Теккерей Уильям Мейкпис
Зазубрина на топоре

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
 Ваша оценка:

СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
В. ТЕККЕРЕЯ

ТОМЪ ОДИННАДЦАТЫЙ.

3АМУЖНІЯ ДАМЫ.

Изъ мемуаровъ Д. Фицъ-Будля.

САТИРИЧЕСКІЕ ОЧЕРКИ

ИЗБРАННЫЕ ЭТЮДЫ

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія бр. Пантелеевыхъ. Верейская, No 16
1895.

   

Зазубрина на топорѣ.
Модная повѣстъ.

ЧАСТЬ I.

   -- Въ четвертой книгѣ безсмертной поэмы великаго англійскаго барда Мильтона, передъ ослѣпшими зрачками котораго, безъ сомнѣнія, рѣяли дивныя небесныя видѣнія, Адамъ разсказываетъ Евѣ о лучезарныхъ посѣтителяхъ, витавшихъ вокругъ Эдема.
   "Милліоны существъ безтѣлесныхъ, ходя здѣсь на землѣ, на яву и во снѣ остаются незримы для нашихъ очей".
   -- Нерѣдко, вѣдь,-- продолжалъ нашъ праотецъ,-- доносились къ намъ въ гулкомъ эхѣ холмовъ и рощъ, сквозь полночную тишину, небесные голоса, одиночные, или же пѣвшіе цѣлымъ хоромъ". Послѣ того, какъ наши прародители были за неповиновеніе изгнаны изъ рая, чтобы въ потѣ лица своего добывать хлѣбъ свой и въ болѣзняхъ рождати чада, безплотныя лучезарныя существа сдѣлались невидимыми смертнымъ, но изъ этого вовсе еще не слѣдуетъ, чтобы ихъ не было теперь на землѣ. У васъ самихъ, сударь, виситъ въ комнатѣ портретъ особы, которую вы никогда не видали тѣлесными вашими очами, но къ которой, тѣмъ не менѣе, питаете самую нѣжную симпатію. Портретъ ея написалъ для васъ близкій мой пріятель, сэръ Джошуа Рейнольдсъ. У васъ съ нею существуютъ таинственныя сношенія. Она вамъ улыбается, и сіяющій взоръ ея глазокъ помогаетъ вамъ преодолѣвать дурное настроеніе духа. Невинная ея улыбка, лаская васъ, разгоняетъ мрачныя ваши мысли. Она ведетъ съ вами безмолвныя бесѣды, которыя васъ успокоиваютъ. Вы ее любите и она для васъ живая. Когда вы гасите свѣчу и ложитесь спать, вы ея не видите, но чувствуете, что она вамъ улыбается. Въ безсонныя ночи, разсуждая о лежащихъ на васъ обязанностяхъ, вы мучитесь ожиданіемъ неизбѣжной, каторжной работы, которую приходится выполнять каждый день, и утомленный вашъ мозгъ заранѣе уже испытываетъ ноющую боль, когда вдругъ на мгновеніе вспыхиваетъ въ каминѣ пламя, и вы видите устремленный на васъ ласковый, улыбающійся взоръ вашей красавицы! Даже въ безлунную ночь, при отсутствіи огня въ каминѣ, когда драпировки у вашей постели задернуты и даже когда ваши вѣки сомкнуты сномъ, красавица эта незримо присутствуетъ у васъ въ комнатѣ и улыбается вамъ. Да, любезный другъ, насъ окружаютъ незримыя существа! Не кажется ли вамъ иногда, что близко уже время, когда людямъ будетъ дозволено замѣчать ихъ присутствіе?
   Картина, о которой говорилъ мой пріятель, никогда не бывавшій, впрочемъ, въ моей комнатѣ, дѣйствительно виситъ тамъ. Это очаровательный портретъ молоденькой леди Каролины Монтегю (впослѣдствіи герцогини Бекклейхской). Рейнольдсъ изобразилъ ее, посреди зимняго ландшафта, въ пальто и съ муфтой. Она улыбается на картинѣ такъ дивно прелестно, что могла бы, кажется, очаровать любого людоѣда.
   -- Извините, г-нъ Пинто, если я позволю себѣ маленькое замѣчаніе,-- сказалъ я бесѣдовавшему со мною джентльмену (странно, какъ меня не удивило знаніе съ его стороны, что мнѣ нравится этотъ портретъ!) Вы изволили упомянуть про сэра Джошуа Рейнольдса. Онъ, если не ошибаюсь, скончался въ 1792 году, а между тѣмъ вы называете его близкимъ своимъ пріятелемъ?
   Съ этими словами я пристально взглянулъ на r-на Пинто и въ тоже мгновеніе меня поразила мысль, что въ его увѣреніяхъ не было, собственно говоря, ничего изумительнаго,
   -- Ахъ, Боже мой,-- добавилъ я,-- да вѣдь если хорошенько вникнуть въ обстоятельства дѣла, то, пожалуй, окажется, что вамъ перевалило теперь уже за сотню лѣтъ! Вы производите на меня такое впечатлѣніе, какъ если бы прожили дольше Маѳусаила. Чего добраго, вы считаете свои годы не сотнями, а цѣлыми тысячами лѣтъ? Зубы у васъ фальшивые, одинъ глазъ, несомнѣнно, тоже фальшивый, и я не осмѣлюсь ручаться за неподдѣльность другого глаза.
   Дѣйствительно, если опредѣлять возрастъ человѣка по морщинкамъ или такъ называемымъ вороньимъ лапкамъ около глазъ, то пришлось бы признать г-на Пинто значительно старше Маѳусаила. Бороды у него нѣтъ. На головѣ онъ носитъ громадный парикъ съ блестящими темнорусыми локонами, а брови у него выкрашены въ какой-то зеленовато-желтый цвѣтъ. Странно было слушать сантиментальный разговоръ этой ходячей муміи, особенно же въ диковинной обстановкѣ, которая насъ тогда окружала. Мы находились на квартирѣ г-на Пинто, въ Пастушьемъ подворьѣ, отъ которой такъ и вѣяло самой заплеснѣвшей древностью.
   Пинто утеръ желтымъ шелковымъ фуляромъ страшные свои бѣлые вставные зубы и направилъ на меня стеклянный фальшивый свой глазъ.
   -- Васъ удивляетъ, что я близкій пріятель Рейнольдса?-- сказалъ онъ (уклоняясь отъ непосредственнаго отвѣта на мой вопросъ).-- Да вѣдь всякій, кто только имѣлъ случай познакомиться съ его картинами, неизбѣжно долженъ былъ стать его пріятелемъ. Что подумали бы вы, однако, о вашемъ покорнѣйшемъ слугѣ, если бы я вамъ разсказалъ, что мнѣ случилось многіе десятки разъ посѣщать Рейнольдса въ его мастерской,-- что его сестра Tea заваривала мнѣ чай, а другая сестра -- Тоффи наливала мнѣ кофе? Вы, навѣрное, подумали бы, что я старый обманщикъ (необходимо замѣтить, что г-нъ Пинто говорилъ рѣшительно на всѣхъ языкахъ съ иностраннымъ акцентомъ)? Какого же мнѣнія, спрашивается, будете вы обо мнѣ, если я вамъ разскажу, что былъ лично знакомъ съ Самомъ Джонсономъ, котораго, впрочемъ, недолюбливалъ? Что касается до сэра Джошуа, то онъ былъ у меня въ гостяхъ здѣсь, въ этой самой комнатѣ.
   -- Неужели вы живете на этой квартирѣ болѣе семидесяти лѣтъ?-- освѣдомился я.
   -- Положимъ, что она имѣетъ такой видъ, какъ будто ее не мели и не прибирали въ теченіе всего этого времени! Впрочемъ, я вѣдь не говорилъ вамъ, что живу здѣсь семьдесятъ лѣтъ или долѣе этого, а упомянулъ только, что меня навѣщалъ тутъ сэръ Джошуа Рейнольдсъ.
   -- Когда же именно?-- спросилъ я, бросивъ суровый, укоризненный взоръ на человѣка, начинавшаго производить на меня впечатлѣніе обманщика.
   Онъ отвѣтилъ мнѣ еще болѣе строгимъ, серьезнымъ взглядомъ и, помолчавъ съ минутку, сказалъ:
   -- Сэръ Джошуа Рейнольдсъ былъ здѣсь у меня какъ разъ сегодня утромъ, вмѣстѣ съ Анжеликою Кауфманъ и Оливеромъ Гольдсмитомъ. Онъ все еще очень симпатизируетъ Анжеликѣ, она же по прежнему обращаетъ на него ноль вниманія. Изъ того, что онъ умеръ (я, кстати, ѣхалъ въ четвертой траурной каретѣ на его похоронахъ), надѣюсь, еще не слѣдуетъ, чтобы ему нельзя было возвращаться на землю! Вижу, что вы смѣетесь теперь надо мной, но все-таки позволю себѣ сообщить вамъ, что Рейнольдсъ не разъ сиживалъ на томъ самомъ стулѣ, на которомъ вы теперь сидите. Даже и въ эту минуту здѣсь въ комнатѣ незримо для васъ присутствуютъ нѣсколько духовъ. Извините, но я долженъ переговорить съ однимъ изъ нихъ!
   Онъ поспѣшно обернулся и, словно обращаясь къ кому-то въ самомъ дѣлѣ, принялся быстро говорить на неизвѣстномъ мнѣ языкѣ.
   -- Это по арабски, объяснилъ онъ мнѣ въ слѣдующую затѣмъ минуту. Нарѣчіе, на которомъ я только что говорилъ, признаться, не особенно чистое, такъ какъ мнѣ пришлось выучиться ему въ сѣверной Африкѣ, гдѣ я былъ въ плѣну у мавровъ. Это происходило въ 1609 году и съ тѣхъ поръ, признаться, не только дамскія, но и мужскія моды успѣли уже, отчасти, перемѣниться. А тогда, помнится, одѣвался иначе, чѣмъ теперь. Вы, кажется, сомнѣваетесь въ справедливости моихъ словъ?-- Всмотритесь-ка въ меня хорошенько. Быть можетъ, вы найдете у меня нѣкоторое сходство съ...
   Быть можетъ, нѣкоторые изъ моихъ читателей припоминаютъ документъ, заглавная буква котораго изображала человѣка, несущаго боченокъ и была мною срисована со старой ложки, составляющей теперь мою собственность. Признаюсь, что пристально вглядываясь въ г-на Пинто, я нашелъ въ немъ такое сходство съ фигурой на этой старинной серебряной ложкѣ, что невольно вздрогнулъ отъ изумленія и почувствовалъ себя до крайности неловко.
   -- Ха, ха, ха,-- продолжалъ онъ, смѣясь сквозь фальшивые свои зубы (они были, несомнѣнно, фальшивые, такъ какъ я совершенно явственно могъ различить беззубыя десны, шевелившіяся за накладными челюстями изъ розоваго каучука).-- Какъ видите, я носилъ тогда бороду, а теперь брѣюсь и произвожу на васъ, быть можетъ, впечатлѣніе человѣка глупаго, ну, что твоя ложка! Ха, ха, ха...
   Смѣхъ этотъ не прошелъ ему даромъ. Онъ поперхнулся и принялся кашлять такъ, какъ если бы собирался выкашлять всѣ свои фальшивые зубы, стеклянный глазъ, парикъ и даже всю голову. Чтобы прервать этотъ судорожный припадокъ кашля, онъ перебѣжалъ черезъ комнату, какъ-то странно пристукивая одной ногой и, схвативъ стоявшій на каминѣ пузырекъ съ свѣтлорозовымъ лекарствомъ, откупорилъ этотъ пузырекъ. По всей комнатѣ тотчасъ же распространился странный, острый ароматическій запахъ, и мнѣ показалось, будто надъ пузырькомъ вспыхнуло какое-то сперва свѣтлозеленое, а затѣмъ фіолетовое пламя, но утверждать, что это было и въ дѣйствительности такъ, я не осмѣливаюсь. Характерный стукъ, слышанный мною, когда г-нъ Пинто переходилъ черезъ комнату, тотчасъ же выяснилъ мнѣ, что у страннаго моего хозяина одна нога была деревянная.
   Ковровъ на полу не было, но онъ былъ покрытъ толстымъ слоемъ пыли, на которомъ явственно виднѣлись отпечатки обыкновенной человѣческой ноги въ перемежку съ кружками, очевидно, долженствовавшими представлять собою факсимиле нижней поверхности деревяшки. Признаюсь, что я вздрогнулъ, увидѣвъ этотъ отпечатокъ и, втайнѣ обрадовался, что онъ не смахивалъ на раздвоенное копыто.
   Въ злополучной, до нельзя запущенной комнатѣ, куда меня пригласилъ г-нъ Пинто, стояли три стула, да, и то у одного изъ нихъ прорвано было сидѣнье. Кромѣ этихъ стульевъ и маленькаго столика, на которомъ можно было бы съ грѣхомъ пополамъ установить подносъ для завтрака, вовсе не было мебели. Въ слѣдующей затѣмъ комнатѣ, дверь которой была отперта, я видѣлъ великолѣпный золотой мужской нессесеръ. Рядомъ съ нимъ лежали на столѣ драгоцѣнныя брилліантовыя и рубиновыя запонки. Кромѣ того, тамъ стоялъ большой комодъ и платяной шкафъ. Припоминая себѣ роскошь, окружавшую г-на Пинто въ Баденъ-Баденѣ, гдѣ я впервые съ нимъ встрѣтился, я изумился бѣдности лондонской его обстановки.
   -- Вы, кажется, всюду обзаводитесь собственной квартирой, г-нъ Пинто?-- спросилъ я.
   -- Дѣйствительно, у меня имѣются квартиры во многихъ городахъ. Уѣзжая, я запираю ихъ на замокъ. Я, знаете-ли, не люблю таскать съ собою много вещей и предпочитаю путешествовать налегкѣ.
   Мнѣ вспомнилось тогда, что въ его баденъ-баденской роскошной квартирѣ не было кровати и я спросилъ:
   -- Что же у васъ тамъ, назади, спальня?
   -- Нѣтъ, спальня моя здѣсь.
   Онъ произнесъ эти слова съ оттѣнкомъ выговора, отчасти напоминавшимъ нѣмца. Позволительно-ли было заключить отсюда о дѣйствительной его національности?
   -- Если вы спите на этихъ двухъ старыхъ стульяхъ, то они наврядѣли могутъ служить для васъ особенно покойнымъ ложемъ. На полу спать тоже неудобно. Тамъ слишкомъ уже много пыли!
   -- Что же мѣшаетъ мнѣ спать, напримѣръ, хоть тамъ?-- сказалъ мнѣ странный хозяинъ, указывая прямо на потолокъ.
   Я рѣшилъ, что онъ или умопомѣшанный, или же надо мной подшучиваетъ.
   -- Знаю, что вы мнѣ не вѣрите,-- продолжалъ Пинто.-- Поймите, однако, что у меня нѣтъ ни малѣйшаго основанія васъ обманывать. Я имѣю въ виду предложить вамъ коммерческую сдѣлку и съ этой именно цѣлью пригласилъ васъ сюда, обѣщавъ дать вамъ ключъ отъ тайны двухъ мальчиковъ въ траурѣ, съ которыми вы встрѣтились въ Баденъ-Баденѣ. Васъ это заинтриговало, и вы зашли меня навѣстить. Если бы я сразу обратился къ вамъ съ моимъ предложеніемъ, оно вызвало бы у васъ полнѣйшее ко мнѣ недовѣріе. Впрочемъ, и теперь не дурно было бы, пожалуй, какъ-нибудь попытаться васъ убѣдить. А? Что вы на это скажете? Съ этими словами онъ сдѣлалъ руками по направленію ко мнѣ два или три пасса, устремивъ вмѣстѣ съ тѣмъ на меня какой-то странный, своеобразно пристальный взглядъ.
   Что именно произошло затѣмъ, я въ точности сказать не могу. Мнѣ показалось, будто изъ его настоящаго глаза сверкнулъ лучъ пламени, проникшій мнѣ прямо въ мозгъ, тогда какъ за стекляннымъ его глазомъ свѣтился зеленоватый огонекъ, словно отъ поставленной за нимъ зажженой свѣчи. Мнѣ чудилось также, будто изъ оконечностей длинныхъ его пальцевъ брызнули два мерцающихъ огонька, которые пронизали меня насквозь и заставши противъ воли опуститься какъ разъ на стулъ съ проломленнымъ сидѣньемъ. Я увязъ въ немъ такъ крѣпко, что потомъ, когда это странное очарованіе раз сѣялось, съ трудомъ лишь высвободился оттуда. Пока длилось у меня упомянутое странное состояніе, я не могъ шелохнуться ни однимъ членомъ и сидѣлъ, словно вправленный въ стулъ, причемъ мнѣ казалось, будто мой хозяинъ поднялся какъ мыльный пузырь къ потолку и улегся тамъ, какъ на диванѣ, скрестивъ на груди руки и вытянувъ, ноги. Когда я пришелъ въ себя, онъ уже спустился съ потолка и, вытаскивая меня изъ стула съ прорваннымъ сидѣньемъ, говорилъ довольно добродушнымъ тономъ:
   -- Ничего, это у васъ пройдетъ. Запахъ моего лекарства съ непривычки причиняетъ иной разъ головокруженіе и кажется, что вамъ сдѣлалось тоже немножко дурно. Выйдемте-ка поскорѣе на свѣжій воздухъ.
   Мы спустились съ лѣстницы и вышли на дворъ, гдѣ лучи заходящаго солнца играли на статуѣ Пастуха. На ступенькахъ пьедестала означенной статуи ужинали прачки. Нѣсколько носильщиковъ, опершись на рѣшетку, любовались этимъ зрѣлищемъ. Юные канцелярскіе служители забавлялись тутъ же по сосѣдству невинной игрою въ городки.
   Это мирное зрѣлище доставило мнѣ невообразимое утѣшеніе.
   -- Вы говорили, что собираетесь обѣдать въ ресторанѣ Грейскаго подворья?-- неожиданно объявилъ Пинто.
   У меня дѣйствительно имѣлось такое намѣреніе. Я частенько таки обѣдаю въ этомъ ресторанѣ, гдѣ всегда держатъ превосходное вино, но смѣю увѣрить, что вовсе не говорилъ объ этомъ г-ну Пинго. При всемъ томъ заявленіе его нисколько меня не удивило. Во снѣ ничему, вѣдь, не удивляются, а я чувствовалъ себя какъ будто во снѣ. Впрочемъ, говорятъ, что и самая жизнь просто напросто сонъ. Слѣдуетъ-ли признавать сновидѣнья реальными фактами и не является-ли состояніе, называемое нами сномъ, въ дѣйствительности бодрствованіемъ? Я не берусь рѣшать такіе серьезные вопросы и признаюсь, что у меня отъ нихъ голова идетъ кругомъ. Я прочелъ въ послѣднихъ нумерахъ журнала "Сотhill Magazine" "Женщину въ бѣломъ", "Странную повѣсть" и еще болѣе странный разсказъ "Изумительнѣй всякаго вымысла", дѣйствительность котораго подтверждалась тремя свидѣтелями, заслуживающими всяческаго довѣрія. Мнѣ случалось получать письма съ того свѣта не только отъ умершихъ, но даже отъ особъ, никогда небывавшихъ въ живыхъ. Признаюсь, что у меня самого не имѣется на этотъ счетъ сколько-нибудь явственныхъ понятій и представленій. Отказываясь, поэтому, отъ попытокъ углубляться въ сущность упомянутыхъ тайнъ, буду продолжать мое правдивое и безыскусственное повѣствованіе.
   Мы благополучно прошли изъ Пастушьяго подворья въ Гольборнъ, причемъ остановились поглазѣть немножко на вудгетскую лавку старинныхъ вещей и разныхъ достопримѣчательностей. Я не могу хладнокровно пройти мимо этой лавки и каждый разъ непремѣнно останавливаюсь поглядѣть на выставленныя тамъ въ окнѣ вещицы. Кажется, что если бы я былъ осужденъ на смерть и ѣхалъ въ позорной колесницѣ на висѣлицу, то попросилъ бы остановиться передъ этимъ магазиномъ и дать мнѣ взглянуть еще разъ на тамошнюю восхитительную коллекцію всякой всячины. Миновавъ Вудгетъ, мы дошли до маленькой антикварской лавочки Геля, за No 47, куда я имѣю привычку тоже частенько заглядывать.
   Хозяинъ лавочки стоялъ какъ разъ у дверей и мы обмѣнялись съ нимъ поклонами.
   -- Угодно вамъ будетъ, г-нъ Пинто, взглянуть на замѣчательнѣйшую рѣдкость въ этой лавкѣ рѣдкостей?-- сказалъ я ему,-- Войдите тогда въ комнатку, что за магазиномъ.
   Въ этой маленькой комнаткѣ, служащей самому хозяину гостиною, висятъ китайскіе гонги, красуются въ отличныхъ поставцахъ цѣлые приборы изъ стариннаго саксонскаго и севрскаго фарфора. Тамъ вы найдете вещицы Фюрстенберга, Карла Теодора, Ворчестера, Аметеля, Нэнкина и т. п. Въ углу стоитъ, какъ бы вы думали, что? Настоящая гильотина! Если вы не вѣрите, зайдите сами къ Гелю, въ Верхне-Гольборнскую улицу, въ домъ No 47, и посмотрите. Это изящное легонькое приспособленіе, несравненно болѣе тонкой конструкціи, чѣмъ употребляемыя теперь, имѣетъ всего лишь 9 фут. въ вышину и производитъ впечатлѣніе довольно изящной мебели. Гильотинка эта снабжена крючкомъ, на который дѣйствуетъ шнуръ при спускѣ рокового топора. Въ выемкѣ, предназначенной для шеи паціента, вы увидите и самый топоръ, совершенно заржавленный,-- съ большою зазубриной въ лезвіи.
   Взглянувъ на эту изящную гильотину, г-нъ Пинто слегка вздрогнулъ и на мгновеніе какъ будто остолбенѣлъ. Хозяина лавки не было въ комнатѣ. Его, какъ разъ вызвалъ оттуда джентльменъ, предлагавшій 3 фун. стерлинговъ и 14 1/2 шиллинговъ за голубого севрскаго пастушка. Нѣсколько оправившись, г-нъ Пинто устремилъ пристальный взоръ на старинный садовый стулъ съ фарфоровыми медальонами, и мнѣ показалось (не смѣю ручаться за точность моихъ воспріятій, быть можетъ, меня одурманилъ этотъ проклятый розовый элексиръ, или же я находился тогда въ состояніи сомнамбулизма; кто знаетъ, пожалуй, я еще и теперь состою подъ вліяніемъ этого изумительнѣйшаго изъ всѣхъ видѣнныхъ мною медіумовъ)...-- мнѣ показалось, что Пинто, обратившись съ какой-то мертвенной, страшной усмѣшкой, къ фарфоровому стулу, сказалъ:
   -- Пожалуйста не трудись глядѣть на меня такъ укоризненно. Ты не можешь вѣдь сказать, что это дѣло моихъ рукъ!
   На этотъ разъ я могъ съ достовѣрностью уже опредѣлить по выговору, что г-нъ Пинто нѣмецъ. Взглянувъ, въ свою очередь, на фарфоровый стулъ, я увидѣлъ сперва въ туманѣ, а затѣмъ съ ужасающей отчетливостью, сидящаго на этомъ стулѣ духа,-- безплотную форму въ образѣ обезглавленнаго человѣка. Онъ держалъ на колѣняхъ свою голову, на лицѣ которой, обращенномъ къ намъ, словно застыло выраженіе какого-то болѣзненнаго изумленія.
   Въ это мгновенье вернулся въ комнату за магазиномъ хозяинъ лавки, чтобы показать своему покупателю блюдо стариннаго дельфтскаго фарфора. Онъ, очевидно, не видалъ, но мы съ Пинто видѣли, какъ обезглавленный духъ всталъ съ фарфороваго стула, грустно покачалъ головой, которую держалъ въ рукѣ и которая не спускала съ насъ глазъ, и затѣмъ безслѣдно исчезъ позади гильотины.
   -- Ну-съ, сударь, пойдемте въ Грейскій ресторанъ, и я разскажу вамъ такъ и быть, отчего на топорѣ этой гильотины произошла зазубрина, которую вы, какъ мнѣ извѣстно, изволили замѣтить,-- объявилъ Пинто.
   Мы отправились съ нимъ туда по Гольборнской улицѣ. Стрѣлки моихъ часовъ показывали приблизительно тридцать семь минутъ седьмого...
   Если читателю что-либо въ вышеизложенномъ покажется изумительнымъ, то смѣю ему обѣщать, что въ слѣдующей главѣ этого маленькаго разсказа онъ встрѣтитъ еще болѣе основательные поводы къ удивленію.
   

ЧАСТЬ II.

   -- Надѣюсь, вы меня извините,-- сказалъ я своему спутнику,-- если я позволю себѣ замѣтить, что, обращаясь къ призраку джентльмена сидѣвшаго на фарфоровомъ стулѣ съ собственной головой на колѣняхъ, вы обнаружили къ нему не совсѣмъ дружественныя чувства. По крайней мѣрѣ, на вашемъ лицѣ, обыкновенно выражающемъ такую доброжелательность (признаюсь, что это быль совершенно незаслуженный комплиментъ, такъ какъ, между нами будь сказано, мистеръ Пинто обладалъ наружностью, какъ нельзя болѣе зловѣщей и непривлекательной на видъ), можно было подмѣтить оттѣнокъ свирѣпой злобы, искажавшей обычный его миловидный характеръ. Вы усмѣхались этому призраку точь въ точь такимъ же образомъ, какъ усмѣхались мнѣ въ то время, какъ изволили подняться къ потолку... то есть, когда я въ припадкѣ головокруженія воображалъ, будто вы это дѣлаете.
   Необходимо замѣтить, что въ разговорѣ съ этимъ страннымъ человѣкомъ я тщательно взвѣшивалъ свои слова. Я трепеталъ при мысли о возможности обидѣть его какимъ-нибудь неловкимъ намекомъ и сознавалъ, что онъ можетъ въ такомъ случаѣ жестоко мнѣ отмстить. Раза два приходило мнѣ на мысль броситься въ первыя попавшіяся извозчичьи дрожки и бѣжать,-- скрыться въ магазинѣ патентованной ваксы гг. Дея и Мартини, или же просить защиты и покровительства у городового, но блюстители порядка блистали, по обыкновенію, своимъ отсутствіемъ, а предположенныя мною попытки къ бѣгству оказывались неосуществимыми. Дѣло въ томъ, что я чувствовалъ себя рабомъ могучаго медіума и шелъ за нимъ слѣдомъ, какъ собака. Я былъ не на привязи, но сознавалъ, что иду не по своей волѣ, а подчиняясь внѣшнему импульсу, о сопротивленіи которому не могло быть и рѣчи. Стараясь скрыть отъ Пинто душевное мое состояніе, я притворялся, будто веду съ нимъ пріятельскую бесѣду и отношусь къ нему съ наивнѣйшимъ довѣріемъ. Припоминаю, что, въ бытность мою рябцомъ въ школѣ, я совершенно такимъ же образомъ льстилъ и улыбался здоровенному верзилѣ изъ старшаго класса, пользовавшемуся традиціоннымъ правомъ сокрушать мнѣ ребра по собственному благоусмотрѣнію. Этимъ объясняется, между прочимъ, и комплиментъ, отпущенный мною г-ну Пинто насчетъ миловидности его физіономіи.
   -- Да, я знаю, что обыкновенно произвожу своей наружностью очень благопріятное впечатлѣніе,-- подтвердилъ Пинто, бросая на проходившую мимо парочку такой взглядъ, что съ дамой чуть не сдѣлалось дурно, а кавалеръ невольно перекрестился и прибавилъ шага. Ребенокъ, бывшій на рукахъ у няньки, до такой степени раскричался при взглядѣ на г-на Пинто, что съ нимъ приключился родимчикъ.
   -- Oh, oui, che suis très choli garèon, bien peau, cerdainement!-- продолжалъ мой спутникъ.-- Тѣмъ не менѣе вы совершенно правы, другъ мой. Этотъ... этотъ призракъ наврядъ-ли остался доволенъ свиданіемъ со мною. Я не обнаружилъ по отношенію къ нему обычной моей любезности и доброжелательства. Впрочемъ, онъ виноватъ во всемъ самъ. Это такой негодяй, хуже котораго наврядъ-ли отыщется здѣсь на земномъ шарѣ. Дѣло въ томъ, видите-ли, что я его ненавижу. Я ненавидѣлъ его живого и теперь ненавижу мертваго; онъ былъ ненавистенъ мнѣ въ человѣческомъ образѣ и остался ненавистнымъ въ образѣ духа. Онъ знаетъ это и трепещетъ передо мною. Если я встрѣчусь съ нимъ черезъ двадцать тысячъ лѣтъ отъ сего числа (а подобный фактъ самъ по себѣ не могъ бы представить ничего изумительнаго), то я, вѣроятно, буду и тогда ненавидѣть его по прежнему. Замѣтили вы его костюмъ?
   -- Онъ былъ въ полосатыхъ чулкахъ и черныхъ атласныхъ брюкахъ, бѣломъ пикейномъ жилетѣ и сѣромъ сюртукѣ съ большими металлическими пуговицами. Волосы у него напудренные и очевидно были заплетены въ косичку, но...
   -- Но эта косичка отрублена! Ха, ха, ха!-- расхохотался Пинто до того пронзительно, что полицейскій сержантъ, мимо котораго мы какъ разъ тогда проходили, вздрогнулъ и окинулъ насъ пристальнымъ взглядомъ -- Да,-- продолжалъ медіумъ,-- косичка эта отстрижена, тѣмъ самымъ ударомъ, который снялъ голову съ плечъ негодяю. Ха, ха, ха!-- Обведя когтемъ указательнаго пальца вокругъ своей собственной желтой, какъ лимонъ, шеи, онъ смѣялся съ выраженіемъ самаго свирѣпаго злобнаго торжества.-- Смѣю васъ увѣрить, что этотъ молодчикъ изумился, найдя свою голову въ корзинкѣ. Ха, ха, ха!.. Проходитъ-ли у васъ когда-нибудь ненависть къ человѣку, котораго вы ненавидите?-- спросилъ онъ меня, причемъ его стеклянный глазъ вспыхнулъ словно отраженіемъ адскаго огня.-- Можете-ли вы разлюбить, разъ что уже полюбили? Для меня лично это немыслимо,-- да, немыслимо,-- повторилъ онъ и на его собственномъ глазѣ выступили крупныя слезы.-- Однако, мы пришли уже въ ресторанъ Грейскаго Подворья!-- Джемсъ, чѣмъ вы сегодня насъ накормите?
   Ловкій и почтительный половой Грейскаго ресторана принесъ намъ обѣденную карту. Я съ своей стороны выбралъ кусокъ отварной свинины съ гороховымъ пуддингомъ. Мой спутникъ изъявилъ готовность удовлетвориться этимъ выборомъ, утверждая, что не придаетъ ни малѣйшаго значенія, тѣмъ или другимъ яствамъ и напиткамъ. Мнѣ казалось, что онъ едва дотрогивался до гороховаго пуддинга, а свинины вовсе не ѣлъ. Вообще онъ ѣлъ очень мало, но зато пилъ весьма много вина. Слѣдуетъ замѣтить, что портвейнъ моего пріятеля Гарта очень недуренъ, а потому я и самъ выпилъ, если не ошибаюсь, три... да, вѣроятно, три стакана. Онъ, т. е. эта старая бестія Пинто, мучился, повидимому, неутолимою жаждой, такъ что намъ потребовалась почти немедленно же вторая бутылка, а, покончивъ ее, онъ спросилъ себѣ третью. Когда Пинто пилъ, на его желтыхъ щекахъ показывался легкій румянецъ. Поглядывая на бутылку, онъ какъ-то странно ей подмигивалъ. Помолчавъ нѣсколько времени, онъ словно въ раздумьи сказалъ:
   -- Сколько воды, подумаешь, съ тѣхъ поръ утекло, а, вѣдь, я помню также хорошо, какъ если бы это случилось вчера, времена, когда портвейна здѣсь вовсе еще не пили, хотя сама королева очень его любила. Гарлей былъ тоже до него охотникомъ, но Болингброкъ предпочиталъ итальянскія вина и шампанское. Докторъ Свифтъ разбавлялъ вино водою.-- Джонъ!-- такъ, однажды сказалъ я ему... Но, впрочемъ, что же тутъ мудрствовать! Другія времена, другіе нравы. Подайте еще бутылочку, Джемсъ!
   Все это казалось мнѣ очень подозрительнымъ, а потому я сказалъ:
   -- Вамъ, милостивѣйшій государь, быть можетъ и приличествуетъ угощаться портвейномъ двадцатаго года по десяти рублей за бутылку, но я не могу позволить себѣ подобной роскоши. У меня въ карманѣ всего лишь тридцать четыре съ половиною шиллинга, изъ которыхъ я намѣренъ дать шиллингъ половому и заплатить полтора шиллинга извозчику. Такіе богатые иностранцы и щеголи, какъ ваша милость, разумѣется, могутъ сорить деньгами (Я подпустилъ ему тутъ шпильку не въ бровь, а прямо въ глазъ, потому что онъ былъ одѣтъ не лучше тряпичника), но человѣкъ, обремененный семействомъ, милостивѣйшій государь, какъ бишь ваша фамилія?-- не можетъ тратить по тридцати или сорока рублей на одни вина къ своему обѣду.
   -- Что за вздоръ вы говорите!-- возразилъ Пинто.-- Господинъ, какъ бишь его фамилія? заплатитъ за все. Выражаясь опредѣленнѣе, я, сударь, заплачу за обѣдъ, если ваше состояніе не позволяетъ вамъ входить въ такіе расходы.
   На его губахъ мелькнула опять та же самая непріятная усмѣшка, которая показалась мнѣ еще болѣе обидной, когда онъ приложилъ къ своему носу неотличавшійся особенной чистотой указательный пялецъ, заканчивавшійся когтеподобнымъ, крючковатымъ ногтемъ. Впрочемъ, я не боялся уже теперь до такой степени, какъ прежде, этого страннаго человѣка. Мы были въ публичномъ мѣстѣ и къ тому же выпитые мною три стакана портвейна придавали мнѣ бодрости.
   -- Какая у васъ хорошенькая табакерка!-- замѣтилъ мнѣ Пинто, когда я угостилъ его понюшкою табака.
   Табакерки теперь не въ модѣ, но у меня сохранилась привычка носить всегда при себѣ хорошенькую золотую старинную табакерку, которой я дорожу главнымъ образомъ по воспоминаніямъ о давно умершей уже прабабушкѣ. Когда я былъ ребенкомъ, она слыла уже дряхлой старушкой и очень меня любила.
   -- Да, это хорошенькая табакерка,-- продолжалъ мой собесѣдникъ.-- Припоминаю себѣ время, когда многія, или, лучше сказать, всѣ дѣвицы и дамы носили при себѣ непремѣнно табакерку и бонбоньерку. Скажите на милость, встрѣтите-ли вы теперь въ обществѣ сколько-нибудь интересную особу прекраснаго пола съ табакеркой? Могу представить себѣ, какъ удивились бы вы теперь, если бы какая-нибудь красавица на великосвѣтскомъ балу вздумала угостить васъ понюшкой табака? А между тѣмъ я какъ нельзя лучше помню очаровательнѣйшую особу, какъ разъ съ такою самою табакеркой,-- въ изящной высокой прическѣ, въ панье, какъ мы называли тогда, съ черепаховой тросточкой и въ прелестнѣйшихъ маленькихъ башмачкахъ на высокихъ каблукахъ. Какое дивное, подумаешь, было тогда время! Ахъ, Элиза, Элиза, я созерцаю теперь тебя умственными моими очами. Помнишь, Элиза, какъ мы прогуливались съ тобою въ Бунгеѣ на берегахъ Вовенейскаго ручья? Скажи, развѣ я не любилъ тебя тогда? Вѣдь мы гуляли тогда другъ съ другомъ! Я вижу тебя, милая, и теперь!
   Это становилось уже до невозможности страннымъ. Моя прабабушка, почтенное имя которой незачѣмъ приводить здѣсь полностью, дѣйствительно жила въ Бунгеѣ, гдѣ и погребена въ церкви св. Маріи. Она дѣйствительно гуляла съ черепаховой тросточкой и носила миніатюрные черные бархатные сапожки съ изящнѣйшими въ мірѣ высокими каблуками.
   -- Неужели вы были знакомы съ моей прабабушкой?-- спросилъ я прерывающимся отъ волненія голосомъ.
   Вмѣсто отвѣта онъ засучилъ, въ свою очередь, рукава своего сюртука и рубашки и спросилъ:
   -- Это вѣдь ея имя?
   На пожелтѣвшей кожѣ его руки вырѣзано было четкими красными буквами имя "Элиза".
   -- Вы знали ее уже старухой,-- сказалъ Пинто, угадывавшій съ изумительной точностью мои мысли,-- я же зналъ ее молодой и очаровательной дѣвушкой. Я танцовалъ съ нею на придворномъ балу. Такъ вѣдь, милѣйшая, моя дорогая миссъ N...?
   Я не на шутку перепугался, услышавъ, что онъ назвалъ дѣвическую Фамилію моей прабабушки. По выходѣ замужъ она приняла фамилію Z...
   -- Она вышла замужъ за вашего прадѣда въ тотъ самый годъ, когда Поссейдонъ взялъ первый призъ на Нью-Маркэтскихъ скачкахъ,-- сухо замѣтилъ г-нъ Пинто.
   Праведный Боже! Я припоминаю, что на крышкѣ стариннаго обитаго шагренемъ ящика для серебряныхъ ложекъ и ножей красовался писанный Стуббсомъ портретъ именно этой самой лошади. Портретъ моего дѣда въ красной курткѣ съ свѣтлорусыми волосами, ниспадавшими на плечи, висѣлъ надъ каминомъ въ гостиной прабабушки, а портретъ Поссейдона помѣщался въ шкафу, служившемъ вмѣстѣ съ тѣмъ и буфетомъ. Мнѣ было извѣстно, что Поссейдонъ взялъ первый призъ на Нью-Маркетскихъ скачкахъ въ 1783 году.
   -- Вы правы, именно въ этомъ самомъ году. Я танцовалъ съ нею менуэтъ въ Бюри въ томъ самомъ году, какъ разъ передъ тѣмъ... Однимъ словомъ, на другой день послѣ того я лишился ноги. Я поссорился съ вашимъ прадѣдомъ... Однако же, нечего сказать! Легка на поминѣ.
   Какъ разъ въ это самое мгновенье отчетливо раздались три легкіе удара по столу,-- среднему столу въ ресторанѣ Грейскаго Подворья,-- какъ разъподъ бюстомъ покойнаго герцога Веллингтона.
   -- Я выстрѣлилъ умышленно на воздухъ,-- продолжалъ Пинто.-- Такъ вѣдь я говорю?
   Столъ подтвердилъ его слова отчетливымъ стукомъ, раздавшимся три раза.
   -- Вашъ прадѣдъ подстрѣлилъ меня въ ногу и три мѣсяца спустя женился на Элизѣ. Капитанъ Броунъ,-- говорилъ я,-- развѣ можно было видѣть миссъ Смизсъ и не влюбиться въ нее? Она теперь здѣсь! Навѣрное здѣсь!
   Столъ трижды стучитъ: тукъ, тукъ, тукъ...
   -- Да, моя первая любовь...
   Столъ прервалъ его, дважды простучавъ: тукъ, тукъ, что, какъ всѣмъ и каждому извѣстно, означаетъ категорическое отрицаніе.
   -- И въ самомъ дѣлѣ я ошибся! Она не была моей первой любовью,-- объяснилъ Пинто, старческое лицо котораго покрылось слабымъ румянцемъ.-- Въ Герман... у меня на родинѣ я былъ влюбленъ передъ тѣмъ въ молоденькую дѣвушку.
   -- Тукъ, тукъ, тукъ...-- проворно подтвердилъ столь тройнымъ ударомъ и когда старикъ дабавилъ: Я любилъ тебя, Элиза, больше всего на свѣтѣ,-- столъ энергически подтвердилъ справедливость этого заявленія.
   Клянусь честью, что я ничего не выдумываю. На столѣ передъ нами стоялъ хрустальный графинъ съ портвейномъ. Этотъ графинъ поднялся и, послѣдовательно нагибаясь надъ нашими стаканами, наполнилъ ихъ благороднымъ напиткомъ. Призываю хозяина ресторана достопочтеннаго мистера Гарта, равно какъ ловкаго и услужливаго полового Джемса въ свидѣтели полнѣйшей справедливости этого заявленія. Выпивъ еще и этотъ стаканъ, я ни мало уже не сомнѣвался въ присутствіи тутъ же моей прабабушки и обратился къ ней съ вопросомъ:-- Милѣйшая прабабушка, можно намъ распить еще графинчикъ?-- но столъ, дважды стукнувъ:-- тукъ, тукъ,-- отвѣтилъ категорическимъ: "нѣтъ".
   -- Теперь вы, вѣроятно, понимаете, милостивѣйшій государь, почму именно я вами интересуюсь,-- объявилъ Пинто, на котораго большое количество выпитаго вина производило, повидимому, извѣстное дѣйствіе,-- Мнѣ дорого воспоминаніе объ Элизѣ... (разумѣется, я не стану приводить фамилію моей прабабушки). Я зналъ, что принадлежавшая ей табакерка у васъ и готовъ заплатить вамъ сколько угодно за эту вещицу. Назовите дюбуіо цѣну, и я вамъ уплачу ее немедленно.
   -- Да, вѣдь, отправляясь сюда, вы же сами говорили, что у васъ нѣтъ съ собою ни гроша въ карманѣ!
   -- Пожалуйста не смущайтесь этимъ. Назначьте за табакерку пятьдесятъ, сто, или хотя бы даже тысячу фунтовъ, для меня это будетъ рѣшительно все едино!
   -- Къ чему же я стану спрашивать съ васъ такую несообразную цѣну? Золота въ табакеркѣ не больше, какъ на девять гиней, а за фасонъ больше шести гиней тоже нельзя положить,-- объявилъ я.
   -- А я все-таки заплачу вамъ за нее тысячу гиней! Ровнехонько тысячу пятьдесятъ фунтовъ стерлинговъ!-- вскричалъ онъ, опускаясь на стулъ... нѣтъ, впрочемъ, не на стулъ, а на скамью, такъ какъ сидѣлъ прислонившись спиною къ перегородкѣ одного изъ отдѣльныхъ кабинетовъ Грейскаго ресторана. Надѣюсь, что Джемсъ можетъ подтвердить это обстоятельство.
   -- Не настаивайте на вашемъ предложеніи,-- замѣтилъ я довольно нерѣшительнымъ тономъ, такъ какъ отчасти сомнѣвался въ томъ, что совершавшееся со мной происходило дѣйствительно на яву.-- Если вы серьезно предлагаете мнѣ тысячу гиней за эту табакерку, я долженъ буду взять отъ васъ эти деньги. Пусть, впрочемъ, милѣйшая пробабушка рѣшитъ сама, слѣдуетъ-ли мнѣ ихъ взять, или нѣтъ?
   Столъ совершенно явственно далъ утвердительный отвѣтъ. Г-нъ Пинто схватилъ своими крючковатыми когтями табакерку, окунулъ въ нее свой ястребиный носъ и втянулъ въ себя почти все количество содержавшагося въ ней табаку, пропитаннаго благовонными ароматами, рецептъ которыхъ сохранился отъ покойной прабабушки.
   -- Погоди минутку, старая гарпія!-- воскликнулъ я, придя почти въ состояніе невмѣняемости и позволяя себѣ совершенно фамильярно обращаться съ медіумомъ,-- Прежде чѣмъ брать товаръ, потрудитесь уплатить за него деньги. Если при васъ нѣтъ звонкой монеты, извольте уплатить мнѣ векселемъ, или чекомъ.
   -- Джемсъ, вексельной бумаги и марку.
   -- Все это прекрасно, сударь, но я не имѣю чести васъ знать и досихъ поръ съ вами почти не видался. Я попрошу васъ поэтому передать мнѣ обратно табакерку, или же выдать взамѣнъ ея чекъ за какою-нибудь извѣстной подписью.
   -- За чьей, напримѣръ? Ха, ха, ха, ха!.. Это будетъ превосходно!
   Въ комнатѣ было какъ разъ очень темно. Всѣ половые ушли ужинать и, кромѣ насъ съ Пинто, въ столовой находились всего только два джентльмена, дремавшіе въ особыхъ своихъ помѣщеніяхъ. Тѣмъ явственнѣе могъ я разглядѣть лучезарно сіявшую руку, которая трепетно опускалась съ потолка къ нашему столу. Это была очень хорошенькая сіяющая рука, на указательномъ пальцѣ которой красовался перстень съ графскою короной надъ гербомъ, изображавшимъ червоннаго льва въ золотомъ полѣ. Я видѣлъ, какъ эта рука, взявъ перо, окунула его въ чернила и написала на бланковомъ листкѣ текстъ векселя. Затѣмъ, приложивъ гербовую марку къ векселю, она сдѣлала сверхъ марки надпись, перенеслась по другую сторону стола, обмѣнялась рукопожатіемъ съ Пинто и, сдѣлавъ ему прощальный жестъ, исчезла опять гдѣ-то на потолкѣ.
   Передо мною лежалъ вексель, чернила на которомъ не успѣли еще засохнуть. Тутъ же было перо, писавшее этотъ вексель. Если кто-нибудь сомнѣвается, я могу показать ему это перо, такъ какъ оно находится теперь у меня. На первый взглядъ оно не представляетъ ничего необыкновеннаго. Это ручка простого кедроваго дерева, въ которую вставлено стальное перо французскаго образца. Я держу его теперь на своемъ письменномъ столѣ, гдѣ, какъ уже упомянуто, каждый желающій можетъ его видѣть. Чекъ (это былъ чекъ, а не вексель) оказался написаннымъ женскимъ почеркомъ. Въ немъ значилось: "Лондонъ, полночь, 31 марта 1862 года. Уплатите подателю сего тысячу пятьдесятъ фунтовъ стерлинговъ. Рашель Сидонія. Гг. Сидонія Поццо-Санто и К° въ Лондонѣ".
   -- Благороднѣйшая и лучшая изъ женщинъ,-- замѣтилъ Пинто, цѣлуя съ величайшемъ почтеніемъ подпись на чекѣ.-- Надѣюсь, милѣйшій мой "Обозрѣватель", вы не имѣете ничего возразить противъ этой подписи?
   Дѣйствительно, банкирская фирма Сидонія, Поццо-Санто и Ко, считается одной изъ богатѣйшихъ въ Европѣ. Графиня Рашель стояла во главѣ этой фирмы, ворочавшей сотнями и тысячами милліоновъ. Единственное возраженіе, которое можно было бы представить противъ подписи, заключалось въ томъ, что графиня Рашель умерла въ октябрѣ прошлаго года.
   Указавъ на это обстоятельство, я съ усмѣшкой передалъ ея чекъ г-ну Пинто.
   -- Какъ вамъ угодно!-- объявилъ онъ не безъ нѣкотораго раздраженія.-- Можете брать или не брать, это ваше дѣло. Я давно уже знаю, что литераторы народъ взбалмошный и крайне неблагоразумный, но все-таки, признаюсь, не ожидалъ, что вы окажетесь такимъ олухомъ Эта табакерка не стоитъ и двадцати фунтовъ, а я предлагаю вамъ за нее тысячу, зная, что вы нуждаетесь въ деньгахъ для уплаты университетскихъ долговъ вашего шалопая Тома. (Не понимаю, право, откуда могъ онъ почеркнуть такія точныя свѣдѣнія о моемъ финансовомъ положеніи)? Вы сами видите, что деньги для меня плевое дѣло. Я всегда могу располагать такими суммами, какими мнѣ заблагоразсудится, а потому у васъ нѣтъ никакого повода церемониться. Разъ, два, три! Хотите вы взять этотъ чекъ въ обмѣнъ за вашу дрянную табакерку?
   Что мнѣ оставалось дѣлать при такихъ обстоятельствахъ? Золотая табакерка, оставленная мнѣ въ наслѣдство милѣйшей прабабушкой, была мнѣ очень дорога по соединеннымъ съ нею воспоминаніямъ, но, съ другой стороны, тысяча гиней тоже вѣдь на улицѣ не валяется.
   -- Пусть будетъ по вашему,-- сказалъ я, бережно укладывая чекъ въ свой бумажникъ.
   -- Ну-съ, теперь дѣло у насъ въ шляпѣ. Надо выпить ради этого случая еще по стаканчику!-- воскликнулъ Пинто.
   Я вынужденъ былъ согласиться и на это, причемъ кстати напомнилъ своему собесѣднику, что онъ не разсказалъ мнѣ еще исторію безголоваго привидѣнія.
   -- Покойная ваша прабабушка изволила совершенно справедливо напомнить, что не была для меня первой любовью,-- замѣтилъ Пинто.-- У насъ, мужчинъ, принято, впрочемъ, употреблять въ разговорѣ съ женщинами разныя избитыя опошлившіяся фразы. (При этихъ словахъ Пинто опять покраснѣлъ). Мы увѣряемъ каждую, что она первая наша любовь и намъ отвѣчаютъ подобной же лживой фразой. Въ дѣйствительности ни одинъ мужчина и ни одна женщина не могутъ считать себя первой любовью предмета своей страсти. Мы влюбляемся уже съ пеленокъ, а женщины кокетничаютъ глазами раньше, чѣмъ младенческій ихъ языкъ, выучивается лепетать слова. Естественно, что ваша милѣйшая прабабушка могла меня полюбить. Я былъ для нея старъ, слишкомъ уже старъ. Я вѣдь гораздо старше, чѣмъ можно предположить, судя по наружности, до такой степени старъ, что если бы я сказалъ, сколько лѣтъ уже мыкаюсь по свѣту, вы, пожалуй, мнѣ бы не повѣрили! Мнѣ доводилось любить многихъ, очень многихъ женщинъ, прежде вашей прабабушки. Позволю себѣ замѣтить также, что любовь ко мнѣ далеко не всегда приносила женщинамъ счастье. О Софронія! Въ этомъ ужасномъ циркѣ, гдѣ постигла тебя смерть и откуда мое тѣло, признанное трупомъ, вытащено было за пятки, сидѣла въ мѣстахъ для зрителей толпа, несравненно болѣе кровожадная, чѣмъ львы, разорвавшіе тебя въ клочья! Также и въ тотъ разъ, когда насъ вели въ Вальядолидѣ на костеръ: меня, протестанта, и прелестную еврей... Къ чему, однако, вспоминать про эти ужасы? Да, любезнѣйшій, счастье для твоей прабабушки, что она не захотѣла меня полюбить!..
   -- Въ тотъ странный періодъ, когда таинственное время было еще только чревато революціей, но вскорѣ уже должно было разрѣшиться отъ этого бремени, я былъ командированъ въ Парижъ вмѣстѣ съ превосходнѣйшимъ моимъ, столь оклеветаннымъ, другомъ Каліостро,-- продолжалъ г-нъ Пинто.-- Месмеръ былъ тоже однимъ изъ членовъ нашего кружка. Я занималъ въ немъ какъ будто весьма второстепенное мѣсто, но вамъ самимъ извѣстно, что въ тайныхъ обществахъ вождемъ и руководителемъ зачастую оказывается именно человѣкъ, не боосающійся въ глаза своимъ положеніемъ и предоставляющій внѣшнія почести какой-нибудь маріонеткѣ, движеніями которой онъ управляетъ Впрочемъ, не къ чему возбуждать теперь вопросъ, кто именно былъ тогда вождемъ и кто занималъ лишь этотъ второстепенный постъ? Не спрашивайте также о моихъ лѣтахъ. Было бы безцѣльно отвѣчать вамъ на такой вопросъ. Вы встрѣтили бы мой отвѣтъ презрительнымъ недовѣріемъ, такъ какъ были бы не въ состояніи его понять. Дѣйствительно, если бы я даже изложилъ свой отвѣтъ знакомыми вамъ словами, вы все-таки ничего бы не поняли. Слова являются символами не только того, что мы знаемъ, но и того, чего мы не знаемъ. Когда они употребляются въ этомъ послѣднемъ смыслѣ, разговоръ оказывается по существу дѣла безцѣльнымъ.
   (Я долженъ сознаться, что г-нъ Пинто разсуждалъ ровнехонько 38 минутъ о физикѣ, метафизикѣ, происхожденіи и судьбахъ человѣка. Я лично не былъ расположенъ слѣдить за этой белибердой и отъ скуки потягивалъ все время винцо).
   -- Да, милѣйшій другъ, источники живой и мертвой воды на самомъ дѣлѣ существуютъ. Ихъ называютъ у васъ любовью,-- продолжалъ Пинто.-- Мнѣ случается любить разъ въ сто лѣтъ, или даже и рѣже, но, когда я люблю, я снова молодѣю и духомъ и тѣломъ. Между прочимъ, мнѣ довелось любить также и въ бытность мою въ Парижѣ.-- Батильда! Я любилъ тебя искренно и нѣжно!-- Вина, подайте мнѣ еще вина!-- Любовь остается вѣчно юною, и я былъ настоящимъ мальчикомъ у миніатюрныхъ ножекъ Батильды де-Бешамель, дивной милой красавицы, оказавшейся, увы, вѣтренной и легкомысленной измѣнницей!
   Странный старикъ-медіумъ казался до такой степени взволнованнымъ, что на него страшно было смотрѣть. Онъ словно томился въ предсмертныхъ мукахъ и во всякомъ случаѣ былъ въ несравненно большемъ возбужденіи, чѣмъ когда рѣчь шла о моей прабабушкѣ. Помолчавъ немного, онъ продолжалъ.
   -- Я думалъ, что Бланшъ (она же Батильда) въ состояніи отвѣчать на мою любовь такою же страстной взаимностью. Я могъ говорить ея сердцу на языкахъ всѣхъ странъ и народовъ и удовлетворять ея любопытству повѣствованіемъ о судьбахъ человѣчества въ теченіе несмѣтныхъ минувшихъ вѣковъ. Я могъ прослѣдить сказки и преданія, слышанныя ею въ дѣтствѣ, до первоначальныхъ ихъ санскритскихъ источниковъ,-- могъ сообщать ей шепотомъ на ухо мрачныя тайны египетскихъ жрецовъ и чародѣевъ. Я могъ спѣть для нея дикій хоровой припѣвъ, раздававшійся на таинственныхъ элевзинскихъ празднествахъ, могъ сообщить и сообщилъ бы магическое завѣтное слово, которое было извѣстно до тѣхъ поръ всего только одной женщинѣ, а именно Савской царицѣ! Это слово было передано подъ величайшимъ секретомъ финикійскимъ царемъ Гирамомъ еврейскому царю Соломону... Вы, кажется, меня не слушаете? Пфуй, вы слишкомъ усердно уже прикладывались къ бутылкѣ!
   Я дѣйствительно не слушалъ его разглагольствованій, такъ какъ онъ говорилъ ровнехонько 57 минутъ, а мнѣ не нравится, когда кто-нибудь беретъ на себя такимъ образомъ весь починъ разговора.
   -- Представьте же себѣ, что Бланшъ де-Бешамель ужасно хотѣлось знать эту масонскую тайну. Давнымъ давно уже передъ тѣмъ я любилъ другую дѣвушку, такую же красавицу, какъ Бланшъ и даже женился на этой дѣвушкѣ. Ее тоже сгубило любопытство. Ей непремѣнно хотѣлось заглянуть въ запертую на ключъ комнату и узнать единственную тайну, которую я отъ нея хранилъ. Страшная участь постигла бѣдняжку Фатиму! Жизнь ея пресѣклась вслѣдствіе несчастнаго случая. Можно скачать, пожалуй, что Фатиму погубила безразсудная ея сестра. Сколько разъ совѣтовалъ я бѣдняжкѣ остерегаться Анны! Разсказываютъ, будто меня убили ея братья, но это чистая ложь. Я вѣдь живой человѣкъ, а не мертвецъ! Мертвый не могъ бы распивать съ вами теперь портвейнъ.
   -- Кто же вы такой?-- спросилъ я, чувствуя, что голова у меня идетъ положительно кругомъ.-- Ужь не Синяя-ли вы Боро?..
   -- Тсъ, насъ можетъ услышать половой! Къ тому же мы говоримъ теперь о Бланшъ де-Бешамель. Я любилъ ее, молодой человѣкъ! Жемчуги, брилліанты и всяческія драгоцѣнности,-- все мое остроуміе, мудрость и страсть,-- все это было брошено къ ногамъ ребенка. Я безумствовалъ. Впрочемъ, вѣдь и Сампсонъ, не смотря на грозную свою силу, оказался игрушкою въ рукахъ жещины, Соломонъ, при всей своей мудрости, былъ обольщенъ волшебницей Балкисъ. Я говорилъ тогда царю...-- Надо воздержаться, однако, отъ лишнихъ отступленій. Рѣчь у насъ идетъ, вѣдь, о Бланшѣ Бешамель...
   ...Слабою стрункой этой несчастной дѣвушки было любопытство. Бесѣдуя съ ней, я чувствовалъ, что мысли ея заняты чѣмъ-то другимъ (это случалось, любезнѣйшій, и съ вашими мыслями раза два сегодня вечеромъ). Бѣдняжкѣ до сумасшествія хотѣлось узнать нашу масонскую тайну. Она пыталась выманить ее отъ меня тысячами различныхъ подвоховъ, улыбочекъ и нѣжныхъ ласкъ, но ея усилія оставались тщетными, потому что я старый воробей, ха, ха, ха, котораго на мякинѣ не поймаешь!
   У меня имѣлся ученикъ, сынъ близкаго моего пріятеля, павшаго возлѣ меня въ битвѣ подъ Россбахомъ, гдѣ Субизъ, при арміи котораго мнѣ довелось тогда быть, потерпѣлъ жестокое пораженіе вслѣдствіе того, что не послушался моего совѣта. Молодой шевалье Гоби де-Муши охотно поступилъ ко мнѣ въ секретари и помогалъ въ химическихъ опытахъ, которые я производилъ тогда совмѣстно съ моимъ пріятелемъ докторомъ Месмеромъ. Батильда увидала этого молодого человѣка. Съ тѣхъ поръ, какъ созданы женщины, онѣ, какъ вамъ извѣстно, считаютъ главной задачей своей жизни улыбаться и обманывать,-- ласкать и улавливать въ свои сѣти. Да, такъ было съ самаго начала вѣковъ!
   Мой собесѣдникъ показался мнѣ при этихъ словахъ такимъ же воплощеніемъ зла, какъ древній змій, который, обвившись вокругъ райскаго древа, шипѣлъ отравленные свои совѣты на ухо первой женщинѣ. Онъ продолжалъ:-- Однажды вечеромъ отправился я по обыкновенію къ Бланшъ и засталъ ее въ самомъ жизнерадостномъ настроеніи духа. Въ голубыхъ ея глазахъ сверкало лукавое торжество. Она была весела,-- необычайно весела даже для своихъ пятнадцати лѣтъ, и принялась развлекать меня ребяческой болтовнею. Чрезмѣрная ея радость показалась мнѣ, однако, подозрительной. Къ тому же она позволила себѣ въ разговорѣ шутливые, легкіе намеки, заставившіе меня угадать страшную истину. При одномъ изъ этихъ намековъ истина мгновенно раскрылась передо мною. Вы думаете, что я обратился къ Бланшъ съ разспросами? Это было бы совершенно излишнимъ, такъ какъ можно было предвидѣть, что она солжетъ. У меня имѣлось, впрочемъ, средство предотвратить возможность лжи. Я употребилъ это средство,-- иными словами,-- приказалъ ей заснуть.
   

ЧАСТЬ III.

   -- Принадлежите вы, сударь, къ нашему братству? Нѣтъ, я вижу, что вы къ нему не принадлежите. Вижу, что вы не изъ нашихъ. Вы не можете имѣть поэтому ни малѣйшаго понятія о тайнѣ, разузнать которую удалось дѣвицѣ де-Бешамель. Бѣдняжка не съумѣла скрыть отъ меня свою безразсудную радость, но вѣдь она была на самомъ дѣлѣ ребенокъ. Ей недавно только исполнилось пятнадцать лѣтъ! Вы можетъ быть найдете ее слишкомъ молодой для меня, но дѣло въ томъ, что мнѣ всегда нравятся очень молоденькія дѣвушки. Подобная слабость зачастую встрѣчается у пожилыхъ людей.. Бѣдная дѣвочка!-- добавилъ Пинто всхлипывая и утирая кулаками глаза, причемъ я вынужденъ замѣтить, что эти слезы оставляли на его желтобурыхь отъ грязи рукахъ бѣлесоватыя полосы. (Очевидно, онъ не отличался особенной чистоплотностью).
   -- Несчастный пятнадцатилѣтній ребенокъ, тебя постигла жестокая участь!-- продолжалъ Пинто.-- Да, мой другъ, меня положительно не стоитъ любить! Никакого прока изъ этого не выходитъ. Я отгадываю, что вы хотите сказать. Можете не говорить этого, потому что я читаю въ вашихъ мысляхъ, какъ въ открытой книгѣ.-- Слѣдуетъ замѣтить, что въ эту минуту я думалъ: "У дѣвушекъ долженъ быть странный вкусъ, если онѣ въ состояніи влюбляться въ такого желтолицаго, кривоносаго, грязнаго, противнаго старика съ стеклянными глазами, деревянной ногой и вставными зубами". Означенныя мои мысли не показались ему, однако, обидными.
   -- Джекъ Уильксъ утверждалъ, будто первѣйшій изъ лондонскихъ красавцевъ имѣетъ по части ухаживанія всего лишь какихъ-нибудь полчаса впереди него,-- отвѣчалъ проницательный мой собесѣдникъ.-- Не хвастаясь могу сказать, что я наврядъ-ли противнѣе Джека Уилькса! Мы съ нимъ оба состояли членами клуба въ Меденгемскомъ аббатствѣ и провели вмѣстѣ не одну веселую ночь. Такъ видите-ли, сударь, я... Марія Шотландская, которой я представился въ образѣ горбатаго учителя музыки, была, сколько мнѣ извѣстно, неравнодушна къ этому учителю -- къ своему Давиду Ризъ! Вы знаете, какая бѣдственная участь ее постигла. Да, всѣмъ женщинамъ, которыя меня любили, приходилось плохо!
   -- Вы, сударь, позволяете себѣ опять отступленія,-- замѣтилъ я довольно строгимъ тономъ. Дѣйствительно меня начинали сердить намеки этого стараго шута на то, что онъ былъ тѣмъ самымъ уродомъ, который наводилъ когда-то страхъ на Меденгемскій клубъ,-- что онъ вырвался изъ когтей инквизиціи и что о, подъ именемъ Давида Риза, какъ онъ его называлъ,-- имѣлъ честь пользоваться нѣжными симпатіями прелестной шотландской королевы. Вы, сударь, разсказывали теперь про эпизодъ съ дѣвицею Бешамель. Біографія ваша, во всемъ ея объемѣ, кажется мнѣ до такой степени обширной, что у меня не хватитъ времени познакомиться съ нею...
   -- Вы нравы. Во всемъ виновато вино, которое, надо отдать ему справедливость, маленько бросается въ голову. (Меня это нисколько не удивило, такъ какъ старый пьянчуга выцѣдилъ четыре бутылки, оставивъ изъ нихъ на мою долю не болѣе двухъ стакановъ).
   -- Вернемся, однако, къ бѣдняжкѣ Бланшъ. Въ то время, какъ я смѣялся и шутилъ съ нею, у нея вырвалось словцо, маленькое словцо, наполнившее душу мою отчаяніемъ. Кто-то сообщилъ ей часть тайны,-- завѣтной тайны, которая была разоблачаема всего лишь трижды въ теченіе трехъ тысячъ дѣтъ,-- тайны общества вольныхъ каменьщиковъ! Знаете-ли вы, какой участи подвергаются непосвященные, узнавшіе эту тайну и трижды злополучные посвященные, осмѣлившіеся ее имъ открыть?
   Пинто глядѣлъ на меня въ это время тикъ пристально своимъ ужасающимъ пронзительнымъ взоромъ, что я, сидя напротивъ него на скамьѣ, чувствовалъ, какъ мурашки бѣгаютъ у меня по всему тѣлу. Онъ продолжалъ:
   -- Разумѣется, я не сталъ ее разспрашивать въ бодрствующемъ состояніи, зная, что она непремѣнно солжетъ. Бѣдная дѣвочка! Я не вѣрилъ ни единому ея слову, но это нисколько не мѣшало мнѣ ее любить! Я любилъ голубые ея глазки, золотистые волосы и чарующій голосъ, который пѣлъ замѣчательно вѣрно, но въ разговорѣ фальшивилъ хуже всякаго демона. Вы имѣли случай убѣдиться, что я обладаю въ высокой степени такъ называемой месмерической силой. Мнѣ было поэтому не трудно усыпить несчастную дѣвочку, и тогда -- она вынуждена была разсказать мнѣ все. Подозрѣнія мои вполнѣ подтвердились. Презрѣнный мой секретарь, пьяница и негодяй Гоби де-Муши, которому случалось бывать въ замкѣ стараго маркиза Бешамеля, принадлежавшаго къ нашему обществу, видѣлся тамъ нѣсколько разъ съ Бланшь. Она въ него влюбилась, быть можетъ, именно потому, что была заранѣе предупреждена не удостоивать своимъ вниманіемъ этого низкаго, хитраго негодяя. Она напоила его пьянымъ и вывѣдала у него тайну нашего общества.
   -- Сообщилъ онъ вамъ значеніе единицы?-- спросилъ я ее.
   Она отвѣчала:-- Да.
   -- Сообщилъ онъ вамъ,-- продолжалъ я спрашивать,-- значеніе...
   -- Пощадите, не спрашивайте меня болѣе,-- молила она, извиваясь въ судорогахъ на диванѣ, на которомъ я ее усыпилъ въ присутствіи злополучнаго ея отца маркиза де-Бешамеля. Бѣдный, несчастный Бешамель! Какъ онъ поблѣднѣлъ, когда я съ грознымъ спокойствіемъ повторилъ:
   -- Сообщилъ-ли онъ вамъ значеніе числа двухъ?
   -- Да,-- подтвердила она.
   Престарѣлый маркизъ всталъ и, въ отчаяніи ломая руки, упалъ на колѣни передъ графомъ Калі... Впрочемъ, мало-ли какія фамиліи носиль я тогда, да и стоитъ-ли называть людей по фамиліямъ. Для розенкрейцера совершенно безразлично, какъ его ни назовутъ!.. Итакъ, маркизъ сказалъ:-- Милостивѣйшій государь, я старъ и богатъ. Пикардійскія помѣстья ежегодно приносятъ мнѣ полмилліона ливровъ дохода. Съ помѣстьевъ въ Артуа я получаю каждый годъ 250.000 ливровъ. Капиталъ въ государственныхъ французскихъ фондахъ приносятъ мнѣ 280.000 ливровъ одними процентами. Король обѣщалъ возвести меня въ герцогское достоинство, долженствующее перейти къ мужу моей дочери, такъ какъ у меня нѣтъ другихъ наслѣдниковъ. Въ Испаніи я состою грандомъ перваго класса и герцогомъ Воловентскимъ. Возьмите отъ меня мои титулы,-- все мое имущество, жизнь и честь, берите все, что у меня есть на свѣтѣ, но только не задавайте ей третьяго вопроса!
   -- Готфридъ Бульонскій, графъ Бешамель, грандъ испанскій и герцогъ Воловентскій, вспомните присягу, принесенную вами въ торжественномъ собраніи нашего общества!
   Старикъ вздрогнулъ, припоминая эту страшную присягу.
   Сердце мое разрывалось на части, и я съ удовольствіемъ бы умеръ, чтобы избавить обожаемую мною дѣвушку даже и отъ самой ничтожной непріятности. Впрочемъ, что тутъ говорить о смерти. Развѣ можно считать смерть сколько-нибудь серьезнымъ бѣдствіемъ? Суровое сознаніе долга заставило меня, однако, подавить въ себѣ душевное волненіе и совершенно спокойно обратиться къ ней съ вопросомъ:
   -- Бланшъ де-Бешамель, сообщилъ-ли вамъ Гоби де-Муши тайну числа трехъ?
   Она произнесла "да" слабенькимъ, едва слышнымъ шепотомъ, но старый маркизъ, услышавъ это, произнесенное шепотомъ словечко, упалъ безъ чувствъ къ ногамъ дочери, сраженный словно ударомъ грома.
   ... Она внезапно умерла въ ту же ночь. Я говорилъ уже вамъ, что всѣ, кто меня любилъ, кончали плохо. Нѣсколько лѣтъ спустя, генералъ Бонапартъ, переходя черезъ Сенъ-Бернаръ, видѣлъ въ монастырѣ сѣдого, какъ лунь, монаха съ длинной бѣлой бородою. Онъ расхаживалъ по корридорамъ и физически былъ здоровъ какъ быкъ, но психически оказывался совершенно помѣшаннымъ. Онъ былъ такой же сумасшедшій, какъ мартовскій заяцъ.-- Генералъ, сказалъ я Наполеону, вамъ, вѣроятно, не случалось видѣться раньше съ этимъ человѣкомъ?-- Бонапартъ подтвердилъ, что видитъ его только впервые. Это представлялось совершенно естественнымъ, такъ какъ тогдашній первый консулъ въ молодости не вращался въ высшихъ сферахъ французской дореволюціонной аристократіи. Я лично коротко зналъ злополучнаго старца. Онъ считался послѣднимъ отпрыскомъ благороднаго рода, а его дочь была почти объявлена моей невѣстой.
   -- И она умерла отъ...
   -- Замѣтьте, что я не объяснялъ вамъ причину ея смерти! Я вовсе не намѣренъ выдавать секретовъ тайнаго судилища. Я сказалъ только, что она умерла въ ту же ночь, а онъ,-- безсердечный, подлый измѣнникъ... Впрочемъ, вы видѣли его сами въ антикварской лавкѣ! Онъ сидѣлъ тамъ возлѣ гильотины, держа на колѣняхъ мерзкую свою голову!...
   ...Вы обратили вниманіе на замѣчательно изящную и тонкую конструкцію этого остроумнаго прибора. Онъ былъ однимъ изъ первыхъ, изготовленныхъ докторомъ Гильотеномъ, который показывалъ его пріятелямъ и знакомымъ въ сарайчикѣ своего дома на улицѣ Пикпю. Изобрѣтеніе это вызвало много толковъ между тогдашними людьми науки, хотя я лично помню машину подобнаго же устройства, дѣйствовавшую въ Эдинбургѣ лѣтъ двѣсти раньше. Самъ Гильотенъ, впрочемъ, ничего о ней не зналъ, а потому имѣлъ полное основаніе считать себя изобрѣтателемъ.. Онъ угостилъ насъ, помнится, завтракомъ, и показалъ намъ устройство своей машины, послѣ чего между нами завязался довольно интересный общій разговоръ о томъ, въ какой именно степени заставляетъ она страдать своего паціента.
   Теперь я долженъ разсказать вамъ про участь, которая постигла измѣнника, причинившаго столько бѣдъ. Зналъ-ли онъ, что смерть несчастной дѣвочки являлась выполненіемъ судебнаго приговора? Во всякомъ случаѣ онъ испытывалъ подлое чувство радости по поводу того, что Бланшъ унесла съ собою въ могилу тайну его измѣны. Вскорѣ, однако, у него возникли на этотъ счетъ кое-какія сомнѣнія. У меня имѣлись средства знать не только его поступки, но и самыя мысли. Его охватило чувство непреодолимаго ужаса. Терзаясь безотчетнымъ страхомъ, онъ бѣжалъ въ монастырь. Въ то время въ самомъ Парижѣ имѣлись еще монастыри. Онъ укрылся въ стѣнахъ монастыря св. Іакова (гдѣ впослѣдствіи собирался клубъ Якобинцевъ) и считалъ себя тамъ въ безопасности. Несчастный безумецъ! Мнѣ стоило только усыпить какую-нибудь изъ многихъ ясновидящихъ, имѣвшихся въ моемъ распоряженіи, и ея духъ немедленно отыскивалъ трепетавшаго негодяя въ кельѣ, гдѣ онъ считалъ себя въ полнѣйшей безопасности. Ясновидящая описывала мнѣ улицу, калитку, внутреннее расположеніе монастыря и даже костюмъ бѣглеца,-- тотъ самый костюмъ, въ которомъ вы видѣли его привидѣніе.
   Затѣмъ произошло слѣдующее: въ улицѣ Сентъ-Оноре, въ Парижѣ, сидѣлъ въ своемъ кабинетѣ человѣкъ, котораго страшно оклеветали. Его обзывали мошенникомъ и шарлатаномъ, утверждали даже, будто римская инквизиція уморила его въ тюрьмѣ... Ха, ха, ха, если бы его можно было уморить! Человѣкъ этотъ, одиноко сидѣвшій въ своемъ кабинетѣ, обладалъ могучею волей.
   Изъ окна своей комнаты онъ могъ видѣть островерхія крыши монастыря св. Іакова и кроны вѣковыхъ развѣсистыхъ деревьевъ въ монастырскомъ саду. Онъ послалъ туда свой волевой импульсъ. Утро только что еще занималось, но, подчиняясь этому импульсу, человѣкъ, лежавшій въ кровати одной изъ келій монастыря св. Іакова и трепетавшій отъ ужаса при мысли объ учиненномъ имъ преступленіи, впалъ въ глубокій сонъ.
   Странное дѣло, однако, онъ спалъ съ открытыми глазами!
   Въ продолженіи нѣсколькихъ минутъ онъ безпокойно ворочался на своемъ ложѣ, судорожно хватался за простыню и подушку и вполголоса говорилъ:-- Нѣтъ, я не пойду!.. ни за что не пойду!.. Не смотря на такое очевидное нежеланіе идти, онъ всталъ и принялся одѣваться; онъ одѣлъ на себя полосатые чулки, черныя атласныя брюки, бѣлый пикейный жилетъ и сѣрый сюртукъ, причесалъ себѣ волосы и заилелъ ихъ въ косичку, все еще не пробуждаясь отъ своего страннаго сна. Въ сущности это былъ такъ называемый гипнотическій сонъ; человѣкъ, объятый этимъ сномъ, ходитъ, производить правильныя движенія и, даже, иногда летаетъ по воздуху; онъ видитъ, слышитъ и повинуется приказаніямъ магнетизера, но не ощущаетъ боли. Подчиняясь дѣйствовавшему на него волевому импульсу, человѣкъ этотъ надѣлъ на себя шляпу и вышелъ изъ кельи. Еще не разсвѣло, но онъ шелъ по корридору съ такою же увѣренностью, какъ если бы могъ явственно различать все окружающее. Пройдя черезъ монастырь, онъ вышелъ въ садъ, разведенный на мѣстѣ бывшаго кладбища. Заря только что занималась и братъ Іеронимъ, въ качествѣ ключаря, отпиралъ монастырскую калитку, передъ которою уже стояла толпа нищихъ, пришедшихъ съ горшками и чашками за обычнымъ подаяніемъ.
   Онъ вышелъ изъ калитки, прошелъ сквозь толпу и продолжалъ идти туда, куда его влекла таинственная сила. Немногіе встрѣчные прохожіе обратили на него вниманіе и говорили другъ другу:-- Какой у него странный видъ!-- Онъ идетъ словно будто во снѣ.-- Мнѣніе это было высказано лицами самыхъ разнообразныхъ сословій и состояній: торговками молокомъ, только что пробиравшимися въ городъ съ своими кувшинами и кружками; пьяницами, бражничавшими въ кабачкахъ у городской заставы, благодаря тому, что весна была тогда въ самомъ разгарѣ; городовыми, строго глядѣвшими на него, когда онъ проходилъ чуть не цѣпляясь за ихъ алебарды.
   Но онъ приходилъ мимо алебардъ, не обращая на нихъ вниманія, и, словно, не слышалъ криковъ, доносившихся къ нему изъ открытыхъ оконъ кабачковъ. Не оглядываясь на молочницъ, предлагавшихъ ему самыя свѣжія сливки и яйца, онъ прошелъ черезъ улицу Сентъ-Онорэ,-- улицу Рамбюлье,-- улицу св. Антонія, мимо королевскаго замка Бастиліи, черезъ предмѣстье св. Антовія и прибылъ въ улицу Пикпю, къ дому за номеромъ 29, расположенному между дворомъ и садомъ. Впереди находилось одноэтажное зданіе съ парадными въѣздными воротами, затѣмъ шелъ дворъ, обстроенный конюшнями, каретными сараями и службами, за дворомъ расположенъ былъ домъ -- двухъэтажное зданіе съ параднымъ подъѣздомъ, а позади дома раскидывался садъ, имѣвшій въ глубину ровнехонько двѣсти пятьдесятъ французскихъ футъ. Сто французскихъ футъ -- равняются ста шести англійскимъ или что тоже русскимъ футамъ, а потому этотъ садъ, имѣлъ въ глубину ровнехонько двѣсти шестьдесятъ пять русскихъ, или же британскихъ футъ, посреди сада находился фонтанъ со статуями, или, вѣрнѣе сказать, съ двумя статуями: одна изъ нихъ, мужская, находилась въ лежачемъ положеніи, и надъ ней съ мечемъ въ рукѣ стояла статуя женщины, мужчина былъ Олофернъ, а женщина Юдифь... Изъ отсѣченной головы и обезглавленнаго туловища лилась могучими потоками вода; таковъ былъ вкусъ доктора Гильотена! Не правда-ли, у него былъ странный вкусъ?!
   Въ концѣ сада находился павильонъ, гдѣ помѣщался кабинетъ, въ которомъ докторъ занимался своими научными трудами. Въ дѣйствительности это былъ странный кабинетъ, украшенный странными картинами; онѣ изображали: "Отсѣченіе головы Карлу I въ Уайтгольскомъ дворцѣ", "Отсѣченіе головы Монтрозу въ Эдинбургѣ", "Отсѣченіе головы Сенъ-Марсу"... Какъ уже упомянуто, докторъ былъ человѣкъ со вкусомъ и во всѣхъ отношеніяхъ интересный субъектъ!
   Черезъ садъ, мимо статуй,-- вверхъ по лѣстницамъ шелъ, блѣдный какъ смерть, человѣкъ, который, по словамъ слѣдившаго за нимъ дворника, зналъ въ подробности расположеніе всего дома на улицѣ Пикпю. Со стороны такъ и дѣйствительно должно было казаться: онъ шелъ безъ малѣйшихъ колебаній, не наталкиваясь ни на какія встрѣчныя препятствія,-- мимо статуй, скамеекъ, цвѣточныхъ клумбъ,-- поднялся на крыльцо павильона и вошелъ въ кабинетъ, уставленный рабочими столами и креслами.
   Въ углу этого кабинета стоялъ приборъ, только что изобрѣтенный и усовершенствованный докторомъ Гильотеномъ, Самому доктору суждено было впослѣдствіи положить голову подъ этотъ изобрѣтенный имъ механическій топоръ. Миръ его праху! У насъ съ нимъ не было никакихъ счетовъ!
   Въ изящной рамѣ изъ чернаго дерева помѣщалась доска съ полукруглымъ вырѣзомъ, къ которой была плотно пригнана другая, подобная же доска; въ пазахъ рамы ходилъ тяжелый топоръ, въ данную минуту поднятый до верха; онъ поддерживался въ такомъ положеніи веревкой. Стоило ее только отцѣпить или разрѣзать и топоръ долженъ былъ упасть.
   Вы можете по собственному усмотрѣнію вѣрить или нѣтъ тому, что мнѣ остается разсказать: дѣло въ томъ, что человѣкъ, объятый гипнотическимъ сномъ, подошелъ къ этому прибору. Не выходя изъ соннаго своего состоянія, онъ легъ на платформу прибора, такъ что его шея приходилась какъ разъ въ вырѣзѣ нижней доски. Лежа на платформѣ, онъ продолжалъ спать, это не помѣшало ему вынуть перочинный ножъ изъ кармана бѣлаго пикейнаго жилета, не пробуждаясь отъ сна, онъ перерѣзалъ этимъ ножичкомъ веревку, роковой топоръ, быстро скользнулъ въ пазахъ и отдѣлилъ голову подлаго измѣнника отъ туловища.-- Зарубка на топорѣ произошла отъ стальной пряжки, охватывавшей косичку, которая была тоже перерѣзана.
   Въ Парижѣ ходили послѣ того странные слухи: разсказывали, будто, совершивъ надъ собою казнь, лунатикъ этотъ всталъ, вынулъ свою голову изъ корзины, въ которую она упала,-- прошелъ черезъ садъ и черезъ ворота, къ величайшему изумленію сторожевыхъ дворниковъ и добрался до морга, гдѣ преспокойно улегся въ покойницкой. Не ручаясь за справедливость этихъ слуховъ, позволю себѣ привести извѣстную цитату: "Знай, другъ Гораціо, что на небѣ и на землѣ существуетъ многое такое, что и не грезилось вашимъ философамъ". Завѣса таинственнаго мало по малу расползается по всѣмъ швамъ. Можетъ случиться, впрочемъ, что она взовьется сразу подъ звуки восхитительной музыки и предъ вашими глазами предстанетъ тогда, дивное зрѣлище! Прощайте! Не поминайте меня лихомъ. Уфъ, разсвѣтаетъ и мнѣ пора уходить!-- объявилъ Пинто и вслѣдъ затѣмъ немедленно удалился.
   Къ стыду своему долженъ сознаться, что первымъ моимъ движеніемъ было схватиться за оставленный мнѣ чекъ. Я рѣшился представить его къ уплатѣ, какъ только откроются двери банкирской конторы. Я зналъ, что желѣзо слѣдуетъ ковать, пока оно горячо и что люди иногда отступаютъ отъ принятыхъ ими рѣшеній. Радуясь, что уже разсвѣло, я вышелъ на улицу и быстро направился къ извѣстной банкирской конторѣ Манассіи въ Дюкъ-Стритѣ. Казалось, что я не шелъ, а бѣжалъ, или же несся туда на крыльяхъ. Какъ только часы пробили десять, я былъ уже въ конторѣ и положилъ свой чекъ на столъ.
   Принявшій отъ меня этотъ чекъ джентльменъ еврейскаго происхожденія, какъ и всѣ двѣсти прочихъ конторщиковъ этой крупной еврейской фирмы, прежде всего взглянулъ на подпись. Лицо его исказилось выраженіемъ ужаса. Онъ какъ-то особенно посмотрѣлъ на меня, а затѣмъ, подозвавъ двухъ своихъ товарищей, показалъ предъявленный мною чекъ. Любопытно было смотрѣть на ихъ крючковатые носы, нависшіе надъ листкомъ бумаги, словно хищные клювы, готовые его разорвать.
   -- Прошу васъ не задерживать меня по пустякамъ,-- сердито крикнулъ я имъ,-- Потрудитесь немедленно же уплатить деньги!
   Дѣло въ томъ, видите-ли, что я былъ не вполнѣ спокоенъ духомъ, а потому, желая себя ободрить, предъявлялъ свои требованія болѣе рѣзкимъ тономъ, чѣмъ бы слѣдовало.
   -- Не будете-ли такъ добры пройти въ директорскій кабинетъ,-- предложилъ мнѣ старшій конторщикъ.
   Я изъявилъ на это свое согласіе довольно угрюмымъ, впрочемъ, тономъ.
   -- Какъ, уже опять чекъ!-- вскричалъ по входѣ нашемъ въ директорскій кабинетъ лысый господинъ, съ рыжими бакенбардами, въ которомъ я не замедлилъ узнать многомилліонера Манассію.-- Нѣтъ, Саламіель! Это немыслимо!.. Можете теперь идти. Мнѣ надо переговорить наединѣ съ этимъ джентльменомъ.
   Конторщикъ немедленно исчезъ.
   -- Знаю, какимъ образомъ получили вы этотъ чекъ, сударь,-- сказалъ Манассія,-- онъ переданъ вамъ графомъ Пинто. Это, сударь, совершенно непростительно! Войдите сами въ мое положеніе. Я уважаю моихъ родителей, равно какъ дѣдушекъ и бабушекъ и считаю долгомъ платить по чекамъ за ихъ подписью. Тѣмъ не менѣе этотъ чекъ моей бабушки кажется мнѣ слишкомъ уже безцеремоннымъ. Она давно лежитъ въ могилѣ, а, между тѣмъ, за послѣдніе четыре мѣсяца, то и дѣло бомбардируетъ насъ чеками съ того свѣта. Нѣтъ, бабушка! Это съ твоей стороны не хорошо! Право, очень не хорошо! Войдите, сударь, въ мое положеніе!-- сказалъ онъ, обращаясь ко мнѣ и по опущенному внизъ орлиному его носу катились крупныя слезы.
   -- Признаете-ли вы, что этотъ чекъ подписанъ графинею Сидоніей?-- спросилъ я его вызывающимъ тономъ.
   -- Да, вѣдь, она давно умерла, говорятъ вамъ! Стыдно тебѣ, бабушка! Стыдно такъ проказничать!-- воскликнулъ Манассія, утирая свой крючковатый носъ желтымъ шелковымъ фуляромъ.-- Знаете-ли что! Разсчитаемся-ка вмѣсто гиней фунтами стерлинговъ. Бабушка, вѣдь, говорятъ вамъ, умерла, такъ что съ нея самой взятки гладки. Возьмите фунтами! Я прикажу вамъ выдать десять новенькихъ, чистенькихъ, свѣжихъ билетиковъ въ сто фунтовъ каждый. Съ ними вы можете идти куда угодно,-- на всѣ четыре стороны.
   -- Извольте уплатить мнѣ, сколько слѣдуетъ по чеку! Торговаться съ вами я не намѣренъ,-- объявилъ я такимъ рѣшительнымъ тономъ, какой, признаюсь, удивилъ отчасти меня самого.-- Если вы не дорожите репутаціей своей бабушки, можете, пожалуй, хоть ничего не платить!
   -- И прекрасно! Я такъ и сдѣлаю! Вы ровно ничего не получите! Ха, ха, ха!.. То есть, извините,-- добавилъ онъ, приправляя свои слова самыми страшными площадными ругательствами.-- Я, сударь, призову полицію, и отправлю васъ въ участокъ! Господинъ Абеднего! Сбѣгайте-ка поскорѣе за квартальнымъ надзирателемъ! Нѣтъ-съ! Мошенничество и обманъ не пройдутъ вамъ даромъ! Вы убѣдитесь, что нельзя безнаказанно выманивать чеки у покойниковъ!
   Я не считаю нужнымъ приводить здѣсь въ подробности площадную брань, которою осыпалъ меня раздраженный еврей многомилліонеръ. Не могу сказать, чтобы мое положеніе представлялось въ данную минуту особенно завиднымъ. Что, въ самомъ дѣлѣ, сталъ бы я дѣлать, если бы банкиръ отказался платить по чеку покойной своей бабушки. У меня мелькнула мысль, что лучше было бы, пожалуй, получить обратно взамѣнъ чека золотую свою табакерку. Какой я былъ, въ самомъ дѣлѣ, болванъ, что обмѣнялъ ее на лоскутокъ бумаги за подписью съ того свѣта, которая здѣсь, у насъ, можетъ оказаться не обладающей ни малѣйшей цѣнностью.
   Тѣмъ временемъ у банкира припадокъ гнѣва смѣнился пароксизмомъ величайшаго отчаянія. Онъ говорилъ вслухъ, обращаясь къ какой-то присутствовавшей тутъ же въ комнатѣ, незримой для меня особѣ.
   -- Послушайте же, сударыня! вы и въ самомъ дѣлѣ насъ обижаете! За послѣдніе полгода вы заставили насъ уплатить сто тысячъ фунтовъ стерлинговъ, а теперь потребовали еще тысячу гиней! Вѣдь, наша фирма подъ конецъ не выдержитъ и должна будетъ лопнуть!.. Какъ! Что изволили вы сказать?! Сжальтесь надъ нами! сжальтесь!!!
   Въ то время, какъ онъ умолялъ такимъ образомъ незримое существо, начала порхать въ воздухѣ лучезарная, свѣтящаяся рука. То была женская рука, видѣнная мною уже въ предшествовавшій вечеръ. Рука эта взяла перо съ письменнаго стола, оклееннаго зеленымъ сукномъ, окунула это перо въ серебрянную чернильницу и написала на четвертушкѣ бумаги большаго формата, лежавшей тутъ же на столѣ, рядомъ съ книгой личныхъ счетовъ:
   "А развѣ вы забыли о похищеніи брилліантовъ?! Если вы не заплатите по чеку, я разскажу, гдѣ они спрятаны".
   Что это за брилліанты и у кого они похищены, осталось для меня тайною. Мнѣ не суждено было узнать ея разгадки, такъ какъ въ манерахъ и поведеніи огорченнаго банкира мгновенно произошла рѣзкая перемѣна.
   -- Мы, сударь, разумѣется, уплатимъ вамъ сполна все, что слѣдуетъ!-- сказалъ онъ съ принужденною улыбкой.-- Какими деньгами угодно вамъ будетъ получите... Дѣло у насъ улажено, господинъ Абеднего. Полицейскаго коммисара безпокоить незачѣмъ! Распорядитесь, чтобы въ кассѣ немедленно было уплачено.
   -- Надѣюсь еще не разъ съ вами видѣться!-- сказалъ я, раскланиваясь съ Манассіей.
   Бѣдняга усмѣхнулся съ выраженіемъ глубочайшаго отчаянія и быстро захлопнулъ дверь своего кабинета.
   Выйдя изъ банкирской конторы, я побѣжалъ домой, ощупывая лежавшіе у меня въ боковомъ карманѣ десять чистенькихъ, не бывшихъ еще въ употребленіи, сто фунтовыхъ бумажекъ, къ которымъ было добавлено еще пятьдесятъ соверенчиковъ. Я мчался, опять таки, чуть не бѣгомъ по улицѣ и войдя въ свою квартиру, заперъ на задвижку парадныя двери, а затѣмъ опустился въ вольтеровское мое кресло и уснулъ...
   Проснувшись я первымъ дѣломъ принялся ощупывать деньги, которыя должны были находиться въ боковомъ карманѣ.
   -- Чортъ возьми! Куда же они дѣвались? А это что такое?!
   На столикѣ передо мной лежала золотая табакерка прабабушки, возлѣ одной изъ наиболѣе преисполненныхъ ужасами сенсаціонныхъ повѣстей, которую я передъ тѣмъ читалъ, исполняя долгъ обозрѣвателя.
   Сверхъестественные образы и чудеса, которыми изобиловала эта книжка, вѣроятно, не остались безъ вліянія на общее теченіе моихъ мыслей, но клянусь честью, что гильотина еще и теперь стоитъ въ лавкѣ мастера Геля, на Верхне-Гольборнской улицѣ, въ домѣ подъ No 47. Быть можетъ, она мнѣ, именно, и приснилась, но положительно увѣрять въ этомъ -- не смѣю. Въ самомъ дѣлѣ, что такое сонъ и бодрствующее состояніе? Что такое вся наша жизнь? Отчего, скажите на милость, вашъ покорнѣйшій слуга не могъ бы почивать мирнымъ сномъ, лежа на потолкѣ? Быть можетъ, я и теперь въ дѣйствительности сижу тамъ, хотя мнѣ кажется, что мое кресло стоитъ на полу... Все это вопросы очень туманнаго свойства, способные сбить любого мудреца съ панталыка. Оставимъ, поэтому, ихъ въ покоѣ. Добавлю только, что если мода на сенсаціонныя повѣсти продлится, то я напишу такую повѣсть въ пятидесяти томахъ; съ образчикомъ моей манеры читатели уже познакомились. Между нами будь сказано, господинъ Пинто, сражавшійся въ Колизеѣ съ дикими звѣрями,-- чуть не поджаренный на кострѣ испанскою инквизиціей и пѣвшій дуэты въ Голирудскомъ дворцѣ, представляется мнѣ чрезвычайно удобною и заманчивою дѣйствующею личностью. А вы, господа?! Какъ вы думаете на этотъ счетъ?
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru