Lib.ru/Классика: Тысяча_и_одна_ночь. Тысяча одна ночь

Тысяча одна ночь.

Арабскія сказки Шехеразады. Съ иллюстраціями.

Полный переводъ съ позднѣйшаго исправленнаго и дополненнаго англійскаго изданія Л. Шелгуновой.

Типографія Т-ва И. Д. Сытина, Пятницкая улица, свой домъ.
Москва.-- 1908.

Находящіяся въ нѣкоторыхъ мѣстахъ текста мелкія цифры обозначаютъ ссылки на примѣчанія, помѣщенныя въ концѣ книги.

ОГЛАВЛЕНІЕ.

Вступленіе

ГЛАВА I. Начинается съ первой ночи и кончается въ половинѣ третьей ночи

Купецъ и Шайтанъ

Первый шейкъ и лань

Второй шейкъ и двѣ черныя собаки

Третій шейкъ и мулъ

ГЛАВА II. Начинается въ половинѣ третьей ночи и кончается посреди девятой

Рыбакъ

Царь Юнанъ и мудрецъ Дубанъ

Мужъ и попугай

Завистливый визирь, царевичъ и вѣдьма

Продолженіе сказки о царѣ Юнанѣ и мудрецѣ Дубанѣ

Продолженіе сказки о рыбакѣ

Молодой царь и черные острова

ГЛАВА III. Начинается съ половины девятой ночи и кончается въ половинѣ восемнадцатой

Носильщикъ, три багдадскихъ женщины, три царскихъ нищихъ и т. п.

Первый царственный нищій

Второй царственный нищій

Завистникъ и тотъ, кому онъ завидовалъ

Продолженіе сказки второго царственнаго нищаго

Третій царственный нищій

Продолженіе сказки багдадскихъ женщинъ и т. д.

Первая изъ трехъ багдадскихъ женщинъ

Вторая сестра изъ трехъ багдадскихъ женщинъ

Заключеніе сказки о багдадскихъ женщинахъ

ГЛАВА IV. Начинается въ половинѣ восемнадцатой ночи и кончается въ половинѣ двадцать четвертой

Сказка о трехъ яблокахъ

Нуръ-Эдъ-Динъ и его сынъ и Шемсъ-Эдъ-Динъ и его дочери

ГЛАВА V. Начинается съ половины двадцать четвертой ночи и кончается на половинѣ тридцать второй

Горбунъ

Разсказъ христіанина-маклера

Разсказъ надсмотрщика султана

Разсказъ еврея-врача

Исторія, разсказанная портнымъ

Исторія цырюльника

Разсказъ цырюльника о его первомъ братѣ

Разсказъ цырюльника о его второмъ братѣ

Разсказъ цырюльника о третьемъ братѣ

Разсказъ цырюльника о его четвертомъ братѣ

ГЛАВА VI. Разсказъ цырюльника о его пятомъ братѣ

Разсказъ цырюльника о его шестомъ братѣ

Продолженіе исторіи, разсказанной портнымъ

Продолженіе исторіи горбуна.

ГЛАВА VI. Начинается съ половины тридцать второй ночи и кончается на половинѣ тридцать шестой

Исторія Нуръ-Эдъ-Дина и Энисъ-Эль-Джелисъ

ГЛАВА VII. Начинается въ серединѣ тридцать шестой ночи и кончается въ серединѣ сорокъ четвертой

Исторія Ганема, сына Эюба, по прозванію Раба любви

Исторія раба Кафура

Продолженіе исторіи Ганема, сына Эюба, по прозванію Раба любви

ГЛАВА VIII. Начинается съ половины сто семнадцатой ночи и кончается въ половинѣ сто тридцать седьмой

Исторія Таджъ-Эль-Мулука и султанши Дуніи

Исторія Азиза и Азизехъ

Продолженіе исторіи Таджъ-Эль-Мулука и султанши Дуніи

ГЛАВА IX. Начинается со сто пятьдесятъ третьей ночи и кончается сто шестьдесятъ девятой

Исторія Али, сына Беккара, и Шемсъ-Энъ-Нигара

ГЛАВА X. Начинается со сто семидесятой ночи и кончается въ половинѣ двѣсти сорокъ девятой.

Исторія царевича Камараль-Земана и царевны Бадуръ

Исторія двухъ царевичей Эль-Амджада и Эль-Асада

Продолженіе исторіи двухъ царевичей Эль-Амджада и Эль-Асада

Исторія Неамеха и Ноамъ

Конецъ исторіи Эль-Амджада и Эль-Асада

Примѣчанія

Вступленіе.

Во имя преблагого и милостиваго Господа! ¹)

Слава Господу, милосердному Дарю, Создателю вселенной, поднявшему небеса безъ столбовъ и, какъ ложе, разсѣявшему землю ²). Да снизойдетъ благословеніе и миръ на царя апостоловъ, нашего господина и учителя Магомета и его семью, да снизойдутъ на него до дня страшнаго суда долгіе и прочные благословеніе и миръ.

Приступаемъ къ разсказу: жизнь предыдущихъ поколѣній можетъ служить урокомъ для будущихъ. Замѣчательныя происшествія, случившіяся съ другимъ, могутъ служить человѣку предостереженіемъ, а исторія народа прежнихъ временъ и всего, что съ нимъ происходило, можетъ обуздать его. Да будетъ прославлено совершенство того, кто обратилъ исторію прежнихъ поколѣній въ урокъ послѣдующимъ. Тѣмъ же могутъ служить разсказы "Тысяча одной ночи", съ своими романтическими исторіями и сказками.

Говорятъ ³), что въ былыя времена жилъ царь Индіи и Китая, владѣвшій многими войсками, тѣлохранителями, служителями и домашней прислугой; у него было два сына: старшій -- уже взрослый, а младшій -- еще юноша. Оба царевича были прекрасными наѣздниками, въ особенности старшій, наслѣдовавшій царство отца и правившій своими подданными съ такой справедливостью, что всѣ обитатели его царства и все населеніе любили его. Его звали царемъ Шахріаромъ ⁴), а младшаго брата звали Шахъ-Земаномъ ⁵), и онъ былъ царемъ Самарканда. Они правили своими государствами и царствовали надъ своими подданными въ теченіе двадцати лѣтъ благополучно и счастливо. По прошествіи этого времени, старшій царь почувствовалъ сильное желаніе видѣть своего брата и приказалъ своему визирю ⁶) отправиться къ нему и привести его,

Посовѣтовавшись по этому поводу съ визиремъ, онъ тотчасъ же отдалъ приказъ приготовить хорошіе подарки, а именно: лошадей, украшенныхъ золотомъ и драгоцѣнными камнями, мамелюковъ, красивыхъ дѣвственницъ и дорогихъ тканей ⁷). Затѣмъ онъ написалъ брату письмо ⁸), въ которомъ выразилъ сильное желаніе видѣть его, и, запечатавъ, передалъ визирю вмѣстѣ съ вышеупомянутыми подарками, приказавъ своему министру напрячь всѣ свои силы и, подобравъ полы одежды, постараться вернуться обратно. Визирь, не теряя времени, отвѣчалъ: "Слышу и повинуюсь" и началъ готовиться къ отъѣзду: онъ уложилъ свои вещи, перевезъ грузъ и въ теченіе трехъ дней готовъ былъ къ выѣзду. На четвертый день онъ простился съ царемъ Шахріаромъ и направился по степямъ и пустынямъ. Онъ ѣхалъ и ночь и день, и каждый находившійся подъ главенствомъ царя Шахріара царь, черезъ столицу котораго онъ проѣзжалъ, выходилъ къ нему навстрѣчу ⁹) съ богатыми подношеніями и дарами изъ золота и серебра и угощалъ его въ теченіе трехъ дней ¹⁰), послѣ чего на четвертый день онъ въ теченіе цѣлаго дня сопровождалъ его и затѣмъ прощался. Такимъ образомъ визирь продолжалъ свой путь, пока не приблизился къ Самарканду, куда онъ послалъ нарочнаго, чтобы предупредить царя Шахъ-Земана о своемъ приближеніи. Нарочный вошелъ въ городъ, спросилъ, какъ пройти во дворецъ, и, войдя къ царю, поцѣловалъ прахъ у ногъ его ¹¹) и сообщилъ ему о приближеніи визиря его брата, вслѣдствіе чего Шахъ-Земанъ приказалъ своимъ главнымъ царедворцамъ и сановникамъ своего государства выѣхать къ нему навстрѣчу. Они исполнили это приказаніе и, встрѣтивъ визиря, привѣтствовали его и вплоть до самаго города шли у его стремянъ. Визирь явился самъ къ царю Шахъ-Земану, высказалъ въ видѣ привѣтствія молитву о небесной къ нему милости, поцѣловалъ прахъ у ногъ его и сообщилъ ему о желаніи брата видѣть его, послѣ чего онъ передалъ ему письмо. Царь взялъ письмо, прочелъ и понялъ его содержаніе ¹²) и отвѣчалъ, высказавъ готовность повиноваться приказанію брата.

-- Но,-- сказалъ онъ, обращаясь къ визирю,-- я не поѣду, пока не угощу тебя въ продолженіе трехъ дней.

Въ силу этого онъ помѣстилъ его во дворецъ, достойный его званія, размѣстилъ отрядъ его по палаткамъ и распорядился всѣмъ, касающимся ихъ ѣды и питья, и такимъ образомъ они Прожили три дня. На четвертый день онъ собрался въ путь, приготовилъ свои вещи и собралъ дорогіе подарки, соотвѣтствующіе достоинству его брата.

Окончивъ эти сборы, онъ послалъ впередъ свои палатки, и верблюдовъ, и муловъ, и прислугу, и тѣлохранителей, назначилъ визиря правителемъ страны во время своего отсутствія, и выѣхалъ во владѣнія брата. Но въ полночь ¹³) онъ вспомнилъ, что оставилъ во дворцѣ вещь, которую ему надо было взять съ собою, и, вернувшись за нею, онъ засталъ свою жену, спящей на его постели вмѣстѣ съ рабомъ-негромъ, уснувшимъ рядомъ съ нею. При видѣ этого у него потемнѣло въ глазахъ, и онъ проговорилъ про себя: "Если такъ поступается въ то время, какъ я не успѣлъ еще выѣхать изъ города, то какъ же поведетъ себя эта подлая женщина, когда я буду гостить, у брата?" Онъ выдернулъ свой мечъ и въ постели же убилъ обоихъ, послѣ чего тотчасъ же вернулся, отдалъ приказъ къ выѣзду и направился въ столицу брата.

Шахріаръ, обрадованный вѣстью о его приближеніи, сейчасъ же отправился къ нему навстрѣчу, привѣтствовалъ его и съ восторгомъ поздоровался съ нимъ. Онъ приказалъ по этому случаю разукрасить городъ ¹⁴) и старался веселымъ разговоромъ занять брата. Но мысли царя Шахъ-Земана были полны воспоминаніемъ о поведеніи его жены; имъ овладѣла страшная тоска; лицо его поблѣднѣло, а тѣло похудѣло. Братъ его замѣтилъ, какая произошла въ немъ перемѣна, и, думая, что причиною ея можетъ быть отсутствіе изъ дому, воздержался отъ разспросовъ, но по прошествіи нѣсколькихъ дней онъ, наконецъ, сказалъ ему:

-- О, братъ мой, я вижу, что тѣло. твое худѣетъ, и лицо твое сдѣлалось блѣднымъ.

-- О, братъ мой, -- отвѣчалъ онъ,-- у меня есть душевное горе. Но онъ не сообщилъ ему о поведеніи жены, чему онъ былъ свидѣтелемъ.

-- Мнѣ хотѣлось бы, чтобы ты отправился со мною на охоту,-- предложилъ ему Шахріаръ,-- Можетъ-быть, она развлечетъ тебя.

Но онъ отказался, и Шахріаръ отправился на охоту одинъ.

Во дворцѣ царя нѣкоторыя окна выходили въ садъ; и въ то время, какъ царскій братъ смотрѣлъ въ одно изъ нихъ, дверь изъ дворца отворилась, и изъ нея вышло сначала двадцать рабынь, а потомъ двадцать рабовъ-негровъ, вслѣдъ за ними вышла жена царя, замѣчательная необыкновенной красотой и граціей ¹⁵); и всѣ они прошли къ фонтану, кругомъ, котораго и расположились. Царская жена затѣмъ крикнула: "О, Месудъ!" и вслѣдъ за тѣмъ къ ней подошелъ черный рабъ и поцѣловалъ ее; она сдѣлала то же самое. Точно такъ же дѣлали и другіе рабы и женщины; и всѣ они забавлялись такимъ образомъ до самаго вечера.Увидавъ это зрѣлище, ШахъЗеманъ подумалъ:

"Клянусь Аллахомъ, мое несчастіе менѣе велико, чѣмъ это!"

Его тоска и горе нѣсколько успокоились, и онъ не могъ болѣе отказываться отъ яствъ и питья.

Когда братъ его вернулся съ охоты, и они поздоровались другъ съ другомъ, царь Шахріаръ замѣтилъ, что цвѣтъ лица брата его, Шахъ-Земана, поправился, и онъ пріобрѣлъ здоровый видъ, и что послѣ постояннаго воздержанія онъ сталъ ѣсть съ аппетитомъ. Царь очень удивился и сказалъ:

-- О, братъ мой! Когда я видѣлъ тебя въ послѣдній разъ, лицо твое было блѣдно, а теперь оно посвѣжѣло; скажи мнѣ, что съ тобой?

-- Я разскажу тебѣ о причинѣ блѣдности моего цвѣта лица,-- отвѣчалъ Шахъ-Земанъ, -- но извини меня, если я не сообщу тебѣ, почему свѣжесть снова вернулась ко мнѣ.

-- Прежде всего,-- продолжалъ Шахріаръ,-- сообщи мнѣ причину твоей блѣдности и твоей болѣзненности. Говори же.

-- Ну, такъ знай, о, братъ мой,-- отвѣчалъ онъ,-- что, когда ты послалъ своего визиря пригласить меня къ себѣ, я собрался въ дорогу и только что выѣхалъ изъ города, то вспомнилъ, что забылъ дома тотъ брильянтъ, который я привезъ тебѣ въ подарокъ, вслѣдствіе этого я вернулся за нимъ во дворецъ и нашелъ жену свою, спящей у меня на постели вмѣстѣ съ чернымъ рабомъ; я убилъ ихъ обоихъ и поѣхалъ къ тебѣ, но голова моя была постоянно занята мыслями объ этомъ дѣлѣ, и вотъ почему я былъ такъ блѣденъ и слабъ: причину же своего выздоровленія, прости меня, я разсказать тебѣ не могу.

Услыхавъ разсказъ брата, царь сказалъ:

-- Именемъ Аллаха умоляю тебя сообщить мнѣ причину твоего выздоровленія.

И братъ разсказалъ царю все, что видѣлъ.

-- Я хочу видѣть это своими собственными глазами,-- сказалъ Шахріаръ.

-- Въ такомъ случаѣ, -- отвѣчалъ Шахъ-Земанъ,-- сдѣлай видъ, что снова отправляешься на охоту, и спрячься здѣсь со мною, и ты увидишь, что будетъ, и лично удостовѣришься во всемъ.

Послѣ этого Шахріарѣ тотчасъ же далъ знать, что онъ имѣетъ намѣреніе поохотиться еще разъ. Войска его вышли изъ города съ палатками, и царь послѣдовалъ за ними и, отдохнувъ немного въ лагерѣ, сказалъ своей прислугѣ:

-- Не допускайте ко мнѣ никого.

Онъ переодѣлся и вернулся къ брату во дворецъ и сѣлъ у одного изъ оконъ, выходившихъ въ садъ; и послѣ того, какъ онъ пробылъ тамъ нѣкоторое время, женщины и госпожа ихъ вошли въ садъ вмѣстѣ съ черными рабами и начали то же самое, что разсказывалъ царскій братъ, и продолжали до самой вечерней молитвы.

Когда царь Шахріаръ увидалъ все это, онъ совершенно потерялъ голову и сказалъ своему брату Шахъ-Земану:

-- Вставай и пойдемъ, куда глаза глядятъ, и откажемся отъ нашихъ государствъ до тѣхъ поръ, пока мы не увидимъ, что подобное несчастіе постигло кого-нибудь еще, а не однихъ насъ; если же мы этого не увидимъ, то смерть лучше нашей жизни.

Братъ его согласился на это предложеніе, и они вышли въ маленькую дворцовую дверь и шли постоянно дни и ночи, пока не пришли къ дереву, стоявшему посреди поляны на берегу ручья, неподалеку отъ морского берега. Они напились изъ ручья воды и сѣли отдохнуть; съ наступленіемъ полнаго дня, солнце точно затуманилось, и передъ ними выросъ черный столбъ, поднимавшійся къ небу и приближавшійся къ Лугу. Пораженные ужасомъ при этомъ зрѣлищѣ, они влѣзли на дерево, къ счастью, невысокое, и стали оттуда смотрѣть, что изъ этого выйдетъ, и увидали, что это былъ Шайтанъ ¹⁶), гигантскаго роста, широкоплечій и огромный, съ сундукомъ на головѣ.

Онъ спустился на землю и подошелъ къ дереву, на которомъ сидѣли оба царя. Помѣстившись около него, онъ открылъ сундукъ, вынулъ изъ него ящикъ поменьше, который тоже открылъ, и изъ этого ящика вышла молодая женщина, миловидная и прекрасная, какъ ясное солнце. Шайтанъ, взглянувъ на нее, сказалъ: "О, женщина благороднаго происхожденія, которую я унесъ въ вечеръ ея свадьбы! Мнѣ хочется поспать немного". И, положивъ голову къ ней на колѣни, онъ заснулъ.

Красавица подняла тутъ глаза и увидала на деревѣ двухъ царей; послѣ чего она тотчасъ же сняла голову Шайтана съ своихъ колѣнъ и, положивъ ее на землю, встала подъ деревомъ и стала дѣлать царямъ знаки, точно хотѣла сказать:

-- Сходите и не бойтесь этого дьявола.

Они ей отвѣчали:

-- Ради самого Аллаха умоляемъ тебя извинить насъ въ этомъ отношеніи.

-- Ради того же самаго прошу васъ спуститься,-- сказала она.-- Если же вы этого не сдѣлаете, то я разбужу Шайтана, и онъ предаётъ васъ лютой смерти.

Испугавшись такихъ угрозъ, они сошли къ ней, пробыли съ нею, сколько она желала. Затѣмъ она достала изъ кармана мѣшечекъ, а изъ мѣшечка вынула шнурокъ съ нанизанными на немъ девяноста восемью перстнями и спросила ихъ:

-- Знаете ли вы, что это такое?

-- Нѣтъ, не знаемъ,-- отвѣчали они.

-- Владѣтели этихъ перстней,-- сказала она,-- всѣ были допущены къ бесѣдѣ со мной, совершенно такой, къ какой вы сейчасъ были допущены, безъ вѣдома этого глупаго Шайтана; поэтому и вы, братья, дайте мнѣ по кольцу

Они сняли для нея съ своихъ пальцевъ по кольцу, и затѣмъ она сказала имъ:

-- Этотъ Шайтанъ похитилъ меня въ вечеръ моей свадьбы и заперъ меня въ ящикъ, а ящикъ поставилъ въ сундукъ, придѣлавъ къ нему семь замковъ, и, спрятавъ меня такими. образомъ, поставилъ сундукъ на дно бушующаго моря, подъ плещущія волны, не зная, что если кто-нибудь изъ нашего пола пожелаетъ что-нибудь сдѣлать, то никому не остановить ее. Въ подтвержденіе этого вотъ что говоритъ одинъ изъ поэтовъ:

Не вѣрь ты женщины лживымъ обѣщаньямъ:

Вѣдь вся любовь и ненависть у нихъ

Однѣмъ страстямъ подчинена всегда,

Любовь ихъ невѣрна; и ихъ одежды

Скрываютъ подъ собою вѣроломство.

Разсказъ мой про Юсуфа да послужитъ

Тебѣ примѣромъ и спасетъ тебя

Отъ ихъ искусно скрытаго коварства;

Или тебѣ невѣдомо, что Иблиссъ,

Изгналъ изъ рая за жену Адама,

А другой поэтъ говоритъ:

Да, женщинамъ опасно запрещать:

Такой запретъ въ нихъ создаетъ влеченье

Какъ разъ къ тому, что запрещаютъ имъ,

И ихъ желанье превращаетъ въ страсть.

Когда мнѣ знать такую страсть придется,

То я, конечно, испытаю то же,

Что испытали до меня другіе.

Достоинъ удивленья тотъ, который

Умѣлъ спастись отъ женщины сѣтей...

Скажи тому, кто удрученъ несчастьемъ,

Что вѣдь оно не вѣчно. Какъ минуетъ

Блаженство, такъ минуетъ и несчастье ¹⁷).

Когда цари услыхали отъ нея эти слова, они были поражены сильнѣйшимъ удивленіемъ, и одинъ сказалъ другому:

-- Если даже Шайтанъ подвергнулся еще большему несчастно, чѣмъ подвергнулись мы, то это можетъ послужить намъ утѣшеніемъ.

И они тотчасъ же ушли и вернулись въ городъ.

Только что они вернулись во дворецъ, Шахріаръ приказалъ обезглавить свою жену, рабынь и черныхъ рабовъ, и послѣ этого онъ ввелъ обыкновеніе послѣ каждой ночи, проведенной съ дѣвственницей, убивать ее., Такимъ-образомъ онъ поступалъ въ продолженіе трехъ лѣтъ; и народъ заропталъ противъ него и бѣжалъ съ своими дочерьми: и въ городѣ не осталось ни одной дѣвушки, погодамъ годной для брака¹⁸). Въ такомъ, положеніи находились дѣла, когда царь приказалъ визирю привести ему дѣвушку, согласно его обыкновенію; и визиръ отправился на поиски и ни одной не нашелъ. Онъ вернулся домой въ ярости и досадѣ, боясь, что царь съ нимъ что-нибудь сдѣлаетъ.

У визиря было двѣ дочери, старшую изъ которыхъ звали Шехеразадой, а младшую -- Дунеазадой. Старшая читала много историческихъ книгъ и жизнеописаній предшествовавшихъ царей и разсказовъ о прошлыхъ поколѣніяхъ. Говорятъ, будто у нея было собрано до тысячи книгъ по исторіи, разсказывающей о предшествовавшихъ поколѣніяхъ и царяхъ, и произведенія поэтовъ; и, увидавъ теперь отца, она сказала ему:

-- Отчего это ты такъ, измѣнился и такъ молчаливъ и печаленъ?

Одинъ изъ поэтовъ говоритъ:

Скажи тому, кого гнететъ забота, что заботы не вѣчны.

Какъ минуетъ счастье, такъ минуетъ и несчастье.

Когда визирь услыхалъ слова дочери, онъ передалъ ей все, что случилось съ нимъ относительно приказанія царя, на что она отвѣчала ему:

-- Клянусь Аллахомъ, о, мой отецъ, выдай меня замужъ за этого царя, или я умру и, слѣдовательно, послужу выкупомъ за дочь какого-нибудь мусульманина или я останусь жить и избавлю всѣхъ отъ него.

-- "Аллахомъ заклинаю тебя, -- вскричалъ онъ,-- не подвергать себя такой опасности!

Она же сказала:

-- Такъ должно быть.

-- Въ такомъ случаѣ, -- сказалъ онъ,-- я боюсь, чтобы съ тобой не случилось того же, что случилось въ разсказѣ объ ослѣ, о волѣ и о мужѣ.

-- А что это такое, о, мой отецъ?-- спросила она.

-- Знай, о, дочь моя, -- сказалъ визирь, -- что жилъ-былъ одинъ " богатый купецъ, имѣвшій скотъ, жену и дѣтей; и Господь, имя котораго онъ прославлялъ, даровалъ ему способность понимать языкъ животныхъ и птицъ. Купецъ этотъ жилъ въ деревнѣ, и въ домѣ у него были оселъ и волъ. Волъ, прійдя въ стойло, гдѣ былъ.привязанъ оселъ, увидалъ, что онъ вымытъ и вычищенъ, а въ ясляхъ у него насыпанъ ячмень и рѣзаная солома, и оселъ спокойно жевалъ; хозяинъ, обыкновенно выѣзжалъ на немъ по дѣламъ и скоро возвращался, и однажды купецъ слышалъ, какъ волъ говорилъ ослу: "Тебѣ кормъ пойдетъ впрокъ! Я совсѣмъ измученъ, а ты только отдыхаешь, ѣшь просѣянный ячмень, люди прислуживаютъ тебѣ, а хозяинъ лишь изрѣдка ѣздитъ на тебѣ и возвращается, тогда какъ я постоянно пашу и верчу мельничное колесо". Оселъ отвѣчалъ: "Когда ты пріидешь въ поле и на шею тебѣ надѣнутъ ярмо, лягь и не вставай, хотя бы тебя осыпали ударами, или же встань и лягъ во второй разъ; и когда тебя приведутъ обратно и поставятъ передъ тобой бобы, не ѣшь ихъ, какъ будто ты боленъ; не ѣшь и не пей день, или два дня, или три дня, и такимъ образомъ ты отдохнешь отъ тревоги и труда". Вслѣдствіе этого, когда работникъ пришелъ задать корма волу, онъ едва коснулся ѣды, а на слѣдующій день, когда работникъ пришелъ за нимъ, чтобы свести на пашню, онъ нашелъ его, невидимому; совершенно больнымъ. Такимъ образомъ купецъ сказалъ: "Возьми осла и паши на немъ цѣлый день". Работникъ такъ и сдѣлалъ, и, когда оселъ вернулся въ стойло вечеромъ, волъ поблагодарилъ его за сдѣланное ему одолженіе и за доставленную ему возможность отдохнуть цѣлый день, но оселъ ничего ему не отвѣтилъ, такъ какъ серьезно раскаивался. На слѣдующій день пришедшій пахарь опять взялъ осла и пахалъ на немъ до самаго вечера, и оселъ вернулся со стертой ярмомъ шеей и ослабѣвшимъ отъ усталости, а волъ, посмотрѣвъ на него, снова сталъ его благодарить и хвалить. Оселъ вскричалъ: "Какъ хорошо мнѣ жилось, и погубилъ я себя, вмѣшавшись въ чужія дѣла!" Затѣмъ онъ сказалъ волу: "Теперь ты знаешь, что я даю хорошіе совѣты: я слышалъ, какъ хозяинъ нашъ говорилъ работнику, что если волъ не встанетъ, то сведи его къ мяснику, чтобы заколоть, и изъ кожи сдѣлать хоть нату ¹⁹), поэтому я очень за тебя опасаюсь и предупреждаю тебя; да будетъ надъ тобою миръ". Волъ, услыхавъ это предостереженіе осла, поблагодарилъ его и сказалъ: "Завтра я вскочу какъ встрепанный". Онъ съѣлъ весь свой кормъ и даже облизалъ ясли. А хозяинъ подслушивалъ ихъ разговоръ.

На слѣдующее утро купецъ и жена его пошли къ волу въ стойло и сѣли тамъ. Работникъ пришелъ и повелъ вола, а волъ, увидавъ хозяина, задралъ хвостъ и разными звуками и прыжками показалъ свою готовность служить и скакалъ такъ, что купецъ захохоталъ и отъ хохота опрокинулся назадъ. Жена его съ удивленіемъ спросила: "О чемъ ты смѣешься?" Онъ отвѣчалъ: "Я смѣюсь надъ тѣмъ, что видѣлъ и слышалъ, но не могу разсказать, а если бы разсказалъ, то умеръ бы". Она сказала: "Ты долженъ разсказать мнѣ о причинѣ твоего смѣха, если бы даже умеръ отъ этого".-- "Я не могу разсказать, -- сказалъ онъ: -- страхъ передъ смертью не дозволяетъ мнѣ".-- "Ты смѣялся только надо мною", сказала она и продолжала добиваться и мучить его до тѣхъ поръ, пока онъ совсѣмъ не изморился. Такимъ образомъ онъ собралъ своихъ дѣтей и послалъ за кадіемъ ²⁰) и свидѣтелями, чтобы написать завѣщаніе и потомъ, открывъ женѣ тайну, умереть, такъ какъ онъ очень любилъ ее, тѣмъ болѣе, что она была дочерью его дяди и матерью его дѣтей, и онъ прожилъ съ него до ста двадцати лѣтъ. Собравъ свою семью и своихъ сосѣдей, онъ разсказалъ имъ свою исторію и прибавилъ, что долженъ умереть, лишь только откроетъ свою тайну; послѣ чего каждый изъ присутствующихъ обращался къ ней со словами: "Именемъ Аллаха умоляемъ тебя, чтобы ты бросила это дѣло и не допускала умереть твоего мужа и отца твоихъ дѣтей". Но она говорила: "Я не могу успокоиться, пока онъ не скажетъ мнѣ, хотя бы отъ этого ему пришлось умереть". Такимъ образомъ они перестали упрашивать ее, а купецъ оставилъ ихъ и отправился въ сарай, чтобы сдѣлать омовеніе и затѣмъ, вернувшись, сообщить тайну и умереть.

У него былъ пѣтухъ и пятьдесятъ куръ, и. была собака; и онъ услыхалъ, какъ собака обратилась къ пѣтуху и съ упрекомъ сказала ему: "И ты можешь быть веселъ, когда хозяинъ нашъ готовится къ смерти?" -- "Какъ такъ?" спросилъ пѣтухъ. И собака разсказала ему всю исторію, въ отвѣтъ на что пѣтухъ вскричалъ: "Клянусь Аллахомъ! у нашего хозяина немного ума: у меня пятьдесятъ женъ да я одну утѣшу, другую побраню, а у него всего одна жена, и онъ не можетъ сладить съ нею. Отчего бы ему не взять нѣсколько прутьевъ тутоваго дерева и, войдя къ ней въ комнату, хлестать ее до тѣхъ поръ, пока она или умретъ или раскается? Послѣ этого она никогда не станетъ приставать къ нему съ разспросами". Купецъ, услыхавъ этотъ разговоръ собаки съ пѣтухомъ, одумался и рѣшился побить жену.

-- А теперь,-- продолжалъ визирь, обращаясь къ своей дочери Шехеразадѣ, -- можетъ-быть, мнѣ лучше поступить съ тобой такъ, какъ купецъ поступилъ съ своей женой?

-- А что же онъ сдѣлалъ?-- спросила она.

-- Онъ срѣзалъ нѣсколько прутьевъ тутоваго дерева и спряталъ ихъ въ своей комнатѣ, а затѣмъ сказалъ женѣ: "Пойдемъ къ тебѣ въ комнату, и я скажу тебѣ тамъ тайну и, пока меня никто не видалъ, умру". А лишь только она вошла, онъ на ключъ заперъ дверь и билъ ее до тѣхъ поръ, пока она не лишилась почти чувствъ и не закричала: "Я раскаиваюсь". Она цѣловала ему руки и ноги и вышла съ нимъ изъ комнаты, и всѣ присутствующіе и вся семья очень радовались, и они до самой смерти счастливо прожили вмѣстѣ.

Дочь визиря, выслушавъ разсказъ отца, сказала ему:

-- А все-таки надо сдѣлать по-моему.

Онъ приготовилъ ее и отправился къ царю Шахріару. А она стала учить сестру, сказавъ ей:

-- Когда я уйду къ царю, я пошлю звать тебя къ себѣ, и, когда, ты пріидешь ко мнѣ и выберешь подходящее время, скажи: "О, сестра моя, разскажи мнѣ какую-нибудь исторію, чтобы скоротать время". И я начну разсказывать тебѣ исторію, которая, если угодно Богу, послужитъ средствомъ освобожденія.

Отецъ ея, визирь, повелъ ее къ царю, который, увидавъ ее, обрадовался и сказалъ:

-- Такъ ты привелъ мнѣ то, что я желалъ?

-- Да,-- отвѣчалъ визирь.

Когда царь познакомился съ ней, она заплакала.

-- Что съ тобою?-- сказалъ онъ ей.

-- О, царь,-- отвѣчала она, -- у меня есть младшая сестра., и мнѣ хотѣлось бы проститься съ нею.

Царь послалъ за нею, и она пришла и, обнявъ сестру, сѣла на край постели и, выждавъ удобную минуту, сказала:

-- Ради Аллаха, о, сестра моя, разскажи намъ какую-нибудь исторію, чтобы скоротать время.

-- Охотно,-- отвѣчала Шехеразада, -- если добродѣтельный царь позволитъ мнѣ.

А царь, услыхавъ эти слова и не чувствуя желанія спать, былъ доволенъ возможностью послушать исторію, и такимъ образомъ въ первую ночь изъ тысячи одной ночи Шехеразада начала свои разсказы.

ГЛАВА ПЕРВАЯ,
Начинается съ первой ночи и кончается въ половинѣ третьей ночи,

Купецъ и Шайтанъ.

-- Мнѣ разсказывали, о, счастливый царь,-- сказала Шехеразада, -- что жилъ на свѣтѣ купецъ, обладавшій крупнымъ богатствомъ. Купецъ этотъ велъ крупную торговлю съ окрестными государствами, и однажды онъ сѣлъ на лошадь и поѣхалъ въ сосѣднюю страну собирать долги. Истомленный отъ зноя, онъ сѣлъ подъ деревомъ въ саду и, засунувъ руку въ мѣшокъ у своего сѣдла, досталъ кусочекъ хлѣба и финикъ, находившіеся у него между провизіей. Съѣвъ финикъ, онъ бросилъ косточку, и передъ нимъ тотчасъ же явился огромнаго оста Шайтанъ, который подошелъ къ нему съ поднятымъ огромнымъ мечомъ въ рукѣ и сказалъ:

-- Вставай для того, чтобъ я могъ убить тебя, какъ ты убилъ моего сына. "

-- Какъ я убилъ твоего сына?-- спросилъ купецъ.

-- Когда ты ѣлъ финикъ, -- отвѣчалъ онъ,-- и бросилъ косточку, она попала моему сыну въ грудь и, по опредѣленію судьбы, онъ тотчасъ же умеръ.

Купецъ, услыхавъ эти слова, вскричалъ:

-- Поистинѣ мы принадлежимъ Господу и поистинѣ мы должны вернуться къ Нему! Силой и властью обладаетъ только Всевышній, Великій Господь! Если я убилъ его, то сдѣлалъ это неумышленно и совершенно не зная этого, и я вѣрю тебѣ, что ты тотчасъ же простишь мнѣ.

-- Смерть твоя, -- отвѣчалъ Шайтанъ, -- неизбѣжна, такъ какъ ты убилъ моего сына.-- И, говоря такимъ образомъ, онъ схватилъ его, бросилъ на землю и поднялъ руку, чтобъ убить мечомъ.

Тутъ купецъ горько заплакалъ и сказалъ Шайтану:

-- Предоставляю судьбу свою Господу, такъ какъ никто не можетъ избѣжать того, что опредѣлено Имъ...-- И, продолжая свои сѣтованія, онъ повторилъ слѣдующіе стихи:

За яснымъ днемъ дождливый день -- то время,

А въ нашей жизни двѣ есть половины:

Счастливая и полная страданій.

Скажи тому, кто упрекнетъ тебя

За всѣ твои несчастья и невзгоды;

Да развѣ счастье лишь однимъ вельможамъ

Дается Небомъ? Развѣ ты не видишь,

Что трупы мертвыхъ плаваютъ по морю,

А жемчугъ драгоцѣнный остается

Сокрытымъ въ глубинахъ морского дна?

Когда рука судьбы насъ поражаетъ,

То вѣсть о томъ несчастій приноситъ

Намъ медленный холодный поцѣлуй.

На небѣ счета нѣтъ, горящимъ звѣздамъ;

Но только ликъ луны и солнца меркнетъ,

И въ мракъ затменье погружаетъ землю.

Деревьямъ на землѣ нѣтъ счету тоже,

Но только въ тѣ каменьями бросаютъ,

Что носятъ на вѣтвяхъ своихъ плоды.

Ты похвалами восхваляешь дни,

Когда тебя рука ласкаетъ счастья,

И не боишься ты несчастныхъ дней,

Которые злой рокъ приноситъ людямъ.

Когда онъ окончилъ читать стихи, Шайтанъ сказалъ ему:

-- Не трать словъ попусту, смерть твоя неизбѣжна.

-- Ну, такъ знай, Шайтанъ,-- отвѣчалъ купецъ,-- что у меня есть долги, которые надо заплатить, что у меня много имущества, есть дѣти, жена, есть заклады; и поэтому позволь мнѣ съѣздить домой и отдать всѣмъ, что слѣдуетъ, и затѣмъ я вернусь къ тебѣ; я обязуюсь клятвеннымъ обѣщаніемъ, что вернусь къ тебѣ, и ты сдѣлаешь со мною, что угодно. Самъ Богъ пустъ будетъ свидѣтелемъ моихъ словъ.

Шайтанъ принялъ его условіе и отпустилъ его, взявъ обѣщаніе, что по прошествіи года онъ вернется.

Купецъ послѣ этого вернулся въ свой городъ, сдѣлалъ все, что считалъ нужнымъ сдѣлать, заплатилъ каждому, что былъ долженъ, и сообщилъ женѣ и дѣтямъ о томъ, что съ нимъ случилось. Услыхавъ это, какъ они, такъ и его родные и женщины заплакали. Онъ назначилъ опекуна надъ дѣтьми и прожилъ съ своей семьей до конца года. Тогда онъ взялъ подъ мышку саванъ ¹), простился съ своими домашними и сосѣдями, и со всѣми родными и противъ воли поѣхалъ, а семья его плакала, кричала и стонала.

Онъ ѣхалъ, пока не добрался до вышеупомянутаго сада, что было въ первый день Новаго года, и въ то время, какъ онъ сидѣлъ, оплакивая несчастіе, обрушившееся на него, къ нему подошелъ уже старый шейкъ²), который велъ лань ша цѣпочкѣ, привязанной къ шеѣ. Шейкъ привѣтствовалъ купца пожеланіемъ ему долголѣтія и сказалъ:

-- Что за причина, что "ты сидишь одинъ въ такомъ мѣстѣ, зная, что это притонъ Шайтана?

Купецъ разсказалъ ему, что случилась за исторія между нимъ и Шайтаномъ, и о причинѣ его пребыванія здѣсь. Шейкъ, владѣтель лани, очень удивился и сказалъ:

-- Клянусь Аллахомъ, о, братъ мой, твоя вѣрность велика и исторія твоя удивительна! Если бъ ее могли запомнить, то она послужила бы урокомъ всякому, кто захотѣлъ бы видѣть въ ней предостереженіе!

И, опустившись подлѣ него, онъ сказалъ:

-- Клянусь Аллахомъ, о, братъ мой! Я не покину этого мѣста до тѣхъ поръ, пока не увижу, что выйдетъ у тебя съ Шайтаномъ.

Расположившись подлѣ него, онъ началъ бесѣдовать. А купецъ почти лишился чувствъ; ег.о охватили страхъ, ужасъ, страшное горе и ужасная тревога. Въ то время, какъ владѣтель лани сидѣлъ подлѣ него, вдругъ къ нимъ подошелъ второй шейкъ, съ двумя черными собаками и, поклонившись, спросилъ у нихъ: "Зачѣмъ сидятъ они въ такомъ мѣстѣ, которое считается притономъ Шайтана", и они разсказали ему всю исторію съ начала до конца.

И лишь только онъ сѣлъ подлѣ нихъ, какъ подошелъ третій шейкъ съ пѣгимъ муломъ и задалъ имъ тотъ же вопросъ, на который былъ данъ тотъ же отвѣтъ.

Вслѣдъ за этимъ поднялась пыль и закрутилась громаднымъ столбомъ, двигавшимся со стороны пустыни; затѣмъ пыль разсыпалась, и показался Шайтанъ съ обнаженнымъ мечомъ въ рукѣ и съ глазами, изъ которыхъ сыпались искры. Онъ приблизился къ нимъ и, вытащивъ отъ нихъ купца, сказалъ ему:

-- Встань для того, чтобъ я могъ убить тебя, какъ ты убилъ моего сына, живого духа моего сердца.

Купецъ зарыдалъ и заплакалъ, и три шейка точно такъ же выразили свое горе, плача и громко рыдая и сѣтуя. Но первый шейкъ, хозяинъ лани, пришелъ въ себя и, поцѣловавъ руку Шайтану, сказалъ ему:

-- О, ты, Шайтанъ, вѣнецъ царей дьяволовъ! Если я разскажу тебѣ исторію какъ свою, такъ и этой лани, и ты найдешь ее занимательной и даже болѣе занимательной, чѣмъ исторія этого купца, то отдай мнѣ право на треть его крови?

-- Хорошо,-- отвѣчалъ онъ.-- О, шейкъ, если ты разскажешь мнѣ исторію и я найду ее такой, какъ ты говоришь, то отдамъ тебѣ третью часть своего права на его кровь.

Первый шейкъ и лань.

-- Ну, такъ знай же, о, Шайтанъ,-- сказалъ шейкъ,-- что эта лань -- дочь брата моего отца и одной со мной крови и плоти. Я взялъ ее себѣ въ жены, когда она была молода³), и прожилъ съ нею около тридцати лѣтъ; но дѣтей у насъ не было, и потому я взялъ себѣ въ наложницы рабыню⁴), и отъ нея у меня родился мальчикъ, красивый, какъ молодой мѣсяцъ, съ. прелестными глазами, съ тонкими бровями, съ статными ногами, и онъ, вырастая мало-по-малу, дожилъ до пятнадцати лѣтъ. Въ это время мнѣ неожиданно пришлось ѣхать въ другой городъ съ большимъ запасомъ товаровъ.

Двоюродная сестра моя, вотъ эта лань, училась волшебству и гаданью съ юныхъ лѣтъ; и во время моего отсутствія она обратила вышеупомянутаго мальчика въ теленка, а мать его -- въ корову⁵) и отдала ихъ подъ надзоръ пастуха. Вернувшись послѣ долгаго отсутствія, я спросилъ, гдѣ мой сынъ и его мать, и она сказала:

-- Рабыня твоя умерла, а сынъ твой бѣжалъ, но куда -- я не знаю.

Услыхавъ это, я горевалъ цѣлый годъ и плакалъ до самаго празднества жертвоприношеній⁶), когда я послалъ къ пастуху и приказалъ ему выбрать для меня жирную корову. Онъ привелъ мнѣ корову, и она оказалась моей наложницей, обращенной этой ланью. Я загнулъ полы своего платья, заворотилъ рукава и, взявъ въ руку ножъ⁷), приготовился заколоть ее, но она такъ мычала и такъ стонала, что я ее оставилъ и при. казалъ пастуху заколоть ее и снять кожу; и онъ исполнилъ мое приказаніе, но въ ней не оказалось ни жиру ни мяса и ничего, кромѣ костей и кожи. Я раскаялся, что убилъ ее, но раскаяніе это было позднее, Вслѣдствіе этого я отдалъ ее пастуху и приказалъ привести мнѣ жирнаго теленка, и онъ привелъ мнѣ моего сына, обращеннаго въ теленка. Теленокъ, увидавъ меня, оборвалъ веревку, прибѣжалъ ко мнѣ и такъ ѣрыгалъ, такъ радовался и такъ кричалъ, что мнѣ его стало жаль, и я сказалъ пастуху:

-- Приведи мнѣ корову, а этого...

Тутъ Шехеразада увидала, что начало свѣтать, и не стала далѣе продолжать разсказъ. Сестра же сказала ей:

-- Какая славная исторія! какая занимательная, веселая и пріятная!

Но она отвѣчала:

-- Что она значитъ въ сравненіи съ той, что я разскажу тебѣ въ завтрашнюю ночь, если я останусь жива, и царь пощадитъ меня.

А царь сказалъ:

-- Клянусь Аллахомъ, я не убью ея, пока не услышу конца исторіи.

Послѣ этого они пріятно провели ночь до самаго утра, когда царь отправился въ залу суда, и визирь прошелъ туда же съ саваномъ подъ мышкой. Царь судилъ и производилъ допросы и смѣщалъ съ должностей до конца дня, не сказавъ визирю о томъ, что случилось. Министръ былъ очень удивленъ. Судъ былъ распущенъ, и царь вернулся къ себѣ во дворецъ,

(На другую ночь и на всѣ послѣдующія ночи Шехеразада продолжала до такой степени заинтересовывать царя Шахріара своими разсказами, что онъ постоянно откладывалъ исполненіе надъ нею казни, въ ожиданіи, что запасъ ея занимательныхъ разсказовъ скоро кончится, и такъ какъ въ оригиналѣ каждая ночь заключалась всегда одними и тѣми же словами, то въ настоящемъ переводѣ мы выпустимъ эти повторенія).

-- Когда шейкъ увидалъ,-- продолжала Шехеразада,-- слезы теленка, то въ сердцѣ своемъ онъ почувствовалъ жалость и сказалъ пастуху:

-- Оставь теленка этого въ стадѣ.

Джинни нравилась эта странная исторія, а хозяинъ лани продолжалъ:...

-- О, господинъ царей дьяволовъ, въ то время, какъ это происходило, моя двоюродная сестра, вотъ эта лань, посмотрѣла на теленка и сказала: "Заколи этого теленка, потому что онъ жирный".

Но я не могъ заколоть и приказалъ пастуху увести его, и онъ взялъ его и увелъ.

На другой день я сидѣлъ у себя, когда онъ пришелъ ко мнѣ и сказалъ:

-- О, хозяинъ! Я скажу тебѣ нѣчто, что тебѣ будетъ очень пріятно слышать, и тебѣ надо будетъ вознаградить меня за хорошую вѣсть⁸).

-- Хорошо,-- отвѣчалъ я, и онъ продолжалъ.

-- О, купецъ! У меня есть дочь, которая въ юности выучилась колдовству отъ одной старухи изъ нашей родни; и вчера я привелъ теленка, что. ты мнѣ далъ, къ ней, и она, взглянувъ на него, закрыла себѣ лицо и заплакала, а потомъ засмѣялась и сказала: "О, мой отецъ, неужели я такъ низко упала въ твоемъ мнѣніи, что ты приводишь ко мнѣ постороннихъ мужчинъ?"⁹) -- "Да гдѣ же,-- сказалъ я,-- тутъ посторонніе мужчины? и зачѣмъ ты плакала и смѣялась?" Она же отвѣчала: "Этотъ приведенный тобой теленокъ,-- сынъ нашаго хозяина, купца, жена котораго оборотила обоихъ, и его и мать его; и вотъ причина моего смѣха; а плакала я о его матери, такъ какъ его отецъ убилъ ее". Я до крайности этому удивился и, лишь только увидалъ, что начало свѣтать, какъ тотчасъ же поспѣшилъ увѣдомить тебя.

Услыхавъ, о, Шайтанъ, эти слова пастуха, я отъ радости и неожиданнаго счастья охмелѣлъ безъ вина и отправился съ нимъ къ нему въ домъ, гдѣ дочь его привѣтствовала мейя и поцѣловала мнѣ руку, а теленокъ прибѣжалъ ко мнѣ и сталъ ласкаться,.

-- Правда ли,-- сказала, я пастуховой дочери,-- то, что ты сказала объ этомъ теленкѣ?

-- Правда, о, мой хозяинъ,-- отвѣчала она.-- Онъ -- дѣйствительно твой сынъ и родной духъ твоего сердца.

-- Дѣвушка,-- сказалъ я,-- если ты обернешь его въ человѣка, то я дамъ тебѣ весь скотъ и все мое имущество, находящееся въ рукахъ твоего отца.

Услыхавъ это, она улыбнулась и сказала:

-- О, мой хозяинъ, я не желаю твоего имущества, и если возьму его, то только на двухъ условіяхъ: во-первыхъ, что ты выдашь-меня замужъ за твоего сына и, во-вторыхъ, что ты позволишь мнѣ околдовать ту, которая обратила его, а иначе я не могу быть обезпечена отъ ея чаръ.

Услыхавъ, о, Шайтанъ, эти слова ея, я сказалъ:

-- И ты получишь, кромѣ того, все имущество, находящееся на рукахъ твоего отца, а что касается до моей двоюродной сестры, то даже кровь ея по закону должна принадлежать тебѣ.

Услыхавъ это, она взяла чашку, налила ее водой, пошептала надъ нею какое-то заклинаніе и, вспрыснувъ ею теленка, сказала:

-- Если Господь создалъ тебя теленкомъ, то останься въ его образѣ и не мѣняйся; но если ты заколдованъ, то прими свой первоначальный образъ съ позволенія Божія, имя Котораго да будетъ прославлено!

Послѣ этого онъ встряхнулся и сдѣлался человѣкомъ, а я бросился къ нему и сказалъ:

-- Именемъ Аллаха умоляю тебя сказать мнѣ все, что двоюродная сестра моя сдѣлала съ тобою и съ твоей матерью.

И онъ разсказалъ мнѣ все, что случилось съ ними обоими, на что я сказалъ ему.:

-- О, сынъ мой, Господь послалъ тебѣ избавительницу и сожительницу,-- и я выдалъ за него пастухову дочь, послѣ чего она обратила мою двоюродную сестру въ лань. И такъ какъ мнѣ случилось проходить по этой дорогѣ, гдѣ я: увидалъ этого купца, то и спросилъ у него, что съ нимъ, случилось. Получивъ отъ него, отвѣтъ, я сѣлъ подлѣ него, чтобы дождаться, чѣмъ судьба его кончится. Вотъ и вся моя исторія.

-- Удивительная исторія,-- сказалъ Шайтанъ,-- и я отдаю тебѣ свое право на треть его крови.

Второй шейкъ, хозяинъ двухъ собакъ, подошелъ послѣ этого къ нему и сказалъ:

-- Если я разскажу тебѣ свою исторію и исторію этихъ двухъ собакъ, и ты найдешь ее точно такъ же занимательной, то передашь ли ты мнѣ тоже третью часть твоего права на кровь этого купца?

Шайтанъ отвѣчалъ, что передастъ,

Второй шейкъ и двѣ черныя собаки.

Въ такомъ случаѣ знай же, царь царей дьяволовъ, что эти двѣ собаки -- мои братья, Отецъ нашъ умеръ и оставилъ намъ три тысячи червонцевъ_: и я открылъ лавку¹⁰), покупки и продажи. Одинъ изъ моихъ братьевъ отправился путешествовать, взявъ запасъ товаровъ, и, цѣлый годъ пробродивъ съ караванами, вернулся неимущимъ.

-- Развѣ я не отговаривалъ тебя отъ этого путешествія?-- сказалъ я.

Онъ же заплакалъ и отвѣчалъ:

-- О, братъ мой! Богъ, всемогущій и всеславный, предопредѣлилъ свершившееся, и говорить объ этомъ теперь безполезно: у меня ничего не осталось.

Я взялъ его къ себѣ въ лавку, затѣмъ повелъ въ баню и одѣлъ въ дорогое платье, выбранное изъ моей собственной одежды; послѣ чего мы оба сѣли за обѣдъ, и я сказалъ ему:

-- О, братъ мой! Вотъ я произведу расчетъ годовыхъ барышей моей лавки и, выключивъ основный капиталъ, раздѣлю ихъ пополамъ между мною и тобою.

Я произвелъ расчетъ и нашелъ, что барышей у меня осталось двѣ тысячи червонцевъ, и, благословивъ Бога, всемогущаго и всеславнаго, я съ немалымъ удовольствіемъ раздѣлилъ барышъ на двѣ равныя части между мною и имъ. Послѣ этого второй мой братъ тоже отправился путешествовать и вернулся такимъ же неимущимъ, и я сдѣлалъ для него то же самое, что сдѣлалъ для перваго брата.

Нѣкоторое время мы прожили вмѣстѣ, но затѣмъ братья мои опять пожелали путешествовать и стали звать меня съ собой, но я отказался.

-- Что,-- сказалъ я,-- пріобрѣли вы во время вашихъ странствованій, и на какой барышъ могу я разсчитывать?

Они надоѣдали мнѣ, по я не соглашался на ихъ требованія, и мы въ теченіе еще цѣлаго года продавали и покупали въ нашей лавкѣ. Но они продолжали уговаривать меня отправиться путешествовать, и я все-таки отказывался, пока, наконецъ, черезъ шесть лѣтъ я не согласился и не сказалъ имъ:

-- О, братья мои! Намъ надо сосчитать, что мы имѣемъ.

Мы, дѣйствительно, сосчитали, и у насъ оказалось шесть Тысячъ червонцевъ; и послѣ этого я сказалъ, имъ:

-- Половину этого мы зароемъ въ землю для того, чтобы въ случаѣ неудачи у насъ было на что снова начать торговлю ¹¹).

-- Совѣтъ твой превосходенъ,-- сказали они.

Такимъ образомъ я взялъ деньги и, раздѣливъ ихъ на двѣ равныя части, зарылъ три тысячи червонцевъ, а изъ оставшихся денегъ далъ каждому по тысячѣ. Послѣ того мы приготовили товары, наняли судно, нагрузили наши товары и отправились въ путь, продолжавшійся ровно мѣсяцъ, по прошествіи котораго мы прибыли въ городъ, гдѣ продали нашъ товаръ и на каждый червонецъ получили по десяти.

И когда мы собирались уже пуститься въ обратный путь, то увидѣли на берегу дѣвушку, одѣтую въ лохмотья; дѣвушка поцѣловала мнѣ руку и сказала:

-- О, хозяинъ мой! Обладаешь ли ты милосердіемъ и добротой? Если. обладаешь, то я буду благодарить тебя за нихъ.

-- Добродѣтелями этими я обладаю,-- отвѣчалъ я,-- но тебѣ не зачѣмъ благодарить меня за нихъ.

-- О, хозяинъ мой,-- сказала она,-- возьми меня въ свои жены и увези отсюда. Такъ какъ я сама отдаюсь тебѣ¹²), то будь ко мнѣ добръ; я заслуживаю, чтобы со мною обращались хорошо и ласково, и буду тебѣ за это благодарна. Не думай обо мнѣ дурно, видя меня въ настоящемъ положеніи.

Услыхавъ это, я былъ тронутъ до глубины души и почувствовалъ къ ней нѣжность, въ силу исполненія предопредѣленія Всевышняго, которому мы приписываемъ могущество и славу. Я взялъ ее, одѣлъ, устроилъ ей очень хорошенькое помѣщеніе на суднѣ и сталъ ласково и внимательно обращаться съ нею.

Мы подняли паруса, и я такъ привязался къ своей женѣ, что изъ-за нея пренебрегалъ обществомъ братьевъ, которые вслѣдствіе этого стали меня ревновать и даже завидовать моему богатству и обилію моихъ товаровъ, глядя завистливымъ окомъ на мое положеніе. Они сговорились убить меня и взять мое имущество, сказавъ:

-- Убьемъ брата и возьмемъ себѣ все его состояніе.

И дьяволъ представилъ имъ этотъ поступокъ въ хорошемъ видѣ. Они пришли ко мнѣ въ то время, какъ я спалъ рядомъ съ женой, и, взявъ насъ обоихъ, бросили въ море.

Но лишь только жена моя очнулась, она ударилась и превратилась въ вѣдьму¹³) и тотчасъ же, ухвативъ меня, перенесла на островъ и на нѣкоторое время исчезла. Но утромъ она вернулась и сказала мнѣ:

-- Я -- жена твоя, которая перенесла тебя и спасла отъ смерти съ позволенія Бога, да будетъ славно имя Его. Знай, что я -- вѣдьма: я увидала тебя и по милости Божьей полюбила, такъ какъ я вѣрю въ Бога и Его апостола, да спасетъ и прославитъ его Господь! Я явилась тебѣ въ томъ видѣ, въ которомъ ты меня видѣлъ и женился на мнѣ; и вотъ теперь я спасла тебя отъ смерти. Но я возмущена противъ твоихъ братьевъ и хочу убить ихъ.

Услыхавъ ея разсказъ, я былъ удивленъ и поблагодарилъ ее за то, что она мнѣ сдѣлала.

-- Что же касается до убіенія моихъ братьевъ,-- сказалъ я,-- то я этого вовсе не желаю.

Послѣ этого я разсказалъ ей отъ начала до конца все, что произошло между мною и ими, и она, услыхавъ мой разсказъ, сказала, что на слѣдующую же ночь полетитъ къ нимъ, потопитъ судно и сгубитъ ихъ.

-- Ради Аллаха,-- сказалъ я,-- умоляю тебя этого не дѣлать, Такъ какъ составитель поговорки говоритъ: "О, ты, благодѣтель человѣка, сдѣлавшаго зло, знай, что самое это зло есть достаточное для него наказаніе"... И, кромѣ того, они -- все-таки мои братья,

-- Они должны быть убиты,-- продолжала она настаивать, а я продолжалъ умиротворять ее, и, наконецъ, она подняла меня, и полетѣла со мною, и поставила меня на крышу моего дома¹⁴).

Отворивъ дверь, я выкопалъ то, что было зарыто у меня въ Землѣ, поздоровался съ сосѣдями и, купивъ товары, открылъ лавочку, На слѣдующій день, войдя къ себѣ въ домъ, я нашелъ этихъ двухъ собакъ привязанными. Увидѣвъ меня, онѣ бросились ко мнѣ, завыли и стали ласкаться; но я не зналъ, что случилось, пока не пришла ко мнѣ жена и не сказала мнѣ:

-- Это -- твои братья.

-- А кто же,-- вскричалъ я,-- обратилъ ихъ?-- Я посылала къ своей сестрѣ, -- отвѣчала она, -- и она это сдѣлала, и они не поправятся ранѣе, какъ черезъ десять лѣтъ.

И вотъ теперь я шелъ къ той, которая должна была помочь имъ, такъ какъ десять лѣтъ уже миновали, какъ, увидавъ этого человѣка и услыхавъ, что съ нимъ случилось, я рѣшился не покидать этого мѣста до тѣхъ поръ, пока не увижу, что произойдетъ между тобой и имъ. Вотъ моя исторія.

-- Дѣйствительно,-- отвѣчалъ Шайтанъ,-- исторія твоя занимательна, и я даю тебѣ третью часть на свое право падь нимъ, такъ какъ кровь его принадлежитъ мнѣ за нанесенное имъ мнѣ зло.

Послѣ этого третій шейкъ, хозяинъ мула, сказалъ Шайтану:

-- Что же касается до меня, то не огорчай меня, если я разскажу тебѣ слѣдующее:

Третій шейкъ и мулъ.

Мулъ, котораго ты видишь, былъ моей женой: она влюбилась въ чернаго раба, и, когда я засталъ ее съ нимъ, она взяла кружку съ водой и, нашептавъ на нее, спрыснула меня и обратила въ собаку. Въ этомъ видѣ я побѣжалъ въ лавку къ мяснику, дочь котораго видѣла меня и, владѣя даромъ колдовства, возвратила мнѣ мой человѣческій образъ и научила меня обратить жену въ то, что ты видишь. И теперь я надѣюсь, что ты простишь ради меня и третью часть вины купца. Божественно былъ одаренъ тотъ, кто сказалъ:

Сѣй доброе въ сердца, не разбирая

Достойныхъ и нестоящихъ его:

На всякой почвѣ дастъ оно ростокъ;

Когда шейкъ досказалъ свою исторію, то Шайтанъ пришелъ въ восторгъ и передалъ послѣднюю треть своихъ правъ на кровь купца. Купецъ подошелъ къ шейкамъ и поблагодарилъ ихъ, а они поздравили его со спасеніемъ, и всѣ разошлись въ разныя стороны...;

Но эта исторія,-- сказала Шахеразада,-- далеко; не такъ занимательна, какъ разсказъ о рыбакѣ.

-- А что это за исторія о рыбакѣ?-- спросилъ царь,

И она стала разсказывать слѣдующее:.

ГЛАВА ВТОРАЯ.
Начинается въ половинѣ третьей ночи и кончается посреди девятой.

Рыбакъ.

Жилъ-былъ рыбакъ уже пожилыхъ лѣтъ, и у него была жена и трое дѣтей; и хотя человѣкъ онъ былъ неимущій, но имѣлъ обыкновеніе закидывать сѣти всего четыре раза въ день. Однажды онъ отправился въ полуденный часъ на морской берегъ и, поставивъ корзинку, закинулъ сѣть и сталъ ждать, пока она не опустится въ воду, тогда, взявъ веревку, онъ сталъ ее тянуть, но почувствовалъ, что сѣть страшно тяжела. Какъ онъ ни тянулъ, вытащить сѣти онъ не могъ. Вбивъ колышекъ въ землю, онъ привязалъ къ нему конецъ веревки. Затѣмъ раздѣлся и, ныряя, сталъ тащить сѣть, пока не сдвинулъ ея съ мѣста. Это его очень обрадовало и, накинувъ платье, онъ началъ осматривать, что въ сѣти, и увидалъ скелетъ осла. Огорченный онъ вскричалъ:

У Бога, Властителя земли,

Есть власть и сила. Страшная судьба!

Во мракѣ ночи и въ опасномъ мѣстѣ

Трудится человѣкъ изо всѣхъ силъ.

Напрасно ты хлопочешь и трудишься,

Вѣдь помощь Промысла не любитъ платы.

Онѣ вынулъ изъ сѣти скелетъ осла и отбросилъ его; за тѣмъ, растянувъ сѣть, вошелъ въ море и со словами:

-- Во имя Божье!-- снова забросилъ ее и сталъ ждать, пока, она не погрузится, и вода надъ нею не успокоится.

Начавъ ее вытягивать, онъ нашелъ, что она еще тяжелѣе прежняго. Изъ этого онъ заключилъ, что она полна рыбы; поэтому привязалъ ее и раздѣвшись, сталъ нырять и поднимать сѣть, пока не поднялъ ея и не втащилъ на берегъ, Въ сѣти онъ нашелъ только огромный кувшинъ, полный песку и грязи. Увидавъ это, ему сдѣлалось досадно, и онъ повторилъ слѣдующія слова поэта:

О, пощади, злой рокъ, гонитель мой!

Но если ты пощады дать не хочешь.

Остановись и мукъ моихъ не множь,

Ни милости мнѣ счастье не дало,

Ни пользы сильныхъ рукъ моихъ работа.

Пришелъ сюда я, чтобъ искать работы

И средствъ для жизни -- все напрасно было!

Толпа невѣждъ живетъ въ довольствѣ полномъ,

А мудрые -- во мракѣ и нуждѣ!

Говоря такимъ образомъ, онъ отбросилъ въ сторону кувшинъ и встряхнулъ и вычистилъ сѣти. Попросивъ прощенія у Бога за свою досаду, онъ въ третій разъ вернулся къ морю, забросилъ сѣть и подождалъ, пока она не опустилась, и вода не успокоилась. Онъ вытянулъ ее и нашелъ въ ней множество обломковъ горшковъ и Кувшиновъ.

Увидавъ это, онъ поднялъ голову къ небу и сказалъ;

-- О, Господи! Тебѣ извѣстно, что я не забрасываю своей сѣти болѣе четырехъ разъ, а я бросалъ уже три раза!

И затѣмъ прибавивъ:

-- Во имя Господа!-- онъ бросилъ сѣть въ море и подождалъ, пока оно не успокоилось. Начавъ вытягивать ее, онъ ничего не могъ сдѣлать, потому что она ложилась на дно.

-- Только Богъ обладаетъ силой и властью!-- вскричалъ онъ и снова раздѣлся, и сталъ нырять кругомъ сѣти, и тащить ее, пока не вытянулъ на берегъ. Развернувъ сѣть, онъ увидалъ въ ней большой мѣдный графинъ, чѣмъ-то наполненный, и закупоренный свинцовой пробкой, съ выдавленной печатью господина нашего Сулеймана, Увидавъ это, рыбакъ обрадовался и сказалъ:

-- Это я продамъ мѣднику; за такой графинъ дадутъ десять червонцевъ.

Онъ поднялъ его и нашелъ, что онъ тяжелъ.

Надо открыть его,-- сказалъ онъ,-- и посмотрѣть, что въ немъ такое, и спрятать въ мѣшокъ, а потомъ:і продамъ его въ лавку мѣдника.

Онъ досталъ ножъ и ковырялъ свинецъ до тѣхъ поръ, пока не вытащилъ его изъ горлышка. Затѣмъ положилъ графинъ на землю и встряхнулъ его для того, чтобы содержимое вылилось изъ него, но изъ графина пошелъ сначала паръ, поднявшійся до самыхъ небесъ и разостлавшійся по землѣ, что не мало удивило его. Спустя нѣкоторое время, паръ сталъ сгущаться, трепетать и обратился въ Шайтана, голова котораго касалась облаковъ, въ то время какъ ноги его еще стояли на землѣ. Голова его походила на куполъ, руки -- на вилы, а ноги -- на мачты. Ротъ его походилъ на пещеру, зубы были точно камни, ноздри какъ трубы, а глаза какъ лампы; волосы пыльнаго цвѣта висѣли распущенными.

Рыбакъ, увидавъ этого Шайтана, весь затрясся, зубы у него застучали, во рту пересохло, и въ глазахъ потемнѣло. Шайтанъ, увидавъ его, вскричалъ:

-- Нѣтъ божества, кромѣ Бога, Сулейманъ -- пророкъ его. О, Божій пророкъ, не убивай меня; я никогда не буду болѣе возставать противъ тебя ни словомъ ни дѣйствіемъ,

-- О, Шайтанъ,-- сказалъ рыбакъ,-- ты говорилъ, что Сулейманъ Божій пророкъ? Да вѣдь Сулейманъ умеръ тысяча восемьсотъ лѣтъ тому назадъ, а мы теперь близки къ кряду вѣка. Что твоя за исторія, и что за происшествіе, и по какой причинѣ ты попалъ въ графинъ?

Шайтанъ, услыхавъ эти слова рыбака, сказалъ: Нѣтъ другого Бога, кромѣ Бога! Слушай новости о рыбакѣ!

-- Какія новости?-- спросилъ рыбакъ.

-- О томъ, что ты тотчасъ же будешь предалъ самой жестокой смерти.

-- За эти новости,-- вскричалъ рыбакъ,-- ты заслуживаешь, господинъ всѣхъ дьяволовъ, чтобы тебя лишили покровительства. О, ты, отщепенецъ! Зачѣмъ ты хочешь убивать меня и зачѣмъ понадобилось тебѣ убивать меня,-- когда я -- освободилъ тебя, вытащилъ со дна морского, и принесъ на сухой берегъ?

-- Выбирай, какой смертью хочешь умирать,-- отвѣчалъ, волшебникъ,-- или какимъ, образомъ хочешь быть убитымъ.

-- Какая же моя вина, если, такимъ образомъ хочешь ты вознаградить меня?

-- А вотъ выслушай, мою исторію о рыбакѣ,-- отвѣчалъ Шайтанъ.

-- Ну, такъ разсказывай, -- сказалъ рыбакъ; -- только, ты будь кратокъ въ словахъ, потому что у меня вся душа ушла въ пятки.

-- Знай же,-- сказалъ онъ,-- что я -- одинъ изъ Шайтановъ еретиковъ; а возсталъ противъ Сулеймана, сына Доуда; я -- Сакръ-Шайтанъ ¹), и онъ послалъ ко мнѣ своего визиря Асафа, сына Баркхіая, силою ворвавшагося ко мнѣ; онъ связалъ меня и привелъ къ нему. Увидавъ, меня, Сулейманъ прочелъ молитву, прося противъ меня покровительства, и потрбовалъ, чтобъ я принялъ его вѣру и подчинился его. власти, но я отказался; послѣ этого онъ велѣлъ принести этотъ графинъ и, засунувъ меня въ него... закупорилъ свинцовой пробкой и положилъ свою великую печать. Тутъ онъ позвалъ дьявола, который унесъ меня и бросилъ посреди моря. Тамъ я пролежалъ это лѣтъ и говорилъ въ душѣ: того, кто освободитъ меня, я обогащу на вето жизнь; но сто лѣтъ прошли, и меня никто не освободилъ. Съ началомъ, второго столѣтія, я сказалъ себѣ:, "тому, кто освободитъ меня, я открою всѣ сокровища земныя", но никто не освободилъ меня. Прошло еще четыреста лѣтъ, и я говорилъ: "тому, кто освободитъ меня, я исполню три желанія", но все-таки никто не освобождалъ меня. Послѣ этого я впалъ въ страшную ярость и говорилъ себѣ: "того, кто освободитъ меня, я убью и только позволю выбрать смерть, какой онъ желаетъ умереть". И вотъ ты освободилъ меня, и я дозволяю тебѣ выбрать, какой смертью желаешь ты умереть.

Рыбакъ, услыхавъ разсказъ Шайтана, вскричалъ:

-- О, Аллахъ! Лучше бы я не освобождалъ тебя теперь! Шайтанъ,-- прибавилъ онъ,-- прости меня и не убивай, и Богъ, можетъ-быть, проститъ тебя; и не убивай меня для того, чтобы Богъ не далъ кому-нибудь власти убить тебя.

-- Я положительно долженъ убить тебя, -- отвѣчалъ Шайтанъ,-- и поэтому выбирай, какой смертью желаешь ты умереть

Рыбакъ хотя и видѣлъ, что смерть его неизбѣжна, но снова началъ просить Шайтана, говоря:

-- Прости меня хоть изъ благодарности, что я освободилъ тебя.

-- Да вѣдь и убить-то я тебя, хочу,-- отвѣчалъ Шайтанъ,-- потому что ты освободилъ меня.

-- О, шейкъ Шайтановъ,-- сказалъ рыбакъ,-- я поступилъ съ тобой хорошо, а ты такъ низко вознаграждаешь меня? Поговорка не вретъ, говоря:

Насъ за добро благодарили зломъ;

Всегда дурной и злой такъ поступаютъ.

Творя добро неблагодарнымъ людямъ.

Получишь ты такую же награду,

Какъ асиндъ помощь оказалъ гіэнѣ,

Услыхалъ это, Шайтанъ отвѣчалъ:

-- Не проси за свою жизнь, потому что смерть твоя неизбѣжна.

Рыбакъ, между тѣмъ, въ душѣ разсуждалъ такъ: "Онъ -- Шайтанъ, а я -- человѣкъ, и Богъ одарилъ меня здравымъ разумомъ; и потому, чтобъ уничтожить его, мнѣ надо прибѣгнуть къ искусству и уму, а не прибѣгать, подобно ему, къ уловкамъ и коварству".

-- Такъ ты рѣшилъ убить меня?-- сказалъ онъ, обращаясь къ Шайтану.

-- Да,-- отвѣчалъ онъ.

-- Въ такомъ случаѣ,-- продолжалъ рыбакъ.-- ради величайшаго имени, вырѣзаннаго на печати Сулеймана, я предложу тебѣ одинъ вопросъ; отвѣтишь ли ты мнѣ на него по правдѣ?

Услыхавъ о величайшемъ имени, Шайтанъ смутился, затрепеталъ и отвѣчалъ;

-- Отвѣчу, спрашивай, но торопись.

-- Какимъ образомъ влѣзъ ты въ этотъ графинъ?-- спросилъ рыбакъ.-- Вѣдь въ него не взойдетъ ни рука ни нога твоя; какъ же вошло все тѣло?

-- Развѣ ты не вѣришь, что я сидѣлъ въ немъ?-- сказалъ Шайтанъ.

-- Ни за что не повѣрю, пока самъ не увижу тебя тамъ,-- отвѣчалъ рыбакъ.

Шайтанъ встряхнулся и обратился въ паръ, поднявшійся къ небесамъ и, начавъ сгущаться, сталъ мало-по-малу вбираться въ графинъ, пока не вобрался весь. Тутъ рыбакъ быстро закупорилъ графинъ свинцовой пробкой и, придавивъ ею, крикнулъ Шайтану:

-- Выбирай, какого рода смертью хочешь ты умереть. Я брошу тебя тутъ въ море и на этомъ самомъ мѣстѣ выстрою себѣ домъ, чтобы не позволять тутъ закидывать сѣти, и буду говорить: "Здѣсь лежитъ Шайтанъ, который за избавленіе свое предлагаетъ различнаго рода смерти и позволяетъ выбрать одну изъ нихъ".

Услыхавъ эти слова рыбака, Шайтанъ хотѣлъ высвободиться, но не могъ преодолѣть печати Сулеймана и сидѣлъ, заключенный рыбакомъ, какъ самый дурной, коварный и злой дьяволъ. Рыбакъ понесъ графинъ къ морю.

-- Нѣтъ! Нѣтъ!-- закричалъ Шайтанъ.

-- Да, непремѣнно, непремѣнно!

Шайтанъ заговорилъ съ нимъ нѣжнымъ голосомъ и покойнымъ тономъ.

-- Что ты хочешь дѣлать со мною, о, рыбакъ?-- сказалъ онъ.

-- Хочу бросить тебя въ море, -- отвѣчалъ рыбакъ, -- и если, ты пролежалъ тамъ тысячу восемьсотъ лѣтъ, то я постараюсь, чтобы ты пролежалъ до самаго Страшнаго суда. Развѣ я не говорилъ тебѣ, чтобы ты пощадилъ меня, и что Господь за это пощадитъ тебя? И не губилъ бы меня, чтобы Господь не погубилъ тебя? Но ты отвергнулъ мои просьбы и замышлялъ противъ меня дурное; поэтому Богъ отдалъ тебя мнѣ въ руки, и я обманулъ тебя.

-- Выпусти меня,-- просилъ Шайтанъ,-- для того, чтобъ я могъ осыпать тебя благодѣяніями.

-- Врешь, проклятый, -- отвѣчалъ рыбакъ.-- Мы съ тобою напоминаемъ визиря даря Юнана и мудреца Дубана.

-- А что такое было съ визиремъ царя Юнана и мудрецомъ Дубаномъ,-- спросилъ Шайтанъ,-- и что ихъ за исторія?

Рыбакъ отвѣчалъ слѣдующее:

Царь Юнанъ и мудрецъ Дубанъ.

Знай, что въ былыя времена въ странѣ персіянъ жилъ-былъ царь, по имени Юнанъ, обладавшій большими богатствами и многочисленными храбрыми войсками самыхъ разнообразныхъ образцовъ. Но самъ онъ страдалъ проказою, которую не могли излѣчить ни врачи ни мудрецы; ни микстуры, ни порошки, ни мази не помогали ему, и никто изъ врачей не могъ вылѣчить его. Наконецъ въ столицу этого царя пріѣхалъ одинъ мудрецъ, уже пожилыхъ лѣтъ, по имени Дубанъ. Онъ читалъ какъ древнія греческія и персидскія книги, такъ и новѣйшія греческія, арабскія и сирійскія книги, былъ свѣдущъ въ медицинѣ и астрологіи, съ научной точки зрѣнія и по отношенію правилъ ихъ практическаго примѣненія, ради пользы и вреда; зналъ свойства растеній, сухихъ и свѣжихъ, и вредъ и пользу, отъ нихъ ему было близко знакомо философское ученіе., и вообще, онъ зналъ медицину и другія науки.

Прибывъ въ городъ, онъ черезъ нѣсколько дней услыхалъ о несчастіи царя, котораго Богъ наказалъ проказой, и узналъ, что врачи и ученые не могутъ его вылѣчить. Услыхавъ объ этомъ, онъ провелъ цѣлую, ночь въ занятіяхъ, и съ наступленіемъ дня, разсѣявшаго тѣни, и съ восходомъ солнца, привѣтствовавшаго Украшеніе Добра, онъ одѣлся въ богатѣйшее платье и предсталъ передъ царемъ. Поцѣловавъ у ногъ его землю и прочитавъ молитву о продолженіи его могущества и счастья и поклонившись ему, насколько онъ умѣлъ кланяться, онъ сообщилъ, кто онъ такой, и сказалъ:

-- О, царь, я слышалъ, какой недугъ коснулся твоей особы, и что многіе врачи не знаютъ средствъ противъ него; а я вылѣчу тебя, не давъ тебѣ никакого лѣкарства и никакого натиранья.

Услыхавъ эти слова, царь удивился и отвѣчалъ:

-- Какъ же, ты это сдѣлаешь? Клянусь Аллахомъ, если ты меня исцѣлишь, то я обогащу тебя и дѣтей твоихъ, и осыплю тебя милостями, и, что бы ты ни пожелалъ, все будетъ твоимъ, и ты сдѣлаешься моимъ товарищемъ и моимъ другомъ.-- Онъ подарилъ ему почетную одежду ²) и другія вещи и прибавилъ:-- Такъ ты хочешь исцѣлить меня безъ лѣкарства и мази?

-- Да,-- отвѣчалъ онъ,-- я исцѣлю тебя, не доставивъ тебѣ никакого безпокойства.

Царь былъ сильно удивленъ и спросилъ:

-- Мудрецъ, въ какое время и въ какой день думаешь ты исполнить то, что предлагаешь? Поспѣши, о, сынъ мой!

-- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ мудрецъ.

Выйдя отъ царя, онъ нанялъ домъ, въ который перенесъ свой книги, лѣкарства и травы. Устроившись, онъ взялъ травы и лѣкарства и сдѣлалъ палочку съ полой рукояткой, въ которую и вложилъ приготовленное лѣкарство; послѣ этого онъ сдѣлалъ очень красивый мячъ. На слѣдующій день послѣ окончанія приготовленій онъ снова пошелъ къ царю, поцѣловалъ прахъ у ногъ его и приказалъ ему отправиться на бѣга и играть мячомъ, подбивая его палочкой. Царь въ сопровожденіи своихъ эмировъ, царедворцевъ и визирей отправился на бѣга. Лишь только онъ прибылъ на арену, какъ мудрецъ Дубанъ явился къ нему, и подалъ ему палочку и сказалъ:

-- Возьми эту палочку, и держи ее такимъ образомъ, и скачи кругомъ арены, и подбивай мячъ изо всей мочи до тѣхъ поръ, пока твоя ладонь и все твое тѣло не покроются потомъ и пока лѣкарство, проникнувъ въ твою руку, не распространится по всему твоему тѣлу. Когда ты это сдѣлаешь, и лѣкарство въ тебѣ останется, вернись въ замокъ и сядь въ ванну, вымойся хорошенько и усни: ты встанешь здоровымъ, и да будетъ надъ тобою миръ.

Царь Юнанъ взялъ отъ мудреца палочку, сжалъ ее въ рукѣ и сѣлъ на лошадь. Мячъ стали бросать передъ нимъ, и онъ скакалъ на лошади, чтобы догнать его и ударить изо всей мочи. Проигравъ въ мячъ, сколько было приказано, и выкупавшись и выспавшись, онъ посмотрѣлъ на свою кожу и увидалъ, что на ней не осталось и слѣдовъ проказы: она была чиста, какъ серебро. Это его страшно обрадовало; сердце его размякло, и онъ былъ необыкновенно счастливъ.

На слѣдующее утро онъ вошелъ въ залу совѣта и сѣлъ на тронъ, а царедворцы и сановники явились къ нему. Мудрецъ Дубанъ тоже явился, и царь, увидавъ его, поспѣшно всталъ и посадилъ его подлѣ себя. Передъ нимъ были поставлены кушанья, и мудрецъ ѣлъ вмѣстѣ съ царемъ ³) и былъ его гостемъ въ теченіе всего дня, а съ наступленіемъ ночи царь далъ ему двѣ тысячи червонцевъ, почетную одежду и множество другихъ подарковъ и, посадивъ его на собственнаго коня своего, отправилъ домой. Царь былъ очень удивленъ его искусству, говоря:

-- Этотъ человѣкъ вылѣчилъ меня безъ всякихъ наружныхъ средствъ, не натирая меня мазями; клянусь Аллахомъ, онъ необыкновенно искусенъ, и на мнѣ лежитъ обязанность осыпать его милостями и почестями и сдѣлать его своимъ близкимъ другомъ и товарищемъ на всю мою жизнь.

Онъ провелъ веселую и счастливую ночь, радуясь своему выздоровленію, и, вставъ, снова вышелъ и сѣлъ на тронъ; царедворцы встали передъ нимъ, а эмиры и визири сѣли по его правую и лѣвую руку, и онъ послалъ за мудрецомъ Дубаномъ, который, явившись, поцѣловалъ прахъ у ногъ его. Царь всталъ и посадилъ его рядомъ съ собою, и ѣлъ съ нимъ, и осыпалъ его любезностями. Онъ одарилъ его почетнымъ платьемъ и другими вещами и, проговоривъ съ нимъ до наступленія ночи, приказалъ выдать еще пять почетныхъ одеждъ и тысячу червонцевъ, и мудрецъ откланялся и вернулся домой.

На слѣдующій день, когда царь снова пришелъ въ залу суда, эмиры, визири и царедворцы окружили его. Между его визирями былъ одинъ очень дурной человѣкъ, злобный, скупой и завистливаго и лживаго характера. Этотъ визирь, увидавъ, что царь выказывалъ такое расположеніе мудрецу Дубану и осыпалъ его милостями, сталъ завидовать ему и затаилъ противъ него злобу согласно съ пословицей, говорящей, что на свѣтѣ пѣть людей безъ зависти или же: тиранія таится въ душѣ; власть проявляетъ ее, а слабость скрываетъ ее. Такимъ образомъ онъ подошелъ къ царю, поцѣловалъ прахъ у ногъ его и сказалъ:

-- О, царь вѣковъ, милости твои распространяются на всѣхъ людей, и мнѣ надо дать тебѣ одинъ очень важный совѣтъ. Если бы я скрылъ это отъ тебя, то былъ бы врожденнымъ негодяемъ; и потому, если ты прикажешь мнѣ говорить, то я скажу.

Слова визиря обезпокоили царя, и онъ сказалъ:

-- Какой это совѣтъ?

-- Славный царь!-- отвѣчалъ онъ.-- Древніе говорятъ: человѣку, не усматривающему послѣдствій, судьба покровительствовать не станетъ. Тебя, царь, я видѣлъ на ложномъ пути, такъ какъ ты осыпалъ милостями своего врага,-- человѣка, который добивается разрушенія твоего государства. Ты обласкалъ его, и осыпалъ почестями, и допустилъ до короткости; поэтому-то, о, царь, я боюсь послѣдствій такого поведенія.

Эти слова встревожили царя, и лицо его измѣнилось.

-- Кого это ты считаешь моимъ врагомъ,-- спросилъ онъ,-- и кого я обласкалъ?

-- О, царь,-- отвѣчалъ онъ,-- если ты спишь, то проснись! Я говорю о мудрецѣ Дубанѣ.

-- Онъ -- мой ближайшій другъ,-- сказалъ царь,-- и человѣкъ наиболѣе мнѣ дорогой, потому что онъ вылѣчилъ меня вещью, которую я только держалъ въ рукѣ. Онъ исцѣлилъ меня отъ болѣзни, которую врачи не могли вылѣчить, и въ цѣломъ мірѣ, отъ востока до запада, не найти такого человѣка, какъ онъ. Зачѣмъ ты говоришь противъ него? Отнынѣ я хочу назначить ему постоянное содержаніе и жалованье и давать ему ежемѣсячно по тысячѣ червонцевъ; и если бы я раздѣлилъ съ нимъ государство, то и того было бы недостаточно. Я думаю, что ты сказалъ все это изъ одной только зависти. Если бы я сдѣлалъ то, что ты желаешь, то раскаялся бы потомъ, какъ раскаялся человѣкъ, убившій своего попугая.

Мужъ попугай.

Жилъ-былъ одинъ купецъ, страшно ревнивый, у котораго была необыкновенной красоты жена, что мѣшало ему выходить изъ дома. Но случилось такъ, что ему необходимо было уѣхать по одному дѣлу, и, убѣдившись въ этой необходимости, онъ отправился на базаръ, гдѣ продавались птицы, и купилъ попугая, котораго принесъ домой, чтобъ онъ могъ исполнять обязанность шпіона и по возвращеніи его сообщалъ ему, что дѣлалось во время его отсутствія, такъ какъ этотъ попугай былъ ловкій и умный и помнилъ все, что слышалъ. Окончивъ путешествіе и свои дѣла, онъ вернулся и приказалъ принести къ себѣ попугая и спросилъ его о поведеніи своей жены.

-- У твоей жены есть любовникъ,-- отвѣчалъ онъ, -- который въ твое отсутствіе приходилъ къ ней каждую ночь.

Купецъ, услыхавъ это, пришелъ въ страшную ярость и, отправившись къ женѣ, избилъ ее.

Жена вообразила, что кто-нибудь изъ ея рабынь сообщила ему о томъ, что происходило въ его отсутствіе между ею и ея возлюбленнымъ. Она призвала ихъ всѣхъ и заставила ихъ поклясться. Всѣ онѣ поклялись, что ничего не говорили хозяину, но признались, что слышали, какъ попугай сообщалъ ему о томъ, что происходило. Убѣдившись изъ показаній рабынь, что попугай разсказалъ ея мужу объ ея интригѣ, она приказала одной изъ своихъ рабынь стучать ручной мельницей подъ клѣткой, другой рабынѣ прыскать сверху водой, а третьей вертѣть со стороны въ сторону зеркаломъ въ продолженіе всей слѣдующей ночи, когда мужа ея не было дома. На слѣдующее утро мужъ, вернувшись изъ гостей, снова спросилъ у попугая, что происходило въ ночь его отсутствія, и птица отвѣчала:

-- О, хозяинъ, я ничего не видѣлъ и не слышалъ, вслѣдствіе страшнаго мрака, грома, молніи и дождя.

Такъ какъ это было лѣтомъ, то хозяинъ сказалъ ему:

-- Ну, что за странныя вещи ты говоришь? Теперь лѣто, и ничего подобнаго, описаннаго тобою, не было.

Попугай, однакоже, клялся всевышнимъ Аллахомъ, что говорилъ правду и что все такъ было. Купецъ, ничего не понимая и не зная заговора, такъ разсердился, что вытащилъ птицу изъ клѣтки и, сильно ударивъ ее объ полъ, убилъ ее.

Но чрезъ нѣсколько дней одна изъ рабынь разсказала ему всю правду; онъ ей, однакоже, не повѣрилъ до тѣхъ поръ, пока не увидалъ самъ, какъ любовникъ его жены выскочилъ изъ его дома. Онъ обнажилъ мечъ и убилъ измѣнника, ударивъ его сзади по затылку. То же самое онъ сдѣлалъ и съ своей вѣроломной женой, и такимъ образомъ оба они унесли съ собой въ огонь тяжесть явнаго преступленія, и купецъ узналъ, что попугай сообщалъ ему вѣрно о томъ, что видѣлъ, и онъ очень горевалъ объ его потерѣ.

Визирь, услыхавъ этотъ разсказъ царя Юнана, сказалъ:

-- О, царь великодостойный, что сдѣлалъ мнѣ этотъ сильный мудрецъ, этотъ человѣкъ, отъ котораго можетъ произойти зло, чтобъ я сдѣлался его врагомъ и сталъ дурно говорить о немъ и старался бы погубить его? Если я сообщилъ тебѣ о немъ, то только изъ состраданія къ тебѣ и изъ опасенія, что ты сгубишь свое счастье, и, если я окажусь неправъ, то казни меня, какъ былъ казненъ визирь Эсъ-Синдибодомъ.

-- Какъ это случилось?-- спросилъ царь.

На это визирь отвѣчалъ такъ:

Завистливый визирь, царевичъ и вѣдьма.

У вышеупомянутаго царя былъ сынъ, страстный любитель охоты⁴), и визирь, которому онъ поручилъ ни на шагъ не отходить отъ его сына. Однажды сынъ отправился на охоту, и визирь его отца отправился съ нимъ, и въ то время, какъ они ѣхали верхомъ рядомъ, они увидали громаднаго дикаго звѣря, и визирь крикнулъ царевичу:

-- Скорѣе вдогонку за этимъ звѣремъ!

Царевичъ скакалъ за нимъ до тѣхъ поръ, пока не скрылся изъ глазъ своей свиты, а звѣрь тоже скрылся въ пустынѣ изъ его глазъ. Разъѣзжая въ тревогѣ и сомнѣніи и не зная, куда направиться, онъ встрѣтилъ плачущую дѣвушку.

-- Кто ты такая?-- спросилъ онъ ее.

-- Я -- дочь одного изъ царей Индіи, -- отвѣчала она.-- Я ѣхала по пустынѣ и на меня напалъ сонъ. Въ безсознательномъ состояніи я упала съ лошади и, потерявъ изъ виду свою свиту, заблудилась.

Царевичъ, услыхавъ объ этомъ, пожалѣлъ ее и посадилъ позади себя на лошадь, такъ они и поѣхали далѣе по дорогѣ, проходившей мимо развалинъ, у которыхъ дѣвушка сказала ему:

-- Позволь мнѣ, царевичъ, зайти туда ненадолго.

Царевичъ спустилъ ее съ лошади, но она такъ долго не возвращалась изъ развалинъ, что онъ, предположивъ, что съ нею случилось что-либо, вошелъ туда безъ ея вѣдома и увидалъ, что она вѣдьма.

-- Дѣти мои, -- говорила она.-- Я привела вамъ сегодня жирнаго юношу.

-- О матушка!-- вскричали дѣти.-- Приведи его къ намъ скорѣе для того, чтобы мясомъ его мы могли наполнить свои желудки.

Услыхавъ эти слова, царевичъ понялъ, что пришелъ его конецъ; у него затряслось подъ жилками отъ страха, и онъ вышелъ.

Вѣдьма вышла сейчасъ же къ нему и, увидавъ, что онъ взволнованъ, испуганъ и дрожитъ, сказала ему:

-- Чего ты боишься?

-- У меня есть врагъ, -- отвѣчалъ онъ, -- и я боюсь его.

-- А вѣдь ты увѣрялъ, -- продолжала вѣдьма, -- что ты сынъ царя.

-- Да, -- отвѣчалъ онъ.

-- Такъ отчего же ты не дашь денегъ этому врагу и не умиротворишь его такимъ образомъ?

-- Его деньгами не успокоишь, -- отвѣчалъ онъ.-- А успокоишь только жизнію, и потому-то думаю, что я человѣкъ пропащій.

-- Если ты пропащій человѣкъ, какъ ты говоришь, -- сказала она ему, -- то проси помощи Божіей противъ твоего преслѣдователя, и Онъ отстранитъ отъ тебя злокозненныя намѣренія твоего врага и всякаго другого, злоумышляющаго противъ тебя.

Царевичъ тотчасъ же поднялъ взоръ къ небу и сказалъ:

-- О, Ты, не оставляющій безъ вниманія того, кто молится Тебѣ, и уничтожающій всякое зло, помоги мнѣ и отгони отъ меня врага моего, такъ какъ Ты имѣешь власть дѣлать, что пожелаешь!

Вѣдьма, услыхавъ эту молитву, тотчасъ же исчезла. Царевичъ же вернулся къ отцу и разсказалъ ему о поведеніи визиря, вслѣдствіе чего царь отдалъ приказъ предать визиря смерти.

Продолженіе сказки о царѣ Юнанѣ и мудрецѣ Дубанѣ.

-- А если ты, о царь!-- продолжалъ визирь даря Юнана,-- довѣришься этому мудрецу, то онъ самымъ коварнымъ образомъ убьетъ тебя. Если ты попрежнему станешь оказывать ему милости и сдѣлаешь его своимъ близкимъ человѣкомъ, то онъ устроитъ твою погибель. Развѣ ты не видишь, что онъ вылѣчилъ тебя отъ болѣзни наружнымъ средствомъ, -- вещью, которую ты только держалъ въ рукѣ? Такъ развѣ не можетъ онъ убить тебя точно такъ же, давъ тебѣ что-нибудь въ руку?

-- Ты говоришь правду, -- отвѣчалъ царь Юнанъ.-- Все было совершенно такъ, какъ ты говоришь, вѣрный визирь, очень можетъ быть, что мудрецъ пріѣхалъ сюда, какъ шпіонъ, злоумышляя противъ меня, и если онъ исцѣлилъ меня, давъ мнѣ подержать вещь, то развѣ онъ не можетъ погубить меня, давъ мнѣ понюхать что-нибудь? Ну, что же можно съ нимъ сдѣлать?

-- Пошли сейчасъ же къ нему,-- сказалъ визирь, -- и прикажи ему явиться сюда, а когда онъ явится, то отруби ему голову, и такимъ образомъ ты лишишь его возможности исполнить злыя намѣренія и убережешься отъ него. Обмани его, пока онъ не обманулъ тебя.

-- Ты правъ, -- отвѣчалъ царь.

Онъ тотчасъ же послалъ за мудрецомъ, который явился веселымъ и беззаботнымъ, никакъ не подозрѣвая, какой ждетъ его приговоръ, и обратился съ слѣдующими словами поэта:

О, если я когда-нибудь забуду

Всю благодарность сердца моего,

То ты напомни, для кого пишу я

И прозой и стихами. Ты осыпалъ

Меня горою милостей, хотя

Я не просилъ объ этомъ. Какъ же мнѣ

Не славить пѣсней всѣ твои заслуги

И пѣть тебя и сердцемъ и словами?

Я благодаренъ за твои дары.

Слава легка, но ноша тяжела.

-- Знаешь ли ты, -- сказалъ царь, -- зачѣмъ я призвалъ тебя сюда?

-- Можно ли знать извѣстное только Богу, да будетъ славно имя Его!-- отвѣчалъ мудрецъ.

-- Я призвалъ тебя за тѣмъ, чтобы лишить жизни.

-- О царь!-- съ удивленіемъ вскричалъ мудрецъ.-- За что ты хочешь убить меня, и что я сдѣлалъ тебѣ?

-- Мнѣ сказали, что ты шпіонъ,-- отвѣчалъ царь, -- и что ты прибылъ ко мнѣ для того, чтобъ убить меня; но я хочу предупредить тебя и убью тебя прежде.

И, говоря такимъ образомъ, онъ позвалъ палача и сказалъ ему:

-- Отруби голову этому измѣннику и избавь меня отъ его злодѣйствъ.

-- Пощади меня!-- молилъ мудрецъ, -- и Господь пощадитъ тебя, и не губи меня, и Господь не погубитъ тебя.

И мудрецъ повторялъ эти слова нѣсколько разъ, какъ повторялъ я: "О Шайтанъ! Но ты не слушалъ меня и непремѣнно хотѣлъ убить".

-- Я не буду спокоенъ до тѣхъ поръ, пока не убью тебя,-- сказалъ царь Юнанъ мудрецу Дубану.-- Потому что ты вылѣчилъ меня вещью, которую я только держалъ въ рукахъ, и я не могу быть увѣренъ, что ты не лишишь меня жизни, давъ понюхать что-нибудь или же какимъ-нибудь другимъ способомъ.

-- Такъ вотъ,-- сказалъ мудрецъ,-- какъ ты вознаграждаешь меня? Ты платишь зломъ за добро?

-- Ты долженъ быть убитъ безъ замедленія!-- отвѣчалъ царь.

Когда мудрецъ убѣдился, что царь дѣйствительно хочетъ предать его смерти, и что судьба его рѣшена, онъ сталъ жаловаться, что услужилъ недостойному. Подошедшій палачъ завязалъ ему глаза и, выдернувъ свой мечъ, сказалъ царю: "Дозволь!" Мудрецъ заплакалъ и снова проговорилъ:

-- Пощади меня, и Господь пощадитъ тебя! Не губи меня, и Господь не погубитъ тебя! Неужели ты хочешь вознаградить меня, какъ хотѣлъ вознаградить крокодилъ⁵)?

-- Что это за исторія крокодила?

-- Могу ли я разсказывать, находясь въ такомъ положеніи,-- отвѣчалъ мудрецъ.-- Но умоляю тебя именемъ Аллаха пощадить меня, чтобы Господь пощадилъ тебя.

Онъ такъ горько плакалъ, что одинъ изъ сановниковъ всталъ и сказалъ:

-- О, царь, отдай мнѣ кровь этого мудреца, потому что мы не видали, чтобъ онъ сдѣлалъ тебѣ какое-нибудь зло, и видѣли только, что онъ вылѣчилъ тебя отъ болѣзни, поставивши втупикъ другихъ врачей и мудрецовъ.

-- Вы не знаете причины, почему мнѣ хочется убить этого мудреца,-- сказалъ царь.-- Вѣдь если я позволю ему жить, то погибну самъ; если онъ вылѣчилъ меня отъ страшной болѣзни, давъ подержать вещь, то можетъ убить меня какимъ-нибудь запахомъ, и я боюсь, что онъ такъ и сдѣлаетъ и получитъ за это плату. Надо думать, что онъ шпіонъ, присланный сюда для того, чтобъ убить меня. Только убивъ его, я спасу себя.

-- Пощади меня,-- снова сказалъ мудрецъ,-- чтобы Господь пощадилъ тебя, и не губи меня, чтобы Господь не погубилъ тебя.

Но тутъ, о, Шайтанъ, онъ ясно убѣдился, что царь казнитъ его, и что спасенія ему нѣтъ.

-- О, царь, -- сказалъ онъ.-- Если смерть моя неизбѣжна, то дай мнѣ отсрочку для того, чтобъ я могъ вернуться домой и исполнить свои обязанности и распорядиться, чтобы родственники мои похоронили мое тѣло, и завѣщать мои медицинскія книги. Между моими книгами есть одна особенно цѣнная, которую я отдаю тебѣ для того, чтобы ты помѣстилъ ее къ себѣ въ библіотеку.

-- Что это за книга?-- спросилъ царь.

-- Въ ней достоинства неисчислимыя,-- отвѣчалъ онъ.-- И, между прочимъ, я могу сказать тебѣ, что когда голова моя скатится, то ты можешь открыть эту книгу и, повернувъ три страницы, прочесть три строчки на лѣвой сторонѣ, и голова моя съ тобой заговоритъ и отвѣтитъ тебѣ на вопросъ.

Царь былъ удивленъ до крайности и, задрожавъ отъ восторга, сказалъ ему:

-- Какъ, мудрецъ, голова твоя заговоритъ уже послѣ того, какъ она будетъ отрублена?

-- Да, царь,-- отвѣчалъ онъ,-- и въ этомъ-то и заключается все чудо.

Царь подъ стражей пустилъ его домой, и мудрецъ въ этотъ же день распорядился всѣми своими дѣлами и на слѣдующій день явился во дворецъ. Тамъ уже собрались всѣ эмиры, визири и царедворцы и по пестротѣ своихъ одеждъ напоминали цвѣтникъ. Мудрецъ вошелъ и поклонился царю. Онъ принесъ съ собою старую книгу и маленькую банку съ порошкомъ. Онъ сѣлъ и велѣлъ подать себѣ подносъ. На принесенный подносъ онъ разсыпалъ порошокъ и затѣмъ сказалъ:

-- Возьми, о, царь, эту книгу и не читай ея, пока голова моя не будетъ отрублена. Когда же она будетъ отрублена, то прикажи ее положить на этотъ подносъ и придавить къ порошку для того, чтобъ остановить кровь, тогда книгу открой.

Лишь только мудрецъ проговорилъ это, какъ царь отдалъ приказъ отрубить ему голову, что и было сдѣлано. Царь затѣмъ развернулъ книгу и нашелъ, что листки слиплись; поэтому онъ помочилъ палецъ слюною и перевернулъ первую страницу, потомъ вторую и затѣмъ третью, но перевертывалъ съ большимъ трудомъ. Даже на шестой страничкѣ не оказалось ничего.

-- О, мудрецъ, -- сказалъ онъ.-- Въ книгѣ нѣтъ ничего написаннаго.

-- Перевертывай еще, -- отвѣчала ему голова.

Царь продолжалъ перевертывать, и вскорѣ ядъ проникъ ему въ кровь, такъ какъ книга была отравлена, и царь, упавъ, вскричалъ;

-- Ядъ проникъ въ меня!

Голова же мудраго Дубана отвѣчала слѣдующими стихами:

Когда ты былъ на тронѣ, поступалъ

Съ жестокостью суровой ты, и скоро

Лишился ты поэтому престола.

Будь, справедливъ, тогда ты и съ тобою

Другіе поступали бъ справедливо,

Но ты сталъ угнетателемъ, и рокъ

Тебя бѣдой и горемъ покорилъ.

Ты самъ себя же осудилъ дѣлами,

Возмездіе заслуженное ты

Понесъ теперь за всѣ свои злодѣйства,

И злой свой рокъ напрасно ты винишь.

Только голова мудреца Дубана произнесла эти слова, какъ царь упалъ мертвымъ.

Продолженіе сказки о рыбакѣ.

-- Такъ знай же, Шайтанъ,-- продолжалъ рыбакъ,-- что если бы царь Юнанъ пощадилъ мудреца Дубана, то Господь пощадилъ бы его; но онъ отказалъ и потребовалъ его смерти, поэтому и Господь не пощадилъ его. Если бы ты, Шайтанъ, пощадилъ меня, то тебя пощадилъ бы Богъ, пощадилъ бы я, но ты желалъ моей смерти, и потому я заключилъ тебя въ этотъ графинъ и брошу въ море.

Шайтанъ услыхалъ это, закричалъ и взмолился:

-- Именемъ Аллаха умоляю тебя, рыбакъ, не дѣлай этого! Пощади меня великодушно и не сердись на меня за то, что я сдѣлалъ: и если я поступилъ дурно, то отплати мнѣ добромъ, какъ говорится въ изреченіи: "Будь благодѣтелемъ сдѣлавшаго тебѣ зло; самъ поступокъ да послужитъ ему наказаніемъ". Не поступай со мной, какъ Умамехъ поступилъ съ Атикехомъ!

-- А какъ онъ поступилъ?-- спросилъ рыбакъ.

-- Время ли разсказывать сказки, -- отвѣчалъ Шайтанъ,-- сидя въ такомъ заключеніи. Но если ты выпустишь меня, то я разскажу тебѣ.

-- Тебя надо бросить въ море,-- сказалъ рыбакъ,-- и ты отъ этого не увернешься; такъ какъ я умолялъ тебя и унижался передъ тобою и ты хотѣлъ все-таки погубить меня, хотя я ничѣмъ не заслужилъ этого и не только не сдѣлалъ тебѣ зла, а, напротивъ того, освободилъ тебя изъ заключенія, и изъ того, какъ ты хотѣлъ поступить со мною, я убѣдился, что ты совершенно испорченъ. Я желаю теперь, чтобы ты зналъ, что, когда я брошу тебя въ море, я всѣмъ буду разсказывать твою исторію и предупреждать противъ тебя для того, чтобы человѣкъ, случайно вытащившій тебя, бросилъ тебя обратно и чтобы ты оставался въ морѣ вѣки вѣчные и испытывалъ страданія.

-- Освободи меня!-- сказалъ тогда Шайтанъ.-- Это доставитъ тебѣ возможность выказать человѣколюбіе; и я клянусь, что никогда не сдѣлаю тебѣ вреда, а, напротивъ того, окажу тебѣ услугу и обогащу тебя навѣки.

Тутъ рыбакъ согласился на условіе, что Шайтанъ не только не сдѣлаетъ ему вреда, а сдѣлаетъ что-либо хорошее: и, заставивъ его дать обѣщаніе и клятву и поклясться величайшимъ именемъ Бога, онъ раскупорилъ графинъ; изъ него пошелъ паръ, затѣмъ сгустился, и, какъ прежде, изъ него вышелъ отвратительнаго вида Шайтанъ. Шайтанъ тотчасъ же бросилъ графинъ въ море. Рыбакъ, увидавъ это, испугался за себя и подумалъ, что это не очень хорошій признакъ, но затѣмъ собрался съ духомъ и сказалъ:

-- О Шайтанъ! Господь, да прославится имя Его, сказалъ: "Исполняй завѣтъ, такъ какъ это спросится съ тебя". Ты далъ мнѣ завѣтъ и поклялся, что предательски не поступишь со мной; и если ты исполнишь свою клятву, то Господь вознаградитъ тебя, такъ какъ Онъ ревниво слѣдитъ за исполненіемъ данныхъ клятвъ, и помни, что я говорилъ тебѣ, какъ мудрый Дубанъ говорилъ царю Юнану: "Пощади меня, и Господь пощадитъ тебя".

Шайтанъ засмѣялся и, подойдя къ нему, сказалъ:

-- Ну, рыбакъ, или за мною.

Рыбакъ пошелъ, не надѣясь, что ему удастся спастись. Они отошли отъ города, спустились съ горы и дошли до равнины, съ озеромъ посрединѣ. Тутъ Шайтанъ остановился и приказалъ рыбаку забросить сѣти, чтобы наловить рыбы. Рыбакъ, заглянувъ въ озеро, увидалъ тамъ рыбу различныхъ цвѣтовъ, бѣлую и красную, голубую и желтую, что не мало удивило его. Онъ забросилъ сѣть и, вытащивъ ее, нашелъ въ ней четыре рыбы, все разныхъ цвѣтовъ.

-- Снеси эту рыбу къ султану,-- сказалъ ему Шайтанъ,-- и онъ тебя обогатитъ за нее. Теперь, ради Самого Бога, прими мои извиненія, такъ какъ я не вижу другого способа вознаградить тебя. Вѣдь я былъ въ морѣ тысячу восемьсотъ лѣтъ и съ тѣхъ поръ не видалъ земли. Но не лови рыбы изъ этого озера болѣе, какъ по разу въ день. А теперь оставайся съ Богомъ.

Сказавъ это, онъ топнулъ по землѣ, и она разступилась и поглотила его.

Рыбакъ вернулся въ городъ, раздумывая о томъ, что случилось съ нимъ и съ Шайтаномъ, и снесъ рыбу домой, гдѣ онъ взялъ глиняную чашку, налилъ ее водой и пустилъ въ нее рыбъ, которыя стали плескаться въ водѣ. Поставивъ чашку на голову, онъ отправился, какъ приказалъ ему Шайтанъ, ко Дворцу и поднесъ Царю рыбъ. Царь не йогъ надивиться, такъ какъ подобныхъ рыбъ не видалъ никогда въ жизни, и приказалъ отдать ихъ рабынѣ-кухаркѣ. Эта дѣвушка была прислана ему греческимъ царемъ за три дня передъ тѣмъ, и онъ еще не пробовалъ ея искусства. Визирь приказалъ ей зажарить и сказалъ:

-- Дѣвушка! Царь говоритъ, что онъ вполнѣ полагается на твое искусство; сегодня покажи намъ себя. Эти рыбы принесены царю въ подарокъ.

Передавъ рыбу, визирь вернулся къ царю, который приказалъ дать рыбаку четыреста червонцевъ. Рыбакъ, взявъ деньги, засунулъ ихъ за пазуху и вернулся домой къ женѣ, довольный и счастливый, купивъ все, что нужно было для семьи.

Все это случилось съ рыбакомъ; теперь намъ надо разсказать, что случилось съ дѣвушкой. Она взяла рыбы, вычистила ихъ и уложила на сковороду и продержала на огнѣ, пока одна сторона ихъ не зажарилась, и тогда вдругъ стѣна въ кухнѣ раздвинулась, и появилась дѣвица высокаго роста, съ нѣжнымъ, очень правильнымъ лицомъ, съ подкрашенными глазами ⁶), красивая, съ широкими бедрами, съ куфьей ⁷), шитой голубымъ щелкомъ, на головѣ, съ серьгами въ ушахъ, браслетами на рукахъ и дорогими кольцами на пальцахъ. Въ рукахъ она держала палку изъ индійскаго тростника и, дотронувшись концомъ ея до жарившейся рыбы, сказала:

-- Остались ли вы, рыбы, вѣрны своему завѣту?

Повариха при видѣ этого лишилась чувствъ, а дѣвица и второй и третій разъ повторила свой вопросъ; послѣ чего рыбы приподняли головы со сковороды и отвѣчали, что вѣрны, и повторили слѣдующій стихъ;

-- Мы вернемся, если ты вернешься, мы придемъ, если ты придешь, мы отступимся, если отступишься ты.

Выслушавъ это, дѣвица опрокинула сковороду и исчезла тѣмъ же путемъ, которымъ явилась. Когда повариха встала, она увидала, что четыре рыбы сгорѣли углемъ, и вскричала:

-- Для перваго раза такая неудача!

Она стала горько сѣтовать, и тутъ какъ разъ вошелъ визирь.

-- Неси рыбу къ царю,-- сказалъ онъ ей.

Она заплакала и разсказала ему, что случилось ⁸).

Визирь съ изумленіемъ выслушалъ ее и вскричалъ: "Какое, въ самомъ дѣлѣ, удивительное происшествіе!" Онъ послалъ за рыбакомъ, и, когда того привели, онъ сказалъ ему:

-- Принеси намъ, о, рыбакъ, еще такихъ четыре рыбины, какія ты принесъ раньше.

Рыбакъ, повинуясь приказанію визиря, направился къ озеру, закинулъ сѣть и, вытащивъ ее, увидалъ, что въ ней четыре рыбы, совершенно такихъ, какихъ онъ вытащилъ прежде. Онъ понесъ ихъ къ визирю, а визирь понесъ ихъ къ поварихѣ и сказалъ ей:

-- Встань и изжарь ихъ въ моемъ присутствіи, чтобы я могъ видѣть то, что случится.

Дѣвушка вычистила рыбы и положила ихъ на сковороду, гдѣ онѣ пролежали очень недолго, какъ стѣна разступилась, и появилась дѣвица, одѣтая попрежнему и съ палочкой въ рукѣ; дотронувшись концомъ палки до рыбъ, она сказала:

-- Остались ли вы, рыбы, вѣрны своему завѣту?

Рыбы подняли головы и отвѣчали попрежнему, а дѣвица повернула палочкой сковороду и, вернувшись къ стѣнѣ, скрылась за нею.

-- Такого случая скрыть отъ царя нельзя, -- сказалъ визирь и, отправившись къ нему, разсказалъ все, что видѣлъ.

-- Я хочу видѣть это своими собственными глазами, -- заявилъ царь.

Онъ послалъ, вслѣдствіе этого, за рыбакомъ и приказалъ ему принести такія же четыре рыбы, какія онъ приносилъ ранѣе, давъ ему на это три дня срока. Рыбакъ сходилъ на озеро и принесъ царю рыбу, а царь приказалъ дать ему за нее четыреста червонцевъ, и затѣмъ, обращаясь къ визирю, сказалъ:

-- Самъ изжарь эту рыбу при мнѣ.

-- Слушаю и повинуюсь!-- отвѣчалъ визирь.

Онъ принесъ сковороду и, вычистивъ рыбу, положилъ на нее; и лишь только онъ перевернулъ ее на другую сторону, какъ стѣна разступилась, и изъ нея тотчасъ же вышелъ огромный, какъ быкъ, негръ, держа въ рукахъ зеленую вѣтвь, и сказалъ яснымъ, но страшнымъ голосомъ:

-- Остались ли вы вѣрны, рыбы, своему старому завѣту?

Онѣ тотчасъ же подняли головы и, сказавъ, что вѣрны, прибавили: "Мы вернемся, если ты вернешься, мы придемъ, если ты придешь, мы отступимся, если отступишься ты".

Негръ подошелъ къ сковородѣ, перевернулъ ее палкой, и рыбы тотчасъ же сгорѣли, а негръ скрылся тѣмъ же путемъ, какимъ и явился.

Когда стѣна сомкнулась, царь сказалъ:

-- Это такое происшествіе, которое нельзя оставить безъ вниманія, и съ этими рыбами связано что-нибудь удивительное.

Онъ приказалъ привести къ себѣ рыбака, и, когда тотъ пришелъ, царь спросилъ у него, гдѣ онъ ловилъ этихъ рыбъ?

-- Въ озерѣ, лежащемъ между четырьмя горами, за той горой, которая находится за городомъ.

-- Сколько дней туда ѣзды? ⁹)

-- Не болѣе получаса, государь.

Султанъ очень удивился и приказалъ своимъ войскамъ тотчасъ же отправиться съ нимъ и съ рыбакомъ, который началъ проклинать Шайтана. Они спустились съ горы, по дикой пустынной дорогѣ, никогда въ жизни ими невиданной; и султанъ и войска его надивиться не могли при видѣ пустыни, огражденной четырьмя горами, и рыбъ четырехъ цвѣтовъ: краснаго, бѣлаго, желтаго и голубого. Царь остановился въ изумленіи и спросилъ у своихъ войскъ и у лицъ приближенныхъ; видѣлъ ли кто-нибудь изъ нихъ это озеро?-- и всѣ отвѣчали на это отрицательно.

-- Клянусь Аллахомъ,-- продолжалъ царь,-- я не вернусь къ себѣ въ столицу и не сяду на тронъ до тѣхъ поръ, пока не узнаю истинной исторіи этого озера и рыбъ.

Онъ приказалъ войскамъ своимъ стать лагеремъ кругомъ озера, что они и сдѣлали. Затѣмъ позвалъ къ себѣ своего визиря, очень свѣдущаго, хорошаго, разумнаго и ученаго человѣка, и сказалъ ему:

-- Мнѣ хочется сдѣлать одну вещь, но сдѣлать съ твоего вѣдома: я рѣшилъ уйти сегодня ночью одинъ и собрать свѣдѣнія объ этомъ озерѣ и его рыбахъ; поэтому я прошу тебя сѣсть у входа въ мою палатку и говорить моимъ эмирамъ, визирямъ и царедворцамъ, что султанъ боленъ и никого не приказалъ впускать къ нему. А о моемъ намѣреніи не говори никому.

Визирь не смѣлъ возстать противъ такого желанія, и такимъ образомъ царь переодѣлся,опоясался мечомъ и ушелъ. Онъ шелъ всю ночь до самаго утра, пока зной не сдѣлался невыносимымъ. Отдохнувъ, онъ снова пустился въ путь и шелъ всю ночь до утра, пока вдали не увидалъ что-то темное. Онъ обрадовался, надѣясь, что встрѣтитъ кого-нибудь и спроситъ объ исторіи озера и рыбъ. Подойдя поближе, онъ увидалъ, что это дворецъ, выстроенный изъ чернаго камня и крытый чугуномъ. Одна изъ половинокъ дверей была открыта, а другая заперта. Царь остановился у дверей и тихонько постучался, но отвѣта не получилъ; онъ постучался во второй и въ третій разъ, но отвѣта снова не получилъ; тогда онъ постучался уже въ четвертый разъ и постучался очень сильно, но все-таки отвѣта никакого не получилъ. "Вѣрно никого нѣтъ",-- подумалъ онъ, и, собравшись съ духомъ, вошелъ въ сѣни и громко крикнулъ:

-- Обитатели замка! Я чужестранецъ и путешественникъ, нельзя ли достать чего-нибудь поѣсть?

Онъ повторялъ эти слова и два и три раза, но никакого отвѣта не получилъ. Царь рѣшился послѣ этого двинуться дальше и совсѣмъ вошелъ въ замокъ, но не встрѣтилъ никого, хотя видѣлъ, что замокъ жилой, и нашелъ посреди него фонтанъ съ четырьмя львами изъ червоннаго золота, выбрасывавшихъ изъ своихъ пастей воду какъ жемчугъ и брилліанты; кругомъ фонтана онъ увидалъ птицъ, а наверху замѣтилъ сѣть, растянутую для того, чтобы онѣ не улетѣли. Онъ дивился, глядя на все это, и опечалился, не встрѣтивъ кого-нибудь, чтобы получить свѣдѣнія объ озерѣ, рыбахъ, горахъ и дворцѣ. Царь сѣлъ у дверей ¹⁰), раздумывая о томъ, что видѣлъ, и вдругъ услыхалъ раздирающій душу жалобный голосъ, поющій слѣдующіе стихи:

Злой рокъ, ты жалости ко мнѣ не знаешь

И мнѣ свободы, счастья не даешь;

Душа моя изныла отъ страданій

И тяжкой скорби, гнета. Неужели,

Жена моя, теперь не пожалѣешь

Монарха ты, которому богатства

Его помочь не могутъ, и который

Такъ глубоко своей униженъ страстью.

Я ревновалъ и вѣтерка дыханье,

Которое твоихъ касалось устъ;

Но человѣкъ свое теряетъ зрѣнье,

Когда онъ безъ возврата осужденъ

Небесъ далекихъ строгимъ приговоромъ.

Что дѣлать воину въ минуту боя,

Когда порвется тетива у лука,

Съ котораго пустить стрѣлу онъ думалъ?

Гдѣ сердце благородное, несчастья

Разбитое рукой, себѣ найдетъ

Пристанище отъ козней злого рока.

Услыхавъ эти жалобы, султанъ вскочилъ на ноги и, идя по направленію голоса, дошелъ до двери, завѣшенной занавѣской. Отдернувъ занавѣску, онъ увидала? молодого человѣка, сидящаго на нѣсколько возвышенномъ диванѣ. Это былъ очень красивый, хорошо сложенный молодой человѣкъ, съ пріятнымъ голосомъ, съ яснымъ челомъ и розовыми щеками, но лишенными родинки. Царь очень обрадовался, увидавъ живое существо, и поклонился ему, а молодой человѣкъ, очевидно, очень огорченный, одѣтый въ шелковую рубашку, шитую золотомъ, не всталъ съ своего мѣста, а сидя отвѣтилъ на поклонъ, сказавъ:

-- Прости, что не встаю.

-- Юноша!-- отвѣчалъ ему царь, -- сообщи мнѣ что нибудь объ озерѣ, о рыбахъ различнаго цвѣта, объ этомъ дворцѣ, и почему ты тутъ одинъ и въ такомъ горѣ?

При этихъ словахъ слезы потекли по щекамъ молодого человѣка, и онъ горько заплакалъ ¹¹).

-- О чемъ же ты плачешь, юноша?-- съ удивленіемъ спросилъ царь.

-- Могу ли я удержаться отъ слезъ, находясь въ такомъ положеніи?-- отвѣчалъ юноша, протянувъ руку и поднявъ полу рубашки, при чемъ онъ показалъ, что вся нижняя часть его тѣла до самыхъ пятокъ превращена въ камень, а верхняя половина такая же, какъ и у всѣхъ людей.

-- Узнай же, царь,-- сказалъ онъ тогда,-- что исторія этихъ рыбъ удивительная, и если бы человѣчество могло запомнить ее, то она могла бы послужить хорошимъ урокомъ,

Онъ разсказалъ слѣдующее:

Молодой царь и Черные острова.

Отецъ мой былъ царемъ города, находившагося на этомъ самомъ мѣстѣ. Звали его Махмудомъ, и онъ былъ царемъ Черныхъ острововъ и четырехъ горъ. Послѣ семидесятилѣтняго царствованія онъ умеръ, и я вступилъ на престолъ и женился на дочери своего дяди. Она такъ сильно любила меня, что если мнѣ случалось отлучаться куда-нибудь, то она до моего возвращенія ничего не ѣла и не пила. Пять лѣтъ была она моей женой. Послѣ этого она однажды отправилась въ баню, а я приказалъ приготовить ужинъ и пришелъ сюда во дворецъ, чтобы вздремнуть на своемъ постоянномъ мѣстѣ¹²). Двумъ дѣвушкамъ я приказалъ обмахивать себя ¹³), и одна изъ нихъ помѣстилась въ головахъ, а другая -- въ ногахъ. Но я не могъ заснуть, потому что жены моей не было со мной, и хотя глаза я закрылъ, но даже не дремалъ, и потому ясно слышалъ, какъ дѣвушка, сидѣвшая у моего изголовья, сказала другой:

-- Какой царь нашъ, несмотря на свою молодость, несчастный, и какъ жаль, что наша дурная госпожа такъ проводитъ его.

-- Проклятыя невѣрныя жены,-- отвѣчала другая дѣвушка,-- и нашъ царь, одаренный такими хорошими качествами, уже вовсе не пара такой порочной женщинѣ, ни одной ночи не проводящей дома.

-- Напрасно царь нашъ такъ довѣряетъ ей и не прослѣдитъ ея.

-- Да, что ты!-- сказала вторая дѣвушка;-- почему же онъ узнаетъ объ ея поведеніи, и развѣ она оставляетъ его такъ, безъ всякихъ предосторожностей. Развѣ ты не знаешь, что она усыпляетъ его виномъ ¹⁴), поднося ему кубокъ передъ сномъ, подмѣшавъ въ вино бендожъ ¹⁵). Вслѣдствіе этого онъ и спитъ такъ крѣпко и не знаетъ, что подлѣ него дѣлается; тутъ ли жена или уходитъ и куда уходитъ. Подавъ ему вина, она тотчасъ же одѣвается и уходитъ отъ него до самаго разсвѣта. Возвратившись, она даетъ ему что-то понюхать, и онъ просыпается.

Когда я услыхалъ этотъ разговоръ, у меня потемнѣло въ глазахъ, и я не знаю, какъ прожилъ до вечера, когда жена моя вернулась изъ бани. Столъ былъ накрытъ, и мы сѣли ужинать, а послѣ ужина начали пить вино по обыкновенію. Я просилъ дать мнѣ передъ сномъ вина, и она подала мнѣ кубокъ; но я повернулся и, дѣлая видъ, что пью его, вылилъ все себѣ за пазуху, и тотчасъ же легъ.

-- Спи, -- проговорила она,-- хотя бы ты заснулъ навѣки! Клянусь Аллахомъ, я ненавижу тебя! Ты мнѣ противенъ, и мнѣ тошно въ твоемъ присутствіи!

Она встала и, надѣвъ лучшіе свои наряды, надушилась, опоясалась мечомъ и, отворивъ дверь дворца, вышла. Я тотчасъ же всталъ и пошелъ вслѣдъ за нею изъ дворца и по улицамъ города до самой заставы, гдѣ она произнесла какія-то непонятныя для меня слова, вслѣдствіе которыхъ замки свалились, и ворота отворились, и она вышла. Я же вышелъ за нею слѣдомъ, незамѣченный ею. Она прошла между насыпями¹⁵) къ большому зданію, съ Кеббехомъ ¹⁷) изъ битой глины, въ двери котораго и вошла. Я влѣзъ на крышу Кеббеха и сталъ смотрѣть въ щель. Я увидалъ, что она пришла къ рабу-негру съ такими толстыми губами, что одна находила на другую. Негръ лежалъ на тростникѣ, въ самомъ отвратительномъ растерзанномъ видѣ, касаясь губами до грязнаго каменнаго пола.

Она поцѣловала полъ у нога раба, а онъ, поднявъ голову и увидавъ ее, сказалъ:

-- Ахъ, ты несчастная! Зачѣмъ ты не приходила такъ долго? Всѣ негры пили тутъ вино и ушли со своими любовницами, а я, ради тебя, отказался отъ вина.

-- О, владыко мой, -- отвѣчала она, -- возлюбленный души моей, развѣ ты не знаешь, что я замужемъ за своимъ двоюроднымъ братомъ, и что я ненавижу всѣхъ, кто имѣетъ съ нимъ сходство, и ненавижу себя за то, что бываю съ нимъ? Если бы я не боялась разгнѣвать тебя, то давно превратила бы городъ въ развалины, чтобы совы и вороны кричали въ немъ, а камни отъ него перенесла бы за Кафскую гору ¹⁸).

-- Врешь, безстыдная женщина, -- отвѣчалъ рабъ, -- я клянусь великодушіемъ негровъ, а если я вру, то пусть мы будемъ не лучше бѣлыхъ, что если ты будешь медлить далѣе, то я не хочу болѣе знать тебя и не хочу видѣть тебя, безхарактерная женщина! Ты тревожишь меня только ради своего собственнаго удовольствія, сквернѣйшая и подлѣйшая изъ бѣлыхъ женщинъ!

-- Когда я услыхалъ этотъ разговоръ,-- продолжалъ царь,-- и увидалъ, что происходило между ними, у меня потемнѣло въ глазахъ, и я не помнилъ, гдѣ я нахожусь. Жена же моя продолжала стоять и плакать передъ нимъ и унижалась, говоря:

-- О, ты, мой возлюбленный, сокровище моего сердца, вѣдь тебя одного я люблю на свѣтѣ, и если оттолкнешь меня, то что же со много будетъ? Возлюбленный мой! Свѣтъ моихъ очей!

Она продолжала плакать и унижаться передъ нимъ, пока, наконецъ, онъ не сталъ къ ней ласковѣе, тогда она обрадовалась, встала и, раздѣвшись, сказала:

-- Скажи мнѣ, нѣтъ ли у тебя тутъ чего-нибудь поѣсть?

-- Открой тамъ блюдо, -- отвѣчалъ онъ, -- и ты найдешь вареныя косточки крысъ ¹⁹). Можешь поглодать ихъ, а вотъ въ томъ глиняномъ горшкѣ есть бузахъ ²"). Можешь выпить его.

Она встала, поѣла, попила и вымыла руки, послѣ чего легла подлѣ раба, на связку сахарнаго тростника, и закрылась его лохмотьями и рваной одеждой.

Увидавъ это, я совсѣмъ обезумѣлъ и, спустившись съ крыши, вошелъ въ дверь и взялъ мечъ своей двоюродной сестры съ намѣреніемъ убить ихъ обоихъ. Раба я ударилъ сзади и думалъ, что убилъ его, но я только прорѣзалъ горло и тѣло; и въ ту самую минуту, какъ я ударилъ его, онъ громко захрапѣлъ, вслѣдствіе чего жена моя вскочила, и лишь только я ушелъ, она вложила мечъ въ ножны и вернулась въ городъ и во дворецъ, и легла ко мнѣ на постель, гдѣ и пролежала до утра.

На слѣдующій день я увидалъ, что она обрѣзала себѣ волосы и одѣлась въ трауръ ²¹).

-- Братъ мой!-- сказала она мнѣ,-- не порицай меня за то, что я дѣлаю, такъ какъ я получила извѣстіе, что мать моя умерла, и что отецъ убитъ на священной войнѣ, и что одинъ брать умеръ отъ ядовитаго укуса, а другой раздавленъ разрушившимся домомъ. Не естественно ли, что я плачу и горюю.

Услышавъ это, я не сталъ возражать ей, и только сказалъ:

-- Поступай, какъ знаешь, я возражать не стану.

Вслѣдствіе этого она продолжала плакать, печалиться и горевать въ продолженіе цѣлаго года и затѣмъ сказала мнѣ:

-- Мнѣ очень бы хотѣлось выстроить у тебя во дворцѣ Кеббехъ для того, чтобъ я могла одна уходить туда и предаваться своему горю. Я назову его домомъ стенаній ²²).

-- Дѣлай, что хочешь,-- отвѣчалъ я.

Она выстроила себѣ домъ для уединенія, съ Неббехомъ посреди, въ родѣ могилы святого ²³), послѣ чего она перенесла туда раба и поселила его тамъ. Онъ былъ совершенно больной и не могъ оказывать ей никакихъ услугъ, хотя пилъ вино; и съ того дня, какъ я ранилъ его, онъ не могъ болѣе говорить, но все-таки жилъ, потому что судьба не опредѣлила еще ему конца. Жена моя посѣщала его ежедневно и рано и поздно, и плакала, и горевала надъ нимъ, и носила ему вина и мяса. Такъ она прожила и второй годъ, и я все терпѣливо переносилъ, пока однажды не вошелъ нечаянно къ ней въ комнаты и не засталъ ее въ слезахъ. Она сидѣла, закрывъ лицо руками, и говорила слѣдующіе стихи:

Съ тѣхъ поръ, какъ нѣтъ тебя, мнѣ перестала

Быть жизнь на радость, такъ какъ ты одинъ

Любовью сердца моего владѣешь.

О, сжалься и возьми меня туда,

Гдѣ ты лежишь больной и недвижимый,

И схорони, когда умру, меня

Вблизи тебя. И если надъ могилой

Моей произнесешь мое ты имя,

То трепетъ радостный моихъ костей

Отвѣтитъ на призывъ отрадный твой.

Лишь только она кончила свои жалобы, то я, выхвативъ мечъ, сказалъ ей:

-- Такъ говорятъ только коварныя женщины, нарушающія обѣтъ вѣрности и законнаго сожительства.

Я хотѣлъ ударить ее мечомъ и занесъ уже руку, когда она вскочила -- очевидно, что она знала, что раба ранилъ я -- и, стоя передо мною, произнесла какія-то непонятныя для меня слова и сказала:

-- Обрати его, Господи, посредствомъ моихъ чаръ наполовину въ камень, а половину оставь человѣкомъ!

Вслѣдъ за тѣмъ я лишился, какъ ты видишь, возможности шевелиться и сдѣлался ни мертвымъ ни живымъ. Покончивъ такимъ образомъ со мной, она околдовала городъ и рынки и поля. Жители нашего города раздѣлялись на четыре класса: на мусульманъ, христіанъ, евреевъ и маговъ, и она обратила ихъ въ рыбъ: бѣлыя рыбы, это -- мусульмане, красныя -- маги, голубыя -- христіане и желтыя -- евреи ²⁴). Четыре острова она обратила въ четыре горы и окружила ими озеро; и съ этого времени она ежедневно терзаетъ меня, давая мнѣ сто ударовъ ременной плетью, пока изъ ранъ моихъ не потечетъ кровь; послѣ чего она надѣваетъ на меня власяницу, а сверху -- мою одежду.

Сказавъ это, молодой человѣкъ заплакалъ и прочелъ слѣдующіе стихи:

Даруй, Аллахъ, мнѣ силу и терпѣнье

Удѣлъ, тобой ниспосланный, нести,

Я все стерплю при помощи Твоей.

Мрачна, судьба моя и безысходна

Съ тѣхъ поръ, какъ я несчастья гнетъ тяжелый

Влачу изъ года въ годъ, изнемогая,

Но честный родъ блаженнаго Пророка

Заступится за бѣднаго страдальца.

Царь посмотрѣлъ на молодого человѣка и сказалъ ему:

-- О, юноша, какъ мнѣ жаль тебя. А гдѣ же эта женщина?

-- Она тамъ, въ Кеббехѣ, гдѣ лежитъ рабъ, -- отвѣчалъ онъ.-- И каждый день, прежде чѣмъ итти туда, она снимаетъ съ меня одежду и даетъ мнѣ сто ударовъ плетью, а я, не имѣя возможости пошевелиться, только плачу и кричу, пока не надоемъ ей. Измучивъ меня, она уходитъ къ рабу съ виномъ и ѣдой.

-- Клянусь тебѣ Аллахомъ, юноша!-- вскричалъ царь, -- и сдѣлаю для тебя что-нибудь и постараюсь, чтобы ты меня помнилъ и чтобы историки упомянули о моемъ поступкѣ въ моей біографіи.

Царь сѣлъ и проговорилъ съ нимъ до поздней ночи, послѣ чего, дождавшись разсвѣта, онъ снялъ свое платье, подпоясался мечомъ и пошелъ къ тому мѣсту, гдѣ лежалъ рабъ. Увидавъ лампы и свѣчи и замѣтивъ, какъ тамъ накурено духами и благовонными маслами, онъ подошелъ къ рабу и однимъ ударомъ покончилъ съ нимъ. Взваливъ его себѣ на спину, онъ снесъ его и бросилъ въ ручей, протекавшій у дворца, а самъ, вернувшись въ Кеббехъ, одѣлся въ платье раба и легъ, положивъ подлѣ себя мечъ. Вскорѣ послѣ этого подлая жена пришла къ своему двоюродному брату и, снявъ съ него платье, взяла плеть и стала бить его, а онъ закричалъ:

-- Ахъ, довольно мнѣ быть въ такомъ положеніи! Сжалься же надо мною!..

-- А ты имѣлъ ко мнѣ состраданіе,-- вскричала она,-- и пожалѣлъ моего любовника?

Она надѣла на него власяницу и верхнее платье и направилась къ рабу съ кубкомъ вина и блюдомъ варенаго мяса. Войдя въ Кеббехъ, она заплакала и вскричала:

-- О, возлюбленный мой. отвѣчай мнѣ! Заговори со мной!-- и затѣмъ она въ стихахъ закончила свои жалобы:

Доколѣ отвращенье и суровость

Продлятся эти, горестей избытокъ

Мнѣ принесла моя больная страсть.

-- О, мой возлюбленный,-- со слезами снова повторила она!-- Отвѣчай мнѣ! Скажи мнѣ что-нибудь!

Царь заговорилъ тихимъ голосомъ и поддѣлываясь подъ произношеніе негровъ:

-- Ахъ, ахъ! Только Господь и властенъ и могучъ!

Услыхавъ эти слова, она крикнула отъ радости и упала въ обморокъ. Придя же въ себя, она вскричала:

-- Такъ мой возлюбленный можетъ еще поправиться!

-- Преступная злодѣйка,-- едва слышнымъ, какъ будто отъ слабости, голосомъ отвѣчалъ царь:-- ты не стоишь того, чтобъ я говорилъ съ тобой.

-- Отчего?

-- Оттого, что ты цѣлыми днями терзаешь своего мужа, оттого, что онъ стонетъ и призываетъ Бога на помощь, такъ что я не могу спать до самаго утра: твой мужъ безъ устали молится и призываетъ на тебя кару; и если бы онъ не желалъ моей смерти, то я навѣрное бы поправился; вотъ по этой-то причинѣ я никогда не хотѣлъ говорить съ тобой.

-- Въ такомъ случаѣ съ твоего позволенія,-- отвѣчала она,-- я освобожу его отъ мученій.

-- Освободи его, -- продолжалъ царь.-- дай ему полную свободу.

-- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчала она,-- и, вставъ, тотчасъ же отправилась во дворецъ и, взявъ чашку, налила ее водою, надъ которой прошептала какія-то слова, послѣ чего вода закипѣла ключомъ. Этой водой она вспрыснула своего двоюроднаго брата, говоря:

-- Въ силу словъ моихъ обратись изъ своего настоящаго положенія въ свое первобытное состояніе!

Молодой человѣкъ встрепенулся и вскочилъ на ноги, очень довольный своимъ превращеніемъ.

-- Нѣтъ Бога выше Бога, а Магометъ -- пророкъ его!-- вскричалъ онъ.-- Да благословитъ и спасетъ его Господь!

-- Уходи,-- сказала она ему, -- и не возвращайся, а то я убью трбя.

Онъ, конечно, тотчасъ же ушелъ, а она пошла въ Коббехъ.

-- О, возлюбленный мой! скажи мнѣ что-нибудь.

-- Что ты сдѣлала?-- слабымъ голосомъ спросилъ онъ.--ТЫ избавила меня отъ вѣтвей, но корни-то остались.

-- О, возлюбленный мой, что называешь ты корнями?

-- Населеніе города и четырехъ горъ, -- отвѣчалъ онъ.-- Каждый день, въ полночь, рабы поднимаютъ головы и призываютъ проклятіе на меня и на тебя, и это мѣшаетъ мнѣ поправиться; поэтому поди, освободи ихъ всѣхъ и потомъ вернись и подними меня. Я чувствую, что силы возвращаются ко мнѣ.

Услыхавъ эти слова царя, котораго она принимала за раба, она радостно сказала ему:

-- О, возлюбленный мой, владыка моей головы и моихъ глазъ. Во имя Господа иду исполнить твои приказанія.

Она вскочила и совершенно довольная и счастливая поспѣшила къ озеру, изъ котораго зачерпнула немного воды и проговорила какія-то непонятныя слова. Отъ этихъ словъ рыбы заволновались, подняли головы и обратились въ прежнихъ людей. Чары были сняты съ обитателей города, возставшаго на прежнемъ мѣстѣ со всѣми его жителями и базарами, и всѣ занялись своимъ дѣломъ, горы тоже обратились въ прежніе острова. Злая женщина вернулась вслѣдъ за этимъ къ царю, котораго продолжала принимать за раба, и сказала ему:

-- О, возлюбленный мой, протяни мнѣ твою руку, чтобъ я могла поцѣловать ее.

-- Подойди ко мнѣ, -- тихо проговорилъ царь.

Она подошла къ нему, а онъ, держа наготовѣ свой отточенный мечъ, воткнулъ его ей въ грудь, такъ что конецъ его вышелъ у нея на спинѣ. Затѣмъ онъ ударилъ ее еще разъ и разсѣкъ надвое.

Заколдованнаго молодого человѣка онъ нашелъ дожидающимся его и поздравилъ съ освобожденіемъ. Юный же царь поцѣловалъ ему руку и поблагодарилъ его.

-- Останешься ли ты здѣсь въ городѣ или отправишься со мной ко мнѣ въ столицу?-- спросилъ его царь.

-- О, царь вѣковъ,-- отвѣчалъ ему молодой человѣкъ.-- Да знаешь ли ты, какое разстояніе отдѣляетъ тебя отъ твоей столицы?

-- Два съ половиною дня, -- отвѣчалъ Царь.

-- О царь!-- вскричалъ юноша.-- Если ты спишь, то проснись; тебя отдѣляетъ отъ твоей столицы разстояніе, которое можно пройти только въ цѣлый годъ, да и то если торопиться, а ты дошелъ въ два съ половиною дня лишь потому, что городъ былъ заколдованъ; но я, царь, ни за что въ мірѣ не покину тебя.

Слова эти очень обрадовали царя.

-- Слава Господу, по милосердію Своему даровавшему мнѣ тебя; ты -- мой сынъ. Во всю мою жизнь у меня не было сына.

Они поцѣловали другъ друга и радовались отъ души. Они вошли вмѣстѣ во дворецъ, гдѣ юный царь объявилъ своимъ царедворцамъ, что онъ отправляется на богомолье, и поэтому они приготовили ему все, что нужно для путешествія, и онъ отправился съ султаномъ, раздумывая о своемъ городѣ, котораго цѣлый годъ не видалъ.

Онъ выѣхалъ въ сопровожденіи пятидесяти мамелюковъ и со множествомъ подарковъ, и въ продолженіе цѣлаго года они ѣхали и ночь и день и, наконецъ, добрались до столицы султана. Визирь же и войска, потерявшіе надежду видѣть его, вышли къ нему навстрѣчу. Приблизившись къ нему, войска поцѣловали прахъ у ногъ его и поздравили его съ благополучнымъ возвращеніемъ. Султанъ вошелъ въ столицу и сѣлъ на престолъ. Онъ разсказалъ визирю все, что случилось съ юнымъ царемъ, и визирь поздравилъ молодого человѣка съ избавленіемъ, и когда все было приведено въ порядокъ, султанъ одарилъ своихъ приближенныхъ и приказалъ визирю позвать того рыбака, который приносилъ ему рыбу. Визирь тотчасъ же послалъ за рыбакомъ, послужившимъ причиною избавленія обитателей заколдованнаго города., и привелъ его къ царю; а царь одарилъ его почетной одеждой и разспросилъ объ его домашней жизни, и есть ли у него дѣти? Рыбакъ отвѣчалъ ему, что у него есть сынъ и двѣ дочери. На одной изъ дочерей женился царь, а на другой -- юный царевичъ²⁵). Сыну же рыбака онъ далъ мѣсто казначея. Послѣ этого онъ послалъ визиря въ столицу Черныхъ острововъ и поручилъ ему управленіе ими. Вмѣстѣ съ нимъ онъ отправилъ и пятьдесятъ мамелюковъ, привезенныхъ оттуда съ многочисленными почетными одеждами для всѣхъ эмировъ. Поцѣловавъ руку султана, визирь пустился въ путь, а султанъ и царевичъ остались. Рыбакъ сдѣлался самымъ богатымъ человѣкомъ своего времени, а дочери до самой смерти остались женами царей.

-- Но вѣдь это,-- прибавила Шехеразада,-- далеко не такъ удивительно, какъ то, что случилось съ носильщикомъ.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
Начинается съ половины девятой ночи и кончается въ половинѣ восемнадцатой.

Носильщикъ, три багдадскихъ женщины, три царскихъ нищихъ и т. д.

Въ городѣ Багдадѣ жилъ-былъ носильщикъ, человѣкъ холостой. Однажды онъ сидѣлъ на базарѣ, прислонившись къ своей плетеной корзинкѣ¹), какъ къ нему подошла женщина, закутанная въ изаръ²), изъ ткацкихъ Эль-Мозиля³),-- изаръ, со стоящій изъ шелковой ткани, затканной золотомъ, съ золотымъ кружевомъ по обоимъ концамъ. Женщина, приподнявъ съ лица фату, показала чудные черные глаза съ длинными рѣсницами и замѣчательной красоты лицо

-- Возьми корзинку и или за мной, -- мягкимъ голосомъ сказала она.

Носильщикъ, услыхавъ это приказаніе, тотчасъ же взялъ корзинку и шелъ за нею, пока она не остановилась у какого-то дома и не постучала туда. Къ ней изъ дома вышелъ христіанинъ и она дала ему червонецъ и получила множество оливокъ и двѣ большихъ посудины съ виномъ⁴), которыя и уложила въ корзину носильщика.

-- Неси за мною, -- сказала она.

-- Вотъ сегодня такъ счастливый день!-- проговорилъ носильщикъ и, поднявъ корзину, пошелъ за нею

Она остановилась у торговца фруктами и купила сирійскихъ яблоковъ, отманійской айвы, оманскихъ персиковъ, жасмина изъ Алеппо, дамасскихъ водяныхъ лилій, нильскихъ огурцовъ, египетскихъ и султанскихъ лимоновъ, пахучихъ миртъ вѣтокъ лавзоніи, ромашки, анемоновъ, фіалокъ, гранатовыхъ цвѣтовъ и душистаго шиповника. Все это она положила въ корзину носильщика и приказала нести за собой. Онъ поднялъ корзину и пошелъ за нею до лавки мясника, гдѣ она приказала отрѣзать ей десять фунтовъ мяса. Мясникъ отрѣзалъ мяса, и она, завернувъ его въ банановый листъ, уложила въ корзину.

-- Неси за мной, -- сказала она носильщику.

Онъ взялъ корзину и пошелъ вслѣдъ за нею. Она остановилась у лавки съ сухими плодами И, набравъ различныхъ сортовъ, пожелала, чтобы носилыц-икъ несъ ея покупки. Носильщикъ повиновался ей и пошелъ за нею, пока она не остановилась у продавца сластей, гдѣ она купила блюдо и наложила на него всевозможныхъ пирожныхъ. Когда она сложила все это въ корзину, то носильщикъ сказалъ ей:

-- Если бы ты предупредила меня, то я взялъ бы мула, чтобъ онъ свезъ намъ все это.

Женщина только улыбнулась, услыхавъ его замѣчаніе, и вслѣдъ затѣмъ остановилась у продавца духовъ, гдѣ купила десять сортовъ различныхъ душистыхъ водъ, розовой воды, померанцевой воды, ивовой воды⁵) и т. д., тутъ же она взяла сахару, бутылку для опрыскиванья⁶), розовой воды съ мускусомъ, ладану, дерева алоя, сѣрой амбры, мускуса и восковыхъ свѣчей. Сложивъ все это въ корзину, она приказала слѣдовать за нею. Онъ взялъ корзину и шелъ за нею, пока она не подошла къ хорошенькому дому съ большимъ дворомъ передъ нимъ. Зданіе было красивое, съ двустворчатой дверью изъ чернаго дерева, съ вдѣланными пластинками изъ червоннаго золота.

Молодая женщина остановилась у двери и тихо стукнула, послѣ чего обѣ половинки распахнулись, и носильщикъ, взглянувъ, кто отворилъ ихъ, увидалъ молодую женщину высокаго роста, съ полной грудью, красивую, статную, съ челомъ, явнымъ, какъ мѣсяцъ, съ глазами лани, съ бровями, какъ нарождающійся серпъ Рамадана⁷), съ щеками, напоминающими анемоны, и съ устами, какъ печать Сулеймана⁸). Обликъ ея напоминалъ полную луну во всей ея красѣ, а грудь ея можно было сравнить съ двумя гранатами одинаковой величины. Глядя на нее, носильщикъ такъ растерялся, что чуть было не уронилъ корзины, и вскричалъ:

-- Никогда въ жизни не выпадало мнѣ такого счастливаго дня, какъ сегодняшній!

Дама-привратница, стоя въ дверяхъ, сказала покупательницѣ и носильщику:

-- Милости просимъ!

Они вошли и направились въ большую комнату⁹), разрисованную различными цвѣтами и прелестно отдѣланную рѣзнымъ деревомъ, съ фонтанами и уставленную разными скамейками. Углубленія, или ниши, въ видѣ отдѣльныхъ комнатокъ, отдѣлялись задернутыми занавѣсками. Въ концѣ комнаты виднѣлось алебастровое, отдѣланное жемчугомъ и брилліантами, ложе, завѣшанное пологомъ изъ пунцоваго атласа, за которымъ лежала молодая особа съ глазами, обладающими чарами Бабиля¹⁰), высокая и стройная, съ лицомъ, передъ которымъ могло покраснѣть даже солнце. Она походила на блестящую планету или на высокорожденную арабскую дѣвушку. Эта третья молодая особа, поднявшись съ своего ложа, легкой поступью вышла на середину гостиной, гдѣ уже стояли ея сестры, и сказала имъ:

-- Что же вы стоите? Снимите же ношу ст головы бѣднаго носильщика.

Вслѣдъ за этимъ покупательница встала передъ нимъ, привратница -- позади него, а третья сестра начала имъ помогать, и онѣ сняли съ головы его корзину. Выбравъ все изъ корзины и разложивъ по мѣстамъ, онѣ дали носильщику два червонца.

-- Теперь, носильщикъ, можешь уходить, -- сказали онѣ.

Но носильщикъ продолжалъ стоить и любоваться на ихъ красоту и миловидность, такъ какъ такихъ красавицъ онъ еще не видывалъ; замѣтивъ, что съ красавицами не было ни одного мужчины, и посмотрѣвъ на вино, фрукты и душистые цвѣты, онъ былъ такъ пораженъ, что не рѣшался итти, вслѣдствіе чего одна изъ дѣвушекъ сказала ему:

-- Что же ты не уходишь? Или находишь, что недостаточно получилъ за свои труды? Дай ему еще червонецъ! прибавила она, обращаясь къ одной изъ сестеръ.

-- Клянусь Аллахомъ, госпожи мои!-- вскричалъ носильщикъ.-- Труды мои стоятъ не болѣе двухъ половинъ диргемъ¹¹), и я вовсе не думалъ о томъ, что вы дали мнѣ слишкомъ мало, но меня занимаетъ мысль о васъ и о вашемъ положеніи. Вы однѣ, и съ вами нѣтъ мужчинъ, которые могли бы занять васъ своимъ разговоромъ. Развѣ вы не знаете, что минаретъ¹²) стоитъ прочно только на четырехъ стѣнахъ, а у васъ четвертой стѣны нѣтъ, и женщины не могутъ веселиться по-настоящему безъ мужчинъ: васъ только трое, и вамъ нуженъ четвертый, нуженъ мужчина разумный, солидный и умѣющій хранить тайны.

-- Мы -- дѣвушки,-- отвѣчали онѣ,-- и боимся довѣрять наши тайны людямъ, не умѣющимъ хранить ихъ, такъ какъ въ одной книгѣ мы читали такой стихъ:

Храни свою ты тайну въ глубинѣ

Своей души и никому ея

Не открывай: свою открывшій тайну

Ея лишится этимъ навсегда.

-- Клянусь вашей жизнью!-- вскричалъ носильщикъ, -- что я человѣкъ благоразумный, и мнѣ можно довѣриться; я читалъ много книгъ и различныхъ исторій. Я могу разсказать забавное, скрыть шалости и поступать согласно слѣдующимъ стихамъ:

Лишь мужи вѣрные и съ честнымъ сердцемъ

Умѣютъ сохранять чужую тайну.

Она во мнѣ, какъ въ замкнутомъ покоѣ,

Пребудетъ полной тайной навсегда.

Услыхавъ стихи и слова, съ которыми онъ къ нимъ обратился, онѣ сказали ему:

-- Ты знаешь, что мы затратили порядочную сумму; развѣ ты хочешь вознаградить насъ? Но мы не хотимъ, чтобы ты принималъ участіе въ нашемъ пирѣ, если не внесешь за него своей части. Вѣдь ты хочешь сидѣть съ нами и угощаться и любоваться на наши хорошенькія лица?

-- Если дружба не даетъ денегъ,-- сказала хозяйка дома,-- то но вѣсу она равняется только зернышку.

-- Если у тебя нѣтъ ничего,-- прибавила привратница,-- то и уходи ни съ чѣмъ.

-- Сестрица!-- вскричала покупательница.-- Оставимъ его, вѣдь въ самомъ дѣлѣ онъ сегодня хорошо послужилъ намъ; другой не былъ бы такъ снисходителенъ, поэтому я внесу за него его долю расходовъ.

-- Клянусь Аллахомъ!-- вскричалъ обрадованный носильщикъ.-- Я получилъ свою единственную настоящую плату за труды сегодняшняго дня только отъ тебя одной.

-- Садись, милости просимъ,-- проговорили другія сестры.

Покупательница встала, подтянула кушакъ, поставила бутылки, нацѣдила вина и накрыла на столъ около фонтана. Она приготовила все, что нужно, принесла вино и сѣла рядомъ съ сестрами. Носильщикъ сѣлъ рядомъ съ ними, думая, что все это онъ видитъ во снѣ. Когда всѣ усѣлись, покупательница взяла кувшинъ и, наливъ изъ него кубокъ вина, выпила его, наливъ второй кубокъ, она подала одной сестрѣ, потомъ, наливъ третій кубокъ, подала другой сестрѣ, затѣмъ, наполнивъ его въ четвертый разъ, подала носильщику, который, принявъ отъ нея кубокъ, сказалъ слѣдующій стихъ:

Я стану пить вино и наслаждаться

Здоровьемъ: вѣдь напитокъ этотъ чудный

Отъ всѣхъ недуговъ сразу исцѣлитъ.

Кубокъ съ виномъ передавался изъ рукъ въ руки, и носильщикъ угощался, и плясалъ, и пѣлъ съ ними, и душился, и началъ обнимать и цѣловать ихъ, за что одна шлепала его, другая толкала, а третья била душистыми цвѣтами до тѣхъ поръ, пока вино не подѣйствовало на нихъ до такой степени, что онѣ забыли всякое приличіе и вели себя безцеремонно, точно тутъ не было мужчины ¹³).

Такъ время прошло до сумерекъ, когда онѣ сказали:

-- Уходи и покажи намъ, какъ широки твои плечи ¹⁴).

-- Поистинѣ,-- отвѣчалъ онъ,-- легче душѣ моей разстаться съ тѣломъ, чѣмъ мнѣ покинуть ваше общество, поэтому позвольте мнѣ дождаться вмѣстѣ съ вами наступленія дня, и и тогда всѣ мы вернемся къ своимъ обычнымъ занятіямъ.

Покупавшая угощеніе сестра снова замолвила за него слово.

-- Прошу васъ,-- сказала она,-- дозволить ему провести съ нами ночь для того, чтобы мы могли посмѣяться надъ его шутками, такъ какъ онъ плутъ остроумный.

-- Ну, хорошо,-- сказали онѣ ему,-- ты проведешь ночь съ нами, но только съ условіемъ, что ты подчинишься намъ и не станешь спрашивать объясненій того, что увидишь.

-- Хорошо,-- отвѣчалъ онъ.

-- Ну, такъ вставай, и прочти то, что написано тутъ, на двери.

Онъ подошелъ къ двери и прочелъ слѣдующую надпись, сдѣланную золотыми буквами: "Не говори о томъ, что до тебя не касается, а иначе тебѣ придется испытать для тебя нѣчто непріятное".

-- Примите мое обѣщаніе, -- проговорилъ онъ, -- что я не стану говорить о томъ, что меня не касается.

Покупательница встала и приготовила обѣдъ. Поѣвъ немного, она залегла свѣчи и покурила алоемъ. Сдѣлавъ это, всѣ снова сѣли за столъ и въ это время услыхали, что кто-то стучится; не прерывая обѣда, одна изъ нихъ встала и пошла къ двери.

-- Сегодняшнее наше веселье можетъ быть полное, -- сказала она вернувшись, -- такъ какъ у дверей я нашла трехъ нищенствующихъ монаховъ ¹⁵) съ бритыми бородами, но всѣ они слѣпы на одинъ лѣвый глазъ, вѣроятно, по какой-нибудь странной случайности. Это недавно прибывшіе чужестранцы, очень смѣшные, такъ что мы можемъ посмѣяться надъ ними.

Она продолжала говорить за новыхъ гостей до тѣхъ поръ, пока сестры ея не согласились и не велѣли впустить нищенствующую братію.

-- Пусть идутъ, -- сказали онѣ; -- но только условься съ ними, чтобы они не говорили о томъ, что до нихъ не касается, а иначе имъ придется услыхать нѣчто, вовсе для нихъ непріятное.

Сестра снова направилась къ двери и ввела трехъ мужчинъ, кривыхъ на одинъ глазъ, съ бритыми подбородками и съ тоненькими закрученными усиками. Какъ нищіе, они поклонились и встали въ сторонкѣ, но хозяйки встали и заставили ихъ сѣсть. Нищіе, посмотрѣвъ на носильщика и увидавъ, что онъ пьянъ, стали внимательнѣе вглядываться въ него и предположили, что онъ изъ ихъ же сословія.

-- Онъ такой же бѣднякъ, какъ и мы,-- замѣтили они,-- и разговоръ его насъ позабавитъ.

Носильщикъ же, услыхавъ это замѣчаніе, всталъ и, сверкнувъ глазами, вскричалъ:

-- Сидите смирно и поудержитесь отъ дерзкихъ замѣчаній. Развѣ вы не читали надписи надъ дверьми?

Сестры засмѣялись и замѣтили:

-- Нищіе и носильщикъ позабавятъ насъ.

Онѣ поставили передъ нищими ѣду, и тѣ поѣли и стали пить. Привратница подала имъ вина и сказала:

-- Не позабавите ли вы насъ, братья, какимъ-нибудь анекдотомъ или веселымъ разсказомъ?

Нищіе, разгоряченные виномъ, спросили, нѣтъ ли въ домѣ какого-нибудь музыкальнаго инструмента, и привратница принесла имъ бубны, лютню и персидскую арфу ¹⁶). Они встали, и одинъ взялъ бубны, другой -- лютню, а третій -- арфу и начали играть, а дѣвицы подъ ихъ игру громко запѣли. Во время этихъ музыкальныхъ упражненій кто-то постучалъ въ дверь. Привратница тотчасъ же встала и пошла посмотрѣть, кто тамъ. Стукъ же произошелъ вотъ вслѣдствіе чего.

Калифъ ¹⁷) Гарунъ Эръ-Рашидъ вышелъ въ эту ночь, чтобы посмотрѣть и послушать, что дѣлается, и вышелъ въ сопровожденіи Джафара, своего визиря, и Месрура, своего палача ¹⁸). Онъ, обыкновенно, переодѣвался купцомъ; и въ эту ночь, проходя по городу, онъ случайно проходилъ мимо дома сестеръ и, услыхавъ звуки музыкальныхъ инструментовъ, сказалъ Джафару:

-- Очень мнѣ хочется войти въ этотъ домъ и посмотрѣть, кто тамъ играетъ.

-- Тамъ гости и, вѣроятно, пьяные,-- отвѣчалъ Джафаръ,-- и я боюсь, чтобы намъ не пришлось испытать какія-нибудь непріятности.

-- Надо войти, -- продолжалъ калифъ, -- и потому выдумай какой-нибудь предлогъ, чтобы насъ пустили туда.

-- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ Джафаръ и постучался въ дверь, а когда одна изъ сестеръ отворила ему, то онъ заявилъ ей слѣдующее: "Сударыня, мы купцы изъ Тиверія и десять дней пробыли въ Багдадѣ. Мы привезли съ собой товары и остановились въ Ханѣ ¹⁹). Насъ на сегодняшній вечеръ пригласилъ къ себѣ въ гости одинъ купецъ, вслѣдствіе чего мы и отправились къ нему, и онъ накормилъ и напоилъ насъ, послѣ чего далъ намъ позволеніе уйти ²⁰), но на дворѣ такъ темно, и мы иностранцы и не могли найти дороги въ Ханъ: мы надѣемся поэтому, что вы будете такъ добры и позволите намъ переночевать у васъ въ домѣ, и за это позволеніе Господь вознаградитъ васъ".

Привратница посмотрѣла на нихъ и, увидавъ, что они одѣты купцами, пошла посовѣтоваться съ своими сестрами и, получивъ ихъ согласіе, вернулась къ путешественникамъ и отворила имъ дверь.

-- Можемъ мы войти съ твоего позволенія?-- спросили они.

-- Входите,-- отвѣчала она.

Послѣ этого калифъ вошелъ въ сопровожденіи Джафара и Месрура, и сестры, увидавъ ихъ, встали и стали ихъ угощать, говоря:

-- Милости просимъ, будьте гостями, по только у насъ есть одно условіе: чтобы вы не говорили о томъ, что до васъ не касается, а иначе съ вами будетъ то, что вамъ не очень понравится.

-- Хорошо,-- отвѣчали они и сѣли, чтобы выпить. Калифъ при видѣ трехъ нищихъ очень удивился, въ особенности, когда онъ увидалъ, что каждый изъ нихъ слѣпъ на одинъ глазъ, а посмотрѣвъ на дѣвушекъ, онъ поразился ихъ привлекательностью и красотой. Въ то время, какъ другіе уже давно угощались и болтали, дѣвушки подали вина и калифу, но тотъ отвѣчалъ имъ, что онъ пилигримъ, и отказался. Вслѣдствіе этого привратница разостлала передъ нимъ вышитое сукно и поставила китайскую бутылку, наливъ въ нее ивовой воды и прибавивъ кусокъ льду, и подсластила сахаромъ. Калифъ, поблагодаривъ ее, подумалъ:

"Завтра я отблагодарю ее за это вниманіе".

Общество продолжало пировать, и когда вино стало на нихъ дѣйствовать, хозяйка дома встала и, взявъ за руку сестру-покупательницу, сказала:

-- Вставай, сестра! Намъ надо исполнить долгъ нашъ.

-- Хорошо,-- отвѣчала та.

Привратница встала и очистила всю середину комнаты, поставивъ нищихъ въ концѣ у дверей; послѣ чего хозяйки обратились къ носильщику, сказавъ:

-- Хотя ты не старый нашъ другъ, но все-таки ты намъ не чужой, а знакомый.

-- Что же вамъ угодно?-- спросилъ носильщикъ, вставая.

-- Стой тамъ, гдѣ ты стоишь,-- отвѣчала одна изъ сестеръ,-- и помоги мнѣ.

Онъ увидалъ двухъ черныхъ собакъ на цѣпочкѣ, которыхъ и вывелъ на середину комнаты. Хозяйка дома встала съ своего мѣста и, засучивъ рукава по локоть, взяла въ руку плоть и приказала носильщику подвести къ себѣ одну изъ собакъ. Собака завизжала и, глядя на хозяйку, замотала головой, но хозяйка, невзирая на это, стала ее бить до тѣхъ поръ, пока не устала и не отбросила плети. Послѣ этого она прижала ея голову къ своей груди, стерла слезы съ ея глазъ и поцѣловала ее въ голову...

-- Отведи ее и приведи другую!-- сказала она носильщику.

Съ другой собакой она сдѣлала то же самое, что и съ первой. При видѣ этого калифъ пришелъ въ недоумѣніе, и сердце его сжалось. Онъ знакомъ приказалъ Джафару спросить, что это значитъ, но тотъ знакомъ же отвѣчалъ ему, что говорить не надо.

Хозяйка дома, взглянувъ на привратницу, сказала:

-- Вставай и дѣлай свое дѣло!

-- Хорошо!-- отвѣчала она.

Хозяйка же опустилась на алебастровое ложе, отдѣланное золотомъ и серебромъ.

-- Теперь исполняйте вы вашъ долгъ, -- сказала она сестрамъ.

Привратница сѣла подлѣ нея на ложе, а покупательница вошла въ нишу и принесла оттуда атласный мѣшокъ съ зелеными кистями и, вставъ передъ хозяйкой дома, она вынула изъ него лютню и, ударивъ по струнамъ, спѣла слѣдующіе стихи:

О, возврати ты сонъ моимъ глазамъ,

Который взятъ отъ нихъ, и объясни,

Зачѣмъ мой разумъ вдругъ меня покинулъ.

Когда я полюбила, то открыла,

Что сонъ сталъ недругомъ моихъ очей.

Мнѣ говорили: "Раньше ты была

Веселой, но теперь перемѣнилась!" --

"Ищи огня по дыму", отвѣчала

На это я. И я ему прощаю

И пролитую кровь мою. Сама я

Гнѣвъ вызвала его и побудила

На это преступленье. Отраженъ

Навѣки образъ дорогой его

На зеркалѣ моей тревожной мысли

И въ пламени души моей больной.

Услыхавъ эту пѣсню, привратница вскричала:

-- Да восхвалитъ тебя Аллахъ!

Она разорвала на себѣ одежду и въ обморокѣ упала на полъ, при чемъ грудь ея открылась, и калифъ увидалъ на ней слѣды ударовъ, какъ будто отъ микраховъ ²¹) и плетей, что его до крайности удивило. Покупательница тотчасъ же встала, вспрыспула ей лицо водой, затѣмъ принесла другое платье и переодѣла ее.

-- Видишь эту женщину, со слѣдами побоевъ на груди?-- обратился калифъ къ Джафару.-- Я не могу оставить такъ этого дѣла и не могу быть покоенъ, пока не узнаю истинной исторіи этой дѣвушки и этихъ двухъ собакъ.

-- Государь, -- отвѣчалъ ему Джафаръ, -- вѣдь онѣ поставили намъ условіемъ не говорить о томъ, что насъ не касается, а иначе мы можемъ услыхать нѣчто для насъ очень непріятное.

Покупательница между тѣмъ снова взяла лютню и, прижавъ ее къ своей груди, ударила пальцами по струнамъ и пропѣла слѣдующее:

Что можемъ говорить мы, если сердце

Полно печальныхъ жалобъ на любовь?

Какъ намъ найти отъ страсти избавленье.

И отъ желаній страстныхъ не сгорать?

И если бъ мы посла туда послали,

То не сумѣлъ бы онъ тамъ передать

Тоски и жалобъ любящихъ сердецъ.

И пусть мы даже будемъ терпѣливы,

Мы все-таки не сможемъ пережить

Того, кого всѣмъ сердцемъ мы любили,--

Утраты безвозвратной. Остаются

Намъ только слезы, горе и страданья.

О, ты, теперь очамъ моимъ незримый,

Всегда твой образъ милый будетъ жить

Въ душѣ моей. Но вѣренъ ли ты той,

Которая тебя такъ страстно любитъ,

Что ни за что на свѣтѣ не измѣнитъ?

Иль въ дни разлуки позабылъ ужъ ту,

Что ждетъ такъ долго твоего возврата?

Когда придетъ день Страшнаго суда,

У Господа одно просить я буду,

Чтобъ Онъ тебя немедленно судилъ.

Услыхавъ эти стихи, привратница снова разорвала свою одежду и съ крикомъ упала въ обморокъ на полъ, а покупательница, какъ прежде, принесла новое платье, предварительно прыснувъ воды ей на лицо.

-- Лучше бы намъ не входить въ этотъ домъ и провести ночь подъ открытымъ небомъ,-- замѣтили нищіе,-- а то еще отъ такой ночи всѣ кости разболятся.

Калифъ посмотрѣлъ на нищихъ и сказалъ:

-- Это почему?

-- А потому, что спокойно нельзя смотрѣть на такія вещи.

-- А развѣ вы не здѣшніе?

-- Нѣтъ,-- отвѣчали нищіе,-- мы не знаемъ даже, чей это домъ; можетъ-быть, это домъ вотъ этого человѣка, что сидитъ тутъ съ нами.

-- Нѣтъ,-- отвѣчалъ на это посильщикъ,-- я тоже вижу домъ этотъ въ первый разъ и предпочелъ бы провести ночь подъ открытымъ небомъ, только не здѣсь.

-- Насъ тутъ семеро мужчинъ,-- сказали они другъ другу,-- а ихъ только три женщины, и потому мы можемъ спросить у нихъ ихъ исторію, и если онѣ не захотятъ разсказать ее. добровольно, то мы принудимъ ихъ къ этому.

Всѣ, кромѣ Джафара, согласились на это.

-- Нѣтъ,-- сказалъ онъ,-- это несправедливо; оставьте ихъ въ покоѣ, мы ихъ гости, и онѣ поставили намъ условіе, которое мы и должны исполнитъ; ночь ужъ на исходѣ, и мы скоро всѣ разойдемся въ разныя стороны. До утра остается всего одинъ часъ,-- прибавилъ онъ, обращаясь къ калифу,-- а завтра мы приведемъ ихъ къ тебѣ, и ты спросишь у нихъ ихъ исторію.

-- Нѣтъ,-- отвѣчалъ калифъ,-- мнѣ не терпится узнать ее теперь.

Слово за слово, они договорились до того, что стали разбирать, кто могъ бы первый предложить вопросъ, и выборъ палъ на носильщика.,

-- Господа!-- обратились къ нимъ сестры,-- о чемъ это вы толкуете?

Услыхавъ этотъ вопросъ, носильщикъ подошелъ къ хозяйкѣ.

-- Госпожа!-- сказалъ онъ,-- прошу тебя и умоляю ради Аллаха, разскажи намъ исторію этихъ двухъ собакъ и зачѣмъ ты била ихъ, и затѣмъ плакала и цѣловала ихъ и, кромѣ того, сообщи намъ, по какой причинѣ сестра твоя избита. Это мы желаемъ знать, и да будетъ надъ тобою миръ.

-- Правду ли онъ говоритъ о васъ?-- спросила хозяйка, обращаясь ко всѣмъ мужчинамъ.

-- Правда,-- отвѣчали всѣ, за исключеніемъ Джафара.

-- Поистинѣ,-- сказала хозяйка, услыхавъ этотъ отвѣтъ,-- вы глубоко оскорбляете насъ, гости наши; развѣ мы не заключили съ вами условія, что вы не етапете вмѣшиваться не въ свои дѣла, чтобы не услыхать чего-либо для васъ весьма непріятнаго. Вамъ мало того, что мы приняли васъ къ себѣ въ домъ и угостили васъ? Но въ этомъ не столько виноваты вы, сколько виновата та, которая привела васъ сюда.

Сказавъ это, она завернула кулакъ въ рукавъ и, ударивъ три раза въ полъ, крикнула: "Скорѣе сюда!"

Дверь въ сосѣднюю комнату распахнулась, и изъ нея вышло семь черныхъ рабовъ съ обнаженными мечами въ рукахъ.

-- Завяжите,-- сказала она имъ,-- назадъ руки этимъ болтунамъ и привяжите ихъ одного къ другому.

Негры тотчасъ же исполнили ея приказаніе

-- Добродѣтельная госпожа,-- сказали негры, -- не прикажешь ли отрубить имъ головы?

-- Погодите,-- отвѣчала она,-- сначала они разскажутъ мнѣ свои исторіи, а потомъ можно будетъ ихъ обезглавить.

-- Ради Аллаха, госпожа моя,-- взмолился носильщикъ,-- не убивай меня за вину другихъ. Всѣ они провинились передъ вами, кромѣ меня. Право, мы отлично провели бы ночь, не будь этихъ нищихъ, одного присутствія которыхъ было бы достаточно, чтобы превратить населенный городъ въ груду развалинъ.

Послѣ этого онъ прочелъ слѣдующіе стихи:

Всегда пріятно тѣхъ прощать, кто можетъ

Возстать противу насъ. Еще пріятнѣй

Прощать безпомощныхъ. О, не губи

Ты ради нашей стародавней дружбы

За преступленье одного другого.

Услыхавъ эти слова, молодая женщина засмѣялась надъ своимъ гнѣвомъ. Затѣмъ, подойдя къ мужчинамъ, она сказала: .-- Разскажите мнѣ ваши біографіи, такъ какъ жить вамъ остается не болѣе часа. Если бы вы не были, повидимому, людьми высшаго сословія, то я ускорила бы ваше наказаніе.

-- Горе тебѣ, Джафаръ,-- сказалъ калифъ,-- скажи ей скорѣе, кто мы такіе, а иначе она убьетъ насъ,

-- И подѣломъ намъ, -- отвѣчалъ онъ.

-- Шутить въ такое серіозное время не приходится,-- продолжалъ калифъ,-- всему свое время.

-- Вы братья?-- спросила хозяйка, подходя къ нищимъ.

-- Нѣтъ,-- отвѣчали они,-- мы только бѣдные чужестранцы.

-- Ты родился кривымъ на одинъ глазъ?-- спросила она одного изъ нихъ.

-- Нѣтъ,-- отвѣчалъ онъ,-- но я лишился глаза вслѣдствіе одного очень страннаго происшествія, и разсказъ объ этомъ могъ бы послужить урокомъ человѣку, обращающему вниманіе на предупрежденіе.

Она обратилась съ тѣмъ же вопросомъ и ко второму и къ третьему нищему и получила отъ нихъ такой же отвѣтъ, какъ и отъ перваго.

-- Всѣ мы,-- прибавили они,-- изъ разныхъ мѣстъ, и исторіи наши весьма замѣчательны.

-- Каждый изъ васъ,-- продолжала она, глядя на нихъ,-- разскажетъ мнѣ свою исторію и причину его появленія здѣсь и затѣмъ очнется хорошенько и пойдетъ своей дорогой.

Первымъ подошелъ носильщикъ и началъ такъ:

-- Я -- носильщикъ, госпожа моя!-- и вотъ эта покупательница наняла меня и привела меня сюда, а то, что случилось здѣсь со мною, вы знаете очень хорошо. Вотъ и вся моя исторія, и да будетъ надъ вами миръ.

-- Ну, такъ приди хорошенько въ себя и отправляйся.

-- Клянусь Аллахомъ,-- отвѣчалъ онъ,-- я не уйду до тѣхъ поръ, пока не выслушаю исторіи своихъ товарищей.

Первый нищій подошелъ и разсказалъ слѣдующее.

Первый царственный нищій.

Знай, госпожа моя, причину, почему я выбрилъ себѣ бороду и почему потерялъ одинъ глазъ. Отецъ мой былъ царемъ, и братъ у него былъ тоже царь, жившій въ другой столицѣ. Случилось такъ, что мать моя родила меня какъ разъ въ тотъ же самый день, когда родился сынъ у моего дяди; и прошло много лѣтъ и много дней до тѣхъ поръ, пока мы не сдѣлались взрослыми. Въ продолженіе нѣсколькихъ лѣтъ я имѣлъ обыкновеніе ѣздить въ гости къ своему дядѣ и гостить у него по нѣскольку мѣсяцевъ; и въ одинъ изъ моихъ пріѣздовъ двоюродный братъ мой принялъ меня съ большимъ почетомъ; онъ закололъ для меня барана, нацѣдилъ вина, и мы сидѣли и распивали, а когда вино стало дѣйствовать на насъ, то онъ обратился ко мнѣ съ такими словами:

-- О, сынъ моего дяди, мнѣ нужна твоя помощь въ дѣлѣ, для меня весьма важномъ, и, прошу тебя, не протестуй противъ того, что я хочу сдѣлать.

-- Я совершенно къ твоимъ услугамъ.-- отвѣчалъ я; и онъ заставилъ меня дать ему страшную клятву, послѣ чего онъ на нѣкоторое время удалился, и затѣмъ вернулся съ женщиной, покрытой украшеніями, раздушенной и одѣтой чрезвычайно богато. Оставивъ женщину позади себя, онъ посмотрѣлъ на меня и сказалъ:

-- Возьми эту женщину и отправляйся на кладбище,-- онъ разсказалъ мнѣ, гдѣ находилось это кладбище, и затѣмъ прибавилъ:-- войди туда и жди меня тамъ.

Я не могъ возражать ему и не могъ не исполнить его требованія вслѣдствіе данной мною клятвы: поэтому я взялъ женщину и отправился съ нею на кладбище. Тамъ мы посидѣли немного, и вскорѣ пришелъ мой двоюродный братъ и принесъ съ собой чашку съ водой, мѣшокъ съ замазкой и небольшое долото. Онъ подошелъ къ могилѣ, находившейся посреди кладбища. и долотомъ разъединилъ камни, которые сложилъ въ сторону, затѣмъ, раскопавъ землю тѣмъ же долотомъ, онъ докопался до небольшого плоскаго камня и, поднявъ его, открылъ небольшую лѣстницу. Подозвавъ къ себѣ женщину, онъ сказалъ ей:

-- Исполняй свое желаніе!

Женщина спустилась съ лѣстницы, а онъ, взглянувъ на меня, сказалъ:

-- О, сынъ моего дяди, доверши свое благодѣяніе и, когда я спущусь внизъ, заложи опять этотъ камень, засыпь землею, какъ было прежде, затѣмъ смѣшай эту замазку съ водой и замажь могильные камни въ томъ видѣ, въ какомъ они лежали первоначально, такъ, чтобы никто не заподозрилъ, что это недавно открывалось. Я цѣлый годъ готовился къ этому и, кромѣ Бога, никто этого не зналъ. Такъ вотъ чего я требую отъ тебя. Дай Богъ, чтобы друзья твои не были лишены твоего присутствія, о, сынъ моего дяди!-- прибавилъ онъ и съ этими словами опустился внизъ.

Когда онъ исчезъ изъ моихъ глазъ, я заложилъ отверстіе плоскимъ камнемъ и сдѣлалъ все такъ, какъ онъ просилъ, и привелъ могилу въ ея прежнее положеніе; послѣ чего я вернулся въ домъ дяди, уѣзжавшаго на охоту. Проспавъ эту ночь, я. сталъ раздумывать утромъ о томъ, что произошло между мною и моимъ двоюроднымъ братомъ, и раскаялся въ томъ, что я сдѣлалъ для него, когда раскаяніе было уже безполезно. Отправившись на кладбище, я сталъ искать могилы, но найти ея не могъ. Искалъ я безъ-устали до самой глубокой ночи и, не найдя, вернулся во дворецъ. Не зная, что сталось съ моимъ братомъ, я пересталъ отъ тревоги и ѣсть и нить и впалъ въ страшную тоску. Горевалъ я всю ночь до утра и снова отира^ вился на кладбище, раздумывая о поступкѣ своего двоюроднаго брата и раскаиваясь, что я помогалъ ему. Я осматривалъ всѣ могилы, но той, которую я искалъ, не находилъ. Такимъ образомъ въ продолженіе семи дней искалъ я совершенно безполезно²²).

Тоска моя усиливалась до такой степени, что я чуть не сошелъ съ ума и, чтобъ успокоиться, поѣхалъ обратно къ отцу; но лишь только я подъѣхалъ къ заставѣ, какъ на меня бросились люди и связали меня. Я былъ тѣмъ болѣе пораженъ, что отецъ мой былъ султаномъ города, и связали меня наши дворцовые слуги. Въ душѣ я страшно испугался и подумалъ, что могло бы случиться съ моимъ отцомъ? У людей, связавшихъ меня, я спросилъ, что значитъ такое обращеніе со мной; но они мнѣ ничего не отвѣчали до тѣхъ поръ, пока одинъ изъ нихъ, служившій мнѣ лично, не сказалъ:

-- Счастье измѣнило твоему отцу, войска его отъ него отступились, и визирь убилъ его; а мы поджидали здѣсь, чтобы схватить тебя.

Они взяли меня, и я обмеръ, слыша что случилось съ моимъ отцомъ; и предсталъ передъ визиремъ, убившимъ его.

Между мною и визиремъ давно существовала вражда, и ВОТЪ но какой причинѣ: я очень любилъ охотиться съ самострѣломъ, и однажды случилось такъ, что я стоялъ на крышѣ своего дворца и прицѣливался въ птицу, поднявшуюся надъ крышей дворца визиря. Въ птицу я не попалъ, а попалъ въ глазъ визиря и выкололъ его въ силу предопредѣленія рока, какъ говоритъ поэтъ:

Идемъ путемъ мы предопредѣленнымъ,

И по пути такому человѣкъ

Итти впередъ съ покорностью обязанъ.

Кому въ одной странѣ смерть суждена,

Тотъ умереть въ другой странѣ не можетъ.

Когда я выкололъ глазъ визирю, то онъ ничего не могъ сказать, потому что отецъ мой былъ царемъ. Вотъ почему онъ ненавидѣлъ меня; и когда я стоялъ передъ нимъ со связанными руками, то онъ приказалъ отрубить мнѣ голову.

-- За что ты хочешь убить меня,-- сказалъ я,-- вѣдь я тебѣ ничего не сдѣлалъ?

-- Какъ ничего не сдѣлалъ? Что же можетъ быть хуже этого?!-- вскричалъ онъ, указывая на свой глазъ, выколотый мною.

-- Вѣдь я сдѣлалъ это нечаянно,-- сказалъ я.

-- Нечаянно?-- отвѣчалъ онъ;-- ну такъ я сдѣлаю это тебѣ нарочно.

Онъ приказалъ поставить меня передъ нимъ, и когда меня подвели, то Онъ ткнулъ пальцемъ и выкололъ мнѣ глазъ. И вотъ такимъ образомъ, какъ вы видите, я лишился глаза. Затѣмъ онъ приказалъ крѣпко связать меня и положить въ сундукъ.

-- Возьми этого человѣка,-- сказалъ онъ палачу,-- и вынеси его за городъ, и тамъ убей его, и брось его на съѣденіе дикимъ звѣрямъ.

Повинуясь этому приказанію, меня вынесли за городъ и, вынувъ тамъ изъ сундука, связали руки и ноги, и палачъ хотѣлъ уже завязать мнѣ глаза и убить меня, какъ я взмолился и закричалъ:

Сколькихъ досталось защищать мнѣ братьевъ;

И братья это были -- не враги.

Но могъ ли думать я, что и

они Пронзятъ мнѣ сердце острою стрѣлою.

Палачъ, при отцѣ занимавшій эту же должность и нерѣдко пользовавшійся многими благодѣяніями, услыхавъ эти стихи, вскричалъ:

-- О, господинъ мой! Что могу я сдѣлать, вѣдь я слуга и долженъ повиноваться? Но,-- прибавилъ онъ,-- я оставлю тебѣ жизнь твою, только не возвращайся болѣе въ эту страну, а то ты погибнешь и погубишь меня. Поэтъ говоритъ:

Бѣги и жизнь свою спасай ты, если

Боишься гнета: стѣны всѣмъ разскажутъ

Про своего строителя судьбу.

Взамѣнъ тобой покинутой страны

Найдешь другую ты, но не найдешь

Для сердца своего другой замѣны.

Лишь только онъ сказалъ это, я поцѣловалъ ему руки, по повѣрилъ въ свое спасеніе лишь тогда, когда ушелъ отъ него. Потеря глаза казалась мнѣ ничтожной въ сравненіи съ тои опасностью, отъ которой я избавился. Я тотчасъ же направился въ столицу своего дяди и, придя къ нему, сообщилъ ему о томъ, что случилось съ отцомъ, и какимъ образомъ я лишился глаза. Онъ горько заплакалъ и проговорилъ:

-- Своимъ разсказомъ ты еще болѣе усиливаешь мою тревогу и горе, такъ какъ двоюродный братъ твой пропалъ, и я не знаю, что съ нимъ сталось, и никто не можетъ сообщить мнѣ что-либо о немъ.

Онъ снова заплакалъ и лишился чувствъ. Придя же въ себя, онъ сказалъ:

-- О, сынъ мой! Потеря твоего глаза все же лучше потери жизни.

, Послѣ этого я не могъ болѣе молчать о томъ, что зналъ о его сынѣ, и сообщилъ ему все, что произошло. Услыхавъ мой разсказъ, онъ очень обрадовался.

-- Покажи мнѣ эту могилу,-- сказалъ онъ.

-- Клянусь Аллахомъ,-- отвѣчалъ я:-- я не знаю, гдѣ она, о, мой дядя! такъ какъ я много разъ ходилъ искать ее и не могъ узнать

Послѣ этого мы пошли вмѣстѣ съ дядей и смотрѣли на кладбищѣ во всѣ стороны, наконецъ, могилу я нашелъ, что насъ обоихъ очень обрадовало. Мы вмѣстѣ съ нимъ сняли надгробные камни и землю и подняли плоскій камень, послѣ чего спустились съ пятидесяти ступеней. Внизу оказалась такая мгла, что у насъ заболѣли глаза. Дядя, чтобъ избавиться отъ страха, тотчасъ же проговорилъ:

-- И сила и власть присущи только Всевышнему, великому Богу.

Послѣ этихъ словъ мы пошли дальше и очутились въ комнатѣ, наполненной мукой, зерномъ и различными припасами; и тамъ же мы увидали ложе за задернутой занавѣской. На этомъ ложѣ лежали рядомъ сынъ дяди и женщина, спустившаяся вмѣстѣ съ нимъ, превращенные въ черный уголь, точно сгорѣвшіе отъ огня. Увидавъ это зрѣлище, дядя плюнулъ сыну въ лицо и вскричатъ:

-- Ты заслужилъ это, несчастный! Это наказаніе въ этомъ мірѣ, а тебя еще ждетъ болѣе сильное наказаніе на томъ свѣтѣ,-- прибавилъ онъ, ткнувъ его ногой.

Удивленный такимъ поступкомъ и сожалѣя брата и его спутницу, превращенныхъ въ уголь, я вскричалъ:

-- Ради Аллаха, о, мой дядя! Умѣрь гнѣвъ въ твоемъ сердцѣ. Я пораженъ, видя, что случилось съ твоимъ сыномъ, и не могу понять, какимъ образомъ твой сынъ и эта женщина обратились въ уголь? Неужели тебѣ мало того, что видишь его въ такомъ положеніи, и ты еще толкаешь его ногой?

-- О, сынъ моего брата!-- отвѣчалъ дядя.-- Мой сынъ съ раннихъ лѣтъ воспламенялся страстною любовью къ своей сводной сестрѣ²³), и я запретилъ ему питать эту страсть, думая, при этомъ, что теперь они еще дѣти, а когда вырастутъ, то могутъ совершить грѣховное дѣло,-- и, дѣйствительно, я вскорѣ услыхалъ, что они преступны, но не вѣрилъ этому. Тѣмъ не менѣе я строго выговаривала? ему и просилъ, его поостеречься отъ поступка, на какой не рѣшался никто до него и не рѣшится послѣ него, а иначе, говорилъ я ему, "мы будемъ до конца дней нашихъ опозорены среди царей, и дурная слава наша разнесется съ караванами. Берегись подобнаго поступка, который заставитъ меня поднять на тебя руку и убить-тебя". Послѣ этого я разлучилъ его съ нею; но эта подлая женщина страстно любила его; и самъ дьяволъ завладѣлъ ими обоими. Сынъ мой, увидавъ, что я разлучилъ его съ сестрой, потихоньку устроилъ это подземелье и, перетащивъ сюда продовольствія, воспользовался моимъ отсутствіемъ, такъ какъ я уѣзжалъ на охоту, и переселился сюда, но Истинный²⁴) -- да будетъ прославлено Его совершенство и да святится имя Его -- ревностно наблюдалъ за ними и спалилъ ихъ огнемъ, а наказаніе на томъ свѣтѣ будетъ страшнѣе и продолжительнѣе.

Онъ заплакалъ, и я заплакалъ вмѣстѣ съ нимъ.

-- Ты будешь моимъ сыномъ, вмѣсто него,-- сказалъ онъ мнѣ. Я же, подумавъ о жизни, со всѣми ея превратностями, объ убіеніи визиремъ моего отца, о захватѣ имъ его трона, о потерѣ глаза и о странной судьбѣ своего двоюроднаго брата, снова заплакалъ.

Мы поднялись наверхъ и, положивъ плоскій камень и засыпавъ его землею и сложивъ попрежнему могилу, вернулись во дворецъ; но лишь только успѣли мы сѣсть, какъ услышали трескъ барабановъ, звуки трубъ, военные крики, топотъ скачущихъ лошадей и увидали столбы поднимавшейся пыли. Мы смутились, не зная, чему приписать этотъ шумъ, а на вопросъ царя послѣдовалъ такой отвѣтъ:

-- Визирь твоего брата убилъ какъ его, такъ и его солдатъ и тѣлохранителей, и неожиданно явился сюда, въ городъ, съ своей арміей; а жители, не имѣя силъ сопротивляться, покорились ему.

"Если я попаду къ нему въ руки,-- подумалъ я тутъ,-- то онъ убьетъ меня".

Мнѣ стало горько, и, думая о бѣдствіи, обрушившемся на моего отца и мою мать, я не зналъ, что мнѣ дѣлать. Вѣдь если бы я показался въ городѣ, то меня жители тотчасъ же узнали бы, и войска моего отца лишили бы меня жизни. Я не нашелъ другого способа избавиться отъ опасности, какъ сбрить себѣ бороду²⁵) и потому я сбрилъ ее и, перемѣнивъ одежду, ушелъ изъ города и пришелъ сюда, въ эту мирную обитель, въ полной надеждѣ, что кто-нибудь представитъ меня калифу для того, чтобъ я могъ разсказать ему свою исторію и все, что со мной случилось. Сюда, въ городъ, я пришелъ сегодня вечеромъ и, остановившись въ недоумѣніи, не зная, куда направить стопы, я увидалъ этого нищаго и, поклонившись ему, сказалъ, что я чужестранецъ.

-- И я тоже чужестранецъ,-- отвѣчалъ онъ; и въ то время, какъ мы такимъ образомъ говорили съ нимъ, къ намъ подошелъ вотъ этотъ третій нашъ товарищъ и, поклонившись намъ, сказалъ, что онъ тоже чужестранецъ. Мы отвѣчали, что и мы чужестранцы. Такимъ образомъ мы пошли втроемъ и съ наступленіемъ ночи судьбою были занесены сюда, въ вашъ домъ.-- Это и была причина, почему я сбрилъ себѣ бороду и лишился одного глаза.

-- Ну, такъ очнись,-- сказала ему хозяйка,-- и отправляйся; но онъ отвѣчалъ, что не пойдетъ до тѣхъ поръ, пока не выслушаетъ исторіи другихъ.

Всѣ дивились его разсказу, а калифъ сказалъ Джафару:

-- Право, я не слыхалъ ничего подобнаго этой исторіи, случившейся съ этимъ нищимъ.

Тутъ выступилъ второй нищій и, поцѣловавъ прахъ, началъ свой разсказъ.

Второй царственный нищій.

-- О, госпожа моя! Я родился не съ однимъ глазомъ, но исторія моя удивительна, и если ее написать, то она можетъ служить урокомъ всякому. Я царь и царскій сынъ, я могу читать Коранъ по семи различнымъ способамъ²⁶); я занимался различными науками подъ руководствомъ разныхъ профессоровъ, учился наукѣ о звѣздахъ²⁷) и поэзіи и такъ преуспѣвалъ во всѣхъ наукахъ, что далеко опередилъ людей нашего времени. Почеркъ мой считался образцовымъ, и слава Mort разнеслась по всѣмъ странамъ, а исторію мою узнали всѣ цари. Царь же Индіи, услыхавъ обо мнѣ, просилъ отца моего позволить мнѣ посѣтить его, пославъ ему при этомъ случаѣ различные подарки и дары, приличные царю. Вслѣдствіе этого отецъ мои приготовилъ шесть кораблей, и мы плыли моремъ почти цѣлый мѣсяцъ, послѣ чего высадились на берегъ и, снявъ съ кораблей привезенныхъ нами лошадей, мы нагрузили подарками десять верблюдовъ и пустились въ путь; но вдругъ поднялся столбъ пыли, разраставшійся передъ нами до такой степени, что вскорѣ онъ покрылъ передъ нами все, затѣмъ немного погодя, разсѣялся, и мы увидали шестьдесятъ всадниковъ, смѣлыхъ, какъ львы, и поняли, что это были арабскіе разбойники. Увидавъ насъ, съ небольшой горстью людей и съ десятью верблюдами, нагруженными подарками для индійскаго царя, они тотчасъ же поскакали на насъ, опустивъ пики. Мы пальцами поманили ихъ къ себѣ и сказали:

-- Мы посланы къ достопочтенному царю Индіи, и потому не употребляйте съ нами насилія.

-- Мы теперь не на его землѣ,-- отвѣчали они,-- и не подданные его.

Они убили нѣсколькихъ молодыхъ людей, а остальные бѣжали, я тоже бѣжалъ, получивъ тяжелую рану; а арабы, несмотря на наше заявленіе, захватили всѣ сокровища и подарки, которые мы везли.

Я шелъ, самъ не зная куда и ничего не помня, пока не дошелъ до вершины горы, гдѣ отдохнулъ въ пещерѣ до слѣдующаго дня. На другой день я опять пустился въ путь и пришелъ въ цвѣтущій городъ. Зима съ холодами миновала, и наступила цвѣтущая весна. Я очень былъ радъ, придя въ городъ, такъ какъ отъ ходьбы усталъ и поблѣднѣлъ. Наружность моя вслѣдствіе этого очень измѣнилась, но я не зналъ, куда направить свои стопы, и случайно пришелъ къ портному, сидѣвшему у своей лавки. Я поклонился ему, и онъ отвѣтилъ на мой поклонъ и привѣтствовалъ меня, пожелавъ мнѣ всего хорошаго, и спросилъ у меня, по какой причинѣ пришелъ я въ городъ? Вслѣдствіе этого я разсказалъ ему до мельчайшихъ подробностей все, что со мною случилось. Онъ пожалѣлъ меня и затѣмъ сказалъ:

-- О, молодой человѣкъ! Не разсказывай о себѣ никому, такъ какъ я боюсь, что царь этого города сдѣлаетъ тебѣ что-нибудь: вѣдь онъ страшнѣйшій врагъ твоего отца и способенъ на кровавую месть.

Онъ поставилъ передо мною ѣду и питье, и мы поѣли вмѣстѣ, и я проговорилъ съ нимъ до ночи, когда онъ положилъ меня спать въ каморкѣ у лавки, давъ мнѣ постель и одѣяло. Такимъ образомъ я прожилъ съ нимъ три дня.

-- Не знаешь ли ты какого-нибудь ремесла,-- сказалъ онъ мнѣ,-- на которое ты могъ бы жить²⁸)?

-- Я знаю законы,-- отвѣчалъ я,-- разныя науки, умѣю писать и знаю ариѳметику.

-- Твои знанія совершенно безполезны въ нашихъ мѣстахъ: у насъ въ городѣ никто понятія не имѣетъ о наукахъ и не умѣетъ писать; здѣсь умѣютъ только наживать деньги.

-- Поистинѣ,-- отвѣчалъ я, -- я ничего другого дѣлать не умѣю.

-- Ну такъ подпояшься,-- сказалъ онъ мнѣ,-- возьми топоръ и веревку и пойди рубить дрова и кормись на это, пока Господь не поможетъ тебѣ; но никому не разсказывай своей исторіи, чтобы тебя не убили.

Онъ купилъ мнѣ топоръ и веревку и отправилъ меня съ партіей дровосѣковъ, поручивъ имъ меня. Такимъ образомъ я отправился съ ними и, нарубивъ дровъ, принесъ вязанку на головѣ и продалъ ее за полчервонца, часть котораго истратилъ на ѣду, а часть отложилъ въ сторону.

Такъ продолжалъ я работать въ продолженіе цѣлаго года, послѣ чего однажды я пошелъ, по обыкновенію, рубить дрова и, увидавъ тропинку, около которой было много кустарника, годнаго для топлива, пошелъ по ней и пришелъ къ дереву, кругомъ котораго я началъ отрывать коренья. Вдругъ топоръ мой ударился о мѣдное кольцо. Я тотчасъ же расчистилъ кругомъ него землю и увидалъ, что оно придѣлано къ деревянной двери, которую я и поднялъ. Подъ этой дверью оказалась лѣстница, и я спустился съ нея. Внизу я нашелъ дверь во дворецъ, очень хорошо выстроенный и, войдя туда, встрѣтилъ женщину, прекрасную, какъ рѣдкая жемчужина, при видѣ которой исчезли изъ души моей всякое горе и забота. Взглянувъ на нее, я палъ ницъ передъ Создателемъ, создавшимъ такую прелесть и красоту въ лицѣ одного существа. Она же, взглянувъ на меня, спросила:

-- Ты человѣкъ или шайтанъ?

-- Человѣкъ,-- отвѣчалъ я.

-- Кто же привелъ тебя сюда, гдѣ я прожила двадцать пять лѣтъ, не видавъ лица человѣческаго?

Слова ея показались мнѣ очень ласковыми, и я отвѣчалъ ей:

-- О, госпожа моя! Самъ Богъ привелъ меня къ тебѣ, и я надѣюсь, что Онъ когда-нибудь прекратитъ мое горе и страданіе;-- и я разсказалъ ей всю свою исторію подробно. Она очень жалѣла меня и, заплакавъ, сказала:

-- Я тоже разскажу тебѣ свою исторію. Знай же, что я дочь царя изъ далекой части Индіи, властелина Черныхъ острововъ. Отецъ выдалъ меня за сына моего дяди, но въ вечеръ моей свадьбы, во время пиршества, шайтанъ, по имени Джарджарисъ, похитилъ меня и, пролетѣвъ со мною но воздуху, спустился въ это мѣсто, гдѣ все было приготовлено для меня: украшенія, одежда, бѣлье, обстановка, ѣда и питье; и онъ является ко мнѣ каждые десять дней по разу и проводитъ здѣсь ночь. Онъ сказалъ мнѣ, что въ случаѣ, если мнѣ будетъ что-нибудь нужно, то чтобы я рукою дотронулась до этихъ двухъ строчекъ, написанныхъ на Кеббехѣ ²⁹) и, лишь только я прикасаюсь до нихъ рукою, онъ тотчасъ же является ко мнѣ. Прошло четыре дня съ тѣхъ поръ, какъ онъ въ послѣдній разъ былъ у меня, и, слѣдовательно, до его прихода остается еще шесть дней. Хочешь пробыть со мною эти пять дней и уйти за день до его прибытія?

-- Хочу,-- отвѣчалъ я, очень довольный этимъ предложеніемъ, а она встала и, взявъ меня за руку, провела чрезъ дверь подъ аркой въ маленькую, изящную ванну, гдѣ я снялъ съ себя одежду, а она сѣла пока на матрацъ. Послѣ этого она посадила меня рядомъ съ собою и принесла мнѣ шербета съ сахаромъ и съ мускусомъ и дала мнѣ его выпить³⁰); кромѣ того, она поставила передо мною кушанье и, послѣ того, какъ мы съ нею поѣли, она сказала мнѣ:-- ложись спать и отдохни, ты усталъ.

Я заснулъ, о, госпожа моя! и забылъ все, что со мною приключилось, и, когда я проснулся, я увидалъ, что она чешетъ мнѣ ноги ³¹). Я окликнулъ ее, и она сѣла, подлѣ меня, и мы начали разговаривать.

-- Клянусь Аллахомъ,-- сказала она мнѣ,-- я изныла душою, живя здѣсь одна и но видя лица человѣческаго въ продолженіе двадцати пяти лѣтъ. Слава Господу, приславшему тебя ко мнѣ.

Я поблагодарилъ ее за такія ласковыя выраженія, любовь проникла мнѣ въ душу, и я забылъ всѣ свои несчастія. Мы сѣли нить, и я пробылъ съ нею всю эту ночь, восхищаясь такой подругой, такъ какъ во всю свою жизнь я не видалъ женщины красивѣе ея, а утромъ, когда мы оба находились въ какомъ-то упоеньѣ, я спросилъ ее:

-- Что же, взять мнѣ тебя изъ этого подземнаго дворца и освободить ота шайтана?

Но она засмѣялась и отвѣчала:

-- Будь доволенъ и сиди спокойно, такъ какъ изъ каждыхъ десяти дней одинъ будетъ принадлежать шайтану, а девять тебѣ.

Но я, увлекаемый страстью, стоялъ на своемъ.

-- Вотъ я сейчасъ разобью этотъ Кеббехъ съ надписью,-- говорилъ я;-- и когда шайтанъ появится, то я убью его, такъ какъ мнѣ предназначено убить шайтана.

Она умоляла меня отказаться отъ моего намѣренія, но я не обращалъ вниманія на ея просьбы и съ силою толкнулъ Кеббехъ, а она тотчасъ же крикнула:

-- А вотъ и шайтанъ! Развѣ я не предостерегала тебя? Ты навлекъ на меня несчастіе, но спасайся и уходи тою же дорогой, какой пришелъ.

Страшно испугавшись, я забылъ свои сандаліи и топоръ и, поднявшись на двѣ ступеньки, обернулся, чтобы захватить ихъ, но увидалъ, что земля разверзлась, и изъ нея вышелъ шайтанъ самаго ужаснаго вида.

-- Зачѣмъ ты обезпокоила и даже встревожила меня,-- сказалъ онъ;-- какая бѣда приключилась съ тобой?

-- Никакой бѣды со мной не приключилось,-- отвѣчала она,-- мнѣ только сдѣлалось скучно, и я встала, чтобы достать вина, и нечаянно упала на Кеббехъ.

-- Врешь, подлая женщина!-- крикнулъ онъ и, осмотрѣвшись кругомъ, увидалъ сандаліи и топоръ и сказалъ: -- эти вещи могутъ принадлежать только мужчинѣ. Кто былъ у тебя?

-- Я до настоящей минуты не видала этихъ вещей,-- отвѣчала она,-- это, вѣрно, ты принесъ ихъ.

-- Ты говоришь пустяки, и меня этимъ не убѣдишь, безстыдная женщина!-- сказалъ онъ, и, сдернувъ съ нея одежду, онъ привязалъ ее по вытянутымъ рукамъ и ногамъ къ четыремъ стойкамъ и началъ бить, приказывая признаться въ томъ, что случилось.

Не въ силахъ будучи слышать ея раздирающіе крики, я съ ужасомъ поспѣшно поднялся на лѣстницу, положилъ на мѣсто деревянную дверь и засыпалъ землею, какъ было засыпано прежде. Я горько раскаивался въ своемъ поступкѣ и, раздумывая объ этой женщинѣ, о ея красотѣ и о томъ, какъ этотъ негодяй мучилъ ее послѣ того, что она прожила съ нимъ двадцать пять лѣтъ, и что мучилъ онъ ее только изъ-за меня, и раздумывая въ то же время объ отцѣ и его царствѣ, и какимъ образомъ я былъ доведенъ до того, что сдѣлался дровосѣкомъ, я проговорилъ слѣдующій стихъ:

Когда судьба тебѣ приноситъ горе,

То утѣшайся мыслью, что одинъ

День полонъ счастья, а другой несчастья.

Вернувшись къ своему сожителю-портному, я увидалъ, что онъ ждалъ меня съ такимъ нетерпѣніемъ, точно онъ сидѣлъ на горячихъ угольяхъ.

-- Я провелъ сегодняшнюю ночь въ страшной о тебѣ тревогѣ,-- сказалъ онъ,-- боясь, что тебя растерзали дикіе звѣри или что съ тобою случилось какое-нибудь другое несчастіе. Слава Богу, что ты благополучно вернулся домой.

Я поблагодарилъ его за душевное участіе и ушелъ къ себѣ въ комнату. Только сталъ я размышлять о томъ, что со мною случилось, и бранить себя, что я ткнулъ Кеббехъ, какъ въ комнату ко мнѣ вошелъ мой другъ портной.

-- Тамъ, въ лавку,-- сказалъ онъ,-- пришелъ какой-то незнакомецъ и спрашиваетъ тебя. Онъ принесъ твои сандаліи и топоръ, съ которыми ходилъ къ дровосѣкамъ и говорилъ имъ, что, отправляясь на молитву, онъ нашелъ ихъ и желалъ бы знать, кому они принадлежатъ? Дровосѣки и послали его къ тебѣ. Онъ сидитъ тамъ, въ лавкѣ, и потому или къ нему, поблагодари его и возьми свои сандаліи и топоръ.

Услыхавъ это, я поблѣднѣлъ и совершенно измѣнился въ лицѣ, а въ эту минуту полъ моей комнаты разверзся, и передо мною возсталъ шайтанъ; онъ жестоко билъ несчастную женщину, но та ни въ чемъ не созналась, поэтому онъ взялъ топоръ и сандаліи и сказалъ ей:

-- Не будь я Джарджарисомъ, потомкомъ дьяволовъ, если я не приведу сюда хозяина этого топора и сандалій.

Вслѣдствіе этого онъ, какъ было сказано выше, отправился къ дровосѣкамъ и появился у меня въ комнатѣ, не давъ мнѣ времени опомниться. Онъ схватилъ меня и понесся со мною къ тому мѣсту, гдѣ стоялъ подъ землею дворецъ, куда и принесъ меня.

Тутъ я увидалъ прекрасную обнаженную женщину, съ плечъ которой текла кровь, и слезы закапали у меня изъ глазѣ, Шайтанъ же обратился къ ней и сказалъ;

-- Вотъ твой любовникъ, низкая женщина:

-- Я его не знаю,-- отвѣчала она, взглянувъ на меня,-- и до настоящей минуты никогда его не видала.

-- Такъ, несмотря на всѣ мученія, ты не хочешь сознаться?-- вскричалъ шайтанъ.

-- Никогда въ жизни, -- отвѣчала она;-- я прежде его не видала и считаю законнымъ передъ Богомъ сказать, что не могу ложно показывать противъ него ³²).

-- Въ такомъ случаѣ, если ты его не знаешь, -- сказалъ онъ,-- то возьми этотъ мечъ и отруби ему голову.

Она взяла мечъ, подошла ко мнѣ и остановилась передо мною, но я сдѣлалъ ей знакъ бровями, въ то время какъ но щекамъ моимъ катились слезы. Она также безмолвно отвѣчала мнѣ: вѣдь это произошло все изъ-за тебя... Я тоже показалъ ей глазами, что въ такую тяжелую минуту можно меня и простить, и говорилъ это, выражаясь словами поэта:

Глазами говоритъ любовь своими,

И каждому разумному мужчинѣ

Та рѣчь краснорѣчивая понятна.

Понявъ меня, она тотчасъ же отбросила мечъ, а шайтанъ, подавъ его мнѣ, сказалъ:

-- Отруби ей голову, и я освобожу тебя и ничего дурного тебѣ не сдѣлаю.

-- Хорошо,-- отвѣчалъ я и, быстро подойдя къ ней, поднялъ мечъ, а она посмотрѣла на меня, точно глазами хотѣла сказать, что она ничего дурного мнѣ не сдѣлала. Глаза мои наполнились слезами, и, отбросивъ мечъ, я сказалъ:

-- Могущественный шайтанъ и храбрый герой! Если женщина, существо несовершенное по смыслу и религіи ³³), не считаетъ себя въ правѣ срубить мнѣ голову, то могу ли я лишить ее жизни, тѣмъ болѣе, что я никогда въ жизни не видывалъ ее? Я не сдѣлаю этого, хотя бы мнѣ пришлось испить чашу смерти и гибели.

-- Такъ между вами существуетъ любовное соглашеніе!-- крикнулъ онъ и, схвативъ мечъ, отсѣкъ женщинѣ одну руку, потомъ другую руку, затѣмъ правую ногу и лѣвую ногу. Такимъ образомъ, четырьмя ударами онъ лишилъ ее оконечностей, а я глядѣлъ на него и ждалъ своей смерти. А она сдѣлала мнѣ знакъ глазами, и шайтанъ, замѣтивъ его, вскричалъ:-- Теперь ты провинилась своимъ окомъ!-- и онъ однимъ ударомъ меча отрубилъ ей голову и, обратившись ко мнѣ, продолжалъ:-- Нашимъ закономъ дозволяется убить жену, если она намъ невѣрна. Я похитилъ эту женщину въ день ея свадьбы, когда ей было двѣнадцать лѣтъ, и она не знала ни одного мужчины, кромѣ меня, и черезъ каждыя десять дней я проводилъ съ нею одну ночь подъ видомъ чужеземца и теперь, узнавъ достовѣрно, что она мнѣ невѣрна, я убилъ ее; что же касается тебя, то я не вполнѣ увѣренъ, что сообщникъ ея именно ты, хотя безнаказаннымъ оставить тебя я не могу. Выбирай, какой вредъ я могу нанести тебѣ.

Услыхавъ это, о, госпожа моя, я страшно обрадовался и, желая добиться его прощенія, сказалъ ему:

-- Что же могу я выбрать?

-- Выбирай, во что хочешь ты быть обращеннымъ: въ собаку⁷, въ осла или въ обезьяну?

-- Поистинѣ,-- отвѣчалъ я,-- желалъ во что бы то ни стало добиться прощенія; если ты простишь меня, то Господь проститъ тебя въ награду за то, что ты оказался милостивъ къ мусульманину, который ничего тебѣ дурного не сдѣлалъ.

Я унижался передъ нимъ самымъ отвратительнымъ образомъ и говорилъ:

-- Прости меня, какъ добродѣтельный человѣкъ простилъ завистнику.

-- А какъ это было?-- спросилъ онъ.

Я разсказалъ ему слѣдующую исторію.

Завистникъ и тотъ, кому онъ завидовалъ.

-- Знай, господинъ мой, что жилъ-былъ одинъ человѣкъ, которому завидовалъ его сосѣдъ, и чѣмъ болѣе сосѣдъ завидовалъ ему, тѣмъ болѣе Господь посылалъ человѣку этому успѣха въ дѣлахъ. Такъ продолжалось много лѣтъ, и когда мелкія придирки завистника стали счастливцу нестерпимы, то онъ переѣхалъ въ другое мѣсто, гдѣ протекалъ ручей, и выстроилъ тамъ себѣ молельню, чтобы прославлять Господа. Кругомъ него собрались многочисленные факиры ³⁴), и онъ пріобрѣлъ между ними большое значеніе, такъ что народъ со всѣхъ сторонъ стекался къ нему, уповая на его святость; и слава его достигла до слуха его завистливаго сосѣда, который, сѣвъ на лошадь, поѣхалъ навѣстить его. Благочестивый человѣкъ, увидавъ его, поклонился и былъ съ нимъ въ высшей степени вѣжливъ.

-- Я пріѣхалъ сюда, чтобы сообщить тебѣ объ очень для тебя выгодномъ дѣлѣ, и за которое я получу награду на небесахъ.

-- Да наградитъ тебя Господь за это,-- сказалъ ему благочестивый человѣкъ.

-- Въ такомъ случаѣ,-- продолжалъ завистникъ,-- прикажи факирамъ удалиться по кельямъ, потому что я не могу при постороннихъ говорить тебѣ объ этомъ дѣлѣ.

Факиры разошлись по кельямъ, а завистникъ просилъ его пойти съ нимъ, чтобы поговорить дорогой. Когда они подошли къ упомянутому ручью, завистникъ неожиданно спихнулъ туда своего сосѣда и ушелъ, думая, что онъ убилъ его.

Но въ этомъ ручьѣ жили шайтаны, которые приняли его и невредимымъ посадили на камень. Сдѣлавъ это, они спросили другъ у друга:

-- Знаете этого человѣка?

-- Нѣтъ, не знаемъ.

-- Это тотъ человѣкъ, который уѣхалъ отъ завистника и поселился въ здѣшнихъ мѣстахъ, въ сосѣдней молельнѣ, откуда до насъ доносятся его молитвы и чтеніе; когда же завистникъ услыхалъ о немъ, то пріѣхалъ къ нему и бросилъ его въ ручей. Слава этого человѣка достигла сегодня султана, и онъ предполагалъ завтра навѣстить его, чтобы поговорить о несчастій, обрушившемся на его дочь.

-- А что случилось съ его дочерью?

-- Она сошла съ ума,-- отвѣчалъ одинъ изъ шайтановъ,-- такъ какъ Меймунъ, сынъ Демдема, возгорѣлъ къ ней любовью, и вылѣчить ее очень легко.

-- Какимъ образомъ?-- спросили его.

-- У черной кошки, что живетъ съ нимъ въ молельнѣ,-- отвѣчалъ шайтанъ,-- есть на хвостѣ маленькое бѣлое пятно, въ родѣ серебряной монеты. Съ этого самаго мѣста надо взять семь волосковъ и этими волосками окурить больную, и шайтанъ вылетитъ изъ нея и не вернется болѣе, такъ что она сразу исцѣлится, а намъ надо непремѣнно спасти благочестиваго шейка.

Съ наступленіемъ утра факиры увидали шейка, поднимавшагося изъ ручья, и въ глазахъ ихъ онъ пріобрѣлъ еще большее значеніе. Вернувшись въ молельню, онъ вытащилъ изъ кончика хвоста кошки семь волосковъ и положилъ ихъ себѣ въ бумажникъ. Съ восходомъ солнца къ нему явился султанъ, и шейкъ, увидавъ его, обратился къ нему съ такой рѣчью:

-- О царь! Ты пришелъ ко мнѣ для того, чтобы я вылѣчилъ твою дочь.

-- Да, добродѣтельный шейкъ,-- отвѣчалъ султанъ.

-- Въ такомъ случаѣ, -- сказалъ шейкъ, -- пошли за ней кого-нибудь; и я полагаюсь на Бога и съ Его помощью вылѣчу ее.

Когда султанъ привелъ къ нему дочь, шейкъ принялъ ее, посадилъ, занавѣсилъ и, вынувъ волоски, окурилъ ее ими. Вслѣдъ за тѣмъ въ головѣ у нея закричалъ шайтанъ и вылетѣлъ изъ нея, послѣ чего дѣвушка тотчасъ же образумилась, и, закрывъ лицо, сказала своему отцу:

-- Что это значить и зачѣмъ ты привелъ меня сюда?

-- Тебѣ бояться нечего, -- отвѣчалъ обрадованный султанъ.

Онъ поцѣловалъ руку шейку и, обращаясь къ бывшимъ съ нимъ царедворцамъ, спросилъ, чѣмъ можно вознаградить шейка за то, что онъ сдѣлалъ?

-- Ты всего лучше вознаградишь, -- отвѣчали они, -- если выдашь за него твою дочь.

-- Вы правы,-- отвѣчалъ царь и выдалъ за шейка свою дочь.

И такимъ образомъ благочестивый человѣкъ породнился съ царемъ, который умеръ черезъ нѣсколько дней, и шейкъ былъ провозглашенъ царемъ вмѣсто нею.

Случилось такъ, что однажды царь ѣхалъ съ своими войсками и увидалъ подходившаго къ нему завистника; встрѣтивъ его, онъ посадилъ его съ большимъ почетомъ на лошадь и, пріѣхавъ съ нимъ во дворецъ, далъ ему тысячу червонцевъ и богатую одежду, послѣ чего отправилъ его изъ города, приказавъ проводить до дому, и ни въ чемъ не упрекнулъ его. Прими въ соображеніе, шайтанъ, какъ благочестивый человѣкъ простилъ завистника и какъ онъ былъ къ нему милостивъ, несмотря на оскорбленія, нанесенныя ему³⁵).

Продолженіе сказки второго царственнаго нищаго.

Шайтанъ, выслушавъ эту исторію, отвѣчалъ:

-- Не трать словъ попустому, но не бойся, я не убью тебя! Не надѣйся, однакоже, чтобъ я простилъ тебя, и тебѣ не избавиться отъ несчастія быть обращеннымъ во что-нибудь.

Говоря такимъ образомъ, онъ прорвалъ землю и понесъ меня высоко подъ небесами на такую высоту, что міръ показался мнѣ пузыремъ, затѣмъ, поставивъ меня на гору, онъ взялъ немного земли и, сказавъ какія-то непонятныя слова, бросилъ ее въ меня, проговоривъ:

-- Покинь этотъ образъ и прими образъ обезьяны.

Въ ту же минуту я превратился въ столѣтнюю обезьяну.

Увидавъ себя въ такомъ видѣ, я заплакалъ надъ собою, но рѣшилъ терпѣливо переносить удары судьбы, зная, что и она тоже непостоянна. Спустившись съ горы, я пробродилъ въ продолженіе цѣлаго мѣсяца и пришелъ, наконецъ, къ морскому берегу, гдѣ вскорѣ увидалъ на морѣ корабль, направлявшійся попутнымъ вѣтромъ къ берегу. Я спрятался на скалѣ, и, когда судно подошло близко, я соскочилъ прямо на палубу. Но лишь только лица, бывшія на кораблѣ, увидали меня, какъ кто-то крикнулъ:

-- Долой съ корабля, противное животное!

-- Убьемъ его!-- закричалъ другой.

-- Вотъ я убью его этимъ мечомъ, -- проговорилъ третій.

Но я ухватился за конецъ меча, и слезы полились изъ моихъ глазъ, при видѣ которыхъ капитанъ сжалился надо мною и сказалъ пассажирамъ:

-- Купцы! Эта обезьяна обратилась ко мнѣ, прося защиты, и я защищу ее; теперь она находится подъ моимъ покровительствомъ, поэтому прошу не трогать ея.

Онъ сталъ очень ласково обращаться со мною, и я понималъ все, что онъ говорилъ, и исполнялъ все, что онъ приказывалъ, какъ будто я слуга его.

Мы шли по попутному вѣтру въ теченіе пятидесяти дней и бросили якорь въ большомъ городѣ, гдѣ было такъ много жителей, что только одинъ Богъ, да благословенно будетъ Его имя, могъ сосчитать ихъ! Лишь только корабль сталъ на якорь, какъ явилось нѣсколько мамелюковъ отъ имени царя и, высказавъ привѣтствіе и поздравивъ купцовъ съ благополучнымъ прибытіемъ, они сказали:

-- Царь нашъ кланяется вамъ, радуясь, что вы благополучно прибыли, и посылаетъ вамъ вотъ этотъ свертокъ бумаги, прося, чтобы каждый изъ васъ написалъ на немъ хоть по одной строчкѣ. У царя былъ визирь, замѣчательный каллиграфъ, но онъ умеръ, и царь далъ клятву, что мѣсто его онъ дастъ только лицу, который будетъ писать такъ же хорошо, какъ покойный визирь.

Хотя я былъ и обезьяной, но я всталъ и сталъ тянуть у нихъ изъ рукъ бумагу. На меня стали кричать, думая, что я хочу бросить бумагу въ море, и стали грозить мнѣ смертью, но я знаками показалъ, что хочу писать, и капитанъ сказалъ:

-- Позвольте ему написать, и если онъ напачкаетъ, то мы его прогонимъ, а если онъ напишетъ хорошо, то я усыновлю его, такъ какъ я никогда въ жизни не видалъ болѣе умной обезьяны.

Такимъ образомъ я взялъ перо, помочилъ въ чернила и красивымъ мелкимъ почеркомъ написалъ этотъ куплетъ:

Поетъ стоустая молва повсюду

Про добродѣтели иныхъ людей.

Подай, Творецъ, чтобы людскому роду

Такой отецъ былъ сохраненъ надолго,

Вѣдь Ты всего хорошаго отецъ.

И затѣмъ болѣе крупнымъ почеркомъ написалъ слѣдующіе стихи:

Поэты умираютъ, но творенья

Ихъ иногда вѣка переживаютъ.

И ты твори такія только вещи,

Которыя бы восхищали всѣхъ

И съ наслажденьемъ стали бы читаться

На небесахъ въ день Страшнаго суда.

Написавъ все различными почерками, я вернулъ бумагу мамелюкамъ, и они снесли ее дарю. Ему понравился мой почеркъ болѣе всѣхъ другихъ, и потому онъ сказалъ своимъ слугамъ:

-- Отправляйтесь къ тому, кто написалъ эти стихи, одѣньте его въ почетную одежду, посадите на мула и привезите его при звукахъ музыки ко мнѣ.

Услыхавъ такой приказъ, царедворцы улыбнулись, а царь разсердился и вскричалъ:

-- Что это значитъ? Я отдаю приказъ, а вы смѣетесь надо мною?

-- О царь!-- отвѣчали они.-- Мы смѣемся не надъ тобою, а надъ тѣмъ, что стихи, эти писаны обезьяной, а не сыномъ Адама. Обезьяна эта прибыла на кораблѣ съ капитаномъ.

Царь очень удивился, услыхавъ это; онъ задрожалъ отъ восторга и непремѣнно приказалъ пріобрѣсти обезьяну. Онъ послалъ на корабль своихъ слугъ съ муломъ и почетной одеждой, сказавъ имъ:

-- Одѣньте ее въ почетную одежду, посадите на мула и привезите сюда.

Они явились на корабль и, взявъ меня отъ капитана, одѣли въ почетную одежду, и народъ дивился, глядя на такое зрѣлище и Со смѣхомъ бѣжалъ сзади. Когда я былъ введенъ къ царю, я, увидавъ его, трижды поцѣловалъ прахъ у ногъ его, и, когда онъ приказалъ мнѣ сѣсть, я опустился на колѣни³⁶); всѣ окружающіе дивились моимъ вѣжливымъ манерамъ, и въ особенности дивился царь, приказавшій всѣмъ царедворцамъ удалиться. Всѣ удалились, и остались только царь, евнухъ, мамелюкъ и я. Царь приказалъ подать ѣсть, и ему принесли такое вкусное мясное блюдо, что глаза разбѣгались. Онъ приказалъ мнѣ приступить къ ѣдѣ, вслѣдствіе чего я всталъ, семь разъ поцѣловалъ прахъ у ногь его и сѣлъ съ нимъ за столъ; когда же столъ былъ убранъ, то я вымылъ руки и, взявъ чернила, перо и бумагу, написалъ слѣдующіе стихи:

Люблю тебя я, Кунафехъ ³⁷), счастья

Я безъ тебя не зналъ бы никогда.

Я каждый день тебя бы ѣлъ охотно

И не смягчалъ бы даже медомъ вкуса.

Послѣ этого я всталъ и пересѣлъ на нѣкоторое разстояніе. Царь же, прочитавъ написанное мною, не мало удивился и вскричалъ:

-- Можетъ ли обезьяна такъ чудно писать? Да вѣдь это чудеса изъ чудесъ!

Послѣ этого султану подали шахматный столикъ, и царь сказалъ мнѣ....

-- Хочешь сыграть?

Движеніемъ головы я отвѣчалъ утвердительно и, подойдя, разставилъ шахматы по мѣстамъ³⁸). Мы сыграли съ нимъ двѣ партіи, и оба раза я выигралъ.

-- Будь это человѣкъ!-- вскричалъ пораженный царь,-- онъ превзошелъ бы всѣхъ людей своего времени. Иди къ своей госпожѣ, -- прибавилъ онъ, обращаясь къ евнуху,-- и скажи ей, чтобъ она явилась на зовъ царя и удовлетворила бы своему любопытству, взглянувъ на эту удивительную обезьяну.

Евнухъ ушелъ и вернулся съ своей госпожой, дочерью царя, которая, увидавъ меня, тотчасъ же закрыла лицо и проговорила:

-- О, отецъ мой, какъ же ты рѣшился послать за мною, и теперь чужой мужчина видитъ мое лицо?

-- О, дочь моя,-- отвѣчалъ царь.-- Да вѣдь тутъ нѣтъ никого, кромѣ молодого мамелюка и евнуха, ходившаго за тобой, да этой обезьяны и твоего отца, передъ которымъ тебѣ не зачѣмъ закрывать лица.

-- Эта обезьяна,-- сказала она,-- сынъ царя, отца его зовутъ Эймаромъ. Его околдовалъ шайтанъ Джадржарисъ, зарѣзавъ свою собственную жену, дочь царя Акнамуза. Эта предполагаемая обезьяна -- ученый и мудрый человѣкъ.

Даря поразили слова дочери и, посмотрѣвъ на меня, окт. спросилъ:

-- Правда ли то, что она сказала о тебѣ?

Я утвердительно кивнулъ головой и заплакалъ.

-- Какимъ же образомъ узнала ты, что онъ заколдованъ?-- спросилъ дочь свою царь.

-- О, отецъ мой,-- отвѣчала она,-- когда я была еще дѣвочкой, при мнѣ жила старуха, замѣчательная колдунья, и она-то выучила меня колдовству; я запомнила всѣ ея наставленія, и знаю отлично сто семьдесятъ способовъ, посредствомъ которыхъ я могу перенести всѣ камни города за Кафскую гору, а зданія опустить на дно морское и обратить жителей въ рыбъ.

-- Ради Аллаха, прошу тебя,-- сказалъ отецъ,-- исцѣли этого молодого человѣка для того, чтобъ я могъ сдѣлать его своимъ визиремъ. Можетъ ли быть, чтобы ты обладала такимъ искусствомъ, и я не зналъ объ этомъ? Исцѣли же его для того, чтобъ я могъ сдѣлать его своимъ визиремъ, такъ какъ онъ благовоспитанный и умный юноша.

-- Съ удовольствіемъ,-- отвѣчала она и, взявъ ножъ съ вырѣзанными на немъ какими-то еврейскими именами, очертила посреди дворца кругъ, въ которомъ написала имена и талисманы, и стала произносить заклинанья и какія-то непонятныя слова; и вскорѣ вокругъ насъ распространился такой туманъ, что мы подумали, что весь міръ покрылся имъ. Вдругъ передъ нами явился самаго отвратительнаго вида шайтанъ, съ руками, похожими на вилы, съ ногами, точно мачты, и съ глазами, горящими, точно факелы, такъ что мы при видѣ его пришли въ ужасъ.

-- Тебя привѣтствовать не стану!-- вскричала царская дочь.

Шайтанъ тотчасъ же превратился во льва и отвѣчалъ:

-- Ахъ ты измѣнница! Зачѣмъ ты нарушила клятву? Развѣ мы не поклялись, что никогда не будемъ дѣйствовать одинъ противъ другого.

-- Ахъ ты негодяй!-- вскричала она,-- да когда же я давала клятву?

-- Ну, такъ получи же то, что заслужила!-- крикнулъ шайтанъ, продолжая быть львомъ, и, разинувъ пасть, бросился на нее, но она въ одинъ мигъ выдернула изъ головы волосъ и, прошептавъ что-то, обратила его въ острый мечъ и ударила имъ льва, который, распавшись надвое отъ удара, тотчасъ же превратился въ скорпіона. Царская же дочь превратилась въ змѣю страшныхъ размѣровъ и поползла за отвратительнымъ скорпіономъ. Между ними началась страшная борьба, послѣ чего скорпіонъ превратился въ орла, а змѣя -- въ ястреба, который долгое время преслѣдовалъ орла. Наконецъ орелъ превратился въ черную кошку, а царская дочь сдѣлалась волкомъ, набросившимся на кошку, пока, наконецъ, кошка, увидавъ, что она не можетъ устоять, превратилась въ большой гранатъ, упавшій въ бассейнъ, но волкъ успѣлъ схватить гранатъ на лету и бросилъ его на полъ дворца, такъ что онъ разлетѣлся на куски, и зерна его разсыпались въ разныя стороны по всему дворцу. Волкъ тотчасъ же обратился въ пѣтуха и началъ клевать зерна, не желая оставить ни единаго; но, по опредѣленію судьбы, одно зернышко закатилось за край бассейна, такъ что его не было видно. Пѣтухъ сталъ кричать и хлопать своими крыльями и указывать намъ своимъ клювомъ, но мы не могли понять его. Тогда онъ издалъ страшный крикъ и началъ бѣгать во всѣ стороны, пока не увидалъ зерна, закатившагося за бассейнъ, гдѣ онъ ухватилъ его, но зерно вывалилось въ воду и обратилось въ рыбу, юркнувъ на дно. Вслѣдъ за тѣмъ пѣтухъ обратился также въ рыбу и поплылъ вслѣдъ за шайтаномъ. На нѣкоторое время рыбы скрылись изъ нашихъ глазъ, и затѣмъ мы услыхали крикъ, заставившій всѣхъ насъ вздрогнуть, послѣ чего шайтанъ появился въ видѣ пламени, выбрасывая цѣлые потоки огня изо рта, изъ глазъ и изъ ноздрей. Царская дочь тоже превратилась въ пламя, и мы всѣ готовы были броситься въ воду, чтобы не сгорѣть, но вдругъ шайтанъ закричалъ и бросился къ намъ на диванъ, бросая намъ въ лицо огненные языки. Но дѣвушка догнала его и начала бросать огнемъ въ его лицо. Отъ нихъ летѣли искры прямо на насъ. Ея искры не причиняли вреда, а отъ него искра попала мнѣ въ глазъ и спалила его, хотя я былъ еще въ образѣ обезьяны; другая его искра попала въ нижнюю часть лица царя и сожгла ему бороду и ротъ и выбила нижніе зубы; третья искра попала въ грудь евнуха и прожгла ее такъ, что онъ умеръ. Мы ждали общей гибели и потеряли надежду сохранить свою жизнь, но въ это самое время мы услыхали восклицаніе:

-- Господь великъ! Господь великъ! Онъ побѣдилъ и помогъ побѣдить отступника отъ вѣры Магомета, главы человѣчества ³⁹).

Это послышался голосъ дочери царя, спалившей шайтана, и когда мы взглянули на него, то увидали, что отъ него осталась только кучка пепла.

Послѣ этого царская дочь подошла къ намъ.

-- Принесите мнѣ чашку съ водой,-- сказала она, и когда ей подали воду, то она произнесла какія-то непонятныя для насъ слова и, вспрыснувъ меня, прибавила: -- Во имя истиннаго и во имя величайшаго Бога прими свою первобытную форму.

Послѣ этого я сдѣлался такимъ же человѣкомъ, какимъ былъ прежде, за исключеніемъ только того, что глазъ у меня остался одинъ. Тутъ она вдругъ закричала:

-- Огонь! Огонь! О, отецъ мой, мнѣ осталось жить недолго, такъ какъ мнѣ суждено быть убитой. Будь это человѣкъ, я сразу бы убила его, да и теперь мнѣ не было трудно, пока не раскатились зерна отъ граната, которыя я всѣ подобрала, кромѣ того зерна, въ которомъ именно заключалась душа шайтана; если бы мнѣ удалось склевать его, онъ тотчасъ же бы умеръ; по я не видала его, какъ было суждено рокомъ, и вдругъ онъ бросился на меня, и подъ землею между нами произошла схватка, какъ произошла на воздухѣ и въ водѣ; и всякій разъ, какъ онъ являлся въ новомъ видѣ, я тоже принимала новый образъ, пока онъ, наконецъ, не сталъ дѣйствовать противъ меня огнемъ, а противъ огня очень мало кто можетъ устоять. Судьба, однакоже, встала на мою сторону, и я сожгла его первая; но предварительно я заставила его принять религію Эль-Ислама. Теперь я умираю и пошли, Господи, кого-нибудь, кто бы могъ замѣнить тебѣ меня.

Сказавъ это, она, не переставая, молила избавить ее отъ огня, и вдругъ искра упала сначала къ ней на грудь, потомъ перешла на лицо; она заплакала и громко проговорила:

-- Я вѣрю, что нѣтъ Бога, кромѣ Бога, и вѣрю, что Магометъ пророкъ его!

Мы взглянули на нее и увидали, что она превратилась въ кучку пепла, лежавшаго рядомъ съ пепломъ шайтана.

Горевали мы о ней очень сильно, и я предпочелъ бы быть на ея мѣстѣ скорѣе, чѣмъ видѣть это прелестное созданіе, сдѣлавшее мнѣ столько добра, обращеннымъ въ кучку пепла, но предопредѣленія Господа избѣжать нельзя. Царь, увидавъ пепелъ дочери, посыпалъ имъ себѣ бороду, смазалъ лицо и осыпалъ одежду; я сдѣлалъ то же самое, и оба мы горько плакали. Тутъ пришли царедворцы и придворные вельможи и, увидавъ царя, не помнящаго себя отъ горя, и двѣ кучки пеплу передъ нимъ, крайне удивились и молча ждали, чтобъ онъ пришелъ въ себя и могъ разсказать имъ, что случилось съ его дочерью и шайтаномъ. Царедворцы выразили свою печаль, а женщины и рабыни громко плакали и горевали въ теченіе семи дней. Царь приказалъ выстроить надъ прахомъ дочери могилу съ куполомъ и освѣщалъ ее свѣчами и лампами, а пепелъ шайтана приказалъ разсѣять по воздуху, предавая его проклятію Божьему. Царь заболѣлъ и прохворалъ цѣлый мѣсяцъ, когда же онъ поправился, то позвалъ меня къ себѣ и сказалъ:

-- Молодой человѣкъ, мы проводили дни наши въ веселіи и радости, не заботясь о превратностяхъ судьбы до тѣхъ поръ, пока ты не явился къ намъ, и съ твоимъ приходомъ не начались бѣдствія. Лучше, если бы мы никогда не видали тебя и твоего страшнаго образа, изъ-за котораго случились всѣ наши несчастія, такъ какъ прежде всего я потерялъ свою дочь, стоящую дороже сотни людей, а затѣмъ я обжегся и лишился зубовъ, евнухъ у меня умеръ. Конечно, ты не могъ предупредить эти несчастія: воля Божія совершилась надъ нами и надъ тобою; и слава Богу, что дочери моей удалось исцѣлить тебя, хотя она и погибла сама. Но все-таки тебѣ слѣдуетъ, о, сынъ мой, уйти изъ нашего города. Довольно пострадали мы изъ-за тебя, хотя это и было суждено рокомъ.

Такимъ образомъ я ушелъ, о, госпожа моя, но прежде, чѣмъ покинуть городъ, я вошелъ въ общественныя бани и сбрилъ себѣ бороду. Шелъ я по разнымъ землямъ и проходилъ я черезъ большіе города, направляя стопы свои къ Пріюту мира ⁴⁰), Багдаду, въ надеждѣ увидаться съ царемъ правовѣрныхъ и разсказать ему обо всемъ, что со мною случилось.

Послѣ этого выступилъ третій нищій и разсказалъ свою исторію.

Третій царственный нищій.

О, знаменитая госпожа, моя исторія не похожа на только что разсказанныя исторіи и гораздо удивительнѣе: судьба поставила ихъ въ такія обстоятельства, противъ которыхъ они оказались безсильными, мнѣ же пришлось сбрить бороду и потерять глазъ потому, что я самъ накликалъ на себя бѣдствія, и вотъ какимъ образомъ это случилось.

Я былъ царемъ и царскимъ сыномъ, и когда отецъ мой умеръ, я наслѣдовалъ послѣ него престолъ и правилъ своимъ народомъ справедливо и милостиво. Я очень любилъ морскія путешествія, и столица моя находилась на берегу очень большого моря и была окружена укрѣпленными островами, на которые я любилъ ѣздить.

Однажды я вышелъ съ флотиліей въ десять кораблей и взялъ провизіи на цѣлый мѣсяцъ. Мы шли въ продолженіе двадцати дней, какъ вдругъ поднялся противный вѣтеръ, но съ разсвѣтомъ онъ прекратился, и наступило полнѣйшее затишье. Мы пристали къ острову, на который вышли, изготовили себѣ обѣдъ, поѣли и прожили на островѣ два дня. Послѣ этого мы пустились дальше и, проплававъ еще двадцать дней, очутились въ незнакомыхъ моряхъ, не извѣстныхъ капитану. Тамъ мы пожелали, чтобы вахтенный посмотрѣлъ съ верхушки мачты. Вахтенный взлѣзъ наверхъ и, спустившись на палубу, сказалъ капитану:

-- Съ правой стороны я увидалъ рыбу, плавающую поверхъ воды, а вдали, посреди моря, я увидалъ, какъ бы въ туманѣ, что-то черное и что-то бѣлое.

Услыхавъ это донесеніе вахтеннаго, капитанъ бросилъ чалму свою на палубу и, схвативъ себя за бороду, сказалъ окружающимъ его:

-- Знайте, что это -- предостереженіе: никто изъ насъ не уйдетъ отъ судьбы своей, и всѣ мы погибнемъ!

Сказавъ это, онъ заплакалъ, и всѣ мы точно такъ же начали горевать о своей судьбѣ. Я пожелалъ, чтобъ онъ сообщилъ, что намъ угрожаетъ.

-- Знай же, о, государь, -- отвѣчалъ онъ: -- мы сбились съ пути съ того самаго дня, какъ подулъ противный вѣтеръ, послѣ котораго наступило затишье, и мы остановились надвое сутокъ. Съ тѣхъ поръ мы, въ продолженіе двадцати одного дня, плыли по ложному направленію, и мы не можемъ пойти обратно противъ вѣтра и летимъ навстрѣчу своему року. Завтра мы будемъ у скалы изъ чернаго камня, называемаго магнитомъ. Теперь насъ несетъ на него съ страшной силой, и корабль распадется на части, и каждый гвоздь понесется къ скалѣ и пристанетъ къ ней, такъ какъ Господь одарилъ магнитъ способностью притягивать металлъ. На этой скалѣ такая масса желѣза, что это извѣстно только одному Богу, да прославится имя Его, такъ какъ испоконъ вѣка корабли разбивались объ эту магнитную гору ⁴¹). На вершинѣ этой горы есть мѣдный куполъ, покоящійся на десяти колоннахъ, а на верху купола стоитъ мѣдная лошадь съ мѣднымъ всадникомъ, съ мѣднымъ копьемъ въ рукахъ. На груди у всадника виситъ свинцовая дощечка съ вырѣзанными на ней таинственными именами и талисманами. И пока, о, царь, всадникъ этотъ будетъ сидѣть на лошади, каждый корабль и всѣ плывущіе на немъ будутъ разбиваться о скалу, и каждый гвоздь будетъ притягиваться. Никто не будетъ въ безопасности до тѣхъ поръ, пока всадникъ будетъ сидѣть на лошади.

Капитанъ горько заплакалъ. Мы твердо увѣровали, что гибель наша неизбѣжна, и всѣ стали прощаться другъ съ другомъ.

На слѣдующее утро мы подошли къ горѣ, такъ какъ теченіе насъ страшно несло къ ней, а когда корабль приблизился къ горѣ, то разсыпался, и всѣ гвозди и все желѣзо полетѣли къ магниту. Къ концу дня корабля не стало. Нѣкоторые изъ насъ утонули, а нѣкоторые старались спастись; но потонуло большинство, изъ спасшихся же никто не зналъ о судьбѣ другого, такъ какъ волны и вѣтеръ были ужасны. Что же касается до меня, о, госпожа моя, то Господь, да будетъ прославлено имя Его, спасъ меня, чтобы подвергнуть тѣмъ бѣдствіямъ, которыя онъ предназначалъ мнѣ. Я ухватился за доску, а вѣтеръ и волны понесли меня къ берегу. Выйдя на твердую землю, я нашелъ протоптанную тропинку, поднимавшуюся на гору и на утесъ съ слегка выбитыми на немъ ступенями. Я благословилъ имя Всевышняго и, помолившись, сталъ подниматься наверхъ, крѣпко цѣпляясь за выступы. Господь, услыхавъ мою молитву, усмирилъ вѣтеръ и помогъ мнѣ взобраться на вершину. Радуясь своему избавленію, я вошелъ подъ куполъ и тотчасъ же прочелъ благодарственную молитву, послѣ чего заснулъ подъ куполомъ и услыхалъ голосъ, говорившій мнѣ: "О, сынъ Касиба, когда ты проснешься, начни рыть землю у ногъ своихъ, и ты найдешь мѣдный лукъ и три свинцовыя стрѣлы, на которыхъ вырѣзаны талисманы: возьми этотъ лукъ и стрѣлы и выстрѣли во всадника на куполѣ и освободи человѣчество отъ большого несчастія, потому что стоитъ тебѣ только пустить въ него стрѣлу, какъ онъ упадетъ въ море, лукъ тоже вывалится изъ твоихъ рукъ, и ты долженъ тотчасъ же на старомъ мѣстѣ зарыть его; и только что ты это сдѣлаешь, море начнетъ надуваться до тѣхъ поръ, пока не достигнетъ вершины горы, и на водѣ появится лодка съ человѣкомъ, не похожимъ на того котораго ты сбросишь въ море. Лодочникъ подъѣдетъ къ тебѣ, держа въ рукахъ весло; ты сядь къ нему въ лодку, но только не упоминай имени Господа; и лодочникъ благополучно довезетъ тебя въ десять дней до знакомаго моря, гдѣ ты встрѣтишь возможность добраться до города. Но все это совершится, если только ты не упомянешь имени Господа".

Проснувшись, я вскочилъ и исполнилъ все, какъ мнѣ было сказано. Я выстрѣлилъ во всадника, и онъ упалъ въ море; лукъ выпалъ изъ моихъ рукъ, и я зарылъ его. Послѣ этого море всколыхнулось и начало надуваться, пока не достигло вершины, и вскорѣ я увидалъ приближавшуюся ко мнѣ лодку. Я поблагодарилъ Бога, да будетъ прославлено имя Его, и когда лодка подошла, то въ ней оказался мѣдный человѣкъ съ свинцовой дощечкой на груди, съ вырѣзанными на ней именами и талисманами. Не говоря ни слова, сѣлъ я въ лодку, и этотъ человѣкъ везъ меня въ продолженіе десяти дней, послѣ чего я увидалъ острова и въ порывѣ радости вскричалъ:

-- Слава Богу! Нѣтъ Бога выше Бога!

Не успѣлъ я этого произнести, какъ онъ выбросилъ меня изъ лодки и самъ ушелъ въ воду.

Я умѣлъ плавать и плылъ до вечера, когда руки и плечи онѣмѣли у меня отъ усталости, и видя, что я гибну, я высказалъ свое твердое упованіе на Бога и отдалъ себя въ распоряженіе рока; но море вздулось, и волна, величиною съ большой дворецъ, подняла меня и выбросила на берегъ въ силу предопредѣленія Всевышняго. Я поднялся на берегъ и, снявъ одежду, растянулъ ее для просушки и заснулъ. Утромъ, проснувшись, я надѣлъ сухое платье и, осмотрѣвшись, увидалъ холмъ, покрытый деревьями. Обойдя кругомъ холма, я убѣдился, что попалъ на небольшой островъ, посреди моря, вслѣдствіе чего я подумалъ: "Всякій разъ, какъ я избавлюсь отъ одного несчастія, я попадаю въ другое". Пока я размышлялъ такимъ образомъ и желалъ даже смерти, я увидалъ судно и на немъ много людей. Я тотчасъ же всталъ и взобрался на дерево, а судію подошло къ берегу, и съ него спустились черные рабы съ топорами. Они прошли въ середину острова и, раскопавъ землю, подняли дверь, вослѣ чего вернулись на судно и сняли съ него хлѣбъ, муку, масло, медъ, баранину и вообще все продовольствіе, необходимое для людей, и стали переносить все это, переходя взадъ и впередъ отъ судна до двери въ подземелье, пока не выгрузили все. Послѣ этого они начали выгружать съ судна богатую одежду, неописанной роскоши, и затѣмъ на берегъ сошелъ престарѣлый шейкъ и свелъ за руку юношу, такого статнаго и такого красиваго, что онъ могъ бы войти въ поговорку. Его можно было сравнить съ свѣжей и тонкой вѣтвью, очаровывавшей всѣхъ своей привлекательностью. Шейкъ и юноша прошли въ подземелье и затѣмъ скрылись изъ нашихъ глазъ,

Въ подземельѣ они пробыли часа два или даже болѣе, послѣ чего шейкъ и рабы вышли, но юноша остался тамъ, и рабы, засыпавъ дверь землею, вмѣстѣ съ шейкомъ сѣли на корабль и отплыли, поднявъ паруса. Вскорѣ послѣ этого я спустился съ дерева и направился къ подземелью. Снявъ землю и поднявъ дверь, я увидалъ деревянную лѣстницу, съ которой я и спустился, и внизу увидалъ хорошенькое помѣщеніе, убранное шелковыми коврами; и тамъ же на высокомъ матрацѣ сидѣлъ юноша, съ душистыми цвѣтами и плодами, поставленными передъ нимъ. Увидавъ меня, онъ поблѣднѣлъ, но я поклонился ему и сказалъ:

-- Успокойся душою, господинъ мой! Тебѣ нечего бояться, восторгъ очей моихъ, потому что я человѣкъ и, подобно тебѣ, царскій сынъ. Судьба послала меня сюда, и я могу развлечь тебя въ твоемъ одиночествѣ.

Юноша, услыхавъ то, что я сказалъ ему, и убѣдившись, что я такой же человѣкъ, какъ и онъ, очень обрадовался моему прибытію; лицо его приняло прежній оттѣнокъ, и онъ, подозвавъ меня къ себѣ поближе, сказалъ:

-- О, братъ мой! Исторія моя удивительная: отецъ мой -- ювелиръ: у него имѣются рабы, которые всюду ѣздятъ по его приказанію по дѣламъ его торговли, и дѣла онъ ведетъ съ царями; но сыновей у него не было. Однажды онъ увидалъ сонъ, что у него будетъ сынъ, но что сынъ этотъ долго не будетъ жить, и онъ проснулся сильно опечаленный ⁴²). Вскорѣ послѣ этого, въ силу предопредѣленія судьбы, мать моя сдѣлалась беременною, и въ надлежащій срокъ я явился на свѣтъ, и отецъ мой былъ очень доволенъ. Астрологи же сказали ему: "Сынъ твой проживетъ пятнадцать лѣтъ: судьба его связана съ судьбою магнитной горы, находящейся на морскомъ берегу. На этой горѣ стоитъ на конѣ мѣдный всадникъ со свинцовой дощечкой на груди; и когда всадникъ этотъ будетъ сброшенъ въ море, сынъ твой будетъ убитъ: человѣкъ, который сброситъ всадника и убьетъ твоего сына, это -- царь Аджибъ ⁴³), сынъ царя Касиба". Отецъ мой былъ сильно огорченъ этимъ предсказаніемъ, и когда мнѣ минуло пятнадцать лѣтъ, къ отцу снова пришли астрологи и увѣдомили его, что всадникъ упалъ въ море, и что низвергнутъ онъ былъ царемъ Аджибомъ, сыномъ царя Касиба. Услыхавъ это, отецъ приготовилъ мнѣ это помѣщеніе и приказалъ мнѣ пробыть здѣсь до окончанія срока, до котораго остается теперь всего десять дней. Все это онъ сдѣлалъ изъ боязни, чтобы царь Аджибъ не убилъ меня.

Услыхавъ это, я былъ до крайности пораженъ и подумалъ: "Вѣдь я царь Аджибъ, сынъ даря Касиба, и я низвергнулъ всадника; но клянусь Аллахомъ, что я никогда не убью его и не причиню ему никакого зла".

-- Да будутъ далеки отъ тебя гибель и зло, -- сказалъ я юношѣ,-- хотя бы на то была воля Аллаха, да прославится имя его! Тебѣ бояться нечего. Я останусь съ тобой, чтобы служить тебѣ, и вмѣстѣ съ тобой отправлюсь къ твоему отцу и попрошу его отправить меня на мою родину, за что онъ получить вознагражденіе.

Юноша очень обрадовался моимъ словамъ. Я проговорилъ съ нимъ до вечера и затѣмъ, оправивъ ему постель, прикрылъ его, и самъ легъ подлѣ него. А утромъ я принесъ ему воды, и онъ вымылъ лицо свое и сказалъ мнѣ:

-- Аллахъ да благословитъ тебя. Если я спасусь отъ царя Аджиба, то я попрошу отца своего щедро вознаградить тебя.

-- Да не наступитъ, никогда, -- отвѣчалъ я, -- рокового для тебя дня.

Я поставилъ передъ нимъ ѣду, и мы, вмѣстѣ утоливъ нашъ голодъ, провели весь день, весело болтая.

Такимъ образомъ продолжалъ я служить ему девять дней, и на десятый день юноша радовался, что онъ живъ, и сказалъ мнѣ:

-- О, братъ мой! Какъ бы я хотѣлъ, чтобы ты нагрѣлъ мнѣ воды, для того, чтобъ я могъ вымыться и перемѣнить одежду, такъ какъ я начинаю надѣяться, что съ твоей помощью избавлюсь отъ смерти.

-- Съ удовольствіемъ,-- отвѣчалъ я,-- и, вставъ, нагрѣлъ воды, послѣ чего онъ вошелъ за занавѣску, вымылся, перемѣнилъ одежду и легъ на матрацъ отдохнуть послѣ ванны. Послѣ этого онъ сказалъ мнѣ:

-- Отрѣжь мнѣ, о, мой братъ, кусокъ арбуза и посыпь его сахаромъ.

Я всталъ и, положивъ арбузъ на блюдо, принесъ ему:

-- Не знаешь ли ты,-- спросилъ я,-- гдѣ лежитъ ножъ?

-- А вотъ тутъ,-- отвѣчалъ онъ,-- на полкѣ, надо мною.

Я подошелъ и взялъ ножъ съ полки, но при поворотѣ нога моя подвернулась, какъ повелѣлъ Аллахъ, и я упалъ на юношу, держа въ рукѣ ножъ, который вонзился въ его тѣло, и онъ мгновенно умеръ. Увидавъ, что онъ умеръ, и что я убилъ его, я громко закричалъ и, ударивъ себя по лицу и разодравъ на себѣ одежду, проговорилъ:

-- Вотъ это поистинѣ несчастіе! И какое несчастіе! О Аллахъ! Я прошу у тебя прощенія и говорю тебѣ, что не повиненъ въ его смерти! Лучше бы мнѣ умереть прежде него! Долго ли я буду переходить отъ одной бѣды къ другой!

Размышляя такимъ образомъ, я поднялся по лѣстницѣ и, опустивъ дверь, вернулся на берегъ и сталъ смотрѣть на море, гдѣ я увидалъ быстро приближающееся и разсѣкавшее волны судно. Увидавъ это, я подумалъ: "Когда люди сойдутъ на берегъ и увидятъ, что юноша убитъ, они зарѣжутъ меня". Послѣ этого я тотчасъ же взлѣзъ на дерево и спрятался въ зелени, и сидѣлъ тамъ до тѣхъ поръ, пока судно не бросило якоря и рабы не сошли на берегъ вмѣстѣ съ старымъ шейкомъ, отцомъ юноши, и, придя къ мѣсту, не срыли землю. Они очень удивились, найдя, что она только что нарыта, а спустившись внизъ, они нашли юношу лежавшимъ на спинѣ, съ прелестнымъ, хотя и мертвеннымъ лицомъ, одѣтымъ въ бѣлую и чистую одежду, и съ ножомъ въ груди. Всѣ они заплакали, а отецъ упалъ въ обморокъ, который длился такъ долго, что рабы стали думать, что онъ умеръ. Наконецъ онъ пришелъ въ себя и вышелъ съ рабами, завернувшими тѣло юноши въ его одѣяніе. Они выбрали изъ подземелья все, что тамъ было, и, сложивъ на судно, уѣхали.

Я остался, госпожа моя, и днемъ прятался на деревѣ, а ночью бродилъ по берегу. Такимъ образомъ прожилъ я два мѣсяца и замѣтилъ, что на западной сторонѣ острова вода съ каждымъ днемъ убывала все болѣе и болѣе, и черезъ три мѣсяца земля съ этой стороны острова совершенно высохла. Обрадованный возможностью уйти съ острова, я рѣшился пуститься въ путь и пошелъ по вновь образовавшейся землѣ. Вскорѣ я увидѣлъ нѣчто красное въ родѣ огня и, подойдя поближе, разсмотрѣлъ, что это дворецъ, обшитый мѣдью, на которой отражалось солнце, и потому зданіе казалось точно огненнымъ. Когда я подошелъ довольно близко, я встрѣтилъ стараго шейка, въ сопровожденіи десяти молодыхъ людей, всѣхъ кривыхъ на одинъ глазъ, что меня до крайности удивило. Увидавъ меня, они мнѣ поклонились и просили разсказать имъ мою исторію, и я разсказалъ имъ все въ подробности и возбудилъ въ нихъ удивленіе. Послѣ этого они свели меня во дворецъ, гдѣ стояло десять скамеекъ съ матрацами, покрытыми голубой матеріей, и каждый изъ молодыхъ людей сѣлъ на отдѣльную скамейку, а шейкъ помѣстился на самую маленькую скамью.

-- Садись, о, молодой человѣкъ,-- сказали они мнѣ,-- и не разспрашивай насъ ни о нашемъ поведеніи ни о томъ, что мы слѣпы на одинъ глазъ.

Послѣ этого шейкъ всталъ и принесъ каждому изъ нихъ ѣду, какъ принесъ и мнѣ; а вслѣдъ затѣмъ принесъ каждому изъ насъ вина. Утоливъ нашъ голодъ, мы принялись за вино и пили до наступленія ночи, когда молодые люди сказали шейку:

-- Принеси намъ все, что слѣдуетъ.

Шейкъ тотчасъ же всталъ и, удалившись въ небольшую каморку, принесъ оттуда на головѣ десять прикрытыхъ подносиковъ. Поставивъ ихъ на полъ, онъ зажегъ десять восковыхъ свѣчей и приклеилъ по свѣчѣ къ каждому подносику и затѣмъ снялъ крышки, и подъ крышками оказался пепелъ, смѣшанный съ толченымъ углемъ. Молодые люди засучили рукава до локтей и начернили свои лица и намазали щеки и при этомъ приговаривали:

-- Жили мы спокойно, но недостойное любопытство наше не давало намъ покоя.

Такъ натирались они и причитали до самаго утра, когда шейкъ принесъ имъ горячей воды, и они вымыли свои лица и надѣли чистую одежду.

Смотря на все это, я не зналъ, что подумать, и такъ взволновался, что забылъ свои собственныя несчастія и началъ разспрашивать ихъ о причинѣ такого страннаго поведенія.

-- О, молодой человѣкъ, -- сказали они, посмотрѣвъ на меня.-- Не спрашивай о томъ, что до тебя не касается, но молчи, потому что молчаніе можетъ спасти тебя отъ ошибокъ.

Я прожилъ съ ними цѣлый мѣсяцъ, въ продолженіе котораго каждую ночь они дѣлали то же самое, и, наконецъ, я сказалъ имъ:

-- Ради Аллаха, умоляю васъ, успокойте вы меня и разскажите мнѣ, по какой причинѣ вы поступаете такимъ образомъ и почему постоянно восклицаете: "Жили мы спокойно, но недостойное любопытство наше не давало намъ покоя!" Если вы не объясните мнѣ этого, то я оставлю васъ и пойду, куда глаза глядятъ; пословица вѣдь правду говоритъ: "Съ глазъ долой и изъ ума вонъ".

Выслушавъ меня, они отвѣчали:

-- Если мы скрывали отъ тебя это дѣло, то только заботясь о твоемъ благополучіи, для того, чтобы ты не сдѣлался такимъ же, какъ мы, и чтобы несчастіе, обрушившееся на насъ, не обрушилось бы на тебя.

-- Вы непремѣнно должны сказать мнѣ, -- продолжалъ я настаивать.

-- Добрый совѣтъ даемъ мы тебѣ,-- говорили они.-- Прими его и не разспрашивай насъ о нашихъ дѣлахъ; а иначе ты такъ же, какъ и мы, ослѣпнешь на одинъ глазъ.

Но я продолжалъ стоять на своемъ, на что они сказали мнѣ:

-- О, молодой человѣкъ! Если это съ тобой случится, то знай, что ты будешь изгнанъ изъ нашего общества.

Они всѣ встали и, взявъ барана, закололи его, содрали кожу и сказали:

-- Возьми съ собой этотъ ножъ и влѣзай въ эту кожу, а мы зашьемъ ее на тебѣ, и уходи. Къ тебѣ подлетитъ птица рукхъ⁴⁵) и ухватитъ тебя за пятки и унесетъ тебя на высокую гору. Тамъ разрѣжь этимъ ножомъ кожу и вылѣзай, а птица тотчасъ же улетитъ. Ты долженъ встать, лишь только она улетитъ, и итти полдня, и тогда ты увидишь передъ собою высокій дворецъ, обитый червоннымъ золотомъ, со вставленными драгоцѣнными камнями, какъ изумруды, рубины и т. д. Если ты войдешь въ этотъ дворецъ, то съ тобою случится то же, что случилось съ нами, такъ какъ мы Изъ-за этого лишились глаза, и если бы кто-нибудь изъ насъ вздумалъ разсказывать тебѣ о томъ, что съ нимъ случилось, то исторія его продолжалась бы такъ долго, что ты не захотѣлъ бы слушать.

Они зашили меня въ баранью шкуру, и сами ушли во дворецъ, а вскорѣ затѣмъ прилетѣла громадная бѣлая птица, которая, схвативъ меня, улетѣла со мной и положила меня на гору. Я тотчасъ же разрѣзалъ шкуру и вылѣзъ, а птица, увидавъ меня, улетѣла. Я поспѣшно всталъ и направился ко дворцу, оказавшемуся совершенно такимъ, какимъ мнѣ его описывали, и, войдя въ него, я увидалъ въ концѣ залы сорокъ молодыхъ дѣвушекъ, красивыхъ, какъ мѣсяцъ, и великолѣпно одѣтыхъ. При видѣ меня онѣ всѣ закричали:

-- Милости просимъ, добро пожаловать! О, господинъ и государь нашъ! Мы уже цѣлый мѣсяцъ ждемъ тебя. Слава Аллаху, пославшему намъ человѣка, достойнаго насъ, и котораго, мы достойны!

Послѣ такого привѣтствія онѣ усадили меня на матрацъ.

-- Отнынѣ, -- продолжали онѣ, -- ты нашъ повелитель и государь, и мы твои прислужницы и совершенно принадлежимъ тебѣ.

Онѣ принесли мнѣ угощеніе, и, когда я поѣлъ и попилъ, онѣ, веселыя и счастливыя, сѣли кругомъ меня и начали болтать. Эти дѣвушки были такъ прекрасны, что даже самый благочестивый человѣкъ охотно предложилъ бы самъ свои услуги и исполнилъ бы всѣ ихъ желанія. Съ наступленіемъ ночи всѣ онѣ столпились кругомъ меня и поставили передо мною столъ со свѣжими и сухими фруктами и разными удивительными, неописанными лакомствами и винами. Одна изъ нихъ начала пѣть, а другая играть на лютнѣ. Кубки съ виномъ переходили изъ. рукъ въ руки, и мнѣ было такъ весело, что я забылъ всѣ свои житейскія невзгоды и вскричалъ:

-- Вотъ это такъ чудная жизнь!

Ночь я провелъ такъ, какъ не проводилъ никогда въ жизни, а утромъ сѣлъ въ ванну и, вымывшись, одѣлъ роскошную принесенную мнѣ новую одежду, и мы снова начали угощаться.

Такимъ образомъ я прожилъ съ ними цѣлый годъ; но въ первый же день новаго года дѣвушки сѣли кругомъ меня и начали плакать и прощаться со мною, цѣпляясь за мою одежду.

-- Что за несчастіе случилось съ вами?-- спросилъ я.-- Вѣдь вы надрываете мнѣ сердце.

-- Лучше бы намъ никогда не знать тебя,-- отвѣчали онѣ.-- Мы имѣли дѣло со многими мужчинами, но такого, какъ ты, мы не знавали. Дай Богъ, чтобы мы не лишились тебя.

Онѣ снова заплакали, а я просилъ ихъ сказать мнѣ причину ихъ слезъ.

-- Ты причина ихъ,-- отвѣчали онѣ.-- Хотя, если ты обратишь вниманіе на то, что мы тебѣ скажемъ, мы можемъ и не разлучаться; но если ты поступишь противъ нашихъ указаній, то мы разстанемся навѣки. Сердце наше говоритъ, однакоже, что ты не послушаешься нашего предостереженія.

-- Скажите мнѣ, въ чемъ дѣло, и я поступлю по вашему указанію.

-- Сначала выслушай нашу исторію,-- отвѣчали онѣ.-- Мы -- царскія дочери и много лѣтъ имѣли обыкновеніе собираться сюда и удаляться отсюда ежегодно на сорокъ дней, затѣмъ, возвращаясь, мы позволяемъ себѣ пировать и пить въ продолженіе всего года. Такъ мы поступали обыкновенно, а теперь мы боимся, что во время нашего отсутствія ты преступишь наши указанія. Оставляемъ тебѣ ключи отъ дворца. Ихъ сто, и они отворяютъ сто комнатъ. Ты можешь входить въ эти комнаты, забавляться, ѣсть и пить и услаждаться, но только не отворяй двери изъ червоннаго золота, потому что, если ты отворишь ее, то мы навйки будемъ разлучены съ тобой. Умоляемъ тебя поэтому, обрати вниманіе на наши слова и воздержись на это короткое время.

Услыхавъ это, я поклялся имъ, что никогда не открою запрещенной комнаты, и онѣ удалились, прося меня быть вѣрнымъ моему обѣщанію.

Я остался во дворцѣ одинъ, и съ наступленіемъ вечера открылъ первую комнату и, войдя туда, увидалъ, что это настоящій рай земной, въ которомъ росли большія зеленыя деревья со спѣлыми плодами, пѣли различныя птицы, и били фонтаны. Зрѣлище это усладило мою душу, и я блуждалъ между деревьями, нюхалъ чудные пахучіе цвѣты и слушалъ пѣніе птицъ, громко прославлявшихъ всемогущаго Аллаха. Полюбовавшись на различныя яблоки, напоминавшія щечки любимой возлюбленной или пушистыя щечки скромнаго любовника, на пахучую айву, напоминающую запахъ мускуса и амбры, и на сливы, сверкавшія, какъ рубинъ, я вышелъ изъ этой комнаты и, заперевъ за собою дверь, отворилъ сосѣднюю, гдѣ оказалась большая, дорожка, обсаженная частыми пальмами и орошаемая рѣкой, пробѣгавшей среди розовыхъ деревьевъ, жасминовъ, маіорана, шиповника, нарциссовъ, левкоевъ, запахъ отъ которыхъ разносился вѣтромъ повсюду и приводилъ меня въ совершенный восторгъ.-Я отворилъ дверь въ третью комнату, затворивъ вторую. Тутъ, я нашелъ обширную гостиную съ поломъ, выложеннымъ мраморомъ различныхъ цвѣтовъ, съ дорогими цвѣтными каменьями. Въ этой гостиной стояли клѣтки изъ сандальнаго дерева и алоэ, съ поющими въ нихъ птицами, масса которыхъ сидѣла тоже и на деревьяхъ. Сердце мое было очаровано и, забывъ всѣ житейскія тревоги, я проспалъ въ этой комнатѣ до утра. На слѣдующій день я отворилъ четвертую комнату и нашелъ большое зданіе съ сорока комнатками, въ которыя всѣ двери стояли настежь; войдя въ нихъ, я нашелъ жемчугъ, рубины, хризолиты, изумруды и другіе драгоцѣнные камни, перечислить которые не достанетъ силъ человѣческихъ. Зрѣлище это привело меня въ полное недоумѣніе, и я проговорилъ:

-- Такихъ драгоцѣнностей не найдешь и въ царскихъ хранилищахъ. Теперь я -- царь нашего времени, и, по милости Аллаха, всѣ эти драгоцѣнности принадлежатъ мнѣ, какъ принадлежатъ и сорокъ женщинъ мнѣ одному совершенно безраздѣльно.

Такимъ образомъ я продолжалъ забавляться, переходя отъ одного мѣста къ другому, пока не прошло тридцати девяти дней, и я побывалъ во всѣхъ комнатахъ, кромѣ запрещенной. Сердце мое ныло отъ любопытства, и дьяволъ, толкая въ несчастіе, соблазнилъ меня отворить и эту сотую дверь. Удержаться я не могъ, хотя до конца срока оставался всего одинъ день, и вотъ я подошелъ къ комнатѣ и отворилъ дверь и, войдя туда, я почувствовалъ такой сильный одуряющій запахъ, что упалъ навзничь безъ чувствъ и въ такомъ положеніи пролежалъ нѣкоторое время, но затѣмъ, вставъ, я собрался съ духомъ и пошелъ далѣе. Полъ оказался усыпаннымъ шафраномъ, а комната освѣщена золотыми лампами и свѣчами, распространявшими запахъ мускуса и амбры, и ароматъ, походившій на запахъ меда, слышался повсюду. Кромѣ того, я увидалъ вороную лошадь, черную, какъ ночь, передъ, которой стояли ясли изъ чистаго хрусталя, наполненныя очищеннымъ кунжутомъ, а другія такія же ясли, наполненныя розовой водой съ примѣсью мускуса. Конь былъ взнузданъ и осѣдланъ, и сѣдло было изъ червоннаго золота. Съ удивленіемъ глядя на него, я подумалъ, что этотъ конь долженъ обладать удивительными достоинствами, и, соблазненный дьяволомъ;я вывелъ его и сѣлъ въ сѣдло; но онъ не трогался съ мѣста; я тронулъ его пятками, но онъ попрежнему не трогался съ мѣста; тогда я взялъ пальмовую трость и ударилъ его; лишь только онъ почувствовалъ ударъ, какъ издалъ звукъ въ родѣ грома и, распустивъ крылья, взвился со мной на воздухъ и затѣмъ спустился на какую-то крышу, гдѣ сбросилъ меня и такъ ударилъ хвостомъ но лицу, что вышибъ мнѣ глазъ, и улетѣлъ,

Въ такомъ положеніи я сошелъ съ крыши и внизу нашелъ одноглазыхъ, вышеупомянутыхъ молодыхъ людей, которые, увидавъ меня, вскричали:

-- Нѣтъ, мы не привѣтствуемъ тебя!

-- Примите меня въ свое общество, -- сказалъ я.

-- Клянемся Аллахомъ, ты не останешься съ нами, -- отвѣчали они.

И такимъ образомъ я ушелъ отъ нихъ съ тяжелымъ сердцемъ и горькими слезами на глазахъ, и Аллахъ предопредѣлилъ, что я благополучно дойду сюда, и я, сбривъ бороду и обратившись въ нищаго, благополучно пришелъ въ Багдадъ ⁴⁶).

Продолженіе сказки багдадскихъ женщинъ и т. д.

Послѣ этого хозяйка дома посмотрѣла на калифа Джафара и Месрура и сказала имъ:

-- Познакомьте меня съ вашими сказками.

Джафаръ подошелъ къ ней и разсказалъ ей ту же самую сказку, которую онъ разсказывалъ привратницѣ, когда она отворяла ему двери, и хозяйка, услыхавъ его разсказъ, освободила ихъ. Выйдя на улицу, калифъ спросилъ у нищихъ, куда они идутъ, и они отвѣтили ему, что не. знаютъ, куда имъ итти; вслѣдствіе чего онъ предложилъ имъ итти. съ ними и затѣмъ обратился къ Джафару съ слѣдующими словами:

-- Возьми ихъ къ себѣ, домой и завтра приведи ко мнѣ, и мы посмотримъ, что можно будетъ для нихъ сдѣлать.

Джафаръ поступилъ такъ, какъ ему было приказано, и калифъвернулся къ себѣ во. дворецъ, но не могъ уже спать въ эту ночь.

На слѣдующій день онъ, сидя на тронѣ, принялъ своихъ царедворцевъ и отпустилъ всѣхъ, за исключеніемъ Джафара, которому сказалъ....

-- Приведи ко мнѣ трехъ женщинъ, двухъ собакъ и трехънищихъ.:

Джафаръ всталъ, привелъ всѣхъ и, поставивъ женщинъ за занавѣску, сказалъ имъ:

Мы простили васъ за вашу прежнюю доброту къ намъ, тѣмъ болѣе, что вы не знали, кто мы такіе. Теперь же я могу сообщить вамъ, что вы находитесь въ присутствіи пятаго изъ сыновей Эль-Абаса, Гарунъ. Эръ-Рашида, поэтому ему говорить вы можете только одну правду.

Когда женщины услыхали сказанное имъ отъ имени калифа, то старшая изъ нихъ выступила впередъ и такимъ образомъ передала свою исторію.

Первая изъ трехъ багдадскихъ женщинъ.

О царь! исторія моя удивительна, такъ какъ эти двѣ собаки, это -- мои сестры отъ одного отца, но отъ разныхъ матерей, и я самая изъ нихъ младшая. Послѣ смерти отца, оставившаго намъ пять тысячъ червонцевъ, обѣ сестры мои вышли замужъ и, проживши нѣкоторое время съ мужьями, которые приготовили товары, взяли отъ женъ по тысячѣ червонцевъ каждый, и съ женами отправились въ путешествіе, оставивъ меня одну. Пробывъ въ отсутствіи четыре года, мужья моихъ сестеръ потеряли все, что имѣли, и бросили ихъ въ чужихъ краяхъ, такъ что онѣ вернулись ко мнѣ въ нищенскихъ лохмотьяхъ. Увидавъ ихъ въ этомъ видѣ, я сначала даже не узнала ихъ, а затѣмъ, узнавъ, вскричала:

-- Какимъ образомъ очутились вы въ такомъ положеніи?

-- О, сестра,-- отвѣчали онѣ,-- вопросъ твой безполезенъ; такъ было рѣшено судьбою.

Я отправила ихъ вслѣдъ за тѣмъ въ баню и, одѣвъ ихъ въ новое платье, сказала имъ:

-- О, сестры мои, вѣдь вы старше меня, а я младшая, и потому замѣните мнѣ отца и мать. Наслѣдство, которое я раздѣлила съ вами, по милости Аллаха, увеличилось, такъ какъ дѣла мои идутъ великолѣпно, и. я снова подѣлюсь съ вами.

Я обращалась съ ними превосходно, и онѣ прожили со мною цѣлый годъ и разбогатѣли на тѣ деньги, что я имъ удѣлила, но по прошествіи года онѣ сказали:

-- Намъ хотѣлось бы снова выйти замужъ, потому что такъ болѣе мы жить не можемъ.

-- О, сестры мои,-- отвѣчала я, -- вѣдь въ замужествѣ счастья вы не нашли. Хорошихъ мужей по нынѣшнимъ временамъ найти трудно, и вы вѣдь испытали уже брачную жизнь.

Но онѣ не обратили вниманія на мои слова и вышли замужъ помимо моего согласія. Несмотря, однакоже, на это, я на свои собственныя средства сдѣлала имъ приданое и продолжала покровительствовать имъ. Онѣ перебрались къ своимъ мужьямъ, а тѣ, отобравъ отъ нихъ все, что у нихъ было, и поживъ съ ними недолгое время, уѣхали куда-то, бросивъ ихъ. Такимъ образомъ онѣ снова вернулись ко мнѣ совершенно обнищавшими и просили прощенія, говоря:

-- Не сердись на насъ; и хотя ты моложе насъ, но здраваго смысла у тебя больше, и мы обѣщаемъ тебѣ никогда не поднимать болѣе вопроса о бракѣ.

-- Милости просимъ, сестры мои,-- отвѣчала я,-- вѣдь у меня никого нѣтъ ближе васъ.

И я взяла ихъ къ себѣ, ласково обращалась съ ними, и въ теченіе цѣлаго года мы прожили счастливо.

По прошествіи этого года я рѣшилась нагрузить судно товаромъ и сказала своимъ сестрамъ:

-- Останетесь ли вы дома во время моего путешествія или отправитесь со мною?

-- Мы поѣдемъ съ тобою,-- отвѣчали онѣ,-- такъ какъ не можемъ вынести разлуки съ тобой.

Вслѣдствіе этого я взяла ихъ съ собою, и. мы пустились въ путь, но предварительно я раздѣлила свое имущество на двѣ равныя части, одну изъ которыхъ и спрятала, думая при этомъ, что корабль можетъ потерпѣть крушеніе, а мы можемъ спастись, и тогда состояніе это намъ пригодится. Мы плыли и дни и ночи, пока, наконецъ, не. сбились съ дороги, и капитанъ не зналъ, куда направить путь. Корабль вышелъ въ какое-то незнакомое море, но мы этого не замѣтили и въ продолженіе десяти дней шли попутнымъ вѣтромъ, и затѣмъ увидали передъ собою городъ. На вопросъ нашъ, что это за городъ, капитанъ отвѣчалъ:

-- Не знаю; до сегодняшняго дня я никогда его не видѣлъ и никогда въ жизни не плавалъ по этому морю; но разъ что мы благополучно пришли сюда, то намъ ничего другого не остается, какъ войти въ городъ, выгрузить товары и продать ихъ, или же отдохнуть дня два и запастись свѣжею провизіей.

Такимъ образомъ мы вошли въ городъ, и капитанъ сошелъ на берегъ и, немного погодя, вернулся назадъ и сказалъ:

Идемте въ городъ, чтобы подивиться, что Аллахъ можетъ сотворить съ людьми, и помолиться, чтобъ онъ помиловалъ насъ отъ своего гнѣва.

Войдя въ городъ, мы увидали, что всѣ обитатели его обращены въ черный камень. Зрѣлище это насъ поразило и, проходя по улицамъ и видя, что всѣ товары и золото и серебро осталось въ первоначальномъ видѣ, мы только дивились и говорили:

-- Это сдѣлалось вслѣдствіе стеченія какихъ-то странныхъ обстоятельствъ.

Мы разошлись по улицамъ, любуясь и восхищаясь богатствомъ и роскошью лавокъ.

Что касается до меня, то я прошла во дворецъ, оказавшійся зданіемъ удивительной красоты, и, войдя въ него, нашла золотую и серебряную посуду по мѣстамъ и царя, сидящимъ посреди своихъ царедворцевъ и визирей въ одеждѣ замѣчательно богатой. Подойдя къ нему поближе, я увидѣла, что. онъ сидѣлъ на тронѣ, отдѣланномъ жемчугомъ и брилліантами, и каждая жемчужина горѣла, какъ звѣзда. Одежда его была вся вышита золотомъ, а кругомъ него стояло пятьдесятъ мамелюковъ, одѣтыхъ въ шелковыя цвѣтныя одежды, съ обнаженными мечами въ рукахъ. Пораженная этимъ зрѣлищемъ, я пошла далѣе и вошла въ главную комнату гарема, на стѣнахъ котораго висѣли шелковыя занавѣски; и тутъ я увидала царицу въ платье, вышитомъ жемчугомъ, и съ діадемой изъ драгоцѣнныхъ каменьевъ на головѣ и съ различными ожерельями на шеѣ. Вся ея одежда и украшенія сохранили первобытное состояніе, хотя она была обращена въ черный камень. Тутъ я увидала отворенную дверь и лѣстницу въ семь ступеней, по которой я поднялась въ комнату съ мраморнымъ поломъ; на полу лежали затканные золотомъ ковры, и стояло алебастровое ложе, отдѣланное жемчугомъ и брилліантами, но взоры мои прежде всего были привлечены мерцаніемъ свѣта, и, подойдя ближе, я увидала, что это блестѣлъ брилліантъ величиною со страусовое яйцо, поставленный на подставку и, какъ свѣча, распространявшій свѣтъ. Ложе было покрыто покрываломъ разноцвѣтныхъ шелковъ необыкновенной роскоши. Въ этой комнатѣ были тоже зажжены свѣчи, и мнѣ тотчасъ же пришло въ голову, что кто-нибудь долженъ же. былъ зажечь ихъ. Я прошла въ другую часть дворца и, осматривая комнаты, совершенно забыла обо всемъ, и когда стало уже смеркаться, я хотѣла выйти изъ дворца, но не могла найти выхода. Вслѣдствіе этого я вернулась въ комнату, освѣщенную свѣчами, и легла на ложе, повторяя нѣкоторыя изреченія изъ Корана, чтобы заснуть, но заснуть не могла. Такъ лежала я съ открытыми глазами, какъ вдругъ въ полночь я услыхала, что кто-то читалъ Коранъ нѣжнымъ и пріятнымъ голосомъ. Я тотчасъ же встала и увидала открытую дверь въ комнату, которая оказалась молельней, освѣщенной лампами, а на коврѣ, разостланномъ посреди, стоялъ молодой человѣкъ, очень красивый. Удивляясь, какимъ образомъ онъ избѣжалъ судьбы всѣхъ другихъ обитателей города, я поклонилась ему, а онъ, поднявъ глаза, отвѣтилъ на мой поклонъ.

-- Умоляю тебя,-- сказала я ему,-- ради, той истины, о которой ты читаешь въ Коранѣ, отвѣчай мнѣ на вопросъ, который я предложу тебѣ.

-- Сначала, -- улыбаясь отвѣчалъ онъ,-- объясни мнѣ причину твоего появленія здѣсь, и тогда я отвѣчу тебѣ на твой вопросъ.

Я разсказала ему свою исторію и просила его сообщить мнѣ исторію этого города.

-- Подождите немного, -- сказалъ онъ; и онъ закрылъ Коранъ и, положивъ его въ атласный мѣшокъ, сѣлъ подлѣ меня.

Посмотрѣвъ теперь на его лицо, я нашла его прекраснымъ, какъ полный мѣсяцъ, а всю его фигуру -- такой изящной и привлекательной, что одинъ взглядъ на него вызвалъ у меня тысячи вздоховъ и зажегъ огонь въ моемъ сердцѣ. Я повторила свою просьбу объяснить мнѣ исторію города.

-- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ онъ и затѣмъ продолжалъ такъ:-- знай, что городъ этотъ принадлежалъ моему отцу и его роднымъ и подданнымъ; а онъ и есть тотъ царь, котораго ты видѣла обращеннымъ въ черный камень, а царица, которую ты видѣла, и есть моя мать. Они были магами и поклонялись огню и клялись огнемъ, свѣтомъ, тѣнью, зноемъ и вращающимся шаромъ. У отца моего не было сыновей, пока я не родился, когда онъ былъ уже въ преклонныхъ годахъ, и меня онъ воспитывалъ при себѣ. Къ счастью для меня, въ нашей семьѣ была одна старая женщина-мусульманка, искренно вѣровавшая въ Аллаха и въ апостола его, хотя для виду исполняла всѣ обряды той религіи, которую исповѣдовала царская семья. Отецъ очень довѣрялъ ей за ея вѣрность и скромность характера и оказывалъ ей милости, вполнѣ уповая, что она исповѣдуетъ одинаковую религію съ нимъ, и, вслѣдствіе этого, когда я вышелъ изъ дѣтскаго возраста, онъ отдалъ меня на ея попеченіе, говоря:

-- Прими его, и воспитывай его, и научи его правиламъ нашей вѣры, и ходи за нимъ какъ можно лучше.

Старуха взяла меня подъ свой надзоръ, но постаралась научить Эль-Исламу, посвятивъ меня въ законы очищенія и въ священныя правила омовенія, въ обряды и молитвы, послѣ чего она заставила меня выучить наизусть весь Коранъ. Она научила меня скрывать о своей вѣрѣ отъ отца, говоря, что онъ убьетъ меня, если узнаетъ. Вскорѣ затѣмъ старуха умерла. Жители же города становились все наглѣе и грѣховнѣе и не признавали истины. Однажды они услыхали громкій, какъ громъ, голосъ, который слышно было повсюду, проговорившій:

-- Жители этого города, воздержитесь отъ поклоненія огню и поклонитесь всесильному Аллаху!

Народъ былъ страшно пораженъ и бросился къ моему отцу, ихъ царю.

-- Что это за страшный голосъ,-- сказали они ему,-- испугавшій насъ своимъ ужаснымъ звукомъ?

-- Не устрашайтесь этого голоса, -- отвѣчалъ-онъ,-- и не уклоняйтесь отъ нашей вѣры.

Слова царя успокоили ихъ, и они продолжали поклоняться огню весь этотъ годъ съ того времени, когда впервые услыхали страшный голосъ. Въ это время они услыхали его во второй разъ и еще черезъ годъ -- въ третій разъ; но они продолжали жить по-старому до тѣхъ поръ, пока не навлекли на себя кару небесную, и однажды утромъ, вскорѣ послѣ разсвѣта, всѣ, вмѣстѣ съ своими животными и скотиной, были обращены въ черный камень. Ни одинъ житель города не избавился отъ наказанія, кромѣ меня, и съ того самаго дня, какъ случилось это бѣдствіе, я былъ постоянно занятъ, какъ ты сама видѣла, молитвой, постомъ и чтеніемъ Корана; но я томился своимъ положеніемъ, не видя никого, съ кѣмъ бы могъ раздѣлить свое уединеніе.

Услыхавъ это, я сказала ему:

-- А не хочешь ли ты отправиться со мной въ городъ Багдадъ и посѣтить тамошнихъ ученыхъ, законовѣдовъ и увеличить твои познанія? Если хочешь, то я сдѣлаюсь твоей служанкой, хотя я стою во главѣ своей семьи и распоряжаюсь многими слугами. У меня тутъ стоить корабль, нагруженный товарами, и самъ рокъ занесъ насъ сюда въ городъ для того, чтобы мы узнали о судьбѣ его. Встрѣча наша не случайная.

Я такимъ образомъ продолжала убѣждать его, и онъ, наконецъ, далъ свое согласіе. Эту ночь я провела у ногъ его, не помня себя отъ счастья, а утромъ мы встали и, войдя въ сокровищницу, взяли наиболѣе легкихъ и дорогихъ вещей и вышли изъ дворца въ городъ, гдѣ мы встрѣтили рабовъ и капитана, искавшихъ меня. Они очень обрадовались, увидавъ меня, а на ихъ вопросъ о причинѣ моего отсутствія я разсказала имъ обо всемъ, что видѣла, и передала исторію молодого человѣка и причину обращенія всѣхъ жителей города и обо всемъ, что съ ними случилось, что не мало удивило ихъ. Когда же сестры мои увидали меня съ молодымъ человѣкомъ, то начали мнѣ завидовать и злоумышлять противъ меня.

Мы снова сѣли на корабль, и я была очень счастлива, главнымъ образомъ присутствіемъ молодого человѣка, и, выждавъ попутнаго вѣтра, мы распустили паруса и вышли. Сестры мои сидѣли со мною и молодымъ человѣкомъ и въ разговорѣ со мной спросили:

-- Что ты думаешь дѣлать съ этимъ молодымъ человѣкомъ?

-- Я хочу выйти за него замужъ,-- отвѣчала я и затѣмъ, подойдя къ нему, я прибавила: -- о, господинъ мой, я хочу сдѣлать тебѣ предложеніе и не возражай мнѣ.

-- Я слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ онъ.

-- Этотъ молодой человѣкъ,-- сказала я сестрамъ, взглянувъ на нихъ,-- мнѣ кажется вполнѣ для меня подходящимъ, а все находящееся здѣсь богатство я предоставляю вамъ.

-- Рѣшеніе твое превосходно, -- отвѣчали онѣ и тѣмъ не менѣе злоумышляли противъ меня.

Мы продолжали итти по благопріятному вѣтру и, пройдя опасное море, вошли въ спокойныя воды, по которымъ и шли нѣсколько дней, пока не подошли къ городу Эль-Базраха, зданій котораго показались намъ съ наступленіемъ вечера. Но лишь только мы легли спать, какъ сестры мои взяли насъ обоихъ изъ нашихъ, постелей и бросили въ море. Юноша, не умѣя плавать, потонулъ, и Аллахъ, причислилъ его къ мученикамъ ⁴⁷), въ то время какъ я причислена была къ тѣмъ, которымъ суждено было жить, и, вслѣдствіе этого, лишь Только я. пробудилась и увидала, что я въ водѣ, я тотчасъ же ухватилась за кусокъ дерева, посланный мнѣ Аллахомъ, и вмѣстѣ съ нимъ была выброшена волной на берегъ острова.

Весь остатокъ ночи я проблуждала по этому острову, а къ утру увидала мысъ земли и на немъ слѣды человѣческихъ ногъ; этотъ мысъ, какъ оказалось, соединялся съ материкомъ земли. Съ восходомъ солнца я просушила свою одежду и пошла по открытой мною тропинкѣ и была уже близко отъ того мѣста, гдѣ стоялъ, городъ, какъ вдругъ замѣтила, что на меня ползетъ змѣя, преслѣдуемая другой змѣей. Языкъ первой змѣи висѣлъ на сторону вслѣдствіе страшной усталости, и мнѣ стало ея жаль, и я, взявъ камень, бросила, его въ голову второй змѣи, которая тотчасъ же умерла. Первая же змѣя распустила, крылья и взвилась на воздухъ, оставивъ меня въ совершенномъ-недоумѣніи. Я была, такъ утомлена, что легла и уснула,, но вскорѣ проснулась и увидала, что въ ногахъ у меня сидѣла дѣвушка и чесала мнѣ пятки, вслѣдствіе, чего я тотчасъ же вскочила, смутившись тѣмъ, что мнѣ оказывали такую услугу.

-- Кто ты такая, -- сказала я ей, -- и что тебѣ надо? Какъ скоро ты забыла меня!-- вскричала она.-- Я та, которой ты только что оказала услугу, убивъ врага. Я -- та змѣя, которую ты спасла отъ другой змѣи; я -- вѣдьма, а другая змѣя была шайтанъ, врагъ мой, и ты меня избавила отъ него; поэтому, лишь только ты это сдѣлала, я полетѣла на твой корабль и перенесла все, что на немъ было, къ тебѣ въ домъ, а корабль потопила. Что же касается до твоихъ сестеръ, то я обратила, ихъ въ двухъ черныхъ собакъ, такъ какъ я знала, какъ онѣ поступили, съ тобой. Молодой же человѣкъ все-таки потонулъ.

Сказавъ это, она взяла, меня перенесла вмѣстѣ съ двумя собаками на крышу моего дома, а-въ самомъ домѣ. я нашла всѣ, сокровища, бывшія на кораблѣ. Ничего но было потеряно.

-- Я клянусь, печатью Сулеймана, -- затѣмъ сказала она мнѣ, -- что если ты не будешь давать ежедневно, по триста ударовъ каждой изъ этихъ собакъ, то я явлюсь и обращу тебя тоже въ собаку.

-- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчала я,-- и съ тѣхъ поръ я наношу собакамъ удары, хотя и жалѣю ихъ.

Калифъ съ удивленіемъ выслушалъ эту исторію и затѣмъ сказалъ второй женщинѣ:

-- Вслѣдствіе чего произошли на груди твоей знаки отъ ударовъ?

Она отвѣчала слѣдующее:

Вторая сестра изъ трехъ багдадскихъ женщинъ.

-- О, великій царь! Отецъ мой послѣ смерти своей оставилъ мнѣ значительное состояніе, и вскорѣ послѣ этого я вышла замужъ за одного изъ богатѣйшихъ людей того времени. Я прожила съ нимъ годъ, и онъ умеръ, оставивъ мою законную часть, заключавшуюся въ восьмидесяти тысячахъ червонцевъ. Я тотчасъ же сдѣлала себѣ десять нарядныхъ золотыхъ нарядовъ, по тысячѣ червонцевъ. Сидя однажды у себя дома, я увидала пришедшую ко мнѣ старуху, отвратительно безобразную; старуха, поклонившись, сказала:

-- У меня есть сиротка-дочь, свадьбу которой я сегодня справляю, и если бы ты пришла на ея празднество, то получила бы награду на небесахъ, такъ какъ у нея, бѣдной, нѣтъ никого близкихъ и родныхъ.

Она плакала и цѣловала мнѣ ноги, и я, тронутая ея просьбой, согласилась. Она обѣщала прійти за мной, когда я одѣнусь, и, поцѣловавъ руку, ушла.

Я тотчасъ же встала, нарядилась, и когда была совсѣмъ готова, то старуха пришла за мной.

-- О, госпожа моя!-- сказала она мнѣ.-- Гости уже начали собираться и, узнавъ, что ты будешь, они ждутъ тебя съ нетерпѣніемъ.

Такимъ образомъ я накинула верхнюю одежду и, взявъ съ собою рабынь, пошла за старухой, которая привела насъ въ улицу, гдѣ пріятно продувало вѣтромъ, и мы увидали ворота подъ мраморной аркой, чудно выстроенныя, и за ними дворецъ, возвышавшійся до самыхъ небесъ. Прибывъ туда, старуха постучалась въ дверь, и, когда намъ ее отворили, мы вошли въ коридоръ, покрытый ковромъ, освѣщенный свѣчами и лампами и украшенный камнями и драгоцѣнными металлами⁴⁸). Чрезъ этотъ, коридоръ мы прошли въ гостиную, невѣроятно роскошную, съ матрацами, покрытыми шелковой матеріей, и освѣщенную висячими лампами и свѣчами. Въ концѣ этой гостиной стояло ложе изъ алебастра, съ жемчугомъ и брилліантами и съ атласными занавѣсками. Съ этого ложа поднялась женщина, красивая, какъ луна.

-- Добро пожаловать,-- сказала она мнѣ.-- О, сестра моя, ты чаруешь меня и освѣжаешь мнѣ сердце своимъ присутствіемъ.

Она снова сѣла и продолжала такъ:

-- У меня, о, сестра моя, есть братъ, который видѣлъ тебя на одномъ празднествѣ; онъ еще молодой человѣкъ и красивѣе меня и пылаетъ къ тебѣ сильной любовью. Онъ упросилъ эту старуху сходить къ тебѣ и устроить ему какъ-нибудь свиданіе съ тобою. Ему очень хочется жениться на тебѣ но закону, предписанному Аллахомъ и апостоломъ его, а въ томъ, что законно, позора быть не можетъ.

Услыхавъ эти слова и увидавъ, что я заперта въ домѣ такъ, что выйти не могу, я могла только отвѣтить:

-- Слушаю и повинуюсь.

Красавица очень обрадовалась, услыхавъ мое согласіе. Она захлопала въ ладоши и отворила дверь, въ которую вошелъ молодой человѣкъ до такой степени красивый, что сердце мое тотчасъ же склонилось къ нему. Лишь только онъ сѣлъ, какъ въ комнату вошелъ кадій и четыре свидѣтеля и, поклонившись намъ, они приступили къ совершенію брака между мною и молодымъ человѣкомъ. Послѣ ихъ ухода молодой человѣкъ посмотрѣлъ на меня и проговорилъ:

-- Да будетъ ночь наша благословенна.

Затѣмъ онъ пожелалъ заключить со мною условіе и, положивъ передо мною Коранъ, сказалъ:

-- Поклянись, что ты никогда никого не предпочтешь мнѣ и никого не полюбишь, кромѣ меня.

Услыхавъ мою клятву, онъ очень обрадовался, поцѣловалъ меня, и сердце мое воспылало любовью къ нему.

Мы прожили цѣлый мѣсяцъ вполнѣ счастливо, и я стала просить, чтобъ онъ пустилъ меня на базаръ купить себѣ матеріи на платье. Получивъ его позволеніе, я отправилась въ сопровожденіи старухи и сѣла у лавки молодого купца, съ которымъ она была знакома, и отецъ котораго, какъ она сказала мнѣ, умеръ и оставилъ ему большое состояніе. Она велѣла ему показать мнѣ лучшія, имѣющіяся у него матеріи, и въ то время, какъ онъ раскладывалъ ихъ, она безъ устали восхваляла его самого.

-- Мнѣ нѣтъ никакого дѣла до твоихъ похвалъ купцу, -- сказала я ей.-- Мы пришли сюда только для того, чтобы покупать и затѣмъ вернуться домой.

Между тѣмъ онъ продалъ намъ желаемую матерію, и мы подали ему деньги, но онъ отказался принять ихъ, говоря:

-- Я желаю сдѣлать вамъ подарокъ изъ чувства гостепріимства за ваше сегодняшнее посѣщеніе.

-- Если онъ не хочетъ брать деньги, -- сказала я ста'рухѣ, -- то верни ему матерію.

По онъ отказался взять ее обратно и вскричалъ....

-- Клянусь Аллахомъ, я ничего отъ васъ не возьму! Все это я дарю вамъ за одинъ поцѣлуй, который я цѣню болѣе всей своей лавки.

-- Ну, что тебѣ въ поцѣлуѣ?-- сказала ему старуха и затѣмъ, обратясь ко мнѣ, прибавила: -- Ты слышала, о, дочь моя, что сказалъ этотъ юноша? Никакой бѣды отъ поцѣлуя тебѣ не сдѣлается, а между тѣмъ ты возьмешь все, что тебѣ нравится.

-- Развѣ ты не знаешь, -- отвѣчала я, -- какую я дала клятву?

-- Пусть онъ безъ дальнѣйшихъ словъ поцѣлуетъ тебя, -- отвѣчала она.-- И тебѣ отъ этого ничего не будетъ, и деньги твои останутся при тебѣ.

Она продолжала меня уговаривать до тѣхъ поръ, пока я, наконецъ, не согласилась, и, закрывъ глаза, я.приподняла свое покрывало такъ, чтобы прохожіе не могли видѣть меня, а онъ потянулся ко мнѣ и, вмѣсто того, чтобы поцѣловать, онъ страшно укусилъ мнѣ щеку. Отъ боли я упала въ обморокъ, и старуха держала мою голову у себя на колѣняхъ до тѣхъ поръ, по.ка я не пришла въ себя. Лавка уже была закрыта, а старуха, выражая сожалѣніе, говорила:

-- Аллахъ избавилъ тебя отъ большого несчастія; отправимся домой; ты притворись больной, а я приду къ тебѣ и дамъ тебѣ средство, отъ котораго щека твоя скоро заживетъ.

Отдохнувъ нѣкоторое время, я встала, чувствуя себя нехорошо, и со страхомъ и трепетомъ вернулась домой. Я сказалась больной, и мужъ мой сейчасъ же пришелъ ко мнѣ.

-- Что съ тобой?-- сказалъ онъ.-- О, моя возлюбленная, что случилось во время твоей прогулки?

-- Мнѣ нездоровится, -- отвѣчала я.

-- А что это у тебя за рана на щекѣ и въ самомъ нѣжномъ мѣстѣ?-- продолжалъ онъ.

-- Когда, спросивъ у тебя позволеніе,-- отвѣчала я,-- пошла сегодня утромъ купить матеріи на платье, то верблюдъ, нагруженный топливомъ, прошелъ мимо толпы, гдѣ я стояла, разорвалъ своимъ грузомъ мое покрывало и оцарапалъ, какъ ты видишь, мнѣ щеку. Ты знаешь вѣдь, какъ узки улицы въ нашемъ городѣ⁴⁹).

-- Въ такомъ случаѣ, завтра же!-- вскричалъ онъ,-- я отправлюсь къ губернатору, подамъ ему жалобу, и онъ повѣситъ всѣхъ продавцовъ топлива въ городѣ.

-- Ради Аллаха, -- сказала я, -- не бери такого грѣха на душу и не поступай несправедливо, такъ, какъ я ѣхала на ослѣ, который испугался, и я свалилась и расцарапала себѣ лицо.

-- Въ такомъ случаѣ.-- отвѣчалъ онъ, -- завтра же я на нравлюсь къ Джафару Эль-Бармеки и разскажу ему это происшествіе, и онъ прикажетъ казнить всѣхъ погонщиковъ ословъ въ городѣ.

-- Неужели изъ-за меня, -- сказала я, -- ты хочешь убить всѣхъ этихъ людей, разъ что мнѣ суждено было Аллахомъ получить эту рану?

-- Несомнѣнно!-- вскричалъ онъ и, схвативъ меня, онъ вскочилъ на ноги и громко крикнулъ.

На крикъ его дверь отворилась, и изъ нея выбѣжали семь черныхъ рабовъ, которые стащили меня съ постели и приволокли на средину комнаты. Одному изъ рабовъ онъ приказалъ сѣсть мнѣ на голову и держать меня за плечи, а другому велѣлъ сѣсть на ноги и держать меня за ноги. Третій рабъ подошелъ съ мечомъ въ рукахъ.

-- Повелитель мой, -- сказалъ онъ.-- Не прикажешь ли разрубить ее надвое мечомъ, чтобы потомъ снести по половинкѣ и бросить въ Тигръ на съѣденіе рыбамъ⁵⁰), такъ какъ невѣрныхъ женъ обыкновенно наказываютъ такимъ образомъ?

-- Ударь ее, о, Саадъ, -- отвѣчалъ мой мужъ.

-- Повтори свои молитвы, -- сказалъ рабъ, держа обнаженный мечъ, -- и поразмысли о томъ, что тебѣ дѣлать и какія сдѣлать распоряженія, такъ какъ жизни твоей пришелъ конецъ.

-- Добрый рабъ, -- сказала я, -- отпусти, меня на время для того, чтобъ я могла высказать свои распоряженія, и, поднявъ голову, я, рыдая, обратилась къ мужу своему съ слѣдующими стихами:

Меня покинулъ ты и остаешься

Спокойнымъ; ты мои глаза больные

Безсонными ночами наказалъ.

Твой образъ въ сердцѣ и въ глазахъ моихъ

Живетъ, и сердце у меня не хочетъ

Съ тобой разстаться, и мои рыданья

Мнѣ страсть мою скрывать не позволяютъ.

Ты заключилъ со мною договоръ,

Что будешь вѣренъ мнѣ; когда жъ любовь

Завоевалъ ты сердца моего,

Ты обманулъ и измѣнилъ позорно,

Не сжалишься ты развѣ надъ моей⁵¹)

Любовью и рыданьями моими?

Ты самъ не мало испыталъ несчастій

Аллахомъ заклинаю я тебя,

Когда умру я, на надгробномъ камнѣ

Моемъ такое выбить изреченье:

"Здѣсь вѣчнымъ сномъ любви рабыня спитъ".

Услыхавъ эти стихи и увидавъ мои слезы, мужъ мой еще сильнѣе разсердился и отвѣчалъ мнѣ слѣдующимъ куплетомъ:

Я не извергъ возлюбленной моей

Изъ сердца моего по пресыщенью;

Ея вина была тому причиной,

Она сама желала, чтобъ другой

Со мною раздѣлилъ любовь и ложе;

Но чести сердца моего противно

Такое совмѣстительство въ любви.

Я продолжала плакать и, чтобы возбудить его сожалѣніе, думала:

"Буду унижаться передъ нимъ и въ самыхъ нѣжныхъ словахъ умолять его, чтобъ онъ не убивалъ меня, а лучше бы взялъ все мое состояніе"...

Но онъ кричалъ своему рабу:

-- Разруби ее пополамъ, такъ такъ она потеряла всякую цѣну въ нашихъ глазахъ.

Рабъ подошелъ ко мнѣ, и. я увидала, что спасенія мнѣ больше нѣтъ, и отдалась на волю Аллаха; но вдругъ въ. комнату вошла старуха и, бросившись къ ногамъ моего мужа и цѣлуя ихъ, вскричала:

-- О, сынъ мой, ради моихъ услугъ, когда я няньчила тебя, умоляю тебя простить эту женщину, такъ какъ она не измѣнила тебѣ и не сдѣлала ничего заслуживающаго такого строгаго наказанія. Ты еще молодъ и страшись того обвиненія, которое она можетъ предъявить противъ тебя.

Сказавъ это, старуха продолжала плакать и умоляла мужа моего до тѣхъ поръ, пока онъ, наконецъ, не сказалъ:

-- Я прощаю ей, но долженъ сдѣлать на тѣлѣ ея такіе знаки, которые она носила бы въ продолженіе всей своей жизни.

Сказавъ это, онъ приказалъ рабамъ сдернуть съ меня рубашку и, взявъ палку, сдѣланную изъ дерева айвы, онъ сталъ бить меня по спинѣ и по бокамъ до тѣхъ поръ, пока я не лишилась чувствъ и чуть не умерла. Онъ приказалъ рабамъ съ наступленіемъ ночи, снести меня, подъ присмотромъ старухи, въ тотъ домъ, гдѣ я жила прежде. Они въ точности исполнили приказаніе своего, господина, и, когда я осталась въ своемъ старомъ домѣ, я занялась исцѣленіемъ своихъ ранъ. Хотя я поправилась, но на бокахъ моихъ и на груди остались слѣды отъ палочныхъ ударовъ. Четыре мѣсяца я лѣчилась и, поправившись, пошла посмотрѣть на тотъ домъ, въ которомъ все это случилось, но домъ оказался разрушеннымъ, и вся улица -- превратившейся въ груды мусора.

Вслѣдствіе этого я отправилась жить съ сестрой, одного со мной отца, у которой увидала я этихъ двухъ собакъ. Поклонившись ей, я разсказала все, что со мною случилось, на что она отвѣчала мнѣ:

-- Кто избавленъ отъ ударовъ судьбы? Слава Аллаху, что ты осталась въ живыхъ! Она разсказала мнѣ свою исторію и исторію своихъ двухъ сестеръ, и я осталась съ нею, и никто изъ насъ не упоминалъ никогда о замужествѣ. Впослѣдствіи къ намъ присоединилась еще вотъ эта наша сестра, покупательница, которая уходитъ ежедневно и покупаетъ для насъ все, что намъ требуется.

Заключеніе сказки о багдадскихъ женщинахъ.

Калифа очень заинтересовала эта исторія, и онъ приказалъ записать ее и поставить книгу съ этой исторіей къ себѣ въ библіотеку.

-- Не знаешь ли ты,-- сказалъ онъ первой женщинѣ,-- гдѣ можно найти вѣдьму, обратившую твоихъ сестеръ?

-- О, царь, -- отвѣчала она: -- она дала мнѣ прядь своихъ волосъ и сказала: "Если ты захочешь видѣть меня, то сожги нѣсколько волосковъ, и гдѣ бы я ни была, хотя за Кафскими горами, я тотчасъ же явлюсь къ тебѣ",

-- Ну, такъ принеси мнѣ эти волосы,-- сказалъ калифъ.

Волосы были тотчасъ же принесены, и калифъ сжетъ нѣсколько волосковъ. Лишь только распространился запахъ, какъ дворецъ весь вздрогнулъ, и загремѣлъ громъ, и вдругъ передъ ними явилась вѣдьма. Она была мусульманкой и потому привѣтствовала калифа словами:

-- Миръ надъ тобою, калифъ, Аллаха!

-- И надъ тобою да будетъ миръ,-- отвѣчалъ ей калифъ,-- и да будетъ милость и благословеніе Аллаха.

-- Знай,-- продолжала она,-- что эта женщина оказала мнѣ услугу, за которую я не знаю, какъ и отблагодарить ее, такъ какъ она спасла меня отъ смерти, убивъ моего врага; а я, увидавъ, что сестры ея съ ней дѣлали, рѣшилась наказать ихъ, и потому я обратила ихъ въ собакъ. Сначала я хотѣла просто убить ихъ для того, чтобы онѣ не терзали ея болѣе, а теперь, государь, если ты желаешь ихъ помиловать, то я могу снова обратить ихъ, въ угоду тебѣ и ей, такъ какъ я истинная правовѣрная.

-- Обрати ихъ,-- сказалъ калифъ,-- и потомъ мы разсмотримъ дѣло избитой женщины, и если все разсказанное ею окажется справедливымъ, то мы отомстимъ тому, кто такъ жестоко обращался съ нею.

-- О, царь правовѣрныхъ, -- сказала ему вѣдьма, -- я могу указать тебѣ на лицо, которое поступило такъ жестоко съ этой женщиной и завладѣло ея состояніемъ: онъ твой весьма близкій родственникъ.-- Она взяла чашку съ водой и, пошептавъ надъ нею, окропила морды собакъ, говоря:-- Примите вашъ прежній образъ!-- Послѣ чего собаки обратились въ двухъ красивыхъ женщинъ.-- Да будетъ благословенъ Аллахъ, создавшій ихъ! О, царь правовѣрныхъ, -- продолжала затѣмъ вѣдьма,-- знай, что мужъ, бившій эту женщину, сынъ твой Эль-Эминъ, слыхавшій объ ея красотѣ и привлекательности.

Вѣдьма разсказала, какъ сладилось все это дѣло. Калифъ былъ до крайности пораженъ и вскричалъ:

-- Слава Аллаху, что мнѣ удалось способствовать превращенію этихъ двухъ собакъ!

Онъ тотчасъ же приказалъ позвать къ себѣ своего сына Эль-Эмина и разспросилъ у него исторію его женитьбы и тотъ разсказалъ ему всю правду. Онъ послалъ за кадіемъ и свидѣтелями, и хозяйку того дома, гдѣ онъ былъ наканунѣ, и двухъ сестеръ ея, превращенныхъ изъ собакъ, онъ выдалъ замужъ за нищихъ, оказавшихся царскими сыновьями, и сдѣлалъ ихъ чинами своего дворца, снабдивъ ихъ всѣмъ, что нужно, и помѣстивъ ихъ у себя во дворцѣ. Женщину, избитую мужемъ, онъ возвратилъ своему сыну, давъ ей богатое приданое, и приказалъ отстроить домъ еще лучше, чѣмъ онъ былъ прежде. А покупательницу онъ взялъ къ себѣ въ жены и тотчасъ же увелъ къ себѣ въ покои, а на слѣдующій день отвелъ ей отдѣльное помѣщеніе и далъ рабынь для ея услугъ. Онъ ей тоже назначилъ постоянное содержаніе, а впослѣдствіи выстроилъ для нея дворецъ.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.
Начинается въ половинѣ восемнадцатой ночи и кончается въ половинѣ двадцать четвертой.

Сказка о трехъ яблокахъ.

Однажды ночью, послѣ событій, только что нами описанныхъ, калифъ Гарунъ Эръ-Рашидъ сказалъ своему визирю Джафару:

-- Сегодня ночью отправимся въ городъ и развѣдаемъ кое-что о должностныхъ лицахъ, и тѣхъ, противъ кого мы услышимъ жалобы, мы смѣстимъ.

-- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ Джафаръ.

Калифъ съ визиремъ и съ Месруромъ пошли по городу, по базарнымъ улицамъ, и вышли на небольшую долину, гдѣ увидали старика съ сѣтью и корзиной на головѣ и посохомъ въ рукѣ. Старикъ шелъ медленно и читалъ слѣдующіе стихи:

Мнѣ говорятъ, что я среди людей

Познаньями сіяю, какъ луна

Намъ ночью свѣтитъ серебристымъ свѣтомъ.

"Отъ этихъ словъ вы воздержитесь,-- молвилъ.

На это я:-- вѣдь если бы меня

Кто-либо вздумалъ заложить со всѣми

Бумагами моими за одинъ прокормъ,

Охотника бы не нашлось навѣрно".

Жизнь бѣдняка полна заботъ тяжелыхъ.

Себѣ онъ лѣтомъ добываетъ пищу,

Зимой же грѣется вблизи жаровни ¹),

Набитой раскаленными углями.

Собаки съ лаемъ слѣдуютъ за нимъ,

Куда бы ни пошелъ онъ, и толпа

Нахальниковъ, ругающихъ его,

И онъ прогнать ихъ отъ себя безсиленъ.

Но если бъ съ жалобой онъ обратился

Къ суду и доказалъ бы оскорбленье,

Что нанесли ему нахалы эти,

Судьи ему бы въ искѣ отказали.

Да, при подобной безотрадной жизни

Одинъ пріютъ открытъ для бѣдняка,

Гдѣ онъ найдетъ покой себѣ -- кладбище ²).

Услыхавъ эти стихи, калифъ сказалъ Джафару:

-- Понаблюди за этимъ бѣднякомъ и прими въ соображеніе его стихи, такъ какъ они обозначаютъ нужду.-- Затѣмъ, подойдя къ старику, онъ прибавилъ:-- Что это ты дѣлаешь, шейкъ?

-- Я -- рыбакъ, господинъ мой, -- отвѣчалъ старикъ, -- и у меня на шеѣ большая семья. Изъ дому я ушелъ въ полдень и работалъ до сихъ поръ, но Аллахъ не послалъ мнѣ ничего для продовольствія семьи, и потому я возненавидѣлъ себя и пожелалъ себѣ смерти.

-- Не хочешь ли вернуться съ нами къ рѣкѣ и, ставъ на берегъ Тигра, забросить сѣть на мое счастье? Если ты исполнишь мое желаніе, то я возьму у тебя твой уловъ за сто червонцевъ.

Рыбакъ обрадовался, услыхавъ это, и сказалъ:

-- Можешь распоряжаться моей головой. Я вернусь съ тобой.

Такимъ образомъ онъ вернулся къ рѣкѣ и забросилъ свою сѣть, и, подождавъ, пока она опустилась внизъ, онъ потянулъ за веревки и, вытащивъ сѣть, увидѣлъ, что въ ней сундукъ, замкнутый и тяжелый. Калифъ, увидавъ его и попробовавъ, какой онъ тяжелый, далъ сто червонцевъ рыбаку, отправившемуся домой. А Мееруръ, съ помощью Джафара, подняли сундукъ и понесли его въ сопровожденіи калифа во дворецъ, гдѣ они зажгли свѣчи и поставили сундукъ передъ калифомъ. Джафаръ и Мееруръ, сломавъ замокъ, открыли его и нашли въ немъ корзину изъ пальмовыхъ листьевъ, перевязанную красной веревкой, и, перерѣзавъ веревку, нашли тамъ кусокъ ковра и, поднявъ коверъ, они увидали изаръ, а снявъ изаръ, нашли тамъ женщину, бѣлую, какъ серебро, и изрѣзанную на куски.

Когда калифъ увидалъ это, слезы полились по его щекамъ и, взглянувъ на Джафара, онъ вскричалъ:

-- Ахъ ты, собака, визирь! Неужели въ мое царствованіе будутъ убивать людей и бросать ихъ въ рѣку, взваливая такую тяжесть на мою отвѣтственность? Клянусь Аллахомъ, я отомщу за эту женщину, тому, кто убилъ ее. Клянусь тѣмъ, что я поистинѣ потомокъ калифовъ изъ сыновъ Эль-Аббаса,-- прибавилъ онъ,-- что если ты не приведешь ко мнѣ того, кто убилъ эту женщину, для того, чтобы я могъ отомстить ему, то я распну тебя на дверяхъ моего дворца вмѣстѣ съ сорока человѣками твоихъ родственниковъ.

Калифъ былъ внѣ себя отъ ярости.

-- Дай мнѣ три дня срока,-- сказалъ Джафаръ.

-- Даю тебѣ три дня срока,-- отвѣчалъ калифъ.

Джафаръ ушелъ отъ него и, печально проходя по улицѣ, говорилъ въ душѣ:

-- Ну, какъ я найду того, кто убилъ эту женщину, и приведу его къ калифу? А если я представлю ему не настоящаго убійцу, такъ это вѣдь ляжетъ тяжестью на мою совѣсть. Не знаю, что мнѣ и дѣлать.

Три дня онъ. сидѣлъ-дома, а на четвертый калифъ прислалъ за нимъ, и когда онъ явился къ нему, то калифъ сказалъ:

-- Гдѣ же убійца женщины?

-- О, царь правовѣрныхъ, -- отвѣчалъ Джафаръ, -- развѣ могу я знать вещи, тайныя для всѣхъ, и гдѣ мнѣ найти убійцу?

Калифъ пришелъ въ ярость отъ этого отвѣта и приказалъ распять его у двери своего дворца и послалъ глашатаго объявить по улицамъ Багдада, что кто желаетъ позабавиться и посмотрѣть, какъ у дверей дворца будутъ распяты Джафаръ Эль-Бармеки, визирь калифа, и его родственники, то можетъ прійти къ дворцу калифа и любоваться этимъ зрѣлищемъ. Такимъ образомъ, народъ стекался со всѣхъ сторонъ, чтобы посмотрѣть на казнь Джафара и его родственниковъ, и не зналъ причины наказанія. Калифъ приказалъ поставить кресты. Кресты были воздвигнуты, и подъ ними были поставлены визирь и его родные и ждали приказанія калифа, чтобы быть казненными, Народъ оплакивалъ Джафара и его родственниковъ.

Въ то время, какъ народъ ждалъ, сквозь толпу быстро пробрался молодой человѣкъ, красиво и мило одѣтый, и, подойдя къ визирю, сказалъ ему:

...-- Сохрани тебя Аллахъ отъ. такого приговора, о, глава эмировъ и убѣжище бѣдныхъ! Женщину, найденную вами въ ящикѣ, убилъ я, убейте меня за нее, и пусть смерть ея падетъ на меня.

Услыхавъ эти слова, Джафаръ очень обрадовался своему избавленію и пожалѣлъ молодого человѣка, но въ ту минуту, какъ онъ говорилъ, вдругъ сквозь толпу быстро протолкался къ нему и къ молодому человѣку старый шейкъ и, поклонившись, сказалъ:

-- О, визирь! Не вѣрь этому молодому человѣку, такъ какъ женщину эту убилъ я, поэтому въ смерти, ея можешь обвинить меня.

-- О, визирь,-- сказалъ тутъ молодой человѣкъ,-- этотъ старикъ выжилъ отъ старости изъ ума; онъ самъ не знаетъ, что говоритъ; убилъ ее я, и потому отомстить можешь мнѣ.

-- Сынъ мой,-- сказалъ шейкъ, -- ты еще молодъ, и жизнь должна привлекать тебя, а я старъ и насытился жизнью; я могу замѣнить тебя и визиря и его родственниковъ; и женщину эту убилъ я, клянусь Аллахомъ, и потому спѣшите наказать меня.

Слыша этотъ разговоръ, визирь былъ удивленъ и повелъ молодого человѣка и шейка къ калифу.

-- О, царь правовѣрныхъ,-- сказалъ онъ,-- убійца женщины явился.

-- Гдѣ же онъ?-- спросилъ калифъ.

-- Этотъ молодой человѣкъ,-- отвѣчалъ визирь,-- говоритъ, что убилъ онъ, а этотъ шейкъ обвиняемъ его во лжи и говоритъ, что убилъ онъ.

Калифъ посмотрѣлъ на молодого человѣка и на шейка и спросилъ:

-- Кто же изъ васъ убилъ молодую женщину?

-- Ее убилъ только я,-- отвѣчалъ молодой человѣкъ.

-- Ее убилъ только я,-- точно такъ же отвѣчалъ шейкъ.

-- Возьми ихъ, Джафаръ, -- сказалъ шейкъ, -- и распни обоихъ.

-- Если убилъ одинъ изъ нихъ, то казнить обоихъ несправедливо,-- отвѣчалъ Джафаръ.

-- Клянусь тѣмъ, кто поднялъ небеса и разостлалъ землю, убилъ эту женщину я,-- сказалъ молодой человѣкъ и подробно разсказалъ, какъ это случилось, и въ какомъ видѣ калифъ долженъ былъ найти убитую.

Калифъ убѣдился изъ его разсказа, что женщину убилъ молодой человѣкъ, и съ удивленіемъ спросилъ:

-- По какой причинѣ убилъ ты эту женщину и сознался въ убійствѣ, не получивъ ударовъ ³), прямо говоря, что ты виновенъ въ ея смерти?...

Молодой человѣкъ отвѣчалъ слѣдующимъ образомъ:

-- Знай, о, царь правовѣрныхъ,-- что женщина эта была моя жена, и дочь моего дяди; этотъ шейкъ былъ ея отцомъ и моимъ дядей. Я женился на ней, когда она была молоденькой дѣвушкой, и Аллахъ послалъ намъ трехъ мальчиковъ-сыновей; и она любила меня, и ходила за мною, и ничего дурного я въ ней не видалъ. Въ началѣ мѣсяца она очень серьезно захворала, и я пригласилъ къ ней врачей, которые лѣчили ее и поправили, и я желалъ, чтобы они отправили ее полѣчиться ваннами.

-- Прежде чѣмъ брать ванны,-- сказала она мнѣ,-- мнѣ очень хочется одной вещи.

-- Что тебѣ хочется?-- спросилъ я.

-- Мнѣ хочется яблока, -- сказала она, -- хоть бы только понюхать и откусить.

Я тотчасъ же отправился въ городъ искать яблоковъ и купилъ бы, несмотря ни на какую цѣну, но нигдѣ яблоковъ найти не могъ. Всю ночь я провелъ въ раздумьѣ, а утромъ опять вышелъ изъ дому и пошелъ по всѣмъ садамъ, но ни въ одномъ изъ нихъ не нашелъ яблоковъ. Но тутъ я встрѣтилъ стараго садовника, у котораго я справился объ яблокахъ, и онъ сказалъ мнѣ:

-- О, сынъ мой, яблоки здѣсь такая рѣдкость, что ихъ нигдѣ не найдешь, развѣ только въ саду даря правовѣрныхъ въ Эль-Башрахѣ, которыя хранятся тамъ для калифа.

Я вернулся къ женѣ, и любовь моя къ ней была такъ сильна, что я собрался въ путь и проѣздилъ, пятнадцать дней, не останавливаясь ни днемъ ни ночью, и привезъ ей три яблока, которыя я досталъ отъ садовника въ Эль-Башрахѣ за три червонца, и, войдя въ комнату, я подалъ ихъ ей, но она была почему-то недовольна и оставила ихъ нетронутыми. Она страдала тогда сильной лихорадкой и прохворала еще въ продолженіе десяти дней.

Лишь только она поправилась, я вышелъ изъ дому и отправился къ себѣ въ лавку, чтобы продавать и покупать ⁴). Въ полдень мимо меня прошелъ черный рабъ, держа въ рукахъ яблоко, съ которымъ онъ игралъ.

-- Откуда это ты досталъ яблоко?-- спросилъ я у него.

-- Отъ своей возлюбленной,-- засмѣявшись, отвѣчалъ онъ.-- Я былъ въ отсутствіи и, вернувшись, засталъ ее больной и нашелъ у нея три яблока, и она сказала мнѣ: "Мой легковѣрный мужъ, ѣздилъ за ними въ Эль-Башрахъ и заплатилъ за нихъ три червонца", и яблоко это я взялъ отъ нея.

Отъ этихъ словъ у меня потемнѣло въ глазахъ, о, царь правовѣрныхъ, и я, заперевъ свою лавку, вернулся домой, не помня себя отъ страшнаго гнѣва. Третьяго яблока не оказалось, и я сказалъ женѣ:

-- А гдѣ. же яблоко?

-- Не знаю, куда оно дѣлось,-- отвѣчала она.

Тутъ я убѣдился, что рабъ говорилъ правду, и, вставъ, я взялъ ножъ и, бросившись на и.ему, вонзилъ ножъ ей въ грудь; затѣмъ я отрѣзалъ ей голову, и руки, и ноги, и второпяхъ, сложивъ все въ корзину, я прикрылъ изаромъ, на который сложилъ еще кусокъ ковра. Корзину съ тѣломъ я положилъ въ сундукъ, замкнулъ его, свезъ на мулѣ и собственноручно бросилъ въ Тигръ.

-- А теперь,-- продолжалъ молодой человѣкъ,-- ради Аллаха умоляю тебя, о, царь правовѣрныхъ, ускори смерть мою въ искупленіе убійства, такъ какъ въ противномъ случаѣ я боюсь, что убитая потребуетъ возмездія въ, день страшнаго суда ⁵), потому что, вернувшись домой, незамѣтно бросивъ тѣло въ Тигръ, я засталъ старшаго своего сына въ слезахъ, хотя онъ не могъ знать, что я сдѣлалъ съ его матерью.

-- О чемъ ты плачешь?-- спросилъ я,

-- Я взялъ у матери одно изъ яблоковъ,-- отвѣчалъ онъ,-- и побѣжалъ съ нимъ играть на улицу съ братьями, а какой-то высокій черный рабъ вырвалъ его у меня и спросилъ, откуда у меня такое яблоко? Я отвѣчалъ, что отецъ ѣздилъ за нимъ и привезъ его изъ Эль-Башраха для матери, потому что она больна, что онъ купилъ три яблока за три червонца, но онъ все-таки взялъ яблоко и прибилъ меня изъ-за него.

Услыхавъ этотъ разсказъ сына, я понялъ, что рабъ налгалъ на дочь моего дяди, и что она была убита несправедливо, и въ то время, какъ я горько плакалъ о томъ, что я сдѣлалъ, ко мнѣ пришелъ дядя мой и ея отецъ; я разсказалъ ему, что случилось, а онъ сѣлъ и горько заплакалъ. Мы пять дней горевали и плакали и горюемъ до сегодняшняго дня. Ради чести твоихъ предковъ ускори мою смерть для того, чтобы я могъ искупить это убійство.

Калифъ съ удивленіемъ выслушалъ разсказъ молодого человѣка.

-- Клянусь Аллахомъ,-- сказалъ онъ,-- что я не казню никого другого, какъ лживаго раба, такъ какъ молодого человѣка я могу оправдать. Приведи ко мнѣ, -- продолжалъ онъ, обращаясь къ Джафару,-- этого негоднаго раба, причину всего несчастія; а если ты не приведешь его, то будешь казненъ вмѣсто него.

Визирь заплакалъ и пошелъ, говоря:

-- Ну, откуда я возьму его? Не всегда же мнѣ удастся такъ счастливо отдѣлаться, какъ въ послѣдній разъ. Изъ этого дѣла не вывернешься, но если Аллахъ помогъ мнѣ въ первый разъ, то поможетъ и во второй. Клянусь Аллахомъ, я трое сутокъ не выйду изъ дому, и Истинный, да прославится имя Его, сдѣлаетъ то, что найдетъ нужнымъ!

Такимъ образомъ онъ трое сутокъ пробылъ у себя дома, а на четвертыя позвалъ кадія и сдѣлалъ завѣщаніе и со слезами сталъ прощаться со своими дѣтьми, когда явился посланный калифа и сказалъ ему:

-- Царь правовѣрныхъ страшно на тебя гнѣвается и послалъ меня за тобою. Онъ поклялся, что сегодняшній день не пройдетъ безъ того, чтобъ онъ не казнилъ тебя, если ты не приведешь къ нему раба.

Услыхавъ это, Джафаръ заплакалъ, и дѣти его заплакали вмѣстѣ съ нимъ. Онъ простился со всѣми дѣтьми и затѣмъ сталъ прощаться послѣ всѣхъ съ своей любимой дочерью. Онъ любилъ ее болѣе другихъ дѣтей и, прижимая ее къ своей груди, онъ заплакалъ при мысли, что навѣки разстается съ нею. Прижимая ее къ себѣ, онъ почувствовалъ, что въ карманѣ у нея лежало что-то. круглое.

-- Что это у тебя-въ карманѣ?-- спросилъ онъ.

-- Яблоко, отецъ, -- отвѣчала она; -- нашъ рабъ Рейганъ принесъ его мнѣ, и я ношу его уже четыре дня; онъ не отдавалъ мнѣ его,пока я не дала ему двухъ червонцевъ.

Услыхавъ разсказъ о; рабѣ и яблокѣ, Джафаръ страшно обрадовался и, поблагодаривъ Аллаха, приказалъ привести раба къ себѣ.

Когда раба привели, онъ спросилъ:

-- Откуда ты взялъ это яблоко?

-- О, хозяинъ,-- отвѣчалъ онъ,-- пять дней тому назадъ я шелъ по городу и, проходя, по небольшой улицѣ, я увидалъ игравшихъ дѣтей, и у одного мальчика въ рукахъ, было это яблоко. Я отнялъ яблоко и ударилъ мальчика, а онъ заплакалъ и сказалъ: "Это яблоко моей матери, она больна и просила, чтобъ отецъ досталъ ей яблоковъ, а онъ ѣздилъ въ Башрахъ и привезъ ей три яблока, за которыя заплатилъ три червонца, а я утащилъ яблоко поиграть". Онъ снова заплакалъ, но я, не обращая на него вниманія, взялъ яблоко и принесъ сюда, а моя маленькая госпожа за два червонца купила его отъ меня.

Услыхавъ это признаніе, Джафаръ не могъ надивиться, открывъ, что всѣ эти непріятности и убійство женщины причинены его рабомъ, и, взявъ раба съ собой, онъ отправился къ калифу, который приказалъ изложить всю эту исторію на бумагѣ и обнародовать ее.

-- Не удивляйся, о, царь правовѣрныхъ, этой исторіи, -- сказалъ ему Джафаръ,-- такъ какъ она нисколько не удивительнѣе исторіи визиря Нуръ-Эръ-Дина и брата его Шемсъ-Эдъ-Дина.

-- Можетъ ли быть,-- сказалъ калифъ,-- какая-нибудь исторія удивительнѣе этой?

-- О, царь правовѣрныхъ, -- отвѣчалъ Джафаръ, -- я могу разсказать ее тебѣ только подъ тѣмъ условіемъ, что ты освободишь раба моего отъ смертной казни.

-- Дарю тебѣ его кровь,-- отвѣчалъ калифъ.

И Джафаръ началъ свой разсказъ такимъ образомъ.

Нуръ=Эдъ-Динъ и его сынъ и Шемсъ-Эдъ-Динъ и его дочери.

-- Знай, о, царь правовѣрныхъ, что въ Каирѣ ⁶) былъ султанъ ⁷) справедливый и милостивый, у котораго былъ умный и образованный визирь, отлично знавшій дѣла и умѣвшій управлять страною. У визиря, человѣка уже престарѣлаго, было два сына, какъ два ясныхъ мѣсяца. Старшаго звали Шемсъ-Эдъ-Диномъ, а младшаго -- Нуръ-Эдъ-Диномъ, но послѣдній превосходилъ перваго своей красотой и миловидностью. Красивѣе его человѣка въ то время не было, и слава объ его красотѣ разнеслась по всѣмъ окрестнымъ мѣстностямъ, такъ что многіе пріѣзжали издали только для того, чтобы взглянуть на него. Случилось такъ, что отецъ ихъ умеръ, и султанъ горюя о немъ, увидалъ его двухъ сыновей, полюбилъ ихъ, одарилъ почетной одеждой и сказалъ имъ, что они будутъ занимать положеніе отца. Они очень обрадовались и: поцѣловали прахъ у ногъ султана. Окончивъ церемоніи откланиванія ⁸), продолжавшіяся цѣлый мѣсяцъ, они вступили въ должность визирей, условившись понедѣльно, по очереди,-занимать этотъ постъ. Когда же султанъ отправлялся путешествовать, то онъ бралъ одного изъ братьевъ съ собой.

Одинъ разъ вечеромъ султанъ заявилъ, что на слѣдующій день онъ желаетъ ѣхать путешествовать, и на этотъ разъ съ нимъ долженъ былъ отправиться старшій братъ. Всю эту ночь братья проговорили.

-- Какъ мнѣ хотѣлось бы, о, братъ мой, -- сказалъ старшій, -- чтобы мы могли жениться въ одинъ и тотъ же день.

-- Поступай, какъ знаешь, о, братъ мой, -- отвѣчалъ младшій,-- и я соглашусь со всѣмъ, что ты пожелаешь.

Такимъ образомъ они условились.

-- Если Аллахъ, -- сказалъ старшій, -- постановитъ, что мы женимся въ одно время, и жены наши родятъ въ одинъ день, и у твоей, жены будетъ сынъ, а у моей -- дочь, и мы женимъ ихъ, такъ какъ они будутъ двоюродными братомъ и сестрой.

-- А что же, о, братъ мой,-- сказалъ Нуръ-Эдъ-Динъ,-- потребуешь ты отъ моего сына въ приданое твоей дочери?

-- Я потребую отъ твоего сына,-- отвѣчалъ онъ,-- въ приданое моей дочери три тысячи червонцевъ, три сада и три фермы, и если молодой человѣкъ захочетъ сдѣлать другое условіе, то это не будетъ достойно его.

-- Какъ,-- вскричалъ Нуръ-Эдъ-Динъ, услыхавъ это требованіе,-- ты требуешь такого приданаго отъ моего сына? Да развѣ мы не братья, оба не визири и не облечены въ одно и то же достоинство? Тебѣ слѣдовало бы предложить дочь свою моему сыну безъ всякаго вознагражденія, такъ какъ тебѣ должно быть извѣстно, что мужчина выше женщины, а мое дитя -- мальчикъ, и, слѣдовательно, отъ него будетъ продолжаться нашъ родъ, а не отъ твоей дочери.

-- Что ты говоришь о ней?-- спросилъ братъ.

-- Что не отъ нея будетъ продолжаться нашъ благородный родъ, -- отвѣчалъ Нуръ-Эдъ-Динъ.-- По ты, кажется, -- продолжалъ онъ, -- хочешь поступать со мною, какъ поступаютъ съ покупателями, отъ которыхъ хотятъ отвязаться. Чтобы отвязаться отъ покупателя, купцу слѣдуетъ запросить слишкомъ высокую цѣну.

-- Я вижу теперь,-- сказалъ Шемсъ-Эдъ-Динъ,-- какъ ты поступаешь нехорошо, возвеличивая своего сына передъ моей дочерью. Ты лишенъ, несомнѣнно, здраваго смысла и добрыхъ намѣреній, если рѣшаешься упоминать, что мы оба облечены въ одно и то же достоинство, точно ты не знаешь, что я изъ сожалѣнія къ тебѣ пригласилъ тебя раздѣлять со мною обязанности визиря для того, чтобы ты помогалъ мнѣ? Но говори, что хочешь, разъ что ты выразился такъ, то, клянусь Аллахомъ, я не выдамъ своей дочери за твоего сына, хотя бы ты предлагалъ мнѣ за нее вѣсъ ея золотомъ.

Услыхавъ это заявленіе брата, Нуръ-Эдъ-Динъ пришелъ въ ярость и сказалъ:

-- Я не женю своего сына на твоей дочери.

-- А я не возьму его въ мужья для нея,-- отвѣчалъ Шемсъ-Эдъ-Динъ,-- и если бы я не отправлялся теперь въ путешествіе, то сдѣлалъ бы съ тобою такую вещь, которая послужила бы предостереженіемъ для другихъ, но вотъ когда я вернусь, то Аллахъ поступитъ по своему усмотрѣнію.

Услыхавъ это, Нуръ-Эдъ-Динъ страшно разсердился, и жизнь ему стала не въ жизнь, но онъ скрылъ свои чувства, и оба брата провели остатокъ ночи порознь; а на слѣдующее утро султанъ отправился въ путешествіе и двинулся въ сопровожденіи визиря Шемсъ-Эдъ-Дина къ странѣ Пирамидъ.

Нуръ-Эдъ-Динъ провелъ эту ночь въ состояніи страшной ярости и съ наступленіемъ утра, вставъ и прочитавъ утреннія молитвы, отправился въ свою комнатку, взялъ оттуда два мѣшка и наполнилъ ихъ золотомъ. Думая о словахъ брата и объ его презрѣніи и гордости, выказанной имъ, онъ повторилъ такіе стихи:

Сбирайся въ путь-дорогу, ты найдешь

Въ томъ городѣ, куда пріѣдешь, друга.

Работай неустанно и въ награду

Всѣ жизни радости узнаешь ты.

Для мудреца ученаго нѣтъ славы

Жить постоянно въ городѣ одномъ.

Покинь его теперь и отправляйся

Въ край чужіе -- тамъ успѣхъ и слава.

Стоячая вода гніетъ, ты знаешь,

Но свѣжи и свѣтлы потока воды.

Когда бъ луна всегда была на небѣ,

То никому бы не казалось чудомъ.

Левъ, если не пойдетъ изъ чащи лѣса,

Себѣ своей добычи не найдетъ,

Какъ и стрѣла, не пущенная съ лука,

Не можетъ никогда достигнуть цѣли.

Крупинки золота совсѣмъ не видны

И глазу чистымъ кажутся пескомъ.

Алойный корень, если разрастется,

Топливо превосходно замѣняетъ;

При вызовѣ жъ въ края чужіе, онъ

Большого спроса тамъ предметомъ служитъ,

А если нѣтъ, ничѣмъ не выдается.

Онъ приказалъ одному изъ молодыхъ людей осѣдлать ему пѣгаго мула, большого и рысистаго. Мула осѣдлали въ золотое сѣдло, съ стременами изъ индѣйской стали, и покрыли его богатымъ бархатнымъ чепракомъ, и разряженный мулъ сталъ походить на нарядную невѣсту. Кромѣ того, онъ приказалъ положить на сѣдло шелковый коверъ и коврикъ для молитвы ⁹), а подъ ковры положить мѣшки съ деньгами. Когда все было готово, онъ сказалъ молодому человѣку и своимъ рабамъ:

-- Мнѣ хочется проѣхать для своего удовольствія за городъ, къ провинціи Кашюбъ, и я буду отсутствовать двое сутокъ. Никто изъ васъ со мною не поѣдетъ, такъ какъ у меня на душѣ тяжело.

Сказавъ это, онъ поспѣшно сѣлъ на мула и, взявъ съ собой небольшой запасъ съѣстного, выѣхалъ за городъ и поѣхалъ по направленію къ равнинѣ. Въ полдень онъ въѣхалъ въ городъ Бильбейсъ, гдѣ онъ остановился, чтобы отдохнуть и дать отдыхъ мулу и покормить его. Онъ пріобрѣлъ въ городѣ себѣ съѣстного на дальнѣйшій путь и взялъ корму для мула и, уложивъ все, отправился далѣе, и въ полдень слѣдующаго дня въѣхалъ въ Іерусалимъ. Тутъ онъ снова остановился, чтобы отдохнуть самому и дать отдохнуть мулу и покормить его. Онъ снялъ мѣшки и, разостлавъ коверъ, положилъ ихъ себѣ подъ голову и заснулъ, не переставая сердиться. Проспавъ всю ночь, онъ утромъ снова сѣлъ на мула и погонялъ его до тѣхъ поръ, пока, не пріѣхалъ въ Алеппо, гдѣ остановился въ ханѣ, и пробылъ тамъ три дня, чтобы дать отдыхъ какъ самому себѣ, такъ и своему мулу, и подышать чуднымъ воздухомъ этой мѣстности. Пробывъ три дня, онъ снова сѣлъ на мула и поѣхалъ далѣе, пока не пріѣхалъ въ городъ Эль-Башрахъ. Лишь только онъ увидалъ, что начинаетъ смеркаться, онъ тотчасъ же сошелъ въ ханъ, гдѣ снялъ свои мѣшки съ мула и разостлалъ коверъ для молитвы, поручивъ мула вмѣстѣ съ сѣдломъ привратнику и приказавъ ему провести мула. Привратникъ сталъ водить мула, и случилось, что визирь Эль-Башраха сидѣлъ у окна своего дворца и, увидавъ мула и его богатую сбрую и сѣдло, подумалъ, что это животное непремѣнно должно принадлежать какому-нибудь визирю или царю. Посмотрѣвъ еще разъ внимательно на мула, онъ очень удивился и приказалъ одному изъ своихъ пажей привести привратника. Такимъ образомъ пажъ вышелъ и привелъ привратника, который поцѣловалъ прахъ у ногъ его. Визирь, человѣкъ уже преклонныхъ лѣтъ, сказалъ ему:

-- Кто хозяинъ этого мула и каковъ онъ на видъ?

-- О, господинъ мой!-- отвѣчалъ привратникъ,-- хозяинъ его молодой человѣкъ изящной наружности, въ родѣ купеческаго сына, самаго достойнаго и солиднаго вида.

Услыхавъ это, визирь всталъ и, сѣвъ на лошадь ¹⁰), поѣхалъ въ ханъ, гдѣ представился молодому человѣку, который, увидавъ его, тотчасъ же всталъ и, выйдя къ нему, обнялъ его. Визирь, сойдя съ лошади, поклонился ему и привѣтствовалъ его и, посадивъ его подлѣ себя, сказалъ ему:

-- Зачѣмъ, о, сынъ мой, прибылъ къ намъ въ городъ?

-- Господинъ мой,-- отвѣчалъ Нуръ-Эдъ-Динъ,-- я пріѣхалъ изъ Каира, гдѣ отецъ мой былъ визиремъ, и отошелъ въ лучшую жизнь,-- и онъ сообщилъ ему все, что съ нимъ произошло до самыхъ малѣйшихъ подробностей, прибавивъ:-- Я рѣшился, что не вернусь до тѣхъ поръ, пока не увижу всѣ города и страны свѣта.

-- О. сынъ мой,-- отвѣчалъ визирь,-- не слѣдуй своей прихоти, чтобы не подвергать жизнь свою опасности, такъ какъ страны обширны, и я боюсь за тебя.

Сказавъ это, онъ приказалъ положить мѣшки опять на мула, какъ приказалъ положить и коверъ для молитвы и шелковый коверъ, и взялъ Нуръ-Эдъ-Дина съ собой къ себѣ домой, гдѣ помѣстилъ его въ парадныя комнаты и обращался съ нимъ, съ почетомъ и добротой и, почувствовавъ къ нему сильное расположеніе, сказалъ:

-- О, сынъ мой, я сталъ старикомъ, а сыновей, у меня не было, но Аллахъ благословилъ меня дочерью, которая не уступаетъ тебѣ въ красотѣ. Я отказывалъ всѣмъ просившимъ ея руки, но теперь я такъ полюбилъ тебя, что спрашиваю:: не хочешь ли ты взять дочь мою къ себѣ въ услуженіе и сдѣлаться ея мужемъ? Если ты на это согласишься, то я съѣзжу къ султану Эль-Башраха и скажу ему: "Это сынъ моего брата".. И я представлю тебя ему для того, чтобы ты сдѣлался визиремъ послѣ меня, а я буду жить у тебя дома, такъ какъ я старъ.

Нуръ-Эдъ-Динъ, услыхавъ это предложеніе визиря Эль-Башраха, опустилъ голову и затѣмъ отвѣчалъ:

-- Слушаю и повинуюсь.

Визирь порадовался его согласію и приказалъ слугамъ приготовить парадный обѣдъ и убрать большую пріемную комнату ¹¹), предназначенную для пріемовъ высокихъ гостей и эмировъ. Затѣмъ онъ собралъ своихъ друзей, пригласилъ первыхъ сановниковъ и купцовъ Эль-Башраха, и, когда они всѣ собрались, онъ сказалъ имъ:

-- У меня былъ братъ, визирь въ Египетской странѣ, и Аллахъ благословилъ его двумя сыновьями, а меня, какъ вамъ извѣстно, онъ благословилъ дочерью; теперь братъ мой желаетъ, чтобы я выдалъ дочь свою за одного изъ его сыновей, и на это я выразилъ свое согласіе, и когда она достигла необходимымъ для брака лѣтъ, онъ прислалъ ко мнѣ одного изъ своихъ сыновей, вотъ этого молодого человѣка. Онъ только что пріѣхалъ, и я желаю заключить брачное условіе между нимъ и моей дочерью для того, чтобы они познакомились у меня въ домѣ.

-- Ты поступаешь отлично!-- отвѣчали они.

Послѣ этого они выпили сахарнаго шербета, и пажи опрыскали вездѣ розовой водой, и гости разошлись. Затѣмъ визирь приказалъ своимъ слугамъ проводить Нуръ-Эдъ-Дина въ баню, далъ ему свою лучшую одежду ¹²) и послалъ ему простыню, чашку, посуду съ духами и все, что ему нужно. Выйдя изъ ванны, онъ одѣлся и сталъ красивъ, какъ ясный мѣсяцъ. Сѣвъ на своего мула и вернувшись во дворецъ, онъ явился къ визирю и поцѣловалъ его руку. Визирь же привѣтствовалъ его, сказавъ:

-- Вставай и или на сегодняшнюю же ночь къ своей женѣ, а завтра я отправлюсь съ тобой къ султану, и да пошлетъ тебѣ Аллахъ всякую радость и счастье.

Послѣ этого Нуръ-Эдъ-Динъ всталъ и пошелъ къ своей женѣ, дочери визиря.

Все это случилось съ Нуръ-Эдъ-Диномъ.

Что же касается до его брата, то онъ попутешествовалъ нѣкоторое время съ султаномъ, и, вернувшись и не найдя брата, спросилъ: у слугъ, которые ему сказали:

-- Въ день твоего отъѣзда съ султаномъ онъ сѣлъ на мула, осѣдланнаго и разукрашеннаго, какъ для парадной процессіи, и сказалъ: "я ѣду въ провинцію Каліюбъ и буду въ отсутствіи дня три, такъ какъ на душѣ у меня тяжело, и потому не слѣдуйте за мною". И съ тѣхъ поръ до настоящаго дня мы ничего о немъ не слышали.

При этомъ извѣстіи сердце Шемсъ-Эдъ-Дина заныло; ему стало жаль брата, разлука съ нимъ трогала его до глубины души.

"Причину его отъѣзда, -- думалъ онъ, -- можно приписать только тому, что я такъ рѣзко говорилъ съ нимъ въ послѣднюю ночь передъ моимъ отъѣздомъ съ султаномъ и надо думать, что это его разстроило до такой степени, что онъ отправился путешествовать. Надо будетъ послать разыскивать его".

Онъ пошелъ къ султану и доложилъ ему объ этомъ, а тотъ написалъ письма и разослалъ ихъ начальникамъ всѣхъ провинцій, но Нуръ-Эдъ-Динъ, во время поѣздки своего брата съ султаномъ, проѣхалъ уже очень далеко, поэтому нарочные, разосланные съ письмами, вернулись, не получивъ никакихъ свѣдѣній.

Разлученный съ своимъ братомъ Шемсь-Эдъ-Динъ проговорилъ:

-- Я разсердилъ брата тѣмъ, что говорилъ ему относительно брака нашихъ дѣтей. Какъ даль, что это такъ случилось, это вышло вслѣдствіе моего безразсудна.

И вскорѣ послѣ этого онъ просилъ руки дочери одного купца въ Каирѣ, и брачное условіе между нимъ и ею было заключено, и онъ отправился къ ней. Это случилось въ ту же самую ночь, когда Нуръ-Эдъ-Динъ ночевалъ въ первый разъ у дочери визиря Эль-Башраха. Такъ рѣшено было Господомъ, да прославится имя Его, и воля Его совершилась относительно этихъ людей.

Все это сдѣлалось такъ, какъ братья предполагали сами: обѣ жены зачали, и жена Шемсъ-Эдъ-Дина, визиря Египта, родила дочь, красивѣе которой никого въ Египтѣ не было, а жена Нуръ-Эдъ-Дина родила сына, такого красавца, какого въ то время и не существовало, какъ говоритъ поэтъ:

Богиня красоты, сошедшая на землю,

Чтобъ на его красу полюбоваться,

Стыдливо бы головку опустила.

И если бъ и тогда спросили:

"Богиня красоты, когда видала

Ты равнаго ему?" -- она бъ сказала

Въ отвѣтъ: "Во всемъ моемъ обширномъ царствѣ

Нѣтъ никого, кто могъ бы съ нимъ сравниться".

Сына этого назвали Гассаномъ. На седьмой день его рожденія было устроено угощеніе и пиршество, какъ устраиваютъ послѣ рожденія царскихъ дѣтей ¹³), послѣ чего визирь Эль-Башраха, взявъ съ собой Нуръ-Эдъ-Дина, отправился съ нимъ къ султану. Представъ передъ султаномъ, онъ поцѣловалъ прахъ у ногъ его, а Нуръ-Эдъ-Динъ, отличаясь краснорѣчіемъ и будучи человѣкомъ пріятнымъ по наружности и манерамъ, сказалъ слѣдующіе стихи поэта:

То онъ, чьему державному суду

Подвластны всѣ народы, чьи походы

Всѣ государства міра покорили

Его престолу. Будь же благодаренъ

Ему ты за его благодѣянья,

Вѣдь то благодѣянья не простыя,

А нитки жемчуга, что подарилъ

Онъ подданнымъ своимъ. И поцѣлуемъ

Прильни къ его рукѣ: то не рука,

А ключъ, чтобъ помощь Промысла достать.

Султанъ съ почетомъ принялъ ихъ обоихъ и, поблагодаривъ Нуръ-Эдъ-Дина за привѣтствіе, спросилъ у визиря:

-- Кто этотъ молодой человѣкъ?

Визирь поэтому разсказалъ ему исторію съ начала до конца и прибавилъ:

-- Это сынъ моего брата.

-- Какъ же это,-- сказалъ визирь,-- это сынъ твоего брата, и мы до сихъ поръ не слыхали о немъ?

-- Государь нашъ, султанъ!-- отвѣчалъ визирь.-- У меня былъ братъ, визирь въ странѣ Египетской, который умеръ, оставивъ двухъ сыновей: старшій наслѣдовалъ должность отца, какъ визиря, а младшій пріѣхалъ ко мнѣ, и я поклялся, что ни за кого, кромѣ него, не выдамъ своей дочери; такимъ образомъ, когда онъ пріѣхалъ, я тотчасъ же поженилъ ихъ. Онъ -- молодой человѣкъ, а я теперь уже старикъ; слухъ мой притупился, а способности ослабѣли, и поэтому я желаю, чтобы государь нашъ, султанъ, назначилъ его на мое мѣсто, въ виду того, что онъ сынъ моего брата и мужъ моей дочери, и лицо, вполнѣ достойное званія визиря, такъ какъ онъ человѣкъ знающій и разумный.

Султанъ посмотрѣлъ на Нуръ-Эдъ-Дина и, оставшись совершенно доволенъ, одобрилъ предложеніе визиря назначить его на его мѣсто. Такимъ образомъ. онъ назначилъ молодого человѣка визиремъ, приказалъ дать ему почетную роскошную одежду и лучшаго мула, на которомъ онъ ѣздилъ самъ, и назначилъ ему содержаніе и жалованье. Нуръ-Эдъ-Динъ поцѣловалъ руку султана и отправился съ своимъ тестемъ домой, оба совершенно довольные.

-- Поистинѣ,-- говорили они,-- рожденіе этого ребенка принесло счастье.

На слѣдующій день Нуръ-Эдъ-Динъ снова отправился къ султану и поцѣловалъ прахъ у его ногъ, а султанъ приказалъ ему сѣсть на мѣсто визиря. И Нуръ-Эдъ-Динъ сталъ заниматься дѣлами по своей должности и разсматривать прошенія народа, согласно съ обычаемъ визирей. Султанъ же, наблюдая за нимъ, былъ очень удивленъ его разсудительностью и быстрымъ соображеніемъ, онъ внимательно слѣдилъ за нимъ и полюбилъ и осыпалъ своими милостями. Когда дворъ былъ распущенъ. Нуръ-Эдъ-Динъ вернулся домой и сообщилъ обо всемъ случившемся своему тестю, оставшемуся очень этимъ довольнымъ.

Старый визирь наблюдалъ за воспитаніемъ ребенка, названнаго Гассаномъ, въ продолженіе нѣсколькихъ дней, такъ какъ Нуръ-Эдъ-Динъ постоянно занимался дѣлами по своей должности, не оставляя султана ни днемъ ни ночью; и царь увеличилъ его жалованье и содержаніе, которыя стали болѣе чѣмъ достаточными; онъ пріобрѣлъ корабли, ходившіе по его указанію съ товарами, основалъ множество деревень и дѣлалъ водяныя колеса ¹⁴), устраивалъ и сады. Когда Гассану минуло четыре года, старый визирь, отецъ его жены, умеръ, и онъ торжественно похоронилъ его, а затѣмъ самъ принялся за воспитаніе сына. Когда же мальчикъ вошелъ въ силу, онъ нанялъ ему воспитателя, поселившагося у него въ домѣ, и поручилъ ему воспитаніе и образованіе его. Такимъ образомъ воспитатель, выучивъ его Корану, сталъ заниматься съ нимъ другими полезными науками. А Гассанъ, между тѣмъ, становился все красивѣе и привлекательнѣе. Воспитатель продолжалъ жить во дворцѣ его отца и не выѣзжалъ изъ него, пока мальчикъ не сдѣлался отрокомъ. Тогда отецъ, одѣвъ его въ богатое платье, посадилъ на одного изъ своихъ лучшихъ муловъ и, поѣхавъ съ нимъ во дворецъ, представилъ султану. Султанъ, увидавъ Гассана, сына Нуръ-Эдъ-Дина, поразился его красотой, миловидностью и статностью его фигуры. Онъ тотчасъ же полюбилъ его и осыпалъ милостями, сказавъ отцу его-:

-- О, визирь, приводи его ко мнѣ каждый день.

-- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ визирь и вернулся съ сыномъ домой.

Съ этого времени онъ каждый день водилъ мальчика во дворецъ, пока ему не минуло пятнадцати лѣтъ.

Тогда отецъ его, Нуръ-Эдъ-Динъ, захворалъ и, призвавъ его къ себѣ, сказалъ ему:

-- О, сынъ мой! Знай, что этотъ свѣтъ -- наше временное убѣжище, а будущій свѣтъ -- убѣжище вѣчное. Мнѣ хотѣлось бы сдѣлать тебѣ нѣкоторыя наставленія, чтобы ты понялъ ихъ и отъ всей души проникся ими. И онъ началъ давать ему разные совѣты, какъ ему жить и какъ вести себя въ обществѣ, и какъ распоряжаться своими дѣлами. Сказавъ все, что было нужно, онъ сталъ думать о своемъ братѣ, своей родинѣ и своемъ домѣ и заплакалъ при мысли о тѣхъ, кого когда-то онъ любилъ. Слезы текли по его щекамъ, когда онъ говорилъ: "О, сынъ мой, выслушай меня. Въ Каирѣ у меня есть братъ, котораго я бросилъ и ушелъ отъ него помимо его воли".

Взявъ листъ бумаги, онъ написалъ на немъ все, что съ нимъ случилось, отъ начала до конца, обозначилъ число того дня, когда онъ женился, и когда въ первый разъ пришелъ къ дочери визиря, и число того дня, когда пріѣхалъ въ Эль-Башрахъ, и его свиданія съ визиремъ, и, прибавивъ строгое наставленіе, онъ сказалъ своему сыну:

-- Возьми это посланіе, такъ какъ на этой бумагѣ я написалъ исторію твоего происхожденія, родства и званія, и если съ тобой случится какое-нибудь бѣдствіе, то отправляйся въ Каиръ, разузнай, гдѣ живетъ твой дядя, поклонись ему и скажи, что я умеръ въ чужой сторонѣ, страстно желая его видѣть.

Гассанъ взялъ бумагу, сложилъ ее, завернулъ въ клеенку ¹⁵) и зашилъ между подкладкой и покрышкой своей ермолки, проливая слезы о томъ, что ему приходится въ такихъ молодыхъ годахъ разстаться съ отцомъ.

-- Прошу тебя, -- сказалъ умирающій своему сыну,-- не дружись ни съ кѣмъ, потому что вдали отъ людей ты только и можешь быть въ безопасности. Божественно одаренъ былъ поэтъ, сказавшій:

Теперь нѣтъ никого, чьей дружбы ты

Желать бы могъ себѣ. Кто разорился,

Друзей тотъ вѣрныхъ не имѣетъ больше.

Живи теперь одинъ съ самимъ собою

И позабудь, что ты имѣлъ друзей.

Вотъ мой совѣтъ, я лучшаго не знаю.

Пріучившись къ молчанію, занимайся своими собственными дѣлами и не говори лишнихъ словъ, потому что поэтъ говоритъ:

Прекрасна въ человѣкѣ молчаливость,

Залогъ же безопасности -- молчанье;

Поэтому, когда ты говоришь,

То избѣгай излишней болтовни.

Остерегайся пить вино, потому что въ немъ заключается источникъ всѣхъ бѣдствій. Поэтъ говоритъ поэтому:

Я бросилъ пить вино и все, что люди

Зовутъ напитками, и другомъ сталъ

Всѣхъ тѣхъ, что строго пьянство осуждаютъ.

Вино съ дороги честности сгоняетъ.

И настежь открываетъ двери злу.

Не презирай и не угнетай никого, потому что угнетать человѣка низко. Поэтъ говоритъ:

Не угнетай, хотя тебѣ дана

На это власть: ты кончишь тѣмъ, что самъ же

Раскаешься въ жестокости своей.

Твои глаза сомкнутся сномъ, а тѣ,

Что отъ тебя страдали, между тѣмъ

Къ отмщенью призываютъ весь народъ.

И око Бога никогда не спитъ.

Презирай свое богатство, но не самого себя; не расточай своего богатства на человѣка недостойнаго. Если ты будешь., беречь его, то и оно будетъ беречь тебя, но если ты расточишь его, то и оно разоритъ тебя, и тогда тебѣ придется прибѣгнуть къ помощи людей. Поэтъ сказалъ:

Когда я разорился совершенно,

То ни одинъ изъ всѣхъ былыхъ друзей

Ничѣмъ мнѣ не помогъ. А между тѣмъ,

Когда владѣлъ богатствомъ и въ избыткѣ,

Всѣ эти люди были мнѣ друзьями.

Мои враги, и тѣ изъ-за богатства

Бывали часто въ домѣ у меня.

Теперь же, въ часъ нужды, меня покинулъ

И компаньонъ мой даже да дѣламъ.

Онъ-продолжалъ такимъ образомъ наставлять своего сына, пока душа его не отлетѣла, а въ домѣ не поднялся плачъ. Султанъ и эмиръ жалѣли визиря и похоронили его съ честью. Оплакиваніе продолжалось два мѣсяца, и сынъ Нуръ-Эдъ-Дина не выѣзжалъ никуда изъ дома и не являлся ко двору султана, а царь назначилъ на его мѣсто другого царедворца, а на мѣсто отца его посадилъ новаго визиря, которому приказалъ опечатать домъ Нуръ-Эдъ-Дина, и все его состояніе, и всѣ его другія владѣнія¹⁶). Такимъ образомъ визирь и новый царедворецъ отправились въ домъ Нуръ-Эдъ-Дина, чтобъ опечатать его домъ и арестовать его сына Гассана для того, чтобы привести его къ султану и выслушать его приговоръ. Въ числѣ стражниковъ находился одинъ изъ мамелюковъ покойнаго визиря, Нуръ-Эдъ-Дина, и ему не хотѣлось, чтобы съ сыномъ его бывшаго господина было поступлено такъ. Онъ пошелъ къ Гассану, котораго нашелъ сидящимъ съ поникнутой головой, и сообщилъ ему о томъ, что случилось. Гассанъ спросилъ у него, успѣетъ ли онъ войти въ домъ и взять что-нибудь изъ драгоцѣнностей. Но мамелюкъ отвѣчалъ:

-- Спасайся только самъ!

Услыхавъ эти слова, Гассанъ одеждой своей закрылъ себѣ голову и, выйдя изъ дома, скрылся изъ города, проходя по которому, онъ слышалъ, какъ народъ говорилъ:

-- Султанъ послалъ новаго визиря опечатать домъ стараго визиря и арестовать сына его, Гассана, и привести его къ себѣ, чтобы казнить.

И народъ горевалъ о немъ и жалѣлъ такого красиваго юношу. Услыхавъ это, онъ прибавилъ шагу и, не зная, куда направиться, пошелъ, куда глаза глядятъ. Судьба привела его къ могилѣ отца.

Выйдя на кладбище, онъ пробрался между могилами и пришелъ къ памятнику отца, гдѣ и открылъ свою голову. Въ то время, какъ онъ сидѣлъ тамъ, къ нему подошелъ еврей изъ Эль-Башраха.

-- Отчего это, господинъ, -- сказалъ онъ, -- ты такъ измѣнился?

Я только что заснулъ, -- отвѣчалъ Гассанъ, -- и видѣлъ во Снѣ отца, который упрекалъ меня въ томъ, что я не посѣтилъ его могилы, поэтому я вскочилъ въ страшномъ испугѣ и, боясь, чтобы не стемнѣло, побѣжалъ схода. Оттого я такъ и перемѣнился.

-- О, господинъ мой, -- сказалъ ему еврей.-- Отецъ твой посылалъ корабли съ товарами, и нѣкоторые изъ нихъ уже вернулись, и мнѣ хотѣлось бы получить отъ тебя грузъ каждаго прибывшаго корабля за тысячу червонцевъ.

Онъ досталъ мѣшокъ и отсчиталъ тысячу червонцевъ, которые и подалъ Гассану, сыну визиря, сказавъ ему:

-- Напиши мнѣ расписку и положи печать.

Гассанъ взялъ бумагу и написалъ на ней слѣдующее:

"Нижеподписавшійся Гассанъ, Бедръ-Эдъ-Динъ, сынъ визиря Нуръ-Эдъ-Дина, продалъ еврею грузъ всѣхъ кораблей, вернувшихся съ плаванія, за тысячу червонцевъ и плату получилъ впередъ".

Снявъ съ расписки копію, еврей ушелъ съ документомъ, а Гассанъ заплакалъ, подумавъ, въ какомъ независимомъ положеніи онъ находился прежде. Наконецъ стало совершенно темно; юноша заснулъ на могилѣ отца, и голова его, освѣщенная полной луной, скатилась съ плиты, и онъ, лежа навзничь, спалъ крѣпкимъ сномъ.

На этомъ кладбищѣ жилъ вѣрующій шайтанъ, и прилетѣвшая къ нему вѣдьма увидала лицо спящаго Гассана и, вглядѣвшись въ него, была поражена его красотой и миловидностью и вскричала:

-- Да прославится искусство Аллаха! Вѣдь этотъ юноша хорошъ, какъ райская дѣва!

Она улетѣла далѣе, намѣреваясь облетѣть все, что надо, какъ встрѣтила шайтана, тоже летѣвшаго куда-то. Она поклонилась ему, и онъ отвѣтилъ на ея поклонъ.

-- Откуда ты теперь?-- спросила она.

-- Изъ Каира, -- отвѣчалъ онъ.

-- Хочешь отправиться со мною, -- сказала она, -- чтобы посмотрѣть красавца-юношу, уснувшаго на кладбищѣ?

-- Хочу, -- отвѣчалъ онъ.

Они полетѣли вмѣстѣ и, спустившись къ могилѣ, она спросила у шайтана:

-- Видалъ ли ты когда-нибудь въ жизни такое лицо?

Шайтанъ посмотрѣлъ на юношу и вскричалъ:

-- Да прославится искусство того, съ кѣмъ никто не можетъ сравниться! Но, сестра моя, если ты хочешь, то я разскажу тебѣ о томъ, что я видѣлъ.

-- Разскажи, -- отвѣчала она.

-- Я видѣлъ въ Египтѣ одно лицо, похожее на лицо этого юноши. Это -- дочь тамошняго визиря. Султанъ, услыхавъ объ ея^: красотѣ, просилъ ея руки у отца, визиря Шемсъ-Эдъ-Дина, но онъ отвѣчалъ ему:

-- О, государь нашъ, султанъ, прими мое извиненіе и пойми мое горе. Ты знаешь, что братъ мой, Нуръ-Эдъ-Динъ, уѣхалъ отъ насъ, и мы не знаемъ, гдѣ онъ находится. Ты, конечно, помнишь, что онъ раздѣлялъ со мною обязанности визиря. Причиной его отъѣзда былъ его слѣдующій разговоръ со мною. Мы говорили съ нимъ о бракѣ, и онъ разсердился на меня и такъ въ гнѣвѣ и ушелъ, и онъ передалъ дарю все, что произошло между ними, прибавивъ: это была причина его гнѣва, а я далъ клятву, что ни за кого не выдамъ своей дочери, кромѣ сына моего брата, и клятву эту я далъ въ ту минуту, какъ дочь моя увидала свѣтъ, пятнадцать лѣтъ тому назадъ. Недавно жъ я услыхалъ, что братъ мой женился , на дочери визиря Эль-Башраха, и у него родился сынъ, и я, въ память брата, не выдамъ дочери ни за кого, кромѣ какъ за него. Принявъ въ соображеніе день свадьбы и рожденіе этой дочери, я. предназначилъ ее сыну брата, а для тебя другихъ дѣвушекъ здѣсь не мало.

Султанъ, услыхавъ это заявленіе своего визиря, пришелъ въ неописанную ярость и сказалъ:;

-- Можно ли допустить, чтобы такой человѣкъ, какъ я, просилъ руки дочери подобнаго человѣка, какъ ты, и подъ такимъ глупымъ предлогомъ получилъ отказъ? Клянусь головой своей, что я выдамъ ее, назло твоей гордости, за человѣка пониже себя.

У султана былъ конюхъ-уродъ, съ горбомъ, сзади и съ горбомъ спереди, и онъ велѣлъ позвать его и, просватавъ его съ дочерью визиря, приказалъ ему итти съ торжественной, процессіей сегодня же ночью къ молодой женѣ. Я оставилъ его посреди мамелюковъ султана, окружавшихъ горбуна _..съ зажженными свѣчами въ рукахъ и смѣявшихся надъ-нимъ и дразнившихъ его у дверей бани въ то время, какъ дочь визиря плакала, сидя посреди красильщицъ ¹⁷) и чесальщицъ ¹⁸). Она очень похожа на этого юношу. Отцу запрещено входить къ ней, и я никогда не видалъ, о, сестра моя, болѣе безобразнаго урода, какъ этотъ конюхъ. Дѣвушка же красивѣе этого юноши.

На этотъ разсказъ шайтана вѣдьма отвѣчала:

-- Ты лжешь, потому что нѣтъ человѣка его лѣтъ красивѣе этого юноши. -- Клянусь Аллахомъ, о, сестра моя,-- отвѣчалъ шайтанъ,-- что дѣвушка еще красивѣе его. Они -- настоящая пара и, вѣроятно, братья или двоюродные братъ и сестра, а между тѣмъ ее хотятъ отдать горбуну.

-- О, братъ мой, -- отвѣчала на это вѣдьма.-- Встанемъ позади этого юноши, и ты возьми его и снеси его къ, той. дѣвушкѣ, о которой ты говорилъ. Мы посмотримъ,-- кто изъ нихъ красивѣе.

-- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ шайтанъ.-- Предложеніе твое имѣетъ основаніе. Надо исполнить его, и потому я понесу юношу.

Онъ поднялъ юношу и поднялся подъ небеса, а вѣдьма летѣла подлѣ него до тѣхъ поръ, пока они не опустились въ городъ Каиръ, гдѣ онъ положилъ Гассана на мастабахъ¹⁹) и разбудилъ его²⁰).

Проснувшись, онъ увидалъ, что онъ не на могилѣ отца въ Эль-Башрахѣ, и, осмотрѣвшись, понялъ, что и не въ городѣ Эль-Башрахѣ. Гассанъ хотѣлъ закричать, но шайтанъ подмигнулъ ему и зажегъ ему свѣчу.

-- Знай,-- сказалъ онъ ему,-- что я перенесъ тебя сюда и, ради Аллаха, хочу оказать тебѣ услугу. Возьми поэтому эту свѣчу и или въ баню, гдѣ смѣшайся съ народомъ и или съ нимъ до самыхъ покоевъ невѣсты. Иди впередъ, войди въ гостиную и никого не бойся. Когда же войдешь, то стань по правую сторону жениха, и когда чесальщицы, красильщицы и пѣвицы будутъ подходить къ тебѣ, ты только засунь руку къ себѣ въ карманъ и найдешь его полнымъ золота. Давай всѣмъ, кому надо, не скупясь, и ничего не бойся. Надѣйся на Аллаха, потому что все, что свершится, сдѣлается не вслѣдствіе твоей силы и власти, а вслѣдствіе его воли.

Услыхавъ эти слова шайтана, Гассанъ проговорилъ:

-- Что это за исторія, и что это за услуга?

Взявъ свѣчу, онъ отправился въ баню, гдѣ увидалъ горбуна верхомъ на лошади. Онъ присоединился къ народу въ томъ самомъ платьѣ, въ которомъ прилетѣлъ, и такой-же миловидный, какъ всегда. На немъ былъ надѣтъ тарбушъ²¹) и чалма и фараджеехъ²²), затканный золотомъ. Онъ пошелъ съ парадной процессіей, и всякій разъ, какъ къ народу подходили пѣвицы и просили денегъ, онъ совалъ руку въ карманъ, наполненный золотомъ, и цѣлыми горстями бросалъ его въ бубны²³), такъ что пѣвицы и красильщицы Наполнили всѣ бубны золотыми и серебряными монетами. Пѣвицы не могли этому надивиться, а народъ любовался его красотой и миловидностью. Онъ бросалъ такимъ образомъ деньги, пока они не пришли въ домъ визиря, гдѣ прислуга стала разгонять лишній народъ и не пускать его въ домъ, но пѣвицы и красильщицы вскричали:

-- Клянемся Аллахомъ, мы не пойдемъ, если юноша этотъ не пойдетъ съ нами. Онъ осыпалъ насъ своими щедротами, и невѣста, вѣроятно, будетъ очень довольна взглянуть на него.

Онѣ вошли вмѣстѣ съ юношей въ пріемную комнату и посадили его, несмотря на сопротивленіе шаферовъ горбуна. Жены эмировъ, визирей и царедворцевъ стояли въ два ряда, держа по зажженной свѣчѣ и съ покрывалами, опущенными на ихъ лица; онѣ стояли двумя рядами по правую и по лѣвую сторону ложа невѣсты, начиная отъ ногъ его до двери, въ которую невѣста должна была выйти изъ смежной комнаты. Когда присутствующія дамы увидали Гассана, блиставшаго своей красотой и привлекательностью, какъ ясный мѣсяцъ, то сердца всѣхъ расположились къ нему, а пѣвицы сказали всѣмъ присутствующимъ:

-- Знайте, что этотъ прелестный юноша давалъ намъ только чистое червонное золото, и потому служите ему хорошенько и исполняйте всѣ его желанія.

Женщины собрались кругомъ него и любовались имъ и дивились на его красоту, и каждая изъ нихъ желала побыть его возлюбленной хоть одинъ годъ или мѣсяцъ или хоть одинъ часъ; онѣ откинули покрывала съ своихъ лицъ и съ восторгомъ восклицали:

-- Да возрадуется тотъ, кому принадлежитъ этотъ юноша, или тѣ, надъ которыми онъ властвуетъ!

Онѣ стали призывать горе на голову горбуна и того, кто устроилъ бракъ его съ прелестной дѣвушкой; призывая благословеніе на голову Гассана, онѣ въ то же время предавали проклятію горбуна.

Пѣвицы ударили въ бубны, а красильщицы вывели дочь визиря на средину комнаты. Онѣ надушили ее чудными духами и нарядили ее и украсили волосы и шею различными украшеніями, облачивъ ее въ одежду, какую носили только древніе персидскіе цари. Между прочимъ на ней была надѣта сверху всего широкая одежда съ вышитыми на ней червоннымъ золотомъ фигурами хищныхъ звѣрей и птицъ. На шеѣ же у нея было надѣто ожерелье, стоящее тысячи и сдѣланное изъ брильянтовъ, какихъ не носилъ ни царь Эль-Іемена и никакой цезарь. Она походила на луну, сіявшую во время полнолунія, и, приблизившись, напомнила своимъ видомъ Гурію ²⁴) Да прославится создавшій такое совершенство! Женщины окружили ее и походили на звѣзды, а она среди нихъ -- на луну, выкатившуюся изъ-за тучъ. Между тѣмъ Гассанъ Бедръ-Эдъ-Динъ сидѣлъ попрежнему, привлекая всеобщее вниманіе. Когда невѣста приблизилась гордой, тихой поступью, горбатый женихъ всталъ и подошелъ къ ней, чтобы поцѣловать ее, но она отвернулась отъ него и остановилась передъ Гассаномъ, сыномъ своего дяди. Всѣ присутствующіе захохотали и, увидавъ, что она остановилась передъ Гассаномъ Бедръ-Эдъ-Диномъ, и что онъ, сунувъ руку въ карманъ и вынувъ горсть золота, бросилъ его въ бубны, пѣвицы были въ восторгѣ и вскричали:

-- Хорошо, если бы эта невѣста была твоей.

Гассанъ улыбнулся. Все это время горбатый женихъ сидѣлъ совершенно одинъ, напоминая своимъ видомъ обезьяну; и всякій разъ, какъ онъ зажигалъ свѣчу, она гасла, и онъ въ смущеніи сидѣлъ въ потемкахъ, негодуя въ душѣ на всѣхъ окружающихъ его, Въ это время свѣчи освѣщали невиданную красоту, такъ что, глядя на нее, каждый приходилъ въ восторгъ. Невѣста же, поднявъ руки вверхъ, проговорила:

-- О, Аллахъ! Дай мнѣ въ мужья этого человѣка и избавь меня отъ горбатаго жениха!

Рисовальщицы начали одѣвать невѣсту въ различные наряды и перемѣнили семь различныхъ туалетовъ, подводя ее къ Гассану Бедръ-Эдъ-Дину изъ Эль-Башраха. А горбунъ продолжалъ сидѣть одинъ. Окончивъ эту церемонію, онѣ дали позволеніе гостямъ разойтись. Всѣ присутствующіе, и женщины и дѣти ушли, за исключеніемъ Гассана Бедръ-Эдъ-Дина и горбатаго жениха, послѣ чего красильщицы увели невѣсту во внутренніе покои, чтобы снять съ нея украшенія и платье и приготовить ее къ приходу жениха.

Тутъ горбатый женихъ подошелъ къ Гассану и сказалъ ему:

-- Господинъ мой! Ты осчастливилъ насъ сегодня вечеромъ своимъ присутствіемъ и осыпалъ насъ своими милостями, но почему же теперь ты не встаешь и не уходишь домой по добру, по здорову?

-- Во имя Аллаха,-- отвѣчалъ онъ и, вставъ, направился къ двери, но шайтанъ встрѣтилъ его и сказалъ:

-- Погоди! О, Бедръ-Эдъ-Динъ, когда горбунъ уйдетъ къ себѣ.въ уборную, ты пойди въ спальню невѣсты, и, когда невѣста выйдетъ къ тебѣ, ты скажи ей: я --:твой мужъ! И царь прибѣгнулъ къ этой уловкѣ только потому, что боялся для тебя дурного глаза ²⁵), а горбунъ -- это одинъ изъ нашихъ конюховъ; тогда ты подойди къ ней, открой ея лицо, и не бойся никого.

Въ то время, какъ Гассанъ разговаривалъ съ шайтаномъ, горбунъ вошелъ въ уборную и сѣлъ. Вдругъ изъ рукомойника, стоявшаго, въ уборной ²⁶), шайтанъ показался въ видѣ мыши и крикнулъ:^: "Зыкъ! Зыкъ!"

-- Зачѣмъ ты пришла сюда?-- спросилъ горбунъ.

Мышь вдругъ стала расти и сдѣлалась въ родѣ кошки, а потомъ выросла еще и сдѣлалась собакой и залаяла: "Гамъ! Гамъ!"

Увидавъ это, горбунъ пришелъ въ совершенный ужасъ и закричалъ:

-- Уходи отсюда, несчастный ²⁷)!

А собака все увеличивалась и превратилась въ осла, который разинулъ ротъ передъ лицомъ горбуна и закричалъ:

-- О-у! О-у-у!

Женихъ такъ перепугался, что закричалъ;

-- Идите ко мнѣ на помощь! Эй, прислуга!..

Но вдругъ оселъ сталъ расти, сдѣлался буйволомъ и, вставъ передъ горбуномъ, заговорилъ какъ человѣкъ и сказалъ:

-- Горе тебѣ, горбунъ, отвратительнѣйшій изъ жениховъ.

Съ женихомъ, между тѣмъ, сдѣлались судороги, ноги отказались держать его, а зубы застучали. Шайтанъ сказалъ ему:

-- Развѣ свѣтъ сошелся для тебя клиномъ, что тебѣ непремѣнно захотѣлось жениться на моей возлюбленной?

Но горбунъ молчалъ.

-- Отвѣчай же мнѣ что-нибудь, -- крикнулъ шайтанъ,-- или я сотру тебя въ прахъ!

-- Клянусь Аллахомъ,-- отвѣчалъ горбунъ,-- я тутъ ни въ чемъ не виноватъ, такъ какъ жениться меня заставили, и я вовсе не зналъ, что у нея былъ любовникъ изъ буйволовъ, а теперь я раскаиваюсь передъ Аллахомъ и передъ тобой.

-- Клянусь Аллахомъ,-- сказалъ шайтанъ, -- что если ты выйдешь изъ этой комнаты или до восхода солнца произнесешь хоть одно слово, то я убью тебя; а когда солнышко взойдетъ, то уходи своей дорогой и никогда не возвращайся въ этотъ домъ.

Онъ схватилъ горбуна и поставилъ его внизъ головою и вверхъ ногами на скамью.

-- Стой такъ,-- сказалъ онъ,-- а я до солнечнаго восхода побуду тутъ.

Все это случилось съ горбуномъ.

Гассанъ же изъ Эль-Башраха, во время переговоровъ шайтана съ горбуномъ, вошелъ снова въ домъ и сѣлъ въ комнатѣ невѣсты. Вскорѣ явилась въ сопровожденіи старухи невѣста. Старуха остановилась у дверей и сказала:

-- Женихъ! Вставай и прими свою невѣсту и благослови васъ Аллахъ.

Старуха ушла, а невѣста, которую звали Ситъ-Эль-Газнъ, прошла въ конецъ комнаты. Сердце у нея замирало, и она говорила въ душѣ:

-- Клянусь Аллахомъ, я не позволю ему приласкать себя, хотя бы мнѣ пришлось умереть отъ этого.

Но, пройдя въ конецъ комнаты, она увидѣла Бедръ-ЭдъДина и сказала:

-- Милый, какимъ образомъ остался ты до сихъ поръ? Мнѣ пришло въ голову, неужели вы съ горбуномъ хотите дѣлить меня?

-- Съ какой стати,-- возразилъ онъ,-- горбунъ будетъ имѣть къ тебѣ доступъ, и почему я могу раздѣлять съ нимъ тебя?

-- Такъ кто же мой мужъ,-- спросила она:-- ты или онъ?

-- О, возлюбленная моя,-- отвѣчалъ Гассанъ,-- вѣдь все это сдѣлано ему насмѣхъ и для того, чтобы посмѣяться надъ нимъ. Когда красильщицы и пѣвицы увидали, какъ ты хороша собою, Онѣ побоялись дурного глаза, и отецъ твой нанялъ его за десять червонцевъ, для того, чтобы онъ отвлекъ отъ насъ всеобщее вниманіе, и теперь онъ ушелъ.

Услыхавъ это отъ Гассана, Ситъ-Эль-Газнъ улыбнулась и звонко засмѣялась.

-- Клянусь Аллахомъ, -- сказала она,-- ты успокоилъ мой гнѣвъ. Бери меня, прошу тебя, и прижми меня къ своему сердцу.

И они поцѣловались.

Вскорѣ послѣ этого шайтанъ сказалъ вѣдьмѣ:

-- Вставай и встань за юношей и снесемъ его обратно до наступленія утра, такъ какъ теперь до утра недолго

Вѣдьма направилась къ юношѣ и, взявъ его, полетѣла съ нимъ, спящимъ, въ одной рубашкѣ, какъ онъ лежалъ въ постели. Шайтанъ летѣлъ рядомъ съ нею. Но Господь далъ позволеніе одному изъ Своихъ ангеловъ бросить въ шайтана одну изъ падучихъ звѣздъ, и онъ сгорѣлъ отъ нея. Вѣдьма же счастливо улетѣла, и положила Гассана подъ тѣмъ же самымъ мѣстомъ, гдѣ шайтанъ погибъ отъ звѣзды. Пролетѣть это мѣсто ей не хотѣлось изъ боязни за свою безопасность. Судьбѣ угодно было, чтобы это совершилось какъ разъ надъ Дамаскомъ, и она, положивъ Гассана на одну изъ улицъ города, сама улетѣла.

На разсвѣтѣ отворили городскія ворота, и вышедшій народъ увидалъ прежде всего красавца-юношу въ одной рубашкѣ и въ ночномъ колпакѣ вмѣсто чалмы. Онъ долго не спалъ съ вечера и потому теперь спалъ очень крѣпко. При видѣ его прохожіе говорили:

-- Лучше бы онъ сначала одѣлся, а потомъ ужъ высыпался

-- Какъ жалки дѣти знатныхъ людей!

-- Юноша этотъ, вѣроятно, только что ушелъ съ попойки по какимъ-нибудь дѣламъ и охмелѣлъ такъ, что блуждалъ съ мѣста на мѣсто, пока не пришелъ къ городскимъ воротамъ и, найдя ихъ запертыми, заснулъ

Всякій высказывалъ свое мнѣніе, и всѣ дѣлали разныя предположенія, когда Бедръ-Эдъ-Динъ проснулся. Увидавъ, что онъ лежитъ у городскихъ воротъ, окруженный людьми, онъ крайне испугался и сказалъ:

-- Гдѣ это я, добрые люди? И почему вы собрались кругомъ меня? Что случилось?

-- Мы нашли тебя раннимъ утромъ,-- отвѣчали ему,-- лежащимъ въ глубокомъ снѣ у этихъ воротъ, и болѣе о тебѣ ничего не знаемъ. Гдѣ ты спалъ послѣднюю ночь?

-- Клянусь Аллахомъ, добрые люди, -- отвѣчалъ онъ,-- что послѣднюю ночь я спалъ въ Каирѣ

-- Не употребляешь ли ты гашиша ²⁸)?-- услыхавъ его отвѣтъ, сказалъ ему кто-то.

-- Ты съ ума сошелъ, -- замѣтилъ другой.-- Какъ могъ ты заснуть въ Капрѣ, а проснуться въ Дамаскѣ?

-- Клянусь вамъ Аллахомъ, добрые люди,-- отвѣчалъ онъ,-- что я пе лгу вамъ: вчера я былъ въ Каирѣ, а третьяго дня -- въ Эль-Башрахѣ.

-- Что за диво!-- сказалъ кто-то.

-- Да этотъ юноша сумасшедшій,-- замѣтилъ другой.

Народъ подъѣхалъ и, говоря другъ съ другомъ, только дивился.

-- Бѣдный юноша. Нечего говорить, что онъ помѣшанъ!

-- Опомнись! Приди въ себя,-- сказалъ ему кто-то.

-- Вчера я женился въ Египтѣ,-- настаивалъ Гассанъ.

-- Вѣрно, ты видѣлъ все это во снѣ, -- говорили ему, -- и разсказываешь намъ про свой сонъ.

-- Клянусь Аллахомъ,-- отвѣчалъ смущенный Гассанъ,-- это было не во снѣ. А гдѣ же горбунъ, что сидѣлъ съ нами, и мой кошелекъ съ золотомъ? И гдѣ же моя одежда и мои штаны?

Онъ всталъ и пошелъ въ городъ. Миновавъ главную улицу И базарную улицу, онъ увидалъ, что народъ толпится около него, и онъ вошелъ въ пирожную лавку. Пирожникъ былъ когда-то. разбойникомъ, котораго Аллахъ сподобилъ раскаяться въ своихъ беззаконныхъ поступкахъ, и онъ открылъ пирожную лавку, но всѣ жители Дамаска боялись его за свирѣпость, и потому, когда юноша вошелъ въ лавку, они испугались и ушли.

Пирожникъ, увидавъ Гассана Бедръ-Эдъ-Дина и замѣтивъ, какъ онъ красивъ и привлекателенъ, почувствовалъ къ нему сильное расположеніе и сказалъ:

-- Кто ты такой, о, молодой человѣкъ? Разскажи мнѣ свою исторію, потому что ты сталъ мнѣ дороже моей собственной души.

Такимъ образомъ Гассанъ разсказалъ ему все, съ самаго начала до конца.

-- О, мой господинъ, Бедръ-Эдъ-Динъ! Это удивительное происшествіе и удивительная исторія; но, сынъ мой, успокойся и останься пока со мною. У меня нѣтъ сына, и я усыновлю тебя.

-- Пусть будетъ по-твоему, о, дядя!-- отвѣчалъ Бедръ-Эдъ-Динъ.

Пирожникъ тотчасъ же пошелъ на базаръ, купилъ Гассану богатую одежду и одѣлъ его, а затѣмъ направился къ Кадію и заявилъ, что онъ желаетъ взять себѣ пріемнаго сына ²⁹); такимъ образомъ Гассанъ Бедръ-Эдъ-Динъ сдѣлался извѣстенъ въ Дамаскѣ, какъ пріемный сынъ пирожника, и сидѣлъ у него въ.лавкѣ, какъ кассиръ, и жилъ съ нимъ. А Ситъ-Эль-Газнъ проснулась съ разсвѣтомъ и не нашла подлѣ себя Гассана. Думая, что онъ скоро вернется, она сѣла въ ожиданіи его; вдругъ къ ней вошелъ отецъ, страшно встревоженный тѣмъ, что султанъ разсердился на него, и тѣмъ, что ему пришлось силой выдать дочь замужъ за горбатаго конюха.

"Я убью дочь, -- думалъ онъ, -- если только она позволила ласкать себя этому уроду".

Подойдя къ двери, онъ крикнулъ: "Ситъ-Эль-Газнъ!"

-- Я здѣсь, -- отвѣчала она и съ веселымъ видомъ вышла къ нему навстрѣчу и поцѣловала прахъ у ногъ его.

Увидавъ ее такой счастливой и сіяющей, отецъ вскричалъ:

-- Ахъ ты, низкая женщина! Неужели ты довольна твоимъ мужемъ?

Услыхавъ такой вопросъ отца, Ситъ-Эль-Газнъ улыбнулась и отвѣчала:

-- Клянусь Аллахомъ! Развѣ недостаточно того, что ты сдѣлалъ со мной и поставилъ на ряду съ подобными, конюхомъ, не. стоящимъ даже моего ногтя? Что же касается моего мужа, то клянусь тебѣ Аллахомъ, что никогда въ жизни не проводила я такой блаженной ночи, какую провела съ нимъ, и поэтому не дразни меня, напоминая мнѣ о горбунѣ.

Выслушавъ ее, отецъ пришелъ въ страшную ярость, глаза у него закатились такъ, что видны были только бѣлки, и онъ закричалъ:

-- Проклятіе! Что такое ты говоришь? Вѣдь ты провела ночь съ горбуномъ?

-- Аллахомъ прошу тебя,-- отвѣчала она,-- не упоминай мнѣ о немъ. Да погубитъ-Аллахъ какъ его, такъ и отца его. Перестань дразнить меня, упоминая о немъ, такъ какъ горбунъ былъ нанятъ за десять червонцевъ и, взявъ деньги, ушелъ. Когда я вышла въ гостиную, я увидала тамъ своего супруга, а пѣвицы поставили меня передъ нимъ, и онъ бросалъ имъ столько золота, что обогатилъ ихъ всѣхъ. Я была счастлива на груди своего прелестнаго мужа съ черными глазами и съ густыми бровями.

Отъ всего того, что она говорила, у отца ея потемнѣло въ глазахъ, и онъ крикнулъ:

-- Ахъ ты, несчастная! Что ты это говоришь? Не сошла ли ты съ ума?

-- О, отецъ мой!-- вскричала она,-- ты разбилъ мнѣ сердце на куски! Зачѣмъ ты не вѣришь мнѣ? Тотъ, о комъ я говорю, мой мужъ, и онъ ушелъ въ уборную.

Отецъ пошелъ въ уборную въ совершенномъ недоумѣніи и, войдя туда, увидалъ горбуна, стоявшаго внизъ головою и ногами наверхъ. Визирь въ удивленіи спросилъ:

-- Развѣ ты не горбунъ?

Горбунъ же, думая, что съ нимъ говоритъ шайтанъ, ничего не отвѣчалъ. Визирь громко закричалъ на него.

-- Говори,-- сказалъ онъ,-- или я отрублю тебѣ вотъ этимъ мечомъ голову!

-- Ради Аллаха, шейкъ шайтановъ, -- проговорилъ ему на это горбунъ.-- Съ тѣхъ поръ, какъ ты поставилъ меня здѣсь вверхъ ногами, я не шевелился. Умоляю тебя сжалиться надо мною!

Визирь, выслушавъ его, сказалъ:

-- Да что ты говоришь? Я -- отецъ невѣсты, а вовсе не шайтанъ.

-- Въ такомъ случаѣ, -- отвѣчалъ горбунъ, -- жизнь моя не у тебя въ рукахъ, и ты не властенъ надъ моей душой, и поэтому или своей дорогой, пока не появился тотъ, кто поставилъ меня вверхъ ногами. Вы хотѣли женить меня на любовницѣ буйвола и шайтана. Да поразитъ Аллахъ того, кто женилъ меня на ней, и того, что причиной этого.

Послѣ этого горбунъ помолчалъ немного, а потомъ опять обратился къ визирю съ такими словами:

-- Да разразитъ Аллахъ того, кто причина этого!

-- Вставай, -- сказалъ ему визирь, -- и уходи отсюда.

-- Я еще съ ума не сошелъ, -- отвѣчалъ горбунъ, -- чтобы мнѣ итти безъ позволенія шайтана, такъ какъ онъ сказалъ мнѣ, что я могу итти тогда, когда встанетъ солнце. Встало ли солнышко или нѣтъ? Я не смѣю тронуться съ мѣста, пока оно не встанетъ.

-- Кто привелъ тебя сюда?-- спросилъ его визирь.

-- Вчера я только что вошелъ сюда, какъ изъ кувшина поднялась пыль и послышался крикъ, и эта пыль превращалась въ буйвола, и буйволъ сказалъ мнѣ нѣчто такое, что я никогда не забуду. Поэтому оставь меня и уходи. Да разразитъ Аллахъ невѣсту и того, кто женилъ меня на ней!

Визирь подошелъ къ нему и стащилъ его съ мѣста. Горбунъ побѣжалъ, хотя не былъ увѣренъ, что солнышко взошло. Онъ прямо прошелъ къ султану и сообщилъ ему обо всемъ, что случилось между нимъ и шайтаномъ.

Визирь же, отецъ невѣсты, совершенно недоумѣвая, вернулся къ дочери и сказалъ ей:

-- О, дочь моя, разскажи мнѣ свою исторію.

-- Красивый юноша, передъ которымъ меня выставляли, остался со мной, и если ты мнѣ не вѣришь, то посмотри, вотъ его чалма, положенная на стулъ³⁰), и вотъ его штаны подъ постелью и въ нихъ какой-то свертокъ, но съ чѣмъ, я не знаю.

Услыхавъ это, отецъ вошелъ въ спальню и нашелъ чалму Гассана Бедръ-Эдъ-Дина, сына своего брата, и, поднявъ и повернувъ ее, сказалъ:

-- Такія чалмы носятъ визири.

Замѣтивъ въ красной ермолкѣ что-то зашитое, онъ распоролъ ее. Въ штанахъ онъ нашелъ кошелекъ и тысячу червонцевъ и съ ними вмѣстѣ копію съ расписки, которую онъ далъ еврею, подписавъ ее именемъ Гассана Бедръ-Эдъ-Дина, сына Нуръ-Эдъ-Дина изъ Каира. Прочитавъ эту бумагу, визирь громко заплакалъ и упалъ въ обморокъ. Когда же онъ пришелъ въ себя и понялъ все дѣло, то былъ пораженъ и вскричалъ:

-- Нѣтъ Бога, выше Бога, и только Онъ можетъ исполнять такимъ образомъ волю Свою! О, дочь моя, -- прибавила, онъ, -- знаешь ли ты, кто сдѣлался твоимъ мужемъ?

-- Нѣтъ, не знаю, -- отвѣчала она.

-- Это сынъ моего брата.-- сказалъ онъ, -- и сынъ твоего дяди, а эта тысяча червонцевъ принесена тебѣ въ приданое, да прославится совершенство Аллаха! Хотѣлось бы мнѣ знать, какъ все это случилось!

Послѣ этого онъ вынулъ бумагу, зашитую въ ермолку, и увидалъ, что она написана рукою его брата Нуръ-Эдъ-Дина изъ Каира, отца Бедръ-Эдъ-Дина. Увидавъ почеркъ своего брата, онъ повторилъ слѣдующій куплетъ:

Я здѣсь слѣды ихъ вижу и сгораю

Отъ страсти пламенной, и тѣ мѣста.

Гдѣ ихъ нога ступала, оглашаю

Я громкими рыданьями своими

И умоляю Бога, испытанье

Пославшаго мнѣ это, о пощадѣ

И о блаженствѣ новаго свиданья.

Говоря такимъ образомъ, онъ прочелъ бумагу и нашелъ въ ней число дня брака дочери визиря Эль-Башраха и сообщеніе, сколько-ему было лѣтъ, когда онъ умеръ и когда родился его сынъ Гассанъ Бедръ-Эдъ-Динъ. Онъ дрожалъ отъ восторга и не могъ надивиться. Сравнивая свою жизнь съ жизнью брата, онъ видѣлъ ясно, что все произошло такъ, какъ они говорили. Бракъ его и брата его совершился въ одинъ и тотъ же день, какъ въ одинъ и тотъ же день родились сынъ Нуръ-Эдъ-Дина, Гассанъ, и дочь его, Ситъ-Эль-Газнъ. Онъ взялъ обѣ-бумаги и,придя съ ними къ султану, сообщилъ ему все, что случилось, съ начала до конца. Царь не могъ надивиться и тотчасъ же приказалъ записать всю эту исторію. Визирь сталъ ждать сына своего брата, но о немъ не было ни слуху ни духу.

--- Клянусь Аллахомъ,-- сказалъ онъ наконецъ,-- я сдѣлаю то, что до сихъ поръ никто еще не дѣлалъ.

Онъ взялъ чернильницу и перо и переписалъ всѣ вещи, бывшія въ его домѣ, съ указаніемъ мѣстъ, на которыхъ онѣ стояли. Переписавъ все, онъ сложилъ бумагу и приказалъ спрятать всю обстановку. Чалму же съ тарбушомъ, фараджеехъ и кошелекъ онъ спряталъ самъ.

Въ свое время дочь визиря родила сына, красиваго, какъ ясный мѣсяцъ, и похожаго на отца по красотѣ, статности и миловидности. Его приняли отъ матери, вычернили ему вѣки глазъ³¹) и, передавъ его нянькамъ, назвали Аджибомъ. Прошелъ мѣсяцъ, прошелъ и другой, прошелъ и годъ, и когда прошло семь лѣтъ, то дѣдъ отдалъ его въ школу, поручивъ учителю заботу о немъ. Онъ пробылъ въ школѣ четыре года, дрался съ своими товарищами и, обижая ихъ, говорилъ:

-- Вы мнѣ не равны. Я -- сынъ каирскаго визиря!

Мальчики собрались и пошли жаловаться на Аджиба учителю, а учитель сказалъ имъ:

-- Я научу васъ, что сказать ему, когда онъ придетъ, и онъ пожалѣетъ даже, что поступилъ въ школу. Завтра, когда онъ придетъ, сядьте всѣ кругомъ него и говорите другъ другу: "Клянемся Аллахомъ, что въ эту игру никто не будетъ играть съ нами, кромѣ тѣхъ, кто можетъ сказать намъ имя своей матери и своего отца; а тотъ, кто не знаетъ имени своей матери и своего отца, незаконнорожденный, и потому не будетъ играть съ нами!"

На слѣдующее утро они пришли въ школу, и Аджибъ былъ уже тамъ. Мальчики окружили его и сказали то, чему учитель научилъ ихъ. Одинъ изъ нихъ сказалъ: "Меня зовутъ Маджидомъ, а мать мою -- Алави, а отца -- Эзъ-Эдъ-Динъ", другой мальчикъ отвѣчалъ точно такъ же, и третій, и четвертый и т. д. до тѣхъ поръ, пока очередь не дошла до Аджиба.

-- Меня зовутъ Адинбомъ,-- сказалъ онъ имъ,-- а мать мою Ситъ-Эль-Газнъ, а отецъ мой Шемсъ-Эдъ-Динъ, визирь Каира.

-- Клянемся Аллахомъ, визирь не отецъ тебѣ, -- отвѣчали ему.

-- Визирь мой отецъ, -- настаивалъ Аджибъ, но мальчики захохотали, захлопали въ ладоши и закричали:

-- Ты не знаешь, кто твой отецъ, и поэтому уходи отъ насъ, такъ какъ съ нами не можетъ играть тотъ, кто не знаетъ своего отца.

Мальчики тотчасъ же убѣжали отъ него и начали надъ нимъ подсмѣиваться. Это такъ его обидѣло, что онъ чуть не задохся отъ рыданій, а учитель сказалъ ему:

-- Да неужели ты, въ самомъ дѣлѣ, считаешь своимъ отцомъ своего дѣдушку, визиря, отца твоей матери Ситъ-Эль-Газнъ? Своего отца ты не знаешь, и мы его не знаемъ, потому что султанъ выдалъ твою мать за горбатаго конюха, а шайтанъ пришелъ и предупредилъ его. И разъ, что ты не знаешь своего отца, тебя и считаютъ незаконнорожденнымъ. Развѣ самъ ты не видишь, что сынъ женщины, законной жены, знаетъ своего отца? Каирскій визирь дѣдъ твой, а что же касается твоего отца, то мы его не знаемъ, какъ не знаешь и ты, и поэтому нечего тебѣ плакать и сердиться.

Послѣ этого Аджибъ тотчасъ же отправился къ своей матери Ситъ-Эль-Газнъ, и жалуясь ей, плакалъ, и плакалъ такъ, что толкомъ ничего не могъ сказать. Когда же мать, наконецъ, пожелала узнать, въ чемъ дѣло, ей стало жаль сына, и она сказала ему:

-- Разскажи, о, сынъ мой, о чемъ ты плачешь? Разскажи, что было?

Онъ разсказалъ ей все, что слышалъ отъ мальчиковъ и отъ учителя, и прибавилъ:

-- О, мать моя, кто же мой отецъ?

-- Твой отецъ визирь Каира, -- отвѣчала она.

-- Онъ не отецъ мой, -- сказалъ онъ.-- Не говори мнѣ неправды, такъ какъ визирь твой отецъ, а не мой; кто же мой отецъ? Если ты не скажешь мнѣ всей правды, то я заколюсь вотъ этимъ кинжаломъ.

Мать, услыхавъ его вопросъ объ отцѣ, заплакала при воспоминаніи о сынѣ ея дяди и, подумавъ о миломъ Гассанѣ Бедръ-Эдъ-Динѣ изъ Эль-Башраха и о томъ, что случилось съ нею и съ нимъ, она прочла оду, начинавшуюся такъ:

Они зажгли любовь въ душѣ моей

И всѣ затѣмъ за тридевять земель

Уѣхали, чтобъ поселиться тамъ.

И съ^: ихъ отъѣздомъ умъ мой помутился,

Отрады сна не знаютъ больше очи,

И укоряю я велѣнья рока.

Въ то время, какъ она плакала и рыдала, и сынъ ея плакалъ вмѣстѣ съ нею, къ нимъ вошелъ визирь. Сердце у нея заныло при видѣ ихъ горя, и онъ спросилъ:

-- О чемъ вы плачете:

Дочь разсказала ему, какому оскорбленію сынъ ея подвергся въ школѣ отъ другихъ мальчиковъ, и онъ тоже заплакалъ и, припомнивъ, что случилось съ братомъ, съ нимъ самимъ и его дочерью, онъ никакъ не могъ понять всего этого запутаннаго дѣла. Потомъ онъ вдругъ поднялся и, направившись въ комнату совѣта, явился къ султану и, разсказавъ ему всю исторію, просилъ его позволенія поѣхать на Востокъ, въ городъ Эль-Башрахъ для того, чтобы навести справки о сынѣ своего брата, и въ то же время онъ просилъ дать ему письма во всѣ страны, чрезъ которыя ему придется проѣзжать для того, чтобъ онъ могъ увезти сына своего брата, если найдетъ его. Онъ такъ плакалъ передъ султаномъ, что тронулъ его сердце, и тотъ написалъ ему письма во всѣ страны и города. Визирь былъ этому очень радъ и, поблагодаривъ султана, простился съ нимъ.

Онъ тотчасъ же отправился домой, чтобы приготовиться къ путешествію и, взявъ съ собой все, что нужно, онъ выѣхалъ вмѣстѣ съ своей дочерью и ея сыномъ Аджибомъ и ѣхалъ первый день, и второй, и третій, пока не прибылъ въ городъ Дамаскъ и не увидалъ его; украшеннаго деревьями и рѣками, прославленными поэтами. Онъ остановился на полянѣ, называвшейся Мейданъ-Эль-Гасба и, раскинувъ палатки, сказалъ своей прислугѣ, что они будутъ тутъ отдыхать двое сутокъ. Прислуга отправилась въ городъ по своимъ надобностямъ. Кто пошелъ купить, кто продать, третій пошелъ въ баню, четвертый -- въ мечеть Бени-Умеехъ, подобной которой нѣтъ во всемъ свѣтѣ. Аджибъ, въ сопровожденіи евнуха, тоже пошелъ въ городъ позабавиться.. Евнухъ шелъ сзади мальчика съ плетью въ рукахъ, чтобы въ случаѣ нужды отогнать верблюда. Обитатели Дамаска, увидавъ Аджиба съ его строго изящнымъ лицомъ поразительной красоты и замѣтивъ, что, кромѣ того, онъ миловиденъ и пріятенъ въ обращеніи, какъ сѣверный вѣтерокъ, какъ вода для жаждущаго, что онъ привлекательнѣе, чѣмъ здоровье для больного, они послѣдовали за нимъ и толпой бѣжали но его стопамъ, а многіе даже сѣли на улицѣ въ ожиданіи его прохода. Судьбѣ угодно было, чтобы рабъ-евнухъ остановился какъ разъ передъ лавкой отца Аджиба, Гассана Бедръ-Эдъ-Дина, гдѣ пирожникъ, принявшій его въ присутствіи кадія и свидѣтелей своимъ пріемнымъ сыномъ, устроилъ его. Пирожникъ этотъ ужъ умеръ и оставилъ Гассану все свое состояніе и лавку.

Когда рабъ остановился передъ лавкой, любопытные тоже остановились, и Гассанъ Бедръ-Эдъ-Динъ, увидавъ своего сына и замѣтивъ, какъ онъ красивъ, былъ очарованъ имъ; душа его, по инстинктивной симпатіи, стремилась къ нему, и онъ сразу полюбилъ его всѣмъ сердцемъ

Онъ только что приготовилъ яблочное варенье на сахарѣ и, желая чѣмъ-нибудь выразить свое расположеніе, съ восторгомъ вскричалъ

-- О, господинъ мой, завладѣвшій душой моей и сердцемъ и завоевавшій мою привязанность, не войдешь ли ты ко мнѣ и не удостоишь ли меня чести отвѣдать у меня чего-нибудь?

При этихъ словахъ глаза его наполнились слезами, и онъ невольно мысленно сравнилъ свое прежнее положеніе съ настоящимъ. Аджибъ, услыхавъ приглашеніе отца, также почувствовалъ къ нему влеченіе и, посмотрѣвъ на евнуха, сказалъ:

-- Право, я сразу полюбилъ этого пирожника; онъ, должно-быть, только что потерялъ сына; войдемъ къ нему, доставимъ ему удовольствіе и воспользуемся его гостепріимствомъ. Ради нашего снисхожденія Аллахъ, можетъ-быть, устроитъ наше соединеніе съ отцомъ.

-- Клянусь Аллахомъ, о, господинъ мой,-- отвѣчалъ евнухъ,-- это не годится. Можно ли намъ, принадлежа къ семьѣ визиря, заходить ѣсть къ пирожнику? Но, во всякомъ случаѣ, я отгоню отъ тебя любопытныхъ, чтобы они тебя не видали, а иначе тебѣ невозможно будетъ войти въ лавку.

Услыхавъ этотъ отвѣтъ евнуха, Бедръ-Эдъ-Динъ очень удивился, и, взглянувъ на мальчика, онъ сказалъ со слезами на глазахъ:

-- Господинъ мой, отчего не хочешь ты успокоить мое сердце и зайти ко мнѣ? О, ты, наружность котораго черна, какъ грязь, а сердце бѣло! О, ты, заслуживающій такъ много похвалъ!

Евнухъ засмѣялся и сказалъ:

-- Что хочешь ты сказать? Говори скорѣе!

И Бедръ-Эдъ-Динъ прочелъ слѣдующій куплетъ:

Когда бъ самимъ онъ не былъ совершенствомъ

И честностью, достойной восхищенья,

Конечно, никогда бъ въ дворцѣ царей онъ

Не получилъ отвѣтственнаго мѣста.

Что онъ за превосходный стражъ гарема

За красоту его съ высотъ небесныхъ

Нерѣдко ангелы къ нему нисходятъ.

Эти стихи такъ понравились евнуху, что онъ, взявъ за руку Аджиба, вошелъ-съ нимъ въ лавку; и Бедръ-Эдъ-Динъ наложилъ полный соусникъ яблочнаго варенья, приготовленнаго съ миндалемъ и сахаромъ, и мальчикъ и евнухъ полакомились имъ.

-- Вы обрадовали меня вашимъ приходомъ, -- сказалъ имъ Бедръ-Эдъ-Динъ, -- кушайте на здоровье!

-- Садись и кушай съ нами, -- сказалъ Аджибъ своему отцу, -- и, можетъ-быть, Господь соединитъ насъ съ тѣмъ, кого мы ищемъ.

-- О, сынъ мой,-- сказалъ ему Бедръ-Эдъ-Динъ,-- неужели ты имѣлъ несчастіе испытать разлуку съ тѣми, кого ты любишь?

-- Да, дядя,-- отвѣчалъ Аджибъ, -- сердце мое изнываетъ отъ тоски вслѣдствіе отсутствія того, кто мнѣ дорогъ я лишенъ отца, и мы съ дѣдушкой ѣдемъ искать его по всему свѣту, и какъ страстно желаю я соединиться съ нимъ!

Онъ горько заплакалъ, а отецъ его, тронутый его слезами, тоже заплакалъ съ нимъ, раздумывая о своемъ печальномъ положеніи, разлученный съ тѣми, кого онъ любилъ, лишенный отца, и вдалекѣ отъ матери. Евнухъ тоже былъ тронутъ ихъ слезами.

Всѣ они поѣли вмѣстѣ и насытились, послѣ чего мальчикъ и юноша встали и вышли изъ лавки Бедръ-Эдъ-Дина, который почувствовалъ, словно душа его разсталась съ тѣломъ. Онъ ни на одинъ мигъ не могъ перенести разлуки и, заперевъ свою давку, пошелъ вслѣдъ за ними, хотя не зналъ, что юноша его сынъ, и шелъ поспѣшнымъ шагомъ, пока не догналъ ихъ у городскихъ воротъ; евнухъ же, оглянувшись, сказалъ ему:

-- Что тебѣ надо, пирожникъ?

-- Когда вы ушли отъ меня,-- отвѣчалъ Бедръ-Эдъ-Динъ,-- то я почувствовалъ, что душа моя словно вылетѣла изъ тѣла, имѣя кое-какія дѣла въ предмѣстьѣ, я и пошелъ вслѣдъ за вами, чтобы заодно проводить васъ, а потомъ и вернуться.

Но евнухъ разсердился и сказалъ Аджибу:

-- Поистинѣ, въ несчастную минуту зашли мы къ нему; теперь онъ надоѣстъ намъ; смотри, вѣдь онъ слѣдуетъ за нами.

Аджибъ, обернувшись и увидавъ пирожника, пришелъ въ ярость, и лицо его вспыхнуло, но онъ сказалъ евнуху:

-- Пусть онъ идетъ за нами по большой улицѣ, но если мы свернемъ съ нея къ нашимъ палаткамъ, и онъ свернетъ вслѣдъ за нами, то мы прогонимъ его.

Онъ понурилъ голову и пошелъ далѣе съ евнухомъ позади себя. Бедръ-Эдъ-Динъ прошелъ съ ними до Мейдана-Эль-Гасба, и когда они повернули къ палаткамъ, то обернулись, и, увидавъ пирожника, Аджибъ страшно разсердился, боясь, что евнухъ пожалуется дѣдушкѣ, и тогда сдѣлается извѣстнымъ, что они входили въ пирожную, и что пирожникъ слѣдовалъ за ними. Онъ смотрѣлъ на сильно огорченнаго отца до тѣхъ поръ, пока не встрѣтился съ нимъ глазами, и ему показалось, что человѣкъ этотъ слишкомъ загнанъ, и онъ подумалъ: ужъ не рабъ ли онъ? Онъ закипѣлъ еще большимъ негодованіемъ и, схвативъ камень, пустилъ его въ своего отца и пробилъ ему лобъ такъ, что тотъ упалъ безъ чувствъ, и все лицо его облилось кровью. Аджибъ ушелъ съ евнухомъ въ палатку, а Гассанъ Бедръ-Эдъ-Динъ, придя въ себя, вытеръ съ лица кровь и, сорвавъ съ чалмы кусокъ полотна, завязалъ себѣ голову и обвинялъ себя, говоря:

-- Я напрасно испугалъ мальчика, заперевъ лавку и преслѣдуя его. Вѣдь онъ принялъ меня за обманщика Вернувшись къ себѣ въ лавку, онъ занялся продажею пирожковъ и сталъ скучать по своей матери въ Эль-Башрахѣ.

Визирь, дядя его, пробылъ въ Дамаскѣ три дня и затѣмъ отправился въ Гемсъ и, побывъ въ городѣ, поѣхалъ дальше, всюду наводя справки. Проѣхавъ такимъ образомъ мимо Маридина и Эль-Мазиля и Діадъ-Бекра, онъ продолжалъ двигаться, пока не доѣхалъ до города Эдь-Башраха, въѣхавъ въ который и взявъ себѣ помѣщеніе, онъ тотчасъ же представился султану, который принялъ его съ должнымъ уваженіемъ и почетомъ и спросилъ его о причинѣ его пріѣзда. Такимъ образомъ визирь разсказалъ ему свою исторію и сообщилъ, что Али Нуръ-Эдъ-Динъ былъ его братомъ.

-- Аллахъ, помилуй насъ!-- вскричалъ султанъ и прибавилъ:-- О, Саибъ, вѣдь онъ былъ моимъ визиремъ, и я очень любилъ его, но онъ много лѣтъ тому назадъ умеръ, оставивъ сына. Но сына его мы потеряли изъ виду и ничего о немъ не слыхали. Мать же его съ нами, такъ какъ она дочь нашего прежняго визиря.

Услыхавъ отъ султана, что мать его племянника жива, визирь Шемсъ-Эдъ-Динъ очень обрадовался и выразилъ желаніе повидаться съ нею. Султанъ далъ ему позволеніе посѣтить ее въ домѣ его брата. Такимъ образомъ, прибывъ туда и поцѣловавъ порогъ дома, онъ вошелъ въ открытый дворъ и увидалъ дверь съ каменною аркою и отдѣланною различнаго цвѣта мраморомъ. Пройдя вдоль стѣнъ дома, онъ замѣтилъ имя своего брата Нуръ-Эдъ-Дина, написанное золотыми буквами. Подойдя къ имени, онъ поцѣловалъ его и заплакалъ. Послѣ этого онъ прошелъ въ пріемную комнату жены своего брата, матери Гассана Бедръ-Эдъ-Дина изъ Эль-Башраха. Все время отсутствія ея сына она предавалась слезамъ и стенаніямъ и ночью и днемъ. Изстрадавшись отъ разлуки, она устроила мраморный памятникъ сыну, который поставила посреди комнаты. Дни и ночи она плакала надъ нимъ, тутъ же и спала. Шемсъ-Эдъ-Динъ, войдя въ комнату, услыхалъ, какъ она причитала на памятникѣ. Онъ поклонился ей и сообщилъ ей, что онъ братъ ея мужа, и передалъ ей обо всемъ, что случилось, и какія странности встрѣчались въ этой исторіи. Онъ разсказалъ ей, что сынъ ея, Гассанъ Бедръ-Эдъ-Динъ, провелъ цѣлую ночь съ его дочерью и утромъ исчезнулъ, и что дочь его родила ему сына, котораго онъ привезъ съ собой. Услыхавъ такое извѣстіе о своемъ сынѣ и о томъ, что онъ, можетъ-быть, живъ, и посмотрѣвъ на брата своего мужа, она упала къ его ногамъ и, цѣлуя ихъ, проговорила слѣдующее стихотвореніе:

Самимъ Творцомъ, конечно, вдохновленъ

Былъ тотъ, который мнѣ сказалъ о скоромъ

Пріѣздѣ васъ, возлюбленныхъ моихъ,

То самое пріятное извѣстье,

Какое лишь могла услышать я.

И если бы онъ былъ доволенъ тѣмъ,

Ему я подарила бъ въ часъ прощанья

Мое разбитое разлукой сердце.

Визирь послалъ за Аджибомъ, и когда онъ пришелъ, его бабушка подошла къ нему, обняла его и заплакала, но ШемсъЭдъ-Динъ сказалъ ей:

-- Теперь не время плакать, а скорѣе надо собраться въ путь, чтобы ѣхать съ нами обратно въ Египетъ: и, можетъ-быть,-- Аллахъ соединитъ насъ съ твоимъ сыномъ и моимъ племянникомъ.

-- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчала она. и, вставъ, тотчасъ стала собирать свои вещи и драгоцѣнности и своихъ рабынь и приготовилась къ путешествію. Послѣ этого визирь Шемсъ-Эдъ-Динъ снова пошелъ къ султану Эль-Вашраха и простился съ нимъ, а, султанъ послалъ съ ними разныя рѣдкости въ даръ египетскому царю.

Визирь выѣхалъ немедленно въ сопровожденіи жены своего брата и ѣхалъ безостановочно до. города Дамаска, гдѣ онъ снова остановился, раскинулъ палатки и сказалъ своимъ слугамъ:

-- Въ Дамаскѣ мы пробудемъ цѣлую недѣлю, чтобы купить для султана подарки и рѣдкости.

-- Знаешь, парень, -- сказалъ Аджибъ евнуху, -- мнѣ хочется немного развлечься. Пойдемъ-ка на базаръ и посмотримъ, что тамъ дѣлается, и что подѣлываетъ пирожникъ, у котораго мы угощались и чью разбили голову. Онъ такъ радушно принялъ насъ, а мы такъ дурно обошлись съ нимъ.

-- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ евнухъ.

Аджибъ вышелъ съ нимъ изъ палатки, такъ какъ инстинктъ тянулъ его къ отцу. Они вошли въ городъ и прошли къ пирожнику, стоявшему у дверей своей лавки. Это было около времени послѣобѣденной молитвы, и случилось какъ разъ, что у него снова было сварено яблочное варенье. При видѣ Гассана сердце Аджиба такъ и забилось, и онъ увидалъ шрамъ, сдѣланный брошеннымъ имъ камнемъ.

-- Миръ надъ тобою!-- сказалъ онъ ему.-- Знай, что сердце мое съ тобой.

Бедръ-Эдъ-Динъ, увидавъ мальчика, тоже почувствовалъ къ нему сильное влеченіе; сердце его замерло, и онъ поникъ головою, желая сказать что-нибудь, но не имѣлъ силы произнести ни слова. Наконецъ, поднявъ голову и взглянувъ на мальчика, нерѣшительно проговорилъ слѣдующіе стихи:

Свиданія съ возлюбленнымъ моимъ

Я жаждалъ, но когда его увидѣлъ,

То такъ смутился, что не могъ ни слова

Сказать языкъ мой, и туманомъ очи

Окутались; я головой поникъ,

Почтенья, уваженья преисполненъ.

Желалъ я тщетно чувства скрыть мой,

Я все-таки скрывать ихъ былъ не въ силахъ.

Я приготовилъ жалобъ цѣлый рядъ,

Но при свиданьи все забылъ до слова.

Послѣ этого онъ сказалъ имъ:

-- Усладите мое сердце и покушайте моего угощенія; клянусь Аллахомъ, что лишь только я увидалъ тебя, какъ сердце мое рванулось къ тебѣ, и я пошелъ вслѣдъ за тобой, совершенно потерявъ голову.

-- Клянусь Аллахомъ,-- отвѣчалъ Аджибъ,-- ты, вѣроятно, въ самомъ дѣлѣ любишь меня, и мы съ тобой вмѣстѣ ѣли, но все-таки, если ты пойдешь вслѣдъ за нами и будешь позорить насъ, то мы не станемъ ѣсть у тебя. Поклянись намъ, что ты не пойдешь за нами слѣдомъ. Иначе мы къ тебѣ больше не придемъ, хотя останемся здѣсь, въ городѣ, цѣлую недѣлю, такъ какъ дѣдушка мой будетъ покупать подарки для султана.

-- Обязуюсь,-- отвѣчалъ Педръ-Эдъ-Динъ,-- исполнить ваше желаніе.

Евнухъ и Аджибъ вошли въ лавку, и Бедръ-Эдъ-Динъ по ставилъ передъ ними соусникъ съ яблочнымъ вареньемъ,

-- Садись ѣсть съ нами,-- сказалъ ему Аджибъ,-- и да разсѣетъ Аллахъ наше горе.

Бедръ-Эдъ-Динъ былъ въ восторгѣ и угощался съ ними, не спуская глазъ съ юноши, такъ какъ и сердце его и умъ были заняты только имъ однимъ. Замѣтивъ это, Аджибъ сказалъ ему:

-- Ты точно влюбленъ въ меня? Довольно! Перестань смотрѣть на меня.

Бедръ-Эдъ-Динъ извинился и сталъ предлагать лакомые кусочки Аджибу и евнуху. Послѣ этого онъ полилъ воды имъ на руки, снялъ съ плеча своего шелковое полотенце и вытеръ ихъ имъ. Затѣмъ обрызгалъ ихъ розовой водой изъ бутылки, стоявшей у него въ лавкѣ, и, выйдя, вернулся съ двумя чашками шербета, приготовленнаго съ розовой водой и мускусомъ. Поставивъ шербетъ передъ ними, сказалъ:

-- Довершите ваши милости.

Аджибъ, взявъ одну чашку выпилъ, а другую Гассанъ подалъ евнуху; и оба напились такъ, что желудки ихъ были совершенно полны,-- они насытились болѣе обыкновеннаго.

Послѣ этого они поспѣшили вернуться къ себѣ въ палатки, и Аджибъ пошелъ къ своей бабушкѣ, матери своего отца Гассана Бедръ-Эдъ-Дина. Она поцѣловала его и спросила:

-- Гдѣ же ты былъ?

-- Въ городѣ,-- отвѣчалъ онъ.

Она встала и принесла соусникъ съ яблочнымъ вареньемъ, которое случайно было недостаточно сладко, и сказала внуку:

-- Садись съ своимъ господиномъ.

"Клянусь Аллахомъ, -- подумалъ евнухъ, -- мы ѣсть больше не можемъ".

Но онъ все-таки сѣлъ, какъ сѣлъ и Аджибъ. Хотя мальчикъ былъ сытъ по горло, но все-таки взялъ кусочки хлѣба и сталъ макать въ варенье и принялся ѣсть. На сытый желудокъ варенье показалось ему очень невкуснымъ, и онъ сказалъ:

-- Какое противное варенье!

-- Какъ, дитя мое, -- возразила бабушка, -- ты находишь стряпшо мою невкусной? Вѣдь это варила я сама и за исключеніемъ твоего отца Гассана Бедръ-Эдъ-Дина никто не умѣетъ варить его такъ, какъ я.

-- Клянусь Аллахомъ, госпожа моя,-- возразилъ Аджибъ,-- это варенье вовсе не хорошо сварено: мы только что видѣли въ городѣ пирожника, у котораго сварено такое варенье, что отъ одного запаха возбуждается желаніе поѣсть его; твое же варенье въ сравненіи съ тѣмъ ничего не стоитъ.

Бабушка его, услыхавъ это, пришла въ страшную ярость и, повернувшись къ евнуху, сказала ему:

-- Горе тебѣ! Ты совратилъ моего ребенка! Ты водилъ его въ лавку пирожника!

Евнухъ испугался и сталъ отрицать, говоря:

-- Мы не входили въ лавку, а только проходили мимо.

-- Клянусь Аллахомъ, -- сказалъ Аджибъ, -- мы вошли и поѣли, и то, что мы ѣли, было гораздо вкуснѣе твоего варенья.

Услыхавъ это, бабушка встала и пошла высказать брату своего мужа жалобу на евнуха; Рабъ былъ призванъ къ визирю, который сказалъ ему:

-- Зачѣмъ ты водилъ ребенка нашего въ лавку пирожника?

Испуганный евнухъ снова сказалъ:

-- Мы не входили.

-- Нѣтъ, входили,-- сказалъ Аджибъ,-- и ѣли яблочное варенье до тѣхъ поръ, пока не насытились, и пирожникъ далъ намъ пить шербета со льдомъ и съ сахаромъ.

Визирь еще болѣе разсердился на евнуха и снова спросилъ его, но тотъ опять сталъ отрицать.

-- Если ты говоришь правду, -- сказалъ тогда визирь, -- то садись передо мною и ѣшь.

Евнухъ подошелъ и хотѣлъ приняться ѣсть, но не могъ и, положивъ взятый имъ кусокъ, сказалъ:

-- О, господинъ мой, я сытъ еще со вчерашняго дня.

Визирь понялъ, что евнухъ былъ въ пирожной лавкѣ, и тотчасъ сталъ наносить ему удары. Рабъ кричалъ и просилъ пощадить его, но все-таки говорилъ, что у пирожника не былъ и что сытъ со вчерашняго дня. Визирь, прекративъ наказаніе, сказалъ ему:

-- Ну, говори правду!

-- Ну, такъ вотъ что, -- сказалъ, наконецъ, евнухъ: -- мы, дѣйствительно, ходили въ пирожную лавку. Въ то время пирожникъ только что сварилъ яблочное варенье и угостилъ насъ имъ и, клянусь Аллахомъ, я никогда въ жизни не ѣдалъ ничего подобнаго, или, лучше сказать, я никогда не видалъ болѣе противнаго варенья, какъ то, что теперь намъ подали.

Мать Бедръ-Эдъ-Дина страшно разсердилась и сказала:

-- Сходи къ пирожнику, принеси намъ отъ него соусникъ варенья и подай, его твоему хозяину для того, чтобы онъ рѣшилъ, которое изъ двухъ вкуснѣе.

-- Хорошо,-- отвѣчалъ евнухъ и, взявъ отъ него соусникъ и полчервонца, онъ направился къ пирожнику и сказалъ ему:-- Въ палаткѣ моего господина вышелъ споръ изъ-за твоего варенья и того, что сварили дома; и потому дай намъ на эти полчервонца твоего самаго лучшаго варенья, тѣмъ болѣе, что меня уже изъ-за тебя побили.

-- Клянусь Аллахомъ,-- смѣясь отвѣчалъ Бедръ-Эдъ-Динъ,-- никто лучше меня и моей матери не варитъ этого варенья, а она далеко отсюда.

Онъ наложилъ полный соусникъ и подправилъ варенье мускусомъ и розовой водой. Евнухъ поспѣшно понесъ его домой, и мать Гассана, взявъ его и попробовавъ, тотчасъ же угадала, кто варилъ это чудное варенье, и, громко крикнувъ, упала въ обморокъ. Это происшествіе поразило визиря. Безчувственную мать Гассана опрыснули розовой водой, и она, придя въ себя, сказала:

-- Если сынъ мой находится еще на этомъ свѣтѣ, то только онъ могъ сварить подобное варенье. Это сынъ мой Гассамъ Бедръ-Эдъ-Динъ, я не сомнѣваюсь. Такъ варить никто не умѣетъ, кромѣ его и меня, а его выучила этому я!

Визирь, услыхавъ эти слова, страшно обрадовался.

-- О, какъ жажду я найти сына моего брата!-- вскричалъ онъ.-- Неужели судьба, наконецъ, соединитъ насъ? Въ этомъ случаѣ я уповаю только на одного Бога, да прославится имя Его!

Онъ тотчасъ же всталъ и, позвавъ свою мужскую прислугу, сказалъ:

-- Двадцать человѣкъ изъ васъ должны тотчасъ же отправиться въ лавку пирожника и разрушить ее, а самому пирожнику связать, назадъ руки его чалмой и силой привести его сюда, но не причиняя ему ни малѣйшаго вреда.

-- Хорошо,-- отвѣчали они.

Визирь тотчасъ же поѣхалъ во дворецъ намѣстника. Дамаска и, представившись ему, показалъ письмо султана. Начальникъ, поцѣловавъ грамоты и приложивъ ихъ ко лбу, спросилъ:

-- Кто обидчикъ твой?

-- Человѣкъ, по ремеслу пирожникъ,-- отвѣчалъ визирь.

Намѣстникъ тотчасъ же приказалъ своимъ приближеннымъ отправиться къ пирожнику, но они нашли лавку уже разрушенной, такъ какъ слуги уже исполнили приказаніе визиря и ждали возвращенія своего господина изъ дворца.

"Что могли они найти въ вареньѣ?-- думалъ, между тѣмъ, Бедръ-Эдъ-Динъ,-- чтобы изъ-за этого подвергнуть меня. такому наказанію?"

Визирь, вернувшись отъ намѣстника, отъ котораго онъ получилъ позволеніе взять обидчика своего и увести его, велѣлъ позвать къ себѣ пирожника. Вслѣдствіе этого его привели съ завязанными назадъ руками, и Гассанъ, увидавъ своего дядю, горько заплакалъ и сказалъ:

-- О, господинъ мой! Какое сдѣлалъ я, преступленіе?

-- Это ты самъ варилъ яблочное варенье?-- спросилъ его визирь.

-- Самъ,-- отвѣчалъ онъ.-- И неужели вы нашли его настолько дурнымъ, что хотите изъ-за него отрубить человѣку голову?

-- Это еще самое слабое наказаніе,-- отвѣчалъ, визирь.

-- Неужели я не узнаю, въ какомъ преступленіи меня обвиняютъ?-- спросилъ Гассанъ.

-- Я вотъ сейчасъ узнаешь,-- отвѣчалъ визирь и крикнулъ своей прислугѣ:-- Подведите верблюдовъ.

Гассана тотчасъ же взяли, положили въ сундукъ и, замкнувъ его, отправились съ нимъ въ. путь. Ѣхали не останавливаясь до самой ночи. Снявъ Бедръ-Эдъ-Дина, прислуга покормила его, и всѣ отдохнули, послѣ чего его заперли опять въ ящикъ и повезли до слѣдующей станціи. Тутъ его опять сняли, и визирь сказалъ ему:

-- Это ты самъ варилъ яблочное варенье?

-- Самъ, господинъ мой!

-- Надѣньте колодки на его ноги,-- распорядился визирь.

Ему надѣли на ноги колодки, снова уложили его въ сундукъ и направились въ Каиръ. Прибывъ въ кварталъ, называвшійся Эръ Рейданеехомъ, визирь приказалъ вынуть Бедръ-Эдъ-Дина изъ сундука и, призвавъ плотника, сказалъ ему:

-- Сколоти для этого человѣка позорный столбъ.

-- Что хочешь ты дѣлать со столбомъ?-- спросилъ БедръЭдъ-Динъ.

-- Я хочу пригвоздить тебя къ нему,-- отвѣчалъ визирь,-- и, приколотивъ гвоздями, провести тебя по всему городу.

-- Да за что же хочешь ты поступить такъ со мной?

-- За твое дурное приготовленіе яблочнаго варенья. Зачѣмъ не кладешь ты въ него перца?

-- И за то, что я не кладу перца,-- вскричалъ Бедръ-Эдъ-Динъ,-- ты хочешь казнить меня? Развѣ не довольно тебѣ того, что ты заключилъ меня въ сундукъ и кормилъ кое-какъ?

-- За то, что ты не положилъ перцу,-- отвѣтилъ визирь,-- ты поплатишься не болѣе и не менѣе, какъ своею жизнью.

Услыхавъ это, Бедръ-Эдъ-Динъ былъ страшно пораженъ. Проклиная судьбу свою, онъ погрузился въ глубокое раздумье.

-- О чемъ ты задумался?-- спросилъ его визирь.

-- Глупый человѣкъ,-- отвѣчалъ онъ,-- неужели, если бы ты былъ поумнѣе, ты поступилъ бы такъ со мною, только изъ-за того, что я не положилъ перцу?

-- Мы обязаны наказать тебя,-- отвѣчалъ визирь,-- для того, чтобы ты не сдѣлалъ этого во второй разъ.

-- Да ничтожной части того, что вы сдѣлали, было бы совершенно достаточно.

-- Смерть твоя неизбѣжна,-- отвѣчалъ визирь.

Разговоръ этотъ происходилъ въ то время, какъ столяръ сколачивалъ крестъ, и Гассанъ смотрѣлъ на него

Между тѣмъ наступила ночь, и визирь, положивъ Гассана снова, въ сундукъ, сказалъ:

-- Завтра тебя пригвоздятъ къ столбу.

Визирь ждалъ до тѣхъ поръ, пока Гассанъ не заснулъ, тогда онъ велѣлъ везти его къ себѣ домой и, прибывъ туда, сказалъ своей дочери Ситъ-Эль-Газнъ:

-- Слава Аллаху, возвратившему тебѣ сына твоего дяди! Иди и прикажи уставить домъ совершенно такъ, какъ онъ былъ уставленъ въ день твоей свадьбы!

Она тотчасъ же приказала своимъ рабынямъ уставлять вещи. Рабыни зажгли свѣчи, а визирь принесъ бумагу, на которой было написано, на какомъ мѣстѣ какая стояла вещь, и онѣ поставили все такъ, какъ было написано, и убрали домъ такъ, какъ онъ былъ убранъ въ день свадьбы. Визирь приказалъ положить и чалму Бедръ-Эдъ-Дина на то самое мѣсто, на которое онъ положилъ въ день своего брака, какъ положили и штаны и кошелекъ подъ матрацъ, и дочери приказалъ одѣться совершенно такъ же, какъ она была одѣта въ день своей свадьбы, и прійти въ спальню.

-- Когда сынъ твоего дяди,-- сказалъ онъ ей,-- войдетъ въ эту комнату, то скажи ему: "Однако же надолго уходилъ ты сегодня ночью отъ меня", и потребуй, чтобы онъ вернулся къ тебѣ, и пробылъ бы съ тобой до утра.

Устроивъ все какъ слѣдуетъ, визирь вынулъ Гассана Бедръ-Эдъ-Дина изъ сундука, велѣлъ снять съ него колодки и, снявъ съ него верхнюю одежду, оставилъ его въ одной рубашкѣ.

Все это сдѣлалось въ то время, какъ онъ спалъ и, слѣдовательно, ничего не слыхалъ. Проснулся же онъ въ ярко освѣщенной комнатѣ.

-- Вижу ли я это во снѣ или наяву?-- проговорилъ онъ.

Онъ всталъ и, подойдя къ двери, заглянулъ въ нее и увидалъ, что это та самая комната, въ которой ему показывали невѣсту. Онъ тотчасъ же нашелъ спальню и увидалъ свою чалму, и постель, и штаны. Смущенный всѣмъ этимъ, онъ ходилъ то туда, то сюда и повторялъ:

-- Сплю я или не сплю?-- Онъ потеръ себѣ лобъ, и постоянно съ удивленіемъ повторялъ: -- Клянусь Аллахомъ, это та самая комната, гдѣ была моя невѣста, а, между тѣмъ, меня только что заперли въ сундукъ.

Въ то время, какъ онъ говорилъ самъ съ собой, Ситъ-Эль-Газнъ приподняла край полога и сказала:

-- О, господинъ мой! Что же ты не идешь ко мнѣ? Какъ давно ты ушелъ отъ меня сегодня ночью.

Услыхавъ это, онъ взглянулъ на ея лицо и, засмѣявшись, сказалъ:

-- Поистинѣ я въ этой комнатѣ точно во снѣ!

Онъ подошелъ къ постели, не переставая думать о томъ, что съ нимъ случилось, ко какъ ни размышлялъ онъ, ничего не могъ понять. Наконецъ, взглянувъ на свою чалму, штаны и кошелекъ съ тысячью червонцевъ, онъ вскричалъ:

-- Аллахъ всевѣдущій! Право, мнѣ кажется, что все это я вижу во снѣ!

И онъ совершенно терялся отъ удивленія. Но тутъ Ситъ-Эль-Газнъ сказала ему:

-- Отчего ты такъ удивленъ? Въ началѣ ночи ты былъ совсѣмъ не такимъ.

Онъ же засмѣялся и спросилъ ее:

-- Сколько лѣтъ былъ я въ отсутствіи?

-- Спаси тебя Аллахъ!-- вскричала она.-- Ты только уходилъ въ сосѣднюю комнату. Что съ тобой?

Услыхавъ это, онъ улыбнулся и отвѣчалъ:

-- Ты права, но когда я ушелъ отъ тебя, на меня напалъ сонъ, и я видѣлъ во снѣ, что я въ Дамаскѣ и прожилъ тамъ 12 лѣтъ, и будто ко мнѣ пришелъ мальчикъ знатныхъ родителей съ евнухомъ,-- и тутъ онъ разсказалъ все, что съ нимъ случилось вслѣдствіе этого посѣщенія, затѣмъ, поднявъ руку ко лбу, онъ ощупалъ шрамъ.-- Клянусь Аллахомъ,-- вскричалъ онъ,-- о, госпожа моя, вѣдь это правда, такъ какъ онъ пустилъ въ меня камень и пробилъ мнѣ лобъ; но, право, кажется, все это случилось наяву. Можетъ-быть, впрочемъ, я видѣлъ этотъ сонъ, когда мы съ тобою спали. Во снѣ мнѣ казалось, будто я очутился въ Дамаскѣ безъ тарбуша, и чалмы, и штановъ, и сдѣлался тамъ пирожникомъ.-- Онъ снова задумался и совершенно смутился.-- Клянусь Аллахомъ,-- продолжалъ онъ,-- мнѣ кажется, что я варилъ яблочное варенье, но не положилъ въ него перцу. Дѣйствительно, должно-быть, я заснулъ, и все это видѣлъ во снѣ.

-- Аллахомъ прошу тебя,-- сказала Ситъ-Эль-Газнъ,-- скажи мнѣ, что ты видѣлъ еще?

И онъ разсказалъ ей всю исторію и прибавилъ:

-- Не проснись я, меня пригвоздили бы къ столбу.

-- За что же?-- спросила она.

-- Только за то, что я не положилъ въ яблочное варенье перцу, -- отвѣчалъ онъ.-- И мнѣ кажется, лавку мою разрушили, всю посуду мою перебили, меня посадили въ сундукъ и призвали плотника, чтобы пригвоздить меня къ столбу. Слава Богу, что все это случилось со мною только во снѣ, а не наяву!

Ситъ-Эль-Газнъ засмѣялась и прижала его къ груди, своей, а онъ поцѣловалъ ее. Потомъ, подумавъ немного, онъ снова сказалъ:

-- Клянусь Аллахомъ, мнѣ кажется, что все это случилось наяву; но я только не могъ понять, что со мною дѣлается.

Онъ старался заснуть, повторяя снова: "Все это было во снѣ", а другой разъ говоря: "Нѣтъ, все это я пережилъ въ самомъ дѣлѣ".

Такъ время прошло до утра, когда дядя его, визирь Шемсъ-Эдъ-Динъ, пришелъ и поклонился ему, а Бедръ-Эдъ-Динъ, увидавъ его, вскричалъ:

-- Ради Аллаха, умоляю тебя, скажи мнѣ, не ты ли отдалъ приказъ связать мнѣ назади руки и разрушить мою лавку только потому, что въ моемъ яблочномъ вареньѣ не было перцу?

-- Знай, о, сынъ мой, -- отвѣчалъ визирь, -- что теперь истина открылась, и все, что было необъяснимо, объяснилось. Ты -- сынъ моего брата, и я хотѣлъ только удостовѣриться, ты ли былъ у моей дочери въ ночь свадьбы. Увидавъ же, что тебѣ извѣстно расположеніе нашего дома, что ты узналъ и свою чалму, и свои штаны, и кошелекъ, -- я въ этомъ убѣдился. Ты тоже знаешь обѣ бумаги: одну, написанную тобою, а другую -- твоимъ отцомъ, моимъ братомъ. Вѣдь я прежде никогда тебя не видалъ и потому не зналъ тебя. Что же касается до твоей матери, то я привезъ ее съ собою изъ Эль-Башраха.

Сказавъ это, онъ бросился къ нему и заплакалъ, а Бедръ-Эдъ-Динъ, изумленный словами своего дяди, поцѣловалъ его и отъ радости заплакалъ.

-- О, сынъ мой, -- сказалъ ему тогда визирь.-- Причиной всему было то, что произошло между мною и твоимъ отцомъ.

И онъ разсказалъ ему всѣ подробности ихъ ссоры, и почему отецъ его уѣхалъ въ Эль-Башрахъ. Послѣ этого онъ послалъ за Аджибомъ, и когда отецъ мальчика увидалъ его, то закричалъ:

-- Такъ вѣдь это онъ-то и бросилъ въ меня камнемъ!

-- Это твой сынъ, -- сказалъ ему визирь.

Бедръ-Эдъ-Динъ бросился къ мальчику и прочелъ слѣдующіе стихи:

Я долго плакалъ отъ разлуки нашей,

Изъ глазъ моихъ текли ручьями слезы.

Я далъ обѣтъ, что если Промыслъ Бога

Даруетъ намъ свиданія блаженство, и словомъ я не помяну разлуки.

Теперь такъ сильно мной владѣетъ радость,

Что отъ ея избытка плачу я.

Мои къ рыданьямъ такъ привыкли очи,

Что плачу я отъ счастья, какъ отъ горя.

Лишь только онъ кончилъ говорить, какъ мать, бросилась къ нему и прочла слѣдующій куплетъ:

Рокъ, кажется, связалъ себя обѣтомъ

Обречь меня на вѣчныя мученья,

Но эта клятва оказалась ложью.

Вернулось счастье, и ко мнѣ принесъ

Возлюбленный мой радость утѣшенья.

Спѣши скорѣе къ вѣстнику ты пира.

Послѣ этого она разсказала ему все, что съ ней случилось, и онъ тоже разсказалъ, какъ онъ страдалъ, и они поблагодарили Аллаха за свое соединеніе. Визирь отправился къ султану и увѣдомилъ его обо всѣхъ этихъ событіяхъ. Султанъ былъ такъ удивленъ, что приказалъ записать всю эту исторію для того, чтобъ она сохранилась для потомства. Визирь поселился съ сыномъ своего брата, съ своею дочерью и ея сыномъ и съ вдовою брата. Они проводили жизнь свою счастливо и спокойно, пока не пасту пилъ конецъ ихъ радостямъ и не наступила разлука.

-- Таковы, царь правовѣрныхъ, -- сказалъ Джафаръ, -- событія, случившіяся съ визиремъ Шемсъ-Эдъ-Диномъ и съ братомъ его Нуръ-Эдъ-Диномъ.

-- Клянусь Аллахомъ, -- вскричалъ калифъ Гарунъ-Эръ-Рашидъ, -- это удивительная исторія!

Онъ отдалъ одну изъ своихъ собственныхъ наложницъ молодому человѣку, убившему жену свою, назначилъ ему жалованье, и молодой человѣкъ сдѣлался его постояннымъ застольнымъ товарищемъ.

ГЛАВА ПЯТАЯ.
Начинается съ половины двадцать четвертой ночи и кончается на половинѣ тридцать второй,

Горбунъ.

Когда-то въ былыя времена въ городѣ Эль-Башрахѣ жилѣбылъ портной, человѣкъ весьма зажиточный и любившій гулять и веселиться. Онъ имѣлъ обыкновеніе ходить съ женой и развлекаться разными странными и забавными зрѣлищами. Однажды они вышли послѣ полудня и, возвращаясь въ вечеру домой, встрѣтили горбуна, при видѣ котораго даже сердитый могъ расхохотаться, а несчастный -- развлечься. Они остановились и стали смотрѣть на него, а затѣмъ пригласили его къ себѣ въ домъ, чтобъ угоститься.

Онъ согласился на ихъ предложеніе и пошелъ къ нимъ, а портной пошелъ на рынокъ, такъ какъ начинало уже смеркаться. Онъ принесъ сухой рыбы, хлѣба, лимоновъ и сластей и, вернувшись, поставилъ рыбу передъ горбуномъ. Они всѣ сѣли за ѣду. Жена портного, взявъ большой кусокъ рыбы и засунувъ его въ ротъ горбуна, зажала ему ротъ рукой, говоря:

-- Клянусь Аллахомъ, ты долженъ будешь проглотить его сразу, такъ какъ я не дамъ тебѣ времени прожевать.

Горбунъ проглотилъ, но въ рыбѣ оказалась большая и острая кость, которая воткнулась ему въ горло, и судьбѣ угодно было, чтобъ онъ скончался.

-- Силы небесныя!-- вскричалъ портной.-- И пришлось же несчастному умереть такимъ образомъ на нашихъ рукахъ!

-- Зачѣмъ безполезно тратишь слова?-- сказала жена

-- А что же мнѣ дѣлать?-- спросилъ мужъ.

Возьми его на руки, -- отвѣчала она, -- и прикрой шелковой салфеткой. Я пойду впередъ, а ты или за мною и говори: "Это сынъ мой, а это его мать, и мы несемъ его къ врачу, чтобъ онъ далъ ему какого-нибудь лѣкарства.

Выслушавъ этотъ совѣтъ жены, портной всталъ и взялъ горбуна на руки. А жена, идя вслѣдъ за нимъ, восклицала:

-- О, дитя мое! Да сохранить тебя Аллахъ! Скажи, что у тебя болитъ? И какъ это ты заполучилъ оспу?

Всѣ встрѣченные, слыша ея причитанія, говорили:

-- Она несетъ ребенка, захворавшаго оспой.

Такимъ образомъ портной и жена его шли и спрашивали о мѣстѣ жительства врача, и народъ указалъ имъ на домъ, занимаемый врачомъ-евреемъ. Они постучались въ дверь, къ нимъ вышла черная дѣвочка-рабыня.

-- Что вамъ надо?-- спросила она.

-- Мы принесли ребенка, -- отвѣчала жена портного, -- и желаемъ, чтобы врачъ взглянулъ на него. Вотъ возьми четверть червонца и отдай его твоему хозяину и проси его сойти внизъ и взглянуть на моего сына, потому что онъ боленъ.

Дѣвочка побѣжала наверхъ, а жена портного, войдя въ сѣни, сказала своему мужу:

-- Оставь здѣсь горбуна и уйдемъ скорѣе сами!

Портной, прислонивъ горбуна къ стѣнѣ, вышелъ съ женой.

Дѣвочка-рабыня между тѣмъ пошла къ еврею и сказала ему:

-- Тамъ внизу ждетъ больной, котораго принесли мужчина и женщина; они дали мнѣ для тебя четверть червонца для того, чтобы ты прописалъ имъ, что нужно.

Увидавъ золото, еврей очень обрадовался и, вставъ второпяхъ, сталъ спускаться внизъ; здѣсь впотьмахъ онъ задѣлъ за горбуна.

-- Эздра!-- вскричалъ онъ.-- О, небо и десять заповѣдей! О, Ааронъ и Іисусъ, сынъ Навина! Кажется, я толкнулъ больнего, и онъ, свалившись съ лѣстницы, умеръ! Какъ мнѣ выйти теперь изъ дома съ убитымъ человѣкомъ? О, оселъ Эздры!

Онъ поднялъ горбуна и снесъ его къ своей женѣ и разсказалъ ей, что съ нимъ случилось.

-- И зачѣмъ ты тратишь время попустому,-- сказала она.-- Вѣдь если ты просидишь до утра, то конецъ намъ. Бросимъ-ка лучше тѣло его въ домъ нашего сосѣда-мусульманина. Онъ -- надсмотрщикъ кухни султана и часто кормитъ кошекъ¹) и мышей разными остатками. Если тѣло пролежитъ тамъ ночь, то собаки, собирающіяся туда, навѣрное, съѣдятъ его всего ²).

Такимъ образомъ еврей и жена его снесли горбуна наверхъ и спустили его на землю, прислонивъ къ стѣнѣ.. Послѣ этого они сошли внизъ.

Только что успѣли они это сдѣлать, какъ надсмотрщикъ вернулся домой, отворилъ дверь, вышелъ со свѣчой во дворъ и, увидавъ человѣка, стоявшаго въ углу у самой кухни, вскричалъ:

-- Это что такое? Клянусь Аллахомъ, что провизію у меня воруетъ сынъ Адама, хоть я и прячу ее отъ кошекъ и собакъ. И если бъ я убилъ всѣхъ кошекъ и собакъ нашего квартала, это не помогло бы нисколько, потому что онѣ соскакиваютъ съ террасъ.

Говоря такимъ -- образомъ, онъ взялъ большую колотушку и. подойдя, къ горбуну, ударилъ его изо всей мочи, а затѣмъ нанесъ, еще второй ударъ по шеѣ, послѣ чего горбунъ упалъ, и надсмотрщикъ увидалъ, что онъ мертвый. Это сильно огорчило его.

-- Только Господь и властенъ и всемогущъ!-- вскричалъ онъ.-- Да будутъ прокляты и сало и мясо, изъ-за которыхъ человѣкъ этотъ погибъ отъ моей руки.

Взглянувъ затѣмъ на покойника и увидавъ, что онъ горбунъ, онъ проговорилъ:

-- Мало тебѣ еще, что ты горбунъ, еще надо быть грабителемъ и искать и сало и мясо? О, Покровитель, прими меня подъ сѣнь Твою!

Онъ взялъ покойника, поднялъ его и, спустившись на улицу, пошелъ, съ нимъ по базарной улицѣ и поставилъ его на ноги у лавки около узенькаго прохода.

Вскорѣ послѣ этого султанскому маклеру, сильно выпившему, захотѣлось пойти въ баню. Онъ шелъ, шатаясь, пока не дошелъ до горбуна, и, повернувъ къ нему глаза, увидалъ, что у стѣны кто-то стоитъ. Надо сказать, что въ началѣ ночи кто-то стащилъ съ него чалму³). Увидавъ стоявшаго горбуна, онъ вообразилъ, что тотъ намѣревается учинить такое же воровство, и изо всей мочи ударилъ его кулакомъ по головѣ. Горбунъ тотчасъ же свалился къ ногамъ христіанина, а тотъ крикнулъ сторожа⁴), продолжая, подъ вліяніемъ винныхъ паровъ, колотить упавшее тѣло. Сторожъ подошелъ и, увидавъ, что христіанинъ⁵) бьетъ мусульманина, сказалъ:

-- Поднимись и оставь его!

Онъ всталъ, а сторожъ, подойдя къ горбуну и увидавъ, что тотъ мертвъ, вскричалъ:

-- Какъ смѣлъ христіанинъ убить мусульманина?

Схвативъ христіанина, онъ завязалъ ему назадъ руки и повелъ его къ дому вали ⁶), а въ это время христіанинъ говорилъ въ душѣ:

-- О, Господи! О, Дѣва Святая! Какъ это я убилъ этого, человѣка? И какъ скоро онъ умеръ отъ одного только удара кулака.

Хмель у него совершенно прошелъ, и онъ пришелъ въ себя.

Горбунъ и христіанинъ провели остатокъ этой ночи въ домѣ вали, который приказалъ палачу громко обнародовать преступленіе христіанина и поставить его около висѣлицы. Послѣ этого явившійся палачъ закинулъ ему на шею веревку и только что хотѣлъ вздернуть его, какъ вдругъ сквозь толпу протолкался надсмотрщикъ и закричалъ:

-- Не вѣшай его, потому что убійца не онъ, а я.

-- Какъ же ты убилъ?-- спросилъ вали.

-- Сегодня ночью,-- отвѣчалъ онъ, -- я пришелъ домой и увидалъ, что человѣкъ спустился съ террасы, чтобы украсть мое добро; я ударилъ его колотушкой по затылку, и онъ умеръ, и я вынесъ его на базарную улицу, гдѣ и поставилъ у самаго входа въ узкій проходъ. Развѣ мало того, что я убилъ мусульманина? Я не хочу, чтобы изъ-за меня убивали еще христіанина. Не вѣшай никого, кромѣ меня.

Вали, услыхавъ эти слова, освободилъ христіанскаго маклера и сказалъ палачу:

-- Повѣсь вотъ этого человѣка на основаніи его собственнаго сознанія.

Палачъ снялъ веревку съ шеи христіанина и накинулъ ее на шею надсмотрщика и поставилъ его подъ висѣлицей; но только что хотѣлъ повѣсить, какъ сквозь толпу пробрался врачъ-еврей и крикнулъ палачу:

-- Не вѣшай, потому что убилъ не онъ, а я, и вотъ какимъ образомъ: несчастный пришелъ ко мнѣ, чтобы вылѣчиться отъ какой-то болѣзни, а и, сходя къ нему по лѣстницѣ, наткнулся на него, и онъ умеръ, и поэтому не казните надсмотрщика, а казните меня.

Такимъ образомъ вали далъ приказъ повѣсить еврея-врача, и палачъ, снявъ петлю съ шеи надсмотрщика, накинулъ ее на шею еврея. Но вдругъ явился портной и, пробравшись сквозь толпу, сказалъ палачу:

-- Не вѣшай, потому что сдѣлалъ это не кто иной, какъ я, и вотъ какимъ образомъ это случилось: я ходилъ днемъ веселиться и, возвращаясь въ сумерки, встрѣтилъ этого горбуна, нѣсколько подъ хмелькомъ, съ бубнами въ рукахъ и весело распѣвающаго; я остановился позабавиться имъ и пригласилъ его къ себѣ въ домъ. Я купилъ рыбы, и мы сѣли поѣсть, а жена моя взяла кусокъ рыбы и кусочекъ хлѣба и засунула ихъ ему въ ротъ, а онъ подавился и умеръ. Послѣ этого мы съ женой снесли его въ домъ еврея. Къ намъ сбѣжала дѣвочка-негритянка, чтобы отворить дверь. Въ то время, какъ она побѣжала наверхъ, я поставилъ горбуна у лѣстницы, и мы съ женой ушли. Такимъ образомъ еврей сошелъ внизъ и наткнулся на горбуна и вообразилъ, что онъ убилъ его. Правда ли это?-- прибавилъ онъ, обращаясь къ еврею.

-- Правда,-- отвѣчалъ тотъ.

Портной, посмотрѣвъ на вали, сказалъ ему:

-- Освободи еврея и повѣсъ меня.

Услыхавъ это, вали былъ, сильно удивленъ и проговорилъ:

-- Поистинѣ это такое происшествіе, которое слѣдовало бы занести въ книгу! Освободи еврея!-- прибавилъ онъ, обращаясь къ палачу, и повѣсь портного въ силу его собственнаго сознанія.

Такимъ образомъ палачъ освободилъ еврея, сказавъ:

-- То возьми этого, то отпусти того!.. Да неужели мы никого не повѣсимъ?

И онъ накинулъ петлю на шею портного.

Между тѣмъ горбунъ этотъ оказался шутомъ султана, который жить безъ него не могъ, и такъ какъ наканунѣ вечеромъ горбунъ загулялъ и не являлся домой, то султанъ послалъ о немъ справиться, и ему отвѣчали:

-- О, государь, вали нашелъ его мертвымъ и приказалъ повѣсить убійцу, но тутъ къ нему пришли и одинъ, и другой, и третій человѣкъ и сказали: не тѣ убили его, а мы, и каждый изъ нихъ разсказалъ, какъ онъ убилъ.

Султанъ, услыхавъ это, крикнулъ одному изъ своихъ приближенныхъ:

-- Иди къ вали и приведи ихъ всѣхъ ко мнѣ.

Царедворецъ пошелъ къ вали и засталъ палача въ ту минуту, когда тотъ собирался вздернуть портного, и онъ разсказалъ вали, что султану уже доложено объ этомъ дѣлѣ.

Царедворецъ взялъ съ собой вали и горбуна и приказалъ итти и портному, и еврею, и христіанину, и надсмотрщику къ султану. Вали, придя къ царю, поцѣловалъ прахъ у ногъ его и сообщилъ ему все, что произошло. Султанъ не только удивился, но и разсмѣялся, услыхавъ его разсказъ, и приказалъ записать его золотыми буквами.

-- Слышали ли вы что-либо подобное этой исторіи горбуна?-- сказалъ онъ, обращаясь къ присутствующимъ.

Христіанинъ, подойдя къ султану, сказалъ:

-- О, царь вѣковъ, если ты позволишь, то я разскажу тебѣ случившееся со мною событіе, болѣе странное и забавное, чѣмъ исторія горбуна.

-- Ну такъ разсказывай свою исторію,-- сказалъ султанъ.

И христіанинъ разсказалъ слѣдующее:

Разсказъ христіанина-маклера.

-- Знай, о, царь вѣковъ, что я прибылъ въ твою страну съ товарами, и судьба задержала меня среди твоего народа. Родился я въ Каирѣ отъ коптовъ и тамъ выросъ. Отецъ мой былъ маклеромъ. Когда я возмужалъ, онъ умеръ, и я занялся его дѣломъ. Однажды ко мнѣ явился молодой человѣкъ, очень красивый и одѣтый въ высшей степени богато. Онъ пріѣхалъ на ослѣ и, увидавъ меня, поклонился. Я всталъ, чтобы съ должнымъ уваженіемъ принять его, а онъ, вынувъ платокъ, съ завернутымъ въ него кунджутомъ, сказалъ:

-- Что стоитъ ардебъ ⁷) этого товара?

-- Сто серебряныхъ монетъ,-- отвѣчалъ я ему.

-- Возьми носильщиковъ и людей для промѣра,-- сказалъ онъ,-- и приходи въ Ханъ Эль-Джавали ⁸), въ округъ БабъЭнъ-Назръ ⁹) и тамъ ты меня найдешь.

Онъ ушелъ отъ меня, оставивъ мнѣ платокъ съ кунджутомъ. Я отправился къ купцамъ, цѣна за каждый ардебъ оказалась сто двадцать серебряныхъ монетъ, и, взявъ съ со; ой четырехъ носильщиковъ, я отправился къ нему. Онъ уже ждалъ меня и, увидавъ, всталъ и отперъ кладовую, и мы вымѣрили пятьдесятъ ардебовъ.

-- За каждый ардебъ,-- сказалъ тогда молодой человѣкъ,-- ты получишь за маклерство по десяти серебряныхъ монетъ. Получи за меня деньги и жди моего пріѣзда. Всей суммы будетъ пять тысячъ, а твоей части пятьсотъ, такимъ образомъ, мнѣ останется четыре тысячи пятьсотъ; и когда я кончу продажу всего имѣющагося въ моихъ складахъ товара, я приду къ тебѣ и возьму деньги.

Все будетъ сдѣлано но твоему желанію,-- отвѣчалъ я и поцѣловалъ его руку.

Такимъ образомъ въ этотъ же день я получилъ тысячу серебряныхъ монетъ и плату.за мое маклерство.

Онъ находился въ отсутствіи цѣлый мѣсяцъ, по прошествіи котораго пришелъ ко мнѣ и спросилъ:

-- А гдѣ деньги?

-- Здѣсь, къ твоимъ услугамъ,-- отвѣчалъ я.

-- Сохрани ихъ до тѣхъ поръ, пока я не приду за ними.

Деньги остались у меня въ ожиданіи его. Цѣлый мѣсяцъ онъ не показывался, а затѣмъ снова явился и спросилъ:

-- Гдѣ деньги?

Я всталъ, поклонился ему и сказалъ:

-- Не откушаешь ли чего-нибудь съ нами?

Но онъ отказался и сказалъ:

-- Сохрани деньги, пока я не съѣзжу, а затѣмъ, когда я вернусь, то возьму ихъ отъ тебя.

Онъ ушелъ, а я приготовилъ ему деньги, сталъ его ждать, но онъ не возвращался опять цѣлый мѣсяцъ и затѣмъ, придя ко мнѣ, сказалъ:

-- Ну, завтра я возьму отъ тебя деньги.

Онъ ушелъ, а я приготовилъ деньги и сѣлъ въ ожиданіи его.

Онъ снова не являлся цѣлый мѣсяцъ, а я говорилъ въ душѣ:

"Поистинѣ этотъ молодой человѣкъ черезчуръ щедръ".

Чрезъ мѣсяцъ онъ пришелъ въ богатой одеждѣ, красивый, какъ ясный мѣсяцъ, точно онъ только что выкупался, съ румяными щеками, чистымъ челомъ и съ родинкой, напоминающей шарикъ сѣрой амбры. Увидавъ его, я поцѣловалъ его руку и призвалъ на него благословеніе Аллаха.

-- О, господинъ мой!-- сказалъ я ему, -- неужели не возьмешь ты свои деньги?

-- Потерпи немного,-- отвѣчалъ онъ,-- пока я не окончу всѣхъ своихъ дѣлъ, послѣ чего я и возьму ихъ.

Сказавъ это, онъ ушелъ, а я подумалъ:

"Клянусь Аллахомъ, когда онъ придетъ, я хорошенько угощу его за ту выгоду, которую онъ доставилъ мнѣ своими деньгами, такъ какъ я получилъ на нихъ крупные барыши".

Въ концѣ года онъ вернулся, одѣтый еще богаче прежняго, и я заклиналъ его, чтобы онъ пришелъ ко мнѣ въ гости.

-- Приду только на томъ условіи, -- отвѣчалъ онъ, -- чтобы ты ничего не тратилъ изъ моихъ денегъ, доставшихся тебѣ.

-- Хорошо,-- сказалъ я и, посадивъ его, подалъ дорогихъ яствъ и напитковъ и другого угощенія и, поставивъ все передъ нимъ, сказалъ:-- во имя Аллаха!

Онъ подвинулся къ столу и, протянувъ лѣвую руку, сталъ ѣсть со мною, чему я не мало былъ удивленъ ¹⁰).

Окончивъ ѣду, онъ вымылъ руку, и я подалъ ему полотенце, чтобы вытереться. Мы сѣли бесѣдовать, и я сказалъ ему:

-- О, господинъ мой, разрѣши мое сомнѣніе. Почему ты ѣшь лѣвой рукой? Вѣроятно, у тебя болитъ правая рука?

Выслушавъ меня, онъ высвободилъ руки изъ рукава ¹¹) и я увидалъ... что кисти руки у него нѣтъ. Это меня очень удивило.

-- Не удивляйся,-- сказалъ онъ,-- и не думай, что я ѣлъ съ тобой лѣвой рукой изъ кичливости. Лучше подивись причинѣ, изъ-за которой я лишился руки.

-- А что это была за причина?-- сказалъ я.

Онъ отвѣчалъ мнѣ такъ:

-- Знай, что я изъ Багдада; мой отецъ былъ однимъ изъ важнѣйшихъ людей города; и когда я достигнулъ зрѣлыхъ лѣтъ, я слышалъ, какъ путешественники и купцы разговаривали объ Египтѣ, и слова ихъ глубоко запали мнѣ въ душу. Когда отецъ мой умеръ, я взялъ значительную сумму денегъ и приготовилъ товаровъ, состоявшихъ изъ багдадскихъ и эль-мазильскихъ тканей и тому подобныхъ дорогихъ вещей, и, уложивъ ихъ, выѣхалъ изъ Багдада, и Господь сохранилъ меня до тѣхъ поръ, пока я не прибылъ сюда въ городъ.

Сказавъ это, онъ заплакалъ и повторилъ слѣдующіе стихи:

Слѣпой удачно обошелъ колодецъ,

Въ который, зрячій, идучи, свалился,

И человѣкъ безъ всякихъ знаній можетъ

Поставить словомъ мудреца втупикъ.

Лишь скудное добудетъ пропитанье

Тотъ, чья душа полна глубокой вѣры,--

Въ то время, какъ безвѣрный нечестивецъ

Всеобщимъ покровительствомъ владѣетъ.

Лишь Всемогущій Богъ опредѣляетъ

Тотъ трудъ, которымъ человѣку

Даруется свобода отъ нужды.

-- Я въѣхалъ въ Каиръ,-- продолжалъ молодой человѣкъ,-- и сложилъ товары въ Месрурскій ханъ ¹²) и, распаковавъ свои ткани, я разложилъ ихъ по кладовымъ, затѣмъ далъ денегъ слугѣ, приказавъ ему купить намъ что-нибудь поѣсть, послѣ чего я немного вздремнулъ и, вставъ, отправился въ БейнъЭль-Казрамъ ¹³). Вернувшись домой, я легъ спать, а на слѣдующее утро развернулъ кусокъ ткани и подумалъ: "Я пойду по базарнымъ улицамъ и посмотрю, что тутъ за торговля". Взявъ нѣсколько кусковъ матеріи, я приказалъ своимъ слугамъ нести ихъ и шелъ до тѣхъ поръ, пока не добрался до Кейзареехъ Джахаркоса ¹⁴), гдѣ ко мнѣ подошли маклеры, уже слыхавшіе о моемъ прибытіи, и, взявъ отъ меня матеріи, пустили ихъ въ продажу, но за нихъ предлагали меньше, чѣмъ онѣ стоили первоначально. Послѣ этого старшій маклеръ сказалъ мнѣ:

-- Я знаю, о, господинъ мой, какимъ образомъ ты можешь устроить выгодное дѣло. Тебѣ будетъ выгоднѣе, если ты сдѣлаешь, какъ другіе купцы, и отдашь товары свои въ кредитъ на извѣстные сроки, заключивъ условіе при денежномъ маклерѣ, свидѣтелѣ-мѣнялѣ, и будешь получать частями каждый отвергъ и понедѣльникъ. Такимъ образомъ, ты наживешь на каждую серебряную монету по такой же монетѣ и, кромѣ того, ты будешь имѣть возможность насладиться удовольствіями Египта и Нила.

-- Совѣтъ этотъ хорошъ, -- отвѣчалъ я и, взявъ съ собою въ ханъ маклеровъ, при ихъ посредствѣ я отправилъ матеріи въ Кейзареехъ, гдѣ и продалъ ихъ купцамъ, написавъ расписки и передавъ ихъ мѣнялѣ, который, въ свою очередь, далъ мнѣ расписку. Вернувшись въ ханъ, я пробылъ тамъ нѣсколько дней и ежедневно выпивалъ за завтракомъ чарку вина и ѣлъ баранину и какое-нибудь сладкое блюдо, приготовленное для меня, пока не прошелъ мѣсяцъ и, по условію, я не получилъ право брать деньги за свои товары. Каждый четвергъ и понедѣльникъ я садился въ лавки купцовъ, а денежный маклеръ и мѣняла приносили мнѣ деньги.

Однажды я отправился въ баню и, вернувшись въ ханъ, пошелъ къ себѣ въ комнату и, выпивъ чарку вина, заснулъ. Проснувшись, я съѣлъ курццу ¹⁵), и, надушившись духами, пошелъ въ лавку купца, по имени Бедръ-Эдъ-Динъ-Садовникъ¹⁶), который, увидавъ меня, поклонился мнѣ, и мы сѣли у него въ лавкѣ и стали бесѣдовать. Во время нашей бесѣды явилась какая-то женщина и сѣла подлѣ меня. У нея былъ на головѣ платокъ, надѣтый немного набекрень, и запахъ тонкихъ духовъ распространялся отъ нея.

Когда она приподняла свой изаръ и показала мнѣ свои черные глаза, то красота ея и привлекательность свели меня съ ума. Она поклонилась Бедръ-Эдъ-Дину, и онъ, отвѣтивъ на ея поклонъ, сталъ говорить съ нею; услыхавъ ея голосъ, я окончательно влюбился въ нее.

-- Нѣтъ ли у тебя матеріи,-- сказала она тогда Бедръ-ЭдъДину,-- затканной чистыми золотыми нитками?

Онъ досталъ ей кусокъ, а она сказала:

-- Могу я взять его и потомъ прислать тебѣ деньги?

-- Нѣтъ, нельзя, о, госпожа моя,-- отвѣчалъ онъ,-- потому что вотъ хозяинъ матеріи, и деньги за нее я долженъ отдать ему.

-- Ахъ ты, несчастный!-- вскричала она.-- Точно я много разъ не брала отъ тебя товаровъ и не присылала тебѣ потомъ денегъ, сколько ты за нихъ требовалъ.

-- Это вѣрно, -- отвѣчалъ онъ, -- но сегодня мнѣ деньги нужны.

Она схватила кусокъ матеріи и швырнула его ему прямо въ грудь, сказавъ:

-- Поистинѣ подобные вамъ люди не умѣютъ уважать порядочныхъ людей.

Она встала и пошла изъ лавки, а я почувствовалъ, что вмѣстѣ съ нею отлетала моя душа, и вскочивъ на ноги, сказалъ:

-- О, госпожа моя! Брось на меня милостивый взоръ и останови благородныя стопы твои.

Она вернулась, улыбнулась и сказала:

-- Возвращаюсь ради тебя.

Она сѣла насупротивъ меня на скамью лавки.

-- Какую цѣну,-- сказалъ я Бедръ-Эдъ-Дину,-- полагаешь ты возможнымъ дать за эту матерію?

-- Тысячу сто серебряныхъ монетъ,-- отвѣчалъ онъ.

-- Слѣдовательно, на твою долю,-- сказалъ я ему,-- придется сто серебряныхъ монетъ. Ну такъ дай мнѣ бумаги, и я напишу тебѣ записку на эти деньги.

Я взялъ отъ него матерію и собственноручно написалъ ему расписку, а матерію передалъ незнакомкѣ, сказавъ ей:

-- Возьми ее и уходи. Плату за нее, если хочешь, можешь принести мнѣ сюда въ лавку или если хочешь, то прими ее отъ меня въ подарокъ.

-- Да наградитъ тебя Господь,-- отвѣчала она,-- и благословитъ тебя за твое добро и пошлетъ мнѣ тебя въ мужья, если услышитъ мою молитву!

-- О, госпожа моя, -- сказалъ я, -- прими этотъ кусокъ матеріи и еще другой, только позволь мнѣ взглянуть на твое лицо.

Она подняла свое покрывало, и когда я увидалъ ея лицо, то въ глазахъ у меня потемнѣло, и любовь до такой степени овладѣла моимъ сердцемъ, что я лишился разсудка.

Она еще разъ приподняла покрывало и, взявъ матерію, сказала:

-- О, господинъ мой, не приводи меня въ отчаяніе.

Такимъ образомъ она удалилась, а я продолжалъ сидѣть на базарной улицѣ, пока не миновалъ часъ послѣ полуденной молитвы и все никакъ не могъ прійти въ себя отъ любви. Не помня себя отъ страсти и прежде чѣмъ отправиться домой, я спросилъ у купца, кто эта женщина?

-- Она очень богатая особа, дочь одного умершаго эмира, оставившаго ей крупное состояніе.

Простившись съ нимъ, я вернулся къ себѣ въ ханъ, гдѣ предо мною поставили ужинъ, но, думая о незнакомкѣ, я ничего не могъ ѣсть! Когда я легъ спать, сонъ бѣжалъ отъ меня, и я пролежалъ до самаго утра. Утромъ я всталъ и надѣлъ одежду, по не ту, въ которой ходилъ наканунѣ. Выпивъ чашу вина и позавтракавъ немного, я пошелъ снова въ лавку купца и, поздоровавшись, снова сѣлъ съ нимъ. Незнакомка скоро появилась, одѣтая гораздо наряднѣе прежняго и въ сопровожденіи дѣвочки рабыни; опустившись на скамью, она поклонилась мнѣ, а не Бедръ-Эдъ-Дину, и заговорила такимъ голосомъ, слаще котораго я ничего въ жизни не слыхивалъ.

-- Пошли ко мнѣ кого-нибудь,-- сказала она,-- чтобы получить тысячу двѣсти серебряныхъ монетъ, плату за матерію.

-- Къ чему такъ спѣшить?-- сказалъ я.

-- Я не хочу лишиться тебя,-- отвѣчала она.

Она подала мнѣ деньги, и мы продолжали сидѣть и разговаривать. Я знакомъ выразилъ ей свое желаніе посѣтить ее. Она поняла меня и торопливо встала, выказывая этимъ, что недовольна моимъ намекомъ. Сердце мое заныло, и я пошелъ вслѣдъ за нею но базарной улицѣ. Вдругъ ко мнѣ подошла какая-то дѣвочка-рабыня и сказала:

-- О, господинъ мой, не пойдешь ли ты но приглашенію моей госпожи?

Я очень удивился и отвѣчалъ:

-- Зачѣмъ мнѣ итти? Здѣсь меня никто не знаетъ.

-- Какъ, однакоже, скоро, -- сказала она, -- ты забылъ ее. Моя госпожа и есть та особа, которая была сегодня въ лавкѣ Бедръ-Эдъ-Дина.

Я пошелъ вслѣдъ за дѣвочкой, пока мы не пришли къ мѣняламъ и тамъ встрѣтились съ ея госпожой. Увидавъ меня, она подозвала къ себѣ и сказала:

-- О, возлюбленный мой, ты ранилъ мое сердце, и оно воспламенилось любовью къ тебѣ. Съ тѣхъ поръ, какъ я въ первый разъ увидала тебя, я не могу ни спать, ни ѣсть, ни.пить.

-- Я чувствую и страдаю точно такъ же, какъ и ты, и стоитъ на меня взглянуть, чтобы убѣдиться въ справедливости моихъ словъ.

-- Позволишь ли ты мнѣ, возлюбленный мой, -- спросила она,-- посѣтить тебя, или ты придешь ко мнѣ, такъ какъ бракъ нашъ долженъ быть тайнымъ?

-- Я -- пріѣзжій и помѣщенія своего у меня здѣсь нѣтъ,-- отвѣчалъ я,-- такъ какъ я остановился просто въ ханѣ. Если ты позволишь мнѣ пойти къ тебѣ, то я буду вполнѣ счастливъ.

-- Хорошо, -- отвѣчала она,-- но вѣдь сегодня канунъ пятницы и до завтра предпринимать мы ничего не будемъ. Завтра же, послѣ молитвы, садись на своего осла и спроси, какъ тебѣ проѣхать въ Габбанаехъ, а пріѣхавъ туда, спроси домъ, называемый Каахомъ ¹⁷) Вакарата Пакиба ¹⁸), по прозвищу Абу-Шамехъ. Въ томъ домѣ я живу; и не медли, потому что я нетерпѣливо буду ждать тебя.

Услыхавъ это, я страшно обрадовался, и мы разстались. Я вернулся въ ханъ, гдѣ остановился. Всю ночь я глазъ не могъ сомкнуть и всталъ, лишь только стало смеркаться, перемѣнилъ одежду и, надушившись водами и тонкими духами, я завернулъ въ платокъ пятьдесятъ червонцевъ и прошелъ изъ хана въ Бабъ-Зувейлехъ ¹⁹), гдѣ я сѣлъ на осла и сказалъ погонщику:

-- Пойдемъ со мною въ Габбанаехъ.

Онъ въ тотъ же мигъ пустился въ путь и очень скоро остановился у переулка Дарбъ Эль-Мунакери.

-- Войди въ этотъ переулокъ, -- сказалъ я ему, -- и узнай, гдѣ тутъ Каахъ Накиба.

Его отсутствіе продолжалось очень недолго и, затѣмъ вернувшись, онъ сказалъ:

-- Вставай!

-- Ну, такъ веди меня въ Каахъ,-- сказалъ я.

И онъ повелъ меня къ дому, гдѣ я сказалъ ему:

-- Завтра пріѣзжай за мной, чтобы отвезти меня обратно.

-- Во имя Аллаха, -- отвѣчалъ онъ и, получивъ отъ меня монету, ушелъ.

Я постучался въ дверь, и ко мнѣ вышли двѣ молоденькія дѣвочки служанки.

-- Входи, -- сказали онѣ мнѣ, -- такъ какъ наша госпожа ждетъ тебя и отъ чрезмѣрной любви къ тебѣ она не спала всю ночь.

Я вошелъ въ пріемную съ семью дверями; кругомъ окна со ставнями выходили въ садъ, гдѣ росли всевозможные фрукты, пѣли птицы и журчали ручейки. Садъ былъ выложенъ царскимъ гипсомъ, гладкимъ, какъ зеркало ²⁰). Потолокъ пріемной былъ расписанъ золотомъ, и кругомъ него шли надписи золотыми буквами по ультрамариновому фону. Все было такъ красиво, что бросалось въ глаза. Посреди пола изъ разноцвѣтнаго мрамора билъ фонтанъ, съ четырьмя змѣями изъ червоннаго золота, выбрасывавшими по угламъ бассейна изо рта струи чистой воды. Часть гостиной была покрыта шелковыми коврами и матрацами.

Только что я сѣлъ, какъ вошла хозяйка дома и подошла ко мнѣ. На головѣ у нея была надѣта корона съ жемчугомъ и брильянтами ²¹), ноги и руки ея были выкрашены, а на груди красовались золотыя украшенія. Увидавъ меня, она улыбнулась, обняла меня и сказала:

-- Такъ ты, въ самомъ дѣлѣ, пришелъ-таки ко мнѣ. Такъ это не сонъ?

-- Я -- рабъ твой,-- отвѣчалъ я.

-- Милости просимъ,-- сказала она.-- Поистинѣ съ той минуты, какъ я увидала тебя впервые, я лишилась сна и аппетита.

-- И я точно такъ же,-- отвѣчалъ я.

-- Мы сѣли бесѣдовать, и я отъ застѣнчивости сидѣлъ; наклонивъ голову до земли, но вскорѣ передъ нами поставили обѣдъ, состоявшій изъ превосходныхъ кушаній, изъ разныхъ соусовъ и рубленаго мяса и фаршированной птицы. Я ѣлъ съ нею до тѣхъ поръ, пока не насытился. Послѣ этого намъ принесли тазъ и рукомойникъ, и я вымылъ себѣ руки, и мы надушились розовой водой съ мускусомъ, и снова сѣли бесѣдовать и говорить другъ съ другомъ о любви, и любовь къ ней такъ охватила меня, что все мое богатство казалось мнѣ ничтожествомъ въ сравненіи съ нею. Такимъ образомъ проводили мы время, пока не стало смеркаться, и рабыни не принесли намъ ужинъ и вина, и мы пили до полуночи. Никогда въ жизни не проводилъ я подобной ночи. Съ наступленіемъ утра, я всталъ и, бросивъ ей платокъ съ пятьюдесятью червонцами ²²), простился съ ней и пошелъ, а она заплакала и сказала:

-- О, господинъ мой, когда же увижу я твое милое лицо?

-- Въ началѣ сегодняшней ночи я буду съ тобой,-- отвѣчалъ я.

Выйдя изъ дому, я увидалъ, что хозяинъ осла, который привезъ меня наканунѣ, дожидался меня у двефей. Я сѣлъ на осла и вернулся въ Месрурскій ханъ, гдѣ я сошелъ, и, давъ ему получервонецъ, сказалъ:

-- Къ солнечному закату будь здѣсь.

-- Какъ прикажешь,-- отвѣчалъ онъ.

Я вошелъ въ ханъ и позавтракалъ, а затѣмъ пошелъ собирать деньги за свои товары, послѣ чего вернулся. Для жены своей я приготовилъ жаренаго барана и купилъ сластей. Позвавъ носильщика, я описалъ ему, какъ найти домъ, и заплатилъ за труды. Послѣ этого я вплоть до заката солнца занимался своими дѣлами, и когда явился погонщикѣ съ осломъ, я взялъ пятьдесятъ червонцевъ и завернулъ ихъ въ платокъ. Войдя въ домъ, я увидалъ, что мраморъ вымытъ, а вся посуда вычищена какъ желѣзная, такъ и мѣдная, лампы заправлены, и свѣчи зажжены, ужинъ поданъ, и вино налито. Жена, увидавъ меня, обняла меня и сказала:

-- Твоимъ отсутствіемъ ты привелъ меня въ отчаяніе!

Столы были поставлены передъ нами, и мы поѣли, пока не насытились, и маленькія рабыни унесли первый столъ и поставили передъ нами столъ съ виномъ, и мы стали пить вино и угощаться сухими фруктами и весело болтали до полуночи. Проспавъ до утра, я всталъ и, отдавъ ей, какъ прежде, пятьдесятъ червонцевъ, оставилъ ее.

Такимъ образомъ жилъ я долгое время, пока, проснувшись однажды, я не оказался не только безъ единой золотой монеты, но и безъ серебряной, и подумалъ въ душѣ:

"Это дѣло дьявола", и повторилъ такіе стихи:

Лишаетъ бѣдность человѣка блеска,

Бываетъ желтымъ солнце въ часъ заката..

Когда уходитъ онъ, то никто

Отсутствія его не замѣчаетъ;

Когда онъ возвращается, онъ доли

Въ различныхъ развлеченьяхъ не имѣетъ.

Идя порой по улицамъ базара,

Старается пройти онъ незамѣтно,

А въ улицахъ пустынныхъ льетъ онъ слезы.

Клянусь Аллахомъ, всякій человѣкъ,

Который нищетою зараженъ,

И для родныхъ своихъ совсѣмъ чужой.

Размышляя такимъ образомъ, я прошелъ сначала въ Бейнъ-Эль-Казреинъ, а потомъ прошелъ въ Бабъ-Зувайлехъ, гдѣ стояла цѣлая толпа народа, такъ что въ ворота не было прохода, и судьбѣ угодно было, чтобъ я увидалъ кавалериста и, неумышленно столкнувшись съ нимъ, я ощупалъ его карманъ и увидалъ, что въ немъ лежалъ кошелекъ, который я и вынулъ. Но кавалеристъ тотчасъ же почувствовалъ, что кошелька у него не стало, и, сунувъ руку въ карманъ, удостовѣрился въ его исчезновеніи. Онъ тотчасъ же взглянулъ на меня, поднялъ руку Съ булавой²³) и ударилъ меня ею по головѣ. Я тутъ же упалъ, а народъ окружилъ насъ и схватилъ лошадь кавалериста подъ уздцы.

-- На основаніи чего ударилъ ты этого молодого человѣка?-- спросили его.

-- Онъ -- грабитель!-- крикнулъ онъ имъ въ отвѣтъ.

-- Это очень приличный молодой человѣкъ, -- возразили ему, -- и не можетъ быть грабителемъ.

Одни ему повѣрили, а другіе не повѣрили, и все-таки послѣ кое-какихъ переговоровъ меня потащили, чтобы выпустить, но судьбѣ угодно было, чтобы въ это самое время появился вали, окруженный своими помощниками и, увидавъ, что я окруженъ народомъ, онъ спросилъ:

-- Это что такое?

-- Клянусь Аллахомъ, о, эмиръ,-- отвѣчалъ кавалеристъ,-- этотъ человѣкъ грабитель; у меня въ карманѣ былъ кошелекъ съ двадцатью червонцами, и онъ вытащилъ его у меня во время толкотни.

-- Съ тобою былъ еще кто-нибудь?-- спросилъ вали.

-- Никого, -- отвѣчалъ кавалеристъ.

Вали крикнулъ одному изъ своихъ служителей:

-- Возьмите его и обыщите!

Меня схватили и лишили возможности оправдываться, а вали продолжалъ:

-- Вынимай все, что у него найдешь въ карманахъ.

Послѣ этого у меня тотчасъ же нашли кошелекъ, и вали, взявъ его, сосчиталъ деньги и увидѣлъ, что въ немъ ровно двадцать червонцевъ, какъ показывалъ кавалеристъ. Взбѣшенный вали крикнулъ своимъ помощникамъ:

-- Ведите его сюда!

Меня подвели къ нему.

-- О, молодой человѣкъ, скажи мнѣ правду, -- сказалъ онъ мнѣ,-- ты укралъ этотъ кошелекъ?

Я же опустилъ голову до земли, думая въ это время: "Если я скажу, что не укралъ, то это будетъ совершенно безполезно, такъ какъ кошелекъ вынутъ у меня изъ кармана, а если я сознаюсь, то попаду въ бѣду". Я поднялъ голову и проговорилъ:

-- Да, я укралъ его.

Вали не мало удивился, услыхавъ мое сознаніе, и тотчасъ же созвалъ свидѣтелей, удостовѣрившихъ, что я точно сознался. Все это случилось въ Бабъ-Зувайлехѣ. Вали приказалъ палачу отрубить мнѣ правую руку²⁴), и тотъ отрубилъ мнѣ ее. Кавалеристъ же сжалился надо мною, и меня не казнили только по его просьбѣ²⁵). Вали оставилъ насъ и прослѣдовалъ дальше. Народъ же продолжалъ тутъ толпиться и далъ мнѣ выпить вина, а кавалеристъ отдалъ мнѣ кошелекъ, говоря:

-- Ты такой приличный юноша, что тебѣ не подобаетъ быть воромъ.

Я взялъ отъ него кошелекъ и сказалъ ему слѣдующіе стихи:

Клянусь Аллахомъ, господинъ мой добрый,

Что не былъ я разбойникомъ, что воромъ

Я тоже не былъ, лучшій изъ людей.

Рѣшенье злого рока погубило

Меня и отдало меня во власть

Заботъ, тревогъ и нищеты глубокой.

Не я, а Богъ пустилъ стрѣлу изъ лука,

Которая на головѣ моей

Вмигъ раздробила царскій мой вѣнецъ.

Отдавъ мнѣ кошелекъ, кавалеристъ тоже уѣхалъ. Я же прежде всего завернулъ въ тряпку отрубленную руку²⁶) и положилъ ее себѣ за пазуху. Лицо у меня осунулось и щеки поблѣднѣли вслѣдствіе страданій. Придя въ Каахъ и не помня себя, я бросился на постель. Жена, замѣтивъ, какъ я измѣнился въ лицѣ, сказала мнѣ:

-- Что съ тобой? Отчего ты такъ перемѣнился?

-- У меня голова болитъ, и мнѣ нездоровится,-- отвѣчалъ я.

Услыхавъ это, она испугалась и, тревожась за меня, сказала:

-- Ахъ, не терзай ты моего сердца, о, мой господинъ! Сядь! Подними голову и скажи мнѣ, что случилось сегодня съ тобой. По твоему лицу я читаю, что что-то произошло.

-- Лучше не говори со мной, -- отвѣчалъ я.

Она заплакала.

-- Кажется, что я надоѣла уже тебѣ,-- сказала она,-- такъ какъ я вижу, что сегодня ты сталъ совсѣмъ другимъ.

Она еще сильнѣе заплакала и продолжала разспрашивать меня, но я ничего не отвѣчалъ, пока не начало смеркаться, и она поставила передо мною ужинъ, но я не сталъ ѣсть его изъ боязни, что она увидитъ, что я ѣмъ лѣвой рукой, и отвѣчалъ ей, что я не хочу ѣсть.

-- Ну, скажи мнѣ,-- снова начала она просить меня, -- что съ тобою случилось сегодня, и почему ты такой блѣдный и разстроенный?

-- Я когда-нибудь разскажу тебѣ, -- отвѣчалъ я.

-- Выпей, -- сказала она, пододвигая ко мнѣ вино.-- Вино подкрѣпитъ тебя, и разскажи мнѣ свою исторію.

-- Если ужъ этому суждено быть, -- отвѣчалъ я, -- то дай мнѣ выпить твоими руками.

Она наполнила чашу и выпила и затѣмъ снова наполнила и подала мнѣ, а я, взявъ чашу лѣвой рукой, со слезами на глазахъ сказалъ слѣдующіе стихи:

Когда Творецъ желаетъ человѣку,

Который слухомъ одаренъ и зрѣньемъ,

И разумомъ, путь правый указать,

Онъ разумъ, слухъ и зрѣнье отнимаетъ

На время у него для указанья

Невѣрности судьбы, затѣм

Онъ возвращаетъ прежній видъ ему;

Должно то испытанье послужить

Ему урокомъ для дальнѣйшей жизни.

Сказавъ это, я снова заплакалъ, а она, услыхавъ, громко вскрикнула и сказала

-- О чемъ ты плачешь? Ты сжигаешь мнѣ сердце! И зачѣмъ взялъ ты чашу лѣвой рукой?

-- На правой рукѣ у меня чирей,-- отвѣчалъ я.

-- Ну, покажи мнѣ, -- продолжала она, -- я проколю его.

-- Еще теперь рано прокалывать его,-- отвѣчалъ я,-- и не разспрашивай меня, потому что я его не покажу.

Я выпилъ чашу, а она снова наполнила ее и продолжала подливать вина до тѣхъ поръ, пока я не опьянился и не заснулъ на томъ же мѣстѣ, на которомъ сидѣлъ, вслѣдствіе чего она увидала, что у меня нѣтъ кисти правой руки, а обыскавъ меня, она нашла кошелекъ съ двадцатью червонцами.

Трудно выразить, какъ она огорчилась, увидавъ все это; всю ночь провела она въ страшной тревогѣ. Утромъ, проснувшись, я увидалъ, что она приготовила мнѣ кушанье изъ четырехъ куръ, которое и поставила передо мною. Послѣ этого она дала мнѣ выпить вина. Я же, поѣвъ и выпивъ, положилъ кошелекъ и хотѣлъ уйти, но она сказала мнѣ:

-- Куда ты хочешь уходить?

-- Туда, гдѣ я могъ бы успокоить тревогу, гнетущую мое сердце, -- отвѣчалъ я.

-- Не уходи, а лучше сядь.

Я сѣлъ, а она сказала мнѣ:

-- Неужели любовь твоя ко мнѣ была такъ сильна, что ты потратилъ на меня все свое состояніе и потерялъ даже руку? Поэтому я беру тебя въ свидѣтели противъ себя, и пусть Самъ Богъ будетъ свидѣтелемъ, что я никогда не брошу тебя, и ты увидишь, какъ я сумѣю быть вѣрна своему слову.

Вслѣдъ за этимъ она послала за свидѣтелями, которымъ и сказала:

-- Напишите контрактъ моего брака съ этимъ молодымъ человѣкомъ и включите въ него, что приданое мною получено.

Они исполнили ея желаніе, послѣ чего она сказала:

-- Будьте свидѣтелями, что все мое богатство, находящееся въ этомъ сундукѣ, и всѣ мои мамелюки и рабыни принадлежатъ этому молодому человѣку.

Вслѣдствіе этого они заявили, что свидѣтельствуютъ объ ея желаніи, а я принялъ имущество, и они ушли, получивъ плату за свои труды. Она же, взявъ меня за руку, повела въ кладовую, гдѣ, открывъ большой сундукъ, сказала:

-- Посмотри, что въ этомъ сундукѣ!

Я заглянулъ въ сундукъ и увидалъ, что онъ полонъ платковъ.

-- Это твоя собственность, -- сказала она.-- Все это я получила отъ тебя. Каждый разъ, какъ ты оставлялъ мнѣ платокъ съ завернутыми пятьюдесятью червонцами, я развертывала ихъ и бросала въ этотъ сундукъ. Бери свою собственность, потому что Господь возвратилъ ее тебѣ, и ты теперь богатый человѣкъ. Судьба нанесла тебѣ ударъ, лишивъ тебя правой руки, и въ этомъ я не могу помочь тебѣ. Если бъ я даже пожертвовала для тебя своею жизнью, то все-таки твое великодушіе превзошло бы мое. Такъ прими же свое достояніе, -- прибавила она,

Я принялъ сундукъ съ своими деньгами, къ которымъ она прибавила деньги и изъ своего сундука. Сердце мое возликовало, всякая тревога успокоилась, и я, подойдя, поцѣловалъ ее, а чтобы развеселиться, выпилъ съ ней вина.

-- Ты пожертвовалъ всѣмъ своимъ богатствомъ и своей правой рукой изъ-за любви ко мнѣ,-- сказала она,-- какъ же мнѣ вознаградить тебя? Клянусь Аллахомъ, если бъ я отдала за тебя жизнь свою, то это было бы слишкомъ мало, и ты не былъ бы удовлетворенъ.

Послѣ этого она написала бумагу, которой передавала мнѣ все свое имущество: драгоцѣнности, дома, земли, мамелюковъ и рабынь, и всю ночь горевала обо мнѣ, узнавъ, какимъ образомъ я потерялъ руку.

Послѣ этого мы прожили менѣе мѣсяца, въ продолженіе котораго она начала прихварывать все сильнѣе и сильнѣе и, наконецъ, совсѣмъ заболѣла, а по прошествіи пятидесяти дней переселилась въ иной міръ. Я сдѣлалъ похороны и предалъ тѣло ея землѣ и, нанявъ читальщиковъ для чтенія Корана и раздавъ значительную сумму бѣднымъ, я вернулся съ кладбища и нашелъ, что жена моя была очень богата. У нея были дома, земли и, между прочимъ, склады кунджута, часть котораго я продалъ тебѣ, и до сихъ поръ не могъ свести съ тобой счетовъ только потому, что былъ занятъ продажею оставшагося у меня остального кунджута, плату за который я до сихъ поръ еще не получилъ. Теперь же мнѣ хочется, чтобы ты не возражалъ мнѣ противъ того, что я скажу тебѣ. Я ѣлъ у тебя и оставляю тебѣ деньги, полученныя за кунджутъ, бывшія до сихъ поръ у тебя въ рукахъ. Такъ вотъ почему и ѣмъ я лѣвой рукой.

-- Ты отнесся ко мнѣ милостиво и великодушно, -- отвѣчалъ я.

-- Ѣдемъ со мною ко мнѣ на родину, -- сказалъ онъ мнѣ тогда, -- такъ какъ я накупилъ товара въ Каирѣ и Александріи. Хочешь отправиться со мною?

-- Хочу, -- отвѣчалъ я, и обѣщалъ ему быть готовымъ къ первому дню слѣдующаго мѣсяца.

Такимъ образомъ я продалъ все, что имѣлъ, и, купивъ на вырученныя деньги товары, отправился съ молодымъ человѣкомъ мода, гдѣ онъ продалъ свои товары и вмѣсто нихъ купилъ другіе, послѣ чего онъ вернулся въ Египетъ. Мнѣ же судьбой было рѣшено остаться здѣсь и испытать то, что случилось со мной сегодня ночью, вдалекѣ отъ моей родины. Ну, скажи же, о, царь вѣковъ, развѣ эта исторія не удивительнѣе исторіи горбуна?

-- Всѣхъ васъ надо повѣсить, -- отвѣчалъ султанъ.

Послѣ этого къ султану приблизился надсмотрщикъ и сказалъ:

-- Если позволишь, то я разскажу тебѣ исторію, которую мнѣ случилось услыхать какъ разъ передъ тѣмъ, какъ я нашелъ этого горбуна, и если она покажется тебѣ болѣе любопытной, чѣмъ событія, относящіяся къ нему, то даруй намъ нашу жизнь.

-- Разсказывай твою исторію, -- отвѣчалъ султанъ.

И онъ разсказалъ слѣдующее:

Разсказъ надсмотрщика султана.

-- Вчерашній вечеръ я провелъ въ обществѣ, которое праздновало чтеніе Корана ²⁷), для чего были собраны профессора богословія и законовѣдѣнія, и когда чтеніе было окончено, то прислуга накрыла на столъ и между другими кушаньями былъ поданъ зирбаехъ ²⁸). Мы подошли, чтобы приступить къ зирбаеху, но одинъ изъ гостей отступилъ назадъ и отказался отвѣдать его. Мы стали уговаривать его, но онъ отвѣчалъ намъ:

-- Не уговаривайте меня, я достаточно натерпѣлся изъ-за этого кушанья.

Поѣвъ зирбаеха, мы обратились къ нему съ такими словами;

-- Ради Аллаха, разскажи намъ, почему ты не хочешь ѣсть этого кушанья?

-- Потому что,-- отвѣчалъ онъ, -- я не могу ѣсть его, не вымывъ сорокъ разъ руки щелокомъ, сорокъ разъ кипарисомъ и сорокъ разъ мыломъ, т.-е. сто двадцать разъ.

Услыхавъ это, хозяинъ дома приказалъ своимъ слугамъ принести воды и всего, что, нужно, и онъ вымылъ руки условленное число разъ и сѣлъ къ столу съ очевиднымъ отвращеніемъ. Онъ съ нѣкоторою боязнью протянулъ руку и, взявъ зирбаеху, принялся его ѣсть, а мы всѣ съ удивленіемъ смотрѣли на него. Рука его дрожала, и когда онъ протянулъ ее, то мы увидали, что большой палецъ его руки былъ отрубленъ, и онъ ѣлъ четырьмя пальцами.

-- Аллахомъ умоляемъ тебя,-- сказали мы ему,-- разскажи намъ, куда дѣвались твои пальцы. Созданъ ли ты такъ Богомъ или съ тобой случилось какое-нибудь несчастіе?

-- О, братья мои, -- отвѣчалъ онъ, -- я не только лишился большого пальца правой руки, но и большого пальца лѣвой руки, и по пальцу съ каждой ноги. Вотъ смотрите, -- прибавилъ онъ, показывая намъ другую руку, которая оказалась тоже безъ пальца, какъ оказались и ноги.

При видѣ этого мы сильно удивились и сказали ему:

-- Нетерпѣливо желаемъ услышать твою исторію и твое объясненіе, какимъ образомъ ты лишился пальцевъ и почему ты моешь сто двадцать разъ руки?

Онъ началъ такъ:

-- Знайте, что отецъ мой былъ крупнымъ купцомъ города Багдада во времена калифа Гарунъ-Эръ-Рашида, но онъ имѣлъ несчастную слабость къ вину и къ игрѣ на лютнѣ и послѣ своей смерти не оставилъ ничего. Я похоронилъ его и нанялъ чтецовъ, чтобы они читали послѣ него Коранъ и, проплакавъ о немъ нѣсколько дней и ночей, я открылъ лавку и нашелъ, что въ лавкѣ очень мало товаровъ, и что долговъ у него много. Я уговорилъ кредиторовъ повременить и сталъ ревностно продавать и покупать недѣля за недѣлей и уплачивать кредиторамъ ²⁹).

Такъ я велъ дѣла до тѣхъ поръ, пока не заплатилъ всѣ долги и не увеличилъ своего капитала. Однажды, сидя у себя въ лавкѣ, я увидалъ такую красивую молодую особу, какой никогда въ жизни не видывалъ. Она ѣхала на мулѣ, одѣтая въ очень богатое платье. Одинъ рабъ шелъ передъ нею, а другой -- позади. У входа на базаръ она остановила мула и пошла въ сопровожденіи евнуха, сказавшаго ей:

-- Входи, госпожа моя, только, смотри, никому не говори, кто ты такая, для того, чтобы не возбуждать противъ насъ негодованія.

Евнухъ продолжалъ предостерегать ее, а она начала осматривать лавки; моя лавка понравилась ей болѣе другихъ и поэтому, подойдя къ ней, въ сопровожденіи евнуха, она сѣла на. скамейку и поклонилась мнѣ. Я же въ жизни не слыхалъ такихъ сладкихъ рѣчей и голоса болѣе пріятнаго, чѣмъ у нея. Когда она откинула покрывало съ своего лица, я устремилъ на поо свой взоръ и невольно вздохнулъ. Сердце мое преисполнилось любовью къ ней, и я, не спуская съ нея глазъ, прочелъ слѣдующіе стихи:

Внемли, красавица, съ вуалемъ сизымъ,

Что смерть зову и, чтобъ не знать страданій,

Которыми обязанъ я тебѣ.

Ты мнѣ даришь блаженство посѣщеньемъ;

Ты видишь, я протягиваю руку,

Чтобы принять ей даръ твоихъ щедротъ.

Услыхавъ мои слова, она отвѣчала мнѣ такъ:

Пусть сердце вырвутъ у меня въ тотъ часъ,

Когда любить тебя могучей страстью

То сердце перестанетъ. Одного

Тебя я, милый, всей душой люблю,

И если глазъ мой взглянетъ на другого,

Пусть отъ меня отнимется блаженство

И радости свиданія съ тобою,

Когда забыта мука дней разлуки.

-- О, юноша,-- сказала она послѣ этого,-- нѣтъ ли у тебя хорошенькихъ матерій?

-- О, госпожа моя,-- отвѣчалъ я,-- рабъ твой человѣкъ бѣдный; но подожди, пока другіе купцы не откроютъ свои лавки, и тогда я принесу все, что ты пожелаешь.

Такимъ образомъ я бесѣдовалъ съ нею, потопая въ морѣ любви и сходя съ ума отъ страсти. Когда другіе купцы отворили свои лавки, я всталъ и принесъ ей всякаго товара и матерій на пять тысячъ серебряныхъ монетъ. Всѣ эти матеріи она передала евнуху, и они пошли прочь; а у входа на рынокъ рабы подали ей ея мула, и она сѣла на него, не сказавъ мнѣ, кто она такая, а я постыдился спросить у нея, и-такимъ образомъ я сдѣлался отвѣтственнымъ лицомъ за всѣ эти матеріи, стоящія пять тысячъ серебряныхъ монетъ.

Домой я пошелъ совершенно охмелѣвшій отъ любви, и изъ поставленнаго передо мною ужина я съѣлъ только кусочекъ, такъ какъ, думая о красотѣ незнакомки, не могъ ѣсть болѣе. Спать мнѣ хотѣлось, но сонъ бѣжалъ отъ моихъ глазъ, и въ такомъ положеніи пробылъ я цѣлую недѣлю. По прошествіи же этой недѣли незнакомка снова пріѣхала на мулѣ въ сопровожденіи евнуха и двухъ рабовъ. Поклонившись мнѣ, она сказала:

-- О, господинъ мой, мы немного опоздали съ уплатою тебь за матерію. Призови мѣнялу и прими деньги ³⁰).

Такимъ образомъ явился мѣняла, и евнухъ передалъ ему деньги. Принявъ деньги, я сѣлъ бесѣдовать съ нею до тѣхъ поръ, пока не собрались купцы и не открыли своихъ лавокъ.

-- Достань мнѣ такихъ-то и такихъ товаровъ, -- сказала она.

Я досталъ ей всего, что она требовала, и она, взявъ покупки, отправилась съ ними, ничего не сказавъ мнѣ объ уплатѣ. Когда она уѣхала, я очень раскаялся въ томъ, что сдѣлалъ, такъ какъ товаровъ ей я доставилъ на тысячу червонцевъ, и лишь только я потерялъ ее изъ виду, какъ въ душѣ подумалъ:

"Что это за любовь? Она принесла мнѣ пятьсотъ серебряныхъ монетъ, а взяла товару на тысячу червонцевъ!"

Я боялся, что изъ-за этого сдѣлаюсь банкротомъ и лишу другихъ купцовъ ихъ товаровъ, и думалъ:

"Вѣдь купцы знаютъ только меня, а эта женщина, вѣроятно, Обманщица, очаровавшая меня своей красотой и миловидностью; видя, что я такъ молодъ, она просто посмѣялась надо мною, а я не спросилъ у нея, гдѣ она живетъ".

Я страшно тревожился все это время, а она не появлялась болѣе мѣсяца. Между тѣмъ купцы требовали съ меня свои деньги и такъ наступали, что мнѣ пришлось предложить въ уплату мое имущество, вслѣдствіе чего я очутился на краю разоренія. Однажды сидѣлъ я, погруженный въ мрачныя думы, въ своей лавкѣ, какъ увидалъ подъѣхавшую и остановившуюся у воротъ рынка незнакомку, которая затѣмъ подошла ко мнѣ. Увидавъ ее, я забылъ всѣ свои бѣдствія. Она подошла и, обращаясь ко мнѣ, сказала:

-- Достань вѣсы и свѣшай деньги.

Она отдала мнѣ плату за товары и даже съ нѣкоторой надбавкой, послѣ чего стала просто болтать со мной, такъ что я чуть не умеръ отъ радости и счастья.

-- Есть у тебя жена?-- спросила она наконецъ.

-- Нѣтъ, я не знакомъ ни съ какой женщиной, -- отвѣчалъ я и заплакалъ.

-- О чемъ же ты плачешь?-- спросила она.

-- Я плачу потому, что мнѣ запала въ голову одна мысль.

Я взялъ нѣсколько червонцевъ и далъ ихъ евнуху, прося его содѣйствія въ этомъ дѣлѣ, въ отвѣтъ на что онъ засмѣялся и сказалъ:

-- Да она влюблена въ тебя гораздо болѣе, чѣмъ ты въ нее. Никакихъ матерій ей не надо, и она приходила за ними только изъ любви къ тебѣ: сдѣлай ей предложеніе, и ты увидишь, что она на него согласится.

Незнакомка же, увидавъ, что я далъ евнуху денегъ, вернулась и опять сѣла на скамейку, а я сказалъ ей:

-- Будь милостива къ рабу твоему и прости мнѣ то, что я скажу тебѣ.

Я передалъ ей о чувствахъ своего сердца, признаніе мое понравилось ей, и, согласившись на мое предложеніе, она сказала:

-- Этотъ евнухъ придетъ къ тебѣ съ моимъ письмомъ; исполни то, что онъ скажетъ тебѣ.

Она встала и ушла.

Я тотчасъ же пошелъ къ купцамъ и отдалъ имъ полученныя деньги, и всѣ, за исключеніемъ меня, получили барышъ. Разставшись съ нею, я горевалъ отъ разлуки и всю ночь не могъ заснуть. Черезъ нѣсколько дней, однакоже, евнухъ ея пришелъ ко мнѣ; я принялъ его съ почетомъ и спросилъ, что дѣлаетъ госпожа?

-- Она нездорова,-- отвѣчалъ онъ.

-- Разскажи мнѣ, кто такая она?-- сказалъ я.

-- Султанша Зубейдехъ,-- отвѣчалъ онъ,-- жена Гарунъ Эръ-Рашида, воспитала эту дѣвушку. Она одна изъ ея рабынь. Она выпросила у госпожи своей позволеніе выходить и возвращаться, когда ей угодно. Такое позволеніе она получила и пользовалась имъ. Послѣ этого она стала разсказывать госпожѣ своей о тебѣ и просила позволенія выйти за тебя замужъ, но госпожа ея сказала ей, что не согласится до тѣхъ поръ, пока не увидитъ сама молодого человѣка, и если онъ, дѣйствительно, желаетъ жениться, тогда она дастъ согласіе. Вслѣдствіе этого мы рѣшили тотчасъ же ввести тебя во дворецъ, и если тебѣ удастся войти туда никѣмъ не замѣченнымъ, то бракъ твой съ нею можетъ быть заключенъ. Если же заговоръ этотъ будетъ открытъ, то тебѣ не снести своей головы. Что же ты скажешь на это?

-- Хорошо,-- отвѣчалъ я,-- я пойду съ тобой и тамъ буду ждать судьбы своей.

-- Лишь только завтра станетъ смеркаться, -- продолжалъ евнухъ, -- приди въ мечеть, выстроенную Зубейдехою на берегахъ Тигра, и тамъ, читая молитвы, провели ночь ³¹).

-- Охотно, -- отвѣчалъ я.

Когда наступили сумерки, я отправился въ мечеть и, читая молитвы, провелъ ночь, и лишь только начало свѣтать, я увидалъ двухъ евнуховъ, приближавшихся въ лодкѣ, нагруженной пустыми сундуками, которые они привезли въ мечеть. Одинъ изъ нихъ ушелъ, а другой остался, и въ этомъ другомъ я узналъ того, съ кѣмъ я велъ всѣ переговоры. Вскорѣ къ намъ присоединилась моя незнакомка. Я всталъ при ея приближеніи и обнялъ ее, а она поцѣловала меня и заплакала. Послѣ того, какъ мы немного поговорили, она посадила меня въ сундукъ и заперла. Рабы принесли множество кусковъ матеріи и наполнили другіе сундуки, заперли ихъ и поставили на лодку вмѣстѣ съ тѣмъ сундукомъ, въ которомъ сидѣлъ я. Незнакомка сѣла тоже въ лодку, и гребцы, ударивъ веслами, свезли насъ во дворецъ султанши Зубейдехъ. Хмель отъ любви теперь изъ меня вылетѣла, я началъ размышлять и раскаиваться въ томъ что сдѣлалъ, и молить Бога избавить меня отъ опасности.

Между тѣмъ лодка подошла къ. воротамъ дворца, и изъ нея стали выгружать сундуки и переносить ихъ во дворецъ, но начальникъ стражи, спавшій въ то время, какъ лодка причаливала, проснулся отъ криковъ носильщиковъ и крикнулъ моей возлюбленной:

-- Надо открыть сундуки для того, чтобы я могъ осмотрѣть ихъ.

Онъ всталъ и хлопнулъ рукой по тому сундуку, въ которомъ я находился. Я потерялъ отъ страха голову, душа ушла въ пятки, и ноги затряслись, а незнакомка сказала:

-- Это сундуки султанши Зубейдехъ, и если ты откроешь ихъ и дотронешься до вещей, то она разсердится на тебя, и мы всѣ погибнемъ. Въ нихъ нѣтъ ничего, кромѣ матерій, выкрашенныхъ въ различные цвѣта, а въ томъ сундукѣ, на которомъ лежитъ твоя рука, кромѣ того, положено нѣсколько бутылокъ съ земземовой водой ³²), и если вода разольется, то испортитъ матеріи. Я предупредила тебя, а ты рѣшай самъ, что тебѣ дѣлать.

Услыхавъ ея объясненіе, онъ сказалъ:

-- Берите сундуки и проходите!

Евнухи тотчасъ же взяли ихъ и понесли въ сопровожденіи незнакомки во дворецъ, но въ ту же минуту я услыхалъ крикъ:

-- Калифъ! Калифъ!.

Окончательно потерявъ голову, я почувствовалъ отъ страха спазмы и чуть не умеръ, ноги мои тряслись. Калифъ окликную мою незнакомку и сказалъ ей:

-- Что это за сундуки?

-- О, государь мой!-- Да хранитъ Господь власть твою!-- въ этихъ сундукахъ матеріи для госпожи моей Зубейдехи.

-- Открой ихъ, -- сказалъ калифъ,-- я хочу посмотрѣть матеріи.

Услыхавъ это, я простился съ жизнью. Рабыня не смѣла ослушаться этого приказанія и только отвѣчала:

-- О, государь правовѣрныхъ! Въ этихъ сундукахъ нѣтъ ничего, кромѣ нарядовъ моей госпожи, и она не приказывала мнѣ отворять ихъ.

-- Сундуки должны быть открыты, -- сказалъ калифъ,-- для того, чтобы я посмотрѣлъ, что въ нихъ.

Онъ тотчасъ же приказалъ евнухамъ принести сундуки къ нему. Поэтому-то я простился совсѣмъ со своей жизнью. Евнухи стали подносить къ нему одинъ сундукъ вслѣдъ за другимъ, отворяли ихъ передъ нимъ, и онъ осматривалъ содержимое. Когда же къ нему поднесли сундукъ, въ которомъ находился я, то я приготовился къ смерти, но рабыня въ это время проговорила:

-- Царь правовѣрныхъ! Въ этомъ сундукѣ находятся вещи чисто женскія, и было бы приличнѣе не открывать его безъ госпожи Зубейдехи.

Услыхавъ это, калифъ приказалъ евнухамъ нести всѣ сундуки во дворецъ. Рабыня поспѣшила впередъ и приказала двумъ евнухамъ нести сундукъ, въ которомъ я былъ заключенъ, во внутреннюю комнату, и они, поставивъ его туда, тотчасъ же удалились. Дѣвушка же открыла его и знакомъ приказала мнѣ выйти. Я вышелъ и: прошелъ въ чуланъ, а она заперла за мною дверь и закрыла сундукъ. Когда же евнухи принесли всѣ сундуки и ушли совсѣмъ, она отворила дверь въ чуланъ.

-- Тебѣ бояться нечего,-- сказала она.-- Да просвѣтитъ Господь очи твои! Теперь или за мною для того, чтобы ты могъ поцѣловать прахъ у ногъ Зубейдехи.

Я пошелъ съ нею и увидѣлъ двадцать другихъ рабынь, высокогрудыхъ дѣвственницъ и между ними султаншу Зубейдеху, едва двигавшуюся отъ тяжести своей одежды и украшеній, навѣшанныхъ на нее. При ея приближеніи рабыни разступились передъ нею, а я выступилъ и поцѣловалъ прахъ у ногъ ея. Она знакомъ приказала мнѣ сѣсть. Я сѣлъ передъ нею, а она начала предлагать мнѣ вопросы касательно моихъ занятій и родства, на которые я давалъ отвѣты, вполнѣ удовлетворявшіе ее.

-- Клянусь Аллахомъ, -- сказала она,-- мы не даромъ заботились о воспитаніи этой дѣвушки. Знай, что мы любимъ ее не менѣе, чѣмъ любили бы дочь, и она Самимъ Богомъ отдана подъ наше попеченіе.

Я снова поцѣловалъ прахъ у ногъ султанши, очень довольный, что могу жениться на рабынѣ, послѣ чего она приказала мнѣ остаться съ ними десять дней. Я остался тутъ, но не зналъ, что дѣлается съ моею невѣстой. Обѣдъ же и ужинъ мнѣ приносили другія дѣвушки. Послѣ этого султанша просила у супруга своего, царя правовѣрныхъ, выдать замужъ свою рабыню. Калифъ далъ разрѣшеніе и приказалъ выдать въ приданое десять тысячъ червонцевъ.

Султанша Зубейдехъ послала за кади и свидѣтелями, они написали контрактъ моего брака съ дѣвицей, и рабыни приготовили сласти и превосходныя кушанья и разнесли ихъ по всѣмъ покоямъ. Такъ онѣ угощали еще въ продолженіе десяти дней, а по прошествіи двадцати дней свели невѣсту въ баню и приготовили ее для пріема меня, какъ своего мужа. Мнѣ они принесли блюдо зирбаеха, подслащеннаго сахаромъ и подправленнаго розовой водой съ мускусомъ и смѣшаннаго съ курицей и другими различными вещами. Клянусь Аллахомъ, увидавъ это блюдо зирбаеха, я тотчасъ же принялся ѣсть его и ѣлъ его до тѣхъ поръ, пока вполнѣ не насытился, затѣмъ вытеръ руки, но вымыть ихъ забылъ. Я продолжалъ сидѣть, а передъ мною пѣвицы били въ бубны, и дѣвушки, засвѣтивъ свѣчи, стали раздѣвать невѣсту и давать ей въ подарокъ золотыя вещи, для чего онѣ провели ее по всему дворцу. Когда онѣ привели ее ко. мнѣ, то сняли съ нея и платье и оставили насъ однихъ. Тутъ я обнялъ ее, едва вѣря своему счастью; но лишь только я обвилъ ее своими руками, какъ она услыхала запахъ зирбаеха и тотчасъ же громко крикнула, вслѣдствіе чего рабыни прибѣжали со всѣхъ сторонъ.

Я страшно взволновался, не понимая причины, а рабыни, сбѣжавшіяся на ея крикъ, спрашивали:

-- Что съ тобой случилось, о сестра?

-- Уведите отъ меня,-- говорила она имъ,-- этого безумца, котораго я считала человѣкомъ разумнымъ.

-- Изъ чего ты вывела заключеніе, что я не въ своемъ умѣ?-- спросилъ я.

-- Ты сумасшедшій!-- сказала она, -- а иначе, поѣвъ зирбаеха, ты не всталъ бы, не вымывъ рукъ. Клянусь Аллахомъ, я не хочу имѣть мужа безтолковаго и неумѣющаго вести себя!

И, говоря _такимъ образомъ, она сняла висѣвшую у нея на поясѣ плеть³³) и стала бить меня ею по спинѣ до тѣхъ поръ, пока я не лишился чувствъ, затѣмъ она сказала другимъ дѣвушкамъ:

-- Уведите его къ начальнику городской полиціи для того, чтобы онъ отрубилъ ему руку за то, что, поѣвъ зирбаеха, онъ не вымылъ ея.

-- Услыхавъ это, я вскричалъ:

-- Сила и власть въ рукахъ Божіихъ! Неужели ты хочешь отрубить мнѣ руку только изъ-за того, что я, поѣвъ зирбаеха, забылъ вымыть ее?

Присутствующіе дѣвушки стали пробить со, говоря:

-- О, сестра наша, не сердись на него за то, что оит, теперь сдѣлалъ.

-- Клянусь Аллахомъ, -- продолжала она,-- мнѣ надо отрѣзать ему что-нибудь изъ конечностей!

Она ушла отъ меня, и въ продолженіе десяти дней я ея не видалъ. Затѣмъ, вернувшись ко мнѣ, она сказала:

-- Ахъ ты черномазый! Неужели я не стою тебя? Такъ какъ же ты смѣлъ, поѣвъ зирбаеха, не вымыть рукъ?

Она крикнула дѣвушекъ, которые завязали мнѣ назадъ руки, она же, взявъ бритву, отрѣзала большіе пальцы, какъ на рукахъ, такъ и на ногахъ, и я упалъ въ обморокъ. Послѣ этого на пораненныя мѣста она насыпала какого-то порошка, чтобы остановить кровь, а я сказалъ, что не буду ѣсть зирбаеха всю свою жизнь, если не вымою рукъ сорокъ разъ щелокомъ, сорокъ разъ кипарисомъ и сорокъ разъ мыломъ, и она взяла съ меня клятву, что я не буду ѣсть, зирбаеха, если не вымою рукъ, какъ сказалъ вамъ. Вотъ поэтому-то, когда принесли этотъ зирбаехъ, я измѣнился въ лицѣ и подумалъ: "Вотъ причина тому, что я лишился большихъ пальцевъ на рукахъ и на ногахъ. Когда же вы стали уговаривать меня, мнѣ пришлось исполнить данную клятву".

-- Тутъ я сказалъ ему,-- продолжалъ надсмотрщикъ.-- А что же было съ тобою потомъ?

-- Когда я далъ ей клятву, -- отвѣчалъ онъ,-- то она успокоилась, милостиво допустила меня къ себѣ, и мы счастливо прожили съ нею нѣкоторое время.

-- А вѣдь обитатели калифова дворца не знаютъ, что ты живешь здѣсь,-- сказала она мнѣ,-- и никто не видалъ, какъ ты попалъ сюда и попалъ ты безъ помощи султанши Зубейдехъ. Возьми вотъ эти червонцы,-- прибавила она, подавая мнѣ пять тысячъ золотыхъ,-- и купи на нихъ хорошій просторный домъ.

Я ушелъ и купилъ просторный хорошій домъ, а она перевезла въ него все свое имущество, и всѣ свои сокровища, и одежду, и рѣдкости. Вотъ почему я лишенъ пальцевъ на рукахъ и на ногахъ.

Султанъ же сказалъ:

-- Это не такъ занимательно, какъ исторія горбуна. Нѣтъ, исторія горбуна занимательнѣе всѣхъ вашихъ исторій, и потому всѣ вы будете распяты.

Но тутъ впередъ выступилъ еврей и, поцѣловавъ прахъ, сказалъ:

-- О, царь вѣковъ! Я разскажу, тебѣ исторію, болѣе удивительную, чѣмъ исторія горбуна.

-- Ну, разсказывай,-- проговорилъ царь.

И онъ началъ такимъ образомъ:

Разсказъ еврея-врача.

Вотъ какая удивительная исторія случилась со мною, когда я былъ молодъ. Я жилъ въ Дамаскѣ, гдѣ учился и потомъ практиковалъ. Однажды за мною явился изъ дома губернатора мамелюкъ. Я тотчасъ же пошелъ съ нимъ до самаго губернаторскаго дома. Войдя въ пріемную, я увидалъ въ концѣ ея алебастровое ложе, отдѣланное золотомъ, и на немъ больного человѣка: онъ былъ еще молодъ, и мнѣ не приходилось видѣть такого привлекательнаго больного. Опустившись около его ложа, я прочелъ молитву о его выздоровленіи ³⁴), онъ же глазами сдѣлалъ мнѣ знакъ.

-- Прежде всего, о, господинъ мой,-- сказалъ я ему,-- протяни мнѣ руку.

Онъ тотчасъ же протянулъ мнѣ лѣвую руку, что меня не мало удивило, и я подумалъ: что за самомнѣніе! Прописавъ ему лѣкарство, я продолжалъ десять дней посѣщать его, пока онъ не окрѣпъ. Затѣмъ онъ взялъ ванну, вымылся и выздоровѣлъ. Губернаторъ же подарилъ мнѣ прекрасную почетную одежду и назначилъ меня главнымъ смотрителемъ дамасскаго госпиталя ³⁵). Но когда я пошелъ съ нимъ въ баню, очищенную отъ другихъ посѣтителей только для насъ однихъ, и слуги принесли простыни и сняли тѣ, которыми онъ былъ обернутъ, то я увидалъ, что у него была отнята правая рука. Я не только удивился, но и пожалѣлъ его и, посмотрѣвъ на его тѣло, увидалъ на немъ знаки отъ палочныхъ ударовъ, что тоже не мало удивило меня. Молодой же человѣкъ, обернувшись ко мнѣ, сказалъ:

-- О, врачъ, не удивляйся тому, что ты видишь! Когда мы выйдемъ изъ бани, я разскажу тебѣ мою исторію.

Когда мы вернулись домой, и онъ немного поѣлъ и отдохнулъ, то сказалъ мнѣ:

-- Хочешь немного развлечься во время ужина?

-- Хочу, -- отвѣчалъ я.

Онъ тотчасъ же приказалъ рабамъ перенести въ столовую мебель, изжарить барашка и подать фруктовъ. Рабы въ точности исполнили его приказаніе, и когда они принесли фрукты, и мы поѣли ихъ, я сказалъ:

-- Ну, такъ разсказывай же свою исторію.

-- Ну, такъ слушай, о, врачъ, -- отвѣчалъ онъ, -- разсказъ о томъ, что со мною случилось. Я -- одинъ изъ уроженцевъ Эль-Мозиля. Мой дѣдъ съ отцовской стороны оставилъ послѣ себя десять человѣкъ сыновей, старшимъ изъ которыхъ былъ мой отецъ. Всѣ они выросли и женились, и у отца моего родился я, а у другихъ девяти братьевъ ни у кого не было дѣтей. Такимъ образомъ я росъ среди своихъ дядей, сильно ко мнѣ привязанныхъ. Однажды уже взрослымъ я отправился съ отцомъ въ мечеть Эль-Мозиля. Это была пятница, и мы читали праздничныя молитвы, затѣмъ народъ вышелъ изъ мечети, и въ ней остались только мой отецъ и дяди, сидѣвшіе и разговаривавшіе о чудесахъ различныхъ странъ и чудныхъ по виду городовъ, пока кто-то не упомянулъ Египта.

-- Путешественники увѣряютъ,-- сказалъ одинъ изъ моихъ дядей, -- что нѣтъ на свѣтѣ прелестнѣе страны Египта съ его Ниломъ.

-- Кто не видалъ Каира,-- прибавилъ мой отецъ,-- тотъ не видалъ свѣта. Почва въ немъ -- чистое золото, Нилъ -- чудеса, а женщины подобны черноглазымъ райскимъ дѣвамъ. Дома въ немъ -- настоящіе дворцы, воздухъ умѣренный, ароматъ превосходитъ запахъ дерева алея и услаждаетъ сердце. Да и можетъ ли быть иначе, когда Каиръ есть метрополь всего свѣта³⁶). Если бы вы видѣли по вечерамъ его сады,-- продолжалъ онъ,-- и косую тѣнь, падающую отъ нихъ, вы согласились бы, что это дѣйствительно чудо, и пришли бы въ восторгъ.

Когда я услыхалъ это описаніе Египта, я сталъ думать только о немъ, и послѣ ухода по домамъ братьевъ отца я провелъ безсонную ночь, тоскуя по этой странѣ, и не могъ ни ѣсть ни пить. Чрезъ нѣсколько дней мои дяди стали собираться въ путь сюда, и я со слезами просилъ отца отпустить меня съ ними; онъ согласился, приготовилъ мнѣ товаровъ, и я выѣхалъ; передъ отъѣздомъ онъ сказалъ имъ:

-- Не позволяйте ему вступать въ Египетъ, а оставьте его въ Дамаскѣ, чтобъ онъ продалъ тамъ свои товары.

Я простился съ отцомъ, и мы выѣхали изъ Эль-Мозиля, и поѣхали, не останавливаясь, до Алеппо, гдѣ остановились на нѣсколько дней, чтобъ отдохнуть, потомъ двинулись въ Дамаскъ, оказавшійся чуднымъ городомъ съ деревьями, рѣками, птицами, точно рай земной со всевозможными фруктами. Мы остановились въ одномъ изъ хановъ, и дяди мои пробыли тутъ до тѣхъ поръ, пока они не продали товаровъ и не купили новыхъ. Они тоже продали и мои товары, получивъ на каждую серебряную монету по пяти. Я очень радовался, получивъ такой барышъ. Оставивъ меня, дяди отправились въ Египетъ, а я переѣхалъ въ такой хорошенькій каахъ, какой не описать и словомъ, и платилъ за него по два червонца въ мѣсяцъ³⁷).

Тутъ я сталъ хорошо и ѣсть и пить, бросая деньги, вырученныя за мои товары. Въ то время, какъ я сидѣлъ однажды у дверей моего кааха, ко мнѣ подошла дѣвица въ такомъ богатомъ платьѣ, какого мнѣ не случалось еще видѣть, и я пригласилъ ее войти. Она, не колеблясь, тотчасъ же вошла; мнѣ очень понравилась ея уступчивость, и я тотчасъ же заперъ за нами обоими дверь. Она откинула покрывало, сняла изаръ, и я нашелъ ее до такой степени красивой, что сердце мое затрепетало отъ любви; я тотчасъ же пошелъ и принесъ обѣдъ, состоявшій изъ разнаго рода мяса, фруктъ и всякаго другого угощенія; мы ѣли и забавлялись, а потомъ стали пить до тѣхъ поръ, пока не опьянялись и легли спать. Утромъ я подалъ ей десять червонцевъ, по она отказалась принять ихъ и сказала:

-- Чрезъ три дня, возлюбленный мой, леди меня опять. Съ закатомъ солнца я буду у тебя, и на это золото ты можешь приготовить такое же угощеніе, какое у насъ только что было.

Она дала мнѣ десять червонцевъ, простилась со мной и ушла, взявъ съ собой и все мое благоразуміе.

Чрезъ три дня она вернулась, одѣтая въ дорогое вышитое платье и гораздо наряднѣе, чѣмъ была одѣта въ первый разъ. Я приготовилъ къ ея приходу все, что требовалось, и мы поѣли, попили и легли спать какъ прежде. Утромъ она снова дала мнѣ десять червонцевъ, обѣщая прійти опять чрезъ три дня. Я приготовилъ все, что было нужно; чрезъ три дня она пришла въ платьѣ гораздо болѣе роскошномъ, чѣмъ была въ первый и во второй разъ, и сказала мнѣ:

-- О, господинъ мой, развѣ я нехороша собой?

-- Хороша, -- отвѣчалъ я.

-- Не позволишь ли мнѣ,-- продолжала она,-- привести съ собой дѣвицу еще болѣе красивую, чѣмъ я, и еще болѣе молодую для того, чтобъ она могла побыть съ нами, а мы бы позабавились съ ней? Она просила, меня взять ее съ собой. Ей хотѣлось бы пошалить съ нами.

Сказавъ это, она дала мнѣ двадцать червонцевъ на приготовленіе болѣе пышнаго обѣда въ честь той дѣвицы, которая должна была прійти съ нею. Послѣ этого она простилась со мною и ушла.

Согласно условію, на четвертый день я приготовилъ все, что было нужно, и вскорѣ послѣ солнечнаго заката она пришла въ сопровожденіи дѣвицы, закутанной въ изаръ. Онѣ обѣ вошли и сѣли. Я былъ очень радъ, зажегъ свѣчи и съ радостью и восторгомъ привѣтствовалъ ихъ. Онѣ скинули верхнюю одежду, и когда новая дѣвица открыла лицо, я увидалъ, что она хороша, какъ полная луна; я въ жизни не видывалъ кого-либо красивѣе ея. Я тотчасъ же всталъ и поставилъ передъ ними ѣду и питье. Мы ѣли и пили, и я, не. переставая, ласкалъ новую дѣвицу, подливалъ ей вина и пилъ съ нею, а первая дѣвица, очевидно, мучилась тайной ревностью.

-- Клянусь Аллахомъ, -- говорила она, -- эта дѣвушка красивѣе меня.

-- Да, красивѣе, -- отвѣчалъ я.

Вскорѣ послѣ этого я заснулъ, и когда утромъ проснулся, то увидалъ, что руки у меня въ крови. Открывъ глаза, я убѣдился, что солнце уже встало. Я сталъ будить дѣвицу, мою новую подругу. Но, о ужасъ! Голова ея отдѣлилась отъ туловища. Другой дѣвицы не оказалось уже тутъ, изъ чего я заключилъ, что она это сдѣлала изъ ревности. Поразмысливъ немного, я всталъ, раздѣлся и вырылъ яму въ каахѣ, куда и положилъ дѣвицу, закрывъ ее землей. Послѣ этого я одѣлся и, взявъ свои оставшіяся деньги, пошелъ къ хозяину кааха и заплатилъ ему за годъ впередъ за каахъ, сказавъ ему, что уѣзжаю въ Египетъ къ дядьямъ.

Такимъ образомъ я уѣхалъ въ Египетъ, гдѣ встрѣтился съ дядьями, которые были очень рады видѣть меня. Я узналъ, что товары свои они уже продали. Они спросили меня:

-- Зачѣмъ ты пріѣхалъ?

-- Мнѣ очень хотѣлось видѣться съ вами, -- отвѣчалъ я,-- да, кромѣ того, я боялся, что мнѣ не достанетъ денегъ.

Цѣлый годъ пробылъ я съ ними, наслаждаясь жизнью въ Египтѣ. Я, не скупясь, черпалъ свои деньги и тратилъ ихъ на ѣду и на питье почти до самаго дня отъѣзда моихъ дядюшекъ, когда я бѣжалъ отъ нихъ.

-- Онъ, вѣроятно, поѣхалъ впередъ,:-- говорили они, -- и вернулся въ Дамаскъ.

Они тоже отправились. А я вернулся въ Каиръ и прожилъ тамъ еще три года, проживая свои деньги. Скоро у меня почти ничего не осталось. Но плату за домъ я посылалъ каждый годъ хозяину кааха. Прошло три года. Я сталъ скучать, тѣмъ болѣе, что въ карманѣ у-меня осталась только годовая плата за наемъ кааха.

Пріѣхавъ обратно въ Дамаскъ, я поселился въ каахѣ. Хозяинъ очень обрадовался, увидавъ меня, а я, войдя въ домъ, сталъ отмывать слѣды крови убитой дѣвицы. Отодвинувъ подушку, я нашелъ подъ ней ожерелье, которое было надѣто на ней въ ту ночь. Я взялъ его, сталъ разсматривать и заплакалъ. Въ теченіе двухъ дней не выходилъ я изъ дома, а на третій сходилъ въ баню и перемѣнилъ одежду. Денегъ у меня тогда совсѣмъ уже не было, я пошелъ на рынокъ (самъ дьяволъ толкнулъ меня на это, чтобъ исполнить мой злой рокъ) и подалъ брилліантовое ожерелье маклеру. Маклеръ всталъ и, подойдя ко мнѣ поближе, сѣлъ подлѣ меня, затѣмъ, дождавшись полнаго сбора торговцевъ, онъ потихоньку, безъ моего вѣдома, пустилъ драгоцѣнность въ продажу. За ожерелье дали двѣ тысячи червонцевъ, а онъ пришелъ ко мнѣ и сказалъ:

-- Это ожерелье изъ мѣди, поддѣлка франковъ, и цѣна ему не выше тысячи серебряныхъ монетъ.

-- Мы дѣлали это ожерелье для женщины, -- сказалъ я, -- чтобы посмѣяться, а потомъ оно досталось моей женѣ. Пойди и принеси мнѣ тысячу серебряныхъ монетъ.

Маклеръ, услыхавъ это, увидалъ, что это дѣло подозрительное и отдалъ ожерелье начальнику торговли, который снесъ его къ вали и сказалъ ему:

-- Это ожерелье было украдено у меня, и мы нашли вора, одѣтаго купеческимъ сыномъ.

Полицейскіе окружили. меня, прежде чѣмъ я узналъ, въ чемъ дѣло, и свели, къ вали, который сталъ допрашивать, откуда я взялъ это ожерелье. Я сказалъ ему то же самое, что говорилъ и маклеру; но вали засмѣялся и сказалъ:

-- Это неправда.

Въ ту же минуту меня окружили, сдернули съ меня верхнюю одежду и начали бить но всему тѣлу палками. Отъ боли я закричалъ, что укралъ ожерелье. Я думалъ, что мнѣ гораздо лучше сказать, что я укралъ его, чѣмъ признаться, что въ домѣ у меня была, убита женщина. За женщину меня могли казнить. Лишь только я признался въ воровствѣ, какъ мнѣ тотчасъ же отрубили руку и обмакнули пораненное мѣсто въ кипящее масло³⁸), послѣ чего я тотчасъ же лишился чувствъ. Тутъ дали мнѣ выпить вина, отъ котораго я пришелъ въ себя. Взявъ затѣмъ отрубленную руку, я вернулся къ себѣ въ каахъ, но хозяинъ его сказалъ мнѣ:

-- Послѣ того, что съ тобой случилось, тебѣ придется оставить каахъ и искать себѣ другого помѣщенія.-- О, господинъ мой,-- отвѣчалъ я,-- дай мнѣ два или три дня срока для того, чтобъ я могъ подыскать себѣ жилище.

Онъ согласился на это и ушелъ отъ меня. Я же, оставшись одинъ, сѣлъ и, горько плача, подумалъ:

"Какъ мнѣ вернуться домой съ отрѣзанной рукой? Тотъ, кто отрѣзалъ мнѣ ее, не зналъ, что я не виноватъ; можетъ-быть, Господь пошлетъ что-нибудь для моего успокоенія".

Я плакалъ очень горько, и когда хозяинъ кааха ушелъ отъ меня, то я былъ такъ огорченъ, что прохворалъ два дня, Вдругъ на третій день ко мнѣ пришелъ хозяинъ кааха съ полицейскими и снова сталъ обвинять меня въ кражѣ ожерелья, Я вышелъ къ нимъ и сказалъ.

-- Это еще что за новости?

Въ отвѣть на это мнѣ привязали назадъ руку и, надѣвъ цѣпь на шею, сказали:

-- Ожерелье, которое ты продавалъ, оказалось принадлежащимъ губернатору, визирю и правителю Дамаска. Три года тому назадъ оно исчезло у него изъ дому вмѣстѣ съ его дочерью.

Услыхавъ это извѣстіе, я весь задрожалъ и подумалъ:

"Меня убьютъ! Смерть моя неизбѣжна! Клянусь Аллахомъ! Всего лучше мнѣ самому разсказать всю исторію губернатору, и онъ можетъ убить меня, можетъ и помиловать".

Когда мы пришли въ домъ губернатора и меня поставили передъ нимъ, онъ спросилъ меня:

-- Это ты укралъ ожерелье и пошелъ продавать его? А вѣдь руку-то тебѣ отрубили напрасно.

Онъ приказалъ арестовать начальника рынка и сказалъ ему:

-- Дай этому человѣку вознагражденіе за потерю руки ³⁹) или я повѣшу тебя и возьму все твое имущество.

Тутъ онъ позвалъ своихъ служителей, которые схватили начальника рынка и увели.

Я остался съ губернаторомъ глазъ на глазъ, послѣ того, какъ съ его разрѣшенія съ меня сняли оковы и развязали мнѣ руку. Губернаторъ посмотрѣлъ на меня и сказалъ:

-- О, сынъ мой! Разскажи мнѣ свою исторію и говори правду. Какимъ образомъ ожерелье это попало къ тебѣ?

-- О, господинъ мой!-- отвѣчалъ я, -- я скажу тебѣ всю правду.

Я разсказалъ ему все, что случилось со мной, какъ одна дѣвица привела мнѣ другую и изъ ревности убила ее.

Услыхавъ это, онъ покачалъ головою и, закрывъ лицо платкомъ, заплакалъ. Затѣмъ, взглянувъ на меня, онъ продолжалъ:

-- О, сынъ мой, знай, что старшая дѣвица была моя дочь: я держалъ ее взаперти, и когда она достигла такихъ лѣтъ, что ей можно было выйти замужъ, то я выдалъ ее за сына ея дяди въ Каиръ; но онъ умеръ, и она вернулась ко мнѣ, перенявъ развратныя привычки этого города *°). Такимъ образомъ она была у тебя три раза и на четвертый привела свою младшую сестру. Онѣ были родныя сестры отъ одной и той же матери и очень любили другъ друга, и когда то, что ты разсказываешь случилось съ старшей сестрой, она передала свою тайну младшей, которая спросила у меня позволеніе пойти съ нею, послѣ чего старшая сестра вернулась одна, и когда я сталъ допрашивать ее, то она только плакала и говорила, что ничего о ней не знаетъ, но потомъ она разсказала свою тайну матери и сообщила о томъ, какъ она совершила убійство, а мать передала мнѣ. Она же постоянно плакала о ней и говорила: "Клянусь Аллахомъ, я не перестану до самой смерти плакать о ней". Твой разсказъ, о, сынъ мой, совершенно вѣренъ, и все это дѣло я зналъ прежде, чѣмъ ты разсказалъ мнѣ его. Вотъ видишь, сынъ мой, что вслѣдствіе этого случилось. Теперь я попрошу тебя не противиться моему желанію, и вотъ какому именно: я хочу женить тебя на своей младшей дочери, родившейся не отъ матери первыхъ двухъ ⁴¹). Она еще дѣвушка, приданаго мнѣ отъ тебя не нужно, я даже назначу тебѣ содержаніе, и ты будешь мнѣ вмѣсто родного сына.

-- Пусть будетъ по-твоему, господинъ мой,-- отвѣчалъ я.-- И могъ ли я надѣяться на такое счастье?

Губернаторъ тотчасъ же послалъ нарочнаго, чтобы привезти имущество, оставленное мнѣ отцомъ (такъ какъ послѣ моего отъѣзда онъ умеръ), и теперь я живу въ довольствѣ.

-- Я очень удивился, услыхавъ эту исторію, -- продолжалъ еврей, -- и, пробывъ съ нимъ три дня, я получилъ отъ него крупную сумму денегъ и поѣхалъ путешествовать. Прибывъ "ода, я нашелъ, что здѣсь очень хорошо, и остался жить, пока не случилась со мною исторія съ горбуномъ.

Царь, услыхавъ эту исторію, сказалъ:

-- Нѣтъ, разсказъ твой менѣе занимателенъ, чѣмъ исторія горбуна, и всѣ вы должны быть повѣшены, а въ особенности портной, причина всего несчастія. О портной!-- прибавилъ онъ затѣмъ,-- если ты разскажешь мнѣ что-либо болѣе занимательное, чѣмъ исторія горбуна, то я прощу вамъ всѣмъ.

Послѣ этого портной выступилъ впередъ и такимъ образомъ началъ свой разсказъ:

Исторія, разсказанная портнымъ.

Знай, о, царь вѣковъ, что событіе, случившееся со мной, гораздо удивительнѣе всего того, что случилось съ другими. До встрѣчи моей съ горбуномъ я былъ рано утромъ въ гостяхъ на пиршествѣ, данномъ нѣкоторымъ мнѣ знакомымъ купцомъ. На этомъ пиршествѣ были и портные, и продавцы полотенъ, и плотники, и другіе. Съ восходомъ солнца намъ подали угощеніе, и къ намъ вошелъ хозяинъ дома въ сопровожденіи незнакомаго красиваго молодого человѣка, уроженца Багдада. Онъ былъ одѣтъ въ платье, необычайной красоты, и самъ обладалъ привлекательной наружностью, но былъ только хромъ. Когда онъ вошелъ и поклонился намъ, мы всѣ встали. Онъ же, собираясь сѣсть, замѣтилъ между нами цырюльника и сѣсть отказался, выразивъ желаніе уйти отъ насъ. Но какъ мы, такъ и хозяинъ дома остановили его и заставили занять мѣсто. Хозяинъ же обратился къ нему съ такими словами:

-- Почему это ты не успѣлъ прійти и ужъ собираешься уйти?

-- Ради Аллаха, господинъ мой,-- отвѣчалъ онъ,-- не удерживай меня, потому что уйти я хочу изъ-за цырюльника, что сидитъ съ вами.

Хозяинъ, услыхавъ это, очень удивился и-сказалъ:

-- Какъ же это можетъ быть, что этотъ молодой человѣкъ, уроженецъ Багдада, такъ смущенъ присутствіемъ цырюльника?

Всѣ мы взглянули на него и сказали:

-- Скажи намъ причину твоего неудовольствія этимъ цирюльникомъ.

-- Господа,-- отвѣчалъ молодой человѣкъ.-- Въ Багдадѣ случилось со мной и съ этимъ цырюльникомъ необыкновенное происшествіе, и онъ -- причина моей хромоты и того, что у меня сломана нога. И я поклялся, что не сяду въ томъ мѣстѣ, гдѣ будетъ онъ, и не стану жить въ одномъ съ нимъ городѣ. Я покинулъ Багдадъ и поселился здѣсь, въ городѣ, но сегодня же, не дождавшись ночи, уѣду отсюда.

-- Умоляемъ тебя,-- сказали мы ему всѣ,-- ради Аллаха, разскажи намъ твою исторію съ нимъ.

Цырюльникъ поблѣднѣлъ, услыхавъ, о чемъ мы просимъ молодого человѣка. А молодой человѣкъ разсказалъ слѣдующее:

-- Знайте, добрые люди, что отецъ мой былъ однимъ изъ первыхъ купцовъ Багдада, и Господь (да прославится имя Его) не далъ ему другихъ сыновей, кромѣ меня; и когда я выросъ и достигнулъ зрѣлаго возраста, Господь призвалъ отца моего къ себѣ, и я остался съ своимъ богатствомъ, слугами и служащими. Я началъ ѣсть очень хорошо и одѣвался роскошно. Господь (да прославится совершенство Его) создалъ меня ненавистникомъ женщинъ; и такимъ образомъ я жилъ, пока однажды, прогуливаясь по улицамъ Багдада, я былъ остановленъ толпой женщинъ, отъ которой я тотчасъ же бѣжалъ въ боковой глухой переулокъ и сѣлъ въ концѣ его на мастабахъ. Только что успѣлъ я сѣсть, какъ отворилось окно на противоположной сторонѣ улицы, и изъ него выглянула дѣвушка, прекрасная, какъ полная луна, и такая, какой мнѣ никогда не приводилось видѣть. За окномъ у нея стояли цвѣты и она высунулась политъ ихъ, потомъ посмотрѣла направо и налѣво, и затѣмъ, заперевъ окно, ушла. Сердце мое воспламенилось, и мысли мои всѣ были заняты только ею. Ненависть къ женщинамъ обратилась въ любовь, и я просидѣлъ на томъ же мѣстѣ до солнечнаго заката, ничего не видя и не помня отъ страсти, какъ вдругъ появился кади, ѣхавшій по переулку съ рабами и слугами передъ нимъ и позади него. Кади остановился и вошелъ какъ разъ въ тотъ домъ, изъ котораго выглянула дѣвушка; такимъ образомъ я догадался, что онъ былъ ея отцомъ.

Опечаленный вернулся я домой и упалъ на постель, озабоченный мыслями; мои рабыни пришли ко мнѣ и сѣли около меня, не зная, что со мною, а я не говорилъ имъ ничего и не отвѣчалъ имъ на ихъ вопросы, и тоска моя только усиливалась. Сосѣди стали приходить ко мнѣ и развлекать своими посѣщеніями; въ числѣ посѣтителей была одна старуха, которая только взглянула на меня и тотчасъ же догадалась, что со мною дѣлалось; поэтому она подсѣла къ моему изголовью и, ласково обращаясь ко мнѣ, сказала:

-- О, сынъ мой! Скажи мнѣ, что съ тобой?

Я разсказалъ ей все, что было, и она отвѣчала мнѣ':

-- О, сынъ мой! Это дочь багдадскаго кади, и ее держатъ взаперти. Ты видѣлъ ее въ окнѣ ея комнаты, а отецъ ея занимаетъ большую комнату подъ нею. Она же живетъ въ комнатѣ одна, и я часто посѣщаю ее. Только чрезъ меня можешь ты добиться свиданія съ нею и потому успокойся.

Выслушавъ ее, я нѣсколько пріободрился и успокоился душой, чему родные мои очень обрадовались. Я всталъ совершенно бодрымъ, въ надеждѣ на полное выздоровленіе, а старуха ушла, но скоро вернулась съ совершенно измѣнившимся лицомъ и сказала:

-- О, сынъ мой! Не спрашивай меня, что она сдѣлала, когда я ей сказала о твоей любви. Она отвѣчала мнѣ: "Если ты не замолчишь, вздорная старуха, и не перестанешь говорить пустяковъ, то я поступлю съ тобой, какъ ты того заслуживаешь". Но все-таки я схожу къ ней еще разъ.

Услыхавъ это, я опять страшно разстроился, но черезъ нѣсколько дней старуха опять пришла и сказала;

-- О, сынъ мой! На этотъ разъ я желаю получить вознагражденіе за добрыя вѣсти.

При этихъ словахъ душа моя успокоилась, и я отвѣчалъ:

-- Ты получишь отъ меня все, что тебѣ угодно.

-- Вчера я отправилась къ дѣвицѣ,-- сказала она мнѣ,-- и она, увидавъ меня огорченною и съ заплаканными глазами, сказала мнѣ: "Ахъ, тетушка, отчего ты такая разстроенная?" Въ отвѣтъ на это я заплакала и отвѣчала: "О, дочь моя и госпожа, вчера я приходила къ тебѣ, посѣтивъ одного юношу, который любитъ тебя и умираетъ отъ любви къ тебѣ". Сердце ея Тронулось сожалѣніемъ, и она спросила: "А кто этотъ юноша, о которомъ ты говоришь?" -- "Это мой сынъ, -- отвѣчала я,-- дорогое дитя моего сердца. Нѣсколько дней тому назадъ онъ видѣлъ тебя въ окнѣ, когда ты поливала цвѣты; и, увидавъ твое лицо, онъ разгорѣлся любовью къ тебѣ. Я передала ему о томъ разговорѣ, что мы съ тобой имѣли въ первый разъ; и это такъ разстроило его, что онъ слегъ: теперь онъ умираетъ, и судьба его рѣшена". Она поблѣднѣла и сказала: "И это изъ-за меня?" -- "Клянусь Аллахомъ, изъ-за тебя,-- отвѣчала я,-- и что же прикажешь ты мнѣ теперь дѣлать?" -- "Иди къ нему",-- сказала она,-- поклонись ему отъ меня и скажи ему, что моя любовь сильнѣе его любви; въ слѣдующую пятницу, передъ общей молитвой, пусть онъ придетъ сюда: я прикажу открыть для него дверь, поговорю съ нимъ немного, и онъ успѣетъ уйти до прихода отца съ молитвы".

Услыхавъ эти слова старухи, я пересталъ томиться: сердце мое успокоилось, и я отдалъ ей одежду, которая была тогда на мнѣ; она пошла отъ меня, говоря:

-- Успокой сердце свое!

-- Да я не безпокоюсь болѣе,-- отвѣчалъ я.

Всѣ мои домашніе и мои знакомые разсказывали другъ другу о моемъ благополучномъ выздоровленіи; и я дожилъ, наконецъ, до пятницы, когда старуха пришла ко мнѣ и спросила меня, какъ я поживаю, на что я отвѣчалъ ей, что я счастливъ и здоровъ. Я одѣлся, надушился и сталъ ждать, когда народъ пойдетъ на молитву, чтобы мнѣ итти къ дѣвицѣ, но старуха сказала мнѣ:

-- Времени у тебя еще довольно, и было бы лучше, если бы ты отправился въ баню и выбрился, для того, чтобы уничтожить слѣды твоей бывшей болѣзни.

-- Это добрый совѣтъ, -- отвѣчалъ я, -- но я сначала выбреюсь, а потомъ пойду въ баню.

Такимъ образомъ, я послалъ за цырюльникомъ, чтобы выбрить себѣ голову, сказавъ мальчику;

-- Иди на рынокъ и приведи мнѣ цырюльника, человѣка порядочнаго, не дерзкаго, чтобы отъ болтовни его у меня не заболѣла голова.

Мальчикъ мой пошелъ и привелъ, вотъ этого шейка, который, войдя, раскланялся и, когда я отвѣтилъ ему на его поклонъ, сказалъ мнѣ:

-- Да разсѣетъ Господь твое горе и твою заботу, и несчастія, и страданія!

-- Да услышитъ Господь молитвы твои!-- отвѣчалъ я.

-- Развеселись, господинъ мой!-- сказалъ онъ,-- такъ какъ здоровье возвратилось къ тебѣ. Желаешь ты, чтобы я выбрилъ тебя или пустилъ тебѣ. кровь?.. Такъ какъ, но увѣренію Ибнъ-Аббаса ⁴²), пророкъ сказалъ: кто стрижется по пятницамъ, того Господъ избавитъ отъ семидесяти болѣзней. И тотъ же самый Ибнъ-Аббасъ говоритъ, будто пророкъ сказалъ: кто ставитъ себѣ по пятницамъ рожки, тотъ не обезпеченъ отъ слѣпоты и отъ частыхъ болѣзней.

-- Воздержись,-- сказалъ я,-- отъ безполезныхъ разговоровъ и выбрей мнѣ скорѣе голову, такъ какъ я еще слабъ.

Онъ всталъ, протянулъ руку, досталъ платокъ и развернулъ его. Въ платкѣ оказалась астролябія съ семью пластинками ⁴³), Взявъ ее, онъ вышелъ съ нею на середину двора, гдѣ, поднявъ голову къ солнцу, довольно долго смотрѣлъ и затѣмъ сказалъ мнѣ:

-- Знай, что сегодня, въ пятницу, въ десятый день Сафара ⁴⁴) въ 263 году послѣ бѣгства Магомета -- да будетъ надъ нимъ миръ и благословеніе!-- и звѣздой Марсомъ, оказывающей вліяніе, прошло семь градусовъ и шесть минутъ, и случилось такъ, что Меркурій встрѣтился съ этой планетой, и все это доказываетъ, что теперь самое удобное время для бритья волосъ. Кромѣ Того, мнѣ указано, что ты желаешь оказать кому-то благодѣяніе,-- счастливый тотъ человѣкъ! Кромѣ того, мнѣ указано, Что тутъ идетъ дѣло о предметѣ, о которомъ я не хочу говорить съ тобой.

-- Клянусь Аллахомъ!-- вскричалъ я, -- ты утомилъ меня своими предсказаніями такъ, что у меня заболѣла голова, въ то время, какъ я позвалъ тебя только для того, чтобы выбрить мнѣ ее. Ну, встань и начни брить и не разсуждай больше.

-- Клянусь Аллахомъ,-- отвѣчалъ онъ,-- если бы ты зналъ сущность этого дѣла, то ты просилъ бы меня объяснить его тебѣ, и я совѣтую тебѣ поступать сегодня по моему указанію, извлеченному мною изъ астрономическихъ выводовъ, Тебѣ слѣдуетъ прославить Господа и не возражать мнѣ, потому что я даю тебѣ добрый совѣтъ и смотрю на тебя съ состраданіемъ. Желалъ бы я находиться въ твоемъ услуженіи цѣлый годъ для того, чтобы ты могъ воздать мнѣ справедливость, и за это я не потребую отъ тебя никакой платы.

Выслушавъ это, я сказалъ ему:

-- Право, ты убиваешь меня сегодня, и я не. знаю, какъ избавиться отъ тебя.

-- О, господинъ мой,-- отвѣчалъ онъ,-- народъ зоветъ меня

Эль-Самитомъ ⁴⁵) за то, что я такъ мало говорю, и этимъ я отличаюсь отъ своихъ братьевъ: старшаго брата моего зовутъ Эль-Бакбукомъ, второго -- Эль-Геддаромъ, третьяго -- Бакбакомъ, четвертаго -- Эль-Кузъ-Эль-Асвани, пятаго -- Эльфещшаромъ, шестого -- Щакаликомъ, а седьмого, т.-е. меня Эль-Самитомъ.

Слушая, какъ цырюльникъ этотъ осыпалъ меня своей болтовней, я почувствовалъ, что желчный пузырь мой лопается, и сказалъ мальчику:

-- Дай ему четверть червонца, и ради самого Аллаха выпроводи его, такъ какъ брить головы я болѣе не желаю.

Цырюльникъ же, услыхавъ то, что я сказалъ мальчику, вскричалъ:

-- Что это такое сказалъ ты, о, господинъ мой! Клянусь Аллахомъ, я не хочу брать отъ тебя платы до тѣхъ поръ, пока не услужу тебѣ, а услужить тебѣ я долженъ,-- моя обязанность исполнить твое желаніе, и мнѣ все равно, получу ли я плату. Если ты не знаешь мнѣ цѣны, то зато я знаю цѣну тебѣ; и отецъ твой -- да помилуетъ его Аллахъ!-- милостиво обращался съ нами, потому что онъ былъ человѣкъ великодушный. Клянусь Аллахомъ, однажды отецъ твой послалъ за мной, вотъ какъ ты въ сегодняшній благословенный день, и когда я пошелъ къ нему, то у него было нѣсколько человѣкъ гостей, онъ сказалъ мнѣ: "Пусти мнѣ кровь!" Я взялъ астролябію, сдѣлалъ для него наблюденіе и нашелъ, что время для кровопусканія неблагопріятно, и что оно будетъ сопровождаться неудачею. Вслѣдствіе этого я тотчасъ же сообщилъ ему объ этомъ, и онъ исполнилъ мое желаніе и выждалъ благопріятнаго времени, и тогда я пустилъ ему кровь. Онъ не возражалъ, а, напротивъ того, поблагодарилъ меня, какъ поблагодарили и всѣ присутствующіе гости. Отецъ твой далъ мнѣ сто червонцевъ за услуги по кровопусканію.

-- Лиши, Господи,-- сказалъ я,-- Своей милости моего отца, за то, что онъ знался съ такимъ человѣкомъ, какъ ты!

-- Нѣтъ Бога, кромѣ Бога, -- смѣясь вскричалъ цырюльникъ, а Магометъ пророкъ его! Да прославится совершенство того, кто мѣняетъ другихъ, но самъ не можетъ быть измѣняемъ! Я считалъ тебя человѣкомъ разумнымъ, но вслѣдствіе своей болѣзни ты говорилъ пустяки. Въ своей чудной-книгѣ Господь упоминалъ о людяхъ, умѣющихъ сдерживать гнѣвъ свой и прощать людямъ, но ты не принадлежишь къ ихъ разряду. Мнѣ неизвѣстна причина твоей поспѣшности, а ты знаешь, что отецъ твой ничего не предпринималъ, не посовѣтовавшись со мной; извѣстно, что можно довѣрять человѣку, который пользуется чьимъ-либо довѣріемъ; ты не найдешь никого на свѣтѣ, ближе меня знакомаго съ житейскими дѣлами, и я стою здѣсь, готовый къ твоимъ услугамъ. Я не недоволенъ тобою, и какъ же ты можешь быть недоволенъ мною? Но я все перетерплю отъ тебя ради тѣхъ милостей, которыми я пользовался отъ твоего отца.

-- Клянусь Аллахомъ!-- вскричалъ я, -- ты надоѣлъ мнѣ своей болтовней и отуманилъ меня своими разговорами. Я желаю только, чтобы ты выбрилъ мнѣ голову и убирался отъ меня.

Я совершенно вышелъ изъ себя и хотѣлъ вскочить, хотя онъ уже смочилъ мнѣ голову..

-- Я знаю,-- сказалъ онъ,-- что ты сердишься на меня, но я на тебя не сержусь, потому что ты слабоуменъ и молодъ. Давно ли я носилъ тебя на плечахъ своихъ ⁴⁶) и водилъ тебя бъ школу.

-- О, братъ мой,-- возразилъ я ему на это,-- Аллахомъ умоляю тебя, уходи отъ меня для того, чтобы я могъ заняться своимъ дѣломъ.

Я разорвалъ свою одежду, и онъ, увидавъ это, взялъ бритву и сталъ ее точить и точилъ до тѣхъ поръ, пока душа моя чуть не простилась съ тѣломъ, затѣмъ, пододвинувшись къ моей головѣ, Онъ выбрилъ незначительную часть ея, послѣ чего поднялъ голову и сказалъ:

-- О, господинъ мой, торопливость исходитъ отъ дьявола. Послѣ этого онъ прочелъ слѣдующую строфу;

Обдумай основательно свой планъ

И не спѣши его ты исполненьемъ.

Будь милосердъ ко всѣмъ, и ты найдешь

Того, кто милосердъ. У человѣка

Нѣтъ власти никакой и не бывало,

Весь родъ людской стоитъ подъ властью Бога.

-- О, господинъ мой,-- продолжалъ онъ, -- я не думаю, чтобы тебѣ извѣстно было мое положеніе въ обществѣ, такъ какъ рука моя ходитъ по головамъ царей и эмировъ, и визирей, и мудрецовъ, и ученыхъ; а о такомъ человѣкѣ, какъ я, поэтъ сказалъ:

Товары крайне сходны съ ожерельемъ

Изъ жемчуга, въ которомъ самой крупной

Жемчужиной является цырюльникъ,

Который превосходитъ всѣхъ другихъ

Своимъ искусствомъ и умѣньемъ брить,

И во дворцы является всегда,

Чтобъ чисто выбрить головы царей.

-- Не говори о томъ, что до тебя не касается!-- сказалъ я, -- Ты истомилъ мою душу и разстроилъ меня!

-- Мнѣ кажется, что ты торопишься, -- отвѣчалъ онъ.

-- Тороплюсь! Да! Да!-- отвѣчалъ я.

-- Дѣлай всё медленно,-- сказалъ онъ,-- потому что поспѣшность исходитъ отъ дьявола и служитъ причиною раскаянія и неудовольствія, и Магометъ, да будетъ надъ нимъ благословеніе и миръ, сказалъ: "Самое лучшее дѣло есть то, которое начато по размышленію", А я готовъ поклясться Аллахомъ, что твое дѣло начато не такъ, и вотъ поэтому-то мнѣ хочется, чтобы ты сообщилъ мнѣ, куда ты такъ спѣшишь. Я желаю, чтобы ты спѣшилъ на что-нибудь хорошее, хотя боюсь, что это не такъ.

До назначеннаго времени оставалось еще три часа, и онъ въ-сердцахъ отбросилъ бритву и, взявъ астролябію, снова пошелъ смотрѣть на солнце. Пробывъ на дворѣ довольно долго, вернулся и сказалъ:

-- До общей молитвы остается ни болѣе ни менѣе какъ три часа.

-- Ради самого Аллаха, -- сказалъ я, -- замолчи, такъ какъ ты истомилъ всю мою душу.

Послѣ этого онъ взялъ бритву и такъ же долго, какъ и въ первый разъ, точилъ ее и затѣмъ выбрилъ мнѣ еще кусочекъ головы. Выбривъ, онъ остановился и сказалъ:

-- Очень меня безпокоитъ твоя поспѣшность! Если бы ты сказалъ мнѣ причину ея, то это было бы лучше для тебя, такъ какъ ты знаешь, что отецъ твой ничего не дѣлалъ, не посовѣтовавшись со мной.

Теперь я увидѣлъ, что не могъ отъ него избавиться, и подумалъ:

"Время общей молитвы наступило, и мнѣ слѣдуетъ выйти, прежде чѣмъ народъ пойдетъ изъ мечети; если я промѣшкаю еще немного, то мнѣ къ ней не попасть".

Вслѣдствіе этого я громко сказалъ ему:

-- Поспѣши! Прекрати эту болтовню и назойливость, такъ какъ мнѣ надо итти въ гости.

Услыхавъ о томъ, что я иду въ гости, онъ вскричалъ:

-- Сегодняшній день, счастливый для меня день! Вчера я пригласилъ къ себѣ знакомыхъ и забылъ приготовить имъ угощеніе и вспомнилъ только теперь. Я боюсь подумать о томъ, какъ они будутъ мною недовольны!

-- Не безпокойся объ этомъ,-- сказалъ я ему,-- ты знаешь, что сегодня я отправляюсь въ гости, и потому все, что у меня имѣется изъ ѣды и питья, я могу отдать тебѣ, если только ты услужишь мнѣ и поспѣшишь кончить.

-- Да ниспошлетъ Господь на тебя Свое благословеніе!-- вскричалъ онъ.-- Скажи мнѣ, что можешь ты дать для моихъ гостей, для того, чтобы мнѣ узнать въ точности.

-- У меня есть,-- отвѣчалъ я,-- пять мясныхъ кушаній, десять вареныхъ куръ и жареный барашекъ.

-- Прикажи принести все это для того, чтобы я могъ видѣть.

Я велѣлъ все это показать ему, и онъ вскричалъ:

-- Ты одаренъ божественными качествами! И какъ ты великодушенъ! Но только жаль, что нѣтъ курительнаго порошка и духовъ.

Я тотчасъ же принесъ ему ящичекъ съ неддомъ ⁴⁷) и деревомъ алоя, и амбры, и мускуса, цѣною въ пятьдесятъ червонцевъ. Время было позднее, и сердце у меня ныло.

-- Ну, бери все это,-- сказалъ я ему,-- и жизнью Магомета, да благословитъ и спасетъ его Господь, умоляю тебя, добрей мнѣ поскорѣе голову!

-- Клянусь Аллахомъ!-- отвѣчалъ онъ,-- я не возьму ничего, пока не посмотрю всего.

Вслѣдствіе этого я приказалъ мальчику открыть ему ящикъ. Цырюльникъ бросилъ астролябію и, усѣвшись на землю, сталъ перебирать и духи и курительный порошокъ до тѣхъ поръ, пока душа моя чуть было не разсталась съ тѣломъ.

Послѣ этого онъ подошелъ ко мнѣ, взялъ бритву и выбрилъ еще небольшой кусочекъ головы.

-- Клянусь Аллахомъ, о, сынъ мой,-- сказалъ онъ,-- право, я не знаю, кого мнѣ благодарить, тебя или твоего отца, такъ какъ я обязанъ своимъ сегодняшнимъ угощеніемъ чисто твоей добротѣ и милости, и у меня нѣтъ, даже знакомыхъ, стоящихъ такого угощенія, такъ какъ я пригласилъ Зейтона, содержателя бань, Селеа, продавца пшеницы, Аукаля продавца бобовъ, Аркешеха, лавочника, Гомейда, мусорщика, и Акариша, молочника. Каждый изъ этихъ приглашенныхъ умѣетъ танцовать какой-нибудь особенный танецъ и читать какіе-нибудь особенные стихи, лучшими ихъ достоинствами можно назвать то, что они похожи на того мамелюка, что стоитъ передъ тобою, а я, твой рабъ, не обладаю ни болтливостью ни дерзостью. Что же касается до содержателя бань, то онъ говоритъ, что если я не явлюсь на празднество, то онъ придетъ ко мнѣ въ домъ. Что же касается до мусорщика, то онъ острякъ и шалунъ и часто подплясывая говоритъ: "Съ моей женой новости не сохранишь и въ сундукѣ!" и у каждаго изъ моихъ пріятелей есть что-нибудь, чего нѣтъ у другихъ. Но описанія ничего не значатъ, надо самому посмотрѣть. Если бы ты согласился прійти къ намъ, это было бы пріятнѣе какъ для тебя, такъ и для насъ. Откажись поэтому отъ посѣщенія тѣхъ знакомыхъ, о которыхъ ты мнѣ говорилъ, тѣмъ болѣе, что на лицѣ твоемъ остались еще слѣды твоей болѣзни, и ты, вѣроятно, собираешься пойти къ людямъ болтливымъ, которые будутъ говорить съ тобой о томъ, что до нихъ не касается, или можешь встрѣтить у нихъ кого-нибудь дерзкаго на языкъ, а ты еще не совсѣмъ поправился.

-- Если угодно будетъ Богу,-- отвѣчалъ я, -- то я приду къ тебѣ когда-нибудь въ другой разъ.

-- Было бы гораздо лучше,-- сказалъ онъ, -- чтобы ты сейчасъ же присоединился къ нашему обществу и насладился бы его бесѣдою и остроуміемъ. Поступи согласно съ словами поэта:

Не отлагай ты развлеченій, если

Имѣть ихъ можешь: вѣдь судьба нерѣдко

Всѣ планы нашей жизни разрушаетъ.

Я засмѣялся, хотя въ душѣ негодовалъ, и сказалъ ему:

-- Дѣлай то, что я требую для того, чтобы я могъ отправиться съ Богомъ, да прославится имя Его, и или къ своимъ друзьямъ, которые давно ждутъ тебя.

-- Я ничего такъ не желаю,-- отвѣчалъ онъ, -- какъ познакомить тебя съ ними, потому что эти люди принадлежатъ къ тому сословію, среди котораго нѣтъ дерзкихъ; и если ты разъ познакомишься съ ними, то бросишь всѣ другія знакомства.

-- Дай Богъ, -- сказалъ я, -- чтобы ты весело провелъ съ ними время. Когда-нибудь я приглашу ихъ всѣхъ сюда.

-- Если ты, дѣйствительно, этого желаешь, -- отвѣчалъ онъ, -- и непремѣнно хочешь отправиться къ своимъ знакомымъ, то подожди, я снесу все, что ты далъ мнѣ сегодня, къ. себѣ домой, и поставлю все передъ своими друзьями для того, чтобы они, не дожидаясь меня, могли ѣсть и пить, и затѣмъ я вернусь къ тебѣ и отправлюсь съ тобой къ твоимъ знакомымъ, такъ какъ между мною и моими друзьями не можетъ быть ложныхъ церемоній, изъ-за которыхъ я не могъ бы оставить ихъ однихъ. Итакъ, я скоро вернусь къ тебѣ и отправлюсь къ твоимъ знакомымъ.

-- Сила и власть только въ рукахъ Бога, великаго и всемогущаго!-- вскричалъ я.-- Иди къ своимъ знакомымъ и услади сердце свое бесѣдой съ ними, а мнѣ предоставь итти, куда я хочу, и остаться съ ними сегодняшній день, тѣмъ болѣе, что они ждутъ меня.

-- Нѣтъ, -- сказалъ онъ, -- я не пущу тебя одного.

-- Туда, куда я иду, -- отвѣчалъ я, -- никто, кромѣ меня, войти не можетъ.

-- Ну, такъ я предполагаю,-- продолжалъ онъ,-- что у тебя назначено свиданіе съ какой-нибудь женщиной, а иначе ты взялъ бы меня съ собой. Я самый для тебя подходящій человѣкъ и помогу тебѣ достигнуть твоихъ желаній. Я боюсь, чтобы ты не пошелъ на свиданіе къ какой-нибудь неизвѣстной женщинѣ, за что ты можешь поплатиться жизнью, такъ какъ здѣсь, въ Багдадѣ, нельзя дѣлать что-либо подобное, въ особенности въ настоящее время, когда багдадскій вали такой серьезный и страшный человѣкъ.

-- Убирайся ты отъ меня, противный старикъ!-- вскричалъ я.-- О чемъ это ты вздумалъ говорить со мной?

Онъ слова не сказалъ въ отвѣтъ на это. Между тѣмъ время для молитвы наступило, и Кутбехъ⁴⁸) уже былъ близокъ къ тому времени, какъ онъ кончилъ брить мою голову.

-- Ну, иди,-- сказалъ я ему,-- съ этой ѣдой и питьемъ къ твоимъ друзьямъ, а я подожду, пока ты не вернешься, чтобъ итти со мной.

Я продолжалъ обманывать его для того, чтобъ онъ поскорѣе ушелъ, но онъ сказалъ мнѣ:

-- Я вѣдь вижу, что ты обманываешь меня и хочешь уйти одинъ и кинуться въ какую-нибудь бѣду, изъ которой не выберешься. Аллахомъ умоляю тебя, не уходи изъ дома, пока я не вернусь къ тебѣ, чтобы сопровождать тебя и знать, чѣмъ кончится твое дѣло.

-- Хорошо,-- отвѣчалъ я.-- Только не задержи меня.

Онъ взялъ ѣду и питье и все остальное, что я далъ ему, но отдалъ ихъ носильщику, приказавъ нести къ нему въ домъ, а самъ спрятался въ переулокъ. Я тотчасъ же всталъ. Муэдзины на минаретахъ уже пропѣли пятничный ламъ⁴⁹), я одѣлся и пошелъ поскорѣе. Придя къ переулку, остановился у того дома, гдѣ видѣлъ прелестную дѣвицу. Цырюльникъ же стоялъ за мною, и я этого не зналъ. Увидавъ, что дверь не заперта, я вошелъ; но вслѣдъ затѣмъ съ молитвы вернулся хозяинъ дома и заперъ за собою дверь, и я подумалъ въ душѣ:

"Какимъ образомъ дьяволъ этотъ открылъ меня?"

Въ это самое время Господу угодно было разорвать передо мною покрывало его покровительства. Одна изъ рабынь, принадлежавшихъ хозяину дома, провинилась въ чемъ-то; онъ сталъ ее бить и кричать. На этотъ крикъ прибѣжалъ рабъ, который сталъ отнимать ее, а хозяинъ сталъ бить и его; рабъ началъ тоже кричать. Цырюльникъ же, вообразивъ, что бьютъ меня, сталъ кричать, рвать на себѣ одежду, землей посыпать себѣ голову и звать на помощь. Его тотчасъ же окружилъ народъ, и онъ сказалъ ему:

-- Моего хозяина убили въ домѣ кади!

Послѣ этого онъ побѣжалъ въ сопровожденіи всей толпы къ моему дому, крича все время, и принесъ это извѣстіе моему семейству. Не знаю уже, что онъ дѣлалъ, когда всѣ они прибѣжали, крича:

-- О, горе, что сталось съ нашимъ хозяиномъ!

Цырюльникъ бѣжалъ впереди, разрывая свою одежду, съ нимъ бѣжалъ и народъ. Они кричали точно такъ же, какъ кричалъ цырюльникъ.

-- Увы! Онъ убитъ!

Вся эта толпа приблизилась къ дому, гдѣ я былъ спрятанъ. Кади, услыхавъ это, очень смутился. Онъ всталъ, отворилъ дверь и, увидавъ народъ, съ удивленіемъ сказалъ:

-- Что это значитъ, господа?

-- Ты убилъ нашего господина, -- отвѣчали ему слуги.

-- Что же сдѣлалъ мнѣ вашъ господинъ, чтобъ я сталъ убивать его, и зачѣмъ съ вами этотъ цырюльникъ?

-- Ты только что билъ его палкой, -- отвѣчалъ цырюльникъ, -- и я слышалъ, какъ онъ кричалъ.

-- Что жъ онъ сдѣлалъ, чтобъ я убилъ его?-- повторилъ кади,-- и зачѣмъ онъ могъ прійти и куда могъ пройти?

-- Не будь такимъ злокозненнымъ старикомъ!-- вскричалъ цырюльникъ, -- такъ какъ я хорошо знаю всю исторію. Дочь твоя влюблена въ него, и онъ влюбленъ въ нее. Ты узналъ, что онъ вошелъ къ тебѣ въ домъ, и приказалъ своимъ слугамъ бить его. Клянусь Аллахомъ, между нами и тобой судьей можетъ быть только калифъ, но прежде всего ты долженъ выдать намъ нашего хозяина для того, чтобы домашніе могли его взять. Не заставляй меня войти и взятъ его отъ тебя; поспѣшилъ самъ выпустить его.

Кади онѣмѣлъ отъ изумленія и совершенно растерялся при видѣ такой толпы; но, наконецъ, обратился къ цырюльнику съ такими словами:

-- Если ты говоришь правду, то входи самъ и уведи его.

Цырюльникъ тотчасъ же вошелъ въ домъ, а я, увидавъ это, только и думалъ о томъ, какъ бы мнѣ убѣжать отъ него; но, осмотрѣвшись кругомъ, я не увидалъ нигдѣ выхода и сѣлъ въ большой сундукъ, почему-то стоявшій тутъ въ комнатѣ. Засѣвъ въ сундукъ, я закрылъ его и сидѣлъ, притаивъ дыханіе. Вслѣдъ за тѣмъ въ эту самую комнату вбѣжалъ цырюльникъ; не глядя никуда, онъ прямо направился къ сундуку, въ которомъ я сидѣлъ. Затѣмъ онъ осмотрѣлся и, видя, что въ комнатѣ никого нѣтъ, поднялъ сундукъ себѣ на голову, при чемъ я совершенно обезумѣлъ. Цырюльникъ быстро сбѣжалъ съ сундукомъ: тутъ я убѣдился, что онъ ни за что не отстанетъ отъ меня и, отворивъ сундукъ, выскочилъ изъ него на землю. Отъ этого прыжка у меня переломилась нога. Приблизившись кое-какъ къ дверямъ, я нашелъ тамъ цѣлую толпу народа. Никогда въ жизни не видывалъ я такой толпы, какая собралась въ этотъ день. Чтобы развлечь ее, я бросилъ въ нее горсть золота, и пока народъ подбиралъ червонцы, я проскользнулъ въ другія улицы Багдада, преслѣдуемый цирюльникомъ, и куда бы я ни заходилъ, онъ заходилъ вслѣдъ за мною и кричалъ,

-- Какъ огорченъ я за своего господина! Да прославится Господь, оказавшій мнѣ помощь при освобожденіи его. О,хозяинъ мой, зачѣмъ ты непремѣнно хотѣлъ исполнить свое желаніе, и вотъ поэтому-то ты и накликалъ на себя бѣду, и если бы Господь не послалъ меня къ тебѣ на помощь, то ты не избавился бы отъ несчастія, на которое самъ напросился, и съ тобой случилась бы бѣда, изъ которой нѣтъ выхода. Поэтому моли Господа, чтобъ Онъ сохранилъ меня для того, чтобъ и впредь я могъ заботиться о тебѣ. Клянусь Аллахомъ, ты страшно разстраивалъ меня своими дурными наклонностями и своимъ желаніемъ пойти непремѣнно одному. Но я не стану сердиться на тебя за твое невѣдѣніе, такъ какъ разума у тебя мало, а торопливости много.

-- Неужели тебѣ еще мало, -- отвѣчалъ я, -- того, что ты надѣлалъ, и ты хочешь еще преслѣдовать меня по всѣмъ улицамъ?

Мнѣ до-смерти хотѣлось избавиться отъ него, но я не могъ найти средствъ, и въ порывѣ ярости бросился бѣжать отъ него. Войдя посреди рынка въ лавку, я просилъ покровительства у хозяина ея, и онъ отогналъ отъ меня цырюльника.

Сидя въ магазинѣ, принадлежавшемъ этому хозяину, я думалъ, что теперь мнѣ не избавиться отъ этого цырюльника; онъ будетъ мнѣ надоѣдать и днемъ и ночью, а между тѣмъ я видѣть его не могъ. Вслѣдствіе этого я тотчасъ же созвалъ свидѣтелей и написалъ документъ, въ силу котораго раздѣлялъ свое имущество между своими домашними, назначивъ опекуна. Опекуну я поручилъ продать домъ и все свое движимое имущество и взять подъ свою опеку и старыхъ и молодыхъ, а самъ тотчасъ же отправился путешествовать, чтобы только избавиться отъ этого несчастнаго. Прибывъ въ вашу страну, я нанялъ домъ и прожилъ тутъ довольно долго. Вы пригласили меня къ себѣ, я пришелъ и увидалъ между вами этого противнаго негодяя, сидѣвшаго въ концѣ комнаты. Какъ заныло мое сердце при видѣ его, и могъ ли я спокойно и весело провести съ вами время вмѣстѣ съ человѣкомъ, который былъ причиною моихъ несчастій и того, что я сломалъ ногу?

Молодой человѣкъ упорно отказывался остаться съ нами, а мы, выслушавъ его исторію, сказали цырюльнику:

-- Правда ли то, что молодой человѣкъ разсказывалъ о тебѣ?

-- Клянусь Аллахомъ, -- отвѣчалъ онъ, -- благоразуміе заставляло меня такъ поступать съ нимъ; не сдѣлай я этого, онъ непремѣнно бы погибъ: только я и избавилъ его отъ бѣды, и Господь, по милосердію Своему, чрезъ меня наказалъ его только тѣмъ, что онъ сломалъ ногу, вмѣсто того, чтобы лишить его жизни. Будь я человѣкомъ болтливымъ, я не сдѣлалъ бы ему этого одолженія; а теперь я разскажу вамъ событіе, приключившееся со мною для того, чтобы вы убѣдились, что я не разговорчивъ и не такой нахалъ, какъ мои братья. Слушайте.

Исторія цырюльника.

Въ царствованіе царя правовѣрныхъ Эль-Мунта-Зира-би-аллаха⁵⁰), любившаго бѣдныхъ и убогихъ и дружившаго съ людьми учеными и добродѣтельными, я жилъ въ Багдадѣ.

Случилось такъ, что царь прогнѣвался однажды на десять человѣкъ, которыхъ онъ приказалъ главному начальнику города. Багдада привезти къ нему въ лодкѣ. Увидавъ ихъ, я подумалъ: "Эти люди собрались, конечно, для того, чтобы весело провести время, и,-- вѣроятно, катаясь, будутъ ѣсть и пить, и мнѣ въ ихъ обществѣ, конечно, будетъ хорошо".

Такимъ образомъ я тоже сѣлъ на лодку и смѣшался съ ними. Когда же лодка причалила на другую сторону, къ намъ подошли служители вали съ цѣпями и надѣли ихъ всѣмъ на шеи и мнѣ тоже.

Всѣхъ насъ, закованныхъ въ цѣпи, повели и поставили передъ Эль-Мунта-Зиръ-би-аллахомъ, царемъ правовѣрныхъ, послѣ чего онъ отдалъ приказъ отрубить головы десяти человѣкамъ. Палачъ отрубилъ головы десятерымъ, а я остался. Калифъ же, повернувъ голову и увидавъ меня, сказалъ палачу:

-- Почему не срубилъ ты головы всѣмъ десяти человѣкамъ?

-- Я срубилъ уже десять головъ, -- отвѣчалъ палачъ.

-- А я думаю, что ты срубилъ только девять головъ, а голова этого человѣка, что стоитъ передо мною,-- десятая.

-- Клянусь твоею милостью, ихъ десять,-- отвѣчалъ палачъ.

-- Сосчитай, -- сказалъ калифъ.

Головы сосчитали, и ихъ оказалось десять. Калифъ, взглянувъ на меня, сказалъ:

-- Что же заставило тебя молчать въ такомъ случаѣ, и почему ты попалъ въ число убійцъ?

Услыхавъ такой вопросъ царя правовѣрныхъ, я сказалъ ему:

-- Знай, царь правовѣрныхъ, что я шейкъ Эсъ-Самитъ (молчаливый). Я -- человѣкъ ученый, а сила моего соображенія, -- быстрота, пониманіе и воздержанность въ рѣчахъ безграничны. Я -- цырюльникъ по ремеслу; вчера рано утромъ я видѣлъ, какъ эти десять человѣкъ сѣли въ лодку, и я присоединился къ нимъ, думая, что всѣ они отправляются въ гости; но вскорѣ оказалось, что они преступники, и солдаты пришли къ нимъ и заковали ихъ въ цѣпи и мнѣ надѣли на шею тоже цѣпь. Я же молчалъ и ничего не говорилъ изъ великодушія; я молчалъ въ настоящемъ случаѣ только изъ великодушія. Насъ повели и поставили передъ тобою, и ты приказалъ отрубить головы десяти человѣкамъ, а я остался передъ палачомъ и ни слова не говорилъ о себѣ. Развѣ не великодушно было съ моей стороны итти вмѣстѣ съ ними на казнь? И вотъ всю свою жизнь я поступалъ такимъ образомъ.

Когда калифъ выслушалъ меня и узналъ, какой я велико душный человѣкъ и какъ не люблю многословить и вовсе не наглецъ, какъ увѣряетъ этотъ спасенный мною отъ несчастія молодой человѣкъ, онъ спросилъ

-- А есть у тебя братья?

-- Есть шесть братьевъ, -- отвѣчалъ я.

-- Отличаются ли эти шесть братьевъ, подобно тебѣ, познаніями въ наукахъ и умѣренностью въ рѣчахъ?

-- Они воспитывались не такъ, чтобы походить на меня,-- отвѣчалъ я.-- Ты обидѣлъ меня твоимъ предположеніемъ, о, царь правовѣрныхъ, и тебѣ не слѣдовало бы сравнивать меня съ моими братьями, такъ какъ вслѣдствіе ихъ болтливости и недостатка великодушныхъ чувствъ, каждый изъ нихъ понесъ какой-нибудь ущербъ; первый былъ хромой, второй лишился: нѣсколькихъ зубовъ, третій ослѣпъ, четвертый окривѣлъ на одинъ глазъ, пятому были отрѣзаны уши, а шестому отрѣзаны обѣ губы, и не думай, царь правовѣрныхъ, что я болтливый человѣкъ. Нѣтъ, я долженъ доказать тебѣ, что я великодушнѣе ихъ, и что каждый изъ нихъ вслѣдствіе какой-нибудь особенной случайности потерпѣлъ ущербъ. Если угодно, то я разскажу тебѣ ихъ исторіи.

Разсказъ цырюльника о его первомъ братѣ.

-- Знай, о, царь правовѣрныхъ, что мой первый братъ, по имени Эль-Бакбукъ, былъ хромой. Онъ жилъ въ Багдадѣ и былъ портнымъ. Онъ нанималъ мастерскую у человѣка весьма богатаго, жившаго надъ его лавкой и имѣвшаго мельницу въ самомъ низу дома. Однажды, когда мой хромой братъ сидѣлъ у себя въ лавкѣ и шилъ, онъ поднялъ голову и увидалъ женщину, прекрасную, какъ выкатившаяся полная луна. Она сидѣла у выступавшаго окна и смотрѣла на проходившій народъ. При видѣ ея въ сердцѣ у него вспыхнула любовь. Онъ провелъ цѣлый день до вечера въ томъ, что смотрѣлъ на нее и ничего не дѣлалъ; а на слѣдующее утро онъ открылъ свою лавку и сѣлъ за шитье; но при каждомъ стежкѣ онъ поднималъ наверхъ глаза, и такъ онъ провелъ весь день, не заработавъ даже серебряной монеты.

На третій день онъ сѣлъ снова на свое мѣсто и опять сталъ смотрѣть на женщину, которая увидала его, и, видя, что онъ совсѣмъ одурѣлъ отъ любви къ ней, засмѣялась ему прямо въ лицо, а онъ точно такъ же засмѣялся прямо ей въ лицо. Она отошла отъ окна и послала къ нему дѣвочку-рабыню съ завернутымъ кускомъ цвѣтной шелковой матеріи. Дѣвочка, придя къ нему, сказала:

-- Госпожа моя кланяется тебѣ и проситъ, чтобы ты опытной рукой выкроилъ ей изъ этой матеріи рубашку и постарался бы ее хорошенько сшить.

-- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ онъ.

Онъ скроилъ рубашку и въ этотъ же день сшилъ ее, а на слѣдующій день къ нему опять пришла дѣвочка-рабыня и сказала:

-- Госпожа моя кланяется тебѣ и спрашиваетъ у тебя: какъ ты провелъ послѣднюю ночь?.. Потому что она не можетъ спать отъ своей любви къ тебѣ.

Она положила передъ нимъ кусокъ желтаго атласа и сказала:

-- Госпожа моя желаетъ, чтобы ты выкроилъ ей изъ этого атласа двѣ пары шароваръ и сегодня же сшилъ ихъ.

-- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ онъ.-- Кланяйся ей много и скажи ей, что рабъ ея готовъ повиноваться ея приказаніямъ, и что она можетъ распоряжаться имъ какъ ей угодно.

Онъ занялся кройкою шароваръ и употребилъ всѣ свои силы, чтобы сшить обѣ пары; а женщина смотрѣла на него изъ окна и знаками посылала ему привѣтствія, то опуская глаза, то улыбаясь, такъ что онъ вообразилъ, что скоро будетъ обладать ею. Послѣ этого она исчезла, а къ нему пришла дѣвочка-рабыня, которой онъ передалъ двѣ пары шароваръ. Съ наступленіемъ ночи онъ бросился на постель, но всю ночь провертѣлся и не могъ заснуть до утра.

На слѣдующій день къ моему брату пришелъ хозяинъ съ кускомъ полотна и сказалъ:

-- Выкрой и сшей мнѣ рубашки.

-- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ онъ,-- ш не оставлялъ работы до тѣхъ поръ, пока до ночи, ничего не съѣвъ, онъ не выкроилъ двадцати рубашекъ.

-- Сколько желаешь ты получить за работу?-- спросилъ хозяинъ, но братъ мой ничего не отвѣчалъ, красавица же знаками показывала ему, чтобы онъ не бралъ ничего, хотя онъ нуждался такъ, что радъ былъ бы всякой монетѣ. Три дня онъ жилъ такимъ образомъ, не имѣя ни воды ни питья, и все время спѣшилъ работать. Окончивъ работу, онъ понесъ рубашки.

Молодая женщина сообщила своему мужу о чувствахъ моего брата, о чемъ братъ мой, конечно, не зналъ; она сговорилась съ своимъ мужемъ заставить его шить безъ-устали, и въ это время позабавиться надъ нимъ. Такимъ образомъ когда онъ окончилъ свою работу, которую они ему дали, они составили противъ него заговоръ и женили его на своей дѣвочкѣ-рабынѣ, и въ ту ночь, когда онъ предполагалъ пойти къ ней, они сказали ему:

-- Провели эту ночь на мельницѣ, а завтра ты будешь счастливъ.

Братъ мой, не подозрѣвая ихъ злыхъ намѣреній, провелъ ночь одинъ на мельницѣ. Между тѣмъ, мужъ молодой женщины пошелъ къ мельнику и знаками показалъ ему, чтобы онъ заставилъ брата вертѣть мельницу. Мельникъ пошелъ къ брату въ полночь и началъ восклицать:

-- Какъ волъ-то лѣнивъ! И какъ разъ когда у меня столько пшеницы, и Хозяева спрашиваютъ муку! Я сейчасъ впрягу его на мельницѣ, для того, чтобы онъ кончилъ молоть муку.

Онъ впрягъ моего брата и заставилъ его работать до утра, когда пришелъ хозяинъ и увидалъ, что онъ вертитъ мельничное колесо, а мельникъ бьетъ его плетью, и онъ оставилъ его и ушелъ. Послѣ этого дѣвочка-рабыня, на которой его женили, пришла къ нему рано поутру и, высвободивъ его изъ ярма, сказала ему:

-- Мы обѣ съ госпожой моей были очень огорчены тѣмъ, что съ тобой случилось, и сознаемся, что виноваты въ твоихъ бѣдствіяхъ.

Но онъ до того былъ избитъ, что не могъ даже отвѣчать ей. Лишь только вернулся онъ домой, какъ шейкъ, совершавшій его брачный договоръ, пришелъ къ нему и, поклонившись, сказалъ:

-- Да продлитъ Господь жизнь твою! Да будетъ благословенъ твой бракъ.

-- Покарай Господь лжеца!-- отвѣчалъ мой братъ,-- тысячекратный негодяй! Клянусь Аллахомъ, мнѣ пришлось вертѣть мельничное колесо до утра.

-- Разскажи мнѣ твою исторію,-- сказалъ ему шейкъ.

Братъ мой разсказалъ шейку, что случилось съ нимъ, и шейкъ отвѣчалъ ему:

-- Твоя звѣзда не совпадаетъ съ ея звѣздой, но если, ты хочешь, чтобы я измѣнилъ для тебя условіе договора, я измѣню на болѣе удобный, для того, чтобы твоя звѣзда совпадала съ ея звѣздой ⁶¹).

-- Смотри,-- отвѣчалъ мой братъ,-- не подведи меня еще разъ.

Братъ мой разстался съ нимъ и ушелъ къ себѣ въ лавку, въ надеждѣ, что кто-нибудь дастъ ему работу, на плату за которую онъ могъ бы купить себѣ ѣды, и въ это время къ нему пришла дѣвочка-рабыня. Она условилась съ своей госпожой еще сыграть съ нимъ штуку и сказала ему:

-- Право, госпожа моя скучаетъ по тебѣ и теперь пошла къ окну, чтобы посмотрѣть на тебя.

Лишь только она сказала это моему брату, какъ хозяйка выглянула изъ окна и со слезами сказала:

-- Зачѣмъ ты такъ внезапно прервалъ знакомство между нами и тобою?

Но онъ ничего не отвѣтилъ ей, и.она поклялась ему, что все случившееся на мельницѣ случилось безъ ея вѣдома, а при видѣ ея красоты и миловидности все непріятное изгладилось изъ воспоминанія брата моего, и онъ, выслушавъ ея оправданіе, наслаждался при видѣ ея. Онъ поклонился ей и, поговоривъ съ нею, снова принялся за работу, послѣ чего къ нему пришла дѣвочка-рабыня и сказала: -- Госпожа моя кланяется тебѣ и извѣщаетъ тебя, что мужъ ея рѣшился провести слѣдующую ночь въ домѣ своихъ близкихъ знакомыхъ, и поэтому, когда онъ отправится туда, ты приходи къ ней.

Мужъ же молодой женщины сказалъ ей:

-- Какъ мы устроимся, чтобъ я могъ захватить его у тебя и стащить къ вали?

-- Позволь мнѣ сыграть съ нимъ штуку,-- отвѣчала она,-- и втянуть его въ такое дѣло, за которое его провезли бы но всему городу въ видѣ примѣра для другихъ.: --

Брать мой и не подозрѣвалъ, какъ женщины коварны. Вечеромъ къ нему пришла дѣвочка-рабыня и, взявъ его за руку, вернулась съ нимъ къ своей госпожѣ, которая сказала ему:

-- Право, господинъ мой, я жаждала видѣть тебя.

-- Ну, такъ прежде всего, -- сказалъ онъ, -- поцѣлуй меня.

Но не успѣлъ онъ договорить, какъ вошелъ мужъ молодой женщины, вернувшійся отъ сосѣдей и, схвативъ моего брата, вскричалъ:

-- Клянусь Аллахомъ, что не выпущу тебя иначе, какъ въ присутствіи начальника полиціи.

Братъ мой униженно просилъ его, но тотъ, не слушая его, потащилъ въ домъ вали, который избилъ его плетью и, посадивъ его на верблюда, велѣлъ везти но всему городу, а народъ кричалъ:

-- Вотъ какъ вознаграждаютъ человѣка, врывающагося въ чужой гаремъ!

Братъ свалился съ верблюда и сломалъ себѣ ногу, отчего и сдѣлался хромымъ. Вали выгналъ его изъ города, и онъ вышелъ, самъ не зная, куда ему итти; но я, хотя и негодовалъ на него, все-таки вернулъ его и до настоящаго времени содержу его.

Калифъ посмѣялся надъ моимъ разсказомъ и вскричалъ:

-- Ты славно говоришь!

-- Я не хочу, -- отвѣчалъ я, -- пользоваться честью твоихъ похвалъ, пока ты не выслушаешь моихъ разсказовъ о томъ, что сталось съ остальными моими братьями. Не думай, что я болтунъ.

-- Ну, разскажи мнѣ, -- сказалъ калифъ, -- что случилось со всѣми твоими братьями, и услади слухъ мой милыми подробностями. Прошу тебя не щадить словъ при передачѣ твоихъ интересныхъ повѣствованій.

Разсказъ цырюльника объ его второмъ братѣ.

Такимъ образомъ я продолжалъ:

О, царь правовѣрныхъ, знай, что второй братъ мой, по имени Эль-Геддаръ, пошелъ однажды по какимъ-то.дѣламъ и встрѣтилъ старуху, сказавшую ему:

-- Остановись немного для того, чтобъ я предложила тебѣ одну вещь, которую, если пожелаешь, ты можешь сдѣлать для меня.

Братъ мой остановился, а старуха продолжала:

Я приводу тебя къ одной вещи и научу тебя пріобрѣсти ее только подъ тѣмъ условіемъ, если ты не будешь говорить.

-- Ну, говори, что хочешь ты сообщить мнѣ,-- сказалъ онъ.

-- Что скажешь ты о хорошенькомъ домѣ съ проточной водой, о плодахъ и винѣ, о хорошенькомъ личикѣ, на которое можно смотрѣть, о гладкой щекѣ, которую можно цѣловать, о прелестномъ станѣ, готовомъ для объятій, и обо всѣхъ наслажденіяхъ, готовыхъ для тебя? Если ты можешь выполнить предложенное мною условіе, то будешь обезпеченъ.

Братъ мой, выслушавъ ее, сказалъ:

-- О, госпожа моя, почему же ты выбрала для этого дѣла меня предпочтительно передъ всѣми другими людьми, и что во мнѣ могло понравиться тебѣ?

-- Развѣ я не сказала тебѣ,-- отвѣчала она,-- что главное ты не долженъ говорить? Поэтому молчи и или за мною.

Старуха пошла своей дорогой, а братъ мой послѣдовалъ за ней, страстно желая воспользоваться обѣщанными ею удовольствіями. Они вошли въ громадный домъ, старуха поднялась въ сопровожденіи брата въ верхній этажъ. Братъ мой увидалъ, что это прелестный дворецъ, и тамъ онъ замѣтилъ четырехъ дѣвицъ, красивѣе которыхъ онъ въ жизни никого не видывалъ; дѣвицы эти пѣли голосомъ, способнымъ очаровать сердце, нечувствительное, какъ камень. Одна изъ этихъ дѣвицъ выпила чашу вина, а братъ мой сказалъ ей:

-- Могу я пожелать здоровья и бодрости?

Онъ подошелъ къ ней, но она не позволила дотронуться до себя, а дала ему выпить чашу вина, и лишь только онъ выпилъ, какъ она ударила его по спинѣ. Увидавъ подобное обращеніе, онъ разсердился и вышелъ изъ комнаты, наговоривъ много чего. Старуха же вышла вслѣдъ за нимъ и подмигнула ему, показывая, чтобъ онъ вернулся. Онъ вернулся и молча сѣлъ; послѣ этого дѣвица начала его бить по спинѣ такъ, что онъ лишился чувствъ. Придя въ себя, онъ снова ушелъ. Но старуха опять догнала его и сказала:

-- Подожди немного, и ты достигнешь твоихъ желаній.

-- Долго ли мнѣ придется терпѣть, прежде чѣмъ достигнуть чего-либо? сказалъ онъ.

-- Когда она опьянѣетъ, -- отвѣчала старуха, -- тогда ты и получишь ея милости.

Онъ вернулся и снова сѣлъ на прежнее мѣсто. Тутъ всѣ четыре дѣвицы встали, и старуха приказала имъ снять съ него верхнюю одежду и окропить лицо розовой водой, и когда это было сдѣлано, самая красивая изъ дѣвицъ сказала ему:

-- Да воздастъ тебѣ Аллахъ почесть! Ты. вошелъ въ мой домъ, и если у тебя достанетъ терпѣнія подчиниться моимъ требованіямъ, то желанія твои будутъ достигнуты..

-- О, госпожа моя,-- отвѣчалъ онъ,-- я -- рабъ твой и нахожусь въ твоей власти.

-- Ну, такъ знай же,-- сказала она,-- что я ужасно люблю шалости, и человѣкъ, исполняющій мои причуды, всегда пользуется моими милостями.

Она приказала дѣвицамъ пѣть, и онѣ спѣли такъ, что привели слушателей въ восторгъ. Послѣ этого главная дѣвица сказала одной изъ другихъ:

-- Бери твоего господина и дѣлай, что надо, и затѣмъ тотчасъ же приведи его назадъ.

Дѣвица повела моего брата, не подозрѣвавшаго, что хотятъ съ нимъ дѣлать, а старуха пришла къ нему и сказала:

-- Потерпи, теперь ужъ недолго.-- Братъ повернулся къ дѣвицѣ, а старуха прибавила:-- потерпи, ты уже почти достигъ своихъ желаній, и теперь остается только сдѣлать съ тобою одно, а именно, выбрить тебѣ бороду.

-- Какъ!-- вскричалъ онъ,-- чтобы я позволилъ обратить себя въ посмѣшище людей?

-- Она этого желаетъ,-- отвѣчала старуха,-- только для того, чтобы сдѣлать тебя похожимъ на безбородаго юношу, для того, чтобы ты своимъ лицомъ не могъ уколоть ее, такъ какъ она пылаетъ къ тебѣ сильной любовью. Поэтому потерпи, и ты достигнешь своихъ желаній.--

Такимъ образомъ братъ мой терпѣливо подчинился требованіямъ дѣвицы, и ему выбрили бороду и усы и брови, а лицо выкрасили красной краской и затѣмъ привели обратно къ главной дѣвицѣ, которая, увидавъ его, сначала испугалась, а затѣмъ хохотала до того, что опрокинулась навзничь и вскричала::

-- О, господинъ мой, ты своей уступчивостью тронулъ меня!

Она ради жизни своей умоляла его встать и поплясать передъ нею, что онъ и исполнилъ, и въ комнатѣ не осталось ни единой подушки, которая бы не полетѣла на него. Другія дѣвицы бросали всякіе предметы, апельсины, лимоны прямо въ него до тѣхъ поръ, пока онъ не упалъ безъ чувствъ, а они стали бить его по спинѣ и бросать все въ лицо. Наконецъ старуха сказала ему:

-- Теперь ты достигнутъ своихъ желаній. Теперь тебя бить болѣе не будутъ, и тебѣ остается только одно, и вотъ что именно: она имѣетъ привычку подъ вліяніемъ хмеля не подпускать никого къ себѣ до тѣхъ поръ, пока она Не сниметъ верхняго платья. Ты же тоже безъ верхняго платья долженъ будешь бѣжать за нею, а она побѣжитъ передъ тобою, какъ бы улетая отъ тебя, но ты бѣги за нею изъ комнаты въ комнату, пока не поймаешь ея.

Онъ всталъ и поступилъ по указанію старухи. Дѣвица побѣжала отъ него, а онъ побѣжалъ за нею, изъ комнаты въ комнату. Наконецъ онъ услыхалъ, что она какъ-то особенно крикнула и продолжала бѣжать, а онъ -- за ней, и вдругъ какими-то судьбами онъ очутился на улицѣ.

Эта улица выходила на рынокъ, гдѣ былъ кожевенный рядъ, и торговцы выкрикивали о продажѣ кожъ; собравшійся народъ, увидавъ брата моего въ такомъ видѣ, почти голаго съ выбритыми бородой, усами и бровями и съ лицомъ, вымазаннымъ красной краской, закричалъ и захохоталъ, а торговцы стали хлестать его кожами до тѣхъ поръ, пока онъ не лишился чувствъ. Послѣ этого они посадили его на осла и повезли къ вали.

-- Что это такое?-- вскричалъ вали.

-- Этотъ человѣкъ, -- отвѣчали они, -- вышелъ къ намъ въ такомъ видѣ изъ дома визиря.

Вали далъ ему сто ударовъ и выгналъ его изъ города, но я пошелъ вслѣдъ за нимъ, потихоньку привелъ его обратно въ городъ и сталъ его содержать. Не будь я такимъ великодушнымъ -- не сталъ бы и связываться съ такимъ человѣкомъ.

Разсказъ цырюльника о третьемъ братѣ.

Судьба привела однажды моего третьяго брата, слѣпого Бакбака, прозваннаго Куффехомъ ⁵²), къ большому дому, у дверей котораго онъ постучалъ въ надеждѣ, что хозяинъ откликнется и дастъ ему какую-нибудь бездѣлицу.

-- Кто тамъ?-- крикнулъ хозяинъ.

Но братъ мой не отвѣчалъ и затѣмъ услыхалъ, что хозяинъ крикнулъ болѣе громкимъ голосомъ:

-- Кто тамъ?

Но братъ мой все-таки не отвѣтилъ и, наконецъ, услыхалъ приближавшіеся шаги, и человѣкъ, подошедшій къ двери, спросилъ:

-- Что тебѣ надо?

-- Подайте что-нибудь, -- отвѣчалъ братъ, -- ради Бога, да святится имя Его!

-- Ты слѣпой?-- спросилъ его хозяинъ.

-- Да, -- отвѣчалъ мой братъ.

-- Ну, такъ дай мнѣ руку, -- сказалъ хозяинъ.

Братъ мой протянулъ ему руку, и хозяинъ ввелъ его въ домъ и провелъ по нѣсколькимъ лѣстницамъ до самаго верха, до плоской крыши. Братъ мой шёлъ, думая, что онъ дастъ ему или ѣды или денегъ; но когда они вышли на крышу, хозяинъ спросилъ:

-- Что тебѣ надо, слѣпецъ?

-- Ради Господа, да святится имя Его,-- отвѣчалъ братъ,-- подайте мнѣ что-нибудь!

-- Иди съ Богомъ, куда знаешь, -- проговорилъ хозяинъ.

-- Что это значитъ?-- вскричалъ мой братъ,-- развѣ не могъ ты мнѣ сказать этого, когда я былъ внизу?

-- Ахъ, ты, негодный негодяй! Зачѣмъ же не просилъ ты у меня милостыни, когда постучался въ первый разъ и услыхалъ мой голосъ?

-- Что же ты хотѣлъ со мной сдѣлать?

-- Мнѣ нечего тебѣ дать, -- отвѣчалъ хозяинъ.

-- Ну, такъ сведи меня внизъ съ лѣстницы.

-- Иди, я тебя не держу.

Такимъ образомъ братъ мой сталъ спускаться ощупью, пока между нимъ и дверью не осталось двадцати шаговъ; тутъ онъ запнулся и, скатившись внизъ, проломилъ себѣ голову ⁵³).

Онъ пошелъ, самъ не зная куда, и встрѣтился съ двумя слѣпцами, своими товарищами; они спросили его:

-- Что случилось съ тобой сегодня?

Братъ мой разсказалъ имъ, что съ нимъ случилось, и затѣмъ прибавилъ:

-- О, братья мои, мнѣ надо взять часть денегъ, имѣющихся у насъ, и истратить ихъ на свои потребности.

Хозяинъ дома, въ который онъ только что входилъ, слѣдовалъ за нимъ незамѣтно отъ него, чтобы узнать, что онъ будетъ дѣлать, и точно такъ же безъ его вѣдома вошелъ къ нему въ домъ. Братъ мой сѣлъ въ ожиданіи своихъ товарищей, и, когда они пришли, онъ сказалъ имъ:

-- Заприте дверь и обыщите комнату, не зашелъ ли сюда кто-нибудь чужой. Хозяинъ дома, услыхавъ это, всталъ и уцѣпился за веревку, висѣвшую съ потолка, а слѣпые, обшаривъ всю комнату и не найдя никого, вернулись на свои мѣста и сѣли около моего брата, притащивъ предварительно деньги и сосчитавъ ихъ. Денегъ оказалось болѣе десяти тысячъ серебряныхъ монетъ. Сосчитавъ ихъ, они сложили въ уголъ комнаты, и каждый изъ нихъ взялъ изъ лишнихъ, сколько ему было надо, а десять тысячъ зарыли въ землю; послѣ чего поставили передъ собою ѣду и поѣли. Но братъ мой услыхалъ въ комнатѣ непривычный звукъ.

-- Нѣтъ ли тутъ кого-нибудь чужого?-- сказалъ онъ.

Затѣмъ, протянувъ руку, онъ ухватилъ хозяина за руку и, крикнувъ своимъ товарищамъ, сказалъ:

-- Тутъ есть чужой!

Хозяина всѣ трое начали бить, били его до тѣхъ поръ, пока не устали, при чемъ кричали:

-- О, мусульмане ⁵⁴), къ намъ забрался воръ и хочетъ украсть наше добро!

Вслѣдъ затѣмъ къ нимъ немедленно прибѣжали нѣсколько человѣкъ, а хозяинъ, котораго они обвиняли въ воровствѣ, закрылъ глаза и сдѣлалъ видъ, что онъ такой же слѣпой, какъ и они, такъ что никто изъ тѣхъ, кто его видѣлъ, не усомнился въ этомъ.

-- О, мусульмане, я прошу покровительства Аллаха и султана!-- кричалъ онъ.-- Я прошу покровительства Аллаха и вали!

Прошу покровительства Аллаха и эмира, такъ какъ я могу дать важныя свѣдѣнія эмиру!

И не успѣли они собраться съ мыслями, какъ служители вали окружили ихъ и повели всѣхъ и моего брата тоже къ своему начальнику.

-- Что у васъ за исторія?-- спросилъ вали.

-- Выслушай меня, о вали,-- сказалъ мнимый слѣпой.-- Ты не узнаешь правды, если не пустишь въ дѣло побои ⁵⁵) и если хочешь, то начни прямо съ меня.

Вали, услыхавъ это, сказалъ:

-- Разложите этого человѣка и начните бить его плетью.

Мнимаго слѣпого разложили и начали бить, и когда удары показались ему невыносимыми, то онъ открылъ одинъ глазъ; а послѣ того, какъ его били еще въ продолженіе нѣкотораго времени, онъ открылъ и другой глазъ. Увидавъ это, вали закричалъ:

-- Что это значитъ, негодяй ты этакій?

-- Дай мнѣ вознагражденіе,-- отвѣчалъ человѣкъ,-- и я разскажу тебѣ.

Когда вали исполнилъ его желаніе, онъ сказалъ:

-- Мы всѣ четверо представляемся слѣпыми и пристаемъ къ другимъ людямъ, входимъ къ нимъ въ домъ; видимъ ихъ женъ и стараемся всякими уловками совратить ихъ и получить отъ нихъ денегъ. Такимъ способомъ мы совершенно легко получили сумму, доходящую до десяти тысячъ серебряныхъ монетъ, и я сказалъ своимъ товарищамъ: отдайте мнѣ мою часть, двѣ тысячи пятьсотъ монетъ, а они возстали противъ меня, прибили меня и завладѣли моей собственностью. Поэтому-то я прошу покровительства отъ Аллаха и отъ тебя. Ужъ я скорѣе отдамъ свою долю тебѣ, чѣмъ имъ. Если хочешь узнать, правда ли то, что я сказалъ тебѣ, то прикажи бить каждаго изъ моихъ товарищей сильнѣе, чѣмъ били меня, и они откроютъ глаза.

Такимъ образомъ, вали тотчасъ же приказалъ сѣчь слѣпыхъ, и первымъ изъ нихъ пострадалъ мой братъ. Его били до того, что онъ чуть было не умеръ, а вали говорилъ имъ:

-- Ахъ, вы негодяи, такъ вы отрекаетесь отъ милости Божіей и притворяетесь слѣпыми?

-- Аллахъ! Аллахъ! Аллахъ!-- вскричалъ мой братъ,-- между нами нѣтъ зрячаго!

Его снова бросили на землю и били до тѣхъ поръ, пока онъ не потерялъ всякое сознаніе.

-- Оставьте его,-- сказалъ тутъ вали;-- пусть онъ придетъ въ себя, и тогда начните бить его въ третій разъ.

А пока онъ приказалъ бить другихъ слѣпыхъ, и тѣмъ дали болѣе трехсотъ ударовъ каждому, въ то время какъ мнимый слѣпой говорилъ имъ:

-- Откройте же глаза, а не то васъ будутъ бить еще, -- затѣмъ онъ обратился къ вали и сказалъ: -- пошли со мной кого-нибудь, чтобы принести тебѣ деньги, такъ какъ эти люди не откроютъ глазъ изъ боязни уронить себя въ глазахъ народа.

Вали послалъ съ нимъ человѣка, и они принесли деньги, которыя вали взялъ и отдѣлилъ изъ нихъ двѣ тысячи пятьсотъ монетъ доказчику, согласно съ его требованіемъ и несмотря на протестъ слѣпцовъ. Остальное жъ онъ взялъ себѣ и выгналъ изъ города моего брата и его двухъ товарищей. Но я, царь правовѣрныхъ, тотчасъ же догналъ брата и разспросилъ его, что съ нимъ произошло, а онъ сообщилъ мнѣ то, что я тебѣ сейчасъ разсказалъ. Я потихоньку привелъ его обратно въ городъ и кормилъ, и поилъ его до. самой смерти.

Калифъ хохоталъ надъ моей исторіей и сказалъ:

-- Дайте ему какое-нибудь вознагражденіе, и пусть онъ уходитъ.

-- Ничего и брать не хочу, -- отвѣчалъ я,.-- пока не разскажу дарю правовѣрныхъ, что сталось съ остальными моими братьями, и не докажу ему, что я далеко не болтливый человѣкъ.

-- Ну, такъ терзай наши уши,-- отвѣчалъ на это калифъ,-- твоими смѣшными исторіями и продолжай открывать намъ пороки и бѣдствія.

Такимъ образомъ я продолжалъ:

Разсказъ цырюльника объ его четвертомъ братѣ.

-- Четвертый братъ мой, о, царь правовѣрныхъ, былъ кривъ на одинъ глазъ и звали его Эль-Кузъ Эль-Асвани. Онъ былъ мясникомъ въ Багдадѣ и продавалъ мясо и разводилъ барановъ.-И вельможи и богачи -- всѣ покупали у него мясо, такъ что онъ получалъ много денегъ и пріобрѣлъ много скота и много домовъ. Такъ жилъ онъ долгое время. Однажды, когда онъ сидѣлъ въ своей лавкѣ, къ нему подошелъ старикъ съ длинной бородой и, отдавая ему деньги, сказалъ:

-- Дай мнѣ на нихъ мяса.

Братъ взялъ деньги, далъ ему мяса, и, когда старикъ ушелъ, онъ взглянулъ на данную ему монету и, увидавъ, что она необыкновенно блестящая и бѣлая, отложилъ ее въ сторону. Этотъ старикъ приходилъ къ нему въ продолженіе пяти мѣсяцевъ, и братъ мой всегда бросалъ его деньги въ особый ящикъ. По прошествіи этого времени, ему захотѣлось взять ихъ, чтобы купить барана; но, отворивъ ящикъ, онъ увидалъ, что деньги обратились въ свернутыя трубочкой бумажки. Закрывъ лицо, братъ мой громко закричалъ; на крикъ его сбѣжался народъ, которому онъ разсказалъ, что съ нимъ случилось, и народъ не мало удивлялся этому.

Послѣ этого онъ, по обыкновенію, пошелъ къ себѣ въ лавку и, заколовъ барана, повѣсилъ тушу его въ лавкѣ, а часть его, вырѣзавъ, повѣсилъ за дверьми, думая:

"Теперь, можетъ-быть, старикъ придетъ опять, и тогда я схвачу его".

И дѣйствительно, вскорѣ старикъ подошелъ съ своей монетой.-- Братъ мой, вскочивъ, схватилъ его и сталъ кричать:

-- Мусульмане! Идите ко мнѣ и узнайте, что этотъ негодяй сдѣлалъ со мною!

Старикъ, услыхавъ эти крики, сказалъ ему:

-- Что будетъ выгоднѣе для тебя: не позорить меня, или чтобъ я опозорилъ тебя передъ всѣмъ народомъ?

-- Чѣмъ это ты меня опозоришь?-- сказалъ мой братъ.

-- А тѣмъ, -- отвѣчалъ старикъ, -- что ты продаешь вмѣсто баранины человѣческое мясо.

-- Ты врешь, проклятый!-- крикнулъ мой братъ.

-- Проклятый тотъ,-- отвѣчалъ старикъ,-- у кого въ лавкѣ виситъ убитый человѣкъ.

-- Если это такъ -- продолжалъ мой братъ, -- то все мое имущество и жизнь моя принадлежатъ тебѣ.

Старикъ тотчасъ же началъ кричать:

-- Эй, люди, собирайтесь сюда! Этотъ мясникъ убиваетъ людей и продаетъ мертвое тѣло вмѣсто баранины, и если вы не вѣрите мнѣ, то сами войдите въ лавку!

Народъ ворвался къ нему въ лавку и увидалъ висѣвшаго барана, превратившагося въ человѣка. Брата моего схватили съ крикомъ:

-- Ахъ ты, невѣрный! Ахъ ты, негодяй!

И самые близкіе друзья его не только отвернулись отъ него, но стали наносить ему удары. Старикъ же такъ ударилъ его, что вышибъ ему глазъ. Народъ потащилъ трупъ и брата моего вмѣстѣ съ нимъ къ начальнику полиціи, которому старикъ сказалъ:

-- О эмиръ! Этотъ человѣкъ, убивалъ людей и трупы ихъ продавалъ вмѣсто баранины, и мы поэтому привели его къ тебѣ, чтобы ты поступилъ съ нимъ по требованію Божьему, да прославится имя Его!

Услыхавъ это, начальникъ полиціи оттолкнулъ отъ себя моего брата и, лишивъ его возможности сказать что-либо въ свое оправданіе, приказалъ дать ему пятьсотъ ударовъ палкой и взялъ себѣ все его имущество. Не будь братъ мой такъ богатъ, онъ, вѣроятно, казнилъ бы его ⁵⁶). Затѣмъ онъ изгналъ его изъ города.

Братъ мой, ничего не соображая, пошелъ, куда глядятъ глаза, и шелъ до тѣхъ поръ, пока не пришелъ въ большой городъ, гдѣ сдѣлался башмачникомъ, открылъ лавку и сталъ работать ради насущнаго хлѣба. Однажды онъ пошелъ по какому-то дѣлу и, услыхавъ лошадиный топотъ, онъ спросилъ о причинѣ его и узналъ, что царь отправляется на охоту, вслѣдствіе чего онъ пошелъ полюбоваться на зрѣлище. Царю случилось повернуться, и глаза его встрѣтились съ глазомъ моего брата, и онъ тотчасъ же поникъ головой и вскричалъ:

-- Господи, спаси меня отъ бѣдствій сегодняшняго дня!

Онъ повернулъ свою лошадь и поѣхалъ обратно, и вся свита его поѣхала вслѣдъ за нимъ, послѣ чего онъ приказалъ своимъ пажамъ бѣжать за моимъ братомъ и избить его. Пажи, исполняя приказаніе, избили брата моего такъ, что онъ чуть было не умеръ, но не зналъ, за что его били. Онъ вернулся домой въ самомъ жалкомъ положеніи и послѣ этого пошелъ и разсказалъ о своемъ несчастій одному изъ приближенныхъ царя, который, слушая его, такъ хохоталъ, что опрокинулся навзничь.

-- О, братъ мой,-- сказалъ онъ ему, -- царь выносить не можетъ зрѣлища кривого человѣка, и въ особенности, если онъ кривъ на лѣвый глазъ ⁵⁷). Въ такихъ случаяхъ онъ иногда приказываетъ даже казнить кривого.

Услыхавъ это, братъ мой рѣшился бѣжать изъ этого то рода и дѣйствительно ушелъ и перебрался въ городъ, гдѣ не было царя. Тамъ онъ прожилъ довольно долго. Однажды, раздумывая о своихъ прежнихъ несчастіяхъ, онъ вышелъ изъ дома, чтобы немного развлечься, и снова услыхалъ за собою лошадиный топотъ, вслѣдствіе чего онъ вскричалъ:

-- Приговоръ Господа исполняется!

Онъ бросился бѣжать, отыскивая мѣстечко, куда бъ онъ могъ укрыться, но никакъ не находилъ, пока не нашелъ двери, припертой снаружи. Отстранивъ запоръ, онъ отворилъ ее и вошелъ въ сѣни, гдѣ увидалъ длинный коридоръ, по которому онъ и пошелъ. Но вдругъ его схватили два человѣка.

-- Слава Господу, давшему намъ возможность схватить тебя!-- вскричали они.-- Ахъ ты, врагъ Божескій. Три ночи заставилъ ты насъ страдать, лишивъ насъ покоя и сна. Да. ты заставилъ насъ предвкусить смерть!

-- Господа!-- вскричалъ мой брать, -- что такое съ вами случилось?

-- Ты сторожилъ насъ, -- отвѣчали они ему, -- и хотѣлъ погубить какъ насъ, такъ и хозяина дома! Тебѣ мало того, что ты довелъ и его и товарищей его до бѣдности? Вынимай же ножъ, которымъ ты каждую ночь грозилъ намъ.

Говоря такимъ образомъ, они начали обыскивать его и нашли ножъ, которымъ онъ рѣзалъ кожи для башмаковъ.

-- О люди!-- вскричалъ онъ.-- Побойтесь Бога за то, какъ вы со мною обращаетесь, и знайте, что моя исторія удивительна.

-- Что твоя за исторія?-- спросили они.

Онъ разсказалъ имъ все, что съ нимъ случилось, въ надеждѣ, что они освободятъ его, но они не повѣрили его словамъ, и вмѣсто того, чтобъ отпустить его, стали его бить и разорвали его одежду; обнаживъ его тѣло, они тотчасъ же замѣтили на немъ слѣды отъ палочныхъ ударовъ и вскричали:

-- Ахъ ты, негодяй! Вотъ и слѣды тноихъ провинностей!

Затѣмъ они свели его къ вали, а онъ дорогой шепталъ:

-- За грѣхи свои я страдаю, и спасти меня можетъ только одинъ Богъ, да просвятится имя Его!

Когда онъ былъ приведенъ къ вали, тотъ сказалъ ему:

-- Ахъ ты, негодяй! Удары палками должны были быть тебѣ даны только за крупную вину.

И онъ приказалъ дать ему сто ударовъ, послѣ чего его посадили на верблюда и кричали:

-- Вотъ какъ наказываютъ человѣка, который врывается въ чужой домъ!

Но я уже слышалъ объ его несчастіяхъ и тотчасъ же пошелъ за нимъ; проводилъ его но всему городу и выждалъ, когда онъ остался одинъ. Тогда я взялъ его и потихоньку привелъ въ Багдадъ, гдѣ и сталъ содержать его.

Разсказъ цырюльника объ его пятомъ братѣ.

-- Мой пятый братъ, Эль-Кешшаръ, былъ лишенъ ушей, о, царь правовѣрныхъ. Онъ былъ нищимъ и по ночамъ просилъ милостыню и жилъ только на то, что ему подавали. Отецъ нашъ былъ очень старъ, и, заболѣвъ, онъ умеръ, оставивъ семьсотъ серебряныхъ монетъ, изъ которыхъ всякій взялъ себѣ свою часть въ сто монетъ. Пятый братъ мой, получивъ свою часть, пришелъ въ недоумѣніе и но зналъ, что ему на нее дѣлать. Въ это время ему пришло въ голову купить на эти деньги различныхъ стеклянныхъ вещей и продать ихъ съ барышомъ. Такимъ образомъ на сто серебряныхъ монетъ онъ купилъ стекла и, поставивъ все на большой подносъ, сѣлъ, чтобы продавать, на довольно возвышенное мѣсто, а спиною прислонился къ стѣнѣ. Сидя такимъ образомъ, онъ сталъ раздумывать и въ душѣ говорилъ:

-- Теперь всѣ мои товары состоятъ изъ этой стеклянной посуды, которую я иродамъ за двѣсти серебряныхъ монетъ; на эти двѣсти монетъ я куплю другого стекла, которое я продамъ за четыреста и такимъ образомъ я буду продавать и покупать, пока не пріобрѣту большого состоянія. На это состояніе я куплю всевозможныхъ товаровъ и духовъ и драгоцѣнныхъ камней и заработаю крупный барышъ. Послѣ этого я куплю хорошенькій домъ, и мамелюковъ, и лошадей, и золотыя сѣдла, и буду ѣсть и пить, и не оставлю въ городѣ ни единой пѣвицы, чтобы не пригласить ее къ себѣ въ домъ и не послушать ея пѣсенъ.

Онъ производилъ этотъ расчетъ съ подносомъ передъ собой.

-- Затѣмъ,-- продолжалъ онъ,-- я пошлю всѣхъ городскихъ свахъ сватать за меня дочерей царей и визирей и попрошу руки дочери главнаго визиря⁵⁸), такъ какъ я слышалъ, что она поразительно хороша собой и миловидна, и въ приданое ей я дамъ тысячу червонцевъ. Если отецъ ея дастъ согласіе, то желаніе мое будетъ исполнено, а если не дастъ, то я возьму ее силой. Вернувшись домой, я куплю десять молодыхъ евнуховъ и пріобрѣту обстановку султановъ и царей и закажу себѣ золотое сѣдло, усыпанное брилліантами. Каждый день я буду кататься верхомъ на лошади съ рабами позади меня и спереди ⁵⁹) и гулять для своего удовольствія по улицамъ и по рынкамъ, а народъ будетъ кланяться мнѣ и молиться за меня⁶⁰). Послѣ этого я отправлюсь съ визитомъ къ визирю, отцу дѣвушки, съ мамелюками сзади меня и передо мною, и по правую и по лѣвую руку. Увидавъ меня, онъ почтительно встанетъ и посадитъ меня на свое мѣсто, а самъ сядетъ пониже меня, потому что я зять его. Я велю тутъ одному изъ слугъ принести кошелекъ, въ которомъ червонцы, приготовленные для приданаго, и онъ положитъ кошелекъ передъ визиремъ, и я прибавлю къ этому второй кошелекъ для того, чтобъ онъ зналъ, какъ я щедръ и великодушенъ и какъ все на свѣтѣ я презираю. И когда онъ обратится ко мнѣ съ десятью словами, я отвѣчу ему только двумя. Послѣ этого я вернусь домой, и если кто-нибудь придетъ ко мнѣ изъ дома визиря, я одарю его богатой одеждой; но если кто-нибудь придетъ ко мнѣ съ подаркомъ, я верну его. Подарка я ни въ какомъ случаѣ не приму^6]). Затѣмъ въ вечеръ свадьбы я одѣнусь въ самую дорогую одежду и сяду на матрацъ, обтянутый шелковой матеріей, и когда жена моя придетъ ко мнѣ, прекрасная, какъ полная лупа, покрытая одеждою и украшеніями, я прикажу ей скромно и покорно стоять передо мною, и я не стану смотрѣть на нее изъ гордости и изъ сознанія своей мудрости, такъ что дѣвушки скажутъ мнѣ:

-- О, господинъ и повелитель нашъ, мы готовы къ твоимъ услугамъ! Вотъ это жена твоя или, лучше сказать, служанка твоя, ждетъ твоего милостиваго взора и стоитъ передъ тобою. Взгляни на нее, такъ какъ стоять ей тяжело ⁶²). Послѣ этого я подниму голову и брошу на нее взоръ, и снова опущу голову. И такимъ образомъ я буду сидѣть, пока не кончится вся церемонія; послѣ чего ее проведутъ въ спальню; а я встану и пойду въ другую комнату, и надѣну ночную одежду, и пройду въ ту комнату, гдѣ она сидитъ, и гдѣ я сяду на диванъ, но смотрѣть на нее не стану. Служанки будутъ просить меня подойти къ ней; но я не стану слушать ихъ, а прикажу кому-нибудь изъ своихъ приближенныхъ принести кошелекъ съ пятью стами червонцевъ дли нихъ и затѣмъ прикажу имъ удалиться. Когда онѣ уйдутъ, я сяду на диванъ подлѣ невѣсты, но съ презрительнымъ выраженіемъ лица для того, чтобъ она могла сказать: "Дѣйствительно, этотъ человѣкъ чувствуетъ свое достоинство". Послѣ этого ко мнѣ придетъ ея мать, поцѣлуетъ мнѣ руку и скажетъ мнѣ:

-- О, господинъ мой! Взгляни милостиво на твою служанку, которая такъ покорно стоитъ передъ тобою.

Но я ничего не отвѣчу ей. И она начнетъ цѣловать мнѣ ноги и снова скажетъ:

-- О, господинъ мой! Дочь моя молода и, кромѣ тебя, не видала еще мужчинъ, и если отъ тебя она увидитъ только одно пренебреженіе, то это разобьетъ ея сердце: обрати на нее вниманіе, поговори съ нею, успокой ее.

Послѣ этого я искоса посмотрю на нее и прикажу ей попрежнему стоять передо мною, для того, чтобы она вкусила удовольствіе унижаться передо мною и поняла бы, что я повелитель ея. Тутъ мать ея скажетъ мнѣ:

-- О, господинъ мой! Она служанка твоя, сжалься надъ нею. и будь къ ней милостивъ.

Она прикажетъ дочери налить кубокъ вина и поднести къ моему рту, а дочь ея отвѣтитъ:

-- О, господинъ мой! Аллахомъ умоляю тебя, не отвергай кубка отъ рабыни твоей, такъ какъ я, дѣйствительно, рабыня твоя.

Но я ничего не отвѣчу ей. а она будетъ упрашивать меня взять кубокъ и просить, чтобы я выпилъ вино, и поднесетъ его къ моему рту, а я на это погрожу кулакомъ передъ самымъ ея лицомъ и толкну ее ногой вотъ такъ!

Говоря такимъ образомъ, онъ толкнулъ подносъ со стекломъ, стоявшій на нѣкоторомъ возвышеніи надъ землею. Подносъ упалъ, и вся посуда разбилась въ мелкіе дребезги, такъ что не уцѣлѣло ни одной вещи.

-- Вотъ послѣдствія моей гордости!-- вскричалъ онъ, закрывъ лицо руками, и сталъ рвать на себѣ одежду и плакать. А прохожіе останавливались и смотрѣли на него въ то время, какъ онъ восклицалъ:

-- О горе! Горе!

Въ это время народъ шелъ въ мечеть молиться, такъ какъ была пятница; иные смотрѣли на него, а другіе и вниманія на него не обращали. Но въ то время, какъ онъ сидѣлъ такимъ образомъ и плакалъ надъ своей горькой долей, лишенный всѣхъ своихъ средствъ, къ нему подъѣхала какая-то женщина, отправлявшаяся въ мечеть. Она была замѣчательно хороша собою, и запахъ мускуса распространялся отъ нея. Она ѣхала на мулѣ, сѣдло на которомъ было покрыто шелковой попоной, вышитой золотомъ. Увидавъ разбитую посуду и отчаяніе и слезы моего брата, она сжалилась надъ нимъ и спросила, что съ нимъ случилось. Онъ отвѣчалъ ей, что у него былъ подносъ со стекломъ, продажею котораго онъ думалъ пріобрѣсти средства къ жизни, но что посуда вся разбилась, какъ она видитъ, и это такъ огорчаетъ его. Женщина тотчасъ же подозвала одного изъ своихъ слугъ и сказала:

-- Дай то, что есть съ тобой, этому бѣдняку.

Слуга далъ ему кошелекъ, открывъ который братъ мой нашелъ въ немъ пятьсотъ червонцевъ и чуть было не умеръ отъ радости и сталъ молиться за свою благодѣтельницу.

Онъ вернулся домой богатымъ человѣкомъ и сталъ размышлять, какъ вдругъ въ это время кто-то постучался къ нему. Отворивъ дверь, онъ увидалъ незнакомую ему старуху, сказавшую ему:

-- О, сынъ мой! Время молитвы почти уже миновало, а я не успѣла сдѣлать омовенія, и потому я прошу пустить меня къ тебѣ въ домъ, чтобы я могла это сдѣлать.

-- Войди и соверши, что заповѣдалъ пророкъ, -- отвѣчалъ онъ, и далъ ей позволеніе войти, продолжая радоваться тому, что онъ получилъ столько золота.

Окончивъ омовеніе, она подошла къ тому мѣсту, гдѣ онъ сидѣлъ, и стала молиться. Она помолилась потомъ и за моего брата; онъ поблагодарилъ ее и далъ ей два червонца. Увидавъ золото, она вскричала:

-- Да прославится милость Господня! Удивляюсь я той женщинѣ, которая могла влюбиться въ такого нищаго, какъ ты! Возьми обратно свои червонцы, и если они тебѣ не нужны, то верни ихъ той, которая дала ихъ тебѣ, когда ты разбилъ свою посуду.

-- О матушка!-- сказалъ онъ.-- Могу ли я надѣяться получить доступъ къ ней?

-- О, сынъ мой,-- отвѣчала старуха,-- она влюблена въ тебя; но она жена одного вліятельнаго человѣка, и потому возьми съ собой всѣ свои деньги и, когда увидишь ее, не скупись на деньги и на сладкія слова; этимъ способомъ ты добьешься ея милостей и затѣмъ будешь брать отъ нея средствъ, сколько тебѣ потребуется.

Братъ мой, взявъ все золото, всталъ и пошелъ со старухой, не смѣя вѣрить тому, что она говорила ему. А старуха шла въ сопровожденіи моего брата, пока они не дошли до большихъ дверей, въ которыя она постучалась. На стукъ явилась гречанка и отворила дверь. Старуха вошла и приказала брату моему слѣдовать за нею. Онъ пошелъ и очутился въ очень хорошо меблированной комнатѣ съ занавѣсками и, сѣвъ тамъ, онъ положилъ золото подлѣ себя, а чалму къ себѣ на колѣни ⁶³), и тотчасъ же вслѣдъ за этимъ къ нему вышла такая красивая дѣвица, какой ему не приводилось и видѣть, одѣтая очень роскошно.. При ея появленіи братъ мой всталъ, а она, увидавъ его, улыбнулась ему и выразила удовольствіе, что видитъ его. Затѣмъ, подойдя къ двери, она заперла ее на замокъ, послѣ чего вернулась къ брату, взяла его за руку, и оба они прошли въ смежную комнату, обитую разноцвѣтной шелковой матеріей; тамъ братъ мой сѣлъ и она сѣла подлѣ него, и они забавлялись нѣкоторое время. Затѣмъ она встала, сказавъ ему:

-- Не трогайся съ этого мѣста, пока я не вернусь къ тебѣ.

Вскорѣ послѣ того, какъ она ушла, а братъ мой остался въ ожиданіи ея, къ нему пришелъ черный рабъ громаднаго роста, съ обнаженнымъ мечомъ, ослѣплявшимъ своимъ блескомъ, и вскричалъ:

-- Горе тебѣ! Кто привелъ тебя сюда? Ахъ, ты, негодяи! Низкій мошенникъ, грязная дрянь!

Братъ мой не нашелся даже что и отвѣчать; языкъ у него прилипъ къ гортани, а рабъ схватилъ его, встряхнулъ и нанесъ ему болѣе восьмидесяти ударовъ плашмя мечомъ, пока онъ не упалъ на полъ, послѣ чего рабъ отошелъ отъ него, предполагая, что братъ мой умеръ, и крикнулъ такъ громко, что земля затряслась:

-- Гдѣ Эль-Мелихахъ?

Вслѣдъ за этимъ вышла дѣвочка, держа въ рукахъ хорошенькій подносъ, наполненный солью. Она посыпала этой солью на язвы, образовавшіяся отъ побоевъ на тѣлѣ брата, такъ что изъ нихъ потекла кровь, но онъ не шевельнулся, боясь, что рабъ откроетъ, что онъ еще живъ, и добьетъ его. Послѣ этого дѣвочка ушла, а рабъ снова также крикнулъ, какъ въ первый разъ, и къ брату моему подошла старуха, стащила его за ноги подъ какой-то темный сводъ и бросила его на груду нечистотъ ⁶⁴).

Тутъ онъ пролежалъ цѣлыхъ два дня. и Господь, по премудрости Своей, обратилъ соль въ средство, которое сохранило ему жизнь, такъ какъ соль остановила кровоизліяніе. Такимъ образомъ, когда онъ очнулся и собрался съ силами, онъ всталъ и, отворивъ ставлю, бывшую въ стѣнѣ, онъ выбрался изъ ужаснаго мѣста, и Господь, всесильный и всемогущій, оказалъ ему Свое покровительство. Онъ прошелъ въ темный коридоръ, гдѣ просидѣлъ до слѣдующаго утра, когда старуха отправилась искать новую жертву; братъ мой незамѣтно вышелъ вслѣдъ за нею и вернулся домой.

Тутъ онъ занялся залѣчиваніемъ своихъ ранъ, пока не понравился совсѣмъ; онъ постоянно слѣдилъ за старухой и видѣлъ, какъ она набирала новыя жертвы и уводила ихъ къ себѣ домой. Но онъ никому не говорилъ ни слова, и, когда здоровье его поправилось, и силы совершенно вернулись, онъ взялъ тряпку, сдѣлалъ изъ нея мѣшокъ и наполнилъ его битымъ стекломъ. Привязавъ мѣшокъ къ своему поясу, онъ переодѣлся такъ, что никто узнать его не могъ, и сталъ походить на иностранца. Подъ одежду онъ спряталъ мечъ и, увидавъ старуху, сказалъ ей, коверкая по иностранному слова:

-- Старушка, нѣтъ ли у тебя вѣсовъ, чтобы свѣсить девятьсотъ червонцевъ?

-- У меня есть сынъ, -- отвѣчала старуха,-- онъ -- мѣняла, и у него имѣются всевозможные вѣсы, и потому пойдемъ къ. нему, пока онъ не ушелъ куда-нибудь. Онъ свѣшаетъ тебѣ твое золото.

-- Ну, или впередъ,-- сказалъ братъ мой.

Она пошла впередъ, а братъ мой вслѣдъ за нею, пока она не подошла къ двери, въ которую постучалась. На стукъ вышла дѣвушка и засмѣялась ему въ лицо.

-- Я сегодня привела вамъ жирный кусочекъ,

Дѣвушка взяла брата моего за руку и привела его въ тотъ домъ, въ которомъ онъ уже былъ ранѣе, и, посидѣвъ съ нимъ нѣкоторое время, она сказала, вставая:

-- Не уходи отсюда, пока я не вернусь къ тебѣ.

Она вышла, и брату моему пришлось ждать очень недолго; къ нему вышелъ рабъ съ обнаженнымъ мечомъ и сказалъ ему:

-- Вставай, несчастный!

Братъ мой всталъ, и въ то время, какъ негръ шелъ передъ нимъ, онъ вынулъ изъ-подъ платья спрятанный мечъ и, ударивъ имъ раба, отрубилъ ему голову; послѣ чего онъ стащилъ его за ноги подъ сводъ и крикнулъ:

-- А гдѣ Эль-Мелихахъ?

Рабыня тотчасъ же пришла, держа въ рукахъ подносъ съ солью; но, когда она увидала брата моего съ мечомъ въ рукахъ, она повернулась и побѣжала, но братъ мой догналъ се и отрубилъ ей голову. Затѣмъ онъ закричалъ:

-- Гдѣ старуха?

Старуха пришла, и онъ сказалъ ей:

-- Узнаешь ты меня, мерзкая вѣдьма?

-- Нѣтъ, не узнаю, господинъ мой.

-- Я тотъ самый человѣкъ, у котораго было золото, въ чьемъ домѣ ты дѣлала омовеніе и молилась и потомъ обманомъ заманила сюда въ домъ.

-- Побойся Бога,-- вскричала старуха,-- что ты хочешь со мной дѣлать?

Но братъ мой, обернувшись къ ней, ударилъ ее мечомъ и разрубилъ пополамъ. Затѣмъ онъ пошелъ искать дѣвицу, и она, увидавъ его, совсѣмъ обезумѣла отъ страха и начала просить у него прощеніе. Онъ не убилъ ея и сказалъ:

-- Какимъ образомъ попала ты въ руки этого негра?

-- Я была рабыней одного изъ купцовъ, а эта старуха обыкновенно посѣщала меня и однажды она сказала мнѣ: "Мы задаемъ пиръ такой, какого тебѣ не приходилось видѣть, и мнѣ очень бы хотѣлось, чтобы ты присутствовала на немъ".

-- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчала я и, вставъ, одѣлась въ свое лучшее платье и, взявъ съ собою кошелекъ съ сотню червонцевъ ⁶⁵), пошла за нею въ ея домъ, гдѣ вдругъ меня схватилъ негръ, съ которымъ я, по милости старухи, прожила три года.

-- Есть тутъ въ домѣ какое-нибудь имущество?-- спросилъ у нея мой братъ.

-- Очень много,-- отвѣчала она,-- и если ты можешь перенести его, то неси.

Онъ всталъ и пошелъ за нею, а она открыла ему сундуки и показала столько кошельковъ, что онъ совсѣмъ поразился.

-- Я пока останусь тутъ, -- сказала она ему,-- а ты иди и приведи кого-нибудь, чтобы перенести твое имущество.

Онъ пошелъ и, нанявъ десять человѣкъ, вернулся, но, подойдя къ дому, увидалъ, что дверь открыта, и въ домѣ не оказалось-ни дѣвицы ни кошельковъ. Но онъ все-таки нашелъ немного денегъ и куски матерій. Тутъ онъ увидалъ, что она обманула его, и онъ взялъ деньги и, отворивъ чуланы, выбралъ изъ нихъ всѣ куски ткани.

Онъ провелъ весь тотъ день въ полномъ счастьѣ; но когда наступило слѣдующее утро, то у дверей его дома оказалось двадцать солдатъ, которые, увидавъ его. схватили и свели къ вали.

-- Откуда взялъ ты эти ткани?-- спросилъ у него вали.

-- Вознагради меня,-- сказалъ мой братъ.

Вали далъ ему въ обезпеченіе платокъ ⁶⁶), и братъ мой разсказалъ ему все, что случилось съ нимъ и со старухой съ начала до конца и разсказалъ, какъ бѣжала дѣвица, прибавивъ:

-- Изъ того, что я взялъ, ты можешь выбрать, что тебѣ угодно, а мнѣ оставь только чѣмъ жить.

Вали хотѣлъ взять всѣ деньги и всѣ ткани, но боясь, чтобы султанъ не узналъ о такой его продѣлкѣ, взялъ только часть, а остальное отдалъ моему брату, сказавъ ему:

-- Уѣзжай изъ этого города или я тебя повѣшу.

-- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ братъ мой и отправился въ одинъ изъ ближайшихъ городовъ.

Но на него напали разбойники, ограбили и избили его и обрѣзали ему уши; а я, услыхавъ о его положеніи, пошелъ тотчасъ же къ нему, захвативъ съ собой одежду, и потихоньку привелъ его обратно въ городъ, гдѣ сталъ и кормить и поить его.

Разсказъ цырюльника объ его шестомъ братѣ.

-- У моего шестого брата Шакалика, о, царь правовѣрныхъ, были отрѣзаны губы. Онъ былъ страшно бѣденъ и лишенъ всѣхъ благъ нашего тлѣннаго міра. Однажды онъ вышелъ, чтобы достать что-либо для поддержанія своего существованія. Дорогою онъ увидалъ красивый домъ съ обширными и высокими сѣнями, въ дверяхъ которыхъ стояли слуги. Онъ обратился къ одному изъ слугъ съ вопросомъ, на который получилъ отвѣтъ, Что домъ этотъ принадлежитъ человѣку изъ рода Бармеки ⁶⁷). Братъ мой поэтому подошелъ къ привратникамъ и попросилъ дать ему что-нибудь.

-- Входи въ двери дома,-- сказали они ему.-- и отъ хозяина ты получишь то, что тебѣ надо.

Онъ вошелъ въ сѣни и, пройдя ихъ, вошелъ въ очень красивый и изящный домикъ съ садомъ посреди, превосходящій по красотѣ все, что можно было себѣ представить въ этомъ родѣ; полъ въ домѣ былъ мраморный, и стѣны кругомъ были, украшены занавѣсками. Онъ не зналъ, въ какую сторону ему направиться, но пошелъ прямо и увидалъ человѣка съ очень красивымъ лицомъ и бородой, который, замѣтивъ моего брата, тотчасъ же всталъ, привѣтствовалъ его и спросилъ, что ему угодно. Братъ мой отвѣчалъ, что находится въ нуждѣ, и хозяинъ дома, услыхавъ объ этомъ, выразилъ большое сожалѣніе и, схвативъ свою одежду, разорвалъ ее и вскричалъ:

-- И я живу въ городѣ, въ которомъ ты живешь въ нуждѣ! Этого я вынести не могу.

Онъ наобѣщалъ ему всякой всячины и затѣмъ сказалъ:

-- Ты долженъ остаться и раздѣлить со мной хлѣбъ-соль.

-- О, господинъ мой,-- отвѣчалъ братъ мой,-- ждать у меня не достанетъ терпѣнія, такъ какъ я страшно голоденъ.

Услыхавъ это, хозяинъ дома крикнулъ:

-- Мальчикъ, принеси сюда тазъ и рукомойникъ! Гость мой,-- прибавилъ онъ,-- подойди и_вымой руки.

Самъ онъ сдѣлалъ видъ, будто моетъ руки, и затѣмъ закричалъ прислугѣ, чтобы они подавали столъ; послѣ чего слуги начали ходить взадъ и впередъ, какъ будто накрывая на столъ, а хозяинъ дома взялъ моего брата и сѣлъ съ нимъ за воображаемый столъ и началъ двигать руками и ртомъ, будто онъ ѣстъ и при этомъ говорилъ брату:

-- Ѣшь, не стѣсняйся, вѣдь ты голоденъ,-и я знаю, какъ ты страдаешь отъ голода.

Братъ мой сталъ дѣлать тѣ же движенія, какъ будто онъ ѣстъ, въ то время, какъ хозяинъ говорилъ ему:

-- Ѣшь и полюбуйся, до какой степени бѣлъ этотъ хлѣбъ.

Брать мой ни слова не сказалъ въ отвѣтъ на это, а только подумалъ:

"Человѣкъ этотъ любитъ вышучивать другихъ", и затѣмъ прибавилъ вслухъ:

-- О, господинъ мой, въ жизни своей не видалъ я хлѣба лучше и бѣлѣе этого и не ѣдалъ ничего слаще этого.

-- Его...пекла,-- отвѣчалъ на это хозяинъ,-- рабыня, купленная мною за пятьсотъ червонцевъ. Мальчикъ!-- крикнулъ онъ, -- принеси намъ сикбай ⁶⁸), подобнаго которому не найдешь и за столомъ султана. Ѣшь!-- прибавилъ онъ, обращаясь къ брату, -- о, гость мой, вѣдь ты голоденъ, страшно голоденъ и ужасно хочешь ѣсть!

Братъ мой началъ тоже причмокивать губами и дѣлать видъ, что онъ ѣстъ. Хозяинъ же дома продолжалъ спрашивать различныя кушанья, одно вслѣдъ за другимъ, и хотя ничего имъ не приносили, но онъ попрежнему угощалъ моего брата. Затѣмъ онъ крикнулъ:

-- Эй, мальчикъ, поставь передъ нами цыплятъ, начиненныхъ фисташками. Ну, поѣшь же, -- прибавилъ онъ, обращаясь къ гостю,-- вѣдь ты никогда не ѣдалъ ничего подобнаго.

-- О, хозяинъ мой,-- отвѣчалъ мой братъ,-- поистинѣ ничто не можетъ сравниться по вкусу съ этимъ кушаньемъ!

Хозяинъ началъ прикладывать свою руку ко рту моего брата, дѣлая видъ, что онъ кормитъ его кусочками, и продолжалъ перечислять ему различныя мясныя блюда и выхвалять ихъ достоинства, въ то время какъ голодъ моего брата до такой степени усилился, что онъ былъ бы радъ простому хлѣбу. Хозяинъ дома наконецъ сказалъ ему:

-- Ѣлъ ли ты когда-нибудь такія вкусныя кушанья, какъ эти?

-- Никогда, хозяинъ, -- отвѣчалъ онъ.

-- Ну, такъ поѣшь еще, не церемонься,

-- Я ужъ наѣлся мяса достаточно, -- отвѣчалъ гость.

Хозяинъ приказалъ слугамъ нести сладкое, и они зашевелили руками по воздуху, какъ будто несли что-то; послѣ чего хозяинъ сказалъ моему брату:

-- Поѣшь-ка этого кушанья, потому что оно превосходно, а что это за катаифъ ^6в), клянусь жизнью! Ты взгляни только, какой онъ сочный.

-- Ужъ я не прозѣваю, возьму, хозяинъ мой!-- вскричалъ братъ и началъ разспрашивать: много ли положено въ катаифъ мускусу.

-- У меня его всегда приготовляютъ такимъ образомъ, -- отвѣчалъ хозяинъ,-- и кладутъ въ катаифъ цѣлый миткаль ⁷⁰) мускусу и полмиткаля амбры.

Все это время братъ мой качалъ головой, шевелилъ губами и ворочалъ языкомъ во рту, какъ дѣлаютъ, когда ѣдятъ что-нибудь очень сладкое. Послѣ этого хозяинъ крикнулъ своей прислугѣ:

-- Принесите сухіе плоды!

И слуги снова замахали руками, какъ будто несутъ то, что приказано, а хозяинъ говорилъ брату:

-- Поѣшь этого миндаля и орѣховъ и изюму...

И онъ продолжалъ перечислять небывалые фрукты и затѣмъ снова прибавилъ:

-- Ну, поѣшь же, не церемонься.

-- Нѣтъ, хозяинъ,-- отвѣчалъ братъ мой,-- съ меня уже довольно, я больше ѣсть ничего не могу,

-- Но если тебѣ, дорогой гость мой,-- возразилъ хозяинъ,-- угодно поѣсть еще и насладиться чудными яствами, то Аллахъ надъ тобой, кушай, не останься голоднымъ.

Братъ мой, раздумывая о своемъ положеніи и о томъ, какъ этотъ человѣкъ подшучивалъ надъ нимъ, говорилъ въ душѣ:

"Клянусь Аллахомъ, я сдѣлаю съ нимъ такую штуку, что онъ горько раскается въ своихъ продѣлкахъ".

Хозяинъ между тѣмъ крикнулъ:

-- Принесите вина!

И слуги точно такъ же, какъ и прежде, стали размахивать руками, какъ бы исполняя приказаніе, послѣ чего онъ, какъ бы подавая чарку вина брату, говорилъ:

-- Выпей эту чарку, ты будешь въ восторгѣ.

-- О, господинъ мой,-- отвѣчалъ гость,-- какъ ты добръ!

И братъ мой сдѣлалъ движеніе рукою, будто онъ выпиваетъ вино.

-- Нравится тебѣ?-- спросилъ хозяинъ.

-- Ахъ, господинъ мой,-- отвѣчалъ братъ, -- никогда въ жизни не пивалъ я ничего подобнаго!

-- Ну, такъ пей же на здоровье, -- продолжалъ хозяинъ и самъ дѣлалъ видъ, что пьетъ, и налилъ вторую воображаемую чарку гостю, который сдѣлалъ видъ, будто выпилъ и опьянѣлъ; послѣ чего онъ, неожиданно схвативъ хозяина и обнаживъ свою руку, нанесъ ему по шеѣ такой ударъ, который раздался по всей комнатѣ; послѣ перваго удара онъ нанесъ и второй.

-- Что это значитъ, негодяй?-- крикнулъ хозяинъ.

-- О, господинъ мой,-- отвѣчалъ мой братъ,-- я рабъ твой, котораго ты милостиво принялъ къ себѣ въ домъ и накормилъ его изысканными яствами и напоилъ старымъ виномъ, такъ что онъ охмелѣлъ и во хмелю дерзко обошелся съ тобой, но ты человѣкъ слишкомъ порядочный, чтобы не простить такого невѣжественнаго человѣка, какъ я.

Хозяинъ дома, услыхавъ эти слова моего брата, громко захохоталъ и сказалъ ему:

-- Давно я подшучиваю такимъ образомъ надъ людьми, привыкшими къ шуткамъ и грубостямъ, но не встрѣчалъ никого между ними, терпѣливо переносившаго мои насмѣшки и исполнявшаго всѣ мои прихоти, кромѣ тебя. Поэтому я прощаю тебя и прошу быть моимъ дѣйствительнымъ товарищемъ и никогда не покидать меня.

Онъ приказалъ принести кушанья, о которыхъ прежде только упоминалъ, и они съ братомъ моимъ поѣли, сколько имъ хотѣлось; затѣмъ, чтобы выпить, перешли въ другую комнату, гдѣ рабыни, какъ ясные мѣсяцы, пѣли имъ всевозможныя пѣсни и играли на разныхъ инструментахъ. Они пили тамъ, пока не опьянѣли; хозяинъ относился къ моему брату, какъ къ близкому человѣку, очень привязался къ нему и одѣлъ его въ богатое платье, а на слѣдующее утро они снова начали пировать и пить. Такимъ образомъ они прожили двадцать лѣтъ. Хозяинъ затѣмъ умеръ, а султанъ завладѣлъ всѣмъ его состояніемъ.

Братъ мой, какъ бродяга, пошелъ изъ города, но по дорогѣ на него напала цѣлая толпа арабовъ ⁷¹). Они захватили его, а человѣкъ, взявшій его, и мучилъ и билъ его, говоря:

-- Откупись отъ меня деньгами или я убью тебя.

-- Клянусь Аллахомъ,-- со слезами отвѣчалъ мой братъ,-- у меня нѣтъ ничего, о, шейкъ арабовъ, да кромѣ того, я ничѣмъ не умѣю зарабатывать деньги. Я -- твой плѣнникъ, дѣлай со мной, что хочешь, такъ какъ я попалъ къ тебѣ въ руки.

А мучитель-бедуинъ тотчасъ же выдернулъ такой громадный и широкій ножъ, что имъ можно бы то бы проткнуть насквозь шею верблюда, и, взявъ его въ правую руку, подошелъ къ моему брату и отрѣзалъ ему губы, все время повторяя свое требованіе. У этого бедуина была хорошенькая жена, которая, въ отсутствіе мужа, выражала сильную склонность къ моему брату, хотя онъ отстранялся отъ нея, боясь Господа, да святится имя Его! Однажды случилось такъ, что она позвала его и посадила съ собой. Но въ то время, какъ они сидѣли такимъ образомъ съ нею, вдругъ появился мужъ и, увидавъ моего брата, вскричалъ:

-- Горе тебѣ, несчастный негодяй! Теперь ты вздумалъ еще развращать мою жену!

Вытащивъ ножъ, онъ нанесъ ему жестокую рану, послѣ чего, посадивъ его на верблюда и поднявшись на гору, бросилъ его тамъ, а самъ ушелъ. Но мимо него прошли путешественники и, увидавъ его, дали ему поѣсть и попить и дали мнѣ о немъ извѣстіе: такимъ образомъ я отправился къ нему, привелъ его обратно въ городъ и снабдилъ его содержаніемъ.

Теперь, о, царь правовѣрныхъ,-- продолжалъ цырюльникъ,-- я пришелъ къ тебѣ и боюсь вернуться домой, не сообщивъ тебѣ этихъ фактовъ, такъ какъ не сообщить ихъ было бы несправедливо. Изъ этого ты можешь видѣть, что, несмотря на то, что у меня шесть подобныхъ братьевъ, я обладаю большимъ благородствомъ, чѣмъ они.

Царь правовѣрныхъ, услыхавъ мою исторію и все, что я разсказывалъ ему о своихъ братьяхъ, засмѣялся и сказалъ;

-- Ты правъ, о, самимъ (молчаливый), не любишь тратить лишнихъ словъ и не обладаешь наглостью, но все-таки уходи изъ этого города и ищи себѣ мѣсто жительства въ другомъ,

Такимъ образомъ онъ изгналъ меня изъ Багдада, и я прошелъ по различнымъ странамъ и различнымъ областямъ, пока не услыхалъ объ его смерти и о вступленіи на престолъ другого калифа. Вернувшись въ свой родной городъ, я встрѣтился съ этимъ молодымъ человѣкомъ, для котораго сдѣлалъ большое одолженіе и который безъ меня непремѣнно былъ бы убитъ: тѣмъ не менѣе, онъ обвинилъ меня въ томъ, чего у меня нѣтъ и въ характерѣ, такъ какъ все, что онъ сообщилъ обо мнѣ относительно наглости, болтливости и неделикатности, несправедливо, господа!

Продолженіе исторіи, разсказанной портнымъ.

Портной продолжалъ такимъ образомъ: когда мы услыхали исторію цырюльника и убѣдились въ его наглости и неделикатности и въ томъ, какъ онъ скверно поступилъ съ молодымъ человѣкомъ, мы схватили его и посадили въ заключеніе, а сами въ это время занялись ѣдой и питьемъ; празднество наше кончилось самымъ пріятнымъ образомъ. Мы просидѣли до послѣполуденной молитвы, и я вернулся домой, но жена была мною недовольна и сказала:

-- Ты весь день веселился, а я проскучала, сидя дома, и теперь, если ты не пойдешь со мной, чтобы намъ весело провести остатокъ дня, то отказъ твой послужитъ причиной нашего развода. Такимъ образомъ я пошелъ съ нею, и мы прогуляли до. сумерекъ, когда, на возвратномъ пути домой, мы встрѣтили этого горбуна пьянаго и декламирующаго стихи. Я пригласилъ его къ намъ, онъ согласился Я пошелъ купить сушеной рыбы и, купивъ ее, вернулся, и мы сѣли ѣсть. Жена моя взяла кусокъ хлѣба и кусокъ рыбы, засунула ихъ ему въ ротъ и зажала ротъ, отчего онъ и умеръ; послѣ чего я взялъ и его и попытался бросить въ домъ врача, а врачъ бросилъ его въ домъ надсмотрщика, а надсмотрщику удалось оставить его на дорогѣ маклера. Вотъ все это случилось со мною вчера. Развѣ эта исторія не удивительнѣе исторіи горбуна?

Продолженіе исторіи горбуна

Когда царь услыхалъ эту исторію, то приказалъ кое-кому изъ своихъ приближенныхъ пойти съ портнымъ и привести цырюльника, сказавъ имъ:

-- Присутствіе его необходимо для того, чтобы я самъ могъ послушать его я вслѣдствіе этого, можетъ-быть, освободить васъ всѣхъ. Затѣмъ мы прилично похоронимъ этого горбуна, такъ какъ онъ умеръ вѣдь еще вчера, и поставимъ ему на могилѣ памятникъ за то, что онъ послужилъ причиною нашего знакомства съ такими удивительными исторіями.

Царедворцы и портной, сходивъ въ мѣсто заключенія, очень скоро вернулись вмѣстѣ съ цырюльникомъ, котораго поставили предъ царемъ. Царь, посмотрѣвъ на него, увидалъ, что онъ совсѣмъ старикъ, лѣтъ за девяносто, съ темнымъ лицомъ, съ сѣдой бородой и бровями, съ маленькими ушами, длиннымъ носомъ и гордымъ видомъ. Царь засмѣялся и сказалъ ему:

-- Ахъ, ты, молчаливый человѣкъ! Я желаю, чтобы ты разсказалъ мнѣ какую-нибудь изъ твоихъ исторій.

-- О, царь вѣковъ,-- отвѣчалъ цырюльникъ,-- по какому это случаю тутъ присутствуютъ этотъ христіанинъ и этотъ еврей, и этотъ мусульманинъ, и горбунъ, что лежитъ тутъ между вами мертвый? И почему вы всѣ тутъ собрались?

-- Зачѣмъ ты это спрашиваешь?-- спросилъ царь.

-- Я спрашиваю это затѣмъ,-- отвѣчалъ цырюльникъ,-- чтобы царь не счелъ меня наглецомъ или человѣкомъ, который суется въ дѣло, до него не касающееся, и чтобы доказать, что я не склоненъ къ болтовнѣ, въ которой меня обвиняютъ, такъ какъ не даромъ же меня прозвали молчаливымъ, и какъ поэтъ говоритъ:

Да, люди съ прозвищами крайне рѣдки,

Но если приглядѣться къ нимъ, то ясно,

Что такъ характеръ ихъ опредѣляетъ.

-- Объясните, -- сказалъ царь, -- цырюльнику исторію горбуна и то, что съ нимъ случилось вчера вечеромъ, и разскажите ему, что намъ говорили христіанинъ, и еврей, и надсмотрщикъ, и портной.

Цырюльникъ покачалъ головой и проговорилъ:

-- Клянусь Аллахомъ, это удивительная вещь! Откройте-ка мнѣ этого горбуна, чтобы я хорошенько посмотрѣлъ на него.

Горбуна открыли. Цырюльникъ сѣлъ у его головы и, поднявъ ее, положилъ къ себѣ на колѣни. Когда онъ посмотрѣлъ въ лицо горбуну, то сталъ такъ хохотать, что опрокинулся навзничь, вскричавъ:

-- Есть всегда какая-нибудь причина смерти, а тутъ смерть произошла такъ странно, что объ этомъ случаѣ надо написать для поученія потомства!

Царь крайне удивился этимъ словамъ и сказалъ:

-- О, молчаливый, объясни намъ, почему ты говоришь такимъ образомъ?...

-- О царь!-- отвѣчалъ цирюльникъ,-- милосердіемъ твоимъ клянусь, что горбунъ этотъ еще живъ.

Онъ вынулъ изъ-за пазухи банку съ какой-то мазью и началъ мазать ею шею горбуна; послѣ чего онъ прикрылъ ее для того, чтобы она пропотѣла; затѣмъ взялъ желѣзные щипцы, засунулъ ихъ ему въ горло и вытащилъ оттуда кусокъ рыбы съ костью, что видѣли всѣ присутствующіе. Горбунъ вскочилъ на ноги, чихнулъ, пришелъ въ себя и, закрывъ лицо руками, вскричалъ:

-- Нѣтъ Бога, кромѣ Бога, а Магометъ пророкъ Его! Спаси и сохрани Его, Господи!

Всѣ присутствующіе были поражены этимъ зрѣлищемъ, а царь хохоталъ до того, что лишился чувствъ. Точно такъ же хохотали и всѣ стоявшіе тутъ.

-- Клянусь Аллахомъ,-- вскричалъ царь,-- это удивительное происшествіе! Я никогда не видывалъ ничего подобнаго. О мусульмане!-- прибавилъ онъ;-- о, солдаты мои! Видѣли ли вы когда-нибудь, чтобы человѣкъ умеръ и потомъ воскресъ? Если бы Господь не послалъ ему этого цырюльника, то горбунъ переселился бы сегодня на тотъ свѣтъ; вѣдь къ жизни вызвалъ его цирюльникъ.

-- Въ самомъ дѣлѣ это удивительная вещь!-- отвѣчали всѣ присутствующіе.

Царь приказалъ записать этотъ случай; и когда онъ былъ записанъ, онъ помѣстилъ этотъ разсказъ въ царскую библіотеку. Еврею же, христіанину и надсмотрщику онъ даровалъ дорогія одежды; портного назначилъ быть царскимъ портнымъ, на постоянномъ жалованьѣ. Горбуну онъ подарилъ богатую и красивую одежду, назначивъ ему постоянное жалованье и сдѣлавъ его своимъ собутыльникомъ. Цирюльника онъ осыпалъ тѣми же милостями, подарилъ ему богатую почетную одежду и назначилъ постоянное содержаніе и жалованье. Онъ сдѣлалъ его царскимъ цирюльникомъ и своимъ собутыльникомъ. Такимъ образомъ всѣ они жили совсѣмъ счастливо до тѣхъ поръ, пока ихъ не, посѣтила прекратительница счастья и разлучница друзей.

ГЛАВА ШЕСТАЯ.
Начинается съ половины тридцать второй ночи и кончается на половинѣ тридцать шестой.

Исторія Нуръ-Эдъ-Дина и Энисъ-Эль-Джелисъ.

Въ Эль Батрахѣ жилъ царь, очень любившій бѣдныхъ и несчастныхъ и милостиво относившійся къ своимъ подданнымъ Онъ подавалъ милостыню лицамъ, вѣрившимъ въ Магомета (да благословитъ и сохранитъ его Господь!), и былъ такимъ, какимъ одинъ изъ поэтовъ писалъ его:

Свои онъ копья примѣнялъ, какъ перья;

Сердца, его враговъ бумагой были,

А кровь ему чернилами служила.

Съ тѣхъ поръ копью давали наши предки

Старинное названіе Каттейехъ¹).

Царя этого звали Магомедомъ, онъ былъ сыномъ Сулеймана Эсъ-Зейни; и у него было два визиря: одного изъ нихъ звали Эль-Мо'иномъ ²), сынъ Савія, а другого Эль-Фадломъ, сынъ Какана. Эль-Фадлъ, сынъ Накана, былъ великодушнѣйшимъ человѣкомъ своего времени, прямой въ обращеніи, такъ что всѣ его любили, мудрецы обращались къ нему за совѣтомъ, и весь народъ молился о продленіи жизни его, такъ какъ онъ былъ человѣкомъ благопріятнаго вида ³) и предупреждалъ зло и несчастіе. Но визирь Эль-Мо'инъ, сынъ Савія, всѣхъ ненавидѣлъ и не любилъ хорошее; онъ былъ человѣкомъ неблагопріятнаго вида, и настолько, насколько народъ любилъ Фадлъ-Эдъ-Дина, онъ ненавидѣлъ Эль-Мо'ина, сына Савія, согласно предопредѣленію Всевышняго.

Царь Магомедъ, сынъ Сулеймана-Эсъ-Зейни, сидѣлъ однажды на своемъ тронѣ, окруженный чинами своего двора, и, обратившись къ своему визирю Эль-Фадлу, сыну Какана, сказалъ ему:

-- Мнѣ нужна рабыня, которая превосходила бы красотою всѣхъ женщинъ настоящаго времени, и, кромѣ того, чтобы она была миловидна, отличалась правильными чертами лица и обладала бы всевозможными хорошими качествами.

-- Такой рабыни, -- замѣтили его приближенные, -- менѣе чѣмъ за десять тысячъ червонцевъ не достать.

Услыхавъ это, султанъ сказалъ своему казначею:

-- Снеси десять тысячъ червонцевъ въ домъ Эль-Фадла, сына Какана.

Казначей исполнилъ приказъ, а визирь удалился, выслушавъ приказаніе ежедневно ходить на рынокъ и дать маклерамъ порученіе достать ему то, что требуется. Султанъ, кромѣ того, отдалъ приказъ, чтобы ни одна рабыня, стоящая болѣе тысячи червонцевъ, не продавалась безъ того, чтобы ее не показать визирю.

Маклеры по этому не продавали рабынь, предварительно не показавъ ихъ визирю, и визирь, повинуясь приказанію царя, осматривалъ всѣхъ въ продолженіе значительнаго времени, но ни одна изъ рабынь не нравилась ему. Однажды одинъ изъ маклеровъ пришелъ въ домъ визиря Эль-Фадла и засталъ его садившимся на лошадь, чтобы ѣхать во дворецъ султана. Удерживая его за стремена, онъ сказалъ ему слѣдующіе стихи;

О, ты, который оживилъ все то,

Что было гнило въ нашемъ государствѣ,

Ты былъ всегда тѣмъ визиремъ, который

Отъ силъ небесныхъ помощь получалъ.

Ты воскресилъ въ народѣ развращенномъ

Все то хорошее, что было въ немъ

И что потомъ въ немъ умерло безслѣдно.

Да будутъ же всегда твои дѣла

Стоять подъ покровительствомъ Творца!

-- О, господинъ мой, рабыня, о пріобрѣтеніи которой получено высочайшее повелѣніе, наконецъ, появилась.

-- Приведи ее сюда ко мнѣ,-- сказалъ визиръ.

Маклеръ ушелъ и вернулся, спустя нѣкоторое время, въ сопровожденіи дѣвицы съ изящной фигурой, высокой грудью, черными рѣсницами, нѣжными щечками, тонкой тальей, широкими бедрами и одѣтой въ нарядное платье. Мягкія уста ея были слаще меду; фигура ея могла посрамить гибкую восточную иву; а рѣчь ея звучала нѣжнѣе вѣтерка, проносящагося надъ цвѣтами сада, какъ выразился о ней одинъ изъ поэтовъ:

Нѣжнѣе шелка тѣло у нея,

И рѣчь ея, какъ музыка, звучитъ;

Ни лишнихъ, ни неясныхъ словъ въ ней нѣтъ.

Глаза ея, которые сердца

Мужскія опьяняютъ, какъ вино,--

Творца земли ей воля даровала.

Да будетъ горячѣе съ каждой ночью

Моя любовь къ возлюбленной моей

И да живетъ она въ моей душѣ

До страшнаго суда, неугасимо.

Черна, какъ ночь, дуга ея бровей,

Головка жъ бѣлокурая ея

Сіяетъ свѣтомъ утренней зари.

Визирь, посмотрѣвъ на нее, остался очень доволенъ и, взглянувъ на маклера, сказалъ ему:

-- Какая цѣна этой дѣвицы?

-- За нее давали десять тысячъ червонцевъ, -- отвѣчалъ маклеръ,-- а владѣтель ея клянется, что сумма эта не покроетъ даже платы за тѣхъ цыплятъ, которые она съѣла, и даже платы за одежду ея учителей, такъ какъ она училась письму, грамматикѣ и лексикологіи; она умѣетъ толковать Коранъ и знаетъ основанія закона, религіи, медицины и счисленія календаря. Кромѣ того, она играетъ на различныхъ инструментахъ.

-- Ну, такъ приведи ко мнѣ ея хозяина,-- сказалъ визирь.

Маклеръ тотчасъ же привелъ хозяина, оказавшагося иностранцемъ, такимъ старымъ, что на немъ остались только кожа да кости, въ родѣ того, какъ поэтъ говоритъ:

Дрожалъ отъ страха я, когда про время

Мнѣ въ голову закрадывалась мысль,--

Судъ времени могущественъ и страшенъ.

Любилъ прогулки я, когда онѣ

Меня не утомляли, но теперь

Я утомился и гулять не въ силахъ.

-- Будешь ли ты доволенъ,-- сказалъ ему визирь,-- если получишь за эту дѣвицу десять тысячъ червонцевъ отъ султана Магомеда, сына Сулеймана-Эсъ-Зейни?

-- Такъ какъ она предназначается султану,-- отвѣчалъ иностранецъ,-- то мнѣ неприлично отдать ее въ видѣ подарка, не получивъ цѣны ⁴).

Визирь приказалъ тогда принести деньги и свѣсилъ для иностранца десять тысячъ червонцевъ; послѣ чего маклеръ обратился къ визирю съ такими словами:

-- Съ твоего позволенія, господинъ мой визирь, я буду говорить.

-- Говори, что хотѣлъ ты сказать, -- отвѣчалъ визирь.

-- Мое мнѣніе такое,-- продолжалъ маклеръ, -- что тебѣ, не слѣдуетъ вести сегодня же эту дѣвицу къ султану, такъ какъ она только что пріѣхала издалека, и перемѣна климата подѣйствовала на нее, какъ подѣйствовало и утомленіе отъ дороги. Оставь ее у себя дней на десять для того, чтобъ она отдохнула, и тогда она еще болѣе похорошѣетъ, затѣмъ пошли ее въ баню, одѣнь въ хорошее платье и отправляйся съ нею къ султану. Если сдѣлаешь такъ, то будешь имѣть большій успѣхъ.

Визирь, поразмысливъ о совѣтѣ маклера, нашелъ, что онъ хорошъ. Онъ взялъ ее къ себѣ во дворецъ, далъ ей отдѣльное помѣщеніе и посылалъ ей ежедневно и ѣду, и питье, и все, что надо, и она жила такимъ образомъ нѣкоторое время.

У визиря Эль-Фадла былъ сынъ, красивый, какъ мѣсяцъ, съ чуднымъ цвѣтомъ лица, красными щеками и съ родинкой въ родѣ шарика сѣрой амбры. Юноша ничего не зналъ о вновь прибывшей дѣвицѣ, а отецъ предупредилъ ее, сказавъ:

-- Знай, что я купилъ тебя для царя Магомеда, сына Сулеймана-Эсъ-Зейни, и что у меня есть сынъ, который не оставилъ въ покоѣ ни одной дѣвушки въ кварталѣ, не признавшись ей въ любви; поэтому прячься отъ него, не показывай ему своего лица и смотри, чтобъ онъ не услыхалъ даже твоего голоса.

-- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчала дѣвица, и визирь ушелъ отъ нея.

Судьбѣ угодно было, чтобъ она пошла однажды въ баню, которая была тутъ же въ домѣ, и послѣ того, какъ женщины вымыли ее, она надѣла нарядное платье и стала еще красивѣе и прелестнѣе. Послѣ этого она пошла къ женѣ визиря и поцѣловала ей руку.

-- На здоровье ⁵), о, Энисъ-Эль-Джелисъ!-- сказала ей жена визиря.-- Понравилась ли тебѣ наша баня?

-- О, госпожа моя,-- отвѣчала она,-- я жалѣла только, что тебя тамъ не было со мною.

На это жена визиря сказала своимъ рабынямъ:

-- Ну, вставайте и пойдемте въ баню.

Рабыни встали и пошли вслѣдъ за своей госпожой, которая предварительно поручила двумъ дѣвочкамъ-рабынямъ сторожить у дверей комнатъ Энисъ-Эль-Джелисъ, сказавъ имъ:

-- Не позволяйте никому входить въ комнаты этой дѣвицы.

-- Слушаемъ и повинуемся, -- отвѣчали онѣ.

Но въ то время, какъ Энисъ-Эль-Джелисъ сидѣла у себя, явился сынъ визиря, котораго звали Али Нуръ-Эдъ-Диномъ, и спросилъ, гдѣ мать и вся семья?

-- Онѣ ушли въ баню, -- отвѣчали дѣвочки.

Энисъ-Эль-Джелисъ, сидя у себя въ комнатѣ, услыхала разговоръ Али Нуръ-Эдъ-Дина и подумала:

"Хотѣлось бы мнѣ знать, каковъ на видъ этотъ юноша, о которомъ визирь говорилъ, что онъ не оставляетъ въ покоѣ ни одной дѣвушки въ кварталѣ, не признавшись ей въ любви. Клянусь Аллахомъ, мнѣ очень хотѣлось бы взглянуть на него".

Она встала, освѣжившись послѣ бани, и, подойдя къ дверямъ своей комнаты, посмотрѣла на Али Нуръ-Эдъ-Дина и увидала, что онъ -- юноша прекрасный, какъ молодой мѣсяцъ. При видѣ его она вздохнула разъ тысячу, а юноша, взглянувъ на нея, точно такъ же былъ пораженъ. Оба они сразу влюбились другъ въ друга, и юноша, подойдя къ дѣвочкамъ, крикнулъ на нихъ. Послѣ чего онѣ отбѣжали и остановились на нѣкоторомъ разстояніи, чтобы посмотрѣть, что онъ будетъ дѣлать. Юноша подошелъ къ двери, открылъ ее, вошелъ въ комнату и сказалъ дѣвушкѣ:

-- Такъ это тебя-то отецъ мой пріобрѣлъ для меня?

-- Да, -- отвѣчала она.

И послѣ этого юноша, немного выпившій, подошелъ къ ней и обнялъ ее, а она, съ своей стороны, обвила его руками вокругъ шеи и поцѣловала. Но дѣвочки-рабыни, видя, что молодой господинъ прошелъ въ комнату Энисъ-Эль-Джелисъ, стали кричать. Вслѣдствіе этого юноша, испугавшись, бѣжалъ, боясь за свою безопасность, и когда жена визиря услыхала крики двухъ дѣвочекъ, она вышла изъ бани и вскричала:

-- Что это вы кричите на весь домъ!

Она подошла къ нимъ поближе и прибавила:

-- Говорите же, что случилось?

-- Нашъ хозяинъ, Али Нуръ-Эдъ-Динъ, подошелъ къ намъ и прибилъ насъ,-- отвѣчали онѣ,-- и самъ пошелъ въ комнату Энисъ-Эль-Джелисъ, а когда мы закричали тебя, то онъ бѣжалъ.

Хозяйка дома отправилась къ Энисъ-Эль-Джелисъ и сказала ей:

-- Это еще что за новости?

-- О, госпожа моя, -- отвѣчала она, -- въ то время, какъ я сидѣла здѣсь, юноша, очень красивый, пришелъ ко мнѣ и сказалъ: "Такъ это тебя-то отецъ мой пріобрѣлъ для меня?" А я отвѣчала: "Да". Клянусь Аллахомъ, госпожа моя, я думала, что онъ говорилъ правду, и онъ вошелъ ко мнѣ и обнялъ меня и три раза поцѣловалъ и ушелъ отъ меня, оставивъ меня переполненной любовью къ нему.

Услыхавъ это, хозяйка дома заплакала, закрывъ лицо руками, и рабыни ея сдѣлали то же самое, боясь за Али НуръЭдъ-Дина, котораго отецъ могъ убить за это. Въ это самое время пришелъ визирь и спросилъ, что случилось.

-- Поклянись,-- сказала ему его жена,-- что ты выслушаешь то, что я скажу тебѣ.

-- Хорошо, клянусь, -- отвѣчалъ онъ.

Она сообщила ему о томъ, что сынъ ихъ сдѣлалъ, и онъ пришелъ въ такое отчаяніе, что разодралъ свою одежду, билъ себя въ лицо и рвалъ свою бороду.

-- Не убивайся такъ.-- сказала ему тутъ жена.-- Я изъ своихъ собственныхъ средствъ дамъ тебѣ десять тысячъ червонцевъ, которые она стоитъ.

Но визирь поднялъ тутъ къ ней лицо и сказалъ:

-- Горе тебѣ! Не нужно мнѣ и денегъ за нее, такъ какъ я боюсь, что это будетъ стоить мнѣ жизни и всего моего состоянія.

-- Это почему, о, господинъ мой?-- спросила она.

-- Развѣ ты не знаешь, -- сказалъ онъ, -- что у насъ есть врагъ, этотъ Эль-Мо'инъ, сынъ Савія? Когда онъ услышитъ объ этомъ происшествіи, то пойдетъ къ султану и скажетъ ему: "Ты думаешь, что твой визирь очень тебя любитъ, а онъ, получивъ отъ тебя десять тысячъ червонцевъ, пріобрѣлъ на нихъ такую рабыню, какой и свѣтъ не видывалъ, и когда она понравилась ему, то онъ сказалъ своему сыну: "Бери ее, потому что ты стоишь ее болѣе, чѣмъ стоитъ султанъ", и онъ взялъ ее, и дѣвица теперь находится съ нимъ". На это царь скажетъ ему: "Ты лжешь". А онъ отвѣтитъ царю: "Съ твоего позволенья я неожиданно ворвусь къ нему и приведу ее къ тебѣ". И царь дастъ ему позволенье сдѣлать такъ, и поэтому онъ внезапно ворвется въ домъ, возьметъ дѣвушку и сведетъ ее къ султану; тотъ будетъ спрашивать ее, а она не въ силахъ будетъ опровергнуть это. Врагъ мой тогда скажетъ: "О, государь, я даю тебѣ добрые совѣты, но я у тебя не въ милости". И султанъ покажетъ на мнѣ примѣръ; весь народъ будетъ смотрѣть на меня, и конецъ мнѣ тогда будетъ.

-- Не разсказывай никому объ этомъ,-- сказала ему жена.-- Все это случилось у насъ въ семьѣ, и потому предоставь это дѣло на волю Божію.

Отъ этихъ словъ сердце визиря немного улеглось, и онъ успокоился.

Въ такомъ положеніи находился визирь. Что же касается до Нуръ-Эдъ-Дина, то онъ боялся послѣдствій своего поступка и проводилъ цѣлые дни въ саду, возвращаясь къ матери только къ ночи, и, переночевавъ у нея въ комнатѣ, до свѣта уходилъ такъ, чтобъ его никто не видалъ. Такъ жилъ онъ въ продолженіе цѣлаго мѣсяца,-- не видя отца въ лицо; наконецъ мать его сказала визирю:

-- О, господинъ мой, неужели ты хочешь лишиться и дѣвицы и своего дѣтища? Если ему придется еще долго: жить такъ, то вѣдь онъ убѣжитъ изъ дома.

-- Да что же надо дѣлать?-- спросилъ онъ.

-- Посиди сегодня ночью, -- отвѣчала она, -- и когда онъ придетъ, схвати его и помирись съ нимъ; отдай ему дѣвушку, потому что она любитъ его, а онъ любитъ ее, а я выплачу тебѣ за нее то, что она стоитъ.

Такимъ образомъ визирь сѣлъ на эту ночь, и когда сынъ его пришелъ, онъ схватилъ его и перерѣзалъ бы ему горло⁶), если бы мать не прибѣжала къ нему на помощь; она сказала своему мужу:

Что хочешь ты съ нимъ сдѣлать?

-- Убить его,--отвѣчалъ мужъ.

-- Неужели я такъ мало имѣю цѣны въ твоихъ глазахъ?-- спросилъ его юноша.

Глаза отца наполнились слезами, и онъ сказалъ сыну:

-- А неужели, о, сынъ мой, моя жизнь и потеря всего моего состоянія имѣютъ такъ мало цѣны въ твоихъ глазахъ?

-- Выслушай меня, отецъ,-- возразилъ юноша и станъ просить прощенія.

Визирь, отодвигаясь отъ сына, почувствовалъ состраданіе, а юноша всталъ и поцѣловалъ руку отца.

-- О, сынъ мой, -- сказалъ визирь, -- если бъ я зналъ, что ты будешь вѣренъ Энисъ-Эль-Джелисъ, я отдалъ бы ее тебѣ.

-- О, отецъ мой, -- отвѣчалъ юноша, -- почему я не буду вѣренъ ей?.

-- Я обязую тебя, о, сынъ мой, -- сказалъ ему отецъ, -- не брать другой жены, которая могла бы занять ея мѣсто, никогда не обращаться съ нею дурно и не продавать ея.

-- Клянусь тебѣ, о, отецъ мой,-- отвѣчалъ сынъ,-- что никогда не возьму на ея мѣсто другой жены и никогда не продамъ ея.

Онъ далъ клятву поступать такъ, какъ обѣщалъ, и занялъ съ молодой женой отдѣльное помѣщеніе и прожилъ съ нею годъ. И Господь, да святится имя Его, устроилъ такъ, что султанъ забылъ объ этомъ дѣлѣ; но оно стало извѣстно Эль-Мо'ину, сыну Савія; только онъ не смѣлъ говорить о немъ, потому что другой визирь пользовался большимъ уваженіемъ султана.

По прошествіи этого года визирь Фадлъ-Эдъ-Динъ, сынъ Какана, пошелъ въ баню и вышелъ оттуда въ страшномъ поту, вслѣдствіе чего его продуло; онъ слегъ въ постель и долго страдалъ безсонницей; болѣзнь его затянулась на очень продолжительное время. Онъ позвалъ къ себѣ своего сына Али Нуръ-Эдъ-Дина, и когда сынъ пришелъ къ нему, то сказалъ ему:

-- О, сынъ мой, поистинѣ срокъ нашей жизни ограниченъ, и конецъ ея опредѣленъ; каждый человѣкъ долженъ выпить чашу смерти. Мнѣ остается только просить тебя жить въ страхѣ Божіемъ и думать о томъ, что выйдетъ изъ твоихъ дѣйствій. Прошу тебя быть ласковымъ съ Энисъ-Эль-Джелисъ.

-- О, отецъ мой, -- сказалъ юноша, -- людей, подобныхъ тебѣ, нѣтъ. Тебя прославляли съ каѳедры и за тебя молился народъ.

-- О, сынъ мой, -- проговорилъ больной.-- Я надѣюсь не милость Господа, да святится имя Его!

Послѣ этого онъ прочелъ два символа вѣры ⁷), тяжело перевелъ духъ и переселился въ лучшій міръ. Дворецъ послѣ этого наполнился стенаніями. Вѣсть объ его смерти дошла до слуха султана, и не только жители города, узнавъ о смерти Эль-Фадла, сына Какана, плакали, но о немъ плакали даже и мальчики въ школахъ. Сынъ его, Али Нуръ-Эдъ-Динъ, позаботился объ его погребеніи; на похоронахъ были и эмиры, и визири, и другіе сановники; между ними былъ визирь Эль-Мо'инъ, сынъ Савія; а когда процессія выходила изъ дома, одинъ изъ провожатыхъ сказалъ слѣдующіе стихи:

Тому промолвилъ я, что былъ назначенъ

Обмыть покойника; желалъ бы я,

Чтобъ моимъ ты слѣдовалъ совѣтамъ:

Возьми ты воду прочь и мой его

Ты въ знакъ почета лишь слезами тѣхъ,

Которые здѣсь плакали навзрыдъ

При похоронномъ плачѣ. Прочь возьми

Тѣ мази благовонныя, что были

Для тѣла собираемы его,

И надуши духами славословій.

И благороднымъ ангеламъ скажи,

Чтобы тѣло погребли они съ почетомъ.

Не заставляй людей ты тратить силы

И гробъ его на кладбище нести,

Они и такъ несутъ большую тяжесть

Его благодѣяній неизсчетныхъ ⁸).

Али Нуръ-Эдъ-Динъ долгое время находился въ страшномъ горѣ по поводу смерти отца. Однажды, въ то время, какъ онъ сидѣлъ въ домѣ отца, къ нему кто-то постучался. Нуръ-Эдъ-Динъ всталъ и, отворивъ дверь, увидалъ, что стучался одинъ изъ близкихъ пріятелей его отца. Пришедшій поцѣловалъ у молодого человѣка руку и сказалъ ему:

-- О, господинъ мой, тотъ, кто оставилъ послѣ себя та, кого сына, какъ ты, не умеръ. Такъ говорилъ намъ пророкъ. О, господинъ мой, успокой свое сердце и перестань горевать!

Послѣ такого увѣщаванія Нуръ-Эдъ-Динъ всталъ и, выйдя въ гостиную, поставилъ туда все, что надо, и гости его пришли туда вслѣдъ за нимъ, а онъ опять взялъ къ себѣ; свою рабыню. Десять купеческихъ сыновей сдѣлались его постоянными собесѣдниками, и онъ сталъ задавать одинъ пиръ за другимъ и осыпать всѣхъ подарками. Вслѣдствіе этого къ нему явился его управляющій и сказалъ:

-- О, господинъ мой, Нуръ-Эдъ-Динъ, развѣ ты не слыхалъ, какъ люди говорятъ: "Друзья да пиры доведутъ до сумы". Твоя расточительность доведетъ тебя до сумы.

Нуръ-Эдъ-Динъ, выслушавъ своего управляющаго, посмотрѣлъ на него и отвѣчалъ:

-- Изъ всего, что ты сказалъ мнѣ, я ни одному слову вѣрить не хочу. Какъ хорошо говоритъ поэтъ:

О, если бъ я богатствомъ обладалъ

И не дарилъ бы щедрою рукою

Его тѣмъ людямъ, что живутъ въ нуждѣ,

То пусть и руки у меня и ноги

Остались бы безъ всякаго движенья.

Вѣдь есть скупцы, которые достигли

Своею скупостью безсмертной славы,

И щедрые, которымъ щедрость ихъ

Причиной смерти только послужила.

-- Знай же, о, управляющій мой, -- продолжалъ онъ, -- что если у тебя въ рукахъ останутся деньги, достаточныя мнѣ для обѣда, то ты не станешь отягощать меня ужиномъ.

Такимъ образомъ управляющій ушелъ отъ него, а Али Нуръ-Эдъ-Динъ продолжалъ вести роскошную жизнь. Стоило кому-нибудь изъ его знакомыхъ сказать:

-- Какая милая вещица!

-- Дарю ее тебѣ!-- отвѣчалъ онъ на это.

Если бы кто-нибудь сказалъ: "Какъ хорошъ твой домъ", онъ навѣрное бы сказалъ: "Дарю его тебѣ".

Онъ, не переставая, задавалъ пиршества съ самаго утра и прожилъ такимъ образомъ цѣлый годъ. Послѣ чего, сидя однажды съ своими гостями, онъ услыхалъ, какъ рабыня его декламировала слѣдующіе стихи:

Ты радости исполненъ былъ въ тѣ дни,

Которые текли такъ безмятежно;

Твои полны покоя были ночи,

Но ты жестоко былъ обманутъ ими:

Ихъ яркій блескъ смѣнился мракомъ ночи.

И вслѣдъ за тѣмъ къ нему кто-то постучался въ комнату. Нуръ-Эдъ-Динъ всталъ, и одинъ изъ его гостей пошелъ вслѣдъ за нимъ, незамѣтно отъ него. Отворивъ дверь, онъ увидѣлъ своего управляющаго.

-- Что скажешь новаго?-- спросилъ онъ.

-- О, господинъ мой, то, чего я такъ боялся, случилось съ тобой!-- отвѣчалъ управляющій.

-- Что случилось?-- спросилъ Нуръ-Эдъ-Динъ.

-- Знай,-- отвѣчалъ управляющій,-- что изъ твоего состоянія у меня не осталось ничего, не осталось даже серебряной монеты,-- менѣе серебряной монеты! Вотъ каковъ результатъ твоей широкой жизни, вотъ какъ погибло твое состояніе!

Услыхавъ это извѣстіе, Нуръ-Эдъ-Динъ поникъ головой до земли и вскричалъ:

-- Только Господь и силенъ и властенъ!

Гость же, потихоньку выходившій за нимъ, чтобы узнать, что у него за дѣла, услыхавъ слова управляющаго, вернулся къ другимъ гостямъ и сказалъ.

-- Разсудите, что дѣлать, такъ какъ Али Нуръ-Эдъ-Динъ разорился.

Такимъ образомъ, когда Нуръ-Эдъ-Динъ вернулся къ гостямъ, они тотчасъ же замѣтили, какъ онъ огорченъ; одинъ изъ нихъ всталъ и, взглянувъ на хозяина, сказаль:

-- О, господинъ мой, прошу тебя позволить мнѣ уйти.

-- Зачѣмъ ты уходишь?-- спросилъ Нуръ-Эдъ-Динъ.

-- Жена моя должна родить сегодня, -- отвѣчалъ гость,-- и мнѣ невозможно не быть дома. Поэтому-то я желаю пойти къ ней.

Нуръ-Эдъ-Динъ отпустилъ его. Послѣ этого поднялся другой гость и сказалъ:

-- О, господинъ мой, Нуръ-Эдъ-Динъ, я желаю пойти къ моему брату, такъ какъ онъ празднуетъ сегодня обрѣзаніе своего сына.

Такимъ образомъ каждый гость подъ какимъ-нибудь благовиднымъ предлогомъ уходилъ отъ него, пока они всѣ не разошлись.

Нуръ-Эдъ-Динъ остался одинъ и, позвавъ свою рабыню, сказалъ ей:

-- О, Энисъ-Эль-Джелисъ, развѣ ты не видишь, что со мною случилось?

И онъ разсказалъ ей то, что управляющій сообщилъ ему.

-- О, господинъ мой, -- отвѣчала она,-- нѣсколько ночей тому назадъ я не смѣла говорить съ тобой объ этомъ, но и слышала, какъ ты продекламировалъ эти стихи:

Когда судьба щедра къ тебѣ, и ты

Будь щедръ ко всѣмъ другимъ, пока она.

Изъ рукъ твоихъ не ускользнетъ: вѣдь щедрость

Богатству твоему не повредитъ,

Какъ скупость не спасетъ отъ разоренья.

Когда я услыхала эти слова, я умолкла и не могла сдѣлать тебѣ замѣчанія.

-- О, Энисъ-Эль-Джелисъ, -- продолжалъ онъ, -- вѣдь ты знаешь, что я потратилъ свое состояніе на друзей, и не думаю, чтобы они оставили меня безъ поддержки.

-- Клянусь Аллахомъ,-- сказала она,-- они ничего для тебя не сдѣлаютъ.

-- Я сейчасъ же встану, -- сказалъ онъ, -- пойду къ нимъ и постучу къ нимъ въ дверь. Можетъ-быть. я соберу небольшой капиталъ, на который начну торговлю и брошу пиры и потѣхи.

Онъ тотчасъ же поднялся и прошелъ въ сосѣднюю улицу, гдѣ жило десять его пріятелей. Онъ подошелъ къ первой двери и постучалъ. На стукъ его къ нему вышла дѣвочка-рабыня и спросила:

-- Кто ты такой?

-- Скажи своему господину,-- отвѣчалъ онъ,-- что Али Муръ-Эдъ-Динъ стоитъ у его дверей и проситъ передать, что онъ цѣлуетъ его руки и ждетъ отъ него какой-нибудь милости.

Дѣвочка пошла и передала порученіе своему господину, который сказалъ ей въ отвѣтъ:

-- Пойди и скажи ему, что господина твоего нѣтъ дома.

Дѣвочка вернулась къ Нуръ-Эдъ-Дину и сказала:

-- Господина моего, сударь, дома нѣтъ.

Онъ пошелъ, думая про себя:

"Это -- рабъ, онъ по-рабски и поступаетъ: не всѣ такіе".

Подойдя къ слѣдующей двери, онъ послалъ сказать то же самое и получилъ отказъ, послѣ чего Нуръ-Эдъ-Динъ вскричалъ:

Уѣхали въ далекіе края

Всѣ тѣ, которые, когда бъ стоялъ ты

У ихъ дверей, осыпали бъ тебя

Щедротами, которыхъ ты желаешь.

-- Клянусь Аллахомъ, -- прибавилъ онъ, -- я испытаю ихъ всѣхъ; можетъ-быть, кто-нибудь одинъ замѣнитъ мнѣ ихъ всѣхъ.

И онъ пошелъ поочередно ко всѣмъ десяти. Но никто изъ нихъ не только не принялъ его и не показался самъ, но не выслалъ даже куска хлѣба, и онъ сказалъ слѣдующіе стихи:

Счастливый человѣкъ напоминаетъ.

То дерево, съ котораго народъ

Плоды, срываетъ до тѣхъ поръ, пока

Не оборветъ послѣдняго плода.

Тогда народъ уходитъ прочь оттуда,

Чтобы другого дерева искать.

Будь прокляты всѣ люди нашихъ дней,

Среди которыхъ нѣтъ ни одного

Незаряженнаго корыстью низкой!

Нуръ-Эдъ-Динъ вернулся къ своей рабынѣ. Тревога его усилилась, но она сказала ему:

-- Не говорила ли я тебѣ, о, господинъ мой, что они ничего для тебя не сдѣлаютъ.

-- Клянусь Аллахомъ,-- отвѣчалъ онъ,-- никто изъ нихъ не показался даже мнѣ.

-- О, мой хозяинъ, -- продолжала она,-- продай всю обстановку, которая имѣется у тебя въ домѣ, и живи на вырученныя деньги.

Онъ послушался ея совѣта и продалъ все, что у него было, и, проживъ все, онъ снова пришелъ къ Энисъ-Эль-Джелисъ.

-- Ну, что же намъ дѣлать теперь?-- сказалъ онъ.

-- Вотъ мой совѣтъ, о, господинъ мой, -- отвѣчала она, -- отправляйся сейчасъ же на рынокъ и возьми меня съ собой, чтобы продать; вѣдь ты знаешь, что отецъ твой купилъ меня за десять тысячъ червонцевъ. Можетъ-быть, Господь сподобитъ тебя продать меня хотя за часть этой цѣны. Если намъ суждено жить вмѣстѣ, то мы непремѣнно встрѣтимся.

-- О, Энисъ-Эль-Джелисъ,-- отвѣчалъ онъ, -- мнѣ трудно разстаться съ тобой даже на одинъ часъ.

-- И мнѣ это тоже не легко,-- отвѣчала она,-- но нужда не ждетъ.

Онъ взялъ Энисъ-Эль-Джелисъ и со слезами, струившимися по щекамъ его, повелъ ее на рынокъ, гдѣ и передалъ маклеру, сказавъ:

-- Знай цѣну той, которую ты пустишь въ продажу.

-- О, господинъ мой, Нуръ-Эдъ-Динъ, -- отвѣчалъ маклеръ.-- такой товаръ не забывается. Вѣдь это Энисъ-Эль-Джелисъ, которую отецъ твой купилъ за десять тысячъ червонцевъ?

-- Да, это она, -- отвѣчалъ Нуръ-Эдъ-Динъ.

Маклеръ пошелъ къ купцамъ, но увидалъ, что они еще не всѣ собрались. Онъ подождалъ полнаго сбора, и когда торгъ былъ полонъ продающимися рабынями,-- турчанками, гречанками, черкешенками, грузинками и абиссинками, и всѣ купцы были въ сборѣ, онъ всталъ и закричалъ:

-- О, купцы, о, богачи, все, что вы видите, ровно ничего не стоитъ! Не все продолговатое -- бананъ, не все красное -- мясо, не все бѣлое -- жиръ, не все красноватое -- вино, не все бурое -- финикъ! О, купцы, это драгоцѣнная жемчужина, ей нѣтъ цѣны, но все же скажите, что можете вы предложить за нее.

Одинъ изъ купцовъ отвѣчалъ:

-- Могу предложить четыре тысячи пятьсотъ червонцевъ ⁹).

Случилось, что на этомъ рынкѣ былъ визирь Эль-Мо'инъ, сынъ Савія; увидавъ стоявшаго тутъ Нуръ-Эдъ-Дина, онъ подумалъ:

"Что ему тутъ надо, если ему не на что купить рабыню?"

Онъ осмотрѣлся кругомъ и, выслушавъ выкрикиваніе маклера, продолжалъ размышлять такъ:

"Надо думать, что онъ разорился и пришелъ продавать свою рабыню. Если это такъ, то я болѣе, чѣмъ доволенъ!"

Онъ позвалъ маклера, который, подойдя къ нему, поцѣловалъ прахъ у ногъ его,").

-- Я желаю пріобрѣсти ту рабыню, которую ты только что восхвалялъ, -- сказалъ визирь.

Маклеръ, не смѣя противорѣчить ему, привелъ рабыню и поставилъ ее передъ нимъ, а визирь, увидавъ ее и замѣтивъ, какъ она статна и изящна и какъ нѣжно говоритъ, былъ отъ нея въ восторгѣ и сказалъ маклеру:

-- До чего дошла сумма, предлагаемая за нее?

-- До четырехъ тысячъ пятисотъ червонцевъ, -- отвѣчалъ маклеръ.

Купцы, услыхавъ разговоръ, не осмѣливались предлагать что-либо выше этой суммы, а всѣ отступили, зная, какой жестокій человѣкъ былъ визирь. Эль-Мо'инъ, сынъ Савія, взглянувъ на маклера, сказалъ ему:

-- Что же ты стоишь? Отведи эту дѣвушку въ сторону, я беру ее за четыре тысячи пятьсотъ червонцевъ и дамъ еще пятьсотъ въ твою пользу.

Маклеръ подошелъ къ Али Нуръ-Эдъ-Дину.

-- О, милый господинъ, -- сказалъ онъ ему, -- рабыни этой ты лишился даромъ.

-- Отчего?-- спросилъ Нуръ-Эдъ-Динъ.

-- Мы открыли торгъ на нее,-- отвѣчалъ маклеръ,-- съ четырехъ тысячъ пятисотъ червонцевъ, но тиранъ Эль-Мо'инъ, сынъ Савія, явился на торгъ и, увидавъ дѣвицу, плѣнился ею и сказалъ мнѣ: "Спроси у хозяина ея, согласенъ ли онъ отдать ее за четыре тысячи пятьсотъ червонцевъ и пятьсотъ червонцевъ тебѣ". Я увѣренъ, что онъ догадался, что рабыня принадлежитъ тебѣ; и если онъ дастъ тебѣ плату за нее сейчасъ же, то это будетъ особенная милость Господня. Но я его знаю и думаю, что онъ напишетъ тебѣ записку къ какому-нибудь изъ своихъ агентовъ и скажетъ имъ, чтобы они не платили тебѣ ничего; почему всякій разъ, какъ ты будешь приходить за деньгами, они будутъ говорить тебѣ: "Завтра мы заплатимъ". Такимъ образомъ они будутъ тянуть и, несмотря на свою гордость, откладывать со дня на день. Когда же ты очень надоѣшь имъ, то они скажутъ тебѣ: "Покажи намъ твою записку", и лишь только возьмутъ въ руки бумагу, какъ тотчасъ же разорвутъ ее въ мелкіе клочья. Такъ ты и лишишься платы за твою рабыню.

Услыхавъ эти слова маклера, Нуръ-Эдъ-Динъ сказалъ ему:

-- Что же мнѣ дѣлать?

-- Я дамъ тебѣ совѣтъ, -- отвѣчалъ маклеръ, -- и если ты послушаешь его, то тебѣ будетъ лучше.

-- Что же это такое?-- спросилъ Нуръ-Эдъ-Динъ.

-- Приходи ко мнѣ сейчасъ же,-- отвѣчалъ маклеръ,-- пока я стою посреди рынка, возьми отъ меня рабыню и дай ей пощечину, сказавъ при этомъ: "Вотъ тебѣ! Я исполнилъ данную мною клятву и привелъ тебя на торгъ, чтобы маклеръ объявилъ о продажѣ тебя". Если ты такъ скажешь, то, можетъ-быть, обманешь этимъ и его и народъ, и всѣ повѣрятъ, что ты пустилъ ее въ продажу только для того, чтобы исполнить клятву.

-- Это добрый совѣтъ,-- сказалъ Нуръ-Эдъ-Динъ.

Такимъ образомъ маклеръ вернулся на свое мѣсто и, взявъ за руку рабыню, сдѣлалъ знакъ визирю Эль-Мо'ину, сыну Савія, сказавъ:

-- Вотъ сейчасъ пришелъ ея владѣлецъ!

Али Нуръ-Эдъ-Динъ, подойди къ маклеру, вырвалъ отъ него рабыню и, ударивъ ее по щекѣ, сказалъ:

-- Вотъ тебѣ! Я привелъ тебя на продажу, чтобы исполнить свою клятву. Иди домой и впередъ слушайся меня. Мнѣ не надо за тебя денегъ, и продавать тебя я не намѣренъ; если я продалъ свою обстановку, продалъ все, что у меня было, то все это ничто передъ той цѣной, какую ты стоишь.

Когда визирь Эль-Мо'инъ, сынъ Савія. увидѣлъ Нуръ-Эдъ-Дина, онъ крикнулъ ему:

-- Вотъ я тебя! Развѣ у тебя осталось что-нибудь для продажи или для купли?

И онъ бросился къ нему, чтобы наложить на него руки. Всѣ купцы обратились къ Нуръ-Эдъ-Дину, котораго они любили, а онъ сказалъ имъ:

-- Я таковъ, какимъ стою передъ вами, а его жестокость всѣ знаютъ.

-- Клянусь Аллахомъ, -- вскричалъ визирь,-- что не будь васъ, я убилъ бы его.

Всѣ купцы знаками и глазами показали другъ другу свои намѣренія и сказали:

-- Мы не станемъ вмѣшиваться въ ваши дѣла.

Послѣ этого Али Нуръ-Эдъ-Динъ тотчасъ же подошелъ къ визирю, сыну Савія (а Нуръ-Эдъ-Динъ былъ человѣкъ храбрый), и, сдернувъ ею съ лошади, бросилъ на землю. Въ этомъ мѣстѣ мяли глину ¹¹), и визирь упалъ какъ разъ въ нее, а Нуръ-Эдъ-Динъ сталъ бить его кулакомъ и попалъ въ зубы, вслѣдствіе чего борода его окрасилась кровью. Съ визиремъ было десять мамелюковъ; когда они увидали, что Нуръ-Эдъ-Динъ дѣлалъ съ ихъ господиномъ, они всѣ схватились за ефесы своихъ мечей и готовы были броситься на него и изрубить его въ куски, но народъ сказалъ имъ:

-- Это визирь, а это сынъ визиря, и, можетъ-быть, они помирятся другъ съ другомъ, а вы возбудите неудовольствіе и того и другого; или какъ-нибудь нечаянно ударите вашего господина и за то подвергнетесь самой позорной смерти; поэтому всего лучше не вмѣшивайтесь въ это дѣло.

Али Нуръ-Эдъ-Динъ, переставъ бить визиря, взялъ свою рабыню и вернулся домой..

Визирь, сынъ Савія, тотчасъ же всталъ, и одежда его, бывшая прежде бѣлаго цвѣта, теперь окрасилась въ три цвѣта: въ цвѣтъ грязи, въ цвѣтъ крови и въ цвѣтъ золы. Увидавъ себя въ такомъ видѣ, онъ взялъ круглую цыновку ¹²) и навѣсилъ ее себѣ на спину, а въ руку взялъ два пучка грубой травы ¹³) и пошелъ Къ дворцу султана, гдѣ остановился и сталъ кричать:

-- О, царь вѣковъ, меня обижаютъ!

Его привели къ царю, который, внимательно посмотрѣвъ на него, увидалъ, что это его визирь, Эль-Мо'инъ, сынъ Савія.

-- Кто тебя обижаетъ?-- спросилъ онъ.

Визирь сталъ кричать и стонать и проговорилъ слѣдующіе стихи:

Должна ли угнетать меня судьба,

Пока ты существуешь, и собаки

Моимъ питаться мясомъ, если левъ ты?

Должны ли жаждущіе люди пить;

Изъ водоемовъ воду ключевую?

Меня же мучитъ жажда у тебя.

О, если бъ былъ дождемъ ты благодатнымъ!

-- О, государь, -- продолжалъ онъ,-- всякія несчастія обрушиваются на меня, твоего служителя, сильно тебя любящаго.

-- Кто же обидѣлъ тебя?-- снова спросилъ царь.

-- Знай, о, царь,-- отвѣчалъ визирь,-- что сегодня я отправился на торгъ рабынь, желая пріобрѣсти себѣ кухарку, и увидалъ тамъ рабыню, такую красавицу, какой не видывалъ никогда въ жизни, а маклеръ сказалъ мнѣ, что она принадлежитъ Али Нуръ-Эдъ-Дину. Государь нашъ, султанъ, далъ отцу его десять тысячъ червонцевъ на покупку рабыни, и онъ купилъ эту дѣвушку, но она понравилась ему, и онъ отдалъ ее своему сыну. Когда отецъ его умеръ, сынъ началъ вести роскошную жизнь и дошелъ до того, что продалъ дома, сады и вещи; когда же совсѣмъ разорился, и у него ничего не осталось, онъ свелъ рабыню на рынокъ, чтобы продать ее, и отдалъ ее маклеру. Маклеръ сталъ выкрикивать объ ея продажѣ, а купцы стали дѣлать предложенія, пока не подняли цѣны до четырехъ тысячъ червонцевъ, при чемъ я подумалъ, что куплю ее для своего государя султана, такъ какъ первоначально она была куплена для него. Поэтому я сказалъ Али Нуръ-Эдъ-Дину: "О, сынъ мой, получи за нее плату четыре тысячи червонцевъ". Но когда онъ услыхалъ мои слова, то сказалъ: "О, злонамѣренный старикъ! Я скорѣе продамъ ее евреямъ или христіанамъ, чѣмъ тебѣ".-- "Вѣдь я покупаю ее,-- возразилъ я,-- не для себя, а для государя султана, нашего благодѣтеля". Лишь только онъ услыхалъ эти слова, какъ пришелъ въ страшную ярость, стащилъ меня съ лошади, несмотря на мой преклонный возрастъ, и началъ бить меня, пока не довелъ до того состоянія, въ которомъ ты меня видишь теперь. Вотъ чему я подвергся только изъ-за того, что пошелъ купить для твоего величества рабыню.

Визирь упалъ на полъ и лежалъ, плача и дрожа всѣмъ тѣломъ....

При видѣ того, въ какомъ положеніи находился визирь, у переносицы султана надулась жила отъ негодованія, и онъ взглянулъ на стоявшихъ около него царедворцевъ. Въ первомъ ряду стояло сорокъ вооруженныхъ людей, которымъ онъ и сказалъ:

-- Отправляйтесь сейчасъ же въ домъ Али, сына Эль-Фадла сына Какана, ограбьте и разрушьте его; а самого Али и еге рабыню приведите сюда съ завязанными назадъ руками; дорогою тащите ихъ лицомъ по грязи и приведите сюда!

-- Слушаемъ и повинуемся,-- отвѣчали они и отправились въ домъ Нуръ-Эдъ-Дина.

При дворѣ султана былъ одинъ царедворецъ, по имени Аламъ-Эдъ-Динъ-Сенджаръ, бывшій прежде мамелюкомъ Эльфадла, сына Какана, отца Али Нуръ-Эдъ-Дина. Царедворецъ этотъ, услыхавъ приказаніе султана и видя, что враги хотятъ, уничтожить сына его бывшаго господина, не могъ допустить этого и, вскочивъ на коня, поскакалъ къ дому Али Нуръ-Эдъ-Дина и постучался къ нему въ дверь. Нуръ-Эдъ-Динъ вышелъ къ нему и, узнавъ его, поклонился ему.

-- О, господинъ мой, -- сказалъ ему царедворецъ,-- теперь некогда ни кланяться ни разговаривать!

-- Что случилось, о, Аламъ-Эдъ-Дшгь?-- спросилъ НуръЭдъ-Динъ.

-- Спасайся бѣгствомъ,-- отвѣчалъ ему царедворецъ,-- спасайся и ты и рабыня твоя, потому что Эль-Мо'инъ, сынъ Савія, накликалъ на тебя бѣду. Если ты попадешься къ нему въ руки, то тебѣ не сдобровать. Султанъ послалъ за тобою сорокъ человѣкъ воиновъ; совѣтую тебѣ бѣжать прежде ихъ появленія.

Сенджаръ протянулъ Нуръ-Эдъ-Дину руку, въ которой оказалось сорокъ червонцевъ, когда сосчиталъ ихъ НуръЭдъ-Динъ.

-- Прими ихъ отъ меня, о, господинъ мой,-- сказалъ онъ,-- и если бы у меня было съ собою болѣе этого, то я бы далъ тебѣ. Но разговаривать теперь не время.

Нуръ-Эдъ-Динъ пошелъ послѣ этого къ своей рабынѣ и сообщилъ ей обо всемъ, и это сильно огорчило ее.

Оба они тотчасъ же вышли изъ города, Господь опустилъ на нихъ завѣсу своего покровительства, и они прошли къ берегу рѣки, гдѣ нашли судно, готовое распустить паруса. Хозяинъ стоялъ посреди судна и говорилъ:

-- Кому надо проститься, или купить съѣстного, или сбѣгать за забытой вещью, то пусть торопятся, такъ какъ мы отчаливаемъ.

-- Мы готовы,-- отвѣчали всѣ.

Послѣ этого хозяинъ крикнулъ:

-- Ну, скорѣй развязывай конецъ и продѣвай въ мачту! ")

-- Куда направляетесь, хозяинъ?-- спросилъ Нуръ-Эдъ-Динъ.

-- Въ обитель мира, въ Багдадъ,-- отвѣчалъ судохозяинъ.

Нуръ-Эдъ-Динъ и рабыня его сѣли на судно, которое отчалило и пошло, распустивъ паруса,-- полетѣло по вѣтру, какъ птица, распустившая крылья.

Между тѣмъ сорокъ воиновъ, которыхъ султанъ послалъ въ домъ Нуръ-Эдъ-Дина, выломали дверь и, войдя, обыскали весь домъ, но безъ всякаго успѣха. Разрушивъ домъ, они вернулись и сообщили о своей неудачѣ султану, который сказалъ:

-- Ищите ихъ вездѣ, гдѣ только можно.

-- Слушаемъ и повинуемся.-- отвѣчали они.

Визирь Эль-Мо'инъ, сынъ Савія, ушелъ къ себѣ домой, получивъ отъ султана почетную одежду.

-- Я самъ отомщу за тебя,-- сказалъ ему султанъ.

Онъ прочелъ молитву за султана, и сердце его успокоилось.

А султанъ приказалъ выкрикивать по городу слѣдующее:

-- Народъ! Нашъ государь султанъ приказалъ, чтобы тотъ, кто встрѣтитъ Али Нурдъ-Эдъ-Дина, привелъ его къ султану, за что получитъ почетную одежду и тысячу червонцевъ. Тотъ же, кто спрячетъ его, или же, зная о его мѣстонахожденіи, не дастъ о немъ свѣдѣній, будетъ наказанъ примѣрнымъ образомъ!

Такимъ образомъ народъ началъ искать его, но не могъ найти и слѣда. Въ такомъ положеніи находились дѣла въ этомъ городѣ.

Али же Нуръ-Эдъ-Динъ и рабыня его благополучно прибыли въ Багдадъ, и хозяинъ судна сказалъ имъ:

-- Ну, вотъ и Багдадъ, городъ безопасности: зима съ своими холодами миновала, а весна съ своими розами появилась, деревья распустились, и воды побѣжали.

Али Нуръ-Эдъ-Динъ съ рабыней своей сошелъ на берегъ и отдалъ за проѣздъ пять червонцевъ. Шли они, разговаривая, и судьба привела ихъ въ чудные сады, и тамъ они дошли до мѣстечка со множествомъ длинныхъ скамеекъ, подъ рѣшетчатой крышей, съ которой спускались вазы съ водою. Въ концѣ этого мѣстечка шелъ заборъ съ калиткой, которая, однакоже, оказалась запертой.

-- Клянусь Аллахомъ, это чудное мѣстечко!-- вскричалъ Нуръ-Эдъ-Динъ.

-- Посидимъ, о, господинъ мой, на этихъ скамейкахъ.

Они сѣли, вымыли лицо и руки и, наслаждаясь журчаньемъ воды и прохладой отъ вѣтерка, заснули.

Садъ этотъ былъ названъ садомъ Восторговъ, а дворецъ назывался Увеселительнымъ дворцомъ и принадлежалъ калифу Гарунъ-Аль-Рашиду. Калифъ приходилъ отдыхать отъ заботъ въ эти сады и во дворецъ. Окна во дворцѣ были высокія, створчатыя, зала освѣщалась восемьюдесятью лампами, висѣвшими кругомъ, а посрединѣ стоялъ высокій золотой канделябръ. Входя во дворецъ, калифъ приказывалъ своимъ рабынямъ открыть окна, а своему собутыльнику Исъ-Гаку приказывалъ пѣть съ рабынями, чтобы размягчить его сердце и успокоить его тревоги. За садомъ смотрѣлъ старичокъ по имени шейкъ Ибрагимъ. Случилось однажды такъ, что онъ вышелъ по какимъ-то дѣламъ и нашелъ въ саду незнакомыхъ мужчинъ, проводившихъ время съ подозрительными женщинами. Онъ страшно взбѣсился на это и, дождавшись прихода калифа, сообщилъ ему объ этомъ событіи.

-- Кого бы ты ни засталъ въ саду,-- сказалъ ему калифъ,-- ты можешь сдѣлать съ нимъ, что тебѣ угодно.

Въ этотъ день, о которомъ идетъ рѣчь, шейкъ тоже вышелъ по какимъ-то дѣламъ и нашелъ на скамейкѣ, около входа въ садъ, двухъ уснувшихъ людей, прикрытыхъ однимъ изаромъ, и проговорилъ:

-- Да знаютъ ли эти люди, что калифъ далъ мнѣ позволеніе убивать всѣхъ, кого я найду здѣсь? Этихъ людей я только немного поколочу для того, чтобы другіе не приходили сюда.

Онъ срѣзалъ тоненькую пальмовую палку и, засучивъ рукава такъ, что обнажилъ всю кисть руки, онъ хотѣлъ начать наносить удары, но подумалъ и сказалъ въ душѣ:

О, Ибрагимъ, какъ же можно бить людей, не зная ихъ обстоятельствъ? Они, можетъ-быть, иностранцы или дѣти дороги ¹⁵), которыхъ случай привелъ сюда. Поэтому, мнѣ лучше открыть ихъ лица и посмотрѣть на нихъ.

Онъ тихонько приподнялъ изаръ и, открывъ ихъ лица, посмотрѣлъ на нихъ.

"Какіе они красивые,-- подумалъ Ибрагимъ.-- Бить ихъ не годится".

Онъ снова закрылъ ихъ изаромъ и, подойдя къ ногамъ Али Нуръ-Эдъ-Дина, началъ тихо почесывать ихъ, вслѣдствіе чего Нуръ-Эдъ-Динъ открылъ глаза и, увидавъ, что ноги ему чешетъ старикъ, онъ покраснѣлъ, отдернулъ ноги и, сѣвъ, взялъ руку шейка и поцѣловалъ ее.

-- О, сынъ мой, откуда ты?-- спросилъ его шейкъ.

-- Господинъ мой,-- отвѣчалъ Нуръ-Эдъ-Динъ, -- мы иностранцы.

По щекамъ Нуръ-Эдъ-Дина потекли слезы.

-- О, сынъ мой, -- сказалъ, ему тогда шейкъ Ибрагимъ.-- Знай, что пророкъ (Господь да благословитъ и да спасетъ его) всегда выказывалъ великодушіе иноземцамъ. Если хочешь, то встань, входи въ садъ и развлеки себя.

-- О, господинъ мой,-- сказалъ Нуръ-Эдъ-Динъ,-- кому же принадлежитъ этотъ садъ?

-- Садъ этотъ я наслѣдовалъ отъ своихъ родныхъ, -- отвѣчалъ ему шейкъ.

Онъ сказалъ такъ только для того, чтобы незнакомцы, не смущаясь, вошли въ садъ. Нуръ-Эдъ-Динъ, выслушавъ его, поблагодарилъ и всталъ вмѣстѣ съ своей рабыней, а шейкъ Ибрагимъ провелъ ихъ въ садъ.

Калитка находилась подъ сводомъ, обвитымъ виноградными лозами различныхъ цвѣтовъ: красныхъ, какъ рубины, и черныхъ, какъ черное дерево. Они вошли въ крытую аллею, обсаженную всевозможными фруктовыми деревьями и кустами, гдѣ сидѣли на вѣткахъ различныя птицы. Соловьи заливались на различные лады, а воркованье горлицъ разносилось по воздуху, черный дроздъ пѣніемъ своимъ напоминалъ человѣческій голосъ, а дикій голубь точно передразнивалъ пьянаго. Плоды всевозможныхъ сортовъ уже созрѣли. Каждаго сорта было по два дерева: было два дерева камфарныхъ абрикосовъ, миндальныхъ абрикосовъ и куразанскихъ абрикосовъ, сливы цвѣта нѣжнаго тѣла, вишни могли привести всякаго въ восторгъ, а фиги отливали чуднымъ краснымъ, бѣлымъ и зеленымъ цвѣтами. Цвѣты сіяли, словно жемчугъ и кораллы, розы соперничали своимъ цвѣтомъ со щечками красавицъ; тамъ были фіалки, мирты, левкои, лавенда, анемоны, и лепестки цвѣтовъ были покрыты слезами росы. Ромашка улыбалась, показывая свои зубы, а нарциссы засматривались своими темными глазами на розы; апельсины напоминали круглыя чашки, а лимоны-золотые шары. По землѣ пестрѣли цвѣты всевозможныхъ оттѣнковъ и всюду пахло весною. Рѣка журчала подъ пѣніе птицъ, а вѣтерокъ шелестилъ листьями. Жара была умѣренная, а вѣтерокъ нѣжно лобызалъ.

Шейкъ Ибрагимъ провелъ ихъ въ возвышенную гостиную ¹⁶); они были очарованы ея прелестью и необыкновеннымъ изяществомъ и сѣли у окна. Нуръ-Эдъ-Динъ, раздумывая о своей прежней жизни, вскричалъ:

-- Клянусь Аллахомъ, тутъ превосходно! Это мѣсто Напомнило мнѣ прошлое и возбудило во мнѣ жаръ, словно пламя отъ гхады ¹⁷).

Шейкъ Ибрагимъ принесъ имъ угощенія, и они, вымывъ руки, поѣли досыта; послѣ чего Нуръ-Эдъ-Динъ, помѣстившись снова у окна, позвалъ свою рабыню, которая подошла къ нему, и они оба,-сидя, любовались на деревья, покрытыя плодами. Послѣ этого Нуръ-Эдъ-Динъ посмотрѣлъ на шейка и сказалъ ему:

-- О, шейкъ, нѣтъ ли у тебя чего-нибудь напиться? Такъ какъ всѣ пьютъ послѣ ѣды.

Шейкъ Ибрагимъ принесъ имъ сладкой холодной воды, а Нуръ-Эдъ-Динъ сказалъ ему:

-- Мнѣ хотѣлось бы не такого питья.

-- Ты хочешь вина?-- спросилъ его шейкъ.

-- Да, -- отвѣчалъ Нуръ-Эдъ-Динъ.

-- Спаси меня отъ него, Аллахъ!-- вскричалъ шейкъ.-- Тринадцать лѣтъ я не пробовалъ вина, такъ какъ пророкъ (благослови и спаси его, Господи) проклялъ и тѣхъ, кто пьетъ, и тѣхъ, кто дѣлаетъ его.

-- Послушай, я скажу тебѣ два слова,-- продолжалъ НуръЭдъ-Динъ.

-- Говори, что хочешь.

-- Если ты не будешь ни дѣлать вино, ни пить его, ны приносить, то развѣ проклятіе можетъ коснуться тебя?

-- Не можетъ, -- отвѣчалъ шейкъ.

-- Въ такомъ случаѣ возьми этотъ червонецъ, -- сказалъ Нуръ-Эдъ-Динъ, -- и эти двѣ серебряныя монеты, садись на осла и поѣзжай, пока не встрѣтишь подходящаго человѣка, который могъ бы купить вина. Подзови его и, давъ ему двѣ серебряныя монеты, скажи ему: "Вотъ на этотъ червонецъ купи мнѣ вина и положи его на осла". Такимъ образомъ ты не принесешь вина, не сдѣлаешь его и не купишь, и съ тобою не случится ничего, что можетъ случиться съ другими.

Шейкъ Ибрагимъ, посмѣявшись на его слова, отвѣчалъ;

-- Клянусь Аллахомъ, я не встрѣчалъ человѣка остроумнѣе тебя и не слыхивалъ болѣе сладкихъ рѣчей.

-- Мы зависимъ отъ тебя, -- сказалъ Нуръ-Эдъ-Динъ, -- и тебѣ надо исполнить наше желаніе; поэтому принеси намъ то, что мы просимъ.

-- О, сынъ мой, -- сказалъ шейкъ.-- Кладовая моя тутъ передъ тобою (это была кладовая съ припасами, приготовленными для царя правовѣрныхъ), войди въ нее и возьми, что тебѣ нужно.

Нуръ-Эдъ-Динъ вошелъ въ кладовую и увидалъ. серебряную и золотую, осыпанную драгоцѣнными каменьями посуду. Онъ налилъ изъ глиняныхъ кувшиновъ и изъ стеклянныхъ бутылокъ вина во взятую имъ посуду и началъ пить вмѣстѣ съ рабыней, дивясь великолѣпію принесенныхъ имъ изъ кладовой вещей.-- Шейкъ принесъ имъ душистыхъ цвѣтовъ и сѣлъ на нѣкоторомъ разстояніи отъ нихъ. Они же-съ наслажденіемъ продолжали пить, пока вино не стало на нихъ дѣйствовать. Щеки у нихъ раскраснѣлись, глаза разгорѣлись, какъ глаза лани, а волосы растрепались¹⁸); послѣ чего шейкъ Ибрагимъ сказалъ:

-- Съ какой стати сижу я такъ отъ нихъ далеко? Почему бы мнѣ не подсѣсть къ нимъ? И скоро ли мнѣ случится быть въ обществѣ такихъ двухъ ясныхъ мѣсяцевъ?

Онъ подошелъ и сѣлъ около нихъ на полъ, а Нуръ-Эдъ-Динъ сказалъ ему:

-- О, господинъ мой, жизнью своею умоляю тебя, пододвинься и присоединись къ намъ.

Онъ пододвинулся еще ближе, а Нуръ-Эдъ-Динъ налилъ кубокъ вина и, глядя на шейка, сказалъ:

-- Выпей, чтобъ узнать, какъ хорошо, и ароматично вино.

Но шейкъ Ибрагимъ вскричалъ:

-- Сохрани меня отъ этого, Аллахъ! Тринадцать лѣтъ я ничего подобнаго не дѣлалъ...

А Нуръ-Эдъ-Динъ, какъ будто не обращая вниманія на его слова, выпилъ вино и бросился на землю, словно совершенно пьяный....

Послѣ этого Энисъ-Эль-Джелисъ посмотрѣла на шейка и сказала ему:

-- О, шейкъ-Ибрагимъ! Ты видишь, какъ этотъ человѣкъ обращается со мною?

-- О, госпожа моя, что такое съ. нимъ?-- спросилъ онъ.

-- Онъ всегда обращается такъ со мною,-- отвѣчала она.-- Онъ пьетъ, потомъ уснетъ, а. я должна, сидѣть одна и пить мнѣ не съ кѣмъ. Если бъ я захотѣла выпить, то некому на полнить мнѣ кубокъ. А если бъ я захотѣла попѣть, то некому и слушать меня,

Слова эти тронули шейка, и онъ отвѣчалъ:

-- Да, такой товарищъ тебѣ не годится.

Рабыня налила кубокъ и, глядя на шейка Ибрагима, сказала ему:

-- Жизнью своею умоляю тебя, возьми кубокъ и выпей; не отказывайся, а возьми и выпей.

Онъ протянулъ руку и, взявъ кубокъ, выпилъ его, а она наполнила для него кубокъ во второй разъ и, подавая его, сказала:

-- О, господинъ мой! Это для тебя.

-- Клянусь Аллахомъ,-- отвѣчалъ онъ,-- я не могу больше пить. Съ меня довольно того, что я выпилъ.

-- Клянусь, это необходимо, -- сказала она.

И онъ, взявъ кубокъ, осушилъ его.

Послѣ этого она подала ему третій кубокъ, и онъ взялъ его и тоже-хотѣлъ выпить, какъ вдругъ Нуръ-Эдъ-Динъ поднялся и сказалъ:

-- О, шейкъ Ибрагимъ, какъ же это такъ? Развѣ я не упрашивалъ тебя выпить, а ты отказывался и говорилъ, что тринадцать лѣтъ ты не пилъ?

Шейкъ Ибрагимъ смутился и отвѣчалъ:

-- Клянусь Аллахомъ, я тутъ не виноватъ, это она заставила меня.

Нуръ-Эдъ-Динъ засмѣялся, и они продолжали пировать, а рабыня, взглянувъ на своего господина, сказала ему:

-- О, господинъ мой, пей лучше ты самъ и не заставляй пить шейка Ибрагима. Мы лучше такъ полюбуемся имъ.

Она начала наполнять кубки и подавать своему господину, который, въ свою очередь, тоже наполнялъ ихъ и подавалъ ей, и такъ они дѣлали отъ времени до времени, пока, наконецъ, шейкъ Ибрагимъ смотрѣлъ-смотрѣлъ на нихъ да и сказалъ:

-- Да что жъ это такое? Это что за попойка? Зачѣмъ же не наливаете вы мнѣ вина, разъ что я пью вмѣстѣ съ вами?

Они оба засмѣялись и хохотали чуть не до безчувствія. Потомъ они выпили сами, налили вина ему и продолжали кутить такимъ образомъ, пока не миновала треть ночи.

-- О, шейкъ Ибрагимъ,-- сказала тогда рабыня.-- Позволь мнѣ встать и зажечь одну изъ вставленныхъ свѣчей.

-- Встань,-- отвѣчалъ онъ,-- но болѣе одной свѣчи не зажигай.

Но она, вскочивъ, зажгла сначала одну свѣчу, затѣмъ -- другую и кончила тѣмъ, что зажгла всѣ восемьдесятъ. Послѣ этого она сѣла, а Нуръ-Эдъ-Динъ сказалъ:

-- О, шейкѣ Ибрагимъ, неужели ты не сдѣлаешь мнѣ одолженія и не позволишь мнѣ зажечь хоть одну лампу?

-- Встань и одну лампу зажги,-- отвѣчалъ ему шейкъ,-- и не надоѣдай мнѣ больше.

Онъ всталъ и, начиная съ первой лампы, зажегъ всѣ восемьдесятъ, и зала освѣтилась, какъ для танцевъ. Шейкъ Ибрагимъ, сильно опьянѣвши, сказалъ:

-- Да, вы любите повеселиться еще болѣе меня.

Онъ вскочилъ и раскрылъ всѣ окна, послѣ чего снова сѣлъ съ ними; они продолжали пить и декламировать стихи; ихъ веселые голоса громко разносились но комнатѣ.

Всевидящій и всезнающій Господь, опредѣляющій причину всего, предрѣшилъ, чтобы калифъ сидѣлъ въ эту лунную ночь у окна, которое выходило на Тигръ. Глядя на рѣку, онъ. увидалъ на поверхности воды отраженіе, свѣта отъ лампъ и свѣчей и вскричалъ:

-- Приведите ко мнѣ Джафара-Эль-Бармеки!

Въ мгновеніе ока Джафаръ предсталъ передъ царемъ правовѣрныхъ, и калифъ сказалъ ему:

-- Ахъ ты, собака визирь! Такъ вотъ какъ ты служишь мнѣ! Ты не доносишь мнѣ о томъ, что дѣлается въ городѣ Багдадѣ!

-- Что значатъ эти слова?-- спросилъ Джафаръ.

-- Если бы городъ Багдадъ не былъ отнятъ отъ меня, -- отвѣчалъ калифъ,-- то увеселительный дворецъ не былъ бы освѣщенъ свѣчами и лампами, и окна въ немъ не были бы открыты. Горе тебѣ! Кто могъ это сдѣлать, разъ я не лишенъ сана калифа?

-- Кто же,-- спросилъ Джафаръ, у котораго тряслось подъ жилками отъ страха,-- могъ сообщить тебѣ, что свѣчи и лампы зажжены въ увеселительномъ дворцѣ, и что окна въ немъ открыты?-.

-- Подойди сюда и посмотри, -- отвѣчалъ ему калифъ..

Джафаръ подошелъ къ калифу и, взглянувъ въ окно, увидалъ, что дворецъ сіялъ огнями и свѣтомъ своимъ превосходилъ свѣтъ луны. Прежде всего ему хотѣлось оправдать какъ-нибудь шейка Ибрагима и,-- думая, что все это произошло вслѣдствіе имъ же, визиремъ, даннаго позволенія, онъ сказалъ:

-- О, царь правовѣрныхъ, на прошлой недѣлѣ шейкъ Ибрагимъ сказалъ мнѣ: "О, господинъ мой Джафаръ, мнѣ хотѣлось бы пригласить повеселиться моихъ дѣтей, пока я живъ и живъ калифъ".-- "Зачѣмъ говоришь ты мнѣ это?" -- спросилъ Я.:-- "Затѣмъ, чтобы ты спросилъ у калифа позволеніе, -- сказалъ онъ, -- и я могъ бы отпраздновать обрѣзаніе своего сына во дворцѣ".-- "Ну, такъ празднуй обрѣзаніе, твоего сына,-- отвѣчалъ я.-- И если Господь сподобитъ меня увидать калифа, то я доложу ему объ этомъ". И онъ ушелъ отъ меня съ этимъ, а я забылъ доложить тебѣ.

-- О, Джафаръ, -- сказалъ калифъ, -- ты былъ виновенъ передо мною въ одной вещи, а теперь провинился въ двухъ, а именно; во-первыхъ, ты не доложилъ мнѣ объ этомъ, а во-вторыхъ, не исполнилъ желанія шейка Ибрагима, потому что если онъ приходилъ къ тебѣ и говорилъ такимъ образомъ, такъ только изъ желанія намекнуть тебѣ, что ему хотѣлось бы получить нѣкоторое вспомоществованіе, а ты не только ничего ему не далъ, но даже не сообщилъ ничего объ этомъ мнѣ.

-- О, царь правовѣрныхъ, отвѣчалъ онъ,-- я забылъ.

-- Клянусь своими предками,-- сказалъ калифъ,-- что остатокъ ночи я проведу съ нимъ, такъ какъ онъ человѣкъ правдивый, знающійся съ шейками¹⁹), помогающій бѣднымъ и поддерживающій несчастныхъ. Надо полагать, что сегодня собрались къ нему всѣ его знакомые, и я непремѣнно хочу быть тамъ; можетъ-быть, кто-нибудь изъ его гостей прочтетъ хорошую молитву за нашу настоящую и будущую жизнь, и присутствіе мое, можетъ-быть, принесетъ кому-нибудь пользу, а ему -- удовольствіе.

-- О, царь правовѣрныхъ,-- возразилъ Джафаръ.-- Вѣдь ночь почти уже прошла, и гости, вѣроятно, скоро разойдутся.

Но калифъ сказалъ:

-- Идемъ туда.

Джафаръ замолчалъ и такъ былъ смущенъ, что не зналъ, что ему дѣлать. Калифъ же всталъ, и Джафаръ пошелъ вслѣдъ за нимъ, какъ пошелъ и евнухъ Месруръ. Они втроемъ молча вышли изъ дворца и, одѣтые купцами, пошли по улицамъ, пока не пришли къ калиткѣ вышеупомянутаго сада. Калифъ, подойдя, нашелъ калитку отворенной, что его удивило, и онъ сказалъ:

-- Посмотри, о, Джафаръ, шейкъ Ибрагимъ до такого поздняго часа оставилъ калитку отворенной, что вовсе на него не похоже.

Они вошли и прошли въ конецъ сада, гдѣ остановились около дворца, и калифъ сказалъ:

-- О, Джафаръ, мнѣ хотѣлось бы незамѣтнымъ образомъ взглянуть на нихъ, прежде чѣмъ пойти къ нимъ, чтобы увидать, какъ шейки проводятъ время и употребляютъ свои способности. Эти люди обладаютъ качествами, которыми отличаются какъ въ частной, такъ и въ общественнощжизни. Но мы не слышимъ ихъ голосовъ, и ничто не говоритъ намъ о ихъ присутствіи.

Сказавъ это, калифъ осмотрѣлся кругомъ и, увидавъ толстое орѣховое дерево, прибавилъ:

-- О, Джафаръ, хотѣлось бы мнѣ взобраться на это дерево, такъ какъ сучья его достигаютъ оконъ, и посмотрѣть туда.

Онъ полѣзъ на дерево и, перебираясь съ сучка на сучокъ, остановился передъ однимъ изъ оконъ, сѣлъ тамъ и сталъ смотрѣть въ комнату дворца, гдѣ увидалъ, дѣвицу и молодого человѣка, красивыхъ какъ ясные мѣсяцы (слава Тому, Кто создалъ ихъ); кромѣ того, онъ увидалъ сидящаго съ ними съ кубкомъ въ рукѣ шейка Ибрагима.

-- О, царица красоты!-- говорилъ онъ,-- пить и не слышать веселыхъ пѣсенъ непріятно. Развѣ ты не знаешь, что сказалъ поэтъ:

Большой и малый кубокъ пусть обходятъ

Весь кругъ гостей; примите эти кубки

Отъ пьяницы, котораго лицо

Вамъ свѣтлый ликъ луны напоминаетъ.

И пить нельзя вамъ безъ веселыхъ пѣсенъ,

Вѣдь лошади пьютъ воду подъ свистокъ.

Когда калифъ увидалъ, какъ велъ себя старый Ибрагимъ, у него отъ негодованія надулась на лбу жила, и, сойдя съ дерева, онъ сказалъ:

-- О Джафаръ! Никогда въ жизни не видалъ я такого чудеснаго превращенія праведника, какое привелось мнѣ видѣть сегодня. Поднимись ты самъ на это дерево и увидишь, если только благословеніе праведника снизойдетъ и на тебя ²⁰).

Услыхавъ слова калифа, Джафаръ былъ нѣсколько удивленъ и, поднявшись на дерево, сталъ смотрѣть въ комнату, гдѣ увидалъ Нуръ-Эдъ-Дина, шейка Ибрагима и рабыню, и въ рукахъ шейка Ибрагима увидалъ кубокъ. Увидавъ это зрѣлище, онъ пришелъ къ убѣжденію, что конецъ будетъ печальный, и, сойдя внизъ, всталъ передъ калифомъ.

-- О, Джафаръ,-- сказалъ царь правовѣрныхъ,-- слава Богу, что мы не принадлежимъ къ числу людей, которые только для виду исполняютъ святой законъ и не причастны грѣху какъ лицемѣры!

Отъ сильнаго смущенія Джафаръ не нашелся даже, что отвѣтить. Калифъ посмотрѣлъ на него и спросилъ:

-- Кто могъ привести этихъ людей сюда и впустить ихъ во дворецъ? Но только такихъ красивыхъ, статныхъ и привлекательныхъ людей, какъ этотъ молодой человѣкъ и эта дѣвушка, мнѣ въ жизни не приводилось видѣть.

Джафаръ, надѣясь, что калифъ можетъ быть смилуется, поспѣшно отвѣчалъ:

-- Ты совершенно правъ, о, царь правовѣрныхъ!

-- О, Джафаръ; -- сказалъ калифъ; -- полѣзай съ нами на тотъ сукъ насупротивъ окна, и мы позабавимся, глядя на нихъ.

Они взлѣзли на дерево и, сидя тамъ, слышали, какъ шейкъ сказалъ:

-- О, госпожа моя, я преступилъ приличіе, принявъ участіе въ вашей попойкѣ, но удовольствіе получилъ не полное, такъ какъ не слышу веселыхъ пѣсенъ и бряцанія струнъ.

-- О, шейкъ Ибрагимъ, -- отвѣчала Энисъ-Эль-Джелисъ,-- клянусь Аллахомъ, если бы у насъ былъ какой-нибудь музыкальный инструментъ, то мы могли бы быть совсѣмъ довольны.

Шейкъ Ибрагимъ, услыхавъ ея слова, всталъ.

-- Куда это онъ идетъ?-- сказалъ калифъ Джафару.

-- Не знаю,-- отвѣчалъ Джафаръ.

Шейкъ вышелъ, но вскорѣ вернулся съ лютнею въ рукахъ, и калифъ, пристально посмотрѣвъ, увидалъ, что это лютня Исъ-Гака, его собутыльника.

-- Клянусь Аллахомъ,-- сказалъ онъ,-- если эта дѣвица поетъ дурно, то я распну всѣхъ васъ.

-- О Аллахъ!-- проговорилъ Джафаръ,-- не допусти ея пѣть хорошо.

-- Почему?-- спросилъ калифъ.

-- Для того, чтобы ты распялъ насъ всѣхъ, -- отвѣчалъ Джафаръ,-- и мы могли бы забавлять другъ друга разговорами.

Калифъ засмѣялся, а дѣвушка, взявъ лютню и рукой пробѣжавъ по струнамъ, заиграла такъ, что игрой своей могла заставить расплавиться даже желѣзо и придать ума дураку; вслѣдъ за тѣмъ она запѣла такимъ голосомъ, что калифъ вскричалъ:

-- Знаешь, Джафаръ, я никогда въ жизни не слыхалъ такого чуднаго голоса!

-- Можетъ-быть,-- сказалъ Джафаръ,-- гнѣвъ калифа прекратился?

-- Да,-- сказалъ онъ,-- его не стало.

Онъ спустился съ Джафаромъ съ дерева и, посмотрѣвъ на него, сказалъ:

-- Мнѣ очень хочется пойти къ нимъ, посидѣть съ ними и послушать пѣніе этой дѣвушки.

-- О, царь правовѣрныхъ, -- отвѣчалъ Джафаръ; -- если ты пойдешь къ нимъ, то они, вѣроятно, сильно смутятся твоимъ присутствіемъ, а шейкъ Ибрагимъ можетъ даже умереть отъ страха.

-- О, Джафаръ, -- возразилъ на это калифъ,-- ты долженъ выдумать мнѣ какой-нибудь способъ для того, чтобы я могъ узнать всю правду, не показавъ имъ, что я знаю все.

Калифъ и Джафаръ пошли къ Тигру, разсуждая объ этомъ предметѣ, и подъ окнами дворца увидали рыбака, закидывавшаго сѣть въ надеждѣ поймать что-нибудь себѣ на насущный хлѣбъ.

Однажды когда-то калифъ спросилъ у шейка Ибрагима:

-- Что это за шумъ я слышалъ подъ окнами дворца?

-- Это говорятъ рыбаки, -- отвѣчалъ шейкъ,-- которые ловятъ рыбу.

-- Ну, такъ поди и запрети имъ ходить сюда.

-- Послѣ этого рыбакамъ не позволялось ходить туда; но въ эту ночь пришелъ рыбакъ, по имени Керимъ, и, видя, что калитка въ садъ открыта, онъ подумалъ:

"Воспользуюсь такой оплошностью и, можетъ-быть, мнѣ посчастливится поймать что-нибудь".

Онъ взялъ сѣти и, забросивъ ихъ въ воду, продекламировалъ стихотвореніе, дѣлая сравненіе между положеніемъ рыбака, работающаго всю ночь, и владѣтеля замка, который сладко засыпаетъ, а, проснувшись, видитъ только низкопоклонство. Только успѣлъ онъ кончить стихотвореніе, какъ вдругъ калифъ нечаянно очутился около него. Калифъ зналъ его и вскричалъ:

-- Это ты, Керимъ?

Рыбакъ, услыхавъ свое имя, обернулся и увидалъ калифа.

Отъ страха у него затряслось подъ жилками.

-- Клянусь Аллахомъ, -- вскричалъ онъ, -- я это сдѣлалъ, царь правовѣрныхъ, не въ насмѣшку твоего приказа, но бѣдность и семья заставили меня поступить противозаконно.!

-- Ну, закинь сѣти на мое счастье,-- отвѣчалъ калифъ.

Обрадованный рыбакъ тотчасъ же пошелъ и бросилъ сѣть; подождавъ, пока она опустилась, и вода успокоилась, онъ вытянулъ ее и выловилъ безчисленное множество всевозможной рыбы.

Калифъ былъ очень доволенъ и сказалъ:

-- О, Керимъ, сними съ себя одежду.

Рыбакъ исполнилъ приказаніе. На немъ былъ надѣтъ джуббехъ ²¹) съ сотней заплатъ изъ грубой шерстяной ткани и полный отвратительныхъ насѣкомыхъ; между прочимъ, въ немъ было столько блохъ, что онѣ могли бы перенести его по поверхности всей земли. Калифъ снялъ съ головы его чалму, которую Керимъ не перевивалъ уже въ продолженіе трехъ лѣтъ, а найдя какой-нибудь лоскутокъ называлъ его сверху. Взявъ джуббехъ и чалму, калифъ снялъ съ себя двѣ рубахи изъ александрійской и баалабекской шелковой матеріи и мелватахъ ²²) и фараджеехъ и сказалъ рыбаку:

-- Возьми все это и надѣнь на себя.

Калифъ надѣлъ на себя джуббехъ и чалму рыбака и, надвинувъ на лицо литчамъ ²³), сказалъ рыбаку:

-- Иди по своимъ дѣламъ.

Рыбакъ, поцѣловавъ ноги калифа и поблагодаривъ его, продекламировалъ слѣдующіе стихи:

Ты одарилъ меня превыше, мѣры

Въ знакъ милости твоей высокой; мнѣ

Тебѣ отвѣтить тѣмъ же не по силамъ.

Поэтому я благодаренъ буду

Тебѣ все время жизни нашей здѣсь,.

Когда же смерть сведетъ меня въ могилу,

То прахъ моихъ костей изъ гроба будетъ

Попрежнему благодарить тебя.

Но не успѣлъ онъ кончить этихъ, стиховъ, какъ по особѣ калифа, поползли и поскакали насѣкомыя, и онъ началъ ловить ихъ у себя на шеѣ то правой, то лѣвой рукой и бросать ихъ, при этомъ восклицалъ:

-- О, горе тебѣ, рыбакъ! Сколько насѣкомыхъ въ твоемъ джуббехѣ!

-- О, государь, -- отвѣчалъ онъ,-- это они безпокоятъ тебя только съ перваго раза, а черезъ недѣлю ты такъ къ нимъ привыкнешь, что не почувствуешь, какъ они будутъ бѣгать по тебѣ.,,

Калифъ. засмѣялся. и сказалъ ему:

-- Неужели же я стану ходить въ этомъ джуббехѣ?

-- Мнѣ хотѣлось бы сказать тебѣ^: кое-что,-- отвѣчалъ рыбакъ,-- но мнѣ стыдно, несмотря на мой страхъ передъ тобою.

-- Ну, говори, что хотѣлъ ты сказать мнѣ!-- вскричалъ калифъ,

-- Мнѣ пришло въ голову,-- продолжалъ рыбакъ, -- что ты хочешь поучиться ловить рыбу, о, царь правовѣрныхъ, для того, чтобы стать во главѣ торговли, которая можетъ принести тебѣ выгоду; и если это такъ, то этотъ джуббехъ пригодится тебѣ.

Рыбакъ засмѣялся, а калифъ взялъ корзину съ рыбой и, нарвавъ въ нее немного травы, направился съ нею къ Джафару и остановился передъ нимъ. Джафаръ же, думая, что передъ нимъ стоитъ рыбакъ Керимъ и боясь за него, сказалъ:

-- О, Керимъ, зачѣмъ ты пришелъ сюда? Уходи скорѣе, вѣдь сегодня здѣсь калифъ.

Калифъ же, услыхавъ эти слова Джафара, такъ захохоталъ, что упалъ отъ хохота навзничь.

-- Да ты не нашъ ли царь правовѣрныхъ?-- сказалъ ему Джафаръ.

-- Да, Джафаръ,-- отвѣчалъ калифъ,-- а ты мой визирь, и мы пришли сюда съ тобою вмѣстѣ, но ты меня не узналъ. Такъ какъ же узнаетъ меня шейкъ Ибрагимъ, который вдобавокъ еще пьянъ? Оставайся тутъ до тѣхъ поръ, пока я не вернусь.

-- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ Джафаръ, а калифъ подошелъ къ двери дворца и постучался:

Шейкъ Ибрагимъ всталъ и спросилъ:

-- Кто тамъ за дверью?

Это я, шейкъ Ибрагимъ,-- отвѣчалъ онъ.

-- Кто ты?-- спросилъ шейкъ.

-- Я -- Керимъ, рыбакъ, -- отвѣчалъ калифъ.-- Я слышалъ, что у тебя гости, и потому принесъ рыбы, такъ какъ она превосходна.

Нуръ-Эдъ-Динъ и рабыня его очень любили рыбу и, услыхавъ о томъ, что рыбакъ принесъ рыбу, они очень обрадовались и сказали:

-- О, господинъ нашъ, открой ему, и пусть онъ принесетъ свою рыбу.

Шейкъ Ибрагимъ отворилъ дверь, и калифъ, переодѣтый рыбакомъ, вошелъ и началъ кланяться, а шейкъ Ибрагимъ сказалъ ему:

-- Ну, что же, добро пожаловать, разбойникъ, воръ, грабитель! Войди и покажи намъ рыбу, которую принесъ.

Онъ показалъ имъ рыбу, которая еще трепетала и билась, а рабыня вскричала:

-- Клянусь Аллахомъ, о, господинъ мой, что за чудная рыба, Ахъ, если бы она была жареная!

-- Клянусь Аллахомъ, вскричалъ шейкъ Ибрагимъ, -- ты совершенно права! Рыбакъ, -- прибавилъ онъ, обращаясь къ калифу,-- хорошо бы, если бы ты принесъ намъ жареной рыбы. Иди изжарь ее и принеси намъ.

-- Слушаю твоего приказанія,-- отвѣчалъ калифъ,-- я сегодня же изжарю ее и принесу.

-- Ну, такъ скорѣе!-- сказали они.

Калифъ всталъ и пошелъ къ Джафару.

-- Джафаръ,-- сказалъ онъ,-- они хотятъ, чтобы рыба была изжарена.

-- Дай мнѣ ее, царь правовѣрныхъ, -- отвѣчалъ тотъ,-- и я изжарю ее.

-- Клянусь могилою моихъ предковъ,-- возразилъ калифъ,-- я самъ изжарю ее, своими собственными руками я изжарю ее.

Онъ направился въ хижину смотрителя и, поискавъ въ ней, нашелъ все, что ему было нужно, какъ-то: сковороду, соль и даже дикій маіоранъ и все другое. Онъ подошелъ къ очагу, поставилъ на него сковороду и изжарилъ рыбу отлично. Когда рыба была совсѣмъ готова, онъ сложилъ ее на банановый листъ, и, сорвавъ въ саду нѣсколько лимоновъ, отправился съ рыбой во дворецъ и поставилъ ее передъ пирующими. Молодой человѣкъ и рабыня и шейкъ Ибрагимъ пододвинулись къ рыбѣ и стали ѣсть. Поѣвъ, они вымыли себѣ руки, а Нуръ-Эдъ-Динъ сказалъ:

-- Клянусь Аллахомъ, рыбакъ, ты оказалъ намъ сегодня большое одолженіе!

Затѣмъ, засунувъ руку въ карманъ, онъ вынулъ три червонца изъ тѣхъ, что Сенджаръ далъ ему на дорогу, и сказалъ:

-- О, рыбакъ, извини меня. Клянусь Аллахомъ, что если бы я зналъ тебя передъ несчастіемъ, обрушившимся на меня, я избавилъ бы тебя отъ гнетущей бѣдности. Теперь же, прими отъ меня то, что я по своимъ обстоятельствамъ могу удѣлить тебѣ.

Говоря такимъ образомъ, онъ бросилъ червонцы калифу, который, взявъ ихъ, поцѣловалъ ²⁴) и положилъ къ себѣ въ карманъ. Все это калифъ дѣлалъ для того, чтобы послушать пѣніе.

-- Ты ласково обошелся со мною,-- сказалъ онъ,-- и щедро наградилъ меня, но я все-таки попрошу у тебя еще одной милости: мнѣ хотѣлось бы послушать пѣніе этой дѣвицы.

-- Энисъ-Эль-Джелисъ!-- сказалъ на это Нуръ-Эдъ-Динъ.

-- Что прикажешь?-- спросила она,

-- Ради моей жизни, спой что-нибудь въ награду этому рыбаку, такъ какъ ему хочется послушать тебя.

Услыхавъ приказаніе своего господина, она взяла лютню и, пробѣжавъ рукою по струнамъ и завернувъ нѣкоторыя колки, пропѣла слѣдующіе стихи:

Когда на лютнѣ дѣва молодая

И стройная, какъ молодая лань,

Играетъ, то чаруетъ, всѣ сердца

Своей игрою дивною. А голосъ

Ея заставить могъ бы и глухого

Услышать пѣнье чудное ея.

Нѣмой бы тоже получилъ даръ слова

И передъ ней воскликнулъ бы въ восторгѣ:

"Ты превосходишь всѣхъ другихъ пѣвицъ

Божественной игрой своей и пѣньемъ!"

Затѣмъ снова заиграла такъ, что могла очаровать кого угодно и потомъ запѣла:

Намъ лестно, что нашъ домъ ты посѣтила,

Сіяніемъ своимъ разсѣивая

Глубокій мракъ безлунной этой ночи.

Поэтому мой долгъ распорядиться,

Чтобы повсюду въ домѣ у меня

И мускусомъ, и камфарой пахучей,

И розовой водою надушили.

Это пѣніе произвело глубокое впечатлѣніе на калифа, и онъ пришелъ въ такой восторгъ, что не могъ удержаться, чтобы не выразить его:

-- Аллахъ надъ тобою! Аллахъ надъ тобою! Аллахъ надъ тобою!

Нуръ-Эдъ-Динъ сказалъ:

-- Такъ тебѣ, рыбакъ, понравились игра и пѣніе этой дѣвицы?

-- Понравились, клянусь Аллахомъ!-- вскричалъ рыбакъ.

Нуръ-Эдъ-Динъ тотчасъ же прибавилъ;

-- Получи ее въ подарокъ отъ меня, въ подарокъ отъ щедраго человѣка, который не потребуетъ дара своего обратно.

Онъ всталъ и, взявъ мелватахъ, набросилъ его на калифа, переодѣтаго рыбакомъ, приказавъ ему увести съ собою дѣвицу. Рабыня же посмотрѣла на Нуръ-Эдъ-Дина и сказала:

-- О, господинъ мой, неужели ты разстанешься со мною, даже не простившись? Если намъ суждено разлучиться, то подожди, чтобъ я простилась съ тобою.

И она сказала слѣдующую строфу:

Когда ты отъ меня уѣдешь прочь,

Всегда жить будетъ домъ твой въ сердцѣ

Моемъ и въ тайникѣ моей груди.

Молю я Милосердаго, чтобъ Онъ

На нашъ союзъ съ тобою согласился,

Такъ какъ блаженствомъ этимъ одаряетъ

Онъ только тѣхъ, кого Онъ пожелаетъ,

На это Нуръ-Эдъ-Динъ отвѣчалъ ей:

Она со мной простилась въ день разлуки

И заливалась горькими слезами

Отъ причиненнаго разлукой горя,

И молвила: "Что будешь дѣлать ты,

Когда уѣду я?" -- "Спроси того,

Кто можетъ пережить твою утрату!"

Отвѣтилъ я на сдѣланный вопросъ.

Калифъ, услыхавъ это, смутился при мысли, что онъ можетъ бытъ причиною ихъ разлуки и, взглянувъ на молодого человѣка, сказалъ ему:

-- О, господинъ мой, боишься ли ты за себя, потому что совершилъ какое-нибудь преступленіе, или ты долженъ кому-нибудь?

-- Клянусь Аллахомъ, о, рыбакъ, -- отвѣчалъ Нуръ-Эдъ-Динъ, -- со мною и съ этой дѣвицей случилось удивительное и странное событіе, и если бъ его передали потомству, то оно могло бы служить поученіемъ тѣмъ, кто пожелаетъ.

-- Не разскажешь ли намъ, -- сказалъ калифъ, -- своей исторіи и не познакомишь ли насъ съ этимъ событіемъ? Можетъ-быть, разсказъ твой послужитъ тебѣ на пользу и утѣшеніе, такъ какъ утѣшеніе находится въ рукахъ Божіихъ.

На это Нуръ-Эдъ-Динъ отвѣчалъ такимъ вопросомъ:

-- Хочешь выслушать исторію мою прозой или стихами?

-- Проза, -- отвѣчалъ калифъ, -- для насъ яснѣе, а. стихи можно сравнить со словами, нанизанными, какъ жемчугъ.

Нуръ-Эдъ-Динъ, поникнувъ до земли головою, передалъ, однакоже, свою исторію Стихами, но когда онъ кончилъ, калифъ просилъ его объясниться поподробнѣе, вслѣдствіе чего онъ разсказалъ ему всю свою исторію съ начала до конца, и калифъ, сообразивъ всѣ обстоятельства его дѣла, спросилъ его:

-- Куда же ты пойдешь теперь?

-- Божій міръ широкъ, -- отвѣчалъ ему Нуръ-Эдъ-Динъ.

-- Я напишу тебѣ письмо,-- сказалъ тогда калифъ,-- которое ты можешь снести къ султану Магомету, сыну Сулеймана Эсъ-Зейни, и когда онъ прочтетъ его, то ничего дурного тебѣ не сдѣлаетъ.

-- Да развѣ существуетъ на свѣтѣ такой рыбакъ!-- вскричалъ Нуръ-Эдъ-Динъ,-- который состоялъ бы въ перепискѣ съ царями? Вѣдь этого быть не можетъ!

-- Ты совершенно нравъ,-- возразилъ калифъ,-- но причину этого я могу сообщить тебѣ. Знай, что я учился съ нимъ въ одной школѣ, у одного и того же учителя, и былъ его наставникомъ. Послѣ этого счастье ему повезло, и онъ сдѣлался султаномъ, а меня Господь сдѣлалъ рыбакомъ. Но я никогда ничего еще не просилъ отъ него, хотя онъ тотчасъ же исполнилъ бы мою просьбу, даже если бъ я просилъ у него ежедневно тысячи вещей.

Нуръ-Эдъ-Динъ, услыхавъ эти слова, сказалъ ему

-- Напиши, чтобъ я видѣлъ.

Онъ взялъ рожокъ съ чернилами и перо и написалъ послѣ обычной фразы: "Во имя Господа Милостиваго и Милосердаго", слѣдующее: "Письмо это отъ Гарунъ-Аль-Рашида, сына Эль-Магдія, его величеству Магомету, сыну Сулеймана Эсъ-Зейни, осчастливеннаго моею милостью и назначеннаго мною намѣстникомъ надъ частью моихъ владѣній. Увѣдомляю тебя, что податель этого письма, Нуръ-Эдъ-Динъ, сынъ Эль-Фадла, сына Какана, визиря, котораго ты долженъ водворить въ его настоящее положеніе на свое мѣсто, такъ какъ я назначаю его на занимаемую тобою должность. Не вздумай ослушаться моего повелѣнія, и миръ да будетъ надъ тобою".

Онъ передалъ это письмо Нуръ-Эдъ-Дину, который взялъ его, поцѣловалъ и приложилъ къ своей чалмѣ и тотчасъ же отправился въ путь.

Шейкъ же Ибрагимъ, посмотрѣвъ на калифа, переодѣтаго рыбакомъ, сказалъ ему:

-- Ахъ ты, презрѣннѣйшій рыбакъ, ты принесъ намъ рыбы не больше, какъ на двадцать полудиргемовъ, а получилъ три червонца, да еще хочешь взять съ собою рабыню.

Калифъ, услыхавъ эти слова, крикнулъ на него и сдѣлалъ знакъ Мосруру, который, тотчасъ же, открывъ свое лицо, вбѣжалъ въ комнату. Джафаръ между тѣмъ послалъ одного изъ садовниковъ къ дворцовому привратнику съ приказаніемъ, чтобы для царя правовѣрныхъ съ сановникомъ прислали одежду. Сановникъ сбѣгалъ во дворецъ и, вернувшись съ одеждой, поцѣловалъ прахъ передъ калифомъ, который снялъ все, что было на него надѣто, и одѣлъ свое платье. Шейкъ Ибрагимъ, сѣлъ на стулъ, а калифъ всталъ передъ нимъ,-чтобы посмотрѣть, что съ нимъ будетъ. Шейкъ пришелъ въ страшное смущеніе и, кусая себѣ пальцы, говорилъ:

-- Сплю я или бодрствую?

-- О, шейкъ Ибрагимъ,-- сказалъ тогда калифъ, посмотрѣвъ на него.-- Въ какомъ состояніи ты находишься?

При этихъ словахъ весь хмель его прошелъ и, бросившись на колѣни, онъ сталъ просить прощенія. Калифъ простилъ его, послѣ чего отдалъ приказаніе отвести дѣвицу къ себѣ во дворецъ, гдѣ. отвелъ ей отдѣльное помѣщеніе и назначилъ женщинъ, чтобы служить ей.

-- Знай,-- сказалъ онъ ей,-- что господина твоего я отправилъ султаномъ Эль-Башраха, и если Богу будетъ угодно, то я пошлю къ нему почетную одежду и тебя вмѣстѣ съ нею.

Что же касается до Нуръ-Эдъ-Дина, то онъ шелъ до самаго Эль-Башраха и, войдя въ городъ, прямо направился ко дворцу султана, гдѣ такъ громко закричалъ, Что султанъ пожелалъ его видѣть. Представъ передъ царемъ, онъ поцѣловалъ прахъ у ногъ его и, доставъ письмо, подалъ ему. Султанъ, увидавъ подпись калифа, тотчасъ же всталъ и, поцѣловавъ письмо трижды, сказалъ:

-- Я слышу и повинуюсь Господу, да святится имя Его, и царю правовѣрныхъ.

Онъ призвалъ четырехъ кади и эмировъ и хотѣлъ уже сложить съ себя царское достоинство, но къ нему явился визирь Эль-Ма'имъ, сынъ Савія, и султанъ подалъ ему письмо царя правовѣрныхъ. Увидавъ письмо, визирь разорвалъ его въ мелкіе клочья и, положивъ себѣ въ ротъ, разжевалъ и выплюнулъ. Султанъ въ гнѣвѣ закричалъ;

-- Горе тебѣ! Съ какой стати ты поступилъ такъ?

-- Этотъ человѣкъ,-- отвѣчалъ визирь,-- вовсе не видалъ ни калифа ни визиря его; онъ -- негодяй, дьявольскій плутъ, который случайно увидавъ письмо калифа, поддѣлался подъ его руку и написалъ, что захотѣлъ. Съ какой стати ты сложилъ съ себя царское достоинство, разъ что калифъ не послалъ тебѣ посла съ своей царской грамотой? Вѣдь если бъ, это дѣло было правое, то калифъ послалъ бы съ нимъ какого-нибудь царедворца или визиря, но онъ пришелъ одинъ.

-- Что же намъ дѣлать?-- спросилъ султанъ.

-- Отошли этого молодого человѣка со мною, -- отвѣчалъ визирь,-- и я отправлю его съ нарочнымъ въ городъ Багдадъ, и если все это вѣрно, то онъ привезетъ намъ царскій приказъ и грамоту объ его назначеніи, а если неправда, то калифъ пришлетъ намъ его обратно съ царедворцемъ, и тогда я отомщу моему обидчику!

Султану понравилось то, что сказалъ ему визирь, и онъ взялъ Нуръ-Эдъ-Дина и крикнулъ пажей, которые, опрокинувъ его на полъ, били до тѣхъ поръ, пока онъ не лишился чувствъ. Послѣ этого онъ приказалъ надѣть колодки ему на ноги и позвалъ тюремщика. Тюремщикъ, придя къ нему, поцѣловалъ прахъ у ногъ его. Тюремщика звали Кувейтомъ²⁵), и визирь сказалъ ему:

-- О Кутейтъ! Я желаю, чтобы ты взялъ этого человѣка и, посадивъ его въ самую темную келью твоей темницы, пыталъ бы его и день и ночь.

-- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ тюремщикъ.

Онъ посадилъ Нуръ-Эдъ-Дина въ темницу и заперъ за нимъ дверь; по послѣ этого отдалъ приказъ снести туда скамейку, цыновку и подушку. Онъ посадилъ Нуръ-Эдъ-Дина на скамейку, снялъ съ него оковы и ласково обращался съ нимъ. Визирь ежедневно присылалъ къ нему приказъ бить Нуръ-Эдъ-Дина, и тюремщикъ посылалъ сказать, что приказъ исполняетъ, тогда какъ, напротивъ, онъ обращался съ нимъ очень хорошо.

Такимъ образомъ онъ поступалъ сорокъ дней, а на сорокъ первый отъ калифа былъ присланъ подарокъ, и султану подарокъ этотъ очень понравился, и, онъ сталъ совѣтоваться объ этомъ съ визирихмъ.

-- Можетъ-быть, этотъ подарокъ предназначался для новаго султана, -- сказалъ кто-то.

Въ отвѣтъ на это замѣчаніе, визирь Эль-Мо'инъ, сынъ Савія, сказалъ:

-- Было бы гораздо лучше, если бы мы убили его, лишь только онъ пріѣхалъ.

-- Ты напомнилъ мнѣ о немъ!-- вскричалъ султанъ.-- Сходи за нимъ, приведи его сюда, я отрублю ему голову.

-- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ визирь и, вставъ, прибавилъ: -- Мнѣ хотѣлось бы сдѣлать по всему городу такое заявленіе: "Кто хочетъ посмотрѣть на казнь Нуръ-Эдъ-Дина Али, сына Эль-Фадла, сына Накана, тотъ можетъ прійти къ дворцу". Пусть всѣ придутъ посмотрѣть, и сердце мое успокоится, и я разсержу своихъ завистниковъ.

-- Поступай, какъ знаешь, -- отвѣчалъ султанъ.

Визирь, довольный и счастливый, отправился къ вали и приказалъ сдѣлать объявленіе по всему городу. Когда народъ услыхалъ глашатая, онъ огорчился и плакалъ. Плакали даже мальчишки въ школахъ и купцы въ лавкахъ. Множество народа пошло занять мѣста, съ которыхъ было бы видно зрѣлище, а другіе направились въ тюрьму, чтобы проводить Али. Визирь въ сопровожденіи десяти мамелюковъ пошелъ въ тюрьму, и Кутейтъ, тюремщикъ, сказалъ ему:

-- Что тебѣ угодно, господинъ нашъ, визирь?

-- Сейчасъ же приведи ко мнѣ,-- сказалъ визирь,-- молодого негодяя.....

-- Онъ въ страшномъ положеніи,-- отвѣчалъ тюремщикъ,-- отъ дурного обращенія и отъ побоевъ.

Тюремщикъ вошелъ и засталъ его декламирующимъ слѣдующіе стихи:

Кто можетъ мнѣ помочь въ моей тоскѣ?

Мои невыносимы стали муки,

А средство исцѣленія отъ нихъ

Лишь крайне рѣдко можно доставать.

Тюремщикъ снялъ съ него чистую одежду и, надѣвъ на него все грязное, повелъ къ визирю. Нуръ-Эдъ-Динъ взглянулъ на него и увидалъ, что онъ стоитъ передъ врагомъ, постоянно желавшимъ погубить его. Узнавъ его, онъ заплакалъ и сказалъ ему:

-- Развѣ ты обезпеченъ отъ несчастія? Развѣ не помнишь слова поэта:

Они здѣсь, злоупотребляя властью,

Съ жестокостью нещадной управляли,

И сдѣлалась та власть такою скоро,

Какъ будто никогда и не бывала.

-- О визирь! знай, что Господь, да прославится имя Его, можетъ сдѣлать съ тобою все, что Ему будетъ угодно.

-- Не думаешь ли ты, Али,-- возразилъ визирь,-- испугать меня этими словами? Вотъ я сейчасъ, несмотря на всѣхъ жителей Эль-Башраха, отрублю тебѣ голову и не посмотрю на твой совѣтъ; я скорѣе поступлю, какъ говоритъ вотъ этотъ поэтъ:

Судьбѣ ты предоставь свободу дѣйствій

И съ радостнымъ умомъ переноси

Державныя судьбы опредѣленья.

Но какъ тоже хороши слова другого поэта:

Тотъ, кто по смерти недруга живетъ

Хотя бы день единый, достигаетъ

Предѣла всѣхъ души своей желаній.

Визирь приказалъ пажамъ посадить Нуръ-Эдъ-Дина на мула, но они съ горя, что имъ приходится повиноваться, сказали несчастному:

-- Позволь намъ побить его каменьями и разорвать на куски, хотя за это намъ придется поплатиться жизнью.

-- Не дѣлайте этого,-- отвѣчалъ Али,-- Развѣ вы не знаете, что говоритъ поэтъ:

Назначенный мнѣ срокъ есть неизбѣжный

Мой жребій, и какъ только дни его

Окончатся, я долженъ умереть.

И если бъ львы меня стащили въ лѣсъ,

То не могли бъ они покончить съ нимъ,

Затѣмъ, что отъ назначеннаго срока

Теперь не остается ничего.

Они пошли передъ несчастнымъ Нуръ-Эдъ-ли юмъ, выкрикивая:

-- Ботъ награда тому, кто поддѣлываетъ письмо, калифа къ султану!

Они торжественно провели его по улицамъ Эль-Башраха и поставили подъ окнами дворца на кровавомъ мѣстѣ²⁶), гдѣ подошелъ къ нему палачъ и сказалъ:

-- Я радъ и долженъ повиноваться, и если ты имѣешь какое-нибудь желаніе, то скажи мнѣ, я исполню его, такъ какъ тебѣ остается жить до тѣхъ поръ, пока султанъ не выглянетъ въ окно.

Послѣ этого Нуръ-Эдъ-Динъ посмотрѣлъ направо и налѣво и продекламировалъ слѣдующее:

О, есть ли между вами другъ, который,

Исполненъ состраданья, мнѣ поможетъ?.

Я заклинаю васъ Аллахомъ всѣхъ.

На мой вопросъ отвѣтить! Жизнь уходитъ.

А смерть близка! Здѣсь есть ли кто-нибудь,

Кто пожалѣетъ бѣднаго меня,

Чтобъ получить награду отъ меня,

Упадокъ духа моего понять

И облегчить мой страхъ глоткомъ воды,

Который уменьшитъ мои страданья.

Народъ плакалъ, а палачъ принесъ ему воды и подалъ, но визирь всталъ съ своего мѣста и, выбивъ изъ его рукъ куллехъ²⁷) съ водой, который и разбился, крикнулъ палачу, чтобъ онъ отрубилъ голову Нуръ-Эдъ-Дину, послѣ чего тому завязали глаза. Народъ же продолжалъ кричать противъ визиря, сильно возвышая голосъ, и между ними началась настоящая перебранка. Вдругъ въ это самое время по большой дорогѣ къ небу поднялось цѣлое облако пыли, и султанъ, увидавъ его изъ своего дворца, сказалъ своимъ приближеннымъ:

-- Посмотрите, что это за извѣстіе везутъ?

-- Узнаемъ послѣ того, какъ отрубятъ этому человѣку голову,-- сказалъ визирь.

-- Нѣтъ, подожди,-- отвѣчалъ султанъ,-- пока мы не узнаемъ, что это такое.

Облако пыли поднималъ Джафаръ, визирь калифа, и свита его; и прибыли они вотъ почему: прошло уже тридцать дней, и калифъ не вспомнилъ о дѣлѣ Али, сына Эль-Фадла, сына Какана, и никто съ нимъ не говорилъ о немъ, пока однажды онъ не зашелъ въ помѣщеніе Энисъ-Эль-Джелисъ и не услыхалъ ея стенаній и ея чуднаго голоса, декламирующаго изреченіе поэта:

Твой образъ все стоитъ передо мною,

Далекъ ли ты иль близокъ отъ меня,

И мой языкъ всегда упоминаетъ

Тебя и никогда не перестанетъ.

Стенанія ея усилились, и вдругъ дверь отворилась и въ комнату ея вошелъ калифъ и увидалъ Энисъ-Эль-Джелисъ въ слезахъ. Увидавъ калифа, она упала на колѣни и, трижды поцѣловавъ его ноги, сказала слѣдующіе стихи:

Ты, чистый кровью и своимъ рожденьемъ

Отъ зрѣлой и отъ плодовитой вѣтви

Такой семьи, въ которой нѣтъ пятна,

Дозволь же мнѣ напомнить обѣщанье,

Мнѣ данное тобою, благодѣтель,

Чтобъ не было оно тобой забыто.

-- Ты кто такая?-- спросилъ ее калифъ.

-- Я подарена тебѣ Али, сыномъ Эль-Фадла, сына Какана,-- отвѣчала она,-- и требую исполненія обѣщанія, даннаго мнѣ тобою, что ты пошлешь меня къ нему вмѣстѣ съ почетнымъ подаркомъ, такъ какъ я прожила здѣсь тридцать дней и глазъ не смыкала.

Калифъ вслѣдствіе этого позвалъ къ себѣ Джафара и сказалъ ему:

-- Тридцать дней не получалъ я извѣстій объ Али, сынѣ Эль-Фадла, сына Какана, и мнѣ остается только предположить, что султанъ убилъ его. Но клянусь головой своей, могилой своихъ предковъ, что если такое несчастіе случилось съ молодымъ человѣкомъ, то я уничтожу человѣка, убившаго его, хотя бы онъ былъ близокъ моему сердцу! Вслѣдствіе этого я желаю, чтобы ты тотчасъ же отправился въ Эль-Башрахъ и принесъ мнѣ извѣстіе о томъ, что царь Магометъ, сынъ Сулеймана Эсъ-Зейни, сдѣлалъ съ Али, сыномъ Эль-Фадла, сына Какана.

Такимъ образомъ, Джафаръ, повинуясь еВо приказанію, тотчасъ же отправился въ путь и, подъѣхавъ къ городу и увидавъ толпы народа на улицѣ, спросилъ:

-- По какой причинѣ такъ толпится народъ?

Ему тотчасъ же сообщили, въ какомъ положеніи находился Нуръ-Эдъ Динъ, и, услыхавъ это, онъ поспѣшилъ къ султану и, поклонившись ему, сообщилъ, зачѣмъ пріѣхалъ, и прибавилъ, что если съ Али Нуръ-Эдъ-Диномъ что-нибудь случилось, то калифъ казнитъ его, султана, какъ причину несчастій. Онъ взялъ султана подъ стражу, какъ взялъ и визиря Эль-Мо'ина, сына Савія, а Али Нуръ-Эдъ-Дина велѣлъ освободить и посадилъ его на престолъ султана, вмѣсто Магомета, сына Сулеймана Эсъ-Зейни. Послѣ этого онъ пробылъ въ Эль-Башрахѣ трое сутокъ, обычное время угощенія, а утромъ, на четвертый день, Али Нуръ-Эдъ-Динъ сказалъ Джафару:

-- Какъ мнѣ хотѣлось бы повидать царя правовѣрныхъ.

Джафаръ сказалъ царю Магомету, сыну Сулеймана:

-- Приготовься въ путь, потому что послѣ утренней молитвы мы поѣдемъ въ Багдадъ.

-- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ онъ.

Они прочли утреннія молитвы, и всѣ сѣли на коней вмѣстѣ съ визиремъ Эль-Мо'иномъ, сыномъ Савія, который раскаивался теперь въ томъ, что онъ сдѣлалъ. Что же касается до НуръЭдъ-Дина, то онъ ѣхалъ рядомъ съ Джафаромъ, и они продолжали такимъ образомъ путь, пока не прибыли въ Багдадъ, пріютъ мира.

Тамъ они явились къ калифу и разсказали ему, что случилось съ Нуръ-Эдъ-Диномъ.

-- Возьми этотъ мечъ,-- сказалъ ему калифъ,-- и отруби имъ голову твоему врагу.

Нуръ-Эдъ-Динъ взялъ мечъ и подошелъ къ Эль-Мо'ину, сыну Савія, но тотъ посмотрѣлъ на него и сказалъ ему:

-- Я поступалъ по своему характеру, а ты поступай по своему.

Нуръ-Эдъ-Динъ отбросилъ отъ себя мечъ и, взглянувъ на калифа, сказалъ:

-- Онъ обезоружилъ меня, о, царь правовѣрныхъ!

-- Ну, такъ оставь его,-- отвѣчалъ калифъ и, обратившись къ Месруру, прибавилъ:-- о, Месруръ, подойди ты и отруби ему голову.

Месруръ исполнилъ приказаніе; послѣ этого калифъ обратился къ Али, сыну Эль-Фадла, сына Какана, съ такими словами:

-- Требуй отъ меня, чего желаешь!

-- О, государь мой, -- отвѣчалъ Али, -- я вовсе не желаю быть султаномъ Эль-Башраха, а хотѣлъ бы служить тебѣ.

-- Съ удовольствіемъ согласенъ,-- сказалъ калифъ и велѣлъ привести рабыню.

Калифъ осыпалъ милостями Нуръ-Эдъ-Дина и рабыню его, подарилъ имъ дворецъ въ Багдадѣ, назначилъ содержаніе и сдѣлалъ Нуръ-Эдъ-Дина своимъ застольнымъ товарищемъ, и такъ они прожили до самой смерти.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ.
Начинается въ серединъ тридцать шестой ночи и кончается въ серединѣ сорокъ четвертой.

Исторія Ганема, сына Эюба, по прозванію Раба любви.

-- Мнѣ разсказывали, о, счастливый царь,-- продолжала Шахеразада, -- что въ былыя времена въ Дамаскѣ жилъ-былъ одинъ купецъ, весьма зажиточный, и у этого купца былъ сынъ, красивый, какъ ясный мѣсяцъ, и краснорѣчивый, по имени Ганемъ, сынъ Эюба, по прозванію Рабъ любви ¹), и у этого сына была сестра, называвшаяся Фитнехъ ²) вслѣдствіе ея необыкновенной красоты и миловидности. Отецъ ихъ умеръ, оставивъ имъ большое состояніе и, между прочимъ, сто грузовъ ³) шелковыхъ и парчевыхъ матерій и цѣлые, мѣшки мускуса. На этихъ мѣшкахъ было написано: "Это предназначено въ Багдадъ", такъ какъ онъ предполагалъ ѣхать въ этотъ городъ.

Такимъ образомъ, Господь, да прославится имя Его, взялъ его душу; спустя нѣкоторое время, сынъ его, захвативъ этотъ грузъ, отправился съ нимъ въ Багдадъ. Это было во времена Гарунъ-Эръ Рашида. Передъ своимъ отъѣздомъ онъ простился съ своей матерью, родными и жителями города и отправился, уповая на Бога, да прославится имя Его, и Господь уберегъ его; онъ благополучно добрался до Багдада вмѣстѣ съ цѣлой партіей купцовъ. Онъ нанялъ себѣ хорошенькій домикъ, и, устлавъ полъ коврами и подушками и повѣсивъ занавѣски, сложилъ въ него свои товары, помѣстилъ муловъ и верблюдовъ и пробылъ тамъ, пока не отдохнулъ и пока купцы и вельможи багдадскіе не пришли къ нему съ поклономъ. Онъ взялъ тюкъ съ десятью кусками дорогой матеріи, съ цѣною, написанною на тюкѣ, и отправился съ нимъ на рынокъ къ купцамъ, которые встрѣтили его, поклонились ему, обошлись съ нимъ вѣжливо и съ почетомъ и посадили его въ лавку шейка рынка; онъ продалъ матеріи, получивъ на каждый червонецъ; но два. Ганемъ обрадовался и мало-до-малу сталъ продавать свои товары и продавалъ такимъ образомъ въ продолженіе цѣлаго года.

Послѣ этого, въ первый же день слѣдующаго года, онъ пришелъ на тотъ же рынокъ, но нашелъ его запертымъ и, спросивъ о причинѣ, услыхалъ такой отвѣтъ:

-- Одинъ изъ купцовъ умеръ, а всѣ другіе отправились къ нему на похороны. Если ты хочешь,-- прибавилъ этотъ человѣкъ,-- получить награду, то или съ ними ⁴).

-- Хорошо, -- отвѣчалъ онъ и спросилъ, гдѣ его хоронятъ.

Его направили къ мѣсту погребенія, и онъ, совершивъ омовеніе, отправился вмѣстѣ съ другими купцами къ мѣсту молитвы, гдѣ всѣ помолились о покойникѣ. Купцы пошли всѣ вмѣстѣ передъ гробомъ къ могилѣ, и Ганемъ пошелъ съ ними, пока процессія не дошла до кладбища за городомъ и, пробравшись мимо памятниковъ, донесли гробъ до приготовленной могилы. Семья покойнаго раскинула надъ могилой палатку и освѣтила ее лампами и свѣчами. Послѣ того, какъ покойникъ былъ зарытъ въ землю, чтецы сѣли на могилу читать Коранъ. Купцы сѣли съ ними, и Ганемъ, сынъ Эюба, сѣлъ тутъ же; вскорѣ на него напалъ страхъ, но онъ думалъ про себя:

"Не, могу же я уйти отъ нихъ, не простившись съ ними".

Всѣ сидѣли и слушали Коранъ до наступленія ночи, когда слуги поставили передъ ними ужинъ и сласти, и они ѣли, пока не насытились и, вымывъ руки, снова заняли свои мѣста.

Сердце Ганема было неспокойно, и онъ все думалъ о своихъ товарахъ и боялся воровъ, говоря въ душѣ:

"Вѣдь я чужестранецъ; меня всѣ считаютъ очень богатымъ человѣкомъ, и если на ночь я не вернусь домой, то воры украдутъ и деньги и товары.

Такимъ образомъ, опасаясь за свое достояніе, онъ всталъ и, подойдя къ присутствующимъ, просилъ позволенія уйти ради неотложныхъ дѣлъ. Онъ пошелъ по дорогѣ до самыхъ городскихъ воротъ. Но такъ какъ полночь уже наступила, то городскія ворота оказались запертыми. Никто болѣе не входилъ и не выходилъ, лаяли только собаки да выли гдѣ-то волки.

-- Сила и власть только въ рукахъ Господа! Я боялся за свое имущество и пошелъ поэтому въ городъ, но нашелъ ворота запертыми; теперь я уже боюсь за свою жизнь.

Онъ вернулся и сталъ искать мѣсто, гдѣ бы ему переночевать. Вскорѣ онъ нашелъ частное кладбище, окруженное четырьмя стѣнами, съ пальмовымъ деревомъ внутри его и съ воротами, которыя оказались отворенными. Онъ вошелъ на кладбище съ намѣреніемъ уснуть, но сонъ бѣжалъ отъ него.

Ему стало страшно и жутко лежать между могилами, и онъ вскочилъ на ноги и, отворивъ ворота, увидалъ огонекъ со стороны города, около городскихъ воротъ. Выступивъ на нѣсколько шаговъ, онъ увидалъ, что свѣтъ двигался по дорогѣ къ кладбищу, на которомъ онъ спрятался. Ганемъ испугался за себя и поспѣшно закрылъ ворота, взлѣзъ на пальмовое дерево и спрятался между листьями. Свѣтъ продолжалъ потихоньку подвигаться, пока совсѣмъ не приблизился; посмотрѣвъ попристальнѣе, онъ увидалъ трехъ черныхъ рабовъ, двое изъ которыхъ несли сундукъ, а у третьяго въ рукахъ былъ заступъ и фонарь. Когда же они подошли совсѣмъ близко, одинъ изъ рабовъ, несшихъ сундукъ, сказалъ:

-- Что съ тобою, о, Савабъ?

-- А что съ тобою, о, Кафуръ?-- отвѣчалъ одинъ изъ двухъ другихъ.

-- Развѣ не бывали мы тутъ въ ночное время, -- продолжалъ первый, -- и не оставляли воротъ отворенными?

-- Да,-- отвѣчалъ второй,-- ты совершенно правъ.

-- Ты посмотри,-- снова сказалъ первый,-- ворота заперты и заложены.

Въ отвѣтъ на это третій рабъ съ заступомъ и съ фонаремъ, по имени Бакхитъ, сказалъ:

-- Какіе вы глупые! Точно вы не знаете, что хозяева садовъ ходятъ изъ Багдада сюда, и когда ночь застаетъ ихъ здѣсь, то они входятъ на это кладбище и запираютъ за собою ворота, боясь, чтобы негры, подобные намъ, не схватили ихъ и, изжаривъ, не съѣли ⁵).

-- Ты совершенно правъ,-- отвѣчали другіе, хотя ты и глупѣе насъ обоихъ,

-- Вы не вѣрите мнѣ, отвѣчалъ онъ, -- а вотъ повѣрите, когда мы войдемъ на кладбище и кого-нибудь найдемъ тамъ, а я вамъ скажу, что если кто-нибудь тамъ былъ, то, увидавъ фонарь, онъ, навѣрное, забрался на вершину пальмоваго дерева.

Ганемъ, услыхавъ эти слова раба, подумалъ:

"Какой догадливый этотъ рабъ! Накажи Аллахъ негровъ за ихъ хитрость и низость! Сила и власть только въ рукахъ Бога всемогущаго, всесильнаго! Что избавитъ меня отъ этой опасности?"

Негры, которые несли ящикъ, сказали негру съ заступомъ:

-- О, Бакхитъ, перелѣзь черезъ стѣну и отвори намъ ворота, такъ какъ мы устали, тащивши этотъ ящикъ, и если ты отворишь намъ ворота, то мы дадимъ тебѣ одного изъ захваченныхъ нами людей и превосходно зажаримъ его для тебя, такъ что изъ него не пропадетъ ни одна капля жира.

-- Я боюсь всего для меня непонятнаго, -- отвѣчалъ негръ съ заступомъ,-- поэтому намъ нужно бросить ящикъ за ворота, такъ какъ сюда намъ велѣно принести его.

-- Если мы его бросимъ, то онъ расколется,-- отвѣчали ему другіе негры.

-- Боюсь, -- проговорилъ онъ,-- чтобы за стѣною не оказалось разбойниковъ, которые убиваютъ людей и берутъ ихъ имущество. Награбивъ, они, вѣроятно, заходятъ сюда и затѣмъ дѣлятъ между собою награбленное.

-- Ахъ, ты,-дуракъ!-- вскричали другіе.-- Да развѣ они могутъ, войти сюда?

Они поставили ящикъ и, переправившись черезъ заборъ, отворили ворота, въ то время, какъ третій рабъ Бакхитъ ждалъ ихъ съ фонаремъ въ рукѣ и съ корзинкой, въ которой лежалъ гипсъ. Послѣ этого они, приперевъ ворота, сѣли, и одинъ изъ нихъ сказалъ:

-- О, братья мои, мы устали отъ ходьбы, отъ ноши, отъ отпиранья и запиранья воротъ и оттого, что теперь уже полночь. Тяжело будетъ намъ рыть могилу и закапывать этотъ сундукъ; поэтому присядемте тутъ часа на три и отдохнемте, а затѣмъ встанемъ и примемся за дѣло. А пока каждый изъ насъ долженъ разсказать какую-нибудь исторію или то, что съ нимъ случилось, отъ начала до конца.

Такимъ образомъ негръ съ фонаремъ началъ первый разсказывать свою исторію, но эта исторія оказалась такой, что повторить ее здѣсь невозможно ⁷), послѣ чего второй рабъ разсказалъ слѣдующее:

Исторія раба Кафура ⁸)

-- Знайте, о, братья мои, что я началъ себя помнить, когда мнѣ было восемь лѣтъ; я имѣлъ обыкновеніе говорить рабовладѣльцамъ одну ложь въ годъ, вслѣдствіе чего они поссорились, и хозяинъ мой, разсердившись на меня, отдалъ меня маклеру для того, чтобы онъ выкрикивалъ:

-- Кто хочетъ купить этого раба съ его недостаткомъ?

-- Что же у него за недостатокъ?-- спрашивали у него,

-- Онъ говоритъ одну ложь въ годъ,-- отвѣчалъ онъ.

Одинъ купецъ подошелъ къ маклеру и сказалъ ему:

-- Сколько предлагаютъ за этого раба съ недостаткомъ?

-- За него предлагаютъ пятьсотъ серебряныхъ монетъ.

-- Себѣ можешь взять изъ платы двадцать монетъ, -- отвѣчалъ купецъ.

Маклеръ свелъ его съ рабовладѣльцемъ, которому онъ вручилъ плату, а меня тотъ же маклеръ проводилъ въ домъ купца, гдѣ получилъ свою условленную плату.

Меня одѣли въ приличную одежду и я прожилъ у него благополучно остатокъ года, до начала новаго года. Годъ былъ отличный, плодородный, и купцы начали задавать поочередно пиры, Наконецъ наступилъ чередъ и моего хозяина, и онъ задалъ пиръ въ загородномъ саду. Какъ онъ, такъ и другіе купцы, отправились туда, и хозяинъ взялъ все, что ему было нужно изъ съѣстного и вина, и они ѣли, пили и веселились до полудня, когда хозяину моему что-то понадобилось у дому и онъ крикнулъ:

-- Эй, ты, рабъ! Садись на мула и привези мнѣ отъ хозяйки такую-то вещь,: только скорѣе.

Я тотчасъ же повиновался и отправился въ домъ; но, подъѣзжая къ дому, я сталъ кричать, проливать слезы, вслѣдствіе чего обитатели квартала, старые и молодые, собрались около меня. Жена моего хозяина и дочери его, услыхавъ мои крики, отворили двери и стали спрашивать, что со мною.

-- Хозяинъ мой,-- отвѣчалъ я,-- сидѣлъ вмѣстѣ съ своими пріятелями подъ старой стѣной, которая на нихъ обрушилась; и когда я увидалъ, что съ ними случилось, я тотчасъ же вскочилъ на мула и прискакалъ сюда, чтобы сообщить о несчастій.

Жена и дѣти, услыхавъ объ этомъ, закричали, разорвали на себѣ одежду, стали бить себя по лицу, такъ что всѣ сосѣди сбѣжались къ нимъ. Хозяйка же перевернула всю домашнюю обстановку вверхъ дномъ, сбросила полки, разбила ставни, окна и вымазала стѣны краской индиго и сказала мнѣ:

-- Горе тебѣ, о, Кафуръ! Иди сюда и пологи мнѣ разбить этотъ шкапъ и выбросить китайскій фарфоръ.

Я подбѣжалъ къ ней и вмѣстѣ съ нею ломалъ полки, шкапы и разбивалъ все, что на нихъ стояло пробѣгалъ по террасамъ и бросалъ все, пока въ домѣ не осталось ничего цѣлаго, и все время кричалъ:

О, хозяинъ мой!

Хозяйка вышла съ открытымъ лицомъ, въ сопровожденіи мальчиковъ и дѣвочекъ и, подойдя ко мнѣ, сказала:

-- Иди, о, Кафуръ, впередъ и покажи намъ то мѣсто, гдѣ погибъ твой хозяинъ подъ стѣной, для того, чтобы мы могли достать его тѣло и, положивъ его въ гробъ, перенести домой и приличнымъ образомъ похоронить.

Я пошелъ впередъ, крича: "О, хозяинъ мой!" а они всѣ пошли за мною съ открытыми лицами и головами ⁹) и кричали:

-- О, несчастіе наше! О, горе наше!

И въ цѣломъ кварталѣ не осталось ни единаго мужчины, ни единой женщины, ни дѣтей, ни дѣвушекъ, ни старухъ, которые не послѣдовали бы за націи и не приняли бы участія въ нашемъ горѣ. Такимъ образомъ прошелъ я съ ними по всему городу, и на вопросы встрѣчныхъ они отвѣчали имъ то, что слышали отъ меня, и народъ восклицалъ:

-- Сила и власть въ рукахъ Бога всемогущаго, всесильнаго! Мы пойдемъ къ вали и сообщимъ ему о случившемся.

Когда вали сообщили печальное извѣстіе, онъ тотчасъ же сѣлъ на мула и взялъ съ собою работниковъ съ топорами и корзинами и всѣ толпою двинулись за мною.

Я шелъ во главѣ, рыдая, крича и посыпая пыль себѣ на голову и ударяя себя по лицу. Подойдя къ пирующимъ въ саду и увидавъ своего хозяина, я закрылъ лицо руками и за кричалъ:

-- О, госпожа моя! Кто пожалѣетъ меня послѣ того, какъ ея не стало! Лучше бы мнѣ погибнуть вмѣсти нея.

Когда хозяинъ мой увидалъ меня, онъ страшно смутился и поблѣднѣлъ.

-- Что съ тобой, о, Кафуръ?-- сказалъ онъ,-- и что это за стенанье? Что скажешь ты намъ?

-- Когда ты послалъ меня домой, -- отвѣчалъ я,-- чтобы взять то, что тебѣ нужно, я отправился, а войдя въ домъ, увидалъ, что стѣна гостиной обрушилась, и вся комната рухнула на хозяйку и ея дѣтей.

-- И неужели хозяйка не спаслась?-- спросилъ онъ.

-- Никто не спасся,-- отвѣчалъ я,-- и прежде всѣхъ кончилась старшая дочка.

-- А младшая дочка спаслась?-- спросилъ онъ.

-- Нѣтъ,-- отвѣчалъ я.

-- А что же сталось съ муломъ, на которомъ я ѣздилъ?-- вскричалъ онъ:-- уцѣлѣлъ ли онъ?

-- Нѣтъ, хозяинъ, -- отвѣчалъ я,-- такъ какъ стѣны дома и стѣны конюшни погребли все, что жило въ домѣ, погребли даже овецъ, козъ и куръ, и всѣ онѣ превратились въ окровавленныя массы подъ развалинами, никто, никто не спасся!

-- А старшій сынъ мой?-- спросилъ онъ тогда.

-- Никто не спасся,-- отвѣчалъ я ему.-- На мѣстѣ не осталось ни дома ни обитателей его и никакихъ слѣдовъ ихъ; что же касается до овецъ, козъ и куръ, то кошки и собаки, вѣроятно, теперь съѣли ихъ.

Когда хозяинъ выслушалъ меня, у него потемнѣло въ глазахъ и онъ потерялъ всякое сознаніе и не могъ-держаться на ногахъ: силы измѣнили ему, и спина согнулась; онъ разорвалъ свои одежды, сталъ рвать себѣ бороду и бить себя въ лицо, сбросилъ съ головы своей чалму и билъ себя по щекамъ до тѣхъ поръ, пока не пошла кровь.

-- О, дѣти мои!-- кричалъ онъ.-- О, жена моя! Охъ! О несчастіе! Съ кѣмъ еще могло случиться подобное тому, что случилось со мною!?

Купцы, его товарищи, стали горевать вмѣстѣ съ нимъ и очень сожалѣли его и рвали на себѣ одежды. Хозяинъ же мой вышелъ изъ саду, продолжая бить себя вслѣдствіе несчастія, но его мнѣнію, случившагося съ нимъ, и приходилъ въ такое отчаяніе, что сталъ походить на пьянаго.

Когда пирующіе вышли изъ сада, они увидали густую пыль, услыхали крики и, посмотрѣвъ въ ту сторону, поняли, что по направленію къ нимъ двигается толпа. Это шелъ вали съ народомъ, желавшимъ удостовѣриться въ страшномъ несчастій, а сзади нихъ шла огорченная семья мнимо-умершаго купца, рыдавшая и кричавшая отъ горя. Къ хозяину моему прежде всѣхъ подошла его жена и дѣти. Увидавъ ихъ, онъ совершенно растерялся, захохоталъ и сказалъ:

-- Такъ это вы! Что же случилось съ домомъ и что случилось съ вами?

А они, увидавъ его, вскричали:

-- Слава Богу, что ты спасся!

Всѣ они бросились къ нему, а дѣти вцѣпились въ него.

-- Слава Богу,-- кричали дѣти,-- отецъ нашъ спасенъ! Ахъ, отецъ нашъ!

-- Слава Богу,-- говорила его жена,-- что мы видимъ тебя!

Она такъ была поражена, что, казалось, лишилась разсудка.

-- Какимъ же образомъ,-- продолжала она,.наконецъ,-- спасся ты съ своими друзьями?

-- А съ вами-то что случилось въ домѣ?-- спросилъ онъ.

-- Съ нами ничего не случилось,-- отвѣчали они,-- мы были совершенно здоровы.и все въ домѣ было благополучно, пока не пришелъ рабъ твой Кафуръ съ открытой головой и разорванными одеждами и не сталъ кричать: "О, хозяинъ мой! О, хоз лилъ мой!" Мы спросили у него, что съ нимъ, а онъ отвѣчалъ: "Хозяинъ мой сидѣлъ подъ стѣной, въ. саду, которая упала на него, и онъ умеръ".

-- А ко мнѣ онъ пришелъ сейчасъ -- сказалъ купецъ и закричалъ: "О, госпожа моя! О, дѣти моей госпожи!" и прибавилъ: "Госпожа моя и дѣти ея умерли!"

Онъ оглянулся и, увидавъ меня съ падавшей съ меня чалмой въ то время, какъ я плакалъ и кричалъ и посыпалъ голову свою землей, позвалъ меня. Я подошелъ къ нему, а онъ сказалъ:

-- Горе тебѣ, злонамѣренный рабъ! Отвратительный негодяй! Проклятое отродье! Какую бѣду ты надѣлалъ! Клянусь Аллахомъ, я сдеру съ тебя всю шкуру и мясо срѣжу съ костей.

-- Клянусь Аллахомъ,-- отвѣчалъ я,-- ты не смѣешь сдѣлать со мною что-нибудь, потому что ты купилъ меня съ моимъ недостаткомъ: а въ томъ, что ты купилъ меня съ моимъ недостаткомъ, могутъ удостовѣрить свидѣтели, и ты зналъ, что я имѣю привычку говорить одну ложь въ годъ. Это же только половина лжи; въ концѣ года я скажу другую половину, и тогда выйдетъ цѣлая ложь.

-- Ахъ, ты, проклятый рабъ!-- крикнулъ онъ послѣ этого на меня,-- такъ это только половина лжи? Какое страшное наказаніе! Лучше уходи отъ меня. Ты свободенъ ¹⁰).

-- Клянусь Аллахомъ,-- отвѣчалъ я, -- если ты освободишь меня, то я не освобожу тебя отъ себя, пока не кончится годъ, и я не скажу тебѣ остальной половины лжи. Когда я сдѣлаю это, ты можешь взять меня, свести на рынокъ и продать меня такъ же, какъ и ты купилъ меня,-- съ моимъ недостаткомъ, но никакъ не освобождать меня до срока. Я не знаю никакого ремесла и ничѣмъ не могу зарабатывать себѣ насущнаго хлѣба. Я тебѣ дѣлаю законное предложеніе, изложенное законниками въ главѣ объ освобожденіи ¹¹).

Пока мы говорили такимъ образомъ, толпа подошла къ намъ, какъ подошли и обитатели нашего квартала, мужчины и женщины и вали съ своими служителями. Хозяинъ мой и другіе купцы подошли къ вали, разсказали ему обо всемъ дѣлѣ и сообщили, что это была только половина лжи; а когда стоявшій тутъ народъ услыхалъ это, то онъ былъ крайне пораженъ и началъ ругать и проклинать меня, а я стоялъ, смѣясь, и говорилъ:

-- Какъ же можетъ хозяинъ убить меня, разъ онъ купилъ меня съ такимъ недостаткомъ?

Хозяинъ, прійдя домой, нашелъ его въ положеніи полнаго разоренія (я собственноручно разорилъ его, я и разбилъ въ немъ вещи, которыя стоили крупныхъ денегъ), и жена его сказала ему:

-- Посуду и китайскій фарфоръ разбилъ Кафуръ!

Онъ страшно разсердился и вскричалъ:

Клянусь Аллахомъ, въ жизни своей никогда не видалъ такого отвратительнаго негодяя, какъ этотъ рабъ! И онъ еще называетъ это половиною лжи! Что же было бы, если бы это была цѣлая ложь! Тогда онъ разрушилъ бы цѣлый городъ или два города!

Въ порывѣ ярости онъ отправился къ вали, который строго наказалъ меня, такъ что я лишился чувствъ и упалъ въ обморокъ; послѣ чего хозяину моему удалось продать меня за довольно высокую цѣну, и я не переставалъ производить непріятности въ тѣхъ мѣстахъ, куда меня продавали. И такимъ образомъ отъ одного эмира я переходилъ къ другому; вельможи продавали и покупали меня, пока я не попалъ во дворецъ къ царю правовѣрныхъ. Теперь я уже ослабѣлъ и силы меня покинули.

Продолженіе исторіи Ганема, сына Эюба, по прозванію Раба любви.

Другіе рабы, выслушавъ его исторію, принялись хохотать и сказали ему:

-- По правдѣ говоря, вѣдь ты -- негодяй и сынъ негодяя: вѣдь ты сказалъ отвратительную ложь.

Первый и второй рабъ сказали тутъ третьему:

-- Разсказывай намъ твою исторію.

-- О, дѣти моего дяди,-- отвѣчалъ онъ,-- все, что разсказывалось теперь, ничто въ сравненіи съ моей исторіей; но моя исторія длинна, и теперь разсказывать ее нѣтъ времени: утро, дѣти моего дяди, близко; кто-нибудь можетъ застигнуть насъ съ нашимъ ящикомъ, и мы будемъ опозорены, пожалуй, даже убиты; поспѣшимте окончить дѣло, и когда-все будетъ сдѣлано, мы вернемся домой, и я разскажу вамъ свою исторію.

Они поставили на землю фонарь и стали рыть между могилами яму, величиною въ принесенный ими ящикъ. Кафуръ рылъ, а Савабъ относилъ землю корзинкой, пока не вырыли нужной глубины, тогда они опустили ящикъ въ яму, покрыли его землей и, выйдя съ кладбища, заперли за собою ворота и исчезли изъ глазъ Ганема, сына Эюба.

Когда они оставили это мѣсто, и Ганем увѣрился, что онъ совершенно одинъ, онъ началъ тревожиться относительно того, что могъ заключать въ себѣ зарытый сундукъ, и подумалъ:

"Что можетъ быть въ этомъ сундукѣ?"

Дождавшись разсвѣта, онъ спустился съ дерева и руками сбросилъ нарытую на ящикъ землю, пока не открылъ его и не высвободилъ. Затѣмъ камнемъ онъ сбилъ замокъ и, поднявъ крышку, заглянулъ въ сундукъ и увидалъ тамъ спящую отъ бенджа ¹²), только потерявшую сознаніе дѣвушку, но еще живую. Дѣвушка была очень красивая и на ней было надѣто столько драгоцѣнностей, что трудно было опредѣлить ихъ цѣну. Ганемъ, посмотрѣвъ на нее, тотчасъ же понялъ, что она сдѣлалась жертвою заговора и сталъ ее поднимать, пока, наконецъ, ему не удалось вынуть ее изъ сундука и положить на спину. Лишь только на нее подулъ свѣжій воздухъ и вошелъ ей въ ноздри, въ ротъ и въ горло, она чихнула, потомъ стала кашлять и кашляла до тѣхъ поръ, пока изъ горла у нея не выскочилъ кусокъ бенджа, такой величины, что могъ усыпить слона на нѣсколько ночей. Послѣ этого она открыла глаза и, осмотрѣвшись кругомъ, пѣвучимъ голосомъ проговорила:

-- Противный вѣтеръ! Ты не утолишь жажды и не усладишь того, кто пить не хочетъ! Да гдѣ же Заръ-Эль-Бустанъ?

Но никто не отвѣчалъ ей и, посмотрѣвъ въ сторону, она крикнула:

-- Сабигахъ! Шеджеретъ Эдъ-Дуръ! Нуръ-Эль-Гуда! Неджметъ-Эсъ-Субхъ! Спите вы, что ли? Нусгехъ! Гульвехъ! Зарифехъ! Говорите же!

Но никто не отвѣчалъ ей, и она, еще разъ осмотрѣвшись, вскричала:

-- О, горе мнѣ! Вѣдь меня принесли на кладбище! О, Ты, знающій всѣ тайны души и вознаграждающій въ день страшнаго суда, вѣдь это Ты перенесъ меня сюда и положилъ между могилами.

Пока она говорила все это, Ганемъ стоялъ спокойно, но тутъ онъ сказалъ ей:

-- О, госпожа моя! Тутъ нѣтъ для тебя ни покрывалъ, ни дворцовъ, ни могилъ: тутъ стоитъ только твой рабъ Ганемъ, сынъ Эюба, котораго Царь небесный, разоблачающій тайны, случайно привелъ сюда для того, чтобы онъ могъ избавить тебя отъ несчастія и исполнить всѣ малѣйшія твои желанія.

Онъ замолчалъ, а когда она увидала, въ чемъ дѣло, то вскричала;

-- Я вѣрую, что нѣтъ Бога, кромѣ Бога, и вѣрую, что Магометъ пророкъ Его!

Затѣмъ, посмотрѣвъ на Ганема, она приложила руки къ груди своей и сладкимъ голосомъ сказала ему:

-- О, благопріятный юноша, скажи, кто принесъ меня сюда, такъ какъ теперь я пришла въ себя?

-- О, госпожа,-- отвѣчалъ онъ, -- сундукъ этотъ принесли три евнуха.

И онъ разсказалъ все, что съ нимъ случилось, какъ ночь застала его и какъ онъ случайно сдѣлался ея спасителемъ, а иначе ей бы пришлось задохнуться и умереть такимъ образомъ.

-- О, юноша,-- вскричала она,-- слава Богу, что я попала въ руки такого человѣка, какъ ты! Вставай, положи меня опять въ сундукъ, а самъ или на большую дорогу и лишь только увидишь погонщика осла или какого-нибудь другого животнаго или мула, найми его, чтобы перевезти этотъ сундукъ, и отправь меня къ себѣ домой. Когда я буду у тебя въ домѣ, я успокоюсь и разскажу тебѣ свою исторію, а когда ты узнаешь о моей жизни, ты достигнешь черезъ меня своего благополучія.

Ганемъ былъ очень доволенъ и вышелъ на дорогу.

День только что начинался, и солнце великолѣпно всходило, а народъ началъ уже кое-гдѣ показываться. Ганемъ нанялъ человѣка съ муломъ и привелъ его на кладбище. Затѣмъ онъ поднялъ ящикъ, послѣ того, какъ положилъ въ него красавицу, къ которой воспылалъ любовью, и повезъ ее, очень довольный, такъ какъ она стоила не менѣе десяти тысячъ червонцевъ, и, кромѣ того, была покрыта весьма цѣнными вещами. Прибывъ къ себѣ домой, онъ поставилъ сундукъ на полъ, открылъ его и вынулъ оттуда красавицу, которая осмотрѣлась и осталась довольна, такъ какъ помѣщеніе было убрано дорогими коврами яркихъ цвѣтовъ, и она увидала матеріи и тюки съ товарами и всякое другое имущество и узнала, что находится въ домѣ весьма богатаго купца. Она открыла тутъ свое лицо и, посмотрѣвъ на него, увидала, что онъ красивый молодой человѣкъ, и влюбилась въ него.

-- Принеси намъ что-нибудь поѣсть,-- сказала она ему.

-- Радъ исполнить твое приказаніе, -- отвѣчалъ онъ и пошелъ на рынокъ, гдѣ купилъ жаренаго барашка, лакомствъ, сухихъ фруктовъ, свѣчей, вина и цѣлый сборъ духовъ.

Затѣмъ,вернувшись домой, онъ разложилъ все это, и красавица, увидавъ его, засмѣялась, поцѣловала его, обняла и начала его ласкать, такъ что любовь его усилилась и совершенно овладѣла имъ. Они ѣли и пили до наступленія ночи, и любовь у нихъ была обоюдною, такъ какъ оба они были однихъ лѣтъ и одинаково красивы. Когда смерклось, Рабъ любви Ганемъ, сынъ Эюба, всталъ и зажегъ свѣчи и лампы, и въ комнатѣ все засіяло. Послѣ этого онъ принесъ вина и столъ и сѣлъ съ нею. Онъ наливалъ кубки ей, а она наливала кубки ему; они пили, смѣялись и декламировали стихи. И чѣмъ болѣе они веселились, тѣмъ сильнѣе влюблялись другъ въ друга.

Да прославится совершенство Того, Кто соединяетъ сердца.

Такимъ образомъ они продолжали пировать вплоть до свѣту и когда имъ захотѣлось спать, то легли порознь и проспали до полнаго дня.

Ганемъ, сынъ Эюба, проснувшись, всталъ и пошелъ прежде всего на рынокъ, гдѣ купилъ отборныхъ овощей, мяса, вина и другой провизіи и принесъ все домой; они снова принялись за ѣду и ѣли, пока не насытились; послѣ чего онъ принесъ вина, и они начали пить и шалить такъ, что щеки у нихъ раскраснѣлись, а глаза разгорѣлись ¹³). Ганемъ сказалъ:

-- О, госпожа моя, сжалься надъ Рабомъ любви, надъ человѣкомъ, пораженнымъ твоими очами. Я никого еще не любилъ, кромѣ тебя.

Онъ заплакалъ, а она отвѣчала;

-- О, господинъ мой, свѣтъ очей моихъ! Клянусь Аллахомъ, я люблю тебя и вѣрю тебѣ, но я знаю, что мы не можемъ принадлежать другъ другу.

-- Что же можетъ мѣшать этому?-- спросилъ онъ.

-- Сегодня же ночью, -- отвѣчала она, -- я разскажу тебѣ свою исторію, для того, чтобы ты понялъ причину.

Но и въ эту ночь она ничего не разсказала, и они прожили такъ еще цѣлый мѣсяцъ. Однажды ночью, когда Ганемъ особенно сильно жаловался ей на свою страсть, она, наконецъ, сказала ему:

-- Ну, теперь я объясню тебѣ въ чемъ дѣло, для того, чтобы ты узналъ, кто я такая, узналъ бы мою тайну и убѣдился, какъ я права.

-- Хорошо,-- отвѣчалъ онъ.

Она достала ленту, прикрытую одеждой, и сказала ему:

-- О, господинъ мой, прочти, что написано на каймѣ.

Онъ взялъ въ руки кайму и увидалъ вытисненныя золотомъ слова: "Я твоя и ты мой, я потомокъ дяди пророка!" ¹⁴). Прочитавъ это, онъ выпустилъ изъ рукъ ленту и сказалъ ей:

-- Разскажи мнѣ свою исторію.

-- Хорошо, -- отвѣчала она, и начала такъ: -- Знай, что я любимая рабыня царя правовѣрныхъ и зовутъ меня Кутъ-Эль-Кулубъ. Царь правовѣрныхъ воспиталъ меня у себя во дворцѣ, гдѣ я и выросла, обратилъ вниманіе на мои достоинства, красоту и миловидность, которыми одарилъ меня Господь, и влюбился въ меня. Онъ взялъ меня и помѣстилъ въ отдѣльныя, комнаты, назначилъ мнѣ въ услуженіе десять рабынь и подарилъ мнѣ драгоцѣнности, которыя ты видишь на мнѣ. Послѣ этого калифъ уѣхалъ однажды въ одну изъ ближайшихъ провинцій, а султанша Зубейдехъ пришла къ одной изъ рабынь, служившихъ мнѣ, и сказала ей: "Когда госпожа твоя КутъЭль-Кулубъ будетъ спать, то засунь ей въ носъ и подсыпь въ питье вотъ этотъ кусокъ бенджа, и ты получишь отъ меня такую сумму денегъ, которая удовлетворитъ тебя".-- "Охотно сдѣлаю это", отвѣчала рабыня и, получивъ бейджъ, радовалась, что получитъ деньги, такъ какъ первоначально она была рабыней султанши Зубейдехи. Она напоила меня бейджемъ, вслѣдствіе чего я упала на полъ, и голова моя отъ корчей касалась ногъ, и мнѣ казалось, что я переселилась на тотъ свѣтъ. И когда ей нечего было со мной дѣлать, то она положила меня въ сундукъ, позвала черныхъ рабовъ и, одаривъ ихъ и привратниковъ, послала меня съ ними въ ту самую ночь, когда ты сидѣлъ на вершинѣ пальмоваго дерева; и они сдѣлали со мною то, что ты видѣлъ, и спасъ меня только ты. Затѣмъ, ты принесъ меня сюда и великодушно относился ко мнѣ. Вотъ и вся моя исторія. Что дѣлаетъ калифъ безъ меня, я не знаю. Теперь ты знаешь, кто я такая, и будь снисходителенъ къ моему положенію.

Ганемъ, сынъ Эюба, услыхавъ разсказъ Кутъ-Эль-Кулубъ и узнавъ, что она любимица калифа, отступилъ изъ страха къ царю правовѣрныхъ и сѣлъ одинъ въ концѣ комнаты, порицая себя и раздумывая о своемъ положеніи, пылалъ любовью къ той, съ которой не могъ быть соединеннымъ. Онъ плакалъ отъ силы своихъ желаній и пыла своей страсти и любви и началъ жаловаться на несправедливость судьбы своей.

-- Да прославится совершенство Того, Кто смущаетъ сердца великодушныхъ людей любовью и при этомъ не надѣляетъ ихъ ни малѣйшимъ зерномъ, чтобы насытить ихъ.

Кутъ-Эль-Кулубъ, услыхавъ это, встала, подошла къ нему, обняла его и поцѣловала, и такъ какъ сердце ея было переполнено любовью, то она открыла ему, какъ сильна скрываемая ею любовь къ нему. Обвивъ его шею руками, она снова поцѣловала его, но онъ уклонился отъ ея объятіи изъ страха передъ калифомъ. Послѣ этого они начали разговаривать, утопая въ морѣ взаимной любви, и проговорили до разсвѣта, когда Ганемъ всталъ и пошелъ по обыкновенію на рынокъ купить, что нужно, и, вернувшись домой, засталъ Кугь-Эль-Кулубъ въ слезахъ, но, увидавъ его, она тотчасъ же осушила свои слезы, улыбнулась и сказала ему:

-- Отсутствіемъ своимъ ты привелъ меня въ отчаяніе, о, возлюбленный души моей! Клянусь Аллахомъ, что этотъ часъ твоего отсутствія показался мнѣ цѣлымъ годомъ, такъ какъ разлуки съ тобой я выносить не могу; ты видишь, что отъ полноты своей страсти я не могу таиться отъ тебя. Подойди ко мнѣ и, чтобы ни случилось, бери меня, какъ свою жену.

-- Сохрани меня, Аллахъ!-- отвѣчалъ онъ.-- Этого быть не должно. Можетъ ли собака занимать мѣсто льва? То, что принадлежитъ моему государю, должно быть недоступно для меня.

Онъ вырвался отъ нея и сѣлъ отдѣльно, а она, вслѣдствіе отказа его, полюбила его еще сильнѣе. Въ такомъ положеніи прожили они еще три долгихъ мѣсяца, и всякій разъ, какъ она начинала ласкать его, онъ устранялся отъ нея и говорилъ:

-- То, что принадлежитъ моему государю, должно быть недоступно для меня.

Такова была жизнь Ганема, сына Эюба, по прозванію Раба любви.

Между тѣмъ султанша Зубейдехъ, поступивъ во время отсутствія калифа такимъ образомъ съ Кутъ-Эль-Кулубъ, начала тревожиться, говоря въ душѣ:

-- Что скажу я калифу, когда онъ пріѣдетъ и начнетъ спрашивать у меня о ней, что я отвѣчу ему?

Она позвала къ себѣ одну жившую при ней старуху и, разсказавъ ей свою тайну; прибавила.

-- Что мнѣ дѣлать теперь, когда Кутъ-Эль-Кулубъ не стало?

Старуха, сообразивъ, въ чемъ дѣло, сказала:

-- О, госпожа мои, знай, что срокъ возвращенія калифа близокъ, но я пошлю къ плотнику и. закажу ему деревянную куклу въ родѣ трупа, и мы прикажемъ вырыть яму, а ты прикажи зажечь свѣчи и лампы кругомъ могилы и распорядись, чтобы всѣ во дворцѣ одѣлись въ черное ¹⁵), а когда узнаешь, что калифъ приближается, то вели всѣмъ женщинамъ и евнухамъ громко плакать въ сѣняхъ, а когда калифъ спроситъ, что это значитъ, пусть ему отвѣтятъ: "Кутъ-Эль-Кулубъ умерла и да утѣшитъ тебя Аллахъ въ утратѣ ея. Султанша наша, зная твою привязанность къ покойницѣ, приказала по¹хоронить ее у себя во дворцѣ". Услыхавъ объ этомъ, онъ,конечно, заплачетъ и будетъ Огорченъ. Онъ найметъ читальщиковъ, которые по ночамъ будутъ читать на могилѣ Коранъ. Но если въ душѣ онъ подумаетъ: "Навѣрное, дочь моего дяди изъ ревности погубила Кутъ-Эль-Кулубъ" или же горе его будетъ до такой степени невыносимо, что онъ прикажетъ отрыть могилу, то не бойся этого, потому что дорывшись до гроба съ изображеніемъ человѣческой фигуры, завернутой въ дорогія ткани, Калифъ если и захочетъ осмотрѣть на покойницу, то ты можешь остановить его, да и страхъ передъ будущей жизнью удержитъ его, а ты скажешь, что открывать лица усопшихъ грѣшно. Онъ повѣритъ въ ея смерть и снова велитъ похоронить ее и поблагодаритъ еще тебя зато, что ты сдѣлала, и съ помощью Божіей ты избавишься отъ затрудненій.

Султанша Зубейдехъ, выслушавъ старуху, согласилась съ нею, подарила ей почетную одежду и, давъ ей значительную сумму денегъ, приказала устроить все, какъ она говорила. Старуха тотчасъ же принялась за дѣло,-- заказала плотнику деревянное изображеніе покойника, и когда оно было сдѣлано, она принесла его къ султаншѣ, а та завернула его, похоронила и залегла свѣчи и лампы на могилѣ, обложивъ всю ее коврами. Сама одѣлась въ черное и рабынямъ приказала тоже одѣться въ черное, и разнеслось на всему дворцу извѣстіе, что Кутъ-Эль-Кулубъ умерла.

Спустя нѣкоторое время калифъ вернулся изъ поѣздки и прибылъ къ себѣ во дворецъ. Всѣ мысли его были заняты одной Кутъ-Эль-Кулубъ; при видѣ пажей, евнуховъ и рабынь, одѣтыхъ въ черныя одежды, сердце его сжалось. Когда же онъ, войдя во дворецъ султанши, увидалъ, что и она вся въ черномъ, онъ тотчасъ же спросилъ, что это значитъ, и ему сообщили о смерти Кутъ-Эль-Кулубъ. Услыхавъ это, онъ упалъ въ обморокъ и, придя въ себя, спросилъ, гдѣ ея могила, а султанша Зубейдехъ отвѣчала:

-- Знай, о, царь правовѣрныхъ, что вслѣдствіе моего уваженія къ ней, я похоронила ее у себя во дворцѣ.

Такимъ образомъ калифъ, войдя во дворецъ въ своемъ дорожномъ платьѣ, прямо прошелъ къ могилѣ Куть-Эль-Кулубъ и увидалъ, что она застлана коврами и что свѣчи и лампы

зажжены. Увидавъ это, онъ поблагодарилъ ее за такую предупредительность. Но потомъ онъ сталъ безпокоиться, и подозрѣніе начало закрадываться ему въ душу, вслѣдствіе этого онъ велѣлъ открыть могилу и вынуть покойницу. Увидавъ покровъ на гробу, онъ хотѣлъ уже снять его, чтобы взглянуть на свою возлюбленную, какъ вдругъ испугался гнѣва Господня (да прославится имя Его), и въ ту же минуту старуха сказала ему:

-- Оставь ее въ покоѣ!

Калифъ тотчасъ же приказалъ позвать законовѣдовъ и служителей религіи для того, чтобъ они прочли на могилѣ весь Коранъ, а онъ въ это время сидѣлъ и плакалъ, пока не лишился чувствъ.

Въ продолженіе цѣлаго мѣсяца онъ продолжалъ посѣщать могилу, а затѣмъ случайно вошелъ въ гаремъ послѣ того, какъ эмиры и визири разошлись отъ него но домамъ и легъ тамъ спать. Одна рабыня сидѣла у него въ головахъ, а другая -- въ ногахъ. Вздремнувъ немного, онъ проснулся и, открывъ глаза, слышалъ, какъ рабыня, сидѣвшая въ головахъ, говорила рабынѣ, сидѣвшей въ ногахъ:

-- Какое несчастіе, о Кейзуранъ!

-- А что, о Кадибъ?-- спросила другая.

-- Вѣдь государь нашъ,-- продолжала первая,-- совсѣмъ не знаетъ, что тутъ случилось, и сидитъ по цѣлымъ ночамъ у могилы, гдѣ похороненъ истуканъ, сдѣланный плотникомъ.

-- А что же сталось съ Кутъ-Эль-Кулубъ?

-- Такъ знай,-- отвѣчала ея подруга,-- что султанша наша Зубейдехъ послала съ рабыней бенджа, и та дала ей выпить, а когда бенджъ подѣйствовалъ, то ее положили въ сундукъ и отправили съ Саваномъ и Кафуромъ, приказавъ имъ похоронить ее.

-- Какое несчастіе, о Кадибъ!-- проговорила Кейзуранъ.-- Такъ развѣ Кутъ-Эль-Кулубъ не умерла?

-- Избави ее Богъ отъ смерти, -- отвѣчала Кадибъ.-- Я слышала, какъ султанша Зубейдехъ говорила, будто Кутъ-ЭльКулубъ живетъ у молодого купца, по имени Ганемъ, изъ Дамаска, и что прожила она у него уже четыре мѣсяца, а нашъ государь плачетъ и не спитъ по цѣлымъ ночамъ на могилѣ, въ которой нѣтъ покойницы.

Такимъ образомъ онѣ разговаривали, а калифъ слышалъ все, что онѣ говорили до послѣдняго слова, и когда онѣ кончили и онъ узналъ, что плачетъ надъ пустой могилой и что Кутъ-Эль-Кулубъ въ продолженіе четырехъ мѣсяцевъ жила у Ганема, сына Эюба, онъ пришелъ въ страшную ярость и, вскочивъ, приказалъ позвать къ себѣ эмировъ. Визирь Джафаръ Эль-Вармеки тотчасъ же явился и поцѣловалъ прахъ у ногъ его, а калифъ въ гнѣвѣ сказалъ ему:

-- Возьми, о, Джафаръ, съ собою людей и отправляйся къ дому Ганема, сына Эюба, внезапно напади на него и приведи его сюда съ моей рабыней Кутъ-Эль-Кулубъ. Я хочу предать его страшной пыткѣ.

-- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ Джафаръ и тотчасъ же пошелъ съ своими людьми въ сопровожденіи вали къ дому Ганема.

Ганемъ только что выходилъ и принесъ горшокъ съ говядиной и сѣлъ, чтобы начать ѣсть съ Кутъ-Эль-Кулубъ, которая, выглянувъ, увидала, что домъ окруженъ со всѣхъ сторонъ и что визири и вали, воины и мамелюки стоятъ съ обнаженными мечами. Изъ этого она тотчасъ же увидала, что до калифа дошли слухи объ ея существованіи и поняла, что ей грозитъ бѣда. Она страшно поблѣднѣла и измѣнилась и,взглянувъ на Ганема, сказала ему:

-- О, возлюбленный мой, спасайся!

-- Какъ же мнѣ спасаться и куда бѣжать,-- сказалъ онъ,-- когда все мое состояніе и всѣ средства моего существованія находятся здѣсь въ домѣ?

-- Не мѣшкай, -- отвѣчала она, -- а иначе ты погибнешь и богатство твое тоже погибнетъ.

-- О, госпожа моя, о, свѣтъ очей моихъ, -- продолжалъ онъ, -- какъ же мнѣ уйти, когда домъ нашъ окруженъ.

-- Не бойся ничего,-- отвѣчала она и, поспѣшно стащивъ съ него одежду, она одѣла его въ старое, разорванное платье и, взявъ, горшокъ съ говядиной, поставила его ему на голову и сунувъ туда же хлѣбъ и соусникъ съ другимъ кушаньемъ, сказала ему:

-- Уходи; при помощи этой хитрости, можетъ-быть, тебѣ это и удастся. За меня же не бойся, потому что я знаю, что могу сдѣлать съ калифомъ.

Ганемъ, послушавъ совѣта Кутъ-Эль-Кулубъ, пошелъ мимо народа съ горшкомъ на головѣ, и Провидѣніе оказало ему покровительство: онъ избавился отъ сѣтей и пытки, грозившихъ ему, и ушелъ съ чистою совѣстью.

Когда Джафаръ прибылъ къ дому, онъ сошелъ съ лошади и, войдя, посмотрѣлъ на Кутъ-Эль-Кулубъ, которая нарядилась и наложила сундукъ золотомъ, драгоцѣнностями и рѣдкостями высокой цѣны, но удобными для переноски; когда Джафаръ подошелъ къ ней, то она поцѣловала прахъ у ногъ его и сказала ему:

-- О, господинъ мой! то, что написано перомъ, опредѣлено Господомъ.

На это Джафаръ отвѣчалъ ей:

-- Клянусь Аллахомъ, госпожа моя, мнѣ приказано толькоарестовать Ганема, сына Эюба.

-- Ну, такъ знай,-- отвѣчала она,-- что онъ уложилъ свои товары и отправился съ ними въ Дамаскъ, и я болѣе этого, ничего не знаю. Прошу тебя взять для меня этотъ сундукъ и перенести его во дворецъ царя правовѣрныхъ.

-- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ Джафаръ.

И, взявъ сундукъ, онъ приказалъ отнести его вмѣстѣ съ Кутъ-Эль-Кулубъ во дворецъ царя правовѣрныхъ и обращаться съ нею съ почетомъ и уваженіемъ. Это и было сдѣлано послѣ того, какъ домъ обыскали и ограбили.

Прибывъ къ калифу, Джафаръ сообщилъ ему все, что случилось, послѣ чего калифъ приказалъ посадить Кутъ-Эль-Кулубъ въ темную комнату и назначилъ старуху ей въ прислужницы, такъ какъ онъ думалъ, что Ганемъ обезчестилъ ее.

Послѣ этого онъ написалъ къ эмиру Магомеду, сыну Сулеймана Эсъ-Зейни, намѣстнику въ Дамаскѣ, письмо слѣдующаго содержанія: "Лишь только ты получишь это письмо, то арестуй Ганема, сына Эюба, и пришли его ко мнѣ". Когда письмо это было вручено намѣстнику, онъ поцѣловалъ его, приложилъ къ головѣ и приказалъ обнародовать по всему городу, приглашая желающихъ грабить домъ Ганема, сына Эюба. Грабители явились въ домъ и увидали, что мать Ганема и сестра его сдѣлали могилу, сидѣли около нея и плакали. Ихъ схватили и домъ разграбили, а мать и сестра не знали, по какой причинѣ это дѣлалось. Когда ихъ привели къ султану, то онъ освѣдомился у нихъ о Ганемѣ, сынѣ Эюба, и онѣ "отвѣчали:

-- Цѣлый годъ мы не имѣемъ о немъ извѣстій.

Послѣ этого ихъ отпустили¹⁶).

Между тѣмъ Ганемъ, сынъ Эюба, но прозванію Рабъ любви, потерявъ все свое состояніе, былъ такъ пораженъ, что началъ плакать и шелъ, не останавливаясь, до самаго вечера, мучаясь и голодомъ и усталостью, пока не пришелъ въ деревню, гдѣ вошелъ въ мечеть и сѣлъ на круглую цыновісу; прислонившись къ стѣнѣ, онъ лишился чувствъ отъ голода и усталости. Тутъ юнъ пробылъ до утра, страдая отъ голода. Насѣкомыя покрыли его тѣло, дыханіе у него задерживалось, и онъ страшно измѣнился, Жители этого селенія, явившись исполнить обрядъ утреннихъ молитвъ, нашли его безпомощно лежавшимъ отъ недостатка пищи, но съ ясными признаками прежней роскошной жизни и, подойдя къ нему, увидали, что онъ похолодѣлъ отъ голода. Его одѣли въ старую одежду съ изодранными рукавами и спросили у него:

-- Откуда ты, иностранецъ, и какая причина твоей болѣзни?

Ганемъ, открывъ глаза, посмотрѣлъ на всѣхъ и заплакалъ,

но ничего отвѣтить не могъ. Одинъ изъ присутствующихъ, понявъ, что онъ долженъ быть голоденъ, пошелъ и принесъ ему чашку меда и два хлѣбца, и онъ поѣлъ въ то время, какъ народъ сидѣлъ вокругъ него въ ожиданіи восхода солнца, и затѣмъ всѣ разошлись по разнымъ дѣламъ. Въ такомъ положеніи онъ пробылъ тутъ около мѣсяца; его. слабость и болѣзненность усилились, такъ что народъ, глядя на него, сталъ поговаривать о томъ, не лучше ли перевезти его въ госпиталь въ Багдадъ.

Въ то время, какъ объ этомъ шли переговоры, вдругъ къ нему подошли двѣ женщины-нищія. Это были его мать и сестра. Увидавъ нищихъ, онъ подалъ имъ хлѣбъ, лежавшій около него, и онѣ тутъ же около и переночевали, но онъ ихъ не узналъ. На слѣдующій день обитатели деревни пришли къ нему и привели верблюда.

-- Посади этого больного,-- сказали они хозяину верблюда,-- на твоего верблюда и, пріѣхавъ въ Багдадъ, оставь его у дверей госпиталя. Можетъ-быть, онъ поправится, и тогда ты получишь вознагражденіе.

-- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ онъ.

Они тотчасъ же вынесли Ганема, сына Эюба, изъ мечети и вмѣстѣ съ цыновкой, на которой онъ спалъ, его подняли на

верблюда, и мать и сестра его стояли тугъ же въ народѣ и не узнали его. Затѣмъ, пристально посмотрѣвъ на него, онѣ "казали только:

-- Какъ онъ похожъ на нашего Ганема! Неужели этотъ больной онъ и есть?

Ганемъ же проснулся, уже лежа на верблюдѣ, и началъ плакать и стонать; обитатели деревни видѣли, какъ мать и сестра плакали вмѣстѣ съ нимъ, хотя не узнали его. Послѣ этого мать и сестра пошли дальше къ Багдаду, и хозяинъ верблюда ѣхалъ туда безъ остановки, пока не положилъ Ганема къ дверямъ госпиталя, откуда онъ и вернулся домой, Ганемъ пролежалъ тамъ до утра, и только когда народъ сталъ выходить изъ домовъ, то его замѣтили. Онъ исхудалъ до того, что фигура его напоминала зубочистку; а народъ глазѣлъ на него до тѣхъ поръ, пока не явился шейкъ рынка и не отогналъ отъ него любопытныхъ.

-- Я пріобрѣту царствіе небесное,-- проговорилъ онъ,-- если приму участіе въ этомъ несчастномъ; въ городскомъ же госпиталѣ его убьютъ въ одинъ день.

Онъ приказалъ своимъ парнямъ поднять его, и Ганема перенесли къ нему въ домъ, гдѣ онъ поставилъ для него новую постель, положилъ новую подушку и сказалъ своей женѣ:

-- Ходи за нимъ хорошенько!

-- Хорошо, -- отвѣчала она.

И, засучивъ рукава, нагрѣла воды, вымыла ему руки, ноги и все тѣло и надѣла на него рубашку одной изъ своихъ рабынь. Затѣмъ она дала ему выпить кубокъ вина и окропила его розовой водой; послѣ чего онъ пришелъ въ себя и, вспомнивъ о своей возлюбленной Кутъ-Эль-Кулубъ, сдѣлался еще несчастнѣе.

Въ такомъ положеніи находился Ганемъ.

Теперь посмотримъ, что дѣлалось съ Кутъ-Эль-Кулубъ. Послѣ того, какъ разгнѣванный калифъ помѣстилъ ее въ темной комнатѣ, она прожила въ одномъ и томъ же положеніи восемьдесятъ дней. Однажды калифъ случайно проходилъ мимо ея комнаты и услыхалъ, что она декламировала стихи. Кончивъ декламировать, она громко проговорила:

-- О, мой возлюбленный! О, Ганемъ мой! Какъ ты добръ! И какъ ты былъ цѣломудренъ! Какъ ты великодушно поступилъ съ тѣмъ,кто оказался къ тебѣ такимъ жестокимъ, ты сохранилъ его честь, а онъ погубилъ твою. Ты не коснулся его гарема, а онъ взялъ въ рабство и тебя и твою семью, но ты станешь рядомъ съ царемъ правовѣрныхъ на страшномъ судѣ и добьешься противъ него правосудія въ тотъ день, когда судьей будетъ Господь, а свидѣтелями -- ангелы!

Калифъ, услыхавъ ея слова и понявъ ихъ значеніе, понялъ, съ кѣмъ поступилъ несправедливо. Придя во дворецъ, онъ послалъ къ ней евнуха; она, придя къ нему, опустила свою голову съ заплаканными глазами; сердце ея замирало отъ тоски.

-- О, Кутъ-Эль-Кулубъ,-- сказалъ онъ ей,-- я вижу, что ты жалуешься на мою жестокость, обвиняешь меня въ тиранствѣ и думаешь, что я поступилъ несправедливо съ тѣмъ, кто поступилъ со мною благородно. Кто сохранилъ мою честь въ то время, какъ я погубилъ его честь, кто не коснулся моего гарема въ то время, какъ я взялъ въ рабство его гаремъ¹⁷)?

-- Ганемъ, сынъ Эюба, -- отвѣчала она, -- потому что онъ не дѣлалъ никакихъ безчестныхъ попытокъ относительно меня изъ уваженія къ тебѣ, о, царь правовѣрныхъ!

-- Сила и власть въ рукахъ Божіихъ!-- вскричалъ калифъ.-- А ты, Кутъ-Эль-Кулубъ,-- прибавилъ онъ,-- требуй отъ меня, что хочешь, и я исполню твое желаніе.

-- Я желаю отъ тебя, -- отвѣчала она, -- моего возлюбленнаго Ганема, сына Эюба.

Услыхавъ ея слова, онъ сказалъ ей:

-- Я прикажу привести его сюда, если на то будетъ воля Божія.

-- О, царь правовѣрныхъ,-- продолжала она,-- если ты прикажешь привести его сюда, то подаришь ли ты меня ему?

-- Если его приведутъ сюда,-- отвѣчалъ онъ,-- то я подарю тебя ему, и честный человѣкъ подарковъ своихъ не требуетъ назадъ.

-- О, царь правовѣрныхъ,-- сказала она ему на это,-- позволь мнѣ въ такомъ случаѣ поискать его? Можетъ-быть, Господь сведетъ насъ.

-- Поступай, какъ знаешь,-- отвѣчалъ онъ.

Она очень обрадовалась и, взявъ съ собой тысячу червонцевъ, тотчасъ же пошла посѣтить шейковъ, ради Ганема ¹⁸), а на слѣдующій день пошла на рынокъ и шейку рынка дала денегъ, говоря ему:

-- Раздай эту милостыню чужестранцамъ.

На слѣдующей недѣлѣ она опять взяла съ собой тысячу червонцевъ и, прійдя въ ряды кузнецовъ и золотыхъ дѣлъ мастеровъ, она позвала къ себѣ управляющаго рынкомъ, а, когда онъ пришелъ, она дала ему тысячу червонцевъ и сказала ему:

-- Раздай ихъ чужестранцамъ.

На это шейкъ, который и былъ вышеупомянутый шейкъ, сказалъ ей:

-- Не пойдешь ли ты со мной ко мнѣ въ домъ, чтобы взглянуть на молодого чужестранца и полюбоваться, какой онъ изящный и какой очаровательный? Можетъ-быть, онъ и есть Ганемъ, сынъ Эюба, по прозванію Рабъ любви.

Шейкъ рынка не зналъ, что это за Ганемъ, и думалъ, что это какой-нибудь бѣднякъ, запутанный въ долгахъ и потерявшій свое состояніе, или возлюбленный, разлученный съ своей подругой. Услыхавъ его предположеніе, она почувствовала, что сердце у нея забилось и любовь вспыхнула съ большей силой.

-- Пошли со мной кого-нибудь, чтобы проводить меня къ твоему дому,-- сказала она.

Онъ послалъ съ нею мальчика, который проводилъ ее до дому, гдѣ былъ помѣщенъ чужестранецъ, и она поблагодарила его за это. Она вошла въ домъ и поклонилась женѣ шейка, которая, узнавъ ее, поцѣловала прахъ у ногъ ея. Кутъ-ЭльКулубъ сказала ей:

-- А гдѣ тотъ больной, что живетъ у васъ въ домѣ?

-- Вотъ онъ, о, госпожа моя,-- отвѣчала, хозяйка и заплакала,-- онъ изъ порядочной семьи, и видно, что прежде жилъ въ довольствѣ.

Кутъ-Эль-Кулубъ посмотрѣла на постель въ надеждѣ увидать на ней Ганема, но наружность его такъ измѣнилась и онъ такъ похудѣлъ, что сталъ походить на зубочистку; а потому она не узнала его и не приняла за того, кого искала, но больной показался ей такимъ жалкимъ, что она заплакала я вскричала:

-- Въ самомъ дѣлѣ, какъ жалки чужестранцы, хотя дома они, можетъ-быть, занимаютъ положеніе эмировъ.

Она приказала принести ему кушаній, вина и лѣкарствъ и, посидѣвъ у его изголовья, сѣла на мула и отправилась во дворецъ. Такимъ образомъ она ѣздила по всѣмъ рынкамъ и продолжала искать Ганема.

Вскорѣ послѣ этого старшина рынка привелъ мать Ганема и сестру его Фитнеху и отправился съ ними къ Кутъ-ЭльКулубъ и сказалъ ей:

-- О, благотворительная госпожа! Къ намъ въ городъ пришли женщина и дѣвушка благороднаго происхожденія, очевидно, жившія прежде въ довольствѣ, но онѣ одѣты въ лохмотья изъ волосяной матеріи; у каждой изъ нихъ на шеѣ виситъ котомка; онѣ плачутъ и горюютъ. Я привелъ ихъ къ тебѣ для того, чтобы ты ихъ пріютила и избавила бы ихъ отъ бѣдствій нищеты, такъ какъ онѣ рождены не для того, чтобы просить подаянія у прохожихъ, и, если Господу будетъ угодно, то мы черезъ нихъ попадемъ въ царствіе небесное.

-- Клянусь Аллахомъ, о, господинъ мой!-- отвѣчала она,-- ты возбудилъ во мнѣ желаніе пріютить ихъ! Гдѣ онѣ? Прикажи имъ войти.

Такимъ образомъ Фитнеха и мать ея попали къ Кутъ-Эль Кулубъ, которая, увидавъ ихъ и замѣтивъ, какъ онѣ обѣ красивы, заплакала о нихъ и сказала:

-- Клянусь Аллахомъ, эти женщины изъ зажиточной семьи, и видно, что онѣ привыкли къ довольству.

-- О, госпожа моя!-- отвѣчалъ старшина.-- Мы любимъ бѣдныхъ и несчастныхъ ради будущей награды ¹⁹) и, вѣроятно, грабители обидѣли этихъ двухъ женщинъ, отняли у нихъ имущество и разорили ихъ дома.

Обѣ женщины горько заплакали, а когда онѣ вспомнили Ганема, сына Эюба, по прозванію Раба любви, горе ихъ усилилось, и Кутъ Эль-Кулубъ заплакала вмѣстѣ съ ними.

-- О, Господи,-- вскричала мать Гапема,-- соедини насъ съ тѣмъ, кого мы ищемъ! А ищемъ мы моего сына, Ганема, сына Эюба.

Услыхавъ эти слова, Кутъ-Эль-Кулубъ поняла, что она видитъ передъ собою мать своего возлюбленнаго и что дѣвушка -- сестра, его. Она плакала до того, что упала въ обморокъ. Придя въ себя, она подошла къ нимъ и сказала имъ:

-- Вамъ бояться нечего, потому что съ сегодняшняго дня дѣла ваши поправятся и бѣдствія ваши прекратятся; поэтому перестаньте горевать.

Старшинѣ рынка она приказала взять ихъ къ себѣ въ домъ, попросить жену свою свести ихъ въ баню, одѣть ихъ въ хорошее платье; заботиться о нихъ и обращаться съ ними почтительно. Сказавъ это, она дала ему для нихъ денегъ.

На слѣдующій день Кутъ-Эль-Кулубъ снова сѣла на мула и поѣхала къ дому шейка рынка, желая посѣтить его жену, которая, вставъ, поцѣловала прахъ у ногъ ея и поблагодарила ее за ея милости. Она увидала, что жена шейка водила мать Ганема и сестру его въ баню и сняла съ нихъ лохмотья; теперь привычки ихъ къ порядочности стали еще замѣтнѣе. Она посидѣла съ ними и поговорила, а потомъ спросила у жены шейка, какъ поживаетъ тотъ больной, что лежитъ у нихъ въ домѣ.

-- Онъ все въ одинаковомъ положеніи,-- отвѣчала она.

-- Ну, такъ встань,-- сказала Кутъ-Эль-Кулубъ,-- и проводи насъ къ нему.

Онѣ встали обѣ, какъ встали и мать Ганема и его сестра, и, придя къ нему, сѣли около него; и когда Ганемъ, сынъ Эюба, по прозванію Рабъ любви, услыхалъ, какъ кто-то упомянулъ имя Кутъ-Эль-Кулубъ, несмотря на свою душевную и тѣлесную слабость, онъ пришелъ въ себя и, поднявъ голову съ подушки, воскликнулъ:

-- Кутъ-Эль-Кулубъ!

Она тотчасъ же посмотрѣла на него, узнала его и закричала:

-- Это я, возлюбленный мой!

-- Подойди ко мнѣ поближе!-- сказалъ онъ ей.

-- Такъ ты Ганемъ, сынъ Эюба, по прозванію Рабъ любви?-- спросила она его.

-- Да, это я,-- отвѣчалъ онъ.

Услыхавъ это, она упала въ обморокъ, а когда его сестра и мать услыхали ихъ разговоръ, онѣ также воскликнули:

-- О, радость!

Затѣмъ онѣ точно такъ же упали въ обморокъ.

Когда онѣ пришли въ себя, Кутъ-Эль-Кулубъ сказала Ганему:

-- Слава Господу, соединившему насъ съ тобой и съ твоей матерью и сестрой!

Подойдя къ нему, она передала ему все, что случилось съ нею и съ калифомъ, прибавивъ:

-- Я сказала ему: о, царь правовѣрныхъ, я сказала тебѣ всю правду! И онъ повѣрилъ мнѣ, похвалилъ тебя и теперь хочетъ повидать тебя.

Это извѣстіе очень обрадовало его, и Кутъ-Эль-Кулубъ сказала имъ:

-- Не уходите отсюда, пока я не вернусь.

Она поспѣшно встала и. отправилась во дворецъ и, открывъ " сундукъ, который она привезла отъ Гапема, достала нѣсколько червонцевъ, которые отдала шейку рынка, сказавъ ему:

-- Возьми эти деньги и купи всѣмъ имъ по четыре полныхъ костюма изъ хорошей матеріи, по двадцати платковъ и все, что имъ будетъ нужно.

Послѣ этого она свела ихъ въ баню, и приказала вымыть лхъ, приготовила имъ варенаго мяса и яблочнаго чая, чтобы они поѣли послѣ бани и одѣлись. Три дня пробыла она съ ними, угощая ихъ дичью и мясомъ и шербетомъ изъ очищеннаго сахара; черезъ три дня они совершенно пришли въ себя, оправились. Послѣ чего она снова отправила ихъ въ баню, и когда они вышли, она перемѣнила имъ одежду и, оставивъ ихъ въ домѣ шейка рынка, отправилась къ калифу и, поцѣловавъ прахъ у ногъ его, разсказала ему всю исторію, прибавивъ, что Ганемъ, сынъ Эюба, по прозванію Рабъ любви, явился и что его мать и сестра также прибыли. Услыхавъ это отъ Кутъ-Эль-Кулубъ, калифъ сказалъ своимъ евнухамъ:

-- Приведите ко мнѣ Ганема.

И Джафаръ отправился за нимъ вмѣстѣ съ евнухами, но Кутъ-Эль-Кулубъ опередила его и, прійдя къ Ганему, сказала ему:

-- Калифъ прислалъ къ тебѣ, чтобы привести тебя къ нему; постарайся говорить хорошо, краснорѣчиво и не робѣй. Она одѣла его въ великолѣпную одежду и дала золота въ изобиліи, сказавъ ему:

-- Щедро дари прислугу калифа, когда войдешь во дворецъ.

Въ эту минуту Джафаръ приблизился къ нему верхомъ на мулѣ, а Ганемъ вышелъ, чтобы встрѣтить его и привѣтствовалъ его молитвой о его долгоденствіи, поцѣловавъ прахъ у ногъ его.

Планета его благосостоянія появилась, и звѣзда его снова засіяла. Джафаръ взялъ его съ собой, и они прошли во дворецъ царя правовѣрныхъ. Ганемъ, подойдя къ калифу и увидавъ визирей и эмировъ, и царедворцевъ, и другихъ придворныхъ чиновъ и воиновъ, и обладая даромъ слова и умѣньемъ дерзать себя, поникъ головой, и, прикоснувшись ею къ землѣ, онъ взглянулъ на калифа и обратился къ нему съ привѣтствіемъ въ стихахъ. Когда онъ окончилъ это привѣтствіе, калифъ пришелъ въ восторгъ отъ его внѣшности, отъ его краснорѣчія и пріятнаго голоса, и сказалъ ему:

-- Подойди ко мнѣ поближе.

Ганемъ подошелъ.

-- Разскажи мнѣ свою исторію, -- сказалъ ему калифъ,-- и сообщи мнѣ все по истинной правдѣ.

Ганемъ сѣлъ и разсказалъ калифу отъ начала до конца все, что съ нимъ случилось, и калифъ, увидавъ, что онъ говоритъ правду, подарилъ ему почетную одежду и сказалъ ему:

-- Сними съ меня всякую отвѣтственность.

-- О, царь правовѣрныхъ,-- отвѣчалъ ему Ганемъ,-- рабъ и все, что онъ имѣетъ, принадлежитъ своему господину.

Калифъ остался доволенъ и отдалъ приказаніе отвести Ганему отдѣльный дворецъ, назначилъ ему большое жалованье и передалъ ему мать и сестру. Калифъ, услыхавъ, что сестра его Фитнеха была соблазнительно хороша собой, просилъ ея руки.

-- Она твоя служанка, а я твой мамелюкъ, -- отвѣчалъ на это Ганемъ.

Калифъ поблагодарилъ его, далъ ему тысячу червонцевъ ²") и, позвавъ кади и свидѣтелей, заключилъ брачный контрактъ. Какъ онъ, такъ и Канемъ посѣтили своихъ женъ въ одинъ и тотъ же день: калифъ направился къ Фитнехѣ, а Ганемъ, сынъ Эюба, къ Кутъ-Эль-Кулубъ, и на слѣдующее утро калифъ приказалъ, чтобы все случившееся съ Ганемомъ сначала до конца было написано для того, чтобы потомство могло читать и удивляться превратностямъ судьбы и ночью и днемъ полагаться на милость Божію ²¹).

ГЛАВА ВОСЬМАЯ.
Начинается съ половины сто семнадцатой ночи ¹) и кончается въ половинѣ сто тридцать седьмой

Исторія Таджъ-Эль-Мулука и султанши Дуніи.

Въ былыя времена, въ горахъ Испагани, стоялъ городъ, подъ названіемъ Эль-Мединехъ-Яль-Кадра, и въ немъ жилъ царь, называвшійся царемъ Сулейманомъ. Это былъ добрый, благодѣтельный, справедливый и щедрый человѣкъ, великодушнаго и уступчиваго характера; путешественники стекались къ нему со всѣхъ сторонъ, и слава о немъ распространилась по всѣмъ странамъ и областямъ. Онъ долго царствовалъ славно и благополучно, но у него не было ни дѣтей ни ясенъ.

У него былъ визирь, походившій на него по великодушію и другимъ хорошимъ качествамъ, и случилось такъ, что, позвавъ къ себѣ однажды визиря, онъ сказалъ ему:

-- О, визирь, сердце мое изныло, терпѣніе лопнуло, и силъ моихъ не хватаетъ, потому что у меня нѣтъ ни жены ни ребенка, что вовсе не годится для царя, царствующаго надъ вельможами и бѣдняками. Они счастливы тѣмъ, что оставляютъ дѣтей и посредствомъ ихъ размножаютъ свое потомство, и пророкъ (да хранитъ и спасетъ его Господь!) сказалъ: "Женитесь между собою и производите потомство для того, чтобы размножаться, такъ какъ въ день страшнаго суда, я буду стоять за ваше преимущество передъ другими народами". Какой же дашь ты мнѣ совѣтъ, о визирь? Скаяси мнѣ, какъ слѣдуетъ поступить?

Услыхавъ это, визирь заплакалъ и отвѣчалъ:

-- Я далекъ отъ того, о, царь вѣковъ, чтобы говорить о дѣлѣ, которое можетъ рѣшить только Милосердый. Неужели ты хочешь, чтобы я сгорѣлъ на адскомъ огнѣ, возбудивъ гнѣвъ Всевышняго Царя?

-- Ну, такъ знай, о, визирь,-- возразилъ ему царь,-- что царь можетъ достать рабыню неизвѣстнаго сословія и происхожденія, но онъ не станетъ разспрашивать ее о прошломъ, а просто отвернется отъ нея и, несмотря на благородную внѣшность и красоту, не возьметъ ее себѣ въ подруги, потому что въ противномъ случаѣ она можетъ родить ему сына, изъ котораго выйдетъ лицемѣръ, тиранъ, кровопійца, который будетъ походить на болотистую почву, произведенія которой никуда не годятся и совершенствоваться не могутъ. Дитя ея можетъ сдѣлаться достойнымъ негодованія Господа, не исполняя Его волю и поступая противъ Его указаній. Я не хочу подвергаться такимъ случайностямъ и взять себѣ. рабыню. Поэтому-то я хочу, чтобы ты просилъ для меня руки одной изъ дочерей царя, извѣстнаго происхожденія и знаменитой по красотѣ. Если ты укажешь мнѣ на дѣвушку хорошаго происхожденія и религіи, изъ дочерей мусульманскихъ царей, то я буду просить ея руки и женюсь на ней, въ присутствіи свидѣтелей, для того, чтобы пріобрѣсти одобреніе Царя вселенной.

-- Поистинѣ Господь исполняетъ твое желаніе,-- отвѣчалъ визирь,-- и даетъ тебѣ то, что ты просишь!

-- Какъ такъ?-- спросилъ царь.

-- Знай же, о, царь, -- отвѣчалъ визирь, -- что, какъ мнѣ говорили, у царя Заръ-Шаха, царствующаго въ странѣ Эль-Ардъ-Эль-Байда, есть дочь такой поразительной красоты, какой не описать словами, и подобной красавицы въ настоящее время другой не существуетъ, такъ какъ она не только лицомъ красива, но и статна, съ черными глазами, длинными волосами, тонкимъ станомъ, широкими бедрами. Подойдя къ человѣку, она очаровываетъ его, а поворачиваясь спиною, она убиваетъ его, отнимая у него сердце. Поэтому-то, о, царь, я думаю, что тебѣ слѣдуетъ послать къ ея отцу толковаго посла, знающаго, опытнаго въ подобныхъ дѣлахъ человѣка, для того, чтобы онъ вѣжливо и прилично могъ просить ея руки у отца ея для тебя, такъ какъ дѣвушки, подобной ей, нѣтъ въ цѣломъ мірѣ. Такимъ образомъ ты будешь наслаждаться ея красотой, и Богъ одобритъ твое поведеніе, разъ что пророкъ, да благословитъ и спасетъ его Господь, сказалъ: исламъ не допускаетъ монашества.

Это привело царя въ совершенный восторгъ; грудь его поднималась отъ радости, и тревоги и горести отлетѣли отъ него. Обращаясь къ визирю, онъ сказалъ ему:

-- Знай, о, визирь, что съ такимъ порученіемъ я могу послать только тебя, зная твою замѣчательную мудрость и вѣжливость. Отправляйся поэтому домой и сдѣлай все, что тебѣ надо, и къ завтрашнему дню будь готовъ. Проси отъ моего имени руки той дѣвушки, описаніемъ которой ты заставилъ биться мое сердце, и безъ нея не возвращайся ко мнѣ.

-- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ визирь и тотчасъ же отправился домой и приказалъ принести подарки, приличные для царей, заключавшіеся въ драгоцѣнныхъ камняхъ и другихъ рѣдкостяхъ, которые, несмотря на свою высокую цѣнность, легко было перевозить. Кромѣ того, онъ взялъ съ собой арабскихъ коней, Давыдовыхъ кольчугъ ²) и такихъ роскошныхъ ящиковъ, какіе только можно себѣ представить. Все это было нагружено на муловъ и верблюдовъ, и визирь выѣхалъ въ сопровожденіи сотни мамелюковъ, сотни черныхъ рабовъ и сотни рабынь съ флагами и знаменами, развѣвавшимися надъ его головой. Царь приказалъ ему вернуться какъ можно скорѣе, а послѣ его отъѣзда онъ возгорѣлся желаніемъ и любовью къ султаншѣ, думая о ней и день и ночь. Между тѣмъ визирь, не останавливаясь ни днемъ ни ночью, ѣхалъ черезъ пустыни и степи, пока между нимъ и городомъ -- цѣлью его странствованій, не осталось одного дня пути; тогда онъ остановился на берегу рѣки и, позвавъ къ себѣ одного изъ своихъ высшихъ сановниковъ, приказалъ ему поспѣшно отправиться къ царю Зару-Шаху и извѣстить его о своемъ прибытіи.

-- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ сановникъ и поспѣшно отправился въ городъ.

Когда онъ подъѣзжалъ къ городу, случилось такъ, что у городскихъ воротъ сидѣлъ самъ царь Заръ-Шахъ, отдыхая на одной изъ площадокъ. Онъ тотчасъ же замѣтилъ, что въ городъ направлялся чужестранецъ, и подозвалъ его къ себѣ. Отъ этого нарочнаго царь узналъ о приближеніи визиря верховнаго царя, Сулеймана-Шаха, владѣтеля Эль-Мединехъ-Яль. Кадра и горъ Испагани; Заръ-Шахъ очень обрадовался и привѣтствовалъ нарочнаго и, пригласивъ его къ себѣ во дворецъ, сказалъ ему:

-- Гдѣ ты оставилъ визиря?

-- Я оставилъ его утромъ на берегу рѣки; завтра онъ прибудетъ сюда и посѣтитъ тебя, да будетъ надъ тобою милость Божія, и да хранитъ Господь твоихъ близкихъ!

Заръ-Шахъ приказалъ своему визирю взять съ собою сановниковъ, воиновъ, царедворцевъ и, въ честь царя Сулейманъ-Шаха, владѣнія котораго проходили по его странѣ, выѣхать навстрѣчу его визирю.

Между тѣмъ визирь Сулейманъ-Шаха пробылъ на мѣстѣ своей остановки до полуночи и затѣмъ двинулся къ городу; и когда стало свѣтать, и выкатившееся солнце озарило холмы и долины, визирь царя Зара-Шаха съ громадной свитой выѣхалъ къ нему навстрѣчу и присоединился къ нему за нѣсколько миль отъ города. Такимъ образомъ визирь Сулеймана-Шаха не сомнѣвался, что посольство его будетъ имѣть успѣхъ, и привѣтствовалъ лицъ, выѣхавшихъ къ нему навстрѣчу, а визирь Шаха проводилъ его до дворца царя и прошелъ передъ нимъ въ сѣдьмыя сѣни. Въ это мѣсто никто не въѣзжалъ на лошади, потому что оно было слишкомъ близко къ царю, но, тѣмъ не менѣе, визирь только тутъ сошелъ съ лошади и отсюда уже прошелъ пѣшкомъ въ высокій залъ, въ крайнемъ концѣ котораго стояло бѣлое алебастровое ложе, отдѣланное драгоцѣнными камнями и жемчугомъ, съ слоновыми клыками вмѣсто ножекъ. На этомъ ложѣ лежалъ матрацъ, покрытый зеленымъ атласомъ, вышитымъ золотомъ, а надъ нимъ возвышался балдахинъ, отдѣланный жемчугомъ и брилліантами. На этомъ мѣстѣ сидѣлъ царь Заръ-Шахъ, окруженный своими царедворцами. Визирь подошелъ къ нему, остановился передъ нимъ, и, собравшись съ духомъ, далъ волю своему языку, и, съ обычнымъ умѣніемъ визирей говорить краснорѣчиво, онъ обратился къ царю и любезно продекламировалъ цѣлый рядъ привѣтственныхъ стиховъ. По окончаніи ихъ, царь подозвалъ его къ себѣ поближе, почтительно обошелся съ нимъ, посадилъ его около себя, улыбнулся ему прямо въ лицо и удостоилъ его милостиваго отвѣта. Послѣ этого прислужники принесли въ эту залу столъ, и они поѣли, пока не насытились, а затѣмъ столъ вынесли, и всѣ вышли изъ залы за исключеніемъ главныхъ сановниковъ. Визирь, увидавъ, что всѣ вышли изъ залы, всталъ на ноги и, поклонившись дарю, поцѣловалъ прахъ у ногъ его и сказалъ:

-- О, великій царь и славный государь, я пріѣхалъ къ тебѣ и явился сюда по дѣлу, которое принесетъ, миръ, благоденствіе и счастье, и именно вотъ по какому: я прибылъ къ тебѣ, какъ посолъ, просить руки твоей дочери, извѣстной своимъ происхожденіемъ и красотой, отъ имени царя Сулеймана-Шаха, одареннаго добродѣтелями справедливости и милосердія, царя Эль-Мединехъ-Яль-Кадра и горъ Иснагани; онъ прислалъ тебѣ много подарковъ и множество рѣдкостей въ знакъ желанія своего войти съ тобой въ союзъ. Желаешь ли ты заключить съ нимъ союзъ?

Онъ замолчалъ въ ожиданіи отвѣта; и когда царь Зарѣшахъ услыхалъ эти слова, онъ всталъ и скромно поцѣловалъ прахъ, всѣ присутствующіе удивились покорности ихъ царя передъ посломъ и стояли въ недоумѣніи. Царь высказалъ восхваленіе тому, кто всеславенъ и всемилостивъ, и все еще стоя, сказалъ:

-- О, всеславный визирь знаменитаго государя, выслушай, что я скажу тебѣ: мы находимся подъ властью царя Сулеймана-Шаха, считаемся въ числѣ его подданныхъ и осчастливлены его вниманіемъ: мы цѣнимъ его милость и отвѣчаемъ, что дочь моя -- его служанка. Я желаю болѣе всего на свѣтѣ, чтобы онъ явился для меня поддержкой и покровительствовалъ бы мнѣ.

Онъ призвалъ кади и свидѣтелей, и они написали документъ., что царь Сулейманъ-Шахъ прислалъ своего визиря, чтобы заключить бракъ, и царь Заръ-Шахъ съ радостью далъ свое согласіе на бракъ своей дочери. Такимъ образомъ брачный контрактъ былъ заключенъ, и кади вмѣстѣ съ свидѣтелями помолились за., счастіе и благоденствіе обѣихъ сторонъ; послѣ чего визирь всталъ и, доставъ дары и драгоцѣнныя рѣдкости и все, что онъ привезъ, поднесъ ихъ царю Заръ-Шаху.

Царь послѣ этого занялся приданымъ для своей дочери и сталъ устраивать празднества въ честь визиря. На пирахъ своихъ онъ угощалъ и знатныхъ и простыхъ людей въ продолженіе двухъ мѣсяцевъ, не жалѣя ничего, что могло бы веселить сердце и глазъ ³). И когда все, что нужно для невѣсты, было окончено, царь приказалъ отправить прежде всего палатки, и онѣ были раскинуты за городомъ. Куски матерій были уложены въ сундуки, и рабыни гречанки и турчанки собрались въ путь. Дарь снабдилъ невѣсту драгоцѣнностями и дорогими брилліантами и сдѣлалъ для нея носилки ⁴) изъ червоннаго золота, осыпаннаго жемчугомъ и брилліантами. Носилки походили на маленькую комнату, а сидѣвшая въ нихъ -- на гурію, подъ балдахиномъ, напоминавшимъ одну изъ бесѣдокъ рая. Вещи и драгоцѣнности были уложены и нагружены на муловъ и верблюдовъ; самъ царь Заръ-Шахъ проводилъ ихъ за три мили, и затѣмъ, простившись съ своей дочерью, визиремъ и его свитой, весело и благополучно вернулся домой.

Визирь отправился съ дочерью царя далѣе, и они, слѣдуя пустыннымъ путемъ, ѣхали и день и ночь, не останавливаясь, пока между ними и городомъ -- цѣлью ихъ поѣздки, не осталось всего разстоянія на три дня пути.

Тутъ визирь послалъ гонца царю Сулейману-Шаху, чтобы увѣдомить его о приближеніи невѣсты. Царь такъ обрадовался, что даровалъ гонцу почетную одежду и приказалъ войскамъ своимъ двинуться торжественнымъ маршемъ навстрѣчу невѣстѣ и ея почетной свитѣ, одѣться въ парадныя одежды и распустить знамена. Приказаніе его было исполнено, и, кромѣ того, глашатай провозгласилъ по всему городу, чтобы всѣ дѣвушки, женщины и старухи непремѣнно двинулись навстрѣчу невѣстѣ. Такимъ образомъ встрѣчать невѣсту вышелъ весь городъ. Было рѣшено, что ночью ее привезутъ во дворецъ царя, и главные сановники двора распорядились, чтобы всѣ улицы были украшены, и по нимъ стояли бы евнухи и рабыни, между которыми она должна была пройти въ платьѣ, подаренномъ ей ея отцомъ. Войска при ея приближеніи окружили ее и выстроились по обѣимъ сторонамъ, а носилки съ нею несли до самаго дворца; во всемъ городѣ не было человѣка, который не выбѣжалъ бы посмотрѣть на нее. Барабаны били, копья поднимались вверхъ, трубы трубили, духи распространяли кругомъ пріятный запахъ, знамена развевались, а лошади гарцовали, пока не подъѣхали къ воротамъ дворца. Пажи на рукахъ несли носилки къ самымъ дверямъ гарема. Дворецъ, при яркомъ освѣщеніи, такъ и сіялъ своимъ великолѣпіемъ, а стѣны его сверкали блестящими украшеніями. Евнухи отворили двери во внутренніе покои и стояли у входа въ нихъ. Невѣста вышла среди своихъ рабынь, сіяя своей красотой, какъ луна среди звѣздъ, какъ крупная жемчужина среди мелкаго жемчуга. Она вошла въ комнату, гдѣ для нея было поставлено алебастровое ложе, украшенное брилліантами и жемчугомъ. Она сѣла на это ложе, и царь явился посѣтить ее, и Господь вселилъ въ душу его любовь къ ней, такъ что вся его тревога и безпокойство кончились.

Онъ пробылъ съ нею цѣлый мѣсяцъ, послѣ чего вышелъ изъ гарема и, сѣвъ на тронъ, сталъ чинить судъ и расправу надъ своими подданными, и спустя девять мѣсяцевъ съ утренней зарей жена подарила ему мальчика самой благопріятной наружности. Царь, услыхавъ объ этомъ, страшно обрадовался и подарилъ крупную сумму денегъ тому, кто первый принесъ ему это извѣстіе. Несказанно довольный и счастливый, онъ отправился къ своему ребенку и поцѣловалъ его въ переносицу, дивясь его необычайной красотѣ. Повитухи взяли ребенка, выкрасили ему черной краской рѣсницы и назвали его Таджъ-Эль-Мулукомъ-Караномъ. Таджъ-Эль-Мулукъ воспитывался въ правилахъ снисходительности, въ роскоши и нѣгѣ проходили его дни и годы, и онъ достигнулъ семилѣтняго возраста. Тогда царь Сулейманъ-Шахъ пригласилъ ученыхъ и знающихъ людей и приказалъ имъ учить своего сына, письму, искусствамъ и литературѣ, и они въ продолженіе нѣсколькихъ лѣтъ учили его, пока онъ не выучился всему, чему надо, а когда онъ познакомился со всѣмъ, что нужно знать царю, отецъ позволилъ ему прекратить занятія и нанялъ ему учителя верховой ѣзды, который училъ его до четырнадцатилѣтняго возраста.

Куда бъ юноша ни отправлялся по своимъ дѣламъ, всюду люди поражались его красотой; сочиняли въ честь его стихи, и даже добродѣтельныя женщины влюблялись въ него, вслѣдствіе его поразительной красоты. Когда ему минуло восемнадцать лѣтъ, на родинкѣ его появился сѣрый пушокъ, какъ появилась на розовой щекѣ еще другая родинка, прибавившая ему новую привлекательность. Онъ сталъ еще красивѣе, когда возмужалъ. У него появились товарищи и друзья, и каждый изъ нихъ желалъ, чтобы Таджъ-Эль-Мулукъ сдѣлался султаномъ послѣ смерти своего отца и сдѣлалъ бы его своимъ эмиромъ.

Таджъ-Эль-Мулукъ страшно пристрастился къ охотѣ и часа не хотѣлъ прожить безъ нея. Царь, его отецъ, хотѣлъ запретить ему охотиться, боясь опасности отъ пустыни и дикихъ звѣрей; но онъ и слышать не хотѣлъ его предупрежденій.

Однажды онъ приказалъ слугамъ своимъ взять продовольствія на десять дней. Слуги исполнили его приказаніе, и когда онъ уѣхалъ съ товарищами на охоту, то они дня четыре ѣхали по пустынѣ, пока не достигнули лѣсочка со множествомъ хищныхъ звѣрей, съ деревьями, полными зрѣлыхъ плодовъ и съ журчащими ручейками. Тогда онъ сказалъ своей свитѣ:

-- Разставьте здѣсь сѣти и станьте широкимъ кругомъ, а сойдемся мы на срединѣ въ такомъ-то мѣстѣ.

Приказаніе его исполнили; прислуга разставила сѣти, стала большимъ кругомъ и загнала огромное количество различныхъ звѣрей и ланей. Звѣрей было до такой степени много, что они бросались прямо на лошадей. А онъ науськивалъ на нихъ собакъ, рысей⁶) и соколовъ. Охотники стрѣляли въ хищныхъ звѣрей стрѣлами, цѣлясь въ самыя нѣжныя мѣста и, попадая въ цѣль, убивали множество штукъ, остальные же разбѣгались. Таджъ-Эль-Мулукъ остановился у ручейка, приказавъ принести къ себѣ всю дичь, которую онъ тутъ же и раздѣлилъ; лучшую часть дичи онъ отдѣлилъ для отца и тотчасъ же отправилъ ее къ нему, а остальное раздѣлилъ между своими спутниками и придворными.

Ночь они провели въ этомъ лѣсочкѣ, а утромъ къ нимъ подошелъ большой караванъ, состоявшій изъ черныхъ рабовъ, слугъ и купцовъ. Караванъ остановился въ зеленомъ лѣсочкѣ у ручья, когда Таджъ-Эль-Мулукъ увидалъ его, то оказалъ одному изъ своихъ приближенныхъ:

-- Узнай у этихъ людей, зачѣмъ они остановились въ этомъ мѣстѣ.

Посланный подошелъ къ каравану и спросилъ:

-- Сообщите намъ, кто вы такіе? Отвѣтъ дайте поскорѣе, такъ какъ онъ нуженъ Таджъ-Эль-Мулуку, сыну даря Сулейманъ-Шаха.

-- Мы -- купцы, -- отвѣчали они.-- Такъ какъ слѣдующая остановка далеко отсюда, то мы и остановились въ этомъ мѣстѣ, потому что хотимъ спокойно отдохнуть подъ покровительствомъ даря Сулеймана-Шаха. Мы знаемъ, что каждый человѣкъ, находящійся въ его владѣніяхъ, пользуется полной безопасностью, а намъ это необходимо, потому что мы веземъ дорогія ткани для сына его Таджъ-Эль-Мулука.

Посланный вернулся къ сыну царя и сообщилъ ему то, что услышалъ отъ купцовъ; на это сынъ царя сказалъ:

-- Если у нихъ есть что-либо привезенное для меня, то я не вернусь въ городъ и не тронусь съ этого мѣста, пока не посмотрю ихъ товары.

Послѣ этого онъ вскочилъ на коня и въ сопровожденіи своихъ мамелюковъ поѣхалъ къ каравану. Купцы встали, чтобы привѣтствовать его, и прочли молитву о небесной помощи и милости, которую они призывали на него. Для него была раскинута красная шелковая палатка, вышитая жемчугомъ и брилліантами, надъ шелковымъ, чисто царскимъ ковромъ, крайній конецъ котораго былъ украшенъ изумрудами. Таджъ-ЭльМулукъ сѣлъ, а мамелюки стали кругомъ него, и къ купцамъ тотчасъ же было послано приказаніе принести на показъ всѣ товары, имѣвшіеся съ ними. Такимъ образомъ товары были принесены и разложены передъ нимъ, и онъ, выбравъ то, что ему нравилось, далъ требуемую цѣну.

Послѣ этого онъ сѣлъ на лошадь и хотѣлъ уже уѣхать, какъ, окинувъ взоромъ караванъ, онъ увидалъ молодого человѣка, привлекательнаго вида, одѣтаго очень чисто и изящно, съ высокимъ яснымъ челомъ. Юноша казался печальнымъ, и лицо его было блѣдно, очевидно, вслѣдствіе разлуки съ предметомъ его любви. Онъ былъ чѣмъ-то сильно огорченъ, и со слезами, струившимися по лицу его, говорилъ слѣдующіе стихи;

Долга разлука наша безконечно,

И страхъ меня терзаетъ и тревога,

И слезы изъ очей моихъ бѣгутъ.

Сказалъ "прости" я сердцу моему

Въ день моего отъѣзда изъ отчизны.

Теперь я въ одиночествѣ живу,

Лишившійся и сердца и надежды.

Мой другъ, побудь со мною, такъ какъ я

Навѣкъ простился съ той, которой голосъ

Болѣзнь мою и слабость исцѣлилъ бы.

Сказавъ это, онъ поплакалъ и затѣмъ упалъ въ обморокъ, въ то время какъ Таджъ-Эль-Мулукъ смотрѣлъ на него и дивился. Очнувшись, онъ въ недоумѣніи осмотрѣлся и снова началъ говорить стихи, начинавшіеся такимъ образомъ:

Бѣги ты глазъ чарующихъ ея,

Нѣтъ никому спасенія отъ страсти,

Кто только взглядъ ея случайно встрѣтитъ.

Послѣ этого онъ тяжело вздохнулъ и во второй разъ упалъ въ обморокъ. Царевичъ, увидавъ его въ этомъ положеніи, былъ совершенно пораженъ и подошелъ къ нему. Молодой человѣкъ, придя въ себя, увидалъ стоявшаго подлѣ себя царевича, вслѣдствіе чего онъ всталъ и поцѣловалъ прахъ у ногъ его.

-- Почему ты не показалъ намъ твоихъ товаровъ?-- спросилъ его Таджъ-Эль-Мулукъ.

-- О, государь,-- отвѣчалъ онъ,-- у меня нѣтъ достойныхъ твоего высочества товаровъ.

-- Все-таки,-- сказалъ ему царевичъ,-- ты непремѣнно долженъ показать мнѣ все, что у тебя есть. Разскажи мнѣ, что съ тобой случилось, такъ какъ я вижу, что глаза твои полны слезъ, а сердце тоскуетъ; и если ты чѣмъ-нибудь огорченъ, то мы постараемся смягчить твое горе; если тебя тревожатъ долги, то долги эти мы уплатимъ. Съ тѣхъ поръ, какъ я увидалъ тебя, сердце мое болитъ о тебѣ.

Таджъ-Эль-Мулукъ приказалъ поставить стулъ и ему поставили стулъ изъ чернаго дерева и слоновой кости, отдѣланный золотомъ и шелкомъ, и разостлали шелковый коверъ. Царевичъ сѣлъ на стулъ и, приказавъ молодому человѣку сѣсть на коверъ, сказалъ ему:

-- Ну, раскладывай свои товары.

-- О, государь, -- отвѣчалъ молодой человѣкъ, -- не требуй того, потому что товары мои не достойны тебя.

Но Таджъ-Эль-Мулукъ сказалъ ему:

-- Раскладывай!

И приказалъ пажамъ своимъ принести тюки, которые тотчасъ же и были принесены, а молодой человѣкъ, увидавъ ихъ, не могъ удержаться отъ слезъ и началъ рыдать и вздыхать. Затѣмъ, снова прочитавъ нѣсколько стиховъ, онъ развернулъ тюки и разложилъ передъ царевичемъ свои товары, кусокъ за кускомъ, вынувъ предварительно изъ нихъ кусокъ атласа, затканнаго золотомъ, цѣною въ двѣ тысячи червонцевъ. Когда онъ его развернулъ, изъ него вывалился кусочекъ полотна, который молодой человѣкъ быстро схватилъ и положилъ йодлѣ себя. Онъ растерялся и проговорилъ смущенно:

Когда же принесешь ты исцѣленье

Душѣ моей измученной, когда?

Созвѣздіе Плеяды не такъ далеко,

Какъ отъ меня теперь ты далека.

Таджъ-Эль-Мулука сильно поразили эти слова, причина которыхъ ему была неизвѣстна, и когда молодой человѣкъ, вынувъ полотно, положилъ его около себя, царевичъ сказалъ ему:

-- Что это за полотно?

-- О, государь,-- отвѣчалъ онъ,-- это не можетъ интересовать тебя.

-- Покажи его мнѣ,-- сказалъ на это царевичъ.

-- О, государь мой,-- возразилъ молодой человѣкъ,-- вѣдь я отказывался показать тебѣ свои товары только изъ-за этого полотна, которое я не могу показать тебѣ.

Таджъ-Эль-Мулукъ настаивалъ, сказавъ: "Я хочу видѣть его", и даже разсердился.

Молодой человѣкъ досталъ изъ-подъ колѣна полотно и сталъ плакать, стонать и рыдать.

-- Судя по твоему поведенію,-- сказалъ ему царевичъ,-- я вижу, что ты разстроенъ, а потому разскажи мнѣ, о чемъ ты плачешь и почему дорожишь этимъ полотномъ.

Молодой человѣкъ при упоминаніи о значеніи для него этого полотна снова сталъ вздыхать и сказалъ:

-- О, государь мой, исторія моя удивительна, и судьба моя имѣетъ отношеніе къ этому кусочку полотна и къ той, которой онъ принадлежалъ, а также къ той, что вышила эти фигуры и эмблемы.

Онъ развернулъ кусочекъ полотна и показалъ изображеніе лани, вышитой шелкомъ и окаймленной золотомъ, насупротивъ этой лани стояла другая лань, вышитая серебромъ, на спинѣ у нея было кольцо червоннаго золота и три казабеха ⁶) изъ хризолита. Царевичъ, увидавъ эту вещь и разсмотрѣвъ, какъ искусно была сдѣлана ея вышивка, вскричалъ:

-- Да прославится совершенство Господа, давшаго человѣку возможность выучиться тому, чего онъ прежде не зналъ!

Онъ страстно захотѣлъ услыхать исторію молодого человѣка и сказалъ ему:

-- Ну, разскажи мнѣ исторію какъ твою, такъ и той, кому принадлежали эти лани.

Вслѣдствіе этого, молодой человѣкъ началъ такъ:

Исторія Азиза и Азизехъ.

Знай, о, государь, что отецъ мой былъ крупный купецъ; дѣтей у него, кромѣ меня, никого не было. У меня была двоюродная сестра, дочь моего дяди, съ которой я воспитывался въ домѣ моего отца, такъ какъ ея отецъ умеръ, но передъ смертью онъ условился съ моимъ отцомъ выдать дочь свою за меня. Такимъ образомъ, когда мы съ нею и выросли, насъ не разлучали. Отецъ мой обратился къ моей матери и сказалъ ей:

-- Въ нынѣшнемъ году намъ надо заключить брачное условіе между Азизомъ и Азизехъ.

Сговорившись съ матерью, онъ сталъ готовиться къ пиршествамъ.

Все это дѣлалось, когда мы жили съ сестрой безъ всякаго стѣсненія и ничего не подозрѣвая. Но она была умнѣе и опытнѣе меня. И когда отецъ мой приготовилъ все къ празднествамъ, и оставалось только заключить условіе моего брака съ двоюродной сестрой, отецъ предложилъ назначить свадьбу послѣ пятничныхъ молитвъ. Онъ пошелъ къ своимъ пріятелямъ-купцамъ и къ другимъ знакомымъ и сообщилъ имъ о своемъ намѣреніи. Къ назначенному дню пріемная комната была вымыта для гостей, мраморный полъ былъ вычищенъ, ковры разостланы, и весь домъ былъ убранъ какъ слѣдуетъ, и стѣны завѣшаны тканями, сотканными съ золотомъ. Гости должны были собраться въ пятницу послѣ молитвы. Отецъ мой пошелъ и заказалъ сладкихъ кушаній и лакомствъ; оставалось только заключить условіе. Мать моя отправила меня въ баню и послала мнѣ туда платье въ высшей степени богатое. Выйдя изъ бани, я надѣлъ новую одежду, сильно надушенную, и въ то время, какъ я ее надѣвалъ, кругомъ меня распространился чудный запахъ.

Теперь мнѣ слѣдовало отправиться въ мечеть; но, вспомнивъ объ одномъ своемъ пріятелѣ, я вернулся поискать его и просить его присутствовать на церемоніи подписанія условія, думая: "Я займусь этимъ, пока не наступило время молитвъ". Для этого я вошелъ въ переулокъ, въ которомъ еще никогда не бывалъ до тѣхъ поръ. Отъ бани и отъ новой одежды меня прошибъ потъ, вслѣдствіе этого запахъ духовъ распространился отъ меня еще сильнѣе. Дойдя до конца переулка, я сѣлъ тамъ на скамейку, положивъ подъ себя бывшій со мной вышитый платокъ. Жаръ былъ нестерпимый; со лба моего капали капли пота, но я не могъ стереть его, потому что платокъ лежалъ подо мною. Только что собирался я вытереть лицо полою своего фараджееха, какъ вдругъ сверху ко мнѣ упалъ бѣлый платокъ. Платокъ этотъ былъ легче вѣтерка, и человѣку взглянуть на него было пріятнѣе, чѣмъ больному почувствовать облегченіе. Я взялъ его и поднялъ голову, чтобы посмотрѣть, откуда онъ упалъ. Глаза мои встрѣтились съ глазами женщины, которой принадлежали эти лани: она выглядывала въ окно съ мѣдной рамой. Такой красивой женщины я никогда не видывалъ: красота ея была неподдающаяся никакому описанію. Увидавъ, что я смотрю на нее, она приложила палецъ къ губамъ и, соединивъ средній палецъ съ большимъ, приложила ихъ къ своей груди. Послѣ этого она отодвинулась отъ окна и закрыла его. Въ сердце мое упала искра и разгорѣлась пламенемъ. Образъ ея вызвалъ у меня тысячу вздоховъ, и я пришелъ въ полнѣйшее смущеніе, ничего не слыша, отъ нея и не понимая того, что она подразумѣвала подъ своими знаками. Взглянувъ снова на окно, я увидалъ, что оно закрыто, и сталъ ждать солнечнаго заката, но ничего не услышалъ и никого не видѣлъ. Не надѣясь болѣе увидѣть ее, я всталъ съ своего мѣста и взялъ съ собою платокъ. Развернувъ его, я почувствовалъ запахъ мускуса; запахъ этотъ такъ очаровалъ меня, что, казалось, я находился въ раю. Когда я совершенно развернулъ платокъ, то изъ него выпала тонкая бумажка, также сильно надушенная роскошными духами, и съ написанными на ней слѣдующими стихами:

Ему письмо послала я сегодня,

Въ немъ жаловалась я на муки страсти,

Которая въ моемъ бушуетъ сердцѣ.

И почеркъ мой не ясенъ былъ и мелокъ:

Вѣдь почерки различные бываютъ.

Поэтому возлюбленный мой молвилъ:

"Но почему твой почеркъ такъ неясенъ

И мелокъ такъ, что виденъ лишь съ трудомъ?"

Я отвѣчала: "Это потому,

Что ослабѣла я и исхудала:

Таковъ и долженъ быть влюбленныхъ почеркъ".

Послѣ этого я взглянулъ на платокъ и увидалъ, какъ онъ хорошъ, и прочелъ любовное стихотвореніе на одномъ изъ его концовъ ⁷), и точно такое же стихотвореніе на другомъ концѣ.

Прочитавъ стихи на платкѣ, я почувствовалъ, что въ сердцѣ у меня запылала любовь, и желаніе мое и смущеніе усилились; взявъ платокъ и бумажку, я отправился съ ними домой, не зная, какимъ образомъ добиться исполненія своихъ желаній, и какъ поступать по отношенію къ своей любви. Домой я пришелъ уже въ половинѣ ночи и засталъ сестру свою въ слезахъ, но, увидавъ меня, она тотчасъ же вытерла глаза и, подойдя ко мнѣ, сняла съ меня верхнее платье и спросила о причинѣ моего отсутствія. Она разсказала мнѣ, что въ домъ къ намъ собрались гости: эмиры, вельможи, купцы и другіе, что приходилъ кади со свидѣтелями и, пообѣдавъ, всѣ сидѣли въ ожиданіи меня, чтобы заключить. брачное условіе, а когда убѣдились, что меня не дождутся, они откланялись и пошли по домамъ.

-- Отецъ твой,-- сказала она,-- страшно на это разсердился и поклялся, что не обвѣнчаетъ насъ раньше, какъ чрезъ годъ, такъ какъ затратилъ на сегодняшній день крупную сумму денегъ. Что такое случилось съ тобой сегодня,-- прибавила она,-- что могло задержать тебя до сихъ поръ? И что за причина твоего отсутствія?

-- Я объяснилъ ей, что со мной случилось, и показалъ ей платокъ, разсказавъ ей все съ начала до конца. Она взяла записку и платокъ и прочла все, что было написано; слезы полились у нея по щекамъ, и она спросила у меня:

-- Что она тебѣ говорила и какіе дѣлала тебѣ знаки?

-- Она слова не сказала,-- отвѣчалъ я,-- но только приложила палецъ къ губамъ и затѣмъ, сложивъ средній палецъ съ большимъ, приложила ихъ къ груди, потомъ указала на землю и послѣ того она отодвинулась и закрыла окно, и болѣе я уже не видалъ ея. Она унесла съ собой мое сердце, я сидѣлъ до заката солнца и ждалъ, не выглянетъ ли она еще изъ окна, но она не показывалась; не надѣясь болѣе увидѣть ее, я всталъ и ушелъ. Вотъ и вся моя исторія; я прошу тебя помочь мнѣ въ этомъ случаѣ.

Выслушавъ меня, она подняла голову и сказала:

-- О, сынъ моего дяди, если бы ты потребовалъ моего глаза, то я вырвала бы его и подала тебѣ. Я считаю своимъ долгомъ помочь тебѣ въ исполненіи твоего желанія, какъ желаю помочь и ей, такъ какъ она любить тебя такъ же, какъ и ты любишь ее.

-- Какъ же объясняешь ты знаки, которые она подала мнѣ?

-- Приложивъ палецъ ко рту,-- отвѣчала сестра,-- она хотѣла сказать, что любитъ тебя, какъ свою душу, и что жаждетъ соединиться съ тобой; что же касается до платка, то онъ служить знакомъ привѣтствія влюбленной предмету своей страсти; записка же доказываетъ, что душа ея плѣнена тобою; приложивъ пальцы къ груди, она говорила тебѣ: чрезъ два дня приходи сюда, для того, чтобы тоска моя разлетѣлась при видѣ тебя ⁸). Знай же, сынъ моего дяди, что она любить тебя и уповаетъ на тебя. Вотъ какъ объясняю я ея знаки, и если бы я могла выходить и дѣйствовать самостоятельно, то я очень скоро соединила бы васъ и прикрыла бы васъ своей одеждой.

-- Услыхавъ то, что она говорила мнѣ,-- продолжалъ молодой человѣкъ,-- я поблагодарилъ ее за то, что она сказала мнѣ, и подумалъ, что буду ждать два дня. Два дня просидѣлъ я дома никуда не выходя, ничего не ѣлъ и не пилъ. Я положилъ голову на грудь своей двоюродной сестры, и она утѣшала меня своимъ разговоромъ и говорила мнѣ:

-- Развеселись и успокойся, а въ назначенный день, одѣвшись, или къ ней.

Она встала, одѣла меня и вспрыснула духами. Я же, собравшись съ духомъ и съ силами, пошелъ и, войдя въ переулокъ, сѣлъ на скамейку; послѣ, чего вскорѣ отворилось окно. Взглянувъ наверхъ и увидавъ дѣвицу, я упалъ въ обморокъ; затѣмъ, очнувшись ті собравшись съ духомъ, я второй разъ посмотрѣлъ на нее и снова лишился чувствъ. Прійдя же въ себя, я увидалъ у нея въ рукахъ зеркало и красный платокъ. Замѣтивъ меня, она засучила рукава, а открывъ всѣ пять пальцевъ, ударила ими и ладонью себя по груди; затѣмъ она подняла руки и убрала сначала зеркало, и потомъ взяла красный платокъ и ушла съ нимъ Она вскорѣ вернулась и опустила его три раза изъ окошка, навертывая его на руку и помахивая имъ и повертывая кругомъ головы; затѣмъ она втянула его въ комнату, заперла окно и ушла, не сказавъ ни слова, оставивъ меня въ совершенномъ недоумѣніи и непониманіи, на что она намекаетъ. Я просидѣлъ тамъ до ночи и въ полночь вернулся домой.

Двоюродную сестру свою я засталъ сидѣвшей, опершись щекою на руку, и со слезами, бѣжавшими по щекамъ. Увидавъ это, я встревожился и огорчился и упалъ въ другомъ углѣ комнаты. Но она вскочила, подняла меня и, снявъ съ меня верхнюю одежду, рукавомъ своимъ вытерла мнѣ лицо и спросила, что со мной случилось. Я разсказалъ ей обо всемъ, что дѣлала дѣвушка; на что она сказала мнѣ:

-- О, сынъ моего дяди, ея знакъ пятью пальцами и рукою я могу объяснить тебѣ такъ: приходи сюда чрезъ пять дней; что же касается до зеркала и того, что она высунула голову въ окошко и вертѣла краснымъ платкомъ ⁹), то это означаетъ: сядь у лавки красильщика и жди, пока не придетъ мой посланный.

Услыхавъ ея слова, я почувствовалъ, какъ огонь вспыхнулъ у меня въ сердцѣ, и я отвѣчалъ ей:

-- Клянусь Аллахомъ, о, дочь моего дяди, ты вѣрно передаешь значеніе ея знаковъ, такъ какъ въ этомъ же переулкѣ я видѣлъ еврейскую красильную лавку.

Я заплакалъ, а сестра сказала мнѣ:

-- Будь же твердъ и рѣшителенъ; вѣдь другіе цѣлые года мучатся любовью и довольствуются только однимъ своимъ чувствомъ, а тебѣ надо потерпѣть только недѣлю. Не погибнешь же ты отъ нетерпѣнія.

Она продолжала утѣшать меня своими разговорами и принесла мнѣ поѣсть. Я взялъ кусочекъ и хотѣлъ съѣсть, но не могъ. Я отказался отъ питья и ѣды и отъ сладости сна; лицо у меня поблѣднѣло, и я сильно измѣнился, такъ какъ я до сихъ поръ не зналъ, что значитъ любовь, и не испытывалъ сильныхъ страстей. Я сталъ совсѣмъ боленъ, и сестра моя, глядя на меня, тоже заболѣла. Она разсказывала мнѣ о страданіяхъ влюбленныхъ для того, чтобы придать мнѣ бодрости и усыпить меня. Когда я просыпался, то находилъ ее бодрствующей и со слезами на глазахъ. Такъ провелъ я данный мнѣ срокъ въ пять дней, когда сестра моя нагрѣла мнѣ воды, вымыла меня, одѣла и сказала:

-- Иди къ ней, и да исполнитъ Аллахъ твое желаніе и даруетъ тебѣ счастье съ твоей возлюбленной.

Такимъ образомъ я вышелъ изъ дома и прошелъ въ переулокъ, а такъ какъ это была суббота, то лавка красильщика была закрыта, и я просидѣлъ около нея до послѣполуденныхъ молитвъ. Солнце пожелтѣло; по городу раздался призывъ къ вечернимъ молитвамъ. Наконецъ наступила ночь, но я не видалъ ея, не слышалъ ея голоса и не получилъ никакого посланія. Я испугался за себя, сидя тутъ въ одиночествѣ, и, вставъ, пошелъ, какъ пьяный, и пришелъ домой.

Войдя въ комнату, я увидалъ сестру свою Азизехъ, державшуюся одной рукой за вбитый въ стѣну гвоздь, а другая ея рука была прижата къ груди, и при этомъ она стонала и декламировала стихи. Закончивъ стихотвореніе, она обернулась ко мнѣ и увидала меня, послѣ чего тотчасъ же вытерла рукавомъ какъ свои слезы, такъ и мои, и, улыбнувшись мнѣ, сказала:

-- О, сынъ моего дяди, да ниспошлетъ Аллахъ тебѣ наслажденіе тѣмъ, что онъ даровалъ тебѣ! Почему ты не остался ночевать у своей возлюбленной?

Услыхавъ то, что она сказала, я ткнулъ ее ногой въ грудь, и она, падая, попала на гвоздь и поранила себѣ лобъ. Взглянувъ на нее, я увидалъ, что лобъ у нея разсѣченъ, и что кровь сочится изъ раны, но она молчала и не произносила ни слова; потомъ она встала, сожгла тряпку и, приложивъ пепелъ къ ранѣ, перевязала себѣ голову и вытерла кровь, набѣжавшую на коверъ, какъ будто ничего особеннаго съ нею не случилось. Затѣмъ она подошла ко мнѣ и, улыбнувшись мнѣ ласково, сказала:

-- Клянусь Аллахомъ, о, сынъ моего дяди, я сказала .это вовсе не для того, чтобы подшутить надъ тобой или надъ ней. У меня сильно болѣла голова, и я была занята уничтоженіемъ кровяныхъ слѣдовъ; но теперь голова прошла, и лобъ больше не болитъ, а потому скажи мнѣ, что случилось съ тобой сегодня.

Я разсказалъ ей все, что сдѣлала со мною въ этотъ день моя красивая незнакомка, и, сказавъ это, я заплакалъ, но она сказала мнѣ:

-- Радуйся, потому что желанія твои осуществятся и ожиданія твои исполнятся. Поистинѣ она выражаетъ тебѣ свое согласіе и только хочетъ испытать тебя и посмотрѣть, терпѣливъ ты или нѣтъ, и искренно ли ты любишь или нѣтъ. Завтра отправляйся къ ней и, ставъ на самомъ видномъ мѣстѣ, посмотри, какіе знаки она будетъ тебѣ дѣлать, такъ какъ счастье твое близко, и горе твое миновало.

Она продолжала утѣшать меня, но я не успокоивался и горевалъ попрежнему. Она поставила передо мною ѣду, но я оттолкнулъ ее ногою и розлилъ все, что было поставлено, и сказалъ:

-- Всѣ влюбленные больны и теряютъ охоту къ ѣдѣ и желаніе спать.

-- Клянусь Аллахомъ, о, сынъ моего дяди,-- сказала она.-- Это вѣрные признаки любви.

Слезы ея вновь потекли, и она, собравъ, что было розлито изъ кушаній, сѣла подлѣ меня и стала развлекать меня въ то время, какъ я молилъ Бога, чтобы поскорѣе наступило утро.

И лишь только наступило утро и стало совершенно свѣтло, я отправился къ своей дѣвицѣ; быстро войдя въ переулокъ, я сѣлъ на вышеупомянутую скамейку, и скоро окошечко отворилось, и она, высунувъ свою головку, засмѣялась. Затѣмъ она ушла и вернулась съ зеркаломъ, съ мѣшкомъ и съ горшкомъ, въ которомъ росло зеленое растеніе; кромѣ того, въ рукахъ у нея была лампа. Прежде всего она взяла зеркало, положила его въ мѣшокъ и, завязавъ мѣшокъ, отбросила его назадъ въ комнату. Послѣ этого она спустила волосы себѣ на лицо и поставила лампу на минуту на зеленое растеніе; затѣмъ, захвативъ съ собой всѣ эти вещи, она ушла съ ними и закрыла окно. Сердце мое сжалось отъ ея тайныхъ знаковъ и таинственныхъ намековъ, такъ какъ она не сказала мнѣ ни слова, и страсть моя возросла и волненіе усилилось.

Я пошелъ со слезами на глазахъ и съ печалью въ сердцѣ и, придя домой, засталъ сестру, сидѣвшую, обернувшись лицомъ къ стѣнѣ; сердце ея изнывало отъ тревоги, горя и ревности, но привязанность ея ко мнѣ не допускала ее сознаться въ страсти и въ мученіяхъ, которыя она испытывала, видя мою сильную любовь и безуміе. Снова взглянувъ на нее, я увидалъ, что голова у нея была перевязана двумя повязками: одной была завязана рана на лбу, сдѣланная по моей винѣ, а другой былъ завязанъ глазъ, разболѣвшійся у нея вслѣдствіе ея постоянныхъ слезъ. Она находилась въ самомъ жалкомъ положеніи, плакала и говорила слѣдующіе стихи:

Гдѣ бъ ни былъ ты, да будешь безопасенъ,

О, ты, уѣхавшій, живешь, какъ прежде

Въ моемъ неизгладимо сердцѣ ты.

Да будетъ Богъ всегда вблизи тебя,

Куда бъ ты ни пошелъ, чтобъ охранять

Тебя отъ горя и судьбы измѣны.

Уѣхалъ ты, и по ночамъ не знаю

Я больше радостей все это время,

Покуда нѣтъ тебя, и градомъ слезы

Изъ глазъ моихъ заплаканныхъ текутъ.

Окончивъ стихи, она взглянула на меня и, увидавъ меня сквозь слезы, вытерла глаза и встала; но отъ чрезмѣрной любви она не могла говорить и молчала въ продолженіе нѣкотораго времени, послѣ чего обратилась ко мнѣ съ такими словами:

-- О, сынъ моего дяди, скажи, что съ тобою сегодня произошло.

Я сказалъ ей все, что, со мною случилось, и она отвѣчала мнѣ:

-- Потерпи, такъ какъ время твоего счастья близко и ты достигъ предмета твоихъ надеждъ. Что же касается до знаковъ, которые, она дѣлала тебѣ зеркаломъ, и затѣмъ положила его въ мѣшокъ, то этимъ она сказала тебѣ: подожди, пока солнце не накатится. Тѣмъ же, что она опустила волосы на лицо, она сказала тебѣ: когда наступитъ ночь;и темныя тѣни ея опустятся на все, что озарялъ дневной свѣтъ, приди сюда; знакъ же, который она тебѣ сдѣлала горшкомъ съ зеленымъ растеніемъ, означаетъ слѣдующія слова: когда ты придешь, то войди въ садъ, который выходитъ въ переулокъ; а знакъ лампой означаетъ слѣдующее: когда войдешь въ садъ, то или туда, гдѣ увидишь свѣтъ лампы, сядь тамъ и жди меня, такъ какъ любовь къ тебѣ сводитъ меня съ ума.

Услыхавъ это объясненіе сестры, я заплакалъ отъ полноты страсти и сказалъ:

-- Сколько разъ ты обѣщала мнѣ, что я буду имѣть успѣхъ; я ходилъ къ ней, но ничего изъ этого не выходило, и объясненія твои оказывались невѣрными.

Сестра засмѣялась и отвѣчала:

-- Тебѣ остается только потерпѣть до конца дня, до сумерекъ и до тѣхъ поръ, пока не спустится мракъ ночи; тогда ты насладишься любовью, и надежды твои осуществятся, а слова мои окажутся вѣрными безъ тѣни обмана,

Она подошла ко мнѣ и начала утѣшать меня ласковыми словами, но. не смѣла болѣе предложить мнѣ ѣды, боясь, что я. разсержусь на нее; въ надеждѣ, что я буду къ ней милостивъ, она только подошла ко мнѣ и сняла съ меня верхнюю одежду, послѣ чего сказала мнѣ:

-- О, сынъ моего дяди, посиди-со мною, чтобъ я могла съ тобою поговорить и занять тебя до вечера, и если будетъ милость Божія, то ночь не пройдетъ безъ того, чтобы ты не соединился съ твоей возлюбленной.

Но я не обратилъ-на нее вниманія, ожидая ночи и. говоря:

-- О, Аллахъ, пошли скорѣе ночь!

Когда стало смеркаться, двоюродная сестра моя горько заплакала и, подавая мнѣ горошину мускуса, сказала:

-- О, сынъ моего дяди, положи это зернышко въ ротъ, а когда ты встрѣтишь твою возлюбленную и она приметъ твою любовь, скажи ей слѣдующіе стихи:

О, вы, влюбленные, я заклинаю

Аллахомъ васъ сказать открыто,

Что долженъ дѣлать юноша тогда,

Когда любовь огнемъ въ душѣ горитъ.

Послѣ этого она поцѣловала меня и взяла съ меня клятву, что стихи, эти я скажу лишь тогда, когда буду уходить.

-- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ я.

Я пошелъ, когда совсѣмъ стемнѣло, и шелъ, пока не нашелъ сада. Калитка оказалась отворенной; войдя въ нее, я увидалъ вдали свѣтъ, къ которому и направился, а подойдя къ нему, нашелъ большой макадъ¹⁰), съ куполомъ изъ слоновой кости и чернаго дерева, посрединѣ подъ куполомъ висѣла лампа. Въ макадѣ лежали шелковые ковры, вышитые золотомъ и серебромъ, а подъ лампой стоялъ большой золотой подсвѣчникъ съ горѣвшей большой свѣчой. Посреди комнаты находился фонтанъ, отдѣланный различными рисунками ¹¹) и рядомъ съ нимъ стоялъ столъ, уставленный мясными блюдами и покрытый шелковой салфеткой. Рядомъ со столомъ стояла большая китайская бутыль съ виномъ и хрустальный кубокъ въ золотой оправѣ; тутъ же стоялъ большой покрытый серебряный подносъ.. Я открылъ, его и увидалъ множество фруктовъ, какъ фиги, гранаты, виноградъ, апельсины, различныхъ сортовъ лимоны, перемѣшанные съ цвѣтами: розами, жасминами, миртами, нарциссами и разными душистыми травами. Меня, все это поразило и восхитило, тревога моя и горе миновали,-- но въ этомъ пріютѣ я не нашелъ, ни единаго созданія Божьяго (да прославится имя Его), не видалъ даже ни единаго раба или рабыни, ни лица, приготовившаго все это.

Я сѣлъ въ этой комнатѣ въ ожиданіи прихода возлюбленной души моей, и жаждалъ, пока не миновалъ первый часъ ночи, затѣмъ второй и третій, но она не появлялась. Меня началъ мучить голодъ, такъ какъ вслѣдствіе сильной страсти я уже давно ничего не ѣлъ. Теперь же, придя въ садъ и убѣдившись, что двоюродная сестра моя совершенно правильно объясняла мнѣ знаки, подаваемые моей возлюбленной, я совершенно успокоился и почувствовалъ голодъ, въ особенности дававшій себя знать вслѣдствіе запаха кушаній, стоявшихъ на столѣ. Предвидя, что исполненіе моихъ желаній близко, и желая съѣсть что-нибудь, я подошелъ къ столу и, поднявъ салфетку-; увидалъ посреди стола фарфоровое блюдо и на немъ четыре жареныя и заправленныя пряностями птицы, окруженныя четырьмя соусниками, въ одномъ изъ которыхъ было сладкое кушанье, въ другомъ -- гранатовыя зерна, въ третьемъ -- баклавехъ¹²), а въ четвертомъ -- катаифъ; такимъ образомъ въ этихъ соусникахъ было и сладкое и кислое. Я поѣлъ катаифа, съѣлъ кусочекъ мяса и, протянувъ руку къ баклавеху, наѣлся имъ досыта, затѣмъ обратился къ варенью и съѣлъ его ложку, двѣ, три, четыре. Кромѣ того, я взялъ кусокъ дичи и кусокъ другого кушанья и, съѣвъ все, я почувствовалъ, что желудокъ у меня наполнился, и я весь ослабъ, такъ что не могъ болѣе сидѣть и, вымывъ руки, я положилъ голову на подушку и заснулъ, не помня, что со мною. Я проснулся отъ палящихъ лучей солнца (такъ какъ я не спалъ уже нѣсколько дней); очнувшись совсѣмъ, я нашелъ у себя на животѣ кучку соли и углей и, встряхнувъ свою одежду, всталъ и осмотрѣлся кругомъ, но ничего не увидалъ. Тутъ я замѣтилъ, что спалъ на голомъ мраморномъ полу, ничего не подостлавъ подъ себя. Это меня сильно смутило и я такъ огорчился, что слезы потекли у меня по щекамъ и мнѣ стало жаль самого себя.

Я направился домой и, вернувшись, засталъ свою двоюродную сестру, ударяющую себя въ грудь рукой и заливающуюся слезами, какъ дождемъ изъ грозовой тучи. Но, увидавъ меня, она быстро встала и, вытеревъ глаза, заговорила со мной нѣжнымъ голосомъ; она сказала:

-- О, сынъ моего дяди, Аллахъ оказалъ тебѣ милости, свое покровительство твоей страсти; особа, которую ты любишь, любитъ тебя взаимно, въ то время, какъ я сижу тутъ, плачу и горюю о разлукѣ съ тобой, такъ какъ ты отвергаешь меня. Молю Господа, чтобъ Онъ не наказалъ тебя за меня!

Она улыбнулась улыбкой человѣка разгнѣваннаго и приласкала меня и, снявъ съ меня верхнюю одежду и повѣсивъ ее, сказала:

-- Клянусь Аллахомъ, отъ тебя не пахнетъ, какъ отъ человѣка, проводившаго время съ своей возлюбленной. Скажи мнѣ, что съ тобою случилось, о, сынъ моего дяди?

И я разсказалъ ей все, что со мною случилось, послѣ чего она второй разъ улыбнулась улыбкой разгнѣваннаго человѣка и сказала:

-- По правдѣ говоря, мнѣ жаль тебя. Да погибнетъ та, что огорчаетъ тебя. Однако женщина эта не дается тебѣ. Клянусь Аллахомъ, о, сынъ моего дяди, я боюсь, чтобъ она тебѣ чего-нибудь не сдѣлала. Знаешь, что соль означаетъ слѣдующее: ты погруженъ въ сонъ и имѣешь такой глупый видъ, что душа смотритъ на тебя съ проклятіемъ, и ты стоишь быть посоленнымъ для того, чтобы желудокъ не выбросилъ тебя. Ты претендуешь числиться среди влюбленныхъ; но влюбленные спать не должны, и твоя претензія на любовь фальшивая. Это она хотѣла тебѣ сказать; но я скажу, что ея любовь фальшивая, потому что, увидавъ тебя спящимъ, она не разбудила тебя; если бъ ея любовь къ тебѣ была искренней, то она разбудила бы. Что же касается до угля, то этимъ она хотѣла сказать тебѣ: "Пусть Господь начернитъ тебѣ лицо¹³) за то, что ты говоришь о любви, а самъ еще дитя, думающій только объ ѣдѣ, питьѣ и спаньѣ". Вотъ какъ объясняю я ея знаки, и да спасетъ тебя Аллахъ (да святится имя его) отъ нея.

Услыхавъ то, что она говорила, я ударилъ себя въ грудь и вскричалъ:

-- Клянусь Аллахомъ, это правда, потому что я заснулъ, а влюбленные не спятъ! Такимъ образомъ я опозорилъ самого себя. Что могло быть недостойнѣе съ моей стороны, какъ ѣсть и спать? Что же теперь дѣлать?

Я страшно заплакалъ и сказалъ сестрѣ:

-- Научи меня, что мнѣ дѣлать, и пожалѣй меня, для того, чтобы Господь Пожалѣлъ тебя, а иначе я умру.

Сестра моя, сильно ко мнѣ привязанная, отвѣчала мнѣ:

-- Клянусь зѣницей своего ока! Сколько разъ говорила я тебѣ, о, сынъ моего дяди, что если бы я могла свободно выходить и дѣлать, что хочу, то я очень скоро соединила бы тебя съ нею, и прикрыла бы васъ своей одеждой; и сдѣлала бы все это только для того, чтобы заслужить твое одобреніе. Съ Божьей помощью, я все-таки соединю васъ, только слушай меня и исполняй, что я скажу тебѣ: отправляйся въ то же самое мѣсто и сядь тамъ, а когда наступитъ ночь, то сядь на прежнее мѣсто и ничего не ѣшь, потому что послѣ ѣды всегда хочется спать; старайся не уснуть, потому что она придетъ туда только по прошествіи четверти ночи и да отстранитъ отъ тебя Господь ея злобу!

Услыхавъ то, что она говоритъ, я обрадовался и просилъ Господа послать скорѣе ночь, съ наступленіемъ которой я.сталъ собираться итти. Сестра моя сказала мнѣ:

-- Если ты встрѣтишься съ нею, то скажи ей вышеупомянутые стихи, когда будешь уходить..

-- Непремѣнно,-- отвѣчалъ я.

Прійдя въ садъ, я увидалъ, что все было.приготовлено точно такъ же, какъ наканунѣ, и тамъ стояли въ изобиліи и кушанья, и вина, и сухіе фрукты, и душистыя травы, и все другое. Войдя въ макадъ и услыхавъ запахъ яствъ, я. захотѣлъ ѣсть. Долго я удерживался, но, наконецъ, не могъ устоять и, вставъ, подошелъ къ столу, поднялъ салфетку и увидалъ блюдо дичи и кругомъ четыре соусника съ различными приправами. Я поѣлъ всего понемногу, и сладкаго и мяса, выпилъ, немного зардеха ¹⁵), и, найдя его очень вкуснымъ, я сталъ пить его полными ложками, пока не напился досыта. Послѣ этого глаза мои стали слипаться, я заснулъ и проснулся, когда солнце уже встало, и нашелъ у себя на животѣ игральную кость, табъ-стикъ ¹⁵), финиковую косточку и зерно рожковаго дерева; а въ комнатѣ не оказалось ничего изъ вещей, стоявшихъ наканунѣ.

Я всталъ, сбросивъ все, что на мнѣ лежало, и въ ярости тотчасъ же ушелъ.. Прійдя домой, я засталъ сестру въ стенаніяхъ; я обругалъ ее и толкнулъ, вслѣдствіе чего она заплакала, а затѣмъ, вытеревъ слезы, подошла ко мнѣ, поцѣловала меня и прижала къ своей груди; но я отшатнулся отъ нея, недовольный собой..

-- О, сынъ моего дяди,-- сказала она мнѣ:-- ты, кажется, опять проспалъ эту ночь!

-- Да, -- отвѣчалъ я, -- а, проснувшись, нашелъ у себя на животѣ игральную кость, табъ-стикъ, финиковую косточку и зерно рожковаго дерева; не знаю, зачѣмъ она это сдѣлала.

Я заплакалъ и, подойдя къ ней, прибавилъ:

-- Объясни мнѣ значеніе этихъ вещей, и научи, какъ мнѣ поступать, помоги мнѣ въ моей нуждѣ....

-- Къ., твоимъ услугамъ, -- отвѣчала она.-- Табъ-стикъ и игральная кость, положенная къ тебѣ на животъ, обозначаютъ, что, по ея мнѣнію, ты пришелъ туда, думая о другомъ. Она хотѣла сказать тебѣ: любви у тебя мало, и потому не ставь себя въ разрядъ влюбленныхъ ¹⁶), финиковой косточкой она говоритъ тебѣ, если бы ты былъ влюбленъ, то сердце твое горѣло бы страстью, и ты не сталъ бы наслаждаться сномъ, такъ какъ сладость любви, какъ финикъ, можетъ спалить сердце огнемъ. Зерно же рожковаго дерева значитъ, что сердце влюбленнаго утомилось, и она говоритъ тебѣ: перенеси разлуку нашу съ терпѣніемъ ¹⁷) Іова.

Отъ этихъ словъ сердце у меня запылало, и горе усилилось до такой степени, что я зарыдалъ и вскричалъ:

-- Господь опредѣлилъ, что я буду засыпать, и въ этомъ будетъ заключаться мое несчастіе. О, дочь моего дяди,-- прибавилъ я,-- жизнью своей заклинаю тебя, употреби какое-нибудь, средство, для того, чтобы я могъ увидѣться съ нею!.

Сказавъ это, я заплакалъ.

-- О, Азизъ, о, сынъ моего дяди!-- отвѣчала она,-- право, я думаю объ этомъ, но ничего еще сказать не могу.. Иди сегодня опять туда, но смотри, не усни, и ты достигнешь своихъ желаній. Это я совѣтую тебѣ, и да будетъ надъ тобою миръ.

-- Если Богу будетъ угодно, то я не усну,-- отвѣчалъ я:-- но я сдѣлаю все, что ты посовѣтуешь мнѣ.

Сестра встала и принесла мнѣ ѣды и сказала:

-- Поѣшь теперь досыта, для того, чтобы тебѣ не захотѣлось ѣсть потомъ.

Я наѣлся досыта, и, когда смерклось, двоюродная сестра моя принесла мнѣ очень хорошую одежду, одѣла меня, умоляла меня повторить моей возлюбленной вышеупомянутые стихи и предупреждала меня противъ сна.

Я ушелъ отъ нея, и, войдя въ садъ, прошелъ прямо въ макадъ и сталъ смотрѣть въ. садъ; я пальцами распяливалъ себѣ глаза и качалъ головой, по мѣрѣ того, какъ ночь становилась темнѣе.. Но, сидя тамъ, я проголодался, запахъ кушаній раздражалъ меня и усиливалъ голодъ, поэтому я пошелъ къ столу и, приподнявъ салфетку, съѣлъ по кусочку, всего, что тамъ стояло, и подошелъ къ бутылкѣ съ виномъ, думая про себя: я выпью одинъ кубокъ -- и выпилъ его, а затѣмъ выпилъ второй и, третій и такъ далѣе до десяти, и обезсиленный уже любовью я опьянѣлъ и упалъ на полъ, какъ убитый. Въ такомъ положеніи я остался до полнаго дня и, проснувшись, увидалъ, что я лежу въ саду, съ громаднымъ, острымъ ножомъ на животѣ, и тутъ же лежалъ мѣдный диргемъ ¹⁸). Задрожавъ отъ страха, я взялъ и то и другое и пошелъ, домой.

Сестру свою я засталъ въ ту минуту, какъ она говорила:

-- Въ этомъ домѣ мнѣ тяжело и скучно, и остается, только плакать.

Войдя, я бросился на полъ.внизъ лицомъ, отбросивъ ножъ и монету, и лишился чувствъ. Прійдя въ себя, я сообщилъ ей, что со мной случилось, и сказалъ:

-- Нѣтъ, мнѣ не достигнуть своихъ желаній.

Она очень опечалилась при видѣ моихъ слезъ, моего отчаянія и сказала мнѣ:

-- Я не могла уговорить тебя постараться не спать; совѣтовъ моихъ ты не слушаешь, и слова свои я трачу попустому.

-- Ради Аллаха, умоляю тебя, -- отвѣчалъ я ей, -- объясни мнѣ значеніе ножа и мѣднаго диргема.

-- Диргемомъ,-- сказала сестра,-- она говорила тебѣ о своемъ правомъ глазѣ ¹⁹) и клялась тебѣ такимъ образомъ: клянусь Создателемъ всего живущаго и своимъ правымъ глазомъ²⁰), что если ты придешь опять и заснешь; то я убью тебя этимъ ножомъ! Я боюсь за тебя, о, сынъ моего дяди, я боюсь ея злобы, и сердце мое такъ болигь за тебя, что я не могу говорить. Если ты увѣренъ въ себѣ, то-есть, если ты, прійдя туда, не уснешь, то иди; но смотри, не засни, и тогда ты достигнешь твоихъ желаній; но если ты пойдешь къ ней и какъ-нибудь заснешь, то она убьетъ тебя.

-- Что же мнѣ дѣлать? О, дочь моего дяди,-- сказалъ я.-- Аллахомъ умоляю тебя, помоги мнѣ въ этомъ горѣ!

-- Охотно,-- отвѣчала она,-- и если ты послушаешься словъ и будешь слѣдовать моимъ указаніямъ, то достигнешь цѣли.

-- Все сдѣлаю,-- сказалъ я.

-- Когда время твоего ухода наступитъ, я скажу тебѣ, что дѣлать,-- отвѣчала она и, прижавъ меня къ своей груди, она уложила меня спать и тихо поглаживала меня по ногамъ до тѣхъ поръ, пока я не уснулъ ²¹). Послѣ чего она взяла вѣеръ и, помѣстившись у меня въ изголовьѣ, обмахивала меня до наступленія вечера и затѣмъ осторожно разбудила меня. Проснувшись, я увидалъ, что она сидитъ съ вѣеромъ въ рукахъ и плачетъ такъ, что слезами было смочено все ея платье. Замѣтивъ, что я проснулся, она вытерла слезы и принесла мнѣ поѣсть. Я отказался отъ ѣды, по она сказала мнѣ:

-- Развѣ я не сказала тебѣ, что ты долженъ слѣдовать моимъ указаніямъ, и поэтому ѣшь.

Я не сталъ противиться и принялся за ѣду. Она клала кусочки мнѣ прямо въ ротъ, и мнѣ оставалось только жевать. Когда я совсѣмъ насытился, она дала мнѣ напиться джуджубоваго настоя ²²) съ сахаромъ; вымыла мнѣ руки, вытерла ихъ полотенцемъ и спрыснула меня розовой водой. Послѣ этого я пріободрился, и когда наступила ночь, она одѣла меня и сказала:

-- О, сынъ моего дяди, бодрствуй всю ночь и не засыпай; потому что сегодня она не придетъ къ тебѣ ранѣе конца ночи, и если Господу угодно, то сегодня вы съ нею увидитесь, но не забудь моего порученія.

Она заплакала; мнѣ стало жаль ее; видя ея горючіе слезы, я спросилъ ее:

-- А какое дала ты мнѣ порученіе?

-- Когда ты будешь уходить отъ нея, то повтори ей тѣ стихи, которые я тебѣ сказала.

Я съ легкимъ сердцемъ ушелъ отъ нея, прошелъ въ садъ, и прямо пробрался въ макадъ, чувствуя себя совершенно сытымъ. Четверть ночи провелъ я безъ сна, и ночь эта казалась мнѣ безконечнымъ годомъ; я продолжалъ бодрствовать двѣ трети ночи и услыхалъ, что пѣтухи уже запѣли. Тутъ я страшно проголодался отъ продолжительнаго ожиданія и, подойдя къ столу, сталъ ѣсть, пока не наѣлся досыта; послѣ чего голова моя отяжелѣла, и я захотѣлъ спать, но вдругъ вдали услыхалъ шорохъ и, вскочивъ, вымылъ руки и ротъ и пріободрился. Вскорѣ она явилась въ сопровожденіи десяти рабынь, какъ полная луна среди планетъ. Она была одѣта въ зеленое атласное платье, вышитое золотомъ; увидавъ меня, она засмѣялась и сказала:

-- Какъ это случилось, что ты бодрствуешь и сонъ не преодолѣлъ тебя? Теперь послѣ того, что ты провелъ безсонную ночь, я вѣрю, что ты влюбленъ, такъ какъ влюбленные отличаются именно способностью не спать ночи отъ полноты своихъ желаній.

Обернувшись къ своимъ рабынямъ, она сдѣлала имъ знакъ, послѣ чего онѣ всѣ вышли, а она подошла ко мнѣ, прижала меня къ своей груди и поцѣловала. Мы проговорили съ нею до утра, когда я собрался уходить, но она удержала меня, сказавъ:

-- Подожди, я хочу нѣчто показать тебѣ и поговорить съ тобой.

Я остался, а она, развернувъ платокъ, достала оттуда кусокъ этого полотна и подала его мнѣ; тутъ я увидалъ этихъ самыхъ ланей, на которыхъ ты смотришь теперь, и, полюбовавшись ими, взялъ ихъ, давъ ей обѣщаніе приходить въ садъ каждую ночь, и простился съ _ нею совершенно счастливый. Отъ радости я забылъ исполнить порученіе сестры.

Отдавъ мнѣ кусокъ полотна съ вышитыми на немъ ланями, она сказала мнѣ:

-- Это работа моей сестры.

-- А какъ зовутъ твою сестру?-- спросилъ я.

-- Зовутъ ее Нуръ-Эль-Гуда,-- отвѣчала она. Пожалуйста береги эту вышивку.

Послѣ этого я простился съ нею и ушелъ, довольный своей судьбой. Вернувшись, я прошелъ къ своей двоюродной сестрѣ и засталъ ее лежащей. Увидавъ меня, она встала и, обливаясь слезами, подошла ко мнѣ и, поцѣловавъ меня въ грудь, сказала:

-- Сказалъ ли ты тѣ стихи, что я поручила тебѣ сказать?

-- Забылъ, -- отвѣчалъ я, -- и забылъ, думая объ этихъ даняхъ.

И я разложилъ передъ нею этотъ кусокъ полотна. Она встала, потомъ опять сѣла и, проливая слезы отъ нетерпѣнія, сказала:

-- О, сынъ моего дяди, подари мнѣ этотъ кусокъ полотна: Я отдалъ ей вышивку, а она, взявъ ее, растянула и стала

смотрѣть. Когда стало темнѣть, она сказала мнѣ:

-- Отправляйся, и да спасетъ тебя Аллахъ! Но, уходя оттуда, скажи ей стихи, которымъ я выучила тебя, и которые ты забылъ.

-- Ну, такъ повтори ихъ мнѣ,-- сказалъ я.

Она повторила, и я отправился.

Войдя въ садъ, я прошелъ прямо въ макадъ и нашелъ возлюбленную свою уже тамъ ожидающей меня. Увидавъ меня, она встала, поцѣловала меня и посадила; мы поѣли и выпили, а утромъ я сказалъ ей стихи:

О, вы, влюбленные, я заклинаю

Аллахомъ васъ сказать открыто,

Что долженъ дѣлать юноша тогда,

Когда любовь огнемъ въ душѣ горитъ.

Выслушавъ ихъ, она съ глазами, полными слезъ, отвѣчала мнѣ:

Свою любовь скрывать онъ долженъ свято

И тайны никому не открывать,

И долженъ быть во всякую минуту

Терпѣнья и покорности примѣромъ.

Я запомнилъ эти стихи, очень довольный, что исполнилъ порученіе сестры, и, простившись, вернулся къ ней. Я нашелъ ее лежащей, а мать моя сидѣла у нея.въ головахъ, и плакала о ней. Когда я. вошелъ въ комнату, мать моя сказала мнѣ:

-- Хорошъ двоюродный брата! Можно, ли оставлять такъ больную дочь своего дяди и не* спросить даже о ея здоровьѣ!

Сестра же, услыхавъ, меня, подняла голову, сѣла и сказала:

-- О, Азизъ, сказалъ ли ты ей тѣ стихи, которые я прочла тебѣ?

-- Да,-- отвѣчалъ, я, и, услыхавъ ихъ, она заплакала и отвѣчала мнѣ тоже, стихами, которые я и запомнилъ.

-- Скажи мнѣ ихъ,-- сказала сестра.

Услыхавъ отвѣтные стихи, она. горько заплакала и продекламировала новые стихи:

Старался онъ терпѣнье сохранить;

Но все-таки не могъ спасти онъ-сердце,

Горячимъ опьяненное желаньемъ.

Послѣ этого она сказала мнѣ:

-- Когда ты снова пойдешь къ ней, то повтори ей эти стихи, которые я только что сказала тебѣ.

-- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ я.

По своему обыкновенію, я пошелъ въ садъ, и передъ уходомъ, я сказалъ своей возлюбленной эти стихи. Она выслушала ихъ, изъ глазъ ея полились слезы, и она отвѣчала такъ:

А если не имѣетъ онъ терпѣнья

Молчать про тайну сердца своего,

То я не знаю лучшаго исхода

Изъ положенья этого, чѣмъ смерть.

Запомнивъ эти стихи, я вернулся домой; и, войдя къ сестрѣ, нашелъ ее въ безчувственномъ состояніи, а мать моя сидѣла у ея изголовья. Услыхавъ мой голосъ, сестра пришла въ себя, открыла глаза и сказала:

-- О, Азизъ, сказалъ ли ты ей стихи?

-- Сказалъ,-- отвѣчалъ я.

Выслушавъ отвѣтные стихи, она заплакала и продекламировала мнѣ новое стихотвореніе. Я повторилъ сказанное ею; выслушавъ меня, она опять лишилась чувствъ и, очнувшись, повторила мнѣ это стихотвореніе:

Мы слышимъ и спѣшимъ повиноваться

И умираемъ съ пламенемъ въ душѣ.

Ты передай привѣтъ мой той, которой

Стараньями былъ нашъ союзъ разстроенъ ²³).

Съ приближеніемъ ночи я по обыкновенію пошелъ въ садъ и увидалъ, что возлюбленная уже ждала меня. Мы поѣли и попили, а утромъ передъ уходомъ я повторилъ то, что велѣла сказать сестра. Выслушавъ стихи, она громко крикнула и въ страшномъ волненіи проговорила:

-- Клянусь Аллахомъ, что говорившая эти стихи умерла!-- Она заплакала и прибавила:-- Горе тебѣ! Не родственница ли та, что посылала съ тобой стихи?

-- Она дочь моего дяди со стороны отца,-- отвѣчалъ я.

-- Не можетъ быть, -- отвѣчала она.-- Клянусь Аллахомъ, если бы она была дочерью твоего дяди, то ты любилъ бы ее такъ же, какъ она любитъ тебя. Ты погубилъ ее, и Господь погубитъ тебя такъ же, какъ ты погубилъ ее! Клянусь Аллахомъ, если бы ты сказалъ мнѣ, что у тебя есть двоюродная сестра, я никогда не сошлась бы съ тобой.

-- Говорю тебѣ по правдѣ, -- отвѣчалъ я, -- что она моя двоюродная сестра, и что она и объясняла мнѣ всѣ знаки, которые ты мнѣ дѣлала, и она-то научила меня, какъ поступать съ тобою: твоей взаимности я добился только благодаря ей.

-- И она знаетъ о нашихъ отношеніяхъ?-- спросила она.

-- Знаетъ,-- отвѣчалъ я.

-- Да пошлетъ тебѣ Аллахъ,-- вскричала она,-- столько же горя, сколько ты причинилъ ей! Иди навѣстить ее, -- прибавила она.

Я пошелъ отъ нея въ страшной тревогѣ и не останавливался до нашей улицы, гдѣ услыхалъ плачъ, и, спросивъ, что это значитъ, получилъ такой отвѣтъ: "Мы нашли Азизехъ мертвою за дверью".

Я вошелъ къ себѣ въ домъ, и мать моя, увидавъ меня, вскричала:

-- Смерть ея на твоей душѣ, и Господь не проститъ тебѣ ея крови. Что ты за двоюродный братъ!

Когда пришелъ мой отецъ, мы приготовили тѣло ея къ погребенію и похоронили, исполнивъ всѣ обычныя церемоніи, наняли читальщиковъ для прочтенія всего Корана на ея могилѣ и пробыли на могилѣ три дня, послѣ чего я вернулся домой, горюя о ней. Мать моя обратилась ко мнѣ, сказавъ:

-- Я хочу узнать, что ты сдѣлалъ ей, и чѣмъ разбилъ ея сердце. Я постоянно спрашивала ее, о, сынъ мой, о причинѣ ея болѣзни, но она не хотѣла сообщить мнѣ. Аллахомъ умоляю тебя, скажи мнѣ, что ты съ нею сдѣлалъ, изъ-за чего она умерла?

-- Ничего я не сдѣлалъ,-- отвѣчалъ я.

-- Пусть Господь накажетъ тебя за нее, -- продолжала мать,-- потому что она ничего не сказала мнѣ и скрыла причину своего несчастія до самой смерти, постоянно сохраняя свою любовь къ тебѣ. Когда же она стала уже кончаться, она открыла глаза и сказала мнѣ:

"-- О, жена моего дяди, дай Богъ, чтобы сынъ твой не былъ обвиненъ за мою кровь и не былъ бы наказанъ за то, что онъ сдѣлалъ со мной. Меня же Господь переноситъ изъ этого тлѣннаго міра въ вѣчность.

"-- О, дочь моя, -- отвѣчала я,-- Господь сохранитъ тебя и спасетъ твою юность!

"И я спросила ее о причинѣ ея болѣзни, но она ничего не отвѣчала мнѣ. Затѣмъ она улыбнулась и сказала мнѣ:

"-- О, жена моего дяди, если сынъ твой пойдетъ туда, куда онъ теперь ходитъ, то попроси его, уходя оттуда, сказать эти двѣ фразы: "Вѣрность хороша, а предательство низко". Я желаю этого изъ состраданія къ нему. Какъ была я ему полезна въ жизни, такъ желаю быть полезной и послѣ смерти.

"Послѣ этого она дала мнѣ одну вещь для тебя и взяла съ меня клятву, что эту вещь я отдамъ тебѣ только тогда, когда увижу, что ты плачешь и жалѣешь о ней. Эта вещь находится у меня, и когда я увижу тебя въ такомъ состояніи, то дамъ ее тебѣ.

-- Покажи ее мнѣ,-- сказалъ я.

Но мать моя не согласилась.

Тутъ я предался удовольствію и забылъ о смерти сестры, такъ какъ голова у меня была не на мѣстѣ и я желалъ проводить цѣлые дни и ночи съ своей возлюбленной. Едва только начало смеркаться, какъ я уже появился въ саду. Тамъ я засталъ свою возлюбленную, нетерпѣливо меня ожидавшую. При видѣ меня она бросилась ко мнѣ, обняла меня и спросила о сестрѣ.

-- Она умерла, -- отвѣчалъ я, -- и мы уже совершили цикръ ²⁴) и прочли Коранъ. Сегодня уже пятая ночь съ ея смерти.

Услыхавъ это, она заплакала и сказала:

-- Развѣ не говорила я тебѣ, что ты убилъ ее? Если бы ты разсказалъ мнѣ о ней передъ ея смертью, я поблагодарила бы ее за ея доброту ко мнѣ: вѣдь она оказала мнѣ услугу, уступивъ тебя мнѣ. Не будь ее, мнѣ бы съ тобой не свидѣться, и я боюсь, чтобъ изъ-за нея тебя не постигло какое-нибудь несчастье.

-- Она простила меня передъ смертью, -- сказалъ я и разсказалъ ей все, что узналъ отъ матери.

-- Ради Аллаха, умоляю тебя,-- вскричала она,-- узнай отъ своей матери, что такое она оставила тебѣ.

-- Моя мать сказала мнѣ, -- продолжалъ я, -- что, умирая, она поручила передать мнѣ слѣдующее: если сынъ твой пойдетъ туда, куда онъ теперь ходитъ, то попроси его, уходя оттуда, сказать эти двѣ фразы: "Вѣрность хороша, а предательство низко".

Возлюбленная моя, услыхавъ это, вскричала:

-- Милость Господня (да прославится имя Его) да будетъ надъ нею, потому что она спасла тебя отъ меня! Я замышляла противъ тебя недоброе, но теперь я ничего противъ тебя несдѣлаю и не побезпокою тебя.

-- Я очень удивился ея словамъ и спросилъ ее:

-- Что же ты хотѣла сдѣлать со мною послѣ нашей взаимной любви и всего, что произошло между нами?

-- Ты любишь меня, но ты молодъ, не научился еще обманывать и не знаешь нашего коварства и лжи. Если бы она была жива, она помогла бы тебѣ, такъ какъ она спасла тебя отъ погибели. Теперь я прошу тебя не говорить ни съ одной женщиной и не отвѣчать никому изъ нашего пола ни старой ни молодой. Берегись, берегись, потому что ты не знаешь коварства женщинъ и лживости ихъ: та, которая объясняла тебѣ мои знаки, умерла, и я боюсь, чтобы ты не попалъ въ какую-нибудь западню, изъ которой некому будетъ выручить тебя послѣ смерти твоей сестры. Какъ я жалѣю дочь твоего дяди! Мнѣ досадно, что я не знала ее передъ смертью и не поблагодарила ее за то, что она для меня сдѣлала! Милость Божья (да прославится имя Его) да будетъ надъ нею, такъ какъ она скрывала свою тайну, а не высказала того, что чувствовала, и не будь ея, ты не сошелся бы со мною. Теперь же я хочу просить, чтобы ты сдѣлалъ мнѣ одолженіе.

-- Что такое?-- сказалъ я.

-- Проводи меня,-- отвѣчала она,-- на ея могилу для того, чтобъ я поклонилась ей и написала бы на ней стихи.

-- Завтра,-- отвѣчалъ я,-- если угодно будетъ Господу, да святится имя Его.

Я провелъ эту ночь съ нею, и она нѣсколько разъ повторяла мнѣ:

-- Какъ жаль, что ты не говорилъ мнѣ о своей сестрѣ до ея смерти!

-- Что означаютъ,-- спросилъ я,-- сказанныя ею слова: "Вѣрность хороша, а коварство низко?"

Но она не отвѣчала мнѣ на это.

Утромъ она встала и, взявъ кошелекъ съ нѣсколькими червонцами, сказала:

-- Вставай и покажи мнѣ могилу; я хочу посѣтить ее, написать на ней стихи и выстроить надъ ней куполъ; хочу также просить о ниспосланіи на нее милости, и раздать эти деньги бѣднымъ, чтобъ они молились о душѣ ея.

-- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ я.

Я пошелъ впередъ, а она шла за мною и раздавала милостыню, а подавая, всякій разъ говорила:

-- Это за упокоеніе души Азизехъ, которая таила свою тайну., пока не испила чашу смерти, и все-таки не открыла своей любви.

. Она продолжала подавать такимъ образомъ, говоря: "за душу Азизехъ", пока мы не пришли къ могилѣ и кошелекъ ея не опустѣлъ. Увидавъ могилу, она упала на нее и горько заплакала. Затѣмъ она взяла тоненькую стамезку и молотокъ и высѣкла на могильной плитѣ слѣдующіе стихи:

Я проходила посрединѣ сада...

Вблизи могилы бѣдной, на которой

Лежали семь цвѣточковъ анемона,

И я спросила: "Чья могила эта?"

Земля отвѣтила: "Смотри съ почтеніемъ

На это мѣсто, вѣдь оно скрываетъ

Любившую любовью безнадежной"'.

И я тогда сказала надъ могилой:

"Да будетъ Богъ съ тобою, жертва страсти,

И да найдешь ты миръ въ селеньяхъ рая!".

Среди твореній Бога крайне жалки

Влюбленныя, когда даже могила

У нихъ одной землей только прикрыта.

О, если бы могла я и умѣла, --

Я въ нѣжный садъ тебя бы превратила

И каждый день тебя бы поливала

Ручьями слезъ сочувственныхъ моихъ.

Послѣ этого она сильно заплакала и встала; я всталъ вслѣдъ за нею, и когда мы вернулись въ садъ, она сказала мнѣ:

-- Аллахомъ умоляю тебя, никогда не покидать меня.

-- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ я.

Такимъ образомъ я продолжалъ попрежнему посѣщать ее; она относилась ко мнѣ ласково и хорошо и часто спрашивала меня о двухъ фразахъ, сказанныхъ "встрою передъ смертью моей матери, и я повторялъ ихъ ей. Я попрежнему ѣлъ, пилъ, бесѣдовалъ и одѣвался въ разнообразныя нарядныя одежды, такъ что сдѣлался плотнымъ и жирнымъ и, не испытывая ни горя ни досады, совершенно забылъ свою двоюродную сестру.

Я наслаждался такъ въ продолженіе цѣлаго года. Въ началѣ новаго года, отправившись однажды въ баню, я освѣжился и надѣлъ чистую одежду, а выйдя изъ бани, я выпилъ кубокъ вина и потянулъ воздухъ, пропитанный духами, распространявшимися отъ моего платья. На сердцѣ у меня ощущалось предчувствіе какой-нибудь бѣды или несчастья, но съ наступленіемъ ночи я все же намѣревался пойти къ своей красавицѣ. Отправившись къ ней опьяненный, я заблудился и зашелъ въ улицу Накибъ и пошелъ вдоль нея. Вскорѣ я встрѣтилъ тамъ старуху, которая несла въ одной рукѣ зажженную свѣчу, а въ другой -- сложенное письмо. Когда я подошелъ къ ней, она со слезами на глазахъ сказала мнѣ:

-- О, сынъ мой, не умѣешь ли ты читать?

-- Умѣю, тетушка,-- отвѣчалъ я.

-- Возьми это письмо, -- продолжала она, -- и прочти его мнѣ.

Она протянула мнѣ письмо, я взялъ его, развернулъ и, прочитавъ его содержаніе, сказалъ ей, что это письмо отъ влюбленнаго къ своей возлюбленной. Услыхавъ это, она очень обрадовалась и, прочитавъ за меня молитву, сказала:

-- Да разсѣетъ Господь твои тревоги и заботы, какъ ты разсѣялъ мои!

Она взяла письмо и ушла отъ меня, но скоро вернулась и, поцѣловавъ мнѣ руку, сказала:

-- О, господинъ мой, пошли Господи (да святится имя Его) счастливую тебѣ молодость и не накажи тебя. Прошу тебя пройти со мною нѣсколько шаговъ до этой двери, потому что онѣ тамъ не вѣрятъ, что написано въ письмѣ; пройди со мною и за этой дверью прочти письмо, а затѣмъ прими мои молитвы за тебя.

-- А что за исторія этого письма?-- спросилъ я.

-- О, сынъ мой,-- отвѣчала она,-- письмо отъ моего сына, который уѣхалъ десять лѣтъ тому назадъ. Онъ уѣхалъ съ товарами и все это время пробылъ на чужбинѣ, такъ что мы потеряли надежду на его возвращеніе, думая, что онъ умеръ. Вдругъ отъ него" пришло письмо, а у него есть сестра, которая и день и ночь плакала о немъ. Когда же я ей сказала, что онъ здоровъ и преуспѣваетъ въ своихъ дѣлахъ, то она мнѣ не повѣрила и сказала: приведи мнѣ кого-нибудь, чтобы прочесть мнѣ это письмо, для того, чтобы сердце мое успокоилось. Ты знаешь, о, сынъ мой, что всѣ, кто любятъ, склонны подозрѣвать все дурное, и потому будь такъ добръ, прочти это письмо, стоя за занавѣской, а сестра его будетъ стоять за дверью, и ты получишь награду за то, что исполнишь просьбу твоихъ единовѣрцевъ и успокоишь ихъ, вѣдь апостолъ Господа (да благословитъ и спасетъ его Богъ!) сказалъ: кто успокоиваетъ огорченнаго человѣка въ его несчастій, того успокоитъ Самъ Господь въ его несчастій, а въ другомъ мѣстѣ говорится: кто сниметъ съ души ближняго одну тревогу міра сего, съ души того человѣка Господь сниметъ въ день страшнаго суда семьдесятъ двѣ тревоги. Я высказала тебѣ просьбу, не откажи мнѣ.

-- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ я, и мы пошли.

Она шла передо мною, я пошелъ за нею, пока мы недошли до большой двери, окованной мѣдью. Она остановилась у этой двери и крикнула по-персидски, и къ намъ тотчасъ же легкой и красивой походкой вышла дѣвушка. Панталоны ея были засучены до колѣнъ, и я увидѣлъ ноги, которыя могли съ ума свести своей красотой. Онѣ казались точно вылитыми изъ алебастра, и на щиколоткахъ у нихъ красовались запястья изъ золота и брилліантовъ. Подолъ своего верхняго платья она держала приподнятымъ на рукѣ съ засученными рукавами. Взглянувъ на ея чудныя руки, я увидалъ по два браслета на каждой, а въ ушахъ у нея были жемчужныя серьги, на шеѣ очень дорогое брилліантовое ожерелье, а на головѣ куфеехъ, совершенно новый,осыпанный драгоцѣнными камнями. Нижняя юбка у нея была подоткнута, какъ будто бы она была занята какой-то работой. Увидавъ меня, она проговорила такимъ звучнымъ и мягкимъ голосомъ, какого я въ жизни не слыхивалъ:

-- О, матушка, такъ это онъ пришелъ прочесть письмо?

-- Да,-- отвѣчала старуха.

Дѣвушка протянула мнѣ письмо. Между ею и дверью было разстояніе не болѣе какъ въ полрода ²⁵); я протянулъ руку, чтобы взять письмо, и для того высунулъ голову и плечи за дверь, но не успѣлъ я опомниться, какъ старуха приложила голову свою къ моей спинѣ и толкнула меня впередъ, и я, взявъ письмо, очутился въ сѣняхъ. Старуха съ быстротою молніи вошла вслѣдъ за мною и прежде всего захлопнула дверь, а дѣвушка, увидавъ, что я уже въ сѣняхъ, подошла ко мнѣ и обняла меня, приживъ къ своей груди; затѣмъ, не выпуская меня изъ объятій, повела въ сопровожденіи старухи со свѣчою въ рукахъ черезъ семь сѣней и затѣмъ вывела въ большую гостиную съ четырьмя диванами, въ которой всадникъ могъ бы играть въ мячъ ²⁶). Она посадила меня и сказала:

-- Открой глаза и осмотрись.

Я осмотрѣлся, совершенно ошеломленный тѣмъ, что со мной сдѣлали, и увидалъ, что нахожусь въ роскошно-убранной съ алебастровыми стѣнами гостиной, съ матрацами, подушками и всѣмъ другимъ изъ парчи. Въ ней были двѣ бронзовыя скамьи и золотое, усыпанное брилліантами и жемчугомъ ложе, годное развѣ только царевичу.

Послѣ этого она сказала мнѣ:

-- О, Азизъ, скажи мнѣ, что для тебя будетъ пріятнѣе: жить или умереть?

-- Жить!-- отвѣчалъ я ей.

-- Если тебѣ пріятнѣе жить,-- продолжала она,-- то ты долженъ жениться на мнѣ.

-- Я не хочу, -- отвѣчалъ я, -- жениться на такой особѣ, какъ ты.

-- Если ты женишься на мнѣ, -- возразила она, -- то спасешься отъ дочери ловкаго Делилеха ²⁷).

-- А кто это дочь Делилеха?-- спросилъ я.

-- Какимъ это образомъ, -- засмѣявшись сказала она,-- ты ея не знаешь, видаясь съ нею въ продолженіе цѣлаго года и четырехъ мѣсяцевъ? Да погубитъ ее Аллахъ (да святится имя его)! На свѣтѣ нѣтъ женщины коварнѣе ея. Сколько людей убила она до тебя, и какія дѣла она дѣлаетъ! И какъ это ты избавился отъ нея, что она еще не убила и не замучила тебя?

Услыхавъ это, я очень удивился и сказалъ ей:

-- О, госпожа моя, какимъ образомъ ты ее знаешь?

-- Я знаю ее такъ же хорошо, какъ старость знаетъ свои надежды, но мнѣ хотѣлось бы узнать отъ тебя все, что произошло между вами, для того, чтобы я могла объяснить, почему ты остался дѣлъ.

Я разсказалъ ей все, что случилось со мною и съ Азизехъ, и дѣвушка вскричала:

-- Да помилуетъ ее Аллахъ!

Глаза ея наполнились слезами, и, услыхавъ о смерти Азизехъ она всплеснула руками и проговорила:

-- Да вознаградитъ тебя Аллахъ за потерю ея, о, Азизъ, такъ какъ она спасла тебя отъ дочери хитраго Делилеха, и не будь ея, ты навѣрное бы погибъ ²⁸). О, мать моя, -- прибавила она, ударивъ въ ладоши,-- приведи кого надо.

Старуха появилась съ четырьмя законными свидѣтелями и зажгла четыре свѣчи. Вошедшіе свидѣтели поклонились мнѣ и сѣли, а дѣвица закрылась изаромъ и поручила одному изъ свидѣтелей заключить за нее условіе. Брачное условіе было заключено, и она заявила, что приданое дополучено сполна, и что она, съ своей стороны, должна мнѣ сумму въ десять тысячъ серебряныхъ монетъ, послѣ чего, она заплатила свидѣтелямъ, и они ушли.

На слѣдующій день мнѣ захотѣлось выйти, но она, смѣясь, подошла ко мнѣ и сказала:

-- Ты, можетъ-быть, думаешь, что войти въ баню такъ же легко, какъ и выйти изъ нея ²⁹). Неужели ты принимаешь меня за такую особу какъ дочь Делилеха? Оставь такія мысли. Ты мнѣ мужъ по Корану и по закону, и если ты находишься во хмелю, то очнись. Домъ, въ которомъ ты находишься, открывается только одинъ разъ въ годъ. Подойди къ выходной двери и посмотри.

Я пошелъ къ двери и увидалъ, что она не только заперта, но и заколочена, и вернувшись сказалъ ей это.

-- О, Азизъ,-- сказала она мнѣ,-- у насъ достанетъ хлѣба, муки, фруктовъ, гранатъ, сахару, мяса, барановъ, птицъ и другой провизіи на много лѣтъ и съ прошедшей ночи у насъ теперь дверь отворится ровно чрезъ годъ.

-- Сила и власть въ рукахъ Божіихъ!-- вскричалъ я.

Она засмѣялась, какъ засмѣялся и я, исполняя ея желаніе, я пробылъ съ нею, пока не прошли всѣ двѣнадцать мѣсяцевъ этого года и у меня не родился сынъ. На первый же день слѣдующаго года я слышалъ, какъ отворилась дверь и люди стали вносить хлѣбъ, муку и сахаръ, а я выразилъ желаніе выйти, но она сказала мнѣ:

-- Подожди до вечера и выйди въ тотъ же часъ, въ который и вошелъ.

Я подождалъ до вечера и только что собрался выйти въ страхѣ и трепетѣ, какъ она сказала мнѣ:

-- Клянусь Аллахомъ, я не выпущу тебя до тѣхъ поръ, пока ты не поклянешься мнѣ, что вернешься сегодня же ночью, прежде чѣмъ запрутъ дверь.

Я обѣщалъ ей исполнить ея желаніе, но она заставила меня дать клятву надъ мечомъ и Кораномъ и приказала поклясться разводомъ, что я вернусь къ ней ³⁰).

Я пошелъ тотчасъ же изъ дому и появился въ саду. Садъ я нашелъ отвореннымъ, какъ обыкновенно, и очень разсердился, думая:

"Цѣлый годъ я былъ въ отсутствіи и, прійдя теперь нечаянно, нахожу, по обыкновенію, садъотвореннымъ. Но мнѣ хочется посмотрѣть, тутъ ли моя возлюбленная, а уже потомъ я пойду къ матери.

Когда я вошелъ въ садъ, уже начало смеркаться и, пройдя въ макадъ, я нашелъ дочь Делилеха сидѣвшей съ головой, (опущенной на колѣни, и подперевъ щеку рукой. Лицо у нея очень осунулось и глаза ввалились. Увидавъ меня, она вскричала:

-- Слава Богу, ты живъ!

Она хотѣла встать, но отъ радости снова упала. Я смутился при видѣ ея и опустилъ голову, но затѣмъ подошелъ къ ней, поцѣловалъ ее и сказалъ:

-- Почемъ ты знала, что я приду къ тебѣ въ это время?

-- Я не знала,-- отвѣчала она.-- Клянусь тебѣ Аллахомъ, я цѣлый годъ не знала сна и просиживала каждую ночь въ ожиданіи тебя; такимъ образомъ я прожила все время съ того самаго дня, какъ ты ушелъ отъ меня, я дала тебѣ новое счастье и ты обѣщалъ вернуться ко мнѣ. Я ждала тебя, но ты не пришелъ ни въ первую ночь, ни во вторую, ни въ третью; такъ я ждала все время, какъ ждутъ влюбленныя; теперь я желаю, чтобы ты разсказалъ мнѣ, но какой причинѣ ты не приходилъ ко мнѣ весь этотъ годъ. Я все разсказалъ ей, и когда она услыхала, что я женился, то страшно поблѣднѣла.

-- Я пришелъ къ тебѣ сегодня вечеромъ,-- сказалъ я ей,-- но ночью долженъ уйти.

-- Ей еще мало,-- вскричала она,-- что она женила тебя на себѣ, обманомъ завлекла къ себѣ, держала въ заключеніи цѣлый годъ, она еще заставила тебя дать клятву, что ты вернешься къ ней до утра, и не хочетъ позволить тебѣ побыть съ матерью и со мной и дать тебѣ возможность провести съ нами ночь! Въ какомъ же положеніи должна была находиться та особа, отъ которой ты былъ отнятъ на цѣлый годъ, хотя я знала тебя раньше, чѣмъ знала она! Помилуй Аллахъ Азизехъ, такъ какъ она выстрадала то, что другимъ не подъ силу выстрадать, переносила все терпѣливо и умерла отъ твоего безсердечія! Она охраняла тебя отъ меня. Я надѣялась, что ты вернешься, и дала тебѣ свободу, хотя могла запереть тебя и убить.

Сказавъ это, она заплакала, пришла въ ярость и съ ненавистью посмотрѣла на меня. Когда я увидалъ, въ какомъ она настроеніи, у меня затряслось подъ жилками, и я испугался ея и съежился, какъ бобъ на огнѣ. Она вдругъ закричала, и на крикъ ея прибѣжало десять женщинъ. Набросившись на меня, онѣ опрокинули меня на землю; и когда я упалъ, то она встала и, схвативъ ножъ, сказала:

-- Я зарѣжу тебя, какъ рѣжутъ козла, и это тебѣ будетъ послѣдней наградой за то, что ты сдѣлалъ съ своей сестрой.

Почувствовавъ себя подъ рабынями, касаясь щекою земли и увидавъ ножъ у нея въ рукахъ, я счелъ смерть свою неизбѣжной и сталъ просить ея пощады; но она только все болѣе и болѣе выходила изъ себя и приказала рабынямъ завязать мнѣ назадъ руки; онѣ, исполнивъ ея приказаніе повалили меня на спину и, сѣвъ на меня, стали держать мнѣ голову. Затѣмъ, двѣ изъ нихъ схватили меня за пятки, а двѣ другихъ сѣли на ноги; послѣ чего госпожа ихъ встала съ двумя другими рабынями, которымъ она приказала бить меня, вслѣдствіе чего онѣ били меня до того, что я лишился чувствъ и не могъ говорить. Прійдя въ себя, я подумалъ, что легче быть зарѣзаннымъ, чѣмъ такимъ образомъ битымъ! Тутъ я вспомнилъ слова Азизехъ, говорившей: "Избавь тебя, Боже, отъ ея злобы!" Я плакалъ и рыдалъ до тѣхъ поръ, пока не охрипъ. Она же стала точить ножъ и сказала своимъ рабынямъ:

-- Откройте его шею!

Но Господь вдохновилъ меня, и я повторилъ двѣ фразы, которыя говорила мнѣ Азизехъ, а именно: вѣрность хороша, а коварство низко. Услыхавъ эти слова, она заплакала и сказала:

-- Да спасетъ тебя Аллахъ! О Азизехъ! Какъ жаль, что ты погибла въ такихъ молодыхъ годахъ! Ты приносила брату своему пользу при жизни и послѣ твоей смерти. Клянусь Аллахомъ!-- сказала она, обращаясь ко мнѣ,-- ты спасъ себя этими двумя фразами; но все-таки я хочу оставить на тебѣ знакъ моего негодованія.

Говоря такимъ образомъ, она нанесла мнѣ тяжелую рану и я лишился чувствъ, но когда я пришелъ въ себя, кровь уже болѣе не шла, и она, давъ мнѣ выпить вина, оттолкнула меня ногой.

Я всталъ, но итти сначала не могъ; а затѣмъ, двигаясь понемногу, добрелъ до дверей дома моей жены. Я нашелъ дверь отворенной и, не помня себя, вошелъ въ нее. Навстрѣчу мнѣ вышла жена моя, которая провела меня въ гостиную, гдѣ я впалъ въ глубокій сонъ, но, проснувшись, я оказался положеннымъ у дверей сада.

Я всталъ въ страхѣ и пошелъ къ себѣ домой, гдѣ засталъ мать горюющей обо мнѣ.

-- Хоть бы мнѣ знать, гдѣ ты теперь, о сынъ мой!-- восклицала она.

Я подошелъ къ ней и бросился къ ея ногамъ, а она, посмотрѣвъ на меня, тотчасъ же увидала, что я нездоровъ. Лицо у меня было желтое и темное; вспомнивъ о двоюродной сестрѣ и о ея добротѣ ко мнѣ, я убѣдился, что она любила меня. Я заплакалъ о ней, и мать моя тоже заплакала и сказала мнѣ:

-- О, сынъ мой, отецъ твой умеръ.

Услыхавъ это, я пришелъ въ ярость и плакалъ до того, что лишился чувствъ; прійдя же въ себя, я посмотрѣлъ на то мѣсто, гдѣ Азизехъ имѣла обыкновеніе сидѣть, и снова сталъ плакать, пока не упалъ въ обморокъ отъ избытка своихъ стенаній. Плакать и стонать я не пересталъ до полуночи, когда мать моя сказала мнѣ:

-- Отецъ твой умеръ десять дней тому назадъ.

-- Я горюю только о своей двоюродной сестрѣ,-- отвѣчалъ я ей,-- потому что я заслужилъ то, что со мной случилось, такъ какъ я пренебрегалъ ею, тогда какъ она любила меня!

-- А что же съ тобой случилось?-- спросила мать.

Я разсказалъ ей все, что со мною случилось, на что она отвѣчала мнѣ:

-- Слава Богу еще, что дѣло кончилось только этимъ, и что она не убила тебя!

Послѣ этого она стала лѣчить мою рану, и я сталъ поправляться и набираться силъ. Она же сказала мнѣ:

-- О, сынъ мой, теперь я дамъ тебѣ то, что сестра твоя вручила мнѣ, потому что вещь эта твоя, но она взяла съ меня клятву, что я отдамъ ее тебѣ только тогда, когда я увижу, что ты помнишь ее, горюешь о ней, и что любовь твоя къ другой кончилась; теперь мнѣ кажется, что все это такъ и есть.

Она встала и, открывъ сундукъ, достала оттуда кусокъ полотна съ вышитыми на немъ ланями, который я когда-то далъ ей. Взявъ его, я нашелъ написанные на немъ стихи, въ которыхъ она жаловалась на свою несчастную любовь ко мнѣ, и изъ платка выпала бумажка съ словами утѣшенія и совѣтовъ.

Прочитавъ и понявъ написанное, я снова заплакалъ, мать моя -- также, а я продолжалъ смотрѣть на вышивку и плакать до самой глубокой ночи. Въ такомъ положеніи я прожилъ цѣлый годъ; послѣ чего нѣсколько купцовъ нашего города, вотъ эти самые, съ которыми я ѣду теперь, стали готовиться въ путь, и мать моя посовѣтовала мнѣ собраться съ ними.

-- Можетъ-быть, путешествіе,-- сказала она,-- разсѣетъ твою тоску; ты будешь отсутствовать годъ, а можетъ-быть, и два и три, пока караванъ не вернется, и сердце твое успокоится.

Она продолжала такимъ образомъ уговаривать меня, такъ что я приготовилъ товаровъ и отправился съ купцами, но слезы мои не высыхали въ продолженіе всей дороги, такъ какъ на каждой остановкѣ я раскладывалъ передъ собою этотъ кусочекъ полотна и смотрѣлъ на вышивку, думалъ о своей двоюродной сестрѣ и плакалъ о ней, какъ ты самъ видишь, потому что она любила меня и умерла вслѣдствіе моей холодности. Я сдѣлалъ ей зло, а она, кромѣ добра, ничего мнѣ не сдѣлала. Теперь купцы возвращаются домой, и я вернусь съ ними; отсутствіе мое продолжалось ровно годъ. Тѣмъ не менѣе, горе мое не уменьшилось, а, напротивъ, усилилось вслѣдствіе того, что я былъ на Камфорскихъ островахъ и въ хрустальномъ дворцѣ.

Этихъ острововъ семь и царствуетъ надъ ними султанъ, но имени Шахъ-Земанъ. У него есть дочь Дунія, и мнѣ сказали, что она-то и вышивала этихъ ланей. Узнавъ это, я непремѣнно захотѣлъ видѣть ее, и потому, лишь только караванъ вошелъ въ страну, я тотчасъ же отправился въ садъ, густо засаженный деревьями. Смотрителемъ сада былъ пожилой шейкъ, и я обратился къ нему съ такими словами:

-- О, шейкъ, кому принадлежитъ этотъ садъ?

-- Дочери царя, султаншѣ Дуніи; мы находимся около ея дворца, и если хочешь позабавиться, то открой эту калитку и можешь полюбоваться растеніями и цвѣтами.

-- Будь такъ добръ,-- сказалъ я ему,-- позволь мнѣ посидѣть въ саду, пока она не придетъ, чтобы я могъ взглянуть на нее.

-- Не вижу ничего дурного въ этомъ,-- отвѣчалъ шейкъ.

Когда онъ это сказалъ, я все-таки далъ ему денегъ, сказавъ:

-- Купи-ка намъ чего-нибудь поѣсть.

Онъ очень обрадовался деньгамъ и, отворивъ калитку, провелъ меня въ садъ; мы прошли съ нимъ въ очень пріятное мѣстечко, куда онъ принесъ чудныхъ плодовъ и сказалъ мнѣ-:

-- Посиди тутъ, пока я не вернусь.

Онъ оставилъ меня, а самъ ушелъ и, спустя нѣкоторое время, вернулся съ жаренымъ барашкомъ, и мы наѣлись имъ досыта. Сердце мое жаждало видѣть султаншу и въ то время, какъ мы сидѣли, калитка вдругъ распахнулась и шейкъ сказалъ мнѣ:

-- Встань и спрячься.

Я тотчасъ же всталъ и спрятался, а черный евнухъ, высунувъ голову, сказалъ:

-- О, шейкъ, нѣтъ ли тутъ кого-нибудь посторонняго?

-- Нѣтъ никого,-- отвѣчалъ шейкъ.

-- Въ такомъ случаѣ затвори выходныя ворота, -- продолжалъ евнухъ.

Шейкъ затворилъ ворота и изъ дворца вышла султанша Дунія. При видѣ ея мнѣ показалось, что луна опустилась на землю. Я смутился и почувствовалъ такое же влечете къ ней,какое жаждущій чувствуетъ къ водѣ; спустя нѣкоторое время, она ушла, и дверь за нею закрылась. Тутъ я ушелъ изъ сада и пришелъ домой, сознавая очень хорошо, что она для меня недоступна. Когда товарищи мои собрались въ путь, я тоже собрался съ ними и мы направились къ твоему городу и здѣсь встрѣтились съ тобою... Вотъ вся моя исторія, и все это случилось со мною, и, да будетъ надъ тобою миръ.

Продолженіе исторіи Таджъ-Эль-Мулука и султанши Дуніи.

Когда Таджъ-Эль-Мулукъ услыхалъ эту исторію, сердце его смутилось любовью къ султаншѣ Дуніи. Вскочивъ на лошадь и взявъ съ собою Азиза, онъ вернулся въ городъ къ отцу, гдѣ далъ ему домъ и снабдилъ его всѣмъ, чѣмъ нужно, послѣ чего отправился къ себѣ во дворецъ. Слезы текли у него по щекамъ (такъ какъ разсказъ можетъ возбуждать такую же любовь, какъ и свиданіе), и въ этомъ положеніи онъ пробылъ до тѣхъ поръ, пока отецъ его не пришелъ къ нему и, увидавъ перемѣну въ его лицѣ, понялъ, что его что-то безпокоитъ.

-- О, сынъ мой, -- сказалъ онъ ему, -- разскажи мнѣ, что съ тобою случилось и отчего ты такъ перемѣнился?

Царевичъ разсказалъ ему все, что онъ слышалъ о султаншѣ Дуніи, и какъ влюбился въ нее по слуху, даже не видя ея, на что отецъ его замѣтилъ ему:

-- О, сынъ мой, вѣдь отецъ ея султанъ, и страна его лежитъ далеко отъ насъ; брось поэтому эту мысль и или во дворецъ къ твоей матери, такъ какъ въ немъ имѣется пятьсотъ рабынь, одна красивѣе другой, и которая бы изъ нихъ ни понравилась тебѣ, ты можешь взять ее; но если ни одна изъ нихъ не понравится, то мы будемъ просить для тебя руки одной изъ царскихъ дочерей, болѣе красивой, чѣмъ султанша Дунія.

-- О, отецъ мой,-- отвѣчалъ онъ.-- Я никого не хочу, кромѣ нея; вѣдь это она вышивала ланей, которыхъ я видѣлъ, и я хочу непремѣнно жениться на ней, или же убѣгу въ пустыню и убью себя отъ любви.

-- Ну, потерпи, сынъ мой, -- сказалъ ему на это отецъ,-- чтобъ я могъ послать къ ея отцу просить у него ея руки и исполнить твое желаніе, какъ было исполнено мое желаніе, когда я женился на твоей матери, и если онъ не дастъ согласія, то я пошлю на него такое войско, что хвостъ его еще будетъ около меня въ то время, какъ голова его будетъ ужъ около него, и разорю все его царство.

Онъ позвалъ къ себѣ молодого человѣка Азиза и сказалъ ему:

-- О, сынъ мой, знаешь ли ты туда дорогу?

-- Знаю, -- отвѣчалъ онъ.

-- Въ такомъ случаѣ,-- продолжалъ царь,-- я желаю, чтобы ты отправился съ моимъ визиремъ.

-- Слушаю и повинуюсь, царь вѣковъ,-- отвѣчалъ Азизъ.

Царь позвалъ своего визиря и сказалъ ему:

-- Устрой, какъ умѣешь, дѣло моего сына, и для того отправляйся на Камфорскіе острова просить руки дочери султана.

-- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ онъ.

Таджъ-Эль-Мулукъ вернулся въ свои покои; болѣзнь и нетерпѣніе его усилились и, упавъ въ обморокъ, онъ очнулся только къ утру. Утромъ же къ нему пришелъ отецъ и, увидавъ, какъ онъ измѣнился въ лицѣ и какъ осунулся, онъ просилъ его потерпѣть и обѣщалъ устроить его бракъ.

Царь снарядилъ Азиза съ визиремъ и далъ имъ съ собою подарки.

Они отправились, и ѣхали день и ночь, пока не увидали Камфорскихъ острововъ, гдѣ остановились на берегу рѣки, и визирь послалъ къ царю гонца съ увѣдомленіемъ о своемъ приближеніи. Черезъ полдня послѣ отъѣзда гонца они вдругъ увидали царедворцевъ и эмировъ, вышедшихъ къ нимъ навстрѣчу. Они явились къ визирю и проводили его къ султану, передъ которымъ визирь разложилъ подарки и остался въ продолженіе четырехъ дней во дворцѣ, а на пятый онъ всталъ и направился къ султану и, стоя передъ нимъ, сообщилъ ему о причинѣ своего прибытія; но султанъ не зналъ, какъ отвѣчать послу, потому что дочь его и слышать не хотѣла о бракѣ, и онъ нѣкоторое время просидѣлъ, опустивъ голову внизъ; затѣмъ, поднявъ ее, взглянулъ на одного изъ евнуховъ и сказалъ ему:

-- Отправляйся къ своей госпожѣ и доложи ей обо всемъ, что ты слышалъ, и о причинѣ прибытія визиря.

Евнухъ ушелъ, но вскорѣ вернулся и сказалъ султану:

-- О, царь вѣковъ, когда я пришелъ къ царевнѣ Дуніи и передалъ ей то, что слышалъ, то она страшно разгнѣвалась, и бросилась на меня съ палкой, чтобы разбить мнѣ голову, но я отбѣжалъ отъ нея, а она сказала мнѣ: "Если отецъ мой заставитъ меня выйти замужъ, то я убью того, за кого меня выдадутъ"..

Послѣ этого султанъ сказалъ визирю и Азизу:

-- Кланяйтесь вашему царю и скажите ему, что дочь моя не хочетъ и слышать о бракѣ.

Вслѣдствіе этого визирь и спутники его вернулись, не исполнивъ порученія, и, прибывъ къ царю, сообщили ему о томъ, что случилось. Услыхавъ такой отвѣтъ, царь велѣлъ военачальникамъ собрать войско и послать ихъ войною, но визирь сказалъ ему:

-- Не дѣлай этого, потому что султанъ не виноватъ; отказала его дочь, которая, услыхавъ о предложеніи, послала сказать: "Если отецъ мой заставитъ меня выйти замужъ, то я убью того, за кого меня выдадутъ, а потомъ убьюсь сама".

Услыхавъ разсказъ визиря, царь испугался за своего сына Таджъ-Эль-Мулука и сказалъ:

-- Если я пойду войною противъ ея отца и захвачу ее, то она убьется.

Онъ сообщилъ сыну все, что произошло, и царевичъ, выслушавъ его, сказалъ:

-- О, отецъ мой, я не могу жить безъ нея, и потому отправлюсь къ ней и буду искать возможности познакомиться съ нею, хотя бы мнѣ пришлось умереть отъ этого. И это я непремѣнно сдѣлаю.

-- Какъ же ты отправишься къ ней?-- спросилъ отецъ.

-- Я отправлюсь, переодѣвшись купцомъ, -- отвѣчалъ онъ.

-- Ну, если уже ты непремѣнно этого хочешь,-- продолжалъ царь, -- то возьми съ собою визиря и Азиза.

Онъ взялъ изъ казначейства для царевича денегъ, купилъ ему товаровъ на сто тысячъ червонцевъ и условился съ нимъ, какъ ему поступать. Съ наступленіемъ вечера царевичъ пошелъ въ домъ Азиза и провелъ тамъ ночь. Но сердце царевича было такъ полно любовью, что ни ѣда ни сонъ не шли ему на умъ, и онъ все время провелъ въ раздумьѣ. Мечтая о своей возлюбленной, онъ плакалъ горькими слезами, и Азизъ, вспоминая о своей сестрѣ, плакалъ вмѣстѣ съ нимъ. Такъ они просидѣли до утра, когда Таджъ-Эль-Мулукъ всталъ и пошелъ къ своей матери. Онъ былъ готовъ къ поѣздкѣ, и мать спросила его, что съ нимъ? Онъ разсказалъ ей все, что случилось,а она, давъ ему пятьдесятъ тысячъ червонцевъ, простилась съ нимъ и, когда онъ ушелъ, стала молиться объ его безопасности и благополучномъ соединеніи съ своей возлюбленной. Царевичъ прошелъ затѣмъ къ отцу и просилъ его позволенія тронуться въ путь; царь далъ ему это позволеніе и, кромѣ того, далъ пятьдесятъ тысячъ червонцевъ и приказалъ раскинуть за городомъ палатку.

Для царевича была раскинута громадная палатка; пробывъ въ ней два дня, Таджъ-Эль-Мулукъ пустился въ путь. Онъ ласково обращался съ Азизомъ и сказалъ ему:

-- О, братъ мой, я не могу разстаться съ тобою.

-- И я точно такъ же,-- отвѣчалъ ему Азизъ,-- и желалъ бы умереть у твоихъ ногъ, только меня тревожатъ мысли о моей матери.

-- Когда мы достигнемъ нашихъ желаній, -- отвѣчалъ ему царевичъ, -- то все будетъ хорошо.

Визирь совѣтовалъ царевичу запастись терпѣніемъ, а Азизъ развлекалъ его, декламируя ему стихи и разсказывая ему исторіи и сказки, и они продолжали ѣхать и день и ночь въ продолженіе двухъ мѣсяцевъ. Такой долгій путь началъ утомлять царевича, а сила его желаній и страсти все увеличивались, такъ что когда они подъѣхали къ городу, онъ былъ очень радъ, и его тревога и горе прекратились.

Въ городъ они въѣхали въ одеждѣ купцовъ, такъ же былъ одѣтъ и царевичъ; подъѣхавъ къ помѣщенію купцовъ, обширному хану, Таджъ-Эль-Мулукъ сказалъ Азизу:

-- Такъ это жилище купцовъ?

-- Да,-- отвѣчалъ Азизъ,-- только это не тотъ ханъ, въ которомъ я останавливался, когда ѣхалъ съ караваномъ; этотъ лучше, чѣмъ тотъ.

Они заставили верблюдовъ своихъ лечь и, сложивъ товары по магазинамъ, отдыхали четыре дня. Визирь научилъ ихъ нанять большой домъ, и они, слушая его совѣта, наняли такой большой домъ, что въ немъ можно было задавать пиры. Они переѣхали въ этотъ домъ, и визирь съ Азизомъ стали измышлять, что бъ имъ сдѣлать для царевича, который мѣста не находилъ отъ бездѣйствія. Визирь прежде всего порѣшилъ, что имъ надо открыть лавку и начать торговлю дорогими тканями, вслѣдствіе этого онъ обратился къ царевичу и Азизу со слѣдующими словами:

-- Если мы будемъ такъ жить, то, конечно, не достигнемъ цѣли; но мнѣ пришла въ голову очень хорошая мысль, если будетъ угодно Господу....

-- Поступай, какъ знаешь,-- отвѣчали они,-- такъ какъ люди въ твои года разумны, въ особенности въ такихъ дѣлахъ. Ты взялся руководить нами, и говори, что выдумалъ.

-- По моему мнѣнію,-- сказалъ визирь, обращаясь къ Таджъ-Эль-Мулуку,-- намъ надо нанять для тебя лавку на рынкѣ, гдѣ продаются ткани, и что тебѣ слѣдуетъ сѣсть въ лавку и продавать, такъ какъ матеріи нужны какъ простому народу, такъ и знатнымъ людямъ, и когда ты сядешь въ лавку, то дѣло уладится само собою, если на то будетъ воля Божія (да святится имя Его), въ особенности принимая въ соображеніе твою миловидность. Азизъ же будетъ твоимъ вѣрнымъ приказчикомъ, и будетъ сидѣть съ тобою и подавать тебѣ товары.

Таджъ-Эль-Мулукъ, услыхавъ это предложеніе, сказалъ:

-- Это хорошая мысль!

И, тотчасъ же одѣвшись въ купеческій нарядъ, онъ всталъ и пошелъ къ своимъ слугамъ, давъ одному изъ нихъ тысячу червонцевъ для найма лавки.

Они всѣ пошли на рынокъ, и когда купцы увидали Таджъ-Эль-Мулука и разглядѣли, какъ онъ красивъ и миловиденъ, они изумились и начали говорить:

-- Неужели Рыдванъ³¹), открывъ двери, рая, оставилъ ихъ безъ присмотра, такъ что этотъ юноша поразительной красоты могъ выйти оттуда?

-- Это, вѣрно, кто-нибудь изъ ангеловъ, -- прибавилъ еще кто-то.

Когда они подошли къ купцамъ, то спросили, гдѣ находится старшина рынка. Купцы повели ихъ къ старшинѣ, сидѣвшему тоже съ купцами. При видѣ приближавшихся незнакомцевъ всѣ они встали и приняли ихъ, и въ особенности старшаго визиря, съ почетомъ, найдя, что онъ достойный почтенный старикъ. При видѣ Таджъ-Эль-Мулука и Азиза, они замѣтили:

-- Шейкъ Амотъ, вѣроятно, отецъ этихъ молодыхъ людей.

-- Кто между вами старшина рынка?-- спросилъ визирь.

-- Вотъ онъ, -- отвѣчали ему.

И визирь, внимательно посмотрѣвъ на него, увидалъ, что онъ старый человѣкъ, солидной и почтенной наружности, окруженный приказчиками и мальчиками. Старшина рынка любезно привѣтствовалъ пришедшихъ и, посадивъ ихъ подлѣ себя, сказалъ:

-- Можетъ-быть, у васъ есть какое-нибудь дѣло, которое мнѣ удастся устроить?

-- Есть,-- отвѣчалъ визирь,-- Я старикъ уже преклонныхъ лѣтъ, а эти молодые люди -- мои дѣти. Я проѣхалъ съ ними много странъ и земель и не пропускалъ города, не проживъ въ немъ цѣлаго года для того, чтобъ они могли посмотрѣть его и познакомиться съ обитателями. Теперь я прибылъ въ вашъ городъ съ намѣреніемъ пожить въ немъ, и поэтому я желаю нанять самую лучшую лавку, чтобы начать торговать, и чтобы молодые люди осмотрѣли городъ и выучились отъ здѣшнихъ жителей общежитію и умѣнью торговать.

-- Вы не останетесь въ убыткѣ,-- сказалъ на это старшина и, посмотрѣвъ на молодыхъ людей, пришелъ въ восторгъ и (Всталъ передъ ними, какъ слуга.

Послѣ этого онъ пошелъ приготовить лавку, которая оказалась посреди рынка, самая красивая и большая, съ отличной обстановкой и съ полками изъ слоновой кости и чернаго дерева. Затѣмъ онъ вручилъ ключи визирю, одѣтому тоже купцомъ, и сказалъ:

-- Да благословитъ Господь твоихъ обоихъ сыновей³²).

Визирь, принявъ ключи отъ лавки, вошелъ въ нее съ своими слугами, которые принесли товары, и приказалъ переносить въ лавки все, что они привезли съ собой. Товаровъ у нихъ было на цѣлое крупное состояніе, всѣ ихъ перенесли въ лавку. Проспавъ эту ночь, визирь повелъ молодыхъ людей утромъ въ баню, гдѣ они вымылись и вволю насладились, послѣ чего вернулись къ себѣ домой, чтобъ отдохнуть, поѣсть и попить, а слѣдующую ночь они совершенно спокойно провели дома. На утро они встали это сна и, сдѣлавъ омовеніе, прочитавъ молитвы, и выпивъ утреннее питье³³), они дождались того времени дня, когда открывались лавки, и, появившись на рынкѣ, тоже открыли лавку. Слуги убрали лавку самымъ прелестнымъ образомъ, устлали ее шелковыми коврами и положили на нихъ два матраца, стоившихъ каждый по тысячѣ червонцевъ, и на каждый матрацъ они положили по обшитой золотой бахромой кожѣ, на какихъ сидятъ только цари. Таджъ-Эль-Мулукъ сѣлъ на одинъ матрацъ, Азизъ -- на другой, а визирь сѣлъ посреди лавки въ то время, какъ слуги стояли передъ ними. Народъ услыхалъ о нихъ и толпился около лавки, а они продавали свои товары. Слава Таджъ-Эль-Мулука разнеслась по всему городу, и слухи объ его красотѣ и привлекательности распространились повсюду. Такъ прошло нѣсколько дней, и народъ продолжалъ къ нимъ стекаться, а визирь уговаривалъ царевича ждать терпѣливо и, поручивъ Азизу смотрѣть за нимъ, пошелъ домой обдумать планъ дѣйствій, который могъ бы принести имъ пользу. Между тѣмъ молодые люди сидѣли и разговаривали, и царевичъ замѣтилъ:

-- Можетъ-быть, кто-нибудь придетъ къ намъ отъ султанши?

Таджъ-Эль-Мулукъ лишился совсѣмъ сна и, томимый страстью, страшно худѣлъ, тѣмъ болѣе, что онъ не могъ ни ѣсть ни пить. Но все-таки онъ былъ красивъ, какъ ясный мѣсяцъ. Сидя однажды въ лавкѣ, онъ вдругъ увидалъ старуху, подошедшую къ нему въ сопровожденіи двухъ рабынь и остановившуюся у его лавки. Залюбовавшись его стройной фигурой и его красивымъ и миловиднымъ лицомъ, она пришла въ восторгъ и сказала:

-- Слава мудрости Того, Кто создалъ тебя! Слава мудрости Того, Кто сдѣлалъ тебя соблазномъ для всѣхъ! Ты, должно быть, не смертный,-- не переставая смотрѣть на него, продолжала она:-- ты, вѣроятно, благородный ангелъ!-- Затѣмъ, подойдя къ нему, она поклонилась и онъ поклонился ей въ отвѣтъ и, вставъ, остановился передъ нею ³⁴) и улыбнулся ей. Все это онъ сдѣлалъ по указанію Азиза; послѣ чего онъ посадилъ ее подлѣ себя и обмахивалъ ее вѣеромъ, пока она не отдохнула:

-- О, сынъ мой!-- сказала она ему.-- Ты -- совершенство красоты и изящества! Здѣшній ты или нѣтъ?

Таджъ-Эль-Мулукъ пріятнымъ, мягкимъ голосомъ отвѣчалъ ей:

-- Клянусь Аллахомъ, о, госпожа моя, я въ жизни ни разу не былъ въ этой странѣ и пріѣхалъ сюда только для того, чтобы повеселиться.

Она, пожелавъ ему успѣха и счастья, сказала:

-- А какого рода ткани привезъ ты съ собою? Покажи мнѣ что-нибудь хорошее, потому что прекрасное должно и носить прекрасное.

Сердце царевича затрепетало при этихъ словахъ; но значеніе ихъ онъ не понялъ и, увидавъ знаки, которые ему дѣлалъ Азизъ, онъ сказалъ старухѣ:

-- У меня есть всевозможныя превосходныя ткани, достойныя царей и царскихъ дочерей. Для кого хочешь ты купить, скажи мнѣ, для того, чтобы я могъ показать тебѣ подходящія вещи?

Этимъ вопросомъ онъ хотѣлъ узнать, что подразумѣвала она подъ своими послѣдними словами.

-- Я желаю ткани, которая бы годилась для царевны Дуніи, дочери султана Шаха-Земана.

Услыхавъ, что дѣло идетъ о его возлюбленной, царевичъ страшно обрадовался и сказалъ Азизу:

-- Принеси самую лучшую имѣющуюся у насъ ткань.

Азизъ подалъ ему кусокъ, который и началъ развертывать.

-- Выбирай, что подойдетъ для нея, -- сказалъ ей царевичъ:-- такихъ товаровъ, какъ у насъ, въ другомъ мѣстѣ не найдешь.

Старуха выбрала матерію цѣною въ тысячу червонцевъ.

-- Какая цѣна этой ткани?-- спросила она.

-- Что?-- сказалъ онъ.-- Да развѣ я стану торговаться съ тобой изъ-за такого пустяка! Слава Богу, Который привелъ тебя ко мнѣ.

-- Призываю на твое чудное лицо благословенія царя вселенной,-- отвѣчала старуха, -- потому что ты, дѣйствительно, привлекателенъ и великодушенъ. Счастлива будетъ та, которую ты полюбилъ, въ особенности, если она будетъ такъ же хороша, какъ и ты.

Царевичъ такъ расхохотался, что упалъ навзничь и подумалъ:

"Черезъ эту старуху могутъ исполниться мои желанія!"

-- О, сынъ мой, какъ тебя зовутъ?-- спросила она.

-- Меня зовутъ Таджъ-Эль-Мулукомъ,-- отвѣчалъ онъ.

-- Вѣдь это царское имя,-- сказала она,-- а ты между тѣмъ одѣтъ купцомъ.

-- Родные его, -- отвѣчалъ Азизъ,-- дали ему такое имя изъ любви къ нему и потому, что придавали ему большую цѣну.

-- Можетъ-быть, -- замѣтила старуха.-- Отстрани, Господи, отъ тебя завистливые взоры, хотя красотой своей ты можешь погубить многихъ.

Взявъ ткань, она ушла, смущенная его миловидностью, любезностью и статностью и, придя къ султаншѣ Дуніи, она сказала ей:

-- О, госпожа моя, какой чудной ткани я тебѣ принесла.

-- Покажи,-- отвѣчала царевна.

-- Вотъ она, госпожа моя,-- отвѣчала старуха,-- поверни и разсмотри ее хорошенько.

Царевна стала смотрѣть ее и вскричала.

-- Поистинѣ, о, няня моя, это чудная ткань, и у насъ въ городѣ такихъ не дѣлаютъ!

-- О, госпожа моя,-- отвѣчала старуха,-- а продавецъ превосходитъ ее красотой. Можно предположить, что Рыдванъ, открывъ двери рая, забылъ ихъ запереть, и продавецъ этой матеріи вышелъ изъ ихъ. Желала бы я, чтобы онъ повидался съ тобой, потому что онъ можетъ вскружить голову всякой, кто только посмотритъ на него. Онъ пріѣхалъ къ намъ въ городъ съ этими тканями ради развлеченія.

При этихъ словахъ старухи царевна засмѣялась,

-- Аллахъ накажетъ тебя, старая хрычевка, -- сказала Дунія,-- за тѣ глупости, что ты говоришь. Ты точно съ ума сошла. Подай-ка мнѣ сюда матерію, -- прибавила она, -- я хочу хорошенько разсмотрѣть ее.

Старуха подала покупку, и царевна, осматривая ее, нашла, что ея очень мало и что она дорога. Но все-таки она не могла на нее налюбоваться, такъ какъ никогда въ жизни не видала ничего подобнаго. А старуха сказала ей:

-- О, госпожа моя, если бы ты видѣла хозяина этой ткани, то согласилась бы, что красивѣе его нѣтъ человѣка на свѣтѣ.

-- Спросила, ли ты у него,-- сказала ей Дунія,-- нѣтъ ли у него какого-нибудь желанія, которое мы могли бы исполнить, и ты исполнила, бы его за насъ?

-- Аллахъ да благословитъ твою догадливость,-- качая голевою, отвѣчала старуха; -- развѣ могутъ быть люди безъ желаній!

-- Такъ, пойди къ нему, -- сказала царевна Дунія,-- поклонись ему и скажи, что я польщена его прибытіемъ въ городъ, и что готова исполнить его желаніе, если таковое у него есть.

Старуха тотчасъ же отправилась къ Таджъ-Эль-Мулуку, сердце котораго при видѣ ея затрепетало отъ радости, и онъ, поднявшись съ своего мѣста, подошелъ къ ней и, взявъ ее за руку, посадилъ подлѣ себя. Отдохнувъ, она передала ему порученіе царевны. Выслушавъ порученіе, онъ страшно обрадовался; грудь его поднялась, и онъ подумалъ, что желаніе его исполняется.

-- Можетъ-быть, -- сказалъ онъ старухѣ,-- ты согласишься передать ей письмо отъ меня и принести мнѣ отвѣтъ?

-- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчала она.

Услыхавъ ея отвѣтъ, онъ сказалъ Азизу:

-- Принеси мнѣ рожокъ съ чернилами, бумаги и мѣдное перо.

Азизъ исполнилъ его приказаніе, и царевичъ написалъ слѣдующіе стихи:

Тебѣ письмо пишу, моя богиня,

И говорю я въ немъ про муки ада,

Въ которыхъ лишь разлука виновата,

Въ письмѣ этомъ тебѣ я сообщаю

Про пламя страстное души моей;

А, во-вторыхъ, горячее желанье

Мое и нетерпѣнья пытку; въ-третьихъ,

Конецъ моей и жизни и терпѣнья;

Въ-четвертыхъ, что вся бурность остается

Моей любви; а въ-пятыхъ, вопрошаю,

Когда тебя увижу я? Въ-шестыхъ,

Когда союза нашего наступитъ день?

Внизу же онъ прибавилъ: "Это письмо отъ плѣнника желаній, заключеннаго въ темницу, откуда можетъ освободить его только свиданіе, хотя бы съ призракомъ предмета его надеждъ, такъ какъ онъ терпитъ невыразимыя страданія отъ разлуки съ возлюбленной". Тутъ у него полились слезы, и онъ прибавилъ еще слѣдующіе стихи:

Пишу тебѣ я, проливая слезы,

И слезы катятся изъ глазъ моихъ

Струею непрерывною теперь.

Но уповаю я на милость Бога,

Что часъ придетъ, когда на заключенье

Союза нашего Онъ согласится.

Затѣмъ онъ сложилъ письмо, запечаталъ его и передалъ старухѣ, сказавъ:

-- Отдай это султаншѣ Дуніи.

-- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчала она,

-- А это тебѣ отъ меня подарокъ,-- сказалъ царевичъ, вручая ей тысячу червонцевъ.

Старуха взяла золото и пошла, благословляя его.

Она шла не останавливаясь, пока не прешла къ султаншѣ Дуніи, которая, увидавъ ее, сказала.-- Ну что, няня, просилъ онъ сдѣлать для него?

-- Вотъ, о, госпожа моя,-- отвѣчала старуха,-- письмо отъ него къ тебѣ, а что онъ пишетъ -- я не знаю.

Она подала царевнѣ письмо, и та, взявъ его, стала читать и, понявъ, вскричала:

-- Кто онъ такой, и что у него за надежды, что, будучи купцомъ, онъ осмѣливается вступать со мною въ переписку? Если бы у меня не было страха Божьяго,-- закрывъ лицо руками, прибавила она,-- то я велѣла бы его распять надъ его же лавкой.

-- Что же написано въ этомъ письмѣ,-- спросила ее старуха,-- что такъ могло разсердить тебя? Жалуется ли онъ въ немъ на притѣсненіе, или же спрашиваетъ плату за ткань?

-- Горе тебѣ!-- вскричала царевна.-- Онъ пишетъ все не объ этомъ, а говоритъ о.своей любви и привязанности, и въ этомъ виновата ты. Если бы это было не такъ, то какъ осмѣлился бы этотъ дьяволъ произносить подобныя слова?

-- О, госпожа моя,-- отвѣчала старуха,-- ты живешь въ такомъ высокомъ дворцѣ, что до тебя не добраться даже летающей птицѣ. Аллахъ да спасетъ тебя отъ порицанія и злословія. Чего тебѣ бояться лая собакъ? Не сердись на меня за то, что я принесла, тебѣ письмо, не зная его содержанія, но все-таки я думаю, что тебѣ слѣдуетъ написать ему отвѣтъ, и погрозить ему; смертью, и запретить ему обращаться къ тебѣ съ. подобными словами, и онъ будетъ бояться и впередъ поступать такъ не будетъ..

-- Я боюсь писать ему, -- сказала Дунія, -- чтобы не дать повода еще обращаться ко мнѣ.

-- Когда онъ услышитъ угрозу,-- отвѣчала старуха,-- и обѣщаніе предать его наказанію, онъ броситъ свою блажь.

-- Ну, такъ принеси мнѣ чернила, бумаги и мѣдное перо,-- сказала она,-- и, когда все было принесено, она написала слѣдующіе стихи:

Любви,ночей безъ сна, тяжелыхъ мукъ

И чувствъ горячихъ страсти и тревоги

Искатель. Неужели все желаешь

Свиданія съ луною ты, безумецъ?

Никто не можетъ отъ луны добиться,

Чтобы она назначила свиданье.

Совѣтую тебѣ я отказаться

Отъ своего намѣренья теперь;

Имѣй терпѣнье, такъ какъ угрожаетъ

Тебѣ опасность. Если снова ты

Употребишь, подобныя слова,

То я явлюсь къ тебѣ для наказанья,

И въ высшей мѣрѣ строгаго притомъ.

Клянусь я тѣмъ, кто создалъ человѣка

Съ горячей кровью, свѣтъ луны и солнца,

Что если повторишь ты предложенье,

То разопну тебя я непремѣнно

На первомъ встрѣчномъ дерева стволѣ.

Затѣмъ она сложила письмо и отдала его старухѣ, сказавъ ей:

-- Отдай ему это письмо и скажи ему, чтобы онъ воздержался отъ этихъ словъ.

-- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчала она.

Она взяла письмо, довольная своей судьбой, и отправилась къ себѣ домой, гдѣ провела ночь, а утромъ пошла къ лавкѣ, гдѣ Таджъ-Эль-Мудукъ уже ждалъ ее. Увидавъ ее, онъ чуть не подпрыгнулъ отъ радости, и когда она приблизилась, то всталъ, подошелъ къ ней и посадилъ ее подлѣ себя. Она же подала ему-письмо, сказавъ:

-- Прочти,-- и затѣмъ прибавила: -- когда султанша Дунія прочла твое письмо, то она пришла въ негодованіе; но я начала ее уговаривать и шутить съ нею, пока не заставила ее засмѣяться, и она сжалилась надъ тобою и отвѣтила тебѣ.

Царевичъ поблагодарилъ ее за это и, приказавъ Азизу дать ей тысячу червонцевъ, прочелъ письмо и понялъ его. Онъ такъ горько заплакалъ, что старухѣ стало его жаль, и слезы его тронули ее.

-- О, сынъ мой!-- сказала она ему.-- Что такое она написала тебѣ, что ты такъ плачешь?

-- Она грозитъ, что убьетъ меня и разопнетъ, -- отвѣчалъ онъ,-- и запрещаетъ мнѣ писать ей; но если я не стану писать, то смерть предпочту жизни; поэтому возьми отвѣтъ на ея письмо и пусть она поступаетъ, какъ знаетъ.

-- Ради твоей юности, -- отвѣчала старуха,-- я рискну для тебя своей жизнью и помогу тебѣ достигнуть твоего желанія и сдѣлаю для тебя то, чего тебѣ хочется.

-- Что бы ты ни сдѣлала,-- сказалъ Таджъ-Эль-Мулукъ,-- я за все былъ бы тебѣ благодаренъ; и судьбу мою рѣшишь ты, потому что въ такихъ дѣлахъ ты опытна и къ интригамъ ты привыкла, такъ что все трудное тебѣ будетъ легко, а Господь можетъ сдѣлать все.

Онъ взялъ бумагу и написалъ такіе стихи:

Она грозитъ мнѣ казнью. Что за радость!

Вѣдь казнь мнѣ будетъ только облегченьемъ,

Отрадой -- смерть. Смерть лучше долгой жизни

Безрадостной и угнетенной мукой

И жгучимъ пламенемъ любви къ тебѣ.

Молю тебя Аллахомъ посѣтить

Любящаго любовью безнадежной;

Вѣдь я твой рабъ, а рабъ всегда въ плѣну.

Владычица моя, хоть сожалѣнье

Имѣй ты къ страсти пламенной моей.

Вѣдь тотъ, который чистыхъ сердцемъ любитъ,

Вполнѣ достоинъ сожалѣнья всѣхъ.

Написавъ письмо, онъ тяжело вздохнулъ и заплакалъ такъ, что старуха заплакала съ нимъ же, послѣ чего она взяла письмо и сказала ему:

-- Будь счастливъ и веселъ, такъ какъ твое желаніе я для тебя исполню.

Она встала и оставила его, какъ на горячихъ угольяхъ, и прошла къ царевнѣ Дуніи, которую нашла съ мрачнымъ лицомъ и негодующей на первое письмо Таджъ-Эль-Мулука. Когда она подала ей второе письмо, негодованіе ея усилилось, и она сказала старухѣ:

-- Не говорила ли я тебѣ, что онъ станетъ насъ безпокоить?

-- Неужели какая-нибудь собака,-- возразила старуха,-- можетъ надѣяться на твое вниманіе?

-- Иди къ нему,-- сказала султанша Дунія,-- и скажи ему: если ты еще разъ напишешь ей, то она срубитъ тебѣ голову.

-- Напиши лучше это ему въ письмѣ, -- сказала её старуха,-- а я снесу его, для того, чтобы онъ еще сильнѣе испугался.

Она взяла бумагу и написала слѣдующіе стихи:

О ты, который потерялъ отъ ряда

Бѣдъ голову и не имѣетъ силы

Союзъ тобой желаемый устроить.

Безумецъ, неужели думать можешь

Достигнуть ты Эссухи, если даже

Ты на луну никакъ попасть не можешь?

Какъ можешь ты дерзать имѣть надежду

На нашъ союзъ, и стройный какъ копье

Мой станъ держать въ объятьяхъ? Этотъ планъ

Оставить навсегда обязанъ ты

Подъ страхомъ предъ моей тебѣ угрозой

Про день несчастія, когда твои

Всѣ волосы мгновенно посѣдѣютъ.

Завернувъ это письмо, она подала его старухѣ, которая, взявъ его, отправилась съ нимъ къ Таджъ-Эль-Мулуку. При видѣ ея онъ всталъ и сказалъ:

-- Молю Бога Никогда не лишать меня счастья твоего появленія.

-- Получи отвѣтъ на твое письмо,-- отвѣчала старуха.

Онъ взялъ бумагу и прочелъ ее и, горько заплакавъ, сказалъ:

-- Теперь я желаю, чтобы кто-нибудь убилъ меня, потому что смерть легче моего настоящаго состоянія.

Онъ взялъ чернила, перо и бумагу и написалъ письмо въ такихъ стихахъ:

О, ты, моя надежда, не упорствуй

Въ презрѣніи и злобѣ, но блаженство

Свиданья дай влюбленному, который

Весь поглощенъ своей горячей страстью.

Не думай, что я въ силахъ пережить

Твое сопротивленье, что душа

Моя не разорвется отъ утраты

Мучительной возлюбленной моей.

Онъ завернулъ письмо и подалъ его старухѣ, сказавъ:

-- Я понапрасну утомилъ тебя.-- И, снова приказавъ Азизу дать ей тысячу червонцевъ, онъ прибавилъ: -- О, мать моя, послѣ этого письма долженъ послѣдовать или союзъ или полный разрывъ.

-- О, сынъ мой,-- отвѣчала старуха, -- клянусь Аллахомъ, что я желаю для тебя только счастья, и желаю, чтобъ она сошлась съ тобою, потому что ты -- ясный мѣсяцъ, а она -- восходящее солнце, и если я не соединю васъ, то жизнь я прожила напрасно. Всю жизнь я хитрила и обманывала и такимъ образомъ дожила до девятидесятаго года, такъ неужели теперь мнѣ не удастся соединить васъ двоихъ?

Пожелавъ ему всего хорошаго и успокоивъ его, она ушла и, не останавливаясь, дошла до султанши Дуніи, но записку она спрятала къ себѣ въ волосы и, поговоривъ со своей госпожой, она почесала въ головѣ и сказала:

-- О, госпожа моя, не причешешь ли ты мнѣ голову, потому что я давно не была въ банѣ.

Султанша Дунія засучила себѣ рукава до локтей и распустила волосы старухи, изъ которыхъ тотчасъ же вывалилась бумажка. Султанша Дунія, увидавъ ее, сказала:

-- Что это за бумажка?

-- Вѣроятно,-- отвѣчала старуха,-- когда я сидѣла въ лавкѣ, то ко мнѣ пристала эта бумажка. Дай-ка мнѣ ее, я верну ее туда.

Но султанша Дунія уже развернула ее и прочла и, понявъ ея содержаніе, вскричала:

-- Это твои штуки, и если бы ты не вынянчила меня, я сама расправилась бы теперь съ тобой. Господь наказалъ меня чрезъ этого купца, и все, что я испытала отъ него, устроила ты. Я не знаю, изъ какой страны явился этотъ человѣкъ. Никто другой, кромѣ него, не позволилъ бы себѣ такой со мной дерзости. Я боюсь, что это происшествіе, случившееся со мной, какъ-нибудь откроется, и окажется, что молодой человѣкъ не изъ нашихъ родственниковъ, и даже не равный мнѣ по происхожденію.

-- Нѣтъ,-- возразила ей старуха,-- никто противъ тебя слова не скажетъ изъ боязни передъ тобою и передъ властью твоего отца и если ты отвѣтишь ему, ничего дурного изъ этого не выйдетъ.

-- Ахъ, няня, -- отвѣчала царевна, -- вѣдь онъ настоящій дьяволъ. Какъ смѣлъ онъ писать такимъ образомъ и не побоялся власти султана? Это меня просто ужасаетъ, вѣдь если онъ дастъ приказъ убить его, это будетъ ужасно, а если я оставлю его безъ наказанія, то онъ станетъ еще наглѣе.

-- Напиши ему письмо,-- отвѣчала старуха,-- и это, можетъ-быть, остановитъ его.

Царевна велѣла подать себѣ бумаги, чернилъ и перо и написала. ему слѣдующіе стихи:

Хотя тебя не разъ я упрекала,

Но все еще большое заблужденье

Тебя одушевляетъ. Сколько разъ

Должна моя рука писать стихами,

Чтобъ переписку запретить тебѣ?

Но при препонѣ каждой у тебя

Все вырастаетъ жарче пламя страсти.

Позволю я тебѣ скрывать свою

Глубоку тайну. И свою любовь

Скрывай въ душѣ и больше никогда

Ее высказывать не думай, такъ какъ,

Когда ты выскажешь, то и взглядомъ

Тебя не удостою. Если ты

Рѣшишься повторить, что говорилъ,

То ворономъ разлуки возвѣщенъ

Удѣлъ твой будетъ. Скоро смерть тебя

Возьметъ съ собою и покоя мѣсто

Найдешь ты подъ землей. Семью твою,

Обманутый, оставишь ты въ печали,

Когда мечи любви здѣсь не допустятъ

Побѣга и тебя удержатъ здѣсь.

Сложивъ письмо, она отдала его старухѣ, которая, взявъ его, пошла съ нимъ къ Таджъ-Эль-Мулуку и вручила ему, и онъ, прочитавъ посланіе, убѣдился, что она жестокосердная, и что ему не добиться свиданія съ нею. Онъ разсказалъ о своемъ горѣ визирю и просилъ его совѣта.

-- Тебѣ остается только одинъ исходъ,-- отвѣчалъ визирь,-- а именно: ты долженъ написать еще письмо, въ которомъ просить Бога наказать ее.

-- Братъ мой, Азизъ, -- сказалъ тогда царевичъ, -- напиши вмѣсто меня, какъ умѣешь.

Азизъ взялъ бумаги и написалъ слѣдующіе стихи:

Я главными святыми заклинаю

Тебя, о, Господи, спаси меня;

Перенеси ты всѣ мои страданья

На ту, которая ихъ причинила.

Ты знаешь, какъ мои жестоки муки

Отъ пламени, которымъ я горю.

Возлюбленной моей сурово сердце,

И мнѣ сопротивляется она,

И не имѣетъ жалости ко мнѣ.

Доколѣ будетъ жить въ моей душѣ,

Наполненной печали, та страсть?

Доколѣ издѣваться она будетъ

Надъ слабостью моею? Приближаюсь

Къ концу страданій и нигдѣ не вижу

Я помощи въ бѣдѣ моей, о, Боже!

Азизъ сложилъ письмо и подалъ его Таджъ-Эль-Мулуку,который прочелъ его, нашелъ его хорошимъ и передалъ, старухѣ.

Старуха и;яла письмо и снесла царевнѣ. Царевна, прочитавъ и понявъ его значеніе, пришла въ страшное негодованіе и вскричала:

-- Все, что случилось со мною, случилось изъ-за этой злонамѣренной женщины!

Она позвала своихъ рабынь и евнуховъ и сказала:

-- Схватите эту лукавую старуху и бейте ее своими туфлями,

Всѣ бросились бить ее туфлями и били, пока она не лишилась чувствъ. Когда же она пришла въ себя, то султанша Дунія сказала ей:

-- Ахъ ты, скверная старуха, не будь во мнѣ страха Божьяго (да святится имя Его), я убила бы тебя! Бейте ее еще,-- сказала она, обращаясь къ своей прислугѣ.

И старуху стали бить снова до тѣхъ поръ, пока она не лишилась чувствъ; послѣ чего она приказала выбросить, ее за двери, и ее потащили внизъ лицомъ и вытащили ее за дверь.

Когда старуха пришла въ себя, она встала и, едва передвигая ноги, добралась до своего дома. Подождавъ до утра, она встала и отправилась къ Таджъ-Эль-Мулуку, которому разсказала все, что съ нею случилось. Это его очень смутило, и онъ сказалъ ей:

-- Мы очень огорчены, о, мать моя, тѣмъ, что съ тобой случилось, но все дѣлается такъ, какъ рѣшено судьбой.

-- Будь счастливъ и благополученъ, -- отвѣчала она, -- потому что я не сложу рукъ до тѣхъ поръ, пока не доставлю тебѣ съ нею свиданія и пока не добьюсь, чтобы тебя приняла эта злая женщина, измучившая меня побоями.

-- Скажи мнѣ,-- сказалъ ей царевичъ,-- по какой причинѣ она ненавидитъ мужчинъ?

-- Она ненавидитъ,-- отвѣчала старуха, -- послѣ того сна, который она видѣла.

-- А что это былъ за сонъ?-- спросилъ онъ.

-- Заснувъ однажды,-- отвѣчала она,-- она увидала птицелова, разставлявшаго сѣти и разсыпавшаго кругомъ пшено и усѣвшагося тутъ же неподалеку. Всѣ летавшія кругомъ птицы подлетали къ этимъ сѣтямъ. Между прочими птицами были голубокъ и голубка, и вдругъ ножка голубка запуталась въ сѣть, и онъ началъ биться. Всѣ другія птицы въ страхѣ разлетѣлись, но голубка вернулась къ голубку и стала летать кругомъ него, и, спустившись на сѣть, клювомъ расширила петлю, и въ то время, какъ птицеловъ не смотрѣлъ на раскинутую сѣть, она освободила ногу голубка, и они оба улетѣли. Послѣ этого птицеловъ поправилъ сѣть и сѣлъ на нѣкоторомъ разстояніи. Вскорѣ птицы прилетѣли снова, и въ сѣти попалась голубка; послѣ чего.всѣ птицы разлетѣлись, и голубокъ улетѣлъ тоже и не вернулся болѣе къ своей подругѣ; птицеловъ пришелъ и, вынувъ голубку, убилъ ее. А султанша Дунія проснулась въ сильномъ страхѣ и сказала: "Всѣ мужчины похожи на такого голубка и не умѣютъ любить женщинъ".

Когда старуха окончила разсказъ, царевичъ сказалъ ей:

-- О, мать моя, какъ бы мнѣ хотѣлось хоть разокъ взглянуть на нее, хотя бы для этого мнѣ пришлось рисковать своею жизнью: выдумай что-нибудь, чтобы показать ее мнѣ.

-- Ну, такъ знай,-- отвѣчала старуха,-- что у нея есть садъ, примыкающій къ ея дворцу, и она каждый мѣсяцъ на десять дней переселяется въ этотъ садъ. Теперь наступило время ея переселенія, и когда она соберется въ садъ, я приду къ тебѣ увѣдомить тебя, для того, чтобы ты могъ пойти туда и увидать ее, но изъ сада не уходи, потому что очень можетъ быть, что, увидавъ твое красивое и пріятное лицо, сердце ея тронется, и она почувствуетъ любовь.

-- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ онъ и, вставъ, они вмѣстѣ съ Азизомъ покинули лавку и, взявъ съ собой старуху, отправились домой и показали ей свое мѣсто жительства.

-- О, братъ мой,-- сказалъ царевичъ Азизу,-- теперь лавка мнѣ болѣе не нужна, такъ какъ я достигнулъ цѣли, ради которой завелъ ее и дарю ее тебѣ со всѣмъ, что въ ней есть, потому что ты поѣхалъ со мной въ чужіе края и бросилъ свою родину.

Азизъ принялъ этотъ подарокъ, и они сѣли бесѣдовать: Таджъ-Эль-Мулукъ спрашивалъ, что онъ думаетъ насчетъ всѣхъ этихъ обстоятельствъ, а Азизъ разсказывалъ ему о томъ, что случилось съ нимъ. Затѣмъ, обращаясь къ визирю, они сообщили ему о намѣреніи царевича и спросили его, что тутъ дѣлать.

-- Пойдемте въ садъ,-- отвѣчалъ онъ.

Всѣ они одѣлись въ богатое платье и пошли въ сопровожденіи трехъ мамелюковъ прямо въ садъ. Садъ былъ засаженъ деревьями и въ немъ протекали ручейки, а, у воротъ сидѣлъ смотритель. Они ему поклонились, и онъ отвѣтилъ на поклонъ, а визирь подалъ ему сто червонцевъ, сказавъ:

-- Прошу тебя принять эти деньги и купить намъ чего-нибудь поѣсть, потому что мы чужестранцы и вотъ со мною юноши, которыхъ мнѣ хотѣлось бы позабавить.

Смотритель сада взялъ деньги и отвѣчалъ:

-- Войдите и позабавьтесь, какъ будто бы садъ этотъ принадлежитъ вамъ, и присядьте, пока я не принесу вамъ чего-нибудь поѣсть.

Онъ отправился на рынокъ, а визирь и Таджъ-Эль-Мулукъ и Азизъ вошли въ садъ, послѣ того какъ смотритель пошелъ на рынокъ. Вскорѣ, однакоже, онъ вернулся и принесъ жареннаго барашка, котораго и поставилъ передъ ними. Они поѣли, вымыли руки, и сѣли бесѣдовать.

-- Скажи мнѣ,-- сказалъ визирь,-- принадлежитъ ли этотъ садъ тебѣ, или ты арендуешь его?

-- Нѣтъ, онъ мнѣ не принадлежитъ,-- отвѣчалъ шейкъ,-- а это садъ царской дочери, султанши Дуніи.

-- А сколько,-- спросилъ визирь,-- получаешь ты жалованья въ мѣсяцъ?

-- Только по одному червонцу,-- отвѣчалъ шейкъ.

Визирь, осмотрѣвъ садъ, увидалъ въ немъ старую, но высокую бесѣдку и сказалъ:

-- О, шейкъ, мнѣ хотѣлось бы сдѣлать тутъ что-нибудь хорошее тебѣ на память.

-- Что же хорошее хочешь ты сдѣлать?-- спросилъ шейкъ.

-- Возьми вотъ эти триста червонцевъ, -- сказалъ ему визирь.

Смотритель, услыхавъ о деньгахъ, отвѣчалъ:

-- О, господинъ мой, дѣлай все, что тебѣ угодно.

Онъ взялъ деньги, а визирь сказалъ ему:

-- Если Господу (да святится имя Его) будетъ угодно, то мы сдѣлаемъ тутъ хорошее дѣло.

Они пошли отъ него и вернулись домой, и провели ночь дома, а на слѣдующее утро визирь призвалъ маляра и живописца и хорошаго золотильщика и, снабдивъ ихъ матеріаломъ, привелъ ихъ въ садъ и приказалъ имъ выкрасить павильонъ и хорошенько разрисовать его. Послѣ этого онъ приказалъ принести позолоту и ультрамаринъ и сказалъ живописцу:

-- Изобрази тутъ наверху фигуру птицелова, только что разставившаго сѣти, и голубку, попавшую въ нихъ и запутавшуюся въ петлѣ.

Когда живописецъ кончилъ эту картину, визирь сказалъ ему:

-- Теперь въ другомъ мѣстѣ изобрази, что птицеловъ взялъ голубку и прикладываетъ ножъ къ ея горлу, а съ другой стороны нарисуй громадную хищную птицу, схватившую голубка, и держащую его въ своихъ когтяхъ.

Живописецъ все это нарисовалъ, и когда рисунки эти были окончены, они простились со смотрителемъ и вернулись домой.

Дома они сидѣли и бесѣдовали, и царевичъ сказалъ Азизу:

-- О, братъ мой, продекламируй мнѣ стихи, можотъ-быть, это успокоитъ меня, разсѣетъ мои мысли, и утишитъ пламя, пожирающее мое сердце.

Азизъ пріятнымъ голосомъ продекламировалъ слѣдующіе стихи:

Ибнъ-Зина увѣрялъ, что исцѣленье

Влюбленныхъ слухъ ласкающее пѣнье,

И что затѣмъ другая есть отрада

Въ винѣ, въ сластяхъ и въ ароматахъ сада.

Не ты, другой придетъ по слову зова

Для исцѣленья моего, и снова

Мнѣ рокъ и случай помощь оказали.

Въ любви, какъ мои мысли угадали,

Болѣзни смертной той ядро таилось,

И потому-то средство не годилось.

Между тѣмъ старуха сидѣла одна дома, а царевнѣ Дуніи очень хотѣлось развлечься въ саду, но она любила ходить туда только со старухой, поэтому она послала за нею, помирилась съ ней, успокоила ее и сказала:

-- Мнѣ хочется пойти въ садъ, полюбоваться на деревья и плоды и насладиться цвѣтами.

-- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчала старуха, -- но сначала мнѣ надо пойти домой и одѣться, и затѣмъ я приду къ тебѣ.

-- Ну, такъ или домой, -- отвѣчала царевна Дунія, -- но только не засиживайся долго.

Старуха ушла, и, прійдя къ Таджъ-Эль-Мулуку, сказала ему:

-- Собирайся и одѣнься въ самое богатое платье и отправляйся въ садъ къ смотрителю, поклонись ему хорошенько и спрячься въ садъ.

-- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ онъ.

Она условилась съ нимъ относительно знака, какой подастъ ему, послѣ чего вернулась къ султаншѣ Дуніи. Послѣ ея ухода, визирь всталъ, одѣлъ Таджъ-Эль-Мулука въ самую роскошную царскую одежду, стоящую не менѣе пяти тысячъ червонцевъ, и, подпоясавъ его золотымъ кушакомъ, осыпаннымъ брилліантами, вмѣстѣ съ нимъ отправился въ садъ. У воротъ сада они нашли смотрителя, который, увидавъ Таджъ-Эль-Мулука, всталъ передъ нимъ, и съ почтеніемъ и уваженіемъ отворилъ передъ нимъ ворота, и при этомъ сказалъ:

-- Входи и повеселись въ саду.

Смотритель не зналъ, что царевна выйдетъ въ садъ въ тотъ самый день. Таджъ-Эль-Мулукъ вошелъ въ садъ и вскорѣ услыхалъ какой-то шумъ и не успѣлъ опомниться, какъ изъ дворцовой двери вышли евнухи и рабыни. Смотритель, увидавъ ихъ, тотчасъ же пошелъ предупредить Таджъ-Эль-Мулука и сказалъ ему:

-- О, государь мой, что же намъ теперь дѣлать? Вѣдь пода идетъ царская дочь, султанша Дунія?

-- Ничего дурного съ нею не будетъ, -- отвѣчалъ онъ, -- такъ какъ я спрячусь гдѣ-нибудь въ саду.

Смотритель просилъ его спрятаться хорошенько и ушелъ.

Когда царская дочь вошла въ садъ съ своими рабынями и няней, старуха подумала такъ: "Если евнухи будутъ съ нами, то цѣли своей мы не достигнемъ", поэтому она сказала царской дочери:

-- Знаешь, госпожа моя, я предложила бы тебѣ одну вещь, для тебя пріятную.

-- Предлагай,-- отвѣчала ей царевна.

-- Зачѣмъ тебѣ, госпожа моя, эти евнухи? Въ ихъ присутствіи ты по-настоящему веселиться не будешь. Отошли ихъ.

-- Ты права,-- сказала султанша Дунія и отослала евнуховъ.

Вслѣдъ за тѣмъ она пошла со старухой по саду, и Таджъ-Эль-Мулукъ увидалъ ее и смотрѣлъ на нее безъ ея вѣдома. Всякій разъ, какъ онъ смотрѣлъ на нее, онъ отъ волненія лишался чувствъ, видя, какъ она хороша собою. Старуха, Между тѣмъ, разговаривая съ нею, провела ее въ ту бесѣдку, которую визирь велѣлъ разрисовать, и султанша Дунія, взглянувъ на рисунки, увидала птицъ, птицелова и голубей и вскричала:

-- Да святится Создатель! Да вѣдь тутъ изображено то, что я видѣла во снѣ!

Она продолжала смотрѣть на птицъ, птицелова и Сѣть и съ удивленіемъ говорила:

-- Ахъ, няня, я всегда обвиняла мужчинъ и ненавидѣла ихъ, но взгляни, вотъ птицеловъ убилъ голубку, а ускользнувшій голубокъ хотѣлъ прилетѣть къ ней на помощь, но хищная птица изловила его.

Старуха же дѣлала видъ, что ничего не понимаетъ, и продолжала, болтая, увлекать ее далѣе къ тому мѣсту, гдѣ былъ спрятанъ Таджъ-Эль-Мулукъ, которому она знакамъ приказала пройтись подъ окнами бесѣдки. Царевна Дунія стояла у окна и, увидавъ его и замѣтивъ, какъ онъ красивъ, сказала О, няня, кто этотъ красивый юноша?

-- Я его не знаю,-- отвѣчала старуха,-- но надо думать, что онъ сынъ какого-нибудь даря, потому что онъ и красивъ г миловиденъ.

Султанша Дунія сильно въ него влюбилась. Предразсудокъ, связывающій ее, уничтожился, и все ея благоразуміе разлетѣлась при видѣ его красоты и изящной фигуры, и она почувствовала сильную любовь.

-- Ахъ, няня,-- сказала она старухѣ,-- какъ хорошъ этотъ юноша!

-- Ты права, госпожа моя, -- отвѣчала старуха, и знакомъ приказала царевичу уйти.

Огонь страсти пожиралъ его, и отъ любви онъ совсѣмъ потерялъ голову, но все-таки, простившись съ смотрителемъ, повинуясь старухѣ, онъ ушелъ домой и объяснилъ визирю и Азизу, что старуха отослала его. Оба они совѣтовали ему быть терпѣливымъ, говоря:

-- Если бы старуха не думала, что своимъ уходомъ ты добьешься чего-нибудь, то она не дѣлала бы тебѣ знака.

Теперь вернемся къ султаншѣ Дуніи.

Желанія стали ее мучить, любовь стала усиливаться, и она сказала старухѣ:

-- Свиданіе съ этимъ молодымъ человѣкомъ можешь устроить только ты.

-- Избави меня, Аллахъ, отъ искусителя!-- вскричала старуха.-- Вѣдь ты не любишь мужчинъ: такъ какимъ же образомъ могла ты не испугаться любви къ нему? Хотя, клянусь Аллахомъ, никто не подойдетъ къ тебѣ такъ, какъ этотъ юноша.

-- Ахъ, няня,-- отвѣчала царевна.-- Устрой мнѣ какъ-нибудь свиданіе съ нимъ, и ты получишь отъ меня тысячу червонцевъ, и одежду въ такую же цѣну. Если же ты не поможешь мнѣ, то я непремѣнно умру.

-- Иди во дворецъ,-- отвѣчала старуха,-- а я выдумаю что-нибудь, чтобы доставить вамъ свиданіе, и жизни своей не пожалѣю, чтобъ обоихъ васъ успокоить.

Султанша Дунія вернулась во дворецъ, а старуха пошла къ Таджъ-Эль-Мулуку, и онъ, увидавъ ее, всталъ и, стоя, почтительно встрѣтилъ, а затѣмъ посадилъ подлѣ себя.

Уловка наша удалась, -- сказала она ему и разсказала все, что произошло между нею и султаншею Душей.

-- Когда же будетъ свиданіе?-- спросилъ онъ.

-- Завтра, -- отвѣчала она.

Онъ далъ ей тысячу червонцевъ и въ такую же цѣну платье, и она, взявъ подарки, пошла съ ними прямо къ султаншѣ Дуніи.

-- Ахъ, няня!-- вскричала Дунія.-- Какія принесла ты мнѣ извѣстія о моемъ возлюбленномъ?

-- Я узнала, гдѣ онъ живетъ, -- отвѣчала она, -- и завтра приведу его къ тебѣ.

Султанша Дунія такъ обрадовалась, услыхавъ это, что дала ей тысячу червонцевъ и одежду въ такую же цѣну и, взявъ все это, старуха вернулась къ себѣ домой.

Переночевавъ, утромъ она пришла къ Таджъ-Эль-Мулуку и, одѣвъ его въ женское платье, сказала ему:

-- Иди сзади меня и переваливайся съ боку на бокъ³⁵), не торопись и вниманія не обращай, если кто-нибудь заговоритъ съ тобою

Сдѣлавъ ему подобное наставленіе, она пошла впередъ, а. онъ, въ видѣ женщины, сзади нея, и дорогою она продолжала учить его для того, чтобъ онъ не боялся. Такимъ образомъ они шли до самыхъ дверей дворца, куда вошла она, и царевичъ вслѣдъ за нею. Они шли по различнымъ комнатамъ и пришли, наконецъ, къ седьмымъ дверямъ. У этихъ седьмыхъ, дверей она сказала Таджъ-Эль-Мулуку:

-- Будь твердъ духомъ, и когда я скажу: "Рабыня, войди",не медли и или поспѣшнымъ шагомъ и, войдя въ комнату, взгляни налѣво и увидишь гостиную съ семью дверьми; отсчитай пять дверей и войди въ шестыя, гдѣ и увидишься съ предметомъ твоихъ желаніи.

-- А ты-то куда идешь?-- спросилъ Таджъ-Эль-Мулукъ.

-- Мнѣ туда итти не слѣдуетъ,-- отвѣчала она.-- Но только я подожду, пока тебя не пропуститъ старшій евнухъ.

Она пошла въ сопровожденіи царевича къ двери, у которой сидѣлъ старшій евнухъ. Взглянувъ на Таджъ-Эль-Мулука въ-женскомъ платьѣ, евнухъ сказалъ:

-- Что надо этой рабынѣ?

-- Султанша Дунія,-- отвѣчала старуха,-- слышала, что эта рабыня большая рукодѣльница и хотѣла купить ее.

-- Я не знаю этой рабыни,-- отвѣчалъ евнухъ.-- И пройти, безъ моего осмотра я не позволю. Таковъ приказъ царя.

Старуха, очевидно, разгнѣвалась и сказала ему:

-- Я всегда считала тебя разумнымъ и вѣжливымъ человѣкомъ, и если ты измѣнился, то я доложу объ этомъ султаншѣ скажу, что ты не пустилъ къ ней рабыню.

Она крикнула Таджъ-Эль-Мулуку, сказавъ:

-- Иди, рабыня!

Царевичъ тотчасъ же вошелъ, и евнухъ замолчалъ и не протестовалъ болѣе. А Таджъ-Эль-Мулукъ отсчиталъ пять дверей и, войдя въ шестыя, нашелъ султаншу Дунію, ожидавшую его.

Увидавъ его, она тотчасъ же его узнала и прижала его къ своей груди, а онъ поцѣловалъ ее; старуха же, войдя туда, подъ какимъ-то предлогомъ отпустила всѣхъ рабынь.

Послѣ этого султанша Дунія сказала ей:

-- Охраняй двери.

Она осталась одна съ Таджъ-Эль-Мулукомъ, и они провели всю ночь въ невинномъ развлеченіи³⁶). На слѣдующее утро она заперла двери за нимъ и за старухой и, войдя въ другую комнату, сѣла тамъ по своему обыкновенію, а къ ней пришли ея рабыни, и она стала болтать съ ними, и затѣмъ сказала имъ:

-- Теперь уходите отъ меня, такъ какъ мнѣ хочется побыть одной.

Рабыни ушли, а она вернулась къ Таджъ-Эль-Мулуку и старухѣ, взявъ съ собою для нихъ ѣды и, такимъ образомъ, юна прожила цѣлый мѣсяцъ.

Визирь же и Азизъ послѣ ухода царевича во дворецъ царской дочери, откуда онъ не вернулся, порѣшили, что онъ никогда не вернется, и что онъ безвозвратно погибъ, и Азизъ сказалъ визирю:

-- О, отецъ мой, что станемъ мы дѣлать!

-- О, сынъ мой,-- отвѣчалъ визирь,-- Это дѣло трудное, и если мы не вернемся къ его отцу, чтобы сказать ему объ этомъ, то онъ обвинитъ насъ въ нерадѣніи.

Они тотчасъ же собрались и поѣхали въ столицу царя Сулеймана-Шаха и доложили ему о томъ, что случилось съ-его сыномъ,-и что они не получали о немъ извѣстій съ тѣхъ поръ, какъ онъ вошелъ во дворецъ царской дочери. Услыхавъ это, царь точно явился на страшный судъ; горе его было ужасно, и онъ приказалъ по всей странѣ объявить о своемъ намѣреніи начать войну. Послѣ этого онъ выслалъ войско-за городъ и приказалъ стать лагеремъ и ждать, пока другія войска не соберутся со всѣхъ концовъ царства. Подданные его любили за его справедливость и доброту, и онъ отправился съ арміей, растянувшейся на громадное разстояніе, чтобы потребовать сына своего Таджъ-Эль-Мулука.

Между тѣмъ Таджъ-Эль-Мулукъ и султанша Дунія продолжали цѣлыхъ полгода жить такимъ образомъ, я любовь ихъ съ каждымъ днемъ усиливалась, и царевичъ такъ привязался жъ султаншѣ, что не могъ болѣе таиться отъ нея, и сказалъ ей:

-- Знаешь, возлюбленная моя, чѣмъ ближе я узнаю тебя, тѣмъ сильнѣе влюбляюсь и тѣмъ болѣе стремлюсь исполнить свое желаніе.

-- А что это за желаніе?-- спросила она,-- свѣтъ глазѣ моихъ, радость души моей!

-- Я желаю разсказать тебѣ по правдѣ всю свою исторію,-- отвѣчалъ онъ, -- вѣдь я вовсе не купеческій сынъ, а сынъ царя, верховнаго царя Сулеймана-Шаха, который присылалъ своего визиря посломъ къ отцу твоему, чтобы просить твоей руки. Но ты отказала ему.

Онъ разсказалъ ей всю свою исторію съ начала, до конца и прибавилъ:

-- Я желалъ бы вернуться къ своему отцу для того, чтобы онъ снова послалъ посла просить твоей руки, чтобы мы могли жить спокойно.

Услыхавъ это, она очень обрадовалась, и они провели ночь въ разговорахъ.

Но судьбѣ угодно было, чтобы сонъ преодолѣлъ ихъ въ эту ночь, и они спали, когда уже солнце взошло. Царь Шахъ-Земанъ сидѣлъ на тронѣ, окруженный эмирами, и къ нему явился главный золотыхъ дѣлъ мастеръ и принесъ большую круглую шкатулку. Подойдя къ царю, онъ открылъ шкатулку и вынулъ оттуда изящный ящичекъ, стоящій до тысячи червонцевъ, вслѣдствіе заключавшихся въ немъ брилліантовъ, изумрудовъ и яхонтовъ. Царь, увидавъ ящичекъ, залюбовался имъ и, взглянувъ на старшаго евнуха, сказалъ:

-- Возьми, Кафуръ, этотъ ящичекъ и снеси его къ царевнѣ Дуніи.

Евнухъ взялъ ящичекъ и пошелъ въ комнату царской дочери и нашелъ двери запертыми и увидалъ спящую на порогѣ старуху.

-- Какъ это ты спишь до такого часа?

Старуха, услыхавъ его возгласъ, проснулась, и, испугавшись, сказала:

-- Подожди, я принесу ключъ.

Она поспѣшно соскочила и побѣжала, а евнухъ, замѣтивъ, какъ она испугалась, снялъ двери ³⁷) и вошелъ въ комнату, гдѣ спали царевна Дунія и Таджъ-Эль-Мулукъ. Увидавъ это, онъ былъ такъ пораженъ, что тотчасъ же хотѣлъ вернуться къ царю, но въ это время царевна Дунія проснулась и увидала его. Она смутилась, поблѣднѣла и сказала ему:

-- Скрой, Кафуръ, то, что скрылъ Господь!

-- Я не могу ничего утаивать отъ султана, -- отвѣчалъ евнухъ.

Онъ заперъ за собою двери и вернулся къ царю.

-- Отдалъ ты ящичекъ своей госпожѣ?-- спросилъ его царь.

-- Возьми ящичекъ, вотъ онъ, -- отвѣчалъ ему евнухъ,-- Л не могу ничего утаивать отъ тебя. Я засталъ царевну Дунію спящею въ одной комнатѣ съ молодымъ человѣкомъ.

Царь приказалъ привести ихъ обоихъ къ себѣ и, когда они явились, онъ сказалъ имъ:

-- Это что за штуки?

Царь въ ярости схватилъ кинжалъ и хотѣлъ ударить имъ Таджъ-Эль-Мулука, а царевна загородила его собою и сказала:

-- Сначала убей меня.

Но царь оттолкнулъ ее и приказалъ увести обратно въ ея комнату. Затѣмъ, посмотрѣвъ на Таджъ-Эль-Мулука, онъ сказалъ:

-- Горе тебѣ! Откуда ты, и кто твой отецъ, и какъ ты смѣлъ поступать такъ съ моей дочерью?

-- Знай, царь,-- отвѣчалъ Таджъ-Эль-Мулукъ,-- что если ты предашь меня смерти, то погибнешь, и какъ ты, такъ и всѣ твои подданные горько въ этомъ раскаетесь.

-- Это почему?-- спросилъ царь.

-- Потому что я сынъ царя Сулеймана-Шаха, -- отвѣчалъ онъ,-- и ты отвѣтишь, когда онъ подойдетъ со своей конницей и пѣхотой.

Услыхавъ это, царь Шахъ-Земанъ не сталъ убивать его, а велѣлъ посадить въ темницу, чтобы посмотрѣть, правду ли онъ, говоритъ, но визирь его сказалъ ему:

-- О, царь вѣковъ, я посовѣтовалъ бы тебѣ поспѣшить казнью этого юнаго обманщика, разъ что онъ виноватъ передъ твоею дочерью.

-- Ну, такъ руби ему голову, -- сказалъ царь, -- онъ измѣнникъ.

Палачъ взялъ царевича и крѣпко связалъ его и, поднявъ руку, ждалъ приказанія отъ эмировъ, стараясь по возможности оттянуть казнь, такъ что царь закричалъ ему:

-- Чего же ты ждешь? Если ты будешь медлить еще, то я срублю голову тебѣ.

Палачъ поднялъ руку такъ, что она обнажилась, и только что хотѣлъ рубить голову, какъ послышались крики, и всѣ купцы начали запирать лавки.

-- Не торопись, -- сказалъ тогда царь, и послалъ гонца узнать о причинѣ криковъ. Гонецъ скоро вернулся и доложилъ, что къ городу ихъ движется войско, словно волнующееся море. Лошади гарцуютъ, и вся земля дрожитъ подъ ними. Царь испугался, что его хотятъ свергнуть съ престола, и сказалъ своему визирю:

-- Развѣ войска наши не вышли навстрѣчу этой арміи?

Но не успѣлъ онъ кончить этой фразы, какъ къ нему вошли послы отъ приближавшагося царя, и съ ними визирь, пріѣзжавшій съ Таджъ-Эль-Мулукомъ. Онъ началъ съ поклоновъ и царь всталъ, чтобы принять его, и, подойдя къ нему, спросилъ о причинѣ ихъ прибытія; въ отвѣтъ на что визирь выступилъ впередъ и сказалъ:

-- Знай, что человѣкъ, двинувшійся въ твою страну,-- царь,; но не такой царь, какіе приходили до него, и не такой султанъ, какіе были въ прежнія времена.

-- А кто же онъ такой?-- спросилъ Шахъ-Земанъ.

-- Онъ владыка правосудія и безопасности,-- отвѣчалъ визирь,-- слава и величіе котораго разносятся всѣми караванами, онъ -- султанъ Сулейманъ-Шахъ, владѣтель Эль-Арда-Эль-Кадра, и Эль-Амудейна и горъ Испагана, ненавидящій гнетъ и тиранію. Султанъ велѣлъ тебѣ сказать, что сынъ его находится у тебя въ странѣ, и, если онъ найдетъ его здравымъ и невредимымъ, то вы будете вознаграждены, если же съ нимъ случилась какая-нибудь бѣда, то вся ваша земля будетъ разрушена и разбита и обратится въ пустыню, въ которой будутъ каркать только вороны. Я передалъ тебѣ, и да будетъ надъ тобою миръ.

Шахъ-Земанъ, услыхавъ эти слова, смутился и испугался за свой престолъ. Онъ созвалъ весь дворъ и сказалъ царедворцамъ:

-- Горе вамъ! Идите и приведите этого молодого человѣка.

Царевичъ находился въ рукахъ палача и отъ страха лицо его сильно измѣнилось. Визирь, увидавъ царевича на кровавой колеѣ ³⁸), тотчасъ же узналъ его и бросился къ нему, какъ бросились и другіе послы. Они развязали его и стали цѣловать ему руки и ноги. Таджъ-Эль-Мулукъ, открывъ глаза и узнавъ визиря и друга своего Азиза, отъ радости упалъ въ обморокъ.

Царь Шахъ-Земанъ и смутился и испугался, открывъ, что армія пришла по поводу молодого человѣка, и, вставъ, онъ подошелъ къ царевичу й, поцѣловавъ его въ голову, со слезами на глазахъ сказалъ:

-- О, сынъ мой, не сердись на меня, а сжалься надъ моей сѣдиной и не дозволяй опустошать мои владѣнія.

Таджъ-Эль-Мулукъ подошелъ къ нему и, поцѣловавъ его руку, сказалъ:

-- Ничего дурного съ тобой не случится, потому что я почитаю тебя, какъ своего отца, но смотри, чтобы чего-нибудь не случилось съ моей возлюбленной султаншей Дуніей.

-- О, государь мой, не бойся за нее,-- отвѣчалъ царь,-- такъ какъ ее, кромѣ счастья, не ждетъ ничего.

Онъ сталъ извиняться передъ нимъ и задабривать визиря, обѣщая ему крупную сумму денегъ, если онъ скроетъ отъ Сулеймана-Шаха то, что видѣлъ. Послѣ этого онъ приказалъ своимъ сановникамъ свести Таджъ-Эль-Мулука въ баню, одѣть его въ богатое царское платье и поспѣшно привести обратно. Все это они исполнили, и когда царевичъ, вернувшись, вошелъ къ царю, то Шахъ-Земанъ и весь дворъ встали и, стоя, приняли его. Послѣ этого Таджъ-Эль-Мулукъ сѣлъ съ визиремъ своего отца и съ Азизомъ и сталъ разсказывать, что съ нимъ случилось, а они отвѣчали ему:

-- А мы въ это время отправились къ твоему отцу и передали ему, что ты вошелъ во дворецъ царской дочери, и не выходилъ оттуда, что показалось намъ сомнительнымъ. Услыхавъ это, онъ собралъ войска и пришелъ сюда, и теперь очень радъ и счастливъ.

Царь же въ это время пошелъ къ своей дочери, царевнѣ Дуніи, и засталъ ее плачущей о Таджъ-Эль-Мулукѣ. Она взяла мечъ и, поставивъ его эфесомъ къ полу, приложила остреемъ къ своей груди и, нагнувшись къ мечу, сказала:

-- Я убью себя, потому что не хочу жить послѣ своего возлюбленнаго.

Отецъ ея, увидавъ ее въ такомъ положеніи, подошелъ къ ней.

-- О, лучшая изъ царскихъ дочерей, не дѣлай этого, по сжалься надъ своимъ отцомъ и его подданными! Умоляю тебя,-- прибавилъ онъ,-- не дѣлай этого, чтобы не навлечь несчастія на твоего отца.

Онъ разсказалъ ей, что ея возлюбленный, сынъ Сулеймана-Шаха, желаетъ жениться на ней и ждетъ ея отвѣта. Она улыбнулась и сказала:

-- Развѣ я не говорила тебѣ,-- что онъ сынъ султана? Вотъ я попрошу его распять тебя.

-- Аллахомъ умоляю тебя, -- сказалъ онъ, -- сжалься надъ твоимъ отцомъ.

-- Ну, такъ или къ нему и приведи его ко мнѣ,-- отвѣчала она.

-- Не замедлю, -- проговорилъ онъ, и тотчасъ же пошелъ къ Таджъ-Эль-Мулуку и обрадовалъ его своимъ приглашеніемъ. Царевичъ всталъ и вмѣстѣ съ царемъ прошелъ къ Дуніи. Увидавъ царевича, она въ присутствіи отца обняла его и сказала ему:

-- Отсутствіемъ твоимъ ты привелъ меня въ отчаяніе. Затѣмъ, взглянувъ на отца, она прибавила: можно ли поступать несправедливо съ такимъ красивымъ юношей, да еще вдобавокъ съ царскимъ сыномъ?

Царь Шахъ-Земанъ вышелъ и заперъ за собою дверь и, явившись къ визирю и другимъ посламъ, приказалъ имъ увѣдомить султана Сулеймана-Шаха, что сынъ его здравствуетъ и благоденствуетъ и пользуется радостями жизни. Кромѣ того, онъ приказалъ доставить войскамъ продовольствія и денегъ, и когда все это было отправлено, онъ послалъ Сулейману-Шаху въ подарокъ сто коней, сто верблюдовъ, сто мамелюковъ, сто рабынь-красавицъ, сто черныхъ рабовъ и сто рабынь-прислужницъ.

Послѣ этого онъ отправился къ султану вмѣстѣ съ своей свитой, и когда они вышли за городъ, то Сулейманъ-Шахъ всталъ, чтобы встрѣтить ихъ. Визирь и Азизъ уже сообщили ему пріятную новость, и онъ съ радостью вскричалъ:

-- Слава Богу, исполнившему желаніе моего сына!

Онъ обнялъ царя Шахъ-Земана и посадилъ его рядомъ съ собою на ложе, и они стали бесѣдовать, послѣ чего прислуга поставила передъ ними съѣстное, и когда они наѣлись, имъ подали лакомства. Вскорѣ послѣ этого въ"лагерь въ богатой и роскошной одеждѣ пришелъ Таджъ-Эль-Мулукъ, и отецъ, увидавъ его, всталъ и поцѣловалъ; всѣ присутствующіе тоже встали, и послѣ того, какъ всѣ они бесѣдовали, царь Сулейманъ-Шахъ сказалъ:

-- Я желалъ бы заключить брачный контрактъ моего сына съ твоей дочерью въ присутствіи свидѣтелей.

-- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ Шахъ-Земанъ.

Онъ позвалъ кади и свидѣтелей, которые, прійдя, и написали свадебный контрактъ, и войска громко выразили свою радость. Царь же Шахъ-Земанъ началъ снаряжать свою дочь.

-- Поистинѣ какой Азизъ великодушный человѣкъ, -- сказалъ Таджъ-Эль-Мулукъ своему отцу,-- какую оказалъ онъ мнѣ услугу, и утомлялся, и ѣздилъ со мной, и помогъ мнѣ достигнуть цѣли, и цѣлыхъ два года не видалъ своей родины. Поэтому мнѣ хотѣлось бы дать ему возможность купить товары, такъ какъ родная страна его близка.

-- Мысль твоя превосходна,-- отвѣчалъ ему отецъ.

Такимъ образомъ, они приготовили ему тюки съ самыми дорогими тканями, и царевичъ простился съ нимъ, сказавъ ему:

-- Братъ мой, прими отъ меня этотъ подарокъ.

Онъ принялъ его и поцѣловалъ прахъ у ногъ его отца и у его ногъ. Таджъ-Эль-Мулукъ вскочилъ на лошадь и проводилъ Азиза за три мили; послѣ чего Азизъ умолялъ его вернуться.

-- Не будь у меня матери, -- сказалъ онъ ему,-- я не вынесть бы разлуки съ тобой. Аллахомъ умоляю тебя, постоянно увѣдомлять меня о себѣ.

Сказавъ это, онъ простился съ нимъ и поѣхалъ далѣе. Онъ увидалъ, что мать его воздвигнула ему могилу посреди дома а постоянно посѣщала ее; и когда онъ вошелъ въ домъ, то засталъ ее съ распущенными волосами и со слезами на глазахъ декламирующей слѣдующіе стихи:

Клянусь Аллахомъ, что могила эта

Утратила всю прелесть для меня.

Ни садомъ и ни небомъ ты была,

Забытая могила; какъ въ тебѣ

Могли тогда соединяться вмѣстѣ

Луны свѣтъ полной и уборъ цвѣтовъ?

Затѣмъ она застонала и прочла еще новые стихи; но не успѣла она кончить, какъ Азизъ подошелъ къ ней и она, увидавъ его, вскочила и обняла его, и спросила его о причинѣ его долгаго отсутствія. Такимъ образомъ онъ сообщилъ ей ѣсе, что съ нимъ случилось, и разсказалъ, какой богатый получилъ онъ подарокъ отъ Таджъ-Эль-Мулука, чему она очень обрадовалась. Такова была исторія Азиза.

Что же касается до Таджъ-Эль-Мулука, то онъ вернулся къ своей возлюбленной царевнѣ, и царь Шахъ-Земанъ снарядилъ, ее, чтобы отправить въ дорогу вмѣстѣ съ ея мужемъ и свекромъ: онъ послалъ имъ продовольствія и подарковъ, и рѣдкостей, и они нагрузили свой вьючный скотъ и отправились,-- а царь Шахъ-Земанъ провожалъ ихъ до трехъ дней пути и затѣмъ простился съ ними. Царь Сулейманъ-Шахъ умолялъ его вернуться, и онъ вернулся, а царевичъ, жена его и отецъ продолжали свой путь и день и ночь, пока не увидали своего города. Городъ былъ для нихъ убранъ, и они въѣхали въ него, и царь Сулейманъ-Шахъ сѣлъ на свой тронъ рядомъ со своимъ сыномъ Таджъ-Эль-Мулукомъ и роздалъ подарки, и освободилъ людей, сидѣвшихъ по тюрьмамъ; послѣ чего онъ справилъ во второй разъ свадьбу своего сына. Цѣлый мѣсяцъ раздавалось пѣніе и игра на инструментахъ, и красильщицы окру, жали султаншу Дунію, и всѣ любовались на нее. Таджъ-Эль-Мулукъ, переговоривъ съ отцомъ и матерью, занялъ съ женою отдѣльный домъ, и они зажили припѣваючи.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.
Начинается со сто пятьдесятъ третьей ночи¹⁾и кончается сто шестьдесятъ девятой.

Исторія Али, сына Беккара, и Шемсъ-Энъ-Нагара.

Въ былыя времена, въ царствованіе калифа Гарунъ-Эръ-Рашида, жилъ былъ купецъ, у котораго былъ сынъ по имени Абулъ-Гасанъ Али, сынъ Тагира, человѣкъ очень богатый и такой красивый, что всѣ его любили. Онъ входилъ во дворецъ калифа, не спрашивая позволенія, и всѣ наложницы калифа и его другія рабыни любили его, и онъ зачастую бесѣдовалъ съ царемъ, декламировалъ ему стихи и разсказывалъ странныя приключенія. Но, тѣмъ не менѣе, онъ торговалъ вмѣстѣ съ другими купцами и въ лавкѣ у него сидѣлъ молодой человѣкъ изъ сыновей персидскаго царя, котораго звали Али, сынъ Беккара.

Этотъ молодой человѣкъ былъ очень красивъ собою: статенъ, изященъ, съ румянцемъ на щекахъ, съ бровями, сходившимися вмѣстѣ, съ пріятнымъ голосомъ и улыбающимися устами, онъ былъ образцомъ радости и веселья. Случилось такъ, что однажды они сидѣли вмѣстѣ, смѣясь и болтая, какъ вдругъ появилось десять рабынь, подобныхъ лунѣ, все статныхъ красавицъ; и среди нихъ ѣхала на мулѣ, на вышитомъ сѣдлѣ, съ золотыми стременами женщина, прикрытая изаромъ изъ самой тонкой ткани и опоясанная шелковымъ, шитымъ золотомъ кушакомъ. Подъѣхавъ къ лавкѣ Абулъ-Гасана, она сошла съ мула и сѣвъ въ лавкѣ, поклонилась ему, и онъ отвѣтилъ на поклонъ. Когда Али, сынъ Беккара, увидалъ ее, въ головѣ у него помутилось, и онъ хотѣлъ встать, но она сказала ему:

-- Сиди. Зачѣмъ хочешь ты уйти при нашемъ появленіи? Это нехорошо съ твоей стороны.

-- Клянусь Аллахомъ, о, госпожа моя, -- отвѣчалъ онъ, -- что я бѣгу отъ того, что увидалъ. И какъ хорошо сказалъ объ этомъ поэтъ:

Она вѣдь солнце красное, и мѣсто

Ея на небесахъ. Свое ты сердце

Старайся укрѣпить пріобрѣтеньемъ

Терпѣнья, такъ какъ ты никакъ не можешь

Подняться до нея, какъ и она

Не можетъ опуститься до тебя.

Услыхавъ такой отвѣтъ, она обратилась къ Абулъ-Гасану:

-- Какъ зовутъ этого молодого человѣка, и откуда онъ?-- спросила она.

-- Онъ чужестранецъ, -- отвѣчалъ онъ, -- и зовутъ его Али, сынъ Беккара, онъ изъ сыновей персидскаго царя.

-- Когда рабыня моя придетъ къ тебѣ, -- сказала она, -- то приведи его ко мнѣ.

-- Слушаю, -- отвѣчалъ Абулъ-Гасанъ.

Послѣ этого она встала и уѣхала домой.

Али, сынъ Беккара, пришелъ въ такое состояніе, что не могъ слова вымолвить, а черезъ нѣкоторое время къ Абулъ-Гасану пришла рабыня и сказала ему:

-- Госпожа моя зоветъ тебя съ твоимъ товарищемъ.

Абулъ-Гасанъ всталъ и, взявъ съ собою Али, сына Беккара, пошелъ съ нимъ во дворецъ Гарунъ-Эръ-Рашида. Рабыня провела ихъ въ отдѣльную комнату и тамъ посадила за поставленные передъ ними столы, и они поѣли и вымыли руки. Послѣ этого она принесла имъ вина, и они, выпивъ его, развеселились, и по ея приглашенію встали и прошли въ другую комнату, потолокъ у которой поддерживался четырьмя колоннами. Зала эта была убрана съ такой роскошью, съ какой, вѣроятно, могли быть убраны дворцы рая, такъ что они были поражены, глядя на всѣ рѣдкости. Въ то время, какъ они любовались обстановкой, вдругъ къ нимъ приблизились легкой и изящной поступью десять рабынь, напоминавшихъ луну и поражавшихъ своею прелестью. Онѣ стали рядомъ, какъ черноокія дѣвы рая; и вслѣдъ за ними вышли еще десять рабынь съ лютнями и другими музыкальными инструментами въ рукахъ. Ноклопившись двумъ гостямъ, они заиграли на лютняхъ и запѣли. Каждая изъ этихъ рабынь представляла изъ себя соблазнъ для слугъ Господа. Вслѣдъ за этими рабынями явилось еще десять рабынь, съ высокой грудью, съ черными глазами, съ розовыми щеками, съ сросшимися бровями и темными взорами, одѣтыя въ разноцвѣтныя шелковыя ткани. Онѣ остановились у дверей, и вслѣдъ за ними пришли еще десять болѣе красивыхъ рабынь и тоже встали у дверей.

Наконецъ изъ дверей вышло двадцать рабынь и среди нихъ Шемсъ-Энъ-Нигаръ какъ мѣсяцъ среди звѣздъ. Густые кудри, какъ ожерелье, лежали у нея кругомъ шеи, а одѣта она была въ голубые панталоны, шелковый, шитый золотомъ изаръ и подпоясана кушакомъ, осыпаннымъ драгоцѣнными каменьями. Она съ достоинствомъ прошла въ залъ и опустилась на ложе, а Али, сынъ Беккара, увидавъ ее, продекламировалъ слѣдующіе стихи:

Поистинѣ, одна она причина

Моей болѣзни, моего восторга

И страсти продолжительной моей!

Когда въ присутствіи ея бываю

Я, то всегда испытываю пытку,

И сердце разрывается въ груди,

И кости ноютъ у меня повсюду

Отъ жаркаго огня падючей страсти.

-- Хорошо ли ты поступилъ относительно меня, -- сказалъ онъ, обращаясь къ Абулъ-Гасану: -- вѣдь ты не предупредилъ меня о томъ, что я здѣсь увижу, для того, чтобы я могъ укрѣпиться духомъ и терпѣливо перенести обрушившееся на меня несчастіе?

Онъ заплакалъ и застоналъ, а Абулъ-Гасапъ сказалъ ему.

-- О братъ мой, я желалъ тебѣ только добра; но я боялся предупредить " тебя объ этомъ, думая, что это извѣстіе такъ повліяетъ на тебя, что ты не въ (состояніи будешь прійти и помѣшаешь мнѣ соединить тебя съ нею. Развеселись и будь счастливъ, потому что она сулитъ тебѣ благополучіе, и благосклонно смотритъ на тебя.

-- А какъ зовутъ эту дѣвицу?-- спросилъ Али, сынъ Беккара.

-- Ее зовутъ Шемсъ-Энъ-Нигаръ, -- отвѣчалъ Абулъ-Гасанъ, -- и она одна изъ наложницъ царя правовѣрныхъ Гаруна-Эръ-Рашида, и находимся мы во дворцѣ калифа.

Шемсъ-Энъ-Нигаръ сидѣла и любовалась красотою Али, сына Беккара, а онъ смотрѣлъ на нее, и въ нихъ разгоралась взаимная любовь. Рабынямъ своимъ она отдала приказъ сѣсть по мѣстамъ, и когда всѣ онѣ размѣстились у окна, она приказала начать пѣніе, и одна изъ нихъ, взявъ лютню, запѣла:

Ты во второй разъ повтори посланье

И на него отвѣтъ получишь мой.

Къ тебѣ, царь одаренныхъ красотою,

Желала съ жалобой я обратиться

На положенье грустное мое.

О, господинъ мой! Дорогой, какъ сердце

И драгоцѣнный для меня, какъ жизнь!

Дай мнѣ блаженство поцѣлуя ты,

Какъ даръ, иль въ долгъ, который уплачу

(Да будетъ долгой жизнь твоя!) такимъ же,

Какой и получила, поцѣлуемъ.

И если ты желаешь продолженья,

То получи его и будь доволенъ.

О, ты, который на меня надѣлъ

Болѣзни сердца моего одежду,

Да будешь ты одеждою здоровья

Всегда въ сей жизни нашей наслаждаться.

Али, сынъ Беккара, былъ очарованъ и сказалъ ей:

-- Спой мнѣ еще что-нибудь въ этомъ родѣ.

Она ударила по струнамъ и запѣла слѣдующее:

О, мой возлюбленный, твоимъ упорнымъ,

Отсутствіемъ заставилъ ты меня

Лить слезъ потоки изъ моихъ очей.

О, наслажденіе моихъ очей

И страсть, и цѣль желаній всѣхъ моихъ,

И обожанья моего, имѣй

Ты сожалѣнье къ той, которой очи

Все время утопаютъ въ морѣ слезъ,

Тоски и муки женщины влюбленной.

Шемсъ-Энъ-Нигаръ приказала пѣть другой рабынѣ, и затѣмъ еще другой; а затѣмъ Али, сынъ Беккара, пожелалъ послушать рабыню, сидѣвшую рядомъ съ нимъ, и когда она окончила свою пѣсню, то онъ вздохнулъ и горько заплакалъ. Шемсъ-Энъ-Нигаръ, увидавъ его слезы и услыхавъ его стенанія, пришла въ страшно раздраженное состояніе, воспылала отъ чрезмѣрной любви и страсти. Она встала съ своего ложа и подошла къ двери, а Али, сынъ Беккара, тоже всталъ и подошелъ къ ней. Они обнялись и упали въ обморокъ у самой двери. Рабыни подбѣжали къ нимъ и, поднявъ ихъ, принесли обратно въ залъ и спрыснули розовой водой. Когда они пришли въ себя, Абулѣтасана въ залѣ не оказалось, потому что онъ спрятался за ложе, и Шемсъ-Энъ-Пигаръ спросила:

-- А гдѣ же Абулъ-Гасанъ?

Онъ вышелъ изъ-за кушетки, и она, поклонившись ему, продолжала:

-- Прошу Господа дать мнѣ возможность отблагодарить тебя за твою доброту! О, господинъ мой!-- прибавила она, обращаясь къ Али, сыну Беккара, -- если твоя любовь сильна, то вѣдь и моя тоже сильна, и намъ остается только терпѣливо переносить свою участь.

-- Клянусь Аллахомъ, госпожа моя, -- отвѣчалъ Али, сынъ Беккара, -- моя встрѣча съ тобой не можетъ удовлетворить меня, и пламя, влекущее меня къ тебѣ, не можетъ быть потушено. Любовь же къ тебѣ, охватившая мое сердце, покинетъ меня только тогда, когда покинетъ меня душа!

Сказавъ это, онъ заплакалъ и слезы, какъ дождь, полились по его щекамъ, а Шемсъ-Энъ-Нигаръ, увидавъ это, заплакала вмѣстѣ съ нимъ, вслѣдствіе чего Абулъ-Гасанъ сказалъ:

-- Клянусь Аллахомъ, я надивиться на васъ не могу; вы находитесь въ особенномъ благопріятномъ положеніи! Если вы плачете, находясь вмѣстѣ, то что же будетъ, когда вы разлучитесь! Теперь не время плакать и стонать, а надо радоваться и веселиться.

Шемсъ-Энъ-Нигаръ сдѣлала знакъ рабынѣ, которая встала и вернулась со служанками. Служанки эти внесли столъ, покрытый серебряными блюдами, съ различными мясными кушаньями. Рабыни поставили столъ передъ ними, и Шемсъ-Энъ-Нигаръ начала ѣсть и кормить Али, сына Беккара, и они ѣли, пока не насытились. Когда столъ унесли, они вымыли руки, послѣ чего имъ принесли различные снаряды для куренья и бутылочки для вспрыскиванья розовой водой, и ихъ надушили и обкурили, и затѣмъ имъ подали сосуды изъ тисненаго золота, съ различными питьями и свѣжими и сухими плодами, какіе только можетъ пожелать человѣкъ, и въ коицѣ-копцозъ рабыня принесла цѣлый кувшинъ съ виномъ. Шемсъ-Энъ-Нигаръ выбрала десять дѣвушекъ, чтобы оставить ихъ при себѣ, и десять рабынь-пѣвицъ, а всѣхъ остальныхъ рабынь отослала во внутренніе покои, оставшимся же приказала играть на лютнѣ. Приказаніе ея было исполнено. Одна изъ рабынь начала пѣть, и когда пѣніе ея кончилось, Шемсъ-Энъ-Нигаръ наполнила кубокъ, выпила его, снова наполнила и подала его Али, сыну Беккара, приказавъ пѣть другой рабынѣ, послѣ чего Али, сынъ Беккара, выпилъ свой кубокъ и вернулъ его Шемсъ-Энъ-Нигаръ, которая, наполнивъ его, подала Абулъ-Гасану, и затѣмъ, взявъ лютню, сказала:

-- Я сама теперь спою!

Она натянула струны и спѣла слѣдующіе стихи:

Наполнены красивые глаза

Его слезами отъ избытка счастья,

И потому, что пламя жгучей страсти

Горитъ въ его груди, блаженства полной.

Когда его возлюбленная съ нимъ

Бываетъ вмѣстѣ, онъ, порою, плачетъ,

Боясь разлуки. Близко иль далеко

Онъ отъ возлюбленной своей, всегда

Онъ изобильно слезы проливаетъ.

Послѣ этого она пропѣла еще слѣдующіе стихи:

Да будетъ выкупомъ вся наша жизнь

Тебѣ, о, кравчій нашъ, что красотою

Украшенъ съ бритой головы до ногъ!

Отъ рукъ твоихъ лучи походятъ солнца,

Изъ устъ твоихъ плеяды свѣтятъ намъ,

И, какъ вѣнецъ всего, на головѣ

Твоей смѣется полная луна.

Поистинѣ, опьянили насъ тѣ кубки,

Которые ты раздаешь глазами.

Не чудо ли, что полная луна ты,

Когда не ты въ объемѣ убываешь,

Но только мы, влюбленные въ тебя?

Не Богъ ли ты, сошедшій къ намъ на землю.

Что убиваешь ты и воскрешаешь,

Беря лишь ту, которую желаешь,

И избѣгая всѣхъ другихъ влюбленныхъ?

Тебя Господь взялъ образцомъ, когда

Онъ сотворилъ богиню красоты,

И твой характеръ взялъ, чтобы ароматный

Зефиръ создать на услажденье людямъ.

Ты не такой, какъ мы, земныя чада,

Но ангелъ ты, ниспосланный Творцомъ.

Али, сынъ Беккара, и Абулъ-Гасанъ и всѣ остальные присутствующіе, услыхавъ пѣніе Шемсъ-Энъ-Нигаръ, привскочили отъ восторга и стали болтать и смѣяться, какъ вдругъ прибѣжала* дрожавшая отъ страха рабыня и вскричала:

-- О, госпожа моя! къ тебѣ идетъ царь правовѣрныхъ, и онъ уже у дверей съ Афпфомъ, Месруромъ и другими. Пирующіе, услыхавъ это извѣстіе, готовы были умереть отъ страха, но Шемсъ-Энъ-Нигаръ засмѣялась и сказала:

-- Ничего не боитесь. А ты, -- прибавила она, обращаясь къ рабынѣ, -- или туда съ отвѣтомъ, пока мы будемъ переходить въ другое мѣсто.

Она приказала затворить двери въ ея покояхъ и спустить всѣ занавѣси и, оставивъ гостей на мѣстѣ, она заперла двери и въ смежную комнату, а сама прошла въ садъ и, помѣстившись на скамейкѣ, приказала рабынѣ тереть себѣ ноги. Остальныхъ рабынь она отправила въ комнаты, а оставшейся съ нею дѣвушкѣ приказала отворить дверь въ садъ, для того, чтобы калифъ могъ войти. Въ садъ вскорѣ вошелъ Месруръ съ двадцатью провожатыми съ обнаженными мечами. Они поклонились Шемсъ-Энъ-Нигаръ.

-- Зачѣмъ вы пришли?-- спросила она.

-- Царь правовѣрныхъ кланяется тебѣ, -- отвѣчали они.-- Онъ соскучился, долго тебя не видя, и приказалъ сказать тебѣ, (что сегодня ему выдался счастливый день, и что онъ хочетъ докончить его съ тобой. Хочешь ли ты прійти къ нему, или ему прійти къ тебѣ?

Она встала и, поцѣловавъ прахъ, сказала:

-- Слушаю и повинуюсь приказанію царя правовѣрныхъ.

Она приказала позвать своихъ главныхъ прислужницъ и другихъ рабынь и, когда онѣ пришли, она сообщила имъ, что намѣрена исполнить желаніе калифа.

Хотя комнаты были вполнѣ готовы, но она сказала евнухамъ:

-- Идите къ царю правовѣрныхъ и доложите ему, что я буду ждать его, когда приготовлю комнаты, убравъ ихъ коврами и другими вещами.

Евнухи отправились къ калифу, а Шемсъ-Энъ-Нигаръ встала и пошла къ своему возлюбленному Али, сыну Беккара, и, прижавъ его къ своей груди, простилась съ нимъ. Онъ жё горько заплакалъ и сказалъ:

-- О, госпожа моя! продли это прощаніе: можетъ-быть, это ускоритъ конецъ моей жизни отъ любви къ тебѣ. Я же прошу Всевышняго послать мнѣ терпѣніе переносить страсть, посланную имъ мнѣ.

-- Клянусь Аллахомъ, -- отвѣчала Шемсъ-Энъ-Нагаръ, -- что никому не тяжело такъ, какъ тяжело мнѣ. Ты пойдешь на рынокъ и будешь тамъ весело разговаривать съ знакомыми, и будешь находиться въ безопасности, тая свою страсть. Что же касается меня, то какъ сильно буду я тревожиться, находясь въ присутствіи калифа, и какой страшной опасности я подвергаюсь вслѣдствіе своихъ желаній, любви и страсти къ тебѣ, и горя отъ разлуки съ тобой. Какъ мнѣ пѣть, и гдѣ найти силы предстать передъ калифомъ, какъ говорить съ царемъ правовѣрныхъ, и какъ смотрѣть на то мѣсто, гдѣ ты теперь сидишь, и какъ быть въ обществѣ, гдѣ тебя нѣтъ, и какъ пить вино, не дѣля его съ тобой?

-- Не отчаивайся такъ, -- сказалъ ей Абулъ-Гасанъ, -- а терпи; старайся занимать разговорами сегодня ночью царя правовѣрныхъ и не выказывай ему невниманія.

Въ то время, какъ они бесѣдовали такимъ образомъ, къ нимъ прибѣжала рабыня и сказала:

-- О, госпожа моя, пажи царя правовѣрныхъ уже появились.

Шемсъ-Энъ-Нигаръ встала и сказала рабынѣ:

-- Сведи Абулъ-Гасана и товарища его въ верхнюю комнату, окно которой выходитъ въ садъ и оставь ихъ тамъ до тѣхъ поръ, пока не стемнѣетъ, а потомъ постарайся ихъ вывести оттуда.

Рабыня свела ихъ наверхъ и, заперевъ ихъ тамъ, ушла, а они стали смотрѣть въ садъ, куда вышелъ калифъ, предшествуемый сотнею евнуховъ съ мечами въ рукахъ, и окруженный двадцатью луноподобными рабынями, одѣтыми въ богатое платье, съ коронами, осыпанными рубинами и брильянтами на головѣ, и съ зажженными свѣчами въ рукахъ. Калифъ шелъ посреди нихъ, окруженный ими со всѣхъ сторонъ, а Месруръ, Афифъ и Васифъ шли передъ нимъ. Калифъ двигался посреди нихъ медленнымъ шагомъ ²). Шемсъ-Энъ-Нигаръ и всѣ бывшія съ нею рабыни встали, чтобы встрѣтить его въ дверяхъ сада, и, поцѣловавъ прахъ у ногъ его, провели его до ложа, на которое онъ опустился, а всѣ рабыни и евнухи, бывшіе въ саду, стали кругомъ него, съ зажженными свѣчами, и музыка гремѣла до тѣхъ поръ, пока онъ не приказалъ свитѣ своей разойтись и сѣсть, послѣ чего и Шемсъ-Энъ-Нигаръ сѣла около ложа калифа и начала разговаривать съ нимъ.

Все это время Абулъ-Гасанъ и Али, сынъ Беккара, смотрѣли и слушали, не будучи замѣченными калифомъ. А калифъ сталъ особенно любезенъ съ Шемсъ-Энъ-Нигаръ и приказалъ открыть ея покои. Двери и окна всѣ были открыты и свѣчи зажжены, такъ что дворецъ сіялъ во мракѣ, какъ дневное свѣтило; послѣ чего евнухи принесли сосуды съ виномъ. При видѣ этого Абулъ-Гасанъ вскричалъ:

-- Поистинѣ я никогда не видалъ такихъ сосудовъ, такихъ напитковъ и такихъ рѣдкостей, какъ не видѣлъ и такого разнообразія драгоцѣнныхъ камней! Я точно брежу! Умъ мой смутился, а сердце трепещетъ.

Что же касается до Али, сына Беккара, то, разставшись съ Шемсъ-Энъ-Нигаръ, онъ отъ излишка страсти лежалъ нѣкоторое время на полу и очнувшись началъ смотрѣть на удивительное зрѣлище, и сказалъ Абулъ-Гасану:

-- О, братъ мой, я боюсь, чтобы калифъ не увидалъ насъ или не узналъ о нашемъ присутствіи, и боюсь я только за тебя, потому что про себя я могу сказать, что принадлежу къ числу людей, обреченныхъ на погибель, и погибну я отъ любви и желаній и черезчуръ сильной страсти, да я и прошу Господа избавить меня отъ претерпѣваемыхъ мною страданій.

Али, сынъ Беккара, и Абулъ-Гасанъ продолжали смотрѣть изъ окна на калифа и на все, что дѣлалось кругомъ него, пока все не устроилось для начала торжества. Взглянувъ на одну изъ рабынь, калифъ сказалъ ей:

-- Спой-ка намъ, Ганамъ, одну изъ твоихъ чудныхъ пѣсенъ.

Она запѣла прелестнымъ голосомъ слѣдующіе стихи:

Томленье аравитянки пустыни,

Чья далеко уѣхала семья,

И что Геджаза иву получаетъ

И лавръ его, чья страсть пылаетъ жарко,

И слезы градомъ льются изъ очей,

Когда ей представляется, что видитъ

Она тѣхъ путешественниковъ группу,

Какъ для ихъ ужина огонь и воду;

Не больше обожанья моего

Къ возлюбленному моему, который

Мою любовь считаетъ преступленьемъ.

Шемсъ-Энъ-Нигаръ, услыхавъ эту пѣсню, упала въ обморокъ съ ложа, на которомъ сидѣла, и лишилась чувствъ. Рабыни встали и подняли ее, а Али, сынъ Беккара, лишь только увидалъ это изъ окна, тотчасъ же упалъ тоже въ обморокъ, а Абулъ-Гасанъ вскричалъ:

-- Поистинѣ судьба раздѣлила желанія между вами поровну!

Въ это самое время появилась рабыня, что привела ихъ въ эту комнату, и сказала:

-- О, Абулъ-Гасанъ, вставайте съ вашимъ товарищемъ и идемъ внизъ, потому что подъ ногами у насъ не твердо и я боюсь, какъ бы насъ не открыли; идемте скорѣе иди, пожалуй, придется умереть.

-- Да какъ же этому молодому человѣку встать?-- отвѣчалъ Абулъ-Гасанъ.-- Вѣдь самъ онъ стать не можетъ.

Рабыня начала прыскать ему въ лицо розовой воды, пока онъ не очнулся, и затѣмъ она и Абулъ-Гасанъ подняли его и снесли внизъ, гдѣ рабыня открыла небольшую чугунную калитку и посадила Абулъ-Гасана и товарища его на скамейку за заборомъ. Послѣ этого она хлопнула въ ладоши, и іна зовъ ея подошла небольшая лодка съ однимъ гребцомъ, и она, усадивъ мужчинъ, сказала гребцу:

-- Перевези насъ на тотъ берегъ.

Лишь только лодка отчалила отъ берега, Али, сынъ Беккара, посмотрѣлъ на дворецъ и на садъ и слѣдующими стихами простился съ ними:

Пожалъ тебѣ я руку при прощаньи.

Другую руку прижимая къ сердцу,

Горящему огнемъ глубокой страсти.

О, да не будетъ это разставанье

Концомъ союза нашихъ двухъ сердецъ,

И да не будетъ бывшее свиданье

Послѣднимъ для меня, который

Ихъ принимаетъ съ полнымъ наслажденьемъ.

-- Поспѣши, -- сказала рабыня лодочнику, вслѣдствіе чего онъ налегъ на весла и сталъ спѣшить.

Рабыня проѣхала съ ними на другой берегъ и, высадивъ гостей, сказала имъ:

-- Мнѣ не хотѣлось бы разставаться съ вами, но ѣхать далѣе я не могу.

Послѣ этого она вернулась во дворецъ.

Али, сынъ Беккара, лежалъ передъ Абулъ-Гасаномъ, не въ силахъ будучи подняться.

-- Тутъ не безопасное мѣсто,-- сказалъ ему Абулъ-Гасанъ,-- и тутъ намъ можно опасаться за нашу жизнь отъ рукъ разбойниковъ и дурныхъ людей.

Али, сынъ Беккара, всталъ и прошелъ немного, но итти далѣе не могъ. У Абулъ-Гасана были въ этомъ предмѣстьѣ знакомые, и онъ направился къ одному изъ нихъ, человѣку, заслуживающему довѣрія, и постучался въ дверь. Хозяинъ тотчасъ же вышелъ къ нему, и, увидавъ его и спутника его, онъ поклонился имъ и привелъ къ себѣ въ домъ, гдѣ усадилъ ихъ, сталъ разговаривать и спросилъ, гдѣ они были.

-- Мы пошли сегодня вечеромъ, -- отвѣчалъ ему Абулъ-Гасанъ, -- къ одному человѣку, съ которымъ у меня денежныя дѣла, тѣмъ болѣе, что я слышалъ, будто онъ хочетъ уѣхать, не заплативъ мнѣ. Такимъ образомъ, я пошелъ сегодня къ нему и на всякій случай захватилъ съ собой товарища Али, сына Беккара. Я надѣялся видѣть его, но онъ отъ насъ спрятался. Такъ, мы вернулись ни съ чѣмъ и, опасаясь итти въ такое время въ городъ и не видя другого пристанища, кромѣ твоего дома, мы обратились къ те)бѣ, разсчитывая на твою доброту.

Хозяинъ дома любезно принялъ ихъ, и они остались у него переночевать и съ наступленіемъ утра вышли и не останавливаясь шли до города, въ который и вошли. Проходя мимо дома Абулъ-Гасана, онъ сталъ упрашивать своего спутника Али, сына Беккара, войти къ нему, и тотъ вошелъ. Они легли еще немного поспать, послѣ чего встали, и хозяинъ приказалъ своимъ слугамъ убрать хорошенько домъ, что они и сдѣлали.

-- Мнѣ надо забавлять этого молодого человѣка и развлекать его, такъ какъ положеніе его мнѣ извѣстно.

Когда Али, сынъ Беккара, всталъ, онъ спросилъ себѣ воды, которой ему и принесли, и онъ, совершивъ омовеніе, прочелъ обычныя молитвы и началъ развлекать себя разговоромъ. Абулъ-Гасанъ, увидавъ это, подошелъ къ нему и сказалъ:

-- Господинъ мой Али, въ твоемъ настоящемъ положеніи было бы гораздо лучше, если бы ты провелъ и эту ночь здѣсь у меня, для того, чтобы сердце твое успокоилось и страданія отъ испытываемыхъ тобою желаній уменьшились и, ты могъ бы находить отраду въ разговорахъ съ нами.

-- Поступай, какъ найдешь нужнымъ, потому что я ни въ какомъ случаѣ не избавлюсь отъ того, что обрушилось на меня. Поступай, какъ знаешь.

Абулъ-Гасанъ всталъ, призвалъ прислугу, пригласилъ знакомыхъ и послалъ за пѣвцами и музыкантами. Они ѣли, пили и веселились весь этотъ день, а вечеромъ зажигали свѣчи и, передавая другъ другу кубки съ виномъ, превесело провели время. Затѣмъ пѣвица взяла лютню и спѣла слѣдующую пѣсню:

Судьба очей стрѣлою поразила

Меня, и я упала, а затѣмъ

Разсталась я съ возлюбленнымъ моимъ.

Судьба всегда была враждебна мнѣ,

И у меня терпѣть не стало мота,

Но дожидалась я того мгновенья,

Когда со мною это совершится.

Али, сынъ Беккара, услыхавъ эти слова, упалъ въ обморокъ и остался въ такомъ положеніи до разсвѣта, такъ что Абулъ-Гасанъ сталъ приходить въ отчаяніе. Но съ разсвѣтомъ онъ пришелъ въ себя и пожелалъ вернуться домой. Абулъ-Гасанъ не могъ уговорить его, и, боясь за него, онъ приказалъ прислугѣ своей привести мула и, посадивъ на него Али, проводилъ его до дому, и благополучно доставилъ до мѣста. Абулъ-Гасанъ благодарилъ Бога., избавившаго ихъ отъ такой страшной опасности, и началъ утѣшать Али, но тотъ отъ полноты страсти не могъ совладать съ собою. На прощаньи Али сказалъ Абулъ-Гасану:

-- О, братъ мой! не откажи сообщать мнѣ все, что ты узнаешь.

-- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ тотъ.

Абулъ-Гасанъ всталъ и пошелъ отъ него къ себѣ въ лавку и, отворивъ ее, сталъ ждать извѣстій отъ Шемсъ-Энъ-Нигаръ, но никакихъ извѣстій не получилъ. Слѣдующую ночь онъ провелъ у себя дома, но вставъ отправился къ Али, сыну Беккара, и нашелъ его въ постели окруженнымъ друзьями и врачами, прописывавшими ему лѣкарства и щупавшими пульсъ. Абулъ-Гасанъ вошелъ къ нему и онъ, увидавъ его, улыбнулся. Абулъ-Гасанъ поздоровался съ нимъ и спросилъ о его здоровьѣ, послѣ чего остался у него, хотя всѣ знакомые разошлись.

-- Что съ тобой?-- спросилъ его Абулъ-Гасанъ.

-- Сосѣди услыхали, что я нездоровъ, -- отвѣчалъ Али, -- а я не могъ встать и доказать противное, и какъ видишь, лежалъ врастяжку въ то время, какъ друзья приходили навѣстить меня. О, братъ мой, скажи мнѣ, не видалъ ли ты рабыни, или не слыхалъ ли чего-нибудь о ней?

-- Она не приходила ко мнѣ съ тѣхъ поръ, какъ оставила насъ на берегу Тигра, -- отвѣчалъ Абулъ-Гасанъ.-- О, братъ мой, -- прибавилъ онъ, -- берегись слабости и перестань плакать.

Но Али, сынъ Беккара, возразилъ ему:

-- О, братъ мой, я не могу совладать съ собой!-- онъ сталъ вздыхать и декламировать стихи и прибавилъ: -- я страдаю болѣзнью, отъ которой до сихъ поръ былъ избавленъ, и только надежда на смерть можетъ успокоить меня.

-- Господь, можетъ быть, исцѣлитъ тебя, -- проговорилъ Абулъ-Гасанъ.

Онъ простился съ нимъ и ушелъ къ себѣ въ лавку, которую открылъ, и куда вскорѣ пришла рабыня и поклонилась ему; онъ отвѣтилъ на ея поклонъ и, посмотрѣвъ на нее, увидѣлѣ, что у нея тяжело на душѣ, и что она опечалена.

-- Добро пожаловать, -- сказалъ онъ ей.-- Ну, какъ поживаетъ Шемсъ-Энъ-Нигаръ?

-- Я сейчасъ разскажу тебѣ, какъ она поживаетъ, -- отвѣчала она и тотчасъ же спросила: -- а что дѣлаетъ Али, сынъ Беккара?

Абулъ-Гасанъ разсказалъ ей все, что съ тѣмъ было, и она стала жалѣть, вздыхать и удивляться.

-- Положеніе моей госпожи, -- сказала она, -- еще удивительнѣе, и когда вы ушли, я вернулась къ ней съ сердцемъ, замиравшимъ отъ тревоги, едва вѣря, что вы спаслись, и нашла ее лежавшей въ своей комнатѣ, ничего не говорившей и никому не отвѣчавшей. Царь правовѣрныхъ сидѣлъ у ея изголовья, не умѣя объяснить себѣ ея болѣзни, и не зная, какъ она страдаетъ, а она до полуночи пролежала въ обморочномъ состояніи, и когда очнулась, то калифъ спросилъ ее:

-- Что съ тобой, Шемсъ-Энъ-Нигаръ, что приключилось съ тобой?

Услыхавъ вопросъ калифа, она поцѣловала его ноги и отвѣчала:

-- О, царь правовѣрныхъ, пусть Господь накажетъ меня! отъ разстройства желудка у меня заболѣла голова, и сдѣлался жаръ во всемъ тѣлѣ, такъ что отъ боли я упала въ обморокъ, и что было со мной -- я не знаю.

Вслѣдствіе этого калифъ спросилъ ее:

-- Да что же ты ѣла сегодня?

-- Мнѣ подали на завтракъ, -- отвѣчала она, кушанье, которое до сихъ поръ я никогда не ѣдала.

Она сдѣлала видъ, что совсѣмъ оправилась и, приказавъ принести вина, выпила его, и просила царя правовѣрныхъ продолжать развлекаться. Онъ расположился въ комнатѣ, и когда я подошла къ ней, то она спросила у меня о тебѣ и о твоемъ спутникѣ, и я разсказала ей, что сдѣлала съ вами, и передала ей стихи, продекламированные Али, сыномъ Беккара, на что она не отвѣтила ни слова. Калифъ же приказалъ той же пѣвицѣ пѣть, и она запѣла слѣдующіе стихи:

Не зналъ я никакой отрады послѣ

Отъѣзда твоего. Я знать теперь

Желалъ бы, какъ ты проводила время

Когда я оставался безъ тебя?

Священнымъ долгомъ было бы моимъ

Потоки слезъ кровавыхъ проливать,

Когда бы зналъ, что ты тосковала;

И плакала горючими слезами,

Томимая разлукою со мною.

Услыхавъ эти слова, Шемсъ-Энъ-Нигаръ снова упала въ обморокъ, и я, взявъ ее за руку, спрыснула розовой воды ей въ лицо, она пришла въ себя, послѣ чего я сказала ей: "О, госпожа моя, не выставляй себя такъ передъ тѣми, кто находится во дворцѣ! Жизнью твоего возлюбленнаго умоляю тебя потерпѣть! "

-- Но развѣ что-нибудь хуже смерти можетъ со мной случиться?-- отвѣчала она.-- А я желаю смерти, потому что она принесетъ мнѣ успокоеніе.

И въ то время, какъ мы такимъ образомъ разговаривали, рабыня запѣла слѣдующія слова поэта:

Они твердятъ, что за терпѣньемъ могутъ

Послѣдовать и радости опять.

Но развѣ можно находить терпѣнье

Въ разлукѣ съ нимъ тяжелой? Заключилъ

Со мной тогда, когда онъ цѣловалъ

Меня, особый договоръ, чтобъ я

Терпѣнья струны смѣло разрывала.

Не успѣла она еще кончить, какъ Шемсъ-Энъ-Нигаръ снова упала въ обморокъ. Калифъ, увидавъ ее, быстро подошелъ къ ней, велѣлъ тотчасъ же убрать вино и всѣмъ рабынямъ уйти по своимъ комнатамъ. Онъ просидѣлъ около нея до самаго утра, когда созвалъ врачей и потребовалъ, чтобы они помогли ей, не подозрѣвая, что она страдаетъ отъ любви и желаній. Я осталась при ней, пока она совсѣмъ не поправилась, и потому-то не могла прійти къ тебѣ. Я оставила при ней нѣсколько горничныхъ, когда она приказала мнѣ пойти къ тебѣ и узнать, что дѣлаетъ Али, сынъ Беккара, и потомъ вернуться къ ней.

АбуЛъ-Гасанъ, выслушавъ ее, не могъ надивиться и сказалъ:

-- Клянусь Аллахомъ, я все разсказалъ тебѣ о немъ. Вернись къ твоей госпожѣ, поклонись ей и посовѣтуй быть терпѣливой и скажи ей, чтобы она скрывала свою тайну, что я, зная ее, понимаю, какъ ей трудно, и какъ осторожно ей надо дѣйствовать.

Рабыня поблагодарила его и, простившись, вернулась къ своей госпожѣ.

Абулъ-Гасанъ пробылъ въ своей лавкѣ до вечера и затѣмъ вставъ заперъ ее и направился къ дому Али, сыну Беккара, и постучался въ дверь. На стукъ его вышелъ одинъ изъ слугъ и провелъ его въ комнаты. Увидавъ своего друга, Али улыбнулся и, обрадовавшись его приходу, сказалъ:

-- О, Абулъ-Гасанъ, въ какое горе ты меня повергъ, не показываясь цѣлый день; душа моя тоскуетъ по тебѣ.

-- Перестань, -- отвѣчалъ Абулъ-Гасанъ, -- если бы я могъ искупить тебя, то жизни не пожалѣлъ бы для этого. Сегодня рабыня Шемсъ-Энъ-Нигаръ пришла ко мнѣ и сказала мнѣ, что не приходила только потому, что калифъ сидѣлъ у ея госпожи, и разсказала мнѣ все, что съ нею случилось.

И онъ передалъ ему все, что слышалъ отъ рабыни, и вызвалъ громкія стенанія Али, сына Беккара, который горько заплакалъ и, взглянувъ на Абулъ-Гасана, сказалъ:

-- Аллахомъ прошу тебя помочь мнѣ въ моемъ горѣ, и скажи мнѣ, что теперь дѣлать? Кромѣ того, прошу тебя, останься у меня ночевать и развлеки своимъ разговоромъ.

Абулъ-Гасанъ исполнилъ его желаніе и отвѣчалъ, что останется у него ночевать. Они ночью говорили до тѣхъ поръ, пока Али, сынъ Беккара, послѣ рыданій и горючихъ слезъ не сталъ декламировать стихи, и затѣмъ, упалъ въ обморокъ. Абулъ-Гасапъ думалъ, что онъ отдалъ Богу душу, такъ какъ въ обморокѣ онъ пролежалъ до разсвѣта, когда очнувшись снова сталъ говорить съ Абулъ-Гасаномъ, который просидѣлъ у него чуть что не до полудня.

Послѣ этого онъ ушелъ и, прійдя къ своей лавкѣ, открылъ ее, и вслѣдъ за тѣмъ появилась рабыня, остановившаяся передъ нимъ, и когда онъ взглянулъ на нее, то она сдѣлала ему поклонъ, и послѣ его отвѣтнаго привѣтствія, она, передавъ поклонъ отъ госпожи своей, сказала:

-- А что дѣлаетъ Али, сынъ Беккара?

-- О, дѣвушка-рабыня, -- отвѣчалъ онъ,-- и не спрашивай о немъ и объ испытываемыхъ имъ любовныхъ страданіяхъ, такъ какъ по ночамъ онъ не спитъ и днемъ не находитъ покоя, и находится онъ въ такомъ положеніи, что больно смотрѣть на него.

-- Госпожа моя, -- сказала она ему, -- кланяется тебѣ и ему, и она написала ему письмо и находится въ положеніи еще худшемъ, чѣмъ онъ. Она поручила мнѣ письмо, сказавъ: "Не возвращайся ко мнѣ безъ отвѣта и поступай, какъ я тебѣ приказываю". Вотъ и письмо... Такъ не пойдешь ли ты со мною къ Али, сыну Беккара, для того, чтобы получить отъ него отвѣтъ?

-- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ Абулъ-Гасанъ и, заперевъ свою лавку, пошелъ вмѣстѣ съ рабыней, но не обыкновеннымъ путемъ, а другимъ, и пришелъ въ домъ Али, сына Беккара, у дверей котораго оставилъ рабыню, а самъ вошелъ. Али, сынъ Беккара, увидавъ его, очень обрадовался, а Абулъ-Гасанъ сказалъ ему:

-- Я пришелъ, потому что одинъ человѣкъ послалъ къ тебѣ рабыню съ запиской, въ которой онъ свидѣтельствуетъ тебѣ свое почтеніе и говоритъ, что не посѣтилъ тебя по случаю одного обстоятельства, помѣшавшаго ему. Рабыня стоитъ у двери. Позволишь ты ей войти?

-- Приведи ее, -- отвѣчалъ Али.

Абулъ-Гасанъ знакомъ объяснилъ ему, что это рабыня Шемсъ-Энъ-Нигаръ, и онъ сразу понялъ его и, увидавъ рабыню, пришелъ въ волненіе, обрадовался и, подмигнувъ ей, сказалъ:

-- Ну, какъ поживаетъ господинъ твой? Да пошлетъ ему Господь всякихъ благъ и здоровья.

-- Хорошо, -- отвѣчала она и подала ему письмо.

Онъ взялъ письмо, поцѣловалъ его и прочелъ, а затѣмъ передалъ Абулъ-Гасану, который прочелъ слѣдующее:

Посолъ мой этотъ все тебѣ разскажетъ

Про новости моей бездольной жизни:

Довольствуйся ты тѣми новостями

Взамѣнъ свиданья твоего со мной.

Свою возлюбленную ты оставилъ

Въ мучительной кручинѣ по тебѣ,

И сна мои глаза не знаютъ больше.

Терпѣнья пыткою страдаю я

Въ моемъ отчаяньи, такъ какъ нѣтъ.

Такого человѣка на землѣ,

Что могъ бы отразить удары рока.

Затѣмъ слѣдовало: "я написала тебѣ письмо, не владѣя руками, и говорю съ тобой, не владѣя языкомъ, и состояніе свое я могу объяснить такъ: безсонница не покидаетъ моихъ глазъ, а тревога не оставляетъ моего сердца; и я точно никогда не знала здоровья и счастья, точно никогда не была хороша собою и никогда не проводила весело время. Мнѣ кажется, что вся я соткана изъ страсти, изъ мученій отъ любви и тоски. Болѣзнь не покидаетъ меня, а желанія постоянно разрастаются. Молю Бога ускорить нашъ союзъ, для того, чтобы тревога души моей прекратилась. Я желала бы получить въ отвѣтъ отъ тебя нѣсколько словъ, для того, чтобы они меня развеселили; а тебя я прошу потерпѣть, пока Господь не пошлетъ исцѣленіе. И миръ да будетъ надъ тобой! "

Когда Али, сынъ Беккара, прочелъ письмо это съ начала до конца, то онъ сказалъ: _ч

-- Какой рукой стану я писать, и какими словами стану выражать свои мольбы и стенанія?

Онъ съ трудомъ приподнялся и сѣлъ и, взявъ бумагу, написалъ слѣдующее:

"Во имя Господа милосерднаго и сострадательнаго.-- Письмо твое, о, госпожа моя, получено и подѣйствовало успокоительно на душу, утомленную страданіями и желаніями, и рабъ твой понялъ всѣ ласковыя слова, заключавшіяся въ немъ. Я клянусь твоей головой, госпожа моя, что нахожусь въ положеніи, описанномъ поэтомъ:

Душа страдаетъ и растетъ забота,

И больше сна мои не знаютъ очи.

Мой организмъ лишился силъ; терпѣнье

Покинуло меня; разлука же наша

Все длится безъ конца; мой умъ разстроенъ,

И сердце у меня въ груди разбилось.

И знай, что жалоба не тушитъ пламя огорченья, но она успокоиваетъ человѣка, разстроеннаго желаніемъ и разлукой, и я буду довольствоваться словомъ "соединеніе" и какъ хорошо выразился поэтъ:

Да, если бы любовь существовала

Безъ недовольства и довольства, гдѣ

Была бы сладость писемъ и записокъ?

Когда Абулъ-Гасанъ прочелъ это письмо, то сильно огорчился и передалъ его рабынѣ, которой Али, сынъ Беккара, сказалъ:

-- Передай госпожѣ твоей мой поклонъ и разскажи ей о моей страсти и желаніяхъ и какъ любовь съѣдаетъ мою плоть и мои кости, и скажи ей, что я желалъ бы, чтобы кто-нибудь избавилъ меня отъ отчаянія и отъ моего несчастнаго положенія.

Онъ заплакалъ и рабыня заплакала вмѣстѣ съ нимъ и, простившись, ушла отъ него.

Абулъ-Гасанъ тоже пошелъ и, простившись съ нею, прошелъ къ себѣ въ лавку. Сердце у него ныло и грудь сжималась, когда онъ думалъ объ этомъ дѣлѣ. Цѣлый день и всю ночь мысли эти не давали ему покоя и на слѣдующій день онъ пошелъ къ Али, сыну Беккара, и, выждавъ, пока другіе посѣтители отъ него ушли, онъ спросилъ о состояніи его здоровья. Али сталъ жаловаться на любовь и мученія и продекламировалъ слѣдующіе стихи:

И до меня вѣдь жаловались люди

На муки страсти, и живой и мертвый

Страдали отъ извѣстья про разлуку.

Такъ глубоки и такъ могучи чувства

Моей души, порабощенной страстью,

Что нѣтъ нигдѣ такого человѣка,

Который могъ бы чувствовать такъ сильно.

-- Никогда не видывалъ и не слыхивалъ о подобныхъ, какъ ты, влюбленныхъ, -- сказалъ ему Абулъ-Гасанъ.-- Къ чему такое отчаяніе и страданіе и волненіе, разъ что ты любишь особу, отвѣчающую тебѣ взаимностью? А что бы было, если бы ты любилъ особу, которая чувствовала бы къ тебѣ презрѣніе и отвращеніе? Ты Али, сынъ Беккара, долженъ согласиться съ моими словами и поблагодарить меня за нихъ.

У Абулъ-Гасана былъ пріятель, близко знавшій его дѣла и слыхавшій о приключеніи Али, сына Беккара, и о томъ, что онъ близокъ съ Абулъ-Гасаномъ. Онъ часто приходилъ къ Абулу и справлялся о здоровьѣ Али и однажды спросилъ, что же дѣлаетъ Шемсъ-Энъ-Нигаръ.

-- Она пригласила его къ себѣ разъ, -- отвѣчалъ Абулъ-Гасанъ,-- и ничего между ними и быть не можетъ. Я же, съ своей стороны, составилъ планъ, который желалъ бы сообщить тебѣ.

-- Что это за планъ?-- спросилъ пріятель Абула.

-- Я человѣкъ, имѣющій много дѣлъ, -- отвѣчалъ Абулъ-Гасанъ,-- и боюсь, чтобы исторія этихъ влюбленныхъ не разгласилась, вслѣдствіе чего я могу погибнуть и потерять все свое состояніе и погубить свое семейство. Мнѣ думается, что мнѣ слѣдуетъ собрать деньги и переѣхать въ городъ Эль-Башрахъ и остаться тамъ до тѣхъ поръ, пока исторія эта чѣмъ-нибудь не разыграется, такъ какъ любовь совершенно лишила ихъ разсудка и между ними началась переписка. Посредницей имъ служитъ рабыня, которая пока хранитъ ихъ тайну, но я боюсь, что она струситъ и кому-нибудь о нихъ разскажетъ, и вѣсть о связи ихъ разнесется, и я непремѣнно погибну, такъ какъ оправдываться мнѣ будетъ нечѣмъ.

Ты разсказалъ мнѣ объ опасномъ дѣлѣ, -- отвѣчалъ его другъ: -- о дѣлѣ, котораго нельзя не бояться. Спаси тебя, Господи, отъ бѣдствія и отъ исхода, котораго ты опасаешься! Твое рѣшеніе вполнѣ основательно.

Абулъ-Гасанъ пошелъ домой и сталъ устраивать свои дѣла и готовиться къ отъѣзду въ Эль-Башрахъ, и не прошло трехъ дней, какъ онъ привелъ все въ порядокъ и уѣхалъ.

Черезъ три дня другъ его пріѣхалъ навѣстить его и, не найдя его, спросилъ о немъ у сосѣдей, и ему отвѣчали:

-- Три дня тому назадъ онъ уѣхалъ въ Эль-Башрахъ, гдѣ ему надо произвести денежные расчеты съ купцами города, и онъ поѣхалъ собрать деньги и затѣмъ вернется.

Пріятель его былъ сильно удивленъ и, уходя, проговорилъ:

-- Жаль, что приходится разстаться съ Абулъ-Гасаномъ. Онъ выдумалъ предлогъ познакомиться съ Али, сыномъ Беккара, и, явившись къ нему въ домъ, сказалъ одному изъ мальчиковъ:

-- Спроси у своего господина, не позволитъ ли онъ мнѣ войти къ нему и поклониться ему?

Слуга вошелъ и, передавъ своему господину просьбу, вернулся къ посѣтителю и проводилъ его. Посѣтитель нашелъ Али сидящимъ на подушкахъ и поклонился ему. Али, сынъ Беккара, отвѣтилъ на его поклонъ и высказалъ ему привѣтствіе. На это посѣтитель высказалъ сожалѣніе, что не навѣстилъ его во время болѣзни, и сказалъ:

-- О, господинъ мой, между мною и Абулъ-Гасаномъ существовала тѣсная дружба, и я не имѣлъ ютъ него никакихъ тайнъ и постоянно былъ съ нимъ; но тутъ мнѣ пришлось отлучиться по дѣламъ на три дня и, вернувшись, я нашелъ лавку его запертой и, спросивъ о немъ у сосѣдей, я узналъ, что онъ уѣхалъ въ Эль-Башрахъ. Ты былъ его самымъ близкимъ другомъ и прошу тебя, ради Аллаха, сказки мнѣ, что это значитъ?

Али, сынъ Беккара, услыхавъ это извѣстіе, измѣнился въ лицѣ и въ волненіи отвѣчалъ:

-- Я до настоящей минуты не слыхалъ о его отъѣздѣ. И если это дѣйствительно такъ, то на меня обрушилась большая бѣда.

Онъ заплакалъ и продекламировалъ слѣдующіе стихи:

Припоминалъ я съ горькими слезами

Тѣ радости, которыя минули

И канули во мракъ забвенья, такъ какъ

Еще друзья мои въ то время были

Со мною неразлучными. Теперь же

Злосчастіе мое насъ разлучило,

И долженъ я поэтому слезами

Друзей невѣрныхъ этихъ помянуть.

Онъ опустилъ голову до самой земли и задумался, затѣмъ, спустя нѣкоторое время, онъ поднялъ глаза и, взглянувъ на одного изъ своихъ слугъ, сказалъ ему:

-- Сходи въ домъ Абулъ-Гасана и спроси, дома ли онъ, или уѣхалъ куда-нибудь и, если тебѣ скажутъ, что уѣхалъ, то спроси -- куда?

Слуга ушелъ и, вернувшись очень скоро, отвѣчалъ:

-- Я спросилъ объ Абулъ-Гасанѣ, и прислуга его сказала мнѣ, что онъ уѣхалъ въ Эль-Башрахъ; но у дверей его я засталъ рабыню, ожидавшую его. Хотя я и не знаю, но она узнала меня и спросила: Вѣдь ты слуга Али, сына "Беккара? Я отвѣчалъ ей, что да. У меня есть къ нему письмо!отъ самаго дорогого его друга, сказала она. Она пришла со мной и стоитъ у дверей.

-- Приведи ее ко мнѣ, -- отвѣчалъ на это Али, сынъ Беккара.

Слуга ушелъ за нею и привелъ ее, а человѣкъ, сидѣвшій въ это время у него въ гостяхъ, посмотрѣлъ на нее и увидалъ, что рабыня это особа не простая.

Рабыня, между тѣмъ, подошла къ сыну Беккара и поклонилась ему и шопотомъ заговорила съ нимъ и во время разговора онъ давалъ клятвы и божился, что не говорилъ того, въ чемъ она его обвиняла; послѣ этого она простилась и ушла.

Посѣтитель, другъ Абулъ-Гасана, былъ ювелиръ; и когда рабыня ушла, онъ снова заговорилъ и сказалъ Али, сыну Беккара:

-- Несомнѣнно, что во дворцѣ калифа интересуются тобою, и что ты имѣешь знакомства между дворцовыми женщинами.

-- Кто могъ сказать тебѣ это?-- спросилъ Али, сынъ Беккара:

-- Я угадалъ,-- отвѣчалъ ювелиръ, увидавъ эту рабыню,-- Вѣдь это рабыня Шемсъ-Энъ-Нигаръ. Она недавно приходила ко мнѣ съ запиской, въ которой та просила сдѣлать ей брильянтовое ожерелье, и я послалъ ей богатое ожерелье.

Али, сынъ Беккара, услыхавъ эти слова, пришелъ въ такое волненіе, что ювелиръ испугался за него; но потомъ онъ пришелъ въ себя и сказалъ:

-- О, братъ: мой, Аллахомъ умоляю тебя, разскажи мнѣ, какимъ образомъ ты ее знаешь?

-- Удержись отъ разспросовъ, -- сказалъ ему ювелиръ.

-- Нѣтъ, я не перестану спрашивать тебя, -- продолжалъ Али, -- пока не добьюсь отъ тебя правды.

-- Хорошо, я все разскажу тебѣ, -- сказалъ ювелиръ, -- для того, чтобы ты не заподозрилъ меня въ чемъ-нибудь. Я все разскажу тебѣ, не утаивъ рѣшительно ничего, только на одномъ условіи, чтобы ты разъяснилъ мнѣ по правдѣ причину твоей болѣзни.

Вслѣдствіе этого Али разсказалъ ему свою исторію и прибавилъ:

-- Клянусь Аллахомъ, вѣдь если я скрываю это дѣло, то только потому, что боюсь злобы людской.

-- А я желалъ свиданія съ тобой, -- возразилъ ему ювелиръ,-- только потому, что чувствовалъ къ тебѣ сильное расположеніе и сочувствовалъ твоимъ жестокимъ страданіямъ, неизбѣжнымъ при разлукѣ. Можетъ-быть, я замѣню тебѣ друга моего Абулъ-Гасана на время его отсутствія. Будь же счастливъ и развеселись.

Али, сынъ Беккара, поблагодарилъ его за эти слова и продекламировалъ стихи:

Да, если бы сказалъ я, что разлуку

Съ нимъ терпѣливо я переносилъ,

То жалобы мои и слезы горя

Меня во лжи бы уличили сразу.

Но развѣ я могу скрывать тѣ слезы,

Что вызываетъ на глаза разлука

Съ моимъ неоцѣненнымъ, лучшимъ другомъ.

Затѣмъ онъ на нѣкоторое время умолкъ и послѣ этого сказалъ ювелиру:

-- А знаешь, что рабыня потихоньку говорила мнѣ?

-- Клянусь Аллахомъ, о, господинъ мой, не знаю, -- отвѣчалъ онъ.

-- Она высказала предположеніе, -- продолжалъ Али, сынъ Беккара,-- что я посовѣтовалъ Абулъ-Гасану поѣхать въ Эль-Башрахъ, и что я выдумалъ эту уловку для того, чтобы прекратить между нами всякія сношенія; и я клялся ей, что я не виновенъ въ этомъ, но она мнѣ не повѣрила, и съ этимъ убѣжденіемъ вернулась къ своей госпожѣ, такъ какъ она очень расположена къ Абулъ-Гасану.

-- О, братъ мой, -- отвѣчалъ ювелиръ, -- по лицу рабыни я угадалъ, въ чемъ дѣло; но если на то будетъ воля Божія (да святится имя Его), я помогу тебѣ достигнуть твоего желанія.

-- А какимъ же образомъ, -- сказалъ Али, -- поступишь ты, если она испугается, какъ дикій звѣрь пустыни?

-- Я употреблю всѣ свои старанія, чтобы помочь тебѣ, -- отвѣчалъ ювелиръ, -- и устрою знакомство съ нею, не подвергаясь опасности и бѣдствію.

Послѣ этого онъ просилъ позволенія откланяться, и Али, сынъ Беккара, сказалъ ему:

-- О, братъ мой, старайся сохранить мою тайну.

И, взглянувъ на него, Али заплакалъ.

Ювелиръ простился съ нимъ и пошелъ, самъ не зная, какъ бы ему устроить дѣло Али, сына Беккара, и шелъ обдумывая, какъ ему поступить, какъ вдругъ на улицѣ увидалъ бумажку; онъ тотчасъ же поднялъ ее и, посмотрѣвъ на адресъ, прочелъ: "Отъ наипокорнѣйшаго друга къ лучшему предмету его преданности". Развернувъ бумажку, онъ прочелъ слѣдующее:

Посолъ ко мнѣ вернулся отъ тебя,

Чтобъ дать мнѣ на союзъ съ тобой надежду,

Но я скорѣй подумала, что онъ

Тутъ непремѣнно что-нибудь напуталъ..

Поэтому не радовалась я,

А только горе возросло мое,

И потому что знала я, что твой

Посолъ отвѣтъ передалъ невѣрно.

Затѣмъ шло письмо такого содержанія: "Знай, о, господинъ мой, что мнѣ извѣстно, по какой причинѣ прекратилась переписка между тобой и мной; но если жестокимъ оказался ты, то я отвѣчу тебѣ вѣрностью, и если твоя любовь прекратилась, то моя сохранится, несмотря на разлуку, такъ какъ я хочу поступить съ тобой, какъ говоритъ поэтъ.

Надменный, я все перенесу:

Гнетъ и мученья; я буду терпѣлива;

Потребуй смѣло -- я покорна буду;

Назначь отъѣздъ -- я подойду къ тебѣ;

Скажи ты слово, и услышу я;

Приказывай -- приказъ исполню я.

Только что онъ прочелъ это, какъ къ нему подошла рабыня, которая смотрѣла во всѣ стороны, и, увидавъ у него въ рукѣ бумажку, она сказала ему:

-- О, господинъ мой, эта бумажка вывалилась отъ меня.

Но онъ ничего не отвѣтилъ ей, а пошелъ дальше, и рабыня пошла за нимъ, пока онъ не вошелъ въ домъ.

-- О, господинъ мой, -- сказала она ему тогда, -- отдай мнѣ эту бумажку, потому что обронила ее я.

-- Не бойся, рабыня, -- сказалъ онъ, взглянувъ на нее, -- и не огорчайся, а разскажи мнѣ лучше все по правдѣ, потому что тайны я беречь умѣю, и умоляю тебя, не скрывай отъ меня ничего о дѣлахъ твоей госпожи. Можетъ-быть, Господь поможетъ мнѣ исполнить ея желаніе и облегчить то, что представляется теперь такимъ труднымъ.

Услыхавъ это, рабыня отвѣчала:

-- О, господинъ мой, тайна не будетъ потеряна, если будетъ вручена тебѣ, и дѣло не потерпитъ неудачи, если за него возьмешься ты. Знай, что ты расположилъ меня къ себѣ, и я разскажу тебѣ все по правдѣ, только ты отдай мнѣ письмо.

Она разсказала ему все и прибавила:

-- Богъ свидѣтель, что я говорила тебѣ правду.

-- Да, ты говорила правду, -- отвѣчалъ онъ, -- потому что я знаю главную сущность этого дѣла.

Онъ разсказалъ ей, какимъ образомъ онъ узналъ все дѣло Али, сына Беккара, и разсказалъ ей, въ какомъ настроеніи онъ находился. Послѣ этого онъ далъ ей письмо и она, запечатавъ его, какъ оно было запечатано прежде, сказала:

-- Моя госпожа Шемсъ-Энъ-Нигаръ дала мнѣ письмо запечатаннымъ; и когда онъ прочтетъ его и напишетъ отвѣтъ, я принесу тебѣ отвѣтъ.

Рабыня простилась съ нимъ и отправилась къ Али, сыну Беккара, который ждалъ ее, и она отдала ему письмо и онъ прочелъ его и, написавъ отвѣтъ, отдалъ его ей. Взявъ отвѣтъ, она, какъ обѣщала, принесла его ювелиру, и онъ, сломавъ печать, прочелъ слѣдующее:

Поистинѣ посолъ, принесшій тайно

Твое письмо ко мнѣ, въ большомъ проступкѣ

Виновенъ, что онъ вызвалъ недовольство

Въ тебѣ. Поэтому пришли посла,

Достойнаго довѣрія вполнѣ,

Изъ слугъ твоихъ, который говоритъ

Всегда правдиво и не знаетъ лжи.

Далѣе въ письмѣ писалось: "Жестокость проявилась не съ моей стороны, точно такъ же и вѣрность нарушена не мною и любить пересталъ не я, какъ не я пересталъ грустить, и развлекаться послѣ разлуки, и любить кого-нибудь другого. Всевѣдущему Богу извѣстно, что я желаю только соединиться съ той, кого люблю, и скрыть свои чувства отъ постороннихъ. Вотъ въ какомъ состояніи я нахожусь, и миръ да будетъ надъ тобой!"

Ювелиръ, прочитавъ это письмо и понявъ его содержаніе, громко заплакалъ. Рабыня же сказала ему:

-- Не уходи отсюда, пока я не вернусь къ тебѣ; такъ какъ онъ высказалъ противъ меня обвиненіе, за которое я его простила, то мнѣ непремѣнно хочется устроить свиданіе между тобой и моей госпожой Шемсъ-Энъ-Нигаръ, къ какимъ бы мнѣ ни пришлось прибѣгнуть для этого хитростямъ. Я оставила ее въ самомъ жалкомъ положеніи въ ожиданіи отвѣта.

Рабыня ушла къ своей госпожѣ, а ювелиръ провелъ ночь въ сильной тревогѣ, а съ наступленіемъ утра онъ прочелъ обычныя молитвы и сѣлъ въ ожиданіи ея и, дѣйствительно, она вскорѣ появилась и весело подошла къ нему.

-- Что новаго, рабыня?-- спросилъ онъ.

-- Отъ тебя я прошла прямо къ своей госпожѣ, -- отвѣчала она, -- и отдала ей письмо, написанное Али, сыномъ Беккара, и, когда она прочла и поняла его, то совершенно смутилась, а я сказала ей; "О, госпожа моя, не бойся, чтобы отсутствіе Абулъ-Гасана помѣшало твоимъ дѣламъ, такъ какъ я нашла человѣка, выразившаго готовность занять его мѣсто, человѣка болѣе достойнаго, чѣмъ онъ, болѣе высокаго положенія и умѣющаго хранить тайны". Послѣ этого я разсказала ей, что произошло между ею и Абулъ-Гасаномъ, и какимъ образомъ ты добился довѣрія Али, сына Беккара, и какъ я обронила записку и ты ее поднялъ, и затѣмъ я передала ей, на чемъ мы.съ тобой порѣшили.

Ювелиръ очень удивился, а рабыня прибавила:

-- Она хочетъ сама поговорить съ тобой для того, чтобы отъ тебя услыхать, какое произошло соглашеніе между тобою и имъ, и потому приготовься, чтобы итти со мной къ ней.

Но ювелиръ, услыхавъ это, сообразилъ, что ему въ высшей степени опасно пойти во дворецъ по такому дѣлу, и отвѣчалъ:

-- О, сестра моя! я принадлежу къ простому званію, не то, что Абулъ-Гасанъ. Абулъ-Гасанъ выше меня по рожденію и человѣкъ извѣстный, привыкшій ходить во дворецъ калифа, потому что обитателямъ дворца требовались его товары; я же безъ трепета не смѣлъ даже говорить съ Абулъ-Гасаномъ. Если твоей госпожѣ угодно говорить со мной, то мы можемъ устроить это въ другомъ мѣстѣ, но никакъ не во дворцѣ калифа, и подальше отъ мѣста жительства царя правовѣрныхъ. У меня недостанетъ духа исполнить твое требованіе.

Такимъ образомъ, онъ отказался пойти съ нею. Она же увѣряла его, что ручается за его безопасность, и просила не бояться, но онъ дрожалъ всѣмъ тѣломъ, такъ что рабыня сказала ему:

-- Если тебѣ тяжело пойти во дворецъ калифа и ты не хочешь слѣдовать за мною, то я уговорю ее прійти къ тебѣ, Поэтому не уходи изъ дому, пока я не вернусь къ тебѣ съ ною.

Она ушла, но вернулась очень скоро и сказала ювелиру:

-- Нѣтъ ли тутъ съ тобою рабыни или слуги?

-- Со мною тутъ только старая рабыня-негритянка, которая прислуживаетъ мнѣ, -- отвѣчалъ онъ.

Рабыня встала и заперла дверь между прислугой ювелира и имъ самимъ, а мальчиковъ его выслала изъ дома.

Послѣ этого она вышла и тотчасъ же вернулась съ женщиной, при появленіи которой по дому ювелира распространился чудный запахъ. Ювелиръ, увидавъ ее, всталъ, подложилъ ей подушку и потомъ сѣлъ передъ нею. Нѣкоторое время она молчала, пока не отдохнула, а затѣмъ открыла лицо, и ювелиру показалось, что домъ его освѣтился солнцемъ.

-- Это тотъ человѣкъ, о которомъ ты мнѣ говорила? спросила она у своей рабыни.

-- Да, -- отвѣчала дѣвушка.

Шемсъ-Энъ-Нигаръ посмотрѣла на ювелира и сказала:

-- Какъ поживаешь?

-- Помаленьку, -- отвѣчалъ онъ, -- живу твоими молитвами.

-- Ты заставилъ насъ, -- продолжала она, -- прійти къ тебѣ, и повѣдать тебѣ нашу тайну.

Она стала разспрашивать его о семьѣ, о дѣтяхъ, и онъ, отвѣтивъ ей, сказалъ:

-- Кромѣ этого дома, у меня есть еще домъ неподалеку, въ которомъ я имѣю обыкновеніе принимать друзей и знакомыхъ.

Послѣ этого она спросила его, какимъ образомъ онъ узналъ ихъ исторію, и онъ разсказалъ ей все подробно отъ начала до конца, вслѣдствіе чего она вздохнула, подумавъ объ Абулъ-Гасанѣ, и сказала:

-- Да, такой человѣкъ, какъ онъ, понималъ, какъ люди могутъ страдать отъ желаній и нуждаться въ помощи ближнихъ. Онъ зналъ, что дѣло безъ словъ не обдѣлать, что желаніе можетъ исполниться усиліемъ, что отдыхъ нуженъ послѣ утомленія, и успѣхъ можетъ быть отъ усердія великодушныхъ людей. И теперь ты знаешь обстоятельства нашего дѣла и можешь выдать насъ или помочь намъ; но, зная твое великодушіе, я ничего болѣе говорить не буду. Тебѣ уже извѣстно, что эта рабыня скрываетъ мою тайну, и вслѣдствіе этого занимаетъ при мнѣ высокое положеніе, и я выбрала ее посредницей своихъ дѣлъ. Считай ее достойной своего довѣрія и сообщай ей о томъ, что ты намѣренъ будешь дѣлать. Имѣя дѣло съ нами, ты можешь быть совершенно увѣренъ въ своей безопасности, и то, что будетъ закрыто тобой, то только одинъ ты и будешь отворять, и ты одинъ будешь посредникомъ между Али, сыномъ Беккара, и мною.

Шемсъ-Энъ-Нигаръ встала и, едва держась на ногахъ, отправилась домой въ сопровожденіи ювелира, который проводилъ ее до дворца, послѣ чего онъ вернулся домой и, опустившись на подушку, сталъ удивляться ея красотѣ, разбирать все сказанное ею и восторгаться ея вѣжливостью и изяществомъ. Долго сидѣлъ онъ въ подобномъ раздумьѣ, и когда совершенно успокоился, то потребовалъ себѣ ѣды и наѣлся вволю. Затѣмъ онъ переодѣлся и, выйдя изъ дому, направился къ Али, сыну Беккара, гдѣ былъ встрѣченъ прислугою, которая ввела его къ хозяину. Али лежалъ на постели, и, увидавъ ювелира, сказалъ:

-- Ты не поспѣшилъ прійти ко мнѣ и страшно встревожилъ меня.

Сказавъ это, онъ отпустилъ своихъ слугъ и, приказавъ удеретъ всѣ двери, продолжалъ, обращаясь къ ювелиру:

-- Съ тѣхъ поръ, какъ ты ушелъ отъ меня, я глазъ не смыкалъ, такъ какъ рабыня приходила вчера, и принесла мнѣ запечатанное письмо отъ своей госпожи Шемсъ-Энъ-Нигаръ. Онъ разсказалъ все, что произошло между имъ и ею, послѣ чего прибавилъ: Я совсѣмъ теперь растерялся, и терпѣнія у меня не стало, такъ какъ Абулъ-Гасанъ былъ дорогимъ для меня собесѣдникомъ и зналъ рабыню.

Ювелиръ, выслушавъ его, засмѣялся.

-- Надъ чѣмъ же ты смѣешься?-- спросилъ его Али, сынъ Беккара;-- а я такъ радовался твоему приходу и надѣялся, что ты прекратишь мои страданія.

Онъ заплакалъ и продекламировалъ слѣдующіе стихи:

Есть люди, что смѣются надъ моими

Слезами на глазахъ, меня встрѣчая,

Но если бы они узнали сами

То, что я выстрадалъ, то это ихъ

Заставило бы плакать. Не имѣетъ

Никто въ тоскѣ другого сожалѣнья

За всѣ переносимыя имъ муки.

Но лишь одно лицо полно тревоги,

Чье горе слишкомъ долго продолжалось.

Все восхищенье, все мое стремленье,

Всѣ вздохи, думы и томленье духа

Принадлежатъ лишь другу моему,

Который въ тайникахъ моей души

Живетъ и въ нихъ нашелъ себѣ пріютъ,

И никогда не покидаетъ ихъ.

Пока могу я рѣдко наслаждаться

Свиданьемъ съ нимъ. Я не имѣю

Ни одного такого человѣка,

Который былъ бы мнѣ настолько близокъ,

Чтобы занять въ моей душѣ то мѣсто,

Которое принадлежитъ ему.

Я не избралъ себѣ ни одного

Другого друга, онъ мой другъ единый.

И ювелиръ, услыхавъ эти слова и понявъ ихъ значеніе, заплакалъ, и разсказалъ ему все, что случилось съ нимъ и съ рабыней съ тѣхъ поръ, какъ онъ разстался съ нимъ. Слушая его слова, Али, сынъ Беккара, то краснѣлъ, то блѣднѣлъ, то пріободрялся, то совсѣмъ ослабѣвалъ, а къ концу его, разсказа заплакалъ и сказалъ:

-- О, братъ мой, я во всякомъ случаѣ погибаю и желалъ бы, чтобы конецъ этотъ былъ близокъ! И тебя прошу быть со мною поласковѣе до тѣхъ поръ, пока Богу угодно будетъ распорядиться моей судьбой, и ни въ чемъ не стану я тебѣ противорѣчить.

-- Ничто не потушитъ въ тебѣ этого огня, -- отвѣчалъ ювелиръ,-- кромѣ свиданія съ особою, въ которую ты влюбленъ. Свиданіе же должно происходить гдѣ-нибудь въ другомъ мѣстѣ, а не здѣсь, такъ какъ здѣсь не безопасно. Неподалеку отсюда у меня есть еще домъ. Рабыня приходила туда съ своей госпожой и выбрала для себя тотъ домъ. Тамъ устрою я ваше свиданіе, и гамъ вы выскажете другъ другу все, что вы выстрадали въ разлукѣ.

-- Поступай, какъ хочешь и какъ найдешь нужнымъ, -- отвѣчалъ Али, сынъ Беккара.

-- Я пробылъ съ нимъ, -- разсказывалъ потомъ ювелиръ,-- всю ночь и проговорилъ до утра, когда, прочитавъ молитвы, ушелъ отъ него домой. Мнѣ пришлось ждать весьма недолго, когда появилась рабыня и поздоровалась со мною. Отвѣтивъ на ея привѣтствіе, я сообщилъ ей о планѣ, составленномъ между мною и Али, сыномъ Беккара, на что она отвѣчала мнѣ:

-- Знай, что калифъ ушелъ отъ насъ, и что у насъ, въ домѣне осталось никого изъ постороннихъ, и потому у насъ совершенно безопасно, и для насъ это будетъ безопаснѣе и лучше.

-- Можетъ-быть, это и такъ, -- отвѣчалъ я, -- но въ моемъ домѣ все-таки это будетъ лучше и безопаснѣе для насъ и удобнѣе.

-- Пусть будетъ по-твоему, -- отвѣчала рабыня, -- а я пойду къ своей госпожѣ и сообщу ей о томъ, что ты мнѣ сказалъ, и передамъ ей твое предложеніе.

Она ушла къ своей госпожѣ и сдѣлала ей предложеніе, и, вернувшись ко мнѣ, отвѣчала:

-- Госпожа моя приказала тебѣ кланяться и сказать, чтобы ты взялъ эти деньги и купилъ все, что намъ требуется.

Но я побожился, что не возьму отъ нея ничего, и рабыня, взявъ обратно деньги, вернулась къ своей госпожѣ и сказала ей, что я денегъ не взялъ и вернулъ ей обратно. Послѣ ухода рабыни я пошелъ въ свой другой домъ и велѣлъ перенести туда мебель и посуду, и все, что нужно, и серебро, и китайскій фарфоръ, и приготовилъ все, что нужно, изъ ѣды и питья, и когда рабыня пришла снова и увидала, какъ я все приготовилъ, она осталась довольна и приказала мнѣ привести Али, сына Беккара, на что я отвѣчалъ:

-- Нѣтъ, ужъ приведи его сама.

Вслѣдствіе этого она пошла къ нему и привела его одѣтаго въ богатѣйшую одежду, съ сіяющимъ лицомъ, а я, встрѣтивъ, привѣтствовалъ его, и посадилъ на матрацъ, достойный его званія, и поставилъ предъ нимъ пахучіе цвѣты въ вазахъ изъ китайскаго фарфора и хрусталя, и въ продолженіе цѣлаго часа проговорилъ съ нимъ, послѣ чего рабыня ушла и вернулась только послѣ солнечнаго заката, въ сопровожденіи Шемсъ-Энъ-Нигаръ съ двумя прислужницами. Лишь только она увидала Али, сына Беккара, а онъ увидалъ ее, они оба безъ чувствъ упали на полъ и пролежали такимъ образомъ цѣлый часъ. Очнувшись, они подошли другъ къ другу и стали разговаривать, и, надушившись, стали благодарить меня за мою доброту.

-- Не желаете ли вы покушать?-- спросилъ я ихъ.

-- Желаемъ, -- отвѣчали они.

Я принесъ поэтому имъ поѣсть, и они ѣли до тѣхъ поръ, пока не насытились, и потомъ вымыли руки, а я провелъ ихъ въ другую комнату, куда принесъ имъ вина. Выпивъ вина, они оживились и Шемсъ-Энъ-Нигаръ сказала мнѣ:

-- О, господинъ мой, доверши свою доброту и принеси намъ лютню или другой какой-нибудь музыкальный инструментъ, чтобы мы могли позабавиться.

-- Сейчасъ, -- отвѣчалъ я.

Я всталъ и принесъ лютню, которую она взяла и, положивъ къ себѣ на колѣни, прелестно заиграла и пропѣла стихи:

Мои глаза совсѣмъ не знали сна,

И мнѣ казалось даже, что люблю я

Безсонницу. И такъ изнурена я

Была моей болѣзнью, что она

Мнѣ составною частію казалась

Природы организма моего.

И слезы по моимъ текли щекамъ,

Ихъ обжигая. О, когда бъ я знала,

Увидимся ли мы когда-нибудь

Съ тобою послѣ дня разлуки нашей.

Она продолжала пѣть такъ хорошо, что у слушателей помутилось въ головѣ и они пришли въ полный восторгъ. Послѣ этого кубокъ съ виномъ обошелъ насъ нѣсколько разъ, и Шемсъ-Энъ-Нигаръ снова чудно пропѣла слѣдующее:

Возлюбленный мнѣ обѣщалъ явиться

Въ назначенное время на свиданье,

И обѣщанье выполнилъ свое

Въ ту ночь, которую всегда я буду

Считать моею самой драгоцѣнной

И полной высшаго блаженства ночью.

Послѣ этого я оставилъ ихъ въ этомъ домѣ и ушелъ къ себѣ, и они провели тамъ ночь. Утромъ же я прочелъ молитвы, выпилъ вина и сидѣлъ, раздумывая: не пойти ли мнѣ къ нимъ, какъ въ это самое время ко мнѣ пришелъ одинъ изъ моихъ сосѣдей и въ ужасѣ сказалъ мнѣ:

-- О, братъ мой! не легко мнѣ было видѣть то, что случилось вчера съ тобою въ другомъ домѣ.

-- А что случилось, о, братъ мой?-- спросилъ я его.-- Разскажи мнѣ, что случилось въ другомъ домѣ?

-- Разбойники, -- отвѣчалъ онъ, -- явившіеся вчера въ наше сосѣдство и убившіе кое-кого, видѣли, какъ ты переносилъ вчера въ свой другой домъ различныя вещи, и, явившись туда ночью, они разграбили все и убили твоихъ гостей.

Я тотчасъ же всталъ, и мы съ сосѣдомъ пошли въ домъ и нашли его пустымъ. Разбойники не оставили рѣшительно ничего. Это обстоятельство сильно поразило меня.

-- Что касается до вещей, -- сказалъ я, -- то потеря ихъ меня не очень огорчаетъ, и если взятые мною отъ пріятелей предметы и пропали, то въ этомъ еще большого несчастія нѣтъ, такъ какъ имъ станетъ извѣстно, что вещи у меня украдены, но я боюсь, что исчезновеніе Али, сына Бекісара, и наложницы царя правовѣрныхъ возбудитъ толки, и за это дѣло я поплачусь жизнью.

Сказавъ это, ювелиръ посмотрѣлъ на своего собесѣдника и сказалъ ему:

-- Ты мой братъ и сосѣдъ, и сохранишь мою тайну. Посовѣтуй, что мнѣ теперь дѣлать?

-- Прежде всего, -- отвѣчалъ ему сосѣдъ, -- я совѣтую тебѣ быть насторожѣ, такъ какъ разбойники, ограбившіе сегодня ночью твой домъ, убили нѣсколько весьма значительныхъ лицъ во дворцѣ калифа, и нѣсколько человѣкъ изъ высшей полиціи, и потому придворная стража ищетъ ихъ повсюду, и, можетъ-быть, найдетъ, и твое сомнѣніе само собой прекратится.

Услыхавъ это, ювелиръ вернулся домой, раздумывая:

"А вѣдь со мною случилось то, чего такъ боялся Абулъ-Гасанъ, и ради чего онъ уѣхалъ въ Эль-Башрахъ, а я какъ разъ впутался въ это дѣло".

О томъ, что домъ ювелира разграбленъ, сдѣлалось извѣстнымъ всѣмъ, и знакомые являлись къ нему съ разспросами. Нѣкоторые изъ нихъ жалѣли его, а другіе злорадствовали, замѣчая, съ какой тревогой онъ разсказывалъ объ этомъ несчастій, и не могъ ни ѣсть ни пить. Въ то время, какъ юнъ сидѣлъ и раскаивался, къ нему явился слуга и сказалъ:

-- Тамъ, у дверей, стоитъ неизвѣстный мнѣ человѣкъ.

Ювелиръ тотчасъ же пошелъ къ нему, поклонился и увидалъ, что стоялъ совершенно незнакомый ему человѣкъ.

-- Мнѣ надо поговорить съ тобой, -- сказалъ ему незнакомецъ.

Ювелиръ ввелъ его въ домъ и спросилъ:

-- Что тебѣ нужно сказать мнѣ?

-- Идемъ со мной въ другой твой домъ, -- отвѣчалъ незнакомецъ.

-- А развѣ ты знаешь мой другой домъ?-- спросилъ ювелиръ.

-- Да, мнѣ извѣстно все твое дѣло, -- отвѣчалъ онъ, -- и я могу съ помощью Божьей успокоить тебя.

-- Тутъ я подумалъ, -- продолжалъ ювелиръ, -- что пойду съ нимъ туда, куда онъ желаетъ, и пошелъ съ нимъ въ ограбленный домъ.

-- Въ этомъ домѣ нѣтъ привратника, -- сказалъ мнѣ незнакомецъ, -- и я не могу сидѣть въ немъ: идемъ поэтому въ другой домъ.

Незнакомецъ переходилъ съ мѣста на мѣсто, и я переходилъ за нимъ до тѣхъ поръ, пока совсѣмъ не смерклось, и я ни о чемъ не спрашивалъ его. Онъ не останавливался, и я тоже не останавливался, пока мы не вышли за городъ, гдѣ онъ сказалъ мнѣ:

-- Иди за мною.

Онъ прибавилъ шагу, и я поспѣшилъ вслѣдъ за нимъ, пока, мы не дошли до рѣки, гдѣ сѣли въ лодку и переѣхали на другой берегъ. Выйдя изъ лодки, онъ взялъ меня за руку и повелъ въ такую улицу, въ какой я никогда въ жизни не бывалъ, и не зналъ, въ какомъ она мѣстѣ. Онъ затѣмъ остановился въ дверяхъ дома и, отворивъ ихъ, вошелъ вмѣстѣ со мною. Мы прошли длиннымъ коридоромъ и вошли въ комнату, гдѣ сидѣло десять человѣкъ, десять братьевъ всѣ на одно лицо.

Проводникъ мой поклонился имъ, и они отвѣтили на его поклонъ, а мнѣ приказали сѣсть. Я сѣлъ, ослабѣвъ отъ утомленья, и мнѣ принесли розовой воды и спрыснули мнѣ лицо и дали мнѣ выпить вина и доставили передо мной ѣды. Я подумалъ, что если бы въ ѣдѣ было что-нибудь ядовитое, то они не стали бы ѣсть со мною. Когда всѣ вымыли руки, то братья сѣли по мѣстамъ.

-- Знаешь ты насъ?-- спросили они.

-- Нѣтъ, -- отвѣчалъ я, -- никогда въ жизни не бывалъ я въ вашемъ домѣ. Точно такъ же не знаю я и того, кто привелъ меня сюда.

-- Разскажи намъ всю исторію твою, -- сказали они, -- но не лги.

-- Исторія моя удивительна, -- отвѣчалъ я.-- А развѣ вы знаете что-нибудь обо мнѣ?-- прибавилъ я.

-- Знаемъ, -- отвѣчали они.-- Мы взяли твои вещи прошлой ночью, и увели твоихъ знакомыхъ и ту, что пѣла.

-- Да отпуститъ Господь надъ вами завѣсу своего покровительства, -- сказалъ я.-- А гдѣ же друзья мои, и та, что поетъ?

Они рукою указали мнѣ въ одну сторону и отвѣчали:

-- Тутъ; но клянемся Аллахомъ, о, братъ нашъ, никто изъ насъ не добивался ихъ тайны и съ тѣхъ поръ, какъ мы привели ихъ, мы съ ними не говорили и не спрашивали ихъ, что они за люди, а вслѣдствіе ихъ видимой порядочности мы не убили ихъ. Поэтому разскажи намъ ихъ настоящую исторію и можешь быть увѣренъ какъ въ своей, такъ и въ ихъ безопасности.

Услыхавъ эти слова, -- продолжалъ ювелиръ, -- я чуть не умеръ отъ страха и ужаса и сказалъ имъ:

-- Знайте, что если великодушіе исчезло, то можетъ еще быть найдено только у васъ, и если у меня есть тайна, которую я боюсь открыть, то она можетъ быть сохранена только у васъ въ груди.

Я продолжалъ говорить такимъ образомъ и нашелъ, что откровенностью выиграю съ ними гораздо больше, чѣмъ скрытностью, и я разсказалъ имъ все, что случилось со мною съ самаго начала до конца. Выслушавъ меня, они сказали:

-- И этотъ молодой человѣкъ и есть Али, сынъ Беккара, а женщина Шемсъ-Энъ-Нигаръ?

Они извинились передъ ними обоими и затѣмъ сказали мнѣ:

-- Изъ того, что мы взяли у тебя въ домѣ, часть вещей уже исчезла, а вотъ это осталось у насъ.

Они вернули мнѣ нѣкоторыя вещи и обѣщали доставить на старое мѣсто въ домъ, говоря, что со временемъ отдадутъ и остальное; но тутъ братья разошлись во мнѣніяхъ, и половина стояла на моей сторонѣ, а половина была противъ. Послѣ этого мы вышли изъ этого дома. Что же касается до Али, сына Беккара, и Шемсъ-Энъ-Нигаръ, то они чуть не умерли отъ страха. Я подошелъ къ нимъ, поклонился имъ и спросилъ:

-- А что сдѣлалось съ рабыней и двумя служанками, и куда онѣ дѣлись?

-- Мы не знаемъ, гдѣ онѣ, -- отвѣчали они.

Мы продолжали итти, пока не дошли до берега, гдѣ стояла лодка, въ которую насъ и посадили; лодка оказалась тою же самою, въ которой мы переѣзжали наканунѣ. Лодочникъ взялся за весла и перевезъ насъ на ту сторону, гдѣ и высадилъ. Но лишь только мы успѣли сѣсть на берегъ, какъ вдругъ къ намъ подъѣхалъ конный отрядъ и окружилъ насъ со всѣхъ сторонъ. Люди, провожавшіе насъ, мигомъ вскочили и разлетѣлись, какъ орлы, и, вскочивъ въ подошедшую къ нимъ лодку, они переѣхали на другую сторону, бросивъ меня вмѣстѣ съ Али, сыномъ Беккара, и Шемсъ-Энъ-Нигаръ на берегу, гдѣ мы не смѣли тронуться съ мѣста.

-- Откуда вы?-- спросили насъ всадники.

Что отвѣчать имъ, мы не знали, и затѣмъ я сказалъ:

-- Тѣхъ, что убѣжали отсюда, мы совсѣмъ не знаемъ и увидали ихъ только здѣсь, и что касается до насъ, то мы пѣвцы, и они хотѣли взять насъ съ собою для того, чтобы мы пѣли имъ, и избавились мы отъ нихъ только хитростью и просьбами; и поэтому отпустите насъ, такъ какъ вы знаете, кто мы такіе.

Всадники, однакоже, посмотрѣли на Шемсъ-Энъ-Нигаръ и на Али, сына Беіскара, и сказали мнѣ:

-- Ты сказалъ неправду; и если ты человѣкъ порядочный, то скажи лучше: кто вы такіе, откуда вы, и гдѣ въ городѣ живете?

На это я не зналъ, что ему отвѣчать, но Шемсъ-Энъ-Нигаръ встала и, подойдя къ начальнику отряда, начала тихо говорить съ нимъ, послѣ чего онъ спрыгнулъ съ лошади и посадилъ ее вмѣсто себя и, взявъ лошадь подъ уздцы, повелъ ее. Точно такъ же онъ посадилъ на лошадей и меня и Али, сына Беіскара. Начальникъ отряда направился съ нами далѣе и, спустившись на берегъ рѣки, онъ крикнулъ на своемъ иностранномъ языкѣ ³), послѣ чего къ намъ подошло много народа и насъ посадили на одну лодку съ начальникомъ, а спутники его сѣли въ другую лодку, и мы двинулись по направленію ко дворцу калифа, не помня себя отъ страха. Шемсъ-Энъ-Нигаръ была тамъ высажена, а насъ повезли дальше до того мѣста, гдѣ начинался нашъ кварталъ. Тутъ насъ высадили, и мы пошли въ сопровожденіи всадниковъ, пока не дошли до дому Али, сына Беккара, гдѣ проводники простились съ нами и ушли.

Войдя въ домъ, мы не могли тронуться съ мѣста, не умѣя отличить дня отъ ночи, и пробыли такъ до утра. Къ концу дня Али, сынъ Беккара, упалъ въ обморокъ, и мужчины и женщины стали оплакивать его. Въ то время, какъ онъ лежалъ безъ движенія, семейные его обратились ко мнѣ съ вопросомъ:

-- Скажи намъ, что сдѣлалось съ нашимъ сыномъ, и объясни намъ, почему онъ находится въ такомъ положеніи?

-- Слушайте меня, господа, и не сердитесь на меня, но потерпите, пока онъ не очнется, и тогда онъ самъ все вамъ разскажетъ.

Я убѣждалъ ихъ не сердиться на меня, и въ то время, какъ я говорилъ, Али, сынъ Беккара, пошевелился на постели, и всѣ его родные обрадовались, чужіе разошлись, а свои просили меня остаться при немъ. Въ лицо ему прыснули розовой воды и, когда онъ пришелъ въ себя и сталъ дышать, окружающіе начали разспрашивать его, что съ нимъ; но языкъ плохо повиновался ему, и онъ почти не могъ говорить и только знаками приказалъ отпустить меня домой.

Меня отпустили, и я пошелъ, едва вѣря своему избавленію, и явился къ своему семейству съ двумя провожатыми. Домашніе мои, увидавъ, въ какомъ я нахожусь положеніи, въ отчаяніи схватились за головы, но я знакомъ приказалъ имъ успокоиться, и они замолчали. Провожатые мои ушли, а я повалился на постель и проспалъ до поздняго дня, когда, проснувшись, увидалъ около себя всѣхъ моихъ домашнихъ.

-- Кто накликалъ на тебя такое несчастіе, и чья злоба сгубила тебя?-- говорили они.

-- Принесите мнѣ вина, -- сказалъ я имъ.

Вина мнѣ принесли и я, выпивъ его, сказалъ имъ:

-- То, что случилось, случилось.

Домашніе оставили меня въ покоѣ, а я, отдохнувъ, сталъ спрашивать: не принесли ли что-нибудь изъ украденныхъ вещей?

-- Часть вещей вернули, -- отвѣчали мнѣ, -- какой-то человѣкъ всунулъ ихъ въ дверь, но мы этого человѣка не видали.

Я немного успокоился, но все-таки въ продолженіе двухъ дней не могъ встать съ мѣста. Поправившись, я прежде всего отправился въ баню, тревожась въ душѣ объ Али, сынѣ Беккара, и о Шемсъ-Энъ-Пигаръ, такъ какъ въ эти дни я не получалъ о нихъ никакихъ извѣстій и самъ не могъ сходитъ къ Али, сыну Беккара, и отъ страха за себя нигдѣ мѣста не находилъ. Я раскаивался передъ Господомъ (да святится имя Его) за то, что сдѣлалъ, я благодарилъ Его за свое спасеніе.

Спустя нѣкоторое время, однакоже, я порѣшилъ сходить къ дому Али и тотчасъ же вернуться. Только что я вышелъ, какъ увидалъ стоявшую на улицѣ женщину и, вглядѣвшись хорошенько, узналъ рабыню Шемсъ-Энъ-Нигаръ. Узнавъ ее, я ускорилъ шагъ, но она пошла за мною, а я, дрожа отъ страха, старался уйти отъ нея.

-- Остановись, -- слѣдуя за мною, сказала она, -- мнѣ надо сказать тебѣ кое-что.

Но я шелъ, не обращая на нее вниманія, и остановился только подойдя къ мечети, въ которой никого не было.

-- Войди въ эту мечеть, -- продолжала она, -- потому что мнѣ надо поговорить съ тобой, и ничего не бойся.

Она такъ упрашивала меня, что я вошелъ въ мечеть, прочелъ молитвы и потомъ подошелъ къ ней.

-- Что тебѣ надо?-- спросилъ я у нея.

Въ отвѣтъ на это она спросила меня о моемъ здоровьѣ и я разсказалъ ей все, что случилось со мною и съ Али, сыномъ Беккара.

-- А съ вами что случилось?-- спросилъ я ее.

-- Когда я увидала, -- отвѣчала она, -- что разбойники выломали дверь въ твоемъ домѣ и вошли туда, то страшно испугалась, думая, что это люди, посланные калифомъ, которые схватятъ госпожу мою и меня и тотчасъ же предадутъ насъ смерти, и съ обѣими дѣвушками я бросилась бѣжать черезъ террасы и, прячась, добралась до дворца калифа. Мы никому, конечно, не говорили и жили точно на горячихъ угольяхъ до вчерашней ночи, когда я, открывъ калитку, кликнула лодочника, перевозившаго насъ въ тотъ вечеръ. "Мы не знаемъ, что сталось съ нашей госпожой, -- сказала я ему, -- и потому провези меня вдоль рѣки, я посмотрю, нѣтъ ли ея гдѣ-нибудь по берегамъ". Онъ посадилъ меня въ лодку и мы катались съ нимъ по рѣкѣ до самой полуночи, когда я увидала приближавшуюся лодку съ нѣсколькими мужчинами и лежавшей въ ней женщиной. Когда женщину высадили на берегъ, то, вглядѣвшись въ нее, я узнала Шемсъ-Энъ-Нигаръ. Причаливъ къ берегу, я подошла къ ней, не помня себя отъ радости, что она вернулась. Она приказала мнѣ дать человѣку, проводившему ее, тысячу червонцевъ, и, исполнивъ ея приказаніе, мы съ двумя дѣвушками перенесли ее и уложили въ постель, и всю эту ночь она пробыла въ страшномъ положеніи, а съ наступленіемъ утра запретила рабынямъ и евнухамъ входить къ себѣ. Но на слѣдующій день она немного оправилась, хотя видомъ своимъ напоминала покойницу. Я спрыснула ее розовой водой, перемѣнила ее платье, вымыла ей руки и ноги и уговаривала ее до тѣхъ поръ, пока она не выразила желанія поѣсть чего-нибудь.

Когда же она освѣжилась и набралась силъ, то я сказала ей: "О, госпожа моя, да ты пожалѣй себя, вѣдь ты довольно настрадалась и чуть было не погибла".-- "Добрая дѣвушка,-- отвѣчала она мнѣ, -- смерть легче того, что я испытываю теперь; я думала, что буду убита, и что никакими судьбами не спасусь. Разбойники, захватившіе насъ въ домѣ ювелира, спросили: "Кто вы такіе и изъ какого сословія?" -- "Я -- пѣвица!" отвѣчала я и они мнѣ повѣрили, и потомъ спросили у Али, сына Беккара: "А ты кто такой и изъ какого сословія?" -- "Я изъ простонародья", отвѣчалъ онъ. Они взяли насъ съ собою къ себѣ въ домъ и, несмотря на испугъ, мы шли-за ними, но. дома, взглянувъ на меня и увидавъ на мнѣ ожерелье и другія драгоцѣнности, они не повѣрили мнѣ и сказали: "Такое ожерелье не можетъ быть у пѣвицы! Будь же правдива и скажи намъ правду: кто ты такая?" Но я ничего не отвѣчала имъ, думая про себя: "Теперь они убьютъ меня для того, чтобы завладѣть вещами моими". Они посмотрѣли на Али, сына Беккара, и сказали ему: "А ты кто такой? потому что ты не изъ простонародья!" Но онъ не говорилъ ни слова. Мы скрывали наши дѣла и плакали, а Господь расположилъ къ намъ сердца разбойниковъ. "А кому принадлежитъ домъ, въ которомъ мы васъ нашли?" Мы отвѣчали имъ: "Хозяинъ -- ювелиръ такой-то". На что одинъ изъ нихъ отвѣчалъ: "Я отлично его знаю и знаю, что онъ живетъ въ другомъ домѣ, и сейчасъ схожу за нимъ и приведу его сюда". Разбойники порѣшили запереть меня въ отдѣльную комнату, а Али, сына Беккара, въ другую, и сказали намъ: "Не бойтесь, что тайна ваша будетъ открыта, вы у насъ въ безопасности". Одинъ изъ нихъ пошелъ къ ювелиру и привелъ его. Ювелиръ разсказалъ имъ наше дѣло, и мы отправились съ нимъ, послѣ чего намъ достали лодку, въ которую насъ посадили, и, переправивъ на другую сторону, высадили насъ тамъ. Къ намъ подъѣхалъ конный отрядъ стражниковъ и спросилъ, кто мы такіе. Я же подошла къ начальнику отряда и сказала ему, что я Шемсъ-Энъ-Нигаръ, наложница калифа, что, выпивъ вина, отправилась въ гости къ женамъ визирей, что на меня напали разбойники и увели меня сюда, но, увидавъ васъ, разбѣжались, и что я могу вознаградить его. Начальникъ отряда, услыхавъ мои слова и узнавъ меня, сошелъ съ лошади и посадилъ меня вмѣсто себя и точно такъ же посадилъ Али, сына Беккара, и ювелира, Теперь у меня вся душа изныла, тревожась о нихъ, въ особенности о ювелирѣ, спутникѣ сына Беккара, и потому отправляйся къ нему, передай мой поклонъ и спроси у него, что дѣлаетъ Али, сынъ Беккара?"

Я порицала ее за то, что она сдѣлала, -- продолжала рабыня,-- и сказала ей: "О, госпожа моя, берегись за себя!" но она крикнула на меня и разсердилась. Я же встала и пошла къ тебѣ, но тебя не нашла, а къ сыну Беккара я итти побоялась и потому стояла и поджидала тебя, чтобы спросить, не знаешь ли ты, въ какомъ состояніи онъ находится? Кромѣ того, я прошу тебя принять отъ меня деньги, такъ какъ нѣкоторыя вещи ты взялъ отъ своихъ друзей и ихъ украли, и тебѣ придется заплатить за нихъ.

-- Слушаю и повинуюсь, -- сказалъ я, продолжалъ ювелиръ.

Я пошелъ съ нею до своего дома, но, не доходя, она сказала мнѣ: "Постой, пока я не вернусь". Она ушла и вернулась съ деньгами, которыя дала мнѣ, сказавъ:

-- О, господинъ мой! гдѣ встрѣтимся мы съ тобой?

-- Я пойду домой сейчасъ же,-- отвѣчалъ я,-- и употреблю всѣ свои силы, чтобы доставить тебѣ возможность пройти къ нему, что теперь вовсе не легко.

Послѣ этого она простилась со мной и ушла, а я, прійдя домой, сосчиталъ деньги и нашелъ; что мнѣ дали пять тысячъ червонцевъ, часть изъ которыхъ я оставилъ своей семьѣ, и вознаградилъ изъ нихъ всѣхъ, кому былъ чѣмъ-нибудь обязанъ. Послѣ этого я взялъ своихъ мальчиковъ и отправился въ тотъ домъ, изъ котораго пропали вещи, и пригласилъ плотниковъ и каменщиковъ отстроить все постарому. Въ этотъ домъ я помѣстилъ своихъ рабынь и забылъ о томъ, что тамъ произошло. Послѣ этого я направился въ домъ Али, сына Беккара, гдѣ ко мнѣ обратились рабы, и одинъ изъ нихъ сказалъ мнѣ:

-- Рабы нашего господина искали тебя и день и ночь, вѣдь онъ обѣщалъ отпустить на волю того, который приведетъ тебя, поэтому тебя ищутъ и найти не могутъ. Господинъ нашъ начинаетъ приходить въ себя, но постоянно спрашиваетъ тебя и говоритъ, чтобы мы хотя на минуту привели тебя къ нему.

Я пошелъ съ слугою къ его господину и нашелъ, что отъ слабости онъ говорить не можетъ. Я сѣлъ у него въ головахъ, и онъ открылъ глаза и, увидавъ меня, заплакалъ и проговорилъ, что радъ меня видѣть.

Я приподнялъ его, посадилъ и прижалъ къ своей груди.

-- Знай, о, братъ мой, -- сказалъ онъ, -- что съ тѣхъ поръ, какъ я легъ, я не привставалъ до настоящей минуты, и слава. Богу, что я увидалъ тебя!

-- Я продолжалъ поднимать его, -- говорилъ ювелиръ, -- пока не поставилъ на ноги и не провелъ его немного, затѣмъ я перемѣнилъ на немъ одежду и далъ выпить вина. Увидавъ, что онъ приходитъ въ себя, я сообщилъ ему, что случилось съ рабыней, и потомъ прибавилъ:

-- Пріободрись, я, вѣдь, знаю, какъ ты страдаешь. Я буду говорить тебѣ все для тебя пріятное, -- продолжалъ я послѣ того, какъ онъ улыбнулся,.-- и что исцѣлитъ тебя.

Али, сынъ Беккара, распорядился, чтобы намъ подали ѣсть, и знакомъ приказалъ прислугѣ удалиться.

По его желанію, я разсказалъ ему все, что было со мною за послѣднее время. Онъ выразилъ удивленіе и, крикнувъ прислугу, приказалъ принести такія-то и такія вещи, и. ему принесли богатыя ткани и золотыя и серебряныя вещи, гораздо лучшія, чѣмъ тѣ, которыя у меня украли. Все это онъ далъ мнѣ, а я послалъ къ себѣ, а на ночь остался у него.

-- Знай, что всему бываетъ конецъ, -- сказалъ онъ мнѣ утромъ, -- и любовь должна кончаться или смертью или союзомъ; а я очень близокъ къ смерти и жалѣю, что не умеръ ранѣе того, что со мною случилось! Теперь я не знаю, что можетъ избавить меня отъ моихъ настоящихъ мученій. Если бы не страхъ Божій, то я самъ ускорилъ бы свой конецъ. Знай, о, братъ мой, что я точно птичка въ клѣткѣ, и жизнь моя отлетаетъ отъ меня, хотя ранѣе опредѣленнаго конца мнѣ не суждено умереть.

Онъ заплакалъ, а я сказалъ ему:

-- Мнѣ хотѣлось бы, господинъ мой, отправиться домой, потому что рабыня могла прійти ко мнѣ съ какими-нибудь извѣстіями.

-- Это тебѣ и слѣдуетъ сдѣлать, -- отвѣчалъ онъ, -- только возвращайся поскорѣе.

Я простился съ нимъ и ушелъ домой, и только что успѣлъ сѣсть, какъ увидалъ рабыню, съ плачемъ приблизившуюся ко мнѣ.

-- Что это значитъ? -- спросилъ я.

-- О, господинъ мой, -- отвѣчала она, -- съ нами случилось событіе, котораго мы не можемъ не бояться. Вчера, вернувшись отъ тебя, я застала свою госпожу въ страшномъ гнѣвѣ на одну изъ тѣхъ двухъ дѣвушекъ, которыя были съ нами въ ту ночь, послѣ чего она приказала наказать ее. Дѣвушка испугалась и убѣжала, а привратникъ поймалъ ее и хотѣлъ отправить обратно къ ея госпожѣ. Она не разсказала ему все, что знала, и извѣстіе это тотчасъ же дошло до калифа, и царь правовѣрныхъ приказалъ тотчасъ же перевести Шемсъ-Энъ-Нигаръ и всѣ ея вещи къ себѣ во дворецъ и назначилъ двадцать евнуховъ сторожить ее. Я не могла повидаться съ нею и передать ей что-нибудь. Теперь я начинаю бояться за себя и не знаю, что намъ дѣлать, такъ какъ около нея не осталось никого, кому она могла бы довѣриться. Пойди, о, господинъ, мой, къ Али, сыну Беккара, и предупреди его объ этомъ, для того, чтобы онъ былъ готовъ, и если дѣло наше разоблачится, то мы какъ-нибудь скроемся.

-- Услыхавъ это, -- продолжалъ ювелиръ, -- я страшно встревожился, и у меня помутилось въ глазахъ. Когда она стала собираться уходить, я спросилъ у нея:

-- А ты что посовѣтуешь намъ дѣлать?

-- Прежде всего я посовѣтую тебѣ, -- отвѣчала она, -- поспѣшить къ Али, сыну Беккара, если онъ -- другъ твой, и если ты желаешь спасти его. Твое дѣло поскорѣе предупредить его, а мое дѣло сообщать тебѣ тотчасъ же обо всемъ, что я узнаю.

Сказавъ это, она ушла, а я вслѣдъ за этимъ всталъ и пошелъ къ Али, сыну Беккара. Я засталъ его утѣшающимъ себя мыслью о союзѣ и мечтающимъ о.вещахъ, совершенно невѣроятныхъ. Увидавъ, что я такъ скоро вернулся къ нему, онъ выразилъ свое удивленіе.

-- Перестань, -- сказалъ я, -- думать о своей любви и надѣяться на успѣхъ, такъ какъ случилось нѣчто, угрожающее тебѣ смертью и потерей твоего состоянія.

Услышавъ это, онъ измѣнился въ лицѣ, взволновался и вскричалъ:

-- О, братъ мой, разскажи мнѣ, что случилось?

-- О, господинъ мой, -- отвѣчалъ я, -- знай, что случилось то-то и то-то, и если ты останешься у себя дома до ночи, то неминуемо погибнешь.

Али, сынъ Беккара, такъ смутилсія, что чуть было не отдалъ Богу душу, и вскричалъ:

-- Поистинѣ мы принадлежимъ Господу и къ Господу же и вернемся! Что же мнѣ дѣлать, братъ мой, и какой дашь ты мнѣ совѣтъ?

-- Я посовѣтую тебѣ, -- отвѣчалъ я, -- взять съ собой сколько будешь въ силахъ твоего имущества и людей, достойныхъ довѣрія, и сегодня же отправиться въ другую страну,

-- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ онъ.

Затѣмъ онъ всталъ и отъ волненія то ходилъ, то падалъ, но началъ собирать вещи, оставивъ распоряженіе своему семейству и, нагрузивъ трехъ верблюдовъ, онъ сѣлъ на лошадь. Я сдѣлалъ то же самое и мы потихоньку, уѣхали и ѣхали, не останавливаясь, цѣлый день и ночь, когда развьючили нашихъ верблюдовъ, стреножили ихъ и отъ излишняго утомленія крѣпко заснули. Ночью же насъ окружили разбойники, взяли все наше достояніе и убили нашу прислугу, пытавшуюся защитить насъ. Захвативъ все наше достояніе съ собой, они оставили насъ въ самомъ жалкомъ положеніи, и мы двинулись пѣшкомъ и, дойдя до города, прошли въ мечеть, едва прикрытые одеждой.

И вечеръ и ночь мы провели въ углу мечети безъ ѣды и питья, а утромъ, прочитавъ молитвы, снова сѣли. Вскорѣ въ мечеть вошелъ какой-то человѣкъ и, помолившись, взглянулъ на насъ.

-- Должно-быть, вы чужеземцы?-- сказалъ онъ.

-- Да, -- отвѣчали мы, -- разбойники ограбили насъ, и мы вошли въ этотъ городъ, гдѣ никого не знаемъ, и потому остановиться намъ не у кого.

-- Ну, такъ вставайте, -- сказалъ намъ этотъ человѣкъ, -- и идите за мною ко мнѣ въ домъ.

-- Вставай же, -- сказалъ я Али, сыну Беккара, -- и идемъ съ нимъ, чѣмъ избавимся отъ двухъ бѣдствій: во-первыхъ, кто-нибудь можетъ прійти за нами въ мечеть и погубить насъ, а, во-вторыхъ, мы чужестранцы и пристанища у насъ нѣтъ.

-- Дѣлай, что хочешь, -- отвѣчалъ Али, сынъ Беккара.

-- Бѣдные люди, -- вторично обратился къ нимъ незнакомецъ, -- исполните мое желаніе и идите ко мнѣ въ домъ.

-- Слушаемъ и повинуемся, -- отвѣчалъ я.

Незнакомецъ снялъ съ себя часть своей одежды, чтобы прикрыть насъ, и ласково обходился съ нами, а мы встали и пошли за нимъ къ его дому, у дверей котораго онъ постучался. Въ домъ мы вошли вслѣдъ за хозяиномъ, который приказалъ своимъ слугамъ принести сундукъ съ одеждою и кусками кисеи для чалмы. Онъ далъ намъ по двѣ одежды и два куска кисеи, изъ которой мы сдѣлали себѣ по чалмѣ, и сѣли. Послѣ этого къ намъ пришла рабыня и поставила передъ нами столъ, и мы немного закусили. Затѣмъ столъ былъ убранъ и хозяинъ просидѣлъ съ нами до вечера.

Али, сынъ Беккара, потомъ вздохнулъ и сказалъ мнѣ:

-- О, братъ мой, я чувствую, что умираю и желаю оставить тебѣ порученіе, вотъ какое: когда я умру, отправляйся къ моей матери и скажи ей, чтобы она пріѣхала сюда для того, чтобы присутствовать при обмываніи моего тѣла и при моемъ погребеніи, и проси ее мужественно перенести потерю меня.

Онъ упалъ въ обморокъ, а когда очнулся, то услышалъ вдали женское пѣніе и декламированіе стиховъ. Али сталъ вслушиваться въ слова, временами теряя сознаніе и плача о томъ, что съ нимъ случилось. Женщина чудными переливами пѣла слѣдующіе стихи:

Разрывъ явился быстро между нами

На смѣну близкихъ отношеній нашихъ,

Согласія и самой полной дружбы.

Превратности судьбы разъединили

Съ тобою насъ. Дай Богъ, чтобъ знала я,

Когда придетъ часъ новаго свиданья!

Какъ намъ горька разлука, что явилась

На смѣну нашего съ тобой союза.

Дай Богъ, чтобъ не существовало больше

У любящихъ другъ друга никогда

Ихъ души угнетающихъ страданій.

Недолго длятся страхъ и муки смерти,

Что намъ несутъ конецъ земныхъ страданій.

Услыхавъ эту пѣсню, Али, сынъ Беккара, застоналъ и отдалъ Богу душу.

-- Когда я увидалъ, что онъ умеръ, -- продолжалъ ювелиръ, -- я поручилъ его хозяину дома, сказавъ:

-- А я отправлюсь въ Багдадъ, чтобы увѣдомить его мать и его другихъ родственниковъ, для того, чтобы они пріѣхали похоронить его.

Вернувшись въ Багдадъ, я пошелъ къ себѣ въ домъ, перемѣнилъ одежду и затѣмъ прошелъ въ домъ Али, сына Беккара. Когда слуги его увидали меня, то подошли и стали разспрашивать о немъ; а я просилъ позволенія повидаться съ его матерью, и позволеніе это получилъ. Войдя, я поклонился.

-- Поистинѣ, -- сказалъ я, -- когда Господь предопредѣлилъ что-нибудь, то предопредѣленное должно совершиться и душа разстается съ тѣломъ по желанію Господа.

Изъ этихъ словъ мать Али, сына Беккара, поняла, что сынъ ея умеръ и, горько заплакавъ, сказала мнѣ:

-- Аллахомъ заклинаю тебя сказать мнѣ, какимъ образомъ сынъ мой умеръ?

Но я отъ горя ничего не могъ сказать ей; и, увидавъ, какъ я самъ огорченъ, она залилась слезами и упала въ обморокъ, но очнувшись, опять спросила:

-- Какъ умеръ мой сынъ?

-- Да утѣшитъ тебя Господь въ его потерѣ!-- отвѣчалъ я, и затѣмъ сообщилъ ей все, что случилось.

-- Далъ онъ тебѣ какое-нибудь порученіе?-- спросила она.

-- Да, -- отвѣчалъ я и передалъ ей о желаніи ея сына, прибавивъ: -- поспѣши похоронами.

Услыхавъ это, она снова упала въ обморокъ, но очнувшись, рѣшилась тотчасъ же исполнить желаніе сына.

Я пошелъ домой, раздумывая о красотѣ погибшаго юноши, какъ вдругъ кто-то взялъ меня за руку и, вглядѣвшись, я увидалъ, что это рабыня Шемсъ-Энъ-Нигаръ. Узнавъ другъ друга, мы горько заплакали и такъ въ слезахъ дошли до дому, гдѣ я сказалъ ей:

-- Ты слышала, что случилось съ Али, сыномъ Беккара?

-- Клянусь Аллахомъ, не слыхала, -- отвѣчала она.

Я сообщилъ ей, что сталось съ Али, сыномъ Беккара, и затѣмъ спросилъ у нея:

-- А въ какомъ положеніи находится твоя госпожа?

-- Царь правовѣрныхъ, -- отвѣчала она, -- не повѣрилъ тому, что противъ нея говорили, вслѣдствіе своей чрезмѣрной любви къ ней; но всѣ поступки ея объяснилъ въ хорошую сторону, и сказалъ ей: "О, Шемсъ-Энъ-Нигаръ, ты дорога моему сердцу и я не оттолкну тебя, несмотря на всѣхъ твоихъ враговъ". Онъ отдалъ приказъ убрать вызолоченную гостиную и роскошную спальню, и она вслѣдствіе этого событія пріобрѣла еще большую силу. Случилось такъ, что онъ сидѣлъ за своимъ обычнымъ кубкомъ вина въ присутствіи своихъ наложницъ, которымъ онъ приказалъ сѣсть по мѣстамъ, а Шемсъ-Энъ-Нигаръ онъ посадилъ подлѣ себя. Она находилась въ ужасномъ состояніи духа, и онъ приказалъ одной изъ рабынь спѣть. Рабыня взяла лютню, ударила по струнамъ и запѣла слѣдующее:

Есть люди, что любви моей желали,

И я желанья исполняла ихъ;

И слезы на моихъ щекахъ рисуютъ

Картину восхищенья моего.

Какъ будто капли на глазахъ знакомы

Съ дѣлами нашими и открываютъ

Все то, что я скрывала, и скрываютъ

Все то, что открывала я для всѣхъ.

Такъ почему же, если это такъ,

Желаю я имѣть мою любовь

Секретною и тайною, когда

Безумная страсть сердца моего

Показываетъ ясно чувства тѣ,

Которыя живутъ въ моей душѣ.

Смерть для меня теперь отрадой стала,

Когда возлюбленнаго моего

Смерть унесла. Дай Богъ, чтобъ знала я,

Кто послѣ мной желанной моей смерти

Поправится поклонникамъ моимъ.

Когда Шемсъ-Энъ-Нигаръ услыхала это пѣніе, она не могла усидѣть на мѣстѣ и упала въ обморокъ. Калифъ бросилъ кубокъ и привлекъ ее къ себѣ и закричалъ, и рабыни тоже подняли крикъ, а царь правовѣрныхъ, приподнявъ ее, увидалъ, что она умерла. Онъ сталъ горевать о ней и приказалъ разбить музыкальные инструменты, находившіеся въ комнатѣ, а затѣмъ перенесъ ее въ спальню и до утра просидѣлъ у трупа ⁴), а когда стало свѣтать, то приказалъ готовить похороны, обмыть и убрать ее и горевалъ о ней очень, не спрашивая о ея поведеніи. Аллахомъ прошу тебя, -- прибавила рабыня, -- сообщи намъ, когда начнется погребальная процессія Али, сына Беккара, и позволь мнѣ быть у него на похоронахъ.

-- Что касается до меня, -- отвѣчалъ я, -- то ты можешь найти меня, гдѣ сама укажешь, но вѣдь за тобой я не могу прійти туда, гдѣ ты живешь.

-- Когда Шемсъ-Энъ-Нигаръ умерла, -- отвѣчала она, -- то калифъ освободилъ ея рабынь и меня въ томъ числѣ, и мы находимся у ея могилы, въ такомъ-то мѣстѣ ⁵).

Я всталъ и пошелъ и, прійдя на кладбище, посѣтилъ могилу Шемсъ-Энъ-Нигаръ и затѣмъ уйдя сталъ ждать погребальной процессіи Али, сына Беккара, и когда жители Багдада направились примкнуть къ ней, то и я пошелъ съ ними. Среди женщинъ я увидалъ рабыню, плакавшую громче другихъ, и никогда не видывалъ я въ Багдадѣ болѣе пышныхъ похоронъ. Мы шли плотной толпой за гробомъ, пока не дошли до его могилы, куда и похоронили его, и я постоянно посѣщалъ какъ его могилу, такъ и могилу Шемсъ-Энъ-Нигаръ.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.
Начинается со сто семидесятой ночи и кончается въ половинѣ двѣсти сорокъ девятой.

Исторія царевича Камараль-Земана и царевны Бадуръ.

Жилъ-былъ въ давнишнія времена царь, по имени Шахъ-Земанъ, у котораго было очень много войска и царедворцевъ и тѣлохранителей. Онъ жилъ на Калиданскихъ островахъ, неподалеку отъ Персіи, и былъ женатъ на четырехъ царскихъ дочеряхъ и, кромѣ того, у него было шестьдесятъ наложницъ. Но года у него уже были не молодые, и онъ не отличался бодростью, и во всю его жизнь у него не было сына: это его очень огорчало и тревожило и, говоря съ однимъ изъ своихъ визирей, онъ жаловался ему:

-- Я боюсь, что послѣ моей смерти царство мое погибнетъ, такъ какъ у меня нѣтъ наслѣдника.

-- Можетъ-быть, Господь, -- отвѣчалъ визирь, -- устроитъ все въ твою пользу. Надѣйся на Бога, о царь, и, сдѣлавъ омовенія, прочти молитвы. Я совѣтую тебѣ задать пиръ и пригласить на него бѣдныхъ и неимущихъ и угостить ихъ и просить помолиться-Богу (да святится имя Его), чтобы Онъ благословилъ тебя сыномъ. Можетъ-быть, между бѣдняками найдется такая чистая душа, молитвы которой будутъ услышаны. Послѣ этого, вѣроятно, желаніе твое исполнится.

Царь согласился на этотъ совѣтъ, и жена его сдѣлалась беременна и въ урочный срокъ родила ему мальчика красиваго, какъ ясный мѣсяцъ на безоблачномъ небѣ, и царь назвалъ его Камараль-Земаномъ. Онъ ужасно радовался рожденію сына, и городъ былъ убранъ въ продолженіе цѣлой недѣли, барабаны били, а глашатаи громко возвѣщали о счастливомъ событіи; кормилицы и няньки ухаживали за нимъ, и онъ росъ, окруженный любовью и заботами до пятнадцатилѣтняго возраста.

Онъ былъ поразительно хорошъ и миловиденъ и отличался правильностью формъ. Отецъ его до такой степени былъ къ нему привязанъ, что ни ночью ни днемъ не могъ жить безъ него и однажды обратился къ одному изъ своихъ визирей съ такими словами:

-- О визирь, я боюсь за своего сына Камараль-Земана и желалъ бы при жизни своей женить его.

-- Знай, о царь,-- отвѣчалъ ему визирь,-- что бракъ -- вещь похвальная и нѣтъ ничего дурного въ твоемъ желаніи женить сына при жизни.

-- Ну, такъ приведи сюда моего сына Камараль-Земана,-- сказалъ царь.

Царевичъ пришелъ и скромно поклонился отцу до земли.

-- О, Камараль-Земанъ, -- сказалъ ему отецъ, -- знай, что я желаю женить тебя и при жизни порадоваться на тебя.

-- Знай, отецъ мой, -- отвѣчалъ царевичъ, -- что жениться я не хочу, и никакой склонности къ женщинамъ не имѣю, такъ какъ читалъ много книгъ о ихъ болтливости, вѣроломствѣ и превращеніяхъ, совершаемыхъ ими по злобѣ. Поэтъ говоритъ:

Ну, если знать желаете мое вы

Про женщинъ мнѣніе, то я скажу

Вамъ въ качествѣ врага, который

Прекрасно знаетъ женскія дѣла.

Когда у мужа волосы сѣдѣютъ,

Или его богатство убываетъ,

То ихъ любовь проходитъ безъ слѣда.

А другой поэтъ сказалъ:

Не отдавайся женщинамъ во власть,

Окажешь этимъ ты повиновенье

Завѣту Бога, какъ то надлежитъ.

Съ тѣхъ поръ, какъ юность больше не желаетъ

Преуспѣвать, то кто направить можетъ

Ее на настоящую дорогу.

Желаетъ воспрепятствовать кругъ женщинъ

Ему вполнѣ достигнуть совершенства

Въ прекрасныхъ качествахъ его души,

Хотя провелъ тысячелѣтье онъ

За изученьемъ суммы всѣхъ наукъ.

Прочитавъ эти стихи, онъ прибавилъ:

-- О, отецъ мой, я никогда не соглашусь на бракъ, хотя бы изъ-за этого мнѣ пришлось испить чашу гибели.

Когда царь Шахъ-Земанъ услыхалъ эти слова своего сына, у него потемнѣло въ глазахъ, и онъ сильно огорчился недостаткомъ послушанія со стороны своего сына Камараль-Земана, но онъ такъ любилъ его, что не повторилъ своихъ словъ, чтобы не сердить его, а напротивъ того, былъ къ нему внимателенъ и сердечно ласковъ.

Между тѣмъ Камараль-Земанъ съ каждымъ днемъ становился красивѣе и миловиднѣе и изящнѣе въ обращеніи. Царь Шахъ-Земанъ терпѣливо выждалъ цѣлый годъ, когда сынъ его пріобрѣлъ и знанія и умѣніе говорить, и восхищалъ собою рѣшительно всѣхъ. Лицо его было такъ красиво, что могло пристыдить ясный мѣсяцъ, а статнымъ и гибкимъ станомъ, своимъ онъ походилъ на вѣтвь восточной ивы или на индѣйскій тростникъ, а щеки его напоминали анемонъ, какъ вся фигура напоминала ивовую вѣтвь. Онъ былъ изященъ, какъ, говорилъ поэтъ, описывая его:

Явился онъ, и молвили они:

Благословеніе Аллаху, слава

Ему, что сотворилъ и одарилъ

Его онъ высшимъ совершенствомъ.

Онъ царь красавцевъ всей вселенной, такъ какъ

Его другіе подданными стали.

И влажность устъ его подобна меду,

И зубы у него подобны перламъ.

Всѣ чары въ немъ одномъ соединились,

И красота его плѣняетъ всѣхъ.

И на щекахъ его Богиня Красоты

Такое изреченье написала:

Я признаю, что никого не знаю,

Кто могъ бы съ нимъ сравняться красотою.

По прошествіи года отецъ призвалъ его и сказалъ:

-- О, сынъ мой, внемли моимъ словамъ.

Камараль-Земанъ упалъ на колѣни передъ отцомъ отъ страха и стыда и отвѣчалъ:

-- О, отецъ мой, развѣ я могу не слушать словъ твоихъ. Разъ что Господь постановилъ повиноваться тебѣ и не противиться тебѣ?

-- Ну, такъ знай, о, сынъ мой, -- продолжалъ царь Шахъ-Земанъ, -- что я желаю женить тебя, порадоваться на тебя, пока я живъ, и при жизни своей сдѣлать тебя султаномъ надъ своими владѣніями.

Камараль-Земанъ, выслушавъ отца, повѣсилъ на нѣкоторое время голову, а затѣмъ, поднявъ ее, онъ отвѣчалъ:

-- О, отецъ мой, я этого никогда не сдѣлаю, хотя бы мнѣ пришлось испить чашу погибели. Я знаю, что Господь повелѣваетъ мнѣ повиноваться тебѣ, но умоляю тебя, не принуждай меня жениться и не думай, чтобы когда-нибудь въ жизни я женился: такъ какъ я изучилъ какъ старыя, такъ и новыя книги, и знаю, какія бѣдствія и несчастія бываютъ изъ-за женщинъ и изъ-за ихъ безконечныхъ происковъ. Какъ хорошо говоритъ поэтъ:

Тотъ, кто попалъ въ безстыдныхъ женщинъ руки,

Не можетъ ожидать освобожденья,

Хотя бъ онъ тысячу построилъ замковъ

И съ крышами, покрытыми свинцомъ,

И построенье будетъ безполезно,

И крѣпости не принесутъ имъ пользы.

Дѣйствительно, всѣ женщины земли

Съ далекими и близкими мужами

Обходятся съ полнѣйшимъ вѣроломствомъ.

Ихъ пальцами, окрашенными охрой.

Ихъ волосами въ мелкихъ завиткахъ

И начерненными бровями ихъ

Онѣ даютъ ему пить чашу скорби.

Когда царь Шахъ-Земанъ услыхалъ такой отвѣтъ своего сына и понялъ стихи, онъ ничего не отвѣтилъ ему отъ сильнаго огорченія, но попрежнему сдѣлался съ нимъ ласковъ.

Послѣ ухода сына царь Шахъ-Земанъ призвалъ визиря и глазъ на глазъ сказалъ ему:

-- О визирь, скажи, что мнѣ дѣлать съ своимъ сыномъ Камараль-Земаномъ? Я уже совѣтовался съ тобой, такъ какъ, прежде чѣмъ сдѣлать его султаномъ, я хотѣлъ женить его, к по твоему совѣту я говорилъ съ нимъ объ этомъ, но онъ отказался повиноваться мнѣ. Скажи же мнѣ теперь, что мнѣ дѣлать?

-- Я посовѣтовалъ бы тебѣ, о царь,-- отвѣчалъ визирь,-- подождать еще годъ, и когда ты пожелаешь говорить съ нимъ, о бракѣ, то говорить не глазъ на глазъ, а открыто въ торжественный день при всѣхъ визиряхъ, эмирахъ, сановникахъ и царедворцахъ и всѣхъ войскахъ. Когда всѣ будутъ въ сборѣ, то пошли за твоимъ сыномъ Камараль-Земаномъ и прикажи ему явиться къ тебѣ; и когда онъ придетъ, то, въ присутствіи всѣхъ эмировъ и визирей и сановниковъ государства и всего храбраго воинства, ты предложи ему жениться; онъ. смутится и не осмѣлится возразить, тебѣ.

Выслушавъ визиря, царь Шахъ-Земанъ обрадовался, одобрилъ совѣтъ его и подарилъ ему богатую, почетную одежду"

Царь Шахъ-Земанъ терпѣливо выждалъ еще цѣлый годъ" Сынъ его Камараль-Земанъ съ каждымъ днемъ становился все красивѣе и привлекательнѣе и достигнулъ уже двадцатилѣтняго возраста. Господь даровалъ ему привлекательность: глаза его пронизывали взоромъ своимъ, какъ острый мечъ, чело, какъ луна, сіяло бѣлизною, а черные волосы напоминали темную ночь. Царь Шахъ-Земанъ, слушая совѣта своего визиря, дождался торжественнаго дня, когда весь дворъ собрался къ нему во дворецъ, и послалъ за своимъ сыномъ Камараль-Земаномъ, который, явившись къ отцу, поцѣловалъ, прахъ у ногъ его три раза и, закинувъ назадъ руки, остановился передъ нимъ ¹).

-- Знай, о, сынъ мой, -- сказалъ ему отецъ, -- что я призвалъ тебя въ присутствіи всего двора и всѣхъ войскъ для того, чтобы отдать тебѣ приказъ, и не вздумай воспротивиться тому, что я скажу тебѣ. Надо, чтобы ты женился, и женить, тебя я желаю на дочери кого-нибудь изъ царей, и порадоваться на тебя при жизни.

Услыхавъ такое приказаніе отца, Камараль-Земанъ понурилъ голову чуть не до земли, и затѣмъ поднялъ глаза къ. отцу и съ юношескимъ задоромъ и смѣлостью сказалъ:

-- Что касается до меня, то я никогда не женюсь, хотя бы вслѣдствіе этого мнѣ пришлось испить чашу погибели; про. тебя же я могу сказать, что ты человѣкъ преклонныхъ лѣтъ, но не большого ума. Развѣ ты не предлагалъ мнѣ уже два. раза жениться, и я не отказался отъ этого предложенія?

Затѣмъ Камараль-Земанъ сердито махнулъ руками, засучивъ рукава передъ лицомъ отца.

Царь былъ пораженъ и сконфуженъ, такъ какъ все это случилось передъ его царедворцами и храбрыми воинами; но затѣмъ энергія вернулась къ нему, и онъ такъ крикнулъ на сына, что навелъ на него ужасъ, затѣмъ, позвавъ своихъ мамелюковъ, приказалъ схватить сына. Царевича схватили и, по приказанію царя, завязали ему назадъ руки и подвели къ отцу. Отъ страха и смущенія онъ опустилъ голову, на лбу у него появился холодный потъ, а царь, внѣ себя, кричалъ на него:

-- Ахъ, ты, проклятый, нечистый выродокъ! Какъ смѣлъ ты отвѣтить мнѣ такимъ образомъ передъ всѣмъ дворомъ и войскомъ? Еще тебя никто не наказывалъ. Неужели ты не понимаешь, что если бы такъ поступилъ даже кто-нибудь изъ простого народа, то былъ бы наказанъ смертью?

Онъ приказалъ мамелюкамъ развязать ему руки и посадить въ заключеніе въ одну изъ башенъ дворца. Вслѣдствіе этого фарами ²) тотчасъ же отправились въ комнату башни, вымели и вымыли ее и поставили въ ней кушетку для Камараль-Земана, на которую послали матрацъ и кожаную покрышку, положили ему подушку и поставили большой фонарь и свѣчку, такъ какъ въ башнѣ и днемъ было темно. Затѣмъ мамелюки привели въ эту комнату царевича, а у двери посадили евнуха. Камараль-Земанъ, разстроенный и огорченный, легъ на кушетку. Онъ порицалъ себя и раскаивался въ своемъ недостойномъ поведеніи относительно отца, но раскаяніе теперь ни къ чему не приводило, и онъ вскричалъ:

-- Будь онѣ прокляты, эти женщины и невѣсты! Впрочемъ, мнѣ слѣдовало бы послушаться отца и жениться. Если бы я женился, то не пришлось бы сидѣть въ темницѣ!

Такъ разсуждалъ Камараль-Земанъ.

Что же касается до его отца, то онъ просидѣлъ на тронѣ цѣлый день до самаго вечера, когда удалился съ визиремъ, которому сказалъ:

-- О визирь! вѣдь это ты виноватъ во всемъ, что случилось между мною и моимъ сыномъ, такъ какъ это ты далъ такой совѣтъ. Что же посовѣтуешь ты мнѣ теперь?

-- О царь!-- отвѣчалъ визирь.-- Оставь твоего сына недѣли на двѣ въ тюрьмѣ, потомъ позови его къ себѣ и прикажи жениться, тогда онъ уже навѣрное не откажется.

Царь выслушалъ совѣтъ визиря и не могъ спокойно заснуть въ эту ночь: все тревожился о своемъ сынѣ, такъ какъ онъ. очень сильно любилъ его, не имѣя другихъ сыновей, кромѣ него. Царь Шахъ-Земанъ никогда не могъ заснуть ночью, не положивъ руки подъ шею Камараль-Земана, и только тогда засыпалъ. Такимъ образомъ, онъ провелъ эту ночь въ страшной тревогѣ и вертѣлся съ боку на бокъ, точно лежалъ въ аду на каменныхъ угольяхъ; ему было страшно тяжело, безсонница истомила его; глаза его были полны слезъ, и онъ повторялъ слова поэта:

Мной проведенная сегодня ночь

Полна глубокой скуки. Вѣдь довольно

Того, что сердце у меня въ груди

Сжимается отъ ужаса разлуки.

Я сдѣлалъ восклицанье, потому что

Мою давило душу безпокойство.

О, ясный утра свѣтъ, души отрада,

Ты развѣ не желаешь возвратиться.

А Камараль-Земанъ проводилъ время такъ: съ наступленіемъ ночи евнухъ поставилъ передъ нимъ фонарь, зажегъ свѣчу, вставленную въ подсвѣчникъ, послѣ чего принесъ ужинъ. Поѣвъ немного, царевичъ снова сталъ раздумывать о томъ, какъ дурно поступилъ съ отцомъ, царемъ Шахъ-Земаномъ, и говорилъ въ душѣ: "Сынъ Адама зависитъ отъ своего языка, а языкъ можетъ довести до бѣды". Онъ такъ бранилъ себя, что началъ плакать и страшно терзался и раскаивался, что отвѣтилъ такъ отцу. Окончивъ ѣду, онъ попросилъ воды и тщательно отмылъ отъ рукъ все, что пристало къ нимъ съѣстного. Затѣмъ онъ сдѣлалъ омовеніе, прочелъ вечернія молитвы и, сѣвъ на кушетку, прочелъ Коранъ. Исполнивъ все это, онъ легъ на матрацъ, обтянутый атласомъ и набитый страусовыми перьями, затѣмъ, почувствовавъ желаніе спать, онъ снялъ верхнее платье и заснулъ въ тонкой рубашкѣ и голубомъ платкѣ на головѣ, красивый какъ полный мѣсяцъ. Закрывшись шелковымъ покрываломъ, онъ заснулъ съ фонаремъ въ ногахъ и со свѣчой въ изголовьѣ. Такимъ образомъ онъ проспалъ треть ночи, не подозрѣвая, что ожидало его, и что Господь, знающій всѣ тайны, опредѣлилъ сдѣлать съ нимъ.

Башня эта была очень старая и давно уже заброшенная, въ ней былъ римскій ручеекъ, обитаемый вѣдьмой, изъ потомства проклятаго Иблиса. Вѣдьму эту звали Меймунехъ. Въ то время какъ Камараль-Земанъ спалъ, она вышла изъ ручья, чтобы летѣть къ небесамъ, какъ вдругъ увидала въ башнѣ свѣтъ, чего вообще никогда не бывало. Она давно жила въ этомъ мѣстѣ и подумала, что прежде никогда ничего подобнаго не бывало, и что, вѣроятно, случилось что-либо необыкновенное. Она направилась къ этому свѣту и увидала, что онъ выходилъ изъ комнаты въ башнѣ, у дверей которой спалъ евнухъ. Войдя въ комнату, она увидала кушетку и спящаго на ней человѣка съ зажженной свѣчой въ головахъ я зажженнымъ фонаремъ въ ногахъ, что ее не мало удивило. Вѣдьма стала тихо Подходить, сложивъ свои крылья, и, остановившись у постели, приподняла покрывало съ лица спящаго и посмотрѣла на него. Цѣлый часъ, стоя неподвижно, любовалась она на его красоту и привлекательность и нашла, что лицо его сіяло прелестью, лучше всякой свѣчи, глаза напоминали глаза газели своимъ чернымъ цвѣтомъ, щеки были яркаго розоваго цвѣта, брови дугою и пахло отъ него чуднымъ запахомъ мускуса. При видѣ такой красоты Меймунехъ воздала хвалу Господу и вскричала:

-- Слава Аллаху, лучшему изъ создателей!

Эта вѣдьма была изъ вѣрующихъ. Глядя на лицо царевича, она восклицала: "Нѣтъ Бога, кромѣ Бога!.." и при этомъ, не чувствуя зависти, желала походить лицомъ на этого красавца.

-- Клянусь Аллахомъ, -- говорила она въ душѣ, -- я не сдѣлаю ему никакого зла и не позволю никому сдѣлать ему зло и постараюсь избавить его отъ непріятности, потому что на его красоту можно только любоваться и восхвалять Господа, создавшаго его! Но какимъ образомъ родные могли покинуть его въ такомъ заброшенномъ мѣстѣ! Если кто-нибудь изъ нашихъ шайтановъ завернетъ сюда, то, навѣрное, погубитъ его!...

Вѣдьма наклонилась къ нему и поцѣловала его между бровями, послѣ него она опустила покрывало и прикрыла его.

Сдѣлавъ это, она распустила крылья и полетѣла къ небесамъ. Она поднималась съ башни прямо и уже долетѣла до перваго неба, какъ услыхала взмахи крыльевъ. Вѣдьма тотчасъ же полетѣла на эти звуки и, приблизившись, увидала, что это летѣлъ шайтанъ, по имени Дахнашъ, вслѣдствіе чего она, какъ коршунъ, понеслась на него. Дахнашъ, увидавъ ее, испугался, потому что узналъ, что это Меймунехъ, дочь царя шайтановъ. У него затряслось подъ жилками и онъ взмолился ей, сказавъ:

-- Величайшимъ именемъ и благороднѣйшимъ талисманомъ, вытисненнымъ на печати Сулеймана, умоляю тебя быть ко мнѣ милостивою и не сгубить меня!

Меймунехъ, услыхавъ эти мольбы Дахнаша, была тронута и сказала ему:

-- Хотя ты просишь меня именемъ великимъ, но все-таки совсѣмъ отпустить тебя я не могу, пока ты не скажешь мнѣ, откуда ты летишь.

-- О, госпожа моя, -- отвѣчалъ онъ, -- знай, что я лечу изъ далекаго конца Китая и острововъ и разскажу тебѣ о чудѣ, которое мнѣ пришлось видѣть сегодня; и если ты найдешь, что я говорю правду, то дозволь мнѣ продолжать мой путь и собственноручно напиши мнѣ документъ съ удостовѣреніемъ, что я твой освобожденный рабъ, такъ чтобы никто изъ шайтановъ, ни изъ высшихъ, ни изъ низшихъ, ни изъ водяныхъ, не задерживалъ меня.

-- А что же ты видѣлъ сегодня ночью?-- спросила его Меймунехъ.-- Разскажи мнѣ, но только не ври, изъ желанія избавиться отъ меня, потому что я, клянусь надписью, вырѣзанною на камнѣ печати Сулеймана, сына Дауда (да будетъ миръ надъ прахомъ ихъ обоихъ), что если ты скажешь мнѣ неправду, я собственными руками выщиплю тебѣ всѣ перья и сдеру съ тебя шкуру и переломаю всѣ кости.

-- Если въ словахъ моихъ будетъ неправда, -- отвѣчалъ ей на это шайтанъ, -- то дѣлай со мной, что хочешь, о, госпожа моя. Сегодня ночью, -- продолжалъ онъ, -- я прилетѣлъ изъ внутреннихъ острововъ Китайской области въ государство царя Эль-Гаюра, монарха острововъ, морей и семи дворцовъ, и видѣлъ тамъ дочь царя, которой нѣтъ на свѣтѣ равной по красотѣ. Не знаю, какъ и описать ее тебѣ, такъ какъ языкъ отказывается отъ описанія, но я укажу тебѣ только на нѣкоторыя изъ ея особенностей. Волосы ея темны какъ ночь блужданій и разлуки, а лицо ея какъ день свиданья. Хорошо сказалъ поэтъ, описывая ее:

Она три локона волосъ своихъ

Разъ ночью расплела и повторяла

Четыре ночи то. Ея глаза

Все на луну на небесахъ глядѣли.

Она тогда мнѣ показала ясно

Въ одно и то же время двѣ луны.

Носъ у нея напоминаетъ острее отточеннаго меча, а щеки какъ красный виноградъ или анемоны, уста что кораллъ и карминъ, и слаще всякаго вина. Языкъ ея говоритъ разумно и не задерживаетъ отвѣтъ. Грудь ея можетъ привести въ упоеніе всякаго, кто увидитъ ее... Да прославится тотъ, кто создалъ такое совершенство! Руки ея круглы и бѣлы, и какъ поэтъ сказалъ:

Да, талія ея тонка, а тазъ,

Который примыкаетъ къ ней, широкъ.

Они мои про нихъ смущаютъ мысли,

И ихъ тогда на землю повергаютъ,

Когда онѣ желали бы подняться!

Другія достоинства ея я знать не могу, но видѣлъ чудныя ножки, поддерживающія прелестное созданіе Творца, и я даже удивлялся, какъ такія маленькія ноги могутъ держать человѣка. О другихъ качествахъ я умалчиваю, потому что словами ихъ не опишешь и не дашь вѣрнаго понятія.

-- Отецъ этой царевны, -- продолжалъ шайтанъ, -- могущественный царь и смѣлый наѣздникъ, переправляющійся черезъ моря и не знающій страха ни передъ смертью ни передъ врагомъ, такъ какъ онъ суровый человѣкъ и страшный побѣдитель. Зовутъ его царемъ Эль-Гаюромъ, и онъ царствуетъ надъ островами и морями и семью дворцами. Онъ любилъ свою дочь, которую я описалъ тебѣ, до такой степени сильно, что собралъ деньги со всѣхъ царей и выстроилъ ей семь дворцовъ, все изъ различныхъ матеріаловъ. Одинъ изъ хрусталя, другой изъ мрамора, третій изъ китайскаго чугуна, четвертый изъ оникса и другихъ драгоцѣнныхъ камней, пятый изъ серебра, шестой изъ золота, а седьмой изъ брильянтовъ. Онъ роскошно обставилъ всевозможными рѣдкостями всѣ эти семь дворцовъ, снабдилъ ихъ серебряной и золотой посудой и приказалъ дочери жить извѣстные сроки по нѣскольку лѣтъ въ каждомъ дворцѣ и затѣмъ переѣзжать изъ одного въ другой. Ее зовутъ царевной Бадуръ. Когда красота ея сдѣлалась извѣстной и молва о ней разнеслась по всему свѣту, то всѣ цари послали къ отцу ея просить руки дочери, и отецъ сталъ говорить ей о замужествѣ, но это ей не понравилось, и она отвѣчала:

-- Нѣтъ, отецъ, я не хочу выходить замужъ, потому что я -- княжна и царевна, царствующая надъ людьми, и не желаю, чтобы надо мной господствовалъ мужчина.

Чѣмъ болѣе отказывалась она отъ брака, тѣмъ сильнѣе приставали къ ней съ сватовствомъ. Всѣ цари окрестныхъ странъ привозили отцу ея подарки и рѣдкости, прося ея руки, и онъ Много разъ повторялъ ей ихъ просьбы, но она не исполняла его желанія, сердилась на него и говорила ему:

-- Если ты будешь еще говорить мнѣ о бракѣ, то я возьму мечъ и, прислонивъ рукояткой къ полу, приложу остреемъ къ груди и опущусь на него, такъ чтобы конецъ вышелъ въ спину, и такимъ образомъ убью себя.

Отецъ ея, услыхавъ эти слова, огорчился такъ, что у него потемнѣло въ глазахъ, тѣмъ болѣе, что онъ дѣйствительно боялся, чтобы она не убила себя. Онъ тревожился и о ней и о царяхъ, просившихъ ея руки, и сказалъ ей:

-- Если ты рѣшилась не выходить замужъ, то откажись отъ выходовъ изъ своего дворца.

Онъ провелъ ее въ комнату и поручилъ одной изъ придворныхъ женщинъ охранять ее, запретивъ ей жить въ семи дворцахъ. Онъ сильно разсердился на нее, а царямъ разослалъ письма съ увѣдомленіемъ, что царевна нѣсколько помѣшана и въ продолженіе года будетъ сидѣть взаперти.

Шайтанъ Дахнашъ, разсказавъ все это вѣдьмѣ, прибавилъ:

-- Я летаю къ ней каждую ночь и смотрю на нее и любуюсь ея красотой, затѣмъ во время сна цѣлую ее между бровями, но любовью своею я не оскорбляю ее, такъ какъ красота ея превосходитъ все, что можно себѣ представить. Умоляю тебя, о госпожа, отправься со мною и посмотри на ея красоту и привлекательность и на правильность ея очертаній, и потомъ, если ты захочешь наказать меня, то я въ твоей власти.

Шайтанъ Дахнашъ наклонилъ голову и сложилъ крылья. Но Меймунехъ, захохотавъ надъ нимъ и плюнувъ ему въ лицо, сказала:

-- Ну что стоитъ эта царевна, о которой ты разсказываешь? Не больше осколковъ сломаннаго горшка! Что бы ты сказалъ, если бы увидалъ моего любимца? Клянусь Аллахомъ, я думала, что ты мнѣ разскажешь какую-нибудь удивительную исторію. Ахъ, ты презрѣнный! Я видѣла сегодня ночью молодого человѣка такой красоты, что ты окаменѣлъ бы, если бы увидалъ его во снѣ.

-- А что же это за молодой человѣкъ?-- спросилъ шайтанъ.

-- Ну, такъ знай, о шайтанъ,-- отвѣчала Меймунехъ,-- что этотъ молодой человѣкъ пережилъ нѣчто похожее на то, что пережила твоя царевна. Его отецъ нѣсколько разъ приказывалъ ему жениться, но онъ отказывался, за что царь такъ разгнѣвался на него, что посадилъ его въ башню, гдѣ онъ теперь сидитъ, и сегодня, вылетѣвъ изъ дому, я увидала его.

-- О, госпожа моя, -- отвѣчалъ Дахнашъ, -- покажи мнѣ этого молодого человѣка для того, чтобы я могъ судить, красивѣе ли онъ моей возлюбленной царевны Бадуръ, или нѣтъ, такъ какъ я представить не могу себѣ ничего красивѣе ея,

-- Лжешь, несчастный!-- отвѣчала вѣдьма.-- Самый презрѣнный и проклятый изъ шайтановъ! Я увѣрена, что красивѣе моего возлюбленнаго на свѣтѣ ничего быть не можетъ. Ты съ ума сошелъ, сравнивая свою любимицу съ моимъ!

-- Аллахомъ умоляю тебя, о, госпожа моя, -- продолжалъ Дахнашъ,-- отправимся со мною посмотрѣть на мою возлюбленную и затѣмъ мы съ тобою вернёмся и посмотримъ на твоего,

-- Пусть будетъ но-твоему, несчастный, -- сказала Меймунехъ:-- ты настоящій презрѣнный дьяволъ, но только я отправлюсь съ тобой, развѣ только подъ однимъ условіемъ, что мы побьемся объ закладъ: если твоя любимица окажется красивѣе моего возлюбленнаго, то закладъ выигралъ ты, а если мой возлюбленный красивѣе твоей, то выиграла я.

-- На это условіе я охотно соглашаюсь, -- отвѣчалъ шайтанъ, -- отправляемся на острова.

-- Мѣсто, гдѣ живетъ мой возлюбленный, -- возразила Меймунехъ, -- ближе: оно подъ нами, и потому спустимся сначала къ нему, а потомъ я отправлюсь съ тобой.

-- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ Дахнашъ.

Они спустились въ башню, и Меймупехъ, поставивъ шайтана у ложа, протянула руку и приподняла покрывало съ лица царевича, сына Шахъ-Земана, освѣтившаго красотой своей все кругомъ. Меймунехъ посмотрѣла на него, и затѣмъ, повернувшись къ Дахнашу, сказала ему:

-- Посмотри, презрѣнный, и не говори послѣ этого глупости, потому что я, дѣвушка, и то очарована имъ.

Шайтанъ смотрѣлъ нѣкоторое время на царевича и затѣмъ, покачавъ головой, сказалъ:

-- Клянусь Аллахомъ, о, госпожа моя, я понимаю тебя, и могу только сказать, что трудно сравнивать мужчину съ женщиной. Клянусь Аллахомъ, что твой возлюбленный изъ всѣхъ людей въ мірѣ болѣе всѣхъ похожъ на мою красавицу, оба они могутъ служить образцами красоты.

При этихъ словахъ шайтана у вѣдьмы потемнѣло въ глазахъ, и она ударила его крыломъ по головѣ такъ, что онъ чуть не умеръ отъ этого удара, и сказала ему:

-- Клянусь этимъ свѣтлымъ образомъ, что ты сейчасъ же отправишься и принесешь свою возлюбленную сюда, для того, чтобы мы могли положить ихъ рядомъ и посмотрѣть на нихъ, пока они будутъ спать, и тогда намъ будетъ ясно видно, кто изъ нихъ красивѣе. Если ты сейчасъ же не исполнишь моего приказанія, несчастный, то я сожгу тебя, бросивъ въ тебя искру свою, изомну тебя и разорву на части и разбросаю но пустынѣ для примѣра другимъ.

-- О, госпожа моя, -- отвѣчалъ шайтанъ, -- приказаніе твое будетъ исполнено; но я знаю, что моя возлюбленная красивѣе и миловиднѣе.

Шайтанъ тотчасъ же улетѣлъ, а Меймунехъ полетѣла вслѣдъ за нимъ, чтобы оберегать его, и, пробывъ въ отсутствіи цѣлый часъ, они вернулись съ царевной, одѣтой въ рубашку изъ венеціанской матеріи, съ двумя каймами, чудно вышитыми золотомъ.

Шайтанъ и вѣдьма спустились съ царевной и положили ее рядомъ съ молодымъ человѣкомъ и, открывъ ихъ лица, увидали, какъ они похожи одинъ на другого, точно близнецы или братъ съ сестрою, и какъ они оба соблазнительны. Дахнашъ и Меймунехъ долго смотрѣли на нихъ, и, наконецъ, шайтанъ сказалъ:

-- А вѣдь моя-то любимица красивѣе.

-- Ахъ ты, проклятый Дахнашъ! Развѣ ты слѣпъ? и не видишь настоящей красоты и миловидности? и правильности формъ? Слушай, что я скажу о своемъ возлюбленномъ, и если ты дѣйствительно влюбленъ въ эту царевну, то скалки о ней то же, что я скажу о своемъ возлюбленномъ.

Она нѣсколько разъ поцѣловала Камараль-Земана и продекламировала ему похвальную оду. Дахнашъ, выслушавъ оду, былъ очень доволенъ и пришелъ въ восторгъ.

-- Ты продекламировала эти стихи въ честь твоего возлюбленнаго, потому что увлечена имъ, -- сказалъ онъ.-- Теперь я попробую продекламировать тоже что-нибудь очень хорошее.

Онъ подошелъ къ своей возлюбленной царевнѣ и, поцѣловавъ ее между глазъ, взглянулъ на вѣдьму и на свою любимицу и продекламировалъ оду, не помня себя отъ восторга. Когда онъ кончилъ, Меймунехъ сказала ему:

-- Ты продекламировалъ отлично, о, Дахнашъ, но все-таки, кто изъ нихъ красивѣе?

-- Моя возлюбленная Бадуръ, -- отвѣчалъ онъ, -- красивѣе твоего любимца.

-- Лжешь, несчастный!-- отвѣчала она.-- Потому что мой любимецъ красивѣе твоей.

Они начали спорить, пока Меймунехъ не закричала на Дахнаша и погрозила наложитъ на него руки, но онъ сталъ униженно просить ее и мягкимъ голосомъ сказалъ ей:

-- Не отрицай истины и забудь то, что мы говорили, потому что мы оба говорили въ пользу того, что намъ нравилось. Поищемъ другого судью и подчинимся его мнѣнію.

-- Хорошо, -- отвѣчала Меймунехъ.

Она топнула ногою объ полъ и изъ-подъ него поднялся шайтанъ, слѣпой на одинъ глазъ, съ больной, нечистой кожей, разрѣзъ глазъ у него шелъ стоймя, а на головѣ было семь рогъ, и четыре локона волосъ висѣли до самаго пола. На рукахъ у него были когти какъ у льва, а ноги походили на ноги слона съ ослиными копытами. Лишь только шайтанъ этотъ появился и увидалъ Меймунехъ, онъ поцѣловалъ прахъ у ногъ ея и, закинувъ руку за спину, сказалъ ей:

-- Что тебѣ угодно, о, госпожа моя, царская дочь?

-- О, Кашрашъ,-- отвѣчала она,-- я: желаю, чтобы ты былъ судьей между мною и этимъ проклятымъ Дахна-шемъ.

Она подробно разсказала ему, въ чемъ дѣло, и, выслушавъ ее, Кашрашъ посмотрѣлъ на лицо молодого человѣка и царевны, которые во снѣ обнялись и лежали, такъ поражая своей красотой и сходствомъ. Шайтанъ Кашрашъ долго смотрѣлъ на нихъ и любовался, а затѣмъ, взглянувъ на Меймунехъ и Дахнаша, продекламировалъ стихи, а затѣмъ прибавилъ:

-- Клянусь Аллахомъ, и тотъ и другая одинаково хороши и удивительно похожи другъ на друга, рѣшить же, кто изъ нихъ лучше, довольно трудно, такъ какъ они разныхъ половъ. Но рѣшить этотъ вопросъ я предложу вамъ вотъ какимъ образомъ: разбудите каждаго изъ нихъ безъ вѣдома другого и тотъ, кто изъ нихъ сильнѣе и скорѣе влюбится, можетъ считаться менѣе красивымъ.

-- Ты далъ отличный совѣтъ, -- сказала Меймунехъ, -- и я вполнѣ его одобряю.

-- И я тоже одобряю его, -- сказалъ Дахнашъ.

Вслѣдъ за этимъ Дахнашъ обратился въ блоху и укусилъ Камараль-Земана въ шею, въ самомъ нѣжномъ мѣстѣ; Камараль-Земанъ схватился рукой и почесалъ укушенное мѣсто и, повернувшись на другой бокъ, увидалъ, что подлѣ него лежало что-то и распространяло чудный запахъ и было мягко какъ масло. Камараль-Земанъ очень этому удивился и тотчасъ же всталъ. Взглянувъ на особу, лежавшую подлѣ него, онъ увидѣлъ, что это дѣвушка, какъ драгоцѣнная жемчужина или какъ ясное солнышко, еще съ невполнѣ развившимися формами, но съ высокой грудью и розовыми щечками. Когда Камараль-Земанъ увидалъ царевну Бадуръ, дочь царя Эль-Гаюра и разглядѣлъ, какъ она хороша и привлекательна въ рубашкѣ изъ венеціанской ткани, со скуфьей изъ золотой парчи и каменьевъ на головѣ и съ ожерельемъ изъ чудныхъ брильянтовъ на шеѣ, то онъ совершенно смутился и подумалъ:

"То, что Господу угодно, то и должно случиться, а то, чего Ему не угодно -- не будетъ!"

Онъ повернулъ ее къ себѣ и сталъ ее будить, но она не просыпалась, потому что шайтанъ крѣпко усыпила, ее, хотя Камараль-Земанъ гладилъ ее и толкалъ, говоря:

-- Проснись, возлюбленная, и посмотри на меня. Я -- Камараль-Земанъ.

Но она не проснулась и не повернула головы, и онъ цѣлый часъ сидѣлъ и въ недоумѣніи смотрѣлъ на нее и думалъ:

"Если предположенія мои справедливы, то это и есть та невѣста, на которой отецъ хотѣлъ женить меня и въ продолженіе трехъ лѣтъ я отказывался отъ этого, но теперь, съ Божьей милостью, я завтра же сказку отцу: жени меня на ней! и я дня не хочу ждать, а желаю поскорѣе, обладать ею и наслаждаться ея красотой".

Онъ наклонился къ царевнѣ, чтобы поцѣловать ее, что заставило Меймунехъ задрожать и смутиться, а шайтана Дахнаша чуть не подпрыгнуть отъ радости. Тогда Камараль-Земанъ наклонялся къ царевнѣ, чтобы поцѣловать ее, но, побоявшись Бога, отвернулся, подумавъ:

"Мнѣ лучше потерпѣть, потому что отецъ мой, разсердившись на меня и заключивъ меня въ эту башню, привелъ сюда эту невѣсту и приказалъ ей лечь спать подлѣ меня и притвориться спящей, несмотря на мое стараніе разбудить ее, и сказалъ ей: "Что бы Камараль-Земанъ ни дѣлалъ съ тобой, разскажи мнѣ". Можетъ-быть, даже отецъ тутъ спрятался гдѣ-нибудь и смотритъ, что я буду дѣлать, а утромъ станетъ упрекать меня и скажетъ: "Какъ же это ты говорилъ, что не хочешь жениться, а между тѣмъ цѣловалъ и обнималъ эту дѣвушку!" Такъ мнѣ лучше воздержаться, чтобы не слушать упрековъ отца. Я не трону этой дѣвушки и не буду смотрѣть на нее; но возьму только отъ нея что-нибудь въ видѣ залога между нами и на память отъ нея, чтобы мы могли узнать другъ друга".

Камараль-Земанъ поднялъ руку царевны и съ мизинца у нея снялъ кольцо. Кольцо было очень дорогое, съ чуднымъ брильянтомъ, а кругомъ были вырѣзаны слѣдующіе стихи:

Но думай, что твое то обѣщанье

Я позабыла; несмотря на то,

Но слишкомъ скоро намъ пришлось разстаться.

О, господинъ мой, будь великодушенъ

И благосклоненъ. Можетъ-быть, могу я

Тебя поцѣловать въ уста и щеки.

Клянусь святымъ Аллахомъ, что съ тобою

Я никогда не буду разставаться,

Хотя бы ты и разорвалъ со мною

Священныя любви и страсти узы.

Камараль-Земанъ, снявъ кольцо съ руки царевны, надѣлъ себѣ на мизинецъ, повернулся и уснулъ.

Вѣдьма Меймунехъ, увидавъ это, очень обрадовалась и сказала Дахнашу и Кашрашу:

-- Видѣли вы, какъ мой возлюбленный Камараль-Земанъ отвернулся отъ царевны? Вотъ это вполнѣ доказываетъ его превосходство. Хотя онъ и замѣтилъ царевну и любовался ея красотой и миловидностью, но не обнялъ ее, а повернулся къ ней спиною и заснулъ.

-- Да, мы были свидѣтелями его благороднаго поведенія,-- отвѣчали шайтаны.

Меймунехъ обратилась въ блоху и, забравшись подъ одежду царевны Бадуръ, любимицы Дахнаша, укусила ее, вслѣдствіе чего она открыла глаза, сѣла и увидала спящаго подлѣ себя молодого человѣка и храпѣвшаго во снѣ. У юноши щеки можно было сравнить съ анемонами, глаза могли устыдить глаза гурій, а уста напоминали печать Сулеймана. Посмотрѣвъ на него, царевна почувствовала, волненіе любви и желаній и подумала:

"Этотъ молодой человѣкъ мнѣ совсѣмъ чужой, и я его не знаю, и зачѣмъ онъ лежитъ рядомъ со мной на одной и той же постели? "

Затѣмъ она внимательно посмотрѣла на него и не могла не замѣтить, какъ онъ изященъ и привлекателенъ.

-- Клянусь Аллахомъ, -- проговорила она, -- этотъ юноша красивъ какъ ясный мѣсяцъ, и сердце мое бьется отъ любви къ нему и миловидность его зажгла страсть въ груди моей! Но какъ я имъ опозорена! Аллахомъ клянусь, что если бы я знала, что руки моей у отца просилъ этотъ юноша, я не отказала бы ему и вышла бы за него и наслаждалась бы его красотой!

Царевна Бадуръ прямо посмотрѣла въ лицо Камараль-Земану и сказала ему:

-- О, господинъ мой! о, возлюбленный сердца моего, свѣтъ очей моихъ! проснись отъ сна твоего!

И она начала толкать его, но Меймунехъ, не желая будить его, прикрыла лицо его крыломъ, такъ что онъ не проснулся. Царевна Бадуръ снова стала толкать его и сказала:

-- Жизнью своею умоляю тебя, исполни мое желаніе и проснись. Встань, о, господинъ мой, и не спи болѣе!

Но Камараль-Земанъ ничего не отвѣчалъ ей и ни слова не говорилъ съ ней, а продолжалъ храпѣть. Царевна же Бадуръ продолжала:

-- Неужели ты такой гордый при такой красотѣ, миловидности и привлекательности? Вѣдь если ты хорошъ собою, то вѣдь и я тоже хороша. Неужели тебѣ приказано выказывать мнѣ отвращеніе? и неужели отецъ твой, противный старикъ, запретилъ тебѣ говорить со мною?

Камараль-Земанъ открылъ глаза, вслѣдствіе чего ея любовь къ нему еще болѣе усилилась. Она смотрѣла на него и вздыхала и говорила:

-- О, господинъ мой, о, возлюбленный мой, поговори со мной! О, предметъ моей страсти, отвѣчай мнѣ! Скажи мнѣ, какъ тебя зовутъ, потому что ты завладѣлъ моей душой.

Но Камараль-Земанъ спалъ и ничего не отвѣчалъ, а царевна Бадуръ толкала его, уговаривала и, взявъ за руку, увидала у него на мизинцѣ свое кольцо.

-- Увы! увы!-- съ удивленьемъ и восторгомъ проговорила она, -- ты мой возлюбленный и выказываешь мнѣ отвращеніе, хотя самъ же пришелъ ко мнѣ, въ то время, какъ я спала. Но я не возьму отъ тебя своего кольца.

Она сняла съ его пальца другое колечко и надѣла себѣ, послѣ чего поцѣловала его въ уста и, обнявъ его, заснула рядомъ съ нимъ.

Увидавъ это, Меймунехъ очень обрадовалась и сказала:

-- Видѣлъ, проклятый Дахнашъ, какъ возлюбленная твоя влюбилась въ моего любимца? и какъ онъ гордо отвернулся отъ нея? Теперь не можетъ быть и сомнѣнія, что онъ красивѣе ея; но я охотно прощаю тебя.

Она написала ему отпускную и, взглянувъ на Кашраша, сказала ему:

-- Отправляйся съ нимъ и помоги ему перенести его возлюбленную на старое мѣсто, такъ какъ ночь проходитъ, и я не успѣю исполнить своего намѣренія.

Дахнашъ и Кашрашъ приблизились къ царевнѣ Бадуръ и, взявъ ее, понесли ее обратно, уложили на постель, а въ это время Меймунехъ стояла передъ Камараль-Земаномъ и смотрѣла на него, спящаго, и затѣмъ отправилась къ себѣ.

Съ разсвѣтомъ Камараль-Земанъ пробудился и, осмотрѣвшись кругомъ, не нашелъ подлѣ себя царевны.

-- Что это значитъ?-- прошепталъ онъ.-- Кажется, отецъ хотѣлъ возбудить во мнѣ желаніе жениться на той дѣвушкѣ, что была сейчасъ здѣсь, и потихоньку увелъ ее отсюда для того, чтобы усилить во мнѣ желаніе.

Онъ позвалъ евнуха, спавшаго около двери, и сказалъ ему:

-- Вставай, несчастный!

Евнухъ вскочилъ, не въ силахъ будучи очнуться, и принесъ ему тазъ и. рукомойникъ. Камараль-Земанъ всталъ и, сдѣлавъ омовеніе и прочитавъ утреннія молитвы, опустился на свое ложе, продолжая молиться. Затѣмъ, взглянувъ на евнуха, стоявшаго въ ожиданіи приказаній у двери, онъ сказалъ ему:

-- О, Савабъ! кто приходилъ сюда и увелъ отъ меня въ то время, какъ я спалъ, дѣвушку, лежавшую подлѣ меня?

-- Какую дѣвушку, о, господинъ мой?-- спросилъ евнухъ.

-- Дѣвушку, которая спала тутъ сегодня ночью, -- отвѣчалъ Камараль-Земанъ.

Евнухъ смутился отъ этихъ словъ и отвѣчалъ:

-- Съ тобой не было ни дѣвушки и никого другого, да и какъ могла войти дѣвушка, когда я спалъ у дверей, и дверь была заперта? Клянусь Аллахомъ, господинъ мой, къ тебѣ никто не входилъ.

-- Ты лжешь, негодный рабъ!-- вскричалъ Камараль-Земанъ.-- Развѣ ты равенъ мнѣ, что осмѣливаешься обманывать меня и не хочешь сказать, куда дѣлась дѣвушка, что была тутъ ночью?

-- Клянусь Аллахомъ, -- въ волненіи отвѣчалъ евнухъ, -- я не видалъ ни дѣвушки ни мужчины.

Камараль-Земанъ совершенно вышелъ изъ себя и крикнулъ:

-- Такъ тебѣ, несчастный, приказали обмануть меня. Ну, такъ подойди ко мнѣ!

Евнухъ подошелъ къ нему, а Камараль-Земанъ ухватилъ его за шиворотъ, бросилъ на полъ и, прижавъ колѣнкой, билъ его и душилъ, пока онъ не лишился чувствъ. А послѣ этого онъ привязалъ его на веревку и опустилъ внизъ въ ручей. Время же было зимнее и холодное. Окунувъ евнуха въ воду, онъ вытащилъ его, поднялъ и затѣмъ опять опустилъ въ воду и повторилъ такъ нѣсколько разъ. Все это время евнухъ кричалъ и звалъ на помощь, а Камараль-Земанъ только отвѣчалъ:

-- Клянусь Аллахомъ, несчастный, я не вытащу тебя изъ ручья до тѣхъ поръ, пока ты не скажешь мнѣ правды, куда дѣвалась дѣвушка, что была здѣсь.

-- Вытащи меня изъ ручья, о, господинъ мой, и я разскажу тебѣ всю правду.

Камараль-Земанъ вытащилъ его и поставилъ на ноги, дрожащаго отъ холода и испуга. Онъ дрожалъ, какъ тростникъ во время сильнаго вѣтра, и зубы его стучали, а съ одежды капала вода. Вставъ на ноги, онъ сказалъ:

-- Позволь мнѣ, господинъ мой, пойти снять платье, выжать его и развѣшать и надѣть другое; затѣмъ я тотчасъ же вернусь къ тебѣ и разскажу исторію этой дѣвицы.

-- Клянусь Аллахомъ, несчастный рабъ! Ты не признался бы ни въ чемъ, если бы не испугался смерти! Иди, сдѣлай, что тебѣ надо, и вернись сюда скорѣе разсказать исторію дѣвицы.

Евнухъ, едва вѣря въ свое спасеніе, побѣжалъ къ царю Шахъ-Земану, у котораго въ это время былъ визирь, и они разговаривали съ царемъ о Камараль-Земанѣ.

-- Всю эту ночь, -- говорилъ царь, -- я глазъ не смыкалъ, думая и тревожась о сынѣ, что съ нимъ случится что-нибудь нехорошее въ этой старой башнѣ.

-- Ничего не бойся, -- отвѣчалъ ему визирь, -- что можетъ съ нимъ тамъ случиться? Оставь его тамъ на мѣсяцъ, и онъ навѣрное укротится.

Въ то время, какъ они такимъ образомъ разговаривали, къ Нимъ прибѣжалъ евнухъ въ самомъ ужасномъ видѣ и сказалъ царю:

-- О, государь нашъ султанъ! Сынъ твой сошелъ съ ума и вотъ что онъ сдѣлалъ со мною, сказавъ мнѣ, что ночью у него была дѣвица и потихоньку ушла, и потребовалъ, чтобы я ему разсказалъ ея исторію. Но вѣдь я ничего не знаю объ этой дѣвицѣ.

Царь Шахъ-Земанъ, услыхавъ о своемъ сынѣ, закричалъ:

-- О, сынъ мой!-- И, страшно разсердившись на визиря за причину этого несчастія, сказалъ ему: -- Иди и удостовѣрься въ положеніи моего сына.

Визирь пошелъ, наступая отъ страха на полы своего платья, и вмѣстѣ съ евнухомъ вошелъ въ башню. Солнце уже взошло, и визирь, войдя къ Камараль-Земану, засталъ его сидящимъ на ложѣ, и, сѣвъ подлѣ него, онъ сказалъ ему:

-- О, господинъ нашъ, этотъ несчастный рабъ принесъ о тебѣ ужасное извѣстіе, сильно встревожившее и поразившее царя.

-- Что же могъ онъ сказать обо мнѣ, что такъ встревожило отца?-- спросилъ царевичъ.

-- Онъ пришелъ къ намъ, -- отвѣчалъ визирь, -- въ самомъ растерзанномъ видѣ и сообщилъ намъ одну вещь... Сохрани тебя отъ этого, Господи!.. Онъ сказалъ такую ложь, которую не слѣдуетъ даже повторять. Да спасетъ Аллахъ твой разумъ и сохранитъ тебя отъ недостойнаго поступка.

-- Что же этотъ несчастный рабъ сказалъ про меня?-- спросилъ Камараль-Земанъ.

-- Онъ сообщилъ намъ, -- отвѣчалъ визирь, -- что ты сошелъ съ ума и сказалъ ему, что у тебя ночью была дѣвица. Правда ли, что ты говорилъ это евнуху?

Услыхавъ это, Камараль-Земанъ пришелъ въ неописанную ярость и сказалъ визирю:

-- Я вижу ясно, что вы подучили, евнуха поступать со мною такъ, какъ онъ поступилъ, и запретили ему разсказывать мнѣ о дѣвицѣ, которая провела здѣсь ночь! Но ты, визирь, человѣкъ болѣе разумный, чѣмъ евнухъ, скажи мнѣ поэтому, куда дѣвалась дѣвушка, спавшая у меня на груди въ эту ночь? Вѣдь это вы привели ее ко мнѣ и положили подлѣ меня, а утромъ, когда я проснулся, ее уже не оказалось. Скажи, гдѣ она?

-- О, государь мой Камараль-Земанъ, -- отвѣчалъ визирь,-- да хранитъ тебя Аллахъ. Именемъ Аллаха увѣряю тебя, что мы никого не посылали тебѣ ночью, и что ты спалъ одинъ, и дверь была заперта на замокъ, и евнухъ спалъ за нею, и никто не приходилъ къ тебѣ. Образумься и не терзай себя болѣе.

Камараль-Земанъ пришелъ въ негодованіе, услыхавъ это, и вскричалъ:

-- Знай, визирь, что эта дѣвица -- моя возлюбленная, и что красивѣе ея на свѣтѣ никого-нѣтъ.

Визирь удивился и спросилъ:

-- Ты видѣлъ эту дѣвицу своими собственными глазами во снѣ или наяву?

-- Ахъ, ты, несчастный старикашка!-- вскричалъ царевичъ.-- Не. воображаешь ли ты, что я видѣлъ ее ушами? Нѣтъ, я видѣлъ ее глазами и наяву, и не спалъ ночью, любуясь на нее. Но вы приказали ей ре отвѣчать мнѣ, и она притворялась, что спитъ, и я уснулъ, а проснувшись, не нашелъ ея около себя.

-- О, государь мой, Камараль-Земанъ, -- отвѣчалъ визирь, -- можетъ-быть, ты видѣлъ все это во снѣ, а сны видѣлъ отъ какого-нибудь особеннаго кушанья или же тобой овладѣлъ злой духъ.

-- Ахъ, ты, несчастный старикашка, -- вскричалъ Камараль-Земанъ, -- съ какой стати ты подшучиваешь надо мною и говоришь, что я видѣлъ это во снѣ, такъ какъ евнухъ сознался мнѣ, что дѣвица была здѣсь, и обѣщалъ тотчасъ же вернуться и разсказать мнѣ все?

Онъ вскочилъ и, подбѣжавъ къ визирю, схватилъ его за бороду. Борода у визиря была длинная, и Камараль-Земанъ, дважды обернувъ ее на руку, дернулъ такъ, что визирь слетѣлъ на полъ и боялся, что отдастъ Богу душу. КамаральЗеманъ пиналъ визиря ногами, билъ его по спинѣ и по чему попало, такъ, что готовъ былъ убить.

"Если рабъ-евнухъ, -- подумалъ визирь, -- спасся тѣмъ, что солгалъ этому юношѣ, то и мнѣ слѣдуетъ спастись ложью, а иначе онъ убьетъ меня. Теперь я солгу и тѣмъ спасу свою жизнь. Онъ -- сумасшедшій, и въ этомъ нѣтъ болѣе никакого сомнѣнія".

Визирь посмотрѣлъ на царевича и сказалъ ему:

-- О, господинъ мой! Не сердись на меня, такъ какъ отецъ твой поручилъ мнѣ скрыть отъ тебя исторію этой дѣвицы; но теперь я ослабѣлъ отъ твоихъ побоевъ, такъ какъ я старъ и слабъ. Дай мнѣ вздохнуть для того, чтобы я могъ разсказать тебѣ о ней.

Царевичъ пересталъ бить его и сказалъ:

-- Зачѣмъ же ты согласился разсказать мнѣ о ней только послѣ побоевъ? Ну, вставай, несчастный старикашка, и разсказывай мнѣ ея исторію.

-- Такъ ты хочешь знать исторію дѣвицы съ чуднымъ личикомъ и изящными формами?-- спросилъ визирь.

-- Да, -- сказалъ Камараль-Земанъ, -- скажи мнѣ, кто привелъ ее ко мнѣ и положилъ ко мнѣ на постель, и гдѣ она теперь, для того, чтобы я могъ пойти къ ней. И если отецъ мой, царь Шахъ-Земанъ, сдѣлалъ это для того, чтобы испытать меня, то скажи ему, что я готовъ жениться на этой дѣвицѣ. Онъ возбудилъ во мнѣ любовь къ ней, а потомъ разлучилъ ее со мной, только потому, что я не хотѣлъ жениться. Но вѣдь теперь я согласенъ жениться, повторяю, что я согласенъ жениться. И потому передай это отцу, визирь, и посовѣтуй ему женить меня на этой дѣвицѣ, такъ какъ другой я не хочу и сердце мое увлечено ею. Ну, такъ поспѣши къ моему отцу и скажи ему, чтобы онъ поспѣшилъ женить меня и скорѣе вернись ко мнѣ.

Визирь едва вѣрилъ, что избавился отъ Камараль-Земана, и поскорѣе выбѣжалъ изъ башни и побѣжалъ къ царю.

-- О визирь,-- сказалъ ему царь,-- отчего это ты въ такомъ смущеніи и точно перепуганъ?

-- Я принесъ тебѣ извѣстіе, -- отвѣчалъ визирь.

-- Какое?

-- Знай, что сынъ твой дѣйствительно сошелъ съ ума, -- продолжалъ визирь.

У царя при этихъ словахъ потемнѣло въ глазахъ, и онъ сказалъ:

-- О визирь, объясни мнѣ, что свело его съ ума?

-- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ визирь и разсказалъ царю все, что онъ зналъ, и что дѣлалъ его сынъ.

-- Ну, такъ знай, -- сказалъ на это царь, -- что за извѣстіе о сумасшествіи моего сына я срублю тебѣ голову и лишу тебя своихъ милостей, ахъ, ты, злосчастнѣйшій изъ визирей и подлѣйшій изъ эмировъ! Вѣдь я знаю, что ты виновникъ помѣшательства моего сына, такъ какъ ты далъ мнѣ отвратительный совѣтъ. Клянусь Аллахомъ, что если съ сыномъ моимъ случится какое-нибудь несчастіе, то я разопну тебя.

Царь всталъ и, взявъ съ собою визиря, пошелъ въ башню, гдѣ сидѣлъ Камараль-Земанъ; и когда они пришли къ нему, то, увидавъ отца, онъ поспѣшно вскочилъ и поцѣловалъ руку его, отступилъ на шагъ и, наклонивъ голову и заложивъ назадъ руки, остановился передъ нимъ. Постоявъ такимъ образомъ, онъ поднялъ голову и, глядя на отца со слезами на глазахъ, сказалъ слѣдующіе стихи:

Но если былъ я предъ тобой виновенъ

Въ проступкѣ и въ дѣяніи постыдномъ

И въ томъ, что оскорбить тебя дерзнулъ я,

Я полонъ весь раскаянья теперь.

Но милосердіе твое прострется

На злого юношу, который проситъ

Тебя отъ всей души простить ему.

Царь обнялъ своего сына Камараль-Земана, поцѣловалъ его между глазъ и посадилъ подлѣ себя на кушетку. Затѣмъ гнѣвно посмотрѣвъ на визиря, онъ сказалъ ему:

-- Ахъ, ты, собака-визирь, зачѣмъ это ты говоришь о моемъ сынѣ подобныя вещи и только пугаешь меня? О, сынъ мой, -- продолжалъ онъ, обращаясь къ царевичу, -- скажи намъ, какой у насъ сегодня день?

-- Сегодня, отецъ мой, -- отвѣчалъ царевичъ, -- суббота, а завтра будетъ воскресенье, а послѣзавтра понедѣльникъ, а потомъ вторникъ, среда, четвергъ и затѣмъ пятница.

-- О, сынъ мой, -- сказалъ ему царь, -- молю Бога о твоемъ здоровьѣ. А какъ называется по-арабски мѣсяцъ, что идетъ теперь?

-- Онъ называется, -- отвѣчалъ царевичъ, -- Зуль-Кедехомъ, а за нимъ пойдетъ Зуль-Геехъ и Магарамъ и такъ далѣе.

Царь остался доволенъ этимъ отвѣтомъ и плюнулъ въ лицо визирю, сказавъ ему:

-- Ахъ, ты, злобный старикъ, какъ же ты говорилъ, что сынъ мой Камараль-Земанъ сошелъ съ ума, тогда какъ сошелъ съ ума, должно-быть, ты?

Визирь покачалъ головой и хотѣлъ заговорить, но подумалъ, что ему лучше подождать немного и посмотрѣть, что будетъ.

-- О, сынъ мой, -- сказалъ тогда царь, -- что же ты говорилъ евнуху и визирю о томъ, что ты спалъ съ красивой дѣвушкой въ прошедшую ночь? И что это за дѣвица, о которой ты упоминалъ?

Камараль-Земанъ засмѣялся и отвѣчалъ ему:

-- О, отецъ мой, право, мнѣ не до шутокъ; и потому не говори болѣе, потому что я и безъ того раздраженъ тѣмъ, что ты со мной сдѣлалъ. Знай, отецъ, что я согласенъ жениться, но только на томъ условіи, что ты женишь меня на той дѣвушкѣ, что спала сегодня со мною, такъ какъ я убѣжденъ, что послалъ ее ко мнѣ ты и заставилъ меня влюбиться въ нее, и что утромъ ты послалъ за нею и взялъ ее отъ меня.

-- Да сохранитъ тебя Аллахъ, о, сынъ мой!-- вскричалъ царь.-- И да образумитъ онъ тебя! Что это за дѣвушка, которую я, по твоему мнѣнію, послалъ къ тебѣ и къ утру взялъ отъ тебя? Клянусь Аллахомъ, о, сынъ мой, я не знаю объ этомъ дѣлѣ. Умоляю тебя, разскажи мнѣ, что это такое? Не видѣлъ ли ты все это во снѣ послѣ сытнаго ужина? Тѣмъ болѣе, что сегодня ты уснулъ послѣ тревожно проведеннаго дня. Будь проклятъ и тотъ, кто посовѣтовалъ мнѣ женить тебя! Я увѣренъ, что всѣ эти непріятности такъ разстроили тебя, что тебѣ во снѣ и приснилась красивая дѣвица! Повѣрь, сынъ мой, что ты видѣлъ ее во снѣ.

-- Не говори этого, -- сказалъ ему Камараль-Земанъ, -- а поклянись мнѣ Аллахомъ, что ты ничего не знаешь объ этой дѣвушкѣ и не знаешь, гдѣ она живетъ!

-- Клянусь Аллахомъ, -- отвѣчалъ царь, -- что я ничего не знаю о той, о которой ты говоришь, и думаю, что ты видѣлъ ее во снѣ.

-- Я предложу тебѣ вотъ какой вопросъ, -- сказалъ тогда царевичъ, -- чтобы доказать тебѣ, что я видѣлъ все не во снѣ, а наяву. Скажи, пожалуйста, что ты отвѣтишь человѣку, который видѣлъ во снѣ, будто онъ воюетъ, а проснувшись находитъ у себя въ рукахъ окровавленный мечъ?

-- Позволь, сынъ мой, -- отвѣчалъ отецъ, -- вѣдь подобная вещь не можетъ случиться.

-- Ну, такъ теперь, -- продолжалъ Камараль-Земанъ, -- я разскажу тебѣ то, что случилось со мной. Около полуночи я пробудился отъ сна и увидалъ, что подлѣ меня спитъ дѣвушка, очень похожая на меня. Я обнялъ ее и старался разбудить, а затѣмъ, снявъ съ ея руки кольцо, надѣлъ себѣ, а она потомъ сняла съ моего пальца другое кольцо и надѣла себѣ. Я съ боязнью смотрѣлъ на нее, думая, что ты прислалъ ее ко мнѣ и, гдѣ-нибудь спрятавшись, наблюдаешь за мною. Я побоялся поцѣловать ее въ уста, воображая, что ты хотѣлъ соблазнить меня ею и заставить жениться. Съ разсвѣтомъ я совсѣмъ проснулся и не нашелъ дѣвушки подлѣ себя и все, что случилось между мною и евнухомъ и визиремъ, произошло вслѣдствіе этого,-- Чѣмъ же ты объяснишь фактъ появленія кольца? Не будь этого кольца, я самъ подумалъ бы, что видѣлъ все во снѣ, но кольцо вотъ тутъ у меня на мизинцѣ. Посмотри, какъ оно хорошо.

Камараль-Земанъ подалъ кольцо отцу, который, повернувъ его, взглянулъ потомъ на сына и сказалъ:

-- Поистинѣ объяснить все можно только этимъ кольцомъ, и то, ито случилось ночью съ тобой и съ этой дѣвицей, дѣло весьма таинственное. Я не знаю, какимъ образомъ могла пройти къ тебѣ эта особа, и во всемъ обвиняю визиря. Аллахомъ умоляю тебя, сынъ мой, потерпѣть: вѣроятно, Господь избавитъ тебя отъ этого горя и пошлетъ тебѣ утѣшеніе, какъ говоритъ поэтъ:

Какъ кажется, намѣрена судьба

Поворотить бразды свои обратно,

И прежнимъ счастьемъ наградить меня.

Вѣдь крайне перемѣнчива судьба.

Да сбудутся моей души желанья,

Да устранятся нужды всѣ мои,

И да придетъ несчастіямъ на смѣну

Счастливая и радостная жизнь!

Теперь я убѣдился, что ты не сумасшедшій, но только одинъ Господь можетъ разъяснить это дѣло.

-- Аллахомъ умоляю тебя, отецъ мой, -- отвѣчалъ Камараль-Земанъ, -- отыщи эту дѣвушку или я умру отъ горя.

Онъ съ восторгомъ продекламировалъ слѣдующіе стихи:

Да, если сдѣланное обѣщанье

Тобою свидѣться со мною ложно,

То посѣти меня хотя во снѣ.

Но какъ -- онѣ мнѣ возразили -- можетъ

Во снѣ явиться юношѣ видѣнье,

Котораго глаза не знаютъ сна?

-- У меня недостаетъ терпѣнія ждать даже одного часа, -- прибавилъ онъ.

-- Сила и власть только въ рукахъ Божіихъ!-- всплеснувъ руками, вскричалъ царь.-- Въ этомъ дѣлѣ хитростью ничего не сдѣлаешь!

Взявъ за руку сына, онъ повелъ его во дворецъ, гдѣ Камараль-Земанъ слегъ въ постель, а отецъ сѣлъ въ изголовьяхъ и, оплакивая сына, не отходилъ отъ него ни днемъ ни ночью.

Наконецъ визирь сказалъ царю:

-- О, царь вѣковъ, долго ли ты будешь сидѣть взаперти и скрываться отъ войскъ съ твоимъ сыномъ Камараль-Земаномъ? Въ отсутствіе государя могутъ начаться безпорядки. Я совѣтую тебѣ перевести своего сына въ павильонъ, что стоитъ на морскомъ берегу, и проводить время съ сыномъ тамъ, посвящая два дня въ недѣлю управленію дѣлами государства. Въ эти два дня къ тебѣ могутъ являться со своими дѣлами и сановники, и воины, и всѣ, кому надо, а остальные дни въ недѣлѣ ты можешь проводить съ сыномъ, пока Господь не пошлетъ ему исцѣленіе.

Царь, выслушавъ визиря, одобрилъ его слова и, боясь, чтобывъ народѣ, дѣйствительно, не начались безпорядки, онъ тотчасъ же всталъ и отдалъ приказъ перенести сына въ павильонъ на морской берегъ. Окна изъ этого павильона выходили на море, полъ былъ сдѣланъ изъ разноцвѣтнаго мрамора, а стѣны!, самыхъ чудныхъ цвѣтовъ были украшены золотомъ и ультрамариномъ. Для Камараль-Земана положили ковры, увѣшали стѣны парчою и повѣсили Занавѣси, вышитыя драгоцѣнными каменьями. Камараль-Земанъ до такой степени страдалъ отъ любви, что поблѣднѣлъ, похудѣлъ и ослабъ. Отецъ его сидѣлъ около него и постоянно горевалъ, а два дня въ недѣлю къ нему въ этотъ павильонъ могли приходить и царедворцы, и воины, и всѣ, кто имѣлъ до него надобность. Въ эти дни къ нему являлся весь дворъ и обдѣлывалъ всѣ дѣла, а вечеромъ онъ уже возвращался къ больному сыну.

Такъ жилъ Камараль-Земанъ.

Теперь разскажемъ, что дѣлала въ это время царевна Бадуръ, дочь царя Эль-Гаюра, государя острововъ и семи дворцовъ. Когда шайтанъ принесъ ее обратно и положилъ снова въ постель, ночного времени оставалось не болѣе трехъ часовъ. Съ разсвѣтомъ она проснулась, сѣла и осмотрѣлась кругомъ, по возлюбленнаго, лежавшаго подлѣ нея ночью, не оказалось. Она взволновалась, и, обезумѣвъ, громко вскрикнула. Всѣ ея рабыни и няньки проснулись и прибѣжали къ ней, и главная изъ ея прислужницъ сказала:

-- Что съ тобой, о, госпожа моя?

-- Ахъ, ты, противная старуха, -- отвѣчала царевна, -- гдѣ чудный юноша, что спалъ въ моихъ объятіяхъ сегодня ночью? Говори, куда онъ дѣлся?

При этихъ словахъ у старшей няни потемнѣло въ глазахъ и, испугавшись за себя, она сказала:

-- О, царевна Бадуръ! Что значатъ эти обидныя слова,?

-- Ахъ, ты, противная, проклятая старуха!-- закричала царевна. Гдѣ мой возлюбленный, чудный юноша съ прелестнымъ лицомъ, черными глазами и соединяющимися бровями, что пробылъ со мною чуть не до разсвѣта?

-- Клянусь Аллахомъ, -- отвѣчала старуха, -- я не видала ни молодого человѣка и никого другого и Аллахомъ умоляю тебя, царевна, не шутить такимъ образомъ, такъ какъ подобная шутка можетъ быть услышана твоимъ отцомъ, и мы поплатимся жизнью.

-- Говорю тебѣ, -- отвѣчала царевна, -- что ночью здѣсь былъ молодой человѣкъ чудной наружности.

-- Господь да сохранитъ твой разумъ!-- вскричала няня,-- никого не было у тебя ночью.

Царевна, Бадуръ взглянула на свою руку и увидала на своемъ пальцѣ кольцо Камараль-Земана, а ея кольца не оказалось.

-- Проклятая обманщица!-- крикнула она на няню.-- Не вздумаешь ли ты въ самомъ дѣлѣ увѣрять, что тутъ никого! не было, и клясться мнѣ?

-- Клянусь Аллахомъ, -- отвѣчала няня, -- что я не лгала тебѣ и не клялась ложно.

Царевна Бадуръ страшно разозлилась и, выхвативъ мечъ, бросилась на няню и хотѣла ее убить, но евнухъ и рабыни закричали и, бросившись къ отцу царевны, сообщили ему о ея состояніи.

Царь тотчасъ же пришелъ къ дочери и сказалъ ей:

-- О, дочь моя, что это съ тобой?

-- Отецъ мой, -- отвѣчала она, -- гдѣ тотъ молодой человѣкъ, что спалъ подлѣ меня сегодня ночью?

Разумъ покинулъ ее и, озираясь по всѣмъ сторонамъ, она стала рвать на себѣ рубашку. Отецъ ея, увидавъ это, приказалъ евнухамъ и рабынямъ схватить ее. Царевну схватили и, надѣвъ на шею желѣзный обручъ съ цѣпью, приковали ее къ окну. Послѣ этого отцу ея и свѣтъ Божій не сталъ милъ, такъ какъ онъ любилъ дочь, и положеніе ея огорчало его. Онъ созвалъ къ себѣ ученыхъ, астрологовъ и маговъ и сказалъ имъ:

-- Кто бы ни вылѣчилъ дочь мою отъ ея настоящей болѣзни, я отдамъ тому ее въ жены и въ приданое дамъ половину своего царства; а тому, кому не. удастся вылѣчить ее, я срублю голову и вывѣшу ее надъ дверями дворца.

И такимъ образомъ онъ поступалъ, пока не срубилъ сорока головъ. Онъ обращался ко всѣмъ мудрецамъ, но всѣ отказывались отъ лѣченія, зная, что поправить ее нельзя.

Болѣзнь ея приводила въ недоумѣніе ученыхъ людей и даже, мудрецовъ.

Царевна Бадуръ прожила въ такомъ положеніи цѣлыхъ три года.

У нея былъ сводный братъ, по имени Марзаванъ, бывшій все это время въ путешествіи по различнымъ странамъ. Онъ любилъ ее болѣе, чѣмъ вообще любятъ братья, и, вернувшись, пошелъ къ своей матери и спросилъ у нея о сестрѣ своей, царевнѣ Бадуръ.

-- О, мой сынъ, -- отвѣчала она, -- сестра твоя лишилась разсудка и вотъ уже три года, какъ находится въ такомъ положеніи съ желѣзнымъ обручемъ на шеѣ, и ни одинъ врачъ не можетъ вылѣчить ее.

Услыхавъ это, Марзаванъ сказалъ:

-- Мнѣ надо сходить къ ней, можетъ-быть, я открою причину ея болѣзни и помогу ей.

-- Конечно, тебѣ слѣдуетъ побывать у нея, -- отвѣчала мать, -- но только подожди до завтрашняго дня, для того, чтобы я выдумала какую-нибудь хитрость, чтобы провести тебя туда.

Она пошла, во дворецъ царевны Бадуръ, и, давъ денегъ евнуху, сидѣвшему у дверей, сказала ему:

-- Моя дочь воспитывалась вмѣстѣ съ царевной Бадуръ и теперь вышла замужъ, но страшно тревожится о твоей госпожѣ. Поэтому я хочу просить тебя позволить моей дочери посѣтить царевну на весьма короткое время и затѣмъ уйти никѣмъ не замѣченной.

-- Это совершенно невозможно,-- отвѣчалъ евнухъ,-- развѣ только ночью, когда султанъ выйдетъ отъ царевны. Тогда, пожалуй, приходи съ твоей дочерью.

Старуха поцѣловала руку евнуха и отправилась домой, а въ началѣ ночи она одѣла сына своего Марзавана въ женское платье и провела его во дворецъ. Когда султанъ ушелъ отъ царевны, старуха подошла къ евнуху.

-- Проходите, -- сказалъ онъ пришедшимъ, -- только не засиживайтесь тамъ долго.

Сынъ старухи, Марзаванъ, войдя къ царевнѣ, увидалъ, въ какомъ она находилась положеніи и, снявъ съ себя женское платье, поклонился ей, а затѣмъ зажегъ свѣчи.

Царевна Бадуръ, посмотрѣвъ на него, узнала его и сказала:

-- О, братъ мой, ты такъ долго путешествовалъ, что навѣрное не слыхалъ о томъ, что здѣсь дѣлалось.

-- Это правда, -- отвѣчалъ онъ, -- но Господь дозволилъ мнѣ благополучно вернуться домой, и я желалъ тотчасъ же опять пуститься въ дальнѣйшій путь, но остановило меня только извѣстіе, полученное о тебѣ. Я пришелъ къ тебѣ въ надеждѣ, что узнаю причину твоего разстройства и буду въ состояніи помочь тебѣ.

-- О, братъ мой, -- отвѣчала она, -- не воображаешь ли ты, что я сошла съ ума?

Они сказали: сходишь ты съ ума

По томъ, котораго ты обожаешь!

И имъ отвѣтила на это я:

Всѣ жизни радости принадлежатъ

По праву только сумасшедшимъ людямъ.

Да, я сошла съ ума; такъ приведите

Ко мнѣ того, кто свелъ меня съ ума.

И если сумасшествіе мое

Онъ исцѣлитъ присутствіемъ своимъ,

То вы меня за то не упрекайте!

Изъ этого Марзаванъ заключилъ, что она влюблена, и оказалъ ей:

-- Разскажи мнѣ свою исторію и все, что случилось съ тобой, и, можетъ-быть, Господь поможетъ мнѣ облегчить тебя.

-- О, братъ мой, -- отвѣчала царевна Бадуръ, -- ну, такъ выслушай мою исторію. Вотъ въ чемъ она заключается. Однажды ночью я пробудилась отъ сна и, привставъ, увидѣла около себя молодого человѣка неописанной красоты, подобнаго восточной мнѣ или индѣйскому тростнику. Я думала, что отецъ мой приказалъ ему дѣйствовать такимъ образомъ и соблазнить меня своей красотой, потому что онъ хотѣлъ выдать меня замужъ, но я отказалась. Я боялась поцѣловать его, думая, что онъ разскажетъ объ этомъ отцу. Проснувшись утромъ, я увидала у себя на пальцѣ его кольцо вмѣсто моего. Вотъ и вся моя исторія и, о, братъ мой, съ тѣхъ поръ, какъ я видѣла его, я отдала ему свое сердце, лишилась сна и только плачу и декламирую стихи. Подумай, о, братъ мой, какъ можешь ты помочь моему горю?

Марзаванъ чуть не до земли опустилъ голову, обдумывая, что ему дѣлать. Затѣмъ онъ поднялся и сказалъ ей:

-- Все, что съ тобой случилось, должно быть совершенно справедливо, но я не могу понять этой исторіи съ молодымъ человѣкомъ. Обѣщаю тебѣ объѣздить разныя страны и искать его. Можетъ-быть, черезъ меня Господь все это устроитъ. Потерпи и успокойся.

Сказавъ это, онъ простился съ нею и, еще разъ посовѣтовавъ ей ждать терпѣливо, ушелъ.

Вернувшись въ домъ матери, онъ переночевалъ и утромъ приготовился въ путь. Такимъ образомъ онъ переѣзжалъ изъ города въ городъ, изъ страны въ страну въ продолженіе цѣлаго мѣсяца, когда онъ въѣхалъ въ городъ Этъ-Тарфъ и сталъ говорить съ народомъ, стараясь найти что-нибудь для царевны Бадуръ. Куда бы онъ ни появлялся, ему въ каждомъ городѣ говорили, что царевна Бадуръ, дочь царя Эль-Гаюра, сошла съ ума, и онъ прекратилъ разспросы, пока не пріѣхалъ въ Этъ-Тарфъ, гдѣ ему сообщили, что Камаралъ-Земанъ, сынъ царя Шахъ-Земана, нездоровъ и страдаетъ помѣшательствомъ. Когда Марзаванъ услыхалъ эту исторію, онъ сталъ разспрашивать, далеко ли до столицы, и кое-кто изъ горожанъ отвѣчали ему, что моремъ до Калиданскихъ острововъ путешествіе это можно сдѣлать въ мѣсяцъ, а сухимъ путемъ въ шесть мѣсяцевъ.

Марзаванъ сѣлъ на корабль, отправлявшійся на Калиданскіе острова. Корабль былъ хорошій и при попутномъ вѣтрѣ дошелъ туда въ мѣсяцъ, но, когда городъ былъ уже ясно виденъ и почти у самаго берега, вдругъ поднялся страшный вѣтеръ, сорвавшій всю оснастку и переопрокинувшій корабль со всѣми пассажирами. Всякій сталъ спасаться, какъ можетъ, а Марзавана волнами отнесло къ тому самому мѣсту берега, гдѣ находился павильонъ царевича. Судьбѣ угодно было, чтобы въ то время около царевича находились визири и эмиры и царь Шахъ-Земанъ сидѣлъ, положивъ голову сына своего къ себѣ на грудь, и евнухи отмахивали отъ него мухъ. Камараль-Земадъ уже въ продолженіе двухъ дней ничего не ѣлъ и не пилъ и не говорилъ ни слова. Визирь, стоявшій около его ногъ у окна, взглянувъ увидалъ Марзавана, уже выбившагося изъ силъ, и, пожалѣвъ его, онъ подошелъ къ султану и, наклонивъ голову, сказалъ:

-- Позволь мнѣ спуститься внизъ и отворить дверь на морской берегъ, чтобы спасти утопающаго человѣка и превратить горе его въ радость. Можетъ-быть, Господь за это избавитъ сына твоего отъ несчастья.

-- Все, что случилось съ моимъ сыномъ, -- отвѣчалъ султанъ, -- случилось изъ-за тебя, и очень можетъ быть, что, если ты спасешь этого утопающаго, онъ принесетъ сыну моему облегченіе. Но я клянусь Аллахомъ, что если этотъ утопающій увидитъ моего сына и затѣмъ, уйдя отъ насъ, разоблачитъ нашу тайну, то я отрублю тебѣ голову, такъ какъ ты, визирь, виноватъ во всемъ, что съ нами случилось. Ну, теперь поступай, какъ знаешь.

Визирь спустился внизъ, отворилъ дверь и вышелъ на берегъ и спасъ Марзавана, уже близкаго къ смерти, протянувъ ему руку и ухвативъ его за волосы. Марзаванъ уже былъ безъ чувствъ и съ закрытыми глазами. Визирь привелъ его въ чувство, снялъ съ него мокрую одежду, надѣлъ сухую и, надѣвъ ему новую чалму, сказалъ:

-- Знай, что я спасъ тебя отъ смерти, смотри, ты не сдѣлайся причиной моей гибели.

-- Какъ такъ?-- спросилъ Марзаванъ.

-- Теперь, -- отвѣчалъ визирь, -- тебѣ придется появиться между эмирами и визирями, безмолвствующими при Камараль-Земанѣ, сынѣ султана.

Марзаванъ уже слышалъ объ этомъ Камараль-Земанѣ, но, тѣмъ не менѣе, спросилъ:

-- А кто этотъ Камараль-Земанъ?

-- Сынъ султана Шахъ-Земана, -- отвѣчалъ визирь: -- онъ боленъ и лежитъ въ постели, не зная ни днемъ ни ночью покоя. Онъ уже такъ слабъ, что едва живъ. Днемъ онъ горитъ, а ночью терзается, и мы не надѣемся, что онъ останется живъ. Не гляди на него и смотри только., внизъ, а иначе мы съ тобой погибнемъ оба.

-- Аллахомъ умоляю тебя, -- сказалъ Марзаванъ, -- разскажи мнѣ все, что ты знаешь объ этомъ юношѣ и по какой причинѣ впалъ онъ въ такое состояніе?

-- Причины я не знаю, -- отвѣчалъ визирь, -- развѣ только то, что три года тому назадъ отецъ его потребовалъ, чтобы онъ женился, и онъ отказался. Утромъ онъ проснулся и сталъ увѣрять насъ, что подлѣ него спала дѣвушка удивительной красоты, съ пальца которой онъ снялъ кольцо и надѣлъ себѣ на мизинецъ, а ей надѣлъ свое и таинственнаго этого дѣла мы понять не можемъ. Аллахомъ умоляю тебя, сынъ мой, идемъ со мною въ павильонъ, но не смотри на сына царя. Послѣ же этого отправляйся своимъ путемъ, потому что сердце султана ожесточено противъ меня.

"Клянусь Аллахомъ!-- подумалъ Марзаванъ.-- Это именно то, чего я ищу!"

Онъ пошелъ вслѣдъ за визиремъ въ павильонъ, гдѣ визирь сѣлъ у ногъ Камараль-Земана. Что же касается до Марзавана, то онъ подошелъ и, остановившись передъ Камараль-Земаномъ, сталъ смотрѣть на него, вслѣдствіе чего визирь обмеръ отъ страха и, взглянувъ на Марзавана, сталъ ему дѣлать знаки, на которые тотъ и вниманія не обращалъ. Онъ продолжалъ смотрѣть на Камараль-Земана и зная, что это именно и есть то лицо, которое онъ искалъ, онъ сказалъ:

-- Да прославится тотъ, кто создалъ его столь похожимъ на нее и съ такими же щеками, какъ у нея!

Камараль-Земанъ открылъ глаза и сталъ прислушиваться, а Марзаванъ, увидавъ это, продекламировалъ слѣдующіе стихи:

Я вижу возбужденье и волненье

Твоей души и тотъ восторгъ, съ которымъ

Прекрасными стихами воспѣваешь

Ты несравненной чары красоты.

Не загорѣлась ли твоя душа

Любовью страстною и безнадежной?

Вѣдь ты ведешь себя, какъ человѣкъ,

Который въ сердцѣ страсти носитъ рану.

Поэтому мнѣ дай бокалъ вина,

И пой затѣмъ восторженно хвалу

Ты Альмы, Эррабабъ и Теномъ чарамъ ³).

Ревную я ее къ ея одеждамъ,

Скрывающимъ ея роскошный станъ,

И кубку я завидую, который

Коснется устъ ея, когда она

Его подноситъ къ мѣсту поцѣлуя.

Не мечъ двуострый погубилъ меня, --

Ты этого не дѣлай заключенья --

А стрѣлы глазъ чарующихъ ея.

Когда я съ нею встрѣтился, была,

Какъ я замѣтилъ сразу, красной краской

Ея рука покрыта, походившей

На сокъ кровавый дерева дракона.

Она зажгла горячей страсти пламя

Въ моей груди, и, больше не скрывая

Своей любви ко мнѣ, она сказала:

"Имѣй терпѣнье. Я употребила

Не краску. Не считай меня способной

На ложь и на обманъ. Когда тебя

Увидѣла я спящимъ, при чемъ была я "

Съ руками обнаженными до плечъ,

То я, склонившись надъ твоей постелью,

При мысли о разлукѣ предстоящей

Заплакала кровавыми слезами

И ихъ затѣмъ рукою вытирала.

Вотъ почему теперь рука моя

Обагрена горячей, кровью".

Плакалъ Я передъ ней, горячей страсти полный,

И сердце раньше облегчилъ свое,

Чѣмъ пробилъ часъ раскаянья, она

Вѣдь плакала передо мной и этимъ

Изъ моихъ очей исторгла слезы.

И я сказалъ ей, что здѣсь вся заслуга

Принадлежитъ лишь предыдущей встрѣчѣ.

Не порицай меня за то, что я

Люблю ее глубоко, такъ какъ я --

Клянусь моей любовью къ ней! -- страданій

Мучительныхъ изъ-за нея исполненъ.

Я слезы лью по той, лицо которой

Волшебной красотою опьяняетъ

Сердца мужей и юношей, съ которой

Не выдержитъ сравненья ни одна

Красавица земной юдоли нашей.

Умъ Лухману она имѣетъ равный,

Юсуфа красоту, пріятный голосъ

Дауда, и Маріи безпорочность,

А я имѣю горе Авраама

По сынѣ, обреченномъ на закланье,

Въ китовомъ чревѣ сожалѣніе Іоны,

Возложенную гнѣвнымъ Богомъ кару

На Іова, и удѣлъ Адама,

Который изгнанъ былъ изъ сѣни рая.

За нарушенье заповѣди Бога.

Но ты не убивай ее, хотя бы

Я умеръ отъ любви избытка къ ней,

А предложи вопросъ ей, почему

Она считаетъ, что принадлежитъ

Кровь тѣла моего ей по закону?

Слова этого стихотворенія, прочитаннаго Марзаваномъ, подѣйствовали на сердце Камараль-Земана, какъ прохлада и здоровье, и онъ сдѣлалъ рукою знакъ султану, какъ бы говоря: оставь при мнѣ этого молодого человѣка. Султанъ, понявъ желаніе Камараль-Земана, послѣ того, какъ онъ обозлился на Марзавана и рѣшилъ срубить ему голову, страшно обрадовался. Вставъ, онъ посадилъ Марзавана рядомъ съ сыномъ и, ласково обратившись къ нему, сказалъ:

-- Откуда ты?

-- Съ острововъ, изъ владѣній царя Эль-Гаюра, государя острововъ, морей и семи дворцовъ.

-- Можетъ-быть, тебѣ какъ-нибудь удастся поправить сына моего Камараль-Земана, -- продолжалъ царь.

Марзаванъ наклонился къ царевичу и на ухо сказалъ ему:

-- Крѣпись и развеселись, но не спрашивай о положеніи той, изъ-за которой ты дошелъ до своего настоящаго состоянія. Ты скрылъ свою любовь и заболѣлъ, а она высказала свои чувства и лишилась разсудка, и находится теперь въ заключеніи съ желѣзнымъ кольцомъ на шеѣ. Но съ помощью Божьей, я принесу обоимъ вамъ исцѣленіе.

Камараль-Земанъ, услыхавъ эти слова, почувствовалъ, что онъ оживаетъ, и знакомъ показалъ своему отцу, чтобы онъ приподнялъ его и посадилъ. Обрадованный царь посадилъ его. Послѣ этого онъ отпустилъ всѣхъ визирей и эмировъ и приказалъ шафраномъ накурить въ павильонѣ и убрать городъ.

-- Клянусь Аллахомъ, сынъ мой, -- сказалъ онъ Марзавану, -- случай этотъ удивителенъ.

Онъ необыкновенно милостиво относился къ нему и предложилъ ему поѣсть, и когда кушанья были поданы, то и Камараль-Земанъ поѣлъ съ нимъ. Марзаванъ на ночь остался съ царевичемъ, и царь остался тоже съ ними, не помня себя отъ радости, видя, что сыну лучше.

На слѣдующее утро Марзаванъ началъ разсказывать свою исторію Камараль-Земану такимъ образомъ:

-- Знай, что я знаю ту, съ которой ты провелъ ночь; зовутъ ее царевной Бадуръ, она -- дочь царя Эль-Гаюра.

Онъ передалъ ему все, что случилось съ царевной Бадуръ съ самаго начала до конца, и какъ она влюбилась въ него.

-- И все, что было между тобою и отцомъ, -- сказалъ онъ,-- случилось то же между ея отцомъ и ею, ты, безъ сомнѣнія, ея возлюбленный, какъ она -- твоя возлюбленная, поэтому укрѣпись, такъ какъ я свезу тебя къ ней и соединю васъ и поступлю, какъ говоритъ поэтъ:

Хотя предметъ любви лишь съ отвращеньемъ

Относится къ влюбленному въ него,

И все съ большимъ упорствомъ продолжаетъ

Выказывать большое отвращенье,

Но я добьюсь союза между ними,

Какъ если бы я стержнемъ ножницъ былъ.

Въ то время, какъ Камараль-Земанъ ѣлъ и пилъ, онъ продолжалъ уговаривать его, и больному стало гораздо отъ этого легче. Онъ болталъ съ нимъ, декламировалъ ему стихи и заставилъ его сходить въ баню, вслѣдствіе чего царь приказалъ убрать городъ, даровалъ различныя милости: почетныя одежды, роздалъ подаяніе и освободилъ заключенныхъ въ темницѣ.

-- Знай, -- сказалъ Марзаванъ царевичу, -- что я пріѣхалъ сюда не отъ царевны Бадуръ, но по ея дѣлу: я задался цѣлью избавить ее отъ ея страданій и намъ остается только изобрѣсти какое-нибудь средство отправиться къ ней, но вѣдь отецъ твой не можетъ выносить мысли о разлукѣ съ тобой. Ты же завтра же спроси у отца позволенье поѣхать поохотиться въ пустынѣ и возьми съ собою мѣшка два, набитыхъ червонцами, садись на коня и веди за собой запасную лошадь. Я сдѣлаю точно такъ же. Отцу своему ты скажи, что желаешь позабавиться и поохотиться въ открытой мѣстности, гдѣ и переночуешь, и проси не тревожиться о себѣ.

Камараль-Земанъ съ радостью выслушалъ Марзавана и тотчасъ же отправился къ отцу просить его позволенія поохотиться, и сказалъ отцу такъ, какъ научилъ его Марзаванъ. Отецъ далъ ему позволеніе, но сказалъ:

-- Смотри, болѣе одной ночи не оставайся, и назавтра будь дома, такъ какъ ты знаешь, что безъ тебя мнѣ жизнь не мила, и я не вѣрю, что ты совсѣмъ поправился послѣ своей болѣзни.

Затѣмъ царь Земанъ прочелъ слѣдующіе стихи:

И если бъ мнѣ вполнѣ возможно было

Вкушать всѣ наслажденья и весь міръ

Моимъ владѣніемъ былъ бы съ властью Кизры,

То это мухи было бы крыла,

Гораздо меньше, если бы не могъ я

При этомъ наслаждаться созерцаньемъ

Твоей волшебной гордой красоты.

Сказавъ это, онъ снарядилъ царевича и Марзавана, отдавъ приказъ, чтобы имъ приготовили шесть лошадей и верблюда для перевозки мѣшковъ съ деньгами и другого верблюда для перевозки воды и съѣстного, а Камараль-Земанъ запретилъ кому-либо изъ прислуги отправиться съ нимъ. Такимъ образомъ, отецъ простился съ нимъ и, прижавъ его къ груди своей, сказалъ:

-- Аллахомъ прошу тебя не уѣзжать отъ меня болѣе, чѣмъ на одну ночь, потому что и въ одну ночь я глазъ не сомкну.

Камараль-Земанъ и Марзаванъ сѣли на коней и, взявъ съ собой верблюдовъ съ деньгами, водой и припасами, поѣхали въ пустыню, и ѣхали не останавливаясь до вечера; остановившись, они поѣли, покормили скотъ и отдохнули немного. Послѣ этого они снова сѣли на коней и продолжали ѣхать такимъ образомъ въ теченіе трехъ сутокъ, а на четвертый день выѣхали на большую дорогу около лѣсочка, гдѣ они и остановились. Марзаванъ взялъ одну изъ лошадей и одного верблюда, закололъ ихъ, разрѣзалъ мясо и кости разбросалъ, а штаны и платье Камараль-Земана вымазалъ въ крови и разорвалъ, послѣ чего они сѣли закусить. На вопросъ Камараль-Земана, зачѣмъ это онъ сдѣлалъ, Марзаванъ отвѣчалъ:

-- Знай, что отецъ твой, царь Шахъ-Земанъ, напрасно прождавъ тебя слѣдующій послѣ первой ночи день, сядетъ на коня и поѣдетъ по нашимъ слѣдамъ, пока не доѣдетъ до того мѣста, гдѣ увидитъ кровь и твою разорванную одежду, и придетъ къ тому заключенію, что несчастіе съ тобою случилось отъ нападенія разбойниковъ, которыми кишатъ большія дороги, или отъ хищныхъ звѣрей; вслѣдствіе чего онъ откажется отъ надежды видѣть тебя и вернется въ городъ, а мы вслѣдствіе этой уловки достигнемъ нашего желанія.

-- Отлично выдумалъ, -- отвѣчалъ ему Камараль-Земанъ. Они продолжали путь свой и день и ночь, но царевичъ ѣхалъ и не переставалъ плакать, пока, наконецъ, не увидалъ города, къ которому они стремились. При видѣ его онъ сказалъ слѣдующіе стихи:

Желаешь ли влюбленнаго ты мучить,

Который никогда не забывалъ

Тебя и равнодушной быть къ тому,

Кто былъ предметомъ всѣхъ твоихъ желаній?

Да потеряю я твое согласье,

Когда я обманулъ тебя въ любви,

Да буду награжденъ я оставленьемъ,

Когда произносилъ я слово лжи.

Ни въ чемъ такомъ за мною нѣтъ вины,

Чѣмъ могъ бы заслужить твое такое

Суровое со мной я обхожденье.

И если я тебя когда-нибудь

Обидѣлъ, то теперь я возвращаюсь

Къ тебѣ опять, какъ кающійся грѣшникъ.

Твоя со мной является разлука

Какимъ-то чудомъ, вызваннымъ несчастьемъ,

Но постоянно въ дѣйствіяхъ своихъ

Судьба беретъ на помощь чудеса.

Когда онъ окончилъ это стихотвореніе, острова царя Эль-Гаюра показались, и Камараль-Земанъ очень обрадовался и поблагодарилъ Марзавана за то, что онъ для него сдѣлалъ. Они въѣхали въ городъ, и Марзаванъ помѣстилъ КамаральЗемана въ ханъ, гдѣ онъ три дня отдыхалъ отъ путешествія. Послѣ этого Марзаванъ свелъ его въ баню, одѣлъ въ платье купца и далъ ему золотую геометрическую таблицу съ приборомъ и золотой астролябіей.

-- Иди теперь, государь, -- сказалъ онъ ему, -- стань около царскаго стола и кричи такъ: "Я -- счетчикъ, писецъ и астрологъ! Кто желаетъ посовѣтоваться со мной?" А царь только что услышитъ тебя, пошлетъ за тобой и сведетъ тебя къ своей дочери, твоей возлюбленной, и когда она увидитъ тебя, безуміе ея прекратится, и отецъ, обрадованный этимъ, выдастъ ее за тебя и раздѣлитъ съ тобой свое царство, такъ какъ онъ иначе дочери своей не отдастъ.

Камараль-Земанъ послушался совѣта Марзавана и, выйдя изъ хана, одѣтый купцомъ и съ описанными инструментами, прошелъ ко дворцу царя Эль-Гаюра, гдѣ началъ кричать: "Я -- писецъ, я -- счетчикъ, я -- астрологъ! Могу устраивать свадебныя церемоніи и контракты и пишу заговоры, дѣлаю вычисленія и составляю геометрическія фигуры, по которымъ открываются клады! Еому нужно?" Горожане, услыхавъ такое заявленіе, окружили его и стали смотрѣть на него, любуясь его красотою и изяществомъ.

-- Аллахомъ умоляемъ тебя, -- говорили они ему, -- не жертвуй собою, желая изъ тщеславія жениться на дочери царя, а посмотри лучше на повѣшенныя головы. Всѣ эти люди были убиты по этой причинѣ и тщеславіе ихъ привело ихъ къ смерти.

Но Камараль-Земанъ вниманія не обращалъ на ихъ слова, а сталъ еще громче кричать: "Я -- писецъ! Я -- счетчикъ! Я могу выискивать клады!" Народъ продолжалъ упрашивать его и даже сердито говорилъ ему:

-- Ты, гордый безумецъ! пожалѣй ты свою юность, красоту и миловидность!

Но онъ продолжалъ еще громче прежняго повторять:

-- Я -- астрологъ! Я -- счетчикъ! Кому угодно принять моя услуги?

Въ то время, какъ народъ старался уговорить его, царь Эль-Гаюръ услыхалъ эти крики и голосъ толпы и сказалъ визирю:

-- Приведи ко мнѣ астролога.

Визирь спустился внизъ и повелъ Камараль-Земана, который, войдя къ царю, поцѣловалъ прахъ у ногъ его и продекламировалъ слѣдующіе стихи:

Есть у тебя прекрасныхъ качествъ восемь,

Благодаря которымъ продолжаетъ

Судьба твоей служанкой оставаться:

И знанія, и благородный родъ,

И благочестіе твое, и щедрость,

И краснорѣчіе, и доброта, и

И превосходство, и твои побѣды.

Царь Эль-Гаюръ, увидавъ его, усадилъ около себя и ласково сказалъ ему:

-- О, сынъ мой, Аллахомъ прошу тебя, не называй себя астрологомъ и не обращай вниманія на мое званіе, потому что я далъ себѣ слово срубить голову всякому, кто, посѣтивъ мою дочь, не принесетъ ей облегченія, и выдать ее замужъ за того, кто вылѣчитъ ее. Не обманывайся, полагаясь на твою красоту, миловидность и статность. Клянусь Аллахомъ, что если ты не исцѣлишь ее, то я срублю тебѣ голову.

-- Я согласенъ на такое условіе, -- отвѣчалъ ему Камараль-Земанъ.

Царь позвалъ кади, чтобы засвидѣтельствовать это условіе, и передалъ молодого человѣка евнуху, сказавъ:

-- Сведи этого молодого человѣка къ царевнѣ.

Евнухъ взялъ царевича за руку и пошелъ съ нимъ по коридору, но Камараль-Земанъ даже опередилъ его и евнухъ сказалъ ему:

-- Горе тебѣ! зачѣмъ ты такъ спѣшишь къ своей погибели. Клянусь Аллахомъ, никогда въ жизни не видалъ я астролога, который спѣшилъ бы такъ умереть I Ты, можетъ быть, не знаешь, какое бѣдствіе ждетъ тебя.

Евнухъ поставилъ Камараль-Земана за занавѣску, опущенную на дверь, и Камараль-Земанъ сказалъ ему:

-- Какъ ты желаешь, чтобы я исцѣлилъ твою госпожу, сидя здѣсь, за занавѣской, или же выйдя къ ней?

Евнухъ очень удивился и отвѣчалъ ему:

-- Если ты исцѣлишь ее здѣсь, то вполнѣ докажешь свое искусство.

Камараль-Земанъ сѣлъ за занавѣской и, взявъ чернильницу и перо, написалъ на бумажкѣ слѣдующія слова:

"Тотъ, кто огорченъ разлукой, можетъ быть излѣченъ исполненіемъ обѣщанія его возлюбленной, но горе есть удѣлъ того, кто потерялъ надежду на свою жизнь и былъ ^увѣренъ въ своей погибели, опечаленное сердце кого не имѣетъ утѣшителя и поддержки, и безсонныя очи кого не знаютъ отдыха, кто проводитъ дни въ волненіи, а ночи -- въ мученіяхъ, тѣло кого постоянно истомлено, и кто не получаетъ извѣстій отъ своей милой". Послѣ этого онъ написалъ эти стихи:,

Пишу я сердцемъ, посвященнымъ мысли

Лишь о тебѣ одной, и проливаю

Кровавыхъ токи слезъ изъ вѣкъ моихъ,

Израненныхъ обильными слезами.

Отъ жаркаго желанья и тоски

Мое одѣто тѣло худобы

Одеждою и порабощено.

Я жалуюсь тебѣ на злыя муки

Моей къ тебѣ любви и жаркой страсти,

На полное терпѣнья истощенье.

Будь благосклонной ты и милосердой

И снисходительной къ моей любви.

Вѣдь сердце у меня въ груди готово

Разбиться отъ бушующей въ немъ страсти.

Подъ этими стихами онъ продолжалъ писать такъ:

"Сердце можетъ воскреснуть только послѣ союза съ милой; и Господь есть единственный врачъ, Который можетъ исцѣлить того, кого угнетаетъ предметъ его любви. Если вы или мы были обмануты, то горе да обрушится на обманщика. Ничего не можетъ быть лучше влюбленнаго, который вѣренъ недостойному предмету своей любви". И затѣмъ внизу письма онъ написалъ слѣдующее: "Отъ несчастнаго и разочарованнаго влюбленнаго и огорченнаго, терзаемаго любовью и страстнымъ желаніемъ, Камараль-Земана къ несравненной и самой чудной изъ гурій, царевнѣ Бадуръ, дочери царя Эль-Гаюра: Знай, что я провожу ночи безъ сна, а дни -- въ тревогѣ, страдая отъ ожиданій, болѣзни, любви и желаній, вздыхая, проливая слезы, какъ рабъ любви и жертва страсти, преслѣдуемая желаніемъ и горемъ. Я несчастный, не смыкающій очей, рабъ любви, непрерывно проливающій слезы, пламя сердца котораго никогда не потухаетъ и огонь желаній никогда не исчезаетъ".

Затѣмъ на поляхъ письма онъ написалъ слѣдующіе стихи:

Да будетъ миръ изъ милости сокровищъ

Создателя земли и неба съ той,

Которая моимъ владѣетъ сердцемъ.

И прибавилъ:

О, согласись на разговоръ со мною,

Чтобъ состраданіе ко мнѣ могла ты

Мнѣ выказать, и чтобъ моя душа

Нашла себѣ теперь успокоенье.

Охваченный моей безмѣрной страстью

И бѣшенствомъ моей любви къ тебѣ,

Я дѣлаю свѣтъ солнечный изъ той,

Которая меня поработила.

О, да хранитъ Господь мой ту, жилище

Которой отъ меня далеко было,

Которой тайну я скрывалъ всегда,

Во всѣ тѣ дни моей тревожной жизни.

Теперь же благосклонная судьба

Мнѣ лучшую услугу оказала,

И привела меня къ порогу двери

Возлюбленной моей. Вѣдь видѣлъ прежде

Я у меня на ложѣ въ башнѣ Бадуръ,

Которая со мной лежала рядомъ

И солнечнымъ сіяніемъ своимъ

Луну моей судьбы всю освѣтила.

Затѣмъ, запечатавъ письмо, онъ вмѣсто адреса написалъ эти стихи:

Спроси ты у письма, что я писалъ

Перомъ и въ почеркѣ его увидишь

Мое томленіе и безпокойство.

Когда рука моя писала, слезы

Катились градомъ по щекамъ моимъ;

Мое желаніе крайне сожалѣетъ

О безпорядкѣ моего письма.

Мои не знаютъ перерыва слезы,

Которыя бумагу орошаютъ.

Но если бы онѣ и прекратились,

То ихъ смѣнилъ бы токъ кровавыхъ слезъ.

И къ этому онъ прибавилъ еще слѣдующее:

Твое кольцо тебѣ я посылаю,

Мнѣ данное, когда мы вмѣстѣ были,

Пришли теперь взамѣнъ мое кольцо.

(Въ письмѣ было завернуто кольцо царевны Бадуръ).

Онъ подалъ письмо евнуху, который, взявъ его, понесъ къ царевнѣ. Царевна приняла письмо и прежде всего нашла въ немъ свое кольцо. Прочитавъ и понявъ написанное, она узнала, что возлюбленнаго ея зовутъ Камараль-Земаномъ, и что онъ стоитъ за занавѣской, вслѣдствіе чего отъ радости у нея помутилось въ головѣ. Она тотчасъ же встала и такъ уперлась ногами въ стѣну, что сорвала съ своей шеи обручъ и побѣжавъ бросилась въ объятія Камараль-Земана и стала цѣловать его въ уста какъ голубка, кормящая своего маленькаго. Она въ пылу страсти цѣловала его и говорила ему:

-- О, господинъ мой, во снѣ или наяву я все это вижу, и неужели Господь въ самомъ дѣлѣ соединилъ насъ?

Она стала восхвалять Господа и благодарить Его, что Онъ избавилъ ее отъ отчаянія. Евнухъ, увидавъ ее въ такомъ положеніи, побѣжалъ къ царю Эль-Гаюру и, поцѣловавъ прахъ у ногъ его, сказалъ ему:

-- Знай, государь, что этотъ астрологъ самый мудрый изъ всѣхъ астрологовъ, такъ какъ онъ исцѣлилъ твою дочь, стоя за занавѣскою и не входя къ ней.

-- Правда ли это?-- сказалъ царь.

-- Правда, государь, -- отвѣчалъ евнухъ.-- Поднимись и или къ ней и посмотри, какъ она разорвала цѣпи и, бросившись къ астрологу, стала цѣловать и обнимать его.

Царь Эль-Гаюръ поднялся и пошелъ къ своей дочери, а она, увидавъ его, встала и закрыла голову. Царь былъ радъ ея выздоровленію и, ласково обратившись къ Камараль^:3еману, сталъ спрашивать, кто онъ такой и откуда?

Камараль-Земанъ сказалъ, кто онъ такой, и, сообщивъ, что отецъ его царь Шахъ-Земанъ, передалъ всю свою исторію съ начала до конца, и разсказалъ, какъ онъ снялъ кольцо съ ея пальца и надѣлъ ей свое. Царь Эль-Гаюръ надивиться не могъ и сказалъ:

-- Исторію вашу стоитъ написать въ книгу и читать ее потомству.

Вслѣдъ за этимъ онъ позвалъ кади и свидѣтелей и заключилъ брачный контрактъ царевны Бадуръ съ Камараль-Земаномъ и приказалъ убрать городъ на цѣлую недѣлю. На свадьбу былъ приготовленъ пиръ, и горожане благодарили Бога, что Онъ исцѣлилъ царевну и соединилъ ее съ прекраснымъ молодымъ человѣкомъ, сыномъ царя. Женщины привели ее къ жениху и бракъ былъ заключенъ, а на слѣдующій день царь задалъ пиршество, на которое былъ приглашенъ весь народъ, и пиршество длилось цѣлый мѣсяцъ.

Послѣ этого Камараль-Земанъ сталъ раздумывать о своемъ отцѣ и увидалъ его во снѣ, будто онъ говорилъ ему: о, сынъ мой, хорошо ли ты поступилъ со мною? Онъ проснулся съ тревогою и разсказалъ объ этомъ снѣ женѣ. Она пошла къ своему отцу, разсказала ему о снѣ и стала просить позволенія отправиться въ дорогу. Царь далъ позволеніе уѣхать Канараль-Земану.

-- О, отецъ мой, -- сказала на это царевна Бадуръ: -- я не перенесу разлуки съ нимъ.

-- Ну, такъ отправляйся съ мужемъ, -- отвѣчалъ онъ.

Онъ далъ ей позволеніе прожить съ Камараль-Земаномъ годъ,

послѣ чего выразилъ желаніе, чтобы она пріѣзжала къ нему, къ ея отцу, каждый годъ. Она поцѣловала за это руку отца, и Камараль-Земанъ сдѣлалъ то же самое. Послѣ этого царь Эль-Гаюръ снарядилъ въ дорогу свою дочь и зятя, и выслалъ впередъ лошадей и верблюдовъ, носилки для дочери, муловъ съ вьюками и вообще все, необходимое для путешествія. Въ день отъѣзда онъ простился съ Камараль-Земаномъ и подарилъ ему роскошную почетную одежду изъ золотой парчи, вышитой драгоцѣнными камнями, далъ ему денегъ и отпустилъ дочь. Онъ проводилъ путешественниковъ до границы острововъ, гдѣ простился съ Камараль-Земаномъ, и, подойдя къ носилкамъ дочери, обнялъ ее и заплакалъ. Отойдя отъ нея, онъ снова подошелъ къ ея мужу, еще разъ простился съ нимъ и поцѣловалъ его, послѣ чего съ войсками своими отправился обратно на свои острова, а Камараль-Земанъ и жена его продолжали свой путь.

Такимъ образомъ, Камараль-Земанъ и царевна Бадуръ ѣхали и первый день, и второй, и третій, и четвертый въ продолженіе цѣлаго мѣсяца, когда они остановились на чудномъ лугу съ роскошной травой, гдѣ и раскинули палатки, и поѣвъ и попивъ легли отдохнуть. Во время сна царевны Камараль-Земанъ пошелъ къ ней въ палатку и засталъ ее въ шелковой рубашкѣ абрикосоваго цвѣта, въ золотой, украшенной драгоцѣнными каменьями куфьѣ на головѣ, и, кромѣ того, ему бросился въ глаза драгоцѣнный камень, красный, какъ андамъ⁴), привязанный къ тесемкѣ ея шароваръ, съ вырѣзанными на немъ двумя строчками, разобрать которыя было почти невозможно. Камараль-Земанъ, любуясь на камень, думалъ:

"Если бы она не цѣнила этого камня, то не привязывала бы его къ тесемкѣ, чтобы всегда имѣть при себѣ. Что это можетъ быть за камень, и какая тайная сила сопряжена съ нимъ?"

Онъ снялъ камень и вышелъ съ нимъ изъ палатки, чтобы хорошенько разсмотрѣть его. Вдругъ къ нему спустилась птица, вырвала изъ рукъ его драгоцѣнный талисманъ и отлетѣла съ нимъ.

Камараль-Земанъ, не желая потерять камня, побѣжалъ за птицей, но птица опять отлетѣла отъ него и такъ продолжала перелетать съ холма на холмъ, пока не наступили сумерки, когда она поднялась на высокое дерево, подъ которымъ остановился Камараль-Земанъ отъ голода и усталости. Ему захотѣлось вернуться, но онъ не зналъ, куда итти, и вскричалъ:

-- Слава и власть въ рукахъ Господа!

Онъ заснулъ тутъ же, подъ деревомъ, и проснувшись увидалъ, что птица тоже только что проснулась и полетѣла дальше. Онъ пошелъ вслѣдъ за нею и птица, точно такъ же, какъ наканунѣ, перелетала передъ нимъ, заманивая его впередъ.

"Клянусь Аллахомъ, это удивительно,-- думалъ царевичъ,-- птица эта отлетала отъ меня вчера точно такъ же, какъ отлетаетъ и сегодня, но точно зная, что я усталъ, она летитъ потише! Это просто удивительно! Но все равно я пойду за ней, хотя бы она привела меня къ смерти, и не могу же я оставаться тутъ въ необитаемой странѣ?"

Такъ онъ въ продолженіе десяти дней слѣдовалъ за нею, питаясь растеніями и утоляя жажду водою изъ рѣкъ и, наконецъ, подошелъ къ городу, при видѣ котораго птица полетѣла съ быстротою стрѣлы и исчезла изъ глазъ Камараль-Земана.,

-- Слава Богу, -- вскричалъ онъ, -- по крайней мѣрѣ, я дошелъ до жилого мѣста.

Онъ сѣлъ на берегу рѣки, вымылъ себѣ руки, ноги и лицо и отдохнулъ немного, раздумывая о своемъ настоящемъ положеніи и изнывая отъ голода и усталости.

Отдохнувъ, онъ вошелъ черезъ ворота въ городъ, не зная, куда итти и направляясь, куда глаза глядятъ. Городъ стоялъ на морскомъ берегу, но онъ не встрѣтилъ ни единаго человѣка, пока не вошелъ въ садъ, гдѣ у калитки къ нему вышелъ садовникъ и привѣтствовалъ его такими словами:

-- Слава Богу, что ты не встрѣтилъ никого изъ обитателей города! Входи поскорѣе въ садъ, пока никому не попался на глаза.

Камараль-Земанъ, не мало удивленный, вошелъ въ садъ и спросилъ:

-- А кто такіе тутъ обитатели города?

-- Здѣсь, въ городѣ, -- отвѣчалъ садовникъ, -- живутъ все маги, и Аллахомъ умоляю тебя объяснить мнѣ, какимъ образомъ ты попалъ сюда и зачѣмъ пришелъ въ эту страну,

Камараль-Земанъ сообщилъ ему все, что съ нимъ случилось, и садовникъ очень удивлялся и сказалъ ему:

-- Знай, о, сынъ мой, что страны Эль-Ислама отсюда очень далеки. Моремъ туда можно проѣхать въ четыре мѣсяца, а сухимъ путемъ не менѣе года. У насъ есть корабль, который ежегодно ходитъ съ товаромъ въ ближайшія страны ЭльИслама, проходя мимо Калиданскихъ острововъ, въ которыхъ царствуетъ Шахъ-Земанъ.

Камараль-Земанъ послѣ глубокаго размышленія пришелъ къ тому заключенію, что ему лучше остаться у садовника и условиться съ нимъ работать у него изъ-за четвертой доли прибыли.

-- Не возьмешь ли ты меня, -- спросилъ онъ, наконецъ, -- въ помощники изъ-за четвертой доли прибыли?

-- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ садовникъ и затѣмъ онъ научилъ его провести воду для поливки деревьевъ, и царевичъ занялся поливкой и сѣнокосомъ, а садовникъ одѣлъ его въ синюю рубашку, доходившую до колѣнъ, и вотъ Камараль-Земанъ работалъ, проливая слезы и постоянно декламируя стихи о своей милой Бадуръ.

Что же касается до его жены, царевны Бадуръ, то она, пробудившись отъ сна, тотчасъ же спросила, гдѣ ея мужъ, но не нашла его и, ощупавъ тесемки своихъ шароваръ, увидала, что съ завязокъ снятъ драгоцѣнный камень. "Аллахъ, какъ это странно, -- подумала она.-- Да куда же ушелъ мой милый? Камень, должно-быть, унесъ онъ и ушелъ, не подозрѣвая таинственной силы этого камня. Куда могъ онъ уйти? Съ нимъ случилось что-нибудь необыкновенное, потому что добровольно онъ не разстался бы со мною ни на часъ. Да будетъ проклятъ этотъ камень и часъ этого несчастія!.."

-- Если я выйду теперь къ нашей свитѣ, -- продолжала она, подумавъ немного, -- и сообщу ей о томъ, что. мужъ мой пропалъ, она непремѣнно убьетъ меня, и потому надо прибѣгнуть къ какой-нибудь хитрости.

Она надѣла платье Камараль-Земана, надѣла его чалму, прикрыла лицо и посадила въ свои носилки рабыню. Выйдя изъ палатки, она приказала вьючить животныхъ, а себѣ подвести коня, сѣла на него и двинулась въ путь. Бадуръ могла поступать такимъ образомъ, потому что походила на Камараль-Земана, такъ что никто не сомнѣвался, что это не онъ. Она ѣхала со. своей свитой и дни и ночи, пока не добралась до города, стоявшаго на морскомъ берегу. Остановившись у этого города, она раскинула палатки, чтобы отдохнуть. На ея вопросъ, что это за городъ, ей отвѣчали, что это городъ Чернаго Дерева и царствуетъ въ немъ царь Арманусъ, у котораго есть дочка по имени Хаятъ-Энъ-Нуфузъ.

Когда царевна Бадуръ встала тутъ лагеремъ, чтобы отдохнуть, царь Арманусъ послалъ изъ своего дворца нарочнаго, чтобы узнать о намѣреніяхъ (предполагаемаго) царя, вставшаго передъ городомъ лагеремъ. Нарочный, разспросивъ обо всемъ, вернулся во дворецъ съ отвѣтомъ, что передъ городомъ стоить царевичъ, сбившійся съ пути и направлявшійся къ Калиданскимъ островамъ къ царю Шахъ-Земану. Царь, услыхавъ объ этомъ, вышелъ со своими царедворцами, чтобы посѣтить чужестранца. При его приближеніи къ шатрамъ царевна Бадуръ вышла къ нему навстрѣчу, а царь Арманусъ сошелъ съ коня, и они поклонились другъ другу. Послѣ этого онъ провелъ ее въ городъ и къ себѣ во дворецъ, гдѣ приказалъ приготовить пиръ, а послѣ пира ее помѣстили въ парадныя комнаты, гдѣ она пробыла три дня.

Случилось такъ, что царевна Бадуръ отправилась въ баню и вышла оттуда такой свѣжей, такой красивой, что всѣ пришли въ восторгъ отъ ея красоты, тѣмъ болѣе, что она была одѣта вчі зеленое шелковое платье, украшенное брильянтами. Царь Арманусъ любезно обратился къ ней съ слѣдующими словами

-- Знаешь, сынъ мой, я уже старъ и въ жизни своей имѣлъ только одного ребенка -- дочь, которая походитъ на тебя по статности, миловидности и красотѣ. Теперь я не въ силахъ болѣе держать бразды правленія. Не останешься ли ты, сынъ мой, у меня и не примешь ли на себя обязанности царя? Если ты согласенъ, то я выдамъ за тебя свою дочь и передамъ тебѣ свое царство.

Царевна Бадуръ опустила голову и на челѣ ея показались капли пота. Она сидѣла и думала:

"Что мнѣ дѣлать, въ виду того, что я женщина? Если я откажусь отъ его предложенія и уѣду, онъ, вѣроятно, пошлетъ вслѣдъ за мною войска и убьетъ меня; если же я дамъ согласіе, то опозорюсь. Я навѣки потеряю своего Камараль-Земана. Мнѣ ничего не остается, какъ согласиться и остаться здѣсь, пока будетъ угодно Богу".

Она подняла голову и, поклонившись дарю, проговорила:

-- Слушаю и повинуюсь.

Царь очень обрадовался и приказалъ убрать городъ и объявить по всей странѣ о радостномъ событіи. Онъ созвалъ всѣхъ царедворцевъ, эмировъ, визирей, именитыхъ сановниковъ и всѣхъ кади города и въ присутствіи ихъ отрекся отъ престола и назначилъ вмѣсто себя царевну Бадуръ султаномъ и облачилъ ее въ царское одѣяніе. Всѣ эмиры представились ей, не сѣтуя на то, что она слишкомъ молода. Всѣ они, глядя на нее, поражались ея красотой и миловидностью.

Въ то время, какъ царевну Бадуръ провозглашали султаномъ и это радостное событіе объявлялось при звукахъ барабаннаго боя, царь Арманусъ приготовлялъ дочъ свою къ браку и черезъ нѣсколько дней царевна Бадуръ была приведена къ царевнѣ Хаятъ-Энъ-Нуфузъ. Обѣ онѣ походили на двѣ ясныя луны или на два солнца, выкатившіяся вмѣстѣ, и послѣ того, какъ приближенные заперли за ними двери и спустили занавѣски, оставивъ ихъ въ освѣщенной комнатѣ, гдѣ была постлана постель, царевна Бадуръ сѣла рядомъ съ царевной Хаятъ-Энъ-Нуфузъ и, раздумывая о своемъ возлюбленномъ Камараль-Земанѣ, отъ горя залилась слезами и продекламировала стихи, начинавшіеся такъ:

О, ты, который вдругъ меня покинулъ

Съ моей душою, полною тревоги,

Твое отсутствіе совсѣмъ лишило

Мой организмъ ему присущей жизни.

Затѣмъ, сидя подлѣ царевны, она поцѣловала ее прямо въ уста и потомъ, вдругъ вскочивъ, начала совершать омовеніе и мылась такъ долго, что царевна уснула. Бадуръ же легла на постель и, повернувшись къ царевнѣ спиной, проспала до утра. Утромъ въ спальню вошелъ царь съ царицей и спросили у дочери, какъ она себя чувствуетъ, и дочь сообщила имъ обо всемъ, что случилось, и какіе она слышала стихи.

Но царевна Бадуръ, заранѣе вышедшая изъ спальни, сѣла на тронъ, и эмиры, и сановники, и воины явились къ ней и молились за нее, а она раздала имъ почетныя одежды, увеличила оклады эмировъ и всѣмъ ласково улыбалась. Весь народъ и войска полюбили ее и молили Бога, чтобы она царствовала подольше, никакъ не подозрѣвая, что она не мужчина. Она отдавала приказанія и запрещенія, чинила судъ и расправу, выпускала заключенныхъ изъ тюремъ и отмѣнила таможенную пошлину. Она сидѣла въ пріемной залѣ вплоть до ночи, когда удалилась въ спальню, гдѣ царевна уже ждала ее. Царевна Бадуръ сѣла подлѣ нея, похлопала ее по плечамъ, приласкала ее, поцѣловала въ переносицу и затѣмъ, какъ наканунѣ, въ стихахъ оплакала отсутствіе своего мужа, послѣ чего встала и, вытеревъ слезы, сдѣлала омовеніе и стала молиться до тѣхъ поръ, пока царевна Хаятъ-Энъ-Нуфузъ не уснула. Бадуръ легла подлѣ нея и проспала до утра. Вставъ, она вымылась, помолилась и снова сѣла на тронъ, чтобы заниматься государственными дѣлами. Царь же Арманусъ пришелъ къ своей дочери, и она сообщила ему все, что случилось, и, повторивъ стихи, продекламированные царевной Бадуръ, прибавила:

-- О, отецъ мой, никогда въ жизни не видала я такого чувствительнаго и стыдливаго человѣка, какъ мой мужъ, онъ только плачетъ и вздыхаетъ.

-- О, дочь моя, -- отвѣчалъ на это отецъ, -- потерпи еще одну ночь; но если и въ эту третью ночь онъ обойдется съ тобой безъ должнаго уваженія, мы будемъ знать, что съ нимъ дѣлать. Я лишу его царскаго достоинства и изгоню его изъ своей страны.

Онъ условился съ дочерью и твердо рѣшился поступить такимъ образомъ.

Съ наступленіемъ ночи царевна Бадуръ сошла съ своего трона и вернулась къ себѣ въ комнату, приготовленную во дворцѣ. Свѣчи уже были зажжены, и царевна Хаять-Энъ-Нуфузъ сидѣла и ждала ее, что напомнило ей мужа и время, проведенное съ нимъ, и она заплакала и вздыхая продекламировала стихи, объясняющіе ея несчастное положеніе. Когда же она встала, чтобы начать молиться, царевна ухватилась за ея платье и сказала:

-- О, господинъ мой, неужели тебѣ не совѣстно поступать такъ съ моимъ отцомъ, отъ котораго ты, кромѣ ласки и благодѣяній, ничего не видѣлъ? И мнѣ выказывать такое презрительное равнодушіе?

Царевна Бадуръ, услыхавъ это, снова сѣла и сказала:

-- О, возлюбленная моя, что это ты говоришь?

-- Я хочу сказать тебѣ, -- отвѣчала Хаятъ-Энъ-Нузуфъ, -- что никогда въ жизни не видала такого самодовольнаго человѣка, какъ ты. Неужели всѣ красивые люди такъ себялюбивы? Но все это я говорю не ради себя, а ради моей боязни за тебя, такъ какъ царь Арманусъ рѣшился, въ случаѣ твоего неуваженія ко мнѣ, свергнуть тебя съ престола завтра же и изгнать тебя. Я не ручаюсь, чтобы онъ даже не убилъ тебя. Вотъ поэтому-то, изъ состраданія къ тебѣ, я и даю тебѣ добрый совѣтъ, а ты ужъ рѣшай самъ, какъ тебѣ поступать.

Услыхавъ это, царевна Бадуръ наклонила голову свою до самой земли и думала:

"Если я не исполню его желанія, я погибну, а въ противномъ случаѣ я опозорюсь, но теперь я царствую надъ всѣми островами и только здѣсь могу встрѣтиться съ Камараль-Земаномъ, такъ какъ вернуться къ себѣ домой онъ можетъ только черезъ острова Чернаго Дерева. И поэтому я предоставлю судьбу свою на милость Божію".

-- О, моя возлюбленная, -- сказала она Хаять Энъ-Нуфузъ, -- невниманіе мое къ тебѣ не добровольное.

И вслѣдъ за тѣмъ она разсказала ей все, что случилось съ нею, отъ начала до конца и прибавила:

-- Аллахомъ умоляю тебя не разглашать моего дѣла и сохранить мою тайну до тѣхъ поръ, пока Господь не соединитъ меня съ моимъ возлюбленнымъ Камараль-Земаномъ, и тогда мы посмотримъ, что намъ дѣлать.

Хаятъ-Энъ-Нуфузъ не могла надивиться и почувствовала такое сожалѣніе, что стала молиться о ея соединеніи съ возлюбленнымъ и сказала ей:

-- О, сестра моя, не бойся ничего, но терпѣливо жди, пока Господь не исполнитъ того, что должно случиться. Грудь моя будетъ могилой твоей тайны и никогда не выдастъ ея.

Онѣ обнялись, поцѣловались и проспали до утра, когда мать пришла къ молодой царевнѣ и осталась довольна ея объясненіемъ. Царевна Бадуръ, прочитавъ утреннія молитвы, отправилась въ пріемный залъ и, сѣвъ тамъ на тронъ, стала разбирать дѣла. Царь Арманусъ остался очень доволенъ тѣмъ, что слышалъ, и сталъ задавать пиры, длившіеся нѣкоторое время.

Такимъ образомъ жили Камараль-Земанъ и царевна Бадуръ.

Царь же Шахъ-Земанъ, послѣ отъѣзда своего сына въ сопровожденіи Марзавана, что было уже разсказано, прождалъ еще одну ночь и, не дождавшись сына, пришелъ въ страшное волненіе и, не сомкнувъ глазъ во всю ночь, всталъ лишь только стало свѣтать. Прождавъ еще до полудня и видя, что сынъ не является, онъ испугался, что никогда больше не увидитъ его. Старикъ плакалъ до такой степени, что смочилъ слезами все платье, и, затѣмъ вытеревъ глаза, онъ приказалъ войскамъ своимъ собраться въ продолжительный походъ. Воины сѣли на коней, и царь поѣхалъ впередъ съ сердцемъ, опечаленнымъ за своего сына. Войско свое онъ раздѣлилъ на шесть отрядовъ, пославъ направо, налѣво, впередъ и назадъ, и сказавъ:

-- Завтра вы встрѣтитесь на перекресткѣ.

Войско двинулось впередъ и шло до наступленія ночи, и не остановилось даже и ночью, пока къ полудню не дошло до перекрестка, гдѣ остановилось, потому что не знало, по которой дорогѣ итти. Но тутъ они нашли разорванное платье, куски мяса и слѣды крови. Царь Шахъ-Земанъ, увидавъ все это, отчаянно крикнулъ, воскликнувъ:

-- О, сынъ мой!

И сталъ бить себя по лицу, рвалъ бороду и платье, увѣренный въ смерти своего сына. Онъ плакалъ и стоналъ такъ, что: войска его плакали вмѣстѣ съ нимъ, вполнѣ увѣренныя въ смерти царевича. Царь Шахъ-Земанъ вернулся съ войсками къ себѣ въ столицу, вполнѣ увѣренный, что сына его или съѣли хищные звѣри, или убили разбойники. Онъ отдалъ приказъ, чтобы вся страна одѣлась въ черное въ ознаменованіе! горя по царевичѣ, и выстроилъ зданіе, которое назвалъ домомъ стенаній. Каждый четвергъ и понедѣльникъ онъ разбиралъ дѣла своего народа, а остальные дни недѣли проводилъ въ домѣ стенаній, плача и горюя о своемъ сынѣ.

Между тѣмъ, царевна Бадуръ правила страной, и народъ, указывая на нее, говорилъ:

-- Это зять царя Армануса!

А Бадуръ каждую ночь спала съ царевной Хаятъ-Энъ-Нуфузъ и постоянно горевала объ отсутствующемъ Камараль, Земанѣ и описывала царевнѣ его красоту и миловидность, желая увидать его хотя бы только во снѣ.

Камараль-Земанъ продолжалъ жить въ саду съ садовникомъ и дни и ночи плача, вздыхая и декламируя стихи о прошлыхъ временахъ, о радости и счастьѣ, въ то время какъ садовникъ въ утѣшеніе ему говорилъ, что корабль пойдетъ въ концѣ года въ мусульманскія земли. Однажды онъ увидалъ собравшуюся толпу, и садовникъ сказалъ ему:

-- Не работай сегодня, сынъ мой, и деревья не поливай, такъ какъ сегодня праздникъ и народъ ходитъ другъ къ другу въ гости. Поэтому брось работу и стереги садъ, а я пойду и посмотрю, не снаряжается ли корабль, такъ какъ скоро тебѣ можно будетъ отправиться въ страну мусульманъ.

Садовникъ ушелъ, и Камараль-Земанъ остался въ саду одинъ. Сердце у него ныло, слезы лились изъ глазъ, и онъ плакалъ до тѣхъ поръ, пока не упалъ въ обморокъ. Очнувшись же, онъ вста'лъ и, пошелъ по саду, размышляя о своемъ несчастій и о нежданной разлукѣ. Забывшись, онъ споткнулся и упалъ прямо на лицо, при чемъ такъ сильно ударился лбомъ о пень, что у него пошла кровь и смѣшалась со слезами. Онъ вытеръ кровь, осушилъ слезы и, перевязавъ голову платкомъ, всталъ и пошелъ далѣе. Поднявъ глаза на дерево, онъ увидалъ двухъ птицъ, налетѣвшихъ одна на другую, наконецъ, одна изъ нихъ одержала верхъ: стала клевать своего врага въ шею и отклевала голову, ухвативъ которую улетѣла съ нею. А тѣло убитой птицы упало на землю передъ Камараль-Земаномъ. Вдругъ въ это время спустились двѣ большія птицы и, вставъ у хвоста и у шеи трупа, прикрыли его своими крыльями и застонали. Увидавъ горе птицъ, Камаралъ-Земанъ не. могъ не заплакать о разлукѣ съ своей женой. Послѣ этого птицы вырыли ямку и, зарывъ туда убитую, поднялись въ поднебесье и затѣмъ, спустя нѣкоторое время, вернулись и принесли съ собой ту птицу, которая совершила убійство. Онѣ опустились на могилу и стали клевать убійцу, разорвали тѣло ея на части, кровью окропили могилу и куски мяса разбросали тутъ же. Все это произошло передъ въ недоумѣніи смотрѣвшимъ Камараль-Земаномъ, и когда онъ еще разъ взглянулъ на разорванную въ куски птицу, то замѣтилъ что-то блестящее. Подойдя поближе, онъ поднялъ остовъ птицы и вынулъ изъ него камень, послужившій причиною его разлуки съ женою. Узнавъ камень, онъ отъ волненія упалъ въ обморокъ и очнувшись подумалъ:

"Это хорошій знакъ, предвѣщающій близкую встрѣчу съ моей милой!"

Разсмотрѣвъ камень, онъ провелъ имъ передъ глазами ⁵) и позади, увѣренный, что онъ принесетъ ему счастье. Послѣ этого онъ всталъ и пошелъ домой ждать садовника. Но садовникъ въ эту ночь не пришелъ и Камараль-Земанъ проспалъ на своемъ мѣстѣ и утромъ всталъ на работу.

Подпоясавшись пальмовой веревкой, онъ взялъ заступъ и корзину и пошелъ въ середину сада къ рожковому дереву, гдѣ сталъ подрывать корень. Ударъ заступа издалъ какой-то. странный глухой звукъ. Онъ началъ отрывать землю и увидалъ дверь какъ бы въ подземелье, и, поднявъ эту дверь, онъ спустился въ очень большое помѣщеніе, уставленное кувшинами, полными червонцевъ.,

-- Конецъ труда!-- проговорилъ онъ: -- теперь должны начаться радости и счастье!

Онъ вышелъ изъ этого подземелья въ садъ и, положивъ дверь на мѣсто, продолжалъ поливать деревья.

Проработалъ онъ до вечера, когда къ нему пришелъ садовникъ и сказалъ:

-- О, сынъ мой, я принесъ тебѣ хорошія вѣсти. Ты можешь скоро вернуться домой на родину, такъ какъ купцы уже готовы въ путь и корабль выйдетъ черезъ три дня на острова Чернаго Дерева, первый городъ мусульманъ. Когда же ты прибудешь туда, то сухимъ путемъ проѣдешь въ шесть мѣсяцевъ на Калиданскіе острова къ царю Шахъ-Земану.

Камараль-Земанъ страшно обрадовался и, поцѣловавъ руку садовника, сказалъ ему:

-- О, отецъ мой, если ты принесъ мнѣ хорошія вѣсти, то и я тоже могу сообщить тебѣ нѣчто хорошее.

И онъ сообщилъ ему, какое нашелъ подземелье. Садовникъ очень этому обрадовался и отвѣчалъ:

-- Восемьдесятъ лѣтъ пробылъ въ этомъ саду и ничего не нашелъ, а ты пробылъ тутъ менѣе года и нашелъ такую вещь. Это твое счастье и поможетъ тебѣ вернуться домой къ своимъ роднымъ и соединиться съ твоей возлюбленной.

-- Нѣтъ,-- отвѣчалъ Камараль-Земанъ,-- найденное должно быть раздѣлено между тобой и мной.

Онъ повелъ садовника въ подземелье и показалъ ему двадцать кувшиновъ съ червонцами, изъ которыхъ себѣ онъ взялъ десять кувшиновъ и садовнику отдалъ другіе десять.

-- О, сынъ мой, -- сказалъ садовникъ, -- возьми боченки и наполни ихъ оливами, что растутъ у насъ въ саду, такъ какъ въ другихъ мѣстностяхъ такихъ оливъ нѣтъ и купцы охотно перевозятъ ихъ. Золото положи на дно боченка, а оливы наверхъ и закупоривъ ихъ, перенеси на корабль.

Камараль-Земанъ тотчасъ же принялся за дѣло и наполнилъ пятьдесятъ боченковъ оливами, положивъ сначала золото и въ одинъ изъ боченковъ положилъ драгоцѣнный камень, затѣмъ всѣ ихъ закупорилъ и сѣлъ бесѣдовать съ садовникомъ, вполнѣ увѣренный, что скоро увидится со своими близкими.

"Прибывъ на островъ Чернаго Дерева, -- думалъ онъ, -- я отправлюсь домой къ отцу и вездѣ буду спрашивать о своей милой Бадуръ. Не знаю, вернулась ли она обратно къ своему отцу, или поѣхала къ моему отцу, или что-нибудь дорогой съ нею случилось? "

Онъ нетерпѣливо ждалъ, скоро ли пройдетъ время до отхода корабля, и въ это время разсказалъ садовнику исторію съ птицами, чему садовникъ не мало удивлялся. Послѣ этого они оба легли спать, и садовникъ проснулся совершенно больнымъ и не вставалъ два дня, а, на третій день болѣзнь его настолько усилилась, что жизнь его оказалась въ опасности. Камараль-Земанъ очень жалѣлъ садовника, а въ то время, какъ онъ находился въ такомъ положеніи, хозяинъ корабля пришелъ и узналъ о его болѣзни

-- А гдѣ же молодой человѣкъ,-- продолжалъ онъ,-- который желалъ отправиться съ нами на островъ Чернаго Дерева?

-- Это я, мамелюкъ, стоящій передъ тобою, -- отвѣчалъ Камараль-Земанъ.

Хозяинъ пожелалъ, чтобы боченки были перенесены на корабль, что и было исполнено.

-- Поспѣши, -- сказалъ онъ Камараль-Земану, -- такъ какъ вѣтеръ подулъ благопріятный.

-- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ онъ и пошелъ смотрѣть, какъ грузили его боченки.

Вернувшись, онъ засталъ старика уже въ агоніи и, дождавшись его конца, закрылъ ему глаза и, приготовивъ тѣло для погребенія, похоронилъ его.

Сдѣлавъ все это, онъ направился къ пристани, но тамъ узналъ, что корабль поднялъ паруса и ушелъ, и онъ простоялъ на берегу, пока тотъ не скрылся изъ его глазъ. Въ страшномъ горѣ и смущеніи вернулся онъ въ садъ и прахомъ посыпалъ себѣ голову. Онъ арендовалъ этотъ садъ у владѣльца и нанялъ человѣка поливать деревья, затѣмъ, спустившись въ подземелье, онъ сложилъ оставшееся золото въ пятьдесятъ другихъ боченковъ и сверху заложилъ оливами. На вопросъ его объ отошедшемъ кораблѣ ему сказали, что онъ ходитъ не болѣе одного раза въ годъ. Камараль-Земанъ пришелъ въ страшное смущеніе и горевалъ о томъ, что съ нимъ случилось, и въ особенности о потерѣ драгоцѣннаго камня царевны Бадуръ. Дни и ночи проводилъ онъ въ томъ, что плакалъ и декламировалъ стихи.

Между тѣмъ, корабль шелъ попутнымъ вѣтромъ и приблизился къ острову Чернаго Дерева. Провидѣнію. угодно было, чтобы царевна Бадуръ сидѣла въ это время у окна и увидала корабль, бросавшій якорь. Сердце ея сильно забилось, и она вышла на берегъ съ своими царедворцами и увидала, какъ экипажъ выгружалъ товары въ магазины. Она подозвала хозяина и спросила у него, что онъ привезъ.

-- Государь, -- отвѣчалъ хозяинъ, -- у меня есть и ароматическіе и врачебные порошки, пластыри и мази, дорогія ткани и богатые товары, имѣются различнаго рода курительныя эссенціи и спеціи, затѣмъ тамаринды и такія оливы, какихъ нигдѣ не найти.

Услыхавъ это, она почувствовала сильное желаніе поѣсть оливъ и сказала хозяину корабля:

-- Много ли ты привезъ оливъ?

-- Пятьдесятъ большихъ боченковъ, -- отвѣчалъ онъ, -- нц хозяинъ ихъ не пріѣхалъ съ нами. Ты, государь, можешь взять сколько тебѣ угодно.

-- Выгрузи ихъ, -- отвѣчала она, -- для того, чтобы я могъ посмотрѣть.

Хозяинъ крикнулъ своему экипажу, который и выгрузилъ всѣ пятьдесятъ боченковъ, а она, раскупоривъ одинъ изъ нихъ, посмотрѣла на оливы и сказала:

-- Я беру всѣ пятьдесятъ боченковъ и дамъ тебѣ ту цѣну, которую ты пожелаешь.

-- Въ нашихъ мѣстахъ, -- отвѣчалъ ей хозяинъ, -- этотъ плодъ не имѣетъ никакой цѣны; но хозяинъ его бѣдный человѣкъ.

Все-таки я хочу знать цѣну, -- сказала она.

-- Тысяча серебряныхъ монетъ, -- отвѣчалъ онъ.

-- Я беру ихъ за эту цѣну.

Она приказала перенести боченки во дворецъ, а съ наступленіемъ ночи одинъ изъ нихъ, по ея приказанію, подали къ ней въ комнату, и она открыла его. Въ комнатѣ не было никого, кромѣ нея и Хаятъ-Энъ-Нуфузъ; и она, поставивъ передъ царицей блюдо, стала класть на него оливы, съ которыми посыпались и червонцы.

-- Да вѣдь это чистое золото!-- вскричала она.

Й пошла осматривать всѣ боченки и нашла, что въ нихъ болѣе золота, чѣмъ оливъ, и среди золота она увидала драгоцѣнный камень. Взявъ его и разглядѣвъ, она узнала, что это тотъ самый камень, который былъ привязанъ къ тесемкѣ ея шароваръ, и который Камараль-Земанъ унесъ съ собою. Узнавъ его, она крикнула отъ радости и упала въ обморокъ; а опершись, въ душѣ проговорила:

"Этотъ камень былъ причиною моей разлуки съ милымъ Камараль-Земаномъ, но онъ -- предвѣстникъ благополучія!"

Затѣмъ она сообщила царевнѣ, что, найдя камень, она вѣритъ въ скорое свиданіе со своимъ милымъ. Утромъ она по своему обыкновенію сѣла на тронъ и прежде всего позвала къ себѣ хозяина корабля, который прійдя поцѣловалъ прахъ у ногъ ея.

-- Гдѣ оставилъ ты хозяина этихъ оливъ?-- спросила она.

-- Мы оставили его, о, царь вѣковъ, -- отвѣчалъ судохозяинъ,-- въ странѣ маговъ. Онъ садовникъ.

-- Если ты не привезешь его сюда, -- продолжала она, -- то и представить себѣ не можешь, какое несчастіе случится съ тобой и съ твоимъ кораблемъ.

Она отдала приказъ тотчасъ же наложить печати на всѣ магазины съ товарами и сказала купцамъ:

-- Хозяинъ этихъ оливъ оскорбилъ меня, и мой должникъ, и если вы его не привезете, то я всѣхъ васъ убью и возьму ваши товары.

Купцы обратились къ хозяину корабля и обѣщали заплатить ему за проѣздъ, только бы онъ избавилъ ихъ отъ этого тирана.

Судохозяинъ вышелъ въ море, распустивъ паруса, и Господь устроилъ такъ, что онъ благополучно дошелъ до страны маговъ, причалилъ ночью и прямо пошелъ въ садъ. Случилось такъ, что въ эту ночь Камараль-Земану не спалось, и онъ все время думалъ о своей милой и плакалъ. Услыхавъ шумъ, онъ пошелъ отворить, и тутъ же у калитки, былъ схваченъ матросами и перенесенъ на корабль, который тотчасъ же распустилъ паруса и вышелъ въ море. Они плыли день и ночь, и все это время Камараль-Земанъ не зналъ, зачѣмъ его везутъ. Когда онъ спрашивалъ, за что поступили съ нимъ такъ, ему отвѣчали:

-- Ты оскорбилъ царя острова Чернаго Дерева, сына царя Армануса, и укралъ у него цѣлое состояніе. Ахъ, ты, несчастный!

-- Клянусь Аллахомъ, -- отвѣчалъ онъ, -- я никогда не бывалъ въ тѣхъ мѣстахъ, и совсѣмъ ихъ не знаю.

Они продолжали плыть съ нимъ, пока не дошли до острова Чернаго Дерева, гдѣ свели его къ царевнѣ Бадуръ. Увидавъ его, царевна тотчасъ же узнала его и приказала передать евнухамъ для того, чтобы они свели его въ баню. Страхъ купцовъ она разсѣяла, а хозяину судна подарила почетное платье, цѣною въ десять тысячъ червонцевъ, послѣ чего она, отравилась къ Хаятъ-Энъ-Нуфузъ и все разсказала ей, прибавивъ:

-- Сохрани эту тайну до тѣхъ поръ, пока я не исполню своего желанія и не сдѣлаю дѣла, достойнаго быть записаннымъ въ книгу для прочтенія царямъ и ихъ подданнымъ. Камараль-Земана свели въ баню и одѣли его тамъ въ царскую одежду, и, выйдя оттуда, онъ явился, какъ вѣтвь восточной ивы или какъ планета, при появленіи которой померкли и солнце, и луна, и спокойствіе души вернулось къ нему. Онъ вернулся во дворецъ и явился къ царю, а царевна Бадуръ, увидавъ его, удержалась, желая непремѣнно выполнить свою задачу. Она назначила ему мамелюковъ и прислугу, дала верблюдовъ и муловъ и выдала крупное содержаніе и такъ быстро повышала его, что весьма-скоро назначила государственнымъ казначеемъ, поручивъ ему всѣ сокровища. Она оказывала ему большія милости, и эмиры очень его полюбили. Царевна Бадуръ съ каждымъ днемъ увеличивала его содержаніе, и Камараль-Земанъ не могъ понять причины такихъ милостей. Изъ своего крупнаго жалованья онъ дѣлалъ богатые подарки, и царю Арманусу онъ служилъ такъ усердно, что тотъ полюбилъ его, какъ полюбили и эмиры, и сановники, и весь народъ, и даже клялись его именемъ.

Но Камараль-Земанъ все время надивиться не могъ, за что царевна Бадуръ оказываетъ ему такія милости, и въ душѣ говорилъ:

" Клянусь. Аллахомъ, такая любовь должна же имѣть какія-нибудь причины, или же этотъ царь оказываетъ мнѣ милость ради какой-нибудь дурной цѣли, и поэтому мнѣ лучше попросить позволенія уѣхать отсюда". Вслѣдствіе этого онъ явился къ царевнѣ Бадуръ и сказалъ ей:

-- О, государь, ты оказалъ мнѣ великія милости, и довершишь свои благодѣянія, если позволишь мнѣ уѣхать отсюда, оставивъ здѣсь, все пожалованное тобою.

Царевна Бадуръ улыбнулась и сказала:

-- Что можетъ быть причиною, твоего желанія ѣхать и подвергаться опасностямъ, когда ты можешь жить здѣсь спокойно, осыпанный милостями?

-- О, царь, -- отвѣчалъ Камараль-Земанъ, -- если меня осыпаютъ милостями безъ причины, то меня это удивляетъ, въ особенности же меня удивляетъ, что меня осыпаютъ почестями, какъ человѣка извѣстныхъ лѣтъ, тогда какъ я еще совсѣмъ мальчикъ. Царевна Бадуръ увела его къ себѣ въ комнату и тамъ открылась ему, и онъ увидалъ, что-это его-жена, царевна Бадуръ, дочь царя Эль-Гаюра, владѣтеля острововъ и морей, послѣ чего они обнялись и поцѣловались. Она разсказала ему отъ начала до конца все, что съ ней случилось, и онъ точно такъ же разсказалъ ей все, что съ нимъ было.

Когда наступило слѣдующее утро и мракъ разсѣялся, царевна Бадуръ послала къ царю Арманусу и сообщила ему о себѣ всю правду, что она -- жена Камараль-Земана, и причину, почему они были разлучены. Царь Арманусъ, слушая ея разсказъ, не могъ надивиться. Онъ приказалъ написать его золотыми буквами и затѣмъ, посмотрѣвъ на Камараль-Земана, сказалъ ему:

-- О, царскій сынъ, не хочешь ли ты заключить со мною союзъ и жениться на моей дочери Хаятъ-Энъ-Нуфузъ?

-- Мнѣ надо посовѣтоваться объ этомъ съ царевной Бадуръ,-- отвѣчалъ онъ, -- такъ какъ я обязанъ ей безграничной благодарностью.

На вопросъ мужа царевна отвѣчала:

-- Это превосходное предложеніе! Женись на ней и я буду служить ей, такъ какъ на мнѣ лежитъ къ ней долгъ благодарности за тѣ милости, которыя она оказывала мнѣ, да и къ тому же мы живемъ у нихъ въ странѣ и обласканы ея отцомъ.

Камараль-Земанъ, увидавъ, что царевна Бадуръ согласна на это и ревности не выказываетъ, передалъ свое согласіе царю Арманусу, прибавивъ, что царевна Бадуръ выразила желаніе служить Хаятъ-Энъ-Нуфузъ. Царь Арманусъ былъ очень доволенъ и, выйдя къ народу, тотчасъ же сѣлъ на тронъ и, собравъ всѣхъ эмировъ, визирей и царедворцевъ, сообщилъ имъ въ подробности всю исторію Камараль-Земана и жены его царевны Бадуръ, прибавивъ о своемъ желаніи выдать замужъ за Камараль-Земана свою дочь и назначить его султаномъ вмѣсто жены его Бадуръ.

-- Разъ что Камараль-Земанъ мужъ царевны Бадуръ, -- отвѣчали всѣ присутствующіе,-- правившей нами до него и въ то время, какъ мы считали ее зятемъ нашего царя Армануса, то мы довольны этимъ назначеніемъ и всѣ будемъ вѣрно служить ему и никогда ему не измѣнимъ.

Царь Арманусъ остался этимъ очень доволенъ и, призвавъ кадіевъ, свидѣтелей и всѣхъ сановниковъ государства, заключилъ брачный контрактъ между Камараль-Земаномѣ и его дочерью, царевной Хаятъ-Энъ-Нуфузъ. Онъ задалъ пиры, роздалъ почетныя одежды эмирамъ, военачальникамъ, одарилъ милостынею бѣдныхъ и неимущихъ и освободилъ всѣхъ заключенныхъ. Народъ радовался восшествію на престолъ царя Камараль-Земана, прося у Бога продолженія его жизни, славы и счастья. Лишь только онъ сдѣлался султаномъ, какъ утвердилъ уничтоженіе таможенной пошлины и, высказывая большое вниманіе къ своимъ подданнымъ, счастливо жилъ со своими двумя женами, выказывая обѣимъ полное безпристрастіе. Такъ онъ жилъ беззаботно долгое время, совершенно забывъ своего отца, царя Шахъ-Земана, и спокойствіе и счастье, которыми пользовался при немъ.

Исторія двухъ царевичей Эль-Амджада и Эль-Асада.

Послѣ этого Господь (да просвятится имя Его) благословилъ Камараль-Земана двумя сыновьями, родившимися отъ его двухъ женъ. Мальчики были, какъ два ясныхъ мѣсяца: старшій былъ сыномъ царевны Бадуръ и звали его царевичемъ Эль-Амджадомъ, а младшій былъ сыномъ Хаятъ-Энъ-Нуфузъ и звали его царевичемъ Эль-Асадомъ, и онъ былъ красивѣе старшаго. Росли они среди роскоши и заботливости и учили ихъ хорошимъ манерамъ и вѣжливости и, кромѣ того, чистописанію и разнымъ наукамъ, искусству править государствомъ и наѣздничеству, пока они не достигли полнаго совершенства и не сдѣлались такими привлекательными юношами, что всѣ женщины сходили по нихъ съ ума. До семнадцатилѣтняго возраста они выросли вмѣстѣ и никогда не разставались и всѣ завидовали имъ. Достигнувъ совершеннолѣтія, они поочередно приглашались въ залу суда и засѣдали въ отсутствіе отца.

Судьбѣ угодно было, чтобы двѣ наложницы царя, изъ наиболѣе имъ любимыхъ, влюбились въ царевичей Эль-Амджада и Эль-Асада. Они заигрывали съ ними, цѣловали ихъ, прижимали къ своей груди и когда которая-нибудь изъ матерей видѣла это, то думала, что это родственная привязанность. Любовь до такой степени овладѣла этими женщинами, что онѣ перестали ѣсть и пить и потеряли охоту ко сну.

Царь отправился однажды на охоту и приказалъ сыновьямъ поочередно заниматься государственными дѣлами. Такимъ образомъ, въ первый день въ залѣ суда засѣдалъ Эль-Амджадъ, сынъ царевны Бадуръ, и чинилъ судъ и расправу. И влюбленная въ него женщина написала ему письмо, не въ силахъ будучи скрывать свою любовь, и объявляя, что она такъ его любитъ, что вполнѣ отдается ему и желаетъ соединиться съ нимъ. Она взяла бумагу и написала ему письмо такого содержанія:

"Отъ бѣдной влюбленной женщины, огорченной и опечаленной, юность которой погибаетъ отъ любви, и которая безпредѣльно страдаетъ по тебѣ. Если бы я стала описывать Тебѣ все свое горе и испытываемую мною печаль, и грусть, и сильную любовь, пожирающую мое сердце, и какъ я плачу и стонаю, и какъ огорченное мое сердце разрывается на куски, и свое постоянное горе и тревогу, и несчастіе отъ разлуки, тоски и страшнаго желанія, то это было бы слишкомъ длинно для письма. Мнѣ стало тѣсно и на землѣ, и на небесахъ, и надежда и услада моя только въ тебѣ, такъ какъ я близка къ смерти и чувствую весь ужасъ кончины. Страсть моя достигла высшихъ предѣловъ, и если бы я стала описывать свое страстное желаніе, то для этого недостало бы бумаги". А въ заключеніе она написала слѣдующіе стихи:

И если бъ я желала объяснить

То пламя, что горитъ въ моей душѣ,

И истощенье тѣла Моего,

И силу всю моей безумной страсти,

И всѣ страданія отъ возбужденья, --

То не оставила бы ни одного я

Клочка бумаги и ни одного

Пера и всѣ чернила извела бы

По всей землѣ я, такъ что родъ людской

Лишился бы возможности писать.

Она завернула письмо, въ кусокъ дорогой шелковой матеріи, сильно надушенный мускусомъ и амброй, и въ шелковый шнурокъ вплела прядь своихъ волосъ, для покупки которыхъ недостало бы всей казны, и, завернувъ все это въ платокъ, дала евнуху, приказавъ ему снести къ царевичу Эль-Амджаду.

Евнухъ пошелъ, не подозрѣвая, что за это его ожидаетъ (такъ какъ тотъ, кому извѣстны всѣ тайны, поступаетъ по своему усмотрѣнію) и, прійдя во дворецъ царевича Эль-Амджада, онъ поцѣловалъ прахъ у ногъ его и подалъ ему платокъ съ письмомъ. Царевичъ взялъ отъ него платокъ и, развернувъ его, нашелъ письмо, которое и прочелъ. Понявъ содержаніе письма, онъ увидалъ, что эта женщина замышляетъ обманъ и хочетъ поступить нечестно съ его отцомъ, царемъ Камараль-Земаномъ. Юноша страшно разсердился и, негодуя на коварство женщинъ, вскричалъ:

-- Да будутъ прокляты коварныя женщины, лишенныя чувствъ и религіи!-- онъ обнажилъ свой мечъ и сказалъ евнуху:-- "Горе тебѣ, подлый рабъ! Какъ смѣлъ ты принести безчестное письмо отъ женщины, принадлежащей твоему господину! Клянусь Аллахомъ, въ васъ, неграхъ, ничего нѣтъ хорошаго: и по наружности и по душѣ вы отвратительны!" Онъ ударилъ его мечомъ по затылку съ такой силой, что отсѣкъ ему голову, послѣ чего, завернувъ письмо въ платокъ, онъ сунулъ его въ карманъ и пошелъ къ своей матери, чтобы разсказать ей обо всемъ случившемся, при чемъ прибавилъ:

-- Всѣ вы, женщины, въ нѣкоторомъ отношеніи одна другой хуже. Клянусь Аллахомъ, если бы я не боялся огорчить отца, то я пошелъ бы къ этой женщинѣ и отрубилъ бы ей голову, какъ я отрубилъ голову евнуху.

Онъ ушелъ отъ матери, не помня себя отъ гнѣва, и когда вѣсть о томъ, какъ онъ поступилъ съ евнухомъ, достигла до влюбленной женщины, то она стала бранить его, проклинать и, наконецъ, замыслила противъ него коварную уловку. Царевичъ Эль-Амджадъ провелъ этотъ день въ такой ярости и негодованіи, что ослабѣлъ, тѣмъ болѣе, что онъ не могъ ни ѣсть, ни пить, ни спать.

На слѣдующее утро братъ его, царевичъ Эль-Асадъ, занялся дѣлами вмѣсто своего отца Камараль-Земана, и онъ судилъ, и рядилъ, и засѣдалъ въ залѣ суда до послѣобѣденной молитвы. Влюбленная же въ него женщина послала къ одной злой старухѣ и, Признавшись ей въ своей любви къ царевичу, взяла бумагу и написала письмо къ Эль-Асаду съ изъясненіемъ въ своей страсти и чрезмѣрной любви къ нему. Вотъ въ какихъ выраженіяхъ она писала ему:

"Отъ погибающей отъ чрезмѣрной любви и желаній къ самому очаровательному предмету изъ всего человѣчества, отвертывающемуся отъ женщины, желающей соединиться съ нимъ, къ жестокому и гордому царевичу Эль-Асаду, одаренному поразительной красотой, блестящей наружностью, яснымъ челомъ и очаровательной свѣжестью. Пишу это письмо тому, любовь къ которому разстроила мое тѣло и размягчила мои кости. Знай, что терпѣнія у меня болѣе не стало, и что я прихожу въ отчаяніе: -- желанія и безсонница терзаютъ меня, и терпѣніе и сонъ покинули меня, а горе и тоска преслѣдуютъ меня, а любовь и желанія, какъ болѣзнь, истомили меня. Я готова пожертвовать для тебя своей жизнью и если тебѣ будетъ угодно убить женщину, въ тебя влюбленную, да продлитъ Аллахъ жизнь твою и да спасетъ тебя отъ зла!" -- И она прибавила слѣдующіе стихи:

Судьба рѣшила, что я быть должна

Возлюбленной твоей, о, ты, который

Своими чарами сіяешь ярко,

Какъ полная луна на небесахъ.

Невыразимою ты обладаешь

Пріятностью и краснорѣчьемъ мощнымъ,

И всѣ земли творенья превосходишь

Изяществомъ манеръ твоихъ прекрасныхъ.

Пусть будешь ты мучителемъ моимъ,

Я соглашусь на то безъ колебанья,

Не удостоишь ли меня ты взглядомъ?

О, счастлива та женщина земли,

Которой страсть къ тебѣ приноситъ смерть!

Но тѣ, которыя относятся къ тебѣ

Безъ обожанья и горячей страсти,

Не вымолвятъ передъ тобой ни слова.

Она, сильно надушила платокъ пахучимъ мускусомъ и перевязала его шелковымъ шнуркомъ съ прядью волосъ, напоминающихъ шелкъ. Завязавъ, она вручила письмо старухѣ и приказала передать царевичу Эль-Асаду.

Старуха, повинуясь ей, ушла во дворецъ царевича ЭльАсада, который былъ одинъ, когда она вошла. Она подала ему письмо и стала ждать отвѣта. Царевичъ Эль-Асадъ прочелъ письмо и, понявъ его содержаніе, снова перевязалъ его и сунулъ себѣ въ карманъ. Онъ пришелъ въ страшное негодованіе и проклиналъ коварныхъ женщинъ, затѣмъ, вскочивъ, онъ выхватилъ изъ ноженъ свой мечъ и, ударивъ старуху по шеѣ, снесъ съ ея плечъ голову и прямо прошелъ къ своей матери, которой, высказалъ свою злобу на женскій полъ. Послѣ этого онъ прошелъ къ брату, царевичу Эль-Амджаду, которому разсказалъ, что онъ убилъ старуху, явившуюся къ нему съ письмомъ, а царевичъ Эль-Амджадъ отвѣчалъ:

-- Клянусь Аллахомъ, братъ мой, вчера въ то время, какъ я сидѣлъ на тронѣ, со мной случилось то же самое, что случилось съ тобой.

И онъ разсказалъ ему всю исторію. Всю эту ночь они проговорили, проклиная коварныхъ женщинъ, и дали другъ другу слово хранить втайнѣ это дѣло, боясь, чтобы царь, отецъ ихъ, не убилъ обѣихъ обманщицъ. Такимъ образомъ, они, горюя, провели эту ночь.

А на слѣдующее утро царь вернулся со своими войсками съ охоты и прошелъ къ себѣ во дворецъ. Отпустивъ эмировъ, онъ вошелъ во дворецъ и увидалъ обѣихъ женщинъ, влюбившихся въ его сыновей, въ постели и совершенно больныхъ. Онѣ составили заговоръ противъ царевичей и условились погубить ихъ, такъ какъ онѣ опозорились въ ихъ глазахъ и боялись, что поступки ихъ сдѣлаются извѣстны. Царь, увидавъ ихъ въ такомъ положеніи, тотчасъ же спросилъ:

-- Что это съ вами?

Онѣ встали, поцѣловали ему руки и, искажая дѣло, отвѣчали:

-- Знай, о, царь, что сыновья твои, съ любовью воспитанные тобой, поступили, противъ тебя коварно и, влюбившись въ расъ, хотѣли обезчестить тебя.

При этихъ словахъ въ глазахъ у Камараль-Земана потемнѣло, и онъ такъ разгнѣвался, что не помнилъ себя и вскричалъ:

-- Объясните мнѣ все подробно.

Каждая изъ обманщицъ разсказала исторію, какая взбрела ей на умъ, и обѣ онѣ горько плакали передъ царемъ.

Царь, увидавъ ихъ слезы и услыхавъ разсказъ, убѣдился въ справедливости ихъ словъ и, не помня себя отъ негодованія вскочилъ, чтобы броситься на своихъ сыновей и убить ихъ. Но тесть его, царь Арманусъ, встрѣтился ему. Онъ только что узналъ о. его возвращеніи и пришелъ поздороваться съ нимъ. Увидавъ его съ обнаженнымъ мечомъ и съ кровью, капавшею изъ ноздрей, вслѣдствіе гнѣва, спросилъ, что такъ встревожило его. Камараль-Земанъ сообщилъ ему, какъ сыновья виновны передъ нимъ, и прибавилъ:

-- Я иду къ нимъ, чтобы самымъ позорнымъ образомъ убить ихъ, для примѣра другихъ.

Тесть его, царь Арманусъ, точно такъ же разгнѣвался на юношей и сказалъ:

-- И хорошо сдѣлаешь, сынъ мой, и Господь не пошлетъ милости сыновьямъ, рѣшающимся такимъ образомъ задѣть честь своего отца; но все-таки они твои сыновья и убивать ихъ собственноручно не годится. Убивая ихъ, ты будешь свидѣтелемъ ихъ мученій и потомъ раскаешься, что убилъ ихъ, когда раскаяніе уже ни къ чему не поведетъ. Пошли ихъ съ однимъ изъ твоихъ мамелюковъ, для того, чтобы онъ убилъ ихъ въ пустынѣ, вдали отъ твоихъ глазъ.

Царь Камараль-Земанъ, услыхавъ совѣтъ своего тестя, царя Армануса, совершенно одобрилъ его. Онъ вложилъ въ ножны свой мечъ и, вернувшись, сѣлъ на тронъ и позвалъ къ себѣ своего казначея, дряхлаго старика, весьма опытнаго въ дѣлахъ.

-- Отправляйся къ моимъ сыновьямъ, -- сказалъ ему царь,-- и крѣпко свяжи имъ назадъ руки, затѣмъ положи ихъ въ два ящика, а ящики поставь на мула, а самъ сядь на лошадь и поѣзжай въ пустыню и убей ихъ, послѣ чего наполни двѣ бутылки ихъ кровью и привези мнѣ поскорѣе.

-- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ казначей.

Поднявшись, онъ пошелъ къ Эль-Амджаду и Эль-Асаду, которыхъ встрѣтилъ въ сѣняхъ, направлявшихся во дворецъ. Они одѣлись въ самыя богатыя одежды, намѣреваясь посѣтить отца, поклониться ему и поздравить его съ благополучнымъ возвращеніемъ съ охоты. Казначей, увидавъ ихъ, наложилъ на нихъ руку, сказавъ:

-- О, дѣти мои, вы знаете, что я слуга, обязанный повиноваться приказаніямъ вашего отца. А вы готовы ли повиноваться ему?

-- Готовы, -- отвѣчали они.

Услыхавъ этотъ отвѣтъ, казначей связалъ имъ назадъ руки, положилъ въ два ящика и, поставивъ ящики на мула, выѣхалъ съ ними за городъ. Онъ ѣхалъ по пустынѣ вплоть до полудня, когда остановился въ печальной и пустынной мѣстности и, соскочивъ съ коня, снялъ съ мула ящики и открылъ ихъ, вывелъ Эль-Амджада и Эль-Асада. Посмотрѣвъ на нихъ, онъ горько заплакалъ, сожалѣя ихъ красоту и молодость, и затѣмъ, обнаживъ мечъ, сказалъ имъ:

-- Клянусь Аллахомъ, государи мои, мнѣ тяжело такъ отвратительно поступитъ съ вами; но въ этомъ случаѣ меня можно извинить, такъ какъ я слуга и долженъ повиноваться вашему отцу, царю Камараль-Земану, приказавшему мнѣ срубить вамъ головы.

-- О, эмиръ, -- отвѣчали они ему, -- поступай такъ, какъ приказалъ тебѣ царь; такъ какъ мы должны терпѣливо перенести то, что Господь постановилъ сдѣлалъ съ нами, и ты не отвѣтишь за то, что пролилъ нашу кровь.

Они поцѣловали другъ друга и простились, а Эль-Асадъ сказалъ казначею:

-- Аллахомъ умоляю Тебя, дядюшка, не допускай, чтобы я видѣлъ страданія и кончину брата моего; но убей меня раньше его, чтобы мнѣ легче было перенести мое несчастіе.

Эль-Амджадъ сказалъ казначею то же самое, что говорилъ и братъ его, и умоляла, убить его раньше брата, говоря:

-- Братъ моложе меня и поэтому не терзай меня зрѣлищемъ его страданій.

Оба они горько заплакали и казначей, глядя на нихъ, тоже заплакалъ, а братья снова обнялись и простились, говоря:

-- Несомнѣнно, это дѣло этихъ двухъ безстыдныхъ женщинъ, и сила и власть только въ рукахъ Божьихъ! Конечно, мы принадлежимъ Ему и зависимъ отъ Него.

А Эль-Асадъ, обнявъ брата, вздохнулъ и проговорилъ:

Прибѣжище для всѣхъ скорбей и жалобъ

И всѣхъ пристанище тревожныхъ духомъ,

Ты всякое желанье исполняешь!

Вѣдь для меня нѣтъ выхода другого,

Какъ съ бурными моленьями стучать

По двери милосердья Твоего!

И если ты мольбамъ моимъ откажешь,

Въ чью дверь тогда могу стучаться я?

О, Ты, чьей доброты сокровища даетъ

Намъ слово властное Твое: "Да будетъ!" --

Будь милосердымъ къ горю моему!

Вѣдь Ты добра и блага воплощенье!

Эль-Амджадъ, услыхавъ стенанья брата, тоже заплакалъ и, прижавъ его къ своей груди, продекламировалъ:

О, Ты, который оказалъ мнѣ много

Благодѣяній разныхъ и дарамъ

Котораго нѣтъ мѣры и числа!

Со мною до сихъ поръ не приключилось

Ни одного несчастій и бѣды,

Но я нашелъ Тебя готовымъ помощь

Мнѣ оказать въ любой несчастья день!

-- Умоляю тебя всемогущимъ, всевышнимъ Богомъ, -- сказалъ Эль-Амджадъ, -- Покровителемъ небеснымъ, убить меня ранѣе брата, Эль-Асада; можетъ-быть, пламя моего сердца такъ сильно вспыхнетъ, что горѣть болѣе не будетъ

Но Эль-Асадъ, плача, сказалъ:

-- Впередъ буду убитъ я.

-- А всего лучше, -- сказалъ Эль-Амджадъ, -- намъ обняться и стоять такъ, чтобы мечъ сразу срубилъ обѣ наши головы.

И когда они, обнявшись, встали лицомъ къ лицу, казначей связалъ ихъ и заплакалъ точно такъ же, какъ и они. Затѣмъ онъ обнажилъ мечъ и сказалъ:

-- Клянусь Аллахомъ, государи мои, что убивать мнѣ васъ нелегко. Нѣтъ ли у васъ какихъ-нибудь желаніи? Если есть, то я исполню ихъ. Или нѣтъ ли порученій? Если есть, то я исполню ихъ. Не хотите ли передать что-нибудь? То я передамъ.

-- Желаній у насъ нѣтъ никакихъ, -- отвѣчалъ Эль-Амдрадъ,-- относительно же порученій я желалъ бы поручитъ тебѣ поставить меня ближе къ тебѣ, для того, чтобы ударъ твой поразилъ меня перваго; а затѣмъ, когда ты насъ убьешь и вернешься къ царю, который непремѣнно спроситъ тебя о томъ, что мы говорили передъ смертью, ты можешь отвѣтить ему: "Сыновья твои посылаютъ тебѣ поклонъ и поручили сказать тебѣ, что ты, не зная, виновны они или нѣтъ, приказалъ убить ихъ, не удостовѣрившись въ ихъ виновности и не разсмотрѣвъ ихъ дѣла". И затѣмъ повтори ему эти стихи:

То истина, что женщины всегда

Есть дьяволы, рожденные для насъ.

Онѣ источникъ всѣхъ несчастій тѣхъ,

Которыя среди людей явились

Въ дѣлахъ мірскихъ и въ поклоненьи Богу!

-- Отъ тебя мы желаемъ только, -- сказалъ Эль-Амджадъ,-- чтобы ты повторилъ ему эти стихи. Теперь же я попрошу тебя повременить немного, чтобы я могъ сказать брату своему слѣдующее:

И, горько заплакавъ, онъ сказалъ:

Себѣ примѣромъ взять царей мы можемъ,

Еще до насъ покинувшихъ сей міръ.

А сколько ихъ, и малыхъ и великихъ,

Ходило той же самою стезей!

Казначей, услыхавъ стихи, тоже горько заплакалъ и слезами смочилъ себѣ даже бороду, а глаза Эль-Асада наполнились слезами и онъ продекламировалъ слѣдующее:

Судьба по собственной своей природѣ

Полна и лживости и ухищреній.

Миражъ пустыни чрезвычайно сходенъ

Съ ея зубовъ блестящими рядами,

И передъ мракомъ страхъ напоминаютъ

Ея холодные и черные глаза.

Мной причиненная судьбѣ обида

(Вѣдь мстительна природа у нея)

Есть только острый мечъ, которымъ

Она своей карающей рукою

Закалываетъ воина того,

Что къ ней своей спиною повернулся.

Кончивъ стихотвореніе, Эль-Асадъ обнялъ брата своего такъ крѣпко, что они казались однимъ тѣломъ, а казначей, взмахнувъ мечомъ, только что хотѣлъ ударить имъ, но вдругъ лошадь его вздрогнула и бросилась бѣжать въ пустыню. Лошадь его стоила тысячу червонцевъ, и на ней, кромѣ того, было роскошное сѣдло, стоящее весьма дорого. Поэтому-то казначей отбросилъ отъ себя мечъ и побѣжалъ за лошадью. Ему жаль было лошади, и одъ бѣжалъ за нею, желая ее поймать; наконецъ, она вбѣжала въ лѣсъ, куда побѣжалъ и онъ. Лошадь фыркала и неистово била копытами о землю, убѣгая отъ него. Въ этомъ лѣсу обиталъ громадный левъ, самаго ужаснаго вида. Глаза его метали искры, выраженіе лица было ужасно, а сила мускуловъ наводила ужасъ. Казначей, увидавъ приближавшагося кгь нему льва, не зналъ, что ему дѣлать, такъ какъ съ нимъ не было даже меча.

"Сила и власть въ руцѣ Бога, великаго, всемогущаго, -- подумалъ казначей.-- Это несчастіе случилось со мною за то, что я хотѣлъ совершить преступленіе противъ Эль-Амджада и Эль-Асада и это путешествіе поистинѣ было несчастливо! "

Между тѣмъ, жара стала нестерпимой Эль-Амджаду и Эль-Асаду, и отъ жажды у нихъ высунулись даже языки и они молили Бога утолить ихъ жажду. Но никто не являлся къ. нимъ на помощь и они проговорили:

-- Лучше ужъ быть убитыми и не терзаться такимъ образомъ; но мы вѣдь не знаемъ, куда убѣжала лошадь и куда; побѣжалъ казначей. Лучше бы онъ вернулся и убилъ насъ,; все же было бы легче, чѣмъ мучиться такъ.

-- О, братъ мои, -- сказалъ на это Эль-Асадъ, -- и насъ спасетъ Господь (да святится имя Его), вѣдь лошадь убѣжала, потому что Господу " было угодно спасти насъ, и теперь насъ тревожитъ только жажда.

Онъ встрепенулся и началъ раскачиваться вправо и влѣво, отчего веревка распустилась и, выдернувъ руки, онъ развязалъ брата, а затѣмъ, взявъ мечъ эмира, сказалъ:

-- Клянусь Аллахомъ, намъ не слѣдуетъ уходить, пока мы не узнаемъ, что сталось съ казначеемъ.

Они пошли по слѣдамъ старика, которые привели ихъ въ лѣсъ. Вслѣдствіе чего одинъ братъ сказалъ другому:

-- Ни лошадь ни казначей не выходили изъ этого лѣса.

-- Ты постой тутъ, -- сказалъ Эль-Асадъ своему брату, -- а я войду въ лѣсъ и осмотрю его.

-- Нѣтъ, я не пущу тебя одного въ лѣсъ, -- отвѣчалъ ему Эль-Амджадъ, -- и мы пойдемъ лучше оба, и если спасемся, то спасемся оба, а если погибнемъ, то погибнемъ оба.

Они оба вошли въ лѣсъ и застали льва на казначеѣ, который лежалъ подъ его лапами, и въ это время молился. Эль-Амджалъ, увидавъ это, схватилъ мечъ, подбѣжалъ ко льву и, ударивъ его между глазъ, убилъ его.

Левъ, испустивъ духъ, упалъ на землю, а эмиръ всталъ, дивясь тому, что случилось. Увидавъ Эль-Амджада и Эль-Асада, сыновей своего царя, стоявшихъ подлѣ него, онъ упалъ передъ ними на колѣни и сказалъ:

-- Клянусь Аллахомъ, государи мои, несправедливо поступилъ бы я, если бы убилъ васъ. Пусть погибнетъ тотъ, кто приказалъ убивать васъ! Отъ всей души я выкуплю васъ своею жизнью.

Быстро вскочивъ на ноги, онъ обнялъ ихъ и спросилъ, какимъ образомъ удалось имъ освободиться отъ веревокъ и прійти къ нему на помощь. Молодые люди разсказали ему, какъ имъ захотѣлось пить, и что только для этого они развязались и затѣмъ пошли по его слѣдамъ искать его. Выслушавъ ихъ, онъ началъ благодарить ихъ за то, что они для него сдѣлали, и съ ними вмѣстѣ пошелъ изъ лѣсу. Выйдя на открытое мѣсто, юноши сказали ему:

-- О дядюшка! Дѣлай то, что отецъ нашъ приказалъ тебѣ.

-- Аллахъ не допустилъ, чтобы я причинилъ вамъ какое-нибудь зло, -- отвѣчалъ онъ.-- Но знайте все-таки, что я Сниму съ васъ одежду и одѣну васъ въ свое платье, а бутылки наполню кровью льва. А царю я скажу, что убилъ васъ. А вы отправляйтесь, куда глаза глядятъ; міръ Божій великъ. И знайте, что разлука съ вами мнѣ тяжела.

Послѣ этихъ словъ они всѣ трое заплакали. Юноши сняли одежды, а казначей отдалъ имъ свои и отправился къ царю.

Онъ взялъ одежду и каждую порознь завязалъ въ имѣвшіяся съ нимъ салфетки, затѣмъ наполнилъ склянки кровью льва и положилъ узлы передъ собою на сѣдло. Простившись съ юношами, онъ направился къ городу и, пріѣхавъ къ царю, поцѣловалъ прахъ у ногъ его. Царь замѣтилъ, какъ онъ осунулся (что произошло вслѣдствіе его борьбы со львомъ) и думалъ, что на него подѣйствовала казнь сыновей.

-- Такъ ты исполнилъ данное тебѣ порученіе?-- спросилъ царь.

-- Да, государь, -- отвѣчалъ казначей и подалъ ему двѣ склянки съ кровью.

-- Замѣтилъ ты что-либо особенное въ ихъ поведеніи, -- спросилъ царь, -- и не дали ли они тебѣ какого-нибудь порученія?

-- Они выказали необыкновенную кротость и покорно подчинились приговору, сказавъ мнѣ, -- отвѣчалъ онъ, -- что отца они прощаютъ и посылаютъ ему свой привѣтъ. Меня они не Обвиняли въ убійствѣ и въ пролитіи ихъ крови, а просили только передать тебѣ слѣдующіе стихи:

То истина, что женщины всегда

Есть дьяволы, рожденные для насъ.

Онѣ источникъ всѣхъ несчастій тѣхъ,

Которыя среди людей явились

Въ дѣлахъ мірскихъ и въ поклоненьи Богу.

Царь, услыхавъ эти слова, поникъ головою, понявъ изъ нихъ, что сыновья его убиты несправедливо. Размышляя о коварствѣ женщинъ и о всѣхъ навлекаемыхъ ими несчастіяхъ, онъ взялъ узлы и, развязавъ ихъ, началъ перебирать платья своихъ сыновей и плакать. Развернувъ одежду своего сына Эль-Асада, онъ нашелъ у него. въ карманѣ письмо, писанное рукою женщины, обвинявшей юношу, и тутъ же нашелъ шелковый шнурокъ съ ея волосами. Развернувъ письмо, онъ прочелъ его, понялъ смыслъ и убѣдился, что сынъ его палъ жертвою несправедливости. Перегорпувъ одежду сына своего Эль-Амджада, онъ и у него въ карманѣ нашелъ письмо, написанное рукою другой женщины, обвинявшей его, перевязанное шелковымъ шнуркомъ съ волосами. Прочитавъ письмо, онъ увидалъ, что и другой его сынъ тоже палъ жертвою несправедливости. Онъ всплеснулъ руками и вскричалъ;

-- Сила и власть въ рукахъ Божіихъ! Я убилъ своихъ сыновей напрасно!

И, ударяя себя по лицу, онъ восклицалъ:

-- О, сыновья мои! О, страшное горе мое!

Онъ отдалъ приказъ выстроить двѣ могилы въ домѣ, который назвалъ домъ стенаній, и на могилахъ надписалъ имена своихъ сыновей, и, лежа на могилѣ Эль-Амджада, онъ шакалѣ, стоналъ, вздыхалъ и декламировалъ стихи и то же самое дѣлалъ на могилѣ Эль-Асада. Онъ отказался отъ общества своихъ друзей и близкихъ и, запершись въ домѣ Стенаній, плакалъ о своихъ сыновьяхъ и видѣть не хотѣлъ ни своихъ женъ ни родственницъ. Такимъ образомъ онъ жилъ.

А Эль-Амджадъ и Эль-Асадъ продолжали путь свой по пустынѣ, питаясь травами и запивая ихъ остатками дождевой воды. По ночамъ, когда спалъ одинъ, другой сидѣлъ насторожѣ, и съ полуночи ложился другой, а, сторожилъ первый. Такъ шли они цѣлый мѣсяцъ, пока не добрались до горы изъ чернаго гранита, съ недостижимой вершиной. У этой горы дорога раздѣлилась надвое: одна дорога шла кругомъ, а другая; въ гору. Они пошли по дорогѣ въ гору и поднимались въ продолженіе пяти дней, но все-таки вершины еще не достигли. Устали они страшно, такъ какъ не привыкли ходить не только по горамъ, но и по гладкой мѣстности. Потерявъ надежду дойти до вершины, они повернули обратно и пошли по круговой дорогѣ, и шли по ней цѣлый день и ночь. Эль-Асадъ такъ утомился, что сказалъ брату:

-- О, братъ мой, я не могу итти дальше, такъ какъ я совсѣмъ ослабѣлъ.

-- Полно, братъ, -- отвѣчалъ ему Эль-Амджадъ, -- пріободрись! Можетъ-быть, Господь явится къ намъ на помощь.

Они шли еще часъ, но Эль-Асадъ пришелъ въ такое состояніе, что итти далѣе не могъ, и сказалъ:

-- О, братъ мой, я усталъ и болѣе двигаться не могу.

Онъ упалъ на землю и заплакалъ, а братъ его Эль-Амджадъ повелъ его, то идя съ нимъ, то отдыхая, и дотянулъ такимъ образомъ до разсвѣта. Они дошли до свѣтлаго ручья, водопадомъ спускавшагося внизъ. Около ручья стояло большое Дерево и молельня, чему они такъ обрадовались, что едва вѣрили глазамъ своимъ. Опустившись на землю около ручья, (они выпили воды, съѣли нѣсколько гранатъ съ гранатнаго дерева, росшаго тутъ, и заснули до солнечнаго восхода, когда они встали, вымылись у ручья, поѣли гранатъ и опять заснули до послѣполуденной молитвы. Послѣ этого они хотѣли Опять пуститься въ путь, но Эль-Асадъ но могъ итти, такъ какъ ноги у него распухли. Поэтому они пробыли тутъ три дня, пока онъ не отдохнулъ вполнѣ, послѣ чего они пустились дальше и шли въ теченіе нѣсколькихъ дней, пока не увидали города.

Городу они очень обрадовались и пошли къ нему, а подойдя, поблагодарили Господа, прославляя имя Его.

-- О, братъ мой!-- сказалъ Эль-Амджадъ Эль-Асаду,-- посиди здѣсь, пока я схожу въ городъ и узнаю, что это за страна и можно ли будетъ намъ устроиться, и далеко ли мы прошли. Слава Богу, что мы дошли благополучно!

-- Клянусь Аллахомъ, братъ мой, -- отвѣчалъ Эль-Асадъ,-- (въ городъ пойдешь не ты, а я, хотя бы для того, чтобы искупить тебя, потому что если ты оставишь меня и уйдешь, то повергнешь меня въ страшную тревогу, и вынести разлуки съ тобой я не въ силахъ.

-- Ну, такъ иди, только не мѣшкай, -- отвѣчалъ ему Эль-Амджадъ.

Эль-Асадъ спустился съ горы, взявъ съ собой нѣсколько Червонцевъ, и оставилъ брата въ ожиданіи. Онъ шелъ, не останавливаясь, пока не вошелъ въ городъ, и, проходя по; улицѣ, встрѣтился со старикомъ, уже весьма преклонныхъ лѣтъ. Борода его спускалась на грудь, распадаясь на двѣ: половины, въ рукахъ у него былъ посохъ; онъ былъ одѣтъ очень богато и въ красной чалмѣ на головѣ. Эль-Асадъ очень удивился, глядя на его одежду; подойдя къ нему, онъ поклонился и спросилъ:

-- Какъ мнѣ пройти на рынокъ?

Старикъ, выслушавъ его вопросъ, улыбнулся и сказалъ ему:

-- Ты, сынъ мой, очевидно, чужеземецъ?

-- Да, дядюшка, я чужеземецъ, -- отвѣчалъ Эль-Асадъ.

-- Своимъ присутствіемъ, -- продолжалъ старикъ, -- ты осчастливилъ нашъ городъ, о, сынъ мой, а свою родину огорчилъ своимъ отсутствіемъ. И зачѣмъ тебѣ рынокъ?

-- О, дядюшка, -- отвѣчалъ Эль-Асадъ, -- тамъ, на горѣ, я оставилъ брата, мы шли издалека, въ дорогѣ были около трехъ мѣсяцевъ и когда увидали городъ, то я пошелъ, чтобы купить чего-нибудь поѣсть и вернуться къ брату, чтобы обоимъ намъ насытиться.

-- О, сынъ мой, -- отвѣчалъ старикъ, -- прими пожеланіе тебѣ всякаго счастья и знай, что я задаю пиръ, и что у меня много гостей, для которыхъ я приготовилъ вкусныя и обильныя кушанья. Не хочешь ли пойти ко мнѣ? Если пойдёшь:, то я дамъ тебѣ все, что тебѣ нужно, и не возьму за это никакой платы. Кромѣ того, я познакомлю тебя съ характеромъ этого города. Слава Господу, о, сынъ мой, что съ тобою встрѣтился я и никто болѣе.

-- Дѣлай, какъ хочешь, -- отвѣчалъ ему Эль-Асадъ, -- и спѣши, такъ какъ братъ мой ждетъ меня и, конечно, тревожится.

Старикъ взялъ Эль-Асада за руку и повернулъ съ нимъ въ узенькую боковую улицу, улыбаясь ему и говоря:

-- Да святится имя Господа, избавившаго тебя отъ жителей здѣшняго города!

Онъ шелъ съ нимъ, пока не дошелъ до большого дома, въ большой пріемной комнатой, въ которой сидѣло сорокъ стариковъ, очень преклонныхъ лѣтъ. Всѣ они сидѣли вокругъ зажженнаго костра, на который они молились, поклоняясь ему, Эль-Асадъ при видѣ этого задрожалъ всѣмъ тѣломъ, хотя не зналъ еще всѣхъ обстоятельствъ дѣла. Тутъ вышеупомянутый старикъ сказалъ присутствующимъ:

-- О, шейки огня! Какой выдался намъ сегодня счастливый день! О, Гхадбанъ!-- крикнулъ онъ.

На этотъ зовъ къ нему вышелъ черный рабъ самой отталкивающей наружности, съ мрачнымъ лицомъ и сплюснутымъ носомъ. По знаку старика, онъ связалъ Эль-Асада и затѣмъ старикъ сказалъ ему:

-- Сведи его внизъ, въ подземелье, и тамъ оставь его, а рабынѣ скажи, чтобы она мучила его и дни и ночи и давала ему ѣсть только по одному хлѣбцу днемъ и по одному ночью, пока мы не свеземъ его на Голубое море и на Огненную гору, гдѣ принесемъ его въ жертву.

Рабъ свелъ его въ подземелье и передалъ рабынѣ, которая начала терзать его и давать ему по два хлѣбца въ сутки и кружку соленой воды. Старики же говорили другъ другу:

-- Когда наступитъ время празднества огня, то мы убьемъ его на горѣ и принесемъ жертву огню.

Рабыня пришла къ нему и осыпала его ударами, такъ что кровь потекла у него по ногамъ, и онъ лишился чувствъ, послѣ! (чего она положила у него въ головахъ хлѣбецъ и поставила кружку соленой воды и ушла. Въ полночь ЭльАсадъ пришелъ въ себя и нашелъ себя скованнымъ и сталъ мучиться отъ ранъ. Онъ горько заплакалъ и, размышляя о своемъ прежнемъ счастливомъ положеніи, стоналъ, вздыхалъ и декламировалъ слѣдующіе стихи:

О, прекрати ты дома разрушенье

И справки наведи ты про меня,

И также не дерзай считать меня

За человѣка формы и приличій.

Разлучница судьба разъединила

Съ тобой меня, и всѣ сердца враговъ

Не знаютъ милости къ судьбѣ моей;

И гнусная приставлена рабыня,

Чтобы меня до полусмерти бить.

А въ подломъ сердцѣ у рабыни этой

Ключомъ кипитъ и ненависть и злоба.

Быть-можетъ, Богъ соединитъ насъ снова,

И, должное воздавъ имъ наказанье,

Прогонитъ отъ меня моихъ враговъ.

Затѣмъ, закинувъ руку за голову, онъ нашелъ хлѣбецъ и кружку соленой воды. Онъ съѣлъ кусочекъ, чтобы поддержатъ свои силы, и выпилъ немного воды, послѣ чего, не смыкая глазъ, пролежалъ до утра, такъ какъ блохи и другія насѣкомыя осыпали его.

Съ наступленіемъ утра явилась и рабыня и стащила съ него одежду, покрытую кровью и прилипшую къ его кожѣ, такъ что она слѣзла вмѣстѣ съ рубашкой. Онъ вскрикнулъ и проговорилъ:

-- О, Господи, если Ты терпишь подобное со мной обращеніе, то дай мнѣ силы перенести его! Или же накажи за меня!

Онъ застоналъ и проговорилъ слѣдующее:

Ты беззаботно приступай къ работѣ

И выполняй велѣнія судьбы.

Хотя нерѣдко ненависть, которой

Твое пылаетъ сердце, переходитъ

По временамъ въ сочувствіе и дружбу.

И иногда раздоръ весь исчезаетъ,

И что открыто, то закрыто будетъ.

Творецъ въ своихъ желаньяхъ всемогущъ,

Поэтому не будь безчеловѣчной,

Но льсти себя надеждою на благо,

Которое получишь скоро ты,

Такъ что забудешь все, что было прежде.

Лишь только онъ докончилъ это стихотвореніе, какъ рабыня принялась его бить и била до тѣхъ поръ, пока онъ не лишился чувствъ; тогда она бросила ему хлѣбъ и поставила воды, послѣ чего ушла и оставила его въ одиночествѣ, съ кровью, струившейся по ногамъ. Онъ лежалъ закованный, вдали отъ друзей, думая о братѣ и о той жизни, которую велъ прежде, и, вздыхая и проливая слезы, въ стихахъ изливалъ свое горе.

Продолженіе исторіи двухъ царевичей Эль-Амджада и Эль-Асада.

А въ это время братъ его Эль-Амджадъ, до полудня прождавъ его и видя, что онъ не возвращается, встревожился и, заплакавъ, проговорилъ:

-- О, горе мнѣ, горе! Не даромъ я боялся такъ разлуки!

Затѣмъ, спустившись съ горы, не переставая проливать слезы, онъ вошелъ въ городъ, и шелъ, пока не дошелъ до рынка, гдѣ спросилъ у встрѣченныхъ, что это за городъ, и кто въ немъ живетъ.

-- Городъ этотъ, -- отвѣчали ему, -- называется городомъ Маговъ, и обитатели его по большей части -- идолопоклонники и не признаютъ всевышняго Бога.

Послѣ этого онъ спросилъ ихъ, не слыхали ли они о городѣ Чернаго Дерева, и ему отвѣчали, что до города Чернаго Дерева надо ѣхать цѣлый годъ, а моремъ можно добраться туда въ четыре мѣсяца, что царствуетъ тамъ Арманусъ, взявшей себѣ зятя щ уступившій ему престолъ, и зятя этого зовутъ Камараль-Земаномъ. Это человѣкъ справедливый и милосердный. Услыхавъ такое мнѣніе о своемъ отцѣ, юноша заплакалъ и, купивъ себѣ съѣстного, пошелъ куда-нибудь спрятаться, и сѣлъ поѣсть, но, вспомнивъ о братѣ, заплакалъ и не могъ ѣсть. Онъ всталъ и дошедъ по городу, желая узнать что-нибудь о братѣ. Онъ нашелъ портного-мусульманина, сидѣвшаго въ лавкѣ, и когда юноша разсказалъ ему свою исторію, то портной сказалъ ему:

-- Если онъ попалъ въ руки маговъ, то ты больше его не увидишь, впрочемъ, Господь милостивъ и соединитъ васъ. Не хочешь ли ты поселиться со мной?-- прибавилъ онъ.

-- Хочу, -- отвѣчалъ юноша.

Портной остался очень доволенъ, и Эль-Амджадъ прожилъ ръ нимъ нѣсколько дней, въ продолженіе которыхъ портной утѣшалъ его и уговаривалъ быть терпѣливымъ и, выучивъ его шить, сдѣлалъ его своимъ подмастерьемъ.

Однажды онъ пошелъ на морской берегъ вымыть свое бѣлье, послѣ чего пошелъ въ баню и, надѣвъ чистое бѣлье, прошелъ въ городъ съ цѣлью позабавиться. Онъ встрѣтилъ женщину красивую, статную и миловидную, которая, увидавъ его, откинула покрывало и, подмигнувъ ему, сказала слѣдующіе стихи:

Я приближеніе твое ко мнѣ

Замѣтила и опустила долу

Мои глаза, какъ будто бы ты былъ,

О, стройный станомъ, солнцемъ лучезарнымъ

Нѣтъ никого, кто могъ бы красотою

Съ твоимъ очарованіемъ сравниться.

Между людьми, рожденными для жизни,

Красивѣйшій сегодня, чѣмъ вчера!

И если бы дѣлить возможно было,

Даръ красоты, то красоты твоей

И пятой части или меньшей доли.

То пятой части было бы вполнѣ

Достаточно для красоты Юсуфа!

Желала бы всю остальную жизнь

Я безраздѣльной жить твоей любовью.

Да принесутъ поэтому тебѣ

Сердца и жизнь всѣ люди міра въ жертву.

При этихъ словахъ сердце его встрепенулось, и онъ почувствовалъ приливъ любви. И, сдѣлавъ ей знакъ рукою, онъ отвѣчалъ такъ:

Надъ розами ея красивыхъ щечекъ

Сверкаетъ острыхъ, копій ратный строй.

Но кто рукою дерзновенной розы

Сорвать рѣшится эти? Рукъ своихъ

Не смѣй ты къ нимъ протягивать: издавна

Раздоръ и войны сѣютъ копья эти,

Когда на нихъ мы обращаемъ взоры.

Скажи ты той, которая мученьемъ

И искушеньемъ для тебя была,

И красотой своею опьяняла,

Что больше привлекала бы она

Прельщенныхъ ею, если бы всегда

Ея поступки были справедливы.

Мое смущенье возрасло бы, если

Твое лицо фатой бы скрыто было,

Но я теперь прекрасно понимаю,

Что и твое открытое лицо

Является отличною охраной

При несравненной красотѣ твоей.

Ты на открытый солнца ликъ не можешь

Поднять глаза, но если бы оно

Закрылось легкимъ облачкомъ, то ты

Могла бы имъ свободно любоваться.

Для женщины уродливой защитой

Ея уродство служитъ. Такъ спроси

Ты племени старшинъ, зачѣмъ желаютъ

Они знакомству нашему мѣшать.

И если имъ казнить меня угодно,

То повели имъ прекратить навѣки

Ихъ озлобленье, предоставивъ намъ

Свободно наслаждаться нашей жизнью.

При нападеньи врядъ ли могутъ быть

Они столь смертоносными, какъ взоры,

Палящіе огнемъ сердца людей,

Красавицы, которая со мною

Здѣсь повстрѣчалась и заговорила.

Она выразила желаніе поговорить съ нимъ, на что онъ замѣтилъ:

-- Прійдешь ли ты ко мнѣ, или дозволишь мнѣ прійти къ тебѣ въ домъ?

Вслѣдствіе чего она въ смущеніи опустила внизъ голову и повторила слова того, имя чье да святится. Мужчина долженъ быть главою, въ силу того, что ему дана власть надъ женщиной".

Эль-Амджадъ донялъ изъ этого, что она желаетъ слѣдовать за нимъ и поэтому ему пришлось искать для нея помѣщеніе. Ему стыдно было свести ее къ портному, у котораго іодъ жилъ, и онъ пошелъ впередъ. Они ходили изъ улицы въ улицу, съ площади на площадь, пока женщина не устала и не сказала ему:

-- О, господинъ мой, гдѣ же твой домъ?

-- Передъ нами, -- отвѣчалъ онъ, -- теперь ужъ недалеко. Одъ повернулъ съ нею въ красивый переулокъ и пошелъ вдоль него, пока не дошелъ до конца, гдѣ увидалъ, что рыхода изъ него не было.

-- Сила и власть въ рукахъ Божіихъ!-- проговорилъ онъ.

Онъ осмотрѣлся и увидалъ домъ съ большой дверью и съ двумя скамейками (около нея, но дверь была заперта. Эль-Амджадъ сѣлъ на одну изъ скамеекъ, а дѣвушка -- на другую и сказала:

-- Чего же ты ждешь? О, господинъ мой?

Онъ наклонилъ голову чуть не до земли и затѣмъ, поднявъ ее, сказалъ:,,

-- Я жду своего мамелюка, потому что ключъ у него, и я сказалъ ему, чтобы онъ приготовилъ поѣсть, выпить, поставилъ бы цвѣты и вина къ тому времени, какъ я вернусь изъ бани. "Очень можетъ быть, подумалъ онъ, что ждать ей надоѣстъ, и она уйдетъ, оставивъ меня въ покоѣ".

Когда же дѣвушкѣ, дѣйствительно, надоѣло ждать, то она сказала ему:

-- О, господинъ мой, мамелюкъ твой не торопится домой, и намъ долго приходится дожидаться его.

Она встала и подошла къ двери съ деревяннымъ замкомъ.

-- Не торопись, -- сказалъ ей Эль-Амджадъ, -- а потерпи, пока не придетъ мамелюкъ.

Но не обращая вниманія на его слова, она камнемъ ударила по деревянному замку и, разбивъ его, отворила дверь.

-- Что это съ тобой, зачѣмъ ты это сдѣлала?

-- Что же изъ этого, господинъ мой, -- отвѣчала она, -- развѣ это не твой домъ?

-- Мой, -- отвѣчалъ онъ, -- но не зачѣмъ было разбивать замка.

Дѣвушка вошла въ домъ, а Эль-Амджадъ страшно смутился, боясь обитателей дома и не зная, что ему дѣлать.

-- Отчего же ты не входишь, о, господинъ мой, о, свѣтъ моихъ очей и владыка моего сердца?-- сказала дѣвушка.

-- Слушаюсь и повинуюсь, -- отвѣчалъ онъ, -- но мамелюкъ что-то замѣшкался и я не знаю, исполнилъ ли онъ то, что я приказалъ ему.

Онъ вошёлъ съ нею въ страшной тревогѣ, боясь хозяевъ дома. Войдя туда, онъ увидалъ хорошую пріемную комнату съ четырьмя диванами, одинъ противъ другого, со множествомъ нишъ и маленькихъ комнатъ, занавѣшенныхъ шелковыми и парчевыми занавѣсками, а въ серединѣ комнаты былъ красивый, богатый фонтанъ, вокругъ котораго стояли блюда, украшенныя брильянтами и наполненныя фруктами и цвѣтами. Тутъ же стояли кубки и подсвѣчникъ съ вставленной свѣчой. Комната вся была завѣшена драгоцѣнными тканями; тутъ же стояли сундуки и стулья, покрытые сукномъ, и на каждомъ стулѣ лежало по кошельку съ золотомъ. Помѣщеніе говорило о богатствѣ хозяина, тѣмъ болѣе, что и полъ былъ покрытъ мраморомъ.

Увидавъ это, Эль-Амджадъ еще болѣе смутился и подумалъ:

"Пропала моя голова! Поистинѣ мы принадлежимъ Богу".

Что же касается до дѣвушки, то, увидавъ эту обстановку, она очень обрадовалась и сказала:

-- Клянусь Аллахомъ, мамелюкъ твой исполнялъ твое порученіе и вымелъ все, и изготовилъ кушанье, и поставилъ плоды, и мы пришли какъ разъ во-время.

Но Эль-Амджадъ не смотрѣлъ на нее, такъ какъ чувствовалъ только страхъ передъ хозяевами дома.

-- О, господинъ мой, -- сказала она, -- зачѣмъ ты стоишь такимъ образомъ?-- и поцѣловавъ Эль-Амджада съ такимъ трескомъ, точно она щелкнула орѣхъ, она прибавила: -- О, господинъ мой, если у тебя есть другая женщина, кромѣ меня, то я готова служить ей.

Услыхавъ это, Эль-Амджадъ злобно захохоталъ и, сѣвъ, подумалъ:

-- Какъ задастъ мнѣ хозяинъ, когда придетъ домой.

Дѣвушка сѣла подлѣ него и начала шалить и смѣяться, въ то время, какъ Эль-Амджадъ тревожился и въ страхѣ размышлялъ:

-- Хозяинъ этого дома придетъ непремѣнно, и что же я скажу ему? Онъ, конечно, убьетъ меня!

Дѣвушка встала и, засучивъ рукава, поставила столъ, а на столъ -- кушанье и стала ѣсть, говоря Эль-Амджаду:

-- Кушай же; господинъ мой!

Онъ подошелъ, чтобы ѣсть, но не могъ, а съ тревогой смотрѣлъ по направленію къ двери, пока дѣвушка, удовлетворивъ свой аппетитъ, не встала и не убрала стола и не принесла десерта, состоявшаго изъ сухихъ плодовъ. Затѣмъ она принесла вино и, наполнивъ кубокъ, подала его Эль-Амджаду, который принялъ его съ тяжелымъ вздохомъ, думая:

"Что-то мнѣ будетъ отъ хозяина этого дома, когда онъ придетъ и увидитъ меня?"

Держа въ рукѣ кубокъ, онъ смотрѣлъ въ сѣни и какъ разъ въ это время явился хозяинъ. Онъ оказался мамелюкомъ царя и устроилъ себѣ этотъ домъ, чтобы отдыхать и веселиться. Въ этотъ день онъ послалъ сказать своей возлюбленной, чтобы она явилась къ нему и приготовила угощеніе. Мамелюка этого звали Багадиромъ. Это былъ добрый и щедрый человѣкъ. Подойдя къ своему дому, онъ нашелъ дверь отворенной и, тихонько войдя и заглянувъ въ комнату, увидалъ Эль-Амджада и дѣвицу съ сухими фруктами и виномъ передъ ними. Въ эту минуту Эль-Амджадъ, держа кубокъ въ рукѣ, увидалъ его и, встрѣтившись съ нимъ глазами, страшно поблѣднѣлъ, и у него затряслось подъ мышками. Багадиръ, увидавъ, какъ онъ поблѣднѣлъ и измѣнился въ лицѣ, приложилъ палецъ къ губамъ и знакомъ поманилъ его къ себѣ, какъ бы говоря: "Молчи и выйди сюда". Эль-Амджадъ поставилъ кубокъ и пошелъ къ нему.

-- Куда ты идешь?-- крикнула ему дѣвица, а онъ кивнулъ головой, словно говоря, что сейчасъ вернется. Онъ направился въ сѣни босикомъ ⁶) и, взглянувъ на Багадира, тотчасъ же догадался, что онъ -- хозяинъ дома. Онъ быстро подошелъ къ нему и, поцѣловавъ у него руку, сказалъ:

-- Аллахомъ умоляю тебя, о, господинъ мой, выслушай меня прежде; чѣмъ наказывать.

Онъ съ начала до конца разсказалъ ему свою исторію, сообщивъ ему, почему онъ покинулъ свою родину, и не утаилъ о своемъ царскомъ происхожденіи. Онъ увѣрилъ его, что пришелъ къ, нему въ домъ не по своей волѣ, и что замокъ сломала дѣвица и, отворивъ дверь, распорядилась всѣмъ.

Багадиръ, выслушавъ его и узнавъ, что онъ -- царскій сынъ, почувствовалъ къ нему расположеніе и, пожалѣвъ его, сказалъ:

-- Выслушай меня, Эль-Амджадъ, и исполни то, что я скажу тебѣ, и ты избавишься отъ то-то, чего боишься; если же ты не послушаешься меня, то я убью тебя.

-- Приказывай мнѣ, что хочешь,-- отвѣчалъ Эль-Амджадъ,-- и я никогда не ослушаюсь тебя, такъ какъ спасеніемъ своимъ обязанъ тебѣ.

-- Войди опять въ комнату, -- сказалъ ему Багадиръ, -- и сядь на свое прежнее мѣсто и сиди смирно. А я приду къ тебѣ. Меня зовутъ Багадиромъ. Когда же я подойду къ тебѣ, ты набросься на меня и закричи: -- Это гдѣ ты пропадалъ до сихъ поръ? И объясненій моихъ не слушай, а вскочи и начни меня бить; и если ты пожалѣешь меня, то я убью тебя. Ну, такъ входи и веселись; и все, что ты отъ меня пожелаешь, ты получишь. Сегодня можешь провести здѣсь Ночь, а завтра утромъ отправляйся, куда хочешь. Это я дѣлаю изъ уваженія къ тебѣ, какъ къ чужестранцу, я люблю чужестранцевъ и долгомъ своимъ считаю услужить имъ.

Эль-Амджадъ поцѣловалъ ему руку и вошелъ въ комнату. На бѣломъ лицѣ его теперь игралъ румянецъ, и, войдя, онъ сказалъ дѣвицѣ:

-- Ты осчастливила своимъ присутствіемъ, госпожа моя, это мѣсто, и сегодня вечеръ мы проведемъ весело.

-- Ты поистинѣ удивляешь меня, -- отвѣчала дѣвица, -- тѣмъ, что сдѣлался со мною такъ любезенъ.

-- Клянусь Аллахомъ, госпожа моя, -- сказалъ онъ, -- это произошло оттого, что я думалъ, не взялъ ли мой мамелюкъ ожерелье изъ брильянтовъ, стоящее до десяти тысячъ червонцевъ, поэтому-то я и выходилъ посмотрѣть, но, найдя ожерелье на прежнемъ мѣстѣ, я успокоился. Не знаю, отчего мамелюкъ мой до сихъ поръ не возвращается. Мнѣ придется наказать его.

Эти слова очень обрадовали дѣвицу, и она продолжала болтать съ Эль-Амджадомъ, пить съ нимъ и хохотать до самаго солнечнаго заката.

Къ вечеру пришелъ къ нимъ Багадиръ. Онъ переодѣлся, подвязался и обулся, какъ мамелюкъ. Поклонившись и поцѣловавъ землю, онъ всталъ, скрестивъ руки и наклонивъ голову, какъ человѣкъ, сознающій свою вину. Эль-Амджадъ сердито посмотрѣлъ на него и сказалъ:

-- Отчего ты такъ долго не являлся, негоднѣйшій изъ мамелюковъ?

-- О, господинъ мой, -- отвѣчалъ онъ, -- я мылъ себѣ бѣлье и не зналъ, что ты уже здѣсь, такъ какъ ты приходишь обыкновенно ночью, а не днемъ.

Тутъ Эль-Амджадъ закричалъ на него:

-- Ты лжешь, негодный мамелюкъ! Клянусь Аллахомъ, я изобью тебя!

Вскочивъ, онъ повалилъ Багадира на полъ и, схвативъ палку, избилъ его. Но дѣвица, съ своей стороны, тоже вскочила и, выхвативъ отъ него палку, такъ стала бить его, что у него потекли слезы, и онъ сталъ молить о пощадѣ и стиснулъ зубы. Эль-Амдзкадъ крикнулъ ей:

-- Оставь его!

-- Я хочу вылить на него весь свой гнѣвъ.

Эль-Амджадъ отнялъ отъ нея палку и оттолкнулъ ее. Багадиръ всталъ и, вытеревъ слезы, остановился въ ожиданіи новыхъ приказаній; послѣ чего онъ прибралъ комнату и зажегъ, лампы. А дѣвица ругала мамелюка всякій разъ, какъ онъ показывался ей на глаза, а Эль-Амджадъ сердился на нее и говорилъ ей:

-- Прошу тебя Аллахомъ (да святится имя его) оставь моего мамелюка, такъ какъ онъ къ этому не привыкъ.

Они продолжали ѣсть и пить, и мамелюкъ прислуживалъ имъ до полуночи, когда, утомившись работой и ослабѣвъ отъ побоевъ, онъ уснулъ посреди комнаты и захрапѣлъ. Дѣвица же, опьянѣвъ, обратилась къ Эль-Амджаду съ слѣдующими словами:

-- Встань, возьми вотъ этотъ мечъ, что виситъ тутъ, и сруби голову мамелюку. Если ты этого не сдѣлаешь, то я употреблю средства къ твоей собственной погибели.

-- Что это съ тобой, -- сказалъ Эль-Амджадъ, -- за что ты хочешь убить моего мамелюка?

-- Удовольствіе не будетъ полно, если я не убью его. И если ты не встанешь, то я встану сама и убью его.

-- Аллахомъ умоляю тебя, -- вскричалъ Эль-Амджадъ, -- не дѣлай этого.

-- Нѣтъ, я сдѣлаю,-- отвѣчала она и, взявъ мечъ, выдернула его изъ ноженъ и хотѣла взмахнуть имъ.

" Этотъ человѣкъ, -- подумалъ Амджадъ, -- такъ хорошо поступилъ съ нами, принявъ насъ подъ свое покровительство, и даже прислуживалъ намъ, какъ мамелюкъ. И мы вознаградимъ его убійствомъ? Нѣтъ, этого не будетъ!" -- Затѣмъ онъ сказалъ дѣвицѣ:

-- Если убійство мамелюка необходимо, то я предпочитаю убить его самъ.

И, взявъ отъ нея мечъ, онъ поднялъ руку и ударилъ мечомъ по шеѣ дѣвицу такъ сильно, что снесъ ей голову, упавшую на хозяина дома, который проснулся и привсталъ, открывъ глаза. Эль-Амджадъ стоялъ передъ нимъ съ обнаженнымъ мечомъ въ рукахъ, а дѣвица лежала убитой. Онъ спросилъ у юноши, что это значитъ, и Эль-Амджадъ разсказалъ, въ чемъ дѣло, прибавивъ:

-- Она непремѣнно хотѣла убить тебя и за это я ее убилъ.

Багадиръ всталъ и, поцѣловавъ юношу въ голову, сказалъ:

-- О, господинъ мой, лучше было бы тебѣ простить ее! Теперь намъ остается только до наступленія утра прибрать ее.

Багадиръ подпоясался и, завернувъ дѣвицу въ балахонъ, положилъ ее въ большую корзину изъ пальмовыхъ листьевъ и понесъ ее, сказавъ:

-- Ты -- чужестранецъ и никого здѣсь не знаешь, поэтому сиди тутъ и жди меня къ солнечному восходу. Когда я вернусь къ тебѣ, я постараюсь сдѣлать что-нибудь для тебя и навести справки о твоемъ братѣ; но если солнышко взойдетъ и меня не будетъ, то знай, что воля Божія совершилась, и миръ да будетъ надъ тобою. Домъ этотъ останется тебѣ со всѣмъ заключающимся въ немъ богатствомъ.

Сказавъ это, онъ понесъ корзинку и, выйдя изъ дому, прошелъ мимо рынка и направился къ морю. Когда онъ подошелъ почти къ самому берегу, то, обернувшись, увидалъ, что вали и полицейскіе окружили его. Узнавъ его, они очень удивились и, открывъ корзину, нашли въ ней убитую женщину. Мамелюка схватили и тотчасъ же заковали, а утромъ, взявъ его и корзину,-пошли къ царю, которому разсказали все дѣло. Царь, услыхавъ разсказъ, страшно разгнѣвался и сказалъ ему:

-- Ахъ ты, негодяй! Ты вздумалъ убивать людей и бросать ихъ въ море, чтобы завладѣть ихъ имуществомъ. Сколько человѣкъ убилъ ты до сихъ поръ?

Но Багадиръ опустилъ передъ царемъ голову. А царь закричалъ на него, сказавъ:

-- Кто убилъ эту дѣвицу?

-- О, государь мой, -- отвѣчалъ Багадиръ, -- я убилъ ее и власть и могущество только въ рукахъ Божьихъ!

Царь страшно разсердился и отдалъ приказъ повѣсить его. Такимъ образомъ палачъ сошелъ внизъ вмѣстѣ съ нимъ, съ вали и глашатаемъ, и заявилъ п.о улицамъ, что народъ можетъ итти смотрѣть на казнь Багадира, котораго водили цо всѣмъ улицамъ и переулкамъ.

Что же касается до Эль-Амджада, то увидавъ, что съ восходомъ солнца Багадиръ не возвратился, онъ вскричалъ:

-- Сила и власть только въ рукахъ Бога всесильнаго, всемогущаго! Что могло съ нимъ случиться?

Размышляя такимъ образомъ, онъ вдругъ услышалъ глашатаго, объявлявшаго, что народъ можетъ итти смотрѣть, какъ будутъ вѣшать Багадира. Услыхавъ, это Эль-Амджадъ заплакалъ и вскричалъ:

-- Поистинѣ мы принадлежимъ Господу и къ Нему вернемся. Онъ ради меня попалъ въ эту бѣду, тогда какъ убилъ ее я. Клянусь Аллахомъ, я до этого не допущу!

Онъ вышелъ изъ дому, заперъ дверь и, пройдя по городу, явился къ вали и сказалъ ему:

-- О, господинъ мой, не убивай Багадира, потому что онъ неповиненъ. Клянусь Аллахомъ, что дѣвицу эту убилъ я.

Вали, услыхавъ это, взялъ его и Багадира и повелъ ихъ къ царю и доложилъ ему то, что услыхалъ отъ Эль-Амджада.

Царь посмотрѣлъ на Эль-Амджада и сказалъ ему:

-- Ты убилъ дѣвицу?

-- отвѣчалъ онъ.

-- Ну, такъ скажи мнѣ причину, истинную причину, почему ты убилъ ее?-- продолжалъ царь.

-- О, царь, -- отвѣчалъ онъ, -- со мной случилась необыкновенная исторія, которую слѣдовало бы написать для назиданія потомства.

Онъ разсказалъ царю свою исторію и сообщилъ ему все, что случилось съ нимъ и съ его братомъ. Царь до крайности удивлялся, слушая его, и затѣмъ сказалъ:

-- Теперь я вижу, что тебя можно простить. Скажи мнѣ, молодой человѣкъ, не согласишься ли ты сдѣлаться моимъ визиремъ?

-- Слушаюсь и повинуюсь, -- отвѣчалъ онъ.

Царь подарилъ ему и Багадиру роскошную почетную одежду и далъ Эль-Амджаду хорошенькій домикъ, съ прислугою и стражею, и исполнилъ всѣ его требованія, назначивъ ему жалованье и содержаніе, и приказалъ разыскивать его брата Эль-Асада. Такимъ образомъ, Эль-Амджадъ занялъ мѣсто визиря и сталъ судить, рядить и заниматься дѣлами. Онъ разослалъ по улицамъ города глашатаевъ съ приказаніемъ искать своего брата, и глашатай въ продолженіе нѣсколькихъ дней читалъ объявленіе по главнымъ улицамъ города, но не получалъ никакихъ свѣдѣній и ничего о немъ не слыхалъ. Такъ жилъ Эль-Амджадъ.

Продолженіе исторіи двухъ царевичей Эль-Амджада и Эль-Асада.

Что же касается до Эль-Асада, то маги продолжали мучить его и день и ночь въ продолженіе цѣлаго года, пока не подошли празднества маговъ. Тогда старый магъ, Баграмъ, тотъ самый, что заманилъ Эль-Асада, къ себѣ въ домъ, сталъ собираться въ путь и снаряжать себѣ корабль и, посадивъ ЭльАсада въ сундукъ, заперъ его и перевезъ на корабль. Въ то время, какъ сундукъ переносили на корабль, судьбѣ угодно было, чтобы Эль-Амджадъ стоялъ у окна и смотрѣлъ на море и на людей, переносившихъ грузъ. При видѣ сундука сердце его замерло, и.онъ приказалъ своимъ мальчикамъ привести ему коня и, окруженный свитой, онъ подъѣхалъ къ берегу. Остановившись у корабля маговъ, онъ приказалъ своимъ приближеннымъ войти съ нимъ на корабль и обыскать его, но не найдя ничего, они сошли на берегъ, и Эль-Амджадъ, вскочивъ на коня, поѣхалъ домой. Сердце у него замывало и, случайно взглянувъ на стѣну, онъ увидалъ написанные на ней слѣдующіе стихи:

Друзья мои родные, если взоромъ

Моимъ не вижу я теперь всѣхъ васъ,

То все-таки вашъ образъ и подобье

Живетъ и въ сердцѣ и въ умѣ моемъ.

Но вы уѣхали, мнѣ причиняя

Жестокія страданія и муки,

И изгоняя навсегда покой

Изъ глазъ моихъ, наполненныхъ слезами.

Эль-Амджадъ, прочитавъ ихъ, подумалъ о своемъ братѣ и заплакалъ.

Магъ Баграмъ пришелъ на корабль и крикнулъ матросамъ, чтобы они торопились распускать паруса. Паруса были распущены, и они вышли въ море и шли, не останавливаясь, выводя Эль-Асада черезъ день, чтобы дать ему поѣсть и попить. Такимъ образомъ они приблизились къ Огненной горѣ, (но тутъ поднялась буря, и корабль начало носить по волнамъ и принесло къ какому-то городу, стоявшему на морскомъ берегу. Дворецъ въ этомъ городѣ выходилъ окнами на море.

Городомъ управляла царица Марганеха, и капитанъ корабля сказалъ Баграму:

-- О, господинъ мой, мы сбились съ пути и должны войти въ этотъ городъ, чтобы отдохнуть, а тамъ будетъ, что Богъ пошлетъ.

-- Совѣтъ твой превосходенъ, -- отвѣчалъ Баграмъ, -- и мы послѣдуемъ ему.

-- А если царица пришлетъ къ намъ снять съ насъ допросъ, то что мы отвѣтимъ ей? Царица Марганеха ревностная мусульманка, и она можетъ захватить нашъ корабль и всѣхъ насъ убить.

-- У меня взятъ съ собою мусульманинъ, -- отвѣчалъ Баграмъ, -- и мы одѣнемъ его въ одежду мамелюка, и возьмемъ его съ собой; и если царица увидитъ его, то приметъ его дѣйствительно за мамелюка, а я ей скажу, что я работорговецъ, и перевожу мамелюковъ, и что у меня ихъ было много, но я ихъ всѣхъ продалъ, и остался только этотъ одинъ.

Они прибыли въ городъ и опустили паруса, и бросили якори, и когда корабль остановился, къ нему вышла царица Марганеха, окруженная воинами, и вызвала капитана. Онъ вышелъ на берегъ и поцѣловалъ прахъ у ногъ царицы.

-- Что это за корабль, -- спросила она, -- и кого ты привезъ?

-- Я привезъ, о, царица, -- отвѣчалъ онъ, -- купца, торгующаго мамелюками.

-- Приведи его сюда ко мнѣ, -- сказала она.

Къ ней вышелъ Баграмъ, въ сопровожденіи Эль-Асада, одѣтаго мамелюкомъ. Подойдя къ царицѣ, Баграмъ поцѣловалъ прахъ у ногъ ея.

-- Чѣмъ ты занимаешься?-- спросила царица.

-- Я торгую мамелюками.

Царица посмотрѣла на Эль-Асада и, принимая его за мамелюка, спросила:

-- Какъ тебя зовутъ?

-- Какъ зовутъ меня теперь, хочешь ты знать, -- задыхаясь отъ рыданій, спросилъ Эль-Асадъ,-- или какъ звали прежде?

-- Такъ у тебя два имени?-- сказала она.

-- Да, -- отвѣчалъ онъ, -- прежде меня звали Эль-Асадомъ, а теперь меня зовутъ Эль-Моатарромъ.

Сердце ея расположилось къ нему, и она спросила:

-- А писать ты умѣешь?

-- Умѣю, -- отвѣчалъ онъ.

Она подала ему чернильницу, перо и бумагу и сказала:

-- Ну, напиши что-нибудь, чтобы я могла посмотрѣть.

Онъ написалъ слѣдующіе стихи:

Какой же можетъ подучить пріютъ

Служитель Бога, если постоянно

Судьбы его преслѣдуетъ судья.

И если въ водъ бросаетъ глубину

Его съ руками связанными Богъ

И говоритъ при этомъ наставленье:

"Будь остороженъ и не замочись!"

Прочитавъ написанное, она сжалилась надъ юношей и сказала Баграму:

-- Продай мнѣ этого мамелюка.

-- О, государыня,-- отвѣчалъ онъ, -- я не могу продать его, потому что я продалъ всѣхъ мамелюковъ, кромѣ этого.

-- Я непремѣнно хочу взять этого мамелюка, -- продолжала царица, -- если ты не хочешь продать его, то я возьму силой.

-- А я, -- отвѣчалъ онъ, -- не продамъ и не отдамъ его.

Но царица взяла его и, уходя во дворецъ, сказала Баграму:

-- Если ты сегодня же ночью не выйдешь изъ нашего города, то я возьму всѣ твои товары и уничтожу твой корабль.

Услыхавъ это, онъ очень огорчился и проговорилъ:

-- Поистинѣ плаванье это злосчастное!

Онъ сталъ готовиться въ путь и, взявъ все, что ему было нужно, сталъ дожидаться ночи, чтобы отплыть, и сказалъ своимъ матросамъ:

-- Наполните мѣха водою, въ ночь мы поднимемъ паруса.

Матросы принялись за дѣло.

Между тѣмъ царица Марганеха, взявъ съ собой Эль-Асада во дворецъ, раскрыла окна, выходившія на море, и приказала рабынямъ принести кушанья. Рабыни исполнили приказанія, и Эль-Асадъ сѣлъ за столъ вмѣстѣ съ царицей. Послѣ обѣда рабыни подали вино и царица выпила вмѣстѣ съ Эль-Асадомъ. И Господь (да прославится имя Его) внушилъ ей любовь къ Эль-Асаду, и она начала наполнятъ кубки и подавать ему до тѣхъ поръ, пока тотъ не лишился разума. Послѣ этого онъ всталъ и, выйдя изъ комнаты и увидавъ отворенную дверь, вышелъ изъ нея въ большой садъ, со множествомъ различныхъ фруктовъ и цвѣтовъ. Подойдя къ фонтану, онъ легъ на спину и заснулъ. Баграмъ же съ наступленіемъ ночи позвалъ матросовъ и приказалъ имъ поднять паруса.

-- Погоди немного, -- отвѣчали они ему, -- намъ надо прежде наполнить мѣха водою, и тогда мы поднимемъ паруса.

Матросы, захвативъ съ собой мѣха, обошли дворецъ, перелѣзли черезъ стѣны сада и прошли къ фонтану, гдѣ нашли спавшаго Эль-Асада. Они тотчасъ же узнали его и очень обрадовались. Наполнивъ мѣха, они унесли съ собой Эль-Асада и, доставивъ его Баграму-магу, сказали:

-- Желаніе твоего сердца можетъ быть исполнено, барабанъ твой забилъ и дудка твоя засвистала ⁷), такъ какъ мамелюкъ царицы Марганехи, отнятый отъ тебя, найденъ нами.

Они бросили юношу передъ нимъ, и при видѣ его сердце Баграма задрожало отъ радости.. Онъ одарилъ матросовъ, и они поспѣшно подняли паруса и вышли въ море, направляясь къ Огненной горѣ.

Послѣ ухода Эль-Асада царица Марганеха, прождавъ его нѣкоторое время и не дождавшись, встала и пошла его искать, но нигдѣ не нашла. Она приказала рабынямъ зажечь свѣчи и искать его. Когда она спустилась сама и увидала, что калитка въ садъ отворена, то поняла, что онъ вошелъ въ садъ. Войдя туда, она нашла подлѣ фонтана его туфли и обыскала весь садъ, но его нигдѣ не оказалось. Эль-Асада искали до утра, когда царица спросила, гдѣ корабль, и узнала, что онъ вышелъ въ море еще въ началѣ ночи. Она поняла, что экипажъ взялъ его съ собой, и очень этимъ огорчилась и разгнѣвалась до такой степени, что приказала тотчасъ же снарядить десять кораблей. Приготовившись къ войнѣ, она съ войсками своими сѣла на одинъ изъ кораблей, оснащенный для войны. Паруса были подняты и она сказала капитанамъ кораблей:

-- Если вы догоните корабль мага, то получите отъ меня почетную одежду и много денегъ, а если не догоните, то всѣхъ васъ я убью.

Моряки испугались, хотя и надѣялись на удачу. Они шли и день и ночь, и первый день, и второй, и третій, а на четвертый увидали корабль мага и вскорѣ окружили его со всѣхъ сторонъ. Баграмъ только что вывелъ Эль-Асада и билъ и терзалъ его, при чемъ Эль-Асадъ взывалъ о помощи и спасеніи и невыразимо страдалъ отъ боли, но ни въ комъ не находилъ состраданія. А магъ, оглянувшись въ это время, увидалъ, что онъ окруженъ кораблями царицы, какъ яблоко глаза бѣлкомъ. Убѣдившись въ своей гибели, онъ вздохнулъ и сказалъ:

-- Горе тебѣ, о, Асадъ! Во всемъ этомъ виноватъ ты. Онъ взялъ его за руку и приказалъ матросамъ бросить его въ море, прибавивъ:

-- Клянусь Аллахомъ, я убью тебя прежде, чѣмъ погибну самъ!

Матросы взяли его за руки и за ноги и выбросили за бортъ. Но Господь (да святится имя Его), не желавшій его погибели, не допустилъ его потонуть и далъ ему возможность всплыть. Онъ поплылъ, дѣйствуя и руками и ногами. Волнами же его отнесло отъ корабля мага, и онъ доплылъ до берега, куда вышелъ, едва вѣря своему избавленію. Снявъ свое платье, онъ растянулъ его, чтобы высушить, а самъ сѣлъ нагой и, плача о своихъ несчастіяхъ, продекламировалъ такіе стихи:

Клянусь Аллахомъ, что мое терпѣнье

И упованье умерли во мнѣ,

И что безъ перерыва грудь моя

Сжимается мучительной тоскою

И всѣхъ моихъ богатствъ какъ не бывало!

Кому, несчастный, жаловаться долженъ

На положенье грустное свое,

Какъ не Тебѣ, Владыка изъ владыкъ!

Послѣ этого онъ всталъ, одѣлъ свое платье, но не зналъ, куда ему итти. Питался онъ травою и плодами и пилъ воду изъ рѣкъ, идя и ночь и день, пока онъ пришелъ къ городу, но, подойдя къ городскимъ воротамъ, онъ не могъ войти, потому что они были заперты. Это оказался тотъ же самый городъ, въ которомъ онъ находился въ заключеніи, и гдѣ братъ, его былъ визиремъ. Эль-Асадъ, увидавъ, что ворота закрыты, вернулся на кладбище, гдѣ передъ тѣмъ отдыхалъ на могилѣ съ открытой дверью. Войдя туда, онъ легъ и заснулъ, склонивъ на грудь голову.

Баграмъ же защищался отъ кораблей царицы какъ только могъ и успѣлъ вернуться въ свой городъ, очень довольный своей судьбой. Приставъ къ берегу, онъ, по волѣ Провидѣнія, проходилъ по кладбищу и увидалъ отворенной могилу, въ которой спалъ Эль-Асадъ. Удивившись, онъ подумалъ, что надо заглянуть, что это за могила, и, войдя туда, увидалъ спавшаго Эль-Асада. Взглянувъ ему въ лицо, онъ узналъ его и спросилъ:

-- Такъ ты живъ?

Онъ взялъ его и Свелъ къ себѣ домой. Въ домѣ у него было подземелье, устроенное для пытокъ мусульманъ, и у него была, дочь, по имени Бустанъ. Онъ заковалъ ноги Эль-Асада въ тяжелыя цѣпи и посадилъ его въ это подземелье, поручивъ дочери мучить его и день и ночь и довести до смерти. Отдавъ распоряженіе, онъ жестоко избилъ его и, заперевъ комнату, отдалъ ключъ дочери.

Дочь его, Бустанъ, пошла къ нему, чтобы бить его, но увидавъ, какой онъ изящный молодой человѣкъ, съ красивымъ, лицомъ, тонкими бровями и черными глазами, она почувствовала къ нему расположеніе и спросила его:

-- Какъ тебя зовутъ?

-- Эль-Асадомъ, -- отвѣчалъ онъ.

-- Будь счастливъ, -- сказала она ему.-- Ты не заслужилъ страданій, и я знаю, что съ тобою поступаютъ несправедливо.

Она расковала его и старалась развеселить разговоромъ, и затѣмъ начала разспрашивать его объ Эль-Исламѣ. Онъ сталъ, говорить ей, что это истинная и правая вѣра, и что пророкъ, нашъ Магометъ совершалъ замѣчательныя чудеса, и что поклоняться огню грѣшно. Онъ познакомилъ ее съ основаніями исламизма, и она слушала его слова. Любовь къ правой вѣрѣ вспыхнула у нея въ душѣ, и Господь (да прославится имя Его) зажегъ въ ея груди пламя страсти къ Эль-Асаду, и она, признавъ догматы вѣры, обратилась въ мусульманство. Она приносила ему ѣды и питья, бесѣдовала и молилась съ нимъ и готовила ему такіе хорошіе мясные супы, что онъ окрѣпъ, поправился здоровьемъ и пришелъ въ свое прежнее состояніе.

Однажды дочь Баграма, выйдя отъ Эль-Асада, остановилась въ дверяхъ-и услыхала, какъ глашатай громко кричалъ:

-- Тотъ, у кого находится молодой человѣкъ такой-то наружности, и кто приведетъ его, тотъ получитъ столько денегъ, сколько пожелаетъ, а тотъ, кто скроетъ его, будетъ повѣшанъ у дверей своихъ, и имущество его будетъ взято, а домъ разоренъ.

Эль-Асадъ все уже разсказалъ Бустанъ, дочери Баграма, и она знала, о комъ говорилъ глашатай. Она тотчасъ же пошла къ нему и сообщила ему объ этомъ. Онъ немедленно отправился въ домъ визиря и, увидавъ его, вскричалъ:

-- Клянусь Аллахомъ, вѣдь это же мой братъ Эль-Амджадъ!

Узнавъ другъ друга, они обнялись и лишились чувствъ, окруженные мамелюками. Прійдя въ себя, Эль-Амджадъ взялъ брата и, представивъ его султану, разсказалъ ему вшо исторію, послѣ чего султанъ приказалъ ему ограбить домъ Баграма. Визирь послалъ людей исполнить это приказаніе султана. Домъ Баграма былъ ограбленъ, и посланные люди привели къ визирю его дочь, которую тотъ принялъ съ почетомъ. Эль-Асадъ разсказалъ своему брату обо" всѣхъ испытанныхъ имъ мученіяхъ и о томъ, какъ добра была къ нему дочь Баграма. ЭльАмджадъ еще съ большимъ почетомъ отнесся къ ней и послѣ этого разсказалъ Эль-Асаду все, что случилось съ нимъ и съ дѣвицей, и какимъ образомъ онъ избавился отъ повѣшенія и сдѣлался визиремъ. И они жаловались другъ другу на бѣдствія, которыя они претерпѣли въ разлукѣ.

Султанъ приказалъ привести къ себѣ мага и приказалъ отрубить ему голову.

-- О, высочайшій государь, -- сказалъ ему Баграмъ, -- такъ ты рѣшился убить меня?

-- Да, -- отвѣчалъ султанъ.

-- Повремени немного, о, царь, -- продолжалъ магъ.

Онъ наклонилъ голову чуть не до земли и затѣмъ, поднявъ ее, сказалъ султану, что принимаетъ магометанскую вѣру. Всѣ были довольны его обращенію въ Эль-Исламъ. Тутъ Эль-Амджадъ и Эль-Асадъ разсказали ему все, что съ ними случилось, и онъ отвѣчалъ имъ:

-- Приготовьтесь къ путешествію, и я поѣду съ вами.

Молодые люди очень обрадовались, что не помѣшало имъ горько заплакать.

-- Не плачьте, -- сказалъ имъ Баграмъ, -- потому что вы когда-нибудь соединитесь съ вашими родными, какъ соединились Неамехъ и Ноамъ.

-- А что случилось съ Неамехомъ и Ноамомъ?-- спросили его.

Онъ отвѣчалъ слѣдующее:

Исторія Неамеха и Ноамъ.

Говорятъ, но только одинъ Господь всевѣдущъ, что въ городѣ Эль-Куфехѣ жилъ-былъ человѣкъ, начальникъ города, по имени Эръ-Рабека, сынъ Гатима. Онъ былъ очень богатый и вліятельный человѣкъ, и у него былъ сынъ Неамехъ-Аллахъ. Однажды, придя на торгъ рабовъ, онъ увидалъ продающуюся рабыню съ маленькой дѣвочкой поразительной красоты и миловидности, сидѣвшей у нея на рукахъ. Эръ-Рабека знакомъ подозвалъ къ себѣ продавца и сказалъ ему:

-- Что стоитъ эта рабыня съ дѣвочкой?

-- Пятьдесятъ червонцевъ, -- отвѣчалъ тотъ.

-- Напиши мнѣ условіе, -- продолжалъ Эръ-Рабека, -- получи деньги и вручи ихъ хозяину.

Онъ отдалъ торговцу плату за рабыню, далъ ему за труды и, взявъ рабыню и дѣвочку, увелъ ихъ домой. Когда дочь его дяди, жена его, увидала рабыню, то сказала мужу:

-- О, сынъ моего дяди, что это за рабыня?

-- Я купилъ ее, -- отвѣчалъ онъ, -- изъ желанія пріобрѣсти эту маленькую дѣвочку, что у нея на рукахъ; и знаешь, когда она вырастетъ, подобной ей по красотѣ не найдешь ни у арабовъ ни за границей.

-- Какъ тебя зовутъ, рабыня?-- спросила у рабыни дочь его дяди.

-- Меня зовутъ, о, госпожа моя, -- отвѣчала она, -- Тауфикой.

-- А дочь твою какъ зовутъ?-- продолжала она.

-- Саадой, -- отвѣчала она ⁸).

-- Ты права, -- отвѣчала хозяйка, -- ты счастлива, какъ счастливъ тотъ, кто купилъ тебя. О, сынъ моего дяди, -- прибавила она, -- какое имя хочешь ты дать ей?

-- Выбери сама, -- отвѣчалъ мужъ.

-- Ну, такъ назовемъ ее Нсамой, что означаетъ тоже счастье.

-- Хорошо, назовемъ ее такъ, -- отвѣчалъ онъ.

Маленькая Ноамъ воспитывалась вмѣстѣ съ Неамехомъ, сыномъ Эръ-Рабеки въ одной колыбели, и до десятилѣтняго возраста они росли вмѣстѣ, соперничая другъ съ другомъ красотой. Мальчикъ называлъ ее сестрой, а она его братомъ. Однажды Эръ-Рабекъ сказалъ своему сыну:

-- Ноамъ, о, сынъ мой, вовсе не сестра твоя, а твоя рабыня, и я купилъ ее тебѣ, когда ты былъ еще въ колыбели, поэтому отнынѣ не называй ее сестрой.

-- Если это такъ, -- отвѣчалъ Неамехъ своему отцу, -- то я женюсь на ней.

Онъ пошелъ къ матери и сообщилъ ей это.

-- О, сынъ мой, -- сказала она, -- вѣдь она твоя рабыня.

Тѣмъ не менѣе, Неамехъ, сынъ Эръ-Рабека, женился на ней

и сильно любилъ ее. Прошло четыре года послѣ ихъ брака, и во всемъ Эль-Куфехѣ не было женщины красивѣе и милѣе Нсамы. Она выросла, выучилась чтенію Корана и различнымъ искусствамъ и хорошо играла на разныхъ музыкальныхъ инструментахъ, отлично пѣла и вообще превосходила своихъ сверстницъ. Сидя, однажды, съ своимъ мужемъ Неамехомъ, сыномъ Эръ-Рабеки, въ столовой, она взяла лютню, натянула струны и пропѣла слѣдующую пѣсню:

Но такъ какъ ты мой властелинъ, который

Своею добротой даетъ мнѣ жить,

И мечъ, который устраняетъ бѣды,

То никогда не стану я искать

Прибѣжища у Мира и Зеида,

Иль у кого-нибудь другого, кромѣ

Тебя, когда на жизненной стезѣ

Моей случайно встрѣчу затрудненье.

Неамехъ пришелъ въ сильный восторгъ и просилъ ее спѣть еще что-нибудь, и когда она спѣла, то юноша вскричалъ:

-- Ахъ, Ноамъ, какая ты даровитая!

Но въ то время, какъ они жили въ полномъ счастьѣ, Эль-Хаджай, сидя въ своемъ дворцѣ намѣстника, говорилъ:

-- Мнѣ надо попытаться похитить эту дѣвушку, по имени Ноамъ, и отправить ее къ царю правовѣрныхъ Абдель-Медику, сыну Марвана, такъ какъ у него во дворцѣ нѣтъ подобной красавицы и никто у него не умѣетъ такъ чудно пѣть, какъ она.

Онъ призвалъ къ себѣ старую служанку и сказалъ ей:

-- Пойди въ домъ Эръ-Рабеки и постарайся повидать юную Ноамъ и изобрѣсти средство похитить ее, такъ какъ въ цѣломъ мірѣ подобной ей нѣтъ.

Старуха выразила согласіе исполнить приказаніе Эль-Хаджая и, вставъ на слѣдующее утро, она одѣла шерстяной платье, на шею повѣсила четки и тысячи бусъ и, взявъ посохъ и мѣхъ для воды, вышла, громко повторяя:

-- Слава Господу, да святится имя Его! Нѣтъ Бога, кромѣ Бога, всемогущаго, всесильнаго.

Она, не переставая, восхваляла Господа, тогда какъ въ душѣ своей замышляла самое отвратительное дѣло; и, такимъ образомъ, къ полуденной молитвѣ она дошла до дома Неамеха, сына Эръ-Рабеки, и постучалась въ дверь, которую привратникъ отворилъ ей и сказалъ:

-- Что тебѣ надо?

-- Я бѣдная женщина, -- отвѣчала она, -- женщина, преданная молитвѣ, и полуденная молитва застала меня на улицѣ и мнѣ хотѣлось бы зайти помолиться въ этотъ домъ.

-- Это, старуха, -- отвѣчалъ привратникъ, -- домъ Неамеха, сына Эръ-Рабеки, и здѣсь не мечеть и не домъ для молельщицъ.

-- Я знаю, -- продолжала старуха, -- что это не мечеть и не домъ для молельщицъ, но я -- служанка царя правовѣрныхъ и очень стара и пришла издалека.

-- Но войти тебѣ все-таки нельзя, -- отвѣчалъ ей привратникъ.

Они долго препирались, пока старуха не уцѣпилась за него и не проговорила:

-- Неужели такой старухѣ, какъ я, запретятъ войти въ домъ Неамеха, сына Эръ-Рабеки, когда я вхожу въ дома эмировъ и вельможъ?

Неамехъ, услыхавъ послѣднія слова, вышелъ, засмѣялся и приказалъ ей итти за собою. Старуха пошла за Неамехомъ въ домъ до той комнаты, гдѣ сидѣла Ноамъ, которой она. низко поклонилась. Увидавъ Ноамъ, она подивилась ея красотѣ и сказала ей:

-- Поручаю тебя, о, госпожа моя, покровительству Господа, создавшаго тебя такой красивой и миловидной.

Затѣмъ старуха направилась въ нишу ⁹) и до самаго вечера молилась тамъ. Когда же наступила ночь, то молодая женщина сказала ей:

-- Дай хоть немного отдохнуть твоимъ ногамъ.

-- О, госпожа моя, -- отвѣчала ей старуха, -- тому, кто собирается переселиться въ иной міръ, нельзя утомляться здѣсь на землѣ, а (тому, кто утомляется здѣсь, не достигнуты иного міра.

Ноамъ принесла старухѣ поѣсть и сказала ей:

-- Поѣшь, -- и проси Господа послать мнѣ милость.

-- По правдѣ говоря, вѣдь я пощусь, но вѣдь ты женщина молодая и тебѣ слѣдуетъ сладко ѣсть и пить. Да хранитъ тебя Господь! Богъ (да святится имя Его) сказалъ: "Помилуй кающагося грѣшника".

Молодая женщина просидѣла нѣкоторое время со старухой и бесѣдовала съ ней, послѣ чего она сказала мужу:

-- О, господинъ мой, уговори ты эту старуху погостить у насъ нѣкоторое время, такъ какъ благочестіе написано у нея на лицѣ.

-- Отведи ей для молитвы отдѣльную комнату, -- отвѣчалъ онъ, -- и никого не пускай туда и, можетъ-быть, Господь (да святится имя Его) пошлетъ намъ ея молитвами желаемаго счастія и никогда не разлучитъ насъ.

Старуха провела эту ночь въ молитвѣ и читала Коранъ вплоть до утра, когда вошла къ Неамеху и Ноамъ и, пожелавъ имъ добраго утра, сказала:

-- Господь да благословитъ васъ обоихъ!

-- Куда это ты собралась, матушка?-- спросила ее Ноамъ.-- Хозяинъ мой приказалъ отдѣлить тебѣ особенную комнату, гдѣ бы ты могла молиться.

-- Да хранитъ васъ Господь, -- отвѣчала старуха, -- а. я попрошу васъ только, чтобы вы приказали привратнику не задерживать меня, когда я буду приходить, и если Богу (да святится имя Его) будетъ угодно, то я пойду къ святымъ мѣстамъ и дни и ночи буду молиться о васъ.

Она ушла, а юная Ноамъ заплакала, прощаясь съ нею, никакъ не думая, по какой причинѣ старуха явилась къ нимъ въ домъ.

А старуха направилась къ Эль-Хаджаю, и онъ спросилъ ее:

-- Что ты устроила?

-- Я видѣла эту молодую дѣвушку и красивѣе ея на свѣтѣ нѣтъ никого, -- отвѣчала она.

-- Если ты, -- продолжалъ Эль-Хаджай, -- исполнишь то, что я прикажу тебѣ, то я щедро заплачу тебѣ.

-- Но, чтобы исполнить такое дѣло, мнѣ надо не менѣе мѣсяца.

-- Я дамъ тебѣ три мѣсяца, -- отвѣчалъ намѣстникъ.

Старуха начала часто ходить въ домъ, гдѣ такъ радушно принимали ее. Она проводила съ молодыми хозяевами и утра и вечера, и всѣ въ домѣ были съ нею ласковы, пока однажды она не осталась глазъ на глазъ съ молодой женщиной и не сказала ей:

Клянусь Аллахомъ, госпожа моя, на святыхъ мѣстахъ я помолюсь за тебя и какъ бы я желала, чтобы ты пошла со мною и увидала шейковъ, которые ходятъ туда на богомолье.

-- Аллахомъ прошу тебя, -- отвѣчала Ноамъ, -- взять меня, матушка, съ собою.

-- Просись у своей свекрови, и я возьму тебя съ собой.

Вслѣдствіе этого Ноамъ сказала своей свекрови, матери Неамеха:

-- Госпожа моя, попроси господина моего отпустить насъ съ тобою сходить помолиться со старухой къ святымъ мѣстамъ.

Когда Неамехъ вернулся домой, старуха подошла къ нему и поцѣловала ему руку, но онъ положительно запретилъ ей дѣлать это. Она помолилась за него и вышла изъ дому. Но на слѣдующій день она вернулась въ отсутствіе Неамеха и, обращаясь къ Ноамъ, сказала ей:

-- Вчера мы молились за тебя. Пойдемъ теперь и до прихода мужа ты успѣешь вернуться.

-- Умоляю тебя, -- обратилась дѣвочка къ своей свекрови, -- позволь мнѣ пойти съ этой благочестивой старухой посмотрѣть на святыхъ людей въ святыхъ мѣстахъ, и я вернусь, до прихода моего хозяина.

-- Боюсь, чтобы мужъ твой не узналъ объ этомъ, -- отвѣчала ей свекровь.

-- Клянусь Аллахомъ, -- замѣтила старуха, -- я не позволю ей даже присѣсть, а она посмотритъ только, и мы сейчасъ же вернемся.

Такой уловкой она вывела дѣвочку-жену и привела ее во дворецъ Эль-Хаджая и, помѣстивъ въ отдѣльную комнату, увѣдомила его о ея присутствіи. Эль-Хаджай пошелъ посмотрѣть на нее и увидалъ, что къ нему привели невиданную красавицу, но Ноамъ, увидавъ его, тотчасъ же закрыла свое лицо. Намѣстникъ призвалъ одного изъ своихъ приближенныхъ и приказалъ ему собрать отрядъ изъ тридцати всадниковъ, посадить Ноамъ на спокойнаго и быстроногаго верблюда и отвезти ее въ Дамаскъ къ царю правовѣрныхъ Абдель-Мелику, сыну Марвана, которому онъ написалъ письмо.

-- Отдай ему это письмо, -- сказалъ онъ своему приближенному, -- и привези отвѣтъ. Возвращайся поскорѣе!

Приближенный намѣстника посадилъ дѣвушку на верблюда и отправился съ нею. Она плакала о своемъ мужѣ всю дорогу вплоть до Дамаска, гдѣ посланный просилъ позволенія явиться къ царю правовѣрныхъ, получивъ которое, онъ сообщилъ ему о прибытіи Ноамъ, и тотъ велѣлъ отвести ей отдѣльное помѣщеніе.

Калифъ прошелъ къ себѣ въ гаремъ и сказалъ своей женѣ, что Эль-Хаджай купилъ для него рабыню-дѣвочку изъ царскихъ дочерей за десять тысячъ червонцевъ и прислалъ ее при письмѣ.

-- Да пошлетъ Богъ на тебя свои милости! -- отвѣчала жена.

Послѣ этого сестра калифа пошла къ Ноамъ и, увидавъ ее, вскричала:

-- Клянусь Аллахомъ, счастливъ тотъ домъ, подъ кровлею котораго ты находишься, хотя бы за тебя было заплачено сто тысячъ червонцевъ!

-- Скажи мнѣ, красавица,-- отвѣчала Ноамъ,-- какому царю принадлежитъ этотъ дворецъ, и что это за городъ?

-- Городъ этотъ зовутъ Дамаскомъ, -- сказала сестра калифа,-- а дворецъ принадлежитъ брату моему, царю правовѣрныхъ Абдель-Мелику, сыну Марвана. Неужели ты этого не знала?

-- Клянусь Аллахомъ, госпожа моя, я этого не знала.

-- А развѣ человѣкъ, который продалъ тебя и взялъ за тебя деньги, не сказалъ тебѣ, что ты куплена для царя?

Услыхавъ это, Ноамъ заплакала, застонала и раскинула умомъ такимъ образомъ:

-- Если я буду разсказывать, то мнѣ никто не повѣритъ, и поэтому мнѣ лучше молчать, такъ какъ я знаю, что Господь поможетъ мнѣ.

Она въ смущеніи опустила голову, и щеки у нея разгорѣлись отъ продолжительной дороги и отъ солнца.

Сестра калифа оставила ее въ этотъ день въ покоѣ, а пришла на слѣдующій день и одѣла на нее чистую одежду и принесла ей брилліантовое ожерелье и нарядила ее.

Послѣ этого къ ней пришелъ царь правовѣрныхъ и сѣлъ подлѣ нея, а сестра сказала ему:

-- Ты взгляни на эту дѣвушку, въ лицѣ которой Господь соединилъ и красоту и миловидность.

-- Откинь покрывало, -- сказалъ Ноамѣ калифъ.

Но Ноамъ покрывала не откинула, и калифъ лица ея не видалъ, но онъ полюбовался на ея руки, влюбился въ нее и сказалъ сестрѣ:

-- Я приду къ ней черезъ три дня, а до тѣхъ поръ ты развлекай ее своимъ разговоромъ.

Онъ всталъ и ушелъ, а Ноамъ осталась одна и, думая о своемъ Неамехѣ, тяжело вздыхала. Къ слѣдующей ночи у нея начался жаръ, и она не захотѣла ни ѣсть ни пить и сильно измѣнилась въ лицѣ. Калифу доложили объ этомъ, и онъ очень былъ огорченъ и привелъ къ больной весьма свѣдущихъ врачей, но цикто не могъ понять ея болѣзни и излѣчить ее.

Между тѣмъ хозяинъ ея Неамехъ вернулся домой и, опустившись на постель, сталъ ее звать, но она не откликалась. Онъ быстро всталъ и снова крикнулъ, но на крикъ его никто інъ нему не вышелъ, такъ какъ рабыни его изъ страха попрятались. Онъ пошелъ къ своей матери и засталъ ее сидящей, пригорюнившись.

-- О, мать моя, гдѣ же Ноамъ?-- спросилъ онъ у нея.

-- Она теперь, о, сынъ мой, -- отвѣчала мать, -- съ женщиной, которой можно довѣриться болѣе, чѣмъ мнѣ; она пошла съ благочестивой старухой посѣтить бѣдныхъ богомольцевъ и сейчасъ вернется.

-- Развѣ она привыкла выходить со двора?-- сказалъ онъ.-- И когда же она ушла?

-- Она ушла рано поутру, -- отвѣчала она.

-- А какъ же ты позволила ей итти?

-- О, сынъ мой, да она сама упросила меня.

-- Власть и сила въ рукахъ Божьихъ!-- вскричалъ Неамехъ.

Онъ въ совершенномъ отчаяніи вышелъ изъ дому и, прійдя къ начальнику полиціи, сказалъ ему:

-- Это ты хитростью увелъ изъ моего дома мою дѣвочку-рабыню? Я непремѣнно поѣду къ калифу съ жалобой на тебя.

-- Да кто же увелъ ее?-- спросилъ начальникъ полиціи.

-- Одна старуха, -- отвѣчалъ онъ, -- вотъ такой-то наружности, одѣтая въ шерстяное платье, съ четками въ тысячу бусинъ.

-- Укажи мнѣ на старуху, и я найду тебѣ рабыню.

-- Да мы старухи этой не знаемъ, -- отвѣчалъ Неамехъ.

-- Въ такомъ случаѣ, -- сказалъ начальникъ полиціи, очень хорошо знавшій, что старуху эту послалъ Эль-Хаджай, -- тайна можетъ быть открыта только Господу.

-- Я ищу свою рабыню, и Эль-Хаджай разберетъ насъ съ тобой.

-- Обращайся къ кому тебѣ угодно, -- отвѣчалъ начальникъ полиціи.

Неамехъ отправился во дворецъ намѣстника. Отецъ его былъ однимъ изъ извѣстнѣйшихъ людей въ городѣ; поэтому, когда онъ явился во дворецъ, намѣстнику тотчасъ же доложили о немъ, и Эль-Хаджай приказалъ принять его.

-- Что тебѣ надо?-- спросилъ у него намѣстникъ.

-- То-то и то-то, -- сказалъ ему Неамехъ, -- случилось со мной.

-- Приведи ко мнѣ начальника полиціи, -- сказалъ ему ЭльХаджай, -- и мы прикажемъ ему искать старуху.

Когда начальникъ полиціи явился къ нему, то намѣстникъ сказалъ:

-- Я желаю, чтобы ты поискалъ рабыню Неамеха, сына Эръ-Рабеки.

-- Кто же, кромѣ Бога (да святится, имя Его), можетъ знать, гдѣ таится скрытое?

-- Ты долженъ взять съ собою трехъ верховыхъ, -- сказалъ ему намѣстникъ, -- и искать дѣвушку по большимъ дорогамъ и по городамъ... Если твоя рабыня,-- прибавилъ онъ, глядя на Неамеха, -- не найдется, то я дамъ тебѣ десять рабынь изъ своего дома и десять изъ дома начальника полиціи... А ты,-- обратился онъ къ начальнику полиціи, -- отправляйся на поиски.

Неамехъ былъ такъ огорченъ, что жизнь ему была не мила. Ему было четырнадцать лѣтъ, и на лицѣ его не было еще ни волоска. Онъ плакалъ и горевалъ, и. уходилъ изъ дому, и не переставалъ до утра проливать слезы. А отецъ его пришелъ и сказалъ ему:

-- О, сынъ мой, вѣдь это Эль-Хаджай хитростью увелъ нашу дѣвочку, но Господь поможетъ намъ.

Однако горе подѣйствовало на Неамеха такъ, что онъ не сталъ говорить и не узнавалъ окружающихъ. Въ такомъ положеніи онъ пробылъ три мѣсяца и такъ измѣнился, что его отецъ началъ отчаиваться, и врачи, навѣщавшіе его, въ одинъ голосъ говорили, что помочь ему можно только, найдя дѣвочку.

Однажды отецъ его услыхалъ объ одномъ очень хорошемъ персидскомъ врачѣ, о которомъ народъ говорилъ, какъ о человѣкѣ съ глубокими познаніями медицины и астрологіи. Эръ-Рабека тотчасъ же пригласилъ его, и когда онъ пришелъ, то онъ посадилъ его рядомъ съ собою, принявъ его съ почетомъ, и сказалъ ему:

-- Посмотри, пожалуйста, моего сына.

-- Дай мнѣ твою руку, -- сказалъ врачъ больному.

Персіянинъ пощупалъ ему руки, посмотрѣлъ ему въ лицо и, засмѣявшись, посмотрѣлъ на отца.

-- У сына твоего, -- сказалъ онъ, -- только болитъ сердце.

-- Это правда, -- отвѣчалъ Эръ-Рабека, -- сообрази, о, мудрецъ, состояніе его здоровья, и не скрывай отъ мени ничего.

-- Онъ страдаетъ отъ любви къ дѣвочкѣ, а дѣвочка эта или въ Эль-Бахрамѣ, или въ Дамаскѣ, и сынъ твой исцѣлится только соединившись съ нею.

-- Если ты соединишь ихъ, -- отвѣчалъ Эръ-Рабека, -- то я дамъ тебѣ столько денегъ, что ты всю жизнь проживешь въ довольствѣ.

АРАБСКІЯ СІСАІікЙ. 5ІЗ

-- Это можно сдѣлать и легко и скоро, -- отвѣчалъ персіянинъ; затѣмъ, посмотрѣвъ на Неамеха, онъ прибавилъ: -- все кончится благополучно, поэтому успокойся и развеселись. Прежде всего, -- сказалъ онъ отцу, -- достань четыре тысячи червонцевъ.

Эръ-Рабекъ принесъ персіянину требуемыя деньги.

-- Я желаю, -- сказалъ врачъ, -- чтобы сынъ твой поѣхалъ со мною въ Дамаскъ, и, если будетъ угодно Богу (да святится имя Его), я не вернусь безъ дѣвушки-рабыни.

-- Какъ тебя зовутъ?-- спросилъ онъ у больного.

-- Неамехомъ.

-- О, Неамехъ,-- сказалъ онъ,-- сядь, и да хранитъ тебя Господь (да святится имя Его). Богъ соединитъ тебя съ твоей возлюбленной.

Больной сѣлъ, а персіянинъ сказалъ ему:

-- Будь твердъ, такъ какъ мы сегодня же поѣдемъ, поѣшь, выпей и успокойся для того, чтобы подкрѣпить свои силы для путешествія.

Персіянинъ приготовился къ дорогѣ, и, кромѣ лошадей, верблюдовъ и вьючнаго скота для вещей, онъ получилъ отъ отца Неамеха требуемую сумму. Послѣ этого Неамехъ простился съ отцомъ и матерью и поѣхалъ съ мудрецомъ въ Алеппо. Но тамъ, по справкамъ, такой рабыни не оказалось. Послѣ того они пріѣхали въ Дамаскъ и, проживъ тамъ три дня, персіянинъ взялъ лавку и уставилъ въ ней полки дорогимъ китайскимъ фарфоромъ, убравъ золотомъ и дорогимъ матеріаломъ, поставилъ передъ собою склянки съ различными мазями и сиропами, кругомъ уставилъ хрустальными кубками и передъ собою поставилъ астролябію. Онъ одѣлся въ платье мудрецовъ и врачей, а Неамеха одѣлъ въ рубашку и шелковый халатъ и подвязалъ его шелковымъ шитымъ золотомъ кушакомъ.

-- Отнынѣ, Неамехъ, -- сказалъ онъ, -- ты мой сынъ и поэтому з|они меня не иначе, какъ отцомъ, а А буду звать тебя сыномъ.

-- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ Неамехъ.

Обитатели города Дамаска собрались передъ лавкой персіянина, глядя на красоту Неамеха и любуясь дорогими товарами и великолѣпнымъ убранствомъ лавки. Персіянинъ разговаривалъ съ Неамехомъ по-персидски, и Неамехъ отвѣчалъ ему тоже по-персидски, такъ какъ зналъ этотъ языкъ, которому знатныя дѣти обыкновенно обучались. Слава персіянина разнеслась по всему Дамаску, и народъ приходилъ къ нему съ жалобами на свои страданія, и онъ давалъ имъ средства. Слава его достигла и до домовъ знатныхъ людей.

Однажды, сидя у себя въ лавкѣ, онъ увидалъ подъѣхавшую на ослѣ старуху. Сѣдло на ослѣ было парчевое, украшенное брильянтами. Женщина остановилась у лавки персіянина и, потянувъ узду, она знакомъ подозвала персіянина и сказала ему:

-- Помоги мнѣ встать.

Онъ подалъ ей руку, и она сошла съ осла.

-- Ты -- персидскій врачъ, прибывшій изъ Эль-Эрака?

-- Да, -- отвѣчалъ онъ.

-- Знаій, что у меня есть дочь, очень больная.

Она описала симптомы ея болѣзни, и онъ сказалъ:

-- Скажи мнѣ, какъ зовутъ твою дочь, для того, чтобы я могъ сдѣлать расчетъ съ ея звѣздой и узнать, когда ей полезнѣе принимать лѣкарство.

-- О, братъ персіянинъ, -- отвѣчала она, -- Ноамъ ея имя.

Услыхавъ имя, персіянинъ началъ дѣлать вычисленія и писать на своей рукѣ и сказалъ ей:

-- О, госпожа моя, я не могу прописывать ей лѣкарство до тѣхъ поръ, пока не узнаю, изъ какой страны она родомъ, такъ какъ воздухъ вездѣ разный. Скажи мнѣ поэтому, гдѣ она выросла и сколько ей лѣтъ?

-- Ей четырнадцать лѣтъ, -- отвѣчала старуха, -- и воспитывалась она въ провинціи Эль-Куфехъ въ Эль-Эракѣ.

-- А давно ли она здѣсь?

-- Здѣсь она нѣсколько мѣсяцевъ.

При словахъ старухи и при произнесенномъ ею имени сердце у Неамеха забилось. Персіянинъ же сказалъ, что отъ этой болѣзни нужно употреблять такое-то и такое средство.

-- Дай мнѣ лѣкарство, и да благословитъ тебя Господь!

Она бросила ему десять червонцевъ на прилавокъ.

Мудрецъ посмотрѣлъ на Неамеха и приказалъ приготовить снадобье. Старуха тоже посмотрѣла на Неамеха и призвала на него благословеніе Господа и прибавила, что больная походитъ на него.

-- О, братъ мой персіянинъ, -- сказала она, обращаясь ко врачу, -- это твой мамелюкъ или сынъ?

-- Это мой сынъ,-- отвѣчалъ онъ.

Неамехъ положилъ приготовленное снадобье въ маленькую коробку и, взявъ бумажку, написалъ на ней:

Но если взглянетъ на меня Ноамъ,

То буду совершенно равнодушенъ

Я къ совершенству Джумлы и Соады.

Онѣ мнѣ говорятъ: "Покинь ее

И двадцать получи подобныхъ ей!"

Но равной ей во всей вселенной нѣтъ,

И никогда ея я не покину.

Онъ вложилъ бумажку въ коробочку и запечаталъ ее, а наверху написалъ эль-куфехскими буквами: "Я, Неамехъ, сынъ Эръ-Рабеки изъ Эль-Куфеха". Затѣмъ онъ поставилъ коробочку передъ старухой.

Старуха взяла ее и, простившись со всѣми, отправилась во дворецъ Калифа. Прійдя къ больной, она поставила передъ нею коробочку, сказавъ:

-- О:, госпожа моя, знай, что въ нашъ городъ пріѣхалъ персидскій врачъ, такой свѣдущій, какихъ я въ жизни не видала. Я сказала ему твое имя и всѣ признаки твоей болѣзни, и онъ сейчасъ же понялъ, чѣмъ ты больна, и послалъ тебѣ средство. Затѣмъ онъ приказалъ своему сыну приготовить это лѣкарство, и въ Дамаскѣ нѣтъ юноши красивѣе и милѣе его сына. Да и лавки такой нѣтъ ни у кого.

Она взяла коробочку и увидала написанное на крышкѣ имя ея хозяина и его отца. Увидавъ это, она измѣнилась въ лицѣ и подумала, что несомнѣнно этотъ врачъ прибылъ ради нея.

-- Опиши мнѣ этого юношу, -- сказала она старухѣ.

-- Зовутъ его Неамехомъ, -- отвѣчала она, -- и на правой брови у него есть рубчикъ. Одѣтъ онъ очень богато и очень хорошъ собою.

-- Подай-ка мнѣ лѣкарство, -- сказала дѣвушка, -- и благословитъ его Господь и пошлетъ отъ него пользу.

Она взяла лѣкарство, проглотила его и, засмѣявшись, сказала старухѣ:

-- Поистинѣ, это удивительное лѣкарство!

Она стала осматривать коробку и нашла тамъ бумажку, которую развернула и прочитала и, понявъ содержаніе, удостовѣрилась, что писалъ на ней ея хозяинъ. Душа у нея возликовала, а старуха, увидавъ, что она засмѣялась, сказала:

-- Поистинѣ сегодня счастливый день.

-- Я хочу ѣсть и пить, -- сказала ей Ноамъ.

-- Принесите столы, -- сказала старуха рабынямъ, -- и мясныхъ блюдъ для вашей госпожи.

Рабыни принесли мяса, и она сѣла ѣсть. Въ это время къ ней пришелъ Абдель-Меликъ, сынъ Марвана, и обрадовался, увидавъ, что дѣвушка сидитъ и ѣстъ.

-- Царь правовѣрныхъ, -- сказала ему старуха, -- да радуетъ тебя выздоровленіе твоей рабыни Ноамъ. Къ намъ въ городъ прибылъ врачъ, необыкновенно свѣдущій въ болѣзняхъ и въ пользованіи ихъ, и вотъ я принесла ей отъ него лѣкарство, и лишь только она приняла, какъ тотчасъ же выздоровѣла.

-- Возьми тысячу червонцевъ, сказалъ калифъ, -- и употреби на ея лѣченіе.

Онъ ушелъ, очень довольный выздоровленіемъ молодой женщины, а старуха отправилась съ тысячью червонцами въ лавку персіянина и, отдавая ихъ, сказала, что она -- рабыня калифа. Кромѣ того, она подала записку, написанную Ноамой. Персіянинъ взялъ ее и передалъ Неамеху, который тотчасъ же узналъ почеркъ ея и упалъ въ обморокъ, а прійдя въ себя, онъ развернулъ ее и прочелъ слѣдующее:

"Отъ рабыни-дѣвушки, лишенной счастья и разлученной съ возлюбленнымъ ея сердца, какъ говоритъ поэтъ:

Письмо пришло; да будетъ та рука,

Которою написано оно,

Далекой отъ меня до той поры,

Когда она ронять за каплей каплю

Благоуханныхъ ароматовъ будетъ.

То было такъ, когда былъ возвращенъ

Моозъ обратно матери своей,

И въ часъ, когда Юсуфа одѣянье Іаковъ получилъ для исцѣленья.

Когда Неамехъ прочелъ этотъ куплетъ, то глаза его наполнились слезами.

-- О чемъ ты плачешь, о, сынъ мой?-- спросила его старуха,-- Подай, Господи, чтобы глаза твои не знали слезъ!

-- О, госпожа моя, -- сказалъ ей на это персіянинъ, -- какъ же сыну моему не плакать, когда онъ господинъ этой рабыни, Неамехъ, сынъ Эръ-Рабеки изъ Эль-Куфеха, и когда здоровье этой дѣвочки зависитъ только отъ возможности увидѣться съ нимъ и она больна только отъ любви къ нему? Возьми, о, госпожа моя, -- продолжалъ онъ, -- эти тысячу червонцевъ себѣ и ты получишь отъ меня еще болѣе этого и обрати на насъ взоры твоего милосердія, такъ какъ мы не видимъ другой возможности обдѣлать наше дѣло, какъ только при твоей, помощи.

-- Такъ ты ея хозяинъ?-- спросила старуха у Неамеха.

-- Да, -- отвѣчалъ онъ.

-- И ты говоришь правду, -- продолжала она, -- потому что она, не переставая, упоминаетъ твое имя.

Неамехъ разсказалъ ей все, что съ нимъ случилось, и старуха сказала:

-- О, юноша, только черезъ меня можешь ты увидѣться съ нею.

Она сѣла на осла и, пріѣхавъ во дворецъ, прошла прямо къ Ноамъ и, посмотрѣвъ ей въ лицо, засмѣялась и сказала:

-- Я понимаю, о, дочь моя, что ты плачешь и болѣешь отъ разлуки съ твоимъ господиномъ, Неамехомъ, сыномъ ЭръРабеки изъ Эль-Куфеха.

-- Такъ ты приподняла завѣсу, -- сказала ей Ноамъ, -- и знаешь истину?

-- Да успокоится душа твоя, -- продолжала старуха, -- такъ какъ Аллахомъ клянусь, что соединю васъ, хотя бы для этого мнѣ пришлось пожертвовать своею жизнью.

Вернувшись къ Неамеху, она сказала:

-- Я ѣздила къ дѣвушкѣ и разговаривала съ нею и увидала, что она желаетъ видѣть тебя еще болѣе страстно, чѣмъ ты желаешь видѣть ее. Царь правовѣрныхъ изъявилъ желаніе посѣтить ее; но она отказалась принять его. Если ты не трусъ и человѣкъ съ характеромъ, то я доставлю вамъ возможность видѣться, хотя бы изъ-за этого мнѣ пришлось погибнуть самой, и выдумаю какой-нибудь способъ провести тебя во дворецъ для того, чтобы ты увидѣлся съ своей рабыней, которой выходить не позволяютъ.

-- Да наградитъ тебя Аллахъ!-- отвѣчалъ Неамехъ.

Она простилась съ нимъ и отправилась къ Ноамъ.

-- Поистинѣ, -- сказала она, -- душа твоего хозяина изныла отъ любви къ тебѣ, и онъ жаждетъ увидаться съ тобой.

Старуха достала женскую одежду, завернула ее и, прибывъ къ Неамеху, сказала ему:

-- Идемъ со мной куда-нибудь въ отдѣльную комнатку.

Онъ привелъ ее въ комнату за лавкой и старуха накрасила ему концы пальцевъ, надѣла браслеты, убрала голову и одѣла его въ платье рабыни, и такъ нарядила его, что онъ явился какъ черноокая дѣва рая. Увидавъ, какъ онъ красивъ, она вскричала:

-- Слава Аллаху, создателю всего прекраснаго! Клянусь, ты еще красивѣе твоей рабыни! Когда пойдешь, то лѣвымъ плечомъ выступай впередъ и переваливайся съ боку на бокъ.

Онъ прошелся передъ нею по ея указанію, и когда она увидала, что онъ отлично ходитъ женской походкой, она сказала:

-- Ну, такъ въ слѣдующую ночь жди меня, и если на то будетъ воля Божья (да святится имя Его), то я сведу тебя во дворецъ, и когда ты увидишь кого-нибудь изъ придворныхъ, то наклони то-лову и ни съ кѣмъ не говори. Я постараюсь избавить тебя отъ разговора съ ними и надѣюсь на успѣхъ.

На слѣдующее утро старуха вернулась къ нему и повела его во дворецъ. Она шла впередъ, а онъ шелъ сзади, но одинъ царедворецъ, бывшій насторожѣ, не хотѣлъ его пропустить, она же сказала ему:

-- Ахъ ты презрѣнный рабъ! Это рабыня наложницы царя правовѣрныхъ Ноамъ, какъ же ты смѣешь не пускать ее?

-- Входи, дѣвушка, -- отвѣчалъ онъ на это.

Неамехъ вошелъ со старухой и они, не останавливаясь, прошли до дверей внутренняго двора, гдѣ старуха сказала ему:

-- О, Неамехъ, не падай духомъ, и входи! Повернувъ налѣво, отсчитай пять дверей и входи въ шестую, такъ какъ за этой дверью приготовлена комната для тебя, и не бойся, если кто-нибудь заговоритъ съ тобой, но только самъ не говори ни съ кѣмъ.

Она провела его на самый дворъ, куда выходили двери. Евнухъ спросилъ:

-- Что это за дѣвушка?

-- Наша госпожа пожелала пріобрѣсти ее.

-- Сюда никто не входитъ безъ позволенія царя правовѣрныхъ, -- продолжалъ евнухъ, -- и потому ты можешь вернуться обратно, потому что я не пропущу ея, такъ какъ не смѣю итти противъ приказанія.

-- О, великій евнухъ!-- вскричала старуха; -- да гдѣ у тебя разсудокъ? Ноамъ, наложница калифа, которую онъ такъ любитъ, только что поправилась, и царь правовѣрныхъ едва вѣритъ въ ея выздоровленіе, и вотъ она-то захотѣла купить эту рабыню, а ты не пропускаешь ее! Смотри, чтобы такая вещь не стоила тебѣ головы.

-- Ну, такъ входи, -- отвѣчалъ евнухъ, -- и не передавай моихъ словъ своей госпожѣ.

Неамехъ наклонилъ голову и вошелъ, но вмѣсто того, чтобы повернуть налѣво, онъ повернулъ направо, и вмѣсто того, чтобы отсчитать пять дверей и войти въ шестую, онъ отсчиталъ Шестъ дверей и вошелъ въ седьмую. Войдя въ эту дверь, онъ увидалъ комнату, обитую парчой, съ шелковыми шитыми золотомъ занавѣсками, сильно надушенную амброй и мускусомъ, и съ ложемъ въ дальнемъ концѣ ея, обитымъ парчою. Неамехъ сѣлъ на это ложе, не зная, что опредѣлено ему судьбою, и въ то время, какъ онъ сидѣлъ и размышлялъ, отворилась дверь и къ нему вошла сестра калифа въ сопровожденіи своей служанки. Увидавъ сидѣвшаго юношу, котораго она приняла за дѣвушку, она подошла къ нему и сказала:

-- Кто ты такая, дѣвушка? И почему ты пришла сюда?

Но Неамехъ не говорилъ ни слова и не отвѣчалъ ей.

-- Дѣвушка-рабыня,-- продолжала она, -- если ты одна изъ наложницъ моего брата и онъ разгнѣвался на тебя, то я могу примирить васъ.

Но Неамехъ попрежнему ничего не отвѣчалъ ей. Послѣ этого она сказала своей служанкѣ:

-- Встань у дверей и никого не пускай.

Она подошла къ нему, и, увидавъ, какъ онъ хорошъ, сказала;

-- О, дѣвушка, скажи мнѣ, кто ты такая и какъ тебя зовутъ и зачѣмъ ты пришла сюда, такъ какъ донынѣ я никогда здѣсь тебя не видѣла?

Но Неамехъ ничего не отвѣчалъ, что очень разсердило сестру калифа, и она рукою придавила грудь Неамеха, и тотчасъ же увидала, что передъ нею не женщина и хотѣла снять съ него верхнее платье, чтобы убѣдиться въ своемъ подозрѣніи, но тутъ Неамехъ сказалъ ей:

-- О, госпожа моя, я -- мамелюкъ, и ты можешь пріобрѣсти меня. Я отдаю себя подъ твое покровительство. Не оставь меня.

-- Никакой бѣды съ тобой не случится, -- сказала она ему.-- Скажи, кто ты такой, и кто привелъ тебя ко мнѣ въ комнату?

-- Я извѣстенъ, о, госпожа моя, -- отвѣчалъ онъ, -- подъ именемъ Неамеха, сына Эръ-Рабеки изъ Эль-Куфеха, и я не жалѣлъ своей жизни для своей рабыни-дѣвочки Ноамъ, которую хитростью увелъ отъ меня Эль-Хаджай и поселилъ сюда.

-- Никакой бѣды съ тобой не случится, -- снова сказала она ему.

Затѣмъ, позвавъ служанку, она сказала ей:

-- Сходи въ комнату Ноамъ.

Между тѣмъ, старуха, спустя нѣкоторое время, прійдя въ комнату Ноамъ, спросила ее:

-- Ну, что же хозяинъ твой приходилъ къ тебѣ?

-- Клянусь Аллахомъ, не приходилъ, -- отвѣчала она.

-- Вѣрно, онъ ошибся,-- замѣтила старуха,-- и вошелъ въ какую-нибудь другую комнату, а не къ тебѣ.

-- Власть и могущество въ рукахъ Бога всевышняго! Нить нашей жизни порвалась и намъ суждено погибнуть.

Онѣ сѣли обѣ, чтобы обдумать свое положеніе, какъ явилась къ нимъ служанка сестры калифа и, поклонившись Ноамъ, сказала ей:

-- Госпожа моя проситъ тебя пожаловать къ ней.

-- Слушаю и повинуюсь,-- Отвѣчала Ноамъ.

-- Можетъ-быть, господинъ твой съ сестрою калифа, -- замѣтила старуха,-- и завѣса приподнята?

Ноамъ тотчасъ же встала и пошла въ комнату сестры калифа, которая сказала ей:

-- Со мной сидитъ твой господинъ. Онъ, очевидно, ошибся дверью, по ты ничего не бойся, и ему бояться тоже нечего.

Услыхавъ это, Ноамъ успокоилась. Она подошла къ своему хозяину Неамеху, а онъ при входѣ ея всталъ. Они обнялись и оба упали въ обморокъ. Когда они пришли въ себя, сестра калифа сказала имъ....

-- Садитесь, и мы всѣ подумаемъ, что намъ дѣлать, чтобы выпутаться изъ такого положенія.

-- Слушаемъ и повинуемся, -- отвѣчали они.-- Приказывай, что намъ дѣлать.

-- Клянусь Аллахомъ, ничего дурного мы вамъ не сдѣлаемъ, -- сказала сестра калифа и, обратившись къ прислугѣ, прибавила: -- принеси кушанья и вино-.

Служанка принесла то, что ей приказали; они насытились и потомъ принялись за вино. Кубокъ сталъ ходитъ по рукамъ, и они повеселѣли, но Неамехъ сказалъ:

-- Хотѣлось бы мнѣ знать, что-то будетъ послѣ этого.

-- О, Неамехъ, -- сказала сестра калифа, -- ты очень любишь Ноамъ?

-- О, госпожа моя, -- отвѣчалъ онъ, -- любовь къ ней поставила меня въ настоящую смертельную опасность.

-- А ты, Ноамъ, -- продолжала она, -- любишь своего хозяина Неамеха?

-- О, госпожа моя, -- отвѣчала Ноамъ, -- поистинѣ любовь къ нему истощила мое тѣло и измѣнила меня.

-- Да, клянусь Аллахомъ, -- отвѣчала сестра калифа, -- вы любите другъ друга, и да погибнетъ разлучившій васъ. Ну, развеселитесь и возликуйте!

Они, дѣйствительно, были довольны.

Ноамъ попросила дать ей лютню, и когда лютню принесли, она взяла ее, настроила и запѣла слѣдующіе стихи:

Да, если бы единственнымъ желаньемъ

Клеветниковъ была разлука наша,

Хотя на насъ обоихъ нѣтъ вины,

Которая достойна кровной мести,

И если бы они на насъ наслали

Бряцаніе войны и не имѣли

Союзниковъ въ то время никакихъ мы,

То я твоимъ бы ихъ убила взоромъ,

Рыданіемъ и вздохами моими,

Мечомъ, потокомъ бурнымъ и огнемъ.

Она подала лютню своему господину Неамеху, сказавъ ему:

-- Спой намъ какіе-нибудь стихи.

Онъ взялъ лютню, натянулъ струны и, взявъ нѣсколько стройныхъ аккордовъ, запѣлъ:

Съ тобой имѣла бы большое сходство

Та полная луна на небесахъ,

Когда бъ на ней отсутствовали пятна!

И солнце было бы тебѣ подобно,

Когда бъ оно совсѣмъ не затмевалось.

Поистинѣ, дивлюсь я, какъ любовь

Полна чудесъ -- и спутники ея:

Жаръ страсти, безпокойный духъ и пламя.

Когда онъ окончилъ пѣсню, Ноамъ налила кубокъ и подала ему. Онъ принялъ его, выпилъ и, наполнивъ еще кубокъ, подалъ сестрѣ калифа, которая, опорожнивъ его, взяла лютню и, настроивъ ее, пропѣла:

Въ моей душѣ живутъ тоска и горе,

А грудь моя огнемъ пылаетъ страсти,

Мое замѣтно исхудало тѣло,

И весь мой стройный и красивый станъ

Утратилъ силу отъ разлуки съ милой.

Послѣ этого она подала лютню Неамеху, сыну Эръ-Рабеки, который, подстроивъ ее, пропѣлъ слѣдующее:

О, ты, которой душу отдалъ я,

Которая ее безчеловѣчно

Подвергла ряду мукъ и истязаній,

И отъ которыхъ я освободиться

Желалъ всѣмъ сердцемъ, но не стало силы.

О, подари влюбленному лѣкарство,

Которое его спасетъ отъ разрушенья,

Пока не умеръ онъ: вѣдь эти звуки --

Его послѣднее дыханье груди.

Они продолжали пѣть стихи и, наслаждаясь мелодическими звуками аккордовъ, были веселы, довольны и счастливы, но какъ разъ въ это время внезапно появился царь правовѣрныхъ. Увидавъ его, они встали и поцѣловали прахъ у ногъ его, а онъ, взглянувъ на Ноамъ и увидавъ въ рукахъ у нея лютню, сказалъ:

-- О, Ноамъ, благодареніе Господу, исцѣлившему тебя отъ твоихъ страданій!

Затѣмъ, посмотрѣвъ на Неамеха, попрежнему въ женскомъ платьѣ, онъ сказалъ своей сестрѣ:

-- О, сестра моя, что это за дѣвица сидитъ рядомъ съ Ноамъ?

-- О, царь правовѣрныхъ, -- отвѣчала сестра, -- въ числѣ рабынь, предназначенныхъ для твоихъ наложницъ, есть очень веселыя дѣвушки, и Ноамъ не ѣсть и не пьетъ безъ этой рабыни. И она продекламировала слѣдующее:

У нихъ двоихъ нѣтъ никакого сходства,

И если вмѣстѣ ими любоваться,

То ихъ очарованіе различно;

И перваго является краса

Контрастомъ полнымъ красоты второго.

-- Клянусь великимъ Аллахомъ, -- сказалъ калифъ, -- право, она такъ же хороша, какъ Ноамъ, и завтра я прикажу отвести отдѣльное помѣщеніе рядомъ съ Ноамъ, и пошлю ей обстановку и бѣлье, и въ честь Ноамъ пошлю ей все, что надо.

Сестра калифа приказала подать кушанья и поставила ихъ передъ братомъ. Калифъ поѣлъ, продолжая сидѣть съ ними. Наливъ себѣ кубокъ вина, онъ знакомъ просилъ Ноамъ спѣть ему что-нибудь. Она, выпивъ два кубка вина, взяла лютню и спѣла такой куплетъ:

Когда даетъ мой собутыльникъ мнѣ

Все пить и снова пить, не уставая,

Шипучаго вина бокаловъ пару, --

Ношу я гордо вечеромъ одежды,

Какъ будто бы была твоей царицей,

О, правовѣрныхъ царь и повелитель!

Царю правовѣрныхъ пѣсня эта очень понравилась, и онъ, наполнивъ еще кубокъ, подалъ его Ноамъ и приказалъ ей спѣть еще. Выпивъ вино, она ударила по струнамъ и пропѣла:

О, самый благородный человѣкъ

Изъ всѣхъ людей, живущихъ въ наше время,

Между которыми нѣтъ никого,

Кто могъ бы похвалиться, что онъ равенъ

Съ тобой своимъ душевнымъ благородствомъ.

О, несравненный въ благородныхъ чувствахъ

И въ щедрости своей! Глава и царь,

По всѣмъ вселенной странамъ знаменитый,

О, самодержецъ всѣхъ царей земныхъ,

Который щедрою даритъ рукою,

Но мукъ и обязательствъ никакихъ

На подданныхъ своихъ не налагаетъ.

И да хранитъ тебя за это Богъ,

Всѣхъ недруговъ твоихъ карая смертью,

И даруетъ успѣхи и побѣды

Тебѣ земныхъ владѣній приращенья!

Услыхавъ пѣніе Ноамъ, калифъ сказалъ ей:

-- И какая ты, Ноамъ, даровитая! Какъ ты краснорѣчиво говоришь и хорошо поешь!

Они провели весело и счастливо время до самой полуночи, когда сестра калифа сказала:

-- Выслушай меня, о, царь правовѣрныхъ: вотъ какую исторію читала я въ книжкахъ о знатныхъ людяхъ.

-- А что это за исторія?-- сказалъ калифъ.

-- Знай, о, царь правовѣрныхъ, -- отвѣчала ему сестра, -- что въ городѣ Эль-Куфехѣ жилъ одинъ юноша, по имени Неамехъ, сынъ Эръ-Рабеки, и у него была дѣвочка-рабыня, которую онъ очень любилъ, и которая любила его. Она воспитывалась вмѣстѣ съ нимъ, и они спали даже на одной постели, и когда оба они выросли, злая судьба разлучила ихъ. Обманщики употребили противъ нея хитрость и выманили ее изъ дому, и затѣмъ похитили ее. Человѣкъ, похитившій ее, продалъ дѣвочку одному изъ царей за десять тысячъ червонцевъ. Рабыня-дѣвочка любила своего господина такъ же сильно, какъ и онъ ее. Онъ бросилъ своихъ родныхъ и домъ, отправился искать ее и употребилъ всѣ зависящія отъ него средства, чтобы увидаться съ нею. Онъ рисковалъ своею жизнью и, наконецъ, добился свиданія съ рабыней-дѣвочкой. Но лишь только онъ пришелъ къ ней и успѣлъ немного поговорить, какъ явился царь, купившій дѣвушку отъ человѣка, укравшаго ее, и тотчасъ же приказалъ умертвить ихъ обоихъ, не давъ имъ возможности оправдаться и сказать что-нибудь. Что скажешь ты, о, царь правовѣрныхъ, о такомъ несправедливомъ поступкѣ царя?

-- Поистинѣ это удивительная исторія, -- отвѣчалъ калифъ, и царю было бы гораздо приличнѣе простить ихъ, чѣмъ наказывать, такъ какъ по отношенію къ нимъ онъ долженъ былъ имѣвъ въ виду три вещи: во-первыхъ, что они были связаны взаимною любовью, во-вторыхъ, что они находились подъ его кровлею и въ его власти, а въ-третьихъ, что царю слѣдуетъ быть справедливымъ, судя другихъ людей, а тѣмъ болѣе въ дѣлѣ, которое касается его самого. Царь поступилъ въ этомъ случаѣ не по-царски.

-- О, братъ мой, -- сказала ему тутъ сестра, -- царемъ, земнымъ и небеснымъ прошу тебя приказать Ноамъ спѣть, и выслушай то, что она споетъ тебѣ.

Калифъ приказалъ Ноамъ пѣть, и она запѣла:

Судьба была со мною вѣроломна,

Хотя всегда была она такая,

Гнетущая тоской сердца людскія,

Родящая заботы и тревоги,

Гонящая разлукою влюбленныхъ,

Едва успѣвшихъ заключить союзъ!

Поэтому ты видишь, какъ обильны

Потоки слезъ, текущихъ по щекамъ ихъ.

Они вѣдь были, и была я съ ними,

И жизнь моя была полна отрады,

И часто вмѣстѣ насъ судьба сводила.

Поэтому кровавыми слезами

Оплакивать я стану днемъ и ночью

Твою невыносимую утрату.

Царь правовѣрныхъ, услыхавъ эти слова, былъ тронутъ и приведенъ въ восторгъ голосомъ:

-- О, братъ мой, -- сказала ему сестра, -- человѣкъ, который произнесъ самъ надъ собою приговоръ, долженъ исполнить его. Неамехъ, -- прибавила она, -- и ты, Ноамъ, тоже встань!

Они оба встали, а сестра калифа сказала:

-- О, царь правовѣрныхъ, вотъ эта дѣвочка Ноамъ и есть рабыня, украденная Эль-Хаджаемъ и присланная тебѣ съ письмомъ, заключавшимъ въ себѣ ложь, будто онъ купилъ ее за десять тысячъ червонцевъ, а это вотъ Неамехъ, сынъ Эръ-Рабеки, ея хозяинъ. Твоими чистыми предками, прошу тебя, чтобы ты простилъ ихъ и заслужилъ за нихъ награду, такъ такъ они въ твоей власти, и пили твое вино и ѣли твои кушанья. Я -- ходатай за нихъ и прошу подарить имъ жизнь.

-- Ты сказала совершенную правду, -- отвѣчалъ ей калифъ,-- я высказалъ свое мнѣніе, и отъ него не отступаюсь. Такъ это твой хозяинъ, о, Ноамъ?-- спросилъ онъ.

-- Да, царь правовѣрныхъ, -- отвѣчала она.

-- Вы не пострадаете, -- сказалъ онъ, -- такъ какъ я уступаю васъ другъ другу. Скажи мнѣ, Неамехъ, какъ ты узналъ о ней, и кто указалъ тебѣ, въ какомъ она находится городѣ?

-- О, царь правовѣрныхъ, -- отвѣчалъ онъ -- выслушай всю мою исторію, и, клянусь твоими чистыми предками, я ничего отъ тебя не скрою.

И онъ разсказалъ ему всю исторію, какъ персидскій мудрецъ поступилъ съ нимъ, и что сдѣлала старуха, и какъ онъ ошибся дверьми. Калифъ, слушая его, надивиться не могъ.

-- Приведите во мнѣ персіянина,-- сказалъ онъ наконецъ.

Персіянинъ былъ къ нему приведенъ, и онъ назначилъ его на высокую должность при дворѣ, подарилъ ему почетную одежду и, приказавъ дать ему порядочную сумму денегъ, сказалъ:

-- Человѣка, устроившаго такое дѣло, я считаю своею обязанностью назначить въ число своихъ приближенныхъ.

Калифъ ласково обошелся съ Ноамъ и Неамехомъ, осыпавъ ихъ и старуху милостями, и Ноамъ и Неамехъ прожили у него семь дней, веселые, счастливые и довольные. Затѣмъ Неамехъ просилъ у него позволенія уѣхать съ рабыней-дѣрочкой домой въ Эль-Куфехъ. Они пустились въ дорогу, и Неамехъ снова соединился съ своимъ отцомъ и матерью, и они пользовались самой счастливой жизнью, пока смерть не прекратила ихъ счастья и не разлучила ихъ.

Конецъ исторіи Эль-Амджада и Эль-Асада.

Выслушавъ этотъ разсказъ, переданный Баграмомъ, Эль-Амджадъ и Эль-Асадъ до крайности удивились. Проспавъ эту ночь, они утромъ сѣли на коней и поѣхали къ царю и, попросивъ позволенія войти, получили его; царь съ почетомъ принялъ ихъ, и они сѣли бесѣдовать.

Въ это самое время вдругъ послышались голоса, призывавшіе на помощь, и къ царю вбѣжалъ царедворецъ и сказалъ:

-- Какой-то царь остановился передъ городомъ, и съ нимъ пріѣхали люди съ обнаженными мечами, и мы не знаемъ, чего они хотятъ.

Царь, вслѣдствіе этого, тотчасъ же сообщилъ своему визирю Эль-Амджаду и брату его Эль-Асаду о томъ, что только что слышалъ отъ своего царедворца.

-- Я тотчасъ же поѣду къ нему и узнаю, зачѣмъ онъ пріѣхалъ, -- сказалъ Эль-Амджадъ.

Эль-Амджадъ выѣхалъ изъ города въ сопровожденіи воиновъ и конныхъ мамелюковъ. И когда прибывшіе воины увидали его, они тотчасъ же поняли, что онъ посолъ царя, и поэтому они провели его къ султану, у ногъ котораго онъ поцѣловалъ прахъ. Предполагаемый султанъ оказался женщиной, лицо которой было закрыто покрываломъ. Эта царица обратилась къ нему е,ъ такими словами:

-- Мнѣ въ этомъ городѣ ничего не надо, кромѣ безбородаго мамелюка; и если я найду его у васъ, то ничего съ вами не случится, но если же я не найду его у васъ, то васъ ожидаетъ жестокая битва, потому что я пріѣхала только за нимъ.

-- О, царица, -- сказалъ ей Эль-Амджадъ, -- опиши намъ этого мамелюка, разскажи его исторію и скажи, какъ его зовутъ?

-- Зовутъ его Эль-Асадомъ, а меня Марганехой, -- отвѣчала, она, -- и этотъ мамелюкъ былъ привезенъ ко Мнѣ магомъ Баграмомъ, отказавшимся продать его мнѣ, такъ что мнѣ пришлось взять его силой; но онъ ночью укралъ его у меня; а что же касается до его наружности, то она вотъ какая...

Изъ ея словъ Эль-Амджадъ догадался, что рѣчь идетъ о его братѣ Эль-Асадѣ.

-- О, царица вѣковъ, -- сказалъ онъ ей на это, -- слава Аллаху, пославшему тебя къ намъ! Мамелюкъ этотъ братъ мнѣ.

Онъ разсказалъ ей ихъ исторію и все, что случилось съ ними въ чужой сторонѣ, и передалъ ей, по какой причинѣ они ушли съ острововъ Чернаго Дерева, что очень удивило царицу Марганеху, отъ души радовавшуюся тому, что Эль-Асадъ найденъ. Она подарила Эль-Амджаду почетное платье. Послѣ этого Эль-Амджадъ вернулся къ царю и доложилъ ему обо всемъ случившемся, чему всѣ они были рады. Царь отправился съ своимъ визиремъ и его братомъ Эль-Асадомъ къ царицѣ, прибывъ къ которой, они сѣли и начали бесѣдовать. Въ то время какъ они сидѣли, на большой дорогѣ показалась пыль и послѣ этого зрѣнію ихъ представились движущіяся, какъ разбушевавшееся море, несмѣтныя полчища. Подойдя къ городу, они окружили его, какъ кольцо палецъ, и обнажили мечи.

-- Поистинѣ, -- сказали Эль-Амджадъ и Эль-Асадъ, -- мы принадлежимъ Богу и къ Нему вернемся! Что это за громадная армія? Несомнѣнно, это непріятель, и если мы не заключимъ союза съ царицей Марганехой, то люди эти отберутъ отъ насъ городъ и убьютъ насъ. Поэтому намъ прежде всего надо отправиться къ нимъ и узнать, откуда они явились.

Эль-Амджадъ всталъ и направился къ вновь подошедшей арміи и увидалъ, что это армія Эль-Гаюра, отца его матери, царицы Бадуръ. Подойдя къ нему, онъ поцѣловалъ прахъ у ногъ его и передалъ ему о томъ, что желалъ знать царь.

-- Меня зовутъ Эль-Гаюромъ, -- отвѣчалъ ему царь: -- я пріѣхалъ сюда вслѣдствіе того, что дочь моя Бадуръ покинула меня и я не имѣю никакихъ свѣдѣній ни о ней нц о мужѣ ея Камараль-Земанѣ. Не слыхали ли вы чего-нибудь о нихъ?

Эль-Амджадъ поникъ головою, раздумывая, пока не убѣдился, что передъ нимъ его дѣдъ, отецъ его матери. Затѣмъ, поцѣловавъ прахъ у ногъ его, онъ сказалъ ему, что онъ -- сынъ его дочери Бадуръ. Царь, услыхавъ, что онъ -- сынъ его дочери, бросился ему на шею, и они оба заплакали.

-- Слава тебѣ, Господи, о, сынъ мой, -- вскричалъ царь,-- что ты спасенъ, и что я встрѣтился съ тобою.

Элъ-Амджадъ сообщилъ ему, что дочь его Бадуръ здорова, какъ здоровъ и отецъ его Камараль-Земанъ, и что живутъ они въ городѣ Черныхъ острововъ. Онъ прибавилъ, что его отецъ Камараль-Земанъ такъ былъ разгнѣванъ на него и на брата его, что отдалъ приказъ убить ихъ, и что казначей сжалился надъ ними и оставилъ ихъ, не предавъ смерти.

-- Я вернусь съ тобой и твоимъ братомъ, -- отвѣчалъ ему на это царь Эль-Гаюръ, -- къ вашему отцу, примирю васъ и останусь съ вами.

Эль-Амджадъ поцѣловалъ прахъ у ногъ его. А царь Эль-Гаюръ подарилъ Эль-Амджаду, сыну своей дочери, почетное платье, и онъ, улыбаясь, вернулся къ царю и сообщилъ ему обо всемъ, что говорилъ ему царь Эль-Гаюръ. Онъ этому очень удивлялся и послалъ царю-гостю въ подарокъ лошадей и верблюдовъ, и овецъ, и всякаго продовольствія. Точно такіе же подарки онъ послалъ и царицѣ Марганехъ, сообщивъ ей о томъ, что случилось, на что она отвѣчала:

-- Я поѣду за вами съ своими войсками и постараюсь сохранить миръ.

Въ это время на дорогѣ снова показалась пыль, такъ что затемнила день. За этими столбами пыли слышались крики и возгласы, и лошадиный топотъ, и бряцаніе мечей, и сверкали пики. Подойдя къ городу и увидавъ стоявшія тутъ двѣ арміи, вновь прибывшее войско забило въ барабанъ. Увидавъ это, царь города вскричалъ:

-- Какой счастливый день! Слава Богу, что мы заключили миръ съ первыми двумя арміями; и если Богу будетъ угодно, то заключимъ миръ и съ этой. О, Амджадъ!-- прибавилъ онъ,-- отправляйся туда вмѣстѣ съ твоимъ братомъ и узнай о причинѣ прибытія этихъ войскъ. Я никогда не видывалъ такой громадной арміи.

Эль-Амджадъ и Эль-Асадъ отправились. Царь приказалъ отворить городскія ворота, которыя были заперты изъ страха передъ новоприбывшими войсками, и выѣхавшіе братья прослѣдовали далѣе и пріѣхали къ новоприбывшимъ войскамъ, оказавшимся войсками царя острововъ Чернаго Дерева, съ которыми прибылъ и отецъ ихъ Камараль-Земанъ (такъ какъ онъ уже узналъ, что они не были преданы смерти). Увидавъ его, они тотчасъ же поцѣловали прахъ у его ногъ и заплакали, а Камараль-Земанъ, увидавъ ихъ, бросился къ нимъ, страшно плакалъ, извинялся и прижималъ ихъ къ своей груди. Онъ разсказалъ имъ, какъ терзался разлукою съ ними, а Эль-Амджадъ и Эль-Асадъ передали ему, что къ нимъ пріѣхалъ царь Эль-Гаюръ. Такимъ образомъ, Камараль-Земанъ вскочилъ на коня съ своими приближенными и вмѣстѣ съ своими сыновьями подъѣхалъ къ арміи царя Эль-Гаюра, гдѣ одинъ изъ юношей отправился въ царю и сообщилъ ему, что Камараль-Земанъ прибылъ въ эти мѣста. Царь вышелъ встрѣтить его и они, поздоровавшись, надивиться не могли судьбѣ, соединившей ихъ въ этомъ городѣ. Горожане приготовили для нихъ пиры съ разными мясными и сладкими кушаньями и одарили ихъ лошадьми, верблюдами и другими вещами и продовольствіемъ для всего войска.

Какъ разъ въ это самое время по всѣмъ дорогамъ поднялась пыль, и земля задрожала отъ конскаго топота. Барабаны били, потрясая воздухъ, и армія двигалась въ полномъ вооруженіи. Всѣ воины были одѣты въ черное, а посреди нихъ ѣхалъ очень дряхлый старикъ съ опущенной на грудь головой и одѣтый въ черное платье. Горожане увидали это полчище, и царь и сказалъ другимъ царямъ:

-- Слава Богу, что всѣ вы собрались тутъ у насъ и заключили съ нами союзъ! Что это за полчище, занявшее всѣ дороги?

-- Ничего не бойся, -- отвѣчали они, -- такъ какъ насъ три монарха и у каждаго Изъ насъ значительныя войска, и если эта армія станетъ во враждебныя отношенія, то мы соединимся съ тобой и, конечно, побѣдимъ. ,

Во время этого разговора къ нимъ подъѣхалъ посолъ отъ прибывшаго царя. Посолъ, приведенный къ засѣдавшимъ монархамъ, поцѣловалъ прахъ у ногъ ихъ и сказалъ:

-- Этотъ царь прибылъ изъ области Эль-Аджамъ. Нѣсколько лѣтъ тому назадъ онъ лишился своего сына и теперь ищетъ его по различнымъ странамъ. Если онъ найдетъ его между вами, то опасаться вамъ нечего, но если не найдетъ, то породу вашему не уцѣлѣть.

-- Послѣднее ему не удастся, -- отвѣчалъ ему Камараль-Земанъ.-- Но какъ зовутъ этого царя?

-- Зовутъ его, -- отвѣчалъ посолъ, -- царемъ Шахъ-Земаномъ, и царствуетъ онъ надъ Калиданскими островами, и царь собралъ свои войска для того, чтобы искать своего сына.

Услыхавъ эти слова, Камараль-Земанъ громко крикнулъ и упалъ въ обморокъ, длившійся довольно долго. Очнувшись, онъ горько заплакалъ и сказалъ Эль-Амджаду и Эль-Асаду и ихъ старшимъ служащимъ:

-- Отправляйтесь, сыновья мои, съ посломъ и поклонитесь своему дѣду, моему отцу, царю Шахъ-Земану, и сообщите ему, что я живъ, такъ какъ онъ горюетъ обо мнѣ и носитъ по мнѣ трауръ.

Онъ разсказалъ присутствующимъ царямъ то, что случилось съ нимъ въ дни юности, и всѣ не мало дивились этому. Послѣ этого они пошли съ Камараль-Земаномъ къ его отцу. Камараль-Земанъ поклонился отцу, они обнялись и отъ радости оба лишились чувствъ, и когда очнулись, царь Шахъ-Земанъ разсказалъ своему сыну обо всемъ, что съ нимъ случилось, и всѣ другіе цари поклонились ему.

Они проводили царицу Марганехъ до ея родины, предварительно. обвѣнчавъ ее съ Эль-Асадомъ и взявъ съ нея слово, что она будетъ переписываться съ ними. Эль-Амджада они женили на Бустанъ, дочери Баграма, и всѣ они отправились въ городъ Чернаго Дерева, гдѣ у Камараль-Земана было тайное совѣщаніе съ его тестемъ Арманусомъ, которому онъ сообщилъ обо всемъ, что съ нимъ случилось, и какимъ образомъ онъ встрѣтился со своими сыновьями. Царь остался этимъ очень доволенъ и поздравилъ его. Послѣ этого царь Эль-Гаюръ, отецъ царицы Бадуръ, явился къ ней и выразилъ ей, какъ онъ доволенъ, что видитъ ее, и они пробыли въ городѣ Чернаго Дерева цѣлый мѣсяцъ, послѣ чего царь Эль-Гаюръ поѣхалъ съ своей дочерью и ея свитой на родину, взявъ съ собой Эль-Амджада. Пріѣхавъ въ свое государство, онъ посадилъ Эль-Амджада на престолъ вмѣсто своего дѣда. А Камараль-Земанъ отдалъ престолъ, съ согласія Армануса, своему сыну Эль-Асаду. Послѣ этого Камараль-Земанъ поѣхалъ съ отцомъ своимъ царемъ Шахъ-Земаномъ на Калиданскіе острова. Городъ въ честь такого счастливаго событія былъ украшенъ, и барабаны били въ продолженіе цѣлаго мѣсяца, а КамаральЗеманъ взошелъ на престолъ вмѣсто своего отца и царствовалъ, пока смерть не прекратила его радостей и не разлучила съ друзьями. Только одинъ Богъ всевѣдущъ! ^lь)

Когда Шахеразада кончила эту сказку, царь Шахріаръ вскричалъ:

-- Ахъ, Шахеразада, какъ интересна и занимательна эта сказка!

-- О, царь!-- отвѣчала она, -- она все-таки не такъ занимательна, какъ исторія Аладина Абу-Шамата.

-- А что это за исторія?-- спросилъ царь.

-- Позволь, повелитель, разсказать ее въ другой разъ.

ПРИМѢЧАНІЯ.

Къ вступленію.

¹) Мусульмане обыкновенно пишутъ эту фразу въ началѣ каждой книги, какого бы содержанія она ни была, и произносятъ ее передъ началомъ всякаго важнаго дѣла.

Въ мусульманскихъ книгахъ послѣ первой вышеупомянутой фразы начинается хвала и благодарность Богу за Его власть и милость и просится благословеніе на пророка. Въ этихъ фразахъ, обращенныхъ къ Богу, обыкновенно упоминается то, о чемъ будетъ говориться въ книгѣ. Если авторъ пишетъ о бракѣ, то книгу свою, послѣ первой вышеупомянутой фразы, онъ начинаетъ такъ: "Хвала Господу, создавшему родъ человѣческій и сдѣлавшему мужчинъ и женщинъ, и т. д.".

Для лучшаго пониманія настоящаго сочиненія мы считаемъ необходимымъ дать краткія понятія о главныхъ основаніяхъ мусульманской религіи и главныхъ законахъ нравственныхъ, гражданскихъ и уголовныхъ.

Главное основаніе мусульманской религіи заключается въ такихъ словахъ: "Нѣтъ Бога, кромѣ Бога, а Магометъ -- пророкъ Его", которыя показываютъ, что все, сказанное Магометомъ, сказано по волѣ Божіей.

Магометанская религія состоитъ изъ слѣдующихъ пунктовъ:

а) Вѣра въ Бога, не имѣющаго ни начала ни конца, единаго Создателя и Властелина вселенной, обладающаго безграничной властью, и знаніемъ, и славой, и совершенствомъ.

б) Вѣра въ Его ангеловъ, непорочныхъ существъ, созданныхъ изъ свѣта, и дьяволовъ, порочныхъ, созданныхъ изъ бездымнаго огня. Дьяволы, находящіеся подъ главной властью Иблиса, или Сатаны, испорченные шайтаны.

в) Вѣра въ Его писаніе, слово, сообщенное черезъ пророковъ. Изъ существующихъ писаній считаются значительно испорченными: пятикнижіе Моисея, псалмы Давида и Евангеліе Іисуса Христа. Неиспорченнымъ же мусульмане считаютъ Коранъ.

г) Вѣра въ пророковъ и апостоловъ, замѣчательными изъ которыхъ называются: Адамъ, Ной, Авраамъ, Моисей, Іисусъ и Магометъ. Іисусъ считается выше предшествовавшихъ Ему пророковъ, и рожденъ Онъ отъ непорочной Дѣвы. Онъ Мессія, слово Божіе, Духъ, происходящій отъ Него, но не составляющій части его существа, и потому не долженъ быть названъ Сыномъ Божіимъ. Магометъ считается болѣе совершеннымъ, чѣмъ Онъ, онъ послѣдній и величайшій изъ пророковъ и апостоловъ и совершеннѣйшій изъ созданій Божескихъ.

д) Вѣра во всеобщее воскресеніе и страшный судъ, и будущее блаженство и наказаніе, преимущественно тѣлеснаго свойства, но наказаніе будетъ вѣчнымъ для всѣхъ, только не для порочныхъ магометанъ, и что только одни магометане будутъ находиться въ состояніи блаженства....

е) Вѣра въ Божеское предопредѣленіе всѣхъ событій какъ хорошихъ, такъ и дурныхъ.

Главные обряды и нравственные законы касаются слѣдующихъ предметовъ; изъ нихъ первые четыре пункта наиважнѣйшіе.

а) Молитвы и омовенія. Частное и общее омовеніе совершается въ исключительныхъ случаяхъ, о которыхъ не зачѣмъ упоминать. Омовеніе, подготовляющее къ молитвѣ, заключается въ мытьѣ рукъ, рта, ноздрей, лица, рукъ до локтей (правую сначала), все по три раза въ день; и затѣмъ верхней части головы, бороды, ушей, шеи и ногъ, каждую по одному разу. Омовеніе должно совершаться протечной водой или изъ большого пруда, или изъ озера, или изъ моря. Молитвы должны читаться по пяти разъ въ день: между разсвѣтомъ и восходомъ солнца, послѣ полудня, передъ солнечнымъ закатомъ, между солнечнымъ закатомъ и сумерками, и затѣмъ послѣ сумерекъ. Время каждой молитвы возвѣщается протяжнымъ крикомъ съ минарета каждой мечети. Минаретъ мечети равняется нашимъ колокольнямъ на церквахъ. Каждый мусульманинъ обязанъ прочесть нѣсколько молитвъ, и читать ихъ, принимая различныя положенія: стоя, сидя, наклонивъ голову, наклонившись всѣмъ тѣломъ и т. д. Для пятницы, магометанскаго праздника, предназначены особенныя молитвы, точно такъ же, какъ особенныя молитвы читаются на двухъ большихъ годовыхъ праздникахъ, въ ночи Рамадана, мѣсяца воздержанія, по случаю затменія солнца или луны, дождя, передъ началомъ битвы, во время пути на богомолье, на похоронахъ.

б) Раздача милостыни. Милостыня по закону должна даваться бѣднымъ ежегодно, верблюдами, волами, коровами, другимъ скотомъ, посудой, золотомъ или серебромъ. Милостыни даютъ только люди зажиточные, обязанные дать сороковую часть своего имущества, деньгами или натурою.

в) Постъ. Во время мѣсяца Рамадана мусульманинъ долженъ воздержаться отъ ѣды, питья и удовлетворенія своихъ страстей. Первый же день слѣдующаго мѣсяца начинается Малымъ Праздникомъ и продолжается три дня.

г) Богомолье. Каждый мусульманинъ обязанъ хоть разъ въ жизни сходить на богомолье въ Мекку и принести тамъ жертву.

Обо всѣхъ остальныхъ менѣе значительныхъ обрядахъ и нравственныхъ законахъ можно упомянуть вкратцѣ. У мусульманъ, точно такъ же, какъ и у евреевъ, существуетъ чистая и нечистая пища. Мясо верблюда дозволяется закономъ. Свинина особенно воспрещается. Вообще же убой скота производится особымъ образомъ и при этомъ упоминается имя Боясіс. Вино и всѣ хмельные напитки строго воспрещаются, какъ воспрещаются игра и лихоимство. Музыка не дозволяется, но большинство мусульманъ очень любятъ слушать ее. Картины, изображающія живыя существа, запрещены. Милосердіе, Честность во всѣхъ поступкахъ, правдивость (за исключеніемъ нѣкоторыхъ случаевъ) и скромность -- достоинства необходимыя. Чистоплотность и приличная одежда требуется непремѣнно. Шелковая одежда и золотыя и серебряныя украшенія запрещаются мужчинамъ, женщинамъ же дозволяются; но это правило нерѣдко нарушается. Золотая и серебряная посуда тоже не дозволяется, но, тѣмъ не менѣе, многіе, мусульмане употребляютъ ее. Обращеніе мусульманъ въ обществѣ тоже подвергнуто особеннымъ законамъ и правиламъ, относительно привѣтствій и т. д.

Относительно гражданскихъ законовъ намъ достаточно упомянуть, что мужчина можетъ имѣть четырехъ женъ сразу, и согласно съ общественнымъ мнѣніемъ -- сколько ему угодно наложницъ-рабынь. Онъ можетъ развестись съ женою два раза, и всякій разъ брать ее обратно, но если онъ разведется съ нею въ третій разъ, то не можетъ на ней жениться иначе, какъ съ ея согласія и заключивъ новый бракъ, и то только, если она выйдетъ за другого и разведется съ этимъ другимъ. Дѣти отъ женъ и отъ наложницъ наслѣдуютъ одинаково, если только дѣти послѣднихъ признаны отцомъ. Дочь наслѣдуетъ половину доли сына. Жены наслѣдуютъ восьмую часть послѣ мужа, если у него осталось потомство, и четвертую, если потомства не осталось. Мужъ наслѣдуетъ четвертую часть послѣ жены, если она оставила дѣтей, и половину -- если дѣтей не оставила. Долги и наслѣдство должны выплачиваться прежде всего. Если раба родитъ ребенка своему господину, то получаетъ навсегда свободу. Относительно торговли лихоимство и монополія строго воспрещаются.

Изъ уголовныхъ законовъ намъ слѣдуетъ упомянуть весьма немногіе. Убійство наказывается смертью, или пеней, уплачиваемой семейству покойнаго. Воровство наказывается тѣмъ, что отсѣкается правая рука. Прелюбодѣяніе, засвидѣтельствованное четырьмя свидѣтелями, наказывается смертью (избіеніемъ камнями). Пьянство наказывается восемьюдесятью ударами, а вѣроотступничество -- смертью.

²) Слова, переведенныя "какъ ложе", слѣдуетъ объяснять арабской системой космографіи. По общему мнѣнію арабовъ, поддерживаемыхъ Кораномъ, существуетъ семь небесъ, одно надъ другимъ, и семь земель, одна подъ другой. Мы же живемъ на верхней землѣ, подъ нижнимъ небомъ. Поверхность каждаго неба и каждой земли совершенно плоская и предполагается круглой, и чтобы Пересѣчь ее, надо итти въ продолженіе пятисотъ лѣтъ. Глубина и толщина каждаго слоя неба и земли равняется объему ихъ поверхности. Такимъ образомъ, наше выраженіе о счастьѣ на седьмомъ небѣ заимствовано отъ востока. Мусульмане говорятъ, что рай находится на седьмомъ небѣ, и каждое небо они рисуютъ различнаго цвѣта.

Теперь намъ надо описать, что находится подъ нашей землей. Верхній слой, то-есть наша земля, населена людьми, дьяволами и животными, второй слой занятъ такимъ удушливымъ вѣтромъ, который уничтожилъ невѣрное племя людей, третій слой занятъ камнями ада, упоминаемыми въ Коранѣ такимъ образомъ: "и топливомъ служатъ люди и камни", четвертый слой наполненъ сѣрой, пятый -- змѣями, шестой -- скорпіонами, цвѣтомъ и объемомъ съ черныхъ муловъ и съ хвостами, подобными копьямъ, а седьмой -- дьяволами и ихъ войсками. Всѣ эти земли имѣютъ между собою сообщеніе, но какимъ образомъ, намъ неизвѣстно. Наша земля, какъ говорятъ, держится на скалѣ, и когда Богу угодно послать землетрясеніе, то онъ повелѣваетъ скалѣ потрясти одну изъ жилъ, которыми она соединена съ землей. Но есть и другое предположеніе, что наша земля и. всѣ другіе слои держатся вмѣстѣ. Одинъ изъ восточныхъ писателей говоритъ объ этомъ такъ: Земли прежде не были незыблемыми, и поэтому Господь создалъ ангела необъятной величины и положилъ ему на плечи нняшюю землю, а руки вытянулъ съ востока на западъ и заставилъ держать верхній слой. Но для ногъ его не было поддержки, и потому. Богъ создалъ скалу изъ рубиновъ, въ которой было семь тысячъ морей, объема, извѣстнаго одному Богу. Онъ приказалъ подвинуться скалѣ подъ ноги ангела. Но у скалы тоже не было устоя, и потому Богъ создалъ громаднаго быка съ четырьмя тысячами глазъ и съ такимъ же количествомъ ушей, носовъ, мордъ, языковъ и ногъ, между двумя изъ которыхъ разстояніе было такъ велико, что пройти его можно было только въ пятьсотъ лѣтъ, и Богъ приказалъ этому быку встать подъ скалу и держать ее на спинѣ и между рогъ. Быка этого звали Куіотой. Но стоять этому быку было не на чемъ, и потому Богъ создалъ такую громадную рыбу, которую нельзя было обнять взоромъ, и въ одной ноздрѣ которой помѣщались всѣ моря, и они казались тамъ, какъ горчичныя сѣмеіна въ пустынѣ, и Богъ приказалъ рыбѣ быть поддержкой для могъ быка. Рыбу эту звали Бегемутомъ. Для поддержки рыбы Онъ напустилъ воды, а подъ водой была тьма.

Относительно положенія ада было очень много споровъ, и являлись даже предположенія, что онъ находится выше нашей земли.

При концѣ міра Богъ, какъ говорятъ, возьметъ всю землю въ лѣвую руку, а небеса опрокинутся въ правую руку; и земля будетъ перемѣнена, а небеса и адъ уничтожатся.

^з) Когда рѣчь идетъ о чемъ-нибудь не совсѣмъ вѣроятномъ, какъ, напримѣръ, въ сказкѣ, всегда употребляются арабами слова: "только одинъ Богъ всевѣдущъ". Да и вообще она очень часто употребляется арабами въ разговорѣ, такъ какъ они, несмотря на преслѣдованіе закономъ лжи, очень склонны говорить неправду.

⁴) Персидское слово Шахріаръ означаетъ "другъ города".

⁵) Имя Шахъ-Земанъ значитъ "Царь времени".

⁶) Визирь, лицо, приближенное къ восточнымъ царямъ, нѣчто въ родѣ нашихъ министровъ. Лицо, которое несетъ на себѣ бремя управленія царствомъ. О значеніи визиря можно судить по словамъ Магомета, сказавшаго: "Кто бы ни царствовалъ надъ мусульманами, но если Господь пожелаетъ оказать милость, то дастъ имъ хорошаго визиря".

⁷) Обычай, отправляясь въ гости, везти съ собой подарки существовалъ испоконъ вѣковъ и сохранился до нашихъ дней. Отказаться отъ подарка, это значитъ нанести смертельное оскорбленіе лицу дарящему.

⁸) Письма мусульманъ отличаются особенными выраженіями правилъ вѣжливости. Бумага употребляется толстая, бѣлая и очень гладкая; иногда она разрисовывается золотыми цвѣтами, и края всегда гладко обрѣзаны. Верхняя половина всегда оставляется чистой. Если письмо пишется высокопоставленнымъ лицомъ, то подпись свою онъ ставитъ наверху, и тутъ же кладетъ свою печать (обыкновенно вырѣзанную на перстнѣ, который носится на мизинцѣ). Печать намазываютъ чернилами, а бумагу въ этомъ мѣстѣ немного смачиваютъ. Письма вкладываютъ въ бумажный конвертъ, съ такого рода надписью: "Оно придетъ, если на то будетъ милость Божья, да святится имя Его, въ такое-то мѣсто и будетъ доставлено въ руки нашего уважаемаго друга и т. д., такого-то, если Господь допуститъ это". Иногда письмо вкладываютъ въ небольшой шелковый мѣшочекъ, вышитый золотомъ.

⁹) Обычай посылать депутацію, чтобы встрѣтить и привѣтствовать приближающагося посла или сановника, сохранился на Востокѣ до настоящаго времени.

¹⁰) Упоминаемое гостепріимство сохраняется мусульманами въ силу предписанія ихъ пророка. "Кто, -- говоритъ онъ, -- вѣритъ въ Бога и въ день воскресенія, тотъ долженъ уважать своего гостя, и въ продолженіе дня и ночи быть къ нему очень внимательнымъ, и въ продолженіе трехъ дней угощать его. Со стороны же гостя не слѣдуетъ безпокоить хозяина болѣе трехъ дней".

¹¹) Мусульмане различнымъ образомъ выражаютъ свое почтеніе:

1) Прикладываютъ руку къ груди. 2) Рукою касаются губъ и лба или чалмы. 3) Точно такъ же касаются рукою, но при этомъ слегка наклоняютъ голову. 4) То же самое, но только наклоняютъ все тѣло. 5) То же самое, но предварительно правой рукой касаются земли. 6) Цѣлуютъ руку лицу, которому хотятъ выразить почтеніе. 7) Цѣлуютъ ему рукавъ. 8) Цѣлуютъ край одежды. 9) Цѣлуютъ ноги.. 10) Цѣлуютъ коверъ или землю у ногъ. Первыя пять привѣтствій сопровождаются словами: "Миръ съ вами", и въ отвѣтъ говорится "Да будетъ съ вами миръ, и надъ вами милость и благословеніе Божіе!" Самый послѣдній обычай нынче уже совершенно вышелъ изъ употребленія.

¹²) Арабскія письма писались такимъ кудреватымъ слогомъ, и такъ мало похожимъ на разговорный языкъ, что нерѣдко ихъ было трудно понять.

¹³) Вслѣдствіе зноя путешествія совершались обыкновенно ночью.

¹⁴) По поводу какихъ-нибудь празднествъ или радостныхъ событій въ царскомъ, дворцѣ, жители города получали приказъ украсить свои дома, а въ особенности купцы -- украсить свои лавки, развѣсивъ шали, парчи, богатыя одежды, женскія украшенія и различныя дорогія вещи. На протянутыя черезъ улицы веревки вѣшали лампы и флаги. Если же объ. украшеніи города объявлялось заранѣе, то жители красили дома.

¹⁵) Многіе думаютъ, что, по понятіямъ восточныхъ людей, женская красота соединяется непремѣнно съ полнотою. Но это вовсе не такъ. Въ. арабскихъ поэтическихъ, произведеніяхъ воспѣваются тоненькія дѣвушки, какъ тростникъ между растеніями или какъ вѣтка восточной ивы. Лицо ея, какъ ясный мѣсяцъ, а волосы -- какъ мракъ ночи, и спускаются: на спину. Румянецъ покрываетъ щеки, и родинка на нихъ прибавляетъ прелести. Глаза миндальной формы должны быть непремѣнно черные, блестящіе, но съ поволокой и съ длинными рѣсницами. Брови тонкія и. крутыя, лобъ широкій и чистый, какъ, слоновая кость; губы ярко алыя, а зубы "какъ жемчугъ, обдѣланный въ кораллъ".

¹⁶) Въ этихъ сказкахъ безпрестанно упоминается о шайтанѣ. Мусульмане вѣрятъ въ три различныхъ вида разумныхъ веществъ, а именно: въ ангеловъ, созданныхъ изъ свѣта, Джинни, созданныхъ изъ:огня, и людей, созданныхъ изъ земли. Возмутившіеся Джинни называются шайтанами, или дьяволами. Слово шайтанъ, замѣняющее дьявола, употребляется и у насъ въ заволжскихъ губерніяхъ.

Шайтанъ, говорятъ, былъ созданъ за нѣсколько тысячелѣтій до Адама. По преданію, переданному пророкомъ, существуетъ пять разрядовъ этихъ дьяволовъ, а именно: джены, джинни, шайтаны, эфриты и мариды, -- самые могущественные изъ дьяволовъ. Всѣ эти дьяволы, какъ гласитъ преданіе, созданы изъ бездымнаго огня и одарены способностью принимать различные образы, хотя сами они невидимы для человѣческаго глаза..

Между дьяволами ость тоже невѣрующіе и отщепенцы. Говорятъ, что пророкъ Юсуфъ былъ посланъ къ дьяволу.

Преданіе говоритъ, что земля первоначально била населена дьяволами, но они жили такъ дурно, что Богъ послалъ противъ нихъ ангеловъ, и ангелы изгнали ихъ на острова.

Дьяволы живутъ въ продолженіе нѣсколькихъ вѣковъ, но могутъ быть убиты, другъ другомъ и людьми. Дьяволы побиваются нерѣдко камнями, падающими съ неба, вслѣдствіе чего арабы при видѣ падающей звѣзды нерѣдко восклицаютъ: "Убей, Господи, врага вѣры!"

Согласно тѣмъ же преданіямъ, дьяволы бываютъ различныхъ видовъ: они принимаютъ образъ змій, скорпіоновъ, львовъ, волковъ, шакаловъ и т. д. Одни дьяволы живутъ на землѣ, другіе -- на морѣ, а третьи -- въ, воздухѣ. Есть дьяволы съ крыльями, летающіе, есть змѣи и собаки, и третьи переходятъ съ мѣста на мѣсто, какъ люди.

Дьяволы являются людямъ преимущественно въ образѣ змѣй, собакъ, кошекъ или людей, но въ послѣднемъ, случаѣ они принимаютъ гигантскіе размѣры. Добрый дьяволъ является красавцемъ, а злой -- отвратительнымъ уродомъ. Они могутъ моментально исчезать въ воздухѣ и черезъ толстыя стѣны. Даже и въ настоящее время многіе магометане увѣряютъ, что видятъ шайтановъ и имѣютъ съ ними дѣло.

Шайтаны живутъ на землѣ и любятъ мѣста около ручейковъ, перекрестковъ, на берегахъ моря и. рѣкъ. Этотъ злой духъ, какъ говорятъ, могъ забираться во всѣ небеса, но съ рожденіемъ Христа былъ изгнанъ изъ трехъ верхнихъ небесныхъ сферъ, а съ рожденіемъ Магомета ему запретили являться и въ четыре остальныя. Но, несмотря на это запрещеніе, онъ продолжаетъ подниматься на первый небесный слой и слушаетъ разговоры ангеловъ о будущемъ тѣхъ людей, которые какими-то способами заставляютъ дьяволовъ служить себѣ. Таісимъ образомъ, древній царь Сулейманъ пріобрѣлъ громадную власть надъ шайтанами. Пріобрѣлъ онъ ее посредствомъ талисмана, полученнаго имъ съ небесъ. Это былъ перстень, съ вырѣзаннымъ на немъ "величайшимъ именемъ" Бога, сдѣланный частью изъ мѣди, частью изъ чугуна, ненавистнаго всѣмъ дьяволамъ. Онъ обладалъ неограниченной властью надъ шайтанами, надъ птицами, надъ вѣтрами и даже хищными звѣрями. Сулейманъ обратилъ многихъ изъ дьяволовъ въ истинную вѣру, а тѣхъ, которые не подчинялись ему, онъ садилъ въ темницы.

Дьяволы дѣлали людямъ много зла. Они уносили красивыхъ женщинъ и дѣлали ихъ своими женами и наложницами. Злые дьяволы поселялись на крышахъ и окнахъ домовъ и, бросая сверху камни, убивали прохожихъ. Поселяясь въ жилыхъ домахъ, они жестоко преслѣдовали обитателей дома и даже портили съѣстные припасы. Вслѣдствіе этого осторожные люди обыкновенно запираютъ свои двери, призывая благословеніе Божіе. Мусульмане полагаютъ, что во время Рамадана шайтаны сидятъ въ темницахъ, и поэтому въ послѣднюю ночь женщины съ молитвою окропляютъ солью всѣ полы въ домѣ и всѣ комнаты.

У дьяволовъ есть тоже и женщины, называющіяся гулехами, понашему, вѣдьмами. Эти вѣдьмы являются одинокимъ путешественникамъ, разговариваютъ съ ними и нерѣдко отдаются имъ, а иногда и преслѣдуютъ ихъ.

¹⁷) Арабы нерѣдко говорятъ между собою объ испорченности женщины. Они считаютъ ее лишенной здраваго смысла, но полной лукавства. "Я стоялъ, -- говоритъ Магометъ, -- у воротъ рая и видѣлъ, что обитатели его по большей части изъ бѣдныхъ. Я стоялъ у дверей ада и видѣлъ, что населенъ онъ преимущественно женщинами". Вотъ что говоритъ о женщинахъ калифъ Омаръ: "Совѣтуйся съ женщинами, но поступай противъ ихъ совѣта". "Хорошо, если бы мужчина передъ началомъ каждаго серьезнаго дѣла посовѣтовался съ десятью друзьями, а если нѣтъ десяти друзей, то хоть съ пятью по два раза, а если нѣтъ пяти друзей, то хоть съ однимъ десять разъ въ разное время, а если и одного друга нѣтъ, то съ своей женой, но поступить долженъ именно не такъ, какъ она посовѣтуетъ, и тогда дѣло ему удастся".

¹⁸) Трудно повѣрить, чтобы существовалъ такой жестокій царь, а между тѣмъ въ исторіи Востока намъ попадаются еще болѣе ужасныя жестокости. Такъ, напримѣръ, одинъ калифъ египетскій Эзъ-Захиръ, сынъ Эль-Гакима, собралъ всѣхъ рабынь, бывшихъ во дворцѣ, и при казалъ имъ собраться всѣмъ въ извѣстный день одѣтыми въ лучшіе наряды и драгоцѣнности, говоря, что онъ задастъ имъ такое пиршество, какого онѣ еще не видали. Въ извѣстный день онѣ всѣ собрались въ залу, а калифъ приказалъ замуравить всѣ двери, и всѣ онѣ умерли. Это было какъ разъ въ пятницу, въ день мусульманской молитвы. Замуравленныхъ женщинъ было двѣ тысячи шестьсотъ шестьдесятъ рабынь. Черезъ шесть мѣсяцевъ онъ сжегъ ихъ тѣла.

¹⁹) Ната дѣлается изъ большого круглаго куска кожи, которую разстилаютъ на землю, вмѣсто скатерти для обѣда. Ната употребляется преимущественно во время путешествій. Кругомъ нея продѣта веревка, которую стягиваютъ, и тогда ната образуетъ мѣшокъ для остатковъ провизіи.

²⁰) Кадіемъ называется судья, произносящій приговоры какъ по нравственнымъ, такъ по религіознымъ, гражданскимъ и уголовнымъ дѣламъ. Въ маленькихъ городахъ онъ исполняетъ, кромѣ того, обязанности нотаріуса при заключеніи контрактовъ.

Къ главѣ первой.

1) У магометанъ существуетъ обычай брать съ собой на войну или отправляясь въ продолжительное путешествіе, въ особенности въ пустыню, саванъ, такъ какъ всякому хочется быть погребеннымъ по закону. Купецъ, о которомъ идетъ рѣчь, вѣроятно, надѣялся, что шайтанъ или прохожіе обмоютъ его, одѣнутъ и похоронятъ.

²) Слово "шейкъ" собственно означаетъ "почтенный человѣкъ", но вообще же оно равносильно слову. "господинъ" и дается всякому мусульманину.

³) Арабы называютъ жену молодой, когда ей двѣнадцать лѣтъ.

⁴) Рабы и рабыни у магометанъ состоятъ изъ людей, взятыхъ въ плѣнъ на войнѣ, или же изъ дѣтей, родившихся отъ рабовъ. Рабы преимущественно берутся изъ Абиссиніи и изъ негритянскихъ странъ.

Рабы не пользуются гражданской свободой и находятся въ полной власти своего хозяина, который имѣетъ право и на ихъ имущество. Если хозяинъ признаетъ ребенка, родившагося у него отъ рабыни, то ребенокъ дѣлается законнымъ, а если не признаетъ, то онъ родится въ рабствѣ. Хозяинъ можетъ продавать своихъ рабовъ и рабынь и женить и выдавать ихъ замужъ, но не имѣетъ права разлучать супруговъ. Хозяинъ не можетъ продать мать признаннаго имъ ребенка, и съ его смертью она дѣлается свободной. Рабыни-негритянки, не обладая привлекательностью, обучаются обыкновенно стряпнѣ и домашнему обиходу.

Пророкъ строго проповѣдуетъ хорошее обращеніе съ рабами и говоритъ даже: "Давайте мамелюкамъ -- бѣлымъ рабамъ -- ту же пищу, которую вы ѣдите сами, и одѣвайте ихъ въ такое же платье, какое носите сами, и не давайте имъ работы сверхъ силы. Если господинъ прибьетъ своего раба или ударитъ его, то въ вознагражденіе долженъ освободить его. Человѣкъ, дурно обращающійся съ рабомъ своимъ, въ рай не попадетъ". Магометъ и рабамъ тоже приказываетъ любить своего господина и повиноваться ему.

⁵) Арабы и вообще магометане обладаютъ удивительно пылкимъ воображеніемъ, и самыя невѣроятныя происшествія и нынѣ разсказываются ими, какъ достовѣрные факты. Они въ особенности твердо вѣрятъ въ превращеніе людей въ какихъ-нибудь животныхъ, и мусульманина, сомнѣвающагося въ этомъ, они считаютъ вольнодумцемъ и вѣроотступникомъ. Даже ученые мусульмане и тѣ не гнушались изучать этотъ предметъ.

Превращенія совершаются посредствомъ заговоровъ, обращенныхъ къ дьяволу, и вспрыскиванія водой или пылью. Дурной глазъ считается и донынѣ непреложнымъ фактомъ. Даже пророкъ совѣтуетъ носить ладанки противъ дурного глаза. Тотъ же пророкъ говорятъ, что предсказанія могутъ быть вѣрными, потому что вѣщателю помогаетъ дьяволъ, подслушавшій разговоръ ангеловъ. Къ предсказаніямъ прибѣгаютъ въ особенности при отыскиваніи кладовъ. Вѣра въ сны тоже сильно развита на Востокѣ. "Хорошіе сны, -- говоритъ пророкъ, -- посылаются Богомъ, а дурные -- дьяволомъ". Видѣть во снѣ воду или что-нибудь зеленое или бѣлое считается подозрительнымъ, а черное или красное или огонь -- хорошимъ. Легкіе и тяжелые дни тоже существуютъ на Востокѣ, какъ до сихъ поръ существуютъ и у насъ, но только дни не тѣ, что у насъ. У арабовъ счастливыми днями считаются четвергъ и пятница, въ особенности пятница; понедѣльникъ и среда -- сомнительными, воскресенье же, вторникъ и въ особенности суббота -- тягостными, несчастными днями. Въ каждомъ мѣсяцѣ, по ихъ мнѣнію, есть семь особенно тяжелыхъ дней.

Образованные мусульмане ставятъ магію наравнѣ съ обманомъ и фокусами, а простой народъ вѣритъ въ ея силу и приписываетъ могуществу дьяволовъ. Въ послѣднее столѣтіе въ Египтѣ были замѣчательные фокусники.

Надо замѣтить, что въ настоящихъ сказкахъ всѣ превращенія приписываются женщинамъ, и вѣдьмъ является болѣе, чѣмъ колдуновъ. "Женщины, -- говоритъ пророкъ, -- склонны болѣе, чѣмъ мужчины, ко всему противозаконному".

⁶) У мусульманъ существуетъ два большихъ праздника въ году. Первый наступаетъ тотчасъ же послѣ Рамадана или мѣсяца воздержанія и длится три дня; онъ называется Малымъ праздникомъ. Большой праздникъ длится тоже три дня.

Рано утромъ въ эти праздники мусульмане обязаны совершить полное омовеніе всего тѣла. Въ Малый праздникъ мусульманинъ можетъ утромъ же съѣсть нѣсколько финиковъ, или какой-нибудь другой легкой пищи, а въ Большой праздникъ онъ можетъ ѣсть только послѣ совершенія всѣхъ религіозныхъ обрядовъ. Въ этотъ праздникъ приносятся жертвы изъ живыхъ животныхъ.

Въ оба эти праздника мусульмане, въ особенности женщины, посѣщаютъ могилы своихъ близкихъ, они идутъ туда съ пальмовыми вѣтвями и листьями и кладутъ, сломанными въ куски, на могилы или гробницы, куда тоже кладутъ и травы и цвѣты. Въ эти дни бѣднымъ на кладбищахъ раздаются подаянія.

⁷) Мусульмане должны убивать скотъ для ѣды особеннымъ способомъ. Домашнихъ животныхъ закалываютъ, перерѣзая имъ горло. Рѣзать скотину можетъ мусульманинъ, или христіанинъ, или еврей, какъ мужчина, такъ и женщина. Приступая къ этой операціи, надо призывать помощь Божью.

⁸) У мусульманъ существуетъ обычай одаривать лицо, которое приноситъ хорошую вѣсть.

⁹) Магометанская женщина не должна показывать своего лица никому изъ мужчинъ, кромѣ близкихъ родственниковъ или такихъ, за которыхъ она почему-либо не можетъ выйти замужъ.

¹⁰) Въ восточныхъ городахъ большая часть главныхъ улицъ занята рядомъ лавокъ съ обѣихъ сторонъ, не имѣющихъ никакого сообщенія съ верхними этажами, раздѣленными на квартиры. Лавочки эти вообще очень не велики, нѣчто въ родѣ келлій или клѣтокъ, со ставнями, закрывающимися на улицу, и на ночь запирающимися деревянными замками.

¹¹) Изъ недовѣрія къ служащимъ и къ родственникамъ арабы зачастую прячутъ свои деньги, зарывая ихъ подъ поломъ.

¹²) Слова: "я сама отдаюсь тебѣ", сказанныя женщиной, дѣлаютъ ее законной женой мужчины, если онъ согласенъ взять ее.

¹³) Вѣдьмы, по мнѣнію мусульманъ, принадлежатъ къ тѣмъ же дьяволамъ и шайтанамъ и могутъ принимать на себя любой образъ.

¹⁴) Крыши въ арабскихъ домахъ по большей части плоскія, такъ что лѣтомъ на нихъ очень удобно спать, и изъ комнаты на нихъ есть выходъ.

Къ главѣ второй.

¹) Шайтанъ Сакръ былъ страшнымъ врагомъ Сулеймана, или Соломона. Въ Коранѣ говорится о его послѣднемъ измѣнническомъ поступкѣ. Такъ какъ Соломонъ, по слабости своего характера, позволилъ одной изъ своихъ женщинъ заниматься идолопоклонствомъ подъ его кровлей, то Господь пожелалъ наказать его. Въ нѣкоторыхъ случаяхъ царь этотъ давалъ свой именной перстень, служившій знакомъ его владѣнія государствомъ, своей наложницѣ Эль-Эминехѣ. Однажды, когда перстень былъ оставленъ у нея, шайтанъ, по имени Сакръ, принялъ образъ Соломона и взялъ отъ нея перстень, вслѣдствіе чего онъ завладѣлъ государствомъ и сидѣлъ на престолѣ, принявъ образъ царя, и сдѣлалъ нѣкоторыя измѣненія въ законахъ. Царь же Соломонъ въ это время такъ измѣнился, что его никто не могъ узнать, и онъ ходилъ и просилъ подаяніе, чтобы не умереть съ голоду; наконецъ, по прошествіи сорока дней, шайтанъ улетѣлъ изъ дворца и перстень съ печатью бросилъ въ море. Перстень былъ тотчасъ же проглоченъ рыбой, принесенной потомъ къ Соломону, который и нашелъ свою печать у нея въ желчи; получивъ обратно свое царство, онъ взялъ Сакра и бросилъ его въ море..

²) Восточные цари съ самыхъ древнихъ временъ имѣли обыкновеніе одаривать ученыхъ, мудрецовъ и писателей одеждой, какъ одаривали и сановниковъ. Одежда по большей части состояла изъ широкаго халата. Вмѣстѣ съ такой одеждой давалась шитая золотомъ чалма, а важнымъ эмирамъ давались драгоцѣнные ожерелья, браслеты и осыпанные каменьями мечи.

Арабскіе цари всегда щедро одаривали писателей, ученыхъ и въ особенности поэтовъ. Эръ-Рашидъ доходилъ въ этомъ отношеніи до того, что самъ подавалъ вымыть руки одному слѣпому ученому. Въ примѣръ щедрости арабскихъ царей къ ученымъ разсказываютъ такой случай. Гаммадъ, извѣстный ораторъ при дворѣ Абдель-Мелика, не скрывалъ своего нерасположенія къ его сыну Гишаму. Когда же Гитамъ вступилъ на престолъ, то Гаммадъ бѣжалъ къ Эль-Куфеху. Вскорѣ отъ Гишама пришло письмо къ губернатору, въ которомъ калифъ приказывалъ прислать къ нему въ Дамаскъ оратора, оказывая ему почетъ. Губернаторъ далъ Гаммаду кошелекъ съ тысячью червонцами и отправилъ его съ нарочнымъ калифа. Въ Дамаскѣ онъ былъ приведенъ къ калифу, котораго онъ нашелъ въ богатой гостиной подъ краснымъ шелковымъ балдахиномъ. Сзади калифа стояли двѣ женщины необычайной красоты и держали въ рукахъ по хрустальному кубку съ виномъ. Послѣ первыхъ обычныхъ привѣтствій, калифъ сказалъ Гаммаду, что послалъ за нимъ затѣмъ, чтобы онъ прочелъ ему стихи, изъ которыхъ въ памяти калифа сохранилось только одно слово въ концѣ первой строчки. Ораторъ, выслушавъ это слово и подумавъ немного, цапалъ декламировать желаемое стихотвореніе, и привелъ Гишама въ совершенный восторгъ. Калифъ выпяхъ кубокъ съ виномъ и другой кубокъ подалъ оратору. Гаммадъ, осушивъ его, сказалъ, это это вино лишило его трети разума. Калифъ приказалъ ему прочесть стихотвореніе еще разъ и снова выпилъ кубокъ вина, а другой велѣлъ подать Гаммаду. Гаммадъ, выпивъ, лишился второй трети разума и вскричалъ: "О, царь вѣрности, двѣ трети разума отлетѣли отъ меня!" Калифъ засмѣялся и спросилъ у него, что желалъ бы онъ получить, прежде чѣмъ лишиться послѣдней трети своего разума. Ораторъ выразилъ желаніе получить одну изъ присутствующихъ рабынь. Калифъ отвѣчалъ ему: "Можешь взять обѣихъ со всѣмъ, что у нихъ есть, и, кромѣ того, я даю тебѣ пять тысячъ червонцевъ". "Я поцѣловалъ прахъ у ногъ его, -- разсказываетъ Гаммадъ, -- и выпилъ третій кубокъ, послѣ чего потерялъ сознаніе и очнулся только съ наступленіемъ ночи въ хорошенькомъ домикѣ, освѣщенномъ свѣчами, и увидалъ, что рабыни приводили въ порядокъ мои платья и вещи. Забравъ все подаренное мнѣ, я уѣхалъ счастливѣйшимъ смертнымъ".

³) Царь и мудрецъ, въ качествѣ его гостя, изображены здѣсь обѣдающими въ присутствіи всего двора.

Мусульмане слегка закусываютъ послѣ утренней молитвы и обѣдаютъ послѣ полуденной молитвы, или же просто завтракаютъ передъ полуднемъ. Ужинъ, подаваемый послѣ заката солнца, составляетъ главную основную ѣду. Мусульмане ѣдятъ мало, но весьма разнообразно.

Въ тѣ времена, о которыхъ идетъ рѣчь въ этихъ сказкахъ, кушанья, насколько извѣстно, ставились на большую круглую вышитую скатерть, разостланную на полъ, а иногда и на подносъ, поставленный или просто на полъ или на подставку. Такой подносъ на подставкѣ употребляется и теперь въ домахъ среднихъ и высшихъ классовъ арабовъ. Столъ обыкновенно становится на круглый коверъ посреди комнаты, или въ углу между диванами, идущими вдоль трехъ стѣнъ комнатъ. Столъ устраивается изъ большого круглаго серебрянаго или мѣднаго подноса, поставленнаго на невысокой деревянной подставкѣ, отдѣланной перламутромъ или бирюзой, или чѣмъ-нибудь другимъ. Если гостей много, то такихъ столовъ ставятъ нѣсколько. Кушанья подаютъ или на серебряныхъ или на луженыхъ мѣдныхъ или фарфоровыхъ блюдахъ. Блюда ставятся на подносъ, а кругомъ разложены круглые плоскіе хлѣбцы и ложки деревянныя, костяныя или металлическія, и нѣсколько разрѣзанныхъ пополамъ лимоновъ. Каждому изъ гостей дается салфетка, и слуга поливаетъ на руки воду. Для умыванія подаются мѣдные или другіе тазы. Тазъ прикрытъ крышкой съ отверстіями, въ которыя протекаетъ вода, а посреди устроена чашечка для мыла. Вымыть, хотя бы только одну правую руку, считается обязательнымъ, чтобы ѣсть сухую ѣду. Ротъ тоже зачастую полощется. Гости сидятъ на полу, или на подушкахъ, или на диванахъ, скрестивъ ноги, или съ приподнятой правой колѣнкой, прикрытой салфеткой, или же кругомъ стола кладется всѣмъ на колѣни длинное полотенце. Передъ началомъ ѣды всѣ говорятъ: "Во имя Бога!" Хозяинъ дома первый беретъ кушанье, чтобы показать, что въ немъ нѣтъ отравы. Вмѣсто ножей и вилокъ служатъ два пальца правой руки. Если взятый кусокъ слишкомъ великъ, чтобы проглотить его., сразу, то онъ кладется на хлѣбецъ. Лѣвой рукой только помогаютъ разрывать или разламывать, но ѣсть ею считается неприличнымъ. Обѣды нерѣдко начинаются супами и кончаются варенымъ рисомъ, послѣ котораго подаютъ фрукты или какой-нибудь сладкій напитокъ. Кушанья подаются всегда не жирныя, на чистомъ хорошемъ маслѣ, и надрѣзанныя такъ, что ихъ легко раздѣлить.

Вотъ описаніе одного кушанья, подававшагося за царскимъ столомъ на Востокѣ. Очень большое мѣдное блюдо устлано тѣстомъ, и на него поставлены три ягненка, начиненные рубленымъ мясомъ, поджареннымъ въ кунжутномъ или фисташковомъ маслѣ и смѣшаннымъ съ разными пряностями: перцемъ, имбиремъ, кардамономъ, тминомъ, мускатнымъ орѣхомъ, и вспрыснутымъ розовымъ масломъ и мускусомъ. Надъ ягненками и подъ ними всѣ пустыя мѣста закладываются двадцатью штуками дичи, двадцатью цыплятами и пятидесятью штуками мелкой дичи, начиненной яйцами или мясомъ или сваренной въ сокѣ вислаго винограда, или же лимономъ, или какой-нибудь другой кислотой. Туда же прибавляются маленькіе пирожки съ говядиной или съ чѣмѣнибудь сладкимъ. Все это укладывается въ видѣ купола и закрывается тѣстомъ, запекается въ печкѣ, обтирается губкой и затѣмъ окропляется розовой водой съ мускусомъ.

Относительно дозволеннаго и недозволеннаго мяса мусульманскіе законы почти одинаковы съ еврейскими. Свиное мясо и кровь положительно воспрещены. За обѣдомъ пьютъ обыкновенно воду изъ глиняныхъ кувшиновъ. Шербетъ дѣлается изъ воды, сахара и сухого варенья, изъ фіалокъ и розъ. Вставъ изъ-за стола, мусульмане молятся и потомъ моются.

⁴) Какъ обыкновенная, такъ и соколиная охота была любимымъ занятіемъ арабовъ, и въ особенности ихъ царей и вельможъ. Охота персіянъ новѣйшаго времени совершенно та же, что описывается въ разсказахъ Шахеразады. Вотъ какъ описываетъ одинъ англичанинъ эту охоту: "Охотники, -- говоритъ онъ, -- отправляются на какую-нибудь равнину или пустыню или морской берегъ съ гончими собаками и съ соколами. Лишь только антилопа покажется, охотники стараются подъѣхать какъ можно ближе, но животное, замѣтивъ ихъ, начинаетъ уноситься какъ вихрь, охотники спускаютъ собакъ, которыя стараются отдѣлить намѣченное животное отъ стада, и тогда охотники спускаютъ соколовъ. Соколы летятъ очень низко и начинаютъ бить преслѣдуемую антилопу въ голову и въ глаза, чтобы ослѣпить ее. Во всякомъ случаѣ они приводятъ животное въ такое смущеніе, что собакамъ удается догнать его. Черезъ минуту и охотники появляются тутъ же, и охота кончается. Въ этой охотѣ всего любопытнѣе безмолвное соглашеніе соколовъ съ собаками, которые смотрятъ другъ на друга, чтобы во-время помочь".

Охота на дикихъ ословъ тоже была занятіемъ персіанъ и арабовъ, и одной изъ труднѣйшихъ охотъ. Дикій оселъ водится въ Сирійскихъ и Нубійскихъ пустыняхъ, какъ водится въ Аравіи и Персіи. Во времена, описываемыя Шахеразадою, охотились стрѣлами, копьями и мечами. Каждое животное, не убитое наповалъ, тотчасъ же закалывалось ножомъ, такъ какъ кровь умершаго, отъ ранъ животнаго считалась незаконной.

⁶) Читателю можетъ быть интересно узнать разсказъ о крокодилѣ, который мудрецъ не захотѣлъ передать. Вотъ эта исторія. Крокодилъ отползъ отъ Нила по дорогѣ въ пустыню и такъ истомился отъ зноя и жажды, что не могъ уже вернуться назадъ къ рѣкѣ. Въ это время къ нему приблизился арабъ на верблюдѣ, направлявшійся къ Нилу. Крокодилъ обратился къ нему съ просьбой, прося привязать его на спину верблюда и довезти такимъ образомъ до Нила, обѣщая въ вознагражденіе за это перевести его на себѣ черезъ Нилъ. Арабъ отвѣчалъ, что онъ боится, чтобы онъ, отпущенный на свободу, не бросился на него же и не разорвалъ бы его; но животное такъ клялось ему, что арабъ, наконецъ, согласился и, заставивъ верблюда опуститься на колѣни, привязалъ крокодила на спину и привезъ его на берегъ. Не успѣлъ онъ, однакоже, развязать страшнаго звѣря, тотъ тотчасъ же разинулъ свою страшную пасть, чтобы уничтожить своего благодѣтеля. Въ эту минуту къ нимъ подошла лисица. Арабъ обратился къ лисѣ и разсказалъ ей всю исторію, а крокодилъ сталъ оправдываться, говоря, что арабъ такъ крѣпко привязалъ его къ спинѣ верблюда, что чуть не убилъ. Лисица отвѣчала, что араба, конечно, можно было бы схватить, но что по справедливости она требуетъ, чтобы всѣ его дѣйствія были повторены передъ нею. Крокодилъ согласился, и снова былъ привязанъ на спину къ верблюду и свезенъ къ тому мѣсту, гдѣ арабъ нашелъ его. Тамъ арабъ, по приказанію лисицы, держа за поводъ верблюда, срѣзалъ веревки, державшія крокодила, и, сбросивъ его на землю, ускакалъ отъ него, оставивъ его въ прежнемъ жалкомъ положеніи.

⁶) Въ тѣ времена глаза и рѣсницы подкрашивали чернымъ порошкомъ. Порошокъ этотъ дѣлался изъ пережженнаго ладана, или изъ пережженныхъ скорлупъ миндальныхъ орѣховъ. Этимъ-то порошкомъ и подводили глаза, посредствомъ деревянныхъ, костяныхъ или серебряныхъ палочекъ съ заостреннымъ кончикомъ, который намачивали и опускали въ порошокъ, и затѣмъ имъ проводили вдоль рѣсницъ.

⁷) Куфьей арабы называютъ платокъ, который носятъ на головѣ. Платокъ этотъ квадратный, величиною аршинъ слишкомъ, яркаго цвѣта, съ широкими и узкими полосами, съ бахромой или кисточками съ двухъ сторонъ. Куфьи бываютъ просто бумажныя, или бумажныя, затканныя шелкомъ, или же шелковыя, затканныя золотомъ. Куфьи эти носятъ и теперь какъ мужчины, такъ и женщины. Онѣ накидываются сверху чалмы, и два переднихъ угла приподнимаются на чалму. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ ихъ носятъ подъ чалмою.

⁸) Въ восточныхъ разсказахъ зачастую упоминается объ удивительныхъ рыбахъ, и арабы передаютъ слѣдующій анекдотъ за достовѣрный фактъ. Во время Соломона жилъ одинъ очень справедливый судья, которому жена, подавая рыбу, обыкновенно говорила молитву, прося наказать невѣрную жену. Однажды, поставивъ передъ мужемъ блюдо съ жареной рыбой, она повторила свое обычное желаніе, послѣ чего одна рыбка встрепенулась и соскочила на полъ. Это повторилось три раза, вслѣдствіе чего мужъ посовѣтовался съ однимъ благочестивымъ старцемъ, и тотъ высказалъ подозрѣніе. Судья вслѣдъ за тѣмъ открылъ, что одна изъ купленныхъ имъ рабынь была переодѣтымъ мужчиной.

⁹) Арабы обыкновенно измѣряютъ разстояніе тѣмъ временемъ, которое употребляется на переходъ его караваномъ.

¹⁰) Во дворцахъ, или въ большихъ домахъ, передъ входными дверьми обыкновенно устраивается каменная или деревянная скамья, для удобства привратника или другихъ слугъ. Входныя сѣни ведутъ въ открытый дворъ, и для того, чтобы постороннія лица не могли заглянуть въ него и увидать частной жизни обитателей дома, сѣни, въ родѣ коридора, идутъ извилинами. Царь сѣлъ около входной двери, для того, чтобы кто-нибудь не предположилъ въ немъ нескромнаго желанія проникнуть въ чужой домъ. Уваженіе къ частной жизни въ чужомъ домѣ такъ сильно развито на Востокѣ, что объ этомъ даже такимъ образомъ упоминается въ Коранѣ: "Не входите, правовѣрные, въ какіе-либо дома, кромѣ вашего собственнаго, если не испросили на это позволенія отъ обитателей его; это будетъ и для васъ самихъ лучше. Если при входѣ вы никого не встрѣтите, то не входите, пока не получите приглашенія; не получивъ же позволенія, вернитесь, это будетъ гораздо приличнѣе и угоднѣе Господу. Входить для отдыха въ пустые дома совершенно позволительно. Если посѣтитель находитъ дверь отворенной и не видитъ слуги, то онъ долженъ хлопнуть въ ладоши для того, чтобы вызвать кого-нибудь, то-есть ударить пальцами правой руки по лѣвой ладони. Даже получивъ приглашеніе и проходя по корридору, слѣдуетъ иногда громко повторять "съ вашего позволенія!" или воззваніе къ Богу, для того, чтобы женщины успѣли удалиться или же закрыться фатой. Иногда слуга, вводя гостя, говоритъ это за него".

¹¹) Чтобы читатель ложно не истолковалъ нѣкоторыхъ характеровъ въ этихъ сказкахъ, надо замѣтить, что арабы вовсе не считаютъ нлакать позорнымъ или неприличнымъ для мужчинъ и героевъ, хотя вмѣстѣ съ тѣмъ магометане отличаются удивительнымъ спокойствіемъ при самыхъ ужасныхъ несчастіяхъ.

¹²) На Востокѣ, да и вообще въ жаркихъ климатахъ, существуетъ обыкновеніе спать послѣ полудня. Тамъ нерѣдко видишь купца, наслаждающагося блаженнымъ сномъ у себя въ лавкѣ, и спящаго человѣка дозволяется разбудить только по самой крайней надобности.

¹³) Самый употребительный вѣеръ у арабовъ имѣлъ форму флага, въ шесть-семь дюймовъ ширины и немного болѣе длины. Вѣера дѣлаются изъ сплоенныхъ пальмовыхъ листьевъ различныхъ, цвѣтовъ, или изъ гладкихъ листьевъ, искусно сложенныхъ и сплетенныхъ вмѣстѣ. Ручка дѣлается изъ пальмоваго дерева, длиною въ половину вѣера. Опахало употребляется какъ мужчинами, такъ и женщинами съ двойной цѣлью, чтобы освѣжиться въ жаркое время, или чтобы отгонять мошекъ и другихъ насѣкомыхъ, крайне надоѣдливыхъ въ тѣхъ климатахъ. Тѣ вѣера гораздо удобнѣе европейскихъ вѣеровъ, и обмахиваться ими тоже удобнѣе. Описанные нами арабскіе вѣера и теперь привозятся изъ Мекки въ Каиръ и продаются за гроши. Арабы также употребляютъ большіе вѣера изъ черныхъ страусовыхъ перьевъ съ зеркальцемъ внизу. Кромѣ того, изъ пальмовыхъ листьевъ дѣлаютъ опахалы для отмахиванья мухъ. Для маханія нанимается слуга или рабъ, и онъ во время обѣда или сна машетъ имъ.

¹⁴) Виномъ на Востокѣ назывался сладкій напитокъ, но въ настоящемъ случаѣ царю, вѣроятно, подносили настоящее вино, такъ какъ, несмотря на запрещеніе, жители Востока зачастую пили вино.

¹⁵) Надо думать, что и въ тѣ времена, какъ и нынѣ, бенджемъ называлась белена; но бенджъ (бендолъ), о которомъ тутъ идетъ рѣчь, вѣроятно, были листья садовой конопли, которое производили головное разстройство. Обычай употреблять бенджъ и другія наркотическія средства не рѣдокъ и нынѣ; но такъ какъ арабскіе мужья отличаются ревностью, то, можетъ-быть, они клевещутъ на склонность женъ прибѣгать къ различнаго рода ядовитымъ средствамъ.

¹⁶) Большинство восточныхъ городовъ мѣстами или сплошь окружены кучами мусора, наваленными къ самымъ городскимъ стѣнамъ, и на эти груды сваливается падаль верблюдовъ, лошадей и ословъ для того, чтобы мясо ихъ съѣдалось собаками и разносилось хищными птицами. Городъ Каиръ былъ окруженъ такими грудами до такой степени, что, подъѣзжая со стороны Нила, его совсѣмъ не было видно, и груды эти не такъ давно убраны.

¹⁷) Слово "кеббехъ" вообще означаетъ куполъ, или зданіе съ куполообразной крышей. Кеббехомъ называютъ также чуланчикъ и палатку.

¹⁸) Магометане называютъ "Кафомъ" ту цѣпь горъ, которая, по ихъ мнѣнію, идетъ кругомъ нашей земли. Цѣпь кавказскихъ горъ носитъ "гожи наименованіе Кафа, и прежде думали, что эта цѣпь и составляетъ границу земли.

¹⁹) Хотя крыса считается незаконной пищей для мусульманина, но, тѣмъ не менѣе, въ Нижнемъ Египтѣ ихъ ѣдятъ крестьяне. Во всемъ Египтѣ масса крысъ и мышей, живущихъ въ наносномъ нильскомъ илѣ, и только наводненіе на время уноситъ ихъ, а послѣ наводненія онѣ появляются снова.

²⁰) Бузахомъ называется любимый напитокъ лодочниковъ и простого народа въ Египтѣ, и въ особенности нубійцевъ и негровъ, какъ былъ, по словамъ Геродота, любимымъ напиткомъ древнихъ египтянъ. Это -- охмеляющій напитокъ въ родѣ нашего пива, приготовленный изъ ячменной муки и воды. Въ Ѳивахъ были найдены большіе боченки съ этимъ пивомъ.

²¹) Кажется, между арабами древняго времени существовалъ обычай носить трауръ и черное платье, которое носили калифы и ихъ приближенные въ знакъ печали о смерти имама Ибрагима Ибнъ-Магомеда. Но потомъ мужчины перестали носить его, на томъ основаніи, что такое внѣшнее проявленіе горя показываетъ недостатокъ покорности року, и трауръ предоставленъ былъ однимъ женщинамъ для того, чтобы онѣ надѣвали его послѣ смерти мужей и ближайшихъ родственниковъ, но не старыхъ людей. Онѣ надѣвали рубашки, фаты, головные платки и все другое синяго или совсѣмъ чернаго цвѣта, и иногда той же самой краской красили руки до локтей и стѣны своихъ комнатъ. Ничего свѣтлаго въ такихъ случаяхъ не надѣвалось, волосы не убирались и никакія украшенія не употреблялись. Духи и притиранья откладывались въ сторону, а ковры, половики, подушки и покрышки дивановъ поворачивались наизнанку.

²²) На кладбищахъ устраивались "дома стенаній" для того, чтобы во время двухъ годовыхъ праздниковъ женщины могли тамъ находиться.

²³) Такія могилы были четырехугольнымъ зданіемъ, прикрытымъ куполомъ.

²⁴) Эта фраза заслуживаетъ особеннаго вниманія, такъ какъ она даетъ возможность опредѣлить приблизительно время, когда были сочинены или собраны настоящія сказки. Надо думать, что онѣ были написаны въ четырнадцатомъ столѣтіи, когда христіане и евреи впервые были принуждены носить тюрбаны различныхъ цвѣтовъ въ отличіе другъ отъ друга, въ силу приказа, изданнаго египетскимъ султаномъ, Магомедомъ Ибнъ-Koлуномъ. Бѣлые тюрбаны сдѣлались принадлеясностмо исключительно мусульманъ.

²⁶) Въ восточныхъ исторіяхъ мы нерѣдко видимъ примѣры такихъ неравныхъ браковъ, и потому нельзя считать эту часть разсказа неправдоподобной.

Къ главѣ третьей.

¹) Корзинки, употребляемыя носильщиками, плетутся изъ тростника или изъ пальмовыхъ палочекъ, весьма мягкихъ и гибкихъ. Такія корзинки плетутся изъ размокшаго матеріала, въ видѣ клѣтки безъ покрышки, съ параллельно поставленными стоймя палочками. Затѣмъ такую корзинку ставятъ высушить, и она становятся твердой и прочной.

²) Новѣйшіе "изары" арабскихъ женщинъ состоятъ изъ куска матеріи, который онѣ надѣваютъ, выходя изъ дому. Для такого покрывала употребляется матерія болѣе двухъ аршинъ ширины и, смотря по росту, отъ трехъ аршинъ длины. Фата надѣвается на голову и на лобъ и привязывается лентой, а концы свѣшиваются по обѣ стороны, такъ что закрываютъ всю фигуру. Лицо же прикрывается другой вуалью. Изаръ дѣлается теперь обыкновенно изъ бѣлаго коленкора, а женщины высшаго и средняго класса носятъ такія же покрывала,-- замужнія изъ черной шелковой матеріи и незамужнія изъ бѣлой шелковой матеріи.

Покрывало же для лица дѣлается изъ куска кисеи въ аршинъ длиною и немного менѣе шириною. Такое покрывало прикрѣпляется на головѣ подъ изаромъ и свѣшивается впередъ, совершенно скрывая все лицо. Арабскія женщины носятъ такія вуали изъ цвѣтной кисеи, совершенно скрывающей ихъ лица, но сквозь которую онѣ сами все могутъ видѣть. По большей части вуали эти дѣлаются или изъ бѣлой кисеи, или изъ чернаго крепа, и въ такомъ случаѣ онѣ ниспадаютъ до полу, оставляя незакрытыми только глаза. Черныя вуали вышиваются золотомъ и жемчугомъ.

³) "Эль-Мозиль" названіе города, знаменитаго своими тонкими тканями. Названіе кисеи "муслиномъ" происходитъ отъ этого города.

⁴) Женщина отправилась покупать вино къ христіанину потому, что мусульманамъ было запрещено продавать его.

⁵) Ивовая вода приготовляется изъ душистаго цвѣта восточной ивы, вѣтвь которой считается арабами лучшей эмблемой прелестной женщины.

⁶) Бутылка для опрыскиванья широкая внизу и съ длиннымъ и узкимъ горлышкомъ. Въ такой бутылкѣ, сдѣланной изъ чистаго серебра съ позолотой, или изъ мѣди, или изъ фарфора, или изъ стекла, не болѣе восьми дюймовъ вышины, въ пробкѣ продѣлано отверстіе. Такая бутылка въ большомъ употребленіи въ богатыхъ домахъ, гдѣ опрыскиваютъ розовой водой посѣтителя прежде, чѣмъ онъ встанетъ, чтобы откланяться, послѣ этого мальчикъ или слуга подаетъ нѣчто въ родѣ курильницы, называемой "мибкгарахъ" изъ какого-нибудь металла, и онъ правой рукой обмахивается, направляя себѣ на бороду и на лицо благовонный дымъ. Курильницы эти дѣлаются въ видѣ шара, стоящаго на ножкѣ на круглой подставкѣ. Верхняя половина шара снабжена дырочками, въ которыя и проходитъ дымъ отъ горящаго на угольяхъ благовоннаго матеріала.

⁷) Желая увидать какъ можно ранѣе серпъ новаго мѣсяца, съ по явленіемъ котораго начинается Рамаданъ, мусульмане нерѣдко усматриваютъ его ранѣе, чѣмъ въ другіе мѣсяцы. Сравненіе бровей съ новымъ мѣсяцемъ доказываетъ, какъ брови должны быть тонки и круты. Очень часто для достиженія тонкихъ бровей прибѣгаютъ къ помощи ножницъ.

⁸) Печатью Сулеймана арабы называютъ прелестный алый цвѣтокъ.

⁹) Въ домахъ, принадлежащихъ лицамъ высшаго и средняго класса въ Каирѣ, обстановка болѣе или менѣе одинаковая. Большая половина пола комнатъ приподнята на полфута и болѣе сравнительно съ остальнымъ поломъ. Верхняя часть называется "диваномъ", а нижняя -- "даргахомъ". Въ хорошихъ домахъ полъ обыкновенно устланъ бѣлымъ и чернымъ мраморомъ, съ красными вставками, изящно уложенными. Въ нижнемъ этажѣ, посреди такой комнаты, устраивается фонтанъ, падающій въ мраморный бассейнъ. Туфли или башмаки обыкновенно оставляютъ въ даргахѣ и затѣмъ уже поднимаются на диванъ. Диванъ обыкновенно покрывается цыновкой -- лѣтомъ, и ковромъ-зимою, вдоль трехъ стѣнъ положены матрацы и подушки, и это-то и называется диваномъ. Матрацы кладутся или просто на полъ, или на нарочно сдѣланныя возвышенія, а подушки прислоняются къ стѣнѣ. Какъ матрацы, такъ и подушки набиваются ватой и покрываются ситцемъ, или какой-нибудь болѣе дорогой матеріей. Въ углахъ иногда на положенные матрацы кладутся еще квадратные матрацы, отдѣльныя подушки, образующія какъ бы помѣщеніе для одного человѣка. Окна, по большей части искусно рѣзанной" деревянной работы, закладываются матрацами и подушками. Во многихъ домахъ встрѣчаются маленькія окна съ цвѣтными, разрисованными стеклами. Потолокъ обыкновенно дѣлается изъ дерева, разныхъ причудливыхъ формъ. Красятъ его въ яркіе цвѣта: красный, зеленый, голубой и нерѣдко даже съ позолотой. Гостиныя имѣютъ зачастую два дивана по двумъ противоположнымъ концамъ большой комнаты. Одинъ из'ъ дивановъ дѣлаютъ меньше, а другой -- больше, и послѣдній считается почетнымъ мѣстомъ. Крыша надъ даргахомъ дѣлается выше и образуетъ нѣчто въ родѣ деревяннаго рѣзного фонаря, черезъ который въ комнату проникаетъ воздухъ.

¹⁰) Мусульмане считаютъ Вабиля главою магіи.

¹¹) Мелкая египетская монета, вычеканенная изъ серебра, смѣшаннаго съ мѣдью, въ пятнадцатомъ столѣтіи.

¹²) Минаретомъ называется башня, мечеть и вообще башня надъ четырехугольнымъ зданіемъ.

¹³) Въ этомъ разсказѣ описывается сцена, которая можетъ дать ложное понятіе о нравахъ арабскихъ женщинъ, хотя въ Капрѣ въ частныхъ домахъ приходится видѣть отвратительныя вещи.

Такъ какъ магометанская религія положительно запрещаетъ употребленіе вина и всякихъ охмеляющихъ напитковъ, то можно подумать, что сцены, которыя описываетъ Шахеразада и въ которыхъ мусульмане дѣйствуютъ подъ вліяніемъ винныхъ паровъ, невѣрно обрисовываютъ характеръ обитателей Востока, а между тѣмъ, и другіе арабскіе писатели описываютъ подобныя же вещи.

Прежде всего надо сказать, что у мусульманъ было вино, пить которое имъ дозволено закономъ. Оно называлось небидонъ и дѣлалось изъ изюма или изъ сухихъ финиковъ, которые размачивали въ водѣ, и затѣмъ соку давали бродить до извѣстной степени. Самъ пророкъ имѣлъ обыкновеніе пить это вино, но онъ не давалъ его лить своимъ слугамъ. Послѣдователи его пили только такое вино, и Ибнъ-Кальдунъ положительно увѣряетъ, что калифы Гарунъ Эръ-Рашидъ и Эль-Мамунъ и многіе другіе знаменитые люди, обвиненные въ излишнемъ употребленіи вина, пили именно это дозволенное вино.

Въ Каирѣ продаютъ это вино изъ сухихъ финиковъ, съ положенными туда финиками, точно такъ же продаютъ и вино изъ винныхъ ягодъ. Подъ наименованіемъ небидома продается пиво. Какъ опьяняющія средства, арабы употребляютъ опій и коноплю. Молодые листья конопли употребляются одни, а иногда смѣшиваются съ табакомъ, для куренія.

Но вообще говорятъ, что мусульмане въ домашнемъ кругу и въ гостяхъ очень любятъ нить всякое вино, хотя, до появленія табаку, они пили значительно больше. Употребленіе кофе, появившагося на цѣлое столѣтіе ранѣе табаку, тоже повліяло на уменьшеніе пьянства.

Мусульманскій законъ строго воспрещаетъ вино, и человѣка, выпившаго до опьянѣнія, повелѣваетъ наказывать извѣстнымъ количествомъ ударовъ, а тотъ, кто выпьетъ во время Рамадана, долженъ быть наказанъ смертью.

Запрещеніе пить вино останавливало многихъ отъ желанія принять магометанскую религію.

Надо думать, что вино, которое пили мусульмане, было густо, потому что его разводили водой, и какъ не крѣпкое пили въ большомъ количествѣ. Хранилось оно въ большихъ глиняныхъ кувшинахъ, нѣсколько врытыхъ въ землю, для того, чтобы не опрокидывались.

Попойки считались не полными, если при нихъ не подавались фрукты. Финики можно назвать лучшимъ плодомъ. Пророкъ болѣе всего любилъ свѣжіе финики и арбузы, которые онъ ѣлъ вмѣстѣ. Мусульмане полагаютъ, что Господь даровалъ имъ однимъ финиковую пальму, и они сравниваютъ ее съ человѣкомъ, говоря, что если срѣзать у нея голову, то она, какъ человѣкъ, тотчасъ же умретъ. Финики тотчасъ же послѣ сбора складываются вмѣстѣ и прессуются.

Послѣ финиковъ идетъ арбузъ, по своимъ достоинствамъ заслуживающій одобренія. "Откусивъ арбуза, -- говоритъ пророкъ, -- человѣкъ замышляетъ тысячу добрыхъ дѣлъ и забываетъ все дурное, онъ возвышается на тысячу ступеней, потому что это райскій плодъ". Далѣе онъ говоритъ: "Арбузъ замѣняетъ ѣду и питье и поддерживаетъ жизнь".

Бананъ тоже плодъ превосходный. Банановое дерево пользовалось большимъ значеніемъ въ глазахъ пророка, который говоритъ, что бананъ дерево райское, такъ какъ оно приноситъ плоды и лѣтомъ и зимою.

Гранатъ -- не менѣе извѣстный плодъ. Пророкъ называетъ гранаты посѣвомъ рая.

Вотъ какіе плоды еще имѣются и цѣнятся на Востокѣ: яблоки, груши, айва, абрикосы, персики, фиги, смоква, виноградъ, сливы, тернъ, орѣхи, миндаль, грецкіе орѣхи, фисташки, апельсины, лимоны, оливы, сахарный тростникъ.

Послѣ вина подаютъ вышеупомянутые плоды; но столъ считается не полнымъ, если посреди него не стоитъ букетъ цвѣтовъ.

Хотя арабы не славятся своимъ умѣньемъ вести садоводство, но они страстные любители цвѣтовъ, и въ особенности розъ. Калифъ Эль-Мутавскиль монополизировалъ розы для своего личнаго удовольствія, говоря: "Я -- царь султановъ, а роза -- царица ароматическихъ цвѣтовъ, потому мы должны довольствоваться другъ другомъ". Въ его времена розы можно было видѣть только у него во дворцѣ; и во время цвѣта розановъ онъ носилъ платье розоваго цвѣта, и ковры его и все кругомъ опрыскивалось розовой водой. Говорятъ, что Ибнъ Гашимъ, губернаторъ одной африканской провинціи, сидѣлъ какъ-то съ своей рабыней во дворцѣ, когда ему подали кувшинъ, полный красныхъ и бѣлыхъ розъ, которыя ему принесли въ подарокъ. Онъ приказалъ евнуху наполнить кувшинъ серебряной монетой и вернуть его подарившему, а рабыня замѣтила ему на это, что онъ несправедливъ, такъ какъ розы принесены ему двухъ цвѣтовъ. Эмиръ нашелъ, что это совершенно справедливо, и приказалъ наполнить второй кувшинъ золотой монетой. Такъ вотъ до какой степени розы цѣнились въ Египтѣ. Тамъ же многіе сохраняютъ ихъ на зиму слѣдующимъ образомъ: въ глиняный кувшинъ кладутъ бутоны, закупориваютъ кувшинъ наглухо и зарываютъ его въ землю. Зимою, желая получить розы, достаютъ нѣсколько бутоновъ, спрыскиваютъ водой и ставятъ въ воду, чтобы они распустились. Персіяне тоже очень любятъ розы и разбрасываютъ ихъ по коврамъ и диванамъ, на которыхъ сидятъ.

Но духи пророкъ предпочиталъ фіалковые розовымъ. Онъ говорилъ: "Запахъ фіалки превосходитъ всякій запахъ, какъ религія Эль-Ислама превосходитъ всякія другія религіи".

Мирту можно назвать соперницей фіалки. "Адамъ, -- говоритъ пророкъ, -- унесъ изъ рая три вещи: мирту -- лучшій изъ всѣхъ пахучихъ цвѣтковъ, кукурузу, какъ лучшую пищу, и финикъ, какъ превосходнѣйшій плодъ".

Левкой -- цвѣтокъ, весьма цѣнимый на Востокѣ, желтый же левкой есть эмблема покинутаго любовника.

Нарциссы цѣнились и цѣнятся болѣе другихъ луковичныхъ цвѣтовъ, но вообще цвѣты на Востокѣ растутъ въ изобиліи и самыхъ разнообразныхъ сортовъ.

Пророкъ возстаетъ противъ музыки такъ же, какъ и противъ вина. "Пѣніе пѣсенъ и слушаніе ихъ порождаютъ въ душѣ лукавство, какъ сырость порождаетъ сорныя травы", и чрезъ музыкальные инструменты, по его мнѣнію, дьяволу всего легче соблазнить человѣка. Въ арабской литературѣ есть множество анекдотовъ, гдѣ вмѣстѣ съ музыкой и пѣніемъ появляется и дьяволъ.

Въ прежнія времена игравшія и пѣвшія рабыни помѣщались за задернутыми занавѣсками, а теперь онѣ играютъ и поютъ при всѣхъ, съ открытыми лицами.

Наиболѣе употребительный инструментъ на Востокѣ, это -- лютня, и мотивы ихъ преимущественно протяжные и печальные и всегда въ три темпа. Ясное произношеніе при пѣніи считается безусловно необходимымъ. Пѣсни и мотивы всегда самые короткіе.

¹⁴) Такъ обыкновенно говорится гостю, присутствіе котораго не очень-то желательно.

¹⁵) У дервишей было обыкновеніе брить бороду.

¹⁶) Персидская арфа называлась по-арабски "дженкъ". Теперь уже она вышла изъ употребленія и ее можно видѣть только на рисункахъ. Струнъ на ней бывало отъ 20 до 27.

¹⁷) Слово "калифъ" значитъ замѣститель, наслѣдникъ представителя пророка. Калифъ -- правитель земной и глава религіи и всего мусульманскаго міра. Послѣдній египетскій калифъ умеръ вскорѣ послѣ завоеванія Турціей Египта. Мароккскіе императоры, какъ потомки пророка, претендуютъ на титулъ калифовъ.

¹⁸) Месруръ былъ черный евнухъ и любимый слуга Эръ-Рашида. Имя это обозначаетъ "счастливецъ".

¹⁹) Ханъ устраивается преимущественно для помѣщенія купцовъ и склада ихъ товаровъ. Ханъ строится квадратомъ, со дворомъ въ серединѣ. Нижній этажъ его употребляется подъ склады или даже подъ лавки. Надъ первымъ этажемъ идетъ второй этажъ для помѣщенія пріѣзжихъ, съ входными дверьми съ галлереей, которая тянется по всѣмъ четыремъ сторонамъ двора. Единственныя входныя ворота въ ханъ запирались на ночь и подлѣ нихъ сидѣлъ привратникъ.

²⁰) Посѣтитель или гость обыкновенно спрашивалъ у хозяина позволенія откланяться. Это дѣлалось, говоря такую фразу: "Съ вашего позволенія, я встану".

²¹) "Микрахомъ" называется конецъ пальмовой вѣтви, очищенной отъ листьевъ.

²²) Кладбища въ восточныхъ городахъ обыкновенно такъ велики, что съ своими многочисленными постройками они совершенно справедливо могутъ называться "городами смерти". Отыскать чью-нибудь могилу на нихъ, дѣйствительно, очень трудно.

²³) Браки съ сводными сестрами такъ же строго воспрещаются магометанскими законами, какъ и браки съ родными сестрами.

²⁴) "Истинный" есть одно изъ девяносто девяти прилагательныхъ къ имени Аллаха.

²⁵) Многіе арабы скорѣе согласятся лишиться жизни, чѣмъ разстаться съ бородой, такъ какъ мусульмане съ суевѣрнымъ уваженіемъ смотрятъ на бороду, и сбрить ее, если она уже нѣкоторымъ образомъ выросла, они считаютъ преступленіемъ. Бороду, однакоже, бреютъ иногда нищенствующіе монахи, или лица, претендующія на особенную святость, или мнимые и дѣйствительные помѣшанные.

²⁶) Существуетъ семь различныхъ способовъ читать Доранъ, которые въ сущности очень мало отличаются одинъ отъ другого и нисколько не измѣняютъ смысла.

²⁷) Въ настоящемъ случаѣ подразумѣвается астрологія, но не астрономія. Хотя наука эта и запрещена, но ею занимаются многіе мусульмане.

²⁸) Магометанскій законъ требуетъ, чтобы каждый человѣкъ зналъ какое-нибудь ремесло, которое могло бы въ случаѣ нужды служить ему средствомъ существованія и поддержкой для его семьи. Даже магометанскіе цари испоконъ вѣковъ учились какому-нибудь полезному ремеслу, и многіе изъ нихъ выказывали необыкновенное искусство въ работахъ и въ особенности въ калиграфіи, къ которой восточные жители питаютъ особенное пристрастіе.

²⁹) Кеббехомъ часто называютъ каморку или маленькую комнатку, смежную съ гостиной, и въ настоящемъ случаѣ слово это въ этомъ смыслѣ и употреблено.

³⁰) Арабы употребляютъ различные шербеты или сладкія питія; самый обыкновенный изъ которыхъ состоитъ просто изъ сахарной, очень сладкой воды. Любимый шербетъ дѣлается изъ сухого сахарнаго варенья, цвѣтовъ фіалокъ и изъ разныхъ сухихъ, вареныхъ въ сахарѣ, фруктовъ. Шербетъ подается въ стеклянныхъ кубкахъ съ крышками. Кубки становятся на круглый подносъ, покрытый круглой вышитой шелковой салфеткой или золотой парчой; на правой рукѣ слуги, подающаго подносъ, виситъ длинное полотенце съ вышитыми золотомъ или разноцвѣтными шелками концами, которымъ вытираютъ себѣ губы.

³¹) Арабы очень любятъ, когда имъ слегка почесываютъ ноги и въ особенности пятки. Этимъ обыкновенно занимается жена или рабыня; такимъ почесываніемъ будятъ спящихъ.

³²) Ложь повелѣвается пророкомъ, если посредствомъ ея можно примирить враговъ, или угодить женѣ, или пріобрѣсти какую-нибудь выгоду въ войнѣ съ невѣрными, хотя строго порицается во всѣхъ другихъ случаяхъ.

³³) Здѣсь это говорится не для того, чтобы выставить въ дурномъ свѣтѣ эту женщину, которая фигурируетъ въ сказкѣ, но приводится какъ мнѣніе пророка вообще о женскомъ родѣ.

³⁴) Собственно слово "факиръ" Означаетъ "бѣдный" или "нуждающійся въ милости Божіей". Вообще же факирами называются бѣдные люди, занимающіеся богомольемъ.

^З5) Разсказъ о шейкѣ, возбуждавшемъ зависть, и другія исторіи въ этомъ родѣ требуютъ, чтобы читатель познакомился съ замѣчательными воззрѣніями арабовъ на жизнь и на сверхъестественную власть святыхъ. Дѣйствія и уловки дервишей вовсе неизвѣстны большинству мусульманъ.

Лица, отличающіяся своей святостью, вообще называются виліями или любимцами Аллаха. Самые видные изъ нихъ составляютъ таинственную корпорацію, которая управляетъ всѣми людьми какъ невѣрными, такъ и правовѣрными, но управляетъ такъ, что лица управляемыя не знаютъ, кому они этимъ обязаны. Во главѣ этой корпораціи стоитъ главный святой, называющійся кутбомъ, что означаетъ главу или начальника. Кутбъ живетъ, главнымъ образомъ, въ Меккѣ, но его никогда никто не видитъ. Если же кутбъ и другіе члены корпораціи появляются среди людей, то появляются обыкновенно очень бѣдно одѣтыми. Какъ эти высшіе святые, такъ и простые святые совершаютъ, какъ говорятъ, удивительныя чудеса: напримѣръ, они могутъ летать по воздуху, невредимо ходить въ огнѣ, ѣсть стекло, глотать огонь, ходить по водѣ, переноситься въ одну минуту на далекое разстояніе и снабжать пищей и себя и другихъ въ пустынѣ и т. п. Такую сверхъестественную силу, какъ говорятъ, они пріобрѣтаютъ самой строго-благочестивой жизнью, въ особенности самоотреченіемъ и глубокой вѣрой въ Аллаха, посредствомъ услугъ ангеловъ и, какъ многіе утверждаютъ, тѣмъ, что они вполнѣ постигли имя Аллаха. Чудо, совершенное святымъ, называется не такъ, какъ чудо, совершенное пророкомъ.

Эль-Еидръ и Илья оба считаются святыми, они были сначала кутбами, и Илья въ Коранѣ называется даже апостоломъ (относительно же перваго еще идетъ споръ: пророкъ ли онъ или просто вили). Оба они, какъ говорятъ, пили изъ источника жизни и потому живутъ вѣчно. Чудеса, приписываемыя кутбу, совершенно однородны съ чудесами, приписываемыми Ильѣ. Мы разскажемъ здѣсь о чудѣ, приписываемомъ Ильѣ и другому святому. Одинъ святой, бывшій кутбомъ въ свое время, умеръ въ Тунисѣ, оставивъ на сохраненіе свою одежду одному изъ своихъ приближенныхъ, который желалъ ее продать, но послушался совѣта и оставилъ ее за собой, хотя ему давали за нее очень высокую цѣну. Лишь только онъ пріобрѣлъ эту одежду, какъ тотчасъ же пришелъ въ божественный экстазъ и получилъ способность совершать чудеса.

Мусульманскіе святые совершали, по ихъ мнѣнію, безчисленное количество чудесъ, и масса книгъ наполнена описаніями ихъ удивительной жизни. Одинъ изъ авторовъ такихъ книгъ разсказываетъ, напримѣръ, что одинъ изъ его предковъ читалъ однажды ночью въ мечети, и у него потухла лампа, но прекратить чтеніе ему не пришлось, потому что указательный палецъ его распространилъ такой свѣтъ, что онъ могъ читать, пока ему не зажгли снова лампы.

Изъ массы жизнеописаній мы приведемъ здѣсь слѣдующій разсказъ одного очень знаменитаго святого Ибрагима Эль-Ковваса. "Идя на богомолье въ Мекку, я проходилъ по пустынѣ, гдѣ меня настигъ человѣкъ, опоясанный кушакомъ, котораго я спросилъ: "Это ты такой? "-- "Христіанинъ, -- отвѣчалъ онъ, -- я желаю итти съ тобой". Мы семь дней шли вмѣстѣ, ничѣмъ не питаясь. Наконецъ онъ сказалъ мнѣ: "О, монахъ, достань что-нибудь поѣсть, такъ какъ мы голодны ":.-- "О, Аллахъ!-- сказалъ я: -- не опозорь меня передъ этимъ невѣрнымъ". И вдругъ появился подносъ и на немъ хлѣбъ, вареное мясо, финики и кувшинъ съ водой. Мы поѣли и снова въ продолженіе семи дней продолжали путь нашъ, и тогда я сказалъ своему спутнику: "О, христіанскій монахъ, добудь что можешь изъ продовольствія, такъ какъ теперь очередь за тобой". Онъ оперся о свой посохъ и сталъ молиться, и вдругъ появились два подноса, на которыхъ лежало вдвое, болѣе ѣды, чѣмъ на моемъ подносѣ. Я смутился и отказался отъ ѣды, а онъ настаивалъ, говоря: "Ѣшь же!" -- но я не соглашался. "Ну, такъ радуйся, -- сказалъ онъ мнѣ послѣ этого, -- потому что я могу сказать тебѣ два хорошихъ извѣстія: первое, что нѣтъ Бога выше Бога, а Магометъ пророкъ его, а другое, что я молился такъ: "О, Господи!-- говорилъ я: -- если слуга этотъ достоинъ, то дай мнѣ два подноса.-- Слѣдовательно, это совершилось ради тебя". Мы поѣли, и спутникъ мой, надѣвъ одежду пилигрима, вошелъ въ Мекку, гдѣ онъ прожилъ годъ въ качествѣ учащагося, послѣ чего онъ умеръ, и я похоронилъ его. И Аллахъ, -- продолжалъ разсказывать святой, -- всевѣдущъ, то-есть, онъ одинъ знаетъ, правдивъ ли этотъ разсказъ". Послѣдняя фраза постоянно прибавляется къ разсказамъ. Вышеупомянутый святой прозывался "Эль-Каввасомъ", или корзинщикомъ, и прозванье это объясняется его собственнымъ слѣдующимъ разсказомъ: "Я ходилъ обыкновенно за городъ и садился на берегъ рѣки, гдѣ было очень много опавшихъ пальмовыхъ листьевъ; и отъ нечего дѣлать я плелъ изъ нихъ корзинки и бросалъ ихъ въ рѣку. Я плелъ ежедневно по пяти корзинокъ ради своего собственнаго удовольствія, какъ будто обязанъ былъ плести ихъ. Такъ прошло нѣсколько дней, наконецъ, однажды я вздумалъ пойти посмотрѣть, куда дѣвались мои корзинки, и, идя по берегу, я увидалъ сидѣвшую въ горѣ старуху. Въ этотъ день я не сплелъ ни одной корзинки. "О чемъ ты печалишься?" спросилъ я у нея. "Я вдова, -- отвѣчала она мнѣ, -- мужъ мой умеръ, оставивъ мнѣ пять дочерей и ничего на содержаніе ихъ; и я ежедневно приходила сюда, и ко мнѣ приплывало пять корзинокъ, которыя я продавала, и на эти деньги покупала хлѣба; но сегодня ко мнѣ не приплыло ни одной корзинки, и я не знаю, что мнѣ дѣлать". Услыхавъ это, я поднялъ глаза къ небу и вскричалъ: "О, Аллахъ! если бы я зналъ, что мнѣ надо прокормить болѣе пяти человѣкъ дѣтей, я работалъ бы прилежнѣе!" Онъ повелъ старуху къ себѣ въ домъ, далъ ей денегъ и сказалъ: "Когда тебѣ понадобится что-нибудь, приходи сюда и бери, что тебѣ надо".

Знаменитые святые нерѣдко оказывали громадное вліяніе на царей и сановниковъ. Многіе мусульманскіе монахи были или подстрекаемы (какъ христіанскіе правители были подстрекаемы Петромъ Отшельникомъ) предпринимать религіозныя войны, или подъ вліяніемъ ихъ дѣйствовали великодушно и воздерживались отъ жестокостей, изъ боязни, что святой накликаетъ на ихъ голову кару Божію. Али, любимый сынъ калифа Эль-Мамуна, ради религіи бѣжалъ отъ великолѣпія и роскоши двора своего отца и, по примѣру самоотверженнаго благочестиваго человѣка, сдѣлался простымъ носильщикомъ и жилъ въ самой страшной бѣдности, постясь каждый день, бодрствуя по ночамъ въ мечети, не нося обуви, и умеръ въ страшныхъ страданіяхъ и нуждѣ на простой циновкѣ. Почести, отъ которыхъ онъ отказывался при жизни, были оказаны ему послѣ смерти; его высокое положеніе было открыто по кольцу и бумагѣ, найденной у него послѣ его смерти, и тѣло его было набальзамировано камфарой, мускусомъ и алоэ, завернуто въ тонкое египетское полотно и отправлено къ его опечаленному отцу въ Багдадъ.

Самое воздержаніе считается лучшимъ средствомъ для достиженія святости. Одинъ очень знаменитый святой Эмъ-Шибли, говорятъ, получилъ отъ своего отца невѣроятное наслѣдство, которое все потратилъ на благотворительныя дѣла и, кромѣ того, бросилъ въ Тигръ массу книгъ, которыя онъ написалъ въ теченіе двадцати лѣтъ.

У шаха Эль-Кармани, другого знаменитаго святого, была дочь, руки которой просилъ султанъ. Святой человѣкъ просилъ султана дать ему три дня на размышленіе и въ это время посѣщалъ различныя мечети, въ одной изъ которыхъ онъ увидалъ молодого человѣка, усердно молившагося. Подождавъ конца его молитвы, онъ подошелъ къ нему и сказалъ:

-- Женатъ ты, сынъ мой?

-- Нѣтъ, -- отвѣчалъ тотъ.

-- У меня есть добродѣтельная, благочестивая дѣвушка, изучившая весь Коранъ и очень красивая. Хочешь взять ее?

-- Ну, кто же, -- отвѣчалъ молодой человѣкъ, -- отдастъ такую дѣвушку человѣку, у котораго ничего нѣтъ, кромѣ трехъ диргемъ.

-- Я выдамъ ее за тебя, -- отвѣчалъ святой: -- она моя дочь, а я шахъ и сынъ Шуи-Эль-Кармани, дай мнѣ твои диргемы, для того, чтобы на одинъ изъ нихъ я могъ купить хлѣба, на другой -- чего-нибудь сладкаго, а на третій -- духовъ.

Бракъ былъ заключенъ; но когда молодая пришла къ мужу, то увидала черствый хлѣбъ, положенный на кружку. Она снова надѣла свой изаръ и ушла.

-- Теперь я вижу, -- сказалъ молодой, -- что дочери шаха Эль-Кармани не нравится моя бѣдность.

-- Я ухожу не изъ страха передъ твоею бѣдностью, но изъ-за слабости твоей вѣры, видя, что ты откладываешь хлѣбъ на завтрашній день.

Чтобы достигнуть святости, люди доходили до того, что ходили совершенно нагіе черезъ всю Персію и другія страны и искали духовныхъ руководителей. Такіе люди избѣгали жилыхъ мѣстъ и постились съ утра до ночи, употребляя въ пищу только траву и нѣсколько листиковъ или дикихъ плодовъ. Такимъ образомъ одинъ житель Каира Абуль-Касимъ добивался святости. Онъ ходилъ нагимъ, израненныя ноги его сдѣлались мозолистыми, и по мѣрѣ того, какъ онъ убивалъ свое тѣло, духъ его крѣпнулъ. Загорѣлый отъ солнца, съ длинными черными волосами, свѣсившимися по плечамъ, онъ представлялъ при своей наготѣ ужасный видъ; при его появленіи въ городѣ онъ всегда былъ окруженъ цѣлой толпой мальчишекъ. Вслѣдствіе этого онъ вернулся и, по примѣру нашихъ прародителей, прикрылъ часть своего тѣла листьями, что потомъ онъ всегда дѣлалъ, но не оставался подолгу въ городѣ, потому что не любилъ листоваго передника. Онъ особенно боялся принять помощь отъ какого-нибудь грѣховодника или отъ дьявола въ человѣческомъ образѣ. Проходя по пустынѣ, гдѣ въ теченіе трехъ дней онъ ничего не находилъ поѣсть, гдѣ не было даже травы и не было ручейка, чтобы ему освѣжиться, онъ такъ истомился, что обратился къ Аллаху съ просьбой послать ему воды. "Но, -- молился онъ, -- пошли мнѣ воды въ зеленомъ багдадскомъ кувшинѣ, для того, чтобы я могъ узнать, что вода отъ Тебя, а не отъ дьявола, и когда попрошу пить, пусть водоносъ обольетъ голову, для того, чтобы я могъ не удовлетворять свои плотскія желанія". "Я посмотрѣлъ назадъ, -- продолжалъ онъ, -- и увидалъ человѣка съ зеленымъ багдадскимъ кувшиномъ съ водою; подойдя къ нему, я попросилъ его дать мнѣ пить, а онъ, приблизившись ко мнѣ, вылилъ воду мнѣ на голову и ушелъ. Клянусь Аллахомъ, что все это было такъ!" Обрадованный этимъ доказательствомъ того, что онъ достигнудъ святости, и освѣженный водой, онъ пошелъ далѣе по пустынѣ, съ еще болѣе твердою рѣшимостью продолжать убивать свою плоть; но жажда вскорѣ снова дала себя почувствовать; онъ понялъ, что теряетъ силы, когда увидалъ передъ собою холмъ и ручей, катившійся у его ногъ. Въ видѣ самобичеванія, онъ рѣшился войти сначала на холмъ, а потомъ уже. утолить свою жажду. Къ концу дня онъ съ большимъ трудомъ поднялся наверхъ. Сверху онъ увидалъ приближавшійся отрядъ, начальникъ котораго крикнулъ ему: "Абуль-Касимъ, сойди внизъ и выпей!" но благочестивый человѣкъ, увѣренный, что его зоветъ дьяволъ съ своимъ отрядомъ, устоялъ противъ искушенія и выждалъ наверху, пока отрядъ не скрылся изъ его глазъ. Съ закатомъ солнца жажда его немного успокоилась, и онъ выпилъ нѣсколько капель. Продолжая итти по пустынѣ, онъ нашелъ на скудной долинѣ сидѣвшаго старца съ длинной, сѣдой бородой, который обратился къ нему съ вопросомъ, что онъ ищетъ? "Я ищу, -- отвѣчалъ онъ, -- духовнаго наставника, и сердце говоритъ мнѣ, что въ тебѣ я встрѣтилъ его".-- "Сынъ мой,-- отвѣчалъ старикъ, -- видишь вонъ тамъ могилу святого; на этой могилѣ молитвы находятъ отвѣтъ. Иди туда и сядь тамъ; не ѣшь, не пей и не спи, но занимайся и день и ночь только тѣмъ, что повторяй безмолвно: "Нѣтъ Бога, кромѣ Бога!" но повторяй такъ, чтобы губы твои не шевелились. Ну, отправляйся, и миръ да будетъ надъ тобой".-- "Я пошелъ туда, -- разсказываетъ святой, -- и, войдя въ отворенную дверь часовни надъ могилой, я сѣлъ напротивъ ниши продолговатаго надгробнаго камня. Это было вечеромъ, и я началъ исполнять то, что приказалъ мнѣ старецъ, и на разсвѣтѣ я увидалъ подлѣ себя свѣтлый образъ. Протянувъ къ нему руку, я ничего не ощупалъ и понялъ, что это образъ безтѣлесный, хотя видѣлъ его я совершенно ясно. Такимъ образомъ, я продолжалъ молиться три дня и три ночи, безъ ѣды'и питья, и чувствовалъ, что укрѣпляюсь какъ тѣломъ,-такъ и душою. На третій день я увидалъ на бѣлыхъ стѣнахъ могилы, и на землѣ, и всюду, куда я ни обращалъ свои взоры, написанную фразу: "Нѣтъ Бога, кромѣ Бога", и даже мухи, влетавшія въ часовню, полетомъ своимъ писали эти же слова. Клянусь Аллахомъ, все это было такъ! Я ощутилъ необыкновенное блаженство святости и ясновидѣнія, такъ какъ я зналъ, гдѣ находились мои друзья, и что каждый изъ нихъ дѣлалъ въ Персіи, въ Индіи, въ Аравіи и Турціи".

Тихое сумасшествіе пользуется на Востокѣ большимъ уваженіемъ, такъ что многіе мусульмане прикидываются душевнобольными, чтобы собирать подаяніе.

Нѣкоторые святые люди, не желая обращать на себя вниманія, носятъ одежду того сословія, къ которому принадлежатъ, и живутъ отшельниками въ пустынѣ, куда къ нимъ ходятъ благочестивые люди на поклонъ. Дервиши же одѣваются въ длинную рубашку, съ заплатами различныхъ цвѣтовъ, съ длинными нитками бусъ на шеѣ, въ изодранной чалмѣ и съ посохомъ, на верху котораго болтаются разноцвѣтные лоскутки. Нерѣдко дервиши пріобрѣтаютъ славу святости умѣньемъ глотать огонь, стекло, змѣй и т. д. Многіе изъ настоящихъ и изъ мнимыхъ сумасшедшихъ ходятъ нагими даже по большимъ городамъ и позволяютъ себѣ самыя непристойныя вещи въ чувственномъ отношеніи, но народъ изъ суевѣрія смотритъ на это сквозь пальцы.

Еще очень недавно по улицамъ Каира разгуливалъ одинъ святой Али Эль-Бекри, въ котораго народъ очень вѣрилъ. Много лѣтъ онъ ходилъ по улицамъ нагимъ, съ бритой бородой и длиннымъ посохомъ и бормоталъ какія-то непонятныя слова, къ которымъ народъ прислушивался, и каждый объяснялъ ихъ по-своему, какъ объясняетъ народъ слова нашихъ юродивыхъ. Это былъ высокій, сухой мужчина, изрѣдка одѣтый въ рубашку и колпакъ, но вообще же онъ ходилъ босымъ и нагимъ. Внушаемое имъ почтеніе заставило одну женщину, по имени Аммунеха, послѣдовать его примѣру болѣе, чѣмъ дозволяло приличіе. Она всюду за нимъ слѣдовала, прикрытая изаромъ или покрываломъ, и произнося, подобно ему, какія-то непонятныя слова. Входя вмѣстѣ съ нимъ въ частные дома, она входила въ гаремы, гдѣ ее одаривали весьма щедро, а она разсказывала, что шейкъ Али взглянулъ на нее, вслѣдствіе чего она пришла въ религіозное изступленіе и сдѣлалась святой. Потомъ она стала смѣлѣе и, открывъ лицо, одѣлась въ мужское платье, и въ такомъ видѣ ходила вслѣдъ за шейкомъ въ сопровожденіи цѣлой толпы бродягъ и уличныхъ мальчишекъ, изъ которыхъ нѣкоторые ходили тоже нагими. Эта отвратительная толпа, проходя мимо лавокъ, воровала товары и вообще производила безпорядки. Когда шейкъ садился гдѣ-нибудь, то народъ бѣжалъ, чтобы взглянуть на него и на его безобразныхъ товарищей. Долго ходила эта толпа совершенно безнаказанно, и вошла однажды въ домъ кадія, гдѣ ее задержалъ бывшій тамъ турецкій офицеръ. Онъ привелъ ихъ къ себѣ въ домъ, накормилъ шейка и прогналъ его провожатыхъ, оставивъ только женщину и нагихъ приверженцевъ, чтобы посадить ихъ въ тюрьму. Послѣ этого онъ выпустилъ Али, а женщину и нагихъ приверженцевъ наказалъ розгами. Женщину заключилъ въ сумасшедшій домъ, а приверженцевъ выпустилъ, послѣ того какъ они попросили прощенія, одѣлись и перестали юродствовать. Спустя нѣкоторое время, и женщина была отпущена на свободу, и жила одна, пользуясь славою святой и посѣщаемая мужчинами и женщинами.

Али, лишенный своихъ провожатыхъ, принужденъ былъ вести совсѣмъ иной образъ жизни. У него былъ очень ловкій братъ, который завладѣлъ имъ и, одѣвъ его, объявилъ его святымъ, даже кутбомъ. Присутствіе такого святого у него въ домѣ привлекло массу поклонниковъ и вмѣстѣ съ ними массу богатыхъ пожертвованій. Вратъ запретилъ ему брить бороду, и такъ какъ бродить его не. пускали, онъ велъ сидячую жизнь и много ѣлъ, то очень растолстѣлъ и продолжалъ говорить какія-то неясныя слова, въ которыхъ посѣтители усматривали какія-то пророчества. Знатныя дамы толпами являлись къ нему, принося щедрые дары, поступавшіе въ сундукъ ловкаго брата. Почести, которыми онъ пользовался, не прекратились и съ его смертью. Братъ торжественно похоронилъ его въ мечети, и народъ посѣщаетъ ее, чтобы поклониться его праху.

Нерѣдко случалось, что святой пользовался почестями только послѣ смерти. И тогда надъ прахомъ его строили часовню съ куполомъ; народъ ходитъ въ такія часовни на поклонъ и приноситъ различные дары, которые раздаютъ бѣднымъ. Въ день рожденія святого на могилѣ его обыкновенно совершается торжество при многочисленномъ стеченіи народа. На такихъ торжествахъ время проводятъ очень весело, пьютъ кофе и ѣдятъ сласти, и т. п.

³⁶) Арабскій этикетъ требуетъ, чтобы въ присутствіи лица высшаго по положенію не садились, а становились на колѣни, или, просто, стояли. Въ такихъ случаяхъ считается приличнымъ прикрывать руки рукавами.

³⁷) Кунафехъ дѣлается изъ муки и напоминаетъ нашъ вермишель. Его смачиваютъ масломъ, запекаютъ и подслащиваютъ медомъ или сахаромъ.

³⁸) Въ разныхъ мѣстахъ Востока въ шахматы играютъ различнымъ образомъ. Фигуры дѣлаются очень простыми, такъ какъ религія запрещаетъ мусульманамъ дѣлать изображенія чего-либо живущаго.

³⁹) Это и донынѣ обычный военный крикъ арабовъ, въ особенности употребляется онъ какъ крикъ побѣды.

⁴⁰) Багдадъ очень часто называютъ Пріютомъ мира или безопасности, какъ называютъ и одно изъ семи небесъ рая.

⁴¹) Многіе изъ арабскихъ писателей описываютъ эту магнитную гору. Эль Казинни, въ своей книгѣ о минералахъ, говоритъ, что магнитная руда находится на берегу Индѣйскаго океана, и что, если корабль проходитъ мимо этого мѣста, то все желѣзо, имѣющееся на кораблѣ, какъ птица, летитъ къ ней и прилипаетъ къ горѣ; вслѣдствіе чего для постройки судовъ, предназначенныхъ для плаванія въ тѣхъ мѣстахъ, желѣзо не употребляется. Подобная же исторія встрѣчается и у латинскихъ авторовъ.

⁴²) Мусульмане вѣрятъ въ сны и считаютъ, что они зачастую бываютъ предостереженіемъ или предсказаніемъ чего-нибудь. Это вѣрованіе подтверждается самимъ пророкомъ. Въ Каирѣ, послѣ страшной холеры 1835 года, разсказывается такой анекдотъ, доказывающій, какъ мусульмане вѣрятъ снамъ.

Во время эпидеміи одинъ каирскій купецъ видѣлъ сонъ, что изъ дома его вынесли одиннадцать умершихъ отъ эпидеміи человѣкъ. Онъ проснулся въ ужасной тревогѣ и страхѣ, тѣмъ болѣе, что, пораздумавъ, сосчиталъ, что всѣхъ обитателей у нихъ вмѣстѣ съ нимъ одиннадцать человѣкъ. Это его страшно огорчило, тѣмъ болѣе, что въ этомъ же домѣ у него умерла дочь, а затѣмъ жена, и зараза начала косить всѣхъ его домашнихъ такъ быстро, что черезъ нѣсколько дней всѣ кругомъ него умерли, и онъ остался одинъ въ ожиданіи своей очереди. Онъ отправился къ своимъ сосѣдямъ и просилъ ихъ навѣщать его каждое утро, и въ случаѣ его смерти обмыть и похоронить его.

Вскорѣ послѣ заката солнца онъ легъ спать, но, конечно, уснуть въ ожиданіи смерти не могъ. Посреди ночи онъ увидалъ, несмотря на мракъ, что въ комнату къ нему вошелъ ангелъ смерти. Когда страшный вѣстникъ смерти подошелъ къ нему, онъ съ ужасомъ вскричалъ: "Кто ты такой?" -- "Я ангелъ смерти", проговорилъ страшный голосъ. Несчастный закрылся съ головой одѣяломъ и ждалъ смерти. Но время проходило, и съ наступленіемъ утра сосѣди явились къ нему и подошли къ постели, думая, что онъ уже умеръ. "Я еще живъ, -- отвѣчалъ онъ на окликъ, -- хотя ангелъ смерти приходилъ за мною, и я жду каждую минуту моего конца. Вы можете заранѣе вымыть меня и приготовить все къ выносу".-- "Зачѣмъ же оставилъ ты входную дверь отворенной?" спросили его. "Нѣтъ, я ее заперъ, можетъ-быть, ангелъ смерти открылъ ее".-- "А кто же лежитъ тамъ на дворѣ?" -- "Не знаю", отвѣчалъ онъ. На дворѣ лежалъ уже скончавшійся воръ и все, что онъ укралъ, лежало тутъ же. Хозяинъ дома тотчасъ же всталъ, такъ какъ одиннадцатымъ покойникомъ оказался воръ. Онъ пережилъ эпидемію и постоянно разсказывалъ о своемъ вѣщемъ снѣ.

⁴³) Аджибъ означаетъ чудо, или что-нибудь странное и удивительное.

⁴⁴) Арабскія женщины низшаго сословія обыкновенно натираютъ себѣ лицо и щеки, идя за гробомъ родственника или мужа.

⁴⁵) Рукгъ, баснословная птица, описывается многими арабскими писателями, утверждающими, что она можетъ поднять даже носорога. Другіе же авторы приписываютъ ей еще большую силу.

⁴⁶) Событія, описанныя въ этой исторіи, повидимому, взяты изъ весьма рѣдкой теперь книги Сейфъ-Зуль-Іезена, полной разсказами объ удивительныхъ кораблекрушеніяхъ и закрытыхъ дверяхъ въ таинственныя комнаты. Книга эта написана задолго до появленія "Тысячи и одной ночи".

⁴⁷) Магометанскій законъ признаетъ различные виды мученичествъ. Этотъ почетный титулъ дается прежде всего солдатамъ, павшимъ въ войнѣ за вѣру, людямъ безвинно убитымъ другими и погибнувшимъ отъ паденія стѣны или зданія. Говорятъ, что души мучениковъ переселяются до дня страшнаго суда въ зобы зеленыхъ птицъ, питающихся плодами и водою рая.

⁴⁸) Великолѣпіе дворцовъ въ Багдадѣ во время калифовъ превосходило все, что можно себѣ представить. Когда греческій императоръ Константинъ прислалъ своихъ пословъ въ Багдадъ къ калифу Эль-Мухтадиру, то они были приняты сначала визиремъ, стѣны дома котораго были увѣшаны такой дорогой тканью, что они были поражены. Во дворцѣ калифа, кромѣ необыкновенныхъ ковровъ, числомъ двадцать двѣ тысячи, и нѣсколькихъ тысячъ тканей, затканныхъ золотомъ, они увидали звѣринецъ, гдѣ хищные звѣри были совершенно ручные, и сто львовъ съ своими надсмотрщиками. Во дворцѣ, посреди бассейна, стояло искусственное дерево съ восемнадцатью вѣтвями, на которыхъ сидѣли различныхъ величинъ птицы, золотыя и серебряныя, и всѣ онѣ пѣли. Самъ калифъ сидѣлъ на тронѣ изъ чернаго дерева, съ золотомъ и серебромъ, по обѣ стороны котораго висѣло по девяти ожерелій съ такими громадными брильянтами, что они затмевали дневной свѣтъ. Одаренныхъ греческихъ пословъ повели обратно по дворцу, роскошь котораго буквально ослѣпляла ихъ. Послы проходили во дворецъ по "улицѣ Минаретовъ", гдѣ возвышалось до тысячи минаретовъ, и такъ какъ они шли ровно въ полдень, то на всѣхъ минаретахъ муэдзины призывали къ молитвѣ, и отъ ихъ общаго крика почти дрожала земля, такъ что на пословъ напалъ страхъ.

⁴⁹) Всѣ, кто когда-либо бывалъ въ восточныхъ городахъ, поймутъ всю законность такого оправданія. На улицахъ Каира и нынче нагруженный верблюдъ касается ношей обѣихъ сторонъ домовъ.

⁵⁰) Женщины, подозрѣваемыя въ невѣрности своимъ мужьямъ, и въ новѣйшее время наказывались въ Египтѣ точно такъ же.

⁵¹) Мусульмане дорожатъ сожалѣніемъ послѣ смерти гораздо болѣе, чѣмъ при жизни, такъ какъ молитвы, вызываемыя сожалѣніемъ, должны увеличивать ихъ счастье въ будущей жизни и уменьшать несчастіе.

Къ главѣ четвертой.

¹) Это относится къ недостаточной одеждѣ бѣдняковъ, такъ какъ въ Багдадѣ только едва прикрытый человѣкъ можетъ нуждаться въ согрѣваніи огнемъ.

²) Такіе стихи могъ говорить только развитой и образованный человѣкъ; хотя надо замѣтить и то, что если бѣднякъ имѣетъ хотя какія-нибудь познанія, то сосѣди его тотчасъ же начинаютъ хвалить его.

³) Въ Аравіи и въ другихъ восточныхъ странахъ существуетъ обычай, что если лицо, обвиняемое въ какомъ-нибудь преступленіи, отрицаетъ свою вину передъ судьей, то его бьютъ палками, чтобы добиться сознанія, даже свидѣтелей тоже иногда бьютъ. Наказаніе это производится посредствомъ плети изъ кожи гиппопотама, или палки, и обыкновенно бьютъ по пятамъ. Для этого ноги привязываются къ двумъ концамъ палки довольно далеко одна отъ другой. По обѣ стороны становятся два человѣка и бьютъ поочередно, иногда до тѣхъ поръ, пока наказуемый не лишится чувствъ.

⁴) Въ арабскихъ городахъ, на. базарныхъ улицахъ зачастую производится аукціонъ разъ въ недѣлю, или чаще. Продавцы предварительно возятъ товары по улицамъ и выкрикиваютъ цѣну имъ, а купцы тутъ же пріобрѣтаютъ, что имъ надо.

⁵) По вѣрованіямъ мусульманъ, въ день страшнаго суда дѣла всѣхъ будутъ взвѣшены на самыхъ вѣрныхъ вѣсахъ, и обиженнымъ будетъ дано право отомстить обидчикамъ и взять себѣ часть добрыхъ дѣлъ ихъ. Если же добрыхъ дѣлъ у обидчика не окажется, то дурныя дѣла обиженнаго передаются обидчику, и тотъ идетъ въ адъ.

⁶) Городъ Каиръ появился только послѣ смерти Гарунъ-Эръ-Рашида.

⁷) Въ этомъ разсказѣ мы усматриваемъ снова анахронизмъ. Титулъ султана появился впервые только черезъ двѣсти лѣтъ послѣ смерти Гарунъ-Эръ-Рашида, и первымъ султаномъ былъ Селадинъ.

⁸) Хотя мужчины въ Аравіи не перемѣняютъ одежды послѣ смерти близкаго человѣка, но они соблюдаютъ нѣкоторые обычаи. Во время, такъ сказать, траура они принимаютъ посѣщенія приличія. Въ вечеръ, послѣ похоронъ, нѣсколько человѣкъ читаютъ Коранъ. Самый замѣчательный обычай заключается въ томъ, что надо, по три раза, тысячу разъ повторить "нѣтъ Бога, кромѣ Бога", и для того, чтобы не сбиться, у одного изъ читальщиковъ нанизаны на нитку бусы, которыми онъ и считаетъ. Кромѣ того, нанимается человѣкъ, чтобы прочесть весь Коранъ въ вечеръ перваго четверга послѣ похоронъ.

⁹) Коверъ для молитвъ рѣдко употребляется для покрышки сѣдла, развѣ только если всадникъ принадлежитъ къ ученому сословію. Здѣсь этимъ, вѣроятно, хотѣли показать, что Нуръ-Эдъ-Динъ -- человѣкъ ученый, какъ бывали обыкновенно визири египетскихъ султановъ.

¹¹) Арабъ высокаго званія никогда не выходитъ изъ дому пѣшкомъ, хотя бы это было совсѣмъ близко.

¹¹) Комнаты убираются дорогими коврами, красивыми подушками, богатыми покрышками на диваны, цвѣтными колпаками и т. д.

¹²) Какъ молодые, такъ и старые арабы носятъ одежду совершенно одинаковую.

¹³) Мусульмане, по указанію своего пророка, обязаны обращать большое вниманіе на воспитаніе своихъ дѣтей. Лишь только родился ребенокъ, его завертываютъ въ чистое бѣлье, бѣлое, или какого-нибудь другого цвѣта, но никакъ не желтаго, послѣ этого на ухо младенцу говорятся по нѣскольку разъ нѣкоторыя изреченія Корана. Но шептать это можетъ только мужчина, а никакъ не женщина.

Богатые арабы при рожденіи сына задаютъ пиршество, болѣе великолѣпное, чѣмъ при рожденіи дочери. Въ новѣйшее время такое пиршество устраивается въ седьмой день, когда родильница встанетъ съ постели и показываетъ гостямъ новорожденнаго, а гости даютъ ребенку золотыя и серебряныя монеты, которыми впослѣдствіи украшаютъ головной уборъ новорожденнаго. Черезъ нѣсколько дней ребенку дается имя. Обыкновеніе называть дѣтей въ честь пророковъ, или родныхъ и товарищей пророка весьма распространено. При этомъ не происходитъ никакой церемоніи.

Въ этотъ самый день въ прежнія времена мусульмане приносили жертвы, чего нынче уже не дѣлаютъ; при рожденіи сына закалывали двухъ барановъ, а при рожденіи дочери -- одного. Родильницѣ даютъ ногу, а остальное мясо раздается бѣднымъ. Послѣ этого отецъ выбриваетъ голову ребенка-мальчика, оставляя на макушкѣ чубъ, и даетъ бѣднымъ золота по вѣсу выбритыхъ волосъ.

По уставу, въ этотъ же самый день должна совершиться церемонія обрѣзанія, но нынче эту операцію производятъ только дѣтямъ пяти-шести лѣтъ.

Мусульмане совершенію справедливо смотрятъ на дѣтей, какъ на благословеніе Божіе, за воспитаніе которыхъ имъ придется отвѣчать на страшномъ судѣ. Дѣти, явясь на тотъ свѣтъ, скажутъ: "Отецъ не училъ насъ, какъ надо жить, кормилъ насъ запрещенными яствами, и потому онъ и долженъ отвѣчать за насъ".

По закону, мать должна кормить своего ребенка полные два года, и сократить этотъ срокъ можетъ только по непремѣнному желанію мужа.

Мусульмане очень боятся дурного глаза и всѣми силами стараются уберечься отъ него. Вынося ребенка, они одѣваютъ его очень просто, и не только не моютъ, но даже замазываютъ грязью и, кромѣ того, ради предосторожности надѣваютъ причудливый колпакъ, на который вѣшаютъ монеты или втыкаютъ перо. Если ребенка кто-нибудь похвалитъ, то послѣ этого ребенка подвергаютъ особенной церемоніи противъ дурного глаза; у богатыхъ людей дѣтей держатъ только съ цѣлью уберечь ихъ отъ дурного глаза въ продолженіе многихъ лѣтъ въ гаремѣ, и затѣмъ уже отдаютъ въ школы, если не воспитываютъ дома.

Утромъ ребенокъ, здороваясь съ отцомъ, цѣлуетъ ему руку и затѣмъ становится передъ нимъ, почтительно сложивъ руки, и ждетъ, когда онъ дастъ ему позволеніе уйти. Вышедшій изъ дѣтскаго возраста, благовоспитанный сынъ не садится при отцѣ.

Вѣра въ Коранъ заставляетъ мусульманъ довольно спокойно относиться къ потерѣ дѣтей. Дѣти идутъ прямо въ рай и останавливаются въ вратахъ его. По словамъ пророка, ангелы говорятъ имъ: "Входите же въ рай!" -- "Мы не пойдемъ безъ отцовъ и матерей", отвѣчаютъ они.

"Но вѣдь у вашихъ отцовъ и матерей есть грѣхи, которые имъ надо искупить". Въ день страшнаго суда дѣти громко заплачутъ въ вратахъ рая, и Богъ, услыхавъ ихъ крикъ, спроситъ, о чемъ они плачутъ, и, узнавъ причину, скажетъ: "Пусть они возьмутъ родителей за руку и войдутъ въ рай вмѣстѣ съ ними".

Лишь только ребенокъ начинаетъ говорить, отецъ обязанъ выучить его первому основанію Корана: "Нѣтъ Бога, кромѣ Бога, а Магометъ пророкъ его". Въ свое время отцу слѣдуетъ учить сына прилично вести себя. Поставивъ передъ нимъ ѣду, онъ долженъ выучить его произнести молитву и начать ѣсть правой рукой. Отецъ обязанъ объяснить ребенку, какъ неприлично и противно ѣсть много. Отъ пристрастія къ деньгамъ отецъ долженъ оберегать сына, какъ.отъ укуса змѣи или скорпіона, и научить его прилично вести себя въ обществѣ, то-есть не говорить много, не поворачиваться къ другимъ спиной и но говорить о комъ-нибудь дурно. Девятилѣтняго мальчика кладутъ спать на отдѣльную постель, а десятилѣтняго уже наказываютъ побоями, если онъ лѣнится молиться.

Очень немногіе арабы даютъ дѣтямъ своимъ высшее образованіе, хотя школъ у нихъ достаточно не только въ городахъ, но даже въ деревняхъ. Мальчика прежде всего учатъ читать, а затѣмъ его заставляютъ выучить наизусть весь Коранъ. Сыновья богатыхъ родителей обязательно должны быть знакомы съ произведеніями своихъ поэтовъ. Арабскій языкъ очень удобенъ для стихосложенія, и потому арабы нерѣдко говорятъ стихами, вотъ поэтому-то настоящія сказки наполнены стихотвореніями.

На обязанности же отца лежитъ достать сыну подходящую жену. Арабы женятся обыкновенно въ двадцать лѣтъ, а то и ранѣе. Если отецъ почему-либо не женилъ сына, и онъ нарушилъ цѣломудріе, то грѣхъ падаетъ на отца. Дочь отецъ долженъ выдать замужъ, когда она достигнетъ двѣнадцатилѣтняго возраста.

Арабскія женщины рѣдко умѣютъ даже читать, хотя имѣютъ право, ходить въ одну школу съ мальчиками, но правомъ этимъ мало кто пользуется. Если богатые родители хотятъ учить дочь, то приглашаютъ для этого на домъ учительницу, которая знакомитъ дѣвочку съ Кораномъ, но только не со своей книгой, такъ какъ часть ея женщинамъ даже не позволяется читать.

Дѣвочекъ бѣдныхъ классовъ учатъ шить, а богатыхъ вышивать и другимъ рукодѣльямъ. Музыка предоставлена спеціалисткамъ-рабынямъ.

¹⁴) Водяныя колеса дѣлаются для орошенія полей и садовъ, и ихъ приводятъ въ движеніе парою коровъ или воловъ. Къ этимъ колесамъ привязаны на веревкахъ глиняныя ведра, которыя зачерпываютъ воду, и они, поднимаясь, выливаютъ ее въ водопріемники, изъ которыхъ вода разливается въ канавки, проведенныя въ поля, раздѣленныя на квадраты.

¹⁵) Документы часто завертываютъ въ клеенку, чтобы предохранить ихъ отъ сырости, тѣмъ болѣе, что арабы пишутъ чернилами, сдѣланными изъ сажи, гумми-арабика и воды.

¹⁶) Какъ восточные цари, такъ и губернаторы не пропускаютъ случая, чтобы не завладѣть, подъ какимъ-нибудь предлогомъ, чужимъ имуществомъ.

¹⁷) Красильщицы употребляютъ навзонію, изъ которой добывается ярко-оранжевая краска; этой краской онѣ красятъ ногти или кончики пальцевъ, или кисти рукъ, или пятки и т. д. Въ такихъ случаяхъ, какой описанъ въ настоящей сказкѣ, нѣкоторыхъ женщинъ красильщицы расписываютъ самымъ причудливымъ образомъ.

¹⁸) Главное занятіе подобной женщины состоитъ въ ея обязанности чесать и убирать голову. Эти же женщины-чесальщицы сопровождаютъ свою госпожу въ баню.

¹⁹) Мастабахомъ называется каменная скамья, въ два-три фута вышиною, поставленная передъ лавкою или передъ частнымъ домомъ.

²⁰) Мусульмане весьма серьезно смотрятъ на бракъ и считаютъ серьезнымъ дѣломъ жениться. Какъ пророкъ смотрѣлъ на бракъ, видно изъ слѣдующаго разговора.

-- Ты женатъ?-- спросилъ онъ однажды у одного человѣка.

-- Нѣтъ, -- отвѣчалъ тотъ.

-- Но вѣдь ты здоровъ?

-- Здоровъ.

-- Въ такомъ случаѣ, -- сказалъ пророкъ, -- ты одинъ изъ братьевъ дьявола, такъ какъ нѣтъ хуже мужчинъ, какъ холостые. Самые же дурные изъ людей и умираютъ холостыми. Клянусь, что дьяволъ силенъ только съ людьми, пренебрегающими бракомъ.

Магометъ позволяетъ имѣть за разъ четыре жены. Разводъ у мусульманъ совершается очень легко, и потому они женятся много разъ въ жизни. Бывали примѣры, что человѣкъ женился болѣе ста разъ. Одинъ багдадскій красильщикъ, Магометъ Ибнъ-Этъ-Тэюбъ, въ продолженіе своей восьмидесятипятилѣтней жизни былъ женатъ на девятистахъ женщинахъ!

Человѣкъ для выбора жены обращается обыкновенно къ матери, или къ ближайшей родственницѣ, или къ свахѣ. Законъ дозволяетъ видѣть лицо невѣсты до заключенія свадебнаго условія, хотя въ настоящее время это не исполняется, и женщины лица своего не показываютъ. Жениться на матери, сестрахъ и близкихъ кровныхъ родственницахъ не дозволяется, хотя въ разсказахъ мы постоянно встрѣчаемъ браки между двоюроднымъ братомъ и сестрой. Дѣвочекъ выдаютъ замужъ обыкновенно въ двѣнадцать лѣтъ, но случается, что выдаютъ и въ девять.

Главное достоинство жены считается въ ея религіозности. Пророкъ говоритъ: "Добродѣтельная жена лучше всѣхъ сокровищъ міра". Добродѣтельную жену можно назвать вѣнцомъ на головѣ царя, а злую жену -- тяжелой ношей на спинѣ старца. Согласія дѣвушки на бракъ вовсе не требуется. Отецъ или ближайшій родственникъ распоряжается ею. Брачное условіе или контрактъ заключаетъ кадій, или въ крайнемъ случаѣ школьный учитель. Но зачастую онъ заключается не на бумагѣ, а просто, на словахъ. При этомъ питаются молитвы, мужчины садятся другъ противъ друга и пожимаютъ одинъ другому руки. Женихъ присутствуетъ при этой церемоніи, а невѣсту замѣняетъ отецъ или родственникъ, который говоритъ: "Выдаю за тебя мою дочь, дѣвушку, за такое-то приданое". Женихъ отвѣчаетъ: "Беру ее для себя". Послѣ этого опять читается молитва, и бракъ заключенъ.

Свадьбу, или условіе иногда заключаютъ за нѣсколько лѣтъ до сближенія супруговъ, вслѣдствіе ихъ слишкомъ ранняго возраста. За нѣсколько дней до брака приданое невѣсты перевозится на верблюдахъ въ домъ жениха.

Передъ свадьбой женихъ освѣщаетъ свой домъ лампами и фонарями и приглашаетъ гостей на пиръ. Невѣста наканунѣ свадьбы идетъ въ баню въ сопровожденіи родственницъ и подругъ. Богатыя невѣсты и всѣ ея гости ѣдутъ въ баню на ослахъ, на высокихъ сѣдлахъ. Невѣста отличается отъ другихъ тѣмъ, что она закрыта съ головы до ногъ кашемировой шалью. Въ банѣ невѣсту моютъ, и затѣмъ всѣ угощаются и возвращаются тѣмъ же порядкомъ домой. Для свадьбы невѣстѣ подкрашиваютъ глаза и красятъ желтой краской концы пальцевъ и пятки. Въ домъ жениха невѣсту везутъ съ большой торжественностью.

Невѣста и ея гости, прибывъ въ домъ жениха, садятся за обѣдъ, но женихъ еще не долженъ видѣть ее. Женихъ отправляется въ баню передъ бракомъ и возвращается домой въ сопровожденіи своихъ друзей, которыхъ оставляетъ внизу, а самъ уходитъ къ невѣстѣ, ожидающей его. Она сидитъ, закрытая шалью, и позволяетъ открыть себя за денежный подарокъ. Тутъ только женихъ въ первый разъ можетъ хорошо видѣть свою невѣсту.

²¹) Тарбушемъ называется шерстяной красный колпачокъ, съ синей кистью наверху, который называютъ и ермолкой и феской. Сверху тарбуша надѣваютъ чалму.

²²) Фараджеехомъ называется широкая одежда, халатъ, который дѣлается изъ сукна съ длинными рукавами. Такіе халаты носятъ обыкновенно ученые.

²³) Пѣвицы и въ настоящее время точно такъ же собираютъ деньги.

²⁴) Арабы называютъ гуріями райскихъ дѣвъ.

²⁵) Мы говорили выше о дурномъ глазѣ относительно дѣтей, но и взрослые точно такъ же боятся его.

²⁶) Въ уборной производится омовеніе, и потому въ этой комнатѣ всегда стоитъ кувшинъ съ водой и чашка.

²⁷) Шайтановъ зачастую зовутъ "несчастными".

²⁸) Гашишемъ зовется возбуждающее средство, приготовляемое изъ конопли.

²⁹) По магометанскому закону, можно принять мальчика или юношу и усыновить его, если онъ самъ дастъ на это согласіе, если у него (нѣтъ родителей и если между нимъ и его пріемнымъ отцомъ такая разница въ лѣтахъ, что отецъ дѣйствительно могъ бы быть отцомъ. Пріемные сыновья пользуются такими же правами, какъ и родные. Но пріемный отецъ можетъ жениться на роднѣ своего пріемнаго сына.

³⁰) Въ домахъ богатыхъ арабовъ обыкновенно имѣется стулъ, на который на ночь кладется чалма и покрывается толстой шелковой салфеткой, затканной золотомъ.

³¹) Глаза подкрашиваютъ изъ убѣжденія, что это укрѣпляетъ зрѣніе ребенка.

Къ главѣ пятой.

¹) Многіе арабскіе города полны кошками, которымъ жители очень покровительствуютъ. Можно часто видѣть, какъ кошки прыгаютъ съ террасы одного дома на террасу противоположнаго, отдѣляющагося узенькимъ переулкомъ. Кошкамъ приписываютъ, главнымъ образомъ, распространеніе эпидемій.

²) Подобнаго рода происшествіе легко можетъ случиться въ арабскомъ городѣ, гдѣ очень много собакъ, хотя мусульмане и считаютъ ихъ нечистыми. Очень у немногихъ изъ нихъ имѣются хозяева. Собаки раздѣляются на стаи и живутъ по своимъ кварталамъ, не допуская постороннихъ псовъ приходить къ нимъ и пользоваться отбросами изъ мясныхъ лавокъ или изъ частныхъ домовъ. Онѣ, кромѣ того, блуждаютъ по мусорнымъ насыпямъ, по окрестностямъ и, подобно хищнымъ птицамъ, объѣдаютъ павшихъ верблюдовъ, ословъ и другихъ животныхъ, выброшенныхъ горожанами. Говорятъ, что недавно хозяинъ одного судна съ посудой, англичанинъ, напившись, упалъ и заснулъ на морскомъ берегу, въ Александріи, и ночью его разорвали собаки.

³) Арабскіе мошенники очень любятъ воровать по ночамъ чалмы, что вовсе не пустяки, такъ какъ многія чалмы дѣлаются изъ кашемировыхъ шалей, обернутыхъ вокругъ тарбуша, который самъ по себѣ представляетъ иногда цѣнность, такъ какъ въ него зашиваютъ деньги и другія цѣнныя вещи.

⁴) По базарнымъ улицамъ обыкновенно, ходятъ сторожа, а въ иныхъ городахъ ходятъ повсюду. Въ Каирѣ сторожа ходятъ съ длинными палками, но безъ фонарей. Ихъ обычный крикъ носитъ религіозный характеръ, какъ, напримѣръ: "Да прославится совершенство вѣчнаго Царя, никогда не дремлющаго и никогда не умирающаго!" При встрѣчѣ съ какимъ-нибудь прохожимъ сторожъ кричитъ: "Прославляй единство Господа!" а прохожій долженъ отвѣтить: "Нѣтъ Бога выше Бога". Предполагается, что человѣкъ, совершившій что-либо беззаконное, не рѣшится сказать послѣднее.

⁵) Въ тѣ времена, о которыхъ идетъ рѣчь въ этихъ сказкахъ, христіане отличались отъ мусульманъ черными или голубыми чалмами, завернутыми иначе.

⁶) Валіемъ назывался начальникъ мѣстной полиціи. На обязанности вали лежало проходить ночью по улицѣ съ отрядомъ полицейскихъ и съ палачомъ, такъ какъ зачастую, разобравъ преступленіе, вали тутъ же на мѣстѣ и производилъ казнь, не прибѣгая ни къ какому законному разбирательству. Кромѣ того, на его же обязанности лежало наблюдать за исполненіемъ наказанія надъ преступниками, приговоренными закономъ.

⁷) Капрскій ардебъ равняется пяти англійскимъ четверикамъ.

⁸) Ханъ Эль-Джавали находился неподалеку отъ нынѣшнихъ воротъ Вабъ-Энъ-Назръ и рядомъ со старыми воротами того же названія.

⁹) Вабъ-Энъ-Назръ есть названіе сѣверо-восточныхъ воротъ Капра. Они были выстроены въ царствованіе калифа Эль-Мустанзира въ 1087--8 гг.

¹⁰) Арабы считаютъ положительно неприличнымъ ѣсть лѣвой рукой.

¹¹) Въ присутствіи почтеннаго лица считается невѣжливымъ показывать руки, если это не необходимо. Рукава нижняго шелковаго платья и верхней одежды дѣлаются настолько длинными, что они спускаются ниже пальцевъ. Рубашки простого народа шьются тоже съ длинными рукавами.

¹²) Месрурскій ханъ находится на нижнемъ концѣ Бейнъ-Эль-Казреина, неподалеку отъ большого дворца калифовъ. Въ былыя времена стояли два хана одного и того же названія. Тотъ ханъ, о которомъ идетъ теперь рѣчь,былъ однимъ изъ лучшихъ и величайшихъ зданій Каира; въ его цвѣтущія времена въ немъ останавливались важные сирійскіе купцы и складывали свои товары, но въ послѣднее время онъ пришелъ въ упадокъ и часть его обрушилась.

¹³) Слово Бейнъ-Элъ-Казрамъ означаетъ: "между двумя дворцами", и теперь это названіе носитъ главная улица Каира, соединяющая два знаменитыхъ дворца калифовъ.

¹⁴) Кейзареехомъ называется нѣчто въ родѣ рынка, состоящаго изъ двухъ рядовъ лавокъ, одна противъ другой. Тотъ, о которомъ упоминается въ сказкахъ, находился въ центрѣ стараго города, къ востоку отъ главной улицы. Онъ былъ выстроенъ эмиромъ Факръ-Эдъ-Диномъ Джахаркосомъ въ 1108--9 годахъ. Купцы того времени говорили, что лучшаго зданія имъ не приходилось видѣть ни въ одной странѣ свѣта.

¹⁵) Египетскія куры такъ малы, что мужчинѣ легко съѣсть цѣлую птицу за завтракомъ.

¹⁶) Слово "Садовникъ" есть прозвище, которое давали обыкновенно въ силу занятій предковъ.

¹⁷) Каахомъ называлась высокая пріемная комната, но иногда каахомъ же называютъ красивый домъ.

¹⁸) Слово "Накибъ" означаетъ "начальникъ, глава", и т. д. Въ настоящемъ разсказѣ это лицо, вѣроятно, высокопоставленное.

¹⁹) Бабъ-Зувейлехомъ назывались ворота съ южной стороны Каира, которыя теперь находятся въ самомъ центрѣ города. По обѣимъ сторонамъ воротъ возвышались двѣ. башни, украшенныя высокимъ минаретомъ, и вмѣстѣ съ близлежащей мечетью представляли очень привлекательное зрѣлище.

²⁰) "Царскимъ гипсомъ" зовется лучшая мостовая въ Каирѣ, хотя она далеко не напоминаетъ зеркала.

²¹) Судя по восточнымъ рисункамъ и описаніямъ, называемая въ сказкѣ корона есть не что иное, какъ золотой обручъ, осыпанный брильянтами, съ нѣкоторымъ возвышеніемъ въ серединѣ, украшеннымъ болѣе крупными камнями. Два вѣка тому назадъ богатыя и знатныя аравійскія женщины постоянно носили такія короны, а затѣмъ стали носить нѣчто въ родѣ діадемы, съ украшеніями изъ камней въ видѣ розъ и другихъ цвѣтовъ.

²²) Арабы, принося въ подарокъ деньги, обыкновенно завязываютъ въ уголъ вышитаго платка.

²³) Какъ въ прежнія времена, такъ и теперь въ Египтѣ употребляется оружіе въ родѣ булавы. Эти стальныя булавы украшаются красивыми арабесками и золотыми надписями.

²⁴) По магометанскому закону правоспособное лицо, укравшее вещь, стоящую болѣе четверти червонца, наказуется отнятіемъ правой руки. Но за покражу свободнаго ребенка не полагается никакого наказанія, какъ не полагается наказанія за вещи, закономъ не оцѣненныя, какъ, напримѣръ, вино и музыкальные инструменты. За вторую кражу отрубается лѣвая нога, а за третье и послѣдующія воровства преступникъ наказуется болѣе или менѣе продолжительнымъ заключеніемъ, или же за третье воровство обрубается лѣвая рука, за четвертое -- правая нога, а затѣмъ уже воръ наказывается ударами. Женщины наказываются точно такъ же, какъ и мужчины. Теперь рукъ уже не обрубаютъ, а воровъ наказываютъ ударами, и только за четвертое воровство казнятъ.

²⁵) Казнь въ такихъ случаяхъ противозаконна, но, тѣмъ не менѣе, грабителей на большихъ дорогахъ нерѣдко наказываютъ смертью.

²⁶) Честь, которую обыкновенно отдаютъ тѣлу, требуетъ, чтобы отнятый членъ былъ зарытъ въ землю.

²⁷) Какъ въ прежнія, времена, такъ и въ настоящее время арабы зачастую занимаютъ гостей чтеніемъ Корана и для этого нанимаютъ профессоровъ по теологіи и законовѣдѣнію, но вообще Коранъ приходятъ читать школьные учителя и студенты мечетей. Они читаютъ пріятнымъ голосомъ, нараспѣвъ, въ продолженіе цѣлаго часа или даже долѣе; по гостямъ очень рѣдко приходится слышать весь Коранъ, такъ какъ большую часть его читаютъ второпяхъ до прибытія гостей. Подобное чтеніе Корана производится по случаю какихъ-нибудь празднествъ или же послѣ чьей-либо смерти.

²⁸) Зирбаехомъ называется кушанье въ родѣ похлебки.

²⁹) Арабы отличаются сыновней привязанностью, которую выражаютъ даже послѣ смерти родителей. Чтобы уменьшить отвѣтственность родителей за ихъ грѣхи, дѣти читаютъ Коранъ и приносятъ жертвы на ихъ могилахъ; мясо же жертвы раздаютъ бѣднымъ. Но прежде всего дѣти стараются отдать долги родителей, такъ какъ, по словамъ пророка, даже мученичество не искупитъ неуплаченнаго долга.

³⁰) Мѣнялу зачастую приглашаютъ для провѣрки денегъ и перевѣшиванія ихъ. Мѣнялами преимущественно были евреи и христіане.

³¹) Нѣкоторыя мечети остаются открытыми всю ночь, и бездомники зачастую спятъ въ нихъ на цыновкахъ, которыми покрытъ полъ. Въ другое время, но только не во время молитвы, мужчины иногда ѣдятъ и работаютъ въ мечетяхъ, и не считаютъ этого несовмѣстнымъ со святостью храма.

³²) Вода источника Земземъ, въ храмѣ Мекка, обладаетъ, по мнѣнію мусульманъ, чудесными свойствами, и ее привозятъ пилигримы бутылками и склянками, чтобы употреблять какъ лѣкарство, или опрыскивать ею могилы.

³³) Плети нерѣдко употребляются въ гаремахъ знатныхъ лицъ, и если плеть висѣла на поясѣ упомянутой въ разсказѣ дѣвицы, это доказываетъ, что она занимала въ гаремѣ нѣкоторое положеніе. Плеть дѣлалась изъ кожи гиппопотама, свернутой трубочкой. Въ гаремахъ наказываютъ такими плетьми женщинъ, хотя бы за то, что онѣ показывали лицо свое мужчинамъ.

³⁴) Посѣщая больного, магометане обыкновенно просятъ Бога послать ему выздоровленіе.

³⁶) Первый госпиталь, выстроенный мусульманами, находится въ Дамаскѣ.

³⁶) Метрополь всего свѣта, или, лучше сказать, "мать всего свѣта", названіе, которое дается многимъ городамъ, не одному только Каиру.

³⁷) За такую мѣсячную плату даже въ настоящее время можно нанять въ Каирѣ большой и прекрасный домъ.

³⁸) Когда ворамъ отрубаютъ руку, то пораненное мѣсто обмакиваютъ въ кипящую смолу или масло, для того, чтобы остановить кровь.

³⁹) Магометанскій законъ допускаетъ возмездіе за нанесенныя преднамѣренно раны и увѣчья, точно такъ же, какъ и за убійство. За преднамѣренныя увѣчья законъ позволяетъ брать денежное вознагражденіе. Лишеніе человѣка какого-нибудь единственнаго члена, какъ, напримѣръ, ногъ, равносильно цѣнѣ всей крови, какъ бы убійства. За раны и увѣчья, нанесенныя женщинѣ, берется вдвое дешевле, чѣмъ за такія же раны, нанесенныя мужчинѣ. Точно такъ же цѣна за раны свободному человѣку не одинакова съ цѣной за раны рабу. Лишеніе человѣка одного изъ пяти чувствъ равносильно съ убійствомъ.

⁴⁰) Женщины Востока гораздо развратнѣе и распущеннѣе женщинъ цивилизованнаго міра. Такъ говорятъ ихъ соотечественники и иноземцы.

⁴¹) Арабы вообще придерживаются того мнѣнія, что дѣти наслѣдуютъ качества и недостатки скорѣе отъ матери, чѣмъ отъ отца. Они думаютъ, что дочь какъ въ хорошемъ, такъ и въ худомъ походитъ на мать, а сынъ -- на брата матери, то-есть на дядю. И поэтому они часто говорятъ такъ: "О, у тебя былъ хорошій дядя съ материной стороны".

⁴²) Абдъ-Аллахъ-Ибнъ-Аббасъ былъ ученѣйшимъ изъ товарищей своего двоюроднаго брата Магомета и однимъ изъ лучшихъ толкователей его сновъ и поступковъ. Онъ получилъ прозвище "Толкователя Корана".

⁴³) Арабы предпочтительно передъ другими, астрономическими инструментами употребляютъ астролябію. Она бываетъ обыкновенно въ четыре -- шесть дюймовъ въ діаметрѣ и состоитъ изъ круглой пластинки, съ раздѣленнымъ на градусы ободкомъ, внутри которой придѣланы еще нѣсколько болѣе тонкихъ пластинокъ и дуга градуснаго круга, двигающаяся на оси въ центрѣ. На пластинкахъ начерчено множество діаграммъ для различныхъ вычисленій. Весь снарядъ этотъ придѣланъ къ кольцу, или держится на шнурѣ, привязанномъ къ кольцу, и во время наблюденій вслѣдствіе своей собственной тяжести сохраняетъ должное положеніе.

⁴⁴) Сафаромъ называется второй мѣсяцъ магометанскаго года.

⁴⁵) Эль-Самитъ означаетъ "Молчаливый".

⁴⁶) Арабы обыкновенно носятъ своихъ дѣтей въ сидячемъ положеніи на плечѣ.

⁴⁷) Неддъ составляется изъ амбры, мускуса и дерева алоэ.

⁴⁸) По пятницамъ во время общественной молитвы читаются два кутбеха.

⁴⁹) Въ пятницу обыкновенно молятся за пророка и его родныхъ, и молитвы эти выкрикиваютъ муэдзины съ минаретовъ общественныхъ мечетей за полчаса до полудня. Прихожане, услыхавъ призывъ, начинаютъ собираться въ мечети и становятся параллельными рядами, лицомъ къ нишѣ, устроенной по направленію къ Меккѣ. Всѣ читаютъ молитвы про себя и затѣмъ садятся, а чтецъ читаетъ въ это время Коранъ. Ровно въ полдень всѣ встаютъ и молятся про себя. Одинъ магометанскій священникъ стоитъ внизу лѣстницы, ведущей на каѳедру, а другой -- наверху, и они поочередно поютъ молитвы. Затѣмъ старшій священникъ, имамъ, сходитъ сверху, становится передъ шишей и тамъ читаетъ молитвы, а молящіеся принимаютъ различныя положенія.

⁵⁰) Эль-Мунтазиръ былъ правнукомъ Гарунъ-Эръ-Рашида.

⁵¹) Въ прежнія времена арабы передъ бракомъ дѣлали астрономическія вычисленія, по которымъ и рѣшали, будетъ ли бракъ счастливымъ или нѣтъ. Кромѣ того, они складывали число буквъ имени жениха и имени невѣсты, и если выходило четное число, то бракъ считался счастливымъ, а нечетное -- то несчастнымъ.

⁵²) Куффехомъ называлась корзина, сдѣланная изъ пальмовыхъ листьевъ.

⁵³) Слѣпые въ Египтѣ славятся своей наглостью и нахальствомъ. Разсказываютъ, что Моисей, купаясь въ Нилѣ, увидалъ проходившаго слѣпца и, сжалившись надъ нимъ, просилъ Бога возвратить ему зрѣніе. Молитва его была услышана, но лишь только очи слѣпца прозрѣли, какъ онъ схватилъ одежду своего благодѣтеля, лежавшую на берегу, и сталъ утверждать, что она принадлежитъ ему. Вслѣдствіе этого Моисей сталъ просить Господа снова лишить зрѣнія негодяя, и молитва его была услышана, а Господь сказалъ Моисею: "О, Моисей, я лучше тебя знаю людей!" Это повѣрье разсказывается и теперь въ Каирѣ.

⁵⁴) Мусульмане, подвергаясь какому-нибудь бѣдствію, обыкновенно зовутъ къ себѣ на помощь.

⁵⁵) Въ Египтѣ и въ настоящее время сознаніе въ какомъ-нибудь преступленіи получается только послѣ сильнаго тѣлеснаго наказанія.

⁵⁶) Сами судьи говорили, что не трудно рѣшать дѣло между богатымъ и бѣднымъ, потому что богатый всегда выиграетъ его, а трудно рѣшать, когда обѣ стороны находятся въ одинаковомъ матеріальномъ положеніи. Бѣдному истцу гораздо выгоднѣе броситься въ ноги своему богатому обидчику, такъ какъ обидчикъ этотъ будетъ милостивѣе къ нему всякаго кади.

⁵⁷) Арабы усматриваютъ хорошую или дурную примѣту изъ своей первой встрѣчи утромъ, и въ силу пріятной встрѣчи или непріятной они говорятъ: "сегодня у меня хорошее утро" или "сегодня у меня дурное утро". Человѣкъ, кривой на одинъ глазъ и въ особенности на лѣвый глазъ, считается очень дурнымъ предзнаменованіемъ и многіе изъ несчастныхъ кривыхъ отвѣчаютъ за свой недостатокъ.

⁵⁸) Въ такой надеждѣ брата цырюльника нѣтъ ничего особенно несбыточнаго, такъ какъ на Востокѣ люди изъ самаго низкаго сословія достигаютъ высокаго положенія, и замѣчательно, что, несмотря на ихъ гордость, они обыкновенно удерживаютъ прозвище, относящееся къ ихъ прежнему ремеслу и занятію, какъ бы они низки ни были. Нерѣдко люди высокопоставленные отличаются тѣмъ, что прибавляютъ къ своему имени прозвище лавочника или аптекаря или чего-нибудь въ родѣ этого и за это не пользуются меньшимъ уваженіемъ.

⁵⁸) Восточные вельможи ѣздятъ не во главѣ своей свиты, а въ серединѣ ея.

⁶⁰) Лицамъ знатнымъ, богатымъ или ученымъ лавочники или прохожіе обыкновенно кланяются, когда тѣ проходятъ или проѣзжаютъ по улицамъ восточныхъ городовъ, и привѣтствуютъ ихъ короткой молитвой о сохраненіи ихъ счастья и жизни. Когда какой-нибудь знатный человѣкъ проѣзжаетъ по городу, то многіе изъ торговцевъ встаютъ и, почтительно наклонивъ голову, правой рукой касаются къ губамъ и чалмѣ.

⁶¹) Врядъ ли можно сильнѣе выказать свою гордость, потому что отказаться отъ подарка считается самымъ ужаснымъ оскорбленіемъ.

⁶²) Арабская женщина высокаго положенія рѣдко стоитъ или ходитъ, развѣ только переходя изъ одной комнаты въ другую, а выходя изъ дому, она всегда ѣздитъ, и поэтому простоять нѣсколько минутъ для нея всегда утомительно.

⁶³) Это сказано для того, чтобы показать его неблаговоспитанность, или что зной былъ невыносимъ.

⁶⁴) Въ нынѣшнемъ столѣтіи въ Каирѣ было нѣчто подобное. Одна старуха ходила на могилу какого-то святого, къ которому постоянно ходили женщины, больныя или безплодныя, вслѣдствіе повѣрья, что молитвы, обращенныя къ этому святому, приносятъ облегченіе. Старуха очень часто зазывала такихъ женщинъ въ домъ мужа, находившійся неподалеку, подъ тѣмъ предлогомъ, что онъ можетъ помочь лѣкарствомъ или заговоромъ. Ничего неподозрѣвающая жертва отправлялась обыкновенно одна, сопровождаемая старухой, и входила въ большую комнату, въ концѣ которой сидѣлъ мужчина. Женщина, направляясь къ нему по полу, покрытому половикомъ, вдругъ падала въ подполье такое глубокое, что, упавъ, лишалась чувствъ. Въ такомъ положеніи ее убивали, и такъ какъ каирскія дамы обыкновенно носили много украшеній и богатое платье, то убійцы были увѣрены въ хорошей наживѣ.

⁶⁵) Такая сумма денегъ могла быть взята, отправляясь на свадьбу, такъ какъ въ богатыхъ домахъ на свадьбахъ дается много денегъ.

⁶⁶) Въ видѣ залога вознагражденія давался или платокъ, или печать, или перстень съ печатью. Многіе изъ начальниковъ египетскихъ мамелюковъ имѣли обыкновеніе наказывать людей палочными ударами на дворѣ своего же дома, для того чтобы которыя-нибудь изъ женщинъ гарема, слыша крики, могли бросить изъ окна платокъ, и тѣмъ прекратить наказаніе, что дѣлалось изъ уваженія къ гарему, къ покровительству котораго преступники зачастую обращаются.

⁶⁷) Родъ Бармеки славился своей щедростью и имѣлъ обыкновеніе во время обѣда не закрывать дверей дома и не выгонять никого изъ просителей.

⁶⁸) Сикбаемъ называется кушанье, которое дѣлается изъ мяса, муки и уксуса.

⁶⁹) "Катаифомъ" называется сладкое печенье, нѣчто въ родѣ пряниковъ, маленькихъ и тоненькихъ, которые пекутся на мѣдномъ листѣ на огнѣ, какъ кунафохи; ѣдятъ его съ медомъ или сахаромъ, какъ наши оладьи. Иногда въ эти оладьи прибавляютъ мускуса.

⁷⁰) Миткаль есть названіе арабской мѣры.

⁷¹) Подъ словомъ "арабы" тутъ подразумѣваются бедуины, или арабы пустыни.

Къ главѣ шестой.

¹) Слово "Каттейехъ" означаетъ "написанное".

²) Эль-Мо'инъ, означаетъ помощникъ.

³) Выраженіе "человѣкъ благопріятнаго вида" употребляется и теперь новѣйшими арабами и турками и означаетъ: человѣкъ добродѣтельный и благодѣтельный.

⁴) Этотъ отвѣтъ нельзя понимать въ буквальномъ смыслѣ слова. Нынѣшніе арабы говорятъ точно такъ же, когда желаютъ получить болѣе запрашиваемой цѣны.

⁵) "На здоровье" говорится обыкновенно человѣку, вышедшему изъ бани, или же человѣку, обрившему себѣ голову. "Да будетъ надъ тобой благословеніе Божіе", отвѣчаютъ на это.

⁶) По Корану убійство должно быть наказано смертью, или лучше сказать, что свободный человѣкъ долженъ умереть за смерть свободнаго человѣка, а рабъ -- за смерть раба, женщина -- за смерть женщины. Или же убійца долженъ заплатить наслѣдникамъ убитаго имъ человѣка, если они на то изъявятъ согласіе. Ненамѣренное убійство, по правиламъ Корана, искупается тѣмъ, что убійца освобождаетъ кого-нибудь отъ рабства и, кромѣ того, платитъ пеню наслѣдникамъ убитаго, если они того пожелаютъ. Съ богатаго человѣка взыскивается болѣе высокая пеня, чѣмъ съ бѣднаго. За убійство женщины взыскивается половинная цѣна противъ мужчины, а за рабовъ -- ихъ дѣйствительная стоимость. Если убійца не можетъ освободить отъ рабства мусульманина, то взамѣнъ этого долженъ поститься два мѣсяца. Соучастники въ убійствѣ подвергаются смерти. Но смертью не наказывается человѣкъ, убившій свое собственное дитя или кого-нибудь изъ своихъ потомковъ, или своего раба.. Даже рабъ, убившій невѣрнаго, не подвергается смертной казни. Человѣкъ, убивающій другого, защищая себя или свое имущество, наказанію не подвергается. Цѣна крови, какъ долгъ, переходитъ, какъ наслѣдство, къ потомству. За найденное тѣло убитаго отвѣчаетъ владѣлецъ земли или дома, пока не найдется убійца.

Поэтому очевидно, что убійство, которымъ визирь Эль-Фалда грозилъ своему сыну, не могло считаться преступленіемъ, такъ какъ рабыня принадлежала царю, и даже смотрѣть на нее безъ позволенія не могло быть допущено.

⁷) Умирающій мусульманинъ долженъ сказать два символа вѣры: 1) "Нѣтъ Бога, кромѣ Бога" и 2) "А Магометъ пророкъ Его".

⁸) Церемоніи при погребеніи мужчинъ и женщинъ почти одинаковы. Покойникъ обращается лицомъ къ Меккѣ. Покойнику, лишь только онъ испуститъ духъ, закрываютъ глаза, и вслѣдъ за тѣмъ женщины начинаютъ завывать, въ чемъ принимаютъ участіе и сосѣдки. Для этого нерѣдко даже нанимаютъ женщинъ, которыя бьютъ въ бубны и причитаютъ. Если можно, то покойника хоронятъ въ день его смерти, а если нельзя, то женщины продолжаютъ свои причитанья всю ночь. Въ это же самое время наемные читальщики читаютъ Коранъ.

Обмываніе заключается прежде всего въ обычномъ передъ молитвой омовеніи за исключеніемъ прополаскиванія носа и рта, и затѣмъ все тѣло моется теплой водой и мыломъ, или же водою, въ которой варилось нѣсколько листьевъ лотоса. Челюсти подвязываются, глаза закрываются, ноздри затыкаются ватой, и все тѣло спрыскивается водою, настоенной камфарой и листьями кропивнаго дерева, и розовой водой. Ноги покойника связываютъ вмѣстѣ у. щиколотокъ, а руки кладутъ на грудь.

Одежда бѣднаго покойника состоитъ изъ одного или двухъ кусковъ бумажной матеріи, или въ нѣкоторомъ родѣ мѣшка. Тѣло же богатаго покойника завертывается сначала кисеей, затѣмъ болѣе толстой бумажной тканью, затѣмъ въ шелковую матерію или же въ кафтанъ, сшитый на живую нитку, и сверхъ всего этого его завертываютъ въ кашемировую шаль. Покойниковъ одѣваютъ обыкновенно въ бѣлый и зеленый цвѣтъ. Одѣтое такимъ образомъ тѣло опускаютъ въ гробъ, который накрываютъ кашемировой шалью и несутъ на плечахъ три-четыре человѣка изъ друзей покойника.

Въ Каирѣ во главѣ похоронной процессіи идутъ нищіе и слѣпые и поютъ заунывнымъ голосомъ вышеупомянутые два символа вѣры. За ними идутъ мужчины, родственники покойнаго, а потомъ ученики школъ, и несутъ Коранъ на носилкахъ закрытымъ вышитымъ покровомъ и поютъ громкимъ голосомъ. Затѣмъ несутъ гробъ съ покойникомъ головой впередъ. Нести покойника считается весьма почетнымъ. За гробомъ идутъ женщины, трауръ которыхъ заключается въ голубой матеріи, которой обвязана голова, и блѣдно-голубомъ платкѣ, накинутомъ на плечи. Плакальщицы же, причитая, прославляютъ добродѣтели покойника, хотя это запрещено пророкомъ. Вслѣдъ за богатыми похоронами иногда нѣсколько верблюдовъ везутъ хлѣбъ и воду для раздачи нищимъ на могилѣ, и въ заключеніе ведутъ лошадь или буйвола, чтобы принести его въ жертву на могилѣ и мясо раздать бѣднымъ, которые помолятся о прощеніи грѣховъ усопшаго.

На гробъ мальчика кладутъ чалму и различныя женскія головныя украшенія, а на гробъ женщины не кладутъ ничего.

Надъ покойникомъ читается короткая молитва или въ мечети, или же въ зданіи около кладбища, и затѣмъ гробъ несется тѣмъ. же порядкомъ къ могилѣ. Могилы дѣлаются продолговатыми, бокомъ къ Меккѣ, и настолько большими, чтобы можно было похоронить трехъ, четырехъ человѣкъ, и на могилѣ становится каменный или кирпичный памятникъ съ колонкой, въ головахъ и въ ногахъ. На колонкѣ въ головахъ пишется текстъ изъ Корана и имя покойнаго, а наверхъ кладется чалма. На могилахъ, кромѣ того, часто дѣлаютъ часовни на четырехъ колонкахъ. Покойниковъ кладутъ на правый бокъ.

⁹) Такая рабыня, какъ Энисъ-Эль-Джелисъ, не могла быть приведена на рынокъ, куда всѣ имѣли доступъ, такъ какъ это, не похоже на восточные обычаи. Она, вѣроятно, продавалась на торгу, куда допускались только богатые люди.

¹⁰) Подъ выраженіемъ "цѣловать прахъ у ногъ" надо подразумѣвать обычай прикоснуться правою рукою къ землѣ, къ губамъ и къ чалмѣ.

¹¹) Подъ этимъ выраженіемъ надо подразумѣвать мѣсто, гдѣ мяли глину для построекъ, тѣмъ болѣе, что арабскія постройки дѣлаются изъ мятой глины съ четвертой частью извести и затѣмъ изъ золы и щебня.

¹²) Этого рода цыновки дѣлаются изъ пальмовыхъ листьевъ, и на подобныхъ цыновкахъ сидятъ бѣдняки.

¹³) Эта трава, въ родѣ нашей осоки, покрываетъ всѣ поемныя мѣста въ Египтѣ, и ее употребляютъ для плетенья грубыхъ цыновокъ. Визирь, взявъ цыновку и сухой травы, хотѣлъ показать этимъ, что онъ униженъ до положенія рогожника.

¹⁴) Арабскія лодки и суда зачастую тянутся бечевою, придѣланною къ мачтѣ.

¹⁵) Подъ словами "дѣти дороги" подразумѣваются путешественники.

¹⁶) Возвышенными комнатами назывались комнаты, устроенныя на столбахъ.

¹⁷) Гхадой называется весьма горючее дерево, дающее очень яркое пламя. Оно растетъ на песчаныхъ мѣстахъ.

¹⁸) Неизвѣстно, когда обычай брить голову явился у арабовъ въ городахъ; но достовѣрно, что въ то время, когда писались эти сказки, онъ не былъ до такой степени вкоренившимся, какъ теперь. Гарунъ-Эръ-Рашидъ носилъ волосы, достигавшіе ему ниже ушей, но, отправляясь на богомолье, сбривалъ ихъ. Такъ точно поступали и многіе мусульмане въ прежнія времена. Тѣ же, которые брили головы, оставляли на макушкѣ маленькій чубъ, но писатели и ученые возставали противъ этого чуба.

¹⁹) Подъ словомъ "шейки". тутъ " понимаются люди благочестивые и ученые.

²⁰) Мусульмане предполагаютъ, что благословеніе сходитъ даже на тѣхъ, кто присутствуетъ и слушаетъ благочестивые разговоры вѣрующихъ людей.

²¹) Джуббехомъ, который носятъ на Востокѣ, называется длинный халатъ, который носили обыкновенно купцы. Такіе халаты дѣлаются изъ сукна.

²²) Мелватахомъ называется одежда тоже въ родѣ халата.

²³) Бедуины прикрываютъ нижнюю часть лица кускомъ матеріи, и зовутъ ее "литчамомъ". Такое прикрываніе лишаетъ арабовъ возможности узнавать другъ друга, и особенно употребительно между арабами пустыни.

²⁴) Арабы низшаго сословія имѣютъ обыкновеніе прикладывать деньги, полученныя ими за работу, въ особенности свой первый заработокъ, къ губамъ и ко лбу, прежде чѣмъ опустить въ карманъ. Точно такъ же поступаютъ иногда и люди средняго сословія.

²⁵) "Кутейтъ" обозначаетъ кота или котика.

²⁶) "Кровавымъ" мѣстомъ называлось лобное мѣсто, на которомъ совершалась казнь, такъ какъ кровь оставалась тутъ же и впитывалась въ землю.

²⁷) Упоминаемая въ стихахъ награда могла быть получена въ будущей, но не въ настоящей жизни.

²⁸) Куллехомъ называется небольшой глиняный кувшинъ съ узкимъ горломъ.

Къ главѣ седьмой.

¹) Ганемъ означаетъ счастливый человѣкъ, имѣющій во всемъ удачу.

²) Фитнехъ означаетъ очаровательная, соблазнительная.

³) Подъ словомъ "грузъ" предполагается тяжесть, которую можетъ поднять верблюдъ.

⁴) Предполагается, что человѣкъ, принимающій участіе въ похоронахъ, будетъ вознагражденъ на томъ свѣтѣ.

⁵) Трудно сказать положительно, слѣдуетъ ли это понимать какъ шутку, но въ Каирѣ до сихъ поръ разсказываютъ, что рабы, которыхъ приводятъ туда, оказываются иногда людоѣдами, и въ доказательство этого приводятъ разсказъ, что недавно одинъ ребенокъ былъ съѣденъ своей черной кормилицей.

⁶) Въ оригиналѣ имѣется разсказъ, но до такой степени неприличный, что англійскій переводчикъ не счелъ возможнымъ помѣстить его даже въ сокращенномъ изложеніи, и потому выпустилъ.

⁷) Эта исторія. по тѣмъ же причинамъ подверглась сокращенію.

⁸) Такого рода проявленіе печали нерѣдко случается и въ настоящее время.

⁹) Арабскія женщины не любятъ открывать верхней части головы, и уже если нужно, то предпочитаютъ открыть лицо передъ посторонними мужчинами. Даже и въ настоящее время можно встрѣтить женщину съ открытымъ и замазаннымъ грязью лицомъ послѣ извѣстія о внезапной смерти близкаго лица.

¹⁰) Эти слова требуютъ разъясненія. Освободить раба, не имѣющаго возможности существовать, и не дать ему средствъ для жизни, считается высшимъ наказаніемъ, которое можетъ быть наложено за самое крупное преступленіе.

¹¹) Это не совсѣмъ вѣрно, потому что освобожденный рабъ дѣлается по закону свободнымъ человѣкомъ, въ разсказѣ же это говорится въ видѣ шутки.

¹²) Такое распоряженіе съ соперницей въ гаремѣ, какъ говорятъ, очень нерѣдко.

¹³) Въ этомъ мѣстѣ переводчику пришлось сдѣлать значительный выпускъ, вслѣдствіе не совсѣмъ приличныхъ подробностей.

¹⁴) Гарунъ-Эръ-Ращидъ былъ потомкомъ Эль-Аббаса, дяди пророка.

¹⁵) Черный цвѣтъ былъ первоначально отличительнымъ цвѣтомъ знаменъ и одежды калифовъ, по случаю смерти кого-нибудь изъ близкихъ родныхъ. Но въ настоящее время цвѣтомъ траура у арабовъ считается голубой или темно-синій, который они зовутъ чернымъ.

¹⁶) Надо думать, что разсказъ о дурномъ обращеніи съ матерью Ганема есть прибавленіе послѣдующаго времени, такъ какъ онъ не совпадаетъ съ обычаями и нравами арабовъ.

¹⁷) Подъ словомъ "гаремъ" Ганема надо подразумѣвать его мать и сестру.

¹⁸) Тутъ предполагается, что она посѣщала шейковъ, то-есть благочестивыхъ людей, прося ихъ помолиться, и давала подаянія во имя Ганема, чтобы Провидѣніе оказалось къ нему милостиво.

¹⁹) Милосердіе и состраданіе къ бѣднымъ присущи арабамъ, воспитаннымъ религіей; но, по ихъ собственному признанію, они все это дѣлаютъ въ надеждѣ получить награду на небесахъ. Можетъ быть, вслѣдствіе такого отношенія къ несчастнымъ въ Каирѣ такое множество нищихъ, какъ нигдѣ. Множество фонтановъ, какъ въ городѣ, такъ и въ деревняхъ, водою изъ которыхъ бѣдные и прохожіе пользуются даромъ, выстроены благотворителями, какъ выстроено множество каповъ для прохожихъ тоже благотворителями.

²⁰) Надо думать, что сумма эта дана какъ приданое Фитнехи. Тутъ же слѣдуетъ прибавить, что калифъ, женясь на Фитнехѣ, жестоко наказывалъ Зубейдеху, такъ какъ въ соперницы ей онъ давалъ жену, а не наложницу.

²¹) Чтобы объяснить картину любви въ настоящемъ разсказѣ, не лишнимъ считаемъ сдѣлать нѣсколько замѣчаній. Нечего и сомнѣваться, что у арабовъ преобладающую роль играетъ чувственная любовь, но все-таки отъ нихъ нельзя отнять способности чувствовать болѣе чистую любовь, или, такъ сказать, истинную любовь. Всякій, живущій среди арабовъ, можетъ удостовѣрить, что знаетъ множество арабовъ, искренно привязанныхъ къ своимъ женамъ, давно уже потерявшимъ свою привлекательность и не имѣющимъ ни богатства, ни вліянія, и ни богатыхъ и вліятельныхъ родныхъ, что удерживало бы ихъ мужей отъ развода. Зачастую бываетъ, что арабъ любитъ жену, и въ молодости не отличавшуюся внѣшней красотой, и что любимая жена или наложница не всегда самая красивая въ гаремѣ. Въ подтвержденіе силы любви арабовъ можно привести разсказъ о Лейлы и Меджнуна, арабскихъ "Юліи и Ромео", и между другими примѣрами о сильной и вѣрной любви можно разсказать слѣдующее:

Калифъ Іезидъ, сынъ Абдъ-Эль-Мелика, имѣлъ, какъ говорятъ, двухъ рабынь, одну изъ которыхъ звали Габбабехъ, а другую -- Селамехъ; къ первой изъ нихъ онъ былъ очень сильно привязанъ. Съ этими женщинами онъ нерѣдко запирался мѣсяца на три, совершенно бросая занятія дѣлами. Однажды, выслушавъ упрекъ отъ брата своего Меслемеха, онъ обѣщалъ вернуться къ своимъ обязанностямъ, но обѣ рабыни отклонили его отъ этого намѣренія, и на слѣдующее утро, возбужденный ихъ пѣснями, ласками и виномъ, онъ точно обезумѣлъ, и какъ сумасшедшій пѣлъ и плясалъ, пока веселье его не прекратилось трагической случайностью. Габбабехъ подавилась косточкой граната и умерла. Горе Іезида было такъ сильно, что онъ продолжалъ цѣловать и ласкать ее, пока тѣло не начало уже разлагаться. Приближенные уговорили его похоронить ее, и съ его согласія она была зарыта въ землю. Но черезъ пять дней желаніе его увидать возлюбленную было такъ сильно, что онъ приказалъ открыть ее, и хотя она была уясасна, но онъ говорилъ, что въ его глазахъ она такъ же мила, какъ была прежде. Меслемехъ серьезно потребовалъ, чтобы могила была снова зарыта, но Іезидъ не могъ жить безъ своей возлюбленной рабыни; онъ безмолвно бросился на свою постель и, пролежавъ семнадцать дней, умеръ и былъ похороненъ рядомъ съ Габбабехой.

Въ этомъ же произведеніи, изъ котораго взятъ этотъ случай, разсказывается, что Гарунъ-Эръ-Рашидъ, во время посѣщенія своего Сулеймана, сына Абу-Джафара, одного изъ своихъ полководцевъ, увидалъ съ нимъ рабыню, по имени Даифехъ, отличавшуюся необыкновенной красотой, и, плѣненный ею, просилъ подарить ее ему. Просьба его была исполнена, но Сулейманъ такъ огорчился, потерявъ свою Возлюбленную, что занемогъ и во время болѣзни жаловался на тиранство калифа, отнявшаго у него его Даифеху. Эръ-Рашидъ, услыхавъ о его жалобахъ, вернулъ ему его возлюбленную и тѣмъ успокоилъ его.

Приводимъ изъ той же книги еще разсказъ.

Въ самый жаръ страшно знойнаго дня, калифъ Мо'авіэхъ, сынъ Абу-Суфьяна, сидѣлъ въ комнатѣ, открытой со всѣхъ сторонъ для того, чтобы проходилъ воздухъ, и увидалъ подходившаго къ нему босого бедуина. Удивляясь, что могло заставить итти этого человѣка въ такой страшный зной, онъ послалъ одного изъ своихъ приближенныхъ сказать ему, что если онъ пришелъ къ нему просить какой-нибудь милости или правосудія, то просьба его будетъ исполнена. Бедуинъ въ патетическихъ стихахъ высказалъ ему воззваніе противъ тираніи Марвана, сына Эль-Гакана (впослѣдствіи калифа), который силою отнялъ у него его любимую жену, по имени Соада. Калифъ потребовалъ отъ него болѣе точныхъ подробностей, и бедуинъ разсказалъ слѣдующее: у него была жена, дочь его дяди, которую онъ страстно любилъ, и были у него верблюды, вслѣдствіе чего онъ могъ жить безбѣдно, но цѣлый годъ страшной засухи лишилъ его всего и довелъ до крайней нужды; друзья его покинули, а жену взялъ отъ него ея отецъ. Онъ обратился съ жалобой къ Марвану, губернатору ихъ округа, тотъ призвалъ къ себѣ отца его жены и ее, и такъ былъ пораженъ ея красотой, что сталъ просить ея руки. Чтобы уничтожить препятствіе, онъ посадилъ мужа въ темницу и предложилъ отцу большія деньги за его согласіе на бракъ, обѣщая заставить мужа дать ей разводъ. Получивъ согласіе отца, онъ сталъ пытками добиваться согласія мужа. Молодая женщина тщетно возставала противъ насилія: она сдѣлалась женою Марвана. Несчастный бедуинъ, разсказавъ все это, упалъ въ обморокъ и лежалъ на полу, какъ мертвый. Лишь только бедуинъ пришелъ въ себя, какъ калифъ написалъ поэтическое посланіе Марвану, строго упрекая его за его низость и приказывая ему, подъ страхомъ смерти, развестись съ вышеупомянутой женщиной и прислать ее съ посланнымъ. Она получила разводъ и была отправлена съ отвѣтомъ, написаннымъ точно такъ же стихами, въ которомъ Марванъ ему говорилъ, что сама Соада докажетъ ему, можно ли устоять противъ ея чаръ. Это оказалось совершенно вѣрнымъ. Лишь только Мо'авіэхъ увидалъ ее, какъ влюбился въ нее, и предложилъ бедуину отказаться отъ жены, а взамѣнъ ея получить трехъ дѣвственницъ-рабынь, крупную сумму денегъ и ежегодную пенсію. Бедуинъ отвергъ это предложеніе съ такимъ ужасомъ, точно онъ получилъ смертельный ударъ. Тогда калифъ сказалъ ему:

-- Вѣдь ты признался мнѣ, что ты развелся съ нею, и что на ней женился Марванъ, который тоже развелся съ нею, поэтому мы предоставимъ ей самой сдѣлать выборъ; и выдадимъ ее замужъ за того, кого она выберетъ.

Женщина выбрала разорившагося бедуина, и калифъ отдалъ ее ему и подарилъ значительную сумму денегъ.

Въ произведеніяхъ арабовъ описывается зачастую самая безумная пылкая любовь. Напримѣръ, одинъ арабъ влюбился, увидавъ отпечатокъ руки женщины на стѣнѣ, и, не добившись обладанія ею, умеръ. Многіе мужчины, какъ говорятъ, почувствовали сильную любовь къ женщинамъ, которыхъ видѣли во снѣ, а другіе влюблялись только слыша голосъ. Одинъ арабскій авторъ разсказываетъ, что онъ зналъ одного превосходнаго школьнаго учителя, который потерялъ свое сердце, услыхавъ, какъ въ пѣснѣ восхвалялись достоинства женщины по имени Умъ-Амръ, и черезъ два дня заперся въ своемъ домѣ, чтобы горевать о ея смерти, на основаніи того, что въ той же пѣснѣ пѣлось:

Умъ-Амръ пустилась въ путь свой на ослѣ,

Но ни она ни онъ не возвратились.

Вообще же надо сказать, что это исключенія, а исключенія не могутъ быть правиломъ. Но все-таки изъ того, что арабскіе авторы пишутъ о сильной любви, можно вывести, что такая истинная любовь существуетъ на Востокѣ.

Къ главѣ восьмой.

¹) Въ томъ оригиналѣ, съ котораго дѣлался англійскій переводъ, исторія, слѣдующая послѣ исторіи Ганема, очень длинна, тянется съ половины сорокъ четвертой до ста сорокъ пятой ночи, но перерывается главой VIII, состоящей изъ двухъ исторій совершенно различнаго характера, вставленнаго, очевидно, для того, чтобы нарушить однообразіе. Съ этими двумя исторіями они занимаютъ чуть что не восьмую часть всѣхъ сказокъ. Разсказанныя въ этомъ мѣстѣ исторіи относятся къ первому вѣку магометанской эры, и въ нихъ идетъ рѣчь о войнѣ между двумя греческими царями. Англійскій переводчикъ нашелъ недостойнымъ перевода эти сказки для своего изданія, вслѣдствіе неприличнаго содержанія ихъ.

²) Говорятъ, что пророкъ Давидъ первый началъ дѣлать кольчуги, и вотъ по какой причинѣ онъ принялся за это производство: онъ зачастую ходилъ переодѣтымъ, и, встрѣтивъ кого-нибудь, не знавшаго его, подходилъ и спрашивалъ, что онъ думаетъ о поведеніи пророка Давида, и люди хвалили его и молились за него. Но однажды онъ по обыкновенію сталъ спрашивать! о себѣ, и Господь послалъ ему, подъ видомъ человѣка, ангела, который сказалъ ему: "Давидъ былъ бы отличнымъ человѣкомъ, если бы не бралъ денегъ изъ казны". Сердце у Давида сжалось, и онъ просилъ Господа дать ему возможность сдѣлаться независимымъ, и вотъ Господь размягчилъ въ рукахъ его желѣзо такъ, что оно гнулось какъ нитки; Онъ сдѣлалъ кольчугу и продалъ ее очень дорого. На эти деньги онъ сталъ кормить себя и свою семью, а часть денегъ роздалъ, нищимъ. Поэтому-то лучшія кольчуги и называются Давидовыми. Арабы пустыни до сихъ поръ носятъ такое вооруженіе. На голову они надѣваютъ желѣзный шлемъ, который называется по-арабски "тазъ", иногда украшенный перьями. Хорошую кольчугу не пробить и пулей.

³) По какимъ-либо торжественнымъ случаямъ, какъ въ прежнія времена, такъ и нынче, мусульманскіе султаны даютъ пиры для всѣхъ сословій своего народа, и пиры эти происходятъ во дворцѣ.

⁴) Носилки, которыя перевозятся мулами, похожи на паланкинъ и возятся четырьмя или только двумя мулами, одинъ спереди, а другой сзади, или двумя верблюдами, или двумя лошадьми. Въ носилкахъ могутъ ѣхать два человѣка. Обыкновенныя носилки дѣлаются изъ двухъ продолговатыхъ ящиковъ съ высокими спинками; они кладутся на верблюда, какъ двѣ корзинки по обѣ стороны, надъ такими носилками устраивается крышка. Надо сказать, что ѣзда въ такихъ носилкахъ бываетъ очень неудобна, вслѣдствіе раскачивающейся походки верблюдовъ. Носилки для одной особы становятся прямо на спину верблюда.

⁵) Арабы и другіе восточные народы употребляли въ прежнія времена для охоты рысей.

⁶) Слово "казабехъ" означаетъ продолговатую вещь, полую какъ тростникъ.

⁷) Платокъ дѣлается обыкновенно продолговатымъ и оба конца вышиваются шелкомъ и золотомъ, а другіе, какъ у полотенца, остаются простыми.

⁸) Арабы, какъ образованнаго класса, такъ и другіе, очень любятъ разговаривать знаками, метафорами и эмблемами, и цѣнятъ людей съ быстрымъ соображеніемъ. Вывали примѣры, что европейцы, знающіе арабскій языкъ, не понимали того, что говорилось при нихъ.

⁹) Очевидно, что она хотѣла изобразить дѣйствіе красильщика, опускающаго платокъ въ красную краску, и потомъ свертывающаго его. Лавка красильщика ничѣмъ не отличается отъ другихъ лавокъ, но только горшки съ красками стоятъ въ ней врытыми въ землю пола.

¹⁰) Макадомъ называется комната въ родѣ бесѣдки, куда принимаютъ мужчинъ или другихъ гостей. Передній фасадъ такого зданія выходитъ нѣсколькими открытыми арками въ садъ или во дворъ. Полъ возвышается на нѣсколько футовъ надъ землею.

¹¹) Надо думать, что при описаніи этого фонтана рѣчь идетъ о мозаичной работѣ.

¹²) Баклавехомъ называется лакомство, приготовляемое такимъ образомъ: изъ лучшей муки и очищеннаго коровьяго масла дѣлается тѣсто и раскатывается очень тонко; на такой листъ тѣста кладется толченый миндаль или орѣхи, перемѣшанные съ масломъ; слой такой смѣси прикрывается тонкимъ листомъ тѣста, на который снова намазывается масса изъ орѣховъ, и опять-таки прикрывается тѣстомъ и т. д., затѣмъ все это становится въ печь, послѣ чего нарѣзается кусочками, какъ наше пирожное, и обливается медомъ.

¹³) Мусульмане предполагаютъ, что дурные и злые люди явятся на страшный судъ съ черными лицами.

¹⁴) Зардехомъ называется кушанье, приготовляемое изъ риса, меда и шафрана, но, повидимому, въ настоящемъ случаѣ такъ называется сладкое питье съ шафраномъ.

¹⁵) Кости и табъ-стикъ употребляются арабами для игры. Табъ-стикъ дѣлается изъ плоской пластинки, въ родѣ домино, одна сторона которой красится въ бѣлую краску, а другая -- въ зеленую. Для игры ихъ нужно четыре штуки.

¹⁶) Это истолковать можно такъ: пустыя игры тебѣ подходятъ болѣе, чѣмъ любовныя дѣла.

¹⁷) Вслѣдствіе своего темнаго цвѣта и продолжительнаго времени, которое сладкіе рожки могутъ сохраняться, они служатъ эмблемой сердца, испытаннаго продолжительной разлукой.

¹⁸) Диргемъ -- серебряная монета, но тутъ о ней пишутъ какъ о мѣдной.

¹⁹) Круглая монета диргемъ служила символомъ ока, вслѣдствіе своей округленной формы.

²⁰) Вслѣдствіе круглой формы диргема, символа глаза, ею клялись, какъ неимѣющимъ ни начала ни конца.

²¹) Легкое потираніе ногъ, по мнѣнію арабовъ, наводитъ сонъ.

²²) Плодъ, называемый арабами оннабомъ.

²³) Арабы дозволяютъ женщинамъ говорить о себѣ въ стихахъ въ мужскомъ родѣ, и поэтому Азизехъ говоритъ о себѣ въ мужскомъ родѣ.

²⁴) Послѣ смерти очень часто совершаютъ церемонію, называемую цикромъ. Человѣкъ тридцать участниковъ церемоніи садятся овальнымъ кругомъ по одну сторону улицы, посреди горятъ три большія восковыя свѣчи въ низенькихъ подсвѣчникахъ. По одну сторону продолговатаго круга становятся четыре пѣвца Корана и съ ними музыкантъ, играющій на инструментѣ въ родѣ флейты. Участники церемоніи читаютъ Коранъ и поютъ изъ него стихи. Между пѣніемъ и чтеніемъ водворяется молчаніе минуты на четыре. Иногда они поютъ и читаютъ сидя, а иногда встаютъ и въ концѣ церемоніи всѣ жестикулируютъ и приходятъ въ сильное волненіе.

²⁵) Здѣсь, очевидно, неточность. Въ "родѣ" считается 12,5 англійскихъ миль....

²⁶) На Востокѣ нерѣдко встрѣтишь комнату такой величины, что въ ней свободно можетъ ѣздить всадникъ. Въ гофъ или въ мячъ играютъ верхомъ.

²⁷) Делилехомъ называютъ обманщика и мошенника.

²⁸) Начиная съ этого мѣста, приходится въ исторіи Азиса и Азизехъ пропускать многое, вслѣдствіе неприличнаго содержанія.

²⁹) Въ общественныя бани можетъ войти всякій, но выйти можетъ только тотъ, кто заплатилъ.

³⁰) Несмотря на пристрастіе.обитателей Востока ко лжи, они считаютъ обязательнымъ исполнять нѣкоторыя клятвы, въ особенности, если клятва дана надъ мечомъ и Кораномъ.

³¹) Привратникъ рая у мусульманъ называется Рыдваномъ.

³²) Такъ говорятъ обыкновенно, продавая что-нибудь, или отдавая знаемъ. Купецъ же, продавая товары для перепродажи, говоритъ: "Пошли Господь тебѣ барышъ!"

³³) Утреннее питье можетъ заключаться и въ винѣ, и въ молокѣ, и въ шербетѣ, и въ чемъ-нибудь другомъ.

³⁴) Когда въ лавку приходятъ покупатели болѣе или менѣе съ положеніемъ, то купецъ передъ ними встаетъ или же дѣлаетъ движеніе, что хочетъ встать.

³⁵) Походка арабскихъ женщинъ отличается тѣмъ, что онѣ переваливаются съ боку на бокъ.

³⁶) Надо замѣтить, что въ частныхъ покояхъ восточныхъ султаншъ гость можетъ лечь въ присутствіи другихъ, и мужчинѣ провести тамъ ночь не считается неприличнымъ.

³⁷) Двери восточныхъ домовъ держатся на деревянныхъ спицахъ, такъ что ихъ нетрудно снять съ нихъ.

³⁸) Такъ какъ въ восточныхъ дворцахъ зачастую срубаютъ головы, то для этой казни употребляютъ круглый кусокъ кожи, съ продернутой кругомъ веревкой.

Къ главѣ девятой.

¹) Въ примѣчаніи къ предыдущей главѣ мы говорили, что глава восьмая кончается сто сорокъ пятой ночью, послѣ которой идутъ довольно скучныя сказки до сто пятидесяти второй ночи; эти сказки пропустилъ и англійскій переводчикъ, какъ нестоящія перевода.

²) Процессіи, подобныя описаннымъ здѣсь, можно и нынче встрѣтить въ Каирѣ. Жениха, изъ бани отправляющагося въ первый разъ къ невѣстѣ, продолговатымъ кругомъ окружаютъ друзья, обратившіеся къ нему лицомъ. Передъ такимъ кругомъ идутъ музыканты.

³) Сынъ Гарунъ-Эръ-Рашида образовалъ военные отряды изъ иностранцевъ, преимущественно изъ турецкихъ рабовъ.

⁴) Арабы думаютъ, что душа остается въ тѣлѣ даже въ первую ночь послѣ похоронъ.

⁵) Обычай освобождать рабовъ по случаю смерти строго исполняется.

Къ главѣ десятой.

¹) Руки закладываютъ назадъ, чтобы показать свое подчиненіе. Въ такомъ положеніи обыкновенно подданные стоятъ передъ государемъ и дѣти -- передъ родителями.

²) Фарашемъ называется слуга, который разстилаетъ ковры и матрацы, а во время путешествій раскидываетъ палатки.

³) Просто женскія имена.

⁴) Камень, называющійся также драконовой кровью.

⁵) Суевѣрная примѣта.

⁶) Это сказано для того, чтобы показать, какъ онъ былъ смущенъ, такъ какъ всѣ, ступая на мраморный полъ, обыкновенно надѣваютъ туфли.

⁷) Эти инструменты употребляются арабами для выраженія радости.

⁸) Саадъ означаетъ счастье.

⁹) Во многихъ арабскихъ домахъ устраиваются ниши по направленію къ Меккѣ, такъ что гость, прійдя въ домъ, можетъ не спрашивать, въ какую сторону ему слѣдуетъ молиться.

¹⁰) Эта фраза прибавлена въ виду разсказа о не совсѣмъ вѣроятныхъ вещахъ.

Оставить комментарий Тысяча_и_одна_ночь (yes@lib.ru) Год: 1901 Обновлено: 22/11/2018. 1479k. Статистика. Сборник рассказов: Проза, Переводы, Сказки Переводы на русский язык Иллюстрации/приложения: 78 штук.	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Арабскія сказки Шехеразады. Съ иллюстраціями. Полный переводъ съ позднѣйшаго исправленнаго и дополненнаго англійскаго изданія Л. Шелгуновой. Том I.

Тысяча_и_одна_ночь Тысяча одна ночь

Тысяча одна ночь.

Вступленіе.

ГЛАВА ПЕРВАЯ,Начинается съ первой ночи и кончается въ половинѣ третьей ночи,

Купецъ и Шайтанъ.

Первый шейкъ и лань.

Второй шейкъ и двѣ черныя собаки.

Третій шейкъ и мулъ.

ГЛАВА ВТОРАЯ.Начинается въ половинѣ третьей ночи и кончается посреди девятой.

Рыбакъ.

Царь Юнанъ и мудрецъ Дубанъ.

Мужъ попугай.

Завистливый визирь, царевичъ и вѣдьма.

Продолженіе сказки о царѣ Юнанѣ и мудрецѣ Дубанѣ.

Продолженіе сказки о рыбакѣ.

Молодой царь и Черные острова.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ.Начинается съ половины девятой ночи и кончается въ половинѣ восемнадцатой.

Носильщикъ, три багдадскихъ женщины, три царскихъ нищихъ и т. д.

Первый царственный нищій.

Второй царственный нищій.

Завистникъ и тотъ, кому онъ завидовалъ.

Продолженіе сказки второго царственнаго нищаго.

Третій царственный нищій.

Продолженіе сказки багдадскихъ женщинъ и т. д.

Первая изъ трехъ багдадскихъ женщинъ.

Вторая сестра изъ трехъ багдадскихъ женщинъ.

Заключеніе сказки о багдадскихъ женщинахъ.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.Начинается въ половинѣ восемнадцатой ночи и кончается въ половинѣ двадцать четвертой.

Сказка о трехъ яблокахъ.

Нуръ=Эдъ-Динъ и его сынъ и Шемсъ-Эдъ-Динъ и его дочери.

ГЛАВА ПЯТАЯ.Начинается съ половины двадцать четвертой ночи и кончается на половинѣ тридцать второй,

Горбунъ.

Разсказъ христіанина-маклера.

Разсказъ надсмотрщика султана.

Разсказъ еврея-врача.

Исторія, разсказанная портнымъ.

Исторія цырюльника.

Разсказъ цырюльника о его первомъ братѣ.

Разсказъ цырюльника объ его второмъ братѣ.

Разсказъ цырюльника о третьемъ братѣ.

Разсказъ цырюльника объ его четвертомъ братѣ.

Разсказъ цырюльника объ его пятомъ братѣ.

Разсказъ цырюльника объ его шестомъ братѣ.

Продолженіе исторіи, разсказанной портнымъ.

Продолженіе исторіи горбуна

ГЛАВА ШЕСТАЯ.Начинается съ половины тридцать второй ночи и кончается на половинѣ тридцать шестой.

Исторія Нуръ-Эдъ-Дина и Энисъ-Эль-Джелисъ.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ.Начинается въ серединъ тридцать шестой ночи и кончается въ серединѣ сорокъ четвертой.

Исторія Ганема, сына Эюба, по прозванію Раба любви.

Исторія раба Кафура 8)

Продолженіе исторіи Ганема, сына Эюба, по прозванію Раба любви.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ.Начинается съ половины сто семнадцатой ночи 1) и кончается въ половинѣ сто тридцать седьмой

Исторія Таджъ-Эль-Мулука и султанши Дуніи.

Исторія Азиза и Азизехъ.

Продолженіе исторіи Таджъ-Эль-Мулука и султанши Дуніи.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.Начинается со сто пятьдесятъ третьей ночи1) и кончается сто шестьдесятъ девятой.

Исторія Али, сына Беккара, и Шемсъ-Энъ-Нагара.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.Начинается со сто семидесятой ночи и кончается въ половинѣ двѣсти сорокъ девятой.

Исторія царевича Камараль-Земана и царевны Бадуръ.

Исторія двухъ царевичей Эль-Амджада и Эль-Асада.

Продолженіе исторіи двухъ царевичей Эль-Амджада и Эль-Асада.

Продолженіе исторіи двухъ царевичей Эль-Амджада и Эль-Асада.

Исторія Неамеха и Ноамъ.

Конецъ исторіи Эль-Амджада и Эль-Асада.

ПРИМѢЧАНІЯ.

Къ вступленію.

Къ главѣ первой.

Къ главѣ второй.

Къ главѣ третьей.

Къ главѣ четвертой.

Къ главѣ пятой.

Къ главѣ шестой.

Къ главѣ седьмой.

Къ главѣ восьмой.

Къ главѣ девятой.

Къ главѣ десятой.

Тысяча_и_одна_ночь
Тысяча одна ночь

ГЛАВА ПЕРВАЯ,
Начинается съ первой ночи и кончается въ половинѣ третьей ночи,

ГЛАВА ВТОРАЯ.
Начинается въ половинѣ третьей ночи и кончается посреди девятой.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
Начинается съ половины девятой ночи и кончается въ половинѣ восемнадцатой.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.
Начинается въ половинѣ восемнадцатой ночи и кончается въ половинѣ двадцать четвертой.

ГЛАВА ПЯТАЯ.
Начинается съ половины двадцать четвертой ночи и кончается на половинѣ тридцать второй,

ГЛАВА ШЕСТАЯ.
Начинается съ половины тридцать второй ночи и кончается на половинѣ тридцать шестой.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ.
Начинается въ серединъ тридцать шестой ночи и кончается въ серединѣ сорокъ четвертой.

Исторія раба Кафура ⁸)

ГЛАВА ВОСЬМАЯ.
Начинается съ половины сто семнадцатой ночи ¹) и кончается въ половинѣ сто тридцать седьмой

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.
Начинается со сто пятьдесятъ третьей ночи¹⁾и кончается сто шестьдесятъ девятой.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.
Начинается со сто семидесятой ночи и кончается въ половинѣ двѣсти сорокъ девятой.