В. Р. Щиглев
Стихотворения
----------------------------------------------------------------------------
Поэты 1860-х годов
Библиотека поэта. Малая серия. Издание третье
Л., "Советский писатель", 1968
Вступительная статья, подготовка текста и примечания И. Г. Ямпольского.
----------------------------------------------------------------------------
СОДЕРЖАНИЕ
Биографическая справка
Современные вопли
"Скажи-ка, дядя, ведь недаром..."
Старый знакомый
Совет
Современный чародей
"Нет, не о Ницце я думаю..."
Дети
Последнее блюдо
Еще одна
Два голубка
"Фрол Фомич, помещик с весом..."
В Летнем саду
Храбрец нашего времени
Двенадцать часов
"Я всю ночь просижу у окна..."
Кариатиды
На крестинах
Владимир Романович Щиглев родился 16 октября 1840 года в Царском Селе
в семье адъюнкт-профессора математики Царскосельского лицея. Среднее
образование он получил в 1-й петербургской, гимназии, где большое влияние на
него оказал преподававший русский язык и литературу известный педагог В. И.
Водовозов. В 1862 году Щиглев поступил на юридический факультет
Петербургского университета, но скоро бросил его и уехал в Полтавскую
губернию, увлекшись, по словам своего биографа, "сильным стремлением
тогдашней молодежи к сближению с народом".
На литературное поприще Щиглев вступил еще будучи гимназистом. В 1858
году в юмористическом журнале "Весельчак" появился его рассказ "Ухо". В 60-х
годах Щиглев сотрудничал в "Искре" и "Будильнике", а также в "Русском слове"
и газете "Русь". Многие его стихотворения - как сатирические, так и
лирические - отличались незаурядной политической остротой. Мы находим в них
почти неприкрытую проповедь крестьянской революции, злую издевку над
помещичьим классом и реформой 1861 года, обличение бесправности и
приниженности человеческой личности, которой за малейшее "вольнодумство"
угрожают тюрьма и ссылка; призыв бороться за "общее дело". Щиглев мастерски
владел приемами эзоповской речи, языком иносказаний и нередко достигал ярких
художественных эффектов.
Щиглев часто выступал и как карикатурист, причем, по свидетельству
современников, значительная часть карикатур, представлявшихся в цензуру, не
возвращалась оттуда. А те, которые были опубликованы, вызывали подчас резкое
недовольство реакционной печати. Вот весьма колоритный диалог, помещенный в
1863 году в "Домашней беседе" мракобеса Аскоченского по поводу одной
карикатуры Щиглева:
"- Объясните мне, пожалуйста, значение пятой карикатуры No 20 "Искры".
- А что там такое?
- Представлен дюжий и рослый солдат с заступом в одной и с деревцом в
другой руке. За ним стоит какая-то молодая женщина в русском костюме;
подписано: "- Что делаешь, кавалер? - Видишь, сажаю... - Ой, как погляжу-то
на вас я: мастера вы сажать".
- Что ж тут непонятного? Разве вы не видите, что г. Романыч, {Романыч
- основной псевдоним Щиглева. - Ред.} автор этой карикатуры, каламбурит?
Старый солдат - это представитель консервативного начала, а бабенка в
русском костюме - революционная "Молодая Россия", {"Молодая Россия" -
революционная прокламация, незадолго до этого выпущенная кружком П. Г.
Зайчневского. - Ред.} граждане которой скрываются в подполье; а лишь
только осмелятся показаться на свет божий, как их хватают и сажают куда
следует.
- Но... однако ж, как же это... Я, право, не понимаю.
- Чего?
В тоне женщины слышится что-то вроде упрека и сожаления.
- Разумеется; свой своему поневоле брат.
- Стало быть, и г. Романыч, и господин, одобривший эту карикатуру к
напечатанию, оба сочувствуют делу "Молодой России".
- Ну, сочувствуют.
- Так как же это?
- Очень просто: волю, значит, взяли. Остановить некому".
В 70-х годах Щиглев печатался в журналах "Дело" и "Нива", газетах
"Петербургский листок", "Петербургская газета", "Новости"; ряд его
интересных стихотворений находим в юмористическом журнале "Маляр" за 1877
год; в 1878-1879 годах Щиглев вел в газете "Русская правда" еженедельный
фельетон; в самом конце XIX и начале XX века писал в "Северном курьере" и
других газетах.
Начиная со второй половины 60-х годов Щиглев пробовал свои силы в
области театра и написал - главным образом под псевдонимом "В. Щигров" -
целую серию небольших остроумных сценок и комедий: "Помолвка в Галерной
гавани", "Черные и белые", "Новый Митрофан", "Сила, или Свои козыри" и др.;
некоторые из них неоднократно ставились на сцене. Часть своих пьесок он
собрал в книжке "Домашний театр" (1889); детские пьески объединены в
сборнике "Дюжинна" (1896).
В 1869 году его комедия "Чудесный клад", в смешном виде рисующая
помещика накануне 19 февраля 1861 года, была запрещена цензурой.
Совершенно нецензурный по тем временам драматический этюд "Зарницы", в
центре которого девушка-революционерка и обращенный ею в свою веру старый
отец, был издан Фондом русской вольной прессы в Лондоне в 1894 году под
псевдонимом "Н. Стариков". В 1906 году, уже после смерти Щиглева, вышла
"Феськина крамола", так же как и "Зарницы" не увидевшая сцены.
В 1868 году Щиглев сделал попытку популяризовать идеи романа
Чернышевского "Что делать?" в детской книжке. В протоколах заседаний
С.-Петербургского цензурного комитета доклад цензора об его рукописи
"Коралловые друзья, или Сон в Летнем саду" передан следующими словами: "Вся
рукопись написана с явной целью пропагандировать социалистические и
коммунистические тенденции романа Чернышевского "Что делать?" в кругу детей.
Определено: рукопись к напечатанию запретить".
Следует отметить, что тяготение Щиглева к Чернышевскому было не
случайно. Через девять лет в стихотворении "В уголке" поэт с горечью
говорил о неосуществившихся надеждах 60-х годов, отождествляя их с идейными
устремлениями "Что делать?":
Во время оно снился нам
Для всех открытый дом хрустальный;
Трудясь собща, мы жили там, -
И ни одной души печальной
В том доме не было... Везде
Луч счастья и любви светился!..
"Сон Верочки" тогда нам снился...
Где сновиденья эти, где?..
Наконец, уже в 1889 году, Щиглев написал стихотворение "На смерть Н. Г.
Чернышевского".
Щиглев не был непосредственно связан с практикой революционной борьбы.
В последние десятилетия своей жизни он вращался в кругу
либерально-народнической интеллигенции. Тем не менее сатирическое жало его
поэзии не было притуплено до самой его смерти. Идейная насыщенность и злая
издевка над всеми устоями самодержавной России характеризуют и его поэзию
последнего периода. В качестве примера можно указать стихотворение 1898 года
о том, как был сочинен гимн "Боже, царя храни".
До нас дошли далеко не все стихи Щиглева. Самые значительные из них не
могли быть напечатаны по цензурным условиям, и он принужден был
ограничиваться их чтением в дружеском кругу. Некоторые были опубликованы уже
после революции; другие, по свидетельству биографа Щиглева, были уничтожены
их автором, когда он был предупрежден о предстоящем у него обыске.
Однако и то, что нам известно, подтверждает мнение самого поэта о
своем творчестве. "Я бы не желал фигурировать в качестве "поэта-юмориста",
ибо юмор мой - вынужденный, {Например, в "Будильнике" 70-х годов.} - писал
он С. А. Венгерову в 1900 году, - цензура ставила меня в положение юмориста,
и я не думаю, что по такому юмору мои произведения заслуживают внимания".
Посылая Венгерову три стихотворения, в том числе печатающиеся в настоящем
сборнике "Кариатиды", он заметил: "Это скорее "поэзия
политико-сатирическая". По-моему (и я, право, не ошибаюсь), лучшие мои вещи
- не юмористического характера".
Щиглев умер 1 октября 1903 года.
СОВРЕМЕННЫЕ ВОПЛИ
Хмурится небо... туман непроглядный,
Оттепель ярая, год не отрадный;
Видно, и небо правительством нашим
Купно бессильем и пьянством монаршим
Очень обижено и недовольно -
Небо! да разве нам тоже не больно?
В тюрьмах холодных за правое дело
Много безвинных студентов засело...
Паткуль, Игнатьев, Путятин восстали,
С войском пришли, увидали и взяли...
Хмурится небо, глядит недовольно -
Небо! да разве нам тоже не больно?..
Вот и Михайлов с недужною грудью -
Гласности нашему нет правосудью!
В дальний Тобольск ему ехать решило...
Снежная, ранняя вышла могила...
Хмурится небо, глядит недовольно -
Небо! да разве нам тоже не больно?..
С честною жизнью, с прямою душою
Трудно брести, знать, мирской колеею...
Жертву одну мы еще проводили -
Рядом с Белинским ее положили...
Хмурится небо, глядит недовольно -
Небо! да разве нам тоже не больно?..
Хмурься же, небо, до вешнего солнца -
Может быть, радостно в наше оконце
Красная глянет весна для России?..
Есть у нас силы еще молодые...
Хмурится небо, глядит недовольно -
Стерпим покамест, чт_о_ горько и больно!
1861 или начало 1862
* * *
Скажи-ка, дядя, ведь недаром.
Лермонтов
"Скажи-ка, дядя, ведь недаром
Патриотическим пожаром
Охвачена страна?
Штыки на солнышке искрятся,
Отвсюду адресы стремятся,
Катковы марсовски ярятся -
Не будет ли война?"
"Война - войной... такое время!
Смотри: чем хуже наше племя?
Богатыри-то мы!
Возьми Михаила Муравьева,
Возьми-ка Берга, Горчакова,
Оноприенку и Каткова -
Какие, брат, умы!
И стоит ли жалеть былое?
И нынче царство не дурное:
Жандармы там и тут.
Пусть зашумят мальчишки снова -
И одного довольно слова -
А уж карета и готова:
Посадят, отвезут.
А наша крепость? Что? плохая?
Она - Бастилия родная -
Надежна и крепка!
Какие бравые солдаты,
Как сыры, душны казематы...
Благословенна же трикраты
Петровская рука!
Вот... разве книжек больше стало,
Да и в цензуре что-то мало
Той строгости былой...
Уж о народе много что-то
Все нынче пишут - вот забота!
Да что! пишите, коль охота.
Ведь крепость под рукой.
Она хранит весь берег Невский,
В ней скрыт надежно Чернышевский,
Безбожник, бунтовщик.
И много там сидит народу;
Не жаль мятежную породу:
Они кричали про свободу -
Теперь же нем язык!
И женский пол возвысил голос -
Короток ум, а длинен волос...
О, хитрой Евы дочь!
Без вас покоя мы не знали,
А вы - но к богу мы взывали, -
И вот теперь вас отогнали
От аудиторий прочь!
Да, золотое ныне время!
Смотри: чем хуже наше племя?
Богатыри-то мы!
Царя-отца мы любим с жаром;
Скажу, племянник: да, недаром
Патриотическим пожаром
Охвачены умы!"
"Нет, усмирись-ка лучше, дядя,
Да посмотри-ка, в оба глядя:
Редеет уж дымок...
Пожар старинный угасает,
Он вас лишь вспышкой обольщает.
Так иногда светло сверкает
Последний уголек".
1864
СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ
Мы его не видали давно,
Наконец и пришлось повидаться!
Да, столкнуться горам не дано,
Но случается людям встречаться...
Как, бывало, смотря на него,
Любовались мы: пропасть здоровья!
Ну, а сила была - ничего,
Хоть, конечно, не сила воловья.
А теперь он и ростом-то мал,
Стали волосы - просто волоски;
На ногах (сам он нам показал)
Видны синие кольца - полоски...
Говорят: "Он дикарь, нелюдим, -
Надо с ним говорить опасаться;
Отвечает он смехом таким,
Будто вовсе забыл он смеяться!
Да и ходит престранно: пройдет
Пять шагов и назад обернется...
И опять ровно столько ж идет -
Словно в клетке бедняжечка бьется!
Словно стены встают перед ним!
Держит голову вниз постоянно...
Что же он? Юморист? Нелюдим?..
Так ходить и смеяться - престранно!
И теперь он достаточно мил.
Если только не видно печали...
Где же - в Африке, что ли, он жил?..
Десять лет мы его не видали..."
Господа! Где он был - всё равно...
Ведь пришлось же нам с ним повидаться!
Да, столкнуться горам не дано,
Но - случается людям встречаться.
<1867>
СОВЕТ
Если ты честен - трудись, не ленись!
Дела довольно - кругом оглянись...
Если ж ты пылок и кровь в тебе жгучая -
Беда налетит неминучая.
Если жива у тебя еще мать,
Ей бы не худо заранее знать, -
Пусть она с мыслью печальною свыкнется:
Сын запропал, хоть кричи - не откликнется...
Холост ты - да? Ну, легко тебе жить...
Если и что... так о ком же тужить?
Хочешь жениться? Позорче выглядывай,
Сердце подруги вернее отгадывай.
Общее дело ты ставь наперед,
Общее дело работников ждет;
Узы семьи, о грядущем заботы
Пусть не стесняют начатой работы.
Только такая любовь хороша, -
С умной женою окрепнет душа,
Да и на случай внезапной разлуки
Будут у вдовушки разум и руки,
<1868>
СОВРЕМЕННЫЙ ЧАРОДЕЙ
Приготовлена к печати
Интересная статья,
Много разной благодати
Ждет сам автор от нея.
Силлогизмы в ней так верны,
Цифры точны... Что ж, прошла?
Нет, она быстрее серны
Вдруг исчезла, как стрела...
Говорят, пред ней явился
Всем знакомый чародей, -
Он по-старому сложился
И сейчас же разложился
Без особенных затей.
От тисков и лобызаний,
От глупейших женихов
Стало тяжко бедной Мане,
И она отцовский кров
На каморку променяла,
Стала жить своим трудом
И урока два достала
По полтине серебром.
Да плохое это дело -
Надо знать, чтобы учить!
Крепко Маня захотела
Тут на лекции ходить.
Всё ей сон хороший снился,
Эх, иди, иди смелей...
Говорят, пред ней явился
Всем знакомый чародей, -
Он в глазах ее сложился
И сейчас же разложился
Без особенных затей.
У Настасьи Николавны
Нету сил с супругом жить -
Так его деянья славны!
Где уж мужа тут любить?
А супруг гуляет много -
У него Clotilde, Marie,
Но жене он брякнул строго:
"Не прелюбы сотвори!"
Не сидеть же с куклой смирной,
Он - туда, а ты - сюда...
Разойдетесь тихо, мирно
И, конечно, навсегда.
Ах, когда бы план-то сбылся!
Ведь развод всегда честней...
Говорят, пред ней явился
Всем знакомый чародей, -
Он в глазах ее сложился
И сейчас же разложился
Без особенных затей.
Масса темного народа
Уж давненько света ждет, -
Чт_о_ без разума свобода?
Чт_о_ младенец в ней поймет?
Негры поняли недавно,
Где причина многих зол,
Принялись за дело славно
И - в Ричмонде сорок школ!
И у нас проект открылся
Обучать простых детей,
Но - пред школами явился
Всем знакомый чародей, -
Он по-старому сложился
И сейчас же разложился
Без особенных затей.
Кто ж он - этот вездесущий,
Гений злой и без стыда?
Это - кукиш всемогущий,
Это - кукиш, господа!
* * *
Нет, не о Ницце я думаю,
Не о Палермо мечтаю...
Всё уношуся я думою,
Всё по отчизне летаю...
В Рим мое сердце не просится,
В тень не хочу Колизея, -
Сердце мечтою уносится
К диким волнам Енисея...
Там, где рудой занимаются,
Дышат рабочие груди,
Умные люди встречаются,
Очень хорошие люди...
ДЕТИ
"Дети милые, скажите,
Как живется вам, друзья?"
Отвечали мне малютки.
Их ответ запомнил я:
"Ничего, мы нынче сыты,
Да без дела жизнь скучна;
Мы послушны и приличны -
Строгость даже не нужна.
Без нее мы безответны,
И трусливы, и скромны;
Вслух мы глупы, как овечки,
Втихомолку же умны.
Забавляют нас искусна,
Позволяют нам играть
И дают в часы досуга
Книжки сладкие читать.
Всюду глаз за нами смотрит -
Хуже разве быть в огне!
Засмеешься - приглашают
Дать отчет наедине..."
"Правда, милые малютки!
С глазу на глаз скверно быть...
Да зато у вас есть игры -
Можно горе всё забыть!"
"Ох уж игры, эти игры!
Тяжело нам иногда...
Как затеют в "кошки-мышки",
Мы не мышки - а беда".
"Ну, а прятки?"
- "Прятки плохо!
С нами ловко им играть:
Мы кричим: а-у, товарищ!
Да напрасно - не сыскать..."
<1868>
ПОСЛЕДНЕЕ БЛЮДО
Развернулся граф Каркасов:
Накупил он ананасов
И заморских вин.
Пригласил друзей обедать,
Ананасов тех отведать -
Добрый господин!
И друзья собрались в залу.
"Ну, наемся до отвалу!" -
Каждый помышлял.
Вот форели - чудо-юдо!
Золотая вся посуда...
Граф и сам сиял.
Напились, наелись знатно,
Стало тяжко и приятно
Дорогим гостям.
От вина все зашумели,
Разом все повеселели -
Весел граф и сам.
"Чтобы лучше нам развлечься,
Надо, пить! Вина ль беречься?..
Господа, к вину!..."
Выпил граф и улыбнулся,
Встал, немного покачнулся
И пошел к окну.
"Угощу вас в заключенье:
Блюдо будет - загляденье,
Прелесть, господа!.."
И сказал слуге: "Скорее!
Вон идет... Хватай живее
И тащи сюда!"
Камердинер быстро скрылся...
Двери настежь и - явился
С мужичком лакей.
Мужичок был худ и бледен
И, конечно, очень беден,
Даже без лаптей.
"Пей и ешь!" - ему сказали,
"Сядь!" - и место указали,
Удержавши смех...
"Идиот-то не смекает,
Кто его здесь угощает!.." -
Мысль была у всех.
Гость занялся с голодухи
Так, что блюда стали сухи;
Пирожки глотал,
Добрался до ананаса,
Пил лафит: "Такого кваса
Я и не пивал!.."
"Ну, скажи-ка, мужичонко, -
Граф спросил не грубо - тонко, -
Что ты ел и пил?..
Да скажи, мне любопытно,
Кто тебя так нынче сытно,
Сладко угостил?.."
Гость в ответ: "Что ел такое?
Ел свое я, трудовое...
Много, барин, нас!
Угощался сам я славно -
Господа! Мы все издавна
Угощаем вас!"
Вторая половина 1860-х годов (?)
ЕЩЕ ОДНА
Ты, мой друг, ужасно пылок,
На язык неосторожен!
Сядь-ка здесь, в виду бутылок, -
Ведь конец плохой возможен...
Что за вид! В глазах свирепость,
И кричит, рукой махая:
"Вездесущая нелепость!
И нахальная какая!"
Замолчи! к чему свирепость?
Бесполезна ведь она!
Рифма есть еще одна...
<Петропавловская крепость!>
Я с тобой во всем согласен,
Мыслю так же я о браке, -
Но ведь крик-то твой напрасен,
Есть ли толк в твоей атаке?
О других вопросах тоже
Ты, конечно, здраво судишь,
Но из спящих-то кого же
Речью пылкою разбудишь?
Не видна ведь им нелепость!
Не тревожь их лучше сна -
Рифма есть еще одна...
<Петропавловская крепость!>
Правда, всюду безотрадно,
Ничего вдали не видно!..
Масса смотрит плотоядно,
Никому ничто не стыдно...
Как свинья в весенней луже
Дремлет, сладостно вздыхает, -
Не мешай ей - будет хуже!
Встанет - грязью забросает!
В свиньях, друг мой, есть свирепость -
И для нас она вредна!..
Рифма есть еще одна...
<Петропавловская крепость!>
Вторая половина 1860-х годов (?)
ДВА ГОЛУБКА
(Басня)
Жили-были голубки,
Их кормили мужики,
Да не то чтоб хлебом черным,
А пшеничным и отборным.
Что ни кушанье, то сласть!
А уж кур, индеек - страсть!
Голубкам жилось отлично,
Ворковали оба зычно,
Целовались всё они -
Так и шли за днями дни.
Вдруг бумажка прилетела -
Всё село повеселело!
"Ну, прощайте, голубки! -
Говорят им мужики. -
Вы зерно теперь уж сами
Добывайте-ка носами" -
И не дали им зерна.
Голубок свой дом оставил
И в акцизы путь направил,
А голубка-то, она
В город ближний улетела
(Там родных она имела),
Год у тетки прожила,
Богомольной, старой тетки,
И потом, порхнув, пошла :
Не в дешевые кокотки.
Ну, а что ж, мораль-то есть?
Как не быть! Но пусть укажет
На нее и прямо скажет
"Весть".
Вторая половина 1860-х годов (?)
* * *
Фрол Фомич, помещик с весом,
Говорит в кругу знакомом:
"Недоволен я прогрессом,
Он засел мне в горло комом!
Нанимай теперь рабочих,
Батракам рубли плати ты...
И к труду-то нет охочих -
Пьянство! Рожи все испиты.
Из-под нашей выйдя власти,
Люди разом развратились:
Водка... Лень... в разгуле страсти -
Ну, понятно - разорились!"
Так поет помещик с весом,
Фрол Фомич, но всем известно,
Что доволен он прогрессом,
Округлив дела прелестно...
У крестьян печальны лица,
Вид деревни безотрадный -
Да! Фомич кусок землицы
Откромсал у них изрядный...
Вторая половина 1869-х годов (?)
В ЛЕТНЕМ САДУ
Гуляли по Неве валы,
Ревущий ветр не знал преграды...
Ах, сада Летнего громады,
Дерев столетние стволы,
Валясь, слагались в баррикады...
Ходила публика вздыхать,
На эти глядя разрушенья...
Наполеон бы, без сомненья,
Велел сейчас стволы убрать:
Соблазн - зачинщик преступленья.
Вторая половина 1860-х годов (?)
ХРАБРЕЦ НАШЕГО ВРЕМЕНИ
"Мыслей самых либеральных,
Даже красных - рыцарь я!
Правда, я не из опальных -
В этом честь и жизнь моя.
Смело львам гляжу в глаза я
И кричу: страна родная!
Если б львов - тра-ла-ла-ла!"
Бляха с номером прошла...
"Были язвы, глад, лишенья;
Я до времени молчал,
Слушал молча рассужденья,
Но в тиши соображал,
Где ж причина голоданья?
Пьянство? Лень? Непослушанье?
Нет, причина - тра-ла-ла!"
Бляха с номером прошла...
"Я влюблен в мою соседку,
И она в меня давно.
Раз пришел я к ней в беседку,
Муж за мной, а я - в окно!
Ах, она теперь страдает!
А как вырваться - не знает...
Брак, скажу я - тра-ла-ла!"
Бляха с номером прошла...
"Лето всё леса горели,
Я в дыму не мог дышать.
Говорили: "В самом деле,
Надо б лес нам охранять!"
Ум у многих очень странный!
Что пожары? Постоянный...
Но позвольте... - тра-ла-ла!"
Бляха с номером прошла...
Вторая половина 1860-х годов (?)
ДВЕНАДЦАТЬ ЧАСОВ
(Три тоста)
Первый тост! Полнее, с пеной
Наливайте до краев:
За кормильцев наших - этих
Полусытых мужиков!
За сестер, которых словом
Милль недавно ободрял.
Их да сбудутся желанья!
Господа, второй бокал!
За трудящихся, за братью
С неподкупным лишь пером!
Выпьем дружно этот третий
И уж больше не нальем.
Вторая половина 1860-х годов (?)
* * *
Я всю ночь просижу у окна -
В эти светлые ночи не спится!
День тревожный прошел... Тишина,
И душа моя меньше томится...
Парк густой предо мной зеленеет,
Улеглась беспокойная пыль;
То блестит в небесах, то бледнеет
Золотой Петропавловский шпиль.
Я унесся далеко, мечтая, -
Хорошо в царстве радужных снов!
Но меня, каждый раз отрезвляя,
Будит звон заунывный часов...
КАРИАТИДЫ
Рождественская сказка
Мороз крепчал, и надо мной
Уже был поздней ночи час;
Не торопясь я шел домой.
Как медный вычищенный таз,
На синем бархатном ковре
Луна блестела...
В серебре
Чудесно-матовом кругом
Деревья спали мертвым сном...
Люблю некупленный эффект!
Но вот я вышел на проспект:
Нет в окнах каменных громад
Ни даже огонька лампад,
И тихо так, что лишь шагов -
Моих шагов - мне слышен звук...
Иду задумавшись, и вдруг -
Живая речь... Но хриплых слов
Не мог я сразу разобрать...
Гляжу туда-сюда, но нет:
Довольно ярок лунный свет,
А никого тут не видать!..
Но чей-то голос всё хрипит.
Взглянул наверх - а там балкон;
Из чугуна и камня он,
И руки двух кариатид,
В тени подъятые, дрожат...
Я - ближе... Не античный вид
У этих двух кариатид!
И, боже мой, какой наряд!
Сермяги клочья на плечах...
Одна с бородкой жидковатой...
И сердце сжал какой-то страх;
Испугом наконец объятый,
Невольно испустил я крик:
Да это баба и мужик!!!
И слышу: "Вид-то не мудреный!
Неужто прежде не видал,
Кто спокон веку подпирал
Все ваши барские балконы?
Но... Слушай! С голодухи мы
Ослабли, значит, барин милый...
Она грозней любой чумы,
А как совсем ослабнут силы -
Нам не сдержать балкон такой!
На что уж вам привычны муки,
Но если жить всё лебедой -
Так затрещат, голубчик мой,
И эти каменные руки..."
1870-е годы (?)
НА КРЕСТИНАХ
(На мотив из Беранже)
...Mais du ciel tombe un fantome;
C'est Rabelais, grand moqueur.
Qui Jeur dit: "Dans ce vieux tome
J'ai chante jadis au chceur,
Sur cet enfant qu'on baptise
Dieu veut que ie propftetise.
Dig-don, dig-don!
Que n'avons nous im bourdon!
Dig-don, dig-don!"
("Bapteme de Voltaire",
P.-J. Beranger {*}.)
{* Вдруг, с небес, как привиденье,
Тень насмешника Рабле
Появилась на мгновенье
Над малюткой Аруэ -
И пошла сама пророчить,
В мудрецы ребенка прочить...
Диги-дон! Диги-дон!
Льется праздничный трезвон.
("Крестины Вольтера", П.-Ж- Беранже)
(франц.) - Перевод И. Ф. Тхоржевского.}
У помещика в усадьбе
Всё готово для крестин:
Две недели как родился
У него четвертый сын.
Воду льют в купель холопки,
Облачаться начал поп,
И дьячок явился робкий,
А в столовой, слышно, пробки
Хлоп! хлоп! хлоп!
Собралось родни довольно;
В зале говор, легкий шум,
И заметен сановитый
Генерал-сосед и кум.
Говорит он: "У мальчишки
Уж теперь военный лоб.
За гусарские штанишки
В печку он все эти книжки -
Хлоп! хлоп! хлоп!"
Отставной советник статский,
С Станиславой на груди,
Изрекает: "Я другое
Нечто вижу впереди:
Вместо кивера - фуражку!
Он, разумный как Эзоп,
Канцелярскую бумажку
Расплодит и... по кармашку
Хлоп! хлоп! хлоп!"
Тут не вытерпел исправник
И, на треть раскрывши пасть,
Молвил так: "По мне важнее
Исполнительная власть.
Не испечь на всё законов!
А растет Вольтеров скоп...
Во спасенье всяких тронов
Пусть-ко он всех франмасонов -
Хлоп! хлоп! хлоп!"
Тетка-барыня, старуха,
Крепостных своих чума,
Нараспев заговорила:
"Скажет слово и кума:
Что за сладость в службе царской?
Барин - здесь, а там - холоп...
На своей земле боярской
Сам он может ручкой барской -
Хлоп! хлоп! хлоп!"
Крякнул батюшка: "Конечно,
Как на дело посмотреть,
О душе же нам важнее
Попечение иметь.
Тот, кто жил попа не зная,
В лютых муках снидет в гроб;
Надо жить, нас ублажая,
Чтоб с успехом в двери рая -
Хлоп! хлоп! хлоп!"
Вдруг над самою купелью
Тень повисла... Кто сей муж -
Длинноносый, худощавый?
Это - автор "Мертвых душ"!
И сказал он: "Я явился
Из таинственных трущоб...
Здесь наследник мой родился!
Бью в ладоши! Умилился... -
Хлоп! хлоп! хлоп!"
"Твой наследник? Что такое! -
Генерал проговорил. -
Сей младенец - Салтыкова!
Имя ж будет - Михаил".
- "Нет! Он кличкою иною,
Разных Дыб введя в озноб,
Славен будет под луною!
Бить начнет сатирой злою -
Хлоп! хлоп! хлоп!
В ярких образах сатира
Эта выставит на свет
Торжествующего свинства
Одуряющий букет:
Разуваевы с когтями...
Сам Топтыгин - остолоп
И звенящий бубенцами
Тот осел, что всё ушами -
Хлоп! хлоп! хлоп!"...
Тень исчезла... Действуй, батька, -
Всё готово для крестин!
И - в купели очутился
Он - теперешний Щедрин!
Воду вылила холопки,
Улыбаясь, мнется поп,
И дьячок уходит робкий,
А в столовой звучно пробки -
Хлоп! хлоп! хлоп!
Декабрь 1887
ПРИМЕЧАНИЯ
В сборник включены произведения двадцати пяти второстепенных поэтов
середины XIX века, в той или иной степени дополняющих общую картину развития
русской поэзии этого времени.
Тексты, как правило, печатаются по последним прижизненным изданиям
(сведения о них приведены в биографических справках), а когда произведения
поэта отдельными сборниками не выходили - по журнальным публикациям.
Произведения поэтов, издававшихся в Большой серии "Библиотеки поэта",
воспроизводятся по этим сборникам.
При подготовке книги использованы материалы, хранящиеся в рукописном
отделе Института русской литературы (Пушкинского дома) Академии наук СССР.
Впервые печатаются несколько стихотворений В. Щиглева, П. Кускова и В.
Крестовского, а также отрывки из некоторых писем и документов, приведенные в
биографических справках.
Произведения каждого поэта расположены в хронологической
последовательности. В конце помещены не поддающиеся датировке стихотворения
и переводы. Даты, не позже которых написаны стихотворения (большей частью
это даты первой публикации), заключены в угловые скобки; даты
предположительные сопровождаются вопросительным знаком.
В. Р. ЩИГЛЕВ
Современные вопли. Много безвинных студентов засело. Об участниках
студенческого движения в Петербурге осенью 1861 г. Паткуль А. В. (1817-1877)
- генерал, петербургский оберполицмейстер. Игнатьев П. Н. (1797-1879) -
петербургский военный губернатор. Путятин Е. В. (1803-1883) - адмирал,
министр народного просвещения. Все трое активно содействовали "усмирению"
студенчества. Михайлов М. Л. (1829-1865) - поэт, переводчик, публицист и
революционер. В конце 1861 г. был приговорен к шести годам каторги за
составление и распространение прокламации "К молодому поколению". Умер на
Кадаинском руднике. Жертву одну мы еще проводили - Н. А. Добролюбова,
умершего в ноябре 1861 г.
"Скажи-ка, дядя, ведь недаром...". Стихотворение вызвано
шовинистическими настроениями, которые усилились в связи с польским
восстанием 1863 г. и искусственно раздувались правительственными кругами.
"Перепев" стих. М. Ю. Лермонтова "Бородино". Отвсюду адресы стремятся. Речь
идет о вакханалии приветственных телеграмм и адресов с выражением
верноподданнических чувств Александру II и восторгов по поводу "подвигов" М.
Н. Муравьева (1790-1866); Муравьев был назначен генерал-губернатором
северо-западных губерний и жестоко подавил польское восстание. Катков М. Н.
(1818-1887) - редактор журнала "Русский вестник" (с 1856 г.) и газеты
"Московские ведомости" (с 1863 г.). Сначала человек умеренно либеральных
взглядов, Катков в начале 60-х годов становится апологетом самодержавия и
крупнейшим публицистом дворянской реакции. Марсовски - воинственно (от
имени бога войны Марса). Не будет ли война? По-видимому, имеются в виду
дипломатические ноты западноевропейских держав. Заинтересованные в
ослаблении международного положения России, они, однако, не оказали Польше
никакой реальной поддержки. Поскольку царское правительство скоро начало
брать верх над восставшими, ноты были в резкой форме отклонены министром
иностранных дел А. М. Горчаковым (1798-1883) как вмешательство во внутренние
дела России. Берг Ф. Ф. (1793-1874) генерал-фельдмаршал, наместник Царства
Польского. Оноприенко - поручик русских войск в Польше, подписавший
верноподданническое заявление в ответ на письмо революционного офицерства,
опубликованное в "Колоколе" Герцена. Бастилия - см. с. 708. Родной Бастилией
названа Петропавловская крепость, сооруженная при Петре I. Уже с 1717 г. она
стала тюрьмой для политических преступников. От аудиторий прочь. Высшее
образование было еще долго недоступно для женщин, но в начале 60-х годов они
некоторое время допускались на университетские лекции.
Совет. Общее дело. В публицистике и литературе демократического лагеря
слова эти нередко обозначали революцию.
Современный чародей. "Современный чародей", как и ряд других
стихотворений Щиглева, включенных в настоящий сборник, был в свое время
запрещен цензурой, "В стихотворении этом, - читаем в протоколе заседания
С.-Петербургского цензурного комитета, - под именем чародея выставлена наша
администрация, мешающая всем благим начинаниям граждан". Тут на лекции
ходить. По-видимому, речь идет об университетских лекциях; см. также с. 729.
"Не прелюбы сотвори!" - т. е. не прелюбодействуй (одна из десяти библейских
заповедей). Ричмонд - главный город штата Восточная Виргиния США; в годы
гражданской войны (1861-1865) - столица южных штатов и последний опорный
пункт южан-рабовладельцев; был взят в апреле 1865 г., после чего они
капитулировали. И у нас проект открылся... Речь идет о воскресных школах,
возникших в конце 50-х годов и закрытых правительством в 1862 г.
"Нет, не о Ницце я думаю...". Колизей - грандиозный амфитеатр в Риме,
построенный в I в.; предназначался для боев гладиаторов и цирковых зрелищ.
Умные люди встречаются... Как известно, в дореволюционные времена Сибирь
была местом ссылки и каторжных работ революционеров.
Еще одна. Строки "Петропавловская крепость" в стихотворении нет;
однако она явственно напрашивается и его общим смыслом, и рифмовкой, и
ритмом, Щиглев рассчитывал на догадливость читателей, но цензор запретил
стихотворение, и оно было впервые напечатано лишь в 1933 г.
Два голубка. В акцизы - т. е. в учреждение, ведающее акцизными сборами
(так назывались косвенные налоги на некоторые предметы потребления - соль,
крепкие напитки, табак и пр.). "Весть" - см. с. 683.
"Фрол Фомич, помещик с весом...". Жалобы на пореформенные порядки,
нередко раздававшиеся со страниц крепостнической "Вести", высмеяны и в
других стихотворениях искровцев.
В Летнем саду. Наполеон - Наполеон III.
Храбрец нашего времени. Бляха с номером - городовой, полицейский.
Двенадцать часов. Милль Д.-С. (1806-1873) - английский либеральный
экономист и публицист, автор статей по женскому вопросу, в которых отстаивал
равноправие женщин.
На крестинах. Через полтора года Щиглев написал стих. "2-го мая 1889
г." - в день похорон Салтыкова. В стих. "На крестинах" использована
композиционная схема песни Беранже, из которой взят эпиграф. С Станиславой
на груди т. е. с орденом св. Станислава. Эзоп (VI в. до н. э.) -
древнегреческий баснописец. А растет Вольтеров скоп - скопление, число
вольтерьянцев, т. е. вольнодумцев. Франмасон (от франц. franc macon, вольный
каменщик) - последователь масонства, религиозно-политического движения,
возникшего в XVIII в. в форме тайной международной организации, которая
ставила своей целью нравственное совершенствование; член масонской
организации. В устах обывателей - тоже вольнодумец. Дыба, Разувавв, Топтыгин
- герои произведений Щедрина: Дыба - циклов "За рубежом" и "Письма к
тетеньке", Разуваев - цикла "Убежище Монрепо" и др., Топтыгин - сказки
"Медведь на воеводстве".