Станюкович Константин Михайлович
В сумасшедшем доме

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
K. М. СТАНЮКОВИЧА.

Томъ VII.
Картинки общественной жизни.

Изданіе А. А. Карцева.

МОСКВА.
Типо-литографія Г. И. Простакова, Петровая, д. No 17, Савостьяновой.
1897.

http://az.lib.ru/

OCR Бычков М. Н.

Въ сумасшедшемъ домѣ.

  

I.

   На-дняхъ я получилъ отъ одного знакомаго врача-психіатра записку съ предложеніемъ посѣтить сумасшедшій домъ.
   Докторъ, между прочимъ, писалъ:
   "Вы увидите довольно интересныхъ субъектовъ, попавшихъ къ намъ, благодаря сильно развитой подражательности и невозможности приложить къ дѣлу своихъ idées fixes, вслѣдствіе разницы соціальнаго положенія этихъ больныхъ съ тѣми "здоровыми", подражаніе которымъ и привело несчастныхъ въ домъ умалишенныхъ. Вы знаете взгляды психіатровъ на заразительность помѣшательства. Въ наше время, когда различныя формы этой болѣзни, начиная отъ остраго вида бѣшенства и кончая тупымъ идіотизмомъ, грозятъ, повидимому, обратиться въ эпидемію,-- наблюденіе надъ проявленіями безумія въ его крайней формѣ, можетъ служить, по моему крайнему разумѣнію, цѣннымъ и характернымъ матеріаломъ для изученія явленій общественнаго характера, такъ какъ несомнѣнно, что характеръ помѣшательства находится въ непосредственной зависимости отъ даннаго общественнаго настроенія".
   "Больные, попадающіе на попеченіе психіатровъ, собственно говоря, суть крайніе показатели того безумія, которое, дѣйствуя свободно и безъ наблюденія психіатровъ, часто считается непонимающими людьми не только нормальнымъ отправленіемъ человѣческой воли, но даже высшимъ проявленіемъ человѣческой мудрости. Особенно это бываетъ въ такія времена, когда эпидемическое помѣшательство охватываетъ цѣлыя группы и никто изъ охваченныхъ имъ, конечно, и не подозрѣваетъ, что онъ, по чести говоря, не дѣлается квартирантомъ сумасшедшаго дома потому только, что эпидемія безумія охватываетъ такой большой раіонъ, въ которомъ меньшинство -- здоровые считаются безумными, а безумные, напротивъ, здоровыми, призванными къ оздоровленію общества"...
   "Если я напомню вамъ Нерона и Поприщина -- этихъ двухъ характерныхъ, безумцевъ: одного -- свободно дѣйствовавшаго, другого -- посаженнаго въ сумасшедшій домъ,-- то, надѣюсь, достаточно иллюстрирую свою мысль о необходимости наблюдать явленія общественной жизни на душевно-больныхъ и заставлю васъ воспользоваться моимъ приглашеніемъ. Надѣюсь, посѣщеніе сумасшедшаго дома наведетъ васъ на болѣе здоровыя мысли, чѣмъ наблюденіе такъ называемыхъ "здоровыхъ людей".
   Нечего и говорить, что я съ удовольствіемъ принялъ предложеніе психіатра и рано на другой день ѣхалъ въ больницу душевно-больныхъ вмѣстѣ съ обязательнымъ чичероне докторомъ. Вѣроятно отъ слишкомъ частаго общенія съ сумасшедшими, онъ и самъ, казалось мнѣ, былъ нѣсколько "тронутъ" со своей idée fixe о повальномъ людскомъ безуміи. Эту мысль онъ развивалъ передо мной всю дорогу, не безъ остроумія доказывая, что въ настоящее время необходимѣе всего позаботиться (и какъ можно скорѣе) постройкой сумасшедшихъ домовъ въ возможно большемъ количествѣ. По словамъ доктора, эти пріюты были бы самымъ подходящимъ мѣстомъ для очень многихъ...
   Въ числѣ этихъ многихъ, которымъ почтенный докторъ отводилъ такое непріятное "мѣсто въ природѣ" -- были не только разные господа Поприщины, не освидѣтельствованные еще врачами, но даже и такія особы, какъ М. Н. Катковъ. Это заставило меня посовѣтовать спутнику быть осторожнѣе въ своихъ психіатрическихъ парадоксахъ и напомнить слова его же письма объ эпидемическомъ безуміи...
   -- Роли могутъ перемѣниться!-- прибавилъ я.
   -- Вы хотите сказать, что меня могутъ посадить въ сумасшедшій домъ?
   -- Именно.
   -- Эка, чѣмъ испугали!-- со смѣхомъ воскликнулъ докторъ.-- Да развѣ теперь мы живемъ не въ сумасшедшемъ домѣ гигантскихъ размѣровъ, съ тою только разницей, что не догадываемся объ этомъ, не пользуемся совѣтами психіатровъ и не защищены отъ проявленій безумія, какъ тамъ, куда мы съ вами ѣдемъ... Тамъ, по крайней мѣрѣ, люди живутъ до извѣстной степени спокойнѣй... Право, тамъ ничѣмъ не хуже... Лучше даже... Тамъ нѣтъ этого лицемѣрія "здоровыхъ" людей... Тамъ безуміе въ болѣе чистомъ видѣ, но за то оно и вредитъ меньше...
   И неисправимый докторъ сталъ пѣть панегирикъ сумасшедшимъ, считая ихъ, по сравненію съ "здоровыми безумцами", агнцами кротости и образцами добродѣтели и ума. Онъ съ большимъ одушевленіемъ развивалъ эту мысль, приводя массу примѣровъ, пока, наконецъ, мы не подъѣхали къ большому зданію на девятой верстѣ.
  

II.

   Если вамъ, читатель, случалось посѣщать сумасшедшій домъ, вы вѣроятно испытывали тяжелое, гнетущее, нѣсколько боязливое впечатлѣніе, охватывающее человѣка, внезапно очутившагося среди душевно-больныхъ. Въ большой залѣ, куда мы вошли съ докторомъ, ихъ было много; одни сидѣли за работой, за чтеніемъ; другіе прогуливались по залѣ, третьи играли въ шахматы, въ домино; четвертые шумно разговаривали между собой. Съ перваго бѣглаго взгляда всѣ эти люди кажутся совершенно здоровыми; но чѣмъ пристальнѣе вглядываетесь вы въ выраженіе этихъ лицъ, когда вы почувствуете на себѣ эти странные, то бѣгающіе, то неподвижно устремленные, задумчивые, тупые взгляды, вы сразу увидите нѣчто такое, что заставляетъ подозрѣвать ненормальность...
   Когда я сообщилъ это первое свое впечатлѣніе доктору, онъ замѣтилъ:
   -- Ваше впечатлѣніе преувеличено; вамъ такъ кажется, потому что вы знаете, гдѣ находитесь. Тѣ же самыя лица, при встрѣчѣ съ ними на улицѣ, въ департаментѣ, въ театрѣ, не поразили бы васъ. Разумѣется, я говорю о болѣе спокойныхъ формахъ помѣшательства. Впрочемъ и острыя формы легко вводятъ въ заблужденіе... И въ какое еще заблужденіе! Исторія представляетъ не мало примѣровъ, когда злѣйшія формы остраго помѣшательства считали нормальнымъ явленіемъ... Мало того, поклонялись ему, какъ проявленію высшей силы, и поклонялись тѣмъ болѣе, чѣмъ нелѣпѣе она проявлялась... И потомъ только догадывались, что имѣли дѣло съ безуміемъ, не встрѣчавшимъ противодѣйствія и не знавшимъ попеченія психіатровъ... Да вотъ хоть вчерашняя телеграмма изъ Мандалая, сообщающая, что король приказалъ умертвить свою сестру, вторую королеву, государственнаго казначея и пятьдесятъ человѣкъ ихъ родственниковъ. Мы видимъ въ этомъ фактѣ -- жестокость, граничающую съ безуміемъ, а въ Мандалаѣ тотъ же фактъ, пожалуй, дикарями считается проявленіемъ государственной мудрости... Вотъ и соображайте на счетъ здоровыхъ и больныхъ... Право, отличить умственно-здороваго отъ больного не такъ легко, какъ кажется... Да вотъ вамъ экзаменъ,-- прибавилъ докторъ, здороваясь съ подошедшимъ къ нему господиномъ;-- какъ вы думаете,-- шепнулъ онъ,-- сумасшедшій это или нѣтъ?
   Я взглянулъ на блѣднаго высокаго господина съ необыкновенно проницательными, упорными глазами и безъ запинки тихо отвѣчалъ:
   -- Разумѣется.
   -- Ну, поздравляю васъ!-- разсмѣялся докторъ и тутъ же познакомилъ меня съ своимъ коллегой, извѣстнымъ психіатромъ;-- видите ли, какъ легко ошибиться,-- продолжалъ мой чичероне, направляясь со мной по корридору, по бокамъ котораго были расположены комнаты... Ну, а вотъ этотъ?-- указалъ онъ мнѣ на пожилого господина, приближавшагося къ намъ на встрѣчу, съ портфелемъ въ рукахъ и съ такой канцелярско-казенной геморроидальной физіономіей, что я принялъ этого господина за чиновника, служащаго при больницѣ и, внимательно оглядѣвъ его, отвѣчалъ:
   -- Конечно, здоровый.
   -- Вотъ и ошиблись -- это больной!-- тихо проговорилъ докторъ и прибавилъ:-- и очень интересный больной, недавно къ намъ поступившій... У него честолюбивое помѣшательство... Онъ воображаетъ себя государственнымъ дѣятелемъ, уволеннымъ по разстроенному здоровью отъ дѣлъ... Ну, а развѣ похожъ онъ на сумасшедшаго съ перваго взгляда?.. А между тѣмъ неизлѣчимый!-- прибавилъ докторъ... Поговорите-ка съ нимъ.
   Поровнявшись съ нами, господинъ еще выше приподнялъ свою четыреугольную, коротко остриженную голову, оттопырилъ слегка нижнюю губу съ видомъ необыкновенной важности и, взглянувъ на насъ надменно, словно удивился, что мы не кланяемся.
   Докторъ низко поклонился. Тогда сумасшедшій пріостановился; его лицо освѣтилось привѣтливой улыбкой. Онъ протянулъ руку доктору.
   -- Прошу прощенія, сегодня принять васъ не имѣю времени... Ѣду съ докладомъ!..-- проговорилъ онъ. При этихъ словахъ лицо его приняло выраженіе какой-то необычайно торжественной глупости.
   Тутъ только я замѣтилъ, что подъ отворотомъ вицъ-мундира у бѣдняги была бумажная звѣзда, а на груди подъ галстухомъ болтался крестъ изъ цвѣтного картона...
   Проговоривъ эти слова, больной искоса взглянулъ на меня.
   -- Позвольте представить вашему превосходительству,-- началъ докторъ.-- Моего хорошаго знакомаго...
   -- Въ какомъ вѣдомствѣ изволите служить?
   -- Я нигдѣ не служу, ваше превосходительство.
   -- Гмъ... Нигдѣ не служите... Быть можетъ, по выборамъ?
   -- Нѣтъ, ваше превосходительство!
   -- Чѣмъ же изволите заниматься?
   Я имѣлъ неосторожность упомянуть о родѣ моихъ занятій, и нужно было видѣть какая презрительная гримаса искривила лицо безумнаго въ первое мгновеніе... Онъ брезгливо отступилъ шагъ назадъ, словно бы я сказалъ, что занимаюсь поддѣлкой кредитныхъ билетовъ или хищеніемъ въ таможенномъ вѣдомствѣ.
   -- Очень жаль, очень жаль, молодой человѣкъ,-- строго проговорилъ онъ,-- что вы занимаетесь такимъ дѣломъ. Ибо, что такое наша литература, какъ не сплошной пашквиль, какъ не главный виновникъ всеобщаго поврежденія нравовъ? Апостолъ Павелъ сказалъ: "Только станетъ смеркаться немножко, буду ждать, не вздрогнетъ ли звонокъ"... Что означаютъ сіи слова апостола?.. Какой звонокъ?! Очевидно, электрическій звонъ дьявола... Не стану, сударь, входить въ подробности, но замѣчу, что литература наша есть звонъ срама и позора Россіи... Одна только и есть литература: "Московскія Вѣдомости" да рукописныя поэмы Баркова, которыя счастливо выдѣляются отъ остальной. А прочая?.. Нечего сказать, нашли занятіе! Пре-вос-ход-ное! Бла-го-род-ное! Отчего не служите? Въ подозрѣніи?
   И, не дожидаясь отвѣта, продолжалъ:
   -- Необходимо служить, если хотите приносить пользу отечеству, получить Станислава въ петлицу и не быть въ постоянной готовности къ совершенію кругосвѣтнаго плаванія! Буде вы усердны, исполнительны и достаточно проницательны для надлежащаго пониманія распоряженій начальства, то я могъ бы съ своей стороны рекомендовать васъ, сударь. Васъ употребили бы на пользу отечества. Со временемъ вы могли бы...
   Вдругъ онъ оборвалъ свою безумную рѣчь, отступилъ шага два назадъ, осѣнилъ себя крестомъ и проговорилъ:
   -- Дайте срокъ, братіе... Дайте срокъ, братіе... Я все это съ помощью угодниковъ прикончу... Тяжела борьба, но вспомните архистратига Михаила, побѣдившаго змія. Тяжкое бремя подъялъ я на свои рамена, но тѣмъ болѣе будетъ чести титулярному совѣтнику, въ званіи легата св. Меѳеодія, Авессалому Просвирнѣ, когда онъ безшумно раздавитъ чудовищную-гидру невѣрія, хищенія и общаго нравовъ растлѣнія. Я говорилъ тамъ на засѣданіи -- презрительно указалъ онъ на комнату напротивъ, черезъ полуотворенную дверь которой я увидалъ ванную и нѣсколькихъ служителей сумасшедшаго дома;-- я говорилъ имъ, но воотще; свѣтъ истины не прошибъ эти плѣшивые лбы, и вліяніе уфимской прельстительницы Иродіады слишкомъ проникло все сладострастное естество этихъ мужей совѣта, господъ сенаторовъ, на прямой обязанности которыхъ лежитъ пріуготовленіе ваннъ и душей обывателямъ... Они съ нигилистическимъ невѣріемъ лишь поматывали своими главами, занятыми помыслами о лѣсахъ, угодіяхъ и тому подобныхъ плотскихъ похотяхъ, и отвергли мой меморандумъ большинствомъ двухъ голосовъ противъ пятнадцати... Но я упоренъ, какъ истинный семинаристъ, прошедшій сквозь чистилище философіи и гомилетики... Я не отступлю, пока не расточатся "врази Его".
   Безумный говорилъ съ яростнымъ одушевленіемъ. Яркая краска покрыла его желтыя мертвенныя щеки; расширенныя ноздри вздрагивали; глаза блестѣли. Мой пріятель докторъ все время внимательно наблюдалъ за нимъ, не спуская съ него глазъ...
   Такъ прошло нѣсколько минутъ. Казалось, больной нѣсколько успокоился...
   -- Чувствуете ли вы въ себѣ присутствіе благодати?-- вдругъ неожиданно спросилъ онъ, вынимая изъ портфеля большой листъ бумаги, исписанный крупнымъ, канцелярскимъ почеркомъ.
   -- Чувствуемъ, ваше превосходительство...
   -- Такъ взгляните на это откровеніе, благодаря коему гидра исчезнемъ, какъ дьявольское нахожденіе...
   Онъ развернулъ листъ и подалъ его мнѣ. Въ началѣ листа было крупными буквами изображено:

ПРОЖЕКТОРІУМЪ
или
Мысли о состояніи Россіи
въ связи
СЪ ПРЕЕМСТВЕННОСТЬЮ ДУХА ПРЕЖНИХЪ ПРАВИТЕЛЕЙ.

(Отъ Гостомысла до титулярнаго совѣтника Просвирни включительно}.

   Въ видѣ эпиграфовъ были слѣдующія цитаты:
  
   "Искони бѣ титулярный совѣтникъ пребывалъ на Руси".
   (Несторъ).
  
   "Того ради, чтобы государство было внутрѣ своемъ тихо и спокойно, необходимо, чтобы подданные паки и паки трепетали, чтили Бога и заповѣдь Его и поставленныхъ Божественнымъ Промысломъ исправниковъ и становыхъ. Инако можетъ приключиться государству великое смятеніе, какъ о томъ свидѣтельствуетъ пророчество апостола Павла: "Только станетъ смеркаться немножко".
   (Изъ рѣчи титулярнаго совѣтника и легата Авессалома Просвирни, произнесенной въ честь надворной совѣтницы Маріи Магдалиновой въ 5 улицѣ на Пескахъ).
  
   "Экономическое ношеніе подметокъ и сбереженіе подкладки отъ излишняго и пагубнаго оной тренія -- суть основанія богатства народовъ".
   (Адамъ Смитъ).
  
   "Дерзни и дастся Тя".
   (Филозофъ XVI столѣтія Козьма Прутковъ).
  
   -- Двояко разсудить надлежитъ: предстоитъ ли умовъ потемнѣніе или оныхъ просвѣтлѣніе,-- сказалъ штабъ-ротмистръ Лоринъ.
   -- Все сіе зависитъ отъ возвеличенія компетенціи градоначальниковъ!-- отвѣтствовалъ градоначальникъ, въ основательную задумчивость впадая, но безъ бифуркаціи ума.
   (Графъ Валуевъ).
  
   Вслѣдъ за эпиграфами былъ нарисованъ довольно приличныхъ размѣровъ дьяволъ, очевидно, однимъ изъ художниковъ, пребывающихъ, какъ и авторъ "прожекторіума", въ домѣ умалишенныхъ. Я дѣлаю такое предположеніе на томъ основаніи, что дьяволъ на листѣ изображенъ былъ въ образѣ женщины, но въ генеральскомъ мундирѣ, въ орденахъ и съ лентой,-- съ рогами, хвостомъ и руками, въ видѣ заостренныхъ вилъ; въ одной рукѣ у дьявола изъ-подъ полы высовывалось большихъ размѣровъ блюдо съ крошечной "севрюжкой" подъ хрѣномъ; на кромкѣ этого блюда прыгали маленькіе чертенята, а одинъ изъ нихъ, колѣнопреклоненный, протягивалъ ручку къ дьяволу съ адресомъ, на которомъ было написано: "Се свѣтъ идетъ съ Востока!" Физіономія этого колѣнопреклоненнаго дьяволенка удивительно напоминала лицо г. Суворина. Что же касается до физіономіи самого дьявола, то оно, очевидно, имѣло типичный характеръ лицъ восточныхъ человѣковъ: курчавые волосы, носъ крючкомъ и низкій лобъ; необыкновенно коварная улыбка играла на устахъ этого произведенія сумасшедшей фантазіи.
   Внизу была слѣдующая надпись:
   "Прельстительный Антихристъ, явившійся въ святую Русь согласно пророчествамъ".
   Подъ этой надписью было изображено:
   "Въ 4525 годъ отъ Рождества Христова погибнетъ отъ рукъ титулярнаго совѣтника Просвирни и иныхъ совѣтниковъ".
   Далѣе карандашемъ были приписанныя слѣдующія строки: "Семнадцать тысячъ содержанія, казенная квартира съ отопленіемъ и освѣщеніемъ, дача безмездно и содѣйствовательная купля участка въ странѣ папистовъ... Полагаю и экономно и прилично... Справка: Прежде за услуги брали не въ примѣръ дороже. Такъ, аглицкій министръ Кексъ за прожекторіумъ былъ награжденъ званіемъ баронета и пенсіей въ 2,500 фунтовъ пожизненно".
   Мы не успѣли еще налюбоваться вдоволь этимъ рисункомъ и подписями, какъ больной взялъ отъ насъ свой "Прожекторіумъ" и тихимъ, шипящимъ голосомъ началъ читать вслухъ слѣдуемый непосредственно за изображеніемъ дьявола текстъ.
   Я списалъ впослѣдствіи этотъ документъ. Вотъ онъ въ буквальной точности:
   Для благоденствія и полнаго счастія всякой имперіи надлежитъ:
   1) Обязать всѣхъ жителей имперіи трепетать непрерывно, для чего исправникамъ не щадить живота своего, а жителямъ содѣйствовать исправникамъ.
   2) Для поднятія духа, утеряннаго со времени водворенія дьявола, назначить читать на площадяхъ въ извѣстные дни, по соглашенію съ подлежащими министрами, "Московскія Вѣдомости".
   3) Всѣмъ жителямъ остричь волосы подъ гребенку, но бороды запустить. Въ публичныхъ мѣстахъ быть въ полной парадной формѣ, т. е. вовсе безъ костюма, дабы наблюдать невинность другъ друга относительно измѣны.
   4) Въ видѣ временной мѣры, на двадцать лѣтъ, изданіе газетъ и журналовъ воспретить, за исключеніемъ "Московскихъ Вѣдомостей", распространеніе коихъ возложить на подлежащія вѣдомства.
   5) Усилить потенцію градоначальниковъ, исправниковъ и становыхъ, причемъ присвоить наименованія: первымъ -- воеводъ, вторымъ -- рындъ и третьимъ -- опричниковъ, памятованія ради доброй старины.
   6) Для непосредственнаго сообщенія съ добрымъ нашимъ народомъ еженедѣльно вывозить изъ каждой губерніи по три пары добронравныхъ мужиковъ. По сведеніи ихъ въ бани и по пригонкѣ имъ приличныхъ кафтановъ представлять ихъ, при частныхъ приставахъ начальствующимъ лицамъ, на конецъ узнанія ихъ нуждъ, буде нужды эти заслуживаютъ, уваженія. Расходы по сему предмету возложить на земства.
   7) Всѣ иностранныя слова женскаго рода изъ употребленія изъять и по воскреснымъ днямъ предавать ихъ анафемѣ.
   8) Для ускоренія правосудія сократить сроки дѣлопроизводства до 24 часовъ.
   9) Выѣздъ за-границу воспретить.
   10) Всѣмъ носить русское платье и мазать по воскреснымъ днямъ волосы деревяннымъ масломъ. Студентамъ и студенткамъ носить особаго покроя хламиды и позже девяти часовъ изъ квартиръ не отлучаться.
   11) Въ видахъ искорененія хищенія и водворенія бережливости, воспретить ношеніе шелковъ, парчи, бархата и дорого стоющихъ суконъ. Преимущественно обратить вниманіе на подкладку платьевъ. Оныя дѣлать изъ сермяжной ткани и въ крайнихъ случаяхъ изъ ластика или стамеда.
   12) По субботамъ ходить въ баню и непремѣнно париться. Наблюденіе за симъ поручить свѣдущимъ людямъ по окончаніи ими своихъ занятій.
   13) "Севрюжины съ хрѣномъ" не ѣсть никому. Всю изловленную севрюгу отправлять за крѣпкимъ карауломъ на иновѣрческую границу.
   14) Всѣхъ иновѣрныхъ жителей Имперіи въ 24 часа обратить въ православіе. Несогласныхъ -- высылать за предѣлы имперіи.
   15) Университеты закрыть. Свободную отъ службы интеллигенцію употребить на колонизацію Мурманскаго берега, Сахалина и Якутской области, съ воспособленіемъ отъ правительства.
   16) Для огражденія землевладѣльцевъ съ одной стороны и для поднятія матеріальнаго благосостоянія сельскаго населенія съ другой, а ровно для изысканія способовъ уменьшенія податей безъ ослабленія, однако же, государственныхъ доходовъ -- образовать комиссію подъ предводительствомъ героя романа графа Валуева, штабъ-ротмистра Лорина. Сей достойный офицеръ и герой новаго романа устроитъ все къ наилучшему благополучію.
   17) За неисполненіе, осмѣяніе или неодобреніе всего вышеизложеннаго, виновныхъ заточать въ сумасшедшіе дома, предварительно наказавъ розгами безъ различія сословій, для пріученія жителей къ мысли о равенствѣ всѣхъ передъ властью.
   18) Все сіе вѣрно, ибо продиктовано титулярному совѣтнику Авессалому Просвирнѣ непосредственно съ того свѣта блаженныя памяти Каракаллой, извѣстнымъ спиритомъ и государственнымъ мужемъ. Посему было бы недостойнымъ сомнѣваться, что лица, желающія внять симъ благомудреннымъ представленіямъ,-- могутъ быть спокойны за благоденствіе любезнаго отечества. Правда водворится, зло исчезнетъ, хищеніе прекратится и единеніе съ народомъ свершится безъ недоразумѣній.
   Когда безумный кончилъ, то пристально посмотрѣлъ на насъ и произнесъ:
   -- Нравится?
   -- Очень, ваше превосходительство...
   -- Я не сомнѣвался въ томъ господа...
   И съ этими словами бѣдняга величественно кивнулъ намъ головой и пошелъ далѣе, увѣряя, что онъ куда-то торопится. Мы видѣли, какъ онъ вошелъ въ общую залу и, кивая по сторонамъ съ видомъ скромнаго величія, пробрался въ уголъ, гдѣ на диванѣ, задумчивый и одинокій, сидѣлъ одинъ изъ старыхъ обитателей сумасшедшаго дома, считавшій себя, какъ пояснилъ докторъ, королемъ Сандвичевыхъ острововъ.
   -- Какъ попалъ сюда безумецъ, только что читавшій свой прожекторіумъ? Кто онъ?-- спросилъ я доктора.
   -- Изъ чиновниковъ, титулярный совѣтникъ Просвирня; служилъ гдѣ-то помощникомъ столоначальника, но, какъ видите, страдалъ честолюбіемъ... Оно-то и привело его въ сумасшедшій домъ. Изъ разспросовъ близкихъ къ нему людей я узналъ, что онъ давно тянулъ лямку, былъ усерднымъ, исполнительнымъ чиновникомъ, способностями не отличался, напротивъ, былъ даже туповатъ... Характеръ у него, по словамъ знавшихъ его людей, былъ всегда подозрительный, скрытный; онъ чуждался людей и постоянно подозрѣвалъ, что противъ него интригуютъ... До послѣдняго времени никто не замѣчалъ въ немъ душевной болѣзни, по когда его назначили архиваріусомъ, онъ однажды явился на службу и при всемъ собраніи сталъ читать проповѣдь на текстъ извѣстной пѣсенки: "Только станетъ смеркаться немножко", увѣряя, что это слова Апостола Павла... Кромѣ того, онъ во чтобы то ни стало хотѣлъ спасти Россію и, вообразивъ себя однимъ изъ спасателей, сталъ сочинять проекты и представлять ихъ разнымъ лицамъ. На бѣду одинъ изъ его проектовъ была, напечатанъ въ "Моск. Вѣд."; тогда онъ окончательно свихнулся... На этомъ больномъ тоже сказалось вліяніе подражательности.
   -- Какая форма его сумашествія?
   -- Безнадежный идіотизмъ!
   -- И нѣтъ надежды, что онъ поправится?
   -- Едва ли.-- Теперь я васъ поведу къ другому, тоже интересному больному, на которомъ подражательность проявляется въ еще болѣе рѣзкой формѣ... Этотъ больной, человѣкъ еще молодой, веселый сангвиникъ и величайшій эгоистъ, доставленъ къ намъ недавно... Онъ воображаетъ себя Бонапартомъ.
   -- Вѣроятно, изъ военныхъ?
   -- Да... Бывшій юнкеръ. Говорятъ, очень способный былъ молодой человѣкъ, но подите -- свихнулся совсѣмъ!-- прибавилъ докторъ, подводя меня къ дверямъ запертой комнаты.
   -- Развѣ у него опасная форма сумашествія, что его запираютъ?-- спросилъ я.
   -- Нѣтъ, не опасная; по временамъ, правда, съ нимъ бываютъ припадки бѣшенства, но это случается рѣдко... Держимъ мы его взаперти только по утрамъ, когда онъ занимается своими военными дѣлами... Иначе -- если пустить его въ общую залу -- всѣ больные, пожалуй, стали бы подражать ему... Нѣкоторыя формы вѣдь заразительны. Впрочемъ, онъ не одинъ... При немъ есть двое больныхъ, страдающихъ также, какъ и "Бонапартъ", маніей славы...
   Съ этими словами докторъ повернулъ въ замкѣ неслышно ключъ; мы тихо вошли въ большую, свѣтлую комнату и остановились у дверей...
  

III.

   Я увидалъ трехъ молодыхъ людей въ больничныхъ халатахъ, съ самымъ серьезнымъ видомъ галопирующихъ въ большой комнатѣ. Впереди скакалъ, склонивъ чуть-чуть на бокъ голову, тотъ самый юнкеръ, который считалъ себя "Бонапартомъ", а нѣсколько поодаль двое другихъ умалишенныхъ. Они такъ были заняты своими военными упражненіями, что не обратили ни малѣйшаго вниманія на наше присутствіе и продолжали скакать, дѣлая разныя построенія и эволюціи по командѣ своего "генерала", высокаго, стройнаго, черняваго мужчины въ бѣлоснѣжномъ фланелевомъ халатѣ, поверхъ котораго болталась маленькая игрушечная сабля. Грудь его блестѣла множествомъ разноцвѣтныхъ звѣздъ и крестовъ, сдѣланныхъ изъ фольги и цвѣтной бумаги; на головѣ былъ надѣтъ, нѣсколько на бекрень, бѣлый колпакъ, украшенный разноцвѣтными перьями. Двое другихъ были въ сѣрыхъ халатахъ и въ бѣлыхъ колпакахъ, но безъ перьевъ, одинъ -- красивый молодой человѣкъ, другой -- приземистый, коренастый брюнетъ.
   Я съ чувствомъ сожалѣнія смотрѣлъ на этихъ взрослыхъ людей, занимавшихся съ такой невозмутимой серьезностью дѣтской забавой. Потъ лилъ градомъ съ ихъ лицъ, а они всетаки продолжали скакать, перемѣняя по командѣ "генерала" аллюры.
   -- Это они дѣлаютъ военную прогулку. "Генералъ" каждое утро донимаетъ ихъ, но мы не препятствуемъ; моціонъ очень полезенъ для больныхъ,-- объяснилъ мнѣ докторъ, замѣтивъ изумленіе на моемъ лицѣ.
   Наконецъ, раздалась команда "стой". "Генералъ" сдѣлалъ видъ, что слѣзаетъ съ лошади; то же движеніе повторили и остальные.
   -- Господа!-- началъ онъ, обращаясь къ своимъ подчиненнымъ; на сегодня довольно. Я усталъ... Теперь присядьте и слушайте, что скажетъ вамъ генералъ Бонапартъ.
   Всѣ сѣли на полу.
   -- Ну да... Они мнѣ не вѣрятъ... Думаютъ, что я юнкеръ. (Онъ засмѣялся). Они и не подозрѣваютъ, что я бѣжалъ съ острова св. Елены и инкогнито поступилъ на службу... Но теперь, кажется, прозрѣли и пригласили меня сюда командовать арміей... Безъ меня не обойдутся... Я всѣми своими войнами доказалъ имъ, каковъ я... Еслибъ не каналья Блюхеръ, то союзники и до сихъ поръ ловили бы меня, пока сами бы не перегрызлись... Какъ вы думаете, есть ли еще другой такой полководецъ?.. Положимъ, говорятъ про Рябчикова, будто онъ Бонапартъ... Что жъ, я не спорю... Онъ способный...
   -- Генералъ... Это клевета... Рябчиковъ, такъ сказать, исполнитель... У него нѣтъ военнаго генія... Онъ познаетъ солдата, какъ вы, генералъ,-- проговорилъ одинъ изъ собесѣдниковъ.
   -- Ты думаешь? И съ этими словами генералъ ущипнулъ за ухо собесѣдника и продолжалъ:-- Да, я знаю солдата... Русскіе солдаты превосходные солдаты, не хуже моихъ, которыхъ я водилъ къ побѣдамъ подъ Аустерлицемъ, Маренго, Бородинымъ... Они не жалѣютъ своего мяса, не то, что эти торгаши-англичане... И съ ними легко ладить... Право, это не такая трудная вещь, господа, какъ думаютъ, быть великимъ генераломъ... Надо только врать какъ сивый меренъ, не жалѣть пушечнаго мяса и не бояться огня... Я, видите, говорю откровенно... Мои записки, писанныя на св. Еленѣ, не совсѣмъ вѣрны!... Ихъ сочинилъ мой другъ Немировичъ-Данченко... Онъ состоялъ тогда при мнѣ и писалъ корреспонденціи въ "Новое Бремя"... Ну, разумѣется, не обошлось безъ преувеличеній...
   "Генералъ" остановился на минуту, фамиліарно потрепалъ по животу коренастаго брюнета и продолжалъ:
   -- А скучно безъ дѣла?
   -- Скучно, генералъ.
   -- Хочешь въ полковники?.. Ха-ха-ха... Не унывай, война будетъ... Я устрою войну... Россіи война необходима. Она очиститъ атмосферу, отвлечетъ отъ внутреннихъ вопросовъ и подниметъ народный духъ... Съ кѣмъ воевать -- все равно, хотя бы пришлось воевать со своими же гражданами... Солдату разсуждать не приходится. По секрету скажу вамъ, что сегодня же ночью я объявлю войну... Очень ужъ меня безпокоитъ этотъ бестія докторъ, который ежедневно надоѣдаетъ мнѣ вопросами о здоровьѣ... Положимъ, онъ мой домашній докторъ, но все-таки походитъ на нѣмца... Вы, господа, смотрите не проболтайтесь, а я имѣю планъ, превосходный планъ, аттаки крѣпости, въ которой мы находимся... Зачѣмъ эта скотина-докторъ не пускаетъ меня въ Европу, гдѣ собирается такъ много публики и гдѣ я произвожу такой эффектъ?..
   -- Это онъ Европой называетъ общую залу!-- шепнулъ мнѣ докторъ.
   -- Но мы обойдемъ эту каналью... Сегодня же ночью мы сдѣлаемъ нападеніе... Ночныя аттаки съ такимъ непріятелемъ -- вещь очень хорошая. Суворовъ ихъ практиковалъ и всегда успѣшно... Наконецъ, племянникъ мой Наполеонъ III и тотъ -- ужъ на что военная бездарность -- 2 декабря съ успѣхомъ воспользовался ночной аттакой противъ Франціи. Нашъ отрядъ раздѣлится на три части... Вамъ, маіоръ -- обратился онъ къ коренастому брюнету -- я вручаю честь быть начальникомъ авангарда, вамъ, поручикъ, предоставляется поддержать маіора, а самъ я буду вездѣ на сѣромъ конѣ... Когда сторожа заснутъ, вы нападете на гарнизонъ и... и никому нѣтъ пощады... Что же касается до этого черномазаго доктора, то его я отдаю вамъ, г. маіоръ... Можете съ нимъ дѣлать что угодно: посадить его на колъ или вздернуть на перекладину, ad libitum!
   Генералъ вдругъ повернулся въ нашу сторону и замѣтилъ насъ. Мы съ докторомъ приблизились къ нему. Казалось, онъ уже забылъ свою ненависть къ доктору или, быть можетъ, съ лукавствомъ, свойственнымъ сумасшедшимъ, скрылъ ее. По крайней мѣрѣ, онъ принялъ обоихъ насъ совсѣмъ запросто, ласково и радушно, протянулъ намъ свою бѣлую, изящную, маленькую руку и пригласилъ садиться.
   -- А мы тутъ военной прогулкой занимались!-- проговорилъ простодушно генералъ, снимая бѣлый колпакъ и опускаясь въ кресло у письменнаго стола.
   Пока генералъ бесѣдовалъ съ докторомъ, я внимательно разглядывалъ больного. Это былъ, какъ я сказалъ, видный, стройный мужчина, но вблизи онъ казался совсѣмъ не такимъ интереснымъ, какимъ казался издали. Рыхлое, обрюзглое лицо, окаймленное бородой, хоть и освѣщалось добродушной улыбкой, но въ ней просвѣчивало что-то рѣзкое, наглое. Особенно эта наглость сказывалась въ большихъ свѣтлыхъ, неподвижныхъ глазахъ, казавшихся скорѣе стеклянными, чѣмъ живыми... Онъ говорилъ съ докторомъ довольно здраво о своемъ здоровьѣ, только нервныя подергиванія угловъ губъ и странное вращеніе зрачковъ свидѣтельствовали о его душевномъ разстройствѣ...
   Письменный столъ былъ заваленъ всевозможными планами, картами и моделями крѣпостей... Тутъ же рядомъ, на тарелкѣ, лежали маленькія фигурки изъ тѣста, изображавшія нѣмецкихъ солдатъ; одна изъ нихъ -- изображала Мольтке, какъ его рисуютъ на портретахъ. На маленькомъ столикѣ, около кресла, лежало нѣсколько французскихъ романовъ: одинъ томикъ былъ раскрытъ на разсказѣ: "Maison Tellier"...
   Онъ поинтересовался узнать, кто я такой. Докторъ назвалъ меня, прибавивъ, что я пописываю, и что я большой его поклонникъ и давно желаю познакомиться съ знаменитымъ полководцемъ.
   Тогда больной съ особенною любезностью еще разъ пожалъ мнѣ руку, сказалъ, что онъ очень уважаетъ писателей и спросилъ:
   -- Вы корресподентъ?
   -- Да, генералъ!
   -- Въ нашей газетѣ?
   -- Какую газету вы такъ называете, генералъ?
   -- Какую? Разумѣется, одну, превосходнѣйшую, мой другъ... Впрочемъ, спохватился онъ съ свѣтской любезностью,-- вы извините пристрастіе солдата... И всѣ газеты читаю съ удовольствіемъ, но "Чижикъ" съ особеннымъ... Въ немъ есть какая-то свѣжесть, откровенность... Она пахнетъ русскимъ духомъ...
   Затѣмъ онъ предложилъ мнѣ присѣсть и сказалъ:-- Вы, быть можетъ, посѣтили меня съ намѣреніемъ узнать, что я думаю о положеніи дѣлъ въ Европѣ?
   -- Если вы соблаговолите сообщить мнѣ ваши мысли, я буду очень радъ...
   -- Съ удовольствіемъ. Я хоть не привыкъ говорить длинныхъ рѣчей, но во всякомъ случаѣ моя солдатская рѣчь будетъ искренна... Вотъ только докторъ мнѣ не вѣритъ и не пускаетъ въ Европу!-- пожаловался больной, подмигивая на доктора... Онъ поклонникъ "Голоса" -- боится политическихъ осложненій и думаетъ, что я не могу поддѣть нѣмцевъ, которые мнѣ столько гадили въ 15 году... Особенно этотъ Блюхеръ... Онъ, этотъ милѣйшій докторъ, привыкъ обращаться съ сумасшедшими и самъ, кажется, немножко того... незамѣчаете ли вы?-- прибавилъ онъ тихо.
   Въ это время коренастый "маіоръ" тихо подкрадывался сзади къ доктору; я со страхомъ глядѣлъ, что будетъ, но докторъ сидѣлъ совершенно спокойно, и когда "маіоръ" уже былъ совсѣмъ близко, онъ вдругъ повернулся къ нему и пристально сталъ смотрѣть на маіора. Маіоръ остановился, какъ вкопаный на мѣстѣ...
   -- Ваше превосходительство!-- обратился докторъ къ генералу,-- вы бы попросили вашихъ ординарцевъ удалиться... Корреспондентъ хотѣлъ бы говорить съ вами безъ свидѣтелей
   -- Гайда!-- крикнулъ генералъ, и ординарцы ушли.
   Тогда "генералъ" всталъ, прошелся нѣсколько разъ по комнатѣ, бодрой, молодцоватой походкой приблизился ко мнѣ и, взявъ фамильярно меня за пуговицу, проговорилъ:
   -- Такъ слушайте же... я вамъ скажу, г. корреспондентъ.... Борьба неизбѣжна!
   -- Между кѣмъ...
   -- Между мной и нѣмцами! Она даже близка!..
   -- Неужели?..-- проговорилъ я.
   -- Я обязанъ ихъ наказать, припомнить имъ всѣ каверзы,-- многозначительно сказалъ больной;-- правда -- это будетъ кровопролитная, страшная борьба, но, разумѣется, въ концѣ концовъ я уничтожу нѣмца, если докторъ выпуститъ меня отсюда и назначитъ главнокомандующимъ... И мнѣ не нужно милліонной арміи, мнѣ нужно всего пятьсотъ тысячъ!.. Изъ нихъ четыреста пятьдесятъ тысячъ падутъ на полѣ чести, а съ пятьюдесятью мы войдемъ въ Берлинъ... Въ Берлинѣ нѣмки не дурны, г. корреспондентъ, право, не дурны, хоть о нихъ и составилось дурное мнѣніе...
   -- Но развѣ вы не опасаетесь Мольтке?..
   -- Мольтке!?.. Ха-ха-ха!.. И вы боитесь его по старой рутинѣ... Ужъ не нѣмецъ ли вы? Да знаете ли, что я сдѣлаю съ Мольтке... А вотъ вашъ Мольтке!..
   Съ этими словами онъ взялъ съ тарелки фигурку изъ тѣста, изображающую стараго Мольтке, и преспокойно съѣлъ ее.
   -- Гдѣ теперь Мольтке? Что осталось отъ Мольтке?
   И съ напускной солдатской безцеремонностью онъ болѣе подробно, но не совсѣмъ удобно для передачи въ печати, объяснилъ, что останется отъ Мольтке.
   -- Повторяю, это будетъ самая популярная война... Я возьму Берлинъ, затѣмъ Вѣну и освобожу всѣхъ славянъ, какъ обѣщалъ Императору Александру I...
   -- А со славянскими землями что сдѣлаете?
   -- Дамъ имъ князей и заставлю вездѣ отмѣнить дурацкую форму правленія, какъ отмѣнилъ у себя во Франціи. Вотъ задача храбраго народа въ Европѣ... Когда прикончу съ нѣмцами, тогда можно приняться за итальянцевъ,-- воспламенился генералъ и въ его глазахъ заблисталъ огонекъ.
   Докторъ мнѣ подмигнулъ. Я началъ откланиваться.
   -- Приходите завтра ко мнѣ!..-- приглашалъ генералъ.-- Приходите, но только безъ доктора... Я еще не то вамъ скажу и возьму васъ на войну моимъ корреспондентомъ... Хотите? Вы будете описывать мои побѣды и врать сколько угодно... Чтожъ вы молчите?.. Чтожъ вы не привѣтствуете Бонапарта? Вотъ такъ!
   И бѣдный сумасшедшій вдругъ вскочилъ на столъ и, размахивая игрушечной саблей, закричалъ:
   -- Да здравствуетъ великій брандахлыстъ Бонапартъ Бонапартовичъ! Уррра!..
   -- Уйдемте!-- шепнулъ мнѣ докторъ.-- Съ нимъ можетъ случиться припадокъ бѣшенства, и онъ надѣлаетъ бѣды...
   -- Что жъ не кричите? Ужъ не вы ли засадили меня на островъ Елены?
   Глаза его налились кровью... Онъ хотѣлъ броситься къ намъ, но мы поспѣшно вышли -- и докторъ заперъ двери на ключъ...
   -- Несчастный!-- проговорилъ я.-- Есть надежда на выздоровленіе?.
   -- Сомнительная...
   -- Теперь взглянемъ, какъ выражена на душевно-больномъ заразительность страха, а затѣмъ посмотримъ одного бѣшенаго прокурора, требующаго для спасенія Россіи по тысячи головъ ежедневно...
   -- Не довольно ли на сегодняшній разъ, докторъ?.. Ужасно тяжкое впечатлѣніе производятъ эти душевно-больные...
   -- Ну, какъ хотите... Пріѣзжайте завтра и мы будемъ продолжать наши наблюденія...
   Въ это время, съ раздирающимъ душу крикомъ, изъ комнаты выбѣжала старуха со сбитыми волосами, въ небрежно накинутомъ халатѣ. Приблизившись къ доктору, она бросилась передъ нимъ на колѣни... Въ ея глазахъ стояла такая дикая скорбь, что я отвернулся...
   -- Г. докторъ, г. докторъ! Ради всего святого допустите къ прокурору... Я вчера у него была, и онъ обнадежилъ меня...
   Докторъ поднялъ ее и сталъ ее успокаивать тихимъ, кроткимъ голосомъ... Она присмирѣла и слушала, казалось, внимательно то, что говорилъ ей докторъ... Но вдругъ изъ ея глазъ полились слезы, тихія слезы; она недовѣрчиво покачала головой и произнесла:
   -- Напрасно вы утѣшаете... Пустите меня къ прокурору... Вѣдь есть же у него что-нибудь человѣческое?.. Я говорила ему, что она не такъ виновата, какъ онъ увѣряетъ... Ну, положимъ, виновата, если хотите, но нельзя же... Пустите меня... Онъ, быть можетъ, тронется горемъ матери... Ну пусть меня возьметъ... Я старуха, а она... Вѣдь ей всего шестнадцать лѣтъ...
   И бѣдная безумная опять грохнулась на колѣни...
   Пришли сидѣлки и увели ее...
   -- Тоже недавно привезли... Острое помѣшательство... Она воображаетъ, что ея дочь сидитъ въ тюрьмѣ.
   -- А гдѣ же дочь?..
   -- Гдѣ-то въ провинціи... Я приносилъ ей письмо отъ дочери, но старуха не вѣритъ и все просится къ сумасшедшему, который называетъ себя прокуроромъ...
   Я сталъ прощаться съ докторомъ и, между прочимъ, замѣтилъ ему:
   -- Какъ вы выносите такую жизнь среди сумасшедшихъ?
   Онъ усмѣхнулся и отвѣтилъ:
   -- Я бы могъ спросить васъ, какъ вы выносите жизнь, среди вашихъ здоровыхъ!..
   Я уѣхалъ разстроенный...
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru