Шишков Вячеслав Яковлевич
Коммуния

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


Вячеслав Шишков.
Коммуния

   Село Конево стоит в заповедном лесу. Место глухое, от города дальнее, народ в селе лохматый, темный, лесной народ.
   Помещика Конева, бравого генерала, владельца этого места, еще до сих пор помнят зажившиеся на свете старики: крут был генерал, царство ему небесное, драл всех как сидоровых коз. Пришла свобода, пала барщина, а мужик долго еще чувствовал над своим хребтом барскую треххвостку и все рабское, что всосалось в кровь, передал по наследству своим сынам и внукам. Даже до последних дней, когда поднялась над Русью настоящая свобода, жители села Конева все чего-то побаивались, все норовили по старинке жить, новому не доверяли -- опять, мол, обернется на старое, -- пугались всякого окрика, чуть что -- марш в свою нору, и шабаш!
   Правда, и среди них были люди кряжистые, хозяева самосильные. Взять хотя бы семейство Туляевых, их пять братанов, один к одному, рыжебородые, кудластые, косая сажень в плечах. А главное -- очень широки у всех братанов глотки, и голос -- что труба, гаркнут на сходе, так тому и быть, -- кривда, правда, обида ли кому -- все равно: мир молчит, терпит.
   Да и как не терпеть, надо до конца терпеть, про это самое и батюшка, отец Павел, каждое воскресенье говорит: "Кто терпит, тот рай господень унаследует".
   Ну, и терпели мужики.
   А эти горлопаны, братейники Туляевы, ежели и забрали себе самые лучшие участки, ежели и поделили не по правде сенокос -- пускай! -- им же, обормотам, худо будет: сдохнут -- пожалуйте-ка в кромешный ад, на вольную ваканцию живыми руками горячее уголье таскать.

* * *

   Пришла несусветимая война, немчура с французинкой супротив России руку подняли, и всех пятерых братанов Туляевых, один по одному, угнали воевать. Больше полсела тогда угнали, лишь старичье да самый зеленый молодняк остались при земле, Ну, что ж: воевать так воевать. Вот весточки полетели с фронта: тот убит, тот ранен, у этого глаза лопнули от чертовых душистых каких-то, сказывают, газов. Вой по деревне, плач. Хорошо еще, что отец Павел неусыпно вразумляет: "Убиенных -- в рай", но все ж таки тяжко было -- в, каждой избе несчастье, бабы из черных платков с белыми каймами не выходят. Только у Туляевых старики и молодухи не печалуются, не вздыхают: видно, краснорожих братанов ни штык, ни пуля не берет.
   А на поверку оказалось вот что: братаны и пороху-то не понюхали, а сразу, как на спозицию пришли, единым духом записались в дезертиры, да и лататы: ищи-свищи ветра в поле, до свиданья вам!
   Это уже потом все обнаружилось, когда революция пришла. Вернулись после войны односельчане -- кто на деревяшке, кто без руки, с пустым рукавом, -- да и объявили про братанов:
   -- Дезертиры. Мазурики... Ужо-ко мы их!..

* * *

   А время своим чередом шло. В селе Коневе все честь честью: новые права установили, солдаты разъясняют все по правде, лес поделили, барский дом сожгли. Ах, сад? Яблоньки?.. Руби, ребята, топором! Ну, словом, все по-настоящему, везде комитеты, митинги, очень хорошо.
   И, говорят, в Питере новое правительство сидит: генерал Керенский, князь Львов, еще какие-то правильные господа, все из бар да из князей, очень даже замечательные, и простому народу заступники. Ха-ха!.. А сам государь-император будто бы в Литовский замок угодил. Ха-ха-ха!.. Вот так раз! Отец Павел ни гугу, никакого разъяснения, только и всего, что красный флаг прибил на крышу, а тихомолком все же таки старикам нашептывал:
   -- Годи, крещеные... все обернется по старинке... А смутьянов так взъерепенят, что...
   Шептал он тихо, тайно, но все село вскоре расслышало и забоялось поповских слов: а вдруг да ежели?.. Ое-ей!.. Даже молодяжник присмирел -- опять барская треххвостка вспомнилась: а вдруг да ежели...
   Но вот святки подходили, и к самому празднику объявились все пятеро братанов Туляевых. Чаев, сахаров наволокли, всяких штук: щикатулки, кувшинчики, ложки -- все из серебра, из золота, -- часы, перстни с каменьем самоцветным. А сами, как быки, один другого глаже.
   -- Ну, каково повоевали, братцы? -- спросили их на сходе мужики.
   А молодняжник сразу закричал:
   -- Дезертиры, мазурики!.. Вон из нашего села!..
   И прочие пристали, зашумел сход, -- того гляди, зубы братанам выбьют.
   -- Не желаем!.. Вон!..
   Тогда братаны, как медведи, на дыбы:
   -- Ах, вон?.. Благодарим покорно... Да мы вас!.. Единым духом! Контрреволюцию пускать? А?!
   -- Как так? Что вы, ошалели?.. У нас комитеты, митинги...
   -- Комитеты?.. Тьфу, ваши комитеты! В три шеи комитеты!
   -- Как так? -- закипятился молодяжник. -- Вы, значит, за царя?
   -- Кто -- мы?! -- вскочили Туляевы и рты ощерили. -- Да знаете ли, кто мы такие?
   -- Знаем... Малодеры...
   Тут старший братан как тряхнет бородой да топнет:
   -- Замолчь!! -- Так в ушах у всех и зазвенело, смолкли все.
   А потом тихим голосом:
   -- Товарищи, -- говорит. -- Вот что, товарищи... Мы все пятеро, то есть все единоутробные братья -- окончательные большевики... И будем мы в своем родном селе, скажем к примеру, в Коневе, настоящие порядки наводить, чтобы как в столице, так вопче и у нас... Будет теперича у нас не Конево, а Коммуния. Кто супротив Коммунии, прошу поднять руку! Вот мы посмотрим, кто против Коммунии идет... Мы па-а-смотрим!..
   А сам кивнул головой да пальцем возле носу грозно так, ни дать ни взять исправник.
   -- Значит, все под Коммунию подписываетесь? Согласны?
   -- Согласны... Чего тут толковать, -- сказал за всех старый старичонка Тихон. -- Так, что ли, братцы?
   -- Так, так... Согласны, -- забубнил сход. -- Только сделайте разъяснение, кака така Коммуния? Впервой слышим.
   Тогда братаны разъяснили по всем статьям. Перво-наперво, чтоб не было никаких бедных, а все богатые; вторым делом -- все общее, и разные прочие, тому подобные мысли.
   Ну, богатеям это шибко не по нраву, стали возражать.
   -- Тоись, как все общее? -- спросил дядя Прохор, мельник-богатей.
   -- А очень просто, -- сказал старший братан. -- У тебя сколько лошадей?
   -- Три.
   -- Две для бедняков, для неимущих... Таким же манером и коров, и овец... Иначе к стенке...
   -- Тоись, как к стенке?
   -- А очень просто, -- сказал старшой Туляев да на прицел винтовку прямо Прохору в лоб.
   -- Краул!.. Братцы!.. Чего он, мазурик, а?!
   Однако все обошлось честь честью, только постращал.

* * *

   И стало через три дня: не село Конево, а Коммуния.
   Братаны Туляевы дело круто повернули.
   Раньше впятером под одной крышей жили, а теперича не то:
   -- Мы, -- говорят, -- сицилисты-коммунисты.
   И, чтоб укрепить полные повсеместные права, стали себе по новой собственной избе рубить.
   Возле самой церкви, на площади, очень хорошие места облюбовали, два своих дома ставить начали да два в церковной ограде, а пятый дом к самому поповскому дому впритык приткнули.
   Отец Павел сейчас протест:
   -- Это почему ж такое утеснение? Вам мало земли-то, что ли? Зачем же сюда, на чужую-то?
   -- Ни чужого, ни своего теперича нет, все общее, -- наотмашь возразили ему братаны.
   -- Ежели собственность уничтожена, зачем же вы себе такие огромадные избы рубите?
   -- Ах ты, кутья кислая! В рассуждение вступать?.. А вот погоди, увидишь, что к чему!
   И живой рукой созвали сход.
   -- Товарищи! Потому что мы коммунисты и вы все коммунисты-террористы, предлагаю: истребовать сюда попа и обложить его контрибуцией.
   Пришел отец Павел, ни жив ни мертв.
   -- Три тыщи контрибуции, а ежели перечить -- немедля к стенке -- рраз! -- пригрозил старшой Туляев и опять артикул винтовкой выкинул.
   Поп задрожал-затрясся, побелел. Жаль денег, вот как жаль, по алтыну собирал, по гривне, -- однако жизни жальче. Сказал им:
   -- Ну, что ж, миряне... Конечно, вы можете расстрелять меня без суда, без следствия... Берите, грабьте...
   И вынес сполна три тыщи.
   -- Добро, -- сказали братаны. -- Это все в Коммунию пойдет.
   Поехали с поповскими деньгами в город, накупили себе того, сего. А избы ихние как в сказке растут: старшой братан железом крышу кроет.
   Дивятся крещеные, шепчутся.
   Таким же манером всех богатеев обложили: кого на пятьсот рублей, кого на. тысячу. А тут и до середних добрались.
   -- Это все в Коммунию, -- говорят братаны.
   И у каждого по две пары лошадей образовалось, сани расписные, пролетки, бубенцы.
   Крещеным завидно стало, ропот по селу пошел.
   -- Это чего ж они все себе да все себе... А нам-то?.. Вот так Коммуния!
   -- Дак что же делать-то?
   -- Надо бедный комитет избрать.
   -- Да ведь избрали... все комитетчики -- братаны.
   -- Надо новый.
   Пошли скопищем к братанам.
   -- Так и так, братаны. Желаем новый бедный комитет избрать... А вас, стало быть, долой.
   Покрутили братаны усы, почесали бороды, а старшой как гаркнет по-военному:
   -- Ага! Против бедного комитета восставать, против революции? Кто зачинщик? Вавило? Вавило, ты? К стенке!
   Вскинули винтовки -- рраз! Упал Вавило.
   Остальные разбежались, кто в подполье, кто в овин, потому у братанов ружья, а у прочих кулаки одни.
   Наутро сход. Братаны объявили:
   -- Борьба с контрреволюцией будет беспощадна. В случае доноса -- доносчика отправим за Вавилой. Твердая власть -- она очень даже строгая. А теперича, товарищи, на общественные работы -- марш!
   И погнали все село свои новые усадьбы доделывать: тыном обносить, узорчатые ворота ставить.
   Крещеные пыхтят на братановых работах, кто тын городит, кто крышу кроет, готовы братанам горло перегрызть, а не смеют: пуля в лоб.
   А братаны сполитично:
   -- Вот, товарищи, кончим дело -- спасибо вам большое скажем.
   -- Очень хорошо... Согласны... -- сказали мужики и сглотнули слезы. У Андрона от кровной злости топор упал.
   -- Все Коммунии да Коммунии, а когда же нам-то? -- спросил Андрон. -- Мы ведь самая беднота и есть...
   Вечером у Андрона братаны в Коммунию последнюю удойную корову отобрали -- ведерницу.
   Взвыл Андрон.
   Да и все село взвыло, даже собаки хвосты поджали, вот какой трепет на всю Коммунию братаны навели. Все на учет забрали: хлеб, крупу, телят, до самых до жмыхов добрались. Мужики с голодухи пухнуть стали, а Туляевы жиреть: двух младших братьев оженили, свадьба с пивом, спиртом, пирогами, широкой гульбой была.
   И если бы не Мишка Сбитень -- пропадом пропала б вся Коммуния.

* * *

   Был когда-то парень разудалый в селе Коневе, Мишка. Насолил он всем вот до этих мест, озорник был, хуже последнего бродяги. Вздрючили его крестьяне и по приговору выгнали из селения вон.
   Десять лет пропадал Мишка Сбитень. А тут как раз ко времю и утрафил. К самому Новому году взял да в Коммунию и прикатил.
   Чернявый такой, будто цыган, в ухе серьга, через всю грудь цепочка, часы со звоном, папаха, полушубок. А глаза -- страшенные, на выкате, а усищи -- во! А сам -- чисто медведь, идет -- землю давит, от кулаков смертью пахнет: грохнет -- крышка!
   -- Вы что как мертвые ходите, словно дохлые мухи? А? Радоваться должны, ликовать: из рабов гражданами стали.
   -- Эх, Мишка, Мишка... -- вздохнули мужики. -- У кого радость, а у нас Коммуния.
   -- Ха-ха-ха! -- захохотал Мишка Сбитень. -- Отлично сказано... Чего же вздыхать-то?
   -- Да вот у нас в бедном комитете братаны Туляевы сидят. У них винтовки, а у нас -- ничем-чего.
   -- Ха-ха-ха! -- опять захохотал Мишка.
   А крестьяне ему все и обсказали до тонкости.
   Долго Мишка хохотал, даже за живот хватался, а потом зубами скрипнул, да с сердцем так:
   -- Ведите-ка меня на сход.
   Вот собралось собранье. Братаны стали речь держать, а сами на Мишку все косятся.
   -- Ты, товарищ, кто таков? Ты коммунист?
   А Мишка в ответ:
   -- Ха-ха-ха!.. Не признаете? А я вас знаю. Я -- волгарь. На Волге-матке десять лет работал, кули таскал, до самого Каспия доходил; вольным духом набирался, на Стенькином кургане чай пил. Мне черт не брат!.. Вот кто я таков... Ну, валяйте дальше...
   Братаны так его и не узнали. Старшой шепнул середнему:
   -- Не иначе -- большевик... Может, комиссар какой, с проверкой... Надобно по всей программе.
   Да и начал жарить:
   -- Контрреволюция, контрибуция, буржуи... Да здравствует вся власть Советов!..
   -- Стой, товарищ! -- оборвал его Мишка Сбитень. -- Я слышал, вы больше двадцати тысяч контрибуции собрали. Где деньги?
   -- Деньги? А у тебя, товарищ, мандат есть?
   -- Есть, -- как в бочку, гукнул Мишка. Бросил цигарку, встал, размахнулся да как даст старшому по зубам. -- Вот мой мандат!
   Все мужики в страхе повскакали, наутек бросились, к дверям.
   -- Стойте, дурни! Куда вы?! -- гаркнул Мишка да к братанам: -- Мазурики вы, а не коммунисты. Буржуи вы, хамы! Ежели с кого контрибуцию брать, так это с вас... Ах, винтовки? Я те такую винтовку завинчу... Я те покажу стенку. Ребята, вяжи их, подлецов!!
   Мужики валом навалились на братанов:
   -- Попили нашей кровушки, аспиды!.. Рраз!
   -- Стой, не смей, -- крикнул Мишка. -- Ну их к чертям!.. Погодь маленько, дай слово сказать.
   -- Говори, говори... Желаем...
   -- Товарищи! -- крикнул Мишка и тряхнул серьгой. -- Коммуна -- святое дело. Коммуна -- что твой улей, коммунист -- пчела. Всяк честно трудится, зато всяк сладкий кусок ест. От этого самого не жизнь, а мед. А кто ваши Туляевы? Пауки, вот кто. А вы -- мухи. В паутину -- хлоп, тут вам и карачун. Вы здесь хозяева, а не они. К черту их! Кто не за народ, тот против народа, против правды. К чертям Туляевых!
   -- Так, так... К лешему под хвост!
   -- Избы ихние отобрать! Имущество? Имущество конфисковать!.. Начнем, товарищи, по-новому, по правде-истине... Чтоб всем была свобода, чтоб можно было дышать по всем статьям... А то ежели я тебе глотку зажму да ноздри законопачу, чем дышать будешь?..
   -- Именно, что... Тогда не вздышишь!..
   -- Эй, пятеро беднейших, выходи! -- скомандовал Мишка. -- Берите себе Туляевы избы. А вы, голубчики, к чертям отсюда, марш, катись колбаской! Таких коммунистов нам не надо.
   
   Первое отдельное издание: Подножие башни. Очерки и рассказы / Вяч. Шишков. - Пб.: Гос. изд., 1920. -- 77 с.; 21 см.
   
   
   
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru