Туманова Зоя Алесксандровна
Агутя

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Зоя Туманова.
Агутя

   0x08 graphic
"Агу -- не могу, засмейся -- не хочу!" -- это меня пацаны дразнят. За то, что сестренку в коляске транспортирую да еще разговариваю, я ей -- "агу!", а она вся сощурится и хохочет -- хохочет, без голоса, просто так -- лицом, руками, ногами -- если тепло, если не запеленута...
   Я тоже так раньше думал: футбол гонять или собаку прогуливать -- это вот дело, а с ребятишками -- пусть бабки возятся или, на худой конец, девчонки. А у нас бабушка -- московская, не хочет приезжать, квартиру терять. Родители, понятно, работают. Вот и стал я нянькой. Пускай во дворе смеются. Не знают они, как это бывает -- когда вот такое малое, и не говорит еще, и не ходит, и руками не владеет, а уже тебя узнает и тебе -- лично -- улыбается.

* * *

   Подросла Ксанка, еще интереснее стало с ней гулять Никогда не угадаешь, что у нее с языка слетит. Идем раз по бульвару, кто-то таксу на поводке ведет. Ксанка всполошилась: "Боря, смотри, этой собаке забыли ноги приделать!". Или еще было: идем с ней через двор. Вместе с бельем на веревке висит кошка тряпичная: кто-то игрушку вымыл и повесил сушиться, прищепкой за хвост прищемив. Ксанка это видит -- и опять ко мне: "Боря, смотри! Так нельзя! Прицепи ее за ухо, а то у нее головка закружится!"

* * *

   В общем-то, нельзя сказать, чтобы Ксанка проказила по-крупному, да и хитрости ее были такие прозрачные, что старшие только смеялись и не сердились на нее. Но однажды случилась большая неприятность. И как ее, Ксанку, угораздило разбить окно в детской? Ладно бы еще снизу -- могла стукнуть чем-нибудь, заигравшись. Но нет, отверстие было в верхней фрамуге, да такое круглое, будто от хоккейной шайбы.
   Конечно, родители не обрадовались, поди найди стекольщика! И ведь не лето на дворе.
   Как только мама раскрыла рот на тему разбитого окна, Ксанка пустилась в горькие слезы и сквозь рев приговаривала:
   -- Это не я! Вовсе это не я!
   -- Так кто же? Может, я? Или папа? Или Борис?
   Мамин голос с каждым вопросом поднимался все выше и выше, как по ступенькам. Ксанка отчаянно мотала головой: нет, нет!
   -- Так кто же? Изволь объяснить, Оксана!
   -- Это... это Агутя! -- едва выговорила Ксанка.
   -- Значит, Агутя... -- протянула мама. -- И каким же образом эта самая Агутя попала в твою комнату? Никто из нас никого не видел!
   Ксанка продолжала упорствовать.
   -- Он -- Агутя! Влетел через окно... Он не хотел разбивать! Он нечаянно!
   -- Опять твои "кабытабы"! Знаешь, хватит с меня! -- взорвалась мама. -- Натворила дел -- будешь наказана по заслугам!
   "Кабытабы" -- так произносит Ксанка "как будто бы", это ее любимое слово в играх: "Кабытабы я рыба, а ты меня поймаешь и съешь!" Но тут была не игра, и мама рассердилась не на шутку.
   Словом, за то, что не созналась по-честному, за то, что придумала несусветицу да еще цеплялась за нее с непонятным упрямством, Ксанка получила весь комплект: до конца недели -- без двора и без подружек, в воскресенье -- без цирка, и чтоб каждый день к приходу родителей игрушки были в идеальном порядке!
   Но вот что интересно: вся мамина свирепость не отбила у ребенка вкус к новой выдумке. Уютное словечко "Агутя" не сходило у нее с языка.
   Сижу, делаю уроки, а Ксанка играет в детской. Дверь приоткрыта, и до меня порой доносится ее голосишка:
   -- Ах, если б у меня была комната, которую не надо убирать! Агутя, ты здоров? Почему не ешь? Это кушанье для тебя не приспособлено? Ладно, принесу морковку...
   Я привык к сестренкиным разговорам с игрушками. У них у всех есть имена -- которую же переназвала она Агутей?
   -- Ксанка! -- не вытерпел я. -- А кто такой Агутя, зверушка или человек?
   -- Он не человек, -- говорит. -- Он маленький. Так, челик... -- Подумала и уточнила: -- Челобок.
   Я, конечно, расхохотался.
   -- А что это... за челобок?
   -- Это человек, как колобок! -- исчерпывающе ответила Ксанка.
   Далее удалось выяснить, что Агутя в ее представлении -- кругло-мохнатенький, ушастенький пучеглазик. Тут, видимо, сфантазировать помогли мультики -- что-то среднее между Винни-Пухом и Чебурашкой. Но Ксанка добавляла и свое -- время от времени: разное выдумывала.
   Вот так и поселился у нас Агутя, прочно, усидчиво. Если верить Ксанке, продолжал он и проказить, по мелочам. Перепутал нитки маминого вязанья -- "хотел довязать". Ну, и так далее, вплоть до того, что у меня пропал компас, маленький, ручной, на ремешке. Спрашиваю Ксанку, ответ один: "Агутя взял, ему надо".
   Надоел мне этот шкодный Агутя, и решил я от него избавиться. Простым образом -- разоблачить Ксанку.
   -- Ладно, -- говорю, -- Агутя так Агутя, а ты мне его покажи!
   Смотрю, потупилась, ногой стала загребать. И пробормотала:
   -- Он не хочет. Он не пойдет к тебе.
   Я ей дал щелчка по затылку:
   -- Ай, лукавишь, сестрица!
   -- Честное детское! Честное октябрятское! Всякое честное! Не хочет он!
   Клянется дрожащим голосом, а я не отступаюсь:
   -- Мало ли что не хочет! Он же маленький: возьми и принеси!
   Вся вспыхнула, слезы заблестели.
   -- Он сказал: нельзя! Вы все... ошеломеете!
   От такого словечка я расхохотался, и злость на Ксюшку-врушку прошла. Ну, пусть себе играет в таинственного Агутю, если ей так нравится. Тем более, что компас на другое утро нашелся.
   Проскочил месяц, стал придвигаться Новый год.
   Я обещал Ксанке, что добуду елку (у меня было свое на уме!), и стал уже приглядываться, где очереди поменьше. И тут, неожиданно, Ксанкин Агутя облегчил мою задачу. Сестрица вдруг заявила:
   -- Настоящую -- не надо! Агутя сказал, что она, как мы, живая и не хочет сохнуть-дохнуть!
   Капроновую купить куда проще! Притащил ее -- маленькую, ростом с полвеника. Ксанка обрадовалась:
   -- Как раз для Агути! Ничего, что игрушки для нее велики! Повесим мамины драгоценности и стеклянности!
   -- А мама разрешит? -- засомневался я.
   -- Мама сказала, что бог с нами, папа все равно нам все разрешает!
   Украсили елку -- повесили на жесткие ветки мамины бусы, клипсы, бисер, цепочки с бомбошками. А свечку -- таллинскую, витую -- поставили рядом, в чугунном подсвечнике. Отлично получилось -- ай да Агутя, ай да мы!
   Я начал второй тайм: уговаривать родителей, чтоб гостей не звали, а сами в компанию пошли. Они -- с полным удовольствием, а Ксанку, даже и не спрашивают, оставляют на меня.
   Ну, человечек она не вредный, и мы с ней в дружбе живем. Договорились по-хорошему: я в детской накрываю ей стол -- чай и сладкое -- для нее, для кукол и Агути, потом она "немножечко" смотрит телевизор и в десять часов отправляется в постель. И спит, как умница, так, что пушкой не разбудишь.
   Обговорив все это, начал я по телефону компанию сбивать. Первой, конечно, позвонил Римме. "Алло-у?" Сердце, как мяч, подпрыгнуло, а сам говорю, этак небрежно:
   -- Ну, что, старуха, тридцать первого -- у меня?
   Она молчала минуты три, потом отозвалась:
   -- Меня уже Давидянц приглашал... и Лолка... да ладно, ни нашим, ни вашим. У тебя, так у тебя. "Маг" будет?
   -- ВСЕ будет! -- заорал я в трубку.
   Ну, если Римма обещала...
   Все покатилось, как по гладкому льду. Гарик достал такие пленочки -- закачаешься! Рашид получил из Ферганы посылку с гранатами. Все ладилось, все дела в руках горели.
   И вот он -- вечер... Жданный. В первый раз с Риммой -- не в школе, не в кино, а в одной компании. Все-таки она согласилась -- с нами... со мной. Это что-нибудь да значит?
   ...Брякает звонок. Шум, голоса в прихожей. Басит Гарик, повизгивают от смеха девчонки. Голос Риммы...
   Я чувствую, что улыбка моя расползается от уха до уха. И ничего не могу с этим поделать -- так я счастлив...
   Все начиналось хорошо. Крутился "маг". Плыли, покачивая танцоров, томные мелодии зарубежного происхождения. Парни острили напропалую. Я незаметно поглядывал на Римму -- какая она была в этот вечер! "Как мальчик кудрявый, резва, нарядна, как бабочка летом..." (Это не я сочинил, но очень подходит...)
   Я хотел танцевать только с ней -- и не мог подойти, сказать запросто, как другим: "Пошли, сбацаем танчик, а?"
   Я искал другие слова -- и почти нашел. Набирался решимости -- и почти уже решился. Но в эту минуту...
   Да, отворилась дверь детской. Тихо-тихо -- из-за нее выказалась Ксанка.
   Это после всех наших уговоров! И в каком виде она была!
   Нарядное, новогоднее платье надевать не стала, любимое накинула -- бумазейное, линяло-голубенькое, украшенное пятнами вишневого варенья. И штаны ее драгоценные -- пушистые, с пролысинами на коленках. И щеки в шоколаде.
   Тем не менее, выступала она очень важно и улыбалась -- ну, не как Чеширский кот, а как Чеширский котенок.
   Я моргнуть не успел -- сестрица уже рядом с Риммой и отвешивает ей такой комплимент:
   -- Ой, ты такая красивая! Прямо как декоративная собака!
   У Риммы брови отпрыгнули от глаз и рот стал как буква "о", а Ксанка уже подобралась к Гарику, который как раз выдавал свою коронную роль -- "Арлекино", под Аллу Пугачеву, и заявила сходу:
   -- Хватит изображать из себя двухлетнего ребенка! Если большие будут вести себя, как маленькие, то маленькие -- вообще, как микробы?
   Это высказывание имело большой успех -- гости укатались со смеху. Чтоб успех не стал еще больше, я настиг Ксанку и начал потихонечку продвигать ее к двери. Она упиралась, крича: "Я тут побуду!" Гости стали подначивать: "Это тебе, Боря, не мяч в ворота провести!"
   Чувствуя, как пылают мои уши, я сел возле Ксанки на корточки и шепотом принялся уговаривать -- побыть хорошей девочкой хоть один вечерок. Обещал все-все на свете и еще сверх того...
   Она моргала и упорно пыталась выскользнуть из-за меня Тогда я воззвал к лучшим ее чувствам: "А как же Агутя! Он же скучает один! У всех праздник, а у него -- нет?"
   Это подействовало. Но лучше б я вовсе не упоминал про Агутю и про то, что у всех праздник...
   Ушла Ксанка, и скоро мы забыли об "инциденте". Орал "маг", все плясали, выявляя свою индивидуальность, позвякивала посуда в серванте, поблескивали граненые стеклышки на нашей мини-елочке... И вдруг -- стоп! Джеймс Ласт смолк на полувздохе. Сразу -- крик:
   -- Зачем вырубили музыку?
   -- Хоть бы допеть дали!
   -- Кому там за стол не терпится?
   Оказалось, что никто "маг" не трогал. Авария? Наши "технари" взялись -- что-то там разобрали, о чем-то заспорили. Потом... екнуло сердце: я услышал знакомый скрип двери. И следом -- Ксанкину реплику. Вразумляющим тоном:
   -- Все равно играть не будет -- Агутя так сделал! Он сказал: "Надо, чтобы праздник был для всех. Надо кое-что исправить!"
   Началась неразбериха: народ накинулся на меня, а я -- на Ксанку, требуя объяснений. А тут еще Гарик "вошел в образ" пана Зюзи из "Тринадцати стульев" и добавлял жару, сочиняя реплики про "з... зайцев-агути" (Кажется, есть такие, тропические).
   Никто так ничего и не понял из Ксанкиной речи, а я -- кое-что. Вот по какой причине выступала Ксанка: ее загадочный Агутя "кабытабы" облазил весь наш двор и обнаружил кое-где непорядки. И что мы -- не "кабытабы", а на самом деле -- должны сейчас же, немедленно, пойти по квартирам (номера квартир она повторяла, не сбиваясь) и все наладить. Кого-то накормить, что-то передать -- сорок бочек арестантов!
   Разумеется, все гоготали и тормошили Ксанку, требуя от нее "лучше сказать стишок про елочку", а она, красная, вырывалась, чуть не плача, и все твердила свое. А я, честно скажу, совсем растерялся: надо же было дураку напомнить сестрице про ее фантазии...
   Вдруг эту сумятицу точно пронзил голос Риммы, четкий и холодный:
   -- Не довольно ли -- детского крика на лужайке? Борис, уйми свое бэби! Знаешь, я читала в польском журнале: если приглашаешь гостей, надо детей и домашних животных отправить к родственникам! И вообще -- если через пять минут не будет музыки, я ухожу!
   Да. Коротко и ясно. Мне даже нехорошо стало. Я-то предполагал, что ее кто-то в этой компании интересует, так же, как она интересует кого-то...
   Ну, да что там! Людей ведь созвал, и вот так, наперекосяк пошло... Наши "спецы" зашивались возле магнитофона. Я мигнул Рашиду, он снял со стены гитару. Взял аккорд -- и такое грянул цыганистое, не хочешь, да притопнешь!
   -- Попробовать, что ли? -- протянула Римма.
   И так прищурилась, так повела плечом, тряхнула кудрями, что всем стало ясно -- сейчас выдаст... по первому классу...
   И в наступившей тишине -- дззынь!
   Струна лопнула, ожгла Рашида по щеке. Снова загалдели. Послышался, сквозь всхлипы, Ксанкин голосишка:
   -- Я же говорила... Нельзя! Сами веселятся, а там... Разве нельзя помочь? Перед Агутей же стыдно!
   Я схватил ее на руки -- унести поскорей! Она замолкла, только смотрела глазищами -- просветила насквозь, аж совесть у меня зачесалась...
   Лопнула вторая струна, сама по себе. Третья...
   -- Финиш! -- крикнула Римма. -- Лично с меня -- хватит! Детсад какой-то! Люди, через полтора квартала отсюда -- Артур Давидянц и компания! У них магнитола, "Грюндиг!" Я -- туда! Джентльмены и джентльменки, кто со мной?
   Все переглядывались, пожимали плечами... Я чувствовал, что даже обидеться не имею права, если все, вот так, возьмут и уйдут. В самом деле, ерунда ведь получается...
   И вдруг кто-то сказал:
   -- Погодите! Ребенок ведь плачет! Надо же разобраться!
   Это сказала Таня. Кто-то ее привел, кто-то знакомил с нами, я особо не разбирался. Но сейчас мне понравилась эта речь про ребенка. Ксанку и вправду жалко...
   Короче, как завершилась вся эта катавасия?
   Ушла Римма. С ней еще четверо. Ну, ладно...
   Нас пятеро осталось. "Спецы" не оставили надежды на магнитофон, остальные взялись за фантики с современным уклоном: "Что хотите, то купите, кибер-робот не берите!". Таня пыталась утешить Ксанку -- у девчонки уже слезы катились горохом. И Таня вдруг сказала: -- Борис, а давай сделаем, как она просит -- походим по квартирам... А кто такой Агутя?
   Пришлось объяснять, что Агутя -- пустяк, детская выдумка, а все остальное -- как знать? Ксанка целый день по двору гуляла, всего могла насмотреться и на ус намотать.
   Так и решили -- сходим. Закутали девчушку, отправились.
   Не скажу, чтоб я шел с большим восторгом. Двор у нас большой, корпусов штук десять, в своем -- соседей еще так-сяк знаю, а в остальных? Ладно, если здороваемся. И вот -- стучать в двери к незнакомым людям: "Здравствуйте, я ваша тетя!" Дичь!
   Но Таню это не смущало.
   -- Что ж такого? Праздник ведь! Поздравим, по-соседски. И будем действовать, как обстановка подскажет.
   По словам Ксанки, выходило так, что в четырнадцатой квартире "живет невеста и ждет телеграмму". Соседка, вроде бы, эту телеграмму получила -- и забыла передать...
   -- Ну, это же просто! -- сказала Таня.
   Позвонили соседке. В квартире было шумно, из-за двери тянуло пригорелым.
   Открыла хозяйка, вся впопыхах: половина волос на бигуди закручена, остальные развеваются, как водоросли, фартук в муке.
   -- Опять кого-то ищут! -- сказала она сердито. -- Адрес надо точно узнавать, мо-ло-дежь!
   -- С Новым годом! -- улыбнулась ей Таня. -- Мы за телеграммой...
   -- Будь оно неладно! -- всполохнулась соседка. -- Забыла ведь! С этими пирогами всю голову потеряла! Сейчас, несу!
   Пока она ходила за телеграммой, Ксанка успела поворчать:
   -- Голову потеряла... Хорошо хоть -- быстро нашла...
   И вот мы, еще не отхохотав над нашей ворчуньей, звоним в четырнадцатую, держа телеграмму перед собой. Здесь нас встретили иначе:
   -- Ой, голубчики! Идите, несите скорей! Наша-то сидит -- вся закаменела. Не подступись! Я уж ей: "Ну, не доставили телеграмму, бывает, ну, завтра поздравит твой суженый-ряженый!" Так голову не повернет...
   Мы прошли в комнату -- там, на тахте, у окна, сидела девушка, сжавшись зябким комочком. Как будто не в комнате сидит, а в ледяной пустыне. Как падчерица в лесу, у Деда-Мороза: "Тепло ли тебе, девица, тепло ли тебе, красная?". А девица уже и губ не может разжать, только смотрит огромными синими, как лед, глазами...
   Мы отдали телеграмму. И девушка вздохнула так, будто после шести месяцев полярной ночи показалось наконец солнце...
   ...Еще одна квартира из Ксанкиного "списка". Тут на наше приветствие весьма раздраженно ответил хозяин, солидный дядек с таким внушительным носом, что мог бы рассекать им волны, как корабль.
   -- Слушайте, какой Новый год? Тут наши соседи такое учудили... Сами -- в гости, а собак, чтоб в квартире не безобразили, -- на балкон! Так псы-то -- воют! Один устает, другой начинает! Празднуем, как в лесу!
   -- Я этих собак знаю, -- выступила вперед Ксанка. -- Это Тявка и Джуди. Они очень хорошие, воспитанные! А воют потому, что их забыли накормить! Спустите им еду на веревочке! Какой-нибудь кусочек или косточку!
   -- Косточку на веревочке! -- саркастически повторил хозяин и вдруг смягчился: -- В самом деле, чем животные виноваты?
   Балконы в квартирах точно один над другим -- попробуйте спустить сверток на веревочке с верхнего балкона на нижний! Но мы все-таки справились с этим нелегким делом -- я и Таня, хозяева давали советы, а Ксанка покрикивала: "Джуди, Тявка! Потерпите, сейчас!" И собачонки отвечали радостным повизгиванием...
   Новые подъезды, новые этажи. В одной из намеченных Ксанкой квартир нас, не спрашивая, кто и откуда, сразу потащили к столу. Хозяева радостно засуетились, объясняя:
   -- ...что оно вышло-то! Напекли, нажарили -- на целую роту! А молодежь, пойми их -- в горах решили встречать, у живой елки! Рюкзаки, лыжи -- за спину, и поминай как звали! А мы тут сиди одни, за таким-то столом.
   Мы отведали кой-чего, уж очень аппетитно выглядели все эти салаты и заливные... Отведали, похвалили, а потом рассказали, что за стенкой у них, у хозяев этих радушных, -- только в другом подъезде, -- сидит сейчас одна-одинешенька старая женщина, перебирает пожелтевшие фотографии и плачет, потому что пойти ей некуда, про жизнь потолковать, повспоминать о близких своих, в войну потерянных, рассказать -- некому...
   Хозяйка тотчас все поняла. Засобиралась, платок пуховый накинула. Только и спросила:
   -- А вы ей кто, старушке-то этой, знакомые или как?
   -- Мы тимуровцы, -- ответила сообразительная Таня. Больше и объяснять не пришлось...
   Что еще мы успели свершить в странном своем походе? Починили пробки в квартире, где кое-как праздновали при свечах, а елка стояла погасшая. Подобрали "ничьего котенка", который плакал под лестницей, и нашли для него хорошего хозяина семи с половиной лет отроду. Предотвратили назревающую ссору ревнивых молодых супругов. ("Не надо ссориться, скандалиться!" -- убедительно сказала им Ксанка). И, наконец, заявила:
   -- Ну, все сделано. Может и Новый год приходить!
   ...Когда мы вернулись к себе, магнитофон прокручивал сквозь себя кассету за кассетой, гости выплясывали что-то весьма далекое от классического балета, некоторые, самые нетерпеливые, уже поглядывали на часы и на симпатично накрытый стол, а Ксанке давно пора было спать.
   Самое странное, что девчушка и не возражала. Прихватив со стола конфету "Золотой петушок" -- "для Агути", со всеми "поспокойночившись", удалилась в свои апартаменты, в свое царство "одушевленных" игрушек и милых выдумок...
   -- Хорошая девочка. И голова неплохая, и, главное, сердечко, -- сказала Таня. -- Как она радовалась, когда людям становилось лучше, веселее...
   Я посмотрел на нее и подумал, что сама-то она, должно быть, славный человек, -- кто другой, из наших девчонок или ребят, сумел бы справиться с не очень-то обдуманным нашим мероприятием? Она -- в каждом случае -- говорила то, что требовалось, и так, как было надо. Кажется, это называется такт...
   Странным образом все перевернулось в этот вечер. Римма ушла, а я не чувствовал ни обиды, ни ревности...
   Ближе к двенадцати мы погасили свет, зажгли таллинские витые свечи в чугунных подсвечниках... Таинственно двигались тени на стенах, на нашей крохотной елочке в граненых стекляшках маминой бижутерии вспыхивали и мерцали разноцветные огоньки, и где-то близко, за плечом у меня, светились тихие, внимательные глаза -- вчера только совсем не знакомой девушки...
   Хоть я и хозяин, пошел бы провожать -- кого-нибудь из гостей, если б не Ксанка. Таня сказала:
   -- Вдруг ребенок проснется ночью, позовет -- и никого нет! Испугается...
   Я помахал им с балкона, -- они шли весело, то рассыпаясь, то смыкаясь; Гарька, размахивая руками, рассказывал анекдоты. Немного щемило сердце; но ведь впереди -- каникулы, телефон Танин я записал...
   Успокоив себя этой мыслью, я пошел взглянуть, а как она там, Ксанка, горе мое и забота моя, чудик дорогой...
   Зашел я со свечкой, чтобы яркий свет не разбудил сестренку. Посмотрел, как она спит, -- хорошо, покойно, на правом боку, уложив ладонь под щеку...
   Давно я не заходил в детскую вот так, невторопях и без дела: многое здесь изменилось. Я озирался, удивляясь: у Ксанки -- да вдруг порядок! Вместо груды кое-как сваленных игрушек -- уютный уголок. Куклы, зверушки спят рядком, аккуратно накрытые разноцветными лоскутами. А некто плюшевый -- новый Мишка, что ли? -- так даже на кроватке, подушечка под лопоухой головой, пушистая лапа поверх одеяльца...
   Что за черт!
   Мне показалось, что у игрушки, под кукольным этим одеяльцем, мерно вздымается и опускается животик...
   Глупо, а в жар бросило. Пока не сообразил: колеблется пламя свечки, тени танцуют...
   Показалось!
   И еще, и еще раз показалось.
   В конце концов, это могло быть что-то заводное. Говорят, сейчас делают таких кукол -- сами ходят, "папа -- мама" говорят.
   Проще всего было бы подойти, откинуть одеяльце и посмотреть, что оно там такое.
   Я понимал это -- и не трогался с места.
   Уж очень тихо было в квартире. И пламя свечки, извиваясь, словно дразнило язычком. И метались тени по стенам.
   Нет, я, конечно, посмотрю, что это за странный Мишка завелся у моей сестры. Завтра посмотрю, днем. А сейчас -- еще разбудишь ее, маленькую! Она и так утомилась, устала с этим нашим походом, по настоянию ее "Агути".
   Агути?
   Ничего, ничего, до завтра можно подождать...

* * *

   Я прибирал в квартире, отбиваясь от своих собственных, наседающих на меня мыслей.
   Ну, что там еще выдумывала Ксанка про своего таинственного летуна Агутю?
   "Он умеет перецветняться". Любопытный факт. "Агутя поменял ушки на рожки" -- локаторы на антенны? "Агутя показывал -- как диафильм: такие разноцветные точки и двигаются, сливаются -- получаются картинки..." Тоже наводит на размышления.
   Я-то все умилялся: вот фантазирует! А если все это правда -- все... все... все...
   Наверно, я все-таки не дотерпел бы до утра.
   Прокрался бы снова в детскую и... Но тут вернулись из гостей родители и, слова не дав сказать, погнали меня спать.
   Я думал: ни за что не уснуть! После такого... И провалился в сон, точно в колодец: ни всплеска, ни проблеска света.
   Разбудили меня громкие, возбужденные голоса и хныканье Ксанки.
   -- Хоть бы что-нибудь новенькое придумала! -- кричала мама. -- Мало того, что опять... Опять! Хоть бы созналась! Опять эти глупости "улетел-прилетел!"
   ...Уже предчувствуя, но еще не веря, не в силах поверить, я ворвался в детскую.
   Плачущая Ксанка. Пустая кукольная кроватка с откинутым одеяльцем. Круглая дыра в оконном стекле -- высоко, под потолком...

* * *

   Родителям я даже не пытался изложить свои невероятные мысли. А Гарику -- попробовал. Он выслушал внимательно, поморщил лоб -- и стал искать объяснения. Вполне реальные, веские -- для всех фактов и всех наблюдений. И нашел их... почти. А когда я указал на это "почти" -- покрутил пальцем у виска, намекая, что шарики в моей голове явно разболтались.
   Потом я рассказал все Тане. Ну, если и она не поверит...
   Она поверила.
   -- Знаешь? Давай расспросим еще раз твою сестру... И осмотрим все ее игрушки: может, остался какой-нибудь след?
   С расспросами ничего не получилось.
   Ксанка, все еще обиженная наказанием "за вранье насчет стекла", угрюмо объяснила:
   -- Ну, взял и улетел. Ему тоже надо домой!
   И запросилась во двор, к подружкам.
   Когда она ушла, мы с Таней, медленно, чего-то боясь, перебрали все ее имущество -- куклу за куклой, лоскут за лоскутом.
   Ничего -- никаких признаков чего-то необычайного. Но не было и плюшевого мишки, ни с заводом, ни без. А может, он мне померещился в неверном свете свечи?
   -- Смотри, какая закладка странная! -- тихо сказала Таня.
   В любимой Ксанкиной книжке "Кот, лиса и петух" поблескивала серебристо полосочка фольги. Мы осторожно, не дыша, раскрыли книжку.
   На тонком, просвечивающем листке, на странно мерцающем -- прочернели, проблеснули буквы.
   "Слушайте ваших детей!" -- прочитали мы оба, вместе.
   Рука моя сама -- быстрее мысли -- схватила листок. Не ощутила ничего -- да уже и не было на ладони ничего.
   Серебристые ниточки паутины -- мерцающие пылинки, что таяли одна за другой, -- ничего!
   Таня не упрекала меня -- слезы, как звезды, вспыхнули в ее прекрасных глазах...
   -- Ничего! -- бормотал я. -- Ничего... Он еще вернется... Не может быть... Он еще вернется -- к нашей Ксанке... и к нам.

0x01 graphic

-------------------------------------

   Туманова Зоя. Агутя // Веточка из каменного сада. Рассказы. -- Т.: "Ёш гвардия", 1981. -- с. 44--57.
   
   Мечта об открытиях, о новых, неизведанных путях -- куда приведет она человека, стоящего на пороге юности? Устоишь ли ты, когда жизнь столкнет тебя с настоящим суровым испытанием? И сумеешь ли прийти на помощь тому, кто слабее, кто попал в беду?
   Эти вопросы встают перед героями сборника приключенческих рассказов Зои Тумановой "Веточка из каменного сада". Их ведет по дорогам жизни стремление к открытию тайн природы, справедливости, желание сделать добро. Они ведут научный поиск, сталкиваются с загадочными явлениями природы, человеческой психики, им приходится решать проблемы, связанные с формированием всесторонне развитой личности.
   
   Зоя Александровна Туманова
   
   Веточка из каменного сада
   Рассказы
   
   Редактор Р.Пылаева
   Художник А.Михайлов
   Худ.редактор Р.Зуфаров
   Техн.редактор Т.Ахмеджанова
   Корректор З. Нажатова
   
   ИБ 861
   
   OCR dauphin@ukr.net
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru