Столяров Михаил Николаевич
Реформы императора Александра II и "Колокол" Герцена

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Статья вторая.
    Тест издания: журнал "Современный Міръ", No 2, 1907.

   

Реформы императора Александра II и "Колоколъ" Герцена.

Статья вторая.

I.
Тѣлесныя наказанія и питейный откупъ.

   Переходя къ реформамъ императора Александра II, послѣдовавшимъ за освобожденіемъ помѣщичьихъ крестьянъ {Отношенія "Колокола" къ крестьянской реформѣ изложено въ статьѣ того же автора, помѣщен. въ декабрьской кн. журн. "Современ. Міръ". Ред.}, прежде всего слѣдуетъ остановиться на отношеніи "Колокола" къ тѣлеснымъ наказаніямъ всякаго рода, которымъ съ особенною щедростью подвергался русскій народъ и по суду и безъ суда, по усмотрѣнію барина и чиновника. Въ программахъ "Полярной Звѣзды" и "Колокола", какъ упомянуто, освобожденіе податныхъ сословій "отъ побоевъ" стоитъ сряду же послѣ уничтоженія крѣпостного права и цензуры. Уже въ первомъ своемъ письмѣ къ императору Александру Герценъ проситъ "залѣчить синіе рубцы на спинѣ нашихъ братій -- эти страшные слѣды презрѣнія къ человѣку". "Морозъ по кожѣ деретъ, -- говоритъ Герценъ въ "Полярной Звѣздѣ" 1857 года,-- когда подумаешь, что всю Россію отъ Авачи до Кронштадта, въ деревняхъ и городахъ, на улицахъ и въ полицейскихъ домахъ, въ переднихъ и конюшняхъ бьютъ безъ суда, бьютъ безъ отвѣтственности, бьютъ кулаками, бьютъ палками -- и нѣтъ никакихъ мѣръ остановить это безобразіе. Что за бѣда, что городовой поколотилъ какихъ-нибудь извощиковъ, когда само правительство сѣчетъ по подряду для помѣщиковъ, исполняя прежнюю роль ихъ конюховъ? Пока будутъ такія пятна на нашемъ лицѣ и синіе рубцы на нашей спинѣ, не взойдемъ мы въ настоящее русло возможной будущности; исторія не барщина, на которую загоняютъ розгами крѣпостныхъ крестьянъ; рабскія руки могутъ только расчищать мѣсто, а не строить для вѣковъ" (стр. 335).
   Палка, плеть и розга -- это омерзительное тріо, отъ кого бы оно ни исходило, возбуждало страстную ненависть Герцена, и "Колоколъ" не даетъ пощады никому, кто такъ или иначе оказывается прикосновеннымъ къ практикѣ тѣлесныхъ наказаній. Сколько помѣщиковъ, сколько крупныхъ и мелкихъ администраторовъ прибито въ "Колоколѣ" къ позорному столбу за одно только употребленіе розги! Никакія смягчающія обстоятельства не принимались во вниманіе, потому что "Колоколъ" всегда и неизмѣнно руководился принципомъ: "сѣчь даже и по высочайшему повелѣнію несовмѣстно съ достоинствомъ человѣка" (No 67 отъ 1 апрѣля 1850 года). А между тѣмъ не только безвѣстные помѣщики-людосѣки, полицейскіе Держиморды и офицеры-бурбоны и дантисты считали невозможнымъ изгнать изъ своего обихода розги и кулачную расправу, даже среди представителей высшей администраціи находились усердные и убѣжденные защитники тѣлесныхъ наказаній. Министръ юстиціи Панинъ мужественно защищалъ розгу не только для мужчинъ, но и для женщинъ. Государственный контролеръ Анненковъ считалъ уничтоженіе тѣлесныхъ наказаній равносильнымъ содѣйствію революціи. Московскій митрополитъ Филаретъ выступилъ даже съ "пастырскимъ розгословіемъ". Такъ названа въ "Колоколѣ" извѣстная филаретовская защита тѣлесныхъ наказаній на основаніи священнаго писанія (No 130 отъ 22 апрѣля 1862 года). Удивительно, что находились военные и гражданскіе чиновники, которые съ спокойной совѣстью приказывали засѣкать крестьянъ, солдатъ и матросовъ и даже прибѣгали къ собственноручной кулачной расправѣ, какъ это дѣлали, напримѣръ, обличенные въ "Колоколѣ" флигель-адъютантъ гр. Бобринскій, петербургскій губернаторъ Смирновъ и генералъ Лауницъ.
   Зная глубокую любовь Герцена къ русскому народу, легко понять ту страстность, съ которой онъ велъ борьбу противъ тѣлесныхъ наказаній, практиковавшихся въ качествѣ главнаго дисциплинарнаго и воспитательнаго средства и въ помѣщичьихъ усадьбахъ, и въ военныхъ казармахъ, и даже въ школахъ всѣхъ вѣдомствъ. "Одна полная чистая любовь къ русскому народу -- говорится въ No 98 отъ 1 марта 1861 года -- заставила насъ поднять обличительный голосъ противъ звѣрской жестокости помѣщиковъ, офицеровъ, полиціи и вообще всего сѣкущаго сословія. Противодѣйствовать тѣлеснымъ наказаніямъ надобно всѣми силами, всѣми помышленіями, страстно, настойчиво. Съ розгой и палкой въ рукахъ не добраться намъ до человѣческихъ правъ.. Пора съ омерзѣніемъ и раскаяніемъ отречься отъ прошедшихъ злодѣйствъ".
   Въ предыдущей статьѣ приведенъ рядъ "канибальскихъ исторій", въ которыхъ видную роль играла розга; но тамъ засѣкались на смерть или калѣчились крѣпостные крестьяне. А были еще милліоны солдатъ и матросовъ, по отношенію къ которымъ тѣлесныя наказанія по суду и побои безъ суда считались самымъ раціональнымъ средствомъ для поддержанія дисциплины и воспитанія воинскаго духа. Тѣлесныя наказанія были въ такомъ широкомъ употребленіи въ войскахъ, что отводились особые участки казенныхъ лѣсовъ спеціально для вырѣзки розогъ и шпицрутеновъ. Одна офиціальная просьба подобнаго рода попала на страницы "Колокола" и вызвала замѣчаніе: "не говоря уже о христіанской Европѣ, конечно, ни въ одной магометанской землѣ не найдется въ архивахъ военнаго вѣдомства такихъ документовъ" (No 72 отъ 1 іюня 1860 года). Не меньшую сенсацію произвела напечатанная въ No 82 отъ 1 февраля 1860 года статья "Засѣченный матросъ", обличавшая офиціальными документами варварскіе порядки въ морскомъ вѣдомствѣ. "Печатая документы каннибальскаго звѣрства морского вѣдомства и стачки начальства для укрывательства преступленія, мы въ первый разъ -- говоритъ "Колоколъ" -- обращаемся къ Константину Николаевичу. Говорятъ, что онъ искренно хочетъ улучшить свою часть; въ такомъ случаѣ онъ не можетъ, не долженъ терпѣть такого татарскаго варварства и такихъ безстыдныхъ укрывательствъ... Неужели въ то время, когда... англійскіе судьи вѣшаютъ капитановъ, засѣкающихъ матросовъ, у насъ въ вѣдѣніи Константина Николаевича не только лейтенанты засѣкаютъ колючими розгами, но контръ-адмиралы приговариваютъ къ шпицрутенамъ и ссылаютъ въ арестантскія роты человѣка за то, что онъ писалъ просьбу вдовѣ засѣченнаго матроса?"
   Герценъ не допускалъ даже постановки вопроса о пользѣ или вредѣ тѣлесныхъ наказаній. Онъ могъ только съ присущимъ ему сарказмомъ высмѣивать доводы розголюбовъ или предавать ихъ анаѳемѣ. "Сѣчь или не сѣчь крестьянъ? That ist the question!-- читаемъ мы въ No 6 отъ 1 декабря 1857 года:-- Разумѣется сѣчь и очень больно. Какъ же можно безъ розогъ увѣрить человѣка, что онъ шесть дней въ недѣлю долженъ работать на барина, а только остальное на себя. Какъ же его увѣрить, что онъ долженъ, когда вздумается барину, тащиться въ городъ съ сѣномъ и дровами, а иногда отдавать сына въ переднюю, дочь въ спальную... Сомнѣніе въ правѣ сѣчь есть само по себѣ посягательство на дворянскія права, на неприкосновенность собственности, признанной закономъ. И въ сущности, отчего же не сѣчь мужика, если это позволено, если мужикъ терпитъ, церковь благословляетъ, а правительство держитъ мужика за воротъ и само подстегиваетъ?" Разсказавши дальше про подвиги флигель-адъютанта Эльстонъ-Сумарокова при усмиреніи "бунта на колѣняхъ" въ Нижегородской губерніи, Герценъ продолжаетъ: "А вы разсуждаете о томъ, сѣчь или не сѣчь мужиковъ. Сѣките, братцы, сѣките съ миромъ!" На заявленіе одного помѣщика въ печати, что "розги въ рукахъ благонамѣреннаго и добраго помѣщика истинное благодѣяніе для крестьянъ", Герценъ ничего больше не могъ сказать, какъ пожелать, чтобы "этого Демосѳена розогъ облагодѣтельствовали на конюшнѣ отеческимъ увѣщаніемъ" (No 6). Еще болѣе рѣзкая фраза напечатана въ "Колоколѣ" по поводу слуха о предоставленіи помѣщикамъ вотчинной власти надъ освобожденными крестьянами съ правомъ наказывать ихъ розгами. "Если это правда,-- сказано по адресу членовъ редакціонныхъ комиссій,-- пусть же первый топоръ, который они вызовутъ этимъ рѣшеніемъ, падетъ на ихъ преступныя головы" (No 64 отъ 1 марта 1860 года). Возмутительный слухъ оказался вѣрнымъ только наполовину: отъ помѣщичьихъ розогъ крестьяне былы избавлены, но розга по приговору волостныхъ судовъ запятнала Положеніе 19 февраля 1861 года. О негодованіи Герцена по поводу этого варварскаго рѣшенія редакціонныхъ комиссій можно судить по небольшой замѣткѣ въ No 68/69 отъ 15 апрѣля 1860 года, гдѣ сказано: "Люди, подавшіе въ 1860 году голосъ за розгу, должны знать, что ихъ имена останутся у позорнаго столба, какіе бы они ни были бюрократы, администраторы или товарищи". Послѣднія слова приведенной фразы показываютъ, что изъ числа одиннадцати членовъ, подавшихъ голосъ за розгу, болѣе всѣхъ возмущалъ Герцена Николай Милютинъ, временно исполнявшій обязанности товарища министра внутреннихъ дѣлъ. Даже великій князь Константинъ Николаевичъ получилъ отъ "Колокола" щелчокъ, когда наградилъ орденомъ морского офицера, уличеннаго въ жестокомъ обращеніи съ матросами (No 37/88 отъ 15 декабря 1860 года).
   Герценъ никакъ не ожидалъ, что Положеніе 19 февраля сохранить для крестьянъ тѣлесныя наказанія, противъ которыхъ высказался даже Ростовцевъ, покровительствовавшій сѣченію въ кадетскихъ корпусахъ. Когда же не осталось мѣста никакимъ сомнѣніямъ на этотъ счетъ, онъ выступаетъ въ "Колоколѣ" съ предложеніемъ "образованному меньшинству дворянства" составить "союзъ воздержанія отъ тѣлесныхъ наказаній". "Пусть помѣщики подумаютъ -- говоритъ Герценъ -- что сѣчь и такъ остается недолго; вслѣдъ за нелѣпостью переходнаго состоянія придется поневолѣ разстаться съ розгой,-- не лучше ли же добровольно отказаться отъ нея? Бросить розгу такъ, какъ французское дворянство 4-го августа бросило въ огонь свои феодальные грамоты? Отказаться отъ права сѣчь въ виду Черкасской партіи,-- въ виду Самарина и Милютина, возсоединенныхъ съ Черкасскимъ, -- благородно... {Вмѣстѣ съ Милютинымъ голосовали за розгу Юрій Самаринъ и кн. Черкасскій, который еще раньше печатію высказался за примѣненіе къ крестьянамъ тѣлесныхъ наказаній.} Пусть въ каждой губерніи три-четыре помѣщика дадутъ между собою честное слово никогда не прибѣгать къ тѣлеснымъ наказаніямъ, никогда не допускать себя до побоевъ,-- этого довольно для начала. Само собою разумѣется, что дѣло надобно дѣлать не въ половину, мало не бить людей изъ собственныхъ рукъ и не посылать ихъ сѣчь, -- надобно запретить управляющимъ, старостамъ, дворецкимъ и запретить такъ, чтобъ крестьяне знали, чтобъ дворовые знали!.. Съ тѣхъ поръ, какъ вопросъ объ освобожденіи былъ поднять правительствомъ, обсуживался въ журналахъ, гостиныхъ и переднихъ, въ столицѣ и провинціяхъ, съ тѣхъ поръ нельзя быть честнымъ и образованнымъ человѣкомъ и бить своихъ людей... Давайте же другъ другу честное слово не сѣчь вашихъ мужиковъ, составляйте не одинъ союзъ, а сотни, въ разныхъ губерніяхъ, въ разныхъ уѣздахъ... Бросайте же подлую розгу и давайте другъ другу руки на "союзъ противъ тѣлесныхъ наказаній"! (No 75 отъ 1 іюля 1860 года, VI, 303--805. Курсивъ вездѣ Герцена).
   Образовались ли проектированные Герценомъ союзы, мы не знаемъ, но горячій протестъ его противъ розги вызвалъ цѣлый рядъ напечатанныхъ въ "Колоколѣ" статей, въ которыхъ или обличались страшныя жестокости надъ солдатами, матросами и даже будущими офицерами въ кадетскихъ корпусахъ (No 79 и 84), или доказывалось, что розги не создаютъ хорошей дисциплины, а только озвѣряютъ людей (No 100), или сообщались факты самоубійства послѣ наказанія розгами (No 134), или же просто возмущались примѣненіемъ тѣлесныхъ наказаній въ то время, когда они уничтожены для негровъ въ С.-Америкѣ (No 127).
   Законъ 17 апрѣля 1863 года не рѣшился окончательно изгнать розгу изъ судебно-административнаго обихода, и "Колоколъ" объ изданіи этого все же гуманнаго закона не обмолвился ни однимъ словомъ, если не считать краткаго извѣстія, что "палачи служили благодарственный молебенъ по случаю отмѣны тѣлесныхъ наказаній" (No 164). Только два года спустя, и то мимоходомъ, было сказано", "тѣлесныя наказанія уничтожены для виновныхъ по суду, можно думать, что скоро перестанутъ бить и сѣчь невинныхъ" (No 197 отъ 25 мая 1865 года. Курсивъ "Колокола"). Герценъ, конечно, не могъ не радоваться, что закономъ 17 апрѣля 1863 года уничтожались шпицрутены, кошки и плети, но эта радость была отравлена страшными жестокостями, совершавшимися при усмиреніи польскаго возстанія и волненій въ Литвѣ, когда широко примѣнялись разстрѣлъ и висѣлица. Еще болѣе возмущали Герцена смертныя казни, производимыя въ мирное время по рѣшенію создаваемыхъ ad hoc военно-полевыхъ судовъ. Впервые съ протестомъ противъ такихъ казней Герценъ выступилъ въ 1861 г. послѣ разстрѣлянія Антона Петрова, стоявшаго во главѣ крестьянъ села Бездны. "Пугачовъ судился при Екатеринѣ судомъ, а не пристрѣленъ подъ сурдинку", говорить Герценъ въ No 101 отъ 15 іюня 1861 года. Когда въ Варшавѣ былъ казненъ городовой за то только, что ударилъ палашомъ офицера, Герценъ писалъ: "подписывать смертную казнь дурная привычка, она можетъ далеко завести, кровавыя казни пріучаютъ къ убійству" (No 155 отъ 1 февраля 1863 года). Но предостереженіе Герцена осталось гласомъ вопіющаго въ пустынѣ. "Послѣ Петра I и Бирона -- пишетъ онъ въ слѣдующемъ году -- ничего подобнаго не видала Россія. Кровь льется... палачами, какъ вода. Казни... теперь совершаются ежедневно. Смертная казнь введена помимо свода (законовъ), какимъ-то заднимъ крыльцомъ, въ уголовное законодательство" (No 187 отъ 15 іюня 1864 года). Когда въ 1866 г. во Владимирѣ на Клязьмѣ военно-полевой судъ приговорилъ къ разстрѣлу шесть человѣкъ обыкновенныхъ преступниковъ, въ "Колоколѣ" появилась статья "Гуртовая бойня" (No 229 отъ 1 ноября 1866 года), гдѣ, между прочимъ, находятся такія строки: "Хоть бы до неприличности долго святительствующій Филаретъ московскій и коломенскій, защитникъ розогъ, хоть бы онъ возсталъ противъ пуль и объяснилъ... что царствовать не то же, что ходить на охоту, и что если очень забавно убивать медвѣдей, то очень скверно убивать людей; казнь смертная противна у насъ духу народному, противна нашему законодательству, противна христіанству... Зачѣмъ же ее вводятъ" {Еще до 17 апрѣля 1863 года, въ газетѣ "Общее вѣче", выходившей при "Колоколѣ" съ 15 іюня 1862 г. до 15 іюля 1864 года, напечатана замѣтка: "Въ Россіи тѣлесныя наказанія замѣняются смертною казнью", гдѣ сказано; "Какая польза въ гласномъ мирномъ (!) судѣ, когда помимо его можно всегда назначить безгласный военный судъ?.. Какая радость въ отмѣнѣ плетей, когда по безгласному военному суду всегда можно разстрѣливать и вѣшать?" (No 5 отъ 22 октября 1862 года).}?
   Борьба "Колокола" съ тѣлесными наказаніями не увѣнчалась полной побѣдой; несравненно успѣшнѣе оказалась агитація противъ системы винныхъ откуповъ, основанной на спаиваніи народа дурной водкой и подкупѣ провинціальной администраціи Съ этимъ вопіющимъ зломъ русской жизни Герценъ и Огаревъ хорошо были знакомы на основаніи личныхъ наблюденій и уже въ "Полярной Звѣздѣ" 1865 года выступили съ заявленіемъ: "винный откупъ грабитъ народъ". По разсчету Огарева оказывалось, что четверть ржи, продаваемая крестьяниномъ за два рубля, покупалась обратно въ видѣ семи ведеръ водки за 49 рублей. "Налогъ невѣроятный!-- восклицаетъ Огаревъ:-- говорятъ, что это для общей нравственности, чтобъ народъ не спился съ кругу. Да развѣ народъ былъ спившимся съ кругу до учрежденія откуповъ? Возьмите статистику опившихся изъ медицинскихъ отчетовъ, и вы увидите, что это ложь. Но это мало: откупъ разбавляетъ вино или портитъ, подсвѣчивая вредными средствами. Губернаторы всему покровительствуютъ, потому что откупъ имъ платитъ" ("Полярная Звѣзда" 1856 г., стр. 276). Въ слѣдующей книжкѣ "Полярной Звѣзды" Огаревъ снова касается откуповъ, причемъ вносить значительную поправку въ свои статистическія выкладки. "Настоящая система винныхъ откуповъ -- говорить онъ -- составляетъ налогъ въ 14 рублей на рубль или 1400 процентовъ. Кромѣ того эта система есть постоянное поддержаніе административнаго мошенничества чиновниковъ и торговаго мошенничества откупщиковъ". "Почему же -- спрашиваетъ Огаревъ -- прямо не обложить податью винокуренные заводы, дозволивъ имъ совершенно свободную торговлю спиртомъ и водками? Это имѣло бы большія послѣдствія: 1) цѣна на вино понизилась бы, 2) число заводовъ увеличилось бы, 3) цѣна на хлѣбъ повысилась бы, 4) нашъ зерновой хлѣбъ въ видѣ спирта безпрепятственно шелъ бы за границу, 5) сбытъ хлѣба облегчился бы" ("Полярная Звѣзда" 1857 г., стр. 855).
   "Колоколъ" выступилъ противъ откупной системы въ крайне рѣзкой статьѣ'"Кое-что объ откупахъ", напечатанной въ No 10 отъ I марта 1858 года. Съ цифрами въ рукахъ авторъ статьи доказываетъ, что при помощи откупа, не говоря о нравственномъ вредѣ, правительство сознательно "грабитъ народъ" и въ то же время "грабитъ само сtбя", не имѣя ни права, ни возможности преслѣдовать грабителей-откупщиковъ и чиновниковъ, которые болѣе служатъ откупу, чѣмъ правительству. Высказываясь за вольную продажу вина и акцизную систему, статья заявляетъ, что "при малѣйшемъ желаніи понять откупное дѣло нельзя не увидѣть всей его гадости, всей его подлости". Въ томъ же номерѣ, въ отдѣлѣ "Смѣсь", находится сочувственная замѣтка о Кокоревѣ по поводу его извѣстной рѣчи на московскомъ обѣдѣ 28 декабря 1858 года. "Мы тѣмъ болѣе должны оцѣнить рѣчь г. Кокорева -- сказано въ замѣткѣ -- что, будучи самъ откупщикомъ, онъ публично призналъ вредъ и недобросовѣстность системы винныхъ откуповъ".
   И въ слѣдующихъ номерахъ "Колокола" часто раздается боевой кличъ: "долой откупъ, потому что откупъ -- подкупъ чиновничества" и одна изъ коренныхъ причинъ крестьянскихъ недоимокъ.
   Пока существуетъ откупъ, государство, по заявленію "Колокола "ни шагу не ступитъ впередъ" (NoNo 13 и 14 отъ 15 апрѣля и 1 мая 1858 года). А въ приложеніи "Подъ судъ" отъ 15 іюня 1860 г., No 7, сказано, что надо не только уничтожитъ откупъ, но еще отдать подъ уголовный и церковный судъ всѣхъ откупщиковъ и поддерживающее ихъ правительство.
   Особенно возмущало Герцена административное гоненіе на общества трезвости, которыя стали открываться среди крестьянъ въ видѣ протеста противъ произвольнаго возвышенія откупщиками цѣнъ на вино. Циркуляръ виленскаго губернатора о недопущеніи братства трезвости вызвалъ въ "Колоколѣ" замѣтку съ такими полными негодованія строками: "И такъ, въ Россіи нельзя быть трезвымъ, не вредя казеннымъ доходамъ! Откуда же послѣ этого русскому человѣку взять уваженіе къ понятію казна? Разумѣется, такую безнравственную казну надо теребить, грабить, презирать; она только этого и достойна... Казна, которая становится жандармомъ, палкой, понуждающей людей къ разврату -- это просто гнусный грабитель, а не казна" (No 44 отъ 1 іюня 1859 года). Жестокое усмиреніе бунтовъ, вызванныхъ незаконнымъ повышеніемъ цѣны на вино и проявившихся въ разгромѣ питейныхъ заведеній, также нашло въ "Колоколѣ" суроваго обличителя. "Бѣдное войско -- говорится, между прочимъ, въ No 52 отъ 15 сентября 1859 года -- бѣдные офицеры, мало имъ было защищать тронъ и алтарь, помѣщичьи розги и чиновничій разбой -- пришлось теперь защищать кабакъ съ его штофной и распивочной продажей".
   Слѣдуетъ замѣтить, что и акцизная система въ томъ видѣ, какъ она была намѣчена при уничтоженіи откуповъ и введена въ 1863 году, не встрѣтила въ "Колоколѣ"' сочувствія. Главнымъ образомъ, не нравилось "Колоколу" желаніе правительства и при новой системѣ питейныхъ сборовъ сохранить прежніе ихъ размѣры. Налогъ на вино, по мнѣнію Герцена и Огарева, можно было бы понизить вдвое, если бы только рѣшились сократить войско и дворцовые расходы. "Откупъ подъ видомъ акциза останется тотъ же... народъ останется попрежнему ограбленнымъ", сказано въ No 90 отъ 15 января 1861 года.
   

II.
Университетскій вопросъ.

   Какъ извѣстно изъ "Былого и Думъ", Герценъ и Огаревъ во время своего студенчества принадлежали къ той радикально-настроенной русской молодежи, которая благоговѣла передъ памятью декабристовъ, зорко слѣдила за политическимъ движеніемъ на Западѣ и считала борьбу съ домашнимъ абсолютизмомъ святымъ дѣломъ каждаго честнаго человѣка Какъ ни дорого заплатили будущіе редакторы "Колокола" за свой юношескій радикализмъ, воспоминанія о студенческихъ годахъ остались самыми свѣтлыми воспоминаніями ихъ жизни. "Я такъ много обязанъ университету и такъ долго послѣ курса жилъ его жизнью, съ нимъ -- писалъ впослѣдствіи Герценъ -- что не могу вспоминать о немъ безъ любви и уваженія". И не столько дороги были Герцену и большинству его товарищей лекціи профессоровъ, сколько тѣсное общеніе учащейся молодежи и совмѣстная работа надъ умственнымъ, нравственнымъ и политическимъ самообразованіемъ. Герценъ былъ убѣжденъ, что изъ университетскихъ аудиторій "выйдетъ та фаланга, которая пойдетъ за Пестелемъ и Рылѣевымъ", и видѣлъ въ учащейся молодежи "Россію будущаго", которая положитъ конецъ невыносимо-мрачному николаевскому режиму. Легко представить его горесть и негодованіе при извѣстіяхъ о гоненіи на русскіе университеты, воздвигнутомъ послѣ февральской революціи, когда "попы подъ именемъ философіи разбирали бредни Василія Великаго и другихъ византійскихъ растлителей ума" ("Полярная Звѣзда" 1856 г. стр. 252).
   Уничтоженіе при Александрѣ II нѣкоторыхъ стѣснительныхъ мѣръ, направленныхъ противъ науки и учащейся молодежи, обрадовало Герцена, но не надолго. Съ перваго же года своего существованія "Колоколу" пришлось заносить на свои страницы такіе факты университетской жизни, которые казались немыслимыми даже при "незабвенномъ". Уже въ No 5 отъ 1 ноября 1857 года Герценъ выступаетъ съ замѣткой "Полицейскій разбой въ Москвѣ" по поводу произведеннаго полиціей избіенія студентовъ. Правда, эта исторія получаетъ самый неожиданный оборотъ. Виновные въ разбоѣ полицейскіе чиновники по высочайшему повелѣнію были преданы военному суду къ великой радости "Колокола", напечатавшаго резолюцію императора "съ глубокимъ уваженіемъ" (No 8 отъ 1 февраля 1858 года). Но благосклонное отношеніе Александра И къ студентамъ скоро смѣняется явнымъ недовольствомъ, и для учащейся молодежи вновь настаютъ тяжелыя времена, вызывающія негодованіе Герцена. Въ 1858 году онъ негодуетъ по доводу крупной студенческой исторіи въ Харьковѣ, вызванной попечителемъ Зиновьевымъ: "Что за патріархальная тупость, что за деспотическій развратъ! И такъ, молодежь пожертвована пустому, бездарному, ничтожному попечителю, этой лунѣ петербургскаго Зиновьева. Старшій мѣшаетъ просвѣщенію наслѣдника, болѣе скромный, меньшой -- просвѣщенію Харьковскаго округа!" (No 22 отъ 1 сентября 1858 года). Еще больше вниманія удѣляетъ "Колоколъ" разыгравшейся въ Московскомъ университетѣ исторіи съ проф. Варнекомъ, также закончившейся исключеніемъ нѣсколькихъ студентовъ.
   Во всѣхъ студенческихъ исторіяхъ подобнаго рода "Колоколъ" всегда стоялъ на сторонѣ молодежи противъ учебнаго начальства и неспособныхъ и ретроградныхъ профессоровъ. Но жертвы, безъ которыхъ не обходилось почти ни одно столкновеніе студентовъ съ университетскимъ режимомъ, вызывали въ Лондонѣ глубокое сожалѣніе, и Герценъ по поводу исторіи съ Варнекомъ обращается къ учащемуся юношеству съ призывомъ быть какъ можно осторожнѣе въ своемъ поведеніи. "Съ чистою совѣстью и съ откровенностью любви мы рѣшаемся -- говорить Герценъ,-- умолять васъ быть осторожными, вы можете погубить не только себя, но гораздо больше. Россія обязываетъ васъ къ этой жертвѣ. Есть стадіи развитія, требующія болѣе строгой гигіены. Россія именно теперь находится въ такомъ состояніи. Ничто старое не вырвано съ корнемъ, ничто новое не пустило еще корни. О переться не на что. Внѣ благородныхъ инстинктовъ государя съ одной стороны и части общества съ другой... ничего нѣтъ, ничто не обезпечено! Не давайте же повода, чтобъ снова спустили на васъ присмирѣвшихъ андреевскихъ шакаловъ и дѣйствительныхъ тайныхъ калачей... Возлѣ васъ великій примѣръ, взгляните на тихій океанъ крестьянскаго міра, ожидающаго въ величавомъ покоѣ уничтоженія позорнаго рабства. Какъ были бы рады плантаторы-помѣщики, если-бъ они могли вызвать бурю. Силы ваши -- силы Россіи, берегите ихъ для нея, не тратьте ихъ по-пустому, намъ столько дѣла впереди, столько борьбы" (No 55 отъ 1 ноября 1859 года. Курсивъ Герцена).
   Какъ трудно было "въ величавомъ покоѣ" ждать новаго университетскаго устава, это показалъ самъ Герценъ своимъ отношеніемъ къ новымъ правиламъ о вступительныхъ университетскихъ экзаменахъ. Извѣстіе, что изъ 875 лицъ, желавшихъ поступить въ Петербургскій университетъ, приняты только 73 человѣка, вызываетъ въ "Колоколѣ" цѣлый рядъ негодующихъ вопросовъ: "Что это? Просто безуміе и глупость, или іезуитскій планъ, имѣющій цѣлью исподтишка возвратиться, ъ педантскомъ костюмѣ, къ тупой, но откровенной николаевской войнѣ противъ университетовъ? Кто экзаменуетъ, жандармы или профессора? и кто этотъ Иродъ, выдумавшій лицемѣрную методу избіенія отроковъ?" (No 57/58 отъ 1 декабря 1859 года).
   Еще болѣе неблагосклонный пріемъ оказанъ въ "Колоколѣ" изданнымъ въ 1859 году правиламъ для студентовъ Московскаго университета, гдѣ, между прочимъ, предписывается ежегодная исповѣдь и обязательное посѣщеніе лекцій, для полученія казенной стипендіи требуется "добрая нравственность", чтеніе книгъ ставится подъ контроль инспекціи, гдѣ, кромѣ того, запрещается выражать профессорамъ одобреніе или неодобреніе, участвовать безъ разрѣшенія инспекціи въ какихъ бы то ни было "студенческихъ сходбищахъ", произносить публично рѣчи, распространять "злонамѣренныя сочиненія и ложные слухи между товарищами, курить въ университетскихъ зданіяхъ и даже "на дворахъ", носить длинные волоса, усы, бороды, эспаньолки, а также трости. Эти правила перепечатаны въ "Колоколѣ" и снабжены рѣзкими примѣчаніями. Такъ, по поводу обязательнаго посѣщеній лекцій сказано: "Ученый совѣтъ хочетъ убить всякую самобытность, дрессировать въ науку такъ, какъ дрессируютъ собакъ, такъ, какъ при Николаѣ воспитывали кадетъ". Параграфъ, запрещающій апплодисменты и шиканье профессорамъ, сопровождается замѣчаніемъ: "Очевидно, сдѣлано въ пользу дураковъ, скверно читающихъ лекціи". По поводу параграфа, подчиняющаго студентовъ "университетской полиціи", напечатаны такія строки: "Что такое за полиція? Это нововведеніе, не бывшее даже при Николаѣ. Инспекторъ студентовъ до сихъ поръ не считалъ еще себя ни квартальнымъ, ни будочникомъ, теперь ни одинъ порядочный человѣкъ не пойдетъ въ инспекторы студентовъ". Запрещеніе носить трости вызываетъ ѣдкое одобреніе: "это хорошо, а то въ самомъ дѣлѣ, какъ же не дать по 50 палокъ такимъ предателямъ юношества".
   "Кто изъ профессоровъ -- спрашиваетъ Герценъ -- подписалъ эти правила? Давайте ихъ имена сюда въ "Колоколъ", чтобы всѣ могли съ омерзѣніемъ указывать на нихъ пальцемъ. А кто изъ профессоровъ протестовалъ? Неужели никто?.. Быть не можетъ! Давайте намъ и эти имена, чтобы вынуть ихъ чистыми изъ ямы. Что они сдѣлали изъ университета всѣ эти доктринеры, проповѣдывавшіе о строгости вступительныхъ экзаменовъ? Они сыграли въ руку Тимашеву! Изъ 500 экзаменовавшихся принято только 152 человѣка. Доктринаризмъ изъ факирства передъ наукой забылъ, что многіе, вступая въ университетъ съ плохими свѣдѣніями, въ продоженіе курса выходятъ отличными студентами. Доктринаризмъ забылъ, что въ германскихъ университетахъ вовсе нѣтъ вступительныхъ экзаменовъ; но при выпускѣ экзамены строги, что совершенно справедливо; нельзя дать дипломъ невѣждѣ и право на ученое званіе или мѣсто по службѣ. Правительство изъ николаевской маніи трусомъ дрожитъ передъ какимъ то вольнымъ духомъ, правительство забыло, что чѣмъ больше учащихся въ университетахъ, тѣмъ больше у него хорошихъ чиновниковъ, хорошихъ офицеровъ, и что для того, чтобы не бояться вольнаго духа, не науку надо гнать, а надо сдѣлаться просвѣщеннымъ правительствомъ-и только. Правительство забыло, что съ системой стѣсненія образованія оно дошло до паденія Севастополя, потому что правительству, стѣсняющему образованіе, кромѣ дураковъ и воровъ, никто служить не станетъ. Кто сочинялъ "правила для студентовъ?" Никита Крыловъ? Аркадій Альфоискій? Или самъ попечитель? Или самъ оберъ-форъ-шнейдеръ? Или самъ добродѣтельный Ковалевскій? Дайте намъ имя автора -- къ позорному столбу! Пусть оберъ-форъ-шнейдеры рѣжутъ жаренаго зайца, но да не смѣютъ они зарѣзывать русское юношество, которое еще, быть можетъ, составитъ славу нашего времени. Выставляя на позоръ профессоровъ или министерство просвѣщенія, или министерство и профессоровъ, мы нисколько не думаемъ возбуждать студентовъ къ нетерпимости. Напротивъ того, мы приглашаемъ ихъ къ доблестному спокойствію. Сила не въ судорожныхъ взрывахъ, которые обличаютъ только нервное разстройство; сила -- въ крѣпкой мысли и спокойномъ шествіи" (No 59 отъ 15 декабря 1859 года) {Тимашевъ -- начальникъ III Отдѣленія, Крыловъ -- профессоръ римскаго права, вызвавшій своимъ ретроградствомъ громовую статью въ No 3 "Колокола", Альфонскій -- ректоръ Московскаго университета, оберъ-форъ-шнейдеръ -- товарищъ министра народнаго просвѣщенія Мухановъ, Ковалевскій -- министръ народнаго просвѣщенія.}.
   Свое негодованіе по поводу безобразій русской жизни Герценъ обыкновенно переносилъ съ низшихъ и высшихъ исполнителей на главу государства. Такъ было и въ университетскомъ вопросѣ. Въ передовой статьѣ перваго номера за 1860 годъ, порицая императора за колебанія въ вопросахъ внутренней политики, Герценъ, между прочимъ, заявляетъ: "нельзя желать просвѣщенія -- и гнать студентовъ отъ университетскихъ воротъ". Онъ приписываетъ правительству желаніе, чтобы "студенты были похожими на солдатъ въ арестантскихъ ротахъ", возмущается требованіемъ отъ нихъ "рабскаго духа, рабской дисциплины, рабскаго молчанія" (курсивъ Герцена) и рисуетъ страшную картину воспитательной системы, царившей при Николаѣ и развращавшей "кадета-дитя, гимназиста-отрока, студента-юношу". "Каждый ударъ правительственной плетью по юношеству, по будущей Россіи-говоритъ Герценъ -- будитъ въ наболѣвшемъ сердцѣ страшные образы... Неужели передняя, гдѣ десять крѣпостныхъ лакеевъ молчатъ при баринѣ и молча его ненавидятъ -- образецъ воспитанія?" (No 60 отъ 1 января 1860 года).
   1860 годъ, встрѣченный со стороны Герцена съ такимъ страхомъ за учащуюся молодежь, не оправдалъ его мрачныхъ предчувствій и прошелъ въ исторіи русскихъ университетовъ сравнительно благополучно. Зато въ слѣдующемъ году студенческія волненія приняли такой характеръ, какого раньше они никогда не имѣли: изъ университетскихъ аудиторій они перешли на улицы и площади. Волненія эти, какъ извѣстно, были вызваны реакціонными мѣропріятіями правительства въ университетскомъ вопросѣ, при чемъ вдохновителемъ "гоненій на университеты" явился бывшій попечитель московскаго учебнаго округа гр. С. Г. Строгановъ, слывшій при Николаѣ либераломъ. Походъ "генералъ-инквизитора" Строганова, въ союзѣ съ шефомъ жандармовъ кн. Долгоруковымъ и министромъ юстиціи Панинымъ, противъ университетовъ былъ разоблаченъ въ "Колоколѣ (No 98/99 отъ 15 мая 1861 года). Но это разоблаченіе не предупредило печальныхъ событій. Тщетно также негодовалъ Герценъ по поводу назначенія казацкаго генерала Филипсона попечителемъ Петербургскаго учебнаго округа и по поводу замѣны Ковалевскаго адмираломъ Путятинымъ. "За что Путятинъ?" -- спрашивается въ No 109 отъ 15 октября 1861 г. "Онъ противъ, воскресныхъ школъ, открытыхъ заведеній, женскаго образованія, свѣтской науки".
   Когда путятинскія мѣропріятія приводятъ къ закрытію Петербургскаго университета, Герценъ обращается къ студентамъ съ воззваніемъ: "Въ народъ! къ народу! вотъ ваше мѣсто, изгнанники науки!" (No 110 отъ 1 ноября 1861 года). Съ такимъ же призывомъ нѣсколько позже обращается и Огаревъ въ статьѣ "Университеты закрываютъ" (No 119/120 отъ 25 января 1862 года). "Пускай ихъ закроютъ -- говоритъ Огаревъ:-- Учиться подъ надзоромъ шпіонства нельзя. Университетъ, доступный только для богатыхъ, университетъ исключительно дворянскій въ Россіи невозможенъ... Пускай его закроютъ. Настоящая наука, свободная наука отъ этого не пропадетъ". Молодежь, по мнѣнію Огарева, разъѣдется по Россіи и займется пропагандой, устроивши "каѳедры въ городскихъ залахъ и въ волостныхъ избахъ, въ своей комнатѣ и на базарной площади".
   Теперь "Колоколъ" уже не считаетъ возможнымъ призывать студентовъ къ осторожности и спокойствію въ ожиданіи правительственныхъ реформъ. Теперь онъ зоветъ ихъ на борьбу съ правительствомъ, которое не оправдываетъ общихъ ожиданій и надеждъ и обнаруживаетъ явное желаніе "идти не впередъ, а назадъ. Въ такомъ духѣ написана статья Герцена "Третья кровь" по поводу студенческихъ избіеній осенью 1861 года. "Къ польской и крестьянской крови -- говоритъ Герценъ -- прибавилась кровь лучшихъ юношей въ Петербургѣ и Москвѣ. Пусть этимъ святымъ общеніемъ три великія дѣла спаяются въ неразрывное единство.--
   
   Независимость Польши,
   Земля крестьянамъ,
   Свобода Россіи.
   
   Не жалѣйте вашей крови. Раны ваши святы, вы открываете новую эру нашей исторіи, вами Россія входитъ во второе тысячелѣтіе, которое, легко можетъ быть, начнется съ изгнанія варяговъ за море. Ваша кровь во всякомъ случаѣ засвидѣтельствовала начало совершеннолѣтія и многое обличила... Она обличила сочувствіе къ вамъ всей Россіи, готовность идти съ вами со стороны молодыхъ офицеровъ, со стороны всѣхъ учебныхъ заведеній {Въ "Колоколѣ" было отмѣчено сочувственное отношеніе къ студентамъ со стороны даже такихъ учебныхъ заведеній, какъ артиллерійская академія и лицей.}. Она обличила, какіе подъячіе лакеи стоятъ во главѣ русскаго правительства... Кровь ваша не просохнетъ на ихъ ливреяхъ до страшнаго суда народнаго".
   Далѣе Герценъ выясняетъ важное и особенное значеніе учащейся молодежи въ Россіи. "Значеніе университетской молодежи въ Россіи совершенно иное, чѣмъ въ другихъ странахъ. Въ университетахъ, лицеяхъ, академіяхъ и небольшомъ кругѣ литераторовъ укрывалась и возросла русская мысль; во все время тридцатилѣтняго избіенія ея тамъ жила надежда и жили вѣрованія, тамъ лились слезы и сердце билось человѣческимъ негодованіемъ -- въ то время, какъ вся шляхетная Россія -- помѣщичья, военная и чиновная -- подло пресмыкалась передъ бездарнѣйшимъ..... въ исторіи -- за право сѣчь и грабить, за чечевицу оброка и барщины, за фольгу и стеклярусъ крестовъ, за потворство взяткамъ и казнокрадству. Да, въ то позорное время, когда во всей Россіи, отъ 14 до 1-го класса, не поднялось ни одного протеста, курсъ за курсомъ, школа за школой давали свою жертву... Курсъ за курсомъ, не зная того, безъ формы и знаковъ, передавалъ таинственный пароль, завѣщанный мучениками 14 декабря, и этотъ пароль сказался теперь громко студентами въ Петербургѣ и Москвѣ. Тверская площадь прибавилась къ Исаакіевской. Иниціатива эта по праву принадлежала студентамъ -- они одни чисты, гражданская мысль русская тайно воспиталась въ университетахъ, пусть же она и явится на бѣлый свѣтъ, какъ filia del reggimento (дочь полка) нашихъ аудиторій, изъ нихъ не труднѣе сдѣлать Земскую Думу, чѣмъ изъ залы Jeu de paume" {No 112 отъ 15 ноября 1861 года. Курсивъ вездѣ Герцена. Въ залѣ Jeu ре paume 20 іюня 1789 года депутаты французскаго національнаго собранія поклялись не расходиться до преобразованія государства.}!
   Выясненію политическаго значенія университетскихъ волненій посвящена и напечатанная въ слѣдующемъ номерѣ статья Герцена "По поводу студенческихъ избіеній". "Университетская исторія -- говорится тамъ -- не случайность, не капризъ, а начало неминуемой борьбы... Несовмѣстимое противорѣчіе, которое бросается въ глаза, между университетомъ и Преображенскими казармами не только существуетъ во всѣхъ сферахъ жизни, но, что особенно важно, приходитъ къ сознанію. Первое обнаруженіе подавлено, второе, третье, можетъ, будетъ тоже подавлено, броженіе скроется внутрь, но непремѣнно обнаружится съ большей силой, а тогда -- или петербургскій порядокъ погибнетъ или Россія погибнетъ" (No 113 отъ 22 ноября 1861 года).
   Какъ ни сильно было негодованіе "Колокола" противъ "новой тайной полиціи подъ генералъ-инквизиторствомъ Строганова", противъ Путятина и рекомендовавшаго его митрополита Филарета, наконецъ, противъ самого императора Александра,-- еще сильнѣе было негодованіе противъ московскаго университета. И въ воспоминаніяхъ Герцена и въ его статьяхъ, напечатанныхъ въ "Колоколѣ", мы находимъ рядъ блестящихъ страницъ о московскомъ университетѣ и его выдающейся роли въ исторіи русскаго просвѣщенія. Но всѣ эти восторженныя похвалы относятся къ старому московскому университету, "героическая эпоха" котораго, по заявленію Герцена, завершилась празднованіемъ столѣтняго юбилея и смертью Грановскаго. Уже исторія съ проф. Варнекомъ вызвала въ "Колоколѣ" негодующую статью подъ характернымъ заглавіемъ: "Синедріонъ московскихъ университетскихъ фарисеевъ" и съ не менѣе характернымъ эпиграфомъ: "encore une étoile qui file... file"...
   "Кажется -- читаемъ мы въ этой статьѣ -- московскій университетъ пережилъ эпоху своей славы. Смерть Грановскаго словно провела черту. Неужели нуженъ былъ гнетъ свирѣпаго николаевскаго пресса для того, чтобы сплавлять учащихъ и учащихся въ одну семью? Теперь слишкомъ свободно -- и потому профессора, по крайней мѣрѣ ихъ большинство, представляютъ какую-то управу благочинія" (No 55 отъ 1 ноября 1859 года).
   Усиленное упомянутыми правилами для студентовъ, негодованіе Герцена противъ московскаго университета достигло крайней степени въ 1861 году. Правда, онъ получилъ о поведеніи профессоровъ не совсѣмъ точныя свѣдѣнія въ родѣ того, напримѣръ, что Соловьевъ ѣздилъ къ генералъ-губернатору Тучкову "просить отъ имени профессоровъ команду, чтобы разгонять студентовъ". Но и позднѣйшія болѣе точныя показанія напечатанныхъ въ "Колоколѣ" оффиціальныхъ документовъ о московской студенческой исторіи 1861 года -- оказались далеко не въ пользу профессоровъ. Такъ, напримѣръ, генералъ губернаторъ Тучковъ въ письмѣ къ гр. Путятину прямо заявилъ, что они "играли двусмысленную роль", съ одной стороны, выражая студентамъ сочувствіе, а съ другой -- требуя содѣйствія полицейской силы (No 136 отъ 15 іюня 1862 года). Поводъ къ нападкамъ на московскихъ профессоровъ подала Герцену даже составленная ими оффиціальная записка о безпорядкахъ 1861 года, названная въ "Колоколѣ" "доносомъ на студентовъ и Тучкова", "Липрандіадой московскихъ жандармовъ науки и квартальныхъ просвѣщенія" (No 127 отъ 1 апрѣля 1862 года) {Лппранди подалъ Александру II проектъ объ учрежденіи при университетахъ школы шпіоновъ. Позже въ эпоху польскаго возстанія московскія университетъ вызвалъ негодованіе "Колокола" вѣрноподданническимъ адресомъ и тостомъ перваго выборнаго ректора Баршева за Муравьева-Виленскаго. По поводу адреса "отъ школярей кладбища науки, называемаго московскимъ Университетомъ", было сказано: "Замѣчательно, что всѣ остальные адресы не только лучше написаны, но человѣчественнѣе. Въ нихъ говорятъ объ освобожденіи крестьянъ, объ амнистіи, о преобразованіяхъ. Въ университетскомъ адресѣ ничего подобнаго, раболѣпіе его не смягчается ни однимъ словомъ" (No 163 отъ 15 мая 1863 года).}. Вообще, Герцену казалось, что время выдающихся заслугъ русскихъ столичныхъ университетовъ прошло, что на смѣну имъ должны явиться провинціальные университеты, которымъ онъ посвятилъ восторженную статью въ No 91 отъ 1 февраля 1861 года. "Уровень провинціальныхъ университетовъ -- говорится тамъ -- поднимается выше и выше... Духъ этихъ университетовъ, духъ молодыхъ профессоровъ и студентовъ -- превосходенъ".
   Студенческія волненія 1861 года вызвали замѣну Путятина болѣе либеральнымъ министромъ Головнинымъ, который позаботился о проведеніи новаго университетскаго устава. Назначеніе Головнина встрѣчено въ "Колоколѣ" очень сдержанно, а уставъ 1863 года почти враждебно. Особенно не нравилось "Колоколу", что "университеты обращены въ неприступныя для огромной массы крѣпости", между прочимъ, благодаря высокой платѣ и недопущенію женщинъ. "Единственнымъ гуманнымъ преобразованіемъ" въ новомъ уставѣ признано удвоеніе профессорскаго содержанія (No 177 отъ 15 января 1864 года).
   Защита учащейся молодежи отъ правительства, полиціи и профессоровъ, негодованіе по поводу преслѣдованій и избіеній студентовъ, сочувственное отношеніе къ активной борьбѣ студенчества съ университетскимъ режимомъ и, особенно, призывъ къ пропагандѣ среди народа -- все это вызывало сильное негодованіе противъ Герцена не только въ бюрократическихъ сферахъ и въ органахъ холопствующей прессы, но и среди лицъ, мнѣніемъ которыхъ онъ дорожилъ. "Ваша пропаганда -- говорилъ Герцену одинъ изъ уваяіаемыхъ имъ противниковъ -- подѣйствовала на цѣлое поколѣніе, какъ гибельная, противоестественная привычка, привитая къ молодому организму, еще не успѣвшему сложиться и окрѣпнуть. Вы изсушили въ немъ мозгъ, ослабили нервную систему и сдѣлали его неспособнымъ къ сосредоточенію, выдержкѣ и энергической дѣятельности". Отвѣтомъ на это обвиненіе явилокь второе изъ "Писемъ къ противнику", напечатанное въ No 193 отъ 1 января 1865 года. Прежде, чѣмъ защищать самого себя, Герценъ и здѣсь защищаетъ русскую молодежь отъ обвиненій въ нравственной распущенности и увлеченіи академической и политической борьбой. "Да въ самомъ ли дѣлѣ,-- спрашиваетъ онъ -- у новаго поколѣнія изсушенъ мозгъ и ослаблена нервная система, въ самомъ ли дѣлѣ оно неспособно къ выдержкѣ и энергіи. Я ставлю сильный вопросительный знакъ... Есть въ исторіи народовъ полосы, въ которыя пульсъ усиливается и мѣшаетъ обыкновенному строю, въ которыя все колеблется, измѣняется, другія потребности овладѣваютъ умами, чѣмъ во времена застоя, и увлекаютъ ихъ. Россія явнымъ образомъ въ этомъ положеніи съ Крымской войны. Спокойно, кабинетно заниматься врядъ было ли возможно не только молодежи, но и сѣдымъ головамъ". "И вы могли думать,-- продолжаетъ Герценъ,-- что молодежь, что шестнадцати-семнадцатилѣтніе юноши останутся спокойно и благонравно доучиваться съ тѣмъ втѣсненнымъ безучастіемъ къ жизни и отчаяннымъ усердіемъ, съ которымъ мы сидѣли на университетскихъ лавкахъ?.. Какой же вы плохой знатокъ человѣческаго сердца! Что собственно васъ сконфузило и испугало? Что студенты стали дѣлать сходки, посылать депутатовъ къ начальству, говорить рѣчи? Отчего же студентамъ не дѣлать сходки? Зачѣмъ молчаніе монастыря, передней или фрунта?.. Гдѣ же доказательства той нравственной распущенности, той неспособности къ энергическому дѣлу, въ которой вы обвиняете молодое поколѣніе? Изъ-за чего вы такъ осерчали противъ него? Неужели только изъ-за того, что оно мало и дурно учится? У насъ споконъ вѣка учились мало и скверно, и неужели молодежь, шедшая въ юнкера и выходившая изъ кадетскихъ корпусовъ, училась больше? Отчего же вы объ ней не кручинились?" (Ср. XI, 387--390).
   Выставленныя противъ него обвиненія Герценъ склоненъ былъ объяснять чувствомъ досады, что "революціонная чесотка взяла верхъ надъ богословскими паршами свѣтскихъ пастырей нашихъ, идущихъ по стонамъ богоотецъ своихъ Магницкихъ, Руничей и пр." и "безпощаднымъ порицаніемъ молодого поколѣнія" оправдывающихъ правительственныя репрессіи (курсивъ Герцена). Что касается самозащиты, то еще въ 1863 году Герценъ заявилъ: "Съ вреднымъ вліяніемъ на молодежь -- я давно примирился, взявъ въ разсчетъ, что всѣхъ дѣлавшихъ пользу молодому поколѣнію, постоянно считали развратителями его, отъ Сократа до Вольтера, отъ Вольтера до Шелли и Бѣлинскаго" ("Начала и концы". Письмо восьмое. No 400. Изд. 1905 года).
   Горячо защищая студентовъ въ ихъ столкновеніяхъ съ администраціей и профессорами, "Колоколъ" не считалъ нужнымъ скрывать и своего недовольства молодежью въ тѣхъ случаяхъ, когда къ этому былъ серьезный поводъ. Когда въ Лондонъ понялъ рукописный студенческій журналъ "Изобличитель", въ которомъ раскрывались разнаго рода некрасивые поступки студентовъ, "Колоколъ" заявилъ, что есть случаи, когда нельзя ограничиваться однимъ обличеніемъ, а нуженъ товарищескій судъ, который можетъ приговорить виновнаго даже къ исключенію изъ университета. Особенно возмутилъ Герцена студентъ, обличенный въ томъ, что билъ палкой крѣпостного мальчика и требовалъ, чтобы тотъ догадался, за что его бьютъ. "Отъ этого систематическаго тиранства надъ мальчикомъ мальчишки -- барина и притомъ студента -- становится волосъ дыбомъ -- говоритъ Герценъ:-- Такое глубокое коренное растлѣніе, однажды узнанное, врядъ ли имѣютъ право студенты амнистировать, не взявъ на себя доли грязнаго пятна... Въ наше время подобный случай былъ невозможенъ. Мы не слыхали о студентахъ-палачахъ; студентъ, который бы билъ систематически своего крѣпостного слугу, не былъ бы съ нами, или мы бы не были съ нимъ, а можетъ быть годомъ, двумя раньше въ Вяткѣ или Перми" (No 62 отъ 1 февраля 1860 года). По поводу скандала, учиненнаго харьковскими студентами на маскарадѣ 1 января 1861 года (одинъ студентъ схватилъ маску за ноги), въ "Колоколѣ" было сказано: "Если исторія, бывшая на харьковскомъ маскарадѣ... справедлива, то она поселяетъ глубокое отвращеніе къ молодежи, замѣшанной въ ней... Общественное мнѣніе студентовъ должно было вступиться за обиженную не-дворянку дѣвушку или доказать, что на ихъ товарищей наклеветали. Почему студенты не назначили свой судъ и не разобрали дѣла? Если въ юности такого рода поступки не вызываютъ вашего страстнаго негодованія-незавидно будетъ ваше совершеннолѣтіе!" (No 93 отъ 1 марта 1861 г.).
   Еще болѣе сурово отзывается Герценъ о русской молодежи въ концѣ своей жизни, въ статьѣ "Общій фондъ" и въ письмахъ къ Огареву. Но употребляя крайне рѣзкія выраженія, Герценъ имѣлъ въ виду не всю молодежь цѣликомъ, даже не всѣхъ "нигилистовъ", а только тѣхъ, кого онъ называлъ "Собакевичами и Ноздревыми нигилизма". "Декабристы -- наши отцы, Базаровы -- наши дѣти", писалъ Герценъ уже послѣ прекращенія "Колокола" и выражалъ "глубокое убѣжденіе", что если сами Базаровы не долюбливаютъ своихъ отцовъ, то дѣти Базаровыхъ лучше поймутъ и оцѣнятъ своихъ дѣдовъ, по крайней мѣрѣ, отнесутся къ нимъ "безъ озлобленія я насмѣшки".

(Окончаніе слѣдуетъ).

С. Ашевскій.

"Современный Міръ", No 2, 1907

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru