Шекспир Вильям
Троил и Крессида

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

СОЧИНЕНІЯ
ВИЛЬАМА ШЕКСПИРА
ВЪ ПЕРЕВОДѢ И ОБЪЯСНЕНІИ
А. Л. СОКОЛОВСКАГО.

ИМПЕРАТОРСКОЮ АКАДЕМІЕЮ НАУКЪ
переводъ А. Л. Соколовскаго удостоенъ
ПОЛНОЙ ПУШКИНСКОЙ ПРЕМІИ.

ИЗДАНІЕ ВТОРОЕ,
пересмотрѣнное и дополненное по новѣйшимъ источникамъ.

ВЪ ДВѢНАДЦАТИ ТОМАХЪ.

Томъ III.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
ИЗДАНІЕ Т-на А. Ф. МАРКСЪ.

http://az.lib.ru

ТОМЪ III.

ТРОИЛЪ И КРЕССИДА.

   Трагедія "Троилъ и Крессида" появилась въ печати въ первый разъ въ 1609 году въ двухъ изданіяхъ, съ полнымъ именемъ Шекспира, какъ автора, подъ слѣдующимъ заглавіемъ: "The famous historie of Troylus and Cresseid. Excellently expressing the beginning of their loves, with the conceited wooing of Pandaras. Prince of Licia. Written bv William Shakespeare. London", т.~е. "Знаменитая исторія Троила и Крессиды, превосходно изображающая начало ихъ любви съ помощью Пандара, принца Лидіи. Сочинено Вилліамомъ Шекспиромъ. Лондонъ".-- Пьеса не издавалась затѣмъ до выхода in folio 1623 года, гдѣ она помѣщена между вторымъ отдѣломъ пьесъ, названныхъ Histories (драматическія хроники), и третьимъ, въ которомъ напечатаны трагедіи. Пьеса озаглавлена коротко: "The tragedie of Troilus and Cresside" (въ предисловіи къ первому изданію она названа комедіей). При этомъ интересно, что въ изданіи in folio пьеса вошла, какъ позднѣйшая вставка. Это можно заключить изъ того, что имени ея нѣтъ въ общемъ оглавленіи, и самыя страницы перенумерованы независимо отъ общей нумераціи всего изданія. Текстъ пьесы какъ въ первыхъ изданіяхъ, такъ и въ in folio принадлежитъ къ самымъ неисправнымъ по множеству опечатокъ и темныхъ, иногда совершенно непонятныхъ, мѣстъ. Сверхъ того, въ текстѣ in folio есть нѣкоторые варіанты противъ первыхъ изданій, хотя и незначительные.
   Относительно времени, когда пьеса написана, мы не имѣемъ точныхъ указаній. Первое изданіе 1609 г. сопровождалось предисловіемъ, въ которомъ, между прочимъ, было сказано, что "эта новая пьеса" еще ни разу не давалась на сценѣ, и что "ей не аплодировали руки вульгарной публики" (never clapped with the palms of the vulgar). Во второмъ же, вышедшемъ въ томъ же году изданіи сказано, что на этотъ разъ пьеса печатается въ томъ видѣ, въ какомъ она была представлена "на театрѣ Глобуса слугами короля". Изъ сопоставленія этихъ двухъ замѣтокъ можно съ вѣроятностью предположить, что пьеса была написана около этого же времени (1609 г.) и дана на сценѣ въ первый разъ въ томъ же году. Но нашлись комментаторы, подвергшіе вѣроятность такого вывода сомнѣнію. Фраза перваго изданія, что "пьесѣ не аплодировали руки вульгарной публики", доказываетъ, по ихъ мнѣнію, только то, что она не давалась на публичныхъ театрахъ для обыкновенной публики, но это вовсе не опровергаетъ возможности, что она была написана ранѣе и, можетъ-быть, даже давалась для избранныхъ зрителей при дворѣ короля или въ домахъ другихъ знатныхъ лицъ. Въ подтвержденіе этого мнѣнія приводился фактъ, что драма съ тѣмъ же заглавіемъ давалась на англійскихъ сценахъ задолго до 1609 года, но однако изъ дневника директора Генслоу обнаружено, что авторами этой пьесы были Деккеръ и Четтель, а потому и мнѣніе, будто Шекспирова драма написана многимъ ранѣе своего перваго появленія въ печати, осталось не доказаннымъ. Текстъ пьесы Деккера и Четтели до насъ не дошелъ, а потому мы не можемъ даже судить, послужила ли она (какъ думаютъ нѣкоторые) Шекспиру первообразомъ для его пьесы. Болѣе точныхъ хронологическихъ указаній, когда пьеса была написана, мы не имѣемъ. Въ послѣднее время явилось изслѣдованіе Бойля, въ которомъ онъ старается доказать, что пьеса написана Шекспиромъ не вдругъ, но частями, въ разные періоды его дѣятельности. Мнѣніе это авторъ поддерживаетъ указаніемъ на то, что слогъ, какимъ пьеса написана, весьма различенъ, смотря по эпизодамъ, какіе въ ней изображены. Сцены любви Троила и Крессиды написаны совершенно слогомъ первыхъ произведеній Шекспира и очень напоминаютъ собою "Ромео и Джульетту". Эпическія картины Троянской войны, напротивъ, схожи по изложенію со слогомъ гораздо позднѣйшихъ произведеній автора. Предположенію этому нельзя отказать въ правдоподобіи. Сходство слога нѣкоторыхъ (особенно любовныхъ) сценъ "Троила и Крессиды" со сценами "Ромео и Джульетты" дѣйствительно такъ замѣчательно, что иногда доходитъ даже до повторенія тѣхъ же самыхъ мыслей, но однако предположеніе Бойля этимъ все-таки не доказывается съ положительностью.
   Основная фабула пьесы о любви Троила и невѣрности Крессиды заимствована Шекспиромъ изъ поэмы Чоусера, написанной между 1370--1380 годами и озаглавленной тѣмъ же именемъ. Но Чоусеръ тоже не былъ оригинальнымъ творцомъ этого разсказа. Исторія Троила и Крессиды разрабатывалась гораздо ранѣе многими поэтами и вообще имѣла въ средневѣковомъ обществѣ очень большую популярность. По формѣ и по духу она принадлежитъ къ тѣмъ безчисленнымъ новелламъ и поэмамъ, которыя писались въ средніе вѣка на темы греческихъ миѳовъ и другихъ произведеній древней поэзіи, чье могущественное вліяніе тяготѣло надъ новымъ міромъ очень долго и послѣ паденія древняго. Авторы такихъ произведеній обыкновенно брали основной темой какую-нибудь древнюю легенду и затѣмъ обрабатывали ее на свой ладъ, окрашивая характеромъ страны и времени, когда жили сами, вслѣдствіе чего отъ основныхъ фабулъ нерѣдко оставался въ ихъ произведеніяхъ одинъ голый скелетъ или только имена дѣйствующихъ лицъ. Древнѣйшая изъ такихъ средневѣковыхъ версій исторіи Троила и Крессиды принадлежитъ XII вѣку. Авторомъ ея былъ нормандскій поэтъ Бенуа де-Сенъ-Моръ. Поэма написана совершенно въ духѣ рыцарской поэзіи того времени. Троилъ представленъ, какъ учтивый, сентиментальный кавалеръ. Дама его сердца -- Бризеида (позднѣе Крессида) -- принуждена разстаться съ своимъ возлюбленнымъ, потому что ее выдаютъ грекамъ по требованію ея отца -- Калхаса, покинувшаго Трою незадолго до ея гибели. Одинъ изъ греческихъ вождей, Діомедъ, успѣваетъ плѣнить красавицу. Она, впрочемъ, долго борется съ искушеніемъ и сдается только, увидя своего новаго возлюбленнаго раненымъ. Измѣну свою Троилу Бризеида очень наивно объясняетъ тѣмъ, что, "потерявъ Троила, она бы навѣрно умерла отъ горя, еслибъ не нашла средства разсѣяться въ греческомъ станѣ чѣмъ-нибудь другимъ".
   Тотъ же сюжетъ былъ разработанъ позднѣе Боккаччіо въ поэмѣ Филостратъ, написанной въ половинѣ XIV столѣтія. Общій тонъ произведенія значительно измѣненъ сообразно съ духомъ и нравами страны и литературы той эпохи. Троилъ представленъ сентиментальнымъ воздыхателемъ, готовымъ умереть по первому приказу у ногъ своей возлюбленной. Бризеида -- утонченно развитая (въ смыслѣ пониманія любви) дама того времени. Сообразно итальянскимъ средневѣковымъ нравамъ, не допускавшимъ любовной исторіи безъ вмѣшательства посредника или посредницы, которымъ влюбленные повѣряютъ свои тайны, въ поэму введена личность Пандара. Но у Боккаччіо это не простой сводникъ, какимъ представленъ онъ въ позднѣйшихъ произведеніяхъ, а напротивъ -- благородный рыцарь, другъ Троила по оружію, что, впрочемъ, не мѣшаетъ ему разыгрывать роль именно самаго зауряднаго сводника для того, чтобы совратить Бризеиду и угодить этимъ своему другу, доставивъ ему обладаніе любимой женщиной. Онъ даже этимъ хвастаетъ, говоря, что "сдѣлалъ то, къ чему обязывали его преданность и дружба".-- Таковы были вѣкъ и его нравы. Первое, устроенное Пандаромъ, счастливое свиданіе любовниковъ описано въ поэмѣ съ такими эротическими подробностями, что допустить ихъ можно только въ простодушныхъ средневѣковыхъ новеллахъ, гдѣ наивный взглядъ на такого рода вещи не только смягчалъ фривольность содержанія, но прикрывалъ даже самый цинизмъ. Развязка поэмы та же, что и въ древнихъ разсказахъ, но въ подробностяхъ есть много фактовъ, придуманныхъ самимъ авторомъ. Нѣкоторые изъ нихъ довольно оригинальны и хорошо рисуютъ современные нравы. Такъ, напримѣръ, въ поэмѣ есть описаніе, какъ тоскующій по Бризеидѣ Троилъ видитъ сонъ, будто онъ заблудился въ густомъ лѣсу и внезапно увидѣлъ среди кустовъ счастливую и улыбающуюся Бризеиду въ нѣжныхъ объятіяхъ -- дикаго кабана! Кабанъ былъ гербомъ Діомеда, и потому Троилъ заключилъ изъ этого сна, что она измѣнила ему именно ради любви къ этому человѣку. Скоро онъ въ этомъ убѣдился дѣйствительно, когда послѣ одной изъ битвъ троянцевъ съ греками троянецъ Дейфобъ побѣдилъ Діомеда въ бою и принесъ въ Трою отнятое имъ у противника вооруженіе, при чемъ оказалось, что броня Діомеда была застегнута золотой пряжкой, которую Троилъ когда-то подарилъ Бризеидѣ. Смерть Троила, убитаго Ахилломъ, оканчиваетъ поэму.
   Чоусеръ, взявъ для своей поэмы тотъ же сюжетъ (при чемъ Филостратъ Боккаччіо, по всему можно заключить, служилъ ему главнымъ источникомъ), измѣнилъ во многомъ какъ подробности, такъ и духъ всего произведенія. Если слишкомъ свободные нравы средневѣковой Италіи позволяли совмѣщеніе въ лицѣ Пандара такихъ противоположныхъ качествъ, какъ благородная рыцарская дружба къ Троилу и вмѣстѣ съ тѣмъ самое заурядное сводничество, то Чоусеръ, какъ поэтъ сѣвера, гдѣ понятія о нравственности были гораздо выше, не могъ допустить этого въ своей поэмѣ. Пандаръ превращенъ имъ въ то, чѣмъ онъ былъ на дѣлѣ, т.-е. въ безстыднаго, циническаго сводника, съ любовью исполняющаго свою некрасивую роль. Въ этомъ видѣ его изобразилъ и Шекспиръ. Равно измѣнилъ Чоусеръ характеръ Бризеиды (по Чоусеру, Хризеида). Въ поэмѣ его она представлена честной, добродѣтельной вдовой, совратить которую оказалось для Пандара гораздо труднѣй, чѣмъ это изобразилъ въ своей поэмѣ Боккаччіо. Во всей исторіи ея любви къ Троилу замѣчается вліяніе рыцарскихъ взглядовъ и нравовъ. Хризеида, даже признаваясь въ своей любви, скромно спѣшитъ прибавить, что любитъ Троила -- какъ сестра. Сцена ея паденія описана очень подробно и увлекательно. Приглашенная въ домъ Пандара на ужинъ, Хризеида принуждена остаться ночевать вслѣдствіе разразившейся бури. Ночью въ комнату ея пробирается Пандаръ и съ притворнымъ ужасомъ объявляетъ, что за дверями стоитъ Троилъ, приведенный въ ярость подозрѣніемъ, будто Хризеида явилась къ Пандару для свиданія со своимъ любовникомъ. Несчастный влюбленный, по словамъ Пандара, готовъ въ отчаяніи лишить себя жизни, и Хризеида одна можетъ его спасти, если согласится съ нимъ увидѣться и разубѣдить въ его заблужденіи. Совершенно растерявшаяся Хризеида соглашается. Является Троилъ и падаетъ къ ея ногамъ. Происходитъ сцена патетическаго объясненія, во время которой Троилъ отъ избытка чувствъ падаетъ въ обморокъ. Пандаръ бросается ему помогать и укладываетъ его въ постель, при чемъ, для того, чтобы облегчить дыханіе несчастнаго, заботливо освобождаетъ его отъ всякой лишней одежды. Но всѣ старанія остаются тщетны: Троилъ лежитъ безъ движенія; въ отчаяніи Хризеида, не зная что дѣлать, съ воплемъ бросается на дорогой трупъ, покрывая его поцѣлуями. Средство оказывается удачнымъ. Покойникъ открываетъ глаза, а Пандаръ, видя, что услуги его больше не нужны, скрывается чрезъ потайную дверь, успѣвъ шепнуть Троилу, что если онъ уменъ, то пойметъ самъ безполезность продолжать обморокъ.
   Изъ этихъ краткихъ выписокъ читатель легко можетъ составить понятіе о характерѣ разсказа Чоусера, а равно и прочихъ, написанныхъ на тотъ же сюжетъ, произведеній. Основанные на древнихъ легендахъ, разсказы эти, попавъ въ руки средневѣковыхъ романскихъ передѣлывателей, утратили не только характеръ и духъ древней поэзіи, но исказились до неузнаваемости даже по содержанію благодаря множеству сдѣланныхъ къ нимъ прибавленій и вставокъ. Но содержаніе Шекспировой пьесы не исчерпывается изложеніемъ исторіи только любви Троила и Кресеиды. Съ исторіей этой соединенъ гораздо болѣе серьезный, какъ по содержанію, такъ и по значенію, эпизодъ, взятый изъ исторіи Троянской войны. Что эпизодъ этотъ имѣетъ гораздо большее значеніе, чѣмъ легкій, комическій анекдотъ о любви Троила и Кресеиды, видно изъ того, что въ концѣ пьесы эпическое содержаніе совершенно поглощаетъ этотъ анекдотъ, приводя всю драму къ трагическому исходу, тогда какъ въ началѣ она обнаруживала всѣ задатки легкой комедіи. Это послѣднее обстоятельство интересно тѣмъ, что въ немъ мы видимъ совершенно противоположный пріемъ съ тѣми, какіе встрѣчаемъ въ нѣкоторыхъ другихъ Шекспировыхъ произведеніяхъ. Шекспиръ нерѣдко, задумавъ сюжетъ, заставлявшій ожидать по своему серьезному началу и угрожающей обстановкѣ трагическій исходъ, разрѣшалъ его, напротивъ, мирно и спокойно. Примѣрами могутъ служить "Цимбелинъ" и "Зимняя сказка". Въ настоящей же пьесѣ, наоборотъ, пустое, почти водевильное содержаніе примыкаетъ къ величавой эпопеѣ и, сливаясь съ нею, приводитъ все дѣло къ драматическому концу. Этотъ невиданный у Шекспира пріемъ смущалъ критиковъ до такой степени, что пьесѣ до сихъ поръ не могутъ найти подходящаго названія. Въ первыхъ изданіяхъ она названа комедіей, въ изданіи же in folio -- трагедіей. Современные издатели также печатаютъ ее подъ разными именами сообразно своимъ вкусамъ и взглядамъ, доходя до безсмысленнаго съ точки зрѣнія классическихъ традицій имени траги-комедіи. Спорить о томъ, какимъ классическимъ именемъ должна быть окрещена та или другая Шекспирова пьеса, конечно безполезно,-- безполезно потому, что Шекспиръ въ своихъ произведеніяхъ разорвалъ именно всѣ классическія традиціи, перешагнувъ черезъ тѣ условныя загородки, въ какія тогдашніе писатели насильно втискивали свои произведенія. Но сила привычки часто превозмогаетъ то, что говоритъ здравый смыслъ; потому и Шекспировы пьесы до сихъ поръ обыкновенно раздѣляются на рубрики трагедій, драмъ и комедій. Основной для такого раздѣленія по невозможности примѣнитъ классическую мѣрку можетъ быть принята только степень серьезности главной идеи пьесы, а также тотъ исходъ, къ какому пьеса приведена. Примѣняя такой взглядъ къ настоящей пьесѣ, ее гораздо скорѣе слѣдуетъ причислить къ трагедіямъ, чѣмъ къ комедіямъ. За это говоритъ, во-первыхъ, трагическій исходъ ея эпической части, а во-вторыхъ, то, что и самый эпизодъ любви Троила и Крессиды разработанъ Шекспиромъ съ гораздо болѣе серьезной точки зрѣнія, чѣмъ это мы видимъ въ легендахъ, послужившихъ первообразомъ для сюжета. Въ лицѣ Троила изображенъ человѣкъ, любящій и страдающій дѣйствительно и серьезно, да и характеръ самой Крессиды, вѣтреной и пустой кокетки, представленъ въ такомъ правдивомъ, рельефномъ видѣ, что способенъ навести скорѣе на серьезныя, чѣмъ на веселыя мысли. Даже некрасивая личность Пандара превратилась подъ перомъ Шекспира въ живого человѣка, типическаго представителя такихъ житейскихъ отношеній, которыя до сей поры представляютъ въ жизни очень распространенное явленіе.
   Причина, почему Шекспиръ не удовольствовался для своей пьесы тѣмъ матеріаломъ, какой давала легенда о Троилѣ и Крессидѣ, но осложнилъ ее гораздо болѣе широкимъ содержаніемъ, понятна. Легенда эта, правда, была, благодаря поэмѣ Чоусера, въ Англіи очень популярна,-- популярна до того, что даже имена дѣйствующихъ лицъ -- Троила, Крессиды и Пандара -- сдѣлались нарицательными именами для означенія вѣрныхъ любовниковъ, вѣтреныхъ женщинъ и сводниковъ, но содержаніе ея во всякомъ случаѣ было слишкомъ просто и незначительно для широкаго драматическаго произведенія, какія обыкновенно писалъ Шекспиръ, вслѣдствіе чего и представилась необходимость разширить и дополнить содержаніе центральнаго сюжета. Матеріалъ, изъ котораго слѣдовало почерпнуть это дополненіе, намѣчался самъ собой. Принадлежа по основному происхожденію къ циклу троянскихъ легендъ, исторія Троила и Крессиды естественно могла быть лучше всего дополнена изъ этого же источника. Всякое иное дополненіе показалось бы неумѣстнымъ и фальшивымъ. Великія картины Иліады были навѣрно передъ глазами Шекспира, когда онъ писалъ свою пьесу. Гомеръ въ очень хорошемъ для своего времени переводѣ Чапмана вышелъ въ Англіи въ 1598 году и потому былъ, конечно, Шекспиру извѣстенъ. Слѣды этого знакомства обнаруживаются во многихъ выведенныхъ въ пьесѣ эпизодахъ. Присматриваясь однако къ пьесѣ подробнѣй, мы видимъ, что Гомерова Иліада была далеко не единственнымъ источникомъ, изъ котораго Шекспиръ почерпнулъ матеріалъ для ея второй части. Уклоненія отъ Иліады,-- и уклоненія очень значительныя,-- замѣчаются не только въ отдѣльныхъ фактахъ и сценахъ, но даже въ обрисовкѣ характеровъ. Такъ, одинъ изъ главнѣйшихъ эпизодовъ Иліады -- смерть Гектора -- изображенъ въ Шекспировой пьесѣ совершенно иначе, чѣмъ у Гомера. Характеры Ахилла и Аякса измѣнены также. Первый сдѣланъ коварнымъ, злымъ интриганомъ, а Аяксъ -- грубымъ и глупымъ силачомъ, навлекающимъ вмѣсто уваженія къ своей храбрости однѣ насмѣшки окружающихъ. Причина, почему Ахиллъ рѣшается наконецъ вступить въ битву съ троянцами, тоже совершенно иная. У Гомера онъ вспыхиваетъ гнѣвомъ за смерть Патрокла, у Шекспира же на это побуждаетъ его уязвленное самолюбіе. Характеру Энея придана совершенно неумѣстная для поэзіи древняго міра черта средневѣковой рыцарской галантности. Такихъ отклоненій отъ Гомера можно привести множество, и потому ясно, что, кромѣ Гомера, Шекспиръ пользовался при созданіи своей пьесы еще иными источниками. Критическія изысканія дѣйствительно показали, что заимствованія на этотъ разъ были сдѣланы Шекспиромъ изъ стариннаго сочиненія, озаглавленнаго: "The book of Troy", вышедшаго въ Лондонѣ въ 1513 году и написаннаго Лидгэтомъ (Lydgate), который, въ свою очередь, заимствовалъ свой разсказъ изъ исторіи Троянской войны, написанной на латинскомъ языкѣ мессинскимъ писателемъ Гвидо-де-ла-Колонна и озаглавленной "Historia de bello Troiano". Кромѣ того, очень вѣроятно, что Шекспиръ руководствовался еще Какстоновымъ переводомъ книги "Recueil des histoires de Troyes" Рауля ле-Февра (1471 г.). Послѣднее сочиненіе было очень популярно въ Англіи даже до ХVIII столѣтія. Во всѣхъ этихъ сочиненіяхъ подлинныя легенды Троянской войны являются въ такихъ же передѣлкахъ, какія мы видѣли и въ легендѣ о Троилѣ и Крессидѣ, и если мы сравнимъ съ ними тѣ факты Шекспировой трагедіи, одѣ онъ отклоняется отъ текста Гомера, то увидимъ, что большинство ихъ взяты именно изъ этихъ книгъ. Такъ, напримѣръ, отсюда заимствованы отношенія Ахилла къ Поликсенѣ, личность Калхаса и смерть Гектора. Относительно послѣдней слѣдуетъ прибавить, что Шекспиръ перенесъ на Гектора то, что въ разсказѣ говорится о Троилѣ. Подробный разборъ этихъ источниковъ показываетъ, что заимствованный изъ нихъ Шекспиромъ матеріалъ даже гораздо значительнѣе по объему въ сравненіи съ тѣмъ, что онъ взялъ изъ Гомера, и это обстоятельство, какъ мы сейчасъ увидимъ, чрезвычайно важно для общаго вывода, какой слѣдуетъ сдѣлать о настоящей пьесѣ.
   Желаніе доискаться, какую идею преслѣдовалъ Шекспиръ, когда писалъ ту или другую изъ своихъ пьесъ, и что именно хотѣлъ онъ выразитъ, нерѣдко доводило комментаторовъ (особенно нѣмецкихъ) до такихъ утонченныхъ выводовъ и заключеній, что согласиться съ ними иной разъ препятствуетъ простой здравый смыслъ. Я уже не разъ упоминалъ объ этомъ въ предыдущихъ этюдахъ, при чемъ постоянно высказывалъ мысль, что навязывать какія-либо тенденціозныя намѣренія Шекспиру слѣдуетъ съ гораздо большею осторожностью, чѣмъ какому-нибудь другому поэту. Настоящая пьеса подверглась такимъ толкованіямъ болѣе всѣхъ другихъ. Существуетъ между Шекспировыми критиками чрезвычайно распространенный взглядъ, будто Шекспиръ своимъ "Троиломъ и Крессидой" хотѣлъ ни болѣе ни менѣе, какъ написать пародію или, говоря мягче, сатиру на Иліаду Гомера. Если бъ мнѣніе это было высказано какимъ-нибудь неизвѣстнымъ критикомъ, то, конечно, о такомъ взглядѣ не стоило бъ и упоминать. Но взглядъ этотъ раздѣляютъ многіе серьезные знатоки Шекспира, и потому при разборѣ пьесы нельзя оставить этого факта безъ изслѣдованія и повѣрки. Главнымъ мотивомъ такого мнѣнія выставляется, что герои Гомера выведены въ настоящей пьесѣ лишенными того величаваго, эпическаго ореола, подъ которымъ они намъ представляются, когда мы видимъ ихъ въ Иліадѣ, и, что, сверхъ того, многимъ изъ нихъ, какъ, напримѣръ, Нестору, Менелаю и другимъ, приданъ даже комическій, доходящій до каррикатурности, оттѣнокъ. Вопросъ, какъ Шекспиръ дерзнулъ поднять оружіе насмѣшки на царя поэтовъ, объяснялся при этомъ предположеніемъ, что, вѣроятно, Шекспиръ хотѣлъ этимъ отвѣтить на нападки, которыми преслѣдовали его современные товарищи-поэты (какъ, напримѣръ, Джонсонъ) за то, что онъ слишкомъ безцеремонно обходился въ своихъ произведеніяхъ съ традиціями классицизма, и что, написавъ свою трагедію, въ которой величавые герои Иліады выведены въ обыденномъ, почти комическомъ видѣ, онъ какъ бы хотѣлъ тѣмъ сказать: "смотрите, вотъ каковы въ дѣйствительности тѣ боги, предъ которыми вы преклоняетесь". Взглянемъ, насколько такое мнѣніе можетъ считаться вѣроятнымъ.
   Если мы предполагаемъ видѣть въ какомъ-нибудь произведеніи сатиру или пародію, то естественно должны прежде всего обратить вниманіе на тотъ предметъ или то произведеніе, которое авторъ сдѣлалъ объектомъ своей разработки. Выставленные имъ въ сатирическомъ или даже каррикатурномъ видѣ факты получатъ въ нашихъ глазахъ этотъ видъ только въ такомъ случаѣ, если мы ясно увидимъ, что они изображаютъ въ утрированной формѣ именно тѣ первообразы, съ которыхъ списаны. Но что же мы видимъ въ настоящей пьесѣ? Основной ея сюжетъ, въ которомъ изображена исторія любви Троила и Крессиды, не только не взятъ изъ Гомера, но почти даже не можетъ считаться миѳомъ классической древности. Сюжетъ этотъ очень много разъ разрабатывался средневѣковыми поэтами, и читатели могли видѣть изъ сдѣланныхъ выше краткихъ выписокъ, до какой степени авторы успѣли уничтожить въ своихъ произведеніяхъ характеръ древней поэзіи, замѣнивъ его тѣмъ шаблоннымъ духомъ, какой господствовалъ въ романской литературѣ той эпохи. Если мы затѣмъ перейдемъ къ той части Шекспировой трагедіи, гдѣ дѣйствительно встрѣчаемъ положенія и имена, хорошо намъ знакомыя по безсмертному произведенію Гомера, то увидимъ, что и здѣсь Шекспиръ взялъ матеріалъ для своей пьесы также болѣе изъ вторыхъ рукъ, чѣмъ изъ первоначальнаго источника. Выше уже было замѣчено, что очень многіе, выведенные Шекспиромъ, факты заимствованы имъ не изъ Гомера, а изъ тѣхъ переработокъ троянскихъ сказаній, какими такъ богата средневѣковая литература. Вслѣдствіе этого, если допустить мысль, что Шекспиръ дѣйствительно хотѣлъ написать сатиру на древнюю классическую поэзію, то естественно возникаетъ вопросъ: почему же онъ не взялъ источникомъ для своего произведенія настоящій предметъ, какой хотѣлъ осмѣять, т.-е. подлинную Иліаду, а обратился къ ея передѣлкамъ, которыя сами по себѣ могли считаться каррикатурой, хотя и нарисованной безъ желанія авторовъ, а просто по наивному непониманію предмета, какой они вздумали изобразить? Нельзя же допустить мысль, что Шекспиръ хотѣлъ написать каррикатуру на каррикатуру. Напротивъ, если мы будемъ сравнивать Шекспирову трагедію не съ Иліадой, а съ тѣми средневѣковыми разсказами, которыми онъ руководился, то увидимъ, что при этомъ должна исчезнуть даже всякая мысль, будто трагедія его можетъ назваться сатирой или каррикатурой. Шекспиръ поступилъ здѣсь, какъ и въ большинствѣ случаевъ своего творчества, а именно: взявъ нелѣпый въ основѣ сюжетъ, съ шаблонными куклами вмѣсто живыхъ людей, онъ создалъ взамѣнъ ихъ живыя личности съ полнымъ развитіемъ чувствъ и характеровъ. Стоитъ сравнить, напримѣръ, хоть личности Троила, Пандара и другихъ, какъ онѣ нарисованы въ разсказахъ Боккаччіо или Чоусера, съ тѣмъ, какъ изобразилъ ихъ Шекспиръ. Мы увидимъ, что Шекспиръ при этомъ не только не превратилъ ихъ въ каррикатуры, а напротивъ -- изъ каррикатуры сдѣлалъ серьезную вещь и во всякомъ случаѣ скорѣе возвысилъ предметъ, чѣмъ унизилъ его насмѣшкой. Но однако мнѣніе, будто пьеса все-таки представляетъ сатиру на древнюю классическую литературу, упорно держится между многими критиками до сихъ поръ. Разгадка этого факта заключается въ томъ, что такого рода критики сравниваютъ нарисованные Шекспиромъ образы не съ истиннымъ имъ источникомъ, заключающемся въ средневѣковыхъ легендахъ, но съ настоящими образами Гомера. А при такомъ взглядѣ Шекспировы лица могутъ дѣйствительно показаться лишенными того эпическаго ореола, который окружаетъ ихъ въ поэмѣ царя поэтовъ. Если, напримѣръ, Несторъ представленъ у Гомера величавымъ старцемъ, то, конечно, тотъ же старецъ, выведенный Шекспиромъ, какъ слабый старикъ, кряхтящій, кашляющій, и можетъ показаться комическимъ лицомъ, даже съ каррикатурнымъ оттѣнкомъ. Равно Ахиллъ, представленный Гомеромъ, какъ величавый герой, мстящій за смерть своего друга, конечно, теряетъ въ нашихъ глазахъ свой героическій образъ, если мы видимъ, что рядомъ съ прекраснымъ чувствомъ дружбы въ душѣ его таятся иныя, вовсе не хорошія качества. Но зачѣмъ же смотрѣть на Шекспира такимъ образомъ? Онъ былъ изобразителемъ души и сердца, а не красоты внѣшнихъ формъ, что составляло главную задачу древнеэпической поэзіи. Образы этой поэзіи похожи на статуи, которыя не могутъ измѣнить своего положенія, не потерявъ той красоты, какую имъ придалъ художникъ. Это -- моментальные снимки, недопускающіе никакого измѣненія, а Шекспировы лица, напротивъ, изображаютъ постоянное движеніе и перемѣны. Красота Аполлона Бельведерскаго и Венеры Милосской несомнѣнна, но зато въ нихъ и изображено только одно положеніе,-- положеніе, правда, лучшее изъ всѣхъ, какое могъ подсмотрѣть и изобразить геніальный художникъ; но, сдѣлавъ это, онъ заставилъ ихъ окаменѣть въ этомъ видѣ навсегда. Попробуйте вообразить себѣ Аполлона или Венеру сошедшими съ пьедесталовъ и начавшими двигаться; представьте ихъ одѣтыми въ современный костюмъ. Какой выйдетъ результатъ? Мы навѣрно увидимъ, что хотя красота останется въ нихъ и при этомъ, но въ ряду множества новыхъ положеній, какія они примутъ, найдутся далеко не столъ красивыя, а нѣкоторыя, можетъ-быть, покажутся даже комичными. Зато мы увидимъ не мраморныя статуи, а дѣйствительно живыхъ людей, и ужъ навѣрно въ этихъ людяхъ найдется не меньше интереснаго для наблюденія. Выставивъ своихъ героевъ въ такомъ видѣ, Шекспиръ поступилъ, какъ диктовалъ ему его геній, преслѣдовавшій совсѣмъ иныя задачи сравнительно съ геніемъ классической древности, а потому видѣть въ его пьесѣ тенденціозное намѣреніе осмѣять эту древность нельзя было бы даже въ такомъ случаѣ, если бы онъ взялъ первообразомъ для своей пьесы дѣйствительныхъ героевъ Гомера. Когда же мы видимъ, что образы эти взяты имъ изъ совершенно другого источника, который самъ по себѣ могъ назваться каррикатурою, то при такомъ взглядѣ должно уничтожиться и то мнѣніе, которое существуетъ о намѣреніяхъ, какія будто бы имѣлъ Шекспиръ, когда писалъ свою трагедію. Сюжетъ въ его глазахъ никогда не имѣлъ большого значенія, а потому и здѣсь, взявъ сюжетомъ для своей трагедіи искаженный и почти превращенный современными писателями въ каррикатуру миѳъ древности, Шекспиръ умѣлъ и на этомъ искаженномъ сюжетѣ построить произведеніе, которое удивляетъ насъ всѣми извѣстными свойствами Шекспирова генія. Шаблонныя куклы, какихъ мы встрѣчаемъ въ этомъ источникѣ, превратились подъ рукою Шекспира въ цѣльныхъ, живыхъ личностей, стоящихъ по вѣрности изображенія неизмѣримо выше ихъ первообразовъ. Но такъ какъ за этими Шекспировыми первообразами стоятъ еще иные, выведенные въ подлинныхъ сказаніяхъ Гомера, то понятно, что при сравненіи съ ними могутъ являться иные взгляды и заключенія, хотя судить Шекспира на основаніи такихъ взглядовъ будетъ совершенно ошибочно. Основанные на такомъ взглядѣ выводы будутъ миражемъ, созданнымъ воображеніемъ критиковъ. Для убѣжденія, что разсматриваемая трагедія не имѣетъ никакого тенденціознаго характера, а напротивъ -- представляетъ такое же самостоятельное произведеніе, какъ и все прочее, что написалъ Шекспиръ, стоитъ только забыть при ея чтеніи Гомера со всѣмъ классическимъ міромъ и разсматривать ее просто, какъ произведеніе Шекспира. Мы несомнѣнно увидимъ при этомъ, что выведенныя въ ней лица встанутъ предъ нашими глазами, подобно всѣмъ героямъ Шекспира, какъ совершенно обособленныя живыя лица, въ чьихъ характерахъ мы не замѣтимъ ни тѣни тенденціознаго намѣренія выставить ихъ въ каррикатурномъ или сатирическомъ видѣ. Говоря такъ, нельзя однако умолчать, что если Шекспиръ творилъ этихъ лицъ, повинуясь только тому, что шепталъ ему его геній, то вліяніе поэта, какъ Гомеръ, все-таки не могло остаться на него совершенно ничтожнымъ. Потому созданныя Шекспиромъ лица рядомъ съ глубокими общечеловѣческими чертами обнаруживаютъ въ себѣ иногда и тѣ монументальные штрихи, какіе мы находимъ въ герояхъ древней поэзіи. Такъ, напримѣръ, это замѣчается въ цѣлостности характеровъ Троила, Кассандры, а также въ спокойной величавости другихъ лицъ, каковы Пріамъ, Гекторъ и Андромаха. Черты эти дѣйствительно родственны съ тѣми, какія мы находимъ въ лицахъ Гомера, а потому и пьесу эту, пожалуй, можно причислять къ тому циклу Шекспировыхъ произведеній, въ которыхъ онъ невольно коснулся древняго міра и возстановилъ нѣкоторыя его черты, хотя сдѣлалъ это никакъ не съ цѣлью написать на него сатиру.
   Шекспиръ неоднократно изображалъ различные виды ревности. Типичнѣйшимъ представителемъ этого чувства, въ чистомъ видѣ, является король Леонтъ въ "Зимней сказкѣ". Въ другихъ пьесахъ ревность изображена Шекспиромъ уже въ нѣсколько измѣненномъ видѣ, сообразно съ индивидуальными характерами лицъ. Такъ, въ Отелло мы видимъ ревность человѣка съ необузданно-горячимъ темпераментомъ. Клавдіо (въ комедіи "Много шуму изъ пустяковъ") представляетъ ревность свѣтски образованнаго человѣка для котораго вопросъ о томъ -- "что скажутъ", важенъ не менѣе, чѣмъ собственное чувство. Наконецъ въ Троидѣ изображена ревность неопытнаго, увлекающагося юноши, не умѣющаго еще владѣть своими чувствами. Полюбивъ въ первый разъ всѣмъ пыломъ юной души, Троилъ не хочетъ ничего знать, кромѣ своей любви, и даже не думаетъ задавать себѣ вопроса, точно ли ожидаемое имъ счастье будетъ прочно. Въ этомъ онъ похожъ на Ромео съ тою только разницею, что предметомъ его страсти была не Джульетта. Ослѣпленный силою своего увлеченія, онъ, на свою бѣду, хотя и совершенно естественно, попадаетъ въ руки низкаго сводника Пандара, нисколько не замѣчая, что пользоваться услугами такихъ людей, значитъ -- сквернить самое имя любви. Такъ или иначе, онъ достигаетъ цѣли. Крессида отдается ему, можно подумать, даже искренно, и эта наружная искренность обманываетъ бѣднаго, чистаго душою юношу до такой степени, что онъ, опьяненный счастьемъ минуты, даже не подозрѣваетъ возможности бѣды въ будущемъ. Скоро судьба его разочаровываетъ. Приговоръ общества, которому онъ служилъ, рѣшаетъ, разлучить его съ Крессидой. Тутъ въ характерѣ Троила намѣчается черта, обличающая въ немъ, какъ уже было замѣчено выше, болѣе человѣка древняго міра, чѣмъ современнаго. Вынужденная разлука съ пламенно-любимымъ существомъ вызвала бы во всякомъ страстномъ юношѣ громовой протестъ, который выразился бы если не въ сопротивленіи бѣдѣ открытой силою, то по крайней мѣрѣ въ самомъ неистовомъ отчаяніи. Но личность въ древнемъ мірѣ была подчинена обществу, которое распоряжалось ею, какъ хотѣло. Такъ и въ настоящемъ случаѣ: какъ ни глубоко страдалъ Троилъ, но онъ не вздумалъ и словомъ выразить своего протеста противъ того, къ чему присудилъ его Пріамъ со своимъ совѣтомъ. "Такъ рѣшили!" -- горестно восклицаетъ онъ и затѣмъ вручаетъ свою возлюбленную собственными руками людямъ, которые пришли его съ нею разлучить. Но ударъ злой судьбы на этомъ не остановился. Потерявъ Крессиду, Троилъ на первыхъ порахъ утѣшалъ себя по крайней мѣрѣ мыслью, что она сохранитъ любовь къ нему и въ разлукѣ, и вдругъ ему пришлось собственными глазами убѣдиться, что вся его глубокая вѣра въ прежнее счастье была одинъ обманъ. Онъ пораженъ до того, что не хочетъ вѣрить свидѣтельству даже своихъ собственныхъ глазъ. Въ сценѣ, когда Троилъ застаетъ Крессиду на мѣстѣ преступленія съ Діомедомъ, классическій герой древности проявляется въ немъ опять гораздо болѣе, чѣмъ современный человѣкъ. Убѣдясь въ своемъ горѣ несомнѣнно, Троилъ громко взываетъ о мести, но однако не приводитъ этой мести въ исполненіе, хотя, казалось, могъ сдѣлать это очень легко. Оба преступника -- и Крессида и Діомедъ -- были въ его рукахъ, и онъ, выйдя изъ своей скрытой засады, гдѣ подслушалъ ихъ разговоръ, могъ бы легко убить врасплохъ обоихъ. Множество произведеній, въ которыхъ описываются аналогическія сцены, оканчиваются именно такъ. Между тѣмъ Троилъ, какъ настоящій сынъ древняго міра, выбираетъ для мести иное средство. Онъ ближе и искреннѣе, чѣмъ прежде, примыкаетъ къ обществу своихъ друзей и хочетъ утолить свою месть, сражаясь вмѣстѣ съ ними противъ общихъ враговъ, которыхъ съ этой минуты видитъ не только въ оскорбившихъ его Крессидѣ и Діомедѣ, но и во всѣхъ грекахъ. Чтобы мстить имъ всѣмъ, онъ забываетъ даже свои прежнія благородныя чувства рыцарской чести. Такъ, онъ упрекаетъ Гектора за снисходительную милость къ павшимъ, безоружнымъ врагамъ. Въ битвѣ свирѣпствуетъ онъ безпощадно, со всею яростью, на какую только способенъ задорный пылъ чувствующей себя оскорбленной юности. Если это увлеченіе можетъ показаться излишнимъ и, пожалуй, даже несправедливымъ, то все-таки въ немъ до того понятно сквозитъ пылъ юной неопытной души, что всякій невольно почувствуетъ симпатію къ этому бѣдному, оскорбленному въ лучшихъ своихъ надеждахъ ребенку, и это одно уже дѣлаетъ Троила одною изъ симпатичнѣйшихъ, созданныхъ Шекспиромъ, личностей.
   Крессида -- прямая противоположность Троила. Если онъ невольно возбуждаетъ сочувствіе, то она, какъ личность, антипатична въ полномъ смыслѣ слова. Женщина, развратная по натурѣ -- такова краткая характеристика Крессиды, обрисовывающая ее вполнѣ. Можетъ-быть, на это возразятъ, что и въ ея характерѣ изображены рядомъ съ дурными также и хорошія черты, какъ, напримѣръ, ея искренняя любовь къ Троилу въ началѣ пьесы (любовь, въ которой она сознается сама), а также ея отчаяніе при вынужденной съ нимъ разлукѣ; но если вдуматься въ характеръ Крессиды глубже, то мы увидимъ, что эти ея хорошія стороны только кажущіяся, и что если Шекспиръ нашелъ нужнымъ ихъ изобразить, то показалъ этимъ только, какъ вѣрно онъ зналъ человѣческую душу, а женскую въ особенности. Развратница по натурѣ, Крессида изображена въ началѣ пьесы дѣвушкой, т.-е. личностью, еще не знающей, въ чемъ состоитъ на практикѣ тотъ путь, на который она увлекается позже. Какъ ни предосудителенъ развратъ, но нельзя отрицать, что въ зародышѣ его лежитъ все-таки то же самое чувство, изъ какого развивается и самая самоотверженная любовь. Вся разница лишь въ томъ, по какому направленію разовьемъ этотъ зародышъ мы сами, руководясь нашими нравственными принципами. Можно съ увѣренностью сказать, что нѣтъ существа, развращеннаго даже до послѣдней степени, которое заслуживало бы имя развратнаго при самомъ началѣ своей некрасивой карьеры. Напротивъ, мы видимъ, что огромное большинство даже самыхъ развратныхъ людей обыкновенно начинаетъ съ увлеченія страстью, не только горячей, но часто даже искренней, и лишь позднѣе, забывъ чистое впечатлѣніе первыхъ, свѣтлыхъ чувствъ, увлекаются, повинуясь своему темпераменту и нравственнымъ принципамъ на развратной дорогѣ, покидая тотъ благородный путь истинной любви и преданности, по какому могли бы пойти, начавъ съ того же самаго исходнаго пункта. Такова и Крессида. Въ началѣ пьесы она представлена не только способной на любовь и преданность, но даже любящей искренно. Въ любви къ Троилу она сознается сама себѣ и скрываетъ ее отъ другихъ. Въ этомъ вѣрный знакъ, что чувство ея не было притворнымъ. Но, обрисовавъ ее такимъ образомъ, Шекспиръ тутъ же дополнилъ это изображеніе такими чертами, которыя заставляютъ предполагать, что едва ли нѣжная искренность чувства можетъ удержаться въ ней долго. Изъ разговора ея съ Пандаромъ оказывается, что характеръ Крессиды надмененъ, насмѣшливъ, и что она не была особенно склонна видѣть въ людяхъ что-либо хорошее и имъ сочувствовать. А это уже такія свойства, съ которыми нѣжность и постоянство въ любви рѣдко уживаются. Въ слѣдующихъ сценахъ перваго свиданія съ Троиломъ и затѣмъ быстрой съ нимъ разлуки Крессида представлена опять какъ будто бы любящей Троила и горюющей о немъ дѣйствительно, но слезы ея высыхаютъ очень скоро. Придя въ лагерь грековъ и увидя себя окруженной толпой греческихъ селадоновъ, противъ вкрадчивости которыхъ ее предостерегалъ самъ Троилъ, эта кокетка и развратница по натурѣ сразу показываетъ, что она нашла свою среду и почувствовала свое призваніе. Какой-либо скромности или застѣнчивости, которыя еще можно было въ ней замѣтить до грѣхопаденія съ Троиломъ, мы уже болѣе не видимъ. Нагло и развязно соглашается она на предлагаемые ей поцѣлуи, остритъ и щелкаетъ всѣхъ присутствующихъ насмѣшками, словомъ -- ведетъ себя такъ, что приводитъ въ восторгъ своимъ развязнымъ обращеніемъ даже выжившаго изъ ума старца Нестора. Только одинъ умный Улиссъ догадывается, что она такое въ дѣйствительности, за что клеймитъ ее настоящимъ именемъ. Окончательная сцена свиданія съ Діомедомъ дорисовываетъ ея характеръ, послѣ чего она исчезаетъ изъ пьесы совсѣмъ, какъ совершенно лишняя въ той драматической развязкѣ, къ какой пьеса приведена.
   Личность Пандара нарисована настолько ясно, что не нуждается въ объясненіяхъ. Создавая это лицо, Шекспиръ остался исключительно на почвѣ средневѣковой литературы, такъ какъ какихъ-либо чертъ, напоминающихъ вѣка древности, въ характерѣ этомъ нѣтъ слѣда.
   Очень интересна въ драмѣ личность Терсита. Взявъ въ основу этого характера тѣ черты, какими Терситъ изображенъ Гомеромъ, Шекспиръ развилъ и мотивировалъ его характеръ гораздо подробнѣе. У Гомера Терситъ только злой уродъ, бранящій все, нисколько не разсуждая, за что и почему. У Шекспира Терситъ, напротивъ, не просто злой, обиженный природой человѣкъ, но еще и тонкій знатокъ людей. Онъ уменъ, наблюдателенъ и видитъ окружающихъ насквозь. Его мнѣнія о нихъ хотя и облиты ядомъ злости и потому кажутся преувеличенными, но вмѣстѣ съ тѣмъ онѣ правильны и мѣтки въ основѣ.
   Наконецъ, что касается до прочихъ, выведенныхъ въ драмѣ, одноименныхъ съ героями Иліады, лицъ, то о нихъ уже сказано, что, взявъ за основу ихъ образовъ искаженные средневѣковыми авторами образы Гомера, Шекспиръ, съ одной стороны, приблизилъ ихъ своей переработкой вновь къ первоначальному источнику тѣмъ, что возстановилъ ихъ величаво-благородные облики (примѣры: Гекторъ, Пріамъ, Кассандра, Улиссъ), но рядомъ съ этимъ онъ изобразилъ этихъ людей, какъ обыкновенныхъ личностей, съ обыденными чертами и людскими недостатками, чѣмъ и положилъ рѣзкую разницу между собой и Гомеромъ. Обстоятельство это, какъ мы видѣли выше, повело къ совершенно ложному заключенію о всей пьесѣ.
   Хотя въ первомъ изданіи моего перевода Шекспира настоящая пьеса была помѣщена въ отдѣлѣ трагедій древняго міра, но, строго говоря, ее скорѣе слѣдуетъ помѣстить въ общей рубрикѣ трагедій. Характеръ средневѣковья сквозитъ въ ней гораздо больше, чѣмъ характеръ классической древности.
  

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

   Пріамъ, царь троянскій.
   Гекторъ, Парисъ, Троилъ, Дейфобъ, Еленъ, сыновья Пріама.
   Антеноръ, Эней, троянскіе вожди.
   Калхасъ, троянскій жрецъ, перешедшій къ грекамъ.
   Пандаръ, дядя Крессиды.
   Маргарелонъ, побочный сынъ Пріама.
   Агамемнонъ, предводитель грековъ.
   Менелай, его братъ.
   Ахиллъ, Аяксъ, Улиссъ, Несторъ, Діомедъ, Патроклъ, вожди грековъ.
   Терситъ, безобразный грекъ.
   Александръ, слуга Крессиды.
   Елена, жена Менелая.
   Андромаха, жена Гектора.
   Кассандра, дочь Пріама, пророчица.
   Крессида, дочь Калхаса.
   Троянскіе и греческіе солдаты, слуги, народъ.

Дѣйствіе происходитъ частью въ Троѣ, частью въ греческомъ лагерѣ

  

ПРОЛОГЪ 1).

             Предъ вами Троя. Съ острововъ Эллады
             Собралась разъ, дыша огнемъ вражды,
             Толпа князей съ могучимъ, грознымъ флотомъ
             Въ аѳинскій портъ и тамъ, собравъ совѣтъ
             Вѣнчанныхъ главъ, они итти рѣшили
             Съ огнемъ войны въ фригійскій дальній край,
             Чтобъ срыть Пергамъ, гдѣ, за оградой стѣнъ,
             Укравъ тайкомъ супругу Менелая,
             Елену, скрылъ ее въ объятьяхъ страстныхъ
             Своихъ Парисъ. Путь долгій къ Тенедосу
             Ведутъ они и выгружаютъ тамъ
             Съ своихъ судовъ, глубоко сѣвшихъ въ воды,
             Весь грузъ войны. Дарданскія поля
             Покрылись сплошь палатками веселыхъ,
             Пока еще враждой нераздѣленныхъ,
             Ахейскихъ войскъ. Троянцы заперлись
             Въ своихъ стѣнахъ за шесть воротъ желѣзныхъ,
             Хранящихъ городъ ихъ:-- воротъ Дарданскихъ,
             Тимбрійскихъ, Антенбридскихъ, Хетасскихъ,
             Троянскихъ и Илійскихъ 2). Пылъ вражды
             Влечетъ равно и грековъ и троянцевъ
             Помѣрять силы въ битвѣ,-- я жъ, Прологъ,
             Являюсь здѣсь, какъ видите, въ оружьи 3),
             Хотя не съ тѣмъ, чтобъ защищать актеровъ
             Иль автора, но просто въ знакъ того,
             Что мы хотимъ изобразить предъ вами
             Картину битвъ, при чемъ войны начало
             Пропустимъ мы, представивъ изъ нея
             Лишь эпизодъ, пригодный для театра.
             Одобрить насъ, конечно, въ вашей волѣ.
             Мы счастья ждемъ, какъ ратники на полѣ.
  

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Троя. Передъ дворцомъ Пріама.

(Входятъ Троилъ вооруженный и Пандаръ).

             Троилъ. Гдѣ мой оруженосецъ? Пусть онъ сниметъ
             Долой съ меня доспѣхи! Для чего
             Искать мнѣ битвы въ полѣ, если здѣсь,
             Въ моей груди, кипитъ борьба не хуже?
             Сражайся тотъ, кому послушно сердце,
             Троилъ же власть утратилъ надъ своимъ.
             Пандаръ. Ты долго будешь хныкать 4)?
             Троилъ. Враги сильны и съ тѣмъ въ придачу ловки,
             Бодры при ловкости и вмѣстѣ храбры
             А я слабѣй потока бабьихъ слезъ,
             Смирнѣй овцы, глупѣе, чѣмъ незнанье,
             Неопытенъ, какъ робкое дитя,
             Трусливъ и простъ, какъ дѣвочка въ потемкахъ.
   Пандаръ. Мнѣ до того надоѣло съ тобой возиться, что я хочу тебя бросить. Сколько разъ я тебѣ говорилъ, что, кто хочетъ пирога, долженъ ждать, пока смелютъ пшеницу.
   Троилъ. Развѣ я не ждалъ?
   Пандаръ. Жди, пока ее просѣютъ.
   Троилъ. Я ждалъ и это.
   Пандаръ. Жди, пока взойдетъ опара.
   Троилъ. Я ждалъ и это.
   Пандаръ. Жди, пока замѣсятъ тѣсто, сдѣлаютъ пирогъ и испекутъ его; да и тогда надо подождать, пока онъ остынетъ, потому что иначе обожжешь себѣ губы.
             Троилъ. Терпѣнье -- богъ! Но и оно едва ли бъ
             Снесло такъ много бѣдъ. Когда я, сидя
             За царственнымъ столомъ Пріама, вспомню
             Прекрасную Крессиду... вспомню,-- глупый!
             Да есть ли мигъ, когда бъ ее забылъ я?
   Пандаръ. Да, вчера она была дѣйствительно такъ хороша, что врядъ ли съ ней сравнится какая-нибудь женщина.
             Троилъ. И каждый разъ, когда, ее увидя,
             Я разорвать готовъ подъ вздохомъ грудь,
             Мнѣ надобно заботиться со страхомъ,
             Чтобъ скрыть себя предъ братомъ и отцомъ.
             И вотъ въ моемъ лицѣ сквозитъ улыбка,
             Какъ солнца лучъ, проникшій сквозь грозу!
             Но, скрывъ печаль личиною покоя,
             Мы тѣмъ печаль почувствуемъ лишь вдвое.
   Пандаръ. Жаль, что ея волосы чернѣе, чѣмъ у Елены, иначе этихъ двухъ женщинъ нельзя было бъ и сравнивать. Впрочемъ, она моя родственница, и мнѣ не слѣдуетъ ее слишкомъ хвалить; но я желалъ бы, чтобъ ты послушалъ ее вчера. Конечно, я не отказываю въ умѣ сестрѣ твоей, Кассандрѣ, однакожъ...
             Троилъ. Ахъ, перестань! Не мучь меня расчетомъ,
             На сколько саженъ скрыты подъ землей
             Мои надежды счастья! Мнѣ довольно
             Ужъ знать и то, что ихъ исчезнулъ слѣдъ.
             Я говорю, какъ я люблю Крессиду,
             А ты твердишь: Крессида хороша!
             Травишь мнѣ рану сердца перечетомъ
             Ея достоинствъ: говоришь -- какой
             У нея прелестный голосъ, ручки, щечки,
             Иль волосы; берешься увѣрять,
             Что въ бѣлизнѣ покажется предъ нею
             Черниломъ все на свѣтѣ, годнымъ только
             Писать про свой позоръ; что даже пухъ
             Покажется тяжелъ въ прикосновеньи
             Съ ея прелестной грудью, что зефиръ
             Въ сравненьи съ ней тяжелъ и грубъ, какъ руки
             Привыкшаго къ работѣ бѣдняка,--
             Вотъ что ты мнѣ твердишь, и пусть все это
             Одна святая правда;-- но пойми же,
             Что, такъ твердя, вѣдь ты влагаешь въ раны
             Моей души тотъ самый ножъ, которымъ
             Онѣ нанесены, взамѣнъ бальзама,
             Способнаго ихъ снова залѣчить.
   Пандаръ. Что жъ! Я говорю правду.
   Троилъ. Нѣтъ, правда выше твоихъ похвалъ.
   Пандаръ. Ну, хорошо, я замолчу,-- пусть она будетъ, чѣмъ хочетъ. Если Крессида хороша -- тѣмъ лучше для нея; если же нѣтъ -- то средство похорошѣть у нея въ рукахъ 5).
   Троилъ. Ну, полно, Пандаръ, полно!
   Пандаръ. Хороша награда за мои труды! Бѣгаешь отъ нея жъ тебѣ, отъ тебя къ ней, а получаешь вмѣсто добраго слова однѣ непріятности и отъ нея и отъ тебя.
   Троилъ. Что съ тобой,. Пандаръ? Неужели ты на меня сердишься?
   Пандаръ. Я молчу о ея красотѣ, потому что она моя родственница, а иначе самъ бы сознался, что Крессида въ будни лучше, чѣмъ Елена въ праздникъ 6). Впрочемъ, что съ тобой объ этомъ говорить! Будь она чернѣе мавра -- мнѣ все равно.
   Троилъ. Ты говоришь, какъ будто я сказалъ, что Крессида нехороша.
   Пандаръ. Какое мнѣ дѣло до того, что ты говоришь? А вотъ я скажу, что она глупо дѣлаетъ, оставаясь здѣсь безъ отца 7). Шла бы себѣ къ грекамъ. Я непремѣнно посовѣтую ей это въ первый разъ, какъ ее увижу;-- ты же можешь считать наше съ тобой дѣло конченнымъ.
   Троилъ. Пандаръ!
   Пандаръ. Ни слова больше.
   Троилъ. Пандаръ, прошу тебя...
   Пандаръ. Не проси. Я оставляю дѣло, гдѣ началъ -- значитъ дѣлу конецъ. (Уходитъ Пандаръ. За сценой шумъ битвы).
             Троилъ. Молчи ты, шумъ и громъ кровавой битвы!
             Глупцы, глупцы! Вы, видно, въ самомъ дѣлѣ,
             Находите не такъ дурной Елену,
             Коль за нее свою такъ льете кровь;
             Но мнѣ презрѣнъ такой предлогъ для битвы,
             И я итти не въ силахъ въ поле къ вамъ.
             Но что начать? О, какъ вы тяжко, боги,
             Терзаете меня! Къ Крессидѣ доступъ
             Дать можетъ лишь Пандаръ, а онъ настолько жъ
             Упрямъ и твердъ, насколько холодна
             Она къ моимъ мольбамъ. Ну, Аполлонъ!
             Скажи теперь, во имя страсти къ Дафнѣ,
             Что дѣлать мнѣ? Крессида недоступна
             Для рукъ моихъ, какъ многоцѣнный перлъ
             Въ далекой Индіи! Разлучена
             Она со мной, живя и въ Иліонѣ,
             Какъ бездной водъ! Хочу ее добыть
             Я какъ купецъ, искать плывущій перлы,
             И какъ купецъ ввѣряется вполнѣ
             Тому, кто правитъ судномъ, такъ и я
             Весь грузъ надеждъ слагаю на Пандара. (Входитъ Эней).
             Эней. Кто тутъ? Троилъ,-- зачѣмъ ты не въ сраженьи?
             Троилъ. Затѣмъ, что здѣсь. Считай отвѣтъ мой бабьимъ;
             Но ты, покинувъ битву, поступилъ
             И самъ вѣдь точно баба. Разскажи-ка,
             Что новаго?
             Эней.           Парисъ вернулся раненъ.
             Троилъ. Кѣмъ?
             Эней.                     Менелаемъ.
             Троилъ.                     Ну, надъ этой раной
             Мы можемъ посмѣяться между нами.
             Чѣмъ ранилъ Менелай его? Рогами? (Шумъ битвы),
             Эней. Чу, славная охота за стѣной!
             Троилъ. Я лучше бъ здѣсь желалъ себѣ другой,
             Да жаль: хотѣть не значитъ мочь!-- Ну, что же?
             Ты въ битву?
             Эней.                     Да.
             Троилъ.                     Такъ я отправлюсь тоже. (Уходятъ).
  

СЦЕНА 2-я.

Тамъ же. Улица.

(Входятъ Крессида и Александръ).

             Крессида. Кто тамъ прошелъ?
             Александръ.           Гекуба и Елена.
             Крсесида. Куда жъ онѣ идутъ?
             Александръ.                     Къ восточной башнѣ,.
             Смотрѣть на бой. Она стоитъ какъ разъ
             Надъ полемъ битвъ. Сегодня утромъ Гекторъ
             Былъ разсерженъ при всемъ своемъ терпѣньи.
             Поутру побранился съ Андромахой,
             Прибилъ оруженосца и потомъ,
             Какъ слѣдуетъ хозяину сраженья,
             Пошелъ на бой чѣмъ свѣтъ; и мнѣ казалось,
             Что даже листья въ полѣ задрожали,
             Увидя этотъ гнѣвъ.
             Крессида.           Что жъ за причина
             Того, что онъ сердился?
             Александръ.           Ходятъ слухи,
             Что есть одинъ герой въ ахейскомъ станѣ,
             По имени Аяксъ, троянецъ родомъ
             И Гекторовъ племянникъ...
             Крессида.                     Что же дальше?
             Александръ. Ну вотъ о немъ прошла молва, что будто
             Онъ твердъ, силенъ и ни предъ кѣмъ не струсить 8).
   Крессида. Такимъ долженъ быть всякій мужчина, если онъ не пьянъ и не разбитъ параличомъ.
   Александръ. Да; но объ этомъ человѣкѣ говорятъ, что въ немъ соединились всѣ качества звѣрей: онъ храбръ, какъ левъ, грубъ, какъ медвѣдь, и тяжелъ, какъ слонъ. Въ немъ природа соединила всѣ крайности; онъ храбръ до глупости и глупъ до того, что иногда, самъ того не замѣчая, поступаетъ умно. Нѣтъ такого порока или добродѣтели, которыхъ не было бы въ немъ хоть частички. Онъ то угрюмъ безъ причины, то некстати веселъ. Онъ способенъ на все, а между тѣмъ все у него выходитъ комомъ. Онъ, какъ разбитый параличомъ Бріарей, ничего не можетъ сдѣлать, несмотря на множество рукъ, или, какъ Аргусъ, весь усѣянъ глазами и ничего не видитъ 9).
   Крессида. Ха-ха! Да это презабавная личность! Но чѣмъ же онъ могъ разсердить Гектора?
   Александръ. Говорятъ, вчера въ битвѣ онъ сбилъ Гектора съ ногъ, и съ тѣхъ поръ Гекторъ не пьетъ и не ѣстъ отъ злости. (Входитъ Пандаръ).
   Крессида. Кто идетъ сюда?
   Александръ. Вашъ дядя, Пандаръ.
   Крессида. Гекторъ славный человѣкъ!
   Александръ. Еще бы! Такого другого не скоро сыщешь.
   Пандаръ. Что, что такое? '
   Крессида. Здравствуй, дядя Пандаръ.
   Пандаръ. Здравствуй, племянница. О чемъ вы тутъ толковали? Здравствуй, Александръ, Давно ли ты была въ Иліонѣ10)?
   Крессида. Сегодня утромъ, дядя.
   Пандаръ. О чемъ же вы толковали, когда я вошелъ? Ушелъ ли Гекторъ въ сраженье, когда ты была въ Иліонѣ? Встала ли Елена?
   Крессида. Гекторъ ушелъ, но Елена еще не вставала.
   Пандаръ. Вотъ какъ! Рано же всталъ сегодня Гекторъ!
   Крессида. О немъ-то мы и говорили, да еще о томъ, что онъ сегодня сердитъ.
   Пандаръ. Гекторъ сердитъ?
   Крессида. Да вотъ онъ это мнѣ сказалъ.
   Пандаръ. Да, точно Гекторъ сегодня немного не въ духѣ; я знаю и причину. Зато порядкомъ достанется отъ него грекамъ. Да и Троилъ отъ него не отстанетъ. Берегитесь, греки, Троила! Припомните мое слово.
   Крессида. Развѣ Троилъ также разсерженъ?
   Пандаръ. Еще бы!-- А признайся, вѣдь Троилъ гораздо лучше Гектора 11)?
   Крессида. О, боги!-- Ихъ нечего и сравнивать!
   Пандаръ. Какъ! Троила съ Гекторомъ нечего сравнивать? Да ты можешь ли отличать людей по виду?
   Крессида. Конечно, если ихъ видѣла.
   Пандаръ. Ну, такъ вотъ я и говорю, что Троилъ -- Троилъ.
   Крессида. Я и безъ тебя знаю, что онъ не Гекторъ.
   Пандаръ. Зато и Гекторъ не Троилъ.
   Крессида. Совершенная правда. Пусть каждый изъ нихъ останется собой.
   Пандаръ. Собой! Вотъ этого именно я и желалъ бы Троилу.
   Крессида. Вѣдь оно такъ и есть.
   Пандаръ. Въ томъ и бѣда, что нѣтъ; иначе я согласенъ сходить босикомъ въ Индію.
   Крессида. Во всякомъ случаѣ онъ не Гекторъ.
   Пандаръ. Да и не Троилъ. А хотѣлось бы мнѣ сдѣлать его прежнимъ Троиломъ. Ну да авось время и боги все поправятъ. Крѣпись, Троилъ, крѣпись! Желалъ бы я, чтобъ въ немъ было мое сердце. Нѣтъ, Гекторъ не лучше Троила.
   Крессида. Прошу извинить.
   Пандаръ. Онъ, во-первыхъ, старше.
   Крессида. Перестань, пожалуйста.
   Пандаръ. Дай только Троилу сравняться съ нимъ лѣтами, и ты увидишь! Гекторъ и въ эти лѣта не имѣетъ ума Троила.
   Крессида. Да онъ ему и не нуженъ: у него довольно своего.
   Пандаръ. Ни Троиловыхъ качествъ.
   Крессида. Что жъ за бѣда?
   Пандаръ. Ни его красоты.
   Крессида. Она ему и не пристала бъ: Гекторъ красивъ по-своему.
   Пандаръ. Ты ничего не смыслишь. Намедни сама Елена, говоря о смугломъ цвѣтѣ лица Троила... Вѣдь онъ смуглъ -- въ этомъ надо сознаться; то-есть не смуглъ, а...
   Крессида. Какъ -- и смуглъ и не смуглъ вмѣстѣ?
   Пандаръ. Да, сказать правду -- и смуглъ и не смуглъ.
   Крессида. Вѣдь это выходитъ, что правда -- не правда.
   Пандаръ. Она хвалила цвѣтъ его лица больше, чѣмъ Парисовъ.
   Крессида. Да вѣдь и Парисъ довольно смуглъ.
   Пандаръ. Это такъ.
   Крессида. Прекрасная похвала! Елена хвалитъ Троила, слѣдовательно, Троилъ смуглѣе, чѣмъ Парисъ. Этакъ, пожалуй, золотой язычокъ Елены найдетъ, что у Троила мѣдный носъ, и вздумаетъ похвалить его за это.
   Пандаръ. Знаешь что?-- Мнѣ кажется, Елена влюблена въ Троила больше, чѣмъ въ Париса.
   Крессида. Веселая гречанка!
   Пандаръ. Увѣряю тебя, что такъ. Разъ я видѣлъ, они отошли вдвоемъ къ окну. Надо тебѣ сказать, что у Троила всего какихъ-нибудь три волоска на подбородкѣ.
   Крессида. Ну, съ этимъ я, пожалуй, согласна; ихъ легко сочтетъ и трактирщикъ.
   Пандаръ. Это не бѣда: онъ молодъ. Но все-таки если они съ Гекторомъ начнутъ что-нибудь тянуть, Троилъ перетянетъ.
   Крессида. Такъ молодъ и ужъ тянетъ все въ свои руки 12).
   Пандаръ. Ну, такъ, чтобъ доказать тебѣ, что Елена неравнодушна къ Троилу -- слушай дальше. Подошли они къ окну, и Елена положила свою бѣлую ручку на раздвоившійся подбородокъ Троила.
   Крессида. Помилуй насъ Юнона!-- Какъ же это онъ раздвоился?
   Пандаръ. Ну, отъ улыбки;-- понимаешь, на немъ образовалась ямочка. Должно признаться, что Троилъ улыбается очень мило. Врядъ ли есть такая улыбка у кого-нибудь въ цѣлой Фригіи.
   Крессида. Это правда:-- онъ улыбается недурно.
   Пандаръ. Не такъ ли?
   Крессида. Точь въ точь осенняя туча.
   Пандаръ. Ну, пошла! Такъ, чтобъ доказать тебѣ, что Елена его любитъ...
   Крессида. Отнеси эти доказательства къ Троилу: онъ не прочь будетъ отвѣтить на нихъ своими.
   Пандаръ. Троилъ! Да онъ заботится объ Еленѣ не болѣе, чѣмъ о пустомъ яйцѣ.
   Крессида. О вкусахъ не спорятъ:-- вѣдь тебѣ нравятся же пустыя головы 13).
   Пандаръ. Я до сихъ поръ не могу удержаться отъ смѣха, вспомнивъ, какъ она гладила ему подбородокъ. Вѣдь у Елены прелестная ручка -- въ этомъ можно сознаться.
   Крессида. И даже не подъ пыткой?
   Пандаръ. И вдругъ, представь, она замѣтила у него на подбородкѣ одинъ сѣдой волосокъ.
   Крессида. Бѣдный подбородокъ! Въ этомъ случаѣ любая бородавка богаче его.
   Пандаръ. Но тутъ поднялся такой смѣхъ, что и разсказать трудно. Гекуба смѣялась до того, что расплакалась.
   Крессида. Жерновами 14)?
   Пандаръ. Кассандра также смѣялась.
   Крессида. И тоже расплакалась? Я, впрочемъ, думаю, что глаза ея, вскипѣвъ, переплеснули черезъ край не такъ сильно 15).
   Пандаръ. Наконецъ и Гекторъ расхохотался.
   Крессида. Надъ чѣмъ же они смѣялись?
   Пандаръ. Да все надъ сѣдымъ волосомъ, который Елена отыскала на подбородкѣ Троила.
   Крессида. Что жъ они нашли смѣшного въ сѣдомъ волосѣ? Будь онъ зеленый, пожалуй, разсмѣялась бы и я.
   Пандаръ. То-есть они смѣялись не надъ сѣдымъ волосомъ, а надъ ловкимъ отвѣтомъ Троила.
   Крессида. А что такое онъ отвѣтилъ?
   Пандаръ. Елена сказала, что у Троила на подбородкѣ всего пятьдесятъ одинъ, волосъ и одинъ изъ нихъ сѣдой.
   Крессида. И это все, что она сказала?
   Пандаръ. Погоди,-- сейчасъ узнаемъ: "Пятьдесятъ одинъ волосъ,-- повторилъ Троилъ:-- и одинъ сѣдой; ну, что жъ? Сѣдой -- мой отецъ Пріамъ, а остальные -- братья".-- "А который мой мужъ Парисъ?" -- спросила Елена.-- "Раздвоенный 16),-- отвѣтилъ Троилъ:-- вырви его и отдай ему". Тутъ всѣ расхохотались; Елена покраснѣла, а Парисъ взбѣсился.
   Крессида. Ну, довольно объ этомъ:-- мы и такъ долго болтаемъ о пустякахъ.
   Пандаръ. Племянница,-- ты не забыла, о чемъ я говорилъ съ тобой вчера?
   Крессида. Нѣтъ, не забыла.
   Пандаръ. Увѣряю, онъ плачетъ по тебѣ, какъ апрѣльская погода.
   Крессида. Скажи ему, что я вырасту отъ этихъ слезъ, какъ майская кропива. (Бьютъ отбой).
   Пандаръ. Смотри, они возвращаются съ битвы. Станемъ здѣсь и посмотримъ, какъ они будутъ проходить въ Иліонъ. Крессида, постой же, не уходи!
   Крессида. Пожалуй, если тебѣ такъ хочется.
   Пандаръ. Здѣсь хорошее мѣсто. Я стану называть тебѣ ихъ по именамъ, но ты смотри на одного Троила.
   Крессида. Не говори же такъ громко! (Проходитъ Эней).
   Пандаръ. Смотри,-- вотъ Эней. Не правда ли, славный мужчина? Это одно изъ лучшихъ украшеній Трои. Но ты смотри на Троила, смотри на Троила. (Проходитъ Антеноръ).
   Крессида. А это кто?
   Пандаръ. Антеноръ,-- славная голова! Онъ чуть ли не умнѣе всѣхъ въ Троѣ. Но гдѣ же Троилъ? Посмотри, какъ онъ станетъ со мной кланяться, когда меня увидитъ.
   Крессида. Троилъ станетъ съ тобой кланяться?
   Пандаръ. Вотъ увидишь, что такъ.
   Крессида. Дешевы же его поклоны 17). (Проходитъ Гекторъ).
   Пандаръ. Смотри, смотри -- вотъ Гекторъ! Не правда ли, есть на что полюбоваться? Вѣдь недуренъ -- а? Смотри, какой у него взглядъ! О, достойный человѣкъ, достойный Гекторъ!
   Крессида. Это правда.
   Пандаръ. То-то и есть! Взгляни, какіе рубцы на его шлемѣ!-- Это не шутка! Тутъ вырѣзано: "тронь, если смѣешь". Гляди на рубцы.
   Крессида. Это слѣды мечей. (Проходитъ Парисъ).
   Пандаръ Чего бы не было -- онъ объ этомъ не заботится. Пусть самъ чортъ придетъ къ нему -- онъ не струситъ и чорта. А, вотъ идетъ Парисъ! Смотри, племянница, вѣдь и онъ недуренъ -- не правда ли? Онъ, клянусь честью, храбръ. Кто сказалъ, что Парисъ вернулся сегодня раненъ? Все вздоръ! А если онъ раненъ, то тѣмъ пріятнѣе будетъ Еленѣ. Да что же, дождемся ли мы наконецъ Троила? (Проходитъ Еленъ).
   Крессида. Кто это?
   Пандаръ. Это? Еленъ. Однако куда же дѣвался Троилъ? Это Еленъ, племянница, Еленъ. Неужели Троилъ сегодня не былъ въ битвѣ?
   Крессида. А что, Еленъ тоже сражается?
   Пандаръ. Еленъ?-- ну, нѣтъ. То-есть, если хочешь, онъ можетъ биться довольно порядочно, но... Однако, что бы могло случиться съ Троиломъ? Слышишь, тамъ, кажется, кричатъ: "Троилъ!" Нѣтъ, Еленъ не дерется -- Еленъ жрецъ. (Проходитъ Троилъ).
   Крессида. А это кто тащится тамъ?
   Пандаръ. Гдѣ тамъ? Дейфобъ. Тьфу! что я говорю? Это Троилъ, самъ Троилъ! Краса и цвѣтъ Трои.
   Крессида. Замолчи хоть изъ стыда!
   Пандаръ. Да ты посмотри на него хорошенько. Взгляни, какъ окровавленъ его мечъ! А на шлемѣ больше рубцовъ; чѣмъ у Гектора. А какой взглядъ, какая походка! О, дивный юноша! Вѣдь ему нѣтъ еще двадцати-трехъ лѣтъ. Хорошо, Троилъ, хорошо! Будь у меня дочь богиня или сестра грація -- я отдалъ бы ему любую. Парисъ предъ нимъ дрянь. Я увѣренъ, что Елена промѣняла бы его съ радостью на Троила съ собственнымъ глазомъ въ придачу 18). (Проходятъ солдаты).
   Крессида. Вотъ еще идетъ нѣсколько.
   Пандаръ. Ну, это что! Дрянь, сволочь, горчица послѣ ужина! Взглянувъ на Троила, ни на кого не захочешь смотрѣть. Не гляди -- не стоитъ. Улетѣлъ орелъ, остались галки. За Троила я не взялъ бы Агамемнона со всѣми греками.
   Крессида. У грековъ есть Ахиллъ, и онъ лучше Троила.
   Пандаръ. Ахиллъ!-- Да это извозчикъ, носильщикъ, верблюдъ,
   Крессида. Ну-ну!
   Пандаръ. Что -- ну? Неужели у тебя нѣтъ глазъ? Знаешь ли ты, какимъ долженъ быть мужчина? Развѣ красота, сложенье, мужество, учтивость, умѣнье держать себя, умъ, молодость, щедрость и тому подобное не составляютъ ту приправу или соль, которыя украшаютъ человѣка?
   Крессида. Чтобъ запечь его съ этою приправою въ пирогъ? Что хорошо, то хорошо и безъ приправъ 19).
   Пандаръ. Ну, признаться, съ тобой не такъ легко говорить: отпоръ готовъ на каждое слово.
   Крессида. Ха-ха! Въ этомъ прошу меня извинить. Я спиной защищаю грудь, шуткой -- хитрость, скрытностью -- честь; а чтобъ защитить все вмѣстѣ, иногда подставляю тебя. У меня тысяча стражей.
   Пандаръ. Назови хоть одного.
   Крессида,. Изволь: первый изъ нихъ -- молчанье, и потому ты не узнаешь ни одного изъ прочихъ; а этотъ первый хорошъ чѣмъ, что позволяетъ прикрыть, до поры до времени, грѣхъ даже тогда, если грѣть уже случился.
   Пандаръ. Нѣтъ, тебя не поймаешь. (Входитъ слуга Троила).
   Слуга (Пандару). Мой господинъ желаетъ говорить съ вами.
   Пандаръ. Гдѣ онъ?
   Слуга. У васъ въ домѣ. [Онъ тамъ снимаетъ оружіе]. 20).
   Пандаръ. Скажи, что я сейчасъ буду. (Слуга уходитъ). Ужъ не раненъ ли онъ? Прощай, племянница.
   Крессида. Прощай, дядя.
   Пандаръ. Я еще вернусь къ тебѣ.
   Крессида. Съ чѣмъ?
   Пандаръ. Съ доказательствомъ любви Троила.
   Крессида. Ты докажешь этимъ только то, что ты сводникъ. (Пандаръ уходитъ).
             Крессида (ему вслѣдъ). Ищи, ищи передавать чужія
             Мольбы любви и клятвы мнѣ пустыя!
             Мнѣ самъ Троилъ милѣе во сто разъ,
             Чѣмъ могъ его представить твой разсказъ.
             Но я молчу! Мужчины намъ послушны,
             Пока къ мольбамъ мужчинъ мы равнодушны.
             Любви искать -- вотъ ихъ любви секретъ,
             А чуть склонись -- любви пропалъ и слѣдъ.
             Никто не могъ въ минуту обладанья
             Быть счастливъ такъ, какъ въ пылкій мигъ желанья!'
             Вотъ что всегда старалась помнить я,
             И хоть кипитъ теперь душа моя,
             Любви огнемъ исполнена къ Троилу,
             Я скрыть любовь сумѣю хоть чрезъ силу. (Уходитъ).
  

СЦЕНА 3-я.

Греческій лагерь передъ ставкой Агамемнона.

(Трубы. Входятъ Агамемнонъ, Несторъ, Улиссъ, Менелай и другіе).

             Агамемнонъ. Зачѣмъ, князья, глядите вы такъ желчно?
             Не всѣ ль дѣла, какія затѣвали
             Въ надеждѣ счастья люди, были полны
             Помѣхъ и неудачъ? Бѣды и горе
             Въ дѣлахъ людей подобны вреднымъ сучьямъ,
             Которые, родясь въ стволахъ деревьевъ,
             Отъ ихъ же лишнихъ соковъ, уклоняютъ
             Ихъ вкось и вкривь отъ стройной прямизны.
             Конечно, намъ прискорбно сознаваться,
             Что послѣ столькихъ лѣтъ трудовъ осады
             Оплотъ троянъ стоитъ неколебимъ;
             Но вспомните:-- не то же ли случалось
             И въ прежнихъ предпріятьяхъ, о которыхъ
             Дошла до насъ молва? Не всѣ ль они
             Далеко уклонялись въ исполненьи
             Отъ замысловъ, съ какими начаты?
             Такъ почему жъ съ особымъ малодушьемъ
             Смотрѣть на наше дѣло? Для чего
             Клеймить его позоромъ и стыдомъ?
             Повѣрьте, это все лишь испытанье,
             Ниспосланное Зевсомъ, чтобъ узнать,
             Насколько мы настойчивы и тверды.
             Познать людей нельзя въ минуты счастья:
             При немъ равны и умный и глупецъ,
             Храбрецъ и трусъ, изнѣженный и твердый...
             Но чуть встаютъ ненастье и гроза,
             Тогда летитъ далеко прочь солома,
             А въ чемъ есть вѣсъ иль твердости добро,
             Стоитъ одно, какъ прежде, недвижимо.
             Несторъ. Да-да! И я хочу развить подробнѣй
             Твои слова, богоподобный вождь!
             Узнать людей возможно лишь въ несчастьяхъ,
             Большой корабль и маленькая лодка
             Скользятъ равно по морю въ ясный день;
             Но чуть Борей сердить начнетъ Ѳетиду --
             То въ тотъ же мигъ большіе корабли
             Начнутъ борьбу съ суровымъ океаномъ,
             Дробя валы разрѣзомъ крѣпкихъ ребръ
             И вдаль летя средь разъяренной влаги.
             Какъ мощный конь Персея 21). Гдѣ тогда
             Несчастный, утлый чолнъ, который думалъ
             Плыть вмѣстѣ съ кораблемъ? Онъ скрылся въ пристань,
             Иль сталъ добычей волнъ. Вотъ точно такъ
             И истинную твердость можно только
             Познать въ борьбѣ, сравнивъ ее съ пустой.
             Въ хорошій день дрянной, ничтожный оводъ
             Вредитъ стадамъ не менѣе, чѣмъ сильный тигръ;
             Но въ бурный день, когда могучій вихорь
             Летитъ и рветъ, клоня къ землѣ дубы,
             Тогда спѣшитъ укрыться жалкій оводъ,
             А тотъ, кто смѣлъ, какъ будто почерпнувъ
             Изъ самой бури силъ, ей отвѣчалъ
             Въ такомъ же тонѣ самъ 22).
             Улиссъ.                     Агамемнонъ,
             Великій вождь, краса и слава грековъ,
             Опора ихъ и сердце общихъ силъ,
             И въ комъ одномъ вмѣстились умъ и знанья
             Всѣхъ насъ, стоящихъ здѣсь,-- дозволь сказать
             Теперь Улиссу слово. Хоть, конечно,
             Не такъ легко являться съ рѣчью тамъ,
             Гдѣ только-что свое сказали слово,
             Ты, славный вождь,-- чью рѣчь должны бы мы
             Изсѣчь на твердой мѣди,-- или Несторъ,
             Покрытый сѣдиной и приковавшій
             Къ себѣ нашъ слухъ крѣпчайшей вдвое цѣпью,
             Чѣмъ ось небесъ, держащая весь міръ,
             Но все же васъ прошу я -- допустите,
             Ты, славный вождь, и ты, премудрый старецъ,
             Мнѣ выступить со словомъ!
             Агамемнонъ.                     [Говори
             Итаки царь. Мы вѣримъ, что скорѣе
             Презрительный Терситъ промолвитъ дѣло
             Своимъ огромнымъ ртомъ, чѣмъ усомнимся
             Въ разумности того, что скажешь ты] 23).
             Улиссъ. Повѣрьте мнѣ, что если стѣны Трои
             Еще стоятъ, а Гекторъ насъ пугаетъ
             Своимъ мечомъ -- то виноваты въ этомъ
             Мы сами же! Въ насъ нѣтъ единства власти..
             Не столько ли у насъ различныхъ партій,
             Какъ и палатокъ въ лагерѣ? Возможно ль
             Ждать меду тамъ, гдѣ вождь къ себѣ не тянетъ,
             Какъ въ ульѣ пчелъ, труды и силы всѣхъ?
             Когда въ толпѣ исчезла подчиненность,
             То доброе мѣшается съ дурнымъ.
             Ея законъ царитъ во всей вселенной-
             Свѣтила всѣ и самый центръ небесъ
             Въ своихъ путяхъ хранятся только ею.
             Вотъ почему небесъ зѣница -- солнце --
             Имѣетъ власть среди другихъ планетъ.
             Какъ смѣлый царь, оно стоитъ надъ ними,.
             Даруя всѣмъ блескъ, силу и красу
             И насъ храня отъ вреднаго вліянья
             Дурныхъ свѣтилъ, его признавшихъ власть..
             Но если бъ вдругъ исчезла подчиненность
             Свѣтилъ небесныхъ солнцу? Если бъ вдругъ
             Планеты всѣ задумали вращаться,
             Какъ захотятъ?-- Подумайте, какой
             Тогда хаосъ возникъ бы во вселенной!
             Какой раздоръ вселился бъ средь людей!
             Въ какой бы видъ пришла земля отъ вихрей,
             Ужасныхъ бурь, взволнованныхъ морей?
             Не скрылся ли бъ навѣки въ государствахъ
             Тогда спокойный миръ?-- О, вѣрьте мнѣ,
             Что если разъ исчезла подчиненность,
             Тогда прощай исходъ счастливый дѣлъ!.
             Она душа всему! Не ею ль только
             Блюдутся миръ, порядокъ въ городахъ,.
             Успѣхи школъ, цвѣтущая торговля,
             Права семействъ, короны, скиптры, лавры?
             Попробуйте остаться безъ нея --
             И въ тотъ же мигъ раздоръ воспрянетъ всюду,
             Не связанный ничѣмъ! Пучины водъ.
             Поднимутся надъ твердою землей
             И сдѣлаютъ весь шаръ земной похожимъ
             На мокрый, грязный илъ. Жестокость станетъ
             Царить надъ тѣмъ, кто слабъ; дурныя дѣти
             Возстанутъ на отцовъ; насилье смѣнитъ
             Вездѣ законъ, иль, лучше говоря,
             Добро и зло, забывши власть закона,
             Смѣшаются, утративъ имена.
             Въ главѣ всего возстанетъ грубость силы
             Я, быстро увидавъ, что ей ни въ чемъ
             Препятствій больше нѣтъ -- подобно волку
             Накинется на все, пожравъ къ концу
             Сама себя. Да, нашъ великій вождь!
             Такой хаосъ царитъ вездѣ, гдѣ только
             Исчезла подчиненность! Безъ нея
             Мы, думая итти впередъ, ступаемъ
             За шагомъ шагъ назадъ. Гдѣ не хотятъ
             Чтить власть вождей, тамъ низшіе, имѣя
             Дурной примѣръ въ другихъ, влекутся имъ же,
             Питая въ сердцѣ зависть къ тѣмъ, кто выше.
             Вотъ что, князья, поддерживаетъ Трою.
             Повѣрьте мнѣ -- она сильна лишь тѣмъ,
             Что сами мы постыдно слабы всѣмъ.
             Несторъ. Разумно объяснилъ ты намъ, Улиссъ,
             Причину нашихъ бѣдъ.
             Агамемнонъ.           Найди же средство
             Теперь помочь указанному злу.
             Улиссъ. Молва гласитъ, что будто бы Ахиллъ --
             Рука и умъ всѣхъ нашихъ предпріятій;
             А онъ, надутый гордостью, спокойно
             Лежитъ въ своей палаткѣ, насмѣхаясь
             Надъ всѣмъ, что мы творимъ. Патроклъ туда же,
             Разнѣжась на постели, глупо корчить,
             Какъ гаеръ, наши лица, убѣжденный,
             Что ловко передразниваетъ насъ.
             Иной разъ онъ, прикинувшись вождемъ,
             Представитъ изъ себя Агамемнона
             И, какъ актеръ, способный лишь стучать
             Котурнами на гаерскихъ подмосткахъ 24),
             Позоритъ святость власти, представляя
             Великій санъ вождя въ смѣшныхъ ужимкахъ.
             То вдругъ начнетъ разбитымъ языкомъ,
             Похожимъ на рычаніе Тифона 25),
             Дразнить слова вождя. А тутъ Ахиллъ,
             Лежа въ своей постели и катаясь
             Отъ хохота до слезъ, кричитъ: "Прекрасно!
             Точь въ точь Агамемнонъ! Теперь представь
             Мнѣ Нестора, какъ гладитъ онъ всегда
             Себя по бородѣ, готовясь къ рѣчи".
             И Несторъ вмигъ представленъ такъ же близко,
             Какъ близки параллели; такъ же сходно,
             Какъ схожъ Вулканъ съ Венерой;-- но Ахиллъ
             Доволенъ всѣмъ и вновь кричитъ: "Прекрасно!
             Представь теперь, какъ онъ въ ночной тревогѣ
             Спѣшитъ вооружаться". Тутъ и старость
             Становится постыдно цѣлью шутокъ:
             Патроклъ беретъ костыль, кряхтитъ, плюется,
             Хватается безсильною рукой
             За панцырь или пряжку, а герой
             Хохочетъ громче прежняго кричитъ:
             "Довольно, стой, Патроклъ, а то я лопну!
             Дай мнѣ стальныя ребра!" -- Такъ всѣ наши
             Разумные труды, распоряженья,
             Достоинства, совѣты, приказанья,
             Успѣхи и удачи -- словомъ, все
             Становится постыдно цѣлью шутокъ
             Несторъ. А сверхъ того, примѣръ обоихъ ихъ,
             Кого молва, Улиссъ сказалъ намъ, ставитъ
             Во главѣ всѣхъ насъ -- находитъ подражанье
             Себѣ въ другихъ. Аяксъ свой поднялъ носъ
             Не меньше, чѣмъ Ахиллъ; сталъ своеволенъ
             Точь въ точь, какъ онъ, и, сидя точно такъ же
             Безъ дѣлъ въ своей палаткѣ, задаетъ
             Пиры своимъ друзьямъ, гдѣ судитъ, рядитъ
             О нашемъ предпріятьѣ, какъ оракулъ.
             А вслѣдъ за нимъ ничтожный рабъ Терситъ,
             Умѣющій чеканить клевету
             И ложь быстрѣй монеты, начинаетъ
             Ему вослѣдъ бросать въ лицо намъ грязь
             Своихъ презрѣнныхъ лжей, чтобы ослабить
             Довѣренность къ вождямъ и распустить
             Фальшивый слухъ невѣдомыхъ несчастій.
             Улиссъ. Они клеймятъ систему нашихъ дѣйствій
             Названьемъ трусости, а осторожность
             Считаютъ непригодной ни къ чему;
             Въ дѣлахъ войны и битвъ, по ихъ понятьямъ,
             Вся сила въ кулакѣ. Искусство думать
             И взвѣшивать, какъ силенъ врагъ, гдѣ лучше
             Его атаковать, какъ много войска
             Потребно для сраженья -- называютъ
             Они постельнымъ дѣломъ иль пустымъ
             Черченьемъ картъ. Таранъ, сломавшій стѣну,
             Почетнѣй въ ихъ понятьяхъ, чѣмъ рука,
             Умѣвшая создать его, иль разумъ,
             Придумавшій грозу военныхъ машинъ.
             Несторъ. Такъ разсуждая -- можно вѣдь сказать,
             Что лошадь Ахиллесова способнѣй,
             Чѣмъ всѣ Ѳетиды дѣти 26). (Труба 6а сценой).
             Агамемнонъ.          Кто трубитъ?
             Взгляни-ка, Менелай.
             Менелай.           Посолъ изъ Трои. (Входитъ Эней)
             Агамемнонъ. Скажи, затѣмъ явился ты?
             Эней.                                                  Стою ли
             Я передъ шатромъ Агамемнона?
             Агамемнонъ.                    Да.
             Эней. Дозволено ль послу и князю вмѣстѣ
             Предстать предъ нимъ съ достойнымъ предложеньемъ?
             Агамемнонъ. Вѣрнѣй и безопаснѣй, чѣмъ когда бъ
             Была порукой въ томъ рука Ахилла
             И всѣхъ князей, чей приговоръ избралъ
             Себѣ главой царя Агамемнона.
             Эней. Достойная порука; но скажи,
             Какъ мнѣ, пришельцу здѣсь, и потому
             Не видѣвшему царственнаго взора,
             Узнать и отличить его отъ прочихъ?
             Агамемнонъ. Какъ отличить?
             Эней.                               Да,-- чтобъ я могъ, увидя,
             Почтить его достойнымъ уваженьемъ
             И радостью, подобно той, какая
             Живитъ лицо Авроры предъ восходомъ
             Блистательнаго Ѳеба. Покажите,
             Гдѣ этотъ вождь людей, богоподобный
             Герой Агамемнонъ.
             Агамемнонъ.           По чести, этотъ
             Троянецъ иль смѣется, иль они
             Не въ мѣру церемонны и учтивы 27).
             Эней. Учтивы? Да! При мирѣ и съ друзьями
             Они добры, какъ ангелы! Но если
             Ты дашь имъ выйти въ бой, то самъ увидишь*
             Что есть у нихъ и желчь и мечъ въ рукахъ!
             Но стой, Эней! Умѣй молчать, троянецъ!
             Хвалебный гласъ лишается цѣны,
             Когда хвалить себя же станемъ мы:
             Лишь та хвала вѣка переживаетъ,
             Когда хвалой насъ самый врагъ вѣнчаетъ!
             Агамемнонъ. Ты, кажется, назвалъ себя Энеемъ?
             Эней, Да, грекъ, я такъ зовусь.
             Агамемнонъ.                     Чего же хочешь
             Ты здѣсь отъ насъ?
             Эней.                     Объ этомъ долженъ я
             Сказать Агамемнону.
             Агамемнонъ.           Онъ не станетъ
             Секретничать съ послами отъ троянцевъ.
             Эней. Я самъ пришелъ не съ тѣмъ, чтобъ съ нимъ шептаться:
             Моя труба звучала не тайкомъ.
             Я лишь хочу призвать его къ вниманью
             И говорить потомъ.
             Агамемнонъ (вставая). Такъ говори же
             Свободнѣе, чѣмъ вихрь! Агамемнонъ
             Теперь не спитъ: онъ предъ тобой, троянецъ.
             Эней. Звучи, труба! Пускай твой мѣдный голосъ
             Пронзитъ насквозь спокойные шатры,
             Чтобъ каждый зналъ, о чемъ вѣщаетъ Троя! (Труба).
             Великій вождь! Среди троянцевъ есть
             Пріама сынъ, могучій воинъ -- Гекторъ.
             Онъ утомленъ бездѣйствіемъ войны 28)
             И потому послалъ меня въ вашъ лагерь
             Сказать вамъ такъ: "Вожди, князья и принцы!
             Коль есть межъ вами тотъ, кому война
             Дороже, чѣмъ покой, кто ищетъ славы,
             Не глядя на опасность, кто умѣетъ
             Доказывать любовь къ своей прекрасной
             Не только съ ней наединѣ, но также
             И здѣсь, на полѣ битвъ -- тому мой вызовъ!"
             Здѣсь, предъ толпой ахейцевъ и троянцевъ,
             Онъ хочетъ доказать, что нѣту грека,
             Который бы сжималъ въ своихъ объятьяхъ
             Кого-нибудь вѣрнѣй, умнѣй, прекраснѣй,
             Чѣмъ Гектора жена. Вотъ для чего
             Придетъ сюда онъ утромъ на поляну
             Средь лагеря и стѣнъ и будетъ звать
             Своей трубой кого-нибудь изъ грековъ,
             Цѣнящаго любовь. Когда найдется
             Изъ васъ такой -- его почтитъ нашъ Гекторъ;
             Когда же нѣтъ -- онъ будетъ разглашать,
             Придя домой, что женщины ахейцевъ
             Черны отъ зноя солнца и не стоятъ
             Куска копья! Вотъ что пришелъ сказать я 29).
             Агамемнонъ. Мы скажемъ это всѣмъ любившимъ грекамъ.
             Когда жъ изъ нихъ не сыщется никто
             Принять готовый вызовъ -- мы отправимъ
             Его домой:-- здѣсь мѣсто только храбрымъ,
             А тотъ, кто не любилъ ни разу въ жизни --
             Презрѣнный, жалкій трусъ! Повѣрь, что кто
             Любилъ хоть разъ, безстрашно приметъ вызовъ;
             А если нѣтъ -- я выйду въ битву самъ!
             Несторъ. Скажи и отъ меня тому, кѣмъ присланъ,
             Что Несторъ, бывшій мужемъ въ дни, когда
             Дѣдъ Гектора еще питался грудью,
             Велѣлъ сказать, что если не найдется
             Здѣсь никого изъ греческихъ вождей,
             Готовыхъ выйти въ бой за имя милой --
             Онъ выйдетъ самъ, прикрывши серебро
             Своихъ сѣдинъ блестящей сталью шлема,
             И стиснетъ мечъ въ ослабнувшей рукѣ,
             Чтобъ доказать, что та, кого любилъ онъ,
             Прекраснѣй бабки Гектора и чище
             Всѣхъ жившихъ въ свѣтѣ женщинъ! Пусть во мнѣ
             Остыла кровь и члены стали хилы,
             Я все жъ пойду, собравъ остатокъ силы.
             Эней. Храни насъ Зевсъ, чтобъ дали совершиться
             Подобной битвѣ юноши!
             Улиссъ.                     Да будетъ,
             Какъ ты сказалъ.
             Агамемнонъ 30). Позволь теперь, Эней,
             Пожать твою мнѣ руку и свести
             Тебя въ мою палатку. Мы объявимъ
             Твой вызовъ всѣмъ по греческимъ шатрамъ,
             И пусть Ахиллъ о немъ узнаетъ самъ;
             А мы пока, за дружескою чашей,
             Забудемъ пылъ вражды упорной нашей.

(Всѣ уходятъ, кромѣ Нестора и Улисса).

             Улиссъ. Послушай, Несторъ!
             Несторъ.                               Что?
             Улиссъ.                                         Передо мной
             Мелькнула мысль;-- не откажи помочь мнѣ
             Развить ее яснѣй 31).
             Несторъ.           Скажи, въ чемъ дѣло.
             Улиссъ. Упорный клинъ раскалываетъ все;
             Такъ и теперь Ахиллова надменность,
             Достигнувъ полной зрѣлости, готова
             Дать жатву многихъ бѣдъ, коль скоро мы
             Ее не сломимъ во-время.
             Несторъ.                     Но какъ же
             Исполнить это?
             Улиссъ.           Ты, конечно, понялъ,
             Что если вызовъ Гектора и былъ
             Для виду сдѣланъ всѣмъ, но втайнѣ мѣтитъ
             Лишь только на Ахилла.
             Несторъ.                     Ну, конечно!
             Въ устахъ посла была понятна цѣль,
             Какъ намъ понятенъ замыслъ предпріятья,
             Сведенный въ краткій счетъ, и самъ Ахиллъ
             Увидитъ это ясно, если мозгъ
             Не высохъ въ немъ, какъ сухъ песокъ Ливійскій;
             (А какъ онъ сухъ, то знаетъ Аполлонъ)!
             Да, да! Поразсудивъ хотя немного,
             Ахиллъ увидитъ ясно то, что Гекторъ
             Имѣлъ въ виду его.
             Улиссъ.           Ну что жъ -- пойдетъ онъ?
             Какъ думаешь?
             Несторъ.           По крайней мѣрѣ надо
             Стараться, чтобъ пошелъ!-- Кого жъ иначе
             Намъ выслать противъ Гектора? Конечно,
             Бой двухъ людей ничтоженъ самъ въ себѣ,
             Но мнѣнье часто зиждется на вздорахъ.
             Троянцы насъ осудятъ непремѣнно
             По этому сраженью, какъ ни будетъ
             Нелѣпъ подобный выводъ. Люди вѣчно,
             Польщенные успѣхомъ въ мелочахъ,
             По немъ судить готовы объ успѣхѣ
             И важныхъ дѣлъ. По образцу того,
             Кто выйдетъ въ эту битву, станутъ думать
             Объ общихъ силахъ грековъ точно такъ же,
             Какъ судимъ по заглавью мы о книгѣ.
             Въ бой съ Гекторомъ, конечно, мы должны
             Послать того, кто выбранъ и составленъ,
             Такъ говоря, изъ доблестей всѣхъ насъ.
             Такъ если онъ падетъ -- подумай только,
             Какой предлогъ дадимъ врагамъ мы этимъ
             Поднять ихъ духъ въ сознаньи новыхъ силъ?
             Вѣдь сила рукъ сильна лишь бодрымъ духомъ:
             Она ему послушна, какъ рукѣ
             Послушенъ мечъ.
             Улиссъ.           Вотъ я и нахожу,
             Что именно поэтому не должно
             Итти Ахиллу въ бой. Мы, какъ купцы,
             Должны пустить сначала въ ходъ товары;
             Которые похуже: можетъ статься,
             Найдется сбытъ и имъ; а если нѣтъ,
             То лучшее, явившись подъ конецъ,
             Заставитъ позабыть, что было худо.
             Давай стараться вмѣстѣ, чтобъ Ахиллъ
             Не принялъ вызовъ Гектора. Иначе,
             За кѣмъ бы ни осталось поле битвы,
             Мы все равно останемся въ потерѣ.
             Несторъ. Тупъ сталъ подъ старость я, пойму не сразу;
             Скажи яснѣй.
             Улиссъ.           Ну, слушай же: коль скоро
             Ахиллъ сразитъ троянца -- мы, конечно,
             Могли бъ пожать плоды такой побѣды,
             Не будь онъ такъ надмененъ; а теперь,
             Когда онъ гордъ и такъ,-- намъ будетъ легче
             Изжариться подъ солнцемъ южныхъ странъ,
             Чѣмъ сдѣлаться предметомъ дерзкихъ шутокъ
             Его высокомѣрья. Если жъ онъ
             Уступитъ поле Гектору -- мы этимъ
             Лишимся человѣка, кто по правдѣ
             У насъ храбрѣе всѣхъ. Вотъ почему
             Мнѣ хочется, чтобъ, кинувши для виду,
             Кому сражаться, жребій -- мы пустили бъ
             На бой глупца Аякса 32). Пусть здѣсь всѣ
             Начнутъ превозносить его хвалами,
             Чтобъ сбить Ахиллу спесь;-- вѣдь онъ и то ужъ
             Чрезчуръ надутъ тщеславьемъ и возноситъ
             Свой гребень выше радуги. Коль скоро
             Аяксъ сразитъ троянца -- намъ же лучше;
             А если нѣтъ -- у насъ, въ залогъ успѣха,
             Останется герой храбрѣй Аякса.
             Но что ни будь -- удача иль потеря --
             Аяксомъ мы Ахиллу вырвемъ перья!
             Несторъ. Теперь тебя я понялъ и тотчасъ
             Иду о томъ сказать Агамемнону.
             Пойдемъ съ мной. Намъ должно непремѣнно
             Смирить двухъ этихъ псовъ; пускай же здѣсь
             Послужитъ имъ для ссоры костью спесь! (Уходятъ).
  

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Греческій лагерь.

(Входятъ Аяксъ и Терситъ.)

   Аяксъ. Терситъ!
   Терситъ (не слушая). Агамемнонъ! Пусть бы онъ покрылся прыщами отъ ногъ до головы.
   Аяксъ. Терситъ!
   Teрситъ. И пусть бы они разомъ лопнули, чтобъ полководецъ вытекъ гноемъ.
   Аяксъ. Собака!
   Терситъ. Тогда, по крайней мѣрѣ, увидѣли бы, что въ немъ ничего нѣтъ, кромѣ гноя.
   Аяксъ. Волчье отродье! Не хочешь слушать ушами, такъ слушай боками! (Бьетъ его).
   Терситъ. Чтобъ тебѣ очумѣть, ублюдокъ съ бычачьимъ лбомъ.
   Аяксъ. Ворчи, уродъ, ворчи! Я тебя буду бить и бить, пока не оболваню въ человѣческій образъ.
   Терситъ. Сперва поумнѣй. Вѣдь твоя лошадь скорѣй выучитъ молитву Зевесу, чѣмъ ты. Самъ ты кромѣ драки ни на что не годенъ.
   Аяксъ. Гнилой грибъ!-- Говори, о чемъ объявляли давеча въ лагерѣ.
   Терситъ. Или ты думаешь, что я не чувствую, когда ты меня бьешь?
   Аяксъ. Я тебя спрашиваю, о чемъ объявляли?
   Терситъ. Объявляли, что ты дуракъ.
   Аяксъ. Берегись, дикобразъ! У меня руки зудятъ!
   Терситъ. Желаю тебѣ покрыться зудомъ сплошь, и чтобъ мнѣ дали тебя расчесать: я сдѣлалъ бы изъ тебя сквернѣйшаго урода въ цѣлой Греціи 33).
   Аяксъ. Скажешь ты мнѣ, о чемъ объявляли?
   Терситъ. Вѣдь я знаю, что ты ворчишь и лаешь на Ахилла, какъ Церберъ на красоту Прозерпины.
   Аяксъ. Сварливая баба 34)!
   Терситъ. Попробуй съ нимъ подраться.
   Аяксъ. Блинъ!
   Терситъ. Онъ искрошитъ тебя въ куски, какъ матросъ сухарь.
   Аяксъ. Ахъ ты потаскухинъ сынъ! (Бьетъ его).
   Терситъ. Ну-ну!
   Аяксъ. Чортовъ стулъ 35).
   Терситъ. Бей, оселъ, бей! У тебя въ головѣ столько же мозгу, сколько у меня въ локтяхъ. Оселъ годится тебѣ въ учители. Тебя, дурака, и держать только для того, чтобъ молотить троянцевъ, машина ты безъ кишекъ. Послѣдній холопъ умнѣе, чѣмъ ты. Будешь меня бить, я тоже переберу тебя по суставамъ.
   Аяксъ. Собака!
   Терситъ. Паршивый герой!
   Аяксъ. Моська! (Бьетъ его).
   Терситъ. Марсовъ шутъ! Ну, бей, верблюдъ, бей!

(Входятъ Ахиллъ и Патроклъ).

   Ахиллъ. Что это?-- За что ты его бьешь, Аяксъ? Терситъ, что ты ему сдѣлалъ?
   Терситъ (указывая на Аякса). Скажи мнѣ, видишь ты его?
   Ахиллъ. Вижу; что жъ изъ этого?
   Торентъ. Посмотри хорошенько.
   Ахиллъ. Смотрю; что жъ дальше?
   Терситъ. Посмотри еще.
   Ахиллъ. Для чего?
   Терситъ. Да оно точно не для чего, потому что, какъ ни смотри, больше Аякса въ немъ не увидишь ничего.
   Ахиллъ. Дуракъ, я это знаю и безъ тебя.
   Терситъ. Да дуракъ-то не хочетъ этого знать.
   Аяксъ. Ты опять захотѣлъ кулаковъ?
   Терситъ. Ага! Догадался, что говорятъ о немъ. Какова смѣтка? Твоему мозгу досталось отъ меня, кажется, больше, чѣмъ мнѣ отъ твоихъ кулаковъ. Что стоитъ твой мозгъ36)? Вѣдь у тебя его меньше, чѣмъ у воробья, а девять воробьевъ можно купить за алтынъ. Слушай, Ахиллъ,-- знаешь ли ты, что у этого Аякса съ мозгомъ въ брюхѣ и съ кишками въ башкѣ...
   Ахиллъ. Ну, что жъ дальше?
   Терситъ. У этого Аякса... (Аяксъ хочетъ ударитъ Терсита, но Ахиллъ его останавливаетъ).
   Ахиллъ. Полно, Аяксъ, оставь!
   Терситъ. Такая палата ума...

(Аяксъ хочетъ его ударитъ опятъ).

   Ахиллъ (удерживая Аякса). Оставь, говорятъ.
   Терситъ. Что имъ не заткнуть ушка иголки Елены, за которую онъ идетъ драться.
   Ахиллъ. Молчи, дуракъ!
   Терситъ. Я бы давно замолчалъ, да дуракъ-то не хочетъ молчать. Оглядись хорошенько, увидишь самъ.
   Аяксъ. О, проклятая собака, я тебя...
   Ахиллъ (Аяксу). Неужели тебѣ, умному человѣку, охота связываться съ дуракомъ?
   Терситъ. Не совѣтую ему этого дѣлать: его загоняетъ и дуракъ.
   Патроклъ. Полно, Терситъ, не будь такъ золъ!
   Ахиллъ. Изъ-за чего вы поссорились?
   Аяксъ. Я спросилъ у этого филина, о чемъ объявляли въ лагерѣ, а онъ сталъ ругаться.
   Терситъ. Я тебѣ не холопъ.
   Аяксъ. Ну-ну!
   Терситъ. Я служу, кому хочу.
   Ахиллъ. Ну, здѣсь ты, кажется, служилъ Аяксу поневолѣ: ужъ вѣрно онъ билъ тебя безъ твоего согласія.
   Терситъ. Каково разсудилъ! У тебя, кажется, тоже палата ума въ кулакахъ. Невелика будетъ пожива Гектору, когда онъ разобьетъ кому-нибудь изъ васъ голову. Это все равно, что раскусить гнилой орѣхъ.
   Ахиллъ. Какъ! Ты и про меня такъ говоришь?
   Терситъ. Оба вы быки, которыхъ запрягли, чтобъ пахать на войнѣ. Улиссъ и старый Несторъ сказали правду, хотя у послѣдняго умъ и покрылся плѣсенью прежде, чѣмъ у твоего дѣда стали расти ногти на ногахъ.
   Ахиллъ. Что, что?
   Терситъ. Усь-усь, бросайтесь скорѣй оба! Ату, ату!
   Аяксъ. Я у тебя вырву языкъ!
   Терситъ. Не бѣда: я и безъ него буду говорить больше, чѣмъ ты.
   Патроклъ. Довольно, Терситъ, перестань.
   Терситъ. Стану я слушать Ахиллову ищейку!
   Ахиллъ. Это на твой счетъ, Патроклъ!
   Терситъ. Пойду искать, гдѣ есть здравый смыслъ, и оставлю шайку дураковъ. А если вернусь въ ваши палатки, то развѣ затѣмъ, чтобъ посмотрѣть, какъ васъ будутъ вѣшать.

(Уходить Терситъ).

   Патроклъ. Наконецъ убрался.
             Ахиллъ. Ты слышалъ:-- всѣмъ объявлено, что завтра
             Съ восходомъ солнца Гекторъ выйдетъ въ поле
             Средь лагеря и стѣнъ и будетъ звать
             Кого-нибудь изъ насъ при трубномъ звукѣ,
             Чтобъ доказать иль поддержать... не помню,
             Что поддержать -- какой-то вздоръ.-- Прощай.
             Аяксъ. Какъ думаешь -- кто приметъ этотъ вызовъ?
             Ахиллъ. А мнѣ какъ знать? Хотятъ рѣшать по жребью,
             Иначе Гекторъ зналъ бы хорошо,
             Кто выйдетъ съ нимъ помѣриться.
             Аяксъ.                               Онъ мѣтитъ,
             Конечно, на тебя. Пойду развѣдать. (Уходятъ).
  

СЦЕНА 2-я.

Троя. Комната во дворцѣ Пріама

(Входятъ Пріамъ, Гекторъ, Троилъ, Парисъ и Еленъ).

             Пріамъ. Итакъ, теперь, когда столь много храбрыхъ
             Погибло на войнѣ, столь много словъ
             Потрачено на рѣчи, греки снова
             Сказать прислали Нестора, чтобъ мы
             Имъ отдали Елену и клянутся,
             Коль скоро мы исполнимъ эту просьбу,
             Предать забвенью память прежнихъ бѣдъ,
             Испытанныхъ въ минувшей жаркой распрѣ.
             Что скажешь ты на это, Гекторъ?
             Гекторъ.                               Я
             Скажу, во-первыхъ, то, что врядъ ли есть
             Здѣсь кто-нибудь, кто бъ менѣе боялся
             Враговъ, чѣмъ я; но въ то же время нѣтъ
             Довольно робкой женщины, способной
             Проникнуться боязнью о бѣдахъ,
             Грозящихъ намъ въ грядущемъ, какъ способенъ
             Объ этомъ думать Гекторъ. Миръ не можетъ
             Поддержанъ быть безпечностью; сомнѣнье --
             Маякъ спасенья мудрымъ; имъ однимъ
             Мы можемъ смѣрятъ зло. Вотъ почему
             Я вамъ скажу, что мой совѣтъ немедля
             Отдать назадъ Елену. Не дороже ль
             Была намъ жизнь десятой доли тѣхъ,
             Кто палъ въ бою, нѣмъ стоитъ вся Елена?
             Къ чему жъ еще удерживать у насъ
             Совсѣмъ не нашу вещь, изъ-за которой
             Погибло столько нашихъ, близкихъ вдвое
             Къ намъ больше, чѣмъ она? Чѣмъ оправдать,
             Скажите мнѣ, подобное упорство?
             Троилъ. Фи, братъ, стыдись! Ты хочешь мѣрять честь
             Царя, каковъ Пріамъ, мѣриломъ общихъ,
             Обыденныхъ расчетовъ; подводить
             Его дѣла подъ уровень причинъ,
             Носящихъ имя страха или пользы.
             Стыдись хоть ради Зевса!
             Еленъ.                     Что дивиться,
             Когда Троилъ, въ комъ нѣтъ ума, не хочетъ
             Внимать совѣту мудрыхъ; -- но ужели
             И нашъ отецъ захочетъ исполнять
             Свою святую должность, увлекаясь
             Подобной болтовней?
             Троилъ.                     Ты, Еленъ, жрецъ
             И бродишь вѣчно въ тьмѣ своихъ фантазій;
             Ты хочешь все оправдывать разсудкомъ 37),
             Но мнѣ сдается, что въ вопросѣ этомъ
             Ты просто разсудилъ, что врагъ, пожалуй,
             Нарушитъ твой покой, что мечъ опасенъ,
             Разсудокъ же велитъ бѣжать отъ бѣдствій.
             Поэтому, понятно, ты готовъ,
             Завидя войско грековъ, привязать
             Къ твоимъ подошвамъ крылья, какъ Меркурій,
             И дать стречка скорѣй, чѣмъ онъ летѣлъ
             Отъ гнѣвнаго Зевеса, повинуясь
             Тому жъ велѣнью разума. Коль скоро
             Такъ разсуждать, то лучше ужъ запремте
             Ворота на замокъ -- и преспокойно
             Заляжемъ спать. Но наше сердце будетъ
             Вѣдь заячьимъ 38), когда внимать начнетъ
             Такимъ велѣньямъ разума. Умъ можетъ
             Смирить лишь тѣхъ, кого ужъ не тревожитъ
             Ни желчь ни жажда чести.
             Гекторъ.                     Братъ! Елена
             Не стоитъ столькихъ бѣдъ.
             Троилъ.                     Цѣна вещей
             Не въ нихъ самихъ, а въ томъ, во что ихъ цѣнятъ.
             Гекторъ. Она равно зависитъ и отъ качествъ
             Цѣнимаго предмета. Кто считаетъ
             Обряды выше бога, тотъ безбожникъ.
             Стоять за что-нибудь, коль скоро въ этомъ
             Нѣтъ ясной пользы намъ,-- смѣшно и глупо.
             Троилъ. Ну, хорошо!-- Положимте, что я
             Беру сегодня въ жены ту, къ которой
             Меня влекли мои глаза и сердце --
             Два кормчіе, при помощи которыхъ
             Я помирилъ разсудокъ и желанье.
             Могу ли я, по голосу разсудка жъ,
             Ее покинуть вновь, не сдѣлавъ низость?
             Возможно ль возвратить купцу товаръ,
             Испачканный въ грязи? Когда жъ бросаютъ
             Остатки блюдъ подъ столъ, насытясь ими?
             Вы сами одобряли мысль Париса
             Отмстить за насъ ахеянамъ; вы сами
             Надули паруса его согласьемъ
             На это предпріятье. Даже море
             Съ вѣтрами заодно ему послало
             Тогда счастливый путь. Онъ безъ препятствій
             Достигъ желанной пристани и вмѣсто
             Плѣненной нашей тетки 39) вывезъ намъ
             Царицу -- чудо свѣта, предъ которой
             Блѣднѣетъ Ѳебъ и сумрачна Аврора.
             Зачѣмъ ее держать намъ?-- Но вѣдь греки
             Держали жъ нашу тетку! Если вы
             Хотите разсуждать о томъ, достойна ль
             Она того, чтобъ мы ее держали --
             Отвѣтъ готовъ: она такой безцѣнный
             И чудный перлъ, что для нея сюда
             Явились сотни тысячъ съ кораблями
             Для пагубной войны; цари забыли
             Изъ-за нея вѣнцы и превратились
             Въ простыхъ купцовъ. Коль скоро вы тогда
             Одобрили намѣренье Париса --
             А вы, сознайтесь, всѣ ему кричали:
             "Иди, иди!" -- коль скоро вслѣдъ затѣмъ
             Сознались вы, что онъ явился съ славной
             И рѣдкою добычей,-- что опять,
             Припомните, рѣшили вы безспорно,
             Дивясь красѣ Елены,-- то зачѣмъ же
             Хотите отказаться вы теперь
             Отъ вашихъ прежнихъ словъ и перестали
             Дивиться той, которая была
             Для васъ тогда цѣннѣй морей и суши?
             О, низкій стыдъ! Украли и боимся
             Сберечь свою добычу! Мы не стоимъ
             Поистинѣ имѣть средь насъ Елену!
             Въ чужомъ краю ее сумѣли взять,
             А взявши разъ, боимся удержать!
             Кассандра (за сценой). Плачь, Троя, плачь!
             Пріамъ.                                         Кто это?
             Троилъ.                                                   Это наша
             Безумная сестра,-- я узнаю
             Ее по голосу.
             Кассандра (за щепой). Троянцы, плачьте!
             Гекторъ. Кассандра точно.

          (Входитъ Кассандра въ пророческомъ изступленіи) 40).

             Кассандра. Плачь, Троя, плачь! Пусть сонмы глазъ троянскихъ
             Придутъ ко мнѣ! Я ихъ наполню всѣ
             Слезами о грядущемъ!
             Гекторъ.                     Успокойся,
             Сестра, приди въ себя.
             Кассандра.                     Мужья и дѣвы!
             Кто юнъ и старъ, кто только-что родился
             И можетъ только плакать -- приходите
             Рыдать со мною вмѣстѣ! Пусть впередъ
             Оплачемъ мы годину страшныхъ бѣдствій,
             Грозящихъ намъ!.. Рыдайте, дѣти Трои:
             Погибнетъ градъ Пріама! Опустѣетъ
             Великій Иліонъ!.. Нашъ братъ Парисъ
             Сожжетъ всѣхъ насъ, какъ головня 41)! Плачь, Троя!..
             Пожаръ, бѣды, несчастья и измѣна
             Грозятъ намъ всѣмъ, пока средь насъ Елена! (Уходитъ),
             Гекторъ. Что пылкій братъ!-- Ужель тебя нетронутъ
             И эти вдохновенныя слова?
             Иль кровь твоя пылаетъ такъ безумно,
             Что ужъ ее не въ силахъ погасить
             Боязнь подобныхъ бѣдствій?
             Троилъ.                               Я не думалъ,
             Любезный братъ, чтобъ честь въ дѣлахъ цѣнилась
             Лишь только по счастливому исходу
             Тѣхъ самыхъ дѣлъ;-- равно не вижу я
             Причинъ терять намъ бодрость потому лишь,
             Что умъ Кассандры боленъ. Неужели
             Такой предлогъ способенъ очернить
             Правдивость предпріятія, съ которымъ
             Сроднилась наша честь? Что до меня --
             Я оскорбленъ не больше, чѣмъ другіе
             Пріамовы сыны, но не желаю
             Постыдно бросить то, что побудило бъ
             Ничтожнѣйшихъ стоять и драться твердо!
             Парисъ. Иначе мы покроемся стыдомъ
             Предъ цѣлою вселенной,-- и не только
             Я, какъ виновникъ дѣла, но и вы,
             Подавшіе совѣтъ его исполнить.
             Зову боговъ въ свидѣтели, что только
             Всеобщее согласье окрылило
             Меня въ моемъ намѣреньи! Что могъ бы
             Исполнить я одинъ въ подобномъ дѣлѣ?
             Кто взялся бъ устоять съ своей лишь силой
             Противу тѣхъ, кого воспламенилъ
             Такой предлогъ для распри? Но и тутъ
             Я вамъ скажу, что если бы во мнѣ
             Равнялась сила волѣ -- я всегда бы
             Готовъ былъ поддержать, презрѣвъ опасность,
             То, что я сдѣлалъ разъ.
             Пріамъ.                     Парисъ,-- ты судишь,
             Какъ тотъ, кому достался въ этомъ дѣлѣ
             Одинъ лишь медъ, тогда какъ мы вкусили
             Въ немъ желчь и непріятность. Такъ храбриться
             Немудрено; но нечѣмъ тутъ хвалиться.
             Парисъ. Я, государь, храбрюсь не потому лишь,
             Что думаю о тѣхъ счастливыхъ дняхъ,
             Какіе мнѣ доставила Елена;
             Но я боюсь, чтобъ мы не запятнали
             Навѣкъ себя стыдомъ, ее отдавши.
             Какъ низко будетъ это въ отношеньи
             Къ похищенной царицѣ и постыдно
             Для царскаго престола, если ты
             Отдашь ее по дерзкому приказу
             Твоихъ враговъ! Могла ль такая мысль
             Когда-нибудь родиться въ честномъ сердцѣ?
             Повѣрь, что здѣсь средь самихъ низкихъ нѣтъ,
             Кто бъ не былъ радъ сражаться за Елену!
             Равно едва ль отыщется такой
             Изъ самыхъ знаменитыхъ, кто сказалъ бы,
             Что пролилъ кровь безславно, если это
             Свершилось для Елены! Повторяю:
             Для насъ должно почетно быть и славно
             Стоять за ту, которой нѣту равной!
             Гекторъ. Парисъ и ты, Троилъ,-- вы говорили
             Прекрасно, но смотрѣли на предметъ,
             Какъ юноши, которыхъ Аристотель 42)
             Не признавалъ способными понять
             Уроки философіи. Доводы,
             Представленные вами, истекаютъ
             Изъ вашей пылкой крови; въ нихъ не видно
             Умѣнья отличить добро отъ зла.
             Желанье удовольствія и мести
             Внимаетъ слову меньше, чѣмъ змѣя
             Доступна состраданью. Неотмѣнный
             Законъ природы въ томъ, чтобъ воздавалось
             Всѣмъ людямъ то, что должно; а кого же
             Найдете вы поставленными ближе,
             Чѣмъ близки мужъ съ женой? Коль скоро этотъ
             Уставъ нарушенъ страстью, и когда
             Такому нарушенью потакаютъ
             И лучшіе изъ насъ по снисхожденью
             Къ людскимъ несовершенствамъ, то тѣмъ больше
             Здѣсь мѣсто для гражданскаго закона,
             Чтобы смирить подобное упорство.
             Елена -- всѣмъ извѣстно здѣсь -- супруга
             Спартанскаго царя; намъ должно, значитъ,
             Отдать ее обратно, повинуясь
             Тому, что говоритъ законъ природы
             И общества. Упорствуя въ противномъ,
             Мы только увеличимъ зло неправды,
             Свершенной нами прежде. Вотъ что я
             Скажу объ этомъ дѣлѣ!-- Ну, а впрочемъ,
             Когда принять въ расчетъ, что наша честь
             И общее достоинство постраждутъ,
             Когда дозволимъ мы уйти Еленѣ,
             То я, пожалуй, самъ согласенъ съ вами,
             Мои горячіе друзья, оставить
             Елену здѣсь.
             Троилъ.           А въ этомъ весь вопросъ!
             Когда бъ одна безсмысленная прихоть
             Держала здѣсь Елену -- я бы самъ
             Не пролилъ за нее ни капли крови;
             Но въ ней залогъ достоинства и славы
             Для насъ для всѣхъ! Предлогъ великихъ дѣлъ.
             Которыя должны повѣдать славу
             О насъ въ рядахъ позднѣйшаго потомства,
             И, вѣрно, славный Гекторъ не захочетъ
             За цѣлый міръ утратить случай взять
             Побѣду, ожидающую славно
             Его въ рядахъ враговъ.
             Гекторъ.                     Я соглашаюсь
             Вполнѣ съ тобой, достойный сынъ Пріама!
             Я бросилъ вызовъ битвы гордымъ грекамъ,
             Который имъ надѣлаетъ хлопотъ.
             Я слышалъ, ихъ глава почилъ на лаврахъ,
             Въ рядахъ же войскъ возникъ огонь раздора;
             Но вызовъ мой разбудитъ грековъ скоро. (Уходятъ).
  

СЦЕНА 3-я.

Греческій лагерь передъ ставкой Ахилла.

(Входитъ Терситъ).

   Терситъ. Ну что, Терситъ? Ты совсѣмъ потерялся въ лабиринтѣ твоей злости. Слонъ Аяксъ тебя бьетъ, а ты надъ нимъ смѣешься:-- славное мщеніе! Хотѣлъ бы я, чтобъ это было наоборотъ: я сталъ бы его бить, а онъ пусть надо мной остритъ. Я готовъ вызвать дьявола, чтобъ онъ помогъ мнѣ это исполнить. А тутъ еще подъ бокомъ великій воинъ Ахиллъ. Если ужъ они вдвоемъ не возьмутъ Трои, то стѣны ея будутъ стоять, пока не развалятся сами собой. О, боги! Если вы не отнимите у нихъ и послѣднихъ остатковъ ума, то пусть Юпитеръ перестанетъ быть царемъ боговъ, а Меркурій потеряетъ змѣиную силу своего кадуцея 43)! У Ахилла съ Аяксомъ ужъ и теперь столько ума, что они для того, чтобъ освободить муху изъ сѣтей паука, станутъ рубить паутину топоромъ. Мщеніе, мщеніе на весь лагерь!-- Или нѣтъ -- лучше сифилисъ 44): это самое приличное наказаніе для тѣхъ, кто воюетъ изъ-за юбки. Я кончилъ мои молитвы, и пусть дьяволъ скажетъ: "аминь!" Кто это? Ахиллъ? (Входитъ Патроклъ),
   Патроклъ. Кто здѣсь? Терситъ? Поди сюда и поругайся.
   Терситъ. Помолился бъ я и за тебя, если бъ думалъ о фальшивыхъ червонцахъ. Желаю тебѣ, не услышавъ добраго слова, скорѣе доразвратничаться до смерти; и если та, которая будетъ обмывать твой трупъ, назоветъ тебя приличнымъ покойникомъ, то я поклянусь, что она хоронила на своемъ вѣку только прокаженныхъ. Кончено. Гдѣ Ахиллъ?
   Патроклъ. Это твоя молитва?
   Терситъ. Да -- и пусть небо ее услышитъ! (Входитъ Ахиллъ).
   Ахиллъ. Кто здѣсь?
   Патроклъ. Терситъ.
   Ахиллъ. Гдѣ онъ?-- А, вижу! Слушай ты, мое пищеваренье 45), отчего ты не пришелъ сегодня къ обѣду? Ну, что Агамемнонъ?
   Терситъ. Агамемнонъ -- твой баринъ, а Патроклъ пусть скажетъ, что такое ты.
   Патроклъ. Ахиллъ -- баринъ Терсита. Скажи теперь, что ты такое самъ?
   Терситъ. Кто я?-- Тотъ, кто видитъ Патрокла насквозь. А что такое ты?
   Патроклъ. Скажи самъ, если видишь меня насквозь.
   Ахиллъ. Скажи, Терситъ.
   Терситъ. Изволь,-- я повторю весь разговоръ. Агамемнонъ -- баринъ Ахилла, Ахиллъ -- баринъ Терсита, Терситъ -- тотъ, кто видитъ насквозь Патрокла, а Патроклъ -- дуракъ!
   Патроклъ. [Бездѣльникъ!
   Терситъ. Ну-ну, дуракъ, тише!-- Сначала дослушай; я еще не кончилъ.
   Ахиллъ. Перестань, Патроклъ: вѣдь съ него не взыскивается! Ну, что жъ дальше?
   Терситъ. А дальше то, что и Агамемнонъ, и Ахиллъ, и Терситъ, и Патроклъ -- дураки поголовно.] 46)
   Ахиллъ. Почему?
   Терситъ. Агамемнонъ -- потому что вздумалъ командовать Ахилломъ; Ахиллъ -- потому что слушаетъ Агамемнона; я -- потому что служу-барину дураку, а Патроклъ дуракъ по природѣ.
   Патроклъ. Почему же я дуракъ?
   Терситъ. Спроси о томъ того, кто тебя создалъ. Съ меня довольно просто знать, что ты дуракъ. Смотрите, кто идетъ сюда.

(Входятъ Агамемнонъ, Улиссъ, Несторъ, Діомедъ и Аяксъ).

   Ахиллъ. Патроклъ, я не хочу съ ними говорить. Пойдемъ со мной, Терситъ. (Уходитъ Ахиллъ въ палатку).
   Терситъ. И весь этотъ дрязгъ, вся эта кукольная комедія затѣяны изъ-за рогоносца съ потаскушкой! Славный предлогъ лить кровь! [Пусть бы чума поразила виновницу войны, а моръ и распутство всѣхъ васъ!] 47)
   Агамемнонъ. Гдѣ Ахиллъ?
             Патроклъ. Онъ нездоровъ и легъ въ своей палаткѣ.
             Агамемнонъ. Поди, скажи, что мы явились сами,
             Забывъ свой санъ, къ нему. Онъ отказалъ
             Увидѣть нашихъ посланныхъ -- пускай же
             Не думаетъ, что мы ему дозволимъ
             Забыть, кто мы!
             Патроклъ. Я передамъ приказъ твой. (Уходитъ).
             Улиссъ. Онъ былъ передъ палаткой, онъ не боленъ.
   Аяксъ. Онъ боленъ, какъ левъ, гордостью. Назови эту болѣзнь меланхоліей, если хочешь ему польстить, а по-моему это просто спесь. Но чѣмъ же ему гордиться? [Агамемнонъ, на одно слово.] 48) (Отводитъ его въ сторону).
   Несторъ. Съ чего это Аяксъ сталъ тоже лаять на Ахилла?
   Улиссъ. Ахиллъ переманилъ его дурака.
   Несторъ. Кого? Терсита?
   Улиссъ. Да.
   Несторъ. Ну, значитъ, Аяксъ потерялъ послѣдній предметъ для разговоровъ.
   Улиссъ. Нѣтъ,-- ты видишь, что онъ сталъ теперь разсуждать объ Ахиллѣ.
   Несторъ. Все къ лучшему: ихъ ссора пріятнѣй для насъ, чѣмъ дружба. Однако хорошіе же были они друзья, если поссорились изъ-за дурака!
   Улиссъ. Дружбу, которую не связываетъ умъ, легко разстроитъ и дуракъ. Но вотъ Патроклъ. (Патроклъ возвращается).
   Несторъ. Ахилла съ нимъ нѣтъ.
             Улиссъ. Слонамъ даны колѣни не затѣмъ,
             Чтобъ ихъ сгибать, а такъ, для вида только 49).
             Патроклъ. Ахиллъ жалѣетъ очень, что толпа
             Такихъ высокихъ лицъ сюда явилась
             Съ нимъ видѣться. Онъ, впрочемъ, склоненъ больше
             Предполагать, что вся прогулка ваша
             Предпринята скорѣе для забавы
             Иль для пищеваренья.
             Агамемнонъ.           Мы давно
             Пріучены къ подобнымъ возраженьямъ.
             Мы поняли, что онъ хотѣлъ сказать,
             Ушедъ у насъ предъ носомъ и пославши
             Такой презрительный отвѣтъ. Ступай же,
             Скажи ему еще: мы оцѣнили
             До сей поры достойно все, что въ немъ
             Есть истинно хорошаго, но скоро
             Терпѣнье наше кончится. Онъ точно
             Намѣренно старается затьмить,
             Что стоитъ въ немъ похвалъ, уподобляясь
             Прекрасному плоду, который вложенъ
             Въ отравленную чашу и испорченъ
             До времени. Скажи ему, что мы
             Пришли съ нимъ говорить. При этомъ можешь
             Прибавить, не солгавъ, что мы считаемъ
             Его безчестнымъ гордецомъ, великимъ
             Въ своемъ лишь только мнѣньи. Передай
             Ему еще, что, будучи гораздо
             Знатнѣй его, рѣшились мы презрѣть
             Свой санъ начальника и дожидаться,
             Пока пройдутъ его причуды, вспышки
             И грубости, какъ будто бъ отъ него
             Зависѣла успѣшность предпріятья.
             Скажи ему все это, да прибавь,
             Что если онъ мечтаетъ такъ высоко
             О собственныхъ заслугахъ -- мы сумѣемъ
             И безъ него достичь, чего хотимъ,
             Оставивши его, какъ оставляютъ
             Лежать въ пыли негодный инструментъ,
             Ненужный никому. Для насъ почетнѣй
             Живой и быстрый карликъ, чѣмъ гигантъ,
             Лежащій на боку. Ступай, скажи
             Ему все это.
             Патроклъ. Передамъ немедля
             И принесу отвѣтъ. (Уходитъ въ палатку).
             Агамемнонъ.           Къ чему намъ, впрочемъ,
             Съ нимъ говорить черезъ пословъ, когда
             Мы сами здѣсь? Войди, Улиссъ, въ палатку.

(Улиссъ уходитъ въ палатку).

   Аяксъ. Съ чего онъ вообразилъ себя выше всѣхъ насъ?
   Агамемнонъ. Онъ выше насъ только своимъ чванствомъ.
   Аяксъ. Какъ ты думаешь,-- считаетъ онъ себя выше меня?
   Агамемнонъ. Безъ сомнѣнья.
   Аяксъ. А ты согласенъ съ нимъ въ этомъ?
   Агамемнонъ. Нѣтъ, благородный Аяксъ. Ты такъ же уменъ, такъ же храбръ, такъ же твердъ, но гораздо уживчивѣе его.
   Аяксъ. И отчего это люди бываютъ горды? Я не понимаю, что такое гордость.
   Агамемнонъ. Это оттого, Аяксъ, что ты умнѣе и достойнѣе его. Гордость пожираетъ сама себя. Она для человѣка -- его зеркало, труба и исторія. Кто хвалится не дѣлами -- уничтожаетъ этимъ и то добро, которое сдѣлалъ.
   Аяксъ. Гордецъ мнѣ противенъ, какъ жаба.
   Несторъ (въ сторону). Однако, несмотря на это, ты очень любишь самъ себя!-- Не странно ли это?

(Улиссъ возвращается).

             Улиссъ. Ахиллъ не выйдетъ завтра въ битву.
             Агамемнонъ.                                         Чѣмъ же
             Онъ извиняется?
             Улиссъ.           Ничѣмъ: онъ просто
             Велѣлъ сказать, что слѣдуетъ своимъ
             Влеченьямъ прихоти 50) и не желаетъ
             Давать отчета никому.
             Агамемнонъ.           Зачѣмъ же
             Не вышелъ онъ на вѣжливую просьбу
             Сюда передъ палатку?
             Улиссъ.                     Онъ и въ просьбѣ
             Увидѣлъ тѣнь приказа, почему
             И счелъ себѣ стыдомъ ее исполнить.
             Онъ такъ проникся спесью, что стремится
             Выискивать въ рѣчахъ съ самимъ собой
             Отборныя слова; въ его крови
             Кипитъ такой разладъ ума и воли,
             Что онъ готовъ, забывшись, нанести
             Вредъ самъ себѣ, лишь только бы исполнить
             То, что затѣялъ разъ. Короче, если бъ
             Была болѣзнью спесь -- онъ былъ бы боленъ
             Безъ средствъ для исцѣленья.
             Агамемнонъ.                     Пусть Аяксъ
             Пойдетъ къ нему. Ступай, Аяксъ: я слышалъ,
             Что онъ когда-то былъ расположенъ
             Къ тебѣ особенно. Быть-можетъ, нынче
             Успѣешь ты привесть его въ себя 51).
             Улиссъ. О, нѣтъ, Агамемнонъ! Храни насъ Зевсъ,.
             Чтобъ это совершилось! Мы должны,
             Напротивъ, быть довольны, что Аяксъ,
             Разссорился съ Ахилломъ. Неужели
             Допустимъ мы, чтобъ тотъ, кого мы цѣнимъ
             Такъ высоко,-- нашъ богъ и идолъ войска,--
             Сгибался предъ кичливцемъ, годнымъ только
             На то, чтобы выискивать въ себѣ
             Какія-то заслуги и плевать
             На всѣхъ на насъ и все, что есть на свѣтѣ?
             Нѣтъ, нѣтъ! Мы не согласны, чтобы этотъ
             Достойный трижды вождь унизилъ пальму
             Своихъ высокихъ качествъ, столь же славныхъ,
             Какъ доблести Ахилла, унижаясь
             Тѣмъ, что пойдетъ къ нему. Дозволить это
             Не значитъ ли питать еще сильнѣе
             Въ Ахиллѣ спесь 52)? Кто жъ станетъ разжигать
             Огонь въ созвѣздьѣ Рака, если въ немъ
             И безъ того горитъ неугасимымъ
             Огнемъ Гиперіонъ? О, нѣтъ, Юпитеръ!
             Не дай свершиться этому, напротивъ,
             Скажи въ своихъ громахъ: "Пускай Ахиллъ
             Придетъ просить Аякса!"
             Несторъ (тихо Діомеду). Славно, славно
             Щекочетъ онъ его!
             Діомедъ (тихо). И какъ Аяксъ
             Глотаетъ молча лесть, съ довольной миной!
             Аяксъ (порываясь итти). Пустите! Я пойду, чтобъ дать ему
             Пощечину!
             Агамемнонъ. О, нѣтъ, прошу, останься!
             Аяксъ. Пусть только онъ попробуетъ поднять
             Свой носъ передо мной: я пособью
             Ему излишекъ спеси!
             Улиссъ.           Ни за что!
             Будь даже въ томъ предметъ всей нашей распри 53).
   Аяксъ. Глупое, надменное животное!
   Несторъ (въ сторону). Описывай себя, описывай!
   Аяксъ. Какъ будто онъ не можетъ быть учтивѣе.
   Улиссъ (въ сторону). Воронъ бранитъ черный цвѣтъ.
   Аяксъ, Я его раскровяню!
   Агамемнонъ (въ сторону). Смотри, чтобы лѣкарю не пришлось быть паціентомъ.
   Аяксъ. Если бъ всѣ думали, какъ я...
   Улиссъ (въ сторону). Тогда умъ пришлось бы искать днемъ съ огнемъ.
   Аяксъ. Я заставлю его проглотить кусокъ моего меча! Посмотримъ, побѣдитъ ли чванство.
   Несторъ (въ сторону). Если побѣдитъ -- то половина побѣды придется на твою долю.
   Улиссъ. Нѣтъ, десять частей.
   Аяксъ. Я буду молотить его, пока не сдѣлаю мягкимъ.
   Несторъ (тихо). Подожгите его похвалами: онъ еще не довольно разгорячился. Куйте желѣзо, пока горячо.
             Улиссъ (Агамемнону). О, государь! Не придавай значенья
             Претерпѣнной сегодня неудачѣ.
             Есть средство все поправить.
             Несторъ.                               Не печалься,
             Великій вождь.
             Діомедъ.           Повѣрь, что мы найдемъ,
             Кто выйдетъ въ бой за насъ и безъ Ахилла.
             Улиссъ. Я знаю, кто. Ахиллъ не можетъ слышать
             Безъ страха это имя; но теперь
             Я промолчу: о людяхъ неприлично
             Судить при нихъ.
             Несторъ.           Скажи, Улиссъ, вѣдь тотъ,
             Кого ты разумѣешь, не кичливецъ,
             Подобно Ахиллесу?
             Улиссъ.           Онъ извѣстенъ
             По храбрости во всемъ широкомъ мірѣ.
             Аяксъ. Собачье отродье! Смѣетъ съ нами такъ обращаться!
             Желалъ бы я, чтобъ онъ былъ троянцемъ.
             Несторъ. Скажите мнѣ теперь, друзья:-- найдется ль
             Хотя одинъ такой порокъ въ Аяксѣ?
             Улиссъ. Кичливъ ли онъ?
             Діомедъ.                     Хвастливъ?
             Улиссъ.                               Иль неуживчивъ?
             Діомедъ. Иль занятъ такъ собой?
             Улиссъ.                               Нѣтъ, слава Зевсу --
             Аяксъ рожденъ иначе! Да пребудетъ
             Вовѣки слава женщинѣ, родившей
             Подобнаго героя и питавшей
             Его своею грудью! Честь и слава
             Наставникамъ, которые умѣли
             Развить въ немъ такъ способности! Того же,
             Кто выучилъ Аякса драться, долженъ
             Безсмертнымъ сдѣлать Марсъ 54). Милонъ, который
             Носилъ быковъ, ничто предъ нимъ по силѣ 55);
             О мудрости жъ Аякса я не стану
             И говорить,-- она въ немъ, какъ узда,
             Умѣетъ удержать въ границахъ все,
             Что бъ онъ ни вздумалъ сдѣлалъ. Для сравненья
             Возьму я старца Нестора: онъ мудръ
             И долженъ быть такимъ, благодаря
             Своимъ годамъ; но извини, достойный
             И мудрый старецъ Несторъ! Если ты
             Внезапно сталъ бы такъ же юнъ годами,
             А вмѣстѣ съ тѣмъ помолодѣлъ настолько жъ
             Своимъ умомъ,-- то ты бы былъ Аяксомъ.
             Аяксъ. Улиссъ! Могу ли звать тебя отцомъ я?
             Улиссъ.                                                   Можешь,
             Любезный сынъ.
             Діомедъ.           Теперь, Аяксъ, ты долженъ
             Ему повиноваться.
             Улиссъ.           Намъ однако
             Терять не должно времени; Ахиллъ
             Скрывается, подобно лани, въ чащѣ.
             (Агамемнону) Угодно ль, славный вождь, тебѣ собрать
             Немедленно совѣтъ? Къ троянцамъ нынче
             Прибудутъ новые вожди; поутру
             Мы въ бой пойдемъ со всѣмъ наличнымъ войскомъ.
             Аяксъ готовъ; пусть врагъ нашъ вышлетъ въ бой
             Свой лучшій цвѣтъ -- ихъ встрѣтитъ нашъ герой.
             Агамемнонъ. Итакъ -- въ совѣтъ! Оставимъ спать Ахилла;
             Завязъ корабль, такъ въ лодкахъ будетъ сила. (Уходятъ),
  

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА 1-я.

Троя. Комната во дворцѣ Пріама.

(Входятъ Пандаръ и слуга).

   Пандаръ. Эй, пріятель,-- на одно слово! Ты, кажется, ходишь за принцемъ Парисомъ?
   Слуга. Да,-- когда онъ идетъ передо мной.
   Пандаръ. Ты служишь ему?
   Слуга. Нѣтъ, Богу 56).
   Пандаръ. У тебя хорошій господинъ, котораго нельзя не похвалитъ.
   Слуга. Хвала ему всегда и во всемъ.
   Пандаръ. Знаешь ли ты меня?
   Слуга. Такъ себѣ, намного.
   Пандаръ. Такъ узнай же меня лучше: я -- Пандаръ.
   Слуга. Я точно не теряю надежды узнать, что ты сдѣлался лучше.
   Пандаръ. Желаю этого и я.
   Слуга. Тогда заслужишь и ты твою милость.
   Пандаръ. Не зачѣмъ заслуживать, любезный; я пользуюсь титломъ повыше, чѣмъ "ваша милость" 57). (Внутри дворца слышна музыка). Что это за музыка?
   Слуга. Музыка, какъ всякая другая 58).
   Пандаръ. Знаешь ли ты музыкантовъ?
   Слуга. Очень хорошо.
   Пандаръ. Для кого они играютъ?
   Слуга. Для тѣхъ, кто ихъ слушаетъ.
   Пандаръ. Да для чьего удовольствія?
   Слуга. Для моего, для твоего и для всѣхъ, кто любитъ музыку.
   Пандаръ. А кто имъ приказалъ играть?
   Слуга. Я не приказывалъ 59).
   Пандаръ. Мы, любезный, не понимаемъ другъ друга; я съ тобою слишкомъ учтивъ, а ты не въ мѣру остеръ. Скажешь ли ты мнѣ толкомъ, кто велѣлъ играть музыкантамъ?
   Слуга. Давно бы такъ спросилъ. Они играютъ по приказанію князя Париса, моего господина, который самъ въ той комнатѣ съ земной Венерой, сердцемъ красоты, невидимой душой любви.
   Пандаръ. Какъ! Развѣ моя племянница Крессида тамъ?
   Слуга. Не Крессида, а Елена. Неужели ты не узналъ ея по моему описанію?
   Пандаръ. Не видалъ же, значитъ, ты, дружокъ, Крессиды. Ступай, скажи князю Парису, что я имѣю сообщить ему нѣчто отъ Троила. Дѣло очень нужное и горячее.
   Слуга. Горячее!-- Ухъ, какая кухонная фраза 60)!

(Входятъ Парисъ и Елена со свитой).

   Пандаръ. Да даруютъ боги тебѣ счастье и веселье, любезный князь, а также всему твоему обществу! Да исполнятся всѣ твои мысли и желанія, а еще болѣе твои, прекрасная царица! Пусть одни счастливые сны порхаютъ около твоего изголовья!
   Елена. Ты все такой же любезникъ, Пандаръ.
   Пандаръ. Только съ тобой, очаровательная царица, только съ тобой! Любезный князь,-- отчего ты велѣлъ прервать эту прекрасную музыку?
   Парисъ. Ее прервалъ твой приходъ, и теперь ты долженъ исправить эту ошибку, спѣвъ намъ что-нибудь твоего собственнаго сочиненія. Ты вѣдь не знаешь, Елена, что онъ отличный музыкантъ?
   Пандаръ. О, не вѣрь ему, царица, не вѣрь!
   Елена. О, сдѣлай милость!
   Пандаръ. Мой голосъ грубъ, очень грубъ.
   Парисъ. Это твоя всегдашняя отговорка.
   Пандаръ. Любезный князь,-- мнѣ надо сказать тебѣ пару словъ: выслушай!
   Елена. О, этимъ отъ насъ не отдѣлаешься: я непремѣнно хочу слушать пѣніе.
   Пандаръ. Тебѣ угодно шутить со мной, очаровательная царица; но, право, мое дѣло очень важно. Вотъ видишь ли, любезный другъ Парисъ! Твой братъ Троилъ...
   Елена. Любезный Пандаръ, достойный Пандаръ! Не откажи въ моей просьбѣ!
   Пандаръ. О, да, о, да, прекрасная царица! (Парису) Троилъ убѣдительно проситъ...
   Елена. Нѣтъ, я не дамъ себя такъ провести! Ты серьезно огорчить меня, если откажешься пѣть.
   Пандаръ. Царица! Поистинѣ прелестная царица!
   Елена. А огорчать прелестную царицу очень непохвально.
   Пандаръ. О, ты не разсердишься, царица! Я въ этомъ увѣренъ. Тутъ нечѣмъ и огорчаться; меня бы, по крайней мѣрѣ, это не огорчило нимало. (Парису) Троилъ проситъ тебя извиниться за него передъ Пріамомъ въ томъ, что онъ не можетъ прійти сегодня къ ужину.
   Елена. Пандаръ! Что жъ это значитъ, Пандаръ?
   Пандаръ. Что угодно царицѣ? Что угодно моей очаровательной царицѣ?
   Парисъ. Что онъ такое затѣялъ? Гдѣ онъ будетъ ужинать?
   Елена. Въ самомъ дѣлѣ, гдѣ онъ сегодня?
   Пандаръ. Это секретъ! Моя племянница будетъ очень сердиться, если я проболтаюсь.
   Парисъ. Прозакладую голову, что онъ будетъ у моей очаровательницы Крессиды.
   Пандаръ. О, нѣтъ, о, нѣтъ, ни въ какомъ случаѣ;.-- твоя очаровательница сегодня больна.
   Парисъ. Ну, хорошо, я извинюсь за него.
   Пандаръ. Пожалуйста. Какъ же это вы могли подумать, что онъ будетъ у Крессиды? Нѣтъ, нѣтъ, бѣдняжка совсѣмъ больна.
   Парисъ. Я догадываюсь.
   Пандаръ. Догадываешься? О чемъ ты догадываешься? Но, впрочемъ, довольно объ этомъ. Дайте мнѣ инструментъ. Итакъ, прекрасная царица, что же прикажешь мнѣ спѣть?
   Елена. Вотъ это очень любезно.
   Пандаръ. Знаешь ли ты, прелестная царица, что моя племянница Крессида страстно влюблена въ одну вещь, которая принадлежитъ тебѣ.
   Елена. Она будетъ принадлежать ей, если это только не супругъ мой, Парисъ.
   Пандаръ. Нѣтъ, нѣтъ, совсѣмъ не онъ. Они поссорились съ Парисомъ, разошлись совсѣмъ, раздвоились.
   Елена. Это еще опаснѣй! Вѣдь послѣ ссоры сдваиваются крѣпче прежняго. Тутъ недалеко и до того, чтобъ устроиться.
   Пандаръ. Ну, полно, полно объ этомъ! Сейчасъ я спою вамъ пѣсню.
   Елена. Ахъ, пожалуйста! Но передъ тѣмъ позволь все-таки тебѣ замѣтить, что у тебя очень острый язычокъ 61).
   Пандаръ. Пусть такъ, пусть такъ!
   Елена. Спой что-нибудь о любви: вѣдь она всѣмъ надѣлала бѣдъ. О, Купидонъ, Купидонъ!
   Парисъ. О любви, непремѣнно о любви!-- она зла только по виду.
   Пандаръ. И пѣсня-то такъ начинается:
  
                       Любовь по виду только зла!
             Когда летитъ любви стрѣла --
             Она пронзить до смерти хочетъ,
             На дѣлѣ жъ только пощекочетъ.
             Тра-ла-ла-ла! Тра-ла-ла-ла!
             Любовь по виду только зла!
                       Любви не зная, мы кричимъ
             И отъ. нея стремглавъ бѣжимъ,
             Но, разъ узнавши, расцвѣтаемъ
             И страхъ лишь смѣхомъ поминаемъ.
             Смѣшно становится самимъ,
             Что мы, не знавъ любви, кричимъ.
                       И крикъ "ай-ай!" замѣнитъ смѣхъ
             Среди любви живыхъ утѣхъ.
             Любви, дѣвицы, не пугайтесь
             И ей смѣлѣе отдавайтесь!
             Увѣрю всѣхъ, увѣрю всѣхъ,
                       Что крикъ "ай-ай" замѣнитъ смѣхъ 62).
  
   Елена. Ты, вѣрно, влюбленъ, Пандаръ: такъ пѣть могутъ только влюбленные до ушей.
   Парисъ. Онъ охотникъ до голубей, а голубь, извѣстно, птица любви. Голуби горячатъ кровь, кровь -- мысли; мысли наводятъ на горячіе поступки, а въ горячихъ поступкахъ и состоитъ вся любовь.
   Пандаръ. О, какая дурная родословная любви! Горячая кровь, горячія мысли, горячіе поступки! Да вѣдь это змѣи, любезный князь, сущія змѣи! Неужели же любовь порожденіе змѣй? А что, кто былъ сегодня въ битвѣ?
   Парисъ. Гекторъ, Дейфобъ, Еленъ, Антеноръ и весь лучшій цвѣтъ Трои. Я тоже думалъ вооружиться, да Елена 63) не захотѣла. Какъ это случилось, что Троилъ не пошелъ въ сраженье?
   Елена. Онъ прилипъ къ чему-нибудь губами. Къ чему, любезный Пандаръ? Вѣдь ты все знаешь.
   Пандаръ. Не знаю, прелестная царица, не знаю! Самому бы хотѣлось узнать, что они такое затѣваютъ. (Парису) Такъ ты не забудешь извиниться за него передъ отцомъ?
   Парисъ. Нѣтъ, нѣтъ, не забуду.
   Пандаръ. До свиданья, прелестная царица.
   Елена. Поклонъ отъ меня Крессидѣ.
   Пандаръ. Передамъ непремѣнно. (Уходитъ Пандаръ, За сценой трубятъ отбой).
             Парисъ. Трубятъ отбой! Пойдемъ, мой другъ, въ покои
             Встрѣчать героевъ битвы. Ты поможешь
             Совлечь доспѣхи съ Гектора. Ужъ вѣрно
             Его броня скорѣе покорится
             Твоей прелестной ручкѣ, чѣмъ мечамъ
             Всѣхъ греческихъ князей. Ты, снявъ доспѣхи
             Съ героя Гектора, свершишь, что тщетно
             Старались сдѣлать принцы острововъ 64).
             Елена. Я съ гордостью исполню эту просьбу:
             Воздать услугу Гектору цѣню я
             Гораздо выше красоты.
             Парисъ.           О, другъ мой!
             Нѣтъ силъ сказать, какъ я тебя люблю 65)! (Уходятъ).
  

СЦЕНА 2-я.

Троя. Садъ Пандара.

(Пандаръ и слуга Троила встрѣчаются).

   Пандаръ. Эй, любезный, гдѣ твой господинъ? У моей племянницы?
   Слуга. Нѣтъ, онъ стоитъ у дверей и ждетъ, чтобъ вы проводили его къ ней.
   Пандаръ. А, вотъ и онъ! (Входитъ Троилъ).
   Пандаръ. Ну, что?
   Троилъ (слугѣ). Ступай прочь.
   Пандаръ. Видѣлъ ты Крессиду?
             Троилъ. О, нѣтъ, Пандаръ!-- Я лишь дошелъ до двери,
             Ведущей къ ней, и тамъ стоялъ, какъ духъ,
             Готовый переплыть чрезъ волны Стикса.
             О, будь моимъ Харономъ 66): переправь
             Меня въ счастливый край, гдѣ я бы могъ
             Забыть весь міръ среди лилейно-бѣлыхъ
             Цвѣтовъ любви! Сорви у Купидона
             Его цвѣтныя крылья и неси
             Меня къ моей Крессидѣ!
             Пандаръ.                     Погуляй
             Пока въ саду, а я пойду за нею. (Уходитъ Пандаръ).
             Троилъ. Я задыхаюсь!.. Пытка ожиданья
             Сожгла мнѣ кровь! Когда и мысль о счастьѣ
             Волнуетъ такъ, то что жъ бываетъ въ мигъ,
             Когда уста приникнутъ жадно къ кубку
             Самой любви!.. О, я боюсь, что смерть
             Сразитъ меня! Что, если я лишусь
             Сознанія иль вдругъ, найду, что это
             Блаженство выше силъ моихъ? Что я
             Тяжелъ и грубъ, чтобъ могъ имъ насладиться?
             Иль если я внезапно потеряю
             Способности для чувства наслажденья,
             Подобно какъ въ пылу горячей битвы
             Разятъ враговъ съ друзьями заодно?..

(Пандаръ возвращается).

   Пандаръ. Она одѣвается и сейчасъ придетъ. Ну, смотри, не ударь въ грязь лицомъ. Бѣдняжка точно испугалась привидѣнія и дрожитъ, какъ пойманный воробей въ рукѣ?

(Уходитъ Пандаръ).

             Троилъ. А развѣ я дрожу не точно такъ же!
             Мой пульсъ теперь сильнѣй, чѣмъ въ лихорадкѣ,
             И вся душа моя дрожитъ, какъ рабъ
             Предъ взоромъ властелина!

(Входятъ Пандаръ съ Крессидой).

   Пандаръ. Ну, иди, иди! Что ужъ теперь краснѣть! Стыдъ -- глупый ребенокъ. Вотъ тебѣ Крессида! Повтори ей самой тѣ клятвы, которыми клялся мнѣ. Куда же ты, куда? Охъ, вижу, что тебя надо усмирить, какъ сокола, не давая спать! Если вздумаешь бѣжать, то мы запряжемъ тебя въ оглобли... Что жъ ты ей ничего не скажешь? Открой покрывало и покажи намъ свое личико. Кажется, оба вы краснѣете предъ свѣтомъ дня. Ночью стакнулись бы скорѣй, а? Ну, поцѣлуй же ее, Троилъ, длиннымъ поцѣлуемъ,-- длиннымъ, какъ поземельное владѣнье 67). А вѣдь воздухъ здѣсь хорошъ! Эй, плотникъ, строй навѣсъ! Раскрывайте скорѣе другъ другу ваши сердца! Соколъ съ самкой, пускайтесь на охоту. Берегитесь теперь утки всей рѣки!
   Троилъ. Милая,-- ты лишила меня словъ!
   Пандаръ. Словами долговъ не платятъ:-- намъ подавай дѣла! Худо, если не хватитъ силы на нихъ. Поголубьтесь, поголубьтесь! Ну, кажется, дѣло пошло на ладъ! Теперь остается написать, что, за согласіемъ обѣихъ сторонъ, и такъ далѣе... Войдите же въ домъ, а я принесу огня. (Уходитъ Пандаръ).
   Крессида. Желаешь войти, мой другъ?
   Троилъ. О, Крессида,-- какъ долго ждалъ я этого счастья!
   Крессида. Да пошлютъ его намъ теперь боги!
   Троилъ. Да пошлютъ? Развѣ оно не въ нашихъ рукахъ? Что значитъ это сомнѣніе? Какую мутную помѣху видитъ моя милая въ чистомъ ручьѣ нашей любви?
   Крессида. Въ немъ больше мутной воды, чѣмъ свѣтлой, если мой страхъ не напрасенъ 68).
   Троилъ. О, не бойся! Страхъ и херувима обратитъ въ демона: онъ все портить, ничего не видя.
   Крессида. Зато видитъ разсудокъ; а если говоритъ онъ, то значитъ боязнь -- дѣло не пустое. Хуже будетъ, если мы забудемъ и боязнь и разсудокъ. Боясь зла, легче его избѣжать.
   Троилъ. О, пусть моя милая не знаетъ страха! Повѣрь мнѣ, что въ свитѣ бога любви чудовищъ не бываетъ.
   Крессида. Пусть такъ; но нѣтъ ли чего-либо чудовищнаго въ самой любви?
   Троилъ. Ничего, если не назвать чудовищными тѣ клятвы, которыя даютъ влюбленные въ пылу страсти. Выпить море, пойти въ огонь, рушить скалы, укротить тигра -- вотъ подвиги, которые, кажется, намъ легче исполнить для той, кого мы любимъ, чѣмъ ей ихъ задать. Вотъ все, что есть глупо-чудовищнаго въ любви. Но вѣдь и это происходитъ отъ того только, что воля безгранична, а силы ничтожны. Мы дѣлаемъ, что можемъ.
   Крессида. Я слышала, о мужчины, напротивъ, не выполняютъ десятой доли и того, что могутъ, не говоря уже о томъ, что обѣщаютъ. Вотъ что чудовищно: имѣть голосъ льва, а сердце зайца.
   Троилъ. Ужели есть такіе? Я не таковъ. Цѣни меня по тому, что я сдѣлаю. Пусть голова украшается вѣнцомъ, когда его заслужитъ. Не слѣдуетъ хвалить совершенства въ грядущемъ. Не нужно славы, пока не свершенъ подвигъ; а когда онъ свершенъ, то и слава излишня. Истинная вѣрность молчалива. Клянусь тебѣ, что сама зависть не найдетъ въ Троилѣ ничего, чѣмъ могла бы его очернить,-- развѣ только посмѣется въ безсильной злобѣ надъ его излишней вѣрностью; а вѣрность эта будетъ вѣрнѣе самой истины.
   Крессида. Желаешь войти, мой другъ?

(Пандаръ возвращается),

   Пандаръ. Какъ! Все еще краснѣете? Неужели вы не успѣли стакнуться?
   Крессида. Ну, дядя, я слагаю на тебя все, что выйдетъ изъ этой глупости.
   Пандаръ. Изволь, изволь:-- если это будетъ мальчишка, я позабочусь объ его воспитаніи. Будь вѣрна своему милому; а если онъ окажется непостояненъ -- я въ отвѣтѣ.
   Троилъ (Крессидѣ). Теперь ты знаешь заложниковъ нашего счастья: слово дяди и мою вѣрность.
   Пандаръ. И прекрасно! А за Крессиду я тебѣ также ручаюсь. Въ нашей семьѣ таковъ обычай: крѣпись долго, а разъ отдалась -- будь вѣрна! Она теперь, какъ репейникъ, не отцѣпится отъ тебя, если ты даже самъ вздумаешь ее бросить.
             Крессида. Я чувствую, что бодрость возвратилась
             Ко мнѣ опять: Троилъ, вѣдь я люблю
             Тебя уже давно!..
             Троилъ.           Такъ почему же
             Съ такимъ трудомъ досталась мнѣ, Крессида?
             Крессида. Такъ было лишь на видъ, но я на дѣлѣ
             Давно твоя, давно!-- отъ первой встрѣчи!
             Но, боги, что жъ я говорю? Вѣдь этакъ
             Я сдѣлаю тебя своимъ тираномъ.
             Безцѣнный мой!.. Нѣтъ, нѣтъ, я не любила
             Тебя тогда, а если и любила,
             То молча и крѣпясь,-- не такъ, какъ нынче,
             Когда молчать нѣтъ больше силъ! Но что же
             Опять я говорю! Слова бѣгутъ
             Во мнѣ быстрѣе воли, точно дѣти,
             Покинувшія мать. Не глупо ль тратить
             Напрасно такъ признанья? Кто жъ захочетъ
             Быть вѣренъ намъ, когда мы выдаемъ
             Себя на первомъ разѣ? Такъ узнай же,
             Что, и любя, я все же не искала
             Тебя встрѣчать, хотя жалѣла, правда,
             Зачѣмъ я не мужчина, чтобы сдѣлать
             Тебѣ признанье первой. О, закрой мнѣ,
             Мой милый, ротъ:-- я наскажу иначе
             Излишняго въ припадкѣ страсти! Видишь,
             Какъ ты своимъ молчаньемъ похищаешь
             Мои всѣ тайны сердца. Умоляю,
             Закрой мнѣ ротъ!
             Троилъ (цѣлуя ее). Изволь,-- какъ ни прискорбно
             Прервать такую музыку мнѣ!
             Пандаръ.                               Браво;
             Вотъ это ловко сдѣлано!
             Крессида.                     О, милый!
             Прости меня! Повѣрь, я не хотѣла
             Просить такъ поцѣлуя. Я стыжусь
             Сама себя. Позволь мнѣ, умоляю,
             Уйти отсюда прочь!
             Троилъ.           Уйти отсюда?..
             Пандаръ. Уйти?-- О, да,-- но лишь не раньше утра.
             Крессида. Ахъ, замолчи, Пандаръ!
             Троилъ.                               Что такъ тревожитъ
             Тебя, мой другъ?
             Крессида.           Мнѣ стыдно за себя!
             Троилъ. Но отъ себя уйти вѣдь невозможно.
             Крессида. Какъ знать! Быть-можетъ, можно: вѣдь уйдя,
             Я все жъ съ тобой останусь половиной
             Самой себя. Не правда ли, какъ глупо
             Отдать себя такъ въ рабство? О, Троилъ!
             Скажи, гдѣ умъ мой? Я совсѣмъ не помню,
             Что говорю!
             Троилъ.           Повѣрь, что тотъ, кто судитъ
             Такъ тонко и умно, отлично знаетъ,
             Что говоритъ.
             Крессида.           Такъ ты находишь больше
             Въ моихъ словахъ ума, чѣмъ пылкой страсти?
             Ты, можетъ-быть, подумаешь, что я
             Хочу тебя завлечь лишь? Ахъ, Троилъ!
             Повѣрь, что умъ со страстью несовмѣстны,
             А если и совмѣстны, то лишь развѣ
             Въ однихъ богахъ.
             Троилъ.           О, если бы я могъ
             Увѣриться умомъ, какъ вѣрю сердцемъ,
             Что ты способна вѣчно сохранить
             Ко мнѣ любовь и вѣчно оставаться
             Вѣрна, какъ въ первый мигъ, переживая
             Дары красы минутной постоянствомъ,
             Которое всегда бъ возобновлялось
             Скорѣй, чѣмъ въ жилахъ кровь! Да!-- если бъ я
             Умомъ постигнулъ также такъ, какъ вѣрю,
             Что я найду въ отвѣтъ моей любви
             И вѣрности къ тебѣ -- такія жъ точно --
             Какъ былъ тогда бъ я счастливъ! Но вѣдь я
             Простъ, какъ дитя, и въ силахъ только вѣрить,
             Не убѣждаясь!
             Крессида.           Я поспорю въ этомъ
             Съ тобой, Троилъ!
             Троилъ.           Священный споръ! Коль скоро
             Такъ споритъ съ правдой правда!-- Кто же будетъ-
             Правдивѣе изъ двухъ? Пускай въ грядущемъ
             Клянутся всю любовники Троиломъ!
             Пускай, изображая въ звонкихъ риѳмахъ
             Свою любовь и преданность, они,
             Наскучивши напраснымъ повтореньемъ
             Избитыхъ фразъ: "вѣрнѣй растенья солнцу,
             Голубки -- голубку, магнита -- стали,
             Земли -- своей срединѣ" -- пусть закончатъ
             Они стихи послѣднимъ выраженьемъ,
             Сказавъ: "вѣрнѣй Троила".
             Крессида.                     О, когда бы
             Сбылось твое пророчество! Пускай же
             И я, когда тебѣ не буду вѣрной,
             Навѣкъ останусь символомъ коварства
             Въ грядущихъ временахъ! Пусть тѣ, кто будутъ
             Любить впередъ, когда давно погибнетъ
             И память о быломъ; когда источитъ
             Дождемъ твердыни Трои и забвенье
             Покроетъ города -- пусть, повторяю,
             Они тогда, желая упрекнуть
             Въ невѣрности и истощивъ сравненья:
             "Коварна какъ вода, песокъ иль вѣтеръ,
             Какъ волкъ къ овцѣ, какъ мать вторая къ дѣтямъ" --
             Пусть кончатъ все, сказавши въ заключенье:
             "Коварна, какъ Крессида", чтобъ означить
             Всю глубину коварства на землѣ.
   Пандаръ. Прекрасно! Дѣло рѣшено и остается его запечатать! Давайте ваши руки. Если вы окажетесь невѣрны другъ-другу послѣ того, какъ я столько хлопоталъ, чтобъ васъ свести, то пусть всѣхъ сводниковъ зовутъ моимъ именемъ. Да, пусть всѣ вѣрные любовники будутъ ТроиЛами, невѣрныя любовницы -- крессидами, а всѣ сводники -- Пандарами 69)! Говорите "аминь".
   Троилъ. Аминь.
   Крессида. Аминь.
   Пандаръ. Теперь я вамъ покажу комнату и постель: жмите ее крѣпче, чтобъ она не разболтала вашихъ секретовъ. А затѣмъ пусть амуръ скажетъ всѣмъ сидящимъ здѣсь молчаливымъ дѣвицамъ,
             Чей скромный нравъ сѣтей любви робѣетъ,
             Что имъ постель Пандаръ достлать сумѣетъ 70).

(Уходятъ).

  

СЦЕНА 3-я.

Греческій лагерь.

(Входятъ Агамемнонъ, Улиссъ, Діомедъ, Несторъ, Аяксъ, Менелай и Калхасъ).

             Калхасъ. Теперь, князья, я вамъ представлю случай
             Почтить меня наградой за заслуги,
             Оказанныя вамъ. Вы не забыли,
             Конечно, то, что, обладая даромъ
             Пророчества, я предалъ стѣны Трои
             Во власть боговъ и заслужилъ названье
             Измѣнника, покинувъ этотъ городъ.
             Я въ немъ покинулъ все, смѣнивъ довольство
             На призрачное счастье, и оставилъ
             Своихъ друзей, знакомыхъ -- словомъ, все,
             Къ чему привыкъ давно, вполнѣ отдавшись
             На службу вамъ. Теперь мнѣ чуждъ и новъ
             Весь этотъ міръ: я въ немъ терплю лишь горе.
             Поэтому рѣшаюсь я просить
             Воздать мнѣ благодарностью и темъ
             Исполнить хоть одно изъ обѣщаній,
             Давно ужъ данныхъ мнѣ.
             Агамемнонъ.           Скажки, троянецъ,
             Что хочешь ты?
             Калхасъ.           Вчера взятъ вами въ плѣнъ
             Троянецъ Антеноръ. Онъ, мнѣ извѣстно,
             Цѣнимъ высоко въ Троѣ. Вы не разъ
             Хотѣли обмѣнить мою Крессиду
             На взятыхъ въ плѣнъ троянцевъ, но враги
             Намъ каждый разъ отказывали въ этомъ.
             Но Антеноръ такъ важенъ для Пергама,
             Что, я увѣренъ въ томъ, они рѣшатся
             Отдать въ обмѣнъ его хоть принца крови
             Потребуйте жъ, достойные князья,
             Въ обмѣнъ его Крессиду: этимъ вы
             Заплатите съ лихвой мнѣ за услуги,
             Оказанныя вамъ.
             Агамемнонъ.           Пусть Діомедъ
             Идетъ въ Пергамъ и приведетъ Крессиду:
             Калхасъ получитъ должное. (Діомеду) Ступай же
             И постарайся выполнить искуснѣй
             Такое порученье; кстати также
             Узнай, придетъ ли Гекторъ завтра утромъ
             На бой, какъ рѣшено; Аяксъ готовъ ужъ.
             Діомедъ. Я съ гордостью исполню, славный вождь,
             Такое порученье. (Діомедъ и Калхасъ уходятъ).

Ахиллъ и Патроклъ выходятъ изъ своихъ ставокъ.

             Улиссъ. Смотрите -- вотъ Ахиллъ! Пройдемте мимо
             Его шатра съ небрежнымъ, гордымъ видомъ,
             Чтобъ показать, что онъ давно забытъ
             И презрѣнъ всѣми нами. Я пройду
             Всѣхъ послѣ. Онъ, навѣрное, захочетъ
             Спросить, что это значитъ;-- и тогда
             Сумѣю отчитать ему я должный
             Отвѣтъ за спесь: пусть онъ его проглотитъ,
             Какъ доброе лѣкарство. Вѣдь кичливость
             Не можетъ увидать себя иначе,
             Какъ въ зеркалѣ;-- когда жъ ей потакаютъ,
             То тѣмъ ее лишь больше разжигаютъ.
             Агамемнонъ. Совѣтъ хорошъ. Пройдемте же, не глядя
             На гордеца. Пускай не отвѣчаетъ
             Никто ему поклономъ иль отвѣтитъ
             Небрежно и съ презрѣньемъ: этимъ мы.
             Я знаю, оскорбимъ его сильнѣе,
             Чѣмъ просто невниманьемъ. Я пройду
             Впередъ другихъ.
             Ахиллъ.           Не снова ль ты намѣренъ
             Со мною говорить?-- Отвѣтъ мой тотъ же:
             Я не дерусь!
             Агамемнонъ (Нестору). Что онъ тамъ говоритъ?
             Онъ, кажется, желаетъ разговора.
   Несторъ (Ахиллу). Ты хочешь говорить съ Агамемнономъ?
   Ахиллъ. Нимало.
   Несторъ. Нѣтъ, славный вождь.
   Агамемнонъ. Тѣмъ лучше. (Уходитъ съ Несторомъ).
   Ахиллъ (Менелаю). Здравствуй, Менелай.
   Менелай. Хорошо, хорошо! (Уходитъ).
   Ахиллъ. Что это? Не вздумалъ ли этотъ рогоносецъ смѣяться надо мной?
   Аяксъ. Что скажешь, Патроклъ?
   Ахиллъ. Добрый день, Аяксъ.
   Аяксъ. А?
   Ахиллъ. Добрый день.
   Аяксъ. Ну и завтра пусть будетъ такой же. (Уходитъ).
             Ахиллъ. Они рехнулись, что ли, иль забыли,
             Что я Ахиллъ?
             Патроклъ.           Дивлюсь: они прошли
             Съ презрѣньемъ на лицѣ, тогда какъ прежде,
             Завидѣвши Ахилла, посылали
             Ему впередъ улыбку, преклоняясь,
             Какъ передъ алтаремъ.
             Ахиллъ.          Что жъ это значитъ?
             Иль я упалъ такъ низко? Мнѣ извѣстно,
             Что люди покидаютъ насъ со счастьемъ:
             Тотъ, кто упалъ, прочтетъ свое паденье
             Въ глазахъ людей въ одинъ моментъ съ паденьемъ.
             Хвала людей, какъ крылья мотылька,
             Плѣняетъ насъ, пока блеститъ лишь солнце.
             Никто ни разу не былъ почитаемъ
             Самъ по себѣ:-- насъ чтутъ лишь за дары
             Слѣпого случая, за славу, деньги
             Иль доблести; а кто теряетъ ихъ --
             Теряетъ вмѣстѣ съ тѣмъ любовь людскую,
             Державшуюся ими. Но, по счастью,
             Я не таковъ! Фортуна не измѣнитъ
             Мнѣ никогда, и я до сей поры
             Владѣю всѣмъ, чѣмъ пользовался прежде.
             Откуда жъ эта холодность? Какъ смѣли
             Они меня презрѣть взамѣнъ былыхъ
             Искательствъ и учтивостей? Но вотъ
             Идетъ Улиссъ, и погруженный въ чтенье.
             Прерву его.-- Улиссъ!
             Улиссъ.                     Чего желаетъ
             Великій сынъ Ѳетиды?
             Ахиллъ.                     Что читалъ ты?
             Улиссъ. Чудакъ какой-то пишетъ, будто тотъ,
             Кто одаренъ природою богатствомъ,
             И внутреннимъ и внѣшнимъ, никогда
             Не можетъ знать цѣны тому богатству
             И пользоваться имъ, не проливая
             Его вокругъ себя; что лишь тогда,
             Когда богатство наше согрѣваетъ,
             Другихъ людей -- мы можемъ ощутить
             Его тепло обратнымъ отраженьемъ.
             Ахиллъ. Тутъ нѣтъ мудренаго: никто не можетъ
             Судить о собственной красѣ, но долженъ
             Довѣриться глазамъ другихъ. Такъ точно
             И самый глазъ, хоть онъ и дивный органъ,
             [Не можетъ видѣть самъ себя, не выйдя
             Изъ собственной орбиты]; 71) но зато
             Онъ можетъ увидать себя, глядясь
             Въ другой подобный глазъ же. Созерцанье
             Самихъ себя возможно лишь тогда,
             Когда оно сначала посѣтило
             Другой предметъ и отъ него вернулось
             Обратно къ намъ. Тутъ нечему дивиться.
             Улиссъ. Твои слова не новость. Я не спорю
             О томъ, что знаютъ всѣ; но авторъ пишетъ,
             Что будто человѣкъ никакъ не можетъ
             Увидѣть самъ, что въ немъ безспорно есть
             Хорошаго, покуда не раздѣлитъ
             Того добра съ другими, и что даже
             Не можетъ знать онъ правды о своихъ
             Достоинствахъ, покуда будетъ слушать
             О нихъ хвалы другихъ, чей голосъ склоненъ
             Лишь ложно увеличить ихъ значенье,
             Подобно отраженью солнца въ стали
             Иль эха въ круглой аркѣ. Это все
             Извѣстно ужъ давно; но дѣло въ томъ,
             Что я, читая книгу, поневолѣ
             Сталъ думать объ Аяксѣ. Боги, вотъ
             Предметъ для изученья:-- глупъ, какъ лошадь,
             Негоденъ съ виду ни къ чему -- и что же?
             Случилось же, что низкое по виду
             Вдругъ стало нужно всѣмъ! Поутру онъ
             Пойдетъ на битву съ Гекторомъ, въ которой
             Прославится навѣки. Вотъ какъ часто
             Случается, что слава достается
             Не тѣмъ, кому бы должно! Вотъ какъ счастье,
             Презрѣвъ однихъ, дарами осыпаетъ
             Того, кто ихъ не ждалъ! Какъ иногда
             Умѣютъ люди пользоваться спесью
             Другихъ людей, тогда какъ самъ спесивецъ
             Не видитъ ничего, спокойно сидя
             Въ своемъ самодовольствѣ. Посмотри,
             Какъ всѣ вожди наперерывъ стремятся
             Почтить глупца Аякса! Какъ они
             Стоятъ предъ нимъ и треплютъ по плечу
             Его, какъ будто онъ ужъ наступилъ
             На грудь героя Гектора и Троя
             Трепещетъ вся!
             Ахиллъ.           Да, да, я видѣлъ самъ,
             Что всѣ они прошли передо мною,
             Какъ скряги мимо нищаго, не вздумавъ
             Отвѣтить мнѣ поклономъ. Неужели
             Я точно позабытъ?
             Улиссъ.           Что станешь дѣлать?
             У времени привѣшенъ за спиной
             Большой мѣшокъ, куда оно бросаетъ
             Все, что прошло, въ подачку для забвенья --
             Для этого чудовища, которымъ
             Глотаются всѣ славныя дѣла
             Тотчасъ по ихъ свершеньи. Слава можетъ
             Жить только непрерывностью дѣяній.
             Что сдѣлано, покроется немедля,
             Какъ старый панцырь, ржавчиной и можетъ
             Въ насъ возбудить одну насмѣшку. Тотъ,
             Кто ищетъ вѣчной славы, долженъ твердо
             Занять тропинку къ ней, не дозволяя
             Итти по ней другимъ; иначе зависть,
             Имѣющая сотни сыновей,
             Пошлетъ немедля ихъ за нимъ въ погоню.
             А давши разъ столкнуть себя съ дороги,
             Мы больше ужъ не встанемъ. Слава бурно
             Промчится мимо насъ, какъ наводненье,
             [И мы лежать останемся, какъ лошадь,
             Погибшая въ бою, которой трупъ
             Пригоденъ лишь служить другимъ въ защиту] 72).
             И все тогда, что бъ мы ни совершили,
             Послужитъ въ прокъ другимъ, хоть ихъ дѣла
             Гораздо ниже нашихъ. Время схоже
             Съ хозяиномъ, который, распрощавшись
             Кой-какъ съ ушедшимъ гостемъ, поспѣшаетъ
             Встрѣчать другихъ съ привѣтливой улыбкой.
             "Прощай" звучитъ холодностью, а "здравствуй"
             Встрѣчаетъ насъ съ привѣтомъ. Невозможно
             Найти привѣтъ за прошлое. Дары,
             Ниспосланные намъ:-- заслуги, разумъ,
             Рожденье, красота, любовь и дружба --
             Подвержены губительнымъ ударамъ
             Завистливаго времени. Въ одномъ
             Согласны только люди: имъ всегда
             Милѣе тотъ, кто ходитъ въ новомъ платьѣ,
             Будь даже это платье перешито
             Изъ старыхъ лоскутковъ. То, что блеститъ,
             Какъ золото, нерѣдко цѣнятъ выше
             Чѣмъ золото, когда оно покрыто
             Снаружи слоемъ грязи. Современность
             Влечется къ современному. Оставь же,
             Достойный мужъ, дивиться, что ахейцамъ
             Вдругъ дорогъ сталъ Аяксъ. Кто заявляетъ
             Себя въ глазахъ движеньемъ -- поражаетъ
             Глаза сильнѣй, чѣмъ тотъ, кто остается
             Лежать въ покойной лѣни. Было время,
             Когда и ты цѣнимъ былъ высоко
             Ахейцами и можешь впредь достигнуть
             Того же уваженья, если только
             Не скроешь навсегда въ своей палаткѣ,
             Какъ въ гробѣ, всѣхъ способностей, которымъ
             Завидовалъ, бывало, самый Марсъ,
             Увидѣвши тебя на полѣ битвы.
             Ахиллъ. Я дѣйствую не зря и удалился
             Не безъ причинъ.
             Улиссъ.           Но если есть другія,
             Важнѣе и которыя зовутъ
             Тебя назадъ... Ахиллъ! вѣдь намъ извѣстно:
             Ты любишь дочь Пріама 73).
             Ахиллъ.                     Ха! извѣстно?
             Улиссъ. Тутъ дива нѣтъ:-- во всякомъ государствѣ
             Извѣстны сокровеннѣйшія мысли
             Тѣхъ, кто стоитъ въ главѣ, какъ знаетъ Плутусъ
             Песчинки драгоцѣннаго металла,
             Сокрытыя въ землѣ. Людское мнѣніе
             Прочтетъ почти съ предвидѣньемъ боговъ
             Все, что затѣютъ высшіе. Хоть это
             И кажется чудеснымъ, но на дѣлѣ
             Бываетъ такъ. Повѣрь, твои сношенья
             Съ троянцами извѣстны всѣмъ не меньше,
             Чѣмъ знаешь ихъ ты самъ. Но Ахиллесъ
             Скорѣй гордиться бъ долженъ былъ побѣдой
             Надъ Гекторомъ, чѣмъ юной Поликсеной.
             Что скажетъ Пирръ 74), оставшійся теперь
             Въ родномъ краю, когда пройдетъ молва
             Изъ устъ эллинскихъ дѣвъ, поющихъ дружно,
             Что Гектора сестра заполонила
             Великаго Ахилла, но Аяксъ
             Сразилъ героя Гектора? Прощай
             И внемли слову друга: твой противникъ
             Стоитъ на льду -- умѣй его сломить,
             Чтобъ славу дней минувшихъ возвратить. (Уходитъ Улиссъ).
             Патроклъ. Я говорю давно тебѣ о томъ же.
             Изнѣженный мужчина вѣдь презрѣннѣй,
             Чѣмъ женщина, которая захочетъ
             Держать себя мужчиной. Ты своимъ
             Бездѣйствіемъ срамишь меня не меньше,
             Чѣмъ самъ себя: здѣсь всѣ убѣждены,
             Что это я, съ душой, наклонной къ миру,
             Успѣлъ склонить тебя къ тому жъ. Проснись же,
             Безцѣнный другъ, и сбрось съ себя оковы
             Изнѣженной любви! Возстань, какъ левъ,
             Стряхающій росу съ могучей гривы!
             Ахиллъ. Пойдетъ ли въ бой Аяксъ?
             Патроклъ.                               Пойдетъ навѣрно
             И, можетъ-быть, прославится.
             Ахиллъ.                               Я вижу,
             Что честь моя поставлена на ставку,
             И слава можетъ пасть.
             Патроклъ.                     Такъ поспѣши же
             Поднять ее скорѣй! Нѣтъ ранъ опаснѣй,
             Чѣмъ тѣ, какія мы себѣ наносимъ
             Своей рукой. Теряя даромъ случай
             Себѣ помочь, мы придаемъ лишь силъ
             Грозящему несчастью, а оно
             Впивается въ людей, какъ лихорадка,
             Всего скорѣй въ минуты тѣ, когда
             Мы дремлемъ беззаботно подъ лучами
             Живительнаго солнца.
             Ахиллъ.                     Позови
             Сюда ко мнѣ Терсита: я пошлю
             Его къ Аяксу. Пусть онъ приведетъ
             Ко мнѣ вождей троянскихъ послѣ битвы.
             Мнѣ страхъ какъ захотѣлось посмотрѣть
             На доблестнаго Гектора безъ шлема
             И въ дружеской бесѣдѣ. (Входитъ Терситъ).
             Ахиллъ.                     Не трудись:
             Вотъ онъ и самъ.
   Терситъ. Удивительное приключенье!
   Ахиллъ. Что такое?
   Терситъ. Аяксъ шагаетъ по полю и ищетъ самого себя.
   Ахиллъ. Какъ это?
   Терситъ. Завтра онъ дерется съ Гекторомъ и напустилъ на себя въ предчувствіи геройской потасовки такое глупѣйшее чванство, что болтаетъ безъ умолку, самъ себя не понимая.
   Ахиллъ. Что же онъ дѣлаетъ?
   Терсить. Что? Ходитъ взадъ и впередъ, какъ павлинъ; ворчитъ, точно хозяйка харчевни, спутавшаяся въ счетахъ; кусаетъ съ важнымъ видомъ губы, точно хочетъ сказать: "о, вотъ-то умъ въ этой головѣ!" Можетъ-быть, онъ въ ней и есть, да только, какъ огонь въ кремнѣ: пока не стукнутъ, не обнаружится. Совсѣмъ пропалъ человѣкъ! Если Гекторъ не проломитъ ему головы въ битвѣ, то она у него лопнетъ сама собой отъ избытка чванства. Я сказалъ ему: "Здравствуй, Аяксъ", а онъ брякнулъ въ отвѣтъ: "Спасибо, Агамемнонъ". Что вы скажете о человѣкѣ, который принялъ меня за вождя? Онъ совсѣмъ превратился въ какое-то земноводное чудище. Вотъ вамъ и плоды славы 75). Вѣрно, и у ней есть своя изнанка, какъ у кожаной фуфайки.
   Ахиллъ. Сходи отъ меня къ нему, Терсить.
   Терситъ. Къ нему? Да онъ ни съ кѣмъ не хочетъ говорить 76). Разговоръ не по его части; онъ у него въ кулакахъ. Давайте -- я вамъ его представлю. Пусть Патроклъ меня разспрашиваетъ: вы увидите копію съ Аякса.
   Ахиллъ. Ну, хорошо. Скажи, Патроклъ, что я покорно прошу храбрѣйшаго Аякса пригласить доблестнаго Гектора прійти безъ оружія въ мою палатку и ручаюсь ему за безопасность отъ имени дважды-трижды-четырежды знаменитаго вождя Агамемнона. Начинай!
   Патроклъ. Юпитеръ да благословитъ великаго Аякса!
   Терситъ. А?
   Патроклъ. Я присланъ доблестнымъ Ахилломъ.
   Терситъ. Гм!
   Патроклъ. Съ просьбою пригласить Гектора въ его палатку.
   Терситъ. А?
   Патроклъ. И поручиться за его безопасность именемъ Агамемнона.
   Терситъ. Агамемнона?
   Патроклъ. Да, великій мужъ.
   Терсить. Гм!
   Патроклъ. Что прикажешь отвѣчать?
   Терситъ. Юпитеръ да будетъ съ тобой!
   Патроклъ. Я жду отвѣта.
   Терситъ. Если завтра будетъ хорошій день -- я приду въ одиннадцать часовъ. Скажи, что онъ во всякомъ случаѣ не уйдетъ отъ расплаты.
   Патроклъ. Это твой отвѣтъ?
   Терситъ. Прощай, отъ всего сердца!
   Ахиллъ. Неужели онъ въ самомъ дѣлѣ такъ настроенъ?
   Терситъ. Онъ скорѣе совсѣмъ разстроенъ. То-то будетъ музыка, когда Гекторъ начнетъ тузить его по башкѣ! Впрочемъ, я думаю, что изъ него ничего не выйдетъ, если бы даже самъ Аполлонъ сдѣлалъ струны изъ его жилъ.
   Ахиллъ. Ты сейчасъ отнесешь къ нему письмо.
   Терситъ. Дай другое къ его лошади: она пойметъ лучше.
   Ахиллъ. Мой духъ смущенъ, какъ ключъ во время бури. Я самъ въ немъ не могу увидѣть дна.

(Патроклъ и Ахиллъ уходятъ).

   Терситъ. Желаю потоку твоего ума снова сдѣлаться свѣтлымъ, чтобъ я могъ напоить въ немъ хоть осла. Право, я соглашусь скорѣе быть вошью овцы, чѣмъ храбрымъ дуракомъ.

(Уходитъ).

  

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Троя. Улица. Ночь.

(Входятъ съ одной стороны Эней съ служителемъ, несущимъ факелъ; съ другой -- Парисъ, Дейфобъ, Антеноръ, Діомедъ и др. также съ факелами).

             Парисъ. Эй! Кто идетъ?
             Дейфобъ.                     Эней.
             Эней.                                         Какъ, князь Парисъ!--
             Ты всталъ уже? Клянусь Зевесомъ, если бъ
             Я былъ тобой, то развѣ только крайность
             Могла бъ меня заставить такъ покинуть
             Мою подругу ночью.
             Діомедъ.           Я согласенъ
             Вполнѣ съ тобой, достойный князь Эней.
             Парисъ. Позволь тебѣ представить Діомеда:
             Онъ храбрый грекъ.-- Ты, кажется, объ этомъ
             Свидѣтельствовать самъ на-дняхъ разсказомъ,
             Какъ онъ тебя преслѣдовалъ въ бою
             Въ теченье многихъ дней.
             Эней.                               Прими привѣтъ мой,
             Достойный вождь! Будь здравъ, покуда длятся
             Минуты перемирія; но только
             Пройдутъ онѣ,-- то знай, я пожелаю
             Тебѣ такой погибели, какую
             Способны нанести лишь мечъ и храбрость.
             Діомедъ. Я принимаю оба пожеланья:
             Пусть будемъ здравы мы во время мира;
             Но чуть опять сведетъ насъ случай битвы,
             Я буду, какъ охотникъ, безъ устатка
             Разить тебя, насколько хватитъ силъ
             Эней. И ты пойдешь на львиную охоту!
             Твой врагъ покинетъ битву, обратившись
             Лицомъ къ тебѣ; теперь же я всѣмъ сердцемъ
             Привѣтствую тебя; -- порукой въ этомъ
             Анхиза честь; -- клянусь рукой Венеры 77),
             Что врядъ ли кто сочувствуетъ такъ сильно
             Тому, кого желаетъ умертвить,
             Какъ я тебѣ!
             Діомедъ.           Я отвѣчаю тѣмъ же;
             Молю боговъ, да даруютъ они
             Энею жизнь на многія столѣтья,
             Коль скоро эта жизнь нужна не будетъ
             Для славы Діомеда, и пускай
             Погибнешь ты хоть завтра же, пронзенный
             Во всѣхъ суставахъ, если этой смертью
             Прославишь ты меня!
             Эней.                               Итакъ, мы знаемъ
             Другъ друга хорошо.
             Діомедъ.           Надѣюсь, впредь
             Дадимъ мы знать еще другъ другу лучше
             Себя, сошедшись въ битвѣ.
             Парисъ.                     Вотъ, по правдѣ,
             Учтивѣйшій привѣтъ враговъ, который
             Случалось слышать мнѣ! Любовь и злоба
             Сошлись здѣсь вмѣстѣ. Для чего жъ, Эней,
             Ты всталъ такъ рано поутру?
             Эней.                                         Я призванъ
             Немедля во дворецъ царемъ; зачѣмъ же --
             Пока еще не знаю.
             Парисъ.           Я могу
             Сказать, зачѣмъ: ты долженъ съ этимъ грекомъ
             Пойти къ Калхасу въ домъ и тамъ немедля
             Ему вручить прелестную Крессиду
             Въ обмѣнъ за Антенора. Если хочешь,
             То мы пойдемъ всѣ вмѣстѣ. Мнѣ сдается,
             Иль, лучше говоря, я въ томъ увѣренъ,
             Что братъ Троилъ провелъ тамъ ночь. Намъ надо
             Поднять его и объяснить причину,
             Зачѣмъ пришли. Едва ли, признаюсь,
             Онъ приметъ насъ съ улыбкой.
             Эней.                                         Да и я
             Держусь того же мнѣнья. Для Троила
             Пріятнѣй было бъ видѣть грековъ въ Троѣ,
             Чѣмъ въ станѣ ихъ Крессиду.
             Парисъ.                               Что же дѣлать!
             Другого средства нѣтъ; -- такъ поступить
             Велитъ необходимость. Проходи же,
             Эней, впередъ,-- мы слѣдуемъ немедля.
             Эней. Такъ до свиданія. (Уходитъ Эней со служителемъ).
             Парисъ. Скажи, какъ другу,
             Мнѣ, Діомедъ,-- кто въ мнѣніи твоемъ
             Имѣетъ больше правъ владѣть Еленой:
             Я или Менелай?
             Діомедъ.           По правдѣ, оба
             Вы стоите ея. Онъ -- потому что,
             Закрывъ глаза на женино распутство,
             Упрямо домогается добыть
             Ее назадъ, накликавъ столько бѣдствій
             На цѣлый міръ; а ты -- какъ покровитель
             Распутницы, который точно такъ же
             Нимало не стѣсняется стыдомъ
             Губить изъ-за подобнаго предмета
             Своихъ друзей. Онъ, какъ рогатый быкъ,
             Упрямо уперся на томъ, чтобъ выпить
             Подонки грязной бочки, а тебѣ
             Не совѣстно прижить себѣ дѣтей
             Съ развратницей. Коль скоро взвѣсить васъ,
             То эта дрянь, куда она ни встанетъ,
             Рычагъ вѣсовъ къ себѣ не перетянетъ.
             Ларисъ. Ты слишкомъ ужъ жестокъ къ своей землячкѣ.
             Діомедъ. Не я жестокъ,-- она чрезчуръ жестока
             Къ моей землѣ. Подумай, есть ли капля
             Ея развратной крови, для которой
             Не палъ въ сраженьи грекъ? Найдется ль скрупулъ
             Въ ея распутномъ тѣлѣ, не принесшій
             Погибели троянцу? Если взять
             И счесть ея слова всѣ, то навѣрно
             За каждое, какое лишь успѣла
             Она сказать во весь пустой свой вѣкъ,
             Сраженъ въ бою троянецъ или грекъ!
             Парисъ. Любезный Діомедъ! Ты, какъ купецъ,
             Умышленно бранишь товаръ, который
             Не прочь бы самъ купить. Но мы молчимъ
             И не начнемъ расхваливать напрасно,
             Что продавать далеко несогласны.
             Дорога наша здѣсь. (Уходятъ).
  

СЦЕНА 2-я.

Троя. Дворъ при домѣ Пандара. Утро.

(Входятъ Троилъ и Крессида).

             Троилъ. Вернись, мой другъ: -- здѣсь холодно и сыро.
             Крессида. Я только кликну дядю, чтобъ онъ отперъ
             Тебѣ, мой милый, двери,
             Троилъ.                     Не трудись
             Его напрасно звать; ступай скорѣе
             Назадъ въ постель; закрой спокойно глазки
             И спи, какъ беззаботное дитя.
             Крессида. Прощай же, милый.
             Троилъ.                               Ахъ, уйди скорѣе!
             Прошу тебя.
             Крессида.           Ты, кажется, ужъ началъ
             Со мной скучать.
             Троилъ.           О, другъ мой! Вѣдь, что если бъ
             Шептанье птицъ не пробудило дня,
             И ночь еще своимъ густымъ покровомъ
             Скрывала наше счастье -- я никакъ
             Не бросилъ бы тебя.
             Крессида.           Какъ эта ночь
             Промчалась незамѣтно!
             Троилъ.                     Злая вѣдьма!
             Она всегда ползетъ за шагомъ шагъ
             Во время зла и горя, но несется
             Быстрѣй, чѣмъ мысль, въ минуты наслажденья.
             Но, право, ты простудишься: -- прошу я,
             Уйди скорѣй!
             Крессида.           Побудь же здѣсь со мною.
             Вотъ правду говорятъ, что вы, мужчины,
             Насъ цѣните не долго. Вотъ какъ глупо
             Я сдѣлала, тебѣ отдавшись сразу:
             Мнѣ надо бы помучить хорошенько
             Тебя сперва, чтобъ ты не торопился
             Такъ скоро убѣгать.-- Тс!-- кто тамъ ходить?
   Пандаръ (за сценой). Это что? Отчего всѣ двери настежь?
   Троилъ. Это твой дядя.
             Крессида. Ну, вотъ, забрался во-время! Пожалуй,
             Начнетъ опять острить: ужъ я предвижу,
             Что ждетъ меня.

(Входитъ Пандаръ).

   Пандаръ. Кто тутъ? А, это вы! Ну, что новаго? Гдѣ моя племянница? Гдѣ дѣвочка Крессида?'
             Крессида. Поди ты прочь, насмѣшникъ! Самъ наткнулъ
             Меня на эту глупость, да смѣется.
   Пандаръ. Наткнулъ! На что я тебя наткнулъ? Ну-ка, скажи, скажи.
             Крессида. Пожалуйста, молчи!-- ты самъ не можешь
             Держать себя порядочно, такъ хочешь
             Испортить и другихъ себѣ въ придачу.
   Пандаръ. Ха-ха! О, глупая головушка 78)! Ты, кажется, не въ духѣ или дурно спала ночь? Экій ты негодный, Троилъ! Не далъ племянницѣ порядкомъ заснуть. (Стучатъ въ двери).
             Крессида. Ну, вотъ еще стучитъ тамъ кто-то! Пусть бы
             Разбилъ онъ лобъ дверями! Сбѣгай, дядя,
             Узнай, кто тамъ. Войдемъ, мой другъ, покамѣстъ
             Со мною въ домъ. Смѣешься ты?.. Ахъ, гадкій!
             Какъ будто я...
             Троилъ.           Ха-ха!
             Крессида.                     Ошибся, милый:
             Не думала нимало. (Стучатъ). Кто же это
             Стучится тамъ? Ахъ, скроемся скорѣе!
             Я не взяла бъ въ подарокъ цѣлой Трои
             За то, чтобъ насъ застали здѣсь вдвоемъ.

(Уходятъ Троилъ и Крессида).

             Пандаръ (подходя къ двери). Кто тамъ? Что случилось? Или ты хочешь выломать двери? Что тамъ такое?

(Входитъ Эней).

   Эней. Съ добрымъ утромъ.
             Пандаръ. Кто тамъ? Эней!-- Тьфу, пропасть, я тебя
             И не узналъ! Зачѣмъ пришелъ такъ рано?
             Эней. Не здѣсь ли князь Троилъ?
             Пандаръ. Троилъ?-- Что ему здѣсь дѣлать?
             Эней. Ну, полно, не хитри; -- онъ здѣсь, я знаю.
             Мнѣ надо съ нимъ увидѣться сейчасъ.
   Пандаръ. Ну, если онъ здѣсь, такъ эту новость я слышу отъ тебя: -- я самъ только-что пришелъ. Не понимаю, что ему здѣсь дѣлать.
   Эней. Ему что дѣлать?-- Однако что съ тобой болтать. Зови его скорѣе. Вѣдь ты, скрывая его, повредишь ему больше, чѣмъ выдавъ. Зови же его, а тамъ, пожалуй, можешь опять не знать, что онъ здѣсь. (Пандаръ уходитъ. Входитъ Троилъ).
   Троилъ. Что тутъ такое случилось?
             Эней. Прошу прощенья, князь, что не могу
             Привѣтствовать тебя, какъ должно: дѣло
             Не терпитъ проволочки. Здѣсь у двери
             Стоятъ Парисъ, Дейфобъ, а съ ними вмѣстѣ
             Ахеецъ Діомедъ, приведшій къ намъ
             Обратно Антенора. Мы должны
             Отправить съ нимъ еще до жертвы утромъ
             Прелестную Крессиду.
             Троилъ.                     Такъ рѣшили?..
             Эней. Пріамъ съ своимъ совѣтомъ. Всѣ они
             Идутъ сюда, чтобъ выполнить рѣшенье
             Немедленно.
             Троилъ.           О, счастье! Какъ ты горько
             Смѣешься надо мной! Бѣгу скорѣе
             Навстрѣчу имъ. Эней, будь добръ, скажи,
             Что ты меня не видѣлъ здѣсь.
             Эней.                                         Природа
             Скорѣе намъ свои откроетъ тайны,
             Чѣмъ я чужой секретъ 79).

(Эней и Троилъ уходятъ. Входитъ Пандаръ).

   Пандаръ. Вотъ тебѣ разъ! Едва успѣлъ найти, и приходится терять снова. Чортъ бы побралъ Антенора! Бѣдный Троилъ навѣрно сойдетъ съ ума. Чтобъ проказа схватила Антенора! Пусть бы сломалъ онъ шею! (Входитъ Крессида).
             Крессида. Что здѣсь за шумъ?-- Что такое случилось?
   Пандаръ. Ахъ!
             Крессида. О чемъ ты такъ вздыхаешь?-- Гдѣ Троилъ?
             Что сдѣлалось?-- Скажи скорѣе, дядя...
   Пандаръ. Отъ души желаю провалиться сквозь землю.
   Крессида. О, боги! Что такое случилось?
   Пандаръ. Уходи; уходи скорѣй! Лучше, если бъ ты не рождалась вовсе! Ты его убьешь! О, бѣдный малый! Пусть зараза падаетъ на Антенора!
   Крессида. Дядя! На колѣняхъ умоляю тебя: скажи мнѣ, въ чемъ дѣло?
   Пандаръ. Въ чемъ дѣло? Тебя продали, бѣдная дѣвочка! Вымѣняли на Антенора! Ты должна итти къ отцу и покинуть Троила. Онъ умретъ, бѣдняга! Онъ этого не вынесетъ.
   Крессида. Милосердные боги! Я не пойду!
   Пандаръ. Тебя принудятъ, бѣдняжка.
             Крессида. Я не хочу! Что мнѣ отецъ! Мнѣ чужды
             Родства и крови узы! Мнѣ Троилъ
             Теперь милѣ! всего, что есть на свѣтѣ!
             Пусть небеса, коль я его покину,
             Оставятъ навсегда за мною имя
             Коварства и измѣны! Время можетъ
             Убить во мнѣ блескъ, юность, красоту;
             Но ни оно, ни смерть, ни всѣ насилья
             Не вырвутъ никогда любви къ Троилу!..
             Она во мнѣ останется недвижна,
             Какъ центръ земли. О, я уйду, чтобъ плакать!..
             Пандаръ. Плачь, плачь, бѣдняжка!
             Крессида.                               Рвитесь, рвитесь, пряди
             Моихъ волосъ! Царапины и пятна,
             Покройте щеки мнѣ! Прервись мой голосъ,
             И сердце разорвись подъ тяжкимъ вздохомъ,
             Сказавъ: "Троилъ!" -- Я не пойду изъ Трои!.. (Уходятъ).
  

СЦЕНА 3-я.

Троя. Передъ домомъ Пандара.

(Парисъ, Эней, Дейфобъ, Антеноръ, Діомедъ и Троилъ).

             Парисъ. Насталъ ужъ часъ, назначенный, чтобъ выдать
             Крессиду Діомеду. Братъ Троилъ,
             Ступай сказать объ этомъ ей и кстати
             Поторопи ее.
             Троилъ.           Войдите въ домъ.
             Я тотчасъ приведу ее, и знайте,
             Что въ горькій мигъ, когда моя рука
             Коснется Діомеда, отдавая
             Ему мою Крессиду, буду я
             Схожъ съ бѣднякомъ, кому судьба принесть
             Велѣла въ жертву собственное сердце.
             Парисъ. Сочувствую вполнѣ; я знаю самъ,
             Что значитъ полюбить. Повѣрь, тебѣ я
             Душевно радъ помочь. Друзья, идемте! (Уходятъ).
  

СЦЕНА 4-я.

Комната въ домѣ Пандара.

(Входятъ Пандаръ и Крессида).

             Пандаръ. Ну, полно, успокойся!
             Крессида.                               Что твердишь ты
             О томъ, чтобъ успокоиться! Могу ли
             Забыть я скорбь, когда она настолько жъ
             Сильна, страшна -- насколько безгранична
             Причина этой скорби? Если бъ я
             Могла охолодить или ослабить.
             Мою любовь, то этимъ я пресѣкла бъ
             И скорбь мою! Но какъ моя любовь
             Не можетъ уничтожиться, такъ съ нею
             Забыть и скорбь я средства не имѣю! (Входитъ Троилъ),
             Пандаръ. Вотъ онъ идетъ;-- о, бѣдныя сердечки!
   Крессида. О, Троилъ, Троилъ! (Обнимаетъ его).
   Пандаръ. Что за парочка! Дайте мнѣ обнять васъ также! Ахъ сердце, сердце! Какъ справедливо говорятъ:
  
             О сердце, сердце, почему
                       Себя ты такъ тревожишь?
  
   А сердце отвѣчаетъ:
  
             Затѣмъ, что горю моему
                       Ничѣмъ ужъ не поможешь!
  
   Нѣтъ ничего справедливѣе этихъ виршей. Сколько разъ придется, можетъ-быть, вспомнить ихъ въ жизни! Ну что, мои ягненочки?
             Троилъ. Крессида! Я люблю тебя такъ страстно,
             Что мнѣ сдается, будто сами боги
             Прогнѣвались на насъ за то, что эта
             Любовь была сильнѣй благоговѣнья,
             Внушаемаго ими, и рѣшили
             Насъ разлучить за то!
             Крессида.                     Ужели зависть
             Бываетъ у боговъ?
             Пандаръ.           Да-да, ты видишь
             Теперь сама!
             Крессида.           И неужели правда,
             Что я должна навѣкъ покинуть Трою?
             Троилъ. Презрѣннѣйшая правда!
             Крессида.                               И Троила?..
             Троилъ. И Трою и Троила!
             Крессида.                               Невозможно!
             Троилъ. И тотчасъ же! Жестокій рокъ не хочетъ
             Намъ даже дать минуты для прощанья.
             Мольбы отсрочки презрѣны! Устамъ,
             Готовымъ слиться въ поцѣлуй разлуки,
             Поставлена преграда! Стонамъ, клятвамъ
             Всему запретъ!-- Все сдавлено при самомъ
             Рожденьи клятвъ и стоновъ! Мы, которымъ
             Съ такимъ трудомъ досталось наше счастье
             Теперь должны отдать его обратно
             Такъ дешево, такъ скоро! Злое время,
             Какъ низкій воръ, спѣшитъ скорѣй унесть
             Богатую добычу, невзирая
             На стонъ и вопль ограбленныхъ. Прощанья,
             Готовыя посыпаться безъ счету,
             Какъ звѣзды съ небосклона, остаются
             Безъ словъ и безъ лобзаній, превращаясь
             Въ одно холодное "прости", въ придачу
             Съ мгновеннымъ поцѣлуемъ, искаженнымъ
             Приправою обильныхъ, горькихъ слезъ.
             Эней (за сценой). Эй, князь Троилъ! Готова ли Крессида?
             Троилъ. Ты слышишь ли?-- тебя зовутъ! Вотъ такъ же
             Зоветъ насъ геній смерти.-- Пусть помедлятъ
             Еще хоть мигъ:-- она сейчасъ готова.
   Пандаръ. Гдѣ мои слезы? Пусть онѣ текутъ, чтобъ укротить бурю въ моемъ сердцѣ,-- иначе она вырветъ его съ корнемъ. (Уходитъ Пандаръ).
             Крессида. Ужель должна уйти я?
             Троилъ.                               Средства нѣтъ!
             Крессида. Печальная Крессида средь веселыхъ
             И радостныхъ ахейцевъ... О, когда же
             Увидимся мы снова?
             Троилъ.           Будь лишь вѣрной!
             Крессида. Тебѣ, Троилъ?-- И ты способенъ думать,
             Что я тебя забуду!
             Троилъ.           Ты меня
             Не поняла:-- намъ должно объясниться
             Спокойнѣй предъ разлукой. Если я
             Прошу тебя быть вѣрной, то не съ мыслью,
             Что можешь измѣнить ты мнѣ,-- о, нѣтъ!
             За честь твою я брошу вызовъ смерти!
             Но я сказалъ: "будь вѣрной" съ тѣмъ, чтобъ эти
             Слова залогомъ сдѣлались для насъ
             Свиданья впредь!
             Крессида.           Ахъ, ты задумалъ что-то!
             Ты повредишь себѣ! Но, впрочемъ, что бы
             Ни ждало насъ,-- я все же буду вѣрить.
             Троилъ. Что мнѣ опасности! Возьми на память
             Наручникъ мой.
             Крессида.           А ты -- мою перчатку.
             Когда жъ свиданья часъ?
             Троилъ.                     Я подкуплю
             Ахейскихъ часовыхъ, чтобы прокрасться
             Тебя увидѣть ночью,-- будь вѣрна лишь.
             Крессида. Вѣрна! Опять вѣрна! О, боги, боги!
             Троилъ. Мой милый другъ! Послушай, почему
             Я такъ сказалъ: ахейцы стройны, ловки
             И вкрадчивы; они дары природы
             Умѣютъ украшать искусствомъ рукъ
             И ловкимъ упражненьемъ,-- новизна же
             Способна увлекать. Зови, пожалуй,
             Мой страхъ названьемъ ревности -- повѣрь лишь,
             Что въ немъ нѣтъ черныхъ мыслей; но меня
             Страшитъ не знаю что.
             Крессида.                     О, небеса!
             Такъ ты меня не любишь!
             Троилъ.                     Пусть умру я,
             Коль это такъ, презрѣннѣйшимъ изъ смертныхъ!
             Повѣрь, я усомнился не въ тебѣ,
             А въ томъ, что за самимъ собой не вижу
             Искусства нравиться. Я не умѣю
             Плясать 80) и пѣть, какъ греки; не могу
             Болтать красно, не знаю острыхъ игръ,
             Въ чемъ такъ искусны эллины; а вѣрь мнѣ,
             Что въ этомъ всемъ таится хитрый бѣсъ,
             Искусный на соблазнъ. Не искусись же
             Средь нихъ, мой милый другъ!
             Крессида.                               И ты считаешь
             Меня на то способной!
             Троилъ.                     Нѣтъ; но съ нами
             Случается подчасъ, чего не ждемъ.
             Вѣдь въ насъ гнѣздится бѣсъ. Иной разъ мы
             Затѣемъ подразнить лишь искушенье,
             Надѣясь на себя, а попадаемъ
             Въ нежданную бѣду.
             Эней (за сценой). Ну что жъ, Троилъ?
             Троилъ. Обнимемся въ послѣдній разъ, другъ милый!
             Парисъ (за сценой). Скорѣе, братъ!
             Троилъ.                               Веди, Парисъ, сюда
             Энея съ Діомедомъ.
             Крессида.           Будь и ты
             Мнѣ вѣренъ, мой Троилъ!
             Троилъ. Кто? Я?-- Ахъ, другъ мой!
             Вѣдь это мой порокъ! Пока другіе
             Кривымъ путемъ стремятся къ громкой славѣ,
             Я хлопочу о томъ лишь, чтобъ достигнуть
             Правдивой простоты. Другіе ищутъ
             Покрыть поддѣльнымъ золотомъ короны,
             Отлитыя изъ мѣди -- я жъ хожу
             Съ открытой головой, вѣнчая только
             Ее сіяньемъ правды. Не страшись же,
             Мой добрый другъ! Быть вѣрнымъ и простымъ --
             Вотъ мой девизъ!-- И я останусь съ нимъ.

(Входятъ Эней, Парисъ, Антеноръ, Дейфобъ и Діомедъ).

             Троилъ. Ну, здравствуй, Діомедъ! Вотъ здѣсь Крессида
             Которую троянцы отдаютъ
             Въ обмѣнъ за Антенора: я вручу
             Ее тебѣ, придя къ воротамъ Трои,
             И по пути скажу тебѣ, какое
             Сокровище ведешь ты. Обходись же
             Съ ней, грекъ, какъ можно лучше. Если ты
             Когда-нибудь наткнешься невзначай
             На мечъ Троила въ битвѣ -- назови лишь
             Тогда Крессиды имя -- и ты будешь
             Цѣлѣй и безопаснѣй, чѣмъ Пріамъ,
             Сидящій въ Иліонѣ.
             Діомедъ.           Я прошу
             Прелестную Крессиду не спѣшить
             Высказывать признательность Троилу
             За просьбу ту, съ какой онъ обратился
             Сейчасъ ко мнѣ:-- одни твои глаза
             И цвѣтъ прелестныхъ щекъ меня заставятъ
             Служить тебѣ, какъ рабъ.
             Троилъ.                     Грекъ!-- ты невѣжливъ:
             Хваля Крессиду, ты клеймишь презрѣньемъ
             Меня съ моею просьбой,-- такъ узнай же,
             Что качества Крессиды такъ велики,
             Такъ высоки, что ты для нихъ не стоишь
             Назваться и рабомъ!-- И я тебѣ
             Приказываю обходиться съ нею
             Какъ только можно лучше. Если жъ ты
             Не выполнишь того -- клянусь Плутономъ,
             Будь самъ Ахиллъ твой стражъ -- тебѣ не снесть
             На плечахъ головы!
             Діомедъ.           Не горячись,
             Прекрасный князь Троилъ!-- Мой санъ посла
             Даетъ мнѣ право говорить свободно,
             И я тебѣ скажу, что нѣту силы,
             Которая принудила бъ меня
             Хоть что-нибудь исполнить по приказу.
             Достоинства Крессиды будутъ сами
             Учить меня, что дѣлать; если жъ ты
             Захочешь мнѣ приказывать -- отвѣтъ
             Мой будетъ простъ: рѣшительное нѣтъ!
             Троилъ. (Діомеду). Идемте же. А ты, когда ты встрѣтишь
             Меня въ бою -- за дерзость мнѣ отвѣтишь!
             (Крессидѣ) Дай руку мнѣ, мой другъ; пока идемъ,
             Мы можемъ поболтать еще вдвоемъ.

(Троилъ, Крессида и Діомедъ уходятъ. За сценой труба).

             Парисъ. Чу, Гектора труба!
             Эней.                               Какъ быстро время
             Промчалось этимъ утромъ. Гекторъ можетъ
             Винить меня въ небрежности: я далъ
             Ему сегодня слово выйти въ поле
             Поутру до него.
             Парисъ.           Пусть обвиняетъ
             За это онъ Троила. Но, пойдемте!
             Дейфобъ. [И поскорѣй.
             Эней.                               Да, да, вооружимтесь
             И выйдемъ съ бодрымъ видомъ жениха,
             Спѣшащаго на свадьбу, вслѣдъ за нашимъ
             Великимъ Гекторомъ! Сегодня онъ
             Несетъ въ своихъ рукахъ всю славу Трои]81)* (Уходятъ).
  

СЦЕНА 5-я.

Греческій лагерь. Посрединѣ сцены приготовлено мѣсто для поединка.

(Входятъ Аяксъ, вооруженный, Агамемнонъ, Ахиллъ, Патроклъ, Менелай, Улиссъ, Несторъ и другіе).

             Агамемнонъ (Аяксу). И бодръ и свѣжъ -- въ блистающемъ оружьѣ
             Ты ждешь сигнала битвы;-- прикажи же,
             Герой Аяксъ, твоей трубѣ послать
             О томъ извѣстьѣ Троѣ, чтобы воздухъ,
             Испуганный ея громовымъ звукомъ,
             Коснулся до ушей врага и вызвалъ
             Его тебѣ навстрѣчу.
             Аяксъ.           Эй, трубачъ!
             Бери мой кошелекъ и дуй что мочи!
             Пусть лопнетъ мѣдь трубы, и пусть нальются
             Твои шарами щеки вдвое шире,
             Чѣмъ рветъ свои шумящій Аквилонъ!
             Валяй сильнѣй, пока не брызнутъ кровью
             Твои глаза! Не забывай, что ты
             Зовешь на битву Гектора. (Трубачъ трубить).
             Улиссъ.                     Что жъ это
             Отвѣта нѣтъ?
             Ахиллъ.           Теперь еще не время.
             Агамемнонъ. Не это ль Діомедъ идетъ съ Крессидой?
             Улиссъ. Онъ точно,-- я узналъ его походку:
             Вѣдь онъ всегда ступаетъ на носки,
             Какъ будто бы стремясь всѣмъ тѣломъ кверху.

(Входятъ Діомедъ и Крессида).

             Агамемнонъ. Такъ это-то прелестная Крессида?
             Діомедъ. Она сама.
             Агамемнонъ.           Привѣтствуемъ тебя,
             Достойная дѣвица, въ нашемъ станѣ.
             Несторъ. Пускай нашъ общій вождь почтится ею
             Привѣтнымъ поцѣлуемъ.
             Улиссъ.                     Нѣтъ, пусть лучше
             Привѣтствуетъ она стоящихъ здѣсь
             Всѣхъ общимъ поцѣлуемъ.
             Несторъ.                     Мысль прекрасна:
             Я слѣдую ей первый. (Цѣлуетъ Крессиду).
             Ахиллъ.                     Я сотру
             Твой зимній поцѣлуй съ прелестныхъ губокъ.

Цѣлуетъ Крессиду).

             Тебя привѣтствуетъ Ахиллъ.
             Менелай.                     Когда-то
             И я имѣлъ предметъ для поцѣлуевъ.
             Патроклъ. Такъ ты теперь не суйся цѣловать:--
             Парисъ умчалъ предметъ твоихъ лобзаній
             Далеко за предѣлъ твоихъ желаній.
             Улиссъ. И смерть насъ ждетъ зато въ рядахъ врага,
             Чтобъ вызолотить тѣмъ твои рога.
             Патроклъ. На мѣсто Менелая поцѣлую,
             Прелестная, тебя ужъ лучше я! (Цѣлуетъ ее два раза).
             Вотъ за него, а это за меня.
             Менелай. Придумалъ ты хитро.
             Патроклъ.                               Готовъ смѣнять я,
             Какъ и Парисъ, тебя въ такомъ занятьѣ.
             Менелай. Я самъ возьму свое: поцѣловать
             Позволь тебя, Крессида!
             Крессида.                     Взять иль дать
             Ты хочешь поцѣлуй мнѣ?
             Менелай.                     То и это.
             Крессида. Ну, такъ тебѣ на просьбу нѣтъ отвѣта,
             Затѣмъ, что торгъ не равенъ: ты даешь
             Не столько мнѣ, какъ много самъ берешь.
             Менелай. За твой одинъ я дамъ три поцѣлуя,
             И будетъ равенъ торгъ.
             Крессида.                     Нѣтъ, не хочу я!
             Какъ ни цѣлуй,-- не будетъ равенъ счетъ:
             Съ тобой попасть намъ трудно будетъ въ четъ,
             Затѣмъ, что ты нечетенъ.
             Менелай.                     Но мужчина
             Одинъ не будетъ четенъ -- вотъ причина,
             Что самъ нечетенъ я.
             Крессида.                     Парисъ твой четъ,
             Какъ кажется, похитилъ безъ хлопотъ.
             Менелай. Твой пальчикъ бьетъ пребольными щелчками.
             Крессида. Безъ умысла.
             Улиссъ.                     Ну, пальчику съ рогами
             Накладенъ бой! Могу ли у тебя
             Я поцѣлуй просить и для себя?
             Крессида. О, можешь!
             Улиссъ.                     Да?
             Крессида.                               Скажи лишь только слово.
             Улиссъ. Такъ дай его, когда Елена снова
             Вернется къ намъ дѣвицей.
             Крессида.                               Долгъ за мной:
             Возьми, когда захочешь.
             Улиссъ.                     Нѣтъ, постой!
             Намъ этакъ долго ждать: отдай ужъ лучше
             Его теперь. (Цѣлуетъ ее).
             Діомедъ.           Крессида, намъ пора
             Отправиться теперь съ тобой къ Калхасу!

(Діомедъ и Крессида уходятъ).

             Несторъ. Клянусь душой -- веселая дѣвчонка!
             Улиссъ. Фуй, фуй -- что въ ней хорошаго? Развратъ
             Торчитъ у ней изъ глазъ; въ словахъ, въ пріемахъ --
             Во всемъ нахальный вызовъ; пламя чувства
             Сквозитъ во всѣхъ движеньяхъ. Знаю я
             Прелестницъ этихъ, чей отвѣтъ заранѣй
             Готовъ всегда на приступы любви.
             У нихъ въ душѣ найдется отголосокъ
             Для каждаго, кто только подойдетъ
             Съ щекоткою въ крови. Считай ихъ всѣхъ
             Добычею порочныхъ наслажденій
             И жертвой первой страсти. (Труба за сценой).
             Несторъ.                     Слышишь, слышишь?
             Троянская труба!
             Агамемнонъ.           А вотъ и войско!

(Входятъ Гекторъ, вооруженный, Эней, Троилъ и другіе).

             Эней. Привѣтствіе всѣмъ грекамъ! Какъ же будетъ
             Почтенъ, кто побѣдитъ? Какихъ условій
             Хотите вы отъ боя? Должно ль будетъ
             Бойцамъ стоять, покуда хватитъ силъ,
             Иль бой прервать по данному сигналу?
             Вотъ что узнать отъ васъ велѣлъ мнѣ Гекторъ.
             Агамемнонъ. А что желаетъ онъ?
             Эней.                                         О, онъ заранѣй
             Согласенъ на условья!
             Ахиллъ.                     Гекторъ виденъ
             Въ такомъ отвѣтѣ весь; но этимъ онъ
             Обходится чрезчуръ уже надменно
             Съ противникомъ.
             Эней.                     Когда ты не Ахиллъ,
             То какъ тебя мнѣ звать?
             Ахиллъ.                     Зови Ахилломъ,
             Или никѣмъ 82).
             Эней.                     Такъ знай, Ахиллъ, иль кто бы
             Иной ты ни былъ, что пустое чванство
             Настолько жъ чуждо Гектору, какъ грозны
             Въ немъ мощь и крѣпость духа. Если Гекторъ
             Согласенъ на условья, то онъ этимъ
             Высказываетъ лишь одну любезность
             Къ противнику. Въ Аяксѣ, знаютъ всѣ,
             Течетъ наполовину кровь троянцевъ,
             И Гекторъ потому намѣренъ, выйдя
             Съ Аяксомъ въ бой, оставить половину
             Всего себя -- отваги, сердца, силы,
             Откуда онъ придетъ, чтобъ не сказали,
             Что онъ на бой выходитъ съ человѣкомъ,
             Въ которомъ смѣсь была троянца съ грекомъ.
             Ахиллъ. Ну, если такъ, то битва будетъ бабья.

(Діомедъ возвращается)

             Агамемнонъ. Достойный Діомедъ,-- возьмись устроить
             Съ Энеемъ всѣ условья поединка.
             Пусть будетъ такъ, какъ вы рѣшите: должно ль
             Прервать сраженье знакомъ, или биться
             До смерти одного изъ ратоборцевъ.
             Мнѣ кажется, что ихъ родство могло бы
             Умѣрить въ нихъ разгаръ излишней злобы.

(Аяксъ и Гекторъ входятъ на арену).

             Улиссъ. Они уже стоятъ.
             Агамемнонъ (указывая на Троила). Что за троянецъ
             Тамъ смотритъ такъ печально?
             Улиссъ.                               Младшій сынъ
             Пріама -- славный воинъ. Онъ, я слышалъ,
             Ужъ въ этихъ юныхъ лѣтахъ не имѣетъ
             Подобнаго себѣ; онъ говоритъ
             Одними лишь дѣлами, не вдаваясь
             Въ пустую болтовню; не скоръ на вызовъ,
             Но, вызванный, не скоро охладится;
             Въ немъ сердце и рука всегда открыты.
             На сердцѣ онъ таить не любить мыслей,
             Рука жъ всегда готова на добро;
             Но ужъ зато въ добрѣ всегда внимаетъ
             Онъ голосу разсудка, а на сердцѣ
             Навѣрно не позволитъ поселиться
             Дурной иль черной мысли 83). Онъ не меньше
             Могучъ и храбръ, чѣмъ Гекторъ, но гораздо
             Опаснѣе его, затѣмъ что Гекторъ
             Доступенъ чувству жалости и въ битвѣ,
             А онъ въ бою жестокъ, какъ самый гнѣвъ.
             Зовутъ его Троиломъ, и троянцы
             Не меньше возлагаютъ на него
             Надеждъ, чѣмъ и на Гектора. Мнѣ это
             Разсказывалъ Эней, когда мы съ нимъ
             Встрѣчались въ Троѣ; онъ Троила знаетъ,
             Какъ самъ себя.

(Трубы. Гекторъ и Аяксъ сражаются).

             Агамемнонъ.           Смотри, они дерутся.
             Несторъ. Смѣлѣй, Аяксъ!
             Троилъ.                     Ты, Гекторъ, спишь,-- проснись!
             Агамемнонъ.' Его удары мѣтче. Такъ, Аяксъ!
             Діомедъ. Довольно, стойте! (Трубы перестаютъ).
             Эней.                                         Разойдитесь, принцы.
             Аяксъ. Нѣтъ, нѣтъ, я не успѣлъ еще согрѣться!
             Діомедъ. Когда желаетъ Гекторъ...
             Гекторъ.                               Нѣтъ, довольно!
             Онъ сынъ сестры великаго Пріама,
             И потому единство нашей крови
             Должно прервать излишнюю вражду.
             Вотъ если бъ въ немъ кровь грековъ и троянцевъ
             Разлилась такъ, чтобъ онъ мнѣ могъ сказать:
             "Вотъ здѣсь ахейскій членъ, а вотъ троянскій;
             Кровь матери въ одной щекѣ, въ другой же
             Играетъ кровь отца" -- тогда, клянусь
             Юпитеромъ, мой мечъ не пощадилъ бы
             Въ Аяксѣ всемъ единственнаго мѣста,
             Гдѣ льется кровь ахейцевъ! Но Зевесъ
             Не можетъ допустить, чтобъ мечъ мой пролилъ
             Въ Аяксѣ каплю крови, занятую
             Отъ матери, которая была
             Моей почтенной теткой. А теперь
             Позволь тетя обнять, Аяксъ. Клянусь
             Тѣмъ, кто гремитъ -- рука твоя ловка
             И славно держитъ мечъ!-- Ударь же ею
             Подружески въ мою и знай, что я
             Цѣню тебя душевно.
             Аяксъ.                     Ну, спасибо!
             Ты храбръ и вмѣстѣ доблестенъ; а я
             Хотѣлъ тебя сегодня вѣдь убить
             Навѣрное, чтобъ было чѣмъ похвастать.
             Гекторъ. Ну, эту мысль едва ли бъ могъ лелѣять
             И самъ Неоптолемъ 84), на чьемъ челѣ
             Судьба, какъ говорятъ намъ, написала:
             "Смотрите, это онъ!"
             Эней.                     Войска желаютъ
             Узнать, чѣмъ вы намѣрены заняться
             Теперь, окончивъ битву.
             Гекторъ.                     Мой отвѣтъ:
             Обняться и проститься. До свиданья,
             Вожди, и ты, Аяксъ!
             Аяксъ.                     Коль захотятъ
             Послушать мой совѣтъ -- что, признаюсь,
             Случается не часто -- я просилъ бы
             Тебя, великій Гекторъ, посѣтить
             По-дружески вождей у нихъ въ палаткахъ..
             Діомедъ. Ахиллъ съ Агамемнономъ ужъ давно
             Искали этой чести, чтобъ увидѣть
             Тебя, великій Гекторъ, безъ оружья.
             Гекторъ. Ступай, Эней, и прикажи Троилу
             Прійти сюда, а остальнымъ троянцамъ
             Вели итти домой, сказавъ, что мы
             Ушли на приглашенье. (Аяксу) Руку, братъ!.
             Я очень радъ такому предложенью,
             Чтобъ увидать ахейскихъ храбрецовъ.
             Аяксъ. Агамемнонъ выходитъ намъ навстрѣчу..
             Гекторъ. Ты назовешь достойнѣйшихъ героевъ
             Мнѣ всѣхъ по именамъ. Не говори
             Лишь только -- кто Ахиллъ: хочу узнать
              Его я самъ по росту и осанкѣ.
             Агамемнонъ (Гектору). Достойный князь! Въ моемъ лицѣ тебя
             Привѣтствуетъ тотъ, кто давно желалъ бы
             Отдѣлаться отъ этакихъ враговъ.
             Такой привѣтъ однако нелюбезенъ,
             И потому забудемъ лучше память
             Вражды прошедшихъ дней, а вмѣстѣ съ тѣмъ
             Не станемъ поминать и то, что ждетъ
             Насъ, можетъ-быть, въ грядущемъ. Я хочу
             Привѣтствовать тебя лишь въ настоящемъ,
             Въ которомъ нѣтъ ни распрей ни вражды;
             И въ немъ-то я скажу съ чистѣйшимъ сердцемъ
             Привѣтъ герою Гектору 85).
             Гекторъ.                     Душевно
             Готовъ тебѣ отвѣтить я, великій
             И славный вождь.
             Агамемнонъ (Троилу). Прими привѣтъ и ты,
             Не меньше славный князь великой Трои.
             Менелай. Позвольте также мнѣ, вослѣдъ за братомъ,
             Привѣтствовать обоихъ васъ.
             Гекторъ.                               Кого
             Должны благодарить мы?
             Эней.                               Менелая.
             Гекторъ. Ахъ, это онъ! Ну, славный вождь,-- я радъ
             Узнать тебя, клянусь перчаткой Марса!
             Не смѣйся надъ такою странной клятвой:
             Твоя quondam жена всегда клянется
             Перчаткою Венеры 86). Я могу
             Принесть тебѣ извѣстье, что она
             Здорова и жива, но не послала
             Со мной тебѣ поклонъ.
             Менелай.                     Не поминай
             Обидно мнѣ о ней.
             Гекторъ.           Прости,-- не буду.
             Несторъ. Видалъ тебя я часто, славный вождь,
             Когда въ бою, подобно злому Року,
             Ты пролагалъ дорогу межъ рядами
             Ахейской молодежи! Видѣлъ я
             И то, когда, похожій на Персея,
             Ты понукалъ фригійскихъ жеребцовъ
             И, презрѣвъ бить лежачихъ, не хотѣлъ ты
             Разить своимъ мечомъ, махай только
             Имъ гордо надъ собой. О, вотъ тогда-то
             Я говорилъ стоящимъ близъ меня:
             "Смотрите: вотъ Юпитеръ, раздающій
             По волѣ жизнь и смерть!" Случалось мнѣ
             Видать и то, когда, спокойно стоя,
             Ты ожидалъ, чтобъ кругъ враговъ стѣснился
             Сильнѣе вкругъ тебя, какъ будто ты
             Стоялъ среди арены олимпійской.
             Все это видѣлъ я, но никогда
             Еще не удавалось мнѣ увидѣть
             Твое лицо безъ шлема. Я когда-то
             Знакомъ съ твоимъ былъ прадѣдомъ и даже
             Сражался съ нимъ: онъ былъ отважный воинъ;
             Но, будь мнѣ Марсъ свидѣтелемъ, ты выше
             Его далеко славой! Дай же старцу
             Обнять тебя и попросить прійти
             Къ нему въ палатку.
             Эней.                     Это -- старецъ Несторъ.
             Гекторъ. Позволь тебя обнять, живая повѣсть
             Минувшаго. Какъ долго ходишь ты
             Рука объ руку съ временемъ! Сердечно
             Я радъ тебя обнять, маститый Несторъ.
             Несторъ. Желалъ бы очень я, чтобъ эти руки
             Могли съ тобой поспорить и въ бою,
             Какъ спорятъ здѣсь въ горячности объятій.
             Гекторъ. И я желалъ бы этого.
             Несторъ.                               Тогда бы
             Я завтра же пошелъ съ тобой на битву,
             Клянусь моею бѣлой бородой!
             Да, были времена...
             Улиссъ.           Я удивляюсь,
             Какъ могутъ оставаться стѣны Трои,
             Не падая, когда ихъ мощь и сила
             Теперь у насъ въ палаткахъ.
             Гекторъ.                               Я узналъ
             Твое лицо, Улиссъ. О, сколько жизней
             Утрачено ахейскихъ и троянскихъ
             Съ тѣхъ поръ, какъ мы увидѣлись впервые
             Съ тобой и съ Діомедомъ въ Иліонѣ,
             Когда ты къ намъ являлся съ нимъ посломъ!
             Улиссъ. И я тогда предсказывалъ, что ждетъ
             Васъ впереди. Пророчество готово
             Почти уже исполниться: не долго
             Намъ ждать того, когда всѣ эти стѣны,
             Такъ грозно облегающія городъ,
             И башни, воздымающій верхъ
             До самыхъ облаковъ, падутъ къ подножьямъ
             Своихъ же основаній.
             Гекторъ.                     Ну наврядъ!
             Онѣ еще стоятъ. А я замѣчу
             Теперь вамъ только то, что вы за каждый
             Упавшій съ этихъ стѣнъ фригійскій камень
             Заплатите хоть каплей крови грека.
             Конецъ вѣнчаетъ дѣло!-- Пусть же время,
             Какъ общій нашъ судья, его покончитъ
             Когда-нибудь, чѣмъ хочетъ.
             Улиссъ.                     Ну, пускай
             Оно его покончитъ!-- А теперь,
             Достойный, храбрый Гекторъ,-- я надѣюсь,
             Что ты, почтивъ шатеръ Агамемнона,
             Придешь затѣмъ ко мнѣ.
             Ахиллъ.                     Я перебью,
             Улиссъ, твое желанье:-- я смотрю
             Уже давно на славнаго троянца,
             Чтобъ изучить его по всѣмъ суставамъ.
             Гекторъ. Ахиллъ, конечно, ты?
             Ахиллъ.                               Да, я Ахиллъ.
             Гекторъ.                                                   Постой же
             И дай мнѣ разсмотрѣть тебя.
             Ахиллъ.                     Смотри!
             Гекторъ.                               Довольно.
             Ахиллъ. Ну, признаться, коротокъ же
             Ты былъ съ твоимъ желаньемъ! Я, напротивъ,-
             Все разсмотрю въ тебѣ съ такимъ вниманьемъ,
             Какъ будто бы хотѣлъ тебя купить.
             Гекторъ. Ты можешь прочитать меня снаружи
             Въ единый мигъ, какъ книгу; но во мнѣ
             Внутри таится больше, чѣмъ ты видишь.
             Зачѣмъ меня ты мѣряешь такъ взглядомъ?
             Ахиллъ. Скажите, небеса, въ какое мѣсто
             Я долженъ поразить его: туда ли,
             Иль ближе здѣсь? Хочу я разсчитать,
             Гдѣ нанесу губительную рану,
             Въ которую исторгнется изъ тѣла
             Душа героя Гектора! Скажите
             Мнѣ это, небеса.
             Гекторъ.           Надменный вождь!
             Когда бы небеса тебя почтили
             Отвѣтомъ на подобное желанье,
             Они бъ унизили себя. Къ тому же,
             Ужель ты полагаешь, что убить
             Тебѣ меня ужъ будетъ такъ легко,
             Что ты избрать заранѣй можешь мѣсто,
             Куда нанесть ударъ?
             Дхиллъ.           Увидишь самъ.
             Гекторъ. Я и тогда тебѣ бы не повѣрилъ,
             Когда бъ ты былъ оракулъ,-- потому
             Умѣй беречься самъ. Я не хочу
             Изыскивать мѣста моимъ ударамъ,
             Но я клянусь тѣмъ молотомъ, которымъ
             Сковалъ Арей свой шлемъ, что измозжу
             Тебя всего отъ головы до пятокъ!
             Простите мнѣ, ахейскіе вожди,
             Такое хвастовство:-- я приведенъ
             Къ нему его жъ нахальствомъ. Постараюсь
             Вамъ доказать слова мои на дѣлѣ,
             Иль пусть вовѣкъ я...
             Аяксъ.           Братъ, не горячись!
             И ты, Ахиллъ, оставь угрозы также.
             Когда тебѣ пришла охота драться --
             Ты можешь встрѣтить Гектора въ бою
             Хоть завтра же; но, кажется, на это
             Не побудятъ тебя всѣ силы грековъ.
             Гекторъ. Ахъ, сдѣлай милость, выйди въ битву: мы
             Сражаемся по-дѣтски съ той минуты,
             Какъ ты оставилъ поле.
             Ахиллъ.                     Хорошо.
             Ты самъ меня зовешь -- такъ завтра жъ утромъ
             Сражусь съ тобой я на смерть 87), а теперь --
             Друзья въ теченье ночи!
             Гекторъ.                     Дай же руку.
             Агамемнонъ. Теперь прошу я всѣхъ вождей прійти
             Ко мнѣ въ шатеръ;-- а тамъ, когда желанье
             Останется у васъ, и Гекторъ склоненъ
             Исполнить вашу просьбу -- пригласите
             Его и къ вамъ. Звучите жъ громче, трубы,
             Чтобъ пиръ вполнѣ былъ славенъ и достоинъ,
             Какимъ средь насъ почтится славный воинъ!

(Всѣ уходятъ, кромѣ Троила и Улисса).

             Троилъ. Позволь спросить, Улиссъ, въ которомъ мѣстѣ
             Живетъ Калхасъ?
             Улиссъ.           Въ палаткѣ Менелая,
             Достойный князь. Сегодня ночью съ нимъ
             Пируетъ Діомедъ, который нынче,
             Какъ кажется, забылъ про цѣлый міръ
             И только шлетъ влюбленныя желанья
             Къ плѣнительной Крессидѣ.
             Троилъ.                     Не могу ли
             Тебя я попросить свести меня
             Туда, окончивъ пиръ Агамемнона?
             Улиссъ. Съ охотою;-- а не могу ль узнать
             Я отъ тебя, что было слышно въ Троѣ
             Сторонкой о Крессидѣ?-- Не остался ль
             Тамъ кто-нибудь, кому ея отъѣздъ
             Ужъ очень близокъ къ сердцу?
             Троилъ.                     О, Улиссъ!
             Кто обнажитъ свои рубцы, тотъ стоить
             Презрительной насмѣшки! Но пойдемъ,
             Пора уже. Да, грекъ, она любима,
             Любила и сама, но зависть Рока
             Всегда сражаетъ счастье прежде срока. (Уходятъ).
  

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Греческій лагерь передъ ставкой Ахилла. Ночь.

(Входятъ Ахиллъ и Патроклъ).

             Ахиллъ. Я кровь виномъ сегодня въ немъ согрѣю,
             А завтра прохлажу моимъ мечомъ.
             Вели, Патроклъ, готовить пиръ на славу.

(Входитъ Терсигь).

             Патроклъ. Идетъ Терситъ.
             Ахиллъ.                     Ну что, отродье злости,
             Ты, выкидышъ природы, что случилось?
   Терситъ. Ну, ты, вѣрная вывѣска того, чѣмъ набитъ, идолъ дураковъ, бери -- вотъ письмо къ тебѣ.
   Ахиллъ. Откуда, объѣдокъ?
   Терситъ. Изъ Трои, полное блюдо глупостей, изъ Трои 88).
   Патроклъ. Кто стережетъ теперь палатку?
   Терситъ. Тотъ, кто въ ней сидитъ 89).
   Патроклъ. Вотъ такъ отвѣтъ! Къ чему эти глупости?
   Терситъ. Ну-ну, не хорохорься! Вѣдь мы знаемъ, что ты служанка Ахилла мужского пола.
   Патроклъ. Что, бездѣльникъ, что?
   Терситъ. Ну, если хочешь, потаскушка мужского пола! Придите вы, южныя болѣзни: грыжа, ломъ, одышка, чирьи, чума, мокрые лишаи -- и сглодайте до костей всю эту сволочь 90).
   Патроклъ. Мѣшокъ со злостью! Съ какой стати ты такъ проклинаешь?
   Терситъ. Развѣ я проклинаю тебя?
   Патроклъ. Нѣтъ, гнилая бочка, нѣтъ.
   Терситъ. Такъ изъ-за чего же ты ворчишь, истертый шелковый шнурокъ отъ пустого кошелька, зеленая тафтяная тряпка для больныхъ глазъ? Сколько, поглядишь, развелось на свѣтѣ этихъ водяныхъ мошекъ, этихъ карликовъ природы!
   Патроклъ. Прочь, желчный пузырь!
   Терситъ. Зябличье яйцо 91)-
             Ахиллъ. Патроклъ, я не могу итги на битву,
             Какъ обѣщалъ. Я получилъ сейчасъ
             Записку отъ Гекубы и подарокъ
             Отъ той, кого люблю я. Обѣ молятъ
             Меня исполнить клятву и остаться,
             Какъ былъ, въ моей палаткѣ. Я не въ силахъ
             Ихъ обмануть. Погибни честь и греки,
             Я данныхъ клятвъ не преступалъ вовѣки.
             Пойдемъ, Терситъ: ты долженъ мнѣ помочь
             Устроить все для пира въ эту ночь.
             За мной, Патроклъ.

(Ахиллъ и Патроклъ уходятъ).

   Терситъ. У этихъ двухъ много крови, а мозгу нѣтъ; но они и при всемъ этомъ умудрились сойти съ ума. Что жъ было бъ, если бъ природа дала имъ мало крови и много мозгу? Тогда мнѣ стоило бы сдѣлаться врачомъ сумасшедшихъ. Агамемнонъ также хорошъ. Онъ, правда, добрый малый и охот          никъ до податливыхъ птичекъ 92), да жаль мозгу у него меньше, чѣмъ сѣры въ ушахъ. А братъ его, превращенный Юпитеръ, быкъ Менелай, этотъ образъ рогатыхъ мужей! Онъ рожокъ для натягиванья башмаковъ, что болтается на икрѣ Агамемнона 93). Но, впрочемъ, какъ ни изощряй остроумія, ему не приберешь лучшаго имени, какъ назвавъ просто Менелаемъ. Осломъ его назвать нельзя, потому что въ немъ много бычачьихъ свойствъ; но онъ и не быкъ, потому что слишкомъ похожъ на осла. Онъ и быкъ и оселъ вмѣстѣ. Если бъ судьба создала меня собакой, муломъ, хорькомъ, совой, селедкой -- я не сказалъ бы ни слова; но если бъ она вздумала сдѣлать меня Менелаемъ -- я подрался бы съ самой судьбой. Если меня спросятъ, чѣмъ я желаю быть, если не Терситомъ, я отвѣчу, что скорѣе вошью прокаженнаго, чѣмъ Менелаемъ. Эй, что тамъ за черти съ огнемъ?

(Входятъ Гекторъ, Троилъ, Аяксъ, Агамемнонъ, Улиссъ, Несторъ, Менелай и Діомедъ съ факелами).

             Агамемнонъ. Мы сбились, кажется, съ пути.
             Аяксъ.                                                   О, нѣтъ!
             Вонъ тамъ мелькаетъ свѣтъ.
             Гекторъ.                     Я безпокою,
             Быть-можетъ, васъ?
             Аяксъ.           Нимало.
             Улиссъ.                     Вотъ Ахиллъ
             Выходитъ самъ, чтобъ встрѣтить насъ.
             Ахиллъ (выходя изъ ставки). Привѣтъ мой
             Тебѣ, великій Гекторъ, и всѣмъ принцамъ!
             Агамемнонъ. Пріятной ночи, Гекторъ! Послѣ пира
             Аяксъ тебя проводитъ до воротъ.
             Гекторъ. Благодарю, великій вождь ахейцевъ.
             Менелай. Прощай, достойный Гекторъ.
             Гекторъ.                                         До свиданья.
             Любезный Менелай.
   Терситъ. Любезный Менелай! Лучше бъ ты сказалъ: любезный навозъ, любезная грязь, любезная помойная яма,-- оно все-таки было бы учтивѣй.
             Ахиллъ. Прощайте жъ, кто уходитъ, и входите,
             Кто хочетъ оставаться.
             Агамемнонъ.           До свиданья.

(Агамемнонъ и Менелай уходятъ).

             Ахиллъ. Останьтесь, Діомедъ и старый Несторъ.
             Вы, вѣрно, не откажетесь провесть
             Сегодня вечеръ съ Гекторомъ.
             Діомедъ.                               Не я лишь.
             Достойный Ахиллесъ: я очень занятъ
             Сегодня ввечеру и долженъ тотчасъ
             Уйти отсюда прочь. Прощай же, Гекторъ.

(Беретъ факелъ).

             Гекторъ. Дай руку мнѣ.
             Улиссъ (тихо Троилу). Смотри на этотъ факелъ
             И слѣдуй все за нимъ: онъ приведетъ
             Тебя въ шатеръ Калхаса; я иду
             Тебѣ вослѣдъ.
             Троилъ.           Благодарю сердечно
             Тебя, Улиссъ.
             Гекторъ.           Итакъ, покойной ночи.

(Діомедъ уходитъ; Улиссъ и Троилъ идутъ за нимъ).

             Ахиллъ. Войдите же, прошу, въ мою палатку,

(Ахиллъ, Гекторъ, Аяксъ и Несторъ входятъ въ палатку).

   Терситъ. Этотъ Діомедъ первѣйшій бездѣльникъ въ свѣтѣ. Я довѣряю его словамъ не больше, чѣмъ шипѣнью змѣи. Ему что-нибудь обѣщать такъ же легко, какъ собакѣ лаять; только врядъ ли сами астрономы могутъ предсказать, когда онъ исполнитъ хоть одно изъ своихъ обѣщаній; это случится развѣ, когда солнце станетъ занимать у луны свой свѣтъ, да и въ такомъ случаѣ будетъ непремѣнно предзнаменованіемъ какого-нибудь несчастья. Надо выслѣдить этого мошенника; пусть даже изъ-за этого я не увижу Гектора. Говорятъ, онъ свелъ шашни съ этой троянской дѣвчонкой и вѣчно сидитъ у Калхаса. Пойду за нимъ. Вездѣ мошенничество! О, распутники и негодяи! (Уходятъ).
  

СЦЕНА-2-я.

Передъ ставкой Калхаса.

(Входитъ Діомедъ).

   Діомедъ.. Эй, встали вы? Отвѣчайте.
   Калхасъ (изъ ставки). Кто тамъ?
   Діомедъ. Діомедъ. Гдѣ твоя дочь?
   Калхасъ. Сейчасъ выйдетъ къ тебѣ.

(Входятъ Троилъ и Улиссъ и останавливаются въ отдаленіи; за ними Терситъ).

             Улиссъ. Подальше встань, чтобъ насъ не освѣтило.

(Входитъ Крессида).

             Троилъ. Тс! вотъ она...
             Діомедъ.                     Ну, плѣнница, что скажешь?
             Крессида. Что, милый стражъ?-- Поди сюда, тебѣ я
             Шепну два слова на ухо. (Шепчетъ ему).
             Троилъ (въ сторону).           О, боги!
             Ужъ такъ безцеремонна съ нимъ!
             Улиссъ (Троилу).                     Она
             Заигрывать готова съ первымъ встрѣчнымъ.
   Терситъ (въ сторону). Да и на ней можетъ заиграть всякій, кто только попадетъ въ ея тонъ. Она положена на ноты.
             Діомедъ (Крессидѣ). Такъ помнишь ты?
             Крессида.                                         О, помню!
             Діомедъ.                                                   Исполняй же:
             Слова не должны быть въ разладѣ съ дѣломъ.
             Троилъ (въ строну). Что помнить ей?
             Улиссъ.                                         Тс! слушай!
             Крессида.                                                   Милый грекъ,
             Не соблазняй меня на эту глупость.
             Терситъ. О, плутовство!
             Діомедъ (Крессидѣ).           Такъ, да?
             Крессида.                                         Постой -- послушай,
             Что я скажу.
             Діомедъ.           Пустое: ты не держишь
             Свои слова.
             Крессида.           Но, право, не могу я:
             Подумай, что ты просишь.
             Терситъ (въ сторону).           Не хитри:
             Ты просто заставляешь повторить
             Яснѣй, что проситъ онъ.
             Діомедъ.                     Въ послѣдній разъ:
             Исполнишь ты свою мнѣ клятву?
             Крессида.                               Милый!
             Проси все, что ты хочешь, лишь не это!
             Діомедъ. Ну такъ прощай.
             Троилъ (въ сторону).           И мнѣ терпѣть все молча!
             Улиссъ (Троилу). Ну что, Троилъ?
             Крессида.                               О, Діомедъ!
             Діомедъ.                                         Ни слова!
             Я не дуракъ.
             Троилъ (въ сторону). Зато попалъ въ глупцы
             Тотъ, кто умнѣй тебя!
             Крессида.                     Постой минуту.
             Троилъ (въ сторону). Проклятье!
             Улиссъ (Троилу).                               Ты встревоженъ; удалимся,
             Иначе, я боюсь, твоя горячность
             Взорветъ тебя совсѣмъ;-- здѣсь неспокойно
             И ночь темна; прошу тебя, уйдемъ.
             Троилъ. Постой еще немного.
             Улиссъ.                               Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ --
             Ты слишкомъ взволновался.
             Троилъ.                               О, постой!
             Улиссъ. Въ тебѣ нѣтъ хладнокровья.
             Троилъ.                                         Нѣтъ, клянусь
             Тебѣ мученьемъ ада, я ужъ больше
             Не вымолвлю ни слова.
             Діомедъ.                     Такъ прощай же.
             Крессида. Но ты уходишь въ гнѣвѣ.
             Троилъ (въ сторону).                     Ты жалѣешь
             О томъ, змѣя!
             Улиссъ (Троилу). Опять!
             Троилъ.                               Молчу, молчу!
             Крессида. Мой милый стражъ!
             Діомедъ.                               О, этимъ не заманишь!
             Что мнѣ слова?
             Коессида.           Такъ обѣщай вернуться
             Сюда опять.
             Улиссъ (Троилу). Дрожишь ты, князь!-- Уйдемъ:
             Тебя замѣтятъ тотчасъ же.
             Троилъ (въ сторону).           Она
             Его цѣлуетъ въ щеку!..
             Улиссъ.                     Удалимся.
             Троилъ. Нѣтъ, нѣтъ, клянусь Зевесомъ, больше я
             Не вымолвлю ни слова! Пусть терпѣнье
             Стоитъ теперь на стражѣ между мной
             И всѣмъ, что вижу я;-- прошу, останься.
   Терситъ (въ сторону). Смотрите, какъ сладострастье начинаетъ щекотать ихъ обоихъ 94)! Ну, разгорайся, разгорайся хорошенько!
             Діомедъ. Такъ будетъ такъ?
             Крессида.                               Клянусь:-- не вѣрь иначе
             Мнѣ никогда.
             Діомедъ.           Дай что-нибудь въ залогъ.
             Крессида. Изволь -- постой минуту. (Уходитъ въ ставку).
             Улиссъ (Троилу).                               Ты мнѣ клялся
             Быть терпѣливымъ.
             Троилъ.           Не страшись: я больше
             Не въ силахъ ужъ и чувствовать; я весь
             Теперь одно терпѣнье. (Крессида возвращается).
             Терситъ (въ сторону). Вотъ явился
             На сцену и залогъ.
             Крессида.           Ну, вотъ возьми
             Наручникъ этотъ.
             Троилъ (въ сторону)). Гдѣ ты, гдѣ ты, вѣрность?..
             Улиссъ. Троилъ!
             Троилъ.           О, не пугайся:-- я спокоенъ,
             Наружно хоть.
             Крессида.           Ты смотришь на наручникъ.
             Да, онъ любилъ... фальшивая дѣвчонка!
             Отдай назадъ залогъ.
             Діомедъ.                     Скажи мнѣ, чей онъ?
             Крессида. Тебѣ нѣтъ нужды знать. Отдай наручникъ;
             Мы завтра не увидимся; прерви,
             Прошу, и ты напрасные приходы.
   Терситъ. Теперь она его поджигаетъ! Искусно, нечего сказать 95)!
             Діомедъ (не отдавая наручника). Онъ нуженъ мнѣ,
             Крессида.                     Наручникъ?
             Діомедъ.                               Да, наручникъ.
             Крессида. О, милый мой залогъ, какъ сладко спитъ,
             Быть-можетъ, твой хозяинъ, прижимая
             Теперь къ своей груди мою перчатку
             И такъ же упоительно цѣлуя
             Ее, какъ я тебя! Нѣтъ, не лишай
             Меня вещицы этой 96)! Кто возьметъ
             Наручникъ, тотъ возьметъ мое съ нимъ сердце.
             Діомедъ. Оно мое давно ужъ, а теперь
             Къ нему беру въ придачу я наручникъ.
             Троилъ (въ сторону). И я клялся терпѣть!
             Крессида.                                         Нѣтъ, Діомедъ,
             Я лучше дамъ тебѣ другой подарокъ.
             Діомедъ. Не нужно мнѣ другого. Чей наручникъ?
             Крессида. Не все ль тебѣ равно?
             Діомедъ.                               Я непремѣнно
             Хочу узнать.
             Крессида.           Мнѣ далъ его, кто любитъ
             Меня сильнѣй, чѣмъ ты меня полюбишь
             Когда-нибудь. Но, впрочемъ, если ты
             Его ужъ взялъ, такъ удержи, пожалуй.
             Діомедъ. Чей онъ? Чей онъ?
             Крессида (указывая на звѣзды). Гляди, какъ тамъ горятъ
             Прислужницы Діаны 97) -- ими всѣми
             Клянусь, что не открою никогда,
             Кто далъ мнѣ эту вещь.
             Діомедъ.                     Такъ завтра я
             Прибью его себѣ на гребень шлема
             И пусть тогда попробуетъ хозяинъ
             Его отнять.
             Троилъ (въ сторону). Когда ты былъ бы дьяволъ
             И привязалъ къ рогамъ его -- и тутъ бы
             Сорвалъ его съ тебя я.
             Крессида.                     Впрочемъ, что же!
             Что было, то прошло. Но нѣтъ, но нѣтъ --
             Не жди меня!
             Діомедъ.           Тогда прощай,-- ты больше
             Меня не одурачишь.
             Крессида.                     Погоди же!
             Тебѣ что ни скажи, ты ужъ сейчасъ
             Разсердишься.
             Діомедъ.           Я не люблю, что глупо.
   Терситъ (въ сторону). И я не люблю глупостей, но теперь готовъ полюбить ихъ, чтобъ только не сойтись, съ тобой въ чемъ-нибудь.
             Діомедъ. Такъ что жъ,-- прійти?
             Крессида.                               Приди, клянусь Зевесомъ,
             Вотъ пытка для меня!
             Діомедъ.                     Такъ до свиданья. (Уходитъ).
             Крессида. Прощай!-- Смотри жъ, приди! Простимся также
             И ты, Троилъ! Пока еще мнѣ больно
             Забытъ тебя, но глазъ уже невольно
             Влечетъ къ нему. Невѣрный глазъ всегда
             Влечетъ нашъ умъ -- въ томъ женщинъ всѣхъ бѣда.
             Кого жъ винить, что вѣрныхъ нѣтъ межъ нами,
             Когда въ обманъ мы вводимся глазами? (Уходитъ).
             Терситъ (ей вслѣдъ). Ты высказаться бъ лучше не могла,
             Когда бъ себя, чѣмъ есть ты, назвала.
             Улиссъ (Тіоилу). Пойдемъ, все кончено.
             Троилъ.                                         О, да!
             Улиссъ.                                                   Къ чему же
             Еще стоять?
             Троилъ.           Затѣмъ, чтобы припомнить
             По буквѣ все, что слышалъ. Неужели
             Не будетъ гнусной ложью, если я
             Здѣсь повторю все, что, какъ намъ казалось,
             Мы слышали? О, я еще таю
             Въ моей душѣ упорную надежду,
             Что слухъ мой былъ обманутъ иль клевещетъ,
             Намѣренно! Скажи, уже ль была
             Крессида здѣсь?
             Улиссъ.           Не вызвалъ же я духа.
             Троилъ. Но это не она!
             Улиссъ.                     Она, навѣрно.
             Троилъ. Скажи,-- вѣдь я съ тобою говорю
             Не въ сумасшествіи?
             Улиссъ.           О, нѣтъ,-- и я
             Скажу не въ сумасшествіи, что здѣсь
             Была Крессида точно.
             Троилъ.                     О, не вѣрь,
             Прошу, тому, хоть ради чести женщинъ!
             У насъ вѣдь были матери! Ужели
             Дозволимъ мы безчестить ихъ по мѣркѣ
             Невѣрности Крессиды? Ихъ вѣдь станутъ
             Судить по ней. Забудемъ лучше то,
             Что здѣсь была Крессида.
             Улиссъ.                     Чѣмъ же это
             Безчеститъ нашихъ матерей?
             Троилъ.                               Ничѣмъ,
             Когда была здѣсь только не Крессида.
             Терсить (въ апорту). Неужто онъ хочетъ быть умнѣе ихъ глазъ?
             Троилъ. Нѣтъ, здѣсь была Крессида Діомеда;
             Но -- не моя! Когда сердца на свѣтѣ
             Еще бываютъ чисты, то повѣрь,
             Что это не Крессида! Если клятвы
             Еще бываютъ святы -- а святое
             Богамъ еще пріятно -- то предъ нами
             Была здѣсь не Крессида! О, безумство!
             Куда меня ведешь ты? Я невольно
             Себѣ противоречу, приведенный
             Однимъ и тѣмъ же разумомъ къ двойному
             И разному рѣшенью. Умъ равно
             Берется доказать, что предо мною
             Была Крессида здѣсь, и вмѣстѣ шепчетъ,
             Что ей нельзя здѣсь быть! Въ моей душѣ
             Возникъ такой разрывъ двухъ этихъ мыслей,
             Что легче сблизить землю съ небесами,
             Чѣмъ сдвинуть ихъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ онѣ
             Такъ обѣ очевидны и такъ слиты
             Въ понятьѣ о Крессидѣ, что межъ ними
             Не можетъ быть продѣта нить Арахны 98).
             Фактъ, явный фактъ,-- широкій, какъ ворота
             Плутонова жилища, подтверждаетъ,
             Что быть моей должна навѣкъ Крессида,
             И фактъ другой, не меньше очевидный,
             Твердитъ, что все погибло и прошло!
             Въ моихъ глазахъ остатки прежней страсти,
             Развалины и крохи прежнихъ ласкъ,
             Скелетъ изсохшей вѣрности -- она,
             Связавши вновь, дарила Діомеду 99).
             Улиссъ. Ужель, любезный князь, ты точно страждешь,
             Какъ говоришь?
             Троилъ.           Да, грекъ,-- мои слова
             Написаны кровавыми чертами,
             Подобными по цвѣту сердцу Марса,
             Пронзенному Венерой. Никогда
             Не могъ любить такъ юноша, какъ я
             Любилъ мою Крессиду! Слушай, грекъ:
             Крессида дорога мнѣ точно такъ же,
             Какъ ненавистенъ Діомедъ. Наручникъ,
             Надѣтый имъ на шлемъ, былъ мой подарокъ.
             Но знай, что если бъ даже самъ Вулканъ
             Сковалъ тотъ шлемъ -- я и тогда разсѣкъ бы
             Его мечомъ! Ужасный вихрь, который
             Зовется моряками ураганомъ,
             Не такъ реветъ, разгнѣванный подъ солнцемъ
             Горячихъ южныхъ странъ, какъ грянетъ мечъ мой
             Надъ шлемомъ Діомеда!--
   Терситъ (въ сторону). Онъ пощекочетъ его за волокитство.
             Троилъ. Крессида, ты невѣрна -- ты, о, боги!
             Теперь передъ тобой само коварство
             Покажется невиннымъ!
             Улиссъ.                     Замолчи!

(Входитъ Эней).

             Твой голосъ привлекаетъ постороннихъ.
             Эней (Троилу). Я цѣлый часъ ищу тебя. Нашъ Гекторъ
             Уже давно готовится къ сраженью.
             Аяксъ насъ ждетъ, чтобъ проводить,-- идемъ же!
             Троилъ. Иду сейчасъ. Прощай, Улиссъ! Простимся
             И ты, измѣнница! А милый твой
             Пусть крѣпче шлемъ себѣ надѣнетъ въ бой!
             Улиссъ. Я провожу тебя до стѣнъ Пергама.
             Троилъ. Благодарю, хоть мнѣ не до того 100).

(Троилъ, Эней и Улиссъ уходятъ).

   Терситъ. Хотѣлось бы мнѣ встрѣтить этого плута Діомеда. Я согласенъ сдѣлаться ворономъ, чтобъ накаркать ему какую-нибудь пакость. Пойду разскажу все Патроклу. Вѣдь онъ за скоромный анекдотецъ готовъ сдѣлать больше, чѣмъ попугай за миндаль. Вездѣ ссоры да распутство, распутство да ссоры -- больше ничего! Всѣмъ бы имъ провалиться чорту въ лапы 101)!

(Уходитъ),

  

СЦЕНА 3-я.

Троя. Передъ дворцомъ Пріама.

(Входятъ Гекторъ и Андромаха).

             Андромаха. Скажи, когда бывалъ ты такъ несклоненъ
             Къ моимъ мольбамъ? О, сжалься, не ходи
             Сегодня въ бой!
             Гекторъ.           Ты, кажется, рѣшилась
             Сегодня разсердить меня. Клянусь
             Олимпомъ, я пойду.
             Андромаха.           Повѣрь, что сонъ мой
             Предсказываетъ горе.
             Гекторъ.                     Перестань,
             Я такъ сказалъ. (Входитъ Кассандра).
             Кассандра.           Гдѣ Гекторъ?
             Андромаха.                     Здѣсь, сестра,
             Съ мечомъ въ рукахъ и полнъ кровавыхъ мыслей!
             Проси со мной:-- быть-можетъ, намъ удастся,
             Обнявъ его колѣни, убѣдить
             Остаться нынче съ нами. Мню всю ночь
             Мерещились кровавыя видѣнья,
             Сулящія погибель и бѣды.
             Кассандра. О, да, о, да!
             Гекторъ.                     Эй, пусть трубятъ.
             Кассандра.                                         Не надо,
             Прошу тебя, мой милый, добрый Гекторъ!
             Гекторъ. Ступайте прочь! Я далъ предъ небомъ клятву
             Пойти сегодня въ бой.
             Кассандра.                     Богамъ не нужны
             Такія клятвы злобы:-- имъ онѣ
             Противнѣй, чѣмъ испятнанная печень
             Во внутренностяхъ жертвенныхъ животныхъ 102).
             Андромаха. О, согласись! Не думай, что похвально
             Губить людей изъ ложнаго понятья
             О силѣ данной клятвы:-- это то же,
             Какъ если бы рѣшились мы ограбить
             Кого-нибудь, чтобъ сдѣлать подаянье.
             Кассандра. Повѣрь, что всѣ дарованныя клятвы
             Должна скрѣплять лишь цѣль, а если въ нихъ
             Фальшива цѣль, то нѣтъ и самой клятвы.
             Сними жъ оружье, Гекторъ!
             Гекторъ.                               Замолчите:
             Я жить хочу для чести лишь одной 103).
             Жизнь всѣмъ мила, но храбрый цѣнитъ честь
             Далеко выше жизни 104). (Входитъ Троилъ).
             Гекторъ.           Что, Троилъ,
             Пойдешь ли ты сегодня также въ поле?
             Андромаха. (Кассандръ). Зови, сестра, Пріама: можетъ-статься,
             Онъ убѣдитъ его. ('Кассандра уходитъ).
             Гекторъ.           Нѣтъ, юный братъ,
             Оставь свой мечъ! Сегодня я настроенъ
             Бодрѣй, чѣмъ былъ когда-нибудь. Пусть силы
             Твои еще окрѣпнуть. Не пускайся
             Въ разгаръ ужасной битвы; скинь оружіе,--
             Пусть въ бой одинъ пойду за всѣхъ, какъ мужъ, я.
             Троилъ. Я знаю за тобой, любезный братъ,
             Большой порокъ, который льву приличнѣй,
             Чѣмъ намъ съ тобой.
             Гекторъ.           Какой порокъ?-- Скажи мнѣ,
             Любезный братъ, и побрани, коль стоитъ.
             Троилъ. Я видывалъ не разъ, какъ ты въ бою,
             Поднявши мечъ надъ павшими врагами,
             Дарилъ имъ жизнь.
             Гекторъ.           О, это, вѣрь мнѣ, славно!
             Троилъ. Нѣтъ, Гекторъ, это глупо.
             Гекторъ.                               Что такое?
             Троилъ. Дай клятву оставлять впередъ при женахъ
             Пустое милосердье,-- но какъ скоро
             Надѣнемъ мы оружье, то пускай
             Кипитъ въ груди одна лишь жажда мести,
             Пришпоренная грозною враждой
             И чуждая ребячьихъ сожалѣній.
             Гекторъ. Стыдись, дикарь!
             Троилъ.                     Вотъ это точно битва!
             Гекторъ. Я не хочу, чтобъ ты сегодня дрался.
             Троилъ. Кто жъ это запретитъ мнѣ?-- Ни судьба,
             Ни Марсъ, пресѣкшій путь мнѣ, ни моленья
             Пріама и Гекубы, преклонившихъ
             Колѣни предо мной и льющихъ слезы,
             Ни ты съ своимъ мечомъ -- вы всѣ не въ силахъ
             Мнѣ запретить, пока я бодръ и живъ!

(Входятъ Кассандра и Пріамъ).

             Кассандра. Молю тебя, отецъ, уговори
             Его остаться! Онъ твоя опора,
             Какъ ты опора Трои. Если онъ
             Падетъ въ бою -- то съ нимъ падетъ и Троя.
             Пріамъ. Останься, Гекторъ, дома; Андромаха
             Испугана зловѣщимъ сновидѣньемъ,
             Гекуба точно также, да и мнѣ
             Пророчески вѣщаетъ чей-то голосъ,
             Что этотъ день несчастливъ. Не ходи,
             Прошу тебя!
             Гекторъ.           Эней ужъ вышелъ въ поле,
             А я далъ клятву грекамъ, что приду
             Сегодня въ бой.
             Пріамъ.          Ты не пойдешь.
             Гекторъ.                               Могу ли
             Я такъ нарушить клятву? Долгъ и честь
             Важнѣй всего,-- поэтому прошу я,
             Отецъ, не принуждай меня забыть
             Почтенья долгъ, ушедши вопреки
             Твоимъ словамъ;-- благослови, напротивъ,
             Меня итти такъ точно, какъ теперь
             Велишь остаться дома.
             Кассандра.                     О, не слушай
             Его, Пріамъ!
             Андромаха. Молю, отецъ, не слушай!
             Гекторъ. (Андромахѣ). Ты, кажется, рѣшилась въ самомъ дѣлѣ
             Меня сердить. Уйди, когда тебѣ
             Я значу что-нибудь. (Андромаха уходитъ).
             Троилъ.           Больная дура
             Намъ наплела всѣ эти предсказанья!
             Кассандра. Прощай, прощай навѣкъ, безцѣнный Гекторъ!
             Смотри, ты мертвъ!-- Твой свѣтлый взоръ ужъ меркнетъ!
             Изъ ранъ сочится кровь! Чу!.. слышишь стоны
             Рыдающихъ троянцевъ, плачъ Гекубы,
             Ужасный вопль несчастной Андромахи?
             Смотри, какъ тамъ тѣснятся и бѣгутъ
             Толпы людей, безумно восклицая;
             "Убитъ, убитъ нашъ Гекторъ!"
             Троилъ.                               Уберись ты
             Отсюда прочь!
             Кассандра.           Прощай, прощай! Съ собою
             Ты губишь насъ, а вмѣстѣ съ нами Трою. (Уходитъ).
             Гекторъ. Отецъ, ты возмущенъ ея словами.
             Прошу тебя, не бойся! Возвратись
             Назадъ домой и успокой всѣхъ нашихъ,
             А мы межъ тѣмъ отважно подеремся
             И все тебѣ разскажемъ, когда вернемся.
             Пріамъ. Прощай, мой сынъ!-- Будь небо надъ тобою!

(Гекторъ и Пріамъ уходятъ въ разныя стороны. Слышенъ шумъ битвы).

             Троилъ. Чу, бой кипитъ!-- Ну, Діомедъ, я слово
             Далъ пасть въ бою иль взять наручникъ снова.

(Входитъ Пандаръ).

   Пандаръ. Князь, князь,-- на одно слово.
   Троилъ. Чего тебѣ?
   Пандаръ. Вотъ письмо отъ этой бѣдной дѣвочки.
   Троилъ. Дай сюда. (Читаетъ).
   Пандаръ. Рѣшительно у меня чахотка, самая подлѣйшая чахотка! А тутъ еще тревожитъ глупая судьба этой дѣвчонки! Я увѣренъ, что скоро отправлюсь на тотъ свѣтъ. Недавно начали у меня слезиться глаза, а сверхъ того сдѣлался такой ломъ въ костяхъ, что я серьезно думаю, не сглазили ли меня. Ну,-- что она пишетъ?
             Троилъ. Слова, слова -- и ничего отъ сердца!
             На дѣлѣ ты ведешь себя иначе.

(Разрываетъ письмо и разбрасываетъ клочки).

             Ступай на вѣтеръ -- вѣтеръ! Взвейся прахомъ!
             Мнѣ за любовь ты воздаешь словами,
             Межъ тѣмъ другихъ спѣшишь дарить дѣлами.

(Хочетъ итти).

   Пандаръ. Послушай, послушай!
             Троилъ. Прочь съ глазъ, подлецъ!-- Пусть стыдъ и поруганье
             Навѣки заклеймятъ твое названье! 105).

(Уходятъ въ разныя стороны).

  

СЦЕНА 4-я.

Между Троей и греческимъ лагеремъ.

(Шумъ битвы, схватки. Входитъ Терситъ).

   Терситъ. Кажется, потасовка ужъ началась: -- надо пойти посмотрѣть. Бездѣльникъ Діомедъ напялилъ на шлемъ наручникъ этого тщедушнаго, пустоголоваго троянца. Воображаю, какъ они встрѣтятся! Я увѣренъ, что троянскій осленокъ, влюбившійся въ распутную дѣвку, прогонитъ греческаго развратника назадъ къ шатрамъ, гдѣ сидитъ его потаскушка. А каково отличились наши хитрецы -- старая лисица Улиссъ и Несторъ, похожій на гнилой, изъѣденный мышами сыръ? Стравили ублюдка Аякса съ такимъ же псомъ -- Ахилломъ -- и теперь Аяксъ вздернулъ носъ выше Ахилла, объявивъ, что не пойдетъ драться ни за какія деньги. Перемудрили наши умники до того, что сами греки начинаютъ сомнѣваться, есть ли у нихъ обоихъ умъ. А, вотъ идетъ наручникъ и другой также за нимъ.

(Входитъ Діомедъ, преслѣдуемый Троиломъ).

             Троилъ. Не убѣжишь!-- Прыгни ты въ волны Стикса --
             Я кинусь за тобой.
             Діомедъ.           Напрасно ты
             Клеймишь названьемъ бѣгства отступленье.
             Я лишь хотѣлъ разумно уклониться
             Отъ битвы съ цѣлымъ войскомъ; защищайся!

(Сражаются).

   Терситъ. Ну, грекъ, береги свою потаскушку, и ты, троянецъ, также... Хорошенько,-- вѣдь дѣло идетъ о наручникѣ.

(Троилъ и Діомедъ уходятъ, сражаясь).
(Входитъ Гекторъ).

             Гекторъ. Кто ты такой? Достоинъ ли ты пасть
             Отъ рукъ моихъ? Великъ ли ты иль знатенъ?
   Терситъ. Нѣтъ, нѣтъ, не великъ и не знатенъ: я бѣдный, ничтожный рабъ.
             Гекторъ. Вѣрю, живи! (Уходитъ).
   Терситъ. Спасибо, что повѣрилъ, а за то, что ты меня напугалъ, желаю сломить тебѣ шею. Куда же однако дѣвались влюбленные дураки? Ужъ не проглотили ли они другъ друга? Хотѣлось бы мнѣ подивиться такому чуду: вѣдь распутство пожираетъ само себя. Поищу ихъ. (Уходитъ).

(Входитъ Діомедъ со слугой).

             Діомедъ (слугѣ). Ступай и отведи коня Троила
             Въ палатку, гдѣ Крессида. Передай ей
             Покорный мой привѣтъ, сказавъ при этомъ,
             Что я смирилъ влюбленнаго троянца
             И ей слуга навѣкъ.
             Слуга.           Исполню тотчасъ. (Слуга уходитъ).

(Входитъ Агамемнонъ).

             Агамнемнонъ. Впередъ, друзья! Отважнымъ Полидамомъ
             Сраженъ Менонъ. Побочный сынъ Пріама,
             Маргарелонъ, успѣлъ взять въ плѣнъ Дорея
             И, какъ колоссъ, стоитъ съ мечомъ въ рукѣ
             Надъ мертвыми тѣлами Эпистрофа
             И Дедія. Сраженъ и Поликсенъ;
             Тоасъ и Амфимахъ исходятъ кровью;
             Патроклъ плѣненъ иль мертвъ, а Паламедъ
             Израненъ весь. Какой-то страшный звѣрь
             Свирѣпствуетъ въ рядахъ 106). Идемъ скорѣе
             На помощь къ нимъ -- иначе всѣ погибнемъ.

(Входитъ Несторъ).

             Несторъ. Снесите поскорѣе трупъ Патрокла
             Въ палатку Ахиллеса, да толкайте
             Сюда слона Аякса: пусть онъ выйдетъ
             Хоть изъ стыда! Сегодня вышли въ поле
             Сто Гекторовъ. Смотрите, вонъ несется
             На борзомъ онъ конѣ! Вонъ бросилъ стремя
             И бьется снова пѣшимъ! Вонъ какъ греки
             Бѣгутъ предъ нимъ и гибнутъ, точно челны
             Предъ бѣшенымъ китомъ! Вонъ онъ разитъ
             И коситъ ихъ мечомъ, точь-въ-точь колосья!
             Здѣсь, тамъ, вездѣ -- онъ поспѣваетъ всюду!
             Сегодня самый Рокъ взялся покорно
             Служить его рукѣ: онъ совершаетъ
             Дѣла, какимъ никто не станетъ вѣрить.

Входитъ Улиссъ").

             Улиссъ. Смѣлѣй, друзья! Ахиллъ идетъ на бой.
             Онъ плачетъ, рветъ, кричитъ, пылая местью
             За павшаго Патрокла. Мирмидонцы
             Зажгли въ немъ кровь, вернувшись въ лагерь свой
             Кто раненъ, кто безъ рукъ и съ громкимъ крикомъ
             О мести Гектору. Аяксъ лишился
             Сегодня въ битвѣ друга и реветъ,
             Какъ дикій быкъ, съ кипящей пѣной у рта,
             Ища вездѣ Троила, о которомъ
             Сегодня говорятъ, что онъ свершаетъ
             Такія небывалыя дѣла,
             Съ такой безпечной ловкостью, какъ-будто
             Фортуна отдала въ насмѣшку силѣ
             Ему всю власть. (Вбѣгаетъ Аяксъ).
             Аяксъ.           Троилъ! Гдѣ трусъ Троилъ? (Уходитъ).
             Діомедъ. Тамъ, тамъ!
             Несторъ.           Вотъ такъ!-- Пойдемте вмѣстѣ, други!

(Вбѣгаетъ Ахиллъ).

             Ахиллъ. Гдѣ Гекторъ? Гдѣ?.. Скажите мнѣ, гдѣ этотъ
             Убійца мальчиковъ? Попробуй встрѣтить
             Взбѣшеннаго Ахилла! Прочь съ дороги
             Вы всѣ, кто тутъ:-- мнѣ нуженъ только Гекторъ!

(Уходитъ Ахиллъ).
(Входитъ Аяксъ).

             Аяксъ. Троилъ! Гдѣ трусъ Троилъ? Сюда, мальчишка!

(Входитъ въ другой стороны Діомедъ).

             Діомедъ. Троилъ! Гдѣ ты, Троилъ?
             Аяксъ.                               На что тебѣ онъ?
             Діомедъ. Я съ нимъ хочу покончить.
             Аяксъ.                               Будь я вождь,
             Я отдалъ бы тебѣ скорѣй начальство,
             Чѣмъ право съ нимъ раздѣлаться.-- Троилъ!
             Гдѣ ты, Троилъ? (Входитъ Троилъ).
             Троилъ. (Увидя Діомеда). Ага, бездѣльникъ! Стой!
             Ты за коня теперь заплатишь жизнью.
             Аяксъ. Стой, Діомедъ,-- я съ нимъ дерусь!
             Діомедъ.                                                   Не стану
             Я слушать никого: онъ мой давно ужъ!
             Троилъ. Держитесь, греки, оба; я сумѣю
             Встать противъ васъ обоихъ.

(Уходятъ, сражаясь. Входитъ Гекторъ).

             Гекторъ.                     Такъ, Троилъ!
             Отлично, юный братъ! (Входитъ Ахиллъ).
             Ахиллъ.          А, наконецъ-то
             Сошлись и мы!
             Гекторъ.          Постой и соберись
             Сначала съ силами.
             Ахиллъ.          Плюю въ отвѣтъ я
             Тебѣ на эту вѣжливость. Ты счастливъ,
             Что въ этотъ мигъ со мной не все оружье.
             Тебя спасла одна моя оплошность,
             Но мы еще увидимся съ тобой.
             Гуляй, пока есть время. (Уходитъ Ахиллъ).
             Гекторъ.                     Ну, не хочешь --
             Такъ уходи,-- я думалъ освѣжиться
             Въ бою съ тобой. (Входитъ Троилъ).
             Гекторъ.           Ну что, мой юный братъ?
             Троилъ. Эней взятъ въ плѣнъ Аяксомъ;-- неужели
             Онъ уведетъ его? О, нѣтъ! Клянусь
             Огнемъ небесъ, я попадусь съ нимъ вмѣстѣ
             Иль возвращу его! Пускай судьба
             Услышитъ эту клятву! Для нея я
             Готовъ найти хоть даже смерть средь боя. (Уходить).

(Входитъ неизвѣстный воинъ въ великолѣпномъ оружіи) 107).

             Гекторъ. Стой, грекъ,-- сюда! Ты съ виду стоишь пасть
             Отъ Гектора меча; твое оружье
             Мнѣ нравится; я разорву всѣ пряжки
             Твоей брони, чтобъ взять ее.-- Боишься?
             Ну, такъ бѣги!-- какъ звѣря, трусъ, тебя
             Преслѣдовать за шкуру буду я.

(Уходитъ, преслѣдуя воина. Входитъ Ахиллъ съ мирмидонцами).

             Ахиллъ. Приблизьтесь, мирмидонцы, и внимайте
             Моимъ словамъ: ходите всѣ за мной,
             Не вмѣшиваясь въ битву и не тратя
             Напрасно силъ. Когда жъ кровавый Гекторъ
             Намъ встрѣтится, тогда бросайтесь разомъ
             И бейте всѣ, покуда хватитъ силъ.
             Итакъ, впередъ за Гекторомъ со мною!
             Онъ долженъ пасть -- такъ рѣшено судьбой!

(Уходятъ. Входятъ Менелай и Парисъ, сражаясь; за ними Терситъ).

   Терситъ. Рогоносецъ сцѣпился съ тѣмъ, кто наставилъ ему рога. Ну, быкъ, ну, щенокъ, хорошенько! Кажется, воробью приходится плохо: быкъ выигрываетъ. Берегись роговъ, Парисъ!

(Парисъ и Менелай уходятъ, сражаясь. Входитъ Маргарелонъ).

   Маргарелонъ. Стой, рабъ, и сражайся!
   Терситъ. Кто ты такой?
   Маргелонъ. Побочный сынъ Пріама.
   Терситъ. Я также побочный сынъ! Всѣ побочные мнѣ по душѣ. Я рожденъ незаконно, воспитанъ незаконно, беззаконникъ въ душѣ, беззаконенъ во всемъ. И медвѣдь не кусаетъ медвѣдя, такъ неужели незаконный укуситъ незаконнаго? А сверхъ того, прилично ли сыну потаскушки пойти въ бой, затѣянный также изъ-за потаскушки? Вѣдь этакъ ты будешь сражаться самъ противъ себя. Прощай, незаконный сынъ. (Убѣгаетъ).
   Маргарелонъ. Чортъ побери тебя, трусъ!

(Уходитъ. Гекторъ возвращается съ оружіемъ убитаго воина).

             Гекторъ. Ничтожный трусъ, красивый только съ виду!
             Ты за оружье поплатился жизнью.
             Пора однако кончить время боя:
             Мечь кровью сытъ, и самъ я жду покоя!

(Снимаетъ шлемъ и вѣшаетъ щитъ на спину 108).
Входятъ Ахиллъ съ мирмидонцами).

             Ахиллъ. Взгляни, какъ тамъ садится, Гекторъ, солнце,
             И мракъ ночной ползетъ ему во слѣдъ.
             Когда оно исчезнетъ въ мракѣ ночи,
             Тогда и ты навѣкъ закроешь очи.
             Гекторъ. Убей меня:-- я беззащитенъ, грекъ.
             Ахиллъ. Впередъ друзья! Смѣлѣй! Вотъ человѣкъ,
             Котораго искалъ я. (Сраженіе. Гекторъ убитъ) 109).
                                 Такъ съ тобою
             Падетъ Пергамъ! Все, что живило Трою,
             Теперь лежитъ недвижно на землѣ!
             Спѣшите всѣ съ весельемъ на челѣ
             Нашъ лагерь огласить великой вѣстью,
             Что Гекторъ палъ, сраженъ Ахилла местью!
             Чу! Трубы отступленья. (Трубятъ отбой).
             Мирмидонцы.           Вражьи трубы
             Тамъ слышны также, вождь.
             Ахиллъ.                               Ночная тѣнь
             Покрыла станъ гигантскими крылами,
             Принудивъ кончить бой. Войска спѣшатъ
             Уже домой. Мой мечъ, несытый кровью,
             Готовъ спѣшить на новый бой съ любовью;
             Но Гекторъ палъ -- такъ можетъ отдохнуть
             Сегодня мечъ! Друзья! Пусть кто-нибудь
             Привяжетъ трупъ за быстрой колесницей,
             Я съ нимъ промчусь предъ вражеской столицей.

(Уходитъ. Входятъ Агамемнонъ, Аяксъ, Менелай, Несторъ, Діомедъ и другіе. За сценой крики).

             Агамемнонъ. Чу!-- что за крики тамъ?
             Несторъ.                                         Тс, барабаны!
             Голоса за сценой. Ахиллъ! Ахиллъ!-- сраженъ Ахилломъ Гекторъ!
             Діомедъ. Они кричать, что Гекторъ палъ -- и палъ
             Сраженный Ахиллесомъ!
             Аяксъ.                     Если такъ,
             То нечѣмъ тутъ хвалиться: Гекторъ былъ
             Навѣрное не хуже, чѣмъ Ахиллъ.
             Агамемнонъ. Впередъ, друзья! Пусть кто-нибудь попроситъ
             Ахилла къ намъ. Смерть Гектора приноситъ
             Желанный миръ. Теперь падетъ Пергамъ,
             И золъ войны не видѣть больше намъ! (Уходятъ).
  

СЦЕНА 5-я.

Другая часть поля.

Входятъ Эней и троянцы.

             Эней. Сюда, друзья! Мы овладѣли полемъ
             И проведемъ здѣсь, хоть безъ пищи, ночь.

(Входитъ Троилъ).

             Троилъ. Нашъ Гекторъ палъ!
             Троянцы.                     Какъ? Гекторъ палъ? О боги!..
             Троилъ. Да, Гекторъ мертвъ! И въ этотъ мигъ позорно
             Влачится за хвостами лошадей
             Презрѣннаго убійцы! Громы неба,
             Свершайте поскорѣе ваше мщенье!
             И, боги, улыбнитесь съ вашихъ троновъ
             Несчастному Пергаму, ниспославъ
             Ему скорѣе гибель!
             Эней.                     Князь,-- ты этимъ
             Убьешь всю бодрость войска.
             Троилъ.                               Ты меня
             Не понялъ, другъ Эней,-- я и не думалъ
             Твердить о страхѣ, бѣгствѣ или смерти,
             Но намъ теперь ужъ все равно, что бъ боги
             Ни вздумали послать намъ! Гекторъ умеръ!
             Найдется ль кто пойти сказать о томъ
             Пріаму и Гекубѣ? Пусть, кто хочетъ
             Остаться навсегда въ глазахъ троянцевъ
             Зловѣщею совой, пойдетъ и скажетъ,
             Что Гекторъ палъ! Онъ этимъ превратитъ
             Пріама въ твердый камень, дѣвъ и женщинъ --
             Въ потоки слезъ, мужей -- въ бездушныхъ статуй,
             Убивъ всю Трою страхомъ! Собирайтесь,
             Друзья, итти! Что прибавлять къ извѣстью,
             Что Гекторъ мертвъ?-- Идите же!-- А вы,
             Презрѣнныя и подлыя палатки,
             Покрывшія фригійскія поля,--
             Я къ вамъ прорвусь, хотя бъ за васъ стояли
             Всѣ полчища титановъ! Знай и ты,
             Презрѣнный трусъ, что нѣтъ такого мѣста,
             Въ которомъ ты бы спасся отъ моей
             Вражды и страшной мести! Я найду
             Тебя вездѣ и буду гнать, какъ совѣсть
             Преслѣдуетъ людей, пугая вѣчно
             Ихъ роемъ страшныхъ призраковъ! Смѣлѣй же,
             Мои друзья,-- пускай надежда мщенья
             Въ васъ заглушитъ печаль и сожалѣнье.

(Хотятъ итти. Входитъ Пандаръ.)

   Пандаръ. Послушай, послушай!
             Троилъ. Прочь съ глазъ, подлецъ!-- Пусть стыдъ и поруганье
             Навѣки заклеймятъ твое названье 110).

(Троилъ уходитъ съ троянцами).

   Пандаръ. Хорошее это будетъ средство отъ моей ломоты въ костяхъ! О свѣтъ, свѣтъ! Вотъ какъ худо награждаешь ты за услуги! Измѣнники и сводники! Вотъ какъ за вами ухаживаютъ, пока вы нужны, и какъ дурно трактуютъ потомъ! Отчего же такъ цѣнятъ ваши старанья и такъ презираютъ ремесло? Посмотримъ, не приберется ли по этому случаю какой-нибудь стишокъ.
  
             Веселая пчелка жужжитъ и поетъ,
             И каждый спасибо ей скажетъ за медъ;
             Но только-что пчелка свой медъ потеряла,
             То каждый увидитъ лишь пчелкино жало.
  
   Не забывайте этого, мои любезные собратья по торговлѣ живымъ мясомъ!
  
             Когда средь васъ, сидящихъ передъ нами,
             Есть хоть одинъ, кто боленъ былъ костями,
             Пусть онъ вздохнетъ когда не обо мнѣ,
             Такъ о своей страдающей спинѣ!
             Пора, пора духовной бы писаться
             Давно моей! Я этимъ радъ заняться
             Хоть тотчасъ же, да страшно одного:
             Здѣсь въ залѣ могутъ вѣдь изъ-за того
             Винчестерскіе гуси 111) побраниться,--
             Такъ лучше подождать и полѣчиться.
             А если смерть придетъ -- я передамъ
             Мой костоломъ по завѣщанью вамъ 112)! (Уходитъ).
  

ПРИМѢЧАНІЯ.

   1. Прологъ напечатанъ въ первый разъ въ изданіи in folio 1623 года. Нѣкоторые комментаторы отрицаютъ, чтобъ онъ принадлежалъ перу Шекспира, но положительныхъ доказательствъ этого нѣтъ.
   2. Названія Троянскихъ воротъ заимствованы Шекспиромъ изъ книги Лидгэта: "Troy book", послужившей во многихъ случаяхъ основнымъ матеріаломъ для настоящей пьесы. Объ этомъ подробнѣе сказано въ критическомъ этюдѣ.
   3. Прологъ считаетъ нужнымъ объяснить, что онъ является на этотъ разъ "въ оружіи". Обыкновенно актеръ, исполнявшій эту роль, выходилъ въ черномъ платьѣ.
   4. Въ подлинникѣ Пандаръ говоритъ:-- "will this geer ne'er be mended?" -- т.-е. буквально: неужели эта одежда никогда не будетъ починена?-- Смыслъ тотъ, что неужели Троилъ никогда не перемѣнитъ этого расположенія духа.
   5. Что подразумѣваетъ Пандаръ подъ словами, что средство похорошѣть въ рукахъ у самой Крессиды, въ текстѣ драмы не объяснено. Нѣкоторые комментаторы полагаютъ, что онъ говоритъ объ очень распространенной въ Шекспирово время модѣ румяниться и бѣлиться. Другіе же видятъ въ его фразѣ циническій оттѣнокъ, считая его слова намекомъ, что Крессида похорошѣетъ, если отдастся любви. Послѣднее объясненіе болѣе въ характерѣ безнравственнаго Пандара.
   6. Въ подлинникѣ Пандаръ говоритъ, что Крессида въ пятницу лучше, чѣмъ Елена въ воскресенье. Смыслъ тотъ, какой приданъ редакціи перевода.
   7. Эпизодъ о Крессидѣ и ея отцѣ описанъ въ книгѣ Какстона "History of the destruction of Troy". Калхасъ, троянскій жрецъ, посланный Пріамомъ къ дельфійскому оракулу, чтобъ узнать о судьбѣ Трои, получилъ отвѣтъ Аполлона, что городъ будетъ разрушенъ, и вслѣдствіе этого предался грекамъ, не возвратившись домой. Дочь его, Крессида, осталась въ Троѣ подъ надзоромъ своего дяди, Пандара.
   8. Здѣсь въ подлинникѣ Александръ, говоря объ Аяксѣ, употребляетъ латинское выраженіе, что это человѣкъ "per se", т.-е. который постоитъ за себя.
   9. Бріарей -- великанъ, имѣвшій сто рукъ, а Аргусъ -- стоглавое чудовище, которому Юнона поручила охранять нимфу Іо отъ любовныхъ ухаживаній Юпитера.
   10. Иліономъ называлась цитадель Трои, гдѣ былъ дворецъ Пріама.
   11. Въ предыдущемъ вопросѣ Крессиды и отвѣтѣ Пандара непереводимая игра созвучіемъ словъ "too" и "two". Крессида спрашиваетъ:-- "is he angry too?" -- т.-е. развѣ онъ (Троилъ) тоже (too) разсерженъ?-- А Пандаръ отвѣчаетъ -- "Troilus is the better man of the two" -- т.-е. Троилъ изъ нихъ двоихъ (two) лучшій.
   12. Здѣсь игра словъ, которую можно было передать только приблизительно. Пандаръ говоритъ, что Троилъ:-- "within three pound lift as much as Hector" -- т.-е. что Троилъ подниметъ (lift) тремя фунтами болѣе, чѣмъ Гекторъ. А Крессида возражаетъ:-- "is he so young а man and so old а lifter" -- т.-е. неужели онъ при такой молодости уже старый (опытный) воръ? Lifter -- буквально -- подниматель, иносказательно -- воръ. Вообще этотъ разговоръ Крессиды съ Пандаромъ пересыпанъ такимъ множествомъ темныхъ двусмысленностей, что многое осталось неразъясненнымъ до сихъ поръ. Переводить ихъ приходилось только по догадкамъ.
   13. Здѣсь очень темное мѣсто въ подлинникѣ. Буквально Крессида говоритъ: "если ты любишь выѣденныя яйца такъ же, какъ пустыя головы, то ты съѣлъ бы цыпленка въ скорлупѣ".-- Вѣроятно, это была какая-нибудь современная пословица.
   14. Выраженіе: плакать жерновами (with mill-stones) -- употреблялось для означенія слишкомъ сильнаго или притворнаго плача. Выраженіе это встрѣчается у Шекспира не разъ. Такъ въ Ричардѣ III говорится, что король будетъ плакать о смерти брата жерновами.
   15. Здѣсь довольно натянутое сравненіе, которое можно было перевести только приблизительно. Буквально Крессида говорить: огонь подъ горшками ея глазъ былъ умѣреннѣе. Неужели они (глаза) переплеснули (подразумѣвается: закипѣвъ) тоже (т.-е. заплакали).
   16. Въ отвѣтѣ Троила, что раздвоенный волосъ мужъ Елены, намекъ на то, что у нея были два мужа: Менелай и Парисъ.
   17. Въ концѣ предыдущаго монолога Пандаръ говоритъ:-- "you shall see him nod at me" -- т.-е. ты увидишь, что онъ (Троилъ) мнѣ поклонится.-- Крессида же возражаетъ:-- "if he do, the rich shall have more",-- т.-е. буквально: если онъ это сдѣлаетъ, то богатый получитъ еще болѣе. Темнота этого возраженія объяснялась различно. Правдоподобнѣе объясненіе Джаксона, который полагаетъ, что Крессида въ своемъ отвѣтѣ играетъ значеніемъ созвучныхъ словъ: "nod" -- кланяться и "noddy" -- глупый.-- Смыслъ словъ ея въ этомъ случаѣ будетъ тотъ, что если Троилъ назоветъ Пандара глупымъ (noddy), то Пандаръ будетъ еще богаче глупостью, чѣмъ прежде. Въ переводѣ этого невозможно было передать.
   18. Послѣдняя фраза "an eye to hoot" -- т.-е. съ глазомъ въ придачу -- переведена по изданіямъ in quarto. Въ in folio стоитъ -- "money to boot" -- т.-е. съ деньгами въ придачу.
   19. Здѣсь непереводимая игра словъ. Крессида на послѣднюю фразу Пандара, что исчисленныя имъ качества составляютъ для человѣка приправу и соль, отвѣчаетъ:-- "Ay, a minced man: and then to be baked with no date in the pye -- for then the man's date is out" -- т.-е. буквально: да, для изрѣзаннаго человѣка, котораго можно запечь въ пирогъ безъ финиковъ (date), но тогда нечего считать возрастъ (date) того человѣка. Истинный смыслъ этой фразы во всякомъ случаѣ неясенъ.
   20. Этой послѣдней фразы нѣтъ въ изданіи in folio.
   21. Въ книгѣ "Destruction of Тгоу" есть описаніе, что Персей построилъ корабль, имѣвшій форму лошади, и что корабль этотъ былъ быстрѣе всѣхъ, когда-либо существовавшихъ.
   22. Въ подлинникѣ здѣсь оригинальное выраженіе:-- "with an accent tun'd in self-same key retums to chiding fortune" -- т.-е. буквально: отвѣчаетъ неблагопріятной фортунѣ въ тонѣ того же ключа (подразумѣвается: ключа музыкальнаго).
   23. Заключеннаго въ скобки монолога Агамемнона нѣтъ въ изданіяхъ in quarto.
   24. Въ подлинникѣ Несторъ, уподобляя Патрокла актеру, говоритъ, что онъ "забавляется деревяннымъ разговоромъ своихъ согнутыхъ ногъ съ подмостокъ".-- Смыслъ тотъ, какой приданъ редакціи перевода.
   25. Тифонъ, египетскій богъ зла, противоположный богу добра -- Озирису.
   26. Несторъ намекаетъ этими словами, что Ахиллъ былъ сыномъ Ѳетиды.
   27. На роли Энея болѣе всего отразилось вліяніе тѣхъ романическихъ троянскихъ разсказовъ, какими пользовался Шекспиръ при созданіи этой пьесы. Эней почти все время говоритъ такимъ напыщеннымъ, цвѣтистымъ языкомъ.
   28. Критики справедливо видѣли въ этихъ словахъ Энея о продолжительномъ перемиріи противорѣчіе съ тѣмъ, что въ первой сценѣ, напротивъ, воины представлены возвращающимися именно изъ битвы. Шекспиръ повторилъ здѣсь ошибку, какую нашелъ въ книгѣ "Destruction of Troy" откуда заимствовалъ эту сцену. Эта несообразность явно показываетъ, что, заимствуя изъ средневѣковыхъ источниковъ факты своей драмы, Шекспиръ велъ психологическое ея дѣйствіе по-своему.
   29. Весь этотъ монологъ Энея, написанный совершенно въ тонѣ нравовъ средневѣковаго рыцарства, заимствованъ цѣликомъ изъ позднѣйшихъ разработокъ троянскихъ легендъ. Въ Иліадѣ вызовъ Гектора грекамъ изображенъ совсѣмъ въ другомъ духѣ.
   30. По изданіямъ in quarto эту рѣчь произноситъ не Агамемнонъ, а Улиссъ.
   31. Въ подлинникѣ здѣсь оригинальное выраженіе: "be you my time to bring it to some shape", т.-е. будь временемъ, чтобъ придать моей мысли какой-нибудь образъ.
   32. Въ лицѣ Аякса Шекспиръ соединилъ двухъ Гомеровыхъ героевъ: Аякса, сына Теламона, и Аякса, сына Оилея. У Гомера оба довольно безличны. Въ нѣкоторыхъ позднѣйшихъ средневѣковыхъ разработкахъ троянскихъ сказаній Аяксу, сыну Оилееву, приданы тѣ черты глупости и грубости, какими Шекспиръ характеризовалъ его и въ своей пьесѣ.
   33. Этого монолога Терсита нѣтъ въ изданіи in folio.
   34. Въ подлинникѣ Аяксъ говоритъ: "mistress Thersites", т.-е. госпожа Терситъ. Смыслъ, безъ сомнѣнія, тотъ, что онъ называетъ его бабой.
   35. Въ подлинникѣ: "thou, stool for а witch", т.-е. стулъ для вѣдьмы. Такъ называлась скамья, на которую сажали для пытки женщинъ, подозрѣваемыхъ въ колдовствѣ.
   36. Въ подлинникѣ Терситъ называетъ мозгъ Аякса латинскимъ выраженіемъ "ріа mater", что значитъ мозговая оболочка.
   37. Въ подлинникѣ Троилъ говоритъ: "you fur your gloyes with reason", т.-е. буквально: ты даже свои перчатки подкладываешь разсудкомъ.
   38. Въ изданіяхъ in quarto напечатано: "hare hearts", т.-е. заячьи сердца. По in folio -- "hard hearts", т.-е. твердыя сердца.
   39. Здѣсь намекъ на Гезіону, сестру Пріама, которая была силой выдана замужъ за Теламона. Отъ этого брака родился Аяксъ, бывшій потому племянникомъ Пріама. Объ этомъ упоминается въ пьесѣ далѣе.
   40. Сценическое указаніе, что Кассандра входитъ въ изступленіе (raving), переведено по изданію in quarto. Въ изданіи in folio сказано, что она входитъ -- "with her hair about the ears", т.-е. съ волосами, развѣвающимися выше ушей.
   41. Въ десятой книгѣ Энеиды разсказывается, что Гекуба, когда была беременна Парисомъ, видѣла сонъ, будто родила горящую головню. По объясненію снотолкователей, это было предсказаніемъ, что рожденный ею ребенокъ будетъ причиной пожара и гибели Трои.
   42. Ссылка на Аристотеля, жившаго многими столѣтіями позже Троянской войны,-- одинъ изъ тѣхъ анахронизмовъ и недосмотровъ, какіе встрѣчаются у Шекспира очень часто. Несправедливо однако предполагать въ этомъ Шекспирово невѣжество. Въ средневѣковой литературѣ вообще на подобнаго рода анахронизмы не обращали вниманья.
   43. Кадуцеемъ назывался жезлъ Меркурія, обвитый двумя змѣями.
   44. Въ подлинникѣ: "Neapolitan bone-ache", т.-е. неаполитанскій костоломъ. Такъ назывался въ Шекспирово время сифилисъ вслѣдствіе того, что Неаполь считался крайне развратнымъ городомъ. Въ изданіи in folio слово "неаполитанскій" выпущено, очень можетъ быть вслѣдствіе того, что анахронизмъ этого выраженія былъ уже слишкомъ явенъ.
   45. Ахиллъ называетъ Терсита своимъ пищевареніемъ, потому-что онъ смѣшилъ его своими злостными выходками во время обѣда.
   46. Заключеннаго въ скобки продолженія разговора нѣтъ въ изданіяхъ in quarto.
   47. Заключенныхъ въ скобки словъ нѣтъ въ изданіяхъ in quarto.
   48. Этой фразы также нѣтъ въ изданіяхъ in quarto.
   49. Мнѣніе, будто слоны не могутъ сгибать колѣнъ, дѣйствительно существовало въ Шекспирово время. Такъ, въ драмѣ Чапмана: "All fools" (1605 г.) одно дѣйствующее лицо, обращаясь къ другому, говоритъ: "надѣюсь, вы не слонъ и потому можете сгибать ваши колѣни".
   50. Въ подлинникѣ: "he carries on the stream of his dispose", т.-е. буквально: несется по потоку своего расположенія.
   51. Въ подлинникѣ "he will be led а little from himself", т.-е. буквально: можетъ-быть, онъ удалится немного отъ самого себя (въ смыслѣ: перемѣнить свое расположенье духа).
   52. Въ подлинникѣ: "that were to enlard his fat-already pride", т.-е. буквально: это значило бы шпиговать его и безъ того жирную гордость.
   53. Слѣдующій прозаическій разговоръ напечатанъ въ изданіи Стивенса стихами, но переложеніе не вышло удачнымъ.
   54. Въ подлинникѣ: "let Mars divide eternity in twain, and give him half", т.-е. пусть Марсъ раздѣлитъ пополамъ вѣчность и отдастъ ему половину.-- Несмотря на грамматическую ясность этой фразы, она все-таки темна по значенію, какое ей можно дать. Если понять подъ именемъ вѣчности безсмертье, то смыслъ будетъ тотъ, какой приданъ редакціи перевода. Но можно слову вѣчность дать также значеніе славы.
   55. Милонъ Кротонскій былъ силачъ, жившій гораздо позднѣе Троянской войны. О немъ разсказываютъ, что разъ на олимпійскихъ играхъ онъ пронесъ на значительномъ пространствѣ быка, убилъ его кулакомъ и съѣлъ въ одинъ день.
   56. Въ этомъ разговорѣ Пандара съ слугой одинъ изъ особенно рѣзкихъ анахронизмовъ, какіе Шекспиръ допускалъ въ своихъ произведеніяхъ. На вопросъ троянца Пандара, кому слуга служитъ?-- тотъ отвѣчаетъ совершенно въ духѣ христіанской религіи, что онъ служитъ Богу, что не теряетъ надежды увидѣть Пандара раскаявшимся и потому заслужившимъ милость и прощеніе своимъ грѣхамъ и т. п.
   57. Здѣсь игра двойнымъ значеніемъ слова -- "grace" -- милость. Слуга говоритъ, что Пандаръ заслужитъ милость (если сдѣлается лучше), а Пандаръ, понимая слово милость, какъ титулъ (ваша милость), отвѣчаетъ, что его титулъ не "ваша милость", а "ваша честь и ваше лордство" (hononr and lordsliip are my tittle). Въ переводѣ смыслъ сохраненъ по возможности.
   58. Смыслъ этого отвѣта слуги очень неясенъ. Въ подлинникѣ онъ говоритъ: "I do but partly know, sir; it is music in parts", т.-е. буквально: я ее (музыку) знаю только отчасти; это -- музыка въ частяхъ. Ясно, что вся фраза введена для игры двойнымъ значеніемъ словъ: "partly" -- отчасти и "part" -- часть. Но какой смыслъ имѣетъ фраза "music in parts" (музыка въ частяхъ) -- сказать трудно. По толкованію Деліуса, это слѣдуетъ понимать въ смыслѣ, что играютъ нѣсколько музыкантовъ.
   59. Здѣсь игра значеніемъ слова "command". Пандаръ говоритъ: "command, I mean friend", т.-е. я спрашиваю, кто приказалъ (музыкантамъ играть). А слуга, принимая глаголъ "command" -- въ повелительномъ наклоненіи, возражаетъ: "кому я долженъ приказывать?" Въ переводѣ точнаго смысла невозможно было передать. Вообще можно предположить, что въ этомъ комическомъ разговорѣ Пандара со слугою много позднѣйшихъ вставокъ, сдѣланныхъ клоунами, исполнявшими эти роли.
   60. Въ рѣчахъ слуги замѣтно, что онъ относится къ Пандару и къ Еленѣ со скрытымъ презрѣніемъ за ихъ безнравственность. Такъ, онъ съ преувеличеннымъ, насмѣшливымъ паѳосомъ описываетъ красоту Елены. Въ послѣднихъ же его словахъ, что Пандарь сказалъ "кухонную (stewed) фразу -- двусмысленность, въ томъ, что слово "stew" значитъ также развратный домъ.
   61. Въ подлинникѣ Елена говоритъ: "thou hast а fine forehead", т.-е. у тебя прекрасный (въ смыслѣ остроумный) лобъ.
   62. Стихотворный буквальный переводъ пѣсни Пандара невозможенъ по множеству присловій и не имѣющихъ никакого смысла выраженій. Вотъ возможно близкій прозаическій переводъ: "Любовь, любовь и ничего кромѣ любви, потому что лукъ любви поражаетъ самца, поражаетъ и самку. Стрѣлы ея не разстраиваютъ тѣхъ, въ кого попадаютъ, а только щекотятъ царапинами. Любовники кричатъ: "О, о, мы умираемъ!", но та самая рана, отъ которой они боялись умереть, скоро измѣняетъ крикъ: "О, о!" на "Ха, ха!" -- Умирающій любовникъ оживаетъ. Сначала "О, о!", а потомъ: "Ха, ха!" Вздохъ "О, о!" превращается въ "Ха-ха-ха!"
   63. Въ подлинникѣ Парисъ называетъ здѣсь Елену сокращеннымъ англійскимъ именемъ Нелли (Nell). Въ русскомъ переводѣ такое слово прозвучало бы слишкомъ въ разрѣзъ съ общимъ характеромъ пьесы.
   61. Принцами острововъ (the island kings) Парисъ называетъ приплывшихъ съ острововъ Эллады грековъ. Такъ, въ прологѣ пьесы также говорится, что осадившіе Трою враги приплыли съ Элладскихъ острововъ.
   65. По изданію in folio эту фразу говоритъ не Парисъ, обращаясь къ Еленѣ, но она къ нему.
   66. Харонъ -- перевозчикъ, переправлявшій души умершихъ въ рай или въ адъ черезъ волны рѣки Ахерона. Стиксъ также адская рѣка, но имя ея поставлено здѣсь ошибочно.
   67. Въ подлинникѣ "а kiss in fee farm" -- буквально: арендованный поцѣлуй. Смыслъ тотъ, что земли отдавали въ вѣчныя аренды; и потому Пандаръ желаетъ, чтобъ поцѣлуй Троила былъ вѣченъ, какъ аренда. Говоря дальше: "строй плотникъ", Пандаръ, вѣроятно, продолжаетъ ту же мысль, т.-е. хочетъ сказать, что Троилъ съ Крессидой, сойдясь навсегда, могутъ построить здѣсь для себя домъ.
   68. Въ старыхъ изданіяхъ in quarto и in folio вмѣсто слова "страхъ" (fear) напечатано "tears" (слезы), что очевидная ошибка. Исправленіе сдѣлано Попомъ.
   69. Этотъ монологъ Пандара введенъ Шекспиромъ въ свою пьесу, какъ отголосокъ взглядовъ, которые въ то время существовали дѣйствительно. Чоусерова повѣсть о любви Троила и Крессиды была такъ популярна въ Англіи, что ихъ имена, а равно имя Пандара, сдѣлались нарицательными для обозначенія вѣрныхъ любовниковъ, коварныхъ женщинъ и сводниковъ.
   70. Это балаганное, циничное обращеніе актера къ публикѣ во время дѣйствія до того несогласно съ общимъ духомъ Шексппровыхъ произведеній, что почти всѣ комментаторы считаютъ эту выходку Пандара позднѣйшей вставкой какого-нибудь клоуна, исполнявшаго его роль.
   71. Заключенныхъ въ скобки словъ нѣтъ въ изданіи in folio, что произошло, вѣроятно, вслѣдствіе типографской ошибки, потому что иначе въ рѣчи Ахилла прерывается смыслъ.
   72. Заключенныхъ въ скобки словъ нѣтъ въ изданіяхъ in quarto.
   73. Ахиллъ полюбилъ дочь Пріама -- Поликсену.
   74. Пирръ былъ сыномъ Ахилла.
   75. Въ подлинникѣ Терситъ говоритъ: "а plague of opinion", т.-е. проклятье общественному мнѣнію. Но смыслъ именно тотъ, что слава (или общественное мнѣніе) принесла Аяксу только бѣду.
   76. Въ подлинникѣ выраженіе: "he professes not answering", т.-е. онъ проповѣдуетъ безотвѣтность (т.-е. молчаніе).
   77. Эней былъ сыномъ Анхиза и Венеры, почему и клянется ихъ именами. Замѣчательно, что изъ всѣхъ лицъ этой трагедіи Эней одинъ выведенъ совершенно съ характеромъ средневѣковаго рыцаря, безъ малѣйшаго оттѣнка гомерическаго эпоса, сквозящаго въ характерѣ почти всѣхъ прочихъ лицъ.
   78. Въ подлинникѣ Пандаръ называетъ здѣсь Крессиду неимѣющимъ смысла словомъ "chipochia". Теобальдъ замѣнилъ его выраженіемъ "саpochio", которое, по итальянскому словарю Флоріо (1598 г.), значитъ глупый человѣкъ или, точнѣе, въ уменьшительномъ значеніи: глупая головушка.
   79. Переводъ этой фразы Энея сдѣланъ по изданію in folio: "the secrets of nature", т.-е. секреты природы. Въ изданіяхъ in quarto напечатано: "the secrets of neighbour Pandar", т.-е. секреты сосѣда Пандара. Въ послѣднемъ случаѣ смыслъ будетъ тотъ, что Эней обѣщаетъ хранитъ тайну лучше, чѣмъ скрываетъ свои сводническія продѣлки Пандаръ.
   80. Говоря о своемъ неумѣньи танцовать, Троилъ называетъ модный въ Шекспирово время танецъ: lavolt. Доусъ описываетъ его такъ: "кавалеръ быстро повертывалъ даму нѣсколько разъ и затѣмъ помогалъ ей прыгнуть какъ можно выше."
   81. Заключенныхъ въ скобки строкъ нѣтъ въ изданіяхъ in quarto.
   82. Въ старыхъ изданіяхъ этотъ отвѣтъ произноситъ Агамемнонъ, что, вѣроятно, ошибка.
   83. Въ подлинникѣ здѣсь оригинальное выраженіе: "nor dignifies an impure thought with breath", т.-е. буквально: онъ не удостаиваетъ своимъ дыханіемъ (въ смыслѣ: не произноситъ) дурныхъ мыслей.
   84. Неоптолемъ былъ сыномъ Ахилла, но здѣсь Шекспиръ, вѣроятно, намекаетъ не на него, а на одноименнаго съ нимъ греческаго героя, прибывшаго вмѣстѣ съ Ахилломъ къ стѣнамъ Трои. Разсказъ о его храбрости помѣщенъ въ Лидгэтовой исторіи Троянской войны, служившей Шекспиру источникомъ для его пьесы.
   85. По изданіямъ in quarto, Агамемнонъ говоритъ изъ этой рѣчи только послѣднія слова.
   86. Сопоставляя клятвы Марсомъ и перчаткой Венеры, Гекторъ насмѣшливо намекаетъ на то, что Менелай былъ обманутъ Еленой такъ же, какъ Венера и Марсъ обманули мужа Венеры Вулкана. Латинское слово quondam находится въ подлинникѣ.
   87. Причина, по которой Ахиллъ соглашается выйти на бой съ Гекторомъ, совершенно переиначена Шекспиромъ противъ Иліады, гдѣ онъ выходитъ на бой исключительно для того, чтобы отомстить за смерть Патрокла.
   88. Ахиллъ въ своемъ вопросѣ называетъ Терсита "fragment", т.-е, обрывокъ или объѣдокъ, намекая этимъ на его безобразіе, а Терситъ называетъ Ахилла -- "fall dish of foob, т.-е. полное блюдо глупости, и этимъ рипостируетъ на значеніе слова: объѣдокъ.
   89. Здѣсь совершенно непереводимая игра словъ. Патроклъ спрашиваетъ: "who keeps the tent now?-- т.-е. кто стережетъ теперь палатку? Но слово tent (палатка) значитъ еще корпія, и потому вопросъ Патрокла можно перевести также: у кого теперь корпія?-- Терситъ, принимая его слова въ этомъ смыслѣ, отвѣчаетъ: "the surgeon's bex, or the patient's wound", т.-е. корпія въ ящикѣ врача или въ ранѣ больного.
   90. Въ изданіяхъ in quarto Терситъ перечисляетъ гораздо большее количество болѣзней. Большинство издателей однако не включаетъ ихъ въ текстъ пьесы въ виду того, что этотъ отвратительный перечень не имѣетъ никакого значенія.
   91. Въ подлинникѣ: "finch egg" -- зябличье яйцо. Почему Терситъ называетъ такъ Патрокла -- не разъяснено.
   92. Въ подлинникѣ: "loves quails" -- любятъ перепелокъ. Перепелка считалась похотливой птицей, и потому этимъ именемъ называли публичныхъ женщинъ.
   93. Называя Менелая рожкомъ для натягиванья башмаковъ, болтающимся на икрѣ Агамемнона, Терситъ намекаетъ на то, что Менедай -- рогатый мужъ, а также, что онъ не имѣетъ никакой самостоятельности и во всемъ слѣдуетъ за братомъ.
   94. Въ подлинникѣ прибавлено, что сладострастье щекочетъ картофельными пальцами (with potatoe finger). Въ Шекспирово время полагали, что картофель возбуждаетъ похоть.
   95. Въ подлинникѣ Терситъ говоритъ: "now she sharpens -- well said, whetstone", т.-е. буквально: теперь она точитъ -- хорошо сказано, точильный камень. Слово sharpens (точитъ) употреблено въ смыслѣ разжигаетъ или подзадариваетъ. При переводѣ фразы Терсита этимъ выраженіемъ эпитетъ точильный камень теряетъ смыслъ.
   96. Въ изданіяхъ in quarto и in folio эту фразу произноситъ Діомедъ. Позднѣйшіе издатели включили ее въ монологъ Крессиды, что дѣйствительно придаетъ ему болѣе смысла.
   97. Въ подлинникѣ Крессида просто говоритъ, что она клянется прислужницами Діаны, не объясняя, что это звѣзды, и не указывая на небо. Безъ такого разъясненія смыслъ перевода остался бы неяснымъ.
   98. Арахна была лидійская дѣвушка, славившаяся искусствомъ пряжи, въ которомъ превзошла самую Минерву. Раздраженная этимъ богиня превратила ее въ паука. Разсказъ этотъ поэтически обработанъ въ Овидіевыхъ превращеніяхъ.
   99. Здѣсь въ подлинникѣ довольно натянутое выраженіе. Говоря, что Крессида отдала остатки прежней вѣрности Діомеду, Троилъ прибавляетъ, что она отдала ихъ -- "with another knot, five-finger-tied", т.-е. связавъ въ пятью пальцами новый узелъ.
   100. Въ подлинникѣ: "accept distracted thanks", т.-е. буквально: прими мою разстроенную благодарность.
   101. Въ подлинникѣ Терситъ говоритъ: "а burning de vil take them", т.-е. буквально: пусть бы ихъ взялъ огненный чортъ. Нѣкоторые коментаторы понимаютъ это выраженіе иначе, въ виду того, что именемъ "burning" назывался въ Шексппрово время въ Англіи сифилисъ. Потому Терситъ своей фразой желаетъ Діомеду съ греками этой болѣзни.
   102. По изданіямъ in quarto эту рѣчь произноситъ Андромаха. Если у жертвы оказывалась больная и испорченная печень, то это было знакомъ, что жертва неугодна богамъ.
   103. Въ подлинникѣ Гекторъ говоритъ: "mine honour keeps the weather of my fate", т. e. буквально: хорошая погода моей судьбы охраняется моей честью.
   104. Здѣсь непереводимая игра двойнымъ значеніемъ слова "dear", которое значитъ: пріятный и дорогой или достойный. Гекторъ говоритъ, что жизнь пріятна (dear) всѣмъ, но достойный (dear) человѣкъ цѣнитъ честь выше жизни.
   105. По изданію in folio Троилъ повторяетъ Пандару эти же самые два стиха въ концѣ трагедіи.
   106. Имена греческихъ героевъ, о которыхъ говорилъ Агамемнонъ въ этомъ монологѣ, взяты Шекспиромъ изъ Лидгэтовой "Троянской книги". Равно оттуда же заимствованъ разсказъ о страшномъ звѣрѣ, котораго одинъ изъ союзныхъ съ троянами царей привелъ имъ на помощь. Въ подлинникѣ этотъ звѣрь названъ "dreadfull sagittary", т.-е. страшный стрѣлецъ. Вѣроятно, подъ этимъ именемъ надо понимать кентавра.
   107. Эпизодъ о воинѣ въ великолѣпномъ оружіи заимствованъ Шекспиромъ изъ Лидгэта.
   108. Указаніе, что Гекторъ снимаетъ оружіе, введено позднѣйшими издателями. Въ первыхъ изданіяхъ его нѣтъ, но оно оправдывается дальнѣйшими словами Гектора, что онъ беззащитенъ.
   109. Картина смерти Гектора изображена совершенно иначе, чѣмъ въ Иліадѣ, и заимствована Шекспиромъ также изъ средневѣковыхъ троянскихъ разсказовъ, но только Шекспиръ перенесъ на Гектора то, что говорится о Троилѣ.
   110. Эти самые два стиха говоритъ Троилъ Пандару въ концѣ 3-й сцены (см. прим. 105). Повторенія ихъ нѣтъ въ изданіяхъ in quarto.
   111. Публичныя женщины въ Шекспирово время состояли подъ надзоромъ винчестерскаго епископа, почему и назывались винчестерскими гусями.
   112. Это вторичное циничное обращеніе Пандара къ публикѣ, вѣроятно, одного происхожденія съ первымъ. (См. прим. 70).
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru