Сумароков Александр Петрович
Публицистика

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Краткая Московская Летопись
    Первый и главный Стрелецкий бунт
    Второй Стрелецкий бунт
    Краткая история Петра Великого
    Некоторые статьи о добродетели
    Основание любомудрия
    О Российском духовном красноречии
    О первоначалии и созидании Москвы
    Истолкование личных местоимений я, ты, он, мы, вы, они
    О несогласии
    О разности между пылкимъ и острымъ разумомъ
    О неестественности
    Российский Вифлеем
    О разумении человеческом по мнению Локка
    О несправедливых основаниях
    Разговоры мертвых
    Письмо о красоте природы
    — о больших беседах
    — о гордости
    — о скорости и медленности
    — о достоинстве
    — четыре ответа
    — об остроумном слове
    — о чтении Романов
    — о некоторой заразительной болезни
    Сон щастливое общество
    О копистах


ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ

ВСѢХЪ

СОЧИНЕНIЙ

въ

СТИХАХЪ И ПРОЗѢ,

ПОКОЙНАГО

Дѣйствительнаго Статскаго Совѣтника, Ордена

Св. Анны Кавалера и Лейпцигскаго ученаго Собранія Члена,

АЛЕКСАНДРА ПЕТРОВИЧА

СУМАРОКОВА.

Собраны и изданы

Въ удовольствіе Любителей Россійской Учености

Николаемъ Новиковымъ,

Членомъ

Вольнаго Россійскаго Собранія при Императорскомъ

Московскомъ университетѣ.

Изданіе Второе.

Часть VI.

Въ МОСКВѢ.

Въ Университетской Типографіи у Н. Новикова,

1787 года.

http://az.lib.ru

ОГЛАВЛЕНІЕ.

   Краткая Московская Лѣтопись.
   Первый и главный Стрѣлецкій бунтъ.
   Вторый Стрѣлецкій бунтъ.
   Краткая исторія Петра Великаго.
   Нѣкоторыя статьи о добродѣтели.
   Основаніе любомудрія.
   О Россійскомъ духовномъ краснорѣчіи.
   О первоначаліи и созиданіи Москвы.
   Истолкованіе личныхъ мѣстоимѣній я, ты, онъ, мы, вы, они.
   О несогласіи.
   О разности между пылкимъ и острымъ разумомъ.
   О неестественности.
   Россійскій Виѳлеемъ.
   О разумѣніи человѣческомъ по мнѣнію Локка.
   О несправедливыхъ основаніяхъ.
   Разговоры мертвыхъ.
   Письмо о красотѣ природы.
   -- о большихъ бесѣдахъ.
   -- о гордости.
   -- о скорости и медлѣнности.
   -- о достоинствѣ.
   -- четыре отвѣта.
   -- объ остроумномъ словѣ.
   -- о чтеніи Романовъ.
   -- о нѣкоторой заразительной болѣзни.
   Сонъ щастливое общество.
   О копистахъ.

КРАТКАЯ МОСКОВСКАЯ ЛѢТОПИСЬ.

  
   Возшелъ на престолъ великаго княженія въ россіи на мѣсто родителя своего владимира всеволодовича мономаха, георгій, проименованный долгорукій. Престольный городъ былъ кіевъ. Старшаго сына своего андрея, наименованнаго боголюбивымъ, отдѣлилъ онъ, и поставилъ государемъ суздаля и владимира. Шествуя посѣтить сына своево ко владимиру, увидѣлъ онъ отъ пути по обѣ стороны москвы рѣки прекрасныя села принадлежащія степану ивановичу кучку. Онъ не здѣлалъ пристойнаго великому князю, пришедшему въ ево вотчины, почтенія; и говорилъ о немъ гордяся съ нѣкоторымъ презрѣніемъ, за что великій князь повелѣлъ ево привести предъ себя, и казнивъ бросити въ прудъ. Услышавъ о неутолимомъ дѣтей ево стенаніи, не утѣшно оплакивающихъ кончину отца ихъ, сжалился онъ надъ ними и съ отмѣннымъ почтеніемъ отослалъ ихъ ко сыну своему во владимиръ. Кучковы сыны были хороши собою, а дочь ево прекрасна: сынамъ имена, старшему, петръ, младшему іоакимъ: а сестрѣ ихъ имя улита. Возшедъ на гору, гдѣ нынѣ кремль, и обозрѣвъ около рѣкъ москвы и неглинной лежащія прекрасныя мѣста, возлюбилъ великій князь сіе мѣстоположеніе, и повелѣлъ построить тамо деревянной городъ, и назвать по имени москвы рѣки, москвою: а въ имя сына своего андрея именованнаго прежде китаемъ, повелѣлъ онъ построить городъ у москвы рѣки, гдѣ нынѣ знаменской монастырь, названъ оный китаемъ. По семъ великій князь отходитъ во владимиръ, и сына своего андрея боголюбиваго сочетаваетъ со дочерью кучкова, и взявъ ихъ съ собою въ кіевъ отходитъ. Тамо сгодъ поживъ, великій князь георгій преставился, давъ о населеніи москвы сыну своему андрею завѣщаніе, который престольствуя во владимирѣ, о населеніи москвы, по завѣщанію отца своего крайне старался, а паче о созиданіи церквей и объ иконномъ укратеніи; и взявъ изъ кіева икону пресвятыя дѣвы написанную лукою евангелистомъ, полученную прежде изъ царя града, и украсивъ оную драгоцѣннымъ каменіемъ и жемчугомъ, золотомъ и серебромъ, каменную въ москвѣ состроилъ церковь ко чести успенія пресвятыя дѣвы, и сію икону поставилъ во ономъ храмѣ, позлативъ верьхи ево, давъ лутчія къ нему села и всего збора десятую часть, но сія церковь не та, которую мы нынѣ. Видимъ подъ именемъ успенскаго собора. Великій князь андрей поживъ довольное время съ женою своею и имѣвъ отъ нея сыновъ во младости помершихъ оставилъ житейскія попеченія, не прикасаяся болѣе супругѣ своей, и презирая всегдашнія докуки ея о должности супружества, огорчилъ жену свою, и возобновилъ досадующее въ ней воспоминаніе о смерти учиненной, отцемъ его, отцу ея; она согласився съ братьями своими живущими при великокняжескомъ дворѣ въ отмѣнномъ почтеніи, чтобъ отцовой смерти учинить отмщеніе, которыя во время ночи, вшедъ съ оружіемъ въ ложницу ево, по наставленію злоковарныя сестры своей, спящаго ея супруга умертвили. Пришедъ изъ кіева во владимиръ братъ ево великій князь всеволодъ, и побивъ убійцовъ брата своего, приказалъ тѣла ихъ бросить въ озеро, а наставницу сего убійства живу на вратахъ повѣсить изъ луковъ разстрѣлять для устрашенія по-добныхъ ей злодѣевъ. Отъ начатія великимъ княземъ георгіемъ москвы, до возобновленія княземъ даніиломъ прошло болѣе ста лѣтъ. Князь даніилъ, послѣдній сынъ отца своего, остався двухъ лѣтъ по преставленіи александровомъ и учиненный наслѣдникомъ московской волости, въ оную по возрастѣ своемъ, пришелъ онъ изъ владимира: и пришедъ туда возлюбилъ сіе мѣстоположеніе, какъ прежде того великій князь георгій. начатаго повелѣніемъ георгіевымъ города, населяемаго переведенцами, какъ по многому видно, болѣе не было: и осталися только старыя кучковскія села и заведенныя нѣкоторыя слободы населенныя переведенцами. Гдѣ нынѣ кремль, тамо стоялъ темный, и непроходимый боръ: въ ономъ бору было великое и глубокое болото, посреди котораго лежалъ маленькій остророкъ, на немъ была построена хижинка, а въ ней жилъ пустынникъ именемъ букалъ: по имени ево называлася сія хижинка: букалова хижина: на мѣстѣ семъ нынѣ дворецъ: а гдѣ хижинка стояла, на самомъ томъ мѣстѣ поставилъ князь даніилъ деревянную преображенія господня церковь: вкругъ сего мѣста построилъ онъ дубовую ограду, и городъ нарекъ, какъ и георгій, по имени рѣки, москвою: а москва рѣка прежде называлася смородиною; но протекая чрезъ дорогу Смоленскую, какъ и протчія московскія воды, имѣла мостки, какъ и тѣ рѣки, гдѣ ломалися оси, колеса и дроги, ради чево при мосткѣ чрезъ неглинную поселилися и кузнецы, отъ чево и по нынѣ мостъ черезъ ту рѣку называется.кузнецкимъ мостомъ. Отъ сихъ мостковъ главная рѣка получила наименованіе: а отъ рѣки и городъ. Въ 29 лѣто пришелъ къ нему изъ греціи епископъ варлаамъ, и съ собою принесъ на посвященіе церквамъ многія части нетлѣнныхъ тѣлъ угодниковъ божіихъ. Тогда князь даніилъ повелѣлъ ему освятити церковь на горахъ у москвы рѣки: горы по крутости мѣстъ нарекъ онъ крутицами, а варлаама владыкою крутицкимъ. Внизъ москвы рѣки создалъ князь даніилъ по имени своему монастырь даніила столпника: гдѣ онъ и постриженъ и погребенъ. Селѣнія кучка были: воробьево, на воробьевой горѣ: симоново, гдѣ симоновъ монастырь: высоцкое, гдѣ петровской монастырь: кудрино и кулижки, тако и по нынѣ имѣнуемыя: сухощаво отъ пересыханія рѣчки, нынѣ сущово: кузнецкая слободка, гдѣ кузнецкой мостъ: и тамо были еще селѣнія, гдѣ вшивая горка: андроніевъ монастырь: тамо гдѣ красный прудъ, и гдѣ былъ чистый прудъ: а жилище кучково у чистова пруда было.
  

ИВАНЪ ДАНИЛОВИЧЪ.

  
   Сынъ ево иванъ даниловичъ воспитанный въ москвѣ и привыкнувъ ко симъ прекраснымъ мѣстамъ, не хотѣлъ жити во владимирѣ воспріявъ престолъ великаго княженія. Митрополитъ максимъ перенесъ престолъ свой изъ кіева во владимиръ, а преемникъ ево петръ благословя великаго князя перенести престолъ изъ владимира въ москву и свой туда же перенесъ. Поставлена симъ великимъ княземъ церьковь успѣнія; но не та которую мы видимъ нынѣ. Вмѣсто княземъ даніиломъ построенной деревянной церкви преображенія, поставлена сыномъ ево каменная, которая и по нынѣ пребываетъ посреди дворца подъ именемъ спаса на бору, около коей послѣ здѣланъ былъ монастырь и пренесенъ даляе, когда мѣсто сіе подъ домъ великокняжескій взято, и названъ монастырь сей новоспасскимъ. По томъ построилъ онъ деревянный вторично кремль. Въ тотъ же годъ создана церковь михайла архангела, пребывающая и до нынѣ подъ именемъ архангельскаго собора, гдѣ погребено тѣло сего государя, а послѣ нево гдѣ и всѣ государи московскія погребалися: какъ митрополиты и патріярхи въ успенскомъ соборѣ; но не сіе зданіе церкви архангельскія было кое мы нынѣ видимъ. Сей государь великое княженіе усилилъ и отверзъ путь ко единоначалію.
  

СИМОНЪ ИВАНОВИЧЪ.

  
   Сей избранъ и на новгородское княженіе: и во время жестокаго по всей россіи мора и съ дѣтьми своими скончался.
  

ИВАНЪ ИВАНОВИЧЪ.

  
   Государъ тихій постригшійся во младости своей, и вручивъ правленіе сыну своему димитрію ни въ какія свѣтскія дѣла не вмѣшивался.
  

ДИМИТРІЙ КОНСТАНТИНОВИЧЪ

  
   Выпросивъ ухищренно у ордынскаго царя себѣ великокняженіе отъ прямаго наслѣдника и сына великаго князя съ престола согнанъ и выдалъ за нево свою дочь.
  

ДИМИТРІЙ ИВАНОВИЧЪ.

  
   Побѣдитель мамая на рѣкѣ донѣ; но востревоженный по томъ приступомъ тактамыша къ москвѣ, отъ котораго россія много претерпѣла; но московское княженіе димитріемъ распространилось. Алексѣй митрополитъ и сергій радонежскій были во дни ево: кремль обведенъ каменными стѣнами: состроенъ алексѣемъ митрополитомъ чудовъ монастырь: сродникомъ и ученикомъ сергіевымъ построенъ симоновъ монастырь: андроникъ ученикъ сергіевъ построилъ андроніевъ монастырь: аѳанасій ученикъ монастырь высоцкой въ серпуховѣ: а супруга димитріева въ москвѣ вознесенской.
  

ВАСИЛІЙ ДИМИТРТЕВИЧЪ.

  
   Велъ войну съ новогородцами и наложилъ на, нихъ дань. Воевалъ съ отцемъ супруги своей анны витольдовны. Лишился смоленска и отъ набѣга татарскаго князя едигея претерпѣлъ около москвы великія разоренія: и лишивъ сына своево по нѣкоторымъ обстоятельствамъ наслѣдства, далъ ему только угличъ. Тамерланъ изъ россіи выгнанъ.
  

ВАСИЛІЙ ВАСИЛІЕВИЧЪ.

  
   Народъ не взирая на то что отецъ отрѣшилъ ево отъ наслѣдства возвелъ ево на престолъ: и хотя онъ и дважды сверженъ былъ со престола; однако онъ на немъ утвердился, бывъ крайне любимъ москвою. Новогородцевъ противящихся платити дань усмирилъ онъ. Нареченъ онъ темнымъ; по тому что князи непріятели ево выкололи ему глаза; но онъ видѣлъ, хотя и худо. Митрополитъ іона былъ во дни ево владѣнія. Москва отъ дней димитріевыхъ и въ сіи два владѣнія разширялася и расцвѣтала.
  

ИВАНЪ ВАСИЛІЕВИЧЬ.

1462.

  
   Всея россіи самодержецъ: во дни владѣнія ево Марѳа посадница возмутила Новъ градъ; но онъ городъ сей покорилъ и взявъ ево подъ свою область, вывезъ оттолѣ великое богатство: серебра, золота и всякаго имѣнія, которое великими обозами оттолѣ везено было, къ обогащенію ево и всея москвы. Сей государь былъ мужъ великаго духа, хотя и весьма грозенъ. Москву украсилъ онъ и далъ ей нынѣшнее великолѣпіе: нынѣ пребывающая успенская соборная церковрь при немъ заложена: кремль распространилъ онъ и обвелъ ево новыми стѣнами. Украсивъ прекрасными башнями и спаскія врата поставилъ: большая пушка вылита при немъ: никольскія ворота, тайницкія и погреба подъ дворецъ при немъ совершены. И хотя крымъ и обезсилѣлъ отъ сего государя; но казань усилилася: однако онъ ее принудилъ покориться подъ свое повелѣніе. А по сочетаніи съ греческою царевною софіею, взялъ онъ и гербъ цесарей греческихъ двуглавнаго орла: а до ево дней былъ гербъ россійскихъ великихъ князей всадникъ только, который и нынѣ нри двуглавномъ орлѣ оставленъ.
  

ВАСИЛІЙ ИВАНОВИЧЬ.

1505.

  
   Сей казанцовъ паки усмирилъ; однако по томъ почти все войско ево отъ нихъ побито. Поляки сообщася съ крымцами воевали съ нимъ. Усмирилъ онъ противящихся власти ево псковитянъ. Отнятъ дѣдомъ ево смоленскъ у поляковъ и возвращена смольянамъ икона смоленская, по прозьбѣ ихъ и по совѣту митрополита: но списокъ оставленъ: а на томъ мѣстѣ до коего она была препровождаема, состроилъ василій ивановичъ новодѣвичій монастырь и поставилъ тамо списокъ сей: построена церковь варвары, на варварскомъ торгу, и улица та варварскою названа: строилъ ее италіянецъ, какъ и всѣ почти знатныя строенія въ царство отца ево италіянскими архитектами ставилися: состроена церковь варвары иждивеніемъ гостя бобра съ братьями: въ то же время поставлена церковь іоанна предтечи каменная, бывшая при петрѣ митрополитѣ соборною: а при ней построенъ митрополичій домъ: церковь петра митрополита, а при ней монастырь нареченный высоцкимъ, у неглинной: церковь на срѣтенкѣ введенія: у фроловскихъ воротъ церковь аѳанасія и кирилла. При самомъ концѣ жизни своея съ великимъ нетерпѣніемъ постригся онъ и воспріялъ имя варлаама. Въ послѣднія лѣта жизни своея сталъ онъ царемъ титуловаться.
  

ЦАРЬ ИВАНЪ ВАСИЛЬЕВИЧЬ.

1533.

  
   Получилъ казань, астрахань и сибирь. При немъ состроена церковь покрова у спаскихъ воротъ и грановитая палата: сысканъ путь агличанами къ городу архангельскому, и оставлено прежнее путешествіе по бальтійскому къ россіи морю. Книгопечатаніе въ москвѣ зачалося при семъ государѣ. Онъ называется грознымъ; но я все то прехожу молчаніемъ; и ради того не упоминаю ни объ усмиреніи ново-городцевъ, ни ливонцовъ. При немъ пострадалъ митрополитъ филипъ за недопущеніе раздробить россію. При немъ китай обведенъ каменными стѣнами, и построенъ городъ свіяжскъ.
  

ѲЕДОРЪ ИВАНОВИЧЬ.

1584.

  
   Государь тихій, въ котораго владѣніе правилъ государствомъ борисъ годуновъ шуринъ ево и мужъ дочери малюты скуратова, любимца царя ивана васильевича. Возволновавшіяся казанцы покорены. Годуновъ желая по немъ царствовати велѣлъ умертвити брата ево димитрія. Царь ради свидѣтельства сего убіенія пошелъ въ угличъ, а годуновъ велѣлъ зажечь москву, дабы царь поворотился, что и учинено; однако годуновъ москву выстроилъ еще лутче, давая погорѣлымъ довольно на строеніе казны. Во дни сего царя здѣлана въ семь лѣтъ стѣна бѣлаго города, который сперьва назывался царевымъ городомъ, какъ тверская названа тогда царевою улицею, а никитская царицыною. При немъ и приказы московскія стараніемъ годунова построены. Пришедшія крымскія къ осадѣ москвы татары прогнаны отъ воробьевскихъ горъ: а гдѣ во время сраженія была икона донская, поднесенная подъ сраженіемъ димитрія съ мамаемъ великому князю донскими козаками, и поставленная во благовѣщенскомъ соборѣ, тамо послѣ побѣды царь построилъ монастырь, и сію икону далъ сему монастырю, который и нынѣ существуетъ близь воробьевыхъ горъ подъ именемъ донскаго монастыря. Патріярховъ уставилъ онъ. Возвращены ямбургъ, копорье и ивань городъ.
  

БОРИСЪ ѲЕДОРОВИЧЬ.

  
   Годуновъ еще умноживъ россіи пышность отошелъ по смерти царской въ монастырь, будто убѣгая монаршей власти и ища уединенія. Но работая тайно о возведеніи себя на престолъ, и умоленъ пришедшими къ нему духовными и боярами, съ иконами и со крестами, принялъ скипетръ. Романовыхъ разослалъ онъ, а ѳедора никитича и супругу ево постригъ; ибо ѳедоръ никитичь былъ двоеродной скончавшемуся царю братъ: ево по свойству хотѣли возвести на престолъ. Годуновъ получивъ много непріятелей во своихъ подданныхъ, ради безопасности своей завелъ доносителей: холопей на господъ и протчихъ, и доводы приведенныя въ употребленіе царемъ иваномъ василіевичемъ умножилъ, отъ которыхъ произошла послѣ нынѣ разрушенная тайная канцелярія. Датскаго королевича, жениха дочери своей отравилъ онъ изъ подозрѣнія, дабы не лишиться престола. А какъ ложный димитрій усилился; такъ годуновъ отъ страха отравился. Онъ построилъ ивановскую большую колокольню: а до нево была только сія, на которой царь колоколъ висѣлъ послѣ.
  

ѲЕДОРЪ БОРИСОВИЧЪ.

1604.

  
   Царствовалъ только шесть недѣль, и присланнымъ отъ ложнаго димитрія умерщвленъ и съ матерью.
  

ДИМИТРІЙ САМОЗВАНЕЦЪ.

1605.

  
   Назвавшійся димитріемъ бывъ въ польшѣ у сендомирскаго воеводы и сказавшійся своему отцу духовному что онъ царевичъ московскій и наслѣдникъ престола, увѣрилъ воеводу, имѣя крестъ на себѣ съ подписью что онъ царевичъ. Димитрій и царскую печать. Бывшій у поляковъ папской посолъ и ставшій послѣ папою подъ именемъ климента VIII, по перепискѣ изъ польши благословилъ ево войти на тронъ а поляковъ ему помогати; но съ тѣмъ дабы ему въ россію римскій ввести законъ. Поляки вооружилися и пошли съ самозванцомъ, а сендомирской воевода выдалъ за нево свою дочь маріяну. Города россійскія и войски всѣ покорялись ему гдѣ онъ ни шелъ. По томъ пришедъ ко граду москвѣ встреченъ онъ со крестами: и всѣ ему покорилися. А я во извиненіе моево отечества сіе предлагаю. Какъ не повѣрити было возможно, что сей самозванецъ не подлиннный димитрій? Имѣлъ онъ крестъ и печать точно данныя царевичу: примѣты на лицѣ и на тѣлѣ были точныя, какъ у царевича: одна рука короче какъ у царевича: мать ево признала и любила а онъ ее почиталъ. Разстригою отрепьевымъ не признавалъ ево ни кто, который десять лѣтъ былъ ево старяе, и вышедъ съ нимъ изъ польши, за свои неистовства отъ него сосланъ подъ началъ въ отдалѣнный монастырь, о чемъ и чудовъ и вся москва тогда были извѣстны: а о спасеніи царевича всегда слухъ носился. Папа именованнаго самозванцемъ поощрялъ письмами ко исполненію обѣщанія: о чемъ онъ нагло старался: а поляки дѣлали всякія неистовства и ругательства церквамъ, закону и насиліе народу: да самъ онъ по вшествіи своемъ въ москву изнасиловалъ царевну ксенію дочь бориса ѳедоровича и послѣ постригъ; достоинъ ли онъ имени человѣческаго а не только царскаго по сему единому? онъ же носилъ одѣяніе польское: вмѣсто середы постился въ суботу: въ праздники въ баню ходилъ и нѣкогда во всенощну николина дни: вотъ причины ево сверженія. Шуской ища и своего щастія ухитрился на него; но сіе извѣстно стало: а шуйской за то на смерть осужденъ: и уже лежа на плахѣ, когда и топоръ поднятъ былъ, прощенъ онъ отъ самозванца. Вся россія на пришедшаго изъ польши злочестивца возволновалася и подъ предводительствомъ шуйскаго свергла ево съ престола: а шуйской застрѣлилъ ево изъ пистолеты своею рукою. И хотя и всѣ почитали ево подлиннымъ димитріемъ, но государемъ недостойнымъ престола; однако по повелѣнію шуйскаго, принесены изъ углича мощи царевичевы: и все сіе всенародное мнѣніе что сверженный со престола былъ подлинный димитрій истребилося.
  

ВАСИЛІЙ ИВАНОВИЧЪ.

1606.

  
   Онъ выбранъ на престолъ, частію ради того что избавилъ москву отъ самозванца и отъ гоненія поляковъ: а частію что онъ ближайшій сродникъ былъ царю ѳедору ивановичу, хотя и онъ былъ далекъ. Сей царь сталъ отомщати участныя свои обиды, и былъ нелюбимъ ради того: онъ же былъ очень лукавъ: да и лице ево показывая то народу, было противно; чево ради силою постригли ево и отдали полякамъ, во уповати имѣти на престолѣ польскаго королевича.
  

МЕЖДУЦАРСТВІЕ.

  
   Шуйскаго свергнувъ со престола не знали россіяня что имъ дѣлать, и опасаяся новыхъ бѣдствій отъ своихъ соплеменниковъ возведенныхъ на тронъ, бросалися они, то къ полякамъ, то ко шведамъ дабы ихъ королевичей возвести на царствованіе: а поляки и шведы ихъ разоряли только обманывая и отнимая у нихъ города и земли. Поляки мужествомъ и разумомъ князя пожарскаго засѣдшія въ москвѣ и по томъ запершіяся въ кремлѣ покорены и по многомъ ихъ россіянамъ озлобленіи достойную мзду прияли. А михаилъ ѳедоровичь избранъ на царство.
  

МИХАИЛЪ ѲЕДОРОВИЧЪ.

1613.

  
   Сей государь отца своево вдѣлалъ патріярхомъ изъ архиепископовъ, а постриженную мать вознесенскою игуменьею. Мать не хотѣла ево выдать на царство изъ костромскаго ипатскаго монастыря, куда они сосланы были, видя неосновательство народа; но по прошенію всего народа возшелъ онъ во младости своей на престолъ, помогаемъ правительствовати седьмью выбранными къ тому боярами. Онъ разстроенную россію упокоилъ и привелъ во порядокъ, хотя по необходимости и съ ущербомъ. Теремы въ которыхъ обиталъ сынъ ево царь алексѣй михайловичь состроилъ онъ ради ево и своево другова сына.
  

АЛЕКСѢЙ МИХАЙЛОВИЧЪ.,

1645.

  
   По возшествіи на престолъ прогналъ онъ турокъ и татаръ отъ украйны. Новогородцевъ и псковитянъ усмирилъ онъ. На соль прибавка цѣны положена при немъ, и приказано покупать клейменыя аршины, дабы не было въ мѣрѣ обмана; отъ сего здѣлался бунтъ. Мятежники приступали къ селу коломенскому и просили на убіеніе морозова; но въ скорости собралися дворяня и ихъ подъ коломенскимъ перебили и раскосовали. Въ ево время бунтовалъ стенька разинъ, но поиманъ и въ москвѣ колесованъ. Сей государь положилъ основаніе правильнаго войска, и старался завести мореплаваніе, здѣлавъ уже корабль, который стенька разинъ сожегъ: а смерть пересѣкла сіе ево намѣреніе. Взялъ онъ смоленскъ и всю польшу устрашилъ. Патріярха никона создавшаго воскресенской, иверской и крестной монастыри свергъ онъ со престола: а паче за то что будто онъ подкупленъ поляками, и согласився съ новогородскимъ градодержателемъ доносилъ государю о опасности отъ шведовъ, и вызвалъ ево изъ польши, которую ему завоевать было уже очень легко.
  

ѲЕДОРЪ АЛЕКСѢЕВИЧЪ.

1676.

  
   Словесныхъ наукъ, теятра, художествъ и пѣнія называемаго партеснымъ любитель. Вредное мѣстничество разрушилъ онъ: учредилъ заиконоспаское училище: богатое одѣяніе отставилъ: конскія завелъ заводы: и колико слабъ былъ тѣломъ, толико бодръ разумомъ. Преставился онъ ко сожалѣнію, плачу и стенанію всего россійскаго народа.
  

ТАБЛИЦА О СУПРУГАХЪ МОСКОВСКИХЪ ГОСУДАРЕЙ.

  
   Иванъ даниловичь. -- елена, а чья дочь не извѣстно.
   Симіонъ ивановичь. -- 1. анастасія великая княжна литовская. 2. параскева ѳедоровна княжна смоленская. 3. марья александровна, княжна тверская.
   Иванъ ивановичъ. -- 1. ѳедосья димитріевна, княжна брянская. 2. александра, чья не извѣстно: мать димитрія донскаго.
   Димитрій константиновичъ. -- супруга не извѣстна.
   Димитрій ивановичъ. -- евдокія димитріевна княжна суздальская: дочь димитрія константиновича.
   Василій димитріевичъ. -- софья витольдовна великая княжна литовская.
   Василій василіевичъ. -- княжна марья ярославовна внука князя владимира донскаго.
   Иванъ василіевичъ. -- 1. марья борисовна княжна тверская. 2. софья ѳоминишна царевна греческая, родная племянница послѣднему греческому императору константину палеологу.
   Василій ивановичъ. -- вторыя супруги сынъ: 1. салмонида юрьевна сабурова: пострижена доброdольно, для дватцатилѣтняго неплодія. 2. княжна елена васильевна глинская.
   Иванъ василіевичъ. -- 1. настасья романовна юрьева: скончалася: мать царя ѳедора ивановича. 3. марья темрюковна княжна черкаская: разведена. 4. марѳа василіевна собакина: пострижена. 5. анна григоріевна васильчикова: погибла. 6. княжна долгорукова: погибла. 6. дарья ивановна колтовская: пострижена. 7. марѳа ѳедоровна нагихъ: мать царевича димитрія: осталася вдовою.
   Ѳедоръ ивановичь. -- ирина ѳедоровна годунова, сестра бориса ѳедоровича.
   Борисъ ѳедоровичь годуновъ. -- марья григоріевна дочь малюты скурлатова, начальника той стражи, и послѣ именованныхъ опричниками, съ которыми царь иванъ василіевичъ, освободився изъ александровой слободы, куда онъ отъ народа сосланъ былъ, вшелъ въ москву и возшелъ паки на престолъ.
   Ѳедоръ борисовичъ: былъ холостъ.
   Димитрій самозванецъ. -- маріяна дочь польскаго сендомирскаго воеводы.
   Василій ивановичь шуйской. -- княжна елена петровна буйносова ростовcкая.
   Михаилъ ѳедоровичь. -- 1. марья владимировна княжна долгорукова. 2. евдокія лукіяновна стрешнева.
   Алексѣй михайловичъ. -- рожденъ отъ евдокіи: 1. марья ильинишна милославская. 2. наталья кириловна нарышкина.
   Ѳедоръ алексѣевичъ. -- рожденъ отъ милославской 1. агафья семеновна грушецкая 2. марѳа матвѣевна апраксина. Отъ милославской рожденъ и царь иванъ алексѣевичъ и царевна софья алексѣевна: а отъ нарышкиной рожденъ петръ великій.
  

КОНЕЦЪ.

ПЕРВЫЙ и ГЛАВНЫЙ

СТРѢЛЕЦКІЙ

БУНТЪ,

бывшій въ МосквѢ,

въ 1682 году въ мѣсяцѣ Маіи.

  

СТРѢЛЕЦКІЙ БУНТЪ.

  

ГЛАВА I.

  
   Перьвая Супруга Царя Алексѣя Михайловича былаМарія Ильинична изъ рода Милославскихъ: Вторая супруга Наталія Кириловна изъ рода Нарышкиныхъ. Сіе сугубое супружество было причиною стрѣлецкихъ бунтовъ. Сила Милославскихъ по второмъ Царскомъ сочетаніи поддерживаема надеждою, будущаго царствованія Царевича Ѳеодора рожденнаго отъ Милославской, хотя и не пала, однако гораздо умалилась, а сила Нарышкиныхъ хотя и несовершенна была, но силѣ Милославскихъ уже препятствовала. Имя Нарышкиныхъ у черни, а особливо у стрѣльцовъ, было приведено ухищреніемъ бывшаго Боярина Ивана Михайловича Милославскаго въ ненависть, ибо всякое въ народѣ огорченіе, налоги, насилія, драки по улицамъ, замедлѣнія въ выдачѣ стрѣльцамъ жалованья, въ праздничныя дни работы, все то Нарышкинымъ приписывалося. И не только стрѣльцы, но жены ихъ и дѣти часто онымъ Бояриномъ Милославскимъ были призываемы и оплакиваемы: а сіи бсзразсудныя люди оплакивали съ нимъ и съ ево сообщниками прежнее евое и ихъ Милославскихъ состояніе: всякое новое худо чувствительняе, нежели минувшее. Иногда оный Милославской повязывалъ себѣ голову платкомъ по женски и садился на крыльцахъ, будто онъ боярыня какая, и будто отъ Нарышкиныхъ бита, приводя стрѣльцовъ ко сожалѣнію. Сказывалъ онъ иногда, что отъ скорой ѣзды молодыхъ господъ Нарышкиныхъ тотъ то и тотъ то раздавленъ, и что кровь на нихъ вопіетъ на небо и ко Иконѣ Знаменія Богоматери, отъ которыя Иконы поручалъ онъ всей черни знаменія паденію ихъ Нарышкиныхъ; ибо де Богоматерь и Заступница рода православныхъ Христіянъ таковаго утѣсненія Православнымъ долго терпѣть не можетъ. Надобно при семъ вѣдати, что сія Икона Знаменія въ соборной церкви Знаменскаго Монастыря, гдѣ онъ Милославской вкладчикъ, и церковь сія, Прежде того имъ Милославскимъ поновлена. И хотя въ царствованіе Царя Алексѣя Михайловича время было и благоденственно; но онъ Милославской всякія малости чинимаго народу худа возлагалъ на Нарышкиныхъ, превращая и малѣйшее худо въ великое; ибо на признаваемомъ общемъ худѣ было основано ево участное благо. Все то было имъ вымышляемо, что хитрости человѣческой при подлой душѣ свойственно. А по тому что онъ имѣлъ дѣло съ чернью такъ и политика, на самой простотѣ оспованная, была употребляема. Иная проповѣдь людямъ просвѣщеннымъ, иная черни. По кончинѣ Царя Алексѣя Михайловича, возведенъ на престолъ старшій сынъ ево Царевичъ Ѳеодоръ, бывшій самаго слабаго здравія, и лутчихъ естества человѣческаго качествъ. Вознеслися Милославскія; ибо свойственникъ ихъ царствуетъ, хотя Царь Ѳеодоръ Алексѣевичъ и болѣе тщился быти свойственникомъ народа россійскаго, нежели однихъ господъ Милославскихъ, но какъ то ни было, однако Нарышкины со всемъ обезсилѣли, а Царица Наталія Кириловна, хотя и въ крайнемъ была почтеніи, но комнаты ея были пусты; тамо, гдѣ нѣтъ Фортуны, политики не кланяются, а низкостепенныя люди, взирая на высокостепенныхъ, дѣлаютъ то же: нѣкоторыя ради страха, нѣкоторыя ища милости въ противной сторонѣ, отколѣ изливается ихъ польза, нѣкоторыя отъ извычки ласкать и боготворить Фортуну, хотя бы отъ нея ни какой пользы не ожидали, а нѣкоторыя удалялися отъ комнатъ Царицы Наталіи Кириловны, ради чего, и сами того не вѣдая, развѣ только на семъ оснуяся: такъ де нынѣ водится. Слово, мода, было тогда въ Россіи еще не извѣстно, но дѣйствіе онаго слова искони у насъ было: все входило и выходило изъ моды; входили и выходили изъ моды и поклоны, тѣмъ же подобіемъ какъ и нынѣ. А когда въ комнатахъ Царицы Наталіи Кириловны прихожихъ было не много; такъ и Нарышкины безъ друзей осталися; ибо друзья обыкновенно не къ особамъ людскимъ, но къ Фортунѣ ихъ прилепляются: отлепится Фортуна, отлепятся и друзья. Не была бы Царица толико оставленна, ежели бы ея благоденствіе отъ единаго Царя зависало; но она отъ сестры Ево Царевны Софіи Алексѣевны во время владѣнія родителя ея была ненавидима, а во время владѣнія брата ея утѣсняема. Несогласія между мачихъ и патчерицъ на свѣтѣ почти обыкновенны: а сія Царевна была паче надлежащей мѣры любочестна, и будучи красавицею, толико властолюбива, лукава и мстительна, колико прекрасна; такъ не удивительно, что она участницею престола родителя своего мачихи терпѣть не могла, и что къ ней получила ненависть. Она была разумна и прекрасна, возросла въ величествѣ, окруженна ласкателями, и отъ воспитанія не заимствуя просвѣщенія, а отъ природы и породы была высокомѣрна: и не могла содержать себя во границахъ должности человѣческой. Въ ея обстоятельствахъ много требовалося добродѣтели, чтобы не свернуться отъ пути истинны, и вмѣсто дѣйствительнаго геройства не восприяти кажущагося; и вмѣсто полезнаго правоученія не послѣдовати политикѣ, которая начертанна въ испорченныхъ сердцахъ нашихъ, и по страстямъ нашимъ имъ всякому цѣломудрію предпочитается, хотя истинная слава и истинное любочестіе состоитъ только въ добродѣтели: въ ней только истинное любочестіе; но сіе Философическое мнѣніе не многими приемлется: а Царевна Софія Алексѣевна была не Философка и сей системѣ не повиновалася; ибо таковыя разсужденія страстямъ человѣческимъ гораздо сухи. Царь Ѳеодоръ Алексѣевичъ сѣдя на престолѣ Россійскихъ Государей с содолѣвая препятствіе слабаго своего здравія царствовалъ умножая ежедневно благоденствіе своего Отечества, не имѣвъ ни жестокосердія, заглаждающаго и самыя великія дѣла монарховъ, ни мягкосердія, отклоняющаго скипетръ отъ правосудія, и отверзающаго злодѣямъ пути къ нарушенію общаго спокойства и безопасности. Былъ хранитель правосудія, любитель наукъ, покровитель бѣдныхъ, рѣшитель перепутанныхъ тяжебъ, истребитель разорительной одежды, сего суетнаго малоумныхъ людей украшенія, искоренитель мѣстничества, вмѣсто заслугъ Отечеству почитающихъ, безполезное роду человѣческому, свое родословіе, облегчитель народныхъ тягостей, и уменшитель дороговизны, которая главный источникъ народнаго злоденствія: украситель краснорѣчія цвѣтами изъ россійскаго языка рожденными; ибо тогда языкъ нашъ еще не былъ нашпикованъ, ни нѣмецкими ни французскими словами, а Россіяня во дни ево не старалися ни въ Нѣмцовъ ни во Французовъ претвориться, но исправиться, просвѣтиться, и быти достойными подлинниками, а не слабыми, смѣшенными, и колеблемыми сообразованіями чужестранцамъ, собственными своими гнушаяся почтенными качествами; ибо не думали еще тогда, какъ нынѣ нѣкоторыя думаютъ, того, что посыпаніе на головѣ сей пшенишной муки, которую мы пудрою называемъ, уподобляетъ насъ протчимъ Европейцамъ; ибо протчія нашея свѣта части жители, не пудрою, но науками отъ Азіятцовъ, Африканцовъ и Американцовъ отличаются. Бредятъ люди, проповѣдывающія то, что мы до временъ Петра Великаго, варвары или паче скоты были; предки наши были не хуже насъ: а сей послѣдінй Царь въ нашей древности былъ достойный братъ Петру Великому. И не было другова Россіянамъ превращенія, какъ вопятъ новомодныя невѣжи, наслышавься отъ чужестранныхъ, которымъ они сами о себѣ такую подлость натолковали, кромѣ сея, что сіи сумозбродныя толкователи превращенны стали; ибо они изъ человѣковъ ненапудренныхъ, дѣйствительно, въ напудренную превратилися скотину. Ни младыя лѣта, ни слабое здравіе, ни непрестанныя болѣзни не уменшили славы Царя Ѳеодора Алексѣсеича, но еще умножили. Перьвая ево супруга была Агаѳія Сіміоновна изъ рода Грушевскихъ, и родивъ ему сына Илію, преставилася, а съ нею купно и сынъ ея. Отъ сей печали болѣзни Царевы умножилися; однако перьвый ево Бояринъ и наперстникъ Языковъ желая удержати на всегда щастіе свое и преимущество присовѣтывалъ ему вторымъ сочетаться бракомъ, дабы при жизни ево и слабомъ состояніи не преклонилися подданныя ево къ надеждѣ будущаго другой стороны благополучія, и дабы по смерти ево та же сторона во обладаніи россійскаго осталася престола, а онъ бы Языковъ былъ воспитателемъ чадъ ево и правителемъ государства. Сіи политическія ево вымыслы не разногласили тогда со желаніемъ Бояръ и народа. Избрана ему невѣстою прекрасная, добродѣтельная дѣвица Марѳа Матвѣевна изъ рода Апраксиныхъ. Сочетался Царь и въ томъ же году 27 дня Апрѣля по шести лѣтахъ и трехъ мѣсяцахъ обладанія своего скончался. Жилъ онъ къ радости и увеселенію народа: преставился ко слезамъ и стенанію. Въ день смерти ево по услышаніи ево кончины, была Москва въ такомъ горестномъ состояніи, какъ Римъ по смерти Титовой. Рыдала Москва и вся по томъ Россія омывалася слезами. Въ тотъ же часъ, когда преставился Государь, изъ комнатъ Царскихъ послано извѣстіе къ Патріярху Іоакиму и всему народу, кончина Царская вѣстнымъ объявлена колоколомъ. Патріярхъ, духовенство, Бояря и все знатное дворянство собралися въ Кремль ради нарѣченія новаго Царя, и всѣ единогласно избрали преемникомъ россійскаго престола Царевича Петра; ибо старшій Царевичъ Іоаннъ для крайней слабости здравія, косный языкомъ и лишенный зрѣнія, признанъ былъ ко правленію государства неспособнымъ, что по немощамъ и съ собственнымъ ево соглашалося желаніемъ. Избранъ Царь и учинена знатными присяга вѣрности. Возшелъ онъ на престолъ десяти лѣтъ отъ рожденія своего, обновивъ надежду народа, и отовсего народа выборъ сей утвержденъ плескомъ, восклицаніемъ и безпринужденною присягою.
  

ГЛАВА ІІ.

  
   Сѣмена ненависти противъ Нарышкиныхъ насѣянныя Милославскимъ и прилѣпленія къ ихъ Милославскаго роду и сторонѣ, ко произведенію плодовъ уже готоыы были ко вреду новаго Царя и Царицы Наталіи Кириловны. Стрѣльцы московскія общенароднаго избранія не признали: и не будучи членами отечества, но за положенное имъ жалованье защитниками и оборонителями государства имѣли 14198 голосовъ вооруженныхъ. И хотя всѣ знатныя и все протчее дворянство и чернь уже при присягѣ вѣрности крестъ и цѣловали; однако великая часть были противной стороны; такъ кажется мнѣ, что самая лутчая присяга есть любовь къ отечеству и честность; потому что оная присяга никогда не нарушается: тако клялся Катонъ и многія Римляня въ вѣрности своему отечеству. Услышавъ о мятежѣ народа, и облекшись пансырями имѣя оныя подъ одеждою, приѣхали въ Кремль ради защищенія Государя, и ради спокойства своего отечества, безстрашныя мужи стороны Царя Петра Алексѣевича и Матери его Царицы Наталіи Кириловны: а именно: Кравчій Князь Борисъ Алексѣевичъ Голицынъ и братъ ево Голицынъ Князь Иванъ большой называемой Лобъ, Князь Яковъ, Князь Лука, Князь Борисъ, Князь Григорій Долгорукія. А при сей сторонѣ были еще многія знатныя люди: Князь Никита Ивановичъ Одуевской, почтенный честію Боярства изъ молодыхъ лѣтъ, еще при Царѣ Михайлѣ Ѳеодоровичѣ, и сынѣ ево Князь Яковъ Никитичъ, Князь Михайла Яковлевичъ и Князь Михайла Яковлевичъ Черкаскія, Князь Юрья Акексѣевичь и сынъ его Князь Михайла Юрьевичъ Долгорукія, Князь Иванъ Борисовичь Репнинъ, Князь Иванъ Борисовичь Троекуровъ, Князь Григорій Григорьевичъ и дѣти его Князь Андрей и Князь Михайла Григорьевичи Ромодановскія, Петръ Васильевичъ большаго, Петръ Васильевичъ меньшаго, и Борисъ Петровичь Шереметевы, Алексѣй Семеновичъ Шеинъ, Князь Иванъ Григорьевичъ Куракинъ, Князь Юрья Никитичъ Боряшинской, Князь Михайла Ивановичъ Лыковъ, Князь Петръ, Князь Никита, Князь Юрья, Князь Ѳедоръ Семеновичи Урусовы, все дворянство и почти весь народъ. А противной стороны были только одни стрѣльцы и самое малое число изъ черни ихъ сообщниковъ. А знатныхъ число сей стороны было весьма мало, да и то потаенно. Лутче монархамъ и государствамъ войска не имѣти, нежели отъ него зависети: лутче быти народу подъ игомъ иноплеменниковъ, нежели подъ игомъ вооруженной черни: и лаская своевольству ихъ быти подъ ихъ стражею, и трепетати день и ночь. Во правильныхъ Европейскихъ войскахъ за всякое воину преслушаніе положена смерть: и ради того, гдѣ такая въ воинствѣ наблюдается исправность, тамо и безопасность; ибо никто не учинивъ малаго преслушанія, къ великому доступить не можетъ; потому что всякое дѣло идетъ по степенямъ, а иногда пожары большими пламенями не начииаются, но отъ малыя рождаются искры: и гдѣ затушаются искры, тамо противъ отцевъ и чадъ отечества нико-гда пожара быть не можетъ. Войски содержимыя въ воинскомъ порядкѣ, единымъ только тиранамъ опасны, колико тираны опасны своимъ подданнымъ. Любовь и усердіе между монарховъ и подданныхъ бываютъ завсегда взаимственны; ибо подданныя толико же созданны ради монарховъ, колико монархи ради подданныхъ. Стрѣльцы подсылками отъ Царевны и отъ Милославскаго во время тяжести болѣзней покойнаго Царя и по смерти ко противленію выбора были уже со всѣмъ изготовлены, и подученъ нѣкакой дворянинъ Сунбуловъ ко зачатію онаго закричать со единомышленниками своими таковыми же рядовыми дворянами, въ Кремлѣ при общемъ собраніи, отъ дворянства яко членъ отечества: выборъ Боярской беззаконенъ; ибо избранъ на царство младшій братъ, а старшій обойденъ: надлежитъ быть на престолѣ Царевичу Іоанну Алексѣевичу. За сіе получилъ онъ по томъ отъ Царевны чинъ Думнаго дворянина, хотя онъ и Боярства чаялъ, и обманувься сею надеждою постригся: и въ Монастырѣ Чудовѣ былъ монахомъ, котораго увидѣвъ нѣкогда Царь Петръ Алексѣевичъ бывша уже въ монашествѣ, въ соборной церкви онаго Монастыря, оставша по литургіи и не пошедша къ антидору, и спросивъ около стоящихъ ради чево етотъ Монахъ нейдетъ къ антидору, и извѣстивься, что ето Сунбуловъ, подозвавъ ево къ себѣ спросилъ ради чево онъ нейдетъ ко антидору, который объявилъ ему, что онъ Сунбуловъ, и что онъ со трепетомъ на лице Его Величества взираетъ, и не только пройти мимо прогнѣваннаго собою Государя смѣлъ, но ниже возвести на него страдническія глаза свои: таковы были слова ево; ибо онъ уже покаялся и принялъ образъ ангельскій не получивъ въ образѣ діявольскомъ ожидаемаго награжденія. Государь приказалъ ему ийти къ антидору и подозвавъ ево послѣ антидора, и ободривъ ево къ безбоязненному отвѣту спрашивалъ ево, какой ради причины онъ ему при выборѣ на царство не понравился. Сунбуловъ ободренный отвѣтствовалъ: Іюда Христа за тритцать сребрениковъ предалъ, бывъ ученикомъ ево, а я твоимъ, Государь, ученикомъ никогда не бывалъ; такъ чему дивиться, что я тебя предавалъ мѣлкимъ будучи дворяниномъ за Боярство: отвѣтъ разумнаго и мерзскаго человѣка. Царевна Софія Алексѣевна и сама брата своево Іоанна Алексѣевича ко правленію царства почитала неспособнымъ; но ради тово старалася о возведеніи ево на престолъ, дабы ей вмѣсто ево царствовать и подъ именемъ Царевны быти Самодержавною Царицею: а Петра Алексѣевичалиша трона, по времени отъ скипетра отдалить и отсѣчь надежду Россіянъ видѣти ево, когда нибудь, облеченна порфирою, или потаеннымъ образомъ лишити жизни, и утвердити свою безопасность. Крикъ Сунбулова стрѣльцамъ потребенъ былъ; понеслося по всѣмъ полкамъ ихъ сіе ехо, что не все дворянство избраніе новаго Царя утверждаетъ: и что они не яко бунтовщики, но яко подпора истинны и раби отечества праведное желаніе сыновъ его, и законное наслѣдство, изъ усердія къ роду Монаршу и ко дворянству, оберегаютъ, отъ нарушающихъ права Бояръ. И подлинно по большой части стрѣльцы такъ думали: а что, и для чево дѣлается, ето знали только изъ нихъ немногія тщася начати дѣло видомъ истинны, поддерживать яростію и піянствомъ, и окончати варварствомъ. А Царевна при властолюбіи и того еще опасалася, чтобы Царица не стала ей отомщати прежнихъ отъ нея себѣ гоненій, и временщикамъ бывшаго правленія гоненій братій и сродниковъ ея, терпѣвшихъ отъ нихъ разныя многочисленныя оклевѣтанія и злодѣйствія: не бояся отмщенія, вмѣсто раскаянія и удовлетворенія, стремилася сотворенное зло умножить и имъ оградиться, угрызеніе совѣсти презирая, и гласу ея не внемля. Своевольство стрѣльцовъ, неповинующихся своимъ начальникамъ, полезно было Царевнѣ и сообщникамъ ея, ко утвержденію ея жестокосердія, къ отверстію неправедныя власти, ко разрушенію общаго спокойства и къ начатію возмущенія. Войско должно отъ народа зависати, а не народъ отъ войска: а инако были бы члены отечества, гражданя и поселяня, невольники ратниковъ. Стрѣльцы тогда не много памятовали о своихъ должностяхъ, основанныхъ на военномъ искуствѣ, къ охраненію отечества и къ защищенію онаго; но упражняяся въ торгахъ, имѣя въ рядахъ и лавки: а излишнее время препровождали въ роскошахъ и піянствѣ. Разгораются искры въ сердцахъ войска противъ отца и сыновъ отечества, и огнь воспламеняется. Забываетъ сіе пагубное войско Бога, Государя, Честь н Отечество: и принадлежащее скипетру право, отторгая отъ престола и отъ законовъ, отдаютъ оружію и своевольству. Вотъ какова была наша чернь ко стыду нашему! Римская чернь никогда противъ Рима не бунтовала, а Московская противъ Москвы вооружалася, чево Дворяня никогда не дѣлали. Пала горда истинна, гласящая устами Государей законы и охраняемая знатнѣйшими сынами отечества, и овладѣли высочайшею властію вооруженныя раби. Обыкновенно повелѣніе нисходитъ, а тогда восходило. Зачалися зборищи во съѣзжихъ избахъ, и съѣзжія избы стали сонмищами расправы, въ которыхъ безмозглыя люди совѣщевали о судьбинѣ государства, и Полковниковъ своихъ отъ оныхъ избъ отгоняли палками, браня и ихъ и всѣхъ Бояръ, и грозя мученіями и смертью: а они спасалися молчаніемъ и бѣгствомъ. Десятники, Пятидесятники, Сотенныя и протчія изъ лутчихъ стрѣльцовъ старалися унимати ихъ отъ начинаемаго беззаконія; но благоразумныя ихъ совѣты ни какова дѣйствія не имѣли: а они по общему согласію возводя ихъ на высокія зданія, и бросая оттолѣ, за обличеніе наглости умерщвляли. Нѣкоторыя изъ стрѣлецкихъ полковъ не преклонялися сперва къ возмущенію, колебаяся и угрыжаяся совѣстію, по елику угрыженіе въ неутвержденныхъ совѣстяхъ быть.можетъ. Девять было стрѣлецкихъ полковъ тогда въ Москвѣ, состоя изъ четырнатцати тысячь, ста девяноста осми человѣкъ: три полка: Стремянной, Полтевъ и Жуковской долго сему злочестивому дерзновенію противоборствовали: а полкъ Сухоревской во границахъ вѣрности и честности пребылъ до конца. Съѣзжій ихъ дворъ былъ тамо, гдѣ Сухорева башня, которая кажется мнѣ непрестанно прохожимъ и проѣзжимъ напоминаетъ и гласитъ: будьте вѣрны Государямъ и Отечеству. Священно сіе мѣсто и благословенъ тотъ полкъ. Милославской въ тѣ дни сказывался больнымъ, тайно чужими руками жаръ загребая, которая тайна уже послѣ смерти ево открылася. Весьма опасны люди имущія хорошій разумъ и худое сердце. Милославской былъ возмущенія руководецъ, а подозрѣнія на него не было ни малѣйшаго. Во время притворныя ево болѣзни, не выѣзжалъ онъ и къ себѣ ни кого не допускалъ. Но выборныя имъ коварнѣйшія изъ стрѣльцовъ люди, ходили къ нему по ночамъ, донося ему о приуготовленіяхъ, и приемля отъ него наставленія. Къ Царевнѣ стрѣльцы такъ же по ночамъ ради наставленія ходили, донося ей, что у нихъ устроевается. Перьвыя собесѣдники и помощники въ дѣлѣ семъ у Милославскаго были, сродникъ ево Александръ Ивановъ сынъ Милославской, Иванъ и Петръ Андреевы дѣти Толстыя, изъ которыхъ послѣдній вѣрностію своею къ Государю Петру Алексѣевичу, заглаждая прежнія свои преступленія, обративъ разумъ свой къ вѣрности Государя и Отечества, и имя свое оставилъ не къ безчестію, но къ чести своихъ потомковъ. Стрѣлецкой Подполковникъ Иванъ Елисѣевъ сынъ Цыкляръ, да изъ мѣлкаго Новогородскаго лворянства кормовой иноземецъ Иванъ Григорьевъ сынъ Озеровъ, такъ же къ руководству сего бунта Милославскимъ опредѣлены были. Изъ стрѣльцовъ начальники сего бунта были, Борисъ Одинцовъ, Обросимъ Петровъ, Кузьма Чермновъ и другія нѣкоторыя. Преждерѣченныя три полка великими обѣщаніями награжденія къ бунту преклонены. А Сухоревской полкъ не допущенъ ко злодѣянію сему Пятисотеннымъ Васильемъ Бурмистровымъ и Пятидесятникомъ Иваномъ Борисовымъ. И хотя кромѣ начинщиковъ возмущенія и ни кто изъ стрѣльцовъ не вѣдалъ подлинно доброе ли они или худое дѣло зачинаютъ, но пьянство, жестокосердіе и прибыточество на ихъ надеждѣ основанное имъ колеблющееся мнѣніе разрѣшило, и очистило путь ко злочестивому исполненію. Изъ комнатъ Царевниныхъ тайнымъ образомъ во всѣ полки даваны были стрѣльцамъ деньги. Руководствовала въ семъ бунтѣ и постельница Царевнина Ѳедора Семенова дочь по прозванію Козачка, родомъ Малороссіянка, и послѣ съ великимъ богатствомъ за преждеименованнаго Озерова, выдана въ замужество. Зачинаютъ уже стрѣльцы говорить о злоумышленіи своемъ явно и всенародно съ крикомъ, съ безстрашіемъ и съ угрозами. Собиралися они великими толпами и короводами, торговыя бани и кабаки молвою ихъ наполнялися, звонили у многихъ церквей вмѣсто обыкновеннаго звона по набатному: а те рѣдко напивься пьяни, безъ пожара и безо всякой причнны били въ барабаны тревогу, сами себя обманывая, ради единаго предворительнаго увеселенія приготовляяся ко предприятому варварству. О вы Князи, Господичи и Дворяня Московскія, чево вы ожидаете, и почто сего зла не предваряете; народа въ Москвѣ больше, нежели стрѣльцовъ! Казалося имъ то, что стрѣльцы безъ важныя причины и безъ общенароднаго согласія присяги своей не нарушатъ, однако они нарушили!
  

ГЛАВА III.

  
   Въ пятый надесять день Маія того тысяча шесть сотъ осмьдесять втораго года, по утру по приказанію Боярина Ивана Михайловича Милославскаго, при съѣзжихъ избахъ ударили въ барабаны зборы, и стрѣльцы собралися, и ожидали только изъ комнатъ Царевниныхъ повелѣнія ийти къ безсовѣстной осадѣ своего отечества. Тогда Александръ Милославской, и Петръ Толстой прибывъ ко полкамъ, объявляли скача по войску, что часъ праведнаго отомщенія наступилъ: Царевичъ Иванъ Алексѣевичъ убитъ. Нарышкины Россіею овладѣли: вѣрныя подданныя и все войско приготовлены къ погибели: и кричали: отомщайте друзья, отомщайте кровь Царевича, убіеннаго въ тотъ же самый день, въ который на Угличѣ убіенъ Царевичъ Димитрій: отомщайте кровь Царевича и отомщайте всенародное нещастіе: помремъ за отечество! и Всѣ стрѣльцы вооруженныя противъ отечества, кричали помремъ за отечество. День сей назначенъ былъ ради пущаго стрѣльцамъ воображенія справедливаго отмщенія; ибо сей день былъ и прежде днемъ убіенія Царевича, такъ бы чрезъ то несмысленный и суевѣрный ихъ сонмъ получилъ больше о убіеніи Царевича увѣреніе, будто какъ бы судьбинѣ, употребленный на таковое убіеніе день другихъ дней способняе могъ быти. Которыхъ Бояръ побити, Александръ Милославской и Петръ Толстой полкамъ тогда сообщили записки, по волѣ Царевны и Ивана Михайловича яко начальника и руководителя всего возмущенія. Тогда же взятъ былъ изъ Знаменскаго Монастыря изъ поновленной имъ Милославскимъ церкви по отпѣніи Молебна и по совершеніи Водосвященія Мѣстный Образъ Знаменія Богородицы. Въ полкахъ ударили въ барабаны тревогу, подняли знамена, и неся предъ собою Образъ и чашу святой воды, оставивъ одни Фузеи, и для лутчія способности сокративъ бердыши, съ пушками, и со всемъ воинскимъ снарядомъ двигнулися къ походу злодѣянія. Бояринъ Артемонъ Сергѣевичъ Матвѣевъ стрѣльцами яко стороною Милославскихъ былъ ненавидимъ; ибо изъ его дома взята живущая въ ономъ Дѣвица Наталія Кириловна Дщерь Кирилы Полуехтовича Нарышкина въ супружество Царю Алсксѣю Михайловичу, и по тому что онъ былъ всегда прилепленъ къ комнатамъ Царицы, былъ онъ во дни Царствованія Царя Ѳедора Алексѣевича, по завѣтамъ Бояръ Богдана Матвѣевича Хитрова и Ивана Михайловича Милославскаго въ ссылкѣ, и предъ нѣсколькими днями изъ ссылки по волѣ Царицы возвращенъ. Сей Бояринъ около полудни сего ужаснаго дня, бывшаго въ понедѣльникъ, вышедъ ко своей коретѣ, и на лѣсницѣ, называемой Куретной, услышалъ отъ Боярнна Князя Ѳедора Семеновича Урусова, что стрѣльцы сошли уже въ Земляной и Бѣлой городы. Возвратился Бояринъ Матвѣевъ къ Царицѣ и донеся ей о томъ, приказалъ въ ту же минуту Подполковнику Стремяннаго полку Григорью Горюшкину запирать въ Кремлѣ вороты; но стрѣльцы уже въ Кремлѣ и вокругъ Дворца. На Ивановской Колоколнѣ ударили они въ большой набатной колоколъ, и во все время варварскія своея осады въ набатъ били непрестанно: и приступая ко Красному крыльцу кричали: выдайте измѣнниковъ Нарышкиныхъ и Матвѣева умертвившихъ Царевича Ивана Алексѣевича. Нарышкины, Кириллъ Полуехтовичъ, и сынъ ево Иванъ Кириловичъ просили Царицу, чтобы показать имъ Царевича, что онъ живъ и здравъ: оба и Царевичъ и Царь были выведены изъ комнатъ и поставлены у Краснаго крыльца на простенкѣ перехода, гдѣ караульныхъ лежали барабаны: Царевичъ ради увѣренія, что молва о его убіеніи есть ложна, а Царь ради показанія имъ достойнаго Вѣнценосца къ угрызенію ихъ совѣсти и раскаянію. Сама Царица вышла съ ними и ихъ увѣщевала, но они отвѣчали ей со всякою непристойнѣйшею грубостію: самъ Царевичъ говорилъ имъ то, что ему ни какова и малѣйшаго утѣсненія отъ Царицы и ни отъ ково нѣтъ и не бывало; но они отломавъ деревянныя у крыльца рѣтетки, хотя и видѣли Царевича жива, бунтовать и побити предписанныхъ имъ Бояръ устремивься, предприятія своего не отмѣнили; ибо ихъ не смерть Царевича, но ихъ собственное прибыточество ко возмущенію привело. Выдайте Нарышкиныхъ, кричали стрѣлыгы, Царевичъ не умерщвленъ; но впредь отъ нихъ умерщвленъ быти можетъ. Лютая предосторо-жность, недостойная человѣчества погубляти человѣковъ опасаяся отъ нихъ бѣдствій, когда къ подозрѣнію и слѣдовъ нѣтъ. Иванъ Нарышкинъ, кричали они, надѣвалъ на себя Царскую Діядиму, и достоинъ смерти. Пришедшія воины собранны отомщати Царевичеву смерть, и увидѣвъ его жива, выдумываютъ новыя и глупыя причины своего возмущенія. Здѣсь не дѣйствіе основанію, но основаніе дѣйствію слѣдуетъ. Бояринъ Матвѣевъ ко стрѣльцамъ низшелъ со лѣсницы, уговаривалъ ихъ, дабы они опомнилися и пришли въ себя, и не омрачали бы прежнихъ за отечество своихъ сраженій и побѣдъ, и не дѣлали бы того, чего Россіяне Никогда не дѣлывали, и чтобы они изъ Кремля выступили и возвратилися во свои слободы; усмирилися было они нѣсколько, о чемъ Матвѣевъ и Царицѣ донесъ. По томъ главный ихъ Начальникъ, правящій стрѣлецкимъ приказомъ Князь Михаилъ Юрьевичъ Долгорукой съ лѣсницы сошедъ властно и безстрашно жестокими словами уговаривалъ ихъ, яко смѣлый и въ такомъ обстоятельствѣ нѣсколько неосторожный человѣкъ, достойный и великаго почтенія, и великаго по неосторожности сожалѣнія. Сіе ихъ паки ожесточило, а особливо, что они вообразили себѣ строгую и порядочную ево надъ собою власть, и ни мало со своевольствомъ ихъ несогласную: и отступивша отъ нихъ на Красное крыльцо взяли ево и сбросили съ крыльца на копья, и бердышами изрубили. Вотъ начало кровопролитія, и перьвое превосходящаго звѣрство жестокосердія исполненіе. Прервала чернь узы свои: нѣтъ Монаршей власти: скипетръ и законы безсильны: властвуютъ и повелѣваютъ раби: сыны отечества молчатъ и повинуются. Се мнимое естественное право, что всѣ человѣки равны! Благородныя люди никогда толпами къ варварскому дѣйствію не приступаютъ. Рабамъ принадлежитъ раболѣпная покорность: сынамъ отечества попеченіе о государствѣ: Монарху Власть: Истиннѣ предписаніе законовъ. Вотъ основаніе общенароднаго россійскаго благосостоянія. Стрѣльцы другихъ полковъ отъ сѣней Грановитой полаты ворвалися въ Царскія комнаты и вырвали Боярина Матвѣева благоразумнаго, обществу полезнаго и драгихъ качествъ исполненнаго мужа, на убіеніе, и сколько женская сила допускала Царицу къ его защищенію, столько защищенія она употребляла, примѣшивая къ тому снисходительныя и жалостныя прозьбы; но все то тщетно; неукротимая свирѣпость исторгла изъ рабскихъ устъ ихъ самыя грубыя слова, Супругѣ владѣвшаго и Матери владѣющаго Царей, правящей тогда Скипетромъ россійскимъ. Добродѣтельный, безбоязненный, неужасающійся смерти, и вѣчнаго почтенія къ чести своихъ потомковъ достойный мужъ, Бояринъ Князь Михаилъ Алегуковичъ Черкаской, бросился въ толпу сихъ разъяренныхъ тигровъ и вырвалъ изъ рукъ ихъ и изъ челюстей смерти, Боярина Матвѣева. Но они изодравъ одѣжды сего защитника человѣколюбія отняли изъ рукъ его защищаемаго, и съ Краснаго крыльца ко Благовѣщенскому Собору сбросили ево. на копья, вопія сообщникамъ своимъ: любо ли вамъ:ивсѣ многократно повторяя отвѣчали: любо, любо. Зрители сего страшнаго позорища, состоящія изъ единыя черни, иныя добровольно, а иныя по принужденію удостоевая сіи Варварскія дѣйствія, съ ними то же кричали: вся площадь вопитъ: любо, любо; ибо вся площадь состояла изъ черни. Господскія слуги біемы палками и принуждаемы восклицати, любо, любо, отторженны вѣрностію ко своимъ господамъ и слѣдственно ко престолу, не только сердцами, но и устами съ ними не сообщалися, терпя біенія и угрозы смерти. Тогда ясно видѣло раздражаемое Небо, и невинною кровію обагряемая земля различіе между Благородныхълюдей и черни. А вы Духовныя молчите! а вы подпора добродѣтели видите, что Истинна падетъ и ея не поддерживаете! Сей день, сіи часы, сіи минуты, вашему охраненію поручены; но какъ имъ поддерживать; ибо самъ Патріархъ стороны противной по причинѣ согласнаго съ его лицемѣріемъ черни суевѣрія, и сокровенный участникъ лютаго злодѣянія ихъ? О Никонъ, Никонъ! любимецъ и наперстникъ твой пришедшій изъ горы Аѳонской, и создавшій по образу тамошнему, по косогору близь горъ Воробьевскихъ Обитель, тайными своими ухищреиіями былъ начальнымъ орудіемъ твоего сопрестола сверженія: и се тайными же ухищреніями помогая неправдѣ, спокойно взираетъ изъ чертоговъ своихъ на проліяніе невинной крови своихъ соплеменниковъ. Ты спасъ Царскій домъ отъ повѣтрія: сей помоществуетъ возмущенію. Смѣло скажу, что не было бы сего въ Москвѣ бунта, ежели бы ты былъ живъ и былъ бы на Патріаршемъ престолѣ. О неиспытанныя судьбы Божіи. Никонъ страждетъ: Іоакимъ благоденствуетъ! Стрѣльцы умертвивъ Матвѣева и окрововлены Бояръ неповинною кровію громогласно возопіяли: началося время отомщенія; не щадите измѣнниковъ, ступайте и ловите ихъ! и уклонивъ копья, возбѣжало ихъ великое множество на Красное крыльцо и разсѣялися по Царскимъ Чертогамъ. Царица, видя варварство сея мерскія черни, стеня, трепеща и горькими обливаяся слезами, отошла съ Царемъ и съ Царевичемъ во Грановитую полату. А они ходя и по внутреннимъ бѣгая Царя, Царицы и Царевенъ комнатамъ вездѣ шарили и искали, кого имъ было надобно. Худое обыкновеніе, что въ Западной церкви тати, убійцы и разбойники спасаются осязаніемъ Священныхъ храмовъ: а еще худшее дѣло, когда и не повинныя не только осязаніямъ стѣнъ священныхъ, но ниже подъ церковными престолами спасенія не обрѣтаютъ. А стрѣльцы ища Бояръ, и подъ церковныя престолы копьи свои вонзали; къ чему Посты, Молитвы и Коленопреклоненія, когда души не утверждены въ добродѣтели? Естество съ Исторіею для того соображалося, какъ бы гнушаяся варварскаго сего позорища; ибо при вступленіи во кремлевскія ворота, прекрасная Майская погода въ сильныя вѣтры и въ жестокую бурю премѣнилися: и нѣкоторымъ боязливымъ, мнилося тогда, и по незапному премѣненію приятнѣйшія Майскія погоды и по лютости необузданной черни, что преставленіе свѣта наступаетъ; но послѣдній часъ разрушенія нашего мира можетъ ли быти ужасняе, сего Матвѣеву и Долгорукову часа. Въ то же время убили стрѣльцы во дворцѣ Стольника Василья Иванова, сына Думнаго Дьяка Ларіона Иванова, да Подполковниковъ Григорья Горюшкина и Олимпія Юренева: и не минуя ни чулана, а не только какой комнаты, не исключая ни Царскихъ, ни Царевенскихъ и Царевичевой почиваленъ, бѣгая съ бердышами и копьями. убили они, вмѣсто Комнатнаго Стольника Аѳанасья Кириловича Нарышкина, стольника Ѳедора Салтыкова, сына Боярина Петра Михайловича, и учтиво предъ отцемъ ево извинялися, что они то ошибкою учинили. О мерзскія и недостойныя солнечнаго освѣщенія души! вмѣстно ли такое извиненіе! и могло ли ваше учтивство утѣшити толь сокрушеннаго родителя! Вы убили человѣка, которому и сами убіенія не предписали. Вбѣжавъ въ церковь Воскресенія на сѣняхъ, и увидѣвъ Царицына карла названіемъ Хомяка, и извѣстивься отъ нево, что Аѳанасій Кириловичь Нарышкинъ въ оной церкви подъ престоломъ, которого онъ имъ и указалъ, Вытащили его изъ подъ престола, и вытащивъ на паперть разсѣкли ево на части, и части тѣла сбросили съ сея высоты, будто бы ради вторичнаго убіенія, и какъ будто бы куски тѣла ево будучи одушевлены, еще терзаніе ихъ чувствовали: толико ненасытимо было ихъ варварство! тѣло ево было сброшено на площадь предъ Соборную церковь. Рѣченного Хомяка взяла Царица Наталія Кириловна за нищету изъ богадѣльни, предстательствомъ сего убіеннаго и указаннаго на жертву смерти Брата Ея. Великій Боже! есть ли во адѣ мученіе достойное сему злодѣю! Въ той же день мучительски убіенъ стрѣльцами живущій за Москвою рѣкою, и бывшій тогда во своемъ домѣ Комнатной человѣкъ Иванъ Ѳомичъ Нарышкинъ. Пьяныя они шаталися по улицамъ, и безобразно входя во знатнѣйшія домы умножати свое пьянство, грозили смертнымъ убійствомъ, грабили, били и всякія дѣлали озорничества. И въ то же время убили Бояръ Князя Григорія Григорьевича, и сына ево Андрея Григорьевича Ромодановскихъ, Полководцевъ знаменитыхъ, будто за то, что они подъ начальствомъ ево подъ Чигириномъ многія претерпѣвали озлобленія. Въ той же день сысканы ими и побиты Ларіонъ Ивановъ и Аверкій Кириловъ и на части разсѣчены: Ивановъ за то, что онъ правя прежде Стрѣлецкимъ приказомъ, ихъ стрѣльцовъ утѣснялъ: а Кириловъ за то, что будто онъ правя Большаго дохода приказомъ на всякія съѣстныя припасы и харчи накладывалъ тяжкія пошлины. Въ домѣ Иванова по убіеніи ево нашли они рыбу каракашину, и почетъ ея ядовитою змѣею, и ругаяся ему уже и по смерти сію мнимую змѣю на Красной площади приложили къ тѣлу ево, являя народу и говоря, что они убили человѣка злочестиваго питающаго змѣй ядовитыхъ: а они сами всякой гадины и мерзче и ядовитяе. Всѣ сіи совершая убійства кричали они любо, любо: а неповинующіяся имъ сіи кричати слова господскія служители и стенящія видя сіе позорище многія были и до смерти убиты. Въ кремлѣ тогда били они въ набатной колоколъ, и во все то время тревогу въ барабаны, возвѣщая народу, что раби отечества осаждаютъ Царя и царедворцевъ. При захожденіи солнца напивьея невинною кровію своихъ единоплеменниковъ, выстуцили они изъ Кремля, и возвратилися во свои слободы, оставя въ Кремлѣ свой многолюдный караулъ.
  

ГЛАВА IV.

  
   Въ шестый надесять день Маія, стрѣльцы во многолюдномъ собраніи и вооруженны какъ и на канунѣ того дни, пришли съ похмѣлья поправити свое здоровье и вновь напиться въ домъ Боярина Князя Юрья Алексѣевича Долгорукова, отца ими убіеннаго Князя Михайла Юрьевича, И просили у него прощенія, что они отъ запальчивости сына ево убили. И подлинно по таковомъ дѣйствіи, извиняяся запальчивостію, чистосердечное прощеніе получить удобно; ибо, по ихъ мнѣнію, кто безъ грѣха; но таковой грѣхъ не свойственъ человѣчеству, и правосудіе Божіе при такихъ обстоятельствахъ не умягчается. Сей Князь былъ человѣкъ осьмидесяти лѣтъ, покрытый сѣдинами, и въ параличной болѣзни, а къ тому и пораженный варварскою смертію сына своего, по неволѣ прощаетъ ихъ: а они при полученіи отъ него прощенія, за ево здравіе и поминая по должности Христіянской требуютъ попойки: а которыя по грамотняе, тѣ говорили: любите враги ваши, творите добро ненавидящимъ васъ. Растворивъ погреба, приказалъ Бояринъ ихъ подчивать, а самъ сидя у окна, думая, что нѣтъ ни кого въ ево комнатѣ огорченный выговорилъ старинную пословицу: ну, хотя щука и умерла, однако ея зубы осталися; и при томъ заставила ево крайняя досада сіи слова вымолвити: сколько на Московскихъ стѣнахъ зубцовъ, столько васъ будетъ повѣшено стрѣльцовъ: сіе Риѳмотворное изрѣченіе было ему пагубно, но предрѣченіе исполнилося, и можетъ быти сообразуя казни ихъ со предрѣчениемъ ево. Скрывшійся тогда отъ страха пришедшихъ гостей за печь карла мнимый имъ вѣрный рабъ ево, вышедъ изъ комнаты объявилъ тѣ слова ликовствующимъ стрѣльцамъ: которыя поворотясь въ боярскія покои, и взявъ ево за сѣдыя волосы, и вытащивъ передъ вороты, на многолюднѣйшее мѣсто, знатнѣйшія въ Бѣломъ городѣ улицы, предъ воротами разсѣкли ево на части, и бросили на куски тѣла ево соленую бѣлугу! вотъ тебѣ, роворя, и обѣдъ. Въ одиннатцатомъ часу предъ полуднемъ, пошли стрѣльцы паки въ Кремль и ко Дворцу, тѣмъ же порядкомъ, какъ и на канунѣ: во всѣ били барабаны, и въ большой набатной колоколъ, и къ Золотой притедъ ретешкѣ, увидя, что Боярамъ и протчимъ Палатнымъ людямъ во Дворцѣ съѣздъ, они кричали: выдайте Ивана Нарышкина: или всѣхъ Бояръ и другихъ Палатныхъ людей въ куски изрубимъ: и по потомъ грозя Царицѣ вопили: выдай Царица брата, или худо тебѣ будетъ: и не получивъ требуемаго, кричали: мы выдачи ево далѣ взавтрешняго дня ждать не станемъ, съ чѣмъ они во второмъ часу послѣ полудни изъ Кремля выступили. Сія мерзкая, пьяная и ядовитая гадина, недостойная имени человѣческаго въ оба дни по улицамъ и простой народъ и лошадей кололи, и вся Москва стенаніемъ наполняла воздухъ. Казалося тогда жителямъ Москвы, что подъ нею земля трепещетъ, и основанія ея разрушаются. Въ перьвый день бунта, Бояринъ Иванъ Кириловичъ Нарышкинъ съ родителемъ своимъ и съ Дѣдомъ Царскимъ, и со сродниками своими, со Комнатными стольниками, съ Васильемъ Ѳедоровымъ сыномъ, съ Кондратіемъ Ѳоминымъ сыномъ, и съ Кириломъ Алексѣевымъ сыномъ Нарышкиными, да съ Андреемъ Артемоновымъ сыномъ Матвѣевымъ, крылися въ разныхъ потаенныхъ и невѣдомыхъ мѣстахъ, при комнатѣ Царевны Наталіи Алексѣевны. А по томъ когда стрѣльцы въ Кремль, вошли вторично, по дружелюбію Царевны Марфы Алексѣевны съ Царевною Наталіею Алексѣевною, переведены они были въ дальныя Царевнины деревянныя покои, стоящія глухою стеною къ Патріяршу двору, о чемъ одна только вѣрная постельница, прозваніемъ Клушина, была извѣстна. Иванъ Кириловичъ спасая и себя и ихъ, остригъ своими руками и себѣ и имъ волосы, чтобы не такъ легко могли они быть узнаемы. Тутъ сокрылися они въ чуланѣ замешаны постелями, двери чулана растворивъ на четверть аршина. Стрѣльцы какъ быстрая вода протекли, яряся и шумя, и безыменно браня, всѣми лая сквернымн словами: и нѣсколько разъ на пролетѣ своемъ нѣкоторыя изъ нихъ совали въ постели копьями, и кричали: тутъ мы уже были, и тутъ нѣтъ ни ково. По отбытіи изъ Кремля стрѣльцовъ они простивься другъ со другомъ, пошли сокрываться куда кому потребно было.
  

ГЛАВА V.

  
   Въ седьмый надесять день Маія стрѣльцы паки вошли въ Кремль съ большимъ еще прежднихъ дней неистовствомъ, и въ однихъ рубашкахъ, спустивъ кафтаны съ плечь, съ бердышами и съ копьями подъ непрестаннымъ большаго кремлевскаго набата звономъ и съ барабаннымъ боемъ, въ безобразномъ и крайнемъ пьянствѣ. Тогда Бояря видя неизбѣжную Ивана Кириловича погибель, и свою крайнюю опасность, немогущую болѣе быти ево спасеніемъ, уговаривали и просили Царицу, чтобы она выдала стрѣльцамъ брата своего. Соглашается пораженная почти преестественною горестію къ выдачѣ брата Царица; ибо и Царевна Софія Алексѣевна ей съ великими пѣньми, будто бы и своей собственной погибели ужасаяся, о выдачѣ онаго весьма изобразительно твердила, тщетно усиливаяся сокрыти во притворномъ страхѣ злобу свою. Входитъ за златую решетку во Храмъ Нерукотвореннаго Спасова образа, съ Царевною, гдѣ чрезмѣрное множество стрѣльцовъ было. Приведенъ и Иванъ Кириловичъ въ оный храмъ и по исповѣди и приобщеніи Святыхъ Тайнъ, не тронувъ жалостію ни сердца Царевнина, не только ярости стрѣлецкой, какъ Царица рыдала, и какъ палатныя людини плакали, готовъ былъ безъ робости къ неминуемой смерти. Царевна притворяяся вмѣсто того чтобы хотя притворно уговаривати стрѣльцовъ, уговаривала ево, будто крайне о немъ сожалѣя, и представляя смерти ево причиною необходимость. А онъ ей отвѣчалъ изо Псаломника: азъ на раны готовъ, и болѣзнь моя предомною есть выну: не боюся смерти, но чтобы смерть моя окончала кровопролитіе и нещастіе возлюбленнаго моего отечества. И обратяся къ Царицѣ, говорилъ ей: не терзайся, прости, забывай мою погибель и памятуй мою невинность. Разрываемая горестію Царица объявъ брата своего, и простивься съ нимъ, затворила очи и возведъ руки ко престолу Храма возопіяла: о Боже, укрѣпи немощи мои, и сохрани мое великодушіе! Царевна подала ей образъ Богоматери, для врученія нещастному и безвинному осужденнику, и наполненная радости, о немъ народу глубочайшее возвѣщала сожалѣніе, и что она Икону ему ради того вручаетъ, дабы стрѣльцы ево прикосновенна къ Иконѣ пощадили. Не въ ругательство ли БожестВу, употреблено и благочестіе и Икона? Былъ тогда въ оной церкви Бояринъ Князь Яковъ Никитичъ Одуевской, человѣкъ старой и по природѣ боязливой и торопливой человѣкъ, которой представлялъ и Царицѣ и Царевнѣ, чтобы сего осужденника, скоряе выдать; ибо де всѣмъ намъ отъ медлѣнности бѣда будетъ, и понуждалъ и самого сего нещастного уже почти шествующа ко своей погибели, дабы скоряе шелъ на смерть: поди Иванъ, поди скоряе, дабы и государи и мы всѣ за тебя не погибли. Сей поступокъ не достоинъ Боярскаго сына. Боязливость излишна; ибо осужденный бунтующею противъ отечества чернью на неповинную смерть и мученіе, Бояринъ, братъ Царицынъ и дядя Царевъ отходитъ уже ко окончанію своея судьбины, и не противится рабамъ государства и судіямъ престола; такъ на что лишать ево оставшія минуты зрѣти друзей своихъ? Князь Михаилъ Алегуковичъ Черкаской не тако разсуждалъ, одно вѣчнаго достойно забвѣнія: другое вѣчной достойно памяти. Царица и Царевна шлн съ Иваномъ Кириловичемъ изъ церкви по сторонамъ препровождая ево къ мучительной смерти: и какъ только приближилися они къ Золотой рѣшеткѣ: и двери отворились: варвары и кровопійцы, какъ алчныя звѣри презирая Бога, Церковь, Икону, и съ осужденникомъ единоутробную Царицу, бросилися на него, и ухвативъ за волосы, за горло и за одѣжды, поволокли по степенямъ той крутой лѣсницы и до самой площади: а оттолѣ съ лаемъ и ругательствомъ вели ево чрезъ весь Кремль до застѣнка, называемаго Костентиновскаго, и тамо распытавъ ево толиким мученіями, коликихъ они сами достойны были, и извлекши ево оттолѣ провели за Спасскія ворота, на Красную площадь, и обступя многолюдствомъ, подняли выше себя на копья и вверьхъ мѣтали безчеловѣчно, со многократнымъ крикомъ: потомъ ему руки, ноги и голову обсѣкли, а остатокъ тѣла изрубили въ мѣлкія куски, и втоптали въ грязь. Сколько они ни ругалися ему, но всѣ сіи ругательства составляютъ едину преходящую мѣры жалость: а мужественное ево терпѣніе приноситъ ему честь и славу; изъ чего слѣдуетъ то, что невинность ни какою силою, и ни какою наглостію оскверненна быть не можетъ, и что нашею честію, кромѣ насъ самихъ, ни кто не обладаетъ. Въ той же день умертвили они Боярина Ивана Максимовича Языкова сокрывшагося въ домѣ духовника ево, въ Бѣломъ городѣ на Никитской, въ приходѣ Чудотворца Николая на Хлыновѣ. указалъ ево стрѣльцамъ нѣкоево дома слуга встрѣтившійся съ нимъ на пути въ оный домъ во время его вхожденія, и которому, дабы о немъ молчалъ, подарилъ онъ снявъ съ руки своей перстень. О неслыханная благодарность! бывалали ты когда внѣ Москвы на свѣтѣ! Стрѣльцы взявъ ево тамо, и приведя на ту же Красную площадь, подняли на копья, и все тѣло ево изрубили въ куски. Такова и сего благоразумнаго и знатнаго мужа была кончина. Въ той же, чаятельно, день поймали они въ одѣждѣ нищенской, крещенаго жидовской породы Нѣмца, Медика Данилу Фонгадена въ Нѣмецкой слободѣ, и взяли другова Медика Нѣмца Гутменша, въ домѣ ево на поганомъ прудѣ, названномъ послѣ Чистымъ прудомъ, и сына ево Гутменшева: Фонгадена, кроющагося своея погибели, а Гутменша и не подозрѣвающа оныя, обоихъ искусныхъ людей во Врачебной наукѣ, по ненависти къ чужестраннымъ, а особливо къ Нѣмцамъ; ибо ихъ болѣе въ Москвѣ было, хотя Нѣмцы бывъ подъ властію московскихъ Бояръ и ни какова утѣсненія Россіянамъ причиняти не могли, и въ мѣстахъ опредѣленныхъ имъ жили спокойно. И сихъ невинныхъ чужестранцовъ, Медиковъ за то, будто они Царя Ѳедора Алексѣевича отравили: а сына Гутменшева за то, что онъ сынъ ими ненавидимаго Медика, приведя на Красную площадь, подняли на копья, а по томъ изрубили въ мѣлкія куски. Кто изъ сихъ тиранскихъ и почти естество человѣческое превосходящихъ дѣйствій: кто изъ сего единаго только не видитъ того, что есть намъ жизнь по смерти; когда нѣтъ равновѣсныя симъ злодѣямъ казни на свѣтѣ: и когда на сіи недостойныя своего Создателя, твари, не пали грозныя молніи и страшныя громы! а сіе время, жестокаго бунта, назвали послѣ ласкатели временемъ смутнымъ. Тако ласкатели называютъ умягчая истинну бытія грозными тирановъ превосходящихъ Нерона и Калигулу, а симъ уменшаютъ честь праведныхъ государей, взирая въ одной грудѣ, и на изверговъ природы и на руководителей блаженства; чего ради во всякой Исторіи, надлежитъ писать истинну; дабы человѣки научалися отъ худа отвращаться, и къ добру прилѣпляться. Историкъ не праведно хулы и хвалы своему соплетающій отечеству, есть врагъ отечества своего; и бывшее худо и бывшее добро общему наставленію и общему благоденствію служитъ. Не полезно вмышленное повѣствованіе, о комъ бы оно ни было. И вредоносна ложная Исторія тому народу, о которомъ она: ежели она тѣмъ народомъ допущена или не опровержена, къ ослѣпленію читателей. Долго сыновъ отечества тѣла валялися на Красной площади изрубленныя рабами, и тѣла протчихъ невинныхъ людей, едва потомъ дозволѣніемъ удостоившіяся погребенія. Благодерзновенной слуга Матвѣева Арапъ собралъ куски тѣла господина своево, можетъ быть отъ удивленія ни кѣмъ не воспрепятствуемый, и принеся въ домъ покойнаго Боярина созвалъ ево ближнихъ, и предалъ сіе тѣло землѣ между Мясницкою и Покровкою въ церкви Николая называемаго Столпа. А стрѣльцы ходя по престольному граду, грабили и знатныхъ и незнатныхъ, богатыхъ и убогихъ, и московскихъ обитателей безбожно разоряли, а жены ихъ обогатившіяся, и уже избытки свои презирая, богатыя женскія одежды, ругаяся знатнымъ госпожамъ мѣтали въ грязь, топча оныя, лая и сквернословя и ругая Бояръ, Боярынь и всѣхъ благородныхъ людой, сію неколеблемую подпору прсстола, и чадъ отечества: нетосыпно пьянствуя и таскаяся по кабакамъ пропивали оное, и продавали бродягамъ и машейникамъ похищенное имѣніе самою дешевою цѣною. По томъ разхищали они Царскія сокровищи. пьянство въ черни нашей было всегда всякаго безобразія поводомъ и преддвѣріемъ беззаконія. Мало еще стрѣльцамъ казалося къ погибели своихъ согражданъ, ко разоренію отечества, и къ похищенію имѣнія, силы; чего ради приглашали они холопей, и Холопій приказъ разломавъ, и отбивъ замки у сундуковъ, крѣпости передрали, и всѣ письменныя дѣла исторгли и истребили: и кричали громогласно: всѣмъ господскимъ людямъ свободу: будто какъ бы они прежде были невольники; но ни одинъ слуга къ нимъ не приобщился, оставься въ похвальной и вѣчно роду ихъ честь приносящей вѣрности. Таковы были стрѣльцы, сія гнуснѣйшая и адскимъ ядомъ напоенная гадина. Бояря видя неукротимый сей мятежъ, погибель народа, и Монаршей власти, возвели въ послѣдующій день, то есть въ 18 того мѣсяца, ради прекращенія бунта, на престолъ и Брата Петрова, соцарствовати Ему, учинивъ имъ Сестру Ихъ Царевну Софію Алексѣевну Соправительницею.
  

КОНЕЦЪ.

  
  

ВТОРЫЙ СТРѢЛЕЦКІЙ БУНТЪ.

  

ГЛАВА I.

  
   По утвержденіи Россійскому Единодержцу сопрестолонаследника, и по отрѣшеніи правительства Царицы Наталіи Кириловны, учинена новая присяга Государямъ и Сестрѣ ихъ правительствующей Россійскимъ Государствомъ. Достигла Царевна до желанія своего: а стрѣльцы за све беззаконіе получили прибавку жалованья: а главнымъ изъ нихъ Отечества врагамъ, наградивъ и обогативъ ихъ, учинила къ себѣ невозбранный доступъ, и имъ отличное почтеніе, а они не только со знатными дворянами, но и съ самыми боярами, за столы сажаемы были, чево въ Москвѣ до того времени, ни кому и не снилося. А они испро-или себѣ удобренія безчеловѣчію, и поставленъ былъ на Красной площади, гдѣ валялися тѣла побіенныхъ ими господъ и протчихъ невинныхъ, и ради истолкованія ихъ невинности столбъ: а на немъ были прибиты жестяныя листы съ прописаніемъ жестокихъ винъ побіенныхъ, которыя на нихъ были вымышлены къ оправданію злодѣйства. Вотъ какою истиною не родке Исторіи наполняются. Строеніе столба сего поручено было Цикляру и Озерову, стрѣлецкимъ Подполковникамъ, первостепеннымъ бунтовщикамъ: и оба они были отъ отродья таскающихся по Москвѣ нѣмцовъ. Они столбъ оный въ самой скорости состроили, и лишивъ невинныхъ людей живота, съ варварскимъ мучепіемъ оный отнимая честь и славу ихъ во безчестіе и въ безславіе превращаютъ, и сочиненныя свои пасквили, прибиваютъ явно во градѣ Престольномъ и предъ очами всего народа и Монарховъ, ежели двухъ Сопрестольниковъ Монархами именовать можно. А Имъ еще и Сестра Ихъ соцарствовала: и челобитныя такъ писаны были: Государю Царю Іоанну Алексѣевичу, Государю Царю Петру Алексѣевичу, и Государынѣ Царевнѣ Софіи Алексѣевнѣ: а чрезъ два года по томъ и ликъ Ея на другой сторонѣ монеты приобщенъ былъ. Кирилъ Полуехтовичъ Нарышкинъ родитель Царицынъ бунтующими стрѣльцами взятъ былъ подъ караулъ и неволею въ Чудовѣ монастырѣ постриженъ, и подъ именемъ Кипріяна сосланъ по томъ подъ крѣпкое начало на Бѣло озеро въ Кириловъ монастырь, какъ прежде неволей постриженъ Родитель Царя Михайла Ѳеодоровича, Ѳедоръ Никитичь Романовъ, бывшій по томъ подъ имянемъ Филарета Патріархомъ, и его Супруга матерь Царева. Сходно ли со благочестиемъ православія, постригать людей неволею? А ето и послѣ дѣлалося не однократно. оставшія дѣти Кирилы Полуехтовича и братья Царицыны, Левъ, Мартеміянъ, и Ѳедоръ Кириловичи въ первый день бунта одѣлися въ сермяжное платье, съ нѣкоторыми вѣрными своими служителями вышедъ изъ Москвы крылися по дальнымъ деревнямъ своихъ свойственниковъ: а протчія молодыя Нарышкины такъ же всѣ гдѣ могли, укрывалисля отъ погибели своей. Тѣмъ же образомъ искали своего спасенія два брата Алексѣй и Михайла Тимоѳѣевы дѣти Лихачевы, бывшія у Царя Ѳеодора Алексѣевича въ великой милости, и мужи отличныхъ качествъ достойныя милости толико цѣломудраго Государя: и Семенъ сынъ убіеннаго Боярина Ивана Максимовича Языкова: такъ же Андрей сынъ Боярина Артамона Сергѣевича, спасенный Царицыной комнаты Карломъ Комаромъ, вышедшій за нимъ изъ Кремля, и изъ Бѣлаго Города за Смоленскія вороты по нынѣшнему за Арбатскія, сквозь многочисленныя при воротахъ стрѣлецкіе караулы, и отданный ради охраненія Церкви сошествія святаго духа священнику, и порученный Царицынымъ повелѣніемъ свойственнику своему стремянному конюху Кирилу Суворову. Но Царевна Софія Алексѣевна и Иванъ Михайловичь Милославскій, Нарышкиныхъ истребити мнѣнія своего не покинули, что изъ послѣдующаго при семъ повѣствованія ясно видно; дабы удобняе было погубити Царицу и Государя: а спасеніе ихъ зависало единственно ошъ человѣка въ которомъ я великое участіе имѣю; ибо родной братъ моево роднаго дѣда: а что ето истинна; такъ о томъ господамъ Нарышкинымъ произшедшимъ отъ колѣна Кирилы Полуехтовича извѣстно; слѣдовательно повѣствованіе мое не пристрастно. Сей человѣкъ Комнатный Стольникъ Иванъ Богдановъ сынъ Сумароковъ нѣкогда спасшій Царя Алексѣя Михайловича на охотѣ отъ медвѣдя, и мужественно повергшій онаго звѣря, проименованъ Орломъ, и потомъ во комнаты Царскія имѣлъ отличный доступъ; такъ нѣкакой лѣкарь Давыдъ озлобяся на комнаты Царицыны, что будто ему вмѣсто ста рублевъ только пятьдесятъ заплачено, грозилъ то отомстить и сложивъ небылицу донебъ Царевнѣ будто когда то говорили Нарышкины. Суморокову: Орелъ, убѣй де намъ того орла, который летаетъ на Воробьевы горы, разумѣя подъ тѣмъ и по гербу, и по знатности особы и по частому тамо бытію, Царя Ѳеодора Алексѣевича, возлюбившаго сіе прекрасное мѣсто, и создавшаго на нихъ прекрасный домикъ, являя и симъ превосходный свой вкусъ во познаніи вѣщей. Сія небылица вымышлена на прошедшее время, и сказана въ настоящее: да и по смерти всѣмъ народомъ божественно и праведно почитаемаго Государя, которому подданныя, можетъ быть болѣе нежели себѣ блага желали, и который же въ Воробьевскомъ, но въ Кремлевскомъ дворцѣ къ вѣчному истинныхъ сыновъ отечества жалостному воспоминовенію, во цвѣтущей своей младости, подая уже зрѣлыя плоды, скончался. Возрадовалася Царевна нашедъ привязку къ погубленію оставшихъ Нарышкиныхъ и уговаривала Суморокова утвердити сей лживый доносъ, обѣщала ему за то тысячу дворовъ крестьянъ, Боярство и Вятское Намѣстничество и Воеводство, въ то время весьма досадное Намѣстнику и Воеводѣ: а не склонившагося къ тому приказала мучить ево разнолично, употребляя ему мученія цѣлой годъ. При послѣднемъ ево издыханіи прислала она къ нему своево духовника спросити еще о томъ; но онъ ей отвѣчалъ то что онъ и тогда не солгалъ, когда ея боялся и когда ему великія награжденія сулены: а тогда солжетъ ли онъ уже, когда ему ни награжденія ни милости ея больше не надобно, отходящу изъ свѣта, въ мѣста, гдѣ люди не чинами, но дѣлами своими отличаются, и гдѣ всѣ равны и въ чести и въ богатствѣ, какъ носившія на плѣчахъ Порфиры, такъ и носившія на плѣчахъ со милостынею сумы: не я соплелъ сіи слова; Но они полно таковы были. Сожалившаяся Царевна удовлетворяя отъятіе съ долговременнымъ мученіемъ не винному человѣку, приказала тѣло ево похоронити въ той церкви, гдѣ ея свойственники Милославскія погребаются, и отколѣ тѣло Ивана Михайловича извержено, а именно въ Бѣломъ городѣ между Мясницкою и Покровкою у Николы Столпа, гдѣ прежде высокая коланча, для усмотренія Татарскихъ набѣговъ въ видѣ столпа, на семъ высокомъ мѣстѣ поставлена была, гдѣ дѣдъ мой и отецъ и безъ указа при семъ родственникѣ своемъ и страдальцѣ за истинну, погребены; однако Царица Наталія Кириловна и Государь сынъ ея, брата ево, а моево дѣда наградили. Царевна, царедворцы и всѣ, время бунта, смутнымъ называли временемъ: а предатели отечества именованы были вѣрнѣйшими отечества чадами.. отъ сообщниковъ Царевниныхъ. А въ 15 день Іюня оба Цари вѣнчаны въ Успѣнской соборной церкви, рукою Патріярха Іоакима: а Царевна начала владычествовати яко Самодержица.
  

ГЛАВА II.

  
   Ради лутчія безопасности, присовѣтывалъ Иванъ Михайловичь Милославской имѣть надъ стрѣльцами начальство, тогдашнимъ друзьямъ своимъ Боярамъ Князьямъ Хованскимъ, Князю Ивану Андрѣевичу и сыну ево Князю Андрѣю Ивановичу. Князь Хованской проименованъ былъ Тараруемъ по непостоянству и торопливости, Воюющій всегда съ прошибками и всегда безъ успѣха, и упускавшій изъ рукъ побѣды надъ Поляками и надъ Шведами, а сынъ ево былъ крайне высокомѣренъ, не основателенъ, надутъ и тщеславенъ: и оба разумовъ посредственныхъ, а ето и изъ качествъ ихъ заключить можно. Они стрѣльцамъ давали своевольство, не принадлежащую дѣлали имъ почесть, и по ихъ неправеднымъ прошеніямъ притѣсняли многихъ кривосудствуя: отъ чего жителей московскихъ и честь, и жизнь, и имѣніе были нѣсколько въ опасности. А стрѣльцы бѣгая предъ старымъ Княземъ Хованскимъ по улицамъ толпами возносили имя ево крича: большой, большой, что гордость ево сына еще умножало, и подало ему надежду имѣти супругою Царевну Екатерину Алексѣевну, о чемъ онъ иногда при крайнихъ своихъ друз.ьяхъ и отзывался; но такое ево мнѣніе еще небеззаконно. Но то смѣшно: сынъ хотѣлъ жениться на Царевнѣ. а отецъ на старости женился на вдовѣ женѣ убитаго стрѣльцами дьяка Ларіона Иванова, и взялъ оную за себя съ великими угрозами насильно; ибо она великое ему въ приданое принесла богатство. Ни кто не смѣлъ симъ Хованскимъ ни въ чемъ противурѣчить, и не почитати отлично выборныхъ стрѣльцовъ: а стрѣльцы всегда съ Царевною и съ Милославскимь имѣли и сношенія и совѣты злоумышленія, хотя Хованскія къ онымъ совѣщаніямъ можетъ быть и не были прикосновенны, не зная не только того что выборныя стрѣльцы мыслятъ и Милославской, но ниже того что они сами дѣлаютъ; однако выдавали стрѣльцамъ изъ казны деньги, яко заслуженое ими жалованье. А старый Князь Хованской былъ старовѣръ; такъ не умѣя защищати оружіемъ отечества, вознамѣрился посреди своево отечества силою стрѣльцовъ, между которыхъ многія мнимыя. старовѣры были, защищати старовѣріе, и ересь Казанскія соборныя въ Китаѣ церкви протопопа Никиты, нарицаемаго пустосвята, покаявшагося и паки къ оной ереси приступившаго, и привлекшаго къ оной старухъ, простяковъ, пьяннцъ и бездѣльниковъ подъ охраненіе вышерѣченнаго Тарурая. Сія ересь и прежде въ Москвѣ являлася, за что раскольщики въ Пустозерскомъ острогѣ въ тюрмахъ заточены были, и потомъ за хулу на весь Царской домъ сожжены. Сіи новозаконныя послѣдователи созженные называющіяся старовѣрами и сами многихъ приобщенныхъ закону своему въ лѣсахъ сожигали, а сами выбѣгая изъ огня довольствовались ихъ имѣнемъ. Князь Хованской былъ покровитель сея ереси и по челобитью стрѣльцовъ Патріярха довелъ до того, что во грановитой палатѣ опредѣлено быти съ ними отщепенцами пренію.
  

Только отыскано въ рукописяхъ.

  

КРАТКАЯ ИСТОРІЯ ПЕТРА ВЕЛИКАГО.

  

ПРИСТУПЛЕНІЕ КЪ ИСТОРІИ ПЕТРА ВЕЛИКАГО.

  
   Россія есть пространнѣйшая страна изъ всѣхъ Европейскихъ Государствъ, и хотя она и сама собою пространна, однако три присовокупленныя къ ней Царствы Казань, Астрахань и Сибирь весьма далеко границы сея имперіи простерли. Сверхъ сихъ трехъ земель обладаетъ Россія Лифляндіею и частію Финляндіи. Россія граничитъ на востокѣ съ Великою Тартаріею, на западѣ съ Польшею и Швеціею, на полудни съ Европейскою Тартаріею, съ Чернымъ и Каспійскимъ морями, на полуночи съ полунощнымъ Океаномъ. Тѣ, которые думаютъ что Россійское государство не такъ многонародно, какь на примѣръ Нѣмецкая земля или Франція, думаютъ не разсуждая о пространствѣ области сея, и не представляютъ себѣ что селеніе Россійской Имперіи хотя и не такъ часто какъ въ реченныхъ областяхъ, однако обширность странь сихъ ни съ Нѣмецкою землею и ни съ которою лежащею въ Европѣ несравненна; и есть ли бы въ Россіи селеніе было такъ часто какъ на примѣръ во Франціи, и во всѣхъ бы странахъ ея, было такъ многонародно какъ тамо, тобъ Россія не Государство, но цѣлый свѣтъ была. И такъ хотя въ Россіи на стѣ верстахъ столько народу и нѣтъ, сколько напримѣръ на стѣ верстахъ въ Нѣмецкой землѣ, но во всей Россіи конечно народу больше, нежели въ каждой изъ протчихъ Европейскихъ земель. О происхожденіи сего народа точнаго извѣстія дать не возможно, историки о немъ говорятъ весьма смѣтенно, однако то подлинно что Россія есть великая часть Сармаціи. Какое ея въ древнія времена было состояніе, о томъ не извѣстножъ, а ежели что въ исторіи и сыскивается, сыскивается весьма темно. То извѣстно что предъ девятымъ вѣкомъ Новогородцы и сосѣди ихъ непрестанно воевали съ варагами. Новъгородъ есть древней и былъ великой городъ, сверхъ того былъ онъ городъ вольной, хотя мы и не знаемъ подлинно какова содержанія въ немъ правленіе было. Чаятельно по многому что были въ немъ бургомистры, и что власть надъ народомъ имѣли великую. Было и то что нѣкогда бургомистромъ была у нихъ женщина, которой имя и по нынѣ прославляется. Она называлась Марѳа Посадница. Посадникъ и посадница знамѣнуютъ точно бургомистра. Марѳы посадницы денги и понынѣ находятся; а изъ того мы вѣдаемъ что Россія уже давно свои монеты имѣла, и торги съ другими народами, съ которыми Россіяне свои товары на серебро и золото размѣнивали, и что Новогородцы протчихъ Россіянъ были богатяе, какъ послѣдующее время во владѣніе великаго Князя Ивана Васильевича показало, о чемъ будетъ ниже. Въ исходѣ девятаго или въ началѣ десятаго вѣку Новогородцы отъ властолюбія и гордости главныхъ людей, пришли въ замѣшательство, одинъ другому не хотѣлъ быть подвластенъ, и здѣлалось между ими междусобіе. Гостомыслъ разумной и миролюбивой мужъ истинный сынъ отечества своево разсудивъ, что нѣтъ способу утолить мятежъ народный избраніемъ между себя начальника или начальниковъ, для того что многимъ въ сіе достоииство хотѣлось, предложилъ имъ при смерти своей чтобъ они убѣгая зависти всѣ отставили желаніе сіе, и избрали себѣ государей изъ Князей варяжскихъ, а по избраніи послалибъ къ нимъ пословъ съ прошеніемъ, чтобъ они се достоинство воспріяли. Нѣсколько можно заключить, что они бургомистровъ а не бургомистра имѣли, для того что избрали потомъ Государей а не Государя. Новгородцы совѣтъ Гостомысловъ, которой у нихъ знать что весьма въ почтеніи былъ заблагоприняли. Они не противились Гостомыслову предложенію, вѣдая что многимъ начальствовать нельзя, и разсудили что лутче имъ отдаться подъ правленіе другихъ, что бы ни кому не было завидно, или чтобъ всѣмъ завидно было. Послали къ варягамъ и дали область надъ собою тремъ братамъ Князьямъ Варяжскимъ Рурику, Синаву и Трувору. Какіе были оные Князья и изъ котораго точно мѣста о томъ историки ни чево не пишутъ: но что они ни какой провинціи пришествіемъ своимъ въ Новгородъ съ Россіею не соединили, изъ того ясно что они хотя были роду и Княжескаго, но не обладающіе и не наслѣдственные Князья. Ежели же думать что они наслѣдство свое или и всю область оставили, и изъ отечества своево пришли въ землю не знакомую: оставить область и отечество и ийтить обладать чужими и не знакомыми народами есть дѣло почти не возможное. Чтожъ они были или княжескаго или другова какова знатнаго роду, тому не обходимо быть надобно. Новогородцы имѣвъ у себя знатныхъ людей, знатныхъ отъ незнатныхъ конечно отдѣлять умѣли, а сверьхъ того имѣючи съ Варягами и брани и торги, они несумнѣнно не слѣпо сихъ Князей въ сіе достоинство избрали. По пришествіи своемъ Княжили реченныя Князья всѣ трое купно, по томъ Синавъ и Труворъ преставились, и остался обладателемъ Рурикъ одинъ. Рурикъ оставилъ по себѣ наслѣдникомъ Княжества Новогородскаго сына своего Игора. Сей Игоръ увидя нѣкогда на рѣкѣ Волховѣ прекрасную дѣвушку въ лодкѣ, приказалъ ей пристать къ берегу и влюбился въ нее, и хотя сія дѣвушка и простаго была роду, однако будучи разумна и добродѣтельна не склонилася къ исполненію желанія ево; и говорила ему то, ежели она ему надобна, то чтобъ онъ съ нею сочетался. Что и воспослѣдовало. Сія дѣвушка называлась Ольга, и стала Княгинею. Рѣка Волховъ называется именемъ симъ отъ того, что будшо нѣкогда былъ Въ Новѣгородѣ волхвъ, которой превращаяся въ звѣря бѣгалъ по водамъ симъ. Игоръ покорилъ области своей Кіевъ городъ, которой отъ основателя своего Князя Кія, имущаго двухъ бртьевъ Щека и Хорева, воспріялъ себѣ имя. Игоръ воевалъ съ Древлянами и убитъ на войнѣ сей. Древлянская столица называлась Искорестъ и Коростень, и былъ сей городъ на томъ мѣстѣ гдѣ нынѣ Торжекъ. Ольга отмстила смерть мужа своево, Князя Древлянскаго которой хотѣлъ ее имѣть своею супругою побѣдила и умертвила, а Искорестъ въ пепелъ обратила. А когда на томъ мѣстѣ опять селиться стали и новой завѣли торгъ, названо сіе мѣсто Новымъ торгомъ, и потомъ отъ невеличества торгу Торжкомъ. По семъ Великая Княгиня Ольга въ Константинополѣ въ 954 году воспріяла святое крещеніе и названа Геленою въ честь Греческой Императрицы, которая такъ же христіянскою стала Императрицею, симъ сравненіемъ въ тогдашнее время въ честь Россіи. Ольга княжила сама въ Новѣгородѣ по смерти супруга своего и во время младыхъ лѣтъ сына своево Святослава, но къ вѣрѣ Христіянской обратить ево не могла. Послѣ Игора и Ольги Княжилъ Святославъ реченный сынъ ихъ. Святославъ былъ великой воинъ, любилъ воинское безпокойство, и вмѣсто подушки клалъ подъ голову седло. Саринцій историкъ Польскій объявляетъ о немъ что онъ завоевалъ Грецію, и что Греки выслали къ нему множество сокровищъ своихъ золота серебра и протчаго; однако онъ ни чего не принялъ и отослалъ къ нимъ назадъ, кромѣ желѣзнаго оружія копей и протчаго, и что Грекамъ побѣдитель сей такъ понравился, что они ево Государемъ своимъ имѣть хотѣли, и уже избрали, но онъ въ Россію возвратился и на пути своемъ убитъ отъ Поляковъ. По немъ воспріялъ Княженіе сынъ ево Владимиръ. Князь Владимиръ взросъ въ поганствѣ, и былъ весьма ревнителенъ въ языческомъ законѣ. Онъ получилъ одно Княжество Новогородское въ наслѣдство отъ отца своево; но двухъ братьевъ участниковъ области Россійской погубилъ, и сталъ въ 976 году Государемъ всея Россіи. Имѣлъ шесть женъ и восемь сотъ наложницъ, ежели историки о томъ истинну объявляютъ. Рохмиду Княжну Псковскую силою взялъ на одръ свой, а отца ее обладателя города Пскова и братьевъ ее побилъ. Былъ первый который Россійскимъ Монархомъ зваться началъ. Сей великій Князь разсмотрѣвъ что вѣра языческая не имѣетъ ни какова основанія, восхотѣлъ приять вѣру другую, О чемъ извѣстясь склоняли во Жиды Махометанцы и Христіане обѣихъ церквей восточной и западной къ воспріятію каждые своего исповѣдыванія. Великій Князь Владимиръ послалъ пословъ испытать, которая изъ сихъ вѣръ имъ праведняе покажется. Греческіе Цесари Василій и Константинъ повелѣли по прибытіи пословъ ево въ Константинополѣ предъ глазами ихъ отправить службу божію съ крайнимъ великолѣпіемъ и благочниемъ, о чемъ Владимеровы послы ему по возвращеніи своемъ извѣстили, и пересказаннымъ благочиніемъ тронули сердце Владимирово, который крестился и воспріялъ вѣру Греческаго исповѣданія, а съ нимъ и вся Россія. Во святомъ крещеніи названъ онъ Василіемъ. Прежнихъ женъ своихъ и наложницъ бросилъ, и сочетался съ Анною сестрою Греческихъ Цесарей Василія и Константина. Главныя Рускіе идолы были привязаны къ лошадинымъ хвостамъ, влачимы и потомъ брошены въ Днепръ. Создалъ городъ Владимиръ въ честь имяни своего и пренѣсъ въ нево престолъ свой. Преставился въ 1005 году. Титло благовѣрныхъ Князей отъ него начало свое имѣетъ, а когда Россійскіе Государи стали Царями, тогда титло благовѣрный въ благочестивый премѣнилось. Россійское Государство раздѣлилъ онъ въ двѣнатцать частей, двѣнатцати сынамъ ево; что еще при животѣ ево исполнено было, однако сынъ ево Ярославъ всѣ Княженіи у братьевъ отнялъ, изъ которыхъ Бориса и Глѣба убилъ, Святополка побѣдилъ, и сталъ въ 1015 году обла дателемъ всея Россіи. Отъ Поляковъ прежде былъ онъ два раза побѣжденъ, а какъ всея Россіи Государемъ сталъ, тогда и самъ въ 1038 году, ихъ побѣждалъ. Предпріятіи ево которыя онъ имѣлъ противъ Грековъ разрушились въ 1040 году разбитіемъ судовъ ево. Но когда Греки сами коснулися границамъ его, онъ противъ ихъ храбро защищался и одержалъ надъ ними побѣды. Скончался въ 1052 году, въ 76 годѣ вѣка своего, и оставилъ пять сыновъ которые по немъ между собой Россію раздѣлили. Владимиръ Мономахъ получилъ отъ Греческаго Императора Константина Мономаха Императорскую корону, и названъ Мономахомъ. Сей даръ есть первая притчина требованія Россійскимъ Государемъ Императогсксй чести, которую они ныне отъ времянъ Петра Великаго имѣютъ. Владимиръ прежде былъ удѣльной князь, но потомъ покоривъ всѣ Россійскія Княженіи подъ одну главу въ 1116 году сталъ Монархомъ всея Россіи. Александръ на Невѣ рѣкѣ надъ непріятельми одержалъ побѣду, и названъ Невскимъ, потомъ постриженъ преселился въ вѣчность и христіанскими добродѣтельми удостоился быть въ числѣ угодниковъ божіихъ, погребенъ во Владимирѣ, но во время владѣнія Государя Петра перваго тѣло ево принесено въ Петербургъ и положено въ монастырѣ созданномъ на Невѣ рѣкѣ въ честь и вѣчное воспоминовеніе имени ево. Въ честь ево въ Россіи и Орденъ устроенъ. Даніилъ Александровичь сынъ Александра Невскаго столичному Россійской Имперіи городу Москвѣ положилъ основаніе. Имя Москвы производятъ нѣкоторые отъ Мосоха; однако того ни какимъ доводомъ утвердить невозможно, и кажется то вѣроятняе что Москва имѣетъ имя отъ худыхъ мостковъ, которые на семъ мѣстѣ по болотамъ положены были, и называлося тогда отъ проѣзжихъ ѣхать къ сему мѣсту, ѣхать къ москамъ, отъ чего по созданіи и города не называли ѣхать въ Москву, какъ напримѣръ въ Новъгородъ, въ Казань, и протчая, но къ Москвѣ, какъ то и нынѣ прямою Московскою рѣчью говорится. Въ семъ отъ чего сей городъ воспріялъ свое имя преимущество есть равное отъ Мосоха ли или отъ мостковъ; но то удивительно что худые мостки цѣлому великому Государству дали имя. Прежде сего вся Россія отъ чужестранныхъ Москвою имянемъ столицы, а отъ своихъ Московскимъ государствомъ называлась. Сынъ Даніила Александровича Иванъ Даниловичь пренесъ изъ Владимира въ Москву престолъ Россійскій. Велккій Князь Димитрій Донской побѣдилъ Мамая владѣльца Татарскаго, и прозваніе свое имѣетъ отъ рѣки Дону гдѣ онъ побѣду одержалъ. Великій Князь Иванъ Васильевичь побѣждалъ Татаръ Казанскихъ въ 1477 году. Взялъ Новъгородъ и вывѣзъ оттолѣ превеликое богатство золота серебра и протчаго. И хотя онъ показалъ путь послѣдователямъ своимъ освободиться отъ ига Татарскаго, однако Татары еще нѣсколько Россіею властвовали. Онъ первый Великимъ Княземъ всея Россіи писаться началъ. Царей Казанскихъ перемѣнялъ по волѣ своей, а они повиновались указамъ ево, но напослѣдокъ и они надъ нимъ побѣду одержали. Москву оградилъ онъ стенами; однако Татары въ Москвѣ на томъ мѣстѣ, гдѣ нынѣ Чудовъ монастырь, имѣли дворъ посланниковъ своихъ и собирали дань. Супруга ево Великая Княгиня по отшествіи Татарскихъ посланниковъ, сей монастырь по обѣщанію состроила. Великій Князь скончался въ 1492 году, Царь Иванъ Васильевичь позналъ силу Государства Россіискаго, удѣльныхъ Князей покорилъ Скипетру своему. Титло Царское воспріялъ онъ первый. Взялъ Казань, Астрахань и Сибирь. Былъ грозенъ, но былъ великой Государь. Преставился въ 1684 году. По немъ вступилъ на Царскій Престолъ сынъ ево Ѳедоръ Ивановичь.
  

Только отыскано въ рукописяхъ.

  
  

НѢКОТОРЫЯ СТАТЬИ О ДОБРОДѢТЕЛИ.

  

I.

  
   Приятно слышати о добродѣтели; ибо она душа нашего общаго блаженства, но то горько, что она колико превозносится, толико презиратся. Причины сего презрѣнія ясны: не добродѣтель дѣлаетъ насъ во народѣ отличными; но получаемыя нами чины, богатство и сила; кто же имъ, кромѣ не многихъ, предпочтетъ добродѣтель? Почитая ее, будучи самъ презираемъ? Самолюбіе и любочестіе природно всѣмъ: а потому, что, наслаждаемся мы оными, не помощію добродѣтели, но другими обиліями, мы устремляемся болѣе быти почтенны, не имѣя достоинства, нежели имѣя оное оставаться во презрѣніи. Снисканіе добродѣтели трудняе, нежели снисканіе почтенія, потому что родъ человѣческой по большой части, судитъ поверхно; ибо невѣжества болѣе нежели просвѣщенія: пристрастія болѣе нежели чистосердечія. Грабитель насыщается грабительствомъ: обманщикъ обманомъ: и всякой врѣдной обществу, изобильствуетъ: а лишенный снискати достоинствомъ себѣ достаточнаго пропитанія, ежели ево ни разумъ ни честность не приводили къ истиннѣ, видя себя во добродѣтели страждуща, а злодѣя во беззаконіи благоденствующа, и ища любочестія и сластолюбія, разрываетъ свою систему не приносящую ему пользы, и ищетъ удовольствія своего во беззаконіи. Чины суть утвержденіеніе того достоинства и заслугъ отечеству; ибо не дѣйствующій къ пользѣ общества разумъ, и не приносящая миру плода честность, суетны; но всегда ли чины получаются по достоинству? А когда ихъ и безъ достоинства получить удается: а по нимъ люди почитаются; такъ рѣдкой станетъ обуздывати страсти свои, когда ему обузданіе не очень полезно: и вмѣсто сей невѣрной и трудной дороги, изберетъ себѣ вѣрную и легкую дорогу ко принятію во храмъ своего блаженства. Богатство получаемое по наслѣдству, могло бы отдержати человѣка отъ криваго пути, снискати изобиліе; ибо изобиліе уже есть: но какъ оно не насыщается зрѣніемъ, тако, и жадность наша рѣдко изобиліемъ утушается. Слава влечетъ насъ; но многія ли къ ней способны? Многія ли имѣютъ открытое къ ней поле? Многимъ ли она удается? Сверхъ того какое множество препятствователей мы въ ней имѣемъ? Тщеславіе легче истинныя славы, и пути къ нему глаже. Знатная порода, такъ же по большой части добродѣтели вредна. Не потеряетъ ли любочестія достойный человѣкъ, видя начальника своево не имуща достоинствъ? И твердѣйшей во честности душѣ, въ часы крайнихъ не удовольствій, и зрящей на ликовствованіе злодѣевъ, не сносно; но всѣ ли люди во честности герои? Не возведетъ ли къ небу рукъ и утѣсняемый герой, и не возопіетъ ли тако? О всемогущій Боже; душа моя не колеблется; но силы мои истощеваются: трепещетъ сердце и глаза помрачаются: я гладъ и жажду претерпѣваю: во весь день тоскую: въ ночи бѣжитъ сонъ отъ очей моихъ: а люди неправедныя презирая твои уставы, когда я чувствую геенское мученіе, обитаютъ на брегахъ рѣкъ райскихъ: я и не запрещенныхъ плодовъ не вкушаю: а они и запрещенными довольствуются: они ада хотя и страшатся; но имѣютъ надежду освободиться отъ него: а я уже во адѣ. Блаженство и изобиліе худыхъ людей: а особливо снисканное не правдою есть разрушеніе добродѣшели и лѣстныя пути притяжанія ко злочестію. Бѣдность угнѣтаетъ сердца и истребляетъ изъ нихъ любочестіе, огорчаетъ мысли, омрачаетъ разумъ, здравіе разрушаетъ, отъемлетъ способность нашу дѣйствовати честностью, а иногда и во отчаяніе приводитъ, которое ввергаетъ ихъ во безумство. Алчущій, жаждущій какъ унывающій и болящій, хотя и чувствуетъ добродѣтель, но воображаетъ ее слабо. Во спокойствѣ и веселіи ясняе она воображается честностью наполненной душѣ, нежели во утѣсненіи: и дѣйствовати ею честная душа во утѣсненіи едва способна; на что же и сѣмена когда ихъ сѣять нѣгдѣ. Бесполезны умъ и честность нещастнова, и для него и для другихъ.
  
   Кто сѣтуетъ всегда,
   Тотъ дѣйствовать умомъ не можетъ никогда. (*)
   (* Изъ Трагедіи Синавъ и Труворъ.)
  
   Были ли вы когда, о дражайшія времена златаго вѣка? и ежели были; къ чему просвѣщаеся ученіемъ? или ради того только, чтобъ мы свое нещастіе болѣе чувствовали, и изощряли разумъ ко познанію нашей малости? Невѣжи щастливы и тѣмъ весьма, что они наполнены. Гордости не только боготворятъ себя предъ протчими животными, но и предъ подобными себѣ человѣками. Мѣлкой дворянинъ, не простирающій болѣе двухъ шаговъ разсудка своего, чаетъ то что коликое разстояніе почтенія между Бога и ево, толикое между ево и ево крестьянина: ѣстъ и пьетъ онъ довольно, хотя и худо, но худое за лутче вкушая. Щастливъ такой что онъ отшедъ отъ состоянія златаго вѣка избавился отягощающаго природу просвѣщенія, которое нашему спокойству толь надобно мало, сколь оно угодно нашему любопытству и любочестію, хотя оно не рѣдко любочестіе и утѣтаетъ. Свинія не часто взоръ на небо возводитъ; но благоденствующая свинія блаженяе окованнаго Галилея. Лягушка не размышляющая о Божествѣ живущая спокойно въ болотѣ, блаженняе скованнаго Сократа. И не бремя ли ученіе, когда все оно противъ невѣжества, какъ малый источникъ противу Окіяна. Не слышны тогда струи въ рѣчкѣ, когда шумятъ валы Окіяна: не слышно и ученіе, когда реветъ невѣжество. Вотъ колико препятствія добродѣтели, и колико подпоръ злодѣянію. Лутче бы было, ежели бы ученіе со всѣмъ исторгнулося, нежели чтобъ оно не многими почитаемо, многими презираемо, многими гонимо, а большею частію людей не вѣдомо. Желательно, чтобъ люди или всѣ просвѣщенны были, или бы всѣ были невѣжи; ибо блаженство во дни древняго на свѣтѣ невѣжества было и добродѣтель почиталася. Ученіе испорченнымъ нашимъ сердцамъ лѣкарство: а не испорченному злодѣяніемъ невѣжеству оно и нужно не было; но мы видимъ то, что сіе лѣкарство общему блаженству пользуетъ мало, а иногда и во ядъ претворяется; но не льзя жестоко болящему безъ него обойтися, и ежели проповѣдываніе о добродѣтели и знаніи подпирающимъ ее умолкнетъ, такъ злодѣяніе еще и больше получитъ силы; ибо приноситъ толкованіе о томъ нѣкую хотя и малую пользу испорченнымъ народамъ. И какъ бы то ни было; но совѣсть наша, сія данная намъ искра Божества требуетъ того, что бы мы ни на что не устремлялися взирая ко добродѣтели: а особливо памятуя что есть Богъ на свѣтѣ, и что данная намъ Богомъ жизнь возвратится ко своему чистому источнику; такъ надобно, чтобъ она и чиста была. Послѣдуемъ должности своей: она во добродѣтели состоитъ: и ежели есть Богъ такъ будетъ и возмездіе: а Богъ конечно существуетъ.
  

II.

   Воспитаніе къ добродѣтели потребно безъ сумнѣнія; но оно можетъ быть только преддверіемъ ея; ибо воспитаніе безъ поддерживанія ученіемъ и честнымъ собесѣдованіемъ, слабо ко удержанію насъ на пути истинны. Приятныя основанія единою привычкою утверждаются, и отвычкою искореняются. Едина о добродѣтоли проповѣдь, коль она ни вѣроятна, легко исторженна быти можетъ, малѣйшимъ противогласіемъ. Похвально воспитаніе; но къ нему честное потребно обхожденіе, и образцы привлекающія насъ ко честности: а сверхъ того ученіе. Казалося бы что физическое и математическое разсужденіе добродѣтели было не нужно: да многія физисты и математисты, честности и не знаютъ; однако тогда ихъ основанія не употребляются, кромѣ какъ только ко ихъ профессіямъ. Сіи двѣ обширныя науки и логика, суть орудія къ изысканію истинны: а добродѣтель безъ снисканія исшинны пи вкоренить-ся ни утвердиться не можетъ. Словесныя науки имущія основаніе на логикѣ. Нужняе еще и физики и математики ко пріобрѣтенію добродѣтели. Но потому что добродѣтель не отъ однихъ ученыхъ требуется, можетъ показаться ученіемъ не столь нужнымъ ради добродѣтели. На сіе я возражаніе отвѣчаю: не надобно премудрости солдату; но полководцу безъ нея обойтися не льзя. Солдатъ установленію слѣдуетъ; но предписаніе устава требуетъ просвященнаго полководцу ума, тако и ученіе потребно предводителямъ народа: а всему народу ево имѣти не можно; да ученіе сверьхъ того еще велико при великомъ остроуміи; ибо малоумныхъ оно портитъ. Народъ утверждается предписанными имъ уставами, которыхъ благо ему понятно, а сами они системъ не составляютъ, хотя о честности и одна только система: и кажется что она еще и не трудна: ибо въ томъ она и состоитъ только: дѣлай то другому, чево ты себѣ желаетъ. Рубашка, какъ говорится, кафтана къ тѣлу ближе; такъ не льзя не предпочесть своея собственности, дѣламъ другова; однако желай добра и другому по размѣру, желаніямъ собственности. Кратка и проста сія наука; но развращенному разуму и испорченному сердцу, весьма трудна; ибо противоборствіе невѣжества и пристрастія, должно быти опровергаемо великою силою просвѣщенія. А воспитаніе къ тому только дорогу очищаетъ. Мука еще не хлѣбъ, слѣдовательно и не пища еще: воспитаніе становится пищею добродѣтели тогда, когда оно установится просвѣщеніемъ: безъ котораго оно подобно орѣху не имущему еще ядра, или яйцу не произведшему еще цыпленка.
  

III.

  
   Возращеніе добродѣтели принадлежитъ начальникамъ и писателямъ: проповѣдники добродѣтели толкуютъ о ней: а начальники за нее награждаютъ, пороки исправляютъ, и беззаконіе истребляютъ. Сіе дѣло есть первая Монарша должность, но монархи не сердцевѣдцы и не всевидцы; такъ не могутъ разбирати всѣхъ подданныхъ, да и ближайшихъ отягощенны многими дѣлами подробно не всегда разбирати могутъ; надобны такія вельможи которыя бы имъ помоществовали, въ семъ важнѣйшемъ должности ихъ дѣлѣ. Чѣмъ вельможи просвѣщенняе и добродѣтельняе, тѣмъ болѣе чистится и народъ. Когда вельможи любятъ науки, любитъ и народъ: когда вельможи травятъ только заяцовъ: другія дворяня такъ же порскаютъ: когда вельможи играютъ только въ карты, весь народъ держится пеструхи: а сія игра есть отрава добродѣтели, отводящая людей отъ должностей, убивающая время и пустымъ обременяющая головы. Кажется мнѣ что времени мало человѣку, ко исправленію должностей, хотя бы и картъ не было: да и на что играти тому въ карты, у ково и безъ того доходы велики? Не лутче ли бы отдати сей гнусный трудъ и врѣдный прощелыгамъ? Пускай сею гнусною профессіею обогащаются тунеядцы и разоряютъ молодыхъ людей. Не явное ли ето разрушеніе добродѣтели? Всѣ ето видятъ, и никто сему не противоборствуетъ; не чудно ли ето? Чѣмъ же провождати время? Не чѣмъ, когда голова пуста; но пустой головѣ, должно ли большой имѣти чинъ? Не подумаетъ ли кто, что я говорю дерзко; ибо многія достойныя и почетныя люди пеструхи держатся, или картами забавляются. Можно ли хулить пьянство, когда бы какой знатной господинъ, етова держался? И можно ли озираться, когда я пишу о добродѣтели, нѣтъ ли какова изъ могущихъ содѣлати мнѣ худо, недобродѣтельнаго господина, упражняющагося. единственно въ маловажнѣйтихъ забавахъ? Когда писать о истиннѣ и добродѣтели; такъ бояться ненадобно, по пословицѣ: Когда кто боится дрязгу, тому не надобно и въ лѣсъ ходить. Трусливый моралистъ есть трусливый воинъ: трусъ военный не принимайся за шпагу и не дѣрись за отечество: а трусливый моралистъ не принимайся за перо и не защищай добродѣтели.
  

IV.

  
   Добродѣтельныя люди не боги, и подчинены страстямъ, хотя и не подвержены беззаконію. Мы грѣшны всѣ, и всѣ природы одинакой; но плутъ изъ насъ не всякой. Строгость во разсужденіи слабостей нашихъ, и строгое мнѣніе есть тиранство. Человѣколюбіе есть перьвая статья добродѣтели, и источникъ всякаго блага. Теперь я спрошу: должно ли имѣти человѣколюбіе къ тѣмъ которыя сами онаго лишенны: нѣтъ. Я не законодавецъ, и даю мое разсужденіе, а не законы. Не должно быти противъ ихъ тиранами только; ибо кто украдетъ у меня, а я за то украду у нево; такъ мы оба воры будемъ. Убійца и грабитель сами себя любви ближняго лишаютъ: и могу ли я того любити, кто другихъ не любитъ? Надобно говорятъ любити человѣка, по человѣчеству; но человѣкъ лишенный человѣчества противняе хищнаго звѣря. Я смотрю съ отвращеніемъ, когда псы ловятъ заяца, и безъ жалости могу не смотрѣть, но терпѣть, когда убивается хищный волкъ. Какъ убиваютъ быковъ, я етова съ роду не видывалъ и никогда не увижу: необходимость только сіе наше варварство извинястъ. Не похваленъ человѣкъ лишнюю имущій копѣйку, и подчивающій просящаго старика, или больнова человѣка или алчущаго младенца, словомъ: Богъ дастъ, употребляя не къ мѣсту имя милосердаго Бога; но кто не подастъ милостины разбойнику; чѣмъ того обвинить можно? Когда я увижу разбойника, я стыжуся, что и я такія же составы какъ онъ имѣю, и жалѣю тогда что я не овца; ибо овцы безъ исключенія всѣ не злосерды. Когда я вижу не связныя стихи, я стыжуся что я стихотворецъ, и имя поезіи тогда мнѣ омерзеваетъ.
   Въ судѣ противъ бездѣльствъ имѣя сердце твердо,
   Взирай на слабости людскія милосердо. (*)
   (*) Трагедія Семира.
  
   Не почитайте не добродѣтельными людьми, людей подверженныхъ нѣкоторымъ слабостямъ, но не называйте пороками беззаконій.
  

V.

  
   Добродѣтельна ли женщина подверженная не постоянству любовному? порочна она, но можетъ быти и добродѣтельною, ежели ея судьбина не связана съ честію или ея родителей, или мужа или сродниковъ, или съ честію дома, или съ честію будущаго ея мужа, или она обманута, или покорствовала она незапно часу распаленія. Какъ то ни есть; но она изъ числа добродѣтельныхъ женъ исключиться не можетъ, ежели она сіе стараться будетъ удовлетворити, приемлющимъ во ея безчестіи участіе: и исключается изъ числа добродѣтельныхъ людей, ежели она въ томъ ожесточилась. Молодыя люди всѣ подвержены сей страсти; Но они изъ числа добродѣтельныхъ не исключаются; ибо весь бы былъ человѣческій родъ безчестенъ; однако обманщики и не постоянныя люди всеконечно безчестны, и ни когда ни чѣмъ бесчестія своего, какъ воры и разбойники не загладятъ. Любовь до тѣхъ поръ не отлучается отъ добродѣтели, доколь она благородная страсть.
  
   Люблю Офелію; но сердце благородно,
   Быть должно праведно хоть плѣнно, хоть свободно. (*).
   (*) Трагедія Гамлетъ.
  
   Пьяница презрителенъ, но не безчестенъ, ежели сія лѣсница не низводитъ ево во беззаконіе, которое хотя и мѣнше, нежели беззаконіе трезваго; но не со всѣмъ извинительно, а великое беззаконіе, и ни мало не извинительно. Картежникъ и самою своею профессіею почти беззаконникъ, хотя бы игра и не доводила ево до бездѣльства. Лжецъ, лишенъ добродѣтели, ежели онъ врѣденъ, и презрителенъ только ежели не врѣденъ. Ругатель и поноситель суть люди бесчестныя. Судья грабитель, хуже вора; но то сожалѣтельно, что таковыя люди и себя и своихъ наслѣдниковъ обогащаютъ. Наслѣдники ихъ хотя и не винны, но сія диплома что они бездѣльствомъ родителей своихъ разбогатѣли, имъ чести не приноситъ. Ето жалостно что въ четвертомъ и пятомъ колѣнѣ уже не будетъ извѣстно, что я великолѣпствую краденымъ; но Богъ конечно что нибудь во судьбахъ своихъ имѣетъ противу великолѣпія похищеннаго предками.
  

VI.

  
   Не дѣлати зла, хорошо; но сіе благо еще похвалы не заслуживаетъ: столбъ худа не дѣлаетъ; но столбъ за то еще почтенія не удостоевается. Не дѣлать худа, не есть добродѣтель: добродѣтель есть дѣлати людямъ добро, коли можно: похвально и то, что я могу и не дѣлать людямъ худа; но то еще не добродѣтель. Но можетъли еще ето быти, что бы кто не смогъ людямъ дѣлати добра? Кажется мнѣ, что всякой человѣкъ много или мало, но можетъ ближнему дѣлати услугу. И такъ каждый человѣкъ имѣетъ могущество благодѣяніями своими снискати добродѣтель: а еще удобняе ему быти злодѣемъ. Ко благодѣянію устремляются не многія, а злодѣяніемъ наполненна вселенна, по размѣру невѣжества и ожесточенія. Не думаетъ ли кто угоденъ быти Богу, когда сердце чье не добродѣтельно. Тщетны и молитвы и посты ево. Богу жертва, сердце сокрушенно и смиренно.
  

VII.

  
   Бѣдность отводитъ не рѣдко людей отъ пути добродѣтели; но сіи люди ни когда прямо добродѣтельными не были; ибо твердаго въ ней человѣка, ни кто и ни что отъ нея отклонити не можетъ. Когда нещастной человѣкъ почитаетъ Бога, и жаждя сіе ему еще и пріятняе. Многія во время щастія своего Бога любятъ, а во время нещастія на него негодуютъ; но они и во щастіи добродѣтельны не были, но только обманывали свою совѣсть. Ето правда, что нещастіе и бѣдность отягощаютъ сердце и простертію богопочитанія препятствуютъ; но зазженныя любовію къ Богу искры въ цѣлости своей пребываютъ, и огнь имѣетъ ту же силу, хотя и не простирается. Ни бѣдной ни больной во время муки своея хотя и наполняются благоговѣніемъ, не могутъ предстати въ томъ образѣ предъ жертвенникомъ величія Божія, въ какомъ они были въ часы своего благоденствія. Однако добродѣтельная душа и безъ возмущенія горестьми и Бога и человѣка съ мѣншимъ проситъ жаромъ, нежели когда благодаритъ. А худыя люди просятъ жарко а благодарятъ холодно,
  

VIII.

  
   Многія думаютъ будто просвѣщеніе только однимъ начальникамъ имѣти надобно; но блаженство общества состоитъ не въ начальникахъ однихъ, и не въ однихъ знатныхъ господахъ. Когда де говорятъ люди всѣ просвѣщенны будутъ; такъ не будетъ повиновенія и слѣдовательно ни какова порядка. Сія система принадлежитъ малымъ душамъ и безмозглымъ головамъ. Здѣлаемъ новое общество, и вообразимъ то что оно состоитъ изъ Сократовъ. Захочетъ ли кто видѣти не породою и не достоинствомъ, но щастіемъ кого себѣ государемъ, когда онъ самъ долженъ будетъ черпать ему воду? Собралися бы Сократы, и посовѣтовавъ выбрали себѣ конечно, или Государей или Государя. Монархическое правленіе, я не говорю диспотическое есть лутчее; такъ сіи Сократы посовѣтовавъ избѣрутъ себѣ Государя, вельможъ и начальниковъ, которымъ они еще больше повиноваться будутъ, имѣя здравый разсудокъ: предпишутъ они не нарушимыя законы, свяжутъ и себя и вельможей тѣми законами которые они сами уставили. Сократъ истопникъ не будетъ имѣти презрѣнія; ибо онъ почтенъ отъ того, кому онъ печи топитъ, и тѣмъ ево онъ только менше, что начальникъ ево, больше нежели онъ трудится: онъ топитъ печи, а тотъ судитъ и распоряжаетъ. Сверхъ того могутъ люди всѣ быть просвѣщенны; но качества просвѣщенія суть разноличны. Тотъ законникъ: тотъ піитъ: тотъ воинъ: тотъ живописецъ: тотъ астрономъ; и такъ: хотя разумъ и равенъ у людей; но уже и качества просвѣщенія дѣлаютъ различіе между нами. Говорятъ же не о равновѣсіи разума, но просвѣщенія; такъ не только равнаго просвѣщенія, но и разума, да и ни чево на свѣтѣ равнова нѣтъ; такъ сія гадкая система сама себя опровергаегяъ, ко стыду толь не добродѣтельно мыслящихъ: и естьли они не отъ невѣжества и привязанной къ нему гордости такъ разсуждаютъ, такъ конечно отъ нечестія.
  

IХ.

  
   Господинъ Бетской къ умноженію въ Россіи добродѣтели много основалъ. Я былъ самъ кадетъ и вижу многихъ изъ того корпуса достойныхъ людей; но сколько на противъ того и такихъ, которыя, тѣми же стали уродами, какими они въ корпусъ вошли; ибо они къ благородному обхожденію не прилегали: а изъ сего кадетскаго корпуса, по крайнѣй мѣрѣ и послѣдній будетъ имѣти видъ человѣка благороднаго, по одной привычкѣ. Тамо обучали насъ быти солдатами: а здѣсь при томъ обучаютъ быть и людьми, да еще и благородными. Большія разумы исходятъ сами изъ заразы худова воспитанія; но всѣмъ ли людямъ большія даются разумы и чистыя сердца. Острому человѣку, не много больше потребно воспитаніе, сколько здоровому человѣку лѣкарство: онъ и попортивъ себя, самъ себя поправитъ; однако и ему предупредительныя способы потребны; но всѣ ли люди здоровы? И всѣ ли отличную остроту имѣютъ% а нѣкоторыя и имѣли оную, лишенны всѣхъ способовъ, остаются какъ тучныя и не насѣянныя нивы. Дѣвицы воспитуемыя въ Монастырѣ, ему Г. Бетскому столько же чести приносятъ; они не только своихъ чадъ просвѣщати будутъ, но и мужей поправятъ, ежели только будетъ удобно. Нѣкоторыя дѣвицы, дочери и знатныхъ господъ, устремляются только въ бездѣлушки, и всю премудрость въ единой модѣ почитаютъ, не мысля ни о небѣ, ни о землѣ. Двѣ дамы такой нѣкогда имѣли разговоръ: одна была просвѣщенна, ибо она знала что есть на свѣтѣ Африка: а знала она ето по тому что имѣла она арапа: я чаю, говорила она, что въ Африкѣ то очень жарко, когда въ ней солнце такъ жестоко пожигаетъ: а та смѣяся говорила ей: фу матка, будто не то же въ Африкѣ солнце, которое и у насъ. Я и ету почитаю уже просвѣщенною; ибо она знала, что солнце одно только на свѣтѣ: а иныя и етова не знаютъ. воспитанницы въ монастырѣ, такова спора не заведутъ. Многія дѣвицы у насъ и своихъ мыслей не умѣютъ изъяснити, и не могутъ изобразити того что они чувствуютъ: а г. Алексѣева и г. Рубановская и чужія мысли и чувствія изображаютъ. Сколько сыщемъ мы подобныхъ г. Алексѣевой, могущихъ изображаться толь сильно, благородно, вкусно, и разумно? Не только дѣвицъ, не только мущинъ, но и самыхъ актеровъ на свѣтѣ, не взирая что ето не профессія г. Алексѣевой, и въ чемъ она еще и очень мало упражнялася: а три года о томъ и не думывала. Не дерзнетъ ли кто всѣмъ разсуднымъ людямъ попротиворѣчить и сказати, что декламація, ума, остроты, разсудка и вкуса не требуетъ? г. Алексѣева и г. Рубановская трогали чувствительностію своею, и сердце самово автора. Кто лутче судить можетъ то, какъ самъ авторъ: вошли ли г. Алексѣева, и г. Рубановская, во авторскія мысли и чувствія? г. Молчанова, г. Львова, г. Левшина, Г. Нели.дова, г. Баршова, г. Алымова и г. Арсеньева, конечно и театральными представленіями дѣлаютъ честь нашему вѣку, г. Бетскому, и г. Лафоншѣ. Многія и тѣмъ возносятся что они хорошо въ вискъ и въ шахматы играютъ. Картами и шахматами отличаются люди самой мѣлкой профессіи; ибо вкусъ нашъ сими забавами не исправляется: а декламація насъ возвышаетъ. Человѣки словесностію отъ протчихъ тварей отличаются: а писмами, разроворами, и декламаціею отличаемся мы и отъ протчихъ людей. Худо воспитанный человѣкъ можетъ быти ученъ; но не имѣя вкуса благороденъ ни когда не будетъ. вкусъ состоитъ изъ размѣрной смѣси, понятія, ума, и разсудка. Все ето я вижу и по одной декламаціи въ г. Алексѣевой, г. Рубановской и во всѣхъ именованныхъ во письмѣ семъ дѣвицахъ; но я не многихъ только знаю, но и о другихъ имѣю высокое мнѣніе; хотя я и знаю что сіи дѣвицы мѣжду хорошими дѣвицами суть изъ самыхъ лутчихъ: а изъ тово слѣдуетъ то что декламація изображаетъ намъ доволѣно ихъ достоинства: да и нельзя инако быть; ибо декламація есть истинное существо вкуса: а вкусъ выше всего во природѣ человѣческой. Не слѣдуетъ изъ того, что актеръ почтенняе всего на свѣтѣ; но то что автору и актеру вкусъ не только нужняе всѣхъ ученыхъ, но и всѣхъ художниковъ. Г. Алексѣева, есть образецъ лутчаго вкуса, превосходящаго похвалу мою: отлично и весьма много похвальна и г. Рубановская. Но чья похвала важняе похвалы автора, самыя тоя драмы, которая была представлена, предъ ево глазами, къ восхищенію ево духа и къ восторгу ево сердца. А что принадлежитъ до г. Алексѣевой такъ только то подвержено критикѣ; что Олегъ старъ и слѣдовательно не хорошъ, а г. Алексѣева и молода и прекрасна: тотъ вялъ, а она жива и быстра; но сей порокъ произвели ее отличныя тѣлесныя и душевныя качества. Благословляй Боже вертограды сіи, къ чести воспитуемаго юношества, къ пользѣ нашего отечества, ко прославленію г. Бетскова и къ вѣчной славѣ великія ЕКАТЕРИНЫ.
  

Х.

  
   Для Академіи художествъ устроено воспитательное жилище. Не лутче ли, и не въ честь ли ето художествамъ, когда они добродѣтельнымъ людямъ отдаваться будутъ. Врѣденъ безъ добродѣтели не только ученый одинъ, но и художникъ. Піитъ каковъ бы ни былъ, не будетъ полезенъ обществу безъ проповѣданія добродѣтели, и безъ умноженія вкуса. Добродѣтельный художникъ ужасняе изобразитъ адъ, и приятняе Елисѣйскія поля нежели художникъ и беззаконникъ, и привлечетъ удобняе ко добродѣтели. Страшный судъ и худыми иконниками писанный толпы людей собираетъ и многихъ уличаетъ и привлекаетъ ко пути добродѣтели. Проповѣдникъ имущій добродѣтельное сердце, тронетъ сердца слышателей удобняе, какъ и хорошій и добродѣтельный актеръ удобняе тронетъ души наши, нежели хорошій актеръ не ощущающій добродѣтели. Сіе училище приноситъ г. Бетскому чести, какъ и сиропитательный домъ воспитующій презрѣнно рожденныхъ. Презрѣнно рожденныхъ говорю по обыкновенному и не основательному обыкновенію. Ибо Господь Богъ о родѣ человѣческомъ инако разсуждаетъ: а ему слѣдуя, разсуждаетъ такъ же и наша человѣколюбивая монархиня. Скажемъ тако: рожденны сіи младенцы во грѣхи произведшихъ ихъ и зачаты они во беззаконіи; но Законодавецъ нашъ рекъ о блудницѣ: аще кто не имать на себѣ грѣха, да вержетъ на нее камень; не уже ли самъ Законодавецъ изрекъ сіи слова противу Священнаго Писанія: и когда блудница прощена; невинныя отъ нихъ рожденныя младенцы, чѣмъ винны? Таковы младенцы или погибали, или во презрѣніи возрастали: а нынѣ и не гибнутъ, и возрастаютъ добродѣтельно. Во ихъ воспитаніи готовится имъ не стыдъ, но честь, и приращеніе добродѣтели, вмѣсто отъ презрѣнныхъ младенцовъ, худова поведенія; и слѣдственно умноженія беспутства.
  

ХІ.

  
   Религія и правосудіе, коль ни святы; но колико въ нихъ злоупотоебленія? А сіе отъ разрушенія добродѣтели происходитъ. Суетно все на свѣтѣ когда добродѣтель не имѣетъ подпоры. На сіе, что бы добродѣтель охранялася устроены монархи, вельможи и начальники. Вельможи суть первыя подъ короною, или подъ главою члѣны, и пристрастія вельможъ ихъ суть важнѣйшія беззаконія, отверзающія пути ко нещастію и ко разрушенію добродѣтели.
  

XII.

   Въ войскѣ солдатамъ потребно мужество: начальникамъ сверхъ того справедливости потребно еще больше нежели рядовымъ; полководцу сверхъ того больше всѣхъ добродѣтель. Знаю я что есть ето на свѣтѣ, чтобы убивати иногда пораженныхъ уже безъ пощады. Водится ето; но праведно ли ето? Такое наученіе иногда и самимъ наставникамъ бываетъ ко врѣду. И можно ли научати людей добродѣтели, и въ самое то время слѣдуя разъяреннаго сердца движенію варварству? Не ослѣпленны ли тѣ люди, когда не видятъ лютаго сердца своего предводителя, сдирающаго кожи съ людей, по всѣмъ законамъ и по волѣ монарха и всего отечества, защищающихъ истинну, и однимъ мерзскимъ разрушителемъ добродѣтели, вовергаютъ себя въ рѣдко случающіяся беззаконія, увѣряся ясно что предводитель ихъ и плутъ и мучитель? Варварство и въ узаконенныхъ войскахъ есть разрушеніе добродѣтели. У насъ етова не дѣлается, а сіе усугубляетъ нашу побѣдоносную славу, и вселяетъ во народы наши человѣколюбіе.
  

XIII.

  
   Судьи емлющія взятки всѣхъ тварей гаже: и ежели крючкотворный подьячій подверженъ жестокому наказанію: сей благородный мужъ превосходитъ беззаконствуя и продавая истинну и воровъ и разбойниковъ бездѣльствомъ. Нѣтъ достойной имъ на свѣтѣ казни. Когда я, о семъ только воображу, вся во мнѣ востревожится кровь. А вы дѣти похитителей истинны и разрушителей добродѣтели, наслѣдуя ограбленное имѣніе, и приобрѣтенное взятками откупомъ и подрядомъ неправды, можете ли быти почтенными въ очахъ добродѣтельныхъ людей? Но ни вы, ни ваши скаредныя родители, довольствуяся такимъ безсовѣстнымъ нажиткомъ, не взираете на пустыя добродѣтельныхъ людей критики, и пропивая и проѣдая приобрѣтенное, безъ угрызенія совѣсти. Вы щаетливы; но Богъ судьбы свои премудро устроеваетъ; такъ конечно и сія статья, какъ Поступити съ наслѣдниками грабителей, у Нево устроена.
  

XIV.

  
   Разрушается ли отомщеніемъ добродѣтель? И отомщеніемъ и упущеніемъ разрушается. Упускай кающемуся. Г. Волтеръ говоритъ: грѣшити есть дѣло человѣческое, а упускати прегрѣшенія, есть дѣло Божественное. Но не будетъ оно дѣломъ Божественнымъ, когда не кающемуся отпускается; ибо и Богъ не кающихся не прощаетъ. Не должно мстити тому, кто меня выбранитъ, и повинится предо мною; но можно ли и кающагося простити, кто погубитъ моихъ родителей, жену и дѣтей? Такое упущеніе ко добродѣтели не принадлежитъ; но ко разрушенію оныя.
  

XV.

  
   Кто не вмѣшивается въ чужія ссоры, тотъ называется обыкновеннно добрымъ человѣкомъ; но добраго человѣка дѣло прекращать ссоры когда можно, и когда къ тому онъ не привлекается. Кто въ чужія не мѣшается дѣла, тотъ только единаго себя любитъ, и не достоинъ любви другова. Въ Аѳинахъ было установленіе, что когда республика раздѣлится, и Аѳинянинъ не пристанетъ ни къ которой части; онаго выгнать изъ отечества.
  

XVI.

  
   Говорятъ нѣкоторыя, ко похвалѣ нѣкоторыхъ: они такъ живутъ тихо, что какъ бы ихъ и не было. Лутче что бы ихъ никогда не было. Худо, когда кто злодѣйствуетъ; но и то не хорошо, когда кто живетъ ради себя единаго.
  

XVII.

  
   Есть люди, не познавающія Божества отъ недоумѣнія; но есть и такія люди, которые не познаваютъ Божества отъ излишняго умствованія и отъ заблужденія. Говорятъ будто можно быти честнымъ человѣкомъ и безъ познанія Бога. Безумныя и не ученыя атеисты презираются; но разумныя и ученыя опасны, дабы они, и остатковъ добродѣтели не разрушили: а я твердо стою что атеистъ честенъ быти не можетъ. Между суевѣрами во всѣхъ религіяхъ, честныя люди есть: нѣтъ только честныхъ людей между ханжей: а ханжество должно духовными всячески истребляемо быти, ежели духовныя ради лицемѣрія или какой опасности отъ ханжей боятся коснуться пустосвятству ханжей; они разрушители добродѣтели. Суевѣры добродѣтель колеблютъ: ханжи разрушаютъ: атеисты истребляютъ: а Богопочитатели добродѣтель утверждаютъ и распространяютъ.
   Богопочитаніе, къ Монарху усердіе, любовь къ отечеству, наблюденіе благопристойности, безпристрастіе, исправленіе должностей, жалость и дружба суть неколѣбимыя добродѣтели основанія. Кто не чтетъ Бога, въ томъ и искры добродѣтели нѣтъ. Кто не усердствуетъ Монарху, тотъ отъ главы отторженный члѣнъ. Кто не любитъ отечества, тотъ отторженный члѣнъ ото всего тѣла. Кто не наблюдаетъ благопристойности, тотъ себя, яко члѣна осрамляетъ и тмитъ порядокъ добродѣтели. Кто не правитъ должности, рветъ онъ порядокъ добродѣтели. Кто не имѣетъ жалости, тому добродѣтель не прикасается. Кто дружбы не хранитъ, тотъ измѣняетъ добродѣтели. Кто пристрастію слѣдуетъ, тотъ отвращается отъ добродѣтели. А кто все сіе наблюдаетъ, тотъ правъ и предъ Богомъ и предъ людьми.
  

XIX.

  
   Человѣкъ не имущій благодарнаго сердца, почти со всѣмъ добродѣтели лишается, и не достоинъ ни какой милости. Могущій дати бѣдному милостину, и не помогающій ему, не много почтенняе не благодарнаго. Скупой честнымъ человѣкомъ рѣдко бываетъ. Мотъ и расточитель, хотя и не бесчестны; но весьма близки ко безчестности, и одинъ шагъ ево и незапно можетъ вовергнути во беззаконіе.
  

ХХ.

  
   Человѣкъ нескромный врѣденъ себѣ но не бесчестенъ; однако портитъ добродѣтель, себя самаго не остерегая, и принося ближайшимъ своимъ горесть. А кто чужія выноситъ повѣренныя ему тайны, тотъ разрушаетъ добродѣтель. Выносящій по пословицѣ изъ избы соръ, грѣшитъ противу добродѣтели. Ругатель и поноситель человѣческихъ слабостей, согрѣшаетъ, а иногда и беззаконствуетъ.
  

ХХI.

  
   Гордость есть не простительная порча добродѣтели: тщеславіе порокъ великой. Низость и подлость суть малодушія разрушающія благопристойность: трусость есть природная слабость, но малость души, могущая подати поводъ ко разрушенію добродѣтели.
  

XXII.

  
   Невѣжество есть дорога, къ неумѣренному самолюбію, ко гордости, и ко закрытію истинны и добродѣтели.
  

ХХІІІ.

  
   Преступленіе даннаго слова есть бесчестіе: преступленіе клятвы есть беззаконіе. Почтенъ тотъ человѣкъ, котораго слово, какъ крѣпостное письмо. Наши предки писывали въ рядныхъ тако: кто попятится, тому стыдно будетъ, и не преступали етова. Мы научилися преступати данныя слова, ото многихъ введенныхъ комплиментовъ, обѣщавающихъ къ исполненію все, и ни чево не исполняющихъ.
  

ХХIV.

  
   Грубость гадка, а комплименты еще гаже. Одно отводитъ отъ благопристойности: а помалу и отъ добродѣтели: а тѣ и мысли и чувствія пустымъ наполняютъ и суть нѣкія частицы, того орудія, которыми разрушается истинна и добродътель.
  

XXV.

  
   Ежели кто можетъ какую ближнему здѣлать услугу и не дѣлаетъ: ежели кто ково можетъ утѣшить и не утѣшаетъ, или не посѣщаетъ во болѣзни, не можетъ назваться честнымъ человѣкомъ. Мы живемъ ради того, что бы славили Бога и взаимно другъ другу помогали. А кто себя лишъ только помнитъ и не печется о другихъ, оный есть,врагъ не только ближняго но и Божій.
  

XXVI.

  
   Лихоимство есть изъ первыхъ статей беззаконія. Не оправдится и тотъ, который записываетъ деревни, или подобное тому дѣлаетъ, думая что онъ законовъ не преступилъ: законы ради порядка въ таковомъ случаѣ, а безчестнаго человѣка ни мало не извиняютъ.
  

XXVII.

  
   Кто плутуетъ, тотъ смертно согрѣшаетъ: а кто другихъ плутати научаетъ, тотъ еще скарядняе. Горе имъ же соблазнъ приходитъ: а кто научаетъ другихъ дѣлати беззаконія, тотъ не соблазняетъ, но дѣлаетъ плутамъ наставленіе.
  

XXVIII.

  
   Пьянство есть великой порокъ, само собою. И путь ко разрушенію добродѣтели. Рѣдко бываетъ то, чтобы оно не произвело, какова другова еще весьма близкаго ко беззаконію порока: а въ непросвѣщенныхъ людяхъ, оно по большой части было основаніемъ всякаго зла. Разбои и мятежи и по опытамъ суть ево отрасли.
  

XXIX.

  
   Любовь сама собою есть благороднѣйшая часть нашея жизни; но весьма часто бываетъ она презрительна. Дѣвушка вдавшаяся въ любострастіе, готовитъ во приданое мужу своему бесчестіе. Замужняя еще больше. Вдова дѣлаетъ любострастіемъ почти то же что и дѣвка и будущему мужу своему: роду и свойственникамъ стыдъ приноситъ. А ежели она и замужъ ийти не намѣрена; но рушитъ благопристойность. Когдажъ бываетъ любовь благородною? Благородна любовь между жениха и невѣсты, Я не говорю между мужа и жены; ибо то уже супружество. Невѣста прешедшая до вѣнца границы своей должности извинена; но не извинена, ежели послѣ прехожденія должности, не будетъ женою жениха своего. Много есть еще обстоятельствъ, которыя слабости женскія, не только извиняютъ, но еще при утѣхахъ имъ и честь приносятъ; а мущинамъ еще и мѣнше дѣлаютъ вины; ибо стыдъ любострастія отъ стороны мужской гораздо мѣнше. Не могущія быти въ супружествѣ, и не препятствуемы законами честности свободу имѣютъ любиться; но я говорю въ разсужденіи свѣта а не закона. во преступленіи закона, законъ и судитъ. во преступленіи честности судитъ честность. Женщина отданная силою негодному человѣку въ супружество, по честности невинна когда другова любитъ. Не много винна и подверженная такой слабости женщина, которая не одного, но многихъ во жизни своей любила, когда случаи разрывали не однократно но всегда ихъ разлучали. И мущина и женщина таковыя невинны, но нещастны. Мужъ имѣвшій отъ жены своей невѣрности, извиненъ любя другую: полюбившій гонимую мужемъ жену извиненъ; но полюбившая гонима мужемъ другова, развѣ во крайности менше извинена; ибо стыдъ женщинѣ больше, нѣжели мущинѣ. Равныя они человѣки: ето правда; но здѣсь судится не по единому человѣчеству; но по уставамъ политики. Дѣлающій изъ своево имѣнія деньги, не по морали, но по политикѣ осуждается. Знаемъ мы что уставлено всѣмъ обществомъ Европы, оснуяся на религіи что любодѣяніе и прелюбодѣяніе грѣхъ и стыдъ: а женщинѣ оснуяся на обыкновеніи ето еще стыдняе. Не можемъ мы философствованіемъ разрушити сего права. Множество исключеній сыщемъ мы любви быти ей благородною; но я оставляю сіи изысканія; ибо и мущины и женщины ихъ и безъ меня довольно сыщутъ. а я пишу не о сластолюбіи, но о добродѣтели.
  

XXX.

  
   Нещастна женщина ввѣрившаяся обманщику или не постоянному человѣку; но прямо извиниться не можетъ и добродѣтель она хотя и не разрушила; однако довольно попортила, и поздное ея раскаяніе надлежащаго о ней сожалѣнія хотя и не лишенно; однако гораздо умѣншаетъ, къ пущему еще огорченію приемлющихъ во поведеніи ея участіе.
  

ХХХI.

  
   Кто не платитъ долговъ отъ недостатка, тотъ нещастенъ: а кто не платитъ отъ не хотѣнія, тотъ безчестенъ.
  

ХХХІІ.

  
   Кто съ подчиненными строго поступаетъ, тотъ пороченъ, а кто слабо поступаетъ тотъ презрителенъ. Отъ излишнія упускливости раждается своевольство, и разрушеніе общаго покоя: а отъ излишнія строгости страждутъ наказуемыя. Но отъ строгости страждутъ нѣкоторыя не многія: а отъ излишнія кротости многія не только страждутъ, но и гибнутъ.
  

ХХХІІІ.

  
   Всякое людямъ отягощеніе, есть безбожіе и безчеловѣчіе; воздерживати людей и запрещати имъ вольничати, есть дѣло доброе. Дати способы, къ тунеядству, праздности и лѣни, есть порокъ весьма великій, и дорога ко разушенію добродѣтели.
  

ХХХIV.

   Кто другу измѣнитъ или поносить будетъ любовницу, на того ни въ чемъ полагаться не можно.
  

ХХХV.

  
   Искати во случайныхъ людяхъ себѣ снисхожденія нужно: забывати ихъ одолженія скаредно; ласкати имъ подло: противурѣчити имъ странно. А всево лутче, чтобъ здѣлать имъ себя угодными истинною и безпристрастіемъ, хотя ето иногда и трудно. Не соглашаться съ ними опасно; но должно когда кто хранитъ истинну: соглашаться не въ дѣлѣ презрѣнно, а иногда и пагубно, или обще или участно. Щастливъ тотъ которой не имѣетъ нужды ползати передъ сильными людьми, и презрѣнъ тотъ, который ползаетъ, хотя бы и нужда того требовала, а кто имъ ласкаетъ, тотъ копаетъ имъ ровъ погибели.
  

ХХХVI.

  
   Всѣ члены рода человѣческаго достопочтенія: презрѣнны только люди неприносящія обществу пользы, исключая больныхъ и увѣчныхъ достойныхъ сожалѣнія, и содержанія. Крестьяна пашутъ: купцы торгуютъ: воины защищаютъ отечество: судіи судятъ: ученыя возращаютъ науки и людей просвѣщаютъ: художники вкусъ услаждаютъ: духовныя проповѣдываютъ добродѣтель. И сколько почтенны нужныя государства члены, столько презрѣнны тунеядцы, въ которыхъ числѣ полагаю я и дворянъ, не помышляющихъ болѣе ни о чемъ какъ только о ихъ собственномъ изобиліи, и возносящихся своимъ маловажнымъ титломъ.
  

ХХХVII.

  
   Всѣ охоты: къ лошадямъ, ко псамъ, ко скоту, ко птицамъ, ко садамъ похвальны: и всѣ приносятъ пользу исключая псовую охоту и подобныя ей, которыя хотя и не порочны, но презрѣнны, когда они не ко препровожденію времени, но ко всегдашнему служатъ упражненію.
  

ХХХVIII.

  
   Участныя дѣла похвальны, когда они къ участной нашей пользѣ исполняются: но исполняемыя къ общей пользѣ не сравненно похвальняе. Я сѣю хлѣбъ: купецъ торгуетъ: обществу, и сіи наши участныя упражненія приносятъ пользу, коственною чертою; но судія правосудный и воинъ защищающій отечество, или человѣкъ ученый просвѣщающій народъ, дѣлаютъ отечеству услугу прямою чертою, и болѣе почтенія достойны. Всѣ науки: всѣ художества и всякое ремесло и рукодѣліе обществу потребны и всѣ они суть чада премудрости и добродѣтели.
  

ХХХIХ.

   Согрѣшивъ покаяться и удоблетворити есть дѣло похвальное, а не грѣшить еще похвальняе, но кто кромѣ Бога безгрѣшенъ? Здѣсь подъ именемъ грѣха разумѣю я беззаконіе.
  

ХL.

  
   Имѣя достатокъ и способы обучати дѣтей, и не обучать есть вина не простительна. Не чудно ли ето, мы своихъ дѣтей не учимъ, а Государыня наша и чужихъ дѣтей обучати старается! Ей потребны разумныя подданныя; но и намъ потребны разумныя дѣти. А о домочадцахъ нашихъ почти ни кто изъ насъ и не думаетъ. Портныхъ и сапожниковъ имѣютъ нѣкоторыя, какъ и уборщиковъ волосъ; но ето точно только ради самихъ насъ; потому что намъ кафтаны, сапоги и кудри потребны.
  

XLI.

  
   Истинная политика научаетъ насъ быти щастливыми безъ поврежденія честности: развращенная политика научаетъ насъ быти щастливыми и безчестными, и очень часто повергаетъ насъ во жесточайшее бѣдствіе: а мораль научаетъ насъ быти и щастливыми и добродѣтельными. Многія ввели въ моду говорити, что казни потребны только для образца ко отвращенію другихъ отъ беззаконія: политическое право, въ семъ обстоятельствѣ на семъ и основано; но моральное право заключая въ себѣ и сіе политическое право, установляетъ казни, ко отмщенію за невинныхъ, хотя бы казнію другія беззаконники и не отстращалися; невинность отомщенія требуетъ: и кровь невинно проліянная вопіетъ на небо.
  

XLII.

  
   Подло говорятъ нѣкоторыя просити у обиженнаго прощенія: подло обижати а не прощекія просити. Кто человѣка изобидитъ и постыдится просити прощенія; тотъ устыжается предпочтити беззаконію добродѣтель, и бесчестіе чести.
  

XLIII.

  
   Блажени миротворцы; яко тѣ сыны Божіи нарекутся; изъ сего слѣдуетъ то, что ссорильщики и смутники суть сыны діяволовы. А такихъ людей премножество. Иныя ето еще ро домъ политики почитаютъ.
  

XLIV.

  
   Кто гнѣвомъ разъяреннаго человѣка, себѣ некасающася еще болѣе разъяряетъ, тотъ умножаетъ крови ево пожаръ и разрушаетъ права честности.

XLV.

  
   Кто пересмѣхаетъ людей, или сатирствуетъ не для поправленія нхъ, тотъ отходитъ отъ предѣловъ честности. Гордыя безумцы посмѣянія достойны: а не доумѣвающіяся и прошибающіяся наставленія а не посмѣянія,
  

XLVI.

  
   Ожесточай судъ, судя самъ себя, и ослабляй судя другова; но сіе разумѣвается о слабостяхъ а не о беззаконіяхъ.
  

XLVII.

  
   Не мучь должника, когда онъ не исправенъ, не отъ упрямства: а самъ во платѣ будь исправенъ, колико можешь.
  

XLVIII.

  
   Унижайся безъ подлости и возносися безъ гордости.
  

XLIX.

  
  
   Помни Бога и себя.
  
  

ОСНОВАНІЕ ЛЮБОМУДРІЯ.

  
   Что есть Богъ, о томъ я ни мало не сумнѣваюся, видя его повсюду во естествѣ: и ни кто о семъ изъ Философовъ не сумнѣвался, ни во древней Греціи, ни во древнемъ Римѣ, ни нынѣ ни кто во всей Европѣ. Спиноза искавъ Бога, хотѣлъ нѣсколько достигнути до непостижимости, и не сыскалъ того, чѣмъ бы ясно Божество могъ изобразити, хотя Божества и не утверждалъ, однако и не отрицалъ; отрицати не можно: а доказывати о его существѣ, не возможножъ; такъ онъ ради того только не утверждалъ Бога, что ясно Его существа доказати не могъ, а не для того, что онъ Его не признавалъ, хотя и чувствовалъ Его во душѣ своей, бывъ человѣкомъ самымъ добрымъ. Бель говорилъ о Божествѣ разсуждая и не систему составляя, и опровергая мнѣнія другихъ, ни какова заключенія не учинилъ. Самъ Епикуръ не отрицалъ Божества, но ослѣплялся думалъ только то, что Божество устроивъ вселенную, и единожды оную распорядивъ болѣе о созданіи своемъ не печется. Пускай единаго могновенія, къ устроенію всего божественнаго зданія довольно; но предъ Богомъ во вѣчности, и едино могновеніе и вся вѣчность, равно; слѣдовательно, управляти вселенною и миліонною частію минуты, и во всю вѣчность Богу равно: а вселенная создана, не ради того только, чтобъ она была; но что бы она была Создателю ко славѣ, а созданнымъ ко пользѣ: и можетъ ли праведное и всещедрое Божество видѣти и добрыя наши во вселенной дѣла и худыя равновзорно? И не былъ ли бы Богъ лишенъ правосудія, безъ котораго бы онъ и праведнымъ назваться не могъ: да не единственно праведнымъ, но и всемогущимъ, и премудрымъ, и милостивымъ. Говорятъ Епикурцы: когда бы присутствовало правленіе Божества, во естествѣ, яблонь бы приносила, въ иной годъ яблоки, въ иной груши, сливы, вишни и протч., но гдѣ бы тогда была премудрость вышняго, когда бы толико не порядочно естество устроено было? въ томъ то вотъ премудрости основаніе показалъ, водрузилъ образъ и свойство всякой вещи. А чудеса новыя, и весьма малыя служащія участной пользѣ, являются не разрушеніемъ естественнаго порядка; но тѣми же естественными законами, и ежеминутнымъ правленіемъ; ибо вся вѣчность у него есть одна минута. Ежели бы, говорятъ безумцы, Богъ былъ; былъ бы онъ милостивъ; но гдѣ ево милость, когда мы имѣя краткую, печалями и болѣзнями наполнениую жизнь, и всегда не минуемой ужасаемся смерти? Жизни долгота равномѣрна составу тѣла нашего: и нѣтъ ни долгой жизни, ни краткой, кромѣ участной нашей мѣры на прим: жизни осмидесятилѣтней со дватцатилѣтнею. Каковъ составъ въ общѣ человѣка, такъ долга и жизнь ево: и по составу нашему она довольна. Есть ли бы составъ нашъ былъ тысящилѣтней; но в тысяча лѣтъ не вѣчность: и сему крѣпкому составу, казалась бы она толико же кратка, какъ нашему составу осмидесятилѣтняя. А вѣчнымъ Богъ человѣка создати не могъ; ибо Богъ Бога создати не можетъ; потому что свойство Божіе созданію не причастно. Но пускай бы человѣкъ созданный сіе едино еще уподобленіе Богу имѣлъ, какъ мы волю и разумъ подобяся ему имѣемъ, хотя сіе возможно, а то не возможно: жилъ бы человѣкъ вѣчно. Мы того что дѣлалося за десять лѣтъ, не такъ живо въ памяти изображаемъ, какъ севоднишнее приключеніе: за сто лѣтъ было бы, содѣланнаго, видимаго или слышимаго вида воображеніе еще темняе въ памяти нашей: за тысячу лѣтъ еще темняе, за сто тысячь, за миліонъ лѣтъ, а на послѣдокъ за квинтиліоны и квинтиліоновъ лѣтъ ни чево бы въ памяти не осталось; не столько ли же бы тебя сіе забвеніе содѣланнаго и самаго нынѣшняго тебя, колико нынѣ устрашаетъ тебя смерть, больше бы тебя еще устрашало. Тогда то бы мы мѣнше ощущали Божія милосердія: а нынѣ надѣемся мы лутче сея участи имѣти по скончаніи здѣшней нашей жизни. Чтожъ будетъ по кончинѣ нашей? Добрымъ доброе: худымъ худое. Не, подумаетъ ли кто, что я симъ рай и адъ утверждаю? нѣтъ, рай и адъ до естественнаго мудрованія не принадлежатъ: а я пишу не объ откровеніи; но метафизичествую естественно: а то дѣло духовныхъ, хотя я противно священному писанію, и ни чево написать не намѣренъ, и въ основаніи моего любомудрія ни во единомъ словѣ противнаго религіи не прошибуся. А что жизнь наша печалями и болѣзиями наполнена, сіе не милость Божія, но необходимость уставила. Печали наши по большей части отъ себя самихъ, или другъ отъ друга мы оныя получаемъ, ежели не по естественному порядку, отъ преткновенія помѣшательства: а болѣзни отъ бреннаго состава. Тѣло наше должно было быть составлено изъ частицъ бренныхъ; ибо другова вещества, къ тому и быть не могло: а помѣшательства отвратить было не удобно, приносящаго намъ печали; ибо все вещество бренно: довольно того что премудрость Божія охранила насъ и отъ печалей и отъ болѣзней колико удобно: печали установленіемъ даннымъ намъ разумомъ законовъ: и отъ болѣзней охранены мы осторожностью и врачеваніемъ. Для чего Богъ не открылъ намъ того что по кончинѣ нашей съ нами будетъ? онъ открывся во естествѣ показалъ себя довольно, изъ чего видно что онъ и милосердъ: а когда милосердъ: такъ мы на вѣчное исчезаніе созданы быть не могли. Ежели бы ясняе о нашемъ вѣчномъ пребываніи постигали; не было бы злодѣевъ; ибо кто бы извѣстное вѣчное благо промѣнялъ на времянное; но развѣ мы за награжденіе должны быти добродѣтельны? нѣтъ, изъ благодарности Богу, изливая сію благодарность и другъ на друга взаимно. Виненъ ли кто что онъ ко злу склоненъ? виненъ; ибо всѣ мы умомъ и разсудкомъ одарены. А доброе и не просвѣщенному человѣку, и совѣстью довольно открывается. Знаемъ мы всѣ что полѣзно, и что вредно: а что полѣзно и врѣдно мнѣ, то полѣзно и врѣдно и каждому. Не хочешь ты отъ другова приняти смерть; не умерщвляй и ево: не хочетъ быть разоренъ отъ нево; не разоряй и ево. Кто можетъ сумнѣваться о бытіи Божіемъ! Хотя бы и не вошли въ самую глубину пространства небеснаго; но только бы до солнца зрѣніемъ возлѣтели, и оттолѣ возвратившіяся простерли по землѣ очи наши, и свой собственный составъ разсмотрѣли; какія чудеса и виды премудрости Божіей и его къ родамъ животныхъ милосердіе! Имущій миліоны денегъ, обрадуется ли нашедъ полушку? Такъ на что суевѣры, новыя и съ величествомъ вышняго, выдуманныя ханжами и почитаемыя чудеса безумцами къ неограниченной славѣ Правителя и обладателя вселенныя, яко важность нѣкую прикладываютъ? не ужели Создатель однихъ ради премудрыхъ явилъ въ устроеніи нашего мира, премудрость ко славѣ своей? Солнце составленное всемогуществомъ Божіимъ изъ Еѳира, плавающее въ немъ и питающееся имъ, даетъ, человѣкамъ, скотамъ, звѣрямъ, птицамъ, рыбамъ, гадамъ, древесамъ, цвѣтамъ и травѣ жизнь. Вотъ и всемогущество, и премудрость, и милосердіе Божіи. Весна, лѣто, осень и зима премѣняются между собою къ пользѣ нашей. Солнце, говоря піитически, погружается въ окіянѣ, къ пользѣ нашей. Разсмотримъ со естествословами единый глазъ, или едино ухо, нашего состава. Чувства наши и всѣ наши члѣны, съ коликою премудростію, ко крайней нашей пользѣ устроены! Безумцы говорятъ о душѣ нашей, что она есть отросль нашего тѣлеснаго состава, яко звонъ, есть произшествіе колокола; но звонъ или звукъ отъ сраженія двухъ крѣпкихъ веществъ: а душа тѣломъ управляетъ, и по елику тѣло, сіе грубое вещество душу не преодолѣваетъ, имъ управляетъ, яко царь народомъ, доколѣ народъ, не возбунтуется противъ него не праведно. во царь и самъ не всякой праведенъ: а души наши всеконечно праведны. А что души наши безсмертны, о томъ я, какъ и о Божествѣ, такъ же ни мало, не сумнѣваюсь. Метафизически говоря, что изчезаніе душъ нашихъ, не сходственно съ милосердіемъ вышняго: а физически, что ни мертвое въ живое, ни живое въ мертвое преобратиться не можетъ. По сему предложенію и живности или души скота птицъ и рыбъ безсмертны? Я инако и не думаю. Во священномъ писаніи сказано что наши души вѣчны; но умѣншится ли къ намъ Божіе милосердіе, когда души и воробья и червяка безсмертны? Скажетъ невѣжа, что за нихъ не умиралъ.... Но ихъ праотцы и не согрѣшали. Да не только безсмертны душами воробей и червякъ; но и малѣйшая былинка душею безсмертна, яко звѣрокъ едва помощію микроскона являющійся взору нашему. Отъ сочетанія рождается человѣкъ, отъ сочетанія и былинка: человѣкъ ростетъ, немоществуетъ, здравствуетъ, старѣется и умираетъ: былинка такъ же. Довольно намъ и того, что райская жизнь намъ единымъ обѣщанна; но мы и того что другимъ тварямъ по смерти предписано не знаемъ. Все создано ради человѣка, ето правда; но все и для всякой твари создано. Гдѣжъ по кончинѣ былинки будетъ душа ея. Етова я не знаю, ибо естественно мы и о своихъ душахъ не вѣдаемъ. Оставимъ имъ преселеніе Пиѳагорово. Можетъ между новаго другихъ тварей оживотворенія множество пройти времени; но во слабомъ чувствіи: я не говорю безчувствіи: и одна минута и миліоны лѣтъ тоски малосущественности тварей горести принести не могутъ, ибо не время намъ веселости и тоску наводятъ, но приключенія и виды. Время лишенно приключеній и видовъ есть пустота нашего пребыванія. Многочисленныя виды отталкиваютъ, виды претедшія, и предаютъ и приключенія и виды забвенію: умягчаютъ и радости И горести наши, а не время; слѣдовательно время, ничево забвѣнію не предаетъ. Священное писаніе открываетъ намъ то, что все создано ради человѣка, и все ему покорѣно; кто сему противорѣчитъ; ибо мы имѣя общества и грамоту, разумъ свой по установленію Создателя изощряемъ, и чувствуя свое безсиліе живемъ общественно. Левъ сильняе человѣка; но множество человѣковъ сильняе льва. Разумъ нашъ не больше разумовъ другихъ нѣкоторыхъ или паче многихъ тварей: и преимуществуемъ мы предъ ними не разумомъ но просвѣщеніемъ онаго: и можетъ быть иногда между человѣка и человѣка въ разумѣ больше разстоянія,нежели между человѣка и осла. Способный ко просвѣщенію разумъ, и обрѣтшій пути ко просвѣщенію и къ изощренію, есть отличный даръ Божества, которымъ люди не только отъ скота, но и сами отъ себя отличаются. Левъ и медвѣдь сего преимущества не имѣютъ. Но посмотрѣли бы живущаго отъ рожденія своеро въ уединеніи человѣка: и какое бы нашли мы между волка и между человѣка въ разумѣ различіе. Все создано ради человѣка, ибо все ему, симъ образомъ, какъ я сказалъ, покорено; но льзя ли признати что не довольствуются милостію Создателя и протчія твари, въ которыхъ намъ никакой пользы нѣтъ. Не всѣ ли твари созданы ради себя самихъ: а по покоренію политическому по волѣ всемогущаго, всѣ человѣку покорены, яко просвѣщеннѣйшей и благороднѣйшей твари... Да и пожираніе другъ друга тварей ради содержанія ихъ нужно; изъ чево какъ намъ такъ и имъ по правости вышняго, дабы не исчезнути преждѣ срока вѣчно, безсмертіе и метафизически принадлежитъ. А кто утверждаетъ то что въ нихъ нѣтъ разума: ето мнѣ смѣшно, и отвѣта недостойно, кромѣ сея важности, что сіе безумное толкованіе, многими утверждается. Всѣ твари логичествуютъ: муха прочь летитъ отъ страха: и тако разсуждаетъ: когда я не отлечу; такъ можетъ худое мнѣ послѣдовать: а ежели отлечу; такъ спасуся; слѣдовательно должно мнѣ отлетѣть. Бабочка летитъ къ огню, или не зная, или забывъ то что огонь горячъ: а видитъ только прелестное его сіяніе: и летитъ не на смерть, но на забаву. Зрѣніе, слухъ, обоняніе, вкусъ и осязаніе, имѣетъ и муха и бабочка. Устрица и крапивный кустъ хотя и не всѣ чувства имѣютъ; но можноли за сіе исключити ихъ изъ животныхъ? А между животнаго и одушевленнаго я различія не знаю. Священное писаніе говоритъ намъ только то, что до насъ касается: а о предписанныхъ законахъ другимъ тварямъ, намъ писаніе не открываетъ. Весь еѳиръ духами наполненъ, и вся вселенная премудраго своего Создателя славитъ. Солнце составленное премудростію и руководствомъ Божіимъ изъ еѳира, приемлетъ ево частицы, и во движеніе приводитъ, основателемъ движенія: то есть премудрымъ Богомъ; ибо безъ пребыванія и безъ руководства Божія не могла бы вселенная быть во движеніи, а слѣдственно, не могла бы быти и живя. Твердыя тѣла суть выкидки изъ солнца, и затвердѣлыя шары горящаго свѣтила, отъ него отдалѣнный и получивъ влажность, огрѣваются солнечными лучами, и производятъ животныхъ, грубымъ существомъ огрѣвая духи. Вотъ система моего любомудрія, ко прославленію Создателя, и къ утолѣнію смертнаго страха; ибо я и по естеству безсмертіемъ обнадеженъ.
  
   Прим. Зачато Января 39 дня и 30 окончано. 1772 года въ Москвѣ. Зачато въ 8 часовъ по полудни: а кончано по утру на завтрѣ.
  
  

О РОССІЙСКОМЪ ДУХОВНОМЪ КРАСНОРѢЧІИ.

  
   Краснорѣчіе духовныхъ не въ истолкованіи Священнаго писанія, но во проповѣдываніи онаго, и въ наставленіи добродѣтели ищется; чего ради оставляя религію и катехизисъ, дѣло до моего предложенія ни мало не принадлежащее, я во Проповѣдникахъ вижу собратій моихъ по единому ихъ риторству: а не по священству; и такъ имѣя право говорити о нихъ, толико же, колико и они о мнѣ, сколько ихъ разсмотреніе до нихъ, яко, до почитателей словесности принадлѣжитъ.
   Проповѣдники зачалися въ Россіи, какъ извѣстно не давно. Франція взошла на высочайтую степень парнаса: Россія едва о томъ помышляти начала; такъ не служитъ ли къ чести нашего остроумія, что мы едва только разгоняемъ мракъ невѣжества и во время разгоненія видимъ такія уже плоды, и покровительствомъ Великія ЕКАТЕРИНЫ и больше увидѣти чаемъ, и каѳедру болѣе и болѣе украшаему. Отъ первоначалія духовнаго краснорѣчія, исчисляя хорошихъ проповѣдниковъ, довольно кажется, есть ли мы толикоежъ ихъ число покажемъ, колико таковыхъ прославленная словесностію Франція показать можетъ. Боссюетъ, Бурдалу, Флешіеръ, Масилліонъ, и протестантской проповѣдникъ Соренъ, Франціи честь учинили: толикое точно число и мы Европѣ отличныхъ духовныхъ Риторовъ показать можемъ. ко славѣ Россіи едва расцвѣтавшу Россійскому краснорѣчію. Сіи мужи суть Ѳеофанъ Архиепископъ Новогородскій! Гедеонъ Епископъ Псковскій: Гавріилъ Архиепископъ Петербургскій! Платонъ Архиепископъ Тверскій: и Амвросій Префектъ Иконоспаскаго училища: не говоря о тѣхъ, которыхъ краснорѣчіе ни до слуха моево, ни до зрѣнія не дошло, какъ на примѣръ разсудительнаго и просвѣщеннаго Инокентія Архиепископа Псковскаго: многопочтеннаро Самуила Епископа Крутицкаго: и распорядочнаго въ разумѣ Антонія Епископа Архангельскаго: Ѳеофилакта Архимандрита и Ректора Иконоспаскаго, и можетъ быть и еще многихъ, которыхъ и имена мнѣ не извѣстны. Разберемъ дарованія и свойства извѣстныхъ мнѣ, и первыхъ четырехъ извѣстныхъ и всей Россіи риторовъ: Ѳеофана, Гедеона, Гавріила и Платона, и начавшаго прославлятися Амвросія. Но прежде скажу я о свойствахъ другихъ не важныхъ духовныхъ риторовъ, и о вкусѣ ихъ не касаясь чести священныхъ особъ ихъ, но говоря о ихъ только сочиненіяхъ; ибо религія не будетъ поругана, когда скажется о комъ то, что сочиненіе ево худова вкуса. Мы почитаемъ санъ духовный, и не согрѣшили бы, когда бы что противъ Василія Великаго и Іоанна Златоуста, разбирая ихъ рѣчи, выговорили; ибо должны почитати житіе ихъ только: а проповѣди ихъ почитаемъ мы не изъ должности, но изъ справедливости. Многія духовныя риторы, не имущія вкуса, не допускаютъ сердца своево, ни естественнаго понятія во свои сочиненія; но умствуя безъ основанія, воображая не ясно, и уповая на обычайную черни похвалу, соплетаемую ею, всему тому, чево она не понимаетъ, дерзаютъ во кривыя къ парнасу пути, и вмѣсто пегаса обуздывая дикаго коня, а иногда и осла, встащатся ѣдучи кривою дорогою, на какую нибудь горку, гдѣ не только не извѣстны музы, но ниже имена ихъ, и вмѣсто благоуханныхъ нарциссосъ, собираютъ курячью слѣпоту. Достойно во истинну сожалѣнія, когда прославленіе великаго Бога, попадается въ уста невѣжъ. Не думайте, что я только Ѳеофановъ и Платоновъ, для проповѣдыванія слова Божія требую! нѣтъ; есть ли бы однихъ таковыхъ правительства, ко проповѣдыванію Божества и добродѣтели избирали; опустошилися бы храмы Божіи, во всей Европѣ; а у насъ еще и паче. Болѣе имѣемъ мы во краснорѣчіи духовныхъ недостатка; болѣе и благодарности великія наши Риторы достойны, что они яко свѣтлыя звѣзды, въ густомъ возсіяли мракѣ. Коликое число проповѣдниковъ прославилося чернію; но чернь есть и благородная, однимъ тѣмъ только, что они имъ не были вразумительны! Слышатели не опираяся на свое понятіе, чаяли во проповѣдникахъ глубокой быти премудрости: и причитали премудрость ихъ не понятію своему, находя въ себѣ недостатки разума, не отъ малаго о себѣ мнѣнія, но отъ великаго почтенія надутаго и паче мѣръ витіеватаго, и ни съ умомъ, ни съ сердцемъ не согласнаго предложенія; хотя истинная причина была та, что сіи глубокомудрыя пустомѣли, тово, что они говорили, или паче брѣдили, и сами не понимали. А притомъ таковымъ проповѣдникамъ помогаетъ и то, что многимъ кажется тяжкимъ грѣхомъ рѣчь о божествѣ похулити. Называли безумцы Французскаго сатирика ругателемъ чести Людовика ХІV, когда онъ ругалъ изъясненія похвалъ Королю, приносимыхъ отъ скаредныхъ писателей; но тому обвиненію, не только разумныя люди, но и самъ Король смѣялся; ибо слава Людовика оставалася славою, а врали вралями. Все то выговорено, что до худыхъ духовныхъ риторовъ касалося; посмотримъ на риторовъ первостепенныхъ, приносящихъ отличную честь Россіи. Съ Ѳеофана зачнемъ, яко со старшаго. Сей великій риторъ есть Россійскій Цицеронъ: малороссійскія рѣченія, и требуемыя, не вѣдаю ради чево чужестранныя слова, сочиненія ево нѣсколько безобразятъ; но они довольно заплачены другою чистотою. въ семъ риторѣ вижу я величество, согласіе, важность, восхищеніе, цвѣтность, разсужденіе, быстроту, перевороты, страсть и сердцедвиженіе, огромность, ясность и все то что особливо Цицерону свойственпо было: и видно что онъ все свое краснорѣчіе, на семъ отцѣ Латинскаго краснорѣчія основалъ. Гедеонъ ссть Россійскій Флетіеръ; цвѣтности имѣетъ онъ еще болѣе нежели Ѳеофанъ; сожалѣтельно то что мало было въ немъ силы и огня, и что онъ по недостатку пылкости часто наполнялъ проповѣди свои исторіями и баснями, симъ бѣднымъ запасомъ, истиннаго краснорѣчія. Приятность, нѣжность, тонкость были ему свойствснны, и послѣ Ѳесфана опустотенный Россійскій парнасъ, или церковь лишенная риторскія сладости, смертію великаго Архіепископа, обрадовала Россію симъ Гедеономъ мужемъ великаго во краснорѣчіи достоинства; ибо до него единый бывшій Діяконъ Савицкій украшалъ только придворную каѳедру, и мало почитаемъ или паче гонимъ невѣжами, оставилъ духовенство и проповѣди, и восходя на Россійскій Парнасъ возвратился, не коснувся самыя горы сея верьху, что многія не безъ основанія ожидали, и принужденъ потерявъ охоту риторствовать оттолѣ возвратиться. Сказана бѣльцомъ нѣкая проповѣдь во Троицкой Лаврѣ: я не зналъ лѣтъ десять послѣ прочтѣнія оныя кѣмъ она говорена: и приѣхавъ нѣкогда въ рѣченную Лавру, узналъ я нечаянно, что намѣстникъ онаго монастыря есть авторъ тоя прекрасныя проповѣди, бывшій потомъ Воронежскимъ Епископомъ: былъ то Кирилъ Ляшевицкій, не вшедшій ни когда во славу; ибо ево многія угождая нѣкому хулили, думая что онъ отлично любилъ.... но сего почтеннаго человѣка и всѣ духовныя любили; такъ и никово въ Архиереи ставить не надлежало, ради угожденія ево непріятелямъ, которымъ онъ отъ своей стороны ни когда неприятелемъ не былъ. Не нужно было бы ето прилѣпити здѣсь; но не должно ли было сказати, что воспрепятствовало прославиться автору слова: прильпе душа моя по тебѣ? Савицкой изъ моды вышелъ, и изъ духовенства: а бѣлецъ Ляшевицкій изъ свѣтскихъ вышелъ, но въ моду не вшелъ. Иванъ Ивановичь Шуваловъ участвуя и въ наукахъ и въ Великороссіянахъ подалъ дорогу возвысити Гедеона къ украшенію придворныя каѳедры и къ востановленію погибшаго церковнаго краснорѣчія. Ему должны мы Гедеономъ, а Гедеону другими великими мужами Великороссіянами, на конецъ заключимъ о проповѣдникѣ семъ то, что имя ево въ Россіи всегда почтенно будетъ. Гавріилъ Архіепископъ Петербургскій есть больте сочинитель разумнѣйшихъ философическихъ диссертацій, нежели публичныхъ словъ; а потому что стремленіе ево больше въ диссертаціи нежели въ фигуры риторскія; такъ ево сравнивати съ другими проповѣдниками ни какъ не можно: то только скажу я о немъ, что красота плавнаго и важнаго ево склада приноситъ ему предъ всѣмъ просвѣщеннымъ свѣтомъ достойную любезнаго имени его похвалу, и что будетъ онъ всегда честію нашего вѣка и въ потомствѣ, купно съ другомъ своимъ и съ товарищемъ, со преосвященнымъ Инокентіемъ мужемъ весьма отличнаго достоинства и всею Россісю почитаемымъ, достойнымъ лица. Божія и лица Монарха. Платонъ есть послѣдователь Златоуста; ево имѣетъ дарованія, ево свойства, ево вкусъ. Сей Россійскій Бурдалу, исполненъ силы, пламени и быстроты, преемникъ Ѳеофановъ, приводитъ во восхищеніе слышателей, а читателей еще больше. Гедеонъ трогаетъ сердца, сей восхищаетъ, а Гавріилъ разумъ плѣняетъ. А я вспомня нѣкоторыя уподобленія Софокла, Еврипида, и Есхилла, съ водными потоками, скажу то уподобляя сихъ великихъ мужей. Ѳеофанъ подобенъ гордой и быстротекущей рѣкѣ, разливающейся по лугамъ и орошающей горы и дубровы, отрывающей камни съ крутыхъ береговъ, шумящей во своихъ предѣлахъ и журчащей иногда, подъ тѣнію соплетенныхъ древесъ, наводняя гладкія во время разліянія долины. Гедеонъ подобенъ потокамъ, всегда журчащимъ, и извивающимся по прекраснымъ паствамъ, протекающей по приличнымь лугамъ, и питающейся благовонными цвѣтами, но иногда по неплоднымъ проходящей мѣстамъ, умѣншающей изобиліе водъ и едва дно покрывающей. Гавріилъ подобенъ рѣкѣ безъ шума наполняющей брега свои и порядочнымъ теченіемъ, невыходящей никогда изъ границъ своихъ. Платонъ подобенъ рѣкѣ быстротекущей и все что ей ни встрѣтится влекущей съ собою въ морскую пучину, преходящей прекрасныя долины, орошающей тучныя рощи, и бѣгущей по чистому песчаному дну, окропляя мягкія муравы. Во окончаніи всего не льзя мнѣ еще въ такое же тонкое разсмотрѣніе войти, изъ единыя напечатанныя рѣчи Амвросіевой о семъ Авторѣ: а по слуху единому, какъ я прилежно слова ни слушаю, анатомить ево сочиненія трудно; то только скажу, что онъ не только обѣщаетъ, но уже и есть отличный риторъ, и всеконечно достоинъ быти участникомъ Ѳеофановыхъ и Платоновыхъ лавровъ, и шествуя по стопамъ ихъ выше Гедеона превознесется.
  

О перьвоначаліи и созидаиіи Москвы.

   Возшелъ на престолъ великаго княженія въ Россіи на мѣсто родителя своего Владимира Всеволодовича Мономаха, Георгій, проименованный Долгорукій. Престольный городъ былъ Кіевъ. Старшаго сына своего Андрея, наименованнаго Боголюбивымъ, отдѣлилъ онъ, и поставилъ Государемъ Суздаля и Владимира. Шествуя посѣтить сына своего ко Владимиру, увидѣлъ онъ на пути по обѣ стороны Москвы рѣки прекрасныя села принадлежащія богатому Боярину Степану Ивановичу Кучку. Сей Бояринъ не здѣлалъ пристойнаго великому Князю, пришедшему во ево отчины, почтенія; и говорилъ о немъ гордяся съ нѣкоторымъ презрѣніемъ, за что великій Князь повелѣлъ ево привести предъ себя, а потомъ казнити смертью. Услышавъ о неутолимомъ дѣтей его стенаніи, не утѣшно оплакивающихъ кончину отца ихъ, сжалился надъ ними и съ отмѣннымъ почтеніемъ отослалъ ихъ къ сыну своему во Владимиръ. Кучковы сыны были хороши собою, а дочь ево прекрасна. Сынамъ имена, старшему, Петръ, младшему Іоакимъ: а сестрѣ ихъ имя Улита. Возшедъ на гору, гдѣ нынѣ Кремль, и обозрѣвъ около рѣкъ Москвы и Неглинной лежащія прекрасныя мѣста, возлюбилъ великій Князь сіе мѣстоположеніе, и повелѣлъ построить тамо деревянный городъ, и назвать по имени Москвы рѣки, Москвою. А въ имя сына своего Андрея именованнаго прежде Китаемъ, повелѣлъ онъ построить городъ у Москвы рѣки, гдѣ нынѣ Знаменской монастырь, назвавъ оный Китаемъ. По семъ великій Князь отходитъ во Владимиръ, и сына своего Андрея Боголюбиваго сочетаваетъ съ дочерью Кучкова, и взявъ ихъ съ собою отходитъ въ Кіевъ. Тамо сгодъ времени поживъ, великій Князь Георгій преставился, давъ о населеніи Москвы сыну своему Андрею завѣщаніе, который престольствуя во Владимирѣ, о населеніи Москвы, по завѣщанію отца своего крайне старался, а паче о созиданіи церквей и о иконномъ украшеніи; и взявъ изъ Кіева икону Пресвятыя Дѣвы написанную Лукою Евангелистомъ, полученную прежде изъ Царя Града, и украсивъ оную драгоцѣннымъ каменіемъ и жемчугомъ, золотомъ и серебромъ, состроилъ въ Москвѣ каменную церьковь въ честь Успенія Пресвятыя Дѣвы и сію икону поставилъ во ономъ храмѣ, позлативъ верьхи ево, давъ лучшія къ нему села и всего збора десятую часть. Но сія церьковь не та, которую мы нынѣ видимъ подъ именемъ Успенскаго собора. Великій Князь Андрей поживъ довольное время съ женою своею и имѣвъ отъ нея сыновъ во младости помершихъ оставилъ житейскія попеченія, не прикасаяся болѣе супругѣ своей, и презирая всегдашнія докуки ея о должности супружества, огорчилъ жену свою, и возобновилъ досадующее въ ней воспоминовеніе о смерти, учененной отцемъ его, отцу ея. Она согласившися съ братьями своими живущими при Великокняжескомъ дворѣ въ великомъ почтеніи, чтобъ отцовой смерти учинить отмщеніе, которыя во время ночи, вшедъ съ оружіемъ въ ложницу ево, по наставленію злоковарныя сестры своей, спящаго ея супруга умертвили. Пришедъ изъ Кіева во Владимиръ братъ его Великій Князь Всеволодъ, и побивъ убійцовъ брата своего, приказалъ тѣла ихъ бросить въ озеро, а наставницу сего убійства живу на вратахъ повѣсивъ изъ луковъ разстрѣлять, для устрашенія подобнымъ ей злодѣямъ. Отъ начатія великимъ Княземъ Георгіемъ Москвы, до дней Московскаго Князя Даніила Александровича четвертаго сына Великаго Князя Александра Невскаго, продолжалося времени, сто пятьнатцать лѣтъ. Князь Даніилъ послѣдній сынъ отца своего, остался двухъ лѣтъ по преставленіи Александровомъ, который по возрастѣ своемъ, пришедъ изъ Владимира на Московскія поля, полюбилъ сіе мѣстоположеніе, какъ прежде того Великій князь Георгій. Начатаго повелѣніемъ Георгія города, населяемаго переведенцами, какъ по многому видно, болѣе не было. Можетъ быть остались онаго нѣкоторыя небольшія слободы, которыя недостойны были примѣчанія. Гдѣ нынѣ Кремль, тамо стоялъ темный и непроходимый боръ. Въ ономъ бору было великое и глубокое болото, посреди котораго лежалъ маленькій островокъ: на немъ была построена хижинка, а въ ней жилъ пустынникъ именемъ Букалъ. По имени его называлася сія хижинка: Букалова хижина. На мѣстѣ семъ нынѣ дворецъ, а гдѣ хижинка стояла на самомъ томъ мѣстѣ поставилъ Князь Даніилъ деревянную Преображенія Господня церьковь; вкругъ сего мѣста построилъ онъ дубовую ограду, и городъ нарекъ, какъ и Георгій, по имени рѣки, Москвою. Въ пятый день по прибытіи своемъ на Московскія поля, Князь Даніилъ объѣзжая и озирая мѣстоположенія, наѣхалъ горы и въ горахъ тѣхъ хижинку, а въ ней живущаго пустынника, родомъ Римлянина, именемъ Падона, и восхотѣлъ на мѣстѣ томъ себѣ домъ поставить, но пустынникъ далъ ему совѣтъ построить тамо домъ Божій. Когда родилися Князю два сына близнецы, и первому дано имя Алексѣй, случилося отъѣхать Даніилу со сто верстъ отъ Москвы, и нашелъ онъ въ пустомъ мѣстѣ малый островъ и на немъ хижинку, а въ ней пустынника мужа престарѣла и вссьма хорошаго житія, родомъ Иверянина, именемъ Сара. Тамо состроилъ онъ городъ, въ лѣто владѣнія своего, а нарекъ по имени сына своего Алексиномъ. Въ тожъ лѣто пришелъ къ нему изъ Греціи Епископъ Варлаамъ, и съ собою принесъ на посвященіе церьквамъ многія части нетлѣнныхъ тѣлъ угодниковъ Божіихъ. Тогда Князь Даніилъ повелѣлъ ему освятить церковь на горахъ Падонскихъ. Горы по крутости мѣстъ нарекъ онъ Крутицами, а Варлаама Владыкою Сарскимъ, Падонскимъ, Крутицкимъ. Внизъ Москвы рѣки создалъ Князь Даніилъ по имени своему монастырь Даніила Столпника, въ которомъ и самъ постриженъ былъ, и погребенъ внѣ церькви. По немъ воспріялъ Московское Княженіе сынъ его Великій Князь Іоаннъ Даниловичь. Сей создалъ церковь Успѣнія Пресвятыя Богородицы. Сія церьковь не та еще, которая нынѣ Успѣнскимъ соборомъ именуется. Митрополитъ тогда былъ Петръ, въ Московскомъ соборѣ опочивающій. Гдѣ была Даніиломъ поставлена древянная церьковь Преображенія тамо при Великомъ Князѣ Іоаннѣ Даниловичѣ поставллева каменная, которая нынѣ внутри дворца, и нарицается Спасъ на Бору. Послѣ былъ при ней монастырь, гдѣ нынѣ дворецъ. Потомъ построенъ деревянной городъ Кремль. Въ то жъ лѣто Великій Князь поставилъ на площади Церьковь Архангела Михаила, которая Архангельскимъ соборомъ именуется. Великій Князь Іоаннъ Даніиловичь преставился, и погребенъ въ церкви Архангела. Возшелъ по немъ на престолъ сынъ его Іоаннъ. Митрополитомъ былъ при немъ Алексѣй, опочивающій въ Чудовѣ монастырѣ, имъ самимъ созданномъ, на которомъ мѣстѣ былъ прежде дворъ Татарскихъ Посланниковъ: потомъ поставленъ каменной Кремль. Преставился Великій Князь Іоаннъ Іоанновичь. По немъ возшелъ на престолъ сынъ его Димитрій Іоанновичь нареченный Донской, отъ побѣды надъ Мамаемъ полученныя въ день Пророка Елисея, во имя котораго, для воспоминанія тоя побѣды построена имъ церьковь. Во время владѣнія Димитрія Донскаго, преставился Алексѣй Митрополитъ. Въ его владѣніе жилъ чудотворецъ Сергій Радонежскій. основатель Троицкаго монасшыря. По немъ сѣлъ на престолъ сынъ его Василій Димитріевичь. По немъ сынъ его Василій Василіевичь. По немъ возшелъ на Московскій престолъ сынъ его Іоаннъ Василіевичь: нарицаемый гордый. При немъ заложена на площади большая церьковь Успѣнія богородицы, которая и донынѣ пребываетъ. Сія церьковь есть нынѣшній Успѣнскій Соборъ. Сей Великій Князь создалъ городъ Кремль больше стараго пространствомъ, призвавъ Архитекта изъ Медіолана, котораго въ Москвѣ называли Петромъ Антоновымъ сыномъ. Прозваніе ему, не знаю испорченнымъ ли нарѣчіемъ или подлиннымъ Сонари, ему же прозваніе Фрязинъ, которое отъ Русскихъ конечно для того дано ему, что въ тогдашнія времена, чужестранныхъ иногда общимъ именемъ Фрязями называли. Сей Архитектъ въ началѣ заложилъ стѣны отъ Москвы рѣки и Тайникъ у водяныхъ воротъ, которыя называются Тайницкими. Слово тайникъ по мнѣнію моему знаменуетъ здѣсь тайное или потаенное мѣсто, какъ и само мѣсто сево Тайника, такъ же и расположеніе окольнаго строенія о томъ увѣряютъ, двѣ стрѣльницы и двѣ по угламъ башни, Свирловую и другую, и провелъ стѣну отъ стрѣльницы до стрѣльницы и до Боровицкихъ воротъ, нареченныхъ отъ преждебывшаго тамо Бора, а потомъ поряду далѣе. Сей же Великій Князь повелѣлъ ему вылить и превеликую пушку, которая и понынѣ въ Москвѣ. Потомъ начали строятъ Фроловскую стрѣльницу и ворота въ ней, больше старыхъ, стѣны отъ Москвы рѣки и до Неглинной, Никольскія ворота и все то совершилося въ тотъ же годъ, такъ же двои Тайницкіе ворота, и подъ дворецъ погреба съ каменными сводами. Въ тотъ же годъ кромѣ сего многія хорошія зданія повелѣніемъ Великаго Князя совершены. На послѣдокъ посадилъ онъ сына своего Василія Іоанновича при себѣ на престолъ, и того жъ года по многомъ престольнаго своего града украшеніи скончался. Сынъ его Великій Князь Василій Василіевичь повелѣлъ создать Новодѣвичій монастырь, и церьковь соборную въ честь иконы Смоленскія изображающую пресвятую Дѣву. Перьвая Игуменья сея обители была Елена Дѣвочкина. А прежде того построена въ едино лѣто при немъ: Церьковь Великомученицы Варвары, на Варварскомъ торгу; дѣлалъ оную Алезвутъ Фрязинъ. Имя сіе кажется испорчено, а прозваніе значитъ то, что онъ былъ чужестранецъ. Строители сея церькви были приѣзжія гости Бобръ съ братьями. Въ то жъ лѣто каменная здѣлана церьковь Іоанна Предтечи, которая у дворца, бывшая при Петрѣ Митрополитѣ, и Соборною, а при ней Митрополичій дворъ. Церьковь Петра Чудотворца, а при ней монастырь нареченный Высоцкимъ, за Неглинною. Церьковь на стрѣтенкѣ Введенія Богородицы. У Фроловскихъ Воротъ церьковь Аѳанасія и Кирилла. Великій Князь Василій Василіевичь въ монашествѣ и въ схимѣ восприявъ имя Варлаама преставился. По немъ возшелъ на престолъ сынъ ево Іоаннъ Василіевичь трехъ лѣтъ отъ рожденія своего. Сей Іоаннъ Василіевичь нарицаемый Грозный, построилъ городъ Китай, и взявъ Царства Казанское, Астраханское, и Сибирское, сталъ писаться Царемъ. При немъ совершена Церьковь Покрова Богородицы на рву у Спаскихъ Воротъ, и освящено на одномъ основаніи храма сего Митрополитомъ Макаріемъ девять церьквей. Царь Іоаннъ Василіевичь нареченный въ иночествѣ Іоною преставился. Преемникъ престола, сынъ ево Царь Ѳеодоръ Іоанновичь. Сей повелѣлъ созидать Бѣлой городъ, сіе зданіе совершилося въ семь лѣтъ. Царь повелѣлъ городъ сей называть Царевымъ городомъ, которое имя по времени погибло. Архитектъ Бѣлаго города былъ человѣкъ Русской, прозваніемъ Ѳедоровъ. Потомъ, построена Грановитая палата. Потомъ, повелѣлъ Царь построить каменныя приказы: I. Посольской, ІI. Разрядъ, III. Помѣстной, IV. Казанской двсрецъ, V. Большой приходъ и Новыя четверти, VI. Стрѣлецкой, VII. Разбойной. VIII. Пушкарской. ІХ. Ямской, Х. Сибирской. По семъ Москва время отъ времени далѣе простиралася, и болѣе украшалася, и пришла до нынѣшняго состоянія.
  
  

Истолкованіе личныхъ мѣстоимѣній, я, ты, онъ, мы, вы, они.

  
   Я, есть мѣстонмѣніе перьваго лица, числа единственнаго. Сіе мѣстоимѣніе для изъясненія чего нибудь худова ни когда не полагается, во всегда для изъясненія доброва, и по большей части несправедливо. На пр: Я человѣкъ разумный, ученый, честный и пр: А ежели къ прилагательному прикладывается отрицательное, тогда не взирая на правила слѣдуя употребленію, Которое въ языкѣ больше всѣхъ правилъ силы имѣетъ, отрицательное относится къ третьему лицу, на пр: онъ человѣкъ неразумный, неученый, нечестный и пр: не рѣдко относится отрицаніе и къ третьему лицу множественнаго, на пр: они люди нечестныя. Въ брани относится отрицаніе и ко второму лицу единственнаго, на пр: Ты человѣкъ нечестный, изъ чего слѣдуетъ иногда пощочина, но то уже касается до Троповъ. относится иногда отрицательное и ко второму лицу множественнаго, на пр. Вы люди нечестныя, а изъ сего вмѣсто отвѣта граматическаго слѣдуетъ иногда отвѣтъ риторическій фигурою, которая, не знаю, какъ называется на Греческомъ и на Латинскомъ языкахъ: на Славенскомъ называется она жезломъ, а на обыкновенномъ Русскомъ дубиною. Къ перьвому лицу множественнаго выговаривая слова: разумный, честный и пр. отрицательное не приставливается, такъ же какъ и въ перьвомъ лицѣ числа единственнаго. А когда похулительное прилагательное ставится, тогда къ перьвымъ лицамъ обѣихъ числъ прикладывается отрицательное, а у протчихъ отъемлется; на пр. Я человѣкъ неглупый, я человѣкъ нескупой, мы люди неглупыя, нескупыя и пр. Онъ человѣкъ глупый, онъ человѣкъ скупой; ты глупый человѣкъ, вы глупыя люди, они глупыя люди и пр. Все, что хорошо, при перьвыхъ лицахъ говорится безъ отрицательнаго, и все что худо съ отрицательнымъ. Во вторыхъ лицахъ все, что хорошо, говорится такъ же по большей части безъ отрицательнаго, а что худо съ отрицательнымъ, однако все то противное знаменуетъ, и кто не совершенно знаетъ граматику, тотъ въ ономъ легко обмануться можетъ. Въ третьихъ лицахъ хорошее безъ отрицательнаго рѣдко выговаривается, а худое почти всегда безъ отрицательнаго. Какъ сопрягаются прилагательныя съ мѣстоимѣніями, такъ и существительныя имена и глаголы, на пр: Я другъ. Онъ не другъ. Я не плутъ. Онъ плутъ, Я умѣю. Онъ не умѣетъ. Я не краду. Онъ крадетъ, и пр. Ты, есть второе лице единственнаго, и употреблялося въ Русскомъ языкѣ по естеству своему; а нынѣ здѣлано мѣстоимѣніемъ подлымъ. И хотя весь родъ человѣческій кромѣ Французовъ принося молитвы Создателю, говоритъ ему ты; однако говоря съ человѣкомъ достойнымъ почтенія или паче имѣющимъ благородство, или чинъ, или въ чемъ нибудь отъ подлаго народа отличность, ты, сказать противно граматикѣ. А вмѣсто того по правиламъ, хотя то и противу здраваго разсужденія, надлежитъ говорить, вы, а ты только для подлости осталось, на пр: для холопей, для мужиковъ, для извощиковъ, для трубочистовъ, для друзей и пр: Мѣстоимѣніе Ты, какъ нѣкоторыя прилагательныя имена, имѣетъ степени. Въ прилагательныхъ именахъ степеней только три, а сіе мѣстоимѣніе изъ степеней своихъ составляетъ цѣлую лѣсницу. Ты, вы, ваше Благородіе, ваше Высокоблагородіе, Ваше Высокородіе и пр: Превращеніе мѣстоимѣнія Ты въ Вы учинено тамо, гдѣ изобрѣтены длинныя трости, и ради тово что сіе прехвальное и вѣжливое изображеніе весьма остроумно выдумано, принято то и въ другія языки. А когда сіе изобрѣтено, о томъ не извѣстно, да тожъ и не до Граматики, но до Хронологіи принадлежитъ. Сожалѣтельно, что о семъ достохвальномъ изобрѣтеніи, въ календаряхъ не упоминается, какъ о протчихъ достопамятныхъ вещахъ и по сему примѣру: Отъ вымышленія печатанія книгъ: отъ сыскаиіяАмерики: не положено: Отъ превращенія Ты, въ Вы. И сожалѣтельняе еще, что мы учредивъ складъ Русскаго языка, по свойству Нѣмецкаго, не превратили къ лутчему еще ево украшенію, Ты въ Они, что Нѣмцы вмѣсто Французскаго Вы, и вмѣсто нашего стариннаго и неуклюжаго, Ты, употребляютъ: ибо Они вмѣсто Ты еще бы больше красоты нашему языку здѣлало.
  
  

О несогласіи.

  
   Несогласіе въ родѣ человѣческомъ не столько отъ разности степеней разума, сколько отъ нссходства сердецъ происходитъ. Люди больше сердцемъ нежели разумомъ отъ истинны отходятъ. Вкорененное въ сердце зло рѣдко разумомъ преодолѣвается. Когда злодѣяніемъ волнуетъ сердце, тогда безсильная совѣсть суетно воружается, и насъ изобличаетъ. Повреждечныя сердца, неправедныя предписуютъ намъ законы, пристрастныя производятъ умствованія, безстыдныя подаютъ намъ предприятія, и къ дерзновеннымъ приводятъ насъ исполненіямъ. Неправедныя мнѣнія такъ мало съ истинною, какъ мало сами между собою соглашаются. Сіе есть основаніе несогласія и безпокойства всемирнаго. Самолюбіе ослѣпляетъ человѣка, и всему тому противорѣчитъ, чево мы въ склонности сердца своего не находимъ. Что два и два суть четыре, всѣ разумы въ томъ согласны; а что разбираютъ сердца, въ томъ сего согласія нѣтъ. Одна женьщина, одному прекрасна, а другому средственна кажется. Къ утвержденію истинны, для понятія разума, довольно доказательствъ, а длл понятія сердца ни какова нѣтъ. Берегись любви, говорятъ молодой дѣвушкѣ, которая еще не влюбилась; отъ любовной страсти худыя слѣдствія бываютъ: дѣвушка имѣя разумъ повинуется наставникамъ своимъ; а когда сердце ея любви причастно станетъ, всѣ доказательства слабы, и едино только время можетъ утолить движенія сердца ея. Сынъ проигрываетъ имѣніе отца своево не внимая угроженій отцовыхъ, ни увѣщаній на самой истиннѣ основанныхъ, ниже обличенія опытовъ, имѣвъ ими стократныя отъ игры безпокойства, что игра супротивляется совѣсти ево. Онъ то чувствуетъ, но сердце ево пути своево не премѣняетъ. Отъ разныхъ сердечныхъ движеній, не можетъ устоять ни дружба ни любовь. Скупой любитъ деньги, сынъ ево излишнее щегольство; между родителемъ и сыномъ не согласіе. Трезвой и пьяной, не составляютъ бесѣды. Ученой съ невѣжею хотя и дѣйствительно часто отъ разума не соглашаются; однако невѣжи не рѣдко къ ученымъ прилѣпляются, имѣя въ сердцахъ склонность понимать доброе, отъ нихъ научаются, И разумъ на вышшую степень возводятъ. Несогласіе происходящее отъ разума часто преодолѣваемо бываетъ, а происходящее отъ сердца рѣдко. Многоумной со скудоумнымъ человѣкомъ приятелями быть могутъ, а чистосердечной человѣкъ съ нечистосердечнымъ никогда. Всѣ споры, всѣ брани, и непримиримая вражда отъ разности сердецъ происходятъ. И самъ прехвальный Християнскій законъ мерзскія вражды изъ сердецъ злодѣйскихъ выгнать не можетъ. Ежели бы у всѣхъ людей сердца были честны и разумы просвѣщенны, и всѣ бы люди въ добродѣтели геройствовали; не было бы ни участныхъ, ни народныхъ браней. Катилина не восталъ бы противъ вольности своево отечества. Александръ не зашелъ бы въ отдаленную Индію, умерщвлять безвинныхъ человѣковъ. И того и другаго разумъ довольно увѣрялъ о томъ, что они безчеловѣчныя предприятія имѣютъ. Катилинѣ не было удачи здѣлать безчеловѣчіе; Александру удалось. Перьвый извергомъ естества почитается, а второй великимъ Героемъ. Перьвому дала сіе титло истинна, второму лесть. Но люди установляющія несогласіе должны ли назваться Героями, хотя бы всю вселенную покорили? однако они за то, что вводятъ несогласіе, лаврами вѣнчаются. Не стыдно ли сіе роду человѣческому?
  

О разностч между пылкимъ и острымъ разумомъ.

  
   Скорыя люди имѣютъ иногда щастіе, что ихъ по бѣглости мыслей называютъ остроумными, хотя остроуміе ни мало съ бѣглыми мыслями не связано. Острый разумъ состоитъ въ проницаніи, а пылкій разумъ въ единой скорости. Есть люди остроумныя, которыя медлѣнны въ поворотахъ разума, и есть люди малоумныя, которыя и не имѣя проницанія единою бѣглостію блистаютъ, и подобныхъ себѣ скудоумныхъ человѣковъ мнимою своею хитростію ослѣпляютъ. Острый разумъ доходитъ до основанія. Пылкій касается единой поверьхности. Министру довольно единаго остроумія и здраваго разсужденія. Судьѣ довольно единаго здраваго разсужденія и безпристрастія. Салдату довольно единыя храбрости и послушанія. Полководцу при остроуміи и безъ пылкости разума обойтися не возможно. полководецъ только и Стихотворецъ безъ пылкости разума обойтися не могутъ. Имъ всѣ обороты и перевороты мыслей въ самой скоростя потребны; однако простительняе дремля замарать бумагу, нежели потерять войско. Но сколько при остроуміи Полководцу и Стихотворцу пылкость полезна, толико она и вредна безъ остроумія. Стихотворецъ набредитъ, и бредомъ своимъ себѣ и несмысленнымъ читателямъ поруганіе здѣлаетъ; полководецъ навредитъ, и потеряетъ армію. Министру въ пылкости великой нужды нѣтъ; важнѣйшія дѣла скорости нс требуютъ, но многихъ размышленій, тончайшихъ разсмотрѣній и разбора всѣхъ подробностей. И такъ когда говорится: Человѣкъ пылкой, ето не называется, человѣкъ разумной. Разумной человѣкъ, есть человѣкъ основательной. А ежели кто имѣетъ щастіе быть остроумнымъ и пылкимъ; тому необходимо въ важныхъ дѣлахъ свою пылкость удерживать надлежитъ. Лѣнивыя лошади погоняются, а ретивыя удерживаются; такъ медлѣнность разума должна быть благоразсужденіемъ понуждаема, а пылкость удерживаема. Что скоростію испорчено, то иногда и долговременностію исправлено быть не можетъ. Есть пословица: что написано перомъ, тово не вырубишъ и топоромъ. И другія: Дуракъ броситъ въ воду камень, сто умныхъ ево не вынутъ.
  
  

О неестественности,

  
   Услышавъ вопль и выглянувъ въ окошко, увидѣлъ я, что несутъ мертваго во гробѣ человѣка, плачевное зрѣлище и епилогъ жизни нашей. Я было хотѣлъ размышлять о краткости вѣка человѣческаго и о вседневныхъ излишнихъ попеченіяхъ, которыя ни мало толь маловременной жизни не пристойны. Но вдругъ сія важная Трагедія въ самую смѣхотворную комедію или паче въ иррище претворилась. Перьвой Актеръ сея Драмы былъ мертвой человѣкъ, и дѣйствовалъ еще меньше нежели Актеры въ Пантомимѣ, потому что онъ подражая протчимъ мертвымъ и движенія не имѣлъ; а первая Актриса была жена ево; которая идучи за гробомъ ево пѣла пѣсню по примѣру оперистокъ, которыя такъ же при гробахъ любовниковъ своихъ пѣсни поютъ, только лишъ въ прозѣ и безъ инструментальной музыки. Содержаніе сей Аріи состояло въ томъ, для чево мужъ ея умеръ. Нещастливый мужъ! ты умеръ противъ воли своей, а ежели бы волею, тобъ тебя не похоронили; ты умеръ противъ воли, да тебѣ жъ еще и пеняютъ, для чево ты умеръ. Жена ево выла, однако она притворно выла, для того что ни гдѣ Каданса не потеряла, что въ такомъ обстоятельствѣ одна только оперистка здѣлать можетъ. На Васильевскомъ острову улицы не вымощены, и слѣдственно по окончаніи зимы всегда бываютъ грязны, такъ что не только пройти, но и проѣхать иногда трудно. Сей мертвой былъ посадской человѣкъ и старинной фабрики, котораго рода посадскія люди перепоясываются кушаками, а жены ихъ носятъ туфли, или лутче сказать ходятъ въ туфляхъ, ради того что они туфли носятъ ногами. Ежели бы не было на ногахъ печальныя сея вдовицы туфель, а на улицѣ грязи; я бы еще могъ подумать, что жена умершаго пѣсню въ страсти поетъ; но туфли и грязь все мое сумнѣніе разрѣшили. У Италіанскихъ оперистокъ, какъ извѣстно, хвосты по подобію павлиновъ длинныя; и ради того когда Актриса повернется, два пажа хвостъ, висящій съ преширокой изъ обручей составленной юпки, передвигаютъ, а сія Актриса вмѣсто великой юпки великое имѣла покрывало, называемое фатою, съ тою разностью что фата на головѣ. Вмѣсто пажей имѣла она двухъ помощницъ, которыя показывали, будто они поддерживаютъ плачущую или паче поющую вдовицу, хотя она и очень шла бодро. Не позабыла она въ безпамятствѣ своемъ противъ самаго того окошка, изъ котораго я на сію смотрѣлъ комедію, сыскать мѣсто, гдѣ ступить посуше, и на всѣмъ пути ни которой туфли отъ вязкости грязи съ ноги не сронила. А что не вышла ни разу изъ Каданса, ни мѣся грязи, ни осторожно оную обходя, то всеконечно дѣлала страстѣ. По окончаніи сего плачевнаго и смѣшнаго позорища, или лутче сказать, по окончаніи сея Трагикомедіи, котораго рода Драмъ нѣтъ и не бывало, пришли мнѣ отъ сего зрѣлища на умъ тѣ стихотворцы, которыя слѣдуя единымъ только правиламъ, а иногда и единому только желанію полсти на Геликонъ ни мало не входя въ страсть, и ни чего того, что имъ предлежитъ не ощущая, пишутъ только то, что имъ скажетъ умствованіе или невѣжество, не спрашиваяся съ сердцемъ, или паче не имѣя удобства подражать естества простотѣ, что всево писателю трудняе, кто не имѣетъ особливаго дарованія, хотя простота естества издали и легка кажется. Что болѣе стихотворцы умствуютъ, то болѣе притворствуютъ, а что болѣе притворствуютъ, то болѣе завираются, и уподобляются сей оплакивающей смерть мужа своево вдовицѣ, которая шедъ за гробомхъ пѣла дурацкую пѣсню.
  
  

Россійскій Виѳлеемъ.

  
   Между знатнѣйшнми Римскими родами, какъ сего города и Архивы явствуютъ есть родъ Колонна. Въ семъ родѣ числится больше двухъ сотъ славныхъ мужей, много святыхъ мучениковъ, и болѣе тритцати Кардиналовъ. Сей родъ распространился не только въ Римѣ и въ Италіи, но и въ Ишпаніи, Россіи и Германіи. Въ Россію пришелъ изъ Рима Карлъ Колонна, убѣжавъ оттолѣ отъ нападенія своихъ неприятелей, гдѣ показавъ при многихъ обстоятельствахъ великую храбрость приобрѣлъ себѣ славу и богатство. Сей Карлъ на Москвѣ рѣкѣ построилъ замокъ, и нарекъ ево по имени своего рода Колонною. Замокъ сей есть нынѣшній городъ Коломна. Онъ ли или потомки ево построили село Коломенское, о томъ подлинно мнѣ не извѣстно; но то мнѣ извѣстно, что въ семъ селѣ родился ВЕЛИКІЙ ПЕТРЪ, основатель нашего благополучія, отецъ отечества, честь народа своего, страхъ неприятелей и украшеніе рода человѣческаго. И такъ о семъ селѣ вѣчнаго достойномъ почтенія можно въ нѣкоторомъ разумѣ то сказать подражаніемъ, что Матѳей Евангелистъ по пророчеству пророка Михея говоритъ о Виѳлеемѣ: Ты Коломенское не уступишъ во славѣ ни которому граду Россійскія державы; ибо въ тебѣ родился ВЕЛИКІЙ ПЕТРЪ, основатель благополучія Россіи.
  
   Россіскій Виѳлеемъ: Коломенско село,
   Которое на свѣтъ Петра произвело!
   Ты щастья нашего источникъ и начало;
   Въ тебѣ величіе Россійско возсіяло.
   Младенца, коего ты зрѣло въ пеленахъ,
   Европа видѣла на городскихъ стѣнахъ,
   И Океанъ ему подъ область отдалъ воды....
   Дрожали отъ него всея земли народы.
  
  

О разумѣніи человѣческомъ по мнѣнію Локка

  
   Локкъ отрицаетъ врожденныя понятія. Ежели бы сія истинна врожденна была, что нѣчто можетъ вдругъ существовать и несуществовать; младенцы постигнули бы то, какъ скоро матернюю утробу покинули, а того нѣтъ. Разумѣніе просвѣщается чувствами, и что больше они укрѣпляются, то больше во просвѣщается. Все то, что мы ни понимаемъ, въясняется въ разумъ чувствами. Разсужденіе кромѣ данныхъ ему чувствами ни какихъ освованій не имѣетъ: разсужденіе безъ помощи чувствъ ни малѣйшаго движенія въ изслѣдованіи здѣлатѣ не можетъ. Разумъ ни что иное какъ только дѣйствія души, въ движеніе чувствами приведенныя. Что больше человѣкъ видитъ, то больше разумѣетъ. Могъ ли бы челвѣкъ постигнуть что сладко, и что горько, ежели бы онъ не имѣлъ вкуса? Можетъ ли кто постигнуть, что бѣло и что красно, разумомъ, слѣпъ родившися? Кто глухъ родился, тотъ о музыкѣ ни малѣйшаго понятія не имѣетъ. Все что ни есть, неопровергаемо Локкво мнѣніе утверждаетъ. Маленькой младенецъ едва разумъ имѣя, что сладко и что горько столько жъ какъ и большой челвѣкъ постигаетъ. Не врожденный разумъ тому ево научаетъ, но вкусъ. Не сказываетъ разумъ младенцу, что три и семь, десять, покамѣстъ онъ до десяти считать не научится. Что Левъ и что Медвѣдь, не врожденный разумъ человѣку сказываютъ, но взоръ. Что колокольный звонъ и что пушечная пальба не разумъ сказываетъ, но слухъ. Какъ пахнетъ Корица, Гвоздика, не разумъ сказываетъ, обоняніе. Что ударъ тѣлу боль дѣлаетъ, не разумъ то сказываетъ, осязаніе. Разумъ ни чему насъ не научаетъ, чувства то дѣлаютъ. Всѣ движенія души отъ нихъ. Что холодно, что горячо, разумъ ли сказываетъ? Разумъ есть ни что иное, какъ только содержатель вображеній, порученныхъ ему чувствами. Естество никакова начертанія въ разумѣ безъ чувствъ не можетъ учинить. Человѣкъ ученой и челвѣкъ дикой, не разумомъ разнятся, но употребленіемъ чувствъ. Ежели бы разумъ былъ врожденъ, на что бы потребны были науки? не надобны бы были, слѣпому глаза, глухому уши. Все бы то дѣлалъ разумъ, а чувства были бы не надобны. Разумъ ни чево не дѣлаетъ, лишь только сохраняетъ то, чѣмъ ево чувства обогащаютъ. Кратко: врожденнаго понятія нѣтъ.
   Природа не изъясняетъ истинны въ душахъ нашихъ, и слѣдственно ни какова нравоучительнаго наставленія не подаетъ. Есть ли бы такъ было; не было бы разбойниковъ, а они между собою и дружбу и узаконенія имѣютъ; на врожденной ли истиннѣ сіе основано? ясно, что нѣтъ. Ежели бы врожденное было нравоученіе; оно бы вдругъ постигнуто быть долженстввало, а мы оному научаемся, и сложеніемъ многихъ вображеній, до него доходимъ. Одни несложныя просвѣщенія, чувствами, разомъ понимаются. Рабенокъ то, что темняе и что свѣтляе, равно какъ и большой челвѣкъ постигаетъ. Большой слагая понятіе съ понятіемъ, и вображеніе съ вображеніемъ, о свѣтѣ разсуждаетъ, а перьвое вображеніе, не больше младенца чувствуетъ. Не требовала бы доказательства истинна, ежели бы она врожденна была. Что красно и что бѣло, на то не надобно доказательства; а сіе показываютъ чувства, чево разумъ не дѣлаетъ, и слѣдственно ни врожденнаго разума, ни врожденныя истинны нѣтъ. Свойственно человѣку желать себѣ щастія; но сіе желаніе не врожденное, но происходящее отъ чувствъ. Ежели бы чувства того не въясняли; не было бы и желанія сего. Спроси Христіянина, для чево онъ опасается дѣлать беззаконіе: спроси ученика Гоббезіева; спроси языческаго Философа. Первой скажетъ: Боюся Бога. Другой: Боюся начальства. Третій скажетъ: Боюся стыда; такъ имъ сіе узаконеніе чувства предписали, а не врожденное право. Уменьшается ли тѣмъ пре мудрость нашего Создателя, что нравоученіе основано на чувствахъ, а не на разумѣ! Совѣсть основана на чувствахъ, а не на врожденномъ понятіи, котораго нѣтъ, и быть не можетъ. Есть ли бы совѣсть врожденно изобличала; допустила ли бы она до беззаконія. Воспитаніе, наука, хорошія собесѣдники и протчія полезныя наставленія, приводятъ насъ къ безпорочной жизни, а не врожденная истинна. Есть ли бы совѣсть была врожденна; всѣ бы люди жили честно, и всѣ бы повиновалися единому закону. Что честно въ одномъ народо, тобъ честно было и въ другомъ: не было бы ни войны ни ссоръ; ибо не было бы различныхъ о справедливости толкованій: всѣ бы философствовали, и всѣ бы, ни чего добраго, не видѣвъ, не слышавъ, и ни чему не учившися, здраво разсуждали; а того нѣтъ. Ни безбожника, ни суевѣра, затвердѣвшихъ во мнѣніяхъ, совѣсть не обличаетъ? Гдѣ же врожденная истинна дѣвается?
  
  

О несправедливыхъ основаніяхъ.

  
   Ето хорошо и ето худо, говорится очень часто, однако чаще, худо, нежели хорошо; и подлинно, что худова на свѣтѣ дѣлается больше нежели хорошева, однако не ради того чаще говорится, ето худо, но ради того, что человѣческое невычищенное, или лутче сказатъ испорченное естество больше къ похуленію нежели къ похваленію склонно. Часто хвалятъ, и хулятъ люди и противно своему мнѣнію, а чаще еще околдованны ненавистью, сыскали мы способъ обманывать себя, которымъ можемъ мы увѣриться, какъ хотимъ, и видя бѣлое не нарушая правъ совѣсти можемъ клясться, что оно хотя и не черно, однако желто. До такой степени дошло человѣческое искусство. Скоро изобретемъ мы способъ увѣрять себя, что десять, не десять, да пятьнатцать; что аршинъ, не аршинъ, да полтара аршина; что фунтъ, не фунтъ, да полтара фунта. Большей части людей думается, что свѣтъ часъ отъ часу разумняе становится; другимъ думается, что онъ часъ отъ часу становится глупяе; а я такое имѣю мнѣніе, что самая малая часть рода человѣческаго часъ отъ часу разумняе становится, а остатокъ часъ отъ часу далѣ и далѣ въ невѣжество заходитъ, и сколько становится глупяе, столько умножается ево высокомѣріе. Ето я говорю не въ разсужденіи нѣкоторыхъ участныхъ знаній, но всево вобще; ибо ето извѣстно, что многія знанія возросли, многія изобрѣтены, многія пали, а нѣкоторыя, и можетъ быть, многія изчезли. Всѣ новыя умствованія основаны на умствованіяхъ древнихъ. Мода перемѣняется всегда, а природа ни когда. Недавно ходили съ короткими тростьми, и говорили, что они покойняе длинныхъ. Нынѣ ходятъ съ длинными тростьми, и говорятъ, что длинныя покойняе. Не давно люди рождалися и умирали: нынѣ такъ же раждаются и умираютъ; мода перемѣнилась, а природа нѣтъ. Петиметры, стараяся другъ друга перещеголять мѣрою тростей, вышли за границы. Здравымъ разсужденіемъ приближаемся мы къ центру познанія, котораго смертныя ни когда не могутъ коснуться. Кто больше до сего доходитъ центра, и кто менше ево преходитъ, тотъ справедливяе дѣйствуетъ. А тщетныя люди не только въ важныхъ дѣйствіяхъ, но и въ неважнѣйшихъ мѣры не знаютъ. Примѣръ тому съ длинною тростью петиметеръ. Что на природѣ и истиннѣ основано, то ни когда премѣниться не можетъ; а что другія основанія имѣетъ, то похваляется, похуляется, вводится, и выводится по произволенію каждаго, и безъ рсякаго разсудка. А по тому что разныя у людей мысли, такъ разныя по разности вкуса умствованія, разныя изобрѣтенія и разномышленныя дѣйствіямъ и вещамъ, похваленіе и похуленіе бываютъ; ибо все доказывается по большей части своемышленно, а не правомышленно, и для увѣнчанія невѣжества, назвали невѣжи ясными непреоборимыя доказательства, педантствомъ, не имѣя, въ чемъ педантство состоитъ, ниже понятія. Логическое и Математическое доказательства не педантство, но путь къ истиннѣ, которымъ шествуя, и просвѣщенный разумъ имѣя проводникомъ. До послѣднихъ границъ натего умствованія заблудиться не возможно. Многое знать слыветъ у невѣжъ: знать по педантски или по ткольному. Малое знать, или погрубяе выговорить, ничево не знать, слыветъ у нихъ: знать по кавалерски. Кто жъ педанты и кто Кавалеры? Педанты по ихъ мнѣнію суть Профессоры и протчія ученыя люди; которыя не по моему мнѣнію, но по справедливости, ежели они достойны своего званія, суть люди перьваго въ обществѣ класса. А имя Кавалера обыкновенно дается дворянамъ; и такъ знать по кавалерски, есть знать по дворянски, знать столько, сколько благородному человѣку пристойно, то есть мало и неосновательно, чтобъ умѣть начинать говорить о всемъ, и не умѣть окончать ни о чемъ, скакать изъ матеріи въ матерію показываяся, будто все знаетъ, хотя етому кромѣ такихъ же невѣжъ и ни кто не повѣритъ, доказывать не по педантски доводами, но по дворянски крикомъ, изо всей мочи хахатать, и по томъ ежели самымъ лутчимъ и благороднѣйшимъ образомъ рѣчь окончить, то есть по петиметрски; такъ надлежитъ запѣть Французскую пѣсню, или кто не знаетъ Французскаго языка, хотя и Рускую, только чтобъ не было въ ней ни склада ни лада, въ каковыхъ пѣсняхъ нѣтъ недостатка. Таковое въ наукахъ знаніе называется, знаніе дворянское, знаніе благородныхъ людей. Быть Историкомъ, Математикомъ, Физикомъ, дворянину стыдно, а всево стыдняе проповѣдникомъ. Похвально ни чево не знать, а всево похвальняе не знать и грамотѣ. Предки наши говаривали: на что умѣть писать? вить не въ подьячихъ быть; на что умѣть читать? вить не во дьячкахъ быть. Да такъ и было. Отъ слова Діяконъ, произошло слово Дьячекъ, отъ Дьячка Дьякъ, отъ Дьяка Подьячій; ибо при воспріятіи во времена владимировы россіянами Христіянскаго закона и сію приобрѣли мы пользу, что отъ Грековъ получили мы литеры, и переводы на Славенскомъ языкѣ книгъ, а въ началѣ Христіянскаго закона знали грамотѣ одни только священники и церьковники, и когда что потребно было написать, такъ то писали дьячки. Дьячекъ, грамотникъ и писецъ было едино. По больтей части дворяне служатъ въ военной службѣ, и возростаютъ къ защищенію отечества: Дѣло прехвальнѣйшее! Многія думаютъ, что нѣтъ нужды воину въ наукахъ, кромѣ Инженерства и Артилеріи. Ежели мы возмемъ рядовова салдата; такъ ему и въ томъ нѣтъ нужды; ему только надобно выучиться владѣть ружьемъ. но обрѣтающійся въ военной службѣ дворянинъ, или офицеръ, уповаетъ на вышшія восходить степени, а иногда быть и полководцемъ, которому знаніе наукъ, а ими чистое просвѣщеніе разума не менше Профессора потребно, и всѣ почти въ древности знатнѣйшія полководцы были люди ученыя. Александръ, Цесарь, Августъ и многія протчія. Въ новѣйшія времена такъ же. А которыя, какъ въ древности такъ и въ новыя времена, не имѣли случая ръ наукахъ углублиться; такъ они весьма ими просвѣщены были, а нѣкоторыя имѣли превосходныя разумы, дарованіе и наукъ еще почтенняе; а гдѣ не доставало знанія наукъ или любленія оныхъ, тамо слѣдовала погибель. Митрополитъ Кіевскій Петръ Могила учредилъ училище, и первый открылъ путь ученія Россійскому народу. Государь Царь Ѳеодоръ Алексѣевичь, сей въ нѣжной младости къ горести всего народа скончавшійся прехвальный Монархъ и крайній любитель наукъ, учредилъ училище въ Москвѣ въ Заиконоспаскомъ монастырѣ. По томъ когда возсіяло россіиское солнце, и мракъ невѣжества разсыпало, когда возшелъ на престолъ ПЕТРЪ ВЕЛИКІЙ, тогда пологій Невскій брегъ сталъ горою Геликономъ, и Невскія струи струями Иппокрены. Сей великій Государь разсуждалъ о учрежденіи Академіи съ единымъ изъ учителей вселенныя съ славнымъ Лейбницомъ, и основалъ ее, пригласивъ къ оной нѣкоторыхъ знатнѣйшихъ мужей, а между протчими Бернулліевъ и Германа, который нынѣ отъ нѣкоторыхъ Германомъ великимъ называется. Лейбницъ, Фонтенель, Бургавенъ не могли слѣдовать ему въ Россію, сожалѣя, что ихъ обстоятельства препятствуютъ имъ имѣти щастіе успѣшествовать въ державѣ таковаго преславнаго скипетродержца, таковаго великаго мужа, и таковаго любителя и покровителя наукъ. Лейбница наградилъ онъ чиномъ Тайнаго Совѣтника. Лейбницъ служилъ ему въ учрежденіи Академіи. Фонтенель говорилъ о безсмертной ево славѣ рѣчь. Бургавенъ обучалъ и препоручилъ Россіи Медиковъ. ПЕТРЪ ВЕЛИКІЙ преставился, едва только Академію учредивъ. Вѣнценосная ево супруга по учрежденіямъ ево Академію основала. Дщерь ево, наша владѣющая Государыня ИМПЕРАТРИЦА, приложила къ оной Академіи изобилія, и въ Москвѣ къ вѣчному Россіи одолженію основала великое Училище. Распространи Боже въ Россіи науки, и искорени несправедливыя основанія!
  

Разговоры Мертвыхъ.

РАЗГОВОРЪ I.

Скупой и Мотъ.

Мотъ.

  
   О чемъ ты воздыхаешъ?
   Скуп. Не льзя не воздыхать; здѣсь я ни какой утѣхи не имѣю, все собранное мною богатство осталося на земли, и нѣтъ у меня ни золота ни серебра. На томъ свѣтѣ всякая минута меня увеселяла. Иногда я дѣйствіемъ, а иногда мыслію, собирая сокровищи, располагая къ собиранію онаго, учрежденія моево предприятія, услаждался. Всегда были утѣшительныя упражненія, всегда радостныя вображенія и сладкая надежда, а нынѣ ни чево того нѣтъ. Воры и грабители иногда меня смущали; но смерть всѣхъ грабителей жесточе; и сами приказныя служители въ грабительствѣ ни что предъ нею: они договариваются, и берутъ нѣсколько, а смерть не знаетъ ни какихъ договоровъ,... Все отнимаетъ. Щастливы еще обитатели земли, и что не всѣ разорители жадной смерти подражаютъ, и что беззаконной сей грабительницы другія беззаконныя грабители нѣсколько опасаются, чтобъ она съ богатствомъ и вѣчнаго ихъ блаженства не заграбила; да по большей части такъ и дѣлается.
   Мот. Блаженства смерть отнять не можетъ, ежели человѣкъ остороженъ, что грабители гораздо помнятъ, и передъ самою смертью со слезами каются, а чево изъ пограбленнаго къ удовольствію своему не прожили, то оставляютъ дѣтямъ, и ничего ограбленнымъ не возвративъ, приказываютъ дѣтямъ своимъ, чтобъ они объ отпущеніи имъ жестокаго грабительства молились. И такъ благополучно поживъ благополучно и умираютъ; а что огрбленныхъ дѣти въ убожествѣ останутся, ето не ихъ убытокъ.
   Скуп. Имѣніе хорошо, да то худо, что смерть ево безъ остатка отнимаетъ.
   Мот. У меня она ни чево не застала, такъ ни чево и не отняла. Отъ дня ко дню ни чево не оставлять; есть самой лутчій способъ сохранить себя отъ ея грабительства.
   Скуп. Какое жъ отъ имѣнія утѣшеніе, ежели отъ дня ко дню ничево не оставлять?
   Мот. Какое етова утѣшенія больше быть мо.кетъ, когда я хорошо ѣмъ, хорошо пью, хорошо одѣваюсь, хорошее имѣю жилище, и все то имѣю, что я за деньги имѣть могу?
   Скуп. А когда потребно больше издержать нежели то, что ты въ день получишъ?
   Мот. Тогда я займу.
   Скуп. А когда занять не сыщешъ?
   Мот. Такъ я потерплю.
   Скуп. А когда займа не чемъ будетъ отдать?
   Мот. То суеты тѣхъ, у ково я займу.
   Скуп. А когда тебя за то въ тюрму посадятъ?
   Мот. Такъ я буду сидѣть.
   Скуп. Да ето вить горестно?
   Мот. Да и ето не очень сладостно, когда имѣть богашство, и имъ не довольствоваться, И сѣтовать по смерти, что оно уже не мое.
   Скуп. Подлинно что ето не весело; однако в богатствомъ повеселился, а ты нѣтъ.
   Мот. Я имъ больше повеселился нежели ты; я ѣлъ и пилъ сладко, а ты меръ съ голоду.
   Скуп. Ты своево богатства и не видалъ.
   Мот. Да я имъ довольствовался, а ты видѣлъ, да не довольствовался, и былъ не владѣтелемъ ево, да только сторожемъ, и несъ ету должность безъ заплаты, и былъ изъ доброй воли содержанъ хуже каторжниковъ, по тому что и они за труды свои плату получаютъ.
   Скуп. А ты когда искалъ и не могъ сыскать денегъ, или когда надлежало платить, а было нѣчемъ, въ то время и подлинно страданіемъ своимъ на каторжника походилъ.
   Мот. Ето правда, что мнѣ было иногда несносно; однако ты мучился больше, хотя ты самъ не вѣрилъ себѣ, что ты мучишся.
   Скуп. Я признаваюся, что и богатство дѣлаетъ мученье, но убожество еще больше.
   Мот. А я тебѣ говорю, что богатство еще больше человѣка беспокоитъ нежели убожество, ежели ево не употреблять; убогой человѣкъ хотя уже то спокойство имѣетъ,что онъ ни воровъ, ни грабителей не опасается.
   Скуп. Легче опасаться потерять, нежели не имѣть.
   Мот. На что то имѣть, чево не употреблять.
   Скуп. Что выдамъ, тово нѣтъ, а чево не выдамъ, то есть.
   Мот. Да теперь ужъ нѣтъ.
   Скуп. О томъ то я и воздыхаю.
   Мот. Да на что тебѣ здѣсь имѣніе; здѣсь ни чево не покупаютъ и ни чево не продаютъ.
   Скуп. То то здѣсь и похвально: какая бы хорошая здѣсь жизнь была, ежели бы деньги были!
   Мот. А Я здѣсь то хвалю, что должники ни ково не мучатъ.
  

РАЗГОВОРЪ II.

  

Высокомѣрной и Низкомѣрной.

  

Низкомѣрной.

  
   Мнѣ здѣшняя жизнь не столько скучна какъ тебѣ, для того что хотя я и не услаждаюся своею покорностію и низкими поклонами; но по крайней мѣрѣ не болитъ у меня поясница: а ты полюбовавшися на томъ свѣтѣ дѣлаемыми тебѣ поклонами мучишся, что ни кто больше предъ тобою спины не нагибаетъ. Всѣ здѣсь равны и нѣтъ ни господина ни холопа. Власть и титла здѣсь минуются, и остается едино человѣчество. Правда что ето не приятно мнѣ, что степеней достоинства здѣсь нѣтъ; для того, что не предъ кѣмъ кланяться, а ето моя забава.
   Высок. Степени достоинства здѣсь еще лутче, по тому что здѣсь истинное достоинство почитается а не пустыя титла, которыя не вдѣлываются въ насъ, но только къ намъ привязываются. А по тому что фортуна слѣпа; такъ она чины и титла привязываетъ безо всякаго разбора, какъ ни прибредетъ. И такъ, ежели ты ищешъ истинно достойнаго человѣка; такъ на что тебѣ далеко бѣгать? мнѣ кланяйся.
   Низк. Тебѣ и я на томъ свѣтѣ ни когда не кланялся; ты великимъ господиномъ не бывалъ.
   Высок. Да великимъ человѣкомъ былъ я, а и теперь то жъ. Я не лишился своево достоинства, но лишился надлежащаго почтенія. Здѣсь люди ни ково не боятся; а гдѣ нѣтъ страха тамъ нѣтъ и почтенія.
   Низк. Я не знаю, почему ты себя ставишъ великимъ человѣкомъ; ни ты показалъ живучи на свѣтѣ миру о вещахъ познаніе, ни ты показалъ мужество въ защищеніи отечества, ни разумъ въ правленіи государственныхъ дѣлъ: и, вся твоя въ томъ состоитъ исторія, что ты родился, ѣлъ, пилъ и умеръ.
   Высок. Однако то знать надобно, какъ я родился.
   Низк. Я твоей повивальной бабки не знаю и какъ ты родился не вѣдаю; то только извѣстно мнѣ, что ты вышелъ на свѣтъ из женской утробы, вышелъ и я изъ такой утробы.
   Высок. Я родился отъ рода самаго знатнаго: предки мои были въ великомъ почтеніи. А тотъ, отъ ково пошелъ нашъ родъ, произшелъ отъ Королевской крови.
   Низк. Тотъ отъ ково и твой и мой родъ пошелъ, произшелъ отъ земли, и у всѣхъ насъ корень и перьвый праотецъ Адамъ.
   Высок. Ето правда; однако прежнее грубое человѣческое естество въ потомкахъ Адамовыхъ и въ предкахъ моихъ знатностию рода перечищалось, и дошло до меня во всей славѣ и въ полномъ великолѣпіи.
   Ни.зк. Ето все, что ты ни наговорилъ, пустое, и то, что ты отъ знатнаго произшелъ рода, твоей славы не умножаетъ, а я тебя славняе для того, что я въ жизни моей былъ любимъ многими великими господами и со многими изъ нихъ обѣдывалъ и ужинывалъ, а ты къ праотцамъ своимъ и въ подворотню не сматривалъ. Мнѣ жъ многихъ великихъ господъ не только лакеи но и камердинеры друзья были.
   Высок. И у моихъ лакеевъ такія люди каковъ ты друзьями были.
   Низк. Такія люди какъ я съ твоими лакеями по сходству нравовъ обхожденіе имѣли, а я по политикѣ: ибо чрезъ нихъ я входиль въ милость къ господамъ ихъ, получалъ отъ нихъ покровительство и вспомоществованіе въ исканіяхъ моихъ. Я положилъ себѣ такой въ жизни уставъ, чтобъ не только приласкиваться къ холопямъ большихъ господъ, но и къ собакамъ ихъ; и ради того всегда носилъ я въ карманѣ хлѣбъ, и собакъ ихъ подчивалъ, чтобъ я имъ не противенъ былъ, и чтобъ они на меня не лаяли, и не дѣлали приходомъ моимъ въ домѣ шума къ безпокойству въ немъ имущихъ, а хлѣбъ носилъ я всегда бѣлой, ради того что въ домахъ большихъ господъ не только собаки, но и мыши чернова хлѣба не ядятъ.
   Высок. А я тебѣ скажу: ни чево не было противняе, какъ ходить въ домы большихъ господъ, хотя бы они всѣ достоинства приналежащія чинамъ ихъ имѣли, ради того что я ихъ пуще смерти ненавидѣлъ.
   Низк. За что жъ?
   Высок. За то только что они большія господа
   Низк. Безъ Государственныхъ правителей не можно обойтися: и большія господа не только почтенія, но и любви достойны, ежели они душевныя достоинства и попеченія объ общемъ и объ участномъ благополучіи народа имѣютъ, и ежели не своей но народной пользы ищутъ, и не усыпное имѣютъ упражненіе въ положенныхъ на нихъ дѣлахъ; однако ето не мое мнѣніе, а мое мнѣніе то, чтобъ они дѣлали добро тѣмъ, которыя ихъ обманывая имъ лестятъ и кланяются.
   Высок. Какъ бы они ни пеклися о народной пользѣ; довольно для отвращенія къ нимъ того, что они большія господа и что мнѣ должно ихъ почитать и имъ кланяться.
   Низк. А ты того хочешъ,чтобъ тебѣ люди кланялись, хотя ты большимъ господиномъ и не бывалъ.
   Высок. О себѣ у меня правила, а о нихъ другія.
   Низк. Какая же разность правилъ твоихъ?
   Высок. Разность такая, что я себя люблю ради того что то я, а ихъ ненавижу ради того что то они.
   Низк. Я и самъ другихъ людей не люблю и не любилъ, а сертилъ, я для того только, что я себя любилъ.
  

Разговоръ III.

Господинъ и Слуга.

Господинъ.

  
   Гей ! - - - Гей !
   Сл. Ково вамъ надобно?
   Госп. Развѣ ты позабылъ, что мнѣ надобно принять лѣкарство? или ты не помнишъ тово что я боленъ, и что мнѣ приказалъ Докторъ всякія три часа принимать по чашкѣ лѣкарства?
   Сл. Вы сударь позабыли что вы ужъ умерли и погребены, и что Докторскія напитки только то здѣлали, что и я не доживъ вѣка въ третій день послѣ васъ сюдажъ переселился, для того что я подчивая васъ Докторскимъ полпивомъ недѣли стри не спалъ, а отъ тово одурѣлъ, и ходя по тому свѣту въ твоей спальнѣ до смерти еще едва дышалъ, а по томъ, такъ же какъ и ты умеръ, и такъ же погребенъ; сирѣчь, положенъ во гробъ, опущенъ въ землю и закопанъ; только не съ такою большою церемоніею.
   Госп. Такъ мы уже не на томъ свѣтѣ?
   Сл. Мы на томъ свѣтѣ, гдѣ все равно что Господинъ что слуга.
   Госп. Однако ты человѣкъ благодарной, и что я тебя кормилъ и поилъ не забудешъ, и хотя не такъ какъ на томъ свѣтѣ, однако небольшія услуги мнѣ станешъ дѣлать?
   Сл. Я человѣкъ благодарной, а служить тебѣ не стану.
   Госп. Для чевожъ не станешъ, когда ты благодарной человѣкъ.
   Сл. Для тово что ты неблагодарной человѣкъ; я тебѣ служилъ съ крайнею вѣрностью, а ты меня такъ кормилъ, какъ немилостивыя люди кормятъ водовозныхъ лошадей: сирѣчь такъ худо, чтобъ она только жива была и смогла воду возить, а когда сь голоду у нее не достаетъ силы, такъ вмѣсто сѣна и овса употребляется плеть и палка.
   Госп. До чего я дошелъ! слуга мой мнѣ упрекаетъ!
   Сл. Тѣмъ то только здѣшняя жизнь и хороша, что все можно выговорить, чево у насъ томъ свѣтѣ дѣлать не позволяется. Здѣсь истинна беззаконіемъ не почитается, и маскарадовъ здѣсь нѣтъ, всѣ въ своихъ лицахъ: доброй человѣкъ называется добрымъ, а худой худымъ. Тамъ ты назывался честнымъ, хотя ты честенъ и никорда не бывалъ; а здѣсь честнымъ человѣкомъ называютъ меня, хотя на томъ свѣтѣ ты меня и плутомъ называлъ. Я плутомъ не бывалъ никогда, а ты совершенный длутъ былъ.
   Госп. Я любопытствую еще больше нежели сержусь, по чему ты меня такимъ называешъ именемъ.
   Сл. По тому, что ты послѣ отца наслѣдства получилъ мало, былъ судьею жалованье бралъ умѣренное, а жилъ очень богато, да и я тому свидѣтель, сколько къ тебѣ подарковъ нашивали, а взятки брать запрещено, и правосудія продавать не позволено.
   Госп. Взять не безчестно, только чтобы дѣло по правамъ рѣшено было.
   Сл. Да за что же брать? за то платится что продается, а что не продается, то дается даромъ.
   Госп. Когда я дѣло вершу, и доставлю человѣка десятьми тысячами рублевъ; такъ убыточно ли ему, когда онъ десятою частью за то меня подаритъ, да дватцатую часть: за труды дастъ подьячимъ.
   Сл. Да когда истцу десять тысячь по правамъ принадлежали; такъ онъ удовольствованъ правосудіемъ а не тобою, а ты за то что вершишъ дѣла имѣешъ чинъ и жалованье.
   Госп. Ето правда, и когда прямо разсмотришъ; такъ брать взятки и грабить, ето все равно, да еще взятки и хуже, для того, что грабительство не присвояетъ себѣ почтеннѣйшаго имени правосудія, а взятки присвояютъ; и такъ когда судья взятки беретъ согрѣшаетъ сугубо. Перьвое, что грабитъ, а другое, что правосудіе всуе употребляетъ; однако ето ввелося да оно жъ и нажиточно.
   Сл. Нажиточно или нѣтъ, только ето плутовство да и великое: а ежели судья возметъ да еще и не правду здѣлаетъ; такъ то плутовство превеликое и котораго больше нѣтъ. А ты ето дѣлалъ: Я тебѣ служа всѣ твои плутни вѣдаю.
   Госп. А я вѣдаю, что тебя за наглыя слова надобно сѣчь.
   Сл. Сѣчь меня не за что, а ты столько жъ меня можешъ высѣчь теперь сколько я тебя.
   Госп. Сносно ли ето, что собственной мой слуга мнѣ ругается, и меня бранитъ!
   Сл. Сносно ли и мнѣ ето было, что ты мнѣ ругался, и не только меня бранилъ, да еще и билъ? А я велъ себя честно, и не такъ какъ ты.
   Госп. Горестно мое на семъ свѣтѣ состояніе.
   Сл. А мое на томъ свѣтѣ состояніе еще и горестняй было.
  

РАЗГОВОРЪ ІV.

Медикъ и Стихотворецъ.

Медикъ.

  
   Хотя бы у ково нибудь палецъ заболѣлъ! нещастная для насъ тамъ жизнь, гдѣ люди здоровы. Не только горячки ни заусеницы здѣсь нѣтъ.
   Стих. Здравствуй господинъ докторъ.
   Мед. Только и словъ, здравствуй да здравствуй. И на томъ свѣтѣ ето слово всегда болтаютъ, да по тому не дѣлается, и рѣчь ето тамъ пустая, которая докторамъ кромѣ небольшей досады ни чево не дѣлаетъ, а здѣсь ето слово будто какъ околдовано. Гдѣ всѣ здравствуютъ, тамъ медикамъ надобно такъ часто, какъ ненавистники медицинской науки говорятъ здравствуй, говорить подай милостину.
   Стих. Господинъ докторъ, я и на томъ свѣтѣ жестокою страдалъ болѣзнію и на етомъ ею же стражду, и многія господа медики почитали ету мою болѣзнь неизлѣчимою.
   Мед. Слава богу! есть больной. Какая у тебя болѣзнь?
   Стих. Великой жаръ и брѣдъ, и все брѣжу на виршахъ.
   Мед. Болѣзнь у тебя жестокая и подлинно почти неизлѣчимая. Ежели кто въ прозѣ брѣдитъ, такъ тово не трудно вылѣчить, а ежели на виршахъ и не скоро захватишъ, такъ тово трудно вылѣчивать. Давно ли ета у тебя болѣзнь?
   Стих. Съ самаго младенчества.
   Мед. Какъ ты брѣдишъ на риѳмахъ или безъ риѳмъ.
   Стих. На риѳмахъ.
   Мед. Ето еще зляе.
   Стих. Однако мнѣ отъ етова иногда бываетъ легче, ради того что мнѣ отъ исканія риѳмы иногда приходитъ потъ, а послѣ поту нѣкоторое облегченіе, слово въ слово какъ будто потовое приметъ, или какъ на полку побываешъ.
   Мед. Хорошо еще что натура дѣйствуетъ; однако отъ излишества въ такомъ обстоятельствѣ поту бываютъ обмороки.
   Стих. Было ето и со мною, и ежели бы не пустили мнѣ крови, то бъ я и не очнулся.
   Мед. Какимъ ето пришло образомъ?
   Стих. Надобна была мнѣ риѳма къ слову, небо. Цѣлыя три часа бился я надъ нею, и такъ жестоко потѣлъ, что на конецъ со всѣмъ обезсилѣлъ, обезпамятѣлъ, и упалъ.
   Мед. Ето съ риѳмотворцами не рѣдко случается.
   Стих. Не можно ли мнѣ отъ болѣзни хоть малое получить облегченіе?
   Мед. Часто ли ты выѣзжаешъ?
   Стих. Рѣдко; какъ больному человѣку выѣзжать?
   Мед. Надобно необходимо проѣзживаться, что больше сидишъ дома, то больше ета болѣзнь умножается: во всѣхъ болѣзняхъ движеніе потребно, а въ етой еще больше потому что безъ движенія прибавляется Гипохондрія, а Стихотворческая болѣзнь безъ Гипохондріи не бываетъ. Хорошо ли ты спишъ?
   Стих. Какое спанье! въ иную ночь и на минуту не заснется.
   Мед. Какія ты сны видишъ? изъ етова медики многое заключаютъ.
   Стих. Преужасныя.
   Мед. Великое загущеніе крови.
   Стих. Вижу Стиксъ, Ахеронъ, Фурій, Медузу, Сфинкса, Гидру, Титановъ, Гигантовъ и протчее тому подобное.
   Мед. Видаешъ ли ты когда во снѣ Діяну, Ендиміона, Венеру, Адониса и протчее такое?
   Стих. Никогда господинъ Докторъ. А изъ Діяниной исторіи видѣлъ я однажды себя въ образѣ Актеона, когда онъ бѣжалъ отъ собакъ своихъ. Тутъ то я напугался, а послѣ разсуждалъ, что Актеонъ не для того собакамъ своимъ, о томъ, что онъ Актеонъ, и чтобъ они узнали своево господина, сказать не могъ, что онъ въ оленя превратился, но для того что въ такомъ лютомъ обстоительствѣ когда собаки кусаютъ, и въ прозѣ ни чево не выговоришъ, не только въ стихахъ, а мнѣ собакамъ надлежало говорить стихами, да еще и съ Риѳмами.
   Мед. Великое загущеніе крови.
   Стих. Нѣкогда видѣлъ я сонъ еще и етова страшняе.
   Мед. Какой?
   Стих. Видѣлъ я во снѣ, будто я Марсій, и Аполлонъ здираетъ кожу съ меня, и мнѣ приговариваетъ: не брѣдь, не брѣдь: а что я брѣжу, моя ли ето вина; кто изъ доброй воли брѣдитъ.
   Мед. Жестокой ето сонъ былъ.
   Стих. А нѣкогда видѣлъ я сонъ еще и етова страшняе.
   Мед. Какой?
   Стих. Приснилося мнѣ, будто я сынъ тартара и земли, и что я лежа подъ Етною ворочаюсь, и не могу выдраться, и будто мнѣ Юпитеръ приговариваетъ: не трогай неба, не трогай неба. Конечно ето знаменовало то, чтобъ я къ небу не приискивалъ риѳмы, по тому что я вить не прямой Енцеладъ былъ.
   Мед. Тягостныя ето сны.
   Стих. Иногда вижу я и на яву мечтанія: кажется мнѣ иногда, будто я Икаръ, и подлетѣвъ близко къ солнцу, когда растаяли мои крылья, въ море упалъ. Иногда кажется мнѣ что я Фаетонъ, и сверженъ съ огненной колесницы. А иногда думается мнѣ, что я прекрасная Финикійская Царевна, и ѣду на коровѣ.
   Мед. Стихотворцы не всѣ на Парнасскомъ ѣздятъ конѣ: не одинъ ты, многія ваши братья на коровахъ ѣздятъ. Изо всево видно, что у тебя болѣзнь неизлѣчимая.
  

Письмо

О красотѣ природы.

  
   Оставь меня мой другъ въ моемъ уединеніи и не привлекай меня видѣть великолѣпіе города и пышность богатыхъ. Уединенная жизнь своиственняе моему нраву. Я довольно насмотрѣлся на суеты мира, и что въ нихъ болѣе всматривался, то болѣе отъ нихъ отвращался. Для чево мнѣ тратить краткія жизни, спокойныя минуты. Всегда ли къ жизни приготовляться, и никогда не жить? что меня въ городѣ удивить можетъ? все что тамъ удобно приносить увеселеніе, и довольствовать любопытство человѣческое, нахожу я здѣсь въ большемъ изобиліи. Огромныя зданія, потолоки и стѣны испещренныя живописью, марморныя полы, сады, біющія къ верьху и многою хитростію понуждаемыя ключи: все то на что въ городѣ смотрятъ люди съ удивленіемъ, нахожу я здѣсь не въ подражаніи но въ естествѣ. Какое зданіе столько меня удивить можетъ, какъ огромная вселенная? какой потолокъ прекрасняе свода небеснаго, съ котораго раскаленное солнце освѣщаетъ и огрѣваетъ подсолнечную, съ котораго блистаетъ луна, и пригвожденныя къ небу звѣзды блестятъ предъ очами моими? какія стѣны могутъ быть толь украшенны, какъ рощи и дубровы? какой полъ можетъ быть приятняе зеленыхъ луговъ и мягкихъ муравъ, по которымъ извиваются шумящія и прохлаждающія источники? какая музыка можетъ уподобиться пѣнію прославляющихъ свою свободу птичекъ? Сіи предвѣстники багряныя зари возбуждаютъ меня не шумомъ несогласнымъ и слуху досаждающимъ. Ближайшая къ естественной музыкѣ свирѣльная игра и простота пѣсней пастушекъ, мнѣ златой вѣкъ изображаетъ. Во время полудни тѣнь сплетенныхъ древесъ даетъ мнѣ чувствовать едину приятность полудни и излишества жара ко мнѣ не допускаетъ. Приятный мнѣ вечеръ на бережкахъ журчащихъ и по камышкамъ быстро текущихъ потоковъ сладко утомляетъ мысли и радостно возбуждаетъ сердце. Не препятствуютъ моему сну тягостныя мысли: съ удовольствіемъ засыпаю и съ удовольствіемъ пробужаюся. Притворства я здѣсь не вижу, лукавство здѣсь не извѣстно. Одѣваюсяя какъ мнѣ покойно, говорю и дѣлаю что я хочу. И въ поведѣніи своемъ кромѣ себя ни кому не даю отчета. Что дѣлается на свѣтѣ я знать не любопытствую, и удалившися свѣта въ простотѣ и въ моемъ уединеніи обрѣтаю время златаго вѣка.
  

Письмо

О большихъ бесѣдахъ.

  
   Какое увеселеніе находятъ люди въ большихъ бесѣдахъ? разномысленыя разговоры, шумъ, спюръ, а иногда и ссору. Тогда приноситъ бесѣда увеселеніе, когда въ ней согласно; но можетъ ли между множества людей быть согласіе, когда и малѣйшее число не всегда между собою соглашается: когда бываетъ то что не только друзья, но и любовники между собою не всегда согласныю Изъ скучныхъ большихъ бесѣдъ я одинъ только балъ исключаю, ни мало танцовать не будучи охотникомъ. Описывать бальныя приятности, я оставляю; ибо то къ моему намѣренію не принадлежитъ. Въ бесѣдѣ состоящей изъ четырехъ человѣкъ, одинъ говоритъ, а трое внимаютъ, и всякой всякова рѣчью довольствуется. Въ большей бесѣдѣ многія говорятъ, и шумомъ другъ другу говорить и слушать мѣшаютъ, подражая Жидовской школѣ. Разновидныя представленія не даютъ мыслямъ свободнаго бѣга и разумъ приводятъ въ замѣшательство. Большая бесѣда есть пустое и рабяческое увеселеніе. Важное увеселеніе есть, разумное размышленіе, разумная книга, разумный другъ и прекрасная любовница. Можетъ быть поспорилъ бы кто со мною, естьли бы я похваляя достойную бесѣду позабылъ молвить о любовницѣ. Я не слабости человѣческой польстить желая о любви напомянулъ; но для того, что любви такъ же какъ и дружбы не можно и не надобно опровергать. Малыя бесѣды скучняе и большихъ еще, ежели въ нихъ все о бездѣліи говорятъ, и скучняе еще, ежели все въ нихъ говорятъ важное. Бездѣліе всегда сухо, но суха такъ же и важность, ежели она остротою разума не умягчается. Бездѣліе можно уподобить сухому дереву. Важныя разговоры можно уподобить дереву, на которомъ много плодовъ и ни одного листа, и которое представляетъ нашему зрѣнію кучу плодовъ а не дерево увеселяющее очи наши. Сухая важная бесѣда есть школа наполненная учителями и учениками а не бесѣда, и часы оной бесѣды суть часы труда а не отдохновенія. Человѣкъ всегда въ важныхъ размышленіяхъ и въ важныхъ дѣлахъ упражняющійся разумъ свой отягощаетъ, и щадя времени употребить на отдохновеніе, больше ево теряетъ нежели сохраняетъ. Кто много спитъ тотъ мало дѣлаетъ, а кто мало спитъ, тотъ дѣлаетъ еще менше. Всему, говоритъ Соломонъ, есть время и все свой часъ имѣетъ.
  

Письмо

О гордости.

  
   Гордость есть мать всѣхъ пороковъ, и естественно, и по откровенію священнаго Писанія. За нее врагъ Божій и рода человѣческаго лишенъ на вѣки милосердія. Она есть дочь самолюбія, которое всѣмъ и добрымъ и худымъ нашимъ действіямъ основаніе. Добродѣтель есть источникъ славолюбія, а и тщеславіе происходитъ отъ гордости. Оно только единый видъ славолюбія имѣетъ. Всѣ похвальныя дѣла отъ славолюбія рождаются а тщеславіе рождаетъ дѣла поносныя. Отъ перьвыхъ слѣдуетъ польза, отъ другихъ вредъ. Славолюбивый человѣкъ есть другъ ближняго, тщеславный ближнему врагъ. Перьвый не пресѣкаетъ другимъ достойнымъ людямъ путей ко благополучію, другой ненавидитъ достоинство, и пресѣкаетъ, сколько можетъ, пути ево благополучія. Перьвый опирается на свои отечеству заслуги, другой Какъ Есоповъ оселъ одѣянный львовою кожею, забывая естественное свое состояніе, пустымъ блистать устремляется. Перьвый самъ служитъ отечеству, и къ тому другихъ поощряетъ, другой напрасно хлѣбъ ѣстъ, и отъ полезныхъ трудовъ другихъ отвращаетъ, чтобъ и они хлѣбъ ѣли даромъ. Разумный человѣкъ, хотя бы онъ на высочайшей степени былъ, гордости имѣть не можетъ; ибо она благоразумію не свойственна, и перьвая примѣта беззаконія и безумства. Что больше Императора въ подсолнечной? можетъ ли человѣкъ имѣть менше гордости какъ Петръ великій и Дщерь Ево? а есть люди на самой низкой степени пребывающія, которыя гордостью, какъ пузыри воздухомъ, надуты. Снисхожденіе въ людяхъ производятъ усердіе и любовь, а спѣсь дѣлаетъ отвращеніе и производитъ ненависть. Непристойное высокомѣріе, и неумѣренная низость, подобно какъ безбожіе и суеверіе, хотя и разновидны, однако весьма сходственныя пороки, и оба подлость. И тако гордый человѣкъ не слѣдуетъ подобію своему, по которому онъ созданъ; а слѣдуетъ подобію того, который возмущенъ гордостью восталъ противу вседержителя неограничное имущаго снисхожденіе, человѣколюбіе, долготерпѣніе, и который отъ Обладателя всея вселенныя, сверженъ во адъ; и въ вѣчныя заключенъ узы.
  

Письмо

О скорости и медлѣнности.

  
   Скорость и медлѣнность суть два противныя пороки, подобно какъ мотовство и скупость. Отъ скорости происходятъ вредительныя исполненія, а отъ медлѣнности къ исполненію теряется время. Узаконенія, расположенія, рѣшенія и протчее тому подобное, требуютъ великаго размышленія; и слѣдственно времени, въ таковыхъ обстоятельствахъ скорость и обще и участно вредительны; ибо всякое учрежденіе ото всѣхъ противныхъ ему околичностей долженствуетъ быть охранено, а скорость сей безопасности не свойственна. Отъ нея только краткія и безоколичныя дѣла зависятъ. Медлѣнность напротивъ того не служитъ къ разобранію всѣхъ околичностей; но ею затмѣваются еще отъ забвенія въ изысканномъ подробности, не изчисляя потерянія полезныхъ предприятій и недопущенія къ новымъ вымысламъ. Скорость во всѣхъ дѣлахъ, которыя времени требуютъ, не доходитъ до благоразсужденія, не проницаетъ истинны и не полагаетъ основанія въ пользѣ. Медлѣнность удаляется отъ благоразсужденія и погубляетъ драгоцѣннѣйшее на свѣтѣ, то есть время. Человѣкъ по достойному любочестію старается много совершить похвальнаго а не того чтобы многое только совершить. Онъ измѣряетъ силы разума человѣческаго и потребное къ исполненію своему время. Не предприемлетъ столько дѣлъ единымъ разомъ, сколькихъ онъ благоразсудно окончать не можетъ, вѣдая что многія размышленія приведутъ умъ ево въ замѣшательство, затмятъ ясность воображеній ево, и всѣ ево устремленія перепутаютъ. Силѣ нашего разума положены границы. Пути древностію уставлены, всегдашнимъ благоразуміемъ просвѣщены и проницаніемъ изъисканы.
  

Письмо

О достоинствѣ.

  
   Многія почитаютъ знатность рода великимъ украшеніемъ истиннаго достоинства: я не знаю, какими доводами ето утвердить возможно: ибо нѣтъ ни одного на то доказательства.
  
   Ты честью хвалишся, котора не твоя.
   Будь пращуръ мой Катонъ; но то Катонъ не я.
  
   Чинъ такъ же поставляютъ за украшеніе истиннаго достоинства, и столько же и на то доказательства имѣютъ; разумный, искусный, проворный и храбрый Полководецъ, не тѣмъ великъ, что чинъ Полководца, но кто достоинство Полководца имѣетъ.
   Богатство такъ же поставляютъ украшеніемъ истиннаго достоинства, и столько же и на то доказательства имѣютъ; богатство довольствуетъ насъ, и не украшаетъ нашего достоинства.
   Чины называются достоинствами человѣка, а мнѣ кажется, что они имена человѣка.
   Чинъ есть одно только имя: кто больше имѣетъ чиновъ, тотъ больше имѣетъ именъ, и когда восхожденіемъ, или паче возведеніемъ, перемѣняются чины, перемѣняются только имена, и умножаются доходы, поклоны и лесть, а достоинство не умножается.
   Справедливо ли говорится, вмѣсто человѣкъ имѣющій великой чинъ, и вмѣсто человѣкъ знатнаго родв, честный человѣкъ? изъ сего слѣдуетъ, что всѣ крестьяне безчестныя люди, а ето не правда; земледѣліе, не воровство и не грабительство, но почтенное упражненіе. Пращуръ боярина отданъ на съѣденіе червямъ, и въ прахъ претворился, пращуръ крестьянина такъ же.
  
   Отъ боярина того нѣтъ ужъ больше страха,
   И бояринъ и мужикъ, вы потомки праха.
  
   Оба вы можете быть честны, когда захотите, оба вы сыны отечества, и оба можете ему быть полезны. Пускай лестію питаемая гордость всѣ титла у добродѣтели отнимаетъ, и ими вмѣсто украшенія обезображивается. Честь наша не въ титлахъ состоитъ: тотъ сіятельный, который сердцемъ и разумомъ сіяетъ, тотъ превосходительный, который другихъ людей достоинствомъ превосходитъ, и тотъ боляринъ, который болѣетъ объ отечествѣ.
   Богатство умножаетъ роскошь и высокомѣріе, знатность рода умножаетъ гордость. Чинъ великій тщеславіе умножаетъ, ежели они безъ достоинства; богатство человѣку дѣлаетъ удовольствіе, а не украшеніе, чинъ дѣлаетъ вредъ или пользу обществу, а не украшеніе тому кто ево имѣетъ, а знатность рода не дѣлаетъ, ни украшенія достоинству, ни пользы обществу.
   Ни что достоинства украсить не можетъ, ибо всѣ ево украшенія въ немъ самомъ состоятъ: чистота сердца, острота разума, просвѣщеніе мыслей и услуга роду человѣческому.
  

Письмо

Четыре отвѣта.

  
   Ты спрашиваешъ меня мой другъ, и задаешь четыре мнѣ вопроса: что бы я дѣлалъ: 1) ежели бы я былъ малой чсловѣкъ и малой Господинъ; 2) ежели бы я былъ великой человѣкъ и малой господинъ; 3) ежели бы я былъ великой человѣкъ и великой господинъ; 4) ежели бы я былъ малой человѣкъ и великой господннъ. На перьвой вопросъ я отвѣчаю: всѣ бы мѣры употребилъ я ознакомиться въ домахъ знатныхъ господъ и сильныхъ властію людей, не пропустилъ бы ни одного праздника, чтобъ не обѣжать города разнося поздравленіе, ходилъ бы по переднимъ комнатамъ знатныхъ господъ на цыпочкахъ, и подчивалъ бы камердинеровъ ихъ тобакомъ, научился бы въ карты играть во всѣ игры; ибо играя въ карты можно съ первымъ господиномъ сѣсть плечо о плечо, и вмѣсто, чтобъ говорить, весьма низко нагибаяся: доношу вашему Высокопревосходительству о такомъ и о такомъ дѣлѣ, сказать ему прибодрившись у васъ тринатцать, а у меня четырнатцать. Не спорилъ бы я ни о чемъ, и говорилъ бы только: такъ, конечно такъ, всеконечно такъ, превсеконечно такъ, превсеконечнѣйше такъ. Сказывалъ бы всему свѣту, какъ тотъ и тотъ знатной господинъ со мною милостиво поговорилъ, а ежели бы когда не достало истинны, такъ бы я дополнялъ ложью, да и ни что не украшаетъ такъ рѣчи какъ ложь; Стихотворцы тому свидѣтели. А наконецъ покорствомъ и лестію испросилъ бы я себѣ нажиточное мѣсто, а лутче всево поѣхалъ бы я на воеводство; ибо сія должность нажиточна, почтенна и легка. Нажиточна, что всѣ дарятъ почтенна, что всѣ кланяются: легка, что очень мало дѣла, да и то обыкновенно исправляетъ Секретарь или съ приписью подьячій, а они такъ же люди присяжныя и положиться на нихъ безо всякаго сумнѣнія можно. И подьячій отъ того же созданъ Бога, отъ котораго человькъ; такъ суемудренно сіе мнѣніе, что подьяческая душа неможетъ имѣть добродѣтели. Я думаю, что между человѣка и между подьячева разности мало, и гораздо менше нежели между подьячева и между другой какой твари. Ежели бы я былъ великой человѣкъ и малой господинъ; я бы по многомъ моемъ стараніи показывать мосму отечеству и свѣту услуги, ни ково бы ни какою докукою не отягощалъ, и полагалъ бы надежду на достоинство свое, и на заслуги отечеству, а когда бы въ томъ обманулся, такъ бы я по многомъ своемъ терпѣніи сошелъ съ ума, и былъ бы такой человѣкъ, какія не только ни чево не дѣлаютъ, но и ни о чемъ не думаютъ. Ежели бы я былъ великой человѣкъ и великой господинъ; я бы неусыпно старался о благополучіи моево отечества, о возбужденіи добродѣтели и достоинства, о награжденіи заслугъ, о утоленіи пороковъ и о истребленіи беззаконія, о приращеніи наукъ, о умаленіи цѣны необходимыхъ жизни человѣческой вещей, о наблюденіи правосудія, о наказаніи за взятки, грабительство, разбойничество и воровство, о уменшеніи лжи, лести, лицемѣрія и пьянства, о изгоненіи суевѣрія, о уменшеніи не надобнаго обществу великолѣпія, о уменшеніи картежной игры, чтобъ она не отъимала у людей полезнаго времени, о воспитаніи, о учрежденіи и порядкѣ училищей, о содержаніи исправнаго войска, о презрѣніи буянства, петиметерства и искорененіи тунеядства. А ежели бы я былъ малой человѣкъ и великой господинъ; такъ бы жилъ великолѣпно; ибо такое великолѣпіе рѣдко великой душѣ свойственно бываетъ; а что бы я дѣлалъ, етова я не скажу.
  

Письмо

Объ остроумномъ словѣ.

  
   Остротѣ разума человѣческаго свойственно скорое проницаніе, точное воображеніе, и краткое изъясненіе: отъ сихъ свойствъ рождаются остроумныя слова, которыя разрѣшаютъ самымъ легкимъ образомъ разныя предложенія: а иногда преимуществуютъ они предъ самыми яснѣйшими доказательствами. Извѣстный Александра великаго Парменіону отвѣтъ, когда сей Полководецъ предлагалъ ему, чтобъ онъ съ Даріемъ примирился, сочетаніемъ съ ево дочерью, взявъ половину Азіи въ приданое, кратко и ясно изобразилъ Александрово честолюбіе. Парменіонъ говорилъ: я бы де на семъ договорѣ съ Даріемъ согласился, ежели бы я былъ Александръ: и я бы такъ же, отвѣчалъ Александръ, ежели бы я былъ Парменіонъ. Сіе Александрово слово Лонгинъ до небесъ возвышаетъ, и подлинно, скажу и я съ симъ прехвальнымъ разсмотрителемъ истиннаго краснорѣчія, что сіе остроумное слово, достойно великаго Александра. Сей славолюбивый Государь не школьными отвѣчалъ доказательствами, о разности между себя и между Парменіона, что бы въ мѣсто краткова слова цѣлую книжку здѣлать могло, и менше бы удовольствовало читателей, нежели слышателей удовольствовало сіе остроумное слово; острота разума обширныхъ изъясненій не терпитъ: да и на что обширность, ежели безъ нея изъясниться удобно. Многорѣчіе свойственно человѣческому скудоумію. Всѣ тѣ рѣчи и письма, въ которыхъ больше словъ, нежели мыслей, показываютъ человѣка тупова. Быстрота разума, словъ беретъ по размѣру мыслей, и не имѣетъ въ словахъ ни излишества ни недостатка. Сіе толкованіе, сколько до разговоровъ, столько и до писменныхъ сочиненій касается. Но я обращаюся къ остроумнымъ словамъ, на которыя нынѣ въ свѣтѣ такъ велико употребленіе, какъ мало ихъ число. Остроумное слово единожды только выговорено быть должно; ибо повтореніе ихъ безобразно, а особливо заимствованіемъ чужаго разума. Предъ людьми утопающими въ невѣжествѣ, можно услышанными и прочтенными остроумными словами показаться, и получить себѣ утвержденіе красоты остроумія, но приводя таковыми словамъ просвѣщенныхъ людей, къ удостоинству своея остроумія, показываемся мы людьми слабыми и надутыми пустою гордостію, которая вмѣсто возвышенія дѣлаетъ намъ пониженіе.
  

Письмо

О чтеніи Романовъ.

  
   Романовъ столько умножилось, что из нихъ можно составить половину бібліотеки цѣлаго свѣта. Пользы отъ нихъ мало, а вреда много. Говорятъ о нихъ, что они умѣряютъ скуку и сокращаютъ время то есть: вѣкъ нашъ, который и безъ того кратокъ. Чтеніе Романовъ не можетъ назваться препровожденіемъ времени; оно погубленіе времени. Романы писанныя невѣжами читателей научаютъ притворному и безобразному складу, и отводятъ отъ естественнаго, который единъ только важенъ и приятенъ. Мы не худымъ Романическимъ, но при просвѣщеніи нашемъ естественнымъ складомъ, скотскія изображенія превосходимъ. Хорошія Романы хотя и содержатъ нѣчто достойное въ себѣ; однако изъ Романовь въ пудъ вѣсомъ, спирту одного фунта не выйдетъ, и чтеніемъ онаго больше употребится времени на безполезное, нежели на полезное. Я исключаю Телемака, Донкишота и еще самое малое число достойныхъ Романовъ. Телемака причисляли къ Епическимъ Поемамъ, что въ предисловіи ево и напечатано, а многія сію книгу какъ Иліяду и Енеиду, образцемъ Епической Поемы поставляютъ; но что сево смѣшняе? кромѣ расположенія, Телемакъ не Поема, нѣтъ ни Епической поемы, ни оды, въ прозѣ. А Донкишотъ Сатира на Романы. Ежели кто скажетъ, что Романы служатъ къ утѣшенію неученымъ людямъ, для того что другія книги имъ не понятны: ето неправда; ибо и самой высочайшей Математики основанія, понятно, написать удобно; хотя то и подлинно, что книгъ таковыхъ мало видно, однако много еще книгъ и безъ Романовъ осталося, которыя вразумительны и самымъ неученымъ людямъ. Довольно того, чемъ и просвѣщаяся можно препровождать время, хотя бы мы и по тысячѣ лѣтъ въ свѣтѣ жили.
  

Письмо.

  
   Утѣсненная истинна пришла нѣкогда предь Юпитера, и жалуяся на приказныхъ служителей просила, чтобъ онъ истребилъ изъ нихъ тѣхъ, которыя до взятокъ охотники, ради народнаго спокойства. Юпитеръ отрекался, и говорилъ ей, сколько вдовъ и сиротъ останется, и сколько прольется слезъ, нищихъ умножится ходящихъ по миру и прося ихъ милостины. Нѣтъ отвѣчала она, нищихъ будетъ менше; ибо менше грабительства будетъ; или развѣ тебѣ больше угодно, чтобъ невинныхъ людей, ими ограбленныхъ, жены, дѣти и они сами слезы проливали и по миру таскались? Сверьхъ того рѣдко бываетъ, чтобы по мужней смерти жена, или по смерти отцовой сынъ или дочь, послѣ приказнова человѣка по миру ходили; всегда послѣ ихъ мнѣнія остается довольно; развѣ покойникъ чаще бывалъ на кабакѣ нежели въ приказѣ. По долгомъ ея прошеніи согласился на конецъ Юпитеръ ударити громомъ; но клялся Стиксомъ, что онъ того въ другой разъ не здѣлаетъ; лутче, говорилъ онъ, ихъ исправлять, нежели истреблять; и хотя Истинна и увѣряла ево, что удобняе петиметера удержать отъ нарядовъ, нежели подъячева ото взятокъ; однако Юпитеръ согласился однажды только громомъ ударить и сказалъ: Хотя бы я и не клялся; я бы въ другой разъ не здѣлалъ сего, убѣгая пореканія; беззаконники за строгость тебя и меня поносятъ и ежели по большенству голосовъ насъ обвинять станутъ; такъ мы отъ поношенія не убѣжимъ. Почтенна ты на свѣтѣ; но Политика тебя еще почтенняе; безъ тебя на свѣтѣ обойтися удобно, а безъ нея ни какъ не возможно. Истинна не имѣла большой нужды усиливать Юпитера о будущихъ послѣ истребленіяхъ, имѣя надежду, что по единственномъ истребленіи приказнаго рода, такова грабительства уже не будетъ, и была обѣщаніемъ ево довольна. Ударилъ Юпитеръ, повалилися подьячія, и запѣли жены ихъ обыкновенную пригробную пѣсню. Народное рукоплесканіе громче Юпитерова удара было. Обрадовалася Истинна; но въ какое смятеніе пришла она, когда увидѣла, что самыя главныя злодѣи изъ приказныхъ служителей осталися цѣлы. Что ты здѣлалъ о Юпитеръ, главныхъ ты пощадилъ грабителей! воскричала она. И когда она на нихъ указывала; Юпитеръ извинялся невѣденіемъ, и говорилъ ей: кто могъ подумать, что ето подьячія! я сихъ богатыхъ и великолѣпныхъ людей почелъ изъ знатнѣйшихъ людьми родовъ. Ахъ! говорила она, отцы сихъ богатыхъ и великолѣпныхъ людей ходили въ чирикахъ, дѣды въ лаптяхъ, а прадѣды босикомъ.
  

Письмо

О нѣкоторой заразительной болѣзни.

  
   Была ли сія заразительная болѣзнь, о которой я писать хочу, извѣстна во времена Иппократовы, о томъ я не могу сказать, а по многому видно, что она въ ево время не весьма сильна была, ибо ей и Греческаго названія нѣтъ. Во время Галеново можетъ быть она была уже, что я заключаю изъ Латинскаго ея названія, а можетъ быть она и послѣ временъ Галеновыхъ проявилася. Сіе Латинское названіе и у насъ нынѣ, когда начали возрастать науки, къ украшенію нашего языка восприято. У дѣдовъ нашихъ было имя сей болѣзни взятки, а мы просвѣтившися ученіемъ даемъ ей имя латинское Акциденція. Нѣкоторыя называютъ скорбь сію естественною, а нѣкоторыя преестественною, доказывая, что Іюда взялъ уже тогда тритцать сребренниковъ, когда въ неро вселился діяволъ. А я сіе двоякое мнѣніе въ едино совокупляю, и вѣроятно утверждаю, что тѣло сею скорбію естественно заражается, и что діяволъ беретъ душу таковаго человѣка по зараженіи естественномъ, и что ежели бы сребролюбивый Іюда не заразился сею язвою, такъ бы въ него діяволъ не вселился. Въ здѣшнихъ областяхъ началася скорбь сія Подьячими. Когда была Столица въ Новѣградѣ, въ Кіевѣ и во Владимирѣ, скорбь сія уже была, однако была весьма слаба. Усилилася она тогда, какъ на Каменномъ мосту, въ Москвѣ, зачалася Винная продажа. Вышелъ нѣкогда чортъ изъ подкаменнова моста, и опознавшися съ Подьячимъ Корчемной канторы прохаживаяся по городу, шелъ мимо Петровскаго кружала, и услышалъ огромную музыку и пѣніе: извѣстно что черти до музыки охотники, а особливо до гудковъ: и зашелъ туда по зову Подьячева, которой ему объявлялъ, что въ томъ домѣ продаютъ разныя напитки, а при томъ на всякой день представляютъ оперу, въ которой самая лучшая Инструментальная музыка, Гудки, Волынки, Рылѣ, Балалайки и протчее, и что самыя тутъ лутчія Пѣвцы и Танцовщики, а иногда и баталіи представляются: черти до пляски великія охотники, а до драки еще и больше; зашли на кружало, и забавляяся до полуночи оперою, нахлюсталися, а сверьхъ того и на дорогу сткляницу водки и чарку взяли, съ совершеннымъ, пошедъ, удовольствіемъ, повторяя тѣ Аріи, которыя они слышали, крича по улицамъ, какъ и нынѣ ходя по улицамъ пьяницы, не страшася Полиціи, распѣваютъ. Шедъ по Пречистенкѣ и позабывъ поворотить налѣво къ мосту, куда имъ дорога лежала, прошли прямо, и къ самымъ Пречистинскимъ Воротамъ, а разсмотрѣвъ что Каменнова моста тутъ нѣтъ, и вспомня что въ лѣвѣ, поворотилися отъ воротъ на лѣво, и вмѣсто Каменнова моста попали на Алексѣевскую башню. Куда меня занесъ чортъ, говорилъ подьячій: Куда меня завелъ подьячій, говорилъ чортъ. Что они пьяныя вскарабкалися на башню, ето имъ чудно казалось, а какъ оттолѣ сойти, ето имъ было непонятно. Чортъ вѣдаетъ, какъ отселѣ сойти, говорилъ Подьячій, а чортъ Говорилъ ему, что онъ етова не вѣдаетъ. Выпьемъ мы другъ мой сердечной съ грусти хотя по чаркѣ водки, говорилъ чорту Подьячій. Чортъ наливъ чарку говорилъ, за здоровье вашей инклинаціи, и выпилъ. Подьачій то же наливъ себѣ водки молвить хотѣлъ, да не зная по Французки етова не умѣлъ выговорить, и сказалъ только: преждереченному послѣдствую, а позабывшися переды чаркою перекрестился. Чортъ изчезы, а Подьячій повисъ на зубцахъ, и закричалъ: караулы, возми ево и меня! Что подьячій пивъ водку повисы на зубцахъ Алексѣевской башни, сія исторія въ Москвѣ, не только старымъ бабамъ, но и малымъ рабяамъ извѣстна. Сняли и взяли чортова наперстника подъ караулъ, отвели на съѣзжую, отослали въ приказы, и посадили на цѣпь. Проспавшися хватился Подьячій шапки, которую снявъ онъ на башнѣ при чаркѣ водки чорту кланялся, и какъ скоро онъ сорвался съ цѣпи, пошелъ за шапкою. О ежели бы онъ позабылъ тамъ свою Подьяческую голову, или бы на зубцахъ повѣшенъ остался! но рокъ того не учинилъ. Пошелъ Подьячій за шапкою, и нашедъ шапку, нашелъ чортовы крючки, которыя оны провалившися схватить не успѣлъ. Подьячій сей болѣзни, которая нынѣ подъ именемъ Акциденціи распростерлася, имѣлъ уже нѣкоторыя припадки, а скорбь сія слыла еще тогда шильничествомъ. Шильничество такъ мало передъ Акциденціею какъ мошенничество передъ грабительствомъ. Какъ скоро Подьячій крючекъ етотъ получилъ, тотчасъ шильничество стало жестокою заразительною болѣзнію, которая нынѣ Акциденціею называется, а бредни въ болѣзни сей по происхожденію своему названы крючками. Тѣми крючками вытаскиваютъ черти у худыхъ людей души, а сими вытаскиваютъ Подьячія у добрыхъ людей деньги. По произхожденію крючковъ сихъ изъ подкаменнова моста, въ память того, называются вывѣдовальщики винной продажи Крючками. По сей же причинѣ Подьячія литеръ ни когда равно не ставятъ; но всегда крючками. Отъ сего литера Р съ большимъ ставится крюкомъ, и въ подьяческихъ названіяхъ такъ употребляется; да и названія ихъ безъ сея литеры не бываютъ; ибо ето ихъ гербъ. Подьячія однимъ пишутъ почеркомъ литеры, связывая для того, что бы и въ томъ больше крючковъ было, и для умноженія оныхъ крючковъ часто литеры въ верьхъ кидаютъ. Точекъ и запятыхъ не ставятъ они для того, чтобы слогъ ихъ темняе былъ, ибо въ мутной водѣ удобняе рыбу ловить. Язва Акциденціи день отъ дня преужасно размножается, и число больныхъ неописанно велико, а ежели не употребятся къ тому способы, чтобъ оную болѣзнь истребить, такъ послѣдуетъ неизлѣчимое разоренье.
  

Сонъ щастливое общество.

  
   Заснувъ нѣкогда увидѣлъ я въ успокоеніи моемъ мечтаніе благополучія общества, приведеннаго въ такое состояніе, каковаго несовершенство естества достигнуть можетъ. Былъ я въ мечтательной странѣ, и разсмотрѣлъ подробно мечтательное оныя благосостояніе. Страна сія обладаема великимъ человѣкомъ, котораго неусыпное попеченіе, съ помощію избранныхъ ево помощниковъ подало подвластному ему народу благоденствіе. Желая объявить о порядкѣ ево владѣнія начну я собственною ево особою. Сей Государь во многодѣліи своемъ смѣшенныхъ мыслей и слѣдственно мрачнаго вида не имѣетъ. Онъ имѣетъ обыкновеніе не всегда въ дѣлахъ, но иногда и въ забавахъ упражняться, однако и въ нихь не погубляетъ онъ драгоцѣннаго времени; ибо и они на всенародной основаны пользѣ. Всѣхъ подданныхъ своихъ приемлетъ онъ ласково, и всѣ дѣла выслушиваетъ терпеливо. Достоинство не остается безъ воздаянія, беззаконіе безъ наказанія, а преступленіе безъ исправленія. Симъ имѣетъ онъ народную любовь, страхъ и почтеніе. Получить ево милость нѣтъ иной дороги кромѣ достоинства., Раздражить ево кромѣ беззаконія и нерадѣнія ни чемъ не возможно. Слабости прощаетъ онъ милосердо, беззаконія наказуетъ строго. Начальниками дѣлаетъ онъ людей честныхъ, разумныхъ и во званіи своемъ искусныхъ. Отроки по склонностямъ въ обученіе отдаются, люди совершеннаго возраста по способности распредѣляются, а въ начальники производятся по достоинству, и отъ того имъ, подчиненныя исполняютъ ихъ повелѣнія съ великимъ усердіемъ, а они о ихъ благополучіи стараются. Сей Государь ни чево служащаго пользѣ общества не забываетъ, а о собственной своей пользѣ кромѣ истинной своей славы никогда недумаетъ. Благочестіе не допускающее примѣситься себѣ суевѣрію въ сей странѣ, есть основаніе всего народнаго благополучія. Духовныя содержатся въ великомъ почтеніи, котораго они и достойны. Они во многомъ подобны Стоическимъ Философамъ; ибо страсти самую малую искру области надъ ними имѣютъ, а они равны и во благополучіи и во злополучіи. Къ пищѣ привыкли они необходимой. Кромѣ необходимости, ни въ чемъ, ни чево не требуютъ, и довольствуются содержаніемъ, безъ малѣйшаго излишества, не имѣя при томъ и ни малѣйшаго, вреднаго человѣческому естеству недостатка. Всѣ они люди великаго ученія и безпорочныя жизни. Перьвое служитъ ко наставленію добродѣтели, а второе къ показанію образца проповѣдуемой ими добродѣтельной жизни. Свѣтскія почитаютъ ихъ безмѣрно; но сіе не приключаетъ имъ высокомѣрія, но увеличиваетъ ихъ человѣколюбіе. Во свѣтскія дѣла они ни подъ какимъ видомъ не вмѣшиваются, а науки, благочестія просвѣщеніемъ почитаютъ. О домостроительствѣ они не пекутся; ибо содержитъ ихъ общество, и получаютъ они опредѣленное, а больше того имъ ни кто участно дать не дерзаетъ; ибо то наказанію подвержено, да они и сами въ сіе преступленіе не впадаютъ; сіе нарушаетъ правила ихъ и опровергаетъ почтеніе, заслуженное ими по справедливости. Они ко Свѣтскимъ, а Свѣтскія къ нимъ имѣютъ любовь, и отъ того между духовными и Свѣтскими согласіе, что на свѣтѣ бываетъ рѣдко. Суевѣрія и лицемѣрія они неприятели, перьвое язвою благочестія почитая; а второе лукавствомъ затмѣвающимъ сіяніе благочестія, подъ ложнымъ видомъ умноженія лучей ево, и маскою злодѣянія; ибо де истинное благочестіе притворства не требуетъ. Главное Свѣтское правленіе называется тамъ, Государственный совѣтъ. Въ нево никакихъ участныхъ дѣлъ не вносится. Тамъ, разпорядки, исправленія, узаконенія и протчія государственныя основанія, или по повелѣнію Монарха или ко предложенію оному. Узаконенія въ области сей дѣлаются очень рѣдко, а отмѣняются еще рѣже. Книга узаконеній ихъ не больше нашего Календаря, и у всѣхъ выучена наизустъ, а грамотѣ тамо всѣ знаютъ. Сія книга начинается тако: ЧЕВО СЕБѢ НЕ ХОЧЕШЪ, ТОВО И ДРУГОМУ НЕ ЖЕЛАЙ. А окончевается: ЗА ДОБРОДѢТЕЛЬ ВОЗДАЯНІЕ А ЗА БЕЗЗАКОНІЕ КАЗНЬ. Права ихъ отъ того въ такую малую вмѣщены книгу, что всѣ они на одномъ естественомъ законѣ основаны. Преступить законъ, тамо народъ весьма опасается; ибо заслуживъ приличное винѣ своей наказаніе, уменшенія онаго имѣть не уповаетъ, а живучи честно ни чево не опасается. Дражайшая безопасность, упованіе на невинность, и неизбѣжное наказаніе, твердо содержатъ людей сего народа въ границахъ честности: Въ Государственномъ совѣтѣ и во всѣхъ судебныхъ мьстахъ больше судей нежели писцовъ, и бумаги исходитъ очень мало. Писцы ихъ пишутъ очень коротко и ясно. Дѣла во всѣхъ приказахъ вершатся не по числу голосовъ, но по книгѣ узаконеній, отъ чего ни споровъ ни неправды не бываетъ. Тѣ, которыя не правильно бьют челомъ, сверьхъ потерянія тяжбы и убытка, у всѣхъ въ презрѣніе приходятъ, а тѣ, которыя не по книгѣ узаконеній дѣла вершатъ, за неправду лишаются должностей своихъ; и для того узаконенія ясно изображенныя, свято и не нарушимо наблюдаются. Дѣла окончеваютъ очень скоро, для того что очень мало спорятъ, а еще менше пишутъ, и ни челобитчиковъ, ни отвѣтчиковъ лишняго говорить не допускаютъ, а главная причина скорости ихъ безпристрастіе. За малѣйшія взятки лишается судья и чина своево и всево имѣнія; однако дѣти винныхъ людей ни чево не теряютъ; ибо все имъ возвращается. Дѣти тамо за отеческія прослуги не наказываются, а за услуги не награждаются. Не имѣютъ тамо люди ни благородства, ни подлородства, и преимуществуютъ по чинамъ даннымъ имъ по ихъ достоинствамъ, и столько же права крестьянской имѣетъ сынъ быть великимъ господиномъ, сколько сынъ перьваго вельможи. А сіе подаетъ охоту ко снисканію достоинства, ревность ко услугамъ отечеству и отвращеніе отъ тунеядства. Всякая наука, всякое полезное упражненіе, всякое художество, и всякое ремесло, по размѣру своея доброты и по размѣру успѣха труждающагося, тамо въ почтеніи, а тунеядство въ превеличайшемъ презрѣніи, и слово тунеядецъ жестокая тамо брань, которыя гнушаяся, къ работѣ люди съ самаго младенчества привыкаютъ. Пьянство мгла благоразумія и источникъ наглыхъ и вредительныхъ поведеній, такъ же въ великомъ тамо презрѣніи, и благоразумнымъ обыкновеніемъ вкореняется отъ него въ людяхъ отвращеніе при воспитаніи. Денежныя игры, приличныя тунеядцамъ и добывателямъ безполезнаго обществу труда денегъ и погубителямъ времени, могущаго употребленнымъ быть на что нибудь надобное, у нихъ почитая вольность, хотя и не заказаны, подобно какъ и пьянство, однако часто упражняющіяся въ нихъ люди, презираются. Больше мѣсяца въ судебныхъ тамо мѣстахъ ни какое дѣло не продолжается, а по мѣсяцу времени берутъ только самыя завящивыя дѣла. Что не требуетъ раздумчивости, на то въ самую минуту предложенія дѣлается и рѣшеніе. Всякое челобитье у нихъ законною нуждою почитается, ради которой челобитчики и отвѣтчики отъ своихъ должностей уволяются, а ежели должность просящихъ суда или оправдающихся по важности уволненія не терпитъ, тогда опредѣленныя на то стряпчія всѣ собравъ доказательства и оправданія, съ принадлежащими справками, подписанными судейскими руками, о дѣлѣ стараются, подъ смотрѣніемъ начальника стряпчихъ, что у нихъ чинъ великой. Дѣла изъ города въ городъ и изъ приказа въ приказъ не переносятся, а ежели судящія неправедно осудятъ, тогда оно, дѣло разсматривается въ Государственномъ совѣтѣ, что бываетъ очень рѣдко, а по сему разсмотрѣнію слѣдуетъ судьямъ наказаніе; а когда проситель судей обнесетъ неправильно; онъ еще большему наказанію подвергается, что еще рѣже бываетъ. Судьи для подозрѣнія отъ дѣлъ не отрѣшаются; ибо ни кто противъ узаконеній голоса подать не дерзаетъ, подобно какъ законодавцы не должны дерзать дѣлать узаконеній противъ истинны; и тако не судьи тамо страшны, но судъ, который основанъ на узаконеніяхъ, а узаконенія на истиннѣ. Войски ихъ состоятъ подъ воинственнымъ совѣтомъ, а сей совѣтъ подъ Государственнымъ. Главныя люди въ воинской службѣ называюшся военачальниками, а подъ ними Полководцы, и такъ ниже. всякой военачальникъ и всѣ воинскія начальники прежде быть рядовыми, всѣ нижнія степени пройти, и всѣ оныхъ исполненія познать и въ нихъ совершенно углубиться одолженны. Но не только едина привычка, ниже при томъ и мужество еще не довольны тамо для военачальника. Остроуміе и великое знаніе сверьхъ того ему необходимы: перьвое для скораго проницанія, а второе для благоразумнаго расположенія ево предпріятій. Воины по степенямъ исполняютъ повелѣнія своихъ начальниковъ съ превеликимъ наблюденіемъ, и дѣлаютъ имъ великое почтеніе, а начальники ни малѣйшаго къ подчиненнымъ не имѣютъ уничтоженія. Въ мирное время войски ихъ непрестанно воинскимъ обрядамъ обучаются, и снабдѣнны всѣмъ во всякое время ко бранному походу готовы. Къ суровой жизни военныя люди всѣми мѣрами стараются привыкнуть, и какъ защитники отечества народомъ почитаемы и любимы. Они имѣютъ похвалу; что коль велико во время сраженія ихъ мужество, толики послѣ побѣды ихъ человѣколюбіе и великодушіе. Симъ приносятъ они сугубую славу своему отечеству, и сугубое почтеніе отъ самихъ непріятелей. Подчиненныя такъ обыкли повиноваться своимъ начальникамъ, что во время жесточайшаго распаленія единымъ словомъ обуздоваются. Добыча воинская имъ не извѣстна; то у нихъ заказано, а что получится, то послѣ порядочно и разсмотрительно раздѣляется, отъ чево воины думаютъ о побѣдѣ а не о добычѣ. Побѣжденныхъ и непротивящихся убивать запрещено, подъ лишеніемъ жизни. Больше бы мнѣ еще грезилося; но я живу подъ самою колокольнею: стали звонить и меня разбудили, и лишили меня сего приятнѣйшаго привидѣнія. Дай Боже, что бы сны подобныя сну сему многимъ видилися, а особлнво наперстникамъ Фортуны.
  

О копистахъ.

  
   Я ни какова не имѣю недвижимаго имѣнія и слѣдственно не должно бы мнѣ имѣти было ни какова съ Подьячими дѣла, и подлинно то, что я уже безо всякаго сообщенія съ симъ родомъ животныхъ, большую половину моево вѣка прожилъ, радуяся тому, что хотя я деревень и не имѣю, да и не имѣю и дѣла съ Подьячими; но судьбина моя не допустила меня дожить оставшія мои дни во спокойствѣ, и быть избавленну отъ сообщенія сихъ людей, которыхъ едино имя возмущаетъ весь мой духъ. Думалъ ли я когда, возшедъ на Геликонъ и услаждаяся потоками Иппокрены, что я еще увижу сіи твари, которыя мнѣ толикое подаютъ омерзѣніе, и что они востревожатъ мое спокойство, и отъ тебя, возлюбленная Мельпомена! на вѣки меня отторгнутъ, и въ самое то еще время, въ которое Стихотворства жаръ паче прежняго сердце мое наполняетъ и мое искуство на самый верьхъ силы моея восходитъ. Что только видѣли Аѳины и видитъ Парижъ, и что они по долгомъ увидѣли времени, ты нынѣ то вдругъ Россія стараніемъ моимъ увидѣла. Въ то самое время, въ которое возникъ, приведенъ и въ совершенство, въ Россіи, Теятръ твой, Мельпомена! всѣ я преодолѣлъ трудности, всѣ преодолѣлъ препятствія. На конецъ видите вы любезныя мои согражданя, что ни сочиненія мои ни Актеры вамъ стыда не приносятъ, и до чего въ Германіи многими Стихотворцами не достигли, до того я одинъ, и въ такое еще время, въ которое у насъ науки словесныя только начинаются, и нашъ языкъ едва чиститься началъ однимъ своимъ перомъ достигнуть могъ. Лейпцигъ и Парижъ вы тому свидѣтели, сколько единой моей Трагедіи скорый переводъ чести мнѣ здѣлалъ! Лейпцигское ученое собраніе удосстоило меня своимъ Членомъ, а въ Парижѣ вознесли мое имя въ Чужестранномъ журналѣ, колико возможно, а я далѣ еще Драмматическими моими сочиненіями хотѣлъ вознестися; но скажу словами Апостола Павла: Дадеся мнѣ пакостникъ Ангелъ Сатанинъ, который мнѣ пакости дѣлаетъ; да не превозношуся. Озлобленный мною родъ Подьяческій, которымъ вся Россія озлоблена, извергъ на меня самаго безграматнаго изъ себя Подьячева и самаго скареднаго крючкотворца. Претворился скаредъ сей въ клопа, и всползъ на Геликонъ, ввернулся подъ одежду Мельпомены и грызетъ прекрасное тѣло ея; и хотя грызеніе такой малой твари ей и сносно, но духъ, который сіе животное испускаетъ не сносенъ ей. Страдаетъ Богиня, а клопъ забавляется и говоритъ: Высокопревосходительная, Высокоблагородная и Высокопочтенная Госпожа, Госпожа Богиня! не имѣлося у меня съ вашимъ Благородіемъ ни какой каришпанденціи до 1759 года, Генваря до 6 дня, и отъ того числа, отправляю я при Россійскомъ Теятрѣ Прокурорскую должность, и ежели что при ономъ вышереченномъ Теятрѣ не въ силу Указовъ и Уложенья дѣйствуется, долженъ по томъ по присяжной моей должности протестовать и записывати то въ Протоколъ и Реестръ, что бы вирши были по силѣ правъ и не могло бы послѣдовать отъ какой нибудь буквы, какова ущерба казенному интересу; а нынѣ мною усмотрено, что обрѣтающіяся при вышеобъявленномъ Теятрѣ Копеисты шпаги носятъ, отъ чево протчимъ Приказнымъ служителямъ не безъ обиды; понеже не точію Копеисты но ниже Канцеляристы и судебныхъ мѣстъ, ни гдѣ шпагъ не носятъ; и дабы отъ вашего высокопревосходительства воспослѣдовала резелюція, чтобъ у вытепомянутыхъ Копеистовъ шпаги отобрать, не взирая на то, что оное главному рода нашего неприятелю С * * * * смертно досадно будетъ; понеже мнѣ того то и хочется; а ежели отъ Вашего Высокосіятельства, милостивой резелюціи не воспослѣдуетъ; такъ я изъ подъ тѣлогрѣи Вашего Высокопревосходительства не выползу, и скареднымъ духомъ заражу весь Парнассъ, и не только тебя одну, но всѣхъ Музъ и Аполлона съ Парнасса згоню, и осѣдлавъ Пегаса какъ хочу, самъ разъѣзжати на немъ буду, и стану дѣлать вирши, Приказнымъ порядкомъ и Канцелярскимъ штилемъ, на зло тебѣ, другимъ Музамъ и Аполлону. Мельпомена, избавляя себя и Парнассъ, исполнила ево прошеніе. Вся во мнѣ загорѣлася кровь тогда: прибѣжалъ я къ Богинѣ, и говорилъ ей: то ли я заслужилъ о Богиня, чтобы ты въ угожденіе клопу, не памятуя того, что я во весь вѣкъ мой приносилъ тебѣ жертвы, отняла у меня охоту, прославляти имя твое, увеселяя нашу МОНАРХИНЮ и любезное мое отечество? ни кто больше не пойдетъ по стопамъ моимъ, когда мнѣ отъ тебя такое воздаяніе. Хотя бы я и не бросилъ пера изъ руки моей; но кто списывать будетъ сочиненія мои? Или ты хочешъ того, что бы я и Стихотворецъ былъ и Копистъ? а въ Россіи мало еще людей, которыя по правописанію копировать могутъ, и ежели и сіе ободреніе отнять у обучаемыхъ отъ меня людей; такъ ни когда путнова Кописта я не увижу; ибо всякой писецъ лутче захочетъ быти безграмотнымъ Регистраторомъ и грабить, нежели обучаться правописанію и таскаться безъ шпаги; или Домашнія учители, Домашнія Секретари, Каммердинеры и Повара достойняе тѣхъ Копистовъ, которыя мною обучаются? По чему они Подьячія, нижайшія степени, какъ ихъ благовонный клопъ называетъ? Они, ни справокъ, ни выписокъ, не пишутъ. А ежели они Подьячія, потому только что они пишутъ; такъ и я Подьячій; ибо и я пишу: Подьячій то, кто писати правильно не умѣетъ и беретъ за плутни Акциденцію, а они писать умѣютъ и Акциденціи не берутъ, и пишутъ они не Подьяческія, но Драмматическія сочиненія. И можетъ ли то статься что бы у жесточайшаго непріятеля Подьяческаго рода, Кописты ево сочиненій, были Подьячія? Мельпомена устремившися отъ пакостнаго освободиться запаха не отмѣнила своево опредѣленія, а я, Аполлономъ и всѣмъ Парнассомъ, клялся ей, что доколѣ ея опредѣленіе не отмѣнится, я больше ни чево Драмматическаго писать не стану, и слова своево я не отмѣню.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru