Соколов Василий Павлович
Открытое письмо С. Н. Булгакову

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Серия "Русский Путь"
   С. Н. Булгаков: Pro et contra. Личность и творчество Булгакова в оценке русских мыслителей и исследователей. Антология. Том 1
   Издательство Русского Христианского гуманитарного института, Санкт-Петербург. 2003
   

В. П. СОКОЛОВ

Открытое письмо С. Н. Булгакову*

   * С тех пор, как было написано письмо г. Соколова, события на Балканах весьма осложнились и крайне запутались. Вряд ли в этом осложнении можно видеть подтверждение того отвлеченного взгляда на Балкано-турецкую войну, который развил С. Н. Булгаков и перед которым с изумлением останавливается его оппонент. -- Ред.

Дорогой Сергей Николаевич!

   С болью, против обыкновения, прочитал я вашу статью о балканских событиях. Мне так дорого и близко ваше жизнепонимание, насколько я его знаю, что я осмеливаюсь просить у вас разъяснений по поводу указанной статьи: мне кажется, что она противоречит и вашим основным воззрениям, и самой природе трактуемых вопросов. Изложенные в ней взгляды вызывают у меня целый ряд недоумений, думаю, не у меня только.
   Вы говорите об "идейном содержании балканских событий". Балканские события -- война. В этой войне вы видите "столкновение трех идей", точнее -- "борьбу креста с полумесяцем", а рядом и с германским "имманентизмом", и атеизмом, ибо славянская идея -- вселенское православие.
   Мое первое недоумение, как может крест (Христов, разумеется) бороться с кем бы то ни было теми средствами, какими ведется сейчас борьба на Балканах? Я менее всего склонен к толстовскому пониманию христианства, я признаю, что Евангелие требует активного участия христианина в борьбе со злом. Но я не могу понять, каким образом меч оказывается в руке идеолога Евангелия. Есть насилие и насилие. Есть насилие воспитательное, не разрушающее личности насилуемого, и от него не может отказаться человеческая убежденность. Но война -- зло, и крестовый поход -- nonsens1 для верующего сознания. Как можно верующему в Церковь и правду Христову благословлять войну, вкладывая в нее идейный смысл борьбы за веру? "Взявшие меч от меча и погибнут" 2, и вы как верующий человек должны верить и тому, что в случае необходимости Бог силен "представить более двенадцати легионов ангелов"3. Не пассивный фатализм защищаю я, а невозможность придавать религиозный смысл войне, где все -- кровавый ужас истребления, озлобления, мести. Я понимаю, что естественное человеческое чувство не может удержаться от попытки оградить и себя, и близких от страданий и угнетения иноземного и иноверного ига. Но это естественное чувство освящать религиозно нельзя. "Божие -- Богу, а кесарево -- кесарю" 4, этот принцип разделения естественной жизни от религиозно освященной здесь применим как нигде. Процесс христианизации в истории не кончен, едва ли можно признать законченной и христианизацию славянских народов. Отсюда -- войны, суды, администрация. Воплощенный конечный идеал христианства -- анархизм, аномизм5 и космополитизм. Национальное разделение -- естественный органический факт, и, пока он есть, неизбежно соревнование народов, неизбежно чувство рабства под властью другой нации, стремление к политической самостоятельности. Но Евангелие не может освящать войны. Это неверующему взгляду может представляться риском; на деле история мученичества доказывает, как из трупов мучеников вырастали новые массы верующих... Естественный инстинкт самосохранения не осуждается, но и не возводится в "идейное содержание".
   Если стать на вашу точку зрения, то правы наши миссионеры, полицейскими мерами ограждающие Церковь от сектантов и старообрядцев. Тогда почему не применить вашего принципа к внутренним религиозным врагам "Руси православной"? "Русь православная" -- не Россия с бурятами, финнами, татарами, а часть славянского племени. Но что бы вы сказали, если бы наши радетели православные объявили войну казанским татарам или башкирам во имя борьбы креста с полумесяцем? Не придется ли тогда освятить и еврейские погромы?
   Угнетенное положение славянства ничего не прибавляет к религиозной идее войны. Против угнетения нельзя не бороться. Нельзя не сочувствоваться борющимся, надо благословить их, но братским, а не евангельским благословением.
   Быть может, я не точно понял вас? Быть может, вы не благословляете славян, а только истолковываете смысл данных действительностью фактов? И тогда я не могу согласиться с вашим комментарием. В чем сказалась религиозная сущность славянского духа, делающая его носителем истинно-христианского вселенского сознания? Насколько я знаком с историей юго-славянских церквей, это -- история иерархических смен, административных реформ и т. п. Живого бытия религиозной жизни ни здесь, ни в славянской литературе я не замечал. Не смею характеризовать настроения славян en masse6, но не могу не вспомнить, что мои товарищи-славяне по Киевской духовной академии, которых немало присылает туда славянская иерархия как отборных, нужных в будущем для родных церквей деятелей религиозных, -- эти славяне совершенно не обнаруживали симптомов национальной религиозной идеологии, какой не чужды были даже мы, питомцы схоластической семинарии, дети кастового духовенства. Я нисколько не хочу порочить славянства, но я решительно не вижу данных, обосновывающих провиденциальное значение славянства, которое вы ему указываете. Вы сами говорите о "преобладающем индифферентизме к религии у нынешних потомков Гуса".
   Центр славянства, конечно, Россия. Здесь я опять недоумеваю перед "религиозным гением" русского народа: имеем ли право мы, как славяне и как русские мечтать об особом избрании от Бога быть носителями "истинно вселенского церковного самосознания"? Найдутся ли достойные руки водрузить крест на св. Софии? Этот вопрос затрагивает и ваше отношение к "германской" идее.
   Мне кажется, что Германия и славянство -- взрослый и ребенок, а вы в их различии видите самое существо, характерный, неизменный признак нации. Славянство юно, очень юно. На заре своих дней и Запад жил Крестовыми походами7, был так же связан с религиозным миропониманием, как древняя Русь, из которой черпают основы своих воззрений славянофилы. Благочестие как настроение процветает в Германии и теперь. Что же касается до немецкой религиозной мысли, то направление ее далеко не так односторонне, как это представляется вам. Любопытно, что самая идея народности, которая обща у вас с славянофилами, ваша гносеология, антирационализм, -- все это made in Germany и оттуда было перенято русскими мыслителями8. Рационализма немало и у нас, русских; это -- неизбежный момент в развитии верующего духа, и не одни немцы, но все мыслившие народы, например, греки, прошли через период рационализации веры, скептицизма. Мистика, вселенскость религиозного сознания присущи были, с другой стороны, многим и многим протестантским мыслителям, включая и Канта, который "расчищал путь вере". В самой основе протестантизма лежит принцип веры; пусть его уродовала схоластика, роль этого принципа такова, что современное настроение протестантской мысли вызывает у меня в сознании образ Спасителя: "Зерно, если не сгниет, не принесет плода"9. В последнее время настойчиво проводят параллель между духовным развитием индивидуума и народа. Для индивидуального роста веры гниение -- сомнение, рационализм.
   Германская культура представляется вам "в глубочайшем и тончайшем смысле культурою антихристианскою". Ну, а мыто, русские православные люди, стоим под стягами Христовыми? Не является ли наша религиозность бездушной материализацией христианства? Наши богословы могли бы у немецких поучиться благоговению и религиозности ученых исследований веры. Народ, поддерживаемый в этом направлении и иереями, и богословами, расценивает религию чисто практически, покупая спасение, а чаще пользуясь религией для своих материальных нужд; мы имеем молитвы на все случаи земной жизни, а таинство Евхаристии спрятали за иконостасом в тайные молитвы священника, да и всю-то религию включили в искусственный, редко для кого понятный обряд. Мне невольно вспоминаются слова преосвященного Иннокентия Переяславского10 о причине нашей неудачи в японской войне. Он рисует такую безотрадную картину нравственного упадка, которая приводит в ужас даже теперь, которая дала повод иностранным газетам наши восточные города уподобить Содому и Гоморре11. Созвучно с голосом иерарха звучит и ваш голос в статье о выборах в Государственную думу.
   Правда, что славянская душа широка и женственно-интуитивна. Но до ношения вселенского христианского сознания отсюда далеко. Наша литература очень религиозна, но христианской назвать ее нельзя. Вы ссылаетесь в доказательство немецкого имманентизма и пантеизма на Древса, на научную школу; но это -- вершины индивидуального труда мысли. А у нас великий художник, не вмещающийся ни в какие рамки школы по своей глубине и широте, народнейший из народных писателей, Л. Н. Толстой был пантеистом, имманентистом, имперсоналистом. И это настроение особенно ярко сказалось в годы его углубленной думы, когда не могло быть и речи о подражании Западу, когда он ближе стал к народной душе, когда он приник всем сердцем к Евангелию: из Евангелия он почерпнул только имманентизм. А поэт особенно близок к духу народа, его вскормившего.
   Наша интеллигенция все еще живет верою в просветительные идеи XVIII в. Религиозно-мистические движения зачинаются на Западе, а у нас, перенятые, только осмысливаются, осознаются. Несомненно теперь, что мы имеем свою самостоятельную литературу и философию. Несомненно, что и та и другая двигаются в направлении религиозном. Но Греция политически так скоро пала после Сократа и Платона! Можем ли мы надеяться на народный религиозный гений? Современность говорит о безмерно растущем хулиганстве деревни, о том, что и там, не только в интеллигенции и городе, выбрасывается из жизни все святое, развивается оргия эгоизма, дикости, скотства...
   Больно все это, и так хотелось бы великого будущего своему народу, именно внутреннего величия! Но наши мечтания -- не рычаг истории. И мы, или иной народ, не славянского происхождения, будет хранить Церковь, вселенское христианское сознание, -- не нам знать: "Во Христе Иисусе нет ни эллина, ни иудея, ни варвара, ни скифа" 12. Вот, в провиденциальное значение указания в этих словах на скифа мне хочется верить. Хотелось бы верить и в провиденциальное значение своего родного народа! И мне дороги ваши мечты. Но когда я вдумываюсь в них, мне кажется, что вера ваша основывается только на страстном желании, а не на действительности. Или вы имеете иные основания, другого порядка?
   

КОММЕНТАРИИ

   Впервые: Русская мысль. 1913. Кн. VII. С. 104--109. Печатается по первому изданию.
   
   Соколов Василий Павлович (1854--?) -- писатель, преподаватель латинского языка в Саратовском духовном училище; обучался в Казанской духовной академии, где получил степень магистра. Печатал статьи в "Церковно-общественном вестнике", "Церковном вестнике", "Страннике", "Неделе" и других изданиях.
   
   1 абсурд, нелепица (лат.).
   2 Мф. 26, 52
   3 Мф. 26, 53.
   4 Мк. 12, 17.
   5 Аномизм -- внезаконность, отрицание законов.
   6 в массе, в целом (фр.).
   7 Крестовые походы -- походы (1096--1270) на Ближний Восток (в Сирию, Палестину, Сев. Африку), организованные западноевропейскими феодалами и католической Церковью под знаменем борьбы против "не­верных" (мусульман), освобождения гроба Господня и святой земли (Па­лестины). 1-й Крестовый поход (1096--1099) завершился захватом крес­тоносцами у сельджуков Иерусалима и образованием Иерусалимского королевства. 2-й (1147--1149 гг., повод -- взятие в 1144 г. сельджуками Эдессы) и 3-й (1189--1192 гг., вызван завоеванием в 1187 г. Иерусалима Салах-ад-дином) были безрезультатны. 4-й Крестовый поход (1202-- 1204), организованный по инициативе Папы Иннокентия III, был направ­лен (главным образом усилиями венецианского купечества) против Ви­зантии, на части территории которой после захвата крестоносцами Константинополя была создана Латинская империя (1204--1261). Послед­ние походы -- 5-й (1217--1221), 6-й (1228--1229), 7-й (1248--1254), 8-й (1270) -- существенной роли не играли. С переходом к мусульманам Акры (1291) крестоносцы полностью утратили свои владения на Востоке.
   8 Как известно, и старшие славянофилы (А. Хомяков и И. Киреев­ский), и Вл. Соловьев в своих размышлениях об ограниченности класси­ческого западноевропейского рационализма и об особой миссии России опирались на идеи западной (прежде всего немецкой) мистической тради­ции, особенно в том варианте, которые ей придал Шеллинг. Многие идеи Соловьева, в том числе две центральных -- идея всеединства и идея Бого-человечества, могут без большой натяжки считаться просто "переводом" соответствующих идей Шеллинга с "немецкого" на "русский".
   9 Ин. 12, 24.
   10 Видимо, имеется в виду Иннокентий (в миру Иван Васильевич Бе­ляев) (1862--1913) -- духовный писатель и проповедник. Воспитанник Казанской духовной академии, Иннокентий был викарием епархий Харь­ковской и Петербургской, епископом Тамбовским, с 1909 г. экзархом Грузии. Был близок к митрополиту Антонию и считался сторонником ре­форм в Церкви.
   11 Содом и Гоморра -- в Библии два города у устья реки Иордан или на западном побережье Мертвого моря, жители которых погрязли в распут­стве и за это были испепелены огнем, посланным с небес. Из пламени Бог вывел только Лота с семьей. В переносном смысле -- беспорядок, хаос, разврат.
   12 Кол. 3, 11.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru