Шекспир Вильям
Как вам угодно

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

СОЧИНЕНІЯ
ВИЛЬЯМА ШЕКСПИРА

ВЪ ПЕРЕВОДѢ И ОБЪЯСНЕНІИ
А. Л. СОКОЛОВСКАГО.

Съ портретомъ Шекспира, вступительной статьей "Шекспиръ и его значеніе въ литературѣ", съ приложеніемъ историко-критическихъ этюдовъ о каждой пьесѣ и около 3.000 объяснительныхъ примѣчаній

ИМПЕРАТОРСКОЮ АКАДЕМІЕЮ НАУКЪ
переводъ А. Л. Соколовскаго удостоенъ
ПОЛНОЙ ПУШКИНСКОЙ ПРЕМІИ.

ИЗДАНІЕ ВТОРОЕ
пересмотрѣнное и дополненное по новѣйшимъ источникамъ.

ВЪ ДВѢНАДЦАТИ ТОМАХЪ.

Томъ X.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ

ИЗДАНІЕ т-ва А. Ф. МАРКСЪ.

   

КАКЪ ВАМЪ УГОДНО.

   Хотя комедія: "Какъ вамъ угодно" была напечатана въ первый разъ только въ полномъ собраніи сочиненій Шекспира in folio 1623 года, но для опредѣленія времени, когда пьеса была написана, есть данныя, опредѣляющія это время довольно достовѣрно. Въ регистрахъ книгъ 1600 года существуетъ указаніе, что комедія предполагалась къ печати уже въ этомъ году вмѣстѣ съ нѣкоторыми другими пьесами Шекспира, значить -- въ этомъ году она уже существовала. Что касается крайняго ранняго срока, когда она могла быть написана, то, принимая во вниманіе, что въ указателѣ Шекспировыхъ произведеній, изданномъ за два года, а именно въ 1598 году, имя комедіи еще не упомянуто, слѣдуетъ заключить, что она была "написана или въ этомъ, или въ слѣдующемъ 1599 году. За эти годы говоритъ еще то обстоятельство, что" въ комедіи есть стихъ, взятый изъ поэмы Марло "Геро и Леавдръ" (см. прим. 67). А такъ какъ поэма эта появилась въ печати въ первый разъ въ 1598 году, слѣдовательно -- и пьеса не могла быть написана ранѣе этого года. Иныхъ свѣдѣній о времени появленія комедіи нѣтъ.
   Фабула пьесы заимствовала изъ новеллы Лоджа, появившейся въ 1590 году и озаглавленной: "Розалинда,-- сокровище, завѣщанное Эвфузсомъ и отысканное послѣ его смерти въ Силекседрѣ". Имя Эвфузса поставлено въ заглавіи разсказа, какъ реклама, вслѣдствіе того," что извѣстный романъ писателя Лили, носившій это имя и отличавшійся необыкновенно вычурнымъ слогомъ, давшимъ тонъ всему тогдашнему литературному языку, былъ въ Англіи въ большой модѣ, какъ разъ въ эпоху появленія Шекспировыхъ произведеній, перваго періода его творчества. Заимствованія, сдѣланныя Шекспиромъ изъ разсказа Лоджа для своей пьесы, настолько обширны я важны, что для правильной оцѣнки ея идеи необходимо привести краткое изложеніе этого разсказа.
   Мальтійскій рыцарь Жанъ Бордосскій, чувствуя приближеніе смерти, раздѣлилъ все имущество между своими тремя сыновьями: Саладиномъ, Фернандиномъ и Розадеромъ, при чемъ поручилъ старшему изъ нихъ, Саладину, быть воспитателемъ и защитникомъ своихъ младшихъ братьевъ. Но Саладинъ вмѣсто того, чтобъ честно выполнить волю отца, рѣшилъ присвоить все наслѣдство себѣ, братьевъ же оставить въ нищетѣ и неизвѣстности. Перваго изъ нихъ -- Фернандина, скромнаго отъ природы, онъ помѣстилъ въ школу, чтобы сдѣлать изъ него клерка, а младшаго, Розадера, сталъ держать со своими слугами, заставляя его служить себѣ наравнѣ съ ними. Но Розадеръ, подросши, оказался настолько одареннымъ умомъ, храбростью и благородствомъ чувствъ, что возмутился противъ такого обращенія и разъ, когда братъ, недовольный имъ, приказалъ его связать, онъ такъ храбро разогналъ толпу сбѣжавшихся лакеевъ брата, что Саладинъ, испугавшись такого поступка, притворно предложилъ ему миръ и дружбу, рѣшивъ въ душѣ все-таки погубить его во что бы то ни стало. Во Франціи царствовалъ въ это время король Торисмондъ, изгнавшій своего брата, законнаго короля Жерисмонда, и завладѣвшій его престоломъ силой. Саладинъ, услыхавъ, что при дворѣ предполагалась карусель для испытанія силы борцовъ, и что при этомъ выступалъ для борьбы одинъ извѣстный страшный силачъ, коварно подговорилъ Розадера выступить съ нимъ въ состязаніе, увѣренный, что молодому человѣку ни въ какомъ случаѣ не одолѣть такого геркулеса, и что гибель его будетъ неизбѣжна. Но Розадеръ не только блистательно выдержалъ единоборство, сразивъ своего страшнаго противника, но, кромѣ этой побѣды, одержалъ еще другую, иного рода. При дворѣ Ториѳмонда жила его племянница, Розалинда, дочь изгнаннаго имъ брата, воспитанная вмѣстѣ съ дочерью самого Ториѳмонда, своей двоюродной сестрой Адиндой. Восхищенная храбростью Розадера, Розалинда влюбилась въ него, а онъ бъ нее. Любовь ихъ была скрѣплена обмѣномъ вещественныхъ доказательствъ: Розалинда подарила Розадеру драгоцѣнную цѣпь, а онъ поднесъ ей пламенный сонетъ собственнаго сочиненія. Вернувшись домой, Розадеръ былъ очень нелюбезно принятъ своимъ братомъ; но однако наружная ихъ дружба продолжалась. Между тѣмъ подозрительный Торисмондъ, замѣтя, что племянница его, Розалинда, дочь изгнаннаго короля, сдѣлалась предметомъ общей любви и уваженія, рѣшился изгнать ее также, какъ изгналъ ея отца. Алинда, глубоко любя сестру, горячо заступилась за нее передъ своимъ отцомъ, но навлекла этимъ только его гнѣвъ и на себя. Раздраженный Торисмондъ объявилъ, что если она не хочетъ ему повиноваться, то можетъ покинуть дворъ вмѣстѣ съ Розалиндой. Обѣ дѣвушки съ радостью ухватились за этотъ случаи, чтобы не разлучаться, и удалились въ Арденнскій лѣсъ, гдѣ, какъ онѣ слышали, поселился со своими товарищами изгнанный герцогъ. При этомъ Розалинда, чтобы не привлекать вниманія праздныхъ гулякъ на двухъ одинокихъ дѣвушекъ, переодѣлась въ мужское платье. Герцога-отца онѣ однако не могли отыскать, вслѣдствіе чего и рѣшились поселиться въ лѣсу однѣ, для чего купили чрезъ посредство одного встрѣченнаго ими пастуха небольшую мызу со стадомъ овецъ. Дѣйствіе разсказа переносится затѣмъ опять въ домъ Саладина. Страшно раздраженный побѣдой брата, онъ рѣшился погубить его во что бы то ни стало и для этого, напавъ на него ночью съ толпою слугъ, связалъ и приковалъ цѣпями къ столбу залы своего замка, задумавъ увѣрить сосѣдей, будто Розадеръ былъ бѣшеный сумасшедшій. Розадера спасъ старый слуга его отца, Адамъ. Онъ принесъ тайно въ залу оружіе и подпилилъ оковы привязаннаго. Когда же Саладинъ явился съ толпой своихъ друзей, то Розадеръ, сбросивъ оковы, схватилъ вмѣстѣ съ Адамомъ приготовленное оружіе и выгналъ изъ залы всѣхъ своихъ враговъ, не ожидавшихъ такого сопротивленія. Оба спаслись затѣмъ бѣгствомъ и удалились въ тотъ же Арденнскій лѣсъ, гдѣ долгое время блуждали безъ пищи, пока наконецъ, истомленные голодомъ, не встрѣтили стараго изгнаннаго короля Жернемонда съ его свитой, которые пріютили ихъ и обласкали. Далѣе въ новеллѣ разсказывается, какъ Розадеръ, поселясь въ лѣсу и изнывая отъ любви къ Розалиндѣ, сталъ писать на корѣ деревьевъ пламенные стихи, обращенные къ ней: какъ Розалинда и Алина, увидѣвъ и прочтя эти стихи, вступили съ нимъ въ разговоръ, и какъ Розадеръ не узналъ Розалинды въ мужскомъ платьѣ. Она же стала его утѣшать, при чемъ предложила въ шутку разыгрывать предъ нимъ роль настоящей Розалинды. Послѣ нѣсколькихъ идиллическихъ шуточныхъ сценъ между любовниками дѣйствіе новеллы возвращается вновь къ Саладину. Подозрительный Торисмондъ изгналъ его изъ предѣловъ королевства, при чемъ Саладинъ, сбившись съ пути, попалъ въ тотъ же Арденнскій лѣсъ, гдѣ, заснувъ подъ деревомъ, подвергся нападенію голоднаго льва. Розадеръ, случайно проходившій мимо, благородно спасъ своего коварнаго брата, послѣ чего оба искренно примирились. Скоро потомъ Саладину представился случай его отблагодарить. Жившіе въ лѣсу разбойники напали на Розалинду съ Лдиндой. Розадеръ. смѣло бросившійся имъ на помощь, былъ раненъ въ схваткѣ и навѣрно бы погибъ, если бъ не подоспѣлъ всѣмъ тремъ на помощь проходившій случайно мимо Саладинъ. Увидя при этомъ Алинду, онъ такъ былъ пораженъ ея красотой, что, влюбившись немедленно, предложилъ ей вступить съ нимъ въ бракъ, на что и получилъ согласіе. Далѣе въ разсказъ вводится новый эпизодъ. Въ лѣсу жили простодушный пастухъ Монтанусъ и гордая красавица, пастушка Фебе. Монтанусъ тщетно добивался ея любви и разъ какъ-то съ грустью пожаловался на свое горе Розалиндѣ. Розалинла вздумала убѣдить Фебе согласиться на искательства Монтануса, но изъ убѣжденій ея вышелъ совершенно неожиданный результатъ: Фебе, обманутая мужскимъ платьемъ Розалинды, влюбилась въ нее. Тоща Розалинда, желая кончить какъ это недоразумѣніе, такъ равно и свою мистификацію съ Розадеромъ, считавшимъ ее тоже мужчиной, объявила Фебе, что готова на ней жениться съ тѣмъ однако условіемъ, что если въ день брака Фебе откажется отъ свадьбы сама, то обязана будетъ стать женой Монтануса. Фебе согласилась. Тоща Розалинда устроила великолѣпную свадьбу Саладина съ Алиндой, пригласивъ на нее скрывавшагося въ Арденнскомъ лѣсу герцога, своего отца, со свитой. Когда же гости собрались, то, явясь въ женскомъ платьѣ, она открылась отцу и Розадеру, доказавъ тѣмъ равно и Фебе невозможность своего съ нею брака. Во время свадебнаго пира всѣхъ трехъ паръ пришло извѣстіе, что король Торисмондъ собралъ огромную армію съ намѣреніемъ напасть на изгнаннаго герцога въ лѣсу. Послѣдовавшая битва б мла счастлива для изгнанниковъ. Побѣжденный Торисмондъ погибъ въ сраженіи, послѣ чего изгнанный герцогъ вновь занялъ престолъ, щедро наградивъ друзей и помощниковъ, раздѣлявшихъ съ нимъ его судьбу. Новелла заключается, по общему обычаю разсказовъ этого рода, нравоученіемъ автора, откуда мы узнаемъ, что цѣлью его было показать, какъ нехорошо не исполнять завѣщанія своихъ родителей; что добродѣтель измѣряется не знатностью рода, но поведеніемъ; что младшіе братья могутъ быть порой лучше и добродѣтельнѣе старшихъ, и что истинная братская любовь должна побѣдить гнетъ всякихъ внѣшнихъ событій.
   Сличая выведенные въ новеллѣ факты съ тѣмъ, что изобразилъ Шекспиръ въ своей комедіи, нельзя не замѣтить, что съ фактической стороны онъ почти ни въ чемъ не отступилъ отъ разсказа Лоджа. Единственный измѣненный имъ фактъ состоитъ въ томъ, что, по Лоджу, король, похитившій престолъ, погибаетъ въ битвѣ; а по Шекспиру -- онъ отказывается отъ престола самъ, пораженный увѣщаніемъ святого отшельника. Какъ ни ничтожно и даже какъ ни странно такое измѣненіе, не мотивированное, повидимому, ничѣмъ, но оно, какъ увидимъ ниже, звучитъ совершенно въ тонъ съ тѣмъ совершенно новымъ духомъ, который влилъ въ свое произведеніе сравнительно съ разсказомъ Лоджа Шекспиръ. Эта разница между обоими произведеніями по духу чувствуется уже при первомъ взглядѣ на то, какъ расположены въ нихъ сцены. У Лоджа мѣсто дѣйствія безпрестанно мѣняется, переходя изъ дворца герцога, похитителя престола, въ Арденнскій лѣсъ и обратно, при чемъ эта разность мѣста не обращаетъ на себя при чтеніи разсказа никакого особеннаго вниманія и кажется совершенно случайной, обусловленной только нитью разсказа. Между темъ у Шекспира вся комедія раздѣлена по мѣсту дѣйствія на два отдѣла, рѣзко оттѣненныхъ каждый совершенно своеобразнымъ характеромъ. Въ первой части дѣйствіе происходитъ почти исключительно при дворѣ, а во второй -- въ лѣсу. Нѣкоторыя небольшія сцены, правда, чередуются по мѣсту дѣйствія и у Шекспира, но въ общемъ это не мѣшаетъ впечатлѣнію рѣзкой разграниченности обѣихъ частей. Въ первой всѣ событія носятъ характеръ того вѣка желѣза и крови, когда человѣческая жизнь ни во что не ставилась, когда ради жестокаго эгоизма презирались самыя близкія узы родства и для достиженія цѣли пускались всѣ средства, лишь бы цѣль была достигнута. Такъ, мы видимъ братьевъ, возстающихъ на братьевъ; дядю, изгоняющаго ни въ чемъ невинную предъ нимъ племянницу; время проводится въ жестокихъ забавахъ, напоминающихъ вѣкъ гладіаторовъ. Совсѣмъ иное во второй части. Уже самое мѣсто дѣйствія показываетъ, что оно перенеслось въ какую-то другую, невѣдомую страну, не имѣющую съ прежней ничего общаго. Мѣсто, правда, названо, какъ и у Лоджа, Арденнскимъ лѣсомъ, т.-е., мѣстомъ, лежащимъ неподалеку отъ того суроваго дворца, гдѣ происходятъ первыя сцены; но при самомъ поверхностномъ взглядѣ мы увидимъ, что лѣсъ этотъ имѣетъ съ настоящимъ Арденнскимъ лѣсомъ общаго только имя. Въ этомъ сѣверномъ лѣсу растутъ маслины и пальмы, въ немъ водятся гигантская змѣя и свирѣпые львы; природа его нѣжитъ чувства своей идиллической простотой и прелестью, словомъ -- это какое-то фантастическое царство, напоминающее скорѣе тѣ сказочныя страны, въ которыхъ происходитъ дѣйствіе "Сна въ лѣтнюю ночь" или "Бури". Если мы перейдемъ къ анализу поступковъ дѣйствующихъ лицъ, то увидимъ, что и они живутъ и поступаютъ совершенно иначе, чѣмъ въ первой части. Такъ, главные герои пьесы, Орландо и Розалина, представлены въ первой части: онъ -- какъ оскорбленный, энергичный юноша, рѣшившійся добиться всего силой и храбростью: а она -- какъ невинно обиженная дѣвушка, изгнанная своимъ дядей. Но что же видимъ мы во второй части? Герой, сразившій силача, котораго не могъ одолѣть никто, является превращеннымъ въ идиллическаго влюбленнаго, забывшаго ради любви весь міръ. Онъ плачетъ, вздыхаетъ, пишетъ пламенные стихи, царапаетъ ихъ на корѣ деревьевъ, ищетъ пособить своему горю даже наивной мистификаціей, повѣряя свои страданія воображаемому лицу. Равно, серьезная, меланхолическая Розалина оказывается тоже страстно влюбленной. Она то страдаетъ при мысли, что возлюбленный опоздалъ прійти на свиданье, то вдругъ начинаетъ рѣзвиться, какъ шаловливое дитя, выдумывая разныя шутки, чтобъ ласково и нѣжно посмѣяться надъ своимъ другомъ. Прочія дѣйствующія лица подвергаются точно такому же превращенію. Герцогскій шутъ, не особенно привыкшій во дворцѣ къ идиллическимъ чувствамъ, влюбляется, поселившись въ лѣсу, тоже въ какую-то деревенскую Дульцинею. Старый изгнанный герцогъ и его свита, попавшіе въ лѣсъ никакъ не по собственному желанію, мирятся съ судьбой и наслаждаются природой, громко заявляя, что въ жизни можно вѣрить только ея привѣту. Старшій братъ Орландо, Оливеръ, этотъ безсердечный негодяй, какимъ онъ выведенъ въ первой части, попавъ бъ тотъ-же лѣсъ, искренно мирится съ братомъ и затѣмъ, влюбившись бъ Целію, оставляетъ ради любви всѣ свои прежніе честолюбивые замыслы. Всѣ эти перемѣны хотя нѣсколько и бросаются въ глава своей рѣзкостью, но въ нихъ Шекспиръ повторилъ по крайней мѣрѣ факты разсказа Лоджа; между тѣмъ въ концѣ комедіи встрѣчаемъ мы уже совершенно неожиданное отступленіе отъ того, что даетъ даже этотъ разсказъ. Герцогъ, похититель престола, погибающій, по новеллѣ Лоджа, въ сраженіи, у Шекспира раскаивается въ своихъ грѣхахъ, убѣжденный словами святого отшельника, и такимъ образомъ примыкаетъ также къ тому мирному, идиллическому настроенію, какимъ проникнута вся вторая часть пьесы. Это измѣненіе редакціи разсказа очень характерно и лучше всего обличаетъ, что Шекспиръ, сочиняя свою комедію, преслѣдовалъ совершенно иную идею сравнительно съ новеллой Лоджа, Идея эта проста и сквозитъ при самомъ поверхностномъ взглядѣ. Въ Шекспировой пьесѣ явно изображено благотворное вліяніе на людскую душу безыскусственной природной жизни сравнительно съ той грубой, безсердечной ея обстановкой, какая сложилась въ городахъ и замкахъ. Разсказъ Лоджа, написанный по шаблону всѣхъ средневѣковыхъ новеллъ, съ единственной цѣлью дать какъ можно болѣе поразительныхъ событій, не обличаетъ этой идеи почти ничѣмъ; но Шекспиръ подсмотрѣлъ ее въ нѣкоторыхъ деталяхъ новеллы и подчеркнулъ съ особенной рельефностью въ своей пьесѣ, сдѣлавъ эту идею основной ея мыслью. Цѣли своей Шекспиръ, конечно, достигъ главнѣйше тѣмъ, что, независимо отъ измѣненія общаго хода сюжета, онъ переработалъ совершенно его детали, вливъ въ содержаніе отдѣльныхъ сценъ цѣлое море неподражаемой, утонченной поэзіи (чего совсѣмъ нѣтъ у Лоджа), но сдѣланное имъ рѣзкое раздѣленіе всего сюжета на два различныхъ отдѣла, а равно измѣненное окончаніе играютъ также очень большую роль въ томъ впечатлѣніи, какое производитъ общая идея пьесы.
   Какъ ни мила эта идея, нельзя однако не сознаться, что сама по себѣ она не заключаетъ достаточно богатаго матеріала для драматическаго произведенія. Безконечное воркованье влюбленныхъ ши идиллическое наслажденіе красотами природы -- все это сцены, могущія дать матеріалъ для идилліи или для лирическихъ стихотвореній" но никакъ не для драмы, въ которой рядомъ съ изображеніемъ чувствъ долженъ быть непремѣнно представленъ ходъ событій, подъ вліяніемъ которыхъ чувства и взгляды дѣйствующихъ лицъ мѣняются предъ глазами зрителя. Вотъ этого-то условія мы въ комедіи не находимъ дѣйствительно. Изъ всѣхъ произведеній Шекспира она единственная, въ которой драматизмъ пожертвованъ въ пользу лиризма. Главныя лица -- Орландо, Розалина, Оливеръ и герцогъ-похититель -- являются во второй части комедіи какъ бы совершенно иными лицами сравнительно съ тѣмъ, какими мы ихъ видѣли вначалѣ, а потому и не могутъ назваться истинно драматическими характерами. Опредѣляя такъ общее впечатлѣніе пьесы, слѣдуетъ однако прибавить, что въ отдѣльныхъ ея эпизодахъ (и особенно въ тѣхъ, которые сочинены самимъ Шекспиромъ) драматическое начало все-таки пробивается полной и яркой струей, не менѣе, чѣмъ и въ прочихъ лучшихъ произведеніяхъ поэта. Такъ, напримѣръ, мы видимъ очень много сценичности и драматизма въ томъ, какъ изображены характеры меланхолика Жака, шута, его деревенской возлюбленной и пастушки Фебе. Изъ этихъ лицъ первыя три созданы самостоятельно самимъ Шекспиромъ, а личность пастушки Фебе хотя и взята изъ разсказа Лоджа, но характеръ ея передѣланъ и освѣщенъ Шекспиромъ гораздо полнѣе и рельефнѣй. Меланхоликъ Жакъ можетъ быть названъ маленькимъ комическимъ Лимономъ. Но между нимъ и этимъ лицомъ лежитъ та огромная разница, что настоящій Тихонъ дѣйствительно много перенесъ отъ людей, и потому его къ нимъ ненависть, хотя и преувеличенная, имѣла серьезное, даже трагическое основаніе. Между тѣмъ меланхолія Жака отличается тѣмъ, что роль враговъ, поселившихъ въ немъ ненависть и презрѣніе къ людямъ и жизни, разыгралъ, самъ того не замѣчая, онъ самъ. Изъ словъ герцога о прежней жизни этого миніатюрнаго мизантропа мы узнаемъ, что онъ слишкомъ всласть насладился жизнью, насладился до потери силъ, ею пользоваться, а затѣмъ, не желая изъ самолюбивой щепетильности покаяться предъ самимъ собой въ этомъ грѣхѣ, вздумалъ притянуть за него къ отвѣту ни въ чемъ неповинную предъ нимъ жизнь. Въ характерѣ его всего комичнѣе то, что, драпируясь въ мантію дешевой и совершенно безобидной мизантропіи, онъ въ результатѣ оказывается не болѣе, какъ мелочнымъ брюзгой, способнымъ возбудить своими моральными сентенпіями лишь добродушную надъ собою насмѣшку. Нужно ли говорить, до чего этотъ характеръ вѣренъ съ тѣмъ, что мы встрѣчаемъ въ жизни- Подобнаго рода душевное настроеніе до того присуще человѣческой природѣ вообще, что такимъ Жакомъ можетъ оказаться въ иныя минуты всякій. Рѣдко даже у Шекспира можно встрѣтить то искусство, съ какимъ поэтъ умѣлъ слить въ этомъ лицѣ серьезныя нравственныя черты съ неподражаемымъ юморомъ. Въ сущности, Жакъ очень добродушенъ, чѣмъ бееусловно привлекаетъ къ себѣ симпатію окружающихъ. Онъ не столько злится на людей, сколько о нихъ сожалѣетъ, что они должны жить въ тѣхъ ненормальныхъ условіяхъ, въ какія, по мнѣнію Жака, поставлена жизнь, и вотъ мы видимъ, что онъ преискренно, хотя и нѣсколько театрально, плачетъ надъ раненымъ оленемъ, оставленнымъ своими товарищами. Его судьбу сравниваетъ онъ съ судьбой тѣхъ бѣдняковъ, горе которыхъ не хотятъ знать богатые. Весь міръ представляется ему театромъ, на которомъ каждый изъ людей не болѣе, какъ актеръ, обязанный, хочешь -- не хочешь, сыграть роль, предписанную впередъ. Добродушный философъ забылъ при этомъ только то, что какъ ни тяжелы порой бываютъ тѣ оковы, въ которые заключаютъ насъ внѣшнія условія жизни, но въ очень большомъ числѣ случаевъ мы все-таки можемъ къ нимъ приноровиться и часто даже ихъ побѣдитъ. Для этого, правда, нужно имѣть твердую волю и энергію, и потому тотъ, въ комъ ихъ нѣтъ, конечно, не достигнетъ цѣли; но несправедливо будетъ въ подобномъ случаѣ обвинять вмѣсто себя жизнь. А Жакъ поступаетъ именно такимъ образомъ, за что и наказываетъ самъ себя, оставаясь одинокимъ. Интересно, съ какимъ тонкимъ знаніемъ души подобныхъ людей Шекспиръ закончилъ его роль. Такихъ мизантроповъ на добродушной, безвредной подкладкѣ, каковъ былъ Жакъ, обыкновенно въ жизни не только не преслѣдуютъ, но, напротивъ, любятъ и балуютъ. Ихъ преувеличенныя жалобы и даже дерзкія съ виду выходки возбуждаютъ скорѣе добродушный смѣхъ, чѣмъ негодованіе окружающихъ. Товарищи Жака, съ герцогомъ во главѣ, относятся къ нему именно такимъ образомъ. Герцогъ искренно уговариваетъ его остаться въ ихъ компаніи, но безвредный человѣконенавистникъ не хочетъ и слушать. Онъ почуялъ, что обращенный святымъ отшельникомъ и раскаявшійся въ своихъ грѣхахъ похититель престола будетъ для него болѣе пріятнымъ собесѣдникомъ. Съ нимъ можно будетъ побрюзжать и побранить міръ лучше, чѣмъ въ обществѣ людей, довольныхъ этимъ міромъ, и мы видимъ, что Жакъ, не колеблясь, покидаетъ любящихъ его друзей, чтобы отвести душу съ новымъ собесѣдникомъ.
   Кромѣ Жака, сочинены въ настоящей пьесѣ самостоятельно Шекспиромъ личности Ле-Бо, шута, и его деревенской дульцинеи Одри. При всей незначительности этихъ лицъ, они нарисованы мастерскими штрихами и, кромѣ того, вводятъ въ ходъ пьесы своимъ комизмомъ очень оживляющую струю среди идиллическихъ сценъ второй части, которыя, несмотря на свою поэтическую прелесть, могли бы иначе произвести слишкомъ однообразное впечатлѣніе. Логика шута, когда, напримѣръ, онъ взвѣшиваетъ выгоды и невыгоды деревенской и городской жизни, проникнута истинно Шекспировскимъ юморомъ. Въ рѣшимости его жениться, тоіда какъ онъ и по профессіи и по всей прошедшей жизни, казалось бы, менѣе всего былъ способенъ на такой шагъ, также высказывается общая идея пьесы о томъ отрезвляющемъ вліяніи, какое простая, природная жизнь производитъ на неиспорченныя стороны нашей души. Личность пастушки Фебе существуетъ и въ разсказѣ Лоджа, но Шекспиръ со свойственнымъ ему одному умѣньемъ оживилъ нѣсколькими штрихами ея характеръ, совершенно безличный у Лоджа. Сцена, когда она влюбляется въ Орландо и затѣмъ противъ воли выдаетъ себя, говоря Сильвіо, повидимому, совершенно противоположное тому, что думаетъ, принадлежитъ къ лучшимъ изъ тѣхъ второстепенныхъ психологическихъ положеній, какія выведены Шекспиромъ въ его комедіяхъ при изображеніи женскихъ характеровъ.
   

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

   Герцогъ, живущій въ изгнаніи.
   Фредерикъ, его братъ, похитившій престолъ.
   Амьенъ, Жакъ, вельможи, послѣдовавшіе за изгнаннымъ герцогомъ.
   Ле-Бо, придворный.
   Карлъ, атлетъ для борьбы при дворѣ герцога.
   Оливеръ, Жакъ, Орландо, сыновья умершаго вельможи Роуланда де-Буа.
   Адамъ, Деннисъ, слуги Оливера.
   Оселокъ, шутъ.
   Оливеръ Кривотолкъ, самозванный священникъ 1).
   Коринъ, Сильвій, пастухи.
   Вилліамъ, поселянинъ, влюбленный въ Одри.
   Лицо, изображающее Гименея.
   Розалина, дочь изгнаннаго герцога.
   Целія, дочь Фредерика, ея двоюродная сестра.
   Фебе, пастушка.
   Одри, деревенская дѣвушка.

Вельможи, пажи, лѣсничій и свита.

Дѣйствіе происходитъ сначала въ помѣстьѣ Оливера, потомъ при дворѣ Фредерика, а затѣмъ въ Арденнскомъ лѣсу.

   

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Садъ при домѣ Оливера.

(Входятъ Орландо и Адамъ).

   Орландо. Сколько я помню, Адамъ, дѣло было такъ: онъ завѣщалъ мнѣ жалкую тысячу кронъ 2), съ условіемъ, чтобъ братъ, какъ ты сказалъ, далъ мнѣ, подъ угрозой лишиться отцовскаго благословенія, приличное воспитаніе. Отсюда начались всѣ мои невзгоды. Братъ Жакъ, помѣщенный имъ въ шкоду, сдѣлалъ такіе быстрые успѣхи, что молва прославила ихъ какъ чудо. Меня же онъ сталъ воспитывать дома или, вѣрнѣй говоря, оставилъ безъ всякаго воспитанія. Посуди самъ: можно ли назвать для дворянина приличнымъ воспитаніемъ, если его будутъ содержать и кормить, какъ быка? Въ этомъ я могу позавидовать даже его лошадямъ, потому что ихъ, кромѣ корма, учатъ и дрессируютъ, нанимая для этого дорогихъ конюховъ. А я, его братъ, живу жалкими подачками! Его вьючный скотъ обязанъ ему за свой подножный кормъ не больше, чѣмъ я. Мало того: онъ своимъ со мной обращеньемъ старается уничтожить даже то, что даетъ. Онъ заставляетъ меня обѣдать съ своей прислугой, отказывая мнѣ въ имени брата! Вѣдь, обращаясь со мной такъ, онъ клеймитъ даже благородство моего происхожденья. Вотъ что терзаетъ меня, Адамъ! Но я чувствую, что духъ отца, живущій во мнѣ, заставляетъ меня возстать противъ такого обращенія. Я не буду выносить его больше, хотя и не знаю, какимъ средствомъ поправить бѣду.
   Адамъ. Смотрите, вашъ братъ идетъ сюда.
   Орландо. Отойди къ сторонѣ. Ты увидишь самъ, какъ онъ со мной обращается.

(Входитъ Оливеръ).

   Оливеръ. Ты что тутъ дѣлаешь?
   Орландо. Ничего. Меня что-нибудь дѣлать не научили.
   Оливеръ. Выдумываешь какую-нибудь гадость?
   Орландо. Именно 3): помогаю тебѣ гадить твоего несчастнаго брата, оставляя его въ бездѣльѣ.
   Оливеръ. Догадайся сдѣлать что-нибудь умнѣй и убирайся отсюда вонъ.
   Орландо. Куда? Не хочешь ли ты, чтобъ я сталъ пасти твоихъ свиней и кормился ихъ желудями? Я не промоталъ, какъ блудный сынъ, ничьего добра, чтобъ дойти до этого.
   Оливеръ. Ты знаешь, гдѣ ты?
   Орландо. Знаю: въ твоемъ саду.
   Оливеръ. И знаешь, передъ кѣмъ стоишь?
   Орландо. Лучше, чѣмъ знаетъ тотъ, передъ кѣмъ я стою. Ты мой старшій братъ и по кровному родству долженъ былъ бы знать это также. Если законъ ставитъ тебя выше меня по праву первородства 4), то тотъ же законъ не отнимаетъ моихъ правъ, хотя бы насъ раздѣляли съ тобой еще двадцать другихъ братьевъ. Во мнѣ столько же отцовской крови, сколько въ тебѣ, но ты долженъ былъ бы вести себя приличнѣй, чтобъ быть похожимъ на отца; и это именно потому, что ты старшій братъ.
   Оливеръ (бросаясь на Орландо). Мальчишка!..
   Орландо (схватывая его) 5). Ну, на-это у тебя коротка руки, несмотря на твое старшинство.
   Оливеръ. Ты хочешь поднять на меня руку, дрянь?..
   Орландо. Я не дрянь 6), а младшій сынъ Роуланда де-Буа. Онъ мой отецъ, а потому будетъ трижды дрянью тотъ, кто посмѣетъ сказать, что у такого отца могъ родиться дрянной сынъ! Не будь ты моимъ братомъ, я не выпустилъ бы твоего горла изъ моей руки, пока не вырвалъ бы другой рукой за такія слова твой гнусный языкъ! Стыдъ за нихъ не мнѣ, а тебѣ!
   Адамъ (подходя). Полноте, господа. Помиритесь хоть ради памяти вашего отца.
   Оливеръ. Говорю тебѣ, выпусти меня!..
   Орландо. Не выпущу, пока не захочу. А ты стой и слушай! Отецъ обязалъ тебя предсмертной волей дать мнѣ приличное воспитаніе, а ты вырастилъ меня невѣждой и мужикомъ, убивъ во мнѣ всѣ благородныя чувства. Къ счастью, духъ отца еще живъ въ моей душѣ, и я не позволю такъ обращаться со мной впередъ! Потому выбирай одно изъ двухъ: или дай мнѣ жить, какъ слѣдуетъ дворянину, или выплати ту ничтожную сумму, какую завѣщалъ мнѣ отецъ. Съ ней я найду свое счастье.
   Оливеръ. Что жъ ты задумалъ?-- промотать все, а затѣмъ заняться нищенствомъ? Впрочемъ, хорошо!-- я согласенъ. Ступай, куда хочешь. Мнѣ возиться съ тобой надоѣло. Бери свою часть, только оставь меня въ покоѣ.
   Орландо. Больше я отъ тебя ничего не требую.
   Оливеръ (Адаму). Ты, старый песъ, убирайся съ нимъ также.
   Адамъ. Я старый песъ!-- хороша награда за мою службу. Впрочемъ, я на ней вѣдь точно, какъ старый песъ, потерялъ всѣ мои зубы. Господь да упокоитъ нашего стараго господина! Не сказалъ бы мнѣ такого слова онъ.

(Уходятъ Орландо и Адамъ).

   Оливеръ. Вотъ оно какъ! Молокососъ вздумалъ меня перерасти. Ну, да я поумѣрю его прыть. Тысячи кронъ онъ такъ же не увидитъ, какъ своихъ ушей! Эй, Деннисъ!

(Входитъ Деннисъ).

   Деннисъ. Вы изволили звать?
   Оливеръ. Приходилъ ли Карлъ, герцогскій силачъ?
   Деннисъ. Онъ здѣсь и ждетъ, когда вамъ будетъ угодно его позвать.
   Оливеръ. Зови. (Деннисъ уходитъ). Дѣло можетъ наладиться. Вѣдь схватка назначена завтра. (Входитъ Карлъ).
   Карлъ. Добраго здоровья вашей милости.
   Оливеръ. Здравствуй, голубчикъ Карлъ. Какія новости при новомъ дворѣ 7)?
   Карлъ. Да никакихъ, кромѣ прежнихъ. Стараго герцога, какъ извѣстно, прогналъ новый, его младшій братъ; а за старымъ поплелись въ добровольное изгнанье трое или четверо старыхъ придворныхъ. Земли ихъ достались новому герцогу, почему онъ и посмотрѣлъ на ихъ уходъ сквозь пальцы.
   Оливеръ. А Розалина, дочь стараго герцога, изгнана съ нимъ также?
   Карлъ. О, нѣтъ. Съ ней слишкомъ слюбилась дочь новаго герцога, ея двоюродная сестра. Онѣ вѣдь вмѣстѣ выросли, и она объявила, что или уйдетъ вмѣстѣ съ сестрой, или наложитъ на себя руки. Потому Розалину оставили при дворѣ. Къ тому же вѣдь и новый герцогъ любитъ ее не меньше, чѣмъ свою дочь. А ужъ какъ любятъ другъ друга обѣ сестры, такъ этого не разскажешь.
   Оливеръ. Гдѣ же старый герцогъ намѣренъ поселиться?
   Карлъ. По слухамъ, онъ теперь въ Арденнскомъ лѣсу, гдѣ гуляетъ не мало веселыхъ людей въ родѣ тѣхъ, какіе жили съ англійскимъ Робинъ-Гудомъ 8). Говорятъ, новая молодежь пристаетъ къ нимъ каждый день и живетъ припѣваючи, какъ въ золотомъ вѣкѣ.
   Оливеръ. Кажется, завтра ты долженъ показать предъ герцогскимъ дворомъ свою силу?
   Карлъ. Такъ точно; и я нарочно зашелъ доложить вамъ объ этомъ. Мнѣ шепнули втихомолку, будто со мной хочетъ схватиться, переодѣтымъ, вашъ младшій братецъ, Орландо. А завтра стоитъ на ставкѣ моя честь, и потому впередъ скажу, что счастливъ будетъ тотъ, кто уйдетъ изъ моихъ рукъ съ. цѣлыми костями. Братецъ вашъ такой молодой и деликатный, и мнѣ, ради любви моей къ вамъ, вовсе не хотѣлось бы его растянуть. Между тѣмъ честь заставитъ въ случаѣ, если онъ сунется, сдѣлать это непремѣнно. Такъ вотъ я и явился сказать вамъ объ этомъ для того, чтобъ вы или отговорили его выходить, или въ противномъ случаѣ -- ужъ дѣлать нечего -- приготовились къ несчастью. Онъ накликалъ его на себя самъ, и. я тутъ ни при чемъ.
   Оливеръ. Спасибо, другъ, за твою заботливость обо мнѣ, и повѣрь, что я сумѣю тебя за это наградить. О затѣѣ брата я слышалъ самъ и старался всячески его отговорить. Но что станешь дѣлать?-- онъ рѣшился твердо. Скажу тебѣ между нами, что упрямѣй этого мальчишки не найдешь во всей Фраядіи. Онъ нахаленъ, завистливъ, честолюбивъ. Мало того, онъ трусъ, негодяй и постоянно строить козни противъ меня, его роднаго брата! Потому дѣйствуй, какъ знаешь. Переломишь ли ты ему только палецъ или шею, я отнесусь равнодушно какъ къ тому, такъ и къ другому. А тебѣ дамъ изъ дружбы совѣтъ: не зѣвай! Если ты разсердишь его хоть чѣмъ-нибудь, ну, хоть просто не дашь одержать надъ собой побѣды, которой онъ могъ бы похвастать, то берегись! Онъ изведетъ тебя какимъ-нибудь инымъ способомъ: ядомъ, засадой, ну, словомъ, какой-нибудь подлостью. Повторяю тебѣ. и повторяю со слезами, что такого испорченнаго мальчишки не найдешь въ цѣломъ свѣтѣ. Я это говорю еще сдержанно, какъ его братъ. Суди же, въ какой ужасъ и изумленіе привелъ бы я тебя, и какъ рыдать и краснѣть долженъ былъ бы самъ, если бъ раскрылъ предъ тобой всѣ его настоящія качества!
   Карлъ. Очень я радъ, что мнѣ пришло на умъ съ вами повидаться. Пусть только онъ явится завтра -- увидите, какъ я его обработаю 9). Если ему удастся уйти безъ костылей, то даю слово отказаться отъ борьбы навсегда. Пошли Господь вамъ свою благодать. (Уходитъ Карлъ).
   Оливеръ. Прощай, любезный Карлъ. Ну, теперь, надѣюсь, прохвостъ 10) въ моихъ рукахъ. Кончить съ нимъ удастся навѣрно. Нѣтъ человѣка, котораго бы я такъ ненавидѣлъ, какъ его! За что?-- не знаю самъ. Онъ вкрадчивъ, образованъ, хоть и ничему не учился. Въ немъ есть какая-то порядочность, какая нравится всѣмъ, и нравится особенно моимъ людямъ, такъ что даже я стою въ ихъ глазахъ ниже, чѣмъ онъ. Ну, да скоро все это кончится! Этотъ дюжій парень устроитъ дѣло, какъ слѣдуетъ. Надо только подбить и разогрѣть моего юнца. Займусь теперь этимъ.

(Уходитъ).

   

СЦЕНА 2-я.

Площадь предъ дворцомъ герцога.

(Входятъ Розалина и Целія).

   Целія. Розалиночка! Дружокъ мой!-- да будь же хоть немножко повеселѣй.
   Розалина. Право, милая Целія, я и то кажусь гораздо веселѣй, чѣмъ весела на дѣлѣ; а ты требуешь еще большаго! Вѣдь если ты не заставишь меня забыть главную причину моей печали -- изгнаннаго отца, то нечего и просить меня быть веселой.
   Целія. Значитъ, ты любишь меня меньше, чѣмъ я тебя. Если бъ твой отецъ, мой дядя, взялъ верхъ надъ твоимъ дядей, моимъ отцомъ, а ты при этомъ осталась со мной, то увѣряю, что моя къ тебѣ любовь пріучила бы меня считать твоего отца моимъ. Потому, если бъ ты любила меня, какъ я тебя, то думала бъ точно такъ же.
   Розалина. Хорошо, постараюсь забыть свое положеніе, чтобъ радоваться твоимъ.
   Целія. Ты знаешь, что у моего отца, кромѣ меня, дѣтей нѣтъ, да, вѣроятно, и не будетъ. Потому, въ случаѣ его смерти, наслѣдницей престола будешь ты. Это вѣрно, такъ какъ я поклялась возвратить тебѣ доброй волей все, что мой отецъ отнялъ у твоего, и если этого не исполню, то считай меня чудовищемъ. Будь же моя милая, сладчайшая Розочка, повеселѣй.
   Розалина. Буду, буду; начну даже выдумывать разныя забавы. Какъ ты думаешь, что если бъ мы для начала обѣ влюбились?
   Целія. Почему же нѣтъ? Но только подъ условіемъ, что это будетъ именно для забавы. Влюбиться же серьезно -- оборони Богъ! Да и для забавы надо вести себя такъ, чтобъ всегда можно было отступить съ чистымъ румянцемъ, не потерявъ стыда.
   Розалина. Съ чего же начнемъ мы нашу забаву?
   Целія. Да хоть съ того, что посмѣемся надъ счастьемъ. Можетъ-быть, намъ удастся нашими насмѣшками заставить хозяйку-фортуну 11) сойти съ ея колеса и распредѣлять подарки людямъ ровнѣй и справедливѣй.
   Розалина. Хорошо, если бъ можно было это сдѣлать; а то вѣдь благодѣянія ея дѣйствительно попадаютъ зря. Особенно же эта почтенная слѣпая особа ошибается въ раздачѣ своихъ подарковъ женщинамъ.
   Целія. Это вѣрно: хорошенькихъ она рѣдко дѣлаетъ честными, а честныхъ обыкновенно обижаетъ насчетъ красоты.
   Розалина. Ну, въ этомъ случаѣ ты приписываешь фортунѣ то, что лежитъ на обязанности природы. Фортуна даритъ только счастье 12); а наружность -- это дѣло ужъ природы.
   Целія. Не совсѣмъ такъ: если природа создаетъ прелестное существо, то фортуна можетъ его уничтожить, толкнувъ въ огонь (Входитъ Оселокъ). Она можетъ вмѣшиваться во все. Вотъ и теперь: чуть только вздумали мы позубоскалить надъ фортуной, какъ она сейчасъ же прислала сюда этого дурака, чтобъ прервать наши разсужденія.
   Розалина. Надо заключить, что фортуна не очень цѣнитъ природу, если не брезгаетъ воспользоваться даже глупостью для того, чтобъ кончить умный разговоръ.
   Целія. Можетъ-быть, это, напротивъ, дѣло природы, а совсѣмъ не фортуны. Природа, замѣтивъ, что нашихъ способностей не хватаетъ для разсужденія о богинѣ, прислала намъ этого тупого дурака въ видѣ оселка, чтобъ наточить нашъ умъ. Вѣдь глупость дураковъ часто возбуждаетъ острыя насмѣшки въ умныхъ. (Оселку). Ну, что умникъ? Гдѣ ты странствовалъ съ своимъ великимъ умомъ?
   Оселокъ. Вашъ батюшка приказалъ вамъ прійти къ нему.
   Целія. И выбралъ для этого тебя посломъ?
   Оселокъ. Ну, хоть не посломъ, а все-таки прислалъ за вами; клянусь въ томъ честью!
   Розалина. Гдѣ ты научился такимъ клятвамъ 13)?
   Оселокъ. У одного рыцаря, который клялся честью даже въ томъ случаѣ, если надо было сказать, что пироги хороши, а горчица никуда не годится. Я хоть и видѣлъ при этомъ, что, напротивъ, горчица была хороша, а пироги скверны, но все-таки скажу, что рыцарь, поклявшись такой клятвой, не взялъ грѣха на душу.
   Целія. Чѣмъ же твоя мудрость это докажетъ?
   Розалина. Разнуздай ее для отвѣта.
   Оселокъ. Встаньте рядомъ и поклянитесь вашими бородами, что я бездѣльникъ.
   Целія. Клянемся бородами (если бъ онѣ у насъ были), что ты бездѣльникъ.
   Оселокъ. Клянусь и я моимъ бездѣльничествомъ (если бъ оно у меня было), что я точно бездѣльникъ. Но такъ какъ и я и вы поклялись тѣмъ, чего у насъ нѣтъ, значитъ -- наша клятва безгрѣшна. Точно такъ и рыцарь, поклявшись честью, которой не имѣлъ, остался чистъ отъ грѣха. Да сверхъ того, если бъ она у него когда-нибудь и была, то онъ навѣрно ее бы потерялъ раньше клятвы о пирогахъ и горчицѣ.
   Целія. На кого ты намекаешь?
   Оселокъ. На одного человѣка, котораго очень любитъ вашъ отецъ, Фредерикъ.
   Целія. Если его любитъ мой отецъ, то этого достаточно, чтобъ защитить его честь. И потому совѣтую тебѣ о немъ много не говорить, если не хочешь попробовать палокъ.
   Оселокъ. Очень жаль, если дуракамъ будетъ запрещено умно говорить о глупостяхъ умныхъ людей.
   Целія. Въ этомъ, пожалуй, ты правъ, потому что съ тѣхъ поръ, какъ надѣли намордникъ на небольшой умъ дураковъ, маленькая глупость умныхъ стала разрастаться не по днямъ, а по часамъ. Но вотъ идетъ господинъ Ле-Бо.

(Входитъ Ле-Бо).

   Розалина. И навѣрно съ цѣлымъ коробомъ новостей.
   Целія. Которыми начнетъ кормить насъ, какъ цыплятъ.
   Розалина. Это такъ: начинитъ насъ ими, какъ фаршемъ.
   Целія. Тѣмъ больше поднимется наша рыночная цѣна. Здравствуйте, господинъ Ле-Бо!-- что новаго?
   Ле-Бо. Не могу выразить, прекрасныя принцессы, какой чудной лишились вы потѣхи!
   Целія. Потѣхи? Какого же она была цвѣта 14)?
   Ле-Бо. Цвѣта?-- не знаю, какъ вамъ на это отвѣтить.
   Розалина. Какъ подскажетъ ваше остроуміе.
   Оселокъ. Или какъ Богъ положитъ на душу 15).
   Целія. Хорошо сказано,-- не могъ бы каменщикъ лучше примазать кирпичъ.
   Оселокъ. Еще бы!-- мое остроуміе пока еще не попортилось.
   Розалина. Случись это -- ты бы выдохся совсѣмъ.
   Ле-Бо. Позвольте позвольте, принцессы! Вы меня сбиваете съ нити разсказа. Я хочу сообщить вамъ о чудеснѣйшей борьбѣ, которой вамъ не удалось видѣть.
   Розалина. Такъ сообщайте, мы послушаемъ.
   Ле-Бо. Я начну съ начала, и если оно вамъ понравится, то вы можете, если пожелаете, увидѣть конецъ собственными глазами, потому что главное дѣло еще не кончено и будетъ происходить именно здѣсь, гдѣ вы теперь стоите.
   Целія. Хорошо. Но если начало, какъ вы сказали, уже кончено, то схоронимте его и перейдемте прямо къ концу.
   Ле-Бо. Представьте: является почтенный старецъ съ тремя сыновьями.
   Целія. Да это совершенно начало старинной сказки.
   Ле-Бо. Три юныхъ молодца!-- ростъ и красота всѣхъ неописанные.
   Розалина. Не были ли ихъ качества прописаны у нихъ на лбу 16) съ извѣстной фразой: "да будетъ вѣдомо каждому"?
   Ле-Бо. Старшій вызвалъ на состязанье извѣстнаго герцогскаго силача, Карла. Тотъ обработалъ его въ одинъ мигъ, сломавъ ему три ребра. Говорятъ, онъ не будетъ жить. Вышелъ другой -- та же исторія; и наконецъ третій! Старикъ, увидя это, разрыдался такъ, что заразилъ слезами всѣхъ присутствующихъ.
   Розалина. О, Боже!..
   Оселокъ. Но въ чемъ же заключается та потѣха, которой, къ вашему сожалѣнію, не видѣли принцессы?
   Ле-Бо. Какъ въ чемъ?-- да въ томъ, что я разсказалъ.
   Оселокъ. Должно-быть, люди становятся умнѣе со дня на день! Въ первый разъ въ жизни слышу, чтобъ видъ переломанныхъ реберъ могъ доставить женщинамъ удовольствіе.
   Целія. Я думаю тоже.
   Розалина. Неужели нашлись любители, желающіе послу-" тать музыку сломанныхъ костей еще разъ? Пойдешь ты, Целія, смотрѣть конецъ этой потѣхи?
   Ле-Бо. Если вы останетесь здѣсь, то вамъ придется увидѣть ее поневолѣ, потому что для продолженія борьбы назначено это мѣсто, и она начнется сейчасъ.
   Целія. Дѣйствительно, всѣ идутъ сюда. Нечего дѣлать: останемся и посмотримъ. (Трубы. Входятъ герцогъ Фредерикъ, придворные, Орландо, Карлъ и свита).
   Герц. Фредерикъ. Входите. Если юноша не слушаетъ никакихъ увѣщаній, то пусть поплатится за свою самонадѣянность.
   Розалина (указывая на Орландо). Это тотъ самый юноша?
   Ле-Бо. Да, принцесса.
   Целія. Какъ молодъ, но смотритъ храбрецомъ.
   Герц. Фредерикъ. Что вижу? дочь и племянница! вы тоже здѣсь? Значитъ, посмотрѣть на состязанье захотѣлось и вамъ?
   Розалина. Да, государь, если вамъ будетъ угодно позволить.
   Герц. Фредерикъ. Едва ли это доставитъ вамъ большое удовольствіе. Силы-то ужъ очень не равны. Я изъ состраданія къ молодости юноши всячески убѣждалъ его бросить свою затѣю, но онъ упорно стоитъ на своемъ. Попробуйте поговорить съ нимъ вы. Можетъ-быть, вамъ удастся убѣдить его лучше, чѣмъ мнѣ.
   Целія. Позовите, господинъ Ле-Бо, молодого человѣка къ намъ.
   Герц. Фредерикъ. Попробуйте, попробуйте; -- я не буду вамъ мѣшать. (Герцогъ отходитъ).
   Ле-Бо (Орландо). Господинъ вызывающій! съ вами желаютъ говоритъ принцессы.
   Орландо. Исполняю со всѣмъ должнымъ уваженіемъ ихъ приказъ.
   Розалина. Неужели, молодой человѣкъ, вы точно вызвали силача Карла?
   Орландо. Нѣтъ, принцесса,-- вызывающимъ былъ онъ. Вѣдь онъ объявилъ вызовъ всѣмъ, а я только попалъ въ ихъ число, желая испытать мои молодыя силы.
   Целія. Ваша храбрость переросла вашъ возрастъ. Вы видѣли страшное доказательство силы этого человѣка. Если глаза ваши могутъ ясно видѣть, а умъ здраво судить, то страхъ предъ задуманнымъ долженъ непремѣнно дать вамъ совѣтъ поискать подвиговъ, болѣе подходящихъ къ вашимъ силамъ. Мы просимъ объ этомъ ради: васъ же самихъ, а потому подумайте о вашей безопасности и откажитесь.
   Розалина. Да, молодой храбрецъ, сдѣлайте то, что вамъ совѣтуютъ. Ваша репутація отъ этого нисколько не пострадаетъ. Мы беремъ на себя получить согласіе герцога, чтобъ состязаніе было отмѣнено.
   Орландо. Прошу васъ, не лишайте меня бодрости вашимъ сомнѣніемъ. Я это говорю, какъ ни прискорбно мнѣ противорѣчить просьбѣ такихъ прекрасныхъ дамъ. Обѣщайте лучше вдохновить меня вашими прекрасными взорами, когда я буду на аренѣ. Если я буду побѣжденъ, то вѣдь падетъ человѣкъ, не знавшій счастья и прежде. Умретъ желавшій своей смерти самъ. Своихъ друзей я не огорчу по той простой причинѣ, что у меня ихъ нѣтъ. Міръ ничего не потеряетъ, потому что терять въ немъ нечего мнѣ. Я занимаю на землѣ только мѣсто, которое, съ моей погибелью, займетъ гораздо лучше кто-нибудь другой.
   Розалина. Какъ ни ничтожны мои силы, но я отъ всей души желала бы подкрѣпить ими ваши.
   Целія. И я, и я также.
   Розалина. Успѣхъ да будетъ съ вами! отъ души желаю ошибиться въ моемъ мнѣніи.
   Целія. Да исполнятся ваши надежды!
   Карлъ. Ну, что жъ? Гдѣ этотъ храбрецъ, которому такъ хочется растянуться на своей матери-землѣ?
   Орландо. Къ твоимъ услугамъ, хотя надежды его и скромнѣе твоихъ.
   Герц. Фредерикъ. Бой продолжается до перваго паденія.
   Карлъ. Ручаюсь, ваше высочество, что вамъ не придется отговаривать его отъ второй схватки, какъ отговаривали отъ первой.
   Орландо. Если ты разсчитываешь посмѣяться надо мной потомъ, такъ зачѣмъ же смѣешься впередъ? Но однако пора приступить къ дѣлу.
   Розалина. Геркулесъ будь твоимъ помощникомъ!
   Целія. Желала бы я встать за нимъ невидимкой и схватить этого силача за ноги. (Орландо и Карлъ борются).
   Розалина. О, дивный юноша!..
   Целія. Будь въ моихъ глазахъ громовая стрѣла, я знала бы, кто одержитъ побѣду. (Орландо опрокидываетъ Карла).
   Герц. Фредерикъ. Довольно, довольно!..
   Орландо. Позвольте, ваше высочество, продолжать; я еще не успѣлъ, какъ слѣдуетъ, разогрѣться.
   Герц. Фредерикъ. Что съ Карломъ?
   Ле-Бо. Готовъ,--не можетъ сказать слова.
   Герц. Фредедикъ. Пусть его унесутъ. Какъ тебя звать, молодой человѣкъ? (Карла уносятъ).
   Орландо. Орландо, ваше высочество. Я младшій сынъ Роуланда де-Буа.
   Герц. Фредерикъ. Сердечно жалъ, что не другое имя
             Назвалъ ты мнѣ! Отецъ твой всѣми былъ
             Достойно уважаемъ, но считался
             Всегда моимъ врагомъ. Я оцѣнилъ бы
             Твой подвигъ вдвое больше, если бъ былъ
             Иной твой родъ. Но, впрочемъ, что объ этомъ
             Намъ говорить! Иди! ты храбръ и смѣлъ.
             Но все жъ мнѣ жаль, что не другимъ отцомъ
             Рожденъ ты въ свѣтъ. (Герцогъ, Ле-Бо и свита уходятъ)"
   Целія (Розалин 23;).           Будь я моимъ отцомъ,
             Какъ думаешь, сказала бы я это?
   Орландо. А я горжусь, напротивъ, зваться сыномъ
             Сэръ Роуланда, пусть даже самымъ младшимъ,
             Я это имя не смѣню на званье
             Наслѣдника вѣнца, хотя бы этотъ
             Титулъ мнѣ далъ самъ герцогъ Фредерикъ.
   Розалина. Отецъ любилъ покойнаго Роуланда,
             Какъ собственную душу, и такого жъ
             О немъ держался мнѣнья всякій, кто
             Былъ съ нимъ знакомъ. Когда бъ я знала раньше,
             Что этотъ храбрый, юный воинъ -- сынъ
             Сэръ Роуланда, то я свои мольбы
             Чтобъ онъ не выходилъ на эту битву,
             Усилила бъ навѣрно моремъ слезъ!
   Целія. Пойдемъ же ободрить его привѣтомъ
             Теперь своимъ. Отецъ вѣдь обошелся
             Съ нимъ такъ неласково. Мнѣ эта мысль
             Терзаетъ больно сердце. (Орландо). Отличились
             Вы славно, сэръ! Когда держать обѣты
             Вы будете такъ твердо и въ любви.
             Какъ превзошли, что сдѣлать обѣщали
             Сегодня здѣсь, то счастливою будетъ
             Та, на кого вы обратите взоръ.
   Розалина (снявъ съ шеи цѣпъ, подаетъ ее Орландо).
             Носите это въ память обо мнѣ.
             Дала бъ гораздо больше я, будь счастье
             Со мной въ ладу; но мнѣ пришлось на горе
             Разстаться съ нимъ. Идемъ, сестра.
   Целія.                                                  Прощайте,
             Прекрасный юноша.
   Орландо.                               Ужель не въ силахъ
             Я даже выразить въ словахъ мою
             Признательность? Мои всѣ силы духа
             Поражены! Стою, какъ глупый столбъ,
             На полѣ я 17), безъ словъ и безъ движенья.
   Розалина (Целіи). Онъ насъ зоветъ,-- вернемся. Потерявъ
             Мой прежній сазъ, я потеряла вмѣстѣ
             И гордость всю. Что вамъ угодно, сэръ?
             Въ борьбѣ сегодня побѣжденъ былъ вами
             Не врагъ одинъ.
   Целія (Розалинѣ).           Ну, что жъ. сестра?-- идемъ.
   Розалина. Иду, иду! (Орландо). Прощайте.

(Розалина и Целія уходятъ).

   Орландо.                                                             Что за тяжесть
             Сдавила мнѣ языкъ! Не могъ я съ ней
             Сказать двухъ словъ; а говорить со мной
             Она сама хотѣла. О, Орландо!
             Не могъ тебя сразить свирѣпый Карлъ,
             Но побѣжденъ слабѣйшимъ ты созданьемъ!

(Входитъ Ле-Бо).

   Ле-Бо. Вамъ, храбрый юноша, хочу я дать
             Благой совѣтъ: спѣшите удалиться
             Отсюда прочь. Конечно, заслужили
             Достойно вы хвалы и поздравленья;
             Но дѣло въ томъ, что герцогъ нашъ настроенъ
             Такъ противъ васъ, что видитъ и въ хорошемъ
             Лишь только зло. Вѣдь онъ у насъ причудливъ.
             Сказавши это вамъ, я умолкаю.
             Судите сами, что начать и дѣлать
             Полезнѣй вамъ.
   Орландо.                     Благодарю всѣмъ сердцемъ
             За вашъ совѣтъ. Брошу, скажите мнѣ,
             Которая изъ двухъ принцессъ, здѣсь бывшихъ,
             Дочь герцога?
   Ле-Бо.                     По нраву -- ни одна.
             Но по рожденью та, которой ниже
             Немного ростъ 18). Другая же его
             Племянница, дочь изгнаннаго брата.
             Ее оставилъ похититель трона
             При дочери. Онѣ другъ друга любятъ,
             Какъ врядъ могли бы полюбить и двѣ
             Родныхъ сестры. Но горе въ томъ, что герцогъ,
             Мы замѣчаемъ съ нѣкоторыхъ поръ.
             Сталъ почему-то рѣзко поступать
             Съ племянницей. Причиной, можетъ-быть,
             Лишь только то, что юная принцесса
             Любима замѣчательно толпой.
             Въ ней цѣнятъ нравъ, прекраснѣйшее сердце;
             А главное -- жалѣютъ за несчастье,
             Постигшее достойнаго ея
             Родителя, и я боюсь ужасно,
             Чтобъ скрытый гнѣвъ, какимъ проникся герцогъ,
             Не разразился чѣмъ-нибудь дурнымъ.
             Прощайте, сэръ; желаю видѣть васъ
             При лучшихъ обстоятельствахъ, чѣмъ нынче.

(Ле-Бо уходитъ).

   Орландо. Отъ всей души благодарю; прощайте.
             Немного мнѣ сулитъ судьба впередъ
             Хорошаго! Придется отъ огня
             Лѣзть въ полымя! Бѣгу я отъ тирана...
             Но братъ тиранъ -- вѣдь вдвое хуже рана!
             Будь, Розалина, яснымъ свѣтомъ мнѣ. (Уходитъ).
   

СЦЕНА 3-я.

Комната во дворцѣ.

(Входятъ Целія и Розалина).

   Целія. Сестра! Розалина! Хоть бы сжалился надъ тобой Купидонъ!-- Вымолви словечко.
   Розалина. Нечего говорить. Добраго слова не найдется даже для подачки собакѣ.
   Целія. Твои слова слишкомъ дороги, чтобъ бросать ихъ собакамъ. Поговори лучше со мной. Бей и калѣчь меня словами, какъ хочешь.
   Розалина. Пріятный, нечего сказать, видъ представятъ двѣ сестры, изъ которыхъ одна будетъ искалѣчена словами, а другая -- иными причинами.
   Целія. Неужели причиной всему горе твоего отца?
   Розалина. Нѣтъ, горе его дочери 19). Сколько, сколько подумаешь терній въ нашей будничной жизни!
   Целія. Это все только репейникъ, который валится на насъ въ праздничные дни. Если хочешь гулять не по однѣмъ расчищеннымъ дорожкамъ, то волей-неволей надо съ этимъ помириться. Вѣдь репейникъ цѣпляется за каждую юбку.
   Розалина. Съ юбки его можно стряхнуть, но не такъ легко вырвать репейникъ, если онъ попалъ въ сердце.
   Целія. Такъ выкашляй его: онъ выскочитъ.
   Розалина. Да,-- выскочитъ, но все-таки не ускачетъ прочь20).
   Целія. Такъ борись съ твоимъ горемъ твердой волей.
   Розалина. О, мое горе умѣетъ бороться съ бойцами, сильнѣй меня 21).
   Целія. Я все-таки желаю тебѣ успѣха. Придетъ время, когда, можетъ-бытъ, ты не побоишься въ этой борьбѣ сдаться съ удовольствіемъ сама. Довольно, впрочемъ, балагурить;-- поговоримъ серьезно. Неужели ты въ самомъ дѣлѣ такъ сильно полюбила младшаго сына Роуланда-де-Буа съ перваго взгляда?
   Розалина. Его отца нѣжно любилъ мой.
   Целія. Гдѣ жъ тутъ предлогъ полюбить такой же любовью сына? Разсуждая такъ, вѣдь можно прійти къ заключенью, что я должна его ненавидѣть, потому что мой отецъ глубоко ненавидѣлъ его отца. А между тѣмъ ты видишь, что Орландо вовсе мнѣ не противенъ
   Розалина. О, прошу, люби его, люби!.. люби ради меня...
   Целія. Да за что жъ мнѣ его не любить? Развѣ онъ не прелестенъ во всѣхъ отношеніяхъ?
   Розалина. О, да, о, да! и за это буду любить его я; а ты люби изъ любви ко мнѣ. Но, смотри, идетъ герцогъ.
   Целія. И, кажется, чѣмъ-то очень разсерженъ.

(Входитъ герцогъ Фредерикъ со свитой).

   Герц. Фредерикъ (Розалинѣ). Прошу, сударыня, васъ собираться
             Немедля въ путь. Мой домъ для васъ не мѣсто.
   Розалина. Я, дядя?..
   Герц. Фредерикъ. Да; когда чрезъ десять дней
             Тебя найдутъ въ окрестностяхъ столицы
             На двадцать миль -- тебя ждетъ смерть.
   Розалина.                                                             Молю васъ,
             Скажите мнѣ, по крайней мѣрѣ, что
             Я сдѣлала? Какъ ни стараюсь я
             Спросить себя сама, какъ ни усердно
             С-вою пытаю совѣсть -- все жъ, коль скоро
             Я не во снѣ, иль не сошла съ ума
             (Чего, надѣюсь, нѣтъ),-- не въ силахъ даже
             Себѣ представить я, чѣмъ такъ могла я
             Васъ оскорбить.
   Герц. Фредерикъ.           Извѣстная уловка
             Измѣнниковъ: въ своихъ рѣчахъ они
             Всегда бываютъ чисты вѣдь, какъ святость.
             Съ тебя довольно будетъ, если я
             Скажу одно, что я тебѣ не вѣрю.
   Розалина. Не вѣря мнѣ, не можете вы сдѣлать
             Меня измѣнницей. Должны скрѣпить вы
             Такое мнѣнье хоть малѣйшимъ фактомъ.
   Герц. Фредерикъ. Въ тебѣ течетъ кровь твоего отца,--
             Вотъ фактъ, яснѣй какого мнѣ не надо.
   Розалина. Но вѣдь была я дочерью его
             И въ день, когда надѣли вы корону,
             Изгнавъ отца. Измѣна не бываетъ
             Наслѣдственной. А если бъ даже точно
             Она передавалась по родству,
             То вѣдь отецъ мой не былъ никогда
             Измѣнникомъ. Не оскорбляйте жь горько
             Меня такою мыслью. Принимать
             Вы не должны мою печаль и горе
             За дерзкій грѣхъ измѣны.
   Целія.                                         Дай сказать,
             Отецъ, мнѣ слово.
   Герц. Фредерикъ. Говори; позволилъ
             Тебя лишь ради я вѣдь ей остаться
             Въ моемъ дому. Скиталась бы иначе
             Она давно съ своимъ отцомъ.
   Целія.                                                   Объ этомъ
             Тебя я не просила. Ты позволилъ
             Остаться съ нами ей, руководясь
             Тѣмъ, что твоя тебѣ шептала совѣсть.
             Была тогда я слишкомъ молода,
             Чтобъ знать сестру, какъ должно, но теперь
             Она извѣстна слишкомъ мнѣ. Коль скоро
             Ее ты хочешь обвинить въ измѣнѣ,
             То обвиняй въ измѣнѣ и меня:
             Мы жили съ ней, учились, вмѣстѣ спали,
             Не разлучались въ жизни никогда,
             Похожи были съ нею мы на пару
             Тѣхъ лебедей, какіе впряжены
             Въ блестящую Юноны колесницу 22).
   Герц. Фредерикъ. Она хитра, а ты ребенокъ глупый!
             Держа себя притворно тихой, скромной,
             Таитъ она въ душѣ коварно мысль
             Вселить въ сердца сочувствіе и жалость
             Къ своей судьбѣ, и ужъ успѣла въ этомъ.
             Ты въ простотѣ не видишь, какъ упада
             Ты во мнѣньи всѣхъ. Завоевать же вновь
             Свой прежній блескъ ты можешь, если только
             Уйдетъ она. Не смѣй же мнѣ перечить!
             Мой приговоръ рѣшителенъ и строгъ.
             Ее изгналъ я твердо и навѣки.
   Целія. Такъ пусть тогда падетъ вашъ приговоръ
             И на меня: я не разстанусь съ нею.
   Герц. Фред. Пропалъ твой умъ! (Розалинѣ).
                                                     А ты замѣть себѣ,
             Что я сказалъ: когда пропустишь срокъ ты,
             Мной сказанный -- клянусь величьемъ сана
             Я моего -- тебя ждетъ смерть. Прощай!

(Герцогъ и свита уходятъ).

   Целія. О, Розалина,-- гдѣ же ты найдешь
             Себѣ пріютъ? Готова помѣняться
             Съ тобой отцами я! Отдамъ тебѣ
             Я своего, лишь не терзайся горемъ
             Твоимъ сильнѣй, чѣмъ имъ терзаюсь я.
   Розалина. Я горевать причинъ имѣю больше.
   Целія. Нѣтъ, нѣтъ, сестра! ты выслушай: съ тобою
             Изгналъ отецъ равно вѣдь и меня.
   Розалина. Изгналъ тебя?..
   Целія.                               Ты мнѣ не вѣришь? Значитъ,
             Меня не любишь ты такъ горячо,
             Чтобъ вѣрить въ то, что нераздѣльно слиты
             Мы навсегда? Разстаться мнѣ съ тобою?...
             Нѣтъ, нѣтъ! пусть ищетъ мой отецъ другую
             Наслѣдницу, а мы рѣчь поведемъ,
             Какъ скрыться намъ, куда направить путь,
             Что взять съ собою. Не думай, что несчастье
             Нести свое ты будешь безъ меня.
             Клянусь тебѣ я небомъ, поблѣднѣвшимъ
             При видѣ нашей горести, что будешь
             Напрасно ты и думать здѣсь оставить
             Меня одну: я за тобою слѣдомъ
             Пойду вездѣ!
   Розалина.                     Куда же мы пойдемъ?
   Целія. Въ Арденнскій лѣсъ и тамъ отыщемъ дядю.
   Розалина. А сколько ждетъ опасностей въ такой
             Дорогѣ насъ, двухъ дѣвушекъ, однѣхъ!
             Вѣдь видъ красивыхъ личикъ привлекаетъ
             Воровъ сильнѣй, чѣмъ золото.
   Целія.                                                   Надѣнемъ
             Убогій мы нарядъ, а наши лица
             Подкрасимъ темной краской. Этихъ средствомъ
             Откроемъ мы себѣ свободный путь,
             Не возбудивъ охоты насъ обидѣть.
   Розалина. Не лучше ли воспользоваться тѣмъ.
             Что ростомъ выше я, и нарядиться
             Въ мужское платье мнѣ? Кинжалъ за поясь,
             Мечъ на бедро и длинный дротикъ въ руки.
             Тогда, хотя бъ и билось сердце страхомъ
             Во мнѣ. какъ въ женщинѣ, все жъ придала бы
             Себѣ я храбрый, мужественный видъ
             Снаружи хоть, какъ это зачастую
             Умѣютъ дѣлать трусы, надувая
             Людей фальшивой храбростью.
   Целія.                                                   А какъ
             Мнѣ звать тебя, когда преобразишься
             Въ мужчину ты?
   Розалина.                               Хочу по меньшей мѣрѣ
             Я быть пажомъ Юпитера!-- зови жъ
             Не иначе меня, какъ Ганимедомъ.
             А ты? какъ звать тебя мнѣ?
   Целія.                                         Дамъ себѣ
             Я имя, подходящее къ тому,
             Чѣмъ стала я: отчуждена отъ дома
             Вѣдь я отцомъ,-- зови жъ меня Альеной 23).
   Розалина. А что, когда бъ уговорили мы
             Отправиться въ дорогу вмѣстѣ съ нами
             Шута отца? Вѣдь былъ бы онъ большой
             Подмогой намъ.
   Целія.                     Онъ за меня пойдетъ,
             Куда хочу, хоть на границу свѣта.
             Я убѣдить берусь на это дѣло
             Его одна. Пойдемъ теперь собрать,
             Что нужно въ путь:-- уборы, деньги, платье;
             А тамъ искусно выберемъ минуту,
             Чтобъ обмануть погоню. Вѣдь ее
             Пошлютъ за мной навѣрно. Такъ смѣлѣе
             Въ нашъ дальный путь! Изгнанья горькій часъ
             Свободы днемъ мы сдѣлаемъ для насъ! (Уходятъ).
   

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Арденнскій лѣсъ.

(Входятъ старый герцогъ, Амьенъ и свита, всѣ въ одеждѣ лѣсниковъ).

   Герцогъ. Теперь, мои товарищи въ изгнаньи,
             Я васъ спрошу: не сдѣлала ль привычка
             Намъ эту жизнь пріятнѣй во сто разъ
             Былыхъ утѣхъ? Не чувствуемъ ли мы
             Себя цѣлѣй и безопаснѣй въ этомъ
             Густомъ лѣсу, чѣмъ средь пустыхъ и злобныхъ
             Интригъ двора? Мы, правда, терпимъ кару,
             Какую несъ нашъ праотецъ Адамъ:
             Мы, какъ и онъ, здѣсь переносимъ холодъ,
             Морозный вихрь безжалостной зимы
             Бьетъ тѣло намъ, но я, дрожа при этомъ,
             Все жъ говорю съ улыбкой, что морозъ
             Честнѣй, чѣмъ лесть. Правдивый онъ совѣтникъ,
             Который намъ внушительно твердитъ
             Безъ лживыхъ словъ о томъ, что мы такое.
             Бѣды для насъ полезны вѣдь всегда.
             Подъ ними скрытъ, какъ въ головѣ у жабы,
             Безцѣнный перлъ, хотя онѣ по виду
             И страшны намъ, какъ этотъ вредный гадъ 24).
             Живя въ лѣсу, вдали отъ шума свѣта,
             Встрѣчаемъ мы плѣнительный привѣтъ
             Въ журчаньи струй иль въ робкомъ шумѣ листьевъ;
             Въ камняхъ мы даже, разсудивъ найдемъ
             Благой совѣтъ: добро вездѣ во всемъ!
   Амьенъ. Что до меня, то лучше жизни мнѣ
             Не надобно. Тѣмъ болѣе счастливы
             Вы, государь, когда найти успѣли
             Въ тиши лѣсовъ забвенье тѣхъ несчастій,
             Какія вамъ пришлось перенести.
   Герцогъ. Что жъ, будемъ мы сегодня, какъ всегда,
             Охотиться? А что ни говорите,
             Прискорбно мнѣ бываетъ убивать
             Несчастныхъ, жалкихъ тварей, уроженцевъ
             Лѣсовъ пустынныхъ этихъ. Проливая
             Концами стрѣлъ невинную ихъ кровь,
             Мы губимъ ихъ вѣдь въ собственныхъ ихъ дебряхъ.
   1-й дворянинъ. Какъ разъ о томъ же самомъ горько плачетъ
             Унылый Жакъ. Онъ увѣряетъ даже,
             Что будто вы несправедливѣй въ этомъ,
             Чѣмъ братъ вашъ, тронъ похитившій у васъ.
             Недавно какъ-то мы, бродя съ Амьеномъ,
             Его тайкомъ увидѣли въ лѣсу
             Подъ деревомъ, свои склонившимъ вѣтви
             Надъ ручейкомъ. Къ водѣ приплелся жалкій,
             Израненный олень. Несчастный звѣрь
             Стоналъ съ такимъ тяжелымъ, скорбнымъ вздохомъ,
             Что разорваться бъ отъ него могла
             Бѣдняги грудь. Изъ глазъ его катились
             Потоки слезъ, обильно орошая
             И ротъ и носъ. Жакъ видѣлъ это все,
             А бѣдный звѣрь страдалъ, мѣшая слезы
             Съ потокомъ водъ, бурливыхъ безъ того.
   Герцогъ. А что же Жакъ? Ужель онъ въ назиданье
             При этомъ видѣ не сказалъ двухъ словъ?
   1-й дворянинъ. Сказалъ, сказалъ, и не одно, а много.
             Во-первыхъ, видя какъ терялись слезы
             Въ водѣ ручья, онъ молвилъ: "бѣдный, бѣдный!
             Какъ богачи безпутно отдаютъ
             Свое добро по завѣщанью людямъ,
             Ужъ взысказаннымъ судьбой и безъ того,
             Такъ точно ты льешь безполезно слезы
             Въ пучину водъ!" Затѣмъ, при скорбномъ видѣ,
             Что бѣдный звѣрь безжалостно былъ брошенъ
             Толпой веселыхъ, бархатныхъ друзей 25),
             Онъ продолжалъ: "да, да, всегда бываетъ
             На свѣтѣ такъ: несчастье гонитъ прочь
             Отъ насъ людей!" Тутъ вдругъ промчалось стадо
             Звѣрей въ лѣсу, здоровыхъ, легкихъ, сильныхъ.
             Но ни одинъ не обратилъ вниманья
             На бѣдняка! Жакъ продолжалъ: "бѣги,
             Бѣги толпа богатыхъ, толстыхъ гражданъ!
             Привыкли вы такъ поступать всегда!
             Что вамъ смотрѣть на горе и заботы
             Несчастнаго, сраженнаго бѣдой!"
             Такъ онъ пронзалъ ироніей печальной
             Весь родъ людской, въ деревнѣ, въ городахъ
             И яри дворѣ! Всѣхъ называлъ онъ насъ
             Тиранами; клялся, что мы злодѣи,
             Грабители, и кончилъ рѣчь свою
             Вдругъ выводомъ, что хуже нѣтъ поступка,
             Какъ гнать и бить невинныя стада
             Въ родномъ лѣсу -- природномъ ихъ жилищѣ.
   Герцогъ. И вы его оставили подъ гнетомъ
             Подобныхъ думъ?
   2-й дворянинъ. Да, государь. Все время
             Причитывалъ и плакалъ безъ конца,
             Надъ звѣремъ онъ.
   Герцогъ. Пусть мнѣ покажутъ мѣсто.
             Гдѣ онъ сидитъ. Съ нимъ говорить люблю я,
             Когда напуститъ на себя онъ тучу
             Такой хандры. Звучитъ въ его словахъ
             Тогда не мало дѣльныхъ, здравыхъ мыслей.
   2-й дворянинъ. Я покажу сейчасъ вамъ это мѣсто.

(Уходятъ).

   

СЦЕНА 2-я.

Комната во дворцѣ.

(Входятъ герцогъ Фредерикъ, придворные и свита).

   Герц. Фредерикъ. Возможно ли, чтобъ не видалъ ихъ точно
             Изъ васъ никто? Не можетъ быть! Нашлись
             Мерзавцы при дворѣ моемъ! Вошли
             Они въ согласье съ ними.
   1-й дворянинъ. Я не слыхалъ,
             Чтобъ видѣлъ нынче утромъ двухъ принцессъ
             Хоть кто-нибудь. Онѣ вт глазахъ прислужницъ
             Легли въ постель, а рано утромъ были
             Кровати пусты, жившихъ въ нихъ сокровищъ
             Исчезъ и слѣдъ.
   2-й дворянинъ. Тотъ дерзкій шутъ, который
             Васъ часто забавлялъ, пропалъ равно
             За ними вслѣдъ. Гесперія, служанка
             Принцессы вашей дочери, призналась,
             Что разговоръ нерѣдко заводился
             У ней съ сестрой о рѣдкихъ совершенствахъ
             И качествахъ бойца, которымъ былъ
             Сраженъ силачъ вашъ Карлъ. Есть много данныхъ
             Подозрѣвать, что принималъ участье
             Въ побѣгѣ ихъ я этотъ молодецъ.
   Герц. Фредерикъ. Пусть скажутъ брату этого нахала,
             Чтобъ онъ прислалъ сейчасъ его сюда.
             А если скрылся онъ, то пусть пріѣдетъ
             Сюда самъ братъ. Мы вмѣстѣ съ нимъ сумѣемъ
             Его найти. Скорѣй же, торопитесь!
             Всѣ силы вы должны употребить.
             Чтобъ возвратить сегодня же бѣглянокъ. (Уходятъ).
   

СЦЕНА 3-я.

Передъ домомъ Оливера.

(Встрѣчаются Орландо и Адамъ).

   Орландо. Кто тутъ?
   Адамъ.                     Возможно ль?-- молодой мой баринъ!
             О, милый, добрый баринъ! Вѣдь живой
             Портретъ отца вы вашего! Что дѣлать
             Пришли вы здѣсь? Зачѣмъ, зачѣмъ вы честны?
             Зачѣмъ такъ любятъ васъ? Зачѣмъ такъ храбры
             И сильны вы? Зачѣмъ неосторожно
             Вы побѣдили этого бойца?
             Капризенъ герцогъ нашъ, и ваша слава.
             На горе вамъ, кричитъ о васъ вездѣ.
             Вы знаете ль, что есть на свѣтѣ люди,
             Чья доблесть ихъ же первый, главный врагъ?
             Вы въ ихъ числѣ. Злодѣями должны вы
             Считать святыя качества свои.
             Но Боже, Боже! что за свѣтъ, въ которомъ
             Добро отравой служитъ для себя жъ!
   Орландо. Скажи, въ чемъ дѣло?
   Адамъ.                                         Юноша несчастный, --
             Не преступайте черезъ эту дверь!
             Живетъ здѣсь врагъ всего, что вамъ дано
             Хорошаго!-- вашъ братъ... нѣтъ, нѣтъ -- не братъ!
             Сынъ... и не сынъ!-- назвать его стыжусь
             Я сына именемъ того, кто былъ
             Ему отцомъ дѣйствительно. Узнайте,
             Что, понаслышавшись разсказовъ славныхъ
             О томъ, что вами сдѣлано, рѣшилъ онъ
             Сегодня въ ночь сжечь комнату, въ которой
             Живете вы; а съ этимъ, безъ сомнѣнья,
             Ждетъ смерть и васъ. Когда же не удастся
             Брестуиный этотъ умыселъ, то онъ
             Найдетъ навѣрно средство погубить
             Васъ иначе. Своими я ушами
             Подслушалъ этотъ заговоръ. Бѣгите!
             Быть здѣсь не мѣсто вамъ! Сталъ этотъ домъ
             Кровавой, гнусной бойней! Избѣгайте
             Его, молю о томъ! Должны считать
             Запретнымъ вы порогъ его...
   Орландо.                                                   Но гдѣ же
             Искать спасенья мнѣ?
   Адамъ.                               О, гдѣ хотите,
             Но лишь не здѣсь.
   Орландо.                               Что жъ, развѣ хочешь ты,
             Чтобъ сталъ я жить, питаясь подаяньемъ,
             Иль, въ руки взявъ безславный мечъ, пошелъ
             Искать добычи по большимъ дорогамъ?
             Мнѣ дѣлать больше нечего, а это
             Я дѣлать не хочу, хотя и могъ бы.
             Такъ лучше пусть свою пролью я кровь,
             Убитый подло кровожаднымъ братомъ.
   Адамъ. Нѣтъ, нѣтъ,-- не будетъ этого: имѣю
             Пятьсотъ я кронъ, накопленныхъ на службѣ
             У вашего отца. Я обезпечить
             Хотѣлъ себя ничтожной этой суммой,
             Когда болѣзнь и старость одолѣютъ
             Меня совсѣмъ, и долженъ буду я,
             Заброшенный, отъ глазъ укрыться свѣта.
             Возьмите ихъ. Тотъ, Кто въ лѣсу питаетъ
             И ворона и жалкихъ воробьевъ,
             Меня не броситъ также, успокоить
             Меня въ печальной старости. Берите жъ:
             Вотъ золото,-- его я отдаю
             Все полностью. Позвольте мнѣ остаться
             Слугою вамъ. Я хоть и старъ, но крѣпокъ.
             Въ дни юности не дозволялъ себѣ
             Я никакихъ губительныхъ излишествъ;
             Не горячилъ позорнымъ пьянствомъ кровь;
             Не предавался безъ стыда разврату,
             Чья злая власть въ насъ губитъ наши силы
             И гаситъ умъ. Остался потому
             И въ старости похожимъ я на зиму,
             Холодную, но полную здоровья
             И крѣпости. Позвольте жъ быть слугой
             Мнѣ вамъ впередъ. Повѣрьте, я сумѣю
             Исполнить все, что надо будетъ вамъ
             Не хуже многихъ юношей.
   Орландо.                                         О, добрый
             И честный мой старикъ! Какъ сохранился
             Въ тебѣ характеръ вѣрныхъ прежнихъ слугъ,
             Служившихъ вѣкъ безъ мысли о наградѣ
             И долгъ считавшихъ выше, чѣмъ корысть.
             Ты не похожъ на нынѣшнихъ, чьи руки
             Не двинутся 26) иначе, какъ надѣясь
             Взять что-нибудь: а взявши, оросятъ дѣло,
             Не кончивши, какъ слѣдуетъ, его.
             Ты не таковъ, бѣднякъ простой!.. Но ты
             За деревомъ ухаживать вѣдь вздумалъ.
             Чей корень сгнилъ! Не дастъ тебѣ оно
             За всѣ труды ни цвѣта ни побѣга!..
             Что бъ ни было, я, впрочемъ, соглашаюсь
             На твой совѣтъ: пойдемъ бродить по свѣту!
             Авось удастся намъ еще до срока,
             Когда мы бѣдный заработокъ твой
             Весь проживемъ, найти какой-нибудь
             Пріютъ, гдѣ намъ удастся отдохнуть!
   Адамъ. Идемте же! Пусть жребій неизвѣстный
             Насъ ждетъ впередъ!.. Клянусь служить вамъ честно
             До гроба я, какихъ бы бремя бѣдъ
             Ни ждало насъ! Съ семнадцати я лѣтъ
             Жилъ въ домѣ здѣсь (а восемьдесятъ скоро
             Вѣдь минетъ мнѣ;г, но жить среди позора,
             Я чувствую, въ моей душѣ нѣтъ силъ!
             Что дѣлать! Вижу самъ, что раньше былъ
             Бодрѣе я, чтобъ плыть на поискъ счастья;
             Но какъ же знать? Быть-можетъ, что участье
             Судьба и мнѣ захочетъ показать,
             Позволивъ жизнь за васъ мою отдать!

(Уходятъ.).

   

СЦЕНА 4-я.

Арденнскій лѣсъ.

(Входитъ Розалина въ мужскомъ платьѣ, Целія, въ платьѣ пастушки Оселокъ).

   Розалина. Я устала до того, что упала и духомъ 27).
   Оселокъ. Ну, я о духѣ не тужу, лишь бы отдохнули ноги.
   Розалина. Я готова осрамить мой мужской костюмъ, расплакавшись, какъ женщина. А между тѣмъ надо позаботиться о болѣе слабомъ сосудѣ. Вѣдь камзолъ и рейтузы должны подавать примѣръ бодрости юбкѣ; такъ прибодрись же, дорогая Альена.
   Целія. Вамъ придется волей-неволей перенести мою слабость: я не могу итти дальше.
   Оселокъ. Вашу слабость взвалилъ бы я на плечи гораздо охотнѣе, чѣмъ васъ. Впрочемъ, я думаю, васъ самихъ тоже нельзя будетъ назвать слишкомъ тяжелой крестной ношей, потому что вашъ карманъ навѣрно крестовиками не богатъ 28).
   Розалина. Такъ это Арденнскій лѣсъ?
   Оселокъ. Да,-- и я чувствую въ немъ себя гораздо больше дуракомъ, чѣмъ дома, потому что, приплетясь сюда, промѣнялъ хорошее на дурное. Что, впрочемъ дѣлать! Путешественники должны быть готовы на все.
   Розалина. Вѣрно сказано, добрый Оселокъ.-- Но, смотри, сюда идутъ двое: старикъ съ молодымъ, я оба заняты важнымъ разговоромъ.

(Входятъ Коринъ и Сильвій).

   Коринъ. Пойми, что, такъ держа себя, успѣешь
             Ты оттолкнуть ее еще сильнѣй.
   Сильвій. О, если бы, Коринъ, ты зналъ, какъ я
             Ее люблю!
   Коринъ.                     Что жъ тутъ не знать? Любилъ вѣдь
             И я въ былые годы.
   Сильвій.                               Нѣтъ, Коринъ!
             Какъ ни любилъ ты въ юности, какъ горько
             Ни плакалъ, можетъ-быть, ты по ночамъ,
             Припавъ лицомъ къ подушкѣ,-- все же старость
             Не дастъ тебѣ понять моей любви!
             Скажи мнѣ, напримѣръ (ужъ если точно
             Ты говорить, что будто бы любилъ,
             Какъ я теперь), какія ты безумства
             Выдѣлывалъ въ пылу своей любви?
   Коринъ. Да мало ль, сколько было ихъ!.. Гдѣ жъ это
             Мнѣ помнить все?
   Сильвій.                               Ну, вотъ, ну, вотъ,-- ты, значитъ,
             И не любилъ! Когда не помнишь ты
             Всѣ глупости, какія заставляла
             Тебя твоя выдѣлывать любовь, --
             Ты не любилъ! Когда не мучилъ ты
             Ушей твоихъ знакомыхъ, напѣвая
             Имъ похвалы красавицѣ твоей, --
             Ты не любилъ!.. Когда не покидалъ
             Ты грубо ихъ бесѣду, удаляясь,
             Подъ гнетомъ страсти, прочь, какъ я теперь,--
             Ты не любилъ! О, Фебе! Фебе! Фебе!

(Сильвій уходитъ).

   Розалина. О, бѣдный пастушокъ!.. Твои страданья
             Невольно мнѣ напомнили мои.
   Оселокъ. А мнѣ мои. Помню, что когда я былъ влюбленъ, то разбилъ разъ даже о камень свой мечъ со словами: "вотъ тебѣ зато, что ты смѣлъ таскаться по ночамъ вмѣстѣ со мной на свиданья съ Дженни Смайль". А сколько разъ я цѣловалъ ея стиральный катокъ и даже коровьи соски, которыхъ она касалась своими прелестными, растрескавшимися пальчиками, когда ихъ доила! А то случилось даже, что, облупивъ какъ-то гороховый стручокъ, я, по разсѣянности, подалъ ей шелуху и сказалъ съ тяжкимъ вздохомъ: "носи это въ память обо мнѣ!" Вѣдь мы, вѣрные любовники, удивительные сумасброды. Но это понятно: въ природѣ все смертно, а потому и любовь находитъ свою смерть въ глупости.
   Розалина. Ты говоришь иногда умнѣе, чѣмъ самъ думаешь.
   Оселокъ. Я о своемъ умѣ забочусь мало, лишь бы не толкнулъ онъ меня на такую глупость, при которой можно переломать ноги.
   Розалина. Какъ горе внятно мнѣ его,
             Когда я вспомню про свое!
   Оселокъ. Также, какъ про свое я! Но только мое уже немного поблекло и постарѣло.
   Целія. Прошу васъ, ради Бога, попытайтесь
             Спросить прохожихъ этихъ, не дадутъ ли
             Они за деньги намъ хоть что-нибудь,
             Чтобъ подкрѣпить себя. Я умираю
             Отъ голода.
   Оселокъ (Корину). Эй, шутъ! Поди сюда.
   Розалина. Что жъ такъ его зовешь ты? Развѣ онъ
             Тебѣ родня?
   Коринъ.                     Кто звалъ меня?
   Оселокъ.                                                   Кой-кто
             Почище вашей братьи.
   Коринъ.                                         Ну, немного жъ
             Сказалъ ты этимъ словомъ.
   Розалина (шуту). Замолчи!
             (Корину). Съ пріятнымъ днемъ, почтенный старичокъ.
   Коринъ. Желаю вамъ такого жъ,-- вамъ и вашимъ
             Товарищамъ.
   Розалина.                     Скажи, прошу, найдемъ ли
             Мы здѣсь въ лѣсу какой-нибудь пріютъ,
             Гдѣ мы могли бъ по добротѣ хозяевъ
             Иль заплативъ, какъ слѣдуетъ, за все,
             Достать питья и пищи? Съ нами здѣсь
             Больная дѣвушка. Она ослабла
             Отъ труднаго пути, и ей нужна
             Немедленная помощь.
   Коринъ.                                         Отъ души
             Жалѣю я ее. Хотѣлъ бы очень
             Я быть богаче и, повѣрьте слову,
             Хотѣлъ гораздо бъ болѣе для васъ,
             Чѣмъ для себя! Но я простой бѣднякъ
             На службѣ у хозяина- Овецъ
             Я лишь пасу и не имѣю права
             Ихъ стричь себѣ на пользу. А хозяинъ
             Мой скупъ и строгъ. Онъ проторить себѣ
             Дорогу въ рай достойными дѣлами
             Не думаетъ. Онъ, сверхъ того, намѣренъ,
             Продать свое помѣстье со стадами
             И всѣмъ добромъ. Онъ самъ теперь въ отлучкѣ,
             И потому у насъ во всемъ хозяйствѣ
             Нѣтъ ничего, чѣмъ угостить могли бы
             Мы васъ, какъ должно. Впрочемъ, все жъ пойдемте;
             Я постараюсь сдѣлать, что могу.
   Розалина. А кто хотѣлъ купить его имѣнье?
   Коринъ. А богъ тотъ самый молодой пастухъ,
             Котораго вы видѣли. Но нынче
             Онъ пересталъ, какъ кажется, объ этомъ
             И помышлять.
   Розалина.                     Ну, такъ послушай: если
             Не будетъ въ томъ обмана, то купи
             Стада, усадьбу, пастбища -- все, словомъ,
             Чти твой хозяинъ продаетъ -- на имя
             Мое съ сестрой. Чтобъ заплатить, подучишь
             Всю сумму ты немедленно сполна.
   Целія. За этотъ трудъ ты можешь ждать прибавки
             Къ тому, что получалъ до этихъ поръ,
             Бывъ пастухомъ. (Розалинѣ). А это мѣсто мнѣ
             Понравилось. Я поселиться тутъ
             Съ тобой готова хоть навѣкъ.
   Коринъ.                                                   Я вѣрно
             Вамъ говорю: имѣнье продается.
             Я покажу сейчасъ вамъ все, и если
             Останетесь довольны вы землей,
             Устройствомъ дома, скарбомъ и доходомъ,
             То вамъ клянусь я вѣрнымъ быть слугой
             И тотчасъ все куплю на ваши деньги.

(Уходятъ).

   

СЦЕНА 5-я.

Другая часть лѣса.

(Входятъ Амьенъ, Жакъ и другіе).

   Амьенъ (поетъ).           Кто любитъ на сѣнѣ валяться
                                 Подъ зеленью свѣжихъ вѣтвей
                       И пташкамъ вослѣдъ заливаться
                                 Веселою пѣсней своей,--
             Тѣхъ милости просимъ въ нашъ дружескій круть!
                                 Мы здѣсь веселимся.
                                 И если боимся,
             То только ненастья да холода вьюгъ 29).
   Жакъ. Еще, пожалуйста, еще.
   Амьенъ. Зачѣмъ? Вѣдь я только растревожу моимъ пѣніемъ твою меланхолію.
   Жакъ. Скажу спасибо и за то, а потому продолжай. Я вѣдь способенъ высосать меланхолію изъ каждой пѣсни, какъ лассочка сосетъ яйца. Прошу, продолжай.
   Амьенъ. Мой голосъ охрипъ и тебѣ не угодитъ.
   Жакъ. Я прошу тебя не угождать мнѣ, а пѣть. Итакъ, слѣдующій куплетъ. Вѣдь, кажется, вы зовете это куплетами?
   Амьенъ. Будемъ звать, какъ ты пожелаешь
   Жакъ. До названій мнѣ дѣла нѣтъ. Отъ нихъ вѣдь, какъ отъ козла, ни шерсти ни молока. Ну, что жъ, будешь ты пѣть или нѣтъ?
   Амьенъ. Такъ и быть; но только для тебя.
   Жакъ. Обѣщаюсь тебя за это поблагодарить, если когда-нибудь доживу до охоты разсыпаться предъ кѣмъ-нибудь въ благодарностяхъ. Онѣ въ моихъ глазахъ похожи вѣдь на мартышекъ, кривляющихся другъ передъ другомъ. Кто меня благодаритъ, представляется мнѣ нищимъ, которому я подалъ грошъ. Начинай! А вы, кому нѣтъ охоты слушать, держите языки за зубами.
   Амьенъ. Хорошо,-- я кончу начатую пѣсню; а вы, пока я буду пѣть, накройте столъ для герцога. Онъ пожелалъ обѣдать подъ этими деревьями. (Жаку). Кстати скажу, что онъ ищетъ тебя сегодня съ утра.
   Жакъ. А я съ утра же отъ него бѣгаю. Онъ для меня слишкомъ большой спорщикъ. Положимъ, у меня языкъ привѣшенъ не хуже, чѣмъ у него, но я по крайней мѣрѣ этимъ не хвастаюсь. Ну, начинай свое щебетанье.

(Амьенъ и прочіе поютъ хоромъ).

                       Кого честолюбье не губитъ,
                                 Кто жить пріучился трудомъ,
                       Кто грѣться на солнышкѣ любитъ
                                 И счастье находитъ во всемъ, --
             Тѣхъ милости просимъ въ нашъ дружескій кругъ!
                                 Мы здѣсь веселимся.
                                 И если боимся.
             То только ненастья да холода вьюгъ 30).
   
   Жакъ. Я прибавлю къ твоей пѣснѣ куплетъ, который вылился у меня вчера какъ-то самъ собой.
   Амьенъ. Дѣло; а я его пропою.
   Жакъ. Вотъ онъ:
                       Коль случай такой приключится.
                                 Что кто-нибудь станетъ осломъ
                       И, деньги спустивъ, разорится, --
                       Утѣшимъ его мы и въ томъ:
             Пусть явится въ нашъ онъ пріятельскій кругъ
                                 Онъ будетъ межъ нами
                                 Съ такими жъ ослами.
             Duc dame будь привѣтомъ тебѣ, милый другъ 31)!
   
   Амьенъ. Это что такое значитъ: дукдамъ?
   Жакъ. Греческое заклинанье для сбора дураковъ. Пойду однако спать. Удастся заснуть -- хорошо, а если нѣтъ, то разражусь противъ всѣхъ египетскихъ первенцевъ 32).
   Амьенъ. А я пойду звать герцога. Обѣдъ готовъ.

(Расходятся).

   

СЦЕНА 6-я.

Другая часть лѣса.

(Входятъ Орландо и Адамъ).

   Адамъ. Не могу я, мой добрый господинъ, итти дальше, не могу! Голодъ меня истомилъ. Позвольте мнѣ лечь здѣсь и умереть! Прощайте! (Ложится на землю).
   Орландо. Неужели, мой добрый Адамъ, ты такъ упалъ духомъ? Ободрись! Сбери остатокъ силъ. Если мнѣ удастся встрѣтить въ этомъ дикомъ лѣсу какого-нибудь звѣря, то я клянусь, что или погибну въ его когтяхъ, или накормлю тебя его мясомъ. Смерть, повѣрь, не такъ близко къ тебѣ, какъ ты думаешь. Ободрись же и гони мысль о ней прочь. Я вернусь тотчасъ, и если не принесу тебѣ ничего, тогда умирай, пожалуй. Но если ты умрешь до моего возвращенья, то я скажу, что ты вздумалъ посмѣяться надъ моими трудами. Вѣдь вѣрно говорю? Кажется, ты взглянулъ повеселѣй? Жди; я вернусь скоро. Но ты лежишь на холодной землѣ. Пойдемъ, я сведу тебя и усажу куда-нибудь поудобнѣй. Съ голоду ты не умрешь, если мнѣ посчастливится найти хоть что-нибудь. Прибодрись же, прибодрись.

(Поднимаетъ и уводитъ Адама).

   

СЦЕНА 7-я.

Другая часть лѣса.

(Старый герцогъ, Амьенъ и свита сидятъ за обѣдомъу.

   Герцогъ. Я, право, думаю, не превратился ль
             Ужъ въ звѣря онъ? Подъ человѣчьимъ видомъ
             Не встрѣтилъ нынче я его нигдѣ 33).
   1-й дворянинъ. Онъ только-что оставилъ насъ и очень
             Былъ веселъ даже, слушая, какъ пѣли
             Мы хоромъ пѣсни.
   Герцогъ.                               Ну, ужъ если онъ,
             Въ комъ чувства разногласятъ всѣ, сталъ слушать
             Съ охотой музыку, то надо ждать,
             Что станутъ разногласными созвѣздья.
             Пусть кто-нибудь найдетъ его и скажетъ,
             Что хочется мнѣ съ нимъ поговорить.
   1-й дворянинъ. Излишенъ трудъ: идетъ сюда онъ самъ.

(Входитъ Жанъ).

   Герцогъ. Ну, что за жизнь ведешь ты? Надо слезно
             Просить тебя, чтобъ удостоилъ ты
             Друзей своихъ бесѣдой! Но что вижу?
             Ты, кажется мнѣ, веселъ?
   Жакъ.                                         Ха-ха-ха!
             Шута я встрѣтилъ! да, шута! Въ лѣсу
             Въ своемъ онъ бродитъ полосатомъ платьѣ!
             О, жалкій свѣтъ!.. Сказалъ я вамъ, что встрѣтилъ
             Въ лѣсу шута!-- Клянусь вамъ, это вѣрно
             Какъ вѣрно то, что ѣмъ я, пью и сплю!
             Я видѣлъ, какъ, на солнцѣ растянувшись,
             Лежалъ и грѣлся онъ и такъ при этомъ
             Умно и зло смѣялся надъ фортуной,
             Что было бъ впору и не дураку.
             "Здорово шутъ!" -- такъ я сказалъ; а онъ
             Въ отвѣтъ: "нѣтъ, сэръ, меня такъ не зовите,
             Пока фортуна не пошлетъ въ удѣлъ
             Богатства мнѣ". Тутъ изъ кармана онъ
             Досталъ часы, взглянулъ на нихъ и мрачно
             Промолвилъ такъ: "пробило десять! Можно
             Понять легко, какъ движется вся жизнь.
             Стояла стрѣлка часъ тому назадъ
             На девяти, а черезъ часъ покажетъ
             Одиннадцать! Вотъ такъ и мы растемъ
             Изъ часа въ часъ, а послѣ будемъ такъ же
             Изъ часа въ часъ лежать и шить въ землѣ!
             И въ томъ вся жизнь!" Услышавъ, что дуракъ
             Такъ мудро философствуетъ, схватился
             Я за бока, затѣмъ, что мнѣ отъ смѣха
             Запѣть хотѣлось звонкимъ пѣтухомъ.
             Смѣялся цѣлый часъ безъ перерыва
             Я надъ шутомъ! Достойный шутъ! Я буду
             Впередъ считать дурацкую одежду
             Первѣйшей изъ одеждъ!
   Герцогъ.                                         Но кто жъ онъ былъ?
   Жакъ. Чудесный шутъ! онъ жилъ и при дворѣ.
             Онъ толковалъ, что женщины, покуда
             Ихъ личики красивы и свѣжи,
             Прекрасно это знаютъ. Онъ сберегъ
             Въ своемъ мозгу, изсохшемъ, какъ остатки
             Подгнившихъ корабельныхъ сухарей,
             Все жъ кой-какія мысли, и вѣдь какъ же
             Онъ сыпалъ ими! О, когда бы могъ
             Я стать шутомъ! Его камзолъ дурацкій
             Моя мечта!
   Герцогъ.                     Получишь, если хочешь.
   Жакъ. Хочу, хочу!-- но вы должны при этомъ
             Изгнать навѣкъ изъ вашей головы
             Сложившееся мнѣнье въ ней, что будто
             Я умный человѣкъ. Хочу, чтобъ дали
             Мнѣ право дураковъ: болтать свободно,
             Какъ вольный вѣтеръ, все, что ни придетъ
             Мнѣ въ голову о всѣхъ, кого лишь только
             Задѣть я захочу, и пусть смѣется
             Тотъ именно при этомъ громче всѣхъ,
             Кто будетъ мной осмѣянъ. Вы хотите,
             Быть-можетъ, знать причину, почему
             Такъ быть должно? Причины проще нѣтъ:
             Она ясна, какъ путь къ приходской церкви.
             Тотъ, кто уколотъ шуткой дурака,
             Никакъ показывать не долженъ явно,
             Что чувствуетъ онъ боль ея,-- иначе
             Онъ выкажетъ осмѣянную глупость
             Свою вѣдь самъ. Такъ подавайте жъ мнѣ
             Костюмъ шута! Хочу, чтобъ дали волю
             Болтать мнѣ все! Очищу этимъ средствомъ
             Я сгнившій свѣтъ, лишь только бъ захотѣлъ
             Съ терпѣньемъ онъ принять мое лѣкарство.
   Герцогъ. Ну, это вздоръ: я знаю лучше, что
             Успѣлъ бы сдѣлать ты.
   Жакъ.                                         А что жъ? Конечно,
             Одно добро.
   Герцогъ.                     Не правда; ты, бичуя
             Грѣхи другихъ, впалъ этимъ только самъ бы
             Въ тягчайшій грѣхъ. Не забывай, какимъ
             Ты былъ въ своей прошедшей жизни гнуснымъ
             Развратникомъ! Страстямъ ты предавался,
             Какъ грубый скотъ. Какая жъ будетъ польза,
             Когда ты станешь бичевать весь свѣтъ
             За тѣ грѣхи, въ которыхъ ты виновенъ
             Безъ мѣры самъ?
   Жакъ. Такъ что жъ? Я, возставая
             На общій грѣхъ, его вѣдь не валю,
             Такъ говоря, кому-нибудь на плечи
             Въ отдѣльности. Зло въ людяхъ, точно море,
             Не перестанетъ бушевать, покуда
             Не обезсилитъ самого себя.
             Когда скажу я, указавъ на женщинъ.
             Что на себѣ онѣ безстыдно носятъ
             Доходъ труда нерѣдко цѣлыхъ странъ,
             То разсердиться развѣ будетъ въ правѣ
             Хотя одна, вообразивъ, что мѣтилъ
             Я на нее? Въ ея грѣхѣ грѣшны
             Вѣдь всѣ ея сосѣдки. Глупый щеголь,
             Мнѣ чванно заявившій точно также,
             Что не на мой онъ расфрантился счетъ,
             Равно покажетъ этой рѣчью только,
             Что онъ дуракъ. Вотъ такъ-то! Пусть докажутъ,
             Что оскорбилъ своей я шуткой ихъ!
             Когда она вѣрна, то оскорбленье
             Они, сознавши, что сказалъ я правду,
             Себѣ наносятъ сами; если жъ чисты
             Они во всемъ, тогда мои слова,
             Какъ рой гусей, порхать свободно будутъ,
             Не задѣвая никого. Смотрите:
             Къ намъ, кажется, подходитъ кто-то.
             (Входитъ Орландо съ обнаженнымъ мечомъ).
   Орландо.                                                             Стойте!
             Въ ротъ ни куска!..
   Жакъ.                               Вотъ тебѣ разъ!.. Да я
             И класть еще не думалъ.
   Орландо.                                         Не положишь
             Ты и впередъ, покуда сытъ не будетъ
             Тотъ, кто въ нуждѣ и голоднѣй, нѣмъ ты.
   Жакъ. Что за пѣтухъ? какой такой породы?
   Герцогъ. Скажи, любезный, дерзкимъ ли по нраву
             Родился ты, иль, можетъ-быть, нужда
             Заставила тебя забыть приличье
             И вѣжливость?
   Орландо.                     Попали рѣчью вы
             Въ чувствительное мѣсто! Зло нужды
             Заставило забыть меня, что выросъ
             Въ приличномъ я кругу 34), и преступилъ
             Законъ учтивости. Я повторяю,
             Что не коснетесь вы до этихъ блюдъ,
             Пока своей не получу я части.
   Жакъ. Не голодать же намъ изъ-за того,
             Что хочешь грубіянить ты.
   Герцогъ.                                                   Скажи,
             Чего ты требуешь? Сказавши это
             Съ учтивостью, заставишь насъ исполнить
             Свою ты просьбу легче, чѣмъ насильемъ.
   Орландо. Я умираю отъ потери силъ!
             Я голоденъ.
   Герцогъ.                     Такъ кушай на здоровье.
             Желаннымъ гостемъ будь.
   Орландо.                                         О, если вы
             Такъ ласковы, то умоляю васъ
             Меня простить! Я думалъ вѣдь, что дико
             Въ лѣсу здѣсь все, и потому невольно
             Пришло мнѣ въ умъ угрозою добиться
             Отъ васъ, чего хочу. Но, впрочемъ, кто бы
             Вы ни были, живущіе подъ тѣнью
             Лѣсовъ пустынныхъ этихъ, не заботясь
             О времени, я все жъ скажу, что если
             Видали вы счастливѣйшіе дни,
             Что если умилялись вы при звукѣ
             Колоколовъ; за трапезой сидѣли
             Въ кругу друзей; съ глазъ отирали слезы.
             Навернутыя чувствомъ состраданья
             Къ чужой бѣдѣ,-- то я молю, отвѣтьте
             Привѣтливо на дерзкій мой приходъ.
             Сказавши это вамъ, влагаю мечъ я
             Назадъ въ ножны, краснѣя отъ стыда.
   Герцогъ. Счастливѣйшіе дни, какъ говоришь ты,
             Мы видѣли; святымъ колоколамъ
             Внимали съ умиленьемъ; пировать
             Случалось и съ друзьями намъ, а также
             Нерѣдко приходилось горько плакать
             Надъ бѣдствіемъ другихъ,-- а потому
             Садись за столъ и угощайся съ нами,
             Чѣмъ Богъ послалъ. Все, что мы можемъ дать,
             Бери, не церемонясь.
   Орландо.                               Подождите жъ,
             Прошу, одну минуту. Долженъ я,
             Какъ лань въ лѣсу, заботясь о себѣ,
             Безъ корма не оставить своего
             Дѣтеныша. Со мной бѣднякъ-старикъ.
             Онъ изъ любви ко мнѣ одной пустился
             Въ тяжелый этотъ путь, и потому,
             Пока свои не подкрѣпитъ онъ силы,
             Упавшія отъ голода и лѣтъ,
             Не прикоснусь я къ пищѣ самъ.
   Герцогъ.                                                   Веди же
             Его сюда. Пока вы не вернетесь,
             Не будемъ ѣсть и мы.
   Орландо.                                         О, какъ я васъ
             Благодарю! Да наградитъ васъ небо
             За вашу доброту!

(Орландо уходитъ).

   Герцогъ (Жаку).                     Не мы одни,
             Какъ видишь ты, несчастны. На театрѣ
             Земной, широкой жизни можно встрѣтить
             Бѣды и зло гораздо хуже тѣхъ,
             Какія терпимъ мы.
   Жакъ.                               Весь міръ -- театръ 35).
             Мужчины, женщины на немъ играютъ
             Имъ всѣмъ судьбой назначенную роль.
             Опредѣленъ для каждаго свой выходъ,
             И выходовъ но счету главныхъ -- семь.
             Является сперва актеръ-ребенокъ;
             Сосетъ онъ грудь, плюется молокомъ,
             Реветъ, шумитъ, съ своей воюетъ мамкой;
             Но дни бѣгутъ, и вотъ его жъ мы видимъ,
             Какъ въ школу онъ улиткою ползетъ,
             Со связкой книгъ, едва продравъ съ просонокъ
             Свои глаза. Является затѣмъ
             Пора любви. Сонеты страстно пишетъ
             Въ честь дивныхъ глазъ красотки онъ своей;
             Подъ гнетомъ чувствъ шлетъ пламенные вздохи Зб).
             Но дни бѣгутъ -- мы видимъ новость: сталъ
             Онъ воиномъ;-- украшенъ бородой,
             Какъ пестрый барсъ, наборомъ смѣло сыплетъ
             Страшнѣйшихъ клятвъ; на ссоры лѣзетъ, гдѣ лишь
             Найдетъ предлогъ; а ради чести встать
             Готовъ сейчасъ хоть передъ дуломъ пушки!
             Затѣмъ судьей является почтеннымъ
             Предъ нами онъ. Обзавелся солиднымъ
             Ужъ онъ брюшкомъ, въ которое упрятать
             Привыкъ съ утра, чуть вставши, каплуна;
             Подстригъ прилично бороду и важно,
             Сидя въ судѣ, въ глаза пускаетъ пыль
             Наборомъ словъ, съ достоинствомъ играя
             Свою предъ всѣми роль. Въ шестомъ явленьи
             Становится похожъ онъ на шута 37).
             Худой, какъ жердь, носъ осѣдлавъ очками
             И кошелекъ привѣсивши къ бедру,
             Онъ путается въ обветшалыхъ брюкахъ
             Изсохшими костями старыхъ ногъ.
             Пропалъ былой, пріятный, звучный голосъ,
             И говорить свистящимъ сталъ дискантомъ
             Онъ, какъ дитя. Послѣдній выходъ свой
             Дѣйствительно кончаетъ возвращеньемъ
             Онъ къ дѣтству вновь: забытый свѣтомъ всѣмъ,
             Живетъ безъ глазъ, безъ чувствъ и безъ желаній!

(Возвращается Орландо, неся на рукахъ Адама).

   Герцогъ. Ну, здравствуйте! Клади на землю ношу
             Почтенную свою, и пусть старикъ твой,
             Какъ хочетъ, угоститъ себя.
   Орландо.                                         Всѣмъ сердцемъ
             Я за него вамъ благодаренъ.
   Адамъ.                                                   Дѣльно
             Онъ вамъ сказалъ: я самъ не въ силахъ былъ бы,
             Какъ должно, васъ и поблагодарить.
   Герцогъ. Гостями будьте нашими. Садитесь
             За столъ безъ словъ. Я васъ смущать не буду
             Разспросами о томъ, что привелось
             Вамъ пережить. Эй, музыку! (Амьену) А ты,
             Любезный другъ, потѣшь своимъ насъ пѣньемъ.
   Амьенъ (поетъ). Бушуйте вихри стужи зимней!
                       Вашъ холодъ все жъ гостепріимнѣй,
                       Чѣмъ злость холодная людей.
                       На насъ нещадно вы несетесь,
                       Но вы надъ нами не смѣетесь,
                       Какъ люди, злостью все жъ своей.
             Гей, го! Гей, го! Туда, туда! подъ тѣнь густую!
             Любовь -- обманъ, друзья -- враги! За ложь пустую
                       Должны мы ласки ихъ считать.
                       Безъ страха можно довѣрять
                       Одной природы поцѣлую!
                       Пусть небо хмурится и злится,--
                       Его жестокость не сравнится
                       Съ неблагодарностью людской.
                       Когда скуются льдами воды,
                       Обиды злобной непогоды
                       Ничто предъ злобною душой.
             Гей, го! Гей, го! Туда, туда -- подъ тѣнь густую!
             Любовь -- обманъ, друзья -- враги! За ложь пустую
                       Должны мы ласки ихъ считать.
                       Безъ страха можно довѣрять
                       Одной природы поцѣлую 38).
   Герцогъ (Орландо). Когда ты сынъ Роуланда де-Буа,
             Какъ мнѣ шепнулъ, и какъ я увѣряюсь
             Въ томъ самомъ же, при видѣ, какъ похожъ ты
             На своего покойнаго отца,
             То будь желаннымъ гостемъ здѣсь. Я -- герцогъ,
             И твой отецъ любимъ былъ мной сердечно.
             Пойдемъ въ пещеру къ намъ. Ты мнѣ разскажешь
             Все, что съ тобой случилось. (Адаму) Ты, старикъ,
             Жди за нами также. (Свитѣ) Пусть помогутъ
             Ему итти. Разскажете вы оба,
             Что въ жизни вамъ судьбы послала злоба.

(Уходятъ).

   

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА 1-я.

Комната во дворцѣ герцога Фредерика.

(Входятъ герцогъ Фредерикъ, Оливеръ и придворные).

   Герц. Фредерикъ. Не видѣлъ ты его?-- не вѣрю! вздоръ!
             Счастливымъ почитать себя ты долженъ
             За то, что добръ и мягокъ я душой!
             Почувствовалъ иначе ты, на комъ бы
             Сорвалъ я гнѣвъ! Но все же берегись!
             Приказъ тебѣ, чтобъ отыскалъ ты брата.
             Гдѣ бъ ни былъ онъ! Ищи хоть днемъ съ огнемъ!
             Достать его ты долженъ мнѣ живого
             Иль мертваго! Даю тебѣ на это
             Я сроку годъ. Не смѣй подъ страхомъ смерти
             Иначе возвращаться! Все твое
             Имущество, доходы и добро
             Возьмутся подъ залогъ, пока проступки,
             Въ какихъ подозрѣваю я тебя,
             Оправданы не будутъ тѣмъ признаньемъ,
             Какое намъ обязанъ дать твой братъ.
   Оливеръ. О, государь, когла бъ могли читать вы
             Въ моей душѣ! О братѣ вамъ скажу я,
             Что не любилъ его я никогда.
   Герц. Фредерикъ. Тѣмъ ты сквернѣй! (Свитѣ)
             Прогнать его сейчасъ же,
             И пусть опишутъ все его добро,
             Какъ я сказалъ. Прочь съ глазъ, безъ разговоровъ!

(Уходятъ),

   

СЦЕНА 2-я.

Арденнскій лѣсъ.

(Входитъ Орландо; въ его рукахъ бумага со стихами, которую онъ прикалываетъ къ дереву).

   Орландо. Висите здѣсь свидѣтелями страстной
             Моей любви! А ты свой взоръ, луна,
             На имя жрицы брось твоей прекрасной,
             Которой жизнь моя вся отдана!
             Я на деревьяхъ имя Розалины
             Пишу вездѣ. Пускай, кто ни придетъ
             Здѣсь посѣтить поля, лѣса, долины,--
             Слѣдъ страстныхъ думъ моихъ о ней найдетъ!
             Пиши вездѣ, Орландо вдохновенный,
             Твоей богини вензель драгоцѣнный!

(Уходитъ Орландо. Входятъ Коринъ и Оселокъ).

   Коринъ. Какъ нравится вамъ, господинъ Оселокъ, наша пастушеская жизнь?
   Оселокъ. Какъ тебѣ сказать?.. Для пастуха она, конечно, хороша; но зато сама по себѣ никуда не годится. Съ точки зрѣнія уединенности -- лучше ея не найдешь; но дѣло въ томъ, что сама-то уединенность, по-моему, очень скверная вещь. Среди полей она мнѣ очень нравится; а подумавъ о ней при дворѣ, ощутишь. изрядную скуку. Какъ скромная жизнь, она меня удовлетворяетъ; а какъ лишенная удобствъ, мнѣ претить. Скажи, пастухъ, ты занимался философіей?
   Коринъ. Мало. Знаю развѣ только то, что. чѣмъ сильнѣе бываешь боленъ, тѣмъ сквернѣй себя чувствуешь; слыхалъ также, что тотъ, у кого нѣтъ ни денегъ, ни средствъ, ни довольства, лишенъ трехъ добрыхъ друзей. Еще знаю, что дождь мочитъ, а огонь жжетъ, и что на хорошемъ пастбищѣ овцы жирѣютъ. Наученъ также, что ночью бываетъ темно потому, что нѣтъ солнца. Говорили мнѣ тоже, будто поютъ, у кого нѣтъ ума ни отъ природы ни отъ ученья -- въ правѣ сказать, что онъ худо воспитанъ и навѣрно родился отъ родителей дураковъ.
   Оселокъ. Вижу, что ты натуральный философъ. Скажи, случалось тебѣ быть при дворѣ?
   Коринъ. Ни въ жизнь.
   Оселокъ. Ну, такъ тебѣ не будетъ спасенья на томъ свѣтѣ.
   Коринъ. А я думаю, что будетъ.
   Оселокъ. Не будетъ, не будетъ! Зажарятъ тебя тамъ съ одной стороны, какъ скверно приготовленное яйцо 39).
   Коринъ. За то, что не былъ при дворѣ? Почему же это?
   Оселокъ. Суди самъ: если ты не былъ при дворѣ, то не видалъ хорошихъ манеръ. Если твои манеры не хороши, значитъ, онѣ дурны, а все дурное грѣхъ. Какъ же тебѣ не быть осужденнымъ за грѣхи? Плохи твои дѣла, очень плохи!
   Коринъ. Полно вамъ! Сунуться съ придворными манерами въ деревню такъ же смѣшно, какъ залѣзть съ деревенскими ко двору. Тамъ, слышалъ я, и здороваются не поклонами, какъ мы, а цѣлуютъ другъ у друга руки. Грязный былъ бы это обычай для насъ, пастуховъ.
   Оселокъ. Объясни, почему.
   Коринъ. Да потому, что мы, пастухи, вѣчно возимся съ овцами, а у нихъ шерсть сальная и потная.
   Оселокъ. Какъ будто у придворныхъ нѣтъ потныхъ рукъ? А сверхъ того, извѣстно, что овечье сало здоровѣй людского. Доводъ твой не годится. Подавай другой.
   Коринъ. Ну, тогда скажу, что у насъ руки жесткія.
   Оселокъ. Тѣмъ чувствительнѣй будутъ для губъ поцѣлуи... Опять совралъ. Доказывай иначе.
   Коринъ. Онѣ часто бываютъ у насъ выпачканы дегтемъ, которымъ мы лѣчимъ овецъ; такъ кто жъ захочетъ ихъ цѣловать? Придворныя руки надушены мускусомъ.
   Оселокъ. Дуракъ ты, дуракъ! кусокъ несвѣжей говядины!.. Слушай мудрыхъ людей и поучайся: развѣ мускусъ почетнѣй дегтя? Вѣдь его дѣлаютъ изъ отбросковъ хорька. Придумывай доказательство лучше.
   Коринъ. Будетъ съ меня. Куда мнѣ тягаться съ умниками, какъ вы. Отступаюсь.
   Оселокъ. Хочешь, значитъ, быть осужденнымъ. Да смилуется же надъ тобой Господь, и да пошлетъ тебѣ духъ разумѣнія 40), глупый ты человѣкъ.
   Коринъ. Что я?... Я человѣкъ простой. Заработковъ моихъ хватаетъ только на хлѣбъ да на платье. Съ людьми не ссорюсь, добру ихъ не завидую, а, напротивъ, счастью другихъ радуюсь. Своимъ доволенъ и на долю не ропщу. Радость моя въ томъ, чтобъ видѣть, какъ овцы пасутся, а ягнята сосутъ.
   Оселокъ. Ну, вотъ новый грѣхъ твоей глупости! Жить случкой барановъ съ овцами; быть сводникомъ; спаривать невинныхъ однолѣтокъ съ какимъ-нибудь старымъ кривомордымъ козломъ! Если ужъ ты за это не попадешь въ адъ, значитъ -- отъ пастуховъ отказался самъ дьяволъ... Не приложу даже ума, что бы придумать, какимъ путемъ можешь ты спастись.
   Коринъ. Смотрите, идетъ молодой господинъ Ганимедъ, братъ моей новой хозяйки.

(Входить Розалина, читая стихи).

   Розалина. Какъ ни славятся Индій рубины,--
             Ярче щечки горятъ Розалины!
             Бурный вихрь, пробѣгая равнины,
             Вѣсть о славѣ гудитъ Розалины!
             Не сравню никакой я картины
             Съ красотою моей Розалины.
             Пой весь міръ, слившись въ хоръ соловьиный,
             Красоту лишь одной Розалины 41).
   Оселокъ. Этакъ риѳмовать я буду, пожалуй, цѣлыя восемь лѣтъ сряду съ перерывомъ только для сна, обѣда и ужина. Такіе стихи похожи на вереницу молочныхъ торговокъ, когда онѣ бѣгутъ гурьбой на рынокъ.
   Розалина. Молчи, дуракъ.
   Оселокъ. Могу васъ увѣрить; вотъ доказательства:
   
             Если къ самкѣ самецъ льнетъ звѣриный,
             Чуетъ въ ней онъ красу Розалины.
             Кошка ловъ забываетъ мышиный
             Для кота!-- такова жъ Розалина!
             Какъ зимой мѣхомъ грѣемъ мы спину,
             Такъ согрѣлъ бы и я Розалину.
             Какъ въ орѣхѣ ѣдятъ сердцевину,
             Такъ хотѣлъ бы я съѣсть Розалину!
             Есть колючки въ цвѣточной корзинѣ!
             Есть такія жъ, увы, въ Розалинѣ 43)!
   
   И такъ далѣе, до безконечности. Но вѣдь это глупая скачка глупыхъ виршей. Для чего вы ими заражаетесь?
   Розалина. Молчи! глупъ ты самъ. Я нашла ихъ приколотыми къ древу.
   Оселокъ. Плохіе, значитъ, плоды приносятъ здѣшнія деревья.
   Розалина. Я привью къ нимъ тебя, а потомъ кизиль. Отъ такого сводничества навѣрно вырастутъ плоды, которые, какъ кизиль, будутъ портиться прежде, чѣмъ созрѣютъ. Вы, сводники, творите въ жизни вѣдь то же самое 43).
   Оселокъ. Можетъ-быть, оно и такъ; но предоставьте рѣшить дѣло лѣсу 44).
   Розалина. Молчи,-- идетъ сестра. Пойдемъ и встанемъ,
             Чтобъ не могла она замѣтить насъ.

(Входитъ Целія, читая стихи).

   Целія. Хоть нѣтъ людей въ дубравѣ этой,
             Хоть все въ ней спитъ, но населить
             Хочу я лѣсъ мечтой поэта
             И лѣсъ заставить говорить...
             Въ стихахъ представлю я земную
             Судьбу людей, какъ имъ она
             Порой тяжка, иль на пустую
             Бываетъ мелочь сведена!
             Какъ нарушаютъ обѣщанья,
             Какъ друга другъ готовъ продать,
             Какъ лжетъ весь міръ,-- но въ окончаньи
             Стиховъ я буду выставлять
             Повсюду имя Розалины!
             Докажетъ міру пусть она,
             Что если страшенъ гнетъ судьбины,
             То въ жизни радость все жъ дана!
             Природа въ ней соединила
             Всѣ совершенства безъ конца,
             Рукою щедрой подарила
             Ей прелесть сердца и лица.
             Красой она равна съ Еленой,
             Но честь въ душѣ ея царитъ;
             А взоръ владычицы вселенной,
             Взоръ Клеопатры къ ней дивить!
             Что въ Аталантѣ съ полнымъ нравомъ
             Считаютъ лучшимъ -- видимъ въ ней
             Воскресшимъ мы 45); а чистымъ нравомъ
             Она Лукреціи святѣй!
             Надъ Розалиной расточала
             Судьба щедроты безъ границъ
             И для нея дары собрала
             Съ различныхъ глазъ, сердецъ и лицъ,
             А я своей стремлюсь душою
             Ей вѣкъ покорнымъ быть слутою 46).
   Розалина. О, милосердый Юпитеръ! Какой скучнѣйшей проповѣдью любви угостилъ ты своихъ прихожанъ! и хотъ бы разъ попросилъ у нихъ снисхожденья.
   Целія (Оселку и Карину). Что вы тутъ дѣлаете? или вздумали подслушивать 47)? Ступайте прочь,-- и ты. пастухъ, и ты, дуракъ, тоже.
   Оселокъ. Идемъ, дружище. Отступимъ если не съ важной рожей, такъ съ цѣлой кожей 48).

(Уходятъ Оселокъ и Коринъ).

   Целія. Ты слышала эти стихи?
   Розалина. О, да,-- слышала, даже съ излишкомъ. Они хромы до того, что я не знаю, какъ могла ты ихъ прочесть, не споткнувшись.
   Целія. Хромы стихи, а не я,-- такъ съ чего же было мнѣ спотыкаться 49)?
   Розалина. Да, но вѣдь при чтеньи хромыхъ стиховъ твои ноги выбивали къ нимъ тактъ; а потому ты легко могла охромѣть сама.
   Целія. Во всякомъ случаѣ, неужели ты не дивилась, что твое имя написано въ лѣсу чуть не на каждомъ деревѣ?
   Розалина. Дивилась, какъ восьмому чуду свѣта 50), еще раньше, чѣмъ ты мнѣ объ этомъ сказала. Посмотри, что я нашла написаннымъ на этой пальмѣ. Я думаю, такихъ виршей въ мою честь никто не писалъ со временъ Пиѳагора, когда я жила въ какой-нибудь ирландской крысѣ и бѣгала отъ стиховъ, какъ она 51), хотя, конечно, этого не помню.
   Целія. Какъ думаешь, чьи это продѣлки?
   Розалина. Вѣроятно, какого-нибудь мужчины.
   Целія. Я думаю даже, что онъ носитъ на шеѣ ту самую золотую цѣпь 52), которую носила прежде ты. Что жъ ты покраснѣла?
   Розалина. Скажи яснѣй, кто онъ по-твоему?
   Целія. О, Господи,-- неужели такъ трудно узнать другъ друга друзьямъ? Но, впрочемъ, это не бѣда: вѣдь землетрясенье сдвигаетъ и горы.
   Розалина. Отвѣчай толковѣй.
   Целія. Такъ ты сама не догадываешься?
   Розалина. Да нѣтъ же; а потому еще разъ прошу тебя съ убѣдительнѣйшей настойчивостью сказать мнѣ твое предположенье.
   Целія. Чудеса да и только! Какъ ни разсуждай, придется все-таки кончить, воскликнувъ: чудеса!
   Розалина. Я обращаюсь къ тебѣ во имя скромности моего пола. Неужели ты думаешь, что, надѣвъ камзолъ и штаны, я сдѣлалась въ самомъ дѣлѣ мужчиной? Стоя на вершокъ отъ догадки, я также далеко отъ нея. какъ отъ острововъ Южнаго океана. Потому говори прямо, кто онъ? Говори скорѣй! Жалѣю, что ты не заика, и что имя это не можетъ сорваться съ твоихъ губъ противъ твоей воли. Пусть бы оно выскочило, какъ пробка изъ узкогорлой бутылки. Или все, или ничего! Откупори же, прошу, твою бутыль, чтобъ я могла проглотить твою тайну.
   Целія. Въ такомъ случаѣ ты проглотишь мужчину и поселишь его въ себѣ. Неужели ты хочешь этого?
   Розалина. Божье ли онъ созданье? Что за человѣкъ? Стоить ли его голова шляпы, а щеки бороды?
   Целія. Борода у него есть,-- только маленькая.
   Розалина. Богъ дастъ, вырастетъ и большая. Я согласна терпѣливо ждать этого времени, если ты, какъ слѣдуетъ, опишешь мнѣ его теперешній подбородокъ.
   Целія. Онъ тотъ самый молодой Орландо, который разомъ побѣдилъ и герцогскаго силача и твое сердце.
   Розалина. Ахъ!.. пожалуйста, безъ шутокъ. Говори, какъ честная дѣвушка.
   Целія. Увѣряю тебя, что это онъ.
   Розалина. Орландо?..
   Целія. Орландо.
   Розалина. Для чего жъ мнѣ тогда мои штаны и камзолъ?.. Говори, что онъ дѣлалъ, когда ты его видѣла въ послѣдній разъ? что онъ говорилъ? какой имѣлъ видъ? какъ былъ одѣтъ?.. зачѣмъ сюда пришелъ? спрашивалъ ли обо мнѣ? гдѣ теперь? какъ онъ съ тобой разстался и когда ты увидишь его снова?.. Отвѣчай на все однимъ словомъ.
   Целія. Для такого большого слова ты должна дать мнѣ ротъ Гаргантуа 53), потому что съ моимъ маленькимъ ртомъ сказать его трудно. Отвѣтить на твои вопросы однимъ да или нѣтъ труднѣй, чѣмъ разъяснить весь катехизисъ.
   Розалина. Скажи по крайней мѣрѣ, знаетъ ли онъ, что я брожу здѣсь въ лѣсу въ мужскомъ платьѣ, и такъ ли онъ бодръ съ виду, какъ былъ въ день, когда боролся съ силачомъ?
   Целія. Сосчитать въ морѣ песокъ легче, чѣмъ отвѣтить на вопросы влюбленныхъ. Слушай же и разжевывай мои отвѣты, какъ знаешь, сама. Я нашла его лежащимъ подъ деревомъ, какъ свалившійся жолудь.
   Розалина. Дерево съ такими плодами должно назваться деревомъ Юпитера!..
   Целія. Потерпи и не прерывай.
   Розалина. Дальше.
   Целія. Онъ лежалъ, растянувшись во весь воетъ, какъ раненый рыцарь.
   Розалина. Какъ ни печаленъ былъ такой видъ, но онъ украшалъ землю!..
   Целія. Да прикуси же языкъ! Лежалъ онъ въ охотничьемъ платьѣ.
   Розалина. О, горе! онъ сбирался пронзить мое сердце.
   Целія. Ну, вотъ опять! Только-что я затяну пѣсню, ты сейчасъ собьешь меня съ тона.
   Розалина. Вѣдь ты знаешь, что -- я женщина, и потому не могу думать иначе, какъ только вслухъ. Но продолжай, продолжай!
   Целія. Да ужъ теперь поздно: я сбилась совсѣмъ. Смотри, смотри: онъ идетъ сюда самъ.
   Розалина. Онъ! точно онъ!.. Спрячемся и будемъ наблюдать.

(Розалина и Целія отходятъ. Входятъ Орландо и Жакъ).

   Жакъ. Очень благодаренъ вамъ за компанію, но признаюсь, охотнѣй провелъ бы время одинъ.
   Орландо. Совершенно, какъ я. Но все-таки считаю долгомъ поблагодарить и васъ хоть изъ учтивости.
   Жакъ. Прощайте и постараемтесь встрѣчаться какъ можно рѣже.
   Орландо. А еще лучше было бы не встрѣчаться совсѣмъ.
   Жакъ. Предъ разставаньемъ я попрошу васъ только не портить кору здѣшнихъ деревьевъ, царапая на ней ваши любовныя вирши.
   Орландо. А я попрошу васъ не портить моихъ виршей, читая ихъ такимъ отвратительнымъ образомъ.
   Жакъ. Вашъ предметъ зовется Розалиной?
   Орландо. Не отрицаю.
   Жакъ. Это имя мнѣ не нравится.
   Орландо. Крестные отцы, давая ей это имя, не думали угождать вамъ.
   Жакъ. Какъ высока она ростомъ?
   Орландо. Подъ стать съ высотой моего сердца.
   Жакъ. Ваши отвѣты прелестны! Не были ли вы знакомы съ женами ювелировъ и не вычитали ли эти отвѣты на ихъ кольцахъ 54)?
   Орландо. О, нѣтъ. А скажите, не списаны ли ваши вопросы съ мудрыхъ загадокъ на обояхъ 55)?
   Жакъ. Ваши остроты мчатся быстрѣе пятокъ Аталанты 56). Хотите присѣсть и позубоскалить вмѣстѣ со мной надъ нашей владычицей вселенной и надъ всѣми людскими горестями?
   Орландо. Я смѣюсь только надъ самимъ собой и надъ своими недостатками, а ихъ во мнѣ очень много.
   Жакъ. И величайшій изъ нихъ тотъ, что вы влюблены.
   Орландо. Я однако не промѣняю его на величайшую изъ вашихъ добродѣтелей. Но довольно: мнѣ съ вами скучно.
   Жакъ. А я, представьте, познакомился съ вами, надѣясь найти въ васъ шута.
   Орландо. Здѣшній шутъ утонулъ въ ручьѣ. Наклонитесь надъ водой: можетъ-быть, вы его увидите.
   Жакъ. Сдѣлавъ это, я увижу самого себя.
   Орландо. Давая вамъ этотъ совѣтъ, я именно васъ и подразумѣвалъ, или, если хотите, никого, то-есть, ничтожество.
   Жакъ. Не буду утомлять васъ своимъ присутствіемъ. Прощайте, signior влюбленный!
   Орландо. Прощайте, monsieur меланхоликъ 57)!

(Жакъ уходитъ. Розалина и Целія приближаются).

   Розалина (тихо Целіи). Заговорю съ нимъ, какъ развязный лакей, и сыграю въ моемъ мужскомъ платьѣ какую-нибудь шутку. (Громко). Эй, охотникъ! вы слышите?
   Орландо. Слышу прекрасно. Что тебѣ надо?
   Розалина. Можете вы мнѣ сказать, который часъ?
   Орландо. Могу сказать только, какое время дня, потому что часовъ въ лѣсу нѣтъ.
   Розалина. Значитъ, въ немъ нѣтъ истинно-влюбленныхъ. Иначе они, вздыхая каждую минуту, могли бы опредѣлять тихій ходъ времени лучше всякихъ часовъ.
   Орландо. Тихій? почему же не быстрый? Развѣ такое выраженіе не будетъ справедливѣй?
   Розалина. Ни въ какомъ случаѣ. Время для разныхъ людей плетется различно. Для кого рысью, для кого спокойнымъ шагомъ, для кого вскачь. А для нѣкоторыхъ стоитъ, даже совсѣмъ не двигаясь.
   Орландо. Для кого жъ плетется оно рысью?
   Розалина. Для молодой дѣвушки между сговоромъ и бракомъ. Это такая утомительная рысь, что, будь ея срокъ всего какихъ-нибудь семь дней, они могли бы показаться семью годами.
   Орландо. Для кого идетъ оно шагомъ?
   Розалина. Для священника, плохо знающаго по-латыни, и для богача, не страдающаго подагрой. Первый спитъ спокойно всю жизнь, потому что ему нечего дѣлать, а второй пребываетъ въ блаженномъ благодушіи, не чувствуя никакихъ невзгодъ. Одному незнакомы занятія изсушающей науки, а другому -- печальныя бѣдствія нищеты.
   Орландо. Для кого мчится вскачь?
   Розалина. Для преступника по дорогѣ къ висѣлицѣ. Какъ ни медленъ будетъ ходъ времени въ этомъ случаѣ, онъ покажется бѣдняку все-таки слишкомъ скорымъ.
   Орландо. А для кого же оно стоитъ, не двигаясь?
   Розалина. Для судей во время вакацій. Они просыпаютъ этотъ срокъ такимъ непробуднымъ сномъ, что не замѣчаютъ, движется ли время, или стоитъ.
   Орландо. Гдѣ ты живешь, милый юноша?
   Розалина. Здѣсь въ лѣсу, вмѣстѣ съ моей сестрой, пастушкой. Нашъ домъ стоитъ на самой окраинѣ лѣса, какъ бахрома, пришитая къ юбкѣ.
   Орландо. Ты здѣшній уроженецъ?
   Розалина. Какъ кроликъ, который, гдѣ родится, тамъ и живетъ.
   Орландо. У тебя однако слышна въ выговорѣ изысканность, какой нельзя ожидать отъ живущихъ въ такой глуши.
   Розалина. Это замѣчали многіе. Я научился такъ говорить у моего дяди, священника, который въ молодости жилъ въ городахъ и тамъ набрался свѣтскихъ манеръ, потому что былъ влюбленъ. Много онъ потомъ сказалъ проповѣдей противъ любви, и я отъ всей души благодарю Бога за то, что Онъ не создалъ меня женщиной. Очень было бы мнѣ непріятно обладать такимъ ворохомъ дурныхъ качествъ, какія дядя приписывалъ всему женскому полу.
   Орландо. Не можешь ли ты припомнить хоть одного изъ главныхъ дурныхъ качествъ, въ которыхъ онъ ихъ обвинялъ?
   Розалина. Главнаго между ними не было. Всѣ были одного достоинства, какъ полупенсовыя монеты. Каждое казалось самымъ ужаснымъ, пока не смѣнялось своимъ товарищемъ.
   Орландо. Перечисли хоть нѣсколько.
   Розалина. Нѣтъ, я поберегу это перечисленіе, какъ лѣкарство для больныхъ. Здѣсь въ лѣсу, кстати, завелся какой-то чудакъ, который портитъ наши деревья тѣмъ, что царапаетъ на корѣ каждаго имя какой-то Розалины. На кусты боярышника вѣшаетъ онъ оды, а на терновникѣ -- элегіи, все тоже съ именемъ Розалины. Вотъ если бъ я встрѣтилъ этого сумасброда, то охотно преподалъ бы ему мои совѣты, потому что онъ явно зараженъ лихорадкой любви.
   Орландо. Этотъ сумасбродъ я. Начинай же свое лѣченье.
   Розалина. Вы? Не можетъ быть. Въ васъ не замѣтно ни одного изъ тѣхъ признаковъ, какіе сообщилъ мнѣ мой дядя. Онъ научилъ меня, какъ узнавать влюбленныхъ, и я увѣренъ, что вы этой напастью на заражены.
   Орландо. Какіе же это признаки?
   Розалина. Впалыя щеки, которыхъ у васъ нѣтъ. Синяки подъ глазами, чего въ васъ также не замѣтно. Упорная склонность къ молчанью,-- въ васъ я ея тоже не вижу. Растрепанная борода;-- ну, насчетъ вашей бороды я распространяться не буду, потому что она у васъ меньше доходовъ младшихъ братьевъ. Затѣмъ вы носили бы чулки безъ подвязокъ, шляпу безъ шнурка, рукава безъ пуговицъ, башмаки безъ застежекъ, словомъ -- весь вашъ туалетъ представлялъ бы полный безпорядокъ. Ничего этого въ васъ нѣтъ, и вы, напротивъ, смотрите самымъ кокетливымъ щеголемъ. Если можно почесть васъ влюбленнымъ, то развѣ только въ самого себя.
   Орландо. А между тѣмъ мнѣ очень бы хотѣлось убѣдить тебя, что я влюбленъ дѣйствительно.
   Розалина. Убѣждайте. Это вамъ будетъ сдѣлать не труднѣй, чѣмъ убѣдить въ томъ же ту, которую вы любите. Она навѣрно повѣритъ вашей любви скорѣй, чѣмъ сознается въ ней вамъ сама. Это одинъ изъ тѣхъ случаевъ, въ которыхъ женщины чаще всего лгутъ безъ всякой совѣсти. Вы, значитъ, сознаетесь, что вся эта стихотворная чепуха, въ которой прославляется Розалина, написана на деревьяхъ вами?
   Орландо. Клянусь тебѣ бѣлой ручкой Розалины, что этотъ несчастный дѣйствительно я
   Розалина. И вы въ самомъ дѣлѣ влюблены такъ страстно, какъ выражаете это въ вашихъ стихахъ?
   Орландо. Моей любви не выразить ни стихами ни какимъ-либо инымъ способомъ.
   Розалина. Да вѣдь любовь -- сумасшествіе, и ее слѣдовало бы точно такъ же смирятъ тюрьмой и бичомъ, какъ смиряютъ помѣшанныхъ. Если это не исполняется, то только потому, что болѣзнь слишкомъ распространена, и трудно было бы найти исполнителей лѣченія. Они оказались бы влюбленными сами. Я предпочитаю лѣчить эту болѣзнь другимъ способомъ.
   Орландо. И твой способъ оказался удачнымъ?
   Розалина. Да, и вотъ въ чемъ онъ состоялъ. Влюбленный долженъ былъ вообразить, что предметъ его страсти -- я, и начать пресерьезно за мной ухаживать. А я, принявъ тонъ и манеры самой измѣнчивой, вѣтряной дѣвушки, сталъ мучить его всевозможными способами. То томничалъ, то капризничалъ; былъ то веселъ, то грустенъ; то дерзокъ, то нѣженъ. Иной разъ безъ причины плакалъ, въ другой смѣялся. Фантазировалъ, дулъ губы, бранился, словомъ -- разыгрывалъ всевозможныя душевныя расположенія, не ощущая ни одного. Вѣдь влюбленные -- какъ мальчишки, такъ и женщины -- созданья именно такой масти и ведутъ себя такъ поголовно всѣ. Я то притворялся въ него влюбленнымъ, то ссорился съ нимъ изъ-за пустяковъ. Сегодня лѣзъ къ нему съ поцѣлуями, а завтра плевалъ ему въ лицо. Этимъ способомъ я довелъ моего влюбленнаго до того, что онъ чуть не сошелъ съ ума въ самомъ дѣлѣ и, отрекшись отъ шумной, свѣтской жизни, сталъ жить почти въ монастырскомъ спокойствіи и уединеніи. Успѣхъ лѣченія оказался полнымъ, а потому я предлагаю этимъ способомъ очистить и ваше сердце отъ поселившейся въ немъ страсти, сдѣлавъ его бѣлѣе невиннаго агнца. Ручаюсь, что любви не останется въ немъ и слѣда.
   Орландо. Да я совсѣмъ не желаю такихъ послѣдствій твоего лѣченья.
   Розалина. А я все-таки взялся бы васъ вылѣчить. Для этого вы должны только звать меня Розалиной и являться каждый день за мной ухаживать.
   Орландо. Хорошо, -- я согласенъ; клянусь въ томъ тебѣ моей любовью. Говори, гдѣ твой домъ?
   Розалина. Сейчасъ я вамъ его покажу: а вы скажите мнѣ, въ какой части лѣса живете сами. Идемте.
   Орландо. Идемъ, милѣйшій юноша.
   Розалина. Нѣтъ, нѣтъ, зовите меня Розалиной. (Целіи). Идемъ, сестра, съ нами.

(Уходятъ).

   

СЦЕНА 3-я.

Другая часть лѣса.

(Входятъ Оселокъ и Одри, Жакъ слѣдитъ за ними издали).

   Оселокъ. Сюда, милѣйшая Одри, сюда! Я присмотрю за твоими овцами. Отвѣть мнѣ прямо: подходящій ли я для тебя человѣкъ, или нѣтъ? удовлетворяешься ли ты моей будничной ыизіономіей?
   Одри. А что это такое значитъ: ф-и-з-і-о-н-о-м-і-я?
   Оселокъ. Неужели ты не умиляешься даже при томъ видѣ, что я сижу съ твоими козами, какъ Овидій 58).
   Жакъ (въ сторону). О, ученость! куда ты не заберешься! Похожа ты здѣсь на Юпитера въ хлѣву 59).
   Оселокъ (въ сторону). Если поэзія остается для тебя непонятной, и умъ твой, какъ недоношенный ребенокъ, не откликается на остроты, то приходится поневолѣ опустить руки, какъ при подачѣ огромнаго счета въ дрянной гостиницѣ. (Одри). О, зачѣмъ боги не создали тебя поэтичнѣй!
   Одри. Нъ вотъ опять не пойму, что вы такое говорите: хорошее это слово или пустячное? правда или неправда?
   Оселокъ. Ну, правды въ поэзіи, пожалуй, точно нѣтъ! Она вся -- однѣ выдумки. Поэтому и о любовникахъ, которые поэты отъ головы до пятокъ, часто говорятъ, что они врутъ въ своихъ клятвахъ.
   Одри. Такъ неужели вы этого хотите и отъ меня?
   Оселокъ. Именно,-- ты вѣдь клялась мнѣ, будто ты честная дѣвушка; а будь ты поэтомъ, я могъ бы съ большимъ вѣроятіемъ предположить, что ты врешь.
   Одри. Такъ вы хотите, чтобъ я была не честной?
   Оселокъ. Хочу, хочу! Не хотѣлъ бы только въ томъ случаѣ, если бъ ты была уродомъ. Честность такая же лишняя приправа для красоты, какъ медовый соусъ для сахара.
   Жакъ (въ сторону). Продувная бестія!..
   Одри. Красоты во мнѣ нѣтъ, а потому помоги Богъ остаться хоть честной.
   Оселокъ. Да; но надѣлить честностью урода все равно, что подать хорошее кушанье на грязномъ блюдѣ.
   Одри. Грязи во мнѣ нѣтъ, а красоты я не хочу сама.
   Оселокъ. Да будутъ же прославлены боги, сдѣлавшіе тебя уродомъ! Что же касается грязи, то она можетъ явиться сама собой послѣ. Какъ бы то ни было, я на тебѣ женюсь! Я ужъ видѣлся съ сэромъ Кривотолкомъ, попомъ здѣшняго мѣста, и онъ обѣщалъ прійти въ лѣсъ, чтобъ насъ обвѣнчать.
   Жакъ (въ сторону). Желалъ бы я посмотрѣть на эту свадьбу.
   Одри. Пошли Богъ счастливый часокъ!
   Оселокъ. Аминь! Будь я потрусливѣй, я, пожалуй, остановился бы передъ такимъ подвигомъ! Церкви въ лѣсу нѣтъ, а свидѣтелями поневолѣ могутъ быть только рогатые олени. Ну, да это не бѣда! Смѣлѣй впередъ! Рога, конечно, вещь, скверная, но вѣдь отъ нихъ не убережешься! Говорятъ, что богатый иной разъ не знаетъ счета своему добру. Рогатые мужья тоже зачастую не знаютъ, что украшены рогами; да иной разъ подчасъ еще не одной парой 60). Къ тому же вѣдь рога -- приданое жены: сами мы въ ихъ производствѣ не виноваты. А сверхъ того, развѣ ими украшается только одна дрянь? Никогда! Самый лучшій благородный звѣрь носитъ ихъ точно такъ же, какъ и общипанный. Неужели положеніе холостяка почетнѣй? Ни въ какомъ случаѣ! Замки, обнесенные каменными стѣнами съ башнями, почетнѣе деревень; точно также и лобъ женатаго, украшенный рогами, долженъ имѣть болѣе внушительный видъ, чѣмъ гладкая голова холостяка. Имѣть орудіе защиты лучше, чѣмъ быть безоружнымъ. Это примѣняется и къ рогамъ. Но вотъ и сэръ Оливеръ Кривотолкъ. (Входить Оливеръ Кривотолкъ). Милости просимъ, сэръ! Согласны вы обвѣнчать насъ подъ этимъ деревомъ, или придется тащиться за вами въ церковь?
   Кривотолкъ. Найдется ли здѣсь кто-нибудь для передачи тебѣ жены 61)?
   Оселокъ. Для передачи? Что вы, что вы! Я вовсе не хочу получать жену, переданную мнѣ изъ вторыхъ рукъ.
   Кривотолкъ. Этого требуетъ обрядъ. Иначе бракъ будетъ незаконенъ.
   Жакъ (приближаясь). Начинайте:-- обрядъ исполню я.
   Оселокъ. Добро пожаловать, сэръ Будь-Кѣмъ-Хочешь 62). Какъ живете, какъ можете? Очень радъ васъ видѣть! Тутъ у насъ затѣвается дѣльце. Да что же вы стойте безъ шляпы? Прошу, накройтесь.
   Жакъ. Ты вздумалъ жениться, полосатый тутъ?
   Оселокъ. Быкъ лѣзетъ въ ярмо, лошадь въ узду, соколъ въ ошейникъ съ колокольчиками,-- потому и у человѣка есть свои желанья. Голуби, спарясь, цѣлуются, значитъ -- и новобрачнымъ охота поклеваться.
   Жакъ. Какъ же ты, порядочный человѣкъ, хочешь вѣнчаться подъ деревомъ, точно бродяга? Ступай въ церковь, сыщи приличнаго священника, который могъ бы тебѣ объяснить, что такое бракъ. Вѣдь этотъ шарлатанъ спаритъ васъ, какъ плотникъ пристругиваетъ къ дверной рамѣ косякъ. Чуть какая-нибудь изъ этихъ частей начнетъ сохнуть и трескаться -- развалится вся дверь.
   Оселокъ (въ сторону). А я, напротивъ, желаю, чтобъ насъ обвѣнчалъ попъ именно такого рода. Если его вѣнчанье не стоитъ ни шиша, то тѣмъ легче будетъ потомъ развестись.
   Жакъ. Повторяю тебѣ: послушайся меня и ступай за мной.
   Оселокъ. Идемъ, Одри: жениться надо точно,
             Какъ слѣдуетъ, а то, пожалуй, насъ
             Вѣдь обвинять въ развратномъ поведеньи.
   
                                 А ты, Оливеръ,
                                 Ступай, честный сэръ,
                       Отсюда домой во-свояси!
                                 Ни я ни Одри,
                                 Ты сколько ни ври,
                       Твоей не поклонимся рясѣ 63)!

(Уходятъ Оселокъ, Одри и Жанъ).

   Кривотолкъ. Сколько ни ври ты самъ, я своего ремесла не оставлю. Найдутся дураки и безъ тебя.

(Уходитъ).

   

СЦЕНА 4-я.

Лѣсъ передо сельскимъ домомъ.

(Входятъ Розалина и Целія).

   Розалина. Пожалуйста, не утѣшай,-- я плакать не перестану.
   Целія. Плачь на здоровье. Я скажу только, что если ты хочешь представлять изъ себя мужчину, то слезы имъ не пристали.
   Розалина. Развѣ причина моихъ слезъ недостаточна?
   Целія. Напротивъ, хуже нельзя пожелать, а потому плачь.
   Розалина. У него даже волосы какого-то измѣнническаго цвѣта.
   Целія. Что и говорить!-- волосы Іуды предателя. Онъ даже цѣлуетъ, какъ Іуда.
   Розалина. Да; но цвѣтъ волосъ все-таки очаровательный.
   Целія. Еще бы!-- чистѣйшій каштанъ. Вѣдь ты всегда любила этотъ оттѣнокъ.
   Розалина. А поцѣлуй!-- чище и святѣе освященнаго хлѣба.
   Целія. Можно подумать, что ему подарила свои губы Діана. Монахиня общины холоднаго воздержанія не можетъ поцѣловать скромнѣе. Онъ весь ледъ цѣломудрія.
   Розалина. Почему же онъ клялся сегодня утромъ, что придетъ навѣрно,-- и не пришелъ?
   Целія. Потому что въ немъ нѣтъ чести.
   Розалина. Неужели ты такъ думаешь?
   Целія. Думаю. Конечно, я не хочу сказать этимъ словомъ, что онъ карманный воръ или конокрадъ. Но что касается честности въ любви, то, повѣрь, онъ въ этомъ случаѣ пустъ, какъ опорожненная кружка или гнилой орѣхъ.
   Розалина. Онъ нечестенъ въ любви?!
   Целія. Да, если онъ любитъ. Но вопросъ еще въ томъ, любитъ ли?
   Розалина. Вѣдь ты сама слышала, какъ онъ мнѣ въ этомъ клялся.
   Целія. Клялся, что любилъ; но это не доказательство, что любитъ теперь. А сверхъ того, клятвы даже любящихъ стоятъ не дороже клятвы трактирщиковъ. Обѣ скрѣпляютъ только фальшивые счета. Онъ теперь здѣсь въ лѣсу, въ свитѣ герцога, твоего отца.
   Розалина. Я встрѣтилась съ герцогомъ-отцомъ вчера и довольно долго съ нимъ разговаривала. Онъ разспрашивалъ меня, кто я и кто мои родственники. Я отвѣтила, что родъ мой не ниже его собственнаго, на что въ отвѣтъ онъ раз смѣялся и отпустилъ меня домой. Но, впрочемъ, что намъ говорить объ отцахъ, когда на умѣ такой сынъ, какъ Орландо?
   Целія. О, да,-- прелестный юноша! Какіе прелестные пишетъ стихи! Какими прелестными говоритъ словами! Какія прелестныя даетъ клятвы и какъ прелестно ихъ нарушаетъ, терзая тѣмъ сердце своей возлюбленной! Точь-въ-точь неловкій рыцарь на турнирѣ: направилъ копье въ одну сторону, а попалъ въ другую 64). Все это, впрочемъ, не бѣда: продѣлки молодости остаются прелестными, какъ бы ни были глупы. Но кто идетъ?

(Входитъ Коринъ).

   Коринъ. Вы, баринъ съ барыней, мнѣ приказали
             Свести васъ съ тѣмъ влюбленнымъ пастушкомъ,
             Что прошлый разъ, сидя со мною въ полѣ,
             Расхваливалъ красавипу-пастушку,
             Которая не хочетъ и смотрѣть
             На страсть его.
   Целія.                     Ну, да; такъ что жъ?
   Коринъ.                                                   Хотите
             Вы посмотрѣть комедію, какъ спорятъ
             Несчастная и блѣдная любовь
             Съ румянцемъ жаркимъ гордаго презрѣнья?
             Когда хотите, то пойдемте, я
             Вамъ это покажу.
   Розалина.                               О, да, пойдемъ!
             Видъ любящихъ способенъ поддержать
             Любовь и въ насъ. Полезную сыграть,
             Быть-можетъ, роль мнѣ случай дастъ пьеса,
             Какую мы увидимъ здѣсь, средь лѣса.

(Уходятъ).

   

СЦЕНА 5-я.

Другая часть лѣса.

(Входятъ Сильвій и Фебе).

   Сильвій. Ахъ, Фебе, будь добрѣй! Когда ужъ точно
             Не любишь ты меня, то все жъ скажи
             Мнѣ это ласковѣй! Вѣдь и палачъ,
             Привыкшій видѣть смерть, не опускаетъ
             На шею бѣдной жертвы топора,
             Не испросивъ сперва у ней прощенья 65).
             Ужель ты хочешь быть жестокосерднѣй
             Того, кто кровью дышитъ и живетъ?

(Входятъ и останавливаются въ отдаленіи Розалина, Целія и Коринъ).

   Фебе. Быть палачомъ во мнѣ охоты нѣтъ
             И не было. Тебя я взбѣгаю,
             Напротивъ, именно, чтобъ не давать
             Тебѣ причинъ корить меня. Придумалъ
             Прелестный выводъ ты, что убиваетъ
             Тебя мой взглядъ! Куда какъ хорошо!
             Повѣритъ ли хоть кто-нибудь, чтобъ глазъ,
             Частица эта тѣла, деликатнѣй
             Которой нѣтъ, чьи створки заставляетъ
             Сомкнуться вѣтеръ или легкій пухъ, --
             Вдругъ сдѣлался бъ убійцею, тираномъ
             Иль палачомъ? Смотри: я направляю
             Нарочно самый дерзкій злобный взглядъ
             Тебѣ въ лицо; что жъ не блѣднѣешь ты?
             Не падаешь? не увѣряешь, будто
             Ты имъ убить? Стыдись, стыдись, не лги!
             Не говори, что взглядъ мой -- взглядъ убійцы:
             Онъ не нанесъ тебѣ смертельныхъ ранъ.
             Когда бъ сучкомъ ты оцарапалъ руку --
             На ней остался бъ явственно рубецъ.
             Когда бъ на гибкій ты тростникъ наткнулся,
             То даже онъ вдавилъ бы ясный слѣдъ
             Въ твою ладонь;-- мои жъ глаза, какъ злобно
             Я ни стараюсь на тебя смотрѣть,
             Тебѣ вреда не дѣлаютъ и сдѣлать,
             Повѣрь, равно не могутъ никому.
   Сильвій. О, Фебе, Фебе! если доживешь
             Ты до поры -- она близка, быть-можетъ --
             Когда смутить такимъ же обаяньемъ
             Тебя гроза всесильной красоты,
             Узнаешь ты невидимыя раны,
             Какія можетъ намъ нанести любовь.
   Фебе. Такъ я прошу, оставь меня въ покоѣ
             До той поры. Когда жъ случится это,
             Такъ можешь поднимать меня на смѣхъ
             Какъ вздумаешь, нисколько не жалѣя
             Меня, какъ я не думаю жалѣть
             Теперь тебя.
   Розалина (подойдя). А почему?-- скажи мнѣ.
             Кѣмъ мать была твоя, что научила
             Тебя такъ безсердечно издѣваться
             Надъ бѣднякомъ? Когда была бы ты
             Красавицей (а красота твоя
             Вѣдь такова, что лечь въ постель съ тобою
             Захочетъ всякій лучше безъ свѣчи),
             Тогда еще, скажу, имѣла бъ право
             Гордиться ты... А что теперь? Кого
             Ты хочешь обмануть? Зачѣмъ ты смотришь
             Такъ на меня? Знай: ты въ моихъ глазахъ
             Пустѣйшее, ничтожное созданье!
             Такихъ, какъ ты, природа безъ усилій
             Творитъ гуртомъ, какъ рыночный товаръ.
             Не вздумала ль ты этимъ нѣжнымъ взглядомъ
             Очаровать лукаво и меня?
             Оставь надежду, глупенькая кукла!
             Ни черный шелкъ волосъ твоихъ, ни брови,
             Ни свѣтлый взглядъ, блестящій, какъ стекло 66),
             Ни цвѣтъ лица -- будь молока бѣлѣй онъ --
             Меня, повѣрь, склониться не заставятъ
             Передъ тобой! (Сильвію) Ты жъ, глупый пастушокъ,
             Скажи, зачѣмъ преслѣдуешь ее ты,
             Какъ облако, готовое разлиться
             Сейчасъ дождемъ? Ты стоишь, какъ мужчина,
             Во много разъ вѣдь больше, чѣмъ она,
             Какъ женщина. Однихъ глупцовъ, какъ ты,
             Прельщаетъ мысль творить во что бъ ни стало
             Уродливыхъ дѣтей. За красоту
             Ей льстить не станетъ зеркало; надулъ
             Ей въ уши ты одинъ, что будто прелесть
             Она собой. (Фебе) Тебѣ жъ даю совѣтъ
             Благодарить со слезною молитвой
             Творца за то, что полюбилъ тебя
             Такой прекрасный юноша. Шепну
             Я на ухо тебѣ: спѣши отдаться,
             Когда берутъ! Себя на всякомъ рынкѣ
             Ты не продашь. Проси жъ, чтобъ онъ простилъ
             Тебя за злость. Должна ты предложенье
             Его принять сейчасъ же и любить
             Его отъ всей души. Не забывай,
             Что если есть дурное въ насъ, то злостью
             Его усугубляемъ мы. Бери,
             Пастухъ, свою невѣсту, а затѣмъ
             Прощайте оба.
   Фебе.                               Ахъ, постой, останься,
             Прелестный юноша! Брани меня,
             Брани хоть цѣлый годъ: твоя пріятнѣй
             Мнѣ вдвое брань, чѣмъ ласки пастуха.
   Розалина. Онъ влюбился въ нее за уродства, а она, кажется, готова влюбиться въ меня за злость. (Сильвію) Если такъ, то на ея гнѣвные, обращенные къ тебѣ взгляды я буду отвѣчать бранью. (Фебе) Что ты на меня такъ смотритъ?
   Фебе. Дурныхъ намѣреній въ моемъ взглядѣ нѣтъ.
   Розалина. Не вздумай полюбить меня: я сердцемъ
             Фальшивѣй клятвы, данной съ пьяныхъ глазъ.
             А сверхъ того, скажу, что ты мнѣ вовсе
             Не нравишься. Когда ты хочешь знать,
             Гдѣ я живу, -- то вотъ, отсюда близко.
             Подъ этой группой маслинъ. (Целіи). Намъ съ тобою
             Пора итти. (Сильвію). А ты, пастухъ, смотри
             За ней во всѣ глаза. (Целіи). Идемъ, Альена.
             (Фебе). А ты, пастушка, будь съ нимъ полюбезнѣй
             И не гордись. Будь увлеченъ тобой
             Хоть цѣлый свѣтъ, и тотъ въ тебѣ бъ не видѣлъ
             Того, что видитъ милый твой. Идемте.

(Уходятъ Розалина, Целія и Коринъ).

   Фебе. Увы, пастухъ,-- ты схороненъ! Понятенъ
             Теперь мнѣ стихъ, какой ты мнѣ сказалъ:
             "Тотъ не любилъ, кто полюбилъ не съ разу!" 67)
   Сильвій. Другъ милый, Фебе!..
   Фебе.                                         А!.. что говоришь ты?
   Сильвій. О, сжалься надо мной!
   Фебе.                                         Да, да, -- жалѣю
             Тебя, повѣрь, я, Сильвій, отъ души.
   Сильвій. Должна итти за сожалѣньемъ помощь.
             Когда тебѣ внушаетъ сожалѣнье
             Моя любовь, такъ полюби меня,--
             Тогда любовь и сожалѣнье оба
             Найдутъ покой.
   Фебе.                               Что жъ!.. Я тебя люблю.
   Сильвій. Отдайся жъ мнѣ.
   Фебе.                               Ну, это будетъ слишкомъ!
             Утѣшься тѣмъ, что было прежде время,
             Когда тебя не выносила я,
             Ну, а теперь... конечно, не скажу я,
             Что очень я люблю тебя; но все же
             Ты говорить умѣешь про любовь,
             И потому тебя я буду слушать
             Съ охотою, -- тебя, кого, бывало,
             Я прежде не терпѣла. Можешь даже
             Ты мнѣ служить; не жди зато лишь только
             Себѣ иной награды, кромѣ мысли,
             Что осчастливленъ этимъ дѣломъ ты.
   Сильвій. Я такъ тебя люблю и такъ ничтожно
             За то вознагражденъ, что мнѣ казаться
             И малость будетъ многимъ. Буду я
             Похожъ на бѣдняка, который ходитъ
             По полю за жнецомъ и подбираетъ
             Упавшія колосья. Если ты
             Порой мнѣ улыбнешься, то и это
             Ужъ будетъ мнѣ достаточной наградой,
             Чтобъ могъ я жить.
   Фебе.                               Скажи, знакомъ ли ты
             Съ тѣмъ юношей, который говорилъ
             Сейчасъ со мной?
   Сильвій.                               Не близко, но встрѣчались
             Мы съ нимъ не разъ. Купилъ недавно онъ
             Имущество и домъ, какими здѣсь
             Владѣлъ Кардо.
   Фебе.                               Пожалуйста, не вздумай
             Вообразить, что будто бы онъ мнѣ
             Понравился. Онъ, видно по всему,
             Пустой, дрянной мальчишка. Говоритъ
             Онъ, правда, мило, но слова вѣдь вздоръ.
             Пріятно слушать ихъ, когда пріятенъ
             Намъ тотъ, кто говоритъ. Собой, конечно,
             Онъ недуренъ. Немножко, правда, гордъ,
             Но даже эта гордость какъ-то очень
             Къ нему идетъ. Какимъ прелестнымъ будетъ
             Мужчиной онъ! Теперь всего милѣе
             Въ немъ нѣжный цвѣтъ лица. А взглядъ!.. какъ онъ
             Смягчить умѣлъ имъ все, что насказалъ
             Мнѣ дерзкаго! Онъ небольшого роста,
             Но ростъ недуренъ все жъ для этихъ лѣтъ.
             Нога -- такъ-сякъ, но все жъ красива; губы
             Горятъ, какъ пара вишенъ. Споритъ ихъ
             Румянецъ со щеками, и различіе
             Оттѣнковъ очень мило. Губы ярче
             И лучше щекъ 68). Ты знаешь, Сильвій, много
             Нашлось навѣрно бъ женщинъ, для которыхъ
             Довольно было бъ разобрать его
             По косточкамъ, -- вотъ, напримѣръ, какъ это
             Я сдѣлала сейчасъ, чтобы влюбиться
             Въ него до страсти!.. Я жъ... нѣтъ, нѣтъ, его
             Я не люблю... Нельзя сказать, конечно,
             Чтобъ былъ онъ ненавистенъ мнѣ, хоть правъ
             На ненависть къ нему во мнѣ есть больше,
             Чѣмъ на любовь. Ты слышалъ самъ, какъ дерзко
             Со мной онъ говорилъ! Бранилъ меня! Смѣлъ даже-
             Сказать въ лицо, что ни мои глаза
             Ни волосы не могутъ никому
             Понравиться 69)! Припомни, Сильвій, также,
             Какъ надо мной обидно онъ смѣялся!
             Дивлюсь, какъ не отвѣтила ему
             И я такой же дерзостью. Но, впрочемъ,
             Отсрочка не отказъ. Я напишу
             Ему сейчасъ предерзкое посланье,
             А ты его снесешь; не правда ль, Сильвій?
   Сильвій. Все, что ты ни прикажешь.
   Фебе.                                                   Напишу!
             Сейчасъ же напишу!.. Я сочинила
             Письмо ужъ въ головѣ моей. Чѣмъ будетъ
             Оно сильнѣй и дерзче, тѣмъ довольнѣй
             Останусь я. Идемъ же, милый Сильвій. (Уходятъ.)
   

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Арденнскій лѣсъ.

(Входятъ Розалина, Целія и Жакъ).

   Жакъ. Позволь, прелестный юноша, познакомиться съ тобой ближе.
   Розалина. Я слышалъ, будто вы очень угрюмый человѣкъ.
   Жакъ. Это вѣрно: хандрить я люблю больше, чѣмъ смѣяться.
   Розалина. Тѣ, которые впадаютъ въ то или другое до крайности -- пренесносные люди. Ихъ осуждаютъ больше, чѣмъ пьяницъ.
   Жакъ. Быть серьезнымъ и молчаливымъ вовсе не дурно.
   Розалина. Значитъ, недурно быть пнемъ.
   Жакъ. Моя серьезность совсѣмъ иного рода. Ученый серьезенъ изъ соревнованья, музыкантъ ради фантазіи, придворный изъ чванства, солдатъ изъ самолюбія, законникъ изъ расчета, женщина изъ прихоти, любовникъ ради всего. Ничего этого во мнѣ нѣтъ. Моя серьезность составилась изъ множества мелочей, а главное -- изъ наблюденій и замѣтокъ, сдѣланныхъ во время моихъ путешествій. Вспоминая о нихъ, я невольно погружаюсь въ мрачную меланхолію.
   Розалина. Такъ вы путешественникъ? Послѣ этого я вашей хандрѣ не удивляюсь. Вы, значитъ, одинъ изъ тѣхъ, которые промотали свои собственныя земли ради удовольствія пошататься по чужимъ. Много видѣть и ничего не имѣть, значитъ -- обогатить глаза насчетъ рукъ.
   Жакъ. Зато я пріобрѣлъ опытность.
   Розалина. А она превратилась въ хандру. Что до меня, то я лучше соглашусь быть веселымъ дуракомъ, чѣмъ плачущимъ умникомъ; особенно, если для полученія этого званія надо еще обѣгать весь свѣтъ. (Входитъ Орландо).
   Орландо. Привѣтъ моей милой Розалинѣ!
   Жакъ. Ну!.. сейчасъ начнутся бѣлые стихи. Господь съ вами съ обоими. (Жакъ уходитъ).
   Розалина. Прощайте, господинъ путешественникъ! На прощанье совѣтую вамъ какъ можно больше модничать, говоря картавымъ голосомъ 70), одѣваться въ вычурные костюмы, бранить все, что есть хорошаго въ нашей родной странѣ, проклинать судьбу за ваше рожденье и даже роптать на Бога за то, что вамъ дана такая, а не другая физіономія. Иначе вы меня не увѣрите, что вы были въ Венеціи и плавали въ гондолѣ 71). (Орландо). Что жъ это значитъ, Орландо? Гдѣ ты былъ до сихъ поръ? Хорошъ любовникъ! Если ты будешь себя вести такъ и впередъ, то не смѣй являться мнѣ больше на глаза.
   Орландо. Милая Розалина! Вѣдь я опоздалъ на какой-нибудь часъ.
   Розалина. Опоздалъ на часъ? И это въ любви! Да знаешь ли ты, что если кто опоздалъ въ такомъ случаѣ на одну тысячную долю минуты, то про такого человѣка слѣдуетъ сказать, что купидонъ потрепалъ его только по плечу, не тронувъ сердца.
   Орландо. Прости меня, Розалина!
   Розалина. Не прощу! Не смѣй больше приходить. Я лучше влюблюсь въ улитку.
   Орландо. Въ улитку?
   Розалина. Ну, да! Она ползетъ, ползетъ, да когда-нибудь доползетъ, и при этомъ тащитъ на себѣ свой домъ: значитъ, у ея жены будетъ вдовій участокъ. А вотъ ты такъ навѣрно его своей женѣ не оставишь! Сверхъ того, судьба улитки видна, чуть на нее взглянешь.
   Орландо. Какая же это судьба?
   Розалина. Какая?.. быть рогатой. Вы, мужчины, обязаны этимъ украшеніемъ вашимъ женамъ, а улиткѣ подарила рога сама природа. Такимъ образомъ выходитъ, что улитка защищаетъ своими рогами жену отъ злословія.
   Орландо. Честность спасаетъ отъ рогъ, а моя Розалина честна.
   Розалина. Это вы про меня говорите?
   Целія. Онъ тебя такъ только зоветъ; но у него есть другая Розалина, получше.
   Розалина. Продолжайте, продолжайте ухаживать за мной. Я сегодня въ веселомъ расположеніи духа и склонна на все соглашаться 72). Что сказали бы вы мнѣ теперь, если бъ я былъ вашей настоящей Розалиной?
   Орландо. Поцѣловалъ бы прежде перваго слова.
   Розалина. Напрасно. Вамъ слѣдовало бы начать съ рѣчей, а къ поцѣлуямъ перейти, когда истощится краснорѣчіе. Очень многіе, даже хорошіе ораторы, въ подобномъ случаѣ маскируютъ свое неловкое положеніе тѣмъ, что начинаютъ отхаркиваться; любовники же, когда случится (чего Боже упаси!) встать втупикъ, могутъ лучше всего выпутаться изъ такой бѣды поцѣлуемъ.
   Орландо. А если получатъ отказъ?
   Розалина. Тогда начинаются мольбы, и предметъ для разговора такимъ способомъ возстановляется вновь.
   Орландо. Я не могу себѣ представить, чтобъ можно было встать втупикъ, говоря съ той. которую любишь.
   Розалина. Вы встали бы первый въ случаѣ, если бъ я сталъ точно вашей возлюбленной. Иначе моя честность оказалась бы выше ума.
   Орландо. Какъ!.. всталъ бы втупикъ я?
   Розалина. Ну, конечно, только въ рѣчахъ 73). Вѣдь я ваша Розалина?
   Орландо. Мнѣ пріятно такъ тебя называть, думая о ней.
   Розалина. Ну, такъ я скажу вамъ отъ ея имени: мнѣ тебя не надо.
   Орландо. Отвѣчаю отъ моего имени: тогда я умру!
   Розалина. Неправда. Если умрете, то по такому же уполномочію, по какому я называюсь Розалиной 74). Шесть тысячъ лѣтъ прошло съ тѣмъ поръ, какъ существуетъ міръ, и ни разу не случилось, чтобъ кто-нибудь умеръ отъ любви по собственному почину. Троилъ изъ кожи лѣзъ вонъ, чтобъ умереть, а кончилъ тѣмъ, что ему раскроила лобъ греческая дубина. Леандръ прожилъ бы несчетные годы даже въ томъ случаѣ, если бъ Геро постриглась въ монахини. Бѣдняка погубила жаркая лѣтняя ночь, когда онъ вздумалъ выкупаться въ волнахъ Геллеспонта, и пошелъ ко дну, схваченный судорогой! А глупые лѣтописцы обвинили въ его смерти Геро! Но вѣдь это вздоръ! Мужчины умирали во всѣ времена; черви ихъ съѣдали; но никогда не была причиной этого любовь.
   Орландо. Не желаю, чтобъ такъ думала моя настоящая
   Розалина. Меня навѣрно убилъ бы ея первый неласковый взглядъ.
   Розалина. Онъ навѣрно не убилъ бы даже мухи. Я хочу разыграть вашу настоящую Розалину, и потому спрашивайте меня о чемъ хотите, какъ будто бы вы говорили съ нею.
   Орландо. Полюби меня, Розалина.
   Розалина. Изволь! Буду любить по пятницамъ я субботамъ такъ же, какъ во всѣ остальные дни!
   Орландо. Хочешь меня взять?
   Розалина. Хочу, хочу!.. тебя и еще двадцать такихъ же, какъ ты!
   Орландо. Какъ!.. Что ты сказала?
   Розалина. Вѣдь ты прелестенъ?
   Орландо. Надѣюсь.
   Розалина. Ну, такъ что жъ дурного въ томъ, что я хочу получить хорошаго какъ можно больше? (Целіи) Обвѣнчай насъ, сестра, обвѣнчай сейчасъ же! Подавай, Орландо, руку! Ну, что жъ ты ждешь, сестра?
   Орландо. О, да, о, да,-- обвѣнчай насъ.
   Целія. Я не знаю обрядныхъ словъ.
   Розалина. Я тебя научу. Повторяй: "имѣешь ли ты, Орландо" -- и такъ дальше.
   Целія. "Имѣешь ли ты, Орландо, благое соизволеніе взять въ жены Розалину?"
   Орландо. Имѣю, имѣю.
   Розалина. Имѣешь, но когда?
   Орландо. Сейчасъ, сію минуту.
   Розалина. Такъ говори: "беру тебя, Розалина, въ жены".
   Орландо. Беру тебя, Розалина, въ жены!
   Розалина. Надо было бы потребовать твои документы; но ужъ куда ни шло -- обойдемся безъ нихъ. Беру тебя, Орландо, въ мужья! Невѣста отвѣтила, не дождавшись вопроса священника. Впрочемъ, женскія ласки всегда опережаютъ поступки.
   Орландо. Какъ и всѣ мысли;-- вѣдь онѣ крылаты.
   Розалина. Отвѣть теперь: сколько времени, овладѣвъ Розалиной, будешь ты ей вѣренъ?
   Орландо. Вѣчность и еще одинъ день.
   Розалина. Скажи лучше: одинъ день, безъ вѣчности. Нѣтъ, нѣтъ, Орландо! мужчины бываютъ вешнимъ апрѣльскимъ днемъ, когда сватаются, и становятся декабремъ, женившись. Дѣвушки также бываютъ похожи на май въ свои дѣвичьи годы, но становятся далеко не тѣмъ, чуть выйдутъ замужъ. Про меня же знай, что я буду ревновать тебя, какъ варварійскій голубь ревнуетъ свою голубку. Буду крикливѣй попугая предъ дождемъ; капризнѣе и прихотливѣе обязьяны. Буду плакать, какъ Діана у фонтана, когда ты будешь веселъ, и хохотать, какъ гіена, чуть ты захочешь заснуть.
   Орландо. Неужели такъ будетъ поступать моя Розалина?
   Розалина. Стала бы, если бъ могла ею сдѣлаться.
   Орландо. Не вѣрю: она умна.
   Розалина. Еще бы! безъ ума всего этого продѣлать нельзя. Чѣмъ умнѣй, тѣмъ хитрѣй! Попробуй задеретъ предъ женской хитростью дверь, она выскочитъ въ окно. Запри окно -- пролѣзетъ въ замочную скважину, а закупоришь ее -- такъ она вылетитъ чрезъ трубу съ дымомъ 75).
   Орландо. Мужъ, у котораго окажется такая хитрая жена, можетъ въ самомъ дѣлѣ съ безпокойствомъ спросить себя, куда заведетъ такая хитрость?
   Розалина. Этотъ укоръ онъ долженъ поберечь до случая, когда замѣтитъ, что хитрость жены толкаетъ ее въ постель сосѣда.
   Орландо. А какую новую хитрость придумаетъ она, чтобъ прикрыть эту?
   Розалина. Пожалуй, скажетъ, что ей почудилось, будто въ этой постели лежитъ мужъ. Отвѣтъ у женщины найдется всегда, пока есть во рту языкъ. Если найдется женщина, которая не сумѣетъ во всякой своей бѣдѣ обвинить мужа, то ей не слѣдуетъ давать кормить дѣтей: она выраститъ дураковъ.
   Орландо. Я долженъ покинуть тебя, моя Розалина, часа на два.
   Розалина. О, мой дорогой!-- не могу прожить безъ тебя и двухъ часовъ.
   Орландо. Я долженъ присутствовать на обѣдѣ герцога и чрезъ два часа вернусь непремѣнно.
   Розалина. Иди, иди! Мои друзья мнѣ это предсказывали;           да я предвидѣла и сама. Твой лживый языкъ обольстилъ меня только затѣмъ, чтобъ потомъ коварно бросить!.. Ну, что жъ? пускай! Вѣдь на свѣтѣ будетъ только одной покинутой больше! Такъ чрезъ два часа? не правда ль?
   Орландо. Да, безцѣнная Розалина!
   Розалина. Ну, такъ слушай: клянусь тебѣ надеждой на Бога и всѣми безгрѣшными клятвами, что если ты не исполнишь обѣщаннаго и опоздаешь хоть на одну минуту, то я объявлю тебя самымъ отъявленнымъ измѣнникомъ и самымъ низкимъ любовникомъ. Скажу, что ты недостоинъ той, которую зовешь Розалиной, и что такихъ, какъ ты, не сыщется во всей толпѣ невѣрныхъ!-- Потому берегись и держи слово.
   Орландо. Сдержу такъ же вѣрно, какъ сдержалъ бы въ томъ случаѣ, если бъ ты дѣйствительно была моей Розалиной. А теперь прощай!
   Розалина. Увидимъ: время покажетъ правду. Вѣдь оно для измѣнниковъ самый непогрѣшимый судья. Прощай!

(Орландо уходитъ).

   Целія. Хорошо ты отдѣлала въ твоихъ рѣчахъ весь нашъ полъ. Стоило бы за это спустить съ тебя твои штаны, а камзолъ поднять на голову и показать всему свѣту, что сдѣлала птичка съ своимъ собственнымъ гнѣздомъ.
   Розалина. Ахъ, сестрица, сестрица! милая моя, дорогая! если бъ ты могла почувствовать, до чего я его люблю!.. Но ты этого не поймешь! Моя страсть неизвѣдана, какъ португальскій заливъ.
   Целія. Скажи вѣрнѣе, что она бездонна:-- что вольется въ нее, то и выльется.
   Розалина. Не правда!-- зову въ свидѣтели незаконнаго сынишку Венеры, этого злого мальчугана, задуманнаго отъ скуки и зачатаго безуміемъ; слѣпого шалуна, одуряющаго глаза зрячихъ, несмотря на то, что у него нѣтъ собственныхъ. Говорю тебѣ, Альена, что безъ Орландо я не могу жить! Пойду, сяду куда-нибудь въ тѣнь и буду вздыхать до его возвращенія.
   Целія. А я лягу спать. (Уходятъ).
   

СЦЕНА 2-я.

Другая часть лѣса.

(Входятъ Жакъ и дворяне, въ платьѣ охотниковъ).

   Жакъ. Кто убилъ этого оленя?
             1- и дворянинъ. Я.
   Жакъ. Поднеси его въ подарокъ герцогу, какъ римскому завоевателю, и при этомъ напяль ему же на голову оленьи рога, какъ побѣдный вѣнокъ. Нѣтъ ли у васъ на этотъ случай какой-нибудь пѣсни?
   2-й дворянинъ. Найдется.
   Жакъ. Такъ спойте. Какой ладъ -- все равно; было бы побольше шуму.
   

ПѢСНЯ.

             Кто звѣря, други, застрѣлилъ
             И что за это заслужилъ!
             Ему рога мы поднесемъ,
             Домой въ тріумфѣ отведемъ.
             Стыда и горя нѣтъ въ рогахъ:
             Они красуются въ гербахъ.
             Ихъ дѣдъ его навѣрно зналъ,
             Отецъ въ нихъ тоже щеголялъ.
             Рога -- удѣлъ невольный всѣхъ.
             Такъ что жъ ихъ поднимать на смѣхъ?
             Зачѣмъ въ нихъ видѣть намъ врага-
             Почетъ и слава вамъ, рога!

(Уходятъ).

   

СЦЕНА 3-я.

Другая часть лѣса.

(Входятъ Розалина и Целія).

   Розалина. Что ты на это скажешь? Два часа прошли, а Орландо нѣтъ какъ нѣтъ.
   Целія. Увѣряю тебя, что подъ гнетомъ чистѣйшей любви и разстроеннаго воображенія онъ взялъ свой лукъ со стрѣлами и сладко заснулъ. Смотри: кто идетъ сюда?

(Входитъ Сильвій).

   Сильвій (Розалинѣ). Меня прислали, баринъ, къ вамъ. Велѣла
             Отдать вамъ Фебе это письмецо.
             Что въ немъ -- Богъ вѣсть; но ежели судить
             По гнѣвному лицу, съ какимъ писала
             Она его, то содержанье врядъ ли
             Найдете вы любезнымъ. Потому
             Прошу меня простить: вѣдь я лишь только
             Невинный передатчикъ.
   Розалина (прочтя письмо).           Нѣтъ,-- само
             Терпѣнье было бъ взорвано такимъ
             Неслыханнымъ поступкомъ! Стало бъ первымъ
             Зачинщикомъ на вызовъ! Кто снесетъ
             Такую вещь -- снесетъ все терпѣливо!
             Сказать, что не красавецъ я, что нѣтъ
             Во мнѣ манеръ держать себя, какъ должно!
             Что гордъ я и заносчивъ! что въ меня
             Она бы не влюбилась, если бъ даже
             Мужчинъ на свѣтѣ меньше было, чѣмъ
             Есть фениксовъ! благодарить судьбу,
             Что не за ней гоняюсь я съ любовью!..
             А ты, пастухъ,-- увѣренъ твердо я,
             Что самъ ты сочинилъ посланье это!..
   Сильвій. Ей-ей же, нѣтъ! Не знаю даже я
             Ни буквы, что въ немъ сказано. Писала
             Его сама Фебе.
   Розалина.                               Ну, ну! сдурѣлъ ты,
             Какъ вижу, отъ любви. Рука Фебе
             Знакома мнѣ: груба, желта, какъ кожа.
             Ее я принялъ даже за перчатку
             На первый взглядъ и лишь потомъ увидѣлъ,
             Что то была ея рука,-- рука
             Кухарки, поломойки! Впрочемъ, дѣло
             Теперь не въ томъ. Я повторю еще,
             Что никогда бъ она не сочинила
             Подобнаго письма. Работа ясна
             Мужчины тутъ;-- она видна во всемъ.
   Сильвій. Клянусь я вамъ, что нѣтъ! Фебе писала
             Письмо сама.
   Розалина.                     Такимъ задорнымъ слогомъ?
             Прямой вѣдь это вызовъ! Христіанъ
             Бранить такъ могутъ турки! Женскій умъ
             Такъ нѣженъ и учтивъ, что никогда
             Дойти не могъ до этакихъ ругательствъ!
             Такъ говоритъ невѣжа, эѳіопъ!
             Смыслъ словъ чернѣй, чѣмъ цвѣтъ чернилъ, какими
             Писали ихъ. Желаешь, я прочту?
   Сильвій. Пожалуйста: вѣдь я письма не знаю;
             Жестокость же Фебе, увы, извѣстна
             Мнѣ хорошо.
   Розалина.                     Затѣяла она
             Меня завлечь 77). Вотъ что тиранъ твой пишетъ.
             (Читаетъ) Одѣтъ ты скромнымъ пастухомъ;
             Но бога взглядъ въ лицѣ твоемъ.
             Можетъ ли женщина такъ насмѣхаться?
   Сильвій. Вы называете это насмѣшкой?
   Розалина. Величье богъ свое забылъ
             И дѣвы сердце поразилъ.
   
   Слыхалъ ты когда-нибудь такія дерзости?
   
             Не поражалъ до этихъ поръ
             Меня мужчины страстный взоръ.
   
   Вѣроятно, она считаетъ меня звѣремъ.
   
             Ты первый душу мнѣ пронзилъ,
             Но равнодушенъ взглядъ твой былъ;
             Суди жъ, что было бы со мной,
             Когда бъ сверкалъ онъ добротой?
             Ужъ если ты мнѣ въ злости милъ,
             Что жъ было бъ, если бъ ты любилъ?
             Тотъ, кто придетъ къ тебѣ съ письмомъ.
             Съ моею тайной незнакомъ;
             Я потому черезъ него
             Я жду отвѣта твоего.
             Скажи, согласенъ ты иль нѣтъ,
             Внявъ пылкой страсти юныхъ лѣтъ,
             Меня навѣкъ своей назвать
             И все, что дать могу я, взять?
             Я жду! отвѣть!.. отказъ мнѣ твой
             Пробьетъ часъ смерти роковой 78).
   Сильвій. Вы называете это дерзостями?
   Целія. Бѣдный пастухъ!
   Розалина. Ты его жалѣешь? Не жалѣй: онъ этого не стоитъ. (Сильвію) И ты можешь любить такую женщину? Позволяешь ей играть на себѣ, какъ на инструментѣ, да еще такъ фальшиво? Это невыносимо! Но дѣлать нечего: ступай къ ней. Я вижу, что любовь зачаровала тебя, какъ змѣю, и сдѣлала совсѣмъ ручнымъ 79). Скажи своей красавицѣ, что если она влюбилась въ меня, то я приказываю ей полюбить тебя. Когда жъ она не послушаетъ моего приказа, то объяви, что она меня не увидитъ, пока ты самъ не придешь меня просить отвѣтить любовью на ея мольбы. Иди же, если ты дѣйствительно вѣрный любовникъ, и ни слова больше, потому что сюда идутъ. (Сильвій уходитъ. Входитъ Оливеръ).
   Оливеръ. Привѣтъ вамъ, молодежь; прошу, скажите,
             Гдѣ здѣсь въ лѣсу есть скромная овчарня,
             Стоящая въ тѣни густыхъ оливъ?
   Целія. Идите прямо къ западу; найдете
             Вы тамъ аллею изъ. Ошѣ стоятъ
             Надъ ручейкомъ, а отъ него направо,
             Какъ разъ въ долинѣ, встрѣтите вы то,
             Что ищете. Но въ этотъ часъ въ усадьбѣ
             Нѣтъ никого, и сторожитъ она
             Себя сама.
   Оливеръ.                     Когда призвать глаза
             На помощь языку, то мнѣ сдается,
             Что я могу узнать васъ по разсказу 80):
             Тотъ самый возрастъ, то же платье; мальчикъ
             Красивъ собой и выглядитъ почти
             Какъ дѣвушка; походитъ онъ скорѣе
             На старшую сестру; она же ростомъ
             Не велика и посмуглѣй лицомъ.
             Не вы ль, скажите мнѣ, владѣльцы дома,
             Который я ищу?
   Целія.                               Отвѣтивъ да,
             Мы не солжемъ.
   Оливеръ.                     Такъ знайте же, что къ вамъ
             Прислалъ меня Орландо съ порученьемъ,
             Чтобъ отдалъ окровавленный платокъ
             Я юношѣ, котораго зоветъ
             Своей онъ Розалиной. Вы ли это?
   Розалина. Я именно; но какъ должны понять,
             Мы вашу рѣчь?
   Оливеръ.                     Въ ней мой позоръ и срамъ!
             Хотите знать, конечно, вы кто я,
             Зачѣмъ я здѣсь, и какъ попалъ мнѣ въ руки
             Платокъ кровавый этотъ?
   Целія.                                         Просимъ, просимъ,
             Скажите намъ...
   Оливеръ.                               Орландо, уходя,
             Вамъ обѣщалъ, какъ помните, вернуться
             Вновь черезъ часъ 81). Направивъ путь чрезъ лѣсъ
             И замечтавшись подъ наплывомъ горькихъ
             И сладкихъ думъ, внезапно пораженъ
             Онъ былъ ужаснымъ зрѣлищемъ: подъ дубомъ.
             Покрытымъ мхомъ отъ лѣтъ и ужъ лишеннымъ
             Листвы на верхнихъ сучьяхъ, позабылся
             Глубокимъ сномъ какой-то человѣкъ
             Въ дырявомъ, ветхомъ рубищѣ, съ лицомъ,
             Обросшимъ бородой; а близъ него,
             Извившись рядомъ золотистыхъ колецъ,
             Таясь, сверкала страшная змѣя!..
             Она обвить уже успѣла горло
             Несчастнаго и въ мигъ одинъ впилась бы
             Въ открытый ротъ; но, къ счастью, видъ Орландо
             Ее спугнулъ; она отпала, сжалась
             И, шелестя, исчезла средь кустовъ.
             А въ ихъ тѣни ждала бѣда другая;
             Зіяла тамъ голодной львицы пасть.
             Звѣрь, весь худой, съ изсохшими сосцами,
             Стерегъ, чтобъ всталъ заснувшій человѣкъ.
             (Вѣдь левъ не ѣстъ по царственной натурѣ
             Того, кто спитъ и сходенъ съ мертвецомъ).
             Орландо, быстро подбѣжавъ къ сонливцу.
             Увидѣлъ вдругъ, что это былъ его
             Братъ, Оливеръ.
   Целія.                               Ахъ!.. онъ мнѣ говорилъ
             О немъ не разъ. Братъ, по его разсказу,
             Жестокъ и безсердеченъ.
   Оливеръ.                                         Онъ былъ правъ,
             Такъ говоря; его мнѣ безсердечность
             Извѣстна хорошо.
   Розалина.                               Но, что жъ Орландо?
             Оставленъ ли на жертву злому звѣрю
             Былъ Оливеръ?
   Оливеръ.                               Два раза былъ готовъ онъ
             Такъ поступить, уйдя спокойно прочь;
             Но доброта и благородство взяли
             Надъ местью верхъ. Вступилъ онъ съ львицей въ бой;
             Она была убита имъ, а я
             Проснулся въ этотъ мигъ.
   Целія.                                         Какъ? вы?.. такъ, значить,
             Вы братъ его?..
   Розалина.                               Онъ спасъ отъ смерти васъ?..
   Целія. Васъ, чье коварство покушалось даже
             На жизнь его?.. Такъ это были вы?
   Оливеръ. Былъ точно я, но сдѣлался другимъ,
             И безъ стыда предъ вами заявляю
             О томъ теперь, съ тѣхъ поръ, какъ переходъ
             Къ тому, чѣмъ сталъ я нынче, мнѣ доставилъ
             Такъ много счастья.
   Розалина.                               Но платокъ кровавый...
             Что значитъ онъ?..
   Оливеръ.                               Узнаете сейчасъ.
             Когда омыли мы любви слезами
             Дурную память прошлыхъ дней, и я
             Ему сказалъ, какой попалъ причиной
             Въ пустынный лѣсъ, онъ тотчасъ свелъ меня
             Въ пріютъ свой тихій къ герцогу. Тамъ былъ я
             Накормленъ и одѣтъ; былъ порученъ
             Заботамъ нѣжнымъ брата, и тогда лишь,
             Когда пришли въ пещеру мы, а онъ
             Свое хотѣлъ снять платье, я увидѣлъ,
             Что тяжело онъ раненъ былъ въ плечо
             Свирѣпой лапой звѣря. Кровь струилась
             Такимъ ручьемъ, что онъ не могъ стоять
             И, простонавши имя Розалины,
             Упалъ безъ чувствъ. Я поддержалъ его,
             Перевязалъ, а онъ, пришедши въ память,
             Мнѣ поручилъ (хоть съ лѣсомъ вашимъ я
             И незнакомъ) сыскать во что бъ ни стало
             Обоихъ васъ, вамъ объяснить причину,
             Что онъ не могъ явиться самъ, а также
             Отдать платокъ кровавый пастуху,
             Имъ названному въ шутку Розалиной.

(Розалина лишается чувствъ).

   Целія. Мой Ганимедъ! мой милый Ганимедъ!..
   Оливеръ. Онъ выносить не можетъ вида крови.
   Целія. Ахъ, нѣтъ, не то... сестра! мой Ганимедъ!
   Оливеръ. Очнулся онъ.
   Розалина.                               Домой, домой хочу я!..
   Целія. Мы тотчасъ отведемъ тебя. (Оливеру) Возьмите
             Его, прошу васъ, подъ руку.
   Оливеръ. Ободрись, юноша!-- ты хоть и мужчина, а сердце у тебя, какъ кажется, не мужское.
   Розалина. Я въ этомъ сознаюсь. Но, впрочемъ, вѣдь я притворился. Не правда ли, притворился? Скажите вашему брату, какъ ловко я разыгралъ эту комедію. (Вздыхаетъ).
   Оливеръ. Ну, нѣтъ,-- тутъ комедіи не было: блѣдность твоихъ щекъ доказываетъ ясно, какъ былъ ты пораженъ
   Розалина. Увѣряю васъ, что это была одна шутка.
   Оливеръ. Ну, хорошо, хорошо,-- мы тебѣ вѣримъ. Постарайся продолжать эту шутку и разыграть, какъ слѣдуетъ, мужчину.
   Розалина. Вѣдь я это и дѣлаю... Но... но, право, лучше, если бъ я былъ женщиной...
   Целія. Ну, вотъ, ты поблѣднѣлъ опять. (Оливеру) Помогите, пожалуйста, намъ добраться до дома.
   Оливеръ. Отъ всей души. Я брату долженъ снесть
             Отвѣтъ, что былъ прощенъ онъ Розалиной.
   Розалина. Хорошо хорошо; но не забудьте похвалить ему мое искусство притворяться. Идемте. (Уходятъ).
   

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Арденнскій лѣсъ.

(Входятъ Оселокъ и Одри).

   Оселокъ. Успѣемъ, Одри, успѣемъ, потерпи немного.
   Одри. По-моему, священникъ былъ очень хорошій, что бы ни говорилъ про него этотъ старый господинъ 82).
   Оселокъ. Какой священникъ? мазурикъ-то Оливеръ? подлецъ Кривотолкъ? Полно, полно! Дѣло однако въ томъ, что здѣсь въ лѣсу завелся какой-то парень, который, мнѣ кажется, имѣетъ на тебя виды.
   Одри. Я его знаю; только ты можешь быть спокоенъ: мнѣ его не надо и даромъ. Да вотъ и онъ самъ.

(Входитъ Вилліамъ).

   Оселокъ. Меня хоть хлѣбомъ не корми, лишь дай позабавиться надъ деревенскими остолопами 83). Съ насъ, умныхъ людей, вѣдь и требуется больше, такъ что жъ мудренаго, если мы смѣемся надъ тѣмъ, что смѣшно. Тутъ удержаться трудно.
   Вилліамъ. Здравствуй, Одришенька.
   Одри. Здравствуй.
   Вилліамъ. Наше вамъ, сударь, почтенье.
   Оселокъ. Таковое жъ тебѣ, пріятель. Накрой голову, накрой. Сколько тебѣ лѣтъ?
   Вилліамъ. Двадцать-пять.
   Оселокъ. Хорошій возрастъ. Тебя зовутъ Вилліамомъ?
   Вилліамъ. Такъ точно.
   Оселокъ. Хорошее имя. А гдѣ ты родился? здѣсь въ лѣсу?
   Вилліамъ. Да, сударь, слава за то Господу.
   Оселокъ. Хорошъ отвѣть. Ты богатъ?
   Вилліамъ. Такъ себѣ, сударь.
   Оселокъ. Хорошо, если такъ себѣ; очень хорошо, хоть и не совсѣмъ. Уменъ ты?
   Вилліамъ. Ума найдется довольно.
   Оселокъ. Хорошо отвѣчено. Послушавъ тебя, я вспоминаю поговорку: "дуракъ считаетъ себя умнымъ, а умный глупымъ". Древніе философы, когда имъ хотѣлось съѣсть кисть винограда, открывали ротъ и этимъ ясно говорили великую истину, что виноградъ созданъ для того, чтобы его ѣсть, а ротъ -- чтобъ его открывать 84). Скажи, ты любишь эту дѣвушку?
   Вилліамъ. Люблю, сударь.
   Оселокъ. Подавай руку. Скажи, ты ученъ?
   Вилліамъ. Нѣтъ, сударь.
   Оселокъ. Такъ поучись у меня. Имѣть значитъ -- имѣть. Риторическая фигура говоритъ, что если вино вылить изъ бутылки въ стаканъ, то полное станетъ пустымъ, а пустое полнымъ. Всѣ писатели согласны въ томъ, что ipse значить -- онъ. Ты не ipse, потому этотъ онъ -- я 85).
   Вилліамъ. Какой онъ?
   Оселокъ. А тотъ, который на ней женится. Потому ты, деревенщина, можешь убираться, то-есть, говоря проще, покинуть общество этой женщины или, говоря по-деревенски, этой бабы. Иначе ты погибнешь или, выражаясь понятнѣй, умрешь, потому что я тебя убью, превращу твою жизнь въ смерть, свободу въ рабство. Изведу тебя ядомъ, заколочу палками, уничтожу засадой, словомъ -- погублю ста пятидесятые способами. Потому трепещи и убирайся.
   Одри. Уходи, милый Вилліамъ, уходи.
   Вилліамъ. Счастливо вамъ оставаться.

(Уходитъ Вилліамъ. Входитъ Коринъ).

   Коринъ. Васъ спрашиваютъ хозяинъ и хозяйка. Идите скорѣй.
   Оселокъ. Бѣги, Одри, бѣга; я буду сейчасъ.

(Уходятъ).

   

СЦЕНА 2-я.

Другая часть лѣса.

(Входятъ Орландо и Оливеръ).

   Орландо. Неужели ты точно, чуть познакомясь, очаровался; чуть увидя, влюбился; влюбясь, посватался, а посватавшись, сейчасъ подучилъ согласье? Твоя рѣшимость, значитъ, тверда?
   Оливеръ. Не говори, пожалуйста, ни о безразсудствѣ моего поступка, ни о бѣдности, ни о нашемъ маломъ знакомствѣ, ни о моемъ поспѣшномъ сватовствѣ. Воскликни лучше со мной: я люблю Альену, а съ ней -- что она любитъ меня! Согласись съ вами обоими, что мы должны соединиться. Ты долженъ это сдѣлать, потому что выиграешь при этомъ самъ. Я уже объявилъ, что все имущество сэра Роуланда отдаю тебѣ и поселюсь жить навсегда въ этомъ лѣсу простымъ пастухомъ.
   Орландо. Противъ твоего брака я не имѣю ничего: женись хоть завтра же. Я приглашу на свадьбу нашего добраго герцога и всю его веселую свиту 86). Иди торопить Альену; а между тѣмъ смотри -- идетъ моя Розалина.

(Входитъ Розалина).

   Розалина. Здравствуй, милый братъ.
   Оливеръ. Здравствуй, милая сестра 87).
   Розалина. О, милый Орландо,-- какъ грустно мнѣ видѣть твое сердце въ повязкѣ.
   Орландо. То-есть руку, а не сердце.
   Розалина. Я боюсь,-- что когти львицы оцарапали тебѣ и сердце.
   Орландо. Оно ранено точно, но не когтями львицы, а глазами женщины.
   Розалина (Оливеру). Сказалъ ли ты ему, любезный братъ, какъ искусно я притворился лишившимся чувствъ, когда получилъ его платокъ?
   Орландо. Какже, какже! Онъ мнѣ разсказалъ о чудесахъ, еще болѣе неожиданныхъ.
   Розалина. Я знаю, что вы хотите сказать. Съ неожиданностью этихъ чудесъ можно сравнить развѣ только стычку двухъ барановъ или Цезаревское: "пришелъ, увидѣлъ, побѣдилъ!" Милѣйшіе мои братъ и сестра, чуть успѣвъ встрѣтиться, воззрились другъ на друга, воззрившись, влюбились, влюбившись, начали вздыхать, а тамъ стали выдумывать противъ этихъ вздоховъ лѣкарство, которое и нашли въ томъ, что, очутясь передъ брачной лѣсенкой, затѣяли на нее взобраться изъ опасенія какъ бы не обойтись безъ нея. Любовная страсть охватила обоихъ до такой степени, что ихъ не разлить и водой 88).
   Орландо. Они обвѣнчаются завтра же, и я намѣренъ пригласить на свадьбу герцога. Но я!-- не горькая ли судьба смотрѣть на счастье только чужими глазами? Чѣмъ пріятнѣй будетъ мнѣ видѣть счастье брата, тѣмъ тяжелѣй покажется мое собственное горе.
   Розалина. Полноте!-- развѣ я не могу замѣнить вамъ вашу Розалину?
   Орландо. Я не могу жить вѣчно воображеньемъ.
   Розалина. Ну, такъ я не буду больше дразнить васъ пустой болтовней. Вы (я говорю теперь не шутя) -- человѣкъ хорошій. Говорю это вовсе не затѣмъ, чтобъ поселить въ васъ высокое мнѣніе о моей проницательности, съ помощью которой я успѣлъ васъ узнать. Равно не добиваюсь я оцѣнки съ вашей стороны моихъ способностей, чтобъ этимъ похвастать, но говорю единственно въ виду вашей собственной пользы. Вѣрьте или нѣтъ, но я скажу вамъ, что обладаю кой-какими очень удивительными познаніями. Меня съ трехлѣтняго возраста воспиталъ одинъ очень мудрый волшебникъ, въ наукѣ котораго, впрочемъ, не было ничего грѣшнаго. Знайте же, что если вы точно любите Розалину, какъ говорите, то я обвѣнчаю васъ съ ней въ тотъ же часъ, когда вашъ братъ женится на Адьенѣ. Я знаю, куда бросила ее судьба, и владѣю средствомъ, если вы этого захотите, представить ее вамъ завтра, и представить не призракомъ, а настоящимъ человѣкомъ съ плотью и кровью. Прибавлю, что въ колдовствѣ моемъ не будетъ ничего опаснаго.
   Орландо. Ты говоришь не шутя?
   Розалина. Клянусь жизнью, нѣтъ. А вѣдь жизнь мнѣ дорога, хоть я и подвергаю ее опасности, выдавая себя за колдуна 89). Одѣньтесь же въ ваше лучшее платье и приглашайте друзей на свадьбу. Если хотите жениться завтра, то женитесь, и притомъ, въ случаѣ вашего желанія, именно на Розалинѣ. Но смотрите: сюда идутъ влюбленная въ меня и влюбленный въ нее.

(Входятъ Сильвій и Фебе).

   Фебе (Розалинѣ.) Ты, юноша, со мною поступилъ
             Нехорошо. Скажи, зачѣмъ ты отдалъ
             Ему мое письмо?
   Розалина.                               Я это сдѣлалъ
             Съ намѣреньемъ. Моя задача въ тонъ
             Вѣдь именно, чтобъ ты меня считала
             Невѣжливымъ и злымъ. Любима ты
             Прекраснымъ пастухомъ; тебѣ онъ вѣренъ,
             Тебя боготворитъ -- такъ преклони же
             И ты къ нему свой благосклонный взглядъ.
   Фебе (Сильвію). Пусть чрезъ тебя узнаетъ онъ, что значитъ
             Влюбленнымъ быть.
   Сильвій.                               О, это значитъ плакать,
             Вздыхать весь день и думать лишь о ней,
             Какъ я о милой Фебе.
   Фебе.                                         Или я
             О миломъ Ганимедѣ.
   Орландо.                                         Или я
             О милой Розалинѣ!
   Розалина.                               Или я
             Ни объ одной изъ всѣхъ живущихъ женщинъ.
   Сильвій. Быть сотканнымъ изъ вѣрности, и быть
             Слугою вѣчнымъ ей, какъ вѣчный я
             Слуга для милой Фебе!
   Фебе.                                         Или я
             Слуга для Ганимеда.
   Орландо.                               Или я
             Слуга для Розалины!
   Розалина.                                         Или я
             Ни для одной изъ всѣхъ живущихъ женщинъ!
   Сильвій. Быть преданнымъ до страсти, до забвенья!
             Смиреннымъ быть, покорнымъ, терпѣливымъ,
             Почтительнымъ и скромнымъ, словомъ -- тѣмъ,
             Что я во всемъ для Фебе!
   Фебе.                                         Или я
             Во всемъ для Ганимеда.
   Орландо.                                         Или я
             Во всемъ для Розалины.
   Розалина.                                         Или я
             Ни для одной изъ всѣхъ живущихъ женщинъ!
   Фебе (Розалинѣ). За что жъ коришь ты за любовь меня?
   Сильвій (Фебе). За что коришь ты за любовь меня?
   Орландо (Розалинѣ). За что коришь ты за любовь меня?
   Розалина. Къ кому же вы вопросъ свой обратили?
   Орландо. На горе къ той, которой нѣжный слухъ
             Меня не можетъ въ этотъ мигъ услышать.
   Розалина. Довольно болтать эти пустяки. Онѣ напоминаютъ вой ирландскихъ волковъ на луну. (Сильвію) я помогу тебѣ, если буду въ состояніи это сдѣлать. (Фебе) Тебя полюбилъ бы я, если бъ могъ. Приходите завтра ко мнѣ оба. (Фебе) Я обвѣнчаюсь съ тобой завтра, если могу обвѣнчаться съ какой-нибудь женщиной. (Орландо). Если мужчина можетъ быть мною удовлетворенъ, то завтра вы будете женаты. (Сильвію). Исполню и твои желанья, если ты увѣренъ, что это составитъ твое счастье: ты женишься тоже. Итакъ: (Орландо) если ты любишь Розалину, то приходи. (Сильвію) Если любишь Фебе -- приходи. А я хоть и не люблю ни одной женщины, но явлюсь тоже. Прощайте,-- приказъ отданъ въ порядкѣ!
   Сильвій. Порукой жизнь,-- явлюсь!
   Фебе.                                                   И я!
   Орландо.                                                             И я! (Уходятъ).
   

СЦЕНА 3-я.

Другая часть лѣса.

(Входятъ Оселокъ и Одри).

   Оселокъ. Завтра блаженный день, Одри: мы будемъ обвѣнчаны.
   Одри. Желаю этого отъ всего сердца. Вѣдь желать выйти замужъ стыда нѣтъ 90). Но вотъ идутъ пажи изгнаннаго герцога. (Входятъ два пажа).
   1-й пажъ. Гады васъ встрѣтить, почтенный господинъ.
   Оселокъ. Радъ и я. Садитесь и спойте что-нибудь.
   2-й пажъ. Съ удовольствіемъ. Садитесь посрединѣ.
   1-й пажъ (2-му пажу). Какъ же намъ начать? прямо ли, безъ кашля, отплевыванія и извиненія, что мы охрипли? Скверные пѣвцы всегда вѣдь начинаютъ съ этого.
   2-й пажъ. Прямо, прямо, и въ два голоса разомъ, какъ двѣ цыганки верхомъ на одной лошади.
   

ПѢСНЯ.

             Шли какъ-то любовникъ съ красоткой своей...
             Гей нонни, гей нонни, гей нонни!
             Гуляли они средь зеленыхъ полей
             Весеннею брачной порою 9І)*
             Крутомъ пѣли пташки, гей-го, динь-динь-донъ!
             Любовь намъ пріятнѣй весною!
   
             И вотъ средь созрѣвшихъ полей подъ кустомъ --
             Гей нонни, гей нонни, гей нонни!
             Счастливцы улечься рѣшили рядкомъ
             Весеннею брачной порою.
             Кругомъ пѣли пташки, гей-го! динь-динь-донъ!
             Любовь намъ пріятнѣй весною!
   
             И пѣнье неслось молодыхъ голосовъ...
             Гей, нонни, гей нонни, гей нонни!
             Живемъ беззаботнѣй вѣдь свѣжихъ цвѣтовъ
             Мы брачной весенней порою!
             Кругомъ пѣли пташки, гей-го! динь-динь-донъ!
             Любовь намъ пріятнѣй весною!
   
             Ловите минуту счастливой любви...
             Гей нонни, гей нонни, гей нонни!
             Намъ ласки она расточаетъ свои
             Лишь брачной, весенней порою!
             Кругомъ пѣли пташки: гей-го! динь-динь-донъ!
             Любовь намъ пріятнѣй весною 92)!
   Оселокъ. Ну, юные друзья! вижу, что вы въ риѳмоплетствѣ не сильны, да и въ пѣньи потеряли тактъ.
   1-й пажъ. Ошибаетесь, сэръ:-- мы учились, не теряя временя, а потому не теряли и такта.
   Оселокъ. Ну, такъ время теряемъ мы, слушая такую глупую пѣсню 93). Господь да благословитъ васъ и да исправитъ ваши голоса. Идемъ, Одри. (Уходятъ).
   

СЦЕНА 4-я.

Другая часть лѣса.

(Входятъ старый герцогъ, Амьенъ, Жакъ, Орландо, Оливеръ и Целія).

   Герцогъ. И ты, Орландо, вѣришь, что исполнитъ
             Намъ этотъ мальчикъ все, что обѣщалъ?
   Орландо. Какъ вамъ сказать?-- и вѣрю и не вѣрю,
             Какъ люди тѣ, въ чьихъ мысляхъ каждый мигъ
             Смѣняетъ страхъ завѣтную надежду.

(Входятъ Розалина, Сильвій и Фебе).

   Розалина. Терпѣнья мигъ, чтобъ утвердить, какъ должно,
             Нашъ договоръ. (Герцогу). Сказали вы, что, если
             Я возвращу вамъ вашу Розалину,
             Ее Орландо отдадите вы?
   Герцогъ. Что сказано) то вѣрно! Пусть бы даже
             Отдать пришлось мнѣ вмѣстѣ съ ней мой тронъ.
   Розалина. (Орландо). А вы, будь здѣсь она, ее возьмете?
   Орландо. Возьму, хоть былъ бы я царемъ всѣхъ царствъ.
   Розалина (Фебе). А ты, когда свое я дамъ согласье,
             Возьмешь меня?
   Фебе.                               О, да, хотя бы даже
             Пришлось затѣмъ сейчасъ мнѣ умереть.
   Розалина. Но ежели сама не пожелаешь
             Ты быть моей, даешь свое ты слово
             Тогда женой быть вѣрной пастуху?
   Фебе. Такъ рѣшено.
             Розалина (Сильвіо). Отвѣть и ты: согласенъ
             Взять Фебе ты, когда она попроситъ
             О томъ сама?
   Сильвій.                     Возьму, хотя бъ пришлось
             Взять съ нею смерть!
   Розалина.                               Дала свое я слово
             Исполнить все; готовьтесь же сдержать
             Слова и вы. Отдать обязанъ герцогъ
             Орландо дочь; онъ -- обвѣнчаться съ нею;
             Фебе придется выйти за меня
             Иль, отказавшись отъ такого брака,
             Женой навѣкъ стать вѣрной пастуху.
             А Сильвій, если мнѣ откажетъ Фебе,
             Возьметъ ее. Я ухожу теперь,
             Чтобъ разрѣшить все дѣло по условью.

(Розалина уходитъ).

   Герцогъ. Рѣшительно пастухъ мнѣ юный этотъ
             Въ чертахъ лица напоминаетъ дочь.
   Орландо. И я, когда увидѣлъ въ первый разъ
             Его въ лѣсу, подумалъ, не родной ли
             Онъ братъ ея; но это безъ сомнѣнья
             Одинъ обманъ. Родился онъ въ лѣсу
             И былъ воспитанъ въ немъ какимъ-то дядей,
             Котораго прославила молва
             Волшебникомъ. Ему, какъ увѣряютъ,
             Преподалъ онъ познанье темныхъ тайнъ.

(Входятъ Оселокъ и Одри).

   Жакъ. Еще парочка! Ужъ не грозитъ ли второй всемірный потопъ, если сюда, какъ въ ковчегъ, собираются всевозможные звѣри. Этихъ двухъ, безъ сомнѣнья, надо окрестить кличкой дураковъ.
   Оселокъ. Поклонъ и всякихъ благъ честному собранью!
   Жакъ. Примите его, ваше высочество, благосклонно. Это тотъ самый полосатый мудрецъ 94), котораго я не разъ встрѣчалъ въ здѣшнемъ лѣсу. Онъ увѣряетъ, что былъ когда-то придворнымъ.
   Оселокъ. А кто жъ въ этомъ сомнѣвается? Хотите доказательствъ: Менуэты я танцовалъ, за дамами бѣгалъ, друзей надувалъ, врагами льстилъ, разорилъ трехъ портныхъ, имѣлъ четыре ссоры, изъ которыхъ одна чуть не кончилась дракой.
   Жакъ. Какъ же ты отъ нея отдѣлался?
   Оселокъ. Мы сошлись и рѣшили, что это была ссора по седьмому разряду.
   Жакъ. Какъ по седьмому разряду? Обратите на него вниманіе, ваше высочество.
   Герцогъ. Онъ меня интересуетъ.
   Оселокъ. Благодарю, ваше высочество. Очень бы желалъ найти васъ тоже соотвѣтствующимъ моимъ интересамъ 95). Я явился въ общество этихъ деревенскихъ парочекъ съ намѣреніемъ принести вмѣстѣ съ ними свою клятву, а затѣмъ ее и нарушить согласно съ правиломъ, что бракъ связываетъ, а кровь разрѣшаетъ. Предъ вами, какъ вы видите, бѣдная дѣвушка. Съ виду она, конечно, не казиста, но зато моя собственность. Что жъ дѣлать, если мнѣ пришла блажь взять то, чего никто не хотѣлъ 96)? Истинная честность живетъ часто, какъ жемчужина, въ грязной устричной раковинѣ.
   Герцогъ. Онъ, какъ вижу, за словомъ въ карманъ не полѣзетъ.
   Оселокъ. Профессія шутовъ!.. Намъ надо умѣть сыпать горечью и сладостью вмѣстѣ.
   Жакъ. Вернемся же къ ссоръ по седьмому разряду. Какимъ образомъ опредѣляешь ты эти разряды?
   Оселокъ. Смотря по вранью, которымъ они сопровождаются. Одри, держи себя прилично.-- Вотъ вамъ примѣръ: предположимъ, что мнѣ не нравится, какъ у одного изъ придворныхъ подстрижена борода. Я это ему замѣчаю; а онъ въ отвѣтъ, что, по его мнѣнію, она подстрижена хорошо. Это ссора перваго разряда и называется "вѣжливымъ возраженіемъ". Я повторяю свое замѣчаніе, а онъ возражаетъ, что подстригъ ее такъ для собственнаго удовольствія. Вотъ вамъ второй разрядъ, именуемый: "скромной колкостью". Я не унимаюсь и говорю то же самое. Онъ начинаетъ спорить. Это третій разрядъ, и имя ему: "грубый отвѣтъ". Я продолжаю нести прежнее, а онъ въ отвѣтъ, что не мнѣ объ этомъ судить. Это разрядъ четвертый и называется "смѣлымъ обличеньемъ". Если бъ я повторилъ прежнее замѣчаніе, а онъ отвѣтилъ, что я сказалъ неправду, то это была бы ссора по пятому разряду, и имя ему: "задорное возраженіе". Затѣмъ остались бы только попреки въ явной лжи -- сдержанный и прямой.
   Жакъ. На которомъ же разрядѣ остановился ты въ своей ссорѣ изъ-за подстриженной бороды?
   Оселокъ. Я не посмѣлъ итти дальше сдержаннаго попрека во лжи, а мой противникъ не рѣшился сдѣлать мнѣ прямого, въ слѣдствіе чего мы только смѣрили шпаги и затѣмъ разошлись.
   Жакъ. Можешь ты повторить всѣ эти разряды по порядку?
   Оселокъ. О, сэръ, вѣдь они взяты изъ такой же печатной книги, какъ и ваши руководства хорошихъ манеръ 97). Я повторяю вамъ всѣ разряды: первый -- вѣжливое возраженіе; второй -- скромная колкость; третій -- грубый отвѣтъ; четвертый -- смѣлое обличеніе; -- пятый -- задорное возраженіе, шестой -- сдержанный попрекъ во лжи, и наконецъ седьмой -- попрекъ явный. Отъ всѣхъ этихъ разрядовъ можно отдѣлаться, кромѣ послѣдняго; да и отъ него есть средство отвилять помощью слова "если". Я зналъ случай, что возникшую ссору не могли покончить цѣлыхъ семь судей, и когда противники уже совсѣмъ были готовы сцѣпиться, одинъ изъ нихъ поправилъ дѣло именно такимъ "если". "Если вы говорите такъ -- сказалъ онъ, то я говорю этакъ". А затѣмъ они пожали другъ другу руки и поклялись въ братской любви. "Если" -- великій миротворецъ.
   Жакъ. Ну, не рѣдкостный ли это, ваше высочество, человѣкъ? Гораздъ на все, а между тѣмъ не больше, какъ шутъ.
   Герцогъ. Онъ прячется за шутовствомъ, какъ за чучеломъ лошади, и стрѣляетъ изъ-за него зарядами своего остроумія.

(Входитъ лицо, изображающее Гименея, ведя подъ руку Розалину въ женкомъ платьѣ. За ней Целія. Тихая музыка).

   Гименей. Сводъ неба радостью сіяетъ,
             Когда людей соединяетъ
                       Любви и мира благодать.
             Судьбы рѣшающая сила
             Чрезъ Гименея присудила,
                       Властитель, дочь тебѣ отдать,
             Съ тѣмъ, чтобъ ее ты отдалъ тоже
             Тому, кто ей души дороже æ)!
   
   Розалина (Герцогу). Бери меня -- тебѣ принадлежу я.
             (Орландо). Бери меня -- тебѣ принадлежу я!
   Герцогъ. Когда не лгутъ глаза -- моя ты дочь!
   Орландо. Когда не лгутъ глаза -- ты Розалина!
   Фебе. Когда не лгутъ глаза -- должна проститься
             Навѣки я со сладкою мечтой!
   Розалина (Герцогу)- Будь мнѣ отцомъ -- другой быть имъ не можетъ,
             (Орландо). Будь мужемъ мнѣ -- другой имъ быть не можетъ,
             (Фебе). Жениться жъ я могу лишь на тебѣ.
   Гименей. Бросьте споры и сомнѣнья,
             Ваши всѣ недоумѣнья
             Унесутся прочь, какъ тѣнь.
             Свѣтъ и правда воцарятся,
             Восемь рукъ соединятся
             Гименеемъ въ этотъ день.

(Орландо и Розалинѣ).

             Другъ для друга вы родились.

(Оливеру и Целіи).

             Въ васъ сердца соединились.

(Фебе).

             Стать пастушкой выборъ твой,
             Иль быть женщины женой.

(Оселку и Одри).

             Вы въ союзъ вступили вѣрный,
             Какъ зима съ погодой скверной.
             Пустъ же брачный грянетъ хоръ;
             Вы жъ, оставивъ всякій споръ,
             Въ томъ, что было, разберитесь
             И былому не дивитесь 99).
   

ХОРЪ.

             Вракъ Юнона намъ въ даръ посылаетъ;
                       Онъ святѣе и выше всего!
             Гименей города населяетъ;
                       Преклонитесь предъ ложемъ его!
             Будь прославленъ всемірный властитель
                       Гименей -- всѣхъ людей повелитель 100).
   
   Герцогъ. (Целіи). Племянница! какъ радъ тебя я видѣть.
             Ты дорога не меньше мнѣ, чѣмъ дочь.
   Фебе (Сильвіо). Какъ рѣшено 101), клянусь я быть твоей.
             Любовь купилъ ты вѣрностью своей.

(Входитъ Жакъ де-Буа).

   Жакъ де-Буа. Прошу у васъ вниманья на два слова.
             Второй я сынъ Роуланда де-Буа
             И вотъ съ какимъ явился сообщеньемъ.
             Принцъ Фредерикъ, взволнованный извѣстьемъ,
             Что съ каждымъ днемъ все болѣе дворянъ,
             Бросая службу, тайно уходили
             Куда-то въ лѣсъ, собралъ большое войско
             И, вставъ въ его главѣ, рѣшилъ пойти
             На васъ открытой силой, чтобъ покончить
             Вопросъ мечомъ. Но чуть достигнувъ лѣса,
             Онъ встрѣтился внезапно со святымъ
             Отшельникомъ, съ которымъ и вступилъ
             Въ предлинный разговоръ. Конецъ былъ тотъ,
             Что измѣнилъ совсѣмъ свои онъ мысли.
             Рѣшивъ не только бросить всѣ свои
             Намѣренья, но даже совершенно
             Покинуть свѣтъ. Вѣнецъ онъ возвращаетъ
             Вамъ, государь, а земли -- тѣмъ дворянамъ,
             Которые ушли за вами вслѣдъ.
             Въ правдивости вѣстей моихъ готовъ я
             Своей поклясться жизнью.
   Герцогъ.                                         Гостемъ будь
             Желаннымъ, милый юноша. Принесъ
             Прекрасный брачный даръ своимъ ты братьямъ.
             Одинъ получитъ землю, а другой
             Въ придачу къ нимъ вѣнецъ 102). Должны однако
             Сначала мы, какъ слѣдуетъ, окончить
             Тѣ добрыя дѣла, какія здѣсь
             Затѣяли въ лѣсу; а тамъ сумѣю
             Я наградить достойно, по заслугамъ,
             Всѣхъ тѣхъ изъ васъ, которые дѣлили
             Со мной бѣды и горе дней былыхъ.
             Забудемте жъ на время, что вернулись
             Мнѣ санъ и власть, и предадимтесь скромно
             Веселью сельскихъ игръ. Впередъ, невѣсты
             И женихи! Эй, музыку! танцуйте,
             Друзья мои! играйте и пируйте.
   Жакъ. (Жаку де-Буа). На слово, сэръ; вы, кажется, сказали,
             Что бывшій герцогъ нашъ намѣренъ жить
             Отшельникомъ, вдали отъ блеска свѣта?
   Жакъ де-Буа. Да, это такъ.
   Жакъ.                                         Такъ я иду къ нему.
             Отъ этихъ обращенныхъ зачастую
             Услышать можемъ дѣльную мы рѣчь.
             (Герцогу) Васъ, государь, я оставляю съ вашимъ
             Достоинствомъ, вамъ возвращеннымъ вновь.
             (Орландо) Васъ, сэръ -- съ любовью, вами заслуженной;
             (Оливеру) Васъ, сверхъ того, съ друзьями и добромъ.
             (Сильвію) Тебя -- съ давно желаннымъ брачнымъ ложемъ".
             (Оселку) А ты, конечно, погрузишься въ дрязги
             Домашнихъ ссоръ. Любви твоей вѣдь хватитъ
             На мѣсяцъ, много два. Всѣмъ вамъ поклонъ
             Усердный мой. Пляшите, веселитесь!
             Я не таковъ: не нужно мнѣ веселья:
             Нашелъ себѣ иную въ жизни цѣль я!
   Герцогъ. Останься, Жакъ, останься съ намъ.
   Жакъ.                                                             Нѣтъ!
             Забавъ я чуждъ: поговорить же съ вами
             Всегда готовъ въ пещерѣ, подъ камнями.

(Жакъ уходитъ).

   Герцогъ. А мы, друзья, начнемте день утѣхъ.
             Пусть будетъ онъ днемъ радости для всѣхъ! (Танцы).
   

ЭПИЛОГЪ.

   Розалина. Не принято, чтобъ эпилогъ произносила женщина, но въ этомъ вѣдь не больше преступленья, чѣмъ если бъ въ эпилогѣ появился герой пьесы 103). Если говорятъ, что хорошее вино не требуетъ этикета, то хорошая пьеса точно также не нуждается въ эпилогѣ. Но если на бутылку съ хорошимъ виномъ все-таки лѣпятъ красный ярлыкъ, то и хорошая пьеса ничего не проиграетъ отъ хорошаго эпилога. Судите однако, въ какомъ нахожусь я затрудненіи, сознавая, что хорошаго эпилога я вамъ сказать не могу, и что, сверхъ того, пьеса также не имѣетъ достоинствъ. Я съ виду не похожа на нищаго, а потому и не стану вымаливать вашего снисхожденія, но обращусь лишь съ учтивой просьбой, начавъ съ обращенія къ дамамъ. Прошу васъ, милыя дамы, во имя вашей любви къ мужчинамъ, одобрить въ пьесѣ то, что вамъ въ ней понравилось. А васъ, мужчины, прошу, также во имя вашей любви къ дамамъ (я замѣчаю по вашимъ улыбкамъ, что онѣ вамъ не противны), согласиться съ дамами въ томъ, что пьеса понравилась и вамъ. Если бъ я былъ женщиной 104), то расцѣловалъ бы изъ васъ всѣхъ тѣхъ, чья борода красива, цвѣтъ лица свѣжъ, а дыханіе пріятно. Съ своей стороны я остаюсь увѣреннымъ, что всѣ, чья борода красива, цвѣтъ лица свѣжъ и дыханіе пріятно, отвѣтятъ также на мой поклонъ благосклоннымъ привѣтомъ.
   

ПРИМѢЧАНІЯ.

   1. Имя шута въ подлинникѣ: Touchstone (что значитъ пробный камень или оселокъ), а священника -- Mar-Text. Слово mar значить искажать, а text -- текстъ, потому значеніе этого имени: исказитель текста (подразумѣвается -- Священнаго Писанія). Слово Кривотолкъ, употребленное въ переводѣ для этого имени, передаетъ вполнѣ этотъ смыслъ подлинника. Такихъ самозванныхъ священниковъ было въ Англіи въ Шекспирово время очень много, особенно среди пуританъ.
   2. Орландо говоритъ о -завѣщаніи своего отца.
   3. Въ подлинникѣ здѣсь непереводимая игра созвучіемъ словъ. Оливеръ спрашиваетъ: "what mar you then?", т.-е. какую ты гадость дѣлаешь? А Орландо отвѣчаетъ: "marry, sir", именно (т.-е. дѣлаю
   4. Въ подлинникѣ выраженіе: "thé courtesy of nations", т.-е. по обычаю, принятому у народовъ. Дѣло идетъ объ извѣстномъ англійскомъ законѣ, по которому имущество отца доставалось старшему сыну. Буквальный переводъ былъ бы непонятенъ.
   5. Въ повѣсти Лоджа, изъ которой заимствованъ сюжетъ комедія, здѣсь описывается прямая, происшедшая между братьями, драка. Въ подлинникѣ Орландо, удерживая Оливера, говоритъ: "elder broker, you are too yong in this", т.-е. буквально: ты хотя и старшій брать, но для этого молодъ (т.-е. для того, чтобъ меня бить). Русская пословица, употребленная въ текстѣ перевода, передаетъ смыслъ рельефнѣе.
   6. Въ подлинникѣ Оливеръ называетъ Орландо "villain" -- что значитъ дрянь; но Орландо принимаетъ это слово въ смыслѣ человѣка неблагороднаго происхожденія и возражаетъ, что онъ, какъ и Оливеръ, сынъ Роланда де-Буа, а потому его нельзя звать дрянью.
   7. Оливеръ называетъ новымъ дворомъ дворъ герцога, похитившаго престолъ.
   8. Робинъ Гудъ -- легендарный герой старой Англіи, прославившійся въ эпоху подчиненія ея норманами. Эта личность превосходно изображена въ романѣ Вальтера Скотта "Айвенго".
   9. Въ подлинникѣ Карлъ говорить; "I'll give bim his payment", т.-е. буквально: я уплачу ему по его счету (въ смыслѣ: раздѣлаюсь съ нимъ).
   10. Въ подлинникѣ: "gamester" -- буквально игрокъ, но это слово употреблялось также въ смыслѣ мошенникъ, обманщикъ, и т. п.
   11. Въ подлинникѣ фортуна названа хозяйкой (housewife). Въ выраженіи этомъ -- ироническій смыслъ, что фортуна вертитъ колесо, какъ хозяйка прялку.
   12. Въ подлинникѣ сказано, что фортуна раздаетъ "gifts оі the world", т.-е. мірскіе дары или дары жизни.
   13. Честью клялись въ то время только рыцари или люди знатнаго происхожденія; потому Розалина и дѣлаетъ шуту вопросъ: гдѣ онъ научился такимъ клятвамъ?
   14. Въ этомъ безсмысленномъ вопросѣ о цвѣтѣ потѣхи, вѣроятно, надо видѣть умышленную насмѣшку надъ глуповатымъ Ле-Бо.
   15. Въ подлинникѣ шутъ говоритъ: "or as thedestinies deeree", т.-е. буквально: или какъ опредѣлитъ судьба. Смыслъ тотъ, какой данъ редакціи перевода.
   16. Въ подлинникѣ сказано: "with bills on their necks". Bill значить аллебарда, а также вывѣска; потому смыслъ фразы будетъ: съ аллебардами (или вывѣсками) на плечахъ (или на шеѣ). Нѣкоторые комментаторы хотѣли видѣть здѣсь игру словъ, для чего прибавляли эту фразу къ предыдущему монологу Ле-Бо, полагая, что онъ говоритъ слово bill въ смыслѣ аллебарда, т.-е.-- что молодые люди были съ этимъ оружіемъ на плечахъ. А Розалина повторяетъ слово bill въ смыслѣ вывѣска или надпись. Толкованіе это однако произвольно, потому что этой фразы въ рѣчи Ле-Бо нѣтъ въ изданіи in folio.
   17. Въ подлинникѣ Орландо называетъ себя "quintain". Это было спеціальное названіе столба съ деревянной фигурой, который ставился, какъ цѣль, при играхъ метанія копій или другихъ.
   18. Въ изданіи in folio напечатано, что дочь герцога -- "taller", т.-е. не ниже ростомъ, а напротивъ -- выше. Но это явная ошибка, потому что затѣмъ въ текстѣ пьесы болѣе высокой вездѣ означается Розалина, одѣтая мужчиной. Мало не предложилъ поправку smaller вмѣсто taller, т.-е. меньше ростомъ. Эта поправка принята и для редакціи перевода.
   19. Въ изданіи in folio Розалина говоритъ: "my child's father", т.-е. горе отца моего дитяти. Теобальдъ объяснялъ, будто она намекаетъ этимъ за Орландо, за котораго намѣрена выйти замужъ и имѣть потому отъ него дѣтей. Эта натянутая и довольно неделикатная въ устахъ молодой дѣвушки метафора подверглась критикѣ. Роу въ своемъ изданіи предложилъ измѣнить это выраженіе на "my father's child", т.-е. дитя моего отца, или сама Розалина. Поправка эта принята въ послѣдующихъ изданіяхъ.
   20. Въ подлинникѣ здѣсь игра созвучіемъ словъ "hem" и "him", изъ которыхъ первое означаетъ звукъ при кашлѣ, а второе -- мѣстоимѣніе его. Розалина говорить, что она бы хотѣла "cry hem and have hin", т.-е. выкашлять его и получить (подразумѣвается Орландо).
   21. Въ этихъ словахъ также намекъ на Орландо.
   22. Въ этихъ словахъ -- ошибка противъ миѳологіи: колесницу Юноны везли павлины, а не лебеди.
   23. Слово Aliena значитъ по-латыни отчужденная. Это слово, понятное въ романскихъ языкахъ, не могло быть переведено по-русски.
   24. Объ этомъ волшебномъ камнѣ, находящемся будто бы въ головѣ у жабы, говоритъ Фентонъ въ книгѣ: "Secret wonders of Nature", вышезшей въ 1569 году. Камень этотъ названъ borax или stelon.
   25. Эпитетъ бархатный употребленъ для означенія мягкой кожи оленя, а также богатыхъ бархатныхъ платьевъ ложныхъ друзей.
   26. Въ подлинникѣ сказано: "will not sweat", т.-е. буквально: которые не будутъ потѣть (въ смыслѣ трудиться).
   27. Въ подлинникѣ Розалина восклицаетъ здѣсь: "О, Юпитеръ!" Клятвы миѳологическими богами и призывъ ихъ на помощь были въ модѣ въ эпоху Возрожденія. Въ переводѣ такія выраженія показались бы неумѣстными, особенно въ настоящей сценѣ, когда Розалина является истомленной и упавшей духомъ.
   28. Здѣсь довольно натянутая игра значеніемъ слова "cross", которое значитъ крестъ (въ смыслѣ нести крестъ, т.-е. страдать), а также монета (крейцеръ), на которой былъ изображенъ крестъ.
   29. Буквальный переводъ этой пѣсни: "Кто любитъ лежать со мной подъ зелеными деревьями и весело присоединять голосъ къ пѣнію птицъ, тотъ приходи сюда, приходи сюда, приходи сюда. Онъ не найдетъ здѣсь иныхъ враговъ, кромѣ зимней и суровой непогоды".
   30. Буквальный переводъ: "Тотъ, кто бѣжитъ честолюбія и любитъ жить на солнцѣ, питаясь собственнымъ трудомъ, довольный тѣмъ, что найдетъ,-- тотъ приходи сюда, приходи сюда" и т.д. тотъ же припѣвъ.
   31. Буквальный переводъ: "Если случится, что человѣкъ, сдѣлавшись осломъ, броситъ богатство съ довольствомъ и поселитъ въ головѣ упрямую блажь" тотъ ducdame, ducdame, ducdame. Онъ здѣсь найдетъ такихъ же ословъ, какъ самъ, если захочетъ прійти". Слово duedame объясняется различно. Нѣкоторые производятъ его отъ стариннаго выраженія "duc ad me", т.-е. приведи его ко мнѣ, что будетъ имѣть одинаковое значеніе съ припѣвомъ предыдущихъ куплетовъ: "приходи сюда". Другіе же комментаторы объясняютъ, что слово ducdame было деревенской кличкой для сбора утокъ. Въ этомъ послѣднемъ случаѣ Жакъ насмѣшливо извращаетъ то же слово, припѣвая: "приходи" и затѣмъ при своей пародіи на куплетъ говоритъ, что это было греческое слово для сбора дураковъ.
   32. Жакъ хочетъ сказать этимъ, что онъ выразитъ свой гнѣвъ, какъ Ногъ, поразившій египетскихъ первенцевъ.
   33. Герцогъ говоритъ о Жакѣ, скрывающемся въ лѣсу.
   34. Въ подлинникѣ Орландо говоритъ: "yet am I inland bred", т. е. буквально: я воспитанъ во внутренней странѣ. Выраженіе 1-го употреблялось въ томъ смыслѣ, что внутри страны были города болѣе цивилизованные, чѣмъ на окраинахъ, и потому въ нихъ можно было подучить лучшее воспитаніе. Въ противоположность этому выраженію, говорилось "out land", т.-е. на окраинѣ.
   35. Эти слова -- переводъ изреченія Петронія: "Totus mundus agit histrionem", т.-е. весь міръ играетъ комедію. Изреченіе это было написано надъ входомъ театра Глобусъ, въ которомъ играла Шекспирова труппа.
   36. Въ подлинникѣ: "sighing like furnace", т.-е. буквально: вздыхаетъ, какъ печка. Редакція перевода: пламенные вздохи передаетъ эту мысль.
   37. Въ подлинникѣ: "Pantalon". Такъ называлось глупое лицо итальянскихъ площадныхъ фарсовъ.
   38. Буквальный переводъ этой пѣсни: "Дуй, дуй, зимній вѣтеръ! Ты не жъ непривѣтливъ, какъ людская неблагодарность. Твой зубы не такъ чувствительны, потому что они невидимы, какъ ни жестоко твое дыханье. Гей-го! пойте, Гей-го, подъ зеленой сѣнью; дружба одно притворство, а любовь безуміе. Потому, Гей-го! лучше всего жить подъ зеленой сѣнью. Морозь, морозь, суровое небо! Ты не кусаешь такъ свирѣпо, какъ неблагодарность. Ты ледянишь поверхность воды. Но твое жало язвитъ не такъ больно, какъ измѣна друзей. Гей-го", и т. д., тотъ же припѣвъ.
   39. Выраженіе, почему дурно приготовленное яйцо (an ill roasted egg) поджарено только съ одной стороны, не объяснено.
   40. Въ подлинникѣ шутъ говоритъ: "God make incision in thee", т.-е. буквально: Да сдѣлаетъ Богъ тебѣ надрѣзъ (въ смыслѣ произведетъ надъ тобой операцію). Довольно натянутый смыслъ тотъ, что шутъ желаетъ Корину исцѣленія отъ его глупости, за которую онъ попадетъ въ адъ.
   41. Переводъ этихъ и слѣдующихъ стиховъ представлялъ очень большую трудность, потому что въ подлинникѣ всѣ строчки риѳмуютъ на слово Розалинда, что надо было непремѣнно соблюсти и въ переводѣ, такъ какъ въ этомъ вся ироническая соль этихъ куплетовъ. Въ русскомъ языкѣ словъ съ такимъ окончаніемъ нѣтъ совсѣмъ; но исполнить задачу хотя приблизительно представилась возможность, измѣнивъ окончаніе имени подлинника (Розалинда) на Розалину. Вотъ буквальный переводъ. "Ни въ восточной ни въ западной Индіи нѣтъ драгоцѣннаго камня, подобнаго Розалиндѣ. Ея достоинства, подхваченныя вѣтромъ разносятъ по всему свѣту слухъ о Розалиндѣ. Картины, нарисованныя съ самымъ утонченнымъ искусствомъ, кажутся черными предъ Розалиндой. Не храните въ памяти никакого лица, кромѣ прекраснаго лица Розалинды".
   42. Переводъ этихъ стиховъ былъ еще труднѣе, чѣмъ предыдущихъ, вслѣдствіе тѣхъ (надо сознаться, довольно пошлыхъ), двухсмысленностей, какія въ нихъ заключаются. Вотъ подстрочный смыслъ: "Если олень ищетъ самку, пусть ищетъ подобную Розалинѣ. Если кошка хочетъ кота, то желаетъ того же и Розалина. Зимой мы желаемъ теплой покрышки -- въ ней нуждается и Розалина. Когда пашутъ, надо вязать и валить снопы -- точно то же и съ Розалиной. У орѣха кисла скорлупа и вкусно ядро -- такова и Розалина. Кто сорветъ самую лучшую розу -- найдетъ въ ней и шипы то же самое и въ Розалинѣ".
   43. Въ этомъ монологѣ Розалины игра значеніемъ слова "inedlar", которое значитъ кизилъ (ягода), а также сводникъ. Ягода кизиля очень нѣжна и часто портится, еще не созрѣвъ. Розалина хочетъ сказать, что сводники точно такъ же портятъ невинныхъ дѣвушекъ.
   44. Въ подлинникѣ Оселокъ говоритъ: "let the forest judge", т.-е. пусть судитъ лѣсъ. Темный смыслъ этого выраженія не объясненъ. Вѣроятно, Оселокъ хочетъ сказать, что при рѣшеніи подобныхъ вопросовъ можно заблудиться, какъ въ лѣсу.
   45. Аталанта, дочь царя острова Сцироса, прославилась быстротою бѣга. Почему Шекспиръ сравнилъ съ нею въ этомъ случаѣ достоинства Розалины, изъ текста пьесы не видно, а равно не было объяснено съ достаточной вѣроятностью и комментаторами.
   46. Буквальный переводъ этихъ стиховъ: "Почему это мѣсто должно назваться пустыннымъ? Потому что оно не населено? Нѣтъ! Я развяжу языки на всѣхъ деревьяхъ, и они обнаружатъ культурность (civil saying) этой страны. Одно изъ моихъ изреченій скажетъ о томъ, какъ коротка людская жизнь; какъ она свершаетъ свое блужданіе, которое въ суммѣ вѣковъ не длиннѣе руки. Буду говорить также о нарушеніи обѣтовъ между друзьями. Но на самыхъ лучшихъ вѣтвяхъ, въ концѣ каждой фразы я напишу имя Розалинды для того, чтобъ всѣ могли прочесть, что небо совмѣстило въ ея небольшомъ существѣ квинтэссенцію всего лучшаго. Небо повелѣло природѣ, чтобъ въ одномъ тѣлѣ соединились совершенства, разсѣянныя широко въ мірѣ. Природа дѣйствительно влила въ нее красоту Елены, но не ея сердце; величіе Клеопатры, лучшія качества Аталанты, строгую чистоту Лукреціи. Такимъ образомъ различныя совершенства Розалинды были соединены высшей властью небесъ. Множество лицъ, глазъ и сердецъ уступило ей лучшія свои качества. Небо судило, чтобъ она обладала всѣми этими дарами, а я -- чтобъ жилъ и умеръ ея рабомъ".
   47. Въ подлинникѣ Целія называетъ здѣсь Корина и Оселка "back-friends", т.-е. буквально: заспинные друзья, въ смыслѣ, что они стояли за спиной и подслушивали.
   48. Въ подлинникѣ Оселокъ приглашаетъ Корина уйти: "though not with bag and baggage, yet with scrip and scrippage". Буквально это присловье значитъ: если безъ большого багажа (въ смыслѣ большой выгоды), то хоть съ мѣшкомъ (въ смыслѣ нищенскаго заработка). Употребленное для перевода выраженіе передаетъ подходящій смыслъ въ болѣе рельефной формѣ для циническаго характера Оселка.
   49. Въ этомъ разговорѣ Розалины съ Деліей о стихахъ -- игра значеніемъ слова "foot", которое значитъ стихотворная стопа и нога.
   50. Въ подлинникѣ здѣсь перифраза поговорки, что чуду дивятся въ теченіе девяти дней. Розалина говоритъ: я дивилась семь дней изъ девяти. Въ переводѣ это выраженіе не имѣло бы смысла и потому замѣнено равнозначащимъ русскимъ выраженіемъ.
   51. Въ то время въ Ирландіи было повѣрье, что крысъ можно прогнать изъ мѣста, гдѣ онѣ поселились, заклинательными стихами. Въ упоминаніи о Пиѳагорѣ -- намекъ на ученіе о переселеніи душъ.
   52. Целія, говоря о цѣпи, намекаетъ на Орландо, которому Розалина подарила свою цѣпь послѣ его единоборства съ Карломъ.
   53. Великанъ Гаргантуа -- герой извѣстнаго романа Рабле. Въ Шекспирово время онъ былъ извѣстенъ въ Англіи по народной сказкѣ, изданной въ 1594 году. Въ сказкѣ этой описывалось, что онъ съѣлъ за завтракомъ пять пилигримовъ.
   54. Въ Шекспирово время были въ большой модѣ золотыя кольца съ надписями обыкновенно довольно пошлаго содержанія.
   55. На обояхъ того времени часто дѣлались также нравоучительныя или эротическія надписи.
   56. См. прим. 45.
   57. Слова signor и monsieur часто употреблялись въ Шекспирово время въ насмѣшку надъ заѣзжими въ Англію итальянцами и французами, задававшими тонъ своими будто бы болѣе утонченными манерами сравнительно съ обычаями солидныхъ англичанъ.
   58. Въ подлинникѣ здѣсь игра созвучіемъ словъ "goats" -- козы и "goths" -- готы (народъ). Оселокъ говоритъ, что онъ будетъ присматривать за козами (goats) Одри, какъ насъ козъ среди готовъ (goths) сосланный поэтъ Овидій. Въ переводѣ пришлось замѣнить эту игру словъ по возможности.
   59. Здѣсь намекъ на Юпитера, который посѣтилъ Филимона и Бавкиду, не погнушавшись соломенной кровлей ихъ жилища.
   60. Въ подлинникѣ Оселокъ, говоря о рогахъ, употребляетъ оригинальное выраженіе, что мужья -- "knows no end of them", т.-е. буквально: не знаютъ имъ конца. Смыслъ тотъ, который данъ редакціи перевода.
   61. Фраза: передать жену (to give the woman) была техническимъ выраженіемъ при обрядѣ тогдашняго брака, требовавшемъ, чтобъ кто-нибудь вводилъ новобрачную въ церковь и передавалъ ее жениху.
   62. Въ подлинникѣ Оселокъ, не зная имени Жака, привѣтствуетъ его выраженіемъ "good mister What-ye-Call't" т.-е. господинъ Будь Кѣмъ Хочешь (какъ бы тебя ни звали).
   63. Буквальный переводъ этихъ шуточныхъ стиховъ Оселка, которые не что иное, какъ перифразировка одной старинной баллады: "О, сладчайшій Оливеръ! О, честный Оливеръ! Ты меня не увлечешь. Повернись и уберись отсюда. Я не хочу быть обвѣнчаннымъ тобой",
   64. Въ подлинникѣ сказано: переламывая копья, какъ гусь (въ смыслѣ неумѣлаго, неудачнаго удара). Буквальный переводъ не имѣлъ бы смысла.
   65. По обычаю того времени, палачъ, свершая казнь, просилъ у осужденнаго прощенья.
   66. Въ подлинникѣ "bugle eye balls", т.-е. стеклянные шары глазъ.
   67. Стихъ изъ "Геро и Леандра" Марло.
   68. Въ подлинникѣ Фебе говоритъ, что между цвѣтомъ губъ и щекъ Розалины такая же разница, какъ между постояннымъ краснымъ (constant red) и цвѣтомъ мѣшаннаго Дамаска (mingled damask); буквальный переводъ былъ бы очень неловокъ.
   69. Въ подлиникѣ Фебе говоритъ, что Розалина назвала ея глаза и волосы черными (black). Слово black употреблялось часто Шекспиромъ въ смыслѣ некрасивый или дурной. Въ настоящемъ случаѣ, конечно, надо понимать это слово именно въ этомъ смыслѣ, потому что иначе Фебе нечего было бы обижаться за то, что ея волосы и глаза названы черными.
   70. Говорить картавя считалось у тогдашнихъ щеголей знакомъ хорошаго тона.
   71. Въ подлинникѣ просто сказано: не плавали въ гондолѣ. Смыслъ тотъ, что Венеція была въ то время моднымъ городомъ, куда стремились всѣ щеголи и богатые люди. Буквальный переводъ безъ упоминаній о Венеціи не имѣлъ бы яснаго смысла.
   72. Особенность настоящей сцены въ томъ, что Розалина говоритъ о себѣ то въ мужскомъ, то въ женскомъ родѣ, смотря по тому, обращается ли она къ Орландо, какъ мальчикъ (по своему мужскому костюму, въ которомъ онъ ея не узналъ), или какъ дѣвушка, когда разыгрываетъ передъ нимъ роль настоящей Розалины. По тому же самому она говоритъ ему, какъ мальчикъ-пастухъ -- вы, а какъ Розалина -- ты.
   73. Въ подлинникѣ здѣсь игра значеніемъ слова "suit", которое значитъ одежда и искательство. Орландо на слова Розалины, что онъ не нашелъ бы, что сказать (сталъ бы втупикъ), возражаетъ: "what, out my suit" т.-е. неужели я былъ бы остановленъ въ моемъ искательствѣ? А Розалина, принимая слово suit въ смыслѣ одежда, говоритъ, что, конечно, не остался бы безъ одежды, но все-таки не достигъ бы цѣли. Въ точности этого невозможно было передать.
   74. Въ подлинникѣ "die by attorney", т.-е. умрете черезъ адвоката.
   75. Въ подлинникѣ въ этой рѣчи Розалина, говоря о женщинахъ, употребляетъ слово "wit", буквально -- остроуміе, но въ настоящемъ случаѣ слово это употреблено въ смыслѣ хитрость.
   76. Буквальный переводъ этой пѣсни: "Что долженъ получить тотъ, кто убилъ оленя?-- его шкуру и рога для ношенія. Такъ отведемте его домой съ пѣсней. Рога были нашлемникомъ, который ты носилъ еще до рожденія. Ихъ носилъ отецъ твоего отца, а также и твой отецъ. Рога, рога, веселые рога! Они не такая вещь, надъ которой можно смѣяться".
   77. Въ подлинникѣ Розалина здѣсь производитъ отъ имени Фебе глаголъ и говоритъ: "she phebes me", т.-е. она хочетъ меня обфебить.
   78. Буквальный переводъ письма Фебе: "Не богъ ли ты, переодѣвшійся пастухомъ и воспламенившій сердце дѣвушки? Зачѣмъ, сложивши свое божество, объявляешь ты войну женскому сердцу? Сколько ни старались глаза мужчинъ меня покорить, ни одинъ изъ нихъ не нанесъ мнѣ раны. Если ты. глядя на меня своимъ яснымъ взоромъ даже презрительно, возбуждалъ во мнѣ такую любовь, то чти же было бы, если бъ ты взглянулъ на меня съ лаской? Я люблю тебя, когда ты меня оскорбляешь; какъ же тронули бы меня твои мольбы? Тотъ, кто передалъ тебѣ о моей любви (письмо), не знаетъ объ этомъ. Открой мнѣ чрезъ него твою душу, хочетъ ли твоя страсть и расположеніе принять все, что я съ искренностью готова тебѣ отдать! Иначе передай черезъ него же твой отказъ, и тогда я буду искать средства, какъ умереть".
   79. Это загадочное сравненіе съ змѣей толкуется различно. Въ подлинникѣ сказано: "love made thee a tame snak", т.-е. любовь сдѣлала тебя укрощенной змѣей. Нейтъ толкуетъ, что Розалина намекаетъ этими словами на индѣйскихъ заклинателей, которые очаровывали змѣй. Другіе жъ полагаютъ, что Розалина хочетъ сказать, будто Сильвіи унижаетъ себя, ползая предъ Фебе, какъ змѣя.
   80. Въ подлинникѣ мысль эта выражена довольно сжато. Оливеръ говоритъ: "if that an eye may profit by a tongue", т.-е. буквально: если глазъ можетъ воспользоваться услугами языка. Смыслъ тотъ, что онъ, взглянувъ на Розалину и Делію, узналъ ихъ по описанію, которое сдѣлалъ о нихъ Орландо.
   81. Въ этихъ словахъ -- одинъ изъ мелочныхъ недосмотровъ Шекспира или, можетъ-быть, издателей. Орландо обѣщалъ вернуться черезъ два часа, а Оливеръ говоритъ: черезъ часъ.
   82. Одри намекаетъ на меланхолика Жака, который помѣшалъ ихъ вѣнчанью въ 3-й сценѣ 3-го дѣйствія.
   83. Въ подлинникѣ Оселокъ говоритъ: "it is meat and drink to me to see a clown", т.-е. для меня пища и питье увидѣть клоуна.-- Клоунами назывались не одни профессіональные шуты, но вообще личности, возбуждавшія смѣхъ своими манерами, глупостью и т. п. Такъ, въ "Зимней сказкѣ" клоуномъ названъ сынъ пастуха, хотя онъ вовсе не шутъ. Здѣсь Оселокъ называетъ клоуномъ Вилліама за его деревенскую неотесанность.
   84. Этотъ монологъ Оселка -- насмѣшка надъ существовавшимъ въ Шекспирово время благоговѣніемъ предъ изреченіями древнихъ философовъ, при чемъ приписывалась великая мудрость даже самымъ пустячнымъ ихъ словамъ. Книга такого рода была издана Какстономъ въ 1477 году подъ заглавіемъ "Слова и изреченія философовъ".
   85. Въ этомъ монологѣ Оселокъ продолжаетъ дурачить въ томъ же тонѣ Вилліама.
   86. Въ подлинникѣ свита названа "contented", т.-е. буквально: удовлетворительная. Смыслъ -- веселая.
   87. Розалина зоветъ Оливера братомъ, потому что онъ хочетъ жениться на ея сестрѣ Целіи, а онъ называетъ ее сестрой (несмотря на ея мужское платье), продолжая этимъ шутку, по которой она условилась съ Орландо считаться его Розалиной.
   88. Въ подлинникѣ Розалина говоритъ, что Оливера съ Целіей не разлучить даже крикомъ "clubs", т.-е. палокъ! Крикъ "ciubs" было полицейскимъ терминомъ, которымъ блюстители порядка приглашали разойтись народныя сходбища.
   89. Въ подлинникѣ Розалина просто говоритъ, что она цѣнитъ свою жизнь, несмотря на то, что объявила себя волшебникомъ. Смыслъ тотъ, что, говоря такъ, она подвергаетъ себя опасности по обвиненію въ колдовствѣ, которое въ то время строго преслѣдовалось. Переводъ безъ разъясненія былъ бы непонятенъ.
   90. Въ подлинникѣ Одри говоритъ, что нѣтъ стыда въ желаніи сдѣлаться: "a woman of the world", т.-е. буквально: женщиной свѣта. Выраженіе это имѣло спеціальный смыслъ: выйти замужъ.
   91. Въ подлинникѣ "ring-time", т.-е. буквально: въ пору колецъ. Смыслъ, что весна время обмѣна колецъ, т.-е. время браковъ.
   92. Буквальный переводъ этой пѣсни: "Жилъ былъ любовникъ со своей красоткой, которые съ пѣсней "Гей то и гей нонни" шли однажды чрезъ зеленое поле ржи. Это было весенней порой, порой обмѣна колецъ. Птички пѣли гей динь, динь, динь! нѣжные любовники любятъ весну. Между полями ржи милый деревенскій народъ захотѣлъ прилечь. Это было весенней порой (и т. д. тотъ же припѣвъ). Они дружно запѣли пѣсню о томъ, что жизнь наша цвѣтокъ. Это было весенней порой (припѣвъ). Пользуйтесь настоящей минутой, потому что любовь цвѣтетъ лишь весенней порой) (припѣвъ).
   93. Здѣсь игра двойнымъ значеніемъ слова -- "time" время и размѣръ пѣсни).
   94. Въ подлинникѣ Жакъ называетъ Оселка "motley minded gentleman", т.-е. человѣкъ съ полосатымъ умомъ. Въ этихъ словахъ намекъ на полосатую одежду шутовъ.
   95. Въ подлинникѣ герцогъ говоритъ объ Оселкѣ: "I like him very weil", т.-е. онъ мнѣ нравится, или меня интересуетъ. А Оселокъ отвѣчаетъ: "I desire you of the like", т.-е. желаю отъ васъ подобнаго же, т.-е., чтобъ герцогъ ему понравился тоже. Эта игра словъ замѣнена по возможности.
   96. Здѣсь опять недосмотръ и противорѣчіе съ прежнимъ текстомъ. На Одри хотѣлъ жениться Вилліамъ, а потому Оселокъ не могъ сказать, что онъ беретъ то, чего никто не хотѣлъ взять.
   97. Этотъ монологъ Оселка-насмѣшка надъ вышедшей въ то время книгой Винченціо Савіоло, озаглавленной: "О чести и почетныхъ ссорахъ". Въ книгѣ этой описывались именно такіе щепетильные поводы къ поединкамъ. Повтореніе всѣхъ этихъ глупостей въ слѣдующемъ монологѣ Оселка -- плеоназмъ, неизвѣстно, для чего введенный въ пьесу. Можетъ-быть, ради смѣха, который возбуждался этимъ перечнемъ при представленіяхъ пьесы.
   98. Буквальный переводъ этихъ стиховъ: "На небѣ радуются, когда земныя дѣла приходятъ къ согласію и порядку. Прими, добрый герцогъ, твою дочь. Гименей привелъ тебѣ ее съ неба, но привелъ съ тѣмъ, чтобъ ты соединилъ ея руку съ рукою того, чье сердце живетъ въ ея груди".
   99. Буквальный переводъ этой рѣчи Гименея: "Тише! я не люблю несогласій. Заключеніе о всѣхъ этихъ чудныхъ происшествіяхъ сдѣлаю я. Если правда, дѣйствительно правда, то восемь рукъ соединятся здѣсь узами Гименея. (Орландо и Розалинѣ). Васъ не разлучитъ никакое препятствіе. (Оливеру и Деліи). Вы соединены сердцами. (Фебе). Ты должна склониться къ его любви или назвать своимъ мужемъ женщину. (Оселку и Одри). Вы соединились, какъ зима съ дурной погодой. Пока мы будемъ пѣть брачные гимны, вы можете заняться разспросами для того, чтобъ, узнавъ правду, перестать дивиться и нашей встрѣчѣ и развязкѣ всѣхъ этихъ событій".
   100. Буквальный переводъ этого гимна: "Бракъ -- вѣнецъ, даруемый Юноной. Да будетъ благословенъ союзъ стола (въ смыслѣ совмѣстнаго сожительства) и ложа. Города населяются Гименеемъ; да будетъ же почтенъ бракъ! Честь, высшая честь Гименею, богу каждаго города (въ смыслѣ всѣхъ людскихъ обществъ)".
   101. Въ подлинникѣ Фебе говоритъ: "I will not eat my word", т.-е. буквально: я не проглочу даннаго слова (т.-е. не нарушу его).
   102. Изъ текста не видно, кого изъ братьевъ, Оливера или Орландо, поздравляетъ герцогъ съ пріобрѣтеніемъ владѣтельнаго вѣнца. Оливеръ, какъ старшій братъ, можетъ получить его по наслѣдству; а Орландо, какъ женившійся на Розалинѣ -- дочери и наслѣдницѣ герцога.
   103. По обычаю того времени, эпилогъ произносилъ не герой пьесы, а одинъ изъ второстепенныхъ актеровъ.
   104. Розалина называетъ здѣсь себя мужчиной, потому что въ то время женскія роли исполнялись мальчиками.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru