Сван Вальдемар
Принцесса

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Текст издания: журнал "Вестник иностранной литературы", 1912, No 6.

Принцесса

Вальдемара Свана

Перевод со шведского.

   Ее никогда не называли иначе. Поколения знали ее под этим гордым титулом. Ее настоящее имя забыли и это случилось очень легко, потому что о нем редко заходила речь. Только канцелярия пастора да правление попечения о бедных имели иногда повод вспомнить, что принцесса носит и какое-нибудь обыкновенное имя. Имя это стояло в двойных колоннах каких-то больших книг и смотрело, словно привидение, без всякой связи с каким-либо живым существом, а потому могло казаться совершенно безразличным, стоит оно там или нет.
   Наконец начальство рассердилось. Ведь принцесса стоила денег. Конечно -- не таких, что стоило бы об этом разговаривать, но и самая маленькая сумма становится слишком большой, когда дело касается особы, которая ничем не связана с общиной и самая жизнь которой зависит от какого-то непостижимого каприза судьбы.
   Несмотря на это, она была принцесса. Принцесса, когда она вставала и когда ложилась, принцесса во всякую погоду и на всем острове. Она не присвоила себе сана, она получила его. получила потому, что во мраке, который окутал ее рассудок, мерцал один единственный луч света, который руководил каждым ее шагом и на котором сосредоточивались ее тяжелые мысли.
   Этот луч света была уверенность в том, что тот, кого она ждет, придет и что он -- принц. Долголетнее свидание, светлая память о любимом, увеличенная, углубленная и преображенная надеждою, придали его фигуре величие. Словно эта женщина, державшаяся за жизнь лишь одной парой слов, в течение полувека затаенных ею в душе, брала проценты с судьбы за свое терпение. Любовь возложила молодому моряку, когда-то давшему ей слово, золотую корону на голову, а надежда -- сверкающие звезды на грудь. Ничто не было слишком велико и слишком светло, чтобы украсить память о нем. Она, которая отдала так много, что потеряла то, что люди называют разсудком, она носила в себе словно отсвет того сияния, которое ее фантазия собрала вокруг загорелой головы ее жениха.
   Когда она идет по дороге, прямая и гордая, у нее королевское чело и глаза. Не обращают внимания на ее рваные башмаки, на юбку, с годами принявшую все цвета и не сохранившую прочно ни одного, или па шаль, которая была слишком толста для лета и слишком тонка для зимы, но которой она никогда не спускала с плеч.
   Было что-то другое, что приковывало к себе внимание: что-то полное таинственности, что в глазах дикарей возвышает безумца на степень святого существа и что является невидимой защитой для беззащитного...
   Принцесса постоянно бродила по всему острову. Она знала каждую избушку от северного конца до южного, малейшая тропинка была ей знакома. Она знала, когда пекут хлеб в пасторатах, где не хватает кофе и где угощают странников хлебными корками и вываренным мясом из супа. Ее обоняние подсказывало ей, когда восточный ветер принесет с собою дождь или бурю. Летом она служила барометром земледельцам, осенью рыбакам. Все, что жило и дышало, вызывало в ней интерес к себе, участие и нежность. Она подымала обмерзшую птичку на краю канавы и носила ее на груди, пока та не отогреется мало-по-малу. Она проходила большие расстояния, чтобы наполнить водою высохшие корыта для скота. Она втыкала ветки за уши лошади какого-нибудь пьяного крестьянина, привязанной на солнцепеке и окруженной голодными и надоедливыми мухами. У нее всегда находилось что-нибудь в ее просторных карманах, чтобы заткнуть рот разревевшемуся малышу, но все это, казалось, она делала механически, словно в каком-то непрерывающемся сне. Она жила лишь одною мыслью: о принце. Позабудут задать ей обычные вопросы, потемнеет ее угловатое обветренное лицо, и она часами может сидеть молча и ждать спасительных слов:
   -- Ну! А принц! Когда он приедет?
   И ее лицо осветится таким ярким сиянием, словно солнышко вырвалось вдруг из тяжелой тучи, долго висевшей над головами опечаленных людей.
   -- Завтра приедет! -- отвечала она, и голос у нее становился таким мягким и глубоким, словно ее усталая голова уже покоилась на груди желанного.
   -- Тогда значит и свадьба скоро?
   -- Да! да! -- отвечала принцесса, поправляя свою рваную шаль, -- как только мы поженимся, мы уедем домой.
   Никаких дальнейших вопросов об этом она не терпела. На излишнее любопытство непосвященных она только плотно сжимала губы и присаживалась на корточки с выражением страдания и беспокойства в глазах.
   Получивши свой кофе или что-нибудь, чтобы сунуть в карман, она уходила. С полным достоинства молчаливым наклонением головы отворяла она дверь, чтобы продолжать свое бесконечное странствование с севера па юг, с востока на запад.
   Никакая погода не могла испугать ее. Стояло ли жаркое июльское солнце над белою лишенной тени дорогою, или леденящий северный ветер нагромождал сугробы снега на ее пути и слепил ей глаза острыми ледяными иглами, она подвигалась вперед широкими шагами.
   Но она никогда не ходила бесцельно. Она всегда знала, где она приклонит свою голову на ночь. Тем, что для ее уставшего тела всегда найдется угол и ей не надо выпрашивать его, она гордилась. Это наполняло ее таким же спокойным упованием, как и уверенность в том, что принц приедет. Сегодня она ляжет у Лины в Моне или у Карльсона на Баккене, обыкновенно говорила она. Королева не могла более гордиться своею привилегией пользоваться гостеприимством своих верноподданных, чем принцесса своим правом устраиваться на ночлег у всех бобылей острова.
   Это было вспомоществование прихода принцессе. Именно этот расход заставлял самых горластых стариков в общине морщить лбы и желать старухе другой, менее удобной жизни. Потому что каждую ночь она стоила шестнадцать эре. Но этого еще мало. Когда старики и старухи в конце года приходили со своими счетами, число ночей никогда не сходилось с календарными тремястами шестьюдесятью пятью. А платить приходилось, доходило ли это число до пятисот в одном году или ограничивалось более скромно четырьмястами в другом. Потому что контролировать расходы стариков или попытаться разобраться, который или которая из них хотели поживиться на счет общины, было совершенно невозможно. И таким образом "принцессины ночи" доставляли неисчерпаемый материал для деревенских остряков.
   Но сама она ничего не знала. Ни того, что проклятия кружатся над ее убогим ложем, ни того, что сегодня чулан у Оль-Антана или вчера угол у деревенского решетных дел мастера стоили целых восемь шиллингов.
   В одном из темных октябрьских вечеров принцесса с трудом подвигалась вперед против осеннего ветра по дороге к последней своей станции на севере. Балтийское море кипело, шипело и бурлило... В воздухе свистело и гремело: северо-восточный ветер бешено обрывал последние листья с деревьев. Воздух был такой черный и плотный, что не видно было ничего в двух метрах впереди. Но принцесса твердыми шагами направлялась вперед по знакомой дороге. Сырой осенний холод прилипал к ее платью и пронизывал ее тело. Но она этого не замечала. Старая шаль сползла у нее с плеч и тащилась некоторое время за ней по земле, пока вихрь не подхватил ее и не унес с собою. Ее тело совсем не чувствовало холода, потому что внутри у нее все было полно света и тепла. Принц был в дороге, вечером он должен приехать. Ураган выл и стонал -- восторг наполнял ее глаза. Бураны грохотали о берег -- это залпы, салют принцу. Один единственный желтый огонек мелькает перед нею в темноте -- это свет струится из комнаты невесты.
   Принцесса побежала. Она спотыкалась в своих рваных башмаках. Ветки хлестали ей в лицо. Но она должна идти. Она должна поспеть вовремя, чтобы встретить долгожданного. Он не должен придти раньше ее. Сладостный трепет разлился у ней в груди и, когда она наконец остановилась у избушки Лины, она с трудом дышала и в голове шумело, словно на мельнице.
   Ей отворили дверь. Шатаясь, словно пьяная, вошла она. Ее руки искали опоры. Она ухватилась за стул и стояла грязная, рваная, старая, изношенная и ненужная. Все ее тело дрожало, но глаза светились сиянием, которое было не от мира сего.
   -- Принц приезжает вечером, -- прошептала она и таинственно улыбнулась.
   Лина пробормотала что-то и стала толкать ногою пару старых половиков в угол, где обыкновенно съеживалась принцесса.
   -- Я знаю это наверное, -- сказала она наконец. Налетел вихрь, и избушка задрожала.
   -- Слушай... слушай! -- задыхаясь говорила принцесса, вот выезжает его карета... Нет ли у тебя золотого стула, чтобы посадить его?.. А где же... Нужны ковры на пол, Лина... и потолок выше... выше потолок... тут слишком низко... давит грудь.
   Нетерпеливый стук послышался снаружи. Лина испуганно посмотрела сначала на дверь, потом на свою гостью.
   Принцесса шаталась. Тело ее раскачивалось взад и вперед, словно она стояла на качающейся палубе корабля. "Но как чудно светится ее лицо", -- думала Лина.
   -- Отворяй скорее... скорее!
   Старая кабатчица заковыляла к двери и подняла засов. Темная фигура вырисовывалась в отверстии, и ветер с жалобным воем принес в избушку охапку поблекших листьев,
   -- Джон! -- воскликнула принцесса и подняла руки, чтобы прижать милого к своей груди.
   Но тут она сломилась, как ломается и сильное от того, что еще сильнее. Она упала, как сосна от последнего удара топора.
   Иогансон снял с себя мешок и поднял мертвую с пола.
   -- Господи!.. Это же принцесса! Она окоченела и холодна, словно она умерла еще утром... Где ее положить?
   -- Иогансон не захочет, конечно, ночевать в одной комнате с трупом, так лучше отнести ее в дровяной сарай... Я, вероятно, не получу за нее ничего за эту ночь.
   Тряпичник кивнул и поднял ношу.
   Когда он вернулся назад, лицо у него было серьезное и его грубый голос пропойцы звучал почти торжественно.
   -- Лина, -- сказал он, -- с принцессой было что-то чудесное -- черт меня подери, если это не так! Как только я вышел, ветер стих, и на небе было ясно, и в дровяной сарай светила огромная звезда, так что ее лицо все время светилось в темноте... Разве не было святых людей в былые времена? -- прибавил он и опустил глаза в пол.
   -- Чего он там болтает... -- прошипела старуха и поставила кофейник на таган.

--------------------------------------------------------------------------

   Текст издания: журнал "Вестник иностранной литературы", 1912, No 6.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru