Тьер Адольф
Консульство и Империя

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Le Consulat et l'Empire).
    Статья девятая.
    Текст издания: журнал "Отечественныя Записки", No 5, 1846.

КОНСУЛЬСТВО И ИМПЕРІЯ.

СОЧ. ТЬЕРА.

Статья девятая (*).

(*) Первыя восемь статей напечатаны въ "Отеч. Запис." 1845 года (томы XL, XLI, XLII и XLIII, восьмая въ 1846 году (том. XLIV).

<Пер. и излож. И. Дьячкова>

Помазаніе на царство: Причины и выгоды замедленія экспедиціи въ Англію.-- Бюджеты XII и XIII годовъ.-- Косвенные налоги.-- Вооруженіе эскадръ брестской, рошфорской и тулонской.-- Первоначальный планъ Наполеона, касательно введенія французскаго флота въ Ла-Маншъ.-- Адмиралъ Латуш-Тревилль.-- Предположеніе произвести высадку въ Англію передъ коронаціею.-- Полномочные министры европейскихъ дворовъ вручаютъ Наполеону свои вѣрительныя грамматы.-- Отъѣздъ Наполеона въ Булонь.-- Генеральный смотръ флотиліи.-- Празднество на берегу океана и раздача арміи знаковъ почетнаго-легіона.-- Событія въ Англіи.-- Питтъ готовитъ средства къ новой коалиціи.-- Подозрѣнія Наполеона.-- Отъѣздъ изъ Парижа русскаго уполномоченнаго.-- Смерть адмирала Латуш-Тревилля и отсрочка высадки до зимы.-- Характеръ адмирала Вяльцева.-- Посѣщеніе Наполеономъ береговъ Рейна.-- Блистательный съѣздъ въ Ахейѣ.-- Кобентцель вручаетъ здѣсь Наполеону свои вѣрительныя грамматы.-- Императорскій дворъ переѣзжаетъ въ Майнцъ.-- Возвращеніе въ Парижъ.-- Приготовленія къ помазанію на царство.-- Трудная негоціація, касательно приглашенія въ Парижъ папы Пія VII.-- Кардиналъ Фешъ.-- Опасенія Пія VII при мысли ѣхать во Францію.-- Совѣщанія конгрегаціи кардиналовъ.-- Согласіе первосвященника.-- Вопросъ о церемоніалѣ.-- Наполеонъ предоставляетъ самому-себѣ возложить на себя корону.-- Отъѣздъ папы во Францію.-- Его путешествіе.-- Прибытіе Пія VII въ Фонтенбло.-- Неожиданный пріемъ.-- Бракосочетаніе Жозефины и Наполеона.-- Церемонія помазанія на царство.

   Заговоръ Жоржа, процессъ по этому дѣлу, послѣдовавшая да тѣмъ перемѣна въ формѣ правленія, наполнили собою всю зиму въ 1803 на 1804 годъ и пріостановили громадное предпріятіе Наполеона противъ Англіи. Но онъ не переставалъ объ этомъ думать, и, въ настоящую минуту, готовился, удвоивъ старанія и дѣятельность, привести въ исполненіе планъ свой въ срединѣ лѣта 1804 года; Впрочемъ, нельзя было сожалѣть объ этой отсрочкѣ, потому-что Наполеонъ, въ нетерпѣніи своемъ выполнить столь обширное преднамѣреніе, слишкомъ преувеличилъ себѣ возможность изготовиться совершенно къ исходу 1803 года. Безпрерывные опыты, дѣлаемые въ Булони, показывали ежедневно, что надо было принимать новыя предосторожности, вводить новыя улучшенія, и ничего не значило нанести ударъ полгодомъ позже, лишь бы только отсрочкою пріобрѣтено было средство нанести ударъ болѣе-вѣрный. Само-собою разумѣется, что не армія требовала такой потери времени, потому-что въ эту эпоху армія была наготовѣ всегда; причиною задержки были флотилія и эскадры. Постройка плоскихъ судовъ, соединеніе ихъ въ четырехъ портахъ пролива,-- все это было кончено. Но батавская флотилія заставила ждать себя; эскадры брестская и тулонская, содѣйствіе которыхъ предпріятію почиталось необходимымъ, не были готовы: восьми мьсяцовъ недостаточно было для ихъ вооруженія. На это была посвящена зима 1804 года. И такъ, время, по-видимому потерянное, было употреблено съ пользою. Оно въ особенности употреблено было на созданіе Финансовыхъ средствъ, которыя всегда тѣсно связаны съ военными средствами, и на этотъ разъ были связаны съ ними болѣе, нежели когда-нибудь. Дѣйствительно, если иные могутъ, при большомъ умѣньѣ и подвергаясь сильнымъ неудобствамъ, вести сухопутную войну съ малымъ количествомъ денегъ, живучи въ странѣ непріятельской, -- за то война на морѣ никакимъ образомъ по можетъ обойдтись безъ денегъ: ничего нельзя найдти на необозримой пустынѣ океана, кромѣ того, что удалось взять съ собою при выходѣ изъ портовъ.
   По бюджету на XII годъ (съ сентября 1803 г. по сентябрь 1804 г.) финансовыя средства Франціи простирались до 700 мильйоновъ; въ числѣ ихъ было 560 мильйоновъ обыкновенныхъ податей, 22 мильйона итальянской субсидіи, 48 мильйоновъ испанской субсидіи, 52 мильйона уплаты за Луизіану.
   Но уже XII годъ былъ на исходѣ, ибо теперь было лѣто 1804 года. Надо было подумать о XIII годѣ (съ сентября 1804 по сентябрь 1805 г.), въ которомъ вѣроятно не достанетъ значительнаго капитала американской субсидіи, предоставленной вполнѣ XII году. Нельзя было не заняться безотлагательно изъисканіемъ новыхъ источниковъ.
   Наполеонъ давно уже былъ убѣжденъ, что революція, создавшая огромныя средства равнымъ распредѣленіемъ налоговъ, тѣмъ не менѣе слишкомъ-жестоко поступила съ поземельною собственностью, сложивъ на нее одну бремя государственныхъ повинностей, чрезъ уничтоженіе косвенныхъ налоговъ. То, что сдѣлала революція, очень-обыкновенно во времена смутъ. При первыхъ безпорядкахъ, народъ, въ особенности городской, пользуясь обстоятельствами, отказывается платить налогъ, которымъ обложены предметы потребленія и главнѣйше горячіе напитки, составляющіе одно изъ величайшихъ его наслажденій. Это случилось въ 1803 году, когда народъ не платилъ налоговъ въ-продолженіе болѣе полугода; въ 1815 г., когда Бурбоны обманчивою надеждою отмѣнить налоги снискали себѣ на минуту всеобщую приверженность; наконецъ въ 1789 г., когда первыя народныя движенія были направлены противъ заставъ. Но эти налоги, наиболѣе ненавидимые населеніемъ городовъ, характеризуютъ страны истинно благоденствующія, падаютъ въ сущности болѣе на богатаго, нежели на бѣднаго и наименѣе всѣхъ другихъ вредятъ производительности. Въ восьмнадцатомъ столѣтіи утвердился предразсудокъ, опиравшійся тогда, надо сознаться, на неопровержимое основаніе: поземельная собственность, сосредоточенная въ рукахъ аристократіи и духовенства, неравно обложенная повинностями, смотря по качеству своихъ владѣльцевъ, была предметомъ ненависти въ глазахъ людей великодушныхъ, желавшихъ облегчить страданія бѣдныхъ классовъ. Въ эту-то эпоху придумана была теорія единственнаго налога, падавшаго исключительно на землю и долженствовавшаго покрывать собою всѣ расходы государства. Этимъ способомъ можно было отмѣнить налоги на вино и соль (les aides, les gabelles), налоги, по-видимому лежавшіе на однихъ низшихъ классахъ народа. По такая теорія, великодушная но намѣренію, ложная на дѣлѣ, должна была пасть передъ опытомъ. Съ 1789 г., земля была раздѣлена между тысячью рукъ, обложена равными повинностями; прежнія мѣры были неумѣстны. Надо было подумать, что отъ того страдаетъ важнѣйшій источникъ народнаго богатства -- земледѣліе, не въ ущербъ однимъ продавцамъ и потребителямъ крѣпкихъ напитковъ. Для всѣхъ было очевидно, что необходимо уравновѣсить доходы съ расходами, если правительство не хочетъ снова впасть въ систему бумажныхъ денегъ и банкрутство, и что, для уравновѣшенія доходовъ съ расходами, неизбѣжно разнообразить источники налога, которые безъ того могутъ изсякнуть. Человѣку, возстановившему во Франціи порядокъ, извлекшему изъ хаоса ея финансы чрезъ учрежденіе правильнаго взиманія прямыхъ податей, этому человѣку надлежало довершить свое дѣло открытіемъ снова забытаго источника косвенныхъ налоговъ. Но для этого необходима была огромная власть и сильная энергія. Вѣрный своему характеру, Наполеонъ не устрашился, въ то самое время, какъ домогался трона, возстановить, подъ именемъ соединенныхъ сборовъ (les droits réunis), самый непопулярный, но самый полезный изъ налоговъ.
   Изъ этого источника можно было надѣяться получить въ XIII году отъ 15 до 18 мильйоновъ, въ XIV отъ 30 до 40 мильйоновъ. На послѣдующіе же годы, трудно было сдѣлать смету этихъ доходовъ, но тѣмъ не менѣе можно было полагать, что они будутъ въ состояніи удовлетворить всѣмъ потребностямъ войны, даже и продолжительной.
   Наполеонъ рѣшился безотлагательно выполнить свое громадное предпріятіе. Онъ хотѣлъ переѣхать проливъ въ іюнь или августѣ 1804 г., и еслибъ невѣрующіе, сомнѣвавшіеся въ его намѣреніи, могли бы прочесть его частную корреспонденцію съ морскимъ министромъ, безконечное множество его приказовъ, тайное открытіе имъ надеждъ его архиканцлеру Камбасересу, то они вполнѣ убѣдилась бы на счетъ дѣйствительности этой необычайной рѣшимости. Всѣ суда, составлявшія флотилію, были соединены въ Этаплѣ, Булони, Вимрё и Амбльтёзь, исключая все-таки тѣхъ, которыя строились между Брестомъ и Байонною, ибо при плаваніи въ родъ каботажнаго, придуманномъ для соединенія судовъ въ порты Ла-Манша, никакимъ образомъ нельзя было обогнуть острова Уэссанъ (Oucssant). Но такъ-какъ почти всѣ суда были построены между Брестомъ и устьемъ Шельды, то и не настояло большой важности въ недостававшемъ. Было на чемъ перевезти 120 тысячь человѣкъ, которымъ предназначалось переѣхать черезъ проливъ на канонерскихъ шлюбкахъ. Остальное войско должно было по-прежнему сѣсть на эскадры брестскую и тексельскую.
   Въ Булони было все готово. Чудная армія съ нетерпѣніемъ ждала прибытія своего только-что коронованнаго вождя. Она горѣла желаніемъ привѣтствовать его, и идти во слѣдъ ему на поприще новой и неслыханной славы.
   Наполеонъ съ неменьшимъ нетерпѣніемъ желалъ явиться посреди арміи. Но межъ людей, посвященныхъ въ тайны военнаго искусства, возникъ важный вопросъ, смогутъ ли канонерскія шлюбки, эти орѣшныя скорлупы, какъ называли ихъ, -- противостать англійскому флоту. Адмиралъ Брюи и Берюель, адмиралъ голландской флотиліи, питали величайшую увѣренность относительно этихъ шлюбокъ. Оба они обмѣнивались пушечными выстрѣлами съ англійскими фрегатами, выходили изъ портовъ въ разное время и пріобрѣли убѣжденіе, что эти суда очень удовлетворительны для того, чтобъ переѣхать черезъ проливъ. Адмиралъ Декре, по характеру склонный противорѣчить всякому, и адмиралу Брюи охотнѣе, нежели кому-либо другому, казалось, думалъ иначе. Вотъ главнѣйшія возраженія, которыя дѣлалъ онъ императору и адмиралу Брюи {"Частная корреспонденціи Декре съ императоромъ", говоритъ Тьеръ "столь секретная, что она вся была ведена имъ собственноручно, существуетъ въ архивахъ Лувра. Она составляетъ одинъ изъ прекраснѣйшихъ памятниковъ того времени, послѣ корреспонденціи самого императора, и дѣлаетъ равную честь патріотизму этого министра, его разсудку и колкой оригинальности ума его. Въ ней заключаются виды величайшей важности, касательно устройства флота во Франціи: она должна была бы быть читанною безпрестанно моряками и администраторами. Здѣсь-то могъ изучить я эту глубокую концепцію императора, пріобрѣсти новое доказательство его необыкновенной предусмотрительности, и убѣдиться въ дѣйствительности его намѣреніи. Въ одномъ изъ этихъ-то писемъ находится мнѣніе адмирала Декре о флотиліи, мнѣніе, о которомъ тогда болѣе догадывались, ибо Наполеонъ налагалъ на всѣхъ молчаніе на счетъ сильной и слабой стороны своихъ клановъ."}. Безъ сомнѣнія, говорилъ онъ, 24-хъ-фунтовое ядро имѣетъ одну и ту же силу, будетъ ли имъ выстрѣлено съ шлюбки, или съ линейнаго корабля. Оно причиняетъ одинакія разрушенія, и часто большія, будучи брошено съ утлаго судна, которое легко ускользаетъ отъ непріятельскихъ выстрѣловъ, а между-тѣмъ само дѣлитъ навѣрную. Присоедините къ тому же ружейный огонь, страшный въ близкомъ разстояніи, опасность отъ абордажа, и намъ нельзя будетъ не признать важности канонерскихъ шлюбокъ. Онѣ помѣщаютъ на себѣ болѣе трехъ тысячь орудій большаго калибра, т. е. столько же, сколько поднимаетъ на себѣ флотъ изъ тридцати или тридцати-пяти линейныхъ кораблей, флотъ, какой очень-рѣдко бываетъ возможно собрать въ одномъ мѣстѣ. Но гдѣ эти шлюбки показали, что могутъ помѣряться съ большими судами Англичанъ? Въ одномъ только мѣстѣ, и то близь берега, гдѣ находится множество отмелей, посреди которыхъ эти большія суда были подобны арміи, попавшей въ дефилеи и обстрѣливаемой съ высоты неприступныхъ позицій цѣлою тучею меткихъ и неустрашимыхъ стрѣлковъ. Но, продолжалъ адмиралъ Декре, представьте себѣ эти шлюбки посреди канала, внѣ отмелей и въ присутствіи кораблей, небоящихся 6олѣе подойдти къ нимъ ближе; предположите, кромѣ того, довольно-сильный вѣтеръ, который для этихъ кораблей облегчитъ, а для вашихъ шлюбокъ затруднитъ маневрированіе: не подвергнутся ли онѣ опасности быть опрокинутыми, потопленными въ большомъ числѣ, гигантами, съ которыми ихъ принудили бы сразиться?-- "Потеря будетъ простираться" отвѣчалъ адмиралъ Брюи: "быть-можетъ, судовъ до ста изъ числа двухъ тысячь; а остальныя тысяча-девять-сотъ переѣдутъ же проливъ, что будетъ достаточно для погибели Англіи." -- Да, отвѣчалъ адмиралъ Декре, если только истребленіе этихъ ста судовъ не распространитъ ужаса между остальными тысячью-девятьюстами, если самое это множество спасшихся судовъ не будетъ неизбѣжною причиною суматохи, и если морскіе офицеры, сохранивъ свое хладнокровіе, не впадутъ въ замѣшательство, которое могло бы повлечь за собою всеобщую гибель.
   И потому допущена была ипотеза, что флотилія воспользуется однимъ изъ двухъ благопріятныхъ случаевъ, представляемыхъ обыкновенно временами года, т. с. или лѣтнею затишью, или зимними туманами. Но, для вывода флотиліи изъ портовъ и для переѣзда, потребно было около двухъ сутокъ. Въ такой промежутокъ времени, внезапная перемѣна атмосферы могла застать флотилію на пути.
   Итакъ, возраженія министра Декре были очень-важны. Наполеонъ почерпалъ отвѣты свои въ своемъ характерѣ, въ своей довѣренности къ судьбѣ, въ воспоминаніи о Сен-Бернарѣ и Египтѣ. Онъ говорилъ, что славнѣйшія изъ его операцій совершились, не смотря на не месье великія препятствія; что надо какъ-можно-менѣе оставлять на произволъ случая, но что все-таки надо предоставлять ему хоть что-нибудь. Однакоже, опровергая возраженія, онъ умѣлъ оцѣнить ихъ. Этотъ человѣкъ, столь отважный въ своихъ концепціяхъ, при приведеніи ихъ въ исполненіе быль благоразуменъ въ высшей степени. Для того, чтобъ отразить эти возраженія, онъ безпрестанно обдумывалъ планъ, какъ бы, неожиданнымъ маневромъ, ввести въ каналъ большой флотъ. Еслибъ этотъ флотъ, въ-продолженіе только трехъ дней имѣя перевѣсъ надъ англійскимъ флотомъ у Дюнъ, прикрылъ собою переѣздъ флотиліи, тогда пали бы всѣ препятствія. Адмиралъ Декре сознавался, что въ такомъ случаѣ онъ не нашелся бы ничего возражать, и что такая побѣда надъ океаномъ повергла бы Великобританію подъ сокрушительные удары ея соперницы. Еслибъ даже французская эскадра удержала за собою перевѣсъ только въ-теченіе двухъ дней, и а что можно было разсчитывать (ибо англійскій флотъ, блокировавшій Брестъ, не могъ быть извѣщенъ такъ скоро, чтобъ тотчасъ же соединиться съ флотомъ, бывшимъ на сторожъ передъ Булонью), то и тогда флотилія имѣла бы время оборотиться нѣсколько разъ и подвезти новыя войска, оставленныя въ лагерь, десять или пятнадцать тысячъ лошадей, ожидавшихъ на берегу Франціи средствъ быть перевезенными, и значительное количество военныхъ припасовъ.
   Такіе неслыханные результаты зависѣли, слѣдовательно, отъ внезапнаго появленія флота въ Ла-Маншъ. Для этого необходима была комбинація неожиданная, исполненію которой не могли бы помѣшать Англичане.
   Наполеонъ имѣлъ въ Брестъ флотъ изъ 18 кораблей, число которыхъ вскорѣ должно было возрасти до 21; въ Рошфорь и Ферроль находились флоты изъ 5 кораблей каждый; одинъ корабль стоялъ въ Кадиксѣ; наконецъ, въ Тулонѣ находилось 8 кораблей, къ которымъ должны были прибавиться еще два. Англійскій адмиралъ Корнваллисъ блокировалъ Брестъ 15-ю или 18-ю кораблями, Рошфоръ -- 5 или 6. Слабая англійская дивизія блокировала Ферроль. Наконецъ, Нельсонъ, съ своею эскадрою, крейсировалъ у Гіерскихъ-Острововъ и сторожилъ Тулонъ. Таково-то было состояніе обоюдныхъ силъ, и таково было поле, представлявшееся комбинаціямъ Наполеона. Мысль его состояла въ томъ, чтобъ искуснымъ, неожиданнымъ маневромъ ввести одинъ изъ французскихъ флотовъ, украдкою отъ Англичанъ, въ Ла-Маншъ, такъ, чтобъ этотъ флотъ сдѣлался на нѣсколько дней господиномъ пролива. Наполеонъ полагалъ, что въ зимнее время этотъ маневръ удобнѣе могъ быть совершенъ брестскимъ флотомъ, которому за то лѣтомъ не было никакой возможности выйдти изъ блокады, не вступи въ въ сраженіе. Въ лѣтнее время года, всего легче было выйдти изъ Тулона: въ іюнѣ и іюлѣ мѣсяцахъ сильные вѣтры принуждали Англичанъ укрываться у береговъ Корсики и Сардиніи. Эскадра, воспользовавшись этимъ обстоятельствомъ, могла сняться съ якоря при захожденіи солнца, уйдти въ ночь льё съ двадцать, обмануть Нельсона, взявъ ложное направленіе, и, внушивъ ему опасеніе на счетъ Востока, привлечь его, быть-можетъ, къ устьямъ Нила; ибо, съ-тѣхъ-поръ, какъ Наполеонъ ускользнулъ отъ него въ 1798 г., Нельсонъ былъ постоянно занятъ мыслью, что Французы снова могутъ перебросить армію въ Египетъ, и онъ не хотѣлъ быть обманутъ вторично. Итакъ, Наполеонъ придумалъ ввѣрить тулонскій флотъ отважнѣйшему изъ своихъ адмираловъ, Латуш-Тревиллю, составить этотъ флотъ изъ 10 кораблей и многихъ фрегатовъ, и образовать въ окрестностяхъ лагерь, чтобъ заставить думать о новой экспедиціи въ Египетъ. А между-тѣмъ, эта эскадра, обманувъ Нельсона, должна была, по выходѣ изъ Гибральтарскаго-Пролива, соединиться съ кораблемъ Орломъ (l'Aigle), укрывшимся въ Кадиксѣ, и съ французскою рошфорскою дивизіею и, такимъ-образомъ, въ числѣ 16 кораблей, воспользовавшись первымъ попутнымъ Вѣтромъ, устремиться въ Ла-Маншъ. Здѣсь предстояло важное затрудненіе: надо было пройдти между англійскими судами, крейсировавшими у береговъ Ирландіи, и флотомъ адмирала Корнваллоса, блокировавшимъ Брестъ. Но эскадра Гаптома, бывшая всегда на-готовъ пуститься въ море, не могла не привлечь на себя всего вниманія адмирала Корнваллиса. Если же бы онъ, оставивъ блокаду Бреста, бросился за Латуш-Тревиллемъ, то Гантомъ немедленно вышелъ бы изъ порта, и одинъ изъ двухъ Французскихъ флотовъ, а можетъ-быть и оба, могли явиться передъ Булонью. Почти невозможно было предполагать, чтобъ англійское адмиралтейство угадало такую комбинацію и предохранило бы себя отъ ней. Столь отдаленный пунктъ отправленія, какъ Тулонъ, наименѣе всего могъ навести на мысль о Ла-Маншъ. Къ-тому же, вооружая флотилію такъ, чтобъ она могла дѣйствовать самостоятельно, своими собственными средствами, Наполеонъ отклонилъ всякое помышленіе о посторонней помощи и усыпилъ бдительность непріятеля. Такимъ-образомъ, все было соображено для успѣха этого ученаго маневра, могшаго прійдти на умъ только такому человѣку, который составлялъ планы и дѣйствовалъ одинъ, самъ по себѣ, крѣпко хранилъ свою тайму и постоянно имѣлъ предъ собою въ мысляхъ одинъ и тотъ же предметъ {}.
   "Если вы", говорилъ Декре императору: "ввѣряете кому великое предпріятіе, то должны сперва увидѣть этого человѣка, переговорить съ нимъ и воодушевить его своимъ геніемъ. Это еще необходимѣе съ нашими морскими офицерами, которые упали духомъ отъ нашихъ пораженій на морѣ, которые всегда готовы умереть героями, по болѣе думаютъ о томъ, какъ погибнуть съ честью, нежели о томъ, какъ побѣдить." -- И Наполеонъ призвалъ къ себѣ Латуш-Тревилля, который находился въ Парижѣ, только-что возвратясь съ Сен-Доминго. Этотъ офицеръ не имѣлъ ни ума, ни генія-организатора адмирала Брюи; но, при выполненіи порученія, обнаруживалъ смѣлость, проницательность, которыя, вѣроятно, сдѣлали бы изъ него, еслибъ онъ прожилъ долѣе, соперника Нельсону. Онъ не былъ обезкураженъ, подобно прочимъ своимъ сотоварищамъ по оружію, и былъ готовъ отважиться на всякій подвигъ. Къ-несчастію, онъ вывезъ съ Сен-Доминго зародышъ 6олѣзпи, отъ которой столько храбрыхъ уже погибло или должно было еще умереть. Наполеонъ раскрылъ передъ нимъ свой планъ, далъ уразумѣть возможность его исполненія, говорилъ о громадности, неисчислимыхъ послѣдствіяхъ этого предпріятія, и наконецъ успѣлъ воспламенить адмирала огнемъ собственной души своей. Латуш-Тревилль, пришедшій въ энтузіазмъ, выѣхалъ изъ Парижа, не оправясь отъ болѣзни, и отправился лично надзирать за снаряженіемъ своей эскадры. Все было разсчитано такъ, чтобъ эта операція могла быть приведена въ дѣйствіе въ іюлѣ мѣсяцѣ, или по-крайней-мѣрѣ въ августѣ.
   Адмиралъ Гантомъ, командовавшій въ Тулонѣ до Латуш-Тревилля, былъ назначенъ въ Брестъ. Императоръ надѣялся многаго отъ приверженности Гантома и очень любилъ его. Однакожь онъ не находилъ его
   Это планъ Наполеона -- въ первоначальномъ своемъ видѣ. Потомъ онъ видоизмѣнялся нѣсколько разъ, смотря по обстоятельствамъ, довольно-смѣлымъ и потому не ввѣрилъ ему выполненія своего важнаго маневра; но кромѣ адмирала Брюи, превосходившаго Гаитома способностями, кромѣ адмирала Латуш-Тревилля, превосходившаго его отвагою, Наполеонъ предпочиталъ его всѣмъ прочимъ за его опытность и мужество. И потому онъ ввѣрилъ ему брестскую эскадру, вѣроятно предназначавшуюся перебросить войска въ Ирландію, и возложилъ на него пополнить вооруженіе этой эскадры съ тѣмъ, чтобъ она могла дѣйствовать за одно съ тулонскою.
   Между-тѣмъ, флотъ далеко не былъ готовъ пуститься въ море, по причинъ неслыханныхъ усиліи, дѣланныхъ на снаряженіе флотиліи. Съ-тѣхъ-поръ, какъ она была готова, всѣ средства морскаго вѣдомства были обращены на снаряженіе эскадръ. Постройка кораблей шла быстро въ портахъ Антверпена, Шербура, Креста, Лорьяна, Рошфора, Тулона. Наполеонъ сказалъ, что онъ хотѣлъ въ два года имѣть сто линейныхъ кораблей, и изъ числа ста -- двадцать пять въ Антверпенѣ. Онъ понуждалъ своего морскаго министра Декре и не давалъ ему рѣшительно покоя. Онъ отдалъ даже приказаніе производить работы въ Тулонѣ даже ночью, при свѣтѣ факеловъ, за тѣмъ, чтобъ десять кораблей, назначавшіеся для Латуша, поспѣли во-время. Чувствовался недостатокъ не въ однихъ матеріалахъ и рабочихъ, но и въ матросахъ. Наполеонъ, послѣ многихъ опытовъ, утвердился въ мысли пополнить этотъ недостатокъ молодыми новобранцами сухопутныхъ войскъ. Выбирались только такіе, которые чувствовали склонность къ морской службѣ. Такимъ-образомъ, удалось увеличить четвертою или пятою частью общую сложность морскихъ экипажей.
   Во Франціи считалось тогда 45 тысячь матросовъ: 15 тыслчь на флотиліи, 12 тысячь въ Брестѣ, отъ 4 до 5 тысячь въ Лорьянѣ и Рошфорѣ, 4 тысячи въ Ферролѣ и Кадиксѣ, около 8 тысячь въ Тулонѣ, не считая нѣсколькихъ тысячь въ Индіи. Съ прибавкою 12 или 15 тысячь новобранцевъ, число матросовъ простиралось до 60 тысячь человѣкъ. На одинъ брестскій флотъ прибавлено было 4 тысячи конскриптовъ. Ими не могли довольно нахвалиться. Еслибъ такія эскадры могли нѣкоторое время походить въ морѣ подъ начальствомъ хорошихъ офицеровъ, онъ могли бы вскорѣ сравняться съ англійскими эскадрами. Но, будучи заперты блокадою въ портахъ, онѣ не имѣли возможности практиковаться на морѣ; къ-тому же, адмиралы не имѣли той самоувѣренности, которая пріобрѣтается только побѣдою. Однакожь все шло подъ вліяніемъ мощной воли, старавшейся ободрить тѣхъ, которые утратили увѣренность въ свои силы. Адмиралъ Латушъ употреблялъ въ Тулонъ всевозможныя старанія, чтобъ изготовиться къ іюлю или августу мѣсяцу. Адмиралъ Гантомъ выходилъ изъ Бреста и возвращался назадъ, для того, чтобъ хоть сколько-нибудь обучить свои экипажи и держать Англичанъ въ безпрерывномъ недоумѣніи на-счетъ его плановъ. Эти безпрестанныя угрозы выйдти изъ порта могли наконецъ довести Англичанъ до того, что они перестали бы вѣрить дѣйствительности его намѣренія, чѣмъ онъ и могъ бы подъ-часъ воспользоваться.
   Наполеонъ заключилъ съ Генуей трактатъ, въ силу котораго эта республика уступила Франціи свои верфи, для построенія на нихъ десяти кораблей и такого же числа фрегатовъ. Эта мѣра должна была заставить Англичанъ обращать вниманіе въ одно и то же время и на Тулонъ и на Геную, содержать въ этомъ моръ двойной противъ прежняго обсерваціонный флотъ или блокировать только одинъ изъ портовъ, оставивъ другой свободнымъ. Франція обязалась въ возмездіе за это, принять на свой флотъ генуэзскихъ офицеровъ въ числѣ, пропорціональномъ судамъ, строившимся въ Генуѣ, и давать имъ такое же содержаніе, какъ французскимъ офицерамъ. Кромѣ того, она обязалась набрать шесть тысячъ генуэзскихъ матросовъ, которыхъ Лигурійская-Республика, съ своей стороны, обязалась содержать всегда въ ея распоряженіи. Но заключеніи мира, Франція должна была дать Генуэзцамъ императорскій флягъ, что доставило бы имъ покровительство Франціи, очень-полезное противъ Варварійцевъ.
   Уладивъ такимъ-образомъ все, Наполеонъ готовъ былъ отправиться въ булоньскій лагерь. Но онъ хотѣлъ предъ тѣмъ принять посланниковъ, имѣвшихъ полномочіе вручить ему новыя вѣрительныя грамматы, въ которыхъ онъ былъ чествуемъ титуломъ императора. Нунціи панскій, посланники испанскій и неаполитанскій, министры прусскій, голландскій, датскій, баварскій, саксонскій, баденскій, вюртембергскій, гессенскій, швейцарскій, представились ему въ воскресенье 8 іюля (19 мессидора) съ соблюденіемъ формъ, принятыхъ при всѣхъ дворахъ, и, вручая ему свои грамматы, впервые трактовали его какъ вѣнчаннаго владыку.
   Нѣсколько дней спустя, розданы были высшіе знаки почетнаго-легіона. Не смотря на то, что это учрежденіе было утверждено уже два года назадъ, его организація требовала много времени, и едва-только теперь была приведена къ окончанію. Наполеонъ собственноручно роздалъ эти высшіе знаки первѣйшимъ гражданскимъ и военнымъ лицамъ имперіи, въ церкви Дома-Инвалидовъ, этого памятника, къ которому онъ питалъ особенную привязанность. Наполеонъ совершилъ эту раздачу съ большимъ торжествомъ въ день годовщины 14 іюля. Онъ не давалъ еще ордена почетнаго-легіона въ обмѣнъ на иностранные ордена, но, въ ожиданіи этихъ обмѣновъ, которые онъ предполагалъ дѣлать съ тою цѣлію, чтобъ поставить, во всѣхъ отношеніяхъ, свою новую монархію на равную ногу съ другими, онъ подозвалъ къ себѣ, посреди самой церемоніи, кардинала Капрару, и, снявъ съ себя лепту почетнаго-легіона, отдалъ ее этому старому, почетному кардиналу, который былъ глубоко тронутъ столь блистательнымъ отличіемъ. Такимъ-образомъ, онъ началъ съ представителя папы сопричисленіе къ ордену, который, не смотря на всю свою новость, долженъ былъ-вскорѣ сдѣлаться предметомъ стремленія всей Европы.
   Употребляя всевозможныя старанія дѣлать серьёзными вещи по-видимому самыя суетныя, онъ послалъ крестъ старшаго-офицера (grandofficier) адмиралу Латуш-Тревиллю. "Я назначилъ васъ" писалъ онъ ему: "старшимъ-офицеромъ имперіи, блюстителемъ береговъ Средиземнаго-Моря; по очень желаю, чтобъ операція, которую вы готовитесь предпринять, доставила мнѣ случай возвысить васъ на такую степень почестей, чтобъ вамъ ничего не оставалось желать болѣе... Если мы овладѣемъ проливомъ всего на шесть часовъ, мы будемъ владѣть цѣлою вселенной". (2 іюля 1804 г.)
   Сильно-занятый этими обширными планами, императоръ отправился въ Булонь, ввѣривъ архиканцлеру Камбасересу, кромѣ обыкновенной обязанности предсѣдательствовать въ государственномъ совѣтѣ и сенатѣ, право дѣйствовать отъ имени верховной власти, еслибъ это было нужно. Архиканцлеръ былъ единственнымъ человѣкомъ во всей имперіи, къ которому онъ имѣлъ такую неограниченную довѣренность. 20-го іюля, онъ прибылъ въ булонскій портъ, чтобъ осмотрѣть тамъ флотилію, форты и различныя работы, которыя онъ предназначилъ произвести. Двѣ арміи, сухопутная и морская, встрѣтили его единогласными радостными кликами. Девятьсотъ пушечныхъ выстрѣловъ съ фортовъ и судовъ, отгрянувъ отъ Калэ до Дувра, возвѣстили Англичанамъ о присутствіи человѣка, который, въ-продолженіе полугора года, столь-сильно смущалъ обычное спокойствіе ихъ острова.
   Не смотря на то, что море было бурно, Наполеонъ, тотчасъ же по прибытіи своемъ, сѣлъ на шлюпку и отправился осматривать каменные и деревянные форты, предназначенные, какъ мы уже сказали, для прикрытія флотиліи. Онъ приказалъ произвести при себѣ нѣсколько выстрѣловъ, чтобъ удостовѣриться, выполнены ли данныя имъ инструкціи касательно разстояній, на которыхъ должны дѣйствовать выстрѣлы; потомъ выѣхалъ онъ въ открытое море посмотрѣть, какъ маневрируютъ въ виду англійской эскадры многія дивизіи флотиліи, успѣхи которыхъ адмиралъ Брюи превозносилъ безпрерывно. Наполеонъ возвратился въ восторгѣ, осыпавъ изъявленіями благоволенія начальниковъ обѣихъ армій, которые дѣйствовали подъ его верховнымъ надзоромъ.
   Назавтра и въ послѣдующіе за тѣмъ дни, объѣхалъ онъ лагери, стоявшіе отъ Этапля до Калэ; потомъ произвелъ смотры кавалерійскимъ полкамъ, расположеннымъ въ нѣкоторомъ разстояніи отъ береговъ, и особенно славной гренадерской дивизіи, устроенной генераломъ Жюно въ окрестностяхъ Арраса. Эта дивизія состояла изъ отрядовъ гренадеръ, выбранныхъ молодецъ къ молодцу изъ полковъ, неназначавшихся въ экспедицію. Она была даже гораздо-лучше самой консульской гвардіи, сдѣлавшейся гвардіею императорскою. Дивизію эту составляли десять батальйоновъ, каждый въ 800 человѣкъ. Съ этихъ гренадеровъ начато было преобразованіе въ обмундированіи. Они носили шаки (schakos) вмѣсто шляпъ; волосы остриженные и безъ пудры, вмѣсто прежней прически, хлопотливой для солдата и неопрятной. Эту-то отборную восьмитысячную дивизію хотѣлъ Наполеонъ высадить первую на берегъ Англіи, перевезши ее на легкихъ истинахъ, выше нами описанныхъ. Смотря на выправку этихъ гренадеровъ, на ихъ дисциплину и энтузіазмъ, Наполеонъ чувствовалъ, какъ удвоивалась его увѣренность въ успѣхъ предпріятія, и былъ увѣренъ, что завоюетъ въ Лондонѣ скипетръ владычества надъ сушею и морями.
   Въ первыхъ числахъ августа, императоръ увидѣлъ, что флотилія не можетъ изготовиться къ выступленію до сентября мѣсяца, и потому приказалъ сказать адмиралу Латушу, что отлагаетъ экспедицію на мѣсяцъ. Онъ утѣшался въ такомъ замедленіи, полагая, что этотъ мѣсяцъ будетъ употребленъ на усовершенствованіе приготовленіи, и что долгія сентябрскія ночи будутъ удобны для приведенія въ исполненіе его предпріятія.
   Въ ожиданіи, онъ хотѣлъ дать арміи большое празднество, которое способно было бы возвысить нравственное состояніе войскъ, если только оно могло быть еще болѣе возвышено. Онъ роздалъ уже высшіе знаки почетнаго-легіона знатнѣйшимъ лицамъ имперіи, въ церкви Дома-Инвалидовъ, въ годовщину 14 іюля. Онъ придумалъ раздать собственноручно войску кресты, долженствовавшіе замѣнить отмѣненное имъ почетное оружіе, и совершить съ торжествомъ эту церемонію въ день своего рожденія, на самомъ берегу океана, въ присутствіи англійскихъ эскадръ. Результатъ соотвѣтствовалъ его желанію, и современники хранили долгое воспоминаніе объ этомъ великолѣпномъ зрѣлищѣ.
   Онъ приказалъ избрать мѣсто, лежавшее вправо отъ Булони, вдоль моря, неподалеку отъ колонны, воздвигнутой здѣсь въ-послѣдствіи. Это мѣстоположеніе, имѣвшее форму полу-круглаго амфитеатра, какъ-бы съ намѣреніемъ построеннаго на самомъ берегу, казалось, самою природою было предназначено для какого-нибудь великаго національнаго зрѣлища. Здѣсь могла помѣститься цѣлая армія. Въ центръ амфитеатра, былъ воздвигнутъ для императора тронъ, обращенный заднею стороною къ морю, а переднею къ твердой землѣ. Справа и слѣва устроены были ступени для помѣщенія высшихъ сановниковъ, министровъ, маршаловъ. Но обѣ стороны трона должны были развернуться строемъ отряды императорской гвардіи. Насупротивъ, на наклоненномъ помостѣ этого природнаго амфитеатра, должны были размѣститься, подобно тому, какъ нѣкогда стоялъ народъ римскій на своихъ обширныхъ аренахъ, разные корпуса арміи, сомкнутые въ колонны и расположенные радіусами, сходившимися къ трону императора, какъ къ центру. Во главѣ каждой изъ этихъ колоннъ должна была находиться пѣхота, позади кавалерія.
   16 августа, на другой день послѣ дня св. Наполеона, войска явились на мѣсто празднества, посреди несметнаго стеченія народа, пришедшаго изъ всѣхъ сосѣднихъ провинцій посмотрѣть на это зрѣлище. Сто-тысячь человѣкъ, почти все ветераны республики, вперивъ очи въ Наполеона, ждали награды за свои доблестные подвиги. Солдаты и офицеры, долженствовавшіе получить кресты, вышли изъ рядовъ и приблизились къ подножію императорскаго трона. Наполеонъ, стоя, прочелъ имъ форму присяги на почетный-легіонъ, потомъ всѣ вмѣстѣ, при звукъ трубъ и громѣ орудій, отвѣтствовали: Клянемся! за тѣмъ, одни въ-слѣдъ за другими, подходили, въ-продолженіе нѣсколькихъ часовъ, за полученіемъ ордена, который долженъ былъ замѣнить прежнее кровное дворянство.
   Это великолѣпное зрѣлище сильно подѣйствовало на сердца всѣхъ присутствовавшихъ; непредвидѣнное обстоятельство придало ему еще болѣе важности. Одна изъ дивизій флотиліи, недавно вышедшая изъ Гавра, вступала въ эту минуту въ Булонь, въ бурную погоду, обстрѣливаясь сильною канонадою съ Англичанами. По-временамъ, Наполеонъ вставалъ съ трона, вооружался зрительною трубою и смотрѣлъ, какъ дѣйствовали его сухопутные и морскіе солдаты лицомъ-къ-лицу съ непріятелемъ.
   Такія сцены должны были сильно безпокоить Англію. Британскіе журналы, исполненные оскорбительныхъ и дерзкихъ выходокъ, глумились надъ Наполеономъ и его приготовленіями, и походили на насмѣшника, который трепещетъ предъ тѣмъ, надъ чѣмъ онъ по-видимому смѣется. На самомъ дѣлѣ, всюду царствовало всеобщее, глубокое безпокойство. Громадныя приготовленія для обороны Англіи смущали все государство и не успокоивали вполнѣ людей, свѣдущихъ въ военномъ дѣлѣ. Георгъ III увидѣлъ наконецъ необходимость вручить бразды правленія знаменитому и всемогущему Питту. Питтъ, вступивъ въ кабинетъ, не ввелъ туда за собою своихъ старыхъ друзей Уиндгэма и Гренвилля, ни своего недавняго товарища, Фокса. Его укоряли за эту двойственную невѣрность, которую истолковывали очень-различно. Вѣроятнѣе всего, что самъ онъ не хотѣлъ имѣть въ министерствѣ Уиндгэма и Гренвилля, какъ слишкомъ-отчаянныхъ тори, и что король, съ своей стороны, не хотѣлъ Фокса, какъ слишкомъ-отъявленнаго вига. Питта укоряли за то, что онъ не употребилъ при этомъ случаѣ надлежащаго старанія для побѣжденія упорства Георга III. При этихъ обстоятельствахъ, угрожавшихъ государству, казалось, всѣ желали, чтобъ оба величайшіе таланта Англіи соединились для приданія правительству большей силы и могущества.
   Однакожь, Питтъ имѣлъ такое вліяніе на умы, пользовался издавна такою всеобщею довѣренностью, что и одинъ могъ возстановить власть. По вступленіи въ министерство, онъ немедленно потребовалъ 60 мильйоновъ, какъ полагали, для составленія новыхъ коалицій.
   Такія-то событія совершались въ Англіи тѣмъ временемъ, какъ Наполеонъ возлагалъ на главу свою императорскую корону, и, перенесясь въ Булонь, располагалъ перешагнуть чрезъ преграду Океана.
   Наполеонъ былъ довольно равнодушенъ къ тому, что дѣлалось по ту сторону пролива. Военныя приготовленія Англичанъ вызывали на уста его улыбку, гораздо-чистосердечнѣйшую того смѣха, которымъ смѣялись англійскіе журналисты при видѣ его шлюбокъ. Онъ молилъ только объ одномъ, -- имѣть флотъ въ Ла-Маншѣ въ-продолженіе двухъ сутокъ, и бралъ на себя раздѣлаться со всѣми арміями, собранными между Дувромъ и Лондономъ. Перемѣны въ англійскомъ министерствѣ сильно тронули бы его только въ такомъ случаѣ, еслибъ къ кормилу правленія былъ допущенъ Фоксъ. Вѣря чистосердечности этого государственнаго человѣка, его расположенію къ Франціи, онъ быль бы увлеченъ отъ идей объ ожесточенной войнѣ къ идеямъ мирнымъ, и даже къ мысли о союзъ съ Англіей. Но появленіе Питта у кормила правленія, напротивъ, еще болѣе убѣждало его въ томъ, что надо было покончить дѣло какимъ-нибудь отважнымъ, отчаяннымъ предпріятіемъ, которое бы рѣшило судьбу обѣихъ націй. Наполеонъ, съ обычною своею проницательностью, видѣлъ уже начало коалиціи въ Европѣ; онъ пенялъ Талейрану за его легковѣрность и говорилъ, что при малѣйшемъ сомнѣніи на счетъ расположеній материка, онъ бросится не на Англію, по на ту изъ державъ, которая возбудитъ его безпокойство; ибо, какъ говорилъ онъ, онъ не такъ глупъ, что перейдетъ чрезъ Ла-Маншъ, не будучи вполнѣ обезпеченъ со стороны Рейна. Внезапное несчастіе заставило его по-неволѣ отложить на нѣсколько мѣсяцевъ выполненіе плановъ на-счетъ высадки.
   Храбрый и несчастный Латуш-Тревилль, снѣдаемый болѣзнію не вполнѣ излеченною и горячностью, съ которою не умѣлъ совладать, скончался 20 августа, въ тулонскомъ порть, наканунѣ предъ выходомъ въ море. Наполеонъ свѣдалъ объ этомъ плачевномъ событіи въ Булони, въ первыхъ числахъ августа 1804 года, въ то самое время, когда, изготовясь къ посадкѣ на суда, онъ ощущалъ однако какія-то предчувствія касательно европейской коалиціи. Тулонскій флотъ потерялъ своего командира; поневолѣ надо было отложить экспедицію въ Англію, ибо избрать новаго адмирала, назначить его, отправить, дать ему время ознакомиться съ своею эскадрою, все это требовало болѣе мѣсяца времени. Но уже августъ былъ въ исходѣ; значитъ, изъ Тулона эскадра могла отправиться не ранѣе, какъ въ октябрѣ, и уже въ ноябрь прибыть въ Ла-Маншъ. Кампанія дѣлалась зимнею, и потому надо было придумать новые планы.
   Адмиралъ Декре, по порученію Наполеона, призвалъ къ себѣ адмираловъ Вильнёва и Миссіесси и предложилъ первому изъ нихъ начальство надъ тулонскою эскадрою, а второму надъ рошфорскою, которая должна была остаться безъ командира по перемѣщеніи Вильнёва. Адмиралъ Вильнёвъ, имя котораго окружено несчастною извѣстностью, былъ человѣкъ умный, храбрый, зналъ свое дѣло практически, но не имѣлъ ни малѣйшей твердости характера. Въ высшей степени доступный впечатлѣніямъ, онъ способенъ былъ безмѣрно преувеличить затруднительность своего положенія и впасть въ совершенное уныніе. Адмиралъ Миссіесси, менје искусный, но болѣе хладнокровный, былъ мало способенъ къ высокимъ порывамъ, по за то также мало способенъ былъ и допустить себя впасть въ уныніе. Адмиралъ Декре призвалъ ихъ обоихъ, пыталъ побѣдить въ нихъ деморализацію, овладѣвшую не матросами и офицерами, которые всѣ исполнены были благороднаго рвенья, а командирами Французскихъ флотовъ, которымъ предстояло терять въ битвахъ то, чѣмъ они дорожили болѣе самой жизни, т. е. заслуженное имя. Наконецъ, Декре удалось склонить и Миссіесси и Вильнёва на принятіе его предложеній. Декре питалъ къ Вильнёву дружбу, которая началась еще съ первыхъ годовъ ихъ дѣтства. Онъ открылъ ему тайну императора, и, раскрывъ предъ нимъ важное назначеніе тулонской эскадры, воспламенилъ его фантазію. Плачевная попытка старой дружбы! Эта минутная восторженность должна была смѣниться въ душѣ Вильнёва роковымъ уныніемъ и повлечь за собою для французскаго флота самыя кровавыя невзгоды.
   Наполеонъ, глубоко знавшій людей, вовсе не помышлялъ, чтобъ Вильнёвъ могъ замѣнить адмирала Латуша, смѣнивъ его. Постоянно думая о своемъ планѣ, онъ снова видоизмѣнилъ его и еще болѣе расширилъ, въ-слѣдствіе приключившихся обстоятельствъ. Зима освобождала брестскій флотъ отъ безпрерывной блокады. Хотя Гантомъ оплошалъ въ 1801 г., однако онъ показалъ, во многихъ случаяхъ, мужество и приверженность, и Наполеонъ хотѣлъ теперь ввѣрить ему выполненіе блистательной и трудной части плана. Онъ отложилъ экспедицію до послѣ 18 брюмера (9 ноября), эпохи, назначенной для церемоніи коронованія, и рѣшился приказать Гантому выйдти въ это жестокое время года, съ 15 или 18 тысячами, предназначенными въ Ирландію 5 потомъ, когда этотъ адмиралъ высадилъ бы ихъ въ одномъ изъ доступныхъ пунктовъ этого острова, онъ хотѣлъ повернуть его эскадру вдругъ въ Ла-Маншъ, для прикрытія флотиліи во время ея переѣзда чрезъ проливъ. По этому видоизмѣненному плану, адмиралы Миссіесси и Вильнёвъ должны были выполнить совершенно иную роль, нежели какая возложена была на эскадры тулонскую и рошфорскую, при жизни Латуш-Тревилля. Адмиралъ Вильнёвъ, но выходѣ изъ Тулона, долженъ былъ отправиться въ Америку, отвоевать Суринамъ и голландскія колоніи въ Гвіанѣ. Одна изъ дивизій эскадры Вильнёва должна была мимоходомъ взять Островъ-Св.-Елены. Адмиралъ Миссіесси получилъ приказаніе высадить на Французскіе Антильскіе-Острова подкрѣпленіе въ 3 или 4 тысячи человѣкъ и за тѣмъ опустошить англійскіе Антильскіе-Острова, напавъ на нихъ врасплохъ. Оба адмирала, соединясь потомъ, чтобъ вмѣстѣ возвратиться въ Европу, должны были, въ довершеніе своихъ подвиговъ, освободить отъ блокады эскадру въ Ферролѣ и войдти въ Рошфоръ въ числѣ 20 кораблей. Имъ приказано было отправиться прежде Гантома, за тѣмъ, чтобъ Англичане, извѣщенные объ ихъ отплытіи, погналось за ипми. Наполеонъ хотѣлъ, чтобъ Вильнёвъ отправился изъ Тулона 12 октября, Миссіесси изъ Рошфора 1 ноября, Гантомъ изъ Бреста 22 декабря 1804 г. Онъ полагалъ навѣрное, что за 20 кораблями Вильиёва и Миссіесси уйдутъ изъ европейскихъ морей по-крайней-мѣрь 30 кораблей; потому-что Англичане, видя внезапное нападеніе на всѣхъ пунктахъ, безъ сомнѣнія всюду захотятъ отразить непріятеля. Въ такомъ случаѣ, вѣроятно, адмиралъ Гантомъ могъ бы на свободѣ выполнить возложенную на него операцію, т. е. коснувшись Ирландіи, идти передъ Булонь, или обогнувъ Шотландію, или отправясь прямо изъ Ирландіи въ Ла-Маншъ.
   Всѣ эти приказанія даны были Наполеономъ изъ самой Булони, гдѣ онъ имѣлъ тогда свое мѣстопребываніе. Наполеонъ хотѣлъ воспользоваться временемъ, остававшимся до зимы, о уяснить свои отношенія къ государствамъ твердой земли. Ведя ежедневную корреспонденцію съ Талейраномъ, онъ предписывалъ ему, какъ должно было поступать въ отношеніи дипломатическомъ для достиженія этой цѣли.
   Русскій уполномоченный въ Парижѣ, Убри, не получивъ отъ французскаго кабинета удовлетворительнаго отвьта nа счетъ занятіи Неаполя, невознагражденія короля пьемонтскаго и вторженія въ Ганноверъ,-- согласно даннымъ ему инструкціямъ, потребовалъ себѣ паспорты, присовокупивъ, что его отъѣздъ служитъ только къ прерванію дипломатическихъ сношеній, а не означаетъ объявленія войны, и что Французскій кабинетъ своими послѣдующими поступками рѣшитъ, должна ли война послѣдовать за этимъ прекращеніемъ дипломатическихъ сношеній. Вслѣдъ за отъѣздомъ Убри, отозванъ былъ изъ Петербурга французскій уполномоченный Рэнваль.
   Но мнѣнію Наполеона, вся политика материка зависѣла теперь отъ Австріи. И потому онъ рѣшился вызнать вполнѣ расположеніе вѣнскаго кабинета, прежде, нежели предастся выполненію своихъ предпріятій на морѣ. Онъ потребовалъ отъ Австрія безотлагательнаго признанія за нимъ титула императорскаго. Имѣя намѣреніе посѣтить берега Рейна, Наполеонъ долженъ былъ вскорѣ быть въ Ахень; онъ требовалъ, чтобъ Кобенцель явился къ нему съ поздравленіемъ и вручилъ ему свои вѣрительныя грамматы въ томъ самомъ городѣ, гдѣ германскіе императоры короновались обыкновенно короною Карла-Великаго. Онъ объявилъ, что если не получитъ удовлетворенія въ этомъ отношеніи, то никто не будетъ посланъ въ Вѣну въ преемники Шампаньи, назначенному министромъ внутреннихъ дѣлъ вмѣсто Шанталя, который былъ сдѣланъ сенаторомъ, и присовокупилъ, что отозваніе посланниковъ, между двумя столь-сосѣдственными націями, каковы Франція и Австрія, не пройдетъ даромъ.
   Послѣ такихъ дѣлъ, Наполеонъ уѣхалъ изъ Булони, гдѣ провелъ полтора мѣсяца, и отправился въ рейнскіе департаменты. До отбытія, онъ имѣлъ случай быть очевидцемъ битвы флотиліи съ англійскою дивизіею. 26 августа (8 Фрюктидора XII г.) въ два часа но полудни, онъ находился на рейдъ, обозрѣвая на своей лодкѣ стоявшія на якорѣ суда, которыя были въ числѣ ста-пятидесяти или двухсотъ шлюбокъ и пенишей. Англійская эскадра, стоявшая въ открытомъ морѣ, заключала въ себѣ два корабля, два фрегата, семь корветтъ, шесть бриговъ, два люгера и одинъ кутеръ, всего двадцать судовъ. Одна изъ корветтъ, отдѣлясь отъ непріятельской дивизіи, подошла къ французскимъ судамъ. Тогда адмиралъ далъ приказаніе первой дивизіи канонерскихъ шлюбокъ, подъ начальствомъ капитана Лсрэ, сняться съ якоря и броситься всею массою на корветту; это было выполнено, и корветта тотчасъ же принуждена была удалиться. Видя это, Англичане отрядили фрегатъ, нѣсколько корветтъ, бриговъ и куттеръ, для воспрепятствованія канонерскимъ шлюбкамъ отступить и стать въ прежнее положеніе. Императоръ, находившійся въ своей лодкѣ, вмѣстѣ съ адмираломъ Брюи, военнымъ и морскимъ министрами и многими маршалами, въѣхалъ въ средину шлюбокъ, бывшихъ въ дѣлѣ, и, чтобъ подать имъ примѣръ, приказалъ грести прямо на фрегатъ, близившійся на всѣхъ парусахъ. Ему было извѣстно, что солдаты и моряки, дивившіеся его отвагѣ на сухомъ пути, спрашивали иногда другъ друга, будетъ ли онъ также отваженъ и на морѣ. Онъ хотѣлъ показать имъ примѣръ своего мужества и пріучить охъ ставить ни во что большія непріятельскія суда. Онъ приказалъ гребцамъ своимъ, далеко оставивъ позади французскую линію выѣхать какъ-можно-ближе къ фрегату. Фрегатъ, видя лодку съ императорскимъ флагомъ, и, можетъ-быть, усомнясь, чтобъ она имѣла на себѣ столь-драгоцѣнный грузъ, пріостановилъ стрѣльбу. Морской министръ, боясь за императора послѣдствій такой отчаянной выходки, хотѣлъ броситься къ рулю и поворотить лодку; но Наполеонъ повелительнымъ жестомъ остановилъ движеніе министра, и лодка по-прежнему продолжала приближаться къ фрегату. Въ зрительную трубу разсматривалъ онъ фрегатъ, который вдругъ далъ залпъ и осыпалъ градомъ ядеръ лодку, везшую Цезаря и судьбу его. никто не былъ раненъ. Всѣ французскія суда, свидѣтели этой сцены, приблизились со всевозможною быстротою, чтобъ выдержать огонь и прикрыть собою лодку императора. На помощь подошла другая дивизія канонерскихъ шлюбокъ, подъ начальствомъ капитала Певрьё. Вскорѣ англійскій фрегатъ. пострадавшій сильно, принужденъ былъ уіідти въ открытое море. Вслѣдъ за нимъ отступили и корветы, потерпѣвшія значительныя авареи, а куттеръ, прострѣленный какъ рѣшето, пошелъ ко дну въ глазахъ французовъ.
   Наполеонъ уѣхалъ изъ Булони, восхищенный битвою, которой былъ очевидцемъ, тѣмъ 6олѣе, что онъ получилъ секретныя донесеніи изъ Англіи на-счетъ матеріальныхъ потерь и моральнаго эффекта, произведенныхъ этою схваткою.
   Онъ проѣхалъ чрезъ Бельгію, посѣтилъ Мопсъ, Валансьеннъ, и прибылъ 3 сентября въ Ахенъ. Императрица, пользовавшаяся пломбьерскими водами, во время пребыванія Наполеона на берегу океана, пріѣхала сюда, чтобъ присутствовать на празднествахъ, готовившихся въ рейнскихъ провинціяхъ. Здѣсь находились также Талейранъ, многіе высшіе сановники и министры. Кобентцель не замедлилъ явиться въ назначенное ему мѣсто. Императоръ Францъ, чувствуя, что ему неудобно будетъ отлагать дѣло долѣе, принялъ, 10 августа, съ торжественною церемоніею, признанный за его домомъ императорскій титулъ и назвался избраннымъ императоромъ германскимъ, наслѣдственнымъ императоромъ австрійскимъ, королемъ богемскимъ и венгерскимъ, эрцгерцогомъ австрійскимъ, герцогомъ штирійскимъ и пр. Вслѣдъ за тѣмъ далъ онъ приказаніе Кобентцелю отправиться въ Ахенъ, для врученія тамъ императору Наполеону вѣрительныхъ грамматъ.
   Императоръ Французовъ принялъ Кобентцеля наилучшимъ образомъ. Вмѣстѣ съ Кобентцелемъ представлялись: Суза, явившійся съ признаніемъ императорскаго титула со стороны Португаліи, бальи де-Ферреттъ, съ признаніемъ со стороны мальтійскаго-ордена, и множество иностранныхъ министровъ, которые, зная, какъ пріятно будетъ присутствіе ихъ въ Ахенъ, сами просили позволенія пріѣхать туда. Такимъ-образомъ въ Ахенъ съѣхалось все, что было самаго блистательнаго; всюду замѣтна была роскошь, торжественность. Во всемъ очевидно было намѣреніе пробудить воспоминанія о Карлѣ-Великомъ. Наполеонъ сходилъ въ склѣпъ, гдѣ погребенъ великій человѣкъ среднихъ вѣковъ, съ любопытствомъ осматривалъ его останки и щедро осыпалъ дарами духовенство. Послѣ празднествъ, онъ снова предался своимъ серьёзнымъ занятіямъ и объѣхалъ всю страну между Маасомъ и Рейномъ, Юлихъ, Бенлоо, Кёльнъ, Кобленцъ, осматривалъ и дороги и укрѣпленія, всюду исправлялъ проекты своихъ инженеровъ съ свойственными только ему вѣрностью взгляда и глубокимъ знаніемъ дѣла, и далъ приказаніе произвести новыя работы, долженствовавшія оградить неодолимымъ оплотомъ эту часть границъ Рейна.
   Въ Майнцѣ, куда онъ прибылъ въ концѣ сентября (въ началъ XII г.), ждали его новыя торжества. Сюда прибыли лично поздравить и привѣтствовать его всѣ германскіе государи, которыхъ владѣнія находились въ окрестностяхъ и которые находили для себя выгоднымъ сохранить благорасположеніе своего мощнаго сосѣда. Князь-архиканцлеръ, одолженный Франціи сохраненіемъ своего титула и своего богатаго достоянія, хотѣлъ привѣтствовать Наполсона въ Маіінцѣ, сноси прежней столицѣ. Вмѣстѣ съ нимъ представились принцы дома гессенскаго, герцогъ и герцогиня баварскіе, почтенный курфирстъ баденскій, старѣйшій лѣтами изъ всѣхъ государей Европы, прибывшій съ своимъ сыномъ и внукомъ. Эти и другія лица, пріѣзжавшія въ Майнцъ одни вслѣдъ за другими, были принимаемы съ великолѣпіемъ, далеко-превосходившимъ все, что они могли бы найдти въ Вѣнѣ.
   Ахенскія увеселенія возобновились въ Майнцъ: Французы и Нѣмцы стеклись отвсюду посмотрѣть вблизи на зрѣлище, въ настоящую минуту возбуждавшее любопытство цѣлой Европы. Наполеонъ пригласилъ на празднества по случаю своей коронаціи большую часть посѣтившихъ его принцевъ. Посреди этого шума, ежедневно утромъ, освободясь отъ суеты дворской жизни, онъ осматривалъ берега Рейна, изслѣдовалъ въ малѣйшихъ подробностяхъ мѣстоположеніе Майнца, который онъ считалъ важнѣйшимъ пунктомъ на твердой землѣ, не столько по его укрѣпленіямъ, сколько но его положенію на берегу славной рѣки, вдоль которой Европа борется съ Франціею въ-продолженіе десяти вѣковъ. Онъ отдалъ приказаніе произвести работы, долженствовавшія укрѣпить это мѣсто настоящимъ образомъ. Взглядъ на положеніе этого города внушилъ ему одну изъ полезнѣйшихъ предосторожностей, о которой никто, кромѣ его, и не подумалъ бы. Въ силу послѣднихъ трактатовъ, должны были быть срыты форты Кассель и Коль. Первый составляетъ предмѣстье (le débouché) Майнца, а второй -- предмѣстье Страсбурга, и оба лежатъ на правомъ берегу Рейна: эти предмѣстья мостами соединяются съ своими городами. И потому Майнцъ и Страсбургъ очевидно теряли много безъ этихъ пунктовъ, служившихъ имъ въ одно и то же время и средствомъ къ защитѣ и средствомъ къ переходу на другой берегъ. Наполеонъ предписалъ заготовить лѣса и всякіе матеріалы, необходимые для внезапнаго произведенія работъ, и пятнадцать тысячъ лопатъ и заступовъ, для того, чтобъ восемь или десять тысячъ работниковъ могли въ двадцать-четыре часа возстановить на другомъ берегу рѣки разрушенныя постройки. Одинъ недостатокъ орудій для работъ, писалъ онъ инженерамъ, заставитъ васъ потерять недѣлю времени. Онъ утвердилъ даже всѣ планы, за тѣмъ, чтобъ, по телеграфическому приказу, работы могли быть тотчасъ же начаты.
   Продливъ свое мѣстопребываніе въ Майнцѣ и въ новыхъ департаментахъ на все время, необходимое для его предначертаній, Наполеонъ отправился въ Парижъ, посѣтилъ мимоѣздомъ Люксембургъ и прибылъ въ Сен-Клу 12 октября 1804 г. (20 вандемьера XIII г.).
   Онъ питался минутною надеждою представить Франціи и Европѣ необычайное зрѣлище, переѣхавъ черезъ проливъ Калэ съ сто-пятидесятью тысячь человѣкъ и возвратясь въ Парижъ владыкою вселенной. Провидѣніе, сохранившее ему на долю столько славы, не допустило сто придать такой блескъ своему коронованію. Ему оставалось другое средство ослѣпить умы, заставивъ папу сойдти на время съ своего первосвященническаго трона и прибыть въ Парижъ для благословенія его скипетра и короны. Онъ не сомнѣвался успѣть одержать эту моральную побѣду надъ врагами Франціи. Все готовилось для его коронаціи, на которую приглашены были главнѣйшія власти имперіи, многочисленныя депутаціи отъ армій сухопутной и морской, и множество иностранныхъ принцевъ. Тысячи рабочихъ трудились надъ приготовленіями къ церемоніи въ базиликѣ Божьей-Матери. Молва о скоромъ пріѣздѣ папы не могла не разнестись повсюду; восторгъ былъ всеобщій; народъ набожный радовался такому извѣстію; эмиграція была глубоко опечалена; Европа исполнилась изумленія и зависти. Настоящій вопросъ подвергнутъ былъ обсужденію тамъ, гдѣ обсуживались всѣ дѣла, т. е. въ государственномъ-совѣтѣ. Въ отвѣтъ на возраженія членовъ совѣта, Наполеонъ изложилъ всѣ выгоды отъ присутствія папы при такомъ торжественномъ случаѣ, говорилъ о эффектѣ, который произведетъ оно на людей религіозныхъ и на весь свѣтъ, о силѣ, которую придастъ оно новому порядку вещей, и утверждалъ, что въ наше время нечего бояться притязаній какого-нибудь Григорія VII. Въ заключеніе всего, "Господй!" воскликнулъ онъ, "вы разсуждаете теперь въ Парижѣ, въ Тюльери: представьте себѣ, что вы разсуждаете въ Лондонѣ, въ британскомъ кабинетѣ, что вы, словомъ, министры короля англійскаго, и до васъ дошелъ слухъ, что папа переѣзжаетъ въ эту минуту черезъ Альпы для помазанія на царство императора французовъ; сочли ли бы вы это торжествомъ для Англіи, или для Франціи?" При этомъ вопросъ, всѣ смолкли и путешествіе папы въ Парижъ не встрѣтило болѣе возраженій.
   Но согласиться на это путешествіе не значило уладить все; надо было получить согласіе отъ римскаго двора: обстоятельство это было крайне-затруднительно. Для того, чтобъ успѣть, необходимо было употребить большое искусство, соединить немало твердости съ кротостью; а французскій посланникъ, кардиналъ Фетъ, при раздражительности своего характера, при своей жестокой гордости, былъ къ тому гораздо-менѣе способенъ своего предшественника, Како. Здѣсь представляется удобный случай познакомиться съ этимъ лицомъ, игравшимъ значительную роль въ дѣлахъ церкви и имперіи. Кардиналъ Фешъ, тучный тѣломъ, невысокій ростомъ, человѣкъ ума ограниченнаго, тщеславный, честолюбивый, вспыльчивый, но твердый на своемъ, былъ предназначенъ судьбою сдѣлаться важнымъ препятствіемъ для Наполеона. Во время терроризма, онъ, подобно многимъ духовнымъ, сбросилъ съ себя знаки своего сапа, а вмѣстѣ съ знаками и обѣты священства. Онъ сдѣлался военнымъ коммиссаромъ при итальянской арміи, и, посмотрѣвъ на него тогда, никто не сказалъ бы, что это былъ прежній служитель Божій. Но когда Наполеонъ возвращалъ духовенство къ возстановленнымъ алтарямъ, тогда и кардиналъ Фешъ сталъ подумывать, какъ бы возвратиться въ прежнее свое званіе и достать себѣ мѣстечко, которое онъ могъ надѣяться получить по своимъ могущественнымъ родственнымъ связямъ. Наполеонъ не хотѣлъ иначе допустить его снова въ духовное званіе, какъ съ условіемъ, чтобъ онъ перемѣнилъ свое поведеніе; и аббатъ Фешъ, съ рѣдкою силою воли, тотчасъ же измѣнивъ свои нравы, началъ вести примѣрную жизнь. Сдѣлавшись архіепископомъ ліонскимъ, воздѣвъ на себя кардинальскую шляпу, онъ тотчасъ же показалъ себя не опорою Наполеону, но скорѣе его антагонистомъ въ дѣлахъ церкви з и можно было уже видѣть, что онъ имѣлъ притязаніе заставить нѣкогда своего племянника, которому былъ обязанъ всѣмъ, имѣть дѣло съ дядею, нашедшимъ себѣ поддержку въ тайномъ нерасположеніи духовенства.
   Наполеонъ съ огорченіемъ говорилъ объ этой новой семейной неблагодарности съ мудрымъ Порталисомъ, который далъ ему совѣтъ избавиться отъ этого дяди, отправивъ его въ Римъ посланникомъ. "Ему будетъ тамъ" говорилъ Порталисъ "довольно дѣла съ гордостью, предразсудками римскаго двора, и онъ употребитъ недостатки своего характера вамъ на пользу, вмѣсто того, чтобъ употреблять ихъ вамъ во вредъ." По этой-то причинѣ, а не за тѣмъ, чтобъ сдѣлать его со-временемъ папою, какъ разглашали выдумщики ложныхъ слуховъ,-- аккредитовалъ Наполеонъ кардинала Феша при римскомъ дворѣ. Никакой папа не былъ бы для него болѣе-непріятенъ, болѣе-опасенъ.
   Такова-то была особа, долженствовавшая вступить въ переговоры касательно путешествія Пія VII въ Парижъ.
   Пій VII, узнавъ отъ кардинала Капрары о желаніяхъ Наполеона, былъ объятъ и долго волнуемъ самыми противоположными чувствованіями. Онъ понялъ, что теперь представлялся случай оказать новыя услуги церкви, можетъ-быть даже возвратить ей богатыя провинціи, похищенныя изъ отчины св. Петра. Но за то сколько надо было преодолѣть затрудненій, какимъ предстояло подвергнуться пересудамъ въ Европѣ! сколько неудовольствій посреди этой революціонерной столицы, зараженной духомъ философовъ, наполненной еще ихъ послѣдователями и населенной народомъ самымъ насмѣшливымъ въ міръ! Вся эта перспектива въ будущемъ сильно подѣйствовала на чувствительную и раздражительную душу первосвященника и значительно разстроила его здоровье. Его министръ, его наперсникъ, кардиналъ, государственный-секретарь Консальви сдѣлался тотчасъ же повѣреннымъ чувствованій, волновавшихъ душу владыки церкви. Оба они страшилось, что скажетъ свѣтъ объ этомъ освященіи незаконнаго государя, этого похитителя престола, какъ честила Наполеона партія роялистовъ; они опасались негодованія дворовъ, въ-особенности негодованія вѣнскаго двора, который съ смертельнымъ неудовольствіемъ смотрѣлъ на возвышеніе новаго императора Запада. Они боялись, что во Франціи неожиданно потребуютъ отъ папы, относительно религіи, чего-нибудь неудобовыполнимаго, въ чемъ отказать ему трудно было бы и въ Римѣ, а еще труднѣе будетъ въ Парижъ, и что это повлечетъ за собою непріятную, можетъ-быть, громогласную ссору. Они не доходили до того, чтобъ допустить какое-нибудь насиліе въ родѣ задержанія Пія VП въ Балансѣ; но смутно представляли себѣ странныя и, ужасныя сцены. Правда, что кардиналъ Консальви, бывшій въ Парижѣ по случаю конкордата, и кардиналъ Капрара, жившій въ этой столицѣ, имѣли о Наполеонѣ, его учтивости, деликатности его поступковъ понятіе совершенно несходное съ понятіемъ, царствовавшимъ при панскомъ дворъ, гдѣ духовенство представляло себѣ Парижъ не иначе, какъ пропастью, въ которой царилъ страшный исполинъ. Кардиналъ Капрара не переставалъ успокоивать смущенное воображеніе несчастнаго первосвященника, который исполнялся неопредѣленнаго страха при мысли о Парижъ, столицъ этой ужасной Французской революціи, пожравшей королей, королевъ и тысячи священослужителей.
   "Но что станется", думалъ папа, "что станется съ религіею и римскимъ дворомъ, если я не поѣду въ Парижъ?" Всѣ итальянскія государства были въ рукахъ Наполеона: Пьемонтъ, Ломбардія, Тоскана, даже Неаполь, были наполнены французскими войсками. Пощажены были одни только папскія владѣнія, изъ уваженія къ римскому двору. Чего не сдѣлаетъ Наполеонъ, будучи разгнѣванъ, оскорбленъ отказомъ, который непремѣнно разнесется по всей Европѣ и сочтется за осужденіе его правь римскимъ дворомъ? Всѣ эти противоположныя идеи своимъ приливомъ и отливомъ терзали душу паны и государственнаго секретаря Консальви. Впрочемъ, кардиналъ Консальви думалъ только о Европѣ, о ея мнѣніи и о неудовольствіи всѣхъ старыхъ кабинетовъ.
   Между-тѣмъ, папа и кардиналъ, ожидая со стороны французскаго двора новыхъ настоятельныхъ требованій, которыя, но всѣмъ вѣроятіямъ, не допустили бы отказа, папа и кардиналъ хотѣли имѣть на своей сторонѣ Священную-Коллегію. Они не осмѣливались вступить съ нею въ совѣщаніе, въ полномъ ея составь, ибо въ нѣдрѣ ея были кардиналы, находившіеся въ связи съ иностранными дворами и которые потому могли бы измѣнить папѣ. Они избрали десять членовъ, имѣвшихъ наибольшее вліяніе въ конгрегаціи кардиналовъ, и повергли на ихъ разсужденіе, подъ тайной исповѣди, то, что было сообщено кардиналомъ Капрарою и кардиналомъ Фешомъ. Вскорѣ къ этимъ кардиналамъ присоединено было еще десять другихъ, что составило всего двадцать. Эта консультація принесла слѣдующіе результаты. Пятеро изъ кардиналовъ были рѣшительно несогласны на требованіе Наполеона; пятнадцать же соглашались, однако на условіяхъ. Двое только причиною своего отказа поставили незаконность государя, котораго предстояло короновать. Пятеро сказали, что это значило освятить и ратификовать всяческое зло, причиненное новымъ монархомъ религіи, потому-что, если онъ и былъ виновникомъ конкордата, за то онъ былъ также виновникомъ органическихъ сгатей, и отнялъ, будучи генераломъ, легаціи у римскаго двора; что еще недавно, вспомоществуя въ дѣлѣ секуляризаціи, онъ содѣйствовалъ отнятію у германской церкви ея имуществъ; что, если онъ хочетъ, чтобъ въ немъ видѣли Карла-Великаго, то долженъ вести себя, какъ этотъ императоръ, и показать такую же щедрость относительно римскаго двора.
   Пятнадцать кардиналовъ, согласившихся на условіяхъ, представляли въ возраженіе мнѣніе и негодованіе европейскихъ дворовъ, неудобство для достоинства паны ѣхать въ Парижъ для помазанія новаго императора, тогда-какъ императоры священной имперіи всѣ приходили за помазаніемъ въ Римъ, къ подножію престола св. Петра; непріятность встрѣчи съ конституціональными епископами и съ нѣкоторыми сановниками, каковъ, напр., Талейранъ, которые расторгли узы священства и возложили на себя узы брака; затруднительность посреди непріятельской столицы отвергнуть безъ явнаго разрыва невыполнимыя требованія; наконецъ опасность такого путешествія для слабаго здоровья Пія VII. Припоминая то порицаніе, которому подвергся въ прошломъ столѣтіи папа Пій VI, когда онъ возвратился ни съ чѣмъ для религіи изъ своего путешествія въ Вину, пятнадцать кардиналовъ утверждали, что въ глазахъ христіанскаго міра снисхожденіе, требуемое отъ Пія VII, можетъ быть оправдано только полученіемъ очевидныхъ выгодъ, каковы, напр., отмѣна нѣкоторыхъ органическихъ статей, уничтоженіе мѣръ, принятыхъ Итальянскою-Республикою относительно духовенства, отмѣна того, что дѣлалось французскимъ коммиссаромъ въ Пармѣ и Піаченцѣ, относительно тамошней церкви, наконецъ территоріальныя вознагражденія за утраты римскаго двора, и въ-особенности принятіе стариннаго церемоніала, который наблюдался при коронованіи германскихъ императоровъ. Нѣкоторые изъ пятнадцати кардиналовъ присовокупляли даже, какъ условіе, необходимое для достоинства римскаго двора, чтобъ помазаніе на царство было совершено не въ Парижѣ, а въ Италіи, когда Наполеонъ посѣтитъ свои за-альпійскія владѣнія.
   Папа былъ расположенъ уже согласиться выполнить желаніе Наполеона, на условіяхъ, однако, предложенныхъ пятнадцатью кардиналами, и далъ знать объ этомъ кардиналу Фешу. Но между-тѣмъ, прибыло въ Римъ сенатское постановленіе 28 флореаля, и форма присяги императора, заключающая въ себѣ слѣдующія слова: "Клянусь чтить я заставлять чтить законы конкордата... и свободу вѣроисповѣданій. Подъ законами конкордата, по-видимому, понимались органическія статьи; слово: свобода вѣроисповѣданій, казалось, было освященіемъ ересей. Эта присяга сдѣлалась тотчасъ же причиною рѣшительнаго отказа. Снова были призваны на совѣщаніе двадцать кардиналовъ, и на этотъ разъ только пятеро изъ нихъ подали мнѣніе, что присяга не можетъ быть неодолимымъ препятствіемъ; пятнадцать же отвѣтствовали, что, при такой присягѣ, папѣ невозможно помазать новаго монарха.
   Хотя кардиналы обо всемъ происходившемъ хранили строгую тайну, однако, по неизбѣжной нескромности папскихъ агентовъ, негоціація сдѣлалась извѣстна всѣмъ прелатамъ и дипломатамъ, наполнявшимъ собою римскій дворъ. Всюду слышались остроты и сарказмы, Пія VII называли капелланомъ императора французовъ, потому-что этотъ императоръ, имѣя нужду въ папѣ, не ѣхалъ въ Римъ, что нѣкогда не считали для себя унизительнымъ Карлы-Великіе, Оттоны, Барбаруссы, Карлы-Пятые, а призывалъ папу къ себѣ во дворецъ.
   Все это поколебало Пія VII и кардинала Консальви, и оба они остановились на рѣшительной мысли дать отвѣтъ, по-видимому благопріятный, который однако былъ въ сущности отказомъ, потому-что заключалъ въ себѣ условія, невыполнимыя со стороны императора.
   Кардиналъ Фешъ старался разувѣрить римскій дворъ на-счетъ несогласности присяги съ духомъ церкви. Страхомъ и щедростью вызналъ онъ во всей подробности, въ чемъ состояли возраженія кардиналовъ и кѣмъ именно они поданы, и увѣдомилъ обо всемъ этомъ императора, присовокупивъ, безъ всякаго основанія, что есть полная надежда на успѣхъ, если только правительство не поскупится для римскаго двора на обѣщанія и представитъ ему совершенно-удовлетворительныя объясненія.
   Эти донесенія жестоко смутили кардинала Капрару, ибо французскій кабинетъ заключилъ но нимъ, что теперь согласіе первосвященника зависитъ только отъ нѣкоторыхъ объясненій, и былъ несомнѣнно-увѣренъ на счетъ прибытія папы въ Парижъ. Кардиналъ Капрара, знавшій истинное расположеніе своего двора, но неосмѣливавшійся его высказать, трепеталъ и, въ смущеніи, не зналъ что дѣлать. Императрица Жозефина болѣе самого Наполеона придавала важности помазанію на царство: это помазаніе казалось ей прощеніемъ неба за хищничество престола. И потому она приняла кардинала Капрару въ Сен-Клу съ самыми очаровательными знаками вниманія. Съ своей стороны, Наполеонъ изъявилъ ему свое живѣйшее удовольствіе, и оба сказали ему, что считаютъ это дѣло устроеннымъ; что нэпа будетъ принятъ въ Парижѣ съ почестями, подобающими главѣ всемірной церкви, и что религія получитъ отъ его путешествія безконечныя выгоды. Наполеонъ, не зная всего, тѣмъ не менѣе подозрѣвая, однакожь, отчасти скрытныя желанія римскаго двора, избѣгалъ объясненій съ кардиналомъ Капрарой, боясь, чтобъ онъ не потребовалъ отъ него чего-нибудь или совершенно невозможнаго, наприм. отмѣны органическихъ статей, или въ настоящее время крайне-затруднительнаго, наприм. возврата легацій. Такимъ-образомъ, кардиналъ былъ вдвойнѣ въ затруднительномъ положеніи, и отъ преждевременныхъ надеждъ, утвердившихся въ Парижѣ, и отъ трудности переговорить съ Наполеономъ и добыть отъ него слова, которыя могли бы рѣшить римскій дворъ.
   Аббатъ Бернье, сдѣлавшійся епископомъ орлеанскимъ, человѣкъ, котораго мудрый и глубокомысленный умъ былъ употребленъ на побѣжденіе всѣхъ затрудненій по дѣлу о конкордатѣ, былъ очень полезенъ и при настоящемъ обстоятельствѣ. На него возложено было отвѣчать римскому двору. Онъ уговорился, по этому предмету, съ кардиналомъ Капрарой, и далъ ему замѣтить, что, послѣ надеждъ, возбужденныхъ въ императорской фамиліи, и послѣ ожиданія, произведеннаго во французской публикѣ, невозможно было бы отступить, не оскорбивъ Наполеона, и не подвергшись непріятнѣйшимъ послѣдствіямъ. Епископъ орлеанскій начерталъ депешу, которая сдѣлала бы честь самымъ ученымъ, самымъ искуснымъ дипломатамъ. Онъ припоминалъ услуги, оказанныя Наполеономъ церкви, и права, которыя онъ имѣлъ на ея признательность, блага, которыя еще могла ожидать отъ него религія, и въ-особенности эффектъ, который будетъ произведенъ на французскій народъ присутствіемъ Пія VII. Онъ объяснилъ присягу и выраженія, относительно свободы вѣроисповѣданій, такъ, какъ должно было понимать ихъ; сверхъ-того, онъ подалъ мысль устроить двѣ церемоніи: одну гражданскую, въ которой императоръ произнесетъ присягу и прійметъ корону; другую религіозную, въ которой эта корона будетъ благословлена первосвященникомъ. Наконецъ, онъ объявилъ положительно, что правительство желаетъ присутствія папы въ Парижѣ единственно въ интересахъ религіи и дѣлъ, связанныхъ съ нею. Эти слова заключали въ себѣ такъ много надеждъ, что могли сильно подѣйствовать на самого святѣйшаго отца лично, который сверхъ-того находилъ въ нихъ предлогъ, оправдывавшій его предъ христіанскимъ міромъ въ его уступчивости Наполеону.
   Кардиналъ Капрара присовокупилъ къ этой оффиціяльной депешѣ французскаго правительства частныя письма, въ которыхъ онъ описывалъ то, что происходило во Франціи, благо, которое предстояло тамъ выполнить, зло, которое предстояло тамъ изгладить, и утверждалъ положительно, что нельзя было сдѣлать отказа, не подвергаясь большой опасности; что въ Римѣ плохо разсуждаютъ о настоящемъ положеніи дѣлъ, и что папа будетъ въ высшей степени доволенъ своимъ путешествіемъ.
   Будучи перенесена вторично въ Римъ, негоціація должна была удаться. Папа и кардиналъ Консальви у видѣли ясно изъ писемъ легата и епископа орлеанскаго невозможность отказа и, при усиленномъ настояніи кардинала Феша, наконецъ сдались. Но они чувствовали необходимость еще разъ посовѣтоваться съ кардиналами; въ-особенности они были испуганы мыслію епископа орлеанскаго о двойной церемоніи. Папа допускалъ только одну церемонію, потому-что онъ не только хотѣлъ окропить святой водой новаго императора, по хотѣлъ и короновать его.
   Пій VII отвѣчалъ французскому правительству, что онъ согласенъ выполнить его желаніе, но не иначе, какъ на слѣдующихъ условіяхъ: присяга должна быть истолкована не какъ одобрительное признаніе еретическихъ догматовъ, но какъ простая матеріальная вѣротерпимость; должны быть выслушаны возраженія папы противъ нѣкоторыхъ органическихъ статей и его требованія касательно пользъ церкви и римскаго двора (о легаціяхъ прямо не говорилось); не должны быть допущены до папы епископы, упорствовавшіе подчиниться римскому двору, иначе, какъ развѣ послѣ новаго и болѣе полнаго подчиненія съ ихъ стороны; папа по долженъ быть подвергаемъ непріятности встрѣчаться съ лицами, находившимися въ положеніи, противномъ законамъ церкви (этимъ прямо указывалось на жену министра иностранныхъ дѣлъ); церемоніалъ коронованія будетъ тотъ же, что наблюдался римскимъ дворомъ при помазаніи императоровъ, или архіепископомъ реймскимъ, помазывавшимъ французскихъ королей; всего-на-все будетъ одна церемонія, совершенная самимъ папою; депутація изъ двухъ французскихъ епископовъ поднесетъ Пію VII пригласительное письмо, въ которомъ императоръ скажетъ, что, удержанный сильными причинами въ нѣдръ своей имперіи, и имѣя переговорить съ святѣйшимъ отцомъ о пользахъ религіи, онъ просить сто прибыть во Францію для благословенія его короны, и для соглашеній о пользахъ церкви, къ папѣ не должны относиться ни съ какимъ требованіемъ и ни чѣмъ не затруднять его возвращенія въ Италію. Первосвященническій дворъ изъявлялъ, наконецъ, желаніе, чтобъ помазаніе на царство отложено было до 25-го декабря,-- дня, въ который Карлъ-Великій былъ провозглашенъ императоромъ,-- потому-что папа, жестоко взволнованный, чувствовалъ необходимость провести нѣсколько времени въ Кастель-Гавдольфо, чтобъ отдохнуть нѣсколько, и кромѣ того не могъ выѣхать изъ Рима, не устроивъ многихъ дѣлъ по римскому управленію.
   Безъ всякаго затрудненія можно было принять всѣ эти условія, потому-что французское правительство, обѣщая выслушать возраженія папы на нѣкоторыя органическія статьи, не обѣщало вмѣстѣ съ тѣмъ дать этимъ возраженіямъ удовлетвореніе въ такомъ случаѣ, когда они были бы противны началамъ французской церкви. Можно было также обязаться не обращаться къ ІІію VII ни съ какими несообразными требованіями и предоставить ему совершенную свободу дѣйствовать, потому-что никогда противная тому мысль не входила въ голову Наполеона. Дѣйствительно, одно только воображеніе этихъ трепещущихъ и слабыхъ старцевъ могло представить себѣ, что свобода папы можетъ подвергнуться опасности во Франціи.
   Кардиналъ Фешъ, получивъ согласіе первосвященника, объявилъ, что императоръ принимаетъ на себя всѣ путевыя издержки, что для разореннаго правительства было однимъ затрудненіемъ меньше. Сверхъ-того, онъ сообщилъ о подробностяхъ великолѣпнаго пріема, готовившагося къ пріѣзду святѣйшаго отца. Къ-несчастію, кардиналъ Фетъ портилъ все дѣло совершенно-неумѣстными, посторонними требованіями. Онъ хотѣлъ, чтобъ папу сопровождали двѣнадцать кардиналовъ и въ добавокъ государственный секретарь Консальви; онъ хотѣлъ, вопреки принятому обычаю, но которому кардиналы распредѣляются по старшинству, сидѣть на первомъ мѣстѣ въ каретѣ первосвященника, въ качествѣ посланника, великаго раздавателя милостыни и дяди императора. Все это было рѣшительно безполезно и причиняло людямъ робкимъ и привыкшимъ къ формализму столько же горя, какъ и самыя важныя затрудненія.
   Пій VII уступилъ относительно нѣкоторыхъ пунктовъ, но былъ непреклоненъ на-счетъ числа кардиналовъ и на-счетъ назначенія государственнаго секретаря Консальви. Въ страхъ, Пій VII и Консальви продумали необыкновенную предосторожность для предотвращенія всякой опасности для церкви. Папа, считавшій себя гораздо-крѣпче больнымъ, нежели какъ было на дѣлѣ, и принимавшій приключившееся ему нервическое раздраженіе за опасную болѣзнь, думалъ, что ему легко можно умереть на дорогѣ. Онъ думалъ также, что, можетъ-быть, захотятъ употребить во зло его довѣренность. На этотъ послѣдній случай, онъ составилъ и подписалъ свое отрѣченіе, и вручилъ его на сохраненіе кардиналу Консальви, за тѣмъ, чтобъ тотъ могъ объявить мѣсто папы вакантнымъ. Къ-тому же, въ случаѣ смерти или отрѣченія папы, нужно было созвать Священную-Коллегію, для замѣщенія престола св. Петра. И потому надлежало оставить въ Римъ какъ-можно-болѣе кардиналовъ, и между ними человѣка, который съумѣлъ бы распорядиться въ такихъ важныхъ обстоятельствахъ, т. е. самого кардинала Консальви. Была и еще причина, заставившая папу дѣйствовать такимъ-образомъ. Онъ далъ торжественное обѣщаніе австрійскому двору не вступать съ Наполеономъ ни въ какіе переговоры, чуждые вопросу о дѣлахъ французской церкви. Но чтобъ повѣрили его слову, онъ долженъ былъ не брать съ собою кардинала Консальви, человѣка, чрезъ котораго шли всѣ важнѣйшія дѣла римскаго двора.
   Но этимъ-то причинамъ Пій VII отказался взять съ собою болѣе шести кардиналовъ и упорствовалъ въ своей рѣшимости оставить въ Римѣ государственнаго секретаря Консальви. Онъ согласился выполнить личныя притязанія кардинала Феша. Тотъ долженъ былъ занимать первое мѣсто подлѣ папы, съ самаго вступленія въ предѣлы Франціи.
   Условившись такимъ образомъ, папа отправился въ Кастель-Гандольфо, гдѣ чистый воздухъ, спокойствіе духа, которое испытываетъ человѣкъ, рѣшившись на что-нибудь, со-дня-на-день все 6олѣе и болѣе пріятныя извѣстія о готовившемся для него пріемѣ въ Парижѣ, возстановили сильно-разстроенное здоровье первосвященника.
   Наполеонъ смотрѣлъ на этотъ успѣхъ, какъ на великую побѣду, которая закрѣпитъ окончательно его права и не оставитъ ему ничего желать болѣе для приданія законности своей власти. При всемъ томъ, онъ не хотѣлъ терять свойственнаго ему характера посреди этихъ внѣшнихъ, пышныхъ торжествъ; онъ не хотѣлъ ничего дѣлать, ничего обѣщать, что было бы противно собственному его достоинству и основнымъ началамъ его правленія. Кардиналъ Фешъ сказалъ ему, что достаточно будетъ отправить къ папѣ генерала, пользующагося высокимъ уваженіемъ, и онъ отправилъ генерала Каффарелли съ приглашеніемъ, которое было начертано въ почтительныхъ, даже ласкательныхъ выраженіяхъ, но въ которомъ не очень намекалось на то, будто папа былъ призываемъ для иныхъ какихъ дѣлъ, кромѣ помазанія на царство. Письмо, написанное съ величайшимъ достоинствомъ, заключалось въ слѣдующемъ:

"Святѣйшій отецъ,

   "Благопріятное дѣйствіе, произведенное на нравственность и характеръ моего народа возстановленіемъ христіанской религіи, принуждаетъ меня просить ваше святѣйшество дать мнѣ новое доказательство участія, принимаемаго вами въ судьбѣ моей и въ судьбѣ этого великаго народа, при одномъ изъ важнѣйшихъ обстоятельствъ, представляемыхъ лѣтописями вселенной. Прошу васъ присутствіемъ своимъ придать характеръ религіозный церемоніи помазанія и коронованія перваго императора французовъ. Эта церемонія пріобрѣтетъ новый блескъ, когда она будетъ совершена вашимъ святѣйшествомъ. Она привлечетъ на насъ и наши народы благословеніе Всевышняго, котораго законы правятъ судьбами имперій и семействъ.
   "Вашему святѣйшеству извѣстны нѣжныя чувствованія, которыя давно уже питаю къ вамъ, и потому можете судить сколь великое удовольствіе доставитъ мнѣ этотъ случаи снова представить вамъ доказательства моихъ къ вамъ чувствованій.
   "Затѣмъ, молимъ Всевышняго, да сохранитъ васъ, святѣйшій отецъ, на многія лѣта на престолѣ нашей матери святой церкви.

"Вашъ набожный сынъ,
"Наполеонѣ."

   Къ этому письму присоединены были настоятельнѣйшія просьбы, чтобъ папа, вмѣсто 25-го декабря, прибылъ въ послѣднихъ числахъ ноября. Наполеонъ не говорилъ о настоящей причинѣ, заставлявшей его желать, чтобъ церемонія была совершена ранѣе; причина эта заключалась не въ иномъ чемъ, какъ въ его предположеніи произвести высадку въ Англію въ декабрь мѣсяцѣ. Онъ ссылался на причину, тоже справедливую, но менѣе важную, именно на неудобство оставлять слишкомъ-долго въ Парижѣ всѣ уже созванныя гражданскія и военныя власти.
   Генералъ Каффарелли отправился со всевозможною поспѣшностью, и прибылъ въ Римъ въ ночь съ 28 на 29 сентября. Кардиналъ Фешъ представилъ его папѣ, который принялъ гостя истинно по-отечески. Пій VII взялъ письмо изъ рукъ генерала и отложилъ прочесть его по окончаніи аудіэнціи. Но, когда онъ узналъ содержаніе этого письма и не нашелъ тамъ приглашенія прибыть во Францію по поводу религіозныхъ дѣлъ, то впалъ въ глубокую горесть и нервическое разстройство, возродившее живѣйшія опасенія. Этому почтенному первосвященнику, равно какъ и всякому государю съ душою возвышенною, дороже всего были его честь, достоинство его короны. Онъ сильно оскорблялся призваніемъ Наполеонова капеллана, которое давали ему его враги. Онъ позвалъ къ себѣ кардинала Феша: "вы поднесли мнѣ ядъ", сказалъ онъ ему, присовокупивъ, что не будетъ отвѣчать на такое письмо, и не поѣдетъ въ Парижъ, потому-что въ-отношеніи къ нему не сдержали слова. Кардиналъ Фешъ пыталъ утѣшить раздраженнаго первосвященника, и полагалъ, что новое совѣщаніе кардиналовъ можетъ уладить это послѣднее затрудненіе. Всѣ начинали чувствовать невозможность отступить, и посредствомъ послѣдней изъяснительной ноты, подписанной кардиналомъ-посланникомъ, затрудненіе было уничтожено. Положено было, что папа, но причинѣ дня всѣхъ-святыхъ, отправится 2 ноября, и 27 прибудетъ въ Фонтенбло.
   Между-тѣмъ, какъ такія происшествія происходили въ Римѣ, императоръ Наполеонъ устроилъ въ Парижъ все, для приданія новой церемоніи чуднаго, небывалаго блеска. Онъ пригласилъ принцевъ баденскихъ, князя-архиканцлера Германской-Имперіи и многочисленныя депутаціи, отъ администраціи, магистратуры и арміи. Онъ предоставилъ епископу Бернье, равно какъ и архиканцлеру Камбасерссу, разсмотрѣть церемоніалъ, употреблявшійся обыкновенно при помазаніи императоровъ и королей, и представить ему, какія надо сдѣлать въ этомъ церемоніалъ измѣненія, сообразныя съ настоящими нравами, духомъ времени и самыми предубѣжденіями Франціи противъ римской власти. Онъ приказалъ имъ хранить это дѣло въ величайшей тайнъ, за тѣмъ, чтобъ эти вопросы не сдѣлались предметомъ непріятныхъ толковъ, и предоставлялъ самому-себѣ разрѣшить всѣ сомнѣнія. Оба обряда, и римскій и французскій, представляли въ себѣ много такого, что не могло теперь поправиться умамъ во Франціи. По тому и другому церемоніалу, монархъ являлся во храмъ, безъ знаковъ верховной власти, каковы скипетръ, мечъ, корона, и принималъ ихъ уже изъ рукъ первосвященника. По французскому обряду пэры, по римскому обряду епископы держали корону надъ главой монарха, стоявшаго на колѣняхъ, и первосвященникъ, взявъ ее, опускалъ ее на чело помазанника. Бернье и Камбасересъ, уничтоживъ нѣкоторыя подробности, бывшія слишкомъ въ противорѣчіи съ настоящимъ временемъ, полагали сохранить эту послѣднюю часть церемоніи, замѣнивъ сэровъ и епископовъ шестью высшими сановниками имперіи, и оставивъ папѣ, согласно съ древне-принятымъ обычаемъ, право возложить корону на новаго монарха. Наполеонъ, основываясь на духѣ націи и войска, утверждалъ, что онъ не можетъ принять такимъ образомъ корону изъ рукъ первосвященника; что нація и войско, по волѣ которыхъ онъ принималъ ее, будутъ оскорблены, видя церемоніалъ, несоотвѣтствующій сущности вещей и независимости престола. Онъ былъ непреклоненъ на этотъ счетъ, говоря, что ему извѣстны лучше, нежели кому другому, настоящія чувствованія Франціи, которая безъ сомнѣнія наклонна къ идеямъ религіознымъ, по, и въ этомъ отношеніи, всегда готова порицать тѣхъ, кто перейдетъ извѣстныя границы. И такъ, онъ хотѣлъ прибыть въ базиликъ императоромъ, со всѣми своими регаліями, предоставивъ папѣ только благословить ихъ. Онъ согласился быть благословленнымъ, помазаннымъ на царство, но отнюдь не коронованнымъ. Архиканцлеръ Камбасересъ, соглашаясь съ тѣмъ, что было справедливо въ мнѣніи Наполеона, говорилъ объ опасности не менѣе важной оскорбить первосвященника, уже и безъ того слишкомъ-опечаленнаго, и лишить церемонію драгоцѣннаго сходства съ старинными формами, употреблявшимися отъ временъ Пепина и Карла-Великаго. Камбассресъ и Бернье, оба бывшіе въ самыхъ тѣсныхъ связяхъ съ легатомъ, уполномочены были сообщить ему полю императора. Кардиналъ Капрара, зная, какъ много значили формы для его двора, полагалъ, что ни на что не слѣдовало рѣшаться окончательно безъ согласія папы, но что тѣмъ не менѣе ничего не слѣдовало пока требовать отъ Рима, чтобъ не навлечь новыхъ затрудненій. Будучи убѣжденъ, что папа, по прибытіи своемъ, будетъ тотчасъ же разувѣренъ и очарованъ пріемомъ, готовившимся ему во Франціи, кардиналъ полагалъ, что все уладится гораздо-легче въ Парижъ, подъ вліяніемъ неожиданнаго удовольствія, нежели въ Римъ подъ вліяніемъ смутныхъ опасеній.
   Но, кромѣ этихъ затрудненій, оставались еще другія, возникшія въ нѣдрѣ императорской фамиліи. Дѣло шло о назначеніи роли супругъ, братьямъ, сестрамъ императора при этой церемоніи помазанія на царство. Прежде всего надо было знать, будетъ ли Жозефина коронована и помазана, подобно самому Наполеону. Она пламенно желала того, ибо это было бы новыми узами, связывавшими ее съ супругомъ, новою гарантіею противъ будущаго развода, мысль о которомъ постоянно тревожила ее въ-продолженіе всей ея жизни. Наполеонъ колебался между своею нѣжностью къ ней и тайными предчувствіями своей политики, какъ вдругъ одна семейная сцена едва не погубила несчастной Жозефины. Всѣ суетились вокругъ новаго монарха, братья, сестры, сродники. Всякій хотѣлъ, на этомъ торжествѣ, долженствовавшемъ, казалось, освятить всѣхъ ихъ, роли, сообразной съ своими настоящими притязаніями и надеждами на будущее. При водѣ этого общаго движенія, и будучи свидѣтельницею искательствъ у Наполеона, въ особенности со стороны одной изъ сестеръ его, Жозефина, смущенная, пожираемая ровностью, обнаружила подозрѣнія оскорбительныя для этой сестры, и для самого Наполеона, подозрѣнія, согласныя съ жестокими клеветами эмигрантовъ. Наполеонъ тотчасъ же вспыхнулъ сильнымъ гнѣвомъ, и, находя въ этомъ гнѣвѣ силу противъ своей привязанности, сказалъ Жозефинѣ, что готовъ развестися съ нею {"Я привожу здѣсь", говоритъ Тьеръ: "вѣрный разсказъ очевидна, одной почтенной особы, состоявшей при императорской фамиліи и сохранившей это воспоминаніе въ своихъ неизданныхъ въ свѣтъ запискахъ."}; что, впрочемъ, на это надо же будетъ рѣшиться позже, и что гораздо-лучше покориться необходимости теперь же, не вступая въ болѣе-тѣсныя узы. Онъ призвалъ къ себѣ обоихъ своихъ усыновленныхъ дѣтей, сообщилъ имъ о своей рѣшимости, и повергъ ихъ этимъ извѣстіемъ въ глубочайшую скорбь. Ортанса и Евгеніи Боарнэ объявили, съ спокойною и печальною твердостью, что послѣдуютъ за своею матерью всюду, куда сошлютъ ее. Жозефина, послушавшись добраго совѣта, казалась смиренно-покорною своей участи. Противоположность ея грусти съ радостью, блиставшею на лицахъ прочихъ членовъ императорской фамиліи, терзала сердце Наполеона, и онъ не могъ рѣшиться видѣть изгнанною и несчастною эту женщину, подругу его юности, изгнанными и несчастными вмѣстѣ съ нею этихъ дѣтей, сдѣлавшихся предметомъ его отеческой нѣжности. Онъ сжалъ Жозефину въ своихъ объятіяхъ, сказалъ ей, отъ полноты сердца, что никогда не будетъ въ состояніи разлучиться съ нею, хотя бы, можетъ-быть, того и требовала политика; и потомъ обѣщалъ ей, что она будетъ короновала вмѣстѣ съ нимъ, и подлѣ него получитъ отъ руки папы божественное освященіе.
   Жозефина, вѣчно живая, непостоянная, перешла отъ страха къ живѣйшему восторгу, и съ дѣтскою радостію предалась приготовленіямъ къ этой церемоніи.
   Наполеонъ, питая задушевную мысль возстановить нѣкогда имперію Запада, желалъ имѣть вокругъ своего тропа вассальныхъ государей. Въ настоящее время, онъ дѣлалъ изъ своихъ братьевъ, Іосифа и Лудовика, высшихъ сановниковъ имперіи; вскорѣ онъ надѣялся сдѣлать изъ нихъ королей, и уже теперь готовилъ для Іосифа тронъ въ Ломбардіи. Его намѣреніе состояло въ томъ, чтобъ, сдѣлавшись королями, они остались высшими сановниками имперіи. Такимъ-образомъ они должны были быть во Французской Имперіи Запада тѣмъ же, чѣмъ были въ Германской Имперіи принцы саксонскій, бранденбургскій, богемскій, баварскій, ганноверскій и проч. Надо было, чтобъ церемонія помазанія на царство соотвѣтствовала такому плану и была эмблематическимъ преобразованіемъ готовившейся дѣйствительности. Онъ не допускалъ, чтобъ епископы или пэры держали надъ головою его корону, ни даже, чтобъ первѣйшій изъ епископовъ, римскій первосвященникъ, возложилъ на него эту корону. По такимъ же причинамъ, онъ хотѣлъ, чтобъ два брата его, предназначенные быть вассальными королями великой имперіи, занимали мѣсто подлѣ него, чѣмъ ясно знаменовалось бы ихъ будущее вассальство. Онъ требовалъ, чтобъ братья его поддерживали полы его мантіи въ то время, какъ одѣянный императорскою мантіею, онъ будетъ въ самомъ базиликѣ переходить отъ трона къ алтарю, отъ алтаря къ трону. Онъ требовалъ того не для себя только, по и для императрицы. Принцессы, его сестры, должны были отправлять при особѣ Жозефины ту же должность, которую его братья будутъ отправлять при немъ ея и онъ. Чтобъ добиться до этого, ему необходимо было энергически выразить свою волю. Хотя, по добротѣ сердца, прискорбны были ему эти семейныя сцены, однако тѣмъ не менѣе онъ дѣлался настойчивъ въ своей рѣшимости, когда отъ того зависѣли планы его политики.
   Былъ ноябрь мѣсяцъ; все было готово въ Церкви Божьей-Матери. Депутаціи прибыли; трибуналы были въ бездѣйствіи; шестьдесятъ епископовъ или архіепископовъ, въ сопровожденіи своего причта, жили въ праздности. Генералы, адмиралы, отличнѣйшіе сухопутные и морскіе офицеры, маршалы Даву, Нэй, Сультъ, адмиралы Брюи, Гантомъ, вмѣсто того, чтобъ быть въ Булони или Брестъ, находились въ Парижѣ. Наполеонъ былъ недоволенъ этимъ, потому-что, хотя онъ и любилъ торжества, однако ставилъ ихъ гораздо-ниже серьёзныхъ дѣлъ Множество любопытныхъ, стекшихся со всѣхъ сторонъ Европы и Франціи, наводняли столицу и съ нетерпѣніемъ ждали необыкновеннаго зрѣлища. Наполеонъ, которому не не нравилось это всеобщее стремленіе, Наполеонъ желалъ, однакожь, прекратить это положеніе вещей, выходившее изъ правильнаго порядка, господство котораго онъ такъ любилъ видѣть въ своей имперіи. Онъ посылалъ офицера за офицеромъ для врученія намъ писемъ, исполненныхъ сыновней нѣжности, не заключавшихъ въ себѣ вмѣстѣ съ тѣмъ и живѣйшія настоянія, не благоугодно ли будетъ его святѣйшеству поспѣшить пріѣздомъ. Наконецъ, послѣ безпрерывныхъ, откладываній, церемонія назначена была 2 декабря.
   Папа рѣшился, наконецъ, выѣхать изъ Рима. Уполномочивъ во всемъ кардинала Консальви и простясь съ нимъ по-отечески, онъ отправился, 2 ноября утромъ, въ Храмъ-св.-Петра и долго пробылъ тамъ, стоя на колѣняхъ, будучи окруженъ кардиналами, римскою знатью и народомъ. Онъ молился пламенно, какъ-бы готовясь идти на встрѣчу величайшимъ опасностямъ; послѣ того, онъ сѣлъ въ карету и пустился въ путь по витербской дорогѣ. Транстеверинскій народъ, столь вѣрный своимъ первосвященникамъ, долго со слезами слѣдовалъ за его каретою. Уже миновало то время, когда римскій дворъ былъ наиболѣе образованнымъ въ Европѣ. Теперь старцы Священной-Коллегіи, едва-знакомые съ вѣкомъ, въ которомъ они жили, порицавшіе даже мудрую уступчивость Пія VII,-- готовы были вѣрить самымъ нелѣпымъ сказкамъ. Нѣкоторые изъ нихъ считали вѣроятнымъ слухъ о готовящемся во Франціи злодѣйскомъ умыслѣ -- захватить папу и потомъ овладѣть его землями, какъ-будто Наполеону нужно было прибѣгать къ такому средству, чтобъ сдѣлаться владыкою Рима! какъ-будто онъ, въ настоящую минуту, желалъ чего-нибудь, кромѣ благословенія первосвященника, которое придало бы его власти характеръ болѣе-почтенный въ глазахъ свѣта!
   Пій VII, не смотря на свою бѣдность, хотѣлъ провезти съ собою подарки, достойные хозяина, къ которому онъ ѣхалъ въ гости. По свойственному ему нѣжному такту, онъ выбралъ для самого Наполеона два античные камея, столь же замѣчательные своею красотою, какъ и значеніемъ. На нихъ изображены были -- на одномъ Ахиллесъ, на другомъ воздержаніе Сципіона. Папа назначалъ для Жозефины вазы также античныя и удивительной работы. По совѣту Талейрана, онъ везъ для придворныхъ дамъ множество четокъ.
   Итакъ, онъ отправился въ путь, проѣхалъ но римскимъ владѣніямъ и Тосканѣ, посреди итальянскихъ народовъ, колѣнопреклонявшихся при встрѣчъ съ нимъ. Во Флоренціи, онъ былъ принятъ этрурскою королевою, овдовѣвшею и въ настоящее время правившею, въ качествѣ регентши, новымъ королевствомъ, созданнымъ Наполеономъ. Эта принцесса, набожная какъ Испанка, приняла папу съ изъявленіями глубочайшаго почитанія, которыя очаровали его. Съ-тихъ-поръ, онъ сталъ нѣсколько оправляться отъ своихъ тревожныхъ опасеній. Онъ хотѣлъ избѣжать легацій, за тѣмъ, чтобъ не освятить своимъ присутствіемъ принадлежность этихъ земель другому государству, кромѣ Рима, и принужденъ былъ проѣхать чрезъ Пьяченцу, Парму и Туринъ. Онъ еще не былъ во Франціи, а уже французскія власти и войска окружали его. Онъ видѣлъ, съ какимъ почтеніемъ преклонились предъ нимъ старый Мену, офицеры итальянской арміи, и былъ тронутъ почтительнымъ выраженіемъ этихъ мужественныхъ лицъ. Кардиналъ Камбасересъ и одинъ изъ придворныхъ каммергеровъ, посланные на встрѣчу папѣ, вручили ему на границахъ Пьемонта (которыя были и границами имперіи) письмо Наполеона, исполненное выраженій благодарности и обѣтовъ, которые возсылалъ императоръ за скорое и успѣшное путешествіе первосвященника. Съ-часу-на-часъ все болѣе и болѣе разувѣряемый, Пій VII пересталъ наконецъ страшиться послѣдствіи своей рѣшимости. Онъ переѣхалъ чрезъ Альпы. Приняты были чрезвычайныя предосторожности для безопасности переѣзда ему и сопровождавшимъ его кардиналамъ. Наконецъ, Пій VII прибылъ въ Ліонъ. Здѣсь его опасенія смѣнились истиннымъ восторгомъ. Множество народа стеклось въ этотъ городъ изъ Прованса, Дофине, Франш-Конте, Бургони увидать представителя Бога на землѣ. Видя колѣнопреклоненною эту націю, которую представляли ему вѣчно-бунтующею противъ властей земныхъ и небесныхъ, эту націю, которая ниспровергала троны и держала въ плѣну одного изъ первосвященниковъ, ІІій VII былъ пораженъ, разувѣренъ и сознался, что старый совѣтникъ его Капрара былъ правъ, утверждая, что это путешествіе будетъ благодѣтельно для религіи и доставитъ самому ему безконечное удовольствіе. Въ Ліонѣ пришло къ папѣ еще письмо отъ императора, заключавшее въ себѣ новыя благодаренія и новые обѣты, возсылаемые за его скорое возвращеніе. Этотъ первосвященникъ, съ тѣломъ слабымъ, щедушнымъ, съ бользненно-чувствительными нервами, неощущавшій однако усталости при такомъ пріемѣ, самъ предложилъ ускорить свое путешествіе двумя днями, что и было принято. Онъ выѣхалъ изъ Ліона посреди такихъ же почестей, проѣхалъ чрезъ Муленъ, Неверъ, встрѣчая всюду на дорогахъ толпу, тронутую такимъ зрѣлищемъ и жаждавшую благословеній главы церкви.
   Пій VII долженъ былъ остановиться въ Фонтенбло. Наполеонъ все устроилъ такимъ образомъ, чтобъ имѣть случай явиться на встрѣчу первосвященнику и дать ему отдохнуть два или три дня въ этомъ уютномъ мѣстѣ. Онъ назначилъ въ этотъ день, 25 ноября, охоту по направленію къ дорогѣ, по которой слѣдовалъ папа. Зная, когда первосвященническій поѣздъ достигнетъ до Сент-Эрема, онъ направилъ въ ту сторону своего коня, чтобъ встрѣтиться съ папою, который вскорѣ и прибылъ туда дѣйствительно. Наполеонъ тотчасъ же представился первосвященнику и обнялъ его. Піи VII, тронутый этою предупредительностью, съ волненіемъ, съ любопытствомъ смотрѣлъ на новаго Карла-Великаго, о которомъ онъ безпрерывно думалъ уже нѣсколько лѣтъ, какъ объ орудіи Божіемъ на землѣ. Былъ полдень. Оба владыки сѣли въ карету и отправились въ Фонтенблоскій-Замокъ. Наполеонъ предоставилъ сидѣть по правую руку главъ церкви. При входъ въ замокъ, императрица, вельможи имперіи, военачальники вышли встрѣтить Пія VII. Первосвященникъ, хотя привыкшій къ римскимъ торжествамъ, не видалъ, однакожь, ничего столь величественнаго. Въ сопровожденіи такихъ знаменитыхъ лицъ, онъ былъ отведенъ въ назначенные для него аппартаменты. Отдохнувъ нѣсколько часовъ, онъ, по правиламъ этикета, наблюдаемаго государями, посѣтилъ императора и императрицу, которые тотчасъ же отдали ему визитъ. Все болѣе и болѣе разувѣряемый, болѣе увлекаемый обворожительными рѣчами хозяина, давшаго себѣ слово поправиться гостю, Пій VII почувствовалъ въ сердцѣ своемъ привязанность, которую сохранилъ неизмѣнно до конца своей жизни, къ герою, испытавшему уже тогда страшныя превратности судьбы. Вельможи имперіи были представлены ему одинъ за другимъ. Онъ принималъ ихъ съ рѣдкимъ радушіемъ и плѣнительною граціею. Кроткая и внушающая почтеніе наружность, проницательный взглядъ Пія VII трогали сердца всѣхъ, и самъ онъ былъ тронутъ впечатлѣніемъ, имъ производимымъ. Съ нимъ не вступали еще въ разсужденіе ни объ одномъ изъ затрудненій, которыя еще оставалось уладить. Щадили его раздражительную чувствительность, его усталость. Онъ весь преданъ былъ волненію, радости отъ такого пріема, который казался ему торжествомъ самой религіи.
   Наступила минута отправиться въ Парижъ, вступить, наконецъ, въ этотъ городъ, гдѣ въ-продолженіе цѣлаго столѣтія находился въ броженіи умъ человѣческій и гдѣ въ-продолженіи нѣсколькихъ лѣтъ рыпались судьбы міра. 28 ноября, послѣ трехдневнаго отдохновенія, императоръ и папа поѣхали въ одной каретъ въ Парижъ; папа по-прежнему сидѣлъ по правую руку. Для первосвященника былъ отведенъ Павильйонъ-Флоры, отдѣланный нарочно для него. 29-го числа, папѣ дали оправиться отъ дороги, а 30-го представили ему сенатъ, законодательное сословіе, трибунатъ, государственный совѣтъ. Президенты этихъ четырехъ государственныхъ собраній обратились къ нему съ рѣчами, въ которыхъ, въ самыхъ блистательныхъ выраженіяхъ, восхвалялись его добродѣтели, его мудрость, его благородная снисходительность къ Франціи. Папа въ-особенности тронутъ былъ словомъ, произнесеннымъ де-Фонтаномъ, который напоминалъ собою ораторовъ вѣка Лудовика XIV. Народъ, толпившійся подъ окнами, требовалъ, чтобъ первосвященникъ показался ему. Уже по всему Парижу разнеслась молва о кротости Пія VII, о его благородной наружности. Папа многократно выходилъ на балконъ Тюльери всегда въ сопровожденіи Наполеона, былъ привѣтствуемъ громкими кликами и видѣлъ, какъ народъ парижскій, стоя на колѣняхъ, ждалъ его первосвященническаго благословенія, -- тотъ самый народъ, что былъ виновникомъ событій 10 августа и что недавно еще чествовалъ Богиню Разума.
   При видъ всего этого, мрачныя опасенія, предчувствія Пія VII совершенно разсѣялись. Разсуждая о церемоніалъ предстоявшаго торжества, папа соглашался на главныя видоизмѣненія, основанныя на состояніи тогдашнихъ нравовъ; но онъ сильно стоялъ за право своихъ предшественниковъ-возлагать корону на главу императора. Наполеонъ далъ приказаніе не настаивать болѣе на этомъ и сказалъ, что устроитъ все на самомъ мѣстѣ.
   Наступилъ канунъ этого великаго торжества, т. е. 1 декабря. Жозефина, понравившаяся первосвященнику за свою набожность, совершенно походившую на набожность Итальянокъ, пробралась къ нему, чтобъ сдѣлать признаніе, изъ котораго надѣялась извлечь для себя великую пользу. Она объявила ему, что была соединена съ Наполеономъ только гражданскимъ обрядомъ, потому-что, въ эпоху ихъ бракосочетанія, религіозныя церемоніи были запрещены. Наполеонъ, просившій кардинала Капрару дать брачное благословеніе сестрѣ его и ея мужу, Мюрагу, не хотѣлъ того же для самого-себя. Папа тотчасъ же объяснился съ Наполеономъ, и сказалъ, что можетъ помазать на царство его самого, ибо церковь, при коронованіи императоровъ, никогда не входила въ разбирательство состоянія ихъ совѣсти, но по можетъ короновать Жозефину, и чрезъ то освятить наложничество. Наполеонъ, раздраженный на Жозефину за ея нескромность, боясь идти наперекоръ папѣ, который былъ непобѣдимъ въ дѣлахъ вѣры, сверхъ-того, не желая измѣнять церемонію, которой программа была уже обнародована, согласился принять брачное благословеніе. Жозефина, сильно укоряемая своимъ супругомъ, была однакожь въ восторгъ отъ удачи своего поступка. Въ самую ночь, предшествовавшую коронаціи, императоръ и императрица были обвьичаны въ капеллъ Тюльери кардиналомъ Фешемъ; свидѣтелями были Талейранъ и маршалъ Бертье. Это обстоятельство было сохраняемо въ глубочайшей тайнѣ до самаго развода. На утро примѣтны были еще на покраснѣвшихъ глазахъ Жозефины слѣды слезъ, которыхъ стоили ей эти внутреннія волненія.
   Въ воскресенье, 2 декабря, въ морозный, но ясный зимній день, парижскій пароль, который, на нашихъ глазахъ, сорокъ лѣтъ спустя, бѣжалъ въ такую же нору на встрѣчу смертнымъ останкамъ Наполеона, стремился посмотрѣть, какъ поѣдетъ императорскій поѣздъ. Папа отправился первый съ десяти часовъ утра, гораздо-прежде императора, за тѣмъ, чтобъ оба поѣзда не помѣшали одинъ другому. Онъ былъ сопровождаемъ многочисленнымъ духовенствомъ, облеченъ въ великолѣпнѣйшія убранства и сопровождаемъ отрядами императорской гвардіи. Близь Площади-Божьей-Матери построенъ былъ богато-изукрашенный портикъ для принятія, по выходѣ изъ экипажей, государей и принцевъ, отправлявшихся въ старый базиликъ. Архіепископскій домъ, отдѣланный съ роскошью, достойною гостей, для которыхъ онъ предназначался, былъ приготовленъ для кратковременнаго отдохновенія папы и императора. Папа остановился здѣсь на минуту и отправился въ церковь, гдѣ уже за нѣсколько часовъ предъ тѣмъ собрались депутаты городовъ, представители магистратуры и войска, шестьдесятъ епископовъ съ своимъ причтомъ, сенатъ, Законодательное сословіе, трибунатъ, государственный совѣтъ, принцы нассаускій, гессенскій, баденскій, архиканцлеръ Германской-Имперіи и наконецъ министры всѣхъ державъ. Главныя двери въ Церковь-Божьей-Матери были заперты, потому-что къ нимъ прислоненъ былъ императорскій тронъ. Входили въ боковыя двери. Когда папа, предшествуемый крестомъ и знаменіями намѣстника св. Петра, появился въ этой старинной базиликѣ св. Лудовика, всѣ присутствовавшіе поднялись съ своихъ мѣстъ, и пятьсотъ музыкантовъ огласили своды храма торжественною кантатою: Tu es Petrus (Ты еси Петръ). Это произвело внезапный и глубокій эффектъ. Папа шествовалъ медленно, колѣнопреклонился предъ алтаремъ, и потомъ возсѣлъ на приготовленный для него тронъ по правую сторону алтаря. Къ нему подходили съ поклономъ, одинъ въ-слѣдъ за другимъ, шестьдесятъ прелатовъ французской церкви. Каждаго изъ нихъ, былъ ли то конституціональный или не конституціональный, привѣтствовалъ онъ одинаково-благосклоннымъ взглядомъ. За тѣмъ стали ждать прибытія императорской фамиліи.
   Церковь-Божьей-Матери была изукрашена съ безпримѣрнымъ великолѣпіемъ. Отъ свода до помоста, стѣны покрыты были бархатомъ, усѣяннымъ золотыми пчелами. При подножіи алтаря находились простыя кресла, которыя должны были занять императоръ и императрица до своего коронованія. Въ глубинѣ церкви, на концѣ, противоположномъ алтарю, громадный тронъ съ двадцатью четырьмя ступенями и съ колоннами, поддерживавшими фронтонъ, былъ предназначенъ для императора, когда онъ будетъ украшенъ уже короною, и для его супруги. Таковъ былъ обычай по обоимъ обрядамъ, римскому и французскому. Монархъ садился на престолъ не прежде, какъ бывъ уже коронованъ первосвященникомъ.
   Императора ждали и ждали долго. Это было единственнымъ непріятнымъ обстоятельствомъ при настоящемъ великомъ торжествѣ. Такое продолжительное ожиданіе было мучительно для папы. Замедленіе произошло отъ-того, что учредитель этихъ празднествъ опасался столкновенія обоихъ поѣздовъ. Императоръ отправился изъ Тюльери въ каретѣ, которая была вся въ стеклахъ; два золотые генія поддерживали надъ нею корону; эта карета сдѣлалась популярною во Франціи; народъ всегда узнавалъ ее послѣ, при всѣхъ другихъ церемоніяхъ. Императоръ былъ облеченъ по рисунку славнѣйшаго живописца того времени, въ одѣяніе, походившее на нарядъ шестнадцатаго столѣтія: на немъ былъ токъ съ перомъ и короткая мантія. Онъ долженствовалъ облачиться по-императорски только въ самомъ архіепископскомъ домѣ, и прямо предъ тѣмъ, какъ вступитъ въ церковь. Сопровождаемый маршалами, ѣхавшими верхомъ, предшествуемый высшими сановниками, ѣхавшими въ экипажахъ, онъ подвигался медленно вдоль Улицы-Сент-Оноре, набережной Сены и по Площади-Церкви-Божіей-Матери, посреди кликовъ несметнаго множества народа, который былъ въ восторгѣ, при видѣ своего любимаго генерала, сдѣлавшагося императоромъ, какъ-будто-бы не самъ онъ, этотъ народъ, былъ творцомъ всего этого съ своими измѣнчивыми страстями, съ своимъ воинственнымъ героизмомъ, и какъ-будто-бы все это возникло по манію волшебнаго жезла. Наполеонъ, подъѣхавъ къ описанному уже нами портику, вышелъ изъ кареты, отправился въ архіепископскій домъ, взялъ тамъ корону, скипетръ, императорскую мантію и направилъ стопы свои въ базилику. Подлѣ него несли большую корону, въ видѣ тіары, сдѣланную наподобіе короны Карла-Великаго. Въ эту минуту на немъ была корона цезарей, т. е. простой золотой лавровый вѣнокъ. Всѣ съ удивленіемъ взирали на эту голову, прекрасную подъ золотымъ лавромъ, подобную изображенію на античной медали. Вступивъ во храмъ, при звукахъ отгрянувшей музыки, Наполеонъ колѣнопреклонился и потомъ пошелъ къ кресламъ, которыя долженъ былъ занимать до совершенія надъ нимъ обряда помазанія на царство. Тогда началась церемонія. На алтарь положили корону, скипетръ, мечъ и мантію. Папа помазалъ чело, руки, длани императора, потомъ благословилъ мечъ, которымъ препоясалъ его, скипетръ, который вручилъ ему, и приблизился взять корону. Наполеонъ, слѣдившій за его движеніями, желая покончить, по своему слову, затрудненіе на самомъ мѣстѣ, взялъ корону изъ рукъ первосвященника безъ насилія, по съ рѣшительностью и самъ возложилъ ее на главу свою. Дѣйствіе, понятое всѣми присутствующими, произвело невыразимый эффектъ. Взявъ потомъ корону императрицы и приблизясь къ простертой передъ нимъ Жозефинѣ, Наполеонъ съ видимою нѣжностью возложилъ эту корону на главу подруги судьбы своей: Жозефина заливалась слезами. Совершивъ это, Наполеонъ подошелъ къ громадному трону. Онъ взошелъ на него, сопровождаемый своими братьями, несшими полы императорской мантіи. Тогда папа приблизился, по обычаю, къ подножію трона благословить новаго монарха и возгласить эти слова, которымъ внималъ нѣкогда и Карлъ-Великій въ базиликѣ св. Петра, когда римское духовенство провозгласило его императоромъ Запада: Vivat in aeternum semper Augustus. При этомъ возглашеніи, тысячекратно-повторенные клики: да здравствуетъ императоръ! раздались подъ сводами Церкви-Божіей-Матери; грянули пушечные выстрѣлы, и весь Парижъ узналъ о совершеніи торжества, которымъ права Наполеона были освящены окончательно по всѣмъ формамъ, принятымъ между людьми.
   За тѣмъ архиканцлеръ Камбасересъ поднесъ императору текстъ клятвенной присяги, одинъ изъ епископовъ приблизился къ нему съ евангеліемъ, и, положивъ руку на эту священную книгу, императоръ произнесъ присягу, заключавшую въ себѣ великія начала Французской революціи. Потомъ совершена была первосвященническая служба, и время было далеко уже за полдень, когда оба поѣзда возвратились въ Тюльери, проѣзжая посреди несметнаго множества народа.
   Такова была эта торжественная церемонія, бывшая началомъ возвращенія Франціи къ началамъ монархическимъ.

"Отечественныя Записки", No 5, 1846

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru