Случевский Константин Константинович
Ларчик

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

                              К. К. Случевский

                                   Ларчик

----------------------------------------------------------------------------
     Случевский К. К. Стихотворения. Поэмы. Проза
     М.: Современник, 1988.- (Классическая библиотека "Современника").
----------------------------------------------------------------------------

                                                         Памяти А. Н. Майкова
                                     I

                  Лет этак тридцать назад, в год холерный,
                  В мае, в тот трудный и памятный год,-
                  Как совершили мы странный, примерный,
                  Очень не хитрый венгерский поход,-
                     На Петербургской, в невзрачном домишке,
                     Там, где у нас огороды идут,
                     Там, где на улицах строят мальчишки
                     Крепости, рвы и канавы ведут,-
                  Встав спозаранок, исправно побритый,
                  Занят работой Петр Павлыч Зубков...
                  Серый сюртук на нем, дешево сшитый,
                  Хоть и не стар он, зато и не нов.
                     При Канкрине был Зубков неотлучным,
                     Вечным, бессменным присяжным писцом,
                     Трезвым всегда, не болтливым, сподручным,
                     Сиднем сидевшим и ночью, и днем.
                  Знал по-немецки Зубков! Было счастьем,
                  Что к Канкрину он случайно попал!
                  Хмурый министр отличался пристрастьем
                  К тем, кто язык его родины знал.
                     Писывал ночью Зубков; кончив счеты,
                     Прочь уходил! Кабинет затворив,
                     Граф принимался за скрипку, за ноты,
                     Шелковый зонт на глаза опустив;
                  И говорили знакомые с домом,
                  Будто, играя, граф цифры считал,
                  И музыкальным, особым приемом
                  Суммы отчетов и смет проверял!
                     Ну, а Петр Павлыч, за то, что старался,
                     В милость большую вошел Канкрина,
                     Лучше других до конца дописался:
                     Полная ранее срока дана!
                  С пенсией, с крестиком и по прошенью!
                  А через год получила жена
                  На Петербургской в наследство именье:
                  Дом деревянный в четыре окна.
                  
                                   * * *
                  
                     Лет Петру Павлычу меньше, чем кажет:
                     Будет ему через год шестьдесят!
                     Бодрый старик! Если зубы покажет,
                     Чуть ли не все целиком заблестят...
                  Эти-то самые зубы взлюбила -
                  Так говорил он знакомым порой -
                  Марья Петровна! Недолго водила,
                  Был он ей по сердцу, стала женой.
                     Прожил он с ней двадцать два года сряду;
                     Семь дет вдовеет... И в нынешний день
                     Так порешил он: что стыдно, мол, надо
                     Хлам разобрать, чердака дребедень.
                  После кончины года уходили...
                  Все же Петр Павлы ч решиться не мог
                  К рухляди старой коснуться: сложили
                  Руки жены! Нету сил, видит бог!
                     Ну, да ведь надо! Всю ночь спал он худо,
                     Все он раздумывал: как приступить
                     К священнодействию?! Тряпки, посуда!
                     Много что надо продать, обменить!
                  Хлам разбирать - это чувство больное!
                  Вечером думал он; раз принялся...
                  Свечка горела. Над белой стеною
                  Очерк каких-то теней поднялся!
                     Очерк какой-то такой непонятный!
                     Черные хари! Рогатая тень!
                     Нет уж, Петр Павлыч, скорей на попятный,-
                     Лучше поутру и в солнечный день...
                  
                                   * * *
                  
                  Утро! Роскошное утро сияло!
                  Лился в окошко открытое свет!
                  Два сундучишка рука разбросала...
                  Экий, однако, в вещах винегрет!
                     Право! Ты б, Марьюшка, лавку открыла...
                     Десять сорочек, кусок полотна,
                     Фунта четыре иссохшего мыла,
                     Съеденный молью остаток сукна!
                  Помню: сюртук был такой! Вон и зайка!
                  Весь он обглодан! Хвоста нет, ушей!
                  Сбоку написано: Фединька пайка!..
                  Не дал господь нам своих-то детей!
                     Ну так чужого она полюбила...
                     "Хоть бы да нам незаконный какой;
                     Только бы свой! - так жена говорила.-
                     Чай, ты несчастлив с бездетной женой?!"
                  Гм, незаконный?! А если б у ней-то
                  Был незаконный? Что ж я бы сказал?
                  Значит, с другим прижила! Значит, чей-то...
                  Тст! - тихо шепчет Зубков,- я бы взял!..
                     И отошел он к окну; прислонился
                     С новою, смутною думой своей;
                     Над чердаком старый клен опустился
                     Целою сетью зеленых ветвей.
                  Думал он ветку достать; потянулся...
                  Ворон громадный на ветке сидел,
                  Вскинулся и, увидав, отшатнулся,
                  Пыль поднял крыльями и отлетел!
                     Будто бы взглядом вороньим пронзило
                     Бедное сердце, лишенное сил!
                     Будто бы в разум дохнула могила,
                     С черных, едва не ударивших крыл.
                  
                                   * * *
                  
                  И продолжает Петр Павлыч работу;
                  Перебирает бумаги в руках;
                  Письма он к письмам кладет, счет ко счету;
                  В старой газете прочел в новостях
                     Судное дело, когда-то большое...
                     Вдруг! Что-то брякнуло! Глядь - медальон!
                     Смотрит: мужчина, лицо молодое,
                     Темнобородый! Совсем не дурен!
                  Буквы Ф. Ф.!.. Что за притча? мелькали
                  Только что, только что вот на глазах
                  Эти же буквы! на письмах стояли...
                  Фединькин зайчик! есть Ф. - в подписях!
                     Где они? Где? Нет, не эти, другие?
                     В этих, должно быть!.. Не тут, а вот там!..
                     И захрустели бумажки сухие,
                     Быстро забегав по нервным рукам...
                  Подписи, подписи! В подписях было!
                  Да, да, Ф. Ф.!.. Я видал, сам видал...
                  А, наконец-таки! Захолонило
                  В сердце... Недвижим, письмо он держал!
                     И против воли глаза опустились,
                     Точно их кто на письмо наводил...
                     Почерк - чужой! Строчки густо теснились...
                     Разных размеров и разных чернил!
                  Молча читает Петр Павлыч, читает:
                  "Скоро ль приедешь ко мне ты опять?
                  Быстро наш милый сынок подрастает;
                  Он уж и "мама" умеет сказать...
                     Он у кормилицы-бабки остался;
                     Крепок, здоров и тебя он все ждет...
                     Только бы тот номерок сохранялся,
                     Что воспитательный в руки дает".
                  Это письмо он прочел, и другое,
                  Третье... и много он их прочитал!
                  Раз только как-то качнул головою...
                  Собрал все письма, в пакетик связал,
                     И, не закрывши окна, не коснувшись
                     Прочих вещей, долго вниз не сходил,
                     В тяжком раздумье сошел, не споткнувшись,
                     И свой пакетик в комод положил.
                  
                                     II
                  
                  Вовсе не дряхл и с почтенным сознаньем
                  Полной свободы за долгим трудом,
                  Жил наш Петр Павлыч своим состояньем,
                  Жил он с женой, не нуждаясь ни в чем.
                     Правда, порой удивлялся он сильно:
                     Как это деньги всегда налицо?
                     Гости придут - угощенье обильно;
                     Дряхло крыльцо - обновится крыльцо!
                  Также, порою, его удивляло,
                  Что, ни с того ни с сего, иногда,
                  К разным родным вдруг жена уезжала,
                  В дальние даже совсем города!
                     Вспомнил он тоже, ему так казалось,
                     Будто он дома лицо то видал,
                     Что в медальоне теперь красовалось!
                     Родственник тоже! Мелькнул и пропал!
                  Ах! И была же жена что колдунья!
                  Все предусмотрит, умно говорит,
                  И не капризна, нет, нет, не ворчунья:
                  Сделает дело, а сделав, сидит.
                     Ну и ласкаться, ей-богу, умела!
                     Чтоб щепетильной назвать, а ничуть...
                     А уж как песни цыганские пела,
                     Как ямщику-то дуги не согнуть...
                  Ну, потерял! Значит, было да сплыло!
                  Память о ней он в душе схоронил...
                  Раз предложенье женить его было:
                  Этот пассаж старика оскорбил.
                     Вдруг оказалось! Да нет! Как же это? ^
                     Может ли быть? Нет, пойти расспросить...
                     Только к кому? Все мертвы! С того света
                     Надо советников в мир пригласить.
                  Вспомнил о друге своем Поседенском;
                  Умный, хороший он был господин!
                  Только уж десять годов на Смоленском...
                  Как! Неужели я вправду один?
                     Так-таки вовсе один в целом свете!
                     И никого, никого не найти,
                     Кто бы сказался в хорошем совете,
                     С кем бы мне душу свою отвести!
                  Он до сегодня того не заметил,
                  Что одиноким свой век коротал,
                  Будто бы кто-то и ласков, и светел
                  Всю пустоту вкруг него заполнял!
                     И не живым существом заполнялась:
                     Светлою памятью счастливых дней,
                     Ею, женою! Жены не осталось -
                     Бездна открылась - повис он над ней...
                  Точно как будто бы все провалилось,
                  Что окружало, ютило в себе;
                  Зябкою стала душа, оголилась,
                  Вышла на стужу во всей наготе...
                     Все это в нем, как впотьмах, проступало
                     И несознательно мысли гнело...
                     Надо ж, однако, чтоб лениться стало!
                     Вдруг, неожиданно, стало светло...

                                   * * *
                  
                  Сына сыскать!.. Тут, во что бы ни стало,
                  Надо тот ларчик дубовый добыть,
                  Тот, что покойница, как умирала,
                  В гроб свой велела с собой положить...
                     Ларчик вдруг вспомнился!.. Малый, зеленый.
                     Согнут, придавлен на верхних углах;
                     Скобка! На скобке замочек мудреный!
                     Как приказала - положен в ногах.
                  К митрополиту пойти? Разрешенье
                  Вскрыть мне могилу просить, а потом?..
                  Нет, прежде справки собрать, без сомнения,
                  Как отдают в воспитательный дом?
                     Да! В воспитательный дом снарядиться!
                     Только б скорее! Чего не забыть...
                     Крест нацепить! Ничего, пригодится...
                     Тише, Петр Павлыч, чего так спешить!
                  Скверный извозчик! Кафтан - из заплаток,
                  С музыкой дрожки, что камень-то звон!
                  Вот уж и лебедь в кругу лебедяток
                  Над воспитательным, выше колонн.
                     "Что вам угодно?" Швейцар такой видный,
                     Он в треуголке и весь в галунах;
                     Взгляд величавый, а голос обидный...
                     "Где-бы мне справку достать о детях?.." -
                  "Вам это, что же, кормилицу нужно,
                  Али дежурного, что ли, спросить?" -
                  "Да, да, кормилицу..." - "Мне недосужно;
                  Я вот сынишку пошлю проводить".
                     Всюду швейцары родятся с задором;
                     Вынул Петр Павлыч рублевую, дал;
                     По бесконечно большим коридорам
                     Юркому мальчику вслед зашагал.
                  "Здеся во мамки!" Глядит: галерея,
                  Точно аллея, что в Летнем саду.
                  В длинных каких-то халатах пестрея,
                  Были все мамки тогда на ходу.
                     Час их прогулки... У каждой ребенок;
                     Вместо повойника белый колпак;
                     Плач ребятишек и запах пеленок...
                     Шлепают туфли; размеренный шаг;
                  Идут одна за другой вереницей,
                  Говору нет, соблюдается чин...
                  Счетом - десятки! Рост, плотность и лица
                  Всяких характеров, всех величин!
                     Были, что дети, совсем молодые!
                     Где бы, казалось, ей матерью стать?
                     Были и бабы, не в шутку седые:
                     Годы большие; могла б перестать...
                  
                                   * * *
                  
                  Только Зубкову и в ум не входило
                  Мамку позвать! Что же делать? Как быть?
                  То, что увидел он,- ошеломило,
                  Только и мог он - глазами водить!
                     Бабы, в надежде на место, глядели
                     Прямо в глаза, мимо гостя идя...
                     "Вы бы кормилицу выбрать хотели?" -
                     Доктор дежурный спросил, подойдя.
                  "Нет-с, мне не это... Мне справиться надо...
                  Ежели сдали дитя: как сыскать?" -
                  "Это не здесь, а подалее, рядом,
                  Впрочем, могу я вам правила дать.
                     Вот - отпечатаны; к вашим услугам;
                     Ищете разве кого?.." - "То есть... нет...
                     Брат мой просил..." - с очень ясным испугом
                     Цедит сквозь зубы Петр Павлыч в ответ.
                  "Ежели номер у вас не утрачен,
                  То разыскать не особенный труд;
                  Впрочем, есть сроки! Тут срок обозначен;
                  Только расходы обратно возьмут".
                     Доктор, кивнув головой, удалился.
                     Вышел Петр Павлыч за двери; сошел
                     С лестницы, в заднем дворе очутился
                     И до Казанской дворами добрел.
                  Правила все прочитал! Не даются...
                  Сроки пропущены... Где тут сыскать?
                  Ноги слабеют, в коленках трясутся;
                  Надо скорее извозчика взять.
                  
                                   * * *
                  
                     Если поранить себя где случится -
                     Тотчас кругом воспаленье пойдет;
                     Кровь к пораженному месту стремится...
                     Будто бы знает: работа тут ждет!
                  Надо чинить! Надо дело поправить...
                  Есть затаенные силы души,
                  Вдруг, мимо воли, идущие править,
                  Если наличные не хороши!
                     Мы приказанья тех сил исполняем -
                     И, точно так же, как муху во сне,
                     Сами не ведая как, отгоняем -
                     Делаем то, что прикажут оне.
                  Так это было и с бедным Зубковым:
                  Свежее чувство раскрытой вины
                  Быстро задвинулось более новым:
                  Ищет он сына виновной жены!
                     Точно корабль, окрылясь парусами,
                     Ждать неспособен и должен поплыть,
                     Едет Петр Павлыч, влекомый мечтами,
                     К митрополиту о деле просить.
                  К Смольному в лодочке он перебрался,
                  Шел к Александровской лавре пешком;
                  Колоколов перезвон раздавался,
                  Как проходил он над лаврским мостом.
                     Вот и кладбище в стенах отбеленных...
                     И из-за стен на дорогу глядит
                     Много столбов и крестов золоченых,
                     Мраморы, бронза, порфир и гранит.
                  Видит: монах-старичок осторожно
                  С паперти сходит и книги несет,
                  "Где мне владыку увидеть бы можно?"-
                  "Митрополита?.. Уехал в Синод".-
                     "Смею спросить, чтобы вас не обидеть,
                     Каждый ли день и в какой это час
                     Митрополита мне можно бы видеть?"-
                     "С просьбою, что ли? О чем там у вас?"-
                  "Дело большое к владыке имею..."-
                  "Он принимает как бог приведет".-
                  "Где же?" - "А вот, как пройдете аллею,
                  Просьбу в подъезде дежурный возьмет".
                     Как было сказано, так и случилось:
                     Раза четыре пытался Зубков
                     Лично представиться - не приходилось:
                     Занят, уехал, заснул, нездоров...
                  Подал дежурному и удалился!
                  Ох!.. Уж чего-то он не испытал?
                  Телом осунулся, весь изменился
                  За две недели, которые ждал.
                  
                                   * * *
                  
                     Вышел - отказ! В синей рясе, воителем,
                     Видом такой, что скорей уходи,-
                     Вышел викарий к безмолвным просителям:
                     Он панагией играл на груди.
                  На панагии, блестя бирюзою,
                  Лик богородицы кротко сиял!..
                  Быстро покончил викарий с толпою...
                  Только Петр Павлыч один ожидал.
                     И подошел он к нему, улыбаясь:
                     "Вы ли коллежский ассесор Зубков?"
                     "Я-с".- "Я поистине вам удивляюсь,
                     Что вам тревожить молчанье гробов?
                  Просите вы: там писанье какое,
                  Некий документ был в гроб положон!
                  Трудное дело оно, не простое -
                  Надо к тому очень важный резон!"
                     Тут подвернулся какой-то вертлявый,
                     Юркий чиновник; шушукаться стал;
                     Взгляд его светло-зеленый, лукавый
                     Точно лучами Зубкова пронзал.
                  Точно читать порывался глубоко
                  В совести, в мыслях, читать наугад!
                  Хуже и злее вороньего ока
                  Был этот гадкий, убийственный взгляд!
                     "Да-с! Так извольте понять: не пригодно
                     Митрополит приказал вам сказать,
                     В кладбище рыться, копать всенародно;
                     Да и примеров таких не сыскать.
                  Ну и семь лет уж, как вы схоронили;
                  В пятом разряде, за эти года,
                  Землю-то всю много раз перерыли,
                  Чай, и от гроба не сыщешь следа;
                     Да и холера к тому же, поймите...
                     Рыться! Зачем? Ни с того, ни с сего!
                     Ну, так господь с вами! С миром идите,
                     Пусть прах почиет, не троньте его".
                  Благословил он Зубкова; непрошен,
                  Руку свою к целованию дал...
                  Точно травинка, под корень подкошен,
                  Чуть не свалился Зубков, где стоял.

                                    III
                  
                     Меньше, чем прежде, Петр Павлычу спится,
                     Хуже гораздо его аппетит;
                     Ночью слоняется, днем же ложится
                     Навзничь в кровать и часами лежит.
                  После обоих тяжелых решений
                  И напряженья всех нравственных сил,
                  Быстрых, совсем непривычных хождений
                  Точно он крылья свои опустил!
                     Точно он будто о что-то расшибся!
                     Думал - шел в двери, а вышло - стена;!
                     В способе, значит, в дороге ошибся...
                     Видно, другая дорога нужна...
                  Ларчик жены, как червяк, его гложет!
                  Должен он, должен тот ларчик достать!
                  Ларчик железный, и сгнить он не может;
                  Кой-что узнает, чтоб сына искать...
                     Сына найдет! Будет холить родного...
                     Как же за сына-то мать не простить?!
                     Чувство любви этой ярко и ново -
                     Стало в сознаньи Зубкова светить!
                  Звучно часы над стеною стучали;
                  Маятник шел... словно чьи-то шаги...
                  С ними и он уходил... и шагали
                  Разных неясных видений круги...
                     Люди какие-то! Головы - цифры!
                     Мамки! У мамок ларцы на руках!
                     Буквы "Ф. Ф." разбегаются в шифры...
                     И Поседенский на тощих ногах!
                  Войско монахов... Они голубые...
                  И, высоко, как хоругвь несена,
                  Блещет алмазами звезд панагия!
                  Но богородица - где же она?
                     Знать, убежала с монашеской груди!
                     Ты трепетала так нервно на ней!
                     Где ж ты, блаженная! "Я не у судей,
                     Я у простых, у судимых людей!.."
                  Идут часы, продолжают беседу
                  И объясненья виденьям дают!..
                  Мчится Зубков по какому-то следу,
                  Словно куда-то упорно зовут...
                     Вот и жена! Очи тяжко закрылись!
                     Сына за ручку ведет! Мальчик мой!
                     Как же волосики светлые сбились...
                     Где ты? Скажи, отзовися, родной?!
                  Где? Открывает покойница очи!
                  Взгляд так мучительно, кротко правдив,
                  Сколько в нем долгой тоски, долгой ночи...
                  Жив этот взгляд ее или не жив?
                     Вдруг! Треск и грохот с убийственным воем!
                     Все заскакало... Виденья чудят...
                     Полдень... Часы разрешаются боем,
                     Грузные гири, спускаясь, шипят!
                  Буря проходит, и тишь наступает...
                  Песенка чья-то советы дает,
                  Песенка эта так мило болтает,
                  Очень разумна и вовсе не лжет:
                     Тики-так, тики-так!
                     Ох, чиновник, ты чудак!
                     Не лежи, брат, не ленись,
                     Будь бодрее, окрылись!
                        Не дают - так сам бери!
                        Но до света, до зари,
                        Чтоб заря та, заблестя,
                        Ларчик твой озолотя,
                  Раньше срока не пришла,
                  Людям выдать не могла!

                  Надо страх свой превозмочь,
                  Надо выйти рано в ночь...
                  Мягкой, рыхлою землей
                  Чуть засыпан ларчик твой...
                     Под травой почти видна,
                     Спит виновная жена;
                     Легкий мох ее покрыл!
                     Он с соседних к ней могил
                  Надвигался пеленой...
                  Приходи туда и рой...

                  Тики-так, тики-так!
                  Ох, совсем не страшен мрак!
                  Днем гвоздики там цветут,
                  Резво бабочки снуют
                     И роняют с высоты
                     Блестки крыльев на кресты!
                     Это все и ночью там
                     У крестов и по крестам...
                  Ночь, кому она нужна,
                  Не страшна, нет, не страшна...

                  Ты могилку смело рой,
                  Ты достанешь ларчик твой...
                  Может статься, выйдет то,
                  Что вина ее - ничто,
                     Что жена была верна,
                     Тут ошибка - не вина;
                     Надо, надо уяснить,
                     А без этого - не жить!
                  "Верь! Тут что-нибудь не так...
                  Тики-так, тики-так!"
                  
                                     IV
                  
                     Значит, могилу разрыть? Преступленье?
                     Но, если так уж судьбой решено,
                     Надо, чтоб толк был в работе, терпенье,
                     Надо как следует сделать, умно.
                  Ты до лопаты и в жизнь не касался,
                  Разве что в детстве по лужам копал,
                  В воду кораблик бумажный пускался,
                  Сам ты, нагнувшись, его поддувал.
                     Начал Петр Павлыч к могиле являться!
                     Горе-задача ему задалась...
                     Там, на Смоленском, где плотно толпятся
                     Тьмы мелких крестиков, будто роясь;
                  Где в мягкой почве к земле наклонились,
                  Будто бы клюя с могилок зерно!
                     Где, что ни день, слезы на землю лились,
                     Вечную память поют так давно;
                  Где столько лет неплатящих спускали
                  В землю; где очень немного имен
                  Похороненных на доски вписали;
                  Где, по соседству, отдел отведен
                     Самоубийцам, а подле зарыты
                     В поле преступники, что казнены
                     И, по приказу, как следует скрыты,-
                     Там почивали останки жены.
                  Подле канавки с водой красноватой,
                  С ярью железистой, с слизью по дну,
                  Пара березок с листвой кудреватой
                  Лезла, как только могла, в вышину,
                     Чтобы из этой юдоли тяжелой
                     Старого кладбища выбраться вон!
                     Грустный характер судьбы невеселой
                  Нами на кладбищах запечатлен!
                  И уж в каких суетах небывалых
                  Кладбища эти в движенье придут,
                  В час пробужденья, когда залежалых,
                  В час воскресенья, вставать позовут?!
                  
                                   * * *
                  
                     Ходит Петр Павлович и изучает;
                     Как глубоко опускают гробы?
                     Многих едва на аршин покрывают;
                     Часто соседних могилок горбы
                  К вырытым ямам подходят краями!
                  Значит: копнуть ему раз или два -
                  Тут и откроется гроб под ногами,
                  Травкой и мохом прикрытый едва.
                     Ну а жена подле самой канавки!
                     Если в канавке начать, да от дна?
                     Тотчас наткнешься - не надо и справки,
                     Тут и окажется - будет жена.
                  Всех их кладут головами к востоку;
                  Значит, тут ноги! А ларчик в ногах!
                  Здесь надо рыть мне, у дерева, сбоку!
                  Может, под деревом, в самых корнях?
                     Но ведь не рыться же просто руками!
                     Если с лопатой прийти! - не идет,-
                     Встретишься, сцепишься со сторожами,
                     Спросят: зачем? Любопытный народ.
                  Ну, да лопат тут имеется много...
                  Знаю места, где их кучей кладут!
                  Только чтоб вдруг не случилась тревога,
                  Если одной из лопат не найдут!
                     Вот что я сделаю, вот как устрою:
                     Я, коль удастся, одну приберу,
                     Подле могилы в канавке зарою...
                     Станут искать на заре, поутру,
                  Через неделю о ней позабудут,
                  Скажут: пропала, не ведают как!
                  Наговорившись - другую добудут...
                  Да, несомненно, и быть тому так.
                     Сказано - сделано! Скрыта лопата.
                     Надобно только скорее решить,
                     В ночь или с вечера? В ночь темновато,
                     Но - тем труднее замеченным быть.
                  Разве сегодня? Зубков улыбнулся!
                  Право, подумал он, точно спьяна
                  Брякнул такое! А нет, так рехнулся,-
                  Да ведь сегодня на небе луна!..
                     И, порешив ожидать новолунья,
                     Стал он раздумывать: как бы помочь
                     Горю другому: кухарка-болтунья,
                     А ведь уйти-то ему на всю ночь
                  
                                   * * *
                  
                  День он подумал, другой поразмыслил:
                  Дачу он, видите, дачу наймет,
                  Все он предвидел, и все он расчислил,
                  Как Пелагею отправить вперед.
                     Дачу наметил он за Колтовскою,
                     За сорок за три рубля сговорил,
                     Дал и задаток нескудной рукою
                     И Пелагее о том сообщил.
                  "Мне, Пелагеюшка, видишь, большое
                  Место выходит; да только не там,
                  Где обещал мне директор! Другое!" -
                  "Счастье вам, батюшка, видно, к местам!" -
                     "Только тут нужно сначала подспорье;
                     Новый начальник, он барин большой;
                     Дача своя у него, там на взморье,
                     Ну и живет он в ней, за Колтовской".-
                  "Значит, к нему вы все время ходили?" -
                  "Как же, к нему. Надо чаще бывать:
                  Вот если б подле, сказал он, мы жили,
                  Можно бы скоро дела-то решать...
                     Я и сыскал, Пелагеюшка, дачу!" -
                     Как же, Петр Павлыч, а дом-то куда?" -
                     "Только на лето... Я больше истрачу,
                     Ежели ездить туда да сюда!" -
                  "Значит, Петр Павлыч, начальник-то новый
                  Подле нас будет?" - "Да, с версту их дом;
                  Дом их большущий, подъезд в нем дубовый;
                  Сад, обведенный решеткой кругом!
                     Лестница - мрамор! Везде позолоты!
                     А по шкапам все дела да дела..."-
                     "То-то лакеям, Петр Павлыч, работы?" -
                     "Всяким лакеям там нет и числа!
                  Стены-то все под чудными коврами..."
                  Долго кухарке Петр Павлович лгал,
                  Слушал себя! Для уборки с вещами
                  Времени только неделю ей дал.
                     "Ты, значит, к ночи там будешь с вещами;
                     Я же останусь в дому, приберу,
                     Позапираю замки все ключами,
                     Да и приеду к тебе поутру..."
                  
                                   * * *
                  
                  День наступил. Он с утра облаками
                  Небо завесил, дождем окропил.
                  Взяв ломового, Петр Павлыч с вещами
                  Бабу отправил и в церковь сходил.
                     В пятом часу на кладбище явился.
                     Мог бы, конечно, он позже прийти...
                     Ну да уж если на дело решился-
                     Лучше, как сделаешь больше пути;
                  Чтоб затруднительней было вернуться,
                  Лучше подальше вперед забежать,
                  В самое дело войти, окунуться!
                  А окунулся - так надо всплывать!
                     Небо прояснилось, взморье сияло!
                     Реяли бабочки между крестов!
                     Несколько сразу повсюду мелькало
                     В траурных ризах служивших попов.
                  Где панихиду они голосили,
                  Где совершали они литию;
                  Бабы какие-то искренно выли,
                  Сыпали вдоль по могилкам кутью!
                     Черные ризы, блестя галунами,
                     Двигались медленно в яркой пыли,
                     В полной вражде с голубыми тонами
                     Светлой окраски небес и земли.
                  Вот и исчезли они! Вот уходят
                  Люди с могилок; пошли по домам!
                  Солнце садится, румянец разводит
                  По оперившим закат облакам...
                  
                                   * * *
                  
                     Первая звездочка чуть проглянула;
                     Нехотя,- но потемнел небосклон!
                     Кладбище тяжким туманом дохнуло,
                     Сон, снизойдя, опустился на сон!
                  Так стали густы, белы испаренья,
                  Что хоть рукою туман зачерпнуть!
                  Крестики всплыли поверх наводненья,
                  Близки к тому, чтоб совсем потонуть!
                     Точно земля из-под них уплывала,
                     Кладбище шло, уносилось вперед
                     И, уползая, в пары обращало
                     Весь этот спящий, безличный народ!
                  Все эти страсти, мученья, печали
                  Молча, без обликов, тучей густой,
                  Морем молочным из недр проступали
                  И уплывали в прохладе ночной...
                     Щелк!.. То лопата по камню скользнула,
                     В рыхлую землю глубоко прошла;
                     Дерево вплоть до вершины качнула,
                     Ближние корни его порвала!
                  Темные листики дрожью дрожали,
                  В мертвом тумане в смятенье пришли...
                  Мертвые, те, что под деревом спали,
                  Так раскачать их никак не могли!
                     Нет! Тут живой человек замешался,
                     В этой юдоли молчанья и сна!
                     Вслед за ударом удар раздавался...
                     Малость еще, тут и будет жена...
                  Гробокопатель с лопатою слился,
                  Точно все нервы в лопату прошли...
                  Цепкою мыслью в железо внедрился!
                  Видел железом в потемках земли!
                     Точно ему из могилы светилось...
                     Острый, пунцовый огонь проступал...
                     Вдруг, ему кажется, будто спустилось
                     Что-то к нему на плечо... Он припал...
                  И не шевелится... Слух напрягая,
                  Скорчился... трепетно дышит старик...
                  Ну уж явись кто в ту пору, мешая,
                  Он бы схватился с ним, страшен и дик...
                     Он бы убил, если б что!.. Все молчало!
                     Кладбище шло, уносилось вперед
                     И, уползая, в пары обращало
                     Весь свой покорный, безмолвный народ.
                  Колокол где-то ударил! Скатилась
                  Подле земля с свежей кучи долой...
                  Ну, за работу! Работа спорилась...
                  Вон он, костей догнивающих слой!
                  
                                   * * *
                  
                     Бурые кости местами торчали...
                     Сбиты и спутаны, как ни взгляни...
                     В это-то время с небес запылали
                     Дальней зари золотые огни!
                  Точно испуганы и озабочены
                  Тем что: зачем их на свет извлекли,
                  Кости, по темной земле раззолочены,
                  Пурпуром ярким в ответ зацвели!
                     Розовый день широко занимался,
                     Теплым румянцем туман наливал,-
                     Будто туман мертвецом притворялся,
                     Будто он бледным совсем не бывал!
                  Капли росы зацвели, что рубины,-
                  Утренним солнцем кругом зажжены,
                  В травах, на листьях берез и рябины
                  И - на бессвязных останках жены!
                     Стала работа... Прервалось движенье;
                     Ларчика нет! Да и как ему быть?
                     Кости? Да что же костям-то? Прощенье!
                     Спи, дорогая! Скорее зарыть...
                  Раз еще видел тебя!.. Заровнявши
                  Землю; засыпав лопату землей,
                  Моху, чтоб след затереть, набросавши,
                  Двинулся быстро Петр Павлыч домой!..
                     Вышел задами к каким-то амбарам...
                     На Колтовской Пелагея ждала
                     И с кулебякою, и с самоваром...
                     Да, было дело - да ночь унесла!..

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru