Погода была прескверная, -- валил мокрый снег хлопьями. Дул ветер. Прохожие хлюпали калошами, пропадали за снежной завесой.
На Арбате, близ Смоленского рынка, около колбасной лавки стоял Иван Серафимович, писатель-мистик.
Воротник у него был поднят, круглая котиковая шапочка -- на золотистых волосах, криво надетое пенснэ, взволнованное, подержанное историческими событиями лицо.
Иван Серафимович глядел перед собой в крайнем изумлении.
По Арбату, по улице, шел какой-то человек в котелке и тащил на веревке старого, грязного козла.
Козел упирался, крутил рогами.
-- Иди, чорт прелый, -- злобно говорил человек в котелке. Козел, упершись копытами, тащился на веревке, затем подбегал, бодал хозяина в зад.
-- У, дьявол тухлый, -- шептал человек в котелке, бил козла по морде калошей. Останавливались прохожие, оглядывались неодобрительно.
Остановился низенький мещанин, забрызганный до пояса грязью. Спросил бабьим голосом:
-- Козелка-то продаете?
Человек в котелке стал, посмотрел на козла, на мещанина.
Глядел и козел пегими, злыми глазами.
-- Купи.
-- В колбасное заведение его ведете?
-- Покупаешь козла или нет?
-- Нет, нет, не покупаю, проходи, сердешный.
Человек в котелке злобно отвернулся, потащил козла дальше по Арбату. По пути дама какая-то отшатнулась, ахнула:
-- Что же это такое, последние времена пришли!
Проходивший солдат крикнул ей весело:
-- Ай, дамочка испугалась!
-- Последние -- не последние, а дошел человек до крайности, не только козла, -- чорта по улице поведешь, -- пробасил чей-то мрачный голос из-под воротника.
Забрызганный грязью мещанин, взойдя на тротуар, ни с того ни с сего обратился к Ивану Серафимовичу:
-- Хороши порядки, дожили... Где такое "безобразие видано, ах, ах, ах!..
-- Какое безобразие?
--- А как же: среди бела дня на веревке дьявола по Москве водют.
-- Все может быть ... Извините... -- Мещанин подозрительно оглянул Ивана Серафимовича и отошел. Мистик почувствовал величайшее беспокойство. В нерешительности он стоял некоторое время. Медленно вытащил из кармана руку, снял со щеки только-что посаженную лепешку грязи. Из колбасной в это время
вышли два расстроенных господина. Один возмущенно заявил:
-- Это прямо-таки даже удивительно, из чего колбасу делают в этой колбасной, прямо-таки козлищем каким-то воняет.
Другой ответил желчно:
-- Вчера дал кошке попробовать эту колбасу, -- не стала есть. Мы с женой удивились: кошка -- и не ест.
-- Дьяволы!
Мистик с ужасом покосился на говоривших. Из падающего снега выскочил мальчишка-газетчик с "Известиями", завизжал пронзительно:
-- Официёльное опровержение о рождении чертенка в городе Козьмидемьянске.
Иван Серафимович отшатнулся, толкнул бабу в нагольном полушубке, та его изругала. Сзади наперли. Проезжий грузовик хлестнул навозной жижей. Толпа увлекла растерявшегося мистика к Смоленскому рынку.
Там он снова увидел человека с козлом. Какой-то солдат держал козла за бороду и дул ему в нос:
-- Злющий, дьявол, у него и шкура-то чай вся дырявая.
Козел пятился, непонятно глядел пегими зенками.
-- Послушайте, -- протискиваясь, вдруг воскликнул мистик,--сколько вы хотите за козла?
-- Тридцать целковых. Нате веревку!
Так Иван Серафимович, подталкиваемый какой-то сверхъестественной силой, купил, сам того не сознавая, на Смоленском рынке старого злого козла и сосредоточенно потащил его на веревке на Собачью площадку, где квартировал во дворе, во флигельке.
Козел продолжал свои проделки, -- с разбегу бил рогами мистика под зад, но, несмотря на это, был приведен на двор и привязан к столбику полусгнившего балкончика.
Иван Серафимович некоторое время его разглядывал, затем пошел в дом погреться. Он стоял у печки и старался собраться с мыслями: зачем он, ни к селу ни к городу, купил козла? Одно было ясно, что все это -- не спроста, не даром.
А голова продолжала кружиться, ноги не чувствовали под собой опоры, все вокруг представлялось ему не вполне натуральным.
Надо было принять решение великой важности.
Не спроста же он был охвачен мистическим состоянием...
-- Дяяяяяяяяденька! -- заблеял козел за окошком.
Мистик вздрогнул с головы до ног, сейчас же вышел на двор и сел на перильца балкона, пристально разглядывая козла. Глядел на него и козел. Так они измеряли некоторое время друг другу бездну души.
Иван Серафимович заговорил в некотором забытьи:
-- Я знаю, кто ты... Наконец-то ты появился в живом виде, -- но в каком гнусном!.. Я давно тебя поджидал... Я знаю, чьих рук дело творится на свете... И вот ты, наконец, привязан за рога... Я должен уничтожить тебя... Но сначала я тебя стану мучить... Я тебя святой водой напою ...
-- Иван Серафимович, будет вам, отпустите, -- проговорил козел густым басом.
Иван Серафимович готовился к ответу, но все же неожиданность была столь велика, что он свалился с перил. От этого необычайное состояние его только усилилось. Несколько оправившись, он продолжал беседу:
-- Нет, не будет вам, отпустите", а я тебя, тухлый дьявол, разоблачу всенародно, поругаю и посрамлю.
-- Посмотрим, -- сказал козел мрачно и потянул за веревку.
-- Известно ли тебе, что я теперь ко всенощной хожу и к обедне?
-- Гм... -- сказал козел.
-- Под давлением исторических событий я стал мистиком. Видишь, как ты ошибся в расчетах. Ты думал незаметно пробраться в город под видом козла и разыграть какую-нибудь из твоих пошлейших мистерий, а я тебя сразу разоблачил. Я тебя уничтожу.
-- В каком году в мистицизм ударились? -- спросил козел, видимо желая перевести разговор.
-- С восемнадцатого года.
-- Купола это вы за одну ночь перекрашиваете?
-- Свинья, свинья, -- сказал Иван Серафимович, -- постыдился бы такие вопросы задавать. Вспомни, как в тринадцатом веке, в Парижском университете, ты, не в этой грязной шерсти, а одетый в приличную профессорскую мантию, доказывал студентам существование бога. Правда, ты лукавил, ты рационализировал этот вопрос, основывался на математике и логике, но ты был приличен. А сейчас, оглянись на себя (козел, действительно, загнул морду, оглянулся, покатил орешками), до какого падения ты дошел за семь столетий, на что стал похож?
Так Иван Серафимович беседовал с дьяволом до самой темноты и стыдил его.
Когда же над голыми ветвями дерева, над закатом, в чистом небе зажглась звезда, -- дьявол задал мистику три вопроса.
-- Скажите, Иван Серафимович, почему, если бог всемогущ, он допустил мое существование?
Иван Серафимович долго думал и ответил:
-- А для того, чтобы в борьбе с тобой мы окрепли, стали сильными, как боги.
-- А скажите, Иван Серафимович, для чего, если бог всеведущ, он допустил торжество разума, который отверг само существование бога.
Иван Серафимович думал еще дольше:
-- А для того, чтобы люди могли исчерпать все, что дает разум, и постигли бы его суетность.
-- Ловко вы насобачились отвечать, -- сказал козел, потряс огрызком хвоста и задал последний вопрос:
-- А для чего, если бог всеблагой, он не дал вам, Иван Серафимович, уверенности в том, что происходящий между нами разговор происходит на самом деле, а не является плодом вашего расстроенного воображения?
На этот вопрос Иван Серафимович долго не отвечал. Потом сходил за угол дома, принес палку от метлы и, поправив пенснэ, принялся бить козла по косматым бокам.
Ясно, что такой способ отвечать на колкие вопросы был не верный, -- не тот, каким можно было убедить такого хитреца, как дьявол. И дьявол победил. Козел стал пятиться, пятиться, крутить рогами.
Вдруг оборвал веревку, кинулся, сшиб с ног мистика и одним скачком перемахнул через забор, -- скрылся.
Иван Серафимович, прихрамывая, побежал за - ним через Собачью площадку, свернул на Арбат и остановился только около колбасной близ Смоленского рынка. Валил мокрый снег хлопьями. Хлестали грязью грузовики. Орал не своим голосом мальчишка с "Известиями". Неподалеку за снежной завесой Иван Серафимович различил человека в котелке, за ним на веревке плелся грязный, бородатый козел.
-- Как! -- вскрикнул Иван Серафимович, и стал бледнее снега. Все было таким на Арбате, как будто прошло не более минуты с тех пор, как он остановился около колбасной лавки. Но ведь он же говорил с дьяволом, он бил его черенком от метлы. Это было, было!.. О, дьявольские козни, навождение!.. Или то была гнусная мечта, столбняк?..
Он кинулся в переулок. Он спешил от места посрамления. Теперь он не был уверен даже в действительном бытии своих калош.