Шухмин Христофор Алексеевич
Дюжина немцев на одном казацком штыке

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рассказ из Русско-Немецкой войны.

   

0x01 graphic

ДЮЖИНА НѢМЦЕВЪ НА ОДНОМЪ КАЗАЦКОМЪ ШТЫКѢ.

Разсказъ изъ Русско-Нѣмецкой войны

Христофора ШУХМИНА.

СКЛАДЪ ИЗДАНІЯ КНИГЪ
А. С. БАЛАШОВА
МОСКВА, Цвѣтной бульваръ, у г. Знаменскаго пер., домъ Салтыковой, No 3/27:

   

I.
КАЗАЦКАЯ УДАЛЬ.

   Если война дѣлаетъ героевъ, то война творитъ и чудеса.
   Вотъ, объ одномъ изъ такихъ чудесъ я и хочу разсказать.
   Опишу героя своего разсказа.
   По паспорту онъ былъ: казакъ Донской области. Каменской станицы Семенъ Семеновичъ Яхонтовъ.
   Собственно Яхонтовъ жилъ не въ самой Каменской станицѣ, а въ одномъ изъ прилегающемъ къ ней хуторѣ подъ названіемъ, если не ошибаюсь, Распопойкиномъ.
   Яхонтовъ не только въ своемъ хуторъ, но и въ ближайшихъ станицахъ отличался своею удалью молодецкою.
   Такъ гарцовать или аккробатничать на лошади, какъ казакъ Семенъ, никто не могъ.
   На неосѣдланномъ конѣ онъ продѣлывалъ необычайныя упражненія, отъ которыхъ и казачки, и товарищи приходили въ особенный восторгъ.
   Сядетъ удалецъ на лошадь, разгонитъ ее такъ, что самъ вихрь не догонитъ и въ эту же минуту вскочитъ на нее, и начнетъ вертѣться мельницей вокругъ ея спины и живота.
   А то сдѣлаетъ прыжокъ впередъ, повиснетъ въ воздухѣ и опять встанетъ ногами на спину лошади.
   Словомъ такіе кунштуки откалывалъ Семенъ на лошади, что иному молодцу и на землѣ ихъ не сдѣлать.
   Семенъ только на Пасхѣ женился и также ухарски и интересно, какъ и во всемъ онъ поступалъ.
   У одного Каменскаго торговца была дочь красавица -- казачка.
   Черная, какъ смоль, глаза темно-бархатные, лицо смуглое, но покрытое розовымъ дѣвичьимъ румянцемъ, зубы бѣлѣе снѣга, а коса чуть ли не до пятокъ доставала.
   Бывало выйдетъ на улицу стройная да видная,-- всѣхъ станичныхъ молодцовъ съ понталыку собьетъ.
   Чего ужъ тутъ: новочеркасскій купець богачъ сватался, да отказала,-- не взлюбила.
   А какъ-то великимъ постомъ пришелъ Семенъ къ нимъ въ лавку чай съ сахаромъ покупать,-- глядь, а за конторкой то красавица сидитъ. Даже въ жаръ бросило Семена отъ красоты этой дѣвицы.
   А милашка и сама взглянула мелькомъ на казака, да и думаетъ:
   -- Чтожъ это я этого парня нигдѣ не видѣла. Должно быть не здѣшній...
   -- А вы, барышня, велите прикащику чайку-то получше отпустить... Я изъ хутора Распопойкина... Въ первый разъ у васъ покупаю... Дома расхвалю, такъ всѣ наши у васъ будутъ покупать.
   Дѣвица на это хотѣла что-то казаку отвѣтить, да языкъ, какъ нарочно, къ гортани взялъ да и прилипъ.
   А Семенъ нахально при нахально глядитъ ей въ глаза.
   -- У насъ, барышня, на хуторѣ послѣ завтра поаздникъ, такъ вотъ и еще кой-чего придется взять... Орѣшковъ, жамочекъ... Сами знаете, какъ это барышни уважаютъ...
   -- Ну ужъ буркнула красавица и опять смолкла.
   -- Оно, конечно, вамъ это не въ диковинку,-- у васъ это въ каждомъ ящикѣ... Всякія сласти существуютъ, а у насъ вѣдь надо съѣздить въ станицу,-- иначе негдѣ достать... Торгуютъ тамъ, да все не то... А вы, барышня, къ намъ-бы сами на праздникъ пожаловали,-- вотъ, у насъ праздникъ-то былъ...
   -- Ну ужъ...-- снова буркнула красавица, да какъ то нечаянно взглянула на казака и покраснѣла. А казакъ все стоитъ у прилавка, да на нее любуется.
   -- Ужасъ неотвязчивый,-- думаетъ красавица, а самой почему-то пріятно пріятно.
   Вскорѣ казакъ ушелъ.
   Дѣвица долго себя ругала, что не могла съ нимъ поговорить.
   -- Хоть-бы обрѣзать его, что бы онъ на меня такъ не смотрѣлъ... Подумаешь, покупатель какой!..
   Но все-таки вечеромъ просила и мать, и отца послѣ завтра поѣхать на праздникъ въ Распопойкино: никогда, дескать, не была тамъ. Родители согласились.
   Ужъ и праздникъ у Семена на хуторѣ былъ. Казаковъ, бабъ, дѣвицъ, стариковъ, старухъ и казачатъ набралась такая уйма что въ иномъ городѣ столько не бываетъ на самой большой ярмаркѣ.
   Пріѣхала и красавица съ родителями.
   Самое главное празднество было на площади, гдѣ казаки и казачки прогуливались парами и партіями, гдѣ иной казакъ съ разухабистой дѣвчонкой откалывалъ трепа ка казачка подъ самодѣльную скрипку, гдѣ подъ хохлацкую зурну или гусли пѣли унылыя пѣсни о казацкихъ дѣлахъ и какомъ-то горѣ народномъ безконечномъ, безьне ходкомъ, безутѣшномъ и казалось, что по этимъ пѣснямъ этому горю и конца не предвидится, и всѣ привыкли думать, что въ этомъ горѣ все веселіе казацкое...
   А то вдругъ понеслась откуда-то разудалая пѣсня съ присвистами, гиканьемъ, таканьемъ? и такая это удивительная пѣсня, что хаты то казацкія и тѣ, кажется, пляшутъ отъ удовольствія.
   А послѣ вечерни казаки выѣхали въ поле на своихъ лихихъ коняхъ, чтобы показать дѣвкамъ да старикамъ что еще не изсяклась казацкая удаль, не забыто донское умѣнье, доставшееся по наслѣдству отъ предковъ.
   И поскакали. И такое показали народу, что у иныхи по тѣлу мурашки ходили, да волосы кверху поднимались.
   Лиза, такъ звали лавочника дочь, ни на кого не смотрѣла, только на одного Семена, а онъ это чувствовалъ и такія показывалъ казацкія штуки, что себя превзошелъ. Даже отецъ Лузинъ замеръ отъ удали этого ка зака.
   А онъ что же проказникъ?
   На самомъ быстромъ и неудержимомъ скоку, вихремъ подлетѣлъ къ Лизѣ, схватилъ ее въ охапку за талію, да и былъ таковъ.
   Въ народѣ произошелъ переполохъ.
   Отецъ и мать: "ахъ, ахъ!" А ужъ казакъ гдѣ то за хуторомъ въ чащѣ виноградника.
   Не дышитъ Лиза съ перепуга, а онъ, озарникъ, цѣлуетъ ее, да въ любви ей клянется.
   Опомнилась она вырывается, а у самой губы такъ и припли къ его губамъ, точно намазанные клеемъ.
   Стало темнѣть.
   Праздникъ приближался къ концу.
   Тою же дорогою Семенъ отвезъ Лизу къ отцу и матери.
   Возмущенные родители хотѣли за причиненный позоръ дочери къ атаману итти жаловаться, а потомъ раздумали и повѣнчали Семена съ Лизой.
   

II.
ПРОЩАНЬЕ.

   Зажили Семенъ и Лиза счастливо и въ ладу между собою.
   Оба молодые, здоровые, любящіе и понявшіе, что жизнь человѣческая есть такой даръ Божій, который надо беречь, а бережливость ея зависитъ отъ безконечной любви и добра человѣческаго
   И вдругъ -- война!
   И повисла Лиза съ рыданіемъ на шеѣ Се меня, провожая супруга въ дальнія страныИ все сразу потемнѣло,-- оборвалось.
   -- Эхъ, не плачь, ты моя лапушка,-- говорилъ онъ Лизѣ, цѣлуя ее на прощанье;-- мо ли Господа Бога, чтобы вернулся обратно, а тамъ столько радости будетъ, что и дней не хватитъ въ жизни для нашего счастья. А за родину, да за Царя батюшку постоять дѣло казацкое.
   Онъ ускакалъ, а она еще долго лежала безъ памяти въ донской степи, орошая траву своими слезами.
   

III.
ВОЙНА.

   Отъ самаго, кажется, сотворенія міра не было подобной войны.
   Всѣ народы поднялись и возстали.
   Города, поля, лѣса и степи усѣялись трупами. залились человѣческою кровью. Красно багровыми текли моря и рѣки и съ каждымъ часомъ все болѣе и болѣе пополнялись кровью славныхъ воиновъ.
   Обезсиленные и почти разбитые нѣмцы превратились въ кровожадныхъ звѣрей и искали уже не войны, а только невинныхъ жертвъ, чтобы хоть чѣмъ-нибудь отплатить за свою гибель.
   Они добивали раненыхъ, умерщвляли женщинъ и дѣтей, уничтожали міровые памятники искусства, и сами же въ это время все гибли и гибли, какъ осеннія злыя мухи.
   Семенъ на боевыхъ позиціяхъ отличался не толко съ каждымъ днемъ, но и съ каи дымъ часомъ.
   Въ полку, да и въ войскахъ ходили о немъ необычайные слухи.
   Всѣ дивились его храбрости и ловкости.
   Гдѣ летали милліоны пуль, гдѣ ежесекундно рвались шрапнели, тамъ вездѣ былъ Семенъ и отовсюду ускальзывалъ совершенно невредимымъ.
   Всѣ товарищи любили ходить съ Семеномъ на разныя развѣдки, вѣря въ его молодецкія дѣла и удалецкую силу.
   Ѣдетъ Семенъ какъ-то со своими товарищами топкою степью германской земли, да разсказываетъ о томъ, какъ лучше нѣмцевъ въ плѣнъ брать.
   Слушаютъ его казаки со вниманіемъ и вставляютъ дѣловыя словечки или свои соображенія въ этотъ разсказъ.
   Вдругъ откуда-то, вѣроятно, изъ-за бугорка, пролетѣла пуля надъ нашими развѣдчиками.
   Задѣть никого не задѣла, а переполошила всѣхъ.
   -- Товарищи, а нѣмецъ то, должно быть, тутъ по близости,-- сказалъ Семенъ.-- Давайте ка разсыпимся, да разузнаемъ, гдѣ эта нечистая сила попряталась.
   Поговорили, согласились и разъѣхались.
   Ѣдетъ Семенъ, да посвистываетъ, а самъ саблю, да пику на готовъ держитъ.
   Проѣхалъ еще съ полверсты, а пуля надъ его головой вновь пролетѣла и такъ близко, что даже сукно картуза задѣла.
   -- Ахъ ты окоянный трусишка!-- воскликнулъ казакъ.-- Вылѣзалъ бы, да силами помѣрился, а то изъ засады норовитъ убить.
   А за третьей пулей и посыпались пули мимо нашего казака. Но счастье не измѣняло Семену: летѣли вражескія пули по воздуху,-- жужжали, свистѣли, а казака не задѣвали.
   Прямо, Божеское чудо, да и только!
   Подсмѣивается Семенъ надъ невидимымъ врагомъ и раздумываетъ въ какую сторону ему направиться: впередъ или обратно.
   Если впередъ, врага можетъ быть много,-- не сладишь, а назадъ,-- стыдно казаку от ступать.
   Перекрестился нашъ удалецъ и поскакалъ къ буграмъ, откуда неслись губительницы пули.
   Вихремъ подскакалъ Семенъ къ пригор камъ смотритъ, а тамъ человѣкъ двѣнадцать нѣмцевъ въ окопахъ сидятъ.
   Схватиль Семенъ пику, да и ударился на нѣмцевъ.
   Колитъ казакъ на лѣво и на право, а самъ кричитъ такимъ голосомъ, что ужасъ наводитъ на нѣмцевъ.
   Стрѣляютъ они въ Семена, только пули его не берутъ.
   Видятъ нѣмцы дѣло плохо. Исколонные, израненные побѣжали они вдоль степи,--думали удрать, а казакъ за ними...
   И самъ-то Семенъ остервенился -- доколачиваетъ враговъ.
   Ужъ видѣли германцы, что дѣло плохо: сдавались-бы, а то бѣжать!
   Не прошло и двадцати минуть всей борьбы, а ужъ она и кончилась.
   На травѣ сырей лежало двѣнадцать бездыханныхъ труповъ,-- двѣнадцать убитыхъ Семеномъ враговъ.
   Слѣзъ храбрый казакъ съ коня, перетащилъ всѣ трупы въ одно мѣсто, сложилъ ихъ въ одну груду и воткнулъ около нихъ свое побѣдное копье.
   -- Спите, голубчики!-- сказалъ онъ.-- Не мѣсто разсуждать воину о вашей горькой участи. Сами вы затѣяли войну, сами и кушайте ея яблочки.
   Но все таки стало ему жалко въ эту минуту и этихъ нѣмцевъ и себя, и всѣхъ несчастныхъ погибшихъ и гибнувшихъ на далекихъ отъ родины поляхъ смерти.
   И смотря на лежащіе трупы враговъ, онъ въ каждомъ почувствовалъ близкаго себѣ человѣка. И много онъ тогда для души своей получилъ откровеній, и сумрачныя, тяжкія мысли закопошились въ его мозгахъ и даже слезы вызвали на глазахъ у героя.
   И почудился ему гробовой стонъ и пронесся онъ эхомъ по обагренной человѣческою кровью землѣ.
   И представилъ онъ и себѣ въ той же стали, одинокимъ и мертвымъ и откуда-то донеслись до него рыданія его жены-красавицы Лизы.
   А съ другой стороны степи послышались зловѣщіе взрывы бомбъ, шрапнелей и пули, какъ пчелы, зажужжали надъ его головой.
   Врагъ наступалъ.
   Онъ встрепенулся, оправился, вскочилъ на своего дорогого Ваську и поскакалъ къ своимъ позиціямъ снова сразиться съ врагомъ за права человѣка и родину.
   На дорогѣ онъ догналъ своихъ товарищей, которые, какъ и онъ, неслись къ своимъ рядамъ.
   Герой разсказалъ имъ о своей побѣдѣ.
   Не утерпѣли товарищи, чтобы не вернуться, посмотрѣть на побѣдныя трофеи Семена и удивлялись тому чуду, что онъ въ бою съ двѣнадцатью нѣмцами остался не только цѣлъ, но и не получилъ ни одной царапины.
   А одинъ изъ товарищей привязалъ къ Семенову копью, воткнутому близъ мертвыхъ нѣмцевъ, бумагу, на которой написалъ:
   "Это славное дѣло донского казака Семена Семеновича Яхонтова".
   А пули и бомбы все шипѣли, взрывались, гудѣли, трещали и наполняли міръ вражеской злобой.

Христофоръ Шухминъ.

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru