я могъ упросить васъ дѣлать изъ вашихъ рѣдкихъ дарованій болѣе полезное употребленіе, и предоставить этимъ обезьянамъ стремиться къ достиженію вашего прежняго величія"!
   Стр. 179. "Или я въ самомъ дѣлѣ, вижу три солнца".-- Это намекъ на фактъ, о которомъ мы уже говорили въ прошлой книгѣ. Въ прекрасной долинѣ, близь креста Мортимера, въ день Обрѣзанія Господня, солнце, говорятъ, представилось графу Марчу, какъ три солнца, которыя внезапно слились въ одно. При этомъ онъ почувствовалъ такой приливъ отваги, что стремительно бросился на враговъ и разбилъ ихъ. По этой причинѣ говорятъ, онъ взялъ для герба солнце въ полномъ его блескѣ.
   Стр. 189. Эта грустная и мягкая рѣчь короля, говоритъ Джонсонъ, удивительно рисуетъ характеръ короля и. какъ неожиданный проблескъ свѣта, даетъ возможность пріятно передохнуть среди шума и ужасовъ битвы, при видѣ сельской невинности и пастушеской тишины.
   Стр. 190--191. "Эти два страшныя происшествія взяты поэтомъ для иллюстраціи безчисленныхъ ужасовъ междоусобной войны", говоритъ Джонсонъ. Въ битвѣ Константина и Максентія Рафаэлемъ введено въ подобномъ же случаѣ одно изъ этихъ явленій.
   Стр. 194. "Капитанъ Маргарита" -- это ироническое названіе королевы Маргариты.
   Стр. 205. "Народный любимецъ Уорикъ, вѣнчатель и уничтожитесь королей, -- замѣчаетъ Гервинусъ, -- съ черными, какъ смоль, волосами, суетливый заика, любимецъ и приверженецъ Іорка, былъ такая личность, которая сама собою вырисовывалась и разыгрывалась подъ перомъ автора. Для тѣхъ лохматыхъ изобразителей героевъ, надъ которыми смѣялся Гамлетъ, это была самая благодарная роль".
   Стр. 203. "Необлизанный медвѣженокъ". По народному повѣрью, медвѣдица придаетъ своему дѣтенышу правильный обликъ, только облизавъ его.
   Стр. 207. Здѣсь говорится объ отцѣ Маргариты въ ироническомъ смыслѣ. Бѣдность ея отца была частой темой для упрековъ.
   Стр. 208. "Я закрылъ глаза на оскорбленіе, нанесенное моей племянницѣ".-- Голиншэдъ сообщаетъ: "Король Эдуардъ въ домѣ графа Уорика попробовалъ совершить дѣло, которое въ величайшей степени противорѣчило чести графа. Хотѣлъ-ли онъ изнасиловать его дочь, или его племянницу -- не знаютъ навѣрное, но вѣрно то, что король Эдуардъ покушался на нѣчто подобное.
   Стр. 209. Ивовая вѣтвь или вѣнокъ изъ ивы -- символъ покинутой любви.
   Стр. 211. Лэди Грэй была по матери въ родствѣ съ Генрихомъ V.
   Стр.212. "Я была не неблагороднаго происхожденія". Ея отецъ былъ сэръ Ричардъ Уодвилль, рыцарь, впослѣдствіи графъ Райверсъ. Ея мать была дочерью графа Сентъ-Поля, второго брата короля Генриха Ѵ герцога Бедфордъ, -- Жакелина, вдовствующая герцогиня Бедфордъ.
   Стр. 221. Пророческія слова короля Генриха относятся къ судьбѣ графа Ричмонда, который въ драмѣ "Ричардъ III" кладетъ конецъ его тираніи. Это предсказаніе заимствовано изъ хроники Голиншэда.
   Стр. 234. Замокъ Гэмсъ. Это былъ замокъ въ Пикардіи, гдѣ въ теченіе многихъ лѣтъ находился Оксфордъ.
   Стр. 234. Принцъ называетъ Ричарда Эзопомъ за его уродливость, а поэтъ, согласно его натурѣ, дѣлаетъ его крайне раздражительнымъ и мстительнымъ.
   Стр. 235. Въ томъ мѣстѣ, гдѣ изображается умерщвленіе принца Уэльскаго, въ хроникахъ Голля и Голиншэда, есть замѣчаніе: "за такое безславное дѣло большая часть участниковъ въ немъ испила въ позднѣйшіе дни равную чашу, вслѣдствіе заслуженнаго возмездія и достойнаго наказанія Божія",
   Стр. 239. Двое изъ герцоговъ Сомерсетовъ поплатились своею жизнью за домъ Іорковъ. Первый изъ этихъ благородныхъ воиновъ былъ Эдмондъ, павшій въ битвѣ при Сентъ-Ольбэнсѣ въ 1455 году; второй былъ его сынъ Генрихъ, обезглавленный въ 1493 году, послѣ битвы при Хексхэмѣ. Настоящій же герцогъ Эдмондъ, братъ Генриха, былъ взятъ въ плѣнъ при Тьюксбери, въ 1471 году, и здѣсь обезглавленъ; его-же братъ Джонъ въ томъ-же сраженіи лишился жизни.
   Стр. 239. "Ты проложи дорогу, а ты исполни". Ричардъ указываетъ на свой лобъ и на свою руку.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru