Lib.ru/Классика: Шелгунов Николай Васильевич. Государственное хозяйство

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ХОЗЯЙСТВО

(По поводу книги Пфейфера: die Staatseinnahmen.)

(Окончаніе).
См. No 11 "Дѣла".

Прежде чѣмъ говорить о самомъ важномъ источникѣ государственныхъ доходовъ, я напомню коротко читателю сущность мыслей, изложенныхъ въ первой статьѣ.

Когда еще народное хозяйство европейскихъ государствъ находилось въ своемъ первобытномъ состояніи, однимъ изъ источниковъ доходовъ служили такъ называемыя государственныя имущества. Почти въ тоже время начали устраиваться казенныя фабрики, заводы и другія промышленныя заведенія, и правительства взяли на себя роль частныхъ производителей.

Едва ли нужно доказывать то, въ чемъ уже всѣ убѣждены, т. е., что государство не можетъ быть ни купцомъ, ни фабрикантомъ, ни сельскимъ хозяиномъ. Достаточно привести одинъ фактъ, что казенныя производства бывали возможны лишь при условіи монополіи, А если государственная промышленность можетъ приносить выгоду только при условіи устраненія конкуренціи, то, очевидно, потому что безъ конкуренціи она существовать не можетъ.

Но кромѣ финансовой невыгодности казенныхъ промышленныхъ учрежденій и невыгодности ихъ для народа, который долженъ платить за вещи дороже, чѣмъ при условіи свободнаго производства, монополіи создавала искусственныя границы капиталу и рабочимъ силамъ страны. Если, напр., государство устраивало на монопольномъ основаніи фарфоровые или стекляные заводы или брало на себя разработку драгоцѣнныхъ металловъ, то, очевидно, что частные капиталы, которые при отсутствіи стѣсненій могли бы быть направлены на эти производства, должны были искать себѣ другого выхода. А если къ этому присоединить еще, что каждая монополія вызываетъ неизбѣжно контроль и сложный надзоръ, то путы, которыми, такимъ образомъ, государство опутываетъ народное хозяйство, падаютъ весьма чувствительнымъ убыткомъ на всю страну.

Пока монополія падаетъ на подобныя производства, какъ фарфоръ и хрусталь, къ ней, при всей ея несправедливости, пожалуй, еще можно относиться довольно спокойно. По если монополія обрушивается на такіе предметы первой необходимости, какъ соль или даже табакъ, то совершенно позволительно предложить финансистамъ вопросъ: почему имъ вздумалось взять на себя разработку именно соли, когда частныя лица могли бы сдѣлать тоже дѣло и выгоднѣе, и лучше? Почему они замыслили сѣять непремѣнно табакъ, а не горчицу? Почему, устраивая монопольное производство съ прямою цѣлью доставить государству выгоду, финансисты въ Тоже время принимали мѣры, стѣсняющія народное хозяйство, не замѣчая, что они одной рукой созидали то, что другой разрушали? Государственное хозяйство не можетъ быть выгоднымъ, если идетъ въ убытокъ хозяйство народное. Государство не можетъ быть богатымъ, если бѣденъ народъ. А народъ можетъ быть богатъ только тогда, когда онъ свободенъ въ своей экономической дѣятельности. Ясно, что чѣмъ сильнѣе внѣдряется монополія въ торговлю и промышленность, тѣмъ больше терпитъ народное хозяйство. Это замѣчаніе относится ко всѣмъ государственнымъ производствамъ и государственнымъ имуществамъ, которыя хочетъ эксплуатировать сама казна. Выгоды, извлекаемыя государствомъ изъ нихъ монопольнымъ путемъ, падаютъ налогомъ, тѣмъ болѣе тяжелымъ, чѣмъ сильнѣе создаваемыя имъ помѣхи. Если, напр., желѣзныя дороги превращаются въ правительственную монополію, то народъ не только долженъ заплатить за болѣе дорогую ихъ постройку и за болѣе дорогое ихъ управленіе и поддержаніе, чѣмъ въ рукахъ частныхъ, но еще и платить лишнее за право пользованія ими. Всѣ эти излишки являются налогомъ, стѣсняющимъ свободу передвиженія и сношеній, связывающимъ болѣе или менѣе промышленную свободу населенія.

Пошлины, о которыхъ говорилось, хотя и не имѣютъ такого зловреднаго вліянія на народное хозяйство, но юридическая несправедливость ихъ не становится оттого меньше. Ложась меньшимъ гнетомъ на всѣхъ, онѣ тѣмъ чувствительнѣе для отдѣльныхъ лицъ. Пошлины зависятъ исключительно отъ случая; онѣ зависятъ отъ того, потребуется ли тому или другому лицу обратиться къ правительственной власти. Одинъ во всю свою жизнь не обратится ни разу ни къ суду, ни къ полицейской власти, вовсе не по свойствамъ своего личнаго характера, а исключительно но обстоятельствамъ. Другой, по тѣмъ же обстоятельствамъ, нуждается, напротивъ, безпрестанно въ помощи и содѣйствіи правительства; эта нужда не дѣлаетъ его, однако, способнѣе къ уплатѣ податей, и онъ долженъ нести ихъ, тогда какъ первый избавленъ отъ нихъ только случаемъ. Но спрашивается, развѣ необходимость въ содѣйствіи правительственной власти для послѣдняго не приноситъ никакой выгоды первому, хотя онъ къ ней и не обращался? Развѣ можно утверждать, что только для тѣхъ и существуетъ полезная сторона суда и полиціи, кто къ нимъ обращается, а тѣмъ, кому весь свой вѣкъ не придется обратиться къ властямъ непосредственно, они не приносятъ никакой пользы? А если этого сказать нельзя, то очевидно, что нѣкоторые платятъ за всѣхъ, и платятъ именно, можетъ быть, тѣ, которымъ, по ихъ стѣсненному положенію и по разнымъ житейскимъ затрудненіямъ необходимѣе покровительство власти. Несчастные платятъ за счастливыхъ.

Невыгода пошлинъ заключается еще и въ томъ, что собираніе ихъ обходится слишкомъ дорого, и что, кромѣ прямого денежнаго убытка, онѣ создаютъ еще и другія стѣсненія. Напр., если какое либо дѣло вы можете вести лишь на гербовой бумагѣ, то, конечно, не все равно, вести ли его просто, безъ всякихъ подробныхъ справокъ, или же не иначе, какъ спеціально изучивъ разнообразныя соргы гербовыхъ пошлинъ и то соотвѣтствіе, въ которомъ они должны находиться съ разнообразіемъ размѣра власти и круга дѣятельности того или другого правительственнаго мѣста.

Изъ всего этого слѣдуетъ то справедливое заключеніе, что ни управленіе государственными имуществами, ни пошлины не могутъ быть считаемы раціональнымъ источникомъ государственныхъ доходовъ.

Но кромѣ раціональности въ государственныхъ доходахъ играетъ важную роль и самый размѣръ ихъ. Поэтому, прежде чѣмъ финансисты разработали основанія своей науки, они позаботились о томъ, чтобы придумать какъ можно больше источниковъ государственныхъ доходовъ.

Первоначально налоги въ томъ видѣ, какъ мы ихъ теперь знаемъ, не существовали, и государства необходимыя имъ средства получали въ разныхъ видахъ натурою. Впослѣдствіи, однако, когда государственныя имущества и взносы натурой оказывались недостаточными, государственные люди и финансисты придумали весьма разнообразную систему налоговъ,-- систему, до того разнообразную, что, напр., по поводу англійскихъ налоговъ Сидней Смитъ высказалъ слѣдующую, весьма мѣткую характеристику: "налоги накапливаютъ на налоги, пока каждый предметъ потребленія, поступающій въ человѣческій ротъ, прикрывающій человѣческое тѣло или ногу, не будетъ ими обложенъ. Налогъ на все, что пріятно видѣть, что пріятно слышать, что пріятно чувствовать, обонять. Налогъ на тепло, на свѣтъ, на все, что находится въ землѣ, въ водѣ, подъ землею; на все, что приходитъ изъ-за границы или добывается дома. Налогъ на каждое новое сырье, служащее источникомъ новой промышленности; налогъ на соусъ, возбуждающій аппетитъ человѣка, и на лекарство, возстановляющее его здоровье, на горностая, укращающаго судью, и на веревку, на которой повѣсятъ преступника, на соль бѣдняка и на овощи богача, на гвозди гроба. Въ постели и за столомъ, при смерти и при рожденіи должны мы платить налогъ. Школьникъ бьетъ бичемъ оплаченный налогомъ мячикъ, безбородое дитя взнуздываетъ свою оплаченную налогомъ лошадку, оплаченной налогомъ уздой, на оплаченной налогомъ улицѣ. Умирающій англичанинъ наливаетъ свое лекарство, оплаченное семью процентами, въ ложку, оплаченную 15%, ложится на постель, оплаченную 22%, пишетъ духовное завѣщаніе на гербовой бумагѣ въ 8 фунтовъ и умираетъ на рукахъ врача, который за право отправить его на тотъ свѣтъ заплатилъ 100 фунтовъ. Немедленно за тѣмъ все имущество покойника облагается налогомъ отъ 2 до 10 процентовъ, берется высокая пошлина за гробъ, добродѣтели умершаго оповѣщаютъ міру на обложенномъ налогомъ мраморѣ и, наконецъ, покойникъ успокоивается только въ обществѣ тѣней, чтобы не знать больше никакихъ налоговъ".

Конечно, эта картина Англіи былыхъ годовъ, можетъ быть, и непримѣнима къ современнымъ европейскимъ государствамъ. Тѣмъ не менѣе она совершенно вѣрна въ своей основной идеѣ, ибо весьма рельефно обрисовываетъ систему, которою создали финансисты и преслѣдуютъ ея цѣль.

Финансовая паука -- знаніе еще слишкомъ молодое, и потому тѣ, кто бралъ на себя заботы покрывать государственные расходы разными искусно-измышленными доходами, тѣ неособенно затруднялись выборомъ раціональныхъ средствъ. Всѣ средства казались хороши, если они достигали своей цѣли. Надъ принципами никто не задумывался, и измышлялись всякія новыя средства, чтобы переводить деньги изъ кармана народа въ руки финансоваго управленія.

Чтобы оправдать этотъ образъ дѣйствій, финансисты придумывали софизмы, противъ которыхъ, правда, не было оффиціальныхъ возраженій, но съ которыми тѣмъ не менѣе никто изъ плательщиковъ не соглашался. Такъ, напр., финансисты утверждали, что если деньги, взятыя отъ народа, расходуются въ самой странѣ, то никто бѣднѣе не становится. Этотъ софизмъ опровергается легко экономическимъ закономъ о расходахъ на выгодное и убыточное потребленіе. Законъ, о которомъ я говорю, указываетъ, что если трудъ и капиталъ употреблены на производство полезностей, способныхъ создать новыя полезности, то они употреблены выгодно, въ противномъ же случаѣ убыточно. Если финансовое управленіе, взявъ деньги, употребитъ ихъ на устройство школъ, мостовъ, каналовъ, дорогъ, вообще на устройство и созданіе того, что усиливаетъ экономическую дѣятельность и ведетъ или къ возвышенію человѣческихъ способностей, или къ созданію новыхъ полезныхъ предметовъ, то подобныя дѣйствія для страны выгодны. Школы, дороги, каналы возбуждаютъ въ народѣ энергію производительности, облегчаютъ сношенія, облегчаютъ трудъ, слѣдовательно увеличиваютъ размѣръ его результатовъ. Конечно, каждый, кто внесъ деньги, сталъ бѣднѣе; но онъ внесъ свои деньги какъ бы въ банкъ на проценты и началъ получать на нихъ такія выгоды и удобства, которыхъ безъ этого взноса получить бы не могъ.

Совсѣмъ иное, если расходъ производится на потребленіе убыточное, т. е. на такое потребленіе, которое не принесетъ плательщику никакой выгоды. Возьму избитый примѣръ, слишкомъ часто приводимый современными экономическими писателями -- расходъ на войско. Безъ сомнѣнія деньги, употребленныя на ихъ содержаніе, остались въ странѣ. Но вопросъ не въ томъ, гдѣ остались эти деньги, а въ томъ, какая полезная матеріальная выгода явилась результатомъ этого расхода. Прибавилось ли для бѣдныхъ говядины, сталь ли дешевле хлѣбъ и квартиры, увеличилось ли въ странѣ число сапоговъ и удобнаго теплаго платья? Нѣтъ. Деньги, взятыя на содержаніе неэкономическихъ производителей, ушли только на нихъ лично и, взамѣнъ ихъ, не получилось ни одного полезнаго предмета, способнаго улучшить матеріальное положеніе страны. Съ общей государственно-экономической точки зрѣнія расходъ на излишнихъ чиновниковъ и солдатъ признается необходимымъ и полезнымъ потому, что для экономическаго процвѣтанія страны необходимо полное матеріальное огражденіе противъ внутреннихъ и внѣшнихъ помѣхъ. Не держать достаточное количество войска -- значитъ дать честолюбивому сосѣду возможность взять надъ собою перевѣсъ. А какъ подобное отношеніе грозитъ политической независимости каждаго народа, то понятно., почему современныя европейскія государства довели теорію вооруженнаго мира до чудовищнаго размѣра, испугавшаго даже остроумныхъ финансистовъ.

Тѣмъ не менѣе, съ точки зрѣнія тѣхъ же экономистовъ, расходъ на содержаніе армій есть дѣло все-таки убыточное, ибо для сохраненія спокойствія внутри и извнѣ можно придумать военную систему болѣе выгодную, которой, къ сожалѣнію, континентальная Европа слѣдовать не желаетъ, хотя примѣръ Швейцаріи и Сѣверо-Американскаго союза у всѣхъ передъ глазами.

Самое сильное, возраженіе финансистамъ, высказывающимъ мысль о томъ, что страна не становится бѣднѣе, если деньги остаются въ ней, служитъ сравненіе народа съ купцомъ, у котораго воръ укралъ сто рублей и затѣмъ купилъ у него же товару на туже сумму. Конечно, у купца куплено на сто руб., но тѣмъ не менѣе у купца сто руб. все-таки украдены, и выгода его заключается только въ тѣхъ процентахъ, которые онъ взялъ на проданномъ товарѣ.

Такъ какъ налоги берутся съ народа при полномъ отсутствія съ его стороны сознанія тѣхъ полезныхъ цѣлей, къ достиженію которыхъ они должны вести, то народъ и смотритъ повсюду на налоги не такъ сочувственно, какъ бы того хотѣлось финансистамъ. Но въ этомъ, конечно, плательщики виноваты менѣе всего. Если бы они были убѣждены, что всякая уплаченная ими копѣйка принесетъ имъ извѣстную выгоду, что отъ этой копѣйки станетъ имъ житься дешевле и удобнѣе, и что капиталъ, затраченный ими въ видѣ налоговъ, принесетъ имъ проценты, въ какомъ бы то ни было видѣ, то, конечно, не представлялось бы никакихъ затрудненій въ платежахъ налоговъ, и операція эта совершалась-бы къ обоюдному согласію плательщиковъ и финансистовъ. Но какъ въ дѣйствительной жизни мы встрѣчаемъ нѣчто иное, то и нечего удивляться, что научные софизмы финансистовъ не находятъ себѣ оправданія въ здравомъ разсудкѣ платящаго простонародья. Въ этомъ разнорѣчіи того, что буквоѣды зовутъ наукой, а здравомысліе чепухой, заключается причина, почему налоги постоянно стремились къ тому многообразію и усложненію, надъ которымъ издѣвался Сидней Смитъ. Финансисты, видя отвращеніе народа отъ убыточныхъ платежей, старались придумать такой способъ извлеченія изъ народнаго кармана денегъ, чтобы народъ не замѣтилъ, какъ онъ становится бѣднѣе, и насколько на свои чистыя денежки онъ, да пожалуй и не онъ, получаетъ красивыхъ безполезностей.-- Эта организованная финансово-научная система привела, наконецъ, къ тому, что сами финансисты сбились съ толку въ построенномъ ими лабиринтѣ.

Запутанность замысловатаго архитектурнаго произведенія финансистовъ обнаружилась въ своей поражающей полнотѣ только тогда, когда потребовалось найти выходъ изъ лабиринта, или яснѣе, когда оказалось необходимымъ подумать о томъ, чѣмъ, все это кончится, если продолжать прежнее скучиваніе налоговъ на налоги.

Распутать всю эту путаницу оказалось гораздо труднѣе, чѣмъ было ее напутать. Финансисты, придумывая налоги, не заботились о какой либо опредѣленной системѣ, не имѣли предъ глазами никакого принципа, никакого идеала. Дѣло дѣлалось всегда очень просто. Потребуются государству деньги, на народъ накладывался налогъ. Понадобятся снова деньги, къ старому налогу прибавляется новый и т. д. до безконечности. Если изобрѣтательность оффиціальныхъ финансистовъ оказывалась недостаточной, вызывалось содѣйствіе другихъ, болѣе изобрѣтательныхъ умовъ и, такимъ образомъ, въ придумываніи новыхъ налоговъ не встрѣчалось затрудненій. Такъ въ началѣ XVII столѣтія генеральные штаты Голландіи назначили премію тому, кто придумаетъ новый налогъ, способный дать государственному казначейству чувствительную поддержку. Какой-то голландецъ придумалъ штемпельный налогъ, который въ самое короткое время и быть принятъ во всей Европѣ.

Налоги бывали просты и немногосложны только у народовъ первобытной культуры. Но чѣмъ народъ становился экономически развитѣе, чѣмъ возрастало больше его матеріальное благосостояніе, тѣмъ дѣлались выше и разнообразнѣе налоги. Когда, наконецъ, экономическое развитіе, какъ напр. въ Англіи, дошло дѣйствительно до замѣчательной высоты, до соотвѣтственной же высоты дошло многообразіе и тягость налоговъ, такъ что только одна гробовая доска спасала англичанина отъ безконечныхъ и вѣчныхъ платежей.

Но чѣмъ многообразнѣе становились платежи, тѣмъ приближалась болѣе поворотная точка. Не говоря уже про платильщиковъ, но и самимъ финансистамъ становилось очевидной необходимостью выяснить финансовые принципы, долженствующіе служить руководящимъ началомъ, и организовать правильную, сознательно-разумную систему. Среди путаницы, сложившейся подъ вліяніемъ случайностей, было вовсе не такъ легко найти свѣтъ, котораго искали. Справедливость требовала, чтобы налоги ложились на всѣхъ относительно одинаковымъ бременемъ. Но при первомъ же, болѣе глубокомъ взглядѣ на сущность вопроса, оказалось, что существуетъ одно особенное обстоятельство, котораго не предвидѣли первоначальные изобрѣтатели налоговъ. Это маленькое обстоятельство, сбившее всѣхъ съ толку, есть такъ называемое переложеніе налоговъ, т. е. возможность вывернуться изъ платежа, переложивъ его на другого. Когда финансисты усмотрѣли это новое непредвидѣнное ими обстоятельство, они подумали, что сущность вопроса выяснится въ ея полной очевидности, если привести налоги въ систему, соотвѣтственно ихъ переложимости. Нельзя отрицать того что въ извѣстной степени финансисты были правы, и что приду, манное ими дѣленіе налоговъ на прямые и косвенные бросало на вопросъ больше свѣту, чѣмъ его имѣлось до тѣхъ поръ. Тѣмъ не менѣе все-таки ошибочно полагать, будто бы приведеніе налоговъ въ систему можетъ привести къ тѣмъ полезнымъ результатамъ, къ какимъ стремятся люди прогрессивные.

Невозможность однимъ дѣленіемъ налоговъ на извѣстныя категоріи установить уравнительность и справедливость выказалась не медленно. Не упоминая о другихъ дѣленіяхъ, предложенныхъ финансистами, я обращу вниманіе читателя на дѣленіе налоговъ на прямые и косвенные. IT въ учебникахъ, и въ разговорѣ съ чиновникомъ-прогрессистомъ, и въ обществѣ, претендующемъ на пониманіе финансовыхъ вопросовъ, вы услышите толки о налогахъ прямыхъ и косвенныхъ, какъ о вещи, ясной до очевидности для всякаго говорящаго. При ближайшемъ же разсмотрѣніи вопроса оказывается, что очевидная ясность вовсе не такъ очевидна. Вамъ скажутъ, что прямой налогъ есть тотъ, который платится тѣмъ, на кого онъ. наложенъ, а всѣ остальные налоги косвенные. Такое дѣленіе было бы вполнѣ справедливо, если бы не существовало возможности переложенія, которое и спутываетъ весь вопросъ. Опредѣленіе того, можетъ ли быть налогъ переложенъ, на кого именно и въ дѣйствительности ли онъ перекладывается -- составляетъ одну изъ труднѣйшихъ теоретическихъ задачъ. Поэтому нѣкоторые изъ финансистовъ предложили называть прямыми налогами тѣ, при назначеніи которыхъ правительство задается впередъ мыслью, что налогъ долженъ пасть прямо на плательщиковъ. Но и тутъ переложеніе является помѣхой, ибо одного намѣренія правительства еще недостаточно, чтобы не происходило переложенія. Такъ, напр., купецъ, привозящій иностранные товары, платитъ на таможнѣ за нихъ пошлину, которая и считается налогомъ косвеннымъ. Но вотъ ѣдетъ путешественникъ, везущій подобные же товары для себя: пошлина, взятая съ него, является налогомъ прямымъ. Вообще въ тѣхъ случаяхъ, когда существуетъ налогъ на потребленіе, налогъ на него, взятый съ купца, будетъ налогомъ косвеннымъ, а взятый съ лица, везущаго на собственное потребленіе, будетъ налогомъ прямымъ. Очевидно, что и это дѣленіе не достигаетъ своей цѣли. Еще нѣкоторые предлагали называть прямыми налогами тѣ, которые берутся съ капитала или дохода, а косвенными, которые берутся съ расхода. Но этой классификаціи для штемпельнаго налога не найдется мѣсто, потому что очень часто онъ берется на съ дохода, ни съ капитала, ни съ расхода, а просто за какое нибудь гражданское дѣйствіе вовсе неэкономическаго характера. Наконецъ, явилось и еще одно дѣленіе, по которому къ прямымъ налогамъ причисляются тѣ, которые берутся съ собственности, а къ косвеннымъ тѣ, которые берутся за извѣстное дѣйствіе. По этому дѣленію налогъ, напр., на дома, на землю, на промыслы или на какіе бы то ни было другіе источники доходовъ будетъ налогомъ прямымъ, а налогъ на вино, сахаръ, налогъ таможенный и т. д. будутъ налогами косвенными, ибо они берутся не собственно за вппо или сахаръ, а за процессъ ихъ изготовленія или за ввозъ произведеній и издѣлій изъ одной страны въ другую.

Нельзя отрицать того, что дѣленіе налоговъ на прямые и косвенные, если бы его возможно было провести послѣдовательно до конца, принесло бы несомнѣнную пользу, потому что избавило бы плательщиковъ отъ двойныхъ платежей, неизбѣжныхъ при возможности переложенія. Но какъ выслѣдить процессъ до конца совершенно невозможно, то и польза подобнаго дѣленіи является лишь относительной. Оно хорошо только отчасти, ибо все-таки даетъ финансистамъ кое-какое руководящее начало. Но какъ въ запутанной области финансовъ требуется не кое-какое руководящее начало, а радикальный переворотъ, то и дѣленіе налоговъ на прямые и косвенные должно потерять свою обаятельность, какъ не дающее отвѣтовъ на всѣ вопросы. Изъ дальнѣйшаго и болѣе спеціальнаго изложенія сущности и дѣйствія налоговъ читатель увидитъ, насколько систематизація ихъ приноситъ мало дѣйствительной пользы, и какой непочатый край составляетъ финансовая область не только для обыкновенныхъ людей, но даже и для финансистовъ. Дѣйствительно, любопытная вещь, какъ мало распространены въ публикѣ финансовыя знанія и какъ велико общее невѣжество въ этомъ вопросѣ. Что бы вы сказали о человѣкѣ, который дѣлаетъ зря на право и на лѣво расходы для своего домашняго хозяйства, рѣшительно не понимая, что онъ дѣлаетъ? А развѣ не ту же самую голубиную невинность заявляетъ все, платящее налоги, европейское населеніе при выплачиваніи своихъ налоговъ? Гдѣ люди, знакомые съ этимъ дѣломъ? Платитъ себѣ человѣкъ, платитъ, сердится на сборщика податей, тревожащаго его своимъ посѣщеніемъ, отдаетъ массу денегъ косвеннымъ налогомъ на предметы потребленія, плачется на подавляющую его дороговизну всего, и, подчиняясь гнетущему его факту бѣдности, никакъ не умѣетъ понять, что большинство подавляющихъ его экономическихъ бѣдствій исходятъ именно изъ его финансоваго невѣденія. Знаете ли вы, читатель, что повсюдная европейская дороговизна происходитъ почти исключительно отъ существующей въ Европѣ системы налоговъ и возможности ихъ переложенія? Впрочемъ, объ этомъ вопросѣ я буду говорить подробнѣе дальше. Теперь же я приглашу читателя познакомился съ сущностью налоговъ. Изъ этого знакомства читателю будетъ вполнѣ очевидна справедливость всего до сихъ поръ сказаннаго, а затѣмъ онъ и самъ не затруднится спасительными для него выводами. Чтобы не слишкомъ затруднять читателя, я не стану излагать ему всѣ рѣшительно спеціальные виды налоговъ, а коснусь только главнѣйшихъ изъ нихъ, существующихъ въ томъ или другомъ видѣ у васъ. Я буду говорить, конечно, о томъ, что дѣлается за границей, во-первыхъ потому, что вопросъ этотъ разработанъ иностранными учеными, а не русскими финансистами, которыхъ у насъ еще и до сихъ поръ нѣтъ, а во-вторыхъ что мы и не придумали своихъ системъ налоговъ, а пользовались тѣми, которыя были придуманы на Западѣ.

II.

Первоначальной формой налога была личная подать. При неразвитости экономической производительности, оно и не могло быть иначе. Все, что требовалось для надобности государства, исполнялось обыкновенно лицомъ или натурой. Начинается ли война, люди необходимые берутся прямо изъ народа; требуется ли для надобностей государства построить дорогу, мостъ, берутся точно также люди натурой. Только по мѣрѣ развитія культуры и образованія служба натурой начинаетъ уменьшаться. Но мѣрѣ выдѣленія изъ народа высшихъ или болѣе образованныхъ слоевъ, служба натурою отстранялась отъ себя людьми или сословіями, болѣе счастливо поставленными, и сваливалась на плечи болѣе мускульнаго простонародья.

Недостатки этой системы или переложеніе труда на плечи простонародья обнаруживались по мѣрѣ развитія. Тѣ, кому приходилось исполнять натурой всѣ работы, понявъ невыгоду подобнаго порядка, начинали исполнять свое дѣло такъ плохо, что убыточность для государства личной повинности дѣлалась вполнѣ очевидной. Напр. народъ, сгоняемый на исправленіе или на устройство дорогъ, работалъ до того лѣниво и дурно, что оказывалось вполнѣ необходимымъ поискать взамѣнъ обязательнаго труда что нибудь болѣе выгодное. И вотъ работы натурой стали замѣняться повсюду вольнонаемнымъ трудомъ, а, для возможности его оплаты, натуральныя повинности замѣнялись денежными сборами. Этимъ путемъ натуральныя повинности вышли, наконецъ, въ западной Европѣ совершенно изъ употребленія, и только еще у насъ можно встрѣтить послѣднихъ могикановъ, упорно отстаивающихъ необходимость натуральныхъ повинностей. Въ Европѣ же сохранился только одинъ видъ натуральной повинности -- повинность военная.

Военная повинность во всѣ времена считалась дѣломъ чести, ибо съ нею связывалось обязательство защиты отечества. Противъ такого взгляда возражать, конечно, нечего. Если отечество въ опасности, то, конечно, обязанность каждаго гражданина спѣшить на его спасеніе. Но въ другомъ видѣ представляется вопросъ, если мы возьмемъ страну экономически-развитую, гдѣ, для каждыхъ рукъ найдется множество дѣла. Въ такихъ странахъ, въ моментъ отсутствія опасности, военная служба не можетъ представлять никакихъ привлекательностей, ибо она предполагаетъ мирное прозябаніе въ казармахъ и военныя упражненія. Въ этихъ случаяхъ каждый экономическій производитель, которому пришлось бы оторваться отъ своего дѣла для безмятежнаго препровожденія времени въ казарменномъ досугѣ, понимаетъ очень хорошо, что такое занятіе ему убыточно. По мѣрѣ экономическаго развитія и по мѣрѣ увеличивающагося отвлеченія рукъ отъ экономической дѣятельности къ военному дѣлу, сознаніе невыгодности подобнаго порядка дѣлалось все больше и больше, и въ настоящее время, благодаря военному напряженію, возбужденному Наполеономъ III, вопросъ этотъ уже очень недалекъ отъ своей поворотной точки. Насколько новый, болѣе правильный взглядъ справедливъ, читатель увидитъ изъ слѣдующаго сравненія. Въ 1600 г. Генрихъ IV считалъ въ своемъ войскѣ всего 10,000 человѣкъ. Великій курфирстъ бранденбургскій оставилъ послѣ своей смерти (1688 г.) колоссальную армію въ 28,000 человѣкъ. При Фридрихѣ Вильгельмѣ I Пруссія владѣла еще болѣе колоссальной арміей въ 80,000 человѣкъ. Фридрихъ II довелъ ее уже до 180,000 человѣкъ. Совершенно въ такой же прогрессивности шло увеличеніе армій и въ другихъ государствахъ. Такъ у насъ при Петрѣ I (въ 1712 г.) въ арміи было 180,000 человѣкъ; въ годъ смерти Петра считалось 196,000 человѣкъ. Въ 1785 г.-- 360,000 человѣкъ; въ 1794 г.-- 442,000; въ 1803 г.-- 506,000; а въ 1812 г. 1,490,000. Правда, въ томъ числѣ народнаго ополченія 850,000. Въ настоящее время во всей Европѣ комплектъ арміи на мирномъ положеніи составляетъ 2,646,756 человѣкъ, на военномъ же положеніи -- 5,972,000.

Чтобы опредѣлить размѣръ экономической невыгодности такого громаднаго войска, недостаточно навести справки только въ военныхъ бюджетахъ государствъ. Гораздо важнѣе и значительнѣе тѣ экономическія утраты, о которыхъ въ бюджетахъ не говорится ни слова. Если мы предположимъ, что каждый изъ такихъ молодыхъ и сильныхъ работниковъ, какъ тѣ, кто берется въ солдаты, можетъ заработать въ день только 50 к. сер., то окажется, что современная европейская армія могла бы произвести разныхъ экономическихъ полезностей на 2,858,496,480 р. въ годъ. А если къ этому присоединить тѣ почти 800 миньоновъ руб., которые тратятся на содержаніе армій, то общая потеря составитъ болѣе 3% милліардовъ въ годъ.

Непроизводительное ежегодное употребленіе подобной суммы, конечно, не избѣгло отъ вниманія европейскихъ государственныхъ людей, и хотя они очень хорошо знаютъ, что швейцарская или американская система гораздо выгоднѣе, по тѣмъ не менѣе, по разнымъ соображеніямъ, не находятъ возможнымъ ввести эту систему во всѣ европейскія государства. Поэтому уничтоженіе постояннаго войска считается въ настоящее время смѣлою мечтой, осуществимой еще въ очень отдаленномъ будущемъ. И дѣйствительно, если мы предположимъ, что военная повинность натурой замѣнится повсюду вольнонаемнымъ трудомъ, то потребуются такіе сборы денегъ, разсчитывать на которые нынче совершенно еще невозможно.

Но если замѣну службы натурой денежнымъ взносомъ слѣдуетъ отнести къ области мечтаній, тѣмъ не менѣе все-таки желательно, чтобы тягость военной натуральной повинности ложилась на народъ болѣе равномѣрно, и чтобы каждый былъ привлеченъ къ ея исполненію. Въ Пруссіи, напр., подобная система уже принята правительствомъ, и каждый пруссакъ долженъ по закону быть въ военной службѣ. Въ дѣйствительности этого, однако, не существуетъ, и обыкновенно изъ 40 человѣкъ, способныхъ къ военной службѣ, поступаетъ въ нее только 26 человѣкъ, потому что въ остальныхъ по размѣру арміи нѣтъ и необходимости. Такимъ образомъ, даже и лучшая система, прусская, не можетъ считаться справедливой, и ложится всею своею тягостью только на нѣкоторыхъ. Неизмѣримо неравномѣрнѣе та система, по которой отъ военной службы освобождаются извѣстныя привилегированныя сословія. Несправедливость прусской системы -- не въ теоретическомъ ея основаніи, а только въ практикѣ; здѣсь же справедливости не хочетъ допустить даже и теорія.

Несправедливость поголовнаго налога уже признана въ настоящее время всѣми европейскими государствами, и хотя онъ существуетъ еще кое-гдѣ и до сихъ поръ, то вовсе не по принципу, а какъ переходная мѣра къ болѣе раціональному налогу. Слѣдовательно, очевидно, что убѣждать, особенно читателя, въ несправедливости поголовнаго налога нѣтъ никакой необходимости.

Вопросъ о поземельномъ налогѣ считается однимъ изъ труднѣйшихъ и запутаннѣйшихъ финансовыхъ вопросовъ. Трудность его заключается вовсе не въ томъ, чтобы у людей не достало ума понять его во всѣхъ его подробностяхъ. Затрудненія заключаются не въ теоріи вопроса, а въ побочныхъ обстоятельствахъ, чисто юридическихъ. Когда поборники справедливости и равноправности высказываютъ мысль о томъ, что поземельный налогъ долженъ подчиняться тѣмъ же основаніямъ, какъ и всѣ остальные налоги, то землевладѣльцы, основываясь на своихъ правахъ и привилегіяхъ, унаслѣдованныхъ отъ дѣдовъ и прадѣдовъ, а то и еще дальше, ссылаются на свое юридическое право и увѣряютъ, что законъ равноправности ихъ нисколько не касается. А если обратить вниманіе на то, что теоретическая разработка вопроса о поземельномъ налогѣ производится лишь въ западной Европѣ, гдѣ существовало рыцарство, гдѣ сложились разные виды ленныхъ отношеній, гдѣ сервитуты существуютъ еще и до сихъ поръ,-- то будетъ понятно, почему теорія поземельнаго налога является и къ намъ въ своемъ неразработанномъ видѣ, а русскіе финансисты, за неимѣніемъ своей собственной теоріи, стараются увѣрить кого слѣдуетъ, что и для насъ въ этомъ вопросѣ существуютъ такія же трудности, какъ и на западѣ. Изъ дальнѣйшаго изложенія читатель увидитъ, насколько неправы русскіе финансисты и насколько вопросъ этотъ представляетъ дѣйствительныя практическія трудности.

Первоначально, т. е. при первомъ основаніи государствъ, земля являлась наиболѣе удобнымъ и, можно сказать, единственнымъ источникомъ государственныхъ доходовъ. Во-первыхъ, потому, что по неразвитости экономической и неоткуда было получать доходовъ; а во-вторыхъ, потому, что земля вовсе не такая вещь, которую можно спрятать въ карманъ и скрыть отъ сборщика податей. И вотъ мы видимъ, что у евреевъ, римлянъ, китайцевъ и другихъ народовъ древности земля облагается извѣстнымъ, точно опредѣленнымъ налогомъ. Тоже самое повторилось и въ Европѣ. Въ Германіи, напр., поземельный налогъ явился уже въ XI столѣтіи.

Въ своей первоначальной формѣ поземельной налогъ брался или съ валового дохода, или съ площади. Знаменитая десятина, которую платили еще евреи, былъ одинъ изъ видовъ поземельнаго налога съ валового дохода. Десятина имѣла почти повсюду религіозное значеніе. Это былъ налогъ въ пользу церкви, который плательщики переносили легко, потому что имъ какъ бы покупали благословеніе на свои поля и на свои хозяйственные промыслы. По мѣрѣ ослабленія религіознаго чувства, десятина утрачивала свое значеніе, и плательщикамъ показалась, наконецъ, обременительной. Неуравнительность десятины и, слѣдовательно, ея несправедливость заключается въ томъ, что десятое зерно, взятое съ одного землевладѣльца, по отношенію къ другому можетъ быть двадцатымъ, ибо одно и тоже количество хлѣба, полученное съ земли, одному далось съ меньшей потратой силъ и капитала, а другому, можетъ быть, съ потратами вдвое большими.

Въ такой же мѣрѣ несправедливъ и налогъ по площади, потому что при немъ не обращается вниманіе на размѣръ дохода. Налогъ этотъ возможенъ лишь въ томъ случаѣ, когда населенія мало, земли много, земледѣліе находится на низкой степени развитія и земли высшаго качества достаетъ на всѣхъ. Но какъ только обстоятельства сельскаго хозяйства измѣняются, налогъ на площадь теряетъ свою уравнительность. Налогъ этого рода былъ введенъ въ Англіи въ XI столѣтіи и въ Германіи около того же времени. При. теперешнемъ состояніи европейской культуры, обѣ эти первоначальныя формы поземельнаго налога не могутъ быть признаны источниками государственныхъ доходовъ.

Не въ меньшей степени несправедливъ и налогъ ленный.

Въ средніе вѣка сложилась въ Европѣ чрезвычайно запутанная система отношеній подданныхъ къ государству, отношеній, вытекавшихъ изъ землевладѣнія. Тотъ, кому давалась земля, вмѣстѣ съ нею принималъ на себя и разныя обязательства. Если землю давало государство, то землевладѣлецъ долженъ былъ нести извѣстную государственную повинность, а если землю давало частное лицо частному лицу, то между ними возникали частныя обязательства. Эти отношенія повели впослѣдствіи частію къ привилегіямъ, а частію къ путаницѣ и нескончаемымъ процессамъ. Напр., рыцари, за отводимую имъ землю, обязаны были выставлять извѣстное число вооруженныхъ людей. Впослѣдствіи, когда образовалось постоянное войско, обязательства рыцарей кончились и они позаботились о томъ, чтобы правительство позабыло объ этомъ обязательствѣ. Такимъ образомъ дворянство вышло незамѣтно привилегированнымъ сословіемъ, и переставъ нести подати натурой, какъ это было прежде, освободилось вмѣстѣ съ тѣмъ и отъ всякихъ другихъ платежей. И до сихъ поръ потомки рыцарей настаиваютъ на своей привилегіи, будто бы избавляющей ихъ отъ всякихъ налоговъ, и увѣряютъ, что эта привилегія -- ихъ законное право, увѣковѣченное давностью. Но у нѣмцевъ есть поговорка, что сто лѣтъ безправія не могутъ быть правомъ и одинъ часъ. Поэтому понятно, что какими бы юридическими софизмами ни прикрывались потомки рыцарей, они должны нести налогъ также, какъ и всѣ остальные смертные.

Защитники рыцарей утверждаютъ, что облагать рыцарскія имущества налогомъ по ихъ стоимости и доходу было бы несправедливо. Имущества эти, переходя изъ рукъ въ руки, покупались по цѣнамъ высшимъ, потому что всякій покупщикъ имѣлъ въ виду, что пріобрѣтаемая имъ земля освобождена отъ всякихъ повинностей. Поэтому защитники рыцарскихъ привилегій утверждаютъ, что налогъ на подобныя земли, введенный теперь, упалъ бы слишкомъ тяжело на теперешнихъ владѣльцевъ. Онъ служилъ бы преміей тѣмъ, кто владѣлъ землями прежде и взялъ за нихъ при продажѣ дороже, именно потому, что они были свободны отъ налога. Въ безотносительномъ смыслѣ такое разсужденіе, конечно, правильно. Но неужели изъ этого слѣдуетъ, что неуравнительность не должна быть никогда окончена, а рыцарскія привилегіи должны существовать и въ XX столѣтіи только потому, что они существовали въ XV?

Лукавая софистика защитниковъ всякимъ привилегій виднѣе всего въ другомъ случаѣ, подобнаго же рода, гдѣ, однако, потери можно было свалите на плечи народа. Кромѣ отношеній рыцарей къ государству, сложились еще отношенія рыцарей къ крестьянамъ, поселившимся на ихъ земляхъ. За эти отношенія рыцари держались съ истинно-рыцарскою энергіею, и несмотря на то, что эти отношенія были первоначально чисто военнаго характера, рыцари съумѣли придать имъ характеръ гражданскій, и превратили крестьянъ въ своихъ крѣпостныхъ. Когда, наконецъ, несправедливость барщины и другихъ натуральныхъ повинностей сдѣлалась очевидной даже для рыцарей, было порѣшено, что крестьяне имѣютъ право выкупить свои обязательства. Простонародье, съ свойственной ему кротостью, подчинилось этому рѣшенію, и выкупъ свершился въ пользу теперешнихъ владѣтелей рыцарскихъ имѣній и въ убытокъ народу. Но если тѣже самыя обстоятельства, лежавшія въ основѣ отношеній рыцарей къ крестьянамъ, повели къ выгодѣ рыцарей, почему къ выгодѣ рыцарей должны были вести отношенія ихъ къ государству? Если рыцарь, переставъ быть рыцаремъ, считалъ себя освобожденнымъ уже отъ всѣхъ обязательствъ, то и крестьянинъ, переставъ быть вооруженнымъ воиномъ, точно также освобождался отъ своихъ обязательствъ къ рыцарю. Но логика рыцарей и ихъ привилегированныхъ потомковъ есть логика юридическаго права, по не логика правды и справедливости. Поэтому рыцарь разсуждаетъ такъ: что твое, то мое; а что мое, то не твое,-- и полагаетъ, что онъ разсуждаетъ остроумно и по-человѣчески.

Кромѣ этихъ двухъ видовъ поземельнаго налога, явился за-границей налогъ на доходъ съ земли. Нѣмцы говорятъ, что если налогъ на доходъ получаетъ всеобщее приложеніе, то нѣтъ никакого основанія освобождать отъ него и доходъ съ земли. При тѣхъ двухъ видахъ налоговъ на земли, о которыхъ мы говорили, берется въ основаніе или площадь, или общая производительность земли; но при налогѣ на доходъ, этихъ круглыхъ основаній недостаточно. Налогъ берется настолько, насколько имущество приноситъ дѣйствительнаго чистаго дохода. Въ то же время финансисты, не вникнувъ достаточно въ сущность вопроса, рядомъ съ налогомъ на доходъ отъ земли, придумали еще налогъ на доходъ съ капитала и налогъ промысловый или, яснѣе, налогъ на доходъ отъ труда. Отъ этого вышла путаница и несправедливость, ибо налогъ падалъ на доходъ безъ предварительныхъ справокъ о томъ, какимъ образомъ этотъ доходъ явился. Возьмемъ двѣ совершенно равнокачественныхъ имѣнія: одно въ долгахъ, другое безъ долговъ. Доходъ съ нихъ будетъ, конечно, неодинаковъ, ибо задолжавшій владѣлецъ долженъ выплачивать долгъ и проценты, а другой этого расхода не песетъ. Или тоже два имѣнія, совершенно одинаковыхъ, но въ одномъ на сельско-хозяйственныя улучшенія владѣлецъ затратилъ свои 10 тысячъ, а владѣлецъ другого на подобныя же улучшенія 10 тысячъ занялъ. Здѣсь случится вотъ что: владѣлецъ чистаго имѣнія весь доходъ съ него запрячетъ къ себѣ въ карманъ, а владѣлецъ имѣнія задолжавшаго долженъ будетъ выплатить не только долгъ, но и съ тѣхъ процентовъ, которые онъ отдастъ своему кредитору, кредиторъ долженъ будетъ заплатить извѣстный налогъ на свой доходъ съ капитала. Слѣдовательно, очевидно, что налогъ на доходъ съ земли, если рядомъ съ нимъ существуютъ еще аналогичные налоги, не можетъ быть признанъ налогомъ уравнительнымъ, ибо одни будутъ платить вдвое, а другіе ничего.

Когда въ концѣ прошедшаго и въ началѣ нынѣшняго столѣтія Англія создала теорію небывалой до того экономической науки, вопросъ о налогахъ потерпѣлъ тоже революцію. Конечно, революція эта была не такого размѣра, какого бы заслуживала темная область финансовыхъ софизмовъ. Тѣмъ не менѣе, нѣсколько лучей свѣта проникли въ геологическій мракъ, въ ней господствовавшій, и, къ прежде существовавшимъ видамъ налоговъ западная Европа присоединила еще новый налогъ на ренту.

Такъ какъ я убѣжденъ въ томъ, что для русскаго читателя вопросъ о рентѣ представляется чѣмъ-то въ родѣ геологическаго тумана, то я постараюсь изложить ему возможно проще сущность теоріи ренты.

Пока населеніе какой либо страны еще рѣдко, а потребности его скудны и неразвиты, достаточно еще сравнительно очень небольшой площади земли для произведенія всего того сырья, которое нужно людямъ. Земли много, людей мало, слѣдовательно, очевидно, что каждый забираетъ то, что ему нужно, и на дары природы люди смотрятъ также, какъ на воздухъ и воду. Понятно, что тѣ, кто сдѣлалъ изъ земли свою личную собственность, не извлекаютъ изъ своего права владѣнія ровно никакой выгоды. Вы владѣете землею, а я не владѣю; но такъ какъ я въ вашей землѣ не нуждаюсь, и могу самъ, также какъ и вы, сдѣлаться землевладѣльцемъ путемъ завладѣнія, то, конечно, ваше юридическое право не приноситъ вамъ ровно ни гроша дохода.

Но иначе складываются экономическія отношенія, когда разъ занятая земля уже не въ состояніи удовлетворить потребности увеличивающагося населенія. Когда потребностей стало больше, а количество продуктовъ остается все прежнее, то, очевидно, что слѣдуетъ увеличить или количество обработываемой земли, или же въ прежнюю землю вложить болѣе энергическій трудъ или капиталъ.

При производствѣ фабричныхъ произведеній, вопросъ объ ихъ удешевленіи зависитъ прямо отъ количества и качества труда. Если вамъ удастся придумать средство производить какой либо предметъ въ половину дешевле, чѣмъ онъ производился прежде, то очевидно, что вы понизите на половину и продажную цѣну предмета. Ваша экономическая судьба заключается поэтому исключительно въ вашихъ личныхъ талантахъ Придетъ вамъ счастливая мысль, которая поможетъ вамъ производить предметы дешевле -- вамъ и выгода. Другой выгоды для васъ нѣтъ. И ваше званіе фабриканта или ремесленника не дастъ вамъ, какъ званіе, лишняго ни одного фунта хлѣба.

Совсѣмъ иначе становится вопросъ при земельномъ владѣніи. Здѣсь, при тѣхъ же условіяхъ производства, вы не можете ни поднять, ни понизить цѣпъ на свои продукты. Въ этомъ случаѣ являются совершенно новыя обстоятельства, результатомъ которыхъ будетъ то, что называется рентой. Возьмемъ, напр., извѣстное количество земли, занятой уже владѣльцами. Земля эта, при извѣстномъ количествѣ труда, дастъ только извѣстное количество продуктовъ. Но вотъ народонаселеніе увеличилось, прежняго количества продуктовъ не достаетъ, и необходимость, заставляетъ занять подъ земледѣліе новыя земли. Такъ какъ хорошіе сорты земли были уже заняты, то очевидно, что приходится занимать сорты менѣе сильные, это значитъ такіе сорты, съ которыхъ полученіе продукта въ равномъ количествѣ съ землями хорошими возможно только при болѣе энергическомъ трудѣ и съ болѣе сильнымъ капиталомъ. Очевидно, что если одинаковое количество продуктовъ можно получить въ этихъ двухъ случаяхъ съ разными затратами силъ, то владѣлецъ лучшей земли имѣетъ на своей сторонѣ всю выгоду въ экономіи труда. Иначе сказать, владѣлецъ хорошей земли выигрываетъ въ повышеніи цѣны своихъ продуктовъ. Но вѣдь это повышеніе не было создано имъ самимъ: владѣлецъ не трудился болѣе энергично и не сдѣлалъ ровно никакихъ улучшеній въ своемъ хозяйствѣ. Слѣдовательно, ясно, что весь выигрышъ его пропсходитъ только отъ того, что онъ владѣлецъ болѣе хорошей земли; этотъ выигрышъ или, правильнѣе, выгода права владѣнія землею называется рентой.

Второй сортъ земли, доставившей владѣльцамъ перваго сорта ренту, самъ своимъ владѣльцамъ приноситъ пока только такое количество произведеній, которое окупитъ лишь ихъ трудъ. Посѣявъ десять четвериковъ и получивъ 30, владѣлецъ второго сорта окупаетъ этимъ не больше, какъ свой трудъ, но ренты еще не имѣетъ. Но вотъ народонаселеніе снова увеличивается, прежнихъ продуктовъ опять не хватаетъ, и занимаются земли третьяго качества. Въ цѣнахъ на земледѣльческіе продукты является немедленно перемѣна. Цѣна устанавливается по третьему сорту земли, и именно въ такомъ размѣрѣ, чтобы ею окупались труды земледѣльца, А какъ на полученіе такого же количества продуктовъ со второго сорта земли требуется меньшій трудъ, то очевидно, что владѣлецъ ея начинаетъ немедленно пріобрѣтать новую выгоду, которой не имѣлъ, и которая-создалась ему владѣльцемъ третьяго сорта. Съ этого момента и владѣлецъ земли второго сорта начинаетъ получать ренту, т. е. выгоду только за то, что онъ владѣлецъ. Такой порядокъ продолжается безконечно, пока не будетъ занята вся земля. Постоянно владѣльцы низшаго сорта получаютъ самое жалостное вознагражденіе за свой трудъ; постоянно только размѣромъ ихъ труда устанавливается цѣна сельскихъ продуктовъ, и постоянно владѣльцамъ высшихъ сортовъ земель достаются негаданныя выгоды, которыхъ они не имѣли, когда эти высшіе сорты были низшими.

Чтобы сдѣлать вопросъ о рентѣ болѣе попятнымъ, я взялъ примѣръ въ самой простѣйшей формѣ. Въ практикѣ, однако, вовсе не такъ легко разсмотрѣть съ одинаковаго ясностью дѣйствіе закона ренты, подчиняющейся еще и разнымъ другимъ вліяніямъ. Это и было причиной того, что теорія ренты, установленная Рикардо, встрѣчала между экономистами противниковъ, силившихся оспорить ея истинность.

Въ нашемъ примѣрѣ играла роль разнокачественная почва въ своемъ естественномъ видѣ; но тоже самое случается, если на обработку почвы низшаго качества будетъ употребленъ капиталъ. Напр., если на удовлетвореніе усилившихся потребностей, вмѣсто разработки почвы низшаго качества, будетъ употребленъ на усиленіе производительности прежней почвы усиленный денежный расходъ) то повторится тоже самое явленіе. Но вложенный въ землю капиталъ, по разсчету высшаго размѣра улучшенія, дастъ результаты все-таки меньше, чѣмъ прежняя почва. Или, иначе сказать, двойное увеличеніе производительныхъ средствъ не дастъ двойной выгоды. Такимъ образомъ, достигнутый результатъ будетъ совершенно такой, какъ еслибы была разработана почва второго сорта, ибо вложенный капиталъ принесетъ лишь небольше того, что далъ бы этотъ второй сортъ, а рентой будетъ только то, что дастъ сама но себѣ почва высшаго сорта. напр., вы получаете съ извѣстнаго пространства земли 1000 четвертей пшеницы. Для увеличившагося населенія этого количества недостаточно. Вы употребляете для усиленія производительности своей земли 1000 рублей, которые однако дадутъ вамъ не 1000, а только 800 четвертей хлѣба. Слѣдовательно вашъ капиталъ, принесшій вамъ только проценты, разыгралъ не больше, какъ роль вочвы второго сорта, ибо вы получили не 2000 четвертей, а только 1800, и 200 четвертей, составляющія разницу, будутъ рентой съ вашей земли; капиталъ же вамъ ренты никакой не дастъ.

Кромѣ фактора, о которомъ мы говорили, важную роль играетъ положеніе земли и всѣ тѣ обстоятельства, которыя вліяютъ на возвышеніе и пониженіе цѣны земледѣльческихъ продуктовъ. Предположите огромную площадь земли, совершенно одинаковаго качества. Въ срединѣ этой земли созидается большой городъ или обширный рынокъ для сбыта сельскихъ произведеній. Обработка этой земли начнется, конечно, прежде всего съ участковъ, ближайшихъ къ городу или къ рынку, потому что расходы доставки произведеній гораздо меньше, чѣмъ съ участковъ болѣе отдаленныхъ. Но вотъ населеніе города усиливается, потребности его увеличиваются и количество сельскихъ произведеній оказывается уже недостаточнымъ Чтобы удовлетворить новой потребности, приступаютъ къ обработкѣ участковъ болѣе отдаленныхъ. Если прежде воздѣлывались земли, лежавшіе въ двухъ верстовомъ радіусѣ отъ города, теперь начнется обработка участковъ трехъ-верстоваго разстоянія, и обработка только этихъ участковъ опредѣлитъ размѣръ рыночной цѣны сельскихъ произведеній. Рыночныя цѣны, конечно, должны быть такого размѣра, чтобы окупить издержки болѣе отдаленныхъ участковъ. А какъ производительность ближайшихъ участковъ усилена быть не можетъ, то возвысившаяся цѣпа продуктовъ явится для владѣльцевъ ближайшихъ участковъ рентой. Съ этого момента владѣльцы ближайшихъ участковъ будутъ получать новую выгоду, благодаря исключительно болѣе счастливому положенію своихъ земель. Если и вторыхъ участковъ будетъ недостаточно для удовлетворенія потребностей города, то обработываются третьи, четвертые и т. д.. Во всѣхъ этихъ случаяхъ самый отдаленный участокъ будетъ окупать издержки производства, принося ничтожную прибыль, а рента будетъ получаться только съ участковъ болѣе близкихъ.

Теперь предположимъ, что почва мѣстности неоднокачественная. Въ этомъ случаѣ можетъ повториться явленіе мѣстами и въ обратномъ порядкѣ. Напр., ближе къ городу лежитъ земля худшаго качества, а за нею земля лучшая. Такъ какъ для послѣдней издержки производства усиливаются болѣе дальней перевозкой, то, несмотря на свои лучшія качества, она дастъ доходъ низшій и по отношенію къ своему владѣльцу разыграетъ такую же роль, какъ если бы онъ владѣлъ худшей почвой, но только ближе къ городу.

Издержки перевозки являются весьма могучимъ факторомъ, вліяющимъ на измѣненіе цѣнъ и на размѣръ ренты. Если въ какой нибудь глухой мѣстности явятся новые болѣе удобные пути сообщенія, пророется каналъ или придумается какой нибудь новый выгодный способъ доставки, то доходность разныхъ земель можетъ подвергнуться полнѣйшей революціи. Улучшенные пути сообщенія подѣйствуютъ также, какъ если бы почва стала внезапно плодороднѣе. Цѣны поднимутся, и земли, неприносившія прежде ренты, начнутъ ее приносить. И здѣсь основаніемъ ренты послужитъ размѣрь затратъ на обработку участковъ, наименѣе выгодныхъ по своему положенію. Всѣ остальныя подчинятся этому минимуму и, по отношенію къ нему, образуютъ максимумы разныхъ размѣровъ. Конечно, худшіе участки, по лежащіе ближе къ отдаленному рынку, соединенному съ каналомъ, могутъ дать больше, чѣмъ лучшіе участки, но лежащіе дальше. Разнокачественность почвы и всѣ издержки, устанавливающія цѣны на рынкѣ, будутъ вліять на размѣръ доходности того или другого участка, но сущность и законъ ренты останется тотъ же.

Еще поразительнѣе явленія ренты на земляхъ, служащихъ для построекъ. Цѣна ихъ обусловливается исключительно ихъ положеніемъ. Чѣмъ ближе мѣста къ центру города, тѣмъ выше цѣна земли. А какъ подобныхъ, выгодно лежащихъ участковъ бываетъ немного, то владѣніе ими является совершеннымъ монополемъ. Домъ, выстроенный на выгодно-лежащемъ участкѣ, даетъ огромныя выгоды, благодаря исключительно своему положенію. До какого размѣра можетъ доходить рента подобныхъ участковъ, читатель увидитъ изъ слѣдующихъ цѣнъ. Въ Парижѣ, напр., квадратный метръ земли на оживленной улицѣ стоитъ 250 франковъ. Въ Лондонѣ, въ Сити, квадратный футъ цѣнится въ 28 фунтовъ стерлинговъ. По расчету десятины это составитъ 22,349,600 рублей. Маркизъ Вестминстеръ, на землѣ котораго построена значительная часть Лондона, благодаря постепенному расширенію города, получаетъ до 2 ¹/₂ милліоновъ руб. въ годъ доходу за землю подъ постройками.

Изложенныхъ выше фактовъ совершенно достаточно, чтобы убѣдить читателя въ чудовищной сущности экономическаго явленія, называемаго рентой. Какой талантъ, какой трудъ собственниковъ участковъ, лежащихъ въ Сити въ Лондонѣ, возвысилъ достоинство ихъ земель до цѣны въ 22 милліона руб. за десятину? Какимъ умственнымъ напряженіемъ или энергіею труда маркизъ Вестминстеръ достигъ того, что получаетъ въ годъ 2у_з милліона дохода? Читатель видитъ, что никто изъ нихъ не израсходовалъ ни золотника энергіи и ума, и всѣ выгодныя обстоятельства создались для владѣльцевъ земель, пользующихся рентой, благодаря исключительно увеличившемуся населенію и увеличившейся потребности. Первоначальные владѣльцы этихъ участковъ и ихъ потомки, не шевеля палецъ о палецъ, получали постоянно большій и большій доходъ уваливавшійся на нихъ внезапно, какъ бы съ неба. Поэтому понятно, насколько налогъ на ренту является мѣрой общественно-справедливой, и какъ несправедливъ опять тотъ порядокъ вещей, при которомъ праздные владѣльцы рентъ, благодарю своему общественному положенію и вліянію, выговариваютъ въ свою пользу или полное освобожденіе отъ налога, или же несутъ самую ничтожную его часть, а всѣ тягости платежей сваливаютъ на дѣйствительныхъ тружениковъ.

Къ сожалѣнію, правильное опредѣленіе размѣра ренты въ каждомъ данномъ случаѣ не всегда такъ легко, какъ это кажется, въ особенности если владѣлецъ есть въ тоже время и хозяинъ. Во многихъ случаяхъ бываетъ даже совершенно невозможно опредѣлить, какая доля даннаго дохода принадлежитъ труду, какая капиталу и что составляетъ собственно ренту. Конечно, подобная трудность не можетъ служить поводомъ къ освобожденію ренты отъ налога, даже и въ такомъ случаѣ, если бы невѣрнымъ исчисленіемъ ренты причинялась маленькая несправедливость владѣльцу. Лучше быть несправедливымъ относительно имущаго, чѣмъ неимущаго.

Необходимость введенія поземельнаго налога на болѣе правильныхъ основаніяхъ, чѣмъ какъ это существовало до сихъ поръ, и желаніе привести разнообразные виды разнообразнаго налога къ болѣе уравнительному единству, привело западную Европу къ мысли объ оцѣнкѣ земель, или къ такъ называемому кадастру. По теоретической сущности своей кадастръ, конечно, вещь хорошая. Опредѣляется точно доходъ съ земли во всѣхъ его мелочныхъ подробностяхъ, и затѣмъ съ каждаго владѣльца берется въ налогъ собственная доля. Какъ ни плѣнительно все это въ теоріи, но на практикѣ выходитъ все это иначе. Прежде всего требуется произвести подробное измѣреніе земель и угодій, опредѣлить точно площадь каждаго отдѣльнаго участка, дающаго тотъ или другой доходъ; вычислить доходъ по урожаю; вычислить доходъ отъ разныхъ побочныхъ статей сельскаго хозяйства. Не говоря про огромный расходъ на подобную работу и про ея громадность, составляющіе довольно важное препятствіе, главное заключается все-таки въ невозможности совершенной точности выводовъ. Во Франціи кадастръ продолжался 50 лѣтъ и стоилъ правительству 200 милліоновъ франковъ, и несмотря на то, результаты получились, во-первыхъ, весьма приблизительные и, вмѣстѣ съ тѣмъ, обнаружилась такая неуравнительность выводовъ по департаментамъ, что вся работа потеряла свое значеніе. Если къ этому присоединить подвижность дохода, являющуюся вслѣдствіе улучшеній въ сельскомъ хозяйствѣ, то теоретически правильный кадастръ окажется на практикѣ вещью невозможной. Напр., во время производства кадастра какой нибудь участокъ вычисляется положимъ какъ лѣсная площадь; во въ слѣдующемъ году владѣлецъ превращаетъ его въ пашню, или, перемѣнивъ систему сѣвооборота, или сдѣлавъ какія либо улучшенія, измѣнить совершенно доходъ своего имѣнія. А между тѣмъ кадастръ уже конченъ, размѣръ налога уже опредѣленъ. Какая является возможность слѣдить за всѣми измѣненіями сельскаго хозяйства въ такой огромной странѣ, какъ Франція? Кадастръ долженъ являться постоянно финансовой мѣрой; онъ долженъ слѣдить за всѣми измѣненіями въ доходности земель" провѣрять старые результаты новыми и измѣнять цифру налога. Не говоря уже про то, что расходы на содержаніе арміи землемѣровъ и кадастраторовъ лягутъ новымъ весьма чувствительнымъ налогомъ на плательщиковъ; но изъ-за чего, спрашивается, держать всю страну подъ постояннымъ надзоромъ кадастраторовъ и землемѣровъ, тревожить народъ вѣчными провѣрками и перевѣрками, чтобы достигнуть результатовъ весьма сомнительной точности и возбуждать неудовольствіе плательщиковъ неуравнительностью налагаемыхъ на нихъ налоговъ? Ужь конечно проще замѣнить эту дорого стоющую и несправедливую мѣру чѣмъ либо другимъ, болѣе простымъ и дешевымъ. Чтобы не оставлять читателя въ невѣденіи относительно такой спасительной мѣры, я скажу ему теперь, что подобная мѣра заключается въ показаніи на совѣсть самого владѣльца при сосѣдяхъ.

Поземельный налогъ въ Россіи до сихъ поръ не былъ приведенъ въ стройную систему, и въ послѣднее время явились только попытки построить его на раціональныхъ основаніяхъ, выработанныхъ Западомъ. Первыя кадастровыя описанія начались у насъ еще въ XIII столѣтіи. Переписчиками описывались земли, и основаніемъ платежей служила доходность земель или, какъ говорилось въ грамотахъ,-- народу платить по мірскому разрубу, по животамъ и промысламъ. Со временемъ русскія кадастровыя описанія выработались довольно подробно и систематически. При Иванѣ IV земли измѣрялись количествомъ получаемыхъ съ нихъ произведеній, пашни -- четвертями, луга -- копнами, лѣса -- верстами. Если какія либо внѣшнія обстоятельства создавали перемѣны въ распредѣленіи населенія и въ доходности земель, то предпринимались новыя описи. Такимъ образомъ, почти въ каждое царствованіе разсылались писцы и дозорщики, обязанностью которыхъ было привести въ извѣстность земли и доходы съ нихъ. Описанія эти обыкновенно бывали далеки до истины и не удовлетворяли цѣлямъ правительства, потому что за всякимъ описаніемъ слѣдовали милліоны жалобъ на несправедливость писцовъ и на неуравнительность назначенныхъ ими платежей.

Съ Петра великаго описаніе земель прекращается. И хотя въ началѣ своего царствованія Петръ было думалъ возобновить попытку описаній, по потомъ прежняя раскладка податей по землямъ и по дворамъ была замѣнена подушной податью (1718 г.). Главнымъ поводомъ къ введенію подушной подати было желаніе получить точнѣе и проще суммы, необходимыя на содержаніе войска. Ревизія и подушная подать положили сразу, конецъ прежней возможности отдѣлаться отъ платежей. Первоначальный подушный окладъ былъ 80 копѣекъ съ души. Налогъ падалъ лишь на тѣхъ, кто пахалъ землю и производилъ промыслы и торговлю. Свободные люди, неимѣвшіе земель или торговыхъ и промышленныхъ заведеній, обязаны были приписаться къ селеніямъ или городамъ. Дворяне въ окладъ не вносились; но за то они обязаны были нести службу натурой. Если же дворянинъ въ полкъ не являлся, то записывался въ окладъ на своихъ помѣстныхъ земляхъ. Безпомѣстные дворяне должны были приписаться или къ городу или къ селенію. Изъ духовенства освобождались отъ подати только лица, состоящія на штатныхъ мѣстахъ. Вообще Петръ обладалъ вѣрнымъ практическимъ взглядомъ на экономическую роль своихъ подданныхъ и не допускалъ ни исключеній, ни привилегій. У него всякій долженъ былъ платить или деньгами, или служить государству натурой. Кто не былъ приписанъ нигдѣ, или, иначе сказать, не объявлялъ своего занятія и, такимъ образомъ, являлся безполезной податной единицей, тотъ назывался гулящимъ человѣкомъ и за свою безполезность ссылался на галеры.

Такимъ образомъ, подушная подать Петра великаго, возбудившая противъ себя въ свое время такъ много толковъ, да и нынче кажущаяся многимъ финансистамъ чудовищемъ несправедливости, была въ сущности поземельной и промысловой податью.

Въ одно время съ подушной податью былъ введенъ дополнительный сборъ, уже исключительно душевой. Эти оба сбора подвергались постояннымъ повышеніямъ и сохранились до настоящаго времени.

Возможное уравненіе платежей согласно податной способности предпринималось нашимъ правительствомъ постоянно. Уже въ 1727 году была учреждена комиссія изъ разныхъ знатныхъ лицъ, для приведенія въ систему податей. Комиссіи поручалось разсмотрѣть, какъ удобнѣе наложить сборъ: съ душъ ли, съ работниковъ ли, съ двороваго числа, съ тяголъ или съ земли. Комиссія не сдѣлала ничего. При Екатеринѣ II вопросъ этотъ билъ поднятъ снова, но и опять не сдѣлали ничего. Въ настоящее время учреждена комиссія для коренного пересмотра податей, но результаты, ею добытые, и принципы, ею установленные, еще неизвѣстны.

Нападки на нашу подушную подать нѣсколько преувеличены, въ томъ отношеніи, что платящая душа у насъ не больше, какъ финансовая единица, а вовсе не такая безтѣлесность, какъ думалъ Посошковъ, который увѣрялъ, что "въ счисленіи душевномъ не будетъ проку, понеже душа вещь неосязаемая и умомъ непостижимая и цѣны неимущая, а надлежитъ цѣнить вещи грунтованныя"Хотя у насъ и берется въ основаніе душа, но эта душа всегда представляетъ собою хозяйственную личность, болѣе или менѣе связанную съ землею. Платежъ, неречисляемый на души, производился въ сущности за земли. Крестьянинъ, непользующійся участкомъ, не платилъ ничего. Тотъ, кто бралъ два тягла, и платилъ за два. Правительство, можетъ быть, и не выясняло этого вопроса удовлетворяясь удобствомъ подушнаго разсчета; но народъ понималъ дѣло правильно и, дѣлая раскладку между собою, не обязывалъ платить за землю того, кто ею не пользовался.

То, что народъ организовалъ въ извѣстную систему и подвелъ подъ свою экономическую теорію, министерство графа Киселева хотѣло выразить въ предпринятомъ имъ кадастрѣ. То, что народъ дѣлалъ по селеніямъ, уравнивая платежи между односельцами, освобождая отъ нихъ бѣдныхъ и налагая усиленныя платежи на болѣе богатыхъ, того самого хотѣлъ достигнуть кадастръ по селеніямъ цѣлой губерніи. Крестьяне дѣлали у себя раскладку по душамъ, не выходя изъ общаго сбора, падавшаго на селеніе; кадастръ же пытался дѣлать раскладку по селеніямъ, не выходя изъ общаго сбора, наложеннаго на всю губернію. Такимъ образомъ, уравненіе денежныхъ сборовъ, введенное гр. Киселевымъ, было не больше какъ обобщеніе кадастра, существовавшаго всегда въ каждой деревнѣ. Разница между этими двумя кадастрами лишь въ томъ, что одинъ былъ шире и производился съ большими расходами, но въ тоже время и помогалъ кадастру крестьянскому, когда крестьянамъ было невозможно собственными способами, облегчить тягость своихъ налоговъ. Одинъ кадастръ былъ генеральный, другой частный.

Русскій кадастръ потерпѣлъ такую же неудачу, какъ и кадастръ французскій. Когда но полученіи кадастровыхъ оцѣнокъ оказалось, что податная способность губерній опредѣляется ими невѣрно и что губерніи необходимо уравнять между собою, то сдѣлалось очевиднымъ, что результаты, достигнутые цѣною огромныхъ усилій и затратъ, совсѣмъ не такъ блистательны, какъ предполагались первоначально. Но русское казенное управленіе оказалось отважнѣе французскаго. Французы отказались отъ всякой попытки уравнять налоги между департаментами, русскіе же кадастраторы надѣются, что имъ удастся то, что не удалось французамъ. Работы по уравненію сборовъ по губерніямъ произведены уже въ нѣкоторыхъ мѣстахъ, но насколько результаты ихъ удовлетворяютъ предположенной цѣли, пока еще неизвѣстно.

Со вступленіемъ въ управленіе министерствомъ государственныхъ имуществъ гр. Муравьева, прежнему кадастру былъ нанесенъ существенный ударъ, и инструкціею 1859 года установлены новыя основанія. По прежней инструкціи производилась только раскладка въ каждой губерніи заранѣе опредѣленнаго оклада; по новой жe дѣлалось не уравненіе сборовъ, а оцѣнка земель и опредѣлялся размѣръ оброчной платы на основаніи дѣйствительной стоимости и доходности угодій. По инструкціи 1859 года оброчная плата за землю принимается равной четверти оцѣночнаго дохода. Чтобы не вышло ошибки, сумма вычисленнаго оброчнаго платежа повѣряется съ платою за маемъ поземельныхъ угодій въ той же мѣстности. Если окажется, что четверть оцѣночнаго дохода выше оброчныхъ цѣнъ, то она понижается; если же ниже, то повышается. Такимъ образомъ, мысль гр. Муравьева заключается въ томъ, чтобы государственные крестьяне считались какъ бы арендаторами казенныхъ земель и платили за нихъ въ казну арендную плату, существующую въ ихъ мѣстности на земли, отдаваемыя въ наемъ. Вводя это новое основаніе, гр. Муравьевъ узаконилъ и уяснялъ юридически то, что прежде являлось или вопросомъ неяснымъ, или даже и вовсе не представлялось вопросомъ. Гр. Муравьевъ хотѣлъ сказать, что если освобожденные помѣщичьи крестьяне должны платить за право пользованія землею помѣщичьей и если въ одномъ случаѣ является хозяиномъ помѣщикъ, то совершенно въ томъ же положеніи по отношенію къ государственнымъ имуществамъ находятся крестьяне государственные. Они не хозяева той земли, на которой живутъ, а ея арендаторы; а слѣдовательно и должны платить въ казну арендную плату, которая по вычисленію кадастраторовъ равняется четверти чистаго крестьянскаго дохода.

Въ тоже время начато производство кадастра на новыхъ основаніяхъ и приступлено въ видѣ опыта къ продажѣ крестьянамъ ихъ оброка за земли, Выкупная сумма опредѣлялась капитализаціей оброчной подати изъ 5%. Въ ноябрѣ 1866 года право выкупа распространено на всѣ губерніи. Сельскимъ обществамъ предоставляется право освобождаться отъ оброчной подати взносомъ процентныхъ бумагъ на такую сумму, проценты къ которой равняются суммѣ оброчной подати.

Этимъ способомъ параллельно съ освобожденіемъ крестьянъ помѣщичьихъ, положено начало личной собственности у крестьянъ государственныхъ. Въ какой степени будетъ успѣхъ этого дѣла, и какъ великъ долженъ быть капиталъ, потраченный крестьянами, чтобы превратить свое общинное владѣніе въ личное, попытаюсь опредѣлить хотя приблизительно.

Государственныхъ крестьянъ считается у насъ болѣе 10 милліоновъ. Четверть оцѣночнаго дохода, капитализація которой составляетъ выкупную сумму, можно принять, безъ большой ошибки, равной средней оброчной подати, которую бывшіе помѣщичьи крестьяне платятъ нынче помѣщикамъ, т. е. нѣсколько болѣе 8 рублей. Эти 8 рублей, помноженные на 10 милліоновъ или на число душъ крестьянъ, дадутъ 80 милліоновъ, а капитализованные изъ 5% образуютъ почтенную цифру 1,600,000,000. Разсчетъ этотъ уже потому вѣренъ, что онъ ниже дѣйствительнаго и при всемъ томъ цифра такъ велика, что едва ли есть основаніе предполагать, что при нынѣшнемъ размѣрѣ своей податной способности нашъ государственный крестьянинъ былъ бы въ состояніи отвѣтить призывно въ близкомъ будущемъ на мысль гр. Муравьева. По нѣкоторымъ уже имѣющимся основаніямъ мы можемъ даже опредѣлить приблизительно, какъ велико вѣроятіе скораго выкупа. Съ 1861 по 1866 г. выкуплено на этомъ основаніи въ 8 губерніяхъ 181,193 десятины на сумму 1,526,184 руб. На этомъ основаніи выкупъ всей земли, или 53,128,654 десятины, можетъ свершиться только въ теченіи 175 лѣтъ. Очень можетъ быть, что если крестьяне сдѣлаются богаче или проникнутся энергичнѣе мыслью сдѣлаться личными собственниками, то разсчетъ этотъ измѣнится. Но я бралъ въ основаніе тотъ размѣръ успѣха, который сопровождалъ мысль гр. Муравьева до сихъ поръ.

Чтобы проводимая мною мысль напечатлѣлась полнѣе въ представленіи читателя, я повторяю подобный же разсчетъ по отношенію къ помѣщьимъ крестьянамъ. Ихъ считается тоже съ небольшимъ 10 милліоновъ, и если мы допустимъ, что успѣхъ выкупа будетъ у нихъ такой же, какъ у крестьянъ государственныхъ, то въ тотъ же срокъ они внесутъ такую же сумму, какъ и эти, и затѣмъ русское крестьянство, выплативъ въ теченіи 175 лѣтъ 3,200,000,000, превратится въ полныхъ собственниковъ занимаемой ими земли.

Наши финансисты справедливо замѣчаютъ, что въ Россіи не существуетъ правильнаго поземельнаго налога, и въ выкупѣ крестьянами земли видятъ тотъ моментъ, когда назначеніе подобнаго налога сдѣлается возможнымъ. Но нельзя отрицать справедливость и другой мысли, можетъ быть, болѣе практичной. Три миліарда выкупа -- сумма слишкомъ большая, а 175 лѣтъ почти два вѣка, и гадать о такомъ отдаленномъ времени, и свои нынѣшнія теоретическія умозаключенія выдавать, какъ конечный научный предѣлъ и какъ истину для людей, которые народятся чрезъ два столѣтія,-- едва ли практично: чтобы не вышла ужь слишкомъ большая финансовая и экономическая чепухаЭту параллель между нашимъ земельнымъ вопросомъ и вопросомъ о землѣ за-границей я привелъ нарочно для того, чтобы показать, насколько еще вопросъ этотъ у васъ не выяснился, не разработался самимъ ходомъ исторической жизни, и какъ мало еще основаній руководствоваться намъ въ своей внутренней экономической жизни юридическими теоріями западныхъ финансистовъ, которымъ мы усиливаемся слѣдовать черезъ чуръ упорно.

Перехожу къ другимъ видамъ налоговъ, имѣющимъ большую или меньшую связь съ нашей податной системой.

Я уже говорилъ, что система налоговъ въ западной Европѣ сложилась совершенно случайно. Требовались ли деньги на какую нибудь чрезвычайную надобность, а денегъ въ казначействѣ не доставало, и вотъ финансисты измышляли какой нибудь новый налогъ, рѣдко задумываясь о томъ, какую онъ имѣетъ связь съ налогами, уже существующими. Такимъ образомъ, одни налоги входили въ другіе, и получилась, наконецъ, та путаница, которую приходится распугивать нашему времени. Однимъ изъ подобныхъ налоговъ есть налогъ на промыслы.

Налогъ на промыслы явился въ Европѣ довольно поздно, потому что иначе онъ бы противорѣчилъ постоянно выражавшемуся стремленію Европы развивать свою собственную промышленность. Конечно, если финансовое управленіе имѣетъ задачей облагать налогомъ всякій доходъ, то нельзя исключить изъ него и промышленность. Но какъ только мы покончимъ съ теоретической стороной вопроса и обратимся къ практикѣ, то немедленно наталкиваемся на непреодолимыя трудности.

Чтобы опредѣлить размѣръ промысловаго налога, нужно знать размѣръ промысловаго дохода. Какимъ образомъ узнать этотъ доходъ, когда его не знаютъ часто и сами производители? Судить по внѣшнимъ признакамъ совершенно невозможно, ибо этихъ внѣшнихъ признаковъ совсѣмъ не существуетъ. Какимъ образомъ вы узнаете со стороны: въ убытокъ или въ выгоду себѣ дѣйствуетъ какой нибудь богатый купецъ или фабрикантъ? Если бы это было возможно, то предвидѣлось бы всякое банкротство, и никто бы не ввѣрялъ своихъ денегъ людямъ, дѣла которыхъ пошли въ убытокъ.

Но у большихъ торговцевъ и производителей ведутся, по крайней мѣрѣ, книги, и такъ или иначе, но съ нѣкоторой приблизительностью можно все-таки опредѣлить размѣръ и выгоду ихъ дѣла. Ничего подобнаго не узнаешь у мелкаго ремесленника, потому что онъ и самъ не знаетъ, насколько онъ производитъ въ годъ. Скапливаются въ его шкатулкѣ деньги, значитъ дѣло идетъ ладно; денегъ нѣтъ -- значитъ дѣло идетъ плохо. А сколько такихъ денегъ соберется, сколько ихъ уйдетъ на жизнь, ни одинъ мелкій производитель не можетъ опредѣлить съ точностью. Слѣдовательно, не допуская даже возможности обмана, трудность заключается въ собственномъ невѣденіи производителей.

Чтобы отстранить это затрудненіе, финансисты предлагали опредѣлить размѣръ промысловаго дохода по размѣру платы за наемъ помѣщенія. Но это основаніе уже слишкомъ шатко. Напр., трактирщикъ или содержатель харчевни, по сущности своего дѣла, долженъ имѣть большое помѣщеніе, ограничиваясь, можетъ быть, въ тоже самое время самымъ ничтожнымъ доходомъ, тогда какъ ювелиръ или часовой мастеръ можетъ вести большое дѣло въ маленькомъ помѣщеніи. Размѣръ основного капитала помогаетъ точно также мало. Есть занятія невозможныя безъ сравнительно большаго основнаго капитала, какъ напр. тѣ производства, гдѣ обрабатывается большая или меньшая масса желѣза. Въ тоже время банкиръ можетъ производить милліонныя операціи безъ всякаго основного капитала.

И по числу рабочихъ можно судить съ такою же достовѣрностью о доходности промысловъ. У столяра, занятаго изготовленіемъ ящиковъ для какихъ нибудь пряниковъ или сластей, можетъ работать много рабочихъ, а доходъ будетъ малъ; а краснодеревецъ получитъ большой доходъ съ однимъ или двумя рабочими.

Но самое главное затрудненіе заключается въ томъ, что неизвѣстно, работаетъ ли промышленникъ на свой собственный капиталъ или въ кредитъ. Работая въ кредитъ, онъ изъ своего дохода долженъ выплатить, можетъ быть, большую часть въ видѣ процентовъ, а между тѣмъ его обложатъ такимъ же налогомъ, какъ и того, который ничего не платитъ.

Очевиднѣе всего нераціональность промысловой подати изъ ея практическаго примѣненія, доведеннаго въ нѣкоторыхъ странахъ до совершеннаго абсурда. Напр., въ Виртенбергѣ промысловая подать раздѣлена на 659 классовъ. Каждое ремесло, каждый промыселъ подраздѣленъ на множество категорій; а для каждой категоріи и въ каждой отдѣльной мѣстности назначенъ особенный налогъ. По истинѣ жаль тѣхъ бѣдняковъ чиновниковъ, которымъ приходится знать и распутывать всю эту чепуху, придуманную виртенбергскими учеными финансистами.

Есть еще одинъ налогъ, можетъ быть, лучшій изъ всего, что было до сихъ поръ придумано -- налогъ на доходы. Мысль этого налога принадлежитъ Вилльяму Питу. Когда во время наполеоновскихъ войнъ, военные расходы Англіи потребовали чрезвычайныхъ источниковъ, явился въ Англіи подоходный налогъ (income-tax). Каждый доходъ свыше 60 фунтовъ объявленъ подлежащимъ прогрессивному налогу 0,825 до 5%. Налогъ этотъ, возраставшій по мѣрѣ усиленія военныхъ расходовъ Англіи, не пользовался популярностью у мѣстнаго населенія, и потому, когда Наполеонъ былъ увезенъ на о -- въ Елены, подоходный налогъ былъ отмѣненъ. А чтобы онъ не могъ быть введенъ снова, всѣ документы по распоряженію парламента были уничтожены. Несмотря, однако, на это, спустя 25 лѣтъ налогъ этотъ былъ введенъ снова при отмѣнѣ прежнихъ хлѣбныхъ налоговъ.

Англійскій подоходный налогъ дѣлятся на 5 категорій и падаетъ на всѣ виды недвижимой собственности, на доходы съ движимостей, на дивиденды, проценты съ капиталовъ, промышленный и коммерческій доходъ, наконецъ, на жалованье и пенсіи чиновниковъ.

Примѣръ Англіи нашелъ себѣ подражаніе между континентальными государствами, и съ тѣхъ поръ налогъ этотъ находитъ себѣ все больше и больше всеобщее примѣненіе. Несмотря, однако, на это и на кажущуюся справедливость основного принципа, подоходный налогъ, хотя и лучшій изъ остальныхъ, имѣетъ много недостатковъ.

Хотя въ основаніи этого налога лежитъ та мысль, что размѣръ дохода каждаго долженъ служить масштабомъ его податной способности, но несмотря на то большая разница въ томъ, какими путями пріобрѣтаются людьми одинаковые доходы. Возьмемъ, напр., мелкаго ремесленника, добывающаго упорнымъ трудомъ и среди всякихъ крайнихъ лишеній 500 руб. дохода, и такіе же 500 руб. дохода, добываемые другимъ процентами на свой капиталъ. Съ того момента, какъ ремесленникъ перестанетъ трудиться, прекращается его доходъ. Человѣкъ же, живущій процентами съ своего капитала, будетъ имѣть ихъ до самой смерти, не шевеля палецъ о палецъ. Если бѣдному труженнику позволительно думать объ обезпеченіи своей старости, то, конечно, этимъ самымъ дается ему право дѣлать изъ своего дохода сбереженіе на черный день. А между тѣмъ и доходъ бѣднаго ремесленника, и доходъ капиталиста облагаются однимъ налогомъ.

Еще рѣзче видна несправедливость подоходнаго налога изъ того, что онъ падаетъ на самый трудъ, на дѣятельность и обходитъ покровительственно праздность и мертвый капиталъ. Человѣкъ, живущій дѣятельнымъ трудомъ, долженъ платить за то, что онъ трудится, и премія дается праздности. Этимъ путемъ преграждается всякое экономическое движеніе впередъ и поощряется ничего недѣланіе, ибо платитъ только производительная дѣятельность, а непроизводительная отъ платежа освобождена. Предположите богача, проживающаго свой капиталъ. Онъ будетъ избавленъ отъ подоходнаго налога въ ущербъ трудолюбивому человѣку, увеличивающему народный капиталъ. Такимъ образомъ, налогъ на доходъ явится поощреніемъ праздности и роскоши и стѣсненіемъ полезной дѣятельности.

Подобное же возраженіе можно сдѣлать и противъ налога на доходъ.

Въ отдаленныя времена было совершенно справедливо высказывать мысль, что каждый долженъ платить государству по своимъ средствамъ По въ настоящее время такая мысль страдаетъ неясностью, ибо явилась разница между денежнымъ капиталомъ и собственностью другихъ видовъ.

Налогъ на капиталъ больше, чѣмъ какіе либо другіе виды налога вызвалъ разсужденія, споры и толки. Противники этого налога доказывали, что имъ уменьшается размѣръ народнаго имущества и уменьшается производительный капиталъ страны. Но противъ этого можно возразить тѣмъ, что налогъ на капиталъ, выплачиваемый кѣмъ либо, вовсе неопредѣляетъ способа платежа. Онъ можетъ быть выплачиваемъ изъ дохода, и весь вопросъ сводится лишь къ тому, чтобы налогъ не поглощалъ всего дохода. Въ этомъ смыслѣ каждый налогъ составляетъ покушеніе на народный капиталъ.

Второе замѣчаніе, дѣлаемое противниками этого налога, заключается въ томъ, что онъ ложится на капиталъ, неприносящій дохода, и потому падаетъ не уравнительно. И прекрасно, этого-то именно и нужно. Если вамъ вздумается положить милліонъ въ алмазы и брильянты, то спрашивается, почему только по этой причинѣ васъ слѣдуетъ освободить отъ платежа налога. Въ этомъ отношеніи налогъ на капиталъ представляетъ даже очевидную выгоду. Если, располагая большимъ капиталомъ, вы заведете у себя картинную галлерею, охотничьи парки и зимніе сады, а другой свой маленькій капиталецъ употребитъ на выгодное производство, то, конечно, васъ необходимо подвергнуть платежу, ибо этимъ самымъ поощрится полезная дѣятельность бѣдняка и наложится узда на ваше безуміе. Въ этомъ отношеніи налогъ на капиталъ справедливѣе налога на доходъ. Налогъ на доходъ стѣсняетъ полезную дѣятельность, налогъ на капиталъ ее поощряетъ, ибо если каждый извѣстный капиталъ будетъ обложенъ извѣстнымъ налогомъ, то тотъ, кто своею энергическою дѣятельностью значительно увеличитъ доходъ съ него, конечно получитъ премію за свою дѣятельность. При налогѣ съ капитала увеличенный доходъ остается въ вашемъ распоряженіи; при налогѣ же съ дохода на каждую увеличившуюся его часть финансовое управленіе немедленно налагаетъ свою руку.

Не смотря на эти выгоды налога съ капитала, онъ не заслуживаетъ особенной похвалы, ибо исключаетъ изъ платежа многихъ получающихъ большія средства, но въ тоже время неимѣющихъ капитала. Напр., какой нибудь маршалъ или министръ, получающій въ годъ тысячъ 50 содержанія, будетъ стоять внѣ этого налога, а ремесленникъ или чиновникъ, скопившій на старость капиталецъ, небольше, какъ спасающій его отъ голоду, о бязанъ будетъ платить налогъ.

Другая невыгода заключается въ томъ, что размѣръ налога не опредѣляется производительной силой капитала. Два одинаковыхъ капитала могутъ давать разныя выгоды, благодаря исключительно разной энергіи ихъ владѣльцевъ. Наконецъ, наиболѣе важное неудобство налога на капиталъ заключается въ томъ, что онъ поощряетъ небережливость и мотовство. Люди будутъ стремиться по къ тому, чтобы увеличивать свое состояніе и употреблять его на прочное улучшеніе и украшеніе своей жизни, а, напротивъ, постараются растратить его возможно неразсудительнымъ и предосудительнымъ способомъ.

Этимъ кончаю обзоръ тѣхъ налоговъ, которые зовутся обыкновенно прямыми, и перехожу теперь къ важнѣйшимъ и наиболѣе развитымъ и разнообразнымъ налогамъ, падающимъ на потребленіе. Налоги эти зовутъ косвенными.

III.

Характеристическая особенность налога на потребленіе заключается въ томъ, что онъ соотвѣтствуетъ не размѣру податной способности каждаго платящаго, а соразмѣряется исключительно съ потребленіемъ имъ извѣстныхъ предметовъ.

Въ бюджетахъ современныхъ государствъ налогъ на потребленіе играетъ первую роль и составляетъ нерѣдко болѣе 60% всѣхъ государственныхъ доходовъ.

Такая значительная цифра не служитъ однако ни теоретической, ни практической рекомендаціей налога на потребленіе.

Конечно, если бы налогъ на потребленіе могъ быть проведенъ Послѣдовательно такъ, что, падая на все и на всѣхъ, въ соотвѣтственной равномѣрности, производилъ бы на всѣхъ одинаковое давленіе, то возраженій противъ этого налога дѣлать было бы невозможно. Если бы можно было сказать, что такой-то потребляетъ того-то въ 10 разъ больше, чѣмъ его сосѣдъ, слѣдовательно и его податная способность въ 10 разъ больше, то неоспоримо, что налогъ на потребленіе былъ бы налогомъ справедливымъ. Но этого нѣтъ и этого сказать нельзя. А сказать этого нельзя потому, что размѣрь потребленія не опредѣляетъ размѣра средствъ, а размѣръ средствъ не опредѣляетъ размѣра потребленія. Предположимте, что мы съ вами одинаково богатые люди, и что тратимъ на жизнь одинаковое количество денегъ; слѣдуетъ ли изъ этого, что мы употребимъ одинаковое количество предметовъ, обложенныхъ налогомъ? Слѣдуетъ ли изъ этого, что вы и я съѣдимъ одинаковое количество мяса, хлѣба, выпьемъ и выкуримъ одинаковое количество вина и табаку. Поэтому понятно, что налогъ на потребленіе, приведенный къ своей основной сущности, является налогомъ поголовнымъ, и поголовнымъ налогомъ въ самомъ несправедливомъ и худшемъ его видѣ.

Защитники налога на потребленіе говорятъ, что хорошая сторона его заключается въ его многообразіи. Что этимъ многообразіемъ достигается будто бы уравнительность и справедливость, ибо сама собой устанавливается та равномѣрность тягости, по которой излишній платежъ на одинъ предметъ потребленія уравновѣшивается меньшимъ платежемъ на другой. Но разсуждать такимъ образомъ значитъ прямо заявлять свою неспособность устроить сознательную, толковую систему налоговъ и предоставлять случаю то, что должно быть рѣшено самими.

Другая выгода, изображаемая защитниками, заключается, по ихъ увѣренію, въ томъ, что отъ самихъ плательщиковъ зависитъ платить или не платить извѣстный налогъ. Но я васъ попрошу, читатель, переселиться въ Парижъ и затѣмъ сказать, насколько въ дѣйствительности вы пользуетесь правомъ подобнаго свободнаго выбора. Въ Парижѣ обложено налогомъ рѣшительно все, кромѣ воздуха. Какимъ же образомъ вы можете устраниться отъ платежа, когда хлѣбъ, мясо, масло, чай, сахаръ; кофе и рѣшительно все съѣстное, привозимое въ городъ, обложено налогомъ? Очевидно, что подобная выгода существуетъ въ одномъ воображеніи защитниковъ.

Говорятъ еще, что выгоды налога на потребленіе заключаются въ томъ, что онъ выплачивается незамѣтно для плательщика. Это совершенно справедливо, и потому-то особенно и прискорбно. Для человѣка недостаточно знакомаго съ сущностью налога на потребленіе совершенно темно, сколько онъ уплатитъ. Но вѣдь въ этомъ заключается не достоинство, а напротивъ, недостатокъ косвенныхъ налоговъ. Почему именно требуется мракъ въ этой области и почему финансистамъ нравится, когда всѣ, не исключая и ихъ самихъ, будутъ толкаться въ потемкахъ?

Говорятъ еще, что выгоды налога на потребленіе заключаются въ томъ, что каждый, иностранецъ привлекается тоже къ платежу. Но почему, спрашивается, они должны платить косвеннымъ, а не прямымъ образомъ?

Всѣ эти выгоды въ сущности небольше какъ невыгоды. Конечно справедливо, что уплата налога мелочными дробями легче для народа, чѣмъ сразу крупными цифрами. Но и эта выгода слишкомъ Ничтожна, ибо кто же мѣшаетъ большую сумму раздѣлить на мелкіе платежи? А между тѣмъ именно этотъ мелочной платежъ падаетъ особенной тягостью на народъ, ибо для надзора за правильностью поступленія косвенныхъ налоговъ требуется усиленная дѣятельность и, слѣдовательно, усиленный комплектъ надсмотрщиковъ, для которыхъ собирается жалованье съ тѣхъ же самыхъ плательщиковъ.

Наконецъ пусть читатель обратитъ вниманіе на нравственное вліяніе этого налога. Если налогъ на потребленіе слишкомъ высокъ, то онъ вызываетъ немедленно контрабанду, поддѣлку и всякихъ видовъ обманъ, вредно дѣйствующій на нравственность и на здоровье потребителей.

Я разсмотрю теперь главные виды налога на потребленіе, придуманные финансистами западной Европы, и читатель убѣдится самъ, насколько все, сказанное выше, справедливо.

На Западѣ существуетъ еще и до сихъ поръ налогъ на хлѣбъ въ зернѣ, привозимый для размола. За мельниками смотрится строго, чтобы никто изъ нихъ не посмѣлъ принять ни одного зернушка, неоплаченнаго налогомъ. Понятно, что такой строгій надзоръ связываетъ всю хлѣбную торговлю. Еще вреднѣе дѣйствуетъ онъ на оплачивающую налогъ публику, ибо понятно, что ни одинъ мельникъ не захочетъ принять этого налога на себя, а постарается переложить его на покупателей. Булочники и мучные торговцы поступятъ точно также какъ мельникъ и къ потребителямъ печенаго хлѣба налогъ этотъ перейдетъ въ видѣ хлѣбнаго налога. Ясно, что налогъ на зерно является настоящимъ поголовнымъ налогомъ,-- налогомъ тѣмъ болѣе несправедливымъ, что онъ ложится всею своею тягостью на бѣдныхъ. Въ хозяйствѣ бѣдняковъ хлѣбъ играетъ главную роль. Въ хозяйствѣ богачей послѣднюю. Понятно, что бѣдный по отношенію къ богатому выплатитъ несоразмѣрно большую часть налога именно на такой предметъ, лишеніе котораго для него равносильно голоду. Напр., богатый, проживающій по отношенію къ бѣдному въ 1,000 разъ больше, не съѣдаетъ еще. оттого въ 1,000 разъ больше хлѣба, слѣдовательно и налогъ на хлѣбъ для богача является совершенно ничтожной тягостью, а на бѣдняка или на нищаго, питающагося исключительно хлѣбомъ, онъ ложится тягостно вполнѣ несоразмѣрной.

Если притомъ, обратить еще вниманіе на необходимость строгого надзора за точнымъ соблюденіемъ торгующими и промышленниками установленныхъ правилъ, и что для этого каждая мѣстность должна быть оцѣплена стражей, то тягость подобнаго налога является зломъ вполнѣ грандіознымъ. Приведу въ примѣръ хотя Парижъ. Городъ обнесенъ стѣной; ворота только мѣстами: у воротъ досмотрщики. Не будь стѣны, каждый бы въѣзжалъ прямо въ ту улицу, какая ему нужна, теперь же необходимо дѣлать кругъ и въѣзжать непремѣнно въ извѣстныя ворота. Въ этихъ воротахъ васъ останавливаютъ; обшариваютъ вашъ экипажъ; осматриваютъ всѣ ваши вещи и будь вы даже просто путешественникъ съ небольшимъ дорожнымъ мѣшкомъ, вашего мѣшка въ покоѣ не оставятъ, а съ назойливымъ усердіемъ разсмотрятъ все его содержимое, чтобы опредѣлять, не скрывается ли въ немъ мясо, мука, или что нибудь подобное. Не знаю, какъ нынче, но нѣсколько лѣтъ назадъ путешественниковъ, пріѣзжающихъ въ Пирижъ по желѣзной дорогѣ, подвергали самому тщательному надзору, осматривали всѣ ихъ мѣшки и чемоданы, точно какъ будто бы было какое нибудь разумное основаніе подозрѣвать, что путешественникъ, ѣдущій изъ Германіи во Францію, везетъ съ собою говядину или колбасу. Чего стоитъ содержаніе подобнаго надзора и чего стоитъ безполезное задерживаніе и безпокойство проѣзжающихъ!

Другой предметъ потребленіи, подлежащій налогу и, можетъ быть, не менѣе важный, чѣмъ хлѣбъ, есть говядина. Налогъ на мясо есть средневѣковое изобрѣтеніе. Но что находило себѣ оправданіе въ XVI или XVII столѣтіяхъ, совершенно неумѣстно въ XIX. Нынче, при развитіи промышленности и торговли, всякіе барьеры и заставы являются мѣрами черезъ чуръ убыточными чтобы можно было ихъ защищать. Въ наше время сношенія не только между отдѣльными государствами, по даже между отдѣльными частями свѣта гораздо сильнѣе, чѣмъ были въ средніе вѣка сношенія между двумя рядомъ лежащими городами.

Но кромѣ этого общаго зла, налогъ на говядину имѣетъ свои частныя невыгоды. Въ сельскихъ мѣстностяхъ его нѣтъ, а существуетъ онъ лишь въ городахъ. Почему же спрашивается городскіе жители должны платить за говядину гораздо дороже, чѣмъ сельскіе? Далѣе, налогъ на мясо ложится всею своею тягостью лишь на дешевые сортименты. Отъ него освобождаются свинина и дичь четвероногая и пернатая. Слѣдовательно, налогъ этотъ несутъ не тѣ господа, которые услаждаютъ свой вкусъ разными рагу и сыромъ изъ дичи, а тѣ, кто ѣстъ простое воловье мясо, т, е. какъ разъ промышленно-рабочее населеніе, нуждающееся по преимуществу въ сытной питательной пищѣ.

Что же касается до трудности надзора и издержекъ собиранія налога, то они виднѣе всего изъ слѣдующихъ цифръ. Въ Саксоніи налогъ на бойни даетъ 420,000 талеровъ валоваго доходу, расходъ же взиманія -- 120,000 талеровъ. Слѣдовательно въ государственное казначейство поступаетъ лишь 294,000 талер. и потребители должны заплатить совершенно даромъ 126,000 или 43%.

Налогъ на соль такое же старинное изобрѣтеніе, какъ и налогъ на говядину. Но разница между ними та, что безъ говядины прожить можно, а безъ соли нельзя. Отъ говядины можно еще отказаться въ извѣстной степени: хлѣбъ, обложенный налогомъ, можно замѣнить пожалуй картофелемъ; но соль замѣнить ничѣмъ нельзя: человѣкъ ее ѣсть долженъ. Поэтому налогъ на соль есть истинный поголовный налогъ.

Сравнивая богатаго съ бѣднымъ, мы видимъ, что въ кухнѣ первого соль вовсе не играетъ такой важной роли, ибо замѣняется частью, а иногда даже и въ значительной степени разными пряностями, раздражающими вкусъ и способствующими выдѣленію слюны. Въ кухнѣ же простолюдина, гдѣ кромѣ хлѣба и картофеля нѣтъ иногда ничего, соль составляетъ существенную незамѣнимую принадлежность. Поэтому налегъ на соль, заставляющій уменьшать потребленіе, является прямымъ источникомъ бѣдности.

Кромѣ домашней жизни соль есть необходимый предметъ во многихъ производствахъ, напр. при изготовленіи соляной кислоты и соды и въ такой же степени необходима она въ сельскомъ хозяйствѣ. Если налогъ на соль возвышаетъ ея цѣну, то очевидно, что вмѣстѣ съ тѣмъ онъ уменьшаетъ и ея потребленіе и это подтверждается вполнѣ слѣдующими цифрами. Въ Англіи на каждаго человѣка приходится 40 фунтовъ, во Франціи, отъ 22 до 30 ф., въ Германіи же отъ 14 до 20 фунтовъ. И еслибы налогъ на соль поступалъ въ своемъ полномъ количествѣ въ государственное казначейство, то при всей его тягости его бы можно было если и не оправдывать, то, по крайней мѣрѣ, терпѣть съ грѣхомъ пополамъ. Но спрашивается, за что народъ долженъ платить вдвое на расходы взиманія. Напр. во Франціи, изъ 40 милліоновъ валоваго дохода, 10 милліоновъ франковъ составляютъ расходъ взиманія; въ Пруссіи изъ 10 милліоновъ талеровъ -- 3 ¹/₂ расходъ взиманія, въ другихъ государствахъ отношеніе еще хуже.

Я уже упоминалъ, что количество потребленія соли зависитъ прямо отъ размѣра налога и чѣмъ меньше налогъ, тѣмъ больше потребленіе, поэтому наибольшее количество соли потребляется въ Англіи, гдѣ нѣтъ налога; а наименьшее въ нѣмецкихъ государствахъ, гдѣ существуетъ самый большой налогъ.

Послѣ того, что было говорено о зловредности налога на предметы такой существенной необходимости, какъ хлѣбъ, мясо и соль" налогъ на вино и табакъ можетъ казаться зломъ меньшимъ; но меньшее зло оттого, что оно мало, не становится еще добромъ.

Конечно, если вино потребляется въ огромномъ количествѣ и безъ мѣры, то оно перестаетъ бытъ предметомъ необходимости, а дѣлается предметомъ роскоши. Но это замѣчаніе не можетъ никакъ относиться къ простонародью. Для рабочаго человѣка, особенно питающагося недостаточно питательной и здоровой пищей, вино составляетъ прямую необходимость. И вообще замѣчено, что тѣ пьютъ больше вина, кто занятъ болѣе тяжелой работой. Поэтому главными потребителями вина является бѣдное рабочее населеніе.

Что же мы замѣчаемъ въ налогѣ? А замѣчаемъ мы то, что онъ падаетъ равномѣрно на всѣ сорты винъ не по ихъ качеству, а по объему сосудовъ и такимъ образомъ, чѣмъ вино дороже, тѣмъ оплачиваетъ оно меньшую подать, а чѣмъ дешевле, тѣмъ платитъ больше.

Дороговизна вина, являющаяся слѣдствіемъ налога, ведетъ къ тому, что винные торговцы придумываютъ всякія плутни и подмѣси, и потребителямъ, вмѣсто чистаго вина, даются искуственные винообразные напитки. Кромѣ того необходимость надзора ведетъ къ постоянному вѣчному вмѣшательству полицейскихъ и другихъ досмотрщиковъ и ни трактирщикамъ, ни виноторговцамъ, ни изготовителямъ вина не только не даютъ покою, но напротивъ держатъ ихъ въ вѣчномъ страхѣ внезапнаго осмотра.

Все, что я говорилъ о налогѣ на. вино, примѣняется вполнѣ и къ налогу на водку. Налогъ на водку считается однимъ изъ наиболѣе удобныхъ и выгодныхъ налоговъ, во-первыхъ, по размѣру потребленія, а во-вторыхъ, какъ выражаются финансисты, потому, что ни одинъ предметъ не можетъ такъ легко нести налога, какъ водка. Говоря понятнѣе это значитъ, что наложи налогъ на водку въ 10 разъ больше того, что она сама стоитъ, ее все-таки пить будутъ. И надобно согласиться, что финансисты, затрудняющіеся въ отысканіи источниковъ государственныхъ доходовъ, правы, если кромѣ водки у нихъ нѣтъ въ виду другого источника.

Тѣмъ не менѣе налогъ на водку, хотя и въ меньшей степени, но не лишенъ тѣхъ невыгодныхъ сторонъ, о которыхъ говорилось ранѣе. Во-первыхъ размѣръ потребленія вина каждымъ отдѣльнымъ человѣкомъ зависитъ отъ его сложенія, образа жизни, занятій, даже отъ качества одежды. Поэтому очевидно, что если я пью больше водки, чѣмъ вы, по условіямъ тѣхъ обстоятельствъ, въ которыхъ живу и дѣйствую, то изъ этого вовсе не слѣдуетъ, чтобы моя податная способность была больше вашей. За чтоже я плачу больше, чѣмъ вы? Очевидно только за то, что, по обстоятельствамъ отъ меня нисколько независящимъ, я нуждаюсь больше въ напиткѣ, дѣйствующимъ возбудительно на мои нервы. Это будетъ также справедливо, какъ заставить меня платить больше за хлѣбъ и за говядину, чѣмъ васъ, потому только, что я больше и сильнѣе васъ и больше васъ работаю."

Но защитники налога на спиртуозные напитки, которымъ очень хорошо извѣстно, что налогъ на нихъ имѣетъ совершенно тѣ же недостатки, какъ и вообще всѣ налоги на потребленіе, увѣряютъ, что онъ имѣетъ нравственно-воспитательное значеніе. Замѣчаніе это было бы конечно справедливо, если бы не отличалось двумя существенными недостатками: дѣтской наивностью и невѣденіемъ исторіи. Пусть защитники заглянутъ въ самихъ себя и скажутъ съ полной откровенностью, что имѣло вліяніе на направленіе ихъ склонностей и привычекъ и возможно ли измѣнять то и другое внѣшними вліяніями и съ такою быстротой, какъ они думаютъ, перевоспитывать пьющихъ людей? Если защитникамъ не захочется заглядывать въ самихъ себя, то пусть они обратятъ вниманіе на факты исторіи. Они увидятъ, что характеръ и наклонности народа нельзя измѣнять мгновенно внѣшними принудительными мѣрами, а тѣмъ болѣе системою налоговъ. Прочныя вліянія достигаются прочными перемѣнами въ бытѣ народа и измѣненіемъ обстоятельствъ, заставляющихъ поступать его именно такъ, а не иначе.

Кромѣ того высокій налогъ на водку нельзя признать достигающимъ цѣли еще и потому, что цѣпа водки опредѣляется не налогомъ, а расходами производства. Налогъ можетъ повышать цѣну только временно. Если вздорожавшій напитокъ найдетъ меньше потребителей, то это прежде всего невыгодно самимъ производителямъ. Они, конечно, постараются придумать средство для удешевленія производства и для пониженія поэтому цѣны на вино. Вслѣдъ за пониженіемъ цѣны увеличится потребленіе, и пьянство, которое хотѣли обуздать финансисты, достигнетъ снова своего уровня.

Никто конечно не станетъ утверждать, чтобы пьянство вообще не существовало въ простонародьи. Но это пьянство нисколько не меньше того, которому предаются люди другихъ сословій. Здѣсь зло, если оно дѣйствительно зло, -- общее. Но нельзя также отрицать и того, что злоупотребленіе спиртуозными напитками не есть болѣзнь поголовная. Пьянство будетъ и въ томъ случаѣ, если водка станетъ продаваться изъ аптекъ и никакой налогъ не научитъ пьяницъ трезвости. Но если налогъ безсиленъ противъ пьяницъ, то зачѣмъ обременять имъ не пьяницъ, т. е, людей, для которыхъ употребленіе вина составляетъ существенно-необходимую потребность.

Наконецъ нельзя не обратить вниманіе еще и на то, что винокуренное производство есть отрасль сельскаго хозяйства, что оно открываетъ сбытъ зерну въ болѣе выгодной его обработкѣ, что, наконецъ, барда служитъ чрезвычайно выгоднымъ сурогатомъ при откармливаніи скота.

Всѣхъ этихъ обстоятельствъ совершенно достаточно для уясненія той основной идеи, что налогъ на вино не соотвѣтствуетъ вполнѣ ни одной изъ тѣхъ цѣлей, для достиженія которыхъ его устанавливаютъ. Впрочемъ это общее свойство всѣхъ налоговъ на потребленіе. Правда, денежные результаты, ими достигаемые, блистательны, но вовсе не такъ блистательны умозаключенія финансистовъ, и нравственныя и экономическія вліянія этихъ налоговъ на потребителей вообще, а на простонародье въ особенности.

Налоги на потребленіе имѣютъ еще и другую вредную сторону потому что даютъ промышленности извѣстнаго народа искуственное тепличное направленіе. Лучшимъ примѣромъ этого служитъ созданное Наполеономъ I свеклосахарное производство. Во Франціи до Наполеона приготовлепіе сахара изъ свекловицы было не больше, какъ лабораторнымъ дѣломъ, въ родѣ нынѣшняго приготовленія аллюминія. Когда Наполеонъ континентальной системой заперъ доставку во Францію колоніальныхъ товаровъ, пришлось но необходимости обратить вниманіе на приготовленіе сахара въ большихъ размѣрахъ. Послѣ сверженія Наполеона, во Франціи считалось 200 сахарныхъ фабрикъ, производившихъ 7 милліоновъ фунтовъ сахару. Не смотря на такое, повидимому, сильное развитіе сахарнаго производства, оно не было въ состояніи существовать безъ покровительственной системы. А система эта была до того энергична и послѣдовательна, что въ 1831 году Франція приготовляла уже 24 милліона фунтовъ сахара. Когда производство достигло этого размѣра, финансисты сообразили, что было бы нехудо обложить его налогомъ. Сначала налогъ былъ довольно умѣренный, небольше 5 франковъ на центнеръ; въ настоящее же. время онъ достигъ уже 17% франковъ. Не смотря однако на это, не смотря и на пошлину на колоніональный сахаръ, послѣдняго ввозилось (0 150 милліоновъ фунтовъ; а въ 1858 году, когда была понижена ввозная пошлина, колоніальнаго и иностраннаго сахару было доставлено во францію 384 милліона фунтовъ.

Тоже самое приходится сказать объ остальныхъ континентальныхъ государствахъ. Вездѣ свеклосахарное производство есть искуственное созданіе и вездѣ оно идетъ въ убытокъ народуВъ Германіи, напр., налогъ на колоніальный сахаръ на 50% выше налога на сахаръ внутренняго приготовленія. Только одна Англія не держалась примѣра континентальныхъ государствъ и не создавала у себя искуственнаго сахарнаго производства. Оттого въ Англіи нѣтъ ни одного свеклосахарнаго завода и сахаръ достается англичанамъ дешевле, чѣмъ какому-либо другому европейскому народу.

Въ искуственности, ведущей къ возвышенію цѣны предмета, именно и заключается все зло этой системы. Для того, чтобы поддержать производство, созданное изъ побужденій такого свойства, какъ наполеоновская континентальная система, или же изъ побужденій аристократическаго характера, которымъ слѣдуетъ приписать введеніе свекловичнаго сахарнаго производства въ другихъ государствахъ, народамъ приходится покупать необычайно дорогой цѣной сахаръ и ограничивать себя въ его потребленіи. Что такое сахаръ? Предметъ роскоши или необходимости? Если онъ даже и предметъ роскоши, то налогъ на него все-таки недостигаетъ своей цѣли: а если онъ предметъ необходимости, то налогъ на него оказывается еще болѣе нераціональнымъ. Сахаръ необходимъ для человѣческаго организма и не можетъ быть замѣнимъ сурогатами. Сахаръ важенъ еще и потому, что онъ служитъ необходимымъ, неизбѣжнымъ предметомъ при употребленіи чая и кофе. Наконецъ, чтобы быть послѣдовательными, финансистамъ, такъ нѣжно заботящимся о народной нравственности, нужно было бы обратить вниманіе еще и на то, что если они желаютъ отучить народъ отъ употребленія спиртуозныхъ напитковъ, то имъ нужно поощрять употребленіе чая, которое безъ сахара невозможно. Филантропы такъ и поступали. Отклоняя народъ отъ водки, они взамѣнъ ея предлагали чай. Финансисты же какъ нарочно хотятъ ограничить всѣ рѣшительно потребности народа и, ограничивая ихъ, дѣйствуютъ въ ущербъ своей собственной системѣ. Поощреніе сахара внутренняго приготовленія даетъ капиталамъ страны невѣрное направленіе. Въ то же время необходимо налагать высокую пошлину на сахаръ колоніальный и поднимать цѣну на него лишь для того, чтобы на счетъ всей страны наживались домашніе производители. Дороговизна сахара отражается немедленно на потребленіи и ведетъ къ уменьшенію доходовъ. Въ германскомъ таможенномъ союзѣ налогъ на свекловичный сахаръ составляетъ 28%, а пошлина на привозный 45%. А это значитъ, что потребитель вмѣсто 7 копѣекъ за фунтъ платитъ 15.

Конечно налогъ на сахаръ не такъ вреденъ, какъ налогъ на мясо и хлѣбъ. Сахаръ не служитъ предметомъ безусловной необходимости и если государству не представляется другого источника, болѣе выгоднаго, какъ налогъ на сахаръ, то при нынѣшней финансовой системѣ налогъ этотъ составляетъ еще явленіе довольно терпимое. Тѣмъ не менѣе государства европейскія терпятъ отъ ошибки геніальнаго Наполеона, создавшаго искуственную свеклосахарную промышленность и возбудившаго обезьянство другихъ государствъ. Прямая экономическая выгода каждой страны въ томъ, чтобы въ ней не существовало искуственныхъ, тепличныхъ производствъ. Умѣренный, исключительно съ финансовой цѣлью, налогъ на ввозный сахаръ такъ разширитъ его употребленіе и доставитъ такой доходъ государству, какого никогда не доставитъ налогъ на свой собственный свекловичный сахаръ и высокая пошлина на колоніальный.

Въ ближайшей связи съ налогомъ на сахаръ находятся пошлины таможенныя. Также, какъ въ сахарномъ производствѣ, онѣ преслѣдуютъ двѣ цѣли: покровительство внутреннихъ фабрикантовъ и полученіе доходовъ. Въ послѣднемъ случаѣ таможенныя пошлины составляютъ небольше, какъ налогъ на потребленіе. Разница ихъ отъ налога на вино, мясо, муку, табакъ въ томъ, что эти налога падаютъ на предметы потребленія внутренняго производства, а таможенные на предметы потребленія производства иностраннаго. Налогъ на ввозимые предметы, возвышая ихъ цѣну, немедленно подавляетъ ихъ потребленіе и цѣна этихъ предметовъ возвышается на величину налога.

Главная невыгода подобнаго возвышенія заключается въ томъ, что вздорожавшій предметъ беретъ отъ народа неизмѣримо большую сумму, чѣмъ какая достается государству. Предположимъ, что пошлина падаетъ на ввозный хлѣбъ, что этого хлѣба привозится одинъ милліонъ четвертей и что, кромѣ того, страна производитъ своего собственнаго хлѣба 50 милліоновъ. Въ казну поступитъ лишь пошлина за милліонъ четвертей ввезеннаго хлѣба, положимъ по 10 копѣекъ съ четверти. А между тѣмъ и весь остальной хлѣбъ, потребляемый въ странѣ, поднимется въ каждой четверти тоже на 10 коц. Слѣдовательно финансовое управленіе получитъ доходу только 100,000, а народъ заплатитъ за хлѣбъ лишняго 5 милліоновъ руб., которые всѣ разойдутся по рукамъ торговцевъ, а правительству изъ нихъ не достанется ни копѣйки.

Подобнымъ образомъ таможенный налогъ дѣйствуетъ на цѣны всѣхъ предметовъ, которые производятся частью въ странѣ. Всѣ они дорожаютъ въ несоразмѣрной пропорціи съ тѣмъ ничтожнымъ доходомъ, который доставляютъ таможенному фиску.

Если таможенная пошлина надаетъ на предметъ вовсе не производимый страной, то являются другія неудобства. Большая или меньшая недоступность предмета ведетъ къ подмѣсямъ и обманамъ, къ торговому плутовству и къ контрабандѣ. Вредъ подобныхъ пошлинъ замѣтнѣе всего на винѣ и на колоніальныхъ товарахъ. Современная Европа рѣдко имѣетъ чистое вино. Повсюду явились фабрикаціи и читатель конечно слыхалъ о знаменитой подземной фабрикѣ винъ Соболева, снабжающаго всю Россію всевозможными иностранными винами своего издѣлія.

Раціональная финансовая политика требуетъ, чтобы таможенныя пошлины падали только на такіе предметы, которые поступаютъ на немедленное потребленіе. Пошлина на сырье, требуя продолжительной затраты капитала, выплаченнаго впередъ, дѣйствуетъ подавляющимъ образомъ на дальнѣйшую ихъ обработку. Но и въ предметахъ немедленнаго потребленія пошлины должны быть настолько умѣренны, чтобы онѣ не вели ни къ контрабандѣ, ни къ поддѣлкамъ, и чтобы онѣ не заставляли народъ, за невозможностью удовлетворенія своихъ потребностей предметомъ настоящимъ, набрасываться на его сурогатъ. Все это конечно только въ томъ случаѣ, если финансисты считаютъ невозможнымъ отказаться отъ таможенныхъ доходовъ. Если же смотрѣть на таможенный доходъ съ современнаго уровня экономическихъ знаній, то нельзя не признать его началомъ для всякой страны убыточнымъ.

Даже и остальные финансисты приходятъ къ тому убѣжденію, что покровительственная система идетъ каждому народу въ убытокъ. Число защитниковъ національной экономической независимости становится теперь все менѣе и менѣе, и едва ли изъ нихъ найдется такой, у котораго бы достало рѣшимости утверждать, что для Пруссіи необходимо разводить свой собственный чай и кофе, и что слѣдуетъ освободиться вполнѣ отъ Китая. Всякая страна, ограждающая себя покровительственной системой, наноситъ вредъ прежде всего сама себѣ. Зачѣмъ намъ покупать по дорогой цѣнѣ свое собственное, когда намъ выгодно покупать чужое, привозное? Зачѣмъ, если къ намъ могутъ придти дешевыя вещи, мы силой изгонимъ отъ себя дешевыхъ продавцевъ, чтобы покупать свое собственное дорогое? Самопожертвованіе непостижимое, существующее только потому, что люди недостаточно понимаютъ то, что они дѣлаютъ. И если бы мѣра эта вела къ тому, чтобы собственныя издѣлія становились лучше и дешевле, но и этого быть не можетъ. Зачѣмъ я стану изготовлять лучше и дешевле, если продамъ и худое? Очевидно, что покровительственныя пошлины даютъ всей внутренней промышленности монопольный характеръ; даютъ выгоду мнимымъ производителямъ насчетъ всего народа, обязаннаго платить имъ дорого за худое.

Изъ спеціальнаго изложенія отдѣльныхъ видовъ налоговъ на потребленіе, читатель видѣлъ, что они падаютъ тяжестью несоразмѣрной на людей бѣдныхъ. Эта неуравнительность будетъ виднѣе изъ слѣдующаго сопоставленія расходовъ людей богатыхъ и бѣдныхъ. Пфейферъ, для болѣе убѣдительнаго указанія разницы этихъ расходовъ, составилъ довольно подробную таблицу того, что прожигаютъ богатые и бѣдные. Въ основаніе сравненія онъ беретъ домашній расходъ одного высокопоставленнаго сановника, проживающаго въ годъ 25,000 талеровъ, банкира, проживающаго 17,000 талеровъ, держащаго своихъ лошадей и ведущаго жизнь вообще роскошную; состоятельнаго купца, живущаго хотя и умѣренно, но расходующаго на домъ 2,000 талеровъ; чиновника, проживающаго 900 талеровъ, наконецъ, рабочаго, добывающаго 300 талеровъ. Вотъ что оказывается изъ сравненія. Сановникъ расходуетъ на квартиру 2,000 талеровъ, что составляетъ 8% всего его расхода. Всѣ остальные лица платятъ за квартиру въ уменьшающейся прогрессіи, но въ пропорціи увеличивающейся къ ихъ общему расходу. Такъ что рабочій изъ своихъ 300 талеровъ платитъ за квартиру 57 талеровъ, составляющихъ 19% или относительно въ 2 ¹/₂ раза дороже сановника. На муку и хлѣбъ сановникъ тратитъ въ годъ 325 тал. или 1 ¹/₃% всего своего расхода. Такой же процентъ составляетъ расходъ на хлѣбъ и въ хозяйствѣ банкира. Затѣмъ процентъ этотъ постепенно возрастаетъ и расходъ рабочаго составляетъ 52 тал. или 17 ¹/₃%. Такимъ образомъ рабочій тратитъ на хлѣбъ больше чѣмъ въ 13 разъ болѣе сановника. Чтобы расходъ сановника привести въ равновѣсіе съ расходомъ работника нужно, чтобы сановникъ, вмѣсто 325 тал., тратилъ на хлѣбъ 4,355 тал. На говядину сановникъ тратитъ 1,175 тал. или 4,7%; банкиръ 4,9%; остальные постепенно больше; а рабочій расходуетъ на нее 45 тал. или 25%. На дичь и рыбу сановникъ расходуетъ 3,6%; банкиръ 2,2%; купецъ только 0,7%; а чиновникъ и рабочій ни копѣйки. На сахаръ сановникъ тратитъ 90 тал. или 0,4%; рабочій только 5 тал., составляющихъ 1,8%, На чай, кофе, шоколадъ расходъ сановника 124 тал. или 0,5%, расходъ же рабочаго 5% тал. или 1,7%. 760 тал, расходуемые сановникомъ на вино, пиво водку составляютъ только 3,4% всего его расхода, а жалостные 48 тал., расходуемые на тотъ же предметъ рабочимъ, составляютъ 16%. Пфейферъ замѣчаетъ, что; асходъ на вино рабочаго кажется преувеличенъ. Любопытно, что 120 тал., расходуемые сановникомъ на табакъ и сигары составляютъ лишь 0,5%; и 6 тал., на тотъ же предметъ рабочаго 2%. Сравненіе это относилось только до предметовъ первой необходимости. Что же касается до удовольствій, напр. театры, концерты, то сановникъ тратитъ на нихъ въ годъ 1000 тал., чиновникъ 5 тал., а рабочій ничего. На поѣздки и путешествія сановникъ расходуетъ 6,500 тал., а чиновникъ и рабочій опять ничего. На одежду сановникъ тратитъ 4000 тал., составляющихъ 16%, а рабочій 28 тал., составляющихъ 9,3%.

Разсчетъ этотъ, сдѣланный для Германіи или правильнѣе въ Берлинѣ, оказался совершенно вѣрнымъ и для Франціи; т. е. для Парижа. Слѣдовательно, не дѣлая никакой ошибки и основываясь на очевидности, можно сказать, что онъ оправдается повсюду и окажется вполнѣ вѣрнымъ и для насъ. Можетъ быть, у насъ пропорція получится еще болѣе рѣзкая, ибо говядина въ быту русскаго рабочаго играетъ роль далеко меньшую, чѣмъ въ быту рабочаго нѣмецкаго.

Несоразмѣрно относительно большіе платежи простонародья за предметы первой необходимости вызвали уже давно мнѣніе о необходимости налога прогрессивнаго. Стороннники этой системы думали постепеннымъ возвышеніемъ налоговъ отъ бѣдныхъ къ богатымъ возстановить несуществующее равновѣсіе въ платежахъ. Эта мысль встрѣтила однако сильный протестъ и противникамъ ея, ненаходившимъ страннымъ, что налоги возвышаются прогрессивно сверху внизъ, т. е. отъ богатыхъ къ бѣднымъ, показалось возмутительнымъ желаніе дать имъ обратную прогрессію. Хотя и нелогично, но понятно, ибо за прогрессивнымъ налогомъ рисовались противникамъ его необычайные личные расходы, благодаря отсутствію которыхъ они могутъ ѣсть нынче рагу изъ рябчиковъ и тратить на увеселенія и путешествія, подобно нѣмецкому сановнику, 7500 талеровъ, а тогда имъ пришлось бы рагу не ѣсть и сидѣть дома. Впрочемъ къ чести финансистовъ западной Европы нужно прибавить, что если они и возмутились противъ прогрессивнаго налога, то тѣмъ не менѣе у нихъ нашлось настолько разсудительности, чтобы ввести налогъ пропорціональный. Такой налогъ ввели у себя Англія, Пруссія и другія нѣмецкія государства. Въ Германіи налогъ этотъ называется класснымъ налогомъ.

Но самая дурная сторона налоговъ на потребленіе обнаруживается въ томъ процессѣ, который на языкѣ финансистовъ называется переложеніемъ. Сущность переложенія заключается въ томъ, что налогъ платится не тѣмъ, на кого онъ налагается, а другимъ. Бываютъ случаи, когда финансовое управленіе именно и имѣетъ въ виду, чтобы налогъ былъ переложенъ на другого, напр. при таможенной пошлинѣ и при налогѣ на потребленіе. Въ другихъ же случаяхъ, хотя финансовое управленіе въ виду этого не имѣетъ, тѣмъ не менѣе переложеніе совершается.

Опредѣлить съ полною точностію во всякомъ данномъ случаѣ: совершается или несовершается переложеніе, составляетъ одинъ изъ труднѣйшихъ теоретическихъ вопросовъ. Часто вполнѣ очевидно, на кого долженъ пасть окончательно перелагаемый налогъ; но также часто переложеніе совершенно не уловимо. Если, напр., прусское правительство наложило бы на сановника, о которомъ мы говорили выше, особенную подать за то, что сановникъ одѣваетъ свою жену въ бархатъ и кружева и держитъ у себя выѣздныхъ лакеевъ, то совершенно неоспоримо, что налогъ этотъ палъ бы только на кошелекъ сановника и ни на кого бы не переложился. Также ясно и то, что если пошлина будетъ наложена на иностранные товары или на предметы первой необходимости внутренняго изготовленія, напр. мука, хлѣбъ, водка, говядина, то продавцы не возьмутъ этого налога на себя, а переложатъ его на покупателей въ видѣ надбавки на цѣны на эти предметы. Точно также очевидно, что если, напр., пошлину платитъ положимъ скотопромышленникъ, то онъ переложитъ ее на мясника, мясникъ разложитъ ее на своихъ покупателей, а покупатели, если они промышленные люди, постараются точно также переложить ее на своихъ покупателей. Товары, оплачиваемые таможенной пошлиной, точно также помогаютъ переложенію и налогъ переводится однимъ продавцомъ на другого, пока не дойдетъ до того предѣла, гдѣ переложеніе уже невозможно. Напр. хозяйка, покупающая говядину, обложенную акцизомъ, платитъ цѣну говядины, выплачиваетъ акцизъ, внесенный продавцемъ и, наконецъ, платитъ ему же еще и проценты на этотъ сложный капиталъ. Госпожа, покупающая иностранную матерію, или хотя и туземную, но изъ привознаго сырья, обложеннаго пошлиной, уплачиваетъ точно также не только за сырье, за его переработку, но и таможенную пошлину; платитъ за всѣ хлопоты промышленниковъ, купцовъ и перекупщиковъ, наконецъ платитъ и проценты на затраты, сдѣланныя каждымъ изъ нихъ. Если эта барыня занимается чѣмъ нибудь и получаетъ за свой трудъ деньги, то и она постарается возмѣстить свои расходы съ тѣхъ, съ кѣмъ она находится въ экономическихъ или промышленныхъ отношеніяхъ. Если подобное переложеніе своихъ излишнихъ платежей предпринимаетъ всякій; если всякій усиливается свалить собственную тяжесть на плечи другого, и если въ томъ сложномъ процессѣ, который зовется экономическою жизнью народа, каждому изъ насъ представляется большая или меньшая возможность переложить на другого свои расходы, то и образуется такая сложная и многообразная сѣть переложеній, въ которой дѣйствительно мудрено усмотрѣть послѣдній предѣлъ,

Пока возможность переложенія существуетъ, лица перелагающія могутъ жить, не ощущая особенной тягости отъ налога; но за то тѣмъ тижелѣе жить людямъ, для которыхъ переложеніе невозможно. Для нихъ налогъ является прямымъ лишеніемъ. Если говядина и хлѣбъ поднялись въ цѣнѣ вслѣдствіе акциза, и если эту возвышенную цѣну вы не можете переложить на другого, то очевидно, что вамъ предстоитъ только такой выборъ: или, оставшись при прежнемъ размѣрѣ потребленія говядины и хлѣба, сократить свои другіе расходы, а если вы этого сдѣлать не желаете или не можете, то ѣсть менѣе хлѣба и говядины.

Въ этомъ положеніи находятся всѣ тѣ, кто получаетъ постоянное жалованье и такъ называемые рантье, т. е. люди, живущіе процентомъ съ капитала. Этимъ людямъ переложеніе налога совершенно невозможно и онъ погребается въ ихъ собственныхъ желудкахъ, вмѣстѣ съ вздорожавшей говядиной или съ другими предметами потребленія.

Относительно возможности переложенія налога рабочимъ народомъ, въ мнѣніи экономистовъ явилось разнорѣчіе. Одни изъ нихъ доказывали, что если налогъ возвыситъ цѣну предметовъ первой необходимости, то и рабочій немедленно потребуетъ возвышенія платы. Такимъ образомъ, если рабочій получалъ 180 руб. въ годъ и платилъ налога 18 руб., а затѣмъ налогъ возвысился до 20 руб., то рабочій потребуетъ 200 руб. и возстановитъ равновѣсіе въ своемъ бюджетѣ. Противъ этого возражали, что капиталисту нѣтъ ровно никакого основанія возвышать задѣльную плату, и что, слѣдовательно, капиталистъ не допуститъ рабочаго переложитъ на него свой налогъ. Мнѣніе послѣднихъ справедливѣе, и вотъ почему. Рабочая плата опредѣляется размѣромъ спроса и предложенія и величиною капитала. Если капиталъ не увеличился и не убавился, если не увеличилось и не убавилось число рабочихъ, ищущихъ занятія, то очевидно, что и задѣльная плата останется такою, какою была прежде. Она можетъ измѣниться только въ томъ случаѣ, если измѣнится одинъ изъ этихъ основныхъ факторовъ. А какъ возвышеніе налога не влечетъ за собою перемѣны въ отношеніяхъ факторовъ, то очевидно, что переложеніе для рабочаго сдѣлается невозможнымъ и увеличенный налогъ заставитъ рабочаго ограничить размѣръ своего потребленія.

Если увеличеніе налога заставитъ рабочаго сократить свои издержки до такого размѣра, что неминуемымъ послѣдствіемъ лишенія явятся болѣзни и усилившаяся смертность, въ такомъ случаѣ нарушится равновѣсіе въ тѣхъ факторахъ, о которыхъ упоминалось, и уменьшившееся предложеніе рабочихъ рукъ заставитъ капиталистовъ поднять рабочую плату. Только при этомъ одномъ условіи капиталисты согласятся принять на себя уплату возвысившагося налога. Очевидно, что если вздорожаніе предметовъ первой необходимости и ведетъ къ повышенію задѣльной платы, то вовсе не немедленно, а лишь на томъ условіи, чтобы какія бы то ни было обстоятельства -- въ нашемъ примѣрѣ голодъ и болѣзни -- уменьшили число рабочихъ. Такимъ образомъ, налогъ на потребленіе представляетъ для рабочаго возможность къ переложенію лишь на очень тягостныхъ условіяхъ, и если допустить, что, при нормальномъ состояніи общества, подобное явленіе терпимо быть не можетъ, то ясно, что переложеніе для рабочаго немыслимо. Томасъ Туке, въ своей "исторіи цѣнъ" съ 1793 по 1857 годъ, приводитъ цѣлый рядъ поразительныхъ фактовъ, подтверждающихъ справедливость изложенной мною теоріи. Изъ его цифръ оказывается, что рабочая плата послѣ всѣхъ подчиняется вліянію дороговизны и обыкновенно сопровождается самыми тягостными послѣдствіями для рабочаго сословія. Изъ цифръ, приводимыхъ Туке, видно, что возвышеніе цѣнъ на хлѣбъ въ три раза способствовало возвышенію рабочей платы лишь на нѣсколько пенсовъ, и только послѣ длиннаго промежутка времени. Факты, констатируемые Туке, заслуживаютъ еще и потому особеннаго довѣрія, что авторъ былъ вовсе не мечтатель, а очень богатый купецъ, буржуа по тенденціямъ, и другъ Роберта Пиля, котораго тоже никто не отважится обвинять въ энтузіазмѣ.

И во всѣхъ случаяхъ, какъ между прочимъ видѣлъ читатель изъ сравненія расходовъ нѣмецкаго сановника съ нѣмецкимъ рабочимъ, цѣны, возвышающіяся на предметы потребленія, падаютъ, благодаря возможности переложенія преимущественно на тѣхъ, кто бѣднѣе. Возьмемъ ли, напр., квартиры. Предположимъ, что государство вводитъ у себя налогъ на окна и на двери. Въ этомъ случаѣ послѣдуетъ то, что если богатый не считаетъ возможнымъ платить за квартиру въ 15 оконъ, то онъ или найметъ квартиру въ 10 оконъ или же домовладѣлецъ, не желая лишиться выгоднаго для него квартиранта, понизитъ цѣну квартиры, т. е. возьметъ налогъ на себя. Большихъ квартиръ мало, потому что немного людей, имѣющихъ возможность ихъ нанимать. Понятно, что домовладѣльцы очень дорожатъ подобными квартирантами и также мало дорожатъ квартирантами бѣдными, которыхъ ужь черезчуръ много. Поэтому налогъ на окна явится средствомъ принудительнымъ, чтобы люди жили въ маленькихъ квартирахъ и, слѣдовательно, тотъ, кто не сжался до предѣла послѣдней возможности, постарается или сжаться, или же задѣлаетъ у себя окна. Такъ и было въ Англіи, гдѣ бѣдные люди должны были превращать свои, и безъ того уже нездоровыя квартиры въ нѣчто подобное тюрьмамъ, и, чтобы избавиться отъ налога, лишали себя свѣта и воздуха и подвергались болѣзнямъ. И въ этомъ случаѣ налогъ соглашались брать на себя домовладѣльцы только въ томъ случаѣ, когда смертность уменьшала число квартирантовъ, и когда домовладѣльцы находили болѣе для себя выгоднымъ получать немного, чѣмъ ничего, вслѣдствіе простоя квартиръ.

Выше я говорилъ, что переложеніе образуетъ чрезвычайно сложную, запутанную сѣть, обхватывающую общество во всей его экономической дѣятельности въ такой степени, что, наконецъ, является полнѣйшая невозможность усмотрѣть въ этой путаницѣ хотя малѣйшій лучъ свѣта. Если обратить вниманіе на то, что многообразныя потребности общества удовлетворяются безконечнымъ многообразіемъ предметовъ, если обратить вниманіе на то, что какой нибудь, повидимому, простой предметъ промышленности, напримѣръ сукно, создается безконечнымъ рядомъ промышленныхъ манипуляцій; если, наконецъ, прослѣдить весь рядъ переложеній, хотя бы того же самого сукна, то станетъ совершенно яснымъ, почему повсюду такъ кричатъ на дороговизну и на трудность жизни, Возьмемъ для примѣра хоть тоже самое сукно. Сырье для сукна создается сельскимъ хозяйствомъ. Баранъ, выросшій въ ловѣ природы, звѣрь не дорогой. Но если этого барана приходится кормить на арендуемой землѣ, то помимо труда ухода за нимъ, нужно заплатить ренту землевладѣльцу. Вотъ ужь, баранъ и вздорожалъ. Далѣе, этого барана нужно привести въ городъ и заплатить шоссейныя деньги. Новая надбавка. Въ городѣ мясникъ за право быть мясникомъ долженъ заплатить акцизъ, и за убой барана возьметъ гораздо дороже, чѣмъ это дѣло стоитъ въ дѣйствительности. Баранъ все становится дороже. Шерсть, снятая съ барана, должна быть промыта въ зданіи, которое тоже платитъ ренту. Промываютъ ее рабочіе, платящіе промысловый налогъ. Затѣмъ шерсть черезъ руки нѣсколькихъ перекупщиковъ, платящихъ торговыя пошлины, поступаетъ на фабрику, несущую разныя повинности: городскія, гильдейскія и т. д. Обработываютъ шерсть на фабрикѣ рабочіе, платящіе тоже промысловый налогъ, пользуясь тепломъ, обложеннымъ налогомъ въ его первоначальномъ видѣ, какъ дрова; пользуясь свѣтомъ, тоже обложеннымъ налогомъ въ его первоначальномъ видѣ каменнаго угля; питаясь хлѣбомъ и мясомъ, оплатившемъ ввозную пошлину. Для окраски сукна идетъ краска, оплатившая таможенную пошлину; а для всѣхъ изготовительныхъ процессовъ употребляются машины, оплатившія тоже ихъ ввозную пошлину, или промысловый налогъ, наложенный на мѣстныхъ заводчиковъ. Каждое изъ лицъ, связанныхъ солидарностью интересовъ сукнодѣлія, оказываетъ другъ другу услуги только за извѣстный процентъ на свой трудъ или капиталъ. Какъ бы ни были малы эти проценты, но какъ число лицъ, связанныхъ солидарностью общаго производства, довольно велико, то понятно, что общій итогъ этихъ процентовъ образуетъ наконецъ такую сумму, которая неизбѣжно подниметъ цѣну сукна до весьма чувствительной величины. Наконецъ сукно на фабрикѣ готово. Оно продается оптовому торговцу, а отъ него, переходя изъ рукъ одного купца къ другому, достигаетъ наконецъ до какого нибудь медвѣжьяго угла, гдѣ и продается чуть не на вѣсъ Золота. Совершенно тотъ же самый процессъ совершается со всѣми остальными предметами потребленія. Такъ какъ косвенные налоги падаютъ рѣшительно на все, что люди пьютъ, ѣдятъ и носятъ; такъ какъ каждый производитель перелагаетъ свой налогъ на другого; такъ какъ каждый, кромѣ переложенія налога, беретъ еще и извѣстный процентъ на перелагаемую сумму, то въ концѣ концовъ является та общая дороговизна всѣхъ предметовъ потребленія, которая приводитъ въ отчаяніе современнаго цивилизованнаго человѣка. Старые люди вспоминаютъ съ наслажденіемъ свою молодость, и любятъ толковать о временахъ баснословной дешевизны. Старые люди правы. Еще бы не быть дешевизнѣ, когда въ ихъ времена государственные расходы были почти совершенно ничтожны и такъ же ничтожны были налоги. Возьмемъ въ примѣръ хотя Англію. Въ 1702 г. ея государственный долгъ составлялъ 37 милліоновъ фунтовъ стерлинговъ, а проценты долга 2 милліона фунт. Но окончаніи же наполеоновскихъ войнъ, въ 1817 г., долгъ равнялся 848 мил. фунт., а проценты 32 милліон. фунт. Присоедините къ этимъ 32 милліон. еще 30 мил. ежегоднаго расхода, и тогда будетъ вамъ совершенно ясно, почему сборъ съ народа подобной суммы, преимущественно въ видѣ косвеннаго налога, допускающаго переложеніе, долженъ поднять цѣны на всѣ предметы жизни. Недостатокъ звонкой монеты и будто бы малая добыча драгоцѣнныхъ металловъ, приводимая финансистами, какъ причина дороговизны, есть причина только воображаемая. Главная причина -- въ несоразмѣрно увеличившихся повсюду государственныхъ расходахъ, требующихъ усиленныхъ доходовъ. Такъ какъ доходы эти доставляются населеніемъ страны; такъ какъ косвенные налоги составляютъ главный источникъ полученія; такъ какъ налоги каждый годъ увеличиваются въ размѣрѣ и въ разнообразіи; такъ какъ переложеніе, сопровождающее каждый косвенный налогъ, увеличивается вмѣстѣ съ платежами на предметы потребленія; такъ какъ каждое переложеніе не ограничивается простымъ возвратомъ, а сопровождается процентами, то очевидно, что совершенно безполезно ломать себѣ голову надъ измышленіемъ причинъ непонятной дороговизны, а гораздо проще понять ее такъ, какъ указываютъ простые факты жизни, а не теоретическія измышленія финансистовъ. Еще бы не быть дороговизнѣ, когда за все надо платить дорого, когда повсюду надо платить проценты, когда всякій наровитъ переложить на васъ свои убытки и свой налогъ.

Теперь спрашивается, неужели изъ этого печальнаго положенія нѣтъ выхода? Неужели западная Европа, выставившая по всѣмъ отраслямъ знаній столько умныхъ людей, не придумала ничего въ области финансовой науки?

IV.

Въ предъидущихъ главахъ я сказалъ читателю еще не все. Разнообразіе налоговъ дошло въ западной Европѣ до того, что человѣкъ избавлялся отъ нихъ только съ переселеніемъ въ царство тѣней. Налоги были на хлѣбъ, на говядину, масло, яйца, сыръ, вино, водку, квартиры, прислугу, экипажи, собакъ, кошекъ; однимъ словомъ, нѣтъ ни одного предмета человѣческаго потребленія, который не подлежалъ бы налогу.

Понятно, что это поразительное многообразіе должно было испугать даже и финансистовъ. Еще въ прошедшемъ столѣтіи физіократы хлопотали о приведеніи налоговъ къ одной единицѣ. Спасительной единицей казался имъ налогъ на землю. Спасительность этого налога призналъ даже и Прудонъ, который въ. своей теоріи налоговъ говоритъ, что есть на свѣтѣ только одинъ предметъ, самый способный къ обложенію налогомъ, который между тѣмъ не былъ никогда облагаемъ раціонально: предметъ, обложеніе котораго, доходящее даже до совершеннаго поглощенія вещества, нисколько не можетъ повредить ни труду, ни капиталу, ни земледѣлію, ни промышленности, ни торговлѣ, ни кредиту, ни потребленію, ни богатству. Такой налогъ, не обременяя народъ, никому не помѣшаетъ жить сообразно съ своими средствами въ довольствѣ, въ роскоши и всецѣло наслаждаться произведеніями своего таланта и знанія.

Мнѣніе Прудона встрѣчаетъ рѣзкихъ противниковъ въ Макъ-Куллохѣ и Максѣ Виртѣ. Они говорятъ, что нѣтъ никакой возможности разложить ренту на ея составныя части, что нѣтъ никакой возможности опредѣлить, сколько доходу приноситъ земля, сколько капиталъ и сколько трудъ.

Тѣмъ не менѣе вполнѣ справедливо, что теперь существующее разнообразіе налоговъ, въ своемъ настоящемъ видѣ, становится невыносимымъ. Ихъ необходимо замѣнить чѣмъ нибудь однообразнымъ и всепоглощающимъ.

Такимъ всепоглощающимъ налогомъ предлагаютъ не налогъ на потребленіе, не налогъ на доходъ или капиталъ, а налогъ на прожитокъ.

Тѣ, кто предлагаетъ эту новую систему, исходятъ изъ того основанія, что она болѣе, чѣмъ какія либо другія системы, способна устранить неудобства нынче существующихъ налоговъ.

Система, предлагаемая этими финансистами, конечно, не изъ радикальныхъ. Крутые перевороты имъ понравятся; прогрессивнаго налога они не одобряютъ, и, думая достигнуть гавани спокойнымъ плаваньемъ, предлагаютъ устроить такой налогъ, при которомъ, за отчисленіемъ суммы, необходимой на предметы первой надобности, остальное за тѣмъ облагалось бы налогомъ.

Въ основаніи своего вычисленія они принимаютъ не доходъ и капиталъ, а только то, что плательщикъ проживаетъ.

Они полагаютъ, что этимъ путемъ отнимется всякая премія отъ праздности, и не произойдетъ никакихъ утѣсненій для людей, живущихъ честнымъ трудомъ.

Расточитель, живущій на счетъ своего личнаго раззоренія, заплатитъ долю соотвѣтственную своей неразсудительности, а человѣкъ бережливый будетъ имѣть возможность сдѣлать сбереженіе на черный день.

Этимъ способомъ и бѣдный и богатый внесетъ равномѣрную лепту, и тягость налоговъ ляжетъ одинаково на всѣхъ платящихъ.

Противъ этой мысли говорить нечего, но также нельзя на нее смотрѣть иначе, какъ на мысль утопическую, ибо число людей, смотрящихъ назадъ, и по своему тупоумію или своекорыстію возстающихъ противъ всякой прогрессивной мысли -- есть легіонъ.

Вотъ почему вопросъ объ однообразномъ, уравнительномъ налогѣ, является такой утопическою мыслью. Задача не въ томъ, что бы выдумать средство помочь людямъ. Задача въ томъ, чтобы растолковать людямъ, что они страдаютъ и помочь ихъ бѣдности.

Н. Шелгуновъ.

"Дѣло", No 12, 1868

Оставить комментарий Шелгунов Николай Васильевич (bmn@lib.ru) Год: 1868 Обновлено: 27/05/2019. 135k. Статистика. Статья: Публицистика Критика и публицистика	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: (По поводу книги Пфейфера: die Staatseinnahmen.) Статья вторая.

Шелгунов Николай Васильевич Государственное хозяйство

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ХОЗЯЙСТВО

Шелгунов Николай Васильевич
Государственное хозяйство