Lib.ru/Классика: Тэффи. Олень

Н. А. Тэффи

Олень

Тэффи Н. А. Собрание сочинений.

Том 2: "Неживой зверь"

М., Лаком, 1997.

Обещали повести в Зоологический сад еще осенью, да все тянули-тянули, а там и совсем забыли.

-- Ужо весной, по зеленой травке, -- говорила нянька.

Лелька сначала очень обижался. Все думал о зверях, строил им из стульев клетки и сам в них залезал, либо сажал толстую Бубу.

Потом и он забыл. Зима пошла интересная. У Бубы была корь, ездил новый доктор. Потом родился маленький. Потом открылась печка.

Это было, пожалуй, самое интересное и случилось так: стоял Лелька у круглой печки и смотрел в темную пыльную щель около стены, куда печка не доходила. Вдруг оттуда выбежал кто-то, кругленький, маленький, на тоненьких ножках. Побежал по стенке бойко, будто за делом. И вдруг остановился. Словно ключи забыл, или что. Стоит. Лелька на него смотрит, а он думает.

Пришла нянька, сняла с ноги туфлю, шлепнула по кругленькому:

-- Ишь, павок проклятый. Павка убить -- сорок грехов простится.

А потом Лелька всунул голову в щель и много увидел хорошего. Мотались там пушистые комки пыли, висела черная, прокопченая паутина и бегали, шурша ножками, разные маленькие, пузатенькие и усатенькие.

Лелька покрошил им пряника и привел Бубу, чтоб та удивлялась. Но Буба не удивилась. Она испугалась, засопела носом и заплакала. И Лельке стало страшно. Они убежали, взявшись за руки, и больше никогда в щель не заглядывали. Но уже ничего нельзя было поделать. Печка была открыта, и стоило Лельке заснуть, как из нее вылезала всякая невидаль, нехорошая.

Вообще спать было страшно.

Укладывали рано -- в восемь часов. Заставляли поворачиваться лицом к стене и закрывать глаза. Но Лелька глаз не закрывал.

Нянька долго прибиралась и бубнила себе под нос, вспоминая все дневные обиды.

-- Рады со свету сжить! Ра-ады! В церкву не ходи, лба не перекрести... Статочное ли дело...

Бубнит, бубнит... А по стене бегают тени, зайцы, собаки и разные маленькие, пузатенькие, усатенькие.

Ждут, чтоб заснул, тогда прямо в сон прыгнут.

Потом объявился бакалавр.

Большие за обедом несколько раз повторили это слово. Буба спросила тетку, что это значит. Та ей ответила:

-- Молчи и сиди смирно.

Лелька уже не смел спрашивать, а ночью во сне все объяснилось само собой.

Он вошел в большую пустую комнату, в которой уже несколько раз бывал во сне. Там стоял странный господин с длинным овечьим лицом, симпатичный и немножко сконфуженный. Он держал в руке распоротую подушку и ел из нее перья, выгребая полными горстями. Ясное дело, что это и был бакалавр.

На другой день, когда учительница заставляла повторить фразу: "пчелы питаются медом", Лелька робко сказал: "а бакалавр перьями и пухом".

Учительница посмотрела на него рассеянно и ничего не ответила, а Лелька подумал: "Молчит -- значит правда".

С тех пор бакалавр стал постоянным гостем всех снов. Приходил на тоненьких ножках и угощал перьями. Было вкусно, если есть умеючи, полными горстями. А на Рождестве, когда Лелька заболел, так бакалавр и среди бела дня залезал к нему в кровать и воровал пух из подушки.

Хворал Лелька долго. Бубу к нему не пускали. Отделили его ото всех. Сидела одна нянька и рассказывала свою сказку. Она одну только и знала.

Сказка была очень страшная -- про девочку Путю, которая двадцать лет не росла и говорить не умела. А ночью Путю подкараулили. Встала она из люльки, поднялась огромная, выше потолка, все поела, что в печке было, избу вымела, сделалась опять маленькой и спать легла. Понесла Путю мать в Почаев у угодников отмаливать. Пошла через мосточек, слышит голос: "Путю! Путю! Куда ты идэшь?" Говорил, ясное дело, черт, оттого и выговаривал не по-русски: по-чертовски говорят "идэшь" вместо "идешь". А Путя в ответ громким голосом: "до Поцаева!", да шлеп в воду. Так и сгинула.

Страшно было.

И за печкой затихали. Слушали.

-- До Поцаева! И шлеп в воду...

А на рассвете по стене маячила огромная тень. Это Путя мела избу.

Наконец, выпустили в другие комнаты.

-- Здравствуй, Буба!

Но мать остановила строго:

-- Зачем сестрицу Бубой называешь? Ее зовут Сонечка. Ты теперь уж большой. Нехорошо.

Но Лелька посмотрел на сестрицу и не поверил. У нее были пухлые, отвислые щеки, надутый рот и, словно пальцем притиснутый, задранный нос.

-- А когда она Буба! -- заупрямился он. Так по-старому и осталось.

От болезни Лелька ослаб и стал тихий. Бакалавр тоже запечалился. Приходил хромая и жаловался, что есть нечего.

За печкой тоже произошла история: насыпали сладкого (Буба лизнула) порошку и днем стало тихо. Не шуршали, не шелестели. Нянька вымела гусиным пером дохлых тараканов. Зато по ночам стал кто-то всхлипывать из-за печки, из щелки, и тягучая тоска шла до самой Лелькиной кровати. Он лежал, закрыв глаза, и слушал.

Постом повели в Зоологический сад. Зеленой травки, однако, не было, и Лелька смутно тревожился. Так привык думать, что в Зоологический сад идут по ярко-зеленой полоске, веселой и смешной.

Поехали на извозчике, все вместе. Буба на коленях у матери, он у няньки. Прохожий мальчишка крикнул: "Мала куча!", и Лелька остро обиделся.

"Они, верно, тоже мучаются, -- думал он про мать и няньку, -- только не показывают".

Приехали, долго покупали какие-то билеты и толковали с важным человеком в зеленом поясе, который все знал, что в саду делается, и нарочно, из гордости, принимал равнодушный вид. Пошли.

Прежде всего увидели в клетке белку. Она грызла орех и притворилась, будто не видит гостей.

Лельке подумалось, что неприлично так остановиться и смотреть на чужую белку, и он отвернулся.

Видели за решеткой поганого человека с синим лицом, мохнатого. Он быстро моргал злыми глазами и протягивал узкую, бурую руку.

-- Это человекообразная обезьяна, -- сказала мать. Лельку затошнило.

Из-за большой загородки пахнуло навозом. Там понуро стояли большие горбатые коровы... Им, верно, тоже было худо.

В маленьком квадратном прудочке купался какой-то нечеловек. Он нырял, выставлял из воды круглую усатую голову, мокрую, черную, громко кричал и нырял снова. Плыл под водой.

-- А вот орел -- царь птиц.

Костистая грязная птица в смешных штанах деловито ходила в своей клетке.

-- Вон никак волки! -- показала нянька. Мать схватила детей за руки.

-- Подальше! Еще как-нибудь вырвутся...

Это были самые страшные звери, свои, русские. И нянька засуетилась в коровьем страхе.

-- Отойтить от греха!

Смотрели еще на какую-то гадину, придавленную круглой крышкой, из-под которой торчали только лапки с коготками. Бубе понравилось.

Лелька заскучал, отошел в сторону и увидел в пустой загородке одинокого зверя.

Зверь стоял прямо, сдвинув передние ножки и закинув голову, и смотрел вперед темными печальными глазами. Голова у него была мучительная. К ней сверху приросли две длинные сухие ветки, тяжелые и, казалось, сейчас расколют лоб пополам.

Зверь смотрел в даль, на узкую розовую полоску, отделяющую в сумерки небо от земли. Смотрел, как завороженный, тихо, недвижно, мучительно.

Кругом мокрый, оттаявший снег с черными проплешинами и запах земляной гнили. А он смотрит туда, на розовую полоску.

Лелька задрожал и вскрикнул.

Подошла мать.

-- Олень. Млекопитающее, -- сказала она. -- Пора домой -- ты весь посинел.

Дома Буба стала играть в Зоологический сад и представляла черепаху, ползая по дивану. Лелька не мог играть, сидел один и томился.

На другой день после обеда вынесли маленького в гостиную. Все собрались вокруг, улюлюкали. Лелька подошел тоже и, как все, щелкнул языком и сказал:

-- У-лю-лю!

Приятно чувствовать свое превосходство. Могу, мол, говорить и по-настоящему, да ты не поймешь.

Послали в детскую за погремушкой. Лелька пошел.

В детской было тихо, особенно. Он никогда не видел эту комнату пустой, -- там всегда спал, или кричал, или купался маленький. А теперь тихо.

Форточка была открыта и чуть-чуть постукивала. Тоскливо. Сумерки, как свет тающего снега, томили тоской. Что-то, чего не видно, притаилось здесь где-то и мучается.

-- Олень! -- вспомнил Лелька.

Он почувствовал, что олень здесь. Чувствует, словно видит. Рога длинные, ветвистые, давят и ломят голову, ножки сдвинуты, а глаза тоскуют на розовую полоску печального неба...

Лелька прибежал в гостиную без погремушки и ничего не ответил няньке.

На четвертой неделе поста водили в церковь исповедываться. Лелька ничего не сказал священнику, а вернувшись домой, плакал.

Мать увидела, приласкала мельком.

-- О чем, глупыш, убиваешься?

Он заторопился и, не глядя в глаза, тихо сказал:

-- У меня есть одна тайна!

-- Какая тайна? У детей от родителей не...

-- Я боюсь оленя.

-- Оленя? Что за вздор! Где же здесь олень?

-- Там! -- отвечал Лелька, показывая рукой в гостиную. Он чувствовал, что все равно, куда показывать. -- Там.

-- Какие глупости! -- удивилась мать. -- Как же мог олень залезть на четвертый этаж?

Она отстранила Лельку и встала.

-- Олень четвероногое, млекопитающее.

И, уходя, прибавила:

-- Очень полезное животное.

Лелька худел. Лицо у него стало острое, как у мыши. Сидел в углу и думал об олене. Как он стоит, сдвинув ножки, как сладко ему от муки и от розовой полоски.

Стал сам уходить в детскую, слушал, как хлопает форточка, дышал сумерками талого снега и ждал оленя. Чувствовал его, но видеть не мог.

-- Чего ты такой? -- спрашивали.

-- Ху-удо мне! -- тянул он весь день.

-- Надо желудивым кофеем поить, -- бубнила нянька. -- У Корсаковых всех детей желудивым кофеем поили. Вот и были здоровы.

Три дня перед Пасхой все ходили сердитые. Мыли, чистили, попрекали друг друга, готовили.

В субботу вечером Лелька зашел в кухню. Там злая, красная кухарка поворачивала на плите какой-то кусок, который шипел и плевался.

Лелька юркнул на черную лестницу, подошел к раскрытому окну и взобрался на подоконник.

-- Ах!

Тягучий запах гнилой земли, и белый сумрак, и там вдали розовая полоска, тусклая, но та самая. И та же самая сладкая тоска, как тогда у него, у оленя.

По лестнице поднимался рослый парень в белом переднике, с окороком ветчины на голове. Взглянул на Лельку и вошел в кухню.

-- Самолучшей кухарочке самолучшие подарочки, -- загудел и звякнул его голос, как медная посудина.

-- Прилетела пава! -- затянула кухарка. -- Ни раньше, ни позже, а непременно, когда не нужно!

Лелька встал на колени и перегнулся вниз.

В ушах звенели радостные тихие колокольчики.

-- Какетка! -- звякал парень. -- От самой давно панафидой пахнет! А туда же!

Зазвенели колокольчики, и ласковая печаль протянулась ближе.

-- Олень! Аль-лень! Аль-лень!

-- Это ваш мальчишка на лестнице на окно залез? -- спрашивает парень.

Кухарка выглянула.

-- Чего врешь? Никого тут нету.

-- Ну нету так нету.

-- И не было.

-- Не было так не было.

Кухарка подошла к окну, провела ладонью по подоконнику.

-- Место гладко. Ничего. Ну? Проваливай! Чего стоишь? Лезут тоже... ни раньше, ни позже...

КОММЕНТАРИИ

ИЗ СБОРНИКА "НЕЖИВОЙ ЗВЕРЬ"

Книга "Неживой зверь" была выпущена в Петрограде в 1916 году. Помимо включенных в настоящий том, в составе сборника были также рассказы "Зверь", "Лесная идиллия", "Сказка жизни", "Их дети", "Ваня Щеголек", "Чудесный кисет", "Герой", "Шамаш". Открывало сборник авторское предисловие:

"Я не люблю предисловий.

Пусть читатель остается свободным в своем отношении к читаемой книге, и не дело автора забегать вперед, так или иначе рекомендуя свое произведение.

Я бы и теперь не написала предисловия, если бы не одна печальная история...

Осенью 1914 года напечатала я рассказ "Явдоха". В рассказе очень и грустном, и горьком говорилось об одинокой деревенской старухе, безграмотной и бестолковой и такой беспросветно-темной, что, когда получила она известие о смерти сына, она даже не поняла, в чем дело, и все думала -- пришлет он ей денег или нет.

И вот одна сердитая газета посвятила этому рассказу два фельетона, в которых негодовала на меня за то, что я якобы смеюсь над человеческим горем.

-- Что в этом смешного находит госпожа Тэффи! -- возмущалась газета и, цитируя самые грустные места рассказа, повторяла:

-- И это, по ее мнению, смешно?

-- И это тоже смешно?

Газета, вероятно, была бы очень удивлена, если бы я сказала ей, что не смеялась ни одной минуты.

Но как могла я сказать?

И вот цель этого предисловия -- предупредить читателя: в этой книге много невеселого.

Предупреждаю об этом, чтобы ищущие смеха, найдя здесь слезы -- жемчуг моей души -- обернувшись, не растерзали меня.

Тэффи".

Олень. Бакалавр -- от лат. "baccalaureus" -- первая ученая степень в западноевропейских университетах или российских духовных академиях.

Почаев -- город в Тернопольской области, известный Почаевско-Успенской лаврой -- основанным в XVI в. мужским монастырем.

Оставить комментарий Тэффи (bmn@lib.ru) Год: 1916 Обновлено: 15/05/2013. 14k. Статистика. Рассказ: Проза Неживой зверь (1916)	Скачать FB2 Оценка: *7.005** Ваша оценка: