Теляковский Владимир Аркадьевич
Дневниковые записи (1900-1911 гг.)

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

ВАЛЕНТИН СЕРОВ В ВОСПОМИНАНИЯХ, ДНЕВНИКАХ И ПЕРЕПИСКЕ СОВРЕМЕННИКОВ

2

   

В. А. ТЕЛЯКОВСКИЙ

   Владимир Аркадьевич Теляковский (1861--1924) -- полковник-кавалерист, окончил Академию генерального штаба, управляющий московской конторой императорских театров (1898--1901), директор императорских театров (1901--1917). В годы Советской власти -- железнодорожный служащий, а с 1923 г.-- персональный пенсионер.
   Деятельность Теляковского "при неизбежных, порой горьких просчетах, была преимущественно полезной" (Д. Золотницкий. Об авторе этой книги.-- В кн.: В. А. Теляковский. Воспоминания. Л.-- М., 1965, стр. 5). "Просчеты" были иной раз весьма серьезны. Даже такая важная задача, как пропаганда русского искусства за границей, совершенно не была им воспринята. Более того, все значительное, что сделал в этом отношении Дягилев, начиная с 1907 г., было осуществлено помимо Теляковского и даже наперекор ему.
   И все же именно при Теляковском оперное и балетное искусство достигло наивысшего расцвета в России. Своеобразный итог деятельности Теляковского на посту директора императорских театров незадолго до его увольнения был таков:
   "...Теляковский всегда был типичным, умным антрепренером в мундире; в придворную среду бездарных, ленивых и раболепных чиновников он принес трезвую рабочую голову, отличную русскую смекалку и честность чистоплотного человека. В этом секрет долговечности директора Теляковского; лозунгом этого чиновника-антрепренера было: "честность -- лучшая политика". История сохранения Шаляпина в казенных театрах, его "культ" в императорской опере, отражавшийся на остальном ансамбле, был делом смекалистого директора; возвышение Собинова, расцвет Смирнова, возросших на пышной почве гастрольной системы, тоже продукт хозяйства Теляковского; ему принадлежит также честь культивирования огромных художественных дарований Коровина и Головина, художников, которым нет подобных на западных сценах" (Николай Боголюбов. Теляковский.-- "Театр и искусство", 1917, No 24, стр. 415).
   Впрочем, подобные отзывы стали появляться лишь в последние годы деятельности Теляковского. В 900-х гг. мнение о нем было иное: "Глупость его -- выше описаний: ничего не понимает -- ни хорошего, ни дурного". (А. И. Южин-Сумбатов. Записи, статьи, письма. M., 1951, стр. 119). А вот как говорил о нем Бенуа: "Г. Теляковский дилетант, взирающий на искусство как на забавное развлечение, как на прихоть, и в то же время (и это не редкое явление) он типичный бюрократ, не знающий, что такое идея, что такое трудный, неуклонный путь, ведущий к грандиозной цели, а прилагающий все усилия лишь к тому, чтобы все шло благополучно, проторенной дорожкой. Он "не прочь" поставить на сцене и то, и другое, и третье, но в сущности ему "все равно" и на все он взирает глазами посредственного дилетанта и образцового служаки" (Александр Бенуа. О дирекции театров.-- "Слово", 1905, 26 сентября, No 267).
   О деятельности Теляковского встречаются еще более резкие суждения: "...десятилетие управления императорскими театрами г. Теляковского будет отмечено историей русского сценического искусства, как пустое место: был ли он или не был директором, распоряжался ли он по собственным соображениям или действовал по чужой указке -- все равно: время его управления нельзя ничем отметить на пользу театра. Пустое место -- и больше ничего. Пожалуй, еще хуже, чем пустое: может быть вредное, потому что, задерживая нормальное течение жизни, получаешь отрицательные результаты" (М. Иванов. Десятилетие директорства г. Теляковского.-- "Новое время", 1911, 12сентября, Afe 12752).
   Эта статья появилась одновременно с первыми благожелательными отзывами о деятельности Теляковского, впрочем, весьма умеренными. Так, касаясь его десятилетней деятельности, газета "Речь" отмечала: "...у нынешнего юбиляра можно признать только два, довольно ценных, правда, достоинства: во-первых, он чуток и гибок к новым веяниям в искусстве, во-вторых, он любит театр. Но для руководства императорскими театрами этого, очевидно, мало,-- требуется еще и глубокое, проникновенное понимание искусства" (Л. Вас<илевск>ий. Десятилетний юбилей В. А. Теляковского.-- "Речь", 1911, 29 августа, No 236).
   Деятельность Теляковского в течение многих лет являлась постоянным поводом для всевозможной критики, иной раз даже в стихах:
   
   Театров императорских
   Директор, но -- c'est drôle {забавно! (франц.).}: --
   В стремлениях новаторских
   Сыграл большую роль.
   Но спевши музам арию,
   Дань заплатив богам,
   Нередко в канцелярию
   Он превращает храм.
   
   (Lоlо <Л. Г. Мунштейн>. Жрецы и жрицы искусства. Театральный словарь. -- "Руль", 1911, 24 октября, No 318).
   Прошли годы, и сослуживец Теляковского известный декоратор К. Ф. Вальц, отрицательно относившийся к Теляковскому-директору во время его службы, пришел к выводу, что хотя "это был человек ничем особенно не выдающийся", но благодаря своим "практическим знаниям и некоторым природным способностям", он "смог ознаменовать свое правление целым рядом крупнейших преобразований в области сцены и в особенности декорационного искусства" (К. Ф. Вальц. Шестьдесят пять лет в театре. Л., 1928, стр. 196).
   Во время своей двадцатилетней службы Теляковский вел дневник, скрупулезно занося туда все, что имело отношение к его деятельности. Когда Теляковский покинул пост директора императорских театров, дневник составлял пятьдесят объемистых тетрадей, насчитывавших около 14 тысяч страниц. Нередко к своим дневниковым записям он прилагал газетные и журнальные вырезки, письма и другие документы, число которых доходит до тысячи. Среди них письма от Давыдова, Ермоловой, Ленского, Савиной, Собинова, Станиславского, Шаляпина, Федотовой, Толстого, Направника, Рахманинова, Бакста, Бенуа, Головина, Коровина и других. Множество лиц проходит на страницах дневника. Тут и Николай II, и члены царской семьи, бесцеремонно вмешивавшиеся в театральные дела; высшие чины российской империи, хлопотавшие о своих фаворитках; сослуживцы-чиновники, о служебных злоупотреблениях которых немало повествует Теляковский; многочисленные представители русской культуры, преимущественно актеры" со своими театральными и личными заботами и т. д. Все это при авторской наблюдательности, уме и некоторой живости изложения воссоздает довольно ярко картину предреволюционной действительности.
   Дневник Теляковского -- первоклассный источник при изучении не только жизни отдельных выдающихся представителей русского театрального и изобразительного искусства, но и вообще культурной жизни России конца XIX и начала XX века.
   Коровин, хорошо знакомый с дневником Теляковского, якобы так говорил о его содержании: "...Если публика когда-нибудь ознакомится с этими записками, она узнает много интересных и поучительных вещей, узнает, как тяжела и трудна задача директора Императорских театров и сколько есть совершенно внешних, ничего общего с искусством не имеющих, условий, влияющих на те или другие театральные события, как, например, на снятие с репертуара или запрещение пьес и т. д." (С. Спиро. У К. А. Коровина.-- "Русское слово", 1910, 6 марта, No 53.-- Появление в газете записи беседы, отрывок из которой здесь приведен, вызвало возмущение художника, извинявшегося перед Теляковский; см. Коровин, стр. 373, 374).
   После 1917 г. Теляковский на материалах дневника начал писать мемуары, но не закончил их. Они охватывают период с 1898 по 1908 г. и насчитывают около четырех с половиной тысяч страниц. Отдельные части мемуаров легли в основу книг Теляковского: "Воспоминания. 1898--1917" (Пг., 1924); "Императорские театры и 1905 год" (Л., 1926); "Мой сослуживец Шаляпин" (Л., 1927). В 1965 г. вышло новое издание "Воспоминаний" Теляковского, в которое включены эти книги.
   Деятельность Теляковского в театре близко касалась Серова и его друзей, и в первую очередь Шаляпина, Коровина и Дягилева. В продолжение двадцати лет Теляковский всячески опекал Шаляпина и Коровина, и они отвечали ему сердечной признательностью, перешедшей потом во взаимную привязанность. Так, в одном из писем, отправленных из эмиграции, Коровин, вспоминая годы жизни в России, называл Теляковского своим другом (письмо Б. Б. Красину.-- Коровин, стр. 484). В. П. Шкафер, хорошо знавший театральную жизнь тех лет, считал, что "было налицо влияние" Коровина и Головина, а затем Шаляпина на Теляковского (В. П. Шкафер. Сорок лет на сцене русской оперы. Воспоминания. Л., 1936, стр. 194). Совсем по-другому складывались отношения между Теляковским и С. П. Дягилевым, к которому почти что с самого начала своей деятельности в театре Теляковский относился враждебно, видя в нем в известной степени конкурента. Впоследствии свою неприязнь к Дягилеву Теляковский распространил на его товарищей, в том числе и на Серова. В 1910 г. взаимоотношения Серова и Теляковского пришли в резкое столкновение в связи с оценкой деятельности Дягилева за рубежом, когда Серов счел нужным выступить в защиту своего друга с открытым письмом в печати, (см. т. 1 настоящего изд., стр. 495, 496).
   Делая в своем дневнике записи о Серове, Теляковский, в сущности, рассказал об отношении правящих кругов царской России к художнику. Кроме того, его дневниковые записи ценны богатым фактическим материалом.
   
   Публикуемые здесь впервые записи Теляковского извлечены из его дневников (отдел рукописей ГЦТМ).
   

Дневниковые записи (1900--1911 гг.)

17 ноября 1900 г.

   ...Дягилев, приехавший смотреть оперу <"Ледяной дом"> был в восторге от постановки. Одинаково Серов и Мамонтов. Серов просил мне передать, что он прямо поражен успехами постановки Большого театра1.
   

3 декабря 1900 г.

   ...На репетиции <"Дон-Кихота"> присутствовали Досекин, Серов, Клодт2, Коровин. Серову декорации очень понравились, кроме декорации первой картины, которая у Коровина просто недописана и требует отделки3.
   

15 апреля 1901 г.

   ...Приходил сегодня Серов (Валентин Александрович) и довольно наивно спросил меня, что могу ли я дать материалы "Дон Кихота" и "Лебединого озера" для помещения их в журнал "Мир искусства". Это была просьба через него Дягилева. Я ему на это ответил, что не считаю себя вправе распоряжаться этими материалами, что фотографии не разрешено продавать на сторону, а отдаются они целиком в Дирекцию. Само существование "Ежегодника" и его интерес именно обусловливается этими новинками, а потому едва ли Директор разрешит это. Во всяком случае я обещал спросить об этом кн. Волконского4. При этом я сказал Серову, что Дягилев и художники, порывая с Дирекцией, совсем не пожалели меня, ибо вся эта ссора ставит меня в очень затруднительное положение по многим вопросам нового искусства, которым я интересуюсь.
   

29 ноября 1901 г.

   ...Приходил Серов меня повидать; то телефону спросил сначала, когда может застать меня дома. В разговоре он очень хвалил Дягилева и между прочим спрашивал, имею ли я намерение взять Дягилева на службу. На что я ему ответил, что рад бы был его иметь, но когда могу взять, сам не знаю. Странно вообще эти заботы и навязывание Дягилева -- ясно кажется, что после всех историй его трудно взять5.
   

5 декабря 1901 г.

   ...Много рассказывал Коровин о декадентах и их отношении ко мне. Дягилев рвет и мечет, что его до сих пор я не приглашаю на службу в Дирекцию. Он <...> все, что я ни делаю, ругает. Ему в этом помогает Серов.
   

20 декабря 1901 г.

   ...Мосолов6 мне рассказывал, что Серов отказался писать портрет государя императора, отказ свой он мотивировал тем, что прошлый раз, когда он писал портрет, то государыня императрица сделала ему несколько замечаний. О безобразности этого поступка со стороны Серова нечего и говорить (министр7 был очень возмущен этим), но меня Серов еще интересует, как один из друзей Дягилева. Если эта молодежь таким образом предполагает двигать русское искусство, то они являются не помощниками, а врагами. Серов же выхлопотал 15 000 р. Дягилеву на издание "Мира искусства".
   

24 декабря 1901 г.

   ...Мосолов рассказывал мне сегодня о том, что Серов был у министра и сказал, что отказывается писать портрет государя "а том основании, что императрица, когда показывали портреты, сделанные Серовым, просила его некоторые детали рисунка дописать, Серов согласился и когда пришел к барону <т. е. Фредериксу>, то сказал -- я уже согласился, хотя напрасно дописывать портреты, но видя, что работа моя не нравится императрице, я отказываюсь писать следующие портреты. Государь в разговоре с Мосоловым сказал: "Вы слышали, какой, однако, нахал Серов". Вообще странно и весьма странно поведение Серова, если в особенности он хочет оказать услуги искусству... отказавшись писать, он не столько свою самостоятельность показал, сколько самодовольство, самодурство человека, желающего показать, что вот, что я могу сделать. Государь император был расположен к Серову и 15.000 субсидии на "Мир искусства" были даны государем Дягилеву по просьбе Серова и за все за это Серов отблагодарил по-своему. Уже прошлый год, когда уговорившись писать портреты по 2000 руб., он вдруг за последние, не предупредив, спросил 4000 -- сделал впечатление невыгодное8.
   

28 декабря 1901 г.

   ...В 5 часов был на докладе у министра, который сам мне рассказывал свой разговор с Серовым и отказ этого последнего писать портрет государя императора. Барон тоже рассердился на Серова, что в прошлый раз, когда этот последний явился к нему, то барон его не принял.
   

21 января 1904 г.

   ...Государь спросил меня, разве нельзя старое любить, т. е. Рафаэля, например. Я ответил, что старое и молодые художники любят, но любят не одного Рафаэля, но и Веласкеса. Его портретам стараются подражать. На это государь сказал, что он Серова любит, но ругался с ним из-за манеры неоканчивать портреты. Причем сказал, что Серов ужасный нахал.
   

6 января 1906 г.

   ...Сегодня возвратился из Парижа Коровин. Он очень смущен тем, что во время беспорядков в Москве стреляли в его квартиру. Слухи о том, что это было сделано с умыслом все более и более распространяются9. Говорят также, что дом Серова был обстрелян ружейным огнем и выбиты были все стекла10. Серова обвиняют в красноте -- да оно так и есть. Причем в особенном подозрении его мать, у которой и в прежнее время делали обыски. Коровина не любит Бооль11 и не любит за то, что он часто ему говорил правду и знает яро него различные дела денежные если и не темные, то во всяком случае не светлые. Бооль уже несколько раз намекал на то, что для спектакля в Московских театрах лучше бы убрать и Шаляпина и Коровина. Коровина, кажется, уже ни в чем нельзя упрекнуть, но будучи преподавателем в Школе живописи и ваяния, его имя связывается с другими преподавателями -- Серовым и т. п.
   

1 ноября 1907 г.

   ...Приходил Серов и принес свои эскизы для оперы своего отца "Юдифь", предполагаемой к постановке в будущем сезоне. Эскизы очень удачны и красивы. Писать с них будет Коровин.
   

23 ноября 1907 г.

   ...Я слышал, что в Москве Серов, которому я заказал эскизы для "Юдифи", защищает Ленского как режиссера12. Южин13 и Ленский купили Серова тем, что от Художественного клуба заказали ему свои портреты14. Оказывается, портреты эти писал Серов в Малом театре и на это Бремя прекращались репетиции. Каждый портрет по 1.500 р. Как это все просто делается с одной стороны и как много надо знать разных деталей с другой, чтобы оценить данное положение и мнение. Ведь нельзя же серьезно думать, что Серову нравился Ленский, как режиссер и хранитель репертуара Южинских пьес, и постановки в роде "Коринфского чуда"15 и т. п.
   

15 декабря 1907 г.

   ...Удивительно щепетильный народ г. художники подобно Серову. Он написал по заказу дирекции эскизы, сам их не представил дирекции, а послал по случаю с Коровиным. Счет выслал, но за деньгами не явился и никому не поручил их получить и сейчас же пишет обиженное и не корректное письмо, основываясь на совете Коровина написать Крупенскому16. Дело это частное и если хочет, чтобы ему сделали одолжение, конечно, надо написать на чье-нибудь имя в контору. Никто ему этих обязательств не ставил, но тогда и ладо было приехать самому за деньгами. Все это из дягилевских штук. Не могут просто и по хорошему.
   

3 мая 1908 г.

   ...Осматривал декорации Коровина "Юдифи" и "Игоря". Декорации "Юдифи" Коровин делал по эскизам Серова и по-моему сделаны они неудачно. Придется их поправлять. Вообще никогда еще не было удачных декораций по чужим эскизам. Но Коровин нарочно хлопотал, чтобы и Серов получил деньги и участвовал бы в постановке.
   

8 ноября 1908 г.

   ...С часу до шести на генеральной репетиции "Юдифи". Декорации были написаны Коровиным по эскизам Серова. Костюмы по рисункам Коровина. В общем вышло хорошо, но могло бы быть и лучше, если бы эскизы были бы сделаны самим Коровиным. Серов остался очень недоволен исполнением Коровина и прислал прилагаемое глупое письмо17. Коровин по его же просьбе дал ему делать эскизы за 1200 р. и вот благодарность. Серов сам сознает, что эскизы его были написаны наскоро и небрежно и теперь Коровина же обвиняет. Юдифь пела Куза и весьма удовлетворительно18 и по моему лучше Ермоленки19, Шаляпин не пел полным голосом. Публику не пускали, но были свои артисты и кое-кто из печати <...> На всех постановка произвела очень хорошее впечатление20.
   

23 января 1911 г.

   ...Серов, встретив Коровина, сказал ему про Шаляпина, что он написал ему в Монте-Карло письмо, в котором написал, "что вы думаете говорят о Вашем поступке я и Ваш приятель на Капри"21. Сегодня за завтраком Коровин мне показывал письмо Серова, в котором он пишет, что слышал будто демонстрация хора с пением на коленях была подготовлена заранее, спрошен Шаляпин и он сам дал на это согласие, при этом Серов добавляет, что едва ли хор императорской оперы мог без разрешения стать на колени. Всех этих господ: Бенуа, Бакста и Серова история 6 января очень беспокоит.
   

КОММЕНТАРИИ

   1 Автор оперы "Ледяной дом" -- А. Н. Корещенко; декораций и костюмов -- Головин.
   Музыка оперы не "мела "большого успеха в публике" (Vox <Г. Черешнев>. "Ледяной дом".-- "Русское слово", 1900, 13 ноября, No 315). Постановка же оперы была, по общему признанию, "за некоторыми вычетами, прекрасна" (Пэк. Кстати.-- "Новости дня", 1900, 7 ноября, No 6274). "Она очень недурна,-- считала газета "Русское слово" (1900, 8 ноября, No 310),-- но особенною роскошью, как предполагалось, не блещет; костюмы хороши. Из исполнителей следует отметить лишь г. Шаляпина, сумевшего из небольшой роли Бирона сделать очень законченную фигуру". Спустя четыре года Бенуа, отмечая удачи Большого театра, называл "Лебединое озеро" и "Ледяной дом". "Струей истинной талантливости",-- заметил он,-- повеяло от этих постановок" (Руслан и Людмила.-- "Мир искусства", 1904, No 11-12, стр. 234).
   2 Николай Александрович Клодт фон Юргенсбург (1865--1918) -- живописец и театральный художник, обычно помогавший Коровину писать декорации; преподаватель Училища живописи (1912--1918).
   3 Балет Л. Минкуса "Дон-Кихот" был поставлен балетмейстером А. А. Горским; декорации к нему исполнили Коровин и Головин; им помогал Н. А. Клодт.
   "Дон-Кихот" -- одна из первых работ Коровина и Головина на сцене императорских театров. В дневнике (12 февраля 1900 г.) Теляковский ярко рисует обстановку, в которую попали художники: "Художеством руководил машинист подрядчик Вальц. Ему заказывали целиком постановки, и он сам, не владея кистью, писал 54.000 аршин декораций. На эту последнюю цифру администрация обратила внимание, обиделась, что мол писать не умеет, а пишет 54.000 аршин -- уволить его из декораторов, но потом смягчилась и сказала -- почти уволить, немножко же пописывать разрешить <...> Когда я хотел заставить декораторов работать по эскизам Коровина, то оказалось, что они не столь самолюбивы, что по чужим эскизам работать для себя считают унизительным. Хотя раз все-таки Савицкому, нарисовавшему неправильную капитель колонны, пришлось выслушать урок перспективы от Коровина <...> Когда я стал звать Коровина к участию в театральном деле, он долго не соглашался, ибо говорил, что убежден в невозможности служить при театрах -- его пугала администрация и мне стоило больших трудов его уговорить <...> Коровин, будучи очень занят устройством Парижской выставки (о чем он и раньше меня предупреждал), имел мало свободного времени и не мог аккуратно относиться к своим занятиям по театральному делу. Скоро явились на него наветы, недовольство, и тут я почувствовал, как трудно мне будет приучить монтировочную часть пожелать пользоваться указаниями и советами Коровина" (не издано; отдел рукописей ГЦТМ).
   Постановка "Дон-Кихота" (премьера 6 декабря 1900 г.) за единственным исключением была оценена прессой резко отрицательно. Только газета "Новости дня" (1900, 7 декабря, No 6304), заявила, что успех балета "обеспечен", так как "перед зрителем проходит целый ряд картин, роскошно написанных, сказочно волшебных". Редакцию зрителей на постановку "Дон-Кихота" можно понять из дневника Теляков-ского (7 декабря 1900 г.): "Коровин и Головин, хотя старались и скрыть, но были расстроены отсутствием одобрения среди публики" (не издано; отдел рукописей ГЦТМ). А спустя несколько дней Теляковский написал: "За границей Коровин и Головин оценены, получили медали, но у себя в отечестве их стараются обливать помоями". Это казалось ему странным и обидным, тем более, что раньше "ни слова не писали о декорациях наших никуда негодных декораторов" (12 и 17 декабря 1900 г.). Редактор "Московских ведомостей" В. А. Грингмут в связи с постановкой "Дон-Кихота" разразился статьей "Декадентство и невежество на образцовой сцене", где характеризовал работу художников как "малеванье, живо напоминающее китайскую живопись на чайных цибиках" (1901, 7 марта, No 65). По поводу этого выступления Теляковский писал: "Статья эта произвела удручающее впечатление на Коровина и на Головина: работали они в театре не первый год и были уже достаточно известны в Москве" (В. А. Теляковский. Воспоминания. М.-- Л., 1965, стр. 179). А вот как оценивал декорации к "Дон-Кихоту" Дорошевич: "Г. Коровин -- талантливый художник, но декорации к "Дон-Кихоту" -- самое неудачное из его произведений. Эти тяжелые, хмурые, свинцовые тона, может быть, очень хороши для изображения "солнечной ночи" на Шпицбергене. Но действие "Дон-Кихота" происходит ведь не на Шпицбергене, а в Испании, под золотыми, горячими лучами полуденного солнца. И ни одного солнечного пятна! От мрачных декораций не веет светом, не дышет теплом. Эти сумрачные, суровые леса годились бы скорее для скандинавской саги, чем для веселой испанской истории. Эти декорации -- самая мрачная клевета на Испанию" (В. Дорошевич. Два балета.-- "Россия", 1901, 23 октября, No 896). Спустя почти сорок лет Коровин упоминал о постановке "Дон-Кихота": "..все газеты разразились неслыханной бранью" (Константин Коровин. Шалялин. Встречи и совместная жизнь. Париж, 1939, стр. 50, 51).
   В 1902 г. постановка "Дон-Кихота" была перенесена на сцену Мариинского театра. И опять поток брани и ругани обрушился на художников теперь уже со страниц петербургской печати. Особенно резко выступил Кравченко: "Как все это грубо и, если хотите, нагло. Талант -- талантом, но ведь надо и честь знать. Нельзя же, не зная перспективы ни воздушной, ни линейной, писать декорации для нашего лучшего театра. Нельзя подносить такую бесцеремонную мазню и думать, что художникам поверят и скажут, что это хорошо <...> Все впечатление красивых движений, игры и пр., все это портится этой ужасной, беспардонной мазней, в которой перемешалось все: и безграмотность и дерзость.
   Прежде художники-декораторы изучали условия сцены, изучали линейную и воздушную перспективу и достигали поразительных результатов. Зрители забывали, что сидят в театре, что перед ними написанные декорации <...> Но то были художники, любившие свое дело, работавшие, мучавшиеся при составлении эскизов и при их исполнении. А эти?" (Н. Кравченко. Новые декорации "Дон-Кихота".-- "Петербургская газета", 1902, 29 января, No 28). Серов был возмущен за своего друга. 1 февраля 1902 г. он писал Нувелю: "Читал сегодня Кравченко об постановке "Дон-Кихота" -- он, Кравченко, все же осел, ну да это старая истина. Ну-с, а вам, дифисилям {привередникам (франц.).}, как понравилось? Подозреваю, что не очень, а? -- На мой взгляд недурно" (не издано; собрание И. С. Зильберштейна, Москва).
   4 Сергей Михайлович Волконский, князь (1860--1937), внук декабриста С. Г. Волконского,-- директор императорских театров в 1899--1901 гг., автор книг: "Человек на сцене", "Художественные отклики", "Выразительное слово", "Законы живой речи и правила чтения", а также ряда брошюр и статей по общим вопросам искусства. В эмиграции издал е двух книгах "Мои воспоминания" (Мюнхен, 1923). В 1930-х гг. был директором Русской консерватории в Париже.
   "Широко образованный" и "искренно любящий искусство" ("Нива", 1899, No 35, стр. 673), Волконский, по словам певицы Фелии Литвин, был человеком "большой культуры, тонким художником, прекрасным театральным руководителем" (Фелия Литвин. Моя жизнь и мое искусство. Л., 1967, стр. 76). "Художественный деятель, высоко одаренный писатель и характер исключительного нравственного достоинства",-- говорил о нем С. К. Маковский в книге "На Парнасе "Серебряного века" (Париж, 1963, стр. 253). Станиславский, который по просьбе Волконского прослушал его работу о театре, 22 января 1911 г. сообщал жене: "Согласился я на это чтение неохотно, но теперь не раскаиваюсь. То, что он написал, гораздо талантливее, гораздо важнее, гораздо интереснее, чем это говорили в театре. Он, как и я, преследует ту же гадость, имя которой -- театральность, в дурном смысле слова.
   Если бы мне удалось писать так талантливо и изящно по форме, как он, я был бы счастлив.
   Вообще, кн. Волконский мне нравится. Мне его жаль -- он сгорает от жажды играть, режиссировать, томится в своем обществе, а его родственнички его держат за фалды и все прокисают от скуки в своих палаццо" (К. С. Станиславский. Собрание сочинений. Т. 7. М., 1960, стр. 500). По отзыву его преемника на посту директора императорских театров Теляковского, Волконский "знал сцену, знаком был с зрительным залом, но совершенно не предполагал того сложного, чисто административного, хозяйственного аппарата, который неумолимо действует за сценой и вне зрительного зала и способен многим самым искренним художественным стремлениям преграждать и затруднять путь" (В. А. Теляковский. Воспоминания. Л.-- М., 1965, стр. 36). Неопытность Волконского, его неискушенность в самой театральной жизни подметила Ермолова при первой официальной встрече с ним (письмо к Л. В. Средину от 16 сентября 1899 г.-- Мария Николаевна Ермолова. Письма. Из литературного наследия. Воспоминания современников. М., 1955, стр. 154). Пост директора императорских театров Волконский вынужден был покинуть из-за столкновения с балериной М. Ф. Кшесинской, фавориткой Николая II.
   5 Энергичный Дягилев давно порывался к театральной деятельности. Размолвка с тогдашним директором императорских театров С. М. Волконским на время умерила его притязания. В середине 1901 г. Теляковский сменил Волконского, и Дягилев вновь возобновил свои попытки стать у руководства императорскими театрами. Однако Теляковский, сознавая, что принятый на службу Дягилев, при его кипучей натуре, представлял бы серьезную опасность для его директорского положения, всячески тянул, не давая определенного ответа. В своем дневнике Теляковский неоднократно говорит о невозможности совместной работы с Дягилевым. Вот запись от 29 октября 1901 г: "Дягилев сильно хочет вступить в Дирекцию и будет меня считать своим врагом, если я его не возьму. Все это довольно грустно, ибо видишь не того человека, которого бы хотелось. Дягилев именно подходящий человек для театра -- мог бы приносить большую пользу своими знаниями и энергией, но в жизни его проглядывают разные приемы, несовместимые с прямой и открытой натурой". 6 декабря 1901 г. Теляковский сделал любопытную запись: "Коровин мне рассказывал сегодня, что провел вечер у Бенуа. Бенуа и Бакст совершенно не разделяют мнения Дягилева -- при разговоре присутствовал и Нувель -- и считают, что Дягилев, домогаясь поступить в Дирекцию, взял неверный тон -- они сказали Коровину, что вполне мне сочувствуют". Позднее отношения между ними обострились. 17 марта 1902 г. Теляковский записал: "Коровин рассказывал мне, что Дягилев просил его мне передать, что "Мир искусства" возмущен весь тем, что этот год сняли с репертуара "Тристана". Довольно курьезное и оригинальное заявление передает Дягилев директору императорских театров. Вообще, видимо, "Мир искусства" становится совсем во враждебный лагерь по отношению ко мне и критикует все, что в театрах делается, не скрывая, что до тех пор, пока Дягилева не возьмут на службу, они будут идти против императорских театров. Дягилев говорит, что ничего нового в театрах не делается и скучны они так стали, что нечего о них и говорить". 5 мая 1902 г. Теляковский вновь возвращается к больному для него вопросу: "Дягилев написал критику на балет "Жавот", поставленный для эрмитажного спектакля Гердтом. Постановку Дягилев очень хвалит <...> Видев этот балет, трудно поверить, чтобы Дягилев мог его хвалить. Очевидно, все это делается нарочно и в этом не мало подлости. Если Петипа отстаивает старое, то это понятно и простительно, отношение же такое Дягилева, основанное на том лишь, что он желает мстить за неприятие его в театр, доказывает мелкую душу человека, желающего проводить лично новое и не допускающего, чтобы кто-нибудь мог это делать без его помощи". Вероятно, последнее обстоятельство и имел в виду Бенуа, когда 12 января 1903 г. писал Серову, что находит "более чем отвратительным и весь способ ведения борьбы с Теляковский. Ох, Сережа, не укатают тебя никакие горки. Что за мучительная, прямо фатальная фигура" (Серов. Переписка, стр. 353). И позже Дягилев предпринимал попытки поступить на службу в императорские театры, но уже метил на место самого Теляковского. Об этом, в частности, Бакст писал Нувелю 25 ноября (8 декабря) 1907 г.: "Слышал я об изумительных комбинациях Сережи -- быть ему "директором". Так надо действовать -- быка за рога, вернее -- осла за уши, давно пора. И уже я, ослепленный перспективой его директорства -- balbutie comme le {бормочу как (франц.).} "разбойник" -- помяни меня, Сережа, в директорстве твоем" (не издано; ЦГАЛИ).
   Критикуя деятельность дирекции императорских театров, Дягилев призывал к серьезным реформам (см. его статьи "Балеты Делиба".-- "Мир искусства", 1902, No 9-10, Хроника, стр. 33; "Оперные реформы".-- Там же, 1902, No 12, Хроника, стр. 60--62; Программа директора театров.-- "Русь", 1905, 15 сентября, No 220). Теляковский так и не принял Дягилева в дирекцию императорских театров.
   6 Александр Александрович Мосолов (1854--1939) -- В то время полковник, флигель-адъютант, начальник канцелярии министерства императорского двора (1900--1916), посланник в Румынии (1916--1917). Принадлежал к ближайшему окружению Николая II и перед революцией был в чине генерал-лейтенанта. О влиянии Мосолова при дворе упоминает С. Ю. Витте в своих "Воспоминаниях"; "конногвардеец Мосолов, женатый на сестре Трепова, человек смышленый" он всегда мог убедить и внушить Фредериксу (министру двора) все, что Трепов желал" (Т. 2. М., 1960, стр. 349). В эмиграции написал книгу: At the court of the last Tsar. 1900--1916 (London, 1935).
   7 Владимир Борисович Фредерикc, барон (1838--1927),-- с 1897 г. министр императорского двора и уделов.
   О нем и о других своих приближенных Николай II как-то, по словам Ф. Ф. Юсупова, сказал: "...некоторые из них стары и несколько выжили из ума, как, например, мой бедный Фредерике" (Félix Youssoupoff. Avant l'exil. 1887--1919. Paris, 1957, p. 195). Товарищ управляющего Русским музеем Д. И. Толстой, по долгу службы часто встречавшийся с Фредериксом и хорошо его знавший, отметил в овоих "Автобиографических записках", что он "был умственно и культурно ограничен" (не издано; ЦГАЛИ). С. М. Волконский, бывший одно время сослуживцем Фредерикса, говорил о нем. что он был "недалек" и "неподвижного ума" (Сергей Волконский. Мои воспоминания. Родина. Ч. 3. Мюнхен, 1923, стр. 154).
   8 В письме к А. А. Мосолову от 29 июня 1900 г. Серов писал: "Должен Вам заявить, что вчерашняя беседа Ваша со мной произвела на меня в высшей степени тяжелое впечатление благодаря замечанию Вашему, что я, пользуясь случаем, когда со мной не сговорились предварительно в цене -- назначаю слишком высокую плату.
   Не знаю, имеете ли Вы право бросать мне в лицо подобное обвинение.
   Почему я назначаю столь высокую (по Вашему мнению) цену -- на то у меня есть свои соображения -- хотя бы и то, весьма простое, что до сих пор они (цены) были низки (по моему мнению) и гораздо ниже цен иностранных художников, работавших Двору, каковы Беккер и Фламенг <...>
   Во всяком случае сколько бы я ни спросил -- сколько бы мне ни заплатили -- не считаю Вас вправе делать мне вышеуказанное замечание и покорнейше просил бы Вас взять его обратно" (Серов. Переписка, стр. 304, 305). Сумма, назначенная художником за портрет, до сих пор была неясна. Дочь Серова то называла четыре тысячи руб. (там же, стр. 304), то -- две тысячи руб. (О. Серова, стр. 57). В действительности, правильна первая цифра, которая и фигурирует в дневниковых записях Теляковского. Это подтверждается и служебным письмом А. А. Мосолова от 12 июля 1900 г.: "По всеподданейшем докладе министром императорского двора заявления академика Серова об уплате ему денег за исполненный по заказу его императорского величества портрет государя императора (в тужурке), последовало высочайшее соизволение уплатить означенному художнику за упомянутое произведение четыре тыс. руб." (не издано; ЦГИАЛ СССР).
   Этот Мосолов, казалось бы, заботливо оберегавший царскую казну, сам нередко запускал в нее руку. Теляковский, например, писал о нем: "Женщины, а особенно театральные, за которыми ухаживал Мосолов, имеют способность очень любить и нетеатральных мужчин, но при этом не перестают любить и деньги, а их у Мосолова как раз не было <...> и вот этот-то расход он старался делить с дирекцией <императорских театров>" (В. Теляковский. Воспоминания. 1898--1917. Пг., 1924, стр. 52.-- Этот пассаж о Мосолове в новое издание "Воспоминаний" Теляковского не вошел).
   9 Впоследствии Коровин в одном из рассказов упомянул об этом обстреле своей квартиры. "В 1905 году,-- писал он,-- я был в Петербурге <...> В Москве началась <...> революция. Когда я вернулся в Москву, то подъехав к дому, где я жил, увидел, что квартира моя во втором этаже и соседняя квартира, кажется, Тесленко, разрушены артиллерийскими снарядами. Я поднялся во второй этаж к себе. Горничная с испуганным лицом отворила дверь <...> Пришел дворник, сказал: "Вот какое дело вышло... С приездом вас, барин. Стреляют и стреляют. Вот против, с жандармских казарм". В комнате моей была разрушена стена. Белая штукатурка лежала на полу. Письменный стол перевернут. Из ящиков разбросаны бумаги, а деньги, которые были в столе, пропали" (Константин Коровин. Феб.-- "Возрождение", Париж, 1934, 23 сентября, No 3399).
   10 Серов с горькой иронией кратко упомянул об этом в письме к Бенуа в декабре 1905 г.: "Войска оказались в деле подавления вполне на высоте своей задачи и стреляли из орудий по толпе и домам во все и вся гранатами, шрапнелью, пулеметами (шимоз не было), затем доблестные расстрелы, теперь обыски и тюрьмы для выяснения зачинщиков и т. д. и т. д., все как следует". "В одном, пожалуй, были правы наши крайние партии,-- резюмировал Серов,-- что не следует очень доверять манифесту 17 октября" (Серов. Переписка, стр. 286). Это мнение было распространено среди художников того времени.
   11 Николай Константинович фон Бооль (I860--1938) -- управляющий московской конторой императорских театров (1901--1910).
   Вот некоторые упоминания в дневнике Теляковского об этом высокопоставленном чиновнике: "мало имеет вкуса"; "малопонимающий и неспособный оценить современное положение"; <Коровин> "жаловался между прочим на Бооля, на отсутствие у него художественного вкуса и чутья и на формальное чисто отношение к вопросам искусства <...> Бооль очень бы был рад отделаться и от Коровина и от Шаляпина. Бооля вообще все не любят в театре, а некоторые прямо ненавидят" (31 мая -- 2 июля 1904 г.; 22 декабря 1905 г.; <2 августа> 1906 г.).
   12 Александр Павлович Ленский, псевдоним Вервициотти (1847--1908),-- актер, режиссер и педагог, с 1876 г. работал в Малом театре. Его учениками были А. Остужев, В. Пашенная, В. Рыжова, П. Садовский, Е. Турчанинова. В 1907 г. Ленский стал художественным руководителем Малого театра. Дарование Ленского пленяло многих современников.
   Ермолова писала о нем: "С Ленским умерло все. Умерла душа Малого театра <...> С Ленским умер не только великий актер, а погас огонь на священном алтаре, который он поддерживал с неутомимой энергией фанатика" (письмо к Л. В. Средину от начала ноября 1908 г.-- Мария Николаевна Ермолова. Письма. Из литературного наследия. Воспоминания современников. М., 1955, стр. 211).
   Ленский проявил себя талантливым человеком и в других областях искусства. "А. П. Ленский как бы был рожден,-- писали в некрологе,-- для поприща художника. Если бы он не был актером,-- живопись и скульптура могли бы назвать его своим. Он так же хорошо воспроизводил известный образ кистью и лепил его из глины, как создавал его на сцене. В бытность в Петербурге он пользовался советами известного портретиста Крамского. Из его работ можно отметить прекрасную копию со старинного портрета артиста Волкова, которую он подарил дирекции петербургских театров. Она находится теперь в так называемом артистическом фойе Александрийского театра. Из скульптурных работ А. П. можно указать на бюст итальянского трагика России (Кончина А. П. Ленского.-- "Русское слово", 1908, 14 октября, No 238).
   13 Александр Иванович Южин, псевдоним Сумбаташвили (1857--1927) -- актер Малого театра (с 1882 г.), с 1909 г.-- его управляющий, в годы Советской власти -- Директор. Известен также как драматург. Один из первых народных артистов РСФСР.
   В конце января 1908 г. в Москве отмечалось двадцатипятилетие театральной деятельности Южина. Среди гостей находился и Серов (Банкет в честь А. И. Южина.-- "Русское слово", 1908, 27 января, No 23).
   14 Вначале Литературно-художественный кружок обратился к Коровину с просьбой исполнить двойной портрет Южина и Ленского. "Я понимаю,-- писал Коровин Южину 6 апреля 1906 г.-- всю неловкость положения по отношению к Художественному кружку и еще более к Вам. Извините и простите меня великодушно; я совершенно не нахожу времени написать Ваш портрет. Откладывать далее я не нахожу возможным и прошу поручить заказ другому лицу" (Коровин, стр. 354). В конце 1907 г. портрет Южина и Ленского был заказан Серову. Как сообщал журнал "Русский артист", они должны были быть изображены "в домашней обстановке за самоваром" (1907, No 2, стр. 30). Заказ, обошедшийся Литературно-художественному кружку по словам этого журнала в "несколько тысяч", возбудил среди его членов недовольство дирекцией, в состав которой входили и Южин, и Ленский. Появилась чья-то колкая эпиграмма:
   
   Почтенный князь Сумбатов-Южин!
   Портретик Ваш Кружку не нужен.
        Мы не желаем, черта с два,
        Платить рубли для кумовства!..
   В Кружке всяк должен быть эстетик
   И Ваш упитанный портретик
        Пусть для угодливых птенцов
        К себе повесит Иванцов
   
   (там же, стр. 30.-- Упоминаемый в эпиграмме Иванцов также был членом дирекции кружка). Серов писал портрет в конце 1907--начале 1908 г. ("Театр", 1907, No 125, стр. 14; "Русский артист", 1908, No 5, стр. 68).
   Портрет экспонировался на выставке "Союза русских художников" в Москве (26 декабря 1908 г.-- 8 февраля 1909 г.) и вызвал противоположные суждения. Газета "Киевская мысль" поместила даже два отзыва, противоречащие друг другу. Первый раз она заявила, что Южин и Ленский -- "положительно живые", а во второй раз утверждала: "Насколько удался Ленский, настолько не удался Южин" (В. Художественная выставка. Письмо из Москвы.-- 1909, 3 января, No 3; Кн. Мышкин <Н. Е. Эфрос>. Две выставки.-- 1909, 6 января, No 6). Один журнал считал, что попытка Серова изобразить Южина и Ленского "неудачна": "Здесь так и видно, что портрет писан по заказу, без воодушевления" ("Известия общества преподавателей графических искусств в Москве", 1908, No 10, стр. 349). Такое же мнение высказал художественный критик газеты "Голос Москвы", уверявший, что Ленский и Южин "совершенно не удались: у Ленского совсем измятый череп -- настолько плох рисунок головы; позы ничего не выражают и фигуры не осмыслены по отношению друг к другу" (Н. Зеницын. "Союз художников".-- 1908, 28 декабря, No 300). Рецензент петербургской газеты "Слово" придерживался несколько иного мнения: "По краскам этот портрет не так интересен. В нем есть какая-то досадная тяжеловатость, громоздкость. Лучше удалась фигура Ленского; в выражении лица Ленского масса характерного для этого нервного и энергичного человека" (Ив. Лазаревский. Художественные заметки. Выставка "Союза русских художников". II.-- 1909, 6 марта, No 728). Почти так же отозвался о портрете Семен Волжанин ("Союз русских художников". Выставка".-- "Руль", 1909, 19 января, No 158). Сотрудник газеты "Театр" высказывался еще более определенно: "Ленский удался замечательно. Сидит, как живой. И подступает боль от мысли, что уже нет его, что уже навсегда закрылись эти прекрасные глаза. И они, и выражение губ,-- все лицо удались Серову чрезвычайно. Южин удался много хуже. И в позе, которая напряжена, и в лице, на котором какое-то деланное выражение. Не уловлена душа лица" (N. На верниссаже.-- 1908, 28--29 декабря, No 365).
   H. E. Эфрос в обзоре выставки писал: "Я ограничусь <...> тем, что особенно метнулось в глаза своею красотою или оригинальностью, или что обозначено особенно громким, настораживающим внимание именем.
   Такое имя, прежде всего, В. А. Серов.
   На прошлой выставке союза у него был замечательный "Петр", поразительно глубоко схваченный Леонид Андреев, щеголял редким мастерством портрет г-жи Гиршман. На этой выставке Серов много беднее. Наиболее крупная вещь -- портрет артистов Ленского и Южина. Они изображены на сцене Малого театра, должно быть, на репетиции. Там, в театре, и писал их Серов. Я уже раньше знал этот портрет, видел в недоконченном виде в уборной -- покойного А. П. Ленского, потом в литературно-художественном кружке, которому принадлежит картина. И каждый раз, когда стоял я перед полотном, поражало: как удался Ленский и как не удался Южин. Ленский -- живой, его поразительные глаза, его усмешка, добродушная и, вместе, значительная. И очаровательно передано все благородство этой красоты старости. Как хорошо, что Серов успел сделать этот портрет, упредил ту печальную катастрофу, что разыгралась 13 октября и унесла великого артиста.
   Его черты получили такое прекрасное закрепление. Ленский сидит. Южин стоит подле, положив локоть ему на плечо. Как будто что-то ему нашептывает. Не удалась Серову эта поза. Какая-то она не живая, напряженная, деланая, фотографическая. И еще меньше удалось лицо. Лицо без выражения, точно с гримасою; надутые губы, сердитые глаза, нахмуренный лоб. Если Ленский -- один из лучших портретов Серова, Южин -- один из худших" (Чужой <Н. Е. Эфрос>. Выставка "Союза русских художников".-- "Речь", 1908, 29 декабря, No 320).
   Зато рецензент журнала "Рампа и жизнь", считая портрет "шедевром" в смысле "красоты и сочетания красок", заявлял, что не только Ленский, но и Южин изображены великолепно: "Громадный темный силуэт декораций и на них яркими световыми пятнами рисуются лица Южина и Ленского, следящих за какой-то постановкой. Как правильно выражены сангвинический темперамент Южина-Сумбатова и голубые глаза А. П. Ленского". (Nemo. Выставка Союза русских художников.-- 1909, No 2, стр. 2). Хорошо отозвался о работе Н. Р. Кочетов: "Двойной портрет корифеев Малого театра, из которых смерть одного мы недавно оплакивали, написан очень широко, смело, так широко, что на близком расстоянии эта эскизность письма даже мешает впечатлению. Но отойдите как можно дальше, и все эти мазки и блики как-то сходятся, сплываются и на их месте вы видите живого Александра Павловича в его характерной позе, с характерным поворотом головы и умным взглядом глаз. Даже как-то жутко видеть такое живое изображение человека, с которым недавно еще разговаривал и которого больше нет. Не менее хорош и А. И. Южин; поза, наклон головы также чрезвычайно характерны" (VI выставка союза русских художников.-- "Московский листок", 1909, 9 января, No 6). Также благожелательно писал журнал "Московский еженедельник": "Хотелось бы очень много говорить о Серове; каждый его портрет -- какое-то новое разрешение трудной задачи. С чувством невольного уважения смотришь на его большой коллективный портрет Ленского и Южина; в лице и позе Ленского много характеристики" (1909, No 2, стр. 58). Грабарь не совсем был удовлетворен работой Серова: "Портрет Ленского и Южина очень благороден по своей новой для Серова, почти гобеленовой гамме; в нем смят несколько рисунок, но это не слишком бередит глаз. Гораздо слабее общая его композиция, или вернее, отсутствие ее. Чувствуется, что художник создает свою композицию прямо на холсте во время первого же сеанса. Композиция в том смысле, в каком ее понимал Веласкес, или Вандейк, или наши Левицкий и Боровиковский,-- композиция общего силуэта, линий, масс -- мало трогает Серова. Прежние мастера никогда не писали сложного портрета, не разработав во всех деталях предварительный эскиз" (Игорь Грабарь. Московские (выставки.-- "Весы", 1909, No 1, стр. ПО.-- Аналогичные замечания были сделаны и другими критиками: П. Эттингер. Художественные выставки.-- "Русские ведомости", 1909, 8 января, No 5; Скиф. Союз художников.-- "Голос Москвы", 1908, 31 декабря, No 302).
   15 Эта пьеса А. И. Косоротова шла в Малом театре в сезон 1906/07 г. Как отмечала одна из газет, пьеса написана "бледным и чахлым языком" ("Товарищ", 1906, 17 декабря, No 142).
   16 Александр Дмитриевич Крупенский (1875--1939) -- управляющий петербургской конторой императорских театров (1907--1917). По словам Теляковского, Крупенский "в художестве понимал мало. Художников не любил за их независимость и за то, что декорации были готовы не к сроку и много истрачено казенного холста" (В. А. Теляковский. Воспоминания. Л.--M., 1965, стр. 157).
   17 Вот текст этого письма Серова от 9 Ноября 19Ô8 г.: "Я очень огорчен постановкой "Юдифи" -- не могу не сказать Вам этого. Может быть, публика, как Вы говорите, и будет довольна (в чем сомневаюсь), но не в этом дело -- меня огорчает не то. Когда я работал над эскизами, я думал, что такие художники, как К. А. Коровин, Клодт, поймут меня, т. е. эскизы с полунамека и, поняв эти намеки,-- разовьют картины в нечто большее, чем самые эскизы и тут я жестоко ошибся. Декорации вышли грубыми и смешными, без той небольшой доли благородства, которая все же имеется в эскизах. Может быть, я тут ошибаюсь? Непонимание местами дошло до абсурда: принять беседку Юдифи (2-й акт) за рощу пиний с ручьем и мельничным колесом на месте двери и окон, намеченных в доме Юдифи, при всей эскизности моей работы -- все же нельзя <...> Все это мне настолько тяжело, что видеть самый спектакль завтра -- не в силах" (не издано; отдел рукописей ГЦТМ).
   18 Валентина (Ефросинья) Ивановна Куза (1868--1910) -- певица Мариинского театра (с 1894 г.).
   "Петербургская газета" в статье "Новая постановка "Юдифи" (1908, 9 ноября, No 309) так писала об исполнении артисткой роли Юдифи: "Вчера, на генеральной репетиции, по окончании последнего акта, хор устроил овацию г-же Куза, сумевшей преодолеть необыкновенно трудную партию...
   К овации присоединился Шаляпин и другие артисты".
   19 Наталия Степановна Ермоленко-Южина, псевдоним Плуговской (1881--?),-- артистка Большого и Малого театров, с 1924 г. жила во Франции.
   20 К постановке "Юдифи" на сцене Мариинского театра самое непосредственное отношение имел Шаляпин. В "Петербургской газете" (1903, 17 декабря, No 346) появилась заметка ее музыкального обозревателя В. С. Баскина (псевдоним -- Театрал) "Около театра": "Московский гастролер <Шаляпин>, будто бы, заявил дирекции, что до тех пор не будет петь на Мариинской сцене Олоферна, пока для оперы Серова не будет сделана новая обстановка, ибо теперешние декорации не соответствуют его гриму в этой опере и вообще его воззрениям на данный стиль (!!!). Думаем, что дирекция не должна в этом отношении потакать капризам г.г. артистов, ибо, в конце концов, ведь не опера существует для артистов, а артисты для оперы. Во всяком случае, будем знать, что не кому другому, как г. Шаляпину, мы обязаны тем, что одна из лучших русских опер отсутствует в репертуаре Мариинского театра". Спустя три с половиной года появилась другая заметка: "На Мариинской сцене собираются возобновить "Юдифь" Серова.
   Партию Олоферна должен петь Ф. И. Шаляпин, но, говорят, талантливый артист поставил дирекции одно условие...
   Чтобы декорации были новые...
   При старых декорациях Шаляпин не соглашается петь...
   Казалось бы, какое дело артисту -- старые или новые декорации? Была бы партия ему по голосу и дали бы ему подходящий костюм.
   Так смотрели в старину. Но не так смотрят современные артисты, справедливо рассуждающие, что сила в ансамбле, а не в артисте. Оттого Шаляпин и имеет такой исключительный успех, что заботится не столько о том, чтобы у него хорошо звучал голос и чтобы грим был интересный, а чтобы вся рамка, которая его окружает, была художественной и в тоне с его гримом и костюмом" (Петербургский обозреватель <И. С. Розенберг>. Эскизы и кроки.-- "Петербургская газета", 1907, 19 августа, No 226). Ровно через месяц после этой заметки Теляковский записал в своем дневнике: "Присутствовал в Мариинском театре на генеральной репетиции "Юдифи" с Шаляпиным. Опера поставлена в старых декорациях и костюмах, которые настолько плохи и безвкусны, что Шаляпин три года не соглашался петь в этой обстановке. Эпоха, по словам Чичагова, разнится на 1200 лет. Юдифь 600 лет до Рождества Христова, а обстановка 600 лет после Рождества Христова. Кроме того есть подробности совсем невозможные". Убогость декораций и костюмов, по-видимому, была такой очевидной, что опера в тот сезон так и не пошла в Мариинском театре, если не считать единственного спектакля 21 сентября 1907 г. Дирекция императорских театров оказалась вынужденной заказать для оперы новые декорации и костюмы. По-видимому, не без участия и совета Шаляпина, дирекция пригласила к их исполнению Коровина, который, в свою очередь, привлек Серова. Было ли оформление "Юдифи" новым по сравнении с 1898 г.-- неизвестно.
   Работа Серова и Коровина была высоко оценена прессой: "Опера поставлена совершенно заново. Новые декорации талантливого В. А. Серова очень живописны.
   В них много знойной яркости, дышащего огнем воздуха...
   Планировка почти прежняя, за исключением второй картины, изображающей не комнату Юдифи, как прежде, а террасу перед ее домом.
   Оригинален шатер в третьем акте. Костюмы К., А. Коровина очень стильные и эффектные" ("Петербургская газета", 1908, 9 января, No 309). Через некоторое время, возвращаясь к постановке "Юдифи", эта же газета отмечала: "В Юдифи" едва ли не одинаковый успех с Шаляпиным и Кузой имели их костюмы, сделанные по рисункам Серова и Коровина". (Петербургский обозреватель <И. С. Розенберг>. Эскизы и кроки.-- Там же, 1908, 16 ноября, No 316.-- Розенберг ошибся: костюмы были сделаны по эскизам Коровина). Другая петербургская газета "Обозрение театров" считала, что возобновленная "Юдифь" -- "это новая выставка художественных произведений из области декоративной живописи, новая серия стильных костюмов, воскрешающая быльем поросшую эпоху, новый ряд сказочно-красивых сценических картин" (1908, 9 ноября, No 572). Благоприятное впечатление произвели декорации к "Юдифи" на рецензента газеты "Речь": "Новые декорации, написанные по эскизам сына композитора В. А. Серова, если не так красочны, как прежние, то зато выдержаны в стиле и более правдивы. Перед нами горное местоположение старого еврейского города Ветилуя. Никакой почти растительности под палящими лучами солнца. Городские крепостные стены первой картины с башнями производят надлежащее унылое впечатление осажденного города. Красива декорация (2-е действие) жилища Юдифи при закате солнца с очень жизненными тонами неба.
   Декорации шатра Олоферна с навешанными коврами на золоченых столбах тоже красивы и без преувеличенной пышности.
   Приятное впечатление стильности производят и костюмы по рисункам К. А. Коровина" (Г. Тимофеев. "Юдифь" Серова с Ф. И. Шаляпиным.-- 1908, 12 ноября, No 275). Впрочем, был и отрицательный отзыв, исходивший от газеты "Новое время": "Г. Серов известен как портретист. Об его рисунках для оперы высказаться трудно, тем более, что они использованы другим. Плохое освещение, обычное теперь в Мариинском театре, мешает впечатлению. О правдивости декораций не может быть и речи, конечно. Хорошо уже, если верно передан палестинский пейзаж вообще. Театральная правдивость, впрочем, всегда условна. При освещении, которого теперь держится Мариинский театр, порою нельзя разобрать, что на этой сцене красиво и некрасиво, что верно и неверно. В первом действии небо кажется совершенно черным, какое на юге бывает только ночью; стены же домов освещены ярким полуденным солнцем. Где художник видел такой световой эффект, я не знаю. Во втором действии сумерки, а здесь небо, наоборот, светлое; сумерки продолжаются добрых полчаса, между тем, как на юге ночь падает меньше, чем в пять минут. В этих сумерках при слабом освещении нельзя разобрать как следует заднего плана декорации. Шатер Олоферна (3-е действие) похож на тот, что был раньше. Он такой же гигантски-высокий, каким был и прежде, не давая никакого реального представления. В четвертом действии изображен уже не шатер, а площадка, над которой навешаны ковры. Вообще, первая декорация вместе с костюмами -- желтого цвета, вторая -- неопределенно темного цвета, третья -- бурого и т. д. Может быть это стилизация, может быть такая однотонная картина легче остается в памяти, но красивее и даже типичнее она от этого не делается. Однако, думаю, при лучшем освещении эти декорации выиграли бы" (Театр и музыка.-- "Новое время", 1908, 12 ноября, No 11736).
   По-видимому, о содержании письма Серова к Теляковскому от 9 ноября 1908 г. стало известно прессе, так как спустя два дня "Петербургская газета" писала: "Исполнение их <декораций> не вполне удовлетворительно. Я не видал эскизов В. А. Серова, но зная хорошо вообще характер его художественных произведений, думаю, что исполнители погрешили против замысла автора некоторой грубостью, совершенно не свойственной таланту выдающегося художника" (Н. Ермаков. Театральное эхо. Мариинский театр.-- 1908, 11 ноября, No 311).
   Газета "Обозрение театров", получавшая субсидии от дирекции императорских театров, разразилась после письма Серова настоящим дифирамбом по поводу декораций к "Юдифи": "Знаменитый сын написал декорации к опере своего знаменитого отца. Или, точнее, он дал эскизы, а самые декорации исполнил по ним тоже известный художник К. Коровин, уже достаточно специализировавшийся в этом искусстве.
   Серов, К. Коровин, Головин, Алекс. Бенуа, кн. Шервашидзе -- в императорских театрах; Бакст, Билибин, Добужинский -- в частных... Какие все имена! Слыхано ли было что-нибудь подобное в области нашей сцены лет десять назад? <...> Прежние декораторы были только лишь декораторы. Их мастерство оставалось служебным в общем хоре различных элементов, синтетически образующих данное театральное зрелище <...> Художники, пришедшие теперь на смену этим "цеховым" мастерам, выросли и возмужали на полной свободе. Им, как и прежним декораторам, в силу вещей, постоянно приходится сталкиваться лицом к лицу с всевластными "интересами сцены", но зато же и этим "интересам" не так уж легко справиться с сильными индивидуальностями, сложившимися вне ее. За кулисы,-- особенно оперные, где в последнее время стал уж особенно чувствоваться тлетворный запах рутины, ворвалась, в лице этих новых художников, сильная и широкая струя свежего воздуха, и последствия этого факта видятся мне очень значительными. И не только для декоративного искусства, но также и для всего остального на сцене <...> В декорациях и костюмах Серова -- Коровина, навеянных им не старыми штампами, а подлинной жизнью, пожалуй, гораздо больше движения и экспрессии, нежели в артистах, играющих на их фоне. Таланты, понятно, в этот счет не идут. Средние артисты и хоры оставляют впечатление фигур, вырезанных из слабой картины и наклеенных на пейзаж крупного мастера. Вспоминается картина Репина -- Айвазовского "Пушкин на берегу Черного моря", только в обратном соотношении частей. У Репина -- Айвазовского Пушкин казался живым на фоне декоративной занавеси, изображающей море, а тут -- оперные персонажи, ходящие по подлинной Иудее.
   Действия первое, второе и последнее -- в стенах осажденного города. Серо-желтые стены и башни, сложенные из огромных грубых камней, среди бесплодных гор залитые ослепительным зноем дня или пылающие сторожевыми факелами под иссиня-черным покровом ночи, живут положительно жуткою жизнью, полны движения,-- а их обитатели движутся среди них такие серенькие, добродушные,-- "условные"...
   Действия третье и четвертое -- ставка вавилонского льва, Олоферна. Военный лагерь среди опаленных солнцем пустынных скал. Все здесь кругом -- и стены, и оружие, и ложе вождя, покрытое шкурой медведя, и сам он, Олоферн, изображаемый Шаляпиным, все дышит особенной красотой, происходящей от соединения мощи и грубости <...> Подводя итог всему сказанному, читатель может спросить:
   -- Итак, значит, сейчас диссонанс между обстановкой и исполнением оперы гораздо больше, чем был когда-то. Зачем же было, в таком случае, приглашать в декораторы слишком уж сильных своею индивидуальностью живописцев?
   -- Диссонанс этот временный, отвечу я.
   Пройдет еще несколько лет, и шероховатости новых соотношений сгладятся сами собою. Сгладятся же они потому, что декорации и костюмы, полные жизни, научат этой жизни артистов. Слишком долго художник на сцене был под пятой актера,-- пусть же теперь и актер побудет малое время... не под пятой, но под усиленным товарищеским влиянием художника. Это насущно полезно. Именно тут наша опера и найдет ту равнодействующую, которую она положительно утеряла в последнее время" (А. Косоротов. Декорации к "Юдифи".-- "Обозрение театров", 1908, 11 ноября, No 574).
   Уже в наши дни Б. В. Асафьев писал: "Несомненным достижением декоративного монументализма являлась работа В. Серова над оперой "Юдифь". Вещное, плотное, самое зрелищно необходимое, собранность мысли и четкость осуществления создавали мощно выразительную явь спектакля. Основной живописный лейтмотив -- выжженная зноем страна, люди, доведенные до отчаяния в осажденном каменистом городе,-- не вырисован, а можно сказать "высечен" уверенной кистью мастера. Если бы все это не осталось всего лишь декорациями для редко идущей оперы, а было бы фреской или картиной крупных масштабов, как выиграла бы русская монументальная живопись!" (Б. Асафьев. Встречи и раздумья. О русских художниках и музыкантах.-- "Советская музыка", 1955, No I, стр. 56).
   Постановка оперы с Шаляпиным в роли Олоферна имела большой успех (см. Б. А. Альмединген. Головин и Шаляпин. Ночь под крышей Мариинского театра. Л., 1958, стр. 3--5; Н. Ермаков. Театральное эхо. Мариинский театр.-- "Петербургская газета", 1908, 11 ноября, No 311).
   В театральный сезон 1908/09 г. Головин написал знаменитый портрет "Шаляпин в роли Олоферна", который 10 марта 1909 г. был приобретен советом Третьяковской галереи наряду с картиной Рериха "Бой". Это вызвало возмущение газеты "Новое время", заявившей, что совет галереи (а Серов входил в его состав) с покупкой этих произведений "выдал себе аттестат в антихудожественности, а галерея приобрела две никуда негодные картины" (Разные известия.-- "Новое время", 1909, 3 марта, No 11844).
   Спустя пять лет после возобновления "Юдифи" в Мариинском театре, когда уже Серова не было в живых, Шаляпин сказал: "Партия Олоферна -- одна из любимейших в моем репертуаре. Я очень охотно пою всегда в "Юдифи", тем более, что опера Серова-отца в декорациях Серова-сына" (Вас. Р<егинин>. У Ф. И. Шаляпина,-- "Биржевые ведомости", 1913, 13 ноября, No 13246).
   Касаясь постановки "Юдифи" в 1908/09 г., Теляковский писал в своих воспоминаниях: "...Шаляпин был прав, требуя для оперы "Юдифь" новую постановку, мы могли впоследствии убедиться, ибо "Юдифь", поставленная вновь при участии сына композитора Серова, художника В. Серова, представила особый художественный интерес" (В. А. Теляковский. Воспоминания. Л.-- M., 1965, стр. 196).
   21 См. т. 2 настоящего изд., стр. 282, и прим. 9, стр. 288. "Приятель на Капри" -- А. М. Горький.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru