Шишков Вячеслав Яковлевич
"Ефект"

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Вяч. Шишков.
"Ефект"

   Прошел в народе слух, что в Питере какие-то большаки объявились. А кто такие большаки -- нам даже неизвестно было, потому Питер от нас на большие тыщи верст, места наши самые гиблые, кругом леса, и ничего путем не смыслим.
   Батюшка наш, священник отец Гарасим, тоже путался в своих речах, потому в пожилом возрасте состоял, и так что подвигалось ему к сотне годов. То, говорит, большаки, а то еще меньшаки; окромя того, действуют, говорит, исуры. И вот, говорит, все передрались промежду собой, ну, только что большаки -- молодец к молодцу в сажень, говорит, ростом -- всем исурам да меньшакам шеи свернули, и через это самое неудовольствие царь отказался от должности и сел на покой в самую Сибирь-землю.
   Мы про государя императора мимо ушей, думали -- от старости положенья попа из ума вышибло, а про большаков полную веру дали.
   А тут как раз такой ужас мог произойти: прибегает бабка Федосья и делает впопыхах постанов вопроса, в роде как в селе Елкине большаки церковь разнесли вдрызг. Мы все повскакали с местов -- сход у нас был -- и затряслись. Бабка же Федосья продолжала в тех смыслах, что под все храмы божьи большаки тайные подкопы роют, значит и под нашу церковь. Мы с перепугу выползали кругом церкви всю окрестность--никаких тайных подкопов нет.
   А приближалась паска господня, шестая неделя шла. Мы к попу за ключом от подвала в церкви, поп не дает: там, говорит, у меня кислая капуста в двух чанах. Мы говорим, что, может статься, капусту-то твою давно большаки сожрали тайным способом, а замест капусты пороху насыпали: вот будешь служить, всю церковь и ахнут в облака вместях с народом. Тогда попа стало трясти, и он поспешно отдал ключ. Ну никакого пороху не обнаружили, капусты же поповской наперлись до отвалу, потому -- пост.
   А в народе невесть чего уж стали толковать: Елкино село от нас далече, ну и врали. Будто бы так ахнуло там церковь-то: ни народу, ни кирпичика, одна дыра.
   До того перепугались наши, что и в храм божий говеть ходить бросили. Это мужики да бабы. А старые люди требуют -- господь, мол, сохранит. Ну, тут священник, отец Гарасим, поуперся: мне, говорит, братия, своя жизнь дороже всего на свете.
   И выходило, значит, так скверно, что и паски не бывать. Загрустили мы.
   Тут, слава-те Христу, приехал в побывку Сенька Холмогоров, военный матрос, и все, как по пальцам обсказал: как про новые права, так равным манером и про тьму.
   -- Так как, -- говорит, -- теперича никакого бога нету, то паску будем справлять торжественно, не как при царе. Это, -- говорит, -- называется предрассудок, а у нас полная свобода: значит, верь, во что желаешь, то-есть по религии.
   Мы стали радостно чесать в затылках, он же вытащил узорчатую трубку, -- этакая в роде кость, и женщина изогнулась нагишом.
   -- Вот, -- говорит, -- например, я верю в эту трубку. Верю и верю. Поэтому дозвольте, товарищи, махорочки!
   Мы тут дали ему домоделу и стали креститься, приговаривая:
   -- Спасибо тебе, Сенька Холмогоров, с праздничком сделал нас, со светлым днем!
   -- Ничего, -- отвечает. -- Останетесь довольны. Я пущу ефект.
   -- Это что еще за ефект такой?
   -- А вот услышите. Не напрасно же я, -- говорит, -- в школе изучался.
   Мы вздохнули и разошлись в веселых мыслях, кто куда. Бабы же принялись яйца красить луковым пером и фуксином.
   Потом Сенька надумал исполком организовать.
   -- А то, -- говорит, -- кругом революция, даже Европа смущена совсем, а у вас окончательная тьма. Не могу вынести.
   Мы подчинились единогласно -- пес с ним, пускай дурит, парень самый грамотей, чистяк, -- и пошли в разные стороны самогонку гнать.
   И зачалась у нас помаленьку -- дай ей бог здоровья -- советская власть, то-есть наша собственная, потому все начальство -- свой же брат Савоська: ни становых, ни урядников, -- и председатель исполкома -- товарищ Холмогоров, полный военмор.
   Ефект же оказался неудобный. Ежели еще такой ефект когда приключится -- сразу с ума сойдешь. Вот какой ужасный эфект произошел у нас. Зато все было обтяпано Сенькой Холмогоровым в тайности: ни одна душа не знала. И разузналось только спустя после ужаса.
   Спознался Сенька Холмогоров со старичонком колченогим-- старинный солдат такой был, севастопольский, Вахромеюшка. И стали они глухой ночью пушку выкапывать, -- возле церкви валялась пушка, невесть откуда и взялась, -- еще при царе Петре, говорят. А мы никто и не ведали про их огромадные труды.
   -- Пушка знатнецкая, -- сказал Вахромеюшка, -- гул большой произойдет.
   -- А пороху я привез достаточно, -- сказал Сенька.
   -- Надо на угорчике поставить, в стороне, а то грохнешь -- кони взбесятся, -- сказал Вахромеюшка.
   -- Мы ее на паперть вволочем. Надо ефект пустить в народе, -- ответил Сенька.
   Вахромеюшка потряс головой и возразил:
   -- С этого ефекта стекла вылетят.
   -- Ничего. Я тебя водкой угощу, -- успокоил Сенька.
   Спрятали они пушку и стали своего моменту поджидать.

* * *

   Вот и паска пришла. Ночь темнущая. По углам костры зажгли, на колокольне огни пылают, и на ограде плошки, -- любо-дорого глядеть. Колокол так и гудит; хороший у нас колокол, -- аж кругом по лесу гулы идут. А в светлый праздник Христов всяка тварь радуется и ликовствует. Вот и в лесу: как медведи али волки с зайцами, даже бурундуки -- и те ликовать должны. Поэтому повалили мы все в церковь, а которые дальние--на лошадях приехали.
   -- Крепче, ребята, лошадей к столбам вяжи, -- стал командовать Вахромеюшка, в руках костыль и в большую препорцию подвыпивши. -- А то, сохрани, -- говорит, -- господи, -- ефект какой.
   Мужики с бабами смеются.
   -- Гы! Ефект. Тоже выдумает. Гы-гы-гы...
   Вахромеюшка сейчас грудь колесом, -- а грудь у него таки сияет по случаю паски: кресты, медали, -- встряхнется -- зазвенят.
   -- А что не бонбандир я, что ли? Бывало, мы с Нахимовым в Крыму...
   Тут во все колокола ударили, кругом церкви крестный ход повалил: огоньки, кресты, хоругви, и лица у всех радостные. Ах, какое умиление у человека в этот час!
   А как вошел крестный ход в церковь, принялись Сенька с Вахромеюшкой орудовать. Тихо-смирно втащили они на паперть пушку, а мальчишкам Сенька сказал:
   -- Никого чтоб в церковь не допускать больше. А то увидят, разболтают там. Мне же требуется -- неожиданно. И чтобы страшный испуг.
   Мальчишки с удовольствием остервенились и встали у входа с палочьями.
   А пушку стрельцы подкатили к самым дверям и нарочно на карачках стали действовать, а то двери стеклянные, -- народ из церкви досмотреть может.
   Сенька изрядно пороху засыпал. Вахромеюшка сказал:
   -- Прибавь еще, пожалуйста. Выдюжит. Хоть и не нашего севастопольского образца, а калибер толстенный.
   Сенька надбавил изрядно и сказал:
   -- Пожалуй -- разорвет.
   Вахромеюшка перекрестился и сказал:
   -- С нами бог! -- и стал при этих словах тихо-смирно в самый калибер мокрые онучи забивать. Обмакнет в ведро--да в дуло. Так что целую охапку онуч вбухал. Страсть до чего туго вышло.
   -- Так громчее грянет, -- говорит.
   Сенька глядел-глядел, и стали у него поджилки дрыгать.
   -- Это, -- говорит, -- севастопольский предрассудок в тебе. Это, -- говорит, -- очень опасно.
   А Вахромеюшка знай твердит:
   -- С нами бог.
   Мы же ничего, конечно, в церкви не сознавали, крестимся себе, ликовствуем, бога славим. Батюшка весь в золотых ризах, как лунь, седой, три свечечки у креста в руках, и всем умилительно кадит. А на клиросе мужички ревут само громко, врознь.
   Отец Герасим стал на амвон и возгласил: "Христос воскресь!" А мы ему обратно: "Воистину воскресь!" II так до трех разов.
   Ну, только в третий раз отец Гарасим возглас сделал "Христос воскресь!" -- кэ-ээк чебурахнет гром, стеколышки в дверях все до одного -- дзинь! -- к свиньям, а мы как стояли, так на пол плашмя и ляпнулись всем миром. И поп сообща с каблуков слетел. Лежим все, не дышем, то-есть не можем понять никакого факта. Потом все сразу поняли, повскакали со своих местов и подняли страшный гвалт, потому что закричали:
   -- Подкоп! Подкоп! Всюё нашу церковь разнесло!..
   Да из церкви вон. Господи, что тут и поделалось: бабы визготню подняли, плач, стенанья; струшонки которы ополоумели, на четвереньках по полу, как бараны, крутятся. А в дверях и кости-то, кажись, все перетолкли нам.
   В ограде же представился нашим взглядам такой случай. Вахромеюшка лежит на земле, хрипит. А Сенька-военмор за собственный глаз рукой держится -- кровь текет -- и произносит:
   -- Это, -- говорит, -- товарищи, пушку разорвало у нас. Вахромеюшке наощупь четыре ребра перешибло. Пожалуй, сейчас помрет.
   Тогда мы успокоились, только сказали: так дуракам и надо! -- и повалили назад в церковь. Глядим, батюшка неожиданно пришел в себя и стал заикаться, -- ничего не понять, -- а сам бородой трясет. Тогда его попросили тихо-смирно посидеть в алтаре, и заутрень отслужили самолично: дед Нефед у нас такой есть, начетчик, всю службу справил, кадил и возглашал. Все вышло очень благородно.
   А Вахромеюшка, несмотря на фельдшера, который прибыл, все-таки преставился, пришлось на погост тащить.
   Военмор же Сенька Холмогоров -- весь лик исцарапан у него, и левый глаз неизвестно куда вылетел -- указал на этот самый глаз перстом и прискорбно произнес:
   -- Вот, товарищи, выходит: не всякому слуху верь. Ефект же надо пускать умеючи.
   
   1922 г.

------------------------------------------------------------------------------

   Текст издания: Торжество. Шутейные рассказы / Вяч. Шишков. -- 4-е изд. -- Москва: Недра, 1931 ("Мосполиграф", 16-я тип.). -- 145 с.; 21х15 см.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru