Тургенев Иван Сергеевич
Переписка с В. В. Стасовым

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   
   Переписка И. С. Тургенева. В 2-х т. Т. 2.
   М.: "Художественная литература", 1986.-- (Переписка русских писателей).
   

И. С. ТУРГЕНЕВ И В. В. СТАСОВ

СОДЕРЖАНИЕ

   В. В. Стасов -- Тургеневу. 13(25) октября 1871 г. Петербург
   Тургенев -- В. В. Стасову. 15(27) октября 1871 г. Баден-Баден
   В. В. Стасов -- Тургеневу. 29 октября (10 ноября) 1871 г. Петербург
   Тургенев -- В. В. Стасову. 28 ноября (10 декабря) 1871 г. Париж
   Тургенев -- В. В. Стасову. 1(13) марта 1872 г. Париж
   Тургенев -- В. В. Стасову. 15(27) марта 1872 г. Париж
   Тургенев -- В. В. Стасову. 14(26) июня 1872 г. Москва
   Тургенев -- В. В. Стасову. 13(25) ноября 1874 г. Париж
   Тургенев -- В. В. Стасову. 12(24) декабря 1874 г. Париж
   Тургенев -- В. В. Стасову. 15(27) января 1875 г. Париж
   В. В. Стасов -- Тургеневу. 30 марта (11 апреля) 1875 г. Петербург
   Тургенев -- В. В. Стасову. 3(15) апреля 1875 г. Париж
   Тургенев -- В. В. Стасову, 14(26) июля 1875 г. Буживаль
   Тургенев -- В. В. Стасову. 24 августа (5 сентября) 1875 г. Буживаль
   Тургенев -- В. В. Стасову. 9(21) января 1882 г. Париж
   Тургенев -- В. В. Стасову, 4(16) декабря 1882 г. Париж
   В. В. Стасов -- Тургеневу, 15(27) декабря 1882 г. Петербург
   
   О своих встречах и взаимоотношениях с Тургеневым Владимир Васильевич Стасов (1824--1906), художественный и музыкальный критик, автор многих статей и монографии о музыке, живописи, скульптуре, русских художниках, историк искусства, идеолог "Могучей кучки" и Товарищества передвижников, подробно рассказал в воспоминаниях "Двадцать писем Тургенева и мое знакомство с ним" (СВ, 1888, No 10), своеобразном комментарии к публикуемой переписке.
   Задолго до личного знакомства Стасов и Тургенев живо интересовались друг другом. Имя критика нередко встречается на страницах тургеневских писем к другим адресатам. "С истинным удовольствием пришлось мне прочесть статью Стасова о Брюллове. Наконец-то послышалось правдивое слово об этом человеке",-- писал он в 1862 году M. H. Каткову (Письма, т. IV, с. 324). В другом письме упоминается "горячая и энергическая статья Стасова о выставке" (Письма% т. V, с. 129). В свою очередь Стасова занимала личность автора "Отцов и детей", романа, вызвавшего бурные споры в критике. "Я в первый раз увидел эту крупную, величавую, немного сутуловатую фигуру, его голову с густой гривой тогда еще не седых волос вокруг, его добрые, немножко потухшие глаза",-- вспоминал он первое впечатление, когда встретил Тургенева на концерте в зале Благородного собрания в 1865 году, еще не познакомившись с ним. Знакомство произошло 6(18) марта 1867 года в Петербурге на симфоническом концерте Бесплатной музыкальной школы под управлением М. А. Балакирева. С первой встречи и до конца жизни между ними установились дружеские, но далеко не безмятежные отношения страстных полемистов, которых объединяла общность художнических интересов, несмотря на различие эстетических вкусов. Сближала их глубокая заинтересованность в развитии русского искусства, культуры. Из переписки, начавшейся в 1871 году, ясно, что оба критически относились к Брюллову и "брюлловщине", с вниманием следили за развитием таланта M. M. Антокольского, всячески опекали художника, одобрительно относились к творчеству В. В. Верещагина. В то же время несходство, в оценках классического западноевропейского и главным образом русского искусства, по словам Тургенева,-- "антиподное противоречие" "воззрений в деле искусства и литературы" -- вело к постоянным, порой ожесточенным спорам, которыми были окрашены многолетние взаимоотношения и эпистолярный диалог Тургенева и Стасова.
   В шутливом "стихотворении в прозе" "С кем спорить?", не предназначавшемся для печати, Тургенев воспроизвел психологический облик Стасова -- непримиримого спорщика и атмосферу общения с ним. Стасов в свою очередь писал по этому поводу: ".. .много лет своей жизни (Тургенев) проспорил со мной и до и после этого своего "Стихотворения в прозе". Наши письма служат тому доказательством <...> Ни Тургеневу, ни мне молчание вовсе не казалось великим благом -- и мы при каждом новом случае <...> или письме втягивались в ярые, долгие споры. Худого от этого для нас не вышло" (СВ, 1888, No 10, с. 145--146). Предметом их дискуссий были пути развития русского искусства и литературы, в частности: разное понимание "тенденции" в искусстве, творчество И. Е. Репина, А. А. Иванова, любимого Тургеневым художника А. А. Харламова, разное отношение к музыке М. ГГ. Мусоргского, М. И. Глинки, М. А. Балакирева и других молодых русских композиторов, алтарь Зевса в Пергаме, Пушкин и Гоголь, несправедливые упреки Стасова в преклонении Тургенева перед западноевропейскими авторитетами, в то время как писатель способствовал известности русского искусства на Западе и был организатором "Общества взаимного вспоможения и благотворительности русских художников в Париже". Как явствует из переписки, наибольшей остроты споры достигли в 70-е годы, когда многие суждения корреспондентов приобрели подчеркнуто полемический характер, а оценки друг друга были явно несправедливыми. Так, Тургенев обвинял Стасова в нигилистическом отношении к европейскому искусству. Стасов же называл писателя "врагом всякой новизны в искусстве", "врагом реализма и жизненной правды" (в связи с его скептическими высказываниями о творчестве Балакирева, Даргомыжского). "Что Стасов хвалит -- наверное плохо. Это как бог свят",-- писал Тургенев П. В. Жуковскому (Письма, т. XI, с. 77). Между тем отношение Тургенева к "могучей кучке" было не всегда неизменно отрицательным. Так, в 1874 году в письме к П. Виардо он одобрительно отзывался о романсах М. П. Мусоргского, прослушав их в авторском исполнении (в Петербурге, на обеде у О. А. Петрова). Из русских композиторов писатель особенно выделял М. И. Глинку, П. И. Чайковского, одобрительно относился к А. Н. Серову, к Н. А. Римскому-Корсакову, А. П. Бородину (см.: Крюков А. Тургенев и музыка. Л., 1963, с. 103--111). Кроме того, Тургеневу, по всей вероятности, не удалось услышать таких гениальных созданий "новой русской музыки", как "Борис Годунов" Мусоргского, не знал он и выдающегося произведения Даргомыжского -- оперы "Русалка".
   В романе "Новь" (1876) Тургенев создал сатирический, гротескный образ "всероссийского критика, и эстетика, и энтузиаста" Скоропихина, в котором современники узнали Стасова. В свою очередь раздосадованный Стасов выступил в "Новом времени" (под псевдонимом "Читатель") с рядом статей, направленных против Тургенева: "Рекомендации и рекомендатели" (1877, No 426), "По поводу одного русского на "французском конгрессе" (1878, No 821), "Леон Гамбетта и Иван Тургенев" (1879, No 1065). Он явился и соучастником выпадов В. П. Буренина в "Новом времени" в адрес Тургенева, переводчика Флобера (см.: Кузьмина Л. И. И. С. Тургенев и В. В. Стасов,-- В кн.: И. С. Тургенев. Вопросы биографии и творчества. Л., 1982, с. 61--80).
   Вместе с тем Стасов неизменно высоко ценил Тургенева-художника. Были случаи, когда он выступал в защиту Тургенева, подвергавшегося незаслуженным нападкам критики. Так, в статье "Публике на потеху" (опубликованной в "С.-Петербургских ведомостях", 1872, 10 июля, No 186), Стасов ответил анонимному автору рецензии на "Вешние воды" (в немецкой газете), назвав его выступление "родом доноса" (Стасов В. В. Письма к родным, т. 1, ч. 2, с. 84). Особо чтил он роман "Отцы и дети" ("Мне кажется, я никогда не наговорюсь о Базарове"), стихотворение в прозе "Порог" ("один из chefsdevr'ов русской литературы"), что не мешало ему недооценивать "Записки охотника" и высказывать недовольство последними произведениями писателя ("Песнь торжествующей любви", "Отчаянный", "Клара Милич").
   Все это в той или иной мере нашло отражение в корреспонденции двух остроумных, ироничных и независимо мыслящих людей, письменные дискуссии которых были посвящены судьбам русской культуры. Сохранилось 20 писем Тургенева к Стасову (1871--1883 гг.) и 4 письма Стасова к Тургеневу (1871--1882 гг.).
   

В. В. СТАСОВ -- ТУРГЕНЕВУ

13(25) октября 1871, Петербург.

С.-Петербург, 13 октября 71.

   Многоуважаемый Иван Сергеевич, решаюсь беспокоить Вас, потому что давно уже не имею ровно никакого сведения об Антокольском, а полученное мною только сегодня письмо из Рима (от Боткина) 1 и слова Гинцбурга заставляют меня предполагать, что он у Вас, и даже, может быть, болен -- потому что, иначе, он, вероятно, давным-давно написал бы мне хоть несколько слов. По желанию его, я скоро после его отъезда писал ему poste restante во Флоренцию -- нет ответа; потом, через несколько времени, я дослал другое письмо к нему в Рим, с 300 р., которые меня просил переслать к нему некто Чайковский, дающий ему скульптурный заказ для будущего Литейного моста -- опять нет ответа, несмотря на то, что давным-давно требуется его решение и ответ по части этого заказа. Все это до такой степени удивляет меня, особенно после обещания Антокольского писать мне по разным делам, что я не могу ничего другого предположить, кроме болезни. Будьте так добры, Иван Сергеевич, напишите мне пару слов, чтоб я наконец узнал что-нибудь про сильно меня интересующего и беспокоящего Антокольского. Если он от Вас уехал, то, вероятно, Вам известно -- куда, и в таком случае я убедительно просил бы Вас переслать к нему прилагаемое здесь письмо, потому что необходимо было бы получить от него, поскорее, ответ его по разным делам, особенно насчет заказа. Дело теперь за ним, а между тем проект уже скоро надобно представлять государю, и наперед высшему начальству.
   Я пустился во все эти подробности, чтоб извиниться немножко в просьбах и порученьях моих и чтоб иметь маленькое право на письмо от Вас!
   Но, благо мне случилось нынче писать к Вам, я позволю себе на минуту продолжить здесь тот самый разговор, который у нас с Вами был два года тому назад, в 1869-м году, в Мюнхене, в раззолоченном table d'hôt'e {табльдот (фр.).}. Помните, мне так много надо было рассказать Вам про русские дела и литературу, да столько же и услышать от Вас, что я прозевал весь обед, и чертовски завитые кельнеры только и делали, что таскали у меня из-под локтей нетронутые тарелки? Я через целых два года принужден повторить Вам целиком тогдашний мой тезис, что немало у нас бывает талантливых людей по части литературы и всяких изящных искусств, но эта самая великая редкость, чтоб между этими талантами были люди с умом 2. Всякий день натыкаешься все на одпу и ту же историю. Нынче вот я опять прихожу к тому же, прочитав только что вышедшую на днях новую комедию Островского: "Не все коту масленица". Не знаю, получаете ли Вы "Отечественные записки", а если получаете, то читали ли Вы уже эту вещь. Но дело в том, что она меня столько же поражает, как, например, "Война и мир" Льва Толстого. Этакая гибель таланта, верного схватыванья характеров, этакое мастерство в "разговоре", а между тем всё вместе -- преглупая и пренелепая вещь 3. Читаешь, читаешь -- удивительно! а кончил -- закрываешь книгу с досадой на пустяки и глупости (что за пуганье ножом, что за развязка и т. д.!). Вот этого странного соединения таланта с нехваткою ума, мне кажется, нигде не найдешь в Европе, кроме нас. А у нас зато, куда ни сунься, в литературу, в музыку, в живопись -- везде одно и то же! Исполнители -- отличные, изобретатели -- плохие, unter aller Kritik {ниже всякой критики (нем.).}. Хотелось бы мне очень знать, Вы, постоянно наблюдающие наших людей и наши порядки, находили ли Вы то же, что и я? Однако довольно утруждать Ваше терпение. Прощайте, и все-таки позвольте надеяться, что хоть про Антокольского Вы мне отпишете пару слов.

Ваш
В. Стасов.

   ТСб, вып. 1, с. 447-448.
   1 По-видимому, живописец М. П. Боткин.
   2 Об этом разговоре Стасов подробно писал в статье "Двадцать писем Тургенева и мое знакомство с ним" (СВ, 1888, No 10, с. 149 -- 150).
   3 Комедия А. Н. Островского "Не все коту масленица" (ОЗ, 1871, Л" 9). Мнение Стасова о творчестве Островского и романе "Война и мир" впоследствии изменилось. В письме к Толстому от 28 июня 1894 г. он называл роман в числе "самых важных вещей в литературе" (Лев Толстой и В. В. Стасов. Переписка 1878--1906. Л., 1929, с. 131).
   

ТУРГЕНЕВ -- В. В. СТАСОВУ

15 (27) октября 1871. Баден-Баден

Баден-Баден.
Thiergartenstrasse, 3
Пятница, 15/27-го окт. 71.

   Почтеннейший Владимир Васильевич, Ваше письмо, сейчас мною полученное, наполнило меня точно таким же беспокойством насчет Антокольского, какое Вы сами испытываете. Он, действительно, обещался погостить у меня здесь в Бадене -- но с тех пор, как я оставил Петербург, я не имею о нем никаких сведений; месяца два тому назад -- или даже больше -- мне П. В. Анненков написал, что он приезжал в Петербург для наблюдения за отливкой своей статуи -- и только! 1 Я боюсь, не занемог ли он где-нибудь -- чего доброго? Здоровье его слабое -- но как же он не написал ни к кому? Все это очень загадочно -- и страшно думать, какая может быть этому всему разгадка!
   Я выезжаю отсюда через несколько дней в Париж -- вот мой адресс: Paris, chez M-r Viardot, rue de Douai, No 48. Я сохраню Ваше письмо до моего отъезда на случай маловероятного прибытия Антокольского в Баден; а сам на всякий случай оставлю ему записку.
   Я только что прочел комедию Островского в "Отечественных записках" -- и вынес из этого чтения впечатление, весьма подобное Вашему. Причину этого -- и однородных ему явлений -- в немногих -- да и во многих -- словах уяснить нелегко. Тут, кроме недостатка образования, действует и однообразность (у нас), замкнутость исключительно литературной жизни. Островский, напр., никогда, ни на один миг, не выходит из круга собственной атмосферы. Мастерство зреет в уединении, приемы и формы усовершенствуются -- а содержание чахнет и скудеет. Даже у тех писателей русских, которые, как говорится, следят за идеями -- за "веяниями" -- это делается -- если не книжно -- то журнально, что едва ли не хуже. Об искусстве я судить не берусь; его час -- мне сдается -- еще не наступил на Руси: жизнь закопошилась -- да крови в этой жизни еще нет.
   Надеюсь свидеться с Вами зимою в Петербурге -- а до тех пор будьте здоровы и примите уверение в моей преданности.

Ив. Тургенев.

   СВ, 1888, No 10, с. 163-164; Письма, т. IX, с. 148-149.
   1 Статуя "Иван Грозный", выставленная в начале 1871 г. в Академии художеств.
   

В. В. СТАСОВ -- ТУРГЕНЕВУ

29 октября (10 ноября) 1871. Петербург

С.-Петербург, 29 октября 71.

   Так как Вам интересен Антокольский, то я спешу написать Вам, Иван Сергеевич, тотчас, как только сам кое-что узнал. Почти в одно время с Вашим письмом (за которое очень благодарю), я получил телеграмму от Антокольского из Рима, куда он только что приехал -- откуда? не знаю и до сих пор; а дня через два-три и письмо. В этом последнем он мне говорит обо многом, кроме своего таинственного пропаданья в продолжение двух месяцев. Здесь слухи носятся теперь -- и кажется, на этот раз достоверные, что он женится на одной виленской еврейке, 18-летней красавице и богатой. Вероятно, мы скоро всё это узнаем в точности, потому что Антокольский пишет мне, что ему многое надо мне рассказать. Признаться сказать (и это я скажу Вам, потому что, кажется, Вы один из тех людей, которые у нас всего более интересуются Антокольским и ценят его), скажу, что перспектива брачной гавани заставляет меня значительно морщиться. Что за браки, что за семейные жизни для художника! Вот уж ни на пол-двора не нужно ему этого добра. Мне кажется, история не только художников (и особенно русских), но и всех людей дела интеллектуального громко кричит, что никогда не следует на себя надевать колодки брака и кастрировать себя семейной жизнью. Может быть, это печальный вывод, а главное -- противный доброй нравственности и предрассудкам, натолканным в голову мамками и няньками -- но это так. Мне кажется, имеет право портить себя и уродовать посредством семейной жизни -- т. е. посредством целой коллекции ежедневных непрерывных хомутов, большого и малого формата, только тот, у кого нет никакого важного предприятия впереди. Все зреет в одиночестве и покое, без участия ежедневных мелких булавок и пустячных забот. Я не вижу вокруг себя, вот уже 47 лет, ни одной жизни, не окарикатуренной или не урезанной браком. Кто тупеет, кто теряет всякую энергию и становится совершенно другим человеком. Это все равно что посидеть в целлюлярном заключении. Два нажима совершенно противуположных производят совершенно одинаковые результаты. Но это по той же причине, почему кожа слезает одинаково и от обжога, и от мерзлого железа. Я всегда удивлялся одному: у Вас во всю жизнь был талант попадать Вашими писаньями в самую бьющую жилку современности. Как это Вы никогда не взяли задачей представить нынешний брак -- а Вы его довольно видели вокруг себя, во всех проявлениях и на всех ступенях общества. Это нынешняя почти главная язва повсюду. Ведь вспомните: все Ваши повести и романы лежат еще по ту сторону брака и приводят только к заключению пли незаключению брака. А что дальше бывает нынче, вот вопрос? И его Вы способны изобразить со всей силой таланта, зрелого и возмужалого. Помните, Вы мне говорили в Мюнхене, что не предпринимаете ничего большого, в pendant к "Отцам и детям", потому что иссякли источники наблюдательности. А эта целая половина, еще нетронутая? -- Мне кажется, никто больше моего (даже ни одна из Ваших российских обожательниц,-- а их много, всяких сортов) не желает Вам создания большой и капитальной вещи.
   Но я замечаю, что мало сказал про Антокольского. Пускай мало: что было самого необходимого, всё тут есть. Он отыскался, но, èa беду, женится. Пожалуй, и этот тоже не дойдет до настоящего, к чему способен, как большинство русских художников. Вечно сковырнутся на полдороге. Ваш В. Стасов.
   На всякий случай, вот Вам мой адрес и в Париж: Моховая, д. Мелихова. Авось напишете. А уж большую бы мне доставили Вы радость.
   
   ТС6, вып. 1, с. 450--452.
   1 В 1872 г. M. M. Антокольскпй женился на дочери небогатого виленского купца Елене Юлиановне Анатовой, ставшей помощником и другом скульптора.
   

ТУРГЕНЕВ -- В. В. СТАСОВУ

28 ноября (10 декабря) 1871. Париж

Париж.
48, rue de Douai.
Воскресение, 10-го дек */29-го нояб. 1871.
* Так в подлиннике.

   Мне бы давно следовало отвечать на Ваше письмо, любезный Владимир Васильевич -- но то хлопоты переселения, то подагра, то работа литературная -- времени и не отыскалось Я теперь основался в Париже месяца на два -- в половине нашего января я в Петербурге, если буду жив и здрав. Очень рад я, что Антокольский отыскался (отсылаю Вам, кстати, Ваше письмо к нему). Брака я для него боюсь более с физической, чем с нравственной точки зрения: люди с слабой грудью -- все -- ужасные похотники и истощают себя -- не на художественные произведения. С Вашим воззрением на брак я -- en gros {в общем (фр.).} -- согласен; я бы даже расширил это воззрение и применил бы ко всякому постоянному общению с женщиной; Вы знаете, браки бывают неофициальные: эта форма даже иногда является более ядовитой, чем общепринятая. Вопрос этот мне -- точно -- хорошо известен и изучен мною основательно. Если я до сих пор не коснулся его в моих литературных попытках -- так это просто потому, что я всегда избегал слишком субъективных сюжетов: они меня стесняют. Когда все это еще дальше отодвинется от меня -- я, пожалуй, подумаю и постараюсь -- если только охота к писанию не пропадет. Очень уже трудно становится возиться с этим кропотливым делом -- да и удовлетворить себя -- с каждым днем -- не легче. Я вот только что окончил большую повесть (для "Вестника Европы"), которую переписывал три раза -- это своего рода Сизифова работа! 1 Но французы говорят: "qui a bu, boira" {горбатого могила исправит (фр., букв.: кто пил, тот будет пить).},-- и невозможного нет ничего.
   В "С.-Петербургских ведомостях" я прочел Вашу статью об академическом конкурсе и о Репине 2. Мне очень было приятно узнать, что этот молодой мальчик так бодро и быстро подвигается вперед. В нем талант большой -- и несомненный темперамент живописца, что важнее всего. Нельзя не порадоваться прекращению у нас противной брюлловщины; 3 только тогда забьют у нас живые воды, когда эта мертвечина соскочит -- свалится, как струп.
   Я здесь еще не осмотрелся, ничего и никого не видел -- и потому ничего Вам сообщить не могу. Республика очень хворает -- вся нация хворает 4. Что из этого всего выйдет -- известно единому богу; впрочем, я думаю, и ему неизвестно.
   Поклонитесь от меня Антокольскому и примите уверение в совершенном моем уважении и преданности.

Ив. Тургенев.

   CB, 1888, No 10, с. 164--165, с ошибкой в дате: "25 декабря (10 ноября)"; Письма, т. IX, с. 174--176.
   1 "Вешние воды".
   2 "Заметка" Стасова за подписью В. С. (СПбВед, 1871, 11(23) ноября, No 311).
   3 "Брюлловщиной" Тургенев называл стремление к внешней эффектности, отсутствие жизненной правдивости.
   4 Имеется в виду опасность монархического переворота и новой гражданской войны во Франции.
   

ТУРГЕНЕВ -- В. В. СТАСОВУ

1 (13) марта 1872. Париж

Париж.
48, rue de Douai.
Середа, 13-го/1 марта 1872.

   Обращаюсь к Вам с следующей просьбой, почтеннейший Владимир Васильевич. На днях Вы получите книгу нашего доброго Ральстона "The Songs of the Russian people" {"Песни русского народа" (англ.).}. Составлена она очень добросовестно, по источникам -- и мы, русские, обязаны всячески поощрить этот труд. Ничего подобного ни на одном европейском языке еще не являлось -- и Ральстон стоит того, чтобы такой компетентный судья, каков Вы, погладил его по головке 1. И он Вам за это спасибо скажет, и Ваш покорный слуга. Я полагаю -- статейка в "Вестнике Европы" самая будет лучшая штука. Со своей стороны я напишу Стасюлевичу. Книга издана роскошно, как все английские издания.
   Мой отъезд из Парижа затянулся -- так что раньше конца апреля я в Петербург не попаду -- и пробуду там недели три, четыре. Надеюсь увидеться и беззлобиво поспорить с Вами. Известите меня, пожалуйста: что, Антокольский -- в Петербурге? Женился? Как его здоровье -- и что он делает?
   Желаю Вам всего хорошего и остаюсь

преданный Вам
Ив. Тургенев.

   СВ, 1888, No 10, с. 165; Письма, т. IX, с. 231--232.
   1 Заметку о выходе книги В. Рольстона Стасов напечатал ранее (СПбВед, 1871, 15 декабря, No 345; за подписью В, Владимиров).
   

ТУРГЕНЕВ -- В. В. СТАСОВУ

15(27) марта 1872. Париж

Париж.
48, rue de Douai.
Середа, 27/15-го марта 1872.

   Из письма Стасюлевича я узнал, любезный Владимир Васильевич, что статью о Ральстоне будет писать Пыпин 1 -- а из Вашего письма я вижу, что между Вами действительно проскочила кошка, что очень сожалительно для "Вестника Европы"; но тут ничего не поделаешь. Я знаю, что Ральстон хотел послать Вам экземпляр, и я полагаю, что Вы его скоро получите; впрочем, я еще раз извещу его. Спасибо за подробности об Антокольском: они очень любопытны. Надеюсь, что он справится с своей задачей -- лишь бы здоровье его не выдало 2. Что же касается до Репина, то откровенно Вам скажу, что хуже сюжета я для картины и придумать не могу -- и искренно об этом сожалею: тут как раз впадешь в аллегорию, в казенщину, в ходульность, "многозначительность и знаменательность" -- словом, в каульбаховщину... 3 Беда! Гемицикл Делароша на что мертвенен -- но так как темперамента живописного у Делароша 4 было столько же, сколько у Краевского, то портить было нечего. Вы напрасно воображаете, что я "недолюбливаю" Глинку: это был очень крупный и оригинальный человек, ну, остальные господа -- дело другое, особенно Даргомыжский с его "Каменным гостем". Это так и останется одним из величайших недоумений моей жизни, как могли такие умные люди, как, напр., Вы и Кюи, в этих вялых, бесцветных, бессильных -- бессильных, извините! до старческого <-- -- --> -- речитативах, кое-где тоскливо пересыпанных мучительными подвываниями "для-ради" фантастичности и колорита, как могли Вы, повторяю, в этом ничтожном писке открыть -- что же? не только музыку, но даже гениальную, новую, "делающую эпоху" музыку!!?!! Неужто это бессознательный патриотизм? Я, признаюсь, кроме святотатственного посягновения на одно из красивейших созданий Пушкина, в этом "Каменном госте" ничего не нашел. Ну, а теперь можете хоть голову мне рубить!
   Изо всех "молодых" русских музыкантов только у двух есть талант положительный: у Чайковского и у Римского-Корсакова. А остальных всех -- не как людей, разумеется, как люди они прелестны -- а как художников -- в куль да в воду! Египетский король Рампсинит XXIX-й так не забыт теперь, как они будут забыты через 15, 20 лет -- это одно меня утешает.
   Я выезжаю отсюда через 4 недели и в конце апреля буду в Петербурге, где я надеюсь увидеть Вас и всласть с Вами поспорить, если только Вы захотите беседовать с таким еретиком, как я.
   Дружески жму Вам руку.

Преданный Вам
Ив. Тургенев.

   P. S. Вы, как все русские, не выставляете своего адресов -- и я целых два часа должен был рыться в старых письмах и бумагах.
   
   СВ, 1888, No 10, с. 166--167; Письма, т. IX, с. 244--245.
   1 Статья А. Н. Пыпина (за подписью П.) "Песни русского народа в английской литературе" (BE, 1872, No 4).
   2 Антокольский работал над эскизами четырех конных статуй ("Ярослав Мудрый", "Дмитрий Донской", "Иван III", "Петр I") для проектировавшегося Александровского моста через Неву.
   3 Картина И. Е. Репина "Славянские композиторы", заказанная для концертного зала гостиницы "Славянский базар" в Москве (подробнее о замысле картины и взаимоотношениях Тургенева, Стасова, Репина см.: Репин И. Е. Далекое близкое. М., 1960, с. 212--218). Картины немецкого художника В. Каульбаха представлялись Тургеневу претенциозными.
   4 Фреска П. Делароша в полукруглом актовом зале Парижской академии художеств, изображающая европейских художников от средних веков до середины XIX в.
   

ТУРГЕНЕВ -- СТАСОВУ

14(26) июня 1872. Москва

Москва.
На Пречистенском бульваре,
в доме Удельной конторы.
Середа, 26/14-го июня 1872.

   Я получил Ваше письмо от 17-го мая только на днях и здесь, любезный Владимир Васильевич. Когда Вы его писали, я самолично был в Петербурге (в гостинице Демута) -- но мне сказали, что Вы в отсутствии -- и я Вас не отыскивал, о чем я теперь очень жалею. Впрочем, я в Петербурге пробыл всего несколько дней. Я выезжаю отсюда в воскресение, если позволит мне припадок подагры, которому я неожиданно подвергся -- но в Петербурге останусь всего 24 часа -- и потому навряд ли Вас увижу -- тем более что и Вы, может быть, находитесь теперь в Москве -- а я об этом ничего не знаю. Приходится поспорить на бумаге, не на словах.
   Почему Вы полагаете, что я -- не музыкант и не живописец, да, сверх того, уже и старый человек, которому всякая фальшь наскучила и который слушается только собственных впечатлений -- почему Вы полагаете, что я заражен фетишизмом и преклоняюсь перед европейскими авторитетами? Да провались они совсем! Я восторгаюсь от глуковских речитативов и арий не потому, что авторитеты их хвалят -- а потому, что у меня от первых их звуков навертываются слезы! и не авторитеты заставляют меня относиться с полным пренебрежением к "Каменному гостю", которого я имел терпение выслушать два раза не в сомнительном, а в вполне мастерском дешифрировании Klavierauszug'а {переложения для фортепьяно (нем.).}. Вы даже неверно ставите эти авторитеты. Вы, напр., полагаете, что Ари Шеффер для французов (я говорю не о филистерах, а о художественных натурах) и Каульбах для немцев что-нибудь значат, тогда как они давно сданы в архив и серьезно никто не говорит о них; что же касается до Делакруа, то я бы пожелал нашей школе такой неправильной, неровной, но высокогениальной натуры! Репина картину я видел -- и с истинным соболезнованием признал в этом холодном винегрете живых и мертвых -- извините -- натянутую чушь, которая могла родиться только в голове какого-нибудь Хлестакова-Пороховщикова с его "Славянским базаром". И это мнение мое разделяет сам автор, который просидел у меня часа два и с сердечным сокрушением говорил о навязанной ему теме и даже сожалел, что я ходил смотреть его произведение, в котором все-таки виден замечательный талант, но которое в эту минуту претерпевает заслуженное фиаско 1. Дай бог, чтобы другие его темы не были такие мертворожденные, как эта! Нет, любезный Владимир Васильевич, родному художеству радоваться я буду первый; но я не хочу уподобиться тому Вагнеру, о котором говорит Гете, что он
   
   "Mit gier'ger Hand nach Schätzen grubt --
   Und froh ist, wenn er Regenwürmer findet" *!
   * "Жадной рукою ищет он в земле сокровищ
   И рад, если находит дождевых червей" (нем.).
   
   Нашел самородок -- Глинку -- и радуйся и гордись им... а этих всех Даргомыжских, да Балакиревых, да Брюлловых волна смоет и унесет вместе с песком и всяческой пылью.
   Все это может показаться Вам святотатством, ахинеей... Но я помню людей, которые также считали меня чуть не преступником за то, что я не признавал Кукольника, этого юного гения... 3 Впрочем -- довольно. Ни Антокольского здесь нет -- ни об его статуе не слышно ни слова. Вот этого я бы посмотрел охотно -- ив его вещи я верю, потому что у него есть темперамент -- а не одно литературствующее пружение.
   Ну, однако, в самом деле, довольно -- а то что это мы всё только землю под собою роем. Не выедете ли в Европу и не завернете ли в Париж? Я буду там с первых чисел октября -- и уже теперь можете, если хотите, писать мне по адрессу: 48, rue de Douai
   Прощайте и будьте здоровы.

Преданный Вам
Ив. Тургенев.

   СВ, 1888, No 10, с. 167--168; Письма, т. IX, с, 284--286.
   1 См. письмо Тургенева от 15(27) марта 1872 г.
   В своем восприятии творчества Репина Тургенев претерпел заметную эволюцию. В 1882 году среди наиболее выдающихся произведений русских художников он называет "Бурлаков" Репина. К сожалению, Тургеневу не пришлось увидеть таких шедевров художника, как "Иван Грозный", "Не ждали", которые демонстрировались на передвижных выставках 1883--1885 годов уже после смерти писателя.
   2 Цитата из "Фауста" Гете (ч. I, сц. I).
   3 О резко отрицательном отношении к Н. Кукольнику см. в рецензии Тургенева на трагедию Кукольника "Генерал-поручик Паткуль" (1847).
   

ТУРГЕНЕВ -- В. В. СТАСОВУ

13(25) ноября 1874. Париж

Париж. 50, rue de Douai.
Середа *, 25/13-го нояб. 74.
* Было: четверг.

   Любезный Владимир Васильевич, сожалею о невозможности (надеюсь, временной) выслать мне произведения г.г. Щербачева и Кутузова 1 и прошу Вас не забыть меня, когда придется.
   Поступок Каткова достоин его; этому человеку следовало бы быть бонапартистом -- до такой степени он лжет самоуверенно и нагло. Когда печатались "Отцы и дети", меня совсем не было в Москве -- я находился в Париже -- а рукопись романа была передана мною г-ну Н. Ф. Щербаню, который из Москвы извещал меня о требованиях и опасениях редакции. Прилагаю вам записочку этого самого Щербаня, который находится теперь в Париже -- и, прочитав заявление "Московских ведомостей", пожелал восстановить факты. Но, во-первых, сам-то он достаточно дрянной человек -- с которым мне нежелательно знаться; а во-вторых, у меня ко всякого рода литературным дрязгам, объясненьям и кляузам положительное отвращение. Черт их совсем побери! Я все-таки виноват был в том, что согласился на урезывания "Русского вестника", по крайней мере не протестовал против них -- и еще больше в "Дыме", чем в "Отцах и детях". Надо было знать, с какими мазуриками я имел дело. Вот уж точно: "Не тронь г-на, не воняет" 2.
   Что сказать о г-не Тютрюмове? Сам публично ошельмовал себя человек. Вот никто бы его имени не помнил -- а теперь всякий раз, когда оно кому придет на память, непременно к нему присоединится восклицание: "сукин сын!" -- или "дурак!" И как подумаешь, что дураком будут величать г-на Тютрюмова люди добрые и снисходительные... Постарался об себе человек -- нечего сказать! 2
   Здоровье мое все еще не совсем удовлетворительно: вот уже скоро 3 недели, как я не выхожу из комнаты.
   Дружески жму Вам руку и желаю всего хорошего.

Преданный Вам Ив. Тургенев.

   СВ, 1888, No 10, с. 170--171; Письма, т. X, с. 325--326.
   1 Пьеса для фортепьяно Н. В. Щербачева "Зигзаги" и поэма А. А. Голенищева-Кутузова "Гашиш".
   2 Речь идет о заметке M. H. Каткова (МВед, 1874, 1(13) ноября, No 273), в которой он настаивал на том, что все изменения в тексте "Отцов и детей" при публикации в PB сделаны с согласия автора. Заметка вызвана сообщением Стасова (СПбВед, 30 октября (11 ноября), No 299) об экземпляре "Отцов и детей" в Публичной библиотеке с отмеченными Тургеневым местами редакторского вмешательства Каткова (см.: ПСС, 2, т. VII, с. 430--432). К письму приложена записка Н. В. Щербаня (Письма, т. X, с. 662).
   ? Н. Л. Тютрюмов, автор клеветнической статьи, в которой В. В. Верещагин обвинялся в том, что он не сам писал свои картины, а нанимал живописцев в Мюнхене. О разоблачении его Стасовым см.: Стасов В. Избранные соч., т. III. M., 1952, с. 114, 276; Письма, т. X, с. 662.
   

ТУРГЕНЕВ -- В. В. СТАСОВУ

12(24) декабря 1874. Париж

Париж. 50, rue de Douai.
Четверг, 24/12-го дек. 74.

   Любезнейший Владимир Васильевич, третьего дня получил я пакетец с двумя экземплярами "Зигзагов" -- и немедленно прослушал их два раза сряду весьма внимательно в отличном исполнении. К искреннему моему сожалению, мне не удалось открыть в них те достоинства, о которых Вы мне писали. Не могу сказать, разовьется ли в г-не Щербачеве самостоятельный талант со временем; но теперь я в нем, кроме "пленной мысли раздражения", ничего не вижу. Все это навеяно "Карнавалом" Шумана с примесью листовских ничем не мотивированных bizarreies {странностей (фр.).}; все это бедно мыслью, страдает натугой, и скучно, и безжизненно. Первая страница мне больше всего понравилась; тема казенная -- но интересно разработана.
   Засим можете, если хотите, снять мне голову с плеч; а я все-таки благодарю Вас за Вашу любезность.
   Из последнего фельетона Буренина я мог усмотреть, что Вы сообщили ему мое письмо к Вам, где я упоминал об "Отцах и детях" и Каткове; нет сомнения, что это подаст повод этому господину клеветать, и ругаться, и лгать снова; но ведь это специальный симптом ренегатства -- и я все-таки рад, что Буренин упомянул об этом деле 1. Кто захочет мне поверить -- милости просим; а кто не захочет -- убеждать я того не стану.
   У нас здесь зима не хуже петербургской; но здоровье мое поправилось -- и предлога уже нет, чтобы не работать. Однако я за работу принимаюсь плохо.
   Я изредка вижу Репина; он прекрасный малый -- и с несомненным талантом. Картина его подвигается 2. Харламова я продолжаю считать величайшим современным портретистом; придет время -- и, я надеюсь, Вы в этом также убедитесь.
   Засим дружески жму Вам руку и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

   СВ, 1888, No 10, с. 171; Письма, т. X, с. 338.
   1 Заметка В. П. Буренина за подписью Z (СПбВед, 1874, 6(18) декабря, No 336), написанная в защиту Тургенева в связи с выпадами со стороны Каткова.
   2 По-видимому, картина "Парижское кафе", законченная Репиным в декабре 1874 г.
   

ТУРГЕНЕВ -- В. В. СТАСОВУ

15(27) января 1875. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
Середа, 27/15-го янв. 75.

   Любезнейший Владимир Васильевич! В ответ на Ваше письмо имею сказать одно: я могу ошибаться в моих суждениях о новом русском художестве, и Вы имеете полное право упрекать мое невежество или непонимание; но почему Вы воображаете, что я говорю так не в силу собственного убежденья или чувства -- а потому, что преклоняюсь перед чужими авторитетами? С какого дьявола я, уже старый человек, который всю жизнь свою ничем так не дорожил, как своей собственной независимостью, буду преклоняться или заискивать??! Если не чего другого -- то хоть самолюбия предположите во мне настолько, насколько его нужно для того, чтобы совершенно равнодушно относиться ко всяческому "qu'en dira-t-on" {"что станут говорить" (фр.).}. Я, наверное, на своем веку посылал не меньше Вашего авторитетных знаменитостей в "желтые ворота" -- только имена мои другие -- столько же, если не более громкие, чем цитированные Вами. Но то же самое чувство внутренней свободы, которое я постоянно сознаю в себе -- "каждый миг минуты" -- не позволяет мне признавать прекрасным то, что мне не по сердцу. В отместку Вам я бы тоже мог сказать, что и Вы преклоняетесь перед авторитетами -- только эти авторитеты сочинены Вами самими; но я положил себе за правило в споре никогда не приписывать противнику других поводов и побуждений, как только те, которые он сам высказывает. Словом -- прошу Вас верить, что если я нахожу моцартовского "Дон-Жуана" гениальным произведением -- а Даргомыжского "Дон-Жуана" 1 несуразной чепухой -- так это вовсе не потому, что Моцарт авторитет и что другие так думают -- Даргомыжский же вне своего кружка никому неизвестен -- а просто потому, что Моцарт мне нравится, а Даргомыжский не нравится. И "Зигзаги" мне не нравятся. Вот и все.
   По-вашему, Харламов потому уже наверное плох, что пишет французской манерой; а именно французского-то в нем ничего и нет -- ив его правдивом, искреннем, реалистическом письме сказывается русский человек и русский художник. Когда вы съездите в Москву -- посмотрите на недавно конченный и высланный им портрет жены Третьякова (Сергея)2 -- и скажите, было ли у нас что-либо подобное до сих пор?
   История с "С.-Петербургскими ведомостями" поучительна и плачевна;3 то же, вероятно, повторится и с "Вестником Европы". Воздух становится такой же скверный, как и во время нашей молодости.
   Сам я ничего не делаю -- хоть и поправился в своем здоровье -- нет охоты; из чего же себя насиловать?
   С нетерпеньем жду появления романа Льва Толстого в "Русском вестнике" 4.
   Я Вам еще не сказал спасибо за присылку вальсов Щербачева. Они не изменили моего мнения о нем -- но я не могу не быть благодарным Вам за Вашу любезность.
   Желаю Вам всего хорошего и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

   P. S. Есипова и Давыдов имели здесь очень большой успех 5.
   СВ, 1888, No 10, с. 172-173; письма, т. XI, с. 10-11.
   1 Опера А. С. Даргомыжского "Каменный гость".
   2 Портрет Е. А. Третьяковой.
   3 В. Ф. Корш, редактор СПбВед, был смещен за выступление против реформы среднего образования Д. А. Толстого, Среди сочувственных откликов в адрес Корша была и телеграмма от Тургенева (Неделя, 1875, 26 января, No 4, с. 150); си.: Письма, т. X, с. 678.
   4 "Анна Каренина".
   5 Концерты пианистки А. Н. Есиповой и виолончелиста К. Ю. Давыдова.
   

В. В. СТАСОВ -- ТУРГЕНЕВУ

30 марта (11 апреля) 1875. Петербург.

СПб., Надеждинская,
д. Трофимова.
30 марта 75.

   Иван Сергеевич, угодно Вам оказать мне некоторую услугу? Если да, то вот о чем я попросил бы: спросите, пожалуйста, Zola, которого наверное видите (а я даже адреса его не знаю), хочет он завести со мною небольшую переписку о делах художественных? Быть может, Вы припомните, еще в прошлом году я рассказывал Вам, как высоко ставлю его книжечку критических этюдов под заглавием "Mes haines" {"Ненавидимое" (фр.).} и его брошюру о Мане, даром что кое с чем там и не согласен, а теперь, после его великолепного письма в "Вестнике Европы" про Дюма-фиса 1 я еще более убедился, что он просто самый лучший художественный критик последнего времени. Никто из немцев (мне очень твердо известных) не может сравниться с ним, а Тэн хоть и блестящ, но близорук, мелок и ограничен. Если бы это дело, которое я считаю для себя очень важным, удалось, я даже подумываю нынче летом приехать в Париж, месяца на два, например на август и июль -- так мне хотелось бы перетолковать с Zola о том и сем 2. Я теперь пишу одну большую книгу, художественной критики, и, признаться, никого почти не нахожу, с кем можно и стоило бы поговорить до корней дела. Есть, правда, один русский художник, выходящий из ряду вон по глубине и силе мысли, да и тот, пожалуй, не выдержит и сдаст, когда все умеренные и ретрограды, консерваторы и благоразумники залают 3. Итак, вот моя просьба -- что знаете, то с нею и сделайте. Позвольте надеяться на ответ от Вас.-- A propos de Zola {По поводу Зола (фр.).} скажу Вам, что, несмотря на всеобщую, даже необыкновенную любовь всех у нас к Zola, почти все остались недовольны последним его романом "La Faute de l'abbé Mouret" {"Проступок аббата Муре" (фр.).}. Может быть, никто на свете так не любит и не ценит этого автора, как я -- на мои глаза, он решительно выше всех нынешних романистов (кроме Виктора Гюго) -- на мои глаза, ни у кого нет такого содержания, как у него, это именно литература нашего века -- и несмотря на все это, я читал новый его роман с досадой и скукой, принужден был пропускать по 5, по 10 страниц (не то что русского, а французского текста в корректурных листах), до того несносны и приторны все эти амуры и самобичевания, сентиментальные, неестественные и невероятные 4. Если и могут быть такие уроды, как этот аббат, то черт бы их всех побрал, нет нам до них ни малейшего дела. Это что-то стариной и затхлым несет! И эти глупости способна писать та самая рука, которая написала "Ventre de Paris" {"Чрево Парижа" (фр.).}, "La fortune des Rougon" {"Карьера Ругонов" (фр.).} и "Le Curée"! {"Добыча" (фр.).} просто непостижимо. Конечно, талант был виден даже и в Аббате Муре, на лицах второстепенных, каковы все без исключения крестьяне и крестьянки, но этот Муре, но эта Albine -- что это за невообразимая чепуха и неправда! Что это за идеальничание безмозглое и безвкусное, и у кого? У самого что ни есть могучего реалиста и мыслителя! Я так был рад, что тотчас же после этого плохого романа прочитал чудесное его письмо про прием Дюма в Академию -- а то я уже было подумал: Ну и еще падение! Ну, и еще один провалился, не проделав даже и полдороги своей!-- Теперь я снова смотрю на Zola с надеждой и ожиданием.-- А что Вы скажете, Иван Сергеевич, про "Анну Каренину"? Ведь жидко и слабо, другими словами -- плоховато! И таково здесь едва ли не всеобщее мнение. Нельзя, конечно, не любоваться на талантливость многих подробностей, но не те теперь времена пришли, чтобы по-старинному радоваться, как бывало 20--30 лет назад, только на талантливость автора и красивость форм. Нет, нынче уже русская публика сильно выросла (быть может, больше всех остальных европейских публик в отношении к литературе), и никакою талантливостью не задержишь ее все только на одних "амурах" и нежных чувствиях кавалеров и дам. Изумителен, право, этот Лев Толстой: такой громадный талант скульптурной работы, и рисунок, и лепка, и типы, и красота, все есть у него во власти -- и вечно из этого всего лепит такой вздор или мелочи!! Право, над русскими художниками тяготеет какая-то анафема: и могли бы, кажется, да не делают! Вот так-то и Вы сделали "Отцы и дети" и "Рудина", а все остальное -- амуры да конфеты 5. Просто досадно, как счеты станешь сводить. Знаете ли, общее мнение против Толстого так сильно в настоящую минуту (по крайней мере на основании того, что напечатано в двух книжках "Русского вестника"), что если и весь остальной роман такой же будет, никто не купит этого романа отдельным томом. Все жалуются. Ну-с, исполнил я Вашу инструкцию и справился в Москве, у людей самых падежных, по моему разумению, насчет портрета Третьяковой, Харламова. И объясняют мне, что, дескать, нет тут ничего сколько-нибудь важного и примечательного. Французская манера и рутина à la Bonnat о, как всегда -- и больше ничего. Пятна приятные довольно -- этого никогда никто не отрицал, но даже и эти пятна начинают переходить в заученный прием, и только. А что касается до способности истинно великого портретиста схватывать личность, характер, всего внутреннего человека -- об этом у бедного этого Харламова и помину не бывало. Куда ему! Когда он и с контурами не поспевает ладить. Из маленькой, субтильненькой мадам Третьяковой состряпал вдруг какую-то бабелину с великолепными плечами, грудью и руками. На что это похоже! Даже и лицо, говорят, меньше чем наполовину передает сходство. Бог с ним, с этим французистым Харламовым, пусть себе живет в Париже и прельщает французов: здесь он не годится. Здесь требуется совсем другое. Надеюсь, Иван Сергеевич, Вы не будете на меня в претензии на все, что я Вам тут пишу: ведь я только продолжаю на письме точь-в-точь то самое, что не раз говаривал Вам лично -- значит, мне кажется, Вас ничто особенно не удивит. А как у нас тут скверно в художественном мире. Этот бездарный Те притворяется простаком и душой-человеком (как у Вас там в Париже Боголюбов): написал преотвратную картинишку, где Пушкин (даже вовсе почти не похожий) размахивает рукой над какой-то рукописью -- точь-в-точь Александрийский театр, и находятся же антихудожественные Некрасовы, которые покупают эту дрянь! 7 Перов вдруг упал до такой степени, что просто невероятно, кто не видал, и вот объяснение той удивительной и тупой злобе, с которою он в Москве поднимал общий поход и звонил против Верещагина 8. Просто злоба бессилия и чувство упавших сил работали в нем! Так-то у нас и все прочие.-- Есть таланты настоящие, но как их мало! Вот я бы хотел показать Вам картину Максимова: "Приход колдуна во время свадьбы" ". Эта картина просто что-то необыкновенное: ведь Максимов весь свой век был ординарною посредственностью, и вдруг хлоп! прямо махнул орлиным почерком. Хорошего и талантливого пропасть, но если посмотреть на сюжеты, так этакого не скоро отыщешь во всей русской жизни. Тут налицо все русское двоеверие народа, и наивность, и славянская бестолковая доброта, все голубиное сердце и доверчивость, и все отсутствие змеиной печени и крови -- отчего вечно погибает русский народ. А типы, а взгляды, а мрачная изба, по-необыкновенному вдруг освещенная сальными огарками -- я Вам скажу, глядел я и не нарадовался. Но что Академия в это время творит -- насильственно, грубо, глупо -- поминать скверно, одним словом, как раз под стать тому, что делается и в литературе. Нечего сказать, мерзким духом тут везде несет. Вообразите, какие-то еще новые капканы мастерят и намордники на печать 10. Все, видно, мало!! Не правда ли, мило?-- Так вот, не напишете ли Вы мне пару строк. Утешите.

Ваш В. Стасов.

   А еще какой тут поход на меня был, за то, что я напечатал выдержки из писем Репина в "Пчеле" 11. Все каплуны Ч раскудахтались. Я только посмеивался.
   
   ЛА, т. 3, с. 242--245.
   1 Фельетон Золя, которым открывались его "Парижские письма": "Новый академик. Прием А. Дюма-сына во Французскую академию" (BE, 1875, No 3).
   2 Стасов познакомился с Золя летом 1875 г. в Париже, приехав на международную географическую выставку.
   3 По-видимому, речь идет о работе "А. С. Даргомыжский. Материалы Для его биографии" (PC, 1875, No 2--7). Стасов намеревался написать о нем книгу. Одновременно он готовил труд об А. С. Серове: "А. С. Серов. Материалы для его биографии" (PC, 1875--1878). Возможно, Стасов имел в виду М. М. Антокольского или И. Е. Репина, в которых он видел единомышленников.
   4 Стасов читал "Проступок аббата Муре" в русском переводе (BE, 1875, No 1, 2, 3) и во французском оригинале, который появился месяц спустя.
   5 В заметке "По поводу графа Льва Толстого" (1877) Стасов повторил это суждение: "Возьмите, например, хоть И. С. Тургенева: всю жизнь он не писал других романов и повестей, как на амурные темы (исключений всего два)..." (Стасов В. В. Собр. соч., т. III. СПб., 1894, с. 1417--1419).
   6 Бонна -- французский художник, у которого учился А. А. Харламов, усвоив у него некоторые "салонные" черты.
   7 Речь идет о картине H. H. Ге "Пушкин в Михайловском", выставленной на передвижной выставке 1875 г. Оценивая ее позднее так же сурово (в кн.: Н. Н. Ге, его жизнь и переписка. М., 1904), Стасов пояснил: "Правда, Некрасов ее купил, но собственно из-за сюжета, а де из-за художества" (там же, с. 251--252).
   8 В марте 1874 г. в Москве была организована выставка картин и этюдов В. В. Верещагина из его туркестанской серии. Выставка вызвала широкое обсуждение. В. Г. Перов оказался среди противников Верещагина.
   9 Картина В. М. Максимова "Приход колдуна на крестьянскую свадьбу", выставленная в 1875 г. на четвертой передвижной выставке в Москве. Так же восторженно Стасов отзывался о ней в печати, в письме к Третьякову, купившему эту картину (1875 г.).
   10 Имеются в виду цензурные гонения, усилившиеся в связи с проводимыми по инициативе министра народного просвещения Д. А. Толстого преобразованиями средней школы и университетского устава. С 1875 г. В. Ф. Корш был лишен права редактировать СПбВед.
   11 В статье Стасова "Илья Ефимович Репин" (Пчела, 1875, No 1) приведены выдержки писем художника, содержащие резкие отзывы о западноевропейском искусстве. Статья Стасова вызвала глубокое возмущение Тургенева (см. письмо к Стасову от 3(15) апреля 1875 г.).
   12 "Каплуны мысли" -- выражение Салтыкова-Щедрина из цикла "Признаки времени" (1863--1871).
   

ТУРГЕНЕВ -- В. В. СТАСОВУ

3(15) апреля 1875. Париж

Париж 50, Rue de Douai.
3/15-го апр. 1875.

   Я получил Ваше письмо, любезный Владимир Васильевич -- и не замедлю исполнить Ваше поручение насчет Зола, которого действительно довольно коротко знаю (адресс его -- Paris, 21, Rue St.-Georges, Batignolles). За успех, однако, не ручаюсь. Работая с утра до вечера как вол, он едва сводит концы с концами -- и на безденежную корреспонденцию тратить время не станет. Если Вы точно собираетесь в Париж, то вот Вам самый удобный случай переговорить с ним.
   То, что Вы говорите о Харламове, меня не удивило. Это в порядке вещей. Зная радикальное, можно сказать антиподное, противоречие наших воззрений в деле искусства и литературы, я скорее удивился случайному их совпадению в отношении к роману Л. Толстого. Господи!-- думалось мне,-- неужели я потеряю столь до сих пор мне верный критериум того, что я люблю и что я ненавижу -- а именно: абсолютно противоположное мнение В. В. Стасова? Но я подумал, что Вы, вероятно, обмолвились. И потому я ни на минуту не сомневаюсь в негодности (на мои глаза) картины г-на Максимова, которого тотчас же причислил к списку излюбленных Вами г.г. Даргомыжских, Щербачевых, Репиных и tutti quanti, всех этих полубездарностей с пряненькой начинкой, в которых Вы видите "самую суть". Кстати о Репине. Вы, по Вашим словам, посмеивались -- а он здесь ходил -- да и до сих пор ходит как огорошенный: до того ловко пришлась по его темени публикация его писем в "Пчеле"! Просто взвыл человек! Впрочем -- он и без того здесь бы не ужился: пора, пора ему под Ваше крылышко -- или, еще лучше, в Москву! Там -- настоящая его почва и среда.
   Вы видите, что и я не стесняюсь высказывать Вам мой настоящий образ мыслей, как не стесняетесь и Вы.
   А засим желаю Вам лично всего хорошего, начиная со здоровья -- и прошу верить в искренность моих чувств.

Ив. Тургенев.

   СВ, 1888, No 10, с. 173--174; Письма, т. XI, с. 55--56.
   

ТУРГЕНЕВ -- В. В. СТАСОВУ

14(26) июля 1875. Буживаль

Буживаль. (Bougival). Les Frênes.
Понедельник, 26-го июля 1875.

   Ваше письмо застало меня здесь, Владимир Васильевич -- вот уже скоро две недели, как я выехал из Карлсбада. Надеюсь, что и поэму "Гашиш" 1 мне сюда перешлют. Спасибо Вам за то, что Вы меня не забываете -- хотя Вы правы, говоря, что ни из переписки нашей, ни из личных свиданий никакого толку не выходит. Очень уж мы стоим на различных пунктах. Я остаюсь здесь до конца октября -- в Париж буду ездить часто -- там у меня постоянная квартира -- Rue de Douai, 50 -- и Вы, если хотите, можете оставить там свой парижский адресс. Можно было бы где-нибудь позавтракать или пообедать вместе. Мне никогда и в голову не приходило винить Репина в "дерзости". Боже мой! Да именно отсутствием настоящей дерзости и страдают наши полуталантики. Сам он плох -- вот беда. Будь он молодец -- да ругай с богом кого хочет! Харламов уже тем хорош, что никогда никого не ругает и не хвалит -- а дерзко делает сам -- худо ли, хорошо ли -- это другой вопрос. А то наши критиканчики, принимаясь за собственное дело, либо впадают в самую мизерную подражательность, либо высидят какую-нибудь головную придумочку -- вроде шествия типов к Пушкину (!!) -- да и думают, что бога слопали! 2 Это все -- тля и прах, то же старье -- только с виду молодое. А засим до свиданья, т. е. до новой схватки.
   Примите уверение в моем уважении.

Ив. Тургенев.

   СВ, 1888, No 10, с. 174; Письма, т. XI, с. 105.
   1 См. письмо Тургенева от 13(25) ноября 1874 г.
   2 Проект памятника Пушкину M. M. Антокольского; на его пьедестале изображено шествие всех главных пушкинских героев (СВ, 1888, No 10, с. 159).
   

ТУРГЕНЕВ -- В. В. СТАСОВУ

24 августа (5 сентября) 1875. Буживаль

Bougival. (Les Frênes)
Воскр., 5-го сент. 75.

Отвечаю на Ваши вопросы, Владимир Васильевич.

   1) Архитектора я знаю лично только одного, M-r Poitri neau, который выстроил мой "chalet" здесь. Человек он честный и дельный, без особенной силы воображения. Живет он летом здесь, т. е. в Croissy; контора его в городе -- Rue de Clichy, 58.
   2) Сен-Санс вернулся в Париж; но жена его должна родить на днях -- и он, вероятно, в хлопотах. Его адресс: 168, Rue du Faubourg-St-Honoré.
   3) Вы напрасно удивляетесь -- и даже "ужасно". Так как я не раболепствую перед авторитетом современности и последней новой новинки -- то считаю вопрос о "пиэдестале" мизерабельным, дрянной схоластикой эпигонов -- словом, не стоящим того, чтобы на нем останавливались больше минуты. Сделай прежде хорошую статую; а то -- ничтожнейшие пустяки. Теофилю Готье я никакой важности не придаю как поэту; 1 но ведь и г-н Кутузов не претендует на этот титул; а как виртуоз языка (в этом только смысле я говорил) -- французы считают его первым; а ведь в этом вопросе они лучшие судьи.
   4) "Rappel" я читаю и новые статьи В. Гюго тоже прочел. Сожалею о том, что не владею достаточной силой выражения, чтобы сказать, до какой степени я их презираю -- как и вообще всю его прозу2. Радуюсь также Вашему суждению о Пушкине, Гете и Моцарте; оно в порядке вещей. Еще бы Вы их любили! Вот уж тут бы я "ужасно" удивился.
   Желаю Вам всего хорошего и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

   СВ, 1888, No 10, с. 176; Письма, т. XI, с. 116-117.
   1 По-видимому, и к прозе Т. Готье Тургенев относился сдержанно. Об этом Флобер писал Ж. Санд: "Вот два человека, которую я очень люблю и считаю настоящими художниками,-- Тургенев и Золя. А между тем они совершенно равнодушны к прозе Шатобриана и тем более Теофиля Готье" (Флобер, письма, статьи, т. II, с. 172). В то же время Тургенев чувствовал в Т. Готье не только большого писателя, но и большого критика и интересовался его мнением о картине Э.-Т. Блавшара "Куртизанка" (см.: Письма, т. IX, с. 208, 420).
   2 Тургенев отрицательно относился к творчеству В. Гюго и целом (см.: Алексеев М. II. Виктор Гюго и его русские знакомства.-- ЛН, т. 31-32, с. 868--879). В. Гюго был одним из основателей французской газеты "Rappel" (выходила с 1869 г.).
   

ТУРГЕНЕВ -- В. В. СТАСОВУ

9(21) января 1882. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
21/9-го янв. 82.

   Очень меня удивило Ваше письмо, любезный г. Стасов. Но так как я готов верить, что оно было Вам внушено не столько энтузиазмом, возбужденным в Вас Саррою Бернар, сколько участием ко мне, то я и отвечу Вам -- вкратце.
   Вы упрекаете меня в том, что я как будто подаю руку г. Суворину и что это марает мою репутацию. Г-н Суворин, как человек, известен мне не хуже Вашего -- и руки я ему никогда не подал и не подам -- как не подал ее г. Каткову; 1 а репутацию человека может замарать только он сам каким-нибудь дурным поступком -- а не первый попавшийся сплетник. Мнение мое о статьях г. Суворина по поводу Сарры Бернар я высказал в частном письме к Григоровичу -- и, конечно, не мог ожидать, что оно станет публично известным; 2 сожалею об этом. Но я не привык отказываться от своих мнений даже тогда, когда, высказанные в дружеской, частной беседе, они против моей воли становятся гласными. Да, я нахожу оценку Сарры Бернар, сделанную г. Сувориным, совершенно верной и справедливой. Это женщина умная, ловкая, знающая свой métier {ремесло (фр.).} до тонкости, одаренная прелестным голосом, с хорошей школой -- но безо всякой натуры, без темперамента художественного (который она старается заменить парижской похотливостью), вся прогнившая шиком (pourrie de chic), рекламой и позой, однообразная, холодная, сухая -- словом, без искры того, что называется талантом в высшем смысле. Походка как у курицы -- немой игры никакой -- движенья рук намеренно угловато-пикантные -- все это воняет бульваром, "Фигаро" и пачули. Вы видите, что, по моему мнению, г. Суворин еще очень снисходителен. Вы мне цитируете Э. Зола как авторитет, хоть и восстаете вообще против авторитетов; позвольте же и мне сослаться на Э. Ожиэ, который сказал мне буквально следующее: "Cette femme n'a aucun talent; on dit d'elle que c'est un paquet de nerfs -- c'est un paquet de ficelles" {"Эта женщина совершенно лишена таланта; о ней говорят, что это -- клубок нервов,-- это клубок бечевок" (фр.).}. Но отчего же, скажете Вы, такая всесветная репутация? А мне что за дело? Я говорю, соображаясь с своим чувством, и очень рад, когда нахожу в чувстве другого подтверждение моего.
   Что же касается до другого предмета Вашего письма, то я даже недоумеваю, каким это образом я буду оказывать давление на г. Стасюлевича и на план обоих его изданий? 3 И Вы сами, не участвуете ли Вы и в том и в другом?
   Примите уверение в моем уважении.

Ив. Тургенев.

   СВ, 1888, No 10, с. 177--178; Письма, т. XIII, кн. 1, с. 186,
   1 Тургенев вспоминает эпизод на торжественном обеде 8(20) июня 1880 г. по случаю открытия памятника Пушкину в Москве,
   2 Григорович придал гласности сообщенное в письме к нему мнение Тургенева о Сарре Бернар, что вызвало отклики в печати. См. письмо Тургенева к Григоровичу от 16(28) декабря 1881 г,
   3 М. М. Стасюлевич был редактором-издателем журнала BE и газеты "Порядок", в которых участвовал Тургенев. Тургенев действительно был большим авторитетом для редактора BE и газеты "Порядок" и оказывал известное влияние на эти издания (см.: Мостовская Н. Н. И. С. Тургенев и русская журналистка 70-1 годов XIX века. Л., 1983, с. 15--23),
   

ТУРГЕНЕВ -- В. В. СТАСОВУ

4(16) декабря 1882. Париж

Париж. 50, Rue de Douai.
16/4-го дек. 82.

Любезный Владимир Васильевич,

   Письмо Ваше служит новым доказательством Вашей постоянно радушной готовности оказать услугу. Но я бы посовестился возложить на Вас такой хлопотливый труд. Английский редактор вполне удовлетворится кратким указанием на два, три более важных сочинения (или статьи) по вопросу о русском искусстве. Если Вы полагаете, что "Иллюстрированный каталог художественного отдела Всероссийской выставки в Москве" (на французском языке), составленный Собко, изданный М. Боткиным, может быть полезен, то попросите M. M. Стасюлевича приобресть его (на мой счет, конечно) -- и выслать его мне сюда. Во всяком случае, заранее благодарю Вас.
   Анекдот, сообщенный г. Бурениным, совершенно выскочил у меня из головы; 1 я бы удивился бесцеремонности г-д фельетонистов -- если бы давно не перестал удивляться подобным проделкам с их стороны. Все-таки прошу у Вас извинения -- хотя уж точно могу прибавить, что без вины виноват.
   Примите уверение в совершенном моем уважении.

Ив. Тургенев.

   СВ, 1888, No 10, с. 178--179; Письма, т, XIII, кн. 2, с. 117--118.
   1 В. П. Буренин описал спор Тургенева со Стасовым в фельетоне "Критические очерки" (НВр, 1882, 12 ноября, No 2410),
   

В. В. СТАСОВ -- ТУРГЕНЕВУ

15(27) декабря 1882. Петербург

С.-Петербург, 15/27 декабря 82.

   Иван Сергеевич, я Вам послал наперед "Иллюстрированный каталог Московской выставки" 1882 (Художественный отдел). Если для Вашего знакомого англичанина будет довольно этого каталога -- ну, и слава богу. Этот каталог выдумал, затеял и составлял -- я; работал же все -- Собко, так как мне самому некогда было! Выбор весь мой, или, так сказать, под мою диктовку. Заглавие: "25 лет русского искусства" -- тоже мое, так как этот каталог нечто вроде Атласа к моим последним двум статьям в "Вестнике Европы" 1.
   На тот же случай, если мало будет всего этого материала, прилагаю при сем небольшой список русских и иностранных статей и книг о нашем искусстве.
   Я рассудил, что Вашему англичанину всего лучше указать статьи "Всемирных отчетов" и "жюри".

Ваш всегда
В. Стасов.

   ТСб, вып. 1, с. 452.
   1 Статья Стасова "Двадцать пять лет русского искусства" (BE, 1882, No 11, 12).
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru