Lib.ru/Классика: Тургенев Иван Сергеевич. Письма 1877

преданный Вам Ив. Тургенев.

Получил я сегодня, любезнейший Михаил Матвеевич, еще два белых листа второй части "Нови" -- (без единой опечатки!) -- а также и Ваше письмо¹ -- с приложением весьма для меня лестного письмеца от Головнина -- (он уже писал мне сам² -- и я ему непременно отвечу)³ -- и столь же приятного сведения об увеличении числа подписчиков -- с чем поздравляю Вас и себя. -- Отзывы Пы-пина, Е. Утина и др. доставили мне также величайшее удовольствие⁴. -- Мы, стало быть, еще поживем -- и ложиться в гроб еще рано.

Mademoiselle Blaramberg.
21, RueDuperré.
De la part de J. Tourguéneff.

4578. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
8 (20) января 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Суббота, 20-го/8-го янв. 77.

Благодарю за аккуратное внесение "штрихов"; Вы из последнего моего письма усмотрите, что выбрали ту самую "кабацкую" варианту, на которую я окончательно указывал⁵.

Ну -- а теперь -- важный весьма вопрос: что у нас будет -- война или мир?⁶ -- Если, как я полагаю, война неизбежна, то не следует ли теперь послать деньги -- пока курс еще не слишком скверен -- и, как Вы предлагали -- небольшими векселями?⁷ -- Прошу положить решение -- и так и поступить.

Засим -- кланяюсь всем Вашим, дружески жму Вам руку и остаюсь

душевно Вам преданный Ив. Тургенев.

4579. П.В. АННЕНКОВУ
10 (22) января 1877. Париж

Понедельник, 22/10-го янв. 77.

Давненько не писал я Вам, любезный друг Павел Васильевич -- а надо же наконец прервать молчание, хотя много веселого сказать не приходится. -- Вы уже, наверное, получили "Вестник Европы" с первой частью моего романа¹ -- а также прочли статью "Голоса" о нем². -- Из этой статьи (а также из статьи "Нового времени"³) -- и {Далее зачеркнуто: из}по другим причинам -- молчанью друзей и пр., я должен заключить, что "не сбылись пророчества"⁴ людей, ко мне благоволивших -- и что бедная "Новь" оказывается старьем -- да еще неудачным. Восторженные письма Кавелина и его дочери⁵, А. Головнина⁶, заявления Пыпина и Е. Утина (редакции "Вестника"⁷) в счет ставить нечего; даже Ваше -- столь дорогое для меня -- мнение⁸ is not conclusive, как говорят англичане; безапелляционный суд публики решил -- и не в мою пользу: в этом обманываться нечего. -- Можно, правда, сожалеть, что я не настоял на своем решении -- не дробить этой вещи надвое: впечатление, вероятно, было бы цельнее...⁹ но в сущности, едва ли бы что-нибудь изменилось. Делать нечего: надо, вспомнив архиепископа Гранадского¹⁰ да латинский стих: "Solve senescentem equum" и т.д.¹¹ -- отложить на будущее время всякую литературную преоккупацию¹² -- и подыскать себе какое-нибудь письменное занятие, которое наполнило бы оставшийся досуг уже довольно подвинувшейся жизни.

Что Вы поделываете хорошего? Как здоровье? -- У меня был припадок подагры -- но не слишком сильный; пришлось просидеть неделю. -- Это еще милость! -- Впрочем -- новостей мало. Восточный вопрос прекратился на время -- хотя достаточно позорным для нас образом¹³; -- пошлый Хлестаков -- Черняев находится здесь и окончательно компрометирует себя и всю Россию в своем дрянном лице; окружил себя журнальными репортерами -- (они послезавтра дают ему обед -- toute la presse de Paris¹⁴, -- за исключением "Figaro", который на этот раз оказался путным и обращается с ним, как с шутом гороховым¹⁵) -- и рассказывает им всякую дребедень о себе, ругает Милютина, русское войско и т.п. -- Экая, подумаешь, дрянь и дурак! Не догадывается даже, какую мерзкую роль он играет -- и как эти же самые хроникеры надругаются над ним! Даже противно говорить об этом!

В Баден-Баден я все-таки приеду -- хотя, вероятно, несколько позднее, чем предполагал.

А засим кланяюсь всем Вашим дружески, крепко жму Вам руку и остаюсь

душевно Вам преданный Ив. Тургенев.

4580. Е.В. ЛЬВОВОЙ
10 (22) января 1877. Париж

50, Rue de Douai.
22 янв. 77.

...Берегите чистоту языка, как святыню. Никогда не употребляйте иностранных слов. Русский язык так богат и гибок, что нам нечего брать у тех, кто беднее нас.

Что касается того, что вас побранили в двух журналах, то погодите, то ли еще будет!¹ Особенно если вы напишете что-нибудь особенно удачное! Перечтите сонет Пушкина "К поэту" -- ("Поэт, не дорожи любовию народной") -- чудесное противоядие! <...>²

4581. ВИЛЬЯМУ РОЛЬСТОНУ
10 (22) января 1877. Париж

Paris. 50, Rue de Douai.
Monday, Jan. 22, 77.

My dear friend,

I have received your two letters¹ and the fragment of the "Times" with your article on Mr Wallace's "Russia", which must be very flattering to him². I quite agree with you that "The Dream" is unfit for an English translation; you are certainly the best judge in such questions. -- I have only to say that, in writing this small sketch, I did not feel any itching, French desire of touching a rather scandalous matter; I have tried to solve a physiological riddle -- which I know, to a certain extent, from my own experience³. -- As I have taken the habit of sending you all I write, you will receive the two numbers of the "Temps" when "The Dream" appeared; -- put them aside -- as a material -- ad referendum⁴.

The "Temps" will begin with the French translation of the "Новь" to-morrow⁵; -- and you will receive every number exactly on the following day. -- I suppose you have the "Вестник Европы"?⁶

Try to make friends with Henry James⁷; he is a very amiable, sensible and talented man -- with a tinge of "tristesse" which will not frighten you. -- Give him my best compliments.

Believe me

yours very truly, Iv. Tourguéneff.

P.S. I have not heard anything about the "Portrait" -- or a photograph of mine⁸. -- I will not leave Paris before the end of next month.

Любезнейший Михаил Матвеевич, получил я вчера еще три белых листа 2-й части -- (всех теперь 6) -- и не нашел в них ни одной опечатки; -- одну только мою ошибку -- впрочем, незначительную -- прошу исправить. -- На 532-й стр., в 17-й строке сверху -- вместо: "наливая" -- следует поставить: "подавая"¹.

Angleterre.
W. Ralston, Esq-re.
8, Alfred Place.
Bedford Square.
London.

4582. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
10 (22) января 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Понедельник, 22/10-го янв. 77.

Вместе с листами "Нови" пришел No "Голоса", в котором мне доказывают, что моя "Новь" -- не что иное, как "старье"²; -- что будешь делать? -- На всех не угодишь. -- И в "Новом времени" -- отзыв тоже неблагосклонный³; воображаю, что скажут "Московские ведомости"!⁴ -- Нужно запастись терпением.

Ожидаю результата Вашего совещания с банкиром и крепко жму Вашу руку⁵.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4583. Е.В. ЛЬВОВОЙ
11 (23) января 1877. Париж

50, Rue de Douai.
23 янв. 77.

Любезнейшая княжна, вчера я отправил к вам длинное письмо¹, но сию минуту получил ваше и тотчас берусь за перо. Ваше письмо меня опечалило: из него я мог заключить, что вы считаете меня способным даже на невежливость! Могу вас уверить, что я немедленно отвечал вам, как только получил ваше письмо. В деревне я получил от вас не два письма, а только одно и на него ответил!² Надеюсь, что вы не сомневаетесь в совершенной истине мною сказанного, и приступаю к делу {Далее в тексте публикации, по-видимому, пропуски, обозначенные многоточиями.}.

<...> Советую вам запомнить известное латинское изречение: scribitur ad narrandum, non ad probandum. Выводите людей, какими вы их видите, у вас глаз зоркий и чутье, и показывайте их действующими и говорящими. В ненужные детали не вдавайтесь, они ослабляют цельность впечатления. Анализ не нужен, когда лица без того ясны читателю.

<...> Надеюсь, что тяжелые обстоятельства, о которых вы упоминаете в письме вашем, -- прошли³ и что вы получили теперь полную нравственную свободу, без которой литературная деятельность немыслима.

Полагаю через месяц или недель через шесть приехать в Россию. Где мы с вами свидимся?

<...> О "Нови" гораздо лучше не говорить. Я решил, что во всяком случае более литературой заниматься не буду. Довольно!⁴

Дружески жму вашу руку.

Преданный вам Ив. Тургенев.

4584. ВИЛЬЯМУ РОЛЬСТОНУ
12 (24) января 1877. Париж

Paris. 50, Rue de Douai.
Wednesday, Jan. 24-th, 77.

My dear friend,

I send you to-day the first feuilleton of "Новь" which has appeared in the "Temps" of yesterday¹; -- you will receive the others regularly {Было: you will receive them regularly}.

I'll write to-day to Stassulevitch about the "Вестник Европы"; I am quite sure he will gladly accept your proposition and send you a copy². -- I could not imagine you did not have it; -- that is the reason, why I did not send {Далее зачеркнуто: to you the} a copy of the first part of "Новь"³; -- I'll do it to-morrow.

I thank you beforehand for all the trouble you kindly undertake with my "Watch"⁴.

The criticism of my novel in the Russian papers is rather severe; -- it was a fault of mine -- to allow it to be divided in two parts⁵. -- Делать нечего! Believe me

yours very truly, Iv. Tourguéneff.

Я действительно собирался приехать к январю в Петербург -- но дела приняли такой оборот, что раньше конца февраля я туда не попаду. -- Полагаю, однако, что в этот срок приеду непременно. И, конечно, тебя тогда увижу либо в Петербурге, либо в Москве.

Angleterre.
W. Ralston, Esq-re.
8, Alfred Place.
Bedford Square.
London.

4585. Н.С. ТУРГЕНЕВУ
12 (24) января 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Середа, 24/12-го янв. 77.

Милый брат,

Душевно благодарю тебя за согласие продлить еще на год уплату моего долга. С сегодняшней же почтой пишу Стасюлевичу (издателю "Вестника Европы", у него лежат мои деньги) -- чтобы он выслал тебе проценты, которые, если я не ошибаюсь -- составляют по 9% с 15 000 р. -- 1350 р.¹ -- Пожалуйста, извести меня о получении.

Этот "граф Белинский", который тебя интригует -- простой жулик, который даже не сумел продержаться некоторое время. -- Он и ко мне забегал -- (конечно, не называя себя графом, а, напротив, родственником Виссариона Белинского; -- я его спросил: "Дворянинли он?", -- "Конечно", -- отвечал он мне с гордостью; -- "В таком случае Вы не можете быть родственником критика -- тот происходил из духовного звания"). Но он был так глуп, что я немедленно его раскусил -- и только удивляюсь, как другие -- правда, немногие -- могли ему поверить!²

Так как войны теперь, вероятно, не будет -- so wird alles in das alte Geleise kommen. -- Результат: Турция с конституцией³ -- а мы -- всё без оной. Но дела должны поправиться. Очень радуюсь тому, что ты, по-видимому, здоров; в наши годы это главное -- а засим дружески тебя обнимаю и остаюсь

любящий тебя брат Ив. Тургенев.

4586. ГЮСТАВУ ФЛОБЕРУ
12 (24) января 1877. Париж

Paris. 50, Rue de Douai.
Mercredi soir, 24 janv.

Mon cher vieux,

Je vous envoie deux N^os du "Temps", où il y a une petite bêtise de moi¹. -- Lisez èa, quand vous n'aurez rien de mieux à faire.

La première partie de mon roman qui a paru en Russie semble faire beaucoup de plaisir à mes amis² -- et fort peu au public. -- Les journaux trouvent que je suis usé -- et m'assomment avec mes propres choses passées³ (comme vous avec "Mme Bovary"⁴).

Je suis heureux de savoir que vous travaillez ferme⁵. Mme Commanville, que j'ai vue et trouvée charmante de bonne santé et de bonne humeur -- m'a dit que vous reviendriez plus tôt que vous ne l'aviez supposé!⁶ -- Bravo! -- Vous me manquez ici. -- Quant à moi, je ne partirai pas avant les premiers jours de mars⁷.

Zola m'a envoyé son "Assommoir"⁸. С'est un gros volume -- je vais m'y mettre.

Le pauvre Maupassant perd tous les poils de son corps! (Il est venu me voir). С'est une maladie d'estomac à ce qu'il dit. -- Il est toujours très gentil⁹, -- mais bien laid à cette heure.

Je persiste -- malgré tout -- à croire à la guerre -- au printemps.

Et maintenant je vous embrasse -- et au revoir.

Iv. Tourguéneff.

4587. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
13 (25) января 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Четверг, 25/13-го янв. 77.

Любезнейший Михаил Матвеевич! Так как мне имеется много Вам сказать -- то буду говорить по пунктам.

Во-1-х) Финансовый вопрос. -- Я получил конторский расчет и вексель в 9680 fr.¹ -- Начну с того, что я никогда не верил ни в великодушие Артаксеркса, сделавшего какой-то громадный подарок какому-то греческому мудрецу -- ни в бескорыстие сего последнего, который будто бы отказался принять этот подарок²; -- но теперь приходится верить Артаксерксу -- потому что Вы, любезнейший друг -- proprio motu -- возвысили плату за лист с 400 на 500; следовательно -- такие поступки возможны; -- но в бескорыстие мудреца продолжаю не верить -- ибо я принимаю эту прибавку с благодарностью -- и только крепко жму Вам руку. -- А теперь прошу Вас покорно -- из имеющихся у Вас в кассе 3000 рубл. выслать 1350 р. (тысячу триста пятьдесят) -- брату моему, Николаю Сергеевичу Тургеневу -- в Москву, на Пречистенке, собственный дом. -- Я ему эти деньги {Далее зачеркнуто: выслал} должен и предуведомил его, что попрошу Вас их ему переслать³.

Во-2-х) Вопрос печати. -- В последнем белом полулистике второй части "Нови" оказалась одна (единственная!) опечатка. А именно на 579-й стр., строка 20 сверху -- вместо: "водится" -- стоит: "видится". -- Будьте так любезны -- велите поместить это в февральской книжке⁴. -- А также прошу Вас -- выслать мне с тремя белыми экземплярами второй части один белый полный экз. 1-ой и 2-ой⁵.

В-З-х) Вопрос литературный. -- Рольстон, известный английский знаток русского языка, пишет мне⁶, что он весьма желал получать "Вестник Европы", для того чтобы распространять о нем сведения (о содержании каждой книжки и т.д.) -- в английской публике. -- Он предлагает, с своей стороны, писать несрочные (от срочных, Вы помните, он отказался⁷) -- корреспонденции из Лондона о литературном, научном и пр. движении и говорит, что Вы могли бы вычесть то, что будет стоить экземпляр "Вестника" -- из того, что Вы ему дадите за корреспонденцию. -- Я полагаю, что предложение Рольстона следует принять -- так как он может быть полезен "Вестнику"⁸. На всякий случай вот его адресс:

London, 8, Alfred Place, Bedford Square, W. Ralston, Esq-re.

В-4-x) Критический вопрос. -- Нападки г-д критиков меня не удивили: всё это в порядке вещей. -- Лишь бы только они не повлияли на публику и на ход подписки. -- В "Голосе" -- г-н Маркевич -- (я знаю, что это он пишет под псевдонимом "Волна") -- упрекает меня в старческом зуде популярничанья⁹; -- я бы мог ему ответить, что -- как-никак -- мне об атом хлопотать нечего; -- но он мстит за "Ladislas'a"¹⁰; -- Господь с ним! -- А вот в "Новом времени" (которое за несколько дней поместило мой "Сон"¹¹) -- не совсем добросовестно со стороны г-на Буренина (Тора) говорить, что характер Соломина не вытанцевался, так как он едва является в 1-ой части¹². -- Но все это не важно.

В-5-х) На днях Вы -- наконец-то! -- скажете Вы -- получите переведенную мною легенду Флобера. Хорошо бы, если б она успела попасть в мартовскую книжку¹³. -- Рекомендую Вам девицу Бларамберг; взгляните на нее не строгим оком¹⁴.

Ну, а теперь -- довольно. -- Еще раз искренне благодарю Вас, кланяюсь всем Вашим и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

P.S. Я получаю перевод "Нови" в "St. Petersburger Zeitung"; кажется -- недурен¹⁵. Третьего дня появился первый фельетон французского перевода в "Temps"¹⁶.

4588. Н.А. ЩЕПКИНУ
13 (25) января 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Четверг, 25/13-го янв. 77.

Любезный Николай Александрович,

Из прилагаемого письма Вы усмотрите, что какая-то госпожа Гинтер просит у меня вспомоществования или помещения ее мужа где-нибудь у меня в имении в виде приказчика. Хоть она ссылается на мое знакомство с ним, однако никакого Гинтера я не помню. -- Напишите ей от моего имени -- что такого места у меня не имеется и что всё, что я могу сделать {Далее зачеркнуто: пере<слать?>}, это -- переслать ей 10 руб. серебр. -- если она согласится их принять¹.

Выслали ли Вы деньги на имя г-жи Эллам (для г-жи Евгении Тургеневой) ?²

Дайте мне знать, как идут дела? -- И что делается в Кадном? -- Приезд мой в Петербург отлагается до 1/13-го марта.

Здоровье мое удовлетворительно. Надеюсь, что и Вы не хвораете. Поклонитесь от меня Вашим родителям. Дружески жму Вашу руку.

Ив. Тургенев.

4589. Ю.П. ВРЕВСКОЙ
15 (27) января 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Суббота, 27/15-го янв. 77.

Что с Вами, любезнейшая Юлия Петровна? Вы упали на улице, зашиблись -- и с тех пор ничего не пишете?¹ Или, может быть, Вы оттого молчите (как это делают теперь все мои приятели), что Вам неловко говорить со мною о фиаско, претерпленном первой частью "Нови"?²Вы можете быть спокойны: факт этот мне совершенно известен -- и Вам не для чего о нем говорить. Не могу сказать, чтобы к этому факту я отнесся совершенно равнодушно; но ведь горю теперь уж пособить нельзя; след., надо стараться позабыть его. -- Не лучшей участи ожидаю я также и для второй части³. -- Смотрю на литературную свою карьеру как на поконченную. Но ведь и без литературы жить можно -- и есть вещи в жизни, которые кусаются (особенно под старость) гораздо больнее, чем какое угодно литературное фиаско.

Пожалуйста, дайте мне о себе весточку -- и успокойте меня насчет последствий Вашего ушиба.

Ну вот и война у нас тоже сделала фиаско. Хотя поговаривают здесь, будто бы с весной она разыграется -- однако я этому не верю -- и думаю, что мы так и останемся с оплеухой, данной нам Турцией -- и только тем будем утешаться, что не мы одни ее получили⁴.

Поездка моя поневоле несколько отсрочена; мне хочется дать испариться скверному впечатлению "Нови" -- что, впрочем, долго затянуться не может; в половине или в конце марта я приеду в Петербург -- и так как Вы на войну не поедете, то надеюсь Вас застать⁵.

Здоровье мое порядочно -- и вообще всё идет потихоньку. -- Женщины вообще любят успех -- а к неуспеху относятся строго; -- но я полагаю, что Вы все-таки позволите поцаловать Вашу руку

освистанному автору Ив. Тургеневу.

P.S. Хлестаков -- Черняев был здесь (кажется, теперь он уехал) -- и не преминул наделать множество дрянных пошлостей, от которых приходилось краснеть⁶.

P.S.S. Нет, Черняев не уехал. Ему "русская колония"⁷даже обед дает в понедельник. Меня, разумеется, там не будет.

4590. А.В. ГОЛОВНИНУ
15 (27) января 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Суббота, 27/15-го янв. 77.

Многоуважаемый Александр Васильевич, я всё собирался отвечать Вам и отблагодарить Вас за Ваше любезное и дружеское письмо насчет моего романа¹; а пока я медлил -- судьба его определилась -- и по всему видно, что напечатанная первая часть потерпела фиаско². Потому мне остается только желать, чтобы благоволение Ваше ко мне не вполне Вас ослепило. "Feci, quod potui; faciant meliora potentes".

He могу при этом не выразить сожаления о том, что я согласился разбить мою вещь на две части³; это ослабило цельность впечатления и даже подало повод к преждевременным заключениям. Но теперь этому горю помочь уже нельзя.

Кажется, и война потерпела у нас поражение. Вообще говоря, нельзя не радоваться тому, что такая печальная вещь, какова всякая война, не состоялась; но можно было, по крайней мере, желать, чтобы благоприятный исход запутанного вопроса не стоил бы слишком многого нашему народному самолюбию. Да и, полно, распутался ли этот вопрос?⁴

Генерал Черняев, проездом здесь, не преминул наделать множество пошлостей, чем достойно поддержал свою репутацию новоявленного Хлестакова⁵.

Засим дружески жму Вам руку и, еще раз позволив себе повторить, что Ваше одобрение моего труда служит мне более чем противовесом многих других порицаний, остаюсь

искренне преданный Вам Ив. Тургенев.

4591. ЭМИЛЮ ЗОЛЯ
15 (27) января 1877. Париж

50, Rue de Douai. Paris.
Samedi, 27.

Mon cher ami,

С'est convenu -- à lundi¹. Merci de votre livre que j'ai déjà commencé². Je vous envoie une petite chose de moi qui a paru au "Temps".

Mille amitiés et au revoir.

Iv. Tourguéneff.

4592. Ю.П. ВРЕВСКОЙ
18 (30) января 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Вторник, 30-го/18-го янв. 77.

Милая Юлия Петровна,

Я только что отправил к Вам письмо¹, в котором печалился о Вашем молчанье -- как получил Ваше от 24/12-го. Вы в нем находитесь еще в самообольщении насчет судьбы моего романа²; -- но я знаю, что он провалился -- и мне остается только благодарить Вас за дружеское участие. Не стану больше говорить об этом -- не стоит. -- Отзвонил -- и с колокольни долой.

Я бы сам охотно написал Некрасову: перед смертью все сглаживается -- да и кто из нас -- прав -- кто виноват? "Нет виноватых", -- говорит Лир... да нет и правых³. -- Но я боюсь произвести на него тяжелое впечатление: не будет ли ему мое письмо казаться каким-то предсмертным вестником. Я знаю про себя, что, если бы я находился в положении Некрасова, -- получить такое письмо при такой обстановке -- было бы равнозначаще для меня с: "Lascia ogni speranza"⁴ -- или: "Frère, il faut mourir"⁵. -- Мне кажется, я не имею права идти на такой риск. Объясните это Топорову. Надеюсь, Вы уверены, что никакой другой причины моему молчанию нет -- и быть не может.

Очень Вам благодарен за сообщенные сведения. -- Они дают довольно верное понятие о теперешней петербургской жизни.

Стало быть -- войны не будет -- и Вы останетесь в Петербурге. Очень бы хотелось Вас застать там. -- Я начинаю несколько колебаться насчет поездки... Мне почему-то кажется, что я в России не найду ничего, кроме неприятностей. -- Однако я эту мысль всё еще не покидаю.

Итак -- славянский пыл испарился! -- Это меня не удивляет, потому что он всегда держался на одной поверхности, в так называемых высших слоях общества⁶; -- но что религиозный жар остыл -- это для меня менее понятно -- так как можно было предполагать, что народ был им охвачен. Изо всего этого вывод один: сверху донизу мы не умеем ничего крепко желать -- и нет на свете правительства, которому было бы легче руководить своей страною. Прикажут -- на стену полезем; -- скомандуют: отставь! -- мы с полстены опять долой на землю.

И всё то благо, то добро⁷.

Но только немножко досадно иногда бывает, что седые волосы нажил -- а уму-разуму не научился и ошибаешься, как школьник.

Засим прощайте, милая моя Юлия Петровна... Надеюсь, что Ваш ушиб давным-давно прошел, не оставив никакого следа, кланяюсь всем Вашим, крепко жму Вашу руку и остаюсь

искренне Вам преданный Ив. Тургенев.

Я взял два листа вместо одного и потому должен поставить номер⁸.

4593. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
18(30) января 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Вторник, 30/18-го янв. 77.

Любезнейший Михаил Матвеевич -- получил я Ваше письмо от 25-го/13-го¹. -- Вам уже известно, что я все деньги здесь получил -- а остальные засим (за исключением тех, которые я просил Вас выслать брату²) просил оставить у себя до моего приезда, который будет иметь место, если я только останусь жив, но только несколько позднее, чем я предполагал.

Благодарю Вас за предуведомление о намерении Маркевича. Одно из двух -- либо он просто напишет ругательное письмо -- тогда я его брошу в печку; либо он пришлет мне вызов -- тогда я ему отвечу, что порядочному человеку с г-м Маркевичем драться не приходится, но что если он найдет какую-нибудь личность с незапятнанным именем, которая согласится за него вступиться -- то я, собравши о ней предварительно сведения, пожалуй, и не откажусь³.

Я получил от Ф.И. Салаева из Москвы запрос, не хочу ли я продать ему отдельное издание "Нови"⁴; -- я ему ответил, что должен сперва узнать от Вас, сколько времени должно пройти между появлением романа в "Вестнике Европы" -- и отдельным его изданием⁵, и прошу Вас, не медля, дать мне на это ответ⁶.

Жду присылки отдельных экземпляров "второй части" -- и одного целого экземпляра -- о котором я Вас просил.

Засим дружески жму Вашу руку и остаюсь

душевно Вам преданный Ив. Тургенев.

4594. А.П. БОГОЛЮБОВУ
21 января (2 февраля) 1877. Париж

50, Rue de Douai.
Пятница, 2-го фев.

Любезнейший Алексей Петрович, позвольте воззвать к Вашей неизменной снисходительности, что я делаю тем охотнее, что податель сей записочки, Сергей Иванович Танеев, вполне ее достоин. Он -- наш молодой соотечественник, отличный фортепианист и прекрасный малый; он намерен провести всю зиму в Париже -- но его угораздило взять квартеру где-то за Одеоном¹ -- а все его друзья и приятели живут в наших окрестностях. Вот уже второй день, как он здесь ходит и ищет -- и ничего не находит. Будьте великодушны, преподайте ему практический и дельный совет -- а может быть, Вам известна такая квартера, какой он ищет?² Большое я Вам скажу за это спасибо -- а Танеев в возмездие будет готов услаждать слух Ваш всякими гармониями и мелодиями. Я бы Вас не беспокоил -- если б не знал Вашей бесконечной доброты. Сами на себя пеняйте.

Ma chère Paulinette, Tu as eu tort de ne pas me parler franchement pendant mon séjour à Rougemont¹; avec moi il faut toujours aller droit au fait, sans fausse délicatesse. -- Je n'avais pas du tout remarqué que tu fusses triste; sans cela je t'aurais demandé le pourquoi. -- Je croyais que ce payement se faisait plus tard. Dès lundi (après-demain) -- les 1000 f(ranc)s seront envoyés à Mr Corbière². Tu peux être tranquille là-dessus.

преданный Вам Ив. Тургенев.

4595. ПОЛИНЕ БРЮЭР
22 января (3 февраля) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Samedi, 3 février {Было: janv.} 77.

Nous sommes arrivés ici, papa Chamerot et moi -- sans encombre; et notre petite excursion ne nous a fait que du bien.

Je vous embrasse tous et au revoir.

Ivan Tourguéneff.

4596. Я.П. ПОЛОНСКОМУ
22 января (З февраля) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Суббота, 3-го фев./22-го янв. 77.

Милый друг Яков Петрович, радуюсь тому, что причина твоего молчания было плохое состояние твоих чернил; а то я начинал думать, что неуспех "Нови" -- (первой части), -- о котором я был извещен с различных сторон¹, так вышел велик, что ты, по дружбе своей ко мне, не решался писать. -- Со многими из твоих замечаний я вполне согласен² (особенно с неуместностью главы о Фомушке и Фимушке -- это был мой каприз -- я вспомнил такую старенькую чету, которую знал когда-то³) -- прошу только тебя приостановить твое окончательное суждение до появления второй части. -- Я всячески старался убедить Стасюлевича не дробить романа -- но, к сожаленью, не успел⁴. -- Ты находишь, что в "Нови" чувствуется напряжение, излишняя головная работа и некоторая робость... может быть; замечу только одно, что ни одно из моих больших произведений не писалось так скоро, легко (в 3 месяца) -- и с меньшим количеством помарок. Вот после этого и суди! -- (Идея у меня долго вертелась в голове, я несколько раз принимался за исполнение -- но, наконец, написал всю штуку -- как говорится, сплеча⁵). И выходит, что ничего нельзя знать наперед.

Во всяком случае -- и какое бы ни сложилось решительное мнение публики -- это уже конечно моя последняя работа. Довольно!

Я все-таки не покидаю намерения приехать через месяц в Петербург -- и очень буду рад с тобою увидеться.

Ты мне ничего не пишешь о твоем здоровье -- дипломаты говорят -- point de nouvelles -- bonnes nouvelles -- и я так это полагаю -- и радуюсь.

Я взял букву С. для означения города -- как взял бы А., Б. -- или даже X.; -- и нисколько не думал ни о Симбирске, ни о Самаре⁶.

Ты говоришь -- молодые люди недочерчены; -- к Маркелову и Нежданову я не знал бы, что прибавить; -- а главное лицо романа, Соломин -- только является во второй части.

Но всё это -- "не суть важно"⁷.

Твое стихотворение очень мило и носит твою печать⁸.

Да, Черняев был здесь -- и окончательно выставил себя... Ну, не хочу тебя огорчать; для меня -- он мертвый; а -- de mortuis nil nisi bene⁹.

Обнимаю тебя и кланяюсь всем твоим.

Любящий тебя Ив. Тургенев.

4597. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
22 января (3 февраля} 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Суббота, 3-го фев./22-го янв. 77.

Любезнейший Михаил Матвеевич, я был три дня в отсутствии -- -и, вернувшись, нашел Ваше письмо¹ -- и присланные N-a "Недели."² и "Стрекозы"³. -- Очень благодарю .Вас: в статье "Недели" -- есть слова, которые меня тронули⁴ -- ((от Алексея Жемчужникова я получил тоже очень теплое письмо⁵). Насчет "Нови", как и вообще насчет всего, что я писал -- мне всегда приходят в голову два изречения Гёте:

"Sind's Rosen... nun, Sie werden blüh'n"⁶

и еще:

"Mit keiner Arbeit hab' ich geprahlt...

Und was ich gemalt hab', hab' ich gemalt"⁷.

Вот как выйдет вторая часть, общее мнение окончательно установится.

Мистерия "Ладисласа" разрешилась; я получил от него большой пакет, содержащий копию с письма, написанного ему мною в 1863-м году, когда меня вытребовали в Россию, якобы заговорщика вместе с Ничипоренко и т.д. -- Всё это, разумеется, разлетелось дымом; -- но Маркевич в то время (вместе с А. Толстым) хлопотал обо мне -- и я ему послал письмо, в котором благодарил его за сочувствие. -- Посылая мне копию, он как бы желает упрекнуть меня в перемене моих отношений к нему. -- Не я виноват, что он впоследствии оказался таким "клевретом"⁸. -- Всё это довольно невинно; хорошо то, что он сам подписывается: "Ladislas"⁹.

Я непременно к 13/1-му февр<аля> вышлю Вам мой перевод флоберовской легенды; и надеюсь, что она еще попадет в мартовскую книжку¹⁰.

Жду экземпляров второй части; а пока -- крепко и дружески жму Вашу руку¹¹.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

P.S. Я уже сообщил Вам мои распоряжения насчет оставшихся у Вас моих денег¹².

4598. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
22 января (3 февраля) 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Суббота, 3-го фев./22-го янв. 77.

Любезнейший Михаил Матвеевич, в ответ на Ваше письмо¹ имею сказать Вам, что в чистом экземпляре второй части, который лежит передо мною -- явственно и несомненно стоит: "видится" -- а не "водится". Случайно ли это так вышло или попало то же во все прочие -- в этом Вы уже, вероятно, убедились на месте².

Благодарю Вас за отправление денег брату³ -- а также за намерение отправить экземпляр "В<естника> Е<вропы>" Ральстону: он вполне это заслуживает своим рвением в пользу всего русского; и, повторяю, он может быть полезен⁴. Благодарю также за обещание "втиснуть" Флобера в мартовскую книжку -- если только он придет вовремя, т.е. через 10 дней -- на что надеюсь сильно. -- А нет -- ну так в апреле⁵.

О д-це Бларамбер потолкуем лично -- ибо не позже как через месяц я в Питере.

Радуюсь тому, что Вас не смущают критические нападки на "Новь"; -- меня же подавно. -- Вы сами знаете, что я их ожидал.

Jeden Brief muss ich mit einer Entschuldigung anfangen -- so auch diesen. -- Ich hätte Ihnen viel früher für die endlich glücklich angekommene Photographie des Menzel'schen Cartons danken müssen. -- Aber nur der Ausdruck der Dankbarkeit war verspätet -- sie selber ist schon lange da. -- Ich .Hebe das Ding sehr. -- Es ist ernst und wahr -- und ist das Werk eines Meisters¹.

преданный Вам Ив. Тургенев.

4599. ЛЮДВИГУ ПИЧУ
23 января (4 февраля) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Sonntag, d. 4. Feb. 77.

Liebster Pietsch,

Es freut mich, dass Sie an meiner kleinen, halbphantastischen, halb-physiologischen Erzählung Geschmack gefunden haben². -- Ich fürchte, der grosse Roman wird Ihnen, wegen der endlosen Verzettelung der Feuilletons, langweilig vorkommen³.

"E pur si muove!" -- sag' ich mit Galilei. -- Und hätte -der Knabe in der Storm'schen Novelle⁴ ein solches Liedlein singen können, so hätte er es nicht thun müssen -- denn der Autor commandirt ja -- und das alte Göthe'sche Wort bleibt ewig wahr: "Man merkt die Absicht" u.s.w.⁵ -- Deutsche Schriftsteller, meidet den Fingerzeig -- sei der Finger auch noch so schön -- und dessen Bewegung -- noch so zart!

Der ganzen V(iardot)schen Familie geht es gut. -- Wir haben gestern einen Ball hier gehabt, der bis 6 Uhr morgens währte. -- Didie und Marianne waren, wie natürlich, -- les reines du bal. -- Auch hatten wir ein paar sehr schöne Russinnen,

Es thut mir sehr leid, dass es Ihnen nicht ganz gut geht -- und dass der Missmuth sich eingestellt hat! -- Dieses Kraut muss man gleich ausroden -- sonst sind wir Alten verloren. Grüssen Sie den Julian Schmidt. -- Ich schicke ihm den "Assommoir" von Zola⁶. Das ist ein ganz wüstes Buch -- das Wort "merde" kommt ein Dutzend mal vor -- "en toutes lettres" -- aber es steckt ein grosses Talent darin. -- Den Deutschen wird es doch zu stark vorkommen. -- Ich auch habe es mit einem Gemisch von Abscheu und Bewunderung gelesen; -- endlich nahm doch der Ekel überhand. -- Aber es ist -- "un signe du temps" -- wie die Franzosen sagen; hat auch einen enormen Erfolg⁷.

Grüssen Sie alle Freunde und Familie; ich drücke Ihnen herzlich die Hand.

Ihr Iw. Turgenjew.

P.S. Am 15-ten März -- komme ich, si vivo -- in Berlin an⁸.

Frau Viardot lässt Sie bestens grüssen.

4600. Ю.П. ВРЕВСКОЙ
26 января (7 февраля) 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Середа, 7-го февр./26-го янв. 77.

Милая Юлия Петровна,

Спасибо Вам за Ваше доброе письмо¹. -- Я всегда чувствовал, что Вы искренне ко мне расположены и принимаете во мне участие. О "Нови" говорить с Вами я не буду -- потому что этот вопрос для меня решен окончательно.

Пришедшее вчера известие о падении Мидхат-паши может опять изменить положение дел и возобновляет шансы Горчакова -- и войны². Но все-таки я -- теперь -- перестал в нее верить -- и Вам едва ли можно рассчитывать на служение раненым и больным своей особой³. -- Хоть Вы и не верите моему приезду в Петербург -- однако я этой мысли не покидаю -- и чувствую, что скоро Вас увижу. Вы меня называете "скрытным"; ну, слушайте же -- я буду с Вами так откровенен, что Вы, пожалуй, раскаетесь в Вашем эпитете.

С тех пор как я Вас встретил, я полюбил Вас дружески -- и в то же время имел неотступное желание обладать Вами; -- оно было, однако, не настолько необузданно -- (да уж и немолод я был) -- чтобы попросить Вашей руки -- к тому же, другие причины препятствовали; -- а с другой стороны, я знал очень хорошо, что Вы не согласитесь на то, что французы называют une passade... вот Вам и объяснение моего поведения. -- Вы хотите уверить меня, что Вы не питали "никаких задних мыслей"; -- увы! я, к сожаленью, слишком был в том уверен. -- Вы пишете, что Ваш женский век прошел; когда мой мужской пройдет -- и ждать мне весьма недолго -- тогда, я не сомневаюсь, мы будем большие друзья -- потому что ничего нас тревожить не будет. -- А теперь мне всё еще пока становится тепло и несколько жутко при мысли: ну, что если бы она меня прижала бы к своему сердцу не по-братски? -- и мне хочется спросить, как моя Мария Николаевна в "Вешних водах" -- "Санин, Вы умеете забывать?"⁴.

Ну, вот Вам и исповедь моя. -- Кажется -- достаточно откровенна?

Мне очень было жалко слышать то, что Вы говорите о своем нездоровье; -- надеюсь, что это -- ложная тревога -- и Вы будете жить долго. Радуюсь во всяком случае, что ушиб прошел бесследно.

Цалую Ваши руки и остаюсь

Ваш Ив. Тургенев.

4601. А.В. ГОЛОВНИНУ
26 января (7 февраля) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Середа, 7-го фев. 77.

Многоуважаемый Александр Васильевич, я уже за то должен быть благодарным "Нови", что она послужила Вам поводом написать мне несколько интереснейших писем¹, которые я прочел с великим удовольствием. О самом романе до появления второй части и окончательного утверждения публичного мнения говорить не буду; но надеюсь, что Вы не откажетесь высказать мне свое мнение и об этой второй части². Боюсь я только, что Вы, как тонкий ценитель да, сверх того, расположенный ко мне человек, прочтете между строками много такого -- невысказанного или недосказанного -- что останется навсегда тайной для обыкновенного чтеца. Там, где Вы найдете возможным хвалить, он будет только недоумевать. Но об этом о всем -- после.

Итак -- Мидхат-паша свалился; уцелеет ли его фантасмагорическая конституция?³ Это -- попал козырь в ремизную игру Горчакова; не захочет ли он уцепиться за него, чтобы попытаться отыграться?⁴ Говорят, что надо уметь черту в глаза смотреть; и потому нечего скрывать от себя, что наш так называемый престиж в Европе пострадал сильно; мне один француз вчера сказал -- что: "Вы, мол, теперь должны чувствовать нечто подобное тому, что мы чувствовали после поражений 70-го года"; я ему, конечно, отвечал, что и сравнения быть не может; однако уж и то знаменательно, что француз, и очень не глупый и не шовень⁵ -- мог так выразиться. Но как этому горю помочь? -- Мне другой француз сказал однажды, передавая прескверный для него анекдот, как ему кто-то дал пощечину -- а он отмстить не мог: "Du moment que je n'ai pas pu le tuer, j'ai dû faire semblant de ne pas avoir reèu de soufflet; et je l'ai fait". -- "Но Вам трудно было?" -- "Да, -- отвечал он, -- весьма трудно, пока я сам другому пощечины не дал". -- Применить подобное средство к политическим делам -- вещь не легкая... Но что-нибудь в этом роде {Было: подобное} придется совершить.

Не могу Вам передать, как мне было стыдно и больно за себя в качестве русского -- во всё время как этот пошлый Хлестаков -- Черняев здесь ломался и дурачился⁶. Он уехал -- оставив за собою впечатление самохвала и шута -- но, к сожаленью, должен скоро вернуться; снова окружит себя репортерами, которые чуть не в нос ему смеются, будет ругать наше войско, Д. Милютина⁷, будет рассказывать, как он заставил государя то-то и то-то сделать и т. д. Вот навязался противный хлыщ! Ему бы в землю провалиться от стыда -- а он как медный грош! Если встретите И.П. Арапетова, скажите ему, что я винюсь перед ним -- он уже знает в чем -- и что он был тысячу раз прав!

Очень было бы лестно совершить плавание на "Петре Великом" -- да где!⁸ У меня под подошвами корни выросли... Я с места двинуться не могу.

Засим крепко и дружески жму Вашу руку и остаюсь навсегда

преданный Вам Ив. Тургенев.

4602. А.М. ЖЕМЧУЖНИКОВУ
26 января (7 февраля) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI.
PARIS.
Середа, 7-го фев./26-го янв. 77.

Любезнейший Алексей Михайлович, примите мое большое спасибо за Ваше дружеское и симпатическое письмо¹. Оно меня очень ободрило -- так как первая часть моего романа в публике успеха не имела; мою "Новь" нашли старьем². Я напрасно согласился (не без сопротивления) на раздвоение этой вещи³. Цельность впечатления исчезла -- и главное лицо, Соломин, было объявлено неудачным⁴. Надеюсь, что Вы напишете Ваше мнение, как только прочтете эту вторую часть.

С Вашими замечаниями я согласен; а что касается до орлиного носа Марианны -- то знайте, что я точно так же не люблю таких носов, как и Вы; но, по наблюдениям моим, пришлось наклеить ей именно такой нос. Впрочем, и она высказывается вполне только во второй части.

Вам справедливо передали искреннее сочувствие Вашему горю, которое наполнило меня, как только я услышал о Вашей невозвратной потере⁵. Я не часто встречался с Вашей женою -- но она осталась в моей памяти как одно из самых прекрасных и чистых русских существ, каких мне только случалось встретить. Вы можете сказать о ней с гораздо большим правом, чем Гёте о своей жене:

"Der ganze Gewinst meines Lebens

Ist, ihren Verlust zu beweinen"⁶.

Присланные Вами стихотворения, в которых выражается эта скорбь, поразительно правдивы и искренни⁷; а "Совет самому себе" дышит горьким и веским юмором⁸.

Ваша статья, написанная Вами в самый разгар нашего напускного шовинизма, была замечена мною; выраженные в ней мнения тесно совпадали с моими; надо было своего рода мужество, чтобы в то время говорить так⁹.

Что здесь творил Хлестаков -- Черняев -- Вы представить себе не можете¹⁰. Многое в его дрянном шарлатанстве объясняется французской кровью, которая течет в его жилах (его мать была француженка) -- а к этому он прибавил истинно славянскую пошлость и тупость. Боюсь, как бы падение Мидхата-паши опять не развередило уже заживавшей раны¹¹.

В самом деле, приезжайте-ка на зиму в Париж. Здесь можно жить как угодно тихо и удобно -- и мне было бы так приятно видеться с Вами.

Позвольте еще раз поблагодарить Вас -- и крепко, по-товарищески пожать Вашу руку. Верьте в искренность чувств

преданного Вам Ив. Тургенева.

4603. АНДЖЕЛО ДЕ ГУБЕРНАТИСУ
26 января (7 февраля) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Mercredi, 7 fév. 1877.

Monsieur,

Je vous prie de m'excuser de n'avoir pas répondu plus tôt à votre bonne et bienveillante lettre¹: je ne l'ai reèue qu'hier -- ayant fait une absence de plusieurs jours². Ce que vous me dites m'honore et me flatte infiniment; -- je suis fier de la sympathie que mes écrits ont pu inspirer à une âme telle que la vôtre. Mais je n'ai presque pas de renseignements à vous donner; pour bien dire, je n'ai pas de biographie³; ma vie extérieure a été aussi uniforme et même monotone que possible; -- et vous savez vous-même combien il est difficile de donner un résumé par écrit de ce qui se passe dans l'intérieur d'une conscience. Une causerie d'une couple d'heures -- voilà ce qu'il faut -- et ce qu'il n'est pas impossible que j'aie un jour avec vous; car il serait trop triste de penser que je ne reverrai plus jamais votre beau pays que je n'ai plus visité depuis sa régénération⁴.

J'ignore si Mme De Gubernatis possède la collection complète de mes œuvres (édition de Moscou) -- dans le premier volume j'ai rassemblé quelques souvenirs littéraires et autres, où pourraient se trouver quelques données biographiques. Si Mme De Gubernatis n'a pas ce volume je me ferais un plaisir de le lui envoyer⁵.

Je crois que ce qui a déterminé la direction de ma carrière littéraire -- èa a été le milieu du servage dans lequel j'ai passé toute ma jeunesse et qui m'a inspiré la plus violente aversion⁸.

Permettez-moi de me féliciter d'être entré en relation avec un homme qui, comme vous tout en comptant parmi les plus éminents de son pays, se sent tant d'amitié pour le mien -- et agréez je vous prie, l'expression de mes sentiments les plus hautement distingués.

Iv. Tourguéneff.

4604. А.А. ТРУБЕЦКОЙ
26 января (7 февраля) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Mercredi, 7 fév. 77.

Chère princesse Troubetzkoï,

J'ai été bien content de recevoir votre lettre¹; -- èa m'a fait bien plaisir de vous avoir fait plaisir². Vous savez que la première partie de mon roman n'a pas beaucoup plu à Petersbourg -- par ma faute peut-être. -- Dans tous les cas, je n'aurais pas dû consentir à ce qu'on partageât la chose en deux³. Votre jugement a certainement été influencé par l'amitié que vous voulez bien me porter; cependant je crois que si la chose eût été mauvaise, vous l'auriez senti -- et dit. La figure de Marianne vous repousse un peu par son manque de délicatesse et par sa brusquerie: mais je ne pouvais pas faire autrement pour rester dans le vrai; même comme cela, on me reproche d'avoir affadi et adouci les tons. Quand vous aurez lu la seconde partie, peut-être que cette nihiliste gagnera un peu à vos yeux.

Ici tout le monde va bien et se rappelle à votre souvenir. J'avais eu l'intention d'aller à Petersbourg vers la fin du mois de mars; -- mais je crois que je ne partirai qu'au mois d'avril⁴; et certainement j'irai chez vous à Bellefontaine avant de partir.

Paul est revenu de son excursion de Nice -- couvert de lauriers et pas mal "conceited", comme c'est inévitable chez les jeunes gens de son âge⁵.

Et que dites-vous de la chute de Midhat-pacha?⁶ On dirait que c'est Gortchakoff qui a arrangé tout cela, pour tâcher de raccrocher un semblant de revanche⁷.

J'ai bien rougi des bêtises que cet imbécile vaniteux de Tchernaïeff a commises ici -- comme partout ailleurs⁸.

Faites mes amitiés à Mlle Marianne⁹ et recevez l'assurance de mes sentiments les plus affectueux et dévoués.

Iv. Tourguéneff.

4605. М.П. ТУРГЕНЕВОЙ
26 января (7 февраля) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Середа, 7-го фев./26-го янв. 77.

Извините меня, любезная Мария Петровна, что я не тотчас отвечал на Ваше письмо¹; но я был завален занятиями. К тому же, я не мог Вам дать такой ответ, какого я бы желал. В прошедшем году мои потери были так велики -- да и в нынешнем дела так плохи² -- что я поневоле должен был сократить мои расходы -- и ограничить пенсии только теми личностями, которые находились в крайности. Слава богу, Вы не принадлежите к их числу -- и потому я, скрепя сердце, принужден был вычеркнуть Ваше имя. Не отказываю себе в удовольствии от времени до времени делать Вам, по-родственному, небольшой подарок; но постоянной пенсии уплачивать более не могу. В апреле месяце я буду в Москве и, вероятно, буду иметь возможность предложить Вам пятьдесят рублей³.

А до тех пор желаю Вам всего хорошего и надеюсь, что Ваше здоровье понемногу придет в лучшее состояние.

Ну, любезнейший Петр Васильевич {Было: Иванович}, задали Вы мне баню! -- Я от Вас этого, как от человека все-таки с германской кровью в жилах -- и потому аккуратного -- никак не ожидал! -- С неделю тому назад пришла наконец Ваша книжка (для 2-го издания) с прибавочными листами¹; я Вам немедленно хочу дать знать об этом и о моем намерении списаться с берлинским издателем...² Да; но где Ваш адресc? -- Как истый россиянин, Вы Вашего адресса не выставили; -- что тут делать? Вспомнил я, что в одном из Ваших прежних писем Вы его выставили; вот я и принялся искать, высунув язык -- и, перерывши пять тысяч ненужных бумаг, наконец нашел его! -- Пожалуйста, вперед выставляйте его в каждом письме, как это делают европейцы!

преданный Вам Ив. Тургенев,

4606. П.В. ШУМАХЕРУ
26 января (7 февраля) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Середа, 7-го фев./26-го янв. 77.

Ну -- а прибавления я Ваши прочел, одобрил -- и теперь спишусь с Берлином. -- Надо будет определить, куда и как высылать корректуры. -- Может быть, это удастся нам сделать до моего отъезда отсюда, который будет иметь место через месяц. -- Я хотел было выехать раньше -- но я хочу дать испариться дурному впечатлению "Нови", которая, как кажется, претерпела фиаско³.

Всё это, а также и цену, которую дает издатель, Вы узнаете вскорости -- а пока жму Вам дружески руку и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

4607. ЭМИЛЮ ПЕРРЕНУ
26 января (7 февраля) 1877. Париж

Mercredi, 8 fév. {Так в подлиннике.}
50, Rue de Douai.

Monsieur, Je me permets de vous envoyer ci-joint le volume des "Œuvres dramatiques" de Pouchkine¹, notre grand poète national, et je vous prie de vous donner la peine de lire le drame qui termine le volume, "L'Invité de pierre". Il vient d'être donné avec un grand succès dans une matinée littéraire² -- et un des acteurs du Théâtre-Franèais, Mr Dupont-Vernon, a interprété le rôle de D. Juan d'une faèon remarquable. А mon avis, ce drame de Pouchkine est digne de Shakespeare³; j'ose croire que vous partagerez cette opinion. N'y aurait-il pas là quelque chose de beau à faire pour le Théâtre-Franèais? L'ouvrage est facile à monter. Mais on me dit que le Théâtre-Franèais ne donne pas de traductions. Je le regretterais; mais j'aurais eu du moins l'occasion de faire de la propagande en faveur de Pouchkine auprès d'un homme aussi bon juge et aussi fin connaisseur que vous l'êtes.

Agréez, Monsieur, l'expression des sentiments les plus distingués de votre tout dévoué Ivan Tourguéneff. P.S. Il y a encore "Le Baron Avare" gue je vous recommande; -- son monologue dans la cave où sont enfouis ses trésors -- est guelque chose d'admirable. Je m'imagine Got disant cela⁴.

4608. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
28 января (9 февраля) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Пятница, 9-го фев./28-го янв. 77.

Любезнейший Михаил Матвеевич, я получил от Вас два письма¹ -- одно, наполненное девицей Б<ларамберг> -- другое, посвященное моему роману, Салаеву² и т. д. -- Насчет повести, сочиненной девицей Б<ларамберг>, скажу, что я вообще себя хорошим критиком не признаю -- вероятно потому, что читаю между строками и т.д.³ -- Вероятно, Вы правы -- (хотя орфографической ошибки она не сделала; имя ее барина не Аполлон -- а Аполлос). Но это мы всё приведем в ясность, когда я приеду в Петербург; а что я приеду -- уже потому несомненно, что я там должен получить деньги -- (кроме Ваших). -- Что же касается до романа той же девицы -- то я продолжаю думать, что в нем есть весьма хорошие вещи -- так как весь тон его не объективный -- но субъективный, что гораздо свойственнее барышне⁴.

Заговорив о дамах-писательницах, должен предуведомить Вас, что Вы, может быть, в скором времени получите от одной г-жи Палтовой (из Твери) -- продукт ее музы для помещения в "В<естнике> Е<вропы>". -- Я ту барыню некогда знавал под именем Ладыженской -- она {Далее зачеркнуто: даже} пописывала и даже печатала нечто -- кажется, в "Русском вестнике" -- но ничего другого о ней сказать Вам не могу⁵.

Да еще вот что: при всем моем старании флоберовская легенда все еще не окончена переписываньем {Было: переводом}; -- Вы ее получите дней через 10 -- вероятно уже поздно для мартовской книжки; оставьте для нее место в апрельской⁶.

Теперь об отдельном издании "Нови". -- Будет исполнено, как Вы желаете. -- Салаеву я назначу сроком -- 75-е июля; и постараюсь, чтобы и бумага была не подтирочная -- и чтобы печаталась вся вещь в Вашей типографии⁷. Впрочем, я от него еще ответа на мой запрос не получал⁸.

Благодарю за высылку моей покровительницы "Стрекозы"; -- если возможно, передайте, кому знаете, мое спасибо⁹.

Спасибо также за высылку оттисков, которые, вероятно, прибудут завтра.

Я написал брату о деньгах¹⁰; -- меня удивляет его молчание -- ибо он из аккуратных аккуратный!

О том, чем разрешилась "туча надута" Ладисласа -- Вы уже знаете¹¹.

Дай Бог, чтобы в чистилище всё сошло благополучно!¹² -- Чувствую -- хотя небольшую -- но тревогу.

Если меня в последних числах марта не будет -- значит, я умер и похоронен.

А пока я жив, жму Вам крепко руку и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

P.S. "Assommoir" Зола имеет здесь успех необычайный! -- Но это -- совершенно непереводимая вещь. -- Кто-то насчитал, что слова: foutre, merde, pisser, fesses и т. д. -- встречаются в этом романе 720 раз! -- Но талант громадный.

4609. Н.С. ТУРГЕНЕВУ
29 января (10 февраля) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Суббота, 10-го фев./29-го янв. 77.

Милый брат,

Получил я твое письмо с газетной вырезкой¹. -- Тебе теперь уже, вероятно, известно, что первая часть "Нови" успех имела слабый; -- посмотрим, что покажет вторая часть. -- Во всяком случае, полагаю, что пора мне подать в литературную отставку.

Стасюлевич мне пишет, что он давно отправил к тебе от моего имени -- 1350 р. сер. -- и удивляется, что ты его еще не уведомил² -- что меня также удивляет, зная твою аккуратность. Пожалуйста, уведомь его и меня.

В Россию я все-таки приеду -- "trotzalledem" -- и до весны, хотя не могу сказать с совершенной достоверностью, в какое именно число. Мне нужно быть в России по денежным делам.

Я спрашивал о цене рапир и масок; -- пара рапир -- от 8 до 15 фр. -- пара масок -- от 20 до 30. -- Клинки рапирные, которые часто ломаются и портятся, -- от 50 сант. до 1 фр. -- Мне дали адресс лучшего здешнего мастера:

Génique et Nicolas.
152, Faubourg-St-Martin. Paris.

Засим желаю тебе всего лучшего, начиная с здоровья, и дружески тебя обнимаю.

Ив. Тургенев.

P. S. Летние мои намерения следующие: 6 недель в Карлсбаде, остальное время в Буживале.

4610. РУДОЛЬФУ ЛИНДАУ (?)
31 января (12 февраля) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Montag, d. 12. Feb. 77.

Verehrter Freund,

Gestern gegen 6 Uhr nach Haus zurückkehrend, wurde ich durch die freundliche Zusendung Ihres schönen Geschenks überrascht -- und haben wir auch gleich während des Diners eine Flasche der herrlichen "Veuve"¹ auf das Wohl unseres Mäcens geleert! -- Ich danke vielmals -- und wenn ich auch heute ein leises Zwicken in der Fussspitze verspüre -- das ist -- wie die Russen sagen -- ничего!

Einen herzlichen Händedruck und auf baldiges Wiedersehen!

Ihr ergebenster Iw. Turgenjew.

4611. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
1 (13) февраля 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Вторник, 13/1-го фев. 77.

Прежде всего, любезнейший Михаил Матвеевич, благодарю Вас за полученную вчера вечером телеграмму. -- В ней есть и горькое, и сладкое; -- но я, как эгоист, больше порадовался сладкому -- (тому, что "Новь" проскочила)¹ -- чем опечалился горьким. -- Впрочем, последние слова -- "Livraison paraîtra demain" -- все-таки успокоительны.

Сегодня меня в Петербурге -- иные кушают -- другие терзают {Далее зачеркнуто: здор<ово>} зубами... На здоровье тем и другим! Гёте прав: как там ни хитри --

Man bleibt am Ende -- was man ist².

То же и будет с моим романом.

Я получил от Салаева письмо³; он на всё согласен -- и желает только узнать срок выхода отдельного издания, намекая, что не худо бы в мае... Соображаясь с Вашим письмом, я ему назначил 1-ое июля⁴.

Мне жаль, что Салтыков тоже ругает меня⁵; -- но ведь -- тут ничего не поделаешь!

Вы посмеиваетесь надо мной насчет неопределенности моего приезда в Петербург; -- я сам смеюсь над собою -- но все-таки приеду -- непременно, хоть и не могу назначить дня -- но раньше 15-го апр<еля> -- наверное: это последний срок. -- Вы вправе также потрунить над "легендой" Флобера, которая едет, едет и никак доехать не может (во всяком случае в мартовскую книгу она уже не угодит) -- но вот что еще вышло: Флобер вернулся на днях из Руана (где у него дом) -- в Париж -- и привез другую легенду -- "Иродиаду" -- которую он мне прочел -- и которая меня поразила как совершенный chef-d'œuvre! -- Я непременно хочу перевести и ее -- (в каждой из них не более одного печатного листа "В<естника> Е<вропы>" -- что еще в более ярком свете выставляет мою дряблость) -- и тогда обе будут помещены в апрельской книжке⁶ -- в чем Вы, наверное, мне не откажете. -- Но будет кричать: волки! волки!⁷ -- Надобно волка действительно дать в руку.

Брату я написал о невысылке им расписки на Ваше имя⁸.

Получил я сегодня повестку о прибытии в таможню экземпляров "2-й части" -- и послал за ними человека.

Ретроспективно сочувствую Вашим тревогам⁹ -- и крепко жму Вашу руку.

Искренне преданный Вам Ив. Тургенев.

4612. Н.А. ЩЕПКИНУ
1 (13) февраля 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Вторник, 13/1-го фев. 1877.

Любезный Николай Александрович,

Сейчас получил я Ваше письмо с приложенным письмом, адресованным на Ваше имя крестьянами жиздринского имения¹. -- Отвечаю Вам немедленно. Мне кажется, тут уже ничего переменить нельзя. -- Хотя они и говорят, что готовы заплатить неустойку и возвратить задаток -- и возвысить даже запродажную цену -- но настоящей веры всему этому дать нельзя -- всё ведь это голословно -- и мы, упустивши из рук верное, можем остаться ни при чем. -- К тому же и купцы будут иметь полное право жаловаться, что мы не сдерживаем данного слова. -- Письма, пущенного крестьянами на мое имя через редакцию одной газеты, я до сих пор не получил; а потому полагаю, что Вам следует отписать им от моего имени, что при всем моем желании сделать им добро я не могу уже более переменить то, что уже вступило в законную силу².

Впрочем, прибавляю, что если бы Вы нашли, по соображению дела, что предложение крестьян может быть принято с уверенностью, что от этого я не потерплю убытков -- то я уполномачиваю Вас поступить, как Вы рассудите за благо; но весьма сомневаюсь в том, чтобы Вы решились поручиться за верность крестьянского платежа.

Уведомьте меня, не теряя времени, о Вашем решении.

Кланяюсь Вам и всем Вашим и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

P.S. -- Посылаю Вам обратно письмо крестьян -- для аккуратности³.

4613. ПАУЛЮ ЛИНДАУ
3 (15) февраля 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Donnerstag, d. 15. Febr. 77.

Verehrter Herr,

Ich habe die 2 Belegexemplare und das Honorar bekommen -- und danke bestens¹.

Es würde mich sehr freuen, einen Beitrag für die Monatshefte liefern zu können²; nur fürchte ich mich, einen positiven Termin anzunehmen -- da ich aus Erfahrung weiss, wie es mir schon oft unmöglich gewesen ist, ein solches Versprechen zu halten. -- Es hängt nämlich nicht ganz von meinem Willen ab -- und etwas Unbedeutendes oder gar Verpfuschtes möchte ich doch nicht liefern. -- Besonders als Beleg zu Pietschen's Biographie und Portrait³. Ich werde mich an die Arbeit machen, das kann ich versprechen -- und auch eine gute Photographie werden Sie haben; -- vielleicht bekommen Sie es noch vor dem 1-ten Mai; vielleicht aber auch später. -- Ich begreife wohl, dass Sie sich auf so etwas Unbestimmtes kaum einlassen können; -- aber es geht einmal nicht anders⁴.

Hoffentlich sehe ich Sie in Berlin Anfang April -- und bringe vielleicht etwas mit⁵; -- unterdessen empfangen Sie die Versicherung meiner aufrichtigen Hochachtung.

Ihr ergebenster Iw. Turgenjew.

4614. АНДЖЕЛО ДЕ ГУБЕРНАТИСУ
3 (15) февраля 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Jeudi, 15 fév. 1877.

Monsieur,

Immédiatement après la réception de votre lettre, je me suis dirigé vers ma bibliothèque -- et, à mon grand désappointement, je n'y ai pas trouvé le volume dont je vous avais parlé¹, -- l'ouvrage était dépareillé: quelque compatriote peu scrupuleux l'aura sans doute emporté. Je suis forcément dans l'impossibilité de vous envoyer ce volume avant la lecture que vous voulez bien faire sur moi². Je n'ai plus que vous offrir l'expression de mes regrets et mes excuses. Mais j'ai aussitôt écrit à mon éditeur de Moscou pour qu'il ait à vous envoyer immédiatement à Florence l'ouvrage entier³ -- que je me permets d'offrir à Madame De Gubernatis en témoignage de reconnaissance pour l'intérêt qu'elle porte à la littérature de mon pays⁴.

Enfin ne perdant pas l'espoir de faire un jour votre connaissance personnelle⁵ je vous prie, Monsieur, d'agréer l'assurance des sentiments les plus distingués

de votre très dévoué Ivan Tourguéneff.

4615. С.И. ТАНЕЕВУ
3 (15) февраля 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Четверг, 15-го февр.

Любезнейший Сергей Иванович, я вижу, что Вы переехали на новую квартеру -- и полагаю, что улица "La Condamine" где-нибудь не слишком далеко отсюда¹; во всяком случае прошу Вас зайти ко мне либо сегодня около 6 часов, либо завтра поутру -- мне нужно с Вами переговорить насчет нашего утра².

До свидания -- жму Вам руку.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4616. П.В. ШУМАХЕРУ
3 (15) февраля 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Четверг, 15/3-го фев. 77.

Любезнейший Петр Васильевич,

Из письма, на оборотной стороне которого я Вам пишу, Вы усмотрите, что в настоящее время нужно отложить всякий помысл о заграничном втором издании -- или же к присланным 17-ти стихотворениям прибавить еще около 13 -- чтобы вышел второй том¹. Мы об этом переговорим в Петербурге, куда я непременно прибуду в апреле -- а пока дружески жму Вам руку и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

4617. С.Д. ПОЛТОРАЦКОМУ
4 (16) февраля 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Пятница, 16-го фев. 77,

Любезнейший Сергей Дмитриевич, я бы тотчас отвечал Вам¹, если бы Вы, вопреки Вашей известной аккуратности, не забыли выставить свой адресс; и мне пришлось отыскивать его в старых бумагах. Но, помилосердуйте, как можно так сильно выражаться? Вы называете себя страдальцем -- говорите о тяжкой, горестной пытке -- и всё потому, что мы давно не видались? Вот уж точно: "Александр Македонский великий человек... но зачем же стулья ломать?"². То "жизнь кипит, то сил избыток!"³. В воскресенье утром я заеду к Вам, и мы побеседуем мирно -- и безо всяких излияний.

А пока жму Вам руку и остаюсь

преданный Вам Ив, Тургенев.

4618. А.В. ТОПОРОВУ
5 (17) февраля 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Суббота, 17/5-го февр. 77.

Любезнейший Александр Васильевич -- спасибо за Ваше письмо. Мнение Ваше о второй части "Нови" меня порадовало¹. -- Вы хотя друг -- но говорите правду -- и потому не стали бы хвалить, не будучи убеждены. -- Что же касается до первой части -- то несомненно, что впечатление, произведенное ею -- было неудовлетворительно -- и это я заключаю не из журнальных статей²; быть может, вторая часть и себя и ее поставит на ноги.

Вот о чем я хочу просить Вас. Салаев у меня покупает "Новь" -- и хочет издать ее отдельной книгой в июле. -- Но в отдельном издании я желал бы избежать тех ошибок и неточностей, в которые я впал. -- И потому возьмите карандаш -- перечтите "Новь" -- и отметьте на полях всё, что Вам покажется неверным -- или что подвергалось осуждению Ваших знакомых -- вроде цен на кресла Александрийского театра и пр.³ (Замечу кстати, что я вовсе не полагал, что Нежданов пошел на первое представление "Не в свои сани не садись" -- оно было дано при Николае Павловиче⁴ -- и я это знал -- у меня просто сказано: давали такую-то пиэсу). -- Когда я приеду в Петербург -- (а это произойдет в конце марта, не сомневайтесь в этом) -- Вы мне передадите Ваш экземпляр с замечаниями -- и я приму к сведению всё, что мне покажется справедливым⁵.

Очень я Вам буду за это благодарен.

Вы мне ничего не пишете о своем здоровье; полагаю, что оно хорошо. Сам я несколько расклеиваюсь. -- Старость, подагра, почки... Что делать? Надо с этим помириться.

Поклонитесь хорошим знакомым, начиная с баронессы--и будьте уверены в дружеских чувствах

преданного Вам Ив. Тургенева.

4619. ВИЛЬЯМУ РОЛЬСТОНУ
6 (18) февраля 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Sunday, Feb. 18-th, 1877.

My dear friend,

I have read the review in the "Athenaeum". -- It is certainly by А. Dilke: he has had the opportunity of reading the proof-sheets of both parts of the novel. -- On the whole, I find it very fair, though naturally from the ultraradical point of view¹. -- My editor writes me² that he never did believe -- at heart -- in the possibility of publishing such a book in Russia -- now; -- and that his wonder at the fact is still as great as ever. -- There was a great scission in the Committee of censure; -- and the vote of admission has been carried by the Minister of the Interior, Timascheff, for which I have to thank him, though he declared, that, had he known the whole book beforehand -- he never would have allowed its publication; -- but that it was now too late -- and a kind of insult to the public -- and a scandal -- if the second part should be forbidden -- or disfigured by omissions. -- And so -- the thing passed. -- "Проскочило!" -- as the Russians say³.

I have not been well all this time -- from an attack of gout, not very strong -- but still enough to keep me in my room; now I feel better -- and will be probably able to take to-morrow the photograph wished by Sutherland Edwards. -- I'll send it to him immediately (the cliché)⁴.

As for the biographical facts you want⁵, I send you today a ponderous (and useful, which is not always the case with ponderous things) -- volume "А History of Russian Literature" by Polevoi' -- (the son of the critic) -- and you will find there -- page 737 -- a biographical sketch of me⁶. -- I will beg you to accept and keep this book.

Do you know the address of Н. James? -- If so, have the kindness to send it to me⁷.

Believe me

yours most truly, Iv. Tourguéneff.

Любезнейший Михаил Матвеевич, получил я Ваше письмо -- и февральский No¹ и всё и вся. -- Душевно благодарю Вас за сообщенные сведения и подробности: таким образом я до некоторой степени переживал вместе с Вами все Ваши редакторские треволнения и тревоги².

Angleterre.
W. Ralston, Esq-re.
8, Alfred Place.
Bedford Square.
London.

4620. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
6 (18) февраля 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Воскресение, 18/6-го февр. 77.

А ведь -- пожалуй, точно, -- появление второй части в нетронутом виде -- есть вещь необычайная. -- Тут помог счастливый случай: слишком много было шансов прошив. -- Можно также сказать спасибо Тимашеву³. Теперь остается {Было: можно} воскликнуть: "I, parve liber!"⁴ -- и сделай свое дело.

В последнем N-e английского "Атенэума" -- есть большой разбор "Нови" -- написанный весьма благосклонно -- но с ультрарадикальной точки зрения. -- Я имею причины предполагать, что автор этой статьи {Было: книги} -- Антон Дильк (брат Сер Чарльза Дилька) -- имел в руках корректурные листы обеих частей⁵.

Пришлите, пожалуйста, обещанные вырезки. -- Очень любопытно! -- Когда я еще знавался с Катковым -- я раза два встретил у него этого мерзавца -- Л<юбимова>. -- Сладко-приниженная, нагло-лакейская и подлипальная рожа. -- Вся эта история позорна донельзя. -- Вот тип для романиста⁶.

Д-ца Бларамберг просит меня уведомить Вас, что она бы желала получить свою рукопись (об Аполлосе) обратно. Будьте так любезны, препроводите ее сюда на мое имя⁷.

Раны в февральской книжке можно открыть только по {Далее зачеркнуто: оглавлению} нумерации страниц -- да еще по тому, что оглавление не сдерживает своих обещаний⁸. -- Но книга кажется отлично составленной. -- Прочту непременно статью Брюлловой⁹. -- Стихотворение Полонского замечательно красиво¹⁰. У г. Минского (настоящее имя?) есть несомненные искры таланта -- но надо ему еще потрудиться над формой. Что такое: "мелкое ярмо"? И как могут в корабле -- "кипеть гордые думы"? -- Но в каждом стихотворении есть зерно; это главное... И есть общая звучность, хотя еще нет отдельных красивых звуков -- нет истинно поэтических эпитетов. Но все это может прийти¹¹.

Засим -- желаю Вам здоровья и спокойствия после всех этих бурь -- и крепко жму Вашу руку.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4621. ЮЛИАНУ ШМИДТУ
6 (18) февраля 1877. Париж

Paris. 50, Rue de Douai.
Sonntag, d. 18. Febr. 77.

Mein lieber Freund,

Da haben Sie endlich Zolas Photographie!¹ Ähnlich -- doch zu weiß im Ausdruck und Farbe. Er hat dunkel-schwarzes Haar und hier sieht er beinah blond aus. -- Seine ganze Figur ist die eines gescheidten, etwas plumpen und ungehobelten Pariser ouvrier's. Sein Buch, das Sie doch wohl bekommen haben, macht hier ein ganz ungemeines Furore. Seit drei Wochen -- schon die 13-te Auflage².

Mich wundert, was Sie darüber denken³.

Obgleich es unwahrscheinlich klingt, komme ich doch nach Berlin -- aber im April -- und hoffe Sie ganz gewiss da anzutreffen⁴.

Viele Grösse Ihrer lieben Frau und Ihnen einen cordialen Händedruck.

Ihr Iw. Turgenjew.

4622. М.Ф. ДЕ-ПУЛЕ
7 (19) февраля 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Понедельник, 19-го/7-го февр. 1877.

Милостивый государь Михаил Федорович!

Я только на днях получил Ваше письмо¹, доставленное мне г-м Павленковым. -- Весьма сожалею о том, что не в состоянии сообщить Вам никаких новых подробностей о Кольцове². -- Я видел его всего раз (как рассказал в моих "Воспоминаниях") -- и обменялся с ним несколькими словами³. -- Как человек застенчивый и робкий (впрочем, и я быд тогда не слишком боек) -- он, конечно, не решился бы высказываться перед лицом_? ему незнакомым. -- И с Белинским я впоследствии мало говорил о нем; помню только, что он не раз настаивал на его тонком, почти хитром и проницательном уме, на его страстности -- в отношении к женскому полу -- и на его печальной семейной обстановке. -- Других разговоров о Кольцове с другими лицами я также не помню.

Нет сомненья в том, что Белинский до некоторой степени идеализировал личность Кольцова⁴. -- Вообще Белинский, удивительно чуткий критик, был довольно слаб в реальном понимании живых людей, которых судил большей частью в силу предвзятых идей. -- То же самое замечалось и в другом, столь же даровитом, хотя и вовсе не похожем на Белинского, человеке -- в А.И. Герцене. -- Оба были идеалисты по преимуществу⁵.

В статье Серебрянского (этого друга Кольцова) -- приложенной Белинским к собранию стихотворений К<ольцова> -- он видел нечто весьма поэтическое; -- а, в сущности -- это не что иное, как теплое и мутное излияние задушевных и неясных чувств... Белинский, ничего не понимая в^музыке, имел и к ней нереальные отношения⁶.

Вполне сочувствуя Вашему предприятию и надеясь, что оно увенчается успехом⁷, -- я только жалею о том, что не могу быть Вам, полезным -- и прошу Вас принять от меня уверение в совершенном моем уважении и преданности.

Иван Тургенев.

Милая Юлия Петровна, Ваши письма доставляют мне всегда много удовольствия -- и я Вам очень за них благодарен¹. -- Ваши сведения о "Нови" подкрепляют только то, что мне писал Стасюлевич². -- Тимашев, оказывается, умнее прочих; а я все-таки обязан сказать ему спасибо³. Полагаю, что из перемен, о которых так много толкуют у вас -- ни одна не сбудется -- и все останутся на своих местах. -- Меня несколько удивляет то, что Вы пишете мне о несомненности мира; я -- так думаю, что мы не избегнем войны⁴, хотя решительно никто ее не хочет -- ни народ, ни правительство. Но это все должно разрешиться скоро -- так или иначе.

Russie. Ville de Tambof.
Monsieur de Poule.
В Тамбов.
На Варваринской площади, д. Ивинских.
Его высокоблагородию
Михаилу Федоровичу Де-Пуле.

4623. Ю.П. ВРЕВСКОЙ
8 (20) февраля 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Вторник, 20/8-го фев. 1877.

Вы мне говорите, что последнее мое письмо⁵ Вас смутило -- и произносите при этом фразу, над которою я поломал-таки себе голову. Впрочем -- Вы сами меня вызвали на откровенность. -- Нет сомнения, что несколько времени тому назад -- если Вы бы захотели... Теперь -- увы! время прошло -- и надо только поскорей пережить междуумочное время -- чтобы спокойно вплыть в пристань старости.

Но все-таки мне очень хочется Вас увидеть. -- Двух месяцев не пройдет -- как это сбудется; в этом не сомневайтесь. -- И тогда... что тогда? -- Ничего. -- Я буду иметь удовольствие поцаловать Ваши руки, которые Вы всегда с каким-то ужасом'принимаете -- и только. -- Ну что ж, и этого довольно. Я больше радуюсь радости Топорова, чем успеху "Нови", в который я все-таки плохо верю⁶. -- Он настоящий друг; поклонитесь ему от меня.

Прочел я "Детей Москвы" Салтыкова⁷; признаюсь, ничего особенного в них не открыл. -- Довольно дешевое и довольно тяжелое, часто даже неясное глумление.

Я здесь раза два видел Соллогуба. Он действительно пишет белыми стихами (это по-французски-то!) французскую трагедию⁸ -- но это чепуха. Вы знаете ли, что с ним живет одна русская барышня, некая Варвара Константиновна Аргутинская? Очень еще молода, правда в злейшей чахотке, но лицо симпатическое -- особенно глаза -- рот нехорош -- какой-то рыбий, вялый. -- Но, помилосердуйте, что она могла найти в Соллогубе? Старый, обрюзглый, с неопрятными глазами, с накожной болезнью -- и какой у него рот!! -- Видно,, чем-нибудь умеет нравиться. Бросил жену, детей... Но впрочем -- это его дело; -- и я его за это не осуждаю.

Не осуждаю я также маркизы де Ко. Муж: ее -- совершеннейшая дрянь -- и она, по крайней мере -- a le courage de son opinion⁹. -- Ах, если б и у нас было побольше мужества... несколько лет тому назад!

Я очень сожалею о том, что и Вы и Ваши -- нездоровы. -- Надеюсь, что всё это скоро придет в порядок.

А пока позволяю себе поцаловать обе Ваши руки -- и остаюсь

искренне Вам преданный Ив. Тургенев.

4624. А.В. ГОЛОВНИНУ
8 (20) февраля 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Вторник, 20/8-го февр. 1877.

Многоуважаемый Александр Васильевич, получил я Ваше обстоятельное и интересное письмо¹ -- и отвечаю немедля. Вы так сочувственно отнеслись к моей последней работе, что я считаю долгом представить Вам некоторые возражения -- скорее оправдания -- на Ваши критические указания.

а.) Что касается италиянского паспорта Машуриной -- Вы совершенно правы: это была с моей стороны шалость, которую не следовало допускать в серьезном произведении².

b.) Полагаю, что и упрек Ваш в слишком большом заискивании Сипягина {Далее зачеркнуто: перед} у Соломина также справедлив -- хотя я замечал нечто подобное в весьма важных лицах, когда им был кто-нибудь нужен -- как Соломин для фабрики; тут я, вероятно, несколько пересолил³.

с.) Думаю также, что я бы мог придать лицу Марианны несколько больше красоты; читатель не должен думать, что она -- уродец. Это я исправлю в отдельном издании⁴.

d.) Что касается до сцены наедине между Сипягиным и Маркеловым, которую губернатор непременно должен был устроить -- то в этом случае чувство Ваше было очень верно⁵; у меня в конспекте даже была назначена эта сцена⁶; но я в исполнении должен был ею пожертвовать, потому что Маркелов неизбежно должен был разразиться такою антиправительственною, революционною бранью, какую бы ни одна цензура не пропустила; а Вам известно -- какой "narrow escape" имела вторая часть и так⁷. Мне осталось одно средство: предположить, что Маркелов "презирает" -- и не хочет сам никаких объяснений. Впрочем, можно будет прибавить, что ему предлагает губернатор tête-à-tête -- но что он отказывается⁸.

е.) Насчет измены -- выдачи друзей Паклиным -- я не могу согласиться⁹. Потрудитесь леречесть его разговор с Сипягиным в карете -- и Вы увидите, что у него это выскакивает невольно -- и то в надежде помочь этим своим друзьям. Он даже не называет фабрики -- и только теряется. Он и самого себя упрекает не в измене -- а в слабости и трусости. Тут нет ничего противоречащего его характеру, каким я его вывел.

f.) Можно было -- точно -- удалить Паклина во время сообщения Сипягиным своей жене об аресте брата -- но это бы несколько замедлило ход действия -- да и, к тому же, Паклин был слишком ничтожен в глазах Сипягина... он считал его вроде мебели¹⁰.

Вот Вам и маленькая защита "pro domo sua". Надеюсь, что Вы не увидите в ней то, что французы называют ergoterie -- a признаете в ней желание показать Вам, как вески и дельны кажутся мне Ваши замечания.

Ведь Вы до весны останетесь в Петербурге? Рассчитываю застать Вас там. Будет ли война или нет (первое мне еще кажется более вероятным -- несмотря на последние мирные веяния) -- я непременно приеду в Россию.

Засим желаю Вам всего хорошего и дружески жму Вам руку.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

P.S. Если увидите Арапетова -- поклонитесь ему от меня.

P.S.S. А дело с пенсией девицы Ивен (дочери флотского врача) так и замерло!¹¹

4625. СОФИИ ДЕ ГУБЕРНАТИС
8 (20) февраля 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Mardi, 20 février 1877.

Madame,

Je m'empresse de vous donner l'autorisation pour la traduction de "Nov" que vous désirez, persuadé que je suis que je ne saurais me trouver dans des mains plus compétentes et plus habiles.

Je suis très heureux, Madame, que la première partie de mon roman ait mérité votre approbation, et j'espère que la seconde partie, que vous devez avoir reèue à l'heure qu'il est, ne gâtera pas trop votre impression¹.

Vous trouverez à la seconde feuille de cette lettre une dédicace que vous voudrez bien faire mettre à la première page du volume de mes œuvres qu'on doit vous envoyer de Moscou².

Ayez la bonté, Madame, de transmettre mes compliments empressés à М. de Gubernatis et de recevoir pour vous-même l'expression de mes sentiments les plus distingués.

Iv. Tourguéneff.

4626. С.Д. ПОЛТОРАЦКОМУ
10 (22) февраля 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Четверг, 22-го фев. 77.

Любезнейший Сергей Дмитриевич, непредвиденные обстоятельства¹ заставляют меня отлучиться на несколько дней из Парижа -- и потому завтрашний наш обед падает, как говорят французы, в воду. Я Вам дам знать, как только я вернусь в Париж -- и тогда мы условимся.

Прошу также извинения, что не доставляю Вам остальных (к 100 ф.) 40 франков -- но у меня в эту минуту денег самому в обрез.

Примите уверение в моих дружеских чувствах.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4627. В.А. СОЛЛОГУБУ
10 (22) февраля 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Четверг, 22-го фев. 77.

Любезный граф,

Я вчера завез Вам 2-ую часть "Нови" -- par acquit de conscience -- в отношении к Варваре Константиновне¹; Вам, я полагаю, моя вещь понравится мало. Но, будьте так любезны, попросите Варвару Константиновну прочесть ее сегодня -- так как я завтра пришлю за ней да, кстати, за первой частью²; они мне обе нужны.

Я от Перрена не получил даже ответа на мое письмо и посланную книгу (Пушкина)³; когда любезные французы не считают нужным церемониться, они легко становятся грубыми, особенно с нашим братом русским. Дружески жму Вам руку.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4628. В.А. СОЛЛОГУБУ
11 (23) февраля 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Пятница, 23-го фев.

Любезнейший граф,

Сделайте одолжение, пришлите мне обе части "Нови". Надеюсь, что Варвара Константиновна¹ их прочитала.

Передайте ей мой поклон и примите уверение в моих дружеских чувствах.

Ив. Тургенев.

4629. П.В. АННЕНКОВУ
12(24) февраля 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Суббота, 24/12-го фев. 77.

Любезнейший друг Павел-Васильевич, краска стыда выступает на мои ланиты, как только вспомню, сколь давно я к Вам не писал! И хоть бы делал что-нибудь всё это время! -- А то и этого нет. -- Только и было у меня занятий, что корректура немецкого и французского перевода "Нови"¹ (Есть и английский², и италиянский, и даже шведский (!) -- но этих, к счастью, мне не посылают)³ -- и это может служить мне извиненьем в том, что я не буду говорить Вам о моем романе -- и без того я им прокопчен. -- Скажу Вам только, что Стасюлевич сообщил мне по поводу 2-ой части⁴. -- Она едва не погибла -- Ценсурный комитет разделился на две партии: одна полагала сжечь эту вторую часть -- другая хотела мне возвратить ее для исправления; и знаете, кто ее спас? -- Тимашев! Он объявил, что если бы он знал всю вещь заранее, то запретил бы ее; -- но так как первая часть прошла -- то запретить вторую -- значило бы произвести скандал, раздражить публику и т. д. -- Каково? -- Вот уж чего я никак не ожидал⁵.

Несмотря на все отсрочки -- я все-таки -- поеду в Россию -- и через Баден, разумеется -- так что я Вас непременно увижу. Совершится это событие в начале апреля -- (не 1-го, конечно); в этом прошу Вас не сомневаться. -- Мне в Россию нужно съездить по многим причинам -- денежными другим⁶.

Здоровье мое не очень хорошо. -- Не говорю уже о подагре, которая меня постоянно покусывает: не дальше как две недели тому назад я, по ее милости, целых 5 дней провалялся на диване; -- но у меня завелось что-то нехорошее в пузыре и почках, о чем надо серьезно подумать.

Надеюсь, что Вы и все Ваши здоровы и веселы.

О политике не стану говорить; потому что перестал наконец понимать. -- в чем, собственно, дело? Смутно чувствую, что, при всех мирных заверениях -- без войны не обойтись. -- А может быть, и ошибаюсь... Черт знает!⁷

Не знаешь даже, чего желать? Получаете ли Вы "Русский вестник"? В последнем N-e -- в "Анне Карениной"-- есть бессмертные страницы: утренняя охота Левина на дупелей. -- Это -- изумительно!!

Хотя Левин напрасно велит потрошить дупелей и бекасов -- т.е. лишать их лучшей части их тела⁸.

Ну -- a "Assommoir" Вы прочли? И что о нем скажете? -- Успех здесь он имеет громадный⁹.

Получаю в эту минуту Ваше письмо¹⁰ -- отлагаю ответ до завтра -- и только ограничусь сегодня-- крепким рукопожатием. -- Целую деток -- кланяюсь Вашей жене.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4630. В.А. БЕЛИНСКОМУ
13 (25) февраля 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Воскресение, 13/25-го февр. 1877.

Милостивый государь Василий Андреевич!

Позвольте искренно благодарить Вас за Ваше письмо¹, пересланное мне редакцией "Вестника Европы". Такое сочувствие и так выраженное составляет более чем противовес всем журнальным, на этот раз очень многочисленным и дружным, нападкам². Вы не приложили своего адреса, -- а потому я посылаю свое письмо в Харьков, не будучи уверен, что оно попадет в Ваши руки. Карьера писателя была бы еще тяжелее, чем она есть на самом деле, если бы его не поддерживали и не ободряли заявления, подобные Вашему³.

Знаете ли Вы, что почерк Ваш поразительно схож с почерком Вашего знаменитого однофамильца, моего незабвенного друга Виссариона Белинского? Особенно подпись фамилии -- одна и та же. У меня даже сердце забилось, когда я ее прочел...

Надеюсь, что чтение второй части моего романа не повредило впечатлению, произведенному первой.

Мне бы очень было приятно, если бы Вы сообщили мне несколько данных о Вашей личности -- постоянный ли Вы житель Харькова -- и думаете ли Вы посетить Петербург, где я буду находиться в апреле месяце⁴.

Позвольте дружески пожать Вашу руку.

Иван Тургенев.

4631. Е.И. РАГОЗИНУ
14 (26) февраля 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Понедельник, 26/14-го февр. 77.

Любезнейший Евгений Иванович, Благодарю Вас за Ваше письмо и за чувство, которое Вам его внушило. Мой роман возбудил -- по крайней мере в журналистике -- такое единодушное и резкое порицание -- что сочувственный отзыв мне вдвойне дорог. Не говоря уже о "Гражданине"¹, который прямо называет "Новь" "мерзостью и гадостью" -- о "Голосе"², для которого она является "чепухою" -- о "Новом времени"³, которое видит в ней "дрянную подделку" -- но по дошедшим до меня слухам даже такие люди, как Салтыков, разражаются против меня презрительной бранью⁴. Поневоле усомнишься; и чувствуется потребность в поддержке, за которую примите мое искреннее спасибо. Несомненно то, что мое долгое пребывание за границей не могло не повлиять на свежесть употребленных красок, на точность рисунка; но, сколько мне кажется, основная мысль романа верна -- и это мое, вероятно, последнее произведение принесет посильную пользу. Что оно потом перемелется -- и исчезнет в водовороте -- в этом я также не сомневаюсь; но ведь я никогда и не претендовал на долговечность.

Я перед "Неделей" виноват: я обещал г. Гайдебурову статью -- и не сдержал слова. Однако я не покинул моего намеренья -- и в скором времени журнал, в котором Вы принимаете участие, получит от меня небольшой очерк, в котором я постараюсь воспроизвести довольно загадочную политическую личность, с которой мне пришлось столкнуться в Париже в 1848-м году⁵.

Я всегда с большим удовольствием читаю "Неделю" -- и считаю ее одним из лучших наших повременных изданий⁶.

В Петербург я полагаю прибыть недель через шесть -- и тогда, конечно, увижусь с Вами -- а до тех пор желаю Вам всего хорошего, прошу передать мой поклон Вашей супруге и принять уверение в дружеских чувствах

преданного Вам Ив. Тургенева.

4632. ГЕНРИ ДЖЕЙМСУ
16 (28) февраля 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Mercredi soir.
28 fév. 1877.

Mon cher Monsieur James,

J'ai reèu votre lettre qui m'a fait le plus grand plaisir. -- (Permettez-moi de vous écrire en franèais -- cela vous est indifférent et pour moi c'est plus facile). -- Ralston a dû vous dire que je me suis enquis de votre adresse¹ -- je voulais vous écrire -- il me semblait qu'il y avait trop longtemps que nos rapports restaient interrompus². -- Vous nous avez bien manqué ici; -- cependant il ne faut pas trop se plaindre -- puisque, après tout, vous êtes content de votre séjour à Londres -- et que vous y travaillez. Une fois que la vie personnelle égoïste -- (la seule vivante) -- est finie -- (et c'est un peu, je crois, votre cas -- car cela arrive aux jeunes aussi bien qu'aux vieux) -- ce n'est plus qu'unef question d'adaptation; -- si l'on s'arrange tolérablement dans son milieu -- c'est tout ce qu'on peut demander. -- Cependant nous serions tous bien contents, si vous vouliez revenir vous adapter à Paris.

J'ai transmis vos amitiés à la psse Ouroussoff et à Joukofski. -- Celui-ci a été absent pendant près de trois mois -- et n'est à Paris que depuis quelquesjours -- toujours dans la même attitude élégante, un peu mélancolique et sceptique d'un jeune homme de talent -- qui se tient sur le seuil de l'avenir -- sans y entrer³. -- Samedi je dois-- dîner chez les Tourgueneff -- c'est le jour commémoratif de l'émancipation des paysans en Russie -- et on y fête le souvenir du bon et vénérable Nicolas Tourgueneff, dont cette émancipation a été le "leading thought"⁴. Je leur dirai alors ce que vous m'avez écrit à propos d'eux.

Je vous ai envoyé hier le "Fils de Pope"⁵. -- С'est ce qu'on appelle "a ghastly story" -- et ce n'est pas grand-chose en somme. -- Cela m'a été raconté. Dès que mon roman aura été terminé dans "Le Temps" -- (26 feuilletons ont déjà paru -- et il y en aura en tout une cinquantaine)⁶ -- je vous l'enverrai bien certainement. Il n'a pas eu grand succès en Russie -- on a même prononcé le mot de fiasco. -- Je ne suis plus au diapason de la critique; pourtant je ne crois pas que ce soit une mauvaise chose. -- Mais la fortune n'aime pas les vieillards -- même en littérature. Peut-être que plus tard une opinion plus favorable se formera. -- Je me donne la petite consolation de le croire.

Ralston est trop anglais jusqu'à, la moelle des os -- pour n'en pas avoir la morale -- aussi ferme -- qu'étroite⁷. Et pourtant, la main sur la conscience -- je ne puis accuser mes ouvrages d'immoralité.

"L'Assommoir" n'est pas non plus une œuvre immorale -- mais diablement sale⁸. -- Malgré tout le talent que Zola y déploie -- ce livre ne pourra avoir aucun succès hors de France. -- Si j'étais un caricaturiste du "Punch"⁹ -- je me serais amusé à représenter "la 'Reine Victoria lisant "L'Assommoir"".

J'ai salué Flaubert de votre part. Il va bien -- ses "blue devils" l'ont quitté. Il vient d'achever une troisième légende -- sur Hérodiade -- qui est bien belle¹⁰. -- Son livre paraîtra au mois de mai.

Avez-vous vu la "Légende des Siècles" de V. Hugo -- la continuation -- qui vient de paraître?¹¹ -- Il y a de très belles choses -- mais aussi bien du remplissage -- et cette trompette de cuivre qui vous sonne dans les oreilles sans discontinuer un instant -- finit par être horriblement fatigante. Mais personne n'a rencontré des vers plus magnifiques que lui. -- С'est un Trouveur.

Quand se reverra-t-on? Je pars dans un mois pour la Russie et je reviens ici en juin¹².

Je vous serre cordialement la main et suis

votre dévoué Iv. Tourguéneff.

4633. КЛАРЕ ТУРГЕНЕВОЙ
16 (28) февраля 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Mercredi soir.

Chère Madame Tourguéneff,

Je crois bien que vous pouvez compter sur moi pour samedi. -- J'aurais été désolé d'avoir manqué cette fête commemorative, pendant laquelle le souvenir de votre vénérable mari se réveille toujours avec une nouvelle force!¹

А samedi, chère Madame, et croyez à mes sentiments dévoués.

Ivan Tourguéneff.

Любезнейший Михаил Матвеевич, имею благодарить Вас за присланные курьозы: отрывок из "Гражданина"¹, вырезки из февральского N-a "В<естника> Е<вропы>"² -- описание беседы о "Нови" на литературном вечере и т.п. -- Что касается до "Нови" -- то я Вам когда-нибудь покажу, что я, начиная ее писать, поставил вроде эпиграфа на первом листе первой тетради -- а именно:

Madame Clara Tourguéneff.
97, rue de Lille.
Paris.

4634. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
17 февраля (1 марта) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Четверг, 1-го марта/17-го фев. 77.

"Сочинения Пушкина (издание Исакова 1859-го г. -- т. 1, стран. 441, строка 7 снизу)".

Чтобы избавить Вас от труда справляться -- скажу Вам, что этот цитат изображает известный стих:

"Услышишь суд глупца и смех толпы холодной..."³.

А впрочем, говорить больше о моем романе не буду. -- Отзвонил -- и с колокольни долой. -- Пусть прокладывает себе путь, коли может!

Знаменательны вырезки о Любимове!⁴

Теперь о Флобере.

Вы знаете, что он написал, собственно, три легенды: "La Légende de St Julien"; -- "Un Cœur Simple"; -- "Hérodiade". -- Вторую перевести невозможно -- (да она же и менее удачна) ; там одна глуповатая, забитая служанка кончает тем, что сосредоточивает свою любовь на попугае, которого она смешивает с голубем, изображающим Святой Дух... Вы можете себе представить крик цензуры!! -- Остальные две (каждая в лист печатный) красоты необычайной. Сегодня, в 4 часа утра, я кончил перепиской перевод "Св. Юлиана"; завтра утром перечту -- и завтра же отправлю к Вам -- так что Вы будете иметь ее в руках около 22-го {Было: 20} февр<аля> нашего стиля. -- "Иродиаду" я начал переводить -- и надеюсь доставить Вам ее через 10 дней -- положим две недели -- (это последний срок!) -- т.е. около 8-го марта. -- Мне бы очень хотелось, чтобы обе эти легенды появились в апрельской книжке -- с небольшим предисловием от моего лица⁵. -- Я уверяю Вас, что это прелесть -- хотя, конечно, не во вкусе Буренина и К^о⁶. -- Я бы попросил Вас написать мне тотчас Ваше мнение, как только Вы получите первую -- т.е. "Юлиана".

Пересланное через Вашу контору ко мне письмо принадлежит некоему Василию Белинскому -- жителю Харькова. Сюжетом оно имеет "Новь", которой этот Б<елинский> весьма доволен⁷. -- И представьте странность: почерк его до того похож на почерк Виссариона Б<елинского> -- что у меня даже сердце забилось, как только я увидел подпись!

В Петербург я прибуду непременно до 15-го апр<еля> -- в этом прошу не сомневаться. -- Разве что со мной случится!

Говорят, бедный Полонский очень болен. Пишу ему. Его стихотворение в февр<альском> No прекрасно⁸.

Будьте здоровы. -- Крепко жму Вашу руку и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

4635. ПОЛИНЕ БРЮЭР
17 февраля (1 марта) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Jeudi, 1-er mars 77.

Ma chère Paulinette,

Je vais bien -- et je suis content de voir que vous allez bien -- vous tous aussi -- à Rougemont. -- Je ne t'ai pas écrit parce que j'étais surchargé de travail à la lettre¹. -- Si tu n'arrives pas plus tard que le 26 avril, tu me trouveras encore à Paris². -- Tes commissions pour les romances et les morceaux de piano seront faites: je te les enverrai dans deux, trois jours.

Je vous embrasse tous tendrement.

Ivan Tourguéneff.

4636. БЕРНГАРДУ ЭРИХУ БЕРЕ
20 февраля (4 марта) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Sonntag, d. 4. Marz/20-ten Februar 1877.

Verehrter Herr,

Auf Ihren Brief vom 27/15-ten Feb habe ich Folgendes zu antworten¹.

Nach meiner genauen Berechnung wird -- in Ihrer Ausgabe -- "Neuland" -- 510 Seiten ausmachen -- also circa 32 Bogen. Ein dickes Buch! -- Vielleicht würde es rathlich sein -- das Ganze in zwei Bändchen zu theilen. -- In dem Falle -- müsste das 2-te Bändchen mit dem XXII-ten (22-ten) Cap anfangen. -- Somit würden die beiden Theileaccurat von derselben Länge sein².

Ich bleibe hier bis zum 15-ten April; also können die Correcturen getrost ihren alten Gang gehen³.

Empfangen die Versicherung meiner Hochachtung.

Iw. Turgenjew.

4637. Я.П. ПОЛОНСКОМУ
18, 21 февраля (2, 5 марта) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Пятница, 2-го марта/18-го февр. 77.

Любезнейший друг Яков Петрович, что это, право: на тебя, как на бедного Макара, все шишки валятся?! Из письма твоей жены¹ (которой прошу передать мой усердный поклон) я вижу, что ты подвергся разом двум болезням, из которых одна обыкновенно оставляет взрослых в покое². -- Надеюсь, что никаких дурных последствий от этого не будет -- за исключением невольного уединения, которому ты должен подвергнуться -- и которым тебе следовало бы воспользоваться, чтобы написать другого " Кузнечика-музыканта"³.

Было время, что я просил у тебя позволения не говорить более о Черняеве⁴; -- того же самого прошу я теперь насчет "Нови". -- Какая бы ни была ее окончательная судьба -- это мой последний самостоятельный литературный труд; это решение мое -- бесповоротно: -- мое имя уже не появится более. -- Я бы мог желать, чтобы мое последнее слово встретило более снисходительный прием; но что оно последнее -- в этом ты так же мало можешь сомневаться, как... ну хоть как в моей дружбе к тебе. -- И разговаривать больше об этом нечего.

Чтобы не отстать от привычки к перу -- я, вероятно, займусь переводами. -- Думаю о "Дон-Кихоте" -- о Монтенье (Montaigne)⁵. -- Между прочим, я перевел одну легенду Гюстава Флобера, небольшую, но красоты необычайной: она появится в апрельской книжке "Вестника Европы" (может быть, даже их появится две); заранее тебе рекомендую. -- Я постарался, сколько мог, передать краски и тон подлинника⁸.

В Петербург я приеду в конце апреля -- и, конечно, тебя застану еще там и побеседую -- всласть⁷.

Здесь вышли в свет два толстых тома "Légende des Siècles" В. Гюго. -- Балласту и бомбасту пропасть -- и ни одного нет выдержанного стихотворения; но попадаются удивительные стихи -- десятками. -- Критика здешняя вся пала ниц -- восхвалений и фимиамокурений не оберешься; и действительно, когда подумаешь, что это написано 75-тилетним стариком -- нельзя не удивляться. -- Но едва ли где-нибудь, кроме Франции -- эта книга произведет большой эффект⁸.

Понедельник, 5-го марта/21-го февраля.

Вот видишь, какой я лентяй! Не дописал письма в пятницу -- оно завалялось -- и теперь приходится отвечать на письмо, писанное собственной твоей рукою и пришедшее вчера⁹. Хотя мне очень было приятно видеть, что ты настолько поправился, что можешь сам писать -- однако описание твоего положения (особенно положения твоей квартиры) меня озабочивает. -- Надо непременно, чтобы ты полечился нынешним летом. -- Мы об этом потолкуем.

Сдерживая мое {Далее зачеркнуто: обе<щание>} слово не говорить больше о моем романе, прошу у тебя позволения {Было: ты мне позволишь} не отвечать на часть твоего письма, посвященную ей.

Очень бы мне хотелось приехать пораньше в Петербург, чтобы застать еще тот процесс нигилистов, который должен сегодня начаться¹⁰; -- но это, к сожаленью, невозможно.

О войне и мире что-то замерло; не могу себе представить, как возможно России отступить -- а между тем чувствую, что она отступит. Здесь в этом не сомневаются.

Дружески жму твою руку, кланяюсь твоей жене и всем твоим и остаюсь

преданный тебе Ив. Тургенев.

4638. Ф.Ф. ТОРНАУ
23 февраля (7 марта) 1877. Париж

Середа утром. Любезнейший барон, Позвольте Вас попросить пожаловать ко мне послезавтра, так как я сегодня и, вероятно, завтра должен буду отправиться к зубному врачу и мне бы не хотелось, чтобы Вы обеспокоились даром. В пятницу я также надеюсь найти в своей библиотеке "Русск<ие> губернии" 52 г.¹

Примите уверение в совершенном моем уважении и преданности.

Ив. Тургенев.

4639. А.В. ГОЛОВНИНУ
25 февраля (9 марта) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Пятница, 9-го марта 1877.

Многоуважаемый Александр Васильевич, всякое мое письмо приходится начинать с выражения благодарности, что, впрочем, нисколько не тяготит меня, ибо я не придерживаюсь правила -- "que l'ingratitude est l'indépendance du cœur"¹. Девица Ивен дала мне знать, что получила 400 р. сер. -- и уже послала благодарственное письмо великому князю². А я говорю Вам великое спасибо за доставленные сведения. Вы не можете себе представить, как бы мне хотелось присутствовать на процессе, который начался в Сенате -- и воочию увидать всех этих полубезумных детей...³ Но едва ли я смогу вырваться отсюда раньше трех недель! -- Факт знаменательный -- и ни в какой другой земле -- решительно ни в какой -- невозможный: из 52-х политических преступников -- 18 женщин!! А мне г-да критики говорят, что я выдумал Марианну, что таких личностей не бывает!⁴ Французы, с которыми я об этом говорил, решительно в недоумении. Один из них сказал мне: "С'est comme si cela se passait dans la lune: nous n'y comprenons rien!". Всё новое -- хорошее или дурное -- всегда начинается с женщин.

Ваш комментарий на стихотворение Рылеева поразителен⁵: на этот раз поэт был точно пророком -- vates. А что Вы меня предупреждаете насчет лести -- это напрасно: представление об А.В. Головнине -- и представление о лести -- несовместимы; ces deux mots hurlent de se trouver ensemble.

Вам известно, что Игнатьев здесь⁶. В Париже толкуют, что цель его поездки -- добиться хоть какого-нибудь ответа на запрос Горчакова; действительно: такого бесцеремонного обращения с первостепенной державой еще примера не было⁷. Полагаю, что мы наконец не выдержим -- струна наконец лопнет -- и хотя против воли и желания всех -- бросимся в войну.

Здесь также убеждены, что втайне Бисмарк желает войны -- a ce que В(ismarck) veut -- Dieu le veut⁸.

Извините, что пишу такое коротенькое письмо: я простудился -- и не совсем здоров. Но я не хотел откладывать долее мой ответ.

Крепко жму Вашу руку и остаюсь

душевно Вам преданный Ив. Тургенев.

4640. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
25 февраля (9 марта) 1877. Париж

50, Rue de Douai.
Пятница, 9-го марта 1877.

Любезнейший Михаил Матвеевич, завтра пришлю Вам предисловие к этой легенде¹ -- и напишу -- будет ли вторая готова -- вовремя²; вообще Вы получите обстоятельное письмо³. -- А нынче только жму крепко руку и остаюсь

Ваш Ив. Тургенев. 74

4641. Н.С. ТУРГЕНЕВУ
25 февраля (9 марта) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Пятница, 9-го марта н. с. 1877.

Любезный друг и брат,

Благодарю за присылку журнальных вырезок и рисунка, который, впрочем, действительно не очень ка-зист¹. -- Что же касается до моего романа, в котором ты принимаешь такое родственное участие -- то нет сомнения, что никогда еще меня так дружно не бранили; перед критикой он потерпел совершенное фиаско; какое о нем мнение публики -- это неизвестно, да и узнать трудно²; -- оно окажется, когда Салаев издаст отдельное издание³; -- если его покупать не станут -- ну, значит, дело дрянь. -- А впрочем -- повторяю: отзвонил -- и с колокольни долой. Кстати, мне Стасюлевич отвалил не 425 р. за лист -- а целых 500; -- впрочем, по собственной доброй воле -- ибо я просил всего 400⁴.

А мы здесь все (так же как там у вас) сидим у моря и ждем погоды. -- Генерал Игнатьев вчера приехал сюда. -- Говорят, он имеет порученье добиться хоть какого-нибудь ответа на горчаковский запрос: а то уж очень обидно -- и для такой державы, как Россия, проглотить эту пилюлю немыслимо⁵. -- Боюсь я, qu'on nous mettra au pied du mur -- и что волей-неволей мы начнем войну.

Засим обнимаю тебя, говорю: до свидания -- и остаюсь

искренне тебя любящий брат Ив. Тургенев.

4642. ИППОЛИТУ ТЭНУ
25 февраля (9 марта) 1877. Париж

Paris. 50, Rue de Douai.
Vendredi, 9 mars.

Mon cher Monsieur Taine,

Après une rage de dents, suivie de douleurs névralgiques à la tête, qui ont manqué me rendre fou, il m'est survenu une fluxion tellement énorme, que je suis devenu absolument inregardable. Je doute que cela puisse se dissiper jusqu'à demain, et je crois devoir vous en avertir. Si je ne suis pas chez vous à l'heure précise -- c'est qu'il m'aura été impossible de montrer ma face. -- Je n'ai pas besoin de vous dire combien j'en aurai de chagrin.

Je n'ose pas vous dire: à demain -- mais je ferai tout mon possible¹ et en attendant je vous serre cordialement la main.

Votre tout dévoué Iv. Tourguéneff.

4643. МАРИИ ФОН ЭБНЕР-ЭШЕНБАХ
25 февраля (9 марта) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Freitag, d. 9. März 77.

Gnädige Frau!

Durch die Güte des Herrn v. Tornauwhabe ich Ihr Buch¹ -- und den schmeichelhaften -- viel zu schmeichelhaften Brief bekommen². -- Er hat mir eine grosse Freude gemacht: ist es ja des Schriftstellers höchste und beste Freude, wenn er sich überzeugen darf, auf verwandte Gemüther in der Weite zu wirken. Rechnen kann keiner darauf -- und muss es jedesmal als Gnade und Geschenk betrachten. Also, noch ein mal -- den innigsten Dank.

Ich werde mir das Vergnügen gönnen, Ihr Buch aufmerksam zu lesen -- und Ihnen dann meine aufrichtige Meinung zu sagen.

Empfangen Sie unterdessen, gnädige Frau, die Versicherung meiner ausgezeichneten Hochachtung und Ergebenheit.

Iw. Turgenjew.

4644. ЭМИЛЮ ДЮРАНУ
27 февраля (11 марта) 1877. Париж

50, Rue de Douai.
Dimanche, 11 mars.

Mon cher Monsieur Durand,

Voici deux billets pour Mme Durand et pour vous. Si le programme vous semble amusant, venez¹.

Je vous demande pardon de ne pas avoir pu vous recevoir l'autre jour; mais j'étais réellement très souffrant. Je ne suis pas sorti depuis, et je me demande comment je ferai pour me tirer d'affaire demain? J'ai la bouche tellement enflée que je ne puis presque pas l'ouvrir. Voilà le cas de dire: "Avos!". Je n'ai plus de manuscrit et l'imprimerie me talonne...²Mille amitiés; je vous serre les mains à tous les deux.

Iv. Tourguéneff.

4645. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
27 февраля (11 марта) 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Воскресение, 11-го марта/27-го февр. 77.

Любезнейший Михаил Матвеевич,

Не получая в течение двух дней настоящего письма¹, Вы, может быть, усомнились в моей аккуратности, которую величали "соломинской"; но дело в том, что я был болен, страдал невыносимой головной невралгией -- и теперь еще не выхожу из комнаты; но, впрочем, мне лучше, -- Отвечаю по пунктам.

а.) Все сообщенные Вами сведения о моем романе очень интересны; и я Вам говорю большое спасибо за доставление их². Буду ждать мартовского N-a³. -- Но для меня теперь -- это, как говорится, дело отпетое, "abgethane Sache" -- и я только радуюсь и верю Вам, что выраженные мнения г-д критиков не представляют общего мнения публики. -- Действительно странно: один аристарх, напр., уверял, что Марианн нет, что я их выдумал⁴ -- а тут вдруг процесс, где из 52-х революционеров -- 18 женщин -- дело небывалое и неслыханное в Европе -- ни в какое время!⁵

б.) Прилагаю при сем небольшое предисловие к флоберовским легендам⁶. Как я ни хлопотал, "Иродиада" не поспеет к апрельской книжке; -- придется ее тиснуть в майской⁷. -- Надеюсь, что эти штуки Вам понравятся: я старался изо всех сил -- и, полагаю, как стилист не ударил лицом в грязь. -- Напишите мне, сколько Вы дадите за печатный лист -- и посоветуйтесь -- хотя и благоразумно -- с Вашим великодушием -- ибо я копейки себе не возьму -- и всё пойдет Флоберу, которому деньги нужны. -- Сама книга явится в Париже в половине апреля⁸(нашего) -- следов., первая легенда явится у нас comme une primeur. Да и когда вторая явится, книга к нам еще не проникнет. -- Вы можете еще прислать мне, по образу и подобию "Нови", корректурные листы "Юлиана".

в.) Представьте -- я открыл -- и довольно даже важную опечатку во 2-й части "Нови" -- а именно -- стран. 516, строка 4 снизу -- стоит: "нее" -- а след.: "него"⁹.

г.) Я буду прямо отвечать священнику и бывшим своим крестьянам, а также и управляющему своему напишу вторично¹⁰. -- Дело очень просто состоит в следующем. У меня в Жиздринском уезде было имение, которое никогда не приносило никакого дохода, а часто я должен был приплачивать за него в казну; -- наконец, разверставшись с крестьянами, я остался с 800 дес. сведенного лесу, которые точно так же оставались бесплодными -- ибо мои крестьяне их не нанимали и не хотели нанимать -- а пользовались так; мне это надоело -- я продал всю эту землю купцам, которые, находясь на месте, извлекут из нее какую-либо пользу. Теперь крестьяне подняли гвалт! -- Но что же я мог сделать? Впрочем, я написал уже управляющему, что если крестьяне согласятся заплатить мне столько же, сколько купцы -- да отступного купцам -- то он может совершить купчую с крестьянами, хотя на верность платежа рассчитывать не приходится¹¹.

А все-таки -- delenda est Carthago; -- и ceterum censeo¹², что я в Петербург прибуду непременно до мая.

"Иродиада" -- ровно, строка в строку -- одной длины с "Юлианом"; -- и потому Вы можете в ответ на это письмо сообщить мне {Далее зачеркнуто: что}, какую Вы можете положить за них цену.

Засим дружески жму Вам руку и остаюсь

искренне Вам преданный Ив. Тургенев.

4646. Н.С. ТУРГЕНЕВУ
27 февраля (11 марта) 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Воскресение, 11-го марта н. с. 1877.

Любезный брат,

Сегодня получил я твое письмо¹, и так как я, при великолепнейшей погоде, сижу дома с огромным флюсом, то пользуюсь сим досугом, чтобы немедленно отвечать тебе на твой запрос, который столь интересует г-жу Маляревскую² -- (кстати, поклонись ей от меня -- а также и ее мужу). -- Процесс Патти неизбежно кончится так, как все процессы этого роду -- séparation de bien et de corps -- т.е. каждый будет жить особь-статьею -- и делать, что ему пожелается -- (только не вступать в брак) -- и это будет тем легче, что у Патти нет детей -- и поэтому -- суду не придется определять, с кем из родителей оставлять их -- что составляет главное затруднение подобных процессов³. -- И суд, не дожидаясь формального решения -- уже разрешил ей действовать самостоятельно -- так же как и Николини -- и они уже вдвоем дебютировали в Вене⁴и преспокойно поют себе в "Сомнамбуле": Ah perché, perché! -- А если бы маркиз Ко и мадам Николини захотели -- они бы с своей стороны могли запеть дуэт: Perché no? perché по? -- И всё обстоит благополучно и благопотребно -- что и требовалось доказать.

Я всё собираюсь -- правда, медленно -- выехать отсюда -- и непременно застану тебя еще в Москве. -- Генерал Игнатьев здесь и хлопочет о том -- чтобы по крайней мере отвечали нам: а то уж очень бесцеремонно⁵. Но, вероятно, нам даже не ответят -- и мы, запевши в свою очередь: "Ah perché, perché... было огород городить и добровольцев посылать" -- отыдем с Богом восвояси.

Засим обнимаю тебя и остаюсь

любящий тебя брат Ив. Тургенев.

4647. ЛЮДВИГУ ПИЧУ
28 февраля (12 марта) 1877. Париж

Paris. 50, Rue de Douai.
Montag, d. 12-ten März 77.

Um Himmelswillen -- Wie? -- Was? -- Sie, der Ewig-Junge, Elastische, Unverwüstlich-Unversehrte -- und den Arm gebrochen? Und noch dazu im eigenen Zimmer -- durch ein Ausgleiten des Beins -- und nicht durch den Sturz von einem spanischen Balcon, woran die seidene Leiter noch angeknüpft schwebt -- oder von dem Rücken eines wilden, niegezähmten Rosses? -- Spass bei Seit' -- armer Freund, ich bedaure Sie herzlich. -- Ich bin selbst "non ignarus mali" -- ich habe mir drei mal den Arm gebrochen -- sehr unangenehm ist es -- aber nach 6 Wochen geht es wieder gut -- und so hoffe ich auch, bald stehen Sie wieder in der Vollgewalt Ihres apollinischen Leibes. -- Die ganze Familie hier hat ein trauriges "oh!" ausgestossen -- als ich ihr die fatale Nachricht mittheilte -- und schickt Ihnen ihre besten compliments de condoléance. Es geht hier allen ganz gut -- "sin novedad", wie die Spanier sagen.

Es thut mir leid, dass Sie meinen Roman so tropfenweise verschlucken¹; erstens -- ist das in jedem Falle eine schlechte Methode; -- zweitens -- ist die Uebersetzung -- unter uns gesagt -- höchst mittelmässig. -- Der Uebersetzer kennt die todte russische Sprache wohl -- die man in den Lexicis finden kann; von der lebendigen hat er einen sehr schwachen Begriff -- und wo er nicht versteht, da springt er herüber. Die französische Uebersetzung, die im 'Temps" erscheint -- ist vortrefflich; sobald sie als Buch erscheint, haben Sie ein Exemplar² -- und Jul. Schmidt auch. Möchten Sie bis dahin das' Zeug nicht lesen!

Trotzalledem komme ich doch nach Berlin und noch im April Monat!³ -- (А propos -- die erste Reise Frau Viardot nach Russland fand im Jahre 1843 statt). F-lein Gerster ist in der Grossen Oper in Paris engagirt: also werden wir dieses Wunder zu hören bekommen!⁴ Die herrliche Stimme (von) Fr-lein Busse habe ich gewiss nicht vergessen -- so etwas vergisst man nicht. Grössen Sie die Dame in meinem Namen, wenn sie sich Meiner noch erinnert -- und sagen Sie ihr: noch klingt mir Ihr hohes А (war es ein А? immer gleich!) -- in dem Fesca'sehen Liede -- in den Ohren⁵.

Grössen Sie die übrigen Freunde und Familie bestens -- und genesen Sie -- cito, citius, citissime. -- Ich drücke behutsam aber herzlich Ihre kranke Hand und bleibe

Ihr alter Freund Iw. Turgenjew.

4648. Н.А. ЩЕПКИНУ
28 февраля (12 марта) 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Понедельник, 12-го марта/28-го февр. 77.

Любезный Николай Александрович, посылаю Вам при сем письмо, препровожденное ко мне, священника села Мокрого; из него Вы узнаете, о чем идет дело¹. Я ему отвечал², что теперь это уже вещь решенная и купчая, наверное, уже заключена;, но что, пожалуй, жиздринские крестьяне могут послать в Спасское своих выборных на всякий случай -- так как они обязываются заплатить столько же, сколько купцы -- да еще заплатить неустойку; они могут переговорить с Вами -- но из этого едва ли что может выйти; а впрочем, предоставляю все это на Ваше благоусмотрение -- и только настаиваю на одном: на совершенном обеспечении платежа должных мне денег.

Я Вам все это пишу -- а Вы, может быть, даже получили уже эти деньги с купцов. Известите меня немедленно об этом -- и о том, вступил ли Ваш батюшка в арендование Спасским³ и в каком месте хранятся деньги, которые Вы должны были получить на мое имя. Я через месяц непременно отсюда выезжаю и тогда, прибывши в Петербург, дам Вам знать о дальнейших моих распоряжениях, но ответ на мои запросы желал бы получить тотчас; а также и о Кадном.

Надеюсь, что вы все в Спасском живы и здоровы, кланяюсь всем Вашим и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

4649. Ю.П. ВРЕВСКОЙ
1 (13) марта 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Вторник, 13-го/1-го марта 1877.

Вы прелесть, милейшая Юлия Петровна -- и будете еще прелестнее, если не поскучаете прислать мне еще несколько заметок насчет юных нигилисток, которых судят теперь в Петербурге¹. -- Какой, однако, я дурак, что торчу здесь -- и не нахожусь там с Вами в окружном суде! -- Но я -- (не говорите этого никому, пожалуйста) -- родился дураком и умру оным -- т.е. таким человеком, который всегда всё пропускает мимо рта -- неизвестно зачем! Факт, что из 52-х подсудимых -- (революционеров) -- 18 женщин -- такой удивительный, что французы, например, решительно ничего в нем понять не могут! -- А меня упрекали критики, что "Марианна" у меня -- сделанная!²

Через 3 {Подчеркнуто тремя чертами.} недели я отсюда выезжаю -- это верно -- и надеюсь захватить еще и процесс -- и Вас.

Из поименованных Вами дам -- моих приятельниц -- находящихся теперь в Петербурге -- я ко всем чувствую искреннюю -- хотя разнородную симпатию... Самая загадочная -- княгиня Барятинская³. -- Мне чувствуется в ней какая-то -- не то фальшь -- не то напряженность, которую я не совсем понимаю. -- Если бы (но это уже совершенно между нами) -- если бы она была -- в сущности -- очень добродетельная женщина, которая бы не прочь была вдруг отдаться кому-нибудь из каприза -- она была бы мне ясна как на ладони; -- но я не знаю: так ли это? -- даже полагаю, что это совсем не так; -- и потому продолжаю недоумевать. Что бы Вы там ни говорили -- о том, что Вы подурнели в последнее время -- если б поименованные барыни -- и Вы с ними -- предстали мне как древние богини пастуху Парису на горе Иде⁴ -- я бы не затруднился, кому отдать яблоко. Но Вы все -- богини; а я не Парис -- и яблока у меня нет -- да и Вы не желаете взять от меня -- ничего похожего на яблоко.

Вы превозносите смирение Соллогуба перед женщиной, которая делает всё, что он хочет!⁵ -- Да это вроде смирения гастронома перед бифштексом, который он кушает! -- Должно быть, в нем есть великие и редкие качества, которые привлекают, ибо -- физически -- il est, как выразился о нем некто, -- mregardable! -- Но женщина -- как усердие Клейнмихеля⁶ -- всё превозмогает! -- Впрочем, я его барыню видел всего один раз -- и нашел в ней -- довольно ординарный тип; -- хотя Соллогуб и уверяет, что в ней целая дюжина сидит трагедий.1

Игнатьев здесь; и все очень хлопочут около него и возятся с ним. Кажется, он ничего положительного не добьется, да я начинаю думать, что наше правительство и не желает ничего добиться -- а только выиграть время, чтобы весной начать войну⁷. -- Я всё еще никак не вижу -- как это мы можем вывернуться без войны. Впрочем, на свете всё бывает... за исключением одной вещи, где замешаны Вы... и которая, конечно, никогда не сбудется.

А за описание нигилисток заранее цалую Ваши милые руки -- и да ниспошлет на Вас лорд Редсток⁸ свое апостольское благословение!

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4650. ПРИНЦЕССЕ МАТИЛЬДЕ
2 (14) марта 1877 (?). Париж

50, Rue de Douai.
Mercredi matin.

Madame,

Je vous demande bien pardon d'avoir attendu jusqu'au dernier moment pour vous faire savoir qu'il me serait impossible de profiter de votre honorable invitation; j'espérais encore pouvoir le faire. -- Voici huit jours que je ne quitte pas la chambre; et le mieux que j'attendais ne veut pas venir. -- Il ne me reste plus qu'à prier Votre Altesse de vouloir bien accepter avec l'expression de mes regrets celle des sentiments de profond respect, avec lesquels j'ai l'honneur d'être

votre très humble serviteur Ivan Tourguéneff.

4651. ГЮСТАВУ ФЛОБЕРУ
2 (14) марта 1877. Париж

50, Rue de Douai. Mercredi.
14 mars, 11 ¹/₂ h. du matin.

Mon cher vieux,

Je viens d'écrire à la princesse Mathilde que je ne puis aller à son dîner¹; j'en suis navré -- c'est un vrai guignon -- mais décidément je ne puis pas montrer ma face hors de chez moi -- je sors pour la première fois pour aller chez un dentiste et je rentre aussitôt. -- J'ai encore eu de violentes douleurs névralgiques cette nuit.

Je vous en prie, dites à la princesse que tout èa -- c'est malheureusement la vérité².

Autre chose: voilà que Stassulevitch m'écrit que, toute réflexion faite, il préfère mettre les deux légendes ensemble -- dans le No du 13 avril. С'est son affaire et il a peut-être raison. -- J'avais écrit une petite préface. -- Cela ne change rien à la publication d'ici. -- Stassulevitch m'écrit que puisque "Hérodiade" est de la même longueur que "St Julien", il fera les calculs là-dessus -- et enverra l'argent aussitôt (je lui ai fait entendre en termes détournés que vous n'en seriez pas fâché)³.

Je vous serre mélancoliquement la main.

Votre J. Tourguéneff.

4652. АНДЖЕЛО ДЕ ГУБЕРНАТИСУ
4(16) марта 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Vendredi, 16 mars 1877.

Monsieur,

J'ai à vous faire mes meilleurs remerciements pour l'article si plein de bienveillance que vous avez consacré à mon roman¹ -- et que je viens de recevoir.

Mon roman -- vous ne l'ignorez probablement pas -- a été l'objet d'attaque très violente de la part de la presse russe; je suis d'autant plus heureux d'entendre des paroles moins sévères émanant d'une autorité telle que la vôtre. Je suis très content d'apprendre que mon libraire a ponctuellement rempli mes ordres² -- et l'idée de savoir mes ouvrages sous votre toit et dans les mains de Mme De Gubernatis m'est très agréable.

Je vous prie, Monsieur, de vouloir bien lui transmettre l'hommage de mes respects et d'accepter pour vous-même l'assurance de mes sentiments dévoués.

Ivan Tourguéneff.

4653. И.И. МАСЛОВУ
5 (17) марта 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Пятница, 17/5-го марта 1877. {Так в подлиннике.}

Милый друг Иван Ильич,

Я получил твое письмо¹ и вексель. -- Деньги -- 608 фр. -- присоединены к кассе девицы Шмейссер.

Г-жа Виардо надеется, что через три, четыре месяца она вполне будет готова для поступления на русскую оперу, роли которой она с нею проходит; -- г-жа Виардо {Было: она} не полагает, чтобы твоя protégée могла бы петь италиянский или немецкий репертуар -- ибо для этого она не довольно музыкальна -- хотя голос у ней очень хорош. -- Ведет себя девица Ш<мейссер> очень скромно и благоразумно².

Благодарю тебя за твой отзыв о 2-ой части моего романа и вообще о всей "Нови"³; меня это тем более порадовало, что я никогда не подвергался такому единодушному порицанию в журналах⁴. -- Впрочем, это уже для меня теперь дело "прошлое" -- так как я твердо решился более не писать и положить перо, которое служило мне более 30-ти лет; ---пора в отставку, к ветеранам.

Через 6 недель -- если буду жив -- я в Москве -- и с какою радостью обниму тебя!⁵ -- А до тех пор будь здоров и бодр и верь искренней дружбе

сердечно тебе преданного Ив. Тургенева.

4654. Ю.П. ВРЕВСКОЙ
5 (17) марта 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Суббота, 17-го/5-го марта 1877.

Какой Вы, однако, добрый друг, милая Юлия Петровна -- и как Вы заступаетесь за отсутствующих! Но Вы, однако, не слишком гневайтесь на всех этих г-д Апухтиных и т.д.¹ Кто знает, может быть, они и правы. Я сам больше всех недоволен собственной работой -- и в душе едва ли не сочувствую всем критикам, которые так единодушно меня распекают!² -- Действительно, живя вдали от России, невозможно вполне верно и живо передать то, что составляет самую ее суть. А потому я твердо решился больше не писательствовать, -- имя мое не появится ни в одном журнале -- в этом Вы можете быть уверены. -- Буду продолжать жить, пока немощи не одолеют, придумаю себе какое-нибудь занятие -- а там ведь скоро конец под гору пойдет -- и уж совершенно будет всё едино!

Но я все-таки благодарю Вас за жар Вашей дружбы -- и с умилением цалую Ваши хорошие руки.

Читаю я процесс пропагандистов в Окружном суде...³очень что-то уж глупо -- точно какие-то пошлые школьники. -- Но как мне жаль, что я всего этого не вижу глазами. Именно с Вами я хотел бы всё это видеть. Да я еще не теряю надежды.

(Кстати, отчего же так беспокоит кн. Оболенского болезнь гр. Протасовой?)

Вы еще говорите о черных тучах; а мы здесь, после приезда Игнатьева расцвели -- и видим будущность в розовом свете. -- Никто не сомневается в мире -- и так как позор его падает на нас одних -- то никто и не печалится⁴.

Я получил от П.М. Третьякова письмо, в котором он уведомляет меня, что вручил для Миклухи-Маклая 1000 р. сер.⁵ -- Признаюсь откровенно, при нынешних моих обстоятельствах ох как солоно мне дать эти обещанные две тысячи -- но, взявшись за гуж, не говори, что не дюж. -- Я свое слово сдержу. Попросите только кн. А. Мещерского, чтобы он мне написал, когда именно ему нужны эти 2 тыс.⁶ Я было рассчитывал на запроданную книгопродавцу Салаеву (в Москве) "Новь"; -- он мне давал 2000 р.⁷; -- но, ввиду единогласной журнальной брани, я счел своим долгом написать Салаеву³, что я не желаю его ввести в убыток -- и предоставляю ему право отказаться от нашего условия; -- не сомневаюсь в том, qu'il me prendra au mot -- "Новь" отдельно издана не будет -- и я останусь на бобах.

Трудные, милая Юлия Петровна, подошли для меня времена!

А засим желаю Вам всего хорошего на свете, вторично цалую Ваши милые руки и остаюсь

душевно Вас любящий Ив. Тургенев.

4655. А.М. ЖЕМЧУЖНИКОВУ
5(17) марта 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Суббота, 17/5-го марта 1877.

Любезнейший Жемчужников, опять мне приходится благодарить Вас за Ваше теплое -- и умное письмо¹. Отвечать на него, как бы следовало, на письме не могу: в разговоре бы все это вылилось. Ваши замечания насчет деятельности Марианны и Нежданова -- мало сказать -- верны; Вы, как говорят немцы, "haben den Nagel auf den Kopf getroffen". Все это приблизительно -- я сам себе говорил. (Исключение одно: Нежданову ничего не стоило побывать в 5 кабаках; в соседстве моего имения, где больших сел нету, в радиусе 7 верст 11 кабаков -- и их очень легко обойти в один день). Но дело в том, что по милости моего абсентеизма я бы не сумел сделать это так, как бы следовало: верно и живо. Из этого -- и из многих иных причин, которые долго было бы высказывать, вытекает то, что мне приличнее замолчать. Я сам недоволен своей работой -- и с большей частью критики (а никогда они не были так единодушны) в глубине души согласен; и так как это всё -- при той обстановке, в которую окончательно сложилась моя жизнь -- непоправимо -- то результатом моего собственного чувства явилось решение уж конечно бесповоротное: прекратить мою литературную деятельность². Не из желания "уловить момент" -- или "популярничать" -- взялся я за этот последний сюжет, который, впрочем, давно во мне вертелся; я сознавал, что жизнь бежит в эту сторону, я сделал набросок, я указал пальцем на настоящую дорогу -- но этого мало -- и серьезному художнику остается уйти -- и предоставить другим действовать и работать, что я и сделаю.

Слухи, дошедшие до Вас о второй части -- о возможности ее истребления, о вмешательстве Тимашева, совершенно верны; но всё это доказывает только то, что я тронул больное место³. Это так; mais j'avais l'ambition de faire plus que cela -- a этого я не могу, в этом я убедился -- и другие меня убедили -- и я умолкаю.

Сказать Вам, что я радуюсь этому решению, было бы смешно; но и не очень грущу об этом. Личная, собственная жизнь во мне уже прежде прекратилась... а снявши голову, по волосам не плачут.

Остается благодарить тех, которые, подобно Вам, угадали и поняли намек.

Ваших стихов в апрельской книжке "О<течественных> з<аписок>" я не читал -- хотя имею этот год (76-й); но они отданы в переплет -- и, если Вы мне пришлете их, я Вам очень буду обязан⁴.

Я отсюда выезжаю через месяц -- и останусь в России (большей частью -- в деревне) около месяца; потом в Карлсбад -- потом опять сюда. А какие Ваши намерения?

Eben lese ich in der "Gegenwart" eine Annonce von "Nord und Süd"¹, wo unter anderem auch von einer Novelle von mir -- wie auch von einem Portrait (mit Biographie) die Rede ist². -- Eine Photographie bekommen Sie nächstens³; -- was aber die Novelle betrifft -- ich muss Ihnen Folgendes mittheilen. -- Einen Beitrag von mir bekommen Sie nicht aus dem Grunde, dass ich mich entschlossen habe -- jede litterarische Thätigkeit aufzugeben; -- mein Name erscheint künftig unter keiner Arbeit, sei es in Russland oder im Auslande. Es wäre viel zu weitläufig und -- wenig interessant, die Ursachen dieses Entschlusses auseinanderzusetzen: genug -- er steht unwiderruflich fest⁴. -- Meinem russischen Verleger habe ich dasselbe mitgetheilt. -- Es wird mich natürlich nicht hindern, Ihrem neuen Unternehmen meine ganze Theilname zu schenken -- und ihm das beste Glück zu wünschen.

искренне Вам преданный Ив. Тургенев.

4656. ПАУЛЮ ЛИНДАУ
5 (17) марта 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Sonnabend, d. 17. März 1877.

Verehrter Herr Lindau,

Empfangen Sie die Versicherung meiner Hochachtung und Ergebenheit.

Iwan Turgenjew.

4657. ЮЛИУСУ РОДЕНБЕРГУ
5 (17) марта 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Sonnabend, d. 17. März 1877.

Verehrtester Herr Rodenberg! Ich hätte Ihnen längst antworten sollen; wenn ich es nicht gethan habe -- so geschah es aus einem Grunde, den gerade herauszusagen ich mich erst jetzt entschlossen habe: denn Ihnen gegenüber -- sind Ausflüchte -- die sogenannte "eau bénite de cour" -- unstatthaft; ich will Ihnen reinen Wein einschenken. -- Ich kann nichts für die "Rundschau" thun -- eben so wenig wie für jede andere Revue -- sei sie russisch oder ausländisch; -- aus verschiedenen Ursachen, deren Auseinandersetzung zu weitläufig würde -- verzichte ich überhaupt auf jede litterarische Thätigkeit; -- ich habe meine Feder niedergelegt -- um sie nie mehr in die Hand zu nehmen. -- Dieser Entschluss steht unerschütterlich fest -- und ich ziehe vor, es Ihnen gerade herauszusagen.

Das wird mich nicht hindern, Ihrer interessanten Publikation mit dem grössten Interesse zu folgen -- und ihr -- und Ihnen -- das schönste Gedeihen und überhaupt das Beste zu wünschen.

Empfangen Sie die Versicherung meiner Hochachtung und Ergebenheit.

Iw. Turgenjew.

P.S. Ich schreibe in demselben Sinne an P. Lindau¹, dem ich -- eventuell -- einen Beitrag versprochen hatte².

4657a. НАДАРУ
6 (18) марта 1877 (?). Париж

50, Rue de Douai.
Dimanche, 9 heures du matin.

Il m'est impossible de venir chez vous aujourd'hui. Vous conviendrait-il que je vienne mardi à la même heure? Recevez l'assurance de mes sentiments distingués.

Iv. Tourguéneff.

4658. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
7 (19) марта 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Понедельник, 19/7-го марта 1877.

Любезнейший Михаил Матвеевич,

Получил я Ваши два письма¹, получил и мартовский No... Должен сознаться, что тотчас же почувствовал, за что и откуда падет удар... Уж очень сюжет опаслив! -- Остается мне выразить сожаление за материальный убыток -- а впрочем -- маленькая буря не в счет -- и ладья все-таки плывет под полными парусами². Будем говорить о делах.

а.) Вы мне еще не прислали повесть д-цы Бларамберг; пожалуйста, не забудьте это сделать³.

b.) Один отъезжающий отсюда приятель⁴ взялся доставить Вам роман той же девицы -- первая часть которого Вам понравилась; -- вторую она настолько переделала и исправила, что, кажется, теперь он не посрамит летних месяцев "Вестника". -- Во всяком случае, будьте так любезны, потрудитесь прочесть этот роман -- для того чтобы решить, принимаете ли Вы его окончательно -- или нет? -- и так и сказать самой д-це Бларамбер, которая не далее как через 6 недель прибудет в Петербург -- и явится к Вам, чтобы узнать судьбу своего детища. -- Пожалуйста, сделайте это.

с.) Вы уже, вероятно, успели прочесть теперь флоберовскую легенду -- и, надеюсь -- остались довольны и текстом и переводом. -- (Вторую, "Иродиаду" -- Вы получите непременно через 2 недели)⁵. Если найдете возможным, пришлите корректуру, так же как Вы сделали с "Новью"; и так как в легенде едва ли окажется более одного листа -- то Вы, быть может, найдете удобным прислать всё разом.

d.) Что же касается до цены за лист -- которую Вы предоставляете моему благоусмотрению -- то я, не желая снова воспользоваться Вашим великодушием, с одной стороны -- а с другой, желая добра Флоберу -- (так как все деньги пойдут ему) -- предлагаю назначить за легенду -- по 200 р. сер. Коли можете натянуть немножко больше -- и то добре. -- Но сделайте милость -- отвечайте на этот счет немедленно⁶.

е.) Теперь остается один довольно щекотливый пункт, о котором я бы и не заикнулся, если б не имел дело с Вами -- т.е. с человеком, которому доверяю и которого уважаю вполне. -- Мне было не совсем приятно -- и даже жутко -- что Вы напечатали это воспоминание о "Ревизоре" по поводу "Нови". -- Нет, любезный М<ихаил> М<атвеевич> -- между этими двумя вещами -- к сожалению -- нет ничего общего!⁷ -- Странно это писать автору -- и писать к редактору журнала, в котором он поместил свое произведение; но у меня насчет "Нови" раскрылись глаза; -- это вещь неудавшаяся. Не говорю уже об единогласном осуждении всех органов печати, которых, впрочем, нельзя же подозревать в заговоре против меня; но во мне самом проснулся голос -- и не умолкает. -- Нет! нельзя пытаться вытащить самую суть России наружу, живя почти постоянно вдали от нее. -- Я взял на себя работу не по силам. Вы пишете в "Вестнике" -- что серьезная критика еще не сказала своего слова⁸; нет -- она сказала. -- Я прочел обе статьи -- "Отечеств<енных> записок" -- и "Русского вестника" -- и не могу не сознаться -- что в душе согласен с ними⁹. -- В судьбе каждого из русских несколько выдающихся писателей -- была трагическая сторона; моя -- абсентеизм, причины которого было бы долго разыскивать -- но влияние которого неотразимо высказалось в этом последнем -- именно последнем произведении¹⁰. -- Всё это между нами, дорогой М<ихаил> М<атвеевич>; я никогда не доказывал сильнее своего доверия к Вам.

А в Петербург я все-таки приеду -- до 1-го мая. -- Будьте так добры, ответьте на сделанные мною запросы -- и верьте в искренность моей дружбы.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4659. Н.С. ТУРГЕНЕВУ
7 (19) марта 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Понедельник, 19/7-го марта 1877.

Милый брат,

Мне сдается, что я довольно часто писал тебе в последнее время -- а в последнем твоем письме от 13/1-го марта ты жалуешься на мое молчание и осведомляешься о моем здоровье¹. Оно недурно -- хотя в последнее время я довольно сильно страдал флюсом и невральгическими головными болями; но это, в сущности, не важно -- а подагра меня только легонько пощипывала.

Что же касается до присланного тобою вырезка с критической статьей о моем романе -- то я из него ничего не узнал нового. Нет никакого сомнения, что, как ты пишешь, "Новь" провалилась; -- и я начинаю думать, что эта участь ее -- заслуженная. -- Нельзя же предположить, чтобы все журналы вступили в некоторый заговор против меня; скорее должно сознаться, что я ошибся, взял труд не по силам -- и упал под его тяжестью. -- Действительно, нельзя писать о России, не живя в ней. -- Было бы лучше, если б я несколько лет тому назад замолчал; -- но во всяком случае -- этот последний урок для меня не пройдет даром: литературная моя карьера прекращается навсегда -- и мое имя уже не явится ни под каким самостоятельным трудом. -- Это не совсем легко; жизнь впереди представляется несколько пустою; -- но надо уметь, как говорится, черту в глаза посмотреть -- или, пожалуй, правде. Дидро где-то сказал, что -- "avant sa mort, l'homme suit plusieurs fois son propre convoi"²; -- вот и мне пришлось прогуляться за собственным литературным гробом. -- Приищу себе какое-нибудь другое занятие; -- а там придет окончательная старость... И ежедневные, мелкие заботы о сохранении жизни и т.п. -- поглотят все остальные интересы,

В Россию я все-таки приеду -- перед Карлсбадом: т.е. в самом начале мая -- или даже в конце апреля. -- Твердо надеюсь застать тебя еще в Москве...³ а до тех пор дружески крепко тебя обнимаю и остаюсь

любящий тебя брат Ив. Тургенев.

4660. ЖЮЛЮ ЭТЦЕЛЮ
7 (19) марта 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Lundi, 19 mars.

Mon cher ami,

Dans peu de jours mon roman sera terminé au "Temps"; -- avez-vous toujours le désir de le publier -- et faut-il que je vous envoie les feuilletons?¹

Un mot de réponse, s'il vous plaît.

Je vous serre cordialement la main.

Tout à vous Iv. Tourguénieff.

4661. Ю.П. ВРЕВСКОЙ
8 (20) марта 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Mardi, 20 mars 1877.

Chère Madame Wrefski,

Permettez-moi de vous recommander aussi chaudement que possible le porteur de la présente, un ami à moi, Mr Alexandre Condie Stephen qui vient d'être nommé attaché à l'Ambassade Anglaise à Pétersbourg. -- С'est un charmant garèon, connaissant bien le russe (il a publié une très bonne traduction du "Démon" de Lermontoff)¹; -- je serais heureux d'apprendre que vous l'avez reèu avec votre bienveillance habituelle. -- Si le prince А. Mestcherski est à Pétersbourg, faites lui faire la connaissance de Mr Stephen; -- il pourra lui être bien utile par ses conseils -- ne fût-ce que pour lui dire comment il doit arranger sa vie de garèon, sa table, etc.

Vous êtes si bonne et si aimable que je ne doute pas du succès de ma recommandation auprès de vous -- et vous en remerciant d'avance je vous dis: au revoir à bientôt.

Votre tout dévoué Iv. Tourguéneff.

4662. ЭДМОНУ ДЕ ГОНКУРУ
9 (21) марта 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Mercredi matin, 21 mars.

Mon cher ami, Je viens vous prier de venir dîner avec les amis et moi lundi prochain, 26 mars, au Café Riche à 7 ¹/₂ h.¹Au revoir et mille amitiés.

Ivan Tourguéneff.

4663. ЭМИЛЮ ЗОЛЯ
9 (21} марта 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Mercredi, 21 mars 1877.

Mon cher ami,

Je viens de compter les pages de votre correspondance du No de mars que j'ai reèu hier. II y en a 21 (430 à 450). Je n'ai pas eu encore le temps de la lire (c'est sur la vie de collège). Je ne puis pas juger où il y a coupure¹, mais je lui écrirai -- très fermement -- aujourd'hui même².

Le bon Stassulevitch ne doit pas être content à l'heure qu'il est. On lui a coupé tout un roman dans le mois de mars³. Mais ce n'est pas une raison.

Auriez-vous par hasard attaqué les études classiques? Sous le Ministre de l'Instruction publique que nous avons actuellement en Russie, c'est l'arche sainte. Il a réussi à persuader l'Empereur qu'il n'y a que les révolutionnaires qui les attaquent⁴.

Vous savez que vous dînez avec moi et nous tous lundi prochain, 26 mars, à 7 h. ¹/₂. au Café Riche⁵.

Mille amitiés.

Iv. Tourguéneff.

4664. ЖОРЖУ ПУШЕ
9 (21) марта 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Mercredi matin,
21 mars.

Cher Monsieur Pouchet,

Flaubert a dû vous dire que je serais heureux de vous voir des nôtres, -- au dîner de lundi, 26 mars¹. -- Le rendez-vous est au Café Riche à 7 ¹/₂ h.

Au revoir, n'est-ce pas?

Tout à vous Iv. Tourguéneff.

4665. Г.Н. ВЫРУБОВУ
10 (22) марта 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Четверг, 22-го марта.

Любезнейший Григорий Николаевич, Я виноват перед Вами -- и приношу Вам мое смиренное извинение; -- когда я Вас видел в день чтения¹, у меня до того голова болела, что из нее чисто выскочило мое обещание обедать у Вас в субботу -- и только когда В. Корш, посетивший меня сегодня, напомнил мне о нем -- оно снова предстало передо мною во всей своей ясности. -- Докажите же, что Вы не гневаетесь на меня, и приходите послезавтра, в субботу -- в Hôtel Rastadt -- Rue Neuve St-Augustin, 44 -- к Коршу, откуда мы втроем отправимся обедать в какой-нибудь кабачок. -- Очень было бы это мило с Вашей стороны.

В ожидании скорого свидания, дружески жму Вам руку и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

P.S. Я напишу также Ханыкову².

4666. ЭМИЛЮ ДЮРАНУ
10 (22) марта 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Jeudi, 22 mars.

Mon cher Monsieur Durand,

Mon ami М. Viardot, auquel je donne à lire les épreuves de "Terres Vierges", a proposé d'ajouter à l'endroit où l'on parle du mariage de Marianne avec Solomine¹, la note suivante:

"Si le roman de М. I. T(ourguéneff) n'avait pas été écrit et même publié avant le procès politique qui se déroule en ce moment devant le Sénat à Saint-Pétersbourg, on pourrait croire qu'il en a été le copiste: il en était le prophète. On retrouve, en effet, dans ce procès, les mêmes illusions généreuses et les mêmes complètes déceptions; on y retrouve jusqu'à des mariages impromptus et même des mariages fictifs. Le roman des "Terres Vierges" est devenu subitement de l'histoire. (Note du traducteur)".

М. Viardot a cru qu'on ferait bien d'ajouter cette note pour parer à un certain ahurissement du lecteur; mais comme cette note est faite en votre nom, j'ai cru devoir vous l'envoyer. J'espère que vous n'y trouverez rien à redire; cependant si vous y voyez le moindre inconvénient, faites-le-moi savoir aujourd'hui même et j'y aviserai².

Je compte bien avoir le plaisir de vous voir avant votre départ pour la Russie³, et en attendant je vous serre cordialement la main et suis

votre tout dévoué Iv. Tourguéneff.

P.S. J'ai à remercier Mme Durand de l'envoi de son livre "А travers Champs" que je me ferai un vrai plaisir de lire; mais dans la trop flatteuse dédicace qu'elle y a inscrite, il est un mot qui n'est plus de mise: on n'est plus disciple quand on est, comme elle, passé maître⁴.

4667. Е.И. РАГОЗИНУ
12 (24) марта 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Суббота, 24-го/12-го марта 1877.

Любезный Евгений Иванович,

Я получил Ваше дружеское письмо -- и на другой день познакомился с Вашим братом Пассеком, который мне необычайно понравился: славный, чистый, умный малый! Я от него узнал, что это Вы его стихи присылали ко мне -- и взял с него слово, что он мне покажет и те, которые он с тех пор написал¹. (Кстати, кто такое "Вячеслав", стихотворения которого попадаются в "Неделе"? В них заметна поэтическая струнка)². Потолковали мы также с ним о "Нашем веке" -- и о Вашем желании залучить для этой газеты хороших корреспондентов³. (Открываю другую скобку, чтобы сказать Вам спасибо за высылку ко мне "Нашего века" -- а главное -- за помещенную в фельетоне статью о моем романе. После всех затрещин, обильной рукою преподнесенных мне всей остальною критикою, эта статья отрадно подействовала на меня своей справедливостью, ясным пониманием того, что я хотел выразить, верным указанием удачных и неудачных сторон моей работы. Не будет ли нескромностью желание узнать, кто автор этой статьи)⁴. Что касается до корреспондентов -- я берусь доставить Вам двух хороших и дельных: по части музыки и по части искусств. Я уже сделал несколько нужных приступов... за остальных не берусь, ибо не довольно знаком с тем миром, где они пребывают. Не получаете ли Вы в Петербурге еженедельного издания под заглавием "Revue politique et littéraire"? Это -- безо всякого сравнения -- самая дельная парижская Revue -- она с каждым днем приобретает больше значения -- круг ее читателей расширяется; там есть несколько молодых публицистов, которые, как мне кажется, стоят во главе сознательного движения мысли во Франции. Если хотите -- я наведу справки и там. Результат же моих исканий по части художественной критики я в свое время сообщу Вам⁵.

Я остаюсь здесь еще месяц. В конце апреля я отъявлюсь в Петербург.

Конечно, я буду Вас там часто видеть и беседовать с Вами.

До тех пор будьте здоровы -- кланяюсь Вашей супруге и желаю Вам всего хорошего.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4668. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
12 (24) марта 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Суббота, 24-го/12-го марта 1877.

Почтеннейший Михаил Матвеевич, на сегодняшний раз только кратчайшее письмо -- -- во-первых, с извещением, что 2-ая легенда Флобера¹ уже подвигается к концу -- (кстати, Вы мне не вышлете корректуру первой?) -- а во-вторых, с просьбой переслать мне сюда остающиеся деньги за "Новь"² -- за что заранее благодарю Вас. Завтра напишу письмо пообстоятельнее³. Сегодня же ограничиваюсь крепким пожатием руки -- и остаюсь

душевно Вам преданный Ив. Тургенев.

4669. А.А. ТРУБЕЦКОЙ*
12 (24) марта 1877. Париж

* Полный текст письма и перевод см. на с. 645--647.

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Samedi, 24 mars 77.

Chère et bonne princesse Troubetzkoï, Je viens de recevoir votre lettre -- et l'indignation d'amie, dont elle est pleine, m'a vivement touché¹. -- Mais hélas! ce n'est pas seulement le "Русский вестник" -- ce sont tous les journaux, sans exception, qui m'abiment². Jamais il n'y a eu une plus grande unanimité de critique -- c'est ce qu'on nomme un éreintement universel. -- Vous dire que j'y suis indifférent -- serait par trop présompteux; j'avouerais même que tout ceci me trouble -- je ne puis pourtant pas supposer une conspiration contre ma personne ou mon œuvre... il y a donc, comme dit Shakespeare -- "something rotten in the state of Denmark"...³ c'est à dire dans mon roman. -- Je puis ajouter que sans trop le vouloir, j'ai blessé pas mal de monde -- en posant le doigt sur la plaie. -- Enfin, ce qui est fait est fait; si la chose a été utile <...>⁴

Ce n'est pas ma faute, si pour faire marcher en avant la Russie on ne peut compter que sur des personnages pareils

<...>

La question "Tchernychefski" est trop grave pour être traitée en quatre mots... Vous faites bien de lire le roman de Tchernychefski <...>⁶

<...> est traité encore aujourd'hui. Nous parlerons de tout ceci.

Toute la maison se fait une fête de voir Mlle Marianne -- et moi aussi. La famille Viardot va très bien et se rappelle à votre bon souvenir.

Je vous dis -- au revoir -- et vous serre la main de toute la force de mon amitié, qui est aussi vieille que fidèle

votre tout dévoué Iv. Tourguéneff.

4670. Н.А. ЩЕПКИНУ
12 (24) марта 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Суббота, 24/12-го марта 1877.

Любезнейший Николай Александрович,

Получил я от Вас -- во-первых, вексель на 100 руб. -- во-вторых, письмо с приложенной ведомостью¹. Все Ваши распоряжения я одобряю -- и прошу только обратить внимание на Кадное, чтобы мы могли при свидании решить, как окончательно поступить с ним².

От Волнова нечего было ожидать ничего, кроме пакостей. Это всё следы знаменитого управления г-на Кишинского. Разумеется, потакать ему нечего -- и если, по поговорке, с лихой собаки хоть шерсти клок -- то хоть этот клок следует сорвать³.

Я предвидел, что дело с жиздринскими крестьянами не могло иметь другого исхода -- и так и писал к Вам и к ним⁴.

Потрудитесь сообщить мне цифру денег, полученных с купцов и взнесенных Вами в Орловский банк -- а также и цифру денег, взнесенных Вашим батюшкой за аренду, и куда Вы их поместили -- для того чтобы я знал с точностью, сколько в моем распоряжении находится капиталу⁵.

Самым поздним сроком моего прибытия в деревню (в Спасское) считаю 1-е мая; отсюда я выезжаю через месяц -- и пробуду некоторое время в Петербурге и Москве.

Передайте мой дружеский поклон Вашим родителям; крепко жму Вам руку и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

4671. А.П. БОГОЛЮБОВУ
14 (26) марта 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Понедельник, 26 марта.

Любезнейший Алексей Петрович,

Эту записочку передаст Вам наш известный литератор Н.В. Гербель, который желает приискать здесь хорошего гравера для работ по изданию полных сочинений Байрона в русском переводе. Никто более Вас не может дать ему полезный совет по этому делу -- и, зная Вашу всегдашнюю истинно беспримерную готовность услужить нашим соотечественникам, я не усомнился обратить его к Вам. Дружески жму руку.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4672. Н.В. ГЕРБЕЛЮ
14 (26) марта 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Понедельник.

Любезный Николай Васильевич,

Занятия и хлопоты помешали мне посетить Вас до сих пор. -- Что же касается до двух томов Байрона и Вашей фотографии, то Вы, вероятно, унесли их с собою -- ибо по тщательном розыске -- я ничего подобного у себя не нашел. -- Вы, может быть, смешиваете их с оставленными у меня печатными листами, которые при сем препровождаю¹. -- О гравёре я Вам не говорил, потому что предполагал, что в теперешнем состоянии Вашего здоровья²Вам некогда будет этим заниматься. Притом же я здесь никого не знаю. Впрочем, если Вы все-таки не изменяете Вашего намерения -- то, я полагаю, Вам лучше всего обратиться к нашему известному живописцу А.П. Боголюбову -- (прилагаю при сем записку к нему)³ -- который, лучше чем кто бы ни был, может дать Вам все нужные указания и советы.

Буду еще иметь удовольствие Вас видеть, а до тех пор будьте уверены в совершенном моем уважении и преданности.

Ив. Тургенев.

4673. А.А. МЕЩЕРСКОМУ
15 (27) марта 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Вторник, 27/15-го марта 1877.

Любезнейший князь!

Получивши Ваше письмо¹ и порядком попотевши над ним (я полагаю, Вы можете претендовать на первый приз неразборчивости почерка), спешу Вам отвечать следующее:

Не буду Вам говорить о моем романе -- и скажу только, что душевно радуюсь тому, что он Вам нравится². Перехожу немедленно к "Hauptfrage": о М<иклухе>-Маклае.

Мне была весьма неприятна необходимость, в которой я очутился по милости расстройства моих дел, -- необходимость спустить мои 3000 на 2³. Но и тут происходит следующая загвоздка. Деньги, полученные с "Вестника Европы" за "Новь", пошли все на собственные мои нужды; но я запродал книгопродавцу Ф.И. Салаеву в Москве отдельное издание за 2000 р. -- и эти-то 2000 я назначал на вспомоществование М<иклухе>-Маклаю. Но перед всеобщим гамом и ревом осуждения и брани, которыми был встречен мой роман, я почел долгом написать Ф.И. Салаеву -- что я освобождаю его от обязанности печатать такую охаянную книгу -- и что, если он мне не напишет, что он все-таки держится -- с своей стороны -- за исполнение контракта, я буду считать дело отдельного издания "Нови" похеренным⁴. Написал я ему это две недели тому назад -- и до сих пор "я слышу -- молчание". Если через 3, 4 дня я не получу от Салаева ответа -- значит, он ухватился за мое предложение -- и мои 2000 р. ухнули в воду. Тогда мне придется придумать какую-нибудь другую штуку -- совершить которую я буду в состоянии только по приезде в Россию -- т.е. через месяц. Если же Салаев напишет мне, что он все-таки печатает "Новь" -- тогда я ему немедленно дам знать, чтобы он переслал деньги к Вам в Петербург. Результат всего этого -- нужно подождать!

Теперь о Нарышкине!⁵ Это -- тоже вроде Демидова, с тем небольшим изменением, что я никогда и нигде его не "выводил"⁶. Но я встречался с ним в Бадене и других местах -- и не знаю, заметил ли он чувство, которое возбуждал во мне -- но я положительно возбуждал в нем омерзение и ненависть. Это дрянной, чванливый и полусумасшедший мальчишка, который бросит 100 000 фр. на покупку картины -- о чем будут говорить все журналы -- но на хорошее и полезное дело не даст гроша. Если бы Вы только раз увидели его мерзкую мордочку -- Вам бы и в голову не пришло обратиться к нему.

Штиглиц скорее способен дать; но он у Вас там под рукою -- и Вам удобнее воздействовать на него. "Il y a quelque chose" в Вашей идее насчет ф<он> Дервиза и Mlle Panaïeff. Она теперь играет (поет) у него на театре в Ницце -- и он должен быть "aux petits soins" с нею. Я сегодня же напишу ей -- и ее полоумному родителю⁷. Чем черт не шутит! Правда, г-н ф<он> Дервиз на одном благотворительном музыкально-литературном утре, устроенном мною, получив лучший билет, заплатил только за свое место -- и ни сантима больше... Но прекрасные глаза Mlle Панаевой могут заставить его раскошелиться.

Во всяком случае -- Вы можете быть уверены, что я сделаю всё возможное.

Дружески жму Вам руку и остаюсь
преданный Вам Ив. Тургенев.

4674. Н.М. СПАССКОМУ
15 (27) марта 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Вторник, 27/15-го марта 1877.

Наконец-то Вы отозвались, любезнейший Спасский! -- Мы здесь уже думали, что либо Вы уехали в Сербию, либо похитили какую-нибудь контессу -- и отправились с ней в Андалузию, как в самое для любовников приличное место! -- Мне очень было приятно узнать, что Вы не покинули Италию, продолжали работать -- и теперь готовитесь начать Вашу театральную кариеру. -- Но, увы! -- Ваша просьба не может быть удовлетворена¹. -- Гуно объявил наотрез, что он поставил себе за правило никогда никого {Было: никому} не рекомендовать -- потому что -- в противном случае -- на него налетели бы тысячи просьб со всех концов мира; а г-жа Виардо никаких сношений ни с г-жой Лукка -- ни вообще с Италией (где даже во время славы своей не пела -- и не хотела петь) -- не имеет -- и потому писать никому и ни о чем просить не может. Прибавлю от себя, что в наше скудное тенорами время -- человеку, одаренному голосом и умеющему петь, никаких рекомендаций не нужно -- и всякий театральный директор обрадуется ему как находке. -- И потому -- не погневайтесь, если Ваша просьба попала, как Вы выразились -- под сукно; -- а Вам желаю всяких успехов, о которых будем с нетерпеньем ожидать весть.

Здесь все здоровы -- и кланяются Вам; я через месяц еду в Россию -- а оттуда в Карлсбад на 6 недель. Дружески жму Вам руку и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

4675. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
15 (27) марта 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Вторник, 27/15-го марта 1877.

Любезнейший Михаил Матвеевич, сейчас получил Ваше письмо от 24/12-го марта с вырезкой из "Нашего века"¹ и отрывком письма (который препровождаю обратно). -- И за то и за другое благодарю искренне. -- Вы из предыдущих моих писем могли усмотреть, что единодушное осуждение критикой моего романа порядком меня смутило и возбудило во мне сомнения; следовательно, некоторая поддержка мне очень была полезна². -- Вы, может быть, упрекнете меня в малодушии; но, мне кажется, тут действовало другое чувство... Впрочем, об этом не для чего распространяться. -- Повторяю Вам мою благодарность.

Теперь позвольте выяснить несколько пунктов.

1.) Вы теперь уже наверное получили от нашего общего приятеля А. Стифена -- роман д-цы Бларамбер³. -- Повторяю свою просьбу прочесть эту вещь -- и решить, годится ли она или нет?.. Также напоминаю Вам о высылке сюда рассказа "Аполлос Маркович"⁴.

2.) Зная Вашу любезность и аккуратность, не сомневаюсь в том, что Вы мне выслали деньги, о которых я просил Вас⁵. -- Надежды на мир опять исчезают -- и следует ожидать понижения курсов.

3.) Вы мне ничего не пишете о флоберовской легенде. -- Знаю только, что Вы ее йолучили. -- Я полагаю, что Вы со мной секретничать не будете: быть может, эта вещь Вам кажется не подходящей для "Вестника"? Во всяком случае, убедительно прошу Вас дать мне скорый ответ -- и если Вы принимаете "Юлиана" -- ("Иродиада" не сегодня-завтра поедет к Вам) -- то дайте знать, согласны Вы на цену, назначенную мною -- или какую Вы дадите? -- Пожалуйста, отвечайте -- по возможности, скоро⁶.

4.) Месяца не пройдет, как я уже предстану пред Ваши очи; -- будьте в том уверены.

Здоровье мое -- так себе: ни шатко, ни валко. -- Надеюсь, что история с мартовской книжкой не слишком Вас расстроила⁷.

Зола был в некотором "сумлений" насчет вырезок из последней его корреспонденции -- и просил меня узнать от Вас -- cur, quomodo, quando? -- Я ему сказал -- несколько наобум -- что, вероятно, он слишком горячо нападал на классицизм⁸.

Засим в ожидании ответа жму Вам крепко руку и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

4676. ЭМИЛЮ ЗОЛЯ
17 (29) марта 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Jeudi, 29 mars 1877.

Mon cher ami,

Je viens de recevoir de Stassulevitch une lettre dans laquelle il affirme n'avoir absolument rien retranché dans votre dernière correspondance, et pour preuve, il me l'envoie, en me priant de la collationner avec l'original. Je n'ai pas pu le faire aujourd'hui, car j'ai prêté le No du "Messager de l'Europe" à un monsieur qui doit me le rapporter demain; mais je ne puis m'imaginer que Stassulevitch ait voulu me tromper, sa tromperie serait trop facile à vérifier -- il en donnerait lui-même les moyens -- et je dois supposer que vous avez mal calculé le chiffre de votre copie¹.

Au revoir. Dimanche, dans tous les cas, chez Flaubert; j'aurai à vous transmettre encore une demande que l'on me fait².

Mille amitiés.

Tout à vous Iv. Tourguéneff.

4677. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
18 (30) марта 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Пятница, 30/18-го марта 1877.

Любезнейший Михаил Матвеевич,

"За всё, за всё тебя благодарю я", -- как сказано у Лермонтова¹ --

во-1-х) за дружеское распекание по поводу моего малодушия насчет "Нови"²;

во-2-х) за присылку "Аполлоса"³;

в-3-х) за гонорарий Флобера и т.п.⁴

Но так как я человек благодарный и "чювствую" -- то, с своей стороны, я делаю вот что: -- вместе со второй легендой Ф<лобера> -- с "Иродиадой" -- Вы получите небольшой, тоже легендообразный рассказ мой, который я прошу позволения безвозмездно повергнуть на алтарь дружбы и "Вестника Европы". -- Боюсь я, однако -- как бы ценсура не нашла затруднений... Эта штука озаглавлена "Рассказ священника" -- и в ней совершенно набожным языком передается (действительно сообщенный мне) рассказ одного сельского попа о том, как сын его подвергся наущению дьявола (галлюцинации) -- и погиб. Колорит, кажется, сохранен верно -- но там есть святотатство... впрочем, Вы увидите сами⁵.

Поручая себя Вашей корректуре (в книгопечатальном -- и другом смысле) -- дружески жму Вам руку и остаюсь

душевно {Было: дружески} Вам преданный Ив. Тургенев.

P.S. О чудо! В последнем своем фельетоне Суворин объявляет, что "Новь" -- что там ни говори -- хорошая вещь!⁶ Что сей сон значит??

4678. ЮЛИАНУ ШМИДТУ
18 (30) марта 1877. Париж

Paris. 50, Rue de Douai.
Freitag, d. 30. März 1877.

Mein lieber Freund,

Heute schicke ich Ihnen meinen Roman in der französischen (vorzüglichen) Übersetzung¹. Die deutsche (in der "St. Petersburger Zeitung") -- wenngleich autorisirt wimmelt von Fehlern². Manches ist gradezu verkehrt -- alles gemeinplätzig; die Naturschilderungen sind ganz verpfuscht und geben gar kein Bild. -- Vergleichen Sie z. В. den Anfang des XXI-n Cap. -- wo Markelof und Nejdanof nachts von der Stadt abreisen. Der deutsche Text ist gradezu eine Schweinerei -- die niemandem ein zusammenhängendes Bild geben kann³.

Es wird kein Monat vergehn und ich sehe Sie in Berlin und schwatze mich tüchtig aus⁴. -- Unterdessen grüsse ich Ihre liebe Frau und drücke Ihnen cordialiter die Hand.

Ihr Iw. Turgenjew.

4679. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
25 марта (6 апреля) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Пятница, 6-го апр./25-го марта 77.

Любезнейший и надежнейший Михаил Матвеевич!!

Имею сказать Вам многое -- и потом -- en avant пункты!

Во-1-х). Остальные деньги за "Новь" получил вчера от Гинцбурга: -- спасибо!

Во-2-х). "Иродиада" (перевод которой представил такие трудности, что, без хвастовства скажу -- не знаю, кто бы лучше меня это сделал) -- переписывается по ночам и приближается к концу. А так как я в одно время с нею непременно хочу Вам послать "Рассказ отца Алексея" -- в надежде, что авось ценсура пропустит¹ -- и в знак моей благодарности -- то коленопреклоненно прошу Вас дать мне сроку да 5-го/17-го апр<еля>; т.е. Вы должны получить обе вещи в этот день²; -- и если не получите, то можете назвать меня словесно и письменно -- "ручным кабаном"... Но этого не будет -- я сохраню свою амбицию.

В-3-х). Все меры приняты мною к тому, чтобы 25-го/13-го апр<еля> меня уже здесь не будет {Так в подлиннике.}; если я не умру или не занемогу смертельно -- я выеду в этот день. -- Вспомните: насчет "Нови" -- как долго я Вас обманывал! -- Однако кончилось тем, что доставил Вам. Точно то же совершится и в этот раз.

В-4-х). Кстати о "Нови"; Вы знаете, что я писал Ф.И. Салаеву, что, ввиду единодушного осуждения и т. д. -- я возвращаю ему его слово насчет отдельного печатания³. -- Но он отвечал мне приятно-ругательным письмом, в котором, распекши меня за мое малодушие, предлагает даже увеличить число экземпляров⁴.

В-5-х). Так как я уже заговорил об этом предмете, то могу сообщить Вам, что перевод "Нови" здесь понравился⁵.

В-6-х). Я сличил оригинал Зола с переводом -- и убедился, что он то, что французы называют "un paquet d'épines". Я завтра с ним обедаю -- и скажу ему это -- весьма откровенно⁶. Что касается до его статьи о В. Гюго -- то знайте, что все литераторы здесь -- все без исключения, разделяют мнение З<ола> насчет последних двух томов "Легенд"; -- но, разумеется, сказать этого не смеют -- pour ne pas attenter à une gloire nationale -- и, лежа ничком, поют (печатно) хвалебные гимны; -- но на словах не стесняются. -- Не такой же он идол у нас -- да и нет причин так трепетно благоговеть! -- Во всяком случае, шуму статья З<ола> наделает⁷.

А засим говорю Вам -- trotzalledem: до свидания -- и жму Вам крепко руку, как человеку, которого я чувствую своим другом.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

P.S. Я Вам, кажется, уже писал, что повесть д-цы Блар<амберг> получена⁸.

4680. Ф.М. ДОСТОЕВСКОМУ
28 марта (9 апреля) 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Понедельник, 9-го апр./28-го марта 77.

Милостивый государь Федор Михайлович!

Мой хороший приятель, известный литератор и знаток русского языка г-н Эмиль Дюран, получил от редакции "Revue des Deux Mondes" поручение составить монографии (биографические и литературно-критические) о выдающихся представителях русской словесности -- и с этой целью отправился в Россию¹. Вы, конечно, стоите в этом случае на первом плане -- и он меня просил снабдить его рекомендательным письмом к Вам, что я исполняю с тем большей охотой, что личное знакомство с г-м Дюраном, как с человеком в высшей степени добросовестным, образованным и умным, не может не доставить Вам самим большое удовольствие.

Я решился написать Вам это письмо, несмотря на возникшие между нами недоразумения, вследствие которых наши личные отношения прекратились². Вы, я уверен, не сомневаетесь в том, что недоразумения эти не могли иметь никакого влияния на мое мнение о Вашем первоклассном таланте и о том высоком месте, которое Вы по праву занимаете в нашей литературе³.

В надежде на радушие приема, которое Вы окажете г-ну Дюрану, и на Ваше сочувствие к самой цели его путешествия, прошу Вас принять уверение в совершенном уважении, с которым честь имею пребыть Вашим покорнейшим слугою.

Ив. Тургенев.

4681. А.Н. ОСТРОВСКОМУ
28 марта (9 апреля) 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Понедельник, 9-го апр./28-го марта 77.

Любезнейший Александр Николаевич, Мой хороший приятель, известный литератор и знаток русского языка г-н Эмиль Дюран, получил от редакции "Revue des Deux Mondes" поручение составить монографии (биографические и литературно-критические) о выдающихся представителях русской словесности -- и с этой целью отправился в Россию. Вы, конечно, стоите в этом случае на первом плане -- и он меня просил снабдить его рекомендательным письмом к Вам, что я исполняю с тем большей охотой, что личное знакомство с г-м Дюраном, как с человеком в высшей степени добросовестным, образованным и умным, не может не доставить Вам самим большое удовольствие¹. (Г-н Дюран, между прочим, перевел Вашу "Грозу")².

Не сомневаясь в радушии Вашего приема -- и в Вашем сочувствии к цели путешествия г-на Дюрана -- прошу принять от меня уверение в неизменной преданности и дружбе.

Иван Тургенев.

4682. А.Ф. ПИСЕМСКОМУ
28 марта (9 апреля) 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Понедельник, 9 апр. (28 марта) 1877.

Любезнейший Алексей Феофилактович!

Мой хороший приятель, известный литератор и знаток русского языка г-н Эмиль Дюран, получил от редакции "Revue des Deux Mondes" поручение составить монографии (биографические и литературно-критические)¹ о выдающихся представителях русской словесности -- и с этой целью отправился в Россию. Вы, конечно, стоите в этом случае на первом плане -- и он меня просил снабдить его рекомендательным письмом к вам, что я исполняю с тем большей охотой, что личное знакомство с г-ном Дюраном, как с человеком в высшей степени добросовестным, образованным и умным, не может не доставить вам самим большое удовольствие. Не сомневаюсь в радушии вашего приема и в вашем сочувствии к самой цели путешествия г-на Дюрана -- и заранее благодарю вас².

Прошу передать мой искренний привет вашей жене и вашему сыну и принять от меня уверение в неизменной дружбе.

Иван Тургенев.

4683. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
29 марта (10 апреля) 1877. Париж

Париж.
Вторник, 10-го апр./29-го марта 77.

Любезнейший Михаил Матвеевич, Вы получите настоящее письмо 1-го нашего апреля -- и "Рассказ отца Алексея" может Вам показаться мистификацией в ту силу -- что ценсура его не пропустит¹; но ежели, однако, это опасение не оправдается -- то я Вам скажу, почему я Вам высылаю эту штуку за три дня до "Иродиады"²; -- я бы желал, чтобы эти две вещи не были помещены рядом; (хотя "Иродиада" непременно должна явиться в майской книжке). -- "Отец Алексей" -- очень бы проиграл от непосредственного соседства. -- Вы его поместите в начале книжки; -- а "Иродиаду" в середине--и поставьте под именем Г. Флобер (переведено И. Тургеневым)³. -- Должен прибавить, что французский перевод "Алексея" появился с месяц тому назад в небольшом журнальчике, именуемом "La République des Lettres"; -- но этот журнальчик даже здесь не читают -- а в России он, чай, совершенно безвестен; впрочем, я прибавил кое-какие штришки в оригинале⁴.

О возмездии за "Алексея" -- умоляю не упоминать более: а то мы рассоримся -- если только это возможно.

Ослепительную по краскам "Иродиаду" Вы получите через 3 дня после 1-го апр<еля> -- т.е. 4-го или 5-го числа. Времени для печатания будет за глаза.

Сейчас получил я экземпляр "Юлиана" -- за что очень благодарю. Всего одна опечатка -- незначительная: стр. 626 -- строка 15 сверху -- "ружейной" вместо "оружейной". -- В другом месте -- (но уж это моя вина) -- стр. 616, строка 7-ая снизу -- надо будет поставить вместо: "украшенных" -- "разубранных", потому что в предыдущей строке стоит слово: "украшения"⁵, -- А я так старательно отчеканил эту вещь, что не желаю оставить ни одного пятнышка. Могу прибавить, что изо всей моей литературной карьеры -- я ни на что не гляжу с большей гордостью -- как на этот перевод. Это был -- tour de force -- заставить русский язык схватиться с французским -- и не остаться побежденным. -- Что бы ни сказали читатели -- я сам собой доволен и глажу себя по головке.

Выезд мой отсюда всё еще назначается к 25/13-му апрелю.

А ведь у нас все-таки будет война! -- Я здесь пари держал, что в течение апреля войска наши перейдут Прут⁶. -- И это пари я держал месяц тому назад, когда все пахло миром.

Напишите мне Ваше мнение о моем бедном попе⁷.

Зола мною был пристыжен, как следует⁸.

Засим крепко жму Вам руку и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

P.S. Ждите "Иродиаду"!

4684. А.В. ГОЛОВНИНУ
3 (15) апреля 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Воскресение, 15/3-го апр. 77.

Многоуважаемый Александр Васильевич, не знаю, как благодарить Вас за присылаемые Вами документы, отрывки статей и т.п.¹ Некоторые из этих документов, как напр. стихотворение, обращенное к судьям от имени Фигнер, поразительно знаменательны². Сочувствие Ваше к литературной моей деятельности меня радует и трогает. Еще раз спасибо.

По многим признакам заметно, что началась как бы реакция в пользу "Нови". На первых порах критика была, очевидно, слишком строга. Всё это обойдется, я надеюсь, и останется та посильная польза, которую я все-таки принес³.

Извините, что не тотчас отвечал на Ваш запрос относительно правилу, будто бы принятому членами палат, не предлагать нового расхода, увеличения пенсий и т.д.⁴ По собрании точных справок, оказывается, что каждый депутат имеет право это сделать -- но редко им пользуется, так как всякое обременение бюджета непопулярно; однако бывали примеры, что такого рода предложения возникали по инициативе депутатов.

Очень мы все озабочены близостью и неизбежностью войны. Общественное мнение раздражается противу нас -- и особенно Англия подливает масло в огонь⁵, У каждого русского невольно сжимается сердце при мысли о будущем.

Я выезжаю отсюда через две недели -- и по приезде в Петербург, конечно, немедленно увижусь с Вами. А до тех пор желаю Вам всего хорошего -- и прошу верить в искренность уважения и дружеских чувств

преданного Вам Ив. Тургенева.

4685. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
4 (16) апреля 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Понедельник, 16/4-го апр. 77.

Любезнейший Михаил Матвеевич, В посланной Вам третьего дня "Иродиаде" -- в описании подземных комнат замка Махэруса -- в одном месте сказано: "Тут были даже мачты для катапультов" -- я полагаю -- лучше сказать: "Тут были даже шесты для устройства катапультов (или таранов)". "Таран" -- слово более известное¹.

Я получил сегодня Ваше письмо от 13/1-го апр<еля>².-- Реакция в пользу "Нови" действительно началась³: но это уже всё -- histoire ancienne -- и бледнеет перед грозной близостью войны. -- Признаюсь, я только об этом и думаю. -- Мы, кажется, совершаем то, что англичане называют -- "a leap in the dark". Как бы не сломить головы! -- Пришел также апрельский No "В<естника> Е<вропы>" -- Пробежал я статью Зола: очень резко -- и очень справедливо. -- Будут кричать -- а он прав⁴.

Вот Вам адресс девицы Бларамбер:

"21, Rue Duperré, Paris".

Но она сама скоро прибудет в Питер.

И я скоро прибуду в П<итер> -- trotzalledem. -- А пока крепко жму Вашу руку и остаюсь

душевно Вам преданный Ив. Тургенев.

P.S. "Рассказ отца Алексея" -- ведь Вы получили? -- Я отправил его простым письмом⁵.

4686. Ю.П. ВРЕВСКОЙ
7 (19) апреля 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Четверг, 19/7-го апр. 77.

Милая Юлия Петровна,

Я перед Вами виноват -- так долго молчал. -- Но я был очень занят -- и духом мрачен -- хотя физически здоров. -- Я и теперь не в лучшем настроении духа -- и пишу Вам только два слова: во-1-х) для того, чтобы Вы не сочли меня неблагодарным -- а во-2-х) для того, чтобы известить Вас о скором моем отъезде. -- Через две недели я в Вашем восточном кабинете -- в этом большом, тоже восточном, доме. -- Но, пожалуй, Вас уже тогда в Петербурге не будет по милости этой войны... О эта ужасная, безумная война! -- Но нет, я не хочу думать, что я Вас уже не застану¹. Я очень буду рад Вас видеть и цаловать Ваши руки, которые прошу Вас у меня не отнимать, как Вы всегда это делаете. -- С границы я Вам пошлю телеграмму². -- Впрочем, я Вам напишу еще до того времени.

Итак, до свиданья! -- Будьте здоровы -- и веселы... веселей меня во всяком случае.

Любящий Вас Ив. Тургенев.

P.S. Посылаю Вам под бандеролью номер музыкального журнала, в котором Вы найдете статью Сен-Санса об одном молодом французском музыканте Форе; я принимаю в нем живейшее участие -- и прошу Вас через Топорова -- (которому я тоже пишу) -- постараться поместить перевод этой небольшой статьи в каком-нибудь журнале. -- NB. Соната Форе издана в Лейпциге³.

4687. А.М. ЖЕМЧУЖНИКОВУ
7 (19) апреля 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Четверг, 19/7-го апр. 77.

Любезнейший Жемчужников,

Благодарю Вас за Ваше дружеское письмо¹ -- и за два присланных стихотворения: лучше их Вы никогда ничего но написали². Но, я полагаю, Вы бы дорого дали, чтобы не иметь случая их написать. Как бы то ни было, они прекрасны -- и достойны той, которую Вы потеряли.

Спасибо также за сообщенные сведения о "Нови", Я знаю, что и в России началась некоторая реакция против чрезмерной строгости первых дней³. Но, признаюсь, всё это исчезает и теряет значение ввиду того, что нам грозит⁴. Днем и ночью я не перестаю думать об этой войне... Вот уж точно -- "a leap in the dark", как говорят англичане; голову, пожалуй, можно сломить. Нам ли в теперешнее время воевать?!.. Но довольно об этом.

Мне было очень приятно встретиться с Вашим братом⁵, который, вероятно, теперь уже давно с Вами. Несмотря на его странности, а может быть, по их милости, он внушает несомненную симпатию. Поклонитесь ему от меня дружески.

Я выезжаю отсюда через две недели -- прямо в Петербург. Оттуда в Карлсбад -- а к половине июня я опять здесь.

Жму Вам крепко руку и остаюсь

искренне Вам преданный Ив. Тургенев.

4688. Я.П. ПОЛОНСКОМУ
7 (19) апреля 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Четверг, 19/7-го апр. 77.

Милый друг Яков Петрович,

Твое стихотворение (в котором есть удивительные стихи, как напр.:

"В окно глядит и лезет в очи

Сырая мгла плаксивой ночи")¹ --

возбудило во мне глубокую унылость; а для того, чтобы ты понял -- почему? -- выписываю тебе несколько строк из моего дневника:

"17/5-го марта. Полночь. Сижу я опять за своим столом; внизу бедная моя приятельница что-то поет своим совершенно разбитым голосом²; а у меня на душе темнее темной ночи... Могила словно торопится проглотить меня: как миг какой, пролетает день, пустой, бесцельный, бесцветный. Смотришь: опять вались в постель. -- Ни права жить, ни охоты нет; делать больше нечего, нечего ожидать, нечего даже желать..."³.

Не выписываю дальше: очень уже уныло. Ты забываешь, что мне 59-й -- а ей 56-й год; -- не только она не может петь -- но при открытии того театра, который ты так красиво описываешь⁴ -- ей, той певице, которая некогда создала Фидес в "Пророке"⁵ -- даже места не прислали: к чему? -- Ведь от нее уже давно ждать нечего... А ты говоришь о "лучах славы", о "чарах пения"...⁶ Душа моя, мы оба -- два черепка давно разбитого сосуда. -- Я, по крайней мере -- чувствую себя урыльником в отставке...

Ты можешь теперь понять, как на меня подействовали твои стихи. -- (Прошу тебя, однако, истребить это письмо).

Во всем этом мне приятно одно -- хотя ты об этом не пишешь: лихая болезнь твоя, вероятно, прошла -- и ты остался только с старыми недугами, которые вернее друзей -- и не покидают человека⁷.

Близость войны также не способствует к тому, чтобы я чувствовал себя веселым. -- Но обо всем этом мы скоро потолкуем лично. -- Мы через две недели увидимся⁸ -- так как я скоро отсюда выезжаю -- а до тех пор крепко тебя обнимаю и остаюсь

преданный тебе Ив. Тургенев.

4689. ВИЛЬЯМУ РОЛЬСТОНУ
7 (19) апреля 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Thursday, 19 April, 77.

My dear friend,

There is decidedly no French separate book about nihilism in Russia -- but in the "Revue des Deux Mondes" there has appeared in 1876 or 75 an article intitulated -- "Le Nihilisme en Russie" by Alf. Rambaud or Leroy-Beaulieu -- (I am not quite sure of the name of the author) -- which I have read and found good and exact enough¹.1 have not been able to put my hand on it, I have given to my bookseller the commission to find it out -- but I have not yet received an answer. I imagine, it will be easy for you to find it in the "bibliothèque" of the British Museum.

The trial of the revolutionists is sad enough -- certainly²; -- but you are in a mistake if you imagine that the young girls resemble Mashurina rather than Marianna. -- Some of them are very handsome and interesting -- and (as there still exists in our jurisprudence the barbarous custom of a bodilj examination of prisoners accused of crimes) -- they have been found all in a state of virginity! -- There is matter for serious réflexion! -- I send you in this letter a very touching piece of verses by Mlle Figner, a very pretty blondine of 22 years -- in the last stage of phtisie -- (that explains the last couplet but one)³ -- she did not defend herself nor take an advocate -- and was condemned to five years hard labour in Siberia -- in the mines. Death will evidently soon release her⁴. I send you likewise a letter (by Zsvüenef) which has been read during the trial -- I received it from an unknown person with the remark that it could have been written by Solomine⁵. -- Russian statesmen ought to think of all that -- and come to the conclusion that the only way of stopping the progress of revolutionary propaganda in Russia -- is to grant a constitutional reform. -- But all these considerations will now be swallowed by the turbid waves of war. -- My conviction is that we stand on the threshold of very dark times... There is nobody who can predict what shall come out of all this.

I leave Paris on the fifth of May -- and come back -- if nothing happens -- in the middle of July.

Wishing you good health and good spirits, I remain

yours very truly, Iv. Tourguéneff.

Давненько не писал я Вам, любезнейший Александр Васильевич, в чем извиняюсь и каюсь. -- В Вашем последнем письме Вы изъявляете сомнение: "Уж точно приеду ли я?"¹. -- Можете быть уверены, что -- да. -- Это не "волки, волки"! Правда, мой приезд сильно отсрочился по не совсем зависевшим от меня причинам; но будьте благонадежны в том, что май месяц еще не наступит -- а я уже буду с Вами. -- Множество причин тянут меня в Россию.

Angleterre.
W. Ralston, Esq-re.
8, Alfred Place.
Bedford Square.
London.

4690. А.В. ТОПОРОВУ
7 (19) апреля 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Четверг, 19/7-го апр. 77.

О "Нови" поговорим при свидании. Я знаю, что в критике наступила реакция в мою пользу²; но, признаюсь Вам, всё это исчезает перед мыслию о том, что предстоит России. -- Война -- война -- тревожит меня постоянно -- с утра до вечера. -- Я сам не подозревал, до какой степени во мне сильна любовь к родине. -- Но и об этом после.

Будьте так любезны, по получении этого письма сходите к баронессе; у нее есть от моего имени поручение к Вам³.

Желаемую книгу⁴ -- а также и портрет Зола с надписью⁵ -- непременно привезу с собою.

Мне приятно было узнать, что Ваше здоровье поправилось; -- мое тоже сносно.

Поклонитесь от меня нашим общим приятелям и примите уверение в искренней дружбе

преданного Вам Ив. Тургенева.

4691. Н.А. ЩЕПКИНУ
7(19) апреля 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Четверг, 19/7-го апр. 1877.

Любезный Николай Александрович,

В ответ на Ваше письмо с приложенной табелью расходов по богадельне -- имею известить Вас, что все Ваши мероприятия вполне одобряю -- а также и табель нахожу правильно составленной. -- О деле по жиздринскому имению, а также и о священнических кляузах и т. п. не считаю нужным говорить: все это покончено и сдано в архив¹. -- Помещение денег Вами в банках тоже благоразумно; пусть они находятся там до моего возвращения, которое теперь замедлиться не может. -- К 25-му апреля нашего стиля я в Петербурге -- и, конечно, тотчас же извещу Вас. -- Обнаружившиеся плутни -- новые плутни Кишинского -- меня не удивляют: но что с возу упало -- то пропало. -- Что касается до другого плута, Волнова, предоставляю Вам, как я уже писал, поступить с ним по Вашему благоусмотрению: заранее изъявляю свое согласие². -- Коли нельзя штрафных денег с него получить -- черте ним!

С великим соболезнованием узнал я из газет кончину Вашего дядюшки Петра Михайловича³; примите выражение моего сочувствия.

Передайте мой поклон Вашим родителям; Вам жму руку и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

4692. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
9 (21) апреля 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Суббота, 21/9-го апр. 77.

Любезнейший Михаил Матвеевич, я еще не получил от Вас отзыва на мои две посылки¹ -- как уже со мной случился -- говоря словами Гоголя, неожиданный реприманд². -- А именно -- в фельетоне прибывшего сегодня N-a "Нового времени" -- я нашел перевод моего рассказа из "République des Lettres" под заглавием "Сын попа"³. -- В третий раз в течение моей литературной карьеры -- со мной случается такая штука. -- Но тогда подвизался Краевский⁴; а ныне я получил подобный сюрприз от г. Суворина. -- Видно, на деликатность г-д редакторов рассчитывать нечего! -- Если Вы сочтете это нужным, то можете объявить от моего имени в какой-нибудь газете -- что я достаточно смущен подобной бесцеремонностью; право за этими господами; -- но порядочные люди этакими правами не пользуются⁵. Можете прибавить, что в оригинальной статье, присланной для "Вестника Европы", я прибавил немало штрихов, в чем Вы можете удостовериться сличением текстов⁶. Да и тон священнического рассказа совсем пропал. -- Редакцию этой заметки, конечно, предоставляю Вам. Я всё это говорю в том соображении, что Вы получили "Рассказ отца Алексея" -- так же как "Иро-диаду". -- Черкните словечко об этом.

Так как д-ца Бларамбер выезжает отсюда через 3 дня -- а в Петербурге пробудет недолго -- то Вы были бы очень любезны, если б к ее приезду приготовили категорический ответ насчет помещения ее романа -- который (т. е. ответ, а не роман), надеюсь, окажется благосклонным⁷.

А я все-таки выезжаю отсюда через 10 дней и приеду, вероятно, к Вам в самый разгар войны.

Ох, как меня мутит и тревожит мысль об этой войне!

Засим дружески жму Вам руку и остаюсь

душевно Вам преданный Ив. Тургенев.

4693. Я.П. ПОЛОНСКОМУ
10 (22) апреля 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Воскресение, 22/10-го апр. 77.

Любезный друг Я<ков> П<етрович>. -- Пишу тебе только два слова (за недостатком времени) в ответ на только что полученное твое письмо¹. -- Умоляю тебя как друга, не печатать твоего послания ко мне²; -- уже теперь мое имя не появляется в печати иначе как сопровожденное нареканиями и насмешками³ -- зачем же давать повод всем моим недоброжелателям присоединить к моему имени другое, которое мне гораздо дороже моего собственного -- и дать пищу всяким сплетням и грязным намекам?⁴Я уверен, что ты меня поймешь и уважишь мою просьбу. Напишу тебе завтра же пространнее о других пунктах -- а теперь спешу пожать тебе руку.

Преданный тебе Ив. Тургенев.

4694. В РЕДАКЦИЮ "НАШЕГО ВЕКА"
11 (23) апреля 1877. Париж

М. г.!

Позвольте мне обратиться к посредству вашего уважаемого журнала для указания на некоторый неприятный казус, уже в другой раз повторяющийся со мною в течение моей литературной карьеры¹. В начале нынешнего года я написал небольшую вещь, озаглавленную "Рассказ отца Алексея". Знакомый мне редактор небольшого парижского журнала "La République des lettres", которому я обещал свое сотрудничество, попросил у меня позволения поместить в своем издании перевод этого рассказа. Я согласился; самый же оригинал препроводил в редакцию "Вестника Европы" (он, вероятно, будет помещен в майской книжке этого журнала). И вдруг этот рассказ, переведенный с французского под заглавием "Сын попа" ("Le fils du pope") -- появляется в фельетоне "Нового времени" -- да еще с таким подстрочным замечанием, что читатели могут, пожалуй, принять этот перевод за принадлежащий мне русский текст². Одна газета точно так же поступила несколько лет тому назад с одной моей повестью, немецкий перевод которой появился недели за две до напечатания русского оригинала³. Но я не ожидал такой бесцеремонности со стороны г. Суворина. Оказывается, что я ошибался.

Мне остается заметить, что в переводе "Нового времени" совершенно пропал тон рассказа, вложенного мною в уста священника; кроме того, я, уже после напечатания французского текста, прибавил немалое число отдельных штрихов... и поэтому смею надеяться, что напечатание "Рассказа отца Алексея" в "Вестнике Европы" не покажется лишним.

Позвольте мне кстати прибавить несколько слов по поводу критических замечаний г-на Тора (в том же "Новом времени") на переведенную мною легенду Флобера "Св. Юлиан Милостивый"⁴. Я не стану входить в препирательство с г. Тором насчет достоинств самого произведения: у всякого свой вкус. Мне хочется только представить несколько возражений против упреков, делаемых г. критиком собственно моему переводу⁵. С двумя из них я готов согласиться: лучше было бы сказать "с пеной у рта" -- чем "с пеной во рту"; и слово "зияли" следует заменить другим, напр., словом "рдели". Но почему "повелевать пространством", или "Если бы я не захотел... однако?" -- или "сон или действительность -- то было" и т.д. -- или "Его собственная особа ему претила" -- галлицизмы? Подобные обороты встречаются и под пером наших лучших писателей и в устах русских людей, в живой речи. Г-н Тор особенно недоволен тем, что у меня сказано "обитать замок", т.е. тем, что я употребил этот глагол с винительным падежом. Я очень хорошо знаю, что это считается у нас галлицизмом и что глагол "обитать", как глагол действительный, не существует в наших словарях. Но тут я поступил сознательно, преднамеренно, -- и вот какие меня к тому побудили причины.

Во-1-х). Глаголы средние -- у нас не имеют страдательного причастия; а слова "обитаемый", "необитаемый", как известно, в постоянном употреблении.

Во-2-х). Средние глаголы не образуют отглагольных существительных на "атель" и "итель", а мы все говорим "обитатель".

В-3-х). Страдательные причастия одних лишь действительных глаголов управляют творительным падежом: "окруженный людьми"... "обитаемый людьми". (Немногие причастия вроде: "сгораемый" (от "сгорать") -- которые составляют как бы исключение из первого приведенного мною правила, -- не управляют творительным падежом и имеют характер прилагательного).

И в-4-х). Я, может быть, ошибаюсь, но в глаголе "обитать" с винительным мне чувствуется оттенок постоянства, долговечности, которого нет в том же глаголе с предложением: в. "Племя кельтов обитало все пространство земли между" и т.д. "Я тогда обитал в этом замке" и т.д.

Из всего этого выходит, по моему мнению, что глагол "обитать" принадлежит к числу глаголов, которые допускают оба наклонения: действительное и среднее.

Хотя г. Тор, конечно, в видах иронии, и величает меня авторитетом -- но я им себя не признаю и охотно готов склониться перед настоящими авторитетами, знатоками языка, если им угодно будет доказать мне мою ошибку; причислить же к ним г. Тора я, при всей доброй воле, не могу.

Прошу вас, м. г., извинить длинноту этого письма, а также принять уверение в совершенном уважении и т.д.

Иван Тургенев.

Париж, 11 (23) апреля 1877 г.

4695. Е.И. РАГОЗИНУ
12 (24) апреля 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Вторник, 24/12-го апр. 77.

Любезнейший Евгений Иванович, Позвольте отрекомендовать Вам самым теплым образом подательницу этого письма, хорошую мою знакомую Елену Ивановну Бларамберг¹. Она возвращается из Парижа в Россию и может сделаться драгоценным сотрудником для "Нашего века" -- так как у нее замечательный литературный талант, который, я не сомневаюсь в том, получит свою настоящую оценку. (В редакции "Вестника Европы" находится один ее роман, который, вероятно, скоро появится²; "Indépendance Belge" приняла перевод одного из ее рассказов -- и пожелала другой)³. У Е.И. Бларамберг в портфеле хранятся другие рассказы, которые могли бы весьма пригодиться для Вашего фельетона⁴. Вообще Елена Ивановна личность весьма симпатическая -- и я уверен, что при нашем свидании в Петербурге Вы поблагодарите меня за то, что я доставил Вам случай познакомиться с нею. С своей стороны -- я Вас заранее благодарю за всё, что Вы сделаете для нее -- и, дружески крепко пожимая Вам руку, говорю Вам: до скорого свидания!

Преданный Вам Ив. Тургенев.

P.S. Е.И. Бларамберг доставит Вам письмо от г-жи Геритт-Виардо⁵, с которой она состоит в тесной дружеской связи. (Сегодня прибыл перевод ее первого музыкального фельетона)⁶.

4696. М.А. МИЛЮТИНОЙ
13 (25) апреля 1877. Париж

Париж; 50, Rue de Douai.
Вторник, 25-го/13 апр. 77 {Так в подлиннике.}.

Любезнейшая Марья Агеевна,

Спешу отвечать на Ваше письмо¹, сейчас мною полученное. Не считаю нужным уверять Вас в моем сочувствии к Вашему предприятию -- и в моей готовности способствовать ему: всё это само собою разумеется. Но я через неделю выезжаю отсюда в Россию, где пробуду до половины июля: следовательно, при всем моем желании до того времени я ничего не могу сделать. Если Вы решились не медлить изданием писем Николая Алексеевича², то придется Вам обратиться к другому русскому, знающему французский язык и могущему сверить перевод с подлинником -- Ханыкову, напр., или Вырубову. Предисловие может быть в таком случае -- краткое указание некоторых исторических и биографических данных -- и только. Если же Вы рассудите, что появление этих писем может быть отложено до августа месяца -- то я с величайшим удовольствием, вернувшись сюда, посвящу всё мое время на исполнение задачи, которую Вы мне препоручаете -- и которую я считаю высокой честью для себя.

Манускрипт, во всяком случае, можно переслать сюда по почте³; из Англии во Францию они не теряются.

Весьма хотелось бы свидеться с Вами; но как это может сделаться?

Прошу Вас не сомневаться в чувствах искреннего уважения и дружбы

преданного Вам Ив. Тургенева.

4697. ПАУЛЮ ЛИНДАУ
13 (25) апреля 1877. Париж

Paris. 50, Rue de Douai.
Mittwoch, d. 25. April 77.

Werther Herr, Mein Versprechen (mir selbst gegenüber) -- werde ich halten¹ -- aber Ihren Wunsch werde ich mit Freude erfüllen. -- Ich schicke Ihnen hiebei diese kleine, jedoch sehr düstre Erzählung². (Der eigentliche Titel ist: "Des Vater's Alexei Erzählung". -- "Der Popensohn" ist vielleicht vorzuziehen). Nach der Veröffentlichung der französischen Uebersetzung³ habe ich Einiges noch nachgetragen, was ich auch eingeschrieben habe. -- Dass Sie selbst mich übersetzen wollten -- ist mir höchst willkommen. -- Ich habe noch im Gedächtniss Ihre wahrhaft classische Uebersetzung des "Traums"⁴.

Ich muss bitten, dass die Erzählung nicht vor dem 13-ten Mai erscheint -- denn an jenem Tag erscheint das russische Original in Petersburg⁵. -- Das heisst -- man hat mir den schlimmen Streich gespielt und in einer russischen Zeitung -- im Feuilleton eine ganz miserable russische Uebersetzung der französischen Uebersetzung geliefert...⁶ aber ich will doch nicht hoffen, dass man das Zeug noch vordem 13-ten Mai in's Deutsche uebersetzt? Das wäre wahrlich zu stark!

Ich schicke Ihnen zugleich zwei Photographien. -- No 1 ist nach dem schönen Portrait von Harlamoff ; -- No 2 ist nach dem lebendigen Individuum⁷.

In Berlin sehe ich Sie jedenfalls: am 6-ten oder 7-ten Mai. -- Unterdessen drücke ich Ihnen herzlich die Hand und verbleibe

Ihr ergebenster Iw. Turgenjew.

4698. Е.И. РАГОЗИНУ
13(25) апреля 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Середа, 25/13-го апр. 1877.

Любезнейший Евгений Иванович,

Девица Бларамбер, которой я дал рекомендательное письмо к Вам, отправляется сегодня в Петербург -- и везет с собою письмо Вашей музыкальной корреспондентши, г-жи Геритт-Виардо¹; Вы поговорите с г-жой Бларамбер (которая, как Вы увидите, очень хорошая личность) об условиях. А сегодня я получил здесь No "Нашего века", в котором находится перевод корреспонденции г-на Колани²; стало быть, Вы и ею довольны. Пожалуйста, не отлагая дальше, сообщите мне Ваши условия также и с ним -- и как часто Вы желаете получать от него корреспонденции -- и в каком размере; для того чтобы я, не теряя времени, мог сообщить ему всё это -- и он бы принялся за работу.

Отсюда я выезжаю через 10 дней -- и потому Вы видите, что мешкать ответом Вам нельзя.

До скорого свидания; жму Вам крепко руку и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

4699. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
13 (25) апреля 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Середа, 25/13 апр. 77.

Любезнейший Михаил Матвеевич, я уже начинал чувствовать недоумение: Вы меня избаловали Вашей аккуратностью -- а тут вдруг молчание! -- Ваше вчерашнее письмо¹ -- рассеяло мои сомнения, подтвердив мне, однако, грустный факт, что одно Ваше письмо пропало -- а именно то, где Вы мне писали о "Рассказе отца Ал<ексе>я". Ну, что делать! -- В такое тревожное, военное время не без того! -- Вы, следов., "Отца Алексея" -- печатаете, я напрасно думал, что ценсура испугается²; -- (наследующей странице Вы найдете мой протест против дрянного Суворина и его перевода; я послал его в "Наш век"³; -- а Вы из него возьмете что будет нужно для небольшого вступительного подстрочного замечания, которое, мне кажется, необходимо⁴. Вторая половина моего письма в "Наш век" посвящена некоторым лингвистическим замечаниям по поводу упреков г-на Тора. -- Это Вас не интересует)⁵.

Что касается до орфографии имен в "Иродиаде"⁶ -- и. вообще -- Вы имеете carte blanche. Если найдете какую-нибудь ошибку -- поправьте ее.

До скорого свидания! О войне не говорю... Когда гроза над головами -- о ней не говорят -- а только ждут: -- куда направятся удары?⁷

P.S. Девица Бларамбер сегодня выезжает отсюда -- прямо в Петербург. -- Ждите ее посещения. Окажите ей покровительство: она хорошая девушка -- и с талантом.

преданный Вам Ив. Тургенев.

4700. ЮЛИАНУ ШМИДТУ
13 (25) апреля 1877. Париж

Paris. 50, Rue de Douai.
Mittwoch, d. 25. April 77.

Mein lieber Freund,

Es werden keine 10 (sage zehn) Tage vergehn -- und ich sitze in Ihrem Zimmer und plaudere viel. -- Heute aber will ich Ihnen bloß sagen, daß ich das "Wiener Blatt" und "Im neuen Reich" bekommen und den Artikel über Zola ihm gleich übersetzt habe. Die Hiebe hat er gefühlt, da Sie aber von "Bewunderung"... "grossem Talent" sprechen, so ist alles gut¹. Ihre Kritik über "Neuland" ist ebenso liebenswürdig als gerecht², wir sprechen mehr davon. -- Jetzt habe ich nur Eins zu erwähnen. Beim Schreiben dieses Buches war ich nicht frei: es sollte in Russland erscheinen, und da hatte ich Rücksichten, die mich lahmten (was sonst nie geschah). Noch in der jetzigen Gestalt wäre mein Roman beinahe verbrannt worden (die Mehrheit des Censurcomitees hatte dafür gestimmt und nur der Vorsitzende, der Minister des Innern, rettete das Buch). Dank der Diplomatie meines Verlegers, der vorsichtig wie er ist, trotz meiner Widerspräche, das Ding in zwei Theile getheilt hatte³. -- Das eigentliche Gift war im 2-ten Theile und so schlüpfte das Ganze durch. Man wollte keinen Scandal machen. -- Der Minister erklärte, hätte er das ganze Buch gleich gelesen, so hätte er es unbedingt verboten, aber jetzt u. s. w.⁴ Dieses aber -- "est de l'histoire ancienne" und erscheint winzig und unbedeutend gerade jetzt, wo wir an der Schwelle eines Ungeheuern Ereignisses angekommen sind⁵. -- Doch über das alles -- mündlich!

Auf baldiges Wiedersehn also -- und meine besten Grüsse an Ihre Frau und sonstige Freunde!

Ihr Iw. Turgenjew.

4701. ПОЛИНЕ БРЮЭР
15 (27) апреля 1877. Париж

50, Rue de Douai.
Vendredi, 27 avril 77.
10 ¹/₄.

Chère Paulinette,

Il y avait trop de monde hier chez les Tourguéneff -- j'ai exposé ta demande par écrit¹ -- on m'a promis de me donner la réponse ce matin; -- je ne l'ai pas encore -- aussi me décidé-je à te faire savoir de ne pas m'attendre maintenant; va chez Mme Delessert -- (car je crois qu'il n'y aura pas de: oui -- de la part des Tourguéneff) -- et je viendrai chez vous aujourd'hui vers 5 heures.

Au moment où j'allais envoyer cette lettre -- j'en reèois une des Tourguéneff avec un refus poli mais formel -- ainsi il ne faut plus y penser.

Mais j'irai te voir malgré tout vers 5 heures.

Je t'embrasse.

Iv. Tourguéneff.

4702. А.Н. ТУРГЕНЕВУ
16 (28) апреля 1877. Париж

50, Rue de Douai.
Samedi soir.

Mon cher Albert,

Je viens vous demander un petit renseignement. -- Qu'est-ce que c'est qu'un Mr Corard, agent de change, dont la maison est contiguë à la vôtre (à Bougival)? -- Un ami à moi veut l'acheter. Avez-vous quelques renseignements à donner sur le personnage et sur l'immeuble? -- Peut-être, si vous connaissiez bien ce monsieur, seriez vous assez aimable pour m'envoyer un petit mot à son adresse pour le rendre coulant. -- La personne qui veut acheter la maison (on en demande 40 000 fr. sans meubles) est Mr Chamerot, père du gendre de Mr Viardot.

Vous seriez bien gentil de me donner un mot de réponse.

T à v Iv. Tourguéneff.

P.S. J'ai trouvé l'argent qu'il fallait à ma fille¹. -- Vous m'avez rendu tant de services que je ne doute pas de l'impossibilité où vous avez été de faire ce que je vous demandais. -- Mais tout s'est très bien arrangé. -- Mille amitiés à tous les vôtres.

4703. ЭМИЛЮ ЗОЛЯ 18
(30) апреля 1877. Париж

Lundi matin, 30 avril. Mon cher ami, Flaubert a dû vous parler du dîner que j'ai l'intention de vous offrir. Seulement ce ne sera pas mardi, comme je l'avais arrangé, mais bien vendredi au Café Riche, à 6 h. ³/₄. Nous comptons sur vous¹.

Tout à vous Iv. Tourguéneff.

4704. ПАУЛЮ ЛИНДАУ
18 (30) апреля 1877. Париж

...La date ne peut être modifiée. Mon récit paraîtra dans une revuemensuelle, le "Westnik Europy" qui, jusqu'à présent, a toujours été publiée très précisément le 13 du mois¹."Il n'y a donc rien à faire. On ne peut non plus remettre la date de la publication: le récit est déjà imprimé. Le "Popensohn" doit donc paraître dans le "Gegenwart". Si vous pensez vraiment que entre le 13 et le 25 mai, ,un autre journal peut se précipiter sur la petite chose en question <...>

Ihr ergebenster I. Turgenjew.

4705. M.A. МИЛЮТИНОЙ
19 апреля (1 мая) 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Вторник, 1-го мая 77.

Любезнейшая Марья Агеевна,

Я получил Ваше страхованное письмо¹ с отрывком из Вашей записной тетради² -- и целыми двумя сутками позднее (т.е. вчера вечером) тетрадь писем Н<иколая> А<лексеевича>, переведенных на французский язык³.

Пишу Вам сегодня только для того, чтобы успокоить Вас насчет прибытия этих писем; завтра же, по прочтении их, скажу Вам мое мнение и отвечу на Ваши вопросы.

Я остаюсь здесь еще 9 дней -- до 10-го мая.

Примите уверение в моих искренних и дружеских чувствах.

Ив. Тургенев.

4706. Я.П. ПОЛОНСКОМУ
20 апреля (2 мая) 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Середа, 2-го мая/20-го апр. 77.

Любезнейший Яков Петрович, Наполеон говаривал -- "qu'il ne faut pas laver son linge sale en famille"¹; -- точно так же не следует показывать даже другу свои тайные раны. -- Я каюсь и извиняюсь². -- Меня потряс контраст между твоей поэтической картиной и действительностью. Особенно мне следовало воздержаться при мысли, что письмо мое было адрессовано человеку, у которого собственного, действительного горя и страданий вдоволь³. -- Но довольно об этом: я ограничусь только уверением, что то настроение духа во мне не возникло вследствие последних неприятностей -- а существует, уже весьма давно -- чуть ли не с самой молодости.

Но отлагаю все до нашего свидания, которое имеет быть скоро, так как я через неделю выезжаю отсюда. Надеюсь застать тебя здоровым и бодрым -- а до тех пор обнимаю тебя и остаюсь

искренне тебя любящий Ив. Тургенев.

4707. Е.И. РАГОЗИНУ
20 апреля (2 мая) 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Середа, 2-го мая/20-го апр. 77.

Любезнейший Евгений Иванович,

Третьего дня я послал ответную телеграмму¹ на Вашу -- и полагаю, что Вы, согласно с нею, поступили как нашли удобным и приличным.

Насчет корреспонденции г-жи Геритт-Виардо² Вы уже, вероятно, переговорили с г-жой Бларамбер.

А насчет Колани я, посоветовавшись с Вашим братом Пассеком³, предложил ему: а.) писать не фельетоны -- а небольшие корреспонденции; b.) их может быть пять (не более) в месяц; с.) число строк в месяц не должно превышать 550 -- 600; d.) плата за строку -- 20 сантимов. Он пожался при последней цифре, однако согласился. Я ему дал Ваш адресc; его же адресс я, кажется, Вам уже доставил: Paris, 114, Rue du Вас, T. Colani.

В его первом фельетоне находится 576 строк⁴.

Надеюсь, что все эти распоряжения заслужат Ваше одобрение.

До скорого свидания -- никак не позже 5/17-го мая; жму Вам дружески руку и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

P.S. Так как я получаю "Наш век" и "Голос" -- то распорядитесь, чтобы на время ареста "Голоса"⁵ мне бы не высылали двух экземпляров.

4708. ЮЛИУСУ РОДЕНБЕРГУ
20 апреля (2 мая) 1877. Париж

Paris. 50, Rue de Douai.
Mittwoch, d. 2. Mai 77.

Werther Herr Rodenberg!

Eben erhalte ich Ihren Brief¹ und brauche Ihnen nicht zu sagen, wie sehr er mich erfreut hat. -- Dass mein Buch² Ihnen gefällt -- ist mir eine sichere Bürgschaft seines Werths. -- Mein Entschluss steht aber immer noch so fest wie früher; die kleine Erzählung, die die Aufmerksamkeit Ihres Н-n "Reviewers" auf sich gezogen hat, habe ich ganz im Anfang dieses Jahres geschrieben; -- sie ist nicht einmal in Russland erschienen; der Rédacteur der "République des Lettres", einer kleinen Pariser Revue, dem ich etwas seit langem versprochen hatte, gab sich mit der Uebersetzung des unbedeutenden Dings zufrieden³. Das ist alles.

In wenig Tagen denke ich nach Russland abzureisen -- und sehe Sie hoffentlich in Berlin, wo ich eine kurze Zeit bleiben werde. -- Wir werden manches mit einander zu reden haben; -- ich glaube aber nicht, dass die Literatur das Hauptthema unseres Gesprächs sein wird: die tritt jetzt in den Hintergrund überall, besonders in Russland.

Also -- auf baldiges Wiedersehen -- und empfangen Sie die Versicherung der aufrichtigen Hochachtung

Ihres ergebenen Iw. Turgenjew.

P.S. Ich bringe Ihnen eine vortreffliche französische Uebersetzung meines Buches -- da ich der deutschen nicht recht traue⁴.

4709. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
20 апреля (2 мая) 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Середа, 2-го мая/20-го апр. 77.

Любезнейший Михаил Матвеевич, я позволил себе послать на Ваше имя в Петербург -- большой ящик с картинами¹. -- Когда он прибудет, будьте так добры, заплатите транспорт и велите поставить этот ящик куда-нибудь в сарай {В место безопасное, так как картины ценные. -- Примеч. Тургенева.} -- до моего прибытия, которое имеет быть около 5-го мая нашего стиля. -- Очень Вам буду благодарен.

Очень рад, что Вы сошлись с д-цей Бларамбер².

Засим отлагаю все разговоры до личного свидания -- а теперь крепко жму Вам руку и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

4710. А.В. ТОПОРОВУ
20 апреля (2 мая) 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Середа, 2-го мая/20-го апр. 77.

Любезнейший Топоров,

В ответ на Ваше письмо¹ -- спешу Вам сообщить, что я выезжаю отсюда 12-го мая/30-го апр<еля> НЕПРЕМЕННО -- и около 17/5-го мая отъявлюсь в Петербург, давши Вам, разумеется, знать телеграммой с границы. -- Очень Вам благодарен за хлопоты обо мне: нет сомненья, что у г-жи Булье мне будет отлично -- только буду ли я там так свободен, как в отеле?² -- Если Вы полагаете, что да -- то так и решите.

Да, кстати, сделали ли те поправки и заметки в "Нови", о которых я Вас просил?³ -- Приготовьте их к моему приезду, пожалуйста -- так как я должен выправленный экземпляр немедленно отправить в Москву, к Салаеву.

Очень мне жаль, что у Вас опять нога разболелась. Я уже начинаю думать, что это подагра -- и Вы мой собрат по этой части.

Любезнейший брат, я давно тебе не писал -- и теперь пишу только несколько слов с целью известить тебя о моем скором прибытии в Россию. -- Выезжаю я отсюда через неделю -- и так как я, кроме Бадена¹ -- (и то на день) -- не останавливаюсь -- то вскорости отъявлюсь в Петербург, откуда тотчас тебе напишу.

преданный Вам Ив. Тургенев.

4711. Н.С. ТУРГЕНЕВУ
20 апреля (2 мая) 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Середа, 2-го мая/20-го апр. 77.

Отлагаю все разговоры и пр. до свидания. -- Советую тебе только не вдаваться излишне в уныние и помнить выражение француза о "pousse-café". -- Тебе-то уж он обеспечен.

Итак, до скорого свидания -- обнимаю тебя и остаюсь

любящий тебя брат Ив. Тургенев.

4712. М.С. ВОЛКОНСКОМУ
Весна (не позднее 21 апреля ст. ст.) 1877. Париж (?)

С удовольствием принимаю Ваше приглашение, любезнейший князь -- и явлюсь сегодня вечером к Вашей сестре.

Душевно Вам преданный Ив. Тургенев.

Четверг утром.

4001/4712а. ЖЮЛЮ КЛАРТИ
22 апреля (4 мая) 1877. Париж

50, Rue de Douai.
Vendredi, 4 mai 1875 {Так в тексте публикации.}.

Monsieur,

Ce n'est que tout récemment que j'ai appris, par Mr Louis Depret, que vous m'aviez fait l'honneur de me rendre visite, le concierge de la maison ne m'ayant jamais donné votre carte. Je le regrette beaucoup, et je vous prie d'excuser ce que vous avez pu prendre pour un manque de politesse. J'aurais été heureux de faire la connaissance personnelle d'un écrivain aussi distingué que vous l'êtes, Monsieur, et je ne veux pas perdre l'espoir qu'elle se fera un jour¹.

En attendant permettez-moi de vous offrir le volume ci-joint qui vient de paraître², et croyez aux sentiments de haute considération avec lesquels je suis votre très humble serviteur.

Iv. Tourguéneff.

4713. ЖЮЛЮ ЭТЦЕЛЮ
22 апреля (4 мая) 1877. Париж

50, Rue de Douai.
Vendredi, 4 mai.

Mon cher ami,

Nous nous étions arrangés hier, votre fils et moi, pour déjeuner ensemble (avec vous, naturellement) demain samedi, à 11 ¹/₂; mais voilà que mes dames désirent aller demain à l'Exposition -- et il faut que je les conduise. -- Voulez-vous remettre ce déjeuner à dimanche ou -- si vous allez ce jour-là à la campagne -- à lundi? -- Ecrivez-moi un mot.

Je suis très curieux de savoir ce que vous me direz de mon livre qui a excité des orages en Russie¹.

Je quitte Paris le 12 ou le 13 -- pour aller tout droit à St-Pétersbourg. Dieu sait ce que j'y trouverai!

Ça a été très beau hier -- Jules vous le dira -- et jeudi c'est la dernière soirée. -- Il ne faut pas y manquer².

А bientôt en tous cas et mille amitiés.

Iv. Tourguéneff.

4714. ЖЮЛЮ ЭТЦЕЛЮ
25 апреля (7 мая) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Lundi, 9 h. du matin.

Décidément, mon cher ami, notre déjeuner joue de malheur: il m'est impossible, à mon grand regret, de venir à la Rue Jacob. -- Si je ne dois pas vous revoir avant votre départ -- laissez-moi vous souhaiter un bon voyage -- et un bon retour en pleine santé, pleine République et pleine paix!

T à v Iv. Tourguéneff.

4715. E.С. РАХМАНОВОЙ
25 апреля (7 мая) 1877. Париж

50, Rue de Douai.
Понедельник, 7-го мая 77.

Любезнейшая Елена Сергеевна, мне -- во-первых -- хочется непременно Вас видеть до моего отъезда; -- а во-вторых, я обещал одному хорошему соотечественнику привести его к Вам; -- будете Вы дома завтра (во вторник) вечером -- и могу я привести оного смертного?¹ -- Черкните строчку в ответ.

Искренне Вам преданный Ив. Тургенев.

Je pars d'ici samedi et certainement je ne quitterai pas Paris sans aller vous voir. -- En attendant je puis vous dire que tous les papiers en question¹ sont conservés sous scellé chez Stassulevitch qui me les remettra dès mon arrivée à P<éters>bourg.

Madame Rakhmanoff.
31, Rue de Rocher. E v.
De la part de Tourguéneff.

4716. КЛАРЕ ТУРГЕНЕВОЙ
25 апреля (7 мая) 1877 (?). Париж

Paris. 50, Rue de Douai.
Lundi.

Chère Madame Tourguéneff,

Mille amitiés et à bientôt.

Iv. Tourguéneff.

4717. Ю.П. ВРЕВСКОЙ
28 апреля (10 мая) 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Четверг, 10-го мая 77.

Милая Юлия Петровна,

Пишу Вам из постели, куда свалил меня сильнейший припадок подагры. -- Это со мной случилось вчера -- а я должен был выехать послезавтра!! -- Теперь я ничего уже не могу сказать положительного -- но во всяком случае должен покинуть надежду увидеть Вас в Петербурге перед Вашим отъездом в армию¹. Это очень горько -- но в моей жизни гораздо больше приключалось горького, чем сладкого.

Мне остается только пожелать Вам всего хорошего и крепко-крепко пожать Вам руки.

Любящий Вас Ив. Тургенев.

4718. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
28 апреля (10 мая) 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Четверг, 10-го мая/28-го апр. 77.

Ваше письмо¹, любезнейший М<ихаил> М<атвеевич>, застало меня -- в постели, куда уложила меня моя старая приятельница подагра! -- Она схватила меня третьего дня разом в обеих ногах -- и, след., превратила меня в неподвижный чурбан. -- Долго ли это состояние продолжится -- я не знаю; а потому день отъезда, который был назначен в субботу -- откладывается на неопределенное время. Это для меня не только неприятно, но даже в некотором роде бедственно... так как все мои денежные дела ждут и требуют моего безотлагательного возвращения в Россию; -- но, видно, судьбе угодно было подвести меня под сюркуп² -- отчасти для того, чтобы оправдать Ваш скептицизм.

Действительно -- Суворин -- сукин сын -- et je vous l'abandonne. Меня особенно поразило в его письме уверение -- что я ("хотя бы из вежливости") не предупредил их о появлении немецкого перевода; а у меня на столе лежит несколько писем и телеграмма г-на Лихачева именно по этому поводу³. -- Вот уж точно: -- "с пчелками -- в меду -- с жучками -- в навозе". -- Черте ними! -- а Вам, конечно, не для чего даже словом упоминать об этих дрязгах⁴.

Я вижу -- они и Флоберову "Иродиаду" перевели -- обругав сперва его первую легенду⁵.

Когда я Вас увижу теперь -- не знаю; знаю только, что я минуты после моего выздоровленья в Париже не останусь. Но когда я выздоровлю?

Крепко жму Вам руку.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4719. ГОСПОЖЕ ЗОГРАФО
29 апреля (11 мая) 1877. Париж

50, Rue de Douai.
Vendredi, 11 mai.

Chère Madame Zographo,

La pommade en question s'appelle -- pommade Le Sault, -- on peut l'avoir rue Caumartin, 60, dans une pharmacie -- avec une instruction détaillée¹: du reste il n'y a qu'à s'en frotter ionguemenf -- soir et matin -- l'endroit malade. Je serais très heureux qu'elle pût procurer du soulagement à Mlle de Lamartine, dont la gracieuse personne m'est restée comme un de mes meilleurs souvenirs².

Je suis alité dans ce moment grâce à une attaque de goutte assez forte qui me tient depuis 3 jours et qui va retarder mon départ pour la Russie. Sans cela je me serais certainement fait le plaisir d'aller vous serrer la main, ainsi qu'à Mr votre fils, auquel je vous prie de faire mes meilleures amitiés.

Toute la famille Viardot me charge de tous ses compliments pour vous.

Agréez, Madame, l'assurance de mes sentiments les plus distingués.

Iv. Tourguéneff.

4720. В РЕДАКЦИЮ "НАШЕГО ВЕКА"
30 апреля (12 мая) 1877. Париж

М. г.

Я снова вынужден прибегнуть к посредству вашей уважаемой газеты по следующему делу¹.

В 413 No "Нового времени" г. Суворин напечатал открытое письмо ко мне по поводу сделанного мною ему упрека в "бесцеремонности"². Оставляя без внимания все его наставления, даже угрозы, сравнения меня то со львом, то с кокоткой или кокеткой³, уверения, что я "не смею пикнуть" перед европейскими журналистами -- (замечу кстати, что я ни с единым из этих журналистов не знаком -- за исключением двух в Париже (редакторов "Temps" и "République des lettres") да двух в Берлине (редакторов "Gegenwart" и "Rundschau"⁴ и ни в единой редакции от роду не бывал) -- оставляя без внимания весь этот вздор и хлам, считаю нужным протестовать против следующих слов г-на Суворина.

"Огорчение, которое вы мне, как русскому журналисту, нанесли, напечатав свой рассказ в "Gegenwart" и не предупредив меня об этом ни единым словом хоть ради вежливости..."

Прежде чем решиться на подобное обвинение, следовало г-ну Суворину справиться у своего сотрудника г-на В. Лихачева, единственно чрез которого и шли переговоры со мною о рассказе "Сон" и который даже увез рукопись с собою из Парижа. Г-н Суворин узнал бы от него, что я первый предупредил "Новое время" о напечатании в "Gegenwart" перевода моей повести, который должен был явиться одновременно с оригиналом в Петербурге, а появился несколькими днями раньше, уж конечно против моей воли⁵. На моем столе в сию минуту лежат несколько писем и телеграмм г. В. Лихачева, относящихся именно к этому делу⁶. В одном из моих писем к нему я даже отказывался от части гонорария (определить которую предоставлял гг. издателям "Нового времени") в случае, если бы появление немецкого перевода могло повредить появлению оригинала⁷.

И после всего этого г. Суворин не усомнился употребить вышеприведенные выражения!

Вероятно, читатели согласятся со мною, что ввиду подобной развязности слово "бесцеремонность" является даже слишком парламентарным.

Извините меня, пожалуйста, м. г., что я в теперешнее время вынужден беспокоить вас и ваших читателей такими дрязгами, и примите уверение в совершенном уважении и пр.

Ив. Тургенев.

Париж Суббота, 30 апр. (12 мая) 1877.

4721. Е.И. РАГОЗИНУ
1 (13) мая 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Воскресение, 13/1-го мая 77.

Сегодня воскресение, любезнейший Евгений Иванович, день, назначенный для моего отъезда -- а я уже со вторника лежу в постели как пласт и не могу пошевельнуться, так как у меня открылась подагра в обеих ногах. Штука очень скверная; а главное -- хуже всего то, что я теперь решительно не знаю, когда я в состоянии буду отсюда выехать (ибо я вспоминаю, как я в Петербурге пролежал J 9 дней)¹.

Когда выеду -- предупрежду Вас; а теперь опять приходится обратиться к Вам с просьбой напечатать прилагаемое письмо в "Нашем веке"². Вы сами убедитесь, что я не мог поступить иначе. Но что за сукин сын этот Суворин!³А я еще за него заступался!⁴

Заранее благодарю Вас и крепко жму Вашу руку. Когда мне придется сделать это на деле? Лежа в постели, я поневоле пишу еще неразборчивее обыкновенного -- и потому покорно прошу продержать корректуру письма.

Будьте здоровы.

Весь Ваш Ив. Тургенев.

4722. Е.И. РАГОЗИНУ
2 (14) мая 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Понедельник, 14/2-го мая 77.

Любезнейший Евгений Иванович, вчера я послал Вам письмо для помещения в "Наш век" (по поводу глупого письма г-на Суворина)¹; а сегодня мне приходит в голову, что так как имена единственно знакомых мне журналистов могут быть неизвестны русской публике -- то лучше поставить так:

"за исключением двух в Париже (редакторов "Temps" и "République des Lettres") и двух в Берлине (редакторов "Gegenwart" и "Rundschau")"².

Я надеюсь, что Вы еще успеете поместить эту поправку³, и вторично прошу Вас извинить меня за все эти мизерные хлопоты.

Скажу Вам, что читаю "Наш век" с истинным удовольствием. Не сомневаюсь в том, что этот журнал прочно водворится в симпатиях русских читателей. Кто написал фельетон об Э. Зола?⁴ Очень умно.

Я всё еще не встаю с постели -- и потому не могу еще сказать, когда выеду. Но лишней минуты не останусь.

Сейчас получил твое письмо от 26-го апр<еля>/8-го мая¹ -- и никоим образом не могу понять, как это ты два месяца не получал от меня письма!! Мне кажется, я по крайней мере 3 раза писал тебе в теченье этого времени--и еще недавно отправил к тебе письмо!² -- Всё это как-нибудь потом объяснится. -- А о себе скажу тебе, что твое последнее письмо застало меня здесь только вследствие неприятного для меня обстоятельства: третьего дня я должен был отсюда выехать -- а вот уже 8-й день, как лежу в постели недвижимо как пласт по милости подагры, которая поселилась у меня разом в обеих ногах! Долго ли это продолжится -- не ведаю; -- и потому не ведаю также, когда я выеду в Россию. -- Поеду -- уведомлю.

преданный Вам Ив. Тургенев.

4723. Н.С. ТУРГЕНЕВУ
2(14) мая 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Понедельник, 14/2-го мая 77.

Любезный друг и брат,

Присланный тобою вырезок из газеты показывает только то опьянение самопожертвования, которое обуяло Россию: дай Бог, чтобы из этого вышло что-нибудь полезное и прочное!³ -- Пока я предвижу невзгоды.

С другой стороны, многие получат выгоды. -- Вот -- четверть пшеницы в Ельце вскочило в 18 руб. серебр.! -- У тебя, кажется, много хлеба непроданного: вот момент не зевать.

По всей вероятности -- настоящая война продолжится два года; -- надо все это взять в соображение. Впрочем, ты человек предусмотрительный.

Дружески обнимаю тебя и остаюсь

любящий тебя брат Ив. Тургенев.

4724. ПОЛИНЕ БРЮЭР
4 (16) мая 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Mercredi, 16 mai 77.

Chère Paulinette,

Tu ne t'attendais probablement pas à recevoir de moi une lettre datée de Paris du 16 mai -- tu me croyais probablement parti; je ne m'y attendais pas non plus; je comptais partir d'ici samedi au plus tard; mais je comptais sans la goutte. Elle est venue m'assaillir il y a huit jours dans les deux pieds à la fois; elle m'a tenu une semaine dans mon lit -- et quoique je puisse marcher tant bien que mal dans ma chambre depuis hier -- je n'ai pas encore pu descendre l'escalier; tu vois donc que je ne puis absolument pas dire quand je pourrai me mettre en route pour la Russie. Cependant comme à tout prendre je vais mieux, j'espère bien que èa pourra se faire dans une semaine -- mercredi prochain, mais je n'ai pas besoin de te dire combien je suis peiné de ce contretemps.

J'ai vu ta belle-mère il y a quelque temps et elle m'a naturellement parlé de l'argent qu'elle vous a prêté et que j'ai promis de lui rendre. J'ai l'habitude de tenir toutes mes promesses; mais j ' avoue qu' il est dur que ce soit moi et toujours moi qui dois tout faire. Car enfin -- vraiment -- nos parts ne sont pas égales! Outre les 150 000 fr. de dot que je t'ai donnés et qui ont disparu -- je donne et je donne toujours -- et pour l'assurance de ton mari et de la main à la main; et les parents de Gaston -- sa mère -- qu'ont-ils donc fait? Pour bien dire -- èa a été zéro. La fabrique qu'on évaluait 50 000 fr. -- se trouve n'avoir aucune valeur; et puis les fameux 35 000 fr. de dette qu'on m'a cachés et qui sont encore allés s'enfouir dans les poches des parents... Et après tout cela --on trouve qu'on ne peut pas avancer 3000 fr. -- et on me rappelle presque comme un devoir -- l'obligation de les rembourser encore! Vraiment, il y a là quelque chose qui passe la mesure. Cela me rappelle le proverbe espagnol -- partager comme frères: "le mien pour moi -- et le tien pour nous deux"¹. Si encore tes beaux-parents y mettaient le quart!

Je ne te dis pas tout cela avec l'intention de t'affliger; mais je l'avais sur le cœur -- et ma foi! je n'ai pas voulu le garder. Maintenant c'est fini.

Je ne partirai pas sans avoir vu Mme Delessert et lui avoir encore parlé de toi et de Gaston. Voilà Jules Simon par terre; il est probable que les amis de Mme D viendront au pouvoir, elle pourra peut-être plus facilement faire quelque chose².

Je t'écrirai au moment de partir; en attendant je vous embrasse tous -- et vous souhaite santé et "bonnes affaires"!

Iv. Tourguéneff.

4725. ГЕНРИ ДЖЕЙМСУ
4 (16) мая 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Mercredi, 16 mai 77.

Mon cher ami -- (vous continuez à me permettre de vous écrire en franèais?), j'ai reèu le No de "The Nation" -- oùilya votre article sur mon roman -- etje vous en remercie¹. -- Tout en aimant ce livre moins que les autres --vous êtes très bienveillant pour lui. -- Quelque chose a manqué à ce dernier ouvrage qu'un esprit d'une perception aussi fine que le vôtre a dû bientôt découvrir: la pleine liberté. -- J'ai écrit tout le temps sous un nuage, en me demandant si ce que je faisais avait la chance de passer² -- il fallait que mon roman parût en Russie -- et cela n'a pas été sans peine et sans résultat fâcheux pour l'œuvre elle-même. -- Enfin la chose est faite -- je crois qu'elle a été utile -- et la voilà maintenant dans le tourbillon -- et il n'y a plus à y revenir. D'autres plus heureux et plus jeunes feront mieux.

А l'heure qu'il est je devrais me trouver à Pétersbourg; un fâcheux contretemps m'a retenu à Paris. -- J'ai eu -- il y a de cela huit jours -- une violente attaque de goutte dans les deux pieds qui m'a retenu pendant 6 jours dans mon lit et qui m'empêche encore de sortir. -- Cependant -- comme je vais mieux, j'espère bien partir dans une semaine d'ici. -- Je serai de retour à la fin de juillet s'il ne m'arrive rien d'extraordinaire -- et j'irai m'établir à Bougival, aux Frênes, 16, Rue de Mesmes. -- Aurai-je la chance de vous y voir? Aurez vous achevé votre roman a cette époque?³

J'ai vu Joukofsky il n'y a pas longtemps: il pense aller à Londres. Quant à la princesse O⁴ -- il y a bientôt un mois que je ne l'ai vue -- je m'en fais un grand reproche -- d'autant plus grand que je la sais souffrante. Mais vous connaissez l'affreuse habitude qu'a la vie de fuir comme l'eau à travers un tamis. -- Cependant je ne quitterai pas Paris sans lui avoir fait une visite.

Les temps sont sombres -- et je ne crois pas qu'ils s'eclaircissent de sitôt⁵. Il faut avoir beaucoup de patience maintenant --.rien que pour vivre.

Adieu -- au revoir. -- Je vous serre cordialement la main et suis

votre bien dévoué Iv. Tourguéneff.

4726. А.В. ТОПОРОВУ
4(16) мая 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Середа, 16/4-го мая 77.

Любезнейший Топоров,

Быть может, Вам баронесса сообщила о беде, которая стряслась надо мною: десять дней тому назад подагра схватила меня -- да в обеих ногах разом (как в Петербурге, однако не так сильно) -- и хотя мне сегодня лучше -- и я могу бродить по комнате, но выйти еще не могу¹. А в субботу я должен был выехать из Парижа -- и сегодня надеялся быть в Петербурге! -- Если мне опять хуже не сделается, я в будущую середу (через неделю) -- отсюда выезжаю. -- Но я уже теперь ученый воробей и ни за что ручаться не могу.

В день моего отъезда пошлю Вам телеграмму.

Еще раз повторяю свою просьбу насчет ошибок и недосмотров "Нови"². -- Надо, чтобы я это всё нашел уже готовым, так как немедленно должен буду отправить экземпляр Салаеву в Москву.

Засим желаю Вам всего хорошего -- и до свидания, когда судьбе и подагре будет угодно!

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4727. П.В. АННЕНКОВУ
5 (17) мая 1877. Париж

50, RUE'DE DOUAI
PARIS
Четверг, 17/5-го мая 777

Милый друг П<авел> В<асильевич>,

В Вашем письме мелькнула одна утешительная строка: Вы остаетесь в Бадене до 31-го мая¹. В таком случае -- я почти уверен увидеться с Вами -- ибо я выезжаю отсюда (если опять черт не помешает) -- в будущий вторник -- 22/10-го. -- Подагра меня продержала неделю в постели -- я еще теперь не выхожу из комнаты -- но я уже могу обходиться без клюк -- и надеюсь выехать завтра в первыйраз. -- В минуту отъезда я Вам пошлю телеграмму².

Сколько нам придется переговорить вдвоем!! -- Даже горло заранее пересыхает!

А здесь давно назревавший нарыв прорвался. -- Франции еще не приходилось находиться в полной власти клерикалов и попов... Теперь она отведает их -- по горло³.

Суворин -- действительно великий сукин сын. --Я отвечал только на одно место его письма, в котором он уверяет, что ничего не знал о переводе "Сна" на немецкий язык и что я не предупредил редакцию: а у меня целый ворох писем и телеграмм именно об этом!⁴ -- Тор же (Буренин) доказал мне то, что я уже знал прежде, а именно: что я ничего не смыслю в русской грамматике. -- Я смиренно принял урок -- (безо всякой иронии)⁵.

Итак -- авось -- до скорого свидания! -- Обнимаю Вас и всех Ваших.

Ив. Тургенев.

4728. ВИКТОРУ ДЕРЕЛИ (?)
5 (17) мая 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Jeudi, 17 mai.

Monsieur,

Je vous prie d'excuser le retard de ma réponse: je viens de faire une assez longue maladie. -- Je ne demanderais pas mieux que d'avoir un interprète aussi habile et capable que vous paraissez l'être -- et dès que j'aurai achevé quelque chose, je me souviendrai de votre aimable proposition¹. -- En attendant je n'ai rien -- et ce n'est qu'à mon retour de Russie que je pourrai songer de me remettre au travail. -- Mais, je vous le répète, Monsieur, je garderai votre nom en bonne mémoire -- et dans tous les cas je serai heureux de me mettre en relation avec vous.

Agréez, Monsieur, l'assurance de mes meilleurs sentiments.

Ivan Tourguéneff.

4729. ГИ ДЕ МОПАССАНУ
5 (17) мая 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Jeudi, 17 mai 77.
2 ¹/₂ h.

Mon cher ami, А mon grand désespoir, c'est le mot vrai -- je me vois dans l'impossibilité de me rendre à votre invitation¹: je suis repris par cette vilaine goutte et il me serait impossible de descendre ou de monter un escalier. Si j'étais un juif, je me mettrais de la cendre sur la tête; -- si j'étais un Romain, je me voilerais la face, -- étant ce que je suis -- il ne me reste qu'à vous serrer la main dans un douloureux silence -- et vous souhaiter de vous bien amuser et de bien amuser les autres ce soir.

Tout à vous Iv. Tourguéneff.

4730. А.Ф. ПИСЕМСКОМУ
5 (17) мая 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Четверг, 17 (5-го) мая 1877.

Любезнейший Алексей Феофилактович, ваше письмецо доставило мне великое удовольствие -- после столь продолжительного молчания¹. Я очень рад, что вам супруги Дюран понравились: они хорошие люди -- и любят всё русское². С своей стороны, он мне писал, что очень был тронут вашим приемом. Приятно мне было также узнать, что вы продолжаете работать и собираетесь подарить нашу публику новым романом³. Что касается до моего -- то вам, вероятно более чем кому-либо, видны его недостатки и прорехи; некоторые из них были неизбежны⁴. Но все-таки я надеюсь, что моя книга была небесполезна -- а больше желать и требовать нечего. Я имел намерение в начале мая прибыть в Петербург, а там в Москву; но со мною десять дней тому назад приключилась подагра -- сильная, в обеих ногах разом; неделю я пролежал в постели -- и теперь еще из комнаты не выхожу; однако не теряю надежды выехать в будущий вторник.

О политике -- французской, восточной, русской -- говорить теперь не стану; отлагаю всё это до нашего свидания. Что же касается до Росси⁵ -- то ваш художнический инстинкт и тут оказался непогрешительным: это не что иное, как итальянский Каратыгин⁶, с еще большей рисовкой и аффектацией; жалко и больно было читать про все овации, речи, обеды, стихи, слезы... Ведь, кажется, и слезы были! За одно его непозволительное уродование шекспировского текста его бы следовало осыпать градом гнилых яблок! Но у нас всё так.

Передайте мой усердный поклон вашей милой жене и сыну вашему, а вам крепко жму руки и говорю: до свидания!

Преданный вам Ив. Тургенев.

4731. В РЕДАКЦИЮ "НАШЕГО ВЕКА"
5 (17) мая 1877. Париж

М. г.

Мне приходится извиняться перед вами в том, что так часто бомбардирую вас письмами; -- но я тут не совсем виноват...¹ К тому же я надеюсь, что настоящее письмо будет последним. Два обстоятельства побудили меня взять перо в руки.

Во-1-х, я прочел в парижской корреспонденции "Московских ведомостей" (мая 2-го, No 106) следующее игривое местечко:

"Г-н Тургенев... (дело идет о моем рассказе "Сон" -- написанном мною в прошлом году, отданном редакции "Нового времени" в сентябре и напечатанном ею 1-го января нынешнего года, перевод этого рассказа появился в "Temps" в конце января) -- г. Тургенев прекрасно сделал, что написал свой рассказ по-французски; -- фантастические его повести не очень ценятся в русской литературе; эта имела бы тем менее успеха, что сюжет ее подходит к сюжету одной недавней бульварной мелодрамы, "Отец" гг. Декурселя и Ю. Кларси, о которой в свое время упоминалось в этих заметках (см. "Моск<овские> вед<омости>" No 47); в фельетоне же парижской газеты повесть на своем месте"².

Во-2-х. В фельетоне "Нового времени" (No 432, 9-го мая) -- где г. Суворин опять почел нужным заняться мною, приведено мнение некоего г. Одного, который, выступая в качестве моего защитника, выгораживает за мною право сочинительствовать на французском языке. Корреспондент "Московских ведомостей" наговорил небылицу, которая меня нисколько не трогает; но задел он меня, точно так же, как защитник мой, г. Один, тем, что приписывает мне эту способность сочинительствовать на чужом наречии³. В течение моей литературной карьеры я подвергался самой разнообразной брани; иная была мне неприятна -- особенно в прежнюю, необстреленную эпоху; но обиду, именно обиду -- наносили мне только те господа, которые уверяли, что я могу писать -- и писать -- на французском языке. Не лучше ли прямо сказать: у вас нет никакого таланта и никакой оригинальности? Быть в состоянии писать, сочинять, на двух языках и не иметь никакой оригинальности -- эти два выражения в моих глазах совершенно тождественные, а потому пользуюсь случаем и спешу заявить, что я никогда ни разу не писал (в литературном смысле слова) иначе, как на своем родном языке, уже с ним одним дай Бог человеку справиться -- и мне это, к сожалению, не всегда удавалось. Прибавляю, кстати, что я никогда никого не просил переводить меня и никогда не хлопотал об этом; что если я соглашался на печатание переводов моих вещей одновременно с их появлением на русском языке -- то это происходило единственно с целью иметь хоть какой-нибудь контроль над этими переводами и избегнуть, по мере возможности, тех неприятностей, которые причинял мне иной "свободный перелагатель" (freier Bearbeiter), переделывая мои повести и пришивая к ним счастливые концы вместо печальных -- под тем предлогом, что публика не любит унылости.

Однако довольно. -- Еще раз извините меня и примите, вместе с моей благодарностью, уверение в совершенном уважении, с которым и т.д.

Ив. Тургенев.

4732. Е.И. РАГОЗИНУ
5 (17) мая 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Четверг, 17/5-го мая 77.

Любезнейший Евгений Иванович,

Я еще не знаю, поместили ли Вы второе мое письмо¹ -- а вот я уже лезу с третьим -- но что будешь делать? Я как гвоздь в басне Крылова: меня бьют в голову молотом -- и я поневоле дроблю кирпич². Не откажите поместить и это. Авось теперь меня оставят в покое³.

Моя подагра почти прошла -- и, если опять что-нибудь не приключится, я через 5 дней отсюда выезжаю -- и прямо в Петербург. В первый же день моего приезда я, конечно, Вас увижу.

Жму Вам крепко руку и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

4733. ЛУИ ДЕПРЕ
6 (18) мая 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS Vendredi, 18 mai 77.

Cher Monsieur,

Je n'ai pas chargé mon éditeur de vous envoyer un exemplaire de "Terres Vierges"¹. С'est moi-même qui l'ai porté au bureau de poste de la rue Milton. Enfin, ce qui est perdu est perdu -- et je vous envoie dès aujourd'hui un second exemplaire. Espérons que celui-ci aura plus de chance!

Ma goutte semble vouloir m'abandonner et j'espère pouvoir partir vers le milieu de la semaine prochaine.

Recevez l'assurance de mes meilleurs sentiments.

Ivan Tourguéneff.

4734. ЭМИЛЮ ЗОЛЯ
6 (18) мая 1877. Париж

Paris. 50, Rue de Douai.
Vendredi, 18 mai.

Mon cher Zola,

J'ai toujours encore à supporter cette maudite goutte qui ne veut pas me lâcher définitivement. Cependant j'espère pouvoir partir vers le milieu de la semaine prochaine.

Je vous renvoie vos deux feuilletons manuscrits¹. S'il est possible, je viendrai demain chez Flaubert et je vous y verrai. Mais j'ai, dès à présent, une demande à vous faire: pouvez-tous m'envoyer une carte photographique de vous avec cette inscription de votre main:

"А Madame Samarski-Bykhovetz.
Paris. 1877. E. Zola".

С'est une grosse dame qui habite Pétersbourg et qui vous adore; vous la rendriez parfaitement heureuse, et par contrecoup elle me comblerait de sa reconnaissance. С'est du reste une très excellente personne qui mérite ce petit sacrifice. Faites-le, je vous en saurai gré².

Et la visite à S. Bernhard {Так в подлиннике.}, a-t-elle eu lieu?³

Mille amitiés et au revoir, peut-être.

Iv. Tourguéneff.

4735. КЛАРЕ ТУРГЕНЕВОЙ
6(18) мая 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Vendredi, 18 mai. 2 h.

Chère Madame Tourguéneff,

А mon grand regret, il m'est impossible de dîner aujourd'hui chez vous. -- Mais je ne quitterai certainement pas Paris sans aller vous rendre visite. -- Mes jambes vont mieux -- et je commence à espérer qu'il me sera possible de partir vers la fin de la semaine prochaine.

Je ne vois pas trop ce qui peut réjouir Pierre: ce ne sont pas les bonapartistes, ce sont les cléricaux, les prêtres catholiques, qui triomphent; et si vous voulez bien vous souvenir -- j'ai toujours prédit que c'est là qu'est le danger. Tout pays qui tombe dans leurs mains est un pays immanquablement destiné à périr -- (comme la Pologne, p e). -- Quant au retour de Napoléon -- j'offre à Pierre un pari de mille francs -- et j'allonge l'époque fixée jusqu'au nouvel an¹. -- Ce n'est pas le premier pari de ce genre que j'aurai gagné.

Au revoir; -- ce qui se passe en Russie me rend triste -- et m'ôte à peu près la possibilité de m'occuper des choses franèaises.

Tout à vous Iv. Tourguéneff.

4736. РЕДАКТОРУ "LE TEMPS"
6 (18) мая 1877. Париж

Vendredi. 18 mai 1877.

Cher monsieur Hébrard,

Voici ce que je viens de lire dans une correspondance de Paris signée: А. St.-F. et insérée dans le dernier numéro de la "Gazette russe" de Moscou¹. Après avoir longuement raconté le sujet de mon récit: "le Rêve", publié comme vous le savez, dans le feuilleton du "Temps", М. St.-F. ajoute:

"М. T... a écrit "le Rêve" en franèais et il a bien fait; ses récits fantastiques sont peu prisés par le public russe, et celui-ci aurait eu d'autant moins de succès que le sujet rappelle beaucoup trop la donnée d'un mélodrame de boulevard: "le Père" par MM. Decourcelle et J. Claretie, dont nous avons parlé dans notre correspondance en temps et lieu"².

Voici ce que j'ai à répondre à М. St.-F.

Premièrement. -- Je n'ai jamais écrit une ligne (littérairement parlant) dans une autre langue que la mienne, le russe, et j'avoue même, bien sincèrement, que je ne comprends pas les auteurs, qui sont en état de faire ce tour de force: écrire en deux langues! J'ajouterai que je ne leur porte pas envie.

Secondement. Le récit en question a été écrit au printemps de l'année passée, et le manuscrit en a été remis en septembre à la rédaction du journal russe de Saint-Pétersbourg: "Le Nouveau Temps", qui l'a publié le 1-er janvier 1877.

Troisièmement. Au moment d'écrire "le Rêve", je ne connaissais pas plus le sujet du drame de MM. Decourcelle et Claretie, que je ne connais encore maintenant³.

Veuillez avoir la complaisance défaire insérer cette petite rectification dans votre journal, et croyez, cher monsieur Hébrard, aux sentiments d'amitié

de votre tout dévoué Ivan Tourguéneff.

4737. ПОСТАВУ ФЛОБЕРУ
7 (19) мая 1877. Париж

50, Rue de Douai.
Samedi, 19 mai.

Mon cher vieux,

Vous avez {Далее зачеркнуто: vous} dû vous dire hier: "En voilà un farceur! -- Il ne vient pas à la "Feuille de rose"¹ parce qu'il a la goutte -- et le lendemain il se promène en ville!". -- Eh bien -- jje ne suis pourtant pas si farceur que èa. Je n'étais pas bien du tout hier -- quand je suis sorti (je n'ai été absent qu'une heure -- juste -- et vous êtes venu 5 minutes trop tôt) -- quant à avant-hier, jeudi, j'étais si misérable -- mes deux pieds me faisaient tellement mal -- je me sentais si impotent, vieux, goutteux, perclus -- que l'idée d'aller voir ce qu'on voulait nous montrer -- m'a rempli d'une mélancolie sombre: je ne doute pas que je m'y serais ennuyé -- pire que èa -- même si j'avais pu -- avec les deux plaies que j'ai au lieu de {au Heu de вписано вместо зачеркнутого: au}jambes -- monter jusqu'à l'atelier! -- Je me suis décidé à rester chez moi comme un vieux crapaud dans son vieux trou humide. Je ferai tous mes efforts pour me traîner demain jusque chez vous -- sinon -- adieu!

Dès que je pourrai me mettre en wagon -- je partirai probablement vers la fin de la semaine prochaine.

Je voudrais pourtant vous voir auparavant.

Je vous embrasse -- tristement.

Iv. Tourguéneff.

4738. Э. С. ПОЛТОРАЦКОЙ
10 (22) мая 1877. Париж

50, Rue de Douai.
Mardi, 22 mai.

Mademoiselle!

Voici tout ce que j'ai pu faire. Dieu sait si c'est bon. -- Je suis dans la position de cet homme qui prétendait n'avoir jamais d'appétit et qui mangeait énormément. "Comme je n'ai pas d'appétit, -- disait-il, -- je ne sais pas quand il faut s'arrêter". -- Moi aussi, je ne sais pas, où doivent s'arrêter les cousnteettes.

Enfin -- j'espère que vous tirerez un parti quelconque de ma prose. -- Maisje vous conseille de consulter quelqu'un de plus versé que moi dans tous ces "us et coutumes". -- Je ne sais rien de positif sur la grandeur voulue des marges, les lettres majuscules -- la faèon d'écrire le titre et de signer, etc. -- Il me semble que vous devez mentionner votre âge -- ainsi que le domicile,, pour qu'on sache où vous envoyer ce que l'Empereur jugera à propos de vous donner¹.

Je pars samedi; j'espère encore avoir le plaisir de vous voir -- et vous prie d'agréer l'assurance de mes sentiments distingués.

Iv. Tourguéneff.

4739. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
11 (23) мая 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Середа, 23/11-го мая 77.

Наконец, любезнейший М<ихаил> М<атвеевич> -- я могу сказать, что выезжаю отсюда послезавтра -- и, вероятно, в будущий четверг отъявлюсь в Петербург. Катковка¹ оставила меня, продержав меня около трех недель. Для большей верности, однако, я Вам телеграфирую из Берлина.

Благодарю) покорно за прием и помещение картин².

"Новый орган" получил, действительно -- и нашел, к сожаленью, что он плох. Может быть, еще поправится³.

Итак -- до скорого свиданья. Жму Вам дружески руку.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4740. А.А. ТРУБЕЦКОЙ
11 (23) мая 1877. Париж

Paris. 50, Rue de Douai.
Mercredi, 23 mai 77.

Chère princesse,

Je suis encore ici -- je pars dans deux jours -- et je n'ai pas été à Bellefontaine, et je ne pourrai pas y aller malheureusement. Voici pourquoi. -- J'ai été violemment attaqué par la goutte dans les deux pieds -- il y a de cela trois semaines; je suis resté 8 jours au lit -- puis j'ai dû marcher sur des béquilles -- et ce n'est qu'hier que j'ai pu sortir pour la première fois -- sans pouvoir encore mettre des bottes. Mais comme mes affaires m'appellent impérieusement en Russie¹, je me ferai voiturer jusqu'au chemin de fer -- et je ne quitterai plus le wagon-lit -- ou à peu près -- jusqu'à Petersbourg. Aller dans cet état à Fontainebleau serait imprudent; -- et je veux me réserver ce plaisir jusqu'après mon retour, qui aura (lieu), si rien ne m'arrive, vers la fin de juillet. -- Je pars pour la Russie le cœur très gros; -- ce qui se passe là-bas me réjouit fort peu -- étant, comme je le suis, le contraire d'orthodoxe et de Slavophile: et c'est là ce qui triomphe². Ce qui se passe maintenant en France n'est pas gai non plus: c'est le dernier combat entre les deux seules forces vivaces qui restent au monde -- le catholicisme et la Révolution³; -- et quoique je n'aie pas de doute sur l'issue définitive de la lutte -- elle peut se prolonger si longtemps que ma vie peut se passer avant que mes yeux deviennent témoins de la victoire de la bonne cause. Malgré tout ce que j'entends dire de tous côtés, je ne suis pas du tout sûr que la Chambre que nommera la France sera aussi républicaine qu'on le suppose; je suis encore moins sûr qu'on ne veuille pas tenter un coup d'Etat militaire -- si pourtant elle l'était; et je ne parierais pas qu'un coup d'Etat pareil ne puisse réussir. -- Le résultat de tout ceci est que je broie du noir; ajoutez à cela le sentiment de la vieillesse qui s'avance à grands pas, escortée de toutes ses infirmités... et voyez que vous n'avez pas à trop regretter l'absence d'un convive tel que je vous le dépeins. Je m'imagine qu'à mon retour de Russie la situation générale ne sera peut-être un peu débrouillée; -- et n'ayant plus le tas de "blue devils" qui me hantent maintenant, je serai un peu plus supportable.

Je vous demande bien pardon de vous écrire "en mineur" -- comme cela; -- et pour changer, je vous dirai deux mots de la famille Viardot, qui va très bien et me charge de ses meilleures amitiés pour vous. -- Le détestable temps que nous avons les retient encore à Paris; -- mais je suppose qu'aussitôt après mon départ ils veulent aller à la campagne.

Chère princesse, permettez-moi de vous serrer la main bien amicalement; je vous assure que je serai très heureux de vous voir après mon retour. -- Mille amitiés à Mlle Marianne⁴et croyez-moi

votre bien dévoué "Trotzalledem" Iv. Tourguéneff.

Сейчас получил Ваше письмо, милая сестра Юлия¹ -- и спешу отвечать Вам в надежде, что мое письмо Вас еще застанет в Петербурге, Грустно очень думать, что мы не скоро увидимся; -- тем грустнее, что я, вероятно, двумя-тремя днями не захвачу Вас там!² -- Я выезжаю отсюда в субботу, т.е. послезавтра; моя подагра почти прошла, хотя я еще всё не могу надеть сапоги -- и щеголяю в туфлях; но невозможно долее откладывать. -- Мне и без того путешествие в Россию и пребывание в Петербурге представляются -- именно теперь -- чем-то весьма невеселым; Ваше отсутствие -- и, сколько я слышал, присутствие холеры прибавляют еще больше черноты к фону картины. -- Но делать нечего! -- Мое самое искреннее сочувствие будет сопровождать Вас в Вашем тяжелом странствовании. Желаю от всей души, чтобы взятый Вами на себя подвиг не оказался непосильным -- и чтобы Ваше здоровье не потерпело. -- А ехать в Кишинев к моему "приятелю" Черкасскому -- нет; я этого не сделаю, не потому, что меня пугает дальнее путешествие -- не потому, что я не патриот; но я люблю Россию иначе, чем те господа, которые держат теперь ее в руках; -- желаю им всяческих успехов -- но присутствовать при их деятельности -- не хочу³. -- Будем надеяться, что эта бедственная война не затянется⁴; но едва ли можно предвидеть ей скорый конец.

Madame la princesse Troubetzkoï,
au château de Bellefontaine,
près Fontainebleau.

4741. Ю.П. ВРЕВСКОЙ
12 (24) мая 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Четверг, 24/12-го мая 77.

Предвижу, что в Петербурге останусь недолго; -- там для меня пахнет литературой -- а я получил к ней достаточное омерзение в последнее время; да и она меня извергает⁵; -- так что нам лучше всего разойтись подобру-поздорову.

Я даже не понимаю того, что Вы мне сказали о Мещерском: вместо того чтобы дать Миклухе взаймы 2000 р. -- я ему подарил 1000; -- что, при моей гнусной бедности, совсем было нелегко⁶.

А какой Ваш костюм? Костюм сестер милосердия? Посмотрел бы я на Вас... и, вероятно, тоже был бы тронут. Знаете ли Вы по крайней мере Ваших будущих товарок?? Я даже не могу себе представить: как это так -- 22 женщины вместе? -- Господи! -- Но -- le vin est tiré -- il faut le boire,

С особенным чувством благодарю Вас за то, что вспомнили обо мне -- и с великой нежностью цалую Ваши милые руки, которым предстоит делать много добрых дел. -- Если вздумаете написать -- (за что весьма буду обязан) -- то мой самый верный адресс: "В контору редакции "Вестника Европы" -- П<етер>бург, Галерная ул., No 20 -- для передачи И. С. Т<ургеневу>"⁸. -- Там всегда знают, где я.

Еще раз прощайте -- будьте здоровы и бодры.

Искренне Вас любящий Ив. Тургенев.

4742. В.А. СОЛЛОГУБУ
12 (24) мая 1877. Париж

50, Rue de Douai.
Jeudi, 24 mai.

Любезнейший граф,

Мне давно бы следовало препроводить Вам прилагаемую бумагу (вместе с письмом, в котором упоминается Ваше имя)¹ -- но вот уже три недели, как я во власти подагры, которая хотя взяла меня за ноги, а не за голову -- однако память отшибла. Извините меня, пожалуйста;-- и поступите как найдете приличным.

Я давно должен был уехать в Россию -- но та же подагра помешала. Однако надеюсь удрать в субботу, т.е. послезавтра -- хотя сапогов надеть еще не могу.

Поклонитесь от меня Вашей приятельнице² -- и примите от меня уверение в дружеских чувствах

преданного Вам Ив. Тургенева.

4743. Е.С. РАХМАНОВОЙ
Конец апреля -- 13 (25) мая 1877 (?). Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Пятница утром.

Любезнейшая Елена Сергеевна, с благодарностью возвращаю Вам замечательные записки Вашей матушки, которые я прочел (хотя с трудом, по причине почерка), но с великим интересом¹.

Желаю Вам всего хорошего, здоровья, счастливого пути -- и до свиданья... где? неизвестно -- но наверно.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

I am leaving Paris to-morrow. I go directly to (Petersburg -- and I don't think it is possible to come back before, the beginning of August. I don't wish to go without giving you-- a hearty shakehands -- and saying you: "до свиданья!". -- Where and when? -- that's more I can know or say. -- But let us hope in better circumstances.

En mains propres.
Madame Rachmanoff.
31, Rue de: Rocher.
De la part de iTourguéneff.

4744. ВИЛЬЯМУ РОЛЬСТОНУ
15(27) мая 1877. Париж

Paris. 50, Rue de Douai.
Sunday, May 17-th {Так в подлиннике.}, 77.

My dear friend,

I have sent at last to Sutherland Edwards -- the cliché of my photograph¹. -- 1 don't expect that he will have the untimely idea of publishing now the portrait of a Russian²; -- but the -- photograph was ready -- long ago -- and so I thought it best to send it.

Believe me

yours very truly, Iv. Tourguéneff.

P.S. My surest address in Russia is -- St. Petersburg -- Galernai'a str., 20, Redaction of the "Messenger of Europe".

Cette nuit mon pied a enflé de nouveau -- et me revoilà cloué à mon fauteuil. Je ne suis pas sûr de pouvoir partir après-demain; mais, en tout cas, je ne puis pas sortir aujourd' hui.

Angleterre.
W. Ralston, Esq-re.
8, Alfred Place.
Bedford Square.
London.

4745. ГЮСТАВУ ФЛОБЕРУ
15 (27) мая 1877. Париж

50, Rue de Douai.
Dimanche matin.

Mon cher ami,

Je vous renvoie vos manuscrits¹. Si vous voyez Zola, dites-lui que je lui enverrai des sujets de feuilletons dès que j'aurai vu et parlé <à> Stassulevitch. En attendant -- il m'est venu une idée. S'il faisait une étude physiologique -- de dessous de cartes -- du journalisme de Paris? Ce ne serait pas une actualité -- mais cela pourrait être très curieux. -- Le public russe est friand de ces choses².

Allons -- adieu et au revoir dans des temps meilleurs! --Je vous embrasse.

Iv. Tourguéneff.

P.S. Mille amitiés à Mme Commanville et à son mari.

4746. Н.А. ЩЕПКИНУ
15 (27) мая 1877. Париж

Николаю Щепкину (intendant) г. Тургенева. Мценск. Россия. -- Vais mieux, pars bientôt pour Petersbourg, écrirai lettre. Ivan Tourguéneff.

4747. И.И. МАСЛОВУ
16 (28) мая 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Понедельник, 28/16-го мая 77.

Любезный друг Иван Ильич,

Твое письмо (с векселем на 530 фр.)¹ -- застало меня еще здесь, благодаря припадку подагры, который приключился со мною месяц тому назад и воспрепятствовал моему отъезду. -- Наконец я оправился и выезжаю завтра. -- Надеюсь скоро с тобой увидеться, ибо в Петербурге я останусь не долго.

В кассе девицы Шмейссер оставалось действительно всего 40 франков; присланных тобою денег, полагаю, будет достаточно, чтобы заплатить здесь за квартеру и на издержки путешествия. -- Она в последнее время сделала замечательные успехи -- и, конечно, может теперь с честью дебютировать на любой русской сцене. -- Г-же Виардо она не могла заплатить за уроки -- но счет их записан -- и я не сомневаюсь в том, что твоя "protégée" почтет долгом вознаградить свою учительницу, как только будет в состоянии это сделать. -- Она очень хорошая девушка -- и вела себя здесь примерно².

Как только я приеду в Петербург, я дам тебе знать -- так как я надеюсь снова, по примеру прежних лет, приютиться под твоим гостеприимным кровом.

Засим дружески тебя обнимаю и -- до свидания!

Душевно тебе преданный Ив. Тургенев.

4748. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
16 (28) мая 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Понедельник, 28/10-го мая 77.

Сегодня только два слова, любезнейший Михаил Матвеевич! -- Благодаря (!) новому припадку подагры -- я не мог выехать, как предполагал, в прошлую пятницу; -- но теперь хоть я еще хромаю, а непременно выезжаю завтра -- прямо на Берлин -- и в субботу утром буду в Петербурге -- и до обеда в Галерной ул.¹ Я еще не знаю, остановлюсь ли я у Демута -- или во французской "chambre garnie" в Большой Конюшенной²: это решит Топоров, который будет меня ждать на дебаркадере. -- Прошу Вас все письма и пр., что придет на мое имя в редакцию, велеть хранить до моего прибытия. Жму Вам крепко руку и остаюсь

душевно Вам преданный Ив. Тургенев.

4749. А.В. ТОПОРОВУ
16 (28) мая 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Понедельник, 28-го мая 77.

Любезнейший Александр Васильевич, провалявшись опять три дня по милости нового припадка подагры, я решительно отправляюсь завтра отсюда прямо в Берлин -- и, если ничего со мною не произойдет -- в субботу к 12 часам утра я NoПетербурге. -- Я Вам пошлю телеграмму с границы -- но Вы все-таки будьте так добры -- и по получении сего письма решите окончательно, где мне остановиться -- и посмотрите комнаты и в гостинице Демута, и у той француженки¹. -- Надеюсь, что Вы -- (если только здоровье Вам позволит) -- выедете сами или вышлете мне карету на дебаркадер.

Итак -- до скорого свидания; жму Вам дружески руку и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

4750. А.А. ТРУБЕЦКОЙ
16 (28) мая 1877. Париж

Paris. 50, Rue de Douai.
Lundi, 28 mai 77.

Chère princesse Troubetzkoï,

Je pars demain pour la Russie et je vous promets que vous aurez de moi une lettre détaillée -- de St. Pétersbourg¹. Mais je ne veux pas quitter Paris sans vous avoir remerciée pour les bonnes paroles que vous m'avez dites et pour le fragment de lettre de votre chère et regrettée fille que vous me communiquez². J'en ai été profondément ému... toucher ainsi une âme telle que la sienne -- il n'y a rien au-delà pour tout homme qui tient une plume...

Encore, une fois merci.

Je ne suis pas complètement découragé -- maisj 'avoue que je vois l'avenir sous des couleurs assez sombres... Surtout ici en France. Les cléricaux sont les maîtres: ils le prouvent -- et le prouveront encore plus, en perdant le pays³.

Nous reparlerons de tout ceci -- mais quand je vous verrai -- au commencement du mois d'août -- rien ne sera décidé... à moins que... enfin nous verrons.

Toute la maison vous envoie ses meilleures amitiés -- et moi je vous serre les mains avec tendresse et suis pour toujours

votre fidèle et dévoué Iv. Tourguéneff.

4751. ЮЛИАНУ ШМИДТУ
18 (30) мая 1877. Берлин

Mittwoch. 8 ¹/₂ Abends.
30 Mai 77.

Mein lieber Freund,

Ich bin eben angekommen und gehe gleich zu Bett -- denn ich bin sehr müde. -- Natürlich will ich Sie sehen. -- Dinireich morgen bei Ihnen? Lassen Sie mich wissen, um wieviel Uhr ich erscheinen soll¹. Morgen 10 Uhr muss ich weiter fahren.

Einen cordialen Händedruck

von Ihrem Iw. Turgenjew.

4752. ЮЛИАНУ ШМИДТУ
19 (31) мая 1877. Берлин

Berlin.
St. Petersburger Hôtel.

Mein lieber Freund,

Dank einem Irrtum habe ich die unrichtige Nummer der "Gegenwart" heute bei Ihnen gelassen. -- Ich schicke Ihnen den "Vater Alexis"¹. Auch bitte ich Lindau Ihnen den "Traum" zukommen zu lassen².

Viele Grüsse Ihrer lieben Frau. Bleiben Sie gesund und munter.

Ihr I. Turgenjew.

4753. Н.С. ТУРГЕНЕВУ
23 мая (4 июня) 1877. Петербург

С.-Петербург. Большая Конюшенная,
д. Петропавловской церкви,
кварт. No 15.
23-го мая 1877.

Любезный друг и брат,

Я вчера приехал сюда, через 8 дней еду в Москву -- и спешу тебя предупредить об этом. -- Остановлюсь я, как всегда, у Маслова -- и, конечно, немедленно тебя увижу. -- Много и обо многом придется переговорить с тобою. -- Напиши мне словечко о том, здоров ли ты и какие твои намеренья на лето?

Обнимаю тебя -- и до скорого свидания.

Любящий тебя брат Ив. Тургенев.

4754. Н.А. ЩЕПКИНУ
23 мая (4 июня) 1877. Петербург

С.-Петербург. Большая Конюшенная,
д. Петропавловской церкви, кварт. No 15.
Понедельник, 23-го мая 77.

Любезный Николай Александрович, спешу известить Вас, что я вчера прибыл сюда -- через неделю еду в Москву -- и оттуда немедленно извещу Вас, поеду ли я в Спасское -- или же попрошу Вас приехать с бумагами и деньгами в Москву. Жду от Вас письма сюда -- а впрочем, желаю Вам всего хорошего и кланяюсь всем Вашим.

Ив. Тургенев.

4755. Я.П. ПОЛОНСКОМУ
24 мая (5 июня) 1877. Петербург

Любезный друг Яков Петрович, я третьего дня сюда приехал и вчера собирался к тебе, да не попал -- и потому предуведомляю тебя, чтобы ты был так любезен и ждал бы меня сегодня во 2-м часу -- я непременно отъявлюсь к тебе -- и не хотел бы не застать тебя дома. Крепко жму тебе руку.

Твой Ив. Тургенев.

Вторник. 9 ч. утр.

В доме Петропавловской церкви, квар. No 15.

4756. Н.С. ТУРГЕНЕВУ
29 мая (10 июня) 1877. Петербург

С.-Петербург. Большая Конюшенная,
д. Петропавловской церкви,
кварт. No 15, у г-жи Булье.
Воскресение, 29-го мая 77.

Любезный брат,

Ты можешь мне сделать большое одолжение. -- Все мои деньги лежат в спасской кассе -- и я, как только приеду в Москву, выпишу их оттуда вместе с управляющим, но здесь они у меня иссякли. -- Вышли мне, пожалуйста, 200 р., которые я тебе немедленно возвращу по приезде¹. -- Не теряй времени -- ибо я отсюда выезжаю непременно в пятницу.

Заранее благодарю тебя и остаюсь

любящий тебя брат Ив. Тургенев.

4757. Е.И. БЛАРАМБЕРГ
1 (13) июня 1877. Петербург

С.-Петербург. Большая Конюшенная,
д. Петропавловской церкви,
у г-жи Булье, кварт. 15.
1/13-го июня 1877.

Любезнейшая Елена Ивановна, Я только вчера вечером получил Ваше письмо¹ -- так как оно было адрессовано в Hôtel Demouth -- а я живу в "chambres garnies". -- С великим удовольствием соглашаюсь на Вами изъявленное желание -- и предоставляю Вам весь мой деревенский дом в Спасском, спальное и столовое белье и пр.² -- Но пища? -- У меня там нет ни повара, ни чего подобного. -- Если хотите, я немедленно спишусь с моим управляющим, который живет во флигеле рядом, и спрошу его, не захочет ли он взять Вас en pension -- насчет продовольствия столом, чаем и т.д.³ -- Сам я, вероятно, в деревню не поеду -- а останусь всё время в Москве -- куда я прибуду непременно в воскресение -- и где я тотчас Вас отыщу. -- Но Вы ответьте мне сюда немедленно. Ваше письмо меня еще застанет⁴. -- Мне весьма досадно, что мой ответ -- не по моей вине -- замедлился -- и я пишу уже Вам по адрессу г-жи Мамонтовой.

До скорого свидания; дружески жму Вам руку.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4758. КЛОДИ ШАМРО
1 (13) июня 1877. Петербург

St. Pétersbourg.
Mercredi, 13/1 juin 77.

Ma chère bien-aimée Didie -- je t'envoie sous ce pli -- ainsi qu'à Marianne -- à vous deux -- une photographie nouvelle de moi, que l'on dit être assez bien¹. -- En la regardant, pense que voilà un Monsieur en cravate blanche, qui ne sera heureux que quand il te verra. -- (Le 18 juillet!!² peut-êtreavant!). --Je t'avais laissée souffrante à Paris; et cela m'inquiétait beaucoup; -- une des lettres (la première) de ta maman s'était égarée en route³. Dieu sait quelles images lugubres mon imagination pessimiste avait évoquées... J'avais déjà l'intention d'envoyer un télégramme à Georges -- tu sais -- comme il y a bientôt trois ans de Spasskoïé...⁴ heureusement le No 2 est arrivé à temps pour me calmer⁵. Cependant je vois par un mot de Marianne que tu te sens fatiguée et mollasse. -- Vite, vite àBougival! -- et que le bon air des "Frênes" te ranime! -- Je dis cela -- et pourtant je suis sûr que tu y es déjà et que tu as repris tes belles couleurs et tes forces. -- Quant à Jeanne, on dit qu'elle est splendide!!⁶ Embrasse-la bien fort pour moi, ainsi que Georges. Quand je rentrerai au bercail -- il faudra que tu sois jolie comme un cœur -- et que tu me fasses tourner la tête à rendre Georges jaloux pour bon.

Depuis que je suis ici j'ai vu bien des figures hétéroclites et j'aurais voulu te les dessiner... Hélas! Là aussi je baisse -- et mon raccourci m'a abandonné!!! -- Pourtant quelles barbes! quels nez! quels yeux enforcéesdanslesjoues! -- Quels fronts gras! Quelles tournures! Je vais essayer -- ma foi tant pis! Ceci représente un "izvostchik" (petit cocher de fiacre) endormi: remarque bien que cela se passe en plein jour; ce qu'il a sur la tête est un bonnet d'hiver d'où sort le coton, dont il est rembourré. А ses côtés dort un pigeon.

0x01 graphic

Maman t'aura probablement {Далее зачеркнуто: parlé (говорила.-- франц.).} montré ma lettre, où je parle de l'arrivée de Harlamoff. -- Je suis allé avec lui à l'Académie où nous avons vu un grand tableau d'un Mr Semiradsky, dont on a fait un bruit d'enfer (cela représente Néron faisant brûler des chrétiens) -- et que j'ai trouvé faux, criard, lieu commun, insupportable⁷. -- J'ai vu une très belle copie de Harlamoff de la leèon d'anatomie de Rembrandt -- et le tableau qui lui a valu sa médaille d'or et qui est très mauvais⁸. -- Il en a ri tout le premier. -- Il a ici deux ou trois commandes de portraits.

Allons, ma chère petite filleule, donne ici tes deux mains -- que je les baise; puis tes deux joues -- puis tes deux yeux. Et porte-toi bien, entends-tu!!! Et écris-moi -- et aime ton vieux parrain qui t'adore.

Iv. Tourg.

4759. Н.А. ЩЕПКИНУ
1 (13) июня 1877. Петербург

С.-Петербург. Большая Конюшенная,
в д. Петропавловской церкви, кварт. No 15.
Середа, 1-го июня 77.

Любезный Николай Александрович,

Ваше письмо застало меня еще здесь -- я выезжаю отсюда в субботу в Москву -- и оттуда напишу Вам немедленно, сам ли я приеду в деревню -- или же попрошу Вас приехать; в таком случае я Вам тотчас вышлю доверенность, такую, какую Вы написали¹. И потому прошу Вас ждать от меня известия, которое явится скоро. Пока жму Вам дружески руку и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

4760. И.И. МАСЛОВУ
2 (14) июня 1877. Петербург

С.-Петербург. Большая Конюшенная,
д. Петропавловской церкви,
кварт. No 15, у г-жи Булье.
Четверг, 2-го июня 77.

Любезный друг Иван Ильич, я получил твое милое и дружеское приглашение; но П.В. Анненков, который третьего дня сюда приехал, сказывал мне, что Тютчевы на днях (чуть ли не завтра) едут в Москву -- и остановятся у тебя. -- Я боюсь тебя стеснить -- и полагаю, что на этот раз будет лучше, если я остановлюсь в доме брата, на Пречистенке. -- Я выезжаю отсюда в воскресение -- и потому если бы ты все-таки был в состоянии принять меня под свой кров -- то ты успеешь меня известить об этом¹, Анненков тоже скоро едет в Москву².

Во всяком случае до скорого свидания -- крепко жму твою руку.

Душевно тебе преданный Ив. Тургенев.

4761. ЖЮЛЮ ВАЛЛЕСУ
3 (15) июня 1877. Петербург

St-Pétersbourg.
Се 3/15 juin 1877.

Monsieur et cher confrère,

Votre lettre est arrivée un peu tard; je l'ai reèue au moment de partir pour Moscou. Je commenèais à croire que vous aviez renoncé à votre projet¹. Cependant je me suis mis aussitôt en campagne et j'espère avoir trouvé quelque chose qui pourra vous convenir. Un nouveau journal (qui a toutes mes sympathies) va se fonder ici. Son titre est "Slovo" ("La Parole"). Les éditeurs seraient enchantés d'avoir un feuilletoniste et un correspondant politique à Londres. Je leur ai donné votre adresse -- et je ne doute pas qu'ils ne vous aient écrit. Voici toujours l'adresse de l'un d'eux: Mr Isidore Goldsmit -- Pétersbourg, Sapeurni péréoulok, No 6, logis No 8. (Sapeurni péréoulok -- veut dire petite rue des sapeurs -- mais il vaut mieux mettre le nom russe). Le "Slovo" doit paraître en automne, il a toutes les chances de réussir². Faites vos arrangements: à tant par ligne en monnaie franèaise ou bien en comptant le kopek à 3 cents et le rouble à trois francs, (Le rouble a 100 kopeks).

Je reste en Russie un mois encore -- puis je retourne en France, où mon adresse permanente est: Paris, 50, Rue de Douai. Vous m'obligeriez en m'écrivant un mot à cette dernière adresse sur le résultat de vos démarches³.

Acceptez l'assurance de mes meilleurs sentiments,

Ivan Tourguéneff.

4762. Я.П. ПОЛОНСКОМУ
3 (15) июня 1877. Петербург

Милейший Яков Петрович!

Имею намерение прибыть к тебе в Павловск в воскресение к чаю (в б часов). -- Тебе это по нутру? -- И нельзя ли, голубчик, к тому дню приготовить перевод??¹ -- Вот бы разодолжил!!

Жму дружески тебе руку и остаюсь

любящий тебя Ив. Тургенев.

Пятница.

3/15-го июня 1877.

СПб.

4763. Н.С. ТУРГЕНЕВУ
3 (15) июня 1877. Петербург

С.-Петербург. Большая Конюшенная,
д. Петропавловской церкви,
у г-жи Булье, кварт. No 15.
Пятница, 3/15-го июня 1877.

Милый брат,

Вчера я получил присланные тобою 200 руб. -- за которые благодарю тебя искренне.

Выезжаю отсюда решительно и безотлагательно в понедельник -- раньше оказывается невозможным -- и тотчас отъявлюсь к тебе¹.

А пока будь здоров, обнимаю тебя и остаюсь

любящий тебя брат Ив. Тургенев.

4764. Н.С. ТУРГЕНЕВУ
5 (17) июня 1877. Петербург

С.-Петербург. Большая Конюшенная,
д. Петропавловской церкви,
у г-жи Булье.
Воскресение, 5/17-го июня 77.

Милый брат,

В середу судится здесь очень любопытный политический процесс, на котором я непременно желаю присутствовать¹, вследствие чего я выезжаю только в середу -- вечером -- а в четверг утром буду в Москве -- и перед обедом к тебе заеду. Остановлюсь я, по-прежнему, у Маслова.

Обнимаю тебя и до скорого свидания.

Любящий тебя брат Ив. Тургенев.

4765. Н.А. ЩЕПКИНУ
7 (19) июня 1877. Петербург

С.-Петербург. Большая Конюшенная,
д. Петропавловской церкви,
у г-жи Булье.
Вторник, 7/19 июня 1877.

Любезный Николай Александрович, посылаю Вам при сем доверенность на получение денег из Орловского банка¹. Сам я выезжаю отсюда завтра и в четверг прибуду в Москву; но еще не знаю, поеду ли в деревню -- или попрошу Вас приехать со всеми деньгами в Москву². Я Вам тотчас напишу. Но во всяком случае прошу Вас эти деньги из Орловского банка взять -- и хранить их в спасской кассе до моего письма или приезда. Мне нечего Вас просить поступать с ними осторожно во время поездки -- как бы чего, боже сохрани, не случилось. -- Эти деньги для меня заветные. Во всяком случае до весьма скорого свидания -- дружески жму Вам руку и кланяюсь всем Вашим.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4766. А.П. ЗАБЛОЦКОМУ-ДЕСЯТОВСКОМУ
9 (21) июня 1877. Петербург

С.-Петербург. Большая Конюшенная,
д. Петропавловской церкви,
у г-жи Булье.
Четверг, 9/21-го июня 1877.

Многоуважаемый Андрей Парфеньич!

Позвольте мне обратиться к Вам со следующей просьбой. -- Я в Париже коротко познакомился с одним молодым русским, Михаилом Павловичем Чуриловым¹. Это весьма хороший, серьезный и трудолюбивый юноша, в котором я принимаю искреннее участие. Из прилагаемого его письма ко мне², а также и из некоторого "curriculum vitae", которое я также Вам посылаю, Вы усмотрите, чего он желал бы достигнуть -- и какие на то его права. -- Я виню себя в том, что тотчас по прибытии в Петербург не отыскал Вашего почтенного зятя, с которым я даже не имею чести быть лично знакомым, но которому я позволил бы себе изложить желания г-на Чурилова, подкрепив их моей рекомендацией. -- Но П.П. Семенов³, как слышно, теперь уехал в деревню -- и я обращаюсь к Вам, в надежде что Вы будете так добры и доставите письма г-на Чурилова Вашему зятю, замолвив за него доброе слово. -- Я твердо уверен, что Статистический комитет в моем знакомом приобретет полезного и деятельного сотрудника и работника. -- Я не знаю другого живущего за границей молодого русского (а я знаю их многое множество) -- за которого я бы мог так смело поручиться.

Вместе с извинениями за причиненные Вам хлопоты прошу Вас принять заранее выражение моей благодарности. -- Я послезавтра уезжаю в Москву -- а недели через две вернусь сюда -- и тогда постараюсь посетить Вас. -- Вот на всякий случай адресс г-на Чурилова: Paris, rue Thouin, No 6.

С совершенным уважением и высокопочитанием остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

4767. КЛОДИ ШАМРО
9 (21) июня 1877. Петербург

St. Pétersbourg.
Grande Konnuchennaïa.
Maison de l'Eglise St. Pierre et Paul,
chez Mme Bouille.
Jeudi soir, 9/21 juin 77.

Ma chère et bien-aimée Didie,

Tu sais probablement déjà par la lettre que j'ai écrite hier à ta maman¹ que j'ai été pincé par une sorte de grippe, rhume ou catarrhe, qui m'a été gratifié par ce joli temps d'hiver que nous avons ici; cependant, je vais déjà mieux et j'espère pouvoir sortir demain et partir après-demain samedi pour Moscou. En attendant, j'ai eu le bonheur de recevoir ce matin ta lettre, qui m'a fait un plaisir immense! et je t'en remercie de tout mon cœur². J'y ai vu avec la plus vive satisfaction que toi et tous les tiens, vous vous portez comme des charmes, et je vais me mettre à réfléchir pour préparer les contes³ qui doivent amuser Jeanneton, ma rivale] Ce sera ma seule occupation littéraire et ce ne sera pas une mince besogne, si je veux être aussi spirituel que ta fille!

Tu ne saurais croire combien est grand mon désir de retourner aux Frênes! Et quoique tu n'aies pas eu besoin d'attendre jusqu'à cet été, pour m'avoz'r, comme tu dis, car voilà bientôt vingt-et-un ans que c'est fait⁴, toutefois je serais très heureux de déposer ma personne à tes jolis pieds comme un bon gros Médor⁵, qui ne demande qu'à servir sa maîtresse.

J'ai passé hier cinq grandes heures au tribunal (politique) où toutes sortes de figures ont défilé devant moi⁶. Elle étaient laides pour la plupart, et comme telles, ne rentrent pas dans tes attributions; mais il y a assez de "humour" en toi comme dessinateur de figures humaines pour que je puisse affirmer que tu te serais amusée et que tu aurais fait quelques croquis piquants. Je vais essayer de te donner une idée bien vague (avec ma manière à profil) de quelques-unes de ces physionomies. Voici p e le principal accusé; Médecin de campagne et conseiller d'Etat, Théodore Pokrychkine⁷ (comme qui dirait: М. Couvercle).

Ces deux visages sont assez ressemblants: ils ont l'air de caricatures -- eh bien! lui m'a fait l'effet d'un homme excellent, bienveillant et grave -- et elle doit être une vaillante nature, énergique et intelligente! -- Tâche de

0x01 graphic

Sa femme

Tatiana Pokrychkina⁸.

démêler èa! -- Malheureusement il m'est impossible même d'essayer de rendre les visages et les tournures des paysans; je l'ai pourtant essayé sur un morceau de papier -- mais ce n'est pas cela du tout: c'est faux⁹.

Tu es bien gentille et bien bonne de protéger "l'infortuné" Fauré; j'aime beaucoup ce garèon et je serais très heureux de voir Marianne se prendre d'affection pour lui¹⁰. J'avoue pourtant que cela me paraît difficile: Marianne me fait l'effet de ne pas mordre au mariage... Et cependant elle n'est pas faite pour rester fille et devenir vieille fille!¹¹ -- L'exemple de Georges lui rend le choix peu facile... mais on ne met pas tous les jours la main sur un mari comme le tien; -- et après tout -- la femme de Fauré ne serait pas à plaindre¹². Je suis content que les deux tantes soient parties¹³; on a beau dire, l'opinion des parents, des personnes qu'on voit souvent a toujours une certaine influence, et c'est désagréable de voir qu'une autre personne considère comme une "catastrophe" ce qui doit faire votre bonheur.

L'idée de retrouver à mon retour la situation non changée m'est pénible... Mais dans ces choses-là -- on ne peut être que spectateur. Enfin!¹⁴

Ce que tu dis de Paul m'afflige¹⁵. Il est évident qu'il y a dans son affaire un défaut organique, et comme il est violent et volontaire, il ne fera rien pour prévenir les accidents et soigner sa santé. Je crains qu'il ne fasse des excès; je suis sûr qu'il boit "freely" du vin et de la bière, etc. Il faudrait qu'il revînt pour quelque temps aux "Frênes"; il ne s'y amuse guère et n'amuse pas les autres; -- mais c'est précisément cet ennui tranquille qui lui ferait du bien. Rubinstein est revenu ici; mais je ne l'ai pas vu et ne le verrai probablement pas; il est allé s'enterrer dans sa maison de campagne¹⁶.

Harlamoff est aussi à Pétersbourg; il a vendu ses tableaux et s'en va à Moscou où on lui a commandé deux portraits¹⁷.

Et toi, as-tu repris ta palette? Mon grand cabinet dans le chalet est-il honoré de ta présence?¹⁸

Allons -- il faut te dire adieu. Je compte bien vous revoir tous avant trois semaines (je te le dis à l'oreille) -- et en attendant, je t'embrasse avec toute la tendresse imaginable. Je te charge aussi d'embrasser pour moi Georges et Jeanneton, und Ich bleibe auf ewig Dein unwandelbar treuer alter Pathe

J. Tour.

4768. ЭМИЛЮ ЗОЛЯ
9 (21) июня 1877. Петербург

Saint-Pétersbourg.
Ce 21/9 juin 1877.

Mon cher ami,

Il y a quinze jours que je suis ici et je me fais l'effet d'être tombé dans une chaudière pleine d'eau, où je bous avec tous les autres¹. (Prenez cette phrase au figuré, car, à un autre point de vue, il fait ici un froid à me faire regretter de n'avoir pas emporté ma pelisse).

Je reste encore un mois en Russie, puis je retourne dare-dare à Bougival, où je vais m'enfermer jusqu'à l'hiver.

Je n'ai pas tenu ma promesse, et je ne vous ai pas envoyé de sujets avant de quitter Paris; je vous prie bien de m'excuser². Mais il me semble que vous aviez un sujet pour le mois de juillet. (On a été extrêmement content ici de votre article sur les militaires³; vous êtes, comme par le passé, le grand favori). Quant au sujet d'article pour le mois d'août, il m'est venu ici une idée. Si vous ne pensez pas faire une étude sur les coulisses du journalisme parisien, comme je l'avais écrit à Flaubert -- je ne sais s'il vous a transmis ce passage de ma lettre⁴ -- vous feriez peut-être bien de nous envoyer une espèce d'idylle sur le midi de la France, où vous êtes, une description de la manière de vivre, etc., etc., des méridionaux. Comme contraste, cela ferait un excellent effet, et je m'imagine que vous vous en tireriez parfaitement et que cela vous amuserait à faire. Pensez-y⁵.

Je suppose que vous vous êtes remis au travail et je vous souhaite santé, repos et quiétude d'âme, autant que cela est possible dans l'état actuel de la France.

Stassulevitch vous fait dire mille choses aimables, et moi, je vous serre cordialement la main, et vous prie de me rappeler au bon souvenir de Madame Zola. Je vous écrirai dès mon retour en France.

Votre tout dévoué Iv. Tourguéneff.

P.S. Je crois avoir arrangé l'affaire de votre ami de Londres, quoique autrement que je ne l'avais supposé⁶.

4769. Е.И. БЛАРАМБЕРГ
10 (22) июня 1877. Петербург

С.-Петербург. Большая Конюшенная,
д. Петропавловской церкви,
у г-жи Булье.
Пятница, 10/22-го июня 1877.

Любезная Елена Ивановна,

Причина моего замедленного прибытия в Москву -- грипп, схваченный мною четыре дня тому назад -- по милости здешней прелестной погоды; я еще сегодня не выхожу -- но так как мне лучше -- то надеюсь выехать завтра -- или уже никак не позже воскресения. -- Я Вам тотчас дам знать; и так как я в деревню не поеду -- а выпишу в Москву немедленно моего управляющего¹ -- и Вам тогда будет легко уговориться с ним насчет пенсиона². -- Я, с своей стороны, "повлияю" на него -- и, конечно, дело сладится.

Итак, до скорого свидания. Жму Вам дружески руку и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

P.S. Вы уже, конечно, знаете, что 1-ая часть Вашего романа печатается в июльской книжке "В<естника> Е<вропы>"³.

Ты, чай, дивишься, отчего это меня до сих пор нет в Москве, несмотря на мои обещания? -- Вопрос разрешается просто, хоть и не совсем для меня приятно: благодаря прелестной здешней погоде -- я 4 дня тому назад схватил грипп -- и хотя мне теперь уже лучше, но я всё еще не выхожу -- и раньше завтрашнего дня или даже воскресения выехать не могу. Во всяком случае в самый момент моего приезда к Маслову ты будешь извещен -- а до тех пор будь здоров -- и, если на мое имя пришли к тебе письма, храни их до моего востребования.

Ее высокоблагородию
Елене Ивановне
Бларамберг.
В Москве.
В Златоустовском переулке,
близ Мясницкой, д. Скрябиной,
кварт. Дель.

4770. Н.С. ТУРГЕНЕВУ
10 (22) июня 1877. Петербург

С.-Петербург. Большая Конюшенная,
д. Петропавловской церкви,
у г-жи Булье.
Пятница, 10/22-го июня 77.

Милый брат,

Обнимаю тебя -- и до скорого свидания!

Любящий тебя брат Ив. Тургенев.

4771. Е.И. БЛАРАМБЕРГ
12 (24) июня 1877. Петербург

С.-Петербург. Большая Конюшенная,
д. Петропавловской церкви,
у г-жи Булье.
Воскресение, 10/22-го июня 77 {Так в подлиннике.}.

Любезная Елена Ивановна, На бедного Макара все шишки валятся. И поделом ему: зачем в Россию ездить? -- Со вчерашнего дня у меня жесточайший припадок подагры -- я не знаю, когда встану--и уже о московской поездке думать нечего. -- Я выписал сюда моего управляющего, поговорю с ним о Вашем намерении, дам ему Ваш адресc -- и он на обратном пути заедет к Вам в Москву и окончательно с Вами условится¹.

Как только мне возможно будет, я удеру в Буживаль. -- Но когда? Вот в чем вопрос. Жму Вам дружески руку и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

4772. Н.С. ТУРГЕНЕВУ
12 (24) июня 1877. Петербург

С.-Петербург. Большая Конюшенная,
д. Петропавловской церкви,
у г-жи Булье.
Воскресение, 12 июня 77.

Милый брат, со мной приключился жестокий припадок подагры -- я лежу без ног -- и о поездке в Москву думать уже более нечего. Это мне тем более горько, что у меня было много кой о чем с тобой поговорить. -- Что делать!! -- Я напишу тебе завтра или послезавтра большое письмо¹, в котором сообщу мои мысли. Если у тебя есть на мое имя письма, пришли их сюда -- мне, вероятно, придется проваляться дней десять.

Крепко тебя обнимаю и остаюсь

любящий тебя и неудачливый брат Ив. Тургенев.

4773. Н.А. ЩЕПКИНУ
12 (24) июня 1877. Петербург

Николаю Александровичу Щепкину, Мценск, село Спасское-Лутовиново. -- Посылаю письмо¹, по получении которого буду Вас ждать здесь. Иван Тургенев.

4774. Н.А. ЩЕПКИНУ
12 (24) июня 1877. Петербург

С.-Петербург. Большая Конюшенная,
д. Петропавловской церкви,
у г-жи Булье.
Воскресение, 12-го июня 77.

Любезнейший Николай Александрович,

Я вам на днях послал доверенность на получение денег в Орле¹ -- а со вчерашнего дня со мной сделался такой сильный припадок подагры, что нечего думать о том, чтобы мне ехать в Москву -- не только в Спасское. И потому прошу Вас убедительно. Как только Вы получите это письмо, которое будет Вам доставлено моей знакомой Александрой Николаевной Мухортовой с нарочным -- (она сегодня отъезжает отсюда -- и до самого Мценска не остановится) -- Вы соберите все какие у Вас будут свободные деньги и счета по хозяйству и приезжайте сюда, не теряя времени².

Я живу здесь в chambres garnies, наискось против Демута -- и Вам здесь отведут комнату. Мне очень совестно Вас беспокоить таким далеким путешествием, но, Вы знаете, против необходимости нельзя бороться. -- Нечего мне говорить Вам, чтобы Вы ехали и везли деньги с великой осторожностью: в них на долгое время вся моя фортуна. -- Вы нарочному, который Вам повезет это письмо, пожалуйста, заплатите -- а мне, как выедете, пошлите телеграмму, Я Вас здесь не задержу.

Итак, до скорого свиданья; мне очень жаль, что мы должны свидеться здесь по такому неприятному поводу.

Кланяюсь Вашим родителям и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

4775. В.Я. КАРТАШЕВСКОЙ
16 (28) июня 1877. Петербург

Большая Конюшенная,
д. Петропавловск, церкви.
Четверг.

Любезнейшая Варвара Яковлевна,

Я очень буду рад Вас видеть во всякое время, когда Вам будет угодно ко мне пожаловать; я лежу без ног -- и меня всегда можно застать дома.

Так как Вы не выставили Вашего адресса (непохвальная привычка всех русских!), то я пишу Вам наудалую -- в надежде, что авось письмо дойдет!

Примите уверение в моем искреннем уважении и преданности.

Ив. Тургенев.

4776. Е.И. БЛАРАМБЕРГ
17 (29) июня 1877. Петербург

С.-Петербург.
Пятница, 17/29-го июня 77.

Любезнейшая Елена Ивановна, податель сей записки есть мой управляющий, Николай Александрович Щепкин, который приезжал ко мне сюда в Петербург и с которым я говорил о Вашем желании быть у него на пенсии во время Вашего пребывания в Спасском¹. -- Он показал мне совершенную готовность -- и, конечно, весьма скоро сойдется с Вами в условиях. Так как он на днях должен жениться -- то ему и без того приходилось расширить свое хозяйство. Он же Вам объяснит, какая ближайшая дорога с железного пути до Спасского и т.д.

Я ему сказал, чтобы он предоставил Вам весь мой флигель в распоряжение.

Я получил Ваше письмо (последнее). С Рагозиным я еще не говорил -- но, как только узнаю его решение -- которое не может не быть в Вашу -- так как оно в его пользу (насчет писем Луизы) -- передам Вам². Стасюлевичу я сказал о Вашем желании насчет оттисков -- и он очень сожалел о том, что Вы его не выразили раньше -- он бы с удовольствием напечатал несколько отдельных оттисков; -- но теперь уже июльская книга набрана и ни одного лишнего экземпляра нет³. Посылку Луизы {Было: Луизе}, на которую пришла повестка, я доставил в целости.

Моей ноге лучше, но я решительно не могу сказать, когда буду в состоянии выехать. -- Дней 10 еще пройдет -- но тогда я уже прямо пущусь в Париж -- или, говоря точнее -- в Буживаль.

Желаю Вам всего хорошего, здоровья и деятельности -- (спокойствие у Вас в Спасском будет -- и воздух хороший).

Жму Вам крепко руку и остаюсь

искренне Вам преданный Ив. Тургенев.

Я вчера написал тебе слезное моление о присылке мне писем¹ -- а час спустя явился ко мне какой-то твой чиновник и любезно вручил целую пачку... Я бросился открывать ее... но увы! ни одного заграничного письма в ней не оказалось. Тут я ударил себя в лоб и "публично назвал себя телятиной"². -- Сам же я в этом виноват. -- Я теперь вспоминаю, что, когда я узнал здесь, что Тютчевы должны были у тебя остановиться -- я -- не будучи уверен, найдется ли у тебя место -- написал к своим в Париж, чтобы они письма свои адрессовали преимущественно к моему брату (на Пречистенке, собственный дом). -- Они, вероятно, так и сделали -- а брат, вероятно, уехал в деревню -- и, таким образом -- письма лежат у него без движения, ибо я ни одного не получал. -- Кувыркаюсь тебе в ноги -- и паки вопию: съезди ты к брату на Пречистенку, убедись ты в сказанном мною факте -- и распорядись, чтобы письма были высланы мне сюда. -- А я воспою хвалы твои -- отныне и до века!

Ее высокородию
Елене Ивановне
Бларамберг.
В Москве,
в Златоустовском переулке,
близ Мясницкой, д. Скрябиной,
кварт. Дель.

4777. И.И. МАСЛОВУ
17 (29) июня 1877. Петербург

С.-Петербург. Большая Конюшенная,
д. Петропавловской церкви.
Пятница, 18/30 июня 77 {Так в подлиннике.}.

Милый Иван Ильич!

Мне сегодня лучше -- и я хочу попробовать ходить на костылях -- но раньше 10 дней отсюда, конечно, никуда не тронусь.

Заранее благодарю тебя, обнимаю и остаюсь

твой Ив. Тургенев.

P.S. Салаеву я выслал исправленный экземпляр³.

4778. Н.С. ТУРГЕНЕВУ
17 (29) июня 1877. Петербург

С.-Петербург. Большая Конюшенная,
д. Петропавловской церкви,
у г-жи Булье.
Пятница, 18/30-го июня 1877 {Так в подлиннике.}.

Милый брат,

Свалившийся на меня кирпич в виде подагры тем в особенности мне чувствителен, что лишил меня возможности тебя видеть и иметь с тобою объяснение, которое теперь придется делать на бумаге, да еще не зная наверное, находишься ли ты еще в Москве или уже уехал в деревню? -- (Последнее я готов заключить из того факта, что до сих пор не пересланы мне письма на мое имя, которые должны находиться в твоем доме -- и которые я просил тебя немедленно велеть выслать сюда, когда я тебя извещал о постигшей меня болезни. -- Впрочем, ту же убедительную просьбу повторяю я и теперь). Как бы то ни было, беру перо и излагаю вкратце то, о чем я хотел с тобою говорить.

Тебе небезызвестно, что в последнее время дела мои приняли оборот довольно неблагоприятный. Прогнанный мною управляющий украл у меня около 25-ти тысяч р. с. -- а главное, зять мой, муж моей дочери, до последнего сантима просадил приданое моей дочери -- и, вероятно, в скором времени принужден будет объявить себя банкротом; -- так что дочь моя и всё ее семейство очутятся на моих руках и я должен буду заботиться об их пропитании. -- Уже теперь я им выдаю пенсион в 4000 фр.

Прибавь к этому, что я уже не могу рассчитывать более на литературные заработки -- так как при окончательном охлаждении публики к моим трудам я нахожу более приличным прекратить их. -- Не надо также забывать и то, что так как я живу большей частью за границей, то понижение курса, коему скорого конца и предвидеть нельзя -- не может не отразиться печальной убылью в моих доходах.

Изо всего этого выходит что -- "die schönen Tage von Aranjuez sind längst vorüber"¹.

Но к чему веду я всю эту материю, спросишь ты меня?

А вот к чему.

Ты был так добр, что в своем завещании оставил мне 100 000 р. с. -- Это с твоей стороны тем великодушнее, что от меня ты ведь копейки не получишь в случае моей смерти. Сверх чего ты мне дал взаймы 15 000 р. сер. Не могу не скрыть перед тобою, что уплата 9% мне в теперешнее тесное время отяготительна; -- и потому не захочешь ли ты довершить твое доброе дело -- и не отнесешь ли эти 15 000 к пожертвованной тобою сумме? -- или, говоря точнее -- вместо тех 100 000 р. не запишешь ли в завещании 85 000 р. -- так как я уже получил из них 15 000 р.? Ты через это лишишься выплачиваемых мною процентов; -- но мне это будет облегчение великое -- так как я именно эту сумму процентов употреблю на пенсион разоренной моей дочери? -- Напиши мне два слова в ответ; -- и я буду знать, готовить ли мне к будущему году -- эти 1350 р. сер. процентов или нет.

У меня была даже более дерзновенная мысль; -- при личном свидании я хотел тебя просить эти 15 000, которые взяты мною заранее из тех 100 000 -- возвысить до 20 000 -- т.е. я было желал получить теперь 5000 р. -- а в завещании чтобы всего осталось 80 000. -- Но это, конечно, мечта, хотя меня бы это окончательно поставило на ноги. Ты знаешь, что я не сребролюбец -- и что, конечно, не способен ни на один миг рассчитывать на твою смерть -- тем более что при малой разнице лет между нами и при плохом моем здоровье -- шансы между нами равные; но всё же мне приятно было бы думать, что подобная мысль тем менее может в тебе зародиться -- чем менее сумма, которую мне приходится ожидать². Дай Бог тебе прожить сто лет!

Уф! -- Довольно... Вот я тебе все и высказал.

Мне сегодня легче -- и я начинаю пробовать ходить с костылями; -- но раньше конца будущей недели нечего и думать о выезде. -- Повторяю мою просьбу о письмах и об ответе -- крепко обнимаю тебя и не сомневаюсь, что ты не будешь сердиться на меня за мою откровенность, на которую прошу отвечать таковою же.

Любящий тебя брат Ив. Тургенев.

4779. Н.С. ТУРГЕНЕВУ
18 (30) июня 1877. Петербург

С.-Петербург. Большая Конюшенная,
д. Петропавловской церкви,
у г-жи Булье.
Суббота, 18-го июня 1877.

Милый брат,

Я получил твою записочку, в которой ты уведомляешь меня о твоем отъезде в деревню¹. -- Тебе, вероятно, перешлют мое большое письмо², которое я отправил тебе в твой дом на Пречистенке -- но ответ на это письмо пиши мне уже не сюда -- а в Париж, Rue de Douai, 50 -- ибо, вследствие благоприятного перелома в моей болезни, а также и важных вестей, полученных мною из Парижа, я возвращаюсь туда гораздо скорее, чем я думал -- а именно в конце будущей недели выезжаю отсюда.

Извини меня, любезный брат, что не могу немедленно возвратить тебе те 200 руб., которыми ты по доброте твоей ссудил меня³; но я отдал приказание моему управляющему, Н. А. Щепкину, которого я вызвал сюда и который сегодня отправился обратно в Спасское -- чтобы он возвратил их тебе -- при первой возможности.

Еще благодарю тебя за твою услугу. Также прошу тебя извинить меня, если в том, что я выразил тебе в моем письме, ты найдешь некоторую нескромность; -- ведь если бы не нужда меня приспичила, я бы на это не решился; а нужда, ты знаешь, горами ворочает. -- Но я надеюсь на твое добродушие и дружбу.

Обнимаю тебя и остаюсь

преданный тебе брат Ив. Тургенев.

4780. КЛОДИ ШАМРО
18 (30) июня 1877. Петербург

St. Pétersbourg.
Grande rue des Ecuries,
maison de l'Eglise St Pierre et
Paul, chez Mme Bouille.
Samedi, 18/30 juin 77.

Chère Didie de mon cœur, mein allerliebstes Herz, ta lettre a été la seule qui m'ait été envoyée de Moscou, la seule qui m'ait apporté des nouvelles du bon pays de là-bas¹. -- Tout en regrettant le sort des autres dont tu me parles -- (je n'ai pas vu non plus trace des photographies annoncées -- ce qui me désole surtout) -- je suis heureux que la tienne au moins ne se soit pas perdue en route. -- J'y ai vu que tout le monde va bien là-bas, à commencer par le cher petit grenadier de Jeanneton² -- (Tu vas l'entendre dire un de ces jours: Nom d'une pipe!) -- et j'ai lu avec le plus vif intérêt la description graphique, comme disent les Anglais -- de cette assemblée de Versailles -- où un tas de vilains factieux et de coupe-jarrets lutte contre tout ce qu'il y a de plus raisonnable et de plus patriotique en France³. "Que Dieu veuille les mener à bon port -- (je ne parle pas des coupe-jarrets) -- et que les 363 rentrent triomphants!⁴

J'ai été aussi fort content de voir l'état brillant de votre inventaire. Devenez riches comme des Crésus, mes enfants -- la fortune ne saurait se loger mieux que chez vous!

Tu sauras déjà par la lettre que j'ai écrite à ta maman que pour cette fois-ci la goutte n'a fait que me montrer les dents (je crache trois fois pardessus mon épaule) -- Далее зачеркнуто: que} l'espoir de partir bientôt -- avant la fin de la semaine prochaine -- commence à briller à mes yeux éblouis. -- Tu sais: je ne croirai que je suis aux Frênes -- que quand je me verrai couché sur le grand lit de mon chalet -- mais c'est égal... l'espoir brille. -- Ce sera le cas pour moi, le cas de m'écrier: "J'y suis -- j'y reste!!"⁵ et j'espère bien que ce mot-là me sera mieux appliqué qu'à votre vilain maréchal que les républicains feront sauter, j'y compte bien -- -- comme un bouchon... non pas de champagne -- mais de vilain cidre⁶.

Vous devez faire des dîners superfins à Marly -- et vous devez faire de la bonne musique après dîner -- je connais quelqu'un qui est horriblement privé de musique et qui en a soif... La seule musique que j'ai entendue depuis mon départ -- (je ne parle pas de ma journée chez Davydoff) -- a été le canon, qui a grondé hier pour célébrer l'exploit de notre armée, franchissant le Danube⁷. -- J'ai ressenti un petit frétillement patriotique et militaire dans mon cœur, d'ordinaire si pacifique. А propos, mon intendant que j'ai fait venir ici de Spasskoïé, m'a dit que son propre frère était engagé comme volontaire dans le premier régiment qui a franchi le fleuve et qu'il avait assez d'inquiétude sur son sort -- les premiers recevant les horions les plus durs. -- Je lui ai dit ces quelques mots, qui ne signifient absolument rien, mais qui tranquillisent toujours.

А propos encore -- en fait de musique -- j'espère que l'harmonie commence enfin à s'établir entre ta sœur et l'Infelice?⁸ Tu sais que je protège le pauvre garèon -- et que je vous, trouve tous les deux, Georges et toi, bien gentils de vous intéresser à lui. Quand'jaserai de retour -- il y aura plus de sept semaines que je ne les aurai vus. -- С'est le temps que dure le carême -- mais y aura-t-il la semaine grasse après?

Et la peinture? Voyons, Madame, avez-vous repris vos pinceaux -- et profitez-vous du bel atelier que je mets à votre disposition?⁹ -- Eh? Didie? -- Tu ne m'en souffles mot dans ta lettre. -- Et tes illustrations? J'ai trouvé ici deux fort jolis cahiers de silhouettes enfantines par Mme Böhm -- dans le genre Kanefka¹⁰ -- et je te les rapporterai.

Garde pour toi la photographie que je t'ai envoyée -- je suis heureux de voir que -- somme tout -- elle te plaît; j'en rapporterai une autre à Marianne¹¹.

Je suis désolé de n'avoir pas reèu la sienne et celle de Jeanneton.

Et maintenant, Madame, figurez-vous que vous êtes assise sur le rebord du billard -- et que je me tiens devant vous; vous balancez vos pieds mignons, comme cela vous arrive souvent; je les attrape, je les baise l'un après l'autre -- puis tes mains, puis ton cher visage; et tu me laisses faire -- car tu sais qu'il n'y a pas d'être au mondequi t'adore plus que toi

ton vieux parrain J. T.

P.S. J'embrasse aussi Georges, Jeanneton, Marianne -- et toute la maison!

4781. Я.П. ПОЛОНСКОМУ.
19 июня (1 июля) 1877. Петербург

С.-Петербург. Большая Конюшенная,
д. Петропавловской церкви,
у г-жи Булье.
Воскресение, 19-го июня 77.

Воображаю, как ты удивишься, любезный друг Яков Петрович, узнавши, что я еще здесь!¹ Особенно когда я прибавлю, что я ни в Москву, ни в деревню не еду -- и при первой возможности убираюсь обратно в Париж. Разгадка всей этой штуки -- простая, хотя для меня очень неприятная: со мною случился сильнейший припадок подагры, я только со вчерашнего дня хожу на костылях -- и больше рисковать своим здоровьем не намерен. Мне бы давно следовало тебя об этом уведомить -- да из головы выскочило. А потому предлагаю тебе: либо завтра, либо во вторник приезжай сюда к 5 ¹/₂ часам -- пообедай со мною (только уведомь заранее, в какой день ты приедешь -- чтобы я мог так и заказать своему хозяину)² -- проведи у меня вечер, ночуй -- а на другое утро -- с Богом! Ты проведешь этот вечер с П.В. Анненковым, который у меня завсегдатаем.

А я, как только возможно -- удеру отсюда... Думаю, в четверг или пятницу -- как только буду в состоянии спуститься с лестницы.

Итак -- до свидания, не правда ли? Кланяюсь твоей милейшей жене и цалую деток.

Твой Ив. Тургенев.

P.S. Привози стихи -- поправленного "Келиота"³ -- что хочешь.

4782. М.П. ТУРГЕНЕВОЙ
19 июня (1 июля) 1877. Петербург

С.-Петербург. Большая Конюшенная,
д. Петропавловской церкви,
у г-жи Булье.
Воскресение, 19-го июня 77.

Любезная кузина Марья Петровна,

Вероятно, дошло уже до Вас сведение, что, вследствие приключившегося со мною сильного припадка подагры, я не только не в состоянии был приехать в Москву, но, вероятно, в течение этой недели, как только несколько поправлюсь, уеду обратно в Париж.

Это лишает меня удовольствия увидеться с Вами, о чем я очень жалею. Но в то же время, к истинному прискорбию моему, должен объявить Вам, что в нынешнем году Вы не можете ожидать от меня никакого денежного пособия, ибо дела мои находятся в столь дурном состоянии, что я сам не знаю, как мне удастся свести концы с концами; а разорение моей дочери -- она лишилась всего своего приданого, благодаря неудачным торговым операциям своего мужа -- указывает мне на необходимость помогать более близким бедствиям¹.

Желая Вам всего хорошего, начиная со здоровья, остаюсь

истинно Вам преданный Ив. Тургенев.

4783. А.А. ГОЛЕНИЩЕВУ-КУТУЗОВУ
22 июня (4 июля) 1877. Петербург

С.-Петербург. Большая Конюшенная,
д. Петропавловск<ой> церкви,
у г-жи Булье.
Середа, 22-го июня 77.

Любезнейший граф,

Мы¹ с великим удовольствием прочли Ваши стихотворения; и вот в немногих словах наши впечатления: над стихом Вам уже нечего более работать. Он звучен,, изящен -- изобличает руку мастера. Что касается дсгсодер-жания -- то, я полагаю, следует обратить Ваше внимание на некоторое однообразие мотивов -- а также и приемов (как напр. сравнения окружающей природы с душевным настроением) и т.п. У Вас в руках отлично выделанный сосуд: осталось влить в него достойный его напиток.

Лучшими из Ваших стихотворений! мы признали! "Я слышал сквозь сон и стенанья", "Я прощался -- всю жизнь я прощался" -- и "На чужбине"².

Буду с нетерпеньем ожидать присылки в Париж Вашей поэмы³ -- а пока будьте здоровы, бодры, работайте -- и верьте искреннему участию и уважению

преданного Вам Ив. Тургенева.

Вот, любезнейший граф, мой парижский адресс:

Mr J. T. Rue de Douai, 50.

Стихотворения Ваши я перешлю по данному адрессу, Благодарю Вас и жму Вам руку.

Ив. Тургенев.

Я получил Ваш вексель в 1656 р. 66 к.¹ -- за который очень Вас благодарю -- и посылаю Вам обратно подписанное условие² (переписчик пропустил, как Вы увидите, цифру 600 -- я ее прибавил) ; -- насчет числа экземпляров прошу Вас прибавить 5 -- чтобы всех было 25³; -- заглавный лист одобряю; -- а эпиграф, я полагаю, надо так выставить, чтобы он относился не к первой, а к обеим частям романа⁴. -- Еще раз рекомендую Вам корректуру⁵.

Г-же Гулевич.
Троицкой переулок; д. No 27, кварт. No 18.
Для передачи графу Голенищеву-Кутузову.
От И. С. Тургенева.

4784. Ф.И. САЛАЕВУ
22 июня (4 июля) 1877. Петербург

С.-Петербург. Большая Конюшенная,
д. Петропавловской церкви,
у г-жи Булье.
Середа, 22-го июня 1877.

Любезный Федор Иванович,

По отпечатании прошу Вас выслать 5 экз. в Париж на мой адресс -- 50, Rue de Douai. На остальные 20 я Вам пришлю реестрик⁶.

Ногам моим лучше -- и я надеюсь послезавтра отправиться в Париж. -- Желаю Вам также поправления Вашего здоровья и с истинным уважением остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

4785. Н.А. ЩЕПКИНУ
23 июня (5 июля) 1877. Петербург

С.-Петербург. Большая Конюшенная,
д. Петропавловской церкви,
у г-жи Булье.
Четверг, 23-го июня 1877.

Любезный Николай Александрович,

Пишу Вам несколько слов для того, чтобы -- во-1-х) поздравить Вас с предстоящей свадьбой¹; во-2-х) известить Вас, что я завтра уезжаю в Париж; -- в-3-х) чтобы попросить Вас распорядиться высылкою 58-и рублей сер. по следующему адрессу:

В город Белозерск, Новгородской губернии, г-ну судебному следователю Дмитрию Ивановичу Петровскому, для передачи Антонине Филипповне Родионовой² -- сказав ей, что Вы посылаете ей эти деньги от моего имени; -- наконец, в-4-х) чтобы известить Вас, что я доставил генералу Александру Дмитриевичу Шепелеву в Гатчино -- те сведения о Кадном, которые Вы мне привезли--и запросил с него 45 000 р. сер. (не включая 39 000 р. долга); -- что я ему написал, что он может осмотреть имение и, если захочет -- вступить с Вами в переговоры, о ходе которых Вы меня известите.

Засим желаю Вам всего хорошего, полного счастья в новой жизни, в которую Вы вступаете, и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

P.S. Прошу поклониться всем Вашим. Отыскали ли Вы д-цу Бларамбер -- и сошлись ли с нею?³

4786. А.Ф. РОДИОНОВОЙ
23 июня (5 июля) 1877. Петербург

С.-Петербург. Большая Конюшенная,
д. Петропавловской церкви,
у г-жи Булье.
Четверг, 23-го июня 1877.

Любезная Антонина Филипповна,

Я виноват перед Вами, совсем забыл о Вашем письме -- и только сию минуту, получив то, которое Вы отправили во Францию, вспомнил о Вас. -- Теперь уже поздно попытаться что-нибудь сделать, ибо я завтра уезжаю обратно в Париж -- но я в октябре опять сюда приезжаю на два месяца -- и тогда постараюсь исправить свою ошибку; -- а теперь мне остается известить Вас, что я написал моему управляющему Николаю Александровичу Щепкину, чтобы он немедленно выслал Вам 58 руб.¹ Так, чтобы всего Вы от меня получили 100. Больше я пока ничего не могу сделать, ибо собственные мои дела сильно расстроились -- и я принужден был всю почти пенсию прекратить².

Извините меня, пожалуйста, и примите от меня самые лучшие пожелания, а также и уверение в совершенном уважении и преданности.

Ив. Тургенев.

P.S. Известите меня, прошу Вас, о получении Вами 58 руб.

4787. Н.С. ТУРГЕНЕВУ
23 июня (5 июля) 1877. Петербург

С.-Петербург. Большая Конюшенная,
д. Петропавловской церкви,
у г-жи Булье.
Четверг, 23-го июня 77.

Милый брат,

Я получил твое письмо из деревни¹ перед самым моим отъездом в Париж -- и очень опечалился, узнав о твоем нездоровье. -- Только какие же это подагрические язвы? Я в первый раз слышу об такой болезни. -- Мне кажется, тебе бы благоразумнее всего было отправиться посоветоваться и полечиться за границу. -- Низкий курс и прочие неприятности не могут же тебя останавливать: слава Богу, состояние твое такое, что ты совершенно можешь {Далее зачеркнуто: об} не обращать на это никакого внимания. -- А то, помилуй, здоровье ты свое потеряешь -- для чего и для кого? -- В наши года этим пренебрегать не следует. -- Вот Некрасов не поскупился заплатить 7000 р. сер. Бильроту за то, чтобы он приехал из Вены его оперировать². Слава Богу, ты не в положении Некрасова -- но я только для этого тебе это говорю, чтобы ты принял все нужные меры для восстановления своего здоровья -- не стесняясь решительно ничем. -- Извини, что я говорю тебе так откровенно: мне бы хотелось видеть тебя не только совсем здоровым, но и наслаждающимся жизнью.

Моя подагра несколько поугомонилась -- так что я могу уехать -- хотя сапога надеть не могу.

Из Парижа напишу тебе. -- Хотя ты не легок на подъем -- а я все-таки тебе напоминаю, что в моем "chalet" есть комната, совершенно сухая, обитая кретоном и со всеми удобствами, которая называется "chambre de mon frère" -- и ждет тебя.

Дружески тебя обнимаю и остаюсь навсегда

любящий брат твой Ив. Тургенев.

4788. П.В. АННЕНКОВУ
29 июня (11 июля) 1877. Буживаль

Буживаль.
Les Frênes. 16, Rue de Mesmes.
Bougival (Seine & Oise).
Середа, 29-го июня/11-го июля 77.

Вот я и дома, любезнейший Павел Васильевич -- все сбылось, как я хотел -- выехал в пятницу, приехал сюда в понедельник, нашел всех здоровыми и теперь сижу в своем прелестном кабинете -- в раскрытое окно виднеется чудесное синее небо над зелеными деревьями -- тепло, свежо, тихо, дамы мои сидят вокруг большого круглого стола и читают роман Габорио¹ -- вслух -- это мне нисколько не мешает писать Вам. -- Два черных пункта существуют на лазури моего небосклона: во-1-х) нога моя опять пухнет и болит -- но это теперь в сущности -- неважно; а во-2-х) мои предчувствия сбылись, мы позорно разбиты в Азии, осада Карса снята! -- Обиднее всего видеть, какой сладостный восторг наполняет души всех европейцев -- всех без исключения -- при виде наших неудач. -- Даже французы... французы! -- -- радуются... а уж им-то бы {Было: было} следовало желать нам всяческих успехов². Но Господь с ними! -- Не будем думать об этом. -- Но только горько. -- Я начинаю бояться что и в европейской Турции кончится тем же³.

Я из Берлина послал телеграмму в Колн⁴ -- в Hotel zum Hirsch; -- но, вероятно, Ваше семейство уже уехало в Бланкенберг, так как никто не явился на станцию железной дороги⁵.

Полагаю, что эти строки застанут Вас еще в Москве; -- поклонитесь от меня всем друзьям, начиная, конечно, с И.И. Маслова⁶. -- А как только доберетесь тоже до дому -- известите меня⁷. -- Здесь так хорошо -- и мой chalet так изящен-- что мне непременно хочется Вам показать всё это.

Крепко жму Вам руку и говорю: до свиданья.

Душевно преданный Вам Ив. Тургенев.

4789. ЭМИЛЮ ЗОЛЯ
29 июня (11 июля) 1877. Буживаль

Bougival. (Seine-et-Oise).
16f Rue de Mesmes.
Mercredi, 11 juillet 1877.

Mon cher ami,

J'ai reèu votre lettre au moment de quitter Pétersbourg, et, arrivé ici depuis hier, je vous écris ce mot¹. Je suis revenu ici plus tôt que je ne croyais grâce à une nouvelle (la cinquième de cette année) attaque de goutte. Cela m'a dégoûté et me voilà de nouveau dans mon nid.

Je suis enchanté de voir que vous allez bien et que vous travaillez.

Stassulevitch. avait déjà quitté Pétersbourg quand votre lettre est venue; mais-il doit venir à Paris vers le 15 août? il y restera une semaine. Nous nous verrons et nous causerons². Je ne doute pas qu'il n'acceptejvotre proposition avec empressement³. Je vous écrirai lè résultat de notre conversation.

Votre ami deLbndres n'a pas envoyé d'article d'échan tillonxi Cependant, je crois avoir arrangé quelque chose pour lui dans un journal qui va être fondé à Pétersbourg et qui a les plus grandes chances de réussir⁴.

Je vais écrire à Flaubert⁵.

Il paraît que le roman de Daudet commence le 15 au "Temps"⁶.

J'ai trouvé tout mon monde ici bienportant et bien dispos.

Les affaires d'Orient m'attristent beaucoup⁷.

Mille amitiés à Mme Zola et une cordiale poignée de main àvousi.

Iv. Tourguéneff.

4790. ГЮСТАВУ ФЛОБЕРУ
29 июня (11 июля) 1877. Буживаль

Bougival. Les Frênes.
16, Rue de Mesmes.
Mercredi, 11 juillet 77.

Mon cher vieux,

Me voici de retour ici depuis hier!¹ -- Mon voyage a été abrégé par une violente attaque de goutte (!!!) -- à St-Péters-bourg. -- Je vous ai rapporté une robe de chambre aussi belle que celle que porte le Shah de Perse ou plutôt le Khan de Bokhara!² -- Mais je ne suis pas sûr que vous soyez maintenant à Croisset; écrivez-moi un mot³. -- Nous verrons à arranger une visite. Pour le moment j'ai encore le pied enflé et je marche avec difficulté. Travaillez-vous?⁴ Comment va la santé? Mes amitiés à tout le monde -- et je vous embrasse.

Iv. Tourguéneff.

4791. ПОЛИНЕ БРЮЭР
3 (15) июля 1877. Буживаль

Bougival. Les Frênes.
16, Rue de Mesmes.
Dimanche, 15 juillet 77.

Chère Paulinette,

Me voici de retour ici depuis quatre jours -- beaucoup plus tôt que je ne le croyais et je t'écris ces quelques mots pour te donner de mes nouvelles et pour t'en demander. Je n'ai pas pu pousser plus loin que Pétersbourg: le jour même de mon départ pour Moscou j'ai été pris d'un très violent accès de goutte qui m'a été une surprise d'autant plus désagréable que j'en avais eu un au mois de mai et que j'avais fait le voyage de P<éters>bourg encore en bottes de velours. Cela m'a dégoûté de continuer mon voyage -- j'ai fait venir mon intendant¹, nous avons arrangé -- tant bien que mal -- nos affaires; quant à mon frère -- il ne fallait pas y songer² -- et après un séjour de 5 semaines, dont trois passées dans ma chambre -- je suis reparti. J'ai employé mon argent à acheter des papiers -- car grâce à la guerre, le cours du rouble est tombé plus bas qu'il ne l'avait jamais été -- à 2 fr. 60 cent. -- et vouloir réaliser maintenant de l'argent serait se résigner de gaîté de cœur à une perte de 30%. Le banquier d'ici³, que j'ai consulté pour le payement {Было: la réalisation} des intérêts de ces papiers, m'a donné le conseil d'attendre un peu -- car, d'après lui, un pareil cours ne saurait ni descendre encore, ni se maintenir {Далее зачеркнуто: encore}plus longtemps. С'est ce qui m'a décidé de prier ta belle-mère de vouloir bien attendre aussi un peu⁴; elle me ferait subir une perte considérable que je voudrais bien éviter. Je lui ai écrit à Paris; et elle est peut-être chez toi à Rougemont. Ce délai ne peut pas, en aucun cas, se prolonger au-delà de la fin de ce mois. Aye la complaisance de lui lire ce passage de ma lettre. Il est vraiment trop dur de donner 1000 roubles pour 2600 fr. -- quand c'est 3500 fr. au moins qu'ils devraient valoir. Donne-moi des {Было: de tes} nouvelles -- de toi, de tes enfants, de ton mari, de tous les tiens. Je ne suis pas encore guéri et -- quoique ayant abandonné les béquilles -- je ne puis encore marcher comme un homme bien portant.

Je vais rester ici au moins 3 semaines ou un mois. Tout le monde se porte bien ici et te fait dire mille choses.

Je vous embrasse tous.

Iv. Tourguéneff.

4792. О.К. ГИЖИЦКОЙ
8 (20) июля 1877. Буживаль

Буживаль (возле Парижа).
Bougival. 16, Rue de Mesmes. (Seine-et-Oise).
Пятница, 20/8-го июля 77.

Милостивая государыня,

Ваше письмо после многих странствований дошло до рук моих только на днях¹. Вот причина моего долгого молчания.

Если возможно, пришлите Вашу рукопись сюда, ко мне. Я обещаю Вам прочесть ее со вниманьем и сказать Вам откровенную правду. Если я найду в Вашем произведении те достоинства, которые заставят меня предполагать в нем оригинальный процесс Вашего творчества, я с удовольствием отрекомендую его "Вестнику Европы"² -- единственному журналу, во мнении которого моя рекомендация имеет еще некоторое значение.

Я остаюсь здесь еще три месяца, и потому Вы успеете выслать мне Вашу рукопись. Во всяком случае я возвращу Вам ее в целости.

Примите уверение в чувствах искреннего уважения, с которыми остаюсь

покорнейший Ваш слуга Ив. Тургенев.

4793. А.В. ТОПОРОВУ
10 (22) июля 1877. Буживаль

Буживаль. Bougival.
16, Rue de Mesmes.
Les Frênes. (Seine & Oise).
Воскресение, 22/10-го июля 77.

Любезнейший Топоров,

Старец Булье прислал мне 4 письма на мое имя -- и в то же время пишет мне¹, что у него есть фотографии и книги -- но что он всё Вас поджидает -- а Вы к нему после моего отъезда не явились. -- Вы также не отвечали на мое письмецо отсюда². -- Здоровы ли Вы? Женились ли благополучно?³ -- Дайте мне о себе весточку, да кстати, зайдите к Булье, возьмите, что у него есть -- и отправьте ко мне⁴. Очень я буду Вам благодарен.

Мое здоровье порядочно -- пью карлсбадскую воду; погода, наконец, поправилась. Наши дела в Турции тоже, кажется, поправились, чему я сердечно радуюсь⁵.

Крепко жму Вашу руку. Пишите.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4794. ПОЛЛАЧЕКУ
11 (23) июля. Буживаль

Bougival. 16, Rue de Mesmes.
Montag, d. 23. Juli 77.

Mein lieber Herr Pollaczek,

Seit 10 Tagen hierher aus Russland zurückgekehrt¹, hab' ich bis jetzt kaum die nöthige Mühe gehabt um auf Ihren liebenwürdigen Brief (mit dem Ausschnitt aus der "N F Presse"²) zu antworten. -- Der Feuilletonist³ ist allerdings sehr gut für mich gestimmt, aber sehr hart für Russland; -- und ein gewisses, wunderliches Gefühl hat man doch, wenn man sieht, dass die Schläge die auf das Vaterland fallen, aus dem eigenen Werk geholt werden⁴. Trotzdem bin ich Ihnen für Ihre Zusendung sehr dankbar: -- so etwas muss man wissen -- und es war lieb von Ihnen, sich meiner zu erinnern.

Ich habe Frau Viardot von unserer Reise viel erzählt⁵ -- und es war eine grosse Genugtuung für sie von der treuen Anhänglichkeit Ihrer Frau Gemahlin und Ihrer selbst zu hören.

Ich weiss nicht wann ich nach Wien komme, hoffe aber dass wenn das Schicksal Sie je nach Paris bringt, Sie meine Schwelle nicht vermeiden werden.

Auch ist Ihnen Frau Viardot für Ihre Bereitwilligkeit, nöthigenfalls Ihrem Sohn Paul in seiner musikalischen Carrière behülflich zu sein -- sehr dankbar.

Empfehlen Sie mich Ihrer Frau Gemahlin -- und empfangen Sie die Versicherung der Hochachtung

Ihres ganz ergebenen Iw. Turgenjew.

4795. ГЮСТАВУ ФЛОБЕРУ
12 (24) июля 1877. Буживаль

Bougival. Les Frênes,
16, Rue de Mesmes.
Mardi, 24 juillet.

Mon cher vieux,

Je ne vous ai pas répondu tout de suite parce que j'avais un vague espoir d'aller à Croisset vous porter moi-même votre robe de chambre; mais cet espoir s'est évanoui -- pour le moment -- et je vous écris et je vous envoie la robe de chambre par le chemin de fer¹. Mon pied va mieux -- mais il me serait encore impossible de marcher beaucoup -- je crois que je finirai par essayer le nouveau médicament qu'on prône tant dans les journaux -- et dont le nom commence en sal et finit en ate. Cette gredine de goutte prend chez moi une tournure michronique et mi-aiguë qui m'ennuie. С'est dommage que В et P<écuchet> aient fini leur médecine -- j'aurais demandé leur avis².

J'ai fait en Russie le ¹/₄ de ce que je voulais faire -- ce qui est déjà quelque chose. Naturellement, je n'ai pas fait le principal: je n'ai pas vu mon frère³. Tout cela est dans l'ordre.

Je voudrais bien que cette guerre finisse, afin que le cours du rouble russe puisse remonter. La situation actuelle paralyse complètement mes moyens⁴.

Vous travaillez -- c'est bien; et les affaires -- cette chose qui --vous vous le rappelez -- promettait tant -- comment èava-t-il?

Ma littérature à moi est pour le moment -- au plus profond des abîmes.

J'ai lu la petite nouvelle de Zola dans "L'Echo Universel"⁵. Le commencement est surtout remarquable. Mes amitiés à tous -- je vous embrasse.

J. T.

P.S. Annoncez-moi la réception de la robe de chambre.

4796. Е.И. РАГОЗИНУ
17 (29) июля 1877. Париж

Mr Ragozine, Newski, No 68 -- 40, St-PBG. -- Donne carte blanche pour changer expressions, pourvu que sens général reste¹. Tourguéneff.

4797. П.Л. ЛАВРОВУ
18 (30) июля 1877. Буживаль

Буживаль. Les Frênes.
16, Rue de Mesmes.
Понедельник, 30/18-го июля 1877.

Любезнейший Петр Лаврович,

Неделю тому назад мне попалась в руки Ваша карточка -- и я собирался Вам отвечать -- как вдруг {вдруг -- вписано.} меня опять подцепила подагра -- да вот до сего дня держит на привязи в комнате. Однако мне, кажется, становится лучше -- и я с удовольствием повидался бы с Вами -- если б Вы взяли на себя труд сюда приехать -- (дорога Вам, кажется, знакома?)¹. Я никуда не выхожу -- и потому меня всегда застать можно. -- На всякий случай черкните словечко накануне. Дружески жму Вам руку и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

4798. Е.И. РАГОЗИНУ
18 (30) июля 1877. Буживаль

Буживаль. Bougival.
(Seine-et-Oise). 16, Rue de Mesmes.
Понедельник, 30/18-го июля 77.

Любезнейший Евгений Иванович, Не получая более недели "Нашего века" -- я уже собирался писать к Вам, как узнал из других газет, что Ваша газета перешла в другие руки и временно прекратилась¹. Это меня опечалило, тем более что при отъезде моем из Петербурга Вы даже не намекали на подобную возможность. Что делать! Видно, иначе нельзя было! Будьте так любезны, сообщите мне, какие Ваши намерения в отношении к доставленным мною Вам корреспондентам: г-же Герритт и Колани?² Я перед ними до некоторой степени нравственно ответствен. Будет ли их иметь будущая редакция в виду? Или же следует считать всё дело оконченным и остается только рассчитаться? Не оставьте моего запроса без ответа³.

Я приехал сюда благополучно; но здесь меня снова сцапала подагра, и вот уже 10 дней, как я не выхожу из комнаты. Этому конца не будет.

Поклонитесь от меня Вашей супруге -- и примите уверение в дружеских чувствах

преданного Вам Ив. Тургенева.

4799. Д.В. ГУТНИКОВУ
19 (31) июля 1877. Буживаль

Буживаль, близ Парижа.
Bougival. (Seine-et-Oise).
16, Rue de Mesmes.
Вторник, 31/19-го июля 1877.

Милостивый государь Дмитрий Васильевич!

Ваше письмо¹ только на днях достигло рук моих -- и потому не удивляйтесь, что я так поздно Вам отвечаю. Предложение Ваше для меня очень лестно -- и я искренне сочувствую цели, которую Вы себе поставили². Я бы сам готов был по мере сил способствовать процветанию Вашего Общества -- и, возвратясь нынешней зимой в Париж, постараюсь для этого устроить литературное чтение вроде тех, которые уже мне здесь удавались³. Что же касается до желаемых Вами документов -- то у меня здесь их под рукою нет; я не имею привычки собирать критические статьи обо мне⁴; даже статью Ауербаха прочел недавно⁵ (замечу кстати, что А. Франс написал обо мне не книгу -- а два фельетона, помещенных в "Temps"⁶). В течение будущей недели я съезжу в Париж -- и надеюсь собрать там несколько статей (особенно английских и американских) -- которые препровожу немедленно к Вам в Харьков⁷.

Мне очень приятно видеть, что любовь к литературе еще держится в более отдаленных центрах нашего отечества и имеет представителей, подобных Вам.

Примите уверение в совершенном моем уважении и преданности.

Ив. Тургенев.

Je commence par vous demander la permission de vous écrire en franèais: cette langue vous est aussi familière que la vôtre -- et j'ai plus de facilité à manier le franèais que l'anglais. Votre aimable lettre n'est parvenue à sa destination que depuis mon retour en France -- il y a un peu plus de quinze jours; et j'y aurais répondu sur-le-champ si une nouvelle attaque de goutte, dont je me débarrasse à peine, n'était venue me mettre sur le flanc. Je suis on ne peut plus touché des choses flatteuses que vous me dites -- et je suis bien aise de voir que mon dernier ouvrage vous ait plu¹. С'est de tous mes romans celui qui m'a coûté le plus de peine -- et, il faut le dire, celui qui a eu le moins de succès dans mon pays natal. La critique a été très sévère pour moi -- et le public aussi, surtout dans les premiers temps²; cela s'est un peu amendé par la suite -- ou plutôt, d'autres préoccupations plus graves ont dirigé l'attention générale d'un autre côté³. Quoi qu'il en soit, votre approbation m'est bien précieuse: j'y retrouve bien la partialité bienveillante que vous portez à mes ouvrages⁴; mais, d'autre part, vous ne m'auriez pas dit tant de bien de mon livre, s'il vous avait déplu; et c'est pour moi une garantie que mon roman, tout amer et sombre qu'il soit, ne doit pas être dépourvu de tout mérite.

Russie. Ville de Kharkoff. Monsieur Goutnikoff.
В город Харьков.
Г-ну учителю русского языка и словесности
Второй Харьковской гимназии
Дмитрию Васильевичу Гутникову.

4800. ЭММЕ ЛЕЙЗЕРЕС
20 июля (1 августа) 1877. Буживаль

Bougival. (Seine-et-Oise).
16, Rue de Mesmes.
Mercredi, 1-raoût 1877.

Mademoiselle,

Je ne doute pas, Mademoiselle, que, de votre côté, vous ne poursuivez les travaux littéraires, pour lesquels vous avez une vocation évidente; et tout en vous souhaitant les meilleures chances de réussite, je vous prie, Mademoiselle, d'agréer l'expression des sentiments sincèrement sympathiques, avec lesquels je suis

votre tout dévoué Iv. Tourguéneff.

4801. Н.А. ЩЕПКИНУ
21 июля (2 августа) 1877. Буживаль

Буживаль, близ Парижа.
Bougival. (Seine & Oise).
16, Rue de Mesmes.
Вторник, 2-го авг./20-го июля {Так в подлиннике.} 1877.

Любезный Николай Александрович,

Я получил Ваше письмо от 27/15-го июля. -- Вы напрасно извиняетесь, что не тотчас отвечали мне; -- человеку, только что вступившему в брак -- не до того. -- От Елены Ивановны я получал сведения о том, что происходило в Спасском -- и мне остается только желать продолжения всего, столь счастливо начатого. Она, действительно, очень довольна своим пребыванием -- и я благодарю Вас за внимание, которое Вы ей оказываете¹.

Меня беспокоит болезнь брата; и потому прошу Вас, как только Вы получите это письмо, потрудиться съездить в Тургенево -- и немедленно сообщить мне, как его здоровье -- и какие его намерения?

Надеюсь, что хорошая погода наконец настала и дала Вам убраться с хлебом, что, при нынешнем хорошем урожае, весьма важно.

У меня был опять припадок подагры; но теперь мне лучше, хотя я еще хожу с трудом.

Передайте мой поклон всем Вашим и примите уверение в моем уважении.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4802. Е.И. БЛАРАМБЕРГ
22 июля (3 августа) 1877. Буживаль

Буживаль. Les Frênes.
Пятница, 3-го авг./22-го июля 77.

Любезнейшая Елена Ивановна,

Я бы давно отвечал на Ваше дружеское письмо¹ -- если бы не новый подагрический припадок, который с неделю продержал меня в горизонтальном положении и от которого я едва оправляюсь. -- Я очень рад, что Спасское Вам понравилось -- и только сожалею о том, что дурная погода мешает Вашим прогулкам и в виде дождя даже врывается под ветхий кров моего дома. Я радуюсь также тому, что Вы довольны вниманием моего управляющего и его семейства, и надеюсь, что Ваше пребывание в деревне отзовется благоприятно и на Вашем здоровье, и на Вашей деятельности.

К великой нашей общей досаде, No "Вестника Европы", в котором находится первая часть Вашего романа², до сих пор не прибыл в Париж (первый пример неаккуратности с тех пор, как я состою сотрудником этого журнала!). -- Если он скоро не отъявится -- я напишу об этом Стасюлевичу.

Из писем Луизы³ Вы, наверное, до подробности знаете все, что у нас здесь совершается. -- Все обстоит благополучно, она работает безустанно -- так же как и ее мать -- а остальные все бездействуют -- начиная с меня.

Это полусонное, впрочем очень приятное, существование было на днях прервано горестными известиями с театра войны⁴. -- Я должен сказать, что давно не испытывал такой патриотической скорби; -- предчувствия, самые мрачные, меня терзают. -- Я предвижу катастрофы, всяческие унижения и беды, из которых, по-моему, самая малая -- окончательное падение славянских надежд. Повторится то, что произошло в Малой Азии; но повторится ли то, что совершилось после Крымской кампании?⁵

Вот чем должно было всё разыграться!

Прощайте; -- желаю Вам всего хорошего и дружески жму Вам руку.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4803. ПАУЛЮ ГЕЙЗЕ
22 июля (3 августа) 1877. Буживаль

Bougival (près Paris).
16, Rue de Mesmes.
Freitag, d. 3. Aug. 77.

Mein lieber Freund,

Vor kurzem aus Russland zurückgekehrt, habe ich hier Ihr Buch ("Elfrieda") gefunden¹, so wie auch die traurige Anzeige Ihres herben Verlustes². Ich werde nicht einmal versuchen Sie zu trösten -- solche Wunden heilt nur die Zeit -- möchte Sie nur meiner innigen Theilnahme versichern. Ihre Tragödie habe ich hier laut in meinem -- ich darf wohl sagen: meinem -- Familienkreise vorgelesen; der Eindruck war nachhaltend und tief -- und ich bin überzeugt, dass, mit tüchtigen Darstellern, "Elfrieda" eine grosse Wirkung erzielen muss -- denn jede Rolle ist dankbar und characteristisch. Ich danke Ihnen für das freundschaftliche Andenken.

Im Anfang dieses Jahrs hegte ich den Gedanken -- den Weg nach Russland, über München und Wien zu nehmen; es ging nicht an -- und so muss ich wohl das Vergnügen einer persönlichen Zusammenkunft bis auf das nächste Jahr aufschieben. Vielleicht kommen Sie zur Ausstellung nach Paris?³

Literarische Arbeiten habe ich bis jetzt keine vor; mein letztes Buch hat mir viel Mühe gekostet und wenig Dank eingetragen⁴. Ich will jetzt abwarten. Besonders peinlich war es mir -- beim Schreiben meines Romans -- vieles verschweigen und umgehen zu müssen; auch in der jetzigen Gestalt war "Neuland" nahe daran, von dem Censur-Comité verbrannt zu werden -- nur mit einer Stimme Majorität wurde es gerettet...⁵Somit war ich bei meiner Arbeit nicht frei -- und das ist das Einzige, was einem die Lust zum Schaffen gründlich verdirbt. Man muss Rücksichten nehmen u. s. w. Lieber lässt man das ganze Zeug liegen.

Fahren Sie fort, mein lieber Freund, zu schaffen, da Sie ja nicht gehemmt sind -- und lassen Sie mich, wie früher, Ihrer Thätigkeit folgen. Ich brauche Ihnen nicht zu sagen, mit welcher innigen Sympathie ich das thue.

Grüssen Sie Ihre liebe Frau bestens und empfangen Sie die Versicherung meiner unwandelbaren Freundschaft.

Ihr ergebener Iw. Turgenjew.

4804. П.Л. ЛАВРОВУ
22 июля (3 августа) 1877. Буживаль

Буживаль. 16, Rue de Mesmes.
Les Frênes.
Пятница, 3-го авг.

Я ждал Вас сегодня, любезнейший Петр Лаврович -- и буду ждать в воскресение -- но завтра не приезжайте -- я сам, вероятно, потащусь в Париж, чтобы посоветоваться с доктором Сэ¹. -- Я воображал, что Вы уже были здесь у меня -- и поэтому не написал Вам более подробной инструкции: надо взять билет в Gare St-Lazare до Rueil -- и correspondence в Clemi de pas américain до Bougival'я; a садясь в дилижанс американский, сказать, что Вы выходите на станции de la Chaussée, которая находится прямо против наших ворот.

Не могу скрыть, что до безумия огорчен нашими поражениями в Турции: вот что значит поручать великим князьям армии -- точно игрушки детям! Но чем провинились наши бедные солдаты, которых баши-бузуки прирезывали, как баранов?²

Безобразно!

До свидания -- жму Вам руку.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4805. П.Л. ЛАВРОВУ
24 июля (5 августа) 1877. Буживаль

Pierre Lavroff, 328, Rue Saint-Jacques, Paris. -- Prière de venir au rendez-vous après-demain mardi au lieu de lundi¹. Tourguéneff.

4806. ГЕНРИ ДЖЕЙМСУ
29 июля (10 августа) 1877. Буживаль

Bougival. (Seine-et-Oise).
16, Rue de Mesmes.
Vendredi, 10 août 1877.

Mon cher ami,

J'ai eu grand plaisir à recevoir votre lettre et votre livre¹ -- et je vous remercie beaucoup d'avoir pensé à moi. Je me mettrai à vous lire aujourd'hui et je vous dirai mon avis sincèrement comme il convient de le faire aux gens d'un talent pareil au vôtre². -- Comme vous le supposiez, je suis en effet revenu de Russie il y a plus de trois semaines; -- et me voilà à Bou-gival jusqu'à l'hiver. -- Je compte bien vous y voir, puisque vous me dites que vous quittez l'Angleterre sous peu³. -- Je vous remercie de la sympathie que vous nous témoignez -- à nous autres russes -- vous devez en trouver fort peu autour de vous -- et elle m'est d'autant plus précieuse⁴.

Vous pensez aisément que je me sens triste et préoccupé; des circonstances particulières et personnelles me rendent la vie un peu pénible à l'heure qu'il est -- en y ajoutant leur amertume⁵. -- Enfin "tout casse, tout passe, tout lasse" -- comme on dit; et c'est, malgré tout, une consolation. Pendant mon séjour en Russie j'ai vu, en effet, toute sorte de bonnes et de mauvaises choses; -- j'ai rapporté beaucoup d'impressions -- mais je n'ai -- jusqu'à présent -- aucun désir de les formuler ou de les fixer; je suis si loin de toute activité littéraire, que je me demande parfois, si j'en ai jamais déployé -- et si c'est bien moi, qui ai écrit ces livres, qui ont un commencement, un milieu, une fin? -- Enfin -- tout cela s'arrangera -- se tassera -- mais pour le moment je marche dans le brouillard. J'ai vu hier soir la famille Tourguéneff -- (ce sont nos voisins, comme vous le savez peut-être)⁶ -- et je leur ai transmis vos amitiés -- ainsi qu'à la famille Viardot; tout le monde va bien. -- Joukofsky est quelque part en Italie; les autres se sont disséminés.

Ainsi -- c'est entendu: au revoir -- et bientôt. -- Je vous souhaite toutes les meilleures chances du monde et vous serre cordialement la main.

T à v Iv. Tourguéneff.

4807. ТЕОДОРУ ЧАЙЛЬДУ
29 июля (10 августа) 1877. Буживаль

А Mr Т. Е. Child.

Bougival. (Seine & Oise).
16, Rue de Mesmes.
Vendredi, 10 août 77.

Monsieur,

J'ai reèu le No du "Belgravia" que vous avez bien voulu m'envoyer -- et j'ai eu beaucoup de plaisir à lire votre article, où l'impartialité du critique va de pair avec la plus grande bienveillance¹. Venant de la part d'un Anglais, et dans un moment tel que celui-ci -- votre appréciation m'est doublement précieuse. Je fais des vœux pour que l'antagonisme qui existe entre nos deux nations fasse bientôt place à des sentiments meilleurs² -- et vous prie, Monsieur, de recevoir l'expression de ma gratitude ainsi que celle de ma haute considération.

Ivan Tourguéneff.

4808. П.В. АННЕНКОВУ
1 (13) августа 1877. Буживаль

Bougival. (Seine-et-Oise).
16, Rue de Mesmes.
Понедельник, 13/1-го авг. 77,

Милый друг П<авел> В<асильевич>. -- Я очень рад, что Вы наконец соединились с своими и проживаете хотя скучновато, но спокойно и здорово¹. -- Что касается до меня, то я тоже поправился: подагра меня -- разумеется, временно -- покинула. -- В Париже проживает д-р Ж. Сэ, который, говорят, мастерски ее излечивает: думаю попытаться².

Я действительно способствовал устройству Марианниной свадьбы -- и очень этому рад³. -- Одна беда: она не совсем здорова -- и ей придется дней на десять съездить на морские купанья.

Что касается до нашей войны -- то я должен сознаться, что продолжаю смотреть на все это дело с довольно мрачной точки зрения; -- не в состоянии я представить себе вел. князя Николая Николаевича в виде Цезаря -- хоть ты что! -- Разве русское "авось" вывезет⁴. -- Но никакое "авось" не спасет нас от банкротства, к которому мы подвигаемся исполинскими шагами.

Вы пишете, что весь август пробудете в Бланкенберге: -- ну а потом? -- Сюда в Париж. -- или где-нибудь еще попорхаете? Дайте знать⁵.

Я тоже, как Вы, предаюсь чтению⁶ -- так как по причине дождей гулять почти невозможно; но большой отрады из этого занятия не почерпаю.

Кланяюсь дружески всем Вашим и крепко жму Вам руку.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

P.S. И.П. Арапетов прибыл сюда⁷.

4809. И.Ф. ДОЛИВО-ДОБРОВОЛЬСКОМУ
1 (13) августа 1877. Буживаль

Буживаль (близ Парижа).
13/1-го авг. 77 г.

Милостивый государь Иосиф Флорович!

Я получил Ваше письмо, в котором Вы приглашаете меня быть сотрудником в Вашем новом журнале¹.

Само предложение это очень лестно для меня, а выражения, в которых оно высказывается, далеко не оправдываются теми услугами, которые я мог оказать делу литературы и просвещения.

Мне было бы весьма приятно способствовать успеху издания, которое, сколько можно судить, будет вполне достойно прекрасного имени, данного ему Вами; к сожалению, назначенный срок слишком короток, и у меня в портфеле нет ни единой строки. Потому с уверенностью обещать Вам ничего не могу, но постараюсь исполнить Ваше желание высылкою хотя краткой статьи. Говоря Вам откровенно, я совсем было решился прекратить мои литературные занятия, и если снова возьмусь за перо, то единственно для того, чтобы доказать Вам на деле сочувствие, возбужденное во мне программой "Правды".

Если Вы ничего не получите до 1-го октября ст. ст., припишите это единственно невозможности исполнить Ваше желание².

Примите уверение в совершенном уважении и преданности, с какими остаюсь Вашего превосходительства покорнейшим слугою.

Ив. Тургенев.

4810. ГЮСТАВУ ФЛОБЕРУ
5 (17) августа 1877. Кан

Caen. Grand Hôtel de la Place Royale.
Vendredi soir, 17 août 77.

"Caen? Pourquoi Caen?" -- direz-vous, mon cher vieux? -- Que diable veut dire Caen? Ah voilà! -- Les dames de la famille Viardot doivent passer quinze jours au bord de la mer, soit à Luc, soit à St-Aubin -- et l'on m'a envoyé en avant pour trouver quelque chose¹. -- J'ai emporté votre lettre avec moi² -- et je m'empresse de vous dire que votre visite me botte énormément -- car je serai de retour à Bougival dès mardi -- et j'attendrai un mot de vous aux Frênes pour savoir quand je dois aller vous rencontrer à Paris^sau Faubourg-St-Honoré!³ -- Nous aurons à parler -- à faire frémir les murs de la chambre!! -- Ainsi -- à partir de mardi, j'attends un mot de vous.

Je vous embrasse.

Votre J. Tourguéneff.

4811. O.K. ГИЖИЦКОЙ
14 (26) августа 1877. Буживаль

Буживаль. Bougival. (Seine-et-Oise).
Les Frênes.
Воскресение, 26/14 авг. 77.

Милостивая государыня!

Я получил Ваше письмо и приложенный к нему маленький очерк¹. Вот что я имею сказать Вам. Ваша вещица слишком коротка, чтобы можно было вынести из ее чтения какое-либо положительное понятие о Вашем таланте. Есть очевидное стремление к правдивости -- и фигуры обеих дам задуманы верно; но всего этого недостаточно. А главное; Вы пишете слишком небрежно и неправильно. Можно даже подумать, что Вы нерусская. Русская никогда бы не сказала: "искусственные руки" -- вместо "искусные" и т.д. Прежде всего Вам надобно обратить на это самое настойчивое внимание. До тех пор нечего и думать о печати. Не могу также разделить Ваше мнение об относительной легкости комедии. В искусстве все трудно -- и Вам предстоит еще много трудиться.

Извините некоторую жесткость моего суждения и припишите ее моему искреннему желанию быть Вам полезным.

Примите уверение в совершенном моем уважении и преданности.

Ив. Тургенев.

4812. Я.П. ПОЛОНСКОМУ
14 (26) августа 1877. Буживаль

Буживаль. Bougival. (Seine & Oise).
Les Frênes.
Воскресение, 26/14-го авг. 77.

Пишу тебе всего два слова, милый Яков Петрович -- только потому, чтобы ты не подумал опять, что если я молчу -- значит, сержусь! -- Нет -- я очень благодарен тебе за память¹ -- но мне ужасно скверно на душе -- по милости наших неслыханных глупостей на Востоке² -- и мне хотелось бы забиться в какую-либо нору, чтобы не видеть никого и ничего не слышать! -- В таком случае лучше всего беречь всю свою дрянь у себя на сердце -- и не разливать ее ни перед кем.

Об "Eau de Suez" скажу тебе, что та склянка, которую тебе передал Топоров -- не для ежедневного употребления; -- а в случае сильной боли прикладывать ее следует к зубу на хлопчатой бумаге -- в почти чистом виде или прибавив чуть-чуть воды. Склянку "Eau de Suez" для постоянного полоскания (которая одна предохраняет от порчи зубов и болей) -- я непременно постараюсь тебе выслать -- с каким-нибудь отъезжающим россом -- снабдив ее инструкциями.

Из письма твоего я могу заключить, что здоровье твое не слишком худо, чему я душевно радуюсь; -- а о будущем путешествии мы еще поговорим³. Самого меня подагра всё еще щелкает -- и еще недавно я провалялся с неделю.

Новость о брате Новиковой -- превосходна -- если она только справедлива. Славянофила на это хватит⁴. -- Вот другой славянофил, кн. Черкасский -- тоже превосходно отличается в Тырнове. Как бы его турки не посадили на кол, по взятии этого города, которое, кажется, висит уже на носу⁵.

Собственно, когда собираешься ты в отъезд?⁶ Об этом ты ничего не говоришь положительного.

Дружески кланяюсь твоей милой жене и всем твоим; -- а тебе крепко жму руку.

Преданный Ив. Тургенев.

4813. Н.А. ЩЕПКИНУ
14 (26) августа 1877. Буживаль

Буживаль (возле Парижа).
Bougival. (Seine-et-Oise). Les Frênes.
Воскресение, 26/14-го авг. 77.

Любезнейший Николай Александрович,

Я сейчас получил Ваше письмо. Благодарю за доставленные сведения о брате; г-н Маляревский также написал мне подробный отчет -- и я ему ответил¹.

Радуюсь тому, что урожай в Кадном оказался хорошим -- и с готовностью даю Вам разрешение застраховать скирды: мера весьма полезная. Не знаю, каковы теперь цены на хлеб -- здесь меня уверяют, что стоят хорошие -- и потому если бы Вам было возможно к сентябрю выслать мне несколько денег, то они бы пришлись очень кстати.

Прошу Вас передать прилагаемое письмо ко мне губернского предводителя Тютчева г-же Малиновской².

Елена Ивановна продолжает быть довольна своим пребыванием в Спасском -- и я Вам очень благодарен за Ваши хлопоты³.

Передайте мой дружеский поклон всем Вашим -- и примите уверение в моих уважении и преданности.

Ив. Тургенев.

4814. Е.И. БЛАРАМБЕРГ
15 (27) августа 1877. Буживаль

Bougival. (Seine & Oise).
Les Frênes.
Понедельник, 27/15-го авг. 77.

Любезнейшая Елена Ивановна,

Мне действительно известна кандидатка в богадельню -- о которой Вы говорите -- и я не вижу препятствий ее поступлению на открывшуюся ваканцию¹. Будьте так добры и сообщите об этом Щепкину.

К крайней моей досаде -- последние два N-a "Вестника Европы" -- именно те, где находится Ваш роман -- доселе не прибыли в Париж. Не могу понять, чему должно приписать это отступление от обыкновенной аккуратности. Я хотел довести это до сведения Стасюлевича -- я его ежедневно ожидал здесь -- и он -- точно -- был здесь 24-го числа в мое отсутствие и оставил карточку -- но, вероятно, уехал за женою в Диепп. Я решился сегодня же написать прямо в редакцию².

Я очень рад, что Спасское продолжает Вам нравиться. -- Меня очень трогает то, что Вы говорите о чувствах спасских жителей ко мне: одним доказательством больше -- как легко заслужить любовь русских крестьян. Вся моя заслуга состоит в том, что я им никогда не делал зла -- и даже, по мере возможности, делал немножко добра, которое, в сущности, ничего мне не стоило -- и не лишало меня ни единой прихоти³. -- Легенда о нашем родстве -- очень для меня лестная -- вероятно, имеет основанием тот факт, что Вы: Ивановна; впрочем, она служит доказательством, что Вы крестьянам {Было: очень} нравитесь; -- вот они и приурочили Вас ко мне⁴. -- Я уверен, что пребывание Ваше в деревне будет полезно Вам и с литературной точки зрения: набирайтесь как можно больше впечатлений -- но не думайте -- пока -- передавать их. -- Это придет со временем. Резервуар не может в одно и то же время набирать в себя воду и выпускать ее. -- "Записки охотника" накоплялись во мне целых 10 лет.

Я не сомневаюсь в том, что г-жа Якушкина Вам придется Вам {Так в подлиннике.} по сердцу; это умная, дельная и энергическая женщина⁵.

Я бы не желал говорить с Вами о наших военных делах... Слишком всё это скорбно, горько и постыдно. В противность ожиданиям наших бедных орловцев -- я предвижу самые тяжелые катастрофы... И они частью уже осуществились. -- Такое ведение войны -- немыслимо, безобразно...⁶ Но на бумаге этого не выскажешь. Результат будет хуже Крымской кампании...⁷ Быть может, это несчастье, так же как и тогда, послужит нам в пользу -- со временем.

Довольно об этом.

Мы здесь теперь очень одиноки. Все наши дамы на морских купаньях. -- Впрочем, г-жа Виардо возвращается сегодня.

Луиза здорова и работает с необычайной настойчивостью.

Будьте здоровы и Вы тоже. -- Желаю Вам всего хорошего и крепко жму Вам руку.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

Je suis obligé de t'écrire des choses bien invraisemblables; -- mais j'ai été témoin oculaire de ces choses -- et j'espère que tu ne doutes pas de ma véracité. -- Ecoute donc.

Russie,
gouvt d'Orel,
ville de Mzensk. Mlle E. Blaramberg.
Орловской губернии, в город Мценск,
в село Спасское-Лутовиново.
Ее превосходительству
Елене Ивановне
Бларамберг.

4815. КЛОДИ ШАМРО
15 (27) августа 1877. Буживаль (?)

Les Frênes. 1-er avril 9877. {Так в подлиннике.}¹

Ma chère Didie!

En montant cette après dînée l'allée des Frênes je n'apperèus {Так в подлиннике.} d'abord rien d'extraordinaire; mais quelle fut ma surprise d'y rencontrer une odalisque très parée et le ventre nu (toutes les odalisques sont comme cela) -- dans laquelle je reconnus Mlle Arnholt! Elle tenait dans sa bouche en guise de cigarette la queue de Phanor², qu'elle avait coupée -- le bout saignait encore; -- et elle me dit d'un air dégagé -- qu'elle s'était mise ainsi pour aller à la rencontre de Bismarck qui s'était fait turc et voulait la mettre dans son harem. -- А peine eut-elle prononcé ces mots que je vis en effet {en effet -- вписано над строкой.} accourir Bismarck sous les traits de {Далее начато и зачеркнуто: Phan (?)} ton oncle; de ses lèvres frémissantes s'échappaient des cris entrecoupés. "А moi! Loïsa! à moi! Dans une autre patrie viens cacher..."³ Mais dans cet instant Phanor avec un long hurlement de vengeance -- lui arracha le fond de son pantalon; et bondissant pardessus la tête de Mlle Arnholt, la coiffa de ce morceau d'étoffe! Immédiatement Mlle Arnholt e mit à tourner sur elle-même comme un Derviche -- et avec tant de rapidité que son nombril ne présentait plus qu'un cercle horizontal et noirâtre. Alla hou! Alla hou!! -- Pendant ce temps ton oncle -- Bismarck se sauvait du>côté de Bougival en laissant tomber par l'ouverture de son pantalon beaucoup de petites crottes semblables à des coquillages -- et Phanor se faisait lécher, le derrière par Belette⁴ pour essayer d'y recoller sa queue!! -- Epouvanté par ce spectacle, je courus vers la maison: mais des objets plus étranges encore s'y offrirent à mes yeux! -- Ton papa avait fait venir de Paris un mécanicien-philosophe qui lui enfonèait dans la tête de longues flèches jaunes -- dites de perspicacité -- à l'aide desquelles il espérait comprendre la conduite de ton oncle; -- et ton mari, debout à côté de lui -- fuyait vers le ciel au bout de ses deux jambes qui allaient s'amincissant comme des fusées... Il criait: au secours! mais bientôt l'éloignement -- (sa tête était dans les nuages) étouffa sa voix! -- Ne sachant que devenir, je me précipitai vers le chalet: j'eus à traverser Auguste qui s'était changé en gaz peu odorant (gazus domesticus) -- et ayant apperèu {Так в подлиннике.} par une échappée la cuisinière Madeleine, qui -- oh! je demande pardon de ces détails! -- se faisait friser le bout des seins par un coiffeur habillé en toréador -- je parvins enfin dans ma chambre à coucher. -- Je comptais y trouver un instant de repos. -- Mais о misère! Mon lit était occupé par un gros ours blanc, dans lequel je n'eus pas de peine à reconnaître Khanykoff, qui, dès qu'il m'apperèût {В подлиннике: m'apperèut}, se mit à crier: "Vite, vite le pot de chambre! -- Mais sacrebleu {sacrebleu -- вписано над строкой.}, je ne sais pas si je veux vomir oufaire c. c!" -- Le malheureux avait le choléra! Eperdu, je lui présentai le pot de chambre en question; -- mais après quelques applications infructueuses, une force irrésistible me forèa à m'en coiffer -- et c'est dans cette humiliante situation que j'appris tout à coup que l'impératrice Augusta, arrivée d'Allemagne, se trouvait dans le salon et désirait me voir. -- Que devais-je faire? Grands Dieux! -- Je mis immédiatement une cravate blanche -- mais dans mon trouble je laissai le pot sur ma tête {sur ma tête -- вписано над строкой.} -- et descendis au salon, où j'apperèus {Так в подлиннике.} en effet l'Impératrice! -- А la vue de ma coiffure, Sa Majesté ne put s'empêcher de s'écrier; "O! welche Schweinerei!" -- et sortit pleine d'indignation, accompagnée de sa demoiselle d'honneur! -- Sa Majesté était tellement pleine, qu'elle accoucha sur le palier d'une demi-douzaine d'indignations, que je fis soigneusement ramasser et que je compte te montrer quand tu seras de retour. -- С'est très curieux -- une indignation d'Impératrice: c'est gélatineux, comme cette chose que nous avons vue au bord de la mer -- c'est verdâtre -- et èa a une odeur fade et aigrelette...

Mais tu comprends qu'après de pareils événements je me sens {В подлиннике описка: sents} tout bouleversé! -- Il me reste à peine la force d'achever cette lettre, de baiser tes deux jolies mains et de me dire

ton éperdument... ahuri Iv. Tour.

4816. КЛОДИ ШАМРО
18 (30) августа 1877. Буживаль

Bougival. Les Frênes.
Jeudi, 30 août 77.

Ma chère Didie bien-aimée, merci de ta gentille petite lettre, par laquelle j'ai appris que tu allais bien, ainsi que tous les autres chers habitants des trois petites chambres perchées au haut de l'hôtel de la Belle-plage!¹ -- Restez-y, aussi longtemps que l'air vous fera du bien -- et nous autres, humbles "Frênois" -- nous tâcherons de nous consoler de votre absence, en nous représentant la joie que nous aurons de vous revoir -- les joues fraîches et rebondies -- et les yeux brillants comme des escarboucles. (NB. Je n'ai jamais su ce que c'était que des escarboucles -- mais c'est probablement quelque chose de très brillant²).

Quant à moi -- hélas! trois {В подлиннике описка: trop} fois hélas! -- Je deviens décidément une vieille vaisselle à goutte. -- Tu sais déjà que j'ai été repris par cette implacable ennemie -- et hier, ne pouvant pas poser mon pied à terre -- et désireux pourtant d'entendre la nouvelle ouverture faite par ta sœur sur des motifs espagnols³ -- j'ai été obligé de faire le voyage de la grande maison⁴ de la faèon suivante: le voyage, qui rappelle ceux des pèlerins de Terre Sainte, faisant deux pas en avant et un en arrière -- n'a pas laissé de me causer une grande fatigue, qui a été compensée, il est vrai, par le plaisir, que j'ai eu en entendant cette nouvelle ouverture, qui est fort gaie, brillante et je crois aussi, très savante; -- mais ce matin, en me réveillant, j'ai vu, avec autant de désagrément que de surprise, que ma goutte aussi avait voyagé: elle était remontée du talon au genou, endroit beaucoup plus commode pour elle {commode pour elle (удобное для нее. -- франц.) -- вписано над зачеркнутым: désagréable (неприятное. -- франц.).} et d'où elle a beaucoup plus de peine à déguerpir. Tout ceci ne me présente pas précisément la vie sous les couleurs les plus riantes {Далее зачеркнуто слово, не поддающееся прочтению.}. -- Ce que je demande au sort -- c'est de {Далее зачеркнуто: voir} me voir au moins sur mes deux pieds -- le jour de votre retour aux Frênes, qui aura lieu, je le suppose, dimanche, le 9 septembre.

0x01 graphic

Papa et maman vont admirablement; Mlle Valentin aussi, je crois; -- mais elle se cache et c'est à peine si je l'aperèois. Elle craint peut-être d'"intrude" en entrant dans ma chambre -- ou bien désire-t-elle s'isoler pour rêver plus à son aise à ce beau jeune homme de Luc⁵, qui la poursuivait de ses assiduités respectueuses!

Je ne puis concevoir que mon 1-er avril ait pu vous tromper seulement un quart de seconde!!⁶ -- Mais voilà: il n'y a que l'imprévu qui arrive, témoin la guerre de Turquie⁷.

Allons -- il faut que je te dise adieu. Je te souhaite de pêcher des montagnes de crevettes... Si tu offrais une crevette d'or en ex-voto à la Délivrande?⁸ -- Laisse-moi t'embrasser avec toute la tendresse d'un parrain -- et embrasse pour moi Jeanneton, Georges et Marianne. Je lui ai donné la même commission -- de faèon que vous vous embrasserez une fois de plus en honneur et en souvenir

du vieux goutteux J. T.

4817. ГЮСТАВУ ФЛОБЕРУ
18 (30) августа 1877. Буживаль

Bougival. Les Frênes.
Jeudi, 30 août 1877.

Mon cher ami,

Quand vous me parlez, vous croyez avoir à faire à un être humain; détrompez-vous -- je ne suis qu'une vieille vaisselle à goutte. С'est vous dire qu'elle m'a repris avec violence, dès le soir du jour où {Далее зачеркнуто: je} nous avons déjeuné ensemble -- et que depuis ce temps-là je suis sur le flanc. -- Dans la nuit qui vient de se passer -- elle est remontée du talon au genou -- et probablement elle n'est pas au bout de ses voyages¹. -- Aussi si vous voulez me voir, il faut faire comme Mahomet -- aller à la montagne².

Sur ce je vous embrasse et vous souhaite un tas de bonnes choses -- et pas de goutte.

Votre J. Tourguéneff.

4818. ГЮСТАВУ ФЛОБЕРУ
20 августа (1 сентября) 1877. Буживаль

Bougival. Les Frênes.
Samedi, 1-er sept. 8 h. du matin.

Mon cher vieux,

Je vous écris ceci pour vous empêcher "d'aller à la montagne", si vous en aviez eu l'idée¹. Je me suis décidé à me traîner à Paris sur mes béquilles pour avoir une consultation du Dr Sée; sans cela j'aurais dû la remettre à mercredi, car il passe les dimanche et lundi à Trouville et ne reèoit pas les mardi. -- Je ne sais pas quand il me relâchera, et il m'est impossible de monter vos 5 étages -- ainsi notre entrevue, dîner, etc. -- tout tombe à l'eau. Après 40 ans, il n'y a qu'un seul mot qui compose le fond de la vie: renoncer.

Je vous embrasse et vous souhaite santé, activité, etc., etc.

Votre vieux J. Tourguéneff.

4819. А.В. ТОПОРОВУ
22 августа (3 сентября) 1877. Буживаль

Bougival (près Paris).
16, Rue de Mesmes.
Понедельник, 3-го мая/22-го авг. 1877.

Любезнейший Топоров, давненько я не писал Вам -- да и не было о чем писать: с одной стороны, меня терзали и томили наши несчастные военные вести¹; -- с другой стороны, подагра мне не давала покоя -- и не далее как три дня тому назад я ходил на костылях. -- Видно, делать нечего -- и со всеми этими бедами нужно помириться -- насколько это возможно.

А теперь потолкуем маленько.

1^о.) Повестку о прибытии фотографий и книг (через Мамонтова) -- я получил; но сам еще не собрался съездить за ними в ценсурное отделение Министерства внутренних дел. Сделаю это завтра; так как завтра я обедаю с Самарским, который посетил меня здесь.

2^о.) Будьте любезны и постарайтесь навести справки по следующему делу. -- Одна моя знакомая, г-жа Иннис, отправила ко мне в Петербург -- 1-го июля/19-го июня -- письмо (по адрессу г-жи Булье, в доме Финской церкви) -- в котором находились три купона Херсонского поземельного банка -- ценою в 29 руб. каждый. Письмо это было отправлено простым, незастрахованным. -- Завалялось ли оно у Булье, было ли украдено на почте -- неизвестно; нельзя ли собрать кое-какие справки? -- Надежды мало; но постарайтесь. -- Старик Булье после моего отъезда прислал мне в Париж несколько писем; -- но этого между ними не было².

3^о.) Зайдите, пожалуйста, к Беггрову -- и справьтесь: ни одна из моих картин не продана?³

4^о.) Вы хотели доставить мне обвинительный акт людей, которых будут судить в октябре. -- Сделали ли Вы это или только собираетесь? -- Я пока ничего не получил: а очень было бы любопытно⁴.

5^о.) Черкните слово -- известно ли Вам: вышло ли наконец отдельное издание "Нови" в Москве -- или нет?⁵

Мне Самарский говорил, что Вашей ноге всё не легче; и лекарство графа не помогает. -- Очень сожалею об этом.

Баронесса Вревская мне изредка пишет из Ясс⁶. -- Завалены они все там работою... Самое тяжелое впереди.

Я остаюсь здесь еще 6 недель. В ожидании от Вас ответа крепко жму Вам руку и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

P.S. Передайте мой поклон Вашей жене, с которой надеюсь познакомиться в первый мой приезд в Петербург, Но когда это будет?

4820. КЛОДИ ШАМРО
22 августа (3 сентября) 1877. Буживаль

Bougival. Les Frênes.
Lundi, 3sept. 1877.

"Es drängt mich an Dich zu schreiben", comme on dit -- ma chère et bien, bien-aimée Didie, car je me souviens de la disposition d'esprit dans laquelle je t'ai écrit la dernière fois¹: elle était passablement maussade, grâce à ces incessantes rechutes de goutte! Je me sentais presque honteux, vieil infirme que j'étais, de m'adresser à des êtres aussi gentils et aussi jeunes que vous. Mais maintenant, grâce à la "salyci-late"² du Dr Sée, je me sens retapé -- mon genou ne me fait presque plus mal -- et mon baromètre moral a remonté. -- Je crois même que je suis capable d'aller aujourd'hui avec toutes ces dames à la fête des Loges³, quoiqu'il fasse un assez vilain temps: du vent, des nuages noirs, gris et bas, de temps en temps de la pluie et un froid positivement désagréable. Ça me fait penser que vous ne devez pas être très confortables au bord de la mer⁴. Le baromètre -- physique -- a aussi fortement baissé, à ce qu'il paraît. Enfin, il en sera de tout ceci ce qui plaira à Dieu, à la Providence, à l'Etre Suprême, au Grand Pan, à la Raison de toutes choses, au Weltgeist, à la Natura naturans (distincte de la Natura naturata)⁵ -- si tous ces messieurs et ces dames daignent s'occuper de nos affaires; -- mais moi, je t'écris parce que cela m'amuse et que j'ai plaisir à te demander -- par écrit -- la permission de baiser tes jolies mains. Voilà!

Ici -- nous vivotons -- tranquillement. Le matin, nous lisons à force -- dans la 2-de partie du "Faust" de Goethe; -- il y a des choses d'une poésie achevée -- notamment dans la Classische Walpurgisnacht; il s'y trouve certains passages qui demanderaient à être illustrés par toi: des nymphes, des roseaux, la lune, Chiron portant sur sa croupe la belle Hélène...⁶ je te montrerai tout cela. Malheureusement ces lectures ont été déjà deux fois interrompues par des visites de Russes ennuyeux, que je ne pouvais pas ne pas recevoir⁷.

Le soir, on fait de la musique; et hier on a fait des petits papiers -- (Mr et Mme Tardieu y assistaient⁸, ainsi que Pa-tapoufia⁹). Ça n'a pas trop mal marché. Voici deux petits papiers, qui ont paru réunir les suffrages. (Je me souviens de ceux-là, parce qu'ils sont de moi.)

pied -- colibri

Je viens de donner... о misère!

(J'avais trop ri!)

Un coup de pied dans le derrière

d'un colibri.

Culbute -- torticolis

(С'est un porteur de chemin de fer qui parle)

Lorsque, sans rien porter, je fais une culbute

Je me donne un torticolis;

Mais lorsque, bien chargé de malles, mon cul bute

Je fais tort aux colis!

Ou Ah! Je donne...

Il y avait aussi un petit papier où un clystère était représenté comme "un sourire d'Amphytrite"¹⁰; Mr Tardieu a beaucoup ri. -- Mme Tardieu a fait fiasco.

Pas n'est besoin d'ajouter qu'on ne cesse de penser à vous tous et que la maison paraît bien vide; mais du moment que cela fait du bien -- patience -- et même réjouissons-nous!

Imagine-toi ce que j'ai découvert: le nez de Patapoufia est plein d'une vie extraordinaire: il se recourbe et s'agite dans tous les sens -- et ce n'est que par une grande tension de volonté -- et aussi par un louable sentiment de décence qu'elle parvient à le tenir immobile, quand il y a du monde. Mais hier soir, in an unguarded moment, qu'ai-je apperèu? {Так в подлиннике.} Son nez, après s'être enroulé sur lui-même comme un tire-bouchon de vigne -- ou comme une queue de petit cochon -- s'est mis à battre la mesure à gauche -- à droite, comme un métronome, pendant que "Valentinchen"¹¹ chantait lès variations de Rode!¹² С'est un service que Patapoufia rendait à l'amitié! Mlle Arnholt a profité du même mouvement vibratoire pour' compter les battements de son pouls_r=,qui s'est'notablement accéléré depuis ses dîners mystérieux avec des jeunes gens inconnus! Tu peux juger de ma stupéfaction! Aussi, dès que Patapoufia m'a apperèu³, son nez a pousséoin cri et s'estsauvé dans sa bouche -- et les deux autres dames sont tombées-nar terre. Je les ai ramassées... elles n'avaient rien de cassé, Dieu merci!

Je t'envoie cette lettre a Cabourg; -- mais si vous n'êtes pas à Cabourg? Vous auriez dû télégraphier deCabourg. Hier aussi j'ai écrit à Cabourg et à Georges¹³.

Et maintenant -- gieb deine beiden Pfötchen dass Ich sie tausendmal küsse. Embrasse pour moi Marianne et Georges et Jeanneton, Jeanneton la maritime!! -- Und sei gut deinem alten

J. Tour.

4821. ЭМИЛЮ ЗОЛЯ
24 августа.(5 cентября) 1877. Буживаль.

Bbugival. (Seine-et-Oise), Les Frênes.
Mercredi, 5 septembre 1877.

Mon cher ami,

Je n'ai pas voulu vous écrire avant d'avoir vu Stassulevitch; il devait venir me voir ici au commencement d'août, ettcela a traîné jusqu'à présent. Je l'ai vu enfin et nous avons parlé-de votre roman. Il serait enchanté de le publier, mais il lui est impossible de le faire avant l'année 1878, et vous me dites que la publication en France doit commencer le 20 novembre. Si cette date est immuable, cela rendrait la traduction russe impossible¹. Il a déjà fait tant de dépenses pour cette année-ci qu'il lui serait difficile de.donner encore votre roman aux abonnés de 1877². Il m'a aussi témoigné des craintes que ce nouveau roman ne soit.comme "L'Assommoir" (dans le sens de la censure,'censura morum). Je lui ai assuré que ce que vous faisiez maintenant était dans un tout autre ordre d'idées. Voyez ce que vous^;avez à dire'à tout cela et répondez vite. Je crains bien que cette affaire ne soit impossible³.

Je vous suppose encore à l'Estaque⁴.

Je reste ici encore un mois. J'ai été bien diablement travaillé par cette chienne de goutte. (Quant à vous et à votre femme, que vous saluerez de ma part, je suppose que vous .tous portez tous deux comme des charmes).

Je n'ai vu personne; j'ai dîné une fois avec Flaubert⁵ qui va bien etqui est reparti pour Croisset.

Quand rentrez-vous à Paris?

Je vous serre bien cordialement la main et suis

votre tout dévoué Iv. Tourguéneff.

4822. КЛОДИ ШАМРО
25 августа (6 сентября). 1867. Буживаль

Bougival. Les Frênes.
Jeudi, 6 sept. 77.

Il faut lire ceci à Jeanne¹à haute et intelligible voix:

Ma chère petite filleule, Jeanneton!
Ton vieux parrain veut te raconter un conte. Ecoute.

Il y avait une fois un joli petit oiseau tout bleu qui avait les pattes et le bec roses, les yeux comme des diamants et une grande, plume blanche sur la tête! -- Il vivait au bord de la mer et armait à y ramasser des coquillages: il s'en faisait des colliers. -- Voilà qu'un jour l'oiseau bleu voit arriver pardessus la mer un autre oiseau tout vert avec des pattes blanches et des yeux jaunes. -- L'oiseau bleu dit à l'oiseau vert: (Que viens-tu faire ici? Veux-tu aussi ramasser des coquillages¹? -- Non, dit l'oiseau vert, je veux faire pipi. -- L'oiseau bleu dit: Fais pipi; seulement c'est sale -- et la mer n'aime pas ce qui est sale. -- Je veux faire pipi, dit l'oiseau vert. -- Oui, dit l'oiseau bleu; seulement il y a ici un méchant crabe, qui viendra pincer ton petit {petit -- вписано над строкой.} derrière pendant que tu feras pipi. Je veux faire pipi, dit l'oiseau vert. -- Mais voilà tout à coup la mer qui se fâche et qui dit de sa grosse voix: Non, je ne veux pas qu'on fasse pipi sur mon joli sable qui est si propre. -- Alors où est-ce que je ferai pipi? demanda l'oiseau vert. -- Viens, dit l'oiseau bleu, je te conduirai dans un petit endroit où personne ne te verra et où j'ai un joli petit pot avec des fleurs tout autour. -- С'est bien; allons, dit l'oiseau vert. -- С'est là que je ferai pipi. -- Et ils y allèrent tous deux. -- Et quand l'oiseau vert fut sur le petit pot avec des fleurs tout autour, l'oiseau vert dit à l'oiseau bleu: Petit bêta, est-ce que des jolis oiseaux comme nous font pipi? -- Regarde ce que j'ai mis dans ton pot. -- Et l'oiseau bleu mit son bec dans le pot -- et il vit que l'oiseau vert y avait mis beaucoup de jolies petites pierres très brillantes, rouges, bleues, vertes, jaunes, blanches. Et l'oiseau bleu fut très content et il dit à l'oiseau vert: Je voudrais aussi faire pipi comme cela. -- Mais l'oiseau vert lui dit: Viens chez moi, je te montrerai comment il faut {il faut -- вписано над строкой.}faire. Et où demeures-tu? demanda l'oiseau bleu. -- Je demeure de l'autre côté de la mer, dit l'oiseau vert -- dans une grande maison qui est toute en or avec un toit en argent et beaucoup d'oiseaux noirs qui sont mes domestiques. Partons ensemble, dit l'oiseau bleu. Partons, dit l'oiseau vert. -- Et ils partirent ensemble; et l'oiseau bleu demeure chez l'oiseau vert jusqa'à présent -- et il commence à faire de jolies petites pierres de toutes les couleurs -- mais pas beaucoup, parce qu'il est encore trop jeune!

Et voilà le conte de l'oiseau bleu et de l'oiseau vert!

Et maintenant viens que je t'embrasse, et embrasse pour moi petite maman, petit papa, ta tante Marianne et Clémence².

Ton vieux parrain Tourgl.³

4823. А.А. БРЯНЧАНИНОВУ
26 августа (7 сентября) 1877. Буживаль

Bougival. (Seine-et-Oise).
16, Rue de Mesmes.
Пятница, 7-го сент./26-го авг. 1877.

Милостивый государь,

Я получил Вашу "Бездольную"¹ -- и прошу принять от меня выражение моей искренней благодарности. -- Я перечел с великим удовольствием Вашу замечательную драму -- и радуюсь тому, что она вышла наконец в свет. Меня, как в первый раз, особенно поразил своей живостью и правдой характер Матреши. -- О типичности языка и говорить нечего. Должно надеяться, что драма Ваша найдет наконец себе место в репертуаре наших столичных театров²; -- а главное, что Вы отныне посвятите себя всецело литературному поприщу, к которому Вы, очевидно, призваны. -- Если б Вам вздумалось послать что-нибудь в "Вестник Европы" -- то я с великой охотой предлагаю себя в посредствующие лица³.

Поклонитесь от меня нашему общему приятелю Шереметеву -- и примите выражение искреннего чувства уважения и преданности, с которым остаюсь Вашим покорнейшим слугой.

Ив. Тургенев.

4824. Э.С. ПОЛТОРАЦКОЙ
26 августа (7 сентября) 1877. Буживаль

Bougival. (Seine-et-Oise).
16, Rue de Mesmes.
Vendredi, 7 sept. 1877.

Mademoiselle,

J'ai mille excuses à vous faire: j'aurais dû depuis bien longtemps répondre à votre lettre¹. -- Si vous vouliez vous donner la peine de venir à la rue de Douai (No 50) -- mardi vers 2 heures, je serais charmé de vous y rencontrer et de causer avec vous. -- Quant à l'affaire importante, dont il s'agit², je ne pourrais -- malheureusement -- que vous répéter ce que j'ai déjà écrit à Mlle votre sœur³: aussi longtemps que cette guerre durera -- il n'y a absolument rien à faire -- et toute tentative n'aboutirait qu'à un résultat désastreux. -- С'est avec regret que je vous le dis -- mais j'en ai acquis la conviction à St-Pé-tersbourg.

Agréez, Mademoiselle, l'assurance de mes meilleurs sentiments.

Ivan Tourguéneff.

4825. КЛОДИ и ЖОРЖУ ШАМРО
27 августа (8 сентября) 1877. Буживаль

Bougival. Les Frênes.
Samedi, 8 sept. 77.

Mes chers amis!

Pourquoi faut-il qu'il se passe des choses tellement extraordinaires aux Frênes? -- Et pourquoi faut-il que j'aie donné la promesse de les raconter, au risque de compromettre ma vieille réputation de véracité? Enfin, il n'y a pas à reculer -- et je commence!

0x01 graphic

Hier soir, vers 11 heures, au moment de me coucher_c il me sembla entendre des pas furtifs passer et repasser devant la grande maison¹ -- et une voix, légèrement enrouée, que je ne connaissais pas du tout, prononcer les mots suivants: "Amanda! Amanda Pfefferblüm!" Je sortis sur le balcon et apperèus {Так в подлиннике.}, à la pâle lueur des étoiles -- un homme "enveloppé d'un grand manteau, qui se tenait devant le perron et gesticulait en levant la tête. Au même instant la fenêtre d'une mansarde s'ouvrit et une forme blanche apparut. Je regrette de devoir le dire: cette forme blanche était Mlle А!²Se penchant sur le rebord de la fenêtre -- elle dit deux fois d'un ton interrogatif: Roméo? Roméo?? -- А quoi l'homme répondit d'en bas: "Der Selbige!" Alors je vis Mlle А dérouler une longue ficelle, la laisser tomber -- puis la remonter tout doucement avec une échelle en soie que l'homme avait attachée au bout!! Une minute se passa, l'échelle fut probablement fixée-car je vis tout à coup Mlle А enjamber la fenêtre: puis se glisser rapidement le long de l'échelle jusque dans les bras de l'homme au manteau! Mais à peine l'y eut-il enserrée, en faisant: "Mumm, moum, miououm", ce qui me faisait supposer qu'il lui donnait des baisers -- qu'un autre homme, aussi en manteau, venant du côté des poissons rouges, se précipita {В подлиннике описка: précipit}sur l'homme No 1, en s'écriant: "Clorinda Fouzel! Ingannatrice!" Une lutte horrible s'engagea aussitôt! Mlle А s'était violemment arrachée des bras qui la retenaient, et dans son désespoir sautait par-dessus les combattants (à l'instar de Phanor³ sautant à travers les bras posés en rond), en criant à chaque fois "pish! pitipish!!" Je tâchais de distinguer les visages des combattants... Grands dieux! c'était Cocolen -- et Jacques Bertillon!⁴ Elle les avait donc trompés tous les deux! Muet d'horreur, j'allais enfin me décider à voler sur le lieu du combat -- quand un cri perèant retentit: Cocolen venait d'arracher d'un seul coup toute la chevelure de Bertillon, dont le crâne dénudé reluit aussitôt comme un œuf rougeâtre! Il reste pétrifié, Cocolen agite comme un trophée la vaste chevelure -- et Mlle А remonte, comme un lézard, comme un écureuil, l'échelle encore flottante! Papa apparaît à la fenêtre... Il lève les deux bras en signe de stupéfaction.;, mais déjà Mlle А avait disparu par l'œil de bœuf de la mansarde. Cocolen avait bondi comme un tigre du côté du saule pleureur et Jacques Bertillon était rentré sous terre. Du moins -- je ne le vis plus. Tout retombe dans le calme et le silence. J'entendis maman demander à papa: "Qu'est-ce qu'il y a?" -- Il répondit: "С'est une noce de chats"... et ce fut tout!

0x01 graphic

Mais ce matin, à déjeuner, quel ne fut pas mon étonnement en appercevant Cocolen servant à table avec la chevelure de Jacques Bertillon sur la tête!! Il paraît que dans l'exubérance de son triomphe il l'avait enfoncée sur son crâne -- et la peau encore sanguinolente s'était immédiatement soudée à la sienne! Maman lui demanda d'où lui venaient tant de cheveux? Il répondit en bégayant qu'il s'était frotté la veille avec de la pommade de lin. Je jetais un regard à Mlle А. Elle dissimulait comme toutes les femmes: elle faisait semblant de manger de l'omelette... Mais dans son trouble elle présentait la fourchette à son oreille. "Amanda Pfefferblüm! Clorinda Fouzel!" murmurai-je à voix basse en passant derrière elle. "Silenzio e discrezione!" me répondit-elle. Pourquoi cette phrase italienne? С'est ce que je n'ai jamais pu savoir.

0x01 graphic

Mais je n'étais pas au bout de mes étonnements. Tous ces événements ayant fortement agi sur mes organes digestifs -- je dus me présenter au water-closet. J'écarte le rideau, que vous connaissez peut-être, et que vois-je? -- Jacques Bertillon assis sur le rond, le crâne plus nu que jamais! С'est là que l'infortuné s'était réfugié! -- Je recule d'effroi... "Une perruque!" gémit-il d'une voix suppliante... "Une perruque! Jamais je ne pourrais rentrer dans cet état sous le toit de mon père!" -- Mais où prendre une perruque aux Frênes, à 10 heures du matin?! -- Une idée lumineuse traverse ma cervelle. J'avais gardé dans mon armoire un tas de poils de Phanor que maman lui avait arrachés en le peignant... Un peu de colle forte, un pinceau... et le tour est fait. Cela lui donnait un faux air de tête de méduse...⁵ Et puis, si on allait lui demander: pourquoi avez-vous blanchi si vite?! Mais en tout cas cela valait mieux que rien. Je l'encourage, je l'emmène... et la première personne que nous rencontrons dans le jardin est Mlle А!! -- L'infortuné ne put que murmurer: "Blanco... como un pudèlio... senza capelli... per voi, per voi Clorinda!" -- Croiriez-vous que la cruelle se mit à rire?!! Ah! Je l'avoue, je ne pus retenir un mouvement d'indignation... "Cuore di pierra!" m'écriai-je, puisqu'il fallait parler italien! Mais le cœur de pierre ne rit que plus fort! Je reconduisis Jacques Bertillon jusqu'au tramway et l'installai dans le coupé... "Como un pudèlio!" répétait-il en sanglottant⁶.

Quant à Cocolen, le doigt de la providence l'a déjà frappé... Il ne fait que se gratter la tête... Il paraît que la chevelure de Jacques Bertillon était habitée.

Voilà ce qui se passe aux Frênes!!! Et sur ce, je n'ai qu'à vous tirer ma révérence et me dire

Il vostro stupefatto I. T.

4826. КЛОДИ ШАМРО
27-28 августа (8-9 сентября) 1877. Буживаль

Bougival. Les Frênes.
Samedi soir, 8 sept. 77.

Ma Didie bien-aimée et adorée -- je t'envoie ci-joint {ci-joint -- вписано над строкой.}une petite folie bien bête, destinée à faire rire la colonie de Cabourg¹ -- mais je veux aussi t'écrire -- probablement la dernière fois avant votre retour -- car le temps se gâte décidément et je ne crois pas que vous restiez encore longtemps au bord de la mer. -- Je n'ai pas besoin de te dire combien on sera heureux {heureux -- вписано над строкой.} de vous revoir ici -- mais je regrette que le ciel n'ait pas continué à vous sourire (style Empire) -- vu l'amélioration extraordinaire que ce petit voyage a procurée à toutes vos santés. Tu ne me parles pas de tes yeux; comme ils étaient à peu près revenus à leur état normal déjà à Luc -- je suppose que maintenant ils se portent aussi bien qu'ils sont beaux (ce qui n'est pas peu dire); et qu'une fois de retour tu pourras achever le portrait de Marianne si bien commencé. -- Ah! je te promets qu'on sera heureux de te revoir -- et il me semble que les murs même de mon atelier² -- en rayonnent d'impatience et de joie anticipée!

Je suis allé ce matin à Paris avec l'idée d'assister, autant que pourrait se faire, aux funérailles de Thiers (il ne faut plus dire Mr Thiers)³ -- mais cette terrible et incessante pluie m'a fait craindre pour ma goutte; je me suis avancé, sous mon parapluie ruisselant, jusqu'aux environs de la maison de la place St Georges⁴; mais là j'ai été arrêté par tout un régiment de soldats: on ne laissait passer que les personnes munies de carte; aussi suis-je retourné aux Frênes. -- D'après les dernières nouvelles données par les journaux du soir -- la tranquillité n'a pas été troublée un instant dans cette masse immense de peuple recueilli et respectueux; l'infâme "Figaro" et les autres journaux de son espèce en auront été pour leurs frais de vile provocation⁵; -- et la veuve de Thiers a, on peut le dire, bien mérité de son mari et de la France, en s'opposant à ce que le gouvernement confisquât cette grande manifestation à son profit; -- dans l'avenir ce sera une honte ineffaèable pour Mr Mac-Mahon, son gouvernement et ses ministres d'avoir été absents de ce cortège de toute la France: du reste, ils ne méritaient pas d'y être⁶. -- Vois-tu Mr de Broglie, avec sa figure de vilain bébé malicieux, marchant derrière le cercueil de Thiers? -- Je me lance dans la politique; mais quand en ferait-on, si ce n'est aujourd'hui?

Nous menons ici une vie extraordinairement calme; la journée fuit goutte à goutte et nous nous couchons de très bonne heure. -- Je me porte bien: mais j'ai dû abandonner ce fameux médicament du Dr Sée⁷ car il me causait -- non pas des bourdonnements dans la tête, comme il me l'avait prédit -- mais un fort vilain et étrange sentiment de malaise et de crampe lourde dans l'estomac -- comme quand je prenais des gouttes de Laville. Décidément -- je crois que le mieux -- c'est de ne rien faire -- et à la grâce' de Dieu! -- Papa, maman, même Louise se portent aussi fort bien. -- Mlle Valentin tombe de sommeil du matin au soir. Nous avons enfin terminé la lecture du second "Faust"!⁸ А côté d'endroits désagréables, ennuyeux, tantôt incompréhensibles, tantôt enfantins -- il y a des beautés de premier ordre. -- Toute l'apothéose de la fin est une merveille! Si tu le veux bien -- nous lirons ensemble ces beaux passages -- (comme la "classische Walpurgisnacht" -- et d'autres). -- Le sentiment poétique qui est si fort et si vrai en toi (je n'ai pas oublié tes poésies allemandes -- et j'en ai gardé quelques-unes⁹) -- sera, je n'en doute pas, excité et frappé. -- Et quel plaisir j'aurai de le voir s'épanouir sur ta chère figure! Quel dommage que Georges ne sache pas l'allemand! -- Tout Franèais qu'il est, je suis sûr que lui aussi se serait allumé à cette flamme! -- Il faut qu'il se remette à étudier l'allemand -- il me semble qu'il l'avait commencé et il prononce déjà très bien le peu de mots qu'il sait.

Il est minuit; et le lit m'appelle, quoique je n'aie pas grande envie de dormir. -- Mais me voilà au bout de la page... il y reste juste assez de place pour que tu me tendes un de tes jolis doigts que je baiserai avec la plus grande tendresse. Embrasse tout le monde pour moi et -- sei gut deinem unwandelbar treuem I. T.

Dimanche matin. Maman vient de me remettre la gentille lettre pour moi que tu as mise sous son enveloppe. -- Elle est si gentille que je lui répondrai aujourd'hui même¹⁰; maintenant je me contente de l'occasion pour t'embrasser de nouveau! -- Ton I. T.

P.S. Dis à Georges de te lire la description des funérailles de Thiers dans le "XIXe siècle" par М. Emm. Arène¹¹. -- С'est extrêmement bien fait -- plastisch. -- Il paraît que tout a été grandiose, touchant, admirable jusqu'au bout. Vive le peuple de Paris! Et la République!

4827. КЛОДИ ШАМРО
28 августа (9 сентября) 1877. Буживаль

Bougival, Les Frênes.
Dimanche, 9 sept. 1877.
5 heures.

En vérité, je te le dis, ma bien aimée Didie, ta lettre, que j'ai reèue ce matin -- est ce qu'il y a de plus gentil au monde¹. Tu dis à la première page: qu'il fait bon vivre! -- С'est bon pas seulement pour toi -- mais pour tous ceux qui te savent vivante -- et qui sont heureux de te voir vivre -- (à propos -- as-tu eu l'idée de te faire photographier en costume de pêcheuse de crevettes? -- Fais-le; -- car on ne peut rien voir de plus charmant -- et ce n'est pas seulement au marquis de Barbantane que tu tournerais la tête dans ce costume-là)². Le temps est redevenu gris et tiède; s'il reste ainsi -- il y aura encore de beaux jours pour les habitants de Cabourg³. -- Mais il faut espérer que cette semaine ne s'écoulera pas, sans qu'on ait vu le joli troupeau revenir au bercail. -- Paul est ici depuis hier; mais il s'ennuyait déjà dès la première demi-heure. -- En voilà un garèon qui, tout suffisant qu'il est -- ne saurait se suffire à lui-même! Un jeune homme n'est pas fait pour la solitude, j'en conviens; mais c'est mauvais signe s'il ne peut ni la supporter, ni en tirer parti en travaillant ferme. -- Enfin, chez lui -- le pli est pris; il faut qu'il suive -- lui aussi -- sa destinée -- jusqu'au bout⁴. А propos de travail, tu sais que j'ai entrepris de récrire le libretto -- (la prose seulement) de l'opérette de ta sœur⁵: c'était trop sommaire et même (entre nous) un peu lugubre. -- Je ne sais pas ce que je pourrais faire: ce n'est pas mon genre -- et c'est comme si je dansais avec des pieds gourds et alourdis. -- Une fois cette besogne achevée, je penserai à un libretto pour maman...⁶ et plus tard, beaucoup plus tard, je me mettrai à écrire quelque chose qui me trotte par la tête. -- Je ne sais si je vais être clair: mais je m'imagine qu'il y a encore quelque chose à faire pour un romancier -- quant à la vérité vraie -- non pas des détails, des descriptions réalistes -- mais des sentiments, des états de l'âme⁷. -- Il me semble que dans la faèon de les représenter -- ou de les analyser -- il y a -- même chez de très grands écrivains -- une convention acceptée, qui ressemble à la vérité sans l'être. -- Il est possible d'être plus hardi et d'aller plus au fond des choses -- surtout dans les sentiments, que je nommerais volontiers doubles ou contradictoires, qui se rencontrent plus souvent qu'on ne pense. -- Toute cette philosophie n'est, peut-être, qu'une illusion; et je suis comme ce monsieur, dont Botkine disait, qu'il croyait avoir découvert la Méditerranée. -- On ne peut bien décrire que ce qu'on a ressenti soi-même... et j'ai eu, j'ai encore de ces sentiments doubles, qui hurlent presque, commeondit, de se rencontrer -- et qui se rencontrent si bien qu'ils se confondent. -- Je crois voir ta figure en lisant cette élucubration: tu dois te dire -- qu'est-ce qu'il radote, mon vieux parrain? Mais peut-être me comprendras-tu mieux, quand j'aurai écrit -- (si je l'écris) ce à quoi je pense.

Voilà une petite confession littéraire qui est venue se placer sous ma plume d'une faèon inattendue pour moi-même. -- Parlons d'autre chose.

Dimanche. 11 h. du soir.

Fauré est arrivé à 6У₄. Le pauvre garèon avait une migraine atroce qui l'a empêché de manger et qui ne l'a quitté que vers 9 h. du soir. -- Malgré sa migraine, qui lui éteignait un peu les yeux -- nous l'avons trouvé très bien; pas bruni -- mais un peu pâli; et l'expression tranquille et avenante. -- Le soir on a fait des petits papiers -- et c'est lui qui a décroché la timbale. -- Il a eu des réponses charmantes et en vers -- à enfoncer ma poésie à cent piques sous terre. Il paraît résigné à voir arriver Marianne, quand il plaira à celle-ci de le faire⁸. -- Allons! il faut espérer que son accès de "blue devils" a disparu pour tout jamais. -- Pendant les petits papiers, j'ai griffonné d'une manière presque inconsciente le petit croquis ci-joint que tout le monde a trouvé très réussi⁹: c'est un Saint qui monte subitement au ciel, sans s'y être attendu, et sans même trop le désirer. -- On l'a baptisé Cucufat. -- Si cela te fait sourire -- ce Saint aura rempli sa vocation.

Ah, tu me vois en rêve -- et en crabe rouge: -- eh bien, moi aussi je t'ai vue en rêve dernièrement -- et c'était plus poétique que cela: du reste, cela se comprend. Tu étais comme une reine -- dans un beau palais -- je te raconterai cela.

0x01 graphic

Nous avons lu aujourd'hui "Les Effrontés" d'Augier; c'est une de ses meilleures pièces. (С'est là où il y a Giboyer¹⁰.) Louise faisait la lectrice -- très bien; quand Georges sera de retour, nous le ferons lire à son tour. -- Il s'en tire parfaitement, comme tu sais.

Chère Didie, j'aurai voulu pouvoir t'écrire jusqu'au matin -- mais il faut finir. -- Du reste, tu sais le dicton espagnol: "Si la mar era de tinta y el cielo de papel -- No pudiera escribirte mi finisimo querer..."¹¹

Porte-toi bien... С'est la seule chose essentielle au monde. -- Embrasse toute la famille pour moi; -- und lass mich fallen "zu deinen süssen Füssen", die ich hundertmal küsse. -- Dein alter treuer

J. T.

4828. А.В. ТОПОРОВУ
2 (14) сентября 1877. Буживаль

BOUGIVAL
LES FRÊNES
CHALET
Пятница, 14/2-го сент. 1877.

Любезнейший Александр Васильевич, имею сообщить Вам, что я получил наконец высланный мне через Мамонтова пакет с книгами, фотографиями и проч., за что весьма благодарю Вас¹. -- О себе скажу Вам, что живу здесь довольно тихо и безбедно -- подагра позамолкла -- но на душе скребет и гложет ото всего того, что происходит у нас, в Турции и т.д. Вот хоть теперь: целую неделю томит неизвестность, чем же кончится наконец эта бойня под Плевной, сердце замирает, когда приносят журнал... и всё никакого решения...²

Я писал Вам недавно и давал небольшие поручения: надеюсь, что Вы их исполнили, и ожидаю ответа на мое письмо³.

Знаете ли Вы "Златовратского", который пишет повесть в "От<ечественных> зап<исках>". -- Я как-то на днях прочел несколько глав из его "Золотых сердец" -- и, к великому моему удовольствию, открыл в нем признаки несомненного таланта⁴. -- Если он молод -- из него может выйти дельный и умный писатель.

Погода здесь стоит довольно благоприятная -- и я думаю остаться еще здесь с месяц или недель шесть.

Желаю Вам всего хорошего и дружески жму Вам руку.

Ив. Тургенев.

P.S. Поклонитесь от меня Самарским: они, чай, уже вернулись в П<етербург>⁵.

4829. ГЕНРИ ДЖЕЙМСУ
4 (16) сентября 1877. Буживаль

BOUGIVAL
LES FRÊNES
CHALET
Sunday, Sept-ber 16-th, 77.

My dear Mr James,

I am very glad to hear that you are in Paris and very desirous to see you. -- Will you come Tuesday at twelve o'clock -- let us say at Bignou's¹ -- at the corner of the Boulevard² and the Chaussée d'Antin -- we'll breakfast together. -- In my present state of mind I rather avoid to see human faces³ -- but you are naturally an exception. -- Later in the week, I hope, you will come and visit me at Bougival⁴. -- We'll arrange that on Tuesday⁵.

Au revoir -- and believe me

yours very truly, Iv. Tourguéneff.

4830. П.А. БЕССОНОВУ
5 (17) сентября 1877. Буживаль

BOUGIVAL
LES FRÊNES
CHALET
Понедельник, 17/5-го сент. 1877.

Милостивый государь!

По получении Вашего письма¹ я немедленно дал знать Ф.И. Салаеву, чтобы он отложил для Вас два полных экз<емпляра> моих сочинений -- а также и два экз<мпляра>"Нови"². Один экземпляр покорно прошу от моего имени поднести Обществу любителей р<ссийской>словесности; другой примите от меня на память.

Из приложенного Вами списка изданий мне было бы весьма приятно получить: "Калек перехожих", вып. 3--6, "Белорусские песни" и "Причитанья Северного края"; остальные сочинения находятся у меня³.

С великой охотой исполнил бы я и последнее Ваше желание -- но у меня теперь решительно ничего нет, не только готового, но также начатого; и потому мне невозможно сообщить Вам какой-либо отрывок для прочтения⁴.

Примите, м<илостивый> г<осударь>, уверение в совершенном уважении и преданности

Вашего покорнейшего слуги Ив. Тургенева.

4831. П.Л. ЛАВРОВУ
5 (17) сентября 1877. Буживаль

BOUGIVAL
LES FRÊNES
CHALET
Понедельник, 17/5-го сент. 77.

Любезнейший Петр Лаврович,

Извините, что не тотчас отвечал Вам: мне хотелось в то же время назначить Вам день и час свидания -- а это всё, по разным причинам, не удавалось. Приходите завтра ко мне в Rue de Douai -- к 3-м часам: нам обо многом придется потолковать. Я привезу с собой N-a "Вестника Европы" и обвинительный акт тех 192-х революционеров, которых будут судить в ноябре¹. (Благодарю Вас за присланные Вами брошюры Драгоманова)². -- Стасюлевич уехал -- перед отъездом я говорил с ним и передал ему Ваш поклон. -- Он отозвался о Вас с сочувствием -- но тем и кончилось³.

Итак, до завтра. -- Жму Вам дружески руку. Не придет ли Лопатин?

Ваш Ив. Тургенев.

4832. ЛЮДВИГУ ПИЧУ
5 (17) сентября 1877. Буживаль

BOUGIVAL
LES FRÊNES
CHALET
Montag, d. 17. Sept. 77.

Mein lieber Freund,

Entschuldigen Sie, dass ich nicht gleich geantwortet habe. -- Meine Gemüthsstimmung ist eben zu miserabel -- Sie wissen wohl warum. -- Das war auch die Ursache, warum ich mich so heimlich durch Berlin durchstahl. -- Ich sah schon alles im Voraus kommen, hätte mich expliciren müssen u. s. w. -- und floh schon damals die Begegnung mit menschlichen Gesichtern¹.

Der Anfang Ihres Briefs ist höchst traurig: wollen wir hoffen, dass es mit Ihrem Asthma doch nicht so schlecht steht -- und dass Sie sich wieder bald -- als der "unverwüstliche Jüngling" -- entpuppen. Hier geht alles ganz gut. -- Marianne lässt sich schönstens für Ihre Glückwünsche bedanken. Sie und er -- sie sind Beide jetzt in der Turteltaubengirrperiode. -- Die Hochzeit findet statt Ende October².

Um diese Zeit kehrt auch die ganze Familie nach Paris.

Die Briefe etc. im Hôtel du Louvre sind einmal verloren gegangen! -- Wer weiss, in welche Hände sie gerathen sind. -- Machen Sie sich doch keine Sorgen wegen der 100 fs.

Grössen Sie Familie und Freunde. -- Wenn es mir besser geht, schreibe ich wieder.

Ihr I. Turgenjew.

P. S. Schicken Sie mir Ihr Buch³, das ich gewiss lesen werde -- wie ich bis jetzt alle Ihre Bücher gelesen habe. Meine "Lebenserinnerungen" existiren gar nicht als separates Buch; -- als Vorwort zur vollständigen russischen Ausgabe meiner Sachen habe ich einige kleine Aufsätze zusammengestellt -- unter dem Titel: "Erinnerungen aus der Literatur und dem Leben". Ich spreche darin von meinen Begegnungen mit Bielinski (unserm grossen Kritiker), Puschkin, Gogol u. s. w. -- und -- natürlich -- so wenig wie möglich von mir selbst. -- In seinem letzten Buche hat Julius Eckardt etwas daraus excerpirt⁴: das, was er übrig gelassen hat, würde Ihnen wenig nützen. -- Gern würde ich Ihnen etwas Kleines zur Uebersetzung anvertrauen; da ich aber ganz gewiss weder etwas Grosses noch Kleines je schreiben werde, so habe ich auch nichts zu versprechen.

4833. А.В. ТОПОРОВУ
5(17) сентября 1877. Буживаль

BOUGIVAL
LES FRÊNES
CHALET
Понедельник, 17/5-го сент. 77.

Любезный друг Александр Васильевич, Вы получите на днях от Ф.И. Салаева два экземпляра "Нови"¹; -- один оставьте себе -- а другой передайте от моего имени, с поклоном, Самарским.

О себе имею Вам сказать, что телом я с некоторых пор здоров -- но душа истомилась и изныла -- Вы сами можете себе представить -- почему?²

Крепко жму Вам руку.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4834. Н.С. ТУРГЕНЕВУ
5 (17) сентября 1877. Буживаль

BOUGIVAL
LES FRÊNES
CHALET
Воскресение, 17/5-го сент. 77. {Так в подлиннике.}

Любезный брат,

Великое удовольствие доставило мне твое собственноручное письмо¹, из которого я мог убедиться, что твое здоровье поправилось -- после такой тяжелой и мучительной болезни! Прими мое искреннее поздравление.

Я все-таки продолжаю думать, что тебе не худо было бы приехать зимою в Париж -- посоветоваться с докторами. С тех пор как я поступил на руки д-ра Сэ и принимаю его новооткрытое лекарство (salycilate de soude) -- мне значительно лучше. С'est un spécifique contre le rhumatisme et la goutte.

Впрочем, живу здесь чрезвычайно уединенно и стараюсь никого не видеть. -- При теперешнем ужасном положении наших дел, в предвидении новых, неизбежных катастроф -- русскому приличнее всего спрятаться в нору -- если он не может оказать деятельную помощь своей родине. -- А что я могу сделать?

Всё здешнее семейство тебе кланяется -- а я от души тебя обнимаю.

Любящий тебя брат Ив. Тургенев.

P.S. Передай мой дружеский поклон всем твоим. Пишу тебе пока в деревню -- но полагаю, что ты скоро переберешься в Москву. Я в Буживале остаюсь еще месяц. Вели взять у Салаева экземпляр "Нови", который по моему предписанию отложен для тебя².

4835. КЛАРЕ ТУРГЕНЕВОЙ
8 (20) сентября 1877 (?). Буживаль

BOUGIVAL
LES FRÊNES
CHALET
Jeudi matin.

Chère Madame Tourguéneff,

Je me ferai un vrai plaisir de venir chez vous demain vers 11 ¹/₂.

Je suis coupable, je l'avoue, de n'être pas allé vous voir pendant tout ce temps, si cruel pour tout Russe: je ne puis vous cacher que j'avais presque peur de voir un visage humain. Mais comme nous sommes bien loin d'être au bout -- on ne peut cependant pas se condamner à un isolement complet!

А demain, dans tous les cas.

Votre bien dévoué Iv. Tourguéneff.

4836. П.Л. ЛАВРОВУ
9 (21) сентября 1877. Буживаль

BOUGIVAL
LES FRÊNES
CHALET
Пятница, 21-го сент. 77.

Любезнейший Петр Лаврович, мне невозможно будет отлучиться завтра отсюда -- и потому я Вам предлагаю съехаться в понедельник, в 12 часов, в Rue de Douai; мы вместе отправимся в какой-нибудь трактирчик и позавтракаем. Коли Лопатин вернулся, то присовокупите и его.

Любезный друг Михаил Александрович, очень было мне приятно получить от Вас письмо¹. Вспомнились молодые годы, былые времена и много других хороших вещей. -- Когда-то мы увидимся! -- Может быть, нынешней зимой, так как я на два или на три месяца приеду в Россию -- в Петербург. Очень было бы хорошо.

преданный Вам Ив. Тургенев.

4837. M.A. ЯЗЫКОВУ
14 (26) сентября 1877. Буживаль

BOUGIVAL
LES FRÊNES
CHALET
Середа, 26-го/14 сент. 77.

Что касается до переводной статьи, присланной Вами², то с сожаленьем должен сказать Вам, что она не может годиться -- и что г-ну Петровскому, -- которому я желаю всего хорошего за его честные намерения -- еще долго придется трудиться над изучением французского языка. Не говоря уже о том, что не существует француза, который бы понял фразы вроде следующей: "Si ma voix agira sur plusieurs et plusieurs, tout autant les arguments de l'autre point de vue, émif (вместо émis) par vous {par vous -- вписано над строкой.} -- devront agir sur maintes et maintes".

Г-н Петровский слишком еще слаб в грамматике и даже в орфографии. -- Пусть он возьмет дельного учителя-француза и пристально поработает; -- тогда со временем можно ему будет доставить сотрудничество во французском журнале; -- да и статья Костомарова слишком специальна для здешней публики. -- Пока об этом думать нечего.

Если г-н П<етровский> того желает -- я ему вышлю обратно его статью; не то -- я ее уничтожу.

С И.П. Арапетовым я видаюсь -- и даже послезавтра обедаю с ним³. Я передам ему Ваш поклон. -- П.В. Анненков поселился на зиму в Брюсселе. -- Впрочем, мы его ждем на днях в Париж, где он собирается погостить⁴.

Здоровье мое порядочно -- но на душе хмуро и невесело -- как и не может быть иначе при теперешнем положении дел⁵.

Кланяюсь всем Вашим и дружески жму Вам руку.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4838. КЛАРЕ ТУРГЕНЕВОЙ
16 (28) сентября 1877. Буживаль

BOUGIVAL
LES FRÊNES
CHALET
Vendredi, 28 sep.

Chère Madame Tourguéneff,

Ce matin je n'ai pas eu le temps de vous écrire et je vous ai envoyé mon domestique; je viens vous faire mes excuses de ce sans-faèon et vous répéter mes regrets de ne pas pouvoir profiter de votre aimable invitation.

Voulez-vous avoir la bonté de faire savoir à Joukofsky¹que je ne puis pas non plus dîner avec lui demain, comme j'en avais l'intention, et que je le prie de remettre ce dîner à mardi! -- J'en parlerai demain à Mr Arapetoff.

Agréez l'expression de mes sentiments les plus dévoués.

Ivan Tourguéneff.

4839. П.Л. ЛАВРОВУ
17 (29) сентября 1877. Буживаль

Monsieur Lavroff, 328, Rue Saint-Jacques, Paris. -- Nouvelle impossibilité de venir, écrirai lettre pour fixer rendez-vous. Ivan Tourguéneff.

4840. O.K. ГИЖИЦКОЙ
19 сентября (1 октября) 1877. Буживаль

BOUGIVAL
LES FRÊNES
CHALET
Понедельник, 1 окт./19 сент. 77.

Милостивая государыня,

Из только что полученного мною Вашего письма¹ я могу усмотреть, что Вы негодуете на меня, находите даже, что я Вас "разобидел" и не сдержал данного обещания. Постараюсь оправдаться.

Я был бы слишком тонким и проницательным критиком, если бы был в состоянии вывести какое-либо заключение о Вашем таланте или даже "творчестве" из такой крошечной вещицы, какую Вы мне прислали. Я мог только заметить некоторую оригинальность в намеченном Вами типе -- и больше ничего; обратить же Ваше внимание на ошибки против языка и грамматики считал своим долгом. Вы мне пишете, что Вы самоучка; это прекрасно и похвально -- но это одно не дает еще права на писательство. Выведенный Вами пример Решетникова не идет к делу: он грешил против грамматики -- но никогда не грешил против языка; он никогда бы не написал; "происходят из (вм. от) незнания", "ставить в упрек (вм. в вину)" и т. п.² Беру примеры из Вашего последнего письма. Вы недовольны тем, что я указывал Вам на технику -- и не упомянул о "творчестве"; но Вы сперва пришлите мне такую вещь, по которой можно бы было судить -- есть ли оно у Вас или нет; а Ваш маленький очерк в этом случае совершенно недостаточен -- и я ничего не мог сказать Вам.

Самое лучшее в Вашем письме -- это выраженное Вами намерение сильно работать; это -- всегда и для всякого -- полезно.

Примите уверение в моем уважении к Вам -- а также в искреннем желании содействовать, насколько возможно, Вашему будущему развитию.

Ив. Тургенев.

4841. ПОЛИНЕ БРЮЭР
23 сентября (5 октября) 1877. Буживаль

BOUGIVAL
LES FRÊNES
CHALET
Vendredi, 5 oct. 77.

Ma chère Paulinette,

Je te prie de m'excuser de n'avoir pas répondu sur-le-champ: c'est que je n'ai pas grand-chose à dire. Ma santé est bonne; tout le reste va cahin-caha -- et il est difficile de prévoir que cela puisse s'améliorer. Cette horrible guerre sera notre ruine à nous tous¹.

J'espère que la grande lettre annoncée par ton mari, ne tardera pas trop à faire son apparition. Il est nécessaire en effet que je voie clairement dans vos affaires. Nous restons ici encore jusqu'au 20. Je vous embrasse tous bien affectueusement.

Iv. Tourguéneff.

4842. А.В. ТОПОРОВУ
23 сентября (5 октября) 1877. Буживаль

BOUGIVAL
LES FRÊNES
CHALET
Пятница, 5-го окт./20-го {Так в подлиннике.} сент. 77.

Любезнейший Александр Васильевич,

Первое Ваше письмо меня очень огорчило¹ -- зато второе порадовало². Желаю от души, чтобы здоровье Ваше скорей -- и окончательно -- восстановилось. Но только смотрите -- будьте осторожны -- и не выходите, пока доктор не позволит.

Что касается до меня, то, с тех пор как я принимаю новое лекарство (salicylate de soude) -- я почти совсем поправился -- и могу даже на охоту ходить. -- Только жаль -- дичи нету.

Письмо со вложенными купонами, вероятно, безвозвратно пропало³.

История с бюстом, действительно, забавна; -- странно, однако, что Забелло не потрудился предложить мне хоть один экземпляр⁴. Правда, я у него не спрашивал -- и он мог обидеться.

Поклонитесь от меня Самарским и скажите Вере Дмитриевне, что я очень польщен тем, что, желая ей сделать приятное, ей подарили мой бюст.

Я, кажется, писал Вам, что фотографии, тетрадь и пр. -- высланные Вами -- я получил аккуратно.

Желаю Вам всего хорошего и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

P.S. 20/8-го окт<ября> мы переезжаем в Париж.

4843. Н.С. ТУРГЕНЕВУ
23 сентября (5 октября) 1877. Буживаль

BOUGIVAL
LES FRÊNES
CHALET
Пятница, 5-го окт./24-го {Так в подлиннике.} сент. 77.

Любезный брат,

Из последнего твоего письма -- (от 12/24-го сент<ября>¹) я узнал с великим удовольствием, что здоровье твое значительно поправилось. -- Полагаю, что ты недолго останешься в деревне -- и всё не теряю надежды увидеть тебя зимой в Париже. -- Не могу скрыть от тебя, что немало подивился твоей фразе: "Я так и умру, не поживя ни одного дня в свое удовольствие!". -- И это ты говоришь по поводу того, что я наслаждаюсь европейской осенью -- а ты нет. -- Душа моя, да кто же тебе мешает! -- Средств у тебя на это за глаза. -- Мне бы очень хотелось, чтобы ты хоть для того приехал в Париж, чтобы посоветоваться с д-м Сэ; -- я убежден, что "salicylate de soude" так же бы тебе помог, как и мне. -- А что твой доктор даже не слыхивал имени этого лекарства -- это только доказывает -- une fois de plus -- как мы отстали и отстаем ото всех других народов на всех поприщах. Обладают же турки лучшими ружьями, чем мы! -- Но об этом лучше не говорить.

Книга г. Венгерова появилась года два тому назад² -- и он мне ее прислал. -- Его советы мне -- продолжать мою литературную деятельность -- очень лестны; -- но следовать я им не буду. -- С позволения сказать, у меня уже не стоит -- даже на музу.

У меня в Спасском, действительно, гостит сочинитель-ша "Без вины виноватых", настоящее имя которой Елена Ивановна Бларамбер. -- Она очень хорошая девушка и большая приятельница Луизы Геритт, дочери г-на Виар-до.

Мы переезжаем в Париж около 8/20-го окт<ября>.

Поклонись от меня всем твоим -- и в особенности Ма-ляревскому, которому я искренне обязан за его тщательный уход за тобою. -- Он несомненно преданный тебе человек.

Дружески тебя обнимаю и остаюсь

любящий тебя брат Ив. Тургенев.

4844. ГЮСТАВУ ФЛОБЕРУ
23 сентября (5 октября) 1877. Буживаль

BOUGIVAL
LES FRÊNES
CHALET
Vendredi, 5 oct.

Mon cher ami,

Un mot seulement pour vous dire de ne pas vous étonner de mon silence. -- Par plusieurs raisons que je vous dirai quand nous nous reverrons -- j'étais tout ce temps-ci -- occupé à broyer du noir -- et impropre au commerce humain¹.

Dès qu'il sera possible, j'irai vous voir. -- Je vous préviendrai d'avance.

Je ne lis rien, je ne fais rien -- et avec cela je me porte parfaitement, grâce au salicylate.

Le mariage de Mlle Viardot est un peu retardé².

Travaillez ferme -- pour nous deux³. Je vous embrasse.

Votre fidèle J. T.

4845. Я.П. ПОЛОНСКОМУ
24 сентября (6 октября) 1877. Буживаль

BOUGIVAL
LES FRÊNES
CHALET
Суббота, 6-го окт./24-го сент. 77.

Милый Яков Петрович, пишу тебе по петербургскому адрессу, ибо не сомневаюсь в том, что ты уже дачу покинул.

Радуюсь тому, что твое здоровье недурно -- а о себе скажу, что с тех пор, какя принимаю "Salycilate de Soude", я совсем поправился; -- что-то будет дальше? Поговори-ка и ты об этом лекарстве с твоим доктором; я уверен, что оно и тебе поможет, так как оно столь же действительно против ревматизма -- как и против подагры.

О политике и войне говорить решительно не стану. -- Сказать, что я думаю -- не могу; да и никакой от этого нет пользы: только растравлять раны и прибавлять горечи. -- Мы переживаем смутное время -- 1612-й год; -- но где Минин?¹

Во Франции борьба народа с правительством скоро должна разрешиться в ту или другую сторону. Пока -- шансы на стороне народа; -- но ведь и у нас перед началом войны шансы казались на нашей стороне. -- Теперь ждать недолго².

С удовольствием перечел твоего "Келиота" в "Русском вестнике". Я вижу, что ты принял к сведению некоторые сделанные мною замечанья -- и полагаю, что этим ты не повредил своей поэме³.

Я написал Салаеву, чтобы он выслал тебе экземпляр отдельного издания "Нови"; -- получил ты его?

Сам же я, разумеется, ничего не пишу -- да и никакого желания нет. Мне даже странно думать, что я был когда-то литератором.

Мы остаемся здесь до 25/13-го октября; а там переезжаем в Париж. В конце ноября я полагаю прибыть в Петербург.

Кланяюсь всем твоим и дружески тебя обнимаю.

Преданный тебе Ив. Тургенев.

4846. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
24 сентября (6 октября) 1877. Буживаль

BOUGIVAL
LES FRÊNES
CHALET
Суббота, 6-го окт./24-го сент. 77.

Спасибо Вам, любезнейший Михаил Матвеевич, за Ваше письмецо из Петербурга: все-таки услышишь хоть и не веселое, да живое слово -- а не обычный газетный трезвон с перезвонами. -- Плохо нам, отец родной, очень; -- это -- тоже смутное время: и как мы выйдем оттуда? -- Постоянно грызущая меня тревога -- просто -- жить не дает; -- она тем язвительнее, что ни к какому результату не приводит... И потому лучше не говорить больше об этом¹.

Я ничего не могу сообщить Вам о стихотворениях "Познанского", ибо не читал их -- и М. Ковалевского² -- сколько помню, не видел в Париже. Если же я и имел эти стихотворения в руках -- то знаю наверное, что они не оставили во мне никакого впечатления. Цитировал я Вам отрывки из стихотворений Шумахера³.

Очень мне понравилась студия из жизни духовенства, "Забытого"; да и -- по-видимому, она имела успех общий. -- Если этот талант не связан тесно с "специальностью" -- то от него можно ожидать многого⁴.

Вы, вероятно, скоро приступите к печатанью пушкинских писем. -- Я получил от гр. Меренберг письмо, в котором она заранее и с благодарностью на всё соглашается -- и желает только, чтобы я продержал корректуру⁵ -- да десять экземпляров для ее собственного употребления, из коих четыре на голландской бумаге⁶.

Через неделю здесь должна разрешиться борьба между республикой и Мак-Магоном. -- Шансы, кажется, на ее стороне -- и большинство в Палате останется за республиканцами; -- но почти нет сомненья, что М<ак>-М<агон> попытается сделать тогда "son coup d'état" -- разумеется, в пользу Наполеона IV-ro, Он уже теперь почти сбросил маску -- и разоблачился бонапартистом. -- Удастся ли ему это -- вот в чем вопрос⁷.

К 20/8 окт<ября> мы переезжаем в Париж.

Поклонитесь всем Вашим, Кавелину, Брюлловым, Пыпину и примите уверение в дружеских чувствах

преданного Вам Ив. Тургенева.

4847. Н.П. ВЕРЕТЕННИКОВУ
5(17) октября 1877. Буживаль

BOUGIVAL
LES FRÊNES
CHALET
Середа, 17-го окт. 9 ч. утра.

Любезный Веретенников, я Вас с удовольствием увижу завтра -- и, кстати, поговорю о г-не Белинском, перед которым я виноват, так как назначил ему свидание в 2 часа в Rue de Douai -- и не мог быть¹. Но мы обо всем этом переговорим.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4848. П.Л. ЛАВРОВУ
6 (18) октября 1877. Буживаль

BOUGIVAL
LES FRÊNES
CHALET
Четверг, 18-го окт. 77.

Мне самому и хочется, и нужно с Вами видеться, любезный Петр Лаврович; но у нас в доме произошло столько неприятностей и даже бед, что решительно ни о чем другом нельзя было думать¹. Теперь это всё приведено к одному знаменателю; -- притом же мы скоро -- в воскресение -- переезжаем в Париж -- и времени будет много. -- Как только наше переселение совершится -- я Вам дам знать -- и мы назначим друг другу свидание, на котором много придется толковать -- и о делах большей частью невеселых².

До тех пор крепко жму Вам руку и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

4849. А.В. ГОЛОВНИНУ
26 сентября, 9 октября (8, 21 октября) 1877. Буживаль

BOUGIVAL
LES FRÊNES
CHALET
Понедельник, 8-го окт./26-го сент. 77.

Я так долго промешкал ответом на Ваше любезное письмо¹, почтеннейший Александр Васильевич, что мне приходится теперь уже писать Вам на Вашу петербургскую квартиру. Мое молчание тем неизвинительнее, что Ваше письмо, в котором Вы передавали мне впечатления, вынесенные Вами из поездки по России, было чрезвычайно интересно -- и должно было -- хоть из благодарности -- вызвать немедленный ответ. Единственным оправданием может служить то обстоятельство, что, в силу событий, совершившихся и совершающихся на родине², -- я так же неохотно вступал в письменные, как и в житейские, сношения с людьми -- и, казалось, готов был зарыться и уйти в землю³. Однако невозможно вечно жить медведем, тем более что не предвидится скорой перемены в тех печальных событиях -- и я берусь за перо.

Так как уже я заговорил об этих событиях -- то позвольте мне поставить Вам вопрос, который поднимается теперь со дна души всякого русского человека: какая причина -- настоящая, главная -- того фиаско наших восточных и военных дел, размеры которого превышают и собственные наши опасения и тайные надежды наших врагов?⁴ Что это всё -- случайность, более или менее тяжелая, исконное наше неумение на первых порах -- или симптом глубокого и коренного недуга? Должен Вам сознаться, что чуть не денно и нощно размышляю об этом вопросе -- и ни к какому удовлетворительному результату прийти не могу. Не дадите ли Вы хоть какое-нибудь указание, могущее вести к разрешению этой задачи, так как Вы некогда сами -- по французскому выражению -- "avez mis la main à la pâte"?

Воскресение, 21-го/9-го ок.

По выставленному числу Вы можете увидеть, почтеннейший Александр Васильевич, что письмо мое залежалось -- а с тех пор совершилось два важных события: победа наша в Малой Азии⁵ -- и здешние выборы⁶. Нечего говорить Вам, как сильно я порадовался первому событию (а то просто здесь хоть на глаза не кажись) -- но и оно не разрешило всех сомнений, которые постоянно возникают во мне и выражением которых исполнено начало этого письма. А потому все-таки земно поклонился бы Вам, если б Вы удостоили мой вопрос хоть кратким ответом. Что же касается до здешних выборов -- то, к сожаленью, должен сказать -- они доказали только одно: постоянное возрастание во Франции гнусной бонапартистской партии -- и явное участие в заговоре маршала Мак-Магона, который теперь, более чем когда-нибудь, будет идти напролом "jusqu'au bout" -- и который уже теперь готовит все пути к возвращению Наполеона IV-ro. Французы никогда не имели сильного и крепкого чувства свободы; в течение последних пяти месяцев они потеряли чувство законности: они в этом роде снесли и допустили и оправдали то, что в глазах всякого человека правдивого и справедливого хуже и гаже всякого насильственного переворота. Будущее является мне в темных красках.

Здоровьем я своим доволен -- подагра меня не тревожит -- и, если чего особенного не случится, в декабре месяце я в Петербурге⁷.

Примите уверение в моем искреннем уважении и нелицемерной дружбе.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4850. М.М. АНТОКОЛЬСКОМУ
12 (24) октября 1877. Буживаль

BOUGIVAL
LES FRÊNES
CHALET
Середа, 24-го окт. 77.

Любезнейший Антокольский, извините меня, пожалуйста, что не мог сдержать свое слово насчет первого сеанса¹ в прошлый понедельник и не предуведомил Вас об этом; так как мы в пятницу переезжаем окончательно в город, то я полагаю -- лучше -- начать наше дело в понедельник². -- В 12 часов ровно я принесу к Вам мою голову.

Будьте здоровы -- крепко жму Вашу руку и остаюсь Преданный Вам Ив. Тургенев.

4851. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
12 (24) октября 1877. Буживаль

BOUGIVAL
LES FRÊNES
CHALET
Середа, 24-го/12 окт. 77.

Любезнейший Михаил Матвеевич, как громом поразило меня сегодня известие о кончине бедной Сони Брюлловой¹, вычитанное мною в "Голосе"². -- Я никак не могу привыкнуть к мысли, что это прекрасное, молодое, исполненное жизни и сил существо унесено в ту немую, мертвую бездну. -- Несчастный, несчастный отец! -- Передайте ему, пожалуйста, как глубоко я сочувствую его уж точно неутешному горю! -- Скажите то же и мужу ее и ее матери. -- Бедные люди!!

Тяжелый, безобразный год!

Мы завтра переезжаем в Париж: -- Rue de Douai, 50. -- Буду ожидать пушкинских корректур³. -- В начале декабря Вы меня увидите, если чего особенного не случится, Мы на днях ожидаем в Париж: Анненкова⁴. -- Арапетов еще здесь, но, кажется, собирается в Россию.

Вторая половина -- повести "Забытого" -- так же хороша, как и первая⁵. Это -- несомненный талант. -- В "Отеч<ественных> записках" -- я прочел очерк некоего Н. Салова ("Мельница")⁶. -- Очень живо и бойко написано. Обратите на этого автора Ваше внимание.

Кланяюсь всем приятелям и крепко жму Вашу руку.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4852. М.М. АНТОКОЛЬСКОМУ
16 (28) октября 1877. Париж

Paris. 50, Rue de Douai.
Воскресение, 28-го окт.

Любезнейший Антокольский!

Завтра, в понедельник, я, по обещанию, явлюсь к Вам¹. А пока, посылаю Вам вырезку -- из "Северного вестника", где идет речь об Вас; -- ее мне прислал Стасюлевич для передачи Вам².

Дружески жму Вам руку -- и до свидания.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4853. М.М. АНТОКОЛЬСКОМУ
19 (31) октября 1877 (?). Париж

Середа.

Любезнейший Антокольский, извините меня сегодня: я, должно быть, простудился, мне нездоровится -- и я просижу дома целый день. Завтра надеюсь снова явиться в Вашу студию¹.

Дружески Вам преданный Ив. Тургенев.

4854. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
19 (31) октября 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Середа, 31/19-го окт. 77.

Вследствие переезда нашего из Буживаля сюда, любезнейший Михаил Матвеевич, письмо Ваше с извещением о кончине бедной "Сонечки"¹ -- и с запросом -- только сегодня утром попало ко мне в руки -- и я, чтобы не потерять времени, набросал прилагаемые строки. -- Полагаю, что кому-нибудь из вас (Пыпину или кому другому) следует сделать небольшой биографически-некрологический очерк (с подробностями ее жизни я не знаком) -- и, между прочим, если найдете удобным, привести и мои слова в виде извлечения из письма к Вам. -- Очень мне жаль, что я не успел написать что-нибудь побольше².

Я был однажды в Hôtel Rastadt -- но не застал Вашей жены; попытаюсь еще сегодня. -- Мне сказывали, что она вечером уезжает.

Грязный намек "Волны" превосходит даже то, что мы уже привыкли читать в его фельетонах; но почему Вы приписываете их Григоровичу? Мне совершенно досконально известно, что "Волна" -- Маркевич³.

Я очень рад, что Вы приняли стихи Шумахера; -- у него хотя небольшой, но несомненный поэтический талант; жаль только, что он растратил его по мелочам⁴.

Мне будет жалко, если "Северный вестник" провалится; журнал недурен -- да и Корша мне тоже жалко⁵. Но как же он не взял себе в администраторы какого-нибудь дельного человека? -- Сам он уж точно барич-белоручка.

Антокольский здесь и начал мой бюст. Я ему передал Вашу вырезку -- а адресс его: Place Clichy, 91⁶.

Дружески жму Вашу руку и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

4855. М.М. АНТОКОЛЬСКОМУ
20 октября (1 ноября) 1877 (?). Париж

Четверг. 9 ч. утра.

Любезнейший Марк Матвеевич, сегодня я не могу прийти, а потому откладывается наш сеанс до завтрашнего дня в 10 часов.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4856. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
26 октября (7 ноября) 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Середа, 7-го нояб./26-го окт. 77.

Пишу к Вам, многоуважаемый Михаил Матвеевич, вот по какому случаю.

Здесь живет один молодой весьма талантливый живописец, по имени Шиндлер -- Szyndler -- (он поляк из Королевства); -- он написал большую копию с известной картины Рембрандта "Синдики суконного цеха"; копию эту одобрили такие знатоки и живописцы, как Бонна, Кабанель и между прочими Боголюбов -- (позволю себе прибавить о себе, что и я видел эту копию и нашел ее превосходной)¹. -- Эту копию Шиндлер отправил нынешней весной в петербургскую Академию, которая ее, кажется, купила и собиралась ее выставить; -- но по странной фантазии Шиндлера (вероятно, он это сделал {Далее зачеркнуто: для} в видах сохранения красок) -- картина оказалась вымазанной салом или коровьим маслом, от которого произошло выпотение -- то, что французы называют buée; я сам ее видел с этой buée в Академии; -- впрочем, Шиндлер уверяет, что это, в сущности, никакой важности не имеет и непременно уступает некоторым омовениям теплой водою. Как бы то ни было, но с тех пор Шиндлер ничего уже не знает об участи своей картины; и так как он человек до крайности скромный и робкий, то и не решался приступить к каким бы то ни было мероприятиям -- тем более что в теперешнее военное время не до картин. -- Однако он кончил тем, что поговорил со мною об этом; -- и вот я обращаюсь к Вам, как известному своим благодушием и готовностью на всякую услугу человеку: не можете ли Вы заехать, по соседству, в Академию, собрать справки от кого следует и доставить мне их? Очень бы Вы меня одолжили -- особенно же молодого художника, достойного симпатии и поощрения².

А засим скажу Вам, что сегодня знаменательный день, с которого начинается последняя борьба между республикой и реакцией во Франции; -- чем она кончится -- Господь ведает! Если бы маршал подал в отставку -- всё пошло бы как по маслу; но он не подаст -- и, кто знает, сыр-бор загорится. -- Я знаю достоверно, что некоторые богатые фамилии собираются в отъезд³.

Здоровье мое хорошо -- благодаря salycilate; -- кланяюсь Вашим и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

4857. П.Л. ЛАВРОВУ
26 октября (7 ноября) 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Середа, 7-го нояб. 77.

Наконец-то мы переехали сюда, -- как говорится, -- основались -- и я обращаюсь к Вам, любезнейший Петр Лаврович, с просьбою: не хотите ли Вы прийти ко мне послезавтра, в пятницу -- в 12 часов? -- Мы бы отправились в кабачок позавтракать и потолковать обо многом. Если Вы мне ничего не напишете, значит -- я буду Вас ждать.

Дружески жму Вам руку.

Преданный Вам И. Тургенев.

P.S. Не придет ли с Вами Лопатин?¹

4858. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
26 октября (7 ноября) 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Середа, 7-го нояб./26-го окт. 77.

Любезнейший Михаил Матвеевич, сегодня утром я Вам писал¹ и вот пишу снова. -- Вот причина этой учащенной переписки: Вам, вероятно, несколько дней спустя после нынешнего А.П. Бородин -- (известный музыкант и профессор химии) -- принесет рукопись одной дамы -- озаглавленную: "Рассказ старой няни" -- или что-то в этом роде. -- Я не сомневаюсь в том, что, прочтя ее, Вы захотите поместить ее в "Вестнике". (В ней всего 2 или 2 V₂ листа)². -- Эта дама, некая Луканина -- (доктор медицины Филадельфийского университета), пришла ко мне вчера с рекомендательным письмом от Бородина³, а сегодня прочла мне черновую своей рукописи, отправленной к Бородину -- в Петербург; -- если я не ошибаюсь -- это несомненный, замечательный талант -- (не чета д-це Бларамбер, о которой я, впрочем, ничего дурного сказать не намерен). Сюжет самый современный, живой -- язык прекрасный -- и на всей вещи лежит поэтический, тонкий колорит⁴. -- Г-жа Луканина -- женщина ученая, писала (и пишет) специальные статьи в разных журналах -- между прочим, в "Здоровье"⁵ -- и я только в конце разговора узнал, что она занимается беллетристикой. -- Рекомендую ее Вам самым искренним образом -- и с нетерпеньем ожидаю от Вас известия, какое впечатление произведет на Вас ее произведение. -- По-моему, изо всех русских писательниц она самая оригинальная и даровитая: я бы очень был рад, если б она начала свою карьеру у Вас⁶.

Если б бедная Сонечка⁷ была жива, я непременно попросил бы Вас прочесть эту вещь с нею... Если б!

Жму Вам дружески руку.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4859. Н.С. ТУРГЕНЕВУ
26 октября (7 ноября) 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Середа, 7-го нояб./26-го окт. 77.

Любезный брат Николай Сергеевич,

Получил я твое письмецо с тремя вырезками¹. -- Больше всего меня интересовали известия о твоем здоровье: по всему видно, что дело подвигается к лучшему, чему я от души радуюсь; а волосы вырастут скоро -- об этом и не беспокойся. -- Дом у тебя в Тургеневе теплый -- и ты в нем удобно встретишь зиму. -- Кстати, поздравляю тебя с днем твоего рождения: 61 год! -- Мы с тобой давно созрели; будем надеяться, что не скоро еще свалимся с ветки, как переспелый плод.

Победу под Карсом мы одержали хорошую², благодаря прибытию генерала Обручева, которого до сих пор держали в стороне, якобы "красного"³; -- но, по свойственной нам распущенности и вялости, мы не умели извлечь всей возможной пользы из нашей победы; какой-нибудь Мольтке давно бы уже завладел и Эрзрумом и Карсом; но мы ограничились только тем, что противно всем статутам надели на в. к. Михаила Николаевича Георгия 1-ой степени, который дается только за победу, за которою последовал выгодный мир⁴. -- Затеянная нами война кончится не ранее будущей осени; в этом ты можешь быть уверен⁵.

Яблочков, наш соотечественник, действительно изобрел нечто новое в деле освещения; пока -- только -- его способ несколько дорог. Если ему удастся его удешевить, то предстоит целый переворот в фабрикации газа, а ему -- нажить миллионы. В Париж, же он прибыл потому, что только здесь нашел капиталистов, которые согласились рискнуть -- и ссудили его деньгами, необходимыми для опытов, изысканий и пр.

Так как ты интересуешься переводами моей столь единодушно обруганной "Нови" -- то могу тебе сказать, что до сих пор она уже появилась на следующих языках: французском, немецком (четыре разных перевода!), английском, италиянском, шведском, польском, чешском, сербском и венгерском⁶.

Здоровье мое продолжает быть удовлетворительным, благодаря salicylate⁷; в половине декабря думаю выехать в Россию -- и, конечно, на этот раз увижу тебя⁸.

Засим кланяюсь всем твоим, крепко тебя обнимаю и остаюсь

любящий тебя брат Ив. Тургенев.

4860. А.П. БОРОДИНУ
27 октября (8 ноября) 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Четверг, 8-го нояб./27-го окт. 77.

Милостивый государь Александр Порфирьевич,

Третьего дня г-жа Луканина пришла ко мне с письмом от Вас¹ -- а вчера прочла она мне по черновой тетради тот "Рассказ старой няни", который она отправила к Вам. Я был поражен этим произведением -- столько в нем жизни, ума и поэзии -- и весьма бы желал видеть его напечатанным в "Вестнике Европы" -- если Вы с своей стороны не найдете к тому препятствий. Я вчера же написал редактору "В<естника> Е<вропы>" г-ну Стасюлевичу -- и предупредил его, что Вы явитесь к нему с рукописью г-жи Луканиной². Не сомневаюсь в том, что, прочтя ее, он и без моей рекомендации, которую я выразил самыми сильными словами, с особенной охотой поместит в своем журнале такую замечательную вещь. Надеюсь, что Вы еще не успели распорядиться ею -- и что Вы согласитесь со мною, что "Вестник Европы" такое издание, в котором лучше всего появиться начинающему писателю. Весьма был бы Вам обязан, если б Вы сообщили мне результат Вашего свидания с г-м Стасюлевичем³.

Лично я Вам очень благодарен за знакомство с А.Н. Луканиной: это -- сколько я могу судить -- очень умная, симпатическая и хорошая женщина.

И с материальной точки зрения помещение этого рассказа в "В<естнике> Е<вропы>" представит ее автору гораздо больше выгод, чем неверные и трудно доставаемые здесь уроки и прочие работы.

Мне весьма памятно наше свидание у г. Стасова⁴; скажу Вам, между прочим, что г-жа Виардо, которая весьма интересуется русской музыкой, нынешней осенью разыграла вместе со своей дочерью привезенное мною из России переложение на 4 руки Вашей 2-ой симфонии⁵ -- и с великими похвалами отзывалась об этом Вашем произведении, с которым она намерена познакомить здешних музыкантов. Полагаю прибыть в Петербург в конце нынешнего года⁶ -- и надеюсь иметь удовольствие возобновить наше знакомство; а до тех пор прошу Вас принять уверение в глубоком уважении и таковой же преданности

Вашего покорного слуги Ив. Тургенева.

Il faut pourtant que je vous écrive, ne fût-ce que pour savoir -- combien de temps vous pensez rester encore à Croisset, car je veux aller vous y voir, coûte que coûte!

St-Pétersbourg. Monsieur А. Borodine.
В С.-Петербург.
В Медицинскую академию.
Его высокоблагородию
Александру Порфириевичу Бородину.

4861. ГЮСТАВУ ФЛОБЕРУ
27 октября (8 ноября) 1877. Париж

Paris. 50, Rue de Douai.
Jeudi, 8 nov. 77.

Mon bon vieux,

Il y a dix jours que nous avons quitté la campagne, et nous voilà définitivement installés ici.

Ma santé est bonne, grâce à la salicylate de soude que je prends depuis 2 mois et qui semble avoir enrayé la goutte.

Mon principal chagrin a été la rupture du mariage de la seconde fille de Mme Viardot -- avec un garèon que je protégeais et que j'aimais. -- Tout cela s'est passé sous mes yeux -- il y a eu des étrangetés psychologiques que j'aurais voulu avoir rencontrées ailleurs¹.

Nous causerons de tout cela et d'autres choses encore. -- Je n'ai vu et ne vois personne. -- Zola doit être de retour; je compte aller frapper à sa porte un de ces jours².

J'espère que vous allez bien et que vous travaillez ferme³. -- Chamerot m'a dit qu'on réimprime vos "Trois Contes"; tant mieux!⁴

Je vous embrasse.

Votre vieux Iv. Tourguéneff.

P.S. Est-ce assez joli, la politique? J'ai toujours été persuadé que ce ministère resterait -- et qu'une tête de bois, avantageusement placée, est plus forte que tout un peuple⁵.

4862. ФРАНСУА-МАРИ ШАМРО
31 октября (12 ноября) 1877. Париж

Paris. 50, Rue de Douai.
Lundi, 12 nov. 77.

Cher Monsieur Chamerot,

Voulez-vous venir à la chasse avec moi jeudi? -- Dans ce cas trouvez-vous avec vos cliques et claques -- jeudi à 7 h. 35 m. du matin (c'est l'heure du départ) -- à la gare St. Lazare. -- J'y serai -- et nous filerons ensemble¹.

No. On est de retour pour Je dîner.

No. No. -- S'il pleut -- nous restons à la maison.

Ainsi -- je l'espère -- à bientôt -- je vous serre cordialement la main et reste

votre tout dévoué Iv. Tourguéneff.

4863. Н.А. ЩЕПКИНУ
Август -- октябрь 1877. Буживаль или Париж

Любезнейший Николай Александрович, будьте так добры передать одно из прилагаемых писем Е. И. Бларамбер, а другое вместе с запиской -- г-же Ю. Малиновской¹.

Дружески кланяюсь Вам.

Ив. Тургенев.

4864. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
2 (14) ноября 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Середа, 14/2-го нояб. 1877.

Почтеннейший Михаил Матвеевич, Пишу Вам сегодня только два слова для того, чтобы сказать Вам, что первые два листа пушкинских писем мною получены, что я внимательно их перечел, сличил с оригиналом, выправил -- и сегодня же их бы к Вам отправил, если бы мы не ждали в Париж Анненкова, которому я также желаю показать корректуру; прибудет он сюда послезавтра -- и в субботу листы отправятся -- на что я тем спокойнее решился, что Вы дали мне неделю сроку. -- Всё будет исправно исполнено¹.

Получили ли Вы от Бородина рукопись Луканиной -- и разделяете ли Вы мое мнение на ее счет?² -- Она с тех пор мне еще прочла начало рассказа, которое подтвердило мое прежнее впечатление³.

Любезнейший Марк Матвеевич, я не могу сегодня прийти, ибо вот уже третий день -- как лежу неподвижно по милости подагры -- и сколько это еще продолжится -- неизвестно.

преданный Вам Ив. Тургенев.

4865. М.М. АНТОКОЛЬСКОМУ
5 (17) ноября 1877. Париж

Терпение!

Жму Вам крепко руку.

Ваш Ив. Тургенев.

4866. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
7 (19) ноября 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Понедельник, 19/7-го нояб. 77.

Почтеннейший Михаил Матвеевич, вот, батюшка, какая беда надо мною стряслась и заставила опоздать высылкой пушкинских корректур¹. -- Несмотря на хваленую salicylate, я 5 дней тому назад схватил наисильнейшую подагру разом в колене и в плюсне -- и с тех пор лежу пластом -- и не знаю, когда встану. Так как Анненков приезжал сюда собственно для разъездов, дружеских обедов и пр. -- то я ему телеграфировал о своем горе² -- и он попридержался и остался в Брюсселе. Между тем Вы помните, что я имел намерение показать ему мои исправления и пр. для проверки; но теперь я должен эту мысль бросить -- и завтра же обе корректуры (ибо я получил тоже вторую) отправляются в Питер. Все сие мало способствует к приятному настроению моего духа, доказывая мне убедительно, что жизнь для меня -- ау!

Ноябрьский No "В<естника> Е<вропы>" составлен просто на удивление. Я прочел все -- и остался всем чрезвычайно доволен. -- "Исповедь" Лассаля -- это такая удивительная вещь, подобной которой я ни в одной литературе не знаю³. -- Это непременно наделает страшного шума в Германии. Забытый⁴, Дашков⁵, А.Н.⁶, Шумахер⁷ -- всеотлично. Какая настоящая фамилия г-жи С.С.⁸ и где она обретается?

Как-то Вам покажется моя protégée?⁹ Кланяюсь всем Вашим и крепко жму Вам руку.

Ив. Тургенев.

4867. Н.А. ЩЕПКИНУ
9 (21) ноября 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Середа, 21-го/9 нояб. 77.

Любезнейший Николай Александрович, начинаю с извинения в том, что не тотчас оповестил Вас о получении 2000 р. кредитными сторублевыми бумажками; -- но я довольно сильно захворал (опять тою же проклятой подагрой) -- и до сих пор еще лежу в постели -- ибо болен обеими ногами. Мысль Ваша прислать мне деньги бумажками при беспрестанном колебании нашего курса очень была удачна: я их здесь выменял по 250 фр. за сто рублей -- что все-таки лучше того, что было за две недели. -- Предбудущие деньги вышлите мне таким же способом -- если не окажется, что через банк выгоднее; -- а на деньги я рассчитываю, ибо, во-1-х) должно же Кадное начать давать доход -- а во-вторых -- вот и срок чедаевских денег.

Кстати о нем. -- Из прилагаемого его письма ко мне Вы увидите, о чем он меня просит¹. -- Совершенно предоставляю в Вашу волю -- как поступить. -- Я думаю, лучше согласиться и взять, как он предлагает, 2000, -- только заметьте Вы ему, когда Вы его выпишете, что эдак не делается между порядочными людьми: просить об отсрочке платежа -- и распорядиться так, чтобы письмо с просьбой пришло как раз ко мне за границу в самый день срока. Я его получил -- 8/20-го нояб<ря>. -- Но год льготы много; -- больше шести месяцев не давать -- и проценты -- 6% в год -- вперед.

Кстати о Кадном. -- Мне написала г-жа Чертова², которая находится в Петровском³ на месте Боярской -- что на арендование Кадного напрашивается какой-то ее хороший знакомый с аттестатами... и т.п. -- Знаете Вы что-нибудь об этом? -- Если нет, то зачем она не через Вас ко мне обратилась? -- Я очень не люблю всяких боковых, кривых путей; -- и потому переговорите с ней, узнайте, в чем дело -- и сообщите мне. -- Вероятно -- вздор какой-нибудь.

Писала мне также -- уже вторично -- г-жа Кишинская о возврате ей мебели, экипажей -- и т.д.⁴ -- Дайте ей знать от моего имени -- что она только напрасно беспокоится и тратится на почтовые марки. -- Полагаю, что все меня знают за человека не жадного и даже готового всячески помогать ближнему; но в подобном случае щедрость хуже скупости. На свой пай они с мужем довольно надо мной покуражились: будет с них.

Напишите мне, пожалуйста -- что, Порфирий -- жив? и где обретается?⁵

Засим желаю всем Вашим и Вам самим всего хорошего и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

4868. П.Л. ЛАВРОВУ
10 (22) ноября 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Четверг.

Любезнейший Петр Лаврович,

Мне очень совестно перед Вами и перед теми двумя особами, которых я принять не мог -- и перед которыми прошу извинить меня¹ -- но я занемог не на шутку -- вот уже неделя, как лежу без движения в постели -- и, вероятно, раньше двух недель не встану. Что же касается до предполагаемого чтения² -- то оно уже потому скоро состояться не может, что русские дела еще не определились, я -- вот без ног -- а г-жа Виардо вот уже скоро полтора года, как не поет перед публикой. Впрочем, об этом обо всем можно потолковать -- и если Вы ко мне завернете, то я буду очень рад. Я дома -- поневоле -- всегда. Жму Вам дружески руку.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

P.S. Я получил письмо от Лопатина³. -- Благодарите его за предпринятый труд наведения справок.

4869. ЭМИЛЮ ЗОЛЯ
14 (26) ноября 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Lundi.

Mon cher ami,

Voici le premier volume de vos lettres parisiennes publié par Stassulevitch. Il renferme vos appréciations littéraires (Balzac, Flaubert, Goncourt, Daudet, Musset, Taine, Rémusat, Thiers, G. Sand, V. Hugo, Dumas fils). Le second volume paraîtra bientôt¹.

Dès que Stassulevitch rentrera dans l'argent que lui a coûté la publication, tout le rapport de la vente sera pour vous, et on peut être tranquille là-dessus, car il est scrupuleusement honnête². L'édition est belle, comme vous voyez.

Je suis toujours dans mon lit, mais je vais mieux depuis deux jours.

Tout à vous Iv. Tourguéneff.

P.S. С'est Stassulevitch qui vous envoie ce livre.

4870. E. В. А.
15 (27) ноября 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Вторник, 27/15 ноября 77.

Милостивый государь Е.В.,

Я внимательно прочел Ваш рассказ -- и, с сожалением должен признаться, не могу его одобрить, не могу видеть в нем следов призвания и таланта¹.

Всё это холодно, придуманно, несмотря на весь треск и даже ярость выражений; всё это пахнет не живым наблюдением над жизнью, а литературным "раздражением пленной мысли"; quasi-гениальные замашки не скрывают устарелости риторических приемов -- и только в Ваших описаньях природы, правда через меру длинных, неуместных и лизанных, мелькают кое-какие искорки.

Видите ли, м<илостивый> г<осударь>, как я безжалостно строг! Но дело в том, что мне не хочется, чтобы Вы погубили несколько лет жизни, данных Вам талантов на достижение цели, которая для Вас должна быть навсегда чужой. Много начинающих писателей посылает мне свои произведения; но именно с такими начинающими, как Вы, я считаю долгом быть беззаветно правдивым; иному попасть не на свою дорогу ничего, в сущности, не значит; да у него, правду сказать, своей-то дороги и нет совсем; а Вы -- другое дело.

Извините меня и примите уверение в совершенном моем уважении.

Ваш покорный слуга Ив. Тургенев.

P.S. Я бы давно возвратил Вам Вашу рукопись, но Вы ни на ней, ни в Вашем втором письме не озаботились выставить Ваш адрес; и мне пришлось отыскивать Ваше первое письмо в груде старых бумаг -- что было нелегко, тем более что я все это время был довольно тяжко болен.

4871. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
15 (27) ноября 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Вторник.

Почтеннейший М<ихаил> М<атвеевич> -- против обыкновенья моего (вспомните прошлогоднее!)¹ я на сей раз замешкался; но тут вина была не моя. -- Меня схватил такой припадок подагры, какого еще у меня не бывало: в обеих плюснах, в обоих коленях! -- До сих пор я лежу в постели -- а первые 10 дней à la lettre не мог шевелиться -- проводил бессонные ночи, должен был ходить под себя, в таз разумеется -- но что что за безобразие!! -- мне было не до пушкинских писем. -- К тому же я знал,¹ что не было особенного periculum in mora. Но вот, наконец, я немного оправился и высылаю Вам сегодня:

1.) тщательно выправленную первую (переводную) половину пушкинских писем;

2.) оригинал письма к теще²; а завтра пошлю Вам:

1.) остальные письма³;

2.) мое небольшое письмо к Вам, которое Вы приложите к предисловию⁴.

Теперь несколько замечаний:

Узнав о моей болезни и заболев сам ревматизмом, Анненков не приехал в Париж, и потому Вам нечего страшиться его влияния; я ограничился тем, что заменил иные слова и фамилии точками ("кокю, жопа, пердеть, обо-сцанный, свинья", -- всё это пока еще не получило права гражданства, хотя чрезвычайно живописно). На помещении No 13-го (письма к теще) я настаиваю. -- Оно слишком характерно⁵.

Теперь следующие Г>В.

NB 1-а. Многие поименованные лица мне неизвестны; -- это дело комментатора (Ефремова?) -- если он сочтет нужным разъяснить их⁶.

NB 2. La grand-maman de Завод -- вероятно -- статуя; -- да и Завод, вероятно, не просто завод, а название имения -- а потому я предлагаю писать это слово большой буквой⁷.

NB 3. В письме No 2 около 15 строк пропущено в присланной мне копии оригинала -- и сверять поэтому было не с чем; -- но беда невелика, так как именно в этих строках не заключается ничего важного.

NB 4. В письме No 11 -- при напечатании французского текста документа, данного г. Д. Языковым -- наборщик так расскакался, что опечаток вышло чуть не 50 штук. -- Я бы их все исправил -- но так как сказано в примечании, что документ печатается с сохранением правописанья, то я не знаю, где остановиться. -- Обратите на это тщательное внимание -- ибо нельзя предположить, чтобы даже г. Языков написал: "souiaitant" и "hurex". -- Надо сравнить с оригиналом⁸.

NB 5. Невозможно предположить, чтобы всё письмо No 14 состояло из одной следующей строки: "Сегодня мочи нет, устал. Целую тебя женка, мой ангел. 6 дек<абря>".

В присланной мне тетради письма останавливаются на No 13 -- так как засим П<ушкин> писал уже жене по-русски. Если письмо No 14 не что иное, как приписка к другому письму -- то надо это упомянуть, -- Во всяком случае справьтесь, пожалуйста⁹.

NB 6. В письме No 15 подозрительна мне фр<ейлина> Когтова. -- Нерусская фамилия! Либо Коптева, либо Когтева¹⁰. Вообще комментатор должен обратить на них внимание -- не верится мне тоже в том же письме г-же КОРЮКОВОЙ¹¹, которая выходит за Вяземского. -- Вот тут Анненков бы помог.

Ожидайте завтра продолжения и письма -- а пока дружески жму Вам руку и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

P.S. Зола я видел -- и так как с ним всё в порядке -- то и прекрасно¹².

Статью я Антокольскому передал¹³. Дочь Пушкина -- не Александра, а Наталья Александровна, г-ня МЕРЕНБЕРГ.

Удивительная вещь -- "Исповедь" Лассаля! Я ничего подобного не читал. Кто эта таинственная С. С.? Нельзя ли узнать? Я не разболтаю¹⁴.

Еще NB. В письме No 20 к строке: "Ипполит говорит по-французски" -- быть может, следует сделать примечание, что Ипполит был камердинер Пушкина¹⁵.

4872. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
16 (28) ноября 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Середа, 28/16-го нояб. 77.

Любезнейший Михаил Матвеевич, вчера отправился к Вам пакет с тремя формами и оригинальным письмом П(ушки)на¹ -- а сегодня посылаются 1V₂ формы²; -- завтра же поедут и последние формы и предисловие³. Но и сегодня не обходится без NB.

Большое затруднение представляется мне в орфографии -- так как оригиналов у меня нет и сверить не с чем -- и я не знаю -- ошибка ли у Пушкина (которую в таком случае следует сохранить, так как Вы это объявляете в предисловии) -- или у наборщика? -- Остается одно: рекомендовать окончательному корректору величайшую старательность при сличении. -- Укажу на следующие NB в письме 22-м: Отрыжкову -- не Отрешкову ли?⁴ -- в п<исьме> 24-м -- ужину в Луче -- (в Луге?), подобно Апрепу -- (Анрепу)⁵; в п<исьме> 25 -- между Берновьгм и Малинников (не Малинниками ли?), Ярополиц -- (Ярополец?)⁸, Mme Jeorge (это, наверное, Mme George, известная толстая трагическая актриса)⁷; -- немного подальше: два белых места, стало быть, неразобранных. -- Я, помнится, когда читал это письмо, все слова хорошо разобрал. В письме 26: Ярополица (Яропольца?), son charmcmi image -- и далее: son sœur -- смешные ошибки во французском языке г-на Д. Н. -- нарочно так приведены Пушкиным? -- Тогда, разумеется, оставить. -- Gentlemen -- так написано П<ушкиным> -- а не Gentleman?⁸ -- В Симбирск? Дальше П<ушкин> пишет: Синбирск⁹. -- В письме 27-и напечатано: Разтопчиным? -- Неужто П<ушкин> так писал это имя?¹⁰ -- В 28-м письме: manuscript (а не manuscrit), petit-Russien (а не russien?), стерледями -- а не стерлядями?¹¹ -- Дальше цитируется италиянский стих -- в котором пропущенное слово, вероятно: quando¹².

Всё это надо принять в соображение.

До сих пор, Вы видите, я черкал весьма мало -- кое-какие имена да выражения слишком сильные¹³. -- Однако полагаю, что в письме 26-м лучше окончательно выкинуть условия совокупного путешествия с Соболевским -- хотя они очень характерны. Я их отметил х -- х и предоставляю Вашему окончательному благоусмотрению¹⁴.

Завтра получите конец¹⁵.

Я получил Ваше письмо насчет рассказа Луканиной. -- Мне очень было приятно убедиться, что я не ошибся в оценке ее таланта -- со мной иногда случается, что я вижу вещь в розовом свете. -- То, что она теперь пишет -- еще замечательнее. -- Je crois, как говорится, que nous avons trouvé la pie au nid. -- Благодарю от ее имени за щедрый гонорарий -- а что до последней странички и до заглавия, то она на всё согласится. Я ей, впрочем, написал и жду ее посещения¹⁶.

Ногам моим несколько лучше, т.е. я сегодня мог пройти через комнату, опираясь на пару костылей. -- Что будет далее? -- Но пишу еще лежа -- и, вероятно, очень неразборчиво.

Я позабыл поблагодарить Вас за доставленный счет распродажи моего издания -- 3000 экз. в 2 года -- это чудесно! Остальное мы, не спеша, поделим с благодетельным Ф. И. Салаевым¹⁷.

Кланяюсь всем Вашим и дружески жму Вам руку.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4873. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
19 ноября (1 декабря) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Суббота вечером. 1-го дек.

Ну, батюшка М<ихаил> М<атвеевич> -- со мной опять такая rechute сделалась, что я, право, уже думал: теперь капут -- и, главное, безо всякой причины -- я и с постели не поднимался. Три дня и особенно три ночи я был в аду -- только теперь начинается небольшой просвет. Это, разумеется, задержало предисловие. Завтра надеюсь его отправить¹. Посылаю конец писем, которые успел выправить², с следующими NB. В начале 33-го письма: "Я здесь со вчерашнего дня". А где здесь? Надо бы сделать указание, пользуясь почтовым штемпелем³. В письме 35: "Если царь позволит мне "Записки"" -- хотя явно, что говорится о "Записках" про Пугачева, но все-таки не худо бы сделать выноску -- о консеквентности правительства, которое поручает автору написать историю, а тут же может и не разрешить печатания⁴. В письме 37-м -- если нужно оставить: "Ахти, господи Сусе Христе", то надобно Сусе поместить курсивом -- или восстановить нормальное "Иисусе". У Пушкина в письмах (надеюсь, что это действительно так -- а не прихоть корректора) беспрестанно и, можно сказать, постоянно после тире -- большая буква; я так и оставил везде, хотя, кажется, это против орфографии.

Спасибо за доставление сведений о г-же Арендт (Солнцевой)⁵.

А.Н. Луканина искренне благодарит Вас -- и согласна заранее на всё, что Вы хотите переменить, начиная с заглавия: не можете ли Вы сказать, как Вы бы желали переменить эту последнюю страничку? Г-жа Л<уканина> с намерением так заставила старуху выразиться, что, можно подумать, Любушка попала в Сибирь за простую уголовщину. Впрочем, повторяю, всё это может быть изменено и сокращено⁶. Великое Вы бы сделали одолжение г-же Луканиной, если бы в счет будущих благ выслали ей по моему адрессу сторублевую бумажку -- они здесь теперь довольно хорошо ходят. У Луканиной средств к жизни либо совсем нет, либо очень мало.

Итак, до завтра.

Жму Вам руку и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

4874. Е.В. ЛЬВОВОЙ
20 ноября (2 декабря) 1877. Париж

Париж.
2 дек. 77.

Любезнейшая княжна!

Я также должен начать с извинения, что целый месяц не писал вам¹. Причины к тому были различные -- но ни одной хорошей; пользуюсь невольным досугом, чтобы загладить мой проступок. Досугом этим я пользуюсь по милости той самой болезни, подагры, которая разрушает всегда все мои планы! Вот уже месяц, как я не выхожу из своей комнаты -- сижу или лежу без ног -- и Бог ведает, когда это кончится. Что делать! Надо "терпейт", -- как говорила одна моя знакомая немка. Немощь эта -- подагра, хуже болезни; она решительно похеривает человека вон из списка живых -- и заставляет его ограничиваться не только завтрашним -- сегодняшним днем. Да! старость -- не радость.

Мне было очень приятно узнать подробно о вашем житье-бытье. Понимаю очень хорошо, что, ввиду совершавшихся событий, вам было не до литературы. Но теперь наши дела, кажется, принимают оборот более благоприятный.

Здесь, как вам известно, дела шли очень плохо, так плохо, что можно было бояться катастрофы... Однако со вчерашнего дня небо прояснилось, и теперь есть надежда на упрочение республиканского правительства во Франции².

Передайте дружеский поклон всем вашим и верьте искренности моих чувств к вам.

Преданный вам Ив. Тургенев.

4875. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
21 ноября (3 декабря) 1877. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.

Понедельник, 3-го дек./22-го {Так в подлиннике.} нояб. 77.

Вот, любезнейший М<ихаил> М<атвеевич>, и предисловьице. Кажется, всё сказано, что нужно. -- Могло быть лучше сказано -- да и то едва сладил. Я всё еще болен и лежу в постели {Послезавтра будет 3 недели. -- Примеч. Тургенева.} -- а при нездоровье первое, что у меня пропадает, -- это писательские способности. -- Надеюсь, однако, что сойдет. Если Вы сочтете нужным придать этому предисловию форму письма к Вам, то легко прибавить в начале и в конце обычные обращения¹.

Не помню, сказал ли я Вам, что получил книги Зола -- и сообщил ему его экземпляр. -- Он очень доволен; издание вышло на славу².

Здесь дела запутываются в гордиев узел³. -- Да и у нас опять нехорошо. -- Плевна продержится до весны -- да и Эрзерум превращается во вторую Плевну. -- А взять его тотчас после Деве-Бойунского погрома было "так близко, так возможно"⁴.

Кланяюсь всем Вашим и жму Вам крепко руку.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

P.S. Что касается до денег за мое издание -- то пусть они спокойно накопляются -- до моего приезда, мысль которого я все еще не покинул⁵.

P.S.S. Обращаю Ваше внимание на фантастическое 14-е письмо, состоящее из 2-х строк⁶.

4876. П.В. АННЕНКОВУ
22 ноября (4 декабря) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Вторник, 4-го дек. 77.

Мое здоровье, как здешние дела, любезнейший П<авел> В<асильевич> -- ни взад ни вперед¹. -- Вот уже скоро три недели, как я лежу в постели -- и не могу еще предвидеть, когда я встану: самое хождение на костылях является мне недосягаемым идеалом. -- Остается одно: ждать. И стараться ждать как можно терпеливее -- что не всегда удается. Боюсь я только одного; если Ваш приезд сюда будет зависеть от возвращения ко мне моих "ножек"² -- то он может, пожалуй, затянуться до взятия Плевны или Эрзерума -- т.е. до весны³. -- Ergo, и тут приходится то же самое: ждать!

А здешние дела: -- "даже удивительно!" -- как сказал при мне один русский генерал, увидев в Берлинском музеуме детородный член кита длиною в сажень. -- Сказал -- и глубоко задумался. -- Над Мак-Магоном тоже стоит задуматься глубоко. Франция на всех парах, как сорвавшийся локомотив, мчится в бездну -- а кочегар жопу чешет и глядит с достоинством вокруг⁴. -- Полагаю, что перед такой фигурой Палата volens nolens смирится -- и {Далее зачеркнуто: сказав}, воскликнув: "J'ai fait tout mon possible!" -- устроит сама ту лазейку, о которой Вы говорите -- и куда полезет одна -- а кочегар будет продолжать чесать себе жопу. -- Или вот еще что вероятней: -- Палата будет упорствовать, маршал обратится к Сенату, который непременно, что бы там ни говорили, согласится на вторичное распущение -- и выйдут опять на сцену Брольи и К^о; -- а бюджет возьмут самовластно прошлогодний, что вовсе не так трудно и не так беспримерно (vide Bismarck до 66-го года) -- и пошла писать!⁵ Только Франция окончательно превратится в Персию -- на каковую она уже теперь довольно похожа. -- Желал бы я быть лживым пророком!

-----

Середа утром. -- Палата действительно упорствует -- но это не меняет сущности дела. -- Но до какой наглости лжи доходит партия, орудующая в Элизее?!! Традиции иезуитов и традиции империи слились в одно прекрасное целое⁶. -- Можно им сказать, как некогда Pascal: "Mentiris impudentissime!". -- Но тот же Pascal потом цаловал у иезуитов ручку⁷.

Здоровье мое чуточку поправляется, но я всё еще лежу -- как Папа⁸.

А тут еще наши дела не дают покоя -- и вот какая-то проклятая телеграмма уверяет, что Сулейман-паша нас разбил и бомбардирует Тырнов. И чувствуешь, что вздор -- а под ложечкой сосет⁹.

Эх, скверное времечко!

Одно только утешение: я открыл здесь замечательный русский (женский) талант -- послал ее рассказ в "Вестник Европы" -- и уже получил благоприятнейший ответ с назначением крупного гонорария¹⁰. -- Но об этом в другой раз.

Засим кланяюсь всем Вашим, дружески жму Вам руку и остаюсь

душевно Вам преданный Ив. Тургенев.

P.S. Письма Пушкина печатаются; я сделал лишь небольшие исключения -- и написал небольшое предисловие¹¹. Жаль, что не мог показать Вам.

P.S.S. Арапетов собирается в Питер -- но без особенной охоты.

Пишу тебе только для того, чтобы не оставить без ответа твоего приятельского письма¹; но сказать о себе не могу ничего хорошего. -- Вот скоро три недели, как я лежу без ног в постели -- по милости необыкновенно сильного припадка подагры -- и Господь ведает когда я буду в состоянии встать и вооружиться костылями. -- Разумеется, все мои планы рухнули² -- и я думаю только о том, как бы перевалиться со дня на день.

Belgique.
Monsieur Paul Annenkoff.
37, Rue Montoyer.
Bruxelles.

4877. Я.П. ПОЛОНСКОМУ
22 ноября (4 декабря) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Вторник, 4-го дек./23-го {Так в подлиннике.} нояб. 77.

Любезный друг Яков Петрович,

Обещанную картину и Eau de Suez постараюсь тебе выслать с оказией -- так как привезти мне самому вряд ли придется³.

Мне приятно было узнать, что ты поправился в здоровье; и я даже не слишком сожалею о том, что ты не попал на григоровичевскую квартеру -- так как эти новые петербургские квартеры -- ух как сыры бывают!⁴

Не помню, выслал ли я тебе адресс Топорова, который ты спрашивал: Сергиевская ул., No 2. Посети его: он, бедный, опасно и чуть ли не безнадежно болен⁵.

Тебе понравилась статейка о бедной Соне Брюлловой⁶ -- а какой-то аноним, подписавшийся буквами Т. Щ., прислал мне ругательнейшее письмо, в котором чуть не предает меня анафеме за мое, якобы при этом случае выказанное безверие⁷.

Очень поразила меня "Исповедь" Лассаля в ноябрьском N-e "Вестника Европы"⁸. -- Читал ты эту статью?

Засим, любезный друг, кланяюсь всем твоим, обнимаю тебя и остаюсь

Преданный тебе Ив. Тургенев.

P.S. Возможность успеха лживых мерзостей Айвазовского окончательно разочаровывает меня в художественном понимании петербургской публики. -- Но был ли успех?⁹

Р.S.S. Кстати -- известно ли тебе более забытое имя, чем имя Черняева? -- Я сам не думал, чтобы пророчество мое так скоро сбылось¹⁰.

4878. А.В. ТОПОРОВУ
22 ноября (4 декабря) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Вторник, 4-го дек./23-го {Так в подлиннике.} нояб. 77.

Любезнейший Топоров,

Ваше последнее письмо было так печально, что я невольно часто думаю о Вас¹. -- Сам я тоже плох; вот скоро три недели, как я лежу в постели, лишенный употребления ног, вследствие самого сильного припадка подагры, какой я только испытал в течение всей жизни; -- и едва ли встану раньше недели. Все мои планы, конечно, разбиты, и о поездке в Петербург и думать нечего. -- Но я весьма бы желал иметь известие о Вас от Вас самих: лучше ли Вам стало, поднялись ли Вы, в состоянии ли ходить? -- Пожалуйста, напишите хоть два слова в ответ².

Здесь, как Вам известно, происходит та же страшная путаница -- и, Господь ведает, чем она разрешится: мы, может быть, стоим на краю бездны³. -- Да и в России, по-видимому, едва ли лучше: раньше года война едва ли кончится⁴; -- и, как мы ее выдержим, это тоже единому Господу известно, так как, по словам людей ученых, он всё знает.

Когда Вы за меня подписывались на журналы -- не помните ли Вы: была ли между ними "Русская старина"?⁵ -- Я уже давно не получаю ни единого N-a.

Желаю Вам всего лучшего, начиная со здоровья -- и остаюсь

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4879. Н.С. ТУРГЕНЕВУ
22 ноября (4 декабря) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Вторник, 4-го дек./23-го {Так в подлиннике.} нояб. 77.

Любезный брат,

Спешу ответить на твои два письма¹. -- Сделаю это вкратце -- потому что вот уже три недели, как лежу в постели по милости подагры. -- А salicylate, спросишь ты? Изменил не хуже Базеня² -- правда, я сам виноват: промочил себе ноги. -- Как бы то ни было -- ты вот ходишь еще на костылях -- а я пока и мечтать о них не дерзаю. Остается одно: терпение. -- Планы, разумеется, все мои лопнули -- и я даже стараюсь не заглядывать в будущее.

Насчет 200 р. сер. прошу тебя переслать прилагаемую записку к Н.М. {Так в подлиннике, ошибочно, вместо: Н.А.} Щепкину³ -- и он немедленно удовлетворит тебя.

Я решился было попросить тебя о перенесении моего долга в ту сумму, которую ты сам назначил мне в завещании -- под влиянием разорения моей дочери ее мужем, поглотившим ее приданое (она теперь у меня на руках) -- и в той мысли, что ты человек, обладающий значительными капиталами. -- Но как из твоего письма я должен заключить, что ты находишься в положении стесненном -- то я беру свое слово назад -- и, как говорится, je ferai feu des quatre pieds, чтобы уплатить тебе те 9%, которые ты берешь с меня за столь обязательно ссуженную мне сумму денег.

Что касается до г. Чадаева, то я уже распорядился об отсрочке платежа 4000 р. сер. -- и написал об этом Н.М.⁶ Щепкину. -- Не сомневаюсь в его честности и сочувствую его положению; но странно, что он не позаботился прислать мне пораньше свое письмо, которое попало в мои руки в самый день, когда следовало платить деньги⁴.

Как и все русские, я порадовался взятию Карса; это очень блестящее дело. Но война от этого не прекратится -- раньше будущей зимы нечего и думать о мире⁵ -- а до тех пор сцены, которых ты был свидетелем в деревне, повторятся сотни раз -- и какое разоренье нас ожидает в конце концов!

Засим пожмем, калеки, крепко руки друг другу -- и до свидания -- cur? quomodo? quando? -- как гласит латинская грамматика.

Любящий тебя брат Ив. Тургенев.

Отрежь конец этой страницы и пошли в Спасское.

4880. Г.О. ГИНЦБУРГУ
23 ноября (5 декабря) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Середа, 5-го дек. 1877.

Любезнейший г. Гинцбург,

Постоянное дружеское расположение, которое Вы мне оказываете, дает мне смелость обратиться к Вам с просьбой. Надеюсь, что, если почему-нибудь исполнение ее Вам покажется неудобным, Вы не затруднитесь отказать мне.

Наш общий знакомый, М.Н. Попов, сказал мне, что, ввиду невыгодного теперешнего курса, он, вместо того чтобы переводить свои деньги из России, обратился к Вам -- к Вашему дому -- и Вы были так любезны, что ссудили его известной суммой по 6% под залог ценных бумаг.

Не захотите ли Вы оказать и мне подобную услугу? -- Я нуждаюсь в 15 000 франков -- и мог бы представить на большую сумму залог, состоящий из акций Московско-Рязанской дороги¹.

Полагаю, что Ваш дом не занимается подобными операциями -- так как они мало выгодны; -- но я и считаю подобную ссуду дружеской услугой.

Во всяком случае прошу Вас отвечать в двух словах, какое будет Ваше решение.

Здоровье мое все не поправляется -- хоть боли пропали; но я по-прежнему лежу без ног.

Примите уверение в дружеских чувствах

преданного Вам Ив. Тургенева.

4881. ГЮСТАВУ ФЛОБЕРУ
23 ноября (5 декабря) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Mercredi, 5 dec. 77.

Mon bon vieux,

Toujours dans la même position horizontale! J'ai eu une rechute depuis que je vous ai écrit. Je ne souffre plus -- mais je commence à me demander comment on se sert de ses jambes; les gens qui marchent à l'aide de béquilles me semblent des colosses et des héros.

Je m'imagine que je suis ainsi pour me mettre à l'unisson de cette pauvre France qui, elle aussi, ne peut remuer pied ni patte. -- Quelle situation, mon cher ami! Cela ne s'est jamais vu. -- Une locomotive qui va à toute vapeur à l'abîme -- et le mécanicien qui se gratte tranquillement le derrière ou bien se croise les bras. -- Et ce mensonge, ce mensonge effronté qui sue de partout, comme une bûche gelée qu'on met au feu. -- Je le répète, cela ne s'est jamais vu.

Mme Commanville a eu la grâce et la bonté de visiter le malade. -- Je lui ai trouvé une mine rayonnante de santé. -- J'ai vu aussi Zola qui va décidément faire une pièce pour Sarah Bernhardt¹.

Je viens d'achever "Le Nabab". -- С'est un livre où il y a des choses au-dessus du niveau de Daudet et d'autres -- bien au-dessous. Ce qu'il a observé est superbe; ce qu'il invente est grêle, fade -- et pas même original. -- Malgré tout, les bonnes choses du livre sont si bonnes, que je crois que je vais me décider à lui écrire une lettre véridique qui lui fera plaisir et chagrin. Peut-être, après tout -- ne le ferai-je pas².

Et vous -- travaillez-vous? -- Mme Commanville me dit que si... tant mieux. -- Profitez du temps où aucune infirmité ne s'est collée à vous. -- Car -- èa une fois venu -- c'est fini. -- Ça vous inspire une résignation, une humilité, excellente peut-être, au point de vue chrétien, mais ne valant pas le diable pour qui veut encore faire quelque chose.

Vous revenez pour le Nouvel an, n'est-ce pas?

Adieu -- je vous embrasse. -- Je n'ai pas de tristesse -- mais je n'ai aucune joie: je me fais l'effet d'une ombre aux Champs Elysées dans Г "Orphée" de Gluck³. Je dois avoir leur regard "profondément" étonné et "profondément" indifférent, comme dirait Jules Simon, devenu ministre de Mac-Manon⁴. -- Jules Simon -- ministre! Est-ce assez loin?

Tout à vous Iv. Tourguéneff.

4882. Г.О. ГИНЦБУРГУ
24 ноября (6 декабря) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Четверг, 6-го дек. 77

Любезнейший г. Гинцбург,

Деньги я получил¹ -- и мне остается искренне поблагодарить Вас за Вашу дружескую услугу, которая вдвойне дорога при теперешних трудных и смутных обстоятельствах.

Крепко жму Вам руку и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

Любезнейший Михаил Матвеевич, сейчас получил я Ваше письмо от 1-го дек<абря> нов. ст.¹ -- и имею Вам сообщить только то, что последний пакет с предисловием отправлен к Вам третьего дня. О Зола Вы уже знаете²; -- а великодушное решение вел. кн. В<ладимира> А<лександровича> сообщено мною через Гинцбурга живописцу Шиндлеру, которого оно, конечно, не порадовало³.

Monsieur Horace Gunzbourg.
7, Rue de Tilsitt. En ville.

4883. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
24 ноября (6 декабря) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Четверг, 6-го дек./25-го {Так в подлиннике.} нояб. 77.

Вы, может быть, найдете, в противность ожиданиям, что я слишком уже мало повымарал из пушкинских писем: "aber da könnt Ihr nachhelfen". -- Но полагаю, что, вследствие объяснений и captatio benevolentiae в предисловии, всё обойдется благополучно⁴.

Здоровье мое восстанавливается медленно; сегодня попробовал было взяться за костыли: да нет, шалишь, атанде. Но я с этим бы помирился: но известие нашего разгрома в Булгарии под Еленой -- совсем меня огорошило! 11 пушек!! Да под Бородином мы меньше потеряли!! Во всем этом я вижу новый плод нашей несчастной мысли стремиться за Балканы (мысли, столь уже дорого стоившей нам!) вместо того, чтобы поставить незыблемый оплот Сулейману-паше, который надул нас, как маленьких детей, заставив поверить, что он хочет пробиться с севера. -- С трепетом ожидаю известия о занятии турками Тырнова и снятии осады Плевны⁵.

А здесь-то как скверно! Сегодня решительный день. Несомненно, что М<ак>-Магон попросит у Сената согласия на распущение Палаты, несомненно, что он это согласие получит -- и столь же несомненно, что он будет взыскивать бюджет административным порядком -- и что французы будут платить. -- Республика в агонии⁶.

На этой прекрасной перспективе прощаюсь с Вами, крепко жму Вам руку и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

4884. Г.О. ГИНЦБУРГУ
26 ноября (8 декабря) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Суббота, 8-го дек. 77.

Добрейший г. Гинцбург,

Вот тот сверточек, который Ваш сын взялся доставить М.М. Стасюлевичу¹. Прошу его принять мое спасибо за любезную услугу.

Я не мог прислать ранее -- но полагаю, что еще не опоздал.

Примите уверение в совершенной моей преданности и дружбе.

Ив. Тургенев.

Je viens de recevoir du chef de notre chasse, Mr Popoff (avec lequel vous avez fait connaissance) qu'il vous accepte comme "mon représentant, dans toute la force du terme" et que dorénavant on vous attendra tous les mercredis à 8 h. du matin, gare St. Lazare, pour aller ensemble tuer des lapins. Voyez, si le cœur vous en dit.

Monsieur Horace Gunzbourg.
7, Rue de Tilsitt. En ville.
de la part de Tourguéneff.

4885. ФРАНСУА-МАРИ ШАМРО
26 ноября (8 декабря) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Samedi, 8 déc. 77.

Mon cher Monsieur Chamerot,

Je vais un peu mieux, c<'est> à d que je m'essaye à faire deux pas à l'aide de béquilles. Mais que dites-vous de cette c... (remplissez le mot comme vous voulez) de Mac-Mahon?¹Il est curieux de voir jusqu'à quel bout ira la patience de la France.

Mille amitiés et à bientôt.

Iv. Tourguéneff.

4886. ПАУЛЮ ЛИНДАУ
28 ноября (10 декабря) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Montag, d. 10. Dec. 77.

Werther Herr Lindau,

Ich hätte Ihnen längst für Ihren freundlichen und wohlwollenden Aufsatz in der "Gegenwart"¹ danken sollen -- und bitte Sie recht sehr, mein langes Stillschweigen zu entschuldigen. Die Ursache davon war -- erst meine Abwesenheit von Paris -- dann aber eine peinliche Krankheit, ein sehr bösartiger Gichtanfall; ich habe 4 Wochen lang in meinem Bette -- auf dem Rücken liegend zubringen müssen, bin erst gestern aufgestanden -- und kann kaum im Zimmer auf 2 Krücken gestützt herumhumpeln. Ob es noch lange so fortdauern wird -- weiss ich nicht -- und bin auf einen ziemlich traurigen Winter gefasst.

Ich bin, wie die Franzosen sagen, "à l'unisson" der russischen Finanzen und der politischen Lage Frankreichs². Ich hätte mir eine andere Harmonie gewünscht.

Empfangen Sie noch einmal meinen besten Dank, zugleich auch die Versicherung meiner innigen Hochachtung und Ergebenheit.

Iwan Turgenjew.

4887. ПОЛИНЕ БРЮЭР
29 ноября (11 декабря) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Mardi, 11 déc. 77.

Ma chère Paulinette,

С'est heureux que tu m'aies enfin écrit: je commenèais à croire que vous m'aviez oublié. Ton mari a eu tort de se sentir blessé par ma lettre: certes, je n'avais aucune intention semblable -- j'ai cru devoir lui dire toute la vérité, telle qu'elle se présentait à moi; c'était la première fois que je me décidais à le faire -- mais de graves raisons m'y ont poussé¹. Je suis enchanté d'apprendre que vos affaires vont assez bien malgré la crise et j'attends avec impatience le compte rendu promis². Il faut espérer que cet abominable maréchal se décidera enfin à partir -- et la France respirera³. Quant à moi -- après 4 semaines de souffrances et de lit, je commence à me traîner dans ma chambre à l'aide de deux béquilles: Dieu sait quand je pourrai -- je ne dis pas sortir, mais seulement descendre l'escalier! Les bonnes nouvelles que tu donnes de tes enfants me font le plus grand plaisir -- et c'est avec le même plaisir que je vous reverrai tous à la veille du Nouvel an.

Je t'envoie cent francs pour tes étrennes: c'est le maximum de ce que je puis faire cette fois-ci.

Je vous embrasse tous et au revoir.

Ivan Tourguéneff.

4888. Н.С. ТУРГЕНЕВУ
29 ноября (11 декабря) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Вторник, 11-го дек./30-го {Так в подлиннике.} нояб. 77.

Любезный брат,

Сейчас получил твое письмо с известием о кончине Варвары Григорьевны. -- Смерть неразборчива: лучше бы ей было убрать ее блажного братца¹. -- Точно так же она бы очень хорошо сделала, похерив здешнего президента Мак-Магона, который на всех парах гонит Францию к гибели. -- Да куда! Сто лет проживет!

Мое здоровье поправляется -- только очень медленно. Я еще из комнаты не выходил и двигаюсь с места на место посредством двух костылей. Что касается до твоей упорной ранки, то, я знаю, такие раны часто излечиваются посредством "compresse chauffante". Т.е. надо положить на рану тряпку, намоченную в холодную воду, обернуть весь член сперва ватой, а потом тонкой клеенкой -- и сверх клеенки шерстяным платком. Производится сильная испарина -- и рана вследствие тепла и сырости скоро заживает. Если ты этого еще не пробовал -- то попробуй: повредить оно, во всяком случае, не может.

Сегодня пришло известие о взятии Плевны: это большой шаг вперед к заключению выгодного мира -- и уравновешивает печальное впечатление нашего поражения под Еленой!²

Обнимаю тебя и остаюсь

любящий тебя брат Ив. Тургенев.

4889. ФРАНСУА-МАРИ ШАМРО
29 ноября (11 декабря) 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Mardi, 11 dec. 77.

Cher Monsieur Chamerot, Il me semble vous avoir entendu dire -- si je ne me trompe -- que vous aviez cinq mille francs que vous désiriez placer. Si vous trouvez 6% suffisants, et si vous me croyez solvable, vous pourriez, en me les prêtant, me rendre un service et faire, comme on dit, une assez bonne affaire. Vous me mettriez à même de garder mon argent en Russie et de ne pas subir le misérable change actuel, qui, tout amélioré qu'il soit -- (255) -- est encore bien loin de son taux normal (350). Je n'ai pas besoin de vous dire que vous ne devez pas faire des cérémonies avec moi -- et que si la chose ne vous convient pas -- ou que vous -- ayez déjà placé votre argent, vous devez me le dire avec la franchise que comporte l'amitié, car j'espère bien que je puis compter sur ce sentiment-là de vous à moi¹. Je vous serre cordialement la main -- et bonne chance pour demain!²

Tout à vous Iv. Tourguéneff.

4890. ЖЮЛЮ ВАЛЛЕСУ
2 (14) декабря 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Vendredi, 14 déc. 77.

Monsieur et cher confrère,

Je m'empresse de répondre à votre lettre que je viens de recevoir.

J'espère avec vous que la "malchance" est enfin épuisée; et je suis très content de voir que l'affaire avec le "Slovo" ("La parole") s'arrange. Ce sera une grande revue dans le genre de celles qui paraissent déjà à Pétersbourg et à Moscou ("Le Messager de l'Europe", "Le Messager Russe", etc.¹). Chaque No comme volume représente à peu près la valeur de 3 livraisons de la "Revue des 2 Mondes". La page contient à peu près 40 lignes; la ligne -- 50 lettres. Le texte russe est peut-être un peu plus concis que le texte franèais. Il y a en effet 12 jours de différence entre le vieux style russe et le nouveau; le 10 décembre v s est donc le 22 n(ouveau) s(tyle). Comme les revues paraissent chez nous tous les V^-ers du mois, je comprends qu'ils aient besoin de votre article 20 jours à l'avance pour le faire traduire, etc.² С'est aussi la date fixée pour les feuilletons de Zola³. Les lettres de Paris -- ou de Londres -- arrivent à Pétersbourg le 4-me jour.

Le "Slovo" se présentant comme organe du parti libéral avancé (autant qu'il peut l'être en Russie), vous voyez d'ici la couleur qu'il faut donner à votre correspondance. Pas de politique générale surtout -- des études sociales portant surtout sur la situation des classes inférieures. Il n'y a pas de faubourg à Londres -- mais il y a le St-Giles, le Strand⁴, etc., etc. Faites des pamphlets humoristiques, pittoresques, satiriques -- le public russe est très friand de ces choses-là: reléguez la presse, la littérature au second plan; études de mœurs, paysages (pas trop minutieux) -- c'est très bien. On goûte fort le réalisme chez nous; toute la littérature va de ce côté-là: ne l'oubliez pas. Et on déteste ce qui est anglais -- aussi vous pouvez trancher dans le vif⁵.

Ces petites indications vous suffiront -- je n'en doute pas; et vous souhaitant bonne chance, je vous prie d'accepter l'assurance de mes meilleurs sentiments.

Iv. Tourguéneff.

4891. Г.О. ГИНЦБУРГУ
7 (19) декабря 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Середа, 19-го дек. 77.

Любезнейший г. Гинцбург, Из прилагаемого листа Вы узнаете, в чем дело -- и почему я решаюсь прибегнуть к Вашей столь известной доброте и готовности помочь. Если позволите -- я пришлю завтра моего человека за обратным получением этого листа¹.

Мне лучше -- но я до сих пор еще не мог выйти из дому.

Заранее благодарю Вас и крепко жму Вам руку.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4892. М.П. ДРАГОМАНОВУ
7 (19) декабря 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Середа, 19-го дек. 77.

Милостивый государь, Я давно собирался написать Вам, чтобы поблагодарить Вас за доставление мне Ваших изданий, цели и направлению которых я почти без исключения сочувствую¹. Не знаю, от Вас ли я получил последнюю посылку из Женевы, заключающую стихотворный сборник "Из-за решетки"² и два объявления: об издании "Общины" и от комитета Общества пособия изгнанникам³; но пользуюсь этим случаем, чтобы выразить Вам некоторые мои мнения. Что касается до "Общины" -- то мне было бы весьма приятно получить это издание -- хотя в объявлении ничего не сказано ни о способе подписки, ни о цене. Не могу не заметить, что самое это объявление, вероятно, написано нерусским или же русским, разучившимся писать на родном языке; попадаются места положительно непонятные (напр., стр. 6-ая, строка 14 сверху -- и другие); и всё изложение очень спутанно и темно. К объявлению от комитета не приложен самый устав; желательно было бы получить экземпляр.

Теперь два слова о сборнике. Не буду говорить о предисловии, талантливо и умно написанном: ограничусь только заявлением, что я не могу согласиться с мнением автора, будто бы мои труды "содействовали искажению образа нашего мученика правды ради"⁴. При данных условиях я мог сделать только то, что сделал -- и, по-видимому, результат не совпадает с выводами и заключениями моего критика. Что же касается до самого сборника -- то я хорошо понимаю цель, с которой он был издан; он не может не подействовать сильно на людей сочувствующих -- во всех этих стихотворениях столько правды, горькой жизненной правды; но должен сказать с сожаленьем: таланту в них нет и следа... Кое-что похожее на талант мелькает в произведениях "Черного"⁵; да и то навеяно Г. Гейне. Не без оригинального оборота два стихотворения на стр. 103 и 104, подписанные М. М.⁶ Но, собственно говоря, ни одного поэтического, сильного звука, ни одного из тех слов, которые "не могут умереть"... А обилие минорных (весьма, впрочем, понятных) тонов, на которое намекает сам издатель, в общем возбуждает чувство сострадания, жалости -- скорей чем негодования. Нет; поэт этой эпохи русской народной жизни еще не пришел... хотя я не сомневаюсь, что он появится. Всё это пока -- лепет да плач.

Позвольте Вам привести небольшой пример. Я знаю стихотворение одного далеко не гениального старого поэта, в котором действительно поэтически схвачен один из многочисленных моментов узнической жизни, узнических чувств... а именно момент радости перед близким освобождением. Вот оно, это стихотворение (оно принадлежит Я.П. Полонскому).

Если я не ошибаюсь, ничего -- по верности тона, по совпадению чувства с выражением -- ничего подобного во всем сборнике нет. Всякий пострадавший, напр., имеет полное право проклинать "тиранов"; но если он это делает в стихах -- то пусть его проклятие будет столь же красиво, сколь и сильно -- или пусть он проклинает прозой.

Вы, может быть, со всем этим не согласитесь; но мне все-таки было приятно завязать с Вами сношения; и я прошу Вас верить в искренность моего уважения.

Ваш покорнейший слуга Ив. Тургенев.

4893. Н.М. СПАССКОМУ
8 (20) декабря 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Четверг, 19-го дек. 77. {Так в подлиннике.}

Любезнейший Спасский, согласно с Вашим желанием, отвечаю немедленно на Ваше письмо -- но, увы! ничего утешительного сообщить я Вам не могу. Время наступило такое, что не только 500 -- 25-ти франков я никому ссудить не могу, ибо сам живу в долг. Вы, я уверен, не сомневаетесь в моем желании быть Вам полезным, но на нет -- суда нет.

Радуюсь тому, что Вы мне говорите о Вашем голосе и Вашем уменье, и надеюсь, что все эти достоинства найдут себе, наконец, достодолжную оценку.

Семейство Виардо всё здорово -- хотя тоже не катается на золоте.

Мне остается пожелать Вам всего хорошего и уверить Вас в чувствах моей преданности и уважения.

Ив. Тургенев.

4894. Н.А. ГЕРЦЕН
8 (20) декабря 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Четверг.

Любезная Наталья Александровна,

Непременно явлюсь к Вам завтра вечером около 9 ч. ¹/₂! ^-- и привезу с собою книгу и письмо¹. Г-жа Виардо с дочерью тоже будет, если только не помешает ей больной глаз: она несколько дней тому назад получила, что французы называют "coup d'air". Я тоже был не совсем здоров все эти дни -- и оттого не мог быть во вторник на нашем вечернем (художественном) собрании²; но теперь мне лучше. Дружески жму Вам руку.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4895. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
10 (22) декабря 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Суббота, 22/10-го дек. 77.

Любезнейший Михаил Матвеевич, спешу отвечать на только что полученное мною Ваше письмо со вложенной сторублевой ассигнацией, которая немедленно будет передана г-же Луканиной¹. -- Она теперь переписывает вторую свою вещь, которая еще лучше и знаменательнее первой². Эпоха напечатания "Любочки", конечно, зависит от Вас³.

Очень рад, что Вы довольны моим предисловием к Пушкину, в котором я являюсь более дипломатом, чем литератором⁴.

Насчет приезда в Петербург ничего не могу сказать положительного; хотя мне гораздо лучше -- но я до сих пор только раз (вчера) попробовал выехать -- и дело это оказалось нелегким. -- Ноги у меня как у 80-тилетнего старика. -- А потому вернее выслать мне корректуру и второй половины писем⁵.

Вот Вам адресс графини Меренберг (Натальи Александровны): Nassau -- Wiesbaden. -- Mme la comtesse de Merenberg.

В письмах моих к ней, писанных с Ваших слов⁶, я упоминал о 4000 экз., также просила она известное -- небольшое -- количество экземпляров на голландской бумаге -- сколько именно, теперь не упомню, но Вы можете найти эту цифру в одном из моих писем к Вам, в котором я передавал Вам ее желания⁷. -- Я сам нахожу, что 4000 экз. много; -- полагаю, что, если Вы в письме ко мне упомянете о 3500 -- я тотчас дам ей знать -- и она, конечно, ничего не скажет. Буду ждать Вашего слова.

Анненков в Брюсселе, 37, Rue Montoyer; но скоро после Нового года приедет сюда -- чтобы пожуировать Парижем.

Ну а засим, поздравляю Вас с Плевной и другими побежденными препятствиями⁸, жму Вам руку и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

4896. Н.С. ТУРГЕНЕВУ
10 (22) декабря 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Середа, 22/10-го дек. 77 {Так в подлиннике.}.

Любезный брат,

Получил твои два письмеца -- и отвечаю. Сообщенные тобою известия я уже знал, так как получаю здесь русские газеты -- ("Новое время", "Голос", "Московские ведомости" и "Северный вестник"); -- но мне приятно было видеть твое внимание -- а также и твои патриотические чувства. -- Что касается до моего здоровья -- то оно поправляется, хотя весьма медленно: вчера я в первый раз попробовал выехать, что оказалось делом нелегким: ноги совсем еще слабы и плохи. Очень был рад узнать, что тебе лучше и рана заживает.

Вырезки из газет о надписи на доме Доре и луврских картинах -- пуфы. -- Надо же г-м корреспондентам от времени до времени что-нибудь выдумывать¹.

Сочувствую неприятностям, которым ты подвергаешься по случаю военно-конной и других повинностей; но не могу не напомнить тебе известного анекдота о французе с его café и pousse-café.

Здесь, как тебе известно, произошла коренная перемена в правительстве -- и, кажется, на этот год Франция застрахована от всяких катастроф². Что же касается до наших дел, то едва ли они достигнут благополучного разрешения раньше лета, особенно если, как того следует ожидать, Англия объявит нам войну³. -- Надо запастись твердостью и выжидать. "Chi dura -- vince", -- говорят итальянцы.

Засим желаю тебе всего хорошего и обнимаю тебя.

Любящий тебя брат Ив. Тургенев.

4897. П.Л. ЛАВРОВУ
11 (23) декабря 1877 (?). Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Воскресение.

Любезнейший Петр Лаврович,

Заходите ко мне во вторник утром -- хочется поговорить с Вами -- хотя, собственно, разговор этот будет вроде плача Иеремии¹.

Пока -- дружески жму Вам руку.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4898. АЛЬФОНСУ ДОДЕ
12 (24) декабря 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Lundi, 24 dec. 77.

Mon cher ami, Si je ne vous ai parlé jusqu'à présent de votre livre -- c'est que je voulais le faire longuement et ne pas me contenter de quelques phrases banales¹. Je remets tout cela à notre entrevue qui aura lieu bientôt, je l'espère, car voilà Flaubert qui revient l'un de ces jours -- et nos dîners recommenceront². Je me borne à dire une chose: c'est le livre le plus remarquable et le plus inégal que vous avez fait; si "Fromont et Risler"³ est représenté par une ligne droite ---------, "Le Nabab" doit être figuré ainsi:

-- et les sommets des zigzags ne peuvent être atteints que par un talent de premier ordre⁴. Je vous demande pardon de m'expliquer si géométriquement.

J'ai eu une très longue et très violente attaque de goutte, je ne suis sorti pour la première fois qu'hier -- et j'ai les jambes et les genoux d'un homme de 90 ans. Je crains bien d'être devenu ce que les Anglais nomment a confirmed invalid.

Mille amitiés à Mme Daudet, je vous serre cordialement la main.

Votre Iv. Tourguéneff.

4899. Э.С. ПОЛТОРАЦКОЙ
12 (24) декабря 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Lundi, 24/12 déc. 77.

Mademoiselle,

Une assez grave maladie,, dont je me relève à peine, m'a empêché de vous répondre plus tôt¹ et je vous prie de m'excuser. Vous êtes à Pétersbourg et vous désirez tenter la fortune; je ne crois toujours pas que le moment soit opportun -- cependant, comme je serais enchanté que vous réussissiez, je me suis permis de parler de votre cas à une bonne amie à moi, Mme de Moukhortoff (Александра Николаевна Мухортова, Почтамтская, 6), dont le frère est un homme très influent pour toutes les demandes de ce genre adressées à l'Empereur². Mme М est une très bonne et très aimable personner vous pouvez vous présenter chez elle de ma part -- elle vous fera l'accueil le plus courtois et vous donnera les meilleurs conseils. С'est une personne de très grand sens -- et très bien vue à la cour. Je crois vous indiquer là un bon moyen d'arriver à la réalisation de vos désirs. En souhaitant de tout mon cœur qu'il en soit ainsi, je vous prie, Mademoiselle, d'agréer l'expression de mes sentiments dévoués.

Iv. Tourguéneff.

4900. П.Л. ЛАВРОВУ
14 (26) декабря 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Середа, 26-го дек. 77.

Любезнейший Петр Лаврович, вчера утром я Вас поджидал с Лопатиным к завтраку -- а в течение дня пришла Ваша записка с невеселым известием. Надеюсь, что этот неприятный случай не будет иметь последствий -- и что Вы скоро подниметесь. Мои ноги поправляются, и, как только я буду в состоянии взбираться по лестницам, я отправлюсь к Вам. -- Лист подписной (на нем пока 680 фр.) сегодня же пущу по мытарствам¹.

Желаю Вам скорого выздоровления и жму Вам руку.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4901. М.М. СТАСЮЛЕВИЧУ
19 (31) декабря 1877. Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Понедельник, 31/19-го дек. 77.

Любезнейший Михаил Матвеевич,

С оника Вам объявляю, что я человек бессовестный и намерен злоупотребить Вашей дружеской снисходительностью. -- Вот в чем дело. -- До сих пор подписку на русские журналы производил мой приятель Топоров; -- но у него сделалось нечто вроде хронической раны на плюсне -- ходить он не может -- и мне совестно возлагать на него какие-то ни было комиссии¹. -- Вот и приходится мне бить Вам челом -- и просить Вас распорядиться о подписке на мое имя сюда (Париж, rue de Douai, 50) -- на следующие издания:

1.) "Отечественные записки",

2.) "Русский вестник",

3.) "Голос",

4.) "Новое время",

5.) "Московские ведомости",

6.) "Стрекоза" (о "Вестнике Европы" не упоминаю -- ибо это само собою разумеется; "Северный же вестник", кажется, умирает)².

Что всё это будет стоить в совокупности -- мне неясно. -- Деньги, которые имеются в складе -- вероятно, пойдут на издание тех романсов, которые Вам должен был привезти сын Г. Гинцбурга; -- ведь Вы их получили, а также и письмо мое -- и, вероятно, уже передали их в магазин Иогансена?³ -- И потому я распорядился о высылке Вам через моего управляющего 150 р. с, которые Вы несомненно скоро получите.

Мне остается вторично попросить у Вас извинения -- и возложить упование на Вашу дружбу!

Здоровье мое поправляется, хотя я всё еще хромаю и хожу с палкою... Взойти на лестницу -- и особенно сойти с нее -- для меня всё еще подвиг.

Поздравляю Вас с Новым годом, басурманским и нашим, и остаюсь

душевно Вам преданный Ив. Тургенев.

4902. П.В. АННЕНКОВУ
21 декабря 1877 (2 января 1878). Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Середа, 2-го янв. 78.

Любезнейший Павел Васильевич, проздравив Ваше благородие с истекшим басурманским годом и наступившим новым, имею честь донести, что мое здоровье настолько поправилось, что могу ходить, спускаться с лестницы и взбираться на оную; а потому не соблаговолите ли Вы исполнить свое намерение -- и пожаловать в град Париж? ¹ Очень бы Вы обрадовали своих приятелей, из коих первый есмь аз. Арапетов исчез, и с ним исчезла надежда испить 65-франковые вина -- но можно получить удовольствие и за меньшую мзду. Известите -- ждать ли Вас и когда? Засим обнимаю Вас и кланяюсь всем Вашим.

Ив. Тургенев.

4903. М.М. АНТОКОЛЬСКОМУ
Начало 20-х чисел декабря ст. ст. 1877. Париж

Жаль что не застал -- я приезжал условиться насчет возобновления бюста. Приходите завтра утром -- мы переговорим.

Ваш Ив. Тургенев.

4904. Б.А. ЧИВИЛЕВУ
27 декабря 1877 (8 января 1878). Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Вторник.

Любезный Чивилев, я писал к Вам в пятницу¹ -- но Вы вероятно не получили моего письма; -- не переменили ли Вы Вашего адресса?² Вторично пишу Вам. -- Дело вот в чем: известный наш скульптор Антокольский, который здесь поселился, желает усовершенствоваться во французском языке, на котором говорит с трудом. -- Я подумал об Вас и не сомневаюсь, что Вы наставите его на путь истинный. -- Живет он -- Avenue Mac-Manon, 5 -- ступайте к нему -- и переговорите с ним. -- Не считаю нужным прибавлять, что он столь же хороший человек, сколь замечательный художник³.

Придите к нему от моего имени.

преданный Вам Ив. Тургенев.

Спешу отвечать на только что полученное мною Ваше письмо¹. Прежде всего благодарю Вас за обещание выслать мне интересное издание г-на Паспати² и тотчас по получении вышлю 50 фр. по означенному адрессу.

Monsieur В. Tchivileff.
49, rue Lafayette.
En ville.

4905. Т.И. ФИЛИППОВУ
29 декабря 1877 (10 января 1878). Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Четверг, 10-го янв. 1878/29-го дек. 1877.

Милостивый государь Тертий Иванович!

Я говорил с г-жою Виардо насчет Вашей дочери³. Сама она г-жу Эверарди не знает лично; но не могу скрыть от Вас, что слухи о ней -- как учительнице -- ходят невыгодные. Г-жа Виардо в Петербурге может рекомендовать только двух учительниц пения: г-жу Ирецкую и г-жу Полякову (бывшую Хвостову). Они обе находятся при консерватории; обе были ученицами г-жи Виардо, которая передала им традиции гарсиевской методы. (Вам, вероятно, известно, что М. Гарсиа был ее отец). Что касается до г-жи Абаза -- то она прекрасная женщина и хорошая музыкантша -- но учительница плохая. Я знаю, какой Вы сами отличный музыкант, хотя я никогда не имел удовольствия Вас слышать; а потому Вам лучше моего известно, что именно у mezzo-soprano скорее всего могут пострадать -- от неправильной методы -- средние ноты -- medium; мне кажется также, что ни в каком случае не следовало начинать отдавать молодой голос в науку раньше 17 лет. При малейшем ослаблении или неверности интонации в средних нотах лучше всего прекратить учение на несколько недель.

Всё это велела мне передать Вам г-жа Виардо; я только повторяю ее слова.

Не знаю, когда мне удастся попасть в Петербург; но рассчитываю заранее на встречу с Вами⁴. А пока прошу принять уверение в искренности чувств уважения

преданного Вам Ив. Тургенева.

Имя того соотечественника, у которого Вы вероятно были сегодня -- Антокольский (Марк Матвеевич). Он наш лучший -- можно сказать -- наш единственный ваятель. -- Надеюсь, что Вы сошлись с ним в цене¹.

Russie, St.-Pétersbourg. Monsieur T. Filipoff.
В С.-Петербург.
В здание Государственного контроля.
Его превосходительству
Тертию Ивановичу Филиппову.

4906. Б.А. ЧИВИЛЕВУ
29 декабря 1877 (10 января 1878). Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Четверг, 10-го янв. 78.

Любезнейший Чивилев,

В субботу Вы меня не застанете; зато в воскресение я, наверное, буду дома.

Если бы г-н Доливо-Добровольский предлагал брать мои статьи даже на вес бриллиантов -- не говорю уже золота -- все-таки я бы не мог удовлетворить его, ибо прекратил безвозвратно всякую литературную деятельность².

Засим, со своей стороны, поздравляю Вас с наступающим Новым годом и желаю всего лучшего.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

Опоздал 2-мя минутами! Чудесная у Вас квартера¹. Портиерка 51, В Rochechouart сказала сегодня Виардо (которому бюст очень понравился), что Вы меня ждете завтра -- правда это? и в котором часу?

Monsieur В. Tchivileff.
15, Rue de Surène
(près de la Madeleine).
En ville.

4907. М.М. АНТОКОЛЬСКОМУ
Конец декабря 1877. Париж

4908. В.А. СОЛЛОГУБУ
1876--1877. Париж (?)

Вот Вам, Ваше сиятельство, моя повесть переписанная: предоставляю ее Вам в руки {Далее зачеркнуто: с} и делайте из нее что хотите¹.

Остаюсь с душевной привязанностью

преданный Вам Ив. Тургенев.

4909. КАТЮЛЮ МЕНДЕСУ
1877 (?). Париж

50, RUE DE DOUAI
PARIS
Mercredi.

Mon cher collègue,

Veuillez excuser mon manque de mémoire et me rappeler si les "Récits d'un seigneur polonais"¹ sont un manuscrit ou un livre -- et si c'est directement de vous que je les ai reèus. Je ferai une fouille générale dans mes papiers et mes livres et je vous enverrai la chose dès que je l'aurai trouvée.

Agréez l'assurance de mes meilleurs sentiments.

Iv. Tourguéneff.

ОФИЦИАЛЬНЫЕ ПИСЬМА И ДЕЛОВЫЕ БУМАГИ

37. ЗАВЕЩАНИЕ
19 апреля (1 мая) 1877. Париж

Je donne et lègue à Madame Viardot, née Michelle Pauline Garcia -- ou, en cas de prédécès -- à ses enfants -- le pavillon que j'ai fait construire dans le domaine des Frênes, à Bougival, 16, rue de Mesmes, domaine dont j'ai l'usufruit et Mme Viardot la nue-propriété. -- Je donne et lègue également à Madame Viardot ou à ses enfants tous les objets mobiliers qui garnissent le dit pavillon.

Fait à Paris le premier mai mil huit cent soixante-dix-sept.

Ivan Tourguéneff.

ПЕРЕВОДЫ ИНОЯЗЫЧНЫХ ПИСЕМ

4565. Эмилю Дюрану

Посылаю вам первые страницы с некоторыми исправлениями¹. Вы увидите, что они немногочисленны и несущественны; дело само пойдет, только продолжайте. С Новым (русским) годом! {Написано по-русски латинскими буквами.}

Любезный господин Дюран,

Весь ваш Ив. Тургенев.

Суббота, 13/1 января.

4566. Эмилю Золя

Вторник мне не подходит! Все прочие дни (за исключением также и четверга) в вашем распоряжении¹.

Улица Дуэ, 50.
Суббота, 13 января 1877.

Мой дорогой друг,

Мне только что прислали "Вестник Европы" от 1-го января. Против обыкновения ваша статья о Бальзаке содержит 40 страниц; в вашей корреспонденции о духовенстве, которой Флобер положительно восхищен, 33 страницы².

Жду от вас записочки по поводу обеда³ и жму вам руку.

Весь ваш Ив. Тургенев.

4567. Вильяму Рольстону

Все мои письма следует начинать с русского слова: "виноват!" {Написано по-русски.} -- Я ленивое и беспечное существо. Но вы великодушны и простите меня.

Париж {Написано по-русски.}. Улица Дуэ,
50.
Суббота, 13 янв. 77.

Мой дорогой друг,

Я получил номер "Scribner's Monthly" с вашим прекрасным переводом "Живых мощей" {Написано по-русски.}¹.

Первая половина моего нового романа "Новь" {Написано по-русски.} -- я не знаю соответствующего английского слова -- terre en friche {целина (франц.).}, "необработанная земля" -- появится сегодня в Петербурге (2-я -- в феврале)². -- Я вышлю вам экземпляр в понедельник. -- Французский перевод будет печататься в "Temps" -- в фельетонах³; немецкий -- в одной петербургской газете⁴. -- Печатание обоих продлится по крайней мере два месяца.

Моя небольшая полуфантастическая повесть -- озаглавленная "Сон" {Написано по-русски.} -- появится в понедельник или во вторник в "Temps"⁵; а русский оригинал опубликован вчера в газете "Новое время"" в С.-Петербурге⁶; как только я получу экземпляр -- немедленно вышлю его вам -- вместе с французским переводом, который я отредактировал; -- думаю, что вы могли бы перевести ее для Скрибнера, который просил меня прислать что-нибудь. -- Если вы скажете: да -- в ответ на мое предложение -- я немедленно напишу Скрибнеру -- и сообщу ему всё это. -- Я действительно очень рад, что, благодаря моей косвенной помощи, вам перепало немного американских денег. "Сон" {Написано по-русски.} длиннее "Живых мощей" на одну треть⁷.

Прежде всего я желаю вам добрую неделю покоя, который вы заслужили тяжким трудом -- и поздравляю вас с Новым русским годом {и поздравляю ~ годом -- написано по-русски.}.

Совершенно преданный вам Ив. Тургенев.

Angleterre {Англия (франц.).}.
В. Рольстону, экс<вай>ру.
Лондон.
Альфред Плейс, 8.
Бедфорд Сквер.

4570. М.М. Стасюлевичу

Господину Стасюлевичу, Петербург, Галерная улица, 20. -- Предлагаю два варианта: один душа кабак или один кабак не спит и не {один душа кабак или один кабак не спит и не -- написано по-русски латинскими буквами.}¹. Тургенев.

4572. А.А. Трубецкой

С французского:

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Вторник, 16 янв. 77.

Дорогая княгиня,

Ваше письмо растрогало меня -- и я решил тотчас ответить вам и поблагодарить вас за него¹. -- Нет большей награды для художника, чем видеть, что жизненные обстоятельства вызывают в памяти его сочинения -- будь эти обстоятельства счастливого или печального свойства. -- И того и другого достаточно было, должно быть, в переживаниях, охвативших вас при виде внуков -- детей вашей дорогой покойной дочери² -- собравшихся вокруг новогодней елки. -- В них -- последняя радость для тех, чья личная жизнь уже окончена, -- но кто все же держится за жизнь благодаря связям, чистота которых тем более благотворна, что в ней почти нет никакой примеси боли. Еще раз -- спасибо за то, что вы вспомнили обо мне в одно из таких мгновений.

Посылаю вам экземпляр первой части моего романа, которую только что опубликовал "Вестник Европы" {Написано по-русски.}; вторая часть выйдет в феврале³. -- Не очень представляю себе, какое он произведет на вас впечатление: возможно, для вас это немного резковато, слишком по-русски и слишком насыщено политикой. Были некоторые сложности: будь роман подписан другим именем, он был бы запрещен, хотя цель его не просто благовидна -- но даже консервативна, хотя и не в иезуитском смысле слова⁴.

Вы можете удовлетворить любопытство ганноверской королевы⁵. Вер-Буа по-прежнему принадлежит семье г-на Николая Тургенева⁶; автором "Bilder aus der Pburger Gesellschaft" {"Картин п<етер>бургского общества" (нем.).}является г. Юлиус Эккардт⁷, поборник прибалтийских провинций, открытый враг покойного Ю.Ф. Самарина⁸; французский перевод "Отцов и детей" превосходен: он был просмотрен Мериме⁹; французский перевод "Дворянского гнезда" плох¹⁰; немецкий перевод -- лучше, хотя и не совершенен". -- Ганноверский король выразил пожелание познакомиться со мной: но для этого необходимо было прежде всего испросить у него аудиенцию -- постучать в его дверь; я решил, что удовольствие, которое смогу получить от знакомства с этим Величеством, пусть и падшим -- не стоит такого предварительного курбета¹².

Все семейство Виардо (и Луиза) благодарят вас за добрую память. Все чувствуют себя хорошо -- и трудятся, каждый на свой лад. Поль, который, как вы знаете, блестяще дебютировал у Паделу -- в настоящее время находится в Каннах, где выступает с концертами¹³.

У меня недавно был приступ подагры -- к счастью, весьма легкий, и вот я снова почти бодр. -- До истечения зимы я навещу вас в Бельфонтене -- а пока сердечно пожимаю вам руку -- и остаюсь навсегда

сердечно вам преданный Иван Тургенев.

P.S. Мои наилучшие пожелания м-ль Марианне¹⁴.

Госпоже княгине Трубецкой,
в замке Бельфонтен,
близ Фонтенбло.

4575. Эдмону де Гонкуру

Тысяча благодарностей за присылку вашей книги¹. Я примусь за нее немедленно. -- Во вторник мы вместе обедаем у Доде, не правда ли?²

Париж.
Четверг, 18 янв.

Мой дорогой друг,

До свидания и тысяча приветов.

Ив. Тургенев.

4576. Полине Брюэр

У меня было намерение отправиться завтра в Ружмон на мою последнюю охоту -- но вынужден перенести ее на следующую субботу, 28 янв<аря> -- это уж непременно!¹ -- Ты можешь вполне на это рассчитывать.

Париж. Улица Дуэ, 50.
Пятница, 19 янв. 77.

Дорогая Полинетта,

Я уплатил твой небольшой долг дантисту -- и надеюсь, что зубы больше тебя не будут мучить; -- он говорит, однако, что есть еще один зуб, который не совсем в порядке. -- Это уже до твоего следующего приезда.

Надеюсь, что ты нашла своего мужа в добром здравии. -- Передай ему от меня привет. -- Целую тебя, а также резвушку Жанну и пузатого философа Жоржа.

До свидания в следующую субботу.

Ив. Тургенев.

4581. Вильяму Рольстону

Мой дорогой друг, Я получил оба ваших письма¹ и вырезку из "Times" с вашей статьей о "России" Уоллеса, которая должна очень польстить ему². Я вполне согласен с вами, что "Сон" не подходит для перевода на английский язык; в подобных вопросах вы, конечно, лучший судья. -- Я могу сказать только, что, работая над этим небольшим рассказом, я не испытывал никакого нетерпеливого, чисто французского, желания коснуться довольно скандальной темы; я попытался решить физиологическую загадку -- с которой я знаком в известной степени по своему опыту³. -- Так как я привык посылать вам всё, что пишу, вы получите и два номера "Temps", в которых напечатан "Сон"; -- отложите их в сторонку -- как материал -- ad referendum {для дальнейшего использования (лат.).}⁴.

Париж. Улица Дуэ, 50.
Понедельник, 22 янв. 77.

"Temps" начнет французский перевод "Нови" {Написано по-русски.} завтра⁵; -- и вы будете получать каждый номер аккуратно на следующий день. -- У вас, я полагаю, уже есть "Вестник Европы"? {Написано по-русски.}⁶

Постарайтесь подружиться с Генри Джеймсом⁷; он очень милый, разумный и талантливый человек -- с оттенком "tristesse" {"грусти" (франц.).}, которая не должна пугать вас. -- Передайте ему мои лучшие пожелания.

P.S. Я ничего не слышал ни о "Portrait" -- ни о своей фотографии⁸. -- Я не уеду из Парижа раньше конца следующего месяца.

совершенно преданный вам Ив. Тургенев.

Angleterre {Англия (франц.).}.
В. Рольстону, экс<вай>ру.
Альфред Плейс, 8.
Бедфорд Сквер.
Лондон.

4584. Вильяму Рольстону

Посылаю вам сегодня начало "Нови" {Написано по-русски.}, которое появилось вчера в "Temps"¹; -- продолжение вы будете получать регулярно.

Париж. Улица Дуэ, 50.
Среда, 24-го янв. 77.

Мой дорогой друг,

Сегодня напишу Стасюлевичу относительно "Вестника Европы" Написано по-русски.; я совершенно уверен, что он с радостью примет ваше предложение и отправит вам экземпляр². -- Я не мог вообразить себе, что у вас его нет; -- вот почему я не выслал вам экземпляр первой части "Нови" Написано по-русски.³; -- сделаю это завтра.

Заранее благодарю вас за все хлопоты, которые вы любезно берете на себя в связи с моими "Часами"⁴.

Критика моего романа в русских газетах довольно строга; -- я сделал ошибку, позволив разделить его на две части⁵. -- Делать нечего! {Делать нечего! -- написано по-русски.}

совершенно преданный вам Ив. Тургенев.

Angleterre {Англия (франц.).}.
В. Рольстону, экс<вай>ру.
Альфред Плейс, 8.
Бедфорд Сквер.
Лондон.

4586. Гюставу Флоберу

Посылаю вам два No "Temps", где напечатан один мой пустячок¹. -- Прочтите его, когда вам совсем нечего будет делать.

Париж. Улица Дуэ, 50.
Среда вечером, 24 янв.

Мой дорогой старина,

Первая часть моего романа, которая появилась в России, доставила, как будто, большое удовольствие моим друзьям² -- и весьма небольшое публике. -- Газеты находят, что я выдохся, и бьют меня моими же старыми сочинениями³ (как вас бьют "Г-жой Бовари ⁴).

Я очень рад узнать, что вы упорно работаете⁵. Г-жа Комманвиль, с которой я виделся и которую нашел очаровательной, в добром здравии и в отличном настроении -- сказала мне, что вы возвратитесь раньше, чем предполагали!⁶ -- Браво! -- Мне вас здесь недостает. -- Что до меня, то я уеду не раньше первых чисел марта⁷.

Золя прислал мне свою "Западню"⁸. Это толстый том -- скоро я за него примусь.

Бедняга Мопассан лысеет! (Он у меня был). По его словам, это из-за какой-то желудочной болезни. -- Он по-прежнему очень мил, -- но сейчас весьма уродлив⁹.

Несмотря ни на что -- я продолжаю думать -- что весной начнется война.

А теперь я вас обнимаю -- и до свидания.

Ив. Тургенев.

4591. Эмилю Золя

Решено -- до понедельника¹. Спасибо за вашу книгу, которую я уже начал читать². Посылаю вам свою небольшую вещицу, появившуюся в "Temps".

Улица Дуэ, 50. Париж.
Суббота, 27.

Мой дорогой друг,

Тысяча приветов и до свидания.

Ив. Тургенев.

4595. Полине Брюэр

Ты напрасно не поговорила со мной откровенно во время моего пребывания в Ружмоне¹; со мной нужно всегда объясняться напрямик, без ложной деликатности. -- Я совсем не заметил, чтобы у тебя был грустный вид; иначе я бы спросил тебя о причине. -- Я думал, что этот платеж должен быть произведен позднее. В понедельник (послезавтра) -- 1000 ф<ранко>в будут посланы г-ну Корбьеру². Можешь об этом не беспокоиться.

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Суббота, 3 февраля {Было: янв.} 77.

Моя дорогая Полинетта,

Мы с папашей Шамро прибыли сюда благополучно; и наша небольшая прогулка пошла нам только на пользу. Целую вас всех и до свидания.

Иван Тургенев.

4599. Людвигу Пичу

Каждое письмо мне приходится начинать с извинения -- это тоже. -- Мне следовало бы гораздо раньше поблагодарить Вас за фотографию картона Менцеля, которую я наконец благополучно получил. -- Но запоздало лишь выражение благодарности -- сам я давно преисполнен ею. -- Я очень люблю эту вещь. -- Она серьезна и правдива -- и представляет собой произведение мастера¹.

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Воскресенье, 4 фев. 77.

Любезнейший Пич,

Очень рад, что Вам понравился мой маленький полуфантастический, полуфизиологический рассказ². -- Боюсь, что большой роман, разорванный на лоскутья в фельетонах, покажется Вам скучным³.

"Е pur si muove" {"И все же она вертится!" (итал.).} -- говорю я вместе с Галилеем. -- Даже если бы мальчик в рассказе Шторма⁴ и мог спеть такую песенку, он не должен был бы делать этого -- ведь командует всё же автор -- и навеки справедливы слова старика Гёте: "Замечаешь намеренье" и т.д.⁵ -- Немецкие писатели, избегайте указывать пальцем -- как бы красив ни был этот палец и каким бы легким ни было его движение!

В семействе В<иардо> всё благополучно. -- Вчера у нас здесь был бал, который длился до 6 часов утра. -- Диди и Марианна были, конечно, -- les reines du bal {королевами бала (франц.).}. -- Было также несколько русских красавиц.

Мне очень жаль, что Ваши дела идут не блестяще -- и появилось дурное настроение! -- Этот сорняк нужно сразу вырвать с корнем -- иначе мы, старики, пропали. Кланяйтесь Юлиану Шмидту. -- Я посылаю ему "Assommoir" {"Западню" (франц.).} Золя⁶. Это совершенно жуткая книга -- слово "merde" {"дерьмо" (франц.).} встречается с десяток раз -- "en toutes lettres" {"буквально" (франц.).} -- но в ней виден большой талант. -- Немцам она всё же покажется слишком грубой. -- Я тоже читал ее со смешанным чувством отвращения и восхищения; отвращение в конце концов одержало верх. -- Но она, как говорят французы -- "un signe du temps" {"знамение времени" (франц.).} и имеет огромный успех⁷.

Кланяйтесь всем друзьям и Вашей семье; сердечно жму Вам руку.

Ваш Ив. Тургенев.

P.S. 15-го марта -- я, si vivo {если буду жив (лат.).} -- приеду в Берлин⁸. Госпожа Виардо шлет Вам сердечный привет.

4603. Анджело Де Губернатису

Я прошу простить меня за то, что не ответил ранее на ваше сердечное и доброжелательное письмо¹: я получил его лишь вчера -- поскольку отсутствовал несколько дней². То, что вы мне пишете, делает мне честь и чрезвычайно лестно; -- я горжусь, что мои сочинения смогли вызвать сочувствие в такой душе, как ваша. Однако я не могу сообщить вам почти никаких сведений; можно сказать, что у меня нет биографии³; моя внешняя жизнь была донельзя однообразной и даже монотонной, а вы сами знаете, как трудно кратко изложить то, что творится в душе. Двухчасовая беседа -- вот что требуется -- и не исключена возможность, что когда-нибудь она у нас с вами произойдет, ибо было бы слишком грустно думать, что я никогда более не увижу вашу прекрасную страну, которой не посещал после ее возрождения⁴.

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Среда, 7 фев. 1877.

Милостивый государь,

Не знаю, имеется ли у г-жи Де Губернатис полное собрание моих сочинений (московское издание) -- в первом томе я собрал некоторые литературные и другие воспоминания, где, вероятно, можно найти кое-какие биографические данные. Если у г-жи Де Губернатис этого тома нет, то я доставлю себе удовольствие ей послать его⁵.

Мне кажется, что направление моего литературного пути определилось той крепостнической средой, в которой я провел всю свою юность и которая внушила мне сильнейшее отвращение⁶.

Разрешите мне поздравить себя с началом знакомства с таким человеком, как вы, который, принадлежа к числу самых видных людей в своей стране, испытывает столь дружеские чувства к моей -- и примите уверение в моем глубочайшем уважении.

Ив. Тургенев.

4604. А.А. Трубецкой

Я был весьма рад получить ваше письмо¹; -- мне приятно сделать вам приятное². Вы знаете, что первая часть моего романа не очень понравилась в Петербурге -- возможно, по моей вине. -- В любом случае, мне не следовало соглашаться на разделение его на две части³. Ваше суждение о романе несомненно внушено вам дружескими чувствами, которые вы ко мне питаете; и все же я полагаю, что, будь это сочинение плохим, вы бы это почувствовали -- и мне сказали. Фигура Марианны немного отталкивает вас тем, что ей недостает деликатности и она резковата; но я не мог сделать иначе, не погрешив против истины; но и при этом, меня упрекают, что я приглушил и смягчил тона. Когда вы прочтете вторую часть, возможно, что эта нигилистка немного выиграет в ваших глазах,

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Среда, 7 фев. 77.

Дорогая княгиня Трубецкая,

Здесь все в добром здравии и вспоминают о вас, К концу марта месяца я собирался отправиться в Петербург; но думаю, что уеду не раньше апреля⁴; и конечно до отъезда побываю у вас в Бельфонтене.

Поль вернулся из своей доездки в Ниццу увенчанный лаврами и изрядно "conceited" {"самодовольный" (англ.).}, что неизбежно у молодых людей его возраста⁵.

А что вы скажете о падении Мидхат-паши?⁶ Можно подумать, что все это устроил Горчаков, дабы попытаться взять хотя бы подобие реванша⁷.

Я краснел за глупости, которые этот чванливый идиот Черняев вытворял здесь -- как, впрочем, и повсюду⁸.

Поклонитесь от меня м-ль Марианне⁹ и примите уверение в моем самом искреннем уважении и преданности.

Ив. Тургенев.

4607. Эмилю Перрену

С французского;

Среда, 8 фев.
Улица Дуэ, 50.

Милостивый государь,

Я позволяю себе одновременно выслать вам том "Драматических сочинений" Пушкина¹, нашего великого национального поэта, и прошу вас взять на себя труд прочитать завершающую этот том драму "Каменный гость". Она была недавно с большим успехом исполнена на одном из литературных утренников² -- и один из актеров Французского театра, г. Дюпон-Вернон, замечательно сыграл роль Д. Гуана. На мой взгляд, эта драма Пушкина достойна Шекспира³; смею надеяться, что вы разделите это мнение. Не привлечет ли она Французский театр? Поставить это произведение легко. Но, говорят, Французский театр не ставит переводных пьес. Я бы об этом пожалел; но мне хотя бы представился случай заинтересовать Пушкиным столь превосходного знатока и столь тонкого ценителя, каким являетесь вы. Примите, милостивый государь, уверение в глубочайшем уважении

совершенно вам преданного Ивана Тургенева.

4610. Рудольфу Линдау (?)

Вернувшись вчера около 6 часов домой, я был приятно удивлен дружеской присылкой Вашего замечательного подарка -- и мы тотчас же за обедом опустошили бутылку великолепной "Veuve" {"Вдовы" {франц.).}¹ за здоровье нашего Мецената! -- Большое спасибо -- и если сегодня я чувствую небольшое покалывание в пальцах ноги -- то это -- как говорят русские -- ничего! {Написано по-русски.}Сердечно жму Вам руку и до скорого свидания!

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Понедельник, 12 фев. 77.

Многоуважаемый друг,

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4613. Паулю Линдау

Я получил 2 авторских экземпляра и гонорар -- премного благодарен¹.

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Четверг, 15 февр. 77.

Милостивый государь,

Я был бы очень рад дать что-нибудь для ежемесячника²; боюсь, однако, договариваться о каком-то определенном сроке -- ибо по опыту знаю, что часто мне бывает трудно выполнить взятые на себя обязательства. -- Дело в том, что здесь не все зависит только от моей воли -- а давать что-нибудь невыразительное или даже неудавшееся мне бы не хотелось. -- В особенности в качестве приложения к биографии Пича и его портрету³. Я примусь за работу, это я могу обещать -- равно как и то, что Вы получите хорошую фотографию; -- может быть, это будет еще до 1-го мая; но, может быть, и позже. -- Я хорошо понимаю, что Вы вряд ли согласитесь на нечто столь неопределенное; -- но, к сожалению, иначе не получается⁴.

Надеюсь увидеть Вас в Берлине в начале апреля -- и, возможно, что-нибудь привезу⁵; -- а пока примите уверение в моем искреннем уважении.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4614. Анджело Де Губернатису

Сразу же после получения вашего письма я подошел к книжному шкафу и -- к моему большому разочарованию, не нашел того тома, о котором писал вам¹, -- собрание сочинений оказалось разрозненным; какой-то не очень щепетильный соотечественник, по-видимому, унес его. Вследствие этого я лишен возможности выслать вам этот том до лекции, которую вам угодно прочесть обо мне². Мне остается лишь выразить вам свои сожаления и принести извинения. Однако я тотчас же написал моему московскому издателю, чтобы он немедленно выслал во Флоренцию все издание целиком³ -- которое я позволю себе поднести госпоже Де Губернатис в знак признательности за интерес, который она питает к литературе моей страны⁴.

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Четверг, 15 фев. 1877.

Милостивый государь,

Итак, не теряя надежды познакомиться с вами лично⁵, я прошу вас, милостивый государь, принять уверение в глубочайшем уважении

весьма вам преданного Ивана Тургенева.

4619. Вильяму Рольстону

Я прочитал рецензию, напечатанную в "Athenaeum". -- Она, конечно, принадлежит Э. Дилку: он имел возможность прочесть корректуру обеих частей романа. -- В целом я нахожу ее очень справедливой, хотя и написанной, естественно, с ультрарадикальной точки зрения¹. -- Мой издатель пишет мне², что он -- в глубине души -- никогда не верил в возможность издания -- в настоящее время -- подобной книги в России; -- и что его удивление по поводу этого факта так же велико, как и прежде. -- В Комитете цензуры произошла великая scission {раскол (франц.).}; -- но министр внутренних дел Тимашев добился разрешения печатать, за что я должен его благодарить, хотя он и заявил, что, знай он заранее всю книгу -- он никогда не допустил бы ее издания; -- но было уже слишком поздно -- а если бы вторая часть была запрещена или искажена пропусками, это явилось бы своего рода оскорблением общества и скандалом. -- Итак -- дело сделано. -- "Проскочило!" {Написано по-русски.} -- как говорят русские³.

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Воскресенье, 18 фев. 1877.

Мой дорогой друг,

Я чувствовал себя неважно всё это время -- из-за припадка подагры, не очень сильного -- но всё же достаточного, чтобы удержать меня в комнате; сейчас мне лучше -- и, наверное, завтра я смогу сфотографироваться, как этого хочет Сатерленд Эдвардс. -- Я вышлю ему фотографию немедленно (клише)⁴.

Что же касается биографических данных, которые нужны вам⁵, то посылаю вам сегодня увесистый (и полезный, хотя это и не всегда бывает с увесистыми вещами) -- том "Истории русской литературы" Полевого -- (сына критика) -- вы найдете в нем -- на странице 737 -- биографическую заметку обо мне⁶. -- Прошу вас принять эту книгу.

Знаете ли вы адрес Г. Джеймса? -- Если да, то будьте любезны прислать его мне⁷.

совершенно преданный вам Ив. Тургенев.

Angleterre {Англия (франц.).}.
В. Рольстону, экс<вай>ру.
Альфред Плейс, 8.
Бедфорд Сквер.
Лондон.

4621. Юлиану Шмидту

Вот Вам, наконец, фотография Золя!¹ Похоже -- но слишком блекло как по цвету, так и по выражению. У него совсем черные волосы, а здесь он выглядит почти блондином. -- Всей своей внешностью он напоминает умного, несколько нескладного и неотесанного парижского ouvrier {рабочего (франц.).}. Его книга, которую Вы, конечно же, получили, производит здесь необычайный фурор. За три недели -- уже 13-е издание².

Париж. Улица Дуэ, 50.
Воскресенье, 18 февр. 77.

Мой дорогой друг,

Мне любопытно, что Вы об этом думаете³.

Хотя это звучит неправдоподобно, я все-таки приеду в Берлин -- но в апреле -- и надеюсь, что непременно застану Вас там⁴.

Множество поклонов Вашей милой жене и сердечное рукопожатие Вам.

Ваш Ив. Тургенев.

4625. Софии Де Губернатис

Спешу дать вам свое согласие на перевод "Нови", как вы того желаете, будучи уверен, что не могу и не смог бы попасть в более опытные и умелые руки.

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Вторник, 20 февраля 1877.

Милостивая государыня,

Я очень рад, милостивая государыня, что первая часть моего романа заслужила ваше одобрение; надеюсь, что и вторая, которую вы, должно быть, теперь получили, не очень испортит ваше впечатление¹.

Вы найдете на втором листе этого письма посвящение: прошу вас поместить его на первой странице того тома моих сочинений, который должны вам выслать из Москвы².

Будьте так добры, милостивая государыня, передать от меня сердечный привет г. де Губернатису и принять уверение в моем глубочайшем уважении.

Ив. Тургенев.

4632. Генри Джеймсу

Я получил ваше письмо, доставившее мне величайшее удовольствие. -- (Разрешите мне писать вам по-французски -- вам это безразлично, а мне легче). -- Рольстон, вероятно, вам сказал, что я справлялся о вашем адресс¹ -- хотел вам написать -- мне показалось, прошло уж слишком много времени, как связь между нами прервалась². -- Нам здесь вас очень недоставало; -- однако не следует чрезмерно жаловаться -- ибо в конце концов сами вы довольны своим пребыванием в Лондоне -- и вы там работаете. Когда эгоистическая личная жизнь -- (единственно живая) -- окончена -- (а это, думается мне, в какой-то мере и ваш случай -- ибо так бывает и с молодыми и со старыми людьми) -- то речь идет лишь о приспособлении; -- сносно устроиться в своей среде -- это все, чего можно желать. -- Однако все были бы очень рады, если бы вы захотели вновь приспособиться к Парижу.

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Среда вечером.
28 фев. 1877.

Любезный господин Джеймс,

Я передал ваши приветы княгине Урусовой и Жуковскому. -- Последний отсутствовал около трех месяцев -- и вернулся в Париж всего лишь несколько дней назад -- всё такой же элегантный, несколько меланхоличный и скептически настроенный талантливый молодой человек -- который стоит на пороге будущего -- но не входит туда³. -- В субботу я должен обедать у Тургеневых -- это незабываемый день -- годовщина освобождения крестьян в России -- и там намерены почтить память доброго и высокочтимого Николая Тургенева, для которого это освобождение было "leading thought" {"ведущей идеей" (англ.).}⁴. Я тогда передам им то, что вы мне о них сказали.

Вчера послал вам "Сына попа"5. -- Это, что называется, "a ghastly story" {"страшный рассказ" (англ.).} -- а в общем ничего особенного. -- Мне это когда-то было рассказано. Как только печатание моего романа в "Le Temps" будет закончено -- (26 фельетонов уже появилось -- а всего их будет около пятидесяти)⁶, -- я вам непременно его пошлю. Он не имел особого успеха в России -- было даже произнесено слово "фиаско". -- Я уже не могу угодить критике; однако не думаю, чтобы роман был плох. -- Но фортуна не любит стариков -- даже в литературе. Быть может, позднее составится более благоприятное мнение. -- Я немного утешаюсь тем, что верю в это.

Рольстон слишком англичанин до мозга костей -- чтобы не обладать и моралью англичанина -- столь же твердой -- сколь и узкой⁷. И тем не менее, положа руку на сердце, -- я не могу обвинить свои сочинения в безнравственности.

"Западня" тоже не безнравственное произведение -- но чертовски грязное⁸. -- Несмотря на весь талант, который Золя проявил в ней -- эта книга не будет иметь никакого успеха вне Франции. -- Если бы я был карикатуристом "Punch"⁹ -- я бы изобразил "королеву Викторию, читающую "Западню"".

Я передал Флоберу ваш поклон. Он чувствует себя хорошо -- "blue devils" {"уныние", "хандра"; буквально: "синие чертики" (англ.).} оставили его. Он только что окончил третью легенду -- об Иродиаде -- это великолепная вещь¹⁰. -- Его книга выйдет в мае.

Прочли ли вы "Легенду веков" В. Гюго -- ее продолжение, которое только что вышло?¹¹ -- В ней есть прекрасные вещи -- но также много бессодержательных мест -- и эта медная труба, которая звучит у вас в ушах, не переставая ни на мгновенье -- в конце концов ужасно утомляет. Но никому еще не удавалось напасть на такие великолепные стихи. -- Он настоящий Творец.

Когда мы увидимся? Через месяц я уеду в Россию и вернусь в июне¹².

Сердечно жму вашу руку и остаюсь

преданный вам Ив. Тургенев.

4633. Кларе Тургеневой

Конечно, вы можете рассчитывать на меня в субботу. -- Я был бы очень огорчен, если бы не смог присутствовать на этом памятном празднестве, во время которого воспоминание о вашем высокочтимом супруге воскресает всегда с новой силой!¹

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Среда вечером.

Дорогая госпожа Тургенева,

До субботы, сударыня, и примите уверение в моей преданности.

Иван Тургенев.

Госпоже Кларе Тургеневой.
Улица Лилль, 97.
Париж.

4635. Полине Брюэр

Я здоров -- и очень рад, что вы тоже здоровы -- вы все -- в Ружмоне. -- Я не писал тебе потому, что буквально был завален работой¹. -- Если ты приедешь не позднее 26 апреля, то еще застанешь меня в Париже². -- Твои поручения относительно романсов и фортепьянных пьес будут выполнены: я вышлю их тебе дня через два-три.

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Четверг, 1-е марта 77.

Моя дорогая Полинетта,

Нежно обнимаю вас всех.

Иван Тургенев.

4636. Бернгарду Эриху Бере

На Ваше письмо от 27/15-го фев<раля> могу ответить следующее¹.

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Воскресенье, 4 марта/20-го февраля 1877.

Милостивый государь,

По моему тщательному подсчету -- "Новь" -- в Вашем издании -- займет 510 страниц -- то есть около 32 листов. Толстая книга! -- Может быть, лучше было бы -- поделить всё на два тома. -- В этом случае 2-ой том мог бы начинаться с XXII-ой (22-ой) гл<авы>. -- Таким образом, обе части были бы как раз одинаковой величины².

Я останусь здесь до 15-го апреля; а значит корректуры могут спокойно следовать прежним путем³.

Примите уверение в моем глубоком уважении.

Ив. Тургенев.

4642. Ипполиту Тэну

Вслед за мучительной зубной болью и последовавшими за нею невралгическими головными болями, которые чуть не свели меня с ума, у меня вдруг сделался такой огромный флюс, что на меня совершенно невозможно смотреть. Я сомневаюсь, чтобы это могло пройти до завтра, и считаю своим долгом предупредить вас об этом. Если я не появлюсь у вас в назначенный час, то лишь потому, что мне невозможно будет показаться с такой физиономией. -- Нет нужды говорить вам, как я буду этим огорчен.

Париж. Улица Дуэ, 50.
Пятница, 9 марта.

Любезный господин Тэн,

Не смею сказать вам: до завтра -- но сделаю все возможное¹, а пока сердечно жму вам руку.

Совершенно вам преданный Ив. Тургенев.

4643. Марии фон Эбнер-Эшенбах

Благодаря любезности господина фон Торнау, я получил Вашу книгу¹ -- и лестное, даже слишком лестное для меня, письмо². -- Оно доставило мне большую радость, ибо нет для писателя радости выше и полнее, чем когда он видит, что способен воздействовать на родственные души, находящиеся вдали от него. Об этом можно только мечтать и коли такое случается, то следует считать это величайшей милостью и благодатью. Итак, еще раз душевно Вас благодарю.

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Пятница, 9 марта 77.

Милостивая государыня,

Я доставлю себе удовольствие внимательно прочесть Вашу книгу -- и затем высказать Вам свое откровенное мнение.

Засим примите, милостивая государыня, уверение в моем исключительном уважении и преданности.

Ив. Тургенев.

4644. Эмилю Дюрану

Вот два билета -- для г-жи Дюран и для вас. Если программа покажется вам занятной, приходите¹.

Улица Дуэ, 50.
Воскресенье, 11 марта.

Любезный господин Дюран,

Прошу простить меня, что не мог принять вас в тот день; но я действительно был очень болен. С тех пор я не выходил и задаю себе вопрос, как выйти из положения завтра? У меня так опух рот, что я почти не могу его открыть. Вот когда можно сказать: "Авось!" {Написано по-русски латинскими буквами.}.

Рукописи у меня больше нет, а типография торопит меня...²

Тысяча приветов; жму руки вам обоим.

Ив. Тургенев.

4647. Людвигу Пичу

Ради бога -- как? -- что такое? -- Вы, вечно юный, гибкий, неуязвимо-несокрушимый -- и сломали руку? И к тому же в собственной комнате -- поскользнувшись -- а не упав с испанского балкона, с которого и по сей день свисает прикрепленная к нему шелковая лестница -- или со спины буйного ретивого коня? -- шутки в сторону -- мой бедный друг, мне от души Вас жаль. -- Я и сам "non ignarus mali" {"знаю несчастье" {лат.).} -- три раза ломал себе руку -- это очень неприятно -- но через 6 недель всё проходит -- надеюсь, что и Вы скоро оправитесь и предстанете во всей своей аполлоновой красоте. -- Когда я сообщил эту неприятную новость, всё семейство здесь испустило печальное "о!" -- и шлет Вам свои самые сердечные compliments de condoléance {выражения соболезнования (франц.).}. Здесь у всех всё благополучно -- "sin novedad" {"по-старому" (исп.).}, как говорят испанцы.

Париж. Улица Дуэ, 50.
Понедельник, 12-го марта 77.

Мне очень жаль, что Вы принимаете мой роман по каплям¹; во-первых -- при всех условиях это скверный способ; -- во-вторых -- перевод -- между нами говоря -- весьма посредственный. -- Переводчик, правда, знает мертвый русский язык -- тот, который можно найти в словарях; но о живом языке он имеет весьма слабое представление -- и если ему что-нибудь непонятно, он просто опускает это место. Французский перевод, печатающийся в "Temps", превосходен; как только он выйдет отдельной книгой, Вы получите один экземпляр² -- и Юл. Шмидт тоже. Не читайте эту вещь до тех пор!

Несмотря ни на что, я всё же приеду в Берлин, и приеду уже в апреле месяце!³ -- (Apropos {Кстати (франц.).} -- первая поездка госпожи Виардо в Россию состоялась в 1843 году). Фрейлейн Герстер приглашена в Большую оперу в Париж: значит, мы услышим это чудо!⁴ Чудесный голос фрейлейн Буссе я, конечно, не забыл -- такое не забывается. Поклонитесь этой даме от моего имени, если она еще меня помнит -- и скажите ей; у меня еще до сих пор звучит в ушах ее верхнее ля (было ли это ля? ну, да все равно!) -- в песне Фески⁵.

Поклонитесь сердечно остальным друзьям и Вашей семье -- и выздоравливайте -- cito, citrus, citissime {быстро, быстрее, очень быстро (лат.).}. -- Осторожно, но сердечно жму Вашу больную руку и остаюсь

Ваш старый друг Ив. Тургенев.

4650. Принцессе Матильде

Милостивая государыня, Очень прошу вас извинить меня за то, что до последнего момента не сообщал вам, что не смогу воспользоваться вашим лестным приглашением; я все еще надеялся, что смогу это сделать. -- Вот уже неделю я не покидаю своей комнаты; а ожидаемое улучшение всё не приходит. -- Мне остается лишь просить ваше высочество принять, вместе с моими сожалениями, уверение в глубоком уважении, с которым имею честь быть

Улица Дуэ, 50.
Среда утром.

вашим покорнейшим слугой Иваном Тургеневым.

4651. Гюставу Флоберу

Я только что написал принцессе Матильде, что не смогу быть у нее на обеде¹; глубоко этим опечален -- мне решительно не везет -- но, право, я не могу нигде показаться с такой физиономией -- в первый раз я выйду лишь для того, чтобы побывать у дантиста, и тотчас же вернусь домой. -- Еще этой ночью у меня были сильнейшие невралгические боли.

Улица Дуэ, 50.
Среда. 14 марта, 11 ¹/₂ ч. утра.

Мой дорогой старина,

Прошу вас, скажите принцессе, что, к сожалению -- всё это правда².

Теперь о другом: Стасюлевич пишет мне, что, по зрелом размышлении, он предпочитает поместить обе легенды вместе -- в No от 13 апреля. Это его дело, и, возможно, он прав. -- Я написал небольшое предисловие. -- Это ничего не изменит в здешнем издании. -- Стасюлевич пишет мне, что, поскольку "Иродиада" одного объема со "Св. Юлианом", он, исходя из этого, произведет необходимые расчеты -- и сразу же вышлет вам деньги (я в осторожных выражениях дал ему понять, что вы бы на это не обиделись)³.

Меланхолично жму вам руку.

Ваш И. Тургенев.

4652. Анджело Де Губернатису

Приношу вам мою сердечную благодарность за столь благожелательную статью, которую вы посвятили моему роману¹ -- и которую я только что получил.

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Пятница, 16 марта 1877.

Милостивый государь,

Мой роман -- как вам, вероятно, известно -- явился объектом весьма ожесточенных нападок со стороны русской печати; тем более я счастлив услышать слова не столь суровые, исходящие от такого авторитета, как вы. Я весьма рад узнать, что мой издатель в точности исполнил мои распоряжения², -- и мысль о том, что мои сочинения находятся под вашим кровом и в руках г-жи Де Губернатис, мне очень приятна.

Прошу вас, милостивый государь, засвидетельствовать ей мое почтение, вас же -- принять уверение в моей искренней преданности.

Иван Тургенев.

4656. Паулю Линдау

Только что я прочел в "Gegenwart" проспект "Nord und Süd"¹, где, между прочим, говорится и об одном моем рассказе -- а также о портрете (с биографией)². -- Фотографию Вы получите в ближайшее время³; -- но что касается рассказа -- то должен сообщить Вам следующее. -- Я не могу его Вам прислать -- по той причине, что я решил отказаться -- от всякой литературной деятельности; -- мое имя не появится в будущем ни под какой работой, как в России, так и за границей. Было бы слишком долго и неинтересно объяснять причины этого решения: довольно того, что оно непоколебимо⁴. -- Моему русскому издателю я сообщил то же самое. -- Это, конечно, не мешает мне горячо сочувствовать Вашему новому предприятию -- и желать ему полнейшей удачи.

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Суббота, 17 марта 1877.

Уважаемый господин Линдау,

Примите уверение в моем глубоком уважении и преданности.

Иван Тургенев.

4657. Юлиусу Роденбергу

Мне уже давно следовало бы ответить Вам; если я не сделал этого -- то по причине, которую я решаюсь откровенно назвать только сейчас: по отношению к Вам -- пустые отговорки -- так называемые "eau bénite de cour" {"пустые слова" (франц.).} -- неуместны; я хочу сказать Вам всю правду. -- Я ничего не смогу сделать для "Rundschau" -- так же как и для любого другого журнала -- будь он русский или иностранный; -- по разным причинам, объяснение которых заняло бы слишком много места -- я отказываюсь от всякой литературной деятельности; -- я отложил свое перо -- чтобы никогда больше не брать его в руки. -- Это решение остается непоколебимо твердым -- и я предпочитаю сказать Вам о нем прямо.

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Суббота, 17 марта 1877.

Многоуважаемый господин Роденберг!

Это не помешает мне с величайшим интересом следить за Вашим изданием -- и желать ему -- и Вам -- больших успехов и вообще самого наилучшего.

Примите уверение в моем глубоком уважении и преданности.

Ив. Тургенев.

P.S. В этом же духе я пишу П. Линдау¹, которому я -- с известными оговорками -- обещал статью².

4657а. Надару

Мне совершенно невозможно побывать у вас сегодня. Не согласились бы вы, чтобы я посетил вас во вторник в то же время?

Улица Дуэ, 50.
Воскресенье, 9 часов утра.

Примите уверение в моих лучших чувствах.

Ив. Тургенев.

4660. Жюлю Этцелю

Через несколько дней печатание моего романа в "Temps" будет окончено; -- по-прежнему ли вы намереваетесь издать его -- и следует ли мне прислать вам фельетоны?¹Ответьте мне, пожалуйста. Сердечно жму вам руку.

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Понедельник, 19 марта.

Мой дорогой друг,

Весь ваш Ив. Тургенев.

4661. Ю.П. Вревской

Позвольте мне как только могу горячо рекомендовать вам подателя сего письма, моего друга г-на Александра Конди Стивена, который только что назначен атташе английского посольства в Петербурге. -- Это очаровательный молодой человек, хорошо знающий русский язык (он опубликовал превосходный перевод "Демона" Лермонтова)¹; -- я был бы счастлив узнать, что вы приняли его с вашей обычной доброжелательностью. -- Если князь А. Мещерский в Петербурге, познакомьте его с г-ном Стивеном; -- он может быть очень полезен ему своими советами -- хотя бы для того, чтобы рассказать, как ему устроить свою холостяцкую жизнь, стол и т.д.

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Вторник, 20 марта 1877.

Дорогая госпожа Вревская,

Вы так добры и так любезны, что я не сомневаюсь в успехе моей рекомендации -- и, заранее вас благодаря, говорю вам: до скорого свидания.

Совершенно вам преданный Ив. Тургенев.

4662. Эдмону де Гонкуру

С французского:

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Среда утром, 21 марта.

Мой дорогой друг,

Прошу вас отобедать с нашими друзьями и со мной в будущий понедельник, 26 марта, в кафе Риш в 7 ¹/₂ ч.¹До свидания и тысяча приветов.

Иван Тургенев.

4663. Эмилю Золя

Я только что сосчитал страницы вашей корреспонденции в мартовском No, который получил вчера. Их в ней 21 (с 430 по 450). У меня еще не было времени прочесть ее (ту, что о школьной жизни). Не могу судить, где купюры¹, но напишу ему -- весьма определенно -- сегодня же².

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Среда, 21 марта 1877.

Мой дорогой друг,

Добряк Стасюлевич сейчас, должно быть, не очень-то доволен. В марте у него вырезали целый роман³. Но это не довод.

Не нападали ли вы случайно на классическое образование? При нынешнем министре народного просвещения России об этом говорить опасно. Ему удалось убедить императора, что только революционеры нападают на такое образование⁴.

Вы знаете, что обедаете со мной и всеми нами в ближайший понедельник, 26 марта, в половине восьмого, в кафе Риш⁵. Тысяча приветов.

Ив. Тургенев.

4664. Жоржу Пуше

Флобер должен был передать Вам, что я был бы счастлив видеть Вас в нашем кругу на обеде в понедельник, 26 марта¹. -- Встреча назначена в кафе Риш на 7 ч. 30. До свидания, не так ли?

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Среда утром,
21 марта.

Любезный господин Пуше,¹

Весь ваш Ив. Тургенев.

4666. Эмилю Дюрану

Мой друг г. Виардо, которому я даю читать корректуры "Нови", предложил прибавить в том месте, где говорится о свадьбе Марианны с Соломиным¹, следующее примечание:

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Четверг, 22 марта.

Любезный господин Дюран,

"Если бы роман г. И. Т<ургенева> не был написан и даже напечатан раньше политического процесса, который идет сейчас в петербургском Сенате, можно было бы подумать, что он воспроизвел этот процесс: на самом деле он его предсказал. В этом процессе мы, действительно, видим те же самые благородные иллюзии и то же полное разочарование; мы вновь находим там всё, вплоть до неожиданных браков и даже браков фиктивных. Роман "Новь" внезапно сделался историческим. (Примечание переводчика)".

Г-н Виардо считает, что это примечание следует прибавить, чтобы предотвратить некоторое изумление читателя; но, поскольку эта заметка появится от вашего имени, я считаю своим долгом послать ее вам. Надеюсь, что у вас не будет никаких возражений; однако, если вы увидите в этом хоть малейшее неудобство, сообщите мне сегодня же, и я приму решение?:

Надеюсь иметь удовольствие видеть вас до вашего отъезда в Россию³, а пока сердечно жму вам руку и остаюсь

сердечно вам преданный Ив. Тургенев.

P.S. Я должен поблагодарить г-жу Дюран за ее книгу "А travers Champs", которую она прислала мне и которую я прочту с истинным удовольствием; но в слишком лестной надписи, которую она там сделала, есть одно не вполне уместное слово: кто, как она, сам стал мастером, тот уже больше не ученик⁴.

4669. А.А. Трубецкой

Я только что получил ваше письмо -- и дружеское негодование, которым оно исполнено, живо меня тронуло¹. Но увы! не только "Русский вестник" {Написано по-русски.} -- все журналы без исключения поносят меня². Никогда еще критика не была более единодушна -- это то, что называется полным разносом. Сказать, что я к этому безразличен -- было бы слишком высокомерно; признаюсь даже, что все это меня волнует -- и все же я не могу предположить здесь заговор против меня или моего творчества... это означает, что, как говорит Шекспир, -- "something rotten in the state of Denmark" {"подгнило что-то в Датском государстве" (англ.).}³, то есть в моем романе. Могу добавить, что я, не слишком того желая, задел немало народу -- влагая персты в раны. Но что сделано, то сделано; если это было полезно <...>⁴

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Суббота, 24 марта 77.

Дорогая и милая княгиня Трубецкая,

Не моя вина, что в деле продвижения России вперед нам можно рассчитывать лишь на подобных людей <...>⁵

Вопрос о Чернышевском слишком серьезен, чтобы говорить о нем в двух словах... Вы правильно делаете, что читаете роман Чернышевского <...>⁶

<...> продолжает обсуждаться по сей день. Мы поговорим об этом.

Весь дом готовится к празднованию встречи м-ль Марианны -- и я вместе с ними. В семье Виардо все в порядке и она передает Вам горячий привет.

Говорю Вам -- до свидания -- и пожимаю Вашу руку со всей силой моей дружбы, столь же старинной, как и преданной.

Весь Ваш Ив. Тургенев.

4676. Эмилю Золя

Я только что получил от Стасюлевича письмо, в котором он утверждает, что абсолютно ничего не вырезал из вашей последней корреспонденции, и в доказательство посылает ее мне, прося сличить с оригиналом. Я не мог сделать этого сегодня, так как отдал No "Вестника Европы" одному господину, который должен мне его вернуть завтра; но я не могу себе представить, чтобы Стасюлевич хотел меня обмануть, его обман было бы слишком легко обнаружить -- он сам подсказал для этого способ -- и я должен предположить, что вы плохо подсчитали число страниц вашей рукописи¹.

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Четверг, 29 марта 1877.

Мой дорогой друг,

До свидания. В воскресенье у Флобера, во всяком случае; я должен буду передать вам еще одну просьбу, с которой ко мне обратились².

Тысяча приветов.

Весь ваш Ив. Тургенев.

4678. Юлиану Шмидту

Посылаю Вам сегодня свой роман во французском (превосходном) переводе¹. Немецкий (в "St. Petersburger Zeitung") -- хотя и авторизован -- кишит ошибками². Многое там и вовсе вывернуто наизнанку -- всюду общие места; описания природы все испорчены и не дают никакой картины. -- Сравните, напр., начало XXI-й гл. -- где Маркелов и Нежданов ночью выезжают из города. Немецкий текст здесь -- прямо пакость -- которая не дает никакой связной картины³.

Париж. Улица Дуэ, 50.
Пятница, 30 марта 1877.

Мой дорогой друг,

Месяца не пройдет, как я увижу Вас в Берлине и вдоволь наговорюсь⁴. -- А пока кланяюсь Вашей милой жене и сердечно жму Вам руку.

Ваш Ив. Тургенев.

4689. Вильяму Рольстону

На французском языке определенно нет отдельной книги о нигилизме в России -- но в "Revue des Deux Mondes" в 1876 или 75 году появилась статья, озаглавленная -- "Нигилизм в России" и принадлежащая Алф. Рамбо или Леруа-Болье -- (я не совсем уверен в фамилии автора) -- которую я читал и нашел достаточно хорошей и достоверной¹. Я не мог найти ее сам, поручил это моему книготорговцу -- но пока еще не получил ответа. Я полагаю, что вы легко ее найдете в "bibliothèque" {"библиотеке" (франц.).} Британского музея.

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Четверг, 19 апреля 77.

Мой дорогой друг,

Разумеется, процесс революционеров довольно печален²; -- но вы ошибаетесь, если полагаете, что молодые девушки более напоминают Машурину, чем Марианну. -- Некоторые из них очень красивы и интересны -- и (так как в нашей юриспруденции всё еще существует варварский обычай телесного осмотра заключенных, обвиняемых в преступлениях) -- все они оказались девственницами! -- Вопрос для серьезной réflexion! {размышления (франц.).} -- Я посылаю вам в этом письме очень трогательное стихотворение м-ль Фигнер, очень красивой блондинки 22 лет, находящейся в последней стадии phtisie {чахотки (франц.).} -- (что объясняет предпоследний куплет)³ -- она не защищалась, отказалась от адвоката -- и была приговорена к пяти годам каторжных работ в сибирских рудниках. По-видимому, смерть скоро освободит ее⁴. Я посылаю вам также письмо (Цвиленева), которое было прочитано во время следствия -- я получил его от неизвестного лица с примечанием, что оно могло быть написано Соломиным⁵. -- Русским государственным деятелям следовало бы подумать обо всем этом -- и прийти к выводу, что единственный способ приостановить развитие революционной пропаганды в России -- это даровать конституцию. -- Но все эти рассуждения будут теперь поглощены мутными волнами войны. -- Я убежден в том, что мы стоим на пороге очень мрачных времен... И никто не сможет предсказать, чем всё это кончится...

Я уезжаю из Парижа пятого мая и вернусь обратно -- если ничего не произойдет -- в середине июля.

Желая вам доброго здоровья и бодрости духа, остаюсь

совершенно преданный вам Ив. Тургенев.

Angleterre {Англия (франц.).}.
В. Рольстону, экс<вай>ру.
Альфред Плейс, 8.
Бедфорд Сквер.
Лондон.

4697. Паулю Линдау

Мое обещание (данное самому себе) -- я сдержу¹ -- но Ваше желание с радостью исполню. -- Посылаю Вам при этом маленький, но очень мрачный рассказ². (Настоящее название: "Рассказ отца Алексея". -- Возможно, следует предпочесть "Сын попа"). После опубликования французского перевода³ я еще кое-что добавил и вписал. То, что Вы сами хотите переводить меня -- мне весьма приятно. -- Я еще помню Ваш поистине классический перевод "Сна"⁴.

Париж. Улица Дуэ, 50.
Среда, 25 апреля 77.

Милостивый государь,

Мне бы хотелось, чтобы рассказ не появился раньше 13-го мая -- так как в этот день выйдет русский оригинал в Петербурге⁵. -- Дело в том, что со мной сыграли скверную шутку, напечатав в фельетоне одной русской газеты совершенно никудышный русский перевод французского перевода...⁵ но я хочу надеяться, что эту вещь не переведут на немецкий еще до 13-го мая? Это уж, право, было бы слишком!

Посылаю Вам одновременно две фотографии. -- No 1 сделана с прекрасного портрета Харламова; -- No 2 -- с живого индивидуума⁷.

В Берлине я Вас, во всяком случае, увижу: 6-го или 7-го мая. -- А пока сердечно жму Вашу руку и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

4700. Юлиану Шмидту

Пройдет каких-нибудь 10 (именно десять) дней, -- и я буду сидеть в Вашей комнате и болтать без конца. -- Сегодня же хочу Вам только сказать, что я получил "Wiener Blatt" и "Im neuen Reich" и статью о Зола немедленно перевел ему. Уколы он почувствовал, но так как Вы говорите о "восхищении"... "крупном таланте", то все обстоит благополучно¹. Ваш критический отзыв о "Нови" столь же любезен, сколь и справедлив², мы об этом еще поговорим. -- Пока же упомяну только об одном. Работая над этой книгой, я был несвободен: она должна была появиться в России, и потому мне приходилось учитывать кое-какие обстоятельства, которые меня сковывали (раньше этого никогда не бывало). Даже в теперешнем своем виде мой роман едва не подвергся сожжению (большинство цензурного комитета было настроено на это, и только председатель, министр внутренних дел, спас книгу). Спасибо дипломатичности издателя, который из предусмотрительности, несмотря на мои возражения, разделил роман на две части³. -- Настоящий яд заключался во 2-ой части, а так всё и проскочило. Не хотели поднимать скандала. -- Министр заявил, что, прочитай он раньше всю книгу, он без сомнения запретил бы ее, но теперь и т.д.⁴ Однако всё это -- "est de l'histoire ancienne" {"дело прошлое" (франц.).} и представляется мелким и незначительным именно теперь, когда мы стоим на пороге огромного события⁵. -- Но об этом -- при встрече!

Париж. Улица Дуэ, 50.
Среда, 25 апреля 77.

Мой дорогой друг,

Итак до скорой встречи -- и мои сердечные приветы Вашей жене и прочим друзьям!

Ваш Ив. Тургенев.

4701. Полине Брюэр

Дорогая Полинетта, Вчера у Тургеневых было слишком много народу -- я изложил твою просьбу письменно¹ -- и мне обещали дать ответ сегодня утром; -- я его еще не получил -- поэтому я решил сообщить тебе, чтобы ты меня сейчас не ждала; иди к г-же Делессер -- (ибо я думаю, что от Тургеневых не будет положительного ответа) -- а я приду к вам сегодня около 5 часов.

Улица Дуэ, 50.
Пятница, 27 апреля 77.
10 ¹/₄

В тот момент, когда я собирался отправить это письмо -- я получил письмо от Тургеневых с вежливым, но решительным отказом -- итак, об этом больше нечего думать.

Но несмотря ни на что, я навещу тебя около 5 часов.

Целую тебя.

Ив. Тургенев.

4702. А.Н. Тургеневу

Ç французского:

Улица Дуэ, 50.
Суббота вечером.

Мой дорогой Альберт,

Я хочу навести у вас маленькую справку. -- Что представляет собой г-н Корар, биржевой маклер, дом которого примыкает к вашему (в Буживале)? -- Один мой знакомый хочет его купить. Не можете ли вы сообщить какие-нибудь сведения об этом человеке и о доме? -- Может быть, если вы хорошо знаете этого господина, вы будете настолько любезны, что дадите мне записку на его имя, чтобы он стал посговорчивее. -- Дом хочет купить (за него без мебели просят 40 000 фр.) г-н Шамро, отец зятя г-на Виардо.

Вы будете очень любезны, если ответите мне.

В<есь> в<аш> Ив. Тургенев.

P.S. Я достал деньги для моей дочери¹. -- Не сомневаюсь, что вы не смогли исполнить то, о чем я просил вас: ведь вы оказали мне столько услуг. -- Но всё и так очень хорошо устроилось. -- Тысяча приветов всем вашим.

4703. Эмилю Золя

Флобер, должно быть, говорил вам об обеде, которым я намереваюсь вас угостить. Только он состоится не во вторник, как я об этом договаривался, а в пятницу в кафе Риш в 6 ³/₄ час. Мы рассчитываем на вас¹.

Понедельник утром, 30 апреля.

Мой дорогой друг,

Весь ваш Ив. Тургенев.

4704. Паулю Линдау

...Дату поменять нельзя. Мой рассказ появится в ежемесячном журнале "Вестник Европы", который до сих пор весьма регулярно выходил 13 числа¹. Итак, ничего не поделаешь. Дату публикации также нельзя перенести: рассказ уже напечатан. "Popensohn" {"Сын попа" (нем.).}, таким образом, будет опубликован в "Gegenwart". Если вы в самом деле полагаете, что между 13 и 25 мая какая-нибудь газета может поспешить с напечатанием этой вещицы <...>

Преданный Вам И. Тургенев {Подпись по-немецки.}.

4708. Юлиусу Роденбергу

Только что получил Ваше письмо¹, и мне незачем говорить Вам, как сильно оно меня обрадовало. -- То, что моя книга²нравится Вам, является для меня надежной гарантией ее ценности. -- Но мое решение остается таким же твердым, как и раньше; маленький рассказ, привлекший внимание Вашего г-на "reviewer'a" {"обозревателя" (англ.).}, я написал в самом начале этого года; -- он и в России даже еще не вышел; редактор "République des Lettres", маленького парижского журнала которому я уже давно обещал что-нибудь, вполне удовлетворился переводом этой вещицы³. Вот и всё.

Париж. Улица Дуэ, 50.
Среда, 2 мая 77.

Уважаемый господин Роденберг!

Через несколько дней я думаю выехать в Россию -- и надеюсь, что увижу Вас в Берлине, где остановлюсь ненадолго. -- Нам будет о чем поговорить; -- но не думаю, что литература будет главной темой нашего разговора: она теперь везде отступает на задний план, особенно в России.

Итак, до скорого свидания -- и примите уверение в искреннем уважении

преданного Вам Ив. Тургенева.

P.S. Я привезу Вам превосходный французский перевод своей книги -- так как немецкому я не вполне доверяю⁴.

4001/4712а. Жюлю Кларти

Только совсем недавно узнал я от г-на Луи Депре, что вы оказали мне честь, посетив меня: привратник нашего дома не передавал мне вашей карточки. Я очень об этом сожалею и прошу вас извинить то, что вы могли принять за недостаток вежливости. Я был бы очень рад лично познакомиться со столь видным писателем, милостивый государь, и не хочу терять надежды, что когда-нибудь это знакомство состоится¹.

Улица Дуэ, 50.
Пятница, 4 мая 1875 {Так в тексте публикации.}.

Милостивый государь,

Пока позвольте мне преподнести вам прилагаемый том, который только что вышел², и примите уверенье в глубоком уважении, с которым остаюсь вашим покорнейшим слугой.

Ив. Тургенев.

4713. Жюлю Этцелю

Вчера мы условились с вашим сыном позавтракать вместе (с вами, разумеется) завтра, в субботу, в 11 ¹/₂ час; но мои дамы хотят пойти завтра на Выставку -- и мне придется сопровождать их. Не согласитесь ли вы перенести наш завтрак на воскресенье или -- если в этот день вы едете за город -- на понедельник? Напишите мне словечко.

Улица Дуэ, 50.
Пятница, 4 мая.

Мой дорогой друг,

Мне очень любопытно знать, что вы скажете о моей книге, которая вызвала целую бурю в России¹.

Я уезжаю из Парижа 12-го или 13-го, чтобы отправиться прямо в С.-Петербург. Богу известно, что меня там ждет!

Вчера всё было чудесно -- Жюль вам подтвердит -- а в четверг будет последний вечер. Не следует его пропускать².

До скорого свидания во всяком случае и тысяча приветов.

Ив. Тургенев.

4714. Жюлю Этцелю

С французского;

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Понедельник, 9 ч. утра.

Решительно, мой дорогой друг, нам всё время не везет с нашим завтраком: к моему великому сожалению, я не смогу прийти на улицу Жакоб. Если мне не удастся повидать вас до вашего отъезда -- то позвольте пожелать вам удачной поездки -- и возвращения в добром здравии и уже после того, как у нас окончательно утвердится Республика и установится мир!

В<есь> в<аш> Ив. Тургенев.

4716. Кларе Тургеневой

Я отправляюсь отсюда в субботу и, конечно, не уеду из Парижа, не повидавшись с вами. -- Пока могу вам сказать, что все эти бумаги¹ хранятся запечатанными у Стасюлевича, который передаст их мне, как только я приеду в П<етер>бург.

Париж. Улица Дуэ, 50.
Понедельник.

Любезная госпожа Тургенева,

Тысяча приветов и до скорого свидания.

Ив. Тургенев.

4719. Госпоже Зографо

Мазь, о которой идет речь, называется -- мазь Ле Со, -- ее можно приобрести на улице Комартен, 60, в аптеке -- с подробной инструкцией по применению¹: впрочем, достаточно лишь медленно втирать ее -- утром и вечером -- в больное место. Я был бы очень рад, если бы она принесла облегчение м-ль де Ламартин, чей изящный облик остался одним из лучших моих воспоминаний².

Улица Дуэ, 50.
Пятница, 11 мая.

Дорогая госпожа Зографо,

В настоящее время я прикован к кровати из-за довольно сильного приступа подагры, который не проходит уже 3 дня и может задержать мой отъезд в Россию. Если бы не это, я не преминул бы доставить себе удовольствие зайти и пожать руку Вам, как и Вашему сыну, которому прошу передать наилучшие пожелания.

Все семейство Виардо поручает мне передать Вам приветы.

Примите, сударыня, уверение в моих наилучших чувствах.

Ив. Тургенев.

4724. Полине Брюэр

Ты, вероятно, не ожидала получить от меня письмо из Парижа, датированное 16-м мая -- вероятно, ты полагала, что я уехал; я и сам этого не ожидал; но не принял в расчет подагру. Она набросилась на меня неделю тому назад, вцепившись в обе ноги сразу; продержала меня неделю в постели -- и, хотя со вчерашнего дня я могу с грехом пополам ходить по комнате -- спуститься по лестнице я еще не могу; ты видишь, стало быть, что я не могу сказать определенно, когда я буду в состоянии отправиться в Россию. Однако, поскольку в общем я чувствую себя лучше, надеюсь, что это сможет произойти через неделю -- в следующую среду; мне не нужно и говорить тебе, как я огорчен этой задержкой.

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Среда, 16 мая 77.

Дорогая Полинетта,

Некоторое время тому назад я видел твою свекровь, и она, конечно, говорила со мной о деньгах, которые вам одолжила и которые я обещал ей вернуть. Я имею обыкновение выполнять все свои обещания; но, признаюсь, тяжело, что именно я и всегда я должен делать всё. Потому что ведь -- в самом деле -- доли нашего участия далеко не одинаковы! Помимо 150 000 фр. приданого -- которые я тебе дал и которые исчезли, я всё время даю и даю -- и для платежей твоего мужа, и из рук в руки; а что сделали родители Гастона -- его мать? По правде сказать -- круглый ноль. Фабрика, которую оценивали в 50 000 фр. -- оказывается, не имеет никакой ценности; затем знаменитые 35 000 фр. долга, которые от меня скрыли и которые тоже исчезли в карманах родителей... И после всего этого они считают, что не могут ссудить 3000 фр. -- и напоминают мне, почти как о долге, о моем обещании возвратить и эту сумму! Поистине в этом есть нечто преходящее границы. Это мне напоминает испанскую пословицу -- делить по-братски: "Мое для меня -- а твое для нас обоих"¹. Пусть бы родители твоего мужа вносили хоть четвертую часть!

Я говорю тебе всё это без намерения огорчить тебя; но это тяготило меня -- и, право же! я не хотел этого таить. Теперь с этим покончено.

Я не уеду, не повидав г-жу Делессер и не поговорив с ней снова о тебе и Гастоне. Теперь Жюль Симон отстранен; вероятно, друзья г-жи Д<елессер> придут к власти, и, может быть, ей будет легче что-нибудь сделать².

Я напишу тебе перед самым отъездом; пока целую вас всех -- и желаю вам здоровья и "выгодных дел!"

Ив. Тургенев.

4725. Генри Джеймсу

Мой дорогой друг -- (вы по-прежнему разрешаете мне писать вам по-французски?), я получил No "The Nation" -- в котором помещена ваша статья о моем романе -- и благодарю вас за нее¹. -- Хотя вам эта книга понравилась меньше других -- вы к ней отнеслись очень благосклонно. -- Этому последнему произведению недостает чего-то, и человек, наделенный столь тонким умом, как ваш, должен был сразу это обнаружить: полной свободы. -- Я писал всё время, как в тумане, спрашивая себя, сможет ли пройти то, что я делаю² -- нужно было, чтобы мой роман появился в России -- и это удалось не без труда и не без неприятных последствий для самого произведения. -- Так или иначе -- дело сделано; полагаю, что оно принесло пользу; теперь его завертело в водовороте -- и незачем к нему возвращаться. Другие, более удачливые и более молодые, сделают лучше.

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Среда, 16 мая 77.

В настоящее время я бы должен был находиться в Петербурге; досадная помеха задержала меня в Париже. -- Вот уже неделя, как у меня начался жестокий приступ подагры в обеих ногах, который приковал меня на 6 дней к постели и всё еще мешает выходить. -- Однако -- поскольку мне уже лучше, я надеюсь через неделю уехать отсюда. -- Вернусь я в конце июля, если со мной не случится ничего чрезвычайного -- и поселюсь в Буживале, в Ле Френ, улица Мем, 16. -- Удастся ли мне увидеть вас там? Окончите ли вы к тому времени свой роман?³

Я видел Жуковского не так давно: он думает съездить в Лондон. Что же касается княгини У<русовой>⁴ -- то вот уже скоро месяц, как я ее не видел -- и очень упрекаю себя за это -- тем более что мне известно о ее болезни. Но вы знаете, что жизнь имеет ужасное обыкновение утекать, как вода сквозь решето. -- Однако я не уеду из Парижа, не посетив ее.

Время теперь мрачное -- и я не думаю, чтобы оно скоро прояснилось⁵. Теперь нужно иметь много терпения -- и даже только для того, чтобы жить.

Прощайте -- до свидания. -- Сердечно жму вашу руку и остаюсь

совершенно вам преданный Ив. Тургенев.

4728. Виктору Дерели (?)

Прошу простить задержку моего ответа: я только что поправился после довольно долгой болезни. -- Я был бы очень рад иметь такого умелого и способного переводчика, каким вы представляетесь -- и как только напишу что-нибудь, я вспомню о вашем любезном предложении¹. -- А пока у меня ничего нет -- только по возвращении из России я смогу помыслить о том, чтобы приняться за работу. -- Но повторяю, сударь, я буду держать в памяти ваше имя -- и в Любом случае буду счастлив вступить с вами в сношения.

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Четверг, 17 мая.

Сударь,

Примите, сударь, уверения в моих наилучших чувствах.

Иван Тургенев.

4729. Ги де Мопассану

К моему великому отчаянию, а именно таково подходящее слово -- я вижу себя полностью неспособным откликнуться на ваше предложение¹: я схвачен этой гадкой подагрой, так что не смог бы ни взойти, ни спуститься по лестнице. Если бы я был евреем, то посыпал бы себе голову пеплом; -- если бы был римлянином, закрыл бы лицо вуалью, -- а будучи тем, что я есть -- мне остается лишь пожать вашу руку в горестном молчании -- и пожелать вам хорошо развлечься самому и хорошо развлечь других сегодня вечером.

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Четверг, 17 мая 77. 2 ¹/₂ ч.

Мой дорогой друг,

Весь ваш Ив. Тургенев.

4733. Луи Депре

Я не поручал моему издателю отправить вам экземпляр "Нови"¹. Я сам отнес его в почтовую контору на улице Мильтона. Но что пропало, то пропало -- и сегодня я посылаю вам другой экземпляр. Будем надеяться, что ему повезет больше!

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Пятница, 18 мая 77.

Сударь,

Подагра моя как будто склонна меня оставить, и я надеюсь, что смогу уехать в середине следующей недели.

Примите уверение в моих лучших чувствах.

Иван Тургенев.

4734. Эмилю Золя

Я всё еще страдаю от этой проклятой подагры, которая никак не хочет окончательно со мной расстаться. Надеюсь, однако, что смогу уехать в середине будущей недели.

Париж. Улица Дуэ, 50.
Пятница, 18 мая.

Мой дорогой Золя,

Возвращаю вам рукописи двух ваших фельетонов¹. Если будет возможно, завтра я приеду к Флоберу и увижу вас там. Но уже сейчас у меня есть к вам просьба: не можете ли вы прислать мне вашу фотографическую карточку с такой собственноручной надписью:

"Госпоже Самарской-Быховец.
Париж. 1877. Э. Золя".

Это одна полная дама, которая живет в Петербурге и обожает вас; вы бы ее совершенно осчастливили, а она в ответ осыпала бы меня благодарностями. Впрочем, она милейшая особа и заслуживает этой маленькой жертвы. Сделайте это, я вам буду очень признателен².

А посещение С. Бернар состоялось?³Тысяча приветов и, может быть, до свидания.

Ив. Тургенев.

4735. Кларе Тургеневой

К моему великому сожалению, я не могу сегодня у вас обедать. -- Но я, конечно, не уеду из Парижа, не побывав у вас. -- Ногам моим лучше -- и я начинаю надеяться, что смогу уехать в конце будущей недели.

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Пятница, 18 мая. 2 ч.

Любезная госпожа Тургенева,

Мне не совсем понятно, чему радуется Пьер: ведь не бонапартисты, а клерикалы, католические священники, одержали победу; и, если вам угодно вспомнить -- я всегда предсказывал, что именно в этом заключается опасность. Всякая страна, попадающая в их руки, неизбежно обречена на гибель (как, напр., Польша). -- Что же касается возвращения Наполеона -- то я предлагаю Пьеру пари на тысячу франков -- и продлеваю установленный срок до нового года¹. -- И это будет не первое пари такого рода, выигранное мною.

До свидания; -- то, что происходит в России, огорчает меня -- и почти лишает возможности заниматься французскими делами.

Весь ваш Ив. Тургенев.

4736. Редактору "Le Temps"

Вот что я только что прочел в корреспонденции из Парижа, подписанной А. Ст.-Ф. и напечатанной в последнем номере "Московских ведомостей"¹. Подробно изложив сюжет моего рассказа "Сон", напечатанного, как Вам известно, в фельетоне "Temps", г. Ст.-Ф. прибавляет:

Пятница, 18 мая 1877.

Любезный господин Эбрар,

"Г-н Т<ургенев> написал "Сон" по-французски и хорошо сделал; его фантастические рассказы плохо ценятся русскою публикою, а этот последний тем менее имел бы успеха, что сюжет его слишком сильно напоминает содержание бульварной мелодрамы "Отец" гг. Декурселя и Ю. Кларси, о которой мы говорили в свое время в нашей корреспонденции"².

Вот что я имею возразить на это г. Ст.-Ф.:

Во-первых, -- Я никогда не писал ни строчки (говоря в литературном смысле) на другом языке, кроме своего, русского, и даже искренне признаюсь, что не понимаю авторов, которые могут делать такое чудо ловкости: писать на двух языках! Я прибавлю, что не питаю к ним зависти.

Во-вторых. Вышеупомянутый рассказ был написан весной прошлого года, и рукопись его была передана в сентябре в редакцию русской петербургской газеты "Новое время", которая напечатала его 1-го января 1877 года.

В-третьих. В ту минуту, когда я начал писать "Сон", я не знал сюжета драмы гг. Декурселя и Кларси, да и не знаю его и теперь³.

Соблаговолите поместить это маленькое оправдание в Вашей газете и верьте, любезный г. Эбрар, дружеским чувствам

совершенно преданного Вам Ивана Тургенева.

4737. Гюставу Флоберу

Должно быть, вы подумали вчера: "Вот шутник! -- Из-за подагры его нет на "Розовом лепестке"¹ -- а на другой день он разгуливает по городу! " -- Ну, так знайте -- я всё же не такой шутник, как вам кажется. Вчера, когда я вышел из дому, я чувствовал себя отнюдь не хорошо (отсутствовал я всего час -- ровно -- а вы пришли на 5 минут раньше) -- позавчера же, в четверг, мне было так плохо -- у меня так сильно болели обе ноги -- я чувствовал себя столь немощным, старым, подагриком, паралитиком -- что самая мысль пойти смотреть то, что нам собирались показать, вызвала во мне мрачную меланхолию: я не сомневаюсь, что соскучился бы там -- и еще хуже того -- даже если бы -- с двумя моими язвами вместо ног -- сумел добраться до мастерской! -- Я решил остаться дома, уподобившись старой жабе в ее старой сытой норе. Я напрягу все свои силы, чтобы завтра дотащиться до вас -- а если не смогу -- прощайте!

Улица Дуэ, 50.
Суббота, 19 мая.

Мой дорогой старина,

Как только я буду в состоянии сесть в вагон -- я уеду, возможно, в конце будущей недели.

Мне хотелось бы всё же повидать вас до тех пор.

Обнимаю вас -- с грустью.

Ив. Тургенев.

4738. Э.С. Полторацкой

Вот всё, что я смог сделать. Бог знает, хорошо ли это. -- Я нахожусь в положении того человека, который утверждал, что у него никогда не бывает аппетита и который ужасно много ел. "Поскольку у меня нет аппетита, -- говорил он, -- я не знаю, когда нужно остановиться". -- Я тоже не знаю, где следует остановиться в выражении почтительности.

Улица Дуэ, 50.
Вторник, 22 мая.

Сударыня!

В конце концов -- надеюсь, вы извлечете какую-нибудь пользу из моей прозы. -- Но советую вам посовещаться с кем-нибудь более сведущим, чем я, во всех этих "свычаях и обычаях". -- Я не знаю ничего определенного о желательной величине полей, о прописных буквах, о том, как писать обращение и как подписываться и т.д. -- Мне кажется, что вы должны указать ваш возраст -- а также местожительство, чтобы знали, куда вам послать то, что государь сочтет возможным вам пожаловать¹.

Я выезжаю в субботу; надеюсь еще иметь удовольствие вас увидеть -- и прошу вас принять уверение в моих наилучших чувствах.

Ив. Тургенев.

4740. А.А. Трубецкой

Я еще здесь -- отправляюсь через два дня -- но так и не побывал в Бельфонтене, и, к сожалению, не смогу побывать. Вот почему. Три недели тому назад я перенес сильный приступ подагры в обеих ногах; неделю пролежал в постели -- затем вынужден был передвигаться на костылях -- и лишь вчера смог выйти в первый раз -- хотя сапоги надеть не в состоянии. -- Но поскольку дела настоятельно зовут меня в Россию¹, я в экипаже доберусь до железной дороги -- и до самого -- или почти до самого -- Петербурга не выйду из моего спального вагона. Ехать в таком состоянии в Фонтенбло было бы неосторожно -- и я хочу отложить это удовольствие до моего возвращения, которое состоится, если ничего не помешает, приблизительно в конце июля. Я отправляюсь в Россию с очень тяжелым сердцем; -- будучи противником православия и славянофильства, я весьма мало радуюсь тому, что там происходит: а именно сейчас там время их торжества². То, что происходит сейчас во Франции, тоже не слишком весело: это последняя битва между двумя последними жизнеспособными силами -- католицизмом и Революцией³; -- и хотя я не сомневаюсь в окончательном исходе битвы -- она может продлиться столь долго, что жизнь моя пройдет, прежде чем я смогу собственными глазами убедиться в победе правого дела. Несмотря на все, что я слышу со всех сторон, я вовсе не уверен в том, что Палата, избранная Францией, будет столь республиканской, как предполагают; еще менее я уверен в том, что, если бы это случилось, не будет попытки военного переворота; и я бы не стал заключать пари о том, что такой переворот не окажется успешным. В итоге -- я предаюсь черным мыслям; прибавьте к этому ощущение старости, стремительно надвигающейся в сопровождении всех недугов... и вы увидите, что не следует слишком сожалеть об отсутствии такого гостя, каким я его вам изобразил. Все же я полагаю, что по моем возвращении из России общее положение немного прояснится; -- и избавившись от всех этих blue devils {черных мыслей (англ.).}, преследующих меня сейчас, я буду более сносен.

Париж. Улица Дуэ, 50.
Среда, 23 мая 77.

Дорогая княгиня,

Прошу прощения за то, что написал вам в таком "миноре"; и для разнообразия скажу вам пару слов о семействе Виардо, которое пребывает в добром здравии и просит меня передать вам свои наилучшие пожелания. Отвратительная погода задерживает их в Париже; -- но я полагаю, что сразу же после моего отъезда они пожелают переехать за город.

Любезная княгиня, позвольте мне дружески пожать вам руку; уверяю вас, я буду очень рад увидеть вас по возвращении. Тысяча приветов м-ль Марианне⁴ и остаюсь

совершенно вам преданный "Trotzalledem" {"несмотря ни на что" (нем.).} Ив. Тургенев.

Госпоже княгине Трубецкой,
в замке Бельфонтен,
близ Фонтенбло.

4744. Вильяму Рольстону

Я выезжаю из Парижа завтра. Еду прямо в Петербург -- и не думаю, что смогу вернуться раньше начала августа. Не хочу уезжать, не пожав вам по-дружески руку -- и не сказав: "до свиданья!" {Написано по-русски.} -- Когда и где? -- об этом менее всего я могу знать и говорить. Но будем надеяться на лучшие обстоятельства.

Париж. Улица Дуэ, 50.
Воскресенье, 17-го мая {Так в подлиннике.} 77.

Мой дорогой друг,

Наконец-то я послал Сатерленду Эдвардсу -- клише (негатив) моей фотографии¹. -- Не думаю, что у него возникнет несвоевременная мысль опубликовать портрет русского теперь²; -- но фотография уже давно готова -- и поэтому я решил, что лучше ее послать.

P.S. Мой самый надежный адрес в России -- С.-Петербург -- Галерная ул., 20, редакция "Вестника Европы".

совершенно преданный вам Ив. Тургенев.

Angleterre {Англия (франц.).}.
В. Рольстону, экс<вай>ру.
Альфред Плейс, 8.
Бедфорд Сквер.
Лондон.

4745. Гюставу Флоберу

Этой ночью у меня опять распухла нога -- и вот я снова прикован к своему креслу. Я не уверен, что буду в состоянии выехать послезавтра; но, во всяком случае, сегодня не могу выйти из дому.

Улица Дуэ, 50.
Воскресенье утром.

Мой дорогой друг,

Возвращаю вам ваши рукописи¹. Если увидите Золя, передайте, что я сообщу ему темы фельетонов, как только увижусь и поговорю <со> Стасюлевичем. А пока -- мне пришла в голову одна мысль. Что, если он напишет физиологический очерк -- о закулисной жизни -- парижской журналистики? В этом не будет ничего злободневного -- но это может быть весьма любопытно. -- Русская публика падка на такие вещи².

Итак -- прощайте и до свидания в лучшие времена! -- Обнимаю вас.

Ив. Тургенев.

P.S. Тысяча приветов г-же Комманвиль и ее мужу.

4746. Н.А. Щепкину

Николаю Щепкину (управляющему) г. Тургенева. Мценск. Россия {Написано по-русски (кроме слова "управляющему").}. -- Чувствую себя лучше, скоро выезжаю в Петербург, напишу письмо. Иван Тургенев.

4750. А.А. Трубецкой

Завтра я уезжаю в Россию и обещаю, что вы получите от меня подробное письмо -- из Петербурга¹. Но я не хочу покинуть Париж, не поблагодарив вас за ваши добрые слова и за отрывок из письма вашей дорогой покойной дочери, который вы мне прислали². Я был им глубоко взволнован... для человека пишущего нет ничего желаннее, чем прикоснуться к душе, подобной этой...

Париж. Улица Дуэ, 50.
Понедельник, 28 мая 77.

Дорогая княгиня Трубецкая,

Еще раз благодарю вас.

Я не в полном отчаянии -- но, признаюсь, будущее представляется мне в довольно мрачных тонах... Особенно здесь, во Франции. В стране господствуют клерикалы: они это доказывают и докажут еще, погубив ее³.

Мы поговорим еще обо всем этом -- но когда я увижу вас -- в начале августа месяца -- ничто решено не будет... если только... ну, увидим.

Весь дом шлет вам наилучшие пожелания -- а я с нежностью пожимаю ваши руки и остаюсь навсегда

ваш верный и преданный Ив. Тургенев.

4751. Юлиану Шмидту

Я только что приехал и сразу отправляюсь спать -- так как я очень устал. -- Конечно же, я хочу Вас увидеть. -- Обедаю ли я завтра у Вас? Известите меня, в котором часу мне должно явиться¹. Утром в 10 часов я уже должен ехать дальше.

Среда. 8 ¹/₂ вечера.
30 мая 77.

Мой дорогой друг,

Сердечное рукопожатие

от Вашего Ив. Тургенева.

4752. Юлиану Шмидту

С немецкого:

Берлин.
St. Petersburger Hôtel.

Мой дорогой друг,

По ошибке я оставил у Вас сегодня не тот номер "Gegenwart". -- Я вышлю Вам "Отца Алексея"¹. Также попрошу Линдау доставить Вам "Сон"².

Сердечные приветы Вашей милой жене. Будьте здоровы и жизнерадостны.

Ваш И. Тургенев.

4758. Клоди Шамро

Моя дорогая любимая Диди -- посылаю тебе -- а также Марианне -- вам обеим -- в этом конверте свою новую фотографию, которая, как говорят, вышла вполне сносной¹. -- Глядя на нее, подумай, что этот господин в белом галстуке будет счастлив лишь тогда, когда увидит тебя. -- (18 июля!)² а, может быть, и раньше!). -- При моем отъезде из Парижа ты была больна -- и это меня очень тревожило; -- одно из маминых писем (первое) затерялось в дороге³. Бог знает, каких только мрачных картин не нарисовало мое пессимистическое воображение... Я уже собирался послать телеграмму Жоржу -- как, помнишь, три года назад из Спасского...⁴ к счастью, пришедшее письмо No 2 вовремя меня успокоило⁵. И все же из приписки Марианны я вижу, что ты чувствуешь себя утомленной и вялой. -- Скорее, скорее в Буживаль! и пусть свежий воздух "Ле Френ" оживит тебя! -- Я говорю это, хотя уверен, что ты уже там -- и вновь обрела свои дивные краски и силы. Что до Жанны, то, говорят, она великолепна!!⁶ Крепко поцелуй ее за меня, а также Жоржа. Когда я вернусь к родному очагу -- ты должна быть прекрасна, как день, -- и вскружить мне голову так, чтобы Жорж начал не на шутку ревновать.

С.-Петербург.
Среда, 13/1 июня 77.

С тех пор как я здесь, я повидал немало причудливых физиономий, которые хотел бы нарисовать для тебя... Увы! И здесь я сдаю -- и способности изменили мне!!! -- Но какие бороды! какие носы! какие глубоко запавшие глаза! Какие нависшие лбы! -- Какие манеры! Я попробую -- тем хуже для меня, черт возьми! Это -- "извозчик" (скромный кучер фиакра), который спит: заметь, что это случилось средь бела дня; на голове у него зимняя шапка на вате, которая торчит клочьями. Рядом спит голубь.

<Рисунок>

Наверное, мама показала тебе мое письмо, где я рассказывал о приезде Харламова. Мы были с ним в Академии, где видели огромное полотно некоего г-на Семирадского, по поводу которого был поднят адский шум (на нем представлен Нерон, сжигающий христиан) и которое я нашел фальшивым, крикливым, посредственным и невыносимым⁷. -- Я видел очень хорошую копию Харламова с урока анатомии Рембрандта -- и его картину, удостоенную золотой медали и очень плохую⁸. Он первый над этим смеется. -- Ему заказаны два или три портрета.

Итак, моя дорогая крестница, дай-ка сюда обе твои ручки -- чтобы я их расцеловал; потом обе щечки -- потом оба глазика. И будь здорова, слышишь?!! Пиши мне -- и люби обожающего тебя крестного отца.

Ив. Тург<енев>.

4761. Жюлю Валлесу

Милостивый государь и дорогой собрат, Ваше письмо пришло немного поздно; я получил его перед самым отъездом в Москву. Я начинал думать, что вы отказались от ваших намерений¹. Однако я тотчас принялся за дело и, надеюсь, нашел для вас нечто подходящее. Здесь создается новая газета (я ей всецело сочувствую). Она называется "Слово". Издатели были бы очень рады иметь фельетониста и политического корреспондента в Лондоне. Я дал им ваш адрес -- и не сомневаюсь, что они уже написали вам. Вот на всякий случай адрес одного из них: г-н Исидор Гольдсмит -- Петербург, Саперный переулок, No 6, кв. No 8. (Саперный переулок -- это маленькая улица саперов -- но лучше писать название по-русски). "Слово" начнет выходить осенью и имеет все шансы на успех². Сговоритесь об условиях: построчно во французских деньгах или считая по 3 сантима за 1 копейку и по три франка за рубль. (В рубле 100 копеек).

С.-Петербург.
3/15 июня 1877.

Я пробуду в России еще месяц -- затем вернусь во Францию, где мой постоянный адрес: Париж, улица Дуэ, 50. Вы меня обяжете, написав по этому последнему адресу о результатах ваших хлопот³.

Примите уверение в моих лучших чувствах.

Иван Тургенев.

4767. Клоди Шамро

Из письма, посланного мною вчера твоей маме¹, ты, возможно, уже знаешь, что я подцепил нечто вроде гриппа, насморка или катара, которым меня наградила наша прелестная зима; тем не менее мне уже лучше и я надеюсь, что завтра смогу выходить, а послезавтра, в субботу, отправиться в Москву. А пока я был счастлив получить сегодня утром твое письмо, доставившее мне огромную радость! и от всего сердца благодарю тебя за него². С огромным удовольствием я узнал из него, что ты и все твое семейство чувствуете себя превосходно, и я собираюсь подумать над сказками³, которые должны позабавить Жаннетон, мою соперницу¹. Это будет моим единственным литературным занятием и не столь уж легким делом, если я захочу сравняться умом с твоей дочкой!

С.-Петербург.
Большая Конюшенная.
Дом церкви св. Петра и Павла,
у г-жи Булье.
Четверг вечером, 9/21 июня 77.

Моя дорогая и любимая Диди,

Ты не поверишь, как велико мое желание вернуться в "Ле Френ"! И хотя у тебя нет никакой необходимости дожидаться лета, чтобы располагать мной, поскольку вот уже скоро двадцать один год, как это случилось⁴, я буду счастлив улечься у твоих красивых ножек, подобно доброму толстому Медору⁵, который только и мечтает услужить своей хозяйке.

Вчера я провел пять долгих часов в суде (политическом), где передо мной прошло огромное разнообразие лиц⁶. В большинстве своем они были уродливы и потому -- не по твоей части с твоей склонностью рисовать человеческие лица; но в тебе достаточно того, что называется "humour" {"юмор" (англ.).}, и я могу утверждать, что ты бы развлеклась и сделала несколько забавных набросков. Попробую дать тебе слабое представление (в моей профильной манере) о некоторых из этих физиономий. Вот, напр<имер>, главный обвиняемый: земский врач и статский советник Федор Покрышкин⁷ (можно было бы передать его фамилию так: г. Куверкль).

<Рисунок>

Его жена Татьяна Покрышкина⁸.

Эти два лица очень похожи: они карикатурны -- ну и что! он произвел на меня впечатление человека превосходного, благожелательного и серьезного -- она, должно быть, натура смелая, энергическая и умная! -- Попробуй-ка распознать это! К несчастью, мне не по силам даже попытаться передать лица и осанку крестьян; тем не менее я попробовал сделать это на отдельном листке -- но вышло совсем не то: неверно⁹.

Ты очень мила и добра, взяв под защиту "невезучего" Форе; я очень люблю этого молодого человека и был бы счастлив, если бы Марианна полюбила его¹⁰. -- Признаюсь, однако, что это будет сложным делом: похоже, что Марианна не склонна к замужеству... И все же она не создана для того, чтобы остаться в девицах и превратиться в старую деву!¹¹ Пример Жоржа усложняет ее выбор... но ведь такие мужья, как твой, не каждый день попадаются под руку; и, в конце концов, супруге Форе не придется жаловаться на судьбу¹². Я очень рад, что обе тетушки уехали¹³; как ни говори, а родные, люди, которых часто видишь, всегда оказывают некоторое влияние, и неприятно видеть, как другой человек рассматривает то, что составляет ваше счастье, как "катастрофу".

Мысль, что по возвращении я увижу положение неизменным, огорчает меня... Но в таких делах -- можно оставаться лишь наблюдателем. Ничего не поделаешь!¹⁴

То, что ты написала о Поле¹⁵, огорчает меня. -- Очевидно, что в его случае есть некий органический порок, и, будучи человеком необузданным и самовольным, он не сделает ничего, чтобы предупредить новые припадки и поберечь свое здоровье. -- Боюсь, как бы он не предался излишествам; я уверен, что он "freely" {"вволю" (англ.).} пьет вино и пиво и т.д. Необходимо, чтобы он на некоторое время вернулся в "Ле Френ"; там он почти не развлекается, да и не развлекает других; -- именно эта мирная скука и вылечит его. Рубинштейн возвратился; я его, однако, не видел и вряд ли увижу; он уединился в своем загородном доме¹⁶.

Харламов также в Петербурге; он продал свои картины и уезжает в Москву, где ему заказали два портрета¹⁷.

А ты взялась ли вновь за свою палитру? Удостоился ли мой большой кабинет в шале твоего присутствия?¹⁸

Ну вот -- пора прощаться. Я рассчитываю увидеть вас всех ранее, чем через три недели (говорю это тебе на ушко) -- а пока целую тебя со всей мыслимой нежностью. Поручаю тебе также поцеловать Жоржа и Жаннетон, und Ich bleibe auf ewig Dein unwandelbar treuer alter Pathe {и остаюсь навеки и неизменно преданным тебе твоим старым крестным (нем.).}

И. Тур<геневым>.

4768. Эмилю Золя

Вот уже две недели, как я здесь, и мне кажется, что я попал в котел, полный воды, где киплю вместе со всеми другими¹. (Поймите эту фразу в переносном смысле, так как, с другой стороны, здесь такой холод, что я жалею о том, что не захватил шубу).

Санкт-Петербург.
21/9 июня 1877.

Мой дорогой друг,

Я пробуду в России еще месяц, потом живо возвращусь в Буживаль, где и запрусь до зимы.

Я не сдержал своего обещания и не прислал вам тем до отъезда из Парижа; очень прошу вас извинить меня². Но мне кажется, что у вас была тема на июль. (Здесь были чрезвычайно довольны вашей статьей о военных³; вы по-прежнему всеобщий любимец). Что касается темы для статьи на август, то мне здесь пришла в голову одна мысль. Если вы не думаете приготовить очерк о закулисной жизни парижской журналистики, как я писал об этом Флоберу -- не знаю, ознакомил ли он вас с этой частью моего письма⁴ -- быть может, вы хорошо сделали бы, прислав нам своего рода идиллическое изображение юга Франции, где вы сейчас находитесь, описание образа жизни южан и т.д. и т.д. Как контраст, это произвело бы прекрасное впечатление, и я думаю, что вы бы отлично с этим справились и что это вас бы развлекло. Подумайте об этом⁵.

Я полагаю, что вы уже принялись за работу, и желаю вам здоровья, отдыха и душевного покоя, насколько это возможно при современном положении Франции.

Стасюлевич передает вам тысячу добрых пожеланий, а я сердечно жму вам руку и прошу вас поклониться от меня г-же Золя. Я напишу вам тотчас по возвращении во Францию.

Совершенно вам преданный Ив. Тургенев.

P.S. Я думаю, что устроил дело вашего лондонского друга, хотя и иначе, чем предполагал⁶.

4780. Клоди Шамро

Дорогая моя душенька Диди, mein allerliebstes Herz {самое любимое мое сердечко (нем.).}, твое письмо было единственным, пересланным мне из Москвы, единственным, принесшим мне известия из ваших милых мест¹. -- Сожалея об участи остальных писем, тобой упомянутых -- (я не обнаружил и следа обещанных фотографий -- что меня особенно огорчает), -- я счастлив, что хотя бы твое не затерялось в дороге. -- Из него я вижу, что все у вас поживают неплохо, начиная с милого маленького гренадера Жаннетон². (В один из ближайших дней ты от нее услышишь: Черт подери!) -- и я с самым живым интересом прочитал графическое описание, как говорят англичане -- этого Версальского собрания -- где шайка гнусных бунтовщиков и негодяев борется со всем, что есть разумного и патриотического во Франции³. Да поможет им Господь -- (я не говорю о негодяях) -- и да вернутся 363 победителями!⁴

С.-Петербург.
Большая Конюшенная,
в доме церкви св. Петра и Павла,
у г-жи Булье,
Суббота, 18/30 июня 77.

Я был также очень рад узнать о блестящем положении ваших денежных дел. Становитесь богатыми, как Крезы, дети мои -- где же и поселиться фортуне, как не у вас!

Ты уже знаешь из письма, которое я послал маме, что на сей раз подагра лишь показала мне зубы (плюю три раза через левое плечо) -- или, вернее -- она сильно меня куснула -- но тут же разомкнула челюсти, -- поскольку мне гораздо лучше, чем обычно бывало после 10 дней болезни -- и надежда скоро уехать -- до конца следующей недели -- забрезжила перед моим помраченным взором. -- Ты знаешь: я поверю в то, что нахожусь в "Ле Френ" -- лишь когда увижу себя лежащим на большой кровати в моем шале -- но все равно... надежда брезжит. -- Это будет для меня тот самый случай, когда я воскликну: "Я здесь, я остаюсь!! "⁵, и я надеюсь, что эти слова более пристанут мне, чем этому гадкому маршалу, которого, я рассчитываю, республиканцы выбьют, как пробку... не шампанского, а поганого сидра⁶.

Вы, должно быть, устраиваете изысканные обеды в Марли--а после обеда звучит, должно быть, хорошая музыка -- мне известен кое-кто, жестоко лишенный музыки и жаждущий ее... Единственной музыкой, слышанной мною со времени отъезда (я не говорю о вечере, проведенном у Давыдова), был гром пушки, извещающей о подвиге нашей армии, перешедшей Дунай⁷. -- Я ощутил легкий патриотический и воинственный трепет в моем обычно столь миролюбивом сердце. Кстати, мой управляющий, которого я вызвал сюда из Спасского, сказал мне, что его родной брат записался добровольцем в первый полк, который форсировал реку, и что он сильно беспокоится за его судьбу -- ибо первые получили самые сильные тумаки. -- Я сказал ему несколько слов, таких, которые ровно ничего не значат, но всегда успокаивают.

Кстати -- еще о музыке -- надеюсь, что между твоей сестрой и Infelice {Несчастным (итал.).} воцарится, наконец, согласие?⁸ Ты знаешь, что я покровительствую бедняге -- и нахожу, что с вашей -- твоей и Жоржа -- стороны очень любезно проявить к нему внимание. Когда я вернусь -- исполнится более семи недель, что я их не видел. -- Как раз столько длится пост -- но будет ли потом масленица?

А что с живописью? Признавайтесь, сударыня, взяли ли вы снова кисти в руки -- и пользуетесь ли удобной мастерской, предоставленной мною в ваше распоряжение?⁹ -- А? Диди? -- Ты мне ни словечка не сказала по этому поводу в своем письме. -- А твои иллюстрации? Я нашел здесь две очень красивые тетради детских силуэтов, сделанных некоей г-жой Бём -- в жанре Канефки¹⁰ -- и я их тебе привезу.

Оставь себе фотографию, которую я тебе послал -- я рад узнать, что -- в целом -- она тебе нравится; Марианне я привезу другую¹¹.

Я огорчен, что не получил ее фотографии и фотографии Жаннетон.

А теперь, сударыня, представьте себе, что вы сидите на краешке биллиардного стола -- а я стою перед вами; вы качаете вашими прелестными ножками, как это часто случается; я их ловлю, целую по очереди -- потом ручки, потом твое дорогое личико; а ты позволяешь мне делать это, -- потому что знаешь, что нет на свете существа, которое любило бы тебя больше, чем

твой старый крестный И. Т.

P.S. Целую также Жоржа, Жаннетон, Марианну -- и все семейство!

4789. Эмилю Золя

Я получил ваше письмо в момент отъезда из Петербурга и, прибыв сюда вчера, пишу вам несколько слов¹. Я возвратился сюда раньше, чем предполагал, из-за нового (пятого в этом году) приступа подагры. Это мне опротивело, и вот я снова в своем гнезде.

Буживаль. (Сена и Уаза).
Улица Мем, 16.
Среда, 11 июля 1877.

Мой дорогой друг,

Я очень рад, что вы здоровы и работаете.

Стасюлевич уже уехал из Петербурга, когда пришло ваше письмо; но он должен приехать в Париж к 15-му августа; он пробудет там неделю. Мы увидимся и поговорим². Не сомневаюсь, что он охотно примет ваше предложение³. Я напишу вам о результате нашего разговора.

Ваш лондонский друг не прислал пробной статьи. Однако я как будто устроил для него кое-что в журнале, который создается в Петербурге и имеет самые большие шансы на успех⁴.

Я собираюсь написать Флоберу⁵.

Кажется, печатание романа Доде начинается 15-го в "Temps"⁶.

Я нашел здесь всех своих здоровыми и бодрыми.

Восточные дела меня очень огорчают⁷.

Тысяча приветов г-же Золя и сердечное рукопожатие вам.

Ив. Тургенев.

4790. Гюставу Флоберу

Мой дорогой старина, Со вчерашнего дня я снова здесь!¹ -- Путешествие мое было сокращено сильнейшим приступом подагры (!!!) -- случившимся в С.-Петербурге. -- Я привез вам халат, столь же красивый, как халат персидского шаха, или, вернее, бухарского хана!² -- Но я не уверен, что вы сейчас в Круассе; напишите мне несколько слов³. -- Мы договоримся, как нам повидаться. Сейчас у меня еще распухшая нога, и я хожу с трудом. Работаете ли вы?⁴ Как здоровье? Привет всем -- обнимаю вас.

Буживаль. Ле Френ.
Улица Мем, 16.
Среда, 11 июля 77.

Ив. Тургенев.

4791. Полине Брюэр

Вот уже четыре дня, как я вернулся сюда -- намного раньше, чем думал, и пишу тебе эти несколько слов, чтобы сообщить о себе и разузнать о тебе. Я не смог двинуться дальше Петербурга: как раз в день моего отъезда в Москву у меня начался очень сильный приступ подагры, который оказался для меня неожиданностью, тем более неприятной, что у меня уже был один приступ в мае и даже в П<етер>бург я отправился еще в бархатных сапожках. Это отбило у меня охоту продолжать путешествие -- я вызвал своего управляющего¹, Мы привели в порядок -- с грехом пополам -- наши дела; что касается моего брата -- то об этом не следовало и помышлять² -- и, пробыв там 5 недель, из которых три я провел в своей комнате -- я уехал обратно. Деньги свои я употребил на покупку ценных бумаг -- потому что вследствие войны курс рубля упал ниже, чем когда-либо -- до 2 фр. 60 сант. -- и согласиться сейчас на обмен денег означало бы смириться по доброй воле с потерей в 30%. Здешний банкир³, с которым я советовался относительно выплаты процентов по этим бумагам, посоветовал мне подождать немного -- так как, по его мнению, подобный курс не может ни опуститься еще ниже, ни продержаться долго. Это и побудило меня просить твою свекровь о том, чтобы она согласилась тоже немного подождать⁴; иначе она вынудила бы меня потерпеть значительный убыток, которого я очень хотел бы избежать. Я написал ей в Париж; а она, может быть, находится у тебя в Ружмоне. Эта отсрочка ни в коем случае не может продлиться больше, чем до конца месяца. Будь любезна, прочти ей эту часть моего письма. Поистине слишком досадно давать 1000 рублей за 2600 фр. -- тогда как они должны были бы стоить по крайней мере 3500 фр. Напиши мне -- о себе, детях, муже, обо всех домашних. Я еще не выздоровел и -- хоть и бросил костыли -- всё еще не могу ходить, как здоровый человек.

Буживаль. Ле Френ.
Улица Мем, 16.
Воскресенье, 15 июля 77.

Дорогая Полинетта,

Я собираюсь пробыть здесь по крайней мере 3 недели или месяц. Здесь все здоровы и просят передать тебе тысячу наилучших пожеланий.

Целую вас всех.

Ив. Тургенев.

4794. Поллачеку

Уж десять дней, как я здесь, возвратившись из России¹, и до сих пор едва ли был в силах ответить на Ваше любезное письмо (с вырезкой из "N F Presse"²). -- Фельетонист³ настроен ко мне по-доброму, но очень жесток по отношению к России, -- удивительное чувство испытываешь все же, когда видишь, как удары, обрушивающиеся на отечество, почерпнуты из твоего собственного творения⁴. Несмотря на это, я весьма благодарен Вам за присланную вырезку -- хоть так что-то можешь узнать о себе, с Вашей же стороны было любезно вспомнить обо мне.

Буживаль. Улица Мем, 16.
Понедельник, 23 июля 77.

Дорогой господин Поллачек,

Я много рассказывал госпоже Виардо о нашей поездке⁵ -- для нее было большим удовлетворением слышать о неизменной преданности Вашей супруги и Вас самих.

Не знаю, когда буду в Вене, однако надеюсь на то, что, если судьба когда-либо приведет Вас в Париж, Вы не минуете моего порога.

Госпожа Виардо тоже весьма благодарна Вам за Вашу готовность в случае необходимости помочь ее сыну Полю в его музыкальной карьере.

Мое почтение Вашей супруге и примите уверения в глубоком уважении

всегда преданного Вам Ив. Тургенева.

4795. Гюставу Флоберу

Я не ответил вам тотчас же, потому что у меня была смутная надежда поехать в Круассе и самому привезти ваш халат; но надежда эта -- сейчас -- исчезла -- и я пишу вам, а халат посылаю по железной дороге¹. Ноге моей лучше -- но я не смог бы еще много ходить -- вероятно, в конце концов я испробую новое лекарство, которое так превозносят в газетах -- и название которого начинается на сал и кончается на ат. Эта подлая подагра принимает у меня полухроническую и полуострую форму, которая мне очень досаждает. Жаль, что Б<увар> и П<екюше> покончили с медициной -- я попросил бы у них совета².

Буживаль. Ле Френ. Улица Мем, 16.
Вторник, 24 июля.

Мой дорогой старина,

В России я сделал лишь ¹/₄ того, что собирался сделать -- но это уже кое-что. Разумеется, я не сделал главного: не повидался с братом³. Все это в порядке вещей.

Я очень хотел бы окончания этой войны, чтобы курс русского рубля мог подняться. Нынешнее положение совершенно парализует мои возможности⁴.

Вы работаете -- и это хорошо; а как идут дела -- в особенности то дело, которое -- помните -- так много обещало?

Моя собственная литературная деятельность сейчас -- в глубочайшей из бездн.

Я прочел маленький рассказ Золя в "L'Echo Universel"⁵. Особенно замечательно начало. Привет всем -- обнимаю вас.

И. Т.

P.S. Известите меня о получении халата.

4796. Е.И. Рагозину

Г-ну Рагозину, Невский, No 68 -- 40, С.-ПБГ. -- Даю полную свободу менять выражения, лишь бы основной смысл сохранился¹. Тургенев.

4800. Эмме Лейзерес

Прежде всего прошу позволения писать вам по-французски: этот язык вам так же близок, как ваш собственный -- а я свободнее владею французским, чем английским. Ваше любезное письмо дошло по назначению лишь после моего возвращения во Францию -- немногим более двух недель тому назад; и я бы немедленно на него ответил, если бы новый приступ подагры, от которого я с трудом избавляюсь, не уложил меня в постель. Я как нельзя более тронут лестными словами, которые вы мне говорите -- и рад видеть, что мое последнее произведение вам понравилось¹. Из всех моих романов этот стоил мне наибольших усилий -- и, надо сказать, имел наименьший успех в моей родной стране. Критика была очень сурова ко мне -- и публика тоже, особенно в первое время²; потом положение немного улучшилось -- или, вернее, иные, более серьезные, заботы направили всеобщее внимание в другую сторону³. Как бы то ни было, ваше одобрение для меня очень ценно: я улавливаю в нем то доброжелательное пристрастие, с которым вы вообще относитесь к моим сочинениям⁴; но, с другой стороны, вы не могли бы сказать мне столько хорошего о моей книге, если бы она вам не понравилась; и зто для меня гарантия того, что мой роман, каким бы горьким и мрачным он ни был, вероятно, не совсем лишен достоинств.

Буживаль. (Сена и Уаза).
Улица Мем, 16.
Среда, 1-го августа 1877.

Сударыня,

Не сомневаюсь, сударыня, что вы, со своей стороны, продолжаете заниматься литературным трудом, к которому у вас есть очевидное призвание; и, желая вам всяческих успехов, прошу вас принять, сударыня, выражение моей искренней симпатии, с которой остаюсь

совершенно вам преданный Ив. Тургенев.

4803. Паулю Гейзе

С немецкого:

Буживаль (около Парижа).
Улица Мем, 16.
Пятница, 3 авг. 77.

Мой дорогой друг,

Недавно вернувшись из России, я нашел здесь Вашу книгу ("Эльфрида")¹, а также печальное уведомление о Вашей горькой утрате². Не стану даже пытаться утешить Вас -- такие раны исцеляет только время -- а хочу лишь уверить Вас в своем искреннем соболезновании. Вашу трагедию я прочитал здесь вслух в своем -- я, пожалуй, имею право так сказать: своем -- семейном кругу; она произвела глубокое впечатление -- и я уверен, что с хорошими исполнителями "Эльфрида" будет иметь большой успех -- ведь каждая роль в ней имеет свой характер и открывает перед актером широкие возможности. Благодарю Вас за дружеский подарок.

В начале этого года я лелеял намерение поехать в Россию через Мюнхен и Вену; но это не удалось -- и, таким образом, удовольствие личной встречи с Вами мне, видимо, придется отложить до следующего года. Может быть, Вы приедете на Выставку в Париж?³

Заниматься литературной работой я пока не собираюсь; последняя моя книга стоила мне большого труда, а удовлетворения принесла мало⁴. Теперь я хочу выждать. Когда я писал свой роман -- особенно мучительным было для меня то, что мне приходилось многое замалчивать или обходить; но даже в своем настоящем виде "Новь" чуть не была сожжена цензурным комитетом -- и была спасена большинством лишь в один голос...⁵Таким образом, работая, я не был свободен -- а это как раз то, что решительно отравляет радость творчества. Приходится считаться и т.д. Лучше уж оставить всё.

Продолжайте творить, мой дорогой друг, Вам ведь не мешают--и дайте мне возможность, как и прежде, следить за Вашей деятельностью. Излишне говорить Вам, с какой глубокой симпатией я это делаю.

Поклонитесь сердечно Вашей милой жене и примите уверение в моей неименной дружбе.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

4805. П.Л. Лаврову

Петру Лаврову, улица Сен-Жак, 328, Париж. -- Просьба прийти на свидание послезавтра, во вторник, вместо понедельника¹. Тургенев.

4806. Генри Джеймсу

Мне было весьма приятно получить ваше письмо и вашу книгу¹ -- и я вам очень благодарен за то, что вы вспомнили обо мне. Я примусь читать вас сегодня же и выскажу вам свое мнение искренне, как это подобает делать по отношению к таким талантливым людям, как вы². -- Как вы и полагали, я действительно вернулся из России уже более трех недель тому назад; -- теперь я до зимы в Буживале. -- Очень рассчитываю видеть вас здесь, так как вы говорите, что вскоре уедете из Англии³. -- Благодарю вас за вашу симпатию к нам, русским -- вокруг вас ее, должно быть, очень немного -- и тем ценнее она для меня".

Буживаль. (Сена и Уаза).
Улица Мем, 16.
Пятница, 10 августа 1877.

Мой дорогой друг

Вы легко можете себе представить, как я огорчен и озабочен; кроме того, особые личного свойства обстоятельства делают сейчас жизнь довольно тягостной для меня -- внося в нее свою горечь⁵. -- Но, в конце концов, "ничто не вечно под луной" -- как говорится; и это, несмотря ни на что, служит некоторым утешением. Во время своего пребывания в России я, действительно, видел много хорошего и дурного; -- привез с собой множество впечатлений -- но до сих пор -- у меня нет никакого желания изложить их или записать; я так далек сейчас от всякой литературной деятельности, что иногда спрашиваю себя, действительно ли я занимался ею когда-то -- и неужели я написал эти книги, в которых есть и начало, и середина, и конец? -- Так или иначе -- всё образуется -- утрясется -- но сейчас я блуждаю в тумане. Вчера вечером видел семейство Тургеневых -- (они наши соседи, как вы, возможно, знаете)⁶ -- и передал им ваш привет -- равно как и семейству Виардо; у них все благополучно. -- Жуковский находится где-то в Италии; другие как-то рассеялись.

Итак -- уговорились: до свидания, причем до скорого. -- Желаю вам всевозможных успехов и сердечно жму вашу руку.

В<есь> в<аш> Ив. Тургенев.

4807. Теодору Чайльду

Я получил No "Belgravia", столь любезно посланный мне вами -- и с большим удовольствием прочел вашу статью, в которой беспристрастие критика сочетается с истинным доброжелательством¹. Высказанная англичанином, и в такой момент, как нынешний -- ваша оценка драгоценна для меня вдвойне. Я бы желал, чтобы антагонизм, существующий между двумя нашими народами, вскоре уступил место лучшим чувствам² -- и прошу вас, милостивый государь, принять уверение в моей признательности, а также в моем глубочайшем уважении.

Г-ну Т.Э. Чайльду.

Буживаль. (Сена & Уаза).
Улица Мем, 16.
Пятница, 10 августа 77.

Милостивый государь,

Иван Тургенев.

4810. Гюставу Флоберу

"Кан? Почему Кан?" -- скажете вы, дорогой мой старина? -- Что означает, черт возьми, этот Кан? Ну так вот! -- Дамы семейства Виардо должны провести две недели на морском побережье, в Люке или в Сент-Обене -- и меня выслали вперед что-нибудь подыскать¹. -- Я взял ваше письмо с собой² -- и спешу вам сказать, что ваш визит меня вполне устраивает -- ибо я вернусь в Буживаль уже во вторник -- и буду ждать в Ле Френ весточки от вас, чтобы знать, когда мне следует отправиться для встречи с вами в Париж на улицу Фобур-Сент-Оноре!³ -- Вот уж когда мы поговорим -- стены затрещат!! -- Итак -- начиная со вторника, я жду от вас известий. Обнимаю вас.

Кан. "Гранд отель" на Королевской площади.
Пятница вечером, 17 августа 77.

Ваш И. Тургенев.

4815. Клоди Шамро

Я должен написать тебе о вещах вполне неправдоподобных; -- но я был очевидцем их -- и надеюсь, ты не будешь сомневаться в моей правдивости. -- Слушай же!

Ле Френ.
1-го апреля 9877 {Так в подлиннике.}¹.

Моя дорогая Диди!

Поднимаясь сегодня по аллее "Ле Френ", сначала я не заметил ничего необычного; но каково же было мое удивление, когда я встретил там некую одалиску, разряженную и с обнаженным животом (все одалиски выглядят именно так) -- в которой я узнал м-ль Арнхольт! Во рту она держала наподобие сигареты хвост Фанора², который накануне отрезала -- конец его еще кровоточил; -- с непринужденным видом она сообщила мне -- что нарядилась так для встречи с Бисмарком, который сделался турком и пожелал взять ее в свой гарем. -- Едва я услышал эти слова, как и в самом деле увидел подбегавшего Бисмарка в облике твоего дяди; из дрожащих его уст вырывались отрывистые выкрики: "Ко мне! Лойза! ко мне! В иной отчизне спрячь..."³ Но в это мгновение мстительный Фанор -- с протяжным воем вырвал у него сзади кусок штанов и, перепрыгнув через м-ль Арнхольт, украсил ее голову этим лоскутом! После чего м-ль Арнхольт начала вращаться, словно дервиш -- и с такой быстротой, что ее пупок являл собой чернеющий горизонтальный круг. Алла у! Алла у!! -- Между тем твой дядя -- Бисмарк -- устремился в сторону Буживаля, роняя по пути через дырку в штанах мелкий помет, похожий на ракушки, -- а Белетт⁴ лизала зад Фанору, который надеялся прилепить к нему оторванный хвост!! -- Ошеломленный этим зрелищем, я побежал к дому: но там вещи еще более удивительные предстали перед моим взором! -- Приглашенный твоим папой из Парижа механик-философ втыкал в его голову длинные желтые стрелы -- так сказать, для проницательности -- при помощи которых он надеялся уяснить поведение твоего дяди; -- а твой супруг, стоявший рядом с ним, -- взмывал в небеса на своих ногах, которые утончались подобно ракетам... Он кричал: на помощь! но вскоре расстояние (его голова уже уперлась в облака) -- заглушило его голос! -- Не зная, как быть, я бросился в шале: мне пришлось пройти сквозь Огюста, превратившегося в скверно пахнущий газ (gazus domesticus {газ домашний (лат.).}) -- а потом в лестничный просвет я заметил кухарку Мадлен, которой -- о! прошу прощения за подробности! -- завивал кончики грудей парикмахер, переодетый в тореадора, -- и наконец добрался до своей спальни. -- Я рассчитывал отдохнуть здесь хоть немного. -- Но горе! Моя постель была занята большим белым медведем, в котором я без труда узнал Ханыкова, завопившего при виде меня: "Скорее, скорее подайте мне ночной горшок! -- Черт побери, я не знаю, вырвет ли меня или мне хочется ка-ка!" У бедняги была холера! -- В отчаянии, я дал ему требуемый ночной горшок; -- и после нескольких безуспешных попыток какая-то непреодолимая сила заставила меня водрузить его себе на голову -- и в этом унизительном положении я вдруг узнал, что прибывшая из Германии императрица Августа находится в гостиной и желает меня видеть. -- Что оставалось делать? Великие боги! -- Я немедленно повязал белый галстук -- но в смятении не снял с головы горшка и спустился в гостиную, где и в самом деле обнаружил Императрицу! -- Узрев мой головной убор, ее величество не могла удержаться от возгласа: "О! welche Schweinerei!" {какое свинство! (нем.).} -- и вышла, полная возмущения, в сопровождении фрейлины! -- Ее величество была столь переполнена, что с полдюжины возмущений выплеснулось на площадке, где я бережно подобрал их и рассчитываю показать тебе, когда ты вернешься. -- Весьма любопытная вещь -- возмущение Императрицы:-- это нечто студенистое, как то, что мы видели с тобой на берегу моря -- по цвету оно зеленоватое -- а по запаху -- противное и кисловатое...

Ты понимаешь, что после подобных событий я чувствую себя совершенно разбитым! -- Мне стоит немалого труда окончить это письмо, поцеловать обе твои прелестные ручки и сказать тебе, что я остаюсь

твой до безумия... доведенный Ив. Тур<генев>.

4816. Клоди Шамро

Моя дорогая любимая Диди, спасибо за твое милое письмо, из которого я узнал, что ты чувствуешь себя хорошо, как и все другие обитатели трех комнаток на верхотуре отеля Бель-Пляж!¹ -- Оставайтесь же там, покуда вам будет хорошо -- а мы, смиренные обитатели "Ле Френ" -- постараемся утешаться в ваше отсутствие тем, что будем представлять себе радость, с какой мы увидим -- ваши посвежевшие и потолстевшие щеки -- и светящиеся, как карбункулы, глаза. (NB. Совершенно не представляю себе карбункулы -- но это, должно быть, что-то ярко светящееся²).

Буживаль. Ле Френ.
Четверг, 30 августа 77.

Что до меня -- увы! Трижды увы! -- Я решительно превращаюсь в старую подагрическую калошу. -- Тебе уже известно, что меня вновь одолел этот неумолимый враг -- и вчера, не будучи в состоянии ступить на землю -- и тем не менее страстно желая послушать новую увертюру, сочиненную твоей сестрой на испанские мотивы³ -- я был вынужден совершить путешествие в большой дом⁴ следующим образом:

<Рисунок>

путешествие, которое напоминало паломничество в Святую Землю, -- два шага вперед и один назад, -- конечно, причинило мне большую усталость, которая, впрочем, была вознаграждена удовольствием от слушанья этой новой увертюры, очень веселой, живой и, как я полагаю, весьма искусной; -- но сегодня утром, проснувшись, я обнаружил с огорчением и одновременно удивлением, что моя подагра тоже не дремала: она поднялась от пятки к колену, месту гораздо более для нее удобному, откуда ей много труднее убраться восвояси. Все это не слишком располагает меня видеть жизнь в особенно радужных тонах. -- Все, чего я прошу у судьбы -- это, по крайней мере, стоять на обеих ногах -- в день вашего возвращения в "Ле Френ", которое, я полагаю, состоится в воскресенье, 9 сентября.

Папа и мама чувствуют себя превосходно; м-ль Валантен, я думаю, также; -- но она прячется, и я едва замечаю ее. Возможно, она боится "intrude" {причинить беспокойство (англ.).}, входя в мою комнату -- а, может быть, она желает уединиться, чтобы вволю помечтать о том красивом юноше из Люка⁵, который оказывал ей с такой настойчивостью знаки внимания!

Я не мог предположить, что моя первоапрельская шутка сможет обмануть вас и на четверть секунды!!⁶ -- Но вот: происходит только непредвиденное, свидетельство тому -- Турецкая война⁷.

Ну что же -- пора мне прощаться с тобой. Я желаю тебе наловить гору креветок... Почему бы тебе не подарить, ex-voto {согласно обету (лат.).}, золотую креветку Деве-избавительнице?⁸ -- Позволь мне обнять тебя со всею нежностью крестного -- и поцелуй за меня Жаннетон, Жоржа и Марианну. Я дал ей такое же поручение -- так что вы поцелуетесь лишний раз в честь и в память

Старого подагрика И. Т.

4817. Гюставу Флоберу

Когда вы со мной разговариваете, то полагаете, что имеете дело с человеческим существом; перестаньте же заблуждаться -- я всего лишь старая посудина для подагры. Это значит, что с вечера того самого дня, когда мы с вами вместе завтракали, она снова яростно в меня вцепилась -- и с тех пор я слег. -- Минувшей ночью -- она поднялась из пятки в колено -- и, вероятно, ее путешествия на этом не окончились¹. -- Поэтому, если вы хотите меня видеть, вам следует поступить, подобно Магомету -- идти к горе².

Буживаль. Ле Френ.
Четверг, 30 августа 1877.

Мой дорогой друг,

Затем я вас обнимаю, желаю вам кучу приятных вещей -- и не желаю подагры.

Ваш И. Тургенев

4818. Гюставу Флоберу

Пишу для того, чтобы помешать вам "идти к горе", если вы предполагали это сделать¹. Я решил потащиться на моих костылях в Париж для консультации с д-ром Сэ; иначе мне пришлось бы отложить ее до среды, ибо воскресные дни и понедельники он проводит в Трувиле, а по вторникам не принимает. -- Не знаю, когда он мне разрешит выходить, а кроме того, я не в состоянии одолеть ваши 5 этажей -- так что наша встреча, обед и т.д. -- всё летит к черту. После 40 лет суть жизни определяется одним словом: отказываться.

Буживаль. Ле Френ.
Суббота, 1-го сент. 8 ч. утра.

Мой дорогой старина,

Обнимаю вас и желаю здоровья, бодрости и т.д. и т.д.

Ваш старый И. Тургенев.

4820. Клоди Шамро

Как говорят, "es drängt mich an Dich zu schreiben" {"мне необходимо написать тебе" (нем.).}, моя дорогая и очень, очень любимая Диди, поскольку я хорошо помню, в каком состоянии духа было написано мое последнее письмо¹: оно было изрядно унылым из-за непрекращающихся приступов подагры! В моей старческой немощи мне было почти стыдно обращаться к таким милым и юным существам, как вы. Но теперь, благодаря "салицилату"² доктора Сэ, я чувствую себя бодрее, колено больше почти не болит, и мой моральный барометр пошел вверх. Полагаю даже, что буду в состоянии отправиться с дамами на праздник в Лож³, хотя погода стоит довольно скверная: ветер, черные, серые и низкие облака, время от времени идет дождь и холодно до отвращения. Всё это наводит меня на мысль, что и вам, должно быть, не слишком уютно на побережье⁴. Барометр физический, кажется, тоже резко пошел вниз. Что ж, все в руце Божьей, Провидения, Верховного Существа, Великого Пана, всемирного Разума, Weltgeist {Мирового Духа (нем.).}, Natura naturans {Творящей природы (лат.).} (не путать с Natura naturata {Природой творимой (лат.).})⁵ -- если только все эти господа и дамы снисходят до наших дел; -- я же пишу тебе потому, что это мне нравится и потому что я получаю удовольствие от того, что прошу у тебя письменно разрешения поцеловать твои прелестные ручки. Вот и все!

Буживаль. Ле Френ.
Понедельник, 3 сент. 1877.

Мы -- здесь -- живем себе потихоньку. По утрам много читаем -- во второй части "Фауста" Гёте встречаются образцы высочайшей поэзии -- в особенности в Classische Walpurgisnacht {Классической Вальпургиевой ночи (нем.).}; там есть ряд мест, которые так и просятся быть проиллюстрированными тобой: нимфы, тростник, луна, Хирон, уносящий прекрасную Елену...⁶ я покажу тебе все это. -- К сожалению, эти чтения уже дважды прерывались из-за визитов докучливых русских, которых я не мог не принять⁷.

По вечерам музицируем; а вчера мы играли в буриме (присутствовали г-н и г-жа Тардье⁸ и Патапуфия⁹). Вышло не так уж плохо. Вот два стишка, снискавшие одобрение. (Я их запомнил, потому что сам сочинил).

нога -- колибри

О горе! Полчаса назад

(Такие, смеха ради, игры!)

Я дал ногой пинок под зад

Колибри.

кульбит -- миазит

(слова принадлежат железнодорожному носильщику)

Когда без груза я иду и делаю кульбит,

То наношу урон спине, в итоге -- миазит.

Когда же грузом я гружен,

То наношу ему урон!

И ах! Я делаю...

Был еще стишок, где клистирная трубка была представлена в виде "улыбки Амфитриды"¹⁰; г-н Тардье очень смеялся -- Г-жа Тардье потерпела фиаско.

Нет нужды прибавлять, что мы непрестанно думаем обо всех вас и что дом кажется опустевшим; но раз уже все это на пользу -- терпение -- и даже будем веселиться!

Представь себе, что я обнаружил: нос Патапуфии полон таинственной жизни: он загибается и двигается во всех направлениях -- и лишь огромным усилием воли, а также из похвального чувства приличия ей удается держать его в неподвижности в присутствии посторонних. Но вчера вечером, in an unguarded moment {в минуту забывчивости (англ.).}, что же я вижу? Ее нос, сделав оборот вокруг себя, наподобие штопора -- или поросячьего хвостика, принялся отбивать такт вправо и влево, как метроном, пока "Валентинхен"¹¹ распевала вариации Рода!¹² -- Вот такую услугу оказывала Патапуфия из дружеских чувств! -- М-ль Арнхольт воспользовалась тем же равномерным движением, чтобы сосчитать удары своего пульса, заметно участившегося со времени таинственных обедов с неизвестными молодыми людьми! -- Можешь себе вообразить мое изумление! Как только Патапуфия заметила меня -- нос ее издал крик и спрятался во рту, а обе другие дамы упали наземь без чувств. -- Я их подобрал... слава Богу, они ничего себе не сломали!

Посылаю тебе это письмо в Кабур; -- а вдруг вы уже не в Кабуре? Вам бы следовало послать телеграмму из Кабура. Вчера я также послал письмо в Кабур и Жоржу¹³.

А теперь -- gieb deine beiden Pfötchen, dass ich sie tausendmal küsse {дай мне обе твои лапки, чтобы я тысячу раз их поцеловал (нем.).}. Поцелуй за меня Марианну и Жоржа и Жаннетон, морячку Жаннетон!! und sei gut deinem alten {и будь добра к твоему старому (нем.).}

И. Тур<геневу>.

4821. Эмилю Золя

Я не хотел писать вам, не повидав Стасюлевича; он должен был навестить меня здесь в начале августа, но это затянулось до сих пор. Наконец, я повидал его, и мы говорили о вашем романе. Он был бы рад очень опубликовать его, но не может сделать это раньше 1878 года, а вы говорите мне, что печатание во Франции должно начаться 20 ноября. Если эта дата неизменна, то сделать русский перевод будет невозможно¹. У него уже было столько расходов в этом году, что трудно было бы дать еще и ваш роман подписчикам 1877 года². Кроме того, он высказал мне опасения, как бы этот новый роман не оказался похожим на "Западню" (в смысле цензуры, censura morum {цензуры нравов (лат.).}). Я его уверил, что ваша теперешняя работа совершенно в ином духе. Подумайте, что вы можете сказать на всё это, и отвечайте поскорее. Очень опасаюсь, что это дело неосуществимое³.

Буживаль. (Сена и Уаза). Ле Френ.
Среда, 5 сентября 1877.

Мой дорогой друг,

Полагаю, что вы еще в Эстаке⁴.

Я остаюсь здесь еще месяц. Я был дьявольски измучен этой проклятой подагрой. (Что касается вас и вашей жены, которой прошу поклониться от моего имени, то думаю, что вы оба чувствуете себя превосходно).

Я никого не видел; один раз обедал с Флобером⁵, он здоров и снова уехал в Круассе.

Когда вы возвращаетесь в Париж?

Сердечно жму вам руку и остаюсь

совершенно вам преданный Ив. Тургенев.

4822. Клоди Шамро

Моя дорогая маленькая крестница Жаннетон! Твой старый крестный хочет рассказать тебе сказку. Слушай.

Буживаль. Ле Френ.
Четверг, 6 сент. 77.

Это надо прочитать Жанне¹громко и внятно:

Жила-была красивая птичка, совсем голубая, лапки и клювик у нее были розовые, глазки как бриллиантовые, а на голове у нее было большое белое перо! -- Она жила на берегу моря и любила собирать ракушки: из них она делала себе ожерелья. -- И вот однажды голубая птичка видит, что над морем к ней летит другая птичка, совсем зеленая, с белыми лапками и желтыми глазами. -- Голубая птичка и говорит зеленой: Что ты собираешься здесь делать? Ты хочешь тоже собирать здесь ракушки? -- Нет, -- отвечает зеленая птичка, -- я хочу сделать пи-пи. -- Голубая птичка говорит: Сделай, только ведь это грязь -- а море не любит грязи. -- А я все равно хочу сделать пи-пи, -- говорит зеленая птичка. -- Ладно, -- говорит голубая птичка; только здесь живет злой краб, который ущипнет тебя за попку, когда ты будешь делать пи-пи. А я хочу сделать пи-пи, -- говорит зеленая птичка. -- Но тут море вдруг рассердилось и проворчало: Нет, я не хочу, чтобы делали пи-пи на мой красивый чистый песок. -- Тогда где же я сделаю пи-пи? -- спрашивает зеленая птичка. -- Пойдем, -- говорит голубая птичка, -- я отведу тебя в одно местечко, где никто тебя не увидит, у меня там есть горшочек, вокруг которого растут цветы. -- Ладно, пойдем, -- говорит зеленая птичка. -- Там я и сделаю пи-пи. И они отправились туда вдвоем. -- И когда зеленая птичка присела на горшочек, вокруг которого росли цветы, она сказала голубой птичке: Глупышка, разве такие красивые птички, как мы, делают пи-пи? -- Посмотри, что я набросала в твой горшок. -- И голубая птичка засунула свой клювик в горшок -- и увидела, что зеленая птичка набросала туда много красивых и очень ярких камушков, красных, голубых, зеленых, желтых, белых. Голубая птичка очень обрадовалась и сказала зеленой: Я хотела бы делать пи-пи так же, как ты. -- Но зеленая птичка ответила ей: Пойдем со мной, я покажу тебе, как это надо делать. -- А где ты живешь? -- спросила голубая птичка. -- Я живу по другую сторону моря, -- ответила зеленая птичка, -- в большом доме из чистого золота с серебряной крышей, и прислуживает мне множество черных птичек. Полетим вместе, -- сказал голубая птичка. Полетим, -- ответила зеленая. -- И они полетели вместе; и по сию пору голубая птичка живет у зеленой -- и она научилась делать красивые разноцветные камушки -- но не очень много, потому что она еще маленькая!

Вот тебе и сказка про голубую и зеленую птичку!

А теперь дай-ка я поцелую тебя, а ты поцелуй за меня мамочку, папочку, тетю Марианну и Клеманс².

Твой старый крестный Тургл.³

4824. Э.С. Полторацкой

Я должен принести вам тысячу извинений: мне уже очень давно следовало бы ответить на ваше письмо¹. -- Если бы вы соблаговолили взять на себя труд прийти на улицу Дуэ (No 50) -- во вторник, около 2 часов, я был бы очень рад там встретиться и побеседовать с вами. -- Что касается важного дела, о котором идет речь², то -- к несчастью -- я мог бы только повторить вам то, что уже писал вашей сестре³: пока эта война будет длиться -- совершенно ничего нельзя сделать -- и всякая попытка привела бы только к плачевному результату. -- Говорю вам это с сожалением -- но к такому убеждению я пришел в С.-Петербурге.

Буживаль. (Сена и Уаза).
Улица Мем, 16.
Пятница, 7 сент. 1877.

Сударыня,

Примите, сударыня, уверение в моих лучших чувствах.

Иван Тургенев.

4825. Клоди и Жоржу Шамро

Почему именно в "Ле Френ" случаются столь необычные вещи? -- И зачем только я дал слово рассказывать о них, рискуя подорвать свою давнюю репутацию правдолюба? Что ж, отступать некуда -- и я приступаю!

Буживаль. Ле Френ.
Суббота, 8 сент. 77.

Мои дорогие друзья!

Вчера вечером, около 11 часов, когда я собирался лечь спать, мне показалось, что я слышу осторожные шаги взад-вперед перед большим домом¹ -- и совершенно незнакомый мне, слегка хриплый голос, произносивший следующие слова: "Аманда! Аманда Пфефферблюм!" Я вышел на балкон и заметил у крыльца -- освещенную бледным светом звезд фигуру мужчины, закутанного в широкий плащ, который жестикулировал, подняв голову. В то же мгновение отворилось окно мансарды и в нем появилось нечто белое, (рисунок) Сожалею, но я должен признаться: им оказалась м-ль А<рнхольт>!² Перегнувшись через подоконник -- она дважды спросила: Ромео? Ромео?? -- На что мужчина отвечал ей снизу: "Der Selbige!" {"Он самый!" (нем.).} Потом я увидел, как м-ль А<рнхольт> размотала длинную веревку, спустила ее вниз -- затем тихо-тихо подняла ее наверх вместе с шелковой лестницей, которую привязал к ней мужчина!! Прошла минута, лестница была, очевидно, закреплена... поскольку я увидел, как м-ль А<рнхольт> внезапно переступила подоконник, затем быстро соскользнула вниз по лестнице прямо в объятия мужчины в плаще! Но едва он успел ее в них заключить, произнося: "Мум, мум, мьум", из чего я заключил, что он ее целует, -- как со стороны красных рыбок появился другой мужчина, тоже в плаще, бросился на мужчину No 1, крича: "Клоринда Фузель! Ingannatrice!" {Предательница! (итал.).} Завязалась ужасная битва! М-ль А<рнхольт> была силой вырвана из объятий, которые ее держали, и в отчаянии прыгала через сражающихся (совсем как Фанор³ прыгает через руки, образующие круг), восклицая всякий раз: "Пиш! пити-пиш!!" Я пытался различить лица сражавшихся... (рисунок) Великие боги! Ими были Коколен -- и Жак Бертийон!⁴ Следовательно, она обманывала их обоих! Онемев от ужаса, я решился наконец бежать к месту сражения -- как вдруг меня остановил пронзительный крик: Коколену удалось одним махом вырвать целиком всю шевелюру Бертийона, чей оголенный череп тут же засиял, подобно красноватому яйцу! Тот стоит в оцепенении, Коколен размахивает, как трофеем, густой шевелюрой -- а м-ль А<рнхольт> карабкается наверх, словно ящерица, словно белка, по еще качающейся лестнице, <рисунок> В окне показывается папа... В знак изумления он поднимает вверх обе руки... но м-ль А<рнхольт> успела исчезнуть в круглом окошке мансарды. Коколен бросился, как тигр, в сторону плакучей ивы, а Жак Бертийон провалился сквозь землю. Я, по крайней мере -- больше его не видел. Воцаряются мир и тишина. Я слышу, как мама спрашивает у папы: "Чтотам случилось?" -- Он отвечает: "Это кошачья свадьба"... и все кончилось!

Но каково же было мое удивление сегодня утром, когда я увидел прислуживающего за столом Коколена с шевелюрой Жака Бертийона!! (рисунок) Кажется, в опьянении от своего триумфа он нахлобучил ее на свой череп -- и ее еще кровоточащая кожа сразу приросла к его собственной! Мама спросила, откуда у него столько волос? В ответ он пробормотал, что накануне намазался льняной мазью. -- Я бросил взгляд на м-ль А<рнхольт>. Она, как все женщины, притворялась: делала вид, что ест омлет... Но от волнения подносила вилку к уху. "Аманда Пфефферблюм! Клоринда Фузель!" -- прошептал я тихо, проходя мимо ее спины. "Silenzio e discrezione!" {"Молчите и скрывайте!" (итал.).} -- отвечала мне она. Почему эта фраза была сказана по-итальянски? Вот чего мне никогда не удастся понять.

Но это был еще не предел моему удивлению. Все эти события так сильно повлияли на мое пищеварение -- что я вынужден был отправиться в ватерклозет. Я отодвинул занавеску, которая вам, вероятно, знакома, и что же я вижу? -- Жак Бертийон сидит на унитазе с совершенно лысым черепом! (рисунок) Вот где несчастный нашел убежище! -- Я отпрянул в ужасе... "Парик!" -- простонал он умоляющим голосом... "Парик! Я никогда не смогу вернуться в таком виде под крышу отчего дома!" -- Но где взять парик в "Ле Френ", в 10 часов утра?! -- Блестящая идея приходит мне в голову. В моем шкафу хранился пук шерсти Фанора, вычесанной из него мамой... Немного липкого клея, кисточка... и все в порядке. Голова его стала похожа на голову Медузы...⁵ <рисунок> А если у него спросят: отчего вы так быстро поседели?! Но в любом случае это было лучше, чем ничего. Я подбадриваю его, веду... и первый, кто нам встречается в саду -- м-ль А<рнхольт>!! -- Несчастный был в состоянии лишь прошептать: "Blanco... como un pudèlio... seza capelli... per voi, per voi, Clorinda!" {"Белый... как пудель... без волос... за вас, за вас, Клоринда!" (итал.).} Поверите ли, в ответ на это жестокая принялась смеяться?!! Ах! Признаюсь, я не мог сдержать негодования... "Cuore di pierra!" {"Каменное сердце!" (итал.).} -- закричал я, раз уж пришлось говорить по-итальянски! Но каменное сердце продолжало хохотать еще пуще! Я проводил Жака Бертийона до трамвая и усадил его в купе... "Como un pudèlio!" {"Как пудель!" (итал.).} -- повторял он, рыдая⁶.

Что касается до Коколена, рука провидения настигла его... Он непрерывно чешет голову... Похоже, в шевелюре Жака Бертийона кто-то живет.

Вот что творится в "Ле Френ"!!! На этом мне остается лишь поклониться и сказать

Il vostro stupefatto {ваш потрясенный (итал.).} И.Т.

4826. Клоди Шамро

Моя горячо любимая и обожаемая Диди -- посылаю тебе в этом письме маленькую шутку, очень глупую, предназначенную рассмешить всю колонию Кабура¹ -- но мне хочется еще раз написать тебе -- может быть, в последний раз перед вашим возвращением -- потому что погода явно портится, и я не думаю, что вы долго еще пробудете на побережье. -- Нет нужды говорить тебе, как мы будем рады увидеть вас снова здесь -- но мне жаль, что небо перестало вам улыбаться (стиль Империи) -- если принять во внимание то необыкновенно благотворное воздействие, которое оказало на ваше здоровье это маленькое путешествие. Ты ничего не пишешь мне относительно твоих глаз; поскольку они пришли в нормальное состояние уже в Люке -- я предполагаю, что теперь они столь же здоровы, сколь прекрасны (а это немало); и что по возвращении ты сможешь завершить портрет Марианны, столь удачно начатый. -- О! я обещаю тебе, что все будут счастливы снова увидеть тебя -- и мне кажется, что даже стены моей мастерской² -- излучают нетерпение и предвкушение радости!

Буживаль. Ле Френ.
Суббота вечером, 8 сент. 77

Сегодня утром я ездил в Париж с намерением присутствовать, насколько это будет возможно, на похоронах Тьера (теперь не стоит говорить г-на Тьера)³ -- но этот ужасный и непрерывный дождь внушил мне опасения за мою подагру; под зонтом, с которого струилась вода, я приблизился к дому на площади Сен-Жорж⁴; но был остановлен там целым полком солдат: пропускали только по приглашениям; так что я вернулся в "Ле Френ". -- Судя по последним известиям вечерних газет -- ничто ни на мгновение не нарушило спокойствия огромного множества людей, сосредоточенных и почтительных; гадкое "Фигаро" и иные газеты того же пошиба поплатятся за их гнусную провокацию⁵ -- а вдова Тьера, можно сказать, оказалась достойной своего супруга и Франции, не дав правительству использовать эту мощную манифестацию для собственной выгоды; -- будущее покроет несмываемым позором г-на Мак-Магона, его правительство и его министров за то, что они отсутствовали в этом кортеже, где была вся Франция: впрочем, они были недостойны быть в нем⁶. -- Можешь ли ты представить себе г-на де Брольи, с его отвратительной физиономией злобного недоросля, шагающим за гробом Тьера? Я пустился в политику, но когда же и делать это, как не сегодня?

Мы ведем здесь необыкновенно спокойную жизнь; дни тянутся еле-еле, и мы рано укладываемся спать. -- Чувствую я себя хорошо: но мне пришлось отказаться от знаменитого лекарства д-ра Сэ⁷, поскольку оно вызывало у меня не шум в голове, как предсказывали, -- но очень неприятное и странное ощущение недомогания и сильных спазмов в желудке, вроде тех, что были, когда я принимал капли Лавилля, Решительно -- самое лучшее, я полагаю, -- это вообще ничего не делать -- все в руце Божией! Папа, мама и даже Луиза тоже чувствуют себя очень хорошо. -- М-ль Валантен с утра до вечера клонит в сон. Мы, наконец, окончили чтение второй части "Фауста"!⁸ Наряду с неудачными, скучными, то невразумительными, то наивными местами -- встречаются первоклассные красоты. -- Весь финальный апофеоз -- чудо! Если ты захочешь -- мы почитаем вместе эти прекрасные отрывки (как, например, "classische Walpurgisnacht" {"классическая Вальпургиева ночь" (нем.).} -- и другие). -- Твое поэтическое чувство, столь сильное и столь неподдельное (я не забыл твои немецкие стихи -- и сохранил некоторые из них⁹) -- получит, я не сомневаюсь в этом, новую пищу и сильный толчок. -- А какое удовольствие испытаю я, увидав, как оно расцветает на твоем дорогом лице! Как жаль, что Жорж не знает по-немецки! -- Хотя он и истинный француз, я уверен, что и он загорелся бы от этого пламени! -- Ему надо приняться за изучение немецкого языка -- кажется, он уже начал его и хорошо произносит те немногие слова, которые знает.

Полночь; постель ждет меня, хотя большого желания спать у меня и нет. -- Но страница подошла к концу... места осталось ровно настолько, чтобы ты протянула мне один из твоих прелестных пальчиков, который я поцелую с величайшей нежностью. Поцелуй за меня всех и -- sei gut deinem unwandelbar treuem {будь добра к неизменно преданному тебе (нем.).} И. Т.

Воскресенье утром. Мама только что вручила мне предназначенное мне милое письмецо, которое ты вложила в ее конверт. -- Оно так мило, что я отвечу на него сегодня же¹⁰; а теперь удовлетворюсь возможностью еще раз расцеловать тебя! -- Твой И. Т.

P.S. Скажи Жоржу, чтобы он прочитал тебе описание похорон Тьера в "Le XIXe siècle", написанное г. Эмм. Ареном¹¹. -- Это сделано исключительно хорошо -- plastisch {пластично (нем.).}. -- Как видно, это было грандиозное, трогательное и достойное восхищения событие. Да здравствует народ Парижа! И Республика!

4827. Клоди Шамро

Поистине, говорю тебе, моя любимая Диди, твое письмо, полученное сегодня утром, -- самая прелестная вещь на свете¹. На первой странице ты говоришь: что жизнь хороша! -- Она хороша не только для тебя, но и для всех, кто счастлив оттого, что ты существуешь на свете, -- и счастлив, что наблюдает твою жизнь (кстати -- тебе не приходила в голову мысль сфотографироваться в костюме ловца креветок? -- Сделай это; -- более очаровательного ведь ничего быть не может, и в этом костюме ты бы вскружила голову не одному только маркизу де Барбантану²). Погода снова стала серой и теплой; если она сохранится такой -- обитателям Кабура предстоят еще хорошие деньки³. -- Но надо надеяться, что не пройдет и недели, как прелестная компания возвратится к родному очагу. -- Со вчерашнего дня Поль здесь; но он начал скучать уже в первые полчаса. -- Вот уж молодой человек, который, сколь он ни самодоволен, -- никогда не сможет довольствоваться только собой! Юноша не создан для одиночества, с этим я согласен; но то, что он не способен ни выносить его, ни извлекать из него пользу, усердно работая -- это плохой знак. -- Что ж, -- он на избранной стезе -- и должен следовать своему предназначению -- до конца⁴. Что касается работы, то ты знаешь, что я решил переписать заново либретто (только прозаическую часть) оперетты, сочиненной твоей сестрой⁵: оно было слишком кратким и даже (между нами) слегка мрачноватым. -- Не знаю, что можно было из этого извлечь: это не мой жанр -- как будто я танцевал окоченевшими и отяжелевшими ногами. -- Окончив эту работу, я подумаю о либретто для мамы...⁶ а позднее, гораздо позднее, я примусь за написание одной вещицы, которая вертится у меня в голове. -- Не знаю, получится ли у меня что-то вразумительное: но я думаю, что романист может еще что-то сделать -- в отношении подлинной правды -- не подробностей, реалистических описаний, -- но в отношении чувств, состояний души⁷. -- Мне кажется, что в способе их передачи -- или анализа -- даже у очень больших писателей -- существует некая заведомая условность, похожая на правду, но таковой не являющаяся. -- Есть возможность проявить большую смелость и глубже проникнуть в суть вещей -- в особенности чувств, которые я охотно определил бы как двойственные или противоречивые, и которые встречаются гораздо чаще, чем принято думать. -- Вся эта философия, возможно, лишь иллюзия; а я похож на того господина, который, как говаривал Боткин, открыл Средиземное море. -- Хорошо описать можно лишь то, что пережито самим... а я пережил и все еще переживаю эти двойственные чувства, которые, как говорится, словно рвутся навстречу друг другу, -- а встретившись, сливаются в одно. -- Представляю себе твое лицо при чтении этой чепухи: ты, должно быть, говоришь -- что за вздор несет мой старый крестный? Но, может быть, ты лучше поймешь меня, когда я напишу (если напишу) то, о чем думаю.

Буживаль. Ле Френ.
Воскресенье, 9 сент. 1877.
5 часов.

Вот тебе маленькая литературная исповедь, вышедшая из-под моего пера совершенно неожиданным даже для меня самого образом. -- Поговорим о другом.

Воскресенье. 11 часов вечера.

Форе приехал в 6 ¹/₂. У бедняги была ужасная мигрень, лишившая его аппетита, которая не отпускала его до 9 ч. вечера. -- Несмотря на мигрень, несколько притушившую его взор -- мы нашли его хорошо выглядящим; не загоревшим -- но слегка бледным; выражение его лица спокойное и приветливое. -- Вечером играли в фанты -- и приз был выигран именно им. -- Его ответы -- очаровательные и написанные в стихах -- загнали глубоко под землю мои поэтические опусы. Похоже, он смирился с тем, что Марианна появляется, когда пожелает это сделать⁸. -- Ну что ж! Будем надеяться, что его приступ "blue devils" {"хандры" (англ.).} прошел навсегда. -- Во время игры в фанты я, почти бессознательно, нацарапал этот набросок, который посылаю тебе и который признан всеми удачным⁹: это Святой, стремительно возносящийся на небеса, которого там не ждут и который сам этого даже не слишком желает. -- Его окрестили Кукуфатом. -- Если это вызовет у тебя улыбку -- Святой выполнил свое предназначение.

Итак, ты видела меня во сне -- в виде красного краба: -- что ж, я тоже видел тебя недавно во сне -- в гораздо более поэтическом виде: впрочем, это объяснимо. Ты была королевой -- в прекрасном дворце -- я тебе расскажу об этом.

Сегодня мы читали "Бесстыдниц" Ожье; это одна из его лучших пьес. (Там фигурирует Жибуайе.)¹⁰ Читала Луиза -- очень удачно; когда вернется Жорж, мы заставим читать и его. -- Он с этим справляется превосходно, как ты знаешь.

<Рисунок>

Дорогая Диди, мне бы хотелось писать тебе до утра -- но пора заканчивать. -- Впрочем, помнишь испанскую поговорку: "Si la mar era de tinta y el cielo de papel -- No pudiera escribirte mi finisimo querer..." {"Если бы море было чернилами, а небо бумагой, я и тогда не сумел бы описать тебе свою нежную любовь" (исп.).}¹¹

Будь здорова... Это единственно важная вещь в мире. -- Поцелуй за меня все семейство; -- und lass mich fallen "zu deinen süssen Füssen", die ich hundertmal küsse. -- Dein alter treuer {и позволь мне припасть "к твоим милым стопам", которые я целую сто раз. -- Твой старый верный (нем.).}

И. T.

4829. Генри Джеймсу

Очень рад узнать, что вы в Париже, и очень хочу повидать вас. -- Пришли бы вы во вторник в двенадцать часов -- скажем, к Бинью¹ -- на углу Бульвара² и Шоссе д'Антен -- мы бы вместе позавтракали. -- При моем теперешнем состоянии духа я предпочитаю не видеть человеческих лиц³ -- но вы, разумеется, исключение. -- Позднее, на этой неделе, вы, надеюсь, посетите меня в Буживале⁴. -- Мы договоримся об этом во вторник⁵. Au revoir {До свидания (франц.).} -- остаюсь

БУЖИВАЛЬ
ЛЕ ФРЕН
ШАЛЕ
Воскресенье, 16-го сентября 77.

Мой дорогой г-н Джеймс,

совершенно преданный вам Ив. Тургенев.

4832. Людвигу Пичу

Простите, что ответил Вам не сразу. -- На душе у меня сейчас слишком скверно -- Вы, вероятно, знаете почему. -- Поэтому я и через Берлин прокрался так тайно. -- Я заранее все предвидел, мне пришлось бы объясняться и т.д. -- и я уже тогда избегал встреч с людьми¹.

БУЖИВАЛЬ
ЛЕ ФРЕН
ШАЛЕ
Понедельник, 17 сент. 77.

Мой дорогой друг,

Начало Вашего письма чрезвычайно печально: будем надеяться, что с Вашей астмой дело обстоит не так уж плохо -- и что Вы скоро опять предстанете "несокрушимым юношей". Здесь всё благополучно. -- Марианна горячо благодарит Вас за поздравления. Она и он воркуют сейчас, как горлицы. -- Свадьба состоится в конце октября².

К этому времени и всё семейство возвратится в Париж.

Письма и проч. надо считать пропавшими в гостинице "Лувр"! -- Кто знает, в чьи руки они попали. -- Не волнуйтесь же из-за тех 100 ф<ранко>в.

Кланяйтесь семье и друзьям. -- Если мне будет лучше, я опять напишу Вам.

Ваш И. Тургенев.

P.S. Пришлите мне свою книгу³, которую я, конечно, прочту -- как читал до сих пор все Ваши книги. Мои "Житейские воспоминания" вовсе не отдельная книга; -- я написал несколько маленьких статей под заголовком "Литературные и житейские воспоминания" в качестве предисловия к полному русскому изданию моих произведений. В них я говорю о своих встречах с Белинским (нашим великим критиком), Пушкиным, Гоголем и т.д. и -- конечно -- как можно меньше о себе самом. -- В своей последней книге Юлиус Эккардт приводит кое-какие выдержки из них⁴: то, что он не включил, Вам мало пригодилось бы. -- Я охотно передал бы Вам для перевода что-нибудь небольшое; но так как я -- это совершенно точно -- никогда больше не напишу ничего: ни большого, ни малого -- то и обещать ничего не могу.

4835. Кларе Тургеневой

С большим удовольствием приду к вам завтра к 11 ¹/₂. Сознаюсь, я виноват, что не навещал вас всё это время, столь ужасное для всякого русского: не могу скрыть от вас, что я почти боялся видеть человеческие лица. Но так как это еще далеко не конец -- нельзя всё же обрекать себя на полное одиночество!

БУЖИВАЛЬ
ЛЕ ФРЕН
ШАЛЕ
Четверг утром.

Любезная госпожа Тургенева,

Во всяком случае, до завтра.

Совершенно вам преданный Ив. Тургенев.

4838. Кларе Тургеневой

Сегодня утром у меня не было времени написать вам, и я послал к вам слугу; приношу вам свои извинения за эту бесцеремонность и еще раз сожалею, что не могу принять ваше любезное приглашение.

БУЖИВАЛЬ
ЛЕ ФРЕН
ШАЛЕ
Пятница, 28 сен.

Любезная госпожа Тургенева,

Не будете ли вы настолько добры и не дадите ли знать Жуковскому¹, что и с ним я завтра не смогу обедать, как намеревался, и что я прошу его перенести этот обед на вторник? -- Я скажу об этом завтра г-ну Арапетову.

Примите уверение в моей глубочайшей преданности.

Иван Тургенев.

4839. П.Л. Лаврову

Господину Лаврову, улица Сен-Жак, 328, Париж. -- Опять не могу прийти, сообщу письмом о дне встречи. Иван Тургенев.

4841. Полине Брюэр

Прошу у тебя извинения, что не ответил тотчас же: дело в том, что сообщить мне особенно нечего. Здоровье мое недурно; всё остальное идет кое-как -- и вряд ли сможет улучшиться. Эта ужасная война разорит нас всех¹.

БУЖИВАЛЬ
ЛЕ ФРЕН
ШАЛЕ
Пятница, 5 окт. 77.

Моя дорогая Полинетта,

Надеюсь, что большое письмо, обещанное твоим мужем, не заставит слишком долго ждать своего появления. Действительно, мне необходимо разобраться в ваших делах.

Мы остаемся здесь еще до 20-го.

Нежно целую вас всех.

Ив. Тургенев.

4844. Гюставу Флоберу

Пишу всего несколько слов, чтобы вы не удивлялись моему молчанию. -- По многим причинам, которые я изложу вам при встрече -- я всё это время предавался мрачным мыслям -- и был непригоден к общению с людьми¹.

БУЖИВАЛЬ
ЛЕ ФРЕН
ШАЛЕ
Пятница, 5 окт.

Мой дорогой друг,

Как только будет возможно, я вас навещу. -- Сообщу вам об этом заранее.

Я ничего не читаю, ничего не делаю -- и притом превосходно себя чувствую, благодаря салицилату.

Бракосочетание м-ль Виардо немного отложено². Работайте упорно -- за нас обоих³. Обнимаю вас.

Ваш верный И.Т.

4861. Гюставу Флоберу

Я все же должен вам написать, хотя бы для того, чтобы узнать -- сколько времени вы думаете пробыть в Круассе, ибо я хочу поехать к вам туда, чего бы это ни стоило!

Париж. Улица Дуэ, 50.
Четверг, 8 нояб. 77.

Мой добрый старина,

Вот уже десять дней, как мы вернулись с дачи, и сейчас мы уже окончательно устроились здесь.

Здоровье мое недурно, благодаря салициловому натру, который я принимаю вот уже 2 месяца и который, кажется, остановил подагру.

Самое сильное мое огорчение -- расстройство брака второй дочери г-жи Виардо с молодым человеком, которому я оказывал покровительство и который мне нравился. -- Всё это произошло у меня на глазах -- и при этом обнаружились психологические странности, которые я предпочел бы встретить в другом месте¹.

Мы поговорим обо всем этом и о разных других вещах. -- Я никого не видел и не вижу. -- Золя, должно быть, вернулся; я рассчитываю на днях его навестить².

Надеюсь, что вы здоровы и упорно работаете³. -- Шамро говорил мне, что готовится новое издание ваших "Трех повестей"; тем лучше!⁴

Обнимаю вас.

Ваш старый Ив. Тургенев.

P.S. Ну как, хороша политика? Я всегда был убежден, что это министерство останется -- и что чурбан, занимающий высокое положение, сильнее целого народа⁵.

4862. Франсуа-Мари Шамро

Не хотите ли вы в четверг отправиться со мной на охоту? -- В таком случае будьте -- в четверг в 7 ч. 35 мин. утра со всеми причиндалами (это время отправления) -- на вокзале Сен-Лазар. -- Я буду там -- и мы поедем вместе¹.

Париж. Улица Дуэ, 50.
Понедельник, 12 нояб. 77.

Дорогой господин Шамро,

NB. К обеду мы возвратимся.

NB. NB. -- Если будет идти дождь -- остаемся дома.

Итак -- надеюсь -- до скорой встречи -- сердечно жму вам руку и остаюсь

совершенно вам преданный Ив. Тургенев.

4869. Эмилю Золя

Вот первый том ваших парижских писем, опубликованных Стасюлевичем. Он содержит ваши литературные характеристики (Бальзак, Флобер, Гонкур, Доде, Мюссе, Тэн, Ремюза, Тьер, Ж. Санд, В. Гюго, Дюма-сын). Второй том появится вскоре¹.

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Понедельник.

Мой дорогой друг,

Как только Стасюлевич покроет расходы на издание, вся выручка от продажи пойдет вам, и в этом отношении можно быть спокойным, так как он до щепетильности честен². Издание, как видите, красивое.

Я продолжаю читать "Набоба". В этой книге все-таки много таланта. Я напишу об этом Доде³.

Я всё еще в постели, но вот уже два дня, как чувствую себя лучше.

Весь ваш Ив. Тургенев.

P.S. Книгу вам посылает Стасюлевич.

4881. Гюставу Флоберу

По-прежнему нахожусь в горизонтальном положении! С тех пор как я вам написал, со мной случился повторный припадок. Теперь я уже не страдаю -- но начинаю спрашивать себя, как это люди вообще пользуются ногами; те из них, которые ходят на костылях, кажутся мне колоссами и героями.

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Среда, 5 дек. 77.

Мой добрый старина,

Мне приходит в голову, что я стал таким из солидарности с бедняжкой Францией, которая тоже не может пошевелить ни рукой, ни ногой. -- Что за положение, мой дорогой друг! Такого еще никогда не бывало. -- Локомотив на всех парах несется в пропасть -- а механик преспокойно чешет себе зад или же стоит скрестивши руки. -- И эта ложь, наглая ложь, которая сочится отовсюду, словно вода из обледенелого полена, брошенного в огонь. -- Повторяю, такого еще никогда не бывало.

Г-жа Комманвиль была столь мила и добра, что навестила больного. -- Я нахожу, что от нее так и пышет здоровьем. -- Я видел также Золя, который твердо решил писать пьесу для Сары Бернар¹.

Я только что кончил "Набоба". -- Это книга, в которой кое-что выше уровня Доде, а кое-что -- значительно ниже. То, что основано на его наблюдениях, великолепно; -- то, что придумано, -- убого, бесцветно -- и даже не оригинально. -- Несмотря на это, удачные места книги столь удачны, что, кажется, я решусь написать ему правдивое письмо, которое одновременно доставит ему и удовольствие, и огорчение. Но, может быть, в конце концов -- я этого и не сделаю².

А как вы -- работаете? Г-жа Комманвиль говорит, что да... тем лучше. Пользуйтесь временем, пока никакой недуг к вам не прицепился. -- Ибо -- как только это случается -- всё кончено. -- Это внушает смирение, покорность, что очень хорошо, быть может, с христианской точки зрения, но ни черта не стоит для человека, который намерен еще что-нибудь сделать.

Вы ведь вернетесь к Новому году, не так ли?

Прощайте -- обнимаю вас. -- Я не чувствую печали -- но не испытываю и никакой радости: я кажусь самому себе тенью из "Орфея" Глюка, обитающей в Елисейских полях³. У меня, должно быть, тот же "глубоко"-удивленный и "глубоко"-равнодушный взгляд, как сказал бы Жюль Симон, ставший министром Мак-Магона⁴. -- Жюль Симон -- министр! Не слишком ли далеко зашло дело?

Весь ваш Ив. Тургенев.

4885. Франсуа-Мари Шамро

Я только что получил извещение от нашего главного охотника г-на Попова (с которым вы знакомы) о том, что он принимает вас как "моего представителя в полном смысле этого слова" и отныне будет ждать вас каждую среду в 8 ч. утра на вокзале Сен-Лазар для совместной охоты на кроликов. Подумайте, устраивает ли это вас.

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Суббота, 8 дек. 77.

Мой дорогой господин Шамро,

Мне немного лучше, т. е. я пытаюсь делать пару шагов с помощью костылей. Но что вы скажете об этом <...> (дополните слово по вашему усмотрению) Мак-Магоне?¹ Любопытно, до каких пор у Франции достанет терпения.

Тысяча приветов и до скорой встречи.

Ив. Тургенев.

4886. Паулю Линдау

Мне давно бы следовало поблагодарить Вас за Вашу любезную и доброжелательную статью в "Gegenwart"¹ -- и извиниться за мое долгое молчание. Вот его причины -- сначала меня не было в Париже -- а затем мучительная болезнь, очень тяжелый приступ подагры; 4 недели мне пришлось провести в постели, я мог лежать только на спине -- только вчера я встал -- и едва могу ковылять по комнате, опираясь на 2 костыля. Я не знаю, долго ли это продлится -- и приготовился к очень печальной зиме.

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Понедельник, 10 дек. 77.

Уважаемый господин Линдау,

Я, как говорят французы, чувствую себя "à l'unisson" {"в унисон" (франц.).} с русскими финансами и политическим положением Франции². Мне бы хотелось совсем другого созвучия.

Примите еще раз мою большую благодарность, а также уверение в моем глубоком уважении и преданности.

Иван Тургенев.

4887. Полине Брюэр

Хорошо, что ты, наконец, написала мне: я уже начал думать, что вы меня забыли. Твой муж напрасно почувствовал себя обиженным моим письмом; разумеется, у меня не было подобного умысла -- я считал нужным сказать ему всю правду, такой, какой она представляется мне; я впервые решился это сделать -- но меня побудили к этому серьезные причины¹. Рад узнать, что ваши дела идут довольно хорошо, несмотря на кризис, и с нетерпением ожидаю обещанного отчета². Нужно надеяться, что этот отвратительный маршал решится, наконец, уйти -- и Франция вздохнет свободно³. Что касается меня -- то после 4 недель страданий и пребывания в постели я начинаю ковылять по комнате с помощью двух костылей: бог знает, когда я смогу -- я не говорю выходить, но хотя бы спускаться по лестнице! Добрые вести, которые ты сообщаешь о своих детях, очень меня радуют -- так же рад я буду снова увидать вас всех накануне Нового года.

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Вторник, 11 дек. 77.

Моя дорогая Полинетта,

Посылаю тебе сто франков на новогодние подарки: это самое большее, что я могу сделать на сей раз.

Целую вас всех и до свидания.

Иван Тургенев.

4889. Франсуа-Мари Шамро

Мне кажется, что вы как-то сказали, если не ошибаюсь, что располагаете пятью тысячами франков, которые хотели бы поместить. Если вы находите 6% удовлетворительными и считаете меня платежеспособным, то могли бы, одолжив их мне, оказать мне услугу и сделать, как говорится, весьма выгодное дело. Вы мне дали бы возможность сохранить мои деньги в России и не пострадать от жалкого обменного курса, который, хотя и улучшился (255), но все еще далек от нормального (350). Нет нужды говорить вам, что со мною можно обходиться без церемоний -- и что если мое предложение вас не устраивает -- или вы уже поместили ваши деньги, то скажите мне об этом со всей откровенностью, свойственной дружбе, поскольку я надеюсь, что могу рассчитывать с вашей стороны на это чувство по отношению к себе¹.

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Вторник, 11 дек. 77.

Дорогой господин Шамро,

Сердечно жму вам руку -- и желаю удачи на завтрашний день!²

Весь ваш Ив. Тургенев.

4890. Жюлю Валлесу

Спешу ответить на ваше письмо, которое я только что получил.

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Пятница, 14 дек. 77.

Милостивый государь и дорогой собрат,

Надеюсь вместе с вами, что "невезению" пришел конец, и очень рад, что дело со "Словом" налаживается. Это будет большой журнал вроде тех, которые уже выходят в Петербурге и Москве ("Вестник Европы", "Русский вестник" и т.д.¹). Каждый No по объему примерно равняется 3 выпускам "Revue des 2 Mondes". Страница содержит около 40 строк; строка -- 50 знаков. Русский текст, может быть, немного короче французского. Между старым русским стилем и новым, действительно, 12 дней разницы; следовательно, 10 декабря ст<арого> ст<иля> -- это 22 н<ового> ст<иля>. Поскольку журналы выходят у нас 1 (13)-го каждого месяца, думается, ваша статья нужна им за 20 дней до выхода журнала, чтобы ее могли перевести и т.д.² Это срок, установленный и для статей Золя³. Письма из Парижа -- или из Лондона -- приходят в Петербург на 4-й день.

Поскольку "Слово" представляет собой орган прогрессивно-либерального направления (насколько это возможно в России) -- вы, конечно, поймете, какую окраску надо придать вашим корреспонденциям. Главное -- никакой политики в чистом виде -- особенно социальных очерков, освещающих положение низших классов. В Лондоне нет предместий -- но там есть С. Джаилз, Стренд⁴ и т.д. и т.д. Пишите юмористические, живописные, сатирические памфлеты -- русская публика очень падка на такие вещи: отодвиньте печать, литературу на второй план; бытовые очерки, пейзажи (не слишком тщательно выписанные) -- это очень хорошо. У нас высоко ценят реализм; вся литература развивается теперь в этом направлении: не забывайте об этом. И терпеть не могут все английское -- поэтому вы можете говорить без обиняков⁵.

Я не сомневаюсь, что этих маленьких указаний будет вам достаточно; желаю вам удачи и прошу вас принять уверение в моих лучших чувствах.

Ив. Тургенев.

4898. Альфонсу Доде

Если я вам до сих пор ничего не сказал о вашей книге -- то только потому, что хотел поговорить о ней основательно, а не ограничиться несколькими банальными фразами¹. Я откладываю всё это до нашей встречи, которая состоится, надеюсь, скоро, так как Флобер вот-вот возвращается -- и наши обеды возобновятся². Пока я скажу только одно: это самая замечательная и самая неровная книга из написанных вами; если "Фромон и Рислер"³ представляет собой прямую линию ----------, то "Набоба" следует изобразить так:

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Понедельник, 24 дек. 77.

Мой дорогой друг,

достигнуть же вершин этих зигзагов может только первостепенный талант*. Простите меня за то, что я выражаюсь столь геометрически.

У меня был очень продолжительный и очень сильный приступ подагры, только вчера я вышел в первый раз из дому -- ноги и колени у меня как у девяностолетнего. Боюсь, что я стал, как говорят англичане, a confirmed invalid {закоренелым инвалидом (англ.).}.

Тысяча приветов г-же Доде, сердечно жму вам руку.

Ваш Ив. Тургенев.

4899. Э.С. Полторацкой

Довольно тяжелая болезнь, от которой я с трудом оправляюсь, помешала мне ответить вам раньше¹, и я прошу вас извинить меня. Вы в Петербурге и желаете попытать счастья; я по-прежнему не думаю, чтобы момент был благоприятен -- однако, поскольку я был бы очень рад, если бы вы добились удачи, я позволил себе поговорить о вашем деле с одной моей доброй знакомой, г-жой Мухортовой (Александра Николаевна Мухортова, Почтамтская, 6) {Написано по-русски.}, брат которой очень влиятельный человек в отношении всех ходатайств такого рода, адресованных государю². Г-жа М<ухортова> -- очень добрая и очень любезная особа; вы можете явиться к ней от моего имени -- она вам окажет самый учтивый прием и даст наилучшие советы. Это особа весьма рассудительная -- и очень хорошо принятая при дворе. Думаю, что тут я вам указал хороший путь к осуществлению ваших желаний. От всего сердца желая, чтобы было именно так, прошу вас, сударыня, принять уверение в моей глубокой преданности.

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Понедельник, 24/12 дек. 77.

Сударыня,

Ив. Тургенев.

4909. Катюлю Мендесу

Соблаговолите извинить мою забывчивость и напомните мне, что представляют собой "Рассказы польского помещика"¹ -- рукопись или книгу -- и от вас ли непосредственно я их получил. Я основательно покопаюсь во всех своих бумагах и рукописях и пошлю вам эту вещь, как только ее найду. Примите уверение в моих лучших чувствах.

УЛИЦА ДУЭ, 50
ПАРИЖ
Среда.

Дорогой коллега,

Ив. Тургенев.

ОФИЦИАЛЬНЫЕ ПИСЬМА И ДЕЛОВЫЕ БУМАГИ

37. Завещание