Срезневский Измаил Иванович
Задонщина великаго князя господина Димитрия Ивановича и брата его князя Володимера Ондреевича

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Задонщина великаго князя господина Димитрия Ивановича и брата его князя Володимера Ондреевича

   Куликовская битва (8-го Сентября 1380 г.), одно из важнейших событий древней Руси, многознаменательное в ряду событий всей Европы средних веков, памятное народу Русскому по живому преданию, поминаемое каждым из нас от детства, эта Куликовская битва в летописях наших описана очень кратко, кратче многих других битв и иных гораздо менее важных событий. Подробностей о ней надобно искать не в рассказах летописцев, а в тех отдельных повестях, где летописная правда и воспоминания очевидцев или современников перевиты цветами размышления и воображения. Зато этих повестей -- и отдельно о Куликовской битве и о князе Дмитрии Иоанновиче вообще -- есть несколько, и они представляются в очень разнообразных передачах. Историку надобно обладать особенным искусством, а вместе и смелостью, чтобы уметь воспользоваться ими от своего лица; так будет, по крайней мере, до тех пор, пока все они не будут подвергнуты разностороннему литературному и историческому, сравнительному разбору.
   Рассказы о Куликовской битве шли и в народ, и там подвергались особенной обделке и переделке.
   В числе их, надобно поставить то слово, которого чтение представляется здесь. Это не историческая повесть, не сказание, -- а поэма, похожая более на былину Великорусскую или думу Малорусскую, чем на книжный рассказ, поэма -- только не в стихах, а в прозе, в такой прозе, какою дословно одинаково передаются разными рассказчиками некоторые из сказок, или какую слышим иногда в голосованьях нищих слепцов о событиях священных или о добродетелях и грехах людских, в такой прозе, какая в Слове о полку Игореве. Вот пока для образца несколько строк:
   "На том поле (Куликове) сильныи тучи ступишася, а из них часто сияли молыньи, и загремели громы велиции: то ти ступишася Руские удальцы с погаными Татарами за свою великую обиду, и в них сияли сильные доспехи злаченые, и гремели князи Руские мечьми булатными о шеломы Хиновские. А билися из утра до полудни в суботу на Рожество Святой Богородици".
   "Тогда же было лепо стару помолодитися. Хоробрый Пересвет поскакивает на своем вещем сивце, свистом поля перегороди, а ркучи таково слово: Лучши бы есмя сами на свои мечи наверглися, нежели нам от поганых положеным пасти...." и пр.
   Сходство этого слова о Куликовской битве со Словом о полку Игореве не ограничивается общим тоном языка. Напротив того и тон изложения и подбор подробностей содержания, и множество выражений его живо напоминают читателю о "Слове о полку Игореве" -- так, как подражание напоминает о подлиннике. Это было уже замечено г. Беляевым при издании Слова о Дмитрии Донском по списку, находящемуся в одном сборнике XVII века библиотеки г. Ундольского (Временник, книга XIV). Даже и по отношению к Слову о полку Игореве это слово стоило бы внимания и разбора. К сожалению, список г. Ундольского представляет подлинник в дико искаженном виде. Разбор слова по одному этому списку был невозможен. К счастью, оно сохранилось не в одном этом списке. Найдется, может быть, и несколько списков его -- со временем, когда лучше будут разобраны громады наших старинных сборников. Пока есть на виду, кроме прежде найденного, еще один: он найден о. Архимандритом Варлаамом в сборнике Кирилло-Белозерского монастыря, ХV века, и там слово названо "Задонщиной". В другом месте сообщено будет подробное описание этого любопытного Кирилло-Белозерского сборника, составленное с полным усердием о. Архимандритом и обогащенное множеством извлечений; а теперь пока представляю список "Задонщины",-- и, чтоб сколько-нибудь подвинуть дело вперед, не просто список, а опыт чтения. Почему и как, об этом позволю себе несколько слов.
   Очень многие из памятников нашей письменности уцелели в таких списках, что восстановить их смысл и содержание можно только посредством взаимного восполнения списков. В таком виде осталось и слово о Дмитрии Донском, названное в этом Кирилло-Белозерском списке "3адонщиной". Искажено оно в списке Ундольского разного рода описками; искажено оно не менее и в списке Кирилло-Белоаерском, и если не после, то, по крайней мере, до тех пор, пока не нашелся еще хоть один список, лучше этих (а найдется ли еще такой!), надобно, для разумения смысла "Задонщины", читать ее дополняя один список другим. Здесь представляется опыт такого чтения: после первого опыта другим удастся лучше. Текст Кирилло-Белозерский взят как главный (он напечатан широким шрифтом); к нему из списка Ундольского добавлено все, что мне казалось необходимо для восполнения и уяснения смысла; из него взят и конец, которого в списке Кирилло-Белозерском нет (все это напечатано сжатым шрифтом). Кое-какие мелочи из описок писца я позволил себе изменить против подлинника, отметя все это в особых подстрочных заметках под каждой статьею. А так как между двумя списками во многих местах есть очень любопытные отличия, то все они по списку Ундольского, с нужными оговорками, указаны в особом прнложении (Прил. I). Для легкости этого сличения все слово разделено на XV статей.
   Сторонние объяснения, касающиеся содержания, изложения и выражений, могут быть сделаны верно только вследствие историко-литературного разбора слова и его сличения с другими памятниками этого рода. До издания их решаюсь представить, в виде тезиса для опровержения, взгляд на "Задонщину", как на народную собственность.
   Нельзя сказать, чтобы и повести и сказания, даже летописи оставались вне народной сферы. Тем менее можно отрицать народное значение таких слов, какова "Задонщина".
   Сличая два списка "Задонщины", вижу отличия, видоизменения выражений, перестановки мест, подстановки имен и лиц -- такие, каких переписчик делать не мог -- по крайней мере так часто и так произвольно, как может делать только тот, кто пишет не с книги или с тетради, a с памяти. Вижу сверх того такое обилие и такую случайность грамматических неправильностей, каких нет в списках других памятников, как бы ни был безграмотен переписчик: и в этом видится мне, что слово писано не с готового извода, а по памяти, если не в эти сборники, где оно нашлось, то в те другие, из которых оно попало в эти. Если же оно было записываемо в книгу по памяти, то значит было достоянием памяти, переходило от лиц к лицам как предание, произносилось в каких-нибудь приличных случаях, или напевалось, подобно былинам, думам, стихам, притчам, было в ряду с ними... Если же справедливо это, то в "Задонщине" мы имеем образец особого рода народных поэм исторического содержания.
   "Задонщина" напоминает Слово о полку Игореве -- не даром. Оба слова -- одного рода. Защитить чистую книжность Слова о полку Игоря невозможно. Тем менее можно найти поводы думать, что для устного поэтического пересказа воспоминания о Куликовской битве нужно было искать образца в таком слове, которое было достоянием одних книг, а не памяти. Опровергнуть, что Слово о полку Игореве не было достоянием одних книг -- задача нелегкая. Защищать, что и Слово о полку Игореве не произносилось, или не напевалось, как доселе напеваются или голосятся притчи и стихи, думы и былины, сказки и баянки -- задача трудная. Гораздо легче предполагать противное. Так и я позволяю себе предполагать: думаю, что и Слово о полку Игореве принадлежит к числу достояний памяти и устной передачи, к числу таких же поэм, каково -- слово о Задонщине. Оно записано было ранее, и потому не так испорчено грамматическими неправильностями и пропусками.
   Кому покажется странным, как могли произведения такого обширного размера удерживаться в памяти, тот пусть вспомнит о Русских духовных стихах, таких напр., каковы об Алексии Божием человеке, о Георгии, о Горе злосчастии, или же о Сербских песнях про женитьбу Ивы Черноевича, про Иву Сеньянина, про царицу Милицу. Величиной они не уступают Слову о полку Игореве, и, однако, задерживаются в памяти народной дословно. Сказки, даже и очень большие, повторяются одним и тем рассказчиком также почти дословно.
   Задонщина -- подражание Слову о полку Игореве; но исключительно ли ему одному? Приемы того и другого слова в изложении и слоге не были ли общею особенностью целого рода таких поэм? И памятники нашей древней и старинной письменности, и произведения народной устной словесности отличаются одни от других по родам своими особенными приемами изложения и слога. В иных представляется смешение приемов, -- и оно невольно кидается в глаза тем более, чем ярче отличия приемов. Ярки не менее других, если не более, и отличия в изложении и в слоге Слова о полку Игореве: их заметишь, где бы они ни попались; а заметя, невольно вспомнишь об этом слове, потому что ничто другое не напоминает о них так резко. Из этого, однако, не следует, что ему одному они и могли принадлежать. Самая яркость их в нем, мне кажется, доказывает, что они появились не в нем первом, что в нем они достигли полноты уже вследствие развившегося пристрастия к ним. Их же заметили и в произведениях тоже древних только в отрывочном виде; их же заметили и в произведениях народной устной словесности, повторяемых доселе, -- заметили в том, что уже никак нельзя было поставить в ряд подражаний Слову о полку Игореве: это еще положительнее доказывает, что особенности, напоминающие это слово, были в ходу и без его влияния1. В Задонщине кое-что кажется дословно взятым из Слова о полку Игореве; но такое дословное сходство находим и между произведениями других родов (житиями святых, духовными стихами, историческими повестями, сказками, былинами, думами, песнями), -- и оно, однако, в них ничем не смущает нас; вместе с этим в Задонщине находим многое такое, что хоть и так же сложено, но по содержанию и по выражениям отлично от Слова о полку Игоря. Откуда же взято это? В повестях и сказаниях о Мамаевом побоище есть также места, отличающиеся от всего их окружающего такими же точно приемами, то приемами изложения и слога вместе, то только приемами изложения, и между ними есть такие, каких нет ни в Слове о полку Игореве, ни в Слове о Задонщине (Прил. II). Эти места очевидные вставки, и доказывают, с одной стороны, что они правились, с другой, что был источник, из которого их можно было почерпать. Что же это за источник? И для этого, как для всего другого подобного, источник один и тот же: поэмы в роде Слова о полку Игоря, их дух, их мысль. Где же эти поэмы? Их нет пока налицо в их подлинном виде. Это, однако, не значит, что их никогда и не было: нет уже многого, что прежде было. Их нет; но есть то, что наводит на мысль о них; есть частички их такой же ценности, как частички песен Баяна в Слове о полку Игореве2: пока довольно и этого. Эти частички, мне кажется, скрываются и в Слове о Задонщине. Оно -- подражание Слову о полку Игоря, но не ему одному исключительно, а вообще тому роду поэм, к которому принадлежало и это слово; оно -- одно из проявлений того же поэтического одушевления, которым проникнут был и слагатель Слова о полку Игореве.
   Что эти поэмы были, что их надобно искать, это доказывается самим Словом о полку Игореве:
   -- "Страны ради, гради весели, певше песнь старым князем, а потом молодым. Пети слава Игорю Святъславичу, буйтуру Всеволоде, Владимиру Игоревичу, побарая за христьяны на поганыя плъкы. Князем слава w дружине. Аминь".
   Что эти поэмы были, свидетельствуют о том и те поэмы современные Русского народа, былины Великоруссов и думы Малоруссов, которые по складу (впрочем, не по языку), отчасти и по содержанию относятся к отдаленному прошедшему времени. Сами по себе они, конечно, не подлинные остатки древности, а только снимки с них, переиначенные постепенно преданием, и кроме того подражания им; но чтобы могли быть снимки и подражания, должны были существовать и подлинники. Очень естественно, что большая часть подлинников и первичных снимков погибла, не сохранившись и на письме, не только в памяти; очень естественно, что и в памяти народной различные роды древних песнопений смешались в одно, а некоторые утратились; но и в том, что сохранилось случайно, можно еще отличить кое-что такое, что было и в древности. Так былины и думы воспоминают о минувших событиях рассказом; песни (исторического содержания) намеками припоминают события и лица, а некоторые даже и пересказывают кое-какие подробности; иные же песни -- только славят: эти славленья, занявшие теперь место между святочными песнями, конечно, принадлежат по происхождение векам отдаленным.
   
   Слава Богу вышнему на небе. Слава!
   Государю нашему на всей земли. Слава!
   Чтобы нашему государю нестареться. Слава!
   Его цветному платью неизнашиваться. Слава!
   Его добрым коням неизъзживаться. Слава!
   Его верным слугам неизмениваться. Слава!
   Его думным боярам в одно стоять. Слава!
   
   Что эпические поэмы были у наших предков, это доказывается и тем, что они были у соплеменников наших. Вспомним здесь хоть о древнейшей из них -- о песне про суд Любуши, относящейся по событию к VII веку, и сохранившейся в списке VIII -- X века.
   Что некоторые из эпических песнопений древности нашей назывались словами, это доказывается не только двумя доселе найденными нашими поэмами, и употреблением слова слово в значении поэтическом у нас и у других Славян, но и сравнением с обычаем других народов. Так в древнем Скандинавском быте находим quîda (= Швед. qvaeda, Дат. qvad) -- слово (quedha, говорить = Швед. quoeda, Дат. qvoede, Готф, qvithan, Древ. Нем. quedan = qhuedan) с значением особенного рода поэмы. Таких слов, квид, есть несколько в древней Эдде: Vegtamsquida, Нуmisquida, Thrymsquida, Helgasquida, Sigurdarquida, Brynhildarquida, Gudrunarquida, -- слово о Вегтаме, слово о Гимире, слово о Фриме, слово об Ольге и пр. В Древ.-Французском слова dit, dite, ditie -- слово (dire и disier--говорить) тоже употреблялись как технические названия поэм.... Таких указаний можно найдти много.
   Гораздо труднее ожидать случаев найдти списки наших древних поэтических слов.... но авось. Еще громады сборников лежат у нас нетронутыми. Не из чего отказываться от надежды встретить в них и такие слова, каковы о полку Игореве и о Задонщине. Ведь наши предки знали: "что ся деють по веременем, то отъидеть по веременем; а любо грамотою утвердять, ино то будеть всем ведомо, и ли кто после живыи останеться". Они знали это и записывали многое для памяти. Наши же находки в их писаниях были пока случайны.... Отвергать как несуществующее то, что неизвестно, запрещают самые строгие законы критики.

Задонщина великаго князя господина Димитрия Ивановича и брата его князя Володимера Ондреевича

   I. Пойдем, братие, в полуночную страну, жребий Афетовъ3, сына Ноева, от него же родися Русь преславная. от толе взыдем на горы Киевскыя -- и посмотрим с ровного Непра по всей земли Руской, и от толя на восточную страну, жребий Симов, сына Ноева, от него же родишася4 Хиновя, поганые Татаровя, Бусурмановя. Tе бо на Каяле одолеша род Афетов. И от толя Руская земля седит невесела, а от Калатьския рати до Мамаева побоища тугою и печалию покрылася, плачющися, чады своя поминающи5. Князи и бояря и удалые люди, иже оставиша вся домы своя, и богатство, жены, и дети, и скот, честь и славу мира сего получивши, главы своя положиша за землю за Рускую и за веру християньскую....
   II. Снидемся, братия и друзи, и сынове Рускии, составим слово к слову, возвеселим Рускую землю, возверзем печаль на восточную страну, в Симов жребий, и воздадим поганому Мамаю победу, а великому князю Дмитрею Ивановичю похвалу и брату его князю Владимеру Андреевичю. И рцем таково слово: Лудчи бо нам, братие6, начати поведати иными словесы от похвальных сих и о нынешних повестех похвалу великого князя Дмитрея Ивановича и брата его князя Владимера Андреевича, а внуки святого великаго князя Владимера Киевскаго. начати7 поведати по делом и по былинам. Не проразимся мыслию, но землями помянем первых лет времена -- восхвалим8 вещего Бояна9, в городе Киеве горазда10 гудца. Той бо вещий Боян, воскладая свои златыя персты на живыя струны, пояше славу Русскыим князем, первому князю Рюрику, Игорю Рюриковичю и Святославу, Ярополку, Владимеру Святославичю11, Ярославу Володимеровичю, восхваляя их песьми и гуслеными буйными словесы. -- Аз же восхвалю песнеми (и) гуслеными словесы -- (господи)на Русскаго, господина князя Дмитрия Ивановича и брата его князя Володимера Ондреевича, занеже их было мужество и желание за землю Рускую и за веру христианьскую12. Се бо13 князь великыи Дмитрий Иванович и брат его князь Володимер Ондреевичь поостриша сердца свои мужеству, ставше своею крепостью, помянувше прадеда князя Володимера Киевскаго, царя Рускаго.
   III. Оле жаваронок птица, в красныя дни утеха. взыди под синие облакы,-- посмотри к сильному граду Москве, -- пой славу великому князю Дмитрию Ивановичю и брату его Володимеру Ондреевичю. Они бо взнялися как соколи со земли Русскыя на поля Половецкия14. Кони ржут на Москве, бубны бьот на Коломне, трубы трубят в Серпухове; звенит слава по всеи земли Русьскои. Чюдно стязи стоять у Дону великаго, пашутся хоругови15 берчати, светятся калантыри злачены16. Звонят колоколи вечнии в великом в Новегороде. стоят мужи Ноугородци у святыя Софии, а ркучи такову жалобу: Уже нам, братие17, к великому князю Дмитрею Ивановичю на пособь не поспети. Тогды аки орли слетошася со всея полунощныя страны: то ти не орли слетошася -- выехали посадники из великаго Новагорода, 7000 войска, к великому князю Дмитрею Ивановичю и к брату его князю Владимеру Андреевичю. -- Съехалися все князи Русьскыя к великому князю Дмитрию Ивановичю на пособь, а ркучи так: Господине князь великыи. Уже погании Татарове на поля на наши наступают, а вотчину нашю у нас отнимають. Стоят межю Доном и Днепром на реце на Мече18. И мы, господине, поидем за быструю реку Дон. Укупим землям диво, старым повесть, а младым память. Тако рече князь великыи Дмитрие Иваиовичь своеи братии Русским киязем: Братьеца моя милая, Русские князи, гнездо есмя были едино князя великого Ивана Данильевича. Досюды есмя были, братие19, никуды не изобижены, ни соколу, ни ястребу, ни белу кречату, ни тому псу поганому Мамаю.
   IV. Славий птица, что бы еси выщекотала сия два брата, два сына Вольярдовы, Андрея Полотскаго20, Дмитриа Брянскаго. Ти бо беша21 в сторожевыя полкы на щите рожены, под трубами повити22, под шеломы взлелеяны, конець копия вскормлены, с востраго меча поены, в Литовской земли. Молвяше Андреи к своему брату Дмитрею: Сама есма два брата, дети Вольярдовы, внучата 'Едиментовы, правнучата Скольдимеровы. Сядем, брате, на свои борзи комони. испием, брате, шеломом своим воды быстрого Дону, испытаем мечи свои булатныя. -- И рече ему Дмитрей: Брате Андрей. непощадим живота своего за землю за Рускую и за веру християнскую и за обиду великого князя Дмитрея Ивановича --. Уже бо, брате, стук стучить и гром гремить в славне городе Москве. То ти, брате, не стук стучить, ни гром гремить; стучить силная рать великого князя Дмитрия Ивановича23 -- и брата его князя Владимера Андреевича, -- гремят удалци золочеными шеломы, черлеными щиты. Седлай, брате Ондрей, свои борзыи24 комони, а мои готови, на преди твоих оседлани. -- Выедем, брате, в чистое поле, и посмотрим своих полков, сколько с нами храбрые Литвы, а храбрые Литвы с нами 7000 окованые рати.
   V. Уже бо всташа сильнии ветри с моря, прилелеяша тучю велику на усть Непра, на Русскую землю, из тучи выступиша25 кровавыя облока, а из них пашуть синие молньи. Быти стуку и грому велику межю Дономь и Непромь -- пасти трупу человеческому на поле Куликове, пролитися крови на речке Напряде. Уже бо скрипели телеги межу Доном и Непром. -- Идеть Хинова26 на Русскую землю. Серие волци воють -- на реке хотят на Мечи поступити в Рускую землю. -- То ти были не серие волци. придоша поганые Татарове, хотят проити воюючи27, взяти всю землю Русскую. Тогда же гуси гоготаша28 и лебеди крилы всплескаша. Се бо поганый Мамай, приведе вои свои на Русь. Птици небесныя пасущеся ту29 под синие оболока -- летять --. ворони грають, галици свои речи говорять, орли восклегчють, волци грозно воють, лисици часто брешють, чають победу на поганых, а ркучи так: Земля еси Русская, как еси была доселева за царем за Соломоном, так буди и нынеча за князем великим Дмитрием Ивановичем. Тогда же соколи и кречати Белозерские ястреби -- от златых колодиц из камена града Москвы возлетеша под синие небеса -- позвонять своими злачеными колоколци.
   VI. Уже бо стук стучить и гром гремить рано пред зорею. То ти не стук стучить, ни гром гремить: князь Володимер Ондреевичь -- полки перебираеть и -- ведеть вои свои, сторожевыя полкы к быстрому Дону, а ркучи так: Господине князь Дмитрей, не ослабляи. Уже, господине, поганыя Татарове на поля на наши наступають, а вои наши отнимають. Тогда же князь великыи Дмитрей Ивановичь ступи в свое златое стремя, всед на свои борзыи конь, приимая копие в правую руку -- и помолися Богу и Пречистой его Матери. -- Солнце ему на встоце30 ясно светить, путь ему поведаеть. Борис, Глеб молитву творять за сродники свои.
   VII. Тогда соколи и кречети, Белозерския ястреби борзо за Дон перелетеша. удариша на гуси и лебеди. Грянуша копия харалужныя, мечи булатныя, топори легкия, щиты Московьскыя, шеломы Немецкия, байданы31 бесерменьскыя. Тогда поля костьми насеяны, кровьми полияны32, беды33 возпиша. весть подаваша порожным землям за Волгу, к Железным вратом, к Риму, до Черемисы, до Чахов, до Ляхов, до Устюга, (до) поганых Татар, за Дышущеем морем.--
   VIII. На том поле (Куликове) сильныи тучи ступишася, а из них часто сияли молыньи, и загремели громы велиции: то ти ступишася Руские удальцы с погаными Татарами за свою великую обиду, и в них сияли сильные доспехи злаченые, и гремели князи Руские мечьми булатными о шеломы Хиновские. А билися из утра до полудни в суботу на Рожество Святой Богородици.
   IX. То года же было лепо34 стару помолодитися. Хоробрый Пересвет поскакивает на своем вещем сивце. свистом поля перегороди, а ркучи таково слово: Лучши бы есмя сами на свои мечи наверглися, нежели нам от поганых положеным пасти.... И рече Ослебя брату своему Пересвету: уже брате, вижю раны на сердци твоемь тяжки. Уже твоей главе пасти на сырую землю, на белую ковылу моему чаду Иякову.
   X. Уже, братие35, -- по Резанской земле около Дону ни ратаи ни -- пастуси не кличють, ни трубы не трубять. толко часто ворони грають, зогзици кокують, на трупы падаючи. Тогда же не тури возрыкають на поле Куликове, на речке Непрядке: взопиша36 избиении от поганых. (Помянем) князий великых и боляр сановных, князя Феодора Романовича Белозерскаго и сына его князя Ивана, Микулу Васильевича... (Падоша) Феодор, Мешко37, Иван Сано, Михаило Вренков, Иаков Ослебятин, Пересвет чернец и иная многа дружина.
   XI. Тогда же восплакашася горко жены болярыни по своих осподарех в красне граде Москве. Восплачется жена Микулина Мария, а ркучи таково слово: Доне, Доне, быстрый Доне, прошел еси землю Половецкую, пробил еси береги38 харалоужныя. прилелеи моего Микулу Васильевича. Восплачется жена Иванова Феодосия: Уже наша слава пониче в славне городе Москве. Не одина мати чада изостала, и жены болярскыя мужеи своих и оспадарев остали, глаголюще к себе: Уже, сестрици наши, мужеи наших в животе нет: покладоша головы свои у быстрого Дону за Русскую землю, за святыя церкви, за православную веру, с дивными удальци, с мужескыми сыны.
   XII. Того же дни в суботу на Рождество Святыя Богородицы иссекоша39 христиани поганые полки на поле Куликове, на реке Напряде. И нюкнув князь великий Владимер Андреевичь гораздо, и скакаше во полцех поганых в Татарских, а злаченым тым шеломом посвечивает, а скакаше40 со всем своим войским. и загремели мечьми булатными о шеломы Хиновские. И восхвалить брата своего великаго князя Дмитрея Ивановича: Брате Дмитрей Ивановичь, туто у....шна времени.... а забрала не оставай, и свои полки понужай коромольщикам. уже бо поганые Татары поля наступают, и храбрую дружину у нас истеряли, а в трупи человечье борзи кони не могут скочити, а в крови по колено бродять, а уже бо, братье, жалостно видети кровь крестьянская. И князь великий Дмитрей Ивановичь рече своим боярам: Братия бояра и воеводы и дети боярские. то ти ваши Московские сладкие меды и великие места. туто добудете себе места и своим женам. туто, брате стару помолодеть, а молодому чести добыть. И рече князь великий Дмитрей Ивановичь: Господи Боже мой! на тя уповах да непостыжуся в век, ни да посмеют ми ся враги моя мне. И помолися Богу и Пречистой Его Матери и всем Святым Его, и прослезися горько, и утер слезы. И тогда аки соколи борзо полетели. И поскакивает князь великий Дмитрей Ивановичь с своими полками и со всею силою. И рече: Брате, князь Владимер Андреевичь. тут, брате, испити медвяна чара, наеждяем, брате, своими полки сильными на рать Татар поганых.
   XIII. Тогда великий князь наступает на рать силу Татарскую, и гремят мечи булатные о шеломы Хиновские, и поганые бусурманы покрыша главы своя руками своими, тогда поганые борзо вся отступиша. И от великаго князя Дмитрея Ивановича стязи ревут, а поганые бежат, а Руские князи и бояры и воеводы и все великое войско широкие поля кликом огородиша, и злачеными доспехами осветиша. Уже бо ста тур на боронь: тогда князь великий Дмитрей Ивановичь и брат его князь Владимер Андреевичь полки поганых вспять поворотили. И нача их бусорманов бити и сечи горазно без милости, и князи их падоша, с коней загремели, а трупьми Татарскими поля насеяша, и кровию их реки протекли. Туто поганые разлучишася розно, и побегше неуготованными дорогами в лукоморье, скрегчюще зубами своими, дерущи41 лица своя, а ркуще так: Уже нам, братие42 в земли своей не бывать и детей своих не видать, а в Русь ратью нам не хаживать, и выхода нам у Руских людей непрашивать. Уже бо востона земля Татарская; бедами и тугою покрыша бо сердца их хотение князем и похвала Руской земли.. ходити43. Уже бо веселие наше пониче. уже бо Руские сынове разграбиша Татарския узорочья, и доспехи, и кони, и волы, и верблуды, и вино, и сахар, и дорогое узорочие. уже жены Руские восплескаша Татарским златом.
   XIV. Уже бо по Руской земле простреся веселие и буйство, вознесеся слава Руская по всей земли, а на поганых Татар злых бусорманов промчеся хула и пагуба, уже бо вержено диво на земли, и уже грозы великаго князя Дмитрея Ивановича и брата его князя Владимера Андреевича, по всем землям текут грозы. И князь великий своею храбростию и дружину Мамая поганаго побил за землю Рускую и за веру крещеную, уже поганые оружия своя повергоша на землю, а главы своя подклониша под мечи Руские, и трубы их не трубят, и уныша гласи их. И отскача поганый Мамай от своея дружины, серым волком взвыл, и притече к Хафесте граду44. Молвяше же ему Фрязове: Чему ты, поганый Мамай, посягаешь на Рускую землю, то тя била орда Залеская. А не бывати тебе в Батыя царя. у Батыя царя было четыреста тысячь кованные рати, а воевал всю Рускую землю от востока и до запада. а казнил Бог Рускую землю за своя согрешения. И ты пришел на Рускую землю, царь Мамай, с многими силами, с девятью ордами и семидесятью князьями, а ныне ты поганый бежишь сам-девят в лукоморье. Не с кем тебе зимы зимовати в поле, не што тебя князи Руские горазно подчивали. Ни князей с тобою ни воевод, не что гораздо упилися у быстраго Дону на поле Куликове, на траве ковыле. Побежи ты, поганый Мамай от нас, позаденешь и нам от земли Руской. Уподобился еси милому младенцу у матери своей.
   XV. Тако Господь Бог помиловал князей Руских, великаго князя Дмитрея Ивановича и брата его князя Владимера Андреевича меж Дона и Непра. И стал великий князь Дмитрей Ивановичь с своим братом с князем Владимером Андреевичем и с остальными своими воеводами на костях, на поле Куликове на речке Напряде. Грозно бо и жалостно, братие45, в то время посмотрети, иже лежат трупи крестьянские у Дона46 великаго на брезе, и Дон река три дни кровию текла. И рече князь великий Дмитрей Ивановичь: Считайтеся, братия, сколько у вас воевод нет, и сколько молодых людей нет. Тогды говорить стоя Михайло Александровичь, Московский боярин, князю Дмитрею Ивановичю: Государь князь великий Дмитрей Ивановичь. нету, государь, у нас сорока бояринов Московских, двенадцати князей Белозерских, тридцати Новгородских посадников, двадцати бояринов Коломенских, сорока бояр Серпуховских, тридцати панов Литовских, двадцати бояр Переславских, двадцати пяти бояр Костромских, тридцати пяти бояр Володимеровских, осми бояр Суздальских, сорока бояр Муромских, семидесяти бояр Рязанских, тридцати четырех бояринов Ростовских, двадцати трех бояр Дмитровских, шестидесяти бояр Можайских, тридцати бояр Звенигородских, пятнадцати бояр Углецких, и посечено от безбожнаго Мамая полтретья ста тысечь и три тысячи. Слава Тебе, Господи Боже нашь, помиловал нас. И рече князь великий Дмитрей Ивановичь: Братия бояра и князи и дети боярские, то вам сужено место меж Доном и Непром на поле Куликове, на речке Напряде и положили еста головы своя за святыя церкви, за землю Рускую, за веру крестьянскую. Простите мя братия и благословите, всем венец в будущем. И пойдем, брате, князь Владимер Андреевичь, во свою Залескую землю, к славному граду Москве, и сядем, брате, на своем княжении. а чти есми, брате, добыли и славнаго имени. Богу нашему слава.

Приложения

I. Дополнительные выписки из слова о Задонщине по списку г. Ундольского

   I. Список Унд. начинается так: Князь великий Дмитрей Ивановичь с своим братом с князем Владимером Андреевичем и своими воеводами были на пиру у Микулы Васильевича. Ведомо, брате, у быстраго Дону царь Мамай пришел на Рускую землю, а идет к нам в Залескую землю. Поидем (и т. д.).
   Далее в списке Унд. вставка. "Прежде восписах жалость земли Руские и прочее, от книг приводя, потом же списах жалость и похвалу великому князю Дмитрию Ивановичю и брату его князю Владимеру Ондреевичю".
   В конце, после слов "за веру христианьскую" следует еще "собе бычаем пороженых и вскормленых".
   II. Вслед за местом, внесенным в наш текст, из сп. Унд. следует в нем то же, что есть и в Кирил. списке, но с большими ошибками: -- Похвалим вещаннаго боярина горазна гудца в Киеве. Тот боярин воскладоша горазная своя персты на живыя струны, пояша Руским князем славу, первому князю Киевскому Игорю Бяриковичю и великому князю Владимеру Всеславьевичю Киевскому и великому князю Ярославу Володимеровичю. Аз же помяну Рязанца Софония и восхвалю и пр. Конец этого возгласа не такой, как в Кирил. списке: -- Вместо: "за не же их было мужество" и пр., в списке Унд.: и пение князем Руским за веру христианскую. Воспоминание о Рязанце Софонии мне кажется такою же чисто книжною вставкой, как и выше приведенное объяснение: "прежде восписах" и пр. Далее. -- Се бо к. в. Д. И. и б. е. к. В. А. помолися Богу и пречистей Его матери, истезявше ум свой крепкою крепостью, и поостриша сердца свои мужеством и наполнися ратнаго духа, уставиша себе храбрыя воеводы в Руской земле, и помянуша прадеда своего великаго киязя Владимера Киевскаго.
   III. Вместо: они бо взнялись и пр. в списке Унд.: Ци буря соколы снесет из земля Залеския в поле Полотское.
   Вместо: "Тогды аки орлы слетешася" -- "И как слово изговаривают, уже аки орли слетешась".
   Слово князей к князю Дмитрию и брату его иначе: -- а ркут таково слово: У Дуная стоят Татаровя поганые, и Мамай царь на реки на Мечи, межу Чюровым и Михаиловым брести хотят, и предати живот свой нашей славе.
   Иначе и слово в. к. Дмитрия: -- И рекше князь Дмитрей Ивановичь: Брате князь Владимер Андреевичь, поедем тамо, укупим животу своему славы, а старым повесть, а молодым память, а храбрых своих испытаем, а реку Дон кровью прольем за землю Рускую и за веру крестьянскую. И рекше им князь великий Дмитрей Ивановичь: Братия и князи Руские, гнездо есмя были в. к. Владимера Киевскаго, не в обиде есми были по рожению ни ястребу ни кречету ни черному ворону, ни поганому сему Мамаю.
   IV. В списке Унд.: О соловей, летняя птица, чтобы ты, соловей, пощекотал славу в. к. Дмитрею Ивановичю и брату его князю Владимеру Андреевичю, и земли Литовской дву братом Олгордовичам, Андрею и брату его Дмитрею, да Дмитрею Волынскому. Те бо суть сынове храбры кречаты в ратном времени и ведомы полеводцы под трубами, под шеломы злачеными в Литовской земле. Молвяше Андрей Олгордовичь своему брату: Брате Дмитрей, сами есмя себе два браты, сыны Олгордовы, а внуки мы Доментовы, а правнуки есми Сколомендовы. Зберем, брате, милые пановя, удалые Литвы, храбрых удальцов, а сами сядем на добрые кони своя, и посмотрим быстрого Дону, испытаем мечев своих Литовских о шеломы Татарские, а сулиц Немецких о боеданы бусорманские.
   Середина слова князя Дмитрия несколько иначе: -- Уже бо брате стук стучить, а гром гремит в каменом граде Москве: что, брате, стучит великая сильная рать в. к. Демитрея Ивановича и брата его князя Владимера Андреевича. Гремят удальцы Руские злачеными доспехи и черлеными щиты Московскими. Седлай, брате Андрей, свой добрый конь, а мой готов оседлан. Выедем, брате, и пр.
   V. Уже бо, брате, (ветри) возвияли по морю на усть Дону и Непра, прилелеяша (а не прилеяша, как написано по ошибке) тучи на Рускую землю, из них же выступали кровавые зори, а в них трепещутся сильные молыньи. Быти стуку великому по реке Напряде межи Доном и Непром, пасти трупу и пр.
   А идуть Хинове поганыя к Русской земли. И притекоша серые волцы от усть Дону и Непра, и ставши воют, на реке хотят на Мечи поступити в Рускую землю. И то были не серые волцы: приидоша поганые Татаровя, хотят пройти воюючи всю Рускую землю. Тогда гуси возгоготали и лебеди восплескаша крылами своими. Поганый Мамай пришел на Рускую землю, и воеводы своя привел. А уже беды их пасоша, птици крылати под облак летят, вороны часто грают, а галицы своею речею говорят, орли хлекчють, а волцы грозно воют, а лисицы на костех бряшуть. Руская земля, то первое еси как за царем за Соломоном побывала.... то уже соколи Белозерстии и ястреби хваруются, от златых колодиц, и пр. Что именно пропущено здесь, в том месте, где поставлены точки, видно из списка Кирил.
   То уже соколи.... возлетеша под синее небеса, возгремеша злачеными колоколы на быстром Дону. Вслед за этим: -- Тогда к. в. Дмитрей Ивановичь воступив во златое свое стремя, и взем свой мечь в правую руку, и помолися Богу и Пречистой Его Матери. Солнце ему на восток сияет и путь поведает, а Борис и Глеб молитву воздают за сродники своя. Место это в Кирил. списке в ст. VI.
   VI. Что шумит и что гремит рано перед зорями. Князь Владимер Андреевичь полки перебирает и ведет к великому Дону. И молвяше брату своему в. к. Дмитрею Ивановичю: Не ослабливай, брате, поганым Татаровям. Уже поганые поля Руские наступают и вотчину отнимают.
   Следующего за сим места нет в Кир. сп: -- "И говорит ему к. в. Дмитрей Ивановичь: Брате Владимер Андреевичь. Сами есми, а внуки в к. Владимера Киевскаго, а воеводы у нас уставлены от бояринов, и крепцы бысть князи Белозерстии Федор Семеновичь да Семен Михаиловичь, да Микула Васильевичь, да два брата Олгордовичи, да Дмитрей Волынской, да Тимофей Волуевичь, да Андрей Серкизовичь, да Михаило Ивановичь. а вою с нами триста тысящь окованые рати, а воеводы у нас уставлены, а дружина сведана, а под собою имеем добрые кони, а на себе злаченые доспехи, а шеломы Черкаские, а щиты Московские, а сулицы Немецкие, а кинжалы Фряские, а мечи булатные, но (вм. ино) еще хотят головы своя положить за землю Рускую и за веру крещеную". Вместо этого в Кирил. списке: Тогда же к. в. Д. И. ступи в свое златое стремя, что в списке Унд. находится в конце ст. V.
   VII. Пашут бо ся, аки живи, хоругови, ищут себе чести и славнаго имени. Уже бо те соколы и кречаты за Дон борзо перелетели, и ударилися о многие стада лебединые. То ти наехали Руские князи на силу Татарскую, и удариша копье (вм. копьи) фарафужными (вм. харалужными) о доспехи Татарские; возгремели мечи булатные о шеломы Хиновские на поле Куликове, на речке Напряде. Черна земля под копыты, а костьми Татарскими поля насеяша, а кровью их земля пролита бысть. А сильныи полки ступишася в место, и протопташа холми и луги, и возмутишася реки, потоки, озера, и кликнули быша дивы в Руской земли. А глава шибла к Железным вратам, ли к Ко Ораначи Криму, и к Сафе (Кафе?) по морю и к ко Торнову, а оттоль к Царюграду нахвалу Руским князем. И одолеша рать Татарскую на поле Куликове, на речке Напряде. -- Различие этого места в двух списках очень резки: без помощи других списков нет возможности разгадать, как разные куски сходились в целое; но по отношению к предыдущей статье и по концу ее можно видеть, что целость в нем какая-нибудь была.
   VIII. За этим в списке Унд. следует место, которое в Кирил. списке помещено ниже в ст. X: Не тури возгремели у Дунаю великаго на поле Куликове, и не тури побеждени у Дунаю великаго; но посечени князи Руские и бояры и воеводы в. к. Дмитрея Ивановича, побеждени князь Белозерстии от поганых Татар: Федор Семеновичь, да Семен Михаиловичь да Тимофей Волуевичь, да Андрей Серкизовичь, да Михаило Ивановичь и иная многая дружина.
   IX. "Пересвета чернца Брянскаго боярина на суженое место привели. И рече Пересвет чернец в. к. Дмитрею Ивановичю: Лучши бы нам потятым быть, нежели полоненым от поганых Татар. Тако бо Пересвет поскакивает на своем добре коне, а злаченым доспехом посвечивает; а иные лежать посечены у Дунаю великого на брезе. И в то время стару надо помолодеть, а удалым людям плечь своих попытать. И молвяше Ослабя чернец своему брату Пересвету старцу: Брате Пересвете. вижу на теле твоем раны великия; уже, брате, летети главе твоей на траву ковыль, а чаду твоему Иякову лежати на зелене ковыле траве, на поле Куликове на речке Напряде, за веру крестьянскую, за землю за Рускую и за обиду великаго князя Дмитрия Ивановича.
   X. И в то время по Резанской земле около Дону ни ратаи ни пастуси в поле не кличют, но едины вороны грают, трупи ради человеческия. Грозно и жалосно в то время бяше тогды слышати, занеже трава кровию пролита бысть, а древеса тугою к земли приклонишася, и воспели бяше птицы жалостные песни. -- Память о погибших, помещенная тут в Кирил. списке, поставлена выше в ст. VIII.
   XI. Восплакашася вси княгини и боярыни и вси воеводские жены о избиеных. Микулина жена Васильевича Федосья да Дмитриева жена Марья рано плакашася у Москвы града на забралах стоя, а ркут тако: Доне, Доне, быстрая река. прорыла еси ты каменыя горы и течеши в землю Половецкую. прилелей моего господина Микулу Васильевича. А Марья про своего господина тоже рекла. А Тимофеева жена Волуевича тако же плакахуся и рече тако: Се уже веселие мое пониче в славном граде Москве. И уже не вижу своего государя: Тимофея Волуевича в животе нету. А Андреева жена Марья да Михайлова жена Оксинья рано плакашаса: Се уже обема нам солнце померкло в славном граде Москве. Примахнули к ним от быстраго Дону поломяные вести, носяше великую беду. И сседоша удальцы з добрых коней на суженое место на поле Куликове, на речке Напряде. И восплакалися жены Коломенские, а ркут тако: Москва, Москва, быстрая река. чему еси залелеяла мужей наших от нас в землю Половецкую. И ркут тако: Можешь ли, господине к. в. веслы Непр запрудить. Замкни, государь, Оке реке ворота, чтоб потом поганые Татарове к нам не ездили. Уже мужей наших рать трудила.

* * *

II. Отрывки из того же слова о Задонщине и других таких же слов, занесенные в повести о Мамаевом побоище

   В повестях о Мамаевском побоище, как было уже замечено, есть кое-что напоминающее складом Слово о полку Игореве, а вместе с тем и Слово о Задонщине. Эти места, более или менее отличающиеся от всего остального, суть вставки, прибавленные к повествованию переписчиками и переделывателями, -- и многие взяты дословно из Слова о Задонщине. Они важны, как отрывки из особенных списков этого Слова, и потому важны для верного уразумения текста Слова. Не менее любопытны и другие подобные места повестей, как отрывки, может быть, из особенных слов о Куликовской битве. С достоверностью, кажется, можно предположить, что было, по крайней мере, два таких слова: одно -- то, которое представлено выше в чтении и в котором особенно выставлен князь Владимир Андреевичь; другое, как видно из повестей о Мамаевском побоище, прославляло более всего боярина Димитрия Волынца.
   Приводя отрывки из повестей, напоминающие складом Слово о Задонщине, я не ограничивался только теми которые или есть в его списках, или ничем не отличны от них по характеру. Переделыватели повестей, очевидно, нередко переделывали и места из слов под лад повестей, изменяли слог, расположение слов в выражениях, сокращали и еще часто увеличивали их: в числе других я дал место и этим, на сколько умел их отличить. В скобках помещены такие варианты этих мест, которые нельзя было поместить иначе.

* * *

   "Идет царь Мамай на Русь со многими ордами и еще с ним Олег Рязанский и Ольгирд Литовский. Не спешит царь того деля, яко осени ждет, хочет быти на Русския хлебы. Князь же Великий Димитрей Ивановичь.... нача утешатися о Бозе, укрепляя брата своего Владимера и все Русские князи, ркучи им тако: Братия моя Рустии князи и воеводы и бояря! Гнездо есме князя Владимера Киевскаго.... И рече ему князь Владимер Андреевичь и вси Рускии князи ....Мы же, господине, готовимся умерети главы своя сложити за святыя церкви и за Христову веру и за твою обиду великаго князя.
   "Уже 6о, братие, не стук стучит и не гром гремит в славне граде Москве; стучит рать великаго князя Димитрея Ивановича. Гремят Русские удальцы злачеными шеломы и доспехи.... Княгиня же великая Овдотия и княгиня князя Владимера и иных православных князей княгини с воеводскими женами ту стоячи, проводу деют, и в слезах захлипаяся, ко сердечному ни едина не может словеси рещи. Князь же великий Димитрей Ивановичь вступи во златоокованное стремя и седе на своего любовнаго коня; вси же князи и воеводы на свои кони седоша. А солнце со всхода светит и путь ему поведает. И ветрец тих и тепл по них веет. Уже бо тогда, яко соколи от златых колодец, рвахуся, выехали князи Белoзepcкия из камена града Москвы со своим полком. Урядне бо полци их видети, яко достоит им избавити стада лебедина; бе бо храбро воинство их. Князь великий Димитрей Ивановичь рече брату своему князю Владимеру Андреевичу и иным князем и воеводам: Братия моя милая, не пощадим живота своего за веру христианскую и за святыя церкви и за землю Русскую. И говорит князь Владимер Андреевичь: Господине князь Димитрей Ивановичь! воеводы у нас вельми крепци, а Русские удальцы сведоми, имеют под собою борзы кони, а доспехи имеют вельми тверды, злаченые калантыри и булатныя байданы, и калчары Фрязские, корды Лятцкие, сулицы Немецкия, щиты червленыя, копья злаченыя, сабли булатныя; а дорога им вельми сведома, берези им по Оце изготовлены; хотят головы своя сложити за веру христианскую и за твою обиду, государя великаго князя. Князь же великий Димитрей Ивановичь отпусти брата своего князя Владимера Андреевича на Брашево дорогою, а Белозерския князи отпусти Болванскою (Болвайской) дорогою: а сам пойде у родице под Котел. Спереди ему солнце сияет и добре греет, а по нем кроткий ветрец веет. Княгиня же Евдокея со своею снохою и иными княгинями и с воеводскими женами взыде на златоверхий свой терем на набережный, и сяде под южными окны, и рече: Уже бо конечно зрю на тебя великаго князя. А в слезах не может словеси рещи. Воздохнув печально и шиб руце свои к персем, и рече: Господи Боже великий! призри на мя смиренную; сподоби мя еще государя своего видети славнаго в полцех, великаго князя Димитрия Ивановича. Ни на кого же бо надежи не имам, токмо на тебя всевидящего Бога.
   "Тогда же возвеяша силни ветри по Бервице широце (по Боровской дорозе -- по велицей широцей дорозе). Воздвигошася велици князи, а по них Русские сынове успешни грядут, аки медвяны чаши пити и стеблевинны ясти (медовыя чаши пити и стеблия виннаго ясти]. Но не медвяны чаши пити ни стеблевинны ясти грядут: хотят укупити чти (себе чести добывати) и славнаго имени во веки земли Русской, великому князю Димитрею Ивановичю похвалу и многим государем. Дивно и грозно бо в то время слышати: а громко в варганы бьют, тихо с поволокою ратные трубы трубят, многогласно и часто кони ржут. Звенит слава по всей Русской земли. Велико вечье бьют в великом Новеграде. Стоят мужи Новгородцы у святыя Софии премудрости Божия, а ркучи межи собою таковое слово: Уже нам, братие, на помощь не поспети к великому князю Димитрию. Уже бо яко орли слеталися со всей Русской земли, съехалися дивныи удальцы, храбрых своих пытати.
   "Не стук стучит, не гром гремит по зоре, стучат и гремят Русские удальцы. Князь Володимер Андреевичь возится реку на красном перевози на Брашевском (в Боровске). Князь же великий Димитрей Ивановичь прииде в субботу на Коломну.... Во утрии же день князь великий повел всем воеводам выехати на поле Девиче и всем людям сниматися.... И начаша мнози гласи труб ратных гласити. И варганы тепут, и стязи ревут поволочены в саду Памфилове (у сада Памфилова). Сынове Русскии наступиша поля Коломенския.... И рече князь великий брату своему князю Владимеру: Поспешим, брате, против безбожных сил. Не утулим лица своего от поганых, аще смерть случится нам, тамо дома живучи единако умрети же; от смерти бо, брате, не избыти.
   "Князь великий повел вою своему Дон возитися: сторози же мнози ускоривают (прискоряют), яко ближутся Татарове. Мнози же Русские удальцы возрадовалися, зря своего желаннаго подвига, его же на Руси вжелеша. Волци и лисици воют по вся дни и нощи непрестанно; грозе быти великой, храбрым полком сердца утвержает. И мнози ворони собрашася, необычно неумолкающе грают; галици же своею речью говорят; и мнози орли от усть Дону приспеша; лисици на кости брешут, глядячи на златыя доспехи, ждучи дни грознаго, Богом изволеннаго, в он же имать пастися множество трупа человеческаго и крови пролитися аки морским водам. От таковаго страха и от великия грозы дерева приклоняются и трава постилается.... Князь же великий, поим брата своего князя Владимера и Литовские князи и воеводы и все местные князи, выеха на высокое место, и зряше на прапоры воеводские и на все войско. Стязи ревут наволочении, у богатырей хоругови аки живы пашутся, а доспехи Русския аки вода сильна во вся ветры колеблются, а шеломы на главах их аки утреняя заря, еловцы же шеломов их, аки поломя огненное пашется.... Вси един за единаго хотят умрети. Князь же великий Димитрей Ивановичь, видев полки своя достойно уряжены, обвеселися сердцем, и сшед с коня паде на колено на траве зелене прямо великому полку и черному знамению....
   "Уже нощь бысть (уже нощь приспе) и заря загасе.... Рече Димитрей Волынец великому князю примету: Войску уже бо вечерняя заря потухла. Димитрей же сяде на коне свои, поимя с собою великаго князя, выехав на поле Куликово, и став посреди обоих полков, слыша стук велик и крик, аки торзи снимаются, аки городы ставят, аки трубы гласяще. И бысть же назади Татарских полков -- волцы воют велми грозно, по правой же стороне их вороны и галици беспрестанно кричаша, и бысть велик трепет птицам, прелетающим от места на место, аки горам играюще; противу же им на реце на Непрядве гуси и лебеди и утята крилами плещут необычно и велику грозу подают. Рече же Волынец великому князю: Что еси, господине князе, слышал? И рече князь великий: Слышах, брате, гроза велика есть. И рече Волынец: Обратижеся, княже, на полки Русские. И яко же обратися, и бысть тихость велика. Волынец же рече великому князю: Что еси, господине, слышал? Он же рече: Ничто же, брате, слышати, но токмо видехом от множества огненны зари не снимахуся. И рече Димитрей Волынец: Княже господине, огни -- добро знамение (добра суть примета и знамения). Призывай Бога небеснаго и не оскудевай верою. И паки рече: Еще ми примета есть. Сшед с коня, и паде на землю на правое ухо, предлежа на долг час, и став абие пониче. И рече ему князь великий: Что есть, брате, примета? Он же нехоте сказати ему. Князь великий нудив его добре. Он же рече ему. Едина то есть на пользу, а другая скорбная. Слышах землю плачющуся на двое: едина страна, аки некая жена плачющися чад своих Еллинским гласом; другая же страна, аки девица (вдовица), просопе аки в свирель едино плачевным гласом. Аз убо множество тех примет испытах: сего ради надеюся на Бога и ко святым мученикам Борису и Глебу, сродникам вашим. Аз чаю победы на поганых; а крестьян множество падет. Слышав же то князь великий, прослезився рече: Да будет воля державе Господне. И рече ему Волынец: Не подобает ти, государю, того никому в полцех поведати, но комуждо молити Бога вели и святых его на помощь призывати.
   "Свитающу праздьнику.... начаша стязи христианстии простиратися, начаша гласы трубныя от обоих стран сниматися. Татарския же трубы аки онемеша, Русския же паче утвердишася. Полци же еще не видятся, занеже утро мгляно; но велми земля стонет, а ту грозу подает на восток же до моря, на запад же до Дуная, поле же Куликово прегибающеся. Вострепеташа лузи и болота, реки же и озера из мест своих выступиша; ино николи же убо толиким полком быти на месте том.
   "Рече князь великий: -- Общую чашу имам пити с вами. Аще ли умру, вместе с вами; аще ли жив буду вместе с вами же. Передовыи же полки ведет Димитрей Всеволожь, а с правую руку ему идет Микулай Васильевичь со Коломничи, с Новгородскими посадники. Погании же бредут оба полка; негде бо им раступитися. Мало есть места им...
   "Князь великий рече своим полковником (своему войску): Видите, братия, гости наши ближутся. Уже бо время приближися и час приспе. Удариша кождо по коню своему, и поскочиста вси аки медовыя чаши пити. Храбрым сердца веселяхуся, а им (поганым) сердца ужасошася. И кликнуша единым гласом: С нами Бог! и паки: Боже крестьянский, помози нам. Татарове же склинуша своими языки, и крепко ступишася. Треснуша копия харалужныя; звенят доспехи злаченыя, стучат щиты черленыя, гремят мечи булатныя и блистаются сабли булатныя.... На поле Куликове между Доном и Мечею сильни полки ступишася; из них же вытекают кровавые ручьи, и трепещут силнии молние от блиcтaния мечнаго и от сабель булатных; и бысть яко гром от копийнаго сломления (Велиции полци и крепко биющися и напрасно щипляются щиты богатырские о злаченые доспехи, а лиется кровь богатырская под седлами коваными, блискают сабли булатныя около голов богатырских, катятся шеломы позлащеныя с личинами добрыми конем под копыта, валяются головы многих богатырей с добрых коней на сырую землю). Не едины богатыри Русские биены быша, но и Татарских вдвое; не токмо бо оружием биющеся, но и сами от себе разбивахуся.... Воля Господня совершается. В то же время тутошныя реки мутно пошли, вострепеташа лузи и болота, озера выступиша из мест своих, протопташася холми высокие, траву же кровию подмывало.... Божиим попущением, а наших ради грехов, начаша одолевати погании. Мнози бо от вельмож Руских побиени суть, и Руские удальцы побиени суть, аки сильнии древа сломишася. Не турове возревеша, возревеша мнози удальцы, урывающеся на землю под конские копыта, и мнози же сынове Рустии сотрошася.
   "Слышав же ту погибельную весть, Микулина жена Васильевича Федосья да Марья Тимофеева жена Волуевича рано сташа у Москвы реки, рекоша: Доне быстрая река! протекла еси восквозе горы каменныя, а течешь в землю Половецкую. Залелеяла моего государя Микулу Васильевича. Тимофеева жена Волуевича тако же плакашесь в славнем городе Москве, глаголюща: Уже бо не вижу своего государя в животе, Тимофея Волуевича. Княгиня же великая Овдотья нача утешати их, глаголюща: Не плачите вы по своих мужех: как даст Бог, дождемся своего государя великаго князя Димитрия Ивановича; как государь учнет вас утешати и дарми утоляти, а за ваших мужей службу великую память творити. И рече Андреева жена Черкизовича Аксинья. Государыни наша великая княгиня Овдотья! се уже веселье наше миновалось, солнце наше померче в славном городе Москве. И прочия боярыни рано плакашась, вышед на боеречни кручи стояща: Тако, Москва быстра река, залелеяла еси мужей наших, а течеши от нас в землю Половецкую. А ркучи тако: Мощно ли тебе, государь наш, великий князь Димитрей Ивановичь, о весне пруд запрудити, а Дон реку шеломами вычерпати и влити ту воду в тот пруд. Аще государь, реку трупом Татарским запрудишь, затыни, государь, Москве ворота, чтоб погании Татарове на Русь не шли. Уже, государь, мужей наших побили Татарове на поле Куликове, меж Доном и Мечею, на речке Непрядве.
   "Лепо бо есть в то время и стару помолодитися а молодому храбрости испытати.... Богатыри же Русские выедоша из дубравы зеленые, аки ясные соколы испущены ударишася на стада жеравлина. Бьяху их, аки лес клоняху. Аки трава от косы постилается, Русскими мечи секутся Татарские полки. И побегоша в поле неуготованными дорогами в Лукоморье, скрегчюще зубы своими и рекуще: Уже нам в своей земли не бывати, а катун своих не трепати, а детей своих не видати; трепати нам земля сыра; целовати нам зеленая мурава, а на Русь нам уже ратью не ходити, а выходов нам не имати. Застонула Татарская земля бедами и тучами покрывающеся; уныли сердцем хотения, князем похвала -- на Русскую землю ходити. Уже бо сынове Русские разграбиша доспехи и щиты всякое узорочье, отласы и бархаты.
   "Грозно, брате, посмотрети; понеже бо в то время лежит труп христианский аки сенные стоги, а Дон река три дни кровью текла, а река Меча вся запрудилась трупом Татарским. И рече князь великий Димитрей Ивановичь: Братия, князи Русские, воеводы местныя! Считайтеся братья, коликих у вас воевод нет, коликих молодых нет. Говорит Григорий (Михаило) Александровичь Московский болярин: Ну жь, господине князь великий Димитрей Ивановичь! Нет у нас боляринов Московских 40, а 12 князей Белозерских, а 3 боляринов посадников Новогородских, а 40 боляринов Серпуховских, а 25 боляринов Переяславских, а 25 боляринов Костромских, а 35 боляринов Володимерских, а 8 боляринов Суждальских, а 40 боляринов Муромских, а 30 боляринов Ростовских, а 25 боляринов Дмитровских, а 70 боляринов Звинигородских, а 15 боляринов Углецких; а сгинуло у нас дружины полтретья ста тысячь. И помилова Бог землю Русскую, осталося всего дружины сорок тысячей и пять. Рече же великий князь Димитрей Ивановичь: Братья, князи Русские, воеводы местныя, молодые люди избиты все. Вам, братья, сужено между Доном и Днепром на поле Куликове, на реце Непрядве: положили есте головы своя за землю Русскую за святыя церкви.
   "Удальцы восплескаша в Татарских узорочиях, везучи в землю Русскую насычи, бугаи, кони и волы и вельблюды, меды и вина и сахари. Превознесеся слава Русская над поганых землею. Ревут рози великаго князя ко всем землям, поиде весть по всем градом -- к Орначу Криму, к Кафе, к Железным вратом, к Царюгороду на похвалу: Русь поганыи одолеша на поле Куликове, на речке на Непряде. Воздадим хвалу Русской земли. Прославим милость Божию во веки веков. Аминь."
   Читатель, вероятно, заметил дословные или почти дословные повторения одних и тех же довольно сложных выражений: мне кажется, это доказывает, что и составители повестей пользовались готовым запасом из слов о Куликовской битве по памяти, как составители северных саг (повестей) готовым запасом ив квид (слов).

Несколько дополнительных замечаний к слову о Задонщине

I. II.

   -- Певец, гусленными словесы воспевающий Задонщину, начинает свое слово воззванием к братии обратиться в полунощную страну, т. е. на север, и посмотреть на Русскую землю: этот север для него и его братии -- Киев. Сам он, со своею братиею, был, стало быть, не земляк этого севера, взывал откуда-то из-за Киева, из земли более южной. Откуда же? И однако родом он был, кажется, Русский, обращаясь к Русским так: "Снидемся, братие и друзи, и сынове Рускии". Невольно вспадает на ум Волынь и Галич и те Русские поселения, которые, в XII--XIII столетии были на Дунае, и в которых, по Слову о полку Игоря, песнями выражали радость о возвращении Игоря из плена Половецкого: "Солнце светится на небесе, Игорь князь в Русской земли. Девици поють на Дунаи. Вьются голоси чрез море до Киева".
   -- Возверзем печаль на восточную страну -- передадим горе востоку. Воздадим Мамаю победу -- провозгласим поражение Мамая. Слово победа в смысле поражения употреблялось часто: -- "О много победы, братье, бесчисльное число, яко не может дух человеческ домыслити, избьеных и повязанных". Новг. I. 35. "Взнес Бог десницу князя великаго Дмитрея Ивановича и брата его на победу иноплеменники". Новг. 1. 92. Победить и теперь значить поразить.
   -- Лудчи вм. луччи -- лучше, как Лядский вместо Ляшский.
   -- Лудчи поведати иными словесы от похвальных сих. Думаю, что вместо иными словесы в подлиннике было песнеми и гуслеными словесы, как и ниже: аз же восхвалю песнями и гуслеными словесы. Весь этот возглас напоминает начало Слова о п. Игор.: Не лепо ли ны бяшеть, братие, начати старыми словесы и пр.
   -- Не проразимся мыслию -- не увлечемся мечтанием, фантазией. Землями помянем первых лет времена: было ли и в подлиннике землями, можно сомневаться; если же было, то смысл выражения должен быть, кажется, такой: вспомним где что было в старое время. Восхвалим вещаго Бояна -- за то, что он пел славу первым Русским князьям. Тут в слове о Задонщине есть различие от Сл. о полку Игореве: в одном Боян восхваляется как певец правды, а в другом представлен певцом, который любил слагать песни по своему замышлению, фантазировать.
   -- Боян назван горазд гудец -- искусный гусляр. Гудцом же назван в летописи и тот Орь, которого половецкий хан Сырчан по смерти Владимира Мономаха, послал к брату своему в Абхазию уговорить его воротиться в Поля: "Пой ему песни Половецкия", говорил ему Сырчан. Конечно, дело шло не о простых песнях, которые могли быть петы и другими Половцами, ушедшими в Абхазию, а о песнях славы -- о подвигах Половцев в Полях против Русских. И Половцы воротились. Был ли в самом деле горазд этот Орь, Бог знает; но в летописном пересказе народной вести о том, как усилились Половцы скоро после при Кончаке, отпечатлелся, кажется, обычай древней Руси, и высказалось значение, какое имели и ней гудцы. Данных о них так мало, что нельзя опустить из виду и этого.

III.

   -- Пашутся хоругови берчати -- развеваются бердчатые знамена. Ниже: пашуть синии молньи. Срав. Иоан. Экз: -- Многажды или ветрьником или поневою пашоуще, а тихоу соущю въздоухоу, поженем, и ти въставивъше створим ветры ѿ паханила.
   -- Светятся калантыри злачены. Калантырь -- кольчужный покров без рукавов. Сравн. Ипс. calandrajo, сред. Лат. calantica (Дюканжа, Gloss.), Араб. калансува Френ, Ibn-Foszlan. 115).
   -- Колоколи вечние. -- вечевые. "Спустиша колокол вечьной у св. Троицы, и начаша людие плаката на колокол по моей старине и по воли". Псков. лет. под 1510.

IV.

   -- Соловей птица, чтобы если выщекотала сия два брата.
   Чтобы употреблено тут в том же смысле, как употреблялось древнее абы. Сравн. в Сл. о полку Игор.: О Бояне, соловію стараго времени, абы ты сиа плъкы ущекотал; в Посл. Иакова к кн. Дмитрию: Абы не припорно ти слышати чюдно оуказаніе!... абы не попустил ныне юности грабити с собою.
   --Выщекотати -- возбудить песнию; тоже, что в Сл. о п. Игор. ущекотати. Тот же глагол только с другим предлогом находим в статье о Книгах ложных: сорока пощекочет (запоет). Срав. в народ. песне: Во саду ли было под яблонью, в зеленом под кудрявою соловей выщекочет. (Сахар. Хоровод. песни. 36). В Сл. о п. Игор. есть и существ. щекот: щекот славий усте.
   --Два сына Вольярдовы: Андрей Полотский и Дмитрий Корибут Брянский были действительно дети в. к. Литовского Ольгерда. Уже в 1379 году они признали над собою власть в. к. Московского и получили от него уделы. (И. Г. Р. V. 53--54).
   --Дети Вольярдовы, внучата 'Едиментовы, правнучата Скольдимеровы. Книжные, довольно поздние записи называют Гедимина сыном князя Витена. Считать их верными, как хотят некоторые историки (между прочим и Нарбут. Dzieje narodu Litew. IV. стр. 455--463), нельзя потому что есть и такие данные, которые этому противоречат: Гедимин был конюшим Витена (magister stabuli, stabulatus officio fungebatur. Annal. Oliv. -- Dlugosz X.), а такой должности не мог носить княжич. Если же Гедимин не был сын Витена князя, то почему же не был сын Скольда (Аскольда, Гаскольда) Скольдимера, как утверждало Русское предание? Был во время Витена знатного рода ратник Литовский Скольд: он погиб на битве 1313 года, за два года до вступления Гедимина на княжение Литовское. (Дюсбург. 310. 311).

I.

   --Пашут синие молньи из кровавых облаков. В другом месте: часто сияли молыньи (VIII). Срав. в Сл. о п. Игор., трепещут синии млънии.... Синий -- в собственном, коренном смысле значит светлый, сияющий, как производное от си-1ати = се-ти. Светлые облака названы также синими: птици небесныя пасущеся ту под синие оболока летят. Синие небеса, вероятно, в том же смысле.
   --Хинова -- название земли и народа. Ниже: шеломы Хиновские. В Сл. о п. Игор.: Хинова, Литва, Ятвязи, Деремела и Половци.... Олег и Святослав -- в море (жир) погрузиста и великое буйство подаста Хинови (т. е. Хинове). Хиновьскыя стрелкы... В этом имени, вероятно, скрывается название Гуннов (Οὖννοι): Хинова вм. Хунова = Xоунова.
   --Земля еси Русская, как еси была доселева за царем за Соломоном. Очевидно, имя Соломона дано здесь в. к. Владимиру: и в древности уже сравнивали Владимира с Соломоном.
   --Соколи и кречати Белозерские ястреби от златых колодиць из камена града Москвы возлетеша под синие небеса, позвонять своими злачеными колокольци. Колодица -- насест, к которой привязывались охотничьи птицы. -- Колокольцы -- бубенчики, которыми украшались ловчие птицы.

III.

   --Копия харалужныя. Тюркское слово харалуг, употребленное несколько раз в Сл. о п. Игореве, употреблено еще в Хронографе. См. ниже (XI): береги харалужныя.
   --Байданы бесерменские. Байданы -- род кафтана с нашивными плоскими кольцами и бляхами. В Описи казны Бориса Годунова -- бадана Мисюрская с сеченым кольцом и мишенью без ожерелья; ворот и рукава и по подолу опушена, в три ряда медью золочено (Древ. Рос. Госуд. III. стр. XII). В описной книге 1687 года байдана царя Алексея Михайловича описана так: байдана железная; на концах слова чеканены; три мишени медныя посеребрены". (Древ. III. 40). Слова, выбитые на этой байдане: "с нами Бог никто же на ны". (См. рисунок в Древ. III. No 38).
   --Поля беды возпиша. -- Поля (степи) взвыли бедою.
   --Поля весть подаваша порожным землям за Волгу, к Железным вратом, к Риму, до Черемисы, до Чахов, до Ляхов, до Устюга, до поганых Татар, за Дышущеем морем. Порожния земли -- пустынные? -- Железныя врата -- Дербент. -- Дышущее море -- Аральское? Каспийское?...

IX.

   --Рече Ослебя брату моему Пересвету: "Уже твоеи главе пасти на сырую землю, на белую ковылу моему чаду Иякову". Ниже читаем (Падоша) Иаков Ослебятин. Пересвет чернец (X). В Сказании о побоище Мамаевом: "Туто же близ Пересвет чернец близь нарочитаго богатыря лежаше".

X.

   --"Уже, братие, по Резанской земле около Дону ни ратаи, ни пастуси не кличють... только часто ворони грають". Срав. в Сл. о п. Игор.: Тогда по Руской земли ретко ратаеве кикахуть, н часто врани граяхуть. Может быть, и тут следовало бы поставить кликахуть вместо кикахуть. Кикати -- тоже что и стар. кликати, кричать, но говорится только о птицах: срав. Юж. Рус. кигикати.
   --Зогзици кокуют. В Слове о п. Игор. зегзица. В Юж. Рус. зозуля вм. зогзуля -- кукушка; в Великорусском западном зузуля = зузуля. Срав. Чеш. zezule, zezulice, žezhule, žežhulice; Польск, gzegzolka.
   --(Помянем) князий великых и боляр сановных, князя Феодора Романовича Белозерскаго и сына его князя Ивана, Микулу Васильевича. (Падоша) Феодор Мемко, Иван Сано, Михаило Вренков, Иаков Ослебятин, Пересвет чернец и иная многая дружина. В Повести о Мамаевом побоище: На том побоищи убиени быша... князь Феодор Романовичь Белозерский и сын его князь Иван, князь Феодор Семеновичь, князь Иван Михаиловичь, князь Феодор Торуский, князь Мстислав брат его, князь Дмитрий Монастырев47, Семен Михаиловичь, Микула Васильевичь тысяцкаго48, Михаил и Иван Акинфовичи, Иван Александровичь, Андрей Шуба, Андрей Серкизов, Тимофий Васильевич, Волуй Опатьевичь, Михаил Бренко, Лев Мазырев, Тарас Шатаев, Семен Мелик, Дмитрий Минин, чернец Пересвет, ему же имя Александр. -- Очевидно, у сочинителя Слова и у сочинителя Повести были разные взгляды на важность потерь в битву Куликовскую. Последний смотрел на погибших по важности мест, которыя они занимали в службе; первый, как кажется, ценил их по степени уважения, которым они пользовались в народном мнении.

XI.

   --Доне.... прилелей моего Микулу. Срав. в Слове о п. Игор.: лелеючи корабли на сине море (о ветре); лелеял еси на себе Святославля носады, възлелеи мою ладу ко мне (О Днепре); лелеявшу князя на влънах (о Донце).

XII.

   --Нюкнув князь гораздо и скакаше в полцех... В IV Новг. летописи: Татарове удариша в кони своя и скочиша в борзе, и нюкнуша гласы своими (П. С. Лет. IV. 74): в друг. сп. нукнуша = кликнувше.
   --Брате Дмитрей Ивановичь, туто у....шна времени.... а забрала не оставай. Времени: очевидно, повелительное от временити, ждать, оставаться: но что за существительное, от которого уцелел в рукописи только конец шна?

XIII.

   --Уже бо востона земля Татарская, бедами бо и тугою покрыша бо сердца их хотение князем и похвала Руской земли ходити. Следовало бы, может быть: вместо покрыша бо читать как в Сказании покрышася, и прибавить за тем уныли; а вместо похвала Руской земли ходити читать: похвала по Руской земли походити (срав. стр. 43: -- Бедами бо и тугою покрышася сердца их (Татар). Уныли хотения князем их и похвала по Руской земли походити.

XIV.

   --Мамай притече к Хафесте граду. Повторяю, что заметил прежде: не описка ли вместо к Кафестей земли? Если же не так, то могло еще быть: притече Хафесте земли к граду.
   --Фрязове вм. Фрягове: -- разумеются Генуезцы, владевшие в то время Кафой.
   --То тя била орда Залеская. -- Ниже: Пойдем, брате во свою землю Залесскую (XV). -- Залесскою стороною называлось, вероятно, все пространство на север от полей. Срав. в Воскрес. лет. под 1146 г.: -- повоевав Корачев и бежа за лес в Вятичи (П. Соб. Л. VII. 37). Орда Залесская -- войско Московское.
   --Не бывати тебе в Батыя царя -- не быть тебе таким смелым как царь Батый.
   --Кованая рать -- латники.
   --Нешто тебя князи Руския горазно подчивали.... нешто гораздо упилися. Нешто -- видно, верно: это слово в таком смысле употребляется в народе и доселе.
   --Позаденешь и нам от земли Руской. Не следует ли читать: позаденеть (ся) и нам от з. Р. -- достанется и нам от Русских.
   --Уподобился еси милому младенцу у матери своей. Вместо милому, мне кажется, должно читать малому (слабому, неразумному). Срав. в Договор. Олега 911 года: да везвратить именье к милым -- малым ближикам в Русь.

* * *

   1 Припомню для образца хоть несколько мест из летописей. В них рассеяно множество выражений отрывочных, напоминающих особенности Слова о полку Игореве, таких как наприм. "кую похвальную память мою вижю, яко младая моя память желеэом погыбаеть, и тонкое мое тело увядаеть". (Лавр. л. 129, Троиц. 224.) -- или: "и 6е видити слезы его лежячи на скраныо его, яко жемчюжная зерна" (Ипат. л. 95). -- или: "изыдоста слезныма очима и ослабленом лицем. и лижюща уста своя, яко неимеюща власти княжения своего" (Ипат. л. 175), -- или "уже бо солнце наше зайде ны и во обиде всем остахом (Ипат. л. 121 и 220). Кроме таких отрывочных выражений есть места довольно цельные; напр.:
   "Начнем же сказати безчисленныя рати и великыя труды, и частыя войны, и многия крамолы, и частая возстания, и многия мятежи" (Ипат. л. 166. Срав. там же: Скажем многий мятеж, великия льсти, безчисленыя рати. 170).
   "Бывши нощи бысть тьма, молонья и гром и дождь. И бысть сеча сильна. Яко просветяше молонья, блещашеться оружье. И 6е гроза велика, и сеча страшна и сильна" (Лавр. 64).
   "Аще ли вне града еси, на коне ездя с дружиною своею, и уподобляшеся (ты) льву страшну, дружина же твоя ако медведи и волци. или яко подобишися орлу летающу под облаком, дружина же твоя аки ястребы и никтожь может одолети тя" (Ник. II, 172).
   "Давид иде в Половци усрете и Боняк, и воротися Давид, и поидоста на Угры... Сташа ночлегу. И яко бысть полунощи, и встав Боняк отъеха от вои, и поча выти волчьскы. И волк отвыся ему, и начаша волци выти мнози. Боняк поведа Давидови, яко победа ны есть на Угры за утра. И наутрие Боняк исполчи вое свое: и бысть Давыдов вой 100, а у самого 300... Угри же исполчишася на заступы, бе бо Угр числом 100 тысящь... и сбиша Угры акы в мячь, яко се сокол сбиваеть галице" (Лавр. 115).
   "Выйде Филя древле прегордый, надеяся объяти землю, потребити море со многимы Угры. Рекшю ему: един камень много горньцев избивает, а другое слово ему рекшю прегордо: острыи мечю, борзый коню, многая Руси, Богу же того не терпящю, во ино время убьен бысть Данилом Романовичем древле прегордый Филя" (Ипат. л. 162).
   "Преставися князь Феодор... и еще млад, и кто не пожалует его. Свадба пристроена, меды изварены, невеста приведена, князи позвани, и бысть в веселия место плачь и сетование". (Новг. I. 49. Троиц. 220).
   "Приде Батый Кыеву в силе тяжьце... И бе Батый у города, и отроци его обседяху град, и не 6e слышати от гласа скрипания телег его, множества ревения вельблуд его, и рьжания от гласа стад конь его. и бе исполнена земля Русская ратных... Постави же Батый порокы городу подле врат Лядьскых. ту бо беаху пришли дебри. Пороком же беспрестани бьющим день и нощь, выбиша стены. И возийдоша горожаны на избыть стены. И ту беаше видити лом копейныи и щит скепания. Стрелы омрачиша свет побежденным... и взидоша Татары на стены..." (Ипат. 177--177).
   "Слышав Костянтин Андрея грядуща нань, избеже нощью. Андрей же не удоси его, но удоси владыку, и слуги его разграби гордые, и тулы их бобровые роздра, и прилбице их волчье и борсуковые роздраны быша. Словутьного певца Митусу, древле за гордость не восхотевша служити князю Данилу, раздраного акы связаного приведоша". (Ипат. л. 180).
   "Не дошедшим воем рекы Сяну, соседшим же на поли вооружиться, и бывшу знамению над полком сице: пришедшим орлом и многим вороном, яко оболоку велику, играющим же птицам, орлом же клекщущим и плавающим крилома своима и воспрометающимся на воздусе, яко же никогда же и николи же не бе. И се знамение не на добро бысть". (Ипат. л. 183).
   "Воем всим съседшим, и вооружьшимся Немьцем изо стана, щит же их яко зоря бе, шоломы же их яко солнцю восходящю, копием же их дрьжащим в руках яко тръсти мнози, стрелцем же обапол идущим и держащим в руках рожанци своя, и наложившим на не стрелы своя противу ратным, Данилови же на коне седяшу и вое рядяшу, и реша Прузи Ятвазем: Можете ли древо поддрьжати сулицами и на сию рать дерьзнути? Они же видевше и возвратишася во свояси". (Ипат. л. 186).
   "Устремил бо ся бяше (Роман) на поганыя яко и лев. Сердит же бысть яко и рысь, и губяше яко и коркодил, и прехожаше землю их яко и орел. Храбор бо 6е яко и тур. Ревноваше бо деду своему Мономаху, и гнавшу отрока во Обезы за Железная врата". Вспомнив о Мономахе то, о чем в других сказаниях о нем нет помину, летописец вспоминает, как явился потом в полях Половецких тот Кончак, который долго оставался страшным врагом всей Руси. Загнал Мономах отрока в Обезы за Железныя врата. "Сърчанови же оставшю у Дону, рыбою ожившю, тогда Володимер Мономах пил золотом шоломом Дон, приемши землю их всю. По смерти же Володимере, оставшю у Сырьчана единому гудьцю же Ореви, посла и во Обезы, река: "Володимер умерл есть; а воротися, брате, пойди в землю свою. Молви же ему моя словеса, пой же ему песни Половецкыя. Оже ти не восхочеть, дай ему поухати зелья, именем евшан". Не захотел брат Сърчана "обратитися ни послушати. И дасть (гудець Орь) ему зелье. Оному же обухавшю и восплакавшю, рече, да луче есть на своей земле костью лечи, нежли на чюже славну быти. II приде во свою землю. От него родившюся Концаку, иже снесе Сулу, пешь ходя, котел нося на плечеву". (Ипат. л. 155).
   Летописцы наши едва ли понимали поэзию языка так, как понимал народ, всего менее, кажется, те из них, которые любили одевать выражения в парадную форму дательного самостоятельного. Многие прекрасные места их рассказов утратили свою простую красоту под этой формой. Чтобы понять их вполне надобно ее сбросить с них. Так и в некоторых из приведенных мест стоит заменить дательный -- самостоятельный изъявительным наклонением, -- и образ разом просветлеет. В этом новом виде, в нем уже не трудно будет увидеть ту же особенность изложения, которая поражает в Слове о полку Игоря.
   Есть подобные места и в других памятниках. Еще более в произведениях народной словесности, как было уже замечено многими, и прежде других М. А. Максимовичем.
   2 "Пети было песнь Игореви того (Олга) внуку" -- восклицает певец Игорев, и за тем припоминает четыре парных стиха из песни:
   
   "Не буря соколы занесе
   чрез поля широкая:
   галичи стады бежать
   к Дону великому."
   
   Непосредственно за тем, опять восклицанье: "Чили вспети было, вещей Бояне, Велесов внуче?" -- и опять песня особенного склада:
   
   Комони ржут за Сулою,
   звенить слава в Кыев,
   трубы трубят в Новеграде.
   Стоять стязи в Путивле...."
   
   В конце Слова еще приведено два стиха Баяна:
   
   "(О)хоти тяжко ти головы кроме плечю;
   Зло ти телу кроме головы."
   
   Очень может быть, что и многое другое в Слове взято из песен Баяна, только без оговорки. Почему же только из Баяновых песен, а и не из других подобных?
   3 В подл.: у вместо ъ.
   4 В подл.: родися.
   5 В подл.: поминаюты.
   6 В подл.: брате.
   7 В подл.: начаша ти.
   8 В подл.: первое всех вшед, восхалим.
   9 В подл.: вещаго гобояна. Очевидно, что го повторено по описке.
   10 В подл.: гораздо.
   11 В подл.: Святославу Яро--славичю: писец, очевидно, пропустил целую строку: я дополнил ее по смыслу. Срав. в сп. Унд.
   12 В подл. еще прибавлено: от тоя рати и до Мамаева побоища. В спнске: Унд. А от Калатьськие рати до Мамаева побоища 170 лет. Вероятно, эта приписка вставлена в текст с поля.
   13 В подл.: аз, и во все не кстати; в списке. Унд. правильнее: бо.
   14 В подл.: Половетция.
   15 В подл.: хоригови.
   16 В подл.: каланты ризачены.
   17 В подл.: брате.
   18 В подл.: на рице иа Чече.
   19 В подл.: брате.
   20 В подл.: Половетцаго.
   21 В подл.: бяше.
   22 В подл.: поют. Ср. в Сл. о полку Игоря.
   23 В подл. по описке Ивана Дмитриевича.
   24 В подл.: борчи.
   25 В подл.: выступи.
   26 В подл.: хинела.
   27 В подл.: воючи.
   28 В подл.: гоготаше.
   29 В подл.: то.
   30 Тут неуместная вставка писца: Сентября 8 в среду на Рожество пресвятыя Богородица.
   31 В подл.: боданы.
   32 В подл.: полиано.
   33 В подл.: воды.
   34 В подл.: нелепо; но в Унд. списке надо, в Мам. поб. Лепо.
   35 В подл.: брате.
   36 В подл.: взопаша.
   37 В подл.: Мемко.
   38 В подл.: берези.
   39 В подл.: иссекша.
   40 В подл.: скакаша.
   41 В подл.: доруши.
   42 В подл.: брате.
   43 Тут должен быть, кажется, пропуск. Срав. в Прил. II.
   44 Не описка ли вместо: к Кафестей земли?
   45 В подл.: брате.
   46 В подл.: Дуная.
   47 Дорогобужский.
   48 Сын тысяцкого.
   
   Источник: Задонщина великого князя господина Дмитрия Ивановича и брата его Владимира Андреевича / Чтение И.И. Срезневского. -- Санкт-Петербург: тип. Имп. Акад. наук, 1858. -- 52 с.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru