Шпажинский Ипполит Васильевич
Вольная волюшка

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Драма из времен Ивана Грозного, в пяти действиях и шести картинах.

И. В. Шпажинскій

ДРАМАТИЧЕСКІЯ СОЧИНЕНІЯ.

Томъ 2-й.

2-е изданіе С. Разсохина

ВОЛЬНАЯ ВОЛЮШКА.

ДРАМА ИЗЪ ВРЕМЕНЪ ИВАНА ГРОЗНАГО,
ВЪ ПЯТИ ДѢЙСТВІЯХЪ И ШЕСТИ КАРТИНАХЪ.

(Въ исправленномъ видѣ).

   

Дѣйствующія лица:

   Бояринъ Глѣбъ Акимовичъ Варыгинъ.
   Любовь Лукинишна, жена его.
   Ольга, дочь ихъ, дѣвушка.
   Князь Иванъ Ларіоновичъ Мезецкій.
   Илья Григорьевичъ Подгорный.
   Маремьяна, по прозвищу Щелкуха.
   Ѳекла, Малашка, Зинка, Марья, сѣнныя дѣвушки.
   Абрамъ, Михайло, Варыгинскіе.
   Слуга.
   Дуняша, жена Абрама.
   Кирюха, эсаулъ.
   Батя, Сверло, Семенъ, Жогъ, Сова, Иванъ Ядреный, Ежъ, воры-разбойники.
   Слуги, холопы Варыгинскіе и разбойники.

Дѣйствіе происходитъ въ усадьбѣ Варыгина и ея окрестностяхъ.

   

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Теремъ. Двѣ двери: налѣво -- на лѣстницу, ведущую внизъ; направо, маленькая боковая -- въ свѣтлицу. Къ правой сторонѣ -- небольшой продолговатый столъ, покрытый зеленой, съ красной каймою, скатертью; у лѣвой стѣны скрыня, съ сковкою и висячимъ замкомъ. Въ задней стѣнѣ три окна въ садъ. Въ окна видны верхушки деревьевъ. Одно изъ нихъ растетъ у средняго окна.

ЯВЛЕНІЕ I.

Дуняша, Ѳекла, Maлашка, Зинка и Марья
[сидятъ за пяльцами и работаютъ. Дуняша кроетъ за столомъ].

   ѲЕКЛА. О-охъ, разломило спину, не разогнешь! То-то жизнь треклятая!
   ЗИНКА. Вотъ Щелкуха-те разомнетъ клюкой спину-то! Не будешь охать.
   ѲЕКЛА. Вѣдьма!
   МАРЬЯ. А слышали, дѣвушки, про разбойниковъ? Страсти! Вишь, въ Юшинскомъ лѣсу становище у нихъ. Далеча-ли? Слышно, ватага человѣкъ сотъ двѣ. Ни проходу, вишь, отъ нихъ, ни проѣзду. Который дѣлъ проѣхалъ, въ ближнемъ селѣ молебенъ служитъ, что Богъ пронесъ.
   МАЛАШКА. Бѣда нашему боярину!
   ѲЕКЛА. Накопилъ скаредъ добра. Есть чѣмъ ворамъ поживиться!
   ЗИНКА. Недаромъ же, сказываютъ, сонъ ему видѣлся, что торчитъ его голова на колу, ха-ха!
   ДУНЯША [взглянувъ на дверь]. А ты поопасливѣй, Зинка! Какъ бы иглой языка не истыкали, какъ намедни Осколкѣ.
   МАЛАШКА. Берегись, дѣвки! Нагрянуть ухачи-воры пришла намъ погибель!
   ѲЕКЛА. Небось у разбойниковъ лучше жизнь, чѣмъ нашего Ирода.
   МАРЬЯ. Ахъ, что ты! что ты! Помилуй Богъ!
   ЗИНКА. Пойдутъ кистенями молотить и тебѣ, чай, влетитъ, Ѳеклушка. Али-думаешь -- въ честь у нихъ попадешь
   ѲЕКЛА. А то нѣтъ? Ништо имъ дѣвки не нужны?
   МАЛАШКА. Дура!
   МАРЬЯ. Да, недаромъ у насъ караулы на ночь удвоены! Кто съ дубиной, кто съ вилами и у каждаго, слышь за поясомъ по топору.
   ѲЕКЛА. Накараулятъ! Караульщикамъ отъ нашего боярина въ пору самимъ въ разбой идти. Твой мужъ, Дуняни не къ нимъ ли въ Юшинскій лѣсъ утекъ?
   ДУНЯША. Куда сбѣжалъ Абрамъ -- не вѣдомо мнѣ, да тебѣ мало дѣла, милая.
   ЗИНКА [со вздохомъ]. Абрамъ, Абрамъ! Какъ и не сбѣжать! Мученски-мучили... [Запѣваетъ].
   
   Затуманилось ясно солнышко,
   [остальныя дѣвушки подхватываютъ]
   Пріунывъ сидитъ добрый молодецъ.
   Что задумался ты, ясенъ соколъ?
   Не судилъ, знать, Богъ жизнь таланную.
   Иль кручинушка въ переломъ пришла?..
   

ЯВЛЕНІЕ II.

Тѣ-же и Щелкуха.

   ЩЕЛКУХА. Чего распѣлись, чего раззявкались, дармоѣдницы, а?!
   ЗИНКА. За пѣсней дѣло спорится.
   ЩЕЛКУХА. У тебя вотъ спорится! Чего ты наковыряли тутъ, негодная, а?! Первая выскочитъ, сорочій языкъ! Вотъ зачну трепать за косу, другія у меня пѣсни пойдутъ. Да знаешь ли, что за бѣсовскія пѣсни на томъ свѣтѣ будетъ? Повѣсятъ тебя за языкъ на улицу и змѣй обовьется вокругъ тебя, съ языкомъ огненнымъ и будетъ онъ жалить тебя отъ головы до пятъ. Вотъ что за бѣсовство то будетъ! [На Дунашу]. А тебѣ смѣшно?! зубы скалишь?
   ДУНЯША. И не думала! Съ чего ты взяла?
   ЩЕЛКУХА. Съ того, что видѣла, съ того и взяла. Знаю, что неугодны мои рѣчи твоей милости, знаю! Что я ни скажи, ты рожу кривишь. Всякому непокорству заводчица...
   ДУНЯША. Да что ты привязываешься ко мнѣ? Что ни день, то напраслина. Вотъ какъ теперь: и въ мысляхъ смѣяться не было, а, ты прицѣпилась. Терплю, терплю...
   ЩЕЛКУХА. Поговори у меня, поговори! Ты вотъ когда говори, какъ станетъ бояринъ тебя пытать, куда Абрамка сбѣжалъ.
   ДУНЯША. Господи, Боже мой! да почемъ же я знаю! Не отвѣтчица я за него.
   ЩЕЛКУХА. Одинъ у васъ умыселъ съ нимъ.
   ДУНЯША. Вотъ ты на что гнешь! Спасибо! Много черезъ тебя Абрамъ муки принялъ отъ боярина, черезъ твои наговоры...
   ЩЕЛКУХА. Ты смѣешь меня попрекать!? [схватила ее за плечо].
   ДУНЯША [высвободила плечо]. Ну оставь! Богомъ прошу, не придирайся ко мнѣ! И камень отъ жару треснетъ.
   ЩЕЛКУХА [кричитъ и стучитъ на нее клюкою]. А, ты грозить?!
   

ЯВЛЕНІЕ III.

Тѣ-же и Ольга.

   ОЛЬГА. Это что? Не смѣй!
   ЩЕЛКУХА. Ну вотъ! Какъ взыскивать съ холопокъ, коли сама боярышня поноровщица? Гдѣ управиться съ людишками, коли здѣсь, въ терему, всякому супротивству заводъ и вочинъ?
   ОЛЬГА. Какое супротивство? Что ты врешь, что выдумываешь?! Изсохла отъ ехидства и злости, старый паукъ. Ступай вонъ!
   ЩЕЛКУХА. Ишь озмѣилась! Кажется, съѣла-бъ меня, озарница. Да спасибо не будетъ по-твоему. Съ чѣмъ нагрянешь, съ тѣмъ и отпрянешь. Батюшкой твоимъ мнѣ приказано накрѣпко, надзоръ за всѣми имѣть, чтобъ были всѣ въ покорствѣ и страхѣ. Значитъ, идешь ты противъ воли родительской, значитъ, ослушница ты...
   ОЛЬГА [прерываетъ]. Холопка! молчать!
   ЩЕЛКУХА. И правда, что мнѣ, холопкѣ, тебя учить! Пускай родитель поучитъ дочь непокорную. Ладнѣй будетъ дѣло! [уходить].
   ДУНЯША. Нажалуется теперь. Не вступаться-бъ тебѣ, боярышня!
   ЗИНКА. Не накликать бы бѣды! Стоитъ-ли изъ-за насъ?
   ОЛЬГА. Ступайте, дѣвки. [Всѣ, кромѣ Дуняши, накрываютъ пяльцы и уходятъ].
   

ЯВЛЕНІЕ IV.

Дуняша и Ольга.

   ОЛЬГА. Слышала? Иволга просвистала.
   ДУНЯША. Такъ что жъ? Знать къ дождю.
   ОЛЬГА. Гмъ! глупая! [Подходитъ къ окну].
   ДУНЯША. Неужто опять онъ?
   ОЛЬГА. А то кто-же? Гляди-ка, съ кѣмъ батюшка по саду идетъ?
   ДУНЯША. Должно быть, съ княземъ Мезецкимъ. Въ поварнѣ говорили, ждали его нынче у насъ.
   ОЛЬГА. Какой старый, да толстый! Полно, онъ-ли? Весь вѣкъ у нихъ съ батюшкой судбище. Такіе враги, что батюшка на него даже опасную грамоту выхлопоталъ, потому, вишь, похвалялся князь на батюшку лихимъ дѣломъ.
   ДУНЯША. Ну, а теперь на миръ пошло. То ихъ дѣло, а я про "иволгу". Серчай не серчай на меня, боярышня, а лихою бѣдою прикочнулся къ тебѣ этотъ молодецъ. Гони ты его, ради Христа! Дашь сердцу волю -- въ бѣду заведетъ.
   ОЛЬГА. Захочу -- прогоню. Да я и не поваживаю его.
   ДУНЯША. Да кто онъ? откуда?
   ОЛЬГА. Кто?... Издалеча... Али сказать? Про Подгорныхъ слыхала?
   ДУНЯША. Подгорные? [Смущенно.] У насъ и по сей часъ вспоминаютъ...
   ОЛЬГА [мрачно.] Тяжкій грѣхъ! Батюшкѣ не простятъ его до вѣку... Ну, вотъ этого самаго Подгорнаго сынъ, Илья.
   ДУНЯША. Да онъ-же въ Литву сбѣжалъ.
   ОЛЬГА. Кто захочетъ -- и съ Литвы домой дорогу найдетъ.
   ДУНЯША. Молодой Подгорный! Вотъ дѣла!... Стало быть ты съ измальства знала его?
   ОЛЬГА. Дѣтьми были, игрывали... Въ мышку играли, въ сѣраго волка... Разъ, помню, взобралась я на березу высокую. Сукъ и подломись подо мною, не слѣзть да и полно. Оробѣла. Плакать не плачу. Слезъ у меня и тогда не бывало. А сердце упало, голова закружилась, того гляди сорвусь на земь. Бѣжитъ Илюша. Кричу: "снимай!" Влѣзъ онъ, какъ бѣлка, ухватилъ меня и какъ ужъ сползъ -- Богъ его знаетъ. Не изъ одной бѣды выручалъ... Въ дѣтствѣ мнѣ только и радости было, что онъ! Да скоро нашимъ играмъ конецъ пришелъ.
   ДУНЯША. Какъ засудились ваши родители, съ тѣхъ поръ и не видались ужъ вы?
   ОЛЬГА. Нѣтъ, довелось раза два, когда ужъ подростками были. Въ монастырѣ помню... На богомолье мы съ матушкой ѣздили... Тамъ его видѣла. Да еще, въ скорости, когда отецъ на Москвѣ былъ, забѣжала я отъ мамушекъ на остоженный дворъ. Вдругъ Илюша изъ половня. Я такъ и вскрикнула! Подлетѣлъ, обнялъ меня, поцѣловалъ и не успѣла опомниться я, какъ его ужъ и слѣдъ простылъ!
   ДУНЯША. Такъ вотъ у васъ съ коихъ поръ!.. А теперь гдѣ-же вы свидѣлись?
   ОЛЬГА. Вотъ какъ было. Гуляю я по саду. Вдругъ Илья предо-мной какъ изъ земли выросъ. "Не признаешь, говоритъ, меня, Ольга Глѣбовна?" А гдѣ признать!.. "Или, говоритъ, забыла Илюшу"?.. Слова я не промолвила и ушла. Послѣ того, стала по саду близко дома ходить, на виду и то рѣдко. Вотъ разъ иду, а изъ вишенья голосъ: "здравствуй, красавица!"
   ДУНЯША. Днемъ?!
   ОЛЬГА. До обѣда, всѣ на ногахъ были и дворъ полонъ народу.
   ДУНЯША. Какъ же онъ въ садъ пробрался?
   ОЛЬГА. Ему вездѣ дорога. Тёмью прокрадется, тише тѣни пройдетъ, а ужъ будетъ гдѣ надо. "Съ чего, говоритъ, ты отъ дома отходить боишься? Эхъ, Ольга Глѣбовна! Одно знай: живу не быть, а тебя добыть.
   ДУНЯША. Вотъ ужъ какъ!
   ОЛЬГА. "Ты, говоритъ, обо мнѣ только помысли. Стану передъ тобой, какъ листъ передъ травой. Хоть тебя всѣмъ селомъ окружи, невидимкой приберусь. Такъ и знай"! Опять я на рѣчи его ничего не сказала и ушла. И точно: разъ, сидючи въ теремѣ, подняла я окошко, гляжу на темную ноченьку и пришелъ онъ мнѣ въ голову. Вдругъ зашуршало тутъ въ липѣ и прыгъ онъ съ нея на окошко!
   ДУНЯША. Сюда?! Матушки! То-то, чай, испугалась?
   ОЛЬГА. Я не пуглива.
   ДУНЯША. Прогнала?
   ОЛЬГА. Поговорили... Больше на окошко не сядетъ.
   ДУНЯША. Такъ-то лучше! Помилуй Богъ, узнаетъ бояринъ, да онъ тебя въ живыхъ не оставитъ!.. А грѣхъ, а стыдъ!...
   ОЛЬГА. Кому тошно жить, тому страхъ не въ страхъ и грѣхъ не въ боязнь.
   ДУНЯША. Опять иволга!
   ОЛЬГА. Гдѣ-нибудь онъ тутъ недалеча. Въ тотъ разъ, какъ спровадила я его, сказалъ: "иволгу слушай"!.. Онъ всякою птицей кричать гораздъ: и совой гукаетъ, и соловьмъ свищетъ и перепеломъ бьеть... "Иволгу слушай, сказалъ. Значитъ, неминучая нужда съ собой перемолвиться".
   ДУНЯША. Хитритъ!
   ОЛЬГА. Взгляни, кто тамъ по лѣстницѣ идетъ?
   ДУНЯША [отворивъ дверь.] Боярыня. [Пропустивъ ее, уходитъ].
   

ЯВЛЕНІЕ V.

Ольга и боярыня Любовь Лукинишна.

БОЯРЫНЯ.

             Опять ты вздоришь! горюшко мое!
             Что дѣлать мнѣ съ тобою?!..
   

ОЛЬГА.

                                           Чѣмъ я вздорю?
   

БОЯРЫНЯ.

             Послушай что старуха говоритъ!
             Къ отцу пошла, пожаловаться хочетъ!
             Иль мало я просила: не раздорь,
             Не связывайся съ ней! Въ упросъ просила!
             Ты все свое! Ты ставишь ни во что
             Родительское слово... [Плачетъ].
   

ОЛЬГА.

                                           Перестань!
             Прискучили мнѣ охи, причитанья,
             Да жалобы слезливыя твои.
             Что проку въ нихъ? Ни дѣла разсудить,
             Ни твердаго сказать -- гдѣ надо -- слова,
             Одно у насъ съ тобою: сокрушаться.
   

БОЯРЫНИ.

             Меня ты сокрушила, дочка, правда!
             Смиренныхъ любитъ Богъ и благодать
             Тому, кто сердцемъ кротокъ и покорливъ;
             А ты, въ своемъ упорствѣ и гордынѣ,
             Не чтишь и не жалѣешь мать. Грѣшно!
   

ОЛЬГА.

             Неправда, я жалѣю. Весь ты вѣкъ
             Въ напраслинахъ, въ обидахъ изжила,
             Да въ страхѣ предъ крутымъ отцовскимъ нравомъ.
             Я съ дѣтства за тебя душей болѣла,
             И въ сердцѣ скорбь, гнѣвливая досада
             На батюшку кипѣли у меня.
             За то и онъ меня возненавидѣлъ,
             "Волченкомъ" звалъ, тѣснилъ и истязалъ.
             Кому вступиться было за ребенка,
             Коль, въ страхѣ, мать очей поднять не смѣла?
             Откуда жъ было кротости набраться,
             Смиренья мнѣ, коль я ни ласкъ не знала.
             Ни радостей ребячьихъ, ни подругъ?
             Коль видѣла я скорбь одну вокругъ,
             Да слышала лишь вопли, да проклятья?
   

БОЯРЫНЯ.

             Грѣшно отца судить. Молиться надо.
   

ОЛЬГА.

             Да развѣ сладки мнѣ такія рѣчи?
             Что батюшку "злодѣемъ" называютъ,--
             Легко-ли мнѣ?.. Подгорнаго ты вспомни...
             Корысти ради, кто его сгубилъ?
             Кто ложно предъ царемъ оговорилъ?
             И батюшку раскаянье не гложетъ?..
   

БОЯРЫНЯ [прерываетъ].

             Безумная, молчи! Вселяетъ врагъ
             Такія мысли... Даже слушать страшно!
   

ОЛЬГА.

             Не рѣчи страшны, матушка: дѣла!..
             Охъ, душно мнѣ, томитъ меня, родная!
             Не жизнь у насъ, а мрачная тюрьма.
             Мнѣ все постыло здѣсь! Себѣ сама
             Упорствомъ я и злобой досадила!
             Расшибла-бъ теремъ я и тынъ высокій,
             Чтобъ вырваться на ширь и на просторъ,
             Лихую долю радостью смѣнить,
             Да вольною-бы волюшкой зажить!..
             [Въ волненіи припала къ матери]
   

БОЯРЫНЯ [лаская ее].

             Опомнись! Богъ съ тобой, дитя мое!..
   

ЯВЛЕНІЕ VI.

Тѣ-же, Варыгинъ {Варыгинъ -- худощавый старикъ, съ жиденькими волосами, тонкими блѣдными губами и яснымъ холоднымъ взоромъ. Рѣчь спокойная, а въ моменты жестокости даже ласковая. Гнѣвъ проявляется взрывомъ, послѣ чего Варыгинъ опять спокоенъ.} и Щелкуха.

   ВАРЫГИНЪ. Изрядно! поучить-бы дочь негодницу, а ты ласки ей расточаешь! У дуръ матерей дочери всегда въ непокорствѣ растутъ. Не умѣла держать въ страхѣ Божіемъ, благоразумномъ ученіи, вотъ и взростила добро! [Щелкухѣ]. А ты кликни ко мнѣ друга ея сердечнаго, Дунюшку, да и Ефремыча кстати. [Щелкуха поклонилась и уходитъ]. Спасибо дочушкѣ, дѣвки у насъ развольничались, отъ ея поноровки. Доведется мнѣ ихъ, сердечныхъ, поучить уму-разуму, чтобъ упрямствомъ не жили.
   

ЯВЛЕНІЕ VII.

Ольга, Боярыня, Варыгинъ, Дуняша и Ефремычъ. (Дуняша испугано; пойдя, низко поклонилась Варыгину).

   ВАРЫГИНЪ. Здравствуй, милая, здравствуй! Скажи-ка мнѣ, какъ боярышня научаетъ тебя старуху не слушаться, да дѣвокъ мутить?.. Отвѣтствуй! Или языкъ присохъ?
   ДУНЯША. Ничего я такого отъ боярышни не слыхала...
   ОЛЬГА. Вступиться вступлюсь, когда обижаютъ, а худу не учу никого.
   ВАРЫГИНЪ [Дуняшѣ]. За грубости твои, за то что ты небреженьемъ и нарочнымъ дѣломъ работу портишь, не слѣдъ мнѣ и спрашивать съ тебя, потому все это въ угоду боярышнѣ дѣлаешь. Мы съ тобой рѣчь о другомъ поведемъ, лебедушка бѣлая. Гдѣ мужъ твой, Абрамъ?
   ДУНЯША. Не знаю, государь.
   ВАРЫГИНЪ. Въ Юшинскомъ лѣсу объявились у насъ воры-разбойнички. Думается мнѣ -- у нихъ Абрамъ. Ась?
   ДУНЯША. Ничего я не знаю.
   ВАРЫГИНЪ. И сдается мнѣ, замыслилъ воръ Абрамка лихое дѣло: навести на насъ сволочь разбойную, животы наши пограбить и тебя, лебедушка моя, отбить въ ихній станъ, чтобъ жить вамъ, съ мужемъ, въ веселіи и радости. Ничего ты про это не вѣдаешь?
   ДУНЯША. Помилуй, государь! Знать не знаю, гдѣ мужъ.
   ВАРЫГИНЪ. Значитъ, ты съ нимъ не за одно, не ссылаешься?
   ОЛЬГА. Вижу, батюшка, къ чему ты рѣчь клонишь. Негоже, оставь! Жена за мужа не отвѣтчица. Голова моя порукой, что Дуняша ничего не знаетъ про мужа.
   ВАРЫГИНЪ. А тебя словно какъ и не спрашивали, чадо мое любезное! Не въ мѣру языкъ рѣчистъ. [Къ женѣ). Наставлена вѣжеству, да! [Къ Дуняшѣ]. Такъ съ Абрамкой ты не ссылаешься и зла не умышляешь на меня?
   ДУНЯША. Видитъ Богъ, нѣтъ!
   ВАРЫГИНЪ. Лучше сознайся ужъ, милая! Запираться вѣдь грѣхъ. Видѣли люди, шмыгаетъ здѣсь какой-то незнамыя человѣкъ Вишь, въ саду даже былъ. Кому-жъ быть, какъ не молодцу отъ тѣхъ разбойниковъ, отъ мужа къ женѣ послу?
   ДУНЯША. Я изъ чужихъ никого не видала.
   ВАРЫГИНЪ! А въ личикѣ измѣнилась? Словно какъ помертвѣла? Ахъ, лебедушка моя! Запираться-то не умѣешь, хе-хе! не горазда, моя красавица! Жалко тебя, а нечего дѣлать. Какъ-никакъ, а правду нужно дознать. Ефремычъ! Поспрошай-ка ее! Сначала кошками подери, да смотри бережно, вѣжливенько...
   ДУНЯША [бросается ему въ ноги]. Смилуйся, Государь! Ни въ чемъ неповинна, ничего я не знаю, не вѣдаю! Безъ того изныла душа, что ушелъ Абрамъ, бросилъ меня. Можетъ и въ живѣ-то его нѣтъ! А тутъ такая напраслина! Не вѣрь, государь, кто наклепалъ на меня! Не будетъ надъ тѣмъ милости Божіей до вѣку. Смилуйся, не губи!!
   ВАРЫГИНЪ. А-а, иль морозъ позакожей подралъ? Хехе хе! [Палачу]. Такъ сперва кошками, а тамъ погрѣй ей спинку-то бѣлую, горяченькимъ утюжкомъ погладь.
   ОЛЬГА. Батюшка! Богомъ молю, не тронь ее, не тирань! Никакой на ней вины нѣту. Богомъ молю!
   ВАРЫГИНЪ. Хе-хе! Такъ сперва кошками Ефремычъ, а тамъ утюжкомъ.
   ОЛЬГА. Ну такъ я-жъ скажу, кто былъ тотъ чужой человѣкъ. Не разбойникъ, не Абрамовъ посолъ, а Подгорнаго Григорія сынъ, Илья!
   ВАРЫГИНЪ. Что-о?!. Подгорный?! сынъ?! Гмъ! Добрыя вѣсти!.. И отъ кого же я слышу ихъ! какимъ знатьемъ ты провѣдала это?! [Женѣ]. Радуйся, матушка! Спасибо за хорошій надзоръ! [Палачу]. Дѣлай свое дѣло, Ефремычъ! Что боярышня знаетъ, то и Дунькѣ извѣстно...
   ОЛЬГА. Никто про это не знаетъ!..
   ВАРЫГИНЪ [не возвышая голоса]. Молчи! [Палачу]. Вызнай все до-чиста. Ступайте! [Ефремычъ уводить рыдающую Дуняшу].
   ОЛЬГА. Мало на твоей совѣсти грѣха и крови легло!
   ВАРЫГИНЪ. Эко надменіе бѣсовское!..Такъ Подгорный!.. Зачѣмъ же онъ? Али голову на плаху принесъ? Давно пора. Ась?
   ОЛЬГА. Не знаю -- зачѣмъ, только не для плахи. Довольно съ тебя и отца!
   БОЯРЫНЯ [въ трепетъ]. Замолчи, Ольга!
   ВАРЫГИНЪ. Да, кротка наша дщерь, и стыдлива и сердцемъ утерпчива. Спасибо я въ пору схватился. Вотъ что жена: сватается къ Ольгѣ князь Мезецкій...
   БОЯРЫНЯ [съ испугомъ]. Мезецкій...
   ВАРЫГИНЪ [грозно]. Ну-у! [Въ прежнемъ типѣ]. Нынче онъ былъ у меня. Я такую отповѣдь учинилъ, что пріѣхать ему завтра къ намъ, для сговору о свадьбѣ. Изготовься.
   ОЛЬГА. Лучше умру, а не достанусь постылому!
   ВАРЫГИНЪ. Хе-хе-хе! [Женѣ]. Вскорѣ, какъ могу по силѣ своей, славну и честну свадьбу учинимъ. А покамѣстъ запереть Ольгу въ теремѣ и караулъ приставить, чтобъ ни шагу отсюда! Слышала? [Ольгѣ съ прорвавшимся гнѣвомъ]. Стыдъ и обыкъ забыла! прилучать молодцевъ стала!.. Берегись!.. [Погрозился на нее и уходитъ].
   

ЯВЛЕНІЕ VIII.

Ольга и боярыня Любовь Лукинишна.

БОЯРЫНЯ [бросаясь къ дочери ].

             Горюша ты моя!
   

ОЛЬГА.

                                 Оставь! Не плачь!
             Оставь меня одну раздумать думу [съ горечью],
             Сготовиться принять честной вѣнецъ.
   

БОЯРЫНЯ.

             И какъ могла ты свидѣться съ Ильею!
             Какъ онъ дерзнулъ!..
   

ОЛЬГА [съ нетерпѣніемъ].

                                 Оставь-же, я сказала!
             Теперь не до тебя... Вѣдь будетъ время
             Про все спросить, поплавать, потужить.
             Теперь мнѣ нужно съ мыслями собраться,
             А ты пока сбирай меня къ вѣнцу.
   

БОЯРЫНЯ.

             Пошли тебѣ заступница святая
             Смириться духомъ, сердце покорить! [Уходитъ].
   

ОЛЬГА [медленно ходитъ].

             Теперь что дѣлать? Въ чемъ искать спасенья?
             Петлю на шею? Грѣхъ великъ. И жаль
             Сгубить себя, чтобъ бракъ избыть постылый.
             Такъ дешево я жизни не отдамъ.
             Грозитъ бѣда -- поддайся и раздавитъ.
             Да робостью мое не бьется сердце
             И чувствую я мощь въ груди своей...
   

ЯВЛЕНІЕ IX.

Ольга, и Илья
[вдругъ выставляется въ открытое окно, перегнувшись съ липы].

ОЛЬГА.

             Илья?! Опять ты здѣсь?! Уйди скорѣе!
             Примѣченъ ты... Поймаютъ!.. Пропадешь!..
   

ИЛЬЯ.

             Тебѣ пропасть за Мезецкимъ за княземъ.
             Я свѣдалъ все. Сегодня ночью ждать
             Тебя въ саду я буду. Приходи!
             Не попусту прошу. Сама увидишь.
             Приспѣло время все тебѣ открыть.
             Да и тебѣ я нуженъ. Приходи же!
             Не ныньче въ ночь, потомъ ужъ поздно будетъ! j

[Скрывается, слѣзая по дереву. Ольга остается въ глубокой задумчивости].

ЗАНАВѢСЪ.

   

КАРТИНА ВТОРАЯ.

Садъ. Справа, между деревьями, видна часть высокаго тына. Лунная ночь.

ЯВЛЕНІЕ I.

Илья и Абрамъ

ИЛЬЯ.

             Ну, сдѣлалъ все, какъ сказано?
   

АБРАМЪ.

                                                     Готово.
             Собакъ пришибъ, а сторожа связалъ
             И тряпкою ему заткнулъ я глотку.
   

ИЛЬЯ.

             Такъ жди-жъ меня за тыномъ. Не зѣвать!
   

АБРАМЪ.

             А ты, когда свое покончишь дѣло,
             Дозволь жену мнѣ взять. Въ тюрьмѣ она
             И завтра за меня ей будетъ пытка...
   

ИЛЬЯ.

             Бери, да безъ убійства.
   

АБРАМЪ.

                                           Мнѣ помогутъ.
             Бояринъ вѣрныхъ слугъ себѣ не нажилъ,
             Лютѣе звѣря онъ, поганый песъ!
             Не то что бабу, выдадутъ, коль надо,
             Холопи самого-то головой. [Уходить въ глубину сада].
   

ИЛЬЯ.

             Затѣмъ-ли изъ Литвы я шелъ далекой,
             Лихой сбирая вольницы ватагу,
             Чтобъ здѣсь себѣ вымаливать свиданья,
             И прячась въ тѣнь, прислушиваться жадно,
             Гдѣ шорохъ, захрустѣло -- не идетъ ли?
             Волнуюсь я и губы пересохли...
             И выскочить изъ груди хочетъ сердце...
             А вздумаешься, стыдно за себя,
             И сколько разъ, что въ явь передъ очами,
             Мнѣ видѣлось, какъ брошусь съ удальцами
             Я рушить въ прахъ злодѣйское гнѣздо,
             Въ моей же кровной вотчинѣ свитое!
             Замки какъ полетятъ, запоры, двери,
             Что вихремъ разнесется все добро,
             Какъ съ трескомъ зареветъ кровавый пламень
             И дымъ, клубясь, что туча поползетъ!
             А вотъ и онъ, исконный ворогъ мой!
             Трепещешь ты? Пощады нѣтъ злодѣю!
             Чу!.. шорохъ... Да... и легкіе шаги...
             Она! [бросается къ Ольгѣ].
   

ЯВЛЕНІЕ II.

Илья и Ольга.

ОЛЬГА [отстраняясь].

                                 Подальше! Выслушай сперва,
             Ты дерзостью меня принудилъ, страхъ
             И стыдъ забывъ, прійти. Но я пришла
             Сказать, чтобъ ты не смѣлъ у насъ шататься.
             Ужь батюшка дознался про тебя.
             Какъ вора скрутятъ, хуже: пропадешь.
   

ИЛЬЯ.

             Меня скрутить? Нѣтъ, руки коротки.
             Къ тебѣ пробраться -- удержу мнѣ нѣту.
             И тынъ высокій, стража и затворы
             Въ помѣху-ль мнѣ?
   

ОЛЬГА.

                                 Да я сама помѣха.
             Послѣдній сказъ: не смѣй меня позорить,
             Чтобъ не было слѣдовъ твоихъ у насъ!
   

ИЛЬЯ.

             Коль знала-бъ ты, кого коришь и гонишь!
             Забывши чья ты дочь, искалъ смиренно
             Я встрѣчъ съ тобой. А съ тѣмъ-ли шелъ сюда?
   

ОЛЬГА.

             Скажи, кто ты и шелъ зачѣмъ -- повѣдай.
   

ИЛЬЯ.

             Когда здѣсь жилъ покойный мой родитель,
             Въ сосѣдствѣ поселился твой отецъ.
             Онъ бѣдствовалъ; но кляузой живя,
             Корыствуясь добытками чужими,
             Тѣснилъ сосѣдей, тяжался неправдой,
             И резоимстловалъ и всякой скверной
             Свои богатства множилъ, безъ зазору
             Но батюшка былъ силенъ. Какъ другихъ,
             Тѣснить его, знать, мочи не хватало.
             И твой отецъ замыслилъ зло иное.
             Когда, дотолѣ славный царь Иванъ,
             Адашева съ Сильвестромъ осудивъ,
             Сталъ ухо преклонять къ льстецамъ негоднымъ
             И близкихъ всѣхъ Адашеву казнить,
             Свила у трона ябеда гнѣздо,
             Клеветники, что змѣи, закишѣли.
             Царь ихъ желалъ, царь ихъ тогда искалъ!
             И въ сонмѣ ихъ явился твой родитель.
             На батюшку нанесъ онъ злое слово,
             Чрезъ Ѳедора Басманнаго о томъ,
             Что злобнѣся, вишь, старый на царя,
             Адашевскимъ обычаемъ живетъ
             И чарами царя-де изведетъ.
             И батюшку схватили по навѣту
             И въ мукахъ онъ окончилъ дни свои.
             А твой отецъ, въ награду за злодѣйство,
             Взялъ вотчины его. Ты помнишь это?
   

ОЛЬГА.

             И счастлива была-бы позабыть!
   

ИЛЬЯ.

             Съ отцомъ и я былъ на смерть осужденъ
             И дядя мой. Но злобѣ ненавистной
             Нашъ родъ искоренить не довелось.
             Въ Литву бѣжали мы. Но вскорѣ тамъ
             Въ скорбяхъ скончался дядя. На чужбинѣ
             Остался я несчастнымъ сиротой,
             Съ истерзанной душею, въ нищетѣ
             И съ памятью о батюшкѣ кровавой...
   

ОЛЬГА.

             Я знаю... Я всегда тебя жалѣла,
             Молилась, что бы ты въ сиротской долѣ
             Несчастьемъ на чужбинѣ не погибъ.
   

ИЛЬЯ.

             А я, терпя нужду, обиды, скорби,
             Мужалъ съ другими мыслями. Отца
             Всегда держалъ я въ памяти. Одно
             Утѣхой было мнѣ: настанетъ время
             За ябеду корыстную воздать.
             Прослышавши, что въ Юшинскомъ лѣсу
             Живетъ удалой вольницы ватага,
             Трепещетъ твой родитель. Словно чуетъ,
             Что та гроза заходитъ но него.
   

ОЛЬГА [съ испугомъ].

             Разбойники тамъ есть... Про это слухъ
             Прошелъ...
   

ИЛЬЯ.

                       Мои-то люди. Я собралъ
             И я привелъ ватагу удальцевъ.
   

ОЛЬГА.

             Ты?! ты навелъ?! Не знала-жь я досель,
             Что лѣса ты дремучаго бояринъ!
   

ИЛЬЯ.

             И я давно бы замыселъ исполнилъ,
             Коли-бъ не ты...
   

ОЛЬГА [насмѣшливо].

                                 Ахъ, я тебя сдержала! [гнѣвно].
             Ворамъ не стать раздумывать злодѣйствомъ!
             Такъ вотъ ты здѣсь зачѣмъ! Навелъ воровъ,
             Грабежниковъ, убійцъ и палачей!..
   

ИЛЬЯ.

             Холопей утѣсненныхъ, не воровъ
             Я бралъ съ собой, кому не въ моготу
             Пришлось отъ разоренья, отъ насильствъ
             Сутягъ лихихъ и судной волокиты.
             И тѣхъ людей собралъ я не для лиха,
             А судъ чинить насильникамъ, расправу,
             Обиженныхъ отъ зла оборонять.
   

ОЛЬГА.

             Когда-жъ за честь считалось душегубство
             И правда шла, струя по слѣду кровь?
             Придумалъ, что заступникъ онъ тѣснимыхъ
             И этимъ хочетъ дѣло обѣлить!
             Нѣтъ, зломъ добру никто не служитъ.
             Ты Судъ чинить куда пришелъ съ ворами?
             Пришелъ отнять свое! Ну и бери.
             А мнѣ не стать съ тобою говорить,
             Лихой неправды, зла, честной каратель,
             Разбойной шайки славный атаманъ.
             Прощай, Илья!
   

ИЛЬЯ.

                                 Постой! Послушай, Ольга!
             Съ тѣхъ поръ, какъ я тебя увидѣлъ снова,
             Смягчился духъ во мнѣ. У цѣли я,
             Взлелѣянной годами; все готово
             Развѣять въ прахъ насильника гнѣздо...
             Онъ въ скорбь нашъ родъ, въ безчестіе низринулъ,
             Отца злодѣйски предалъ палачамъ...
             Я все забылъ и думалъ объ одномъ,
             Увидѣть бы тебя, мою отраду!
             Сказать, что ты вольна въ судьбѣ моей,
             Что брошу я съ тобою грѣхъ и мщенье,
             Что мнѣ тебя одну лишь надо... [Страстно обнимаеть ее].
   

ОЛЬГА [вырываясь].

                                           Прочь!
             Въ послѣдній разъ мы видѣлась съ тобой! [Отступаетъ].
   

ИЛЬЯ.

             Не вышло-бъ худо, коли не одинъ
             Вернусь сюда я слѣдомъ за тобою!
   

ОЛЬГА.

             Приди! Отца разграбь, сожги, убей,
             Меня схвати добычей воровскою.
             Ужъ какъ же стану а тебя любить!
             Не всякъ, знать, съ искрой камень драгоцѣнный
             И молодецъ не всякъ съ любовью-правдой...
             Ошиблась я. Живи себѣ съ ворами! [Отходитъ].
   

ИЛЬЯ [удерживаетъ ее].

             Прости, молю! Не ставь въ вину мнѣ, Оля,
             Горячихъ словъ. Искать тебя въ невѣсты
             Прямымъ путемъ -- ты вѣдаешь -- нельзя.
             Судьбу твою рѣшилъ уже родитель.
             Хоть князь, твой нарѣченный, старъ и сѣдъ,
             И пьяница, развратный сластолюбецъ,
             Но знатенъ онъ и въ силѣ у Царя.
             А твой отецъ раздумывать не станетъ
             Родную дочь корыстно загубить.
             Отвергнешь ты меня -- погибнемъ оба:
             Въ разбойной жизни я, ты -- въ злой неволѣ,
             Въ истомѣ горькой за постылымъ мужемъ.
   

ОЛЬГА.

             А въ станѣ воровскомъ мнѣ лучше будетъ!
   

ИЛЬЯ.

             Ватагу я немедля распущу.
             Принявъ вѣнецъ, знакомою дорогой
             Въ Литву уѣду, съ милою женой.
             Любви моей открой же сердце, Оля!
             Въ тебѣ вся жизнь, все счастіе мое!
   

ОЛЬГА.

             Зачѣмъ меня ты хочешь облукавить,
             Горячимъ словомъ душу замутить?..
             Обманчивы вѣдь ласковы слова...
             Собьютъ съ ума, а тамъ пеняй, да плачься...
             Удумано не ладно. Нѣтъ, Илья,
             Рѣчей твоихъ мнѣ къ сердцу взять негоже.
   

ИЛЬЯ.

             А молвишь ты, что помнила всегда,
             Молилась и жалѣла!.. Вѣрь тебѣ!
   

ОЛЬГА.

             Не вѣрь, какъ хочешь! Лгать я не умѣю.
             Всечасно сердце кровью обливалось,
             Что мы неправдой здѣсь живемъ... Одно...
             Зачѣмъ таить?.. Одно мнѣ было въ радость:
             Про дѣтство вспоминать, какъ мы съ тобой
             Ребячески, таясь отъ всѣхъ, играли,
             Какъ ты меня въ обидахъ утѣшалъ...
   

ИЛЬЯ.

             И я тѣмъ жилъ, любя тебя съ измальства...
   

ОЛЬГА.

             Не тѣмъ ты жилъ, а мщеніемъ и злобой.
   

ИЛЬЯ.

             Не могъ же я отца забыть, пойми!
             Но если все, что въ сердцѣ накипѣло,
             Что мыслями и волей овладѣло,
             Разсѣялось, какъ дымъ, передъ тобой,
             Суди-жь сама, насколько ты желанна,
             Насколько ты душѣ моей мила! [Взявъ ее за руку].
             Какъ дивно безъ меня ты расцвѣла,
             Очей не отведешь!
   

ОЛЬГА [въ смущеніи отнимаетъ руку].

                                 Ну, что объ этомъ!..
   

ИЛЬЯ.

             Что-бъ ни было, а я ужъ не могу
             Громить тотъ домъ, гдѣ ты, моя голубка.
             Спасенъ моей любовью твой отецъ.
             Теперь ужъ я не тотъ... Дѣла мои
             Ужъ въ стыдъ мнѣ стали, въ бремя...
   

ОЛЬГА [прерываетъ въ волненіи].

                                           Мнѣ пора...
             Прощай!.. Боюсь, чтобъ дома не хватились...
   

ИЛЬЯ.

             Ужель на вѣкъ простимся?
   

ОЛЬГА.

                                           Что-жъ, коль надо!
   

ИЛЬЯ [грустно].

             Прощай, коль такъ, подруга свѣтлыхъ дней,
             Судьбиной злой навѣки омраченныхъ!
             Тебѣ я жизнь и душу отдавалъ,
             Въ тебѣ одной спасенія искалъ
             Отъ гибели, позора и грѣха...
             Самой тебѣ грозитъ лихая доля...
             Но сердцемъ непреклонна ты. Прощай!
             Въ послѣдній разъ дозволь обнять тебя... [Обнялъ].
             Ахъ, тяжко мнѣ! [Припалъ къ ея плечу].
   

ОЛЬГА.

                                 Самой мнѣ не легко...

[Онъ вдругъ сталъ страстно ее цѣловать. Слабо сопротивляясь].

            ; Довольно!.. Перестань!
   

ИЛЬЯ.

                                 Въ послѣдній разъ вѣдь...
   

ОЛЬГА.

             Оставь!.. Ну, что ты дѣлаешь со мною?!..
   

ИЛЬЯ [держа ее въ объятіяхъ].

             Ты любишь? да? Въ твоихъ очахъ я вижу,
             Въ дыханьи жаркомъ, въ трепетныхъ устахъ...
   

ОЛЬГА [вырываясь].

             Прощай! [быстро отходить].
   

ИЛЬЯ.

                       Обоихъ насъ ты губишь, Оля!
             Вернись!.. Молю тебя, постой!.. вернись-же!..

[Она стоитъ поодаль. Онъ медленно приближается].

             Вѣдь сердце за тобою рвется, Оля!...
             Ты жизнь моя!.. [Раскрываеть объятья].
   

ОЛЬГА [съ страстнымъ сгономъ].

                                 А-ахъ!.. знать судьба такая! [бросается въ его объятья].

ЗАНАВѢСЪ.

   

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

Лѣсъ. По срединѣ догорающій востеръ. Свѣтаетъ.

ЯВЛЕНІЕ I.

Кирюха, Сверло и Иванъ Ядреный [размѣстились у костра].

   СВЕРЛО. А атамана все нѣту!
   ИВАНЪ ЯДРЕНЫЙ. Вишь, съ Абрамомъ уѣхали. Надо быть, мѣста осмотрѣть, какъ способнѣй напасть на Варыгина. Тамошній вѣдь Абрамъ отъ.
   КИРЮХА. Не затѣмъ онъ шляется туда. Чего осматривать? Пустить-бы молодцевъ на сломъ и шабашъ дѣлу. Давно-бъ раздуванили Варыгинское добро. А мы другую недѣлю стоимъ здѣсь, дожидаемся. Да еще проѣзжихъ трогать не смѣй! Серчаетъ. Не затѣмъ, вишь, собралъ онъ насъ, чтобъ зря душегубствовать!... Ты нашу волю твори, а не мудруй нами! [Презрительно]. Дворянинъ!
   ИВАНЪ ЯДРЕНЫЙ. Коль не вывѣдать, зачѣмъ же онъ учащиваетъ къ Варыгину?
   КИРЮХА. Бабій хвостъ тутъ. Ему съ бабами воловодиться, а намъ съ голоду помирать, да безъ дѣла сидѣть совами. Выдумалъ тоже!
   

ЯВЛЕНІЕ II.

Тѣ же и Батя [входитъ зѣвая и потягиваясь].

   БАТЯ. Чего не спите? Теперь какое время-то? Лѣшіе въ зернь на крысъ играютъ.
   ИВАНЪ ЯДРЕНЫЙ. На крысъ?!
   БАТЯ. Ну, да. Мы на деньги, а они на крысъ.
   СВЕРЛО. А тебѣ что не спится? Чай, гораздъ дрыхнуть, толстопятый чертъ!
   БАТЯ. Дрема нейдетъ и сонъ не беретъ. сверло. Ай дурной сонъ привидѣлся: тюрьма? БАТЯ. Эко страсть! Кому лопата, а намъ ломъ; кону тюрьма, а намъ домъ. Ты вотъ висѣлицы боишься, а вору висѣлица неизмѣнный другъ. И эсаулу не спится-грустится, что дуванить нечего. Вечоръ тюкнули купца - молодца, да даромъ душу христіанскую ззгубили: за два алтына. При брали бъ хоть его. А то валяется падаль эта!
   ИВАНЪ ЯДРЕНЫЙ. Воронамъ на расклеванье оставили. Тоже и имъ пища требуется.
   СВЕРЛО. А носъ воротишь, схоронилъ-бы. Ты вѣдь у насъ замѣсто попа.
   БАТЯ. Когда ты напорешься, такъ и быть закопаю тебя на дорогѣ пуголомъ. [Садясь возлѣ Кирюхи]. Свѣдаетъ атаманъ про купца этого -- будетъ тебѣ, хлѣба-те въ брюхо!
   КИРЮХА. Не больно я боюсь твоего атамана!
   БАТЯ. Бойся-не бойся, а хлобыстнетъ кистенемъ по уху, не вкусно будетъ. Воленъ атаманъ въ твоемъ животѣ, за то онъ и атаманъ. Да тебя какъ и не учить-то! Лютъ больно: все-бъ тебѣ рѣзать, да вѣшать. Во сколькихъ ты душахъ повиненъ? Не даромъ "волчьимъ зарѣзомъ" прозвали.
   КИРЮХА. Ну, прикуси языкъ!
   БАТЯ. Вотъ которые въ тюрьмѣ побывали, да кнута отвѣдали -- всѣ таковы. Толи дѣло нашъ братъ подьячій! Рукъ не мараетъ, умомъ добываетъ.
   КИРЮХА. Потому не мараешь, что трусъ; а обшарить убитаго, да изъ добычи украсть отъ дувана -- ты первый. Не умомъ хвались, а тѣмъ какъ тебя въ приказѣ на козлѣ драли, урывай-алтынникъ!
   СВЕРЛО. Подьячій въ чернилахъ крещенъ. Руки-крюки, вальцы грабли, вся подкладка -- одинъ карманъ, ха-ха-ха!
   ИВАНЪ ЯДРЕНЫЙ. Хоть изъ подьячихъ, а въ харчевники къ намъ попалъ, корми до сыта. Ежели сваришь кулешъ по намеднишнему, опять отдеремъ.
   БАТЯ. Хлѣба-те въ брюхо! Да тебя нешто укормишь? Ты ѣшь -- ажь бѣльмы на лобъ лѣзутъ. Онадысь съ однимъ яйцомъ каравай хлѣба слопалъ. Жретъ, какъ помеломъ мететъ, братцы мои! А все не въ угоду... Эхъ, скоро и всѣмъ худо будетъ. Изъ щепъ похлебки не сваришь. Харчъ на не ходѣ, а атаманъ не заботится.
   КИРЮХА [Ѣдко]. Атаманъ!.. Не конь, не лѣзъ -бы въ хомутъ!
   ИВАНЪ ЯДРЕНЫЙ. Хотѣлъ же онъ на Варыгина насъ вести! Золотыя горы сулилъ.
   БАТЯ. Хотѣлъ, да хотѣй не велѣлъ.
   ИВАНЪ ядреный. Намедни дѣвки по грибы пошли, мы хотѣли скрасть. И то не велѣлъ.
   БАТЯ. Эхъ ты! У кого на умѣ молитва, да постъ, а у тебя бабій хвостъ.
   СВЕРЛО. Ужъ ты богомолецъ!
   БАТЯ. На женскую красоту не зри; та красота сладитъ, какъ медвяная сыта, а послѣ горче желчи и полыни будетъ. Такъ и атамана наставляю. А то Кирюха больно сердитъ за него.
   СВЕРЛО [вскакивая]. Слышали? Ясакъ поданъ.
   ИВАНЪ ЯДРЕНЫЙ [уходя]. Знать, словили кого.
   БАТЯ. Оретъ! Рѣжутъ его, что-ли?
   

ЯВЛЕНІЕ III.

Кирюха, Сверло, Батя, Семенъ Дошлый и Жогъ вводятъ Михайлу, за ними Иванъ Ядреный.

   МИХАЙЛО [съ ревомъ]. Батюшки, отцы родные, пустите-e!.. Отпустите меня-я!.. О-о-охъ!.. Пропала моя головушка-а!..
   Семенъ. Не ори, чортъ! [Кирюхѣ]. На дорогѣ словили. Гналъ во всю мочь. Лошадь добрая, насилу поймали.
   МИХАЙЛО [бросаясь на колѣни]. Батюшка, не погуби-и-и!..
   КИРЮХА. Шишь, ворона! Не голосить! [Михайло умолкаетъ, но трясется отъ страха]. Чей ты?... Ну, сказывай-же!
   БАТЯ. У него языкъ размокъ. Надо розгами въ понятіе привести.
   МИХАЙЛО. Ой-ой, не буду, не буду-у!..
   КИРЮХА. Чей?
   МИХАЙЛО. Ва... Ва... рыгинскій.
   БАТЯ. Изъ варыгинской норы крыса. Вотъ это намъ на руку!
   КИРЮХА. Куда ѣхалъ?
   МИХАЙЛО. Бо... бояринъ послалъ...
   КИРЮХА. Куда?
   МИХАЙЛО. Въ... Шалыгино.
   КИРЮХА. А можетъ въ городъ, къ воеводѣ, чтобъ слалъ онъ служилыхъ людей насъ изловлять?
   МИХАЙЛО. Ей-ей въ Шалыгино!
   БАТЯ. И врешь, хлѣба-те въ брюхо! Ежели тебя огонькомъ подсмолить, небось всю правду выложишь.
   МИХАЙЛО [съ ревомъ]. Батюшки свѣты!.. О-оохъ!
   КИРЮХА. Не вой! Не то велю отодрать на всѣ корки! [Михайло смолкаетъ]. Зачѣмъ въ Шалыгино посланъ? Правду то вори! Утаишь что -- повѣшу!
   БАТЯ. Взлетишь на сукъ легче перышка.
   МИХАЙЛО [торопливо]. Не синь пороха не утаю. Ей же ей!.. Въ Шалыгино, къ колдуну... Колдуна къ боярину привезти... Въ Шалыгинѣ, слышь, колдунъ живетъ... Бояринъ прослышалъ, что всѣмъ онъ колдунамъ колдунъ; вишь, въ землю на семь пядей видитъ и лѣсъ по его слову кланяется. Вотъ и послалъ. Ей-же ей, правда!
   БАТЯ. Пожалуй и такъ. Ябеднику, каковъ есть Варыгинъ, кудесникъ надобенъ.
   МИХАЙЛО [ободрился и тараторитъ чуть не съ увлеченіемъ]. Ей-ей правда, сейчасъ умереть! Вишь, у него черная книга есть, и составы, и зельныя травы и мертвая рубашка. Онъ и заговоры всякіе знаетъ и все можетъ: сухоту ли навести, червей ли на скотъ напустить, какъ татары, все! Кого испортитъ, тотъ собакою лаетъ и кошкой мяучитъ. Дошлый вѣдунъ, славущій!
   ЖОГЪ [смѣясь, товарищамъ]. Ишь прорвало! А то мычалъ...
   БАТЯ. Значитъ, Варыгинъ по насъ колдуна припасаетъ, глаза намъ отвесть, али порчу напустить, чтобъ мы забреши, да замяукали. Хитеръ! А правда-ли сказываютъ, что вашему боярину черти деньги куютъ? Онъ съ грязи, вишь, пѣнки сымаетъ, изъ блохи голенище выкраиваетъ.
   МИХАЙЛО. Лютъ, лютъ! Что и говорить, лютъ!
   БАТЯ. Совѣсть у него, вишь, что дырявое рѣшето За то казна несчетная, коробьи съ бобрами, съ куницами и всякимъ добромъ.
   МИХАЙЛО. Богатѣй! ужъ такой богатѣй!..
   БАТЯ. Будетъ что раздуванить! А раздуванимъ Варыгинское добро, да одѣнемся въ бархаты и объяри -- сами станемъ бояре. А покамѣстъ жалую тебя, дурака, къ своей рукѣ. На, цѣлуй! [Суетъ ему руку. Нѣкоторые изъ воровъ засмѣялись].
   КИРЮХА [отталкивая Катю]. Ну, полно те дуровать! [Къ остальнымъ.] Приковать его къ дереву, а тамъ видно будетъ, что дѣлать съ нимъ.
   МИХАЙЛО [слезливо]. На чѣпь?.. Зачѣмъ-жа?..
   БАТЯ. Атаманъ тебя наградитъ, отпуститъ и велитъ зазнобушкѣ, боярышнѣ вашей, поклонъ снести; а можетъ и того... уѣдешь ты, сердешный, въ невозвратимую путь-дороженьку...
   МИХАЙЛО [опять реветъ]. Батюшки-свѣты!.. Да за что-о?.. Что-же мнѣ будетъ то-о-о?!!
   КИРЮХА. Веди его!
   ЖОГЪ [уводя Михайлу съ Семеномъ]. Что? угодила овца волку въ зубы?!
   МИХАЙЛО. О-о о!..!
   СЕМЕНЪ. Ну, иди, иди! [Увели].
   

ЯВЛЕНІЕ IV.

Кирюха, Сверло, Батя, Иванъ Ядреный и Сова [вбѣгаетъ слѣва].

   СОВА. Атамъ! атамъ! и съ дѣвкоюі!
   БАТЯ. Ахъ хлѣба-те въ брюхо! Уволокъ таки!
   КИРЮХА. Что, не на мое вышло?!
   СОВА. Мы, значитъ, обступили ихъ. А онъ разогналъ, да велѣлъ свѣжихъ коней готовить. Знать, опять куда ѣдетъ.
   БАТЯ [глядя влѣво]. Вонъ они! Пойдемъ, братцы, схоронимся! Поглядимъ, да послушаемъ что они, какъ... [Разбѣгаются за деревья. Восходъ солнца].
   

ЯВЛЕНІЕ V.

Ольга и Ильи [входятъ слѣва].

ИЛЬЯ.

             Молчишь, смотрѣть не хочешь на меня...
             Да что съ тобой?... Скажи же, не томи!
   

ОЛЬГА [сѣла]

             Опомнилась, свою наживши волю,
             И холодомъ мнѣ въ душу нанесло,
             Что вьюгою осенней...
   

ИЛЬЯ.

                                           Вотъ ты какъ!..
   

ОЛЬГА.

             И стыдъ, и гнѣвъ за слабость на себя...
             И сердце холодѣетъ за родную,
             На скорбь, позоръ покинутую мать...
             И ты какъ будто чуждъ мнѣ сталъ... Не знаю
             Со мною что. а тяжко мнѣ... и жутко...

[Замѣтивъ его убитый видъ, участливо]

             Дай время, все пройдетъ...
   

ИЛЬЯ [съ отчаяніемъ]

                                           Мнѣ скорбно видѣть,
             Что ты себя раскаяньемъ терзаешь.
             Выходитъ -- я укралъ твою любовь,
             Не давъ тебѣ опомниться въ смущеньи!
             Я -- подлый воръ!.. Коль сердцемъ очерствѣла
             Теперь ко мнѣ, чего-же ждать потомъ?
   

ОЛЬГА.

             Тебя ль корить, что давши сердцу волю,
             Забыла все?.. Въ себя придешь не разомъ!
             Все сталось вдругъ... Случалось грезить мнѣ,
             Что я сама судьбу свою устрою;
             Но то что вышло, даже мнѣ не спилось.
             Хоть дома говорили про меня,
             Что нравомъ я неистова, буява
             И бѣсу де во мнѣ большая помощь...
   

ИЛЬЯ [пытливо].

             Да! будешь и въ раздумьѣ и въ тревогѣ
             Предъ долею суровою моей!..
   

ОЛЬГА.

             Я помню кто повиненъ въ ней.
   

ИЛЬЯ.

                                           И все же
             Не радостнѣй тебѣ.
   

ОЛЬГА [энергично].

                                 Э, полно, милый!
             Не жемчуги низать, да тѣло льготить
             Ушла я за тобой. А коль ушла,
             Такъ нечего раздумывать! Прости,
             Что я тебя невольно огорчила!
   

ИЛЬЯ [пылко].

             Сокровище безцѣнное! Всю жизнь
             Тебѣ съ любовью отдалъ я навѣки!
             И смѣло я въ грядущее гляжу
             И вѣетъ отъ него тепломъ и свѣтомъ
             Заботы нѣжной, счастья и любви!
             Развѣй же думы, скорбныя заботы!
             Взгляни мнѣ въ очи ясно и любовно,
             Согрѣй мнѣ душу! Полно сокрушаться!
   

ОЛЬГА [ласково].

             Да я ужъ перестала...
   

ИЛЬЯ [страстно цѣлуетъ ее].

                                 Жизнь моя!
   

ОЛЬГА [застѣнчиво отстраняется].

             Довольно, милый!... Стыдно мнѣ...
   

ИЛЬЯ [нѣжно].

                                           Зардѣлась! [Встаетъ].
             Однако жь день занялся, ѣхать время.
             Гдѣ лѣса край, стоитъ село. Все тамъ
             Улажено съ тобою намъ вѣнчаться

[Ольга встаетъ].

             Со мною ты! Не сонъ ли чудный это?
             Боюсь повѣрить счастью своему!

[Опять восторженно привлекаетъ ее къ себѣ].

   

ОЛЬГА [смущенно улыбаясь].

             Ты медлишь... а сказалъ: пора намъ ѣхать...
   

ИЛЬЯ [держитъ ее въ объятіяхъ].

             Съ такой, какъ ты, замѣшкаться не диво!
             Царицею ты въ гордой красотѣ,
             Какъ ясный день, сіяешь величаво!..
   

СВЕРЛО [за деревьями].

             Ха-ха-ха-ха!
   

ИЛЬЯ [грозно].

                                 Что это?! Кто гогочетъ?!
             Кто смѣетъ?! Выходи!.. Ну, выходи-же!
   

ЯВЛЕНІЕ VI.

Тѣ-же, Батя, Кирюха, Сверло, Иванъ Ядреный, Жогъ, Семенъ, Сова и нѣсколько другихъ воровъ [сходятся мало-по-малу].

   ИЛЬЯ. Батя, ты?
   БАТЯ. Вонъ энтотъ! [указываетъ на Сверло]. Дурацкая стать! Что овинъ, ротъ разинулъ. Не видишь: атаманьша стоитъ?
   СВЕРЛО. И то!
   БАТЯ. А ты челомъ ей ударь. Вотъ такъ! [Низко кланяется Ольгѣ]. Не то за хохолъ, да рыломъ въ полъ. Знаешь, аль нѣтъ?
   ИЛЬЯ [грозно]. Ну, ты шути, да оглядывайся!
   ИВАНЪ ЯДРЕНЫЙ. Батя пошучиваетъ, на себя плеть покручиваетъ.
   БАТЯ. Шутка въ пазуху не лѣзетъ. А ты не пужай хлѣба те въ брюхо! [Ильѣ]. У меня утроба зяблая. Не гнѣвись, атаманъ.
   КИРЮХА [ѣдко]. Теперь тебя, Батя, по боку. Кашу намъ баба станетъ варить; а тебя въ чумички, котлы чистить, да воду таскать.
   СВЕРЛО. Теперь намъ веселья прибудетъ, ха-ха!
   БАТЯ [къ Сверлу]. Дураку, что глупо, то и любо. А ты, эсаулъ, глядишь, да не видишь. "Кашу варить"! Скажи еще -- пироги печь, да блины. Атаманъ намъ царевну привезъ, а не стряпку.
   ИЛЬЯ [гнѣвно]. Да что вы?! Прочь! Кто пикнетъ, въ прахъ расшибу! [Вынулъ кистень. Всѣ попятились, кромѣ Кирюхи.]
   БАТЯ [льстиво). Такъ-то лучше! Батюшка атаманъ во всѣхъ насъ волёнъ: что захочетъ, то и сдѣлаетъ, хочетъ казнитъ, хочетъ милуетъ.
   ОЛЬГА [про себя]. Вотъ какова моя семеюшка!
   КИРЮХА. Волёнъ то волёнъ, а ежели что кругъ порѣшитъ, атаманское дѣло -- исполнить. А рѣшили мы, атаманъ, больше не ждать. Веди насъ на Варыгина. Такъ, братцы?

Вмѣстѣ.

   СВЕРЛО. На Варыгина!
   ИВАНЪ ЯДРЕНЫЙ. Сулился и веди!
   СЕМЕНЪ. Довольно ждать-то!
   ЖОГЪ. На сломъ веди!
   ОЛЬГА [про себя]. Боже мой!
   
   КИРЮХА. Прохарчились, обносились, а все ждемъ чего-те.
   БАТЯ. Э, братцы, куда спѣшить! Не подбивай клинъ подъ блинъ: поджарится, самъ отвалится. Сулился атаманъ и сдѣлаетъ. Ништо онъ обманщикъ? Кто ябедничествомъ вытягиваетъ, кто богатѣетъ неправдою?-- Варыгинъ. Казна у него не трудовая, а слезовая, кровавая. Кто лиходѣй? Варыгинъ. Онъ радъ мужика въ котлѣ варить, живаго и землю вкопать. Всѣхъ разорилъ до подошвы, съѣдуба міроѣдная! Все это мы отъ батюшки атамана слыхали. И еще слышали, что Варыгинъ-де на его родителя поклепалъ, подъ лютую смерть подвелъ, а помѣстья его взялъ за себя. Ништо это прощаютъ? Какой же сынъ забудетъ это, хоть бы для дѣвичьей красы? И будетъ Варыгину по привѣту отвѣтъ, по заслугѣ почетъ. А ты, Кирюха, не ретись, а то наткнешься рыломъ въ кулакъ.
   КИРЮХА. Варыгинъ дочерью окупился, а намъ что за прибытокъ?
   ОЛЬГА [гнѣвно]. Лжешь! Сама я на срамъ пошла! Моя воля, мой и отвѣтъ. Не вамъ судить отца, лиходѣи -- разбойники, и не мнѣ слушать васъ!
   ИЛЬЯ [прерывая тихо]. полно, Оля! Оставь.
   БАТЯ [къ товарищамъ]. Эге! Да у нея сердце съ перцемъ!
   ИВАНЪ ЯДРЕНЫЙ [горячо]. Дѣвку не трогай! дѣвку не слѣдъ обижать. Вотъ что!
   СОВА. Точно, не гоже!
   КИРЮХА. Намъ не съ бабой и толковать. Слышалъ, атаманъ, что кругомъ уложено: идти на Варыгина. И веди, справляй свое дѣло! сверло. Айда, на Варыгина!
   СЕМЕНЪ. А не хочешь, съ атаманства долой!
   ЖОГЪ. Сами управимся!
   ГОЛОСА ВЪ ТОЛПѢ. На Варыгина, на Варыгина!
   ИЛЬЯ. Молчать! [Стихли]. Свое атаманское дѣло я знаю; а кто сунется учить меня, кистенемъ уложу, будь то хоть "волчій зарѣзъ". [Могучей рукой взялъ Кирюху за плечо и потрясъ]. Ощерился волкъ на коня, да зубы въ горсти унесъ. Смотри-и!
   КИРЮХА [отходя, про себя]. Ну, помни, паря!
   ИЛЬЯ [въ толпѣ]. Я ваши-же головы берегу. Нынче къ Варыгину будетъ отъ воеводы высылка, человѣкъ сотъ три. Мнѣ про то изъ города вѣсти даны и съ пути есть, гдѣ шли ратные люди. Всѣ изоружены, есть съ пищалями и много у нихъ огненнаго боя и зелья. Сунетесь зря, всѣхъ перебьютъ, какъ щенятъ. Надобно тѣхъ людей отманить изъ помѣстья, да подальше; а тогда ужъ и грянемъ на Варыгина, безъ помѣхи. Выходитъ, я знаю, что дѣлаю. Приказъ вамъ: къ ночи всѣмъ изготовиться, перейдемъ всею ватагою на знамое мѣсто. Тамъ и быть становищу. Ослушники берегись! Живо расправлюсь! [Уходить съ Ольгою въ глубину сцены. Всѣ разступаются передъ ними].
   

ЯВЛЕНІЕ VII.

Тѣ-же, безъ Ильи и Ольги.

   БАТЯ. Съ новымъ становищемъ, эсаулъ -- батюшка! Дождешься варыгинскаго добра, когда ракъ свистнетъ.
   КИРЮХА. Ну, это даромъ!
   СВЕРЛО. Чего-же онъ ждалъ-то, коли на насъ высылка? Давно-бы управились.
   КИРЮХА. Вретъ, отводитъ!
   СВЕРЛО. Знамо, отводитъ. Скинуть его съ атаманства и весь сказъ!
   БАТЯ. Извѣстно, артель атаманомъ крѣпка. А мой совѣтъ: не шумѣть. Много шуму, мало толку. Пойдемъ-ка мы, эсаулъ, въ кудесники, въ вѣдуны.
   КИРЮХА [съ досадой]. Какіе еще тамъ вѣдуны!
   БАТЯ. Хлѣба-те въ брюхо! А Мишку варыгинскаго забылъ? Что приковали-то! Онъ насъ изъ Шалыгина привезетъ. Я -- колдунъ, а ты -- мой сподручный. Въ мѣшкѣ у тебя зола изъ семи печей будетъ, мертвое мыло, а про случай кистень и топоръ. Мы поѣдемъ, а слѣдомъ пойдутъ вотъ они, да съ полъ-ста надежныхъ людей изъ нашей ватаги. Имъ быть въ спрятѣ, до нашего зову. Покуда мы колдовать станемъ... Да боюсь, рыло-то у тебя того... видать, что не изъ простыхъ свиней. Какъ-бы не признали, что ты изъ тѣхъ, которые на дворъ черезъ заборъ, а въ тюрьму дверьми, хе-хе-хе!
   КИРЮХА [злобно]. Ну, молчи, собачій брёхъ!
   БАТЯ. Чего! Слово не обухъ, въ лобъ не бьетъ Лучше слушай. Не даромъ Богъ два уха далъ, а языкъ одинъ. Вотъ и слушай. За колдовствомъ мы и высмотримъ: есть-ли у Варыгина ратные люди, али атаманъ навралъ. А не будетъ никого, дадимъ своимъ ясакъ: айда братцы! Тутъ и шабашъ Варыгину. Понялъ? Покамѣстъ атаманъ будетъ въ отлучкѣ, мы все оборудуемъ, въ лучшемъ видѣ. Идетъ что-ли?
   КИРЮХА. Ладно.
   БАТЯ. То-то и есть! Не будь меня, что ты выдумалъ-бы? Ничего. Потому -- ослопъ!
   КИРЮХА. Опять лаяться!
   БАТЯ. Любя, друже мой, любя. Я вотъ тебя какъ люблю: съ себя шкуру на ремень отдамъ, только поди удавись! [Остальные захохотали].

ЗАНАВѢСЪ.

   

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

Палата. Двѣ двери: посрединѣ и налѣво, направо окна. По стѣнамъ давки, покрытыя полавочниками. Въ правомъ углу столъ и скамья.

ЯВЛЕНІЕ I.

Малашка, Ѳекла и Зинка [прибираютъ комнату и готовятъ къ столу].

   ЗИНКА. Вотъ страхъ, вотъ бѣда! Что будетъ, какъ узнаетъ бояринъ! Съѣстъ!
   МАЛАШКА. Не малая пропажа сталась: дочь!
   ЗИНКА. Неужто-жъ, дѣвки, наша боярышня и вправду къ разбойникамъ ушла? Статочное ли дѣло!
   МАЛАШКА. Она съ Подгорнымъ ушла, съ Ильею Григорьевичемъ. А онъ у нихъ атаманъ. Воротился, вишь, нашему боярину за отца спасибо сказать, да вотчину свою отобрать.
   ЗИНКА [покачала головой]. Къ разбойникамъ! Не вѣрится мнѣ.
   ѲЕКЛА. Вотъ дура-то! А Тимошка что говоритъ? Онъ въ сторожахъ былъ около саду.-- "Вижу, говоритъ, какъ къ тыну лѣстницу приставили, какъ сошла боярышня, какъ ее увезли. Вижу, а сдѣлать ничего не могу. Скрутили по ногамъ, по рукамъ и ротъ тряпкой заткнули. Спасибо, говоритъ, хоть въ живыхъ-то оставили".
   МАЛАШКА. А мы убираемся, жениха ждемъ! Вотъ те и свадебка!
   ЗИНКА. Такъ-таки никто боярину и не скажетъ?
   ѲЕКЛА. Сунься, скажи!
   МАЛАШКА. За такую вѣсть онъ языкъ отхватитъ, какъ въ прошломъ годѣ Аксену уши. Щелкуха и та оробѣла, словно трясуница ее бьетъ.
   ЗИНКА. А боярыня-то! Словно громомъ пришибло! Жалость глядѣть. И все она ищетъ боярышню, все ищетъ. Хоромы сколько разъ обошла; по саду ищетъ, по двору, на остоженный дворъ ходила. Ни слова не молвитъ, никого не слушаетъ, ходитъ, да ищетъ: нѣтъ-ли гдѣ доченьки! Губы у нея побѣлѣли, трясутся, а глаза такъ и бѣгаютъ, такъ и бѣгаютъ! Помилуй Богъ, разума не лишилась-бы!
   МАЛАШКА. Въ пору. И таперь ищетъ?
   ЗИНКА. Нѣтъ, сидитъ какъ убитая. Ни слезинки, а только стонетъ полегонечку, стонетъ все...
   ѲЕКЛА. Да, вотъ те и боярышня! Къ разбойникамъ въ артель ушла! И Дуньку съ собой увела.
   ЗИНКА. Какъ, и Дунька пропала?!
   ѲЕКЛА. Не даромъ же Абрамъ ночью былъ. Ихній дядя, кузнецъ, и замки у тюрьмы сбивалъ.
   ЗИНКА. Охъ, узнаетъ про все бояринъ, пропали наши головушки!
   МАЛАШКА. Какъ бы ему самому капутъ не пришелъ! Таперь жди съ часу на часъ Илью Григорьича, со всею ватагою.
   ЗИНКА. Охъ, не говори, не пужай! [Закрыла лицо руками]. У меня ажъ душа въ пятки ушла...
   МАЛАШКА. Загайкаютъ, засвистятъ, да какъ начнутъ разбивать, да грабить!
   ЗИНКА. Я сбѣгу, куда глаза глядятъ убѣгу!
   ѲЕКЛА. А я такъ ни крошечки не боюсь.
   МАЛАШКА. Не строй дуру-то! Полно. Кличутъ. Пойдемте! [Уходить].
   ЗИНКА. Вотъ страсти-то! Господи! [Уходитъ].
   ѲЕКЛА. Чего мнѣ бояться? Боярину точно страхъ. Повѣсятъ его, собаку, на первомъ суку. А мнѣ что-жъ что разбойники? Не всѣ-жь они страшные, чай и добрые молодцы есть. Выбирай любаго! И погуляю-же я, а-ахъ! Изъ кабальной вольною стану, нарядовъ себѣ наберу. Въ бойкѣ-то полно ходить! Какъ барскія скрыни разобью: бери, дѣвка, любое. Боярышнинъ аксамитный лѣтникъ возьму съ яхонты, да изъ вишневой камки другой, да тотъ, что изъ хрущатой камки, травы куфтерныя... Разряжусь фу-ти, ну-ти, не подступись! [Негромко поетъ на мотивъ плисовой].
   
   У меня дружекъ молодёшенекъ,
   Молодёшенекъ, милъ-милёшенекъ...
   
   Ахъ! боярыня! [Пропустивъ ее въ дверь, убѣгаетъ].
   

ЯВЛЕНІЕ II.

   БОЯРЫНЯ [входитъ съ убитымъ видомъ, садится къ столу и нѣсколько мгновеній молчитъ, уронивъ голову на руки. Потомъ начинаетъ на манеръ причитанья]. Охти, тошнехонько мнѣ, душа разрывается! Пришла время всечасно слезы лить, да тужить! Укатилось мое красно солнышко, стерялась звѣзда поднебесная, улетѣла моя лебедушка! Не всплывать камню поверхъ воды, не видать мнѣ своей Олюшки! Не одѣвать ее въ цвѣтно-платьице, не убирать завивной косы! Всѣ-то тропки твои заростуть, всѣ дороженьки! Вдоволь было истомы въ жизни моей, а ты еще прибавила! И безчестья наслушалась и побоевъ я на терпѣлась. Не порой моя головушка старилась, а теперь кручина въ переломъ пришла! Покинула дочка меня горе-горькую, при старости, да при хворости! Лучше закрылись-бы очи мои, пріукрыться-бъ мнѣ во сыру землю! Что-то съ тобой, мое милое горе дитятко, наливная моя ягодка, скатная жемчужинка? Помоги тебѣ Мать-Царица небесная! А вы слезы мои, слезы горькія, не на землю падите, не на воду, а на сердце ему, погубителю!
   

ЯВЛЕНІЕ III.

Боярыня и Варыгинъ.
(При входѣ его, жена встаетъ въ страхѣ].

   ВАРЫГИНЪ. Ну, изготовились? Сейчасъ пріѣдетъ князь Иванъ Ларипонычъ, для сговору... Отчего на тебѣ лица нѣтъ? Недужна?
   БОЯРЫНЯ. Нѣтъ, я ничего.
   ВАРЫГИНЪ. Видно супротивница наша разжалобила тебя? Приказу покориться не хочетъ, не любо ей замужъ идти? У глупой матери дѣвки всегда ростутъ не въ чувствіи и добродѣтели, а упорщицами. И знать не хотятъ сказаннаго: иже чтетъ родители своя, той очистится отъ грѣховъ и отъ Бога прославится... Пытала ее про Илюшку-то?.. Коза буявая! Ей ништо и сбѣжать изъ дона родительскаго, посрамить родъ-племя!.. Про Илюшку, молъ, спрашивала?.. Чего молчишь? боярыня. Спрашивала.
   ВАРЫГИНЪ. Ну, чтожъ она? Ась?.. Да отвѣтствуй!.. Ахъ, ты милая моя! Дура дурой стоитъ! Ну? боярыня. Она... его не поваживала... Илью...
   ВАРЫГИНЪ. Хе-хе-хе! Дай провожу князя, я самъ ее попытаю. Подними голову-то! Или тебя подбодрить? Коли съ такимъ лицемъ князю покажешься... Ну, ты меня знаешь! Жениху ширинка готова? боярыня. Готова.
   ВАРЫГИНЪ. Во всемъ изготовься, смотри! Собери мысли-то! [Боярыня уходятъ]. Молва про князя такая, что и не моя-бъ дура заголосила, дочь за него отдаваючи. Сквернословъ, безчинникъ, пьяница... За то у Царя въ приближеніи. Въ немъ заступа и оборона отъ враговъ моихъ. Ужъ были челобитчики, что я крестьянъ извожу, да кабальныхъ людей продаю въ Кафу, въ невольники. На что гнутъ? Разорить? Что-бъ помѣстья мои назадъ на Царя взяли и впредь до вѣку не давали? Да чтобъ и купленныя вотчины у меня, яко разорителя, отобрали? Злочинецъ -- вишь -- я, лиходѣй, хе-хе хе! Ладно! Съ такимъ зятемъ, какъ Мезецкій, мнѣ въ этомъ опаски не будетъ. И по планидамъ выходило, что быть Ольгѣ княгиней.
   

ЯВЛЕНІЕ IV.

Варыгинъ и слуга

   СЛУГА [отвѣсивъ низкій поклонъ]. Государь князь Мезецкій изволилъ пожаловать. Посередь двора съ коня слѣзъ, пѣшій къ крыльцу идетъ.
   ВАРЫГИНЪ. Иду встрѣтить съ честью гостя желаннаго.

[Уходить въ сопровожденіи слуги].

   

ЯВЛЕНІЕ V.

Боярыня, въ поливомъ нарядѣ, за нею Щелкуха, съ подносомъ, на которомъ стопа съ виномъ.

   БОЯРЫНЯ. Охъ, не идутъ мои ноженьки, силушку надломило!
   ЩЕЛКУХА. Ободрись, государыня. Хуже такъ, хуже! Изволь подносецъ принять. Ободрись!
   

ЯВЛЕНІЕ VI.

Тѣ же, Вбѣгаютъ слуги, въ парчовыхъ кафтанахъ и дѣвки, съ блюдами и проч. Все что проворно ставится на столъ.

   ЩЕЛКУХА [Ѳеклѣ]. Куда судокъ ткнула? Гораздо-ли такъ? Видно, дура къ дѣлу никогда не навыкнетъ! [Переставивъ судокъ, отходитъ къ боярынѣ. Понизивъ голосъ]. Хоть таперь то не узналась-бы наша пропажа, при князѣ! Въ мысль не вмѣстить, какая бѣда стряслась! То-то негодница, Господи! [Дѣвки кончили свое и ушли. Слуги стали у двери]. Идутъ! Скрѣпись, матушка! Святая сила съ нами! [Проворно уходить].
   

ЯВЛЕНІЕ VII.

Боярыня, князь Мезецкій, въ роскошномъ нарядѣ, Варыгинъ и слуги [которые поклонившись до земли князю, уходятъ, затворивъ дверь].

   ВАРЫГИНЪ [кланяясь въ поясъ]. Добро пожаловать, князь Иванъ Ларивонычъ! Милости просимъ.
   БОЯРЫНЯ [молча поклонилась князю въ поясъ].
   КНЯЗЬ [кланяется ей, касаясь рукою земли]. Здравствуй, хозяюшка! Вотъ и я въ гости къ вамъ снарядился.
   БОЯРЫНЯ. Милости просимъ! [Подносить ему вино].
   ВАРЫГИНЪ [съ поклономъ]. Пожалуй, гость дорогой, изволь выкушать!
   КНЯЗЬ. По старинной обыклости, откушайте вы сперва. [Хозяйка, за нею хозяинъ пригубливаютъ вино].
   КНЯЗЬ [поклонился, взялъ стопу, выпилъ и отдавая ее, опять кланяется]. А я, матушка, поговорить о добромъ дѣлѣ пріѣхалъ. Чай, вѣдомо тебѣ дѣло какое?
   БОЯРЫНЯ. Вѣдомо. Рады твоему пріѣзду. [Поклонилась и уходитъ]
   КНЯЗЬ. Значитъ, учинимъ мы сговоръ о свадьбѣ?
   ВАРЫГИНЪ. Учинимъ.
   КНЯЗЬ. Дѣло не долгое. О приданой росписи намъ не судить. Животовъ и вотчинъ за дочерью твоей не беру. Ничего не беру. Тебѣ же уступаю въ тяжебномъ дѣлѣ...
   ВАРЫГИНЪ. Объ этомъ что! Еще кто кому уважаетъ -- Господу вѣдомо. Моя Ольга всѣмъ невѣстамъ невѣста. Всякому лестно взять ее за себя. Ты вдовецъ, въ лѣтахъ и все...
   КНЯЗЬ. Напрасныя рѣчи. Въ слаженномъ дѣдѣ къ чему препираться? А вотъ что: надо намъ запись учинить, что жениться мнѣ на срокъ, какой мы поставимъ, а ты-бы невѣсту за меня выдалъ на тотъ же срокъ, безъ премѣненія.
   ВАРЫГИНЪ. Пожалуй. Хоть я и безъ того въ своемъ словѣ крѣпокъ.
   КНЯЗЬ. А какой же зарядъ мы положимъ, буде ты въ уставленный срокъ своей дѣвицы не выдашь? Во сколько тысячъ?
   ВАРЫГИНЪ. Твое дѣло.
   КНЯЗЬ. Зарядъ положу немалый: десять тысячъ рублей.
   ВАРЫГИНЪ. Сколько-о-о?! Шутишь, князь Иванъ Ларивонычъ!
   КНЯЗЬ. Чего-же испугался? Вѣдь ты устоишь. А буде не устоишь, и зарядъ возьму и челомъ на тебя патріарху бить буду. Это ужъ такъ. А коли устоишь, чего же тебя зарядъ мой пугаетъ?
   ВАРЫГИНЪ. Объ этомъ мы послѣ. [Весело]. А пока милости просимъ хлѣба-соли кушать -- не спѣсивиться, вино пить съ отрадою, медъ вкушать съ забавою. [Князь садятся за столъ въ большое мѣсто]. Чего прикажешь налить? Вотъ романея, ренское, медъ вишневый, смородинный...
   КНЯЗЬ. Чего твоей боярской чести угодно. Хоть романеи. Во здравіе тебѣ! [Пьетъ]. Ну, что слыхать про разбойниковъ? Что воевода?
   ВАРЫГИНЪ. Будетъ тому съ недѣлю, какъ послалъ я къ нему просить, что-бы выслалъ онъ служилыхъ людей по сволоку эту; а помощи по сю пору нѣтъ. Губные старосты послали, вишь, бирючей кликать уѣздныхъ людей. Никакъ, знать, не скличутъ. А долго ли до бѣды! Ужъ людишки стали изъ-подъ меня къ тѣмъ ворамъ выбѣгать...
   КНЯЗЬ. Ну я тебѣ это дѣло облажу въ скорости. Будь покоенъ.
   ВАРЫГИНЪ [наливая]. Просимъ покорно! [Князь пьетъ].
   БОЯРЫНЯ [входитъ черезъ силу, съ ширинкой на блюдѣ]. Невѣста, дочь ваша, даритъ тебя, жениха своего, ширинкою. [Ставитъ блюдо на столъ].
   КНЯЗЬ. Спасибо! Жалко, что не сама невѣста съ нею пожаловала. Купецъ здѣсь, а чего купить пришли еще не видали.
   БОЯРЫНЯ [помертвѣла]. Что ты, батюшка! Ништо можно?.. Самъ знаешь, что до свадьбы невѣсты не кажутъ.
   КНЯЗЬ. Да вѣдь смотрильщицъ я къ вамъ не посылалъ, разумъ и рѣчи невѣсты извѣдывать, высматривать у ней лицо, да примѣты. Везъ смотринъ о свадьбѣ сговариваюсь и вотъ запись съ бояриномъ станемъ писать боярыня. Присылай смотрѣть сродственницъ, кого угодно. А казать невѣсту нельзя.
   ВАРЫГИНЪ. Обманства у насъ нѣтъ никакого, князь. Вѣдомо мнѣ. Вѣрю я, что ваша Ольга ростомъ, красотой и рѣчью исполнена и во всемъ здорова. Мало того -- никакого надѣлка за ней не беру. Ну и вамъ надо моему хотѣнью уважить. Ты, бояринъ, пособи мнѣ, вели дочь привести. Дѣло кончено. Не я, а ты заряда-то испугался.
   БОЯРЫНЯ. Нѣтъ, батюшка, нѣтъ! Выкинь изъ головы это! князь. Ну-же, бояринъ! Не томи сердца!
   ВАРЫГИНЪ. Отчего и не уважить князю?..
   БОЯРЫНЯ [прерываетъ, въ ужасѣ]. Глѣбъ Акимычъ!..
   ВАРЫГИНЪ [остановилъ ее взглядомъ]. Дочь свою намъ передъ людьми показать не въ стыдъ. Не такую невѣсту поносить, да хулить жениху. Приведи Ольгу.
   БОЯРЫНЯ. Глѣбъ Акимычъ! ради Господа!.. Ей и не но себѣ, и оробѣетъ...
   ВАРЫГИНЪ. Да что ты?! Велѣлъ и твори мою волю {По Котошихину, вопреки обычаю, это дѣлалось въ рѣдкихъ случаяхъ.}. Ступай!
   БОЯРЫНЯ [про себя]. Какъ-же мнѣ быть-то, горькой?! какъ быть?! [черезъ силу уходитъ].
   ВАРЫГИНЪ. А пока выпьемъ во здравіе невѣсты. [Выпиваютъ]. Да, Ольга наша не въ небреженія, а въ наказаніи возростала, во всякой чистотѣ. Еще, князь Иванъ Ларивонычъ! [Наливаетъ стопу].
   КНЯЗЬ. Ой не будетъ-ли? Первую чашу пьешь въ жажду, вторую въ сладость, третью -- во здравіе, четвертую -- въ веселіе. Я уже четыре выпилъ. Пятая будетъ въ пьянство, а шестая -- въ бѣсовство, ха-ха!
   

ЯВЛЕНІЕ VIII.

Князь Мезецкій, Нарышкинъ и слуга

   СЛУГА. Колдуна привезли, государь, кудесника.
   ВАРЫГИНЪ [всталъ]. Дуракъ! Что ты брешешь? Какого тамъ колдуна?..!
   СЛУГА [растерялся]. Да изъ... изъ Шалыгина... За которымъ вчерась посылали...!
   ВАРЫГИНЪ [впился въ него взоромъ]. Что?! |
   СЛУГА [съ трепетомъ]. Онъ велѣлъ... Мишку за которымъ вчерась... Велѣлъ: "доложи, молъ, некогда мнѣ"...
   ВАРЫГИНЪ. Пшелъ! [Слуга выскакиваетъ за дверь. Про себя]. Нашелъ время докладывать! [Садится].
   КНЯЗЬ. Кудесникъ! Зачѣмъ онъ тебѣ? Сказываютъ, что ты въ тяжебныхъ дѣлахъ къ волшебству прибѣгаешь. Значитъ, правда?
   ВАРЫГИНЪ. Мало-ли что сказываютъ! Безъ разсужденія не твори осужденія, князь Иванъ Ларивонычъ.
   КНЯЗЬ. Ябедникамъ и поклепцамъ чародѣи отъ бѣсовскихъ поученій пособія творятъ. То намъ вѣдомо. Ну и на тебя взводятъ, по злобѣ, что и ты такъ-же, и что отреченныя книги есть у тебя и мудрости еретическія. По злобѣ, чего ни взведутъ! А все-жъ ты кудесника кликни.
   ВАРЫГИНЪ. Пустое. Зачѣмъ онъ тебѣ?
   КНЯЗЬ. Можетъ ты по меня колдуна-то призвалъ. Вотъ и узнаемъ въ чемъ дѣло. Вели позвать.
   ВАРЫГИНЪ. Полно, прошу!
   КНЯЗЬ. Нѣтъ, покажи. Зачѣмъ прячешь?
   ВАРЫГИНЪ. Перестань!
   КНЯЗЬ. Пускай потѣшитъ. Зови-же!
   ВАРЫГИНЪ [съ досадой]. Ну, да вѣдь ты пристанешь, такъ вынь да положь! [Хлопнувъ въ ладоши. Вошедшему слугѣ]. Кликни того... изъ Шалыгина... какой тамъ дуракъ объявился... [Слуга уходитъ]. Мало-ль теперь этихъ пройдохъ шатается! Что кудесники, бабы пророчицы развелись. Ходятъ наги и босы, сказываютъ, что имъ является святая пятница и велитъ заповѣдывать богомерзкія дѣла творить.
   КНЯЗЬ Старухъ жечь, а молодыя какія... Говоришь, наги ходятъ?
   ВАРЫГИНЪ. Да, волосы распусти. Трясутся, кричатъ аки бѣсніи.
   КНЯЗЬ. Молодымъ я-бы спуску не далъ, ха-ха-ха!
   ВАРЫГИНЪ. Стыдись! На тебя, вишь, въ блудныхъ дѣлахъ и такъ челобитныя къ епископу были! князь. Вотъ женюсь, все это брошу.
   

ЯВЛЕНІЕ IX.

Князь Мезецкій, Варыгинъ, Батя, Кирюха [съ мѣшкомъ] и слуги.

   БАТЯ. Миръ вамъ на бесѣдѣ, миръ твоему благодатному дому, хозяинъ! [Поклонился].
   КНЯЗЬ. Э, да ихъ двое!
   БАТЯ. Въ помощь мужиченко съ собою беру [Кирюха]. Чего стоишь, какъ приворотная надолба? Кланяйся господамъ-то! Али поклонъ съ хохломъ, челобитье съ шишкой? Кланяйся же, хлѣба-те въ брюхо! [Кирюха прорычалъ и неохотно поклонился]. Не взыщите на немъ, честные господа! Я его за глупость держу. У него языкъ болтаетъ, а голова не знаетъ. Мнѣ такой на руку.
   ВАРЫГИНЪ [подозрительно]. Ты отколь будешь?
   БАТЯ. А изъ Шалыгина, государь. Холопъ твой Михайло...
   ВАРЫГИНЪ [прерываетъ]. Знаю.
   КИРЮХА [про себя]. Черта ты знаешь!
   КНЯЗЬ. Такъ ты колдунъ?
   БАТЯ. Называй какъ твоей чести угодно. На дѣлахъ штуковать, на словахъ смысловатъ, государь.
   КНЯЗЬ. Въ раѳли смотришь, въ аристотелевы врата, по звѣздамъ, по планидамъ гадаешь?
   БАТЯ. Не отъ своего замышленія говорю, а какъ дѣло укажетъ, государь.
   КНЯЗЬ. И заговоры знаешь?
   БАТЯ. Все могу, государь. Мои слова заговорныя крѣпче камня и булата: ключъ имъ въ небесной высотѣ, а замокъ въ морской глубинѣ.
   КНЯЗЬ. Рѣчистъ! Ну, а зачѣмъ бояринъ за тобой послалъ. Угадаешь?
   БАТЯ. Могу. Научить его шиломъ молоко хлѣбать.
   КНЯЗЬ. Ха-ха-ха!
   ВАРЫГИНЪ [гнѣвно]. Что ты городишь, дуракъ!
   БАТЯ. Стриги шерсть, да не сдирай шкуры, бояринъ.
   КНЯЗЬ. Ха-ха-ха! Ей-ей рѣчистъ! [Варыгину]. Вѣдь это онъ къ тому, что ты прибылями корыстуешься, въ нищіе крестьянъ приводишь своихъ.
   ВАРЫГИНЪ [удиралъ въ ладоши. Явилось двое слугъ. Къ нимъ]. Выведите ихъ, да запереть покуда!
   КНЯЗЬ. Постой, постой! Сейчасъ ужъ серчать!
   БАТЯ. Помилуй! У меня утроба зяблая, государь. А молвлю я то, что мнѣ воронъ каркунъ сказалъ. Не гнѣвись!
   КНЯЗЬ. Оставь, бояринъ! Я о себѣ поговорить съ нимъ хочу. [За сценой свистокъ. Батя и Кирюха переглянулись).
   БАТЯ. Ты, дурацкая стать! Готовь золу изъ семи печей. Князю гадать придется.
   ВАРЫГИНЪ [слугамъ]. Разыскать кто смѣлъ свистнуть. Пьянъ, видно! [Слуги уходятъ].
   КИРЮХА [про себя]. А тебѣ будетъ похмѣлье.
   КНЯЗЬ. Ну, колдунъ! Угадай за какимъ дѣломъ я у боярина Глѣба Акимовича?
   БАТЯ. Много ты чаешь, да ничего не знаешь, княже.
   КНЯЗЬ. Чего же я не знаю?
   БАТЯ. Какое здѣсь чудо причудилось.
   КНЯЗЬ. А какое?
   БАТЯ. Былъ я на полой полянѣ, свѣтилъ мѣсяцъ на осиновый пень. Около того пня ходилъ мохнатый волкъ и вотъ что онъ сказалъ мнѣ. Есть у тебя тутъ прилука -- зазнобушка и задумалъ ты ее въ жены поять.
   КНЯЗЬ. Правда.
   БАТЯ. А дѣвушка та дожидалась до вечерней зари, до сырой росы, въ тоскѣ и тревогѣ. А какъ взошелъ мѣсяцъ, серебряные рожки, тутъ и чудо причудилось.
   КНЯЗЬ [съ нетерпѣніемъ]. Да какое?
   БАТЯ. Пропажа сталась, потеряшечка потерялась.
   ВАРЫГИНЪ. Князь, что-жъ это будетъ? Онъ дерзаетъ про дочь мою говорить, а ты дозволяешь?!
   БАТЯ. Не гнѣвайся, государь! У меня утроба зяблая...
   ВАРЫГИНЪ [топнулъ]. Вонъ!
   КНЯЗЬ [встаетъ въ сильномъ волненіи]. Нѣтъ, погоди! Я самъ съ нимъ расправлюсь, за пустошныя рѣчи. Сперва боярыню кликнемъ. Сперва Мы СЪ нею поговоримъ!.. [Ударяетъ въ ладоши. Входитъ слуга]. Доложи боярынѣ, Любови Лукинишнѣ, что молъ -- князь покорно проситъ ее пожаловать къ намъ. [Слуга уходить].
   ВАРЫГИНЪ. Не дѣло затѣваешь ты. князь! князь [на Батю]. Ты зря несешь, дурачина?
   БАТЯ. Чтобъ мнѣ первымъ кускомъ подавиться! Мышиныя норки обшарь, не сыщешь невѣсты.
   

ЯВЛЕНІЕ X.

Тѣ-же и боярыни, въ сопровожденіи слугъ.

   ВАРЫГИНЪ. Гдѣ дочь?.. Чего-жь ты трясешься?! [Кричитъ]. Гдѣ дочь, говорю?!
   БОЯРЫНЯ [съ воплемъ бросается ему въ ноги]. Не погуби-и!!
   ВАРЫГИНЪ. А-а-а!! [Слугамъ]. Поднять! Уведите ее! [Боярыню подняли и почти уносятъ рыдающую].
   КНЯЗЬ [гнѣвно]. Для какого жъ это, бояринъ, сговору пріѣхалъ я? А?
   ВАРЫГИНЪ [блѣдный и трепещущій]. Оставь... оставь!.. Нечего мнѣ не говори!.. Я... Когда я собой не владѣю, не говори! [На воровъ]. А розыскъ я съ васъ начну! Эй! [Хлопнулъ въ ладоши]. Кандалы! [За сценой выстрѣлъ. Батя и Кирюха вооружаются, доставъ изъ мѣшка по большому ножу[.
   КНЯЗЬ. Да это разбой!! [Ринулся къ двери и уходить. За сценою еще выстрѣлъ].
   КИРЮХА [схвативъ Варыгина]. Крути его!
   ВАРЫГИНЪ [вопитъ]. Люди!! разбой! разбой!! [Его вяжутъ веревками. За сценой еще выстрѣлъ, трескъ, женскій визгъ и крики разбойниковъ].

ЗАНАВѢСЪ.

   

ДѢЙСТВ1Е ЧЕТВЕРТОЕ.

Лѣсъ. Справа полотняный шатеръ. Полы его откинуты. Внутри шатеръ убранъ коврами.

ЯВЛЕНІЕ I.

Ольга, и Дуняша [стоя на колѣняхъ, цѣлуетъ руки Ольги].

ДУНЯША.

             Ну, какъ же рада я, что Богъ привелъ
             Опять мою боярышню увидѣть!
             Въ тюрьмѣ сидѣла, мукъ ждала и тамъ
             Все думала какъ ты, да что съ тобою:
             "Жалѣетъ, чай, боярышня меня!
             А ей-то каково самой, сердечной,
             Идти къ вѣнцу съ постылымъ женихомъ!"...
   

ОЛЬГА.

             За милымъ я, ужъ мужняя жена;
             А прибыло ли радости, Дуняша!
   

ДУНЯША.

             Повѣнчаны ужъ вы?! Ну, слава Богу!
   

ОЛЬГА.

             Болитъ душа по матушкѣ родимой...
             Что будетъ горемычной отъ отца?..
             Мою вину онъ ей въ отвѣтъ поставитъ,
             На ней всю злобу станетъ вымѣщать...
             Она-жъ меня безъ гнѣва вспоминаетъ,
             Она проститъ... и въ скорби неутѣшной
             Молиться будетъ... [Утерла слезы. Со вздохомъ].
                                 Грѣхъ душѣ моей!
   

ДУНЯША.

             Не замужъ же, за Мезецкаго было
             Идти тебѣ!
   

ОЛЬГА.

                       Ну, полно, перестанемъ!
             Я мужа голосъ слышу.-- Ты пока
             Останешься у насъ, съ своимъ Абрамомъ?
   

ДУНЯША.

             Мы слуги вамъ по гробъ.
   

ОЛЬГА [поцѣловала ее].

                                           Спасибо, Дуня!
             А мужъ твой гдѣ?
   

ДУНЯША [озабоченно].

                                 Къ Уколову поѣхалъ.
             Зачѣмъ -- не знаю. Словно какъ встревоженъ...
             Сейчасъ, сказалъ, вернется. Погляжу
             Не ѣдетъ ли? [уходить влѣво].
   

ОЛЬГА.

                                 Въ Уколовѣ теперь
             Гремитъ гроза родительскаго гнѣва,
             И стонъ стоитъ и плачъ!..

[Закрылась руками. Пауза. Отнимая руки].

                                           Не думать лучше!..
   

ЯВЛЕНІЕ II.

Ольга и Илья.

ИЛЬЯ [озабоченно|.

             И что за притча сталась!
   

ОЛЬГА.

                                           Что такое?
   

ИЛЬЯ.

             Велѣлъ я изготовиться ватагѣ,
             Чтобъ къ вечеру намъ сняться съ становища...
             Отъ вашего Уколова подальше
             Скорѣй людишекъ нужно отвести;
             Не то они, какъ бѣшеные волки,
             Къ вамъ кинутся на сломъ и на грабежъ.
             И вотъ кого ни спросишь -- нѣтъ и нѣту
             Кирюхи нѣтъ, и Бати и другихъ.
             Куда пропали, вишь, никто не знаетъ. [Садясь рядомъ съ Ольгой].
             А ты, моя любезная супруга,
             Въ раздумьи все, не радостна сидишь?
             Вѣнчались мы безъ дружекъ, посаженыхъ,
             Безъ тысяцкаго, свахъ и поѣзжанъ;
             И некому убрать твою головку;
             И въ логово звѣриное, не въ домъ,
             Отъ церкви я привезъ свою "княгиню";
             Не брачный свѣтлый пиръ и ликованье,
             А шумъ сырой дубравы непривѣтный
             Подъ хмурымъ небомъ встрѣчею былъ намъ...
   

ОЛЬГА.

             Я вовсе не о томъ въ раздумьѣ, милый,
             А люди какъ твои... Опасно съ ними...
             Сдается мнѣ, они тебѣ не вѣрятъ...
             Сомнѣнья иль тревоги коль въ тебѣ
             Лишь тѣнь они увидятъ, удержать
             Въ покорности ихъ трудно. Звѣрь-толпа
             Предъ тѣмъ, кто ею мощно не владѣетъ.
   

ИЛЬЯ.

             Доселѣ ихъ держалъ рукою крѣпкой,
             Пока я былъ одинъ. Теперь постыла
             Мнѣ жизнь съ народомъ этимъ. Ты средь нихъ!
             Замѣсто сѣнныхъ дѣвушекъ -- злодѣи!
             И каркаетъ воронья стая эта
             И ждетъ свою добычу расклевать!
   

ОЛЬГА.

             Ни страха, ни печали нѣтъ во мнѣ.
             Въ опасностяхъ не время сокрушаться.
             Коль въ толкъ я это взять-бы не умѣла,
             Была-бъ тебѣ плохой женою я.
             И ты смягченнымъ сердцемъ не слабѣй,
             Заботу обо мнѣ забудь покуда.
             Не прятаться мнѣ нужно отъ воровъ,
             А взять ихъ смѣлымъ видомъ, рѣчью твердой,
             Что-бъ быть тебѣ не въ бремя, а въ подмогу.
             Покамѣстъ въ переходѣ проведемъ
             Мы времени довольно, подоспѣютъ
             Къ отцу въ охрану ратные. Тогда
             Уйдемъ изъ стана мы, но не въ Литву,
             Искать среди враговъ себѣ пріюта...
   

ИЛЬЯ.

             Куда жъ тогда?
   

ОЛЬГА [пылко].

                                 Въ ряды бойцовъ отважныхъ,
             Подъ стягъ святой, ты станешь на враговъ.
             Ты душу отъ грѣха свою омоешь
             И совѣсть передъ Богомъ обѣлишь.
             Родителя страданій лютыхъ ради
             И слезною моей мольбой, Господь
             Помилуетъ тебя въ кровавыхъ битвахъ
             И благостью Своею сохранитъ.
   

ИЛЬЯ [горячо, обнявъ ее].

             Спасибо, Ольга! Въ душу мнѣ влилась
             Живой струей надежда и отвага.
             Ты вѣрный другъ, надежная опора!
             Съ тобой яснѣетъ мысль и крѣпнетъ сердце
             И съ смѣлостью незыблемой впередъ
             Всему пойдешь навстрѣчу! [Цѣлуетъ ее].
   

ОЛЬГА [ласкаясь].

                                           Милый мой!
   

ЯВЛЕНІЕ III.

Тѣ-же и Дуняша [вбѣгаетъ въ испугѣ].

   ДУНЯША. Уколово, Уколово горитъ!
   ОЛЬГА. Горитъ?!
   ДУНЯША. Грабятъ! Мужъ примчался оттуда... Все разбили, говоритъ, кладовыя, подвалы! Князя Мезецкаго убили!
   ОЛЬГА [въ ужасѣ схватилась за голову]. Господи!
   ИЛЬЯ. Ахъ! сволока проклятая! Постой-же! Я васъ уйму! [затыкаеть за поясъ кинжалъ и схватываетъ чеканъ {Чеканъ -- знакъ атаманскаго достоинства, топорикъ на длинной рукояткѣ.} изъ шатра].
   ОЛЬГА. Матушку, матушку спаси!
   ИЛЬЯ [у выхода изъ шатра даетъ свистокъ]. Не бойся, Ольга, живо управлюсь! [Подбѣжавшему вору]. Коня! [Воръ убѣгаетъ. Илья быстро уходить въ глубину сцены].
   ДУНЯША. Тамъ страсти, Абрамъ говоритъ! Плачъ, вой! Которые изъ нашихъ кинулись отбивать, всѣхъ уложили!
   ОЛЬГА [съ отчаяніемъ]. Матушка моя! Что съ тобой, родимая?! Покаралъ Господь! Отвела бѣду, охранила родителей! О о-охъ! [Рѣшительно]. Сама пойду!
   ДУНЯША. Куда-же, куда?! Развѣ близко? Адъ кромѣшный въ Уколовѣ! Что ты подѣлаешь?!
   

ЯВЛЕНІЕ IV.

Ольга, Дуняша и Абрамъ.

   АБРАМЪ [Ольгѣ]. Боярыню увезли. Не тревожься!
   ОЛЬГА. Кто увезъ?! Куда?
   АБРАМЪ. Свои. Какъ стали разбивать, мы съ дядей кинулись. Лука, да ключникъ Игнатъ подсобили. Ну, выхватили ее, на коней и въ ближній монастырь отвезли. Тамъ она въ бережи.
   ОЛЬГА. А отецъ? Убитъ?!
   АБРАМЪ. Его не видалъ. Князя Мезецкаго убили.
   ОЛЬГА. Говори ужь, говори, ради Господа! Убитъ?
   АБРАМЪ. Не слыхать. А добро грабятъ.
   ОЛЬГА. Что добро! Прахомъ ему пойти, добру этому! Батюшка что? Съ нимъ злодѣи что сдѣлали? Не быть ему въ живѣ отъ нихъ! Изъ своихъ кому пожалѣть и то не найдется!.. Видно какъ горитъ?
   АБРАМЪ. Оттуда вонъ видать, съ опушки... курганъ тамъ есть.
   ОЛЬГА. Веди меня туда!
   ДУНЯША. Ахъ, лучше бъ не ходить, матушка! Останься!
   ОЛЬГА. Веди! [Поспѣшно уходитъ съ Абрамомъ въ глубину сцены, налѣво. Дуняша слѣдуетъ за ними. Слѣва слышенъ шумъ приближающемся толпы].
   

ЯВЛЕНІЕ V

Толпа воровъ съ Батей, Сверломъ, Иваномъ Ядренымъ и Совой во главъ, вводитъ связаннаго Варыгина.

   СВЕРЛО. Стой, ребята! Тутъ ему судъ чинить и расправу.
   БАТЯ. Ну, какъ, въ добромъ-ли ты здоровьѣ и благополучіи, государь?
   ВАРЫГИНЪ [злобно, озираясь]. Сволока поганая! Душегубы, грабежники! Судъ надо мной чинить! Вамъ?! Ха-ха-ха!
   СВЕРЛО. Ишь озмѣился!
   ИВАНЪ ЯДРЕНЫЙ. Напырился, что индюкъ!
   БАТЯ [къ толпѣ]. Пришелъ теленокъ медвѣдя пугать! всѣ Ха-ха-ха!
   СВЕРЛО. Ты на всей нашей волѣ. Захотимъ -- пришибемъ, захотимъ -- плясать станешь. И медвѣдь въ неволѣ пляшетъ, не то что ты.
   БАТЯ. Стой, братцы, вы все не то, не съ того конца. Слушай ка, что я вздумалъ.
   ИВАНЪ ЯДРЕНЫЙ. Видно, Батя умнѣе всѣхъ!
   БАТЯ. А то нѣтъ? Я передъ вами соколъ, а вы дрозды. Бояринъ у меня сейчасъ словно на шило сядетъ. Мы обознались, ребята. Бояринъ не ворогъ нашъ, а гость добрый. Да! Онъ намъ дочку въ береженье отдалъ. Али забыли? Онъ въ гости къ ней снарядился.
   ВАРЫГИНЪ [затрясся отъ гнѣва]. Молчи! Окаянная душа!..
   БАТЯ. Хоть черту кумъ. Надо-быть тутъ она. Семъ-ка кликну! [Пошелъ къ шатру].
   ВАРЫГИНЪ. Не смѣй!.. Не смѣй!..
   БАТЯ. Да вонъ она сама жалуетъ!
   

ЯВЛЕНІЕ VI.

Тѣ-же и Ольга [вбѣгаетъ. Увидавъ отца, всплеснула руками].

ОЛЬГА.

             А-ахъ!!.. Батюшка!! [Падаетъ ему въ ноги].
   

ВАРЫГИНЪ.

                                 Прочь съ глазъ моихъ, змѣя!

[Въ толпѣ движеніе и смѣшки].

   

ОЛЬГА [быстро встала. Къ толпѣ].

             Оставьте насъ! Въ несчастьи издѣваться
             И воръ не станетъ. Къ женщинѣ, какъ я,
             Съ истерзанной душею и у вора,
             Коль онъ не звѣрь, найдется въ сердцѣ жалость.

[Двое изъ воровъ уходятъ].

ВАРЫГИНЪ

[обезсиленный сѣлъ на пень и погруженъ въ свои мысли. Про себя].

             Все прахомъ, все!..
   

ОЛЬГА [твердо].

                                 Уйдите-жъ, я сказала!
             При мнѣ не только дѣдомъ не посмѣетъ,
             Но словомъ огрубить отца никто!
   

БАТЯ [подмигнувъ на нее].

             На видъ красна, а вкусомъ горьковата...
   

СВЕРЛО.

             Глазами ѣстъ!
   

ОЛЬГА.

                                 Межь дочерью съ отцемъ
             Зѣвакамъ быть не мѣсто. Вамъ не здѣсь,
             Въ Уколовѣ работа: жечь, да грабить,
             Сдирать съ иконъ оклады дорогіе,
             Да звѣрски кровь напрасно проливать,
             Забывъ, какой вы въ смертный часъ дадите,
             Въ ужасный часъ предъ Господомъ отвѣтъ!

[Еще трое воровъ уходятъ].

ВАРЫГИНЪ [по прежнему про себя].

             На что-жь вся жизнь пошла, и трудъ и скорби?!
   

ОЛЬГА [грозно].

             Въ обидчики себѣ я тѣхъ поставлю,
             Не медля кто отсюда не уйдетъ.
             И съ тѣмъ Илья расправится нещадно!
             Я каждаго изъ васъ въ лицо примѣчу
             И жалостью не тронусь въ сердцѣ къ вамъ.

[Подходить жъ нимъ. Нѣкоторые отступаютъ, прячась за товарищей. Двое уходятъ. Батѣ].

             Въ отвѣтѣ первый ты!
   

БАТЯ.

                                           Пойдемте, братцы!
             Ну, ихъ!..
   

СВЕРЛО.

                       Недалеча! Отпустить
             Такого звѣря даромъ не годится.
             Оцѣпимъ ихъ кругомъ.
   

СОВА.

                                 Вотъ такъ-то лучше! [Расходятся въ разный стороны).
   

ВАРЫГИНЪ [про себя].

             И въ мысли не вмѣстится горе это!..
   

ЯВЛЕНІЕ VII.

Варыгинъ и Ольга.

ОЛЬГА

[подходить въ отцу и становится на колѣни, чтобъ развязать ему руки].

   
             Дозволь освободить...
   

ВАРЫГИНЪ [всталъ. Съ отвращеніемъ].

                                 Не оскверняй!

[Срываетъ съ рукъ ослабѣвшую веревку и бросаетъ ею въ дочь. Ольга встаетъ. Ехидно]

             Сколь сладко мнѣ, о чадо!-- зрѣть тебя...
             Поруганному, нищему, въ позорѣ!
             За это все я бью тебѣ челомъ [кланяется)
   

ОЛЬГА.

             Смиренно каюсь въ томъ, что я изъ дома,
             Въ позоръ тебѣ и матушкѣ, ушла;
             А больше въ чемъ винить меня напрасно.
   

ВАРЫГИНЪ.

             Напрасно, хе-хе-хе! Отрадно мнѣ,
             Что ты растлѣннымъ сердцемъ грѣхъ содѣять
             Влеклась, забывъ дѣвичій стыдъ...
   

ОЛЬГА [прерываетъ].

                                                     Неправда!
             Уйти съ Ильей мнѣ было суждено.
             Съ своей постылой долей свыклась я
             И кровъ родной не бросила-бъ чрезъ это.
             Сгубить меня хотѣлъ ты, замужъ выдавъ;
             Но я-бы не ушла и оттого.
             Не стала-бъ я съ князь-Мейецкимъ, конечно,
             Тебѣ въ угоду, въ церкви подъ вѣнецъ,
             А ножъ себѣ всадила-бъ въ сердце. Ты-же
             За этотъ грѣхъ отвѣтилъ-бы предъ Богомъ.
             Люби Илью безъ памяти я втрое
             И то-бы не ушла отъ васъ за нимъ,
             Изъ гордаго стыда и чести ради,
             Что-бъ онъ не мнилъ, что я легко досталась,
             Что дѣвку онъ сманилъ и обошелъ...
   

ВАРЫГИНЪ.

             Изрядно! Вѣрю. Какъ не вѣрить? "Честь"
             "И гордый стыдъ", хе-хе!
   

ОЛЬГА.

                                           Слова мои
             Ты ставишь ни во что. Во мнѣ съизмальства
             Одно худое видѣть ты привыкъ
             И дѣлалъ все къ тому, въ моемъ чтобъ сердцѣ
             Любовь, и честь и совѣсть заглушить.
             Я съ малыхъ лѣтъ тебя ужь не боялась.
             Упорствомъ отъ напраслинъ каменѣя
             И сердцемъ раскипаясь отъ обидъ,
             Во всемъ я шла тебѣ наперекоръ...
             Жестокость неповинныхъ истязаній
             Мой духъ къ тебѣ гордыней закаляла,
             И ты меня ее смогъ переломить,
             Хоть всѣ передъ тобою трепетали.
             Ты чувствовалъ всегда, что недругъ я
             Живой укоръ худымъ твоимъ дѣяньямъ...
   

ВАРЫГИВЪ [прерываетъ, гнѣвно]

             Молчи, змѣя!!
   

ОЛЬГА.

                                 Такъ знай-же, что за смерть
             Родителя, погибшаго извѣтомъ,
             Тобою обездоленнаго сына
             Твоя-же дочь должна была спасти.
   

ВАРЫГИНЪ.

             Велѣніемъ судьбы, выходитъ, стала
             Разбойника любовницею ты?!
   

ОЛЬГА.

             Что-бъ душу отвратить его отъ зла,
             Что-бъ онъ со мной забылъ и грѣхъ и мщенье,
             Ударъ что бъ отвратить, тебѣ грозившій,
             И жизнь спасти твою и достоянье --
             Я вотъ зачѣмъ ушла.
   

ВАРЫГИНЪ.

                                 Скажи пожалуй!
             А вышло все какъ разъ наоборотъ
   

ОЛЬГА.

             Мы въ этомъ неповинны, Богъ свидѣтель!
             Ослушниковъ то дѣло окаянныхъ...
   

ВАРЫГИНЪ.

             Боюсь развѣсить уши. Такъ сладка
             Во лжи ехидной рѣчь твоя. Къ порамъ
             Съ пустыми вѣдь руками не приходятъ.
             Войти въ семью ихъ добрую нельзя
             Съ однимъ безчестьемъ дѣвкѣ, безъ надѣлка.
             Любить, пожалуй, жаловать не станутъ...
   

ОЛЬГА [пылко прерываетъ].

             Забыть не вынуждай, что ты въ несчастьи!
             Я сердцемъ возмущеннымъ не смогу
             Въ покорности сносить такія рѣчи!
   

ВАРЫГИНЪ [Ѣдко усмѣхнулся].

             А чѣмъ ворамъ челомъ ударить кромѣ,
             Какъ не добромъ родительскимъ? Купить
             Чѣмъ ласку ихъ? Однимъ безстыдствомъ -- мало.
             Илюшкѣ -- вору и тому на что ты,
             Коль нѣтъ ему корысти никакой?
             Онъ дѣвокъ кралъ не мало попригожѣй,
             Для дѣлъ срамныхъ. На то онъ подлый воръ.
             А ты... ты чѣмъ мила? Что всю сволоку,
             Всю рвань его, что дохла съ голодухи,
             Въ Уколовѣ сулилась накормить,
             Да всѣхъ одѣть изъ скрынь моихъ изрядно.--
             "На -- дескать -- мой любимчикъ, все бери,
             "Стяжанное отеческимъ радѣньемъ"...
   

ОЛЬГА [гнѣвно прерываетъ].

             Предательствомъ моимъ и сквернотою,
             Въ надѣлокъ, ты сказалъ, пошло за мною
             Ворамъ твое добро, Ильѣ въ корысть.
             Но ты забылъ, чьей вотчиной владѣешь,
             Какимъ стяжаньемъ нажилъ ты добро.
             Забылъ про то, что въ прокъ нейдетъ чужое,
             Что взыщется отъ Бога за злодѣйство
             И кровь страдальца къ небу вопіетъ!
   

ВАРЫГИНЪ [задыхаясь отъ гнѣва].

             Молчи!! Убью!! [бросается на нее].
   

ЯВЛЕНІЕ VIII.

Тѣ же и Илья [быстро входить].

ИЛЬЯ [удерживая его].

                                 Потише!
   

ВАРЫГИНЪ [яростно].

                                           Ты?! разбойникъ!!
   

ИЛЬЯ.

             По милости твоей я въ долѣ этой.
             Ребенкомъ былъ въ ту пору я, когда
             Ты облилъ сердце мнѣ отцевой кровью
             И ненавистью душу замутилъ.
             Ты мысль мрачилъ мою, ты сонъ тревожилъ
             То ужасомъ, то грезою кровавой,
             То мщенія назойливой мечтой!
             Ты отнялъ все, чѣмъ юноша живетъ,
             Съ любовью и надеждой вдаль взирая.
             Ни радостей, ни счастья тотъ не ждетъ,
             Во злѣ мужаетъ кто и дышетъ злобой.
             Таковъ я былъ и ждалъ съ тобой разсчета,
             Какъ воронъ жаждетъ крови. Съ тѣмъ пришелъ.
             Но съ Ольгой все забыто. Свѣтлымъ миромъ
             Теперь моя душа озарена.
             Тебя спокойно вижу! Злобы нѣтъ
             Въ моемъ ужь сердцѣ. Чувствами иными
             Оно полно. Врожденное добро,
             Заглохшее твоихъ дѣяній ради,
             Въ душѣ моей воскресло обновленной
             И въ новую меня подъяло жизнь
             Изъ мрачной бездны прежняго несчастья.
             Ступай, старикъ. Никто тебя не тронетъ.
             Жалѣю, что пограбленъ ты; по самъ
             Живу я въ волчьей пасти!..
   

ВАРЫГИНЪ [съ шипѣніемъ].

                                           А -- аспидъ ты!
             Змѣиное отродье!..
   

ИЛЬЯ [повышай голосъ].

                                 Ну, ступай-же!
   

ВАРЫГИНЪ.

             Отъ казни хоть утекъ, да на плечахъ,
             Крѣпка-ли голова твоя, разбойникъ?!
   

ИЛЬЯ [съ волненіемъ].

             Ступай, сказалъ!.. Мнѣ вспомнился родитель...
             И вижу на тебѣ я кровь его!..
   

ВАРЫГИНЪ [медленно отступая].

             Ты вспомнишь и меня, въ мученьяхъ лютыхъ,
             Какъ съ дыбы станутъ рвать, да жечь смолой,
             Да голову на плаху ты положишь
             И лезвіемъ сверкнетъ топоръ... [Илья дѣлаетъ къ нему движеніе].
   

ОЛЬГА.

                                                     Илья!

[Унявъ на колѣни, удерживаетъ его. Варыгинъ уходитъ, злобно озираясь. Илья сдвинувъ брови и сжавъ кулаки, съ трудомъ удерживается на мѣстѣ].

ЗАНАВѢСЪ.

   

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

Обгорѣлый и разграбленный дворъ Варыгина. Кое-гдѣ еще курится и тлѣютъ уголья. По двору разбитые сундуки и боченки. Лунная ночь.

ЯВЛЕНІЕ I.

ѲЕКЛА [богато разряженная] и Кирюха сидятъ на сундукѣ.

   КИРЮХА. Ишь какъ я нарядилъ тебя! Плохо?
   ѲЕКЛА. Мнѣ-бы съ измальства такъ-то ходить. Я въ холопки ошибкой попала.
   КИРЮХА. Подмѣнили тебя, что-ли?
   ѲЕКЛА. Я ни въ мать и не въ отца, въ удалаго молодца...
   КИРЮХА. Ха ха ха! Дура! [Обнялъ ее].
   ѲЕКЛА. Погоди, то-ли будетъ! Дай-ка мнѣ развернуться, да жиру наѣсть!
   КИРЮХА [ластится къ ней]. Право дура!
   ѲЕКЛА. Да ну тебя! Будетъ!
   

ЯВЛЕНІЕ II.

Тѣ же, Батя [подъ хмѣлькомъ] и Сверло {На Батѣ Веригинская шуба. Другіе воры также напялили на себя кое-что изъ добычи: на одномъ боярская шапка, ни другомъ дорогой кафтанъ на рваной рубахѣ, третій въ расшитыхъ сафьянныхъ сапогахъ.}.

   БАТЯ. Гляди! словно теля: гдѣ сойдутся, тамъ и лижутся. Ай да Кирюха!
   ѲЕКЛА. Такъ-то вы, ухачи-воры-разбойники! Напрокудили, расхватали дѣвокъ.
   СВЕРЛО. На то и дѣвки, чтобъ парней любить. А тебя никто не хваталъ. Сама красавца облюбовала. Ишь каковъ!
   БАТЯ. Не разглядѣла, что у него медвѣжій ротъ, волчьи зубы, свиныя губы.
   ѲЕКЛА. Не смѣйся горохъ, не лучше бобовъ. А Кирюха хоть не казистъ, да мастистъ.
   БАТЯ. Рыжей масти-то. А рыжихъ и во святыхъ нѣту.
   ѲЕКЛА. Не то заноешь, какъ Кирюха на моемъ хвостѣ въ атаманы выѣдетъ!
   БАТЯ. Ого! Хватила!
   

ЯВЛЕНІЕ III.

Тѣ-же, Иванъ Ядреный и Ежъ [выкатываютъ изъ погреба небольшую бочку].

   БАТЯ. Кати сюда, кати милую, кати!
   ѲЕКЛА. Это, знать, съ царскимъ медомъ.
   БАТЯ. А вотъ мы узнаемъ съ чѣмъ. Сбивай толпыжку {Деревянная пробка на бочкахъ.}, да ковши давай!-- Братцы, новую атаманшу видали? Вотъ она! Навела сухоту на Кирюхину красоту. Ѳеклой звать. [Садится верхомъ на откупоренную бочку и беретъ ковшъ].
   ѲЕКЛА. Была Ѳекла, теперь стала Ѳекла Ермиловна.
   БАТЯ [доставая ковшемъ медъ]. Была бита, да спасибо не добита. [Пьетъ].
   ѲЕКЛА. И то! Всего много осталось, кому что надобно. У господъ дурой вѣковала, а теперь умникамъ носъ утру.
   БАТЯ. Сперва свой утри. [Пьеть]. Ну и медъ, вотъ такъ медъ. Пей, братцы!.. [Всѣ пьютъ, исключая Кирюхи и Ѳеклы]. Кирюха пей, хлѣба те въ брюхо! Дологъ постъ, да сладки разговѣны. Спасибо Варыгину, что про насъ меды варилъ, животы копилъ. Ѳекла... то бишь Ѳекла Ермиловна! Не растутъ на ели яблочки, не быть тебѣ атаманшей. [Пьетъ].
   ѲЕКЛА. Кирюха, да что онъ присталъ?
   БАТЯ. Шутка въ пазуху не лѣзетъ. Дура! На, выпей! [Ѳекла отмахнулась]. Пей! Али въ монастырь собралась?
   ѲЕКЛА. Пошла-бы въ монастырь, да много холостыхъ.
   ВСѢ. Ха-ха-ха!
   СВЕРЛО. А ну, какъ твой Кирюха не захочетъ въ атаманы идти?
   ѲЕКЛА. А на что жъ я его взяла, рыжаго черта? Онъ чувствуй, да дѣлай по моему. Али лучше его нѣту! иванъ ядреный. Знамо. На кой-те лядъ старый-то?
   ѲЕКЛА [поетъ на мотивъ плясовой, подбоченясь и поводя плечами].
   
                       Мой мужъ бѣлоусъ,
                       А я его не боюсь;
                       Я на улицу пойду,
                       Черноусаго найду!
   
   ВСѢ [безъ Кирюхи]. Ха-ха-ха!
   КИРЮХА. Полно дурить-то!
   ѲЕКЛА. Небось, головы не повѣшу, всякаго спотѣшу. Ольга свѣтъ Глѣбовна, слезы проливаючи, да родителей поминаючи, вишь, брезгаетъ нами, дѣлу помѣха.
   БАТЯ [хмѣлѣя]. Немного помѣшала. Толокномъ Волги не замѣсишь. Пей, братцы! Сверло, Ежъ, пейте! [Пьютъ].
   ѲЕКЛА. А Варыгина небось отпустили. А онъ ништо станетъ зѣвать? Гляди, стреконулъ къ воеводѣ, да ратныхъ наведетъ.
   БАТЯ. Фефела, а понятіе есть, [пьетъ].
   ѲЕКЛА. За моей головою не пропадете. Опять атамана вашего взять. Небось Олюшка научила его какъ быть. Уйдетъ въ опричники -- цѣла голова, а вамъ свои подъ топоръ класть.
   КИРЮХА. Вечоръ онъ и то было изъ становища уѣхать собрался. Вишь, въ монастырь, съ Ольгою, мать ей провѣдать. Да, спасибо, не пустили ни его, ни бабу. Побудь съ нами, а тамъ видно будетъ.
   БАТЯ. Жалко я не заговорилъ его отъ бабьихъ зазоръ. Былъ соколъ, вороною сталъ. А все Олька. Чтобъ ей по жиламъ, да костямъ сухотой хвороба разродилась!
   ѲЕКЛА. Съ нею не долго управиться. Будь у васъ Кирюха набольшій, онъ ей покажетъ!
   СВЕРЛО. И не жалко тебѣ?
   ѲЕКЛА. Насъ не жалѣли, поѣдомъ ѣли, на уморъ морили, а мнѣ жалѣть?
   БАТЯ [совсѣмъ пьяный, сваливается съ бочки}. Дерржи!
   СВЕРЛО. Ай конекъ сбрыкнулъ?
   БАТЯ. Хмѣль зашибъ... Ну и медъ! [барахтается и ложится на землю].
   СВЕРЛО. Кирюха! А намъ-бы тутъ не загащиваться. Раздуванимъ добро и айда. Князя Мезецкаго убили -- первое. Ну и Варыгинъ не станетъ молчать. Того гляди, навалятся стрѣльцы, ратные. Отбивайся съ пьяными-то!
   КИРЮХА. А вотъ какъ велитъ атаманъ.
   БАТЯ [еле выговаривая}. А что мнѣ атаманъ? Сперва онъ меня повози, а тамъ я на немъ поѣзжу.
   КИРЮХА. Не далече уѣдешь! Назюзился.
   БАТЯ [засыпая]. Сперва онъ... а тамъ я...
   КИРЮХА [къ Сверлоъ. Ты сказалъ: раздуванимъ. Илья и дуванить не дастъ; Варыгинскіе животы ему за Олькой въ надѣлокъ пойдутъ.
   СВЕРЛО. Какъ не дастъ?!
   ИВАНЪ ЯДРЕНЫЙ. Такъ мы его и послушали! Вмѣстѣ.
   ЕЖЪ. Даромъ работали, что-ли? Вмѣстѣ.
   КИРЮХА [вставая]. То-то подумайте, смолвитесь. А я посмотрю, хорошо-ли его стерегутъ. сверло. Не выпускай живымъ-то!
   КИРЮХА. У меня не уйдетъ! Пойдемъ Ѳекла!
   ИВАНЪ ЯДРЕНЫЙ. Прилюлюкай любезнаго! [За сценой слышна хоровая пѣсня].
   СВЕРЛО. Ха-ха! А то съ нами пойдемъ. Тамъ пьютъ -- сидятъ -- угощаются. Съ нами веселѣй!
   ЕЖЪ. Кирюха не пуститъ.
   ѲЕКЛА. Мало-ли что! Лихой конь и путы рветъ.
   КИРЮХА [сердито]. Да будетъ-те, дура! Языкъ не примелется! [Топнулъ ее впередъ и уходить за нею. Сверло, Ядреный и Ежъ пересмѣиваясь уходятъ въ глубину сцены. Пѣсни слышнѣе:]
   
             Не вороны слетѣлися на крутъ бережокъ,
             Собрались удалые добры молодцы.
             Чего же вы, ребята, призадумались,
             Задумались, ребята, закручинились?
             Завелся, вишь, воевода супостатъ злодѣй,
             Высылаетъ но насъ высылки стрѣлецкія,
             Называетъ насъ ворами да разбойниками,
             А мы, братцы, вѣдь не воры, не разбойнички,
             Люди добрые, ребята мы поволжскіе.
             Ужь не первый годъ гуляетъ нашъ легокъ стружокъ,
             Мы ѣдимъ, да пьемъ на Волгѣ все готовое,
             Цвѣтно платье надѣваемъ припасеное,
             Ну а дѣвки къ намъ охотою и сами льнутъ!
   

ЯВЛЕНІЕ IV.

Батя и Варыгинъ [тихо входитъ, безъ шапки. Одежда и волосы его въ безпорядкѣ].

ВАРЫГИНЪ.

             Изрядно потрудились! Все разбито.
             Пограблено и пущено на дымъ!
             Оставили одно мнѣ въ муку: жизнь. [Садится].
             Казны что было, всякаго добра!
             И сколько силъ, терпѣнья и труда,
             Заботы неустанной здѣсь погибло!..
             Да, все минуло, прахомъ все пошло!
             И станетъ здѣсь, въ гнѣздѣ моемъ, и тлѣнъ
             И мерзость запустѣнья...

[Закрылся руками и умолкъ на нѣсколько мгновеній].

                                 Тяжко мнѣ!
             Не въ мочь! Что червь ползучій сердце точитъ,
             Какъ ржа желѣзо, ѣстъ меня тоска!
             Чѣмъ стану я, врагамъ на поруганье,
             Своей же подлой челяди на смѣхъ?
             Въ дугу согнутый, хворый, одинокій,
             Пришибленный позоромъ и нуждой
             И разумомъ померкшій... Нѣтъ, о нѣтъ!
             Покамѣстъ твердъ въ умѣ и волей крѣпокъ,
             Покончить разомъ... Разомъ кончить, да! [Задумался].
             Окрестъ бродилъ я, самъ зачѣмъ не знаю,
             А мысли безпорядочно блуждали,
             Кружились вихремъ, въ мракѣ угасали
             И ныло все во мнѣ, съ такою болью,
             Какъ будто разомъ сотни лютыхъ змѣй
             Меня язвили жаломъ смертоноснымъ...
             И грезился мнѣ тотъ кровавый призракъ...
             Замученный старикъ, съ грозящимъ взоромъ...
             И я бѣжалъ, чураясь привидѣнья,
             И холодомъ сжимало грудь мою...

[Умолкъ и поникъ удрученной головою].

             Нѣтъ разомъ кончить, чѣмъ съ такою мукой,
             Въ ничтожествѣ мнѣ дни влачить свои,
             Безпомощно, и жалко и позорно!..
             И кто-жъ всему виною?-- дочь. Гмъ, дочь! [вставая].
             Не похоть, ложь и злобная гордыня
             Ее объяли, нѣтъ: мое "злодѣйство"!
             Мой "грѣхъ" пришла забота искупить! [Поводя рукой вокругъ себя].
             Искупленъ!.. [Прислушивается въ испугѣ].
                       Это что?!.. Меня зовутъ!..
             Да... чей-то голосъ страшный издалека,
             Что вѣтромъ донесло его -- зоветъ!!..
             А, знаю кто!.. Старикъ!.. Опять все ты-же!
             Изъ гроба твоего сей голосъ страшный,
             Изъ нѣдръ земли!.. [Прислушивается съ возрастающимъ ужасомъ].
                                 Зубовный скрежетъ!.. вой
             И стоны!.. [Схватывается за голову, закрывъ ладонями уши].
                       Нѣтъ, я брежу!.. Мозгъ горитъ
             И кровь воспалена... Конечно брежу.

[Вдругъ справа ему видится призракъ замученнаго Подгорнаго -- отца].

   Опять ты предо мной!!.. Разсыпься! Сгинь!
   Ты смерти ждешь моей?!.. ея предвѣстникъ?!..
   Прочь!! Чуръ меня!! разсыпься! расточись!!

[Въ изступленіи убѣгаетъ налѣво]

   БАТЯ. Что за притча! [протираетъ глаза]. Никакъ Варыгинъ тутъ былъ? Иль мнѣ пригрезилось? [берется за голову]. Ухъ, какъ застучало, батюшки! А-ахъ! Вотъ такъ ме-дъ! Тьфу! Черта свалитъ. [Хочетъ встать, но остается на колѣняхъ]. Ну-Ка встань! Ань и нѣтъ! Ты такъ норовишь, а ноги этакъ... О-охъ! [Съ трудомъ поднялся]. Кабыть сюда онъ шмыгнулъ? Гмъ! Должно быть казна спрятана. Либо въ стѣну заложена, либо зарыта. Вотъ онъ зачѣмъ! А Я его И накрою! [Пошелъ и пошатнулся. Глядя на ноги]. Да Ну васъ! не дури! [Уходить].
   

ЯВЛЕНІЕ V.

ИЛЬЯ

             Не ладно что то! Звѣрь освирѣпѣлъ...
             Понюхалъ крови, зубы скалитъ... Плохо!
             На грѣхъ вина имъ вдоволь и добычи...
             Кто смиренъ былъ и тотъ -- гляди -- полѣзетъ
             Хоть на рожонъ. Нѣтъ, круто взяться надо...

[Прислушивается къ разговору вошедшихъ воровъ].

   

ЯВЛЕНІЕ VI.

Илья, Жогъ и Сова [слѣва].

СОВА.

             Эй, слышь-ка что случилося!
   

ЖОГЪ.

                                           А что?
   

СОВА.

             Бояринъ-то Варыгинъ удавился!
   

ЖОГЪ.

             Врешь! Гдѣ?
   

СОВА.

                       Виситъ въ саду. Вишь, Батя видѣлъ...
   

ЖОГЪ.

             Собакѣ смерть собачья!
   

СОВА.

                                           Не грѣши!
             Крещеная душа вѣдь...
   

ИЛЬЯ
[подошелъ неожиданно къ ворамъ. Строго].

                                 Чтобъ ни вы,
             Ни Батя и ни кто женѣ моей
             Не сказывалъ яро то! Приказъ строжайшій.
             Покойника-жь убрать подальше. Живо! [Сова и Жогъ убѣгаютъ].
             Какой конецъ ужасный!.. Вотъ къ чему
             Злодѣйствовалъ всю жизнь, стяжаній ради,
             И батюшку ты подло погубилъ!..
             Постыдно, безъ креста, молитвы, тяжко
             Скончалъ ты дни надъ прахомъ разоренья,
             Надъ пепломъ уничтоженныхъ богатствъ!..

[Зоря передъ восходомъ солнца].

   

ЯВЛЕНІЕ VII.

Илья и Ольга.

ОЛЬГА.

             Сейчасъ Абрамъ отъ матушки вернулся.
   

ИЛЬЯ.

             Здорова-ли она?
   

ОЛЬГА.

                                 Сказать велѣла,
             Что слезно Бога молитъ обо мнѣ,
             Да не вмѣнитъ мнѣ въ тягость прегрѣшенья...
             Что сердцемъ рвется къ намъ...
   

ИЛЬЯ.

                                           Надѣюсь нынче-жъ
             Въ обитель къ ней мы къ вечеру прибудемъ.
   

ОЛЬГА.

             Ахъ, если-бъ такъ!.. Тревожно мнѣ съ чего-то!..
   

ЯВЛЕНІЕ VIII.

Тѣ же, Кирюха, Ѳекла, Бати, Сверло, Семенъ, Жогъ, Сова, Иванъ Ядреный, Ежъ и другіе воры [сходятся мало по малу].

ИЛЬЯ.

             Вамъ что?
   

ОЛЬГА [съ удивленіемъ].

                       И Ѳекла съ ними?!
   

ѲЕКЛА [нахально].

                                           Здѣсь и я!
   

ОЛЬГА.

             Въ моихъ нарядахъ, жемчугѣ, серьгахъ!..
   

ѲЕКЛА.

             Къ ворамъ уйти примѣръ ты показала,
             Пожить въ гульбѣ задумалось и мнѣ...
   

ИЛЬЯ [накидывается на нее].

             Негодная!..
   

БАТЯ [отстраняетъ Ѳеклу].

                       Что дуру бабу слушать!
             Послушай-ка, свѣтъ, Глѣбовна, меня.
             Родитель твой...
   

ОЛЬГА [прерываетъ съ испугомъ].

                                 Что, что такое?!
   

ИЛЬЯ (съ угрозой].

                                                     Батя!
             Приказъ мой слышалъ ты?!
   

ОЛЬГА (въ безпокойствѣ).

                                           Да что-жъ случилось?
   

ИЛЬЯ.

             Скончался онъ...
   

ОЛЬГА.

                                 Убитъ?
   

БАТЯ.

                                           Въ петлю залѣзъ.

[Ольга вскрикиваетъ и подъ бременемъ этой вѣсти въ рыданіяхъ надаетъ не колѣни].

             Теперь на немъ поѣздятъ черти вволю!

[Въ толпѣ движеніе, нѣкоторые засмѣялись].

ИЛЬЯ
хподнялъ жену и держитъ ее рыдающую на своей груди].

             Не могъ ты помолчать! Нѣтъ нужно было
             Ужалить дочь погибелью отца!
             Не въ радость ли тебѣ чужія слезы?
             Не въ посмѣхъ-ли кручина и печаль?
             Негодный ты, ехидный, злой подъячій,
             Продажная, чернильная душа!..
             Ну полно-жъ, Оля, полно надрываться!.. [Къ толпѣ].
             А вы чего собрались? Прочь отсюда!
   

СВЕРЛО.

             Нашелся распорядчикъ! Ишь какой!
   

ИЛЬЯ.

             Что-что?!
   

КИРЮХА.

                       Да то! Довольно подъ тобой
             Намъ быть!
   

СВЕРЛО.

                       Ты бабій прихвостень!
   

ИВАНЪ ЯДРЕНЫЙ.

                                           Извѣстно!
             Какой онъ атаманъ?
   

ѲЕКЛА.

                                 Измѣнникъ онъ!
   

КИРЮХА.

             Обманщикъ!
   

БАТЯ.

                       Впрямь! Коли-бъ не мы съ Кирюхой,
             Поживы намъ не взять бы тутъ, ребята!
   

ѲЕКЛА.

             Онъ ратныхъ навести на васъ хотѣлъ!
   

КИРЮХА.

             Измѣнникъ онъ!
   

СВЕРЛО.

                                 Долой его, ребята!
   

ѲЕКЛА.

             Кирюху въ атаманы нужно взять!
   

КИРЮХА.

             Илью повѣсить!
   

СВЕРЛО.

                                 Съ тѣмъ, что удавился,
             На сукъ одинъ ихъ рядышкомъ!
   

БАТЯ.

                                           Ништо!
             Была бы шея, сыщется веревка!

[Гвалтъ, крики, угрожающіе жесты. Ольга въ ужасѣ прижалась къ мужу, охватя его руками].

   

ѲЕКЛА [добывъ чеканъ, несетъ его Кирюхѣ].

             Челомъ на атаманствѣ! На чеканъ!
   

ИЛЬЯ [вырываетъ у нея чеканъ].

             Молчать!! Кто первый ротъ изъ васъ розинетъ,
             Кто слово пикнетъ мнѣ наперекоръ,
             Того то слово будетъ и послѣднимъ!

[Толпа подалась назадъ].

             Ослушники! смутьяны! баламуты!
             Вы съ пьяну одурѣли, вижу я!
             По выбору видать въ умѣ-ли вы,
             Коль ставите Кирюху надъ собою!
             Поставили-бъ ужь волка въ атаманы,
             Иль бѣшенаго пса, что зря кидаясь,
             Кусаетъ всѣхъ, покамѣстъ не убьютъ.
             Хорошъ главарь! А вы еще подлѣе,
             Коль клонитъ васъ идти ему въ холопы,
             Да съ рукъ его лизать покорно кровь!
   

ИВАНЪ ЯДРЕНЫЙ.

             И вправду, братцы, вздумали не дѣло!
   

СОВА [указывая на Сверло].

             Вонъ антотъ все горланъ, да Ѳекла!
   

ѲЕКЛА (злобно).

                                                     Да!
             Не мнѣ-ль таить, что вздумано у нихъ

[указала на Илью съ Ольгой].

             Васъ выдать воеводѣ головою?!
   

ОЛЬГА [гнѣвно, близко подойдя къ ней].

             По чемъ ты знаешь?! Кто тебѣ сказалъ?!
             За что ты на меня змѣей вздыбилась?
             За ласку? за добро? [Къ толпѣ].
                                 И этой бабѣ,
             Предательницѣ подлой, вѣрятъ всѣ?!
   

КИРЮХА [злобно].

             Молчи, пока жива!
   

ОЛЬГА.

                                 Нѣтъ, ты молчи!
             Я смѣю говорить, за тѣ страданья,
             Что на душу отъ васъ же мнѣ легли!
             За эту кровь, которой заливало
             Дымящійся въ развалинахъ нашъ домъ;
             За смерть отца, погибшаго ужасно;
             За мать мою истерзанную скорбью...
             Родимая быть можетъ на краю
             Отверстой ей несчастьями могилы.
             Не вѣрю я, что всѣ вы очерствѣли
             Душею до того, что-бъ въ совѣсть къ вамъ
             Рыдающее слово не проникло.
             Не всѣ-жъ сошлись для лиха здѣсь. Изъ васъ
             Нужда иныхъ гнала, иныхъ насильство,
             Иль кровная обида, или скорбь.
             Къ моимъ словамъ не будутъ глухи тѣ.
             Свидѣтельствуюсь Господомъ, что мужъ
             Предательства далекъ, какъ мы отъ неба.
             Другихъ онъ мыслей, чистыхъ и благихъ
             И васъ же онъ на путь наставитъ ими.
             Наставитъ тѣхъ, кто Бога не забылъ;
             Чью совѣсть удручаетъ темныхъ дѣлъ
             Грѣховное и тягостное бремя;
             Кто крестъ кладетъ, со вздохомъ тяжкимъ къ небу;
             Кого послѣдній часъ и судъ тревожитъ;
             Кто, тайно вспоминая про своихъ,
             Про мать, жену ль, ребятъ-ли малыхъ -- плачетъ
             И сѣтуетъ въ какую впалъ бѣду.
             Вотъ къ этимъ мужъ, грѣховный вмѣстѣ съ вами,
             Живительное слово обратитъ
             И вѣрный путь къ спасенію укажетъ!

[Толпа молчитъ, подъ глубокимъ впечатлѣніемъ. Взоры потуплены, кое - кто вздохнулъ].

ИВАНЪ ЯДРЕНЫЙ [искренно].

             Послушаемъ! Илья Григорьевичъ, молви!
   

ѲЕКЛА.

             Кирюху въ атаманы взять сперва!

[Почти всѣ оглянулись на нее съ досадою].

СОВА.

             Молчи ты!
   

ЖОГЪ.

                       Прочь!
   

ИВАНЪ ЯДРЕНЫЙ.

                                 Спровадьте дуру-бабу!

[Ѳеклу берутъ и уводятъ].

ѲЕКЛА.

             Кирюха!.. Что-жъ ты?!.. Батюшки! разбой!

[Въ толпѣ сдержанный смѣхъ].

ЕЖЪ.

             А ты не задирай!
   

СЕМЕНЪ.

                                 Не суйся вздорить!
   

БАТЯ.

             Молчите, братцы! Молвитъ атаманъ.
   

СОВА.

             Эй, тише вы!
   

БАТЯ.

                                 Довольно! Разгалдѣлись!
   

КИРЮХА [Батѣ].

             А ты-то, переметная сума --
             То такъ, то этакъ!..
   

БАТЯ.

                                 Чья возьметъ, пріятель!

[Илья выступаетъ говорить. Напряженное вниманіе].

ИЛЬЯ.

             Для праваго, казалось, дѣла, братцы,
             Собралъ я васъ. Воистинну-же вышло,
             Что, съ местью въ сердцѣ, велъ я васъ на зло,
             Для подлаго, лихаго дѣла. Каюсь
             Предъ Господомъ и вами въ этомъ скорбно.
             За васъ и за свою вину довлѣетъ
             Мнѣ голову на плаху положить.
             Чѣмъ дальше въ лѣсъ, тѣмъ больше дровъ -- извѣстно
             И къ гибели позорной шли-бы мы,
             А въ жизни вѣчной -- къ вѣчному мученью.
             Но есть другой, предъ Богомъ въ очищенье,
             Прямой, ребята, честный путь у насъ.
             Враги на Русь со всѣхъ сторонъ вздыбились
             За городомъ Литва воюетъ городъ.
             Слабѣетъ рать защитниковъ отважныхъ,
             Поля обагрены ихъ честной кровью,
             А лютый врагъ свои все множитъ силы.
             Онъ тучею надвинулся на Русь
             И яростно громитъ ее, родную.
             Туда съ собой зову идти охочихъ.
             Тамъ все простится, всякъ очиститъ душу.
             Гдѣ льется кровь и смерть разитъ кругомъ,
             Не станутъ воеводы разбирать
             Откуда кто и съ чистыми-ль руками.
             Лишь было-бъ кѣмъ пополнить убыль храбрыхъ,
             Да мужествомъ поднять упавшій духъ
             Измученной осадами дружины.
             Насильно никого не принуждаю.
             Охочему до дѣлъ злодѣйскихъ -- воля.
             А кто со мной, за Русь, святую вѣру,
             Съ тѣмъ буду во едино сердце я,
             Тѣ братья мнѣ и съ тѣми лечь костьми,
             Коль Богъ судилъ, готовъ на бранномъ полѣ.
   

ИВАНЪ ЯДРЕНЫЙ.

             А что, ребята, какъ кому, а мнѣ
             По сердцу рѣчь пришлась!
   

СОВА.

                                           Повеселѣешь
             Душею-то!
   

СВЕРЛО.

                                 Признаться: какъ ни какъ,
             А на сердце скребло...
   

ЕЖЪ.

                                 Бывало. Знаю.
             На крестъ святой рука не поднималась.
   

ЖОГЪ.

             Вѣдь тоже помирать придется, братцы.
             Тогда какъ быть?
   

СВЕРЛО.

                                 А ну какъ не замолишь?!
   

ИВАНЪ ЯДРЕНЫЙ.

             Идемъ съ Ильей Григорьичемъ! Кто съ нами?
   

ГОЛОСА.

             Идемъ!.. Идемъ!.. Веди насъ!.. Съ Богомъ, братцы!
   

КИРЮХА [ядовито].

             Баранье стадо!
   

ИВАНЪ ЯДРЕНЫЙ [гнѣвно].

                                 Знай себѣ -- ступай!
   

КИРЮХА.

             Измѣннику повѣрили! Васъ пытка,
             Да плаха вразумятъ.
   

СОВА.

                                 Молчалъ-бы лучше!

[Въ толпѣ движеніе противъ Кирюхи].

ИВАНЪ ЯДРЕНЫЙ.

             Не вышло на его, такъ онъ клепать!
   

БАТЯ [значительно].

             Подумать-бы маленько не мѣшало!
   

СВЕРЛО.

             Удумано у насъ.
   

КИРЮХА [ѣдко].

                                 Съ похмѣлья, видно!

[Моментально выхватываетъ ножъ и бросается на Илью. Крикъ и движеніе].

ИВАНЪ ЯДРЕНЫЙ схватилъ Кирюху и вырвалъ у него ножъ.

             Э-э, стой! Ты такъ-то?! Братцы, бей его!

[Нѣсколько человѣкъ бросаются на Кирюху и сваливаютъ его ни землю].

ИЛЬЯ.

             Оставьте! Прочь!ы Не гоже намъ теперь,
             Идущимъ на святое дѣло братски,
             Нечистой кровью руки обагрять.

[Къ Кирюхѣ, котораго держать].

             А ты ступай! Веди свое отребье!
             Лютуй какъ хищный звѣрь, покамѣстъ въ лапы
             Тебя съ ватагой дьяволъ не сгребетъ.
             Гоните ихъ! Имъ съ нами быть не мѣсто!

[Кирюху и съ нимъ нѣкоторыхъ воровъ выпроваживаютъ за сцену].

СВЕРЛО.

             А Батя здѣсь! Выходитъ -- тоже съ нами?

БАТЯ.

             Что-жъ, я-бъ не прочь. Да въ томъ бѣда: боюсь
             Доспѣхъ-то ратный Батѣ не пристанетъ.

[Уходить. Его сопровождаютъ смѣшками].

ИЛЬЯ [низко кланяется].

             На добромъ дѣлѣ земный вамъ поклонъ.
             Сегодня жъ съ Богомъ въ путь.

ВСѢ [кланяясь ему].

                                           Идемъ, родимый!

[Расходятся, а нѣкоторые группируются въ глубинѣ сцены, въ оживленныхъ разговорахъ].

ОЛЬГА.

             Ну вотъ теперь на сердцѣ легче, милый!
   

ИЛЬЯ [восторженно].

             Моя ты путеводная звѣзда,
             И свѣтъ и жизнь! Я сказочный нашелъ
             Въ тебѣ нежданно кладъ. Я нищій былъ
             И сталъ царей богаче. Воръ, изгнанникъ,
             А нынѣ я съ отверстою душей
             Предъ Господомъ, молящій да пошлетъ
             Прощенье мнѣ и намъ благословенье!

ЗАНАВѢСЪ.

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru