Москва. Типо-Литог. Г. Я. Простакова. Москва Балчугъ, д. Симон. монаст. 1900.
ДУРАКЪ. РАЗСКАЗЪ.
I.
Младшій помощникъ столоначальника Липецкій, худощавый, бѣлобрысый молодой человѣкъ въ потертомъ пиджакѣ, съ жиденькой свѣтлорусой бородкой и сѣрыми, нѣсколько близорукими глазами въ очкахъ, добросовѣстно высидѣлъ шесть часовъ на службѣ и не менѣе добросовѣстно написалъ за это время не мало отношеній, предписаній и докладовъ. Столоначальникъ Кузьминъ то и дѣло подваливалъ Липецкому бумагъ, очень обрадованный, что напалъ на простофилю, готоваго работать, какъ волъ, вмѣсто того, чтобы въ теченіе дня возиться съ одной бумажкой, и даже снисходительно находилъ, что Липецкій недурно составляетъ бумаги, особенно для молодого человѣка, всего лишь два года какъ вкусившаго прелести службы.
Въ пятомъ часу мысли Липецкаго заняты были исключительно обѣдомъ, который онъ будетъ скоро ѣсть въ своей маленькой квартиркѣ въ Измайловскомъ полку вмѣстѣ съ вдовой матерью и сестренкой гимназисткой. Онъ обожалъ и мать и сестру и былъ ихъ единственной подпорой, отдавая матери большую часть своего жалованья и небольшого дополнительнаго заработка отъ литературной работы. Изъ-за этихъ двухъ любимыхъ существъ Липецкій и поступилъ на службу вмѣсто того, чтобы остаться, по окончаніи курса, при университетѣ и посвятить себя ученой дѣятельности, какъ онъ мечталъ, пока живъ былъ отецъ, имѣвшій довольно хорошее мѣсто на частной службѣ.
Молодой человѣкъ рѣшительно сложилъ свои бумаги въ столъ и, взглянувъ на часы, собирался исчезнуть изъ департамента, находя, что за свои шестьдесятъ рублей жалованья въ мѣсяцъ онъ достаточно извелъ бумаги и, пожалуй, даже болѣе, чѣмъ требовало обычное право, если судить, по крайней мѣрѣ, по работѣ другихъ, такихъ же молодыхъ сослуживцевъ.
Только одинъ Кузьминъ изнывалъ надъ работой и, казалось, находилъ въ ней особенную прелесть. Но не даромъ же помощники прозвали его "Юсомъ", и говорили, что "Юсъ" дальше начальника отдѣленія не пойдетъ, такъ какъ у него нѣтъ никакихъ талантовъ и никакого умѣнья выдвинуться.
Рѣшительно пора уходить, хотя столоначальникъ, повидимому, объ этомъ и не думаетъ, основательно позавтракавъ, въ 12 часовъ. Но молодой человѣкъ принужденный расчитывать каждый грошъ, долженъ, былъ ограничиться стаканомъ кофе и двумя бутербродами и потому испытывалъ теперь волчій голодъ.
И Липецкій съ веселою улыбкой щелкнулъ ключемъ, запирая столъ, и предвкушалъ радость очутиться на улицѣ да еще въ рѣдкій для Петербурга солнечный октябрьскій день и, послѣ получасовой невольной прогулки до Измайловскаго полка, быть дома. Радъ онъ былъ и тому, что хоть до завтрашняго утра избавится отъ скучной, несимпатичной ему канцелярской работы -- отъ писанія этихъ безчисленныхъ, однообразныхъ бумагъ, надъ которыми потомъ священнодѣйствуетъ Кузьминъ, черноволосый, худой, и длинный, похожій на задумчивую цаплю, смакуя каждое слово, точно геніальное произведеніе великаго художника,-- и отъ табачнаго дыма и сутолоки этой большой. заставленной столами, комнаты, черезъ которую то и дѣло шмыгаютъ съ озабоченно-дѣловымъ видомъ чиновники въ кабинетъ начальника отдѣленія,-- избавиться и отъ пошловатой болтовни и глупыхъ остротъ, которыми коротаютъ служебное время юные свѣтскіе шелопаи, хорошо знающіе, что и безъ черной работы они въ свое время получатъ болѣе или менѣе приличныя мѣста.
И Липецкій хотѣлъ было пройти къ Кузьмину, чтобъ откланяться, какъ въ эту самую минуту къ молодому человѣку подошелъ бравый и молодцоватый курьеръ съ золотою медалью на шеѣ, и громко и торжественно, видимо сознавая, что сообщаетъ нѣчто весьма значительное и, несомнѣнно, весьма лестное для такого маленькаго чиновника, какъ Липецкій, произнесъ:
-- Господинъ директоръ департамента васъ проситъ.
-- Меня!?-- невольно переспросилъ удивленный молодой человѣкъ.
-- Точно такъ, васъ!-- отчеканилъ курьеръ, бросая на Липецкаго взглядъ, который, казалось, говорилъ: "не бойсь, не ожидалъ такой чести?"
И, прежде чѣмъ уйти, прибавилъ:
-- Просятъ немедленно!
-- Хорошо!-- проговорилъ Липецкій.
Это приглашеніе помощника столоначальника къ директору департамента произвело значительную сенсацію.
Столоначальникъ Кузьминъ, сидѣвшій за дальнимъ столомъ, поднялъ голову, и на его желто-смугломъ лицѣ застыло выраженіе такого недоумѣнія, словно бы онъ услыхалъ о паденіи луны или объ упраздненіи чиновниковъ.
Положимъ, недавно назначенный къ нимъ директоромъ Драгоцѣнный и щеголяетъ доступностью и простотой обращенія, но все-таки даже столоначальники никогда не приглашались къ нему, и вдругъ онъ требуетъ помощника. Что могло бы это значить?
Ужъ не попалъ ли въ какую-нибудь исторію этотъ Липецкій? Онъ, кажется, того... крайнихъ мнѣній. Хоть и не высказывается, а все-таки видно...
Эта мысль, явившаяся въ голову Кузьмина внезапно, безъ какихъ бы то ни было основаній, какъ единственно возможное объясненіе столь необычайнаго приглашенія къ директору маленькаго чиновника безъ связей и протекціи, вызвала въ "Юсѣ" невольное чувство участія къ молодому человѣку. Липецкій ему нравился. Онъ былъ отличный работникъ и, казалось, порядочный, добрый человѣкъ. Не даромъ писцы его любили.
Угнетенный мыслью, что Липецкаго потребовали для непріятныхъ объясненій, этотъ бумажный человѣкъ, котораго десятилѣтняя канцелярская служба порядочно-таки изсушила и пришибла, невольно пожалѣлъ Липецкаго, попавшаго, конечно, въ бѣду... Онъ самъ былъ студентомъ и знаетъ: долго-ли до грѣха? Какое-нибудь неосмотрительное слово, неосторожное знакомство и... пропалъ иногда человѣкъ.
И въ недоумѣвающемъ взглядѣ Кузьмина блеснуло что-то теплое, мягкое.
Но въ Кузьминѣ не даромъ прежде всего сидѣлъ чиновникъ. Онъ эгоистически гораздо болѣе пожалѣлъ Липецкаго, какъ хорошаго помощника, котораго можетъ лишиться, если опасенія его, не дай Богъ, оправдаются. И тогда оставайся опять съ двумя лодырями: барономъ и Айвазовымъ, навязанными ему начальникомъ отдѣленія.
II.
Одинъ изъ этихъ "лодырей", старшій помощникъ, баронъ Фирксъ фонъ Шенау, молодой человѣкъ изъ правовѣдовъ, безукоризненно одѣтый, красивый, свѣжій, благоухающій и нѣсколько хлыщеватый, съ гладко выбритыми щеками и подбородкомъ и закрученными кверху пушистыми усами, растягивающій слова и съ необыкновеннымъ апломбомъ изрекающій обыкновенные пустяки,-- бросилъ на Липецкаго взглядъ, въ которомъ была и зависть, и изумленіе, и ироническая насмѣшка.
Мечтавшій о карьерѣ, баронъ вездѣ подозрѣвалъ интригу и во всѣхъ видѣлъ соперниковъ, считая себя несправедливо обиженнымъ тѣмъ, что два года сидитъ въ помощникахъ и, несмотря на заискиванія вездѣ, гдѣ только возможно, не получаетъ повышенія. Онъ не особенно часто посѣщаетъ департаментъ и ровно ничего не дѣлаетъ, пользуясь деликатностью Кузьмина, котораго въ душѣ презираетъ, считая его недалекой канцелярской крысой. Не имѣя никакихъ средствъ, баронъ жаждетъ мѣста съ приличнымъ окладомъ и старается получить его и вообще выдвинуться участіемъ въ спектакляхъ, устраиваемыхъ благотворительными дамами "грандмонда", и ухаживаніемъ за старушками съ вліяніемъ.
Когда онъ бываетъ на службѣ, то большую часть времени посвящаетъ разсказамъ Айвазову о своихъ сценическихъ и свѣтскихъ успѣхахъ, намѣренно громко называя титулованныя имена, чтобы Кузьминъ и другіе знали, въ какомъ избранномъ обществѣ вращается баронъ. Онъ давно расчитываетъ на мѣсто Кузьмина и искренно удивляется, какъ это, несмотря на свои связи, Кузьмина не убираютъ, чтобы дать барону двѣ тысячи для начала его будущей блестящей, конечно, карьеры, на которую онъ надѣется съ несокрушимой увѣренностью влюбленнаго въ себя остзейскаго нѣмца.
Съ Кузьминымъ онъ оффиціально любезенъ, а Липецкаго не можетъ терпѣть и за то, что Липецкій, по выраженію барона, изъ "мовежанра", и за то, что Липецкій не слушаетъ его великосвѣтскихъ разсказовъ и вообще не обнаруживаетъ ни малѣйшаго къ нему вниманія. Напротивъ, несмотря на снисходительно-любезные авансы барона въ началѣ, Липецкій былъ крайне сдержанъ и онъ, видимо сторонился отъ барона и, порой, насмѣшливо улыбался, когда баронъ, случалось, поучалъ Айвазова на счетъ того, что такое порядочные люди.
Когда Липецкій вышелъ изъ комнаты, не обнаруживъ, къ удивленію Кузьмина, ни малѣйшаго волненія и даже не ускоривъ шаговъ, баронъ шепнулъ Айвазову:
-- Что ты думаешь объ этомъ, а?
И подмигнулъ глазомъ.
-- О чемъ, объ этомъ?-- простодушно спросилъ съ акцентомъ восточнаго человѣка, плотный и коренастый брюнетъ, поднимая на барона большіе волоокіе черные глаза.
-- Ты неисправимъ въ своей... недогадливости, мой милый! Я говорю о приглашеніи Липецкаго къ директору.
Айвазовъ, повидимому, относился довольно безразлично къ этому факту.
У него была богатая мать въ Тифлисѣ, и онъ "тянулъ лямку", какъ называлъ свое присутствіе въ департаментѣ, гдѣ выкуривалъ безчисленное количество папиросъ, прочитывалъ газеты и иногда съ видомъ страдальца осиливалъ какую-нибудь бумагу,-- только потому, что въ противномъ случаѣ мать не давала-бы денегъ.
Далеко не честолюбивый, лѣнивый и медлительный, нелишенный лукавства въ практическихъ дѣлахъ и потому считавшій себя тонкимъ человѣкомъ, Айвазовъ не гнался за карьерой, не расчитывалъ въ будущемъ на министерскій постъ и довольствовался тайными мечтами о мундирѣ камеръ-юнкера, чтобы утѣшить мать. Онъ предпочелъ бы всякой службѣ спокойную жизнь въ своемъ чудномъ хуторѣ подъ Тифлисомъ, гдѣ славный домъ въ тѣни дубовъ, чинаръ и орѣшниковъ и гдѣ большія плантаціи виноградниковъ. Можно выдѣлывать отличное вино и имѣть большой доходъ. О, онъ поставилъ бы это дѣло на широкую ногу, и Айвазовское вино славилось бы въ Петербургѣ...
-- Но маменька не позволяетъ, ты понимаешь?-- говорилъ онъ нерѣдко барону и прибавлялъ:-- и я, понимаешь, долженъ ходить сюда и тянуть лямку, разстраивая свое здоровье...
-- Ну, о здоровьѣ ты лучше не говори -- останавливалъ его баронъ.
Дѣйствительно и крѣпкая, коренастая фигура Айвазова и волосатое лицо, отливавшее румянцемъ, свидѣтельствовали объ избыткѣ силъ и здоровья.
Къ барону Фирксу Айвазовъ относился съ нѣкоторымъ почтеніемъ, какъ къ аристократу, бывающему въ высшемъ обществѣ и, главное, имѣющему счастіе видѣть аристократическихъ дамъ, къ которымъ молодой восточный человѣкъ питалъ какой-то особенно нѣжный культъ. Гордый расположеніемъ барона, Айвазовъ считалъ его умницей и искренно былъ привязанъ къ нему, но при всемъ этомъ не давалъ ему большихъ суммъ взаймы, умѣя отказывать очень ловко, и аккуратно записывалъ тѣ небольшія суммы, которыя перебиралъ у него баронъ.
Въ отвѣтъ на вопросъ барона, Айвазовъ добродушно улыбнулся, оскаливая изъ-за черныхъ усовъ ослѣпительно бѣлые зубы, и затѣмъ проговорилъ:
-- Я рѣшительно не понимаю, что это значитъ. А ты, баронъ, понимаешь?
-- Понимаю.
-- Въ чемъ же дѣло?
-- А въ томъ, что этотъ Липецкій интриганъ.
-- Ну?-- усумнился Айвазовъ, видимо протестовавшій противъ такого категорическаго опредѣленія.-- Почему ты такъ думаешь?
-- По всему!-- рѣшительно проговорилъ баронъ.-- и его красивое лицо приняло злое выраженіе, и глаза загорѣлись.-- Я только не говорилъ этого раньше, но всегда былъ нелестнаго мнѣнія объ этомъ господинѣ. Ты развѣ не видишь, какъ онъ усердствуетъ, желая отличиться передъ Юсомъ, какъ онъ старается сблизиться съ нимъ и держаться отъ насъ въ сторонѣ, зная, что Юсъ не очень-то благоволитъ къ намъ? Корчитъ изъ себя человѣка съ принципами, а нашелъ-таки ходъ къ директору департамента. Не даромъ же его пригласилъ Драгоцѣнный. Вѣрно кто-нибудь да просилъ за Липецкаго. А помнишь?-- что онъ говорилъ о карьеристахъ? А самъ! Оказывается лицемѣръ и интриганъ... съумѣлъ подъѣхать къ Драгоцѣнному... А Драгоцѣнный восходящая звѣзда, любимецъ министра... Онъ самъ выскочка, изъ какихъ-то вчерашнихъ дворянъ, сдѣлавшій необыкновенную карьеру, и тянетъ такихъ же проходимцевъ... Слѣдовательно .
Обыкновенно соглашавшійся со всѣмъ, что не изрекалъ баронъ, Айвазовъ на этотъ разъ перебилъ барона и произнесъ:
-- Извини, баронъ, я не могу согласиться съ тобой.
-- Интересно, почему?-- изумился баронъ, не ожидая такого протеста.
-- Ты напрасно чернишь человѣка, не имѣя никакихъ данныхъ... И вообще у тебя скверная привычка видѣть во всѣхъ только дурное... Липецкому я не симпатизирую, но онъ, по моему мнѣнію, не интриганъ и порядочный человѣкъ.
-- Порядочный!? О, какъ ты проницателенъ! Удивительно проницателенъ!-- съ презрительной усмѣшкой кинулъ баронъ...-- Поздравляю тебя съ такимъ порядочнымъ человѣкомъ. Вотъ увидишь, что этого порядочнаго человѣка назначатъ столоначальникомъ, а меня и тебя обойдутъ.
-- И пусть... Мнѣ все равно.
-- Но мнѣ-то не все равно... Понимаешь ли это.
Съ губъ барона чуть не сорвалось: "идіотъ".
Но онъ удержался и повторилъ:
-- Понимаешь-ли ты это, сообразительный человѣкъ!
-- Я вижу, что у тебя разлита желчь, и ты ругаешься!-- обиженно замѣтилъ Айвазовъ.
III.
Между тѣмъ Липецкій вошелъ въ большой кабинетъ и остановился вблизи письменнаго стола, заваленнаго бумагами, за которымъ сидѣлъ директоръ.
-- Господинъ Липецкій?-- раздался пріятный баритонъ директора, когда онъ поднялъ свою свѣтлорусую коротко остриженную голову и остановилъ на вошедшемъ пристальный взглядъ.
-- Липецкій. Ваше превосходительство требовали меня!-- проговорилъ молодой человѣкъ.
И, въ свою очередь, не безъ любопытства взглядывалъ на Драгоцѣннаго, о которомъ такъ много говорили и въ министерствѣ, и въ обществѣ, и въ газетахъ, какъ о замѣчательно талантливомъ чиновникѣ и неутомимомъ работникѣ, которому предстоитъ блестящая будущность.
Но, разумѣется, рядомъ съ похвалами были и порицанія, особенно со стороны завистниковъ.
Говорили, что Драгоцѣнный всегда держитъ хвостъ по вѣтру и потому такъ и преуспѣваетъ. Его называли выскочкой, наглецомъ и человѣкомъ, у котораго ni foi, ni loi.
Все это невольно припомнилъ Липецкій, посматривая на этого блондина, бывшаго не въ вицъ-мундирѣ, а въ скромномъ пиджакѣ, и неимѣвшаго въ себѣ ничего юпитеровскаго. Полноватое, нѣсколько утомленное лицо съ рыжеватой бородой, небольшіе умные глаза, какая-то мягкость и въ то же время увѣренность въ ихъ взглядѣ,-- все это производило съ перваго раза благопріятное впечатлѣніе.
-- Я просилъ васъ, любезно подчеркнулъ его превосходительство, привѣтливо кивнувъ головой,-- чтобъ лично съ вами познакомиться... Прошу присѣсть!-- указалъ онъ на кресло около письменнаго стола.
И, когда Липецкій, рѣшительно непонимавшій, зачѣмъ директоръ департамента желаетъ знакомиться съ такимъ незначительнымъ чиновникомъ, сдѣлалъ нѣсколько шаговъ къ столу, его превосходительство привсталъ съ кресла и протянулъ свою бѣлую широкую руку съ крупными ногтями.
-- Садитесь, Григорій Николаичъ... Прикажете папироску?
-- Благодарю, я не курю!-- отвѣтилъ молодой человѣкъ, окончательно изумленный, что его назвали по имени и отчеству.
-- Счастливецъ, что не курите... А я вотъ не выпускаю изо рта папироски!-- говорилъ Драгоцѣнный, закуривая папироску.-- Очень радъ съ вами поближе познакомиться... Надѣюсь, мы останемся довольны другъ другомъ... Мнѣ говорилъ о васъ начальникъ отдѣленія, какъ о способномъ, трудолюбивомъ чиновникѣ... А я очень дорожу хорошими работниками... Ихъ вѣдь такъ мало у насъ...
Его превосходительство пыхнулъ дымкомъ и продолжалъ:
-- Кромѣ того, мнѣ хотѣлось поблагодарить васъ за удовольствіе, доставляемое мнѣ чтеніемъ вашихъ статей. Вѣдь это вы пишете въ Правдѣ. Вчерашняя передовая статья ваша?
-- Моя!-- промолвилъ Липецкій.
-- Превосходная статья! Сжатая, ясная, безъ лишнихъ фразъ... Говорю вамъ это безъ всякихъ комплиментовъ... Я прочелъ ее и, признаюсь, заинтересовался авторомъ... Вчера я случайно узналъ, что вы сотрудничаете въ Правдѣ.
"Вотъ оно что!" -- подумалъ Липецкій и насторожился.
-- Я обрадовался, что у насъ въ департаментѣ такой талантливый публицистъ и рѣшилъ эксплоатировать ваше золотое перышко и дать вамъ случай выдвинуться, предложивъ вамъ работу, которую, я увѣренъ, вы сдѣлаете отлично.
И его превосходительство кратко и точно объяснилъ, какая это работа.
Дѣло въ томъ, что, по приказанію начальства, составленъ проектъ весьма благодѣтельной реформы. Проектъ поступитъ въ скоромъ времени на обсужденіе, но вмѣстѣ съ тѣмъ желательно было-бы познакомить съ нимъ и публику.
-- Вы послужите хорошему дѣлу, если напечатаете небольшую статью въ Правдѣ и внушите читателямъ здравыя понятія о важности и полезности нашего проекта, имѣющаго серьезное государственное значеніе... Познакомьтесь съ проектомъ и объяснительной запиской, и когда статья будетъ готова, потрудитесь зайти ко мнѣ на квартиру, и мы прочтемъ вмѣстѣ... До одиннадцати я всегда дома.
Съ этими словами Драгоцѣнный, не спрашивая Липецкаго о согласіи и вполнѣ увѣренный, что молодой человѣкъ долженъ быть несказанно обрадованъ порученіемъ, которое дастъ случай "выдвинуться", взялъ со стола объемистую печатную тетрадь и, подавая ее Липецкому, замѣтилъ:
-- Какъ видите, трудъ почтенный. Увѣренъ, вы оцѣните его по достоинству.
И, не ожидая отвѣта, спросилъ:
-- Давно вы у насъ служите?
-- Два года, ваше превосходительство.
-- Помощникомъ столоначальника?
-- Да.
-- Окончили на юридическомъ?
-- Нѣтъ, на естественномъ.
-- Я постараюсь васъ лучше устроить и дать возможность развернуть свои способности. Намъ нужны образованные и трудолюбивые чиновники. До свиданія! Жду васъ на-дняхъ у себя. Очень радъ, что познакомился съ вами,-- еще разъ съ привѣтливою улыбкой повторилъ директоръ, протягивая Липецкому руку.
Былъ-ли молодой человѣкъ пораженъ неожиданностью или сконфуженъ, но дѣло только въ томъ, что онъ не догадался поблагодарить его превосходительство за всѣ любезности и вообще въ этотъ памятный день не оказался на высотѣ своего новаго положенія, неожиданно открывавшаго передъ нимъ блестящія перспективы.
Онъ молча откланялся и вышелъ изъ директорскаго кабинета далеко не сіяющій, какимъ, казалось, долженъ быть добрый чиновникъ, получившій столь лестное порученіе да еще отъ такой "звѣзды", какою былъ Драгоцѣнный, портретъ котораго еще недавно украшалъ иллюстрированные журналы.
Нашъ молодой человѣкъ не только не сіялъ, а напротивъ, имѣлъ такой смущенный, словно-бы виноватый, видъ, что курьеръ вывелъ заключеніе о головомойкѣ, полученной "замухрышкой" чиновникомъ отъ генерала.
Липецкій торопливо шелъ по улицамъ, направляясь домой, раздумывая о неожиданномъ свиданіи съ директоромъ и объ его предложеніи.
Оно казалось ему страннымъ и стѣснительнымъ. Напрасно онъ не уклонился отъ него?
А, быть можетъ, и въ самомъ дѣлѣ проектъ заслуживаетъ одобренія и тогда...
Это соображеніе нѣсколько успокоило Липецкаго и вызвало, въ немъ мысль о томъ, что давно уже пора завести новую шубу матери и сдѣлать сестренкѣ новое пальто... Совсѣмъ обносились онѣ.
Все это представлялось теперь осуществимымъ...
Однако, за обѣдомъ онъ ни слова не сказалъ ни о бесѣдѣ съ Драгоцѣннымъ, ни о данномъ ему порученіи, хотя обыкновенно и разсказывалъ матери о служебныхъ дѣлахъ.
Онъ, видимо, былъ возбужденъ и тотчасъ-же послѣ обѣда ушелъ въ свою комнату и принялся штудировать проектъ благодѣтельной реформы.
Когда онъ, наконецъ, его окончилъ, то долго ходилъ по своей маленькой комнаткѣ взволнованный и негодующій.
IV.
На слѣдующее утро Липецкій облачился въ черный сюртукъ.
Напившись чаю, онъ сегодня какъ-то особенно нѣжно поцѣловалъ на прощаніе мать, худощавую старушку съ сбитымъ на бокъ чепцомъ и съ добрыми глазами, и вышелъ изъ дома ранѣе обыкновеннаго, объяснивъ матери, что до службы надо зайти въ одно мѣсто.
Липецкій взялъ извозчика и ровно въ десять часовъ уже былъ у дверей квартиры Евгенія Аркадьевича Драгоцѣннаго и рѣшительно надавилъ пуговку электрическаго звонка.
Оглядывая весьма двусмысленное пальтецо Липецкаго и не первой свѣжести котелокъ юпитеровскимъ, нѣсколько застланнымъ взглядомъ, онъ процѣдилъ снисходительнонебрежнымъ тономъ, загораживая своею особой входъ:
-- Генералъ не принимаетъ просителей на дому. Идите въ департаментъ.
-- Я не проситель!-- рѣзко кинулъ, возвышая голосъ, Липецкій.-- Доложите!
Секунда колебанія на лицѣ камердинера и молодой человѣкъ былъ впущенъ въ прихожую.
Но пальто съ, него не снимали.
-- Какъ о васъ доложить?-- недовольно спросилъ лакей.
-- Липецкій! Колежскій секретарь Липецкій!
Онъ выкрикнулъ эти слова такъ нетерпѣливо и такимъ вызывающимъ тономъ, что великолѣпный лакей, привыкшій встрѣчать болѣе мягкихъ посѣтителей и при томъ почти всегда награждающихъ его бумажками, былъ озадаченъ.
-- Да вамъ по какому дѣлу нужно?-- спросилъ онъ.
-- Нужно, вотъ и все.
-- Генералъ знаетъ васъ?
-- Онъ просилъ меня быть у него. Идите же докладывать!-- громко и настойчиво приказывалъ Липецкій.
-- Подождите минутку. Сейчасъ доложу!
Дѣйствительно черезъ минуту, камердинеръ его превосходительства вернулся и уже совсѣмъ другимъ тономъ проговорилъ, снимая съ Липецкаго его двусмысленное пальтецо:
Липецкій вошелъ въ большой, свѣтлый кабинетъ съ темною, обитою сафьяномъ мебелью, съ книжными шкафами и картинами на стѣнахъ. Громадный письменный столъ, стоявшій по срединѣ, былъ заваленъ бумагами, книгами и брошюрами.
Въ дальнемъ углу на отоманкѣ сидѣлъ его превосходительство съ газетой въ рукахъ. Пачка свѣжихъ, еще не тронутыхъ газетъ лежала передъ нимъ на маленькомъ столѣ.
-- Уже готово?-- весело воскликнулъ Драгоцѣнный.
И съ этими словами онъ поднялся съ отоманки и пошелъ навстрѣчу Липецкому, протягивая ему свою широкую руку.
Его превосходительство, видимо, былъ въ отличномъ расположеніи духа. Хорошо выспавшійся (хотя газеты и утверждали, что онъ спитъ всего лишь четыре часа въ сутки), съ лучшимъ цвѣтомъ лица, чѣмъ наканунѣ, въ министерствѣ, слегка благоухающій съ расчесанной бородкой, въ своемъ короткомъ синемъ вестонѣ и въ туфляхъ на ногахъ, онъ казался гораздо моложе своихъ пятидесяти лѣтъ.
-- Ну и молодецъ-же вы, Григорій Николаевичъ. Быстро работаете. Присаживайтесь-ка и читайте!-- говорилъ онъ, не обративъ, повидимому, ни малѣйшаго вниманія ни на оффиціально сдержанный видъ молодого чиновника, ни на выраженіе его лица и особенно близорукихъ глазъ, въ которыхъ блестѣла одна замѣтная и ироническая усмѣшка.
"Убѣжденъ, что я такая же безпринципная каналья, какъ и онъ самъ" -- подумалъ Липецкій, довольно сдержанно отвѣчая на горячее пожатіе руки хозяина.
И предвкушая злорадное удовольствіе удивить эту "восходящую звѣзду", къ которой чувствовалъ теперь непріязнь, онъ громко, слегка дрогнувшимъ отъ волненія голосомъ проговорилъ:
-- У меня ничего не готово. Я пришелъ заявить вашему превосходительству, что отказываюсь отъ предложенной мнѣ работы.
И вслѣдъ за этими словами, положилъ на письменный столъ объемистую тетрадь.
Хотя его превосходительство и быль недурнымъ актеромъ въ жизни, играя разнообразныя роли во время своей служебной карьеры, тѣмъ не менѣе слова молодого человѣка настолько поразили Драгоцѣннаго, что онъ широко раскрылъ отъ изумленія глаза -- до того отказъ Липецкаго отъ предложеннаго ему "случая выдвинуться" казался чѣмъ-то диковиннымъ, невѣроятнымъ. Самъ Евгеній Аркадіевичъ съ цинизмомъ безшабашнаго карьериста, не задумываясь, не только писалъ, но и проводилъ въ жизнь то, что считалъ часто и вреднымъ и безсмысленнымъ и надъ чѣмъ самъ же въ душѣ смѣялся. Дѣлали то-же самое и всѣ. Любой изъ его чиновниковъ съ восторгомъ принялъ бы подобное порученіе. И вдругъ этотъ маленькій чиновникъ и при томъ нищій, имѣвшій на рукахъ мать и сестру (его превосходительство собралъ о немъ свѣдѣнія) отказывается, и при томъ такой тонъ... неслыханный тонъ.
Всѣ эти мысли пробѣгали въ головѣ его превосходительства, и онъ, наконецъ, проговорилъ, точно еще не вѣря своимъ ушамъ:
-- Такъ вы отказываетесь и не хотите воспользоваться случаемъ выдвинуться. Подумали ли вы объ этомъ?
-- Подумалъ, ваше превосходительство, и отказался, такъ какъ считаю проектъ не только не благодѣтельнымъ, а прямо вреднымъ, и одобрять его въ газетахъ, разумѣется, не стану...
-- Меня нисколько не интересуетъ ваше мнѣніе, г. Липецкій, о проектѣ!-- перебилъ его рѣзкимъ тономъ его превосходительство.
И мгновенно лицо его приняло серьезное начальническое выраженіе, и въ его глазахъ блеснулъ злой огонекъ.
-- Я полагалъ, что, предлагая мнѣ расхвалить проектъ, вы интересовались моимъ мнѣніемъ, ваше превосходительство...
-- Вы полагали?-- презрительно протянулъ Драгоцѣнный. -- А я полагаю, что вамъ не слѣдовало бы служить съ такими взглядами, какъ у васъ... Вотъ что я полагаю...
И, кивнувъ головой и не подавъ, конечно, руки, его превосходительство далъ знать, что аудіенція окончена.
Оставшись одинъ, Драгоцѣнный проговорилъ вслухъ:
-- Вотъ-то дуракъ!
V.
Веселый, точно свалившій съ себя непріятную обузу, Липецкій вышелъ изъ директорскаго кабинета и отправился на службу.
Кузьминъ очень обрадовался, увидѣвъ своего помощника.
Когда онъ узналъ отъ него о предложеніи директора департамента и объ отказѣ исполнить порученіе, то пришелъ въ какой-то священный ужасъ и въ то же время смотрѣлъ на молодого человѣка, какъ на героя.
-- Ну, теперь не забудетъ онъ вамъ этого, Григорій Николаичъ! Не забудетъ! А вы поступили, можно сказать, героически... Отказаться отъ такого случая... отъ покровительства такого орла, какъ Драгоцѣнный, это я вамъ скажу... неслыханно... Вы просто-таки герой, и я васъ за это очень уважаю!-- говорилъ Кузьминъ шепотомъ, словно-бы боясь выразить свое сочувствіе открыто.
Къ тремъ часамъ дня уже весь департаментъ зналъ объ исторіи съ Липецкимъ; всѣ находили, что онъ большой дуракъ, и приходили взглянуть на такого дурака...
-- Фе-но-ме-на-льный!-- шепталъ на ухо Айвазову баронъ Фирксъ. Не-воз-можный! Теперь его пѣсенка здѣсь спѣта!-- прибавилъ онъ весьма довольный, что Липецкій оказался такимъ дуракомъ.
И дѣйствительно пѣсенка Липецкаго была скоро спѣта въ департаментѣ.
Черезъ нѣсколько дней въ одной газетѣ появилась хвалебная статья о проектѣ, а вслѣдъ затѣмъ въ Правдѣ была напечатана обстоятельная замѣтка, доказывавшая, что проектъ лишенъ серьезности и не только не благодѣтеленъ, но прямо-таки вреденъ интересамъ платежныхъ силъ страны.
И въ тотъ же день, когда напечатана была эта замѣтка, начальникъ отдѣленія позвалъ Липецкаго въ кабинетъ и сообщилъ ему о приказаніи подать въ отставку.
-- Ну не дуракъ-ли?-- говорилъ на другой день баронъ Фирксъ въ кружкѣ собравшихся чиновниковъ... Могъ-бы сдѣлать карьеру, а вмѣсто этого...
Всѣ соглашались, что Липецкій дуракъ. Одинъ Кузьминъ отмалчивался.
И только мать, сестра и нѣсколько друзей Липецкаго продолжали считать его умнымъ человѣкомъ.