Стасов Владимир Васильевич
Внутренние известия

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

ВНУТРЕННІЯ ИЗВѢСТІЯ.

   Императорская Академія Художествъ 28 прошедшаго сентября имѣла общее собраніе, въ которомъ происходило слѣдующее:
   Г. предсѣдательствующій, гг. почетные и дѣйствительные члены собрались въ конференц-залу въ 12 часовъ дня.
   При звукѣ трубъ розданы были награды, и между прочими золотыя медали перваго достоинства -- художнику Риццони, за написанную имъ картину, изображающую толкучій рынокъ; втораго достоинства: ученику Сорокину, за картину "Даніилъ во рву львиномъ"; Зельгейму -- за "Сраженіе при Гроховѣ"; Дорогову, за картину, изображающую видъ Константинополя; Жиберу и Штельбу, за архитектурные проекты ярмарки.
   Конференц-секретарь прочиталъ отчетъ Академіи за 1846--1847 академическій годъ. Журналъ общаго собранія подписанъ при играніи музыки.
   За тѣмъ г. предсѣдательствующій пригласилъ членовъ къ завтраку, въ-продолженіе котораго провозглашено было пять тостовъ; послѣдній "за здравіе почетныхъ любителей и всѣхъ членовъ Академіи, и преуспѣяніе искусствъ въ Россіи къ чести, славѣ и пользѣ отечества".
   Въ отчетѣ Академіи г. конференцсекретарь сказалъ:
   "Въ Европѣ художества давно вкоренены. Тамъ они подвергались различнымъ измѣненіямъ: то возвышались быстро, то останавливались въ ростѣ, то опять давали свѣжіе побѣги, то блекли и, наконецъ, послѣ нѣсколькихъ вѣковъ, едва теперь распространились повсемѣстно, хотя и не равно вездѣ процвѣтаютъ!
   "У насъ художества не имѣли еще времени упадка и не упадутъ, очень, очень долго, если не получатъ направленія ложнаго... Художества свободны. Надобно желать только, чтобъ свобода ихъ не была употреблена во зло и чтобы онѣ не возвратились вспять къ тѣмъ временамъ, когда искусства не были на степени, могущей служить примѣромъ. (У каждаго поколѣнія свои примѣры).
   "Всевышній благодѣтельствовалъ человѣка дарами не для того (пути Господни по исповѣдный), чтобы дары эти служили во вредъ, но и не съ тѣмъ, чтобъ развитіе ихъ было задерживаемо мнѣніями временными, не всегда вѣрными. Богъ сотворилъ все прекрасно во вселенной; искусство сотворилъ человѣкъ силою генія, ему Богомъ дарованнаго. Гдѣ предѣлъ искуства? Тамъ, гдѣ предѣлъ ума, духа человѣка. Но развѣ все уже исчерпано человѣкомъ? и развѣ прекрасное существуетъ лишь для того, чтобы льстить чувственности нашей? Нѣтъ! человѣкъ на землѣ можетъ провидѣть прекрасное неземное, небесное, чистое, святое и, художникъ! будь чистъ -- мысли твои будутъ невинны, произведенія прекрасны, соотвѣтственны идеямъ высокаго, добраго и истиннаго, по тебѣ будетъ предстоять еще далекій пусть къ совершенству!.. и тамъ, куда достигло уже искусство, не есть граница возможнаго совершенства!..Идеалы безконечно многоразличны. Стремись къ воспроизведенію ихъ такъ, чтобы язычникъ даже палъ ницъ предъ священнымъ изображеніемъ твоимъ, какъ Цицеронъ философъ и витія палъ нѣкогда предъ изваяніемъ Фидія.
   "Всѣ изобрѣтенія, всѣ усовершенствованія, какія только творитъ геній человѣка, по исчерпали возможности новыхъ изобрѣтеній, новыхъ усовершенствованій. Но все, что можетъ быть открыто или усовершенствовано впредь -- возможно лишь въ той мѣрѣ, какая предназначена сущностію вещей/ ихъ природою, свойствомъ. Какая же это мѣра? Эта мѣра та, которую знаетъ сотворившій все, которую далъ Онъ, которой искать повелѣлъ Онъ же Премудрый и Преблагій!
   "Искусства, Его благостію даны намъ въ отраду на ученіе и наслажденіе чистое (пути Господни неисповѣдимы); въ насъ животъ часть Божественная, творящая духъ, нами дѣйствующій! И мы дерзаемъ сказать духу -- остановись, не возвышайся до Божественнаго? Нѣтъ, не должно быть этого!
   "Мудрость правительства будетъ знать, какъ вести художества, какъ охранить чистоту искуства, какъ предотвратить уклоненія.
   "Мужи мыслящіе, художники-призванные, разумѣющіе значеніе искуства не сами собою, но только съ помощію Божіею могутъ опредѣлить типы великаго и святаго.
   "Солнце сіяетъ при всходѣ чище, яснѣе, блистательнѣе, лучнего меркнутъ при закатѣ. Не отъ запада же ожидать намъ свѣтлаго полудня въ искусствѣ изящномъ, священномъ"...
   Дѣйствительно, ни въ какомъ, можетъ-быть, отношеніи нельзя справедливѣе сравнить развитіе художества съ движеніемъ дневнаго свѣтила, какъ въ-отношеніи стремленія нашихъ художниковъ на западъ Европы, гдѣ, по словамъ почтеннаго конференц-секретаря Академіи -- "художества давно вкоренены и распространены повсемѣстно". Мудрое правительство всѣми средствами содѣйствуетъ этому нормальному стремленію.
   Пансіонерамъ Эпингеру и Бейне, для которыхъ положенный срокъ пребыванія въ чужихъ краяхъ кончился въ августѣ мѣсяцѣ, дозволено еще пробыть за границею для художественныхъ занятій: первому до весны 1848 года, а второму цѣлый годъ, съ производствомъ имъ на содержаніе получаемыхъ по 300 червонныхъ въ годъ.
   Находящемуся на своемъ иждивеніи за границею для усовершенствованія въ живописи баталической, отставному поручику Сверчкову, назначено производить на содержаніе по 300 червонцевъ въ годъ, въ-теченіе трехъ лѣтъ.
   Отправлены на казенный счетъ за границу, для усовершенствованія въ художествахъ, пансіонеры: Коцебу -- по живописи баталической; Тихобразовъ, Капковъ и Александръ Каминскій -- по живописи исторической.
   На свой счетъ отправились за границу: Иванъ Горностаевъ, для усовершенствованія въ архитектурѣ; Стефанъ Деладвезъ -- въ живописи исторической; Петръ Фурманъ -- въ живописи акварельной^ Францъ Завадскій -- въ Портретной; Албертъ Жаметъ -- въ пейзажной.
   Для ободренія художника-любителя, отставнаго подполковника Бориспольца, Академія пріобрѣла у него за тысячу рублей серебромъ копію съ картины Тиціана "Положеніе во гробъ Спасителя", находящейся въ луврской галереѣ въ Парижѣ, и, сверхъ-того, поручила ему снять въ Венеціи копію съ одного изъ огромныхъ и совершеннѣйшихъ произведеній Тиціана же: "Убіеніе Петра Доминиканца".
   Возвратились изъ чужихъ краевъ", архитекторы Бенуа и Монигетти, пейзажистъ Фрике и историческій живописецъ Серебряковъ.
   Не смотря на такое стремленіе нашихъ художниковъ на Западъ, дѣятельность ихъ въ отечествѣ обусловливается потребностями людей, ихъ окружающихъ. Здѣсь, какъ и вездѣ, производительныя силы зависятъ отъ потребленія. На какой родъ сильнѣе запросъ, того рода и художниковъ больше. Такъ изъ получившихъ билеты на посѣщеніе художественныхъ классовъ Академіи, занимались:
   
   Историческою и портретною живописью -- 55
   Архитектурою -- 42
   Живописью пейзажною -- 3
   Скульптурою -- 3
   Медальернымъ искусствомъ -- 1
   Гравированіемъ на мѣди -- 1
   
   Занятія членовъ Академіи оправдываютъ также законъ производительности.
   Работами для Исакіевскаго Собора занимались:
   1) Профессоръ баронъ Клодтъ фон-Юргенсбургъ -- вылѣпилъ барельефъ, представляющій положеніе во гробъ Христа Спасителя. 2) Профессоръ Витали -- кончилъ модель внутреннихъ дверей для собора, вылѣпилъ 26 колоссальныхъ фигуръ пророковъ, апостоловъ и ангеловъ, и три круглые колоссальные барельефа съ изображеніями ангеловъ. 3) Академикъ Логановскій -- произвелъ двѣ колоссальныя головы херувимовъ. 4) Заслуженный ректоръ B. К. Шебуевъ -- окончилъ картонъ: "Спаситель, исцѣляющій сына вдовицы наинской". 5) Профессоръ К. Брюловъ писалъ плафонъ въ куполѣ собора, представляющій Божію Матерь во славѣ. 6) Профессоръ Бруни -- написалъ въ той же церкви картины, изображающія потопъ, жертвоприношеніе Ноя послѣ потопа и сотвореніе міра. 7) Профессоръ Басинъ -- въ правомъ предѣлѣ написалъ плафонъ, представляющій взятіе Божіей Матери на небо; полукруглую картину: мученіе св. Екатерины и въ аттикѣ картину, изображающую нагорную проповѣдь Іисуса Христа. 8) Профессоръ Марковъ писалъ картину: Іосифъ, принимающій отца своего Іакова и братьевъ въ Египтѣ. 9) Профессоръ живаго написалъ восемь образовъ св. пророковъ для третьяго яруса главнаго иконостаса. 10) Академикъ Ѳ. Брюловъ писалъ образа для большаго иконостаса. 11) Академикъ Риссъ нарисовалъ картины: главную половину плафона для малаго купола, съ изображеніемъ прославленной Февроніи, Петра митрополита, благословляющаго великаго князя Іоанна Даниловича Калиту на построеніе въ Москвѣ Успенскаго Собора и пророчествующаго о величіи Россіи; оглашеніе св. великаго князя Владиміра въ христіанскую вѣру; предложеніе великому князю Владиміру христіанской вѣры (по послѣднему картону г. Риссъ написалъ уже картину на стѣнѣ Собора въ аркѣ подъ куполомъ) и въ самомъ куполѣ картину, изображающую прославленнаго Исаакія. 12) Академикъ Майковъ писалъ также образа для Исакіевскаго Собора, которые будутъ помѣщены въ одномъ изъ малыхъ иконостасовъ. 13) Академикъ Нефъ занимался писаніемъ образовъ: Божіей Матери съ младенцемъ Іисусомъ, святыхъ апостоловъ Петра и Павла, св. Исаакія и св. Екатерины, вознесенія Господня и введенія во храмъ Пресвятыя Богородицы. 14) Академикъ Алексѣевъ написалъ въ аттикѣ собора картину: переходъ Израильтянъ чрезъ Чермное-Море и картину, изображающую Вѣру, Надежду и Любовь; кромѣ того дѣлалъ этюды для вновь-предстоящихъ работъ въ соборѣ. 15) Академикъ Плюшаръ написалъ двѣ картины на стѣнѣ собора: Богъ является въ купинѣ Моисею, и принесеніе Авраамомъ въ жертву сына его Исаака. 16) Также занимался живописью образовъ для Исакіевскаго Собора и академикъ Дуси. 17) Академикъ Шашинъ написалъ картину, изображающую Іисуса Навина, останавливающаго солнце. 18) Академикъ Молдавскій, состоя при построеніи Исакіевскаго Собора рисовальщикомъ, занимался рисованіемъ съ скульптурныхъ произведеній, сдѣланныхъ для собора, также составленіемъ разныхъ историческихъ сюжетовъ, виньетокъ и фигуръ аккварелью и рисованьемъ для гравировки иглою со статуй, барельефовъ и живописныхъ произведеній, для изданія, предпринятаго главнымъ архитекторомъ собора г. Монферрандомъ, подъ названіемъ "l'Eglise de St. Isaac"; началъ писать образа св. архидіаконовъ Стефана и Лаврентія, и приготовляетъ картоны для образовъ четырехъ вселенскихъ учителей. 19) Академикъ Шрейберъ, находясь на службѣ при построеніи Исакіевскаго Собора младшимъ архитекторомъ, сочинялъ и рисовалъ проекты для утвержденія всѣхъ остальныхъ еще потребныхъ украшеній по внутренности собора, составлялъ проекты и сметы на внутреннія устройства лѣсовъ и новыхъ деревянныхъ и каменныхъ строеній при соборѣ, наблюдалъ и указывалъ всѣ работы и рисовалъ всѣ таблоны, для украшенія скульптурныхъ и мраморныхъ работъ. 20) Наконецъ, почетный вольный общникъ де-Монферрандъ управлялъ постройкою и внутреннею отдѣлкою Исакіевскаго Собора. Кромѣ исчисленныхъ работъ по живописи и скульптурѣ, подъ собственнымъ наблюденіемъ его въ прошедшемъ году исполнено: оканчивались фальшивомраморныя работы на стѣнахъ внутри собора и постановка на мѣсто бронзовыхъ гальванопластическихъ и фальшивомраморныхъ украшеній; производилась мраморная обшивка въ боковыхъ проходахъ и въ амбразурахъ оконъ въ подвалѣ; продолжалась отливка, чеканка и позолота гальванопластическимъ способомъ бронзовыхъ базъ и капителей для колоннъ и пилястръ внутри собора; оканчивалось тѣмъ же способомъ производство 12 колоссальныхъ фигуръ ангеловъ для украшенія внутри главнаго купола, 3 фигуръ, изображающихъ св. апостоловъ Петра и Павла и евангелиста Іоанна для постановки на сѣверномъ фронтонѣ; отлиты и отдѣланы 8 бронзовыхъ фигуръ, изображающихъ евангелистовъ и апостоловъ, для постановки на прочихъ трехъ фронтонахъ; установлены на мѣста два броновые барельефа Несеніе креста и Возвѣщеніе ангелами пастырямъ о рожденіи Спасителя; окончена отливка колоколовъ; изготовлены желѣзныя укрѣпленія для украшеній въ сводахъ и сдѣланъ изъ мрамора цоколь внутри собора; устроены лѣса для занимающихся живописью въ соборѣ, и проч.
   Работами для другихъ церквей занимались:
   Вице-президентъ Академіи графъ Ѳ. П. Толстой, занимался лѣпкою входныхъ дверей для московскаго храма Христа Спасителя. Академикъ Логановскій сочинялъ скульптурные образа для наружной стороны того храма. Академикъ Антонъ Ивановъ для той же церкви вылѣпилъ въ глинѣ образъ иверскія Божія Матери и приготовилъ въ рисункахъ образа св. Мученика Лавра, св. Сергія Родонежскаго, св. Григорія Двоеслова, св. мученика Хрисанѳа и св. Іоанна Крестителя. B. К. Шебуевъ писалъ священныя картины для церкви Конно-Гвардейскаго Полка, для которой писалъ образъ и профессоръ Марковъ. Академикъ Дуси занимался живописью для вновь-строющейся церкви на Тентелевскомъ Кладбищѣ. Академикъ Скотти окончилъ иконостасъ для главной соборной церкви нижегородской ярмарки, состоящій изъ 28 образовъ, и приступилъ къ изготовленію двухъ малыхъ иконостасовъ въ придѣлы Конно-Гвардейской Церкви, которые состоятъ изъ 34 образовъ. Профессоръ К. Тонъ продолжалъ наблюденіе на построеніями по его проектамъ храма Спасителя въ Москвѣ и церкви Конно-Гвардейскаго Полка въ Санктпетербургѣ. Профессоръ Мейеръ занимался проектами церквей для удѣльныхъ имѣній. Профессоръ Кузьминъ строилъ церковь въ Гатчинѣ и составилъ проекты: церкви для русскаго посольства въ Греціи, въ Аѳины; сельской церкви для тайнаго совѣтника Сенявина и армянской церкви въ южный край Арменіи. Академикъ Боле строилъ церковь для князя М. В. Кочубея въ Сергіевской Пустынѣ. Академикъ Львовъ составилъ проектъ и приступилъ къ постройкѣ каменной церкви на дачѣ княгини Салтыковой. Академикъ Руско окончилъ постройку церкви въ Ивангородской Крѣпости.
   По частнымъ заказамъ. Профессоръ Витали сдѣлалъ надгробный памятникъ по заказу княгини Бѣлосельской]Бѣловерзской. Академикъ Теребеневъ вылѣпилъ бюстъ покойнаго санктпетербургскаго военнаго генералгубернатора М. Е. Храповицкаго, который и началъ высѣкать изъ мрамора. Заслуженный профессоръ Егоровъ написалъ образъ покрова Пресвятыя Богородицы для полковника Шварца. Портреты по частнымъ заказамъ писали: профессоръ К. Брюловъ, академики Тырановъ, Илюшаръ, Дуси, Будкинъ, Васильевъ, Клиндеръ, Винбергъ и Данковъ. Академикъ Клепиковъ вырѣзалъ нѣсколько дворянскихъ гербовъ на разныхъ камняхъ.
   Кромѣ того по части скульптуры:
   Профессоръ баронъ Клодтъ Фон-Юргенсбургъ вылѣпилъ часть барельефа для вновь-выстроеннаго придворно-служительскаго дома при Мраморномъ Дворцѣ и сдѣлалъ колоссальную группу коня съ водничимъ для Аничковскаго Моста.
   Профессоръ Витали высѣкъ изъ мрамора два бюста въ Бозѣ почивающей великой княгини Александры Николаевны.
   Академикъ Токаревъ сдѣлалъ для Императорскаго Музея колоссальную статую Рафаэля Моргена.
   Академикъ Теребеневъ, по ввѣренной ему скульптурной гранитной работѣ для того же Музея, привелъ къ окончанію всѣ 119 колоссальныхъ термовъ, которые и установлены на мѣста; производилъ колоссальныя гранитныя каріатиды; къ окнамъ Рафаэлевой Галереи вылѣпилъ круглую фигуру, изображающую Славу и нѣсколько медальйоновъ; началъ модель фронтона и нѣсколько круглыхъ колоссальныхъ статуй, представляющихъ извѣстныхъ своими твореніями художниковъ и другія украшенія для этого музеума. Кромѣ того, г. Теребеневъ произвелъ для подарка его королевскому высочеству наслѣдному принцу прусскому четыре гранитные колоссальные терма.
   Академикъ Нефъ написалъ портреты Ихъ Императорскихъ Высочествъ Великой Княгини Маріи Николаевны и Великихъ Книженъ Маріи Михайловны, Екатерины Михайловны и Маріи Максимиліановны.
   По живописи пейзажной и перспективной:
   Заслуженный профессоръ Воробьевъ окончилъ нѣсколько картинъ изъ видовъ Палермо, написалъ нѣсколько видовъ Рима и другихъ.
   Академикъ И. Ивановъ занимался составленіемъ рисунковъ издѣлій для Императорскаго Стекляннаго Завода.
   По живописи аккварельной:
   Академикъ Солнцевъ, занимаясь рисованьемъ по части археологіи и этнографіи, сдѣлалъ 42 рисунка съ древностей, хранящихся въ Москвѣ, Кіевѣ и ризницѣ Санктпетербургскаго Зимняго Дворца; два рисунка украшеній дежурной фрейлинской комнаты для живописи и шкафовъ для вновь-строющагося Московскаго Дворца; изготовилъ двѣ молитвенныя книжки съ разными рисунками, и теперь составляетъ рисунки серебряныхъ чайныхъ и столовыхъ приборовъ для Его Императорскаго Высочества Великаго Князя Константина Николаевича.
   Академикъ Рокштуль занимался составленіемъ альбома для Государя Императора изъ рисунковъ древностей, находящихся въ Царскосельскомъ Арсеналѣ.
   Академикъ Винбергъ написалъ нѣсколько портретовъ августѣйшихъ членовъ Императорской фамиліи.

По живописи баталической:

   Профессоръ Ладурнеръ писалъ военныя сцены и костюмы для Государя Императора.
   Академикъ Вилевальде окончилъ картину "Сраженіе при Парижѣ" и приводитъ ужь къ окончанію "Сраженіе при Дрезденѣ".

По живописи морскихъ видовъ:

   Изъ весьма-многихъ морскихъ картинъ профессора Айвазовскаго особенно замѣчателенъ написанный имъ для Е.И.В. Великой Княгини Маріи Николаевны видъ отъ Троицкаго-Моста на Неву къ Биржѣ въ лѣтній вечеръ.

По живописи комнатной орнаментной:

   Академикъ Медичи производилъ живописныя работы въ Знаменскомъ Государыни Императрицы имѣніи; на дачѣ Ея Величества Александріи -- во дворцѣ, на фермѣ и во вновь; выстроенномъ готическомъ домикѣ Ренелла, въ Ропшинскомъ Дворцѣ, и теперь занимается работами по собственному Его Величества дворцу.

По гравированію на мѣди:

   Заслуженный профессоръ Уткинъ, профессоръ Галактіоновъ и академики Ческій и Аѳанасьевъ.

По части медальёрнаго искусства:

   Профессоръ П. Уткинъ и академикъ Клепиковъ.

По части мозаическаго искусства:

   Академикъ Вендоръ.
   По части архитектуры занимались тридцать членовъ Академіи; изъ нихъ, между-прочимъ, профессоръ А. Брюловъ перестроивалъ Мраморный-Дворецъ внутри. Профессоръ Ефимовъ продолжалъ постройку Императорскаго Музеума и дома для Министерства Государственныхъ Имуществъ. Профессоръ Штакеншнейдеръ окончилъ постройки Ренеллы въ Петергофѣ, внутреннюю отдѣлку Итальянскаго-Домика на Ольгиномъ-Островѣ, загороднаго дома въ Гостилицахъ; началъ наружную и внутреннюю отдѣлки павильйона у Сампсоньевскаго-Бассейна; возобновилъ картинную галерею въ Большомъ Петергофскомъ Дворцѣ и. нѣсколько комнатъ и залъ въ большомъ дворцѣ въ городѣ Павловскѣ, оканчивалъ постройки домовъ графа Кушелева и гофмаршала Олсуфьева, составилъ проектъ и началъ перестройку дома наслѣдниковъ князя Бѣлосельскаго-Бѣлозерскаго и нынѣ отдѣлываетъ во дворцѣ собственныя комнаты Государыни Императрицы.
   Профессоръ Желязевичъ строилъ въ С. Петербургѣ, по собственнымъ планамъ и проектамъ, зданія для локомотивовъ и вагоновъ санктетербургомосковской желѣзной дороги.
   
   -- Съ того же самаго дня, когда былъ прочтенъ приведенный нами отчетъ, началась и годовая выставка въ Императорской Академіи Художествъ. Эта выставка тѣмъ особенно замѣчательна, что объ ней очень-мало говорили, что не произвела она никакихъ толковъ, тогда-какъ наша публика, ваши "строгіе цѣнители и судьи" могли найдти тамъ не только всѣ тѣ предметы, которыми они привыкли ежегодно восхищаться, но и еще многое, дѣйствительно заслуживающее вниманіе. Во все продолженіе выставки, мало видно было каретъ у академическаго подъѣзда; въ залахъ расхаживали по-большой-части свои люди, художники, и нѣсколько постороннихъ зрителей... но вообще было просторно. За исключеніемъ ротонды, въ которой разставлено было нѣсколько пейзажей въ очень-красивыхъ рамкахъ, нигдѣ не группировались зрители... Не видно было почтенныхъ маменекъ съ нисходящей прогрессіей дочекъ, сопровождаемыхъ свѣтскимъ юношей, знатокомъ въ искусствахъ, лично-знакомымъ чуть по со всѣми художниками, считающимъ своею обязанностью сообщить объ нихъ нѣкоторыя біографическія замѣтки, какой нелюдимъ тотъ-то, какъ навелъ онъ на мысль такого-то и т. и.. Не было и гувернантокъ въ синихъ ватныхъ платьяхъ, съ ломкими таліями осъ (taille de guere), съ рѣзвыми питомицами въ шотландскихъ юбкахъ и шерстянымъ чулочкахъ выше колѣнъ, гувернантокъ, конвоируемыхъ "исполненнымъ надеждъ юношей"... Повидать былой господина, который въ прежніе годы, обыкновенно, стоя передъ картиной, много говорилъ о заграничныхъ галереяхъ, сыпалъ именами великихъ мастеровъ, восторгался, говоря о живописныхъ мѣстностяхъ... разъ какъ-то съ похвалой отзывался о высотахъ Атласа и тѣмъ уничтожилъ пейзажъ, на которомъ, къ-несчастію, изображена была недостойная вниманія природа Кавказа... тутъ же на мѣстѣ сконфузилъ совсѣмъ посторонняго посѣтителя, который въ простотѣ сердца любовался картиной, и черезъ нѣсколько минутъ, въ другомъ концѣ залы, излагалъ самыя смѣлыя мысли о степяхъ Месопотаміи и чуть-ли не о кордильерскихъ лѣсахъ. Даже и этотъ изящный любитель изящныхъ искусствъ не пришелъ! Сначала было даже какъ-то не ловко: хотѣлось-было составить отчетливое мнѣніе о ландшафтѣ, изображающемъ "шестивесельную гичку, а въ ней офицера въ задумчивости", -- вотъ, думаю, подойдетъ давно знакомый знатокъ, распространится о Клод-Лоренъ, Жозефѣ Верне, Каналетти, Сальваторѣ-Розѣ... прислушаюсь, проникнусь замѣчаніями и -- заключу... Но нѣтъ: не дождались галереи Академіи своего обычнаго посѣтителя и цѣнителя, и намъ пришлось остаться при собственныхъ впечатлѣніяхъ!
   Всего замѣчательнѣе, что и тѣ изъ посѣтителей выставки, которые приходили въ Академію не въ видахъ развитія ума и сердца дѣтей, а просто съ желаніемъ посмотрѣть работы русскихъ художниковъ, даже и эти люди, вовсе неутратившіе впечатлительности, неизбалованные иностранными галереями и красотами Атласа и Кордильеровъ, даже и они какъ-то особенно спокойно расхаживали отъ картины къ картинѣ. А между-тѣмъ, нельзя сказать, чтобъ выставка была не разнообразна: тутъ были и глубоко-задуманные, строго-начертанные картоны для Исакіевской Церкви, и морскіе виды съ луннымъ свѣтомъ и огоньками на берегу и перспектива церквей, и копіи съ итальянскихъ мастеровъ, и портреты пріятныхъ людей въ шитыхъ мундирахъ и шелковыхъ платьяхъ, и неизвѣстно которое подражаніе картинѣ г. Михайлова: "крестьянская дѣвушка, ставящая свѣчу передъ образомъ", и виды садовъ, съ посыпанными розовымъ пескомъ дорожками и подстриженнымъ дерномъ, и картины баталій "съ барабанами, солдатами и конями", съ огнемъ и дымомъ; были тутъ и Даніилъ во рву со львомъ, и Иродаіда со главой Іоанна Крестителя, и пришествіе Маріи въ домъ Захарія; не доставало только обычныхъ цвѣтовъ и плодовъ.
   Отъ-чего же, въ-самомъ-дѣлѣ, такая безучастность? Отъ-чего не тѣснились посѣтители передъ картиной, изображающей "внутренность церкви Почтоваго Департамента"? Отъ-чего не засматривались заходя съ разныхъ сторонъ, свернувъ руку трубкой и пристава къ глазу, не приходили въ восторгъ отъ удивительно-оттѣненнаго подсвѣчника? Отъ-чего не слышно было трогательныхъ замѣчаній: "вотъ тутъ въ этомъ углу всегда стоитъ Иванъ Иванычъ"; "посмотрите, какъ натурально горитъ свѣча, хочется въ руки взять", и т. и? Отъ-чего не видать было строгихъ знатоковъ подлѣ картины "Сраженіе при Гроховѣ", не слышно было дѣльныхъ замѣчаній объ ошибкѣ въ строчкѣ перевязи, въ оковкѣ лафета?.. Отъ-чего, наконецъ, не пробуждали общаго энтузіазма ландшафты г-на Шульмана, "исполненные драматическаго интереса" по словамъ одной газеты?...
   По видимому, фактъ совсѣмъ не утѣшительный, а между-тѣмъ, поразмысливъ, невольно приходишь къ убѣжденію, что въ этомъ равнодушіи заключается самое краснорѣчивое признаніе достоинства нѣкоторыхъ дѣйствительно-превосходныхъ произведеній нынѣшней выставки, и, что еще важнѣе, оно служитъ доказательствомъ развитію художественнаго вкуса въ большинствѣ публики и необходимо вытекающей изъ того требовательности. Тѣ самыя живописныя издѣлія, которыя еще очень-недавно заинтересовали бы любителей отечественнаго искусства, въ настоящее время тѣми же самыми любителями были оставлены безъ всякаго вниманія; многіе даже до того удовлетворились видами Кронштадтовъ, Ревелей, всякихъ бурь съ молніями и безъ молній, съ кострами и безъ костровъ, такъ пресытились безчисленными изображеніями. Черкесовъ, донскихъ, уральскихъ, линейныхъ и иныхъ казаковъ, въ самыхъ лучшихъ, самыхъ новыхъ мундирахъ, выстроенныхъ во фронтъ, отдыхающихъ на травкѣ, курящихъ трубку, или бьющихъ супостата саблею, пикою, застрѣливающихъ его изъ ружья или изъ пистолета, -- такъ навосхищались картинами, изображающими стаканъ съ водой, вѣтку смородины, зажженную свѣчку или отличные грибы березовые и подосиновые, что въ нынѣшнемъ году предпочли не ходить въ Академію, потому-что они напередъ знаютъ, что тамъ будетъ... Наконецъ, есть картины, содержанія болѣе-серьёзнаго, при созерцаніи которыхъ слѣдуетъ сосредоточиваться и проникаться чѣмъ-то особеннымъ... Но и въ отношеніи этихъ картинъ произошла перемѣна въ образѣ мыслей публики. Съ каждымъ годомъ становилось какъ-то труднѣе ими проникаться; долго, очень долго считали необходимымъ, постоять передъ картономъ, изображающимъ натурщика въ самомъ эксцентрическомъ пассажѣ: читающимъ большую книгу in-folio, разсматривающимъ черепъ, или просто созерцающимъ небо, иногда въ сообществѣ вола, большой птицы, или мальчика съ крыльями, постоять и отойдти въ сторону, дать отдохнуть глазамъ и позволить себѣ грѣшную мысль о предстоящемъ обѣдѣ съ горячимъ супомъ и стаканомъ вина... Художники въ произведеніяхъ этого рода обращаютъ вниманіе на знаніе анатоміи, на строгость рисунка, вообще на техническую сторону исполненія; но много ли такихъ любителей, которыхъ бы взяла охота идти смотрѣть картину потому только, что на ней хорошо оттѣнены мускулы!
   Съ другой стороны, удивительно ли, что публика, приглядѣвшаяся къ картонамъ Брюлова, къ его "Взятію на небо", къ его портретамъ, къ ландшафтамъ Калама, къ "Поцалую" и "Русалкѣ" Моллера, сдѣлалась взъискательна?
   Добросовѣстность исполненія, трудность тэмы не удивятъ нашихъ любителей, именно потому, что русскій художникъ (если только онъ дѣйствительно художникъ), всегда избираетъ задачи не легкія, для выполненія которыхъ нужно положить много силъ, много труда; даже въ неудачныхъ его опытахъ всегда замѣтны пріемы широкіе, выражающіе его убѣжденіе въ необходимости выполнить многостороннія условія художественнаго произведенія. Самая добросовѣстность исполненія въ этомъ случаѣ указываетъ на недостатки. Русскій художникъ, особенно прошедшій всю строгую академическую школу, не умѣетъ шутить искусствомъ. Причина малаго успѣха его произведеній часто происходитъ отъ неудачнаго выбора сюжета, отъ благородной непривычки выѣзжать на эффектахъ, отъ неумѣнья распорядиться своими силами, воспользоваться удачными мѣстами своей картины -- такъ, чтобы вниманіе зрителя сосредоточилось именно на этихъ мѣстахъ, и замыкать какъ-нибудь остальное, плохо-обдуманное и неподдававшееся кисти. Онъ, на-примѣръ, знаетъ, что все должно быть писано съ натуры, и держится этого правила болѣе или менѣе крѣпко; но, попробуй онъ изъ головы съ-размаха написать одну изъ такихъ фигуръ своей картины, и эта фигура будетъ бросаться въ глаза, а не будетъ въ ней подлинности, правдоподобности, не будетъ припрятано по-искуснѣй, какъ то сдѣлалъ бы художникъ другой школы.
   Въ каждомъ школьномъ учебникѣ, будь то исторія, теорія словесности, propedeutica juris, политическая экономія, непремѣнно, чуть не на первой страницѣ, прописано, что историкъ долженъ быть философъ, долженъ знать науки юридическія, политическія, долженъ быть знакомъ съ иностранными литературами, долженъ писать увлекательно; юристъ обязанъ черпать изъ сокровищницы исторіи и на фактахъ прошедшаго основывать свои выводы; ораторъ, поэтъ, для-того, чтобъ потрясать сердце, увлекать читателей и слушателей, долженъ глубоко изучить сердце человѣческое; короче, всѣ они должны быть психологами -- а въ психологіи опять, во главѣ необходимыхъ вспомогательныхъ наукъ стоятъ исторія, право, анатомія, физіологія, вообще естественныя науки; да, сверхъ-того, тамъ же сказано, что всѣ эти знанія только въ такомъ случаѣ приведутъ ученаго къ удовлетворительнымъ результатамъ, если онъ будетъ постоянно и неутомимо изучать людей въ разныхъ сферахъ общества...
   Не ясно ли, какъ день, послѣ этого, что человѣкъ, посвятившій себя пластическому искусству, котораго задача та же -- плѣнять, увлекать, потрясать сердца -- что этотъ человѣкъ въ свою очередь тоже долженъ быть сердцевѣдцемъ и философомъ?
   А въ какой мѣрѣ способствуетъ такому всестороннему развитію положеніе, въ которомъ живутъ наши художники, давно уже высказано Гоголемъ въ его повѣсти "Портретъ":
   
   "Молодой Чертковъ былъ художникъ съ талантомъ, пророчившимъ многое: вспышками и мгновеньями его кисть отзывалась наблюдательностью, соображеніемъ, шибкимъ порывомъ приблизиться болѣе къ природѣ. . . . . . . . . . . . . . . . . . Ему казалось даже, что дѣвятнадцатый вѣкъ кое-въ-чемъ значительно ихъ (старинныхъ мастеровъ) опередилъ, что подражаніе природѣ сдѣлалось теперь ярче, живѣе, ближе; словомъ, онъ думалъ въ этомъ случаѣ такъ, какъ думаетъ молодость, уже постигшая кое-что и чувствующая это въ гордомъ внутреннемъ сознаніи. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Занятый весь своей работой, онъ забывалъ и питье, и пишу, и весь свѣтъ, но... когда не на что было купить кистей и красокъ, когда неотвязчивый хозяинъ приходилъ разъ по десяти на день требовать платы за квартиру, тогда завидно рисовалась въ голодномъ воображеньи участь богача-живописца; тогда пробѣгала даже мысль, пробѣгающая часто въ русской головѣ: бросить все и закутитъ съ-горя на зло всему" {См. Сочиненія Н. Гоголя, томъ III, стр. 140--8.}.
   
   Дѣйствительно, большая часть произведеній, носящихъ на себѣ печать таланта и трудолюбія, не обратила на себя вниманія публики преимущественно потому, что содержаніе, выбранное художниками, не соотвѣтствовало современной потребности; и нельзя винить ихъ безусловно, что не разгадали они этой потребности... Хорошо ужь и то, что по этимъ произведеніямъ ясно видно, что намъ грѣхъ жаловаться на безлюдье...
   Но пора перейдти къ милой дѣйствительности, пора назвать нетерпѣливому читателю картины, которыя внушили намъ эту длинную прелюдію, которая могла бы пойдти и еще далѣе, захватить много и другихъ завлекательныхъ вопросовъ, но на этотъ разъ довольно. Боже мой! какъ было бы хорошо, еслибъ "Внутреннія Извѣстія" можно было писать по поводу самого-себя, не спрашиваясь, что съ другими дѣлается...
   Въ сотый разъ полюбовавшись художественнымъ крыльцомъ Академіи, мы вступили въ ротонду... Тутъ на самыхъ видныхъ мѣстахъ помѣщены были шесть морскихъ видовъ "художника-любителя" г. Шульмана. Объ этихъ произведеніяхъ въ 228 мъ No "Санктпетербургскихъ Вѣдомостей" сказано слѣдующее: "Молодой художникъ, которому мы обязаны этими картинами, безспорно обладаетъ талантомъ и призваніемъ... вникнувъ глубоко въ свой предметъ, онъ сдѣлается замѣчательнымъ художникомъ, пѣвцомъ моря (?)... и т. п. Какъ это случилось, не знаемъ, но мы, насладясь шестью видами г. Шульмана, четырьмя ландшафтами г. Иванова, "Внутренностью церкви Почтоваго Департамента" г. Пушкарева, "Цыганкою, играющею въ карты" г. Деладвеза, двумя портретами работы г. Лаврова и еще нѣсколькими морскими видами, съ ярко-вызолоченными волнами, на которыя много изведено кобальту -- наглядѣвшись и надумавшись надъ этими совершенно-свѣжими, вновь-полученными издѣліями, мы невольно вспомнили слова того же Гоголя, въ той же повѣсти, слова, несовсѣмъ подходящія подъ тонъ газетныхъ фельетоновъ, но которыя мы рѣшаемся привести скрѣпя сердце: "....Кому нужны... эти красные и голубые пейзажи, которые показываютъ какое-то притязаніе на нѣсколько уже высшій шагъ искусства?" и пр. {См. Соч. Гогрля, т. III, стр. 138.}.
   Теперь перейдемъ къ дѣйствительной выставкѣ.
   1. "Видъ Константинополя "отъ предмѣстія Яни-Чарши, г. Дорогова.
   Константинополь изображенъ г. Дороговымъ ночью, при лунномъ сіяніи. Справа, на первомъ планѣ, домъ французскаго посольства; нѣсколько-далѣе монументальное, изящное зданіе архитектора Фонати, въ которомъ помѣщается русское посольство; вдали видна башня Галата; по срединѣ картины, на мѣстѣ болѣе-низменномъ, домъ австрійскаго посольства; слѣва -- мусульманское кладбище и мечеть Топ-Хане. Заливъ Золотой-Рогъ отдѣляетъ собственно Византію отъ предмѣстія. Луна роскошно отражается въ тихихъ водахъ его. Надъ городомъ стелется легкій, прозрачный туманъ. Еще лѣвѣе, на второмъ планѣ, виднѣется на противоположномъ берегу -- Скутари, а на заднемъ планѣ цѣлый потокъ блеска въ водахъ пролива, обгибающаго берегъ города, и чуть видны на золотомъ полѣ Острова-Принца и Антигона.
   Это превосходное произведеніе молодаго художника (удостоенное Совѣтомъ Академіи второй золотой медали) можетъ служить лучшимъ доказательствомъ того, какъ важно самостоятельное развитіе таланта. Послѣ ландшафтовъ г. Айвазовскаго нелегко выходить на судъ избалованной публики съ "Видомъ Константинополя". Не смотря на то, одобрительный говоръ постоянно слышался около картины г. Дорогова; никто не рѣшился это самостоятельное, дышащее силой произведеніе назвать подражаніемъ знаменитому живописателю воды и воздуха. Картину эту по справедливости можно назвать point culminant выставки. При обозрѣніи послѣдней академической выставки въ прошломъ году, мы упрекали г. Дорогова въ нѣкоторой жосткости и рѣзкости: въ нынѣшнихъ пейзажахъ, г. Дороговъ значительно подвинулся впередъ, хотя и въ нынѣшнихъ нѣтъ одинакой оконченности частей картины. Общее направленіе шкоды заставляло г. Дорогова болѣе всего обращаться къ средней части своей картины, гдѣ море у ногъ выдавшагося Константинополя свѣтится и блещетъ, чѣмъ ко всѣмъ подробностямъ предмѣстья, освѣщеннаго мерцающимъ свѣтомъ луны, которое съ частью кладбища составляетъ весь передній планъ. Точно такъ, въ другой картинѣ, гдѣ Арабъ на верблюдѣ торопится уйдти отъ моря, выступающаго вездѣ вокругъ по песчаному прибрежью, самое важное было для г. Дорогова заставить заблистать серебрянымъ цвѣтомъ послѣднюю черту далекаго горизонта, гдѣ море сходится съ небомъ, и еще на той же картинѣ проникнуть розовымъ столбомъ свѣта одинокое облако, несущееся въ ясномъ небѣ. Подробностями этими, столько новыми противъ прежнихъ пейзажныхъ эффектовъ, щеголяетъ на славу нынѣшнее искусство; онѣ, дѣйствительно, исполняются все съ большимъ и большимъ совершенствомъ; остается желать, чтобъ столько же таланта и старанія стали обращать и на прочія части морскихъ и вообще водяныхъ ландшафтовъ.
   Нельзя также пропустить безъ вниманія:
   2. Юмористическія сцены "Толкучаго Рынка" г. Риццони.
   3. "Блудный Сынъ" г. Горецкаго.
   4. "Пророкъ Даніилъ во рву львиномъ" г. Сорокина.
   5. Копія съ тиціанова "Снятія со Креста г. Бориспольца.
   6. "Иродіада" г. Майкова.
   7. "Архитектурный проектъ ярмарки" г. Петцольда.
   8. Рисунокъ барельефовъ для севастопольской библіотеки офицеровъ черноморскаго флота. На одномъ изъ нихъ изображена аллегорически исторія всемірнаго мореплаванія и на другомъ исторія русскаго флота, г Рамазанова {Въ послѣдніе дни выставки, въ залѣ Академіи помѣшена была большая картина г. Диде, учителя знаменитаго Калама. Объ этомъ въ высшей степени замѣчательномъ произведеніи мы надѣемся поговорить въ слѣдующей книжкѣ, равно какъ по картинѣ нашего Теньера, г. Реццони.}.
   
   -- Въ теченіе октября появилось въ продажѣ второе большое переложеніе г. Гензельта, другая увертюра Вебера, увертюра оперы "Оберонъ". Разницы противъ того способа переложенія, о которомъ мы говорили по поводу перелоасенія увертюры "Фрейншюца", никакой не замѣтно: невѣрности и неточности кишатъ на каждой страницѣ, такъ-что кажется, будто переложеніе дѣлано не съ подлинной партитуры, а на память, общій ходъ музыки сохраненъ, но невѣрна почти ни одна подробность, не сохранено ни одного оттѣнка этой изумительной увертюры. Кажется еще, что при переложеніяхъ своихъ г. Гензельтъ считаетъ первымъ и единственнымъ условіемъ только полноту, а потому большею частью вездѣ всѣ аккорды у него расположены децимами и ундецимами; но, во-первыхъ, это чрезвычайно монотонно, какъ монотонна вообще всякая принятая привычка, а, во-вторыхъ, прямо противоречитъ подлиннику, который требуетъ на каждомъ шагу самыхъ разнообразныхъ аккордныхъ сочетаній. Очень-часто полноты до Веберъ и хотѣлъ избѣжать, смотря по содержанію такого или другаго мѣста своей увертюры, мѣняющей свою физіономію какъ настоящая волшебная ткань. А это приводитъ къ заключенію, что г. Гензельтъ ищетъ больше всего полноты мимо всѣхъ прочихъ условій, что доказывается арранжировками, или точнѣе, пополненіями "Полонеза", и "Приглашенія къ танцамъ" Вебера, которыя недавно вышли въ свѣтъ; вся разница противъ оригиналовъ состоитъ кое-гдѣ въ октавахъ и въ аккордахъ децимами и ундецимами. Скоро, какъ слышно, должны выйдти въ свѣтъ арранжировки многихъ частей самой оперы Оберонъ" и пополненное изданіе знаменитаго "Concerlstück" Вебера (Веберъ да Веберъ, и никого, кромѣ Вебера!); вѣроятно, все это будетъ одной методы. Что жь касается до увертюры "Оберона", самыми неудачными мѣстами мы считаетъ у г. Гензельта, во-первыхъ, то мѣсто, гдѣ послѣ появленія царицы волшебницъ, красавицы Титаніи, выраженнаго пластическою, чудно-спокойною и кроткою темою a-dur, плывущею на бѣлыхъ тянутыхъ нотахъ оркестра, послѣ маленькой, слѣдующей за тѣмъ темы., порхающей по всему оркестру, изображенъ весь народъ, идущій тяжелою, густою, шумящею толпою, покуда на этомъ crescendo, падающемъ массивными четвертями, одна за другою, летитъ вверхъ первоначальная, испуганная тэма аллегро: надобно было сохранить эти тяжелыя четверти, мѣрно падающія все на одной и той же лѣстницѣ, съ одною и тою же густотою и массивностью звука. Г. Гензельтъ не разглядѣлъ важности подобнаго пріема и, положивъ сначала эти четверти на самыхъ нижнихъ октавахъ, тотчасъ перенесъ ихъ цѣлой октавой выше и тотчасъ же принялся за свои любимыя децимы: слѣдовательно, сразу нарушилъ все намѣреніе подлинника. Другой промахъ болѣе прочихъ важный -- вставленіе собственныхъ аккордовъ совершенно-одинаковой смягчительной натуры съ аккордами, вставленными г. Гензельтомъ въ первую съ-дурную тэму увертюры "Фрейшюце". Въ "Оберонѣ" вставка эта сдѣлана почти въ самомъ концѣ, гдѣ послѣ того, какъ оркестръ достигъ, самой высокой степени своей силы, поднявшись къ верху огромной бѣгущей гаммой, въ послѣдній разъ является de-дурная страстная тэма въ полномъ блескѣ своей энергіи и стремительности. Переходные аккомпанирующіе аккорды, вставленные г. Гензельтомъ, мало того, что здѣсь ненужны, потому-что авторъ не хотѣлъ ихъ, но еще придаютъ мелодіи совсѣмъ-чуждый ей колоритъ сантиментальносги. Наконецъ, всю увертюру г. Гензельтъ завершаетъ de-дурной гаммой, которой въ партитурѣ не видать и которая неизвѣстно зачѣмъ появляется въ переложеніи. Высоко уважая г. Гензельта, какъ первокласснаго пьяниста нашего времени, мы тѣмъ не менѣе считаемъ обязанностью высказать, что совсѣмъ не его дѣло арранжировка и переложеніе: за этимъ нужно обращаться къ изумительнымъ художественнымъ работамъ Листа, которыя онъ называетъ фортепьянными партитурами. Нельзя довольно употребить времени на то, чтобъ хорошенько изучить ихъ вполнѣ; если даже не сравнивать переложеніе "Оберона" г. Гензельта съ партитурой, а только съ однимъ листовымъ "Оберономъ", съ перваго же раза увидишь разницу, ничѣмъ-невосполнимую. Но листовы переложенія столько замѣчательны и столько важны въ исторіи искусства, что требуютъ цѣлой отдѣльной статьи, которую мы надѣемся въ послѣдствіи предложить читателямъ.
   
   -- Между тѣмъ, есть еще нѣсколько предметовъ, о которыхъ мы должны говорить еще, и, во-первыхъ, объ итальянской оперѣ и примадоннѣ ея, г-жѣ Фриццолини.
   Первымъ нашимъ словомъ объ этой превосходной пѣвицѣ должно быть сожалѣніе, зачѣмъ она не будетъ пѣть въ "Севильскомъ Цирюльникѣ" Россини. Мало того, что эта опера любимица всѣхъ европейскихъ публикъ: она еще, сверхъ-того, лучшая опера нашего вѣка, высшее музыкально-драматическое произведеніе первой половины ХІХ-го столѣтія. Мы не имѣемъ возможности вступить здѣсь въ бои съ Берліозомъ на-счетъ вопроса о "ВильгельмѣТёллѣ": причины, заставляющія Берліоза -- перваго музыкальнаго критика нашего времени -- признавать эту оперу высшимъ произведеніемъ Россини, слишкомъ-тѣсно связаны съ тѣмъ реформаторскимъ движеніемъ, которое-для него составляетъ въ искусствѣ все и которое заставляетъ его цѣнить выше всего Глюка, Мейербера, "Вильгельма Телля" Россини, симфоніи Бетховена, и принуждаетъ его самого быть музыкальнымъ композиторомъ; слѣдовательно, весь этотъ вопросъ, взятый въ совокупности, не относится къ тому, что можетъ быть сказано о россиніевской музыкѣ. Реформа въ музыкѣ нашего времени начинающаяся Берліозомъ и Мейерберомъ, только-что зарождается; ни тому, ни другому изъ этихъ необыкновенныхъ талантовъ не суждено осуществить ее; по собственному выраженію Берліоза, они только застрѣльщики той арміи, которая пойдетъ за ними и которая рѣшитъ сраженіе; слѣдовательно, и тотъ и другой, подобно Глюку, подобно всѣмъ реформаторамъ, понимая отношеніе ихъ къ цѣлому прошедшему искусства, чувствуютъ готовящееся будущее, и, слѣдовательно, оба эти чело вѣка не иначе, какъ нѣкоторыми нравящимися и пришедшимися по современному вкусу частностями могутъ завоевать себѣ любовь своей публики. Еслибъ кто-нибудь взялъ на себя трудъ прослѣдить и высказать, что всегда нравилось вездѣ и всѣмъ публикамъ, изъ произведеній этихъ двухъ реформаторовъ, тотъ, конечно, указалъ бы на мелочи, которыя никогда не составляли цѣли ихъ энергическихъ стремленій, а были не больше, какъ мелкія подробности въ общей массѣ. И такъ, возвращаясь къ нашему предмету и говоря о томъ, что любятъ или не любятъ въ драматической музыкѣ нашего времени, никогда нельзя говорить объ операхъ Мейербера, уже и потому-что Мейерберъ принадлежитъ къ числу талантовъ, которые не въ состояніи вполнѣ осуществлять свою мысль и у которыхъ исполненіе далеко остается за намѣреніемъ. Съ Россини прямо наоборотъ: если его полюбили съ первыхъ опытовъ его въ музыкѣ, то полюбили, во-первыхъ, какъ Итальянца, т. е. какъ композитора музыки самой понятной, проникающей въ душу, въ сердце, въ голову е in altri siti, безъ малѣйшаго затрудненія сквозь всѣ поры тѣла -- музыки, которая сама-собой убаюкиваетъ цѣлую публику, какъ нянька убаюкиваетъ ребенка. Во вторыхъ, кромѣ этого качества, общаго Итальянцамъ, Россини обладавъ самымъ необыкновеннымъ музыкальнымъ дарованіемъ, которое возводило внутреннюю пошлость итальянской музыки на изумительную высоту, скрывало ее отъ всѣхъ глазъ, и нѣтъ ни одного человѣка, который могъ бы не быть проникнутъ до глубины души поразительною красотою и граціею, царствующею въ каждомъ произведеніи Россини. Красота эта замѣнила у него красивость -- общую, ласкательную для всѣхъ принадлежность итальянскихъ оперъ; а такъ-какъ Россини является тотчасъ послѣ великихъ инструментистовъ XVIII вѣка, Моцарта и Гайдна, и какъ онъ ловко, хотя самымъ незатѣйливымъ образомъ заимствовалъ отъ нихъ новооткрытую полноту и блескъ оркестра, то не могъ не сдѣлаться тотчасъ же самымъ рѣшительнымъ любимцемъ всѣхъ на свѣтѣ публикъ, тѣмъ больше, что, вмѣстѣ съ красотой музыки и роскошнымъ блескомъ оркестра, соединялъ первое, необходимое условіе для очарованія массъ: ничтожность содержанія и пустоту музыки -- условія, безъ которыхъ нельзя быть чьимъ нибудь любимцемъ. Но подъ конецъ своей музыкальной каррьеры, незадолго до "Вильгельма Телля", Россини написалъ оперу, которая не должна, подобно прочимъ операмъ его, черезъ нѣсколько лѣтъ исчезнуть со сцены, но которая навсегда останется однимъ изъ лучшихъ сокровищъ музыки, наравнѣ съ произведеніями самыхъ высокихъ художниковъ,-- такую оперу, которой все существованіе основывается не на одной внѣшней красотѣ формы, но на истинѣ и глубинѣ выраженнаго этой музыкой; притомъ же, въ этотъ періодъ своей дѣятельности, Россини достигъ полнаго, возможнаго развитія своихъ силъ, и красота его музыки восходитъ здѣсь на недосягаемую степень крѣпости и возмужалорти.
   Эта опера -- "Севильскій Цирюльникъ". Сила и окрѣплость таланта выразились въ ней на каждой мелкой подробности; то, что въ другихъ операхъ подобнаго же направленія не больше, какъ итальянское общепринятое условное буфонство, здѣсь получаетъ широкіе и благородные размѣры искусства. Бросивъ всегдашнюю итальянскую безразличность, которая съ непостижимымъ хладнокровіемъ пропускаетъ всѣ подробности, встрѣчающіяся въ текстѣ и для каждой отдѣльной части (morceau) пьесы держится одного общаго тона, подобно плащу, закрывающему всѣ контуры, всѣ цвѣта, Россини въ этой оперѣ съ драматическою любовью нашего времени предался всѣмъ безчисленнымъ подробностямъ текста -- текста Бомарше, столько живущаго именно этими безконечными подробностями; и опера Россини вышла драгоцѣннымъ, рѣдкимъ перломъ! Въ немъ было столько силы, что онъ могъ сдерживать въ одной линіи, сводить въ одну физіономію чудесной красоты всѣ смѣняющіяся, разнородныя подробности этого живаго текста и такимъ-образомъ останавливался выполненіемъ этой задачи на томъ пунктѣ, съ котораго пойдетъ вся наша будущая драматическая и ораторная музыка. Оперы Моцарта, на столько стоящія выше "Севильскаго Цирюльника", тѣмъ не меньше невозможны ныньче ни на одной оперной сценѣ: никакая публика не въ состояніи ихъ вынести; онѣ скучны по общему ходу своему, и здѣсь все дѣло заключается не въ сущности самой музыки, а въ самомъ оперномъ направленіи. Даже "Женитьба Фигаро", самая живая изъ нихъ, должна казаться на сценѣ чѣмъ-то мертвеннымъ, безжизненнымъ, не смотря на то, что каждая страница ея недосягаемый образецъ. Только со времени "Севильскаго Цирюльника" Россини начинается сценическая драматическая музыка. Условія театра и сцены получаютъ свое существованіе, открываются только въ наше время; только теперь начинаетъ мало-помалу распутываться этотъ тяжелый вопросъ; но въ послѣднемъ оперномъ произведеніи Моцарта, "Волшебной флейтѣ", видны уже зачатки новой мысли, новой начинавшейся эры. Это угаданное Моцартомъ направленіе было, впрочемъ, преждевременно; еслибъ онъ даже прожилъ нѣсколько лѣтъ, все-таки не въ состояніи былъ бы исполнить задуманной новой оперы; всѣ условія театра, всѣ требованія публикъ были еще новы, и ему было бы невозможно произвести переворотъ, который стоитъ въ тѣсной связи съ цѣлымъ направленіемъ всеобщихъ эстетическихъ вѣрованій. Отъ-этого, не смотря на рѣшительное превосходство "Женитьбы Фигаро" Моцарта передъ "Севильскимъ Цирюльникомъ" Россини, первая невозможна для сцены ни теперь, ни когда-нибудь въ-послѣдствіи, между-тѣмъ, какъ едвали второй будетъ когда-нибудь вытѣсненъ съ оперной сцены, даже тогда, когда осуществятся въ-послѣдствіи всѣ музыкальныя ожиданія Берліозовъ и Мейерберовъ. Конечно, если и теперь уже чувствительна шаткость и случайность инструментовки "Севильскаго Цирюльника", если этотъ недостатокъ можетъ становиться, по мѣрѣ прибавляющейся образованности, чувствительнѣе и чувствительнѣе для мысли, то опера надѣлена такимъ богатствомъ жизни и красоты, что никакіе успѣхи музыки не могутъ пошатнуть ея съ нынѣшняго пьедестала.
   Въ этой оперѣ прежде всего бросается въ глаза то, что, кромѣ двухъ-трехъ фіоритурныхъ, такъ-сказать филигранныхъ нумеровъ, изъ какихъ обыкновенно состоятъ итальянскія оперы (ужь это одно какой подвигъ: двумятремя исключеніями поплатиться итальянскимъ привычкамъ!), все прочее состоитъ изъ безчисленнаго множества маленькихъ кусочковъ. Ни одинъ нумеръ не идетъ общею сплошною массою -- все разносоставное: и ритмъ, и музыка, и тоны, и иструментовка останавливаются, ускоряются, замедляются на каждомъ шагу, музыка дѣлается музыкальнымъ разговоромъ, въ той степени, какую должна допускать музыка, но, конечно, не углубляясь до такой степени въ безполезность подробностей, какъ дѣлаютъ это нѣкоторые современные ультрадраматическіе композиторы, такъ-что, если, на-примѣръ, рѣчь пошла о мечѣ, композиторъ старается выразить мечъ, если о слезахъ, хотя бы объ этихъ слезахъ дѣйствующее лицо говорило съ улыбкой -- онъ принимается выражать слезы; если въ рѣчь зашло одно слово о радугѣ, солнцѣ, бурѣ, и т. д., все это непремѣнно стоитъ и въ музыкѣ. Талантъ художника долженъ руководить его посреди двухъ подводныхъ камней", несценичности и слишкомъ-усиленной драматичности. Въ "Севильскомъ Цирюльникѣ", Россини вездѣ шелъ вѣрно, и такимъ-образомъ однимъ изъ чудеснѣйшихъ произведеній музыкальныхъ вышла арія дона-Базиліо -- la Calunnia. Не смотря на то, что публика всего меньше обращаетъ вниманіе на эту арію, она лучшая, самая конченная, самая выдержанная часть всей оперы. Нѣтъ ничего выше ея между всѣми музыкальными сценами лучшихъ оперъ Моцарта, съ такой силой выразился въ ней весь данный сюжетъ и характеръ! Но если эта сцена одна стоитъ отдѣльно отъ всѣхъ другихъ въ оперѣ, выше всѣхъ, тѣмъ не меньше къ той же чудесной породѣ принадлежатъ многочисленныя другія сцены, изъ которыхъ сложена опера. Извѣстно, что превосходный пѣвецъ или превосходная пѣвица могутъ посредствомъ незначительныхъ подробностей, но такихъ, которыхъ надобность они одни только почувствуютъ и выразятъ, очертить цѣлыя подробности характеровъ, цѣлые характеры; но "Севильскій Цирюльникъ" такая опера,; которая не нуи дается въ дополненіяхъ великихъ исполнителей; она столько полна, что должны считать себя счастливыми тѣ пѣвцы, которые разглядятъ всѣ задуманныя авторомъ подробности и будутъ въ состояніи пропустить не больше одной четверти изъ числа ихъ.
   Понимая такимъ-образомъ исполненіе "Севильскаго Цирюльника", мы полагаемъ, что надобно считать большою потерею, если г-жа Фреццолини не будетъ исполнять этой оперы. Къ этому заключенію приводитъ насъ ьоспоминаніе всего, что мы видѣли въ ея исполненіи "Любовнаго Напитка" Донидзетти -- оперы, данной для втораго ея дебюта. Хотя и въ микроскопическомъ, и притомъ въ сильнопревращенномъ и искаженномъ видѣ, Донидзетти -- копія съ Россини, къ которому онъ еще болѣе приближается именно въ этой небольшой оперѣ-buffa, написанной на такой милый сюжетъ. Граціозная и кокетливая Адина -- отблескъ, хотя и далекій, прелестной и шаловливой Розины. У каждой изъ нихъ есть свои капризы, свои проказы, своя маленькая ревность, разрѣшающаяся чудеснымъ женскимъ прощеніемъ и свѣтлой радостью влюбленной дѣвушки; есть свои лукавые взгляды, свои ласкающіе звуки голоса, своя насмѣшливость и дразнящій ревнивца хохотъ, который заставляетъ раскрыть чудесный ротъ и показать чудные, сверкающіе зубы. Двѣ женскія роли: въ "Севильскомъ Цирюльникѣ"" и въ "Любовномъ Напиткѣ" всего меньше могутъ быть исполняемы обыкновенными распѣвающими актриссами:тутъ никакое пѣніе недостаточно -- всякая сцена должна быть играна; не только нужно вкладывать безконечно-много собственнаго творчества въ каждую исполняемую часть оперы, въ "Севильскомъ Цирюльникѣ" и "Любовномъ Напиткѣ" нельзя ни одной секунды оставаться безъ игры ни Розинѣ, ни Адинѣ. Г-жа Фреццолини обладаетъ самымъ очаровательнымъ талантомъ для того, чтобъ воплотить собою эти милыя, граціозныя созданія. Природа надарила ее не одною красотою, но и чудеснымъ, самымъ женственнымъ голосомъ, въ полнотѣ котораго лежатъ всѣ средства для очаровательнѣйшихъ тоновъ души: она дала ей грацію южной молодой женщины, грацію, которою въ такой высокой степени проникнута игра г-жи Плесси. Исполненіе г-жею Фреццолини роли кокетливой, прелестной, любящей Адины, въ "Любовномъ Напиткѣ" имѣетъ что-то родственное съ ролями подобнаго же содержанія изъ богатаго репертуара г-жи Плесси; у обѣихъ мы находимъ чрезвычайную тонкость и нѣжность въ начертываемомъ характерѣ, не; обыкновенную привлекательность всего существа, овладѣвающую зрителемъ съ перваго момента, находимъ какое-то спокойствіе, носящееся надъ всѣмъ существомъ ихъ, которое разливаетъ и въ зрителѣ изумительное ощущеніе теплоты и привязанности. Такіе гармонически-настроивающія натуры очень-рѣдко встрѣчаются; за то и дѣйствіе ихъ мгновенно: первый взглядъ, первый шагъ, первый звукъ голоса рѣшаютъ все. Нѣтъ надобности въучиваться въ ихъ игру, въ ихъ драматическое исполненіе -- еще прежде, чѣмъ успѣешь дать себѣ отчетъ въ ощущеніи, къ нимъ уже привязанъ всѣмъ существомъ своимъ, и притягательная, очаровывающая сила эта со всякимъ часомъ можетъ только рости. Невозможно достаточно цѣнить такія рѣдкія, избранныя натуры, которымъ всегда можетъ грозить опасность не прійдтись по грубымъ, и толстымъ вкусамъ массъ, изъ которыхъ большею частію составлены всѣ на свѣтѣ публики: настоящій инструментъ большинства публики не кларнетъ и не віолончель, а тромбонъ и литавра, цвѣтъ -- не тотъ драгоцѣнный цвѣтъ, который всѣхъ нѣжнѣе и прекраснѣе, но тотъ, который всего больнѣе рѣжетъ глаза и заставляетъ чуть не щуриться. Вотъ почему, лѣтъ двадцать назадъ, Каталани, владѣвшая гигантскимъ голосомъ, всюду называлась пѣвицей и слыхивала около себя такія рукоплесканія, какія наврядъ ли кто-нибудь еще заслужилъ. Когда же дѣло идетъ не объ одномъ голосѣ, а о дарованіяхъ, точно также всегда были, и вѣроятно долго будутъ, любимцами (по тѣмъ же причинамъ) не тѣ, у которыхъ все остановилось на своей рѣшительной, настоящей точкѣ, но либо тѣ, у которыхъ сантиментальность и разслабленность чувства, ласкающая вкусъ, пріобрѣла чудовищные размѣры, или у которыхъ всѣ дарованія направлены къ какимъ-то тромбоннымъ, раздирающимъ проявленіями. Кажется, судя по первымъ блестящимъ дебютамъ г-жи Фреццолини, ей, по какой-то счастливой судьбѣ, нечего бояться разлада съ публикою: ее у насъ сразу полюбили и, можетъ-быть, дѣйствительно станутъ входить въ сущность. этого дарованія, полнаго граціи и истины
   Г-жа Фрецоллини дѣйствуетъ своимъ голосомъ весьма разсчетливо: она не растрачиваетъ его съ безумнымъ мотовствомъ, только чтобъ зала загремѣла рукоплесканіями; зная про тѣ невознаградимыя потери голоса, которыя слѣдуютъ иногда за неумѣренною покорностью безжалостной публикѣ, она позволяетъ себѣ и не повторять каждую спѣтую ею сцену, какъ бы того хотѣлось избалованнымъ слушателямъ (впрочемъ, отъ этого пора бы, кажется, отвыкнуть: такія повторенія только вредятъ цѣлости и неразрозненности впечатлѣнія): отъ-того она сохраняетъ до конца оперы всю свѣжесть, полноту и неусталость голоса. Дѣйствуя безъ принужденія, голосъ этотъ, кажущійся сначала нѣсколько закрытымъ, все больше расширяется и раскрывается, такъ-что послѣднія и самыя важныя аріи по глубинѣ выражаемаго чувства въ "Любовномъ Напиткѣ", она въ состояніи исполнить съ такою же выдержанностью и оконченностью, какъ-будто это былъ еще первый актъ. Вся сцена примиренія ея съ Неморино, когда, забывъ свое кокетство, вся въ страхѣ по терять его, она высказываетъ ему любовь свою и чудеснымъ движеніемъ, устремивъ на него полные любви глаза, бросается къ нему въ объятія, она исполнила съ такою прелестью простоты и чувства, что нескоро можно вспомнить сцену, равную этой, на оперномъ театрѣ. Принадлежа, вмѣстѣ съ недавнею нашею дорогою примадонною, г-жею Віардо, къ новой школѣ пѣнія и драматическаго исполненія, г-жа Фрецоллини необыкновенно-скупа на всю эту фіоритурную, филигранную голосовую потѣху, которая прежде составляла въ оперѣ всю цѣль пѣвцовъ и публики и которая до-сихъ-поръ свято сохраняется въ преданіяхъ немногихъ артистовъ, послѣдующихъ за общимъ движеніемъ впередъ и упорно удерживающихся въ прежнихъ вѣрованіяхъ. Что касается до г-жи Фреццолини, она держитъ все свое исполненіе въ границахъ самой строгой простоты и драматичности, и когда рѣшается на фіоритуры, то фіоритуры бываютъ у ней столько умны, такъ тѣсно связаны съ сценическимъ моментомъ, что всегда кажутся истекающими изъ мысли самого автора, продолженіемъ очерка положенія. Въ этомъ отношеніи, самая замѣчательная фіоритура г-жи Фреццолини была въ началѣ одного дуэта втораго акта "Любовнаго Напитка": смѣло брошенная ея голосомъ черта была тутъ цѣлымъ прибавленнымъ словомъ къ той плавной рѣчи, которую она потомъ начала со вступившимъ оркестромъ, и эта одна прибавленная музыкальная фраза, опережающая оркестръ, опережающая начинающуюся арію, такъ слита съ цѣлымъ впечатлѣніемъ сцены, такъ нераздѣльно съ нимъ связана, что ее можетъ изобрѣсти только артистка, не просто пѣвица, но исполнительница, глубоко входящая въ начертаніе характера и положеній его, съ этимъ можетъ сравниться только та драматическая фіоритура, доканчивающая мелкія подробности характера Розины, которую Віардо вставляла такимъ блестящимъ образомъ въ первой аріи въ "Севильскомъ Цирюльникѣ" и которая очерчивала однимъ разомъ и нѣжную натуру влюбленной, и рѣшительность этой смѣлой натуры, противъ которой ничто не устоитъ.
   Намъ остается упомянуть о мастерствѣ г-жи Фреццолини въ речитативѣ. Это искусство, дающееся весьма-немногимъ. встрѣчающееся очень-рѣдко и которое, кажется, природно между пѣвцами только самымъ чистымъ Итальянцамъ. Если въ этомъ искусствѣ, теперь все больше и больше теряющемся, мы видимъ примѣры высшаго совершенства въ лицѣ Рубини и особенно Тамбурини, то нельзя не замѣтить, что въ томъ же отношеніи недалеко отъ нихъ отстоитъ и г-жа Фреццолини. Каждое слово выходитъ у ней необыкновенно-вѣрно и отчетливо, съ изумительною ясностью. Ни улыбка, ни иногда-измѣняющіяся, смотря по положенію сцены, черты лица, ни смѣхъ ея прекраснаго рта, ни самое нѣжное, pianissimo, едва внятное, не лишаютъ речитативовъ ея самой оконченной отчетливости и ясности. Сюда же должно отнести многія слова, не спѣтыя, а выговоренныя въ тѣ мгновенія, когда быстрота чувства или стремительность движенія не даютъ спѣть и позволяютъ только выговорить, точно будто не на оперной сценѣ, одно или два слова. Въ такихъ мѣстахъ, прелесть тона голоса у г-жи Фреццолини поразительна, къ чести нашей публики скажемъ, что ни одно изъ такихъ чудесныхъ словъ не проходитъ незамѣченнымъ.
   Хотя, какъ слухи носятся, г-жа Фреццолини и не будетъ пѣть въ "Севильскомъ Цирюльникѣ", однако, остается ожидать высокаго наслажденія отъ ея "Соннамбулы", въ которой такъ хороша была Віардб, столько схожая съ г-жёю Фреццолини по направленію таланта. Если намъ уже не удастся видѣть на г-жѣ Фреццолини костюма Розины, который у ней, вѣроятно, былъ бы столько же оригиналенъ и нетеатраленъ, какъ и костюмъ Амины "Любовнаго Напитка", то можно надѣяться, что и для Амины будетъ столько же прелестный костюмъ итальянской крестьянки. Если она взяла себѣ ныньче плетеную красную сѣтку, закрывающую широкимъ кругомъ черную ея косу, отъ которой спускаются яркія вѣнчальныя ленты, если выбрала себѣ красивый бархатный корсажъ съ блестящею атласною юбкою, спереди покрытую маленькимъ передничкомъ, которымъ будутъ отираться въ пьесѣ плачущіе черные глаза, то, конечно, для свадьбы Амины остается еще много живописныхъ костюмовъ итальянскихъ крестьянокъ, изъ которыхъ въ каждомъ г-жа Фреццолини будетъ также прекрасна.
   
   -- Театральные фельетоны пишутся у насъ большею частію такъ, что кто самъ не бываетъ въ театрахъ, не можетъ составить себѣ никакого понятія о томъ, что на нихъ дѣлается. Однимъ и тѣмъ же безразличнымъ почеркомъ пера расхваливается лучшее наравнѣ съ посредственнымъ; а между-тѣмъ, кажется, цѣль каждаго отчета не та, чтобъ сказать, что было, но сказать, какъ было Отъ газетёровъ, въ-слѣдствіе принятыхъ ими привычекъ, ничего подобнаго и ожидать нельзя: всѣ важныя и неважныя явленія тонутъ у нихъ въ одной и той же безднѣ. Поэтому, считаемъ обязанностью упомянуть объ одной недавно-данной на французскомъ нашемъ театрѣ пьесѣ, въ которой г-жа Плесси создала (a crée, хотя это случилось и въ Петербургѣ) роль художественно. Эта пьеса -- довольно-обыкновенная комедія, состряпанная однимъ мало-извѣстнымъ авторомъ, г. Лзфиттомъ, и называющаяся: Une Maitresse anonyme. Въ ней г-жа Плессй исполняла роль герцогини Меранъ, влюбленной въ молодаго живописца, которому она не можетъ открыть своей любви, и который, самъ будучи въ нее влюбленъ, въ-продолженіе цѣлой пьесы даже не подозрѣваетъ ея страсти, наконецъ, въ отчаяніи хочетъ жениться на другой. Въ первомъ актѣ, для роли герцогини ничего еще нѣтъ: ей только нужно быть ослѣпительной въ своемъ бальномъ костюмѣ, прекрасной до поразительности, и всякій легко пойметъ, какъ исполнила эту часть своей задачи г-жа Плесси, кто только видалъ ее и знаетъ, какъ она хороша собой и какъ умѣетъ одѣться Съ своимъ чудеснымъ ростомъ, прелестью лица и необыкновенною граціею каждаго движенія, входя посреди блестящихъ фанфаръ оркестра въ бальную залу, сіяющую огнемъ, она была какимъ-то величественнымъ явленіемъ. Но вся пьеса составлена для втораго дѣйствія, и здѣсь мы укажемъ на двѣ сцены, составляющія лучшіе моменты г-жи Плесси; равныхъ имъ немного можно найдти въ многочисленныхъ роляхъ этой превосходной артистки. Во-первыхъ, сцена кокетства и пластической красоты, когда, облокотись рукой на подушку оттомана, герцогиня сидитъ передъ молодымъ живописцемъ, снимающимъ съ нея портретъ. Эти немногія минуты свиданія-послѣдняя надежда ея послѣ цѣлаго года ожиданія; если она теперь же не успѣетъ выказать ему свою любовь, если теперь онъ не полюбитъ ея, все пропало безвозвратно. И она, полубоязливая, полуувѣренная въ могуществѣ своей красоты, склонясь немного впередъ. сосредоточиваетъ всю душу свою, всю наполняющую ее страсть въ одинъ нѣмой взглядъ, полный ожиданія... Послѣ такихъ сценъ всегда остается только сожалѣніе, зачѣмъ онѣ не могутъ быть продолжительны. Еще лучше послѣдняя сцена комедіи, когда, получивъ письмо отъ таинственной своей обожательницы, которая приказываетъ ему выйдти въ комнату подлѣ будуара, гдѣ писался портретъ, для того, чтобъ наконецъ, по медальному онъ узналъ, кто ина, столько времени преслѣдовавшая его своею таинственною любовью, онъ убѣгаетъ въ эту комнату, гдѣ рѣшится сейчасъ судьба его, потому что и онъ до безумія влюбленъ въ прелестную герцогиню, и ему всегда казалось, что она хочетъ только заставить его высказать свою любовь и потомъ посмѣяться надъ нимъ. Но она наблюдала за нимъ въ послѣднія минуты; ей теперь кажется, что къ ней обращена вся любовь его, что сейчасъ къ ея ногамъ упадетъ онъ -- и однакожъ въ груда ея весь прежній страхъ: когда она вошла послѣ него въ эту комнату, теперь пустую, она съ трудомъ можетъ сдѣлать нѣсколько шаговъ; руки ея складываются, какъ для молитвы, сверкающіе слезами глаза поднимаются къ небу: она съ горячностью и ослабѣвающею надеждою молится, чтобъ онъ могъ полюбить ее, потому-что отъ этой любви теперь зависитъ все ея спокойствій, все счастіе, вся жизнь... Но одну секунду только продолжается эта молитва, и кроткая горячность покрываетъ волнующееся, измѣняющееся лицо; обожаемый ею человѣкъ видѣлъ уже медальйонъ, портретъ ея, онъ уже у ногъ ея, и въ одно мгновеніе все лицо ея преобразилось: на немъ выразилась такая полнота блаженства, такая мгновенная радость, что, казалось, послѣднее дыханіе вылетитъ изъ ея груди; глаза ея, будто пораженные какимъ-то сіяніемъ, полузакрылись; она улыба лась и не могла выговорить ни одного звука, наконецъ, будто потерявъ всѣ силы, она спрятала на плечѣ мужа пылающее лицо свое... Такія минуты -- лучшее торжество искусства. Только рѣдкіе избранники въ состояніи выражать подобное блаженство... Такія сцены всегда напоминаютъ намъ удивительную сцену Гоголя, когда Оксана, вся зардѣвшись счастіемъ, подала руку свою красавцу Вакулѣ-кузнецу. Ихъ немного могутъ насчитать въ своемъ репертуарѣ даже геніальные артисты.
   Переходимъ къ извѣстіямъ такъ-называемымъ "ученымъ".
   
   -- Нашимъ читателямъ уже извѣстно, что въ началѣ нынѣшняго года Русскимъ Географическимъ Обществомъ снаряжена и отправлена экспедиція для ученаго изслѣдованія Сѣвернаго Урала. Вотъ содержаніе первыхъ донесеній этой экспедиціи:
   Окончивъ всѣ необходимыя приготовленія, экспедиція вышла изъ Чердыни, 30 мая 1847 г., къ Уральскимъ Горамъ въ двухъ отрядахъ: главный, подъ начальствомъ майора Корпуса Горныхъ Инженеровъ г. Стражевскаго, отправился въ шитикахъ вверхъ по Вишерѣ, а другой, съ г. полковникомъ Гофмзномъ, по рѣкѣ Колвѣ. Не смотря на препятствія, которыя представляло сильное весеннее теченіе, г. Гофманъ, при усиленной греблѣ, слѣдовалъ довольно-скоро, поднимаясь вверхъ по рѣкамъ Колвѣ, Вишеркѣ, Вогулкѣ, Волонищѣ, Печорѣ, Уньѣ, Кизвуньѣ, и опять по Печоръ до ея истока. Во время всего этого плаванія, топографъ Брагинъ произвелъ вѣрную съёмку части теченія Колвы, Випіерки, Березовки, Вогулки, Волосницы, Печоры отъ Усть-Волосницы до самаго истока Уньи и значительной части Кизвуньи. По геогностическому разрѣзу Уньи и Печоры, г. Гофманъ встрѣчалъ тѣ же формаціи, которыя графъ Кейзерлингъ видѣлъ въ Ильичѣ. Онъ собралъ нѣсколько образцовъ горнокаменныхъ породъ, хотя не считаетъ этого собранія богатымъ, замѣчая, что многіе экземпляры весьма-неявственны. Въ горахъ при Усть-Уньѣ, г. Гофмзнъ нашелъ пещеру, наполненную костями исчезнувшихъ животныхъ, которыя онъ причисляетъ къ породѣ медвѣдей, называемой ursus spelacus. Въ источникахъ встрѣчавшихся на пути, г. Гофманъ наблюдалъ температуру воды. Безпрерывные дожди сопутствовали ему до 9 іюня. Тогда съ яснымъ небомъ сдѣлался морозъ болѣе одного градуса, который продолжался три дня. Съ теплой погодой наступили дожди и сильныя грозы. 1-го іюля прибыли къ истокамъ Печоры гг. Ковальскій и Брандтъ. Они слѣдовали съ главнымъ отрядомъ экспедиціи изъ Чердыни вверхъ по Вишерѣ въ шитикахъ до деревни Усть-Услуй, куда прибыли 10 іюня.
   Здѣсь отрядъ переложилъ тяжести въ заблаговременно-приготовленныя вишерскія лодки, и 13-го числа сталъ подниматься по рѣкѣ Вишерѣ до города Чавалъ, гдѣ встрѣтили его олени. По невозможности поднять разомъ всѣ тяжести, гг. Ковальскій и Брандтъ отправились впередъ по гребню горъ съ частью вещей, а г. Стражевскій сталъ подниматься по Вишерѣ, располагая остановиться въ десяти верстахъ отъ ея истока, куда и слѣдовало выслать ему оленей, на которыхъ прибылъ г. Ковальскій. Въ ожиданіи т. Стражевскаго, полковникъ Гофманъ занимался приведеніемъ въ порядокъ журналовъ, собранныхъ предметовъ естественныхъ наукь, сушилъ и укладывалъ провіантъ и пр. Т. Стражевскій занимался. тѣмъ же самымъ при верховьяхъ Вишеры, ожидая возвращенія оленей. 12 іюля, оба отряда соединились при истокахъ Печоры. Начальникъ экспедиціи, видя невозможность слѣдовать впередъ со всѣми тяжестями, отдѣлилъ нужнѣйшія вещи и, оставивъ необходимаго провіанта на пятьдесятъ дней, отправилъ все прочее въ Верхисвинское-Зимовье. 19 числа экспедиція полагала выступить въ двухъ отрядахъ. Г. Гофманъ долженъ былъ слѣдовать по Иличу, а г. Стражевскій по гребню, съ тѣмъ, чтобъ соединиться у подошвы Снѣговыхъ Горъ.
   Во время слѣдованія главнаго отряда экспедиціи, г. Ковальскій, не смотря на малое число ясныхъ дней, опредѣлилъ положеніе 24 пунктовъ; топографъ Юрьевъ произвелъ весьма точную съёмку Вишеры отъ Чердыни до ея истока и оттуда направленія горъ до истока Печоры. Г.Брандтъ, при помощи трехъ барометровъ, произвелъ довольно-полную нивелировку. Г. Стражевскій встрѣчалъ на Вишерѣ тѣ же формаціи, которыя г. Гофманъ видѣлъ на Уньѣчи Печорѣ; но ему посчастливилось пойдти цѣлую груду прекрасныхъ окаменѣлостей. Г. Брандтъ собралъ значительное число экземпляровъ 6 породъ плотоядныхъ животныхъ, 45 породъ птицъ и 200 родовъ насѣкомыхъ и растеній. Сверхътого, онъ опредѣлялъ весьма-часто температуру источниковъ и рѣкъ. Относительно общаго вида страны, г. Гофмзнъ дѣлаетъ слѣдующее замѣчаніе: хребетъ идетъ въ прямомъ направленіи съ юга на сѣверъ. Онъ состоитъ изъ одной цѣпи горъ шириною до 35 верстъ. Горы эти имѣютъ узкое основаніе и конусообразныя вершины. Онѣ отдѣляются одна отъ другой небольшими долинами и достигаютъ высоты 3,000 футовъ. Склоны покрыты лѣсомъ, но верхи горъ обнажены, и по нимъ разсыпаны камни. Линія водораздѣла идетъ изгибами, не слѣдуя направленію хребта, который простирается, какъ сказано, съ юга прямо на сѣверъ. Снѣгъ остается лѣтомъ въ ущельяхъ, но въ нынѣшнемъ году онъ весь растаялъ отъ сильныхъ дождей. Лѣсъ большею частію хвойный. Всего обыкновеннѣе пихта, сибирская ель, лиственница, сосна и кедръ. Изъ прочихъ деревъ встрѣчаются береза, рябина, черемуха, осина; рѣже попа-дается липа. На высотахъ встрѣчается березовый ерникъ, горный можжевельникъ, а въ мѣстахъ болотистыхъ низко-растущія ивы.
   Что-то дѣлается по предложенію барона А. К. Менендорфа -- объ изслѣдованіи южной полосы чернозема?..
   
   -- Вышло въ свѣтъ объявленіе о публичномъ преподаваніи наукъ въ Императорскомъ Санктпетербургскомъ Университетѣ на 1847 и 1848 академическій годъ: Изъ него видно, что ученое университетское сословіе состоитъ изъ 22-хъ ординарныхъ профессоровъ (оставили университетъ: прослужившій 25 лѣтъ профессоромъ арабской словесности О. И. Сенковскій, и профессоръ политической экономіи В. С. Порошинъ), 7-ми экстраординарныхъ профессоровъ, 5-ти адъюнктовъ, 13-ти лекторовъ и преподавателей, и 2-хъ доцентовъ (всего 49).
   Въ прошедшемъ академическомъ году выпущено кончившихъ курсъ: кандидатами 62, дѣйствительными студентами 42.
   Въ нынѣшнемъ году принято 168 человѣкъ, съ которыми число всѣхъ посѣщающихъ университетскія лекціи простирается до 706 человѣкъ. Изъ нихъ 655 студентовъ и 51 слушатель.
   По юридическому отдѣленію 306, по камеральному 196, по разряду математическихъ наукъ 46, по разряду общей словесности 46, оріенталистовъ 26, по разряду естественныхъ наукъ 24.
   Сверхъ того, 9 человѣкъ, приготовляющихся къ званію переводчиковъ для служенія въ Закавказскомъ-Краѣ.
   По вѣроисповѣданію: православнаго 370, римско-католическаго 180, лютеранскаго 93, реформатскаго 4, Армянъ 4, Евреевъ 2, евангелическаго 1, Мухаммсданинъ 1.
   По состоянію: дворянъ 424, сыновей чиновниковъ 63, купцовъ 62, мѣщанъ 33, разночинцевъ 27, духовнаго званія 21, иностранцевъ 19, гражданъ 6.
   Изъ русскихъ университетовъ, санктпетербургскій, по количеству учащихся, занимаетъ второе мѣсто. Въ послѣдніе два года было:
   

1845 г.

1846 г.

   Въ Московскомъ

981 --

1099 --

    С. Петербургскомъ

657 --

700 --

   Дерптскомъ

575 --

574 --

   Св. Владиміра

443 --

549 --

   Въ Харьковскомъ

454 --

486 --

   -- Казанскомъ

406 --

418 --

   Званіе кандидатовъ получили", въ 1845 году 195, въ 184 6 --168 человѣкъ. Въ томъ числѣ;
   

1845 г.

1846 г.

   С. Петербургскаго Унив.

47 --

33 --

   Дерптскаго --

34 --

34 --

   Харьковскаго --

38 --

26 --

   Московскаго --

27 --

33 --

   Казанскаго --

24 --

26 --

   Св. Владиміра --

25 --

16 --

   
   -- Въ казенныхъ селеніяхъ ВятскойГуберніи открыто съ 1842 года 145 приходскихъ училищъ, въ которыхъ теперь обучается до 6000 мальчиковъ. Многія школы наполнены Вотяками. Черемисами и Татарами; есть даже дѣти идолопоклонниковъ. Кромѣ сельскихъ школъ, учреждены особыя училища: фельдшерское и ветеринарное; до трехсотъ крестьянскихъ мальчиковъ обучается межеванію, сельскому хозяйству, разнымъ ремесламъ и искусствамъ.
   Все это, конечно, есть, въ большемъ или меньшемъ размѣрѣ, и въ другихъ губерніяхъ; но въ Вятской успѣхи народнаго образованія особенно замѣчательны какъ по отдаленности и пустынности края, такъ и по разнородности населенія. Первое обстоятельство затрудняетъ эти успѣхи; второе, болѣе нежели гдѣ-нибудь ихъ требуетъ. Оживленность края всегда зависитъ отъ большаго или меньшаго единенія жителей; а какія же связи прочнѣе и тѣснѣе школьныхъ соединяютъ людей?..
   И не одни мальчики учатся въ Вятской-Губерніи: тамъ открыты двѣ школы, двѣ едва-ли не первыя въ Россіи школы для крестьянскихъ дѣвочекъ. Одна -- Нолинскаго Округа въ селѣ Сунахъ; а другая -- Вятскаго-Округа въ селѣ Вожгалахъ.
   Говоря о крестьянскихъ школахъ, распространяющихся такъ быстро въ казенныхъ имѣніяхъ, нельзя не пожелать того же и для помѣщичьихъ имѣній.
   
   -- А вотъ какую роль играетъ у насъ или играла, въ 1846 году, потребность курить и нюхать табакъ:
   Привезено табаку иностраннаго въ листьяхъ, стебелькахъ и приготовленнаго въ разныхъ видахъ до 163,157 пудовъ. Вывезено за границу, приготовленнаго въ Россіи и въ листьяхъ, русскаго произрастенія 19,787 1/4 пуд.-- Перевѣсъ привоза 143,369 3/4 пуд.
   Привозной пошлины и за бандероли, наложенные въ таможняхъ, взято 898,550 р. 8 к.-- Отвозной пошлины 219 р. 70 к.-- За проданные изъ уѣздныхъ казначействъ бандероли на табакъ внутренняго приготовленія поступило: за курительный 555,720руб., на сигары 308,110 р., за нюхательный75,110 р.-- За проданныя свидѣтельства: на 326 табачныхъ фабрикъ 2,445 р., на 1,245 домашнихъ заведеній 1,120 р. 50 к., на 7,051 лавку 21,153 р, на 5,983 лавочки 1,78t р. 50 к.-- На право продажи табаку и сигаръ въ трактирныхъ заведеніяхъ и въ портерныхъ распивочныхъ лавочкахъ 21,010 р.-- Все количество дохода отъ табаку 1,885,209 руб. 78 коп.
   Сверхъ-того, штрафныхъ по нарушеніямъ акцизныхъ правилъ и вырученныхъ чрезъ продажу конфискованнаго табаку 5,800 р.; а за отдѣленіемъ половины открывателямъ корчемства и 1/4 въ капиталъ Департамента Мануфактуръ и Внутренней Торговли 1,450 руб.
   
   -- Въ послѣдней книжкѣ "Журнала Министерства Внутреннихъ Дѣлъ" помѣщена чрезвычайно-любопытная статья: "Статистика пожаровъ въ Россіи въ 1846 году". Въ мелкихъ подробностяхъ цифры пожаровъ не могутъ имѣть важнаго значенія, какъ потому-что нельзя ручаться за полноту свѣдѣній, такъ и потому-что причины, обусловливающія этотъ родъ несчастій, слишкомъ многочисленны и, при настоящемъ младенческомъ состояніи статистики -- вообще не могутъ привести къ положительнымъ результатамъ.
   Общій итогъ пожаровъ по всей Имперіи простирается до 7,093 (462-мя болѣе противъ итога 1845года и 1.280-го болѣе противъ 1843 года.)
   Изъ сравнительной таблицы за послѣднія пять лѣтъ (1842--1846) видно: что меньшее число пожаровъ (не болѣе 50-ти) остается постояннымъ для губерній: Архангельской, Астраханской, Витебской, Грузино-Имеретинской, Енисейской, Смоленской, Херсонской и Эстляндской; а большее (отъ 200 до 300) -- для губерній: Виленской, Волынской, Кіевской, Ковенской, Московской, Подольской, Санктпетербургскои и Черниговской. Выше 300 цифры заходятъ только по губерніямъ Волынской, Подольской и Санктпетербургской. Въ послѣднихъ двухъ доходятъ до 450-ти (въ Пододьской -- въ 1846 году, а въ Санктпетербургской въ 1842 году).
   По времени, эти пифры, за послѣдніе четыре года, распредѣляются такимъ образомъ: Самое меньшее число пожаровъ было постоянно въ декабрѣ мѣсяцѣ (только въ 1844 году онъ уступилъ это первенство январю и Февралю). За нимъ по степени истребительности идутъ прочіе мѣсяцы въ слѣдующемъ порядкѣ: Февраль, январь, мартъ, іюнь, ноябрь, апрѣль, августъ, май, сентябрь, іюль и наконецъ октябрь, который въ 1846 году превзошелъ самую большую цифру (августа 1846 г.--827) на 239 и достигъ до 1,066.
   Пожары отъ молніи въ 1846 году значительно превысили довольно-постоянные итоги этой категоріи во всѣхъ предшествовавшихъ годахъ. 1845 годъ превосходилъ итоги трехъ прежнихъ лѣтъ двадцатью случаями, а послѣдняя цифра (1846 года) -- 335--выше его 58-ю случаями. Первое мѣсто по численности пожаровъ отъ молніи прежде занимала постоянно Волынская-Губернія, но теперь она уступила Лифляндской, въ которой такихъ пожаровъ было 24; сама же съ цифрою 23 стала на второмъ мѣстѣ. Гродненская и Ковенская Губерніи имѣли каждая по 21; Виленская -- 17. Совершенное исключеніе въ-отношеніи такихъ случаевъ составляютъ Губерніи: Астраханская, Воронежская, Симбирская, Смоленская, томская, Херсонская; Области Бессарабская и Каспійская и всѣ градоначальства. Вообще, въ городахъ, пожаровъ отъ молніи было только 8. Наибольшее число грозовыхъ пожаровъ, 185, принадлежало іюлю мѣсяцу, затѣмъ августу -- 59, іюню -- 48, маю -- 23, апрѣлю -- 9 и сентябрю -- 7.
   Итогъ пожаровъ отъ умышленныхъ Поджоговъ составляетъ въ 1846 году цифру 311. Въ этомъ отношеніи, только въ 1843 году противъ 1842 г. замѣчено уменьшеніе въ итогахъ, а съ 1845 года они постепенно возрастаютъ. Настоящая сумма, 311, противъ суммы 845 года больше 61 случаемъ. Губерніи располагаются въ такомъ порядкѣ: Казанская (25), Подольская (17), Черниговская (16). Гродненская (15), Виленская (14), Волынская (13), Рязанская (12), Московская, Каспійская Обл. (по 11), Нижегородская (10), Костромская, Орловская, Пензенская, Саратовская, Харьковская (по8), Астраханская, Екатеринославская, Псковская, Симбирская, Эстляндская и Область Бессарабская (по 1).
   Третье и самое многочисленное подраздѣленіе пожаровъ составляютъ пожары отъ неосторожности. Ихъ было въ 1846 году -- 6,447. Въ томъ числѣ: собственно отъ неосторожнаго обращенія съ огнемъ 1,071; отъ дурнаго устройства печей и неисправнаго ихъ содержанія 728.-- Остальные затѣмъ 4,649 случаевъ, отъ причинъ недознанныхъ.
   Всего въ 1846 году истреблено пожаромъ 24,598 отдѣльныхъ хозяйствъ, на сумму 4,843,762 руб. сер. Первая цифра ниже такой же цифры 1842 года -- 5,829-ю, а 1845 -- 498-ю, и выше: 1843 года на 2,014, а 1844 г. на 875. Общая цѣнность убытковъ, причиненныхъ пожарами по всей Имперіи, значительно-менѣе, чѣмъ въ три предшествовавшіе года, особенно въ сравненіи съ 1845 то домъ, разность составляетъ 2,671,882 руб. сер.
   
   Различныхъ общественныхъ и казенныхъ зданій сгорѣло или повреждено пожарами -- 66, въ томъ числѣ 13 въ Ленкоранѣ (Каспійской Области). Богослужебныхъ зданій всѣхъ исповѣданій -- 71; изъ нихъ 25православныхъ храмовъ сгорѣли совершенно. Лавокъ около 450: фабрикъ, заводовъ и машинъ -- 299; питейныхъ заведеній 159. Людей погибло во время пожаровъ 419 человѣкъ. Изъ нихъ 103 взрослые мужчины, 97 взрослыхъ женщинъ, 101 мальчикъ и 118 дѣвочекъ.
   Лѣсныхъ пожаровъ было 74. Въ Санктпетербургской Губерніи -- 20; въ Архангельской -- 14; въ Тобольской -- 9; въ Лифляндской -- 7; въ Тверской -- 6; а затѣмъ въ двѣнадцати губерніяхъ отъ одного до трехъ.
   Въ-отношеніи къ народонаселенію, пожары отъ неосторожности распредѣляются въ слѣдующемъ порядкѣ:
   Въ губерніяхъ: Малороссійскихъ (Харьковской, Полтавской, Черниговской, Кіевской, Волынской, Подольской) одинъ пожаръ приходится на 4.850 жителей; Новороссійскихъ (Екатеринославской. Херсонской, Таврической, Области Бессарабской) одинъ на 5,000; Прибалтійскихъ (Курляндской, Лифляндской. Эсгляндской) одинъ на 5,172; Сѣверныхъ (Архангельской, Вологодской, Вятской, Олонецкой, Санктпетербургской, Новгородской, Псковской) одинъ на 5,375; Сѣверо западныхъ (Вятской, Могилевской, Минской, Виленской, Гродненской, Ковенской) одинъ на 5,665; Внутреннихъ (Московской, Тверской. Смоленской, Калужской, Тульской, Орловской, Рязанской, Владимірской) одинъ на 7,179; Волжскихъ (Ярославской, Костромской, Нижегородской, Калужской, Симбирской) одинъ на 7.217. Уральскихъ (Пермской, Оренбургской) одинъ на 7,446; Сибирскихъ (Тобольской. Томской, Енисейской, Иркутской) одинъ на 7,575; Степныхъ (Курской, Воронежской, Тамбовской, Пензенской, Саратовской, Астраханской) 9.174; Кавказскихъ (Грузино-Имеретинской, Областей Кавказской, Каспійской) одинъ на 19,841 жителя.
   Въ-отношеніи къ цѣнности убытковъ, причиненныхъ пожарами, эти группы губерній принимаютъ такой порядокъ:
   
   Въ волжскихъ губерніяхъ одинъ
   -- рубль падаетъ на -- 5,7 жит.
   -- внутреннихъ -- 5,8
   -- сѣверо-западныхъ -- 7,1
   -- сѣверныхъ и малороссійскихъ -- 7,8,
   -- степныхъ -- 9,8
   -- прибалтійскихъ -- 9,9
   -- сибирскихъ -- 11
   -- уральскихъ и новороссійскихъ -- 12,5
   -- кавказскихъ -- 53
   Общій выводъ въ среднихъ числахъ:

0x01 graphic

   
   -- Въ томъ же журналѣ напечатано извѣстіе о страшномъ пожарѣ, бывшемъ въ началѣ прошедшаго сентября въ губернскомъ городѣ Костромѣ. Ночью съ 5 на 6 число, на Никольской улицѣ вспыхнуло пламя въ томъ мѣстѣ, гдѣ сходятся заднія части дворовъ торгующаго крестьянина Титова и купца Энгерта. При сильномъ вѣтрѣ, пламя быстро охватило всѣ сосѣднія зданія, а вслѣдъ за тѣмъ, отъ летавшихъ искръ и головней, занялись и другія зданія, лежавшія по направленію вѣтра, такъ-что до полудня жертвою пламени сдѣлалось всего 118 домовъ, большею частію каменныхъ, въ томъ числѣ и старинный Богоявленскій-Монастырь, не смотря на окружающую его каменную ограду. Многія семейства совершенно разорились отъ этого бѣдствія, другія понесли значительныя потери.
   "Чрезъ трое сутокъ послѣ того, 9 числа вечеромъ, близь Никольской же Улицы, снова вспыхнулъ пожаръ; но его вскорѣ успѣли потушить. За тѣмъ, 10 числа вечеромъ, пра сильномъ вѣтрѣ, вспыхнулъ опять пожаръ на Кинишемской Улицѣ. На этотъ разъ пламя такъ быстро охватило загорѣвшійся деревянный домъ и понеслось по крышамъ сосѣднихъ съ нимъ подвѣтренныхъ зданій, что не было никакой возможности остановить его опустошеній въ началѣ: сгорѣло всего 35 каменныхъ и 30 деревянныхъ домовъ, строеніе Комета нтинбвекой Части я полотняная фабрика купца Дурыгина. По не успѣли еще потушить этого пожара, какъ на разсвѣтѣ 11 числа загорѣлся домъ въ Покровской Улицѣ. Пожары явно произошли отъ поджоговъ."
   Въ Симбирскѣ, также въ началѣ сентября, было нѣсколько пожаровъ и между-прочимъ сгорѣлъ цѣлый кварталъ
   
   -- А вотъ, между-тѣмъ, доблестный подвигъ керченскихъ Евреевъ.
   При распространеніи холеры въ керченскомъ градоначальствѣ,24 человѣка Евреевъ, покинувъ свои семейства и занятія, составили небольшую сумму для покупки нужныхъ матеріаловъ и обрекли себя на вспоможеніе страждущимъ -- безъ различія званій, состоянія и религіи. Во всякое время дня и ночи, по первому призыву, они являлись къ занемогавшему, начинали оттирать, прикладывать горячія припарки и проч. и потомъ, исполняя наставленія медиковъ, продолжали ходить за больнымъ до совершеннаго его выздоровленія, не принимая никакой платы ни за труды, ни за матеріалы, ими у потребляемые.
   А кажется, ужь какіе "положительные" люди Евреи, какіе "интересаны"!.. Между-тѣмъ, дѣло объясняется просто: Евреи связаны съ прочимъ населеніемъ нормальными узами пользы общественной жизни...
   
   -- Что теперь у насъ глубокая осень, въ томъ нѣтъ никакого сомнѣнія; краснаго петербургскаго лѣта давно и въ поминѣ нѣтъ, такъ-что и сладостное впечатлѣніе его мимолетнаго зноя и весьма-прохладныхъ вечеровъ совершенно изгладилось; остались нѣкоторыя черты, собранныя добродушно-заботливой рукой на бумагу... да и то въ каррикатурѣ. Та же обильная всякими плодами осень постаралась сохранить на память очеркъ своего блѣднаго предшественника: не будь осени, не было бы, можетъ-быть, и новой тетради Ералаши, альбома каррикатуръ г. Неваховича; а не будь новой тетради "Ералаши", не припомнили бы ничего изъ минувшаго петербургскаго лѣта. Въ-самомъ-дѣлѣ, эта на-дняхъ вышедшая тетрадь пробудила въ насъ много воспоминаній: во-первыхъ, узнали мы знакомый карандашъ, шутливый и развязный, свободно, легко, по рельефно выставляющій смѣшныя черты человѣческихъ образовъ; во-вторыхъ, узнали самого каррикатуриста по нѣкоторымъ избраннымъ фигуркамъ, которыя ему или особенно любы, или особенно досадны, но которыя уже не въ первый и даже не во второй разъ являются у него то въ томъ, то въ другомъ положеніи, то въ той, то въ другой роли, постоянно, впрочемъ, выражая самихъ себя. Въ-третьихъ, наконецъ, вспомнили мы многія недавно-бывшія въ полномъ цвѣтѣ, а теперь отъ осенняго холода совершенно свернувшіяся петербургскія удовольствія, какъ-то: дачную жизнь, модныя теченія, полетъ и исчезновеніе Леде, сопровождаемыя долгими хлопотами и безпокойствами о его отъисканіи, и проч.
   Всѣ эти воспоминанія родились у насъ только при первомъ взглядѣ на листы "Ералаши"; при внимательномъ же разсмотрѣніи, оказалось въ нихъ слѣдующее: полтора листа "Сѣверной Миѳологіи", гдѣ, между-прочимъ, въ образѣ Морфея, усыпляющаго какихъ-то трехъ колпаконосцевъ чтеніемъ неизвѣстнаго намъ творенія, узнали мы того самого ^господина, который въ прежнихъ выпускахъ "Ералаши" состоялъ въ званіи "литератора натуральной школы". По какому поводу произведенъ онъ въ настоящій чинъ, несоотвѣтствующій прежнему, не понимаемъ; одно можно предположить -- не скрывается ли самъ художникъ между усыпленными, не испыталъ ли онъ на себѣ дѣйствіе литературныхъ маковъ? Въ такомъ случаѣ, конечно, уже нельзя спорить. Какъ бы то ни было, но литераторъ-Морфей, кажется, составляетъ цѣлую исторію въ жизни "Ералаши"... Въ той же миѳологіи есть еще Немезида, пронзающая кого-то исполински-огромнымъ и толстымъ перомъ. Эта Немезида совсѣмъ-особаго рода: она ходитъ въ мужскомъ костюмѣ, змѣй на головѣ не носитъ; но фигура ея, въ-самомъ-дѣлѣ, выражаетъ каррикатуру Немезиды; въ литографированномъ очеркѣ мы, конечно, видимъ только деревянный профиль и тупые вытаращенные глаза; но къ этимъ признакамъ какъ-то невольно дополняется въ воображеніи и безсознательный азартъ съ отсутствіемъ всякой мысли, и тупой взглядъ полупомѣшаннаго: такъ искусно рисуетъ г. Неваховичъ! Далѣе, "Дачи со всѣми удобствами": съ отопленіемъ, съ водой, съ освѣщеніемъ, съ услугой. Послѣдняя -- дача съ услугой, представляющая двѣ женскія фигуры, граціозна до послѣдней степени. Эта группа просто художественна. Потомъ замѣтимъ "Дѣтскій Театръ". Это насмѣшка надъ бывшими въ дѣтскомъ театрѣ живыми картинами, о которыхъ, если помнятъ читатели, говорили мы въ апрѣльской книжкѣ "Отеч. Записокъ" нынѣшняго года. За тѣмъ слѣдуетъ "Воздушное путешествіе Леде , гдѣ, кромѣ двухъ совершенно-правдивыхъ картинокъ, выражающихъ разныя относительныя выгоды и невыгоды, есть третья, названная. "Земной конвой воздушному вояжеру". Это очень-остроумная и хорошо исполненная картинка. Послѣдній листъ называется: "Гимнастика". Здѣсь много всякихъ шутокъ; но намъ преимущественно понравилась сцена между пріѣзжимъ господиномъ и сторожемъ гимнастической залы: фигуры обоихъ, особливо сторожа, сдѣланы мастерски.
   Въ заключеніе остается пожелать дальнѣйшихъ успѣховъ "Ералаши", да еще признаться съ сожалѣніемъ, что мы не все поняли, вѣроятно, отътого, что не все то знаемъ, что извѣстно г. Неваховичу. А что между многими очень-милыми рисунками попадаются и не совсѣмъ-у дачные, и такіе, гдѣ каррикатура взяла перевѣсъ надъ остротой, то есть, пословица, въ семьѣ не безъ урода, и доказательство этому -- существованіе каррикатуръ.
   -- Что касается до новостей нашего литературнаго міра, то и тутъ, если хотите, есть новости... право, есть.
   Пря, возникшая между "Санктпетербургскими Вѣдомостями" и "Полицейскою Газетою" въ-слѣдствіе политико-экономическаго вопроса "о жестокости въ обращеніи съ животными", продолжалась и въ прошломъ мѣсяцѣ. Противники еще возразили съ обѣихъ сторонъ, усиливъ, разумѣется, тонъ рѣчи и измѣнивъ нѣсколько основный вопросъ. Отъ-жестокости въ обращеніи съ животными" они, самымъ естественнымъ путемъ, перешли къ сужденіямъ о жестокости вообще и о животныхъ въ особенности. Но "Полицейская Газета" надо сказать, вела споръ умѣренный. "Вѣдомости", напротивъ, измѣнивъ своему характеру, дѣйствовали такъ, какъ-будто слѣдовало не опровергать, а переспорить противника. Однажды въ нихъ вотъ что было сказано:
   
   "Хотя писавшій эти замѣчанія (въ Полиц. Газ.) скрылъ грѣхи своего остроумія подъ буквами N. N, однако же (же-то лишнее) въ нихъ обрисовалась очень явственно одна изъ тѣхъ нравственныхъ физіономій, которыя, къ сожалѣнію, еще довольно часто встрѣчаются въ простонародіи".!!..."
   
   Почему именно непріятныя физіономіи встрѣчаются только въ простонародіи -- этого мы не беремся рѣшать...
   Какъ было ожидать такого тона отъ противника, отстаивавшаго мягкость нравовъ Европейцевъ и ихъ умѣнье обращаться даже съ животными?..
   Были у насъ въ прошедшемъ мѣсяцѣ и такія мнѣнія, что Ричардъ Кобденъ "въ своемъ отечествѣ не болѣе, какъ хозяинъ набивной фабрики, на которой выдѣлываются, такъ-называемыя, запарныя издѣлія посредственнаго разбора"; "а сиръ Робертъ Пиль -- сынъ фабриканта..." На эти мнѣнія прекрасно отвѣчали "Санктпетербургскія Вѣдомости" въ 245 No.
   Н. И. Гречъ тоже писалъ "Парижскія Письма", въ которыхъ, между-прочимъ, объяснялъ, что, во время его отсутствія изъ Парижа тамъ "нѣкоторые писатели, употребляющіе во зло свои таланты, толковали о страданіяхъ народа (во время голода) и т. п.".
   Наконецъ,-- новость совершенно въ другомъ, совсѣмъ-новомъ родѣ:
   Начало ея восходитъ ко временамъ отдаленнымъ. Еще въ февралѣ текущаго года г. Куникъ сдѣлалъ Академіи Наукъ""Предложеніе объ изданіи статей (,) служащихъ пособіемъ къ познанію древне-болгарскаго языка и литературы".
   
   "Въ одномъ изъ засѣданій прошедшаго года" говоритъ г. Купикъ: "я имѣлъ честь изложить Историко-Филологическому классу мое мнѣніе о важности древне-Болгарскаго языка и Литературы для Всеобщей Словенской философіи и Словенскихъ древностей, равно и для познанія источниковъ Русской Исторіи. Теперь, мнѣ кажется, пора (,?) приступить къ изданію представленнаго много въ то время разсужденія, которое, какъ я уже и объяснилъ тогда, должно (?) служить введеніемъ къ изученію древне-Болгарскаго языка и Литературы. Занятія этого (?) рода, исключая труды нѣкоторыхъ ученыхъ, шли до сихъ поръ не соотвѣтственно современнымъ требованіямъ науки (?). По этому теперь (?) было бы весьма кстати, этимъ разсужденіемъ, содержащимъ въ себѣ полный (?) критическій обзоръ изслѣдованій о происхожденіи (Genesis) Церковно-Словенскаго языка, открыть рядъ "статей, служащихъ пособіемъ къ Познанію древне1-Болгарскаго языка и Литературы", которыя, если это одобрено будетъ классомъ, могли бы выходить въ свѣтъ безсрочными (?) выпусками. Цѣль этихъ статей двоякая: Филологическая и чисто-историческая. Въ филологическомъ отношеніи онѣ должны (?) знакомить особенно Нѣмецкихъ (?) и Западно-Словенскихъ филологовъ съ тѣмъ, что сдѣлано Русскими учеными по части языка Церковно-Словенскаго. Германскіе Лингвисты, уже давно обратившіе вниманіе на Церковно-Словенскій языкъ при сравненіи языковъ Индо-Германскихъ, увидятъ (?) наконецъ, что они вовсе не знали до сихъ поръ свойствъ Церковно-Словенскаго языка въ первомъ -- древне-Болгарскомъ его развитіи. Кромѣ того я предполагаю сообщить образцы ново-Болгарскаго языка, находящагося въ живомъ употребленіи въ собственной Болгаріи, Македоніи, Ѳессаліи, потому что съ помощію этихъ образцовъ можно будетъ лучше и точнѣе обозначать свойства разныхъ древне- и средне-Болгарскихъ нарѣчій. Если наука откроетъ, какъ этого можно ожидать, дѣйствительную связь между ново-Болгарскимъ и между средне- и древне-Болгарскимъ, связь, о которой до сихъ поръ (а теперь?) болѣе догадывались и говорили по намекамъ, чѣмъ доказывали положительно,-- то и Историки освободятся отъ затрудненій, какія они встрѣчаютъ теперь при классификаціи древне-Болгарскихъ рукописей по времени и мѣсту ихъ происхожденія.
   "Въ историческомъ отношеніи цѣль изданія преимущественно состоитъ въ томъ, чтобы въ обширномъ объемѣ древне-Болгарской Литературы выставить то^ что заслуживаетъ особеннаго (?) вниманія историка при обработкѣ Исторіи вліянія Византійскаго образованія на южныхъ и восточныхъ Словенъ. Въ особенности же нужно пробудить вопросы, до сихъ поръ еще столь темные, объ отношеніи историческихъ источниковъ южныхъ и восточныхъ Словенъ, куда естественно относятся и житія святыхъ, къ Византійскимъ источникамъ: тогда и ученые внѣ Россіи могутъ яснѣе увидѣть необходимость критической обработки Византійскихъ источниковъ.
   "Что касается извлеченій или переводовъ, какіе надобна будетъ сдѣлать изъ памятниковъ Церковно-Словенской Литературы, или изъ новѣйшихъ ученыхъ сочиненій, то я испрашиваю отъ класса позволенія поручить эти труды нѣкоторымъ живущимъ въ Петербургѣ особамъ, имѣющимъ ученое образованіе. Такъ какъ выпуски изданія будутъ выходить отъ времени до времени, то вознагражденіе за эти труды не будетъ обременительно для Академической кассы.
   "Первый выпускъ будетъ (?) содержать, кромѣ вышеозначеннаго моего сочиненія, напечатанное въ 1820 году и сдѣлавшее эпоху (?) Разсужденіе А. Востокова о Словенскомъ языкѣ; потому что это сочиненіе долженъ (?) изучать всякій, кто не хочетъ потеряться въ хаосѣ Церковнаго языка и Литературы. За тѣмъ послѣдуетъ мое сочиненіе: "Объ употребленіи филологическихъ и историческихъ терминовъ: Турко-Болгарскій, древне-Болгарскій, Церковно-Словенскій или Словенскій, древне-Словенскій (?)". Мнѣ казалось необходимо нужнымъ подвергнуть строгой критикѣ нынѣ употребляемые термины Болгарскій, Церковно-Словенскій, древне-Словенскій (?) и т. д., потому что эти (?) термины часто служили поводомъ къ заблужденіямъ тѣхъ ученыхъ, которые не дѣлали въ этой (?) области самостоятельныхъ (?) изысканій. Руководясь исторіей, я старался показать шаткость и произвольность въ употребленіи этихъ (?) терминовъ въ сочиненіяхъ Русскихъ и иностранныхъ ученыхъ.
   "По отпечатаніи перваго выпуска я предложу на разрѣшеніе класса, вполнѣ, или въ сжатомъ извлеченіи (?) должно ли будетъ издать на Русскомъ языкѣ оба вышеупомянутыя мои разсужденія."
   
   Если принимать въ соображеніе только положительную сторону этого "предложенія" (т. е. то, что есть или на что можно разсчитывать съ увѣренностью), то содержаніе его можно выразить слѣдующимъ образомъ:
   Для распространенія между нѣмецкими и западно-словенскими филологами истинныхъ понятіи о церковнословенскомъ языкѣ въ первомъ -- древнеболгарскомъ его развитіи,-слѣдуетъ или должно (неизвѣстно почему) издать два вышепоименованныя сочиненія г. Куника и одно -- напечатанное въ 1820 г., г-на Востокова.
   Одинъ журналъ объявилъ объ этомъ м" предложеніи" г-на Куника въ слѣдующихъ, весьма-лестныхъ и нелишенныхъ благородства выраженіяхъ:
   
   "Всякому извѣстно, какъ важна древне-болгарская письменность для изученія церковно-славянскаго языка и лѣтописи Несторовой, и какъ еще мало изучали ее. Большая часть рукописей древне-болгарскихъ доселѣ оставались неизданными. Теперь г. Куникъ предложилъ Академіи изданіе въ свѣтъ сборника, подъ заглавіемъ; "Матеріалы для узнанія древне-болгарскаго языка и литературы". Цѣль этихъ бейтреговъ, говоритъ г. Купикъ: есть двоякая: филологическая и чисто-историческая. Они впрочемъ, предназначаются не для русскихъ ученыхъ, а для нѣмецкихъ и западно-славянскихъ филологовъ. По отпечатаніи этого сборника на нѣмецкомъ языкѣ, рѣшено будетъ, слѣдуетъ ли выдавать это изданіе и по-русски, вполнѣ или въ извлеченіи."
   Въ-слѣдствіе ли той же причины, по! которой слово долженъ не требуетъ доказательства: почему долженъ? или въ-слѣдствіе чего другаго -- не знаемъ, но господину Кунику не полюбилось объявленіе этого журнала, и такъ не полюбилось, что онъ написалъ статью подъ юмористическимъ заглавіемъ "Толки объ Ученой Благонамѣренности" (Санктпетербургскія Вѣдомости, No 225), въ которой называетъ "Объявленіе" "выходкою, толкованіемъ, причину котораго онъ знаетъ..." говоритъ, "что это все происходитъ отъ зависти или отъ какого-нибудь другаго безотчетнаго субъективнаго направленія"; объясняетъ, "что онъ съ разныхъ сторонъ узналъ, что отзывъ этого журнала далъ поводъ нѣкоторымъ ученымъ, которыхъ онъ уважаетъ за ихъ познанія и заслуги, дѣлать весьма странныя для него заключенія"; изъявляетъ "свое удивленіе, что ученые, которымъ онъ до сихъ поръ не отказывалъ въ критическомъ духѣ (?), увлеклись къ такому опрометчивому сужденію о его предпріятіи, основываясь только на статейкѣ журнала, въ то время, какъ г. Куникъ ожидалъ, что они потрудятся прочесть вполнѣ его "Предложеніе", въ которомъ вовсе не идетъ дѣло ни объ оскорбленіи личности (?), "ни объ униженіи русской учености(?);" прибавляетъ, "что строгая наука не можетъ допустить никакой субъективной или эгоистической точки зрѣнія(?)... совѣтуетъ прочесть статью о византійской хронологіи, "которая недавно была напечатана въ Бюллетенѣ и скоро выйдетъ отдѣльно... упоминаетъ объ изданіи Реймскаго Евангелія... о томъ, какъ опытъ доказалъ, что въ Петербургѣ иногда можно скорѣе выписать книгу изъ Мадрита, Афинъ, Калькутты и Норвегіи, чѣмъ изъ Москвы, Кіева или Одессы..." наконецъ заключаетъ такъ:
   
   "Довольно объ этихъ (да какихъ же?) толкахъ. О томъ, почему еще нерѣшено было въ засѣданіи Академіи, выдать ли двѣ мои статьи на Русскомъ языкѣ "вполнѣ или въ сжатомъ извлеченіи" предоставляю каждому и впредь судить, какъ угодно... И какъ бы ни было принято это объясненіе (!!), я остаюсь -- и, можетъ быть, не безъ одобренія многихъ благонамѣренныхъ любителей науки -- при своемъ положеніи: обстоятельства и духъ партій, могутъ разъединитъ ученыхъ, а -- наука и проистекающее изъ нея образованіе ихъ соединяетъ."
   
   Немногое можно понять изъ "Толковъ объ Ученой Благонамѣренности". Странно, не правда ли?..
   
   -- Еще есть новость. Съ 1845 г. у насъ издается журналъ, литературно-ученый журналъ, подъ названіемъ "Финскій Вѣстникъ". Этому журналу не полюбилось собственное его, данное ему при рожденіи, имя. Съ будущаго 1848 г., онъ намѣренъ измѣниться, оставаясь при прежней программѣ, онъ будетъ выходить въ свѣтъ не какъ "Финскій Вѣстникъ", а какъ "Сѣверное Обозрѣнie". Итакъ, если въ будущемъ году случится вамъ встрѣтить "Сѣверное Обозрѣніе", то не забудьте, что это не кто иной, какъ старинный знакомый "Финскій Вѣстникъ".
   Впрочемъ, новость этимъ не кончается. Объявляя о перемѣнѣ фамиліи, дитя Сѣвера насчитываетъ до шестидесяти сотрудниковъ. И тутъ-то именно много новаго, т. е. много такихъ именъ, которыя никому не удавалось видѣть въ печати. Это, значитъ, все новые ученые и литераторы. Давай-то Богъ больше!
   "Редакція надѣется пріобрѣсти по многимъ частямъ участіе еще идругихъ сотрудниковъ".
   Эта новость особенно должна порадовать тѣхъ, которые ждутъ продолженія изданія "Ста Русскихъ Литераторовъ"; финскіе или сѣверные литераторы тоже, въ нѣкоторомъ смыслѣ, русскіе литераторы: почему бы и не пополнить ими комплекта?..
   Но и этимъ не кончается новость о "Финскомъ Вѣстникѣ"... Какому-то господину Н. И**, полюбился этотъ журналъ больше всѣхъ другихъ журналовъ. Тутъ, конечно, нѣтъ еще ничего особеннаго. Но г-нъ Н. И** проявился не столько со стороны вкуса, сколько со стороны добраго, мягкаго, правдоподобнаго сердца и желанія "устроить все къ лучшему". Замѣтивъ, что "немногіе читаютъ" его любимый журналъ, г. Н. И** обратился съ письмомъ... къ "Полицейской Газетѣ" и пишетъ: "я читалъ "Финскій Вѣстникъ" два года постоянно, и нисколько не жалѣю о томъ. Велите сотрудникамъ вашимъ разобрать дѣло; вѣдь другіе журналы не сдѣлаютъ этого ради (?) русскаго направленія "Финскаго Вѣстника", не большаго угодника Запада..." и т. д. А въ заключеніи:
   "Право всѣ статьи "Финскаго Вѣстника" мнѣ и моимъ знакомымъ пріятнѣе читать, чѣмъ декламаціи "Отечественныхъ Записокъ" {Что касается до "Отеч. Записокъ", то, право, мы и наши знакомые перестали. бы работать, еслибъ судьба заставила насъ работать только для удовольствія г. Н. И**.}.
   
   Наконецъ, "Сѣверная Пчела", при наступленіи времени подписки, сильно хлопочетъ о томъ, чтобъ никто не выписалъ себѣ на будущій годъ "Отечествен. Записокъ", увѣряетъ, что скоро очарованіе, произведенное этимъ журналомъ, исчезнетъ, и всѣ обратятся на путь истины, т. е. всѣ будутъ читать только "Библіотеку для Чтенія", "Сынъ Отечества" и "Сѣверную Пчелу"... Но вѣдь это ужь не новость: это повторяется ежегодно при наступленіи времени подписки. Не новость также и то, что все это проходитъ мимо слуха читателей, и что мы не обращаемъ на это вниманія, давъ обѣщаніе, ровно за годъ предъ симъ, не отвѣчать на выдумки этой газеты ни однимъ словомъ. Но не можемъ не дать мѣста доставленному намъ "объясненію" одного изъ почтенныхъ русскихъ литераторовъ, переводчику "Записокъ Герцогини д* Абрантесъ", извѣстному и Многими другими литературными трудами своими. Вотъ это --
   

Литературное Объясненіе.

   Въ 230-мъ No Сѣверной Пчелы, въ "Журнальной Всякой Всячинѣ", напечатано: "Въ переводѣ Записокъ Герцогини Абрантесъ на русскій языкъ есть такая неоцѣненная вещь (?), за которую мало заплатить мильйонъ рублей! Il était canonisé, т. о. онъ былъ причисленъ къ лику святыхъ, переведено: "онъ былъ разстрѣлянъ пушками".-- Неизвѣстно, о какомъ переводѣ "Записокъ г-жи Абрантесъ" говоритъ сочинитель "Всякой Всячины": можетъ-быть, у него есть рукописный переводъ тѣхъ "Записокъ"; но въ напечатанномъ, русскомъ переводѣ ихъ, нѣтъ той неоцѣненной вещи, которую "Всякая Всячина" цѣнитъ въ мильйонъ рублей. Это чистая выдумка, и только жаль, что не новая; уже лѣтъ пятнадцать назадъ, когда еще и не существовалъ русскій переводъ "Записокъ г-жи Абрантесъ", одинъ журналъ (Молва) упрекалъ другой журналъ, что въ немъ фраза: Il était canonisé, была переведена: "его разстрѣляли изъ пушекъ". Ту же выдумку повторила и "Всякая Всячина" въ одномъ журнальномъ спорѣ, не такъ давно. Она еще разъ стрѣляетъ изъ тѣхъ же пушекъ стародавнею выдумкою. Неуже-ли и выдумать нельзя чего-нибудь по-новѣе и по-острѣе? Жаль, что "Всякая Всячина начинаетъ жить выдумками, выбираемыми изъ старыхъ журналовъ!

Переводчикъ "Записокъ Герцогини Абрантесъ."

"Отечественныя Записки", No 11, 1847

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru