Шульгин Василий Витальевич
Лена

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Сон и явь)
    Из "Антологии таинственных случаев".

Василий Шульгин.
Лена

(Сон и явь)

Из "Антологии таинственных случаев"

   Мой младший брат, Дмитрий Дмитриевич Пихно, стал женихом Маруси Меркуловой, чья мать была урожденная княгиня Урусова, а бабушка -- княгиня Кекухтова. Обе эти фамилии из татарской знати. Варвара Валерьевна вместе со своими детьми жила на даче. Брат пригласил меня познакомиться с этой семьей. Я приехал.
   Семья была довольно оригинальная. Варвара Валерьевна, совершенно беспомощная, но хорошо воспитанная, и дети, совершенно невоспитанные и ее не слушавшие... Она, постоянно воздевая руки к небу, говорила по-французски.
   Я вошел, поздоровался с нею. Брат привел Марусю. Она подала мне руку и убежала. Затем появилась Лена, младшая. Вошла, подошла ко мне, посмотрела нахально в глаза, руки не подала и убежала. Варвара Валерьевна беспомощно сказала мне: "Mon diex! Mon diex! Vus zoyez (bu bou)..."
   Я провел несколько часов у них, затем нужно было идти на станцию, довольно далеко через лес. Брат пошел меня провожать, Маруся соизволила идти с нами. Откуда-то выскочила Лена и, не говоря ни слова, пошла с нами.
   Итак, мы пошли вчетвером. Когда мы прошли лес, стемнело. Мы подошли к железнодорожной насыпи, и, когда взобрались на рельсы, побежал какой-то свет: это шел поезд. Пришлось поспешно уходить с насыпи, что удалось, но при этом Лена упала и повредила себе ногу. Я взял ее под руку и повел, она слегка прихрамывала. Мы пришли на станцию. Я сел в поезд и уехал в Киев.
   Вот весь мой тогдашний контакт с Леной. Но в эту же ночь мне приснился сон, будто бы я иду вроде как бы в какой-то пустыне. Луна за тучами, видно, но свет без теней. Я иду совершенно один, и не зная, зачем я иду. Вдруг я вижу вдалеке какие-то огни. Я пошел на них. И через некоторое время услышал каку-то диковатую музыку, вроде как бы восточную...
   Когда я стал приближаться к огням, музыка стихла. Одновременно я увидел одноэтажное длинное здание, как будто бы какой-то барак, где окон не было, но по узким концам горели фонари. Подошел к одному из узких концов, вошел. Передо мной оказался длинный коридор, вроде пульмановских вагонов, достаточно освещенный. Я увидел длинный ряд каких-то отделений вроде купе. В них не было дверей, а входы закрывались коврами. В коридоре никого не было, спросить некого. Но я уже твердо знал, что ищу Лену. Я приподнял ковер первого отделения. И увидел низкое ложе, а на нем женщину в восточном наряде... нечто вроде одалиски... Она стояла на коленях на этом ложе, разукрашенная бусами... Я понял. Это был восточный публичный дом, хотя никакой "публики" не было. Я опустил ковер первого отделения и поднял ковер второго отделения. Там было то же самое: одалиска, которая уставилась на меня своими красивыми восточными глазами. Но это не была Лена, а я знал точно, что ищу Лену... Опять опустил ковер второго отделения, поднял ковер третьего отделения. И так дошел до конца. Все было одно и то же, и Лены не было.
   Я открыл последнее отделение. Я увидел последнюю одалиску. Но она закричала раздирающим голосом:
   -- Вася! -- и обвила руками мою шею.
   Голые руки у нее были загорелые, как у цыганки, и на них золотые браслеты.
   ...И все исчезло, то есть я проснулся. Проснулся, подивился этому сну. Ведь несколько часов тому назад я видел и даже вел под руку четырнадцатилетнюю девочку, правда, дерзкую, но одетую, ни в коем случае не одалиску. Подивился -- и заснул. Однако твердо запомнил этот яркий сон.

* * *

   Это было, то есть снилось мне, в нашем киевском особнячке, в моей комнате...
   Когда же это могло быть? Я уже, кажется, кончил университет, брат младше меня на пять лет, ему было девятнадцать. Девятнадцать лет ему когда было -- когда мне было сколько? -- двадцать четыре. Тысяча девятьсот второй год!
   В тысяча девятьсот втором году, скажем.
   Нет, это не было в девятьсот втором, в девятьсот втором я уже отбывал воинскую повинность. Значит, в тысяча девятьсот первом...
   Прошло много лет. Примерно девятнадцать... Значит, был тысяча девятьсот двадцатый год, лето. Я был в Севастополе. Тогда в Севастополе была большая жилищная теснота, и мне дали место на корабле "Рион", двенадцать тысяч тонн... Он стоял в одной из бухт Севастополя на якорях. Чтобы попасть на него, надо было вызвать плот. Поэтому я подходил обыкновенно ночью и кричал в темноту:
   -- На "Рионе"!
   Отвечали:
   -- Есть на "Рионе!"
   -- Подайте плот!
   Ответ:
   -- Есть подать плот!
   И начинала дребезжать цепь и плескать вода. Затем Рион... то есть плот... отправлялся обратно, к трапу на корабле. Я кричал с плота:
   -- Мичман Шульгин.
   Ответ:
   -- Всходите!
   Я подымался по трапу, дежурный офицер разрешал мне отыскивать свою кабину. Я шел через деки и всякие спардеки и по лесенке опускался в полный мрак и затем, считая ступеньки, попадал в свой коридор. Там, считая ручки кабин, в полной темноте находил свою кабину. На столике находил свечу, вставленную в бутылку, зажигал ее и при свете убеждался, что крысы съели мой хлеб начисто. Потом ложился на койку, где когда-то был бархат, а теперь грязный матрац. Тушил свет и засыпал, не обращая внимания на то, что крысы бегают по мне.
   А они...
   Но спал я все-таки чутко. И проснулся оттого, что услышал: кто-то трогает ручки дверей. Этот "кто-то" приближается, и я слышу женский голос. Она неуклонно подходит ближе, трогая дверные ручки, и я слышу, как она говорит:
   -- Василий Витальевич Шульгин?
   Тут я вскочил и зажег свечу. И стоял на коленях на моем ложе. Дверь раскрылась, и вдруг женщина бросилась мне на шею с криком:
   -- Вася! -- и охватила мою шею голыми коричневыми руками.
   И на это темной коже блеснули золотые браслеты.
   Это была Лена.

* * *

   Она рыдала:
   -- Я приехала... из Одессы... мне сказали, что вы тут...
   Я спросил ее:
   -- А Филя?
   А кто такой Филя? Ее муж, а мой племянник.
   Она зарыдала сильнее:
   -- Схватили... сидит...
   Утешая ее, я сказал ей следующее:
   -- Я упросил Врангеля телеграфировать по беспроволочному телеграфу в Одессу -- с предложением: "В Севастополе сидит видный большевик. Предлагаем мену на Могилевского". Телеграмма была получена, так как дали так называемую "расписку"... Но не ответили. Поэтому я собираюсь с Тендры (с острова Тендра, куда я поплыву через несколько дней) попытаться вернуться в Одессу, собрать человек двадцать, напасть на ЧК и освободить Филю.
   План, конечно, был фантастический, но она успокоилась. Рыдала еще, но наконец заснула у меня в объятиях, прижавшись, как к единственному существу, который подал ей какую-то надежду.
   Утром она проснулась и ушла, как пришла.
   Я действительно попал на Тендру и пытался пробраться в Одессу. Но попал в яростный норд-ост, который швырнул меня на румынский берег. И с этого началось мое принудительное эмигрантство...
   С Леной я увиделся снова уже в 1926 году, в Польше. Она приняла католичество и вышла замуж за поляка, который был ее давнишним поклонником...
   Мой племянник Филипп погиб...
   Наши севастопольские идиоты перед эвакуацией Севастополя расстреляли большевика, которого я предполагал поменять на Филиппа...
   (Они должны были его вывезти... И расстреляли моего племянника...)

* * *

   Вся эта трагическая история -- это фон для моей мысли. Я хотел рассказать, как сон, который я видел в Киеве и запомнил, сбылся через девятнадцать лет...
   Это, несомненно, сбывшийся сон, его нельзя не узнать. Однако обстановка как будто совершенно другая.
   Во сне -- длинный коридор публичного дома, где я ищу Лену. Наяву -- длинный коридор корабля, где Лена ищет меня.
   Однако раздирающий крик: "Вася!" в публичном доме такой же, как в трюме корабля "Рион"... И голые загорелые руки с золотыми браслетами те же в публичном доме... те же, что в каюте корабля "Рион"...
   Вот и все.
   Вывод: сон о публичном доме является вещим, ибо он сбылся в трюме корабля "Рион".
   
   28 августа 1971 года
   
   P. S. Лена стала кокаинисткой. Она вышла замуж за поляка, который был другом когда-то моего Филиппа и ее поклонником...
   
   Ф. М. (из книги "1920") -- Филипп Могилевский, талантливый скульптор, но не кончил академию... Он и брат мой женились на двух сестрах из этой совершенно выродившейся семьи... Они были очень красивые, но такие...
   (Выродившиеся?..)
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru