Lib.ru/Классика: Столыпин Александр Аркадьевич. Сандэлло

САНДЭЛЛО.

Лирическіе отрывки *).

*) Отдавая въ печать прилагаемые лирическіе отрывки, авторъ считаетъ необходимымъ сдѣлать оговорку что если онъ рѣшился ввести историческія лица сравнительно мало извѣстныя въ фантастическую фабулу стихотворнаго разказа, то его къ этому побудила поразившая его при изученіи этой эпохи аналогія нѣкоторыхъ вѣяній и вкусовъ съ нашимъ современнымъ художественнымъ вырожденіемъ. Полагая что историческая точность въ данномъ случаѣ представляетъ нѣкоторый интересъ, авторъ старался придерживаться педантически къ подлиннымъ фактамъ и выраженіямъ, поскольку они касались личностей Аретина и Іоанна Медичи, допустивъ единственное отступленіе по отношенію къ картинамъ на сюжетъ соблазнительныхъ сонетовъ Аретина которыя въ дѣйствительности были написаны Юліемъ Романомъ, ученикомъ Рафаэля.

Примѣчаніе автора.

P. В. 1899. X.

Посвященіе гр. П. Д. Бутурлину.

Пѣвецъ stornelli и сонета,

Съ прямою щедростью поэта

Мою ты бѣдность пожалѣлъ:

Ты мнѣ пожертвовалъ идею,

И долго нянчился я съ нею,

И наконецъ-то одолѣлъ.

Прими жь твой жемчугъ,-- на досугѣ

Вдали отъ свѣта и отъ дѣлъ

Я въ память одъ умершемъ другѣ

Его оправилъ какъ умѣлъ.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

Прекрасное должно быть величаво.
А. Пушкинъ.

Въ горахъ былъ монастырь вблизи Милана,

Извѣстный всюду братіей святой...

Когда двухъ лѣтъ, по прихоти тирана,

Сандэлло вдругъ остался сиротой,

Святая братія его призрѣла,

О немъ пещись, въ утѣху старыхъ дней,

Тогда жъ взялся отецъ Варѳоломей.

Счастливый мальчикъ росъ почти безъ дѣла

И безъ заботъ; какъ полевой цвѣтокъ

Онъ разцвѣталъ, пригрѣтый солнцемъ ласки.

Не будучи ни книженъ, ни жестокъ,

Старикъ училъ его готовить краски

И пѣть молитвы: все, что самъ онъ зналъ

(Достаточно чтобъ не лишиться рая),

И, набожно святыхъ изображая,

Порой онъ, бросивъ кисть, повѣствовалъ

Про ихъ дѣла, про вольныя страданья,

Про чудеса, которыми полны

Святыхъ отцовъ умильныя преданья,--

Волшебный бредъ забытой старины!

Италія межъ-тѣмъ необычайный,

Играючи, свершала свой удѣлъ,--

Ужь Рафаэль въ то время овладѣлъ

Святыхъ небесъ божественною тайной,

И гордый Тиціанъ уже вникалъ

Въ игру лучей и свѣтъ ихъ благородный,

Ужь въ заревѣ картинъ его пылалъ

Могучій блескъ республики свободной;

Но не былъ одаренъ Варѳоломей

Ихъ геніемъ. Онъ населялъ полотна

Лишь группами безжизненныхъ тѣней,

И живопись его была безплотна,

Какъ тѣ мечты которыми онъ жилъ.

Господь благословлялъ его старанье,

И въ блѣдный сонмъ своихъ небесныхъ силъ

Онъ иногда вдыхалъ очарованье.

Текли года... Ужь чуткій ученикъ

За кистью старика слѣдилъ упорно

И, возгорѣвъ къ искусству непритворно,

Онъ таинство нехитрое проникъ.

Не утоливъ огня небесной жажды,

Погибнетъ тотъ кто ею былъ томимъ.

Сандэлло къ старику пришелъ однажды

И у дверей остался недвижимъ:

Внезапно имъ смущенье овладѣло...

(Смущеніе -- печать высокихъ думъ...)

Наставнику признался онъ несмѣло

Что ужь давно... безъ правилъ... на-обумъ

Пытался онъ чертить изображенья

И рисовалъ угодниковъ, Мадонъ...

Какъ-будто вышло... пусть посмотритъ онъ...

И тутъ монахъ увидѣлъ вдохновенья

Взлелѣянный, но недозрѣлый плодъ,

Неловкости и мощи сочетанье...

Должно-быть неожиданный приходъ

И юноши внезапное признанье

Глубоко взволновали старика,--

Молчалъ онъ долго и смотрѣлъ картину,

И блѣдная, дрожащая рука

Ея не выпускала. Къ господину,

Пытаясь робко взглядъ его прочесть,

Сандэлло обратился: "Есть ошибки?"

И, просвѣтлѣвши юностью улыбки,

Отвѣтствовалъ старикъ: "Ошибки есть,

Но, самъ ты знаешь,-- какъ насущнымъ хлѣбомъ,

Всю жизнь мою искусствомъ прожилъ я,

Ты знаешь что работалъ я любя

И много... А теперь, клянусь я небомъ:

Когда бъ я могъ служенью красоты

Три жизни дать, когда бъ я ежечасно

Трудился,-- все жь пытался бы напрасно

Я то создать что сразу создалъ ты!

Въ какихъ ты снахъ узрѣлъ твоей Мадонь!

Небесный ликъ? Счастливецъ, кто открыла

Красотъ предвѣчныхъ точные законы

Твоей душѣ? Кто херувимскихъ крылъ

Твоей мечтѣ святую далъ подмогу

И указалъ на истину тебѣ?

Дерзай, мой сынъ,-- ты вышелъ на дорогу

И побѣдишь ты въ жизненной борьбѣ."

Замолкъ... Мечты внезапной вереницей

Сандэлло охватили, но къ окну

Монахъ его подвелъ, потомъ страну

Пытливо обозрѣлъ онъ и десницей

На городъ отдаленный указалъ.

"Вотъ", молвилъ онъ: "вотъ торжище земное-...

Гдѣ грѣхъ силенъ, гдѣ царствуетъ Ваалъ,

Гдѣ, нарядившись въ платье золотое,

Накрасивши свой безобразный ликъ,

Людей прельщаетъ ложь, и угнетенный

Опоры ищетъ тщетно... Ослѣпленный

Тамъ гибнетъ родъ людской, но такъ великъ

Соблазнъ и такъ насъ привлекаетъ сильно

Къ своимъ сѣтямъ раскинутымъ обильно

Лукавый врагъ,-- онъ такъ неумолимъ,--

Что отъ борьбы неравной мы бѣжимъ,

И счастье мы за мирною оградой

Находимъ какъ за вѣрною броней...

Господь съ тобой, Сандэлло мой родной,

Да посѣтитъ онъ и тебя отрадой,

Но тамъ, въ міру ты долженъ до конца-

Бороться,-- ты избранникъ благодати,

И я не смѣю отъ Господней рати

Отнять ея достойнаго бойца.

Иди, учись, достигни громкой славы,

Будь смѣлъ и гордъ, предъ сильнымъ не дрожи

И тамъ, гдѣ ложь и гдѣ насилье правы,

Гдѣ Богъ забытъ,-- на небо укажи."

II.

Tanti signori mi rompon continuamente la testa
colle visite, ehe le mie scale son consummate dal
fréquentar dei lor piedi, corne il pavimento del
Campidoglio dalle ruote dei carri trionfali.
(Lettere dell Aretino, t. 1, f. 206).

Плохо,-- быть сердечной бурѣ:

Всякій грустью былъ томимъ,

Но плѣнительной Лаурѣ

Надоѣлъ веселый Римъ.

Надоѣлъ ей шепотъ вздорный

Вѣчно ласковыхъ рѣчей,

Шумъ и блескъ толпы придворной

И признанья королей.

Въ ней вчерашніе кумиры

Не волнуютъ ничего,

Даже папскіе турниры

Даже пиршества его,--

Слишкомъ много ей кадили,

Слишкомъ радовали взоръ,

Слишкомъ пышно оцѣнили

Дорогой ея позоръ.

Въ честь красавицы Лауры

Слишкомъ нѣжно передъ сномъ

Напѣвали трубадуры

Серенады подъ окномъ,

И поклонники творили

Слишкомъ мрачныя дѣла,

Волны Тибра уносили

Слишкомъ часто ихъ тѣла...

Тщетно папа Левъ десятый

Предлагалъ ей роль играть

И отъ дня Анунціаты

Умолялъ не уѣзжать,

Тщетно,-- дѣвѣ непреклонной

Захотѣлося одной

Повстрѣчаться съ благовонной,

Оживляющей весной.

Въ пышной виллѣ, близь Милана,

Вотъ гдѣ можно будетъ ей

Просыпаться утромъ рано

И порхать среди полей,--

Вы жь, прощайте... надоѣли!..

И, не видя ни души,

Вотъ ужь ровно три недѣли

Какъ живетъ она въ глуши...

Близь терасы, мимо креселъ,

Гдѣ царитъ ея покой,

Разъ идетъ, красивъ и веселъ,

Съ Ношей путникъ молодой...

"Подожди, мой другъ, ты воленъ

Поболтать и отдохнуть...

Чѣмъ ты, милый, такъ доволенъ

И куда ты держишь путь?"

III.

Doutez de ]а vertu, de la nuit et du jour,
Doutez de tout au monde et jamais de l'amour.
А. de Musset.

САНДЭЛЛО.

...Я вижу на небѣ зарю,

Алѣетъ западъ, вечеръ скоро...

Пора мнѣ въ путь. Благодарю

За честь, прекрасная синьора.

ЛАУРА.

Постой немного... ты сказалъ

Что слава ждетъ тебя?.. Да, слава,--

Души высокой идеалъ...

Постой... не то... не знаю право,

Что я хотѣла...

САНДЭЛЛО.

Вы блѣдны...

ЛАУРА.

Скажи,-- черты мои красивы?

САНДЭЛЛО.

О, какъ, синьора... какъ могли вы

Спросить объ этомъ? Вы полны

Небесной прелести, предъ вами

Блѣднѣютъ вымыслы ума,

Вы -- солнце, красота сама!

И это знаете вы сами...

ЛАУРА.

Конечно, знаю... не о томъ

Спросить хотѣла я, но, видишь,

(Ты съ этимъ чувствомъ не знакомъ)

Порою даже ненавидишь

И красоту, и солнца свѣтъ,

Въ себѣ -- тщеславья призракъ ложный,

Въ природѣ -- блескъ ея тревожный,

Ея мучительный привѣтъ.

Какъ счастливъ ты: безъ колебаній

-- Властитель, царь твоихъ созданій,--

Спокойно можешь ты идти,

Не отвлекаясь по пути,

А я, Сандэлло, мыслью плѣнной

Я рвусь безсильно изъ оковъ:

Вѣдь каждый столбъ моихъ дворцовъ,

Картины кисти вдохновенной,

И все чѣмъ я окружена,--

Моихъ продажныхъ ласкъ цѣна.

Ты содрогнулся... О, когда бы

Ты зналъ какъ въ тишинѣ ночей

Я содрогаюсь... Какъ мы слабы,

Какъ ты силенъ мечтой твоей!

Подумай, что за отвращенье,

Какой томительный позоръ

Встрѣчать лишь низкой страсти взоръ

И рѣдко, рѣдко сожалѣнье!

Сердца поклонниковъ моихъ

Такъ оскорбительно открыты,

Такъ быстро радости забыты

Что, право, вспоминать о нихъ

Не стоитъ. Первый ты, быть-можетъ,

Со мною просто говорилъ.

САНДЭЛЛО.

Синьора, я изо всѣхъ силъ...

Я знаю,-- это не поможетъ,

Но я сочувствую... для васъ

Я ежедневно цѣлый часъ

Молиться буду... двадцать Аме

И тридцать...

ЛАУРА.

Милый мальчикъ мой,

Благодарю, но я не въ правѣ

Смущать молитвенный покой

Твоихъ безгрѣшныхъ думъ. Иди же,

Забудь меня... нѣтъ: иногда

Въ часы безмолвнаго труда

Припомни обо мнѣ,-- я ниже

Еще паду, во мнѣ совсѣмъ

И стыдъ заглохнетъ, но, межъ тѣмъ,

Я не забуду нашей встрѣчи...

Знай: словъ твоей невинной рѣчи

И взоровъ ласковыхъ твоихъ

Давно мнѣ чуждое сіянье,

Ихъ свѣжесть, ихъ благоуханье

И неземная прелесть ихъ

Стократъ душѣ моей дороже

Чѣмъ въ жизни счастье и успѣхъ

И сладость временныхъ утѣхъ,

Сулящихъ мнѣ одно и то же...

Прощай же, Богъ съ тобой...

САНДЭЛЛО.

Я вамъ

Желаю счастья,-- не наружно:

Отъ сердца. Вѣрьте, если нужно,

Я жизнь мою для васъ отдамъ,

Не сожалѣя, не тоскуя...

ЛАУРА.

Зачѣмъ мнѣ лгать... Я не хочу,

Сандэлло,-- слышишь, не хочу я

Чтобъ ты ушелъ... Пусть заплачу

Души спасеньемъ я за это,

Мнѣ все равно... да,-- я не лгу:

Я отказаться не могу

Отъ неожиданнаго свѣта,

Отъ неожиданной любви...

Какъ хочешь это назови,

Что хочешь думай, но съ тобою

Я отдохнуть хочу душою,

Въ твоихъ объятіяхъ забыть

Я все хочу,-- хочу любить!

Молчи и слушай со вниманьемъ,

Безъ удивленья, до конца:

Теперь сама моимъ признаньемъ

Поражена я, но сердца

У женщинъ созданы такъ странно:

То что мы можемъ въ мигъ прожить,

Ты могъ бы описать пространно

И ничего не объяснить:

Завѣсу ночи рветъ зарница

И золотитъ изъ края въ край,--

Лови ее и узнавай,

Была ль то Божія десница

Иль адскій пламень... Но теперь

Все кончено,-- безъ сожалѣнья

Осталось намъ проникнуть въ дверь

Открытую для наслажденья...

Ласкаясь, нѣжа и любя,

Я счастьемъ окружу тебя.

Замретъ природа, грустно млѣя

И намъ завидуя... Какъ фея

Тебя я дивно упою,

Но знай одно лишь,-- что впервые

Порывы страсти огневые

Я безкорыстно отдаю

И первой, пламенной любовью

Дѣлиться не хочу ни съ кѣмъ:

Пусть я лишь смѣю къ изголовью

Приникнуть твоему,-- лишь съ тѣмъ

Могу любить я и гордиться

И жить тобой,-- тебѣ молиться!

Пойми, мой другъ, въ моей судьбѣ

Я видѣть не хочу препоны

И даже той... твоей Мадоны

Имѣть соперницей себѣ

Я не должна,-- ужасно это,

Но пустъ свершится: этотъ взоръ

Меня смущалъ бы какъ укоръ,

Какъ дождь и холодъ въ сердцѣ лѣта

Мою бы леденилъ онъ кровь...

Мой другъ, къ чему меня тревожить?

Ее ты долженъ уничтожить,--

Она убьетъ мою любовь.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Обрядъ чудовищнаго торга

Свершился: съ трепетомъ восторга

Соединились ихъ уста,

И въ жертву страсти скоротечной

Младенецъ отданъ былъ Предвѣчный

И Матерь Господа Христа.

IV.

"... роковое ихъ сліянье
И поединокъ роковой".
Тютчевъ.

Кто въ жизни пилъ лобзаній тонкій ядъ

Искусныхъ, опытныхъ, къ тому жь согрѣтыхъ

Надъ пламенемъ любви,-- тотъ цѣлый адъ

Внутри себя зажегъ. Въ незрѣлыхъ, лѣтахъ

Онъ сердце жжетъ и сушитъ, стариковъ

Онъ убиваетъ быстро. Грудью страстной

Довольно разъ вдохнуть его: несчастный,

Когда отъ жизненныхъ бѣжитъ оковъ,

Съ измученной душой предстанетъ къ Богу,

Увядшею какъ сорванный цвѣтокъ;

И даже слезъ мучительный потокъ,

Ея грѣхи смывавшій по-немногу,

Яснѣй лишь явитъ жизненный обманъ,

Омывши прахъ съ рубцовъ несчетныхъ ранъ.

* * *

За то въ минутномъ пробужденьѣ

Дотоль невѣдомыхъ страстей,

Какая сила наслажденья,

Какъ много призрачныхъ огней,

Какъ безконечная истома

Чуть слышной ласки хороша,

Какъ безсознательно влекома

Къ ней полусонная душа,

Какъ зной природы полуденной,

Среди таинственныхъ ночей,

Въ звѣздахъ, въ дремотѣ благовонной

Небесно согласованъ съ ней!

* * *

Когда въ порывахъ негасимыхъ

Сандэлло новыхъ ласкъ просилъ,

Въ чертахъ безумно имъ любимыхъ

Онъ отблескъ неба находилъ

Казалось, сшедши съ пьедестала,

Богиня строгой красоты

Предъ нимъ стыдливо оживала

Велѣньемъ творческой мечты.

Когда жь роскошнымъ пресыщеньемъ

Порой онъ сладко былъ томимъ,

Она заоблачнымъ видѣньемъ

Предстать умѣла передъ нимъ

И, нѣжа слухъ и взоръ плѣненный,

Мечтой воздушной овладѣвъ,

Умѣла строй души влюбленной

Сложить въ задумчивый напѣвъ...

... Страшась бездѣйствіемъ покоя

На скуку дни его обречь,

Лаура своего героя

Стремилась всячески развлечь:

Новеллы звучной иль поэмы

Ей вымыслы внушали темы

Для разговоровъ и остротъ,

Для милыхъ женственныхъ заботъ;

Въ размѣръ любимаго поэта

Они вникали и потомъ

Облечь стремилися вдвоемъ

Въ уборъ наряднаго сонета

Волшебныхъ вздоровъ нѣжный хламъ,

Столь близкій любящимъ сердцамъ...

И разъ движеньемъ полнымъ ласки

Она ввела его въ покой,

Гдѣ кисти, полотно и краски

Сама заботливой рукой

Она тайкомъ установила...

Сандэлло вздрогнулъ,-- какъ пожаръ

Въ немъ прежнихъ дней проснулся жаръ,

Его невѣдомая сила,

Казалось, двигала къ труду.

И кисть, столь цѣнную когда-то,

Схватилъ онъ, какъ искатель злата

Нашедшій рѣдкую руду.

И началъ онъ изображенье

Смѣлѣй чѣмъ прежде,-- вдохновенье

Лилось спокойно, какъ рѣка,

И возмужавшая рука

Свободнѣй двигалась, но... странно:

Не зрѣлъ небесныхъ онъ красотъ,

Которыми тому лишь годъ

Онъ наслаждался постоянно;

Предъ взоромъ мысленныхъ очей

Возникла пелена густая,

Онъ небо звалъ, онъ жаждалъ рая,

Но, вмѣсто свѣта и лучей,

Земныя видѣлъ онъ видѣнья,

И небо было безъ движенья,

Какъ грозный, чужевѣрный храмъ,

Глухой къ страданьямъ и мольбамъ...

И тутъ Сандэлло дѣвы грѣшной

Впервые ласку отстранилъ

И долго въ скорби безутѣшной,

Рыдая, счастье хоронилъ.

* * *

Несчастный... Съ рѣчью осужденья

Къ тебѣ должны ль мы прилагать

Высокомѣрнаго презрѣнья

Неизгладимую печать?

Къ чему? Неопытный мечтатель,

И такъ судьбой наказанъ ты,

А, между тѣмъ, твои черты

Мы всѣ,-- и я, и ты, читатель,

Въ себѣ находимъ безъ труда:

Богъ вѣсть откуда и куда

Мы съ дѣтства, полные надежды,

Идемъ и праздничной одежды

Боимся складки мы измять.

Пятно малѣйшее позоромъ

Своимъ волнуетъ взоръ... но взорамъ,

Увы, придется привыкать...

И съ доброй, и съ худою славой

Ознакомляйся путемъ,

Въ какихъ лохмотьяхъ, Боже правый,

Мы всѣ до цѣли добредемъ!

И кто изъ насъ, идя пустыней,

Творя измѣну лучшимъ днямъ,

Своей не жертвовалъ святыней

Уму, разчету иль страстямъ?

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

Evviv a il gran Diavolo!

Съ парами виннаго тумана

Пальба, раздоры, смѣхъ и гулъ

Шумнѣй становятся. Подъ Фано

Царятъ безумье и разгулъ:

Среди чинаръ и кипарисовъ

Расположивъ веселый станъ,

Пируетъ герцогъ Іоаннъ,

Отважнѣйшій изъ Медичисовъ,

По прозвищу "Высокій Чортъ".

Пируетъ съ нимъ его дружина,

Горятъ костры, въ ихъ блескѣ вина

Пылаютъ. Ужасъ распростертъ

Въ окрестныхъ селахъ. Сбереженья

Крестьянокъ мирныхъ безъ зазрѣнья

Хватаютъ, рвутъ толпы воровъ,--

Кто гонитъ къ лагерю коровъ,

Кто пикой ловитъ куръ и утокъ,

Кто денегъ ищетъ, кто вина...

Проклятья... скрежетъ... Но дана

Самимъ вождемъ на трое сутокъ

Войскамъ свобода,-- и кипитъ

Восторгъ безумный разрушенья,

И самъ на это безъ смущенья

Взираетъ царственный бандитъ.

И то... пируй! Увидишь скоро

И ты конецъ, падешь и ты,

Франциска лучшая опора,

Вѣнецъ воинственной мечты.

Твои позорные солдаты

Литавры чернымъ обовьютъ

И шлемы закоптятъ и латы,

И зорю надъ тобой пробьютъ,

Копье воткнувши въ знакъ печали

Въ сырую землю предъ тобой,

Одинъ изъ тысячи едва ли

Не освятитъ тебя слезой,

И, отлетая къ выси горней,

Для нихъ -- утрата изъ утратъ,

Оплаканъ будешь ты упорнѣй

Чѣмъ Брутъ и праведный Сократъ.

* * *

Пируй, минуты не теряя,

Пируй, пока еще живой,

Довольный славой негодяя,

Ты не окончилъ какъ герой;

Пируй,-- до слуха властелина

Проклятья вдовъ не долетятъ,

И лесть и дружба Аретина

Тебя безсмертятъ и клеймятъ;

Пируй, но къ пиру роковому,

Прошу я, гостя допусти

И будь къ скитальцу молодому

Ты ласковъ,-- у тебя въ чести

Сыны свободные искусства,

А мой Сандэлло изнемогъ.

Erg любилъ когда-то Богъ

И вдохновлялъ святое чувство,

Но онъ былъ женщиной плѣненъ

И предпочелъ ее святынѣ,

И Богъ отвергъ его, а онъ...

Отвергъ онъ женщину, и нынѣ

Разбивши бренный свой кумиръ,

Онъ такъ безпомощенъ и сиръ

Что ищетъ онъ душой безумной

Тревогъ, забвенья и борьбы,

Прими жь его въ свой лагерь шумный

"Да сбудутся его судьбы".

II.

I principi, tributati dai popoli,
il servo loro tributani.
(Надпись на медали выбитой въ честь Аретина).

Палатка Аретина въ лагерѣ подъ Фано (Аретинъ, Сандэлло, потомъ герцогъ).

АРЕТИНЪ.

Да, герцогъ мнѣ говаривалъ не разъ:

Дай, Пьетро, срокъ мнѣ, если только Богъ

Да счастье мнѣ помогутъ на войнѣ,

Въ твоемъ отечествѣ тебя владыкой

Я сдѣлаю... Свое онъ сдержитъ слово,

Дай Богъ лишь жить, да царствовать ему...

Умно ты сдѣлалъ что сюда пріѣхалъ:

Щедрѣе нѣтъ и ласковѣй нѣтъ князя,

Признайся самъ,-- такой ли ждалъ ты встрѣчи,

И ждалъ ли ты коня себѣ въ подарокъ

И цѣпи золотой?

САНДЭЛЛО.

А если онъ,

Среди тревогъ и ужасовъ войны

Отвагою безумной увлеченъ,

Найдетъ себѣ внезапную кончину,

Тогда, поэтъ, что станется съ тобой?

АРЕТИНЪ.

Да сохранитъ его Святая Дѣва

Во вѣкъ отъ бѣдствія,-- всемірнымъ горемъ

Оно явилось бы,-- но Аретинъ

Не пропадетъ и въ горѣ,-- помни это!

Божественной и царскою душой

Судьба меня не даромъ одѣлила:

Какъ всѣ меня боятся! Какъ Францискъ

Подарками похвалъ добиться хочетъ,--

То рѣдкимъ ожерельемъ, то плащемъ;

Межъ тѣмъ его непримиримый врагъ

Униженно ведетъ переговоры

Чтобъ пенсіей мое купить молчанье...

Печать, братъ, сила,-- понялъ это я

И первый сталъ роскошно жить я потомъ

Моей чернильницы. Смѣясь надъ всѣми,

Я низменнымъ горжусь происхожденьемъ,

И умъ меня воздвигнулъ надъ толпой,

Одинъ лишь умъ и даже не наука:

Я -- бѣдный переплетный подмастерье,

Я -- въ школѣ не былъ... Предо мной дрожатъ!

...Моя мечта когда-нибудь уѣхать

Въ свободную Венецію,-- лишь тамъ

Просторъ перу и тонкимъ наслажденьямъ,--

Не трогай лишь правительства, а самъ

живи какъ хочешь; тамъ фламандскій Папа

Громить не станетъ съ высоты престола

Толпу друзей предмѣстника, и тамъ

Въ тюрьму не бросятъ за сонетъ игривый,

Да... я не стану тамъ въ свѣчахъ нуждаться,

Какъ бѣдный Тассъ который не лишенъ

Ни нѣжности въ стихахъ, ни дарованья,

Хотя безцвѣтенъ...

САНДЭЛЛО.

При дворѣ не всякій

Пороками умѣетъ искупить

Свой геній.

АРЕТИНЪ.

Вѣкъ ты нашъ пойми, Сандэлло,

Ты, кажется, не глупъ, а говоришь

Какъ дѣвушка четырнадцати лѣтъ:

Италія, гдѣ нѣту равновѣсья,

Для насъ урокъ: она царица міра!

Знай: правды нѣтъ, ни доблести, ни Бога,--

Есть красота, и ей мы служимъ всѣ:

Убей отца, но дрожь предсмертной муки

Сумѣй въ безсмертный мраморъ перелить,--

Толпа тебя проститъ и возвеличитъ.

Богъ? Церковь? Гдѣ они?-- Старикъ распутный.

Но золото... прекрасныя сѣдины...

Престолъ и громы... это красота.

Германскіе суровые аскеты

Приходятъ въ Римъ съ мучительнымъ вопросомъ:

Гдѣ правда? Глупые: къ чему искать...

Съ холодной дерзостью мы отвѣчаемъ

Прекраснымъ зрѣлищемъ, церковнымъ пѣньемъ,

Кадильнымъ дымомъ въ мраморныхъ дворцахъ...

И что жь? Мы правы -- это красота!

Ты думаешь, великій Рафаэль,

Божественныхъ Мадонъ живописуя,

Небесною мечтой былъ вдохновленъ?

Ошибся ты,-- онъ видѣлъ предъ собою

Любовницы развратныя черты

И полотну передавалъ ихъ рабски...

Но онъ великъ,-- онъ тоньше чѣмъ другіе

И глубже красоту онъ понималъ,

Порокъ, въ его штрихахъ неуловимыхъ.

Онъ въ сторону отбрасывалъ волшебно

Не потому, чтобъ былъ порокъ противенъ,

А потому что былъ онъ некрасивъ.

А мы -- толпа,-- предъ нимъ благоговѣя,

Сквозь смертную стремимся оболочку

Увидѣть душу... нѣтъ у насъ души!

САНДЭЛЛО.

О, Аретинъ, ужасныя слова

Ты вымолвилъ, а самъ ты, между тѣмъ,

Господне имя часто призываешь

И о душѣ безсмертной говоришь.

АРЕТИНЪ.

Привычный и красивый оборотъ!

САНДЭЛЛО.

Когда-нибудь, одинъ, перелистай

Ты книгу сердца, и въ ея страницахъ

Пылающихъ, но смутныхъ ты найдешь

Другой совѣтъ, другія указанья...

Меня не разъ сомнѣньемъ поражало

Всеобщее стремленье къ красотѣ,

Всеобщее забвенье остальнаго,

Но молча я не могъ идти за вѣкомъ

И этимъ оправдаться: гадъ, ползущій

По руслу бурнаго потока, все же

Останется нечистъ, и Богъ лишь знаетъ

Куда потокъ стремится... Словно бредъ

Однажды мнѣ пригрезилось видѣнье

Безумное, но ты его поймешь:

Когда Христосъ Себѣ завоевалъ

Сердца людей высокою кончиной,

Олимпъ не могъ со смертью примириться,--

Онъ слишкомъ долго жилъ и слишкомъ ясно

Былъ воплощенъ: смерть не имѣетъ власти

Надъ яркою, безсмертною идеей...

И грозный Зевсъ съ семьею лучезарной

У Господа просилъ себѣ пощады,

И внялъ Господь униженнымъ мольбамъ,

Богамъ онъ отдалъ новую планету,

И создалъ имъ людей, и обѣщалъ

Ихъ царствія во вѣкъ не прикасаться...

Сердца людей коснѣли беззаботно

Въ упорномъ поклоненьѣ красотѣ...

И къ истинѣ и къ благу равнодушны,

Ваятели, художники, пѣвцы

Царили надъ восторженнымъ народомъ.

Красавецъ былъ, какъ богъ, превознесенъ,

Безъ жалости уродовъ убивали.

Замѣтивъ что природные пороки

Въ людскомъ развратѣ губятъ красоту,

Годъ отъ года богъ пѣсней, Аполлонъ,

Своихъ пѣвцовъ возвышеннѣй, сильнѣе,

Любовнѣе и жарче вдохновлялъ:

Поэзія дошла до совершенства,

.До сладости невыразимыхъ чаръ,

До волшебства, до чудныхъ сочетаній...

Но родъ людской красотамъ не внималъ, --

Ужь онъ терялъ свободу ощущеній,

Ужь гибнулъ онъ... и свѣтозарный богъ

Въ отчаяньѣ избралъ себѣ пророка

И сразу въ душу влилъ ему всю мощь,

Которой самъ, какъ богъ, онъ обладалъ...

И сей пророкъ проникъ въ сердца людскія

И все воспѣлъ что можно въ нихъ познать:

Пороки, злость, коварство, жажда крови,

Тупой разчетъ и ложь и лицемѣрье,

Кишащіе въ позорной темнотѣ,

Внезапно заблистали красотою,

Гармоніей внезапно облеклись,

Такими же безсмертными богами,

Какъ самъ Олимпъ, изъ чудотворныхъ строфъ

Они хулой на небо возлетали,

И гордость ихъ вѣнчала, и Зевесъ,

Осмысленной борьбы не дожидаясь,

Зажегъ свой міръ и все испепелилъ...

Прошли вѣка,-- исчезло все живое,

Дремучій лѣсъ покрылъ просторъ степей,

Небесный сводъ лазурь надъ нимъ раскинулъ,

И красота безъ жизни тамъ царитъ...

О, Пьетро, Пьетро, за тебя мнѣ больно,--

Походишь ты на страшнаго пѣвца.

АРЕТИНЪ.

Есть разница, мой другъ; у Аполлона

Изрядную я выпросилъ бы сумму

Чтобъ пасквиля въ печать не отдавать...

И, спасши міръ, я собственною пользой

Зевеса бы избавилъ отъ хлопотъ.

ГЕРЦОГЪ ІОАННЪ (входя).

Какихъ хлопотъ? Какого тамъ Зевеса?

АРЕТИНЪ.

Поэтъ и живописецъ размечтались

И сочиняютъ сказки.

ГЕРЦОГЪ.

Очень радъ:

Съ любимцами боговъ я поболтаю

И отдохну отъ непріятныхъ сценъ.

АРЕТИНЪ.

Вамъ причинили горесть?

ГЕРЦОГЪ.

Непріятность:

Ничтожный фортъ, дрянная деревушка

И вздумала къ имперцамъ перейти.

Мой храбрый Лукантоніо ихъ живо

Взялъ штурмомъ,-- часъ одинъ все дѣло длилось,.

Сдалось три тысячи... я всѣхъ казнилъ.

САНДЭЛЛО.

Какъ? Столько жертвъ! Зачѣмъ же ихъ казнить?

ГЕРЦОГЪ.

Законъ войны,-- чтобъ прочіе боялись...

Что дѣлать, братъ: когда бы я, какъ ты,

Художникомъ былъ мирнымъ, то и мухи

Не тронулъ бы, пожалуй, а теперь

Свое я исполняю ремесло,

И всякій знаетъ что "Высокій Нортъ"

Шутить не любитъ.

АРЕТИНЪ.

Отъ питомцевъ Марса

Тѣней холодныхъ требуетъ Эребъ.

ГЕРЦОГЪ.

Мой Аретинъ,-- тотъ къ казнямъ ужь привыкъ,

А вотъ къ боямъ никакъ не привыкаетъ.

АРЕТИНЪ.

Поэту мирному не...

ГЕРЦОГЪ.

Знаю, знаю...

А все-таки мнѣ скучно безъ тебя,

Когда ты въ Римъ запрячешься, и не съ кѣмъ

Мнѣ поболтать спокойно послѣ дѣла...

Пойдемъ со мной, ты кстати мнѣ поможешь

Капитоло Франциску написать.

Твой дивный слогъ онъ любитъ... Какъ на дняхъ

Опредѣлилъ ты разговоръ?

АРЕТИНЪ.

Подпилокъ

Живой бесѣды обостряетъ тонкость

Ума.

ГЕРЦОГЪ.

Какой языкъ! Ты геній! Ты же,

Сандэлло, молодецъ: вчера мнѣ Пьетро

Исторію Мадоны разказалъ,--

Завидую, хвалю и поощряю!

Ты заплатилъ по-царски,-- больше всѣхъ...

А женскія сердца не забываютъ

Такихъ вещей. Съ моей же стороны

Я дѣлаю заказъ тебѣ: шестнадцать

Ты мнѣ картинъ напишешь,-- содержанье:

Тѣ славные сонеты Аретина,

Изъ-за которыхъ онъ сидѣлъ въ тюрьмѣ...

Припомни страсть таинственной твоей

Любовницы и ею вдохновись.

Прощай, мой другъ.

САНДЭЛЛО (одинъ).

Погибшія мечты!..

III.

Лагерь подъ Фано, площадь предъ ставкой герцога. Аретинъ, Лаура, герцогъ (помогаетъ Лаурѣ выйти изъ кареты).

Рушенье свѣтлыхъ міровъ въ безнадежную бездну хаоса...
А. Толстой.

ГЕРЦОГЪ.

Ба, это ты, Лаура!..

ЛАУРА.

Какъ я рада,

Я такъ напугана; представьте, герцогъ,

Сейчасъ навстрѣчу мнѣ попались люди

Ужасные: толпой остервенѣлой

Они тащили что-то и ругались;

Испуганные бранью площадной

И этимъ шумомъ, мулы понесли...

ГЕРЦОГЪ.

Сейчасъ случилось страшное несчастье.

АРЕТИНЪ.

Не стало нашего Сандэлло.

ЛАУРА.

Какъ!

Сандэлло... что же это...

ГЕРЦОГЪ.

Да, конечно,

Не знаешь ты: художникъ тутъ такой

Гостилъ у насъ, онъ обладалъ талантомъ...

АРЕТИНЪ.

Но былъ въ умѣ немного поврежденъ.

ГЕРЦОГЪ.

Ты, кажется, разстроена, Лаура,

И этотъ разговоръ...

ЛАУРА.

Конечно... нѣтъ...

Я испугалась, но теперь прошло...

Что жь, говорите вы, Сандэлло этотъ?

АРЕТИНЪ.

Тутъ цѣлая исторія: порой

Его тревожили воспоминанья,

Тогда онъ становился нестерпимъ,

То молчаливъ, то дерзокъ, то разгуленъ.

Сегодня онъ поссорился въ тавернѣ

Съ нетрезвою толпою игроковъ

И плохо кончилъ: встрѣтила ты ихъ...

ЛАУРА.

О, бѣдный, бѣдный юноша!

ГЕРЦОГЪ.

Что дѣлать...

Везетъ не всѣмъ... но не идетъ, Лаура,

Къ твоимъ чертамъ печали выраженье.

Ты не откажешься, надѣюсь, отдохнуть

Въ моей походной ставкѣ. Аретинъ

Развеселитъ тебя новеллой... кстати

Увидишь ты въ моей опочивальнѣ

Творенія покойнаго Сандэлло;

Онѣ способствуютъ въ вечерній часъ

Любви утѣхамъ... Что жь, пойдемъ?

ЛАУРА.

Охотно.

IV.

Не смерть увижу я, но воскресенье.
Апухтинъ.

Витаетъ смерть въ кругу земномъ

И каждый часъ нужна ей пища,

Она разитъ какъ Божій громъ,

Врываясь въ скорбныя жилища...

Смолкните клики безумства и бредъ ликованія,

Смолкните въ страхѣ смертельномъ предъ тѣнью безгласною,

Вы же раздайтеся громче, земныя рыданія,

Къ свѣтлому небу мольбой восходя ежечасною:

Боже, съ плачемъ неутѣшнымъ

Мы пришли о братѣ грѣшномъ

Сокрушиться предъ Тобой,

Скорбью наша мысль объята,

Душу страждущую брата

Со святыми упокой.

Мы жизнью суетно любимой

Погружены въ опасный сонъ,

Но днесь утратой нестерпимой

Нашъ духъ на время пробужденъ...

Страшно намъ, страшно отъ грѣшнаго сна пробужденіе,--

Съ чѣмъ предъ Судьей мы предстанемъ, съ какимъ оправданіемъ?

Братья, скорѣй почерпайте въ пучинѣ терпѣнія,

Къ Богу взывая сугубо надгробнымъ рыданіемъ:

Боже, съ плачемъ неутѣшнымъ

Мы пришли о братѣ грѣшномъ

Сокрушиться предъ Тобой,

Скорбью наша мысль объята,

Душу страждущую брата

Со святыми упокой...

* * *

Молилась братія: преставился спокойно

Въ своемъ монастырѣ отецъ Варѳоломей,--

Въ кончинѣ ждалъ, проживъ достойно,

Онъ избавленья отъ скорбей,

И твердо вѣруя что Бога въ день урочный

Прославитъ за него великій ученикъ,

Кончаясь, съ ласкою заочной,

Благословлялъ его старикъ.

Александръ Столыпинъ.

Крутецъ, 1892 г.

"Русскій Вѣстникъ", No 10, 1899

Оставить комментарий Столыпин Александр Аркадьевич (bmn@lib.ru) Год: 1899 Обновлено: 02/04/2019. 100k. Статистика. Поэма: Поэзия Стихотворения	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Лирические отрывки.

Столыпин Александр Аркадьевич Сандэлло

САНДЭЛЛО.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

Столыпин Александр Аркадьевич
Сандэлло