Уманов-Каплуновский Владимир Васильевич
Избранные стихотворения

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Есть в глубине души тот уголок священный..."
    У Макарья ("Едва пройдут три дня, как ярмарочный флаг...")
    Антей ("Сын стихии, силач Антей...")
    В пустыре ("В трещины, в щели забитого зданья...")
    Около огня ("Я сижу у камина в полумраке холодном...")
    "В полумраке холодном я сижу у камина..."
    Рыцарь Духа ("О, бессмертный рыцарь Духа!..")
    "С свободной партией..."
    Капля огня ("В сердце темное упала...")
    "Их прежде не было... О них не знали мы..."
    Из морских мотивов ("Море требовало дани...")
    Певец Фай-Сян ("Друг к другу тянутся и пахнут астореи...")
    Тайна леса ("Лес тайну бережет и пришлеца чужого...")
    Там и тут ("Все идут, не отдыхая...")
    Шпик

Владимир Уманов-Каплуновский

Избранные стихотворения

               * * *
   
   Есть в глубине души тот уголок священный,
   Куда нескромный взор вовек не проникал:
   То храм, где теплится, как вечность, неизменный,
   Неясный, робкий свет божественных начал.
   
   В минуты тяжких дум, когда всю жизнь былую
   Клянешь неистово, не зная, что начать,
   В тот уголок святой уходишь зачастую
   И почерпаешь сил, и веруешь опять.
   
   Так старый дуб-гигант, века переживая,
   Корнями жадно пьет целебный сок земли
   И не страшны ему ни гром, ни ночь глухая,
   Ни грозный бурелом, летящий издали.
   
   "Северный вестник" No 3, 1894 г.
   
   
               У Макарья
   
   Едва пройдут три дня, как ярмарочный флаг
   Взовьется в воздухе при общем ликованье,
   И мирный семьянин оставит свой очаг,
   Кто знатен и богат, кто немощен и наг
   Все, все сольются здесь на миг в одном желанье!..
   
   Лишь ночь июльская опустит свой покров,
   Заблещут огоньки бесчисленных цветов
   И в Волге-матушке все отразятся разом,
   И звезды выглянут с луной из облаков,
   И заиграет зыбь причудливым алмазом.
   
   Стечется люд честной: в халате расписном
   Бухарец свой товар искусно разбросает;
   Китайцы чинно так потянутся рядком,
   Татарин и лезгин с коричневым лицом
   И тощий джентльмен с сигарой зашагает;
   
   Француз, как вьюн, скользнет; немецкий колонист
   Пройдется с трубкою... Повсюду крик и свист...
   Там промелькнут вдали два сморщенных еврея...
   Толпа растет, растет... Вон забренчит арфист
   И в пляс пойдет ходить намазанная фея.
   
   До самого утра веселье зашумит!
   Жизнь будет бить ключом и сколько раз средь ночи
   То песня долетит, то арфа зазвучит,
   То залихватский конь копытом застучит,
   То обожгут тебя неведомые очи!..
   
   А нынче мир такой, такая тишина!
   Не шелохнется лист; не набежит волна;
   Стоят задумчиво раскидистые ивы;
   Даль необъятная луной озарена;
   На дремлющей реке сверкают переливы...
   
   Так и в моей душе какой-то смутный сон,
   То робко скажется предчувствие волненья,
   То мрак, тяжелый мрак зальет со всех сторон
   И вдруг прорежет луч мой темный небосклон
   И вспыхнет зарево святого вдохновенья.
   
   "Северный вестник" No 8, 1894 г.
   
   
               Антей
   
   Сын стихии, силач Антей,
   Исполин непобедимый,
   Не сомкнет своих очей,
   Ждет врагов, землей хранимый.
   
   И чем больше он стоит,
   Тем сильней пьет мощь земную;
   Грудь могучая -- гранит
   Носит бездну огневую.
   
   Он своих не знает сил.
   За него земля и море.
   Он в своей крови топил
   Человеческое горе,
   
   Но, сраженное, оно
   С новой силой воскресает,
   Точно бед лихих зерно
   Кто-то по миру бросает.
   
   Пусть Геракл придет к тебе
   В той же гордой, злой надежде,
   В новой гибельной борьбе
   Одолеет ли, как прежде?
   
   Если в гневе от земли
   Оторвет тебя он снова,
   Чтобы силы все ушли
   От могущества земного,
   
   Все равно не удержать...
   Отягчен ты слишком горем.
   Вновь тебя отымет мать
   Мать-земля в союзе с морем.
   
   1906
   
   
               В пустыре
   
   В трещины, в щели забитого зданья
   Воздух свободной струей проскользнул,
   И посреди гробового молчанья
   Сумраку в очи открыто взглянул,
   
   И покатились суровые тени,
   Словно от страха желая бежать...
   Глухо и сыро... Подгнили ступени...
   Плесень повсюду -- забвенья печать.
   
   Вдруг, из углов, разметавшись крылами,
   Птицы ночные шарахнулись прочь,
   Выхода ищут слепыми глазами,
   Ищут, где спряталась темная ночь.
   
   Криком зловещим пустырь оглашая,
   Точно хотят они свет победить.
   Рвется кругом паутина густая,
   Рвется и падает хитрая нить.
   
   Ярче, сильнее в открытые щели
   Свет проникает, -- свободен, могуч.
   Прячутся тени в углы, побледнели,
   Но и туда добирается луч...
   
   1906
   
   
               Около огня
   
   Я сижу у камина в полумраке холодном,
   Слышу звон отдаленный часов.
   Разгорается пламя и в порыве свободном
   Вызывает рой огненных снов...
   
   И кипит, подымаясь, словно море к прибою,
   Будто хочет весь мир захлестнуть,
   Не желая преграды, раскаленной волною
   Намечает пылающий путь.
   
               * * *
   
   В полумраке холодном я сижу у камина,
   Отделенный воздушной стеной,
   Вижу -- воздух и пламя, точно два исполина,
   Открывать собираются бой...
   
   И хотят, и не могут... И слабеют стихии:
   Свежий воздух пронизан тёплом;
   Пламя медленно гаснет... Чьи то стоны глухие
   Раздаются во мраке ночном.
   
   "Пробуждение" No 7, 1906 г.
   
   
               Рыцарь Духа
   
                            К 50-летию кончины Генриха Гейне
   
   О, бессмертный рыцарь Духа!
   Встал ты снова, как живой.
   Ты -- боец освобожденья,
   Вдохновляющий на бой.
   
   На мече твоем -- заклятье,
   Золотой чеканный стих.
   Для иных он смерть приносит
   И свободу для других.
   
   Смерть -- бездушному тирану,
   Бессердечным палачам;
   Смерть и тем рабам ничтожным,
   Что привыкли к кандалам,
   
   У которых нет отваги,
   Гордой дочери Огня,
   Выйти смело из подвалов,
   Из темниц навстречу дня,
   
   Нет могучего порыва
   Разорвать позорный плен,
   У которых, вместо сердца,
   Распадающийся тлен...
   
   А свободу он дарует
   Тем, кто шел из дальних мест,
   Как Учитель на Голгофу,
   И влачил тяжелый крест.
   
   Кто любил всю жизнь и верил,
   Для кого был каждый -- брат,
   Кто не спал, когда тревожно
   За окном стонал набат.
   
   Кто будил, как барабанщик,
   Днем и ночью без конца,
   Увлекая за собою
   Задремавшие сердца.
   
   Рыцарь Духа, рыцарь света,
   Как блестит твой дивный меч,
   Хоть и выдержал немало
   Схваток огненных и сеч!
   
   Годы мчатся чередою,
   Но стоишь ты, как живой,
   И "смеющиеся слезы"
   Наполняют мир тоской;
   
   То, звеня волной хрустальной,
   Вспыхнет твой веселый смех,
   И на лицах засияет
   Радость светлая у всех;
   
   То пылающей сатирой
   Стих упругий, точно бич,
   Станет жечь людскую кривду,
   Чтобы смолк кровавый клич,
   
   Чтобы черные изветы
   Фарисеев и ханжей
   Не клеймили клеветою
   Незапятнанных людей.
   
   Слышен гул призывный моря
   Словно чувствует оно,
   Что душа поэта с морем
   Крепко связана давно...
   
   И разносят по вселенной
   Волны громкую хвалу
   В честь любимого поэта
   К людям, к небу и к орлу...
   
   1906
   
   
               * * *
   
   С свободной партией
   Игру затеяли,
   Носились с хартией
   И что-то сеяли.
   
   Всё наставления
   Да обещания -
   В два-три мгновения
   Построить здания...
   
   Ждем с недородами,
   Живем с тенётами,
   С пятью свободами
   И пулеметами...
   
   25 февраля 1906
   "Современная жизнь" (СПб.), подпись: Вук.
   
   
               Капля огня
   
   В сердце темное упала
   Капля чистого огня,
   Искрой знойною опала
   Засветилась, засверкала,
   Словно луч в тумане дня.
   
   Осветила на мгновенье
   Мир, укрывшийся в тиши,
   След глубокий разрушенья,
   Ночь без грез, без вдохновенья
   Там нашла, на дне души.
   
   Ярче вспыхнуть не сумела
   И потухла навсегда,
   Точно в небе отгорела
   В тьму упавшая звезда.
   
   "Пробуждение" No 52, 1907 г.
   
   
               * * *
   
   Их прежде не было... О них не знали мы...
   И вдруг явились к нам, и яркое их слово,
   Подобно молнии, рассекло волны тьмы.
   В том слове был укор: "Вы долго ждете зова
   Разбейте ржавый плен удушливой тюрьмы
   И жить скорей начните снова!"
   
   Они сказали нам: "Рабочий -- тот же брат,
   Товарищ, а не враг, и в нем надежда века...
   Живущий в роскоши, ты вдвое виноват,
   Что под лохмотьями не видишь человека!"
   И силы грозные звучали как набат...
   Не слышал лишь глухой калека.
   
   То слово-богатырь над спавшею страной
   Промчалось вдоль и вширь, уснувших пробуждая
   И клича недругов лихих на смелый бой.
   Но жизнь беспечная, в довольстве утопая,
   С презреньем слушала и с черствою душой
   Твердила: "Рабствуй, чернь тупая!.."
   
   1911
   
   
               Из морских мотивов
   
   Море требовало дани,
   Выходя из берегов,
   Словно витязь с жаждой брани,
   На коне, в виду врагов.
   
   В этом требованье смелом,
   В этом вызове на бой,
   Вал за валом в вихре белом
   Рос могучею стеной...
   
   Не смирялся, не сдавался.
   Силы черпал из глубин,
   Бесконечно разливался,
   Оставаясь все один...
   
   И, казалось, час безбурный
   Не придет, забыв черед,
   И лучей в выси лазурной
   Новый день не соберет.
   
   Жертвы требовало море,
   Длилась ночь, и длился день.
   Небо в облачном уборе
   Подавляющая сень...
   
   1912
   
               Певец Фай-Сян
   
               Из китайских мотивов
   
   "Друг к другу тянутся и пахнут астореи;
   Любовь написана на алых лепестках...
   Как будто не цветы, а маленькие феи
   На тонких стебельках".
   
   Бродячий песенник, певец утех и страсти,
   Под звуки тихих струн поет о них Фай-Сян,
   И песен тех слова полны волшебной власти...
   От них и сам он -- пьян.
   
   "Кто страстью полонен -- не может быть стыдливым;
   Он чтит один закон -- испить до дна любовь.
   Из двух любовников лишь будет тот счастливым,
   В ком горячее кровь".
   
   И бродит, и поет Фай-Сян, в весну влюбленный
   И в прелесть женских уст, и в ласку нежных рук...
   Но вдруг бледнеет он и с грустью затаенной
   Дрожит от скрытых мук...
   
   "Мне счастье не дало восторгами упиться;
   Я пел под смех врагов; меня слепила тьма...
   Подруга дней моих -- презренная блудница,
   А родина -- тюрьма..."
   В толпе утерян след... Средь роскоши и голи
   Мелькнет по временам и скроется певец,
   То песня долетит... Она -- как луч в неволе
   Для любящих сердец...
   
   "Пробуждение" No 19, 1912 г.
   
   
               Тайна леса
   
   Лес тайну бережет и пришлеца чужого
   Встречает натиском ветвей.
   Ему неведомы людское наше слово,
   Ни гнев, ни радости людей.
   
   По вековым стволам свиваются лианы,
   Как змей, зеленые тела,
   И так загадочны в их зарослях туманы,
   Когда безлунна ночь, тускла.
   
   Порой из глубины несется вой шакала,
   То вдруг какой-то дикий стон...
   И лес тогда шумит, как море в вихре шквала,
   Когда волна со всех сторон.
   
   У леса есть душа. Она царит незримой,
   Но друг и брат ей -- каждый зверь,
   И только человек, в слепую даль гонимый,
   Остался чужд ей и теперь.
   Пришлец несет топор и с ним свою победу.
   На страже лес, не знает сна...
   Чинаре шепчет бук, та -- новому соседу,
   И тайна -- вновь схоронена...
   
   1915
   
   
               Там и тут
   
                (Современные строфы)
   
   Все идут, не отдыхая,
   Бесконечной чередой.
   Даль немая, даль глухая
   Скрыта серой пеленой.
   И в метели, и в морозы,
   И в дожди идут, идут...
   Люди, лошади, обозы
   Все идут, идут, идут...
   А у нас, в столице чинной,
   Жизнь кипит, горит огнем;
   Вереницей пестрой, длинной
   Дни мелькают,-- день за днем.
   Кровь горячую, людскую,
   Вместе с горькою слезой
   Там впивает зачастую
   Мать-земля в тоске немой;
   Тут же, тут -- одни потехи,
   Голос совести притих,
   Пред глазами, будто вехи,
   Перья шустрых щеголих...
   Тройки, кебы, лимузины,
   Тосты, речи суеты,
   Сети липкой паутины,
   Липкий шепот клеветы...
   Пьют из туфелек танцорок
   Золотистое вино...
   Заливает чадный морок
   Веселящееся дно...
   Разошелся,-- ликом смертный,--
   Продавец, открыв свой лог,--
   Обрастая волчьей шкурой,
   Стал душой -- четвероног...
   Богатеет от наживы
   Устроитель разных дел...
   Как посмотришь,-- все счастливы,
   Кто пристроиться сумел,
   Мчатся дни в безумном беге,
   Тонут в вечность там и тут.
   Здесь -- турнир страстей и неги,
   Там -- идут, идут, идут...
   
   "Огонек", No 12, 1916
   

----------------------------------------------------

   Исходник здесь: Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал. Плюс другие источники.
   

----------------------------------------------------

   Русская стихотворная сатира 1908-1917-х годов
   Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание
   Л., "Советский писатель", 1974
   

В. В. УМАНОВ-КАПЛУНОВСКИЙ

239. ШПИК

   И в теплый день, и в день холодный,
   Когда синеет мерзлый лик,
   Гуляет поступью свободной
                                 Шпик.
   
   В кофейне иль в фойе театра
   Ты рассуждаешь, увлечен...
   Но пред тобой (узнаешь завтра!)
                                 Он!
   
   Сказал ты слово над могилой,
   Всплакнул и головой поник --
   К тебе спешит с улыбкой милой
                                 Шпик.
   
   И в час желанный юбилея,
   Когда ты всеми оценен,
   С тобою рядом всё смелее --
                                 Он!..
   
   <1908>
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Владимир Васильевич Уманов-Каплуновский (наст. фамилия -- Каплуновский, р. 1865, псевдоним: Вук) в годы первой революции печатался в сатирических журналах "Водоворот", "Буревал", "Водолаз", был участником альманахов "В борьбе", "Песни борьбы", "Нами". Позднее сотрудничал в журнале "Стрекоза", в альманахе "Страда".
   239. "Стрекоза", 1908, No 2, с. 3, подпись: Вук.
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru