Аннотация: Весенняя муза
"Дышит медом травяная глубина...". (Из цикла "Лето") "Холодно... Кутаюсь в белый пуховый платок...". (Из цикла "Осень") Вихрь Лада К солнцу К земле К звездам К ночи К листьям К снегу "Здравствуй, ты погибель моя девья, неминучая" Знахарка К росам К тучам Осень Пасхальная Птицелет Река "Я стала старше, зорче..." Князь Иоанн III Царь Алексей Михайлович Благодатный богомаз Поминание
Л. Н. Столица
Стихотворения
----------------------------------------------------------------------------
Царицы муз: Русские поэтессы XIX - начала XX вв. / Сост., автор вступ.
статьи и коммент. В. В. Ученова. - М.: Современник, 1989.
Дополнение по:
Русская поэзия XX века. Антология русской лирики первой четверти века.
----------------------------------------------------------------------------
Содержание
Весенняя муза
"Дышит медом травяная глубина...". (Из цикла "Лето")
"Холодно... Кутаюсь в белый пуховый платок...". (Из цикла "Осень")
Вихрь
Лада
К солнцу
К земле
К звездам
К ночи
К листьям
К снегу
Дополнение
"Здравствуй, ты погибель моя девья, неминучая". (Лада. 1912)
Знахарка. (Русь. 1915)
К росам. (Лада. 1912)
К тучам. (Там же)
Осень. (Русь. 1915)
Пасхальная. (Также)
Птицелет. (Раиня. 1908)
Река. (Русь. 1915)
Весенняя муза
Когда мне жизнь стокрылая вручила тайны нить,
Во храм к жрецам вступила я - должна была вступить.
Там совершалось верное служение векам -
Бряцали лиры мерные, пел синий фимиам...
То длился культ таинственный, великий, но былой:
Был мертвым бог единственный, воспетый их хвалой!
Вот - статуи, вот - мумии, вот - пышный саркофаг...
Стояла я в раздумий, не в силах сделать шаг.
И здесь казалась ложною та мысль, что, кроме сна,
Есть где-нибудь тревожная, зеленая весна.
Но ты мне, о Весенняя, на мир раскрыла дверь -
Живу в душистой сени я с тобой сам-друг теперь.
Как дети - беззаботны мы, как дикари - наги
И плясками налетными чертим в лугах круги.
Иль, сев на холм развлаженный под голубую ель,
Перебирая скважины, возьму в уста свирель.
Прильнув своим запястием к перстам неверных рук,
Ты учишь с гордым счастием рождать великий звук.
Твоим весельем душу я да напою навек!
И пусть ликует, слушая те песни, человек!
ИЗ ЦИКЛА "ЛЕТО"
* * *
Дышит медом травяная глубина,
Увиваются над ней туманы тюлевые...
Вновь напевен воздух! Вновь жива весна!
Улыбаюсь я, просторами разгуливая.
Бытие мое смутили города,
Думу девственную злобою укалывая.
И вернулась, уж навек, я к вам сюда -
Шири солнечные, влажности опаловые!
Поступь трепетна. Испуган бледный лик.
И дыханье холодно, как лето северное...
А земной зеленый мир блажен, велик
Мне объятья полонил охапкой клеверного.
И не знаю, сплету ль себе венок?
И сумею ль?.. И посмею ли?.. Оканчивая,
Я свиваю жизнь свою с цветком цветок
Из тебя и для тебя, о земь приманчивая!
ИЗ ЦИКЛА "ОСЕНЬ"
* * *
Холодно... Кутаюсь в белый пуховый платок...
В мрачном саду скорбно никнет беседка нагая,
Пурпурный плющ ее бросил одну, увядая.
Зябнет. Тоскует. Шлет красному другу упрек.
Холодно... Кутаюсь в белый пуховый платок...
Печь веселится, искрит пересветом обои.
В мрачном саду умирают покорно левкои.
Грустный паук вьет последний лучистый моток.
Холодно... Кутаюсь в белый пуховый платок...
Нет его... Нет. Согревал, но огня не дождался.
Красным устал быть... Ушел... Побледнев, оторвался.
Сердце тоскует. Шлет дальнему другу упрек...
Холодно... Кутаюсь в белый пуховый платок...
Вихрь
Как колюч, как могуч этот вихрь, о снегур!
О, не мучь... Пожалей... И не бей... Чур же, чур!
Злобой жжет синий лед глаз твоих. Как ты мог!
Оглянись - постыдись: это люди. Ты - бог.
Что мне взор, разговор смуглоликих мужчин!
Среди них ты любим, витязь зим, ты один...
Если б ты только знал, как устал их порыв! -
Ты, что юн, как бурун, ты бы не был ревнив,
Перестал б настигать и стегать белый жгут.
Но люблю - муки длю: муки счастием жгут.
Лада
В роще березовой
Лада родится -
Юная, сонная
В люльке лежит.
Лик у ней - розовый,
Как поднебесье,
Очи - зеленые,
Как чернолесье.
Лень пробудиться...
Глянуть ей - стыд...
Смотрит и застится
Вся золотая,
Вся потаенная
В русой косе.
К солнышку ластятся
Смуглые пальцы.
С шеи червонные
Блещут бряцальцы.
Плоть - молодая,
Губы - в росе.
Все улыбается,
Спит да играет -
Дивной улыбою
В чаще растет.
Зверь к ней ласкается,
Цвет ее тешит,
Птица же с рыбою
Моет и чешет,
Пчелка питает:
Мед свой дает.
Станет красавицей
Дитятко Лада,
Тонкие пелены
Скинет она:
Сразу объявится
Девичье тело
В листьях, что зелены,
Красно и бело...
Все ему радо.
Это - весна.
К солнцу
Солнышко, солнышко, дайся мне, дайся!
Вниз на девичьи колени склоняйся
Юной главою,
Вкруг увитою
Дремою алой
И вялой.
Желтые кудри твои расчешу я,
Лишь на персты свои нежные дуя.
Солнышко красное, дайся мне, дайся!
В мягких ладонях моих улыбайся,
Облик пригожий,
С отроком схожий,
Радостный, круглый
И смуглый.
Губы приближу к тебе, как цветы, я
И поцелую в уста золотые.
Солнышко, солнышко, станем любиться!
Будешь ты литься, сиять и лучиться,
Взор светозарный,
Карий, янтарный
С утра до ночи
Мне в очи.
Я лишь зажмурю пернатые веки
И, застыдясь, орумянюсь навеки.
Солнышко красное, станем любиться!
Будешь ко мне прижиматься и биться
Ты, огневое
Сердце живое,
Счастьем согрето
Все лето.
Долго таюсь я и скоро исчезну,
Дайся мне, солнышко, друг мой любезный!
К земле
Здорово, бабка старая,
Земля сырая, черная!
Златая от загара я,
Пригожая, проворная...
Росла себе, росла -
И вот какой пришла.
Порадуй внуку колосом,
Повесели травиною
И добрым, грубым голосом
Скажи ей сказку длинную,
Она ж тебе споет
И молодость вернет.
Зальется девье горлышко,
Девичьи косы свесятся...
Про ласковое солнышко,
Про молодого месяца -
Про все вспомянешь ты
И зародишь цветы.
Мудра ты, бабка старая,
Глупа я, Лада юная,
Да знаю тоже чары я:
Шепну лишь, гляну, дуну я -
Весь свет в моих руках,
Вся тварь лежит в ногах.
Ох, роженица трудная!
Все сбудется, уладится.
Гляди: здесь внука чудная.
Твои морщины сгладятся...
Она ведь вся в тебя:
Дела творит, любя.
К звездам
Звезды, красивые звезды,
Огненных сиринов гнезда,
Вишен серебряных грозды!
Я искони вас любила,
Глупая, слезы точила:
Ах, далеко то, что мило!
Ах, если б к звездам добраться,
На земь со звезд улыбаться:
Вот - где я, сестры и братцы!
Спать в колыбелях навесных,
Кушать с деревьев небесных,
Сиринов слушать чудесных...
Видно, вам ведома жалость,
Ныне сбылось, что желалось:
Лада вас, звезды, касалась.
В зарной постели лежала,
Сладость лобзаний вкушала,
Голос влюбленный слыхала...
Вы - полюбовников гнезда,
Вы - поцелуйные грозды,
Звезды, прекрасные звезды!
К ночи
Ночь голубая!
Вот - я нагая,
Смуглая, дремная
Дочерь твоя.
Сладкоголосая,
Простоволосая,
Мать моя темная,
Пестуй меня!
Передала ты
В косы мне злато,
В тело прекрасное
Темную кровь, -
И зародилась я
С радостью, с милостью
Вешняя, красная
Всем на любовь.
В Ладину зыбку
С томной улыбкой,
Синеочитая,
Ты погляди!
Млеко сребристое,
Пьяное, чистое
В губы несытые
Лей из груди...
Чтоб вырастала я
Буйная, шалая,
Чтоб затаила я
Женскую мочь,
Пой и корми меня,
Въявь и по имени
Матушка милая,
Темная ночь!
К листьям
Куда, куда вы, листики,
Желты и золоты?
Все кустики, как хлыстики,
Без вас стоят пусты.
Могла бы - догнала бы я
И вешала в ветвях...
Да стала Лада слабая,
Нет резвости в ногах.
На Ладу, знать, напущено
Мораною лихой -
И бродит возле пущ она
Печальной и больной.
Куда вы, пряди длинные,
Русы и золоты,
Как нити паутинные,
Несетесь развиты?
Вас заплела бы в косу я,
Да не хватает сил...
Хожу простоволосая,
И синий взор остыл.
Порхают златоусые
Листы, что мотыльки,
До них не дотянуся я
Концом худой руки.
Прости же, лес березовый!
Не знаю я, как быть:
Одной улыбкой розовой
Тебе не пособить.
Ах, погостите, милые,
Крылатые листы!
Не вас ли приносила я
В деревья и кусты?
Куда, куда вы, глупые?
На мох моей тропы...
Вас собираю скупо я
Концом босой стопы.
К снегу
Бабочки, бабочки белые
К нам с поднебесья летят!
Пять их поймать уж успела я.
Вот - на ладони сидят.
Тихие, легкие, вольные...
Меньше не видано крыл!
Верно, им сделала больно я:
Вот уж и след их простыл...
Руки расставивши, снова я
Их стерегу над собой.
Вьются все новые, новые
В кудрях, у плеч, над губой!
Что ж их поймать не успела я?
Что ж я упала без сил?
Бьют меня бабочки белые -
Сотни серебряных крыл...
ПРИМЕЧАНИЯ
СТ_О_ЛИЦА Любовь Никитична (1884-1934). Родилась в купеческой семье
Ершовых. Начала печататься в 1906 г. Первая книга стихотворений "Раиня"
вышла в 1908 г. и обратила на себя широкое внимание читателей и критики. И.
Анненский отмечал в своем обзоре современной поэзии (Аполлон, 1909, No 3)
яркую изобразительность этих стихов. В 1912 г. вышла книга песен в
древнерусском стиле "Лада", в 1915 г. третий стихотворный сборник "Русь". В
1916 г. Л. Н. Столица издает роман в стихах "Елена Деева". Не приняв
революционных преобразований, поэтесса эмигрировала в 1920 г.
"Весенняя муза", "Вихрь", стихотворения из циклов "Лето" и "Осень"
печатаются по изд.: Столица Л. Раиня. М., 1908. Остальные тексты печатаются
по изд.: Столица Л. Лада. Песенник, М., 1912.
Лада (с. 249). Лада - в славянской мифологии - олицетворение весны и
девичества.
К звездам (с. 253). Огненных сиринов гнезда... - Имеется в виду
сказочная птица сирин - один из образов славянской мифологии.
ЛЮБОВЬ СТОЛИЦА.
ПТИЦЕЛЕТ.
В лазури - спешный птицелет,
В лесах - соборованье золотом.
Мой дух земной страшится-ждет
Под вскинутым осенним молотом.
Печалясь вянут тополя,
Но птицам облачность раздвинута!
Больная, нищая земля
Для гнезд лазоревых покинута...
Над головой шуршанье крыл -
Летят и ловкие и валкие...
- А ты, мой разум, много ль сил -
В тебе, чтоб сторгнуть страхи жалкие?
Ужель тебя своей судьбой
Скитальцы воздуха не радуют?...-
Птенец жемчужноголубой
К моим ногам внезапно падает.
Застыл агатовый глазок
В тоске мертвеющей усталости,
А птичий рой далек, высок
Над ним пронесся чуждый жалости.
Застыть и мне средь нив-пустынь?
Иль гласом осени приказано,
Дерзнуть - взлететь в Святую Синь,
С которой древле сердце связано?!
Увы! Мой дух страшится, ждет...
Как жажду, жажду детской веры я!
Над головой эфиромет
Вздымают крылья желтосерые.
К ТУЧАМ.
Матери.
Тучи белые и черные мои.
Вы идите, тучи вешние, домой,
Лягте, тучи, в дали теплые свои
Пред студеною серебряной зимой.
Сжат мой колос, скошен красный мой цветок.
Полно Ладе вас, небесные, доить!
Нежным пальцем дождевой молочный ток
Из тяжелых ваших выменей давить...
Я озябла в красоте нагой своей,
Вся закуталася в рыжих волосах,
Заломила хворостинку подлинней
И гоню вас, словно стадо, в небесах.
Под ногами - золотые дерева.
Под босыми - пустыри да журавли...
Уводи своей дорогой, синева,
Стадо Ладино далече от земли!
Вы идите же, коровушки мои,
За далекий, огневой, осенний лес,
Киньте пастбища привольные свои
Средь лазоревых и розовых небес.
К РОСАМ.
Росы, росинки,
Жемчужинки,
Девичьи слезки,
Сыпьтесь на березки,
Сыпьтесь на осинки,
Росы, росинки!
Это - я, Лада,
Звездам рада:
От радости плачу,
Слезы свои прячу
Не в ларцы резные
В травы луговые.
Плакать дольше -
Жемчуга больше.
Коль от веселья,
Будет ожерелье,
Коли же от счастья,
Будут и запястья.
Слезы, слезинки,
Жемчужинки,
Росы ночные,
Вас кладу в цветы я.
Вас кладу в былинки,
Росы, росинки!
* * *
Здравствуй, ты погибель моя девья, неминучая!
Льнет ко мне громовник, огневой любовью мучая.
Злая, безответная в руках его лежу,
Маленькая, белая от жарких рук дрожу.
Понапрасну руки те слезами я окапала,
Понапрасну тонкими ногтями исцарапала,
Я ль не хоронилась, не таилась, не блюлась?
Я ли, Лада красная, добром ему далась?
Выдали, нет, выдали глаза меня зеленые...
Засияли в логове, как месяцы влюбленные.
Засияли радостно - а ныне не глядят...
Видно, ослепил он их, златой склонивши взгляд.
Предали, ах, предали меня уста румяные...
Улыбнулись в зелени, как розаны духмяные.
Улыбнулись сладостно - теперь же веют вздох...
Видно, поцелуями настиг он их врасплох.
Изменили руки мне, об'ятия раскинувши,
Изменили волосы, покров свой разодвинувши,
Изменила сила вся, веселость, стыд и страх,
И кругом измена мне: в лесах, лугах, зверях.
Так и погибаю я средь грохота и золота,
Бородою ласковой плечо мое исколото,
В теле нежном девичьем разымчивая боль...
От палючей молоньи, от ярых ласк его ль?
Здравствуй, полюбовник мой, безжалостный и пламенный!
Все на белом свете сотворил ты новым для меня.
Преданная, мудрая в глаза твои гляжу.
Розовая, слабая от счастия дрожу.
ПАСХАЛЬНАЯ.
С. Т. Коненкову.
Голубые - в поднебесье - купола
Зачинают всеми звездами блестеть.
Золотые - в тишине - колокола
Зачинают с перезвонами гудеть.
И расходятся по зелени лугов
Бирюзовая студеная вода,
Песни девичьих высоких голосов
И овечьи, и гусиные стада.
Зачинаю в хороводе я ходить,
Плат мой - белый, синий, синий - сарафан,
Зачинает меня юныш мой любить,
Ликом светел, духом буев, силой пьян.
На лице моем святая красота
Рассветает жарким розовым лучем,
А по телу молодая могота
Разливается лазоревым ручьем!
ОСЕНЬ.
Идут дожди серебряные, рясные.
Быть урожаям богатым!
Пашни рудые, златые и красные
Скатерти стелют по скатам.
Нет соловьев уже, тут еще - чижики,
Машут крылами ветрянки.
Пахнут разымчиво яркие рыжики,
Боровики и поганки.
В алых повойниках бабы веселые
Все запасаются слетьем:
Рубят кочны голубые, тяжелые,
Прячут орехи по клетям.
Девки румяные треплют на солнышке
Льна золотистые мочки,
Сладко грызут на засидках подсолнушки
В долгие, черные ночки.
А на задах мужиками матерыми
Режутся жирные свиньи.
Огненный хмель заплелся над просторами
Вязью сусальной над синью.
РЕКА.
Мчат облаков белобокие челны
Вольной, гулливой, рыбачьей ватагой.
В розовых отмелях бурые волны
Бродят, как в липовых ковшиках брага.
В волнах ныряют под парусом лодки,
В волнах на веслах ползут плоскодонки.
Идут беляны, стройны и неходки,
Идут буксиры, проворны и звонки.
И проплывают баржи смоляные,
Полные тягостным тысячным грузом:
Есть дровяные тут, есть нефтяные,
С хлебом и рыбой, с углем и арбузом.
А с берегов на речные просторы
Пристани смотрят, махая флажками,
Нагромоздив под навесом заторы
Кожи с кулями, рогожи с мешками.
С оползней смотрят туда же лачужки,
Ярко - червонные в свете захода,
Древяне, древние смотрят старушки
Вниз за бурлящей кормой парохода.
Светятся звезд фонари голубые
С мачт на небесных невидимых барках.
В ярах песчанистых волны рябые
Бродят, как мед в позолоченных чарках.
ЗНАХАРКА.
Погост. Пролетают пугливо
Златистые крылья зарниц.
Кресты и дуплистые ивы...
Унылое уханье птиц...
Не зная ночами покою,
Она из села приплелась,
Горбатая, с толстой клюкою,
С огнями зелеными глаз.
Ее голова уж трясется,
В лице - бородавок не счесть.
Она корешком запасется
И будет давать его есть.
От грыж, огневиц и трясавиц,
Для чар, приворотов и ков,
Испортит румяных красавиц,
Отравит седых стариков.
Сбирает. К ней старая кошка
Прижалася острым ребром,
И скрылась Жар - птица сторожко,
Махнув золотистым пером.
Столица Любовь. - Отдельные издания: 1) Лада. Песенник. Изд.
"Альциона". М. 1912. 2) Раиня. М. 1908. 3) Русь. 3-я книга стихов. Изд.
"Новая Жизнь". М., 1915.
Столица Любовь Никитична. - 1884-12.2.1934. Эмигрировала в 1920 г.,
умерла в Софии.
В сб.: "Царицы муз. Русские поэтессы XIX - нач. XX веков." М., 1989.
----------------------------------------------------------------------------
Первопрестольная: далекая и близкая: Москва и москвичи в поэзии рус.
эмиграции
М., "Русскiи Мiръ", 2005. (Большая Московская Библиотека)
----------------------------------------------------------------------------
Содержание
"Я стала старше, зорче..."
Князь Иоанн III
Царь Алексей Михайлович
Благодатный богомаз
Поминание
* * *
Я стала старше, зорче,
Но стала ли мудрей?
Все мил мне щебет скворчий
И запах моря горче
Весенних пустырей.
Крыла мои связали,
И все же мыслю я
Достичь чрез год, года ли,
Твоей заветной дали
Московская земля.
Увидеть вновь церковки,
Любимые с пелен,
В резьбе и разрисовке,
Чьи главки златоковки,
Чей златочуден звон.
Ах! Слышать с башни Спасской
Хоть бы последний час!..
Дохнуть святою сказкой,
Возликовать, как в Пасху,
Простив и повинясь...
Затем к усадьбе отчей
Под вечер подойти,
Купая в зорях очи,
Цветы, всех проще, кротче,
Срывая по пути.
А там... Все, что знакомо,
Узнать... всплакнуть, запеть,
Припасть меж алой дремы
К родному чернозему...
И все. И умереть.
<1922>
Князь Иоанн III
Во палате, пришлым фрязином воздвигнутой,
Стройно-сводчатой, искуснейше расписанной,
Что просторна по-заморски и светла
От сквозного венецейского стекла.
В кресле стольном, что из красна древа выгнуто,
На лазоревой подушке изунизанной
Князь московский с нарочитым торжеством
Пред ордынским появляется послом.
Жемчужин индейских - княжее огорлие,
Из персидских бирюзин - его оплечие,
Шапка бархатная с греческим крестом,
За спиною византийский герб орлом.
Очи исчерна-блистучи, тоже орлий,
Сам надменен, с молвью, полной велеречия, -
Всяк спознает - и не токмо что вблизи:
Это князь и государь всея Руси!
Позади, на плитах пола ало-застланных, -
Ряд бояр ему послушных, им приблизенных,
Дьяки думные с гусиным со пером,
Рынды рослые с секирой-серебром.
Дороги-духи в кудрях златистых масляных,
Соболь тысячный на розоватых лысинах,
А парчам, от коих ферязи пышны, -
Винным, вишневым, червчатым - нет цены!
Посреди ж - посольство дикое Ахматово:
Неподобье лиц скуластых, ртов оскаленных,
Узких глазок и приплюснутых носов -
Сам баскак среди даругов и писцов -
В малахаях меха волчьего лохматого
Иль в халатах полосатых да засаленных...
И такие-то дерзают, вишь, опять
Дани требовать с Руси и угрожать!
Дрогнул-вспыхнул Иоанн от гнева ярого,
Встал и вырвал золотую басму ханскую
Да как кинет ее наземь!.. А потом
Как растопчет узким красным сапожком:
- Не бывать-де по-бывалому, татарове!
Не владети уж вам Русью христианскою! -
Под одним ей осударем быти днесь -
Во одно соединившим край наш весь!
И... как не было орды и ига срамного.
Вновь стройна, светла Палата Грановитая,
Благовоньем стран чужих напоена,
Ярким солнцем святорусским пронзена...
А из тайного оконца круглорамного
Наблюдает византийка, в шелк увитая,
И гордится мужем царственным своим,
Возрождающим в Московье Третий Рим!
<1927>
Царь Алексей Михайлович
Во светлице дворца обособленной,
Им для роздыхов царских излюбленной,
В свете розово-долгой свечи
Близ изращатой жаркой печи,
Что сегодня вдругорядь натоплена,
По-над грудой у греков закупленной
Рукописных и редкостных книг
Алексей - царь Тишайший - поник.
На персте - изумруда миндшшна,
Стан изнеженно-полный - в бугайчике
Из тафты выписной голубой,
Горностаево-снежный подбой...
Благолепно, добро-запечаленно,
Что икона- лицо... И угадчики
Не поймут всех раздумий чела,
Где уж проседь сквозь чернь пролегла!
Подле самой руки государевой
Мед ухает, гвоздикою сдобренный, -
Но не тронут им жбан золотой...
В щелку дверцы, невплоть припертой,
Льется запах стерляжьего варева -
Все для ужина в стольной, чай, собрано, -
Царь не тронется... Тишь и теплынь.
Иней в окнах, что пальмы пустынь.
Взгляд прикован старинною книжицей,
Где столь складно и сладко рассказано
От Аркадского царства житье,
Где змеею и павой в листье
Буквы вьются иль бисером нижутся...
Зачитался и... вспомнил вдруг Разина,
Что в его государство внес смерть,
Лепоту всю порушил в нем, смерд!
Что-то там по-над Волгой разбойничьей,
У злосчастного града Царицына?..
И, под временным лихом склонен,
Царь не видит уж вечных письмен.
Вдруг - белеет, плечо его тронучи,
Златокольцая ручка царицына.
И сама она - тут, позади,
С сыном любым его у груди.
Грудь та - яблок янтарный анисовый!
И головкой - что кисть виноградная -
Крутокудрый прижался к ней Петр.
Встал Тишайший, вновь ясен и бодр,
И взглянул на киот кипарисовый:
- Царь и Бог мой! Нескверное, ладное
Житие на Руси сотвори
И Крепчайшего дай ей в цари!
<1927>
Благодатный богомаз
(Иконописец Андрей Рублев)
Как под городом Москвою богомольной
В роще-пуще заповедной златоствольной,
Где ни филин не водился, ни упырь,
Но где жил скворец-чернец и Бога славил,
А отшельник-ельник свечи в небо ставил, -
Древле славился Андроньев монастырь.
Над горою яркотравной, плавносклонной
Встал он, крепкий, крестоверхий, побеленный,
Что корабль для неземного уж пути...
А в янтарнодонной Яузе-речушке
Отражались, как соты, лепясь друг к дружке,
Кельи утлые - приют святых житий.
И живал в одной из них во время оно,
Послушание приняв писать иконы,
Вельми чудный молодой монах Андрей -
Ряса радужным мазком перепелёса,
Сам невзрачный - худ и ряб, жидковолосый, -
Но сияющие пламена очей!
Он, бывало, на духу очистит совесть
И, к труду постом-молитвою готовясь,
Заключится, став для братии чужим...
И разводит на меду, желтках и сусле
Краски новые... И страх, унынье ль, грусть ли -
Лишь Господь знал, что тогда владело им!
Но потом, когда ступал он по подмосткам
В храме троицком, соборе ли московском,
Как бы все его менялось естество:
Леп и легок. Весь лучился! Даже - куколь...
И - ты мыслишь - сверху голубь реял-гукал?
Нет, сам Дух Святой спускался на него!
И сквозили стены воздухом-лазорем,
И росли-цвели смарагдовым узором
Кущи райских иль Сионских мощных древ,
И лилось-вилось вдоль вый кудрей обилье,
Никли веки, пели губы, стлались крылья
Серафимски-взрачных юношей и дев...
И сокровищем нам стала стенороспись,
По игуменским веленьям, княжьей просьбе
Сотворенная Андроньевским бельцом,
Тихим, трепетным, в веснушинках и оспе,
С дивным даром воплотившим в эту роспись
Мир, желанный им и зримый за письмом.
Мир небесный, что всей грезе русской близок,
Где - криницы, крины... венчик, бела риза...
Где Архангельский и лепет Девьих слов...
Мир, где несть ни мужеска, ни женска пола
И где духом пребывал, трудясь, как пчелы,
Благодатный богомаз - Андрей Рублев.
1929
Поминание
Между нами - им и мною - не было
Никогда и ничего.
Но вчера - запело звоном небо ли,
Запорхал ли снег наш - не нелепо ли?
Вспомнила его.
Под фуражкой узкой ученической -
Лик нежданно-дорогой
Прелести иконной и девической
В кудрях светлых, взвеянных вакхической
Русскою пургой...
Смутно помню там, в его училище,
Бал-концерт и выход мой.
Помню мчащийся автомобиль еще,
Где в какой-то радости бессилящей
Ехала домой...
Вся Москва, по-зимнему затейная,
Там, за стеклами неслась, -
Инейная, бисерно-кисейная,
Милая, узывная, увейная,
Закружила нас!
Слишком пахло, видно, розой чайною
От букета и от меня,
Слишком встреча не была случайною,
Но пронзала нас с ним нежность тайная,
Дивно единя.
А потом, в дни, дышащие скверною,
Вдруг - письмо, как цветик лип,
Грустное, Руси и мне столь верное...
Ах! с тоски, от пули револьверной ли -
Знаю - он погиб.
Слишком чист он был в наш век разнузданный,
Мог ли зла он не робеть?
Жить бы ему послушником в пустыни,
Ельничком-березничком похрустывать
Да стихиры петь...
Но не знаю, взявши поминание,
Даже имени его.
Не было ж ни слова! ни лобзания! -
На земле двух бедных душ свидание...
Больше ничего.
<1929>
Примечания
Условные сокращения
Б - Берлин
НЖ - Новый журнал
НИ - Нью-Йорк
П - Париж
ПН - газ. Последние новости
РМ - ж. Русская мысль
Любовь Столица
Столица Любовь - урожд. Ершова Любовь Никитична, в замуж. Столица
(1884-1934) - поэт, драматург; родилась в Москве, с 1920 г. в эмиграции,
жила в Софии (Болгария).
"Я стала старше, зорче..."- РМ. 1922. No 6-7.
Князь Иоанн III. - Перезвоны. 1927. No 28. Ферязи - здесь: мужское
длинное одеяние с длинными рукавами без воротника. Посольство дикое
Ахматова; Ахмат - хан Большой орды (1465-1481); эпизод посольства основан на
сообщении "Казанской летописи": "Царь же Ахмат... посла к великому князю
Ивану в Москве послы своя... с басмою, просити дани и оброков за прошлые
лета..." Даруги - доверенные лица хана по сбору дани.
Царь Алексей Михайлович. - Там же. No 35. Алексей Михайлович
(1629-1676) - русский царь с 1645 г. Бугайчик - уменьшит. от бугай -
великокняжеская верхняя одежда.
Благодатный богомаз. - Там же. 1929. No 43. Андроньев монастырь -
Андроников Спаса Нерукотворного мужской монастырь, в котором Андрей Рублев
провел последние годы жизни и был похоронен. Белец - человек, живущий в
монастыре, но еще не постриженный в монахи.
Поминание. - Там же. No 42.