Соловьев Николай Иванович
Скорбные листы крымской кампании

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

СКОРБНЫЕ ЛИСТЫ КРЫМСКОЙ КАМПАНІИ*

   * Матеріаломъ для этой статьи служили: Очеркъ санитарнаго состоянія Крымской арміи въ кампанію 1854--1856 годовъ. Составили В. Стефановскій и Н. Соловьевъ. Изданіе Севастопольскаго отдѣла Политехнической выставки 1872. Выпускъ первый и выпускъ третій.-- Начала военно-полевой хирургіи, Н. Пирогова, Дрезденъ.-- Очерки медицинской и госпитальной части въ Крымскую войну, проф. Гюббенета.-- Записки о продовольствіи войскъ, Затаера.-- Изнанка Крымской войны, Овручева.-- La Guerre de Crimée par Baudene. Главнымъ же образомъ служили источниками -- Отчетъ и записки докторовъ участвовавшихъ въ Крымской кампаніи и Дѣла генералъ-штабъ-доктора Крымской арміи.

ЛИСТЪ ПЕРВЫЙ.

   Кампанія 1854--56 годовъ принадлежатъ уже исторіи. Цѣлыя шестнадцать лѣтъ отдѣляютъ ее отъ насъ, а шестнадцать лѣтъ теперь, противъ прежняго теченія времени, можно приравнять къ цѣлому полустолѣтію. Послѣ Крымской камланіи произошло на бѣломъ свѣтѣ столько грозныхъ переворотовъ, условленныхъ прогрессомъ артиллерійскаго искусства и возрастающимъ честолюбіемъ отдѣльныхъ лицъ, и военные перевороты эти такъ подробно описаны что Крымская война составляетъ въ нѣкоторомъ родѣ уже отдаленную эпоху. Великая эпоха эта-тоже, какъ извѣстно, была предметомъ замѣчательнаго труда одного изъ знаменитыхъ сподвижниковъ обороны Севастополя, Тотлебена, и многихъ другихъ сочиненій, вышедшихъ за границей и у насъ. Всѣми этими трудами была однакоже затронута только сторона лицевая, военно-стратегическая, а другой, оборотной стороны этой кампаніи, санитарной, мало кто касался. Между тѣмъ по особому стеченію обстоятельствъ санитарное состояніе сражавшихся тогда армій, то-есть ихъ здоровости и болѣзненности, имѣли быть-можетъ не меньшее вліяніе на исходъ борьбы, чѣмъ храбрость солдатъ, искусство полководцевъ и качество вооруженія. Смерть подъ видомъ разнаго рода болѣзней косила нашу армію, да и непріятельскую также, въ гораздо большемъ размѣрѣ, чѣмъ всѣ пули, ядра и бомбы. У Французовъ изъ 300.000 отправленныхъ на Востокъ, погибло всего отъ ранъ и болѣзней 100.000; при этомъ отъ ранъ умерло 1/4 часть, а отъ болѣзней 3/4. У насъ въ арміи было еще болѣе неблагопріятное отношеніе болѣзненности къ количеству ранъ, число которыхъ было само по себѣ громадно: отъ ранъ у насъ умерло въ Крымскую кампанію приблизительно 1/5 часть всѣхъ вообще умершихъ, а отъ болѣзней 3/4 или даже еще болѣе.
   Итакъ, безъ особеннаго преувеличенія можно сказать что болѣзни въ этой замѣчательной войнѣ играли не меньшую роль чѣмъ непріятельскія пули, хотя это тогда и не чувствовалось вполнѣ. Главная цѣль сражающихся армій -- истребленіе и обезсиленіе врага, достигалась во всякомъ случаѣ болѣе путемъ болѣзней чѣмъ чрезъ выстрѣлы непріятелей. Значеніе врачей въ воюющихъ сторонахъ было поэтому не малое, хотя, разумѣется, ихъ дѣятельности тогда какъ и теперь не придавали особеннаго вѣсу, на томъ основаніи что умереть отъ непріятельской пули все-таки считалось болѣе почетнымъ чѣмъ отъ какой-нибудь холеры, хотя бы и занесенной непріятелемъ, какъ это случилось у насъ, въ Крымскую войну. Между тѣмъ гуманная роль врача, помогать раненымъ и больнымъ, выступила наружу въ эту кампанію вслѣдствіе самой ея продолжительности, усложнившей содержаніе и продовольствіе арміи, а вмѣстѣ съ тѣмъ и породившей въ ней много опасныхъ эпидемій. У насъ обыкновенно считаютъ продолжительнѣйшею и губительнѣйшею изъ войнъ, несмотря на ея счастливый исходъ, войну 1812 года. Но война эта тянулась всего шесть мѣсяцевъ; Севастопольская же или Крымская камланія двѣ зимы, двѣ весны и одно лѣто. Тамъ сражались въ срединѣ государства; недостатокъ въ продовольствіи поэтому былъ менѣе ощутимъ; въ войнѣ же 1854--56 годовъ главный центръ военныхъ дѣйствій былъ отдѣленъ отъ хлѣбородныхъ губерній 400-верстною Симферопольскою степью, по которой проѣхать было почти невозможно, и это въ виду непріятеля, имѣвшаго у себя подъ рукою флотъ и всѣ удобства сообщенія. Въ войну Двѣнадцатаго года горѣли села, города и самая наконецъ Москва; тутъ же всѣ удары, готовые: разразиться надъ остальною Россіей, упали на одинъ многострадальный городъ. Какъ гигантъ какой-нибудь, толкущій въ стулѣ людей тяжелымъ пестомъ, толокъ и давилъ насъ непріятель въ Севастополѣ, бросая въ него бомбы и ядра; и люди, стѣсненные на небольшомъ клочкѣ земли, то гибла мгновенно, то получали тягчайшія болѣзни, и оставляя мѣсто вновь прибывающимъ свѣжимъ силамъ, расползались потомъ нескончаемыми обозами куда только было можно. Госпитали и лазареты росли какъ грибы; весь Югъ Россіи наконецъ покрылся ими, и печальныя процессіи транспортируемыхъ обозами раненыхъ и больныхъ исколесили чуть ли не четверть Россіи. Картина была столько же величественна, сколько и печальна. Называя нашу статью "скорбными листами", мы именно и хотѣли выразить въ ней не героизмъ, которому уже воздана достойная похвала, а именно ту скорбь, которою насквозь проникнута Крымская кампанія. Скорбными листами, какъ всякій знаетъ, называются тѣ печальные документы которые прячутся надъ изголовьемъ всякаго попадающаго въ госпиталь или больницу. Изъ нихъ обыкновенно составляются отчеты, а изъ отчетовъ выводы, сочиненія, книги и вообще все гдѣ говорится о человѣческихъ немощахъ, человѣческихъ страданіяхъ. Поговоримъ же и мы о нихъ, держась по возможности точныхъ фактовъ и документовъ.
   Скорбь этой войны, то-есть печальная, неприглядная сторона этого великаго историческаго событія, сознавалась уже давно, и прежде всего и главнѣе всего Пироговымъ. "Мы имѣли право гордиться что выдержали стойко Крымскую войну: ее нельзя сравнивать ни съ какою другой", говоритъ онъ въ одномъ изъ своихъ сочиненій, изобразивъ одну изъ тѣхъ ужасныхъ и вмѣстѣ поучительныхъ сценъ, которыя его встрѣтили когда онъ осенью 1854 года приближался къ Севастополю.-- Сцена эта была -- видъ раненыхъ и больныхъ перевозимыхъ изъ Севастопольскихъ госпиталей при самой ужасной обстановкѣ. Фуры и телѣги отъ грязи едва двигались, дождь лилъ какъ изъ ведра раненые стонали и дрожали отъ холода, падаль валялась на каждомъ шагу и съ трескомъ лопалась отъ скопившихся газовъ. Слышались въ одно и то же время и вопли раненыхъ, а карканье хищныхъ птицъ, и крикъ измученныхъ погонщиковъ, и отдаленный гулъ севастопольскихъ орудій. Поневолѣ приходилось задуматься о предстоящемъ. Предчувствіе было неутѣшительно. Оно и сбылось.... Встрѣча эта открыла сразу нашему знаменитому хирургу что величіе тогдашней войны заключалось не въ одномъ только безпримѣрномъ мужествѣ съ какимъ защитники Севастополя давали отпоръ непріятелю, но и въ той силѣ страданія которую они способны были перенести, когда уже изувѣченные или пораженные болѣзнію, лишались возможности защищать отечество. но какъ на силу страдгніія разчніывать всегда невозможно, а уроковъ исторіи не слѣдуетъ забывать, то и разсмотрѣніе причинъ уменьшающихъ зло войны, не менѣе, быть-може гъ, необходимо какъ и оцѣнка заслугъ людей спасающихъ свою родину. Съ этой точки зрѣнія изслѣдованіе причинъ и фактовъ ставящихъ раненыхъ и больныхъ въ неблагопріятнѣйшія условія для жизни имѣетъ значеніе огромное.
   Что условія въ которыхъ находилась наши севастопольскіе защитники когда ихъ поражала болѣзнь или непріятельская лудя были неблагопріятны, извѣстно всякому. Выставленныя на стѣнахъ Севастопольскаго павильйона Московской Политехнической выставки таблицы заболѣваемости и смертности явственнѣе всякихъ картинъ и изображеній представляютъ то что перенесъ нашъ народъ въ памятную для всѣхъ Крымскую камланію. Эти цифры есть какъ бы мѣрило той силы терпѣнія и стойкости на которую способенъ русскій человѣкъ, когда потребуютъ того обстоятельства. Но гдѣ же причины которыя побуждаютъ его такъ чрезмѣрно напрягать свои силы? Въ дурныхъ санитарныхъ условіяхъ, частію устраняемыхъ предусмотрительностію., а иногда и совсѣмъ неустранимыхъ, вслѣдствіе естественныхъ явленій природы. Но какія же эти естественныя и искусственныя явленія, столь расширившія предѣлъ страданія вынесеннаго для чести Россіи Севастопольцами? Чтобы рѣшить этотъ вопросъ, нужно прежде взглянуть на то мѣсто гдѣ разыгрывалась та страшная драма, разсмотрѣть ту обстановку посреди которой происходили ея главнѣйшія событія, словомъ, обозрѣть театръ войны.
   

ЛИСТЪ ВТОРОЙ.

   Крымскій полуостровъ, сдѣлавшійся такъ неожиданно театромъ послѣдней камланіи, представляетъ съ санитарной точки зрѣнія слѣдующія топографическія и этнографическія особенности. Весь полуостровъ, какъ справедливо замѣчаетъ Тотлебенъ, {См. Описаніе обороны Севастополя, генералъ-адъютанта Тотлебена. Томъ I, стр. 49.} дѣлится на двѣ неравныя части, рѣзко отличающіяся одна отъ другой: часть нагорную и часть степную; первая занимаетъ 1/3 пространства полуострова, вторая же 2/3. Гористая или южная часть Крыма, пересѣченная рѣками и источниками и покрытая лѣсами и садами, можетъ почесться одною изъ здоровѣйшихъ мѣстностей въ Европѣ. Это еще замѣтилъ французскій врачъ Боденъ, принимавшій участіе въ войнѣ. {La Guerre de Crimée par Baudene, p. 81.} Совершенно уже другой характеръ имѣетъ сѣверная или наибольшая часть полуострова. Безводная и безлѣсная степь тянется чрезъ всю ея площадь; нѣтъ ни одной рѣки, ни одного кустарника и никакого сколько-нибудь замѣтнаго пригорка, а только кое-гдѣ балки и лощины, съ мелкими, пересыхающими прудами и колодцами. По этимъ-то балкамъ и селятся болѣе всего мѣстные жители. Народонаселеніе Крыма вообще рѣдко: на одну квадратную милю 811 человѣкъ; такъ по крайней мѣрѣ было когда сюда въ 1854 году вступили значительныя полчища войскъ, напрасно иногда искавшія себѣ мѣста отдыха въ безлюдной и безводной стели. Вода къ тому же тамъ вездѣ дурнаго качества, мало освѣжаеть, и содержа много солей, вредно дѣйствуетъ на пищевареніе, особенно пришельцевъ. Въ хорошей водѣ чувствуется недостатокъ даже и въ мирное время. А такъ какъ жажда есть одинъ изъ мучительнѣйшихъ припадковъ, которымъ сопровождаются всякаго рода раненія и воспалительныя болѣзни, то не трудно понять какое соотношеніе имѣла эта особенность края къ больнымъ и раненымъ. Жители, которыми заселена мѣстами Симферопольская степь, больше всего Татары, далѣе Нѣмцы, Греки, Армяне и очень немного Русскихъ. "Эта недавно пріобрѣтенная Россіей обдастъ оставалась такимъ образомъ получуждою вступившей въ нее многочисленной арміи. Къ тому же туземцы въ значительномъ количествѣ разбѣжались изъ своихъ ауловъ или селъ, а аулы ихъ и безъ того не представляли никакихъ удобствъ для постоя. Всѣ они состояли большею частію изъ мазанокъ или землянокъ, которыя были низки, тѣсны и никогда не отапливались. Занятіе обезпечивающее обывателей этихъ сакль -- скотоводство и именно овцеводство; лошадей же и рогатаго скота, въ которыхъ нуждались тогда наши войска, здѣсь относительно немного. Поля оставались поэтому необработанными; продовольственными припасами край вообще былъ бѣденъ. Когда развилась война, то недоставало даже соломы, оказавшейся столь необходимою для подстилокъ раненымъ, и подрядчики продавали ее чуть ли не на вѣсъ золота, а иногда совсѣмъ отказывались поставлять.
   Но самый главный недостатокъ края, отъ котораго пришлось болѣе всего страдать и нашимъ больнымъ и нашимъ здоровымъ, заключался еще не въ этомъ. Что болѣе всего тормозило нашу энергію, что шло на руку непріятелю, не страдавшему отъ этого недостатка, и способствовало въ высшей степени развитію смертности между транспортируемыми больными -- это были крымскіе пути сообщенія. Крымскій полуостровъ въ большей части своего пространства имѣетъ грунтъ земли глинисто-солонцоватый, при малѣйшихъ дождяхъ обращающійся въ глубокую и вязкую грязь, такъ какъ глина способна удерживать въ себѣ сырость и не расплывается также слишкомъ скоро отъ воды. Лѣтомъ, въ сухую погоду, движеніе по этимъ дорогамъ, еще довольно удобно; но осенью и зимой, которыя по близости моря мало здѣсь между собою разнятся, дороги такъ распускаются что по нимъ невозможно бываетъ почти никакое движеніе или только движеніе по нѣскольку верстъ въ день.
   Въ свое время въ журналахъ передавался фактъ, что подводы, вышедшія съ провіантомъ изъ Ишюня (около Перекопа) Иго декабря, пришли въ Симферополь 21го января, слѣдовательно проѣхали 134 версты въ 34 дня. А одинъ проѣзжавшій по казенной надобности сообщалъ что дѣлалъ "въ сутки не болѣе 18 верстъ, то-есть чуть ли не по одной верстѣ въ два часа. Пироговъ, приближаясь къ Севастополю на курьерскихъ, тоже употребилъ на проѣздъ шестидесятиверстваго разстоянія отъ Симферополя до Севастополя болѣе 1 1/2 сутокъ.
   Итакъ дорогъ, путей сообщенія для зимняго и осенняго времени года, можно сказать, тогда не существовало. Бахчисарайскій трактъ еще представлялъ нѣкоторое подобіе дороги; по немъ тянулось кусками шоссе, котораго болѣе или менѣе и держались ямщики. На всѣхъ же другихъ трактахъ не было въ сырое время и признака какого-либо пути. Полоса земли гдѣ проходила прежде дорога, пропитанная дождями и талымъ снѣгомъ, принимала видъ длиннаго и неограниченнаго болота вязкой грязи, по которой подводы шли какъ бы ощупью. Движеніе въ этомъ нескончаемомъ болотѣ огромнаго количества лошадей и воловъ, поддерживая самую грязь, способствовало въ то же время и отравленію воздуха, тѣмъ болѣе что въ грязи этой разлагались и гнили не только всѣ нечистоты, но и трупы палаго на дорогѣ скота. Профессоръ Гюббенетъ, проѣзжая отъ Симферополя до Севастополя, насчиталъ до 500 околѣвшихъ и лежавшихъ на дорогѣ животныхъ. Въ этомъ оостоніи дорогъ заключался даже одинъ изъ этіологическихъ моментовъ усиленной смертности въ войскахъ; потому что кромѣ болотъ развитію міазматическихъ болѣзней способствовала несомнѣнно и грязь крымскихъ степей.
   Параллельно съ этою порчею дорогъ шло также и совершенное разстройство почтъ. Посылки получавшіяся со всей Россіи на цѣлую армію скоплялись въ Симферополѣ въ огромномъ количествѣ и оставались тамъ большею частію до востребованія. Полковые казначеи, пріѣзжая на почту, отыскивали ихъ уже сами. На почтовыхъ станціяхъ былъ еще большій хаосъ. Тяжелыя почты оставались по цѣлымъ недѣлямъ безъ движенія или двигались только на волахъ и верблюдахъ. Лошади на станціяхъ были крайне изнурены или пали. Ямщики же разбѣжались или лежали больные въ тифѣ. Подъ конецъ войны употребляемы были для возки почтъ даже фурштадтскія или полковыя подводы, и станціонными смотрителями назначались армейскіе офицеры.
   

ЛИСТЪ ТРЕТІЙ.

   Другая бѣда противъ которой приходилось бороться намъ во время Крымской кампаніи -- это дороговизна на жизненные припасы. Чтобы составить себѣ приблизительное понятіе объ этой ужасной дороговизнѣ, связывавшей дѣйствія нашихъ войскъ не менѣе, быть-можетъ, чѣмъ крымскія пути сообщенія и крымскія лихорадки, приведемъ нѣкоторые факты изъ имѣющихся таблицъ о тогдашнихъ цѣнахъ. Такъ извѣстно было что рожь, стоившая въ Симферополѣ въ мирное время 4 рубля за четверть, продавалась къ концу войны по 12 рублей; пшеница, вмѣсто 4 рублей, по 18 руб. Цѣна овса и ячменя увеличилась противу мирнаго времени въ 8 разъ. Цѣна сѣна -- въ 16 разъ; такъ что вмѣсто обыкновенной стоимости 15 копѣекъ за пудъ, продавалось по 2 р. 50 к. Соль же, этотъ необходимый продуктъ питанія, продавалась тамъ по 19 и 20 копѣекъ за фунтъ.
   Какая же была причина такого баснословнаго возвышенія цѣнъ? А причинъ было много. Вопервыхъ, когда началась война, то множество помѣщиковъ и деревенскихъ жителей перебрались въ Симферополь; населеніе послѣдняго увеличилось поэтому чрезмѣрно; {Записки о продовольствіи въ военное время. Затлера. Томъ II, стр. 315.} окрестныя же села, прежде кормившія городъ, всѣ опустѣли. Случилось то чего не было и въ 1812 году. Тогда не хлѣбъ возили за войсками, а войска ходили за хлѣбомъ. Армія двигалась по разнымъ болѣе или менѣе хлѣбнымъ губерніямъ и сбирала вездѣ реквизиціи; тутъ же не съ чего было и взять и негдѣ было что-либо достать, между тѣмъ скопленіе войскъ въ Крымскую кампанію было въ два раза больше чѣмъ въ памятный 1812 годъ. Самая наконецъ война продолжалась такъ долго и велась съ такимъ упорствомъ что. не только самое мѣсто войны подвергалось истощенію, но и ближайшія сосѣднія губерніи испытывали ту же участь, вслѣдствіе продолжительности напряженнаго положенія дѣлъ и огромнаго отвлеченія рабочей силы. Дороговизна такимъ образомъ все росла и росла, и наконецъ начала, что-называется, душить, когда обнаружился болѣе нежели явный недостатокъ въ хорошей пищѣ: гнилые, дурнаго качества сухари способствовали не мало къ происхожденію гнилостныхъ болѣзней, какъ заявляли мѣстные врачи. Запасовъ же предъ войной никакихъ не имѣлось. Въ Азовскихъ портахъ, правда, было до 1.000.000 четвертей пшеницы, свезенной туда для отпуска за границу; но она была въ зернѣ, какъ обыкновенно ее продаютъ за границу. Хлѣбъ этотъ могъ бы быть большимъ подспорьемъ для продовольствія войскъ; но нигдѣ вблизи не было мельницъ, на которыхъ можно было бы его перемолоть. Поэтому, когда понадобился хлѣбъ, то обратились не къ этому складу, находившемуся въ Азовскихъ портахъ, а предпочли раскладку хлѣба съ южныхъ губерній, которымъ войска и пользовались до марта 1856 года Къ зерновому хлѣбу хранившемуся въ Азовскихъ портахъ потому еще нельзя было подступить что непріятель въ маѣ 1855 года завялъ Керчь, и такимъ образомъ этотъ складъ окончательно сдѣлался фондомъ непроизводительнаго свойства. Но что въ особенности парализовало продовольствіе войскъ шло на руку непріятелю, ослабляло жизненную силу арміи, то это возвышеніе цѣны за провозъ. Она поднялась противъ обыкновеннаго мирнаго времени въ 5 и 7 1/2 разъ болѣе. Вслѣдствіе этого четверть муки, купленная, напримѣръ, въ Кременчугѣ за 8 рублей, по доставкѣ ея въ Симферополь, обходилась въ 14 рублей 69 копѣекъ; четверть муки, пріобрѣтенной въ Полтавѣ за 6 руб. 10 копѣекъ, по перевозкѣ въ Симферополь должна была стоить 13 руб. 6 копѣекъ; четверть муки стоившая въ Харьковской губерніи 7 руб. 75 коп. обходилась въ Симферополѣ въ 15 руб. 45 коп. и т. д. Были, разумѣется, колебанія въ отношеніи стоимости, смотря по времени года, состоянію погоды, дорогъ; но въ общемъ выводѣ провозъ и доставка питательныхъ или жизненныхъ припасовъ всегда стоили столько же, какъ и самый продуктъ, и продуктъ притомъ болѣе или менѣе попорченный провозомъ, потому и менѣе здоровый.
   Не меньшая дороговизна, какъ на жизненные припасы, существовала тогда и на прочіе предметы содержанія войскъ и госпиталей. Вслѣдствіе этого подрядчики, несмотря на свойственную имъ ретивость, иногда отказывались отъ подрядовъ, и роль ихъ принуждены были исполнять коммиссаріатскіе чиновники, оставшіеся, конечно, черезъ это не въ убыткѣ. Г. Овручевъ въ своей извѣстной статьѣ Изнанка Крымской войны {Военный Сборникъ 1858 годъ, No 2 и 4.} входитъ, впрочемъ, по этому случаю въ такія подробности что вамъ излишне было бы и распространяться. Недоброкачественность жизненныхъ припасовъ которыми довольствовалась тогда наша армія сдѣлалась такимъ ходячимъ выраженіемъ что противъ этого теперь никто и не споритъ. Любопытно во всякомъ случаѣ знать, имѣлись ли тогда какія-либо жалобы на дурное качество припасовъ со стороны военныхъ врачей, обязанныхъ наблюдать за безвредностію, за здоровостію пищи? Имѣлись, но къ сожалѣнію не особенно сильныя и не особенно единогласныя. Мы не будемъ доискиваться причинъ такого слабаго протеста со стороны врачей а приведемъ здѣсь только позднѣйшее сообщеніе одного изъ нихъ: "Во время войны расходы полеваго интендантства были огромны и по существу требованій и отчасти отъ корыстныхъ побужденій лицъ этого вѣдомства, какъ показало разслѣдованіе. Сухарные запасы этого вѣдомства находились въ бунтахъ, прикрытые только холстомъ, и оставались осень и зиму подъ дождемъ и свѣтомъ. Порча при этомъ была конечно неизбѣжна; сортировка же сухарей въ виду большой затраты ихъ не производилась; солдаты волей-неволей должны были питаться попортившимися сухарями."
   Теперь посмотримъ, что говоритъ самъ Затлеръ, на котораго обрушились всѣ обвиненія. Сухари, говоритъ онъ по по. воду полемики которая была поднята противъ него по окончаніи кампаніи, дѣйствительно были плохи, часто покрытые плесенью, а иногда даже червями. Но это и не могло быть иначе. Главная часть сухарей, которая расходовалась на Крымскомъ полуостровѣ въ исходѣ 1855 и въ началѣ 1856 годовъ, заготовлена была по раскладкѣ, произведенной въ Курской, Воронежской, Харьковской и Екатеринославской губерніяхъ; сухарей въ этихъ губерніяхъ было заготовлено до 300.000 четвертей, что составляло годовую пропорцію на 100.000 войска; и почти все это количество свезено было въ Симферополь, а оттуда уже распредѣлялось по войскамъ и госпиталямъ, смотря но надобности. Въ самомъ Симферополѣ приготовлялись тоже сухари, во чрезвычайно мало -- не изъ чего было ихъ приготовлять: во всю войну едва ли было тамъ испечено сухарей болѣе 5.000 четвертей. Конечно симферопольскіе сухари были лучше, свѣжѣе, чѣмъ тѣ которые привозились изъ-за 600 и 900 верстъ на крестьянскихъ подводахъ, не всегда имѣвшихъ покрышку, а потому часто подмоченныхъ дождемъ. По доставкѣ на мѣсто, сухари эти въ теченіе осени, зимы и весны, то-есть болѣе восьми мѣсяцевъ, хранились подъ открытымъ небомъ, прикрытые только мѣшками и рогожами; естественно что въ дождливую погоду они подмачивались снизу и сверху и чрезъ то плесневѣли, гнили и изъѣдались червями.
   И вотъ такою-то пищею угощали севастопольскихъ героевъ. Строить провіантскіе магазины не изъ чего было, да и некогда. Пространство тутъ опять насъ побѣждало: стоимость строительнаго матеріала яри тогдашнихъ путяхъ сообщенія обошлась бы въ шесть разъ дороже всѣхъ попорченныхъ сухарей. Чтобы поправить сколько-нибудь это дѣло, главнокомандующій князь Горчаковъ, тотчасъ по прибытіи въ Крымъ, въ мартѣ 1855 года, отдалъ приказъ чтобы войска принимали сухари безъ разбора; но чтобы тотчасъ послѣ пріема перебирали ихъ сами, отнюдь не употребляя негодные въ пищу, а выбрасывали бы ихъ и, составляя о негодности ихъ акты, вмѣсто этихъ сухарей требовали бы себѣ другіе.
   Въ отношеніи довольства войскъ, госпиталей и лазаретовъ мясомъ встрѣчались не меньшія затрудненія. Когда князь Горчаковъ прибылъ въ Крымъ, то въ немъ уже было уничтожено до 2/3 всего мѣстнаго рогатаго скота и преимущественно отъ закупки войсками воловъ. Изъ опасенія что если войска будутъ продолжать закупать скотъ туземныхъ жителей для пищи, то армія можетъ остаться совсѣмъ безъ средствъ для перевозки, главнокомандующій отдалъ приказъ чтобы войска пріобрѣтали воловъ на порціи непремѣнно внѣ полуострова; но это распоряженіе едва ли исполнялось. Татары были рады сбывать свой скотъ кому бы то ни было -- это избавляло ихъ отъ подводной повинности; имъ же самимъ волы во время войны, когда невозможно было никакое хозяйство, не приносили никакой пользы, и поѣдали только сѣно, которое имъ гораздо выгоднѣе было продать по тогдашнимъ высокимъ цѣнамъ.
   Надо было еще удивляться, какъ при такихъ обстоятельствахъ цѣна на говядину не утроивалась, и она стоила только вмѣсто 5 копѣекъ за фунтъ 6 1/2, вмѣсто 3 коп. 5, вмѣсто 3 1/2 коп. 7. Это можно объяснить себѣ только тѣмъ что говядина была вѣроятно уже слишкомъ худаго качества. И дѣйствительно для замѣны ея въ войскахъ тогда очень часто прибѣгали къ упо требленію солонины. Но этотъ способъ питанія сопровождался опять новою бѣдою -- цынготною болѣзнью. Такъ медицинское разслѣдованіе о причинахъ усиленнаго развитія цынги въ ноябрѣ 1855 года въ войскахъ положительно показало что въ этихъ частяхъ войскъ вездѣ употреблялась солонина.
   Что касается до снабженія овощами, то въ этомъ армія повидимому не терпѣла большаго недостатка. По крайней мѣрѣ положеніе ея въ этомъ отношеніи было лучше, чѣмъ положеніе арміи французской, у которой въ запасѣ были только консервы, подъ конецъ испортившіеся; и Французамъ пришлось для предотвращенія скорбута прибѣгать къ употребленію цикорія, котораго въ Крыму родится много. Нашъ же солдатъ имѣлъ и лукъ, и картофель и капусту, хоть и по дорогой цѣнѣ и не всегда хорошаго качества. Случались впрочемъ періоды когда и совершенно невозможно было пріобрѣтать эти припасы. Довольно значительный избытокъ былъ повидимому въ хрѣнѣ -- обстоятельство также важное въ гигіеническомъ отношеніи. Въ началѣ весны 1855 года запасъ хрѣну въ арміи доходилъ до 3000 пудовъ; но этотъ излишекъ былъ къ несчастію едва ли не единственный въ тогдашнемъ интендантскомъ хозяйствѣ. Во всемъ же остальномъ былъ недочетъ, недосмотръ и злоупотребленія, повліявшія самымъ роковымъ образомъ на ослабленіе арміи и исходъ войны.
   

ЛИСТЪ ЧЕТВЕРТЫЙ.

   Разсмотрѣвъ такимъ образомъ насколько былъ сытъ нашъ солдатъ, посмотримъ какъ онъ былъ одѣтъ. Въ этомъ отношеніи, можно сказать, здоровье его должно было выдержатъ еще болѣе упорную борьбу. Чтобъ убѣдиться въ этомъ сразу, стоитъ только припомнить слова Тотлебена, который говорить что было время въ Севастопольской камланіи "когда недостатокъ теплой одежды (полушубковъ) заставлялъ выдавать людямъ находившимся въ траншеяхъ и на батареяхъ рогожи и цыновки изъ сухарныхъ кулей." {Описаніе обороны Севастополя, генералъ-адъютанта Тотлебена. Часть I, стр. 660.} Не зная какъ быть, солдаты стали въ первую зиму компаніи надѣвать подъ шинели мундиры, но эта форменная одежда оказалась конечно плохою защитой отъ стужи. Приведемъ еще слова одного изъ очевидцевъ: "Что касается до одежды солдата въ эту войну, говоритъ онъ, то о ней, изъ видѣннаго мною въ госпиталяхъ Крыма, я могу припомнить что по формѣ нельзя было часто узнать солдата -- какой онъ части; приходилось видѣть пѣхотинца въ морской шинели, артиллериста въ пѣхотной. Замѣна эта производилась самими же солдатами; они снимали платье съ убитыхъ товарищей и взамѣнъ надѣвали на нихъ свое износившееся." А что сказать о бѣльѣ, котораго некогда, а часто и негдѣ было мыть; о повсемѣстномъ въ краю отсутствіи бань, столь привычныхъ русскому человѣку? Люди лѣпились въ блиндажахъ и землянкахъ на голой землѣ и доскахъ; платье изнашивалось, грязнилось, не рѣдко промокало до нитки, и нечѣмъ было замѣнить его. Такъ и высыхало на тѣлѣ живаго человѣка или просушивалось на огнѣ, пока онъ оставался голымъ. Въ госпиталяхъ же русскому солдатику было еще того хуже. Ниже мы постараемся прослѣдить отдѣльно исторію главнѣйшихъ госпиталей во всѣхъ перепетіяхъ ихъ существованія, и тогда эта сторона дѣла представится намъ въ большей ясности; теперь же мы только взглянемъ на общій корень зла, отъ котораго происходили всѣ недосмотры въ снабженіи бѣльемъ и всѣмъ относящимся до содержанія больныхъ. Да не смущаются читатели что мы станемъ обременять ихъ вниманіе сухимъ перечисленіемъ хозяйственныхъ и бюрократическихъ фактовъ. Всякая рубашка на солдатѣ, всякій сапогъ на его ногѣ имѣлъ тутъ значеніе болѣе чѣмъ бюрократическое. Въ этомъ иногда заключался вопросъ жизни или смерти, здоровья или болѣзненнаго состоянія. На кого же была взвалена эта обуза?
   Херсонская коммиссія была главною на которую возложена была обязанность поставки госпитальныхъ вещей; изъ другихъ коммиссій вещи поставлялись, но мало и большею частію чрезъ посредство Херсонской. Каковъ же, посмотримъ, былъ запасъ Херсонской коммиссіи -- этого главнаго фонда снабженія крымскихъ госпиталей? Въ теченіе первыхъ двухъ третей 1854 года, предшествовавшихъ войнѣ, въ коммиссіи находились слѣдующіе три запаса:

0x01 graphic

   Средствъ этихъ было бы весьма достаточно для первоначальнаго содержанія госпиталей въ Крыму, еслибъ они могли быть всѣ сполна употреблены для этой цѣли. Но въ то время война не имѣла еще такого сосредоточенія какое она въ послѣдствіи пріобрѣла. Не знали съ какой стороны главнымъ образомъ ударитъ непріятель; а потому приходилось заботиться и о другихъ коммиссіяхъ, о другихъ фондахъ снабженія.
   Такимъ образомъ изъ отзыва бывшаго военнаго министра къ князю Меншикову {Отъ 29го сентября, за No 4.759.} видно что еще до высадки непріятеля, изъ Херсонской коммиссіи было взято вещей для усиленія госпиталей военныхъ поселеній: Подольскаго, Кіевскаго и Новороссійскаго и Брестъ-Литовской коммиссіи почти на 1.000 человѣкъ. Въ Херсонской коммиссіи оставался такимъ образомъ, въ періодъ времени предъ высадкой непріятельской арміи, только запасъ Южной арміи, которымъ она, входя въ составъ только арміи Крымской, располагать не могла. Доставлены были, правда, разные матеріалы для постройка вещей; но такъ какъ постройка эта при несуществованіи тогда машиннаго производства не могла производиться съ надлежащею поспѣшностію, то и снабженіе крымскихъ госпиталей стало терпѣть страшныя замедленія.
   Ко всѣмъ этимъ затрудненіямъ присоединилось еще то обстоятельство что Херсонская коммиссія не хотѣла сразу открыть всей затруднительности своего положенія, разчитывая на быстроту исполненія заказовъ. Такъ, получивъ въ сентябрѣ предписаніе князя Меншикова на усиленіе Симферопольскаго госпиталя на 600 человѣкъ и приказъ объ учрежденіи въ Бахчисараѣ и Карасубазарѣ госпиталей на 300 человѣкъ въ каждомъ, Херсонская коммиссія сообщила {Отъ 5го октября, за No 29.474.} что она уже распорядилась упаковкою и отправкою вещей" Вскорѣ коммиссіи подтверждено было еще разъ о скорѣйшей высылкѣ, а она въ свою очередь снова донесла {Отъ 8го октября, за No 29.842.} что вещи Симферопольскаго госпиталя отправлены и дойдутъ по назначенію 15го октября. Вещи однако не получились въ назначенное число. А потому князь Меншиковъ отправилъ въ Херсонъ фельдъегеря съ предписаніемъ чтобы коммиссія, минуя всякія формальности, выслала немедленно требуемое. На это коммиссія отвѣтила уже съ большею откровенностію что требуемыя вещи высланы ею на срочныхъ подводахъ въ Симферополь на 500 человѣкъ, въ Карасубазаръ -- на 300; что же касается до Бахчисарая, то коммиссія могла только обѣщать доставить все въ непродолжительномъ времени.
   Между тѣмъ, въ Крымъ прибылъ четвертый пѣхотный корпусъ; потребность въ вещахъ быстро возрасла. Не видя никакихъ средствъ избѣжать затрудненій, князь Меншиковъ отдалъ приказъ командиру шестаго пѣхотнаго корпуса чтобы полки сдали въ Симферополь половину своихъ лазаретныхъ вещей, съ зачисленіемъ ихъ въ коммиссаріатское вѣдомство. Итакъ полки остались почти безъ лазаретовъ: и вещи и врачи у нихъ одинаково отнимались.
   Объ истощеніи запасовъ Херсонской коммиссіи дошло наконецъ до свѣдѣнія военнаго министра, и тогда сдѣлано было распоряженіе объ усиленіи крымскихъ госпиталей въ счетъ запаса Южной арміи; но это не привело ни къ чему: вещей готовыхъ въ наличности не оказалось и при Южной арміи, также какъ не было ихъ и при Крымской. Между тѣмъ число больныхъ на полуостровѣ съ каждымъ днемъ и съ каждымъ, можно сказать, часомъ возрастало: Въ отвѣтъ на сообщеніе по этому случаю отъ властей, Херсонская коммиссія донесла что, въ виду истощенія своихъ запасовъ, она просила Кременчугскую коммиссію выслать съ варочнымъ прямо въ Симферополь и Ѳеодосію нужныя тамъ вещи. Но въ Кременчугской коммиссіи тоже не оказалось достаточнаго количества готовыхъ вещей; выслана была только половина требуемаго, остальное же обѣщало доставить только по изготовленіи. Итакъ все готовилось готовилось, а между тѣмъ непріятель не ждалъ.
   Вообще обширное дѣлопроизводство того времени сильно ларализиронадо теченіе дѣлъ и вводило всѣхъ въ заблужденіе. Многое что числилось на бумагѣ, вводилось въ отчеты, въ дѣйствительности не существовало. Такъ запасъ Южной арміи на 13.000 человѣкъ, который, повидимому, хранился въ Херсонской коммиссіи, на самомъ дѣлѣ не хранился въ ней, а только еще заготовлялся. Когда коммиссіи предписано было расходовать этотъ запасъ въ пользу крымскихъ госпиталей, то она донесла князю Горчакову что мягкія вещи, то-есть матеріалъ на показанное число людей доставлены въ Херсонъ изъ Москвы только въ концѣ октября, а потому коммиссія никакъ не могла окончить постройки вещей; такъ какъ подрядчикъ не успѣвалъ приготовлять ихъ болѣе какъ на 1.000 человѣкъ въ мѣсяцъ; все же что приготовлено подрядчикомъ коммиссія принуждена была расходовать еще до разрѣшенія побуждаемая безпрерывными требованіями. Кромѣ того, князю Меншикову по тому же самому вопросу Херсонская коммиссія отвѣтила {Отъ 4го декабря, на No 86.788.} что госпитали въ Крыму "снабжены необходимыми вещами почти безъ недостатка", а она у себя вовсе не имѣетъ запаса новыхъ вещей, но что онѣ строятся безостановочно и успѣшно. Вмѣстѣ съ тѣмъ коммиссія. приложила вѣдомость, изъ которой оказывалось что по разчету ея къ 4му декабря въ крымскихъ госпиталяхъ было слѣдующее число вещей:

0x01 graphic

   Когда вѣдомость эта была представлена генералъ-штабъ-доктору Шрейберу, то онъ донесъ что показанія коммиссіи не вѣрны, что Севастопольскій постоянный госпиталь имѣетъ вещей только на 1.200 человѣкъ, а не на 2.600; а кромѣ Бахчисарайскаго и Карасубазарскаго никакихъ еще трехъ военновременныхъ госпиталей, внесенныхъ въ списокъ коммиссіей, не существуетъ, и что наконецъ дѣйствительно существующимъ госпиталямъ недостаетъ еще слѣдующаго количества вещей:

0x01 graphic

   Итакъ, недостающихъ вещей было столько же, сколько имѣлось и налицо; значитъ въ дѣйствительности находилась только половина слѣдуемаго. Генералъ Семякинъ потребовалъ отъ коммиссіи объясненія -- отчего произошла такая путаница не только въ счетѣ госпитальныхъ вещей, но и въ счетѣ самихъ госпиталей въ Крыму. Коммиссія отвѣчала что противорѣчіе въ счетѣ госпиталей произошло оттого что два военно-временныхъ (слѣдовало бы уже сказать ори) были соединены въ одинъ. Что же касается до количества вещей, то она представила опять не тѣ числа какія представилъ Шрейберъ, а гораздо меньшія. Всѣ эти разнорѣчивыя показанія поставили высшія власти въ совершенную невозможность опредѣлить на какое именно количество больныхъ и раненыхъ требовалось въ то время вещей въ крымскихъ госпиталяхъ. Между тѣмъ это было необходимо: война разгоралась сильнѣе и сильнѣе и приходилось учреждать новыя пристанища для больныхъ, новые госпитали.
   Но отчего же однако могли произойти всѣ эти разнорѣчія и неточности имѣвшія въ то время такое роковое значеніе? Первое, отъ недостатка единства и инспекціи. Надзоръ за госпиталями поручался одновременно многимъ лицамъ назначеннымъ отъ разныхъ вѣдомствъ: доктору Рукуйжѣ, полковнику Щербачеву, подполковнику Сухареву, капитану Іго ранга Барановскому, флигель-адъютанту Шеншину и многимъ другимъ лицамъ. Значеніе директора госпиталей барона Кистера, назначеннаго въ началѣ, чрезъ это ослаблялось и онъ не могъ исполнить своей обязанности какъ слѣдуетъ. Далѣе виновата въ этомъ разнорѣчіи отчасти и сама Херсонская коммиссія. Получивъ предписаніе объ отправкѣ куда-либо вещей, она большею частію всего сполна не отправляла и не заботилась о томъ дошли ли и дойдутъ ли эти вещи по назначенію. Обыкновенно тюки съ госпитальными вещами изнутри Россіи отправлялись въ Симферополь; тамъ, по недостатку перевозочныхъ средствъ, долго оставались на подводахъ, а потомъ иногда сваливались куда-нибудь безъ всякаго порядка вмѣстѣ. Такъ полковникъ Щербачевъ между прочимъ сообщаетъ: {Отъ 31го декабря, за 1.667.} "Вещи привезенныя изъ разныхъ коммиссій, по неимѣнію складовъ, лежать подъ открытымъ небомъ, а люди ихъ конвоирующіе находятся безъ пріюта, и часть ихъ уже заболѣла." Необходимо замѣтить что большая часть подобнаго рода остановокъ происходила оттого что служителя идущіе съ транспортами снабжаемы были деньгами только до Симферополя, потому что извощики положительно отказывались отъ провоза вещей до Севастополя. Вслѣдствіе этого Херсонская коммиссія просила однажды контору госпиталя отправлять вещи далѣе при содѣйствіи мѣстнаго начальства. Былъ даже случай требованія коммиссіи чтобы войска сами приняли на себя перевозку госпитальныхъ вещей въ Севастополь, по случаю трудности найма извощиковъ. И не только извощики, но и подрядчики отказывались отъ поставки вещей къ осажденному городу, частію отъ воображаемой опасности проѣзда до Севастополя, а отчасти вслѣдствіе трудности исполнить самый подрядъ при тогдашней дороговизнѣ.
   Удивительно ли что при всѣхъ этихъ препятствіяхъ и безпорядкахъ вещи часто не достигали по назначенію и вовремя. Такъ въ концѣ ноября съ Крестовоздвиженскою общиною сестеръ милосердія прибылъ запасъ разнаго рода пожеръвованныхъ вещей до 500 пудовъ, назначенный для севастопольскаго гарнизона. Вещи эти оставались въ Симферополѣ до самаго марта, когда наконецъ академикъ Пироговъ обратился къ генералу Семякину съ требованіемъ о высылкѣ ихъ въ Севастополь; требованіе его, конечно, было удовлетворено.
   По прибытіи князя Горчакова въ Крымъ, дѣла Херсонской коммиссіи и отношенія ея къ крымскимъ госпиталямъ немного измѣнились. За всѣмъ этимъ коммиссія все-таки продолжала какимъ-то чудомъ снабжать госпитали за весь 1855 годъ; хотя и не съ тою быстротой, какой требовали обстоятельства. Но подъ конецъ года запасы ея да и другихъ вообще коммиссій истощились совершенно. Чтобы какъ-нибудь пособить горю начали прибѣгать къ слѣдующему оригинальному способу пополненія какого-либо недостатка: стали заимствовать вещи изъ одного госпиталя для другаго, предполагавшагося болѣе нуждающимся. Такимъ образомъ изъ Севастопольскаго военно-временнаго госпиталя, гдѣ никогда не было избытка, взяты вещи въ разное время въ Бахчисарайскій на 200 человѣкъ и въ подвижной No 3й на Бельбекѣ не извѣстно на сколько. Изъ Севастопольскаго сухопутнаго въ Севастопольскій военно-временный въ мартѣ 1855 года на 300 человѣкъ и въ подвижной No 4й госпиталь на 300 человѣкъ, и туда же, когда въ ноябрѣ 1855 года сдѣлано было вновь распоряженіе объ усиленіи этого госпиталя, еще на 300 человѣкъ. Вскорѣ однако послѣ передачи означенныхъ вещей изъ сухопутнаго госпиталя, тамъ оказался совершенный недостатокъ, а потому въ госпиталь этотъ переданы были вещи изъ Севастопольскаго склада на 500 человѣкъ и т. д. Такимъ-то образомъ путалось наше госпитальное хозяйство, стараясь какъ бы скрыть отъ себя страшный недочетъ во всемъ.
   

ЛИСТЪ ПЯТЫЙ.

   Та же невеселая исторія тянулась и въ отношеніи снабженія арміи перевязочными средствами, хирургическими инструментами, медикаментами и прочими орудіями врачебнаго искусства. Историки и очевидцы войнъ обыкновенно мало обращаютъ вниманія на эту сторону хозяйственной или такъ-сказать домашней жизни армій и называютъ все это мелочами; во изъ этихъ мелочей слагается иногда такая серія страданій что человѣкъ сколько-нибудь гуманный не можетъ на нихъ не остановиться. Эти мелочи именно и составляютъ ту жесткую подкладку на которой покоится свѣтлая, героическая сторона войны. Что бы, казалось, значили съ грозной воинственной точки зрѣнія -- холстъ, бинты и корпія! А между тѣмъ отъ згахъ простыхъ средствъ часто зависитъ жизнь тысячи раненыхъ, и гдѣ средствъ этихъ не хватаетъ, тамъ и самое незначительное поврежденіе дѣлается иногда смертельнымъ. Посмотримъ же какъ снабжена была этими средствами Крымская армія.
   Изъ дѣлъ видно что предъ началомъ войны въ Севастополѣ имѣлся запасъ перевязочныхъ средствъ только на 6.000 человѣкъ. Такого количества было, конечно, недостаточно даже и на первый разъ, и дѣйствительно послѣ сраженія при Альмѣ почти весь этотъ матеріалъ былъ израсходованъ; а послѣ сраженія при Инкерманѣ въ немъ чувствовался такой недостатокъ что начальникъ 11й пѣхотной дивизіи послалъ въ Херсонскую коммиссію офицера съ требованіемъ этихъ припасовъ, и посланный офицеръ привезъ тогда въ Севастополь 11.731 аршинъ холста и 11 пудовъ корпіи. но какъ въ это время полки 4го пѣхотнаго корпуса имѣли много раненыхъ, то этотъ перевязочный матеріалъ скоро израсходовали, и потребовалось новое его количество. Только съ величайшимъ напряженіемъ коммиссія могла еще выслать 4.000 аршинъ холста на бинты и компрессы, 11 пудовъ корпіи для севастопольскихъ госпиталей, и 10.000 аршинъ холста и 50 пудовъ ветоши для симферопольскихъ. Херсонская коммиссія обратилась было съ требованіемъ къ Кременчугской; но тамъ оказались въ запасѣ только одни матеріалы, которыхъ Кременчугская коммиссія не могла тронуть. И вотъ результатомъ всѣхъ этихъ затрудненій было то что раненые послѣ Инкерманскаго боя пересылались иногда изъ одного госпиталя въ другой неперевязанными. {Донесеніе главнаго лекаря Ѳеодосійскаго госпиталя 5го и 7го ноября No 304 и 333.} Старались поправить этотъ недостатокъ тѣмъ что потребовали изъ кишеневскихъ и одесскихъ госпиталей имѣвшіеся тамъ запасы. Но эти позднія требованія и высылки не могли уже отвратить зла.
   Между тѣмъ недостатокъ въ перевязкахъ не былъ бы такъ ощутимъ, еслибы все имѣвшееся въ наличности было приведено въ движеніе сразу и ничто не лежало безъ употребленія. Такъ перевязочные припасы баталіона сформировавшагося изъ морскихъ чиновъ, какъ ни были незначительны, могли бы принести не малую пользу раненымъ послѣ Инкерманскаго сраженія; но они однако хранились безъ употребленія при Таврическомъ гарнизонномъ баталіонѣ въ продолженіе почти двухъ мѣсяцевъ. {Донесеніе Таврическаго гарнизоннаго баталіона генералу Семякину, 2го декабря No 11.940.} Въ Кременчугской коммиссіи находился еще гораздо большій запасъ, доставленный туда изъ Москвы въ началѣ сентября. Онъ состоялъ изъ 280.000 аршинъ бинтовъ, 52.000 аршинъ компрессовъ и 250 пудовъ ветоши. Запасъ, правда, былъ далеко не лучшаго качества,-- бинты грубы и рѣдки, холстъ жестокъ, ветошь съ рубцами; но въ виду крайней необходимости его все-таки можно было употреблять. Все это количество матеріала, назначеннаго первоначально для дунайскихъ госпиталей, а потомъ опредѣленное для крымскихъ, оставалось однако въ Перекопѣ до половины ноября и только въ началѣ слѣдующаго мѣсяца было доставлено въ Симферополь на двадцати подводахъ. {Отзывъ генерала Семякина его декабря No 1.184.} Но расходовать эти вещи начала далеко не сейчасъ.
   Откуда же брали войска и госпитали перевязочныя средства до того времени? Какъ они обходились при такихъ задержкахъ со стороны коммиссіи? А вопервыхъ, каждый полкъ по возможности заготовлялъ собственными средствами бинты а компрессы на раненыхъ; а всѣ вообще Госпитали въ Крыму брали и заимствовали перевязочныя средства вездѣ гдѣ только можно было брать и заимствовать и гдѣ оказывался какой-либо мнимый излишекъ. Между тѣмъ число раненыхъ по мѣрѣ продолженія войны все возрастало. Корпію и бинты стали уже приготовлять по всей Россіи. Каждая женская рука хотѣла вложить свой пучекъ въ эту корпію, пропитывавшуюся потомъ кровью. Но увы, эти частныя, равно какъ и казенныя пожертвованія не всегда достигали своевременно. А потребность была громадная. Чтобы дать о ней понятіе, а вмѣстѣ и наглядно опредѣлить какъ лилась тогда кровь на Севастопольскихъ батареяхъ, достаточно сказать что запасъ матеріала Южной арміи былъ израсходованъ въ крымскихъ госпиталяхъ еще въ мартѣ мѣсяцѣ и тогда же было потребовано еще холста, бинтовъ и корпіи на 200.000 раненыхъ; запасъ этотъ былъ доставленъ и за этимъ быстро поглощенъ. Тогда коммиссія распорядилась чтобъ изъ Кременчуга передвинутъ былъ еще складъ, состоящій изъ 266.000 аршинъ бинтовъ, 59.500 аршинъ холста и 550 пудовъ ветоши. И складъ этотъ на срочныхъ подводахъ былъ привезенъ по назначенію, Но и этого оказалось недостаточнымъ для хирурговъ, день и ночь безъ устали работавшихъ на перевязочныхъ пунктахъ и въ госпиталяхъ. Наконецъ военнымъ министромъ сдѣлано было распоряженіе о доставкѣ частію изъ Петербурга, а частію изъ Москвы 400.000 аршинъ бинтовъ, а также значительнаго количества ваты, корпіи, крахмалу и пр. Но тутъ уже произошло положительное замедленіе. Первый транспортъ съ этими вещами пришелъ только 13го августа, а второй въ концѣ этого мѣсяца, когда главнѣйшая потребность въ перевязочныхъ средствахъ уже миновалась. Въ послѣднее время обороны Севастополя госпитали и войска, чтобы какъ-нибудь выдти изъ бѣды, прибѣгали то къ пожертвованнымъ запасамъ, то къ заимствованію изъ частей войскъ гдѣ, казалось, было больше матеріалу, и даже къ покупкѣ его при помощи ѣздившихъ въ разныя стороны офицеровъ.
   Ко всему этому слѣдуетъ однако прибавить что въ мѣстахъ наиболѣе приближенныхъ къ центру войны въ бинтахъ и корпіи менѣе всего нуждались. Такъ ни одинъ изъ врачей на главныхъ перевязочныхъ пунктахъ не жалуется на недостатокъ въ нихъ; а нѣкоторые, какъ профессоръ Гюббенетъ и Руднянскій, говорятъ даже объ ихъ изобиліи. И это совершенно вѣроятно, если принять въ разчетъ ту нужду которую терпѣли въ бинтахъ и корпіи госпитали, подвергавшіеся постояннымъ такъ-сказать реквизиціямъ со стороны перевязочныхъ пунктовъ.
   Та же исторія была и съ хирургическими инструментами. Въ госпиталяхъ Крымскаго полуострова до вторженія непріятеля не имѣлось никакого особаго сверхштатнаго запаса хирургическихъ инструментовъ. Въ первые мѣсяцы осады обходились наборами имѣвшимися при госпиталяхъ и лазаретахъ для мирнаго времени. 10го и 11го ноября генералъ-штабъ-докторъ Шрейберъ обратился было въ медицинскій департаментъ съ просьбой о высылкѣ новыхъ инструментовъ; во департаментъ его предупредилъ и при предписаніи отъ 9го октября прислалъ въ Крымъ такое количество инструментовъ котораго бы было вполнѣ достаточно. Но къ несчастію, по какой-то непонятной ошибкѣ, инструменты эти пролежали вмѣстѣ съ пакетами изъ медицинскаго департамента въ конторѣ Симферопольскаго госпиталя до 31го марта. Главный врачъ арміи даже и не зналъ о ихъ существованіи. Затрудненія отсюда происшедшія были безчисленны. Такъ въ Карасубазарскомъ госпиталѣ казенныхъ хирургическихъ инструментовъ до половины декабря совсѣмъ не было; а въ Бахчисарайскомъ они были позаимствованы изъ Севастопольскаго сухопутнаго и изъ морскаго вѣдомства. Севастопольскіе госпитали тоже мало что имѣли сверхъ обыкновенныхъ наборовъ. Такъ его и продолжалось до конца марта 1855 года, когда наконецъ тюки изъ Петербурга съ инструментами достигли своего назначенія. Итакъ эти инструменты, столь необходимые тогда, пролежали безъ всякой пользы цѣлые полгода. Случай поистинѣ ужасный, результатомъ котораго было то что врачи часто не могли производить самыхъ необходимыхъ операцій. Такъ симферопольскій комендантъ сообщаетъ между прочимъ что онъ получилъ свѣдѣніе что раненые отправленные изъ Симферополя въ нѣмецкія колоніи Мелитопольскаго уѣзда остаются,-- но неимѣнію хирургическихъ инструментовъ, съ пулями въ членахъ. {Донесеніе генералу Семякину отъ 15го декабря 1854 года за No 12.002.} Разумѣется это ударило всѣхъ какъ обухомъ по лбу, и въ нѣмецкія колоши тотчасъ же былъ командированъ хирургъ съ инструментами. Случалось иногда что ординаторы должны были обходиться при операціяхъ только своими собственными наборами. Такъ докторъ Усовъ сообщаетъ что при Колечь-Мечетскомъ госпитальномъ отдѣленіи находится только одинъ наборъ, составляющій собственность врача. {Донесеніе генералъ штабъ-доктору Шрейберу отъ 10го и 13го октября.}
   Когда госпитали и войска были снабжены достаточнымъ количествомъ инструментовъ, то стадъ возникать новый недостатокъ, а именно порча ихъ вслѣдствіе долгаго употребленія. Къ тому же многіе инструменты стараго образца не соотвѣтствовали требованіямъ науки, а нѣкоторые и совсѣмъ были испорчены, такъ что требовали передѣлки. Мастерской для точенія инструментовъ совсѣмъ не было яри Крымской арміи; она находилась въ Кишиневѣ, то-есть верстъ за 600 отъ главнаго театра войны. Неудивительно поэтому что не случилось почти ни разу чтобы туда посылали точить и поправлять инструменты. Къ тому же нѣкоторые госпитали, имѣя ихъ по одному экземпляру, не могли ихъ и отправлять надолго вдаль и остаться такимъ образомъ совсѣмъ безъ инструментовъ. Точили поэтому кое-какъ при управленіи генералъ-штабъ-доктора. Случилось что находившійся при управленіи подмастерье Лукашевичъ внезапно умеръ. Тотчасъ же по предписанію князя Горчакова потребованы были изъ Южной арміи мастеръ и два подмастерья, которыхъ и выслали на курьерскихъ. И что же, по прибытіи ихъ въ Крымъ вдругъ оказалось что при управленіи не было весьма многихъ необходимыхъ снарядовъ; такъ что инструменты можно было собственно точить только, а не исправлять. Генералъ-штабъ-докторъ началъ было хлопотать предъ военнымъ начальствомъ чтобы мастерская изъ Кишенева была переведена въ Симферополь. Вопросъ былъ кажется ясенъ; но завязалась довольно сложная переписка, которая и окончилась мудрымъ рѣшеніемъ: учредитъ общую мастерскую для обѣихъ армій -- Южной и Крымской -- въ Херсонѣ; но и это рѣшеніе не скоро еще вошло въ силу, такъ что мастерская начала дѣйствовать только 21го февраля 1856 года, то-есть предъ самымъ почти заключеніемъ мира.
   Но если Крымская армія такъ нуждалась въ хирургическихъ инструментахъ, то были ли у васъ наконецъ правильно устроенныя аптеки? Нѣтъ. И въ этомъ отношеніи, какъ и во многихъ другихъ, существованіе двухъ армій: одной дѣйствующей -- Крымской и не дѣйствующей -- Южной имѣло огромное вліяніе. Такъ подвижныя аптеки, столь необходимыя при тѣхъ быстро возникающихъ потребностяхъ какія случаются во время войны, находились только въ Южной арміи; въ Крымской же аптекарскимъ матеріаломъ всѣ госпитали и лазареты были снабжены по положенію мирнаго времени. Предъ высадкою союзниковъ можно, правда, было разчитывать на запасную аптеку находящуюся въ Новороссійскѣ. Но эту аптеку постигла слѣдующая участь. Въ Черномъ Морѣ, на берегу котораго расположенъ Новороссійскъ, еще съ весны 1854 года стали появляться суда непріятельскихъ крейсеровъ. Начальникъ Черноморской береговой линіи, генералъ Дебу, желая перевести аптеку въ болѣе безопасный пунктъ, далъ экстренное предписаніе о немедленной отправкѣ запасовъ Новороссійской аптека въ Керчь. Часть этихъ-запасовъ была отправлена на транспортномъ суднѣ и достигла по назначенію; другая же, заключавшая въ себѣ собственно аптечные матеріалы, препровождена на вольно-наемныхъ судахъ съ писаремъ Михайловымъ; эта-то послѣдняя часть матеріаловъ вмѣстѣ съ писаремъ была захвачена непріятельскими крейсерами. Крымскимъ госпиталямъ пришлось такимъ образомъ обращаться въ Херсонскую казенную аптеку, которая отъ театра войны отстояла далеко. Что же касается до подвижной аптеки, лабораторіи -- этихъ необходимыхъ принадлежностей суровой военной обстановки, то ихъ такъ и не имѣлось въ Крыму. Вслѣдствіе этого многія лекарства, требуемыя въ порошкѣ, отпускались по необходимости въ неразмельченномъ, неприготовленномъ видѣ; а войска нерѣдко должны были прибѣгать къ покупкѣ лекарствъ изъ вольныхъ аптекъ по дорогимъ цѣнамъ. {Донесеніе бывшаго начальника 1й драгунской дивизіи барона Врангеля 13го октября No 4.005.} И все это происходили не столько отъ неакуратной высылка лекарствъ Херсонскою аптекой, сколько отъ крайней испорченности дорогъ и совершеннаго разстройства почтъ, вслѣдствіе чего тюки съ медикаментами не доходили иногда по назначенію цѣлые мѣсяцы.
   Съ другой стороны, и расходъ на лекарства былъ такъ огроменъ что новыя требованія возникали прежде чѣмъ удовлетворялись предыдущія. Такъ Севастопольскій воевво-временный госпиталь израсходовалъ всю находившуюся у него хинную соль гораздо ранѣе конца 1854 года, и просилъ Херсонскую аптеку о высылкѣ этого препарата въ счетъ за будущій годъ, съ тѣмъ чтобы начать его расходовать еще до наступленія этого года. Требуемая соль въ полуголовой пропорціи на 600 человѣкъ была однако получена только въ половинѣ 1855 года. Количество это было израсходовано такъ скоро что не прошло еще и мѣсяца какъ уже отъ главнаго доктора военно-временнаго госпиталя вновь поступило новое требованіе о высылкѣ медикаментовъ въ полугодовой пропорціи. Такимъ образомъ почти одновременно въ концѣ февраля и въ началѣ марта генералъ-штабъ-докторъ Шрейберъ получилъ извѣстія отъ Севастопольскаго военно-временнаго, Севастопольскаго сухопутнаго и подвижнаго No 4й что въ этихъ госпиталяхъ хининъ весь истощился вслѣдствіе усиленнаго развитія лихорадокъ. Но этимъ еще дѣло не ограничилось. Съ наступленіемъ лѣта къ генералъ-штабъ-доктору начали поступать требованія на хининъ и другія лекарства со всѣхъ сторонъ -- изъ Бахчисарая, изъ Николаева, Никополя и другихъ вновь открывшихся госпиталей. Шрейберъ сталъ было просить генерала Ушакова о переводѣ подвижной аптеки Южной арміи въ Симферополь изъ Кишенева, гдѣ она оставалась безъ дѣла; но ему въ этомъ было отказано, на томъ основаніи что этой аптекѣ съ ея большимъ обозомъ негдѣ будто бы помѣститься въ Симферополѣ. Тогда Шрейберъ обратился съ ходатайствомъ о переводѣ хотя части подвижной аптеки съ необходимыми лекарствами въ Крымъ. Ходатайство это было уважено и одна изъ двухъ находившихся при Южной арміи аптекъ была направлена въ Крымъ, куда о прибыла 2го октября 1855 года.
   Прибытіе этой аптеки было какъ нельзя болѣе кстати; потому что въ осень и зиму послѣ паденія Севастополя наступило сильнѣйшее развитіе болѣзненности: въ перевязочныхъ средствахъ потребность уменьшилась, въ медикаментахъ же возрастала. О вдругъ при подвижной аптекѣ прибывшей въ Крымъ не оказалось въ достаточномъ количествѣ даже самыхъ необходимыхъ лекарствъ, хинина всего 39 фунтовъ. Между тѣмъ главный аптечный фондъ, Херсонская казенная аптека, отодвинутъ былъ тѣмъ временемъ, по распоряженію военныхъ властей, верстъ на 200 далѣе, въ мѣстечко Никополь. 13го января 1856 хинной соли при подвижной аптекѣ уже совсѣмъ не было, а главный докторъ Симферопольскаго госпиталя, не зная какъ выдти изъ затруднительнаго положенія въ которое онъ былъ поставленъ неполученіемъ хинина, отдалъ приказъ чтобъ ординаторы назначали больнымъ вмѣсто хинина другія противолихорадочныя средства. По этому случаю, а также и по поводу нѣкоторымъ другихъ аптечныхъ безпорядковъ производилось тогда строгое разслѣдованіе. Самъ докторъ Протопоповъ объясняетъ это обстоятельство слѣдующимъ образомъ. Въ декабрѣ 1855 года, въ виду предстоящаго дефекта хинной соли, послано было въ Херсонскій аптечный магазинъ требованіе на 20 фунтовъ этого медикамента. Но такъ какъ требуемое не получалось, то Симферопольскій госпиталь въ началѣ 1856 года опять отнесся въ аптечный магазинъ съ просьбою о скорѣйшей высылкѣ; на это отношеніе былъ полученъ отвѣть что 20 фунтовъ хинной соли отправлено 10го и 12го января. По справкѣ въ Симферопольской конторѣ, посылки этой однако не оказалось. Судьба высланной изъ Никополя хинной соли оставалась такимъ образомъ долго неизвѣстною; и только въ послѣдствіи объяснялось что посылка эта, адресованная въ Симферополь. отправлена была въ Бахчисарай, въ главную квартиру, а оттуда уже возвращена въ Симферопольскую почтовую контору, изъ которой коммиссаръ госпиталя получилъ ее безъ повѣстки вмѣстѣ съ другими посылками и тюками и свалилъ въ цейхгаузъ, гдѣ она и пролежала до апрѣля мѣсяца 1856 года, то-есть когда миръ былъ заключенъ и болѣзненность въ войскахъ ослабѣла.
   

ЛИСТЪ ШЕСТОЙ.

   Что же, спрашивается, дѣлали съ больными и ранеными, для которыхъ дѣлались въ Крымскую кампанію такія значительныя приготовленія? Гдѣ же было вмѣститься всей страшной массѣ изувѣченныхъ или прикованныхъ къ постели болѣзнями людей? Крымскій полуостровъ, будучи невыгоднымъ мѣстомъ для веденія оборонительной войны, представлялъ въ то же время и всѣ неудобства для содержанія на немъ больныхъ и раненыхъ. При своемъ небольшомъ протяженіи онъ еще такъ-оказать стѣсненъ пустыней и соединенъ съ материкомъ узкимъ перешейкомъ, омываемымъ Гнилымъ Моремъ. Чрезъ этотъ-то перешеекъ и чрезъ эту пустыню и потянулись транспорты съ ранеными, когда число ихъ, при первыхъ ударахъ непріятеля, превзошло всякую возможность пребыванія въ небольшихъ и немногочисленныхъ городахъ и мѣстечкахъ Крыма. Перекопскій перешеекъ сдѣлался какъ бы дефилеемъ, сквозь который должны были пробираться всѣ безконечные обозы съ больными, отправляемыми изъ Крыма. И вотъ цѣлая сѣть транспортныхъ или больничныхъ путей покрыла мало-по-малу губерніи: Таврическую, Екатеринославскую, Харьковскую, Херсонскую и Полтавскую. Въ средствахъ для перевозки явилась потребность громадная; но ихъ было мало. И никто наконецъ не могъ предвидѣть что жертвъ войны на полуостровѣ скопится такое множество и въ такой короткій промежутокъ времени. Послѣ сраженія при Альмѣ, въ одинъ только Севастополь было доставлено до 2000 раненыхъ; другіе пришли съ поля битвы въ Бахчисарай пѣшкомъ и оттуда уже были доставлены въ Симферопольскій госпиталь. Изъ донесенія конторы этого госпиталя видно что такихъ раненыхъ было 73 человѣка. Одинъ изъ нихъ, не зная дороги, попалъ въ какую-то татарскую деревню и оттуда уже привезенъ казаками въ госпиталь. 346 человѣкъ тяжело раненыхъ было также перевезено Англичанами въ Одессу. И Англичане, какъ сообщаетъ объ этомъ дръ Рудинскій, поступили при этомъ такъ жестоко что не перевязали во время пути на пароходѣ ни одного нашего раненаго. {Медицинскій Вѣстникъ 1870 годъ.}
   Начиная съ этого времени приливъ больныхъ и раненыхъ сталъ быстро вырастать, и госпитали, какіе были тогда на полуостровѣ, переполнились до нельзя. При недостаткѣ госпитальныхъ вещей и тѣснотѣ помѣщенія, правильный, регулярный вывозъ больныхъ дѣлался мѣрою неотлагаемою, но какъ можно было регулировать этотъ вывозъ, когда прибыль больныхъ совершалась рѣшительно безъ всякой послѣдовательности, а въ лошадяхъ и повозкахъ былъ страшный недостатокъ. Больные вывозились поэтому съ большими усиліями и въ минуты крайней необходимости. А не вывезти ихъ совсѣмъ, то въ Крыму отъ непомѣрнаго скученія больныхъ мота бы образоваться какая-нибудь моровая язва или чума. Этого-то собственно и боялись тогда болѣе прозорливые люди, настаивавшіе такъ на перевозкѣ въ болѣе отдаленные мѣстности.
   Итакъ обозы съ больными и ранеными потянулись. Изъ Севастополя шли сначала они на Бахчисарай и Симферополь, а изъ Симферополя, оставивъ трудныхъ больныхъ и умирающихъ, въ Перекопъ и Херсонъ. Когда же положеніе Севастопольскаго сухопутнаго госпиталя, вслѣдствіе разрушенія главнаго зданія, сдѣлалось крайне стѣснительнымъ, то предположено было опростать Симферопольскій госпиталь. Военному начальнику Перекопа дано было звать чтобъ онъ распорядился вывозомъ возможно большаго числа больныхъ въ Херсонъ. Но военный начальникъ увѣдомилъ {Отъ 15 октября No 648.} что по совершенному неимѣнію подводъ этого сдѣлать нельзя. Съ такими-то затрудненіями соединена была развозка больныхъ по госпиталямъ устроеннымъ на Перекопскомъ перешейкомъ.
   Когда происходило сраженіе на Инкерманскихъ высотахъ, то въ севастопольскихъ и симферопольскихъ госпиталяхъ не было на одного свободнаго мѣста. Между тѣмъ общая сложность всѣхъ раненыхъ и контуженныхъ 24 октября достигла до 6.689 человѣкъ; и еслибы наши храбрые солдаты не остались въ значительномъ количествѣ во фронтѣ, несмотря на полученныя имя раны, то некуда, было бы ихъ и дѣвать. Раненые оставались въ строю впрочемъ и послѣ Альминскаго сраженія. Фактъ этотъ настолько тогда поразилъ всѣхъ что свѣдѣніе о немъ было препровождено къ военному министру для представленія государю императору.
   Въ самый день Инкерманскаго сраженія сдѣланы были относительно транспортировки слѣдующія распоряженія: потребованы изъ Бахчисарая въ Севастополь подводы одной полубригады провіантскаго магазина, съ тѣмъ что въ случаѣ если бы онѣ была не свободны, то сложили бы съ повозокъ часть сухарей и прибыли немедленно съ разсвѣтомъ дня для принятія больныхъ на Симферополь. Изъ Симферополя же предположено передвинуть ихъ въ Херсонъ, нѣмецкія колоніи и Карасубазаръ, а изъ Карасубазара отправить излишекъ въ Ѳеодосію. Въ Симферопольскомъ госпиталѣ былъ тогда такой недостатокъ въ мѣстахъ что транспорты съ ранеными оставались по цѣлымъ днямъ на открытомъ воздухѣ или отправлялись еще въ дальнѣйшій путь послѣ оказаннаго пособія.
   Въ ноябрѣ ко всѣмъ этимъ предпріятіямъ усиленной транспорстировки присоединилась еще новая бѣда. Наступила страшная распутица; дороги испортились; обывательскія подводы становилось все труднѣе достать; онѣ были заняты подвозкою войскъ и орудій. Былъ, правда, тамъ одинъ подвижной госпиталь, но онъ былъ сильно разстроенъ отъ долгаго похода. Оставалось только разчитывать на провіантскіе магазины, когда они, сваливши сухари, шли назадъ отъ Севастополя. Ко всему этому зимою перевозить больныхъ помногу оказалось невозможнымъ; транспорты старались поэтому раздроблять, чтобы перевозимые могли сколько-нибудь укрываться на ночлежныхъ пунктахъ отъ дурной погоды. Объ этихъ ночлегахъ Пироговъ отзывается очень неблагопріятно, называя ихъ холодными и нежилыми притонами. Въ послѣдствіи, по дорогамъ устроены были этапные пункты, куда заранѣе давалось знать о прибытіи раненыхъ. На каждомъ изъ этихъ пунктовъ были котлы, посуда и пр. Это конечно избавило больныхъ отъ многихъ страданій, но къ несчастію они были не вездѣ гдѣ шли транспорты.
   Погода въ то время стояла ненастная. Ежедневный мелкій дождь при холодномъ сѣверо-восточномъ вѣтрѣ увеличивалъ и безъ того обыкновенную въ сосѣдствѣ моря сырость воздуха. Около Симферополя же шли проливные дожди, смѣнявшіеся по ночамъ густыми туманами. Телѣги и полуфурки съ больными вязли по самыя ступицы; а иногда и цѣлые часы оставались подъ дождемъ, за невозможностью высвободить экипажъ изъ какой-нибудь лещины. Зимою, когда больные были еще хорошо одѣты, перевозка совершалась удобнѣе и меньше было умирающихъ; но за то тогда больные Чаще отмораживали себѣ ноги. Недостатокъ въ теплой одеждѣ, полушубкахъ, составлялъ вообще одну изъ причинъ сильно задерживавшихъ движеніе транспортовъ, особенно въ первую зиму кампаніи. Въ концѣ 1854 года предписано было ихъ даже на время остановить по случаю сильныхъ холодовъ. {Предписаніе барону Кистеру 25го декабря 1854 года, No 1.840.} Вскорѣ однако полушубки были добыты, благодаря пожертвованіямъ нѣкоторыхъ городовъ военныхъ поселеній. Транспортировка больныхъ такимъ образомъ продолжалась; и съ 1го ноября 1854 года по 1е марта 1855 ихъ было вывезено изъ севастопольскихъ и симферопольскихъ госпиталей около 15.000 человѣкъ.
   Сверхъ того отправлено было нѣсколько транспортовъ въ нѣмецкія колоніи и селенія государственныхъ крестьянъ Мелитопольскаго и Бердянскаго уѣздовъ. Въ эту трудную пору колонисты и поселяне оказали войскамъ очень важную услугу, пронявъ на свое попеченіе свыше 3.000 человѣкъ раненыхъ. Услуга эта тѣмъ болѣе была цѣнна что они перевозили больныхъ большею частію безвозмездно въ собственныхъ крытыхъ повозкахъ и снабжали ихъ одеждой. Вообще въ крайнихъ случаяхъ, когда нигдѣ нельзя было достать подводъ, поселяне, колонисты и даже Ногайцы не рѣдко выручали изъ бѣды несчастныхъ страдальцевъ. Такъ изъ отзыва управляющаго палатой государственныхъ имуществъ {Отъ 3го февраля 1855 года за No 156.} видно что на подводахъ ногайскихъ Татаръ въ теченіи одного января мѣсяца вывезено было къ поселянамъ Бердянскаго уѣзда до 1.600 больныхъ.
   Съ прибытіемъ въ армію князя Горчакова сдѣланы нѣкоторыя улучшенія въ передвиженіи транспортовъ. Нажато было 105 подводъ для перевозки больныхъ изъ Симферополя до Каховкр. Изъ Каховки дальше переправлялись черезъ Днѣпръ и оттуда шли опять на постоянныхъ подводахъ. Такимъ образомъ вывезено было въ мартѣ и апрѣлѣ изъ Симферополя около 12.000. Госпиталь Симферопольскій опросторился на нѣкоторое время. Приходилось теперь бороться съ подобнаго-же рода бѣдствіемъ въ Перекопѣ, гдѣ подводъ для перевозки ни за какую цѣну нельзя было достать. Притомъ извощики, не связанные никакими условіями, не всегда являлись акуратно и не въ такомъ часто количествѣ въ какомъ было нужно.
   Далѣе встрѣтилось препятствіе еще такого рода. Никто опредѣлительно не зналъ гдѣ именно болѣе свободныхъ мѣстъ и какой госпиталь обладаетъ большими средствами снабженія. Въ концѣ марта транспортъ больныхъ преимущественно направляли по западному пути, въ Николаевъ, и николаевскіе госпитали быстро ими переполнились: въ началѣ апрѣля тамъ уже не было ни одного порожняго мѣста. Далѣе послѣдовало переполненіе госпиталей лежащихъ за Николаевымъ по рѣкѣ Бугу, Вознесенскаго и Одѣвіопольскаго. Наконецъ графъ Никитинъ высказалъ мнѣніе что не лучше ли больныхъ направлять во внутрь Россіи, на Екатеринославъ. По этому пути и были выставлены на четырехъ пунктахъ по 35 колонистскихъ подводъ; и съ той поры обозы съ больными стали направляться почти, исключительно на сѣверъ до Екатеринославской дорогѣ.
   До сихъ поръ мы говорили о перевозкѣ больныхъ изъ Симферополя и Перекопа въ госпитали заднихъ линій. Между тѣмъ главный притокъ раненыхъ и больныхъ шелъ изъ Севастополя. И вотъ этотъ-то роковой промежутокъ между Севастополемъ и Симферополемъ труднѣе всего было снабдить достаточнымъ количествомъ подводъ. Изъ вольнонаемныхъ никто и ни за какія деньги не хотѣлъ приблизиться къ Севастополю. Дежурный генералъ обратился было къ таврическому губернатору о доставкѣ подводъ; но тотъ увѣдомилъ генерала Ушакова о совершенномъ истощеніи средствъ края и при этомъ выразился: "Умоляю васъ, буди возможно, не налегать нынѣ да истощенныя скудныя средства наши, радушно всѣми сословіями пожертвованныя до послѣдней возможности". Приходилось такимъ образомъ возложить обязанность перевозки на подвижные госпитали и провіантскіе магазины и ограниченыя вообще казенными средствами.
   Между тѣмъ по мѣрѣ увеличенія числа военно-временныхъ госпиталей, вновь открытыхъ въ Полтавской и Харьковской губерніяхъ въ іюнѣ и іюлѣ мѣсяцахъ 1855 года, разширялся и кругъ дѣятельности транспортовъ. Они стали уже заходить въ Кременчугъ, Переяславъ, а потомъ уже въ Прилуки и Ромны. Концы которые дѣлали они сдѣлались длиннѣе, болѣе чѣмъ на 1.000 верстъ отъ Севастополя. Вмѣстѣ съ этимъ явилась и большая потребность въ защитѣ больныхъ отъ непогоды и лѣтнихъ лучей солнца. 27го іюня 1855 года былъ заключенъ контрактъ съ купцомъ Бернштейномъ на поставку 600 подводъ съ крытыми повозками для транспортировки больныхъ въ госпитали заднихъ линиій. 14го октября состоялся еще дополнительный контрактъ на 800 подводъ. Едва успѣли привести эту мѣру въ дѣйствіе, какъ 24го ноября 1855 года академикъ Пироговъ представалъ вновь главнокомандующему что и этихъ перевозочныхъ средствъ далеко не достаточно для опорожненія госпиталей. Вслѣдствіе того предписано заключить еще третій контрактъ на 500 подводъ. Подводы поставленныя Бернштейномъ оказались однако далеко не соотвѣтствующими условіямъ контракта. Повозки были покрыты старыми рогожами и не защищали ни отъ дождя ни отъ солнца; кромѣ того онѣ были тѣсны; лошади и сбруя содержались въ безпорядкѣ, отчего происходили частыя задержки и остановки.
   Съ наступленіемъ осени 1855 года движеніе трамспортовъ сдѣлалось еще затруднительнѣе. Между тѣмъ не имѣлось въ запасѣ ни подводъ, ни достаточнаго количества теплой одежды. Больныхъ большею частію вмѣсто тулуповъ одѣвали въ короткіе полушубки, но и послѣднихъ еще недоставало. При Симферопольскомъ госпиталѣ находилось, правда, тогда казенныхъ полушубковъ до 1.892; но эти полушубки давались больнымъ только до Перекопа, откуда же возвращались обратно; а больные не рѣдко ѣхали далѣе въ однихъ шинеляхъ, прикрытые войлоками или одѣялами. Но и проѣздъ до Перекопа не всегда былъ для нихъ покоенъ. Такъ 9го сентября 1855 года академикъ Пироговъ сообщаетъ что больнымъ отправленнымъ изъ Вельбека и Севастополя не выдавалось ни полушубковъ, ни одѣялъ, а однѣ только старыя шинели, а что эти больные сильно жаловались ему на это. Чтоже касается до теплой обуви, валеныхъ сапоговъ и проч., то въ этомъ отношеніи былъ повидимому меньшій недостатокъ. При этомъ оказалъ не малую услугу помѣщикъ Нижегородской губерніи, отставной поручикъ Канцевичъ, пожертвовавъ 2.000 паръ войлочныхъ сапоговъ.
   Относительно же снабженія госпиталей заднихъ линій зимнею одеждой ничего опредѣлительнаго неизвѣстно. Вѣрно только что больныхъ въ госпиталяхъ Полтавской и Харьковской губерній оказалось тогда вдвое болѣе противъ положеннаго. Губернаторы этихъ губерній стали было ходатайствовать о пріостановкѣ транспортовъ, безостановочно двигавшихся на сѣверъ; но остановить этого движенія было уже нельзя. Поэтому изъ Харькова больныхъ стали переводить въ госпитали Новороссійскихъ и Украинскихъ военныхъ поселеній, которые въ октябрѣ 1855 года могли вмѣстить 4.125 человѣкъ, да еще готовилось сверхъ того 1.200 мѣстъ. Наконецъ 7го ноября 1855 года генералъ Ушаковъ сообщалъ о Высочайшемъ соизволеніи отправлять опять транспорты на Херсонъ и Николаевъ. Западные госпитали вслѣдствіе того снова переполнилась, и въ декабрѣ заняты были больными уже и Херсонскія военныя поселенія. Приходилось снова обращаться къ украинскимъ госпиталямъ. Но наступили сильные холода; транспорты, начиная съ половины декабря, должны были совсѣмъ пріостановить свое движеніе. Около того же времени произошелъ и проѣздъ въ Крымъ новаго начальника арміи генералъ-адъютанта Лидерса.
   По вступленіи въ должность новаго главнокомандующаго, получена была имъ отъ военнаго министра князя Долгорукова записка, изображающая въ самыхъ печальныхъ краскахъ тогдашнее положеніе транспортовъ. {Отзывъ князя Долгорукова генералъ-лейтенанту Лидерсу 27го декабря No 242.} Записка эта содержала въ себѣ между прочимъ слѣдующее;-- "Транспорты съ наступленіемъ зимы оказываютъ самое губительное вліяніе да-больныхъ. Предложенный подрядъ усиленной транспортировки не состоялся. Между тѣмъ число больныхъ въ Симферополѣ не понижалось, а наступавшіе холода и грязь до дорогамъ дѣлаютъ то что съ ноября мѣсяца не проходитъ мы одного почти транспорта изъ Симферополя въ Екатеринославъ въ которомъ бы не было 50 или 70 умершихъ на пути. Больные помѣщаются по 5 человѣкъ на телѣгу и часто безъ теплой обуви и одежды. Больные простужаются и отмораживаютъ себѣ члены. Если изъ двухъ золъ слѣдуетъ выбрать меньшее, говорится далѣе въ запискѣ, то. конечно должно предпочесть скопленіе больныхъ въ одномъ большомъ госпиталѣ перевозкѣ больныхъ худо одѣтыхъ и медленно, неспокойно перевозимыхъ; темъ болѣе что больные, одолѣвши долгій путъ, не всегда находятъ хорошо помѣщеніе въ госпиталяхъ заднихъ линій."
   Эта записка князя Долгорукова возбудила со стороны генералъ-адъютанта Лидерса возраженіе. Лидерсъ нашелъ въ ней много преувеличеннаго. Причиной усиленной перевозки въ ноябрѣ было, по его мнѣнію, скопленіе бальныхъ не въ Симферополѣ, а въ Перекопѣ, куда сдавали своихъ больныхъ войска гренадерскаго корпуса и дружины государственнаго ополченія, направлявшіяся въ Крымъ. Дальній доходъ, рѣзкая перемѣна климата и бивуачная жизнь въ Крымскихъ степяхъ все это сдѣлало войска, а не госпитали, собственно главномъ средоточіемъ заболѣванія. Что же касается до смертности между больными слѣдовавшими съ транспортами, то она, по мнѣнію Лидерса, не превышала смертности въ госпиталяхъ. Только въ одномъ транспортѣ изъ Симферополя до Екатеринослава умерло 70 человѣкъ; обыкновенно же умирало отъ 15 до 50. Относительно же снабженія теплой одеждой не встрѣчается особенныхъ противорѣчій между сообщеніемъ генералъ-адъютанта Лидерса и запиской князя Долгорукова. Лидерсъ тоже признаетъ что транспортировка должна быть пріостановлена по случаю холодовъ, и тѣмъ болѣе что заподряженныя подводы Бернштейна дѣйствовали плохо, всегда почти опаздывая на ночлегъ. Извощиковъ же, возвращающихся порожнякомъ изъ Симферополя, нужно было часто принуждать силой чтобъ ори брали больныхъ. Но даже и взявши ихъ, они, изъ страха заразы, не рѣдко разбѣгались, оставляя больныхъ и раненыхъ въ какомъ-нибудь мѣстечкѣ; другія же совершенно постороннія лица уже должны были ихъ доставлять по назначенію.
   Каково же, теперь посмотримъ, было продовольствіе которымъ довольствовались больные и раненые, когда перевозились изъ одного госпиталя въ другой. На каждаго человѣка отпускалось по 2 фунта хлѣба, по 1 фунту говядины, по 1/2 фунту крупъ и по 7 золотниковъ соли. Количество это полагалось раздѣлать на 2 части -- обѣдъ и ужинъ. Кромѣ того больнымъ положено было давать по утрамъ сбитень съ имбиремъ и медомъ; а вмѣсто квасу воду съ небольшимъ количествомъ уксуса. Нельзя не назвать этого назначенія для больныхъ вполнѣ удовлетворительнымъ; во къ несчастно они не всегда имъ пользовались. Иногда этому причиной были чиновники или офицеры сопровождавшіе транспорты, иногда -- врачи, а иногда неодолимымъ препятствіемъ служили мѣстные обычаи, особенно въ татарскихъ поселеніяхъ. Самая же главная трудность въ отношеніи продовольствія больныхъ во время ихъ долгаго странствованія, это почти совершенная невозможность поддержать правильный контроль. Если и въ госпиталяхъ этотъ контроль не всегда достигалъ своей цѣли, то каковъ-же онъ могъ быть въ транспортахъ, которые двигались по многимъ губерніямъ. Приведемъ же нѣкоторые изъ случаевъ которые нагляднымъ образомъ покажутъ съ какими случайностями и препятствіями сопряжена была въ Крымскую кампанію развозка и распредѣленіе больныхъ по госпиталямъ.
   21 то апрѣля 1855 года окружной докторъ полевыхъ госпиталей Быстровъ доноситъ Шрейберу (No 230) что больные слѣдовавшіе изъ Симферополя въ Херсонъ терпѣли недостатокъ не только въ горячей пищѣ, но даже и въ хлѣбѣ одинъ разъ, находясь въ городѣ Алешкахъ, мясо же имъ отпускалось отъ Симферополя до Херсона не болѣе двухъ разъ. Перевязка больныхъ тоже не производилась какъ слѣдуетъ: при транспортѣ не находилось ни медика, ни фельдшера, а потому за помощію обращались къ врачу сопровождавшему другой передовой транспортъ.
   Тотъ же Быстровъ сообщаетъ что въ одномъ изъ транспортовъ прибывшихъ въ Херсонъ, супъ изъ крупы и говядины раздавался больнымъ только на первой станціи отъ Севастополя; а остальные 15 дней имъ отпускалось по 10 коп. сер. въ сутки на человѣка, на что можно было купить только черный хлѣбъ, и что лѣкарь Церасскій чтобы помочь больнымъ раздавалъ собственные свои деньги. Но вотъ еще случай: ротмистръ Мавросъ, командированный по приказанію князя Горчакова для осмотра транспортовъ, 25го мая 1855 года, встрѣтилъ транспортъ изъ 405 человѣкъ, направлявшійся изъ Борислава. Ни одного транспорта не находилъ онъ еще въ такомъ ужасномъ положеніи, при немъ не оказывалось ни офицера, ни врача. Мгновенно Мавросъ окруженъ былъ толпою людей; едва могшихъ подняться съ повозокъ. Всѣ единогласно жаловалсь, что кашицу варили имъ только одинъ разъ въ чутки, мяса давали мало, а вмѣсто сбитню отпускали четыре раза въ день водку, разведенную водою; офицера же они во всю дорогу не видали.
   Въ транспортѣ пробывшемъ 20го апрѣля изъ Севастополя въ Перекопъ, то же отпускалось вмѣсто положенной порціи сбитня по 4 1/2 крышки водка (!), пищу же приготовляли такую что ее почти никто не ѣлъ, и тѣ больные которые имѣли деньги покупали на дорогѣ себѣ булки, такъ какъ вмѣсто хлѣба раздавались cухари {Рапортъ генералъ-майора Червинскаго генералу Ушакову No 2.120.}. Отправленіе транспортовъ на параходахъ изъ Николаева въ Вознесенскъ соединялось еще съ большими неудобствами: отъ стѣсненія и порчи воздуха въ каютахъ происходило иногда замѣтное ожесточеніе болѣзней. 21го апрѣля, какъ доноситъ Быстровъ, сдано было въ Вознесенскій госпиталь 70 человѣкъ получившихъ тифъ во время дороги.
   Сообщено также было между прочимъ флигель-адъютантомъ княземъ Барятинскимъ {Отъ 13 іюля No 26.} что онъ, опрашивая больныхъ и раненыхъ прибывшихъ его іюня въ Симферополь, слышалъ показаніе какъ русскихъ нижнихъ чиновъ, такъ и французскихъ военно-плѣнныхъ что они отъ Севастополя до Симферополя въ дорогѣ находились болѣе двухъ сутокъ, и двѣ ночи ночевали въ полѣ; при этомъ часть больныхъ вовсе не получала пищи, довольствуясь ею отъ погонщиковъ. Далѣе изъ донесенія Быстрова къ Шрейберу (отъ 18го сентября 1855 года No 1.115) видно что транспортъ изъ 499 человѣкъ, провелъ въ Бериславѣ цѣлыя сутки на дворѣ. При этомъ погода стояла сырая, холодная и вѣтреная. 30го ноября того же года окружной докторъ дѣлаетъ другое не менѣе важное сообщеніе. Онъ именно доноситъ генералу Ушакову (No 1.237) что больные на одномъ изъ транспортовъ, проходившихъ чрезъ Екатеринославъ, объявили при опросѣ что они въ теченіе двухъ послѣднихъ дней не получали хлѣба, а мясо во вою дорогу отъ Симферополя имъ отпускалось въ уменьшенномъ количествѣ.
   Положимъ что въ иныхъ заявленіяхъ бывали иногда и преувеличенія; положимъ, что достать продовольствіе зависѣло не отъ распорядительности только офицера, но также и отъ невозможности что либо достать въ нужномъ количествѣ. Но больнымъ отъ этихъ объясненій было не легче. Бѣдствія транспортовъ не прекратились до тѣхъ поръ пока не прекратилось самое ихъ движеніе. Иногда случалось что разныя непріятности и неудобства для транспортируемыхъ больныхъ происходили и отъ мѣстныхъ жителей. Такъ транспортный врачъ Косаковскій сообщаетъ между прочимъ въ своемъ рапортѣ Шрейберу {18го октября 1855 года No 78.} что когда онъ прибылъ 4го октября въ деревню Мѣловую, то помѣщикъ деревни не хотѣлъ принятъ больныхъ подъ разными предлогами, и только по настоятельному требованію врача одна часть ихъ была помѣщена въ квартирахъ, а другая ночевала подъ открытымъ небомъ. Дровъ помѣщикъ тоже не хотѣлъ отпускать, такъ что больные остались въ тотъ день безъ ужина.
   Но были наконецъ случаи и замѣчательно гуманнаго обращенія распорядителей транспортовъ съ больными. Такъ главный докторъ Алешковскаго госпиталя Сабатковскій сообщаетъ что проходившіе 9го сентября мимо города Алешки больные съ особенною благодарностью отзывались о капитанѣ Маховскомъ и лѣкарѣ Кузнецовѣ. Продовольствіе, перевозка и уходъ за больными -- все это производилось съ величайшею добросовѣстностью. Транспортъ же состоялъ исключительно изъ раненыхъ и ампутированныхъ. Ихъ тутъ же въ Алешкахъ пришлось перевозитъ черезъ Днѣпръ на 150 дубахъ, что и было исполнено съ большими затрудненіями, но благополучно.
   Вообще съ чисто-физическими препятствіями транспортамъ приходилось бороться не мало. Особенно отъ холодовъ они много страдали. Въ зиму 1855--56 годовъ больные зимней одеждой были еще болѣе или менѣе снабжены. Но зима эта была суровѣе предшествовавшей, а потому и одежда не всегда защищала, его декабря 1855 года прибылъ въ Екатеринославъ транспортъ, состоявшій въ началѣ изъ 406 человѣкъ; изъ нихъ 14 умерло на дорогѣ, 37 сдано въ Перекопскій госпиталь, а 104 трудно больныхъ, большею частію съ отмороженными членами, оставлено въ Александровскѣ; офицеръ сопровождавшій транспортъ тоже остался тамъ за болѣзнью. {Рапортъ Быстрова Шрейберу No 42, 12го января 1856 года.} Транспортный врачъ Алякринскій сообщаетъ тоже что, несмотря на крытыя повозки, шубы, халаты и войлоки большой величины, которыми снабжены были всѣ больные, транспортъ его при морозѣ въ 20--28о, продолжавшемся цѣлыхъ 11 дней по выѣздѣ изъ Берислава, все таки сильно пострадалъ. Къ тому же въ селеніяхъ по дорогѣ былъ вездѣ тифъ. Изъ больныхъ въ транспортѣ умерло 19 человѣкъ. Самъ врачъ, двѣ сестры Крестовоздвиженской общины и фельдшеръ тоже заболѣли.
   Затруднительно было наконецъ положеніе и медицинской администраціи въ отношеніи транспортовъ. Ей приходилось бороться между двумя крайностями -- между слишкомъ большимъ скопленіемъ больныхъ въ госпиталяхъ и слишкомъ большимъ объемомъ транспортовъ; между необходимостію имѣть достаточное количество медиковъ при госпиталяхъ и въ то же время совсѣмъ не оставлять безъ нихъ транспорты. Происходила поэтому своего рода борьба: то госпитали не могли дать транспортируемымъ провожатато, то транспорты, наоборотъ, отнимали у госпиталей необходимыя руки. Чтобы выдти изъ этой коллизіи рѣшено было наконецъ, по проекту предложенному Пироговымъ, учредить особое транспортное отдѣленіе врачей въ Симферополѣ. Отсюда врачи должны были слѣдовать прямо не останавливаясь и мѣняясь въ промежуточныхъ городахъ. Въ послѣдствіи къ этимъ транспортнымъ медикамъ, по мысли же Пирогова, присоединено было еще транспортное отдѣленіе сестеръ милосердія.
   Сколько было всѣхъ умершихъ во время движенія транспортовъ опредѣлить съ точностію невозможно. Отчетность тогда рѣдко велась въ порядкѣ, особенно въ отношеніи больныхъ двигавшихся дальними, мало проѣзжими путями по степямъ. Выздоравливающіе иногда разбѣгались, а умирающіе зачастую ставились не въ счетъ. Такъ въ дѣлахъ генералъ-штабъ-доктора арміи мы встрѣчаемъ слѣдующій куріозный фактъ: 26го декабря 1855 года, приставъ Это стана Днѣпровскаго уѣзда донесъ графу Аддербергу что сопровождавшій изъ Крыма въ Херсонъ транспортъ больныхъ офицеръ препроводилъ къ нему 5 руб. серебромъ для погребенія умершихъ въ Каховкѣ 5 человѣкъ нижнихъ чиновъ, не сообщивъ какъ ихъ звали и къ какой части войска они принадлежали; такъ что священникъ долго затруднялся, какъ ихъ предать землѣ по православному обряду. Случалось также что врачи не подавали никакихъ списковъ о числѣ умершихъ А между тѣмъ количество умершихъ во время транспортировки составляетъ также одну изъ причинъ тѣхъ противорѣчій которыя до сихъ поръ существуютъ при опредѣленіи нашихъ потерь во время Крымской камланіи.
   Стараясь составить себѣ хоть приблизительное понятіе о цифрѣ умершихъ во время движенія обозовъ съ больными, мы просмотрѣли всѣ имѣющіяся дѣла о транспортированіи и нашли что всѣхъ нумеровъ бумагъ въ которыхъ опредѣлительно показана цифра умершихъ было болѣе чѣмъ 500. Сосчитывая же всѣ показанныя числа мы получили общую цифру смертности доходящую до 3.600 человѣкъ. Цифра эта, впрочемъ, есть minimum общаго числа умершихъ; потому что въ дѣлахъ говорится только объ умершихъ при обозахъ въ 1860 и въ началѣ 1866 годовъ. О первыхъ же четырехъ мѣсяцахъ Крымской кампаніи, когда транспорты были устроены хуже всего, не упоминается ни слова. И сколько тогда больныхъ погибло въ Симферопольскихъ и Новороссійскихъ степяхъ, не знаетъ, конечно, никто.
   

ЛИСТЪ СЕДЬМОЙ.

   Теперь развертываемъ еще новый скорбный листъ и посмотримъ отчего, отъ какихъ болѣзней погибло въ Крымскую кампанію такъ много народу. Это важно не съ медицинской точка зрѣнія, но а съ чисто общественной, ибо корень болѣзней, какъ мирнаго, такъ и военнаго времени, скрывается главнымъ образомъ во внѣшней обстановкѣ. Опираться мы будемъ исключительно на слова очевидцевъ и притомъ такихъ которые обращали вниманіе на санитарную или гигіеническую сторону вопроса.
   Самою выдающеюся и самою распространенною болѣзнію отъ которой страдали наши войска была перемежающаяся лихорадка. Происхожденіе ея чисто мѣстное. Крымъ издревлѣ славился злокачественностію своихъ міазмъ; въ особенности же долина Черной Рѣчки. Пріобрѣли также извѣстность въ этомъ отношеніи долины и ущелья Инкермана, прибрежья рѣкъ Бельбека и Качи, окрестности Евпаторіи. Кромѣ того господствуютъ постоянно лихорадки въ сѣверной части Таврической губерніи около озера Сивашъ или Гнилаго Моря.
   Между тѣмъ стратегическія соображенія большею частію требовали пребыванія войскъ именно въ означенныхъ мѣстахъ. Постоянные туманы, стелящіеся по долинѣ Черной Рѣчки, заставляли людей стоявшихъ на позиціи бодрствовать днемъ и ночью, такъ какъ непріятельскія войска были расположены на оконечности той же долины. Недостатокъ сна, пребываніе въ міазматической мѣстности естественно усиливали и расположеніе къ заболѣванію. Въ особенности часто поражала тутъ лихорадка свѣжихъ, вновь прибывшихъ людей. Неразчетливо было даже мѣнять часто войска на позиціяхъ, потому что пребываніе нѣкоторое время въ такихъ мѣстахъ въ извѣстной степени привыкали къ нимъ.
   Войска занимавшія посты на Мекензіевой горѣ тоже сильно страдали отъ крымскихъ лихорадокъ, но тутъ уже причина была не въ болотахъ. Чтобъ укрыться отъ вліянія непогоды, войска къ зимѣ стали строить для себя землянки, такъ какъ лѣсу по близости не было, то и постройки производились слѣдующимъ образомъ: вырывалась сперва яма глубиною отъ 1 1/2--2 аршинъ; по угламъ ея стоймя укрѣплялись бревна, а по краямъ ставился плетень изъ хвороста и прикрѣплялся къ бревнамъ; поверхъ всего этого, въ одинъ ила два ската, клался тоже плетенъ и прикрывался толстымъ слоемъ земли, боковыя же стѣнки обкладывались глиной и мягкимъ скважистымъ камнемъ. Потомъ въ одной изъ стѣнокъ дѣлалось отверстіе для окна, въ противоположной для двери, и помѣщеніе было готово. Выстроенныя въ позднюю осень землянки вообще были сыры; въ дождь впитывали въ себя воду какъ губка, а при высыханіи производили испаренія, которыя и были причиной ожесточенія лихорадокъ. Такъ замѣчено было что въ дни сухой погоды, если она быстро смѣняла слякоть, люди въ землянкахъ чаще заболѣвали лихорадкой. Вѣтеръ, или точнѣе, направленіе его тоже имѣло вліяніе на усиленіе или уменьшеніе этой болѣзни. Такъ врачи наблюдала что при юго-западномъ, а еще болѣе при юго-восточномъ вѣтрахъ (дувшихъ съ непріятельскаго лагеря) лихорадки принимали болѣе злокачественную форму. Тоже замѣчено было и въ отношеніи тифа. Не лучшее конечно вліяніе имѣли и мы своимъ сколомъ больныхъ на непріятеля, когда вѣтеръ дулъ отъ Севастополя. Обмѣнъ былъ такимъ образомъ не одними смертоносными снарядами, но и не менѣе опасными болѣзнями.
   Самые симптомы крымской лихорадки были рельефны, поразительны. Едва замѣтный ознобъ, затѣмъ быстро наступающій жаръ, голова какъ въ угарѣ, кружится и болитъ въ мѣстѣ лба; въ ушахъ слышится шумъ и звонъ. Больному тяжело смотрѣть на свѣтъ, иногда онъ впадаетъ въ бредъ, за которымъ слѣдуетъ полубезчувственное состояніе. Были случаи гдѣ больные жаловались на боли въ икрахъ, доходившія до спазмъ, и чувствовали также тоску и одышку, сильную какъ въ холерѣ. Если жаръ продолжался долго, то пароксизмъ оканчивался проливнымъ потомъ, который однако не облегчалъ больнаго. Въ труднѣйшихъ случаяхъ пароксизмы между собою сливались, такъ что не оставалось почти никакой возможности отличить лихорадку отъ тифа. И тѣмъ болѣе труднымъ становилось тогда узнать что за двумя, тремя такими сливающимися пароксизмами наступало не рѣдко настоящее тифозное состояніе, въ родѣ того какое бываетъ послѣ альгиднаго періода холеры, не осилившаго подавить жизни. Злокачественная лихорадка, если не была подана своевременная помощь, или, если врачъ не распозналъ ее, оканчивалась обыкновенно смертію послѣ втораго или третьяго пароксизма. Были случаи гдѣ во время пароксизмовъ болѣе всего поражалась печень: причемъ по всему тѣлу разливалась сильная желтуха. Докторъ Клелацкій называетъ эту часто ему встрѣчающуюся форму болѣзни если не febria flava americana, то своего рода febrie flava crimensis, то-есть желтою крымскою горячкой. Замѣчательно что поносы, свирѣпствовавшіе большею частію одновременно и даже одномѣстно съ лихорадкой, были тоже желчнаго свойства. Крымскія лихорадки имѣли большое сходство съ венгерскими и въ особенности съ дунайскими. Врачи Днѣпровскаго полка, имѣвшіе огромное число лихорадочныхъ въ маѣ и въ іюнѣ 1854 года, когда полкъ стоялъ на берегу Дуная, видѣли возвраты этой же болѣзни въ іюлѣ и августѣ 1855 года, когда полкъ держалъ цѣпь на Черной Рѣчкѣ, и потомъ въ февралѣ 1856 года, когда онъ стоялъ близъ Сиваша и Азовскаго моря. Такимъ образомъ полкъ вынесъ до трехъ приступовъ этой міазматической болѣзни. Можно себѣ представить какъ порѣдѣли чрезъ это его ряды. Иногда лихорадка принимала такое жестокое развитіе что врачи, не видя другаго средства къ излѣченію, принуждены были просить о переводѣ войскъ. Такъ усилившаяся смертность отъ злокачественной лихорадки въ уланскомъ полку стоявшемъ въ аулѣ Бараганъ, близь Евпаторіи, побудила доктора Подчайнаго настаивать на переводѣ полка, такъ какъ, по его словамъ, никакое энергическое лѣченіе, въ большинствѣ случаевъ, не спасало заболѣвшихъ отъ смерти. Самый хининъ, даваемый въ героическихъ пріемахъ, оставался безъ дѣйствія.
   Другая наиболѣе частая послѣ крымской лихорадки, но еще болѣе ея губительная болѣзнь была тифъ. Во множествѣ случаевъ онъ былъ ничѣмъ другимъ какъ дальнѣйшимъ развитіемъ губительной крымской лихорадки. И это именно случалось чаще всего тогда когда больные помѣщались въ слишкомъ тѣсныхъ и душныхъ комнатахъ. Тѣснота, скученье больныхъ, мефетизмъ комнатнаго воздуха имѣли, можно сказать, на происхожденіе тифа такое же вліяніе какъ болотныя испаренія и туманы на зарожденіе лихорадокъ. Утомленіе отъ походовъ тоже играло тутъ большую роль. На этомъ основаніи ротники и рекруты болѣе всего умирали отъ тифа. Непривычная служба, тоска по родинѣ и наконецъ средній, а иногда и преклонный возрастъ ратниковъ сильно располагалъ ихъ къ этой болѣзни, которая съ нихъ, можно оказать, начала проявляться въ эпидемической формѣ. Но самое главное что произвело эту болѣзнь между ополченцами было, опять повторяемъ, тѣснота помѣщенія. Доктора Соколовъ и Квятковскій въ своемъ отчетѣ сообщаютъ что скученіе ратниковъ въ Николаевѣ доходило до того, что тамъ гдѣ прежде въ какой-нибудь кухнѣ или хатѣ жило три или четыре человѣка, приходилось селиться 10 и 15 человѣкамъ и притомъ еще назрѣвать эти тѣсныя жилища своею собственною теплотой. Въ крестьянскихъ избахъ по окрестностямъ города были размѣщены ратники еще хуже; при проходѣ же войскъ ратники могли пользоваться хотой только поочередно, оставаясь большую часть дня на дворѣ. Канатный заводь на правомъ берегу Ингуда, вмѣщавшій въ себя обыкновенно до 8.000 человѣкъ, въ декабрѣ 1855 года переполнился 7.000 ратниками. Всѣ залы были наполнены отъ дыханія паромъ, такъ что съ потолковъ капало. Приходившій со двора свѣжій человѣкъ получалъ головокруженіе, тошноту и Жженіе въ глазахъ отъ присутствія въ воздухѣ амміака. Тутъ же ратники чистили аммуницію и просушивали бѣлье и одежду... Удивительно ли что въ такой атмосферѣ и при такой обстановкѣ тифъ въ Николаевѣ въ послѣднюю зиму кампаніи принялъ самое губительное развитіе. И самая форма тифа въ эту войну была какая-то особенная; онъ именно былъ преимущественно адинамическаго характера, соединялся всегда со страшнымъ упадкомъ силъ и духа. Больные въ началѣ имѣли видъ какъ бы усталыхъ" утомленныхъ, а подъ конецъ казались парализованными. Были впрочемъ и настоящія паралитическія явленія. Отъ тифа въ Крымскую кампанію погибло болѣе чѣмъ отъ какой другой болѣзни.
   Но это явленіе не было еще самою характеристическою чертой болѣзненности произведенной этою войной; характеристическимъ выдающимся явленіемъ тогдашняго болѣзненнаго настроенія организмовъ было то что и самыя неопасныя болѣзни, самыя ничтожныя заболѣванія угрожали опасностію смерти. Такъ простой поносъ обыкновенно считается болѣзнію легкою, неопасною; но не таковы были поносы въ Крыму. При малѣйшей неосторожности или упущеніи, а иногда и безъ всякаго упущенія, при всѣхъ принятыхъ мѣрахъ, поносъ, разъ появившись, принималъ вдругъ изнурительный характеръ и скоро доводилъ больнаго до смерти. Приведемъ нѣкоторыя изъ цифръ, обнаруживающія всю силу смертности отъ этой повидимому неважной болѣзни. Въ Симферопольскомъ военномъ госпиталѣ, съ 1го ноября 1865 года по 1e ноября 1856, изъ 7.027 заболѣвшихъ простымъ поносомъ умерло 8.023 человѣка. Въ Николаевскомъ госпиталѣ отъ поноса умерло изъ 720--177, въ Александровскомъ изъ 102--77, въ Николаевскомъ No 35 изъ 118--89; значить умирающихъ было больше половины.
   Нѣкоторые врачи принимали крымскіе поносы за нѣчто родственное крымскимъ лихорадкамъ; на этомъ основаніи давали даже солдатамъ хинную порцію вина, какъ предохранительное средство не только отъ лихорадки, но и отъ поноса. Другіе видѣли главную причину въ водѣ (адъюнктъ Питра) которая въ Крыму всегда дѣйствуетъ разстраивающимъ образомъ на Желудокъ свѣжихъ людей. Далѣе къ причинамъ предрасполагающимъ къ этой болѣзни слѣдуетъ отнести также и ту постоянную тревогу и безпрерывное напряженіе нервовъ въ которомъ находились войска на позиціяхъ. Человѣкъ всегда останется человѣкомъ, и какое бы мужество ни обнаруживалъ онъ въ своихъ дѣйствіяхъ, а мутящее душу опасеніе за жизнь никогда его не оставитъ и всегда болѣе или менѣе отразится на организмѣ.
   Четвертый бичъ, не мало также обезсиливавшій нашу армію, была холера. Занесеніемъ этой страшной гостьи въ войска мы положительно обязаны непріятелю. Это общее мнѣніе русскихъ врачей участвовавшихъ въ кампаніи. И дѣйствительно, во французской арміи, высадившейся у Евпаторіи въ началѣ сентября, холера свирѣпствовала еще со средины лѣта. Боденъ въ своей книгѣ {La Guerre de Crimée par Baudens, p. 179.} сообщаетъ что холера появилась въ первый разъ во французскихъ госпиталяхъ въ Варнѣ 9го іюля 1854 года; туда же она была занесена полками 5й дивизіи, остававшейся нѣкоторое время на югѣ Франціи, гдѣ тогда свирѣпствовала сильная эпидемія. Желаніе сдѣлать диверсію русской арміи, чтобъ отвлечь ея вниманіе отъ Севастополя, заставило Французовъ долгое время оставаться въ нездоровыхъ мѣстностяхъ Добруджи и держаться вообще лѣваго, болотистаго берега Дуная. Вслѣдствіе этихъ причинъ холера во французскихъ войскахъ достигла такого напряженія что въ ночь на 30е іюля 1854 года у Каргуалека было до 3.000 случаевъ холеры, поражавшей людей какъ молнія, по выраженію Бодена; а на другой день одна французская дивизія должна была зарыть въ ямы заразъ болѣе тысячи труповъ. И вотъ съ зачатками такой-то болѣзни высадилась къ намъ французская армія. Положимъ что эпидемія въ ней тогда нѣсколько ослабѣла, но все еще была значительна. Между тѣмъ случилось такъ что войскамъ нашимъ приходилось занимать тѣ позиціи чрезъ которыя проходилъ и гдѣ останавливался непріятель, и именно Бельбекъ и Инкерманскія высоты. Полки занявшіе прежде всего эти высоты входили въ составъ шестаго пѣхотнаго корпуса; въ немъ-то прежде всего и обнаружилась холера. Кромѣ того докторомъ Эше сдѣлано было положительное наблюденіе что расположеніе непріятельскаго лагеря въ пяти верстахъ отъ Мекензіевой горы по прямому разстоянію имѣло несомнѣнное вліяніе на развитіе холеры въ Бутырскомъ и Муромскомъ полкахъ. Первое время появленія холеры въ нашихъ войскахъ опредѣляютъ 9е сентября, то-есть это было на другой день послѣ страшнаго Альминскаго боя. Припадки болѣзни были большею частію жестоки и скоротечны; во время холодовъ она, какъ и всегда, затихала, а во время жаркаго времени года усиливалась. И такимъ образомъ въ Крымскую камланію армія наша претерпѣла три ея вспышки. Формы холеры были разнообразны и какъ бы сливались, перепутывались съ другими болѣзнями. Это же замѣчено было и въ отношеніи другихъ свирѣпствовавшихъ тогда эпидемій,-- рѣдкая изъ нихъ являлась въ чистой формѣ.
   Въ общемъ выводѣ, можно даже сказать что въ Крымскую войну собственно не было ни лихорадки, ни тифа, ни поноса, ни холеры, а нѣчто одно,-- ужасноое и другъ въ друга перехо-і дящее. Лихорадка переходила въ тифъ, тифъ въ лихорадку, послѣдняя, производя водянку, завершалась поносомъ; поносъ присоединялся также къ тифу, и все это не рѣдко оканчивалось холерой. Въ общемъ результатѣ отъ всѣхъ этихъ истощающихъ болѣзней была цынга, которою такимъ образомъ и завершался циклъ недуговъ осаждавшихъ нашу армію въ то время какъ мы боролись съ непріятелемъ.
   Появилась болѣзнь эта прежде всего между матросами и преимущественно между тѣми изъ нихъ которые уже ранѣе страдали отъ этой болѣзни. Сырая погода, жизнь въ землянкахъ, усиленные труды и самая, наконецъ, приморская мѣстность были такъ-сказать первыми толчками къ этой болѣзни. Употребленіе хрѣну, луку, перцу, уксусу, винограднаго вина, достаточное количество капусты остановило было развитіе этой болѣзни въ первую заму Крымской камланіи, во во вторую зиму она разразилась съ новою силой, служа какъ бы выраженіемъ того унынія которое охватило всю армію послѣ паденія Севастополя. Многіе считали эту болѣзнь за часто мѣстную, свойственную весеннимъ повѣтріямъ Крыма. Но вѣрнѣе всего она была общимъ результатомъ того страшнаго напряженія силъ которое выдержали наши войска, борясь съ болѣзнями, лишеніями и непріятелемъ. Врачи особенно были поражены тогда видомъ глубокой апатіи и упадкомъ духа, которые замѣчались у больныхъ скорбутомъ. Люди подвергшіеся этой болѣзни были совершенно равнодушны ко всему окружающему и къ самой даже жизни; но какія убѣжденія не могли заставить ихъ принимать лѣкарства или прогуливаться; только силой, при помощи служителей, нужно было выводить ихъ на свѣжій воздухъ. Когда войска по окончаніи камланіи выступили въ началѣ весны изъ Крыма черезъ Мелитополь и здѣсь произведенъ былъ внимательный осмотръ людей, то тогда только обнаружилось какое количество цынготныхъ скопилось у насъ въ арміи. Въ Мелитопольскомъ госпиталѣ оказалось больныхъ скорбутомъ 1/3 всѣхъ находившихся на койкахъ. Отъ цынги страдали даже офицеры, пользовавшіеся лучшими условіями жизни. Болѣзнь эта придавала особый характеръ и другимъ видамъ заболѣванія. Прекратилась она сама собою, вмѣстѣ съ наступленіемъ теплой погоды и мирнаго времени.
   

ЛИСТЪ ОСЬМОЙ.

   Что же дѣлали тогда врачи? Положеніе ихъ было нелегкое. Тутъ требовался тоже своего рода героизмъ, и героизмъ быть-можетъ не менѣе заслуживающій уваженія, какъ и героизмъ на полѣ чести. Налагать на одного врача по 1000 и даже по 1500 больныхъ считалось тогда вовсе не рѣдкостью. И это не преувеличеніе; это дѣйствительно было такъ, какъ заявляетъ между прочимъ дръ Гроссъ. Характерный случай въ этомъ отношеніи былъ съ докторомъ Глаголевымъ. Въ апрѣлѣ 1855 года онъ былъ вызванъ генералъ-штабъ-докторомъ въ Севастополь и во время проѣзда явился къ главному доктору Симферопольскаго госпиталя. Всѣ врачи проѣзжавшіе черезъ Симферополь обязаны пыли это дѣлать, вслѣдствіе особаго распоряженія, сдѣланнаго по случаю крайняго недостатка во врачахъ. Везъ отмѣтки главнаго доктора, на станціи проѣзжающимъ врачамъ не давали и лошадей. Глаголевъ былъ тотчасъ же задержанъ и прикомандированъ къ Симферопольскому госпиталю. Тогда открывалось тамъ особенное лагерное помѣщеніе на 2000 человѣкъ. Главный докторъ, назначая Глаголева для завѣдыванія этимъ лагернымъ или палаточнымъ госпиталемъ и показывая его совершенно пустымъ около двухъ часовъ дня, сказалъ ему что онъ до прибытія больныхъ можетъ пока устроиться. Не успѣлъ еще Глаголевъ опомниться отъ дороги, какъ въ ту же ночь прибываетъ изъ Севастополя транспортъ раненыхъ и больныхъ въ 1900 человѣкъ, которые и размѣщаются въ палаткахъ. Прійдя туда въ 7 часовъ утра, Глаголевъ въ виду огромнаго количества больныхъ долженъ былъ сначала обратиться въ госпитальную контору за фельдшеромъ, прислугой и перевязочными средствами -- ничего этого при палаткахъ не было или было очень мало. Привезенныхъ больныхъ нужно было осмотрѣть, сдѣлать перевязку и назначить въ транспортъ тѣхъ которые въ состояніи были перенести дальнѣйшій путь. Осмотръ продолжался съ 7 часовъ утра до 10 вечера. И это исполненіе обязанности ординатора при цѣломъ госпиталѣ однимъ врачомъ продолжалось цѣлыхъ девять дней.
   Разумѣется что занятія его не могли быть особенно плодотворны. Одинъ уже физическій трудъ въ продолженіе 15 часовъ, не говоря объ умственномъ и нравственномъ напряженіи, лишалъ врача возможности вести дѣло вполнѣ научнымъ образомъ, а тѣмъ болѣе писать каждый день и каждому больному палатные билеты. А между тѣмъ за неисполненіемъ этой обязанности тогда слѣдили очень строго. Занимаясь утомительною работой изо дна въ день до вечера, а иногда и ночи провода за перевязкой ранъ, врачи конечно не имѣли времени думать о точномъ веденіи исторій болѣзни. И казалось бы, замѣчаетъ по этому случаю главный докторъ Симферопольскаго госпиталя, значитъ человѣкъ по этой части компетентный, нельзя было требовать отъ врачей постояннаго веденія этихъ листовъ. Тѣмъ не менѣе исполненіе этой формальности строго требовалось. Генералъ-адъютантъ Анненковъ, осматривая въ концѣ февраля 1855 года Симферопольскій госпиталь со всею подробностію въ теченіи цѣлой недѣли, заглядывалъ и въ скорбные листы. Подъ конецъ въ одномъ отдѣленіи онъ нашелъ листъ безъ всякой отмѣтки. Несмотря на объясненіе ординатора что больной этотъ только-что былъ приведенъ къ нему изъ другаго отдѣленія и что у всѣхъ остальныхъ скорбные листы записаны, врачъ этотъ былъ немедленно арестовавъ и посаженъ на гауптвахту до вечерней однако визитаціи. Не такъ взглянулъ на эту формальную сторону службы главнокомандующій князь Горчаковъ, осматривавшій вскорѣ потомъ Симферопольскій госпиталь Взявъ во вниманіе непомѣрные труды врачей, онъ приказалъ отмѣнить веденіе палатныхъ билетовъ впредь до болѣе благопріятныхъ обстоятельствъ. Но тѣмъ не менѣе они велись, хотя и записывались уже не формальнымъ бюрократическомъ образомъ; яснѣе всего это доказывается между прочимъ множествомъ прекрасныхъ отчетовъ, записокъ и воспоминаній, которые мы имѣли случай просмотрѣть.
   Разумѣется такое обремененіе каждаго врача въ отдѣльности огромнымъ числомъ больныхъ зависѣло вообще отъ недостатка врачей въ арміи. Еще во время сосредоточенія войскъ на Дунаѣ почувствовался этотъ недостатокъ, вслѣдствіе чего тогда и прибѣгли къ различнымъ мѣрамъ, сказавшимся къ сожалѣнію только паліативными. Со стороны правительства сдѣланъ былъ вызовъ туземнымъ, а потомъ и иностраннымъ врачамъ. Въ 1854 и 1855 годахъ русскихъ вольнопрактикующихъ врачей поступило въ военную службу 188 человѣкъ, иностранныхъ же врачей откликнувшихся на этотъ призывъ было 114. Часть послѣднихъ поступила на службу на одинаковыхъ правахъ съ русскими врачами; другая же, гораздо большая -- по контракту; при этомъ выдержавшіе такъ-называемый государственный экзаменъ получали по 1.200 рублей въ годъ, а другіе, имѣвшіе только аттестаты -- по 600. Какъ ни ограниченно было содержаніе врачей послѣдней категоріи, оно было все-таки гораздо выше того что получали младшіе врачи изъ Русскихъ. Эта мѣра, очевидно оскорбительная для нашихъ врачей, какъ замѣчаетъ профессоръ Гюббенетъ въ своемъ приложеніи къ Описанію обороны Севастополя генералъ-адъютанта Тотлебена {Очеркъ медицинской и госпитальной части русскихъ войскъ въ Крыму въ 1854--65 годахъ. Стр. 20.}, оказалась притомъ несостоятельною и въ другихъ отношеніяхъ. Уже по одному незнанію русскаго языка иностранные врачи не могли приносить той пользы которую приносили наши врачи. Къ тому же все это были по большей части люди неопытные и часто не обладавшіе необходимыми познаніями. Поэтому, какъ заявляютъ совершенно независимо отъ него другіе врачи, завѣдывавшіе отдѣльными госпиталями, эти приглашенные къ намъ медики занимались только помощію при перевязкѣ раненыхъ. До лѣченія же внутреннихъ болѣзней, по невозможности объясниться съ больными, они не допускались. Былъ даже составленъ по этому случаю однимъ русскимъ врачомъ проектъ или предположеніе, чтобы сформировать изъ чшма находившихся при войскѣ Евреевъ, знающихъ нѣмецкій языкъ, особыхъ переводчиковъ или посредниковъ.
   Вообще, замѣчаетъ Гюббенетъ, еслибы наши врачи съ самаго начала были поставлены въ такія же условія какъ иностранные, то вакансіи пополнились бы гораздо скорѣе и не оказалось бы надобности прибѣгнуть къ такимъ крайнимъ мѣрамъ, какъ ускоренный выпускъ врачей изъ университетовъ и Медико-Хирургической Академіи до окончанія ихъ курса. По донесенію медицинскаго департамента военнаго министерства отъ 11го октября 1862 года, такихъ врачей было выпущено 700. Ринувшись въ омутъ непривычной доя нихъ практической дѣятельности, они, еще не сроднившіеся порядкомъ и съ клиническимъ трудомъ, почти всѣ переболѣли тифомъ, а потому и мало принесли пользы войску. Смертность между врачами вообще была значительная, но только не отъ пуль или артиллерійскихъ снарядовъ, а отъ болѣзней. Изъ 1.231 вновь назначенныхъ врачей и 1.60знаходившихся уже на службѣ -- значатъ азъ общаго числа 2.839, умерло 354, то-есть 1/ 8 часть; изъ этого числа умершихъ погибло отъ оружія только пять.
   До сихъ поръ мы говорили о положеніи врачей при госпиталяхъ. Положеніе ихъ при транспортахъ было тоже не лучше; тутъ болѣе всего затруднялъ самый объемъ обозовъ. И не мудрено было затрудниться. Были случаи когда транспорты заключали въ себѣ до 1.218 больныхъ {Транспортъ изъ Симферополя въ Херсонъ. Донесеніе доктора Станкевича Шрейберу 17го сентября, No 848.}. Если такое количество больныхъ, хотя бы и на половину съ легкими болѣзнями, считается невозможнымъ осмотрѣть въ госпиталѣ, то каково же это было дѣлать въ полѣ или на ночлегѣ въ какой-нибудь деревушкѣ, особенно еще поздно вечеромъ, когда обыкновенно они прибывали на ночлегъ? Меньше всего оказывали пользы въ транспортахъ, какъ и въ госпиталяхъ, опять врачи иностранные. На пути гдѣ ни врачъ больнаго и ни больной врача не понимаетъ, и гдѣ невозможно было найти никого кто бы могъ служить переводчикомъ или посредникомъ, дѣло лѣченія иногда такъ затруднялось что врачи эти, при проѣздѣ черезъ городъ, совсѣмъ бросали транспортъ, отлучаясь куда ни лопало. {Донесеніе генералъ-майора Остроградскаго генералъ-штабъ-доктору Шрейберу 20го апрѣля 1855 года, No 187.}
   Но было еще одно обстоятельство мѣшавшее врачебной помощи имѣть правильный санитарный надзоръ за больными перевозимыми въ обозахъ -- это именно часто происходившія недоразумѣнія между врачами и офицерами занимавшимися хозяйственною частію транспорта. Неоднократно было доносимо мнѣ врачами, пашетъ докторъ Шрейберъ дежурному генералу,-- что транспортные офицеры самовольно распоряжаются, останавливая транспорты на ночлегахъ не положенныхъ маршрутомъ, и ввѣренныхъ имъ больныхъ и раненыхъ не по положенію продовольствуютъ. Совѣтами врачей, клонящимися къ улучшенію пищи и къ успокоенію больныхъ пренебрегаютъ, считая ихъ подчиненными себѣ. но какъ всякій транспортъ, говоритъ далѣе Шрейберъ,-- можетъ быть сравниваемъ съ госпиталемъ, такъ и транспортный врачъ то же значитъ въ транспортѣ что главный докторъ въ госпиталѣ, транспортный же офицеръ долженъ быть сравниваемъ съ исполняющимъ должность смотрителя или коммиссара. Какое послѣдствіе имѣло это сообщеніе для врачей вамъ неизвѣстно.
   Вообще въ отношеніяхъ военныхъ властей къ медицинской части, а также въ отношеніи самихъ членовъ медицинской администраціи между собою происходили во время Крымской войны безпрерывныя недоразумѣнія. Для ближайшаго наблюденія за правильнымъ и успѣшнымъ производствомъ операцій отправленъ былъ въ ноябрѣ 1854 года въ Крымъ по Высочайшему повелѣнію академикъ Пироговъ. Какъ человѣкъ обладающій всеобъемлющимъ умомъ, неспособный видѣть успѣхъ медицинской науки только въ единичныхъ случаяхъ излѣченія или удачной операціи и какъ наконецъ врачъ избалованный этими отдѣльными удачами, Пироговъ, становясь въ средѣ многочисленной арміи, захотѣлъ большаго, а именно уменьшенія ея болѣзненности и смертности en masse. Борьба съ недугами въ раздробь послѣ его долгой медицинской практики показалась ему слишкомъ мелкою. Онъ вздумалъ съ ними бороться путемъ общихъ мѣръ, подрѣзывая болѣзнь въ корню.
   Ослабленный тяжкою болѣзнію и недовольный административно-хозяйственными распоряженіями по медицинской части того времени, онъ выѣхалъ въ началѣ іюня изъ Севастополя въ Петербургъ и 24го числа того же мѣсяца представилъ тогдашнему военному министру записку, въ которой подробно изложилъ условія на которыхъ хотѣлъ бы опять вступить на только-что оставленное имъ трудное поприще. Онъ именно считалъ необходимымъ для достиженія главной цѣли военно-врачебнаго дѣла -- уменьшенія смертности въ арміи -- нѣкоторыя перемѣны въ медицинской администраціи.
   Опытъ убѣдилъ меня, писалъ онъ въ своей докладной запискѣ,-- что въ военное время весь успѣхъ зависитъ несравненно болѣе отъ правильности врачебно-административныхъ распоряженій, нежели отъ искусства врачей. Между тѣмъ состоящій при арміи генералъ-штабъ-докторъ, замѣчаетъ далѣе Пироговъ,-- не имѣетъ на то достаточно ни власти, ни средствъ. Онъ столько же связавъ въ своихъ дѣйствіяхъ медицинскимъ департаментомъ, сколько и дежурнымъ генераломъ и другими воинскими начальниками. Кромѣ того предсѣдатель врачебнаго комитета при штабѣ есть лицо не компетентное въ медицинѣ,-- дежурный генералъ, равно какъ и инспекторъ госпиталей, отъ котораго тогда въ большей степени зависѣло управленіе госпиталями, чѣмъ отъ генералъ-штабъ-доктора. Далѣе, оставаясь недовольнымъ слишкомъ большою зависимостью медицинской части отъ второстепенныхъ военныхъ властей и желая ввести ее въ болѣе непосредственное сношеніе съ властію главною, Пироговъ нападаетъ также и на постановку офиціальныхъ медицинскихъ должностей генералъ-штабъ-доктора и главныхъ хирурговъ. Въ этомъ-то послѣднемъ именно и заключалась непрактическая сторона, его проекта. Хотя Государь Императоръ, по прочтеніи этой, представленной ему записки Пирогова, и милостиво отозвался о немъ, а Великій Князь Генералъ-Адмиралъ изволилъ заявить что на отправленіе Пирогова въ Крымъ на изложенныхъ имъ основаніяхъ онъ вполнѣ соглашается и что со стороны морскаго министерства не представляется къ тому никакихъ препятствій, однакоже, когда потребовалось отъ военно-медицинскаго департамента мнѣніе о предложенной перемѣнѣ организаціи медицинской части въ арміи, то департаментъ отозвался что въ зависимости главныхъ лицъ врачебнаго вѣдомства отъ второстепенныхъ военныхъ властей ничего нѣтъ обременительнаго. Такова по крайней мѣрѣ сущность первой части возраженія департамента. Далѣе департаментъ замѣчаетъ Пирогову что онъ совершенно напрасно нападаетъ на служебную исполнительность въ дистанціонномъ порядкѣ генералъ-штабъ-доктора и на офиціальное положеніе главныхъ хирурговъ арміи съ ихъ авторитетностію. По совѣсти сказать, замѣчаетъ по этому случаю департаментъ,-- у насъ теперь во всѣхъ арміяхъ есть отличные главные хирурга, могущіе производитъ и производящіе всѣ операціи съ весьма хорошимъ успѣхомъ. Всѣ эти отзывы и возраженія, съ соизволенія Государя Императора, была представлены на разсмотрѣніе главнокомандующаго князя Горчакова и потомъ опять возвращены съ мнѣніемъ послѣдняго для всеподданнѣйшаго доклада. Дѣло окончилось тѣмъ что проектъ о переформированіи медицинской администраціи не былъ принятъ, а академикъ Пироговъ только въ видѣ исключенія былъ вторично командировавъ въ Крымъ въ непосредственное распоряженіе князя Горчакова.
   Съ своею обычною энергіей ринулся опять Пироговъ на трудное поприще полевой хирургической дѣятельности, стараясь при этомъ не упустить изъ виду и тѣхъ средствъ которыя давала тогда только-что возникавшая военная гигіена. Средство экономизировать, по выраженію Шеню, жизнь человѣческую и умалить расходъ на людей составляющихъ армію было всегда одною изъ задачъ дѣятельности Пирогова, какъ военнаго хирурга. Но и въ этотъ второй пріѣздъ его въ Крымскую армію онъ въ сущности ничего не добился. Съ главнокомандующимъ онъ, вопервыхъ, мало имѣлъ случая входить въ прямое сношеніе. А тѣ замѣчанія о безпорядкахъ съ которыми онъ относился къ инспектору госпиталей и другимъ лицамъ военнаго вѣдомства подвергались всегда повѣркѣ, разслѣдованію; и по этой повѣркѣ Пироговъ признавался обыкновенно неправымъ, старающимся видѣть въ распоряженіяхъ администраціи одно только дурное. Даже его сообщеніе, {Отъ 30го октября 1855, No 139.} въ которомъ онъ между прочимъ говорить что въ 7мъ баракѣ Симферопольскаго госпиталя надсмотрщикъ постоянно находится въ нетрезвомъ видѣ и что Это октября за обѣдомъ больнымъ было не додано 69 порцій -- не было принято серіозно; и все это дѣло старались объяснить ошибкой. Наконецъ, когда по поводу разныхъ притѣсненій и неудобствъ испытываемыхъ сестрами милосердія, ему непосредственно порученными Великой Княгиней Еленой Павловной, онъ сдѣлалъ уже дѣйствительно рѣзкое замѣчаніе генералъ-майору Остроградскому, Пирогову была прислана бумага которая показала ему что его нахожденіе въ непосредственномъ вѣдѣніи главнокомандующаго арміи не осуществляется на дѣлѣ и что самъ онъ со всѣмъ своимъ авторитетомъ и энергіей только возбуждаетъ неудовольствіе въ служащихъ, злоупотребленій же, увеличивающихъ смертность войскъ, не прекращаетъ. На этомъ основаніи академикъ Пироговъ опять рѣшился оставить Крымъ и возвратиться въ началѣ декабря 1855 года въ Петербургъ.
   Теперь еще слѣдовало бы намъ, въ дополненіе обзора врачебной помощи въ Крымскую войну, сказать нѣсколько словъ о дѣятельности врачей на севастопольскихъ перевязочныхъ пунктахъ и объ участіи въ этой дѣятельности и сестеръ милосердія. Но это уже составляетъ въ нѣкоторомъ родѣ свѣтлыя стороны всей кампаніи и къ скорбнымъ листамъ не идетъ. Врачи перевязочныхъ пунктовъ пользовались такою свободой дѣйствія а обнаружила, дѣйствительно столько научнаго героизма, а сестры милосердія явились такими непризрачными подвижницами терпѣнія и стойкости что мы сочли болѣе умѣстнымъ говорить о нихъ особо. {См. Статью нашу: "О перевязочныхъ пунктахъ Севастополя" въ Русскомъ Вѣстникѣ за іюнь.} Итакъ отдѣляя эта свѣтлыя страницы Крымской кампаніи, станемъ опять перелистывать наши скорбные листы.
   

ЛИСТЪ ДЕВЯТЫЙ.

   Вниманіе читателей мы теперь намѣрены остановить на внутренней жизни военныхъ госпиталей. Предметъ этотъ заслуживаетъ глубокаго интереса не съ гигіенической только, но и съ нравственной точки зрѣнія; потому что каждый изъ этихъ госпиталей представлялъ какъ бы оной собственный міръ страданій, которыхъ Россія, положимъ, и не видѣла, но которыя должна чтить не менѣе какъ и кровь пролитую ея сынами на поляхъ битвъ. Вотъ стоятъ предъ нами во очію страшные разказы о судьбѣ главнаго сухопутнаго госпиталя въ Севастополѣ. Разказы эти документальнаго характера, переданные офиціальнымъ тономъ; но даже сквозь лоскъ бюрократической сухости проглядываетъ вездѣ жизнь и жизнь, хотя и въ самыхъ печальныхъ образахъ.
   До высадки непріятеля на полуостровъ, Севастопольскій военный госпиталь былъ однимъ изъ пяти небольшихъ больничныхъ заведеній, съ которыми мы должны была встрѣтить непріятеля; въ немъ было всего 600 мѣстъ -- размѣръ помѣщенія недостаточный даже и для мирнаго времени. Севастополь никогда не славился здоровостію своего климата. По окрестностямъ его много болотъ. Смѣшеніе рѣчной воды съ морскою въ Большой Бухтѣ должно тоже считаться не благопріятствующимъ для здоровья явленіемъ. Съ другой стороны, гористое мѣстоположеніе вблизи моря даетъ просторъ всѣмъ вѣтрамъ, а потому и простуднымъ болѣзнямъ.
   Еще въ началѣ 1854 года, то-есть задолго до высадки непріятеля, чувствовался въ Севастопольскомъ госпиталѣ недостатокъ въ помѣщеніи; а весной, въ апрѣлѣ, больныхъ прибыло такъ много что положенныхъ на койку оказалось вдвое болѣе чѣмъ мѣстъ и вещей. Въ маѣ за недостаткомъ кроватей разрѣшены топчаны, то-есть кровати на которыя можно было класть помногу вмѣстѣ. Это конечно госпиталя не расширило; больные помѣщались настолько тѣсно что въ іюнѣ ихъ до 400 человѣкъ предписано было перевести въ Эвпаторію. Это былъ, можно оказать, первый транспортъ, вышедшій изъ Севастополя еще за долго до начала непріятельскихъ дѣйствій и служившій какъ бы предвѣстникомъ будущихъ бѣдствій.
   Между тѣмъ пришли первые слухи о появленіи въ морѣ непріятельскихъ крейсеровъ. Слухи эти стали подтверждаться. Главный докторъ Севастопольскаго сухопутнаго госпиталя Гейманъ, сознавая важность итого извѣстія, просилъ князя Меншикова приказать отвести на Сѣверной сторонѣ города лишнее помѣщеніе для больныхъ, въ виду крайняго стѣсненія ихъ на Южной. {Рапортъ Геймана отъ 20го іюля 1851 года No 227.} За такую зоботливость ему была изъявлена признательность, но требованіе не исполнено. Повторенныя заявленія Геймана тоже не приведи ни къ какимъ результатамъ. Между тѣмъ 2го сентября произошла высадка непріятеля; а вслѣдъ за этимъ главный докторъ получилъ предписаніе устроить новое госпитальное помѣщеніе въ морскихъ казармахъ. но какъ было его устроить, когда у него почти совсѣмъ не было врачей для этого? Не видя исполненія ни одному изъ своихъ требованій, Гейманъ обратился наконецъ лично къ Корнилову, и тогда немедленно были прикомандированы къ госпиталю 16 медиковъ и 24 фельдшера морскаго вѣдомства и дано все что только можно было дать. Только это распоряженіе покойнаго адмирала и избавило тогда госпиталь отъ совершенно безысходнаго положенія. Но худшее еще было впереди.
   8го сентября, то-есть въ самый день Альминскаго сраженія, главный докторъ Севастопольскаго госпиталя получилъ предписаніе "чтобы къ вечеру же во вновь устроенномъ госпиталѣ заготовили все необходимое для поданія пособія и для продовольствія раненыхъ." {Предписаніе перваго коменданта No 8.988} Приготовлено было съ нѣкоторыми усиліями 800 коекъ; и въ тотъ же день къ вечеру доставлены и помѣщены на нихъ 1.451 раненыхъ. Какъ это было все устроено Геймань не сообщаетъ.... Положеніе дѣлалось все болѣе и болѣе тяжелымъ; и тѣмъ болѣе что военно-сухопутный госпиталь около того времени долженъ былъ передать во вновь учрежденный военно-временной значительный запасъ вещей. {400 наваломъ и 288 тюфяковъ.} Ко всѣмъ этимъ бѣдамъ присоединилась еще та непріятность что по открытіи огня со вновь воздвигнутыхъ непріятельскихъ батарей, штуцерныя пули стали долетать до госпитальныхъ палатъ. 29го сентября получено было наконецъ отъ главнокомандующаго городомъ предписаніе перевести всѣхъ раненыхъ и больныхъ сухопутнаго госпиталя на Сѣверную сторону въ бараки. Но на другой же день, 30го сентября, первый комендантъ независимо отъ этого предписалъ главному доктору перевести тѣхъ же самыхъ больныхъ и раненыхъ въ морскія казармы на Павловскій мысокъ. Послѣднія представляли менѣе удобствъ для помѣщенія, а потому старались отклонить послѣднее рѣшеніе. Это однако сдѣлано только тогда когда частъ больныхъ уже была перевезена на Павловскій мысокъ. 5го октября во время первой бомбардировки, зданіе госпиталя было разрушено. Это конечно, ускорило ходъ дѣла о перемѣщеніи больныхъ. Но въ госпитальномъ управленіи произошло при этомъ раздвоеніе: кухня, пекарня и прачешная оставались еще на Южной сторонѣ Малой Бухты, а остальное на Сѣверной,-- все это сильно затрудняло и прислугу, и фельдшеровъ, и врачей.
   Наконецъ послѣ многихъ трудовъ и стараній врачей все пришло въ нѣкоторый порядокъ. Казармы, гдѣ помѣщался военно-сухопутный госпиталь, имѣли видъ четырехъ квадратовъ съ дворомъ посреди. Тутъ же при госпиталѣ учрежденъ былъ и перевязочный пунктъ, подъ вѣдѣніемъ Райскаго, перешедшій въ послѣдствіи въ распоряженіе извѣстнаго оператора Рудинскаго. Врачи обыкновенно исполняли сперва палатныя визитаціи въ госпиталѣ, а потомъ собиралась на перевязочный пунктъ. Все шло сначала заведеннымъ, почти мирнымъ порядкомъ: на опасность за дѣломъ никто и вниманія даже не обращалъ. Занятіями врачи сначала неособенно были обременены, имѣя у себя на рукахъ не болѣе 50 человѣкъ каждый. Положеніе это однако вдругъ измѣнилось.
   Ночью 9го октября отъ непріятельскихъ бомбъ загорѣлось на Южной сторонѣ Севастополя зданіе морскаго госпиталя, и въ ту же ночь сразу было переведено въ. одинъ изъ флигелей сухопутнаго госпиталя 980 больныхъ и раненыхъ. Напоръ ихъ былъ такъ великъ, а прибытіе такъ неожиданно что вновь прибывшіе силою прогоняли съ мѣстъ прежде помѣщавшихся. При этой невѣроятной и рѣдко виданной суматохѣ врачи вынуждены были оставаться только безмолвными зрителями, потому что въ ночное время, среди шума и драки израненныхъ и едва стоявшихъ на ногахъ людей, никакого повиновенія добиться было невозможно. Прибывшіе раненые толпами тѣснились въ дверяхъ, отдѣленіяхъ, корридорахъ, стараясь найти себѣ хоть какое-нибудь мѣстечко для отдыха.
   Этотъ неожиданный случай сразу поставилъ госпитальное управленіе внѣ всякой возможности удовлетворить, хоть сколько-нибудь сноснымъ образомъ, возникшимъ нуждамъ больныхъ. Между тѣмъ непріятельскія батареи не умолкали, и опасность отъ осады на новомъ мѣстѣ госпиталя увеличилась, его октября, во время обстрѣливанія города съ непріятельскаго флота, упало одинадцать ядеръ между самыми строеніями; а 12го октября ядро пробило насквозь кровлю одного барака и прошибло стѣну между двумя больными, лежащими на койкахъ, не причинивъ имъ однако вреда. Раненые прибывали и убывали, приносились съ батарей и увозились съ обозами. Всякая вылазка сейчасъ же отзывалась на госпиталѣ, производя въ немъ сумятицу и усиленно-лихорадочную дѣятельность, тѣмъ болѣе что заранѣе никто не давалъ знать -- выступаютъ ли войска, нужно ли дѣлать приготовленія для пріема раненыхъ. Тремя рапортами и почти одновременно относился Гейманъ къ военнымъ властямъ объ облегченіи положенія госпиталя {Рапорты его отъ 10го октября No 556, 18го октября No 564 и 15го октября No 586.}; и на все это получилъ только одинъ отвѣть: 16го октября отправлено изъ госпиталя въ Симферополь, по приказанію князя Меншикова, 525 человѣкъ раненыхъ. Это однако отняло у госпиталя только лишнія опытныя руки, такъ какъ съ транспортомъ обыкновенно отправлялись медики; да и самая процедура транспортировки, перекличка, осмотръ, составленіе списковъ отнимали много времени.
   Всѣ ждали какого-то чрезвычайнаго событія; шли слухи о готовящемся большомъ сраженіи. Распоряженія начальства относительно Севастопольскаго госпиталя однако не подтверждали эти слухи. Такъ 18го октября 1854 года (No 1.134) получено было главнымъ докторомъ Гетманомъ распоряженіе о передачѣ значительнаго количества госпитальныхъ вещей въ Карасубазаръ и Бахчисарай, и туда же были отправлены четыре медика изъ девяти бывшихъ при Севастопольскомъ госпиталѣ. Самъ наконецъ главный докторъ долженъ былъ оставить свой постъ; 20го октября онъ подучилъ предписаніе отправиться немедленно въ Симферополь къ генералу Квицинскому, желавшему его медицинской помощи; и 21го октября, то-есть почти наканунѣ Инкерманскаго боя, Гейманъ на разсвѣтѣ дня оставилъ Севастополь. При этомъ онъ, пользуясь случаемъ, заѣхалъ по дорогѣ въ лагерь расположенный около Чунгуры, чтобы лично передать князю Меншикову о нуждахъ госпиталя. Выслушавъ отъ главнокомандующаго распоряженія, докторъ Гейманъ въ то же время получилъ приказъ отправиться немедленно въ Ѳеодосію, чтобъ осмотрѣть помѣщеніе тамошняго госпиталя. Прибылъ въ Ѳеодосію онъ ночью 23го декабря. Утромъ на другой день въ 7 часовъ утра при осмотрѣ Ѳедосійскаго госпиталя онъ ясно услышалъ отдаленную канонаду: это было знаменитое Инкерманское сраженіе. Окончивъ съ поспѣшностію осмотръ больныхъ, Гейманъ, предчувствуя бѣду, бросился въ путь: во былъ вскорѣ задержавъ сперва въ Симферополѣ, генераломъ Квицинскимъ, а потомъ въ Бахчисараѣ, вслѣдствіе приказа главнокомандующаго не давать лошадей никому кромѣ фельдъегерей. Наконецъ часа въ два ночи 26го октября онъ прибылъ въ Севастополь. Квартиру свою онъ нашелъ въ слѣдующемъ положеніи: она была сплошь завалена лежащими на поду ранеными офицерами; а въ госпиталѣ и различныхъ отдѣленіяхъ, гдѣ онъ, уѣзжая, оставилъ 1805 раненыхъ и больныхъ, оказывалось до 5.917 человѣкъ. Прибыло такимъ образомъ сразу 4017 раненыхъ.
   Легко себѣ вообразить послѣдствія отъ такой внезапной прибыли въ продолженіе однихъ сутокъ. Испорченность воздуха въ палатахъ сдѣлалась до того невыносимою что тѣ раненые которые могли двигаться выходили изъ бараковъ и ложились на голой землѣ, несмотря на осеннюю погоду. Главный докторъ, входя въ госпиталь въ первый разъ, принужденъ былъ приказать предварительно отворить двери настежь на 1/4 часа. Больные лежали на нарахъ и подъ нарами одинъ возлѣ другаго, и при первомъ же обходѣ между ними оказалось трое мертвыхъ. Это было какъ бы второе сраженіе, но сраженіе уже не героевъ на подъ чести, а страдальцевъ, испускающихъ свой послѣдній вздохъ на полу. Вотъ что иногда значитъ неприготовленность необезпеченность положенія раненыхъНедостатокъ медицинской помощи тутъ еще былъ не самымъ великимъ зломъ.
   Одно только обстоятельство нѣсколько ободрило упавшихъ духомъ больныхъ и врачей, обезсилившихъ отъ труда -- это посѣщеніе госпиталя 27го октября Великими Князьями Николаемъ и Михаиломъ Николаевичами. При этомъ Великій Князь Николай Николаевичъ, обратившись къ главному доктору, сказалъ: "Merci, je vois que vous faites l'impossible; malheureusement les moyens vous manquent de faire plus."
   Дальнѣйшая исторія госпиталя была столь же печальна какъ и начало. Происходило то улучшеніе, то ухудшеніе. Массы раненыхъ и больныхъ подобно волнамъ то прибывали, то отбывали, то выздоравливая поступали опять во фронтъ, то умирая клались въ общія могилы. Въ продолженіе четырехъ только мѣсяцевъ, съ 1го сентября по 1 е января, въ госпиталѣ перебывало болѣе 15.000 человѣкъ; и при такомъ значительномъ количествѣ госпиталь, какъ передаютъ, довольствовался только бѣльемъ на 859 человѣкъ, съ прибавкой нѣкотораго количества старыхъ выношенныхъ вещей. Въ мартѣ мѣсяцѣ, наконецъ, произошло усиленіе госпитальныхъ средствъ, но не въ такой степени чтобъ это соотвѣтствовало быстро возникшимъ потребностямъ.
   Въ апрѣлѣ 1855 года помѣщеніе больныхъ нѣсколько расширилось: открыто было при госпиталѣ лагерное отдѣленіе; одновременно же съ этимъ устроено и лѣтнее помѣщеніе для морскаго госпиталя изъ корабельныхъ парусовъ, на подобіе госпитальныхъ палатокъ. Помѣщеніе въ палаткахъ однакоже оказалось настолько неудовлетворительнымъ что академикъ Пироговъ, осматривая его, нашелъ до 160 ампутированныхъ очутившихся въ грязи, благодаря непредусмотрительности чиновниковъ и проливнымъ дождямъ, какъ сказано было объ этомъ выше.
   Во второй половинѣ мая послѣдовало усиленіе госпитальныхъ средствъ. Но лишь только произошло это усиленіе, какъ изъ Херсона прислано было новое распоряженіе о передачѣ изъ военно-сухопутнаго госпиталя въ подвижной No 4 госпиталь весьма значительнаго количества вещей. {900 рубахъ, 500 простынь, 400 одѣялъ и 1950 наволокъ.} Это такъ разстроило госпиталь что вскорѣ же послѣ этой отправки генералъ-штабъ-докторъ (28го мая) увѣдомилъ генерала Ушакова что по случаю новой прибыли до 4.000 человѣкъ -- легко раненыхъ 150 человѣкъ пришлось помѣстить на открытомъ воздухѣ и большею частію на циновкахъ и войлокахъ. Въ послѣдствіи недостатокъ въ подстилкѣ, тюфякахъ, сдѣлался такъ великъ что ихъ пришлось дѣлать въ Севастополѣ изъ холста назначеннаго для погребенія умершихъ.
   Ко всѣмъ этимъ бѣдамъ военно-сухопутный госпиталь очутился подъ выстрѣлами. Отъ воротъ земляныхъ укрѣпленій, окружающихъ казармы, лежалъ путь для прохода войскъ; путь этотъ, или большая почтовая дорога, проходилъ мимо самыхъ бараковъ, направляясь къ такъ-называемому Сухарному сараю, стоящему на берегу Севастопольской бухты. Въ этомъ Мѣстѣ ежедневно мѣнялись войска, садились на пароходы и отправлялись на Графскую пристань Южной стороны. Это обращало вниманіе непріятеля, и мѣстность госпиталя постоянно подвергалась выстрѣламъ. Такъ однажды ядро упало въ сѣняхъ, гдѣ помѣщалась на ночь прислуга. Другое ядро очутилось между койками двухъ раненыхъ; третье разрушило каменную лѣстницу барака, гдѣ помѣщались врачи. Войска смѣнялись по ночамъ, ночью же больные и раненые были болѣе всего тревожимы выстрѣлами. Завязалась по этому случаю переписка, и госпиталь наконецъ переведенъ былъ въ лагерь за Сѣверною стороной.
   Въ перевязочныхъ средствахъ и другихъ госпитальныхъ вещахъ попрежнему чувствовался недостатокъ; въ полномъ составѣ они были доставлены только тогда когда наибольшая потребность въ нихъ уже миновала. Вещи подошедшія къ осеннему и зимнему времени принесли однако пользу, когда между больными послѣ паденія Севастополя развилась сильнѣйшая эпидемія тифа, съ которою врачамъ и пришлось бороться до самаго закрытія госпиталя. Но перевертываемъ листъ и переходимъ къ новой скорбной исторіи -- къ судьбѣ Севастопольскаго военно-временнаго госпиталя.
   

ЛИСТЪ ДЕСЯТЫЙ.

   Учрежденіе этого вновь возникшаго госпиталя произошло довольно быстро и неожиданно. 8го сентября дано было при Альмѣ сраженіе, окончившееся для насъ гибельно. Уронъ простирался до 5.709 человѣкъ. Многіе раненые оставались на полѣ битвы нѣсколько дней. Значительная же часть, до 2.000, доставлена въ Севастополь, на Корабельную сторону, и кое-какъ размѣщена въ Александровскихъ казармахъ. Объ этомъ узналъ адмиралъ Корниловъ. И вотъ утромъ 12го сентября врачи флота, оставшагося безъ дѣйствія послѣ Синопской битвы, потребованы были на флагманскій корабль; тамъ имъ было объявлено что адмиралъ желаетъ чтобы морскіе врачи занялись судьбой pane ныхъ въ Александровскихъ казармахъ. Врачи не медля вступили въ отправленіе своихъ обязанностей.
   Александровскія казармы, построенныя на возвышенномъ берегу Южной бухты, состояли изъ 4хъ флигелей -- двухъ трехъ-этажныхъ и двухъ одно-этажныхъ. Половина этихъ флигелей была занята командами Севастопольскаго гарнизона; а другая половина -- одинъ трехъ-этажный и одинъ одно-этажный флигель взяты подъ самый госпиталь. Первые дни своего существованія на Южной сторонѣ госпиталь терпѣлъ большой недостатокъ, не только въ бѣльѣ, но даже въ водѣ и пищѣ. Но жители Севастополя, въ особенности женщины, узнавъ о трудномъ положеніи раненыхъ, начали тотчасъ же снабжать ихъ чѣмъ могли. Командиры же экипажей вызвались присылать на первый разъ въ госпиталь пищу, приготовленную на корабляхъ. Даже матросы приняли горячее участіе въ положеніи больныхъ и за недостаткомъ фельдшеровъ сами стали ухаживать; между ними въ особенности отличался своею смѣтливостію и расторопностію матросъ Боберъ. Сформировавъ былъ наконецъ настоящій госпитальный составъ; и около 15го сентября западный одно-этажный флигель имѣлъ видъ вполнѣ благоустроеннаго госпиталя и заключалъ въ себѣ болѣе 1.000 раненыхъ. Все это было устроено почти одними усиліями моряковъ и частною помощію мѣстныхъ жителей.
   Между тѣмъ въ виду осадныхъ работъ непріятеля наши батареи, находившіяся вблизи госпиталя, быстро вооружались, и у подножія Малахова кургана назначены были пять, шесть второстепенныхъ перевязочныхъ пунктовъ; но всѣ эти пункты въ первый же день бомбардировки были разрушены, равно какъ и военно-сухопутный и морской госпитали снесены почти до основанія. Военно-временный госпиталь остался такимъ образомъ единственнымъ на Южной сторонѣ; перевозка же больныхъ на Сѣверную подъ непріятельскимъ огнемъ соединена была съ большою опасностію. Госпиталь поэтому переполнился до нельзя -- развились поносы и другія болѣзни, зависящія вообще отъ скученія. Транспортировка усилилась; но вмѣстѣ съ тѣмъ сдѣлалось болѣе затруднительнымъ и положеніе врачей, часто оставляемыхъ своими товарищами, отбывавшими съ обозами. Аптечныя средства тоже совершенно истощились: не имѣлось въ запасѣ не только хинина, но даже и хинной коры -- столь иногда необходимыхъ при лѣченіи раненыхъ. Бѣлья же и вещей постоянно не хватало на половину. Вслѣдствіе вѣчнаго опаздыванія въ доставкѣ приходилось обращаться къ заимствованіямъ изъ другихъ госпиталей. Словомъ, повторялась почти та же исторія что и съ Севастопольскимъ сухопутнымъ госпиталемъ. Ко всему этому присоединялось еще то невыгодное обстоятельство что при возрастающей опасности отъ выстрѣловъ, всѣ служащіе были убѣждены что госпиталь рано или поздно будетъ перемѣщенъ въ другое мѣсто. На больничный порядокъ и чистоту поэтому мало обращали вниманія. Солома изъ тюфяковъ, негодный перевязочный матеріалъ и всякаго рода соръ выбрасывались во дворы; отхожихъ же мѣстъ не существовало. Все это при наступившей сырой погодѣ производило такой смрадъ что и удивляться было нечего развитію холеры. Противъ нея конечно были приняты мѣры, но это уже было зимой, когда сама природа принимаетъ, такъ-сказать, противъ нея мѣры.
   Нѣкоторые изъ очевидцевъ относятся, правда, нѣсколько иначе къ положенію этого госпиталя и, вопреки мнѣнію доктора Довгялло и другихъ, говорятъ что большаго недостатка въ госпитальныхъ вещахъ не замѣчалось сначала. Но это вѣроятно было только одно наблюденіе, одинъ моментъ, быстро исчезнувшій при первомъ наплывѣ раненыхъ. А наплывъ послѣднихъ туда былъ едва ли не большій, чѣмъ въ военно-сухопутномъ: военно-временный, госпиталь былъ ближе къ батареямъ и по дѣятельности очень мало разнился отъ главныхъ перевязочныхъ пунктовъ. Какія внезапности случались иногда съ этимъ госпиталемъ можно заключить изъ того что когда 10го марта произошла вылазка съ Камчатскаго редута, то раненыхъ въ военно-временный госпиталь въ теченіе одной ночи поступило до 1.000 человѣкъ, такъ что за недостаткомъ помѣщенія съ Сѣверной стороны должны были выслать за ними пароходъ. Съ началомъ же второй бомбардировки стало постоянно прибывать по 70 человѣкъ въ день. Въ то же время и опасность для больныхъ и врачей сильно возросла. Въ первый же день Пасхи, 28го марта, убитъ былъ осколкомъ бомбы одинъ изъ медиковъ бывшихъ на дежурствѣ. Въ тотъ же день пятипудовая бомба пробила всѣ три этажа казармъ и убила наповалъ двухъ женщинъ и дѣтей. Окна зданій гдѣ помѣщался госпиталь были постоянно обрызгиваемы грязью и выбиваемы осколками бомбъ. Раненые лежали дрожа на холодѣ и на сквозномъ вѣтру. Послѣ трехдневнаго обстрѣливанія ихъ было убито 13 человѣкъ лежавшихъ на койкѣ.
   Наконецъ послѣдовало разрѣшеніе перевести госпиталь на Павловскій мысокъ, въ провіантскія казармы морскаго вѣдомства, что и было исполнено на Пасхальной же недѣлѣ. Зданіе провіантскихъ магазиновъ, безъ печей и сырое, не могло конечно успокоить раненыхъ; но все-таки они выиграли не мало въ виду постоянно угрожавшей опасности въ Александровскихъ казармахъ. Больныхъ съ внутренними болѣзнями тутъ уже совсѣмъ перестали принимать. Число же врачей не увеличивалось, а уменьшалось. Нѣкоторые изъ нихъ были отправлены съ больными, другіе сами заболѣли. Тифъ въ особенности сильно свирѣпствовалъ тогда между медиками въ Севастополѣ, принимая большею частію быструю и злокачественную форму. Черезъ мѣру усиленная дѣятельность, постоянное пребываніе въ палатахъ, переполненныхъ міазмами, и наконецъ недостатокъ въ порядочно приготовленной пищѣ -- все это, что называется, сваливало ихъ съ ногъ и тѣмъ обезоруживало и дѣлало, такъ-сказать, безполезными госпитали, особенно при тѣхъ недостаткахъ которые они постоянно терпѣли какъ въ вещахъ, такъ и въ перевязочныхъ средствахъ.
   Еще въ концѣ марта главный докторъ Загорянскій заявилъ Херсонской коммиссіи о предстоящемъ истощеніи перевязочныхъ матеріаловъ и требовалъ 20.000 аршинъ холста, 30 пудовъ корпіи и 60 пудовъ ветоши. Но не успѣло еще придти это требованіе въ исполненіе, какъ Пироговъ, завѣдывавшій тогда перевязочнымъ пунктомъ Городской стороны, потребовалъ изъ госпиталя, по распоряженію той же коммиссіи, возможно большее количество перевязочныхъ средствъ. И 5го апрѣля вся оставшаяся у Загорянскаго ветошь и 326 аршинъ холста были переданы на главный перевязочный пунктъ. Госпиталь остался такимъ образомъ совсѣмъ безъ перевязочнаго матеріала. Между тѣмъ ветошь переданная въ Дворянское Собраніе оказалась совершенно негодною къ употребленію, и Пироговъ, забраковавъ ее, снова обратился въ госпиталь съ требованіемъ 1.000 аршинъ перевязочнаго холста. Но на этотъ разъ госпиталь отвѣчалъ что этого требованія исполнить онъ уже не можетъ; потому что хотя госпиталю и предложено было Шрейберомъ взять такое количество холста изъ склада бѣлостокскаго холста; до тамъ по справкѣ ровно ничего не оказалось. Послѣдовали, разумѣется, новыя требованія въ коммиссію. И наконецъ въ половинѣ апрѣля было доставлено въ госпиталь 20.000 аршинъ бинтовъ, 7 пудовъ корпіи и 50 пудовъ ветоши; половина корпіи и треть ветоши оказались впрочемъ негодными.
   Такъ это и продолжалось до 26го мая, когда непріятель овладѣлъ Камчатскимъ и другими ближайшими къ госпиталю редутами. Снаряды стали попадать уже въ мѣстность госпиталя и онъ былъ вскорѣ перенесенъ на Сѣверную сторону, въ Михайловское укрѣпленіе; во впрочемъ не надолго. Въ іюнѣ произошелъ первый приступъ непріятеля по всей оборонительной линіи, блестящимъ образомъ отраженный, но давшій намъ множество раненыхъ. Такъ какъ большая часть ихъ осталась на Южной сторонѣ безъ всякой хирургической помощи, за отсутствіемъ тамъ госпиталя и главнаго перевязочнаго пункта, то послѣдній вмѣстѣ съ госпиталемъ и рѣшено было опять перевести черезъ Бухту на югъ Севастополя. И вотъ госпиталь вслѣдствіе злой необходимости снова очутился подъ огнемъ. Положеніе его было тѣмъ болѣе ужасно, что ни одинъ изъ подрядчиковъ поставлявшихъ припасы не хотѣлъ приблизиться къ опасному мѣсту. Раненые лежали на голомъ поду безъ всякой подстилки. Соломы и сѣна нельзя было достать ни за какія деньги. Раны же всѣ были самыя тяжелыя, наносимыя тяжелыми осадными орудіями или на близкомъ разстояніи бьющими штуцерными пулями. Чѣмъ питались они неизвѣстно.
   Какъ же завершилась судьба этого много потерпѣвшаго госпиталя? По взятіи Малахова кургана и по переходѣ нашихъ войскъ на Сѣверную сторону, военно-временной госпиталь, находившійся на Южной сторонѣ, не былъ вовсе переведенъ. Когда переправа войска, и раненыхъ была окончена, то мостъ былъ разрушенъ, и всѣ бумага и вещи госпиталя были преданы сожженію. Иностранные писатели того времена разказывають что союзныя войска нашли на Южной сторонѣ Севастополя и именно подлѣ Павловской батареи много больныхъ и раненыхъ, которыхъ, второпяхъ, не успѣли захватать наши; и такъ какъ союзники, опасаясь взрывовъ, не сразу вступили на Южную сторону, а черезъ нѣсколько дней, то будто бы эти покинутые больные оставались все это время безъ пищи и питья и ходили по опустѣлому и разрушенному городу какъ тѣни, пока ихъ не нашелъ непріятель. Эта страшная сцена была послѣ изображена въ многочисленныхъ заграничныхъ иллюстраціяхъ. Неизвѣстно фантазія ли, настроенная тогда на всякіе ужасы, создала это происшествіе или все это къ стыду нашему было въ дѣйствительности. Смертность въ этомъ госпиталѣ доходила до ужасающей цыфры 53 человѣкъ на 100. Но перевертываемъ листъ и переходимъ къ самой быть-можетъ мрачной страницѣ изъ исторіи Крымской кампаніи, къ положенію симферопольскихъ госпиталей.
   

ЛИСТЪ ОДИННАДЦАТЫЙ.

   Городъ Симферополь, отстоящій отъ Севастополя въ 60 верстахъ, до начала осады имѣлъ 14.000 жителей. Онъ никогда не былъ ни городомъ особенно промышленнымъ и ни городомъ военнымъ, хотя и лежалъ на главной стратегической дорогѣ -- пересѣкающей Крымскій полуостровъ съ сѣвера на югъ. Здоровостію климата онъ не сдавался, какихъ-нибудь санитарныхъ учрежденій никогда не имѣлъ. Кромѣ городской больницы въ немъ былъ до войны только одинъ небольшой госпиталь на 300 человѣкъ. Между тѣмъ, какъ городъ населенный и ближайшій къ театру военныхъ дѣйствій, онъ скоро сдѣлался главнымъ средоточіемъ больныхъ и раненыхъ со всего Крыма. Послѣ сраженія при Альмѣ большая часть раненыхъ была направлена въ Симферополь, и ихъ тамъ въ короткое время скопилось до 3.000. Положеніе дѣлалось сразу же почти безысходнымъ.
   Пока отводились и очищались квартиры, большая частъ раненыхъ помѣщалась въ сараяхъ на госпитальномъ дворѣ и даже на площади на бивуакахъ. А между тѣмъ на дворѣ стоялъ холодный сентябрь мѣсяцъ. Въ ту же пору въ городѣ была страшная суматоха и неурядица. Изъ опасенія чтобы непріятель послѣ Альминскаго боя не двинулся на Симферополь, многіе изъ жителей выѣхали или собирались выѣхать; городскія власти вмѣстѣ съ архивами и дѣлами тоже потянулись, большимъ обозомъ на Мелитополь. Единственнымъ начальникомъ въ Симферополѣ остался командиръ гарнизоннаго батальйона полковникъ Сухаревъ; только благодаря его энергіи и дѣятельности раненые и не остались совсѣмъ безъ пріюта. На первый разъ по его распоряженію заняты были казармы батальйона, а потомъ еще отведены подъ госпиталь нѣсколько казенныхъ и общественныхъ зданій; 60 человѣкъ передано въ богоугодное заведеніе и до 100 на попеченіе нѣкоторыхъ частныхъ лицъ.
   Такимъ образомъ всѣ больные были размѣщены, но не всѣ успокоены: большая часть, по недостатку кроватей, бѣлья и прочихъ вещей, лежала на полу, на соломѣ и въ своей собственной одеждѣ. Въ пищѣ хоть и не было недостатка, но не имѣлось достаточнаго количества котловъ и посуды, а потому порціи и раздавались не своевременно. Но еще болѣе замѣтный недостатокъ оказывался во врачахъ и фельдшерахъ. Весь медицинскій персоналъ состоялъ изъ главнаго лѣкаря, трехъ ординаторовъ, четырехъ фельдшеровъ и фармацевта съ двумя аптекарскими учениками, такъ что еслибы гражданскіе врачи не приняли самаго горячаго участія въ судьбѣ раненыхъ, то и лѣченіе всей этой массы больныхъ (3.000 человѣкъ) было бы невозможно.
   Наконецъ госпиталь послѣ усиленнаго вывоза больныхъ въ Перекопъ и другія мѣста былъ нѣсколько опросторенъ. Бѣлье и вещи тоже кое-какія доставлены. Но привозъ изъ Севастополя былъ такъ великъ что число вещей и мѣстъ было постоянно меньше, чѣмъ число больныхъ. Всякій сильный ударъ непріятеля заставлялъ ускореннѣе двигаться транспорты, а вмѣстѣ съ тѣмъ и переполнялъ больными Симферополь. А на этотъ злосчастный городъ тогда разчитывали главнымъ образомъ, не предвидя того, что дальнѣйшая отправка транспортовъ черезъ огромную Перекопскую степь и узкій перешеекъ не очень-то была легка. Къ концу октября въ Симферополѣ скопилось уже до 5.000 больныхъ, и всѣ въ Крыму стоявшія войска должны были сдать въ тамошній госпиталь половину своихъ лазаретныхъ вещей. Въ это-то трудное время, колонисты и поселяне Мелитопольскаго и Бердянскаго уѣздовъ и оказали очень важную услугу арміи, взявъ на свое попеченіе значительное число раненыхъ, съ провозомъ въ своихъ собственныхъ крестьянскихъ повозкахъ.
   Съ ноября мѣсяца подъ Севастополемъ наступило нѣкоторое затишье: раненыхъ стало прибывать меньше, но за то число больныхъ, одержимыхъ эндемическими и эпидемическими болѣзнями, сильно увеличилось. Осеннее время, слякоть на позиціяхъ и сырость въ землянкахъ, все это не могло не поддерживать болѣзненности. Это сейчасъ же отразилось на Симферополѣ, такъ что цифра больныхъ уже перешла за 6.000. Мѣнять бѣлье на больныхъ сдѣлалось почти невозможнымъ. Между тѣмъ бѣлье сильно изнашивалось и портилось оттого что недоставало ни тюфяковъ, ни соломы: подрядчики не иначе брались мѣнять подстилки изъ соломы какъ разъ въ мѣсяцъ и даже еще рѣже.
   Въ началѣ декабря 1854 главнымъ докторомъ Симферопольскаго госпиталя былъ назначенъ г. Протопоповъ. Прибывъ туда онъ нашелъ его въ слѣдующемъ состояніи. Госпиталь помѣщался въ 35 домахъ, кромѣ главнаго казеннаго зданія. Лучшіе изъ нихъ были заняты для раненыхъ нижнихъ чиновъ и офицеровъ вообще. Въ отдѣленіи раненыхъ были поставлены кровати или топчаны со всѣми госпитальными вещами какія слѣдуетъ. Но размѣщеніе было тѣсно; вентиляція палатъ недостаточна, строгой сортировки между ранеными не существовало. Въ общемъ итогѣ однако положеніе раненыхъ было до нѣкоторой степени сносное.
   Не то уже встрѣтилъ Протопоповъ въ отдѣленіяхъ болѣе многочисленнѣйшихъ, гдѣ помѣщались больные внутренними болѣзнями. Тамъ не было ни кроватей, ни топчановъ и ни столиковъ. Больные почти всѣ лежали на полу, на тюфякахъ, вплотную постланныхъ другъ къ другу. Госпитальной мебели, значитъ, не было никакой; посуда и порціи разставлялись въ головахъ между подушками. Только въ немногихъ отдѣленіяхъ можно было встрѣтить нары. Ко всему этому, дома занятые подъ госпиталь были сыры, тѣсны и съ низкими потолками. Множество больныхъ къ тому же помѣщалось въ нежилыхъ строеніяхъ -- въ конюшняхъ, сараяхъ баняхъ и пр.
   При входѣ въ одно изъ такихъ госпитальныхъ отдѣленій, которое было устроено въ конюшнѣ государственнаго коннозаводства, главный докторъ былъ пораженъ слѣдующею картиной. На сплошныхъ нарахъ по обѣимъ сторонамъ продольныхъ стѣнъ лежали, прижавшись плотно другъ къ другу, больные, укрытые съ головы до ногъ одѣялами и халатами,-- въ конюшнѣ было свѣжо,-- а въ промежуткѣ между нарами, у передней стѣны на полу подъ образами, лежало рядомъ нѣсколько покойниковъ, покрытыхъ бѣлыми простынями и съ горящими свѣчами въ головахъ....
   Вскорѣ положеніе больныхъ сдѣлалось настолько невыносимымъ что подъ госпиталь должны были занять еще десять частныхъ обывательскихъ домовъ, и построено съ большими усиліями нѣсколько тысячъ топчанъ. Январь мѣсяцъ прошелъ для Симферополя безъ особенныхъ перемѣнъ. Больные продолжали прибывать и убывать. Транспорты отходили и уходили. Въ общемъ результатѣ въ первомъ мѣсяцѣ 1855 года въ госпиталѣ было нѣсколько просторнѣе чѣмъ въ декабрѣ. Но съ февраля, ловлѣ дѣла подъ Эвпаторіей, приливъ раненыхъ снова усилился: ихъ сразу же тогда было привезено 540 человѣкъ. Къ концу февраля общее число больныхъ и раненыхъ въ Симферополѣ достигало приблизительно до 7.000.
   Въ началѣ марта, по распоряженію новаго главнокомандующаго, князя Горчакова, посѣтившаго Симферополь при проѣздѣ въ армію, были отведены подъ госпиталь еще пять частныхъ домовъ и устроена слабосильная команда, для выведенія въ нее выздоравливающихъ, и отданъ приказъ о немедленномъ переводѣ въ Симферополь изъ другихъ городовъ новыхъ военно-временныхъ госпиталей. Мѣры эти были очень кстати, такъ какъ медлить было уже некогда. Приливъ раненыхъ и больныхъ, по мѣрѣ продленія осады Севастополя, такъ возросъ что когда въ началѣ апрѣля устроенъ былъ при главномъ госпиталѣ палаточный лагерь на 2.000 больныхъ, то онъ сразу въ одинъ день былъ наполненъ ранеными привезенными изъ Севастополя. И всѣ эти вновь прибывшіе раненые поручены, какъ замѣчено было выше, одному проѣзжавшему черезъ Симферополь и захваченному врасплохъ врачу. Многіе изъ медиковъ предпочитали даже лучше оставаться въ Севастополѣ чѣмъ быть въ симферопольскихъ госпиталяхъ. Въ Севастополѣ было хоть и страшно, но за то не столь мучительно, вслѣдствіе постояннаго присутствія въ зараженной атмосферѣ и почти совершенной невозможности что-либо путное сдѣлать. О вполнѣ раціональномъ лѣченіи нечего было и думать: врачъ игралъ такую же почти роль какъ и священникъ, то-есть роль нравственнаго утѣшителя. Даже счетныхъ книгъ, какъ сообщаетъ г. Гроссъ, нельзя было вести какъ слѣдуетъ, при недостаткѣ рукъ и постоянной суматохѣ, вездѣ и во всемъ господствовавшей. Этимъ-то путемъ у насъ и вкралось въ отчеты и статистическія таблицы множество ошибокъ и противорѣчій, которыхъ нельзя никоимъ образомъ примирить съ дѣйствительно существующими фактами.
   Наконецъ въ исходѣ апрѣля прибыли въ Симферополь изъ Одессы два давно ожидаемые военно-временные госпиталя и открыли свои палаты для пріема 3.000 больныхъ. Кромѣ того, еще прибылъ одинъ резервный госпиталь на 200 человѣкъ, да устроены бараки на 1.500 больныхъ, что вмѣстѣ съ 7.000 въ главномъ госпиталѣ да 2.000 въ лагерныхъ палаткахъ составляло почти 14.000 мѣстъ. Все это къ концу лѣта было занято сплошь.
   Къ обыкновенному числу жителей 14.000 прибавилось такимъ образомъ такое же количество больныхъ, а по нѣкоторымъ свѣдѣніямъ и еще большее. Затлеръ именно утверждаетъ что наибольшая цифра больныхъ и раненыхъ въ Симферополѣ достигала до 20.000. Весь городъ покрылся госпитальными отдѣленіями, между которыми то-и-дѣло двигались по глубокой и вязкой грязи транспорты съ ранеными и телѣги съ перевозимыми изъ одного дома въ другой больными. Въ сентябрѣ всѣхъ домовъ частныхъ занятыхъ подъ госпитали было 50, не считая бараковъ и палатокъ. И вся эта масса больничныхъ помѣщеній стѣснена была на относительно небольшомъ пространствѣ -- въ три или четыре версты. Между тѣмъ Симферополь какъ въ началѣ, когда еще не опредѣлились дѣйствія непріятеля, опустѣлъ, такъ и подъ конецъ осады переполнился. Устрашенные жители Севастополя покидали свои жилища и со своими женами и дѣтьми перебрались въ Симферополь. Но здѣсь впрочемъ укрывались жители не одного только Севастополя, но и Балаклавы, Ѳеодосіи, Керчи.
   Съ другой стороны, Симферополь сдѣлался средоточіемъ всякаго рода спекуляцій. Множество купцовъ, трактирщиковъ, маркитантовъ заложили здѣсь свои пристанища. Сюда же заѣзжали и офицеры чтобъ отдохнуть отъ боевой жизни. Тутъ скрывалось также множество бѣглыхъ уклонявшихся отъ службы; прибывали съ разныхъ сторонъ команды для пріема провіанта и фуража. О такимъ образомъ въ Симферополѣ вмѣсто обыкновеннаго числа жителей скопилось въ осень 1855 года до 80.000. Тамъ гдѣ прежде помѣщался одинъ очутилось вдругъ пять и шесть человѣкъ. Удивительно ли что все это создало своего рода міазматическую атмосферу, отразившуюся послѣ на всемъ населеніи?
   Погода же въ это время стояла ненастная. Туманы смѣнялись дождями, дожди -- снѣгомъ, который послѣ таялъ и увеличивалъ этимъ и безъ того сильное накопленіе грязи. Улицы наконецъ получили видъ длинныхъ и узкихъ резервуаровъ съ глубокою и блестящею поверхностью, подъ которою скрывались всѣ неровности и выбоины мостовой. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ безъ хорошаго знакомства съ городомъ было опасно не только ѣздить, но и ходить пѣшкомъ. Очищеніе городскихъ улицъ обыкновенно происходило такъ: пойдетъ проливной дождь, грязь разжижается, дѣлается удобоподвижнѣе и громаднымъ потокомъ по отлогому скату стекаетъ въ рѣку Салгиръ. Изъ этого, разумѣется, опять образуется новый источникъ міазмовъ.
   Ко всей этой убійственной обстановкѣ, обратившей наконецъ городъ въ какой-то громадный госпиталь, присоединился еще подъ конецъ упадокъ духа, обыкновенно замѣчаемый послѣ неудачныхъ войнъ и столь неблагопріятно вліяющій всегда на исходъ болѣзней. Все это мало-по-малу развило въ войскахъ эпидемію сыпнаго тифа, которая послѣ распространилась между мѣстнымъ населеніемъ. Зимой 1855--56 годовъ, по словамъ доктора Гросса, умирало въ симферопольскихъ госпиталяхъ до 500 человѣкъ въ день. Похоронная музыка днемъ не прекращалась почти ни на минуту. Траурныя процессіи тянулись вереницей. А ночью, чтобы не пугать уже слишкомъ народъ, вырывались глубокія ямы и тамъ по порядку складывались цѣлыя сотни труповъ и зарывались иногда безъ гробовъ въ общія могилы.
   

ЛИСТЪ ДВѢНАДЦАТЫЙ.

   О прочихъ госпиталяхъ въ отдѣльности мы говорить не будемъ: ни одинъ изъ нихъ не можетъ сравниться по значенію съ какимъ-либо изъ сейчасъ описанныхъ. Тѣмъ не менѣе и эти второстепенные госпитали представляютъ не мало интереса, по случаямъ и фактамъ которыхъ никакое человѣческое воображеніе не можетъ выдумать, но которые однако существовали.
   Вскорѣ по учрежденіи Севастопольскаго военно-временнаго госпиталя, судьба котораго уже извѣстна нашимъ читателямъ, предпринято было властями, не знавшими куда дѣвать раненыхъ, учрежденіе госпиталей въ Бахчисараѣ и Карасубазарѣ, двухъ небольшихъ мѣстечкахъ недалеко отъ Севастополя. Случилось какъ-то такъ что больные были туда привезены мѣсяцемъ раньше чѣмъ госпитальныя принадлежности, и вотъ такимъ образомъ они, числомъ около 1.000, оставались почти до конца октября на положеніи здоровыхъ: жили въ казармахъ и пользовались обыкновенною пищей и одеждой солдатъ. Послѣ, правда, вещи были доставлены, а больные въ Бахчисараѣ, съ пріѣздомъ князя Горчакова, переведены въ Ханскій дворецъ; но это не увеличило въ госпиталѣ порядка и частоты: излишекъ больныхъ почти постоянно помѣщался въ корридорахъ, на полу, безъ тюфяковъ и въ своей собственной одеждѣ. Докторъ Нечипаевскій, ревизовавшій госпиталь, не нашелъ даже въ госпиталѣ рецептурныхъ стклянокъ, безъ которыхъ невозможна правильная раздача лѣкарствъ. Не въ чемъ было, наконецъ, варить пищу, потому что недоставало котловъ, и нечѣмъ даже почти было ѣсть, такъ какъ ложекъ и мисокъ хватало только на половину больныхъ. {Донесеніе главнаго лѣкаря генеральнаго штаба доктору Шрейберу, No 316.}
   Въ Карасубазарѣ тоже было не лучше, и еще, можно сказать, тѣснѣе. Дома занятые подъ госпиталь были сыры, ветхи и низки; тѣснота и скопленіе больныхъ такія что развившійся подъ конецъ тифъ распространился и на врачей: изъ 18 медиковъ ухаживавшихъ за больными заразилось тифомъ 11. Изъ Карасубазара больныхъ и раненыхъ въ началѣ камланіи стали было перевозить въ Ѳеодосію по транспортному пути, пересѣкавшему полуостровъ съ запада на востокъ. Но Ѳеодосійскій госпиталь скоро прекратилъ свое существованіе, такъ какъ Керчь была занята непріятелемъ, и больные изъ обоихъ городовъ переведены въ Баяуть.
   Это было большое село, имѣніе графа Перовскаго, лежавшее въ 50 верстахъ къ сѣверо-востоку отъ Симферополя. Оно отличалось значительными удобствами, избыткомъ воды и множествомъ просторныхъ хозяйственныхъ зданій и пр. Въ немъ легко могло быть помѣщено до 2.000 человѣкъ. Только воздухъ въ овчарняхъ былъ нѣсколько тяжелъ отъ слоя навоза, покрывавшаго дворы, которыхъ некому было очистить. Между тѣмъ въ госпиталѣ съ начала его основанія чувствовался недостатокъ не только въ прислугѣ, но даже и въ начальствѣ, что обыкновенно случается рѣдко. Штатъ чиновниковъ Ѳеодосійскаго госпиталя, переведеннаго въ Баяуть, несмотря на повторенныя требованія, не прибывалъ. Мелкій подчиненный людъ не зналъ что и дѣлать. Между тѣмъ изъ Херсонской коммиссіи присланъ былъ запасъ вещей на 2.000 человѣкъ; его однако никто не смѣлъ тронуть, потому что некому было принять и распечатать. Мука, крупа и все прочее лежало подъ открытымъ небомъ, и больные довольствовались по необходимости сухарями, оттого единственно что некому было распорядиться печеніемъ хлѣба. Наконецъ чиновники и врачи прибыли. Но тутъ вышла новая неожиданность, не повторявшаяся уже въ другихъ госпиталяхъ: больныхъ оказалось гораздо менѣе чѣмъ вещей и предметовъ госпитальнаго продовольствія. Не разчитали. Лѣтнее помѣщеніе въ Баяутѣ не принесло такимъ образомъ той пользы какую можно бы было извлечь изъ него при тѣхъ гигіеническихъ удобствахъ которымъ оно пользовалось. Въ продолженіе семи мѣсяцевъ, съ 1го апрѣля по 25е октября, тамъ перебывало всего только 5.038 больныхъ, и это при помѣщеніи на 2.000 человѣкъ и при значительномъ избыткѣ вещей.
   Но за то какими длинными обозами тянулись больные и раненые чрезъ безводную Симферопольскую стелъ на Перекопъ! Въ городѣ Перекопѣ до высадки непріятеля былъ всего только небольшой полугоспиталь на 60 человѣкъ и никакихъ другихъ больничныхъ заведеній. Насколько же должно было расширить этотъ микроскопическій госпиталь, когда мимо его пошелъ почти единственный главный путь транспортовъ? Изъ дѣлъ видно что въ сентябрѣ госпиталь былъ усиленъ вещами на 120 человѣкъ, въ половинѣ ноября на 500, въ январѣ 1855 года на 700, въ февралѣ на 600. Вещи конечно присылались потому что привозились и больные. Но гдѣ они помѣщались? Большихъ частныхъ домовъ въ Перекопѣ не было; въ средствахъ для дальнѣйшей отправки больныхъ въ путь тоже затруднялись. И вотъ пришлось ихъ складывать въ зданіяхъ солянаго управленія, вовсе къ тому непригодныхъ. Соляное управленіе совсѣмъ наконецъ было вытѣснено изъ Перекопа массою привозимыхъ раненыхъ. Положеніе госпиталя было еще тѣмъ болѣе затруднительнымъ что черезъ Перекопскій перешеекъ двигались не только транспорты съ больными изъ Крыма, но и войска направлявшіяся въ Крымъ и оставлявшія въ Перекопѣ заболѣвшихъ дорогой. Въ ноябрѣ мѣсяцѣ 1855 года, Пироговъ, проѣзжая чрезъ Перекопъ, невольно обратилъ вниманіе на страшную болѣзненность и смертность тамъ господствовавшія и сообщилъ тогда же главнокомандующему что причина заключается главнымъ образомъ въ томъ что чины гренадерскаго корпуса, откуда шелъ наибольшій наплывъ больныхъ, пользуются дурною водой, которую имъ приходится доставать изъ глубокихъ колодцевъ, куда сваливалась иногда и падаль; а вблизи деревни Трехъ-Абланъ, въ колодцѣ найдены были даже три человѣческіе трупа. Солдаты, мучимые жаждой, бросались на воду переполненную гніющими веществами, и опиваясь ею, нерѣдко чувствовали настоящіе признаки отравленія: головокруженіе, поносъ, рвоту и тифозные припадки. {Донесеніе академика Пирогова къ главнокомандующему отъ 12го ноября.}
   Въ томъ же донесеніи къ главнокомандующему, Пироговъ сообщаетъ что въ самомъ городѣ больные помѣщены относительно хорошо, но не таково положеніе ихъ по окрестностямъ Дачи Фейна, гдѣ болѣе всего находилось больныхъ и раненыхъ не имѣли никакихъ другихъ пригодныхъ строеній кромѣ сараевъ для овецъ, въ которыхъ не было печей. Больные, большею частію новоприбывшіе, лежали, какъ сообщаетъ Пироговъ, въ аммуниціи и тѣсно, въ четыре ряда, на разостланной на землѣ соломѣ. Противъ всѣхъ этихъ золъ приказано было, конечно, принять мѣры. Но пока все это приводилось въ исполненіе, то-есть пока ставились Печи, доставлялась одежда, военный начальникъ въ городѣ Алешкахъ, капитанъ Гладкій, {26го ноября No 339.} донесъ дежурному генералу что въ прибывшемъ туда транспортѣ съ больными изъ Перекопа, у девяти нижнихъ чиновъ оказались значительныя отмороженія, и что на вопросъ его: гдѣ они получили это поврежденіе? больные отвѣчали что въ Перекопскомъ госпиталѣ.
   Изъ Перекопа больныхъ могущихъ выносить дальнѣйшую дорогу везли, какъ было уже сказано, по двумъ направленіямъ однихъ на сѣверо-западъ въ херсонскіе и николаевскіе госпитали, а другихъ на сѣверъ -- въ екатеринославскіе и украинскіе. Первый по дорогѣ изъ госпиталей лежащихъ къ западу былъ Херсонскій. Ихъ, впрочемъ, было нѣсколько и всѣ почти одинаково неудобны. Самое главное зданіе госпиталя находилось въ пяти верстахъ отъ города, на берегу Днѣпра, ко" торый раздѣляется тутъ на множество рукавовъ и разливается по луговой равнинѣ не только весною, но и зимою, при громадныхъ дождяхъ. И въ этомъ-то крайне невыгодномъ съ санитарной точки зрѣнія мѣстѣ происходило встрѣчное движеніе транспортовъ идущихъ изъ Крыма и войскъ направляющихся туда. Какъ транспорты такъ и войска оставляли здѣсь своихъ больныхъ, которые, скопляясь, произвели наконецъ напугавшую тогда всѣхъ эпидемію тифа. Въ одномъ изъ военновременныхъ госпиталей, No 18, она достигла такого напряженія что переболѣла не только прислуга, но и всѣ врачи. Съ октября 1855 года госпиталь оставался только при двухъ ординаторахъ, а съ послѣднихъ чиселъ января 1856 года до конца февраля, совсѣмъ безъ врачей; фельдшера тоже всѣ слегла въ постель. Обязанности ихъ по необходимости были возложены на фельдшерскихъ учениковъ, находившихся въ госпиталѣ за болѣзнію.
   То же самое почти происходило и въ Николаевѣ. О бѣдствіяхъ этого города въ Крымскую войну такъ много было говорено что мы не должны теперь пройти ихъ молчаніемъ. Городъ Николаевъ, окруженный съ трехъ сторонъ рѣками Бугомъ и Ингуломъ, стоить какъ бы на полуостровѣ и притомъ лежащемъ въ лощинѣ. Туманы надъ нимъ почти безпрерывны, грязь на улицахъ тоже рѣдко высыхаетъ, а въ дождливую погоду доходитъ до полуаршина. Все это при довольно тепломъ климатѣ и недостаткѣ хорошей воды производитъ такую атмосферу отъ которой многимъ можетъ не поздоровиться. А Николаевъ въ ту же пору былъ переполненъ ратниками, составлявшими самую слабосильную часть арміи. Мы уже говорили о той страшной тѣснотѣ въ которой жили въ этомъ городѣ ополченцы, помѣщавшіеся иногда по 30 человѣкъ въ избѣ. Теперь скажемъ о пищѣ: она состояла, какъ свидѣтельствуютъ очевидцы, большею частію изъ хлѣба худо пропеченнаго и приготовленнаго изъ затхлой муки съ пескомъ. {См. Отчетъ "О тифѣ и холерѣ въ Южной арміи", докторовъ Соколова и Квятковскаго.} Захворавшіе ратника приносили его часто въ госпитали и показывали докторамъ, жалуясь что не могутъ его ѣсть безъ отвращенія. Щи и кашица были такого же достоинства. Бѣлье еще того хуже: отъ долгой носки оно, что называется, сгнило на плечахъ. Неопрятность въ одеждѣ вообще была такая что когда была вскрыта опухоль на головѣ одного несчастнаго, то она оказалась скопленіемъ насѣкомыхъ, являющихся прямымъ послѣдствіемъ нечистоты. Положеніе больныхъ быть-можетъ было еще хуже чѣмъ положеніе здоровыхъ. "Больные, говорится въ отчетѣ Соколова и Квятковскаго, лежали подлѣ больныхъ, а иногда необходимость заставляла ихъ класть бокомъ, чтобъ выиграть мѣстомъ больше. Они лежали на нарахъ, подъ нарами, въ углахъ, вездѣ гдѣ только было пустое мѣсто. На каждаго убывавшаго прибывало по два, по три человѣка, а убыль составляли большею частію умершіе, потому выздоравливающихъ было мало".
   Не меньшаго сочувствія и интереса заслуживаютъ также бѣдствія госпиталя Бериславскаго. Госпиталь этотъ, лежавшій на дорогѣ изъ Перекопа въ Екатеринославъ, возникъ совершенно случайно. Графъ Строгановъ въ январѣ 1855 года заѣхалъ проѣздомъ въ Бериславъ, и тамъ въ городской больницѣ на 75 человѣкъ нашелъ 219 нижнихъ чиновъ, оставленныхъ проходившими транспортами. Размѣщеніе этихъ покинутыхъ больныхъ было крайне тѣсно, неудобно, и въ добавокъ весь полугоспиталь находился на рукахъ одного врача и двухъ фельдшеровъ. О всемъ этомъ было сейчасъ же сообщено высшимъ властямъ. Въ Бериславъ назначены коммисаріатскія вещи. Но прежде чѣмъ онѣ туда пришли, прибыли еще новые больные. Къ довершенію всего подрядчикъ, которому было поручено продовольствовать больныхъ, отказался отъ подряда, и постаалѣтъ припасы пришлось коммиссаріатскому чиновнику. Лѣтомъ положеніе Бериславскаго госпиталя нѣсколько улучшилось. Но осенью, по сдачѣ Севастополя, все опять пошло къ худшему. Прибыль больныхъ все увеличивалась, а вещей ни откуда не получалось. Генералъ Гелевичъ, проѣзжая черезъ Бериславъ, въ особенности пораженъ былъ бѣдственнымъ положеніемъ госпиталя: среднимъ числомъ больныхъ въ немъ находилось не менѣе 1.000, и большая часть изъ нихъ лежали на полу, и были въ самомъ тяжеломъ положеніи. Гелевичъ предписалъ было конторѣ госпиталя, минуя всякія формальности, построить топчаны для больныхъ. Но распоряженіе это не могло быть исполнено. Чиновникъ завѣдывавшій госпиталемъ, а также и воинскій начальникъ и его адъютантъ заболѣли; такъ что въ городѣ не осталось ни одного лица которое бы могло и имѣло право распорядиться. Продовольствіе и отвѣтственность находились на рукахъ солдата. Врачи имѣлись; но обезкураженные общимъ безпорядкомъ и страшнымъ наплывомъ больныхъ, что-называется, опустили руки.
   Но остановимся на перечисленіи этихъ мрачныхъ фактовъ, составляющихъ тѣневую сторону кровавой Севастопольской драмы. Судьба остальныхъ госпиталей мало разнится отъ того что здѣсь описано. Всѣ они большею частію бѣдствовали, и ни одинъ не благоденствовалъ, хотя, разумѣется, при смотрахъ и выставлялись чуть ли не въ цвѣтущемъ состояніи. Въ сущности же госпитали въ большинствѣ случаевъ были не мѣстомъ покоя для больныхъ и раненыхъ, а только временными станціями, и притомъ неудобными и тѣсными, изъ которыхъ старались сбыть всякаго сколько-нибудь поправившагося, для того чтобы везти далѣе и далѣе. Этимъ только и выполнялась тогда на практикѣ такъ-называемая система разсѣянія больныхъ и раненыхъ, которая, понятно, при тогдашнихъ средствахъ перевозки и путяхъ сообщенія, не могла принести ожидаемой пользы, а послужила только примѣромъ, которымъ воспользовались другіе въ послѣднюю Франко-Прусскую войну. Въ Севастопольскомъ павильйонѣ Московской Политехнической выставки можно было видѣть карту развозки больныхъ и раненыхъ по крымскимъ, новороссійскимъ и украинскимъ госпиталямъ. Огромная карта эта нагляднѣе всего изображаетъ ту сумму страданій которыя какъ волны разливались тогда по Югу Россіи. Конечно, рядомъ съ этимъ древообразнымъ изображеніемъ больничныхъ путей и скопищъ Крымской арміи, слѣдовало бы поставить и другое почти такое же изображеніе болѣзненности арміи Дунайской или Южной. Но это уже касается собственно войны бывшей на Дунаѣ, значитъ эпохи предшествовавшей осадѣ Севастополя. Да и объ этихъ госпиталяхъ дунайскихъ, бессарабскихъ, кіевскихъ, подольскихъ и волынскихъ мало что можно и сказать. На нихъ, равно какъ и на госпитали заднихъ линій Крымской арміи, лежитъ покровъ неизвѣстности. Никто хорошенько не знаетъ что тамъ творилось, какъ страдало и сколько даже умирало. Вѣдомости и таблицы есть; но большею частію противорѣчащія между собою. И Пироговъ не даромъ высказываетъ такое глубокое недовѣріе ко всѣмъ счетамъ производимымъ надъ оперируемыми и умирающими. {См. его Военно-полевую хирургію, томъ I, стр. 3.}
   Дѣло тутъ, впрочемъ, не въ цифрахъ, которыя могутъ быть вѣрны или невѣрны, имѣть смыслъ или совсѣмъ ничего собою не обнаруживать, а въ тѣхъ неизгладимыхъ фактахъ которыя образуютъ тѣневую сторону камланіи. Еслибъ этой мрачной тѣневой стороны не было, то-есть еслибъ изнанка этой войны была такъ хороша какъ и лицо, то едва ли бы мы были и побѣждены. Не внѣшній врагъ васъ побѣдилъ, а внутренній -- наши безпорядки, неурядица и отчасти равнодушіе общества къ общему дѣлу.
   Сообщенные въ этой статьѣ факты и свѣдѣнія кричатъ, взываютъ о томъ о чемъ такъ долго и тщетно взываетъ Общество Попеченія о Раненыхъ и Больныхъ Воинахъ. Война есть, безъ сомнѣнія, зло высшее изъ всѣхъ золъ; ея должно избѣгать всѣми мѣрами. Но послѣдствія войны еще большее зло; и ихъ-то мы не избѣгаемъ, предъ ними мы, какъ магометане, преклоняемся. Въ наше воинственное время долгій миръ въ Европѣ едва ли возможенъ. Ужели мы не поостережемся и не воспользуемся несчастіями перенесенными въ Крымскую камланію и уроками которые даютъ теперь намъ вновь возникающія воспоминанія о ней?

НИКОЛАЙ СОЛОВЬЕВЪ.

"Русскій Вѣстникъ", No 9, 1872

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru