Тургенев Иван Сергеевич
Письма к Густаву Флоберу и к г-же Комманвиль

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


   

Письма И. С. Тургенева къ его французскимъ друзьямъ *)

(Съ предисловіемъ и примѣчаніями И. Д. Гальперина-Каминскаго).

*) Русская Мысль, кн. VI.

Письма къ Густаву Флоберу и къ г-жѣ Комманвиль.

   Мы уже сказали, что знакомство Тургенева съ Густавомъ Флоберомъ начинается съ 1858 г.; но болѣе частыя сношенія между ними установились только съ 1863 г., когда Тургеневъ сдѣлался постояннымъ посѣтителемъ обѣдовъ Маньи. Эта дружба приняла характеръ трогательной интимности, благодаря одинаковому благоговѣнію обоихъ писателей къ Жоржъ-Зандъ,-- благоговѣнію, которое и русскій, и французъ давно уже питали къ ней и о которомъ мы будемъ еще говорить, когда начнется печатаніе писемъ Тургенева къ Жоржъ-Зандъ.
   "Между этими двумя геніальными натурами была связь, сродство двухъ наивно-добрыхъ душъ; Жоржъ-Зандъ сблизила ихъ", говоритъ Альфонсъ Додэ въ своемъ этюдѣ о Тургеневѣ. И онъ продолжаетъ: "Флоберъ -- говорунъ, фрондеръ, донъ-Кихотъ, съ голосомъ похожимъ на полковую трубу, съ могучей ироніей своей наблюдательности, съ движеніями нормандца побѣдителя, былъ какъ разъ конечно, мужскою половиной этого союза душъ; но кто бы въ другомъ колоссѣ съ густыми бровями, съ крупными чертами угадалъ женщину,-- женщину съ такими тонкими чувствами, описанную Тургеневымъ въ его книгахъ, эту русскую нервную, томную, страстную, сонную, какъ женщины Востока, трагическую, какъ возмутившаяся сила? Несомнѣнно, въ сумятицѣ великой человѣческой фабрикаціи, души перепутываютъ оболочки, мужскія души попадаютъ въ женственныя тѣла, женскія души въ циклопическіе остовы".
   Гонкуръ, Золя, Мопассанъ также говорятъ о тѣсной дружбѣ, связывавшей Тургенева съ Флоберомъ. Слѣды этой дружбы можно найти на каждомъ шагу въ перепискѣ Флобера съ друзьями, въ особенности съ Жоржъ-Зандъ. Такъ отъ 2 іюля 1870 года онъ пишетъ владѣтельницѣ Ногана:
   "Кромѣ васъ и Тургенева я не знаю ни одного смертнаго, которому бы я могъ излить все то, что наиболѣе близко моей душѣ; а вы оба живете далеко отъ меня!" (Переписка, т. IV, стр. 25).
   И позднѣе:
   "Я провелъ вчера очень хорошій день съ Тургеневымъ, которому я прочелъ 115 страницъ изъ Св. Антонія, уже написанныхъ. Послѣ чего я прочелъ ему приблизительно половину Послѣднихъ пѣсенъ (Dernières chansons). Какой слушатель! и какой критикъ! Онъ ослѣпилъ меня глубиной и ясностью своихъ сужденій. А! если бы всѣ, кто позволяетъ себѣ судить книги, могли бы слышать его,-- какой урокъ! Ничто не ускользаетъ отъ него. Въ концѣ стихотворенія въ 100 стиховъ онъ помнитъ еще слабый эпитетъ! Онъ далъ мнѣ для Св. Антонія два или три чудныхъ совѣта относительно подробностей" (Переписка, т. IV, стр. 95).
   А въ письмѣ къ г-жѣ Ренье мы читаемъ:
   "М-me Зандъ теперь мой единственный литературный другъ, вмѣстѣ съ Тургеневымъ! Эти два, правда, стоятъ цѣлой толпы! (Переписка, т. IV, стр. 140)".
   Тургеневъ платилъ Флоберу такою же дружбой, и Флоберъ въ этомъ не сомнѣвался.,
   "Тургеневъ,-- писалъ онъ m-me Зандъ,-- мнѣ кажется, очень доволенъ двумя первыми главами моей ужасной книги. Но Тургеневъ, можетъ быть, слишкомъ любитъ меня, для того, чтобы судить обо мнѣ безпристрастно" (Переписка, т. IV, стр. 211).
   Тургеневъ считалъ Флобера самымъ замѣчательнымъ французскимъ писателемъ, а Madame Bovary -- самымъ сильнымъ произведеніемъ этого столѣтія. Таково же было и мнѣніе Тэна. Изъ его переписки будетъ видно, что онъ перевелъ на русскій языкъ Легенду о св. Юліанѣ Милостивомъ и Иродіаду. Онъ вложилъ въ эти переводы столько любви и старанія, что въ Россіи на нихъ смотрятъ какъ на образцовыя произведенія по точности передачи и по стилю, и его издатели сочли нужнымъ включить ихъ въ послѣднее изданіе полнаго собранія его сочиненій.
   Послѣ войны Флоберъ и Тургеневъ, которые немного забросили обѣды Маньи, рѣшили собираться: въ болѣе интимномъ кругу. Альфонсъ Додэ въ вышеупомянутомъ этюдѣ такъ разсказываетъ о происхожденіи этого кружка:
   "Въ это же время возникла мысль объ ежемѣсячныхъ собраніяхъ, гдѣ бы друзья могли сходиться за хорошимъ обѣдомъ; это называлось "Обѣдами Флобера" или "Обѣдами освистанныхъ авторовъ": Флоберъ былъ освистанъ за Кандидата, Золя -- за Бутонъ Возы, Гонкуръ -- за Генріэту Марѳшалъ, я -- за Арлезіанку. Жирарденъ хотѣлъ проскользнуть въ нашу шайку, но онъ не былъ литераторомъ, и его исключили. Что касается Тургенева, онъ далъ намъ слово, что былъ освистанъ въ Россіи, а такъ какъ она была слишкомъ далеко, то туда не поѣхали, чтобы провѣрить его".
   До эти ежемѣсячные обѣды не были единственнымъ мѣстомъ для встрѣчъ Тургенева и Флобера. Флоберъ писалъ Жоржъ-Зандъ въ концѣ 1873 г.:
   "Я видаюсь съ Москвичомъ каждое воскресенье. Онъ здоровъ, и я люблю его все больше и больше".
   На эти воскресные пріемы приходили также Тэнъ, Жоржъ Пуше, Попелэнъ, Филиппъ Бёрти, Леонъ Клядель, Катуллъ Мендесъ, Эмиль Бержера, Жозе-Маріа Эредіа, Гюи де-Мопассанъ, Поль Алексисъ, Гюисманъ, Генникъ, Сееръ, Густавъ Тудузъ, не считая посѣтителей обѣдовъ "Освистанныхъ авторовъ".
   "Первымъ часто приходилъ Тургеневъ, котораго онъ (Флоберъ) обнималъ, какъ брата,-- разсказываетъ Гюи де-Мопассанъ.-- Будучи выше Флобера, русскій романистъ любилъ французскаго романиста рѣдкой и глубокою любовью. Сродство талантовъ, ума, философскаго міросозерцанія, сходство во вкусахъ, въ образѣ жизни, въ мечтахъ, одинаковыя литературныя стремленія, экзальтированный идеализмъ, восторги передъ талантомъ и ученостью -- создало между ними столько непрерывныхъ поводовъ соприкосновенія, что оба они при встрѣчѣ другъ съ другомъ чувствовали, можетъ быть, скорѣе сердечную радость, чѣмъ интеллектуальную.
   "Тургеневъ опускался въ кресло и говорилъ медленно, мягкимъ, немного слабымъ и колеблющимся голосомъ, но который придавалъ всему, что онъ говорилъ, особую прелесть и громадный интересъ. Флоберъ слушалъ его съ религіознымъ благоговѣніемъ, устремивъ на огромную фигуру своего друга большіе голубые глаза съ двигающимися зрачками; и онъ отвѣчалъ звонкимъ голосомъ, звучавшимъ на подобіе трубнаго гласа изъ-подъ его усовъ стараго галльскаго воина. Ихъ разговоръ рѣдко касался событій текущей жизни и не выходилъ за предѣлы литературы и событій изъ литературной жизни. Тургеневъ часто приносилъ съ собой иностранныя книги и бѣгло переводилъ поэмы Гёте, Пушкина и Свинбёрна".
   Дружба между двумя писателями осталась навсегда неизмѣнной, и даже послѣ смерти Флобера, Тургеневъ сохранилъ культъ къ его памяти, какъ это будетъ видно изъ его писемъ къ племянницѣ его друга, г-жѣ Комманвиль.
   Благодаря г-жѣ Комманвиль, которая уже благоговѣйно собрала и издала переписку своего знаменитаго дяди, мы можемъ теперь познакомиться со всѣми письмами Тургенева къ Флоберу и къ самой г-жѣ Комманвиль.

И. Гальперинъ-Каминскій.

   

Письма къ Густаву Флоберу.

I.

Cher Monsieur,

   Позвольте мнѣ предложить вамъ приложенныя при этомъ двѣ книги {Двѣ книги, о которыхъ говоритъ Тургеневъ, должны быть его Записки охотника (Récits d'un Chasseur) и Сцены изъ русской жизни (Scènes de la vie russe) въ двухъ серіяхъ, единственныя произведенія, переведенныя въ то время на французскій языкъ. Записки охотника и 2-я серія Русской жизни заключаютъ въ себѣ Постоялый Дворъ, Затишье, Нахлѣбникъ, Переписку, Два дня въ полѣсьѣ и Степкой король Лиръ, переведенные Луи Віардо, а въ 1-й серіи находятся Два Друга, Яковъ Пасынковъ, Му му, Фаустъ, Бреттеръ, Три портрета, въ переводѣ Ксавье де-Мармье.}; двѣ другія я пошлю къ вамъ по вашему мѣстожительству около Руана черезъ нѣкоторое время, такъ какъ не надо злоупотреблять вашей снисходительностью. Вы были бы очень любезны, еслибы пришли завтра, въ понедѣльникъ, провести у меня хотя бы часть вечера (ул. Риволи, 210). Къ намъ соберутся друзья, между прочимъ, m-me Віардо, которая очень желаетъ познакомиться съ вами. Такимъ образомъ, хотя бы нѣсколько уменьшилось сожалѣніе, которое я чувствую оттого, что встрѣтилъ васъ такъ поздно въ жизни. Въ ожиданіи прошу васъ принять увѣреніе въ моей искренней симпатіи {Это письмо, безъ помѣтки числа, должно быть первымъ письмомъ Тургенева къ Флоберу: такъ думаетъ г-жа Комманвиль, а тонъ и содержаніе письма подтверждаютъ это мнѣніе; наконецъ, оно начинается оффиціальнымъ: "Cher Monsieur". Любопытно прослѣдить постепенное измѣненіе этой формулы по мѣрѣ того, какъ отношенія Тургенева къ Флоберу становятся болѣе близкими: "Cher Monsieur, Cher Monsieur Flaubert", "Mon cher confrère", "Mon cher ami", "cher ami", и наконецъ, "Mon bon vieux".}.

Ив. Тургеневъ.

   Воскресенье, rue de Rivoli, 210.
   

II.

Парижъ, rue de Rivoli, 210. 19 марта 1863 г.

Cher Monsieur Flaubert,

   Ваше письмо настолько же заставило меня покраснѣть, насколько доставило мнѣ удовольствіе, а это много. Такія похвалы заставляютъ гордиться, и я хотѣлъ бы, чтобъ онѣ были заслужены мной. Какъ бы тамъ ни было, я очень счастливъ, что понравился вамъ, и очень благодаренъ вамъ за то, что вы мнѣ это сказали.
   Посылаю вамъ мою книгу, которая только-что появилась; я печатаю другую и пошлю вамъ, ее тотчасъ же, какъ она будетъ готова {Двѣ новыя книги, о которыхъ говоритъ Тургеневъ, были, по всему вѣроятію, Рудинъ и Дворянское Гнѣздо.}.
   Вы видите, что я не щажу васъ.
   Не разсчитываете ли вы до лѣта побывать въ Парижѣ? Я былъ бы счастливъ продолжать съ вами мое знакомство, начавшееся подъ такимъ хорошимъ предзнаменованіемъ, и которое,-- я въ этомъ увѣренъ, что касается до меня, можетъ привести къ самой истинной дружбѣ.
   Жму вамъ руку со всей дружбой, которую чувствую къ вамъ уже теперь, и прошу васъ вѣрить въ мои искреннія чувства къ вамъ.

Ив. Тургеневъ.

   

III.

Парижъ, rue de Rivoli, 210. 6 (18) апрѣля 1863 г.

Мой дорогой товарищъ!

   Надѣюсь, что мнѣ нѣтъ нужды говорить вамъ, сколько удовольствія доставило мнѣ ваше второе письмо -- и даже болѣе чѣмъ удовольствіе. Если я не отвѣтилъ вамъ тотчасъ же, то только потому, что долженъ былъ покончить съ массой непріятныхъ мелкихъ дѣлъ, которыя сдѣлали меня въ одно и то же время и лѣнивымъ и злымъ.
   Эти злосчастія еще продолжаются, но мнѣ совѣстно откладывать дольше. Я разсчитывалъ и разсчитываю еще и теперь на вашу снисходительность и хочу главнымъ образомъ сказать вамъ спасибо и пожать вашу руку. Я очень доволенъ вашимъ одобреніемъ, вы можете быть въ этомъ увѣрены; я хорошо знаю, что такой художникъ и такой благожелательный человѣкъ, какъ вы, читаетъ въ книгѣ между строкъ массу вещей, которыя великодушно приписываетъ автору. Но все равно; похвалы отъ васъ стоятъ золота, и я уношу ихъ съ гордостью и благодарностью.
   Не увидимся ли мы въ теченіе лѣта? Часъ хорошей, искренней бесѣды стоитъ сотни писемъ. Черезъ недѣлю я оставлю Парижъ, чтобы перебраться въ Баденъ; не пріѣдете ли вы туда? Такихъ деревьевъ, какъ тамъ, я нигдѣ не видалъ, и на самой вершинѣ горъ! Это могуче, молодо, поэтично и изящно въ одно и то же время, и благотворно для глазъ и для души. Когда сидишь у подножія одного изъ этихъ гигантовъ, кажется, что заимствуешь у него его соки, а это и очень пріятно и очень полезно. Правда, пріѣзжайте въ Баденъ, хотя бы на нѣсколько дней. Вы вывезете оттуда чудныя краски для вашей палитры. До вашего отъѣзда вы получите отъ меня мою книгу, печатаніе которой оканчивается. Я васъ пичкаю, но ваша вина.
   Тысяча дружескихъ пожеланій. Будьте здоровы, работайте и пріѣзжайте въ Баденъ.

Весь вашъ
Ив. Тургеневъ.

   

IV.

Баденъ, Thiergartenstrasse. 26 мая 1868 г

Мой дорогой другъ!

   Я очень благодаренъ вамъ за то, что вы вздумали написать мнѣ. Ваше письмо доставило мнѣ очень большое удовольствіе, потому что оно возобновило отношенія между нами и потому что оно показало мнѣ, что моя книга вамъ понравилась.
   Нѣтъ художника въ наше время, который въ то же время не былъ бы критикомъ. Въ васъ художникъ очень великъ, и вы знаете, какъ я восхищаюсь имъ, и какъ люблю его; но я также высокаго мнѣнія и о критикѣ, и я счастливъ его одобреніемъ. Я знаю, что тутъ надо считаться съ вашей дружбой ко мнѣ; но я чувствую, что передъ моей картиной сталъ большой мастеръ, посмотрѣлъ на нее и одобрительно кивнулъ головой. И я повторяю, это доставило мнѣ удовольствіе.
   Я очень сожалѣлъ, что не видѣлъ васъ въ Парижѣ. Я провелъ тамъ только три дня, и еще болѣе сожалѣю, что вы не пріѣдете въ этомъ году въ Баденъ. Вы запряглись въ вашъ романъ. Это хорошо. Я жду его съ величайшимъ нетерпѣніемъ. Но не можете ли вы дать себѣ нѣсколько дней отдыха, которымъ воспользовались бы ваши здѣшніе друзья?
   Съ перваго же раза, какъ я увидѣлъ васъ (въ своего рода трактирѣ на другой сторонѣ Сены), я почувствовалъ къ вамъ большую симпатію. Мало людей, французовъ въ особенности, съ которыми я чувствовалъ бы себя такъ спокойно и въ то же время такъ оживленно, какъ съ вами; мнѣ кажется, что я могъ бы говорить съ вами цѣлыми недѣлями. Съ тому же мы, какъ кроты, роемъ землю въ одномъ направленіи. Все это должно вамъ сказать, какъ я былъ бы доволенъ васъ видѣть.
   Я уѣзжаю въ Россію недѣли черезъ двѣ, но долго я тамъ не останусь,-- къ концу іюля вернусь и поѣду въ Парижъ навѣстить дочь, которая къ тому времени навѣрно сдѣлаетъ изъ меня дѣдушку. Я способенъ нагрянуть къ вамъ, если только вы тамъ будете. Или вы пріѣдете въ Парижъ? Но я долженъ увидѣть васъ.
   А пока желаю вамъ успѣха. Живая гуманная истина, которую вы преслѣдуете съ неустаннымъ напряженіемъ, дается только въ счастливые дни.
   У васъ они были, и ихъ будетъ еще много.
   Будьте здоровы; я также обнимаю васъ съ искренней дружбой.

И. Тургеневъ.

   

V.

Баденъ, Thiergartenstrasse,3. Вторникъ, 28 іюля 1868 г.

Мой дорогой другъ,

   Очень мило съ вашей стороны, что вы подумали обо мнѣ и дали мнѣ, какъ вы говорите, вашу программу. Я уже четыре дня какъ здѣсь, но, къ несчастью, я вернулся не одинъ изъ Россіи: я привезъ съ собой здоровенный припадокъ подагры, который схватилъ меня въ Маконѣ и снова вернулся, какъ только я пріѣхалъ въ Баденъ. И вотъ я на кушеткѣ со всѣми неизбѣжными злосчастіями,-- масломъ изъ индійскихъ каштановъ и пр., и проч.; все же припадокъ не такъ силенъ, какъ въ прошломъ году, и я не теряю надежды отправиться на купанья въ серединѣ будущаго мѣсяца и, какъ слѣдуетъ по программѣ, нагряну къ вамъ въ вашу берлогу.
   Признаюсь, мнѣ довольно любопытно познакомиться съ ней.
   Я не видѣлъ Дюкана, который долженъ быть здѣсь; со дня моего пріѣзда я не выхожу изъ комнаты; дня черезъ два я буду, можетъ быть, въ состояніи совершать небольшія прогулки въ экипажѣ.
   Будьте здоровы и работайте спокойно и съ аппетитомъ. Это лучшій способъ.

Дружески цѣлую васъ.
Вашъ
И. Тургеневъ.

   

VI.

Баденъ, Thiergartenstrasse, 3. Вторникъ, 18 августа 1868 г.

Мой дорогой другъ,

   Я медлилъ до сихъ поръ отвѣтомъ на вашу милую записочку, потому что все надѣялся извѣстить васъ о своемъ пріѣздѣ; но вѣдьма подагра не хочетъ разстаться со мной, и я не могу еще думать объ этомъ, немного длинномъ, путешествіи? Я пріѣду, какъ только буду въ состояніи, а пока обнимаю васъ и прошу васъ передать мое почтеніе вашей матушкѣ, съ которой буду счастливъ познакомиться.
   Въ ожиданіи работайте неустанно.

И. Тургеневъ

   

VII.

Парижъ, rue Laffitte, Hôtel Bryon. Вторникъ, 24 ноября 1888 г.

   Мой дорогой другъ,
   Сыръ только-что прибылъ; я увожу его съ собой въ Баденъ и каждый разъ, какъ онъ попадетъ намъ на зубы, мы будемъ думать о Круассе и о чудномъ днѣ, который я тамъ провелъ. Рѣшительно я чувствую, что мы симпатичны другъ другу.
   Если весь вашъ романъ такъ же хорошъ, какъ отрывки, которые вы мнѣ присылаете, то вы создали образцовое произведеніе {Рѣчь идетъ о Сантиментальномъ Воспитаніи (Education sentimentale).}. Это я вамъ говорю.
   Не знаю, прочли ли вы книжонку, которую я вамъ послалъ; во всякомъ случаѣ поставьте ее на одну изъ полокъ вашей библіотеки {По всему вѣроятію, Дымъ.}.
   Передайте мое почтеніе вашей матушкѣ и позвольте обнять васъ.

Вашъ
И. Тургеневъ.

   P.S. Мой адресъ: Карлсруэ, до востребованія. Вы будете очень милы, если пришлете мнѣ вашу фотографическую карточку.
   Вотъ вамъ моя, видъ у нея -- весьма непріятный.
   P. S. Найдите другое заглавіе: Сантиментальное Воспитаніе нехорошо.
   

VIII.

Карлсруэ, Hôtel Prinz Max. Понедѣльникъ, 25 января 1869 г.

   Надо же мнѣ, наконецъ, получить вѣсти отъ васъ, мой дорогой другъ. Ну, два слова: гдѣ вы, и что подѣлываетъ вашъ романъ? Я пишу вамъ въ Круассе, а вы, можетъ быть, въ Парижѣ вдыхаете воздухъ времени. Во всякомъ случаѣ я не думаю, чтобы вы долго остались тамъ.
   Я еще не поблагодарилъ васъ за вашу фотографію; у васъ на ней видъ слишкомъ военный и слишкомъ хорошо причесанный, но это вы,-- и поэтому все же пріятно смотрѣть на нее. Почему вы не закажете что-нибудь дѣйствительно хорошее?
   Я часто думаю о Круассе и говорю себѣ, что это хорошее гнѣздо для того, чтобы вдохновить пѣвчихъ птицъ. Что касается до меня, то я почти ничего не сдѣлалъ. Я пустился въ работу, къ которой чувствую отвращеніе и уныло ковыляю по ней. Я не могу отступить; но когда она будетъ кончена, я съ облегченіемъ скажу: Уфъ!
   За исключеніемъ, такъ сказать, отрывковъ изъ литературныхъ воспоминаній, обѣщанныхъ мною моему издателю, я никогда не работалъ надъ такого рода статьями, и это нисколько не интересно. О, два часа Сэнтъ-Бёва! Мнѣ бы хотѣлось знать, находитъ ли онъ это интереснымъ.
   Засвидѣтельствуйте мои дружескія чувства вашей уважаемой матушкѣ, она производитъ на меня впечатлѣнія лучшей Мамы, о которой только можно мечтать. Крѣпкое пожатіе руки для васъ.

Вашъ И. Тургеневъ.

   

IX.

Карлсруэ, Hôtel Prinz Max. Воскресенье, 21 марта 1869 г.

Мой дорогой другъ,

   Ваше письмо, адресованное въ Штутгартъ или Баденъ, дошло до меня только сейчасъ. Спѣшу увѣдомить васъ, что я выѣзжаю отсюда въ Парижъ въ среду и пріѣзжаю туда въ четвергъ, въ пять часовъ утра. Я останавливаюсь въ Hôtel Bryon, rue Laffitte. Въ Парижѣ я пробуду недѣлю. Лишнее говорить, какъ я буду радъ васъ видѣть. А покуда обнимаю васъ со всею дружбой.

И. Тургеневъ.

   P. S. Напомните обо мнѣ вашей матушкѣ.
   

X.

Баденъ, Thiergartenstrasse, 3. Воскресенье, 30 января.

Мой дорогой другъ,

   Въ первомъ номерѣ одного русскаго обозрѣнія, которое издается въ С.-Петербургѣ и носитъ названіе Messager Russe {Настоящее названіе этого изданія Le Messager de l'Europe.} (въ Россіи это своего рода Revue des Deux Mondes), помѣщена огромная статья о вашей книгѣ {Рѣчь идетъ о Сантиментальномъ Воспитаніи.} (и это только первая часть). Ее разбираютъ очень подробно и разсказываютъ весь сюжетъ. Много хвалятъ и автора, и его произведеніе. Заглавіе этой статьи Новое французское общество. Я говорю вамъ все это, потому что это можетъ быть для васъ интереснымъ, хотя теперь у васъ другой молотокъ стучитъ въ головѣ.
   Я оставляю Баденъ черезъ 4 или 5 дней. Два мѣсяца я проведу въ Веймарѣ. Мой адресъ: великое герцогство Саксенъ-Веймарское, Hôtel de Russie. И я проѣду черезъ Парижъ, прежде чѣмъ выѣхать въ Россію въ апрѣлѣ мѣсяцѣ.
   Дайте вѣсточку о себѣ. Хорошо ли вы работаете? Мнѣ часто вспоминается вашъ милый Антоній. Вчера вечеромъ, ложась спать, я перечелъ сцену "Клуба интеллигенціи" {Опять намекъ на Сантиментальное Воспитаніе.} и испанецъ заставилъ меня громко разсмѣяться.
   Передайте отъ меня тысячу пожеланій m-me Зандъ, Дюкану и tutti quanti.
   Жму вамъ руку со всею силою моей дружбы.

И. Тургеневъ.

   

XI.

Веймаръ, Hôtel de Russie, 20 февраля 70.

Мой дорогой другъ,

   Статья, которую Юліанъ Шмидтъ {Знаменитый нѣмецкій критикъ.} написалъ о Сантиментальномъ Воспитаніи еще не появилась въ Preussische Jahrbücher, какъ только ее напечатаютъ, я вамъ ее пришлю. Если вы хотите, я попрошу его послать вамъ его статью о Madame Bovary. Она появилась въ прошломъ году. Во второмъ No Вѣстника Европы, только что полученнаго мной, находится вторая и послѣдняя часть статьи, о которой я вамъ говорилъ, и которая представляетъ скорѣе очень подробный резюме романа.
   Находятъ вообще, что женщина занимаетъ слишкомъ большое мѣсто въ жизни Фредерика, и спрашиваютъ себя, неужели всѣ молодые французы таковы. Да, конечно, къ вамъ были несправедливы, но вотъ минута, когда надо собрать всѣ силы и бросить публикѣ образцовое произведеніе. Вашъ Антоній {Рѣчь идетъ объ Искушеніи св. Антонія, появившемся четыре года спустя, въ 1874 г.} можетъ быть этимъ камнемъ. Не запаздывайте очень съ нимъ, вотъ мой припѣвъ. Не надо забывать также, что людей мѣрятъ по той мѣркѣ, которую они сами дали о себѣ, и вы несете наказаніе за ваше прошлое. У васъ есть энергія, и "hombre debe ser feroz" {Человѣкъ долженъ быть жестокъ.}, говоритъ испанская пословица, и въ особенности артистъ. Если ваша книга захватила хотя бы съ десятокъ людей извѣстнаго значенія, то ужъ и этого довольно. Вы понимаете, что я говорю вамъ это не для того, чтобы васъ утѣшить, а для того, чтобы васъ возбудить.
   Я дней десять какъ уже здѣсь, и моя единственная забота найти способъ согрѣться. Дома здѣсь очень плохо выстроены, а желѣзныя печи никуда не годятся. Вы прочтете одну мою совсѣмъ маленькую вещицу въ Revue des Deux Mondes.
   Это совершенная бездѣлка; я работаю сейчасъ надъ кое-чѣмъ болѣе "существеннымъ", т.-е. я приготовляюсь работать.
   Я проѣду въ Парижъ, прежде чѣмъ вернусь въ Россію; это будетъ въ концѣ апрѣля. Мы будемъ часто видаться. Если вы увидите m-me Зандъ, передайте ей отъ меня тысячу хорошихъ пожеланій. Поклонитесь Дюкану и семейству Гюссонъ.
   Обнимаю васъ и говорю вамъ: будьте мужественны! Вы Флоберъ, что бы тамъ ни было.

Вашъ И. Т.

   

XII.

Лондонъ, 16, Beaumont Street, Marylebone. 6 мая 1871.

   Къ счастью, мой дорогой другъ, къ счастью извѣстіе это совершенно ложно! М-me В., которую я вижу каждый день, и не умерла и ей нѣтъ 54 лѣтъ. Еслибъ извѣстіе это было вѣрно, я не могъ бы отвѣчать вамъ. Теперь я могу сказать вамъ, что ваше письмо глубоко тронуло меня. Такъ отрадно чувствовать, что имѣешь истиннаго друга, и я благодарю васъ за то, что вы доказали мнѣ это чувство.
   Я три недѣли какъ здѣсь. Конецъ зимы и начало весны я провелъ въ Россіи. Я останусь здѣсь до 1 августа, а потомъ поѣду въ Баденъ. Проѣздомъ черезъ Францію я остановлюсь въ Парижѣ, если въ такое время Парижъ еще существуетъ, и очень надѣюсь повидать васъ.
   Можетъ быть, вы пріѣдете въ Баденъ, гдѣ мы поживемъ немного, запрятавшись, какъ кроты въ свои норы. Вы можете тамъ спрятаться вмѣстѣ съ нами, но сначала сообщите что-нибудь о себѣ.
   Получили вы какъ-нибудь письмо, которое я написалъ вамъ въ началѣ года? Что вы дѣлали въ продолженіе всей этой ужасной грозы? Оставались вы въ Круассе? При всей вашей способности уединяться и сосредоточиваться,-- могло ли васъ не закружить, подобно соломенкамъ, которыя такъ уныло, испуганно и безполезно носятся въ открытыхъ дверяхъ риги? Работали ли вы или тянули жизнь -- тревожную и тяжелую -- изо дня въ день, а? Намъ прирожденнымъ зрителямъ, приходится переживать иногда трудныя минуты. А что подѣлываетъ Антоній? Онъ запечатлѣлся въ моемъ умѣ.
   Я въ Англіи не потому, чтобы мнѣ доставляло удовольствіе жить здѣсь, но потому что мои друзья {Семейство Віардо.}, почти разорившіеся во время войны, пріѣхали сюда, чтобы заработать немного денегъ. Въ англичанахъ есть и хорошее, но всѣ они, даже самые интеллигентные, ведутъ очень суровую жизнь. Надо къ ней привыкнуть такъ же, какъ къ ихъ климату. А потомъ куда же ѣхать?
   Что подѣлываетъ m-me Флоберъ? Напомните ей обо мнѣ. Имѣете ли вы извѣстіе о Дюканѣ? Онъ исчезъ въ бурѣ, какъ и многіе другіе. Черкните мнѣ два слова. Еще разъ спасибо за ваше дружеское расположеніе ко мнѣ. Обнимаю васъ со всею силой моей дружбы.

Вашъ другъ И. Тургеневъ."

   PS. Безполезно говорить вамъ, что ваше письмо я получилъ только сегодня.
   

XIII.

Лондонъ, 16, Baeumont Street, Marylebone. 13 іюня 1871.

Мой дорогой другъ,

   Если я не отвѣчалъ вамъ раньше, то только потому, что не имѣлъ мужества; парижскія событія поразили меня. Я замолчалъ, какъ замолкаютъ на желѣзной дорогѣ, когда проѣзжаютъ черезъ туннель; адскій шумъ наполняетъ вамъ уши и стучитъ въ голову. Теперь, когда онъ почти кончился, я скажу вамъ, что непремѣнно пріѣду повидать васъ и прослушать Антонія въ августѣ мѣсяцѣ числа... между 15 и 20. Я получилъ приглашеніе на "Grouse" {Охота на тетеревей.} въ Шотландію въ началѣ августа, но 15 я буду свободенъ, и по дорогѣ въ Баденъ остановлюсь въ Парижѣ или въ Руанѣ,-- я хочу сказать въ Круассе, если вы тамъ.
   Я очень радъ, что вы на полпути къ окончанію вашей книги; вы ничѣмъ не рискуете, если поторопитесь немного,-- напротивъ. Я буду слушать съ раскрытыми ушами, глазами и мозгами. Я почти увѣренъ, что ваше произведеніе будетъ прекрасно.
   Больше не зову васъ въ Германію, я понимаю ваше отвращеніе къ этой поѣздкѣ. Не хочу говорить вамъ также всего того, что мнѣ приходитъ въ голову по поводу Франціи. Надо было бы резюмировать все это въ нѣсколькихъ словахъ, но это для меня невозможно. Когда мы увидимся, мы медленно и пространно обсудимъ этотъ вопросъ; выводъ, конечно, будетъ неутѣшителенъ. Не знаю, должна ли Россія отмстить за васъ, какъ вы говорите; но въ настоящее время Германія очень сильна, и, по всему вѣроятію, покуда мы живы, она сохранитъ свою силу.
   Мнѣ писали, что m-me Гюссонъ сошла съ ума, потомъ, что она умерла: правда ли это? Я помню, какъ мой учитель плаванія (тоже пруссакъ) кричалъ мнѣ всегда: "Ротъ надъ водой, schwere Noth!" Покуда ротъ надъ водой, можно быть человѣкомъ.
   Вы были человѣкомъ все это время, потому что вы работали; теперь это будетъ легче.
   Поблагодарите m-me Флоберъ и вашу матушку за ихъ память обо мнѣ. Что до меня, я обнимаю васъ, и до свиданья до августа!

И. Тургеневъ.

   

XIV.

Alsan House, Pitlochry, Scotland. 14 августа 1871 г.

   Двѣ ваши записки нагнали меня здѣсь, въ глуши Шотландіи, гдѣ я охочусь на "Grouse" у друга. Я отправляюсь отсюда 16, выѣзжаю изъ Лондона и пріѣзжаю въ Парижъ 18.
   Мнѣ очень хотѣлось бы, чтобы вы были въ Парижѣ въ этотъ день, такъ какъ времени у меня страшно мало. Въ Парижѣ я буду въ Hôtel Bryon, rue Laffitte. Постарайтесь черкнуть мнѣ словечко туда къ моему пріѣзду. Для большей вѣрности я перепишу это письмо и копію пошлю въ Круассе.
   Обнимаю васъ и до скораго свиданья!
   Приготовьте вашего Антонія!

Весь вашъ И. Тургеневъ.

   

XV.

Воскресенье, 48, rue de Douai. 10 ч. утра.

Мой дорогой другъ,

   Я думалъ, что буду въ состояніи быть у васъ сегодня, но вижу, что это невозможно. Буду у васъ завтра ровно въ часъ.
   Не то чтобъ жизнь становилась труднѣе, по становится все труднѣе и труднѣе что-нибудь предпринимать. Жизнь, какъ трава, вырастаетъ выше нашей головы.
   До завтра.

Вашъ старый вѣрный другъ
И. Тургеневъ.

   

XVI.

43, rue de Douai. Въ среду утромъ.

Мой дорогой другъ,

   Я говорилъ m-me В. о желаніи m-me Е. Гризи {Двоюродная сестра знаменитой Гризи и пріятельница Теофиля Готье.}, къ сожалѣнію, это невозможно. М-me В. должна была поставить себѣ въ законъ -- никогда не пѣть въ частныхъ домахъ.
   Она получаетъ столько просьбъ, что если согласится хоть разъ, то не будетъ повода отказывать и другимъ. Она очень сожалѣетъ, что ничего не можетъ сдѣлать, особенно на этотъ разъ. Когда она была моложе, она могла дозволять себѣ это, но теперь поневолѣ она должна беречься. Вотъ, мой дорогой другъ, настоящая правда!
   Конечно, я приду въ воскресенье, можетъ быть раньше. Сегодня вечеромъ я, по всему вѣроятію, поѣду къ принцессѣ Матильдѣ.

Тысячу дружескихъ пожеланій отъ вашего И. Тургенева.

   

XVII.

Парижъ, 48, rue de Douai. Ноябрь 1871 г.

Мой дорогой другъ,

   Вотъ что случилось со мной: мой дядя, Николай Тургеневъ {Николай Ивановичъ Тургеневъ, о которомъ говорится въ этомъ письмѣ, авторъ книги Россія и Русскіе, написанной по-французски, и многихъ другихъ замѣчательныхъ произведеній. Онъ былъ однимъ изъ совѣтчиковъ Александра I, который особенно внимательно относился къ его мнѣніямъ, и способствовалъ улучшенію положенія Крестьянъ въ царствованіе этого императора. Но, неправильно обвиненный въ возстаніи противъ императора Николая въ 1824 г., онъ умеръ во Франціи, въ изгнаніи, 10 ноября 1871 г.}, прекрасный и почтенный человѣкъ, умеръ недавно въ Парижѣ, и сейчасъ я получилъ изъ Петербурга депешу, въ которой меня просятъ написать некрологическую замѣтку, и надо, чтобъ эта замѣтка была отправлена завтра же вечеромъ. Я согласился и вотъ теперь привязанъ къ этому дѣлу.
   Антонію придется подождать до послѣ завтра, такъ какъ завтра я долженъ отвезти мою статью семьѣ, которая живетъ въ-Буживалѣ, для различныхъ свѣдѣній и т. д., и т. д. Итакъ, до четверга.
   Вашъ слуга не доставилъ вашу записку третьяго дня; онъ, должно быть, ошибся домомъ: No 48 улицы Douai находится на углу площади Vintimille.

Тысячу дружескихъ пожеланій И. Тургеневъ.

   "Вторникъ 11 1/2".

"Русская Мысль", кн.VII, 1896

   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru