Тимковский Николай Иванович
Некогда

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Николай Тимковский

Некогда

   Ступин пришел со службы домой и сел обедать. В его холостой квартире было по обыкновению мертвенно тихо; только шипела плита в кухне, да время от времени громко вздыхала Матрена.
   Ступин сидел и мрачно насыщался. Аппетита у него настоящего не было, и он апатично жевал язык, любимое блюдо Матрены, которое она прескверно готовила.
   Покончив с языком и все еще продолжая ощущать во рту неприятное впечатление от этого блюда, Ступин уселся в кресле и стал читать газету: "Султан издал ирадэ... Митинг в Ливерпуле... Неурожай... неурожай... неурожай... Вчера состоялся первый сеанс шахматной игры... Крушение поезда... выставка птицеводства... Подкинутый младенец... еще подкинутый младенец... раскрытие кражи. Умерший от угара... Бал в Дворянском собрании... Подлог... Ситцевый бал... открытие клуба. Диффамация... Грандиозный пожар... Подлог... Подлог... Подлог"...
   -- Фу!..
   Ступин отбросил газету, закурил папиросу и сказал себе: "Необходимо ориентироваться". Но ничего не выходило: султан путался с неурожаем, балы - с кражами, митинги - с подкинутыми младенцами, а надо всем этим как будто висел угар. К этому присоединялись личные неприятности, разные сомнения, недоразумения, и все это, взятое вместе, порождало в Ступине чувство, которое он называл "несварением души".
   "Э, к черту все! Постараюсь уснуть", -- сказал он себе и расположился на диване.
   Но сон не приходил, а вместо него напала тяжелая полудремота, и Ступину казалось, что он все еще сидит за столом и жует отвратительный язык.
   -- Какая мерзость! - пробормотал он, не открывая глаз, и повернулся на другой бок.
   Страшная чепуха лезет в голову: то он изобретает электрический буфет, из которого по рельсам прикатываются всевозможные блюда, то устраивает корабль, на котором можно и под водой плавать, и по воздуху летать, и по земле ездить...
   -- Нет, это невозможно! - сказал громко Ступин, вскакивая с дивана. - Надо куда-нибудь пойти... Тут необходим разговор по душе, а то окончательно затоскуешь.
   Он отправился к Прыскучевым и скоро звонил у подъезда, где были прибиты рядом две медных дощечки: "Присяжный поверенный Валериан Николаевич Прыскучев", "Врач Нина Ивановна Прыскучева".
   -- Валериан Николаевич еще не приезжали, -- сказала Ступину ловкая, щегольски одетая горничная. - Их давно уже клиенты ждут; скоро уже должны быть.
   К подъезду подкатил лихач-извозчик, и с пролетки на ходу спрыгнул Прыскучев, представительный блондин в модной шинели.
   -- Голова кругом идет! - сказал он, проходя в переднюю и пожимая на ходу руку Ступину. - Только что из суда... с утра, как угорелый.
   -- Барин, вас ждут...
   -- А, черт... Мне на поезд нужно: еду во Владимир, -- пояснил он Ступину. - Вы подождите минутку; я сейчас, сейчас...
   Он сбросил на руки горничной шинель и очутился во фраке с адвокатским значком.
   -- Просто, не вылезаю из фрака... Поезд отходит в 6 часов; как бы не опоздать...
   -- Ну, так я в другой раз как-нибудь...
   -- Я сию минуту отделаюсь... Вы пока с женой... Барыня дома?
   -- Они приезжали и опять уехали. К обеду хотели быть.
   -- Так вы с женой пока... я сейчас...
   Прыскучев исчез в дверях кабинета, и Ступин услышал оттуда его звонкий, привычно любезный голос:
   -- Тысячу раз простите! В суде задержали... Мы с вами сейчас, сейчас...
   Раздался стук подъехавшей пролетки и затем резкий звонок.
   -- Вот и барыня приехали, -- сказала горничная, торопливо пробегая мимо гостя.
   Ступин прошел в столовую, где в ожидании обеда сидели две хорошеньких краснощеких девочки с гувернанткой, особой неопределенных лет, туго перетянутой и напоминающей по фигуре осу. Тотчас вслед за Ступиным влетела, как ураган, Нина Ивановна в пальто, шляпке, с небольшим саквояжем в руках, с красивым от лихорадочного оживления лицом.
   -- А! - весело воскликнула она, пожимая на ходу руку гостю. - Вылезли из своей берлоги?
   Потом подхватила сильными руками одну дочь за другой, приподняла их и расцеловала.
   -- Здравствуй, Котик! Здравствуй, Снегурка! Здравствуйте, фрейлен... А вы как поживаете? - спросила она Ступина.
   -- Да, я, знаете...
   Но Прыскучева уже исчезла, и ее звучный, свежий голос раздавался из третьей комнаты:
   -- Я только заехала взять инструменты и сейчас опять поскачу... Маша, Маша!..
   -- Ну что, хандрите все? - спросили она Ступина, пробегая впопыхах через столовую.
   -- Да я, знаете, Нина Ивановна...
   -- Да?
   И опять убежала.
   -- Все ноете? - сказала она, снова появляясь в столовой. - Я уже вам тысячу раз говорила...
   -- Что именно?
   Но ее уже не было; а через минуту она появилась, держа в руках ящик с инструментами.
   -- Пообедать некогда, -- говорила она, торопливо поддевая на вилку кусок селедки. - Неправильные роды и разные осложнения. (Гувернантка вспыхнула)... Фрейлен, вы уж без меня обедайте... Ну, дети, я скоро приеду. Целуйте меня... Чур, не скучать, не капризничать... Федор Степанович, вы пообедайте запросто с детворой, а меня извозчик ждет.
   -- Да нет. Ведь я. Собственно...
   Но Прыскучева, пожав ему руку, уже вышла из комнаты.
   -- Муж, кажется дома, -- кричала она на ходу. - Федор Степанович, муж дома!
   Ступин вышел вслед за хозяйкой; в это время Прыскучев провожал уже клиентов.
   -- Неприменно, неприменно, -- повторял он, торопясь отделаться от них. - Вы не беспокойтесь. До свидания. Всего хорошего. Маша, проводи!
   -- Уф! - воскликнул он, схватывая под руку Ступина и увлекая его назад в столовую. - А жена все не приезжала?
   -- Нет, она уж...
   -- Опять уехала? Давайте, хоть водки выпьем; пообедать не успею.
   Дети сидели за столом; гувернантка разливала суп. Прыскучев выпил рюмку и тыкал вилкой в селедку.
   -- А вы что же?
   -- Да нет, я уж давно...
   -- Пообедали? Счастливец!.. Батюшки, а ведь меня извозчик ждет!
   Прыскучев взглянул на часы и схватился за голову.
   -- Ай, ай, ай, опоздал! Ну, я бегу, бегу... Вы заходите. Пожалуйста... Скоро я поосвобожусь немножко. Приходите в четверг. Нет. В четверг я занят... В пятницу? В пятницу тоже занят... Лучше на той неделе как-нибудь... Впрочем, на той неделе я должен ехать в Ростов. Ну, словом, заходите... очень рад буду. Вы куда сейчас? Может быть, я вас подвезу?
   -- Да я, в сущности, не знаю... К Колобовым разве?
   -- Отлично! Я вас до угла довезу.
   На углу Ступин слез с извозчика и направился к Колобовым.
   -- У вас гости, что ли? - спросил он горничную, увидя переднюю, завешанною одеждой.
   -- Да-с, в кабинете сидят...
   Вошла жена Колобов, вечно больная зубам; она держалась за щеку и говорила, болезненно покряхтывая:
   -- Слышу из гостиной знакомый голос... Здравствуйте, Федор Степанович. Что давно не бывали?
   -- У вас зубы?..
   -- Ох, зубы!.. Вася занят: у него там совещание... ох!
   -- Так я в другой раз как-нибудь...
   -- Нет. Что же так... Любаша, скажи Василию Филимоновичу...
   Любаша пошла в кабинет, и оттуда через открытую дверь донеслись голоса спорящих; толковали о кирпиче, и слово "кирпич" носилось в воздухе.
   -- Пойдемте в гостиную... Ох...
   Из гостиной Ступин услыхал через стену чей-то незнакомый ему голос, не то рыдающий, не то стонущий.
   -- Что это? - спросил он в испуге.
   -- Это - Верочка...
   -- Тоже зубы?!
   -- Какие зубы! Она на драматических курсах... Ох...
   -- Барин сейчас выдут, -- объявила Любаша.
   Василий Филимонович вошел возбужденный и как-то смешно мигающий.
   -- Рад, рад! - говорил он, пожимая руку Ступина с растерянным видом. - А у нас совещание: затеваем дом с дешевыми квартирами; но это пока секрет... Сложное дело, сложное дело...
   Он делал зигзаги по комнате, потирая в смущении руки и прислушиваясь к голосам, долетавшим из кабинета. В воздухе продолжал носиться кирпич.
   -- Я уж не буду мешать, - сказал Ступин.
   -- Да посиди!
   -- Нет, вам не до гостей: у Надежды Егоровны зубы, у тебя... я лучше в другой раз.
   Ступин наскоро простился, и хозяин в благодарность за это стиснул ему до боли руку.
   -- Ты, брат, все о душе, а мы так больше о кирпиче, -- говорил он, провожая гостя в переднюю и желая смягчить неловкость шуткой.
   На улице Ступин встретился с Трубаревым, маленьким, юрким человеком, который шел с озабоченным видом, заложа руки за спину и быстро семеня ногами. Трубарев тотчас схватил его за лацкан пальто и высыпал в короткое время такую массу слов, "точно из трубы выкинуло".
   -- Куда? По делу? Какие дела? Что это тебя нигде не видно? Залез медведь в берлогу и лапу сосет! Читал мою последнюю брошюру? Нет? Много потерял... Мне, кажется, удалось хлестнуть кой-кого. Да ты, должно быть, ничего не читаешь? Все валяешься на диване? Так, братец, нельзя!.. Человек с дьявольскими способностями - и лежит! Обломовщина, батенька, квиетизм, инертность!..
   -- Ты по-прежнему не говоришь, а плюешься словами.
   -- Ха, ха! Вот он природный русский юмор!.. Ах, лежебока, лежебока!.. Ну, а я везде бегаю, везде говорю... Надо будить общественную мысль... Когда ты выйдешь из своей постыдной спячки?.. Ну, до свидания... Я как-нибудь забегу к тебе... А брошюру прочти!.. Да, стой! Слышал анекдот?
   И он на лету рассказал ему анекдот, в котором чередовались слова "получен" и "неблагополучен" и в котором Ступин ничего не понял.
   -- Ну, я заболтался с тобой... Мне еще в тысячу мест надо... Извозчик! Занят? Ну, черт с тобой!
   И Трубарев засеменил дальше, оставив Ступина значительно поглупевшим. Мимо него пронесся на велосипеде сослуживец Протопопов и послал ему воздушный поцелуй.
   -- Постой! - крикнул Ступин.
   Но Протопопов, изогнувшись в дугу и усиленно работая ногами, был уже далеко.
   -- А, провалиться вам всем! - выругался Ступин.
   Пройдя улицу, он завидел Изволина, трюхающего на пролетке.
   "Э, вот с кем хорошо поговорить-то!" -- обрадовался Ступин.
   -- Павел Николаевич! - окликнул он Изволина, который раскачивался в пролетке всем туловищем, как пьяный.
   Изволин вздрогнул, пробужденный от дремоты, и остановил извозчика.
   -- А ведь я, ей-богу, заснул сейчас, -- сказал он, здороваясь со Ступиным и глядя на него мутными глазами. - Лекции, заседания, совещания, комиссии, комитеты... Только об одном мечтаю: когда мне, наконец, удастся выспаться? В бане два месяца не был!.. Уж вы меня не задерживайте: сегодня общее собрание, на котором я, вероятно, засну... Вот посвалю с себя дела, тогда мы с вами... А пока... Ну, погоняй, братец, погоняй!.. До свидания!.. Всего хорошего!
   -- Фу, черт! - сказал Ступин, провожая глазами пролетку. - к Кузьминским, что ли, завернуть?
   Он взял извозчика и поехал к Кузьминским. Опять вышло неудачно: по вторникам у Кузьминских винтили. Хозяйки не было дома: уехала на заседание психологического Общества слушать реферат "Об основах нравственности". Сам Кузьминский стоял за спиной толстого полковника и смотрел ему в карты; винт был "с уходящим", и хозяин ждал своей очереди.
   -- Ба! - приветствовал он Ступина. - Ну, как? Живы, здоровы? Пойдемте-ка в столовую, побеседуем.
   Он привел Ступина в столовую. Где стоял самовар, налил ему чаю и принялся расспрашивать.
   -- Так... я что-то заскучал, -- говорил Ступин, прихлебывая чай. - Смутно как-то на душе... неразбериха какая-то...
   -- Да, да, это и со мной бывает...
   -- Перед глазами точно калейдоскоп: пестро, бессвязно...
   -- Вот. Вот, именно калейдоскоп!
   -- Чувствуешь, наконец, необходимость разобраться мало-мальски в этой сумятице, утвердиться на чем-нибудь...
   -- Именно, утвердиться!
   -- Ну, и хочется с кем-нибудь поговорить по душам, докопаться, так сказать. До самого корня, уяснить себе: куда же, наконец, мы идем?
   -- Да, да, вот именно: куда мы идем?
   -- Петр Иванович, иди: тебе сдавать! - послышался нетерпеливый голос из гостиной.
   -- Ну, вот видите... вот... Что тут поделаешь? - сказал Кузьминский, разводя в смущении руками. - Да я вам сейчас полковника пришлю: он освобождается...
   -- Нет, нет... мне ведь тоже, собственно, некогда, -- солгал Ступин. - Я лучше как-нибудь в другой раз...
   -- Петр Иванович, тебя ждут! - послышался еще более нетерпеливый голос...
   Ступин ушел, не допив стакана.
   -- Решительно не знаешь, куда пойти, - пробормотал он, выйдя на улицу, и стал мысленно перебирать знакомых: "К Шапкину разве? Нет, он наскоро высосет твою душу, как паук, все выспросит, все разложит у себя в голове по разным ящичкам и останется по-прежнему безучастным... Раль? Этот во все - во щи, и в кашу - сует свой марксизм... Медведскую с детства ушибло по маковке Европой, и она непременно будет рассказывать тебе, какие за границей все умные и добрые люди; а дочка ее будет твердить, что наука скоро уничтожит всякое зло, начиная с пагубных страстей и кончая мозолями на ногах... право, старичок Ураносов сноснее; скверно только, что он любит докладывать подробно о своем ревматизме да рассказывать свеженькие анекдоты об Иване Андреевиче Крылове... Ба! Зайду-ка я к Шелухину; положим, в нем начинки немного, ну, а все-таки как будто похож на человека. Он хоть не занят по горло, и то хорошо".
   Шелухин, пожилой человек, неблагообразной наружности, в бархатном пиджаке, встретил Ступина с распростертыми объятиями.
   -- Кого я вижу! Ах, родной мой, вас-то мне и нужно! Забыли старика!.. Ну, рассказывайте, как дни текут?
   -- Хандрю все.
   -- Что вы, Христос с вами! Работать надо, действовать... Что это на вас нашло?
   -- Несварение души.
   -- Ха, ха! Ну, рассказывайте, рассказывайте...
   Ступин заговорил о "мутной и пестрой жизни современного человека"; Шелухин поддакивал, кивал головой, участливо брал гостя за руку и приговаривал:
   -- Ах, родной мой! Ах, золотой!
   Положительно, Ступин находил сочувствие и понимание там, где не ожидал. Это сначала удивило его, потом тронуло, и он высказывался все с большим и большим увлечением.
   -- Ангел мой! - воскликнул Шелухин, окончательно расчувствовавшись, и даже положив руки на плечи Ступина. - Сделайте фельетончик!
   -- Что?
   -- Вот все это, что сейчас говорили, возьмите да изложите на бумажке. Вгоните строк в триста, ну в четыреста. Сделайте это для меня. Родной мой, утешьте старика!
   -- Что за вздор! - сказал Ступин, опешенный.
   -- Да разве вы нее знаете? Ведь я газету собираюсь издавать.
   -- Вы?!
   -- Да, да... вот сейчас в типографию еду. Скоро первый номер выпущу. Серьезная газета... с этаким либерально-консервативным направленьецем... да, с направленьецем. Хлопот теперь по горло; даже по ночам работаю. Напишите, родной! По пятаку за строку, -- прибавил он скороговоркой. - Простите, голубка: заговорился я с вами, а мне в типографию нужно... Совсем я с ног сбился на старости лет!.. Так фельетончик за вами! - крикнул он Ступину след. - Да, вот еще что. Родной мой: не напишите ли вы заметочки о резиновых шинах, а? Право, чего вам стоит? А было бы кстати...
   -- Тьфу! - плюнул Ступин, вырвавшись от Шелухина.
   Не заходя больше никуда, он вернулся домой и начал уже снимать пальто, как вдруг его осенила мысль:
   -- Матрена! - крикнул он сердито. - Собери-ка мне поскорее белье: в баню пойду!
  

----------------------------------------------------

   Источник текста: Николай Тимковский. "Повести и рассказы". Книга II, 1901 г.
   Исходник здесь: Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru