Шубарт Кристиан Фридрих Даниель
Избранные стихотворения
Lib.ru/Классика:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
]
Оставить комментарий
Шубарт Кристиан Фридрих Даниель
(перевод: Петр Вейнберг и другие) (
yes@lib.ru
)
Год: 1877
Обновлено: 17/02/2012. 19k.
Статистика.
Стихотворение
:
Поэзия
,
Переводы
Поэзия
Скачать
FB2
Ваша оценка:
шедевр
замечательно
очень хорошо
хорошо
нормально
Не читал
терпимо
посредственно
плохо
очень плохо
не читать
Аннотация:
1. Вечный жид.- Перевод
П. Вейнберга
.
2. Княжеский склеп.-
В. Крылова
.
3. Смерть христианина.- Д. Засядко
ШУБАРТЪ.
1. Вѣчный жидъ.-- П. Вейнберга
2. Княжескій склепъ.-- В. Крылова
3. Смерть христіанина.-- Д. Засядко
Нѣмецкіе поэты въ біографіяхъ и образцахъ. Подъ редакціей Н. В. Гербеля. Санктпетербургъ. 1877.
OCR
Бычков М. Н.
Христіанъ-Фридрихъ-Даніилъ-Шубартъ родился 26-го марта 1739 года въ Оберзантгеймѣ, въ Швабіи, и получилъ воспитаніе подъ руководствомъ своего отца, школьнаго учителя и директора музыки въ Ахенѣ. Въ дѣтствѣ онъ развивался крайне медленно и даже слылъ почти за идіота, обнаруживая способность только къ музыкѣ. Въ отрочествѣ однако пытливый умъ молодого человѣка обнаружился и жажда попробовать свои силы въ поэзіи овладѣла имъ, когда онъ былъ ещё въ нюрнбергской школѣ. Впрочемъ первыя сочиненія Шубартъ писалъ единственно съ цѣлью перекладывать ихъ на музыку. Въ юношескихъ годахъ онъ сталъ заниматься теологіей, при чёмъ обнаружилъ способность даже къ краснорѣчію съ каѳедры. Не желая въ молодыхъ годахъ жить на счётъ отца, онъ взялъ мѣсто учителя и органиста въ Гейслингенѣ. Къ сожалѣнію, въ натурѣ его, на ряду со стремленіями къ серьёзнымъ занятіямъ, лежала склонность вдаваться иногда въ безпорядочную жизнь, чѣмъ онъ много вредилъ себѣ въ теченіи послѣдующихъ лѣтъ. Такъ онъ бросилъ жену и дѣтей и дошолъ до того, что даже попалъ въ тюрьму. Скитаясь по разнымъ городамъ, Шубартъ поперемѣнно заявлялъ себя то съ хорошей стороны своими талантами, то долженъ былъ съ позоромъ искать новаго убѣжища, преслѣдуемый за свои пороки. Иногда онъ пользовался даже расположеніемъ коронованныхъ особъ, напримѣръ, курфюрста баварскаго, но и тутъ, послѣ многихъ знаковъ милости,былъ со стыдомъ изгнанъ изъ его владѣній. Самой блестящей порой его жизни были нѣсколько лѣтъ, проведённыхъ въ Аугсбургѣ, гдѣ онъ издавалъ, надѣлавшій въ свое время много шуму, журналъ подъ заглавіемъ "Нѣмецкая Хроника". Въ нёмъ проповѣдывались крайне-либеральныя идеи о нравахъ, политикѣ и въ особенности пропагандировались мысли противъ іезуитовъ. Преслѣдованіе этихъ послѣднихъ принудило его покинуть и Аугсбургъ. Политическія увлеченія и преслѣдованіе духовенства довели его затѣмъ до тюрьмы въ Вюртембергѣ, въ которой онъ провёлъ десять самыхъ тяжолыхъ лѣтъ. Освобождённый настояніемъ прусскаго двора и общимъ голосомъ негодованія всѣхъ мыслящихъ людей Германіи, Шубартъ получилъ мѣсто директора придворной музыки въ томъ же Вюртембергѣ, откуда его не хотѣли выпустить, изъ боязни его обличительнаго слова, въ случаѣ если онъ поселится въ какомъ-нибудь другомъ государствѣ. Эти постоянныя преслѣдованія сломили наконецъ даже его крѣпкую натуру и онъ умеръ,спустя четыре года послѣ своего освобожденія, въ Ахенѣ 10-го октября 1791 года.
Сочиненія Шубарта были вѣрнымъ отголоскомъ его жизни. Виновный большей частью самъ въ своихъ несчастіяхъ, благодаря своему необузданному, увлекающемуся характеру, онъ вѣрно передавалъ въ своихъ сочиненіяхъ тѣ чувства, которыя переживалъ, переходя отъ мыслей возвышенныхъ и благородныхъ часто къ самыхъ грубымъ и недостойнымъ. Онъ не зналъ мѣры и вкуса въ своихъ произведеніяхъ и вотъ почему самыя непозволительныя увлеченія встрѣчаются въ нихъ на-ряду съ дѣйствительно поэтическими сторонами. Гимнъ "Фридриху Великому", ода "Нѣмецкой свободѣ" и "Пѣсня капскихъ моряковъ" считаются лучшими изъ его лирическихъ стихотвореній. По внѣшней манерѣ сочиненія Шубарта напоминаютъ Клопштока, но они самостоятельнѣй и сильнѣе. Его народныя пѣсни гораздо слабѣе политическихъ, что впрочемъ совершенно понятно, если вспомнить, что въ жизни онъ гораздо болѣе пережилъ сильныхъ ощущеній и страданій, чѣмъ тихихъ радостей, почему и перо его изображало охотнѣе общечеловѣческія муки и страсти, чѣмъ скромныя идиллическія воззрѣнія толпы.
I.
ВѢЧНЫЙ ЖИДЪ.
Изъ мрачнаго, пустыннаго ущелья,
Едва дыша, выходитъ Агасферъ.
Двѣ тысячи годовъ уже промчалось
Съ-тѣхъ-поръ, какъ онъ по всѣмъ странамъ земли
Скитается, не вѣдая покоя
И отдыха. Двѣ тысячи годовъ
Прошло съ-тѣхъ-поръ, какъ Искупитель міра,
Лишившись силъ подъ бременемъ креста,
Сѣлъ отдохнуть предъ дверью Агасфера;
Но Агасферъ, сурово оттолкнувъ
Спасителя, прогналъ его съ порога.
Христосъ упалъ; но гнѣвный ангелъ смерти
Передъ жидомъ явился и сказалъ:
"Ты отказалъ Спасителю въ минутѣ
Спокойствія и отдыха; за-то
Съ минуты сей до новаго прихода
Его въ вашъ міръ и ты не будешь знать
Спокойствія и отдыха!" Свершилось!
Изъ края въ край пошолъ ты, Агасферъ,
Скитаешься, гонимый адскимъ духомъ,
И надаешь, и тщетно смерть зовёшь!
Изъ мрачнаго пустыннаго ущелья,
Едва дыша, выходитъ Агасферъ;
Изъ череповъ, у ногъ его лежащихъ,
Берётъ одинъ и гнѣвно со скалы
Бросастъ внизъ -- и вслѣдъ за нимъ другіе
Летятъ туда жь, a Вѣчный Жидъ глядитъ
Въ отчаяньи и дико восклицаетъ:
"Вотъ этотъ былъ отецъ мой, эти вотъ --
Жена моя, и дѣти, и родные!
И всѣ они -- всѣ умереть могли,
И только я, отверженецъ проклятый,
Обязанъ жить. Подъ Титовымъ мечёмъ
Ерусалимъ священный разрушался:
Я ринулся въ опасность, посылалъ
Въ лицо врагамъ ругательства. проклятья
И жаждалъ быть убитымъ; но -- увы --
По воздуху проклятья разлетались...
Народъ мой палъ -- a я остался живъ.
Римъ затрещалъ и началъ быстро падать:
Подъ страшнаго колосса наклонилъ
Я голову -- онъ рухнулъ, но остался
Я невредимъ. Народы вкругъ меня
Являлися и гибнули безслѣдно,
Лишь я одинъ, одинъ не умиралъ.
Съ подоблачныхъ утёсовъ я кидался
Въ морскую глубь, но волны вновь меня
Выбрасывали на берегъ -- и снова
Подъ огненнымъ проклятьемъ бытія
Я мучился. Въ жерло суровой Этны,
Какъ бѣшеный, я бросился и ждалъ
Погибели, но Этна задымилась --
И въ огненномъ потокѣ лавы я
Былъ выброшенъ на землю и не умеръ.
Въ ряды бойцовъ, въ смертельнѣйшій разгаръ
Сраженія я бѣшено кидался;
Но тучи стрѣлъ ломалися на мнѣ,
На черепѣ моёмъ мечи тупились,
Градъ пуль меня безвредно осыпалъ
И молніи сраженія безсильно
Змѣилися по тѣлу моему,
Какъ по скалѣ сурово-неприступной.
Напрасно слонъ давилъ меня собой,
Напрасно конь топталъ меня подковой,
Напрасно взрывъ пороховой меня
Взметалъ на верхъ: на землю снова падалъ
Я невредимъ и въ лужахъ кровяныхъ,
Средь грудъ костей моихъ собратій ратныхъ,
Межъ мертвецовъ лежалъ одинъ живой.
Я убѣгалъ въ далекія пустыни:
Тамъ предо мной спокойно проходилъ
Голодный левъ, тамъ тигръ безсильно зубы
Точилъ на мнѣ, тамъ ядовитый змѣй
Пронзалъ насквозь своимъ смертельнымъ жаломъ
Всю грудь мою -- и умертвить не могъ.
Я приходилъ къ тиранамъ кровожаднымъ,
Проклятьями и бравью осыпалъ
Мулей-пашу, Нерона, Христіерна;
Не мало мукъ и пытокъ для меня
Они изобрѣли -- и я не умеръ.
Не умирать! увы, не умирать!
Въ душѣ носить могильный смрадъ и холодъ,
Не тѣломъ жить! Смотрѣть, какъ каждый часъ
Развратное, прожорливое время
Родитъ дѣтей и пожираетъ ихъ!
Не умирать! не умирать! Проклятье!
О, мой Господь! о, гнѣвный мой Судья!
Коль есть ещё въ Твоей десницѣ кара
Страшнѣйшая -- на голову мою
Пошли её, убей меня скорѣе!"
И онъ упалъ безъ чувствъ. Тогда предъ нимъ,
Весь кротостью сіяя, свѣтлый ангелъ
Предсталъ и снёсъ несчастнаго жида
Въ пустынное ущелье и промолвилъ:
"Спи, Агасферъ, спи безмятежнымъ сномъ:
Не вѣчно Богъ караетъ преступленье!"
П. Вейнбергъ.
КНЯЖЕСКІЙ СКЛЕПЪ.
Такъ вотъ онъ, склепъ, наполненный князьями!
Такъ вотъ гдѣ, въ этихъ каменныхъ гробахъ,
Покоится холодный, гордый прахъ
Людей, считавшихся богами!
Какъ скупо здѣсь ложится свѣтъ дневной
На эти разукрашенныя плиты,
Которыя заботливо прикрыты
Всѣ ужасы страны родной.
Здѣсь неумѣстной пышности явленья
Твердятъ вамъ про измѣнчивость судьбы;
Здѣсь тускнутъ золочённые гербы,
Послѣдній отблескъ самомнѣнья.
И мраморные ангелы кругомъ,
Съ недвижимо застывшими слезами,
Глядятъ тупыми, мёртвыми глазами
Надъ этимъ мёртвымъ торжествомъ.
Насмѣшкой надъ раздавленнымъ народомъ,
Во всёмъ печаль продажная царитъ.
Здѣсь каждый шагъ болѣзненно звучитъ
Подъ отсырѣлымъ, мрачнымъ сводомъ.
Какъ-будто для властительныхъ судей
Судъ времени въ тѣхъ звукахъ раздаётся:
Среди величья рѣзко выдаётся
Здѣсь всё ничтожество людей.
Не дышетъ необузданною страстью
Грудь мертвеца, таившая развратъ;
Не разольётъ она свой гнусный ядъ
Во вредъ любви, труду и счастью.
Сгнила рука, что почеркомъ пера
Оковывала ужъ и вдохновенье,
Тюрьмой гасила свѣточь просвѣщенья,
Зарю свободы и добра.
И въ черепѣ безтрепетной особы
Презрительный не загорится взоръ,
Не изречётъ онъ смертвый приговоръ
Единымъ блескомъ дикой злобы.
Сюда идите, подлые льстецы,
Нашоптывать восторгъ вашъ заучёный,
Хвалить и славить, въ рѣчи разцвѣчёной,
Изъ крови всплывшіе вѣнцы.
Но нѣтъ, вы знаете -- и похвалами
Князей умершихъ намъ не воскресить;
У этихъ труповъ нечего просить:
Они не встанутъ передъ нами.
Они ничѣмъ -- ничѣмъ не наградятъ,
Ни даже снисходительной улыбкой,
Изысканную пошлость рѣчи гибкой
И вашъ молящій, рабскій взглядъ.
Вы съ тѣмъ же рвеніемъ отъ нихъ бѣжали,
Съ какимъ, бывало, прежде льнули къ нимъ,
И тѣ же рѣчи шепчете другимъ,
Которыя вы имъ шептали.
И вотъ пришлось имъ здѣсь однимъ лежать.
Никто ихъ сожалѣньемъ не помянетъ,
Никто съ печалью искренной не глянетъ
На эту суетную кладь.
Осѣнены участіемъ поддѣльнымъ,
Нелѣпой роскошью окружены,
Года, вѣка они лежать должны
Какимъ-то бременемъ безцѣльнымъ.
На каменной могилѣ никогда
Весной не брызнетъ зелень молодая,
Къ ней не подсядетъ пахарь, отдыхая
Отъ плодотворнаго труда.
Не здѣсь отыскивать потомки станутъ
Священный прахъ наставниковъ своихъ,
Когда лучи ихъ мыслей, словъ живыхъ
Сквозь мракъ невѣжества промянутъ.
Насъ можетъ заманить сюда одно
Лишь праздное, пустое любопытство,
Чтобъ видѣть, какъ загробное безстыдство
Бываетъ жалко и смѣшно.
И оттого намъ здѣсь легко вздохнётся,
Что мертвый сонъ ничѣмъ но пробудимъ,
Что трупы замурованы -- и къ нимъ
Ни жизнь, ни власть ужь не вернётся.
В. Крыловъ.
III.
СМЕРТЬ ХРИСТІАНИНА.
"Мой конченъ путь -- и вотъ уже склоняю
Свою главу въ невѣдомую ночь.
И я умру. Мой тусклый взоръ, который
Такъ часто предъ Всесильнымъ проливалъ
Любви святой невѣдомыя слёзы,
Закроетъ смерть холодною рукой.
Хотя во мнѣ природа человѣка
Дрожитъ, но не колеблюсь я: молю
Я Господа, чтобъ подалъ подкрѣпленье --
Меня уже всѣ силы оставляютъ...
Ахъ! Господи! молю: и отъ меня
Не отврати Ты свѣтлаго лица!
"Я грѣшникъ, да, великій грѣшникъ, Боже!
Но предъ Твоимъ священнымъ алтарёмъ
Раскаянье принёсъ я со слезами;
Рыдая, билъ себя во грудь; взывалъ
Я -- "милостивъ мнѣ грѣшному Ты буди!"
Обуздывалъ порывы я страстей
И бурю ихъ удерживать умѣлъ я;
Боролся я за вѣру, за Христа
И ближнихъ я не оскорблялъ въ страданьи --
Теперь Ты зришь, о Боже! смерть близка...
Ахъ, Господи! молю: и на меня
Брось взглядъ благой отъ свѣтлаго лица!
"Передъ Твоимъ величіемъ предстанетъ
Сегодня духъ мой и ничтожный прахъ
Покинетъ онъ; но грозный, неизмѣнный,
Твой строгій судъ меня ужь не страшитъ --
Безъ робости передъ него явлюся:
Извѣстно мнѣ я вѣрую въ Кого!
Смерть крадется всё ближе, ближе --
И сердце мнѣ тѣснитъ уже она.
Господь-Христосъ, прижи въ свои объятья
Мой сирый духъ!" И онъ главой поникъ.
Послѣдній звукъ изъ груди вылетаетъ --