Стэкпул Генри Де-Вер
Коралловый корабль

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    The Ship of Coral: A Tropical Romance.
    Перевод И. Я. Колубовского (1926).

Де Вэр Стэкпул.
Коралловый корабль

Глава 1.
После кораблекрушения

   Голубое море простиралось вплоть до самого горизонта, и какое голубое! Слова бессильны, если вам не удалось увидеть это море, омывающее Виргинские острова и дающее пристанище военным судам у Порт-Ройяля. Это обширное водное пространство с множеством подводных скал и рифов, которые бороздили суда корсаров, протянулось от мыса Катоша до Подветренных островов и от Юкатана до Багамских островов.
   На белоснежный песок, блестевший под ослепительными лучами солнца, набегали светло-зеленые, прозрачные волны. Море, набравшись сил у западных берегов, обрушилось жестоким штормом на Виргинские острова и теперь засыпало.
   Гаспар Кадильяк, кочегар с "Роны", прислонившись спиной к стволу пальмы, был занят выколачиванием своей старой трубки и прислушивался к голосу моря.
   "Я впитало в себя влагу западных берегов и обрушило ее на Виргинские острова, -- казалось, шептало оно. -- Теперь же я отдыхаю от своих трудов".
   Французские моряки делятся на две группы: на южан и на северян. К первым принадлежал Гаспар, уроженец Прованса, красивый брюнет, сухопарый и подвижный. Его приятель Ивес, тоже кочегар с "Роны", был рослым бретонцем с белокурой бородой и голубыми глазами. Только он с Гаспаром и спаслись при гибели корабля.
   Сейчас Ивес находился на другой стороне острова, где в маленьких бухточках ловил крабов к ужину.
   Недалеко от берега, напротив того места, где сидел Гаспар, покачивалась "Рона", килем вверх, с лопнувшими котлами, с днищем, превращенным в щепы, -- точно кулак какого-то гиганта, поднявшегося из морской пучины, размолотил судно.
   Судьба была благосклонна к Гаспару и Ивесу. Катастрофа произошла с молниеносной быстротой в то время, как море было залито лунным светом. Огромный вал поднял "Рону" и швырнул на рифы, словно подстерегавшие свою жертву. Раздался свист пара и крики обваренных людей, с оглушительным треском взорвались котлы, палуба полезла вверх. Это была зловещая картина!
   Ивес был хорошим пловцом, но он потерял голову от страха. Его наверняка засосало бы в воронку вместе с кораблем, не окажись рядом Гаспара. Провансалец поддерживал Ивеса, помогая ему держаться на поверхности. Когда Гаспар ухватился за плавающее рядом с ними большое бревно, Ивес облегченно вздохнул, чувствуя себя спасенным.
   Ящики и корзины с разбитого судна прибивало к берегу. Они застревали в лабиринте рифов, тянувшихся вдоль восточной оконечности острова. Гаспар с Ивесом выловили такое количество провианта, которого должно было хватить на несколько месяцев, а в зарослях лавровых кустов Ивес нашел родник.
   Остров лежал недалеко от морского пути, и спасшиеся были уверены, что их скоро вызволят из плена. Эта мысль поддерживала в них хорошее расположение духа.
   Гаспар, решив, наконец, что трубка вытряхнута как следует, набил ее табаком и закурил. Затем он лег на спину, заложив руки за голову и надвинув козырек кепки на глаза, и стал пускать колечками дым, медленно плывший вверх в почти полном безветрии.
   Но штиль длился недолго. Начинался отлив, слабый ветер уже кренил верхушки пальм. Не то бриз доносил человеческие голоса, не то просто крик чаек стал громче. В ушах провансальца звучала песенка французских моряков:
    
   Жан Франсуа из Нанта,
   Жан Франсуа, Жан Франсуа,
   Жан Франсуа из Нанта,
   Жан Франсуа, Жан Франсуа.
    
   Он сам не заметил, как задремал. Гаспару грезилось, что он снова кочегар на "Роне". Руки его обмотаны паклей, чтобы не жгла кочерга. Он даже слышит звяканье заслонки.
   Кью! Кью! Кью!
   Надоедливый ноющий крик чаек рождает образ "Тамальпэ", трехмачтовика, на котором Гаспару пришлось совершить всего лишь один рейс. Но вот "Тамальпэ" превратился в завиток дыма, Гаспар уже в баре, за стойкой которого красивая девушка.
   Да это же Анизетта! Ивес и Гаспар познакомились с ней в Риге, и она предпочла первого. Да, Анизетта пренебрегла Гаспаром, хоть тот готов был дать отсечь себе руку, взгляни она на него только разок.
   Кью! Кью! Кью!
   Померкли и девушка, и бар, и рижская таверна. Гаспар открыл глаза и с раздражением подумал об Ивесе. Да, к этому счастливчику девушки так и льнут.
   Огромный краб шлепнулся на песок. Гаспар поднял голову. Перед ним стоял Ивес.
   Северянин улыбался. Он поймал краба между скал, а под мышкой держал еще пару, с клещами, перевязанными веревкой.
   -- Я нашел лодочный парус "Роны", -- сказал Ивес. -- Из него можно соорудить палатку.
   Он швырнул свою добычу на песок, уселся около товарища, вытащил трубку, набил табаком и с наслаждением затянулся.
   Бриз посвежел, крики чаек стали еще громче. Провансалец, докурив свою трубку, сдвинул на затылок кепку и уселся.
   -- Знаешь, -- продолжал Ивес, -- там, где я наткнулся на парус, я нашел еще кое-что.

Глава 2.
Тайна моря

   -- Что же? -- равнодушно спросил Гаспар.
   Ивес ухмыльнулся и зарыл босые ноги в горячий песок.
   -- Кое-что забавное, черт возьми. Держу пари, только взглянешь -- не отведешь глаз.
   -- Забавнее тебя самого, пожалуй, ничего не найдешь.
   -- Пойдем, увидишь.
   Ивес поднялся, завернул крабов в парусину и положил в тени пальм.
   -- Теперь не удерут, -- удовлетворенно произнес он.
   Островок, не более четверти мили в ширину, зарос лавровым кустарником. Единственными деревьями были семь пальм, росших на берегу, в тени которых нежился провансалец.
   Северный, южный и восточный берег острова окаймляли рифы, послужившие причиной гибели "Роны". Только с запада подступ к острову был безопасен.
   -- Вот здесь, -- сказал Ивес, подводя приятеля к северному берегу.
   Рифы, выступающие местами из воды, напоминали черные цветы, распустившиеся на лазурной поверхности моря. Белизна кораллов была подобна хлопьям снега, линии пены показывали, где притаились смертоносные камни. Рифы и отмели чередовались в восхитительном освещении тропиков: утром из небесно-голубой воды выступали окрашенные в пурпур гряды рифов, в полдень в морских затонах цвета василька, как в зеркале, отражалось небо, в час заката и остров, и рифы, и вода казались отлитыми из золота.
   Ивес уже карабкался по камням, грядой тянувшимся от берега наподобие мола. Гаспар следовал за ним, стараясь не поскользнуться на водорослях.
   С отливом вода отступила фута на два, и подводная часть рифов обнажилась. Они как каемкой окружали эллиптической формы лагуну, протянувшуюся с севера на юг. Сейчас, когда море было спокойно, лагуна напоминала крупный изумруд безукоризненной формы.
   В футах тридцати от берега Ивес остановился и указал на прозрачную поверхность воды. Слева от рифа что-то чернело. На первый взгляд, это была скала, обросшая водорослями. Они покачивались в воде, словно былинки или листва на легком ветерке.
   Основанием скалы служила колонна в обхват человеческого тела. Кое-где ее тусклая поверхность сияла всеми цветами радуги. Колонна стояла на широком цоколе, уходившем в глубину.
   Гаспар, заинтересовавшись, опустился на колени, чтобы лучше рассмотреть колонну, и вздрогнул от изумления. Скала была верхушкой мачты корабля, колонна -- мачтой, обросшей кораллами, цоколь же, на котором она возвышалась, -- самим кораблем.
   -- Черт возьми! -- воскликнул провансалец. -- Она толста, как труба!
   Лежа на камнях, приятели рассматривали странную находку.
   Корабль на дне казался совершенно неповрежденным, даже мачта уцелела. Но как он попал в лагуну? Видимо, во время шторма волны перебросили его через скалистую гряду, и здесь судно затонуло, наполнившись водой, которая хлынула сквозь расшатанную обшивку.
   Примерно на восемь футов от верхушки мачта была оплетена морскими водорослями, сквозь которые лишь местами просвечивала белизна кораллового нароста. Ниже водорослей уже не было. Эти восемь футов указывали на различие между уровнями воды во время отлива и прилива, когда лагуна наполнялась и опорожнялась, подобно гигантскому ситу.
   По мере того, как отступало море, все лучше была видна часть мачты, уходившая под воду. Фут за футом выступала она из воды.
   Вскоре можно было проследить мачту до самой палубы. От разноцветной колонны ответвлялись густые веера водорослей, поверхность мачты была усеяна кораллами всех оттенков, от пурпурного до белоснежного. Краски были столь богаты, а наросты кораллов столь причудливы, что мачта напоминала колонну сказочного замка.
   Приятели уселись поудобнее и закурили. Почти с детским любопытством они следили за разноцветными рыбешками, сновавшими между рифов, напоминая мотыльков. Но вот уже и курево было брошено -- опершись на локти, Гаспар и Ивес заглядывали вниз, в зеленую глубину лагуны.
   Уровень воды не достигал теперь лишь одного фута до предельной нижней отметки. Контур корабля на дне делался все более отчетливым. Коралловыми уступами поднимались борта, подножие грот-мачты сохранилось, превратившись в коралловый конус, от бизани же не осталось и следа.

Глава 3.
Ночь на отмели

   По мере того, как отступала вода, солнце клонилось к горизонту. Когда же огненный шар, казалось, соприкоснулся с морем, небо окрасилось золотом. Весь небосвод словно был замкнут в чашке огромного золотого цветка. Ни одно облачко не возмущало золота небес, ни одна волна -- золота моря. Только верхушки пальм пылали подобно огненным языкам.
   Корабль под водой тоже будто почувствовал магию света. Только что серый, невзрачный, он вдруг заиграл всеми возможными красками. Подобные инею, белоснежные отростки кораллов стали золотыми, розовыми, пурпурными, синими, бледно-желтыми.
   Не отбрасывая тени, корабль лежал на ложе из ослепительно белого песка, словно парил в воздухе. Можно было подумать, что это драгоценная безделушка очень тонкой работы.
   Но игра света продолжалась недолго. Так же быстро корабль потускнел, потеряв все свое великолепие, краски погасли. Когда фиолетовые тени ночи пробежали по воде, корабль исчез, на лагуну опустилась темнота, и первые звезды отразились на ее поверхности.
   -- Ну, что скажешь? -- спросил Ивес, вскакивая на ноги.
   -- Идем, -- вместо ответа сказал Гаспар.
   На обратном пути они беседовали о том, что им довелось увидеть. Ивес предположил, что судя по высоте кормы, судно старинное, но, быть может, это всего лишь надпалубная постройка, усыпанная кораллами, точно снегом. Довольный таким сравнением, он хлопнул себя по ляжке.
   -- Черт возьми, -- пробурчал Гаспар. -- Больше всего судно напоминает мне тот разукрашенный цветами корабль, который я видел во время карнавала в Монпелье.
   -- Корабль с цветами? -- захохотал Ивес. -- Как могли очутиться цветы под водой?
   Тупость Ивеса разозлила Гаспара. Ему с трудом удалось подавить рвущееся наружу раздражение.
   Приятели дошли до пальм на берегу, где Ивес оставил крабов. Он принялся разводить костер, а Гаспара отправил за хворостом. Все эти будничные мелочи вытеснили из его головы и корабль на дне лагуны, и погибшую "Рону", и мысли о том, что они одни на этом острове.
   Когда ужин был окончен, Гаспар с Ивесом соорудили нечто вроде палатки из лодочного паруса и нескольких сломанных бревен, но теплота ночи манила на свежий воздух.
   Красные отблески костра играли на песке, волны монотонно ударялись о берег. Гаспар высунул голову из палатки. Небо, густо усеянное яркими звездами, напомнило ему о том, что ни одна душа на свете не знает о них с Ивесом, и острая тоска пронзила сердце.

Глава 4.
Тайна песка

   В двухстах ярдах восточнее того места, где росли пальмы, гряда скал выступала далеко в море. Рыба здесь ловилась бы прекрасно, были бы только удочки и крючки. Поодаль, за нагромождением рифов, виднелся еще один островок, пристанище чаек.
   В ближайший же день под вечер Гаспар пришел на эту гряду. Стоя на камнях, он с надеждой всматривался в морскую гладь. Горизонт был пуст. Ни малейшего признака корабля!
   Голос Ивеса заставил Гаспара обернуться. Бретонец подавал ему знаки: приседал, жестикулировал, размахивал руками, точно сошел с ума. Гаспар бросился к приятелю.
   Ивес стоял гораздо дальше, чем это казалось со скал. Он был почти в центре острова, и теперь, когда Гаспар пробрался к нему сквозь кусты, он увидел, что его товарищ что-то держит в руках.
   -- Посмотри, что я нашел! -- закричал Ивес, протягивая Гаспару перевязь с медными бляхами, на которой болталась сумка.
   -- Посмотри, -- повторил Ивес.
   Он раскрыл сумку: она была набита монетами. Ивес взял одну, потер о песок. Монета заблестела.
   Из груди Гаспара вырвался вопль.
   -- Золото!
   Выхватив монету из рук Ивеса, он повертел ее в руках, попробовал на зуб. Да, это была старинная испанская монета с изображением какого-то монарха.
   Ивес отобрал монету у Гаспара и бросил в сумку.
   -- Гляди-ка! -- движением ноги он указал на кусты.
   В том месте, где они росли более редко, Гаспар увидел разбросанные на песке человеческие кости.
   Оказалось, что Ивес, обследуя остров, споткнулся о полузасыпанный череп. Он стал раскапывать в этом месте песок и наткнулся на скелет, перевязь и сумку с монетами.
   Странный это был череп: деформированный, с необычно широкими скулами. Гаспар обратил внимание и на то, что бедренные кости были разной длины. Более короткая казалась сломанной или поврежденной, о чем свидетельствовал костный нарост.
   -- Фу ты, черт! -- воскликнул Гаспар, отбрасывая череп. -- Ну и красавчик! А это что?
   Он поднял пистолетный ствол, изъеденный ржавчиной. Рядом валялось спусковое приспособление. Скоба от курка была тонка, словно лист бумаги, и хрупка на ощупь.
   Ивес безучастно разглядывал остатки пистолета.
   -- Пошли, -- сказал он.
   Повернувшись, Ивес направился к палатке. Здесь он уселся под пальмами, раскрыл сумку, высыпал монеты на песок и принялся их полировать.
   Гаспар молча наблюдал за приятелем.
   Ивес пересчитал монеты: двадцать одна штука. Он был разочарован, ему казалось, что денег больше. Он вновь начал их пересчитывать.
   -- Послушай-ка, -- прервал молчание Гаспар, -- половина этих денег -- моя.
   Ивес перестал считать монеты и поднял голову.
   -- Половина твоя? -- переспросил он. -- А кто их нашел?
   -- Да, монеты нашел ты. Но лишь по счастливой случайности. Я столь же легко мог бы на них наткнуться, и в таком случае выделил бы часть тебе.
   Ивес знал, что это правда. Гаспар всегда был честен с ним. Но крестьянская закваска в бретонце была слишком сильна. Это он, он один, нашел золото, а теперь, видите ли, надо с кем-то делиться!
   Некоторое время Ивес молчал, продолжая считать монеты.
   -- Скажите, пожалуйста, счастливая случайность! -- наконец сказал он. -- Нашел бы я этот клад, если бы лежмя лежал на пляже и глазел на море, как другие? Я-то ведь собирал в это время хворост, старался обеспечить себя всем необходимым -- и вот нашел!
   -- Да подавись ты своим золотом! -- бросил Гаспар и, повернувшись, направился к скалистому берегу. Здесь, на пляже, он остановился и стал смотреть на море, скрестив на груди руки. В его душе нарастало раздражение против Ивеса. Но причиной тому было не золото, а Анизетта.
   Солнце близилось к закату. Чайки, молчавшие до сих пор, снова разразились криками, обнаружив, видимо, в море какую-то добычу. Гаспару казалось, что они кричат, дразня его:
   -- И-ивес! И-ивес! И-ивес!
   Он бросился к тому месту, где под пальмами сидел Ивес.
   Море, вздымаясь навстречу заходящему солнцу, блестело в его лучах. Гребни волн были окрашены в фиолетовый цвет, а пески казались золотыми россыпями, окаймляющими море из чистого золота.
   -- Ты вор, воровское отродье! -- накинулся провансалец на приятеля. -- А я-то, дурак, водил с тобой дружбу!
   Ивес встал, отпихнул монеты в сторону и смерил Гаспара презрительным взглядом.
   -- Что ты там болтаешь?
   -- Я говорю то, что есть! -- Гаспар выхватил нож.
   -- Словно обезьяна, -- засмеялся Ивес. -- Брось-ка эту штуку.
   Гаспар сделал шаг вперед. Ивес стоял, засунув руки в карманы.
   -- Правильно говорят, -- насмешливо произнес он, -- что провансальцы и бабы умеют сражаться, только пуская в ход когти и язык.
   Не скажи этого Ивес, может быть, все бы обошлось. Но злая насмешка в голосе бретонца хлестнула Гаспара, как пощечина. Он дернулся, будто его укусила змея, нож сверкнул, и через мгновение Ивес извивался на песке, хрипя в агонии.
   Гаспар, крепко сжав кулаки, приготовился к поединку. Он был уверен, что его противник сейчас вскочит и бросится на него.
   Но Ивес умирал, и вместе с ним угасал день. Огромный диск раскаленного солнца наполовину погрузился в море, пальмы на берегу отбрасывали длинные тени.
   Опомнившись, провансалец опустился на колени перед телом умирающего товарища и зарыдал.

Глава 5.
В чаще кустов

   После взрыва искреннего отчаяния Гаспар встал на ноги, оторвавшись от трупа Ивеса. Солнце уже скрылось за горизонтом, усеянное звездами море билось о песок, вспениваясь у рифов. На песке неподвижно лежал Ивес, словно прислушиваясь к тому, о чем вещало море.
   Гаспар стоял перед телом человека, которого он убил. Теперь он во всем винил Ивеса, вспоминая бесконечные "издевательства", которые терпел от него. Он вспомнил Анизетту, ее маленькую загрубевшую от работы ручку, покоившуюся в огромной волосатой лапище Ивеса. Это последнее воспоминание ядом окрасило все прежние огорчения. Нет, он ни в чем не мог себя упрекнуть.
   Гаспар стоял и смотрел на дело своих рук. Да, это несчастная случайность, он вовсе не думал убивать. Он даже не помнит, как ударил Ивеса ножом. Слепой гнев был всему виной.
   Полный отвращения к тому, что предстояло сделать, Гаспар потащил труп своего приятеля к кустам...
   Когда все было закончено, он вышел из кустов и окинул взглядом пляж. Если бы не нож, все еще лежавший там, где его бросил провансалец, совершив свое страшное дело, ничто не говорило о случившейся трагедии.
   Гаспар поднял нож, отер его о песок и положил в карман. Машинально он сложил монеты в сумку и, держа в руках причину раздора, направился к палатке. Он чувствовал себя смертельно усталым и еле передвигал ноги.
   В палатке, подложив под голову сумку, Гаспар погрузился в глубокий сон, лишенный каких-либо сновидений.

Глава 6.
Одиночество

   Когда Гаспар проснулся, солнце стояло высоко. От раскаленного песка исходил жар, как от топки котла.
   Гаспар вылез из палатки и осмотрелся. Утро было теплое, мягкое, море блестело, над ним носились белоснежные чайки. Кроны пальм шелестели под дуновением легкого ветерка.
   Гаспар натаскал хворост для костра. Когда огонь разгорелся, он вспомнил о том, что произошло накануне, и грустно усмехнулся. Зачем ему нужен этот костер? Стряпней занимался Ивес: варил крабов, готовил еду из мясных консервов и всякой всячины, в качестве котелка пользуясь жестянкой. Он был прирожденным поваром, и в его руках все спорилось.
   А что делал он, Гаспар? Глазел на море? Провансальца поразило сознание этого обстоятельства. Словно мертвый Ивес продолжал настаивать на своем превосходстве. Это Ивес спас большую часть провианта, Ивес собирал хворост, Ивес добывал крабов, Ивес нашел родник и парус, Ивес соорудил палатку и обнаружил корабль в лагуне, Ивес нашел золото. Ивес с тех пор, как они попали на этот остров, работал не покладая рук, а Гаспар лишь курил да мечтал.
   Гаспар разворотил ногой костер и засыпал песком пылающие угли. Закусив попавшимися под руку сухарями и мясными консервами, он раскурил трубку и поплелся к берегу.
   Прикрыв глаза от солнца рукой, Гаспар обшарил взглядом горизонт: нигде ни следа паруса, никакого дымка. Небо, кристально прозрачное и безоблачное, укрывало дремлющее море, горячий ветер поглаживал воду в лагуне и песок. Его прикосновения были подобны дыханию огромных голубых уст. Провансальцу казалось, что это пальцы женщины ласкают его волосы, а ее теплая рука обнимает за шею.
   Сердце его тоскливо сжалось от чувства одиночества. Он узник, а этот остров -- его камера. И никто не поможет, никто не придет на помощь.
   "Один, один, один, кью-кью-кью, -- кричали чайки. -- Здесь, среди песков, ты один, один, один, нам до тебя и дела нет -- дела нет -- один ты среди песков. И день и ночь, и ночь и день не найдешь ты, с кем поговорить, не будешь знать, за что приняться. Один ты здесь, среди песков, один, один".
   Гаспар снова окинул взглядом пустынное море, повернулся и пошел обратно к палатке. Добравшись до своего жилья, он вытряхнул из трубки табак, хотя она не была и наполовину выкурена, вновь набил ее и зажег. Нужно же было чем-нибудь занять себя. Стараясь отогнать мысли об Ивесе, Гаспар начал думать о том, каким должен быть корабль, который увезет его с этого острова. Потом он протянул руку и вытащил из палатки сумку с монетами. На позеленевшей медной пряжке перевязи что-то было нацарапано. Гаспар отчистил медь песком и обнаружил, что это были инициалы: С. С. Некоторое время он разглядывал их, а затем, раскрыв сумку, высыпал ее содержимое на песок.
   Хотя провансалец знал, сколько было монет, он все же стал их пересчитывать снова и снова: нельзя же сидеть сложа руки. Гаспар начал было размышлять о том, как их следует истратить, но воспоминание о случившейся трагедии не давало ему сосредоточиться.
   Время, казалось, совсем не двигалось. Гаспар снова почувствовал себя во власти одиночества, и неясная тревога сжала сердце. Тоскливо кричали чайки. Они оглашали берег своими призывами, метались над морем, то поднимаясь ввысь, то падая вниз.
   Гаспар ссыпал монеты в сумку, отбросил от себя перевязь и встал. В глаза ему бросился след на песке, словно в заросли протащили тяжелый мешок.
   Гаспар, стараясь не смотреть в направлении этой роковой дорожки, направился к лагуне. Его единственной целью было не оставаться на одном месте, находиться в движении, что-нибудь делать.
   Раскаленный полуденным зноем воздух колыхался, подобно ковру, распростертому над землей, горячий песок обжигал ноги. Гаспар чуть ли не за одну минуту, как ему показалось, очутился на северной оконечности острова. Он пересек его будто бы только для того, чтобы убедиться в его миниатюрности, и когда вышел опять на берег, ощутил, что заперт, попал в замкнутый круг пространства, откуда не вырвешься.
   Гаспар повернул в том направлении, где над островом сверкали в воздухе белоснежные крылья чаек. Их голоса, ослабленные расстоянием, казались еще тоскливее. Они кричали так жалобно, словно предрекали беду. Гаспар сжал кулаки и по скалам направился к берегу.
   Вы можете убежать из дома, посещаемого привидениями, но куда уйдешь с острова?! Гаспар понимал, что истинной причиной охватившего его страха была мысль о невозможности спасения. Он уселся у самой кромки воды на большой камень, раскурил трубку и постарался успокоиться. Скоро это ему удалось. Провансалец и не заметил, как задремал. Короткий сон как будто бы помог стряхнуть с себя чувство одиночества и суеверного ужаса.
   Почувствовав голод, Гаспар поспешил к палатке. Там, под пальмами, из мясных консервов и сухарей, сложенных в ящиках, он устроил себе роскошный обед.
   Часа в четыре пополудни Гаспар стоял в конце небольшого естественного мола, образованного рифом, в том месте, где находился вчера в тот момент, когда Ивес окликнул его. На этот раз рыб не было видно, на поверхности плавали только пучки водорослей.
   Гаспар не мог отвести глаз от кристально прозрачной воды. Внезапно он почувствовал, что кто-то стоит у него за спиной. Провансалец обернулся. Никого! Ни малейших признаков жизни ни на рифе, ни на острове, ни на море, ни в небе. И все же Гаспар ощущал присутствие живого существа. Казалось, обернись он быстрее, он оказался бы лицом к лицу с этим невидимкой. Море и небо в этот момент имели такой лукавый вид, словно способствовали ловкой проделке, позволившей привидению исчезнуть прежде, чем его можно было заметить.
   Мысль о привидении была столь нелепа, что ее нельзя было воспринимать всерьез. И все же провансалец чувствовал себя не очень уверенно, двинувшись обратно к берегу.
   Он уже сходил с рифа на отмель, когда увидел на песке нечто, заставившее его затаить дыхание. Это был след босой ноги Ивеса, в чем не было ничего сверхъестественного. Весьма отчетливый след, так как возвышенность рифа предохраняла его от действия ветра и воды. Гаспар, объятый суеверным ужасом, бросился прочь.
   Добежав до палатки, он постарался взять себя в руки. Конечно, Ивес вчера подходил к рифу. Естественно, на песке остался отпечаток его ноги. Привидение здесь не при чем!
   Так Гаспар успокаивал себя, как вдруг за спиной у него раздался пронзительный душераздирающий крик. Провансалец вскочил. Над островом пронесся огромный черный альбатрос с блестящими глазами и красным клювом.
   Гаспар следил за птицей, пока она не скрылась из виду. Он чувствовал себя уставшим и разбитым от пережитого страха. Не было сил даже сходить к роднику за водой.
   Забравшись в палатку, Гаспар растянулся на теплом песке и провалился в сон.

Глава 7.
Лодка

   Гаспара разбудил странный звук. Точно кто-то, стоя у самой палатки, ударял по барабану.
   Сон сняло, как рукой. Гаспар приподнялся на локте и прислушался. Ничего, кроме монотонного шума прибоя. Он продолжал вслушиваться в тишину. Бам-бам! -- донеслось издалека. В этом уединенном месте звук казался таким же жутким, как трубы Страшного суда.
   Если били в барабан, то, судя по силе звука, барабан должен быть гигантских размеров.
   Гаспар вылез из палатки. Молодая луна была подобна маленькой серебряной ладье, плывущей среди звезд, от сияния которых светилось море. Звезд было так много, что на их фоне кроны пальм резко вырисовывались темными силуэтами.
   Снова, на этот раз совсем далеко, раздался тот же звук. Бам! Словно барабанщик шагнул на несколько миль дальше.
   Гаспар не испугался бы так, если бы был знаком с этими водами. Звук издавал морской черт, который выпрыгивает из воды и с размаху врезается в волны, производя шум, слышный за много миль. Но провансалец не знал об этом и терялся в догадках.
   Между тем на востоке появилась тонкая светлая полоска. У горизонта возникли очертания сказочного паука, испускающего пламенные нити, и, как по команде, погасли звезды. Это солнце поднималось над водой. Брызги его лучей ударили в лицо Гаспару. Но он ничего не замечал, забыв даже о своих страхах. Его взор был прикован к какому-то предмету, черневшему на юго-востоке в миле от берега. Что-то круглое покачивалось на волнах, то ли голова пловца, то ли оторвавшийся бакен.
   Черная точка медленно приближалась, ее несло течением прямо на остров. Лодка!
   Да, это была лодка. Подгоняемая волнами, она поворачивалась то носом к острову, то бортом.
   Лодка означала избавление, позволяла покинуть остров со всеми его призраками и ужасами. Чайки, словно эхо, повторили крик, вырвавшийся из груди Гаспара.
   Он бросился к молу, забыв обо всем на свете, не оглянувшись даже на то место, где виднелись следы Ивеса. Он карабкался по камням, пока не достиг конца гряды. Здесь провансалец прикрыл глаза от солнца рукой и стал всматриваться в даль.
   Лодка была видна как на ладони: она плясала на волнах с легкостью скорлупки, раскачиваемой зыбью пруда. Волны несли ее к острову. Видя, что лодка пуста, Гаспар сбросил одежду и выжидал удобного момента, чтобы прыгнуть в воду.
   Ему пришлось плыть против ветра, волны хлестали прямо в лицо, словно чьи-то влажные руки. Лодка была совсем близко, такая восхитительная, такая легкая, белоснежная, словно чайка. С плеском она разрезала волны, разбрасывая брызги, зеленая вода под ней прозрачна, как изумруд. Вот она уже на расстоянии сажени, и Гаспар хватается за борт. Лодка слегка накренилась, когда он стал подтягиваться на руках. В ней ничего не было, кроме пары весел, отполированных морем. Мертвая летучая рыбка плескалась в лужице воды на ее дне.
   Гаспар пробрался на корму, выбросил рыбку и встал во весь рост. Наконец-то он сможет покинуть этот остров! Но прежде нужно причалить и забрать одежду, немного провизии и воды.

Глава 8.
Отплытие

   Гаспар балансировал некоторое время в лодке, оглядывая горизонт, но, увы, море было пустынно.
   Он взялся за весла и, гребя к берегу, скоро причалил. Лодку можно было смело оставить здесь, так как начинался отлив.
   Выпрыгнув на песок, провансалец бегом, словно его преследовали, бросился к палатке, схватил сумку с монетами, ящик с сухарями и с небольшим количеством консервов и вернулся к лодке. Все это время он был как в кошмаре, вчерашние смутные страхи вернулись. Опять Гаспар чувствовал у себя за спиной Ивеса.
   Обливаясь потом, он несколько раз возвращался от лодки к складу продовольствия и обратно. Бочонок от воды оказался пуст. Его нужно было наполнить. Гаспар направился к роднику мимо того места в кустах, где он закопал труп бретонца. Ивес и на этот раз его не схватил, когда он с бочонком на плече возвращался к лодке. Потом Гаспар вспомнил, что оставил одежду на рифе, и пустился бегом по берегу к молу.
   Поверхность рифа была усеяна острыми, как бритва, камням. Как раз здесь Гаспару впервые показалось, что Ивес стоит у него за спиной. Чувство, будто за ним кто-то гонится, достигло наивысшего предела.
   В конце концов Гаспар, весь окровавленный, задыхающийся, с трясущимися руками, добрался до края гряды. Он натянул сапоги, подобрал одежду и заторопился обратно. Спрыгнув на песок, Гаспар бросился к лодке, громко крича и жестикулируя.
   Он кричал лодке. Она была видна как на ладони, но ему все казалось, что кто-то невидимый сейчас оттолкнет ее от берега, и остров так и не выпустит его из заточения.
   Пот градом катился с него, когда провансалец добежал до лодки. Удостоверившись, что она действительно здесь, он оделся и попытался оттолкнуть ее от берега.
   Но из-за начавшегося отлива лодка так крепко засела в песке, что одному человеку спустить ее на воду было не по силам. Однако страх удваивал силы Гаспара. После третьего усилия лодка слегка сдвинулась, затем начала поддаваться все больше и больше и через несколько минут уже покачивалась на волнах.
   Гаспар вскочил в лодку. Действуя одним веслом, он развернул ее от берега, уселся за весла и принялся грести.
   Наконец-то он убрался с проклятого острова! Волны подхватили лодку и понесли в открытое море. Весело журчала вода за бортом, дул легкий бриз.
   Гаспар оглянулся. Над пальмами, громко крича, кружили чайки. Ему почудилось, что они зовут его вернуться.
    "Вернись, вернись, ты покидаешь нас, но наши крики не отстанут от тебя. Они всюду будут преследовать тебя, куда бы ты ни попал. Ты навсегда принадлежишь нашей тоске, солнечному свету, голубому простору -- эй, ты, в лодке, ты там один, а где же Ивес, Ивес, Ивес..."
   Над морем, как эхо, разносится: "Ивес! Ивес! Ивес!"

Глава 9.
Спасен!

   Остров остался далеко позади и постепенно скрылся из виду. Небо над горизонтом, бледное по сравнению с морем, походило на кольцо, раскаленное добела; только на юге виднелась гряда облаков. Они казались стаей лебедей, оттеняя голубизну вод.
   Гаспар втащил в лодку весла и встал, всматриваясь в горизонт. Далеко на западе виднелась светлая точка. Она горела, словно звезда. Парус!
   Гаспар все стоял, прикрывая глаза рукой. Уверенность в благополучном исходе приключения покинула его. Воображение уже рисовало картину того, как корабль проходит мимо, теряется вдали, а он, стоя в лодке, зовет и проклинает удаляющееся судно. Губы шепчут проклятья, лоб влажен от пота.
   Гаспар вытер лицо рукавом куртки и почувствовал, что больше не может оставаться в бездействии. Он схватился за весла и начал грести в ту сторону, где виднелся парус.
   Время шло. Постепенно вырисовывались очертания судна. Оно было уже в каких-нибудь десяти милях от Гаспара. Корабль держал курс прямо на лодку. Ее, безусловно, должны заметить, если только будет светло.
   Гаспар со страхом следил, как под косыми лучами солнца росла его собственная тень, падавшая на перекладины лодки, на доски, устилающие ее дно. До захода оставалось меньше часа. Неужели солнце опустится за горизонт до того, как с судна заметят лодку?
   Корабль и солнце двигались наперегонки. Гаспар знал, что корабль может пройти на значительном расстоянии от лодки, и по мере того, как судно приближалось, волновался все больше.
   Теперь лодку от корабля отделяло не более пяти миль. Очертания его приобрели четкость, утеряв прежние таинственность и великолепие. Еще через полчаса уже можно было разглядеть, что это небольшое трехмачтовое судно.
   Взгляд Гаспара был прикован к солнцу, садящемуся за кораблем. Оно выходило победителем из гонки. Западная часть неба стала менять окраску, приобретая оранжевый оттенок. Вода тоже окрасилась в желтый цвет, словно золотая пыль припорошила ее.
   Но в эту минуту корабль, подобно участнику состязания в беге, который напрягает силы у финиша, казалось, сделал последний рывок, чтобы перегнать солнце. С каждой минутой он становился все ближе, ветхие паруса перестали быть неопределенно розовыми, какими они рисовались в отдалении, и озарились золотом заката. Нос судна, как лезвие меча, рассекал воду, словно это был искрящийся шелк.
   Гаспар вскочил на ноги. Несмотря на то, что ветер дул навстречу, он принялся кричать, не считаясь с расстоянием, и размахивать курткой.
   Как раз в это время солнечный свет стал меркнуть, словно по мановению злого чародея. Корабль, приближавшийся к лодке, внезапно окутала темнота, он точно потерял свой разбег.
   Гаспар посмотрел на солнце. Оно скрылось за горизонтом, только в том месте, где оно нырнуло в воду, еще сияла яркая полоска. Сквозь нее, подобно темно-синему ветру, крадется ночь.
   Судно, едва видневшееся в фиолетовой мгле, кажется призраком. Гаспар с трудом различает его очертания.
   Но вот темнота сгустилась, на небе появились звезды, усыпав море своим отражением, словно инеем.
   Корабль плавно приближался со скоростью не выше четырех узлов. На палубе никаких огней, людей тоже не видно. Он должен пройти в каких-нибудь пяти кабельтов, и Гаспар, схватив весла, направляет лодку ему наперерез.
   Он гребет и кричит, и если кто-нибудь и услышал этот крик на борту судна, то, наверное, вообразил бы, что это чайка, так тонок и резок был этот призыв. Но, по-видимому, никто ничего не слышал, так как ни один огонек не прорезал тьмы.
   Теперь корабль выступал по носу лодки огромной массой, на серебристом от ярких звезд небе вырисовываясь в форме черной трапеции.
   Гаспар бросил весла. Судно было так близко, что провансалец слышал, как о его борт бьется вода, скрипят снасти и бьются паруса. Собрав последние силы, он снова закричал, и на этот раз его услышали.

Глава 10.
Капитан Сажесс

   У штирборта загорелся фонарь, с палубы раздался резкий окрик. На носу все пришло в движение, словно в потревоженном улье.
   Еще через минуту вокруг груди Гаспара обвился канат. Он ухватился за него, и лодка последовала за своим спасителем, качаясь на волнах.
   Гаспар, прикрепив конец каната к переднему сиденью и нацепив на себя перевязь с сумкой, стал во весь рост и ухватился за руслень[3]. С помощью второго каната, который ему сбросили сверху, он через минуту очутился на палубе.
   Со всех сторон провансальца окружили негры. Они подталкивали друг друга и, что-то лопоча, с любопытством его рассматривали. Человек в панаме, который помог Гаспару перебраться через борт и теперь, не обращая на него внимания, резким голосом отдавал по-французски приказания негру, соскользнувшему в лодку, казался единственным белым на судне.
   Наконец, отдав все необходимые распоряжения, мужчина обернулся, дал подзатыльник чернокожему, ставшему ему на дороге, схватил фонарь и подошел к Гаспару. Он так долго его рассматривал, как будто провансалец был произведением искусства.
   -- Француз? -- спросил человек в панаме по-французски, впиваясь в Гаспара черными и круглыми, как бусины, глазками.
   Лицо его, освещенное светом фонаря, было кругло, добродушно, но от пристального взгляда Гаспару стало несколько не по себе.
   -- Да, я француз, -- ответил он. -- Мой корабль потерпел крушение, и я носился по волнам в этой проклятой лодке, пока вы чуть не пустили меня ко дну.
   -- Какой корабль?
   -- "Рона" Трансатлантической компании.
   -- "Рона"? Я видел ее в Гаване. Значит, она погибла?
   -- Да, погибла, напоровшись килем на риф, и пошла ко дну со всеми находившимися на ней.
   -- Вы один только и спаслись?
   -- Да.
   -- Boufrec! -- сказал собеседник Гаспара, и это словечко выдало в нем провансальца. -- Был и я когда-то таким матросом, как и вы, раньше чем выйти в люди. Ладно, я спас вас, и я забираю лодку. Меня зовут капитан Сажесс, а это моя шхуна -- "Красавица из Арля".
   Он схватил Гаспара за куртку и повторил:
   -- Лодка моя, понимаете?
   -- Ах, лодка! Берите ее себе на здоровье.
   -- Она стоит не менее пятисот долларов, а мазок белой краски сотрет с нее имя "Роны". Давайте договоримся: я нашел вас на плоту, нет, на клети от кур... Нет, на бревне...
   Капитан Сажесс взял Гаспара под руку и повел в помещение на корме.
   -- Вы носились по волнам на бревне, так и порешим... Вот моя каюта. Входите!
   Он толкнул дверь.
   В каюте капитана стоял стол, над ним горела висячая лампа. Несколько стульев, сундук -- вот и вся ее обстановка.
   Капитан бросил панаму на стол. Гаспар опустился на стул и наблюдал, как Сажесс, выдвинув ящик стола, вытаскивал оттуда бутылку с ромом, стаканы и корзинку с сухарями. Его поразило, что этот круглолиций человек в первый же момент знакомства пошел на мелкую плутню.
   Гаспар счел нужным разъяснить:
   -- Видите ли, эта лодка не имеет никакого отношения к "Роне".
   Сажесс обернулся.
   -- Но ведь вы же сказали...
   -- Да, но вы не выслушали меня до конца. Я действительно спасся на бревне при крушении "Роны" и попал на остров. Через несколько дней волны прибили к берегу лодку...
   -- О! -- воскликнул Сажесс, наполняя ромом два стакана.
   Капитан казался огорченным. Можно было подумать, что он сожалел об упущенном случае обставить Трансатлантическую компанию, завладев ее лодкой.
   Залпом выпив рома, Сажесс достал сигару, закурил и обратился к Гаспару:
   -- Значит, вы единственный, кто спасся с "Роны"? Я видел ее в Гаване. Какой тоннаж? Знаю, знаю, семь тысяч тонн. Она и "Рокселана" -- близнецы. "Рокселана" регулярно заходила в Сен-Пьер. О да, мне, старожилу этих мест, она хорошо знакома. Не думайте, что я родился на острове. Нет, я родился в Арле, но в этих морях проплавал тридцать лет. Деньги здесь зарабатывать можно, но память о родине никогда не изгладится. Вы где родились? В Монпелье? Ну все одно, все провансальцы земляки. Неужели вы думаете, что, подобрав в море голландца, англичанина или француза-северянина, я стал бы угощать их ромом в своей каюте?
   Размякнув от рома, капитан облокотился на стол и продолжал болтать и задавать вопросы, не интересуясь ответами на них.

Глава 11.
Под действием рома

   Много славных дел числил за собой капитан Сажесс с того дня, как тридцать лет тому назад дезертировал с французского корабля и поселился в Сен-Пьере. Забрасывая Гаспара вопросами, он не забывал рассказывать о себе. Когда капитан удовлетворил свое любопытство, не слишком-то сильное, относительно Гаспара и его приключений, то вернулся к собственным делам и стал беседовать со спасенным, точно со старым другом.
   Гаспар почти засыпал от усталости и словно сквозь сон слушал болтовню Сажесса. Тот избегал называть имена, даты, бросая небрежно такие неопределенные фразы, как: "Это был островок на пятьдесят миль не то к северу, не то к югу от подводной скалы, но не все ли это равно?" или: "Назовем ее Гонориной, правда, она звалась не так, но все же я расскажу, как она разыграла Пьера Сажесса, и как затем Пьер Сажесс разыграл ее".
   Вдруг мозг Гаспара, усыпленный было действием спиртного, прояснился, восприятие обострилось. Он испытывал блаженство после двух стаканов крепкого рома и гаванской сигары, которой угостил его капитан. Каюта уже казалась ему чуть ли не дворцом, Сажесс -- величайшим из людей, а он, Гаспар Кадильяк, парнем, ни в чем не уступающим капитану.
   -- И заметьте, -- продолжал между тем Сажесс, наполняя стакан Гаспара, -- она оказалась в моих руках, потому что, черт возьми, я запомнил те два словечка, которые она шепнула в тот вечер штурману "Байоннесс". Они полагали, что я пьян, но я никогда не напиваюсь пьяным, и у меня ничего не вылетает из головы.
   -- Точно так же и я, -- заявил Гаспар.
   В его уме всплыло воспоминание об Анизетте и Ивесе, и он стукнул кулаком по столу.
   -- Я тоже расправился с кем следовало. Нет, я никогда не забываю. Вот послушайте-ка...
   Но Сажесс уже перешел к другому рассказу, на этот раз о денежной операции. Гаспар раскачивался на стуле, глаза его были воспалены. С сигарой во рту, опершись кулаками о стол, он был преисполнен сознанием собственного величия, но к этому примешивалось какое-то раздражение. Гаспар смутно вспоминал о том, как его обошли, как предпочли ему другого, и всему виной был этот проклятый Ивес.
   -- ...И это стоило семь тысяч американских золотых долларов, -- говорил Сажесс.
   Тут Гаспар, вытащив сумку с золотыми монетами, с такой силой швырнул ее на стол, что они покатились.
   -- Посмотрите на эту штуку! -- заорал Гаспар. -- Как по-вашему, разве не стоило из-за этого пырнуть кое-кого ножом?
   Сажесс замолчал на полуслове, уставился на золото и окинул Гаспара подозрительным взглядом. Затем он протянул руку за монетой.
   -- Вот как? Вы убили его? Но где он раздобыл золото? Уж не обокрал ли он какой-нибудь музей?
   Гаспар кивнул с важным видом.
   -- Вы попали как раз в точку. Он обокрал одну из таких сокровищниц на острове и не пожелал делиться.
   -- Ага, -- произнес Сажесс. -- Значит, вы убили его на острове? Ну-ну, да вы парень в моем вкусе! Скажите, пожалуйста, а вашего товарища, вы говорите, знали?
   -- Ивес.
   ...Гаспар был совсем пьян. Он навалился на стол, уронив голову.
   -- Ивес... А какова была его профессия? -- продолжал капитан.
   -- Кочегар.
   -- Так... Но он ведь и еще как-нибудь звался. Ивес -- имя, а фамилия?
   -- Кто? Что? -- пробурчал Гаспар, делая попытку приподняться.
   Сажесс повторил свой вопрос, но провансалец уже спал. Голова его покоилась на столе, правая рука сжимала сумку с монетами.
   Некоторое время Сажесс презрительно смотрел на него, затем подошел к двери и крикнул:
   -- Жюль!
   В дверях показался босой рослый негр с обнаженной грудью и великолепной шевелюрой.
   Сажесс указал на Гаспара. Жюль, ухмыляясь, взвалил его на себя. Вдвоем с капитаном они отнесли провансальца в каморку у штирборта. Уложив Гаспара на койку, Сажесс положил на пол сумку с золотом и захлопнул дверь.
   В своей каюте капитан достал карту, разложил ее на столе и задумался. Гаспар сказал, что вышел в море утром. Если это правда, то единственным островом, от которого он отплыл, мог быть только вот этот крошечный кусочек суши, окруженный рифами с севера, юга и востока.
   Сажесс знал воды Атлантического океана близ Багамских островов как свои пять пальцев. Даже без карты он мог с уверенностью сказать, что существует один лишь островок в этих краях, отплыв от которого, лодка в течение одного дня достигла бы точки, где была подобрана "Красавицей из Арля". Сажессу был знаком этот остров, который он не раз рассматривал в подзорную трубу: на его берегу росли семь пальм.
   Капитан вытащил из ящика перо и чернильницу, поставил маленький крестик на том месте, где был островок, убрал все со стола и вышел на палубу.
   Взошла луна. Отблески ее играли на волнах, как солнечные зайчики, к горизонту по воде тянулась прерывистая лунная дорожка. Ветер усилился, и в ночной тишине отчетливо слышались звяканье рулевой цепи, всплески волн у носа судна, скрип канатов и блоков. Казалось, что судно разговаривает с морем.

Глава 12.
"Красавица из Арля"

   Около шести часов утра Гаспар проснулся. От спертого воздуха в каморке было трудно дышать, горло пересохло. В его уме пронеслись события прошлой ночи. Он вспомнил разговор с Сажессом, вспомнил, что снял с себя перевязь и бросил ее вместе с сумкой на стол, но что случилось потом, совершенно стерлось в его памяти.
   Гаспар ощупал пояс: перевязь и сумка исчезли. Он спустил ноги с койки и собрался встать, когда нога наткнулась на что-то твердое. Это была сумка. Чтобы удостовериться, что деньги целы, Гаспар раскрыл сумку и пересчитал монеты при скудном свете, проникавшем через отверстие вверху. Двадцать один золотой, увесистые, блестящие, твердые. Он обернул перевязь вокруг пояса и, застегнув куртку поверх сумки, вышел на палубу.
   "Красавица из Арля", держа курс на Мартинику, скользила по водной глади. На юге темной полосой чернел берег Гаити.
   В то время как Гаспар пристально всматривался в далекий остров, Сажесс вышел из рубки и пожелал своему пассажиру доброго утра, ни словом не обмолвившись о том, что произошло накануне. В руках у капитана была подзорная труба. Облокотившись на борт, Сажесс принялся внимательно рассматривать в трубу береговую линию.
   "Что я наболтал ему вчера вечером? -- мучительно размышлял Гаспар. -- Помню, как швырнул монеты на стол и что-то говорил про Ивеса. Но что именно? Деньги он, должно быть, подобрал и положил в сумку, затем отнес ее к моей койке, на которой я валялся, пьяный в стельку... Но что же я в конце концов ему рассказал?"
   Сажесс, как ни в чем не бывало, указывал пальцем на возвышающиеся горные вершины и болтал, не умолкая. Когда Жюль, орудуя за их спиной, подал завтрак, они уселись за стол. За дымящимся кофе, ветчиной и бананами капитан продолжал молоть какую-то ерунду, перескакивая с одной темы на другую.
   Гаспар его почти не слушал. Наконец, чтобы не молчать, он предложил заняться каким-нибудь делом. Но Сажесс и слышать ничего не хотел об этом.
   -- Вы мой земляк, провансалец, -- сказал он. -- Я подобрал вас в открытом море, вот и весь сказ. У меня на корабле рабочих рук больше чем нужно, а ваше пропитание стоит гроши. Кроме того, мы можем рассчитаться в Сен-Пьере. Сен-Пьер на Мартинике -- вот моя база. Вы никогда не бывали там? Нет? Ну, так в таком случае вы никогда еще как следует не наслаждались жизнью. В Сен-Пьере люди умеют смеяться, а любовь там стоит дешевле бананов.
   -- Ладно, но я не останусь у вас в долгу, -- вынужден был согласиться Гаспар. -- Если только можно чем-нибудь отплатить за то, что вы для меня сделали.
   Сажесс засмеялся. Его добродушное лицо, если не считать какой-то жесткости взгляда, странным образом лишалось приятности, когда он смеялся.

Глава 13.
Торг

   По мере того как продолжалось плавание, Гаспар знакомился с порядками на корабле. Его повергла в изумление дисциплина на судне. Когда капитана не было видно, матросы горланили и болтали между собой, но стоило ему показаться на палубе, они замолкали, подобно стае щебечущих птиц при приближении пернатого хищника. Это казалось странным, так как Сажесс никогда не ругался и не повышал голоса. Если кто подворачивался ему под горячую руку, как это, например, случилось в тот вечер, когда Гаспар попал на корабль, он не задумываясь давал пинка, подобно тому как хозяин пинает свою собаку. Но если исключить эти мелочи, капитан обращался с экипажем хорошо. Все члены команды были с Барбадоса, кроме Жюля, уроженца Гаити. Негры говорили по-английски, но Сажесс бегло болтал с ними на их родном языке. Капитан владел французским, испанским, английским и португальским. Знание иностранных языков понадобилось ему для того, чтобы успешней торговать. Впрочем, пронырливость пригодилась ему не меньше.
   Однажды вечером, когда море, волнуемое дыханием теплого ветра, под светом звезд походило на парчовое покрывало, Гаспар застал Сажесса за столом перед картой.
   -- Если ветер не изменит направления, -- заявил капитан, -- то завтра на рассвете мы увидим берег Мартиники.
   Он поднял голову и спросил:
   -- Что вы собираетесь предпринять, когда попадете на остров?
   -- Право не знаю, -- ответил Гаспар. -- Наверное, являюсь в Трансатлантическую компанию, получу причитающееся мне жалованье и попытаюсь добиться возмещения за потерянные пожитки.
   -- На вашем месте, -- возразил Сажесс, -- я бы остерегся действовать подобным образом.
   -- А как же быть?
   -- Как быть? Черт возьми! Держать язык за зубами, по возможности помалкивать и не добиваться никаких компенсаций.
   -- Почему?
   Сажесс рассмеялся.
   -- Потому, мой друг, что не следует углубляться в некоторые обстоятельства; вы предстанете перед одним из этих клерков с пером в руке, который станет записывать каждое ваше слово, вы потребуете вознаграждения, а он в ответ: "Да, да! Конечно, вы вправе требовать, но прежде всего, мой друг, докажите, что вы действительно то лицо, за которое себя выдаете, и сообщите нам подробности катастрофы". Он вывернет вас наизнанку, а... -- Сажесс большим пальцем постучал по столу, -- вовсе нехорошо быть вывернутым наизнанку, когда приходится кое-что скрывать.
   -- Скрывать?
   -- Да, скрывать! Например, чиновник компании начнет расспрашивать: кто у вас был главным машинистом, кто вторым машинистом, были ли у вас товарищи, и кто да что...
   Сажесс не сводил пристального взгляда с Гаспара, лицо которого покрылось потом.
   -- А вы ведь не скажете, что вашего товарища звали Ивесом, что он спасся вместе с вами и что вас прибило к острову, -- продолжал Сажесс. -- Вы не скажете, что Ивес нашел сумку, полную золотых монет, а вы убили его и завладели золотом. Но выражение вашего лица, какой-нибудь жест, случайно вырвавшееся слово могут вызвать подозрение. Начнется расследование, и вы тысячу раз пожалеете о том, что не сожгли труп.
   Точно холодный клинок вонзился Гаспару в сердце, по телу пробежала дрожь. Так значит, он все выложил вчера капитану! Охватившее его чувство не было похоже на раскаяние, Гаспар не считал себя преступником. Он испугался того, что выдал себя. Под действием винных паров он так расписал все дело, что Сажесс видит в нем убийцу. Капитан уверен, что Гаспар прикончил Ивеса из-за золота.
   -- Я вовсе не убивал из-за денег! -- взволнованно воскликнул Гаспар. -- Если я даже так сказал, то не верьте мне, все произошло случайно. Правда, мы повздорили из-за денег, но я не убивал Ивеса, нож лишь оцарапал его. Наоборот, я спас ему жизнь, когда "Рона" пошла ко дну. Кто же станет убивать того, кого он спас? Я просто ошалел от вашего проклятого рома. Убей я его действительно, стал бы я вам об этом говорить? Мы поссорились не из-за золота, поверьте!
   -- Друг мой, -- ответил Сажесс, -- я вам верю, но вы ведь сами признаетесь, что совершили убийство.
   -- Да, но случайно.
   -- И взяли деньги.
   -- Они не принадлежали ему. Он только нашел в кустах перевязь с сумкой. Почему вы качаете головой, вы мне не верите?
   -- Не все ли равно, верю я вам или нет? Этот человек нашел деньги, вы убили его нечаянно и забрали деньги. Разве ваш рассудок не подсказывает вам, что разоблачение подобной истории может довести до виселицы самого архиепископа парижского? Но поступайте как хотите; мой же совет, как я только что сказал, не ворошить всего этого. Пусть все покроется мраком забвения. Мне ничто не помешало бы выдать вас властям завтра на Мартинике. Место, где я вас подобрал, отмечено у меня на карте, я знаю также, где находится этот остров. Но, причиняя вам все эти неприятности, я ровно ничего не выиграл бы. Ровно ничего! Поэтому я предпочитаю помочь вам. Итак, к делу! Эти золотые монеты вы должны для безопасности обменять на доллары. Давайте их сюда, я их разменяю.
   -- Ни за что, -- отказался Гаспар. -- Я не хочу иметь дела с вами, пока вы не поверите, что я честным путем добыл эти деньги, что они не запятнаны кровью, что все случившееся на острове было несчастной случайностью, что я не убийца.
   Сажесс хлопнул по столу рукой.
   -- Ну да, я верю вам, и не будем больше возвращаться к этой теме. Поверят ли вашим словам другие -- не моя забота, но бросим все эти разговоры и перейдем к делу.
   Гаспар развязал сумку и высыпал золото.
   Сажесс пересчитал монеты.
   -- Черт возьми, -- сказал он, подбрасывая на ладони одну из них. -- Страшно подумать, как на вас будут смотреть в банкирской конторе или в меняльной лавке, если вы явитесь к ним. Я-то могу сбыть золото с рук, правда, это будет нелегко. Но я не хочу рисковать, не получив при этом хорошего барыша. За все это я вам дам сорок долларов.
   -- Как, меньше, чем по два доллара за штуку? -- удивился Гаспар.
   -- Именно.
   -- Да я скорее выброшу их за борт!
   Сажесс оперся локтями на стол и рассмеялся. Начался торг.
   -- Ну хорошо, шестьдесят долларов, -- вздохнул Сажесс через полчаса. -- Неужели вы не согласны? Конечно, я кое-что наживу, но я же коммерсант! К тому же я вам дам еще добрый совет.
   -- А именно?
   -- Не нанимайтесь снова в кочегары. С шестьюдесятью долларами на Мартинике вы можете начать маленькое дело. Вступите пайщиком в рыболовную артель, займитесь торговлей фруктами -- вы молоды и энергичны, а на Мартинике шестьдесят долларов равносильны шестистам в Гавре или в Париже. Я вам укажу, как выйти на большую дорогу. Мой дорогой, я, Пьер Сажесс, поставил на ноги на Мартинике добрый десяток людей, которые сейчас процветают.
   С этими словами капитан принялся шарить в том ящике, где держал карты. Наконец он вытащил небольшой замшевый кошелек и вытряхнул на стол его содержимое. В кошельке оказалось как раз шестьдесят долларов и немного мелочи.
   -- Вот так штука, точнехонько нужная сумма! -- усмехнулся Сажесс. -- Разве это не примечательно, разве это не хороший знак? Вот деньги, перевязи же и сумки мне не нужно, пусть они останутся у вас.
   Гаспар находил более чем странным, что в кошельке капитана оказалась как раз требуемая сумма. Конечно, Сажесс еще несколько дней назад решил, сколько платить за монеты, и заранее приготовил нужную сумму. Значит, он неспроста хранил молчание об Ивесе. Провансалец не сомневался, что Сажесс выдал бы его властям, будь это в его интересах. Он молча положил деньги в карман и вышел из каюты.
   Мысль о том, что случилось на острове, неотвязно преследовала Гаспара. И хотя от острова его теперь отделяли сотни миль, Гаспар чувствовал, что ему никогда от него не отделаться. И разговор с Сажессом подтверждал это.
   Глядя на море, усеянное звездными бликами, Гаспар видел остров, каким он оставил его в то утро. Освещенные солнцем пальмы, горячий песок на пляже, пенная лента прибоя, белоснежные чайки -- в ушах у него еще звенел их крик.
   "Кью-кью-кью! Эй ты, там, на судне, назад! Назад! Кью, ты думаешь улизнуть от нас? Кью-кью-кью! Темная синь моря, волны, ветер, солнце -- это наша стихия, и ты наш навсегда, навсегда, навсегда, кью!"

Глава 14.
Волшебный город

   На следующее утро Гаспара разбудил лязг якорной цепи. Через пять минут провансалец был уже на палубе.
   "Красавица из Арля" готовилась бросить якорь в гавани. Окружающая природа была так красива, что Гаспару казалось, что он попал в рай: подернутая облаками шапка вулкана Монтань-Пеле, освещенная солнцем, изумрудно-зеленая растительность, ниспадающая каскадами к городу, который прилепился у гористого склона. Улицы города прорезали его, спускаясь к набережной. Над красными черепичными крышами высились верхушки пальм. Всюду дома, пальмовые рощи, кружево садов, скверов; крутые лестницы, поросшие мхом, соединяли улицы. Дома были тяжелой старинной постройки, но, ярко окрашенные, удивительно гармонировали с изумрудной зеленью и ультрамариновой водой гавани.
   Поверхность моря была еще подернута голубой дымкой, хотя солнце уже поднялось над горой. Здесь, в гавани, находящейся в западной части острова, из-за тени, которую отбрасывала гора, природа, казалось, не очнулась от дремы. Город, видимый как бы сквозь неясную дымку газового покрывала, будто повис на грани ночи и утренней зари. Однако, присмотревшись, Гаспар различил снующие по улицам фигуры людей.
   Гаспару не раз случалось бывать в городах, лежащих под тропиками: повсюду оцинкованные крыши пакгаузов, грубые очертания всякого рода миссионерских построек нарушали гармонию природы. А тут Сен-Пьер лежал перед ним, полный великолепия, прекрасный, как старинный гобелен, подобный волшебному городу в стране чудес.
   Трудно было представить себе более изумительное зрелище, чем та лавина леса, спускающаяся с горы, леса, состоящего из канн и пальм, тамариндов и гигантских папоротников. В сыром полумраке извивались лианы, толстые, как канаты, шевелились молодые побеги деревьев. Над всем этим великолепием возвышалась усеченная вершина Монтань-Пеле, пылающая в небесной лазури, а внизу просыпался город, уступами спускавшийся к морю.
   В гавани стояли суда, от них к берегу и обратно сновали лодки, звонкий звук горна доносился с форта, на парусниках скрипели кабестаны, слышались крики матросов. Запах моря смешивался с ароматом тропических цветов, жасмина, ванили.
   Гаспар повернулся спиной к городу и увидел Сажесса. Тот только что вышел из каюты. Прежде чем заговорить с провансальцем, капитан некоторое время молча смотрел на берег.
   -- Это вам не кочегарка, -- наконец сказал он, стряхивая невидимую пылинку с белоснежного кителя. -- Не похоже на машинное отделение, не правда ли? Смотрите, видите вон ту лодку? Портовые власти будут у нас на борту раньше, чем мы успеем позавтракать.
   Пока капитан разглагольствовал, из камбуза появился Жюль с подносом дымящегося кофе. Сажесс пригласил Гаспара в каюту завтракать, но как бы в подтверждение правильности его слов в самый разгар трапезы появились портовые чиновники.
   Сажесс угостил их вермутом и сигарами. Они были в приятельских отношениях с ним и, как представлялось Гаспару, им ничего не стоило выдать разрешение на разгрузку, на освобождение от карантина, на что угодно. Пока прибывшие раскуривали свои сигары и обменивались новостями с Сажессом, провансалец вышел на палубу.
   Солнце ударило ему в глаза. Голубое небо, голубое море -- все было полно торжества, прозрачных переливов, ослепительного блеска, и среди этого великолепия, словно выточенный из нежной ляпис-лазури, поднимался Сен-Пьер, разбуженный солнцем.
   Город стряхнул с себя сон, унесенный на крыльях утреннего ветра, который раскачивал верхушки деревьев и пел в лесной чаще, и пришел в движение. Особенно это было заметно на набережной, где море лизало борты судов в гавани.
   Воздух был так чист и прозрачен, что можно различить черепицу красных крыш и листья пальм, выглядывавших из-за них. Над одной из крыш развевался флаг, верхушки пальм раскачивались под напором бриза, горячее дыхание которого доносило запах сырой земли.
   Вокруг "Красавицы из Арля" вертелись лодки с желтолицыми подростками, весело перекликавшимися с матросами. Увидев Гаспара, мальчики стали кричать, чтобы он бросил монетку, за которой они могли бы нырнуть, но раньше чем он успел опустить руку в карман, Сажесс и чиновники вышли на палубу.
   Они предложили отвезти Сажесса и Гаспара на берег. Капитан, очевидно, уже сообщил им об участи "Роны", так как Гаспар стал объектом их любопытства, его забросали вопросами.
   Как только Сажесс появился на палубе, лодки бросились врассыпную. Гаспар слышал, как ребята тоненькими голосами пели песенку, в которой слово "Сажесс" повторялось много раз, но из-за своеобразия наречия он мог уловить лишь общий смысл распеваемых куплетов: они носили издевательский характер. Капитан, видимо, был не в почете у лодочников Сен-Пьера.
   Сажесс, распрощавшись на берегу с чиновниками, направился в город в сопровождении Гаспара. Они поднялись по ветхим лестницам и оказались в густой тени от домов, над которыми сияло лазурное небо. Повсюду слышалось журчание воды, бегущей по канавкам, выбивающейся из фонтанов, шум моря отдавался эхом, словно город находился в какой-то огромной раковине.
   Улицы кишели людьми. Все они торопились по своим делам, болтали, что-то продавали или покупали.
   Еще несколько пролетов лестницы, и капитан с Гаспаром оказались на залитой светом улице Виктора Гюго. Провансалец оглянулся на склон, по которому они поднялись. Внизу голубела гавань. Вода была так прозрачна и светла, что "Красавица из Арля", раскачивающаяся на волнах, казалось, висит в воздухе.
   Гаспара поразило оживление, царящее на улице Виктора Гюго. Смех, движение, яркие одежды, разноцветные дома. Только не слышно шагов: все люди на улице босы. Мужчины и женщины полны изящества, грации, они доброжелательны и улыбчивы. Чары нарушают только крики торговцев сигарами, пирожными, фруктами.
   Дальше! Дальше! Улица, извиваясь, спускается вниз, снова поднимается, ни на минуту не остается ровной. Справа открывается вид на море, слева дома врезаются фасадами в зеленую листву. Вереница домов то скатывается к морю, то карабкается вверх. Выше тянутся лесные чащи, уходя в необъятные голубые дали.
   Сажесс купил у цветочницы пышный цветок, который воткнул в петлицу кителя. Взяв под руку Гаспара, он втащил его в кафе, уставленное мраморными столиками. На каждом красовалась вазочка с букетиком ярких цветов. Немногочисленные посетители были одеты в просторные белые костюмы и большие панамы. Гаспар, стараясь не отставать от своего спутника и пробираясь между столиками, заметил, что многие приветствовали Сажесса как старого знакомого, правда, без особого восторга и с известной сдержанностью.
   Капитан распорядился подать выпивку. Когда на столе появились бутылки, он закурил сигару, протянул Гаспару другую и, заложив ногу на ногу, предложил:
   -- Поговорим о деле.
   -- О деле? -- удивился Гаспар.
   -- Ну да, о том, что называется делом. Видите ли, мне хочется знать истинное происхождение золота в сумке. Я желаю узнать подробнее об острове и думаю, что вы поведаете мне кое-что о корабле, таящем в себе сокровища.
   Некоторое время Гаспар пристально смотрел на капитана.
   -- Но ведь мы решили покончить со всем этим, -- наконец произнес он. -- Я вам рассказал все, что случилось со мной. Вы по-прежнему мне не верите? О каком это корабле с сокровищами вы спрашиваете? Я вам о нем не говорил.
   -- Друг мой, -- вздохнул Сажесс, -- каюту капитана от вашей отделяет лишь несколько досок, и невольно задумываешься, когда человек кричит во сне: "Эй, Ивес, ныряй! На корабле полно золота, оно всюду напихано!" Начинаешь рассуждать: человек во сне болтает про какой-то корабль, полный золота; он попал ко мне на борт с острова, затерявшегося в океане; при нем оказалось несколько старинных испанских монет. В пьяном виде он признался, что убил некоего Ивеса, того самого, которого он зовет посмотреть на корабль, полный сокровищ. Разве не ясно...
   -- Что?
   -- Да то, что у вас есть тайна. Расскажите мне всю эту историю или, клянусь честью, я вызову прямо сюда полицию и сообщу все, что мне стало известно.
   Сажесс уже не выглядел безобидным добряком. Верхняя губа приподнялась в хищном оскале, маленькие глазки злобно блестели.
   Гаспар испугался. Ему казалось, что его засасывает какое-то студенистое животное. На борту "Красавицы из Арля" он как будто бы вырвался из его объятий, стряхнул с себя эти цепкие щупальца, но сейчас опять почувствовал их прикосновение. Было бесполезно бороться с Сажессом: Гаспар был во власти этого человека, он не выпустит свою жертву.
   -- Прежде всего объясните мне, -- сказал провансалец, -- почему вы раньше мне этого не предлагали, к чему вы торговались из-за золота? Зачем вы прикидывались моим другом?
   -- Зачем я с вами торговался? Черт возьми, да потому что хотел получить золото за сходную цену! Я привез вас сюда, потому что хотел выторговать у вас вашу тайну, заплатив за нее хорошую цену! Я не желал доводить до конца наш торг на "Красавице из Арля", потому что репутация судна страдает в том случае, если с него сводят людей в кандалах. Я не хотел, чтобы полиция появилась на борту "Красавицы из Арля". Что же касается того, что я будто только прикидывался другом, то, честное слово, я обращаюсь с вами как с другом, вы получите вашу долю.
   -- Я ничего от вас не скрывал! -- воскликнул Гаспар. -- Действительно, на острове был затонувший корабль. Но я только предположил, что на нем могут быть сокровища. Вы говорите, что я кричал о них во сне. Значит, эта мысль все-таки сидела у меня в голове. Я вам расскажу, как было дело...
   Опершись о стол, он принялся рассказывать, как Ивес нашел затонувший корабль в лагуне. Сажесс внимательно слушал, лишь изредка задавая вопросы.
   -- Вот и все, -- закончил свое повествование Гаспар. -- Быть может, он весь набит золотом, но это одни предположения.
   Капитан задумчиво повертел в руках пустой стакан.
   -- Вы были на острове, -- медленно произнес он. -- Вы видели затонувший корабль, нашли золото и скелет... Вы предполагали, что на этом корабле могут быть сокровища, но если бы я не выудил из вас этого рассказа, вы так и не сказали бы никому ни слова и, чего доброго, нанялись бы снова в кочегары. Фу ты, черт! Думаю, что нашел истинную причину того, почему кочегарки полны болванами, годящимися лишь для роли истопников. Ну ладно, я вас осчастливлю против вашей воли. Я беру на себя руководство этим делом.
   -- Вы собираетесь...
   -- Я собираюсь разворошить эту посудину при помощи динамита и посмотреть, что там внутри. Когда "Красавица из Арля" разгрузится, я возьму несколько водолазных костюмов, обзаведусь еще кое-чем, что нужно для экспедиции, и отправлюсь к этому острову. И вы тоже.
   -- Я?
   -- Да, вы! Неужели я буду трезвонить об этом деле всем и каждому в Сен-Пьере?! Я возьму только своих матросов. Но в таком деле мне потребуется помощник, и притом белый. Вы получите свою долю: пятнадцать процентов. Быть может, это будет большая сумма, быть может, нет, но придется поработать, так как нелегко раздобыть сокровища, если они запрятаны так, как вы рассказали.
   Помолчав минуту, он добавил:
   -- На острове должен быть клад, я в этом уверен!
   На некоторое время капитан задумался, а затем начал рассуждать:
   -- Этот парень, от которого остался один скелет, имел какое-то отношение к сокровищам. Он или из экипажа затонувшего судна, или охотился за кладом. Должно быть, он умер от голода или болезни либо нашел сокровища и был убит своими спутниками. Но в таком случае при нем не осталась бы сумка с золотом...
   Гаспар наблюдал за Сажессом. Он напоминал ему гончую, идущую по следу. Провансалец встречал людей с особым нюхом на то, что обещает богатство. Они редко ошибаются в своих предположениях, знают, за чем стоит гнаться -- будь то деньги или недвижимость.
   Он невольно заразился азартом Сажесса. Да и может ли кто-нибудь остаться равнодушным при мысли о том, что на затонувшем корабле спрятаны сокровища! Полчаса назад мысль о возвращении на остров была Гаспару ненавистна, а сейчас у него замирало сердце при мысли о золоте, ждущем его там.
   Гаспар уже уяснил для себя кое-какие черты характера капитана или по крайней мере воображал, что они ему ясны. Он видел, что перед ним хладнокровный, расчетливый человек, но полагал, что раз Сажесс обещал пятнадцать процентов от прибыли, которую он извлечет из этого дела, то сдержит свое слово. При таком небольшом проценте легче сдержать слово, чем нарушить его и нажить себе из-за этого неприятности.
   Размышления провансальца прервал голос капитана.
   -- Ладно, -- сказал он, зажигая потухшую сигару, -- на том и покончим! Я берусь за это дело и предлагаю вам пятнадцать процентов. Быть может, вас ожидает хотя и скромное, но все же состояние. В самом деле, я делаю вас своим компаньоном в деле, которое может принести колоссальный доход. Еще полчаса назад вы были кочегаром, пределом ваших мечтаний была выпивка в баре, а в ближайшем будущем станете богатым человеком. И это благодаря мне! Да, да, мне удалось вытряхнуть из вас вашу тайну. Что теперь вы скажете о Пьере Сажесс? Разве не стоит его брать себе за образец? Я ни от кого ничего не утаиваю, когда мне выгодно быть откровенным, и я вам честно говорю: вы можете принять мое предложение или отвергнуть его. Только помните, что в случае отказа вы получите шиш.
   -- Ваше предложение заманчиво, -- ответил Гаспар. -- Но я прямо вам скажу: сегодня утром вы обращались со мной как с другом, взяли под руку, привели сюда, выставили выпивку, а потом начали угрожать. Мне это не нравится.
   Сажесс затянулся сигарой и терпеливо, словно ребенку, начал разъяснять.
   -- Вы расхаживали сегодня утром словно человек с бриллиантом в безмозглой голове. Я взял на себя обязанности хирурга и вытащил его. Операция не из приятных, но налицо бриллиант, и, вместо того, чтобы требовать с вас взятку, я предлагаю вам пай в выгодном деле. Если бы я не прибег к угрозам, вы бы ничего не рассказали, не так ли? Что вы скажете на это?
   -- Я не отказываюсь, но ставлю одно условие: вы никогда больше не станете прибегать к угрозам.
   Сажесс рассмеялся.
   -- К чему мне вам угрожать? Я использовал это средство, и больше оно мне не понадобится. Я добился от вас всего, что мне нужно, и теперь ваш черед извлечь из меня выгоду. Сознаюсь: вы очень мне пригодитесь, третьих лиц я не желаю вмешивать в это дело.
   -- Ну тогда вот что, -- нахмурился Гаспар. -- Я хочу не пятнадцать, а, скажем, двадцать процентов.
   -- Ни одного процента сверх пятнадцати, ни одного процента, ни одного! -- твердо сказал капитан. -- Я никогда не уступаю при сделках подобного рода.
   -- Когда вы собираетесь отплыть?
   -- Неделя уйдет на разгрузку и на подготовку экспедиции, не меньше.
   -- Хорошо, я отправлюсь с вами.
   -- Даете слово?
   -- Даю.
   -- Ну, пошли! -- капитан встал. -- У меня куча дел, у вас тоже. Контора Трансатлантической компании здесь недалеко. Отправляйтесь туда и заявите о гибели "Роны". Я предупредил таможенников о вашем приходе. Затем вам нужно обзавестись парой костюмов. Учтите только, здесь предпочитают белый цвет. Кроме того, вам требуется комната. В гавани имеются гостиницы для моряков, но не советую связываться с этими постоялыми дворами.
   Он вытащил из кармана блокнот, написал адрес и протянул листок Гаспару.
   -- Мадам Фали приютит вас, -- сказал он. -- Вы с ней легко столкуетесь.
   Они вышли на улицу. Перед тем как расстаться, Сажесс показал провансальцу лавку, торгующую готовым платьем. Здесь Гаспар по довольно дешевой цене приобрел два белых костюма, пару парусиновых башмаков и некое подобие панамы. Он облачился в один из костюмов, сразу почувствовав себя другим человеком, а второй приказал отослать по адресу, указанному капитаном.
   Выйдя из лавки, Гаспар направился в контору Трансатлантической компании. Там он сделал заявление управляющему и одному из чиновников, расписался, где следовало, и затем, пренебрегая Сажессом, потребовал жалованье и возмещение за потерянные вещи.
   К его удивлению, управляющий, которого поразил вид хорошо одетого и столь уверенно держащегося кочегара, выписал ордер на требуемую сумму, передал его в кассу, и Гаспар покинул контору с лишней сотней долларов в кармане.
   Он пересек маленькую площадь с фонтаном и увидел перед собой девушку. Высокого роста, грациозная, она несла на голове лоток с каким-то товаром, прикрытый ярко-желтым платком.
   Такая ноша была бы обременительной и для мужчины, но девушка несла лоток легко, словно перышко. Она была босиком, полосатая юбка, высоко, почти до колен подоткнутая, открывала красивые ноги. У нее была точеная фигурка и смуглая кожа. Иссиня-черные волосы выбивались из-под тюрбана, сделанного из той же полосатой материи, что и юбка. Девушка походила на древнегреческую статуэтку.
   Она шла, держась совершенно прямо, не оглядываясь по сторонам. Гаспар не мог отвести от нее глаз. Незнакомка почувствовала его взгляд, подняла на него глаза и улыбнулась.
   Провансалец завороженно смотрел на девушку до тех пор, пока она не скрылась в толпе. Удивительно, одно лишь мгновение они смотрели друг другу в глаза, но за этот миг их взгляды сказали о многом. И он, и она как будто нашли того, кого давно искали. В глазах девушки Гаспар прочитал: "Ах, это ты, которого я ждала так долго! Наконец-то ты пришел из прекрасного далека!"

Глава 15.
Любовь

   На западном берегу Мартиники часто идут дожди. Казалось бы, день прекрасен, сияет солнце, море нежится в полуденном зное. Спокойно дремлет Монтань-Пеле, увенчанный тюрбаном из облаков. И вдруг, словно по мановению волшебника, с небес низвергаются потоки воды. Тучи заволакивают небо, шум дождя, стучащего о крыши домов, смешивается с журчанием ручьев, затопляющих улицы.
   Так случилось и на сей раз: дождь неожиданно хлынул как из ведра. Гаспар, пережидая ливень под какой-то аркой, прислушивался к тому, как дробь дождя разыгрывала арпеджио. Поднялся ветер, зашумели деревья, заскрипели пальмы, гнувшиеся под его порывами, зашелестели папоротники. Эти звуки перекрывали голоса и смех людей, разлученных дождем. Прошло десять минут, и в разрыве между тучами уже выглянуло солнце, последние капли дождя простучали по крышам, над морем засияла радуга.
   Улица снова ожила. Люди выбегают из лавок, спускаются с веранд, хорошенькие личики поднимаются вверх, чтобы удостовериться в том, что небо снова безоблачно, раскрываются белые зонты, вновь понадобившиеся для защиты от солнца.
   -- Будьте добры, скажите мне, как пройти на улицу Морпе? -- обратился Гаспар к старику под белым зонтом, оказавшемуся чрезвычайно словоохотливым.
   Однако он говорил на местном наречии, и Гаспар понял только, что нужная ему улица, на которой жила мадам Фали, находится где-то внизу. Он свернул в одну из боковых улиц и остановился.
   Отсюда можно было бы запросто свалиться в гавань. По крайней мере, такую возможность рисовало воображение. Гаспару еще никогда не случалось видеть подобную крутизну. Лестница с истертыми от времени ступеньками так резко уходила вниз, что подножия не было видно.
   -- Мадам, не скажете ли вы, как пройти на улицу Морпе? -- спросил он у старой креолки, тоже под белым зонтом.
   Подобно старику, она начала что-то тараторить и оживленно жестикулировать. Если Гаспар ее правильно понял, то ему следовало подняться вверх. Но провансальцу было лень карабкаться в гору, и он направился вдоль нижней улицы, параллельной улице Виктора Гюго.
   Время от времени Гаспар справлялся у прохожих, куда ему идти, и все любезно указывали дорогу, кто вверх, кто вниз. В конце концов он пришел к заключению, что все эти люди не понимают, о чем их спрашивают.
   Когда Гаспар почти отчаялся найти нужную улицу, его внимание привлек очаровательный мальчишка лет семи, жующий банан у двери одного из домов.
   С насмешливым видом провансалец снял панаму и спросил:
   -- Не будете ли вы добры указать мне, как пройти на улицу Морпе?
   Мальчик готов, видимо, прийти на помощь незнакомцу. Он что-то говорит и указывает вверх, а затем ныряет внутрь дома.
   Добравшись до узкой улочки, круто уходящей в гору, Гаспар в очередной раз задает свой вопрос старой женщине со спокойным добрым лицом, которая стоит на пороге дома.
   -- Да, это улица Морпе, дом номер три, -- отвечает она.
   Оказывается, перед Гаспаром сама мадам Фали. Он объяснил, что ему нужно, вытащил пригоршню монет и последовал в дом за хозяйкой.
   Она провела его в чистую комнату, совершенно без мебели, если не считать матраца в углу. Но Гаспару больше ничего не было нужно. Он так устал, что тут же завалился на матрац и мгновенно уснул.
   Во сне Гаспар видел остров и Сажесса. Они пробрались на корабль с сокровищами. Когда весь берег уже был усеян золотыми слитками, капитан куда-то пропал. Гаспар принялся разыскивать его. Он бегал по берегу, звал его, но безуспешно. Наконец вдалеке, в самом конце скалистой гряды, уходящей в море, Гаспар увидел человеческую фигуру и бросился туда. Однако, подойдя ближе, он с удивлением понял, что это не Сажесс, а девушка, та самая, которую он встретил на площади с фонтаном.
   Девушка стояла с лотком на голове, стараясь удержать равновесие на скользких камнях. Она засмеялась, увидев Гаспара, засмеялась так, как могут смеяться только девушки из Монпелье и Авиньона. Он шел ей навстречу и тоже смеялся. Но вот коралловый риф превратился в оснастку корабля, голубая вода стала уходить куда-то вниз, и Гаспар проснулся.
   В этот момент в дверь постучали. Вошла мадам Фали с подносом, на котором дымился кофе. Она поставила поднос на пол и открыла окно. В комнату ворвался шум вечернего города, аромат цветов и рокот моря.
   Слышались женские голоса, смех, гортанные звуки креольской речи. Эти необычные голоса, запахи и звуки совершенно пробудили Гаспара и вызвали острое чувство любопытства.
   Торопливо выпив кофе, он оделся и вышел из дома. Улица круто спускалась вниз, упираясь в парапет набережной.
   Гаспар по лестнице поднялся на улицу Виктора Гюго. Приказчики, торговцы, разносчицы с лотками на голове еще не закончили свой трудовой день.
   Гаспар, двигаясь по улицам, спустился, поднялся опять вверх и снова спустился. Он с интересом разглядывал дома и спрашивал себя, в каком из них живет приснившаяся ему девушка. В очередной раз поднявшись на улицу Виктора Гюго, провансалец пересек маленькую площадь с фонтаном. Быть может, здесь он встретится с ней еще раз?
   Отсюда было видно, как к гавани спешили лодки рыбаков с дневным уловом. Со всех уголков острова в город стекались крестьяне, подгоняя мулов, нагруженных поклажей. Они торопились попасть в Сен-Пьер до наступления ночи.
   Гаспар прогулял по городу всю ночь и под утро оказался на рынке. Ларьки были отперты. Рыбаки на особых катках подтаскивали к ним лодки с уловом. Торговцы выкладывали товар прямо на прилавки. Здесь были и маленькие рыбешки, и огромные рыбины. Вся эта живая серебристая масса трепетала и извивалась.
   Гаспар, схватившись за шкафут одной из лодок, помог тащить ее вместе с другими. Рыбаки смеялись и болтали с ним. Провансалец плохо понимал их, но тоже весело смеялся.
   По мере наступления утра рынок наполнялся покупателями. Торговец, около которого остановился Гаспар, колотя по прилавку палкой, выкрикивал, какой товар у него имеется, вытаскивал одну рыбу за другой и перекидывался с покупателями шутками. Гаспар тоже принялся за дело. Он схватил огромного угря и стал размахивать им. В следующий момент рыба была куплена, и Пьер Альфонс -- так он представился провансальцу -- уже считал деньги.
   Выхватив какое-то морское чудовище, похожее на бочонок, он всучил его Гаспару.
   -- Продай вот еще и эту, морской человек, -- попросил Пьер Альфонс и во всю глотку закричал: -- Рыба, рыба, кому нужно, живая, свежая, только что из моря! Эй, красотки! Сюда! Сюда! Здесь все, что вам нужно, подавайте ваши корзинки, я живо наполню их! Эй, Додотт, Полин!
   У ног его вертелись ребятишки, он раздавал им пригоршнями маленьких рыбешек, позволял детям вытягивать водоросли из лодки, давал им иногда шлепка.
   Гаспар продал свое толстопузое чудовище двум старухам, которые, видимо, собирались торговать потом этой рыбой вразнос, так как везли с собой небольшую тачку из тростника. Провансалец повернулся к торговцу за новой рыбой, как вдруг среди толпы заметил вчерашнюю девушку. Она была без своего лотка, и ее маленькая красивая головка была обвязана желтым с голубыми полосами платком. В руках девушка держала корзинку.
   Она тоже увидела Гаспара. Их взоры встретились, но на сей раз девушка отвернулась.
   Пьер Альфонс заметил ее и закричал:
   -- Эй, Мария! Мария, ты что, оглохла? Рыбы прямо загляделись на тебя.
   Он повернулся к Гаспару:
   -- Ушла! Какой бес вселился в нее сегодня? Она часто покупает у меня рыбу... -- торговец недоуменно пожал плечами. -- Ну да ладно. Вот еще рыба, продай-ка и ее, морской человек.
   -- Кто эта девушка? -- спросил Гаспар, принимая рыбу.
   -- Мария с Красной Горки.
   -- Где она живет?
   -- У своей тетки на Провальной улице. Эй, эй, Май-от, вот для тебя рыбка, такая же хорошенькая, как ты сама, даром отдам, почти даром, всего за два су!
   -- Кто она такая, эта Мария? -- не унимался Гаспар.
   -- Разносчица. Вот, возьми! -- обернулся Пьер Альфонс к очередной покупательнице. -- Погоди, сейчас дам сдачу. Как здоровье твоей матери? Все благополучно, я надеюсь? Вот сдача, возьми, душка.
   Он тараторил, не умолкая.
   Гаспар повернулся к Пьеру Альфонсу.
   -- Ну, ладно, мне нужно идти.
   Попрощавшись, он двинулся вдоль прилавков. Но Марии нигде не было видно.
   Гаспар пересек площадь и направился к ларькам с фруктами, овощами и цветами. Воздух здесь был насыщен опьяняющими запахами. Провансалец остановился у прилавка с какими-то экзотическими плодами, названия которых он не знал. Девушка, стоявшая впереди, обернулась, и Гаспар очутился лицом к лицу с той, которую искал.
   Мария покраснела. Он понял, что она его узнала.
   -- Добрый день, мадемуазель, -- сказал Гаспар, приподнимая панаму.
   -- Добрый день, -- ответила она, намереваясь уйти, но Гаспар выхватил у цветочницы букетик цветов и галантно преподнес девушке. Мария с легкой улыбкой взглянула на него, смутилась и стала рассматривать цветы с таким видом, точно раньше никогда их не видела.
   Он хотел продолжить разговор, но девушка, бросив на него лукавый взгляд, повернулась и исчезла в толпе. Гаспар так и остался стоять с открытым ртом.
   Визг какой-то лоточницы заставил его резко обернуться. Ларек за его спиной был опрокинут, толпа разбегалась.
   -- Змея! Змея! -- слышалось со всех сторон.
   Рядом с Гаспаром оказался старик, держащий над головой белый зонтик. Его глаза были прикованы к кустам за ларьком. Присмотревшись, Гаспар увидел извивающуюся в пыли желтую змею. Это была копьеголовая куфия трех футов длиной, одна из самых ядовитых змей на Антильских островах. Очевидно, она попала на рынок, притаившись в большой связке желтых бананов. Еще мгновение -- и куфия кинулась бы на старика.
   Гаспар сделал шаг вперед, схватил скользкое тело чуть ниже ужасной треугольной головы и ударил о землю с такой силой, что переломил змее хребет. Швырнув на землю искалеченное тело, он ногой вдавил змею в песок.
   Старик с зонтиком бросился провансальцу на шею, так бурно выражая радость, что Гаспару показалось, что тот сошел с ума. Их окружила ликующая толпа. Можно было подумать, что Гаспар принес с собой весть о какой-то великой победе или спас остров от катастрофы.
   -- Меня зовут Сеген, -- бормотал между тем старик, все еще держа над головой зонтик. -- Вы спасли мне жизнь, рискуя своей, и теперь я ваш должник. Просите у меня все, что хотите. Я не беден, мой дом и все мое имущество в вашем распоряжении.
   -- Полно, полно, -- запротестовал Гаспар. -- Я, право же, не сделал ничего особенного. Просто я не боюсь змей... -- и неожиданно для себя добавил: -- Они никогда не осмеливаются меня трогать!
   Сказать по правде, до этого он никогда не имел дела со змеями, но толпе об этом ничего не было известно. В их глазах Гаспар был чуть ли не национальным героем. Как же, ведь он обошелся с грозной копьеголовой куфией, как торговец домашней птицей с цыпленком.
   -- Вы спасли мне жизнь, мсье, -- повторил Сеген. -- Вы еще не завтракали? Нет? В таком случае пойдемте со мной, я вас угощу.
   Взяв Гаспара под руку, он повел его в кафе.
   За завтраком старик, который оказался очень приятным собеседником, расспрашивал своего спасителя о том, как он попал на остров, чем занимается сейчас и что намерен предпринять в будущем. Неожиданно для себя Гаспар рассказал о том, как "Рона" потерпела кораблекрушение, и о том, что случилось с ним потом, не забыв упомянуть и капитана Сажесса.
   -- Сажесс? -- воскликнул Сеген. -- Пьер Сажесс?
   -- Да, так его зовут.
   Можно было подумать, что Сеген опять увидел куфию, так сильны были отвращение и страх, написанные на его лице.
   -- Он страшный человек! Остерегайтесь его!
   Гаспар объяснил, что обещал Сажессу отправиться с ним в экспедицию, как только будет разгружена "Красавица из Арля", но ни словом не обмолвился о сокровищах.
   -- Вы не должны этого делать! -- запротестовал Сеген.
   -- Увы, я дал Сажессу честное слово!
   -- Ах, вы дали честное слово! Ничего не попишешь, честное слово нельзя нарушить, даже если оно дано Пьеру Сажессу. Но все-таки я советую вам найти удобный предлог и отказаться от путешествия. Смотрите! -- старик указал на огромного паука, ползущего по стене. -- Пьер Сажесс завлекает несчастных в свои сети подобно тому, как паук ловит мух. Прибирает их к рукам, оплетает паутиной и высасывает все соки.
   Поговорив еще немного и выпив кофе, Гаспар распрощался со своим новым знакомым, пообещав навестить его по тому адресу, который был указан на визитной карточке, врученной Сегеном.
   Провансалец направился в гавань. У причала, где разгружалась "Красавица из Арля", он заметил Сажесса, занятого беседой с портовым чиновником. Капитан, судя по всему, был в прекрасном расположении духа. Он смеялся, оживленно жестикулировал, хлопал ручищей по дну бочки.
   Гаспар вспомнил слова Сегена о несчастных, попавших в сети к этому человеку, и содрогнулся.

Глава 16.
Мария с Красной Горки

   Провальная улица в буквальном смысле слова повисла между небом и землей, по крутизне не уступая лестнице: мостовая все время прерывалась ступеньками, как горная река водопадами.
   В одном из домов этой улочки жила Мария со своей теткой, миссис Чарльс. Девушка родилась в деревушке Красная Горка. Мать ее умерла вскоре после родов. Отец владел лавкой, ведя довольно удачно свое маленькое дело. Кроме лавки, у него была небольшая ферма, и три раза в неделю он уезжал на рынок в Сен-Пьер, лавка же была на попечении его сестры, Ти Финотт, когда-то очень красивой, как и все уроженки Мартиники, женщины, но в сорок лет превратившейся в сгорбленную старуху.
   В молодости она работала разносчицей. Разносчицы на Мартинике -- совершенно особая профессия: они торгуют всем, от фруктов, до лент. Труд женщин очень тяжел. Они носят свой лоток, на котором разложены товары, на голове, и такая ноша быстро подорвала бы силы любого англичанина, вздумавшего пронести эту штуку на расстояние пяти-шести миль. Но эти женщины, полные грации, хорошо сложенные, красивые, проходят до пятидесяти миль в день босиком от деревни к деревне, то поднимаясь на холмы, то спускаясь в долину, под лучами тропического солнца.
   И вот Ти Финотт, не считаясь с тем, что сама была искалечена этим тяжелым трудом, несмотря на свою любовь к Марии, не протестовала против намерения ее отца сделать из девочки разносчицу. Он принял это решение, когда Марии было всего четыре года, так как на лучшее будущее для дочери в то время не мог рассчитывать.
   Решив расширить ферму, он влез в долги и прибег к помощи Сажесса. Но ураган погубил урожай, и пришлось снова занимать деньги у Сажесса. С этого времени началось разорение семьи. Отец Марии так и не смог вернуть долг, и в конце концов ферма перешла к Сажессу. Правда, разорившийся землевладелец продолжал жить в Красной Горке и получать жалованье у Сажесса, работая на той самой ферме, которая когда-то была его собственностью.
   Когда Марии исполнилось пятнадцать лет, умерла Ти Финотт. Девушка переехала к другой тетке, живущей в городе на Провальной улице. Вскоре она начала работать разносчицей у господина Сартина, торговца платками, лентами, мадрасскими тканями и дамскими нарядами. Лавка этого коммерсанта находилась на улице Виктора Гюго.
   Смерть Ти Финотт, заменившей девушке мать, была тяжелым ударом для Марии. К тому же миссис Чарльс оказалась суровой женщиной, слишком благочестивой и не склонной потакать молодежи. Но в конце концов Мария привыкла и даже сумела полюбить старинную темную улочку, на которой не смолкали гомон и шум.
   Каждое утро, когда вершина Монтань-Пеле еще едва проступает темной трапецией на ярко-синем небе, Мария должна являться в лавку, забирать тяжелый лоток с товарами и отправляться с ним по деревням.
   Каждое утро по улице Виктора Гюго, наполненной предрассветным сумраком, она поднимается к тому месту, где кончаются дома и начинается проселочная дорога, вдоль которой растут канны, папоротники, шелестят заросли сахарного тростника и кусты жасмина.
   С каждой минутой небо становится все светлее, и по мере того, как девушка поднимается в гору, кажется, будто она восходит навстречу солнцу. Наконец дорога, уже более отлогая, выходит из густой тени Монтань-Пеле, и утренний сумрак уступает место голубизне дня. Знойный ветер, от которого Сен-Пьер защищен горой, обжигает лицо.
   Полдень застает Марию среди холмов. Она уже продала кое-что из своих товаров, и в маленьком кошельке у пояса звенят монеты.
   Через год девушку знал почти каждый островитянин. Негры, срезающие сахарный тростник, прерывали свою работу, когда она проходила мимо, и желали ей доброго утра. Торговля шла у нее бойчее, чем у всех других разносчиц. Причиной этому была не миловидность Марии, так как покупательницами были в основном женщины, а кротость, с которой она держалась.

Глава 17.
Судьба

   Как-то раз хозяин приказал Марии отправиться к мадам Виджиль, чтобы показать ей образцы кружева и по возможности склонить ее к покупке. Мария продала все имевшееся при ней кружево и возвращалась в Сен-Пьер в прекрасном расположении духа.
   Солнце стояло высоко, когда девушка проходила мимо ботанического сада. Ворота были открыты. Сразу от входа начиналась тенистая аллея. Из чащи сада доносилось пение птиц.
   Мария остановилась. Когда-то содержавшийся в порядке, сад теперь пришел в полное запустение. Пальмы, древовидные папоротники, акации -- все было увито лианами, как паутиной. Зеленый сумрак дышал сыростью. К этому запаху примешивался аромат цветущих апельсиновых деревьев и ванили.
   Мария, проходя мимо ворот, всегда заглядывала в них. Но на этот раз безмолвное скопление деревьев испугало девушку. Она вздохнула, повернулась и пошла дальше.
   Разносчица перешла мост через речку и направилась к площади с фонтаном. Здесь ей повстречался мужчина в белом костюме. Его облик и любопытный взгляд говорили о том, что это приезжий, скорее всего, кто-нибудь из экипажа иностранного судна.
   Глаза мужчины встретились с глазами девушки, вспыхнули и... она прошла мимо. Но в этот миг окружающий мир перестал для нее существовать. Мария не замечала гудящей толпы, не отвечала на приветствия знакомых. Она видела только лицо незнакомца, хотя не могла сказать, что хорошо рассмотрела его. Привлекательное загорелое лицо.
   Но глаза, глаза! Казалось, они пронзили ей душу.
   Облака над Монтань-Пеле сомкнулись, подобно вееру, небо потемнело. Мария под верандой спряталась от хлынувшего дождя. Но она не слышала, как стучат капли по крышам домов, как скрипят пальмы под порывами ветра. Девушка думала о встрече с незнакомцем.
   Когда дождь кончился, Мария отправилась в лавку сообщить господину Сартину, что его поручение выполнено.

Глава 18.
По дороге В Гранд-Анз

   Через день на рассвете Мария, как обычно, забрала в лавке лоток с товаром и отправилась в Гранд-Анз. Поднявшись по крутым полутемным улицам к проселочной дороге, она обернулась и подумала, глядя на город, лежащий в полусумраке далеко внизу: "Там, на какой-то улице, в одном из домов остался он. Проснулся он или еще спит?"
   Подняв глаза, девушка всмотрелась в темнеющее море. "Он приплыл на остров из далекой холодной страны".
   Мария поднялась на холм и снова обернулась. Отсюда открывался изумительный вид на Мартинику. Гористую местность прорезало широкое шоссе. Холмы чередовались с долинами, а выше поднимались густые леса, над которыми чернела вершина Монтань-Пеле.
   Девушка подставила лицо теплому ветру и зажмурилась. Два дня ее не покидало странное настроение. То ли к грусти примешивалась радость, то ли радость была омрачена грустью. В ушах у Марии звенели слова: "Добрый день, мадемуазель".
   Никого нет на дороге, лишь колеблются тени, отбрасываемые кронами пальм, да зеленые ящерицы скользят по камням.
   "Добрый день, мадемуазель", -- слышит она голос незнакомца и чувствует запах цветов, которые он подарил ей вчера на рынке.
   Снова и снова повторяла Мария про себя эту фразу, вспоминала, как он смотрел, когда она подняла на него глаза.
   Чем дальше Мария удалялась от города, тем явственнее ощущала, что незримые узы соединяют ее с ним, тем сильнее он влек ее обратно. "Вернись, -- как бы говорил город, -- с каждым шагом ты удаляешься от того, кого любишь. Вернись, разве можно знать, что случится. Ведь он моряк и может навсегда уплыть на одном из тех кораблей, которые распускают сейчас паруса в гавани".
   Девушка остановилась на вершине холма. До Гранд-Анза было еще далеко. Все ее существо стремилось в Сен-Пьер. Мало кто из женщин способен противиться велению сердца. Мария знала: стоит только повернуть обратно, выйти на базарную площадь, спуститься к гавани и, без сомнения, она встретит его. Но надо выполнять поручение, доставить товар в Гранд-Анз. И она двинулась дальше по дороге.

Глава 19.
Встреча

   Гранд-Анз -- небольшой малолюдный городок на восточном берегу Мартиники, обдуваемом влажным муссоном.
   Утро, запаздывающее в Сен-Пьере из-за тени, отбрасываемой горой, в Гранд-Анз приходит раньше. Город расположен на открытом месте, и ничто не мешает наблюдать здесь восход солнца. Из ночного мрака проступают очертания вулкана еще до того, как погаснут звезды на небе. Тюрбан вокруг вершины Монтань-Пеле походит на лучезарное облако, постепенно превращаясь в пылающее золотое руно. В лучах солнца загорается морская гладь. Кажется, что весь остров охвачен пожаром.
   По мере приближения к Гранд-Анзу все явственнее слышится шум океана, подобно звучанию огромной раковины, внутри которой перекатывается камешек. Дорога, по которой шла Мария, выходила на главную улицу города. Девушка остановилась у лавки господина Карбэ, старого креола. Этот торговец помнил еще то время, когда Гранд-Анз процветал, а на сахарных плантациях работали рабы. Господин Карбэ принял товар, присланный хозяином Марии, нагрузил ее лоток всякой всячиной и пригласил девушку отдохнуть и подкрепиться.
   Перед тем, как отправиться обратно, Мария поднялась на скалу. Каждый раз, когда она посещала Гранд-Анз, если только оставалось время, она приходила сюда полюбоваться океаном.
   Подставив лицо свежему ветру, девушка опять подумала о незнакомце, имени которого до сих пор не знала, и, опустив глаза, вскрикнула. Тот, о котором она только что думала, шел по берегу в сопровождении господина Сегена.
   У Сегена в Гранд-Анзе был дом, в котором он жил большую часть года, находя, что климат здесь полезнее и суше, чем в Сен-Пьере. Накануне вечером старик встретился с Гаспаром, и у него возникла мысль пригласить своего нового приятеля в Гранд-Анз.
   Сеген тоже заметил на скале фигуру девушки, словно вырезанную на античной гемме. Узнав самую прелестную разносчицу на Мартинике, он снял шляпу в знак приветствия. Мария помахала рукой.
   Она не двигалась с места, пока мужчины поднимались по тропинке, ведущей на скалу.
   -- Это Мария с Красной Горки, малютка Мария, -- представил ее Сеген Гаспару. -- Самая очаровательная разносчица на острове.
   -- Мария, -- обратился старик к девушке, -- я привел с собой приятеля, Гаспара Кадильяка. Посмотрим, не приглянется ли он тебе. Этот человек убил змею, он нисколько не боится копьеголовой куфии. Господин Кадильяк спас одного человека от укуса этой твари, и этим человеком был я, Поль Сеген. Да, такой услуги не забудешь вовек.
   Девушка скромно улыбнулась. Гаспар не мог отвести от нее глаз. Она казалась ему грезой, которая вот-вот рассеется, как дым.
   -- Да, -- продолжал старик, -- копьеголовая куфия несла смерть на кончике своего жала, и вот он убил ее! Пожми ему руку, Мария, из уважения к Полю Сегену. Я ведь знавал твоего отца в пору его благоденствия, до того еще как этот добряк попал в сети Пьера Сажесса, который ни в чем не уступит копьеголовой куфии.
   Девушка сделала шаг вперед и доверчиво, как ребенок, вложила свою маленькую ручку в широкую ладонь Гаспара.
   Он не узнавал себя. Прикосновение руки Марии, взгляд ее глаз -- все повергало его в смущение.
   Сеген взял под руку молодых людей и повел прочь от берега.
   -- Ты идешь обратно в Сен-Пьер, Мария? -- спросил он, когда они дошли до ворот его дома.
   -- Да, господин Сеген.
   -- Ну, желаю тебе счастливого пути. Ах, если бы я был так же силен и юн, как и ты...
   Он уже поворачивал в ворота, когда Гаспар, искоса поглядывая на девушку, заявил:
   -- Я тоже возвращаюсь в Сен-Пьер. Мадемуазель не будет иметь ничего против, если я пойду вместе с ней? Дорога ведь так пустынна...
   -- Что вы? -- изумился старик. -- Неужели вы думаете, что сможете угнаться за разносчицей?
   Гаспар улыбнулся. Вопрос Сегена показался ему нелепым. Достаточно сравнить его мускулистую фигуру с хрупкой фигуркой девушки.
   -- Я попытаюсь, если только мадемуазель не против моей компании.
   Сеген насмешливо засмеялся, но не стал спорить. Он проводил молодых людей до лавки Карбэ. Тот помог девушке поднять лоток и попрощался, пожелав счастливого пути.
   Молодые люди тронулись в обратный путь по дороге, залитой солнцем. Между ними завязался разговор: Гаспар не всегда понимал девушку, которая мешала английские, французские и креольские слова. Эта трудность взаимного понимания не раз вызывала смех у беседующих, так что очень скоро они почувствовали себя добрыми друзьями. Марию нисколько не смущало присутствие спутника. Временами она напевала старую креольскую песенку.
   Было время сбора сахарного тростника. Негры, работавшие на полях, смотрели вслед Марии, которую провожал сегодня молодой человек, и радовались: наконец-то она нашла себе пару! Они что-то кричали им, но слова растворялись в томительно знойном воздухе.
   Достигнув вершины холма, Гаспар и Мария остановились. Небо до горизонта было подернуто золотистой дымкой, горы походили на скопление туч, четко вырисовывалась в воздухе вершина Монтань-Пеле, которая совсем очистилась от облаков. Немного отдохнув, молодые люди спустились в ложбину, а потом, следуя вдоль извилистой дороги, стали взбираться на следующий холм.
   Вот тут и пришлось Гаспару вспомнить слова Сегена: "Вам никогда не угнаться за разносчицей". Шедшая рядом с ним девушка, несмотря на тяжелую ношу, двигалась легко и быстро, точно тень, отбрасываемая облаком. Провансалец начал уставать, но не хотел сдаваться. "Бог мой, -- думал он, -- дать обогнать себя девушке? Ни за что на свете!"
   Чтобы не думать об усталости, Гаспар запел. У него был хороший голос, и над полями сахарного тростника знойный ветер разнес слова баллады "Девушка из Авиньона".
   Мария жадно слушала, хотя понимала далеко не все. Песня, которую пел Гаспар, совсем не походила на грустные креольские напевы.
   Солнце уже клонилось к западу, бросая косые лучи. По дороге побежали длинные тени. Ложбины между холмами начали наполняться сумерками. Они, подобно разлитой акварели, готовы были заполнить расщелины, поглотить холмы, поля и дорогу.
   "Я скорее умру, чем сдамся", -- подумал Гаспар. Голова его пылала, ноги отказывались служить. Он мечтал только о том, чтобы прилечь на зеленую траву в тени у дороги, но не решался сказать об этом Марии. Она же и не подозревала, какие муки испытывает ее спутник.
   Кое-где у края дороги били родники. Когда молодые люди перешли Крестовую Гору, Гаспар остановился у одного из них, где под огромным древовидным папоротником стояла зеленая скамейка, и рухнул на нее. Мария, остановившись рядом, только теперь поняла, в чем дело. Она достала бутылочку с ратарией[4] -- такая бутылочка составляет обязательную принадлежность каждой разносчицы, -- налила в крышку немного жидкости, разбавила водой и протянула Гаспару.
   Провансалец выпил и почувствовал себя так, словно отведал живой воды. Вслед за тем девушка, указав на лоток, попросила помочь опустить его на землю.
   Гаспар снял лоток с головы Марии, и она села на скамейку. Ах, как чудесен был отдых в прохладной тени папоротника! Усталость с Гаспара как рукой сняло.
   Он почти забыл, что рядом сидит девушка. Ему казалось, что около него добрый друг, вместе с которым он отдыхает после длинной прогулки. После изнурительной работы в кочегарке у него часто было подобное ощущение, когда вместе с Ивесом он отдыхал у люка в машинное отделение.
   Гаспар вытащил из кармана трубку, ту самую, которую он курил под пальмами в тот день, когда Ивес нашел в лагуне затонувший корабль, набил ее и закурил. Мария, положив руки на колени, смотрела прямо перед собой на дорогу, но, казалось, ничего не видела. Мысли ее были где-то далеко.
   Из задумчивости ее вывел суслик. Он вынырнул из зарослей сахарного тростника и побежал по дороге. Мария вскрикнула, одернула юбку и поджала ноги.
   -- Ах, ну точно господин Сажесс! -- улыбнулась она.
   Гаспар вздрогнул. Он совсем забыл и о капитане "Красавицы из Арля", и о предстоящей экспедиции.
   -- Сажесс? -- переспросил провансалец. -- Какое отношение ты имеешь к Сажессу, малютка?
   Мария взглянула на него и сделала неопределенный жест рукой. Но выражение глаз и движение руки без слов охарактеризовали ее отношение к Сажессу.
   Девушка встала и указала на солнце, опускавшееся за горы. Была пора двигаться дальше. Гаспар поднялся и помог ей установить лоток на голове.
   Стало прохладнее, самые отдаленные предметы приобрели четкие очертания.
   -- Я тоже знаю Сажесса, -- сказал Гаспар, приноравливаясь к шагу Марии. -- Скоро мы с ним отправимся в плавание.
   Она остановилась и испуганно взглянула на Гаспара.
   -- Отправишься... с ним... в плавание? Ты едешь с ним... с ним...
   -- Я вернусь.
   На него странным образом подействовала тревога, которую выражали ее лицо и голос. Гаспар не знал, что этот человек разорил отца Марии, стал проклятием их семьи. Девушка смотрела на Сажесса, как на злого духа. Она ненавидела Сажесса, считала его подлым человеком. Он причинил столько горя отцу, и вот снова вторгается в ее жизнь, чтобы отнять Гаспара.
   Провансалец взял ее беспомощно повисшую руку.
   -- Я обещал поехать с ним, но я вернусь, -- ласково сказал он.
   -- Ах, ты обещал...
   -- Но это будет еще не скоро.
   Он все еще держал Марию за руку. Ее грусть передалась и ему. Даже воздух, казалось, был полон грусти.
   Солнце, наполовину опустившееся за горы, перерезали очертания холмов, но видневшаяся часть диска еще яростно боролась за жизнь, трепетала, хотя фиолетовые сумерки уже затягивали ложбины, подобно приливу. На востоке всходила луна.
   До Сен-Пьера оставалось еще несколько миль. Девушка мягко высвободила свою руку из ладоней Гаспара и пошла вперед. Молодые люди не обменялись ни единым словом, но в тот момент, когда, полные грусти, они держали друг друга за руки, Гаспар почувствовал, что отныне его судьба связана с судьбой Марии.
   С наступлением темноты лес начал пробуждаться. В кустах тамариска гудели огромные жуки, тысячи ночных насекомых затянули свою песню, тучи светлячков замигали над цветущими гранатовыми деревьями. С быстротой захлопнувшейся двери ночь опустилась на остров.
   Когда они дошли до поворота дороги, ведущей в Сен-Пьер, Гаспар остановился. Там, внизу, расстилался город, блещущий морем огней, дальше виднелась гавань, освещенная светом луны.
   -- Мы должны встретиться завтра, -- сказал Гаспар. -- Скажи, когда?
   Мария растерялась. Завтра ей нужно идти в Кала-баз. Это далеко, у самого подножья Монтань-Пеле. Девушке и в голову не приходило воспользоваться несколькими днями отдыха. Работа стала неотъемлемой частью ее жизни.
   Наконец она решилась.
   -- Жди меня здесь за час до захода солнца. Я буду возвращаться из Калабаза.
   -- Обещаешь прийти?
   -- Да, -- выдохнула Мария.
   Обещает ли она?! Только смерть может помешать ей прийти сюда. Она готова снова и снова пересекать эти холмы и долины, терпеть палящий зной и мокнуть под дождем, если только будет знать, что Гаспар ждет ее.
   Он взял ее руку и прижал на мгновение к губам. Это был их первый поцелуй. Затем они стали спускаться к городу. Луна освещала дорогу, от гавани доносился шум прибоя, легкий бриз нес прохладу.
   У своего дома Мария остановилась, ласково улыбнулась Гаспару и исчезла в дверях.

Глава 20.
Симон Серпенте

   Утром Гаспара разбудил голос капитана Сажесса. Затем послышался стук в дверь, и капитан, не дожидаясь разрешения войти, показался на пороге.
   По выражению лица Сажесса Гаспар догадался, что что-то стряслось.
   Капитан прикрыл дверь.
   -- Хорошенькое дело, -- сказал он. -- Все погублено! Это вы обо всем разболтали?
   -- Разболтал? О чем?
   -- Бог мой, о чем же еще, как не об экспедиции?
   -- Никому ни одним словом я не обмолвился.
   -- Это правда?
   -- Я сказал только одному человеку, что отправляюсь в путешествие вместе с вами, но с какой целью -- об этом я умолчал.
   -- Кому вы сказали?
   -- Господину Сегену.
   -- Дьявол! -- воскликнул Сажесс. -- Так значит, это он...
   Не договорив, он присел на матрац, смял между ладонями свою панаму, которую стащил с головы, и подозрительно уставился на Гаспара.
   -- Объясните же, наконец, что произошло? -- спросил тот.
   Оказалось, что накануне вечером Жюль донес Сажессу о слухах, распространившихся в городе. Говорили, что капитан "Красавицы из Арля" нашел затонувший корабль, нагруженный слитками золота, и отправляется за сокровищами, но, по всей вероятности, вернется ни с чем, так как снаряжается другая экспедиция, финансируемая человеком гораздо более богатым и влиятельным, чем капитан. Правда, Жюль не сказал, что виной всех этих слухов был он сам, так как однажды, будучи в приличном подпитии, разболтал своей подруге о какой-то тайне, на которую Сажесс ему намекал.
   Конечно, ничего страшного в этом не было, но Сажесс вообразил, будто Гаспар его обманывает. Смущало его только то, что провансалец не был знаком ни с одним из богатых людей, способных перейти дорогу капитану. Но теперь Гаспар признался, что говорил на эту тему с Сегеном, самым богатым человеком на острове и злейшим врагом Сажесса.
   Теперь все было ясно. Другой на его месте дал бы волю своему раздражению, но капитан был человеком предусмотрительным и осторожным. Гаспар был ему нужен. Если они найдут сокровища, в одиночку Сажессу не справиться с экипажем "Красавицы из Арля". Подыскивать же кого-то другого вместо Гаспара нет времени. Нет, сейчас нельзя ссориться с этим кочегаром. Потом... да, да, потом, когда золото будет погружено на борт судна, Гаспар поплатится за свой длинный язык.
   -- В конце концов, -- как можно дружелюбнее сказал Сажесс, -- все это неважно. Вы утверждаете, что не говорили о сокровищах Сегену. Я верю вам. Но все же он догадался, в чем дело, и снаряжает собственную экспедицию.
   -- Но ведь господин Сеген не знает координат острова, -- возразил Гаспар.
   -- Довольно и того, что он знает о наших намерениях. Поэтому надо торопиться. Я отправляюсь через три дня.
   -- Через три дня? -- удивился Гаспар.
   -- Да, разгрузку "Красавицы из Арля" закончат послезавтра к вечеру.
   -- А время на оснащение экспедиции?
   -- Неужели вы думаете, что я могу взяться за дело, не составив плана действий? -- усмехнулся капитан. -- Давайте лучше не будем терять времени.
   Через пятнадцать минут они уже были на базарной площади. Сажесс привел своего спутника к складам, тянувшимся вдоль берега. У одной из построек он остановился, заглянул в дверь и вошел, сделав знак Гаспару следовать за ним.
   Воздух в помещении, где они оказались, был пропитан запахом смолы, парусины и отсыревших канатов. Пол завален ржавыми якорными цепями, отжившими свой век якорями, кабестанами, всякого рода балками и блоками, над головой свисали остатки снастей. Можно подумать, что находишься в пещере, которая была местом гибели кораблей.
   Посреди всего этого хлама восседал его собственник, которого судовладельцы от Пуэро-д'Эспанья до Порт-Ройяля называли просто Жаком. Он наблюдал за работой трех человек, сшивавших парус на свободном пространстве пола.
   Это был плотный человек, мало похожий на процветающего дельца, уже немолодой, с поседевшей головой, чисто выбритый. Он неизменно улыбался, неизменно был спокоен, неизменно вежлив, неизменно готов пойти вам навстречу, но становился тверд, как кремень, когда приходилось торговаться. Его бизнес заключался в скупке за бесценок старых кораблей, порвавшихся цепей, сломанных мачт. Все это после починки он продавал с барышом. Жак всегда был в состоянии снабдить вас якорем, парусом или мачтой. Он покупал даже затонувшие корабли, если, само собой разумеется, они затонули неглубоко, причем, как правило, лично руководил спасательными операциями. И уж конечно, Жак собственной персоной появлялся в тех местах, где работа сулила хорошую прибыль.
   Сажесс отвел Жака в сторону, чтобы изложить цель своего посещения. Гаспар тем временем присел на бревно и наблюдал за тем, как сшивают парус.
   -- Мне предстоят подводные работы, -- сказал Сажесс. -- Требуется два водолазных комплекта и воздушный насос. Располагаете ли вы всем этим и сколько хотите за их прокат в течение двух месяцев?
   -- Две тысячи долларов залог и пятьсот за прокат, -- быстро ответил Жак.
   -- Триста, и ни цента больше.
   -- Моя цена -- пятьсот. Если она вам не подходит, ничего не поделаешь. Со мной уже говорил один господин по тому же вопросу. Я ожидаю его с минуты на минуту с окончательным ответом. Если он согласится на мои условия, то где еще вы достанете водолазные комплекты? На Мартинике их больше нет.
   Господин, конечно, был плодом фантазии коммерсанта, но Сажесс, подозрительность которого разыгралась, увидел в этих словах подтверждение слухов о другой снаряжавшейся экспедиции. Жак заметил, какой эффект произвели на капитана его слова.
   -- Кто же этот господин? -- спросил Сажесс.
   -- Я храню в тайне имена своих клиентов, капитан, но так как вы были до сих пор моим заказчиком...
   -- Да не тяните же, черт возьми!
   -- Так вот, -- продолжал Жак, -- я полагаю, что этот господин тоже отправится в экспедицию.
   -- Дьявол! -- воскликнул Сажесс, но взял себя в руки и рассмеялся. -- Если это так, то он не извлечет из этого пользы! Ну ладно, я не могу терять времени. Покажите мне костюмы и насос.
   Жак провел капитана в кладовку. Водолазные костюмы, насос, трубки для воздуха -- все было почти новое и в полном порядке. Конструкция насоса позволяла поместить его как на лодке, так и на палубе корабля. На борту "Красавицы из Арля" имелась лодка, ее можно перетащить через остров и спустить в лагуну. Сажесс подумал об этом, пока осматривал костюмы.
   Он повернулся к Жаку:
   -- Триста долларов за прокат, и ни цента больше.
   -- Пятьсот, капитан. Почему я должен вам уступать, раз имеется желающий заплатить пятьсот? Это было бы не по-коммерчески.
   -- Ну, хорошо, четыреста наличными, -- продолжал торговаться Сажесс.
   -- Пятьсот, я сказал!
   -- Четыреста пятьдесят.
   -- Почему я должен терять пятьдесят долларов?
   -- Ну хорошо, пусть будет пятьсот, -- сдался Сажесс.
   -- И само собой разумеется, капитан, вы отвечаете за сохранность имущества.
   -- Не беспокойтесь. А теперь я назову вам имя того господина, который хотел стать мне поперек дороги.
   Жак в ответ улыбнулся. Он был доволен, что ему удалось заключить выгодную сделку благодаря своей уловке, тем более что жертвой его хитрости стал этот пройдоха капитан Сажесс.
   -- Сказать вам? -- продолжал тот.
   -- Пожалуйста, сделайте одолжение.
   -- Это Поль Сеген, так?
   -- Не могу сказать, я никогда не выдаю деловых секретов.
   -- Послушайте, Жак, мы много лет знаем друг друга. Я подозреваю, что меня обманывают в одном деле, которое я затеял. И вот что я вам предложу: шепните мне на ухо имя того человека, который приходил к вам. Я вас не выдам и заплачу пять долларов за информацию.
   С этими словами он достал из кармана деньги.
   -- Вы никому не скажете? Все это останется между нами? -- спросил Жак.
   -- Даю вам слово.
   Жак придвинулся к своему собеседнику и прошептал:
   -- Это был Поль Сеген.
   -- Спасибо, -- поблагодарил Сажесс, вручая Жаку деньги.
   Тому никогда еще не случалось заключать такой выгодной сделки: пять долларов за четыре слова лжи.
   Когда Сажесс вернулся, Гаспар все еще сидел на бревне. Капитан приблизился к нему с любезной улыбкой, хотя готов был задушить его.
   -- А теперь, когда сделка состоялась, -- сказал Жак, подходя к ним, -- не хотите ли вы вместе с вашим приятелем немного подкрепиться?
   Он открыл дверь, ведущую не то в комнату, не то в контору, жестом пригласив войти Сажесса и Гаспара.
   В ту же секунду появился слуга с огромным подносом в руках. Гаспар едва обратил внимание на то, что завтрак подан. Он рассматривал картину, висевшую на стене, небольшую старинную гравюру. На ней был изображен человек в рубашке и шароварах с широким поясом. В одной руке он держал хлыст, в другой -- огромный меч. Из-за пояса торчала рукоятка пистолета. Вытянутая голова человека напоминала огурец. Дьявольская жестокость проглядывала в чертах его лица, необычно скуластого, а одна нога была явно искривлена.
   Дрожь охватила Гаспара. Он уже видел этого человека, встречался с ним раньше, но когда и где? Возможно, тот приснился ему, быть может, его лицо мелькнуло среди толпы или в клубах табачного дыма в каком-нибудь баре. Во всяком случае, где-то Гаспар видел это странное лицо. Более того, он чувствовал, что этот человек когда-то вторгался в его жизнь. Но как ни напрягал провансалец свою память, он не мог вспомнить, при каких обстоятельствах это произошло.
   -- Вам кофе или коньяк? -- обратился к нему Жак, и Гаспару пришлось отвести взгляд от гравюры.
   Он взял чашку кофе, закурил сигару и сел за стол.
   Жак, прихлебывая кофе, вел деловой разговор с Сажессом, Гаспар, который старался делать вид, что внимательно слушает, на самом деле все пропускал мимо ушей.
   Он оглядывал комнату. Стены ее украшали картины с изображением кораблей. Тут же висела карта Юкатанского пролива, на которой чернилами были помечены места кораблекрушений. Кроме того, имелась карта вод к западу от Нассау, где простиралось обширное мелководье, протянувшееся на двести миль с севера на юг и окруженное рифами. На ней были отмечены и места гибели кораблей. Рядом с картой на крючке висела старинная бутылка с кожаной ручкой. В углу стоял стеклянный ящик, полный каких-то жуков, тарантулов и других тварей. Но взгляд Гаспара то и дело возвращался к гравюре, так поразившей его.
   Воспользовавшись паузой в разговоре, провансалец спросил Жака:
   -- Простите, сударь, вы не знаете, кто изображен на этой картине? Мне кажется, я видел этого господина где-то раньше.
   Жак взглянул на картину и засмеялся.
   -- Вы видели его? Не может быть! Это старинная гравюра Кулье. Мне она, правда, досталась за гроши.
   -- А кто изображен на ней?
   -- Симон Серпенте.
   -- Кто это?
   -- Как, вы ничего не слышали о Симоне Серпенте? Ах, простите, я забыл, что вы недавно прибыли на остров. Должен вам сказать, что этот Серпенте был пиратом. О нем рассказывают всякие ужасы. Правда, в один прекрасный день Серпенте перестал разбойничать. Произошло это при довольно интересных обстоятельствах. Дело в том, что около Матансаса он сцепился с Ларопэ, своим конкурентом. Ларопэ плавал на "Золотой Раковине", у Серпенте же была "Мексиканка". Так вот, оба судна гнались за бригом, и Серпенте сигнализировал Ларопэ, чтобы тот прекратил погоню, так как добыча по праву принадлежит ему, Серпенте, заметившему бриг первым. Ларопэ отказался, и грот-мачта его корабля тут же была снесена ядром. Два пирата, позабыв про бриг, пошли друг на друга. Это происходило недалеко от берега, и за поединком наблюдала толпа зевак. В конце концов Серпенте взял "Золотую Раковину" на абордаж, прикончил весь экипаж и повесил Ларопэ на рее. Затем он направился к мысу Сабль, и с тех пор никогда больше не поднимал черного флага. Вскоре стали говорить, что Серпенте занялся перевозкой чернокожих невольников. Перемена профессии, вполне достойная пирата. Но с тех пор его перестали бояться. Мало того, решено было снарядить для его поимки экспедицию. Серпенте, когда он отплывал от берегов Америки с грузом рабов, стало известно, что против него выслан корвет. Старого пирата велено было повесить немедленно после поимки.
   Жак помолчал.
   -- И действительно, через два дня после выхода из порта Серпенте увидел вдали корвет и приказал уходить от него на всех парусах. "Мексиканка" была самым быстроходным судном в тех водах, и уже к вечеру только верхушки мачт корвета виднелись у горизонта, а на следующий день он совсем исчез из виду. Но Серпенте понимал, что его песенка спета. Он не мог рассчитывать скрыться, так как его внешность была хорошо известна. И тем не менее "Мексиканка" со своим капитаном, экипажем и грузом невольников исчезла. С тех пор о Серпенте не было ни слуха. Может быть, судно потерпело кораблекрушение и затонуло, а может быть -- и так думали многие -- Серпенте скрылся на одном из необитаемых островов и погиб от болезни или убит кем-нибудь из своей команды.
   -- Ах, вот в чем дело! -- воскликнул Гаспар.
   Он поднялся из-за стола и подошел к гравюре. С быстротой молнии в его голове сверкнула догадка о том, где он видел это лицо, эту изуродованную ногу. Тот отвратительный череп на острове и кости разве не могли быть останками Симона Серпенте? Такое предположение сначало показалось бредом сумасшедшего, но тут Гаспар вспомнил, что на медной пряжке перевязи выгравированы две буквы: С. С.
   Сдерживая волнение, он вернулся к столу. Скоро Сажесс поднялся, собираясь уходить.
   Жак проводил их до выхода со склада, распрощался, и через несколько минут они уже были на набережной, залитой лучами солнца.
   Сажесс повернул к берегу.
   -- Я отправляюсь на корабль, чтобы посмотреть, как идут дела, -- сказал он. -- Пойдемте со мной... Эй, ты там! Причаливай-ка сюда! -- окликнул капитан лодочника, черного как смоль негра.
   Лодка причалила и приняла капитана с его спутником.
   Утро было совершенно безветренным, море походило на зеркало. Вдали застыло судно с белоснежными парусами. Они в виде длинных белых полос отражались в воде.
   Сен-Пьер со своими разноцветными домами и неподвижными пальмами гляделся в голубое море. Даже старенькая "Красавица из Арля" преобразилась, стала стройнее. Мачты, перекладины парусов, снасти -- все отражалось в зеркальной поверхности гавани. Обитый медью киль просвечивал сквозь изумрудно-голубой полумрак воды.
   Жюль руководил разгрузкой. Увидев капитана, он спустил трап. Сажесс, очутившись на палубе, осмотрелся, желая удостовериться, что работа идет полным ходом, и двинулся к каюте.
   -- Вы поместитесь в той же самой каюте, -- сказал он, указывая Гаспару на конуру у штирборта. -- Я скажу Жюлю, чтобы он откомандировал в ваше распоряжение одного из негров. С его помощью вы там наведете порядок. В каюте станет совсем просторно, если вы выбросите оттуда ту кучу хлама, которая там накопилась.
   Гаспар стоял, прислонившись к перилам палубы, со сложенными на груди руками. Он не проронил ни слова с той минуты, как они оставили склад Жака. От внимания Сажесса не скрылась подобная неразговорчивость.
   -- Вы по-прежнему настаиваете на моем участии в этом предприятии? Неужели вы не можете заменить меня кем-либо другим? -- наконец нарушил свое молчание Гаспар.
   Некоторое время капитан, растерявшись, не мог произнести ни слова.
   -- Ни в коем случае! Ни за что! -- закричал он, обретя дар речи. -- Вы дали мне слово! Сначала мои планы становятся известны этому проклятому Сегену, а теперь вы пытаетесь отказаться от экспедиции. Нет, или вы отправитесь со мной, или я усажу вас в тюрьму! Мы разыщем останки того господина, которого вы убили, поглядим, как он был одет, благополучно ли покоятся его кости, мы...
   -- Интересно, -- перебил его Гаспар, -- что вы сделаете, если я схвачу вас за горло и вышвырну за борт? Согласитесь, вы этого заслуживаете. Я дал вам слово сопровождать вас в эту проклятую экспедицию, и я сдержу его. Так заткните же вашу глотку! Вы болтали что-то о костях, которые должны оказаться на острове, вот вы и сложите там свои кости. Это местечко следовало бы назвать Островом Скелетов, и вы счастливо отделаетесь, если ваши кости не останутся там.
   -- Пустые угрозы! -- воскликнул Сажесс.
   -- Не в моих правилах грозить, я и не думаю вам угрожать. Я лишь утверждаю, что вы отделаетесь счастливо, если не оставите там своих костей: место то проклято. Мне оно не понравилось. Когда погиб мой товарищ, я сказал себе: "Никогда нога моя не ступит на этот остров". И вот как мне повезло! Я наткнулся на вас, выпил лишку рому, разболтал все, показал вам это проклятое золото, и что же вышло? Против своей воли я принужден плыть туда...
   -- И против своей воли разбогатеть, -- презрительно фыркнул Сажесс. -- Из-за этого-то вы проклинаете свою судьбу?
   -- Разбогатеть! -- передразнил Гаспар капитана. -- Вы полагаете, что запрятанные там сокровища так и дадутся вам в руки?
   -- Если только они действительно там, они будут мои!
   -- А я вам говорю, что даже если бы они валялись прямо на прибрежном песке, то и в таком случае вы ничего не смогли бы сделать.
   -- Что бы помешало мне?
   -- Там есть человек, который помешает вам.
   -- Кто же это?
   -- Симон Серпенте.
   Сажесс посмотрел на своего собеседника, как на сумасшедшего.
   -- Симон Серпенте? -- изумленно переспросил он.
   -- Да, теперь я знаю, чей корабль лежит в лагуне и чье золото было в той сумке. Я ведь говорил вам, что сумку Ивес нашел рядом со скелетом. Увидев череп, я сказал Ивесу: "Ну и красавчиком должен был быть его обладатель!" Кроме того, одна нога скелета была сильно изуродована. Лишь только я увидел изображение Серпенте, как сразу понял, что этого малого я уже видел раньше, но где? А после рассказа Жака о Серпенте я убедился, что скелет на острове принадлежит ему.
   -- Не может быть! -- возразил Сажесс. -- Серпенте! Я не верю и в четверть того, что рассказывают про него. Вы плетете всякий вздор, подобно старой бабе. Если Серпенте и правда существовал, то умер он в какой-нибудь харчевне за стаканом грога или получил нож в бок от своих же приятелей в пьяной потасовке. Люди его пошиба всегда так кончают свои дни.
   -- Погодите! Я показывал вам перевязь и сумку, захваченные мной с острова? На пряжке перевязи нацарапаны две буквы -- вы сами тогда разглядывали их. Помните, какие это были буквы?
   Сажесс так и подскочил.
   -- Черт возьми! -- воскликнул он. -- Действительно!
   -- Какие же там были буквы? -- повторил Гаспар.
   -- Клянусь честью, странная история! С. С. -- это инициалы того молодца!
   -- Совершенно верно.
   -- Может быть, вы сами нацарапали эти буквы? -- все еще не мог поверить капитан.
   Гаспар засмеялся.
   -- Разве в то время мне было известно что-нибудь о Серпенте?
   -- Дьявол!
   Сажесс задумался. В голову ему пришла, видимо, какая-то идея, потому что он хлопнул провансальца по плечу и весело сказал:
   -- Вот так удача! Тут не может быть никаких сомнений: Серпенте собирался улепетнуть в Европу, но что-то случилось с его кораблем, он затонул. Но могу поклясться, что этот разбойник сложил голову неподалеку от своих сокровищ, ясно?
   -- Что ясно? -- не понял Гаспар.
   -- Да то, что там золото! Это так же верно, как то, что я стою здесь перед вами.
   -- Так чего же вы хнычете? Черт возьми, у вас такой вид, словно вы не нашли клад, а потеряли состояние!
   -- Быть может, лучше было бы потерять богатство, чем найти сокровище, подобное тому, за которым мы отправляемся. Впрочем, поступайте как знаете. Однако если что-нибудь случится, не забывайте того, что я вам сказал.
   -- А что такого вы мне сказали? -- спросил Сажесс.
   Он направился в каюту, чтобы налить себе рома.
   -- Сказал, что место то проклято, это так же верно, как то, что меня зовут Гаспар Кадильяк, что человек, отправившийся туда на поиски сокровищ, найдет там и кое-что другое.
   Сажесс залпом выпил свою рюмку.
   Гаспару пора было ехать в город. Он вышел на палубу. Стоило ему только кивнуть Жюлю, как тот сейчас же подозвал лодку, вертевшуюся около корабля, и собственноручно спустил трап.
   Через несколько минут Гаспар был уже на набережной. Он расплатился с лодочником и направился к лестнице, поднимающейся на улицу Виктора Гюго. Провансалец не подозревал, что по пятам за ним идет один из гребцов, сидевших в лодке.
   Выйдя на улицу Виктора Гюго, Гаспар столкнулся с Сегеном, который только что вернулся из Гранд-Анза. Это была совершенно случайная встреча. Старик обменялся рукопожатием со своим новым другом и, взяв его под руку, увел в кафе.
   Через час Сажессу было доложено, что Гаспар встретился с Сегеном, очевидно, в условленном месте, на улице Виктора Гюго, и что они зашли в кафе "Под пальмами". Этого было достаточно, чтобы Сажесс окончательно убедился в том, что его подозрения не напрасны: Гаспар обманывает его. Но он не боялся Сегена. "Красавица из Арля" будет готова к отплытию задолго до того, как соперник сумеет раздобыть какое-либо судно. Однако капитан поклялся себе, что поквитается с Гаспаром при первом же удобном случае.

Глава 21.
Ночь в саду

   -- Мне пора, -- сказал Гаспар, просидев с полчаса в кафе.
   -- Ну, ладно, раз вы спешите, я не буду вас задерживать, -- вздохнул Сеген. -- Итак, вы отплываете в пятницу? Мне хотелось бы до того повидаться с вами. Во всяком случае, не забывайте Поля Сегена, который навсегда останется вашим другом, и остерегайтесь этой акулы Сажесса. После возвращения приезжайте в Гранд-Анз, а я уж позабочусь о вашем будущем. Я хочу, чтобы вы остались на острове. Здесь можно найти хорошую работу, да и климат тут великолепный, не правда ли?
   Друзья обменялись рукопожатием. Сеген вернулся допивать свой кофе, а Гаспар поспешил на свидание.
   Через десять минут он был уже у начала дороги на Красную Горку, в том самом месте, где накануне они вместе с Марией смотрели на город. Провансалец пришел раньше времени. До захода солнца оставалось еще часа два с половиной. Гаспар прислонился к поросшей плющом стене, по которой шныряли ящерицы, и стал смотреть на город. У входа в гавань, там, где густая окраска воды указывала на большую глубину, неподвижно застыл парусник, точно часть ландшафта. Было так тихо, что Гаспару показалось, будто он смотрит на картину. Блистающий красками город, словно нарисованный залив и уходящие в бесконечность дали... Величественное безмолвие, завершая прелесть пейзажа, придавало всему такое великолепие, которое может только присниться.
   -- Вот и я!
   Возглас, раздавшийся за его спиной, вывел молодого человека из задумчивости.
   Мария, двигаясь по дороге бесшумно, как дуновение ветерка, незаметно подошла к поджидавшему ее Гаспару. Он взял ее за руку и притянул к себе. Она слегка сопротивлялась. Гаспар поцеловал бы ее, но они были не одни. Из-за поворота дороги вышла женщина, снизу бубенцы мулов предупреждали о том, что поднимается какой-то крестьянин по крутой тропинке.
   -- Как хорошо, что ты пришла! -- обрадованно воскликнул Гаспар.
   -- А ты думал, что я не приду?
   -- О, если бы я так думал, то бросился бы в море!
   -- Так ты, значит, боялся, что я не приду?
   Гаспар прижал руку Марии к сердцу.
   -- Давай заберемся куда-нибудь подальше от этих людей, -- сказал он. -- Нельзя ли найти здесь такое местечко, где бы нам не помешали и где ты могла бы отдохнуть после длинного пути?
   -- Иди за мной, -- ответила она.
   Мария повела его вниз к городу. Они миновали одну из верхних улиц и у дверей дома с зелеными ставнями остановились. Девушка постучалась. Дверь открыла женщина. Мария попросила принять у нее лоток до утра.
   Освободившись от своей ноши, она поцеловала подругу в щеку, поблагодарила ее и обернулась к Гаспару.
   -- Пойдем, -- сказала Мария.
   Они направились по крутому переулку, тянувшемуся вдоль монастырской стены. Затем девушка свернула на тропинку, петлявшую между высокими кактусами, и вышла на дорогу, ведущую к ботаническому саду.
   Пройдя через ворота, молодые люди углубились в темную аллею, наполненную ароматными сумерками.
   Верхушки пальм раскачивались в вышине, над головами тянулись воздушные, похожие на нити, побеги вьюнка, извивались опутывающие деревья лианы. Огромные орхидеи напоминали птиц или бабочек, застрявших в воздушной паутине. Из чащи доносился плеск воды. В просветах между деревьями виднелось небольшое озеро, в которое каскадами стекал ручей. Вода разбегалась маленькими струйками, тускло поблескивала среди растительности, покрывавшей утесы. В последних лучах заходящего солнца ее брызги напоминали россыпь драгоценных камней.
   Пока Гаспар с Марией стояли на берегу и смотрели на это великолепие, веселый свет, игравший на поверхности воды, начал меркнуть. Игра радуги прекратилась, просветы среди деревьев подернулись мраком. Солнце зашло.
   Мария огляделась. Ночь опустилась в сад, как покрывало.
   Гаспар заключил девушку в объятия. Она прижалась к нему, положив руки на плечи.
   Светлячки мелькали в зарослях папоротника, и казалось, что это звезды, опустившиеся с небес, водят хоровод...
   Перед восходом солнца молодые люди пустились в обратный путь. Бледный лунный свет еще озарял город в то время, как они достигли набережной.
   Пока они шли, светлячки парили над ними, подобно блестящему кружеву на одеянии ночи, но кроны пальм уже трепетали под первыми порывами утреннего ветра. В гавани причальные огни судов были похожи на каких-то светящихся червячков. Слышно было, как волны разбивались о лестницу пристани, откуда-то с моря доносился скрип весел.
   От одного из судов отчалила лодка.
   -- Смотри, -- сказал Гаспар, -- вон там, рядом с красным огоньком, стоит "Красавица из Арля".
   Девушка взглянула в указанном направлении. Огонек показался ей оком какого-то злого духа. Она повернулась к Гаспару и, обвив его шею руками, зарыдала.
   -- Но я ведь вернусь... и уезжаю не сейчас, а через несколько дней...
   -- Ты вернешься?
   -- Поверь мне, ничто не остановит меня на обратном пути. Ничто! Ничто!
   -- Ты уезжаешь так далеко! Корабли отплывают от нашего острова в такую даль, при мысли о которой у меня замирает сердце. Они растворяются у горизонта, тают в море...
   -- Но ведь они возвращаются!
   Мария не могла сказать, действительно ли всегда возвращаются обратно те суда, которые она видела отплывающими. Американский пароход возвращался регулярно, но...
   -- Да, я не подумала об этом, -- улыбнулась она сквозь слезы. -- Не сердись на то, что я такая дурочка. Конечно, ты вернешься.
   Лодка тем временем причалила к берегу. Человек, выпрыгнувший из нее, поднялся по сходням. Это был Сажесс. Он направился в город и не заметил влюбленных, но Гаспар с Марией узнали его.
   Девушка вздрогнула.
   -- Уйдем отсюда, -- прошептала она.
   Они пересекли площадь и поднялись на Провальную улицу, не встретив ни души. Миссис Чарльс, по счастью, уехала в Воклин. В доме оставалась Финетта, лучшая подруга Марии, которая и открыла дверь.

Глава 22.
Отплытие "Красавицы из Арля"

   В три часа утра в пятницу Гаспара разбудил стук в дверь. Это его хозяйка, мадам Фали, беспокоилась, как бы ее постоялец не опоздал к отплытию "Красавицы из Арля". Не полагаясь на себя, старушка не ложилась спать в эту ночь.
   Гаспар уже оделся, когда она опять появилась в дверях с чашкой кофе и тарелкой короссолей. У нее перебывало множество постояльцев: штурманов, машинистов, матросов, людей самых разных национальностей, но никто ей не нравился так, как Гаспар. Он никогда ни на что не ворчал и неизменно был приветлив. Кроме того, почтенной женщине было известно, что Мария с Красной Горки наконец нашла своего избранника.
   Старушка не покидала комнаты, пока Гаспар завтракал. Он рассчитался с ней еще вечером, немногочисленные же пожитки были уже уложены в парусиновый чемодан, стоявший у двери.
   -- Желаю вам всего доброго, -- сказала мадам Фали. -- Надеюсь, мы скоро вас опять увидим.
   -- О, да! Я собираюсь скоро вернуться. Но ведь вы знаете: бывают бури, могут помешать всякие несчастные случайности...
   Он вытащил из кармана сверток. Это были деньги, оставшиеся от жалования, полученного в конторе, и доллары за проданные Сажессу золотые монеты, еще довольно-таки кругленькая сумма, так как жизнь в Сен-Пьере была дешева.
   -- Никто не может знать, что нас ждет в будущем. Если со мной что-нибудь случится, передайте эти деньги Марии, -- Гаспар протянул сверток хозяйке. -- Той самой, с которой вы меня видели вчера.
   -- Я сберегу эти деньги, -- ответила мадам Фали.
   Гаспар подхватил чемодан и в последний раз обвел взглядом комнату. Он был здесь счастлив, так счастлив, как никогда за свою бродячую жизнь.
   Минутой позже провансалец уже шел по улице. На сердце у него было тяжело. Спускаясь по крутой лестнице к набережной, Гаспар чувствовал себя изгнанником из рая, и ему казалось, что рай этот он покидает навсегда. Где в другом месте найдется город, подобный Сен-Пьеру, где еще люди так милы и жизнь так легка? А Мария?
   В гавани Гаспар остановился на условленном месте, где его должна была принять лодка и отвезти на судно. Луна уже скрылась за горизонтом, громада Монтань-Пеле медленно проступала на светлеющем небе. Дул слабый бриз, подобный дыханию младенца. Дальше в море царствовал муссон, здесь же, в бухте, ветер едва ощущался.
   Среди шума волн, разбивавшихся о ступени лестницы, Гаспар различил мертвые удары весел. Это приближалась лодка, высланная за ним с "Красавицы из Арля"...
   В четыре часа утра Мария вышла из дома. Сегодня девушка не в состоянии была взяться ни за какую работу. Завтра, послезавтра она готова трудиться сколько угодно, но только не сегодня. В этот самый печальный день своей жизни она не станет работать.
   Город просыпался. Слышались хлопанье ставней, голоса людей, где-то далеко кукарекал петух.
   В это утро особенно красив был гребень Монтань-Пеле, уже загоревшийся под первыми лучами солнца.
   Окутывавшая вулкан шапка облаков выбрасывала точно языки мглистого света; огромная гора словно курилась -- ее усеченную вершину можно было принять за пылающий факел или сигнальный огонь, зажженный каким-то сказочным гигантом.
   Мария добралась до улицы Бруклина. Уже почти совсем рассвело, и навстречу ей попадались люди, шедшие на работу. Снизу, с улицы Виктора Гюго, доносились крики уличных продавцов. Знакомые желали Марии доброго утра, она отвечала на приветствия и продолжала идти дальше.
   Еще через пять минут она вышла на дорогу, ведшую к Красной Горке. Здесь девушка остановилась и посмотрела на гавань.
   Перед ней расстилалась морская гладь. Неподалеку от берега покачивалась "Красавица из Арля". Судно распустило паруса и медленно двигалось в открытое море. Гавань еще была погружена в полумрак, и только паруса корабля окрашивались в нежно-золотой пурпур лучами восходящего солнца.
   Чем выше оно поднималось, тем дальше от берега уходила "Красавица из Арля". Бесконечная даль почти незаметно поглощала судно. Оно становилось все меньше и меньше, пока не превратилось в черную точку.
   Мария закрыла глаза и вытянула вперед руки, точно зовя Гаспара вернуться. Когда через минуту она снова посмотрела на море, точка на горизонте уже исчезла.

Глава 23.
Педро

   Гаспар, ухватившись за поручни, смотрел, как вдали исчезала Мартиника.
   Сажесс стоял с рулевым, высоким худым негром. "Красавица из Арля" держала курс на запад. Миновав Виргинские острова, Сажесс собирался взять курс на северо-запад.
   Гаспар услышал, как Сажесс отдал распоряжение приготовить брасы с подветренной стороны. Судно уже вышло из-под прикрытия острова, и под напором муссона "Красавица из Арля" слегка кренилась. "Вот я сейчас вас опрокину", -- словно вздыхал ветер. Ему в ответ гудели туго натянутые снасти. "Красавица из Арля" то подпрыгивала на волнах, то зарывалась носом в воду, будто кокетничала с морем. Наконец ее привел в себя скрип руля и последовавшие затем брызги пены: теперь она приобрела более устойчивое положение.
   Кроме Сажесса и Жюля, на палубе было еще десять матросов, все рослые, хорошо сложенные негры, за исключением низкорослого, косоглазого, вечно глядевшего исподлобья пуэрториканца Педро.
   -- Посмотрите, -- сказал Сажесс, подходя к Гаспару и указывая на команду. -- Не правда ли, недурной подбор? Только этот коротышка портит всю музыку: он только что поступил на корабль и не знает наших порядков. Но мы его вышколим раньше, чем кончится рейс. Взгляните, как Жюль управляется с ними.
   После Сажесса Жюль был главным на борту "Красавицы из Арля". Ему никогда не приходилось повторять отданного приказания, и матросы, как заметил Гаспар, боялись его больше, чем капитана. Сам же Жюль был рабски предан своему хозяину.
   -- Мы вышколим его раньше, чем кончится рейс, -- повторил Сажесс, всматриваясь в голубеющие вдали очертания Мартиники.
   Гаспар ничего не ответил. Внутренний голос подсказывал ему, что с капитаном лучше по возможности помалкивать, быть вежливым и в то же время держаться настороже.
   Экспедиция готовилась в такой спешке, что Сажесс не мог сам себе не признаться, что укладка и состояние большей части взятого на борт снаряжения оставляет желать лучшего. После обеда на палубу были вытащены водолазные костюмы, насосы, трубки и сверлильные приспособления. Не было области, в которой Сажесс не разбирался бы хоть немного, его же смекалка и здравый смыс восполняли пробелы в знаниях. Он без труда разобрал насос, смазал маслом каждый винтик и все отдельные детали обернул в полотно, с такой же тщательностью осмотрел металлические части водолазных костюмов, проверил трубки. От его взора не скрылась ни одна мелочь.
   Пробило восемь склянок, когда Гаспар, прилегший вздремнуть в своей каюте, был разбужен криком на палубе. Он оставил дверь каюты открытой настежь, дверь на палубу была тоже открыта, так что ему была видна фигура Сажесса в окружении матросов.
   Гаспар выскочил на палубу. Сажесс размахивал нагелем[5]. У его ног лежал Педро. Бедняга был весь в крови, голова разбита. В момент появления Гаспара он приподнялся и попытался отползти, но Сажесс, пиная несчастного, докатил его до самого бака, в люке которого Педро и исчез под раскаты смеха матросов.
   -- Теперь он будет знать! -- сказал капитан, отшвырнув нагель и вытирая лоб рукавом куртки.
   Обернувшись, он заметил Гаспара и смутился. Гаспара поразило выражение злобной жестокости на лице капитана. Таким он еще никогда его не видел.
   -- Черт! -- воскликнул Сажесс, оправившись от смущения. -- Этот негодяй заставил меня выйти из себя.
   Он подошел к перилам с подветренной стороны, прикрыл от солнца глаза рукой и стал смотреть на море. Мартиника уже скрылась из виду, только в отдалении у горизонта маячила верхушка мачты корабля.
   Вечером того же дня, когда Гаспар вышел перед сном на палубу, до него донесся чей-то резкий голос с носовой части корабля.
   На палубе было темно, лишь из-за закрытой двери каюты капитана пробивался свет.
   Гаспар оперся о поручни и закурил. Муссон шуршал в парусах, заставляя трепетать концы рифов. Теплая ночь источала аромат, к которому примешивался сладковатый запах моря.
   Дверь каюты открылась, сноп света упал на палубу. В дверном проеме появилась фигура Сажесса. Казалось, он прислушивался к голосу, доносившемуся с носа корабля. Увидев Гаспара, капитан пригласил его к себе.
   На столе стояла бутылка с ромом, кувшин с водой и два стакана. В одном из них было немного рому. Сажесс, видимо, пил в одиночку. Лицо его посерело, он казался чем-то расстроенным.
   Сажесс молча налил Гаспару ром, вытащил ящик с сигарами, занял свое обычное место за столом и начал болтать о путешествии с видом человека, желающего лишь из вежливости поддержать разговор.
   То и дело он замолкал, прислушиваясь. Однако, кроме скрипа блоков и стоек да шелеста парусов Гаспар не слышал никаких подозрительных звуков.
   Вдруг до него донеслось:
   -- На Фор-де-Франс, айда!
   Провансалец узнал голос Педро. Тот, видимо, бредил.
   Сажесс налил себе рома, выпил, налил снова. Собственная болтовня, казалось, опьяняла его не меньше, чем спиртное. Но вот капитан снова распахнул дверь. Некоторое время он стоял, прислушиваясь, но Педро молчал.

Глава 24.
В поисках Педро

   На следующий день никто не вспоминал о событиях предшествующей ночи. Педро тоже не было видно. Гаспар не знал, умер ли этот человек или раскачивается где-нибудь в гамаке, оправляясь от побоев.
   Погода стояла превосходная, и ничто не омрачало плавания.
   В четыре часа дня Педро все еще не появился. Команда как воды в рот набрала. Сажесса Гаспар тоже не видел. Дверь же в его каюту была закрыта.
   Провансалец решил удостовериться в правильности своих подозрений. Если Педро умер от побоев Сажесса, то, уличив его в этом, Гаспар окажется в выигрышном положении. Такой козырь позволит парировать возможные подвохи со стороны капитана.
   Гаспар прошел на нос корабля мимо окрашенного в зеленую краску колокола. Кое-кто из матросов шнырял по палубе, но Жюля не было. Последний хотя и обладал кое-какими познаниями по части мореходства, помещался вместе с командой на баке.
   Нужно сказать, что бак на корабле предоставляется в полное распоряжение матросам, это их святая святых, и даже офицеры спускаются туда редко и лишь в исключительных случаях. Гаспар знал об этом, но был не в силах отказаться от желания получить нужные сведения.
   Он подошел к люку, ведущему в трюм, спустился по лестнице и оказался в темном помещении, где от спертого воздуха трудно было дышать.
   Жюль спал в своем гамаке, четверо других членов команды растянулись на скамьях, но Педро среди них не было. Все были голы. Удушающий жар заставил их сбросить с себя одежду. Тела матросов были похожи на отлитые из бронзы фигуры.
   Должно быть, Педро умер ночью и его тело выбросили за борт. На "Красавице из Арля" негде было спрятать труп. Правда, его могли оттащить в лазарет или спрятать в ящике, куда укладывались снасти. Наконец, Педро мог получить пулю в лоб и свалиться в грузовой люк. Но все же наиболее вероятно, что тело выбросили за борт. Это произошло, должно быть, перед рассветом.
   Гаспар окинул еще раз взглядом спящих матросов и поспешил подняться. Теперь он знал, какая участь его ожидает в случае какого-нибудь столкновения с Сажессом.
   Через минуту провансалец уже был на палубе. Матросы, лениво гревшиеся под лучами полуденного солнца, казалось, не заметили его отлучки.
   Дверь в каюту капитана по-прежнему была заперта. Матрос, выполнявший обязанности вахтенного, сидел, прислонившись спиной к грот-мачте, и жевал табак.

Глава 25.
Револьвер

   Через несколько дней "Красавица из Арля" миновала Виргинские острова. На горизонте виднелись верхушки пальм. Они выступали из моря, похожие на диковинные цветы, плавающие в лазурной дымке. Но скоро и эти намеки на землю растаяли.
   Сажесс ни словом не обмолвился об участи Педро. Гаспар всем своим видом показывал, что и думать забыл про пуэрториканца. Умер ли несчастный на койке или его выбросили за борт еще до того, как он испустил последний вздох?
   Гаспар так же неотступно думал теперь о Педро, как когда-то на острове об Ивесе, ломал голову над тем, что случилось с этим человеком. Он знал, что Педро убит. Он был так же уверен в этом, как тогда на острове не сомневался в том, что прах Ивеса покоится в песчаной могиле. Крики пуэрториканца преследовали его и днем, и ночью.
   Все эти муки, создаваемые игрой воображения, еще более усиливались из-за того, что Сажесс ни на минуту не оставлял Гаспара одного, будто что-то подозревая. И очень скоро антипатия к капитану сменилась ненавистью.
   В тот день, когда корабль обогнул Виргинские острова, дурное расположение духа и раздражительность Гаспара достигли высшей точки. За завтраком он хранил молчание, но капитан, казалось, не замечал молчаливости своего компаньона. Гаспар, желая уединиться, ушел на корму. Облокотившись на поручни, он смотрел, как корабль рассекает голубую, цвета индиго, поверхность воды, следил за брызгами пены, за стаями летучих рыб. Провансалец думал о Марии. Он ненавидел и Сажесса, и "Красавицу из Арля", уносившую его все дальше от возлюбленной.
   Грустные размышления Гаспара прервал звон колокола. Мимо мелькнул кок, несущий обед из кухни.
   Меню состояло из мясных консервов, тушенных с морковью, и бананов.
   Обед, как и завтрак, проходил в полном молчании. Сажесс уже отодвинул свою тарелку и протянул руку к бутылке, собираясь наполнить свой стакан, когда Гаспар перегнулся через стол и сказал:
   -- При отплытии я сосчитал, сколько нас на борту, но, кажется, сосчитал неверно.
   -- Ну? -- буркнул Сажесс, наливая из бутылки.
   -- Я насчитал одиннадцать матросов, что вместе с вами и со мной составляет тринадцать человек.
   -- Ну? -- повторил Сажесс, делая глоток. -- Что из этого следует?
   -- Тринадцать -- чертова дюжина.
   -- Неужели вы верите в подобную чепуху?
   -- А вы -- нет?
   -- Нисколько.
   -- А что случилось с тех пор, как мы вышли в море?
   -- Насколько мне известно, ничего, заслуживающего внимания.
   -- Подумайте хорошенько!
   Капитан пожал плечами.
   Гаспар начал выходить из себя.
   -- Одного человека не хватает, -- в раздражении бросил он.
   -- В самом деле? -- притворно удивился Сажесс, опуская руку в карман.
   -- Вы убили Педро, убили, черт возьми! -- закричал Гаспар.
   Сажесс выхватил револьвер, но Гаспар опередил его. Железные пальцы впились в кисть капитана, и дуло револьвера оказалось направленным верх, к потолку. Вся эта сцена разыгралась без единого звука.
   -- Брось-ка эту штуку! -- приказал Гаспар, в левой руке которого блеснул нож. -- Или, клянусь честью, я вгоню нож тебе прямо в сердце, убийца!
   Сажесс выпустил из рук оружие, револьвер упал на стол. Гаспар схватил его и вернулся на свое место.
   Капитан молча запер каюту.
   -- Мы оба болваны! -- воскликнул он. -- Не бойтесь, я не буду приближаться к вам. Ну не болваны ли мы, начав драку?!
   -- Может, я и болван, но не убийца.
   Сажесс указал на нож.
   -- Пусть так, хотя минуту назад я был свидетелем того, как вы ловко орудовали ножом. Но не будем ссориться. Как знать, быть может, очень скоро нам придется сражаться бок о бок, защищая свои жизни. Да, да, дойдет дело и до этого, если чернокожие бестии вздумают бунтовать. Разве вы не знаете, что мое положение на корабле больше смахивает на роль укротителя диких зверей? К тому же я вовсе не собирался стрелять в вас. Всему виной моя вспыльчивость. Но я готов извиниться.
   Он помолчал и продолжал:
   -- А вы подумали, что сталось бы с моим авторитетом, если сюда заглянул бы один из этих головорезов и увидел, как мы с вами сцепились? Уверяю вас, что только благодаря моему авторитету мы можем рассчитывать вернуться живыми... Вы говорите, что я убил Педро. Пусть это дело моих рук, но я предпочитаю гибель такого человека собственной смерти. Педро был сама непокорность, и я отослал его ко всем чертям туда, куда рано или поздно он все равно бы попал. А теперь верните мне револьвер. Хотя погодите...
   Капитан пошарил в ящике стола и, достав другой револьвер, протянул его Гаспару.
   -- Имейте в виду, он заряжен. Я прихватил его для вас на тот случай, если начнутся какие-нибудь беспорядки на борту.
   Гаспар повернул барабан. Оружие было заряжено. Он протянул Сажессу его револьвер.
   -- Ну, а теперь, -- сказал капитан, засовывая револьвер в карман, -- будем друзьями. Мы должны действовать дружно, ибо иначе останемся на бобах. Могу вас заверить, что очень скоро нам придется серьезно взяться за дело.
   Он протянул свою руку, и Гаспар не мог не пожать ее. Но в их рукопожатии не было ничего дружеского.

Глава 26.
Земля!

   После этой стычки Сажесс стал совсем другим человеком. Теперь он был полон дружелюбия, чего раньше Гаспар за ним не замечал. Но провансалец отвергал всякие попытки сближения.
   По вечерам за неизменной бутылкой рома Сажесс по-прежнему много болтал, но теперь единственной темой для разговора были сокровища, которые им предстояло найти.
   -- Заметьте, -- говорил капитан, -- я болтаюсь в этих водах в течение более чем тридцати лет, и только впервые задумал поднять сокровища с погибшего корабля. Ко мне и раньше приходили болваны, утверждавшие, что знают, где можно найти золото. Черт возьми, до чего доходило: они указывали мне на глубины в двести футов, на места, где сильное течение делало невозможным проведение подводных работ, на рифы, хотя и ребенку должно быть ясно, что от корабля, разбившегося на них, через полгода останутся одни обломки. Но сейчас мы имеем дело с таким случаем, который до сих пор не встречался в моей практике. Корабль лежит на глубине лишь нескольких футов, в спокойной лагуне. Само собой разумеется, нужно учитывать возможность того, что на нем уже кое-кто побывал до нас и забрал все ценное, но я не думаю, что это могло случиться.
   -- Почему?
   -- На то есть причины. Если это действительно корабль Серпенте, то раньше он был недоступен для охотников за сокровищами, так как добраться до них иначе как с помощью водолазных костюмов невозможно, а таких костюмов в то время не существовало. С другой стороны, если бы корабль нашли сравнительно недавно, то его, скорее всего, взорвали бы. Он не лежал бы там, если бы американцы или испанцы пронюхали о сокровищах.
   -- Вы полагаете, что это действительно корабль Серпенте?
   -- Да.
   -- В таком случае я не ожидаю ничего хорошего для нас. Мне очень не хотелось бы возвращаться туда.
   Сажесс рассмеялся и закурил сигару. Суеверность Гаспара раздражала его, как он ни старался скрыть свое чувство.
   На следующее утро капитан подошел к Гаспару, который сидел на баке, и развернул карту.
   -- При благоприятном ветре завтра на рассвете мы достигнем острова, -- сказал он.
   Гаспар посмотрел на карту. На ней кружочком был обведен остров, размером не превосходящий шестипенсовой монеты. Окружавшие его рифы и отмели тоже были тщательно помечены. Странное чувство вызвала у Гаспара эта карта. В глубине души он надеялся, что сколько бы "Красавица из Арля" ни колесила по морю, Сажесс не найдет тот маленький кусочек суши, затерявшийся в голубом просторе. И вот теперь перед ним карта, составленная людьми, которые посетили остров еще за десять лет до того, как он сам был выброшен на его берег.
   Гаспар внимательно разглядывал остров на карте. Он знал, что на расстоянии, равном толщине волоска, у южного берега покоится в песке тело Ивеса. Неподалеку от этого места разбросаны кости Серпенте. Сразу за северным пляжем в зеленой лагуне нашел последнее пристанище его корабль. Вот эта тоненькая полоска, протянувшаяся на юг, была тем самым местом, где Гаспар стоял в тот момент, когда почувствовал за своей спиной дыхание призрака, именно отсюда он бросился вплавь к лодке.
   -- У западного берега достаточно глубоко, -- заявил Сажесс. -- Там мы и бросим якорь. Песчаный пляж, как вы говорили, протянулся по южной оконечности острова, так?
   -- Побыли бы вы там в таком же положении, как я, тогда убедились бы, что ошибке нет места.
   С пылкостью южанина Гаспар принялся рассказывать о том, каких ужасов он натерпелся на острове, каким затерянным, оторванным от всего мира он чувствовал себя среди безбрежного океана. Казалось, и ветер, и солнце, и море сговорились свести с ума потерпевшего кораблекрушение.
   Сажесс слушал. Никогда капитан не обнаруживал такого дружеского участия и интереса к провансальцу. А ведь этому человеку он поклялся отомстить за предательство!
   В тот вечер Гаспар воздержался от обычной порции рома и в одиночестве курил трубку на палубе. Луна должна была взойти только после полуночи, но звезды горели так ярко и висели так низко, что "Красавица из Арля", казалось, двигалась по жидкому фосфору. Море вспыхивало белым светом, и на западе, где только что закатилось солнце, тлело, точно хворост в лесу.
   Часов в десять вечера Гаспар отправился спать. Сажесс уже храпел у себя в каюте. На палубе остался только Жюль.
   Долгое время Гаспар не мог заснуть, мучимый мыслями о том, что ожидает его завтра. Несмотря на страх, который он испытывал по мере приближения к острову, и на принятое решение не прикасаться к сокровищам, мысль о них волновала его все больше. Да и много ли найдется на свете людей, которые смогли бы устоять перед притягательной силой золота?
   За неделю до этого Гаспар и не помышлял о сокровищах. Четыре дня назад он думал о них очень мало. Со вчерашнего дня мысль о них стала примешиваться к его снам и, наконец, завладела его помыслами целиком.
   Лежа на койке, провансалец представлял себе мешки с золотом, огромные мешки, в каких перевозят муку. Перед его взором мелькали бриллианты, такие, какие ему приходилось видеть в витринах Марселя, изумруды, рубины.
   Наконец Гаспар заснул, но и во сне грезил о золоте. Незадолго до восхода солнца он проснулся с пересохшим горлом и пылающим лицом.
   Гаспар вышел на палубу. Сажесс сменил Жюля и стоял рядом с рулевым. Море было озарено светом луны, уже клонившейся к горизонту. Ветер едва надувал паруса, которые трепетали, подобно крыльям огромной птицы.
   Гаспар перекинулся несколькими словами с Сажессом, затем прошел немного вперед и облокотился на штирборт. Его раздражало, что судно двигается так медленно.
   Некоторое время провансалец курил, уйдя в свои мысли.
   "Пятнадцать процентов! -- думал он. -- Пятнадцать долларов от каждой сотни! Вот негодяй! Ни за что на свете! Он думал, что держит меня в руках из-за Ивеса. Раз он шантажирует меня Ивесом, я напомню ему о Педро. Команда может засвидетельствовать совершенное преступление. Тридцать процентов, и не меньше. Но пока еще рано с ним об этом говорить".
   Небо на востоке разгоралось. Первые лучи солнца походили на веерообразную дымку.
   -- Земля! -- раздался голос матроса с верхушки фок-мачты.
   Гаспар вскочил на перила и, держась одной рукой за оснастку грот-мачты, всмотрелся в даль. На горизонте слабо угадывались верхушки пальм на острове. С мачты, должно быть, можно было различить и берег, но с того места, где стоял Гаспар, видны были пока лишь одни деревья.
   Провансалец слышал, как Сажесс отдавал приказания, как скрипела цепь руля, и вот пальмы медленно стали исчезать из виду: судно изменило курс. Он соскочил на палубу.
   -- Ну как? -- довольно спросил Сажесс, подходя к своему компаньону. -- "Красавица из Арля" явилась к месту свидания. Она знает свое дело, моя красотка. Через час мы бросим якорь у западного берега острова, и тогда начнется настоящая работа, мой дорогой, и для меня, и для вас. А пока пойдемте завтракать.
   Они прошли в каюту капитана, где кок уже накрывал на стол. Во время еды Сажесс болтал и смеялся. Он посвятил Гаспара в свой план действий, и тот не мог не изумиться предусмотрительности этого человека: ничего не было забыто, все обдумано до мельчайших деталей. Капитан намеревался перетащить через остров к лагуне лодку, поместить в лодке насос со всеми водолазными приспособлениями и поставить там палатку, в которой могли бы храниться водолазные костюмы в то время, когда они не будут использоваться. Перетащить лодку через островок было нелегким делом, но из-за множества рифов с севера к лагуне подойти было нельзя.
   -- Все приготовления могут занять неделю, а то и больше. Поэтому мы должны свезти на берег достаточное количество съестных припасов для команды. Вода на острове есть?
   -- Да, там имеется источник.
   -- Вы мне говорили также, что там осталась палатка?
   -- Всего лишь парус от лодки, из которого мы соорудили палатку.
   -- Достаточно и этого.
   -- Слушайте! -- воскликнул Гаспар, поворачивая голову и приподнимаясь со стула.
   Сквозь открытую дверь доносился жалобный крик, похожий то ли на плач, то ли на стон. Это кричали чайки.

Глава 27.
Коралловый корабль

   Остров был теперь совсем близко. Кроны пальм раскачивал легкий бриз, у белоснежной пены прибоя мелькали чайки, тонкие голоса которых доносились до "Красавицы из Арля".
   Внимание Гаспара привлекло какое-то движение под пальмами. Он взял у Сажесса бинокль. Оказалось, что это шевелились на ветру обрывки парусины. Словно руки скелета, они тянулись ему навстречу.
   Якорная цепь с лязгом упала в воду. "Красавица из Арля" встала на якорь немного менее чем в четверти мили от берега.
   Лишь только якорь был спущен, палуба огласилась криками. Голос Жюля выделялся среди других. Слышались его приказания держать лодки наготове, всю кладь вынести из грузового отсека. Сажесс молча стоял около Гаспара и наблюдал за приготовлениями к высадке.
   Лодки были спущены. На них погрузили припасы, водолазное снаряжение и отвезли на берег. На это ушло около часа. Наконец капитан и провансалец, спустившись по веревочному трапу в лодку, отчалили от судна и направились к берегу.
   -- Чтобы перетащить лодку к лагуне, придется попотеть, -- сказал Сажесс. -- Но я думаю, что восемь матросов справятся с этим. Черт возьми, ну и пустынное же место этот ваш остров! Кто бы мог подумать, что здесь, на таком мелководье, затонул корабль.
   -- Да, довольно уединенное местечко, -- произнес Гаспар, пристально вглядываясь в берег.
   Возбуждение прошло, уступив место неясной тревоге. Эти пальмы, эти обрывки паруса, шевелящиеся на ветру, возродили в душе Гаспара уже забытое было чувство одиночества. О смерти, только о смерти говорило все вокруг, навевало страх, будто тень Симона Серпенте бродила по пляжу, залитому солнечными лучами. Гаспару в криках чаек слышались голоса пиратов, чьи души осуждены на вечные скитания.
   Но лишь только нос лодки зашуршал о песок, все эти мрачные мысли исчезли. Гаспар спрыгнул в воду и вместе с матросами подтащил лодку как можно ближе к берегу. Через минуту причалила и другая лодка. Началась выгрузка.
   Не дожидаясь ее окончания, Сажесс взял Гаспара под руку.
   -- Пойдемте, -- сказал он, -- я хочу хоть одним глазком взглянуть на эту шхуну. Отлив уже начался, и она, должно быть, хорошо видна.
   Гаспар повел своего спутника через кустарник, обходя место, где он закопал труп Ивеса. Он даже не решался взглянуть в том направлении и вздохнул свободнее, когда кустарники оказались позади.
   Они вышли на берег в двадцати ярдах западнее лагуны, неподалеку от которой Ивес нашел перевязь с сумкой и скелет.
   Вода уже спала. Гаспар вдоль рифа дошел до камня, где они с Ивесом, стоя на коленях, рассматривали фок-мачту затонувшего корабля, обросшую водорослями.
   -- Смотрите, -- сказал он капитану.
   Тот, не произнося ни слова, пристально всматривался в прозрачную воду.
   -- Что же вы молчите? -- нетерпеливо спросил Гаспар.
   Сажесс как будто не слышал его, занятый собственными мыслями. Наконец он повернулся и пошел к берегу. Гаспар двинулся следом.
   -- Что вы по этому поводу думаете? -- снова спросил он.
   -- Что я думаю? Клянусь честью, я думаю, что корабль затонул, уже отшвартовавшись здесь.
   -- Значит, он вовсе не потерпел крушения?
   -- Судно лежит на киле так, будто специально затоплено.
   -- Но если оно бросило якорь в лагуне, прежде оно должно было как-то туда попасть. Между тем в рифах нет прохода, доступного для корабля.
   -- Сейчас нет, а много лет назад, может, и был. Эта лагуна очень напоминает гавань.
   -- Но тогда зачем Серпенте понадобилось топить свой корабль? -- не понимал Гаспар.
   -- Кто знает? За ним была погоня, он вез невольников... Каждый из команды мог быть свидетелем всех совершенных им преступлений. Весьма возможно, что Серпенте держал наготове лодку. Однажды ночью с помощью сообщника он открыл кингстоны, затопил корабль и в лодке направился к берегам Америки.
   -- Откуда тогда взялся скелет на берегу?
   -- Быть может, Серпенте был убит и ограблен своим сообщником. Но если корабль был затоплен, ставлю сто против одного, что это было проделано уже после того, как золото с него увезли.
   -- Значит, у нас сто шансов против одного не найти решительно ничего.
   -- Я сказал: сто против одного, что золота нет на борту, если судно было затоплено. Но я не знаю, затоплено оно или нет, я только высказал предположение. Нет, наши шансы совсем не так малы, как вы сейчас сказали, но и не столь хороши, как я полагал, и все же...
   -- Все же? -- повторил Гаспар.
   -- Здесь не пахнет золотом. Может, это выглядит глупо, но я всегда чувствую, пахнет ли в том или ином случае золотом или нет... Так вот, на этом корабле нет золота.
   В полном молчании они вернулись к месту высадки, но не через кусты, а вдоль восточного берега. Насос и водолазные костюмы уже лежали на песке, прикрытые от солнца парусом, натянутым между двумя пальмами. Белый песок был усеян свертками и ящиками. Два матроса ставили палатку, а еще двое тесаками рубили кусты, чтобы облегчить задачу тем, кто потащит лодку к лагуне.

Глава 28.
Ивес! Ивес! Ивес!

   Капитан сидел под навесом, наблюдая за тем, как негры тащили лодку к лагуне. Внезапно с губ его сорвалось восклицание, он хлопнул себя по колену.
   Сажесс окликнул Гаспара, который расхаживал взад и вперед по песчаному берегу.
   -- Что случилось? -- спросил он, приблизившись.
   -- Мне кое-что пришло на ум, -- ответил капитан. -- Мы явились сюда и не соблюли этикета.
   -- Что вы хотите этим сказать? -- удивился провансалец.
   -- Мы не нанесли визита хозяину острова.
   -- Хозяину?
   -- Ну да, Симону Серпенте.
   -- Ах, я и позабыл о нем! -- облегченно вздохнул Гаспар.
   Сажесс вылез из-под навеса и взял Гаспара под Руку.
   -- Займемся розысками этого господина, -- сказал он. -- Во всяком случае, любопытно было бы взглянуть на его кости. Вы не забыли, где видели их?
   Гаспар повел капитана в чащу кустарников.
   Негры тащили лодку, напевая в такт:
    
   На Фор-де-Франс, айда,
   На Фор-де-Франс, айда
    
   А чайки, кружась над берегом, тоскливо звали: "Ивес! Ивес! Ивес!"
   -- Примерно здесь, -- сказал Гаспар, останавливаясь у небольшого холмика.
   Сделав еще шаг, провансалец поднял череп и передал Сажессу. Тот некоторое время держал его в руке, но не столько разглядывал, сколько озирался. Под ногами у Гаспара белели кости Серпенте. Неожиданно капитан подбросил череп вверх и снова поймал его, разразившись при этом громким смехом. В мгновение ока всю его подавленность как рукой сняло.
   -- Черт возьми, -- произнес Гаспар, -- вы, кажется, чем-то очень довольны?
   -- Я просто убедился, что под этими лавровыми кустами действительно нашел последнее пристанище Симон Серпенте, -- ответил Сажесс.
   Гаспар решил воспользоваться хорошим расположением духа капитана.
   -- Итак, вы скоро разбогатеете, и это благодаря мне, -- сказал он. -- Может быть, было бы справедливо увеличить мою долю?
   -- Сколько же вы хотите? -- усмехнулся капитан.
   -- Тридцать процентов!
   -- А вы не думаете о том, что не получили бы ни цента, если бы не я? Кто организовал экспедицию? Кто закупил водолазное снаряжение, помпу, продовольствие? Кто нанял команду? Вы смогли бы это сделать сами?
   -- Но не забывайте, что вы еще и ограбили меня, скупив за бесценок золотые монеты!
   -- Не ограбил, а спас от тюрьмы. Не будь меня, вас бы уже арестовали за убийство.
   -- О, только не надо шантажировать меня! -- взорвался Гаспар. -- У вас тоже рыльце в пушку! Куда вы дели Педро? Вы и со мной хотели расправиться. Забыли, как чуть не застрелили меня в каюте?
   -- Вы что, и правда принимаете меня за злодея? -- снова усмехнулся Сажесс. -- Но это же глупо! Предположим, я убил бы вас. К чему бы это привело? К тому, что я стал бы заложником у команды и каждый из матросов вертел бы мною, как хотел? Не такой уж я дурак!
   -- Ну, ладно, -- сказал Гаспар, -- собирались вы меня убивать или не собирались, я все равно вас не боюсь. Я только требую то, что мне принадлежит по праву.
   -- Хорошо, вы получите то, что вам полагается.
   -- Вы мне дадите тридцать процентов?
   Сажесс утвердительно кивнул.
   -- Вот и договорились, -- Гаспар протянул руку капитану.
   Тот пожал ее.
   -- А теперь, -- сказал он, -- забудем все наши споры и пойдем выпьем.
   Вернувшись к палатке, Сажесс вытащил плетенку с ромом и две кружки. Они расположились в тени пальм. Гаспар потягивал ром и слушал разглагольствования капитана о том, как им повезло, о Серпенте, о сокровищах.
   После двухчасовой беседы, разморенный жарой и ромом, Гаспар растянулся на своей циновке. Но он долго не мог заснуть. Перед входом в палатку мелькали матросы. Они все еще таскали свертки и тюки. Некоторое время Гаспар слышал голоса Сажесса и Жюля, их смех, а потом провалился в сон, словно над ним захлопнулась крышка какого-то ящика.

Глава 29.
Брошен на произвол судьбы

   Гаспар проснулся от сильной головной боли. Язык распух, в горле пересохло, все тело ломило, как после тяжелой физической работы. Сначала он решил, что выпил лишнее, но потом вспомнил, что также ужасно чувствовал себя, когда однажды в таверне ему подсыпали в стакан снотворного и потом ограбили.
   Из палатки Гаспар видел пляж и море, спокойное, словно набухшее свинцом. Оно потеряло свою голубизну, посерело. Небо над ним тоже потемнело. Гаспар не припоминал, чтобы ему доводилось видеть в тропиках такое мутное небо.
   Он ждал, что вот-вот раздастся голос Сажесса. Но слышно было только, как шелестели кроны пальм под чуть ощутимым ветерком. Затем он стих совершенно, наступил полный штиль. Остров погрузился в безмолвие. Лишь изредка вдалеке кричали чайки.
   Гаспар с трудом встал, проклиная себя за то, что пил с капитаном. Он вышел на пляж. Первое, что бросилось в глаза -- отсутствие клади, грузы которой еще совсем недавно высились на берегу под парусиной. Вместо нее на песке лежал ящик с сухарями и мясными консервами.
   Гаспар перевел взгляд на воду. Здесь, у берега, должна быть лодка. Но ее не было. Сбросив обувь и вскарабкавшись по стволу пальмы, он поискал глазами "Красавицу из Арля. Она исчезла.
   Гаспар от страха и растерянности чуть не потерял сознание. Он брошен на произвол судьбы, это ясно, Сажесс подсыпал ему в ром снотворное, и в то время как он валялся без чувств, улизнул с острова. Но почему он так поступил? Ответить на этот вопрос было нетрудно, если принять во внимание характер Сажесса. Эта была месть, достойная капитана. Он бросил Гаспара на острове, где, как ему отлично было известно, провансальцу пришлось испытать столько мук.
   Однако Гаспар чувствовал, что дело не только в злопамятности Сажесса. Непонятно, почему он скрылся, оставив нетронутым корабль в лагуне. Откуда он мог узнать, что сокровищ на нем нет и что их розыски заставили бы лишь даром потерять время? Пытаясь найти ответ на мучившую его загадку, Гаспар почти наугад пошел вдоль углубления в песке, оставленного килем лодки, которую матросы перетаскивали в лагуну.
   Но еще до того, как он достиг северного берега, две вещи поразили его: в лагуне качалась лодка с водолазным снаряжением, а далеко в море неподвижно застыла "Красавица из Арля". Она не могла сдвинуться с места при полном штиле, несмотря на то, что все паруса были подняты. С этими вяло висящими парусами на сером фоне неподвижного моря судно производило мрачное впечатление.
   Можно было подумать, что корабль уличили в каком-то дурном намерении и задержали при попытке к бегству. Штиль держал "Красавицу из Арля" в своих объятиях, как в железных кандалах. Течение, разбивающееся здесь о подводные камни, могло относить судно к северу со скоростью, не превосходящей мили в час.
   Гаспар не знал, сколько сейчас времени, так как солнце затянула дымка, и его лучи проникали сквозь нее, будто через матовое стекло.
   Провансалец потоптался на берегу и повернул обратно. На полдороге к палатке, на том месте, где он показывал Сажессу череп Серпенте, Гаспар остановился в совершенном оцепенении, взмахнул руками и закричал так, словно попал под град пуль.
   Небольшого холмика, около которого Ивес нашел кости Серпенте и сумку с золотом, уже не было. На его месте темнела глубокая яма длиной примерно в шесть футов.
   Гаспар все понял. Сажесс был прав. Сокровища Серпенте находились не на борту затонувшего корабля. Старый пират закопал их здесь, в песке, и около них испустил дух.
   Провансалец не мог простить себе, что не догадался связать воедино корабль, затонувший в лагуне, холмик земли, кости, белевшие рядом. Вот Сажесс, только взглянув на корабль, сразу понял, в чем дело. Увидев песчаный холмик, он догадался, что именно тут зарыт клад. Гаспар вспомнил, как Сажесс тогда засмеялся, как швырнул в кусты череп. Пришел ему на память также и их разговор, когда он запросил тридцать процентов, а Сажесс, не торгуясь, согласился.
   Гаспар стал на колени и заглянул в яму. На самом ее дне что-то лежало. Провансалец спрыгнул вниз. Предмет, привлекший его внимание, оказался монетой, почерневшей, словно от слоя копоти. Гаспар попробовал ее на зуб. Монета была золотая.
   С монетой в руке он вернулся к лагуне. "Красавица из Арля" все еще лежала в дрейфе.
   На ум Гаспару пришла сумасбродная мысль: добраться до судна на лодке. Но он тут же отказался от нее. Ни одна лодка не смогла бы пройти между этими рифами.
   В то время как он стоял так, вглядываясь в море, которое дремало, окутанное серой мглой, точно глубокий вздох послышался где-то далеко. Стекловидный вал, крадучись, как вор, подкатил с северо-востока и разбился о рифы. Гаспар посмотрел на небо и вздрогнул.

Глава 30.
Перелет птиц

   Небо на северо-востоке прорезала бледная дымчатого цвета полоса. Она быстро двигалась в направлении острова. На глазах у Гаспара полоса меняла свои очертания, принимая форму кометы, голова которой была обращена на юг.
   Дальше на севере виднелась еще одна двигающаяся полоса. И в свинцово-сером небе, и в притихшем море, и в этих двигающихся полосах было что-то жуткое.
   Гаспар и думать позабыл о монете, которую держал в руке. Машинально он положил ее в карман и продолжал наблюдать за небом. Полоса в виде кометы снова изменила очертания. Теперь она вытянулась в узкую черную линию, приближавшуюся с такой быстротой, с какой предметы движутся только во сне. Но что это за крик, полный муки и жалобы? Птицы! Огромная стая чаек двигалась к острову, дружно, как по команде, разрезая воздух взмахами крыльев, крича громко и столь созвучно, словно крик исходил из одного горла.
   Чайки, приютившиеся на острове, тоже поднялись в воздухе, подобно столбу дыма. Оглашая воздух тревожными криками, они взвились вверх. В мгновение ока стая птиц, летевшая издалека, смешалась с обитательницами острова. Их было так много, что они заслонили небо. Дружно взмывая вверх, чайки охватили остров огромным движущимся кольцом. Шуршание их крыльев походило на шум ветра, проносящегося над лесом.
   Гаспар, задрав голову, увидел приближавшуюся к острову вторую стаю. Она слилась с первой, вошла в тот же вихрь. Затем, словно под напором ветра, это кольцо из птиц распалось. Две огромные тучи чаек понеслись к юго-западу и быстро растаяли в воздухе. Остров опустел.
   Что-то тревожное было в неожиданном переселении птиц, в воцарившемся глубоком безмолвии.
   Гаспар вернулся в палатку. Он улегся на циновке, все еще мучаясь головной болью. А море снова, как бы переведя дыхание, обрушилось тяжелой волной на северный риф.
   Провансалец подумал о Марии. Ради чего он оставил девушку? Неужели из-за призрачной возможности стать обладателем сотни золотых монет? И возмездие не заставило себя ждать. Теперь он обманут, брошен на произвол судьбы, обречен на смерть.
   Нет, сдаваться рано! Надо найти способ вернуться на Мартинику. Предположим, что его и подберет какой-нибудь корабль, но он вовсе не обязательно должен направляться к Мартинике -- любой порт может быть местом его назначения. Чтобы заработать деньги, необходимые для возвращения в Сен-Пьер, придется снова наняться в кочегары, исколесить весь мир, пока, наконец, с трудом скопленные средства дадут возможность вернуться на остров. Можно, правда, написать господину Сегену, но как Гаспар получит от него ответ, ведя бродячую жизнь?
   Да и неизвестно, сколько пройдет месяцев, прежде чем его подберет какой-нибудь корабль, еще через несколько месяцев он высадится в порту, где можно найти работу, Год, а то и больше понадобится для возвращения на Мартинику.
   Гаспар видел перед собой Марию, прекрасную, любящую и верную. Суждено ли им снова встретиться? В то время, когда каждый миг разлуки кажется вечностью, он должен будет по грошам собирать деньги, которые необходимы для возвращения к ней.
   С севера на остров налетел ветер. Внезапно стало темнеть. С очередным шквалом послышался рокот, который все нарастал.
   Гаспар опять посмотрел на небо. На севере оно было затянуто мглой. Верхняя часть этой мглистой завесы вытянулась в одну линию.
   Гаспар бросился к лагуне. "Красавицу из Арля" наконец подхватил ветер. Она была похожа на набросок, сделанный мелом на черной стене. А за ней слышался шум, с каждой минутой все более резкий. Казалось, что все духи тьмы соединились в этом рокоте, с яростью ломились в какую-то невидимую дверь и готовы были ринуться на мир.
   Стараясь уйти от грозного вихря, "Красавица из Арля" расправила паруса, держа курс на северо-восток и идя на правом галсе. Сажесс знал, что море, усеянное рифами и мелями, на каждом шагу грозило смертью.
   Ветер налетал шквалами. Брызги пены долетали до Гаспара. О рифы разбивались огромные волны. Пока провансалец прислушивался к звукам приближавшейся бури, с очередным порывом ветра раздались первые раскаты грома, глухого, зловещего, похожие на заглушенную барабанную дробь.
   В этот момент выглянуло из-за туч заходящее солнце. Его бледные лучи озарили море, "Красавицу из Арля" и штормовую завесу за ней. Эта завеса перестала уже походить на сплошную стену. Она выгнулась вперед, приняла форму вздымающейся волны, волна подернулась туманным покровом и судно исчезло из вида, скрытое хлынувшим ливнем.
   Гром, ветер, завывание бури заглушили шум дождя, обрушившегося над морем. Потоки воды, словно чья-то гигантская рука, швырнули Гаспара на песок. Не успел он высвободиться из этих страшных объятий и встать, как шквал ветра подхватил его и поволок через кусты, подобно тряпке. Провансалец пытался подняться, но песок засыпал глаза, набивался в рот.
   Он не знал, сколько времени пролежал, уткнувшись лицом в песок. Над островом бушевала буря. Гром гремел так близко, что Гаспару казалось, будто под ним разверзается земля. Ливень хлестал по телу, как нагайками, от ветра перехватывало дыхание.
   "Все погибло, погибло", -- думал Гаспар. Берег от ударов огромных волн сотрясался, темноту распарывали ослепительные вспышки молний.
   Но вот железная хватка ветра немного ослабла. Гаспар встал на четвереньки и пополз в кусты, стараясь забраться в самую их чащу. Крепко вросшие в землю, они хоть немного защищали от ветра и водяных брызг.
   Сила урагана медленно шла на убыль. В разрывах облаков показалась луна.
   Гаспар поднялся на ноги, но тотчас же снова упал. Действие снотворного все еще выражалось в сильной слабости. Но в тот момент, когда провансалец встал, глазам его представилось ужасное зрелище. И вот, забившись в кусты, опершись на локти, он наблюдал за драмой, которая разыгрывалась в море.
   "Красавицу из Арля" несло к лагуне. Судно то поднималось на гребень волны, то падало в пропасть. Все мачты были снесены, только на обломке фок-мачты трепетал кусок парусины. Ветер, словно хлыстом, беспощадно гнал "Красавицу из Арля" прямо на рифы.
   Судно скрипело, будто предчувствуя гибель. До Гаспара, скорчившегося в кустах, доносился вой негров.
   Вот судно опять показалось на гребне мощной волны и скрылось во мгле, точно его окутало облако. Когда луна снова пробилась сквозь тучи, "Красавица из Арля" исчезла, затерялась где-то в том мешке, каким была лагуна. Только волны, мчавшиеся к острову, перекатывались на пустынной поверхности моря.

Глава 31,
Дар моря

   Гаспар от ужаса и отчаяния лишился чувств. Когда к нему вернулось сознание, день был в самом разгаре, на безоблачном небе ярко сияло солнце.
   Он с трудом поднялся на ноги. Одежда заскорузла от морской соли, глаза резало из-за засыпавшего их песка.
   Гаспар в изумлении осмотрелся. Остров блестел на солнце, подобно инею. Его покрывал налет морской соли. Пальм больше не было. Ураганом их срезало, как ножом. Уцелели только кусты, тоже все в кристалликах соли. Провансалец взирал на страшную картину опустошения и с ужасом думал, что все унесено морем: припасы, палатка, решительно все.
   Внимание его привлек небольшой бугорок у самой воды. Это оказался засыпанный песком ящик с консервами. Ножом Гаспар расковырял одну из жестянок и принялся поглощать ее содержимое. Увлеченный трапезой, он не сразу увидел какой-то предмет, застрявший в листве одной из сломанных пальм. Гаспар подошел поближе, освободил свою находку от налипшего песка и обнаружил, что это коробка с сухарями. Но он все еще находился в оцепенении, поэтому едва ощутил удовлетворение при мысли о том, что по крайней мере в ближайшее время ему не угрожает голодная смерть. Провансалец жевал мясо и оглядывался вокруг, как животное, которое осматривается, попав в незнакомое место.
   Гаспар ел с жадностью, так как больше суток у него не было во рту и маковой росинки. Насытившись, он растянулся на песке между стволами пальм, постарался укрыться от солнца под их кронами и тут же заснул.
   Когда через несколько часов Гаспар проснулся, первая его мысль была о Сажессе. Он направился к лагуне, чтобы посмотреть, что стало с "Красавицей из Арля". Увы, от судна осталось лишь несколько бревен.
   У кромки воды лежали трупы негров. Они походили на огромных морских звезд. Иные из мертвецов сплелись в смертельном объятии, словно погибли в тот момент, когда вступили в единоборство.
   Гаспар подошел поближе. С содроганием он увидел, что песчаный берег кишмя кишит несметным количеством крабов. Со всех сторон они спешили на пиршество. Среди них было несколько очень крупных. Их можно было принять за полководцев всей этой армии санитаров моря.
   Гаспар уже повернулся, чтобы убежать подальше от проклятого места, но тут заметил покачивающийся на волнах какой-то темный предмет. Это был труп Сажесса.
   Преодолевая отвращение, провансалец вошел в воду и подтащил мертвеца к берегу. На его правой руке блестел старинный перстень с крупным бриллиантом.
   Из-под платка повязанного вокруг шеи Сажесса высовывалась голова змеи. На солнце сверкали два ярких, горящих красным пламенем глаза. Казалось, змея приведена в ярость тем, что ее потревожили. Еще мгновение, и она, изгибаясь, выскользнет из своего убежища и ужалит Гаспара. Но он боялся ее меньше, чем куфии на базарной площади.
   Гаспар стал на колени около трупа Сажесса, не обращая внимания на крабов, окруживших его, снял платок с шеи капитана и вытащил змею. Она была сделана из золота, но в то же время оставалась гибкой. Плоские сапфиры украшали ее голову, вместо глаз сверкали кроваво-красные рубины. Не говоря уже о тонкости работы, одни только камни стоили целое состояние.
   Теперь Гаспар убедился, что капитан действительно нашел сокровища Серпенте. Предвидя гибель корабля и надеясь спастись, Сажесс взял с собой самые ценные предметы.
   Прежде чем приступить к обыску трупа, провансалец бросил на песок золотую змею. Она попала в самую гущу крабов. Тогда Гаспар подобрал ее и обвил вокруг шеи. В эту минуту он заметил, что из пальца на руке у него идет кровь. Должно быть, его ущипнула одна из этих тварей, которые сейчас окружили тело Сажесса, точно лилипуты, облепившие Гулливера. Гаспар пришел в ярость и принялся топтать их. Но с таким же успехом он мог давить и топтать воду, хлынувшую через плотину. На песок с шуршанием надвигались все новые полчища ракообразных.
   Гаспар опустился на колени перед трупом, схватил руку, украшенную перстнем, сорвал его и сунул в карман. Тут он обратил внимание на то, что левый карман куртки Сажесса оттопыривается. Гаспар запустил туда руку и вытащил клетчатый носовой платок. Из него выпал обломок золотой брошки. Не разворачивая платок, провансалец тоже опустил его в карман.
   Гаспар обшарил куртку и брюки капитана, но ничего больше, кроме записной книжки, не нашел. Зато в левой руке Сажесса был крепко зажат какой-то предмет. Гаспар с трудом разжал его кулак и увидел черную жемчужину величиной почти с голубиное яйцо.
   Может быть, она и не принадлежала к сокровищам Серпенте. Гаспар подумал, что перед смертью Сажессу случайно попала в руку эта жемчужина и командир "Красавицы из Арля" пошел ко дну, зажав в кулаке свою находку.
   Провансалец поднялся с колен. Карманы его были полны драгоценностей. Теперь он был богачом. С трудом верилось в это. Ведь Гаспар, начав с юнги на корабле, всю жизнь едва зарабатывал себе на хлеб.
   Какая-то черная тень мелькнула над ним. Он поднял голову. Над островом кружил баклан.
   Крик птицы вернул Гаспару ясность сознания. Он окинул взглядом усеянный крабами пляж и бросился прочь.
   Вот и пальмы, лежащие на песке. Провансалец уселся на ствол одной из них, снял с шеи золотую змею и положил рядом с жемчужиной. Затем из кармана он вытащил платок и перстень. Перстень Гаспар тоже положил рядом с жемчужиной, развязал платок и высыпал его содержимое на песок у своих ног.

Глава 32.
Сокровища

   Перед Гаспаром лежали сокровища Симона Серпенте, отливая всеми цветами радуги. Отдельные кусочки золота были подобны ветвям, с которых сорваны их плоды -- бриллианты. Он смотрел на сапфиры, изумруды, гранаты, бриллианты, бирюзу и не верил своим глазам. Без сомнения, клад Серпенте состоял, кроме этого, из монет и золота, но здесь было собрано все самое лучшее.
   Гаспар мало что понимал в драгоценных камнях, но догадывался, что эта удивительная коллекция стоит больших денег. Некоторое время он не решался притрагиваться к сокровищам, как бы боясь, что они окажутся игрой воображения. Потом у него мелькнула мысль: "Все это принадлежит мне".
   Гаспар засмеялся. "Все это принадлежит мне!"
   Он хлопнул ладонью по колену, протянул руку и схватил аметист, напоминающий цветом красное вино. Гаспар попробовал, какой он гладкий, повертел в руках, даже лизнул. Этот камень был его собственностью, и все остальные драгоценности -- тоже.
   -- Все это принадлежит мне! -- вслух повторил он.
   Провансалец принялся сортировать камни. Часть камней была без оправы, другие хранили на себе следы украшений, из которых они были выломаны.
   Гаспар насчитал семь рубинов, из которых самый маленький был размером с горошину, а три самых крупных -- величиной с ноготь большого пальца, и семнадцать небольших изумрудов. Он выложил изумруды в ряд пониже рубинов. Следующий ряд составляли сорок восемь бриллиантов, не считая бриллианта в перстне. Двенадцать самых крупных, чистейшей воды, были с лесной орех и отличались безукоризненной огранкой. Из семи бриллиантов средней величины один имел голубую окраску, остальные, поменьше, были розового цвета.
   Бирюзу Гаспар положил отдельно и стал выкладывать сапфиры. Их было двадцать восемь, и все разных оттенков: от бледно-голубого до темно-синего, самые маленькие -- с горошину, крупные не уступали по величине бобу. Огромный аметист следовал за сапфирами, а затем расположились шпинели и перидоты, которых было с полгорсти, и жемчуг.
   Последними Гаспар положил черную жемчужину, имевшую форму груши, и золотую монету, найденную на дне ямы.
   Кроме драгоценных камней, разложенных по рядам, было еще много обломков золота, но на эту мелочь Гаспар обращал мало внимания. Он наслаждался видом принадлежащих ему сокровищ, упивался игрой разноцветных камней, белых, красных, голубых, желтых. Зажмурив глаза, провансалец улегся на песок и рассмеялся. Он переживал самый восхитительный момент в своей жизни, мечтал о том, как распорядится своим богатством. Перед его мысленным взором мелькали дворцы богачей, белоснежные яхты, дорогие номера в роскошных отелях. И везде рядом с ним была Мария. Мысль о ней не покидала Гаспара ни на минуту. "Теперь богатство позволит мне вернуться на Мартинику", -- думал он.
   Словно во сне, до него доносились разные звуки: удары волн о пустынный пляж, шелест кустарника, раскачиваемого ветром, крики бакланов. Они напомнили Гаспару об Ивесе и "Роне". Ему мерещился свист пламени в топках, звяканье заслонки, выпускающей золу, лязг, с каким закрывались жерла топок. Переживания провансальца были подобны переживаниям изгнанного монарха, который, наконец, вернул свои владения, и Гаспар Кадильяк, кочегар с "Роны", вторгался диссонансом в мечты Гаспара Кадильяка, обладателя несметных богатств. Не прошло и часа, как он вступил во владение сокровищем, а оно уже принесло ему первое огорчение.
   "Эй, ты, проклятое провансальское отродье, поворачивайся живее! Живо к своей топке, лети мигом!" Так покрикивал на Гаспара Кияр, главный машинист "Роны", когда он впервые взошел на борт корабля в Марселе. Тогда кочегару такие слова не казались оскорбительными, а сейчас Гаспар ненавидел Кияра. Мысль о том, что Кияр покоится на морском дне, там, где "Рона" наскочила на риф, тот самый риф, что виднелся к югу от острова, не могла служить утешением. Гаспар с горечью думал о своей прошлой жизни. Будь оно проклято, это прошлое! Никакое богатство не сможет искупить многих лет рабского труда. А всего лишь несколько часов назад он думал, что ему не избежать возвращения к прежней жизни...
   Гаспар взглянул на свои руки. Он не стыдился мозолей. Это были руки кочегара, и ничто в мире не могло их уже переделать. Многие годы они выполняли работу раба, тогда как здесь, на острове, покоилось такое богатство! Ах, если бы можно было выкупить у времени эти пятнадцать лет, он с удовольствием отдал бы за них половину всех сокровищ!
   Начался отлив. Гаспар сложил свои сокровища все в тот же платок, туго завязал концы и положил узелок у ближайшего ствола пальмы. К узелку он присоединил золотую змею, надел перстень на палец, а черную жемчужину засунул в карман.
   Скоро солнце, неуклонно спускавшееся к горизонту, коснулось моря на западе и пролило снопы света на поверхность вод. День потух.

Глава 33.
Сигнальный огонь

   С молниеносной быстротой ночь опустилась над морем, ветер стих. Гаспар почувствовал голод. Все на том же стволе пальмы он открыл жестянку с мясными консервами, положил сухари, решив на следующий день заняться устройством такой кладовой для провизии, которая предохранила бы припасы от действия солнечных лучей. Он ел, размышляя о том, как следует приступить к этому делу.
   Поужинав, Гаспар закурил трубку, но почти тотчас же сон завладел им, трубка выпала изо рта, и он растянулся на песке рядом со своей драгоценной находкой.
   Утром, открыв глаза, провансалец первым делом проверил, здесь ли сокровища. После завтрака он отправился прогуляться по пляжу. Буря прибила к берегу пучки изумрудных и светло-коричневых водорослей, морские звезды, обломки ветвистых кораллов, раковины. Огромные комки икры летучих рыб походили на кисти красной смородины.
   Гаспар двинулся по направлению к кустам вдоль колеи, по которой матросы Сажесса тащили лодку в лагуну. Кристаллики соли почти уже совсем осыпались с листьев кустарников.
   Достигнув центра острова, Гаспар остановился, всматриваясь в горизонт. Он был пустынным. Хотя нет... Что это виднеется вон там? Словно крохотное пятнышко полевого шпата было приклеено в том месте, где небо на северо-западе сливалось с морем.
   Гаспар присмотрелся. Он с трудом переводил дыхание от волнения.
   Пятнышко вдали как будто не изменяло ни формы, ни размеров, но Гаспар прекрасно знал, что это могло быть только судно.
   Через час пятнышко стало расти. Гаспару казалось, будто целая вечность прошла, прежде чем он смог с уверенностью сказать: "Да, оно делается больше".
   Еще через три часа все сомнения рассеялись. Это действительно было судно, держащее курс на юг. Если ветер не переменится, оно должно пройти мимо западной оконечности острова.
   Гаспар побежал к южной отмели, подобрал узелок с драгоценностями и засунул его в карман. Золотую змею он обвил вокруг шеи.
   Но воротник фланелевой рубашки едва прикрывал это своеобразное ожерелье, а Гаспар ни за что бы не решился подняться на борт корабля с драгоценностью, столь плохо спрятанной. С нелепой поспешностью, как будто корабль был уже подле самого острова и нельзя было терять ни минуты, он стащил с себя куртку и рубашку, попытавшись опоясаться змеей, однако она оказалась слишком короткой. Тогда Гаспар обвил ее вокруг руки наподобие браслета. Змея была прилажена великолепно, и он надел рубашку и куртку.
   Гаспар окинул взглядом берег, удостоверяясь, что ничего не забыто, и вернулся к своему наблюдательному пункту в центре острова.
   Да, судно приближалось. Теперь оно было видно совершенно отчетливо. Корабль шел на всех парусах, держа курс на остров.
   Гаспар принялся подрезать сухие ветви и складывать их в кучу. Только при помощи сигнального костра он мог дать знать кораблю о своем присутствии на острове. Когда все приготовления были закончены, провансалец опустился на колени около кучи хвороста и полез в карман брюк за спичками. Но карман был пуст.
   Некоторое время Гаспар стоял на коленях, не зная, что предпринять. Хотя судно и шло как будто к острову, он знал, что корабль может пройти на значительном расстоянии от берега. Единственная надежда -- привлечь внимание к себе дымом от костра. Но этой возможности Гаспар теперь был лишен.
   Он постарался припомнить, когда в последний раз зажигал трубку, а затем направился к берегу, шаря по земле глазами. Провансалец обыскал весь пляж на протяжении двадцати ярдов от сваленных пальм, но напрасно. Над головой кричали чайки, словно издеваясь над ним.
   В отчаянии Гаспар уже повернул прочь от берега, как вдруг споткнулся о какой-то предмет, казавшийся голышом, наполовину ушедшим в песок. Это была зажигалка. Он схватил драгоценную находку и, зажав ее в руке, бросился к груде хвороста.
   Встав около нее на колени, Гаспар высек искру. Она попала на легковоспламеняющийся фитиль, последний затлел. Провансалец изо всех сил принялся раздувать мерцающий огонек. Пламя было очень слабое, не сильнее пламени восковой свечи. Тем не менее он приблизил к сухой ветке этот слабый язычок пламени, став спиной к ветру, как бы защищая огонь. Но налетевший ветер все-таки задул его.
   Тем временем корабль приближался. По всей видимости, он пройдет от острова на расстоянии примерно трех миль.
   Гаспар выругался и вновь высек искру. Отсыревшая зажигалка плохо действовала, хворост никак не хотел загораться, видимо, вследствие налета соли, оставшегося после испарения морской влаги. Однако после долгих мучительных усилий костер весело затрещал.
   Гаспар залез в заросли лавра и нещадно кромсал ножом тонкие побеги, подбрасывая их в огонь. Эти сырые ветки сбивали пламя, но зато получалось много дыма. Он поднимался кольцами, становился все плотнее, гуще и, наконец, превратился в сплошной столб. Гаспар ринулся к поваленным пальмам и стал обрубать листву, уже увядшую и почти высушенную лучами солнца. Пламя вспыхнуло с новой силой, а зеленые ветви дали еще больше дыма.
   Гаспар отошел от костра и, прикрыв глаза от солнца рукой, стал смотреть на море. Судно находилось примерно в трех милях к северу от острова. Это было небольшое трехмачтовое судно с квадратными парусами.
   Ветер, изменив направление, дул с запада, так что остров находился прямо по траверсу корабля.
   Когда судно поравнялось с островом, оно вдруг -- Гаспар едва верил своим глазам -- начало менять курс. От него отделилась лодка и направилась к западному пляжу, где подход к берегу был удобнее. По-видимому, команда была знакома с островом.

Глава 34.
Возвращение

   Гаспар вышел на пляж и стал поджидать лодку. Он чувствовал себя как актер, которому предстояло появиться на сцене с плохо выученной ролью. Поглощенный мыслями о том, как бы хорошенько запрятать свои сокровища, провансалец забыл придумать правдоподобную историю, которая бы объясняла его присутствие на этом острове.
   Но было уже поздно. За скалистой грядой слышались удары весел. Еще несколько минут, и большая белая лодка вынырнула из-за камней.
   Она подошла к берегу, насколько позволяла глубина. Гаспар, шагая по колено в воде, направился ей навстречу. В десяти взмахах от отмели гребцы вытащили весла. Человек, сидевший ближе к носу, встал и что-то закричал по-английски. Гаспар помахал рукой и ответил по-французски. Через минуту он уже перелезал через борт лодки.
   Рулевой, длиннолицый американец, усадил Гаспара рядом с собой. Он ни слова не понимал по-французски, и потому, не задавая спасенному никаких вопросов, отдал приказания гребцам. Лодка царапнула днищем по песку и пустилась в обратный путь.
   -- Француз? -- спросил рулевой.
   Гаспар утвердительно кивнул. Указывая на море за спиной, он произнес:
   -- Кораблекрушение.
   Это было одно из немногих английских слов, которые он знал.
   Все матросы в лодке были американцы, с костлявыми лицами, бронзовые от загара. Они с интересом посматривали на человека, снятого с необитаемого острова, и обменивались между собой замечаниями.
   На корме лодки висел спасательный круг со словами "Анна-Мария". Гаспар указал на круг, затем на корабль, к которому они приближались.
   -- "Анна-Мария"? -- спросил он.
   Американец кивнул и сплюнул за борт.
   -- Мартиника? -- снова спросил Гаспар, указывая на юг.
   -- Сен-Пьер, -- ответил американец.
   -- Сен-Пьер! -- воскликнул Гаспар. -- Неужели Сен-Пьер, Сен-Пьер на Мартинике?
   Рулевой снова кивнул.
   Гаспару просто не верилось, что ему так повезло. Из тридцати или сорока возможных портов корабль направлялся именно в Сен-Пьер! Он радостно засмеялся и хлопнул себя по коленям. Гребцы тоже смеялись, продолжая отпускать по его адресу шутки. Только американец-рулевой -- он был помощником капитана -- оставался серьезным. Его внимание было поглощено совсем другим. Он не мог отвести глаз от сверкающей драгоценности на руке провансальца.
   Ужасный промах! Гаспар, торопясь разжечь сигнальный костер и с нетерпением поджидая приближения лодки, забыл снять с пальца бриллиантовый перстень.
   Вскоре лодка подошла к левому борту корабля. Гаспар, забравшись по веревочной лестнице, которую сбросили сверху, предстал перед суровым на вид человека в панаме. Это был сам капитан Сток, командир судна. Он перегнулся через перила мостика и громким голосом отдавал приказания боцману. В одно мгновение команда была уже на борту, лодка раскачивалась на боканцах, и "Анна-Мария" взяла курс на Мартинику. Только после этого капитан Сток соизволил обратить внимание на вновь прибывшего.
   -- Это француз, -- сообщил Скиннер, помощник капитана, -- потерпевший кораблекрушение. Но у него на пальце блистает бриллиант, стоящий не менее десяти тысяч долларов! Любопытно, откуда у него такая штука.
   Капитан взглянул на Гаспара, увидел перстень и приказал:
   -- Позвать сюда Диего! Он столкуется с ним.
   Только тут, под пристальным взглядом капитана Стока, Гаспар сообразил, что не снял перстня.
   Через мгновение снизу прибежал Диего, тучный португалец с черными кудрявыми волосами и с серьгой в ухе. Капитан приказал ему переводить и приступил к допросу человека, подобранного на необитаемом острове.
   -- Когда вы потерпели кораблекрушение?
   -- Несколько дней назад.
   -- Что было причиной кораблекрушения, буря или что-либо иное?
   -- Буря.
   -- Откуда, у вас этот перстень?
   -- Нашел.
   -- Где?
   -- На острове.
   -- Подобрали его?
   -- Да.
   -- Где же?
   -- На берегу, -- и Гаспар обратился к переводчику: -- Скажите господину капитану, что я продам перстень в Сен-Пьере и заплачу, сколько будет нужно, за проезд. У меня в Сен-Пьере имеются друзья. Я желаю ехать на корабле в качестве пассажира. Мне нет надобности оплачивать свой проезд работой.
   -- Назовите кого-нибудь из ваших друзей в Сен-Пьере, -- потребовал капитан.
   -- Господин Сеген, Поль Сеген.
   Это имя, видимо, произвело впечатление на капитана Стока.
   -- Как назывался погибший корабль?
   -- "Красавица из Арля".
   Лицо капитана совершенно преобразилось. От природы и так длинное, оно вытянулось еще больше. Он сделал несколько шагов вперед и схватил Гаспара за руку.
   -- "Красавица из Арля"?
   -- Совершенно верно.
   -- Владелец Пьер Сажесс?
   -- Да.
   -- Был Сажесс на борту? Ну, ты, проклятый португалец, поворачивайся живее! Спроси-ка его, был ли Пьер Сажесс на борту?
   Диего задал требуемый вопрос.
   -- Да, -- ответил Гаспар.
   -- Он погиб?
   -- Да.
   -- Это точно?
   -- Наверняка, клянусь честью. При мне он стал добычей крабов.
   Сток был одной из многочисленных жертв Пьера Сажесса. Когда-то владевший китобойной флотилией, он попал в сети Сажесса и разорился. Словами нельзя было выразить той ненависти, которую испытывал Сток к Пьеру Сажессу. При известии о его смерти капитан, высоко вскинув подбородок, прищелкнул пальцами, как кастаньетами, и захохотал. Затем, вызвав наверх всех матросов, он приказал Скиннеру выдать каждому по чарке рома и свел Гаспара вниз. Там Сток остановился у двери одной из кают и сказал:
   -- Вы можете разместиться здесь, я ничего с вас не возьму. Достаточно с меня вашего сообщения, что Пьер Сажесс проследовал прямой дорогой в ад.
   Прошло несколько дней. Удача сопутствовала Гаспару. Держался попутный ветер, небо было ясное, и "Анна-Мария" скоро вышла в Карибское море.
   Но хороша была не только погода -- на борту царило чудесное настроение.
   Сток, не склонный делать поблажки матросам, узнав о смерти Сажесса, был так счастлив, что не обращал на команду никакого внимания.
   Гаспар завтракал, обедал и ужинал в каюте. Его весьма скромные познания в английском тем не менее позволяли обходиться без помощи Диего.
   День за днем, по мере приближения к Мартинике, Гаспар все чаще думал о Марии. Ждет ли она его?
   Однажды вечером, когда провансалец стоял на палубе, любуясь, как фосфорицирует море, к нему подошел капитан Сток. Он облокотился о перила и закурил.
   -- Завтра, -- сказал капитан, указывая на юг.
   Гаспар вздрогнул.
   -- Мартиника? -- спросил он.
   -- Да, -- кивнул Сток.
   Постояв немного, он ушел в каюту. Гаспар знал, что остров близко, но не подозревал, что уже завтра они прибудут к месту назначения. Завтра! Завтра он увидит Марию. Завтра он будет разгуливать по прелестным улицам Сен-Пьера. Ему вспомнилось, что улица Виктора Гюго полна лавок. О, чего он только не накупит в этих лавках для Марии! Он придет к ней и скажет: "Весь Сен-Пьер у твоих ног, выбирай, что хочешь". А мадам Фали, Поль Сеген, подруги Марии! Все они примут участие в торжестве по поводу его возвращения.
   Гаспар спустился в свою каюту и улегся спать, полный самых радужных ожиданий.
   Вскоре после восхода солнца его разбудил звон колокола. Этот звон был так громок, что Гаспар готов был поклясться: судно бросило якорь в гавани и кафедральный собор встречает их торжественным благовестом. Однако корабль вздрагивал от движения, и Гаспар понял, что ошибся.
   Он протянул руку к изголовью койки, вытащил из-под матраца свои сокровища, положив узелок в карман. Туда же он отправил золотую змею, которая успела-таки натереть ему руку.
   Когда провансалец вышел на палубу, небо было затянуто тучами, дождевые полосы скрывали горизонт.
   Мартиника виднелась менее чем в десяти милях. Вершина Монтань-Пеле была окутана лохматыми облаками, окрашенными в грязно-серый цвет. Она походила на короля в лохмотьях. Но вот солнце выглянуло из-за туч, и вулкан окрасился в жемчужные тона.
   Гаспар любовался величественным зрелищем. Тем временем "Анна-Мария" уже изменила курс, направляясь к гавани Сен-Пьера. Еще час-полтора, и город будет виден как на ладони.
   Гаспар достал кисет и принялся набивать трубку, когда услышал у себя за спиной поспешные шаги. Это Скиннер торопился вниз.
   Помощник капитана сбежал по трапу в каюту и почти тотчас же вновь появился на палубе с подзорной трубой в руках. Вслед за ним на палубу вышел капитан, вооруженный морским биноклем.
   Американцы поспешили к носу судна. Гаспар, заинтересовавшись, последовал за ними. У гакаборта, чуть впереди фок-мачты, Скиннер приложился к окуляру трубы, которая была наведена на Мартинику. Сток вскинул бинокль.
   Как ни всматривался Гаспар в берег, он ничего не увидел. Вокруг Монтань-Пеле клубились облака, гавань Сен-Пьера была подернута сеткой дождя. Но тут сквозь просвет в тучах выглянуло солнце и залило светом Мартинику.
   Гаспар вздрогнул. То, что он принял за облака над Монтань-Пеле, оказалось конусом дыма. Только теперь он окутывал вулкан от вершины до основания, распростерся над Сен-Пьером, заволок дома, пальмовые рощи, надвинулся на гавань.
   -- Что за ужас! -- воскликнул Скиннер. Его рука с подзорной трубой тряслась.
   Капитан Сток, не отрывая от глаз бинокля, что-то бормотал себе под нос. Гаспар не понимал, в чем дело, но смутно предчувствовал беду.
   Он не знал, что Сен-Пьер стерт с лица земли. Больше не существовало зеленеющего лесами Монтань-Пеле, торжественно поднимавшегося над городом. Все покрывал толстый слой пепла. Под ним были погребены улицы, дома, набережная.
   Сток выпустил из рук бинокль, сжал голову руками и застонал. Гаспар подхватил бинокль.
   С трудом верилось, что всего несколько недель назад Монтань-Пеле укрывал ковер из зеленеющих лесов, в сапфировой бухте покачивались лодки, на улицах звенели смех и голоса. Сен-Пьер разделил участь древних Фив, гордой Ниневии, превратился в груду пепла, стал безмолвной пустыней.
   Гаспар закачался. Скиннер подоспел к нему на помощь как раз вовремя, иначе провансалец, лишившийся чувств, упал бы за борт. Диего и еще один матрос отнесли его вниз и положили на койку.
   Капитан и Скиннер спустились следом. Сток расстегнул воротник Гаспара и приказал Диего принести им рому.
   -- Всему виной эта проклятая гора, -- нарушил молчание капитан Сток. -- Видимо, извержение произошло вскоре после того, как мы отплыли из Бостона, иначе мы, без сомнения, узнали бы о катастрофе из каблограммы... Как вы себя чувствуете? -- обратился он к Гаспару, видя, что тот пришел в себя.
   Провансалец был ошеломлен. Он молча смотрел в одну точку и ни на кого не обращал внимания. В ответ на все вопросы он делал легкое движение рукой, как бы говоря: "Оставьте меня в покое".
   Судно продолжало двигаться вперед, приближаясь к берегу. В гавани уже стояли на якоре военные корабли, подоспевшие на помощь.
   Экипаж "Анны-Марии" был совершенно подавлен зрелищем катастрофы. Чем ближе подходило судно к берегу, тем ужасней казалось то, что произошло.
   Приезжий, ушедший всецело в созерцание этой ужасной картины, под покровом всеобщего разрушения не расслышал бы, как тихо вздыхали сады, жаловались прелестные цветы, подавали свой голос исчезнувшие улицы. Всюду был только серый пепел, похожий на искрошившийся кирпич руин. Ничто не говорило непосвященному взгляду о том, что под ним погребены люди, дома, улицы, сады. Но капитан Сток угадывал очертания города, подобно тому как лицо, изуродованное шрамами или старостью, все же хранит черты прежнего облика.
   Пушечный выстрел с одного из военных судов и последовавшие вслед за тем сигналы заставили "Анну-Марию" бросить якорь. В гавани плавали обломки затонувших кораблей, и крейсировать здесь было опасно. У самого берега затонуло судно, обслуживавшее подводный кабель. Дальше, на глубине, лежали суда, оказавшиеся в гавани в момент катастрофы. Все они затонули, попав под пылающие потоки лавы. Один только "Роддэм" спасся благодаря расторопности своего капитана.
   Еще до того, как "Анна-Мария" бросила якорь, помощник капитана сбежал вниз, чтобы посмотреть, что с Гаспаром. Тот лежал в прежней позе. Взгляд его был устремлен в одну точку. Он, видимо, был поглощен каким-то видением.
   Едва взглянув в бинокль, Гаспар сразу понял, что стряслось. Погиб город, дорогой его сердцу, погибло все, что он любил, и для провансальца больше не оставалось в жизни утешения.
   Большей трагедии, казалось, нельзя было себе представить. Отправляясь с Сажессом на остров, Гаспар оставил здесь девушку, которую он любил всем сердцем. Долго смотрела она вслед удалявшемуся кораблю, пока он не исчез из виду в туманной дали. И вот теперь нет ни Марии, ни города, а впереди неизвестность, скитания и одиночество...

-----------------------------------------------------------

   Первое издание перевода: Стэкпул Г. Де-Вер Коралловый корабль = (The ship of coral) : Роман / Э. Де Вэр Стэкпул. E. De Vere Stakpoole; Пер с англ. И. Я. Колубовского. - Л.: Мысль, 1926. -- 206 с.; 16 см.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru