Шелгунов Николай Васильевич
Вопросы русской жизни

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Школа.

ВОПРОСЫ РУССКОЙ ЖИЗНИ.

Школа.

I.

   Просматривая послѣдній коммерческій календарь, я нахожу, что съ 1857-го года у насъ явилось громадное число акціонерныхъ предпріятій -- торговыхъ, промышленныхъ, желѣзныхъ дорогъ, пароходства, финансовыхъ. Складочный капиталъ всѣхъ этихъ предпріятій составляетъ 333 милліона. И это только предпріятія болѣе значительныя. Сколько еще предпріятій мелочныхъ, частныхъ; сколько предпріятій неудавшихся; сколько явилось новыхъ фабрикъ и заводовъ!
   Припоминая, что писалось въ послѣднія десять лѣтъ, я встрѣчаю почтенныя имена гг. Шипова, Колюпанова, Долинскаго, писателей, до 1857-го года въ экономической литературѣ неизвѣстныхъ, я нахожу цѣлую литературу о русскомъ кредитѣ, о русской бѣдности, о стѣсненномъ положеніи помѣщиковъ и крестьянъ, о безпомощности чиновниковъ, нанимающихся въ солдаты, превращающихся въ земледѣльцевъ, ремесленниковъ, лавочниковъ; споръ о тарифѣ, о покровительственной системѣ и системѣ свободной торговли волнуетъ умы Петербурга, Москвы, Риги, Берлина, и даже самъ Бисмаркъ принимаетъ въ немъ участіе въ качествѣ представителя нѣмецкаго элемента. Я встрѣчаю, наконецъ, новое слово, прежде русскому человѣку неизвѣстное -- пролетаріатъ. Очевидно, что русская жизнь идетъ куда-то впередъ и что русскій интеллекть, пораженный новымъ явленіемъ, находится въ лихорадочномъ состояніи.
   Но въ тоже время, какъ факты этого рода приводятъ меня въ смущеніе и подавляютъ своею грандіозностью, за вечернимъ чаемъ у одного своего знакомаго, я слышу сѣтованія отца, отдавшаго нынче своего сына въ гимназію. Сѣтующій отецъ сообщаетъ, что онъ не узнаетъ своего сына. Прежде смѣлаго и бойкаго мальчика точно пришибло. чѣмъ-то; точно въ немъ происходитъ какая-то сильная внутренняя работа, и умь его находится подъ подавляющими новыми впечатлѣніями. Отецъ бранитъ латинскій языкъ и обзываетъ его нецензурными названіями. По разсказамъ отца, Задали его сыну въ первый урокъ латинскую азбуку, во второй -- склады, на третій -- чтеніе, а съ четвертаго -- спряженіе глаголовъ. До сихъ поръ ребенокъ не зубрилъ ничего на память, домашній учитель его не задавалъ ему никакихъ уроковъ, а только бесѣдовалъ съ нимъ и вдругъ, какъ громъ изъ тучи, грянуло латинское спряженіе. Нужно задолбить урокъ, нужно его отвѣтить. Ну, а какъ не отвѣчу, а какъ поставятъ нуль, а за нуль оставятъ безъ обѣда? Въ воображеніи ребенка рисуются страшныя картины неудачи и наказанія. Его умъ и сердце, незнавшіе страха, забились робостью; ребенокъ струсилъ и повѣсилъ носъ!
   Этотъ послѣдній фактъ я стараюсь пристроить въ фактамъ предыдущимъ и, не смотря на грандіозность первыхъ и на кажущуюся мелочность послѣдняго, онъ производитъ въ моихъ понятіяхъ путаницу и неловкость.
   Я припоминаю, что десять лѣтъ тому назадъ г. Пироговъ писалъ много о воспитаніи и надѣлалъ своими статьями не мало шуму. А прочитываю нѣкоторыя его статьи, я прочитываю статьи Спенсера о воспитаніи и прихожу къ заключенію, что вопросъ о воспитаніи не напечатлѣлся въ умѣ русскаго общества съ тою глубиной, которая бы позволила теоріи раціональнаго воспитанія проявиться въ собственномъ практическомъ примѣненіи, и что, слѣдовательно объ этомъ вопросѣ говорилось у насъ еще мало.
   

II.

   Если бы передъ сѣверо-германской войной, Пруссія стала обучать своихъ солдатъ стрѣльбѣ изъ лука, то подъ Садовой оказались бы побѣдителями конечно австрійскіе штуцерные.
   Законъ исторической солидарности заставляетъ народы держаться на возможно высшемъ уровнѣ знаній. Горе народу, который бы не захотѣлъ или не съ умѣлъ подчиниться этому закону. Такой народъ затрутъ немедленно другіе народы и съэксплуатируютъ его въ свою пользу. Изъ свободнаго онъ сдѣлается рабомъ, слугой, работникомъ другихъ.
   Читающая публика привыкла слышать восторженныя похвалы XIX вѣку. Но ни читающая публика, ни хвалители, нерѣдко не донимаютъ того, что они говорятъ я все свое общественное и частное поведеніе устраиваютъ по принципамъ, которые повидимому отрицаютъ. Живши въ XIX вѣкѣ, мы ведемъ себя, какъ люди четырнадцатаго столѣтія.
   Когда за переселеніемъ народовъ и формированіемъ европейскихъ государствъ, наступило для Европы время умственнаго пробужденія, періодъ этотъ назвали эпохой возрожденія наукъ и искусствъ,-- періодомъ новой исторіи.
   Варварскіе средніе вѣка сдѣлались, наконецъ, невыносимыми для всѣхъ лучшихъ людей и нужно было найти выходъ къ лучшему. Но гдѣ и какъ? Тогда лучшіе люди вспомнили, что на свѣтѣ уже существовала цивилизація,-- цивилизація Рима и Греціи. И вотъ лучшіе люда пересаживаютъ на европейскую почву классическую латынь и принимаются за изученіе древнихъ.
   Время это намѣчено въ исторіи Европы сильнымъ напряженіемъ мысли. Повсюду, и преимущественно въ Италіи, сдѣлавшейся центромъ классицизма, возникаютъ гимназіи, университеты, художественныя школы, академіи, коллегіи. Германія въ этотъ періодъ основываетъ многое множество университетовъ и коллегій. Лучшіе люди времени отдались популяризація знаній и распространенію общечеловѣческаго, гуманитарнаго образованія. Для распространенія гуманизма составились даже особыя общества, напр., рейнское, страсбургское.
   Этому же времени принадлежитъ возникновеніе искуствъ -- архитектуры, ваянія, живописи, музыки. Въ Европѣ появился цѣлый рядъ великихъ творцовъ искуства и создались величественные храмы и палаццо; явился цѣлый рядъ произведеній живописи, предъ которыми туристы и до сихъ, норъ останавливаются въ безмолвномъ, и нѣсколько запоздавшемъ, благоговѣнія.
   То была полная реакція всему средневѣковому, темному, варварскому, старому. Борьба, начавшаяся противъ деспотизма, окончилась, впрочемъ, односторонней побѣдой -- реформаціей.
   Но незамѣтно, шагъ за шагомъ, подготовлялось иное время. Разрѣшеніе вопросовъ жизни умозрительнымъ способомъ, отвлеченнымъ мышленіемъ уступало прямому наблюденію жизни и природы. Наблюденіе и пзученіе фактовъ привело къ естествознанію и къ цѣлому ряду открытій, создавшихъ новую культуру. Время это на языкѣ историковъ называется періодомъ новѣйшей исторіи и началомъ его считается XIX вѣкъ.
   Какъ гуманисты должны была нѣкогда вести борьбу противъ доминикановъ, явившихся ярыми поборниками старины и прозванныхъ обскурантами, такъ люди новѣйшаго времени ведутъ теперь борьбу съ представителями идей, бывшихъ нѣкогда новыми, но теперь уже отсталыми. Во времена гуманистовъ, новый вѣкъ боролся съ средневѣковымъ періодомъ, нынче же новѣйшій борется съ новымъ, естествознаніе съ метафизикой.
   Безъ естествознанія немыслимы ни современная цивилизація, вы будущій прогрессъ человѣчества, и довольствоваться системами и теоріями гуманистовъ, значитъ выходить на борьбу противъ штуцерныхъ съ лукомъ и стрѣлами.
   Химія съ технологіей, физика и математика (механика) дали Европѣ весь ея экономическій прогрессъ, дали ей всѣ ея изобрѣтенія и открытія. Прослѣдите всю свою домашнюю жизнь и вы увидите, какъ всѣ эти знанія входятъ во всѣ мелочи всего васъ окружающаго и что безъ нихъ невозможно ни одно изъ тѣхъ удобствъ, которыми вы пользуетесь, не возможно даже удовлетвореніе вашихъ насущныхъ потребностей.
   Изслѣдованіе свойствъ желѣза, мѣди, цинка о другихъ металловъ создало многообразныя орудія для употребленія пищи, снаряды для освѣщенія и нагрѣванія, вмѣстѣ со стекломъ, превратили шалашъ дикаря въ домъ современнаго европейца. Вся ваша мебель, на которой вы сидите, постель, на которой вы спите, сапоги, платье, которое вы носите, суть только ближайшія практическія послѣдствія силъ природы и знанія ихъ. Обратите вниманіе на такую мелкую вещь, какъ стальное перо. Сколько слѣдовало произвести наблюденій и создать послѣдовательныхъ процессовъ, чтобы изъ желѣзной руды получить въ окончательномъ результатѣ перо? Какое громадное разстоянье знаній отдѣляетъ желѣзный шкворень, выкованный деревенскимъ кузнецомъ, отъ любаго соммервильскаго пера. А многообразныя матеріи, которыми покрыта ваша мебель, въ которыя одѣваетесь вы, ваша жена, ваши дѣти? Ткань Пенелопы ничто вредъ теперешнимъ набивнымъ коленкоромъ. Чтобы явился ситецъ, слѣдовало разработаться математикѣ и химіи до пароваго двигателя прядильной и ткацкой машины, до особаго отдѣла знаній -- красильнаго искуства. Но химія не остановилась и тутъ. Натуральныя красящія вещества оказались не удовлетворительными и изъ каменно-угольной смолы созданы анилиновыя краски, которымъ предназначено произвести переворотъ въ красильномъ искуствѣ. Торфъ и нарафиновая свѣча, каменно угольная смола и пурпуровая краска! Время сырья кончается безвозвратно. Химія съ каждымъ днемъ открываетъ новыя комбинаціи для простыхъ тѣлъ и, какъ бы недовольная вмѣшательствомъ посредниковъ, хочетъ получать шерсть прямо изъ травы, которой питается баранъ.
   Земледѣліе, бывшее до сихъ поръ наиболѣе отсталымъ знаніемъ, становится невозможнымъ безъ раціональнаго изученія силъ природы. Нынче невозможно быть толковымъ сельскимъ хозяиномъ, не зная земледѣльческой химіи, вліянія и свойствъ разныхъ удобрительныхъ веществъ, не зная отношенія состава почвы къ роду возращаемыхъ хлѣбовъ. Допотопныя земледѣльческія орудія оказываются тоже непригодными и механика предлагаетъ земледѣльцу свои услуга въ видѣ пароваго плуга, жатвенной машины, вѣялки, дренажа, орошенія и т. д. Въ недалекомъ будущемъ, по крайней мѣрѣ у болѣе передовыхъ народовъ, предстоитъ полное измѣненіе физіономіи сельскихъ мѣстностей и даже состава почвъ. Прежнюю естественную сельскую мѣстность и натуральный составъ почвы стремится замѣнить мѣстность искуственная и почва составная. Кислыя торфяныя болота, покрытыя богульникомъ и клюквой, превращаются уже въ плодородныя черноземныя почвы или, какъ въ Ольденбургѣ, въ дубовыя плантаціи. Холодныя почвы посредствомъ дренажа и органическихъ примѣсей превращаются въ рыхлыя и теплыя, а сухія и горячія охлаждаются орошеніемъ. Недостатокъ земли заставляетъ измѣнять русла рѣкъ и давать имъ искуственно болѣе прямое теченіе. То, что не пригодно для пашни, покрывается лѣсами; а плодородная лѣсная почва превращается въ пашню. Человѣкъ все болѣе и болѣе становится господиномъ природы и заставляетъ силы ея служить себѣ. Чтобы быть сельскимъ хозяиномъ, стоящимъ въ уровень съ современнымъ естествознаніемъ, нужно быть химикомъ и агрономомъ, механикомъ и математикомъ. Не существуетъ другой области человѣческой дѣятельности, требующей такихъ разностороннихъ познаній и такого изученія силъ и явленій природы, какъ сельское хозяйство.
   Мануфактурная, фабричная, земледѣльческая промышленность обнимаютъ внѣшнюю дѣятельность человѣка; онѣ доставляютъ ему предметы первой необходимости и удобства внѣшней жизни. Но рядомъ съ этой областью вѣденія стоитъ другая область, внѣ которой могли дѣйствовать и дѣйствовали, не чувствуя стѣсненій, Рафаэль и Бенвенуто Челини, Эразмъ Ротердамскій и даже Мартинъ Лютеръ и внѣ которой современному человѣку дѣйствовать невозможно. Эта область обнимаетъ органическую жизнь человѣка. Нынче, болѣе чѣмъ когда либо, понимаютъ, что здоровый духъ только въ Здоровомъ тѣлѣ. Соціально-экономическое настроеніе человѣческаго интелекта создало неизвѣстное прежде обществу нервное напряженіе. Патріархальное благодушество и мирная умственная спячка, въ которой имѣютъ право пребывать дикари, для большинства цивилизованнаго человѣчества давно уже миновала. Прежнюю безмятежность смѣнила горячка, прежнее довольство -- недовольство и постоянное стремленіе къ улучшенію своего личнаго и общественнаго положенія. -Усилившіеся симптомы психическихъ болѣзней, какъ ^слѣдствіе напряженнаго умственнаго состоянія, составляютъ рѣзкій признакъ нашей эпохи. Самоубійства и умопомѣшательства экономическаго характера, т. е. неудовлетворенныхъ желаній я стремленій человѣка къ своему индивидуальному счастію, дѣлаются повседневными фактами. Поэтому изученіе силъ нашего внутренняго организма и вліяющихъ на него внѣшнихъ силъ природы составляютъ новое знаніе, также неизбѣжно необходимое каждому, какъ умѣнье читать и писать. Накопленіе огромныхъ массъ людей въ центрахъ промышленности, дѣлаетъ подобное знаніе еще болѣе необходимымъ. Когда Европа считала въ своихъ городахъ по три милліона жителей, какъ нынче Лондонъ? Былъ-ли въ эпоху возрожденія наукъ и искуствъ извѣстенъ нынѣшній пролетаріатъ, наводивишій всѣ европейскіе города? Правда, мы уже не знаемъ ни черной немочи, ни чумы, но зато нищета, лишенія, вредныя жилища, вредный промышленный трудъ подтачиваютъ жизнь милліоновъ прежде времени и уносятъ жертвы больше всякой черной немочи. Изслѣдованіе вліянія современнаго соціально-экономическаго быта за здоровье людей создали особую вѣтвь медицины -- общественную гигіену, подчинившую уже себѣ гражданскую архитектуру. Современный архитекторъ, если онъ неумѣетъ построить дома, удовлетворяющаго гигіеническомъ требованіямъ, не умѣетъ расположить города, удовлетворяющаго условіямъ общественнаго здоровья и устроить соотвѣтственную систему стоковъ и клоакъ -- не архитекторъ, а рисовальщикъ, не полезный для общества человѣкъ, а метафизикъ или его тунеядный собратъ -- эстетикъ.
   Естествознаніе, проникающее во всѣ мелочи индивидуальной и коллективной жизни, опредѣляетъ и обусловливаетъ общественное и частное поведеніе человѣка. Человѣкъ только частичка природы, подчиняющаяся общимъ мировымъ закованъ. Лишь знаніе этихъ законовъ указываетъ безошибочный путь къ культурѣ личности и общества. Поэтому негодованіе нашихъ классиковъ и филистеровъ на стремленіе молодого поколѣнія къ естествознанію доказываетъ только все безсиліе рутины передъ восходящей силой реальнаго знанія. На свѣтѣ есть одна всепоглощающая наука -- химія. Всѣ остальныя знанія только вспомогательныя. Одна химія можетъ опредѣлить законы и свойства силъ природы и законъ сочетанія этихъ силъ, дѣйствующихъ въ живыхъ и въ неживыхъ тѣлахъ. Можетъ быть, это время еще не такъ близко; но развѣ истина теряетъ что нибудь, если она не осуществима немедленно? Понятно, почему люди болѣе проницательные, отдавали предпочтеніе естествознанію надъ умозрѣніями.
   Но можетъ быть правы и умозрители и противники естествознанія? Можетъ быть необыкновенное развитіе промышленности и современнаго экономическаго быта, требующее знанія химіи, физики, математики, есть только продуктъ западно-европейской жизни, умѣстной лишь у американцевъ, нѣмцевъ, англичанъ, французовъ; для насъ же русскихъ требуется что нибудь другое, менѣе матеріальное и болѣе возвышенное? Подобная теорія народнаго аскетизма была бы возможна, если бы не существовало закона исторической солидарности и еслибы защитники этой теоріи не противорѣчили сами себѣ. Изолированная жизнь народовъ была невозможна даже въ древности, а при нынѣшнемъ развитіи экономической дѣятельности человѣка, при желѣзныхъ дорогахъ и пароходахъ -- совершенно не мыслима. А что такое споръ нашихъ защитниковъ покровительственной системы, что такое наше стремленіе къ созданію русскаго флота, что такое наши нападки на нѣмцевъ и англичанъ, будто бы вытѣсняющихъ насъ изъ нашего собственнаго дома и забравшихъ вашу промышленность въ свои руки; что все это, какъ не сознаніе нашего отчужденія отъ естествознанія? Славянофильскій задоръ, въ который мы впадали во всѣхъ этихъ случаяхъ, больше ничего какъ сухой туманъ, державшій въ чаду наше здравомысліе. Въ какомъ положеніи, напримѣръ, находится наше земледѣліе? Какой русскій крестьянинъ и даже помѣщикъ имѣетъ раціональное понятіе о сельскомъ хозяйствѣ? Мы пашемъ не такъ какъ слѣдуетъ; мы не такъ и не тѣмъ удобряемъ, чѣмъ нужно; мы не имѣемъ никакого понятія о разложеніи почвъ, о химическомъ ихъ составѣ и химическомъ составѣ разныхъ хлѣбовъ; намъ незнакомы усовершенствованныя земледѣльческія машины и орудіи; мы рѣшительно не умѣемъ пользоваться съ экономіей своимъ трудомъ, напрягаемъ до нечеловѣческаго размѣра свои силы, и тамъ, гдѣ американецъ, при томъ же расходѣ силъ, получаетъ десять, мы получаемъ единицу. Посмотрите на нашу промышленность, на нашу ремесленность, на наши города. Мы незнаемъ общественной гигіены и отравляемъ воздухъ городовъ помойными ямами и отхожими мѣстами, питающими своимъ отравляющимъ содержимымъ наши рѣки, колодцы и ручьи. Мы, переживая какъ будто бы средніе вѣка, держимъ себя съ младенческимъ безсиліемъ въ вопросахъ народнаго здоровья и предоставляемъ попеченіе о себѣ высшимъ силамъ, не принимая никакихъ мѣръ противъ сибирской язвы, чумы, холеры, тифа. Наши, даже деревянные дома, пропитанные гнилью и сыростью, совершенно не знаютъ вентиляціи и, конечно, въ разгаръ самой сильной холеры ни одинъ домовладѣлецъ не догадался бы вычистить отхожихъ мѣстъ безъ понужденія полиціи. Что же это такое, какъ не полное отсутствіе знаній силъ природы и своихъ собственныхъ человѣческихъ силъ.
   Къ какимъ выгоднымъ послѣдствіямъ ведетъ знаніе и умѣнье съ малой потерей труда приходить къ большомъ результатамъ, читатель увидитъ изъ слѣдующаго разсказа:
   Когда мормоны порѣшили переселиться въ пустыню Запада и Юнгъ объявилъ походъ, каждое семейство начало приготовляться къ странствованію. Этимъ приготовленіямъ, говоритъ Диксонъ, нѣтъ ничего равнаго въ исторіи съ того дня, когда Моисей вывелъ народъ изъ Египта. Преслѣдуемые своими врагами, переселенцы вышла изъ Наука, пока еще свирѣпствовала зима; перешелъ Миссисипи по льду и начали свое странствіе по странѣ, въ которой на протяженіи 1,500 миль не было ни дорогъ, ни мостовъ, ни селеній, ни гостинницъ, ни колодцевъ, ни полей, ни пастбищъ. Путь лежалъ черезъ луговую степь, населенную только поніями, шакалами, волками и медвѣдями; его перерѣзывали быстрые потоки и длинныя гряды горныхъ кряжей; а конечная цѣль, къ которой они стремились, спасительная гавань, которой они могли достичь послѣ такихъ трудовъ и опасностей -- были пустынные берега Мертваго моря, безплодная. долина, орошаемая соленой влагой, пастбище, покрытое соленою корой. Во время пути дѣти отмораживали себѣ руки, старые и молодые страдали отъ жажды. Часто миражи издѣвались надъ несчастными, подавая имъ ложную надежду и даже, когда они останавливались у ручьевъ и потоковъ, вода часто была горька на вкусъ и вредна дли здоровья; даже лошади падали отъ изнеможенія и болѣзней. Въ виду ужасныхъ трудностей и лишеній, многіе стали отставать но дорогѣ, еще большее количество умирало преждевременной смертью. И не смотря на то, храбрый, стойкій отрядъ переселенцевъ шелъ все впередъ. Когда путникамъ становилось очень грустно, оркестръ музыки игралъ какую нибудь веселую пѣсню, всѣ подтягивали ее и забывали свое горе. Днемъ они пѣли гимны, ночью плясали вокругъ сторожевыхъ огней. Уныніе, мрачныя мысли, аскетизмъ были строго изгнаны изъ ихъ лагеря, изъ ихъ головы. Между немногими сокровищами, унесенными ими изъ Наука, былъ печатный станокъ, и газета, печатавшаяся такимъ образомъ на дорогѣ, распространяла добрые совѣты, увѣщанія но всѣмъ закоулкамъ лагеря. Старики и до сихъ поръ не могутъ разсказывать безъ слезъ, какъ они перебирались чрезъ скалистыя горы, таща за собою фургоны, отыскивая себѣ пищу, безъ всякой помощи, безъ проводниковъ. Сильные молодые шли впередъ, пробивая тропинку для стариковъ и женщинъ, отгоняя медвѣдей и волковъ, убивая змѣй и охотясь за лосемъ и дикимъ оленемъ. Наконецъ, когда они достигли вершины горнаго прохода, ихъ глазамъ представились безплодныя, безконечныя, каменистыя равнины, съ пересохшими ложбинами потоковъ, съ обнаженными холмами, съ узкими оврагами, крутыми пропастями и ручьями горькой воды. День за днемъ, недѣля за недѣлей шля они по этимъ холоднымъ горамъ, по этимъ угрюмымъ долинамъ. Пища оскудѣвала, дикія животныя встрѣчались рѣже. И впереди ждало ихъ тоже. Впрочемъ они и не ожидали цвѣтущаго рая отъ обѣтованной земли, къ которой стремились. Рѣшившись поселиться въ этой новой странѣ, они знали, что въ ней никто не жилъ, потому что ее считали вполнѣ негодной. Онѣ ожидали найти тутъ только миръ и свободу, найти мѣсто, въ которомъ они могли бы попытать счастья съ глазу на глазъ съ природой. Наконецъ, странники остановились на мѣстѣ, указанномъ имъ ихъ предводителемъ. Ни минуты не было потеряно. Каждый тотчасъ взялся за свое дѣло подъ вліяніемъ практической, мудрой теоріи, проповѣдуемой Юнгомъ о святости труда.
   Вскорѣ пустынная долина начала измѣнять свой видъ подъ искусными руками поселенцевъ. Горные ручьи отведены но новому направленію, поля обработаны и засѣяны; дома стали выростать изъ земли; стада овецъ и коровъ паслись на горныхъ скатахъ. Солевыя копи и пильныя мельницы были устроены и лущены въ ходъ, фруктовыя деревья насажены и огороды разведены. Прошелъ годъ и поселенцы не погибли въ своей пустынѣ; напротивъ, они стали распространяться, благоденствовать и даже наживать деньги. Съ каждымъ годомъ они продолжали все болѣе и болѣе умножаться и богатѣть до тѣхъ поръ, пока, наконецъ, ихъ купцы стала извѣстны въ Лондонѣ и Нью-Іоркѣ, а ихъ городъ сдѣлался однимъ изъ чудесъ свѣта. Въ чемъ же тайна этого удивительнаго развитія?-- "Посмотрите вокругъ себя, сказалъ Юнгъ Диксону, если вы желаете знать, что мы за народъ. Девятнадцать лѣтъ тому назадъ, эта долина была пустыней, покрытая только тамъ и сямъ дикимъ шалфеемъ и подсолнечниками; мы, явившись сюда изъ далека, не принесли съ собой ничего, кромѣ мѣшка съ сѣменами и кореньями, ничего не привели, кромѣ нѣсколькихъ воловъ и фургоновъ. Посмотрите теперь вокругъ себя съ этого балкона и вы увидите, что мы сдѣлали". Ихъ улицы чисты, ихъ дома свѣтлы, ихъ сада изобилуютъ плодами. Миръ царствуетъ въ ихъ городахъ. Пьяницы и публичныя женщины невѣдомы въ ихъ средѣ. У нихъ болѣе первоначальныхъ школъ, чѣмъ въ какой либо сектѣ Соединенныхъ штатовъ, говоритъ Диксонъ. И всѣ эти чудеса совершили они потому, что каждый изъ нихъ владѣлъ практическимъ знаніемъ, могъ дѣлать что нибудь и дѣлать хорошо. Напримѣръ, предводитель мормоновъ Юнгъ,-- пользующійся у своего, народа властью, какой не пользовался никогда никакой папа въ Римѣ, никакой калифъ въ Багдадѣ,-- плотникъ по ремеслу. Онъ умѣлъ рубить деревья, тесать доски, дѣлать телѣги, ставить заборы, строить временные навѣсы. Переселенцы, которыхъ онъ долженъ былъ вести съ собою, привыкли къ труду я лишеніямъ; они были большею частью новоанглійскіе рабочіе или западныя Фермеры, люди, которые могли взяться за какое угодно дѣло, исполнить его хорошо и побороть всякую трудность. Равное число англичанъ или французовъ погибло бы въ этой попыткѣ -- перейти чрезъ степи и горы, во природный американецъ -- человѣкъ на всѣ руки: онъ банкиръ, мясникъ, плотникъ, возница, государственный человѣкъ, все что хотите и когда хотите,-- это человѣкъ знающій все, способный на все, такъ что хлѣбникъ выстроитъ вамъ мостъ, проповѣдникъ укротитъ самую дикую лошадь, адвокатъ испечетъ вамъ пирогъ.
   Что создало всѣ эти чудеса, какъ не естествознаніе, какъ не званіе силъ природы и умѣнье дѣлать все? Перенесите вологодское населеніе на берега Соленаго озера и черезъ годъ оно превратится въ пустыню и снова появится дикій шалфей. Но переведите поселенцевъ Соленаго озера въ вологодскую губернію и черезъ годъ она превратится въ самую цвѣтущую мѣстность Россіи.
   Ясно, что всѣ наши толки о нашей бѣдности, всѣ наши мучительныя думы объ обогащеніи, всѣ фантазіи, воздушные замки, созидаемые нашими финансистами и экономистами, больше ничего, какъ смутная мысль о разладѣ стремленій съ практикой, больше ничего, какъ недовольство нашимъ отчужденіемъ отъ естествознанія.
   Возстановляетъ ли наша школа это равновѣсіе? Стремится ли она уничтожить этотъ разладъ? Создаетъ ли она людей, требуемыхъ настоящимъ историческимъ и экономическимъ моментомъ русской жизни?
   

III.

   Школа и жизнь понимаются многими, какъ два независимыя понятія.
   Самовоспитаніе начинается съ перваго дня рожденія человѣка. Ребенокъ уже въ колыбели упражняетъ свои органы и члены, изучаетъ свои силы и силы природы. Онъ пріучается различать разстоянія и управлять своимъ органомъ зрѣнія. Онъ пріучается узнавать свойство окружающихъ его тѣлъ и предметовъ. Онъ пріучается приноравливаться въ природѣ, къ средѣ его окружающей.
   Первые моменты самовоспитанія, когда ребенокъ не больше, какъ пузырь, совершенно одинаковы для дѣтей, какого бы онъ не былъ званія и происхожденія. Но потомъ; путь самовоспитанія раздѣляется на двѣ дороги: простолюдинъ идетъ одной, господинъ другой.
   Простолюдинъ, воспитывающійся на лонѣ природы, продолжаетъ тотъ путь, которымъ онъ началъ свое самовоспитаніе. Деревенскій мальчишка собственными руками и ногами изслѣдуетъ свойства земли въ грязяхъ и лужахъ; коченѣющими членами онъ покупаетъ знаніе атмосферическихъ вліяній и свойства простудныхъ болѣзней, которомъ подвергается его организмъ. На дворѣ своей избы и среди деревенскаго стада онъ беретъ первые практическіе уроки знакомства съ животнымъ міромъ; а въ тѣхъ работахъ, которыхъ требуютъ отъ него отецъ и мать въ домашнемъ хозяйствѣ, онъ знакомится практически со всѣми условіями домашней жизни и пріучается къ практическому труду съ малолѣтства Восьмилѣтнимъ мальчикомъ, онъ уже помогаетъ, отцу на пашнѣ и становится въ общихъ взглядахъ на сельское хозяйство на умственный уровень своего отца, чтобы идти по этой дорогѣ до старости. Отъ этого между восьмилѣтнимъ ребенкомъ и его взрослымъ отцомъ не существуетъ разлада. Оба они воспитываются и живутъ въ одной школѣ природы, незная тѣхъ отвлеченностей и умозрѣній, которыя раздѣляютъ поколѣнія теоретиковъ. Конечно, о ли о практическое знакомство съ предметами окружающаго міра не даетъ отвѣтовъ на всѣ вопросы пытливаго ума деревенскаго мальчика. Часто представляются и поразительныя явленія, разъясненія которыхъ своимъ умомъ для ребенка не подъ силу. Напримѣръ, громъ и молнія, явленія сильно дѣйствующія на воображеніе, ребенокъ понять не въ состояніе. Въ такомъ случаѣ болѣе знающій отецъ объясняетъ ему, что это ѣдетъ Илья пророкъ и ребенокъ удовлетворяется. Также основательны бываютъ разъясненія о восходѣ о закатѣ солнца, о землѣ, стоящей на трехъ китахъ, о небѣ, какъ непроницаемомъ сводѣ, съ горящими въ немъ лампадками и т. д. То, что ребенокъ только можетъ видѣть, во не можетъ ощущать руками, объясняютъ ему, конечно, не по послѣднему уровню знаній. Но вопросъ не въ этомъ. Нашъ вопросъ въ воспитательномъ методѣ. А противъ воспитательнаго метода человѣка, живущаго на лонѣ природы, сказать ничего нельзя, ибо, человѣкъ учится самою жизнью. Жить и учиться для него одно и тоже.
   Не такъ совершается процессъ воспитанія людей, подготовляющихся для болѣе широкой дѣятельности. Ребенокъ, начавшій свое воспитаніе съ самообразованія, продолжаетъ его лишь до школы, въ которую онъ долженъ быть помѣщенъ въ качествѣ будущаго образованнаго человѣка. Школа уже не даетъ фактовъ и не знакомитъ ребенка съ явленіями природы по методу деревенскаго воспитанія. Ребенку предлагаются готовые выводы и умозаключенія; а относительно подведенія подъ нихъ фактовъ, предоставляется ребенку поступать какъ ему угодно. Съ этого момента наступаетъ разладъ между цивилизоваинымъ школьникомъ а деревенскимъ простолюдиномъ. Простолюдинъ выработывается въ человѣка факта и непосредственнаго наблюдателя явленій природы и жизни, дѣлая изъ нихъ свои собственные выводы и заключенія; цивилизованный же мальчикъ превращается въ умственнаго эквилибриста, набирается готовыми общими выводами и за тѣмъ уже всю свою жизнь гнетъ подъ нихъ факты.
   Ближайшее послѣдствіе этого разлада въ томъ, что цивилизованный человѣкъ умиляется здравымъ смысломъ простолюдина. Простолюдинъ же теряетъ вѣру въ званіе и науку, ибо то, что предлагаетъ ему образованный человѣкъ, совершенно не сходится съ его практическою мудростью.
   Хорошо, если образованный человѣкъ не превратился въ школѣ въ окончательнаго дурака. Тогда, вступивъ въ дѣйствительную жизнь, онъ принимается за самовоспитаніе, т. е. старается вырвать съ корнемъ всю ту чушь, которой набили его голову, и изучая жизнь практически и провѣряя факты, онъ строитъ свои собственные выводы и заключенія.
   Подобное самовоспитаніе есть постоянное явленіе въ жизни порядочныхъ людей. Но почему же болѣе умный человѣкъ не можетъ избѣгнуть подобнаго положенія? Почему требуется для него непремѣнно перевоспитать себя? Конечно, только потому, что онъ видитъ ошибка школы, сдѣлавшей съ нимъ не то, что ей слѣдовало сдѣлать.
   Если простой человѣкъ объясняетъ всѣ явленія жизни знаніями десятаго вѣка, то школа образованныхъ людей стоить на знаніяхъ временъ Эразма Роттердамскаго. Школа хочетъ давать вамъ гуманитарное образованіе, точно мы вчера выскочили изъ мрака временъ, точно на прошедшей недѣлѣ окончилось переселеніе народовъ
   Для людей XV вѣка, знакомство съ классическимъ міромъ было дѣйствительно необходимо. Готовой цивилизаціей Рима и Греціи лучшіе люди того времени хотѣли положатъ конецъ средневѣковой грубости. Идеи Рима и Греціи, взятыя изъ цвѣтущей поры этихъ государствъ, освѣжили и улучшили загрубѣлый умъ одичавшаго европейца. Въ тѣ времена школа создавала новыхъ людей и вела впередъ жизнь. Но какую услугу оказали бы университеты того времени теперь? Развѣ римская гуманность годится для насъ; развѣ римскія понятія имѣютъ для насъ прогрессивный смыслъ; развѣ мы не ушли неизмѣримо дальше Рима и Греціи, весь бытъ которыхъ былъ построенъ на идеѣ рабства и барской лѣни? Все, что можно было извлечь полезнаго изъ древняго міра, Европа уже извлекла и затѣмъ пошла дальше. Предположите, что современная классическая школа вобьетъ въ головы своихъ учениковъ вполнѣ возвышенныя идеи. Но какими праздными болтунами окажутся эти юноши среди промышленнаго населенія Европы; какую несчастную фигуру изобразили бы они въ пустынѣ Соленаго озера и какъ были бы они жалки въ своей практической безпомощности.
   Но классическая школа не права даже и въ томъ, что она поселяетъ возвышенныя идеи. Справедливо, что она научитъ спряженію латинскихъ глаголовъ; справедливо, что она научитъ 1,000 или даже 10,000 латинскихъ словъ. Но выучить слова не значитъ постигнуть красоты языка и усвоить возвышенный полетъ мысли. Невозможно все это просто потому, что юноша съ 16 до 18 лѣтъ еще не способенъ къ тому размѣру обобщенія, которымъ создаются очень возвышенныя мысли и является способность оцѣнки красотъ языка. Тѣ, кто навязываетъ школѣ подобныя заслуги, обличаютъ лишь собственное незнаніе правилъ педагогіи и физіологическахъ условій дѣтскаго организма. Дѣтская голова возвышеннаго не возьметъ, ибо въ эту пору ей нужны факты. А между тѣмъ погоня за возвышеннымъ только утомляетъ дѣтскій мозгъ, разстраиваетъ дѣтское здоровье и отнимаетъ время отъ изученія практическихъ полезностей. Ребенокъ, научаемый латинскому языку, тратитъ на него пять часовъ въ недѣлю въ классѣ, да столько же дома на приготовленіе уроковъ. Для 30 учебныхъ недѣль въ году потеря составляетъ 300 часовъ, а въ семь лѣтъ ученья 2,100 часовъ. Предполагая на греческій языкъ половину, получимъ 3,150 часовъ или 315 учебныхъ дней. Почти годъ потрачиваетея на задалбливаніе словъ и фразъ и на умственную эквилибристику, только притупляющую способности. Сколько же классическое воспитаніе создаетъ людей, способныхъ понимать красоты классицизма? Отвѣтить на этотъ вопросъ не совсѣмъ легко. Попытаемся хотя приблизительно. Сталкиваясь съ людьми, вы, читатель, конечно, не встрѣчали много латинистовъ и эллинистовъ. Мнѣ что-то ихъ и совсѣмъ встрѣчать не приходилось, за исключеніемъ учителей, занимавшихся своимъ дѣломъ по казенной надобности. Поэтому мы сдѣлаемъ большую уступку классицизму, если предположимъ, что изъ 1,000 учениковъ явится одинъ настоящій классикъ. Слѣдовательно, трудъ 1,000 человѣкъ или 315 дней помноженные На 1,000 = 315,000 днямъ = 900 лѣтъ, которые расходуются на изготовленіе одного классика. Предположимъ, что каждый ученикъ, напрасно затратившій такимъ образомъ свои силы, могъ бы произвести практически полезнаго труда на 10 коп. въ день. Кажется немного. Окажется, что каждый классикъ, выработанный коллективнымъ трудомъ всѣхъ потраченныхъ на него силъ, стоитъ 3,150,000 рубл. Ну, а какую существенную, замѣняющую этотъ расходъ, услугу принесетъ классикъ обществу, его создавшему?
   Но мы предположимъ еще новый случай, что всѣ учащіеся латыни непремѣнно усвоятъ возвышенныя идеи и научатся при посредствѣ классицизма цѣнить красоты своего роднаго языка. За что же такая клевета на современность и на свою собственную родину? Или ни исторія своей страны, ни ея литература не представляютъ ничего достойнаго изученія, удивленія, подражанія? Этого, конечно, не рѣшится никто утверждать.
   Забота объ украшеніи ума классика идетъ такъ далеко, что въ немъ даже предполагаются безтѣлесныя качества и какъ бы отрицается возможность жить и трудиться своими руками. Но предположивъ, что будущій классикъ есть въ тоже время и землевладѣлецъ и что, окончивъ свое высшее образованіе, онъ принужденъ будетъ поселиться въ своемъ имѣніи, невольно сожалѣешь о бѣднягѣ, не имѣющемъ ровно никакого понятія о вопросахъ существенной необходимости. Ну, а какъ драпировка въ римскую тогу будетъ грозить голодной смертью, какую помощь окажетъ классику латинскій языкъ въ деревнѣ и полное отсутствіе знаній быта и условій своей страны и сельскаго хозяйства? Для какой полезной практической дѣятельности годится человѣкъ, получившій подобное образованіе? Времена крѣпостнаго быта уже кончились. Староста и управляющій не спасутъ. Бѣдняга классикъ, въ своемъ дѣтскомъ невѣденіи практической жизни и условій своего времени, изобразитъ жалкую тѣнь, скитающуюся между живыми людьми. Онъ будетъ безпомощнымъ человѣкомъ, неспособнымъ быть никакимъ экономическимъ производителемъ въ то время, какъ вся его родина переживаетъ экономическій кризисъ и находится въ экономической лихорадкѣ. Онъ будетъ несчастнымъ мученикомъ, неспособнымъ работать общее дѣло. Онъ будетъ истиннымъ Рудинымъ, этимъ красивымъ болтуномъ о высокихъ матеріяхъ, изнывающимъ въ пожирающей его тоскѣ и скукѣ и въ своей неспособности быть активнымъ дѣятелемъ. Гремя такихъ людей исторически давно уже миновало. Все лучи:ее, все мыслящее, все понимающее что дамъ нужно, изнемогаетъ въ упорной, энергической борьбѣ съ подобными уродливыми продуктами крѣпостничества; оно требуетъ людей, подъ руками которыхъ пустыни Соленаго озера была бы способны превратиться въ цвѣтущія, плодородныя земли, и въ отвѣтъ на это стремленіе являются внезапно люди классическаго образованія, т. е. какъ разъ такіе незнающіе, безпомощные болтуны, отъ которыхъ уже отвернулась жизнь. Удовлетворяетъ ли такая школа даже самому скромному требованію здравомыслія? Какъ неизмѣримо выше стоитъ простолюдинъ, воспитавшійся на лонѣ природа путемъ личныхъ наблюденій; какъ неизмѣримо выше и счастливѣе такъ называемые реалисты. Реалистъ знакомится и съ физикой, и съ химіей, и съ физіологіей. Реалистъ можетъ сдѣлаться сельскимъ хозяиномъ, заводчикомъ, механикомъ. Реалисту дается возможность добывать себѣ хлѣбъ практически полезными знаніями. Бѣднягѣ же классику неоставлено ничего; точно онъ воспитывается не для того, чтобы жить между людьми, точно ему не нужно ни пить, ни ѣсть, ни быть здоровымъ.
   И на бѣду еще самый методъ образованія лишаетъ человѣка возможности умственной самодѣятельности. Вмѣсто богатаго запаса фактовъ, изъ которыхъ самъ ученикъ долженъ извлекать общіе выводы, ему даются готовые выводы, безъ фактовъ, или же факта односторонніе, разсчитанные на извѣстный выводъ. Въ чемъ, какъ не въ этомъ, причина внезапныхъ и неожиданныхъ переворотовъ русскаго общественнаго мнѣнія? Въ чемъ, какъ не въ этомъ, причина того жалкаго положенія русскаго интеллекта, въ какомъ онъ находится теперь? Человѣка богатаго знаніями фактовъ и на основаніи ихъ составившаго небѣ программу для личнаго и общественнаго поведенія, нельзя убѣдить видѣть сегодня черное въ томъ, въ чемъ онъ видѣлъ вчера бѣлое. Тотъ классицизмъ, противъ котораго мы говоримъ, есть не знаніе, а напротивъ невѣденіе. Онъ создаетъ не дѣятелей, а безпомощность. Онъ не помотаетъ культурѣ, и вредитъ ей, ибо отчуждаетъ человѣка отъ практики, отъ дѣйствительности, его окружающей, и формируетъ общество. которое колеблетъ всякій вѣтеръ.
   Между тѣмъ нельзя отрицать и того, чтобы программы, составленныя для воспитанія вашего юношества, даже при той ограниченности фактовъ, которые они предполагаютъ давать ученикамъ, были бы неудовлетворительны и вызывали безпощадное порицаніе. Въ русскомъ образованіи главное зло не въ программахъ, а въ преподавателяхъ. Преподавателямъ дается достаточный просторъ, но увы! круговая порука мѣшаетъ и школѣ вести жизнь, и выработывать самой для себя дѣятелей. Отъ этого безсильная школа соз** даетъ безсильнаго преподавателя, а безсильный преподаватель приготовляетъ въ ученикѣ такого же безсильнаго будущаго наставника, какъ самъ.
   Спасительной силой въ такомъ неудовлетворительномъ порядкѣ вещей должна бы явиться жизнь. И конечно, она явится, но явится только тогда, когда наше родное здравомысліе, воспитывающееся на лонѣ природы, заставать классическое общественное мнѣніе повернуть отъ общихъ идей къ фактамъ жизни, и когда самые способы преподаваніи встанутъ на тотъ же самый путь отъ частнаго къ общему. Только въ этомъ случаѣ школа сольется съ жизнью и сдѣлается силой прогрессивной. Какимъ образомъ можетъ быть устроена подобная прогрессивная школа, основанная на методѣ естествознанія, я представлю читателю въ идеальной картинѣ, которую попытаюсь нарисовать въ слѣдующей главѣ.
   

IV.

   Если обратить вниманіе на то, что такъ называемое классическое образованіе вовсе не даетъ того, что оно обѣщаетъ, да и невозможно по своему педагогическому методу и по физіологическимъ условіямъ учениковъ; если обратить вниманіе на то, что и реальное воспитаніе, придерживающееся того же метода, въ такой же степени неудовлетворительно, то споръ о преимуществѣ классицизма надъ реализмомъ долженъ показаться простымъ словоизверженіемъ. Но вопросъ этотъ глубже, и даже сами спорящіе неподозрѣваютъ иногда, какую сущность они отстаиваютъ.
   Вопросъ о классицизмѣ и реализмѣ есть въ сущности вопросъ соціально-экономическій; онъ есть вопросъ труда и капитала. Онъ есть вопросъ двухъ крайнихъ міровоззрѣній, которыя всегда волновали человѣчество и впервые были возведены въ философскую систему Антисфеномъ и Аристиппомъ. Для насъ, переживающихъ время экономическаго кризиса, вопросъ этотъ имѣетъ особенную важность, и потому наше разногласіе, разъединяющее общество до того, что трудно найти двухъ людей, смотрящихъ одинаково на одинъ я тотъ же вопросъ, есть признакъ сильной внутренней работы прогнувшагося русскаго интеллекта. Конечно, спорятъ не всѣ. Масса небразованной черни не обнаруживаетъ никакихъ признаковъ головной работы и пребываетъ въ мирной неподвижности и въ безмятежной умственной апатіи. Но за то тѣмъ сильнѣе разбродъ передовиковъ и людей, воображающихъ себя интеллектуальными представителями страны. Правда, ихъ еще не много и вотъ еще причина, почему у насъ не можетъ еще образоваться партій. У насъ только зачатки ихъ, одни предводители будущихъ партій, военноначальники безъ войска.
   Но и эти зачатки уже довольно опредѣлительно обозначило свое направленіе, выражавшееся въ спорѣ о воспитаніи, въ тяготѣніи къ былому времени и въ тяготѣніи въ новой соціально-экономической организаціи общества.
   И въ самомъ дѣлѣ, для чего требуется воспитаніе? Конечно, только для того, чтобы научать людей самому выгодному и полезному образу дѣйствій и поведенія, какъ индивидуальнаго, такъ и коллективнаго. Какое же самое выгодное поведеніе для насъ въ настоящій моментъ нашего соціально-экономическаго пробужденія? Конечно, соціально-экономическое. Намъ нужно знать бытъ своей страны, бытъ народа, его умственныя и экономическія силы и средства; намъ нужно готовиться быть членами земства, намъ нужно готовиться быть членами разныхъ промышленныхъ предпріятій; намъ нужно наконецъ готовиться въ общественные дѣятели. Не жизни же учить всему этому взрослыхъ людей; слѣдовательно должна учить школа; она должна положить твердое основаніе тому, что въ послѣдствіи должна только развить жизнь. Школа въ этомъ случаѣ не больше, какъ помощникъ жизни. Она должна научать тому, до чего человѣкъ своимъ умомъ дойдетъ съ гораздо большей потратой силъ и времени. Слѣдовательно, школа есть не больше, какъ экономій человѣческихъ силъ въ самовоспитаніи.
   Какимъ же образомъ можетъ быть организована подобная школа? Если читатель бывалъ за границей,-- а если и не за границей, то ему случалось оставлять свой медвѣжій уголъ и посѣщать Москву и Петербургъ,-- я попрошу читателя припомнить, какое впечатлѣніе производило на него все новое, что онъ видѣлъ впервые. Читатель, конечно, приходилъ въ изумленіе отъ новаго и- невиданнаго; духовные очи его раскрывались, его подавляла масса новыхъ впечатлѣній, въ его головѣ происходила небывалые, новые процессы и въ результатѣ являлись небывалыя, новыя мысли. Посѣтивъ кристальный дворецъ въ Лондонѣ, онъ переносился воображеніемъ въ геологическій міръ, при видѣ ихтіозавровъ, мастодонтовъ и другихъ чудовищъ, помѣщенныхъ въ саду; видя мавританскій или греческій домикъ, со всею ихъ утварью, онъ усвоивалъ понятіе о мавританской и греческой архитектурѣ, и о внѣшней сторонѣ домашняго быта мавровъ и грековъ. Посѣтивъ Геркуланумъ, онъ знакомился еще полнѣе съ римской домашней жизнью; осматривая парижскій зоологическій садъ, онъ какъ бы дѣлалъ путешествіе по различнымъ поясамъ земли и узнавалъ ихъ фауну и флору; посѣщая музей машинъ, земледѣльческихъ орудій, предметовъ заводской и фабричной промышленности, фабрики и заводы, онъ получалъ ясное представленіе о характерѣ и размѣрѣ промышленной и экономической дѣятельности; осматривая соборы, картинныя галлереи, онъ получалъ понятіе объ искуствахъ эпохи пробужденія европейской мысли; наконецъ панорамы, діорамы, косморамы, даже электрическіе фокусы Филиппа возбуждали бездну новыхъ впечатлѣній и мыслей. Что было все это, какъ не наглядное воспитаніе и пополненіе пробѣла, оставленнаго въ умѣ читателя его скуднымъ школьнымъ воспитаніемъ? Пріятно и даже съ наслажденіемъ знакомился онъ съ новыми для него обычаями и нравами, съ складомъ новой для него жизни и набирался новыхъ знаній, можетъ быть, даже вовсе и не сознавая, что въ немъ совершается процессъ нагляднаго воспитанія, т. е. прилагается тотъ самый методъ самообразованія конкретнымъ путемъ и переходомъ отъ фактовъ къ обобщеніямъ, на основаніи котораго должна быть преобразована существующая школа.
   Теперешняя задача воспитанія въ томъ, чтобы организовать школу именно по этому методу, громадное, полезное вліяніе котораго читатель испыталъ практически на себѣ во время путешествія. То, что расчитано нынче на праздную забаву, праздныхъ туристовъ, ради эксплуатаціи ихъ кошельковъ ловкими фокусниками и промышленниками, должно быть соединено Въ одно съ исключительною цѣлью воспитанія молодыхъ поколѣній.
   Какъ же соединить все это въ одно и организовать цѣлую воспитательную систему такъ, чтобы воспитаніе дѣтей превратилось какъ бы въ кругосвѣтное плаваніе, по всѣмъ землямъ и всѣхъ народамъ, такъ, чтобы ребенокъ увидѣлъ бы возможно большее число фактовъ и явленій изъ жизни природы и общества?
   Не знаю, можно ли разсчитывать на учрежденіе подобныхъ воспитательныхъ заведеній путемъ правительственнымъ, и потому я предполагаю большее частное акціонерное общество съ сильнымъ складочнымъ капиталомъ. Я предполагаю, что тѣ частныя усилія; которыя проявляются нынѣ въ сотняхъ, если не въ тысячахъ частныхъ, воспитательныхъ заведеній, соединяются въ одно, и всѣ отдѣльныя педагогическія силы, дѣйствующія нынѣ въ разбродѣ, соединяются въ одну общую педагогическую силу, какъ бы исходящую изъ одного центра. Если подобная мысль покажется читателю утопической, то я попрошу его припомнить, что я предлагаю ему не больше, какъ идеальный проэктъ, осуществленіе котораго вовсе не такъ невозможно, какъ это можетъ показаться съ перваго взгляда.
   Это идеальное воспитательное общество исходитъ изъ сознанія тѣхъ истинъ, что школа должна продолжать самоученіе, начатое ребенкомъ; что методъ естествознанія есть единственно правильный методъ для воспитанія молодаго ума, ибо предлагаетъ факты и затѣмъ уже дѣлаетъ обобщенія; что этому методу единственно соотвѣтствуетъ способъ нагляднаго обученія, что первоначальное училище должно знакомить съ наивозможно большею массою фактовъ, и допуская лишь немногія обобщенія, на которыя способенъ отрокъ; что, когда умъ обогатился уже запасомъ свѣденій, наступаетъ пора высшаго образованія и украшенія мысли, которое и дастъ университетъ.
   Поэтому образованіе начинается съ знакомства съ природой и съ предметами сподручными, окружающими ребенка въ его повседневной практической жизни. Учениковъ водятъ на прогулки въ и лѣсъ, объясняютъ все новое и ребенку незнакомое; собираютъ насѣкомыхъ, бабочекъ, цвѣты, разсказываютъ жизнь животныхъ, объясняютъ въ полѣ процессы земледѣлія, исторію превращенія хлѣбнаго зерна въ хлѣбъ и т. д.; водятъ въ ремесленныя заведенія -- столярныя, токарныя, слесарныя, на заводы, какіе есть подъ руками и, однимъ словомъ, знакомятъ съ различными отраслями и процессами человѣческаго труда; этимъ способомъ ребенокъ очень скоро ознакомится со всѣми предметами окружающей его домашней жизни и замѣтитъ массу новыхъ фактовъ.
   Когда ребенокъ познакомился уже съ повседневнымъ и непосредственно его окружающимъ, и когда наблюдательныя его способности уже достаточно возбудились, можно идти дальше. Послѣдующее образованіе должно заключаться въ знакомствѣ съ болѣе отдаленными землями) ихъ природой, людьми, обычаями и характеромъ экономической дѣятельности. Знакомство начинается, конечно, съ собственной родины ребенка. Для этого служатъ или рельефныя изображенія каждой губерніи, или перспективныя карты, нарисованныя съ птичьяго полета. Вмѣстѣ съ видомъ земли предлагаются въ рисункахъ или въ манекенахъ мѣстные обитатели -- чуваши, мордва, черемисы, татары, черкесы и т. д. Въ музеяхъ указываются разныхъ родовъ орудія и машины, служащіе этимъ народамъ и мѣстностямъ для удовлетворенія предметамъ основной потребности. Ребенокъ знакомится также и съ предметами изъ повседневнаго быта этихъ людей: съ домашней утварью, съ играми дѣтей, съ внутренностью жилищъ. Если обитатели этихъ губерній отличаются какою либо особой экономической или промышленной дѣятельностью, то показываются и объясняются эти предметы и производства.
   Когда наглядное знакомство съ собственнымъ отечествомъ уже сдѣлано, переходятъ къ рельефнымъ или перспективнымъ картамъ государствъ Европы и къ остальнымъ частямъ свѣта. И здѣсь воспитаннику показываютъ въ музеяхъ всѣ предметы изъ жизни этихъ народовъ,-- все то, что придаетъ особенный отличительный характеръ "ихъ дѣятельности и указываетъ на ихъ особенность и значеніе, какъ въ смыслѣ общей культуры, такъ и въ отношеніи соціально-экономическомъ. Знакомство начинается, конечно, съ флоры и фауны съ указанія разнаго рода сырья и постепенной его переработки въ предметы потребленія, напр., сахарный тростникъ и, наконецъ, готовый сахаръ; чайный кустъ, и чай; шелковичный червь и шелковая матерія, и т. д. Процессы производства должны быть уясняемы съ такою подробностью, чтобы сообщить ребенку достаточно полное о нихъ представленіе и возбудить желаніе вникнуть ближе въ научную сущность и въ подробности процессовъ. Дѣтскій умъ незамѣтно подготовится къ воспріятію болѣе отвлеченныхъ истинъ и къ пониманію сущности и процессовъ силъ природы, служащихъ агентами разныхъ химическихъ комбинацій.
   Окончивъ общее знакомство съ поверхностью земли и внѣшней ея жизнью, приступаютъ къ болѣе близкому изученію человѣка и природы. Теперь наступаетъ пора указанія физіологическихъ отправленій животныхъ и растительныхъ организмовъ по сравнительному методу и на образцахъ или анатомическихъ препаратахъ. Ребенка знакомятъ съ процессами пищеваренія, дыханія, кровообращенія; дѣлаютъ опыты искуственнаго пищеваренія, показываютъ вредное вліяніе на организмъ разныхъ постороннихъ веществъ, какъ напр., минеральные и другіе яды, проводя при этомъ параллель между физіологическимъ и патологическимъ состояніемъ организма. Пособіемъ при-подобныхъ объясненіяхъ должна служить патологическіе кабинеты восковыхъ фигуръ и патологическіе препарата. Въ параллель съ ознакомленіемъ съ физіологическимъ и патологическимъ состояніемъ человѣческаго организма идетъ знакомство съ подобными же явленіями изъ жизни животныхъ и растеніи.
   Послѣднее объясненіе должно имѣть по преимуществу промышленно-практическій характеръ, ибо нѣкоторые продукты изъ животнаго и растительнаго царства, годны на потребности человѣческія вслѣдствіе своего патологическаго характера, другіе же пригодны лишь въ здоровомъ состояніи.
   Послѣ ознакомленія съ вопросами, приступается къ объясненію физическихъ и химическихъ явленій. Указывается на опытахъ громъ и молнія, и всѣ разнообразныя видоизмѣненія электричества, свойства и дѣйствія газовъ, причины дождя, града, вліянія теплоты и холода и т. д. Какъ практическое приложеніе упомянутыхъ силъ природы, показываются электромагнитные телеграфы, желѣзныя дороги, паровая машина, пароходъ и затѣмъ переходъ къ математикѣ, какъ орудію разсчета и опредѣленія размѣра силъ.
   Математика точно также начинается съ нагляднаго объяснены линіи, плоскостей и тѣлъ, и соединяется съ черченіемъ и рисованіемъ. Къ ней непосредственно примыкаетъ такъ называемая математическая географія, т. е. объясненіе общей связи міровымъ тѣлъ, отношеніе къ нимъ нашей солнечной системы и скромное мѣсто занимаемое землей.
   Этимъ знаніемъ заканчивается ознакомленіе съ природой и человѣкомъ въ ихъ настоящемъ моментѣ. Затѣмъ объясняютъ, кто, когда и какъ жилъ прежде на землѣ; какъ совершалось постепенное улучшеніе человѣческаго типа, и какъ брало повсюду перевѣсъ болѣе культированное человѣчество. Все это указывается на образцахъ или на картографическихъ изображеніяхъ большого размѣра.
   Все чтеніе, какъ я уже сказалъ, производится въ музеяхъ и кабинетахъ. Они помѣщаются въ одномъ огромномъ зданіи, удобномъ, не только для лекцій, но гдѣ бы воспитывающаяся молодежь могла заниматься играми, ремеслами и гдѣ бы можно было проводить все свое свободное время. Музеи, кабинеты, аудиторіи открыты цѣлый день и для всѣхъ: для богатаго и бѣднаго, для простолюдина и господина; по вечерамъ можетъ производиться чтеніе путешествій, историческихъ сочиненій, или же, преподаватели и наблюдатели объясняютъ ученикамъ то, что для нихъ было неяснымъ, или же, развиваютъ ихъ понятія научной популярной бесѣдой.
   Занятія производятся преимущественно лѣтомъ, ибо зимой природа спитъ.
   Одни и тѣ же факты объясняютъ въ различныхъ подробностяхъ для разныхъ возрастовъ, соотвѣтственно умственнымъ силамъ учениковъ.,
   Послѣдній высшій курсъ нагляднаго обученія есть ознакомленіе учениковъ съ научной системой. Это, такъ сказать, приведеніе въ порядокъ всѣхъ тѣхъ фактовъ, съ которыми ученики знакомились прежде, неподозрѣвая того, что каждый изъ нихъ пріуроченъ къ своему мѣсту. Этимъ и заканчивается курсъ, соотвѣтствующій курсу нынѣшней гимназіи.
   Если читатель скажетъ, что всего этого мало, то я отвѣчу ему, что милліоны фактовъ изъ физики, химіи, физіологіи, экономическаго быта, изъ исторіи прошлаго, дадутъ гораздо больше того, что даетъ нынѣшняя гимназія. А если читатель будетъ недоволенъ тѣмъ, что ученики не знакомятся съ грамматикой, то я отвѣчу ему, что грамматическія правила, какъ собраніе законовъ языка, есть индукція; что всѣ мы думаемъ и пишемъ правильно, изучивъ свой языкъ практически, и что очень немногіе изъ насъ знаютъ грамматику. Поэтому, грамматику, языки, литературу, исторію, теорій экономической науки, какъ предметы чисто индуктивные, мы отводомъ въ курсъ университетскаго воспитанія. Тамъ пусть читаютъ профессора, какъ они читаютъ свои лекціи нынче, и этого вопроса я не касаюсь. Соціально-техническое воспитаніе начинается уже послѣ университета.
   Л боялся вдаваться и въ теоретическія подробности и въ подробности самой программы, ибо имѣлъ въ виду, не утомляя читателя, навести его на правильное размышленіе о воспитаніи, способномъ создать наиболѣе полезнымъ людей.
   Изложенная метода представляетъ и еще одну выгоду -- выгоду нравственнаго воспитанія, въ подобномъ размѣрѣ, про существующей системѣ воспитанія, невозможнаго. У меня не учатъ ребенка а онъ учится самъ. Ему только помогаютъ болѣе соотвѣтственнымъ и легкимъ образомъ развивать свои наблюдательныя и познавательныя способности. Въ самообразованіи вся сила этой системы. Умъ пробужденъ къ активной дѣятельности и ищетъ постоянно новой и новой пищи. Вслѣдствіе этого умъ сохраняетъ свою прогрессивную силу и воспитаніе не оканчивается только школой, а поведется человѣкомъ съ тою же энергіей и по вступленіи въ жизнь. Въ этомъ, конечно, заключается величайшій источникъ нравственности, котораго не даетъ нынѣшняя школа. Лѣность въ школѣ становится тоже немыслимой, ибо ученикъ учится самъ. Вслѣдствіе этого, ученіе перестаетъ быть мѣрой принудительной и вся масса лжи и грубости, которая создается теперь искуственными отношеніями между учителями, начальствомъ и учениками отпадаетъ сама собой. Свободное воспитаніе и свободныя отношенія создадутъ свободныхъ людей. Нашъ теперешній гимназистъ, сдержанный, скромный, боящійся общительности, но готовый на все въ тихомолку, есть такой же будущій взрослый русскій человѣкъ. Въ необузданномъ американскомъ ребенкѣ лежатъ начало будущаго свободнаго американца.
   Есть и еще одна наука или искуство, котораго не знаетъ нынѣшній русскій. Это искуство говорить. Заучиваніе на память не развиваетъ свободности выражать ясно, сильно и послѣдовательно свою мысль. Искуство говорить можетъ быть создано проще всего сходками учениковъ, ихъ спорами и разсужденіями о своихъ дѣлахъ, а вмѣстѣ съ тѣмъ введеніемъ такой организаціи образованія, при которой бы ученики болѣе старшаго возраста и болѣе сильные въ знаніяхъ объясняли бы научные предметы ученикамъ болѣе молодимъ и занимались бы съ ними въ вечернее рекреаціонное время чтеніемъ и бесѣдами.
   Предлагаемый мною теоретическій проэктъ можетъ казаться идеальнымъ не по своей основной сущности; ибо, нѣсколько похожая на эту система воспитанія существуетъ, какъ я уже сказалъ, для взрослыхъ туристовъ, недоучившихся въ своихъ домашнихъ школахъ. Нужно, слѣдовательно, чтобы явилось достаточное число людей мыслящихъ одинаковымъ образомъ и чтобы явилась возможность имѣть ежегодно для нагляднаго воспитанія юношества милліона три рублей. Не у насъ однихъ раздаются сѣтованія о несоотвѣтственно малыхъ расходахъ на воспитаніе. Слѣдовательно, и съ этой стороны возможность осуществленія въ большихъ размѣрахъ системы нагляднаго воспитанія не такъ далека, какъ это можетъ казаться. Вопросъ въ починѣ.

Н. Шелгуновъ.

"Дѣло", No 10, 1868

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru