Шелгунов Николай Васильевич
Внутреннее обозрение

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Бесчисленность провинции.- Путешествие мое от севера России к сердцу ее.- Пути сообщения между Вологдой и Ярославлем в доисторическом состоянии.- Сплошной ряд кулаков, сопровождающих путешественника.- Чем люднее, тем беднее.- Впечатления, производимые Москвой.- Сила тяготения назад.- Подмосковные села и мелкая эксплуатация их.- Характеристика их на пригородной калужской слободе.- Подзавалье.- Сапожники Поддавали.- Рознь и бедность.- Причины их экономического застоя.

   

ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРѢНІЕ.

Безчисленность провинціи.-- Путешествіе мое отъ сѣвера Россіи къ сердцу ея.-- Пути сообщенія между Вологдой и Ярославлемъ въ доисторическомъ состояніи.-- Сплошной рядъ кулаковъ, сопровождающихъ путешественника.-- Чѣмъ люднѣе, тѣмъ бѣднѣе.-- Впечатлѣнія, производимыя Москвой.-- Сила тяготѣнія назадъ.-- Подмосковныя села и мелкая эксплуатація ихъ.-- Характеристика ихъ на пригородной калужской слободѣ.-- Подзавальѣ.-- Сапожники Подзавалья.-- Рознь и бѣдность.-- Причины ихъ экономическаго застоя.--

I.

   Когда человѣкъ проживаете въ извѣстной мѣстности по необходимости, то этого совершенію достаточно, чтобы извѣстная мѣстность ему скоро надоѣла.
   Физіологическія причины, лежащія въ основѣ этого факта, не обращаютъ на себя должнаго вниманія провинціаловъ и вы можете возбудить противъ себя серьезное неудовольствіе очень многихъ почтенныхъ людей, которые припишутъ вашей гордости то, что въ сущности лежитъ въ законѣ человѣческой природы.
   Петербургъ въ этомъ отношеніи гораздо умнѣе. Но это происходитъ вовсе не отъ особенныхъ свойствъ петербургскаго мозга, а просто потому, что въ Петербургѣ говядина и хлѣбъ гораздо дороже, чѣмъ въ провинціи, и слѣдовательно человѣку но позволяется быть празднымъ.
   Вообще Петербургъ къ провинціи очень несправедливъ, и если петербургскому писателю требуется изобразить человѣческую глупость, то мѣсто дѣйствія онъ перенесетъ непремѣнно въ провинцію. "Обрывъ" въ Петербургѣ былъ бы невозможенъ.
   Провинціаловъ обвиняютъ, зачѣмъ они живутъ не по иному образцу, и въ поученіе разсказывается, что англичанинъ, поселившійся даже одинъ-одинехонекъ у сѣвернаго полюса, брѣется каждое утро и къ обѣду надѣваетъ фракъ. Но у англичанина есть свой идеалъ. Англичанинъ даже среди эскимосовъ не желаетъ быть ничѣмъ инымъ, кромѣ англичанина, т. е. самымъ передовымъ человѣкомъ въ мірѣ. Ну а какого идеала держаться русскому провинціальному обитателю? Укажите точно-опредѣлившуюся форму, которая могла бы служить типомъ русскаго человѣка, образцомъ и руководителемъ его поведенія. Такого типа, такой формы нѣтъ.
   Правда. "Дѣятельность" доказываетъ, что гдѣ-то русскій геніи служитъ преобладающею составною частію атмосферы. Но гдѣ та точка земной коры, надъ которой обитаетъ такой превосходный воздухъ, "Дѣятельность" умалчиваетъ. Ужь не около ли сердца Россіи -- Москвы, думалъ я, когда мнѣ пришлось оставить извѣстную мѣстность, чтобы приблизиться къ сердцу Россіи? И какъ же я рвался къ этому невѣдомому для меня идеалу, къ новой русской жизни, къ новой русской цивилизаціи!
   Дикъ еще нашъ сѣверъ и сѣверо-востокъ. Нѣтъ тамъ ни желѣзныхъ дорогъ, ни земства, ни новаго суда. Люди живутъ, какъ медвѣди, не зная никакихъ выгодъ цивилизаціи и новой гражданственности. Неподвижность и спячка мозга, какъ въ какомъ нибудь Ташкентѣ. А бѣдность? О какая повсюдная, страшная бѣдность! Еще бы не радоваться, оставляя такой жалкій край, чтобы поселиться въ сердцѣ Россіи!
   И вотъ я оставляю Вологду и очень, очень мнѣ весело. Ѣду я патріархальной страной, гдѣ на станціяхъ за крынку молока берутъ съ меня 4 коп., гдѣ для исправленія дорогъ выѣзжаютъ крестьяне съ боронами, точно между пашней и дорогой не должно быть никакой разницы, гдѣ у ямщиковъ лопаются безпрестанно то постромки, то гужи и приходится стоять въ открытомъ полѣ цѣлые часы. Подсмѣиваюсь я про себя надъ невѣжествомъ дикихъ вологжанъ и умиленнымъ окомъ заглядываю въ даль, въ благословенную ярославскую губернію.
   И точно ярославская губернія смотритъ иначе. Въ крестьянинскихъ постройкахъ замѣчаются нѣкоторыя новизны; у домовъ кое-гдѣ палисадники, тогда какъ суровый вологжанинъ любви къ природѣпе проявляетъ и не видитъ разницы между крапивой и шиповникомъ; на домахъ вы видите красныя доски съ золотою надписью имени хозяина; на окнахъ сторы и занавѣски, иногда фальшивыя, изъ вырѣзанной бумаги, иногда настоящія; въ крестьянской архитектурѣ замѣчается городское вліяніе и простота смѣняетъ деревенскую вычурность.
   Но дорога, дорога! Одну станцію въ" 27 верстъ мы ѣхали 5 часовъ. По желѣзной дорогѣ можно бы проѣхать въ это время почти 200 верстъ. Опрашиваю я "держателя станціи, отчего дорога такъ дурна?-- Да земство! отвѣтилъ онъ мнѣ презрительно, очевидно думая сказать: развѣ отъ земства можно ждать какого нибудь толка! Ямщикъ же, запрягавшій лошадей, и какъ видно тоже недовольный земствомъ, прибавилъ: берутъ 22 к. съ десятины и ничего не дѣлаютъ.
   И надо отдать справедливость ярославской губерніи -- хуже дороги не выдумаешь за деньги: 180 верстъ я ѣхалъ три дня. И чего-чего не навалено на дорогѣ для ея улучшенія!-- бревна, каменья, щепа, песокъ, навозъ и все это перемѣшалось и образовало поразительную смѣсь, совершенно непригодную для почтовой дороги и лишь свидѣтельствующую объ остроуміи мѣстныхъ обитателей и невысокомъ уровнѣ ихъ инженерныхъ способностей. А между тѣмъ, для предположеннаго нѣкогда шоссе между Вологдой и Ярославлемъ имѣется у вологжанъ чуть ли не 270,000 р., слѣдовательно ссылаться на недостатокъ денегъ невозможно. Куда же пойдутъ эти деньги? Какъ -- куда? На желѣзную дорогу къ Ярославлю. Всѣ русскія деньги идутъ теперь на желѣзныя дороги. Такая ужь вышла линія, что кромѣ желѣзныхъ дорогъ мы не въ состояніи ни о чемъ больше думать. Оно и понятно. Что можетъ быть проще желѣзной дороги, что можетъ быть вѣрнѣе помѣщенія капитала, даже самаго незначительнаго, въ желѣзнодорожное дѣло? Есть у васъ положимъ. 300 руб. Куда ихъ дѣть? берите акціи желѣзной дороги, покупайте билеты внутренняго займа, потому что общій уровень русскаго экономическаго интеллекта не открываетъ шипимъ 3(Ю рублямъ другого помѣщенія. Разумѣется, наше земледѣліе печально, сельскаго хозяйства у насъ нѣтъ, земледѣльческаго кредита не существуетъ. Но русскимъ капиталамъ какое дѣло до всякихъ русскихъ печалей? Наши капиталы проложили себѣ желѣзнодорожный путь, какъ наиболѣе легкій, и текутъ всѣ но этому направленію. Въ былые годы подобный путь прелагали капиталу винные откупа, тоже нетребовавшіе ни особенныхъ знаніи, ни особеннаго ума. Пока, мы не переживемъ момента желѣзнодорожной горячки, никакія разсудительныя рѣчи не измѣнятъ направленія нашего теперешняго экономическаго мышленія. Эпоха земледѣлія, сельскаго хозяйства, обработки русскаго сырья и развитія народныхъ промышленностей еще далеко впереди.
   Впрочемъ не подобныя безотрадныя соображенія составляютъ мучительную сторону путешествія отъ русскаго востока къ русскому западу. Есть огорченія болѣе непосредственныя, и потому болѣе обидныя.
   Подъѣзжая къ Ярославлю, вы видите, что это далеко не Даниловъ, Кадниковъ, далеко и не Вологда. Предъ, вами широкая рѣка со множествомъ, судовъ, пароходовъ, съ кипучей дѣятельностію. И перевозитъ васъ, въ городъ не патріархальный досчанникъ, а пароходъ. На противоположномъ берегу вы видите превосходно отдѣланную набережную, красивые, европейскіе дома, массу живописныхъ куполовъ. Городъ, какъ городъ. Воображеніе рисуетъ вамъ картины даже западно-европейской жизни: почему же и не помечтать о западѣ, когда ѣдешь съ востока?
   Но не спѣшите, поудержитесь. Ямщикъ вамъ объявляетъ, что за провозъ заплатить должны вы.-- Какъ я?!.. Да вѣдь я отдалъ за всю дорогу.-- Мнѣ хозяинъ денегъ не далъ, отвѣчаетъ ямщикъ.-- И теперь вы начинаете припоминать весь рядъ мелочныхъ надувательствъ, какія вамъ пришлось испытывать во весь путь..Уже въ Вологдѣ дѣло началось обманомъ. Вы наняли тарантасъ вдвоемъ, но насъ упросили посадить третьяго. Конечно вы могли не согласиться, но сердце не камень: просятъ ужі. очень убѣдительно, да и третьему ѣхать очень нужно. Условленная плата съ двухъ была 21 руб., за третьяго съ васъ скинули 1 р.; но съ этого третьяго взяли 4 рубли, слѣдовательно вмѣсто 21 руб. хозяинъ тарантаса выгадалъ въ свою пользу 24 руб. Въ Вологдѣ съ васъ взяли 9 р. 49 к., а остальные 14 р. 51 к. оставили у васъ, чтобы вы разсчитывались дорогой съ ямщиками. Заплативъ за 180 верстъ 24 руб., вы вправѣ думать, что отдали за не; а между тѣмъ оказалось, что вы должны давать ямщикамъ на водку, платить за переправы, а если сломится вашъ утлый тарантасъ, то и чинить его на свой счетъ. Спустили васъ со двора, благословили, а талъ -- поѣзжайте какъ знаете. Въ Даниловѣ староста не хотѣла даже мазать тарантаса, а ямщикъ не хотѣлъ ѣхать, боясь, что загорится ось.-- "Онъ тамъ (вологодскій подрядчикъ) думаетъ только какъ сбыть проѣзжающихъ, а намъ кромѣ прогоновъ ничего, говорилъ староста;-- шутка ли что выйдетъ дегтю въ годъ на его тарантасы!-- И вотъ вы видите, что попали въ какой-то омутъ неисходной эксплуатаціи, кулачества и взаимнаго недовольства. Подрядчикъ жметъ содержателей лошадей, старосты и ямщики жмутъ васъ. Жмутъ васъ и не они одни. Жметъ васъ всякій -- и трактирщикъ почтовой станціи и его прислуга, и мальчишки, выпрашивающіе копѣечку, и всякія старухи, просящія на бѣдность. Васъ принимаютъ рѣшительно за бездонный благодѣтельный мѣшокъ, въ которомъ лежитъ неразмѣнный червонецъ. Когда вы жалуетесь въ Ярославлѣ конторѣ дилижансовъ, вамъ отвѣчаютъ, что на, проѣзжающихъ не угодишь. "Да помилуйте, какое же тутъ угожденіе!-- просятъ, чтобы не было грубостей, да обидъ". Отъ васъ отворачиваются, и вы чувствуете, что предъ вами несокрушимая стѣна кулаковъ.
   Есть во всемъ этомъ нелогичность или анахронизмъ. Кажется, освобожденіе крестьянъ уже покончило прежнія отношенія. А между тѣмъ понятіе о баринѣ существуетъ въ старой силѣ. Что же такое этотъ баринъ? А баринъ въ народномъ міровоззрѣніи есть русскій рантье. Прежде рантье быль лишь помѣщикъ. И теперь всякій не мужикъ, не купецъ, не мастеровой -- есть рантье, баринъ. Вы можете быть государственнымъ крестьяниномъ по правамъ и происхожденію, но если вы учились, ну хотя въ гимназіи, и оттого носите приличное нѣмецкое платье -- вы баринъ, и къ вамъ протягивается рука за помощію и всякій васъ эксплуатируетъ.
   Понятіе о личномъ трудѣ у насъ вовсе, не уяснено народомъ настолько, чтобы человѣкъ въ сермягѣ съумѣлъ бы распознать своего собрата въ приличномъ пальто. Пальто, живущія личнымъ трудомъ, но трудомъ болѣе выгоднымъ только потому, что трудъ интеллектуальный, а не чисто-мускульный, пальто это превращается немедленно въ барина и служитъ предметомъ эксплуатаціи нерѣдко самой грубой и безсовѣстной. А у этого барина, ходящаго въ пальто, нѣтъ ни въ настоящемъ, ни въ будущемъ ничего; онъ бьется, какъ рыба объ ледъ, переколачивается изо-дня въ день хуже всякаго мастерового.
   Совсѣмъ не то купецъ. Тутъ прежде всего нѣтъ родовитости, правъ происхожденія и неловкой замкнутости. Простолюдинъ знаетъ, что имѣй онъ деньги -- вотъ и купецъ. Но простолюдинъ знаетъ еще, что съ купцомъ лишняго говорить нельзя и за конѣечный трудъ съ него двухъ копѣекъ не получишь. Баринъ,-- кормилецъ случайный, а оттого великодушный; купецъ -- кормилецъ постоянный, надежный, и оттого тугой. И прежде, и теперь Россія служила не барамъ, а купцамъ. Помѣщикъ, какъ парализующая сила являлась силой грубаго деспотизма; противъ этой силы была спасительнымъ средствомъ тоже сила. Но купецъ не то; его сила, нѣжная, сосущая, неуловимая. Купецъ есть возведенный въ личную форму капиталъ. А развѣ противъ капитала значитъ что нибудь матеріальная сила? Тутъ исторія человѣчества; тутъ борьба XIX вѣка со всѣми предыдущими вѣками; тутъ вопросъ о зрѣлости коллективной мысли.
   Когда мы пріѣхали на троицкую станцію желѣзной дороги, купеческое семейство изъ трехъ лицъ, ѣхавши въ одномъ со мною отдѣленіи почтовой кареты, дало кондуктору 30 копѣекъ. А человѣкъ отворялъ и затворялъ для нихъ двери кареты, по крайней мѣрѣ, 30 разъ. Дай столько баринъ -- обида; дай купецъ -- никто и не подумаетъ быть недовольнымъ. Образованный пролетарій нашего времени, несправедливо пользующійся титуломъ барина, разсчитывается теперь за щедрое, праздное великодушіе своего дѣда и отца, эксплуатировавшаго трудъ простолюдина и въ то же время пріучившаго эксплуатировать и самого себя. Юридическое и экономическое основаніе для подобныхъ отношеній давно уже изчезло; по народъ думаетъ туго и въ быломъ баринѣ онъ еще не въ состояніи понять пролетарія; тогда какъ въ купцѣ онъ видитъ своего человѣка и свой собственный экономическій принципъ -- купить дешево, продать дорого.
   И чѣмъ вы ближе къ центру Россіи, тѣмъ сильнѣе и живучѣе этотъ принципъ. Оно и понятно: сѣверъ и сѣверо-востокъ не быль помѣщичьимъ краемъ. Въ вологодской губерніи только въ трехъ уѣздахъ были крѣпостные; въ архангельской ихъ совсѣмъ не было; тогда какъ среднія, центральныя губерніи -- ядро русской помѣщичьей власти. Народъ, воспитавшійся десятками поколѣній въ извѣстныхъ понятіяхъ, не можетъ сбросить ихъ сразу, какъ сапогъ. Теперешнему поколѣнію простолюдиновъ совершенно еще не видны результаты отмѣны крѣпостного права. Ихъ увидитъ слѣдующее поколѣніе; оно и научится смотрѣть иначе.
   По мѣрѣ же приближенія къ московскому центру вы видите болѣе и болѣе рѣзко-бросающійся въ глаза индивидуализмъ и экономическую безпомощность. Я не хочу сказать этимъ, чтобы на сѣверо-востокѣ существовалъ иной принципъ. Но тамъ онъ стушевывается общей экономической неразвитостію и непроизводительностію. Тамъ живетъ еще та примитивная простота, среди которой, какъ въ какой нибудь американской индѣйской пустынѣ, не обозначились еще ясно соціально-экономическія отношенія.
   И въ вологодской губерніи есть нищіе; но эти нищіе не атакуютъ васъ цѣлыми сомкнутыми массами, какъ старухи-салопницы въ Ростовѣ; и въ вологодской губерніи есть грубость нравовъ и сильное покушеніе, эксплуатировать васъ; но тамъ люди, вслѣдствіе рѣдкаго населенія, становятся немедленно, или, по крайней мѣрѣ, очень скоро въ личныя отношенія и элементъ чувства даетъ экономическимъ отношеніямъ иной характеръ. Здѣсь же, въ центрѣ русскаго многолюдства, а особенно на большой дорогѣ -- чувству мѣста нѣтъ; экономическая выгода не знаетъ умягчающаго вліянія чувства; вы чужой; ваше значеніе только въ вашемъ кошелькѣ; вы источникъ чужого существованія. Видѣли: мы васъ, да никогда, больше и не увидимъ; а завтра пріѣдутъ другіе; послѣ-завтра -- третьи и т. д. Эта безпощадная холодность простого цифирнаго разсчета дѣйствуетъ особенно ожесточающимъ образомъ и возбуждаетъ скверное злое чувство. Точно на войнѣ: нѣтъ хуже -- ибо на войнѣ вы можете все-таки разсчитывать на пощаду; здѣсь никогда.
   Москва нисколько не смягчаетъ впечатлѣнія, производимаго большой дорогой, и на свѣжаго человѣка, ѣдетъ ли онъ съ запада или съ востока, дѣйствуетъ не особенно отрадно.
   Мы вѣдь только приглядѣлись къ своему, сжились съ нимъ, т. е. частію пріучили свои нервы къ извѣстнымъ впечатлѣніямъ, какъ Митридатъ свой желудокъ къ мышьяку, а частію убѣдились практикой и размышленіемъ, что есть на свѣтѣ много золъ, которыя терпѣть слѣдуетъ, ибо ничего противъ нихъ не подѣлаешь. Такъ и съ Москвой.
   Недаромъ между Москвой и Петербургомъ существуетъ издавна антагонизмъ. Это антагонизмъ не ноной внѣшности, это антагонизмъ между старой и новой Россіей, между восточнымъ и западно-европейскимъ строемъ жизни.
   Петербургскаго жителя поражаетъ въ Москвѣ повсюдная грязь и нечистота, полное отсутствіе внѣшней порядочности и грубости нравовъ. Лоскъ европейской цивилизаціи, обнаружившій свое вліяніе даже на петербургскихъ извозчиковъ, не говоря уже про гвардейскихъ солдатъ и женскую петербургскую прислугу, -- Москвѣ неизвѣстенъ. Перемѣной формы, измѣненіемъ внѣшняго пріема отношеній начинается цивилизація; но до этого момента Москва еще не дожила. Петербургъ же уже переживаетъ этотъ моментъ.
   Попробуйте приглядѣться къ московской жизни ближе, насколько это возможно при одномъ уличномъ наблюденіи, и васъ поражаетъ печать лежащаго на Москвѣ фатализма. Такъ и видишь до-петровскую Русь, въ исторической жизни которой страсть и случайность основные двигающіе факторы, а головной элементъ, повидимому, вовсе отсутствуетъ. Въ петербургской жизни вы, даже не живя въ Петербургѣ, можете усмотрѣть точно-опредѣлившіяся стремленія, разглядѣть ближайшія цѣли, къ которымъ стремятся люди коллективно. Но скажите, какое точное представленіе формируется въ вашемъ умѣ при словѣ "Москва?" Никакого. Трактиръ Гурина съ его необъятными порціями; булочная Филиппова съ сайками и калачами, охотный рядъ, мелочное надувательство торговцевъ, безконечный оглушающій звонъ сорока сороковъ, царь-колоколъ и царь-пушка. Въ какую сторону направляетъ все это ваши умственные очи -- впередъ или назадъ? Что же направляетъ ихъ впередъ? Есть мнѣніе, что если ужь Москва выдѣлитъ изъ себя передовитость, то это сила такая, какой Петербургу никогда не создать. Дай Богъ, чтобы такой силы явилось побольше; чтобы она, разбудила Москву отъ ея сна; чтобы она сняла съ сердца Россіи опутывающія его цѣпи монгольскаго періода, мѣщающія Москвѣ идти рядомъ съ Петербургомъ. Если Москва способнѣе Петербурга создать истинно-русскую прогрессивную силу, тѣмъ лучше для Россіи. Но это еще будущее и осуществится оно конечно не теперешнимъ поколѣніемъ. Теперь же въ московскомъ вліяніи ни. Россію прогрессивныхъ началъ никакихъ мы не видимъ.
   Правильность этой мысли вы можете провѣрить на всѣхъ мѣстностяхъ, тяготѣющихъ къ московскому центру. Возьмите рядъ ближайшихъ къ Москвѣ губернскихъ городовъ: Владиміръ, Тулу, Калугу; что это такое, какъ не московскія предмѣстія, живущія лавочною жизнію? Москва снабжаетъ ихъ своею вывѣсочною орфографіею и своимъ залежалымъ товаромъ; Москва ихъ учитъ обычаямъ и модамъ; Москва хранитъ въ нихъ святость монгольскаго обычая и семейныхъ преданій, утвержденныхъ" "Домостроемъ", изъ тоже время высылае тѣ кринолины и шиньоны. Устраните изъ этихъ городовъ интеллектуальный элементъ, изображаемый административнымъ составомъ, и вы получите лавочную аристократію, эксплуатирующую мѣщанство и окружное сельское населеніе. Москва, создающая будто бы удивительныхъ передовиковъ, выставила ли реагирующую силу противъ разсѣваемаго ею самою зла? Этого мы еще не видѣли.
   Во всѣхъ прогрессивныхъ вопросахъ во главѣ Россіи стоялъ всегда, Петербургъ. Ему принадлежитъ теорія, ему принадлежитъ и практика. Россія помнитъ время, когда моментъ экономическихъ размышленій, вызванныхъ подготовлявшимся освобожденіемъ крестьянъ, вызвалъ теоретическій протестъ противъ всякихъ видовъ эксплуатаціи личнаго труда. Тогда же впервые заговорили о русской артели и о западно-европейской ассоціаціи. Москва не только не участвовала въ этомъ движеніи, но тормозила его въ лицѣ своихъ присяжныхъ поборниковъ застоя. И Москва неуклонна въ своей неподвижности. Она не высылаетъ покуда піонеровъ цивилизаціи, ибо ихъ мало въ ней даже для того, чтобы повернуть ее на прогрессивный путь. Высылаются только избытки. H. В. Верещагинь, составившій себѣ извѣстность артельнымъ сыровареніемъ,-- избытокъ, которому въ Петербургѣ дѣлать было бы нечего.
   А между тѣмъ московскій раіонъ важнѣе раіона петербургскаго, ибо въ немъ кишитъ главнѣйше народная промышленность. Въ подмосковныхъ губерніяхъ есть цѣлый рядъ промышленныхъ селъ, которыя нуждаются болѣе въ артельномъ производствѣ, чѣмъ тверскіе крестьяне въ артельномъ сыровареніи.
   Не отнимая отъ H. В. Верещагина всей важности его практической услуги, мы не находимъ однако въ его основной мысли достаточной національно-экономической шири и послѣдовательности.
   По общему ходу мірового экономическаго прогресса промышленное развитіе идетъ впереди сельско-хозяйственнаго. Такой порядокъ замѣчается даже у народовъ, у которыхъ существуетъ земледѣльческій пролетаріатъ. Мы подобнаго пролетаріата не знаемъ, но промышленный пролетаріатъ, хоть и не въ такой формѣ, какъ на западѣ, у насъ есть. А между тѣмъ русская интеллигенція не выдѣлила ни одного практическаго дѣятеля для вразумленія промышленныхъ пролетаріевъ, а выставила H. В. Верещагина на помощь болѣе обезпеченнымъ сельскимъ жителямъ!
   Второе дѣло стало такимъ образомъ раньше перваго.
   Если такую непослѣдовательность мы объяснимъ тѣмъ, что Петербургъ имѣетъ предъ своими глазами только петербургскій раіонъ, то тѣмъ неизвинительнѣе для Москвы, незнающей, что ей нужно.
   А между тѣмъ именно Москвѣ и слѣдовало бы показать примѣръ въ этомъ дѣлѣ артельной организаціей такого труда, который бы оправдалъ самомнѣніе славянофиловъ и "Дѣятельности" о высокихъ качествахъ, присущихъ русскому гепію.
   Въ подмосковныхъ губерніяхъ раскинуто много селъ и деревень, погибающихъ подъ гнетомъ лавочной эксплуатаціи и знаменитаго русскаго кулачества, въ которыхъ иностранцы еще съ очень отдаленныхъ временъ видѣли своеобразную русскую коммерческую находчивость. Въ этой находчивости нѣтъ однако дѣйствительной экономической силы. Экономическая сила народа заключается въ экономической производительности народа., а не въ томъ, что десять человѣкъ продаютъ и перепродаютъ пару сапоговъ, сшитыхъ однимъ сапожникомъ. Будетъ ужь слишкомъ много купцовъ на одного производителя, а, сапоговъ сошьется мало и большинство будетъ шлепать по грязи голыми пятками.
   Послѣ Адама Смита смѣшно повторять съ гордостію отсталыя замѣчанія Герборштейна, Олеарія, Канторини и другихъ, хотя и очень почтенныхъ авторитетовъ, но мысли которыхъ не могутъ принести намъ теперь никакой практической пользы. Наше зло именно въ томъ, что у насъ слишкомъ много посредниковъ между производителями и потребителями, что каждый русскій, у котораго заведется въ карманѣ 3 рубля, немедленно открываетъ лавочку, чтобы поживиться на счетъ ближняго. Наша прославленная коммерческая находчивость не больше, какъ эксплуатація чужого труда, оттягивающая къ низу весь уровень народной экономической жизни. Вотъ противъ чего должны идти наши практическіе дѣятели, въ родѣ г. Верещагина, и, слава Богу, почва для ихъ дѣятельности весьма обширна.
   Психологамъ давно извѣстенъ законъ, по которому истинная, всецѣлая нравственная сила создается согласной дѣятельностію чувства и мысли. Москва слаба потому, что она воображаетъ себя исключительно сердцемъ; Петербургъ же слабъ потому, что онъ слишкомъ изолированъ отъ сердца и воображаетъ себя чистымъ интеллектомъ. Только изъ этого начала происходитъ недовольство Петербурга Москвой и недовольство провинціи Петербургомъ. Петербургъ всегда укоряли въ незнаніи Россіи, и упрекъ этотъ вполнѣ справедливъ. Въ дѣятельности Москвы нѣтъ мысли; въ дѣятельности Петербурга нѣтъ чувства. Надо бы имъ соединиться. Переведите петербургскую интеллигенцію въ Москву и чрезъ десять лѣтъ вы не узнаете Россіи. Теперь же вмѣсто дружной, согласной дѣятельности вы видите только мѣшающій антагонизмъ и безконечное препирательство, точно Москва съ Петербургомъ составляютъ два отдѣльныхъ государства, обязанныхъ во что бы то ни стало воевать другъ съ другомъ.
   Практической иниціативѣ г. Верещагина мы придаемъ большое общественное значеніе, но мы ею не обольщаемся, ибо таже дѣятельность могла бы быть много плодотворнѣе. Чтобы не быть бездоказательными, мы попросимъ читателя припомнить извѣстныя ему подмосковныя промышленныя села. О такихъ, какъ Иваново и Воскресенскій посадъ, мы говорить не станемъ: тамъ и сотни Верещагиныхъ не достигли бы никакого результата; но есть деревни поменьше, гдѣ столковать съ людьми легче, и гдѣ борьба съ кулачествомъ обѣщаетъ болѣе скорую и вѣрную побѣду.
   

II.

   Есть подъ Калугой слобода Подзавалье. Хотя она въ административномъ отношеніи подчинена 5-му кварталу 1-й городовой части, во слобода эта все-таки не часть города, а деревня, тяготѣющая къ городу экономически и исключительно имъ живущая.
   Въ Подзавальи болѣе 1.00 дворовъ и 70 изъ нихъ живутъ исключительно сапожнымъ ремесломъ. Всѣхъ сапожниковъ,-- взрослыхъ и подростающихъ, считается въ Подзавальи болѣе 250 человѣкъ.
   Сапожная статистика Подзавальи даетъ слѣдующія цифры:
   Каждый сапожникъ можетъ сшить въ недѣлю три пары сапоговъ, а въ годъ не больше 140, слѣдовательно все Подзавалье сошьетъ 35,000 паръ.
   Каждая пара даетъ чистой прибыли отъ 50 к. до 1 р., слѣдовательно вся чистая прибыль составляетъ отъ 17,500 руб. до 35,000; а на каждаго отдѣльнаго сапожника приходится въ годъ отъ 70 до 140 руб.
   Уже изъ этихъ общихъ цифръ видно, что экономическая сторона нодзавальскаго производства не особенно блистательна. Но слава его омрачится еще больше, если мы взглянемъ на цѣло нѣсколько подробнѣе.
   Прежде всего читатель обратитъ вниманіе конечно на то, что заработокъ колеблется между слишкомъ большими крайностями. Причина этого обстоятельства въ отсутствіи оборотнаго капитала. Большинство сапожниковъ переколачиваются изо дня въ день: что сегодня выручилъ, то и проѣлъ. Это заставляетъ ихъ продавать сапоги въ лавки или же прямо работать по заказу лавочниковъ, получая отъ нихъ товаръ. Лавочная плата 70 к. съ пары, но на каждую пару сапожникъ дѣлаетъ расходовъ копѣекъ 20 -- гвозди, дратва и т. д.-- и очищается ему 50 коп.
   Кто нуждается въ деньгахъ менѣе и можетъ выждать, тотъ продастъ свои сапоги на торгахъ самъ; въ этомъ случаѣ барышъ купца остается въ карманѣ производителя и возрастаетъ до 1 р. и даже болѣе. Размѣръ барыша зависитъ не только отъ рыночной цѣпы, но и отъ умѣнья купиті болѣе или менѣе выгодно товаръ.
   Далѣе, выгода производителя зависитъ отъ числа работниковъ семьи. Есть семейства, въ которыхъ на одного вз]юс.тиго мастера приходится трое-чстверо ребятишекъ, которыкъ нужно кормить и отъ которыхъ нѣтъ еще никакого толка. Положеніе такихъ семействъ самое печальное, ибо чѣмъ человѣкъ бѣднѣе, тѣмъ все достается ему дороже. Обремененному семействомъ одиночкѣ только одинъ выходъ -- работать на лавочника, слѣдовательно стоятъ вѣчно на минимумѣ барыша. Семейства съ большимъ числомъ работниковъ находятся въ положеніи много лучшемъ. Въ ихъ многолюдствѣ -- ихъ сила, и за то, что они сильнѣе, имъ легче избавиться отъ посредничества лавочниковъ и брать барыши въ рубль и болѣе. Такихъ семействъ впрочемъ очень мало -- не больше десяти. Высшею степенью сапожнаго благополучія пользуются тѣ, кто при большой семьѣ можетъ прихватить рабочихъ со стороны. Въ этихъ случаяхъ является уже сапожный патронатъ-хозяинъ съ рабочими и начинается эксплуатація сапожника сапожникомъ: Подзавалье ѣстъ само-себя. Такихъ богатырей, держащихъ рабочихъ, всего три. Самый богатый получитъ въ мѣсяцъ чистой прибыли рублей пятьдесятъ.
   Какъ ни наглядна зависимость прибыли отъ числа рабочихъ, но Подзавалье молится принципу индивидуализма и идея русской артельности проявляется у сапожниковъ лишь тогда, когда подвыпивъ они задумаютъ пѣть пѣсни. Есть дома, гдѣ живутъ два женатыхъ брата и каждая семья ѣстъ и работаетъ отдѣльно. Еще хуже и почти невѣроятно, что мужъ, принятый въ домъ жены, ѣстъ отъ жены отдѣльно. Конечно это возможно только на короткій срокъ, пока тянется раздоръ.
   Вообще мѣстное населеніе не отличается своимъ умственнымъ развитіемъ, какъ и все русское мѣщанство. Наше сельское населеніе стоитъ далеко выше мѣщанъ въ умственномъ отношеніи, по крайней мѣрѣ, въ смыслѣ болѣе разумнаго пониманія артельнаго начала. Деревня пріучена къ нему раздѣломъ полей и круговой порукой, тогда какъ безземельное мѣщанство образуетъ вполнѣ изолированные особняки, живущіе въ своихъ домахъ, какъ въ крѣпостяхъ.
   Это особнячество воспитываетъ людей систематически, съ дѣтскаго возраста. Дѣти растутъ въ родовомъ началѣ и ребятишки одного дома воюютъ съ ребятишками другого, какъ какіе нибудь предводители дикихъ индѣйскихъ племенъ. По истинѣ нѣтъ ничего гаже и подлѣе такихъ ребятъ. Болѣе сильные постоянно обижаютъ слабыхъ, бьютъ ихъ, ругаютъ самыми скверными словами, отнимаютъ то, что понравиться. Матери должны бы быть умнѣе. Но въ глазахъ каждой матери ея ребенокъ всегда правъ. Разсердившаяся мать принимается ругать обидчика, тотъ отвѣчаетъ ей тѣмъ же; выскакиваетъ его мать, дѣло усложняется и дѣтская вражда принимаетъ грандіозные размѣры и превращается въ серьезную баталію. Отъ своихъ матерей дѣти получаютъ первые уроки сквернословія, семейной изолированности, неуступчивости и самаго узкаго домашняго своекорыстія.
   Относительно взрослаго населенія я приведу отзывъ одного извозчика: "пьяницы на-голо; а ужъ какіе ругатели -- такихъ и не найдешь!" Впрочемъ этотъ отзывъ нѣсколько преувеличенъ и того безобразнаго пьянства, какое вы видите среди московскаго ремесленнаго населенія, въ Подзавальи нѣтъ, хотя отдѣльно попадаются изумительные артисты. Такъ здѣсь есть одинъ семейный сапожникъ, мужикъ добрый, неглупый и очень искусный и спорый мастеръ. Когда онъ запьетъ, то перебьетъ всю посуду въ домѣ, переломаетъ всю мебель, выпуститъ перья изъ подушекъ и перинъ, и случалось два раза что онъ поджигалъ свой собственный домъ. Это уже высшій предѣлъ, до котораго можетъ доходить сіособность разрушенія у человѣка европейскаго происхожденія. Хуже всего то, что Павелъ, учинившій подобное безобразіе и побывавшій за то у мироваго судьи, смотритъ на міръ божій, какъ праведникъ, нисколько не подозрѣвая всей глубины своей собственной глупости.
   Въ этомъ мірѣ непосредственнаго сырого чувства всѣ бѣдствія жизни происходятъ отъ слишкомъ слабой дѣятельности умственнаго элемента. Девять десятыхъ переколачивающихся бѣдняковъ отдаютъ себя въ полную зависимость городскимъ кулакамъ и живутъ такъ скверно, что -- какъ выразился одинъ изъ подзавальцевъ -- у нихъ всякій день середа, да пятница. Одиночкѣ съ семьей, заработывающему въ недѣлю 1 р. 50 к., невозможно ѣсть говядину, когда фунтъ ея стоитъ 10 к. Какой же выходъ? Ждать, когда, перевоспитаетъ понятія время? А что значитъ время? Вотъ гдѣ наиболѣе нужны люди подобные Верещагину.
   Въ Россіи ассоціація, артель получила уже полныя права гражданства и доказывать теперь теоретически ея пользу будетъ публицистской наивностію. Не теоретическія разсужденія нужны намъ, а практика. Намъ нужны люди, способные взять на себя практическое воспитаніе простолюдина, способные не только поставить его на вѣрную точку зрѣнія, но и на точку твердаго, наиболѣе выгоднаго заработка.
   По многимъ элементамъ, существующимъ въ нашемъ обществѣ, вопросъ этотъ у насъ представляетъ значительно менѣе практическихъ трудностей, чѣмъ за границей.
   Возьмемъ хотя Подзавалье. У него нѣтъ вѣчнаго врага, котораго у англичанъ или у французовъ изображаетъ хозяинъ. За исключеніемъ трехъ патроновъ, остальные подзавальцы независимые, самостоятельные хозяева. Ихъ врагъ неосязаемый; врагъ, на котораго нельзя указать пальцемъ; врагъ, на котораго нельзя принести жалобы въ судъ; врагъ, на котораго нельзя направить матеріальную силу. Отъ этого у насъ невозможны тѣ явленія грубаго насилія, которыми западно-европейскіе рабочіе, уничтожавшіе машины и убивавшіе своихъ личныхъ враговъ, навели паническій страхъ на общество. Врагъ подзавальскаго сапожника -- конкурренція, устанавливающая базарную цѣну на его издѣлія, и врагъ его-бѣдность, заставляющая его отдаваться въ кабалу лавочнику. Но и лавочникъ является не личнымъ врагомъ, во-первыхъ, потому что лавочниковъ не одинъ, а во-вторыхъ, лавочникъ изображаетъ собою кредитное учрежденіе или готовый рынокъ, обезпечивающій за извѣстную скидку непремѣнный и немедленный сбытъ издѣлія.
   Очевидно, что русская промышленная артель должна поэтому изображать нѣчто совершенно особенное, непохожее ни на (французскія ассоціаціи, ни на англійскія hades-unions, которыми рабочіе застраховываются отъ притѣсненій хозяевъ, отъ прогуловъ по болѣзни, отъ голода во время стачекъ, наконецъ, обезпечиваютъ себѣ старость и даровые похороны. Русская артель, какъ подзавальская, должна быть артелью производительною, а не страховой ассоціаціей, какъ англійскіе trades-unions; она должна служить собственно для устраненія посредства кулаковъ и посредниковъ, спекулирующихъ бѣдностію производителей.
   Другое ея коренное различіе должно заключаться въ иномъ основномъ принципѣ для составленія фонда. Въ Англіи и въ Германіи все основано на самопомощи, но у насъ такое основаніе въ настоящій моментъ немыслимо. Напримѣръ, въ Англіи, общество плотниковъ имѣетъ болѣе 30,000 членовъ, владѣетъ запаснымъ капиталомъ въ 140,000 ф. стер. (почти 1 мил. руб.) и каждый членъ вноситъ въ годъ 2 фунта или почти 14 руб. Развѣ что нибудь подобное возможно въ Подзавальѣ, гдѣ всего 250 сапожниковъ? Развѣ подзавальскій сапожникъ въ состояніи внести въ годъ 14 руб? А если и въ состояніи, какую существенную пользу окажетъ капиталъ, въ 3,500 руб.. дающій въ годъ всего 175 р? Невозможно убѣдить Подзавальца внести 14 руб., если онъ. не убѣжденъ до очевидности въ несомнѣнной выгодѣ подобнаго взноса. Англійскій рабочій путемъ личнаго опыта и размышленія дошелъ до мысли промышленныхъ страховыхъ союзовъ; нашего же ремесленника придется не только наводить на подобную мысль, но и побѣдить въ немъ недовѣрчивость какъ къ самому успѣху предпріятія, такъ и къ лицу, которое возьметъ на себя роль г. Верещагина.
   Въ этихъ двухъ обстоятельствахъ самая главная трудность возникновенія въ Россіи промышленныхъ артелей. Прежде всего долженъ явиться человѣкъ способный, какъ г. Верещагинъ, подѣйствовать на убѣжденіе рабочаго и твердо, не опуская рукъ, идти къ предположенной цѣли, а во-вторыхъ, онъ долженъ шумѣть найти на сторонѣ необходимыя для веденія дѣла средства. Правда, у насъ есть "Общество для содѣйствія русской промышленности и торговли." Предположимъ, что оно, какъ Импер. Вольн. Эконом. Об., давшее г. Верещагину 1,000 руб. на сыровареніе, дастъ подобную же сумму на организацію поднавалыжой сапожной артели (Если я говорю о Подзавальѣ, то читатель конечно понимаетъ, что я говорю только для примѣра, мало ли въ Россіи подобныхъ промышленныхъ деревень -- въ ярославской, владимірской и нижегородской губерніяхъ ихъ не перечтешь). Но другой вопросъ, и можетъ быть болѣе важный, найдется ли у насъ еще одинъ Верещагинъ, способный заслужить довѣріе администраціи и рабочихъ?
   А путь впереди свѣтлый и обольстительный. Идеальное Подзавалье и теперешняя грязная, вонючая деревня, гдѣ взрослые и дѣти сквернословятъ съ утра до вечера, гдѣ бѣдность и неопрятность живутъ въ каждомъ домѣ -- Подзавалье -- промышленное село, ведущее самостоятельные торговые обороты. Оно уже не шьетъ только крестьянскіе, базарные сапоги, кое-какъ и для сбыта на калужскихь торговыхъ площадяхъ; Подзавалье производитъ сапожную работу всякихъ сортовъ -- тонкіе ботинки, изящные сапоги, чемоданы, дорожныя сумки, мѣшки и т. д. Вѣдь Королевъ отправляетъ же свой товаръ въ Америку; почему же Подзавалью не имѣть извѣстности, почему же ему не имѣть своего магазина въ Москвѣ, Петербургѣ, а пожалуй въ Лондонѣ и Нью-Іоркѣ; почему ему вмѣсто теперешняго жалкаго ручного производства не ввести машиннаго, спораго и выгоднаго; почему ему не имѣть у себя школы, чтобы ребятишки вмѣсто ругани и уличнаго безпутства учились тому, что нужно знать человѣку, чтобы быть порядочнымъ; гдѣ бы они учились и совершеннымъ пріемамъ сапожнаго производства и подготовлялись быть хорошими и честными мастерами и хорошими трезвыми людьми; почему Подзавалью но имѣть у себя собственной лавки, какими обзаводятся паши общества бережливости; почему ему но быть подобіемъ тѣхъ деревень, какія мы встрѣчаемъ въ нашихъ южныхъ нѣмецкихъ колоніяхъ и у молокановъ на рѣкѣ Молочной? Докажите, что все это невозможно, что все это мечты и утопіи. Этого вы не докажете. А слѣдовательно мысли, изложенныя въ настоящей статьѣ, вполнѣ практическія и осуществимыя. Мы не закрываемъ глазъ на трудности. Но вѣдь устроилъ же г. Верещагинъ артельное сыровареніе, а теперь замышляетъ артельное паточное производство, почему же возможное для сыроваровъ невозможно для сапожниковъ? Не клиномъ сошлась земля русская, не можетъ быть, чтобы въ ней былъ всего одинъ Верещагинъ.

Н. Р.

"Дѣло", No 8, 1869

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru