Толстой Алексей Николаевич
Диалоги

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   
   "Деготь или мед": Алексей Н. Толстой как неизвестный писатель (1917--1923).
   М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 2006.
   

ДИАЛОГИ33

   На перекрестке.
   -- Послушай! Подожди.
   -- Здравствуй.
   -- Куда ты бежишь?
   -- Да, говорят, надо убегать. Бегу.
   -- Что случилось?
   -- А черт его знает. Что-то случилось...
   -- Стреляют?
   -- Нет... Кто-то пришел, понимаешь. Какие-то войска вошли.
   -- Откуда? Из порта?
   -- Говорят -- из порта и с вокзала.
   -- Чьи войска?
   -- Одни говорят -- тибетские какие-то, другие говорят -- из Никарагуа. Во всяком случае -- ориентация неизвестна.
   -- За кого же они, а?
   -- Почем я знаю. Знал бы -- не бежал.
   -- Погоди минутку. Ты сегодня как думаешь насчет добровольческой армии?
   -- Продолжаю опасаться.
   -- Чего?
   -- Молчания генерала Деникина. Почему он молчит? Почему ему открыто не сказать мне -- так, мол, и так. В ту же минуту я беру винтовку и иду сражаться за единую, великую...
   -- А что, именно, так и так?
   -- Ну, братец, ты осел. Нужно, чтобы генерал Деникин твердо и решительно мне обещал: единую, великую Россию, демократическое самоуправление, понимаешь, самую широкую федерацию, охрану частной собственности, порядок, и чтобы он мне этих спекулянтов за ребро крючком да на фонарный столб...
   -- Ради Бога, тише!..
   -- А что такое?..
   -- Ничего. Прощай.
   -- Ну, прощай.
   В столовой за остывшим самоваром.
   -- Осип, опять стреляют.
   -- Это не у нас, в переулке.
   -- Закрыть бы ставню, Осип.
   -- Все равно прошибет.
   -- Это налетчики стреляют или дружинники?
   -- Не приставай, видишь -- я читаю газету.
   -- Самовар остыл, а углей нет.
   -- Карахан заболел испанкой. Отлично!
   -- Осип...
   -- Ну что тебе?
   -- Что такое -- Карахан? Ты все сегодня -- Карахан да Карахан. Ой, Осип! Под самым окном...
   -- Да, шарахнули.
   -- С Веры Ивановны вчера пальто сняли на Куликовом поле. Домой пришла босиком. Доктора звали.
   -- Не шляйся по ночам... Вильгельма казнить хотят.
   -- А говорят, стали продавать чай из сушеной моркови. Многие хвалят.
   -- Еще революция. -- Где?
   -- Не разберу, слово смазано. В какой-то Бр... Какая страна набр?
   -- Кто ее знает? Разве все запомнишь? Вот бы уехать нам, Осип, весной на щелочные воды, ужасно хочется.
   -- Ну, матушка, нынче все воды прокисли. И дома посидишь... Ага!
   -- Что еще?
   -- Сожгли живьем совдеп. Молодцы!
   -- А электричество сегодня горит и не тухнет. Не сглазить бы.
   -- Да, Мария, как ты хочешь, а я за добровольческую армию. Понимаешь, -- я до последней капли крови желаю защищать завоевания революции, -- все свободы, я демократ. Но, с другой стороны, я все-таки за великую Россию. Подожди, я еще возьму винтовку. Пойду и запишусь в добровольцы, честное слово.
   -- Осип.
   -- Молчи!
   -- Отошел бы ты от окошка.
   -- Подай мне холодного чаю. Сегодня встречал французские войска, вот это народ! Не то, что мы -- сидим, распустили губы. Я, матушка, дай срок, не посмотрю, что ты у меня на шее висишь с тремя мальчишками. Пора всем взяться за оружие. Довольно слов! Стыдно!..
   -- Осип, а кто такие все-таки эти петлюровцы, на самом деле?
   -- Петлюровцы -- это тоже русские. Хотя черт разберется во всей этой чепухе, фу ты, гадость! Маша, Маша, где у нас спички! Опять потухло, проклятое...
   Бах! Бах! Бах!
   -- Осип, у Янкелевича налет.
   -- Если у Янкелевича -- значит, не у нас. Идем спать. Надоело. Я давно говорю: к нам бы сюда -- хорошего губернатора с ежовыми рукавицами...
   -- Покойной ночи.
   В гостинице, за стеной.
   -- Войдите, Софья Тимофеевна! Откуда?
   -- Прямо из Москвы.
   -- Ну, что в Москве? Рассказывайте.
   -- Ах, душенька, и рассказывать нечего. Все запрещено.
   -- То есть как все запрещено?
   -- Вот -- последним декретом запрещены диваны.
   -- На чем же лежать прикажете?
   -- В декрете так и сказано: днем все должны ходить или в крайнем случае сидеть на жестком, но отнюдь не находиться в лежачем положении.
   -- Вот это коммунизм.
   -- Я так и сказала комиссару, когда брала паспорт.
   -- А он что?
   -- Скривился, промолчал.
   -- Ну, а еще что?
   -- Налог на ванны и на образа.
   -- Этого еще не хватало! Чем им ванны и образа помешали?
   -- Одни разнеживают тело, другие -- душу, так сказано в декрете.
   -- Еще что?
   -- Нет магазинов, никаких.
   -- Какой кошмар, оставьте!
   -- И на все карточки.
   -- Как? И на пудру?
   -- И на пудру.
   -- Бедная, бедная Россия. Подождите, Софья Тимофеевна, мы еще покажем, что нельзя безнаказанно издеваться над целым народом. Я вам могу сообщить много утешительного.
   -- Неужели вы способны обагрить руки в крови?
   -- Способна, душечка.
   -- А я, так устала от ненависти, от кровожадности. Подумайте -- целый год жить одной ненавистью? О любви и пикнуть нельзя. Разве хватит на такое испытание женского сердца?
   -- Не нужно плакать. Прилягте. Неужели большевики так-таки неспособны любить? Клянусь вам, их дни сочтены.
   
   Эта толстовская статья -- скорее фельетон -- чрезвычайно похожа на фельетоны Тэффи, выполненные в том же полудраматическом жанре, которые писательница, в это время пока еще жившая в Киеве, помещала в газете "Киевская мысль". В особенности напоминает интонации Тэффи последняя дамская беседа.
   "Диалоги" живописали ненадежное состояние Одессы после декабря, когда Одесса была на осадном положении, громили тюрьмы; на несколько дней из газет исчезала колонка "Театр и музыка". Но и после изгнания войск Директории грабежи и налеты не прекращались, электричество подавалось с перебоями. Шутки по поводу вторжения экзотических войск отражали реакцию на зуавов и появление в Одессе греков в защитных юбках.
   Однако соль фельетона составляют самовзрывающиеся сочетания несочетаемых программ; опыт уже говорил, что возможна либо единая великая Россия, либо демократическое самоуправление и широкая федерация; либо охрана собственности, либо казни спекулянтов: синтез немыслим.
   Слух о большевистском запрете на диваны сейчас может показаться глупой выдумкой, но все же это не выдумка, а пародия: ср. статью О.Б. (без сомнения, Осипа Брика) в одном из январских номеров "Искусства коммуны" -- в ответ на реплику некоего В.Ш. (уж не Виктора ли Шкловского?), которому кажется, что эстетическое переживание от созерцания художественных памятников старины может принести рабочей аудитории пользу, автор проявляет революционную бдительность:
   
   А между тем как раз здесь и таится величайшая опасность. Пролетариат, как класс творящий, не смеет погружаться в созерцательность, не смеет предаваться эстетическим переживаниям от созерцания старины. Изучение памятников искусства не должно переходить в пассивное наслаждение, не должно выходить за пределы научного исследования, не должно терять активно познавательного характера34.
   
   Расслабляться было строго запрещено. С другой стороны, из Москвы сообщали о конфискациях всех возможных и уж совсем невероятных видов имущества. М. Осоргин, остающийся в Москве, писал в "Киевской мысли" в рубрике "Московские письма":
   
   Ну, а если говорить серьезно -- в Москве по-прежнему уныло, тускло, голодно, нелюбопытно. Постреливают и в цель, и в воздух, открываются заговоры, хотя возможно, что их и нет; разрешают и воспрещают ездить за хлебом. Отбирают оружие, рояли, пишущие машинки, одеяла, мебель, библиотеки, квартиры, муку, носовые платки, деньги, бинокли и все остальное. Отчасти делается это по декретам, больше так себе, по личной инициативе и по мере надобности35.
   
   Карахан заболел испанкой... -- Лев Михайлович Карахан (1889--1937), заместитель наркома иностранных дел, подписавший Брестский мир. О нем см.: "...кратковременный посол в Варшаве, человек, который "дополнил" Брест, вдохновитель и опора Чичерина, победитель Савинкова -- товарищ Карахан". -- Ветлугин А. Последняя метель // Ветлугин А. Сочинения. Записки мерзавца. М., 2000. С. 151.
   Вильгельма казнить хотят... -- Низложенный в результате революции в Германии в ноябре 1918 г. кайзер Вильгельм II был изгнан в Голландию.
   В какой-то Бр... Какая страна на бр? -- Ср. у Тэффи: "Где? В южной Гинпохондрии? Да такой и страны-то нету". -- Тэффи. Разъезд // Объединение [Одесса]. 1919. No 2.
   У Янкелевича налет -- Налет был произведен на Цетлиных, причем налетчиков взяли у них на кухне. Ср. имена персонажей: Осип и Маша.
   

Примечания

   33 Одесский листок. 1918. 29 (16) дек. No 286.
   34 О. Б. Опасный эстетизм // Искусство коммуны. 1919. No 5.5 янв. С. 4.
   35 Осоргин М. Суета сует // Киевская мысль. 1918. 11 окт. (28 сент.) С. 2.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru