"Деготь или мед": Алексей Н. Толстой как неизвестный писатель (1917--1923).
М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 2006.
ОБ ОДНОМ ЧЕЛОВЕКЕ, ПОПАВШЕМ В БЕДУ21
У меня был знакомый -- краснощекий губастый мужчина с кроткими глазами и бабьим голосом. Именьишко его, раза три заложенное, прибрали к рукам крестьяне во время революции, он с детьми, женой и тетками перебрался в Москву, продал фарфор и портреты никому не нужных предков, деньги пропил, впал в нищету и начал писать знакомым и малознакомым письма, очень выразительные, с подробным изложением бедственных обстоятельств и своей душевной расстроенности.
Знакомые качали головами над этими письмами и помогали -- кто чем мог. Однажды я по делу зашел к нему в дом. Дверь была не заперта, из прихожей в коридоре шарахнулась какая-то старуха с распущенными волосами, я назвал ей свою фамилию и стал ожидать в кабинете.
Квартира была большая и повсюду так густо пахло жильем и кухней, что я отворил форточку. Мебель сдвинута со своих мест, должно быть, игравшими детьми. На полу -- сор, бумажки, поломанные игрушки; на обеденном столе -- таз с грязной водой; в кабинете -- детская колясочка, такая чумазая, что, казалось, в ней вывозили мусор из дома; в книжном шкафу за стеклом мяукала кошка.
Наконец издалека я услышал дрожащий от негодования бабий голос моего знакомого:
-- Почему дверь не была заперта! Кто пришел, я спрашиваю? Почему ни одна идиотка в этом доме не может мне доложить? Где он, куда его завели?
И в кабинете появился сам хозяин, в старом, ватном пальто, надетом прямо на белье, с лицом сонным и рассерженным и с растрепанной головой, за которую он, увидев меня, сейчас же и схватился.
-- Кого я вижу? Голубчик! Простите, Бога ради, за наш беспорядок. Садитесь, родной, только не сюда, -- на этом стуле пролит суп. Вам, я вижу, мешает кошка, повадилась, проклятая, воровать провизию, я ее нарочно запираю в шкаф. Несказанно вам благодарен, что откликнулись, зашли, не побрезговали. Признаться -- мне самому ходить по богатым просить на кусок хлеба -- трудно: одежда неподходящая. Вот это пальто, как курьез, -- заменяет мне и халат, и демисезонное, и шубу-с. Самой судьбой, так сказать, подвергнут домашнему аресту, хи, хи... Хотя для моих детей, буквально, понимаете, буквально бедствующих детишек, готов вывернуть этот ватер-пруф на изнанку и в таком виде появиться среди изысканного общества, протягивая руку за милостыней. Бедность должна быть унижена, иначе это не бедность, а порок. Бедный должен умолять, а не требовать, умолять с самозабвением.
Он сильно шмыгнул носом, распустил губы и запахнул жалким движением свой ватер-пруф на голой груди.
-- Эти письма, -- я так и вижу моих читателей, -- мои письма начертаны кровью, смешанной со слезами. Они -- один, долгий крик о помощи. Да, я раздавлен, опрокинут, я жалок. И я прошу помощи. Дайте мне возможность встать на ноги, сменить вот эти лохмотья на приличный сюртук, дайте мне в руки плуг, чтобы я мог возделывать мою трудовую ниву. И вы увидите, господа, на что я еще способен. И если не я, то мои дети, я уверен, поддержат честь русского имени. И на кого-нибудь из них, -- я скажу точнее, -- на среднего, Володечку, государству еще придется опереться; я вам его покажу, он наказан -- и в чулане; вы увидите лоб замечательного человека, трибуна. Да, да, помощь мне -- государственное дело. А сейчас -- я могу только просить и страдать.
Действительно, он вынул из кармана какую-то тряпочку, очевидно, служившую в этом доме также для стирания пыли, и вытер глаза.
-- Соберите мою раскиданную душу, вдохните в меня жизнь и поставьте на ноги... Вот что я прошу передать вашим друзьям...
Идя, глубоко задумавшись, от моего знакомого, я наткнулся на бежавшего газетчика, купил газету и сел на бульваре. Передовая статейка начиналась такими словами:
"Союзники должны нам помочь. Без их активного содействия Россия -- труп. И т. д., и т. д. "
Я снял очки, протер их и вновь перечел эти строки. Статейка, не идущая к делу, которым была занята моя голова, толкнула все же мои мысли по несколько иному направлению. Я отложил газету и подумал:
"Почему же мой знакомый сам не хочет чего-нибудь предпринять, кроме писания писем. Здоровый и сильный человек; положение его бедственное, помочь нужно, конечно, но было бы приятнее, если бы он сам проявил деятельность, энергию, волю, страсть". И мне пришла странная мысль: послать моему знакомому открытку, анонимную, конечно, в два слова: "подберите губы".
Статья "Об одном человеке, попавшем в беду" написана сразу после высадки в Одессе союзных французских войск. В отличие от "чеховского" тона антиинтеллигентских описаний быта речь персонажа аранжирована в "мармеладовском" ключе. Толстой, "потрудившийся над собою" -- выучившийся дисциплине труда в Париже, сформированный жесткой и требовательной петербургской литературной жизнью с ее формальными ритуалами, с необходимостью строго заботиться об имидже; Толстой -- несостоявшийся художник, воспитанный жизнью среди художников, не представляющий существования в уродливой среде, всегда готовый действовать, чтоб ее изменить; наконец, Толстой -- инженер, немецкий выученик, современный человек до мозга костей, вскормленный на Ницше и Розанове, -- ничего другого и не мог выразить по поводу позорного для России (и ненадежного, как покажет будущее) появления союзных войск, кроме глубокого недовольства и стыда за себя при виде паралича России.
Кажется, что полное звучание статье "Об одном человеке, попавшем в беду" придают сведения о поражениях Добрармии, уныние, охватившее печать, толпы раненых и увечных на улицах и, наконец, появление в городе петлюровцев. Это были самые мрачные и тяжелые для Одессы дни.
В этой ситуации Толстой призывает к действию. Человеком, выполнившим то, что казалось необходимым Толстому, -- проявившим "энергию, волю, страсть" -- оказался молодой генерал Гришин-Алмазов.
4 декабря 1918 года к Одессе, без боя занятой 28 ноября петлюровцами, подошли первые транспорты 156-ой французской десантной дивизии во главе с бригадным генералом Бориусом. Генерал Гришин-Алмазов, чтобы не предоставлять французам чести "взятия" Одессы и не давать тем предлога для оккупации ее, предложил Бориусу для обеспечения высадки французских войск очистить Одессу от петлюровцев силами добровольческого отряда. Предложение было принято с большим удовлетворением, и 5 декабря, после десятичасового боя, город был занят добровольцами22.
Примечания
21 Одесский листок. 1918. 7 дек. (24 нояб.) No 264.
22Деникин А.И. Французы в Одессе // Французы в Одессе. Из белых мемуаров. Л., 1928. С. 22.