Уолпол Спенсер
Иностранная политика Англии

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Foreign relations.
    I. Иностранная политика Англіи до Парижскаго мира 1815 года.
    II. Иностранная политика Англіи съ Парижскаго мира 1815 года.
    III. Политика Англіи по отношенію къ Америкѣ.
    IV. Политика Англіи по отношенію къ Россіи.
    V. Посланники - ихъ обязанности и привилегіи.
    VI. Консулы.
    Издание А. С. Суворина, С.Петербург, 1885.

   

ИНОСТРАННАЯ ПОЛИТИКА АНГЛІИ
СПЕНСЕРА УАЛЬПОЛЯ

АВТОРА "ИСТОРІИ АНГЛІИ СЪ 1815 Г."

ПЕРЕВЕЛЪ СЪ АНГЛІЙСКАГО
И. Коростовцовъ

   

ОГЛАВЛЕНІЕ.

   I. Иностранная политика Англіи до Парижскаго мира 1815 года
   II. Иностранная политика Англіи съ Парижскаго мира 1815 года
   III. Политика Англіи по отношенію къ Америкѣ
   IV. Политика Англіи по отношенію къ Россіи
   V. Посланники -- ихъ обязанности и привилегіи
   VI. Консула.
   

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
ТИПОГРАФІЯ А. С. СУВОРИНА. ЭРТЕЛЕВЪ ПЕР., Д. 11--2
1885

   

ПРЕДИСЛОВІЕ.

   Всякому, кто интересуется иностранной политикой Англіи, идеями и соображеніями, руководившими ея государственными людьми и дипломатами при вмѣшательствѣ ихъ въ событія, происходившія на континентѣ, не безполезно будетъ ознакомиться съ этой книжкой. Небольшая по объему, она богата содержаніемъ. Авторъ не останавливается на общеизвѣстныхъ историческихъ событіяхъ, которыя можно почерпнуть во всякомъ учебникѣ исторіи, онъ изслѣдуетъ мотивы, вызвавшіе событія на континентѣ и отношеніе къ нимъ англійскаго общественнаго мнѣнія; давленіе этого послѣдняго на кабинетъ и отраженіе этого давленія на фактическомъ вмѣшательствѣ или невмѣшательствѣ въ событія на континентѣ. Читатель увидитъ, что въ теченіи почти всего хода англійской политики, государственные люди Англіи руководились исключительно торговыми интересами страны; веденіе войны изъ-за принципа, изъ-за идей, не обѣщающей матеріальныхъ выгодъ, почти чуждо англійской исторіи. Франція въ 1741 году вела войну съ Европой изъ-за идей свободы и равенства; Россія въ первой половинѣ настоящаго столѣтія тратила свои силы для поддержанія монархическаго принципа, а еще не такъ давно вся Россія, какъ одинъ человѣкъ, увлеклась идеею освобожденія Славянъ. Англія всегда вела войны изъ-за матеріальныхъ интересовъ и ради распространенія своей коммерческой монополіи {Отдѣльныя явленія въ англійской исторіи, какъ напримѣръ, борьба съ негроторговцами, не были дѣломъ и стремленіемъ цѣлой націи.}.
   Въ этой книжкѣ читатель найдетъ постепенную смѣну англійскихъ кабинетовъ и познакомится съ политикой выдающихся государственныхъ людей, завѣщавшихъ пт у политику своимъ партіямъ какъ въ обществѣ, такъ и въ парламентѣ.
   Въ настоящую минуту, когда Россія и Англія дошли до столкновенія въ Средней Азіи, особое впаденіе пріобрѣтаетъ взглядъ автора, выраженный имъ въ IV главѣ "Политика Англіи по отношенію къ Россіи"'. Онъ указываетъ на необходимость для Россіи наступательнаго движенія въ Средней Азіи и пріобрѣтенія Константинополя. Основная его мысль та, что для дальнѣйшаго развитія и прогресса Россіи, для оживленія ея торговли и сбыта произведеній, ей недостаточно закрытыхъ или неудобныхъ морей, которыми она владѣетъ: Средиземное море, Персидскій заливъ и Тихій океанъ должны быть по его мнѣнію конечными пунктами ея стремленій.
   Такимъ образомъ Англичанинъ признаетъ за Россіею не только право, но и необходимость такой наступательной политики на востокѣ -- это знаменательно; книга ота издана въ 1882 году, вѣроятно авторъ въ настоящее время нѣсколько измѣнилъ свой взглядъ.
   Въ послѣднихъ двухъ главахъ читатель найдетъ довольно подробное описаніе механизма дипломатическихъ и коммерческихъ сношеній Англіи и органовъ этихъ сношеній -- посланниковъ и консуловъ.

И. Коростовцовъ,

   27 апрѣля 1885 года.
   

ГЛАВА I.
Иностранная политика Англіи до Парижскаго мира 1815 года..

   Люди, жизнь которыхъ протекла въ многолюдныхъ центрахъ, вѣроятно замѣтили съ какимъ равнодушіемъ каждый отдѣльный домохозяинъ относится къ интересамъ своихъ сосѣдей. Небольшой слой кирпича и извести, настолько тонкій, что въ одномъ домѣ слышны голоса изъ другаго, образуетъ непроницаемое препятствіе между двумя семьями; члены каждой семьи ежедневно проходятъ всѣ стадіи обыденной жизни, не замѣчая ни печалей ни заботъ своихъ сосѣдей. Случайно, правда, какое нибудь особенное событіе заставляетъ ихъ заняться дѣлами сосѣдняго хозяйства. Такъ, если въ домѣ случится пожаръ или обитатели его заболѣютъ, сосѣднія семейства не остаются болѣе равнодушными. Когда Укалегонъ {Такъ назывался одинъ изъ совѣтниковъ царя Пріяма.
             jam Deipliobi dédit, ampla ruinant,
   Vulcauo superante, domus: jam proximus ardet
   Ucalegon: Sigea igni freta lata relurent.
   Aeneidos (Lib. II) 310.} горитъ, Эней встревоженъ. Сношенія между сосѣдними семьями въ отдѣльномъ городѣ во многомъ напоминаютъ сношенія различныхъ странъ земного шара.-- Въ. большинствѣ случаевъ одинъ народъ не знаетъ ни вопросовъ, которые возбуждаются среди другихъ народовъ, ни затрудненій, которыя эти послѣдніе испытываютъ; это невѣдѣніе или равнодушіе особенно замѣтно въ нашемъ собственномъ отечествѣ. Отдѣленная природой отъ материка, англійская нація воображаетъ, что можетъ пренебрегать затрудненіями и стремленіями другихъ народовъ. Занятая собственными дѣлами, она предоставляетъ веденіе внѣшнихъ сношеній профессіональнымъ политикамъ. Такимъ образомъ, подобно тому какъ пожаръ или зараза, распространяясь въ одномъ домѣ приводятъ въ тревогу все сосѣдство, такъ революція или война возгорѣвшись въ другомъ государствѣ, выводятъ Англичанина изъ его обычнаго равнодушія. Онъ стряхиваетъ съ себя обычную дремоту -- быть можетъ нѣсколько поздно -- и видитъ, что совершаются событія, измѣняющія положеніе вещей на континентѣ и что самъ онъ слѣдуетъ политикѣ противной здравому смыслу. Но надо отдать ему справедливость, въ этомъ случаѣ Англичанинъ теряетъ свое равнодушіе и часто бросается въ противоположную крайность. Недовольный собой за свое прежнее невѣжество, возбужденный событіями, которыя вліяютъ по его чувства или дѣйствуютъ на его интересы, онъ находитъ разные способы освободиться отъ той политики, которою его связало министерство иностранныхъ дѣлъ; вмѣсто того, чтобъ предоставить веденіе иностранныхъ сношеній профессіональнымъ государственнымъ людямъ, онъ наводитъ страхъ на опытныхъ дипломатовъ тѣмъ, что самъ берется за управленіе дѣлами. Въ такихъ случаяхъ иностранныя дѣла теряютъ свое однообразіе и перестаютъ быть неважными -- они являются плодотворнымъ источникомъ частой перемѣны министерствъ.
   Но для всякаго мыслящаго человѣка должно быть ясно, что иностранная политика, которою въ спокойное время руководитъ серія министровъ иностранныхъ дѣлъ и которая въ тревожное время измѣняетъ принятое направленіе, благодаря чувствительности или страху общества, наврядъ ли можетъ представить устойчивую и гармоническую исторію. Дѣйствительно, иностранная политика этого государства слишкомъ часто зависѣла отъ взглядовъ отдѣльныхъ государственныхъ людей и слишкомъ часто грубо нарушалась паденіемъ одного министра и возвышеніемъ другаго. Такіе результаты, конечно, не удовлетворительны, но можетъ быть они неизбѣжны до тѣхъ поръ, пока народъ вообще не пойметъ, что каждое государство имѣетъ не только свою собственную иностранную политику, но и внутреннюю, а также, что для министра иностранныхъ дѣлъ должно бы быть столь-же невозможно отвергнуть рѣшенія по внѣшнимъ дѣламъ, которыя серьезно приняла нація, какъ невозможно для перваго министра отвергнуть актъ о реформѣ или возстановить хлѣбные законы. Но возможность такого результата всегда будетъ налицо, пока нація, въ полномъ составѣ, не обдумаетъ серьезно истиннаго значенія иностранной политики и твердо рѣшится на то направленіе, которое политика эта должна принять. Для этого однако, нужны свѣдѣнія, которыя она не можетъ легко почерпнуть въ обыкновенныхъ библіотекахъ. Предлагать эти свѣдѣнія въ этой небольшой книгѣ будетъ и глупо и самонадѣянно. Но даже здѣсь можно указать съ нѣкоторой вѣрностью на ту перемѣну, которая произошла въ иностранной политикѣ Англіи, вслѣдствіе измѣненія ея положенія въ Европѣ и въ мірѣ; причемъ этотъ отчетъ легко можно будетъ дополнить описаніемъ того механизма, коимъ регулируется иностранная политика страны. Такой отчетъ вѣроятно разъяснитъ вещи, которыя теперь трудно понять и быть можетъ заставитъ нѣкоторыхъ людей ближе ознакомиться съ дѣлами, которыя они нынѣ предоставляютъ хорошему или дурному управленію профессіональныхъ государственныхъ людей.
   Какъ изучающимъ исторію, такъ и историкамъ свойственна общая ошибка -- разсматривать событіи прошлаго съ точки зрѣнія нынѣшняго столѣтія и взвѣшивать поведеніе политическихъ дѣятелей стараго времени на основаніи вкусовъ новаго. Такая система только запутываетъ автора и читателя. Никто не въ состояніи воспроизвести и слѣдовательно никто не обладаетъ достаточною компетенціей; чтобъ описывать событія какого нибудь столѣтія, если онъ не съумѣлъ проникнуться идеями, которыя господствовали въ то время. Отсюда слѣдуетъ, что романъ часто можетъ быть полезнымъ вспомоществованіемъ для труда историка. Фактически романтикъ восполняетъ пробѣлы, которые часто являются у историка. Историкъ зачастую воскрешаетъ древніе характеры, но онъ окружаетъ ихъ обстоятельствами новаго времени. Романтикъ, напротивъ облекаетъ современныхъ мущинъ и женщинъ въ древнія одежды. Никто изъ нихъ не ошибается -- но труды одного до нѣкоторой степени восполняютъ изысканія другого.
   Ложное впечатлѣніе, которое производитъ исторія, когда историкъ по неумѣнію или небрежности не переносится мысленно въ описываемый имъ періодъ. особенно замѣтно бываетъ въ тѣхъ частяхъ его труда, гдѣ говорится о сношеніяхъ одного государства съ другимъ. Историкъ англійскаго государства, почти принужденъ, конечно, не по своей винѣ, самимъ заглавіемъ своей исторіи произвести ложное впечатлѣніе. Онъ не можетъ не назвать своего труда "Исторіею Англіи", причемъ онъ не указываетъ на то, что слово Англія, въ томъ смыслѣ, въ какомъ онъ его употребляетъ, совершенно потеряло свое значеніе. Историкъ Саксонской эптархіи разумѣетъ подъ Англіею половину небольшаго острова, извѣстнаго подъ именемъ Великобританскаго; историкъ Норманской Англіи разумѣетъ половину Великобританіи и французскую Нормандію; историкъ Англіи во время Плантагенетовъ называетъ этимъ терминомъ Англію, Валлисъ, половину Ирландіи и почти половину Франціи; историкъ Англіи въ царствованіе Тюдоровъ придаетъ его Англіи, Валлису и Ирландіи; историкъ Англіи во время Стюартовъ примѣняетъ его къ Великобританіи и Ирландіи; историкъ восемнадцатаго столѣтія называетъ этимъ словомъ все болѣе и болѣе расширяющееся государство; наконецъ государство, о которомъ говоритъ историкъ девятнадцатаго столѣтія, обнимаетъ собою почти одну седьмую поверхности земнаго шара. Разсмотрѣвъ вкратцѣ эти факты, не требуется много размышленія. чтобъ увидѣть, что съ измѣненіемъ государства измѣнялись по необходимости и сношенія съ другими народами. Интересы современной Англіи были неизвѣстны англичанину періода Плантагенетовъ. Ни одинъ англичанинъ тогда еще не утвердился въ богатой территоріи восточнаго полушарія, которую Англія пріобрѣла съ той поры. Лучшіе географы того времени даже не догадывались о существованіи обширнаго материка, который суждено было открыть Колумбу въ пятнадцатомъ столѣтіи. Главный интересъ англичанъ, центръ тяжести котораго лежалъ пнѣ предѣловъ ихъ отечества, рождался и въ желанія христіанства освободить Іерусалимъ отъ Ислама или вытекалъ изъ честолюбія ихъ королей, желавшихъ расширенія своихъ владѣній. Впродолженіи первыхъ двухъ столѣтій послѣ завоеванія, первое изъ этихъ вліяній было главнымъ событіемъ внѣшней политики Англіи. Пламенныя воззванія Петра Пустынника собрали волну энтузіазма, которая пронеслась черезъ всю Европу на востокъ, къ святую землю, и разбилась тамъ на скалистыхъ берегахъ Малой Азіи. Англійскіе короли, конечно, участвовали въ опасностяхъ и е Ларѣ крестовыхъ походовъ; впродолженіи двухъ столѣтій потентаты западной Европы посвящали свою энергію и истощали свои средства въ безплодной попыткѣ отогнать наплывъ мусульманскаго нашествія. Распространеніе иностранныхъ сношеній -- вотъ одна изъ немногихъ выгодъ, которую Европа косвеннымъ образомъ получила въ награду за тѣ дорогія жертвы, которыя она принесла. По распространеніе иностранныхъ сношеній, безъ сомнѣнія полезное -- вызвало войну. Потентаты одного поколѣнія соединили свои мечи въ общемъ союзѣ противъ Саррациновъ -- потентаты другаго поколѣнія забавлялись тѣмъ, что воевали другъ съ другомъ. За крестовыми походами Ричарда I слѣдовали валлійская, шотландская и французская войны трехъ Эдуардовъ династіи Плантагенетовъ. Эти войны были подготовлены двумя путями. Во-первыхъ, наслѣдница Генриха I, породнившись съ обширнымъ домомъ Анжу, увеличила въ большихъ размѣрахъ континентальныя владѣнія англійской короны. Плантагенеты управляли одной половиной современной Франціи; такимъ образомъ интересы ихъ англійскихъ подданныхъ были принесены въ жертву стремленію распространить свои владѣнія на континентѣ. Во-вторыхъ, покореніе Валлиса Эдуардомъ I соединило западную часть Великобританіи въ одно королевство. Скрѣпленіе территоріи дало королямъ власть; обширныя континентальныя владѣнія Анжуйскаго дома представили имъ удобный случай, а честолюбивый темпераментъ Эдуарда I и III скоро вовлекли ихъ въ войну. Нѣтъ необходимости останавливаться на значеніи тѣхъ особенныхъ причинъ, которыя вызвали, при одномъ изъ этихъ королей, войну съ Шотландіею, а при другомъ, войну съ Франціею. Достаточно сказать, что обстоятельства, при которыхъ возгорѣлись эти войны, вліяли на иностранную политику Англіи впродолженіи трехъ столѣтій. Франція и Шотландія, слишкомъ слабыя въ отдѣльности, чтобъ противустоять Англіи во время Плантагенетовъ, были принуждены къ тѣсному союзу. Война съ Франціею обыкновенно сопровождалась шотландскимъ нашествіемъ на сѣверную Англію; шотландцы воздерживались отъ своихъ набѣговъ до тѣхъ поръ, пока не возникали волненія въ континентальной Англіи. Но королевство Плантагенетовъ было настолько сильно, что могло отразить единовременно нападеніе обоихъ народовъ. Историки Англіи съ извинительнымъ чувствомъ самодовольствія останавливаются на томъ моментѣ, когда плѣнные короли Шотландіи и Франціи находились въ Лондонѣ. Они приносятъ болѣе пользы, когда указываютъ на тѣсный союзъ, къ которому прибѣгли побѣжденныя государства благодаря общему несчастію, и на то, что союзъ этотъ послужилъ источникомъ тревогъ для англійскихъ государственныхъ людей впродолженіи 250 лѣтъ; также, когда они указываютъ на то, что сношенія съ фракціею, вызванныя французскимъ союзомъ, оставили свои слѣдъ на привычкахъ и понятіяхъ Шотландцевъ и понынѣ. Государство Плантагенетовъ, основанное посредствомъ брака Матильды, наслѣдницы Англіи, съ Годфридомъ Анжуйскимъ и увеличенное завоеваніями Эдуарда Г и III, пережило паденіе Ричарда II и получило свое наибольшее развитіе въ царствованіе Генриха V. Но завоеванія Эдуарда III и Генриха V были утрачены при слабомъ управленіи Генриха VI и его совѣтниковъ. Континентальныя владѣнія Англіи были отняты у нея одно за другимъ, пока не остался за ней небольшой кусокъ французской территоріи вокругъ Кале. Сверхъ этого, англійскій народъ, коего численность уже уменьшилась благодаря ужаснымъ язвамъ XIV столѣтія, былъ еще болѣе ослабленъ междоусобной войной Іоркcкой и Ланкастерской линій. Англія, которая въ XIV столѣтіи, безъ союзниковъ, побѣдила соединенныя силы Франціи и Шотландіи, послѣ половины XV столѣтія перестала быть для нихъ даже угрозою. Начиная съ этого періода англійская исторія входитъ въ новый фазисъ. "Соединеніе Розъ", писалъ Болингброкъ, положило конецъ междоусобнымъ войнамъ Іоркской и Ланкастерской линій, слѣдовавшимъ за такъ называемыми войнами бароновъ; страсть воевать съ фракціею, съ цѣлью грабежа и завоеванія, которая длилась почти четыреста лѣтъ при Норманнахъ и Плантагенетахъ, наконецъ потухла. Нашъ храмъ Януса былъ закрытъ Генрихомъ VII. Мы перестали опустошать и нашу и другія страны {Bolingbroke's Study of History, new edition, 1792, p. 176.}. Случилось такъ, что въ то время, когда французы перестали опасаться Англичанъ, начала быстро возвышаться другая держава Западной Европы посредствомъ цѣлаго ряда счастливыхъ браковъ. Испанія, до тѣхъ поръ раздробленная, сплотилась въ одно цѣлое посредствомъ брака Фердинанда и Изабеллы. Ихъ внукъ наслѣдовалъ не только это сплоченное государство, но также богатую территорію Нидерландовъ и императорскую власть. Испанцы XV и XVI вѣка считались лучшими солдатами Европы; а нѣсколько предпріимчивыхъ авантюристовъ присоединили къ владѣніямъ своего короля обширныя колоніи. Такимъ путемъ Испанія стала крупнымъ дѣятелемъ западной Европы и англійскіе государственные люди, предусмотрительные къ своей дѣятельности, стремились обезпечить для своей страны всѣ выгоды тѣснаго союза съ Испаніею. Оба сына Генриха VII, одинъ за другимъ, женились на Екатеринѣ Аррагонской, дочери Фердинанда и Изабеллы, и Англія приняла въ качествѣ принцессы и королевы тетку того принца, который сталъ могущественнѣйшимъ монархомъ Европы. Однако эти браки, направленные на укрѣпленіе союза между Испаніею и Англіею имѣли и другія послѣдствія. Испанія и Франція, двѣ самыя могущественныя націи на материкѣ, вступили въ борьбу, причемъ обѣ начали заискивать помощь Англіи, которая, повидимому, могла оказать помощь каждой. Въ первые 20 лѣтъ царствованія Генриха VII Англія поочередно поддерживала то того, то другого изъ воюющихъ. Уольслей, насколько можно въ этомъ удостовѣриться, былъ въ пользу союза съ фракціею -- но въ то же время обѣщанія и подкупы Карла V побуждали его оказывать поддержку Испаніи. Онъ возъимѣлъ удачную мысль устроить въ 1520 году свиданіе между Францискомъ французскимъ и Генрихомъ англійскимъ, свиданіе, которое произошло при такой роскошной обстановкѣ, что получило названіе "Поля золотой одежды". Но это тщеславное великолѣпіе не имѣло серьезныхъ послѣдствій; напротивъ, на слѣдующій годъ Англія, польщенная посѣщеніемъ Карла V, вернулась къ прежней политикѣ и вступила въ союзъ съ Пснаніею противъ Франціи. Нѣсколько лѣтъ затѣмъ Англія и Франція были въ войнѣ. Шотландія, слѣдуя древнимъ традиціямъ, воспользовалась этимъ случаемъ, чтобъ наводнить сѣверныя графства, и положеніе вещей, обычное въ Англіи Плантагенетовъ, такимъ образомъ, появилось въ Англіи Тюдоровъ при Генрихѣ VIII. Эта новая война, мало прославила англійское оружіе. Шотландцы. утратившіе единство дѣйствія со времени пораженія и смерти Якова IV при Флодденѣ, не были въ состояніи продолжать борьбу; но и англичане имѣли мало удачи на французской землѣ. Хотя эти послѣднія имѣли мало удачи, французамъ пришлось понести памятное пораженіе. Въ 1525 году Францискъ былъ побѣжденъ и взятъ въ плѣнъ при Павіи. Эти событія способствовали усиленію вліянія Карла V на континентѣ. Съ того времени и въ теченіи почти всего слѣдующаго столѣтія, Испанія была самымъ могущественнымъ изъ континентальныхъ государствъ. При этихъ условіяхъ Уольслей вернулся къ своей первоначальной политикѣ и старался образовать франко-англійскій союзъ. Онъ дѣйствовалъ такъ, безъ сомнѣнія, подъ вліяніемъ личныхъ соображеній. Карлъ X, за шесть лѣтъ до этого времени, намекнулъ ему, что поддержка его испанскаго союза можетъ помочь его повышенію при Ватиканѣ; требованія Уольслея, послѣ смерти. Льва X и затѣмъ послѣ смерти Адріана VI, были оставлены императоромъ въ небреженіи. Поэтому Уольслей дѣйствовалъ отчасти подъ вліяніемъ личнаго неудовольствія. Но это обстоятельство не отнимаетъ отъ него заслугъ его политики. Онъ видѣлъ то, чего не замѣчалъ никто изъ его современниковъ, что все теченіе европейской политики совсѣмъ измѣнено преобладающими. господствомъ Карла V и что только поддерживая Францію, можно оказать сопротивленіе императору. Случилось, что его стремленіе заключить союзъ съ фракціею нашло себѣ сочувствіе въ личныхъ желаніяхъ его господина. Генрихъ VIII желалъ развестись съ Екатериною Аррагонской. Карлъ V, племянникъ Екатерины, естественно былъ противъ этого развода; Генрихъ, раздраженный сопротивленіемъ его желаніямъ, готовъ былъ покинуть союзъ съ Испаніею, чтобъ броситься въ объятія Франціи.
   Такимъ образомъ новое направленіе политики, выразившееся въ союзѣ съ Франціею, имѣло разумныя основанія въ глазахъ министра и короля, по едва ли было понятно Англичанамъ и вообще не пользовалось популярностью. Англійскій народъ помнилъ завоеванія, которыя дѣлали предки при Генрихѣ V, и пораженія, которыя ихъ собственные рыцари испытали при Генрихѣ VI. Политика Уольслея поэтому не была принята единодушно. Впродолженіи царствованій первыхъ Тюдоровъ двѣ партіи въ государствѣ и при дворѣ стояли за сближеніе, одна съ Франціей), другая съ Испаніею, и страна при разныхъ министрахъ держалась по-очередно то той, то другой политики.-- Но въ теченіи всего періода постепенно пріобрѣтало значеніе новое обстоятельство, начинавшее оказывать сильное вліяніе на иностранную политику. До начала XVI столѣтія иностранная политика каждаго государства основывалась на интересахъ царствующей въ немъ династіи. Послѣ начала XVI столѣтія государи подчинили свои интересы той религіи, какую они исповѣдывали. Ханжество правительствъ, удержавшихъ старый культъ и безпощадная жестокость, съ которой они старались навязать свои взгляды подданнымъ. заставило сплотиться въ болѣе тѣсный союзъ народы, принявшіе реформацію. Франція и Испанія, двѣ великія Римско-католическія державы западной Европы тѣснѣе сблизились другъ съ другомъ. Англія, въ лицѣ которой всѣ видѣли главную поборницу реформированныхъ церквей, принуждена была обратиться въ другую сторону и искать менѣе могущественныхъ союзниковъ.
   Вотъ почему въ XVI столѣтіи иностранная политика Англія основывалась послѣдовательно на трехъ принципахъ. Въ началѣ столѣтія она была союзницею Испаніи; прежде чѣмъ прошло 30 лѣтъ она соединилась съ Франціею противъ Испаніи -- къ концу столѣтія она стала держаться особнякомъ отъ обѣихъ своихъ сосѣдокъ. Она получила возможность поступать такъ благодаря своимъ отношеніямъ къ Шотландіи, которыя тогда весьма измѣнились. Пятнадцатое столѣтіе было преимущественно эпохою рѣшительныхъ браковъ и въ числѣ браковъ, чреватыхъ продолжительными послѣдствіями, не было пи одной" столь счастливаго и памятнаго какъ бракъ Маргариты, дочери Генриха VII съ Яковомъ IV Шотландскимъ. Бракъ этотъ самъ по себѣ доказывалъ, что умнѣйшіе государственные люди двухъ государствъ видѣли возможность замѣнить древнюю вражду Шотландцевъ и Англичанъ тѣсной дружбой; въ концѣ концовъ этотъ бракъ обезпечилъ счастливое соединеніе обоихъ королевствъ. Конечно въ промежуткѣ между бракомъ и соединеніемъ, старая зависть, которая такъ долго тревожила пограничныя графства, иногда вспыхивала и возобновлялись военныя дѣйствія. Какъ въ Англіи и при англійскомъ дворѣ была испанская и французская партіи, такъ точно въ Шотландіи и въ шотландской придворной сферѣ была французская и англійская партіи. Флодденъ и Паники -- выдающіяся доказательства того, какъ древняя международная зависть вела къ возобновленію войны. Но, какъ Франція и Испанія тѣсно между собою сблизились въ интересахъ католической церкви, такъ точно Англія и Шотландія соединились въ общихъ интересахъ сопротивленія Риму. Въ началѣ царствованія Елизаветы можно было увидѣть безпримѣрное зрѣлище -- англійскую армію, призванную Шотландцами, приближающуюся, чтобъ выгнать французскій гарнизонъ изъ шотландскаго города. Съ того времени оба народа никогда не становились въ враждебныя отношенія; поэтому осаду Лейта (Leith) въ первыя года царствованія Елизаветы можно считать поворотнымъ пунктомъ въ иностранной политикѣ. До этой осады въ оффиціальныхъ сферахъ Шотландіи склонялись въ пользу Франціи. Послѣ этой осады вся рѣшительно Шотландія помирилась съ мыслью тѣснаго союза съ Англіею. Религія и новыя потребности, вызванныя реформаціею, заставили Англію и Шотландію придти къ временному соглашенію въ шестнадцатомъ столѣтіи, очистили путь къ соединенію обоихъ королевствъ подъ властью одного монарха въ семнадцатомъ и привели къ ихъ формальному соединенію въ восемнадцатомъ.
   Опасность, которой англійскіе государственные люди съ той поры начали страшиться -- было не соединеніе Франціи съ Шотландіею, но союзъ Франціи и Испаніи. Въ первой половинѣ семнадцатаго столѣтія Испанія была самой значительной изъ этихъ державъ. Но она никогда не оправилась отъ невыносимаго, благодаря сто фанатизму, управленія Филиппа II. Она была истощена большими, но безплодными усиліями, которыя она дѣлала, чтобъ удержать Нидерланды и безуміемъ Филиппа III, изгнавшаго изъ Испаніи однимъ указомъ 900,000 своихъ самыхъ трудолюбивыхъ подданныхъ. Пока Испанія при австрійской династіи приходила въ упадокъ, Германію раздирали бѣдствія тридцатилѣтней войны, Франція, частью благодаря смутамъ сосѣдей, частью благодаря искусству своихъ министровъ, сдѣлалась хозяйкой на континентѣ. Пока Испанія казалась наружно сильною, дворъ при первыхъ Стюартахъ искалъ испанскаго союза. Когда Испанія утратила свою силу, когда Пиринейскій трактатъ казалось усилилъ Францію, дворъ при послѣдующихъ Стюартахъ сталъ благопріятствовать французскому союзу. Народъ же, въ началѣ XVII столѣтія чисто истинктивно ненавидѣлъ самую мысль объ испанскомъ союзѣ, который ему навязывалъ дворъ при Яковѣ I. При позднѣйшихъ Стюартахъ народъ враждебно относился къ союзу съ Франціей), между тѣмъ, къ нему постоянно стремился Карлъ 11. Мы потеряли бы время, если бы захотѣли въ этой книгѣ начертать иностранную политику Якова I и Букингама; но понять дипломатическія системы Карла II и Вильяма Темпель -- весьма важно. Дипломатическая исторія Англіи въ ея современномъ смыслѣ, собственно начинается съ того времени, когда основаніе британской иностранной политики было положено серомъ В. Темпль. Серъ В. Темпль былъ проникнутъ мыслью объ опасности, которая грозила и Европѣ и Англіи, отъ постепеннаго поглощенія Франціей) разбросанныхъ испанскихъ провинцій. Людовикъ XIV расширялъ французскую территорію въ двухъ направленіяхъ, на счетъ Испаніи, и Франція, подъ его управленіемъ, быстро стала господствующею на континентѣ. Серъ В. Темпль убѣдилъ англійское правительство заключить тройственный союзъ съ Голландіей) и Швеціею, съ открытымъ намѣреніемъ помѣшать росту Франціи. Лига какъ нельзя болѣе удалась; Голландія была спасена и серъ В. Темпль сдѣлался однимъ изъ самыхъ популярныхъ людей въ Англіи. Одинъ только человѣкъ въ Англіи не одобрялъ той политики, на которую обстоятельства принудили его согласиться. Сущность иностранной политики Карла II была -- зависимость отъ Людовика XIV. Въ 1670 году, два года послѣ заключенія тройственнаго союза, онъ осуществилъ свои личные взгляды, подписавъ трактатъ въ Дуврѣ. Этимъ трактатомъ Карлъ намѣренъ былъ соединиться съ Людвикомъ XIV, уничтоживъ Голландцевъ, и весьма вѣроятно, что только энергія штатгальтера, Вильгельма Оранскаго, позднѣе короля Англіи -- помѣшала его намѣреніямъ. Война предпринятая королями-союзниками не отмѣчена, была никакими успѣхами. Расходы по ней повели къ важному финансовому кризису въ странѣ. Казначейство было закрыто. Камарилья, управлявшая Англіею -- была распущена. Подписанъ былъ Нимвегенскій трактатъ и король рѣшилъ вернуться къ политикѣ сера В. Темпль, а въ знакъ своей искренности выдалъ свою племянницу замужъ за штатгальтера. Такимъ образомъ, авторитетъ парламента получилъ такое преобладаніе, что дворъ принужденъ былъ принять иностранную политику націи.
   Отъ Нимвегенскаго трактата до революціи 1088 г. преобладала та же политика. Яковъ И, также какъ и Карлъ II, расположенъ былъ къ Франціи; народъ горячо поддерживалъ противуположную политику, провозглашенную соромъ В. Темпль. Революція конечно еще болѣе утвердила націю въ ея рѣшеніи.-- Вильгельмъ III сталъ сразу главой и сердцемъ коалиціи противъ Франціи, и помощь, которую Людовикъ XIV оказывалъ Якову II еще болѣе убѣдили его въ томъ, что слѣдуетъ умѣрить гордость "Франціи. Подобно тому, какъ соръ В. Темпль хотѣлъ составить союзъ изъ Голландіи, Швеціи и Англіи противъ Франціи, такъ политика Вильгельма была направлена къ тому, чтобъ образовать большой союзъ изъ Генеральныхъ Штатовъ, императора, Испаніи и Англіи. Этой политики онъ держался впродолженіи всей войны, оконченной Рисвикскимъ миромъ. Вильгельмъ осуществилъ свои намѣренія и своею искусною дипломатіею и непоколебимой настойчивостью остановилъ чрезмѣрное усиленіе Франціи.
   Людовикъ XIV, которому помѣшали расширить его владѣнія путемъ завоеванія, нашелъ другой путь къ расширенію своей территоріи. Карлъ II Испанскій, послѣдній наслѣдникъ мужскаго пола Филиппа II былъ бездѣтенъ и не имѣлъ надежды сдѣлаться отцомъ. Его старшая сестра была женою Людовика XIV, его младшая сестра была первой женою императора Леопольда и умерла, оставивъ дочь, которая вышла за Баварскаго курфирста; самъ же Леопольдъ былъ сыномъ тетки Карла. И Людовикъ и Леопольдъ, когда вступали въ бракъ, торжественно отреклись отъ притязаній на испанскій престолъ отъ имени своихъ женъ. Случай вступленія въ бракъ матери Леопольда не былъ предусмотрѣнъ и не было сдѣлано никакого отреченія.-- Если бы эти отреченія не были произнесены, то потомки Людовика XIV являлись бы прямыми наслѣдниками испанской монархіи. Но, признавая дѣйствительность этихъ отреченій, самъ Леопольдъ являлся ближайшимъ наслѣдникомъ великолѣпнаго наслѣдства, которое онъ впрочемъ, готовъ былъ передать своему второму сыну, эрцгерцогу Карлу. Такія противуположныя притязанія, поддерживаемыя великими континентальными державами, грозили миру Европы. Ради сохраненія мира и чтобы помѣшать чрезмѣрному усиленію Франціи, былъ заключенъ въ 1098 г. первый трактатъ, раздѣлившій спорныя территоріи. Этимъ трактатомъ были удовлетворены всѣ притязанія соперниковъ. Самъ Людовикъ XIV согласился отказаться за себя и за своихъ потомковъ отъ притязаній на испанскій престолъ, подъ условіемъ, чтобъ ему передали Неаполь, Сицилію и провинцію Джуйпускоа; Миланцы были присуждены эрцгерцогу Карлу, а курфирстъ Баварскій былъ признанъ наслѣдникомъ Испаніи и Индіи. Не смотря на неудовольствіе Англичанъ, которымъ не нравился фактъ присоединенія провинціи къ французской монархіи, и на жалобы Кастиліанцевъ, злобствовавшихъ за дѣленіе испанскихъ владѣній, этотъ первый трактатъ невидимому достигъ цѣли. Но не прошло года, какъ внезапное событіе вернуло все къ первоначальному замѣшательству. Молодой Баварскій принцъ" коего кандидатура на испанскій престолъ признана была единодушно и Франціею и Англіею, внезапно умеръ и пришлось возобновить тяжелый трудъ веденія затруднительныхъ переговоровъ. Франція, Англія и Голландія пришли къ новому соглашенію, которое извѣстно какъ второй раздѣлительный трактатъ. По этому дѣленію, Франція, кромѣ Неаполя, Сициліи и Джуйпускоа, получила Миланъ, съ правомъ обмѣнять его на Лотарингію; остальныя испанскія владѣнія достались эрцгерцогу Карлу, второму сыну императора.
   Это устройство никому не понравилось. Англійскій народъ былъ того мнѣнія, что уступка Неаполя и Сициліи Франціи обратила Средиземное море во французское озеро; императоръ полагалъ, что его собственные интересы были принесены въ жертву; Кастиліанцы со злобой относились къ раздробленію испанскихъ владѣній. Въ Англіи министры, знавшіе содержаніе трактата, были обвинены {Лордъ Сомерсъ былъ обвиненъ въ томъ, что прикладывалъ государственную печать къ актамъ, дававшимъ неограниченныя полномочія, на основаніи которыхъ былъ заключенъ первый раздѣлительный трактатъ.}. Въ Германіи императоръ отказался къ нему присоединиться; въ Испаніи Каcтиліанцы убѣдили своего несчастнаго монарха завѣщать всю свою территорію Филиппу, герцогу Анжуйскому, внуку Людовика XIV. Карлъ II сдѣлалъ свое завѣщаніе и умеръ, а Людовикъ XIV занялъ тронъ Испаніи для своего внука. Тогда Вильгельмъ III съ большимъ неудовольствіемъ увидѣлъ, что Англичане предпочитаютъ завѣщаніе трактату и держатся того взгляда, что занятіе испанскаго престола принцемъ изъ дома Бурбоновъ есть меньшее зло, чѣмъ уступка Франціи важныхъ испанскихъ провинцій. Слѣдовательно, второй раздѣлительный трактатъ, подобно первому, явился мертворожденнымъ. Филиппъ, герцогъ Анжуйскій, спокойно занялъ тронъ Карла II, и если бы Людовикъ XIV дѣйствовалъ съ обыкновенной осторожностью, онъ достигъ бы всѣхъ своихъ цѣлей, не проливъ капли крови.
   Но Людовикъ XIV былъ настолько ободренъ успѣхомъ, что отважился на двѣ такія вещи, которыя явились прямымъ вызовомъ для Англіи.-- Голландцамъ было разрѣшено оставить свои гарнизоны въ главныхъ крѣпостяхъ на сѣверной границѣ Франціи; Людовикъ имѣлъ смѣлость занять ихъ во имя своего внука. Этотъ поступокъ, однако, не вызвалъ войны, хотя возбудилъ такое негодованіе въ Англіи, что Вильгельмъ получилъ возможность заключить тайный трактатъ съ Голландіей) и съ императоромъ для возвращенія Нидерландовъ и передачи Миланскаго герцогства Австріи. Если бы Людовикъ XIV только захватилъ пограничныя крѣпости, то тайный трактатъ, подобно раздѣлительнымъ трактатамъ, явился бы недѣйствительнымъ. Но въ несчастную для Франціи минуту, когда Яковъ II былъ на смертномъ одрѣ, онъ согласился признать притязанія принца, извѣстнаго въ англійской исторіи подъ именемъ Претендента. Тогда англійскій народъ, проникнувшись значеніемъ совершившагося, немедленно потребовалъ войны. Парламентъ склонялся въ пользу мира -- народъ не хотѣлъ и слышать объ мирѣ. Общіе выборы дали ему случай усилить свое мнѣніе.-- Партія Тори, которая была противъ иностранной политики Вильгельма и противилась заключенію раздѣлительныхъ трактатовъ, была побѣждена при выборахъ; Виги вновь заняли главныя правительственныя должности; вспыхнула война, закончившаяся Утрехтскимъ миромъ.
   Лордъ Стангопъ назвалъ Утрехтскій миръ -- безславнымъ концомъ славной войны; и въ самомъ дѣлѣ, если сравнить условія Утрехтскаго мира 1713 года съ причинами, по которымъ война была начата, или съ условіями, на которыхъ можно было бы заключить миръ въ 1709 году, трактатъ итогъ можетъ показаться безславнымъ всякому Англичанину. Но если разсматривать условія этого мира съ болѣе благоразумной точки зрѣнія, то немногіе изъ умѣренныхъ людей подвергнутъ ихъ осужденію. Во-первыхъ, употребляя современную фразу въ примѣненіи къ старому спору "случилось многое неожиданное послѣ начала войны" {Извѣстное выраженіе лорда Биконсфильда.}. Рожденіе мальчика, который въ 1715 году сталъ Людовикомъ XV, отдалило Филиппа еще на шагъ отъ французскаго трона. Вслѣдствіе смерти императора Леопольда и его старшаго сына, эрцгерцогъ Карлъ, котораго союзники предназначали для трона Испаніи, сталъ императоромъ Карломъ VI. Положеніе дѣлъ, подготовленное Вильгельмомъ III, конечно, раздѣлило бы Францію и Испанію, но весьма возможно, что при немъ возобновились бы тѣ дурныя послѣдствія, которыя были результатомъ соединенія Имперіи и Испаніи при Карлѣ V. Если имѣть въ виду всѣ эти факты, то условія Утрехтскаго трактата не покажутся безсмысленными. По этому трактату испанская монархія была уменьшена вслѣдствіе уступки Карлу VI Нидерландовъ, Сардиніи и итальянскихъ провинцій -- и передачи Сициліи Савоѣ. Голландскій барьеръ былъ возстановленъ; а Англія удержала въ своемъ владѣніи островъ Минорку и укрѣпленную скалу, ключъ къ Средиземному морю, которую она захватила вскорѣ послѣ начала войны и которую сохраняетъ по сію пору, не смотря на послѣдующія попытки отнять ее.
   Въ такомъ видѣ Утрехтскій миръ и связанный съ нимъ трактатъ о барьерахъ {По трактату о барьерахъ, Голландцамъ было разрѣшено содержать свои гарнизоны въ пограничныхъ или "барьерныхъ" крѣпостяхъ, которыя Австрія обязана была имѣть въ Нидерландахъ.}, явился логическимъ исходомъ иностранной политики Вильгельма III. Цѣль Вильгельма была создать противовѣсъ Франціи или, говоря дипломатическимъ языкомъ, установить "политическое равновѣсіе" въ Европѣ. Это политическое равновѣсіе, постоянная цѣль дипломатовъ впродолженіи 200 лѣтъ, впервые было изобрѣтено государственными людьми маленькихъ республикъ раздробленной Италіи; оно принято было руководящей нитью въ западной Европѣ въ началѣ семнадцатаго столѣтія. На него было указано въ первый годъ восемнадцатаго столѣтія англійскому парламенту, какъ на условіе, коего наличность необходима. "Если вы искренне желаете, чтобы Англія составляла хорошій противовѣсъ Европѣ", говорилъ Вильгельмъ за нѣсколько мѣсяцевъ до смерти, "то достигните этого, если разумно воспользуетесь панастоящимъ случаемъ". Парламентъ вскорѣ воспользовался этими словами короля, и авторы Акта о Возмущеніи въ самомъ введеніи признались, что онъ составленъ ради сохраненія политическаго равновѣсія въ Европѣ.
   Утрехтскимъ трактатомъ политическое равновѣсіе было возстановлено именно въ томъ видѣ, въ какомъ его желалъ видѣть Вильгельмъ. На чашку вѣсовъ Австріи былъ брошенъ добавочный вѣсъ, а Франція была ослаблена потерею пограничныхъ крѣпостей. Но самое пріятное для Англичанъ было то, что Англіи присудили часть Юпитера въ Илліадѣ. И подобно тому, какъ Юпитеръ держалъ вѣсы на которыхъ взвѣшивались жеребья Гектора и Ахилла, такъ въ Утрехтѣ британское министерство держало вѣсы съ жеребьями Франціи и Австріи.
   Торійское министерство, подписавшее Утрехтскій миръ, было расположено въ пользу мира съ Франціею. Вигское министерство Георга I приняло ту же политику. Дѣйствительно, со смертью Людовика XJV, въ 1715 году исчезли многія изъ причинъ, возбуждавшихъ прежнія войны съ Франціею. Новый король Франціи, Людовикъ XV, былъ болѣзненнымъ ребенкомъ; его ближайшимъ мужскимъ въ слѣдникомъ былъ его дядя, испанскій король. Послѣ семьи его дяди, слѣдующимъ наслѣдникомъ былъ герцогъ Орлеанскій, регентъ Франціи. Въ Утрехтѣ было торжественно выговорено, что короны Испаніи и Франціи никогда не должны соединяться въ одномъ лицѣ; прямымъ интересомъ французскаго регента было -- блюсти за сохраненіемъ этого условія. Его нрава на тронъ Франціи зависѣли отъ того, займетъ ли Филиппъ испанскій престолъ. Если бы такъ случилось и условія Утрехтскаго мира были соблюдены -- регентъ, принцъ Орлеанскій, въ случаѣ смерти Людовика XV, сдѣлался бы королемъ Франціи.
   Воіъ почему человѣкъ, бывшій дѣйствительно представителемъ Франціи, имѣлъ личный интересъ въ соблюденіи постановленій Утрехтскаго мира. Но этими постановленіями, при такомъ оборотѣ дѣла, пренебрегъ необыкновенный государственный человѣкъ, коего кратковременная дѣятельность, подобно метеору, освѣтила темную судьбу испанской монархіи; Альберони возъимѣлъ сенсаціонную мысль возвратить Испаніи итальянскія провинціи, утраченныя ею по миру въ Утрехтѣ; вселивъ свою собственную энергію въ разслабленную администрацію Испаніи, ему почти удалось убѣдить Европу въ томъ, что страна эта воспрянула къ новой жизни. Испанія опять явилась угрожающимъ призракомъ для Европы, и Франція, Англія и Голландія образовали тройной союзъ, который, съ присоединеніемъ Австріи, обратился въ четверной, съ цѣлью умалить притязанія Испаніи и поддержать политику, установленную въ Утрехтѣ. Планы Альберони были разрушены и самъ онъ подвергся изгнанію; Испанія опять погрузилась въ летаргію, отъ которой ее пробудили-было его способности.
   Что касается связи между англійской иностранной политикой и этимъ событіемъ, то нужно замѣтить, что министры Георга I вернулись къ политикѣ Уольслея и вели переговоры о заключеніи новаго союза между Франціей) и Англіей). Но обстоятельства, благопріятствовавшія этому союзу, исчезли. Людовикъ XV, достигнувъ зрѣлаго возраста, вступилъ въ бракъ, въ которомъ имѣлъ сыновей; такимъ образомъ, шансы Филиппа V на престолъ, занимаемый племянникомъ, постепенно уменьшались; наконецъ возможность для Орлеанскаго принца занять престолъ стала слишкомъ отдаленной, чтобъ быть принятой въ разсчетъ. Французскіе и испанскіе политики освободились отъ затрудненій, возбуждавшихся благодаря честолюбію и зависти принцевъ; Франція и Испанія возобновили свою прежнюю политику и заключили семейный договоръ. Этотъ новый союзъ вновь вызвалъ всѣ опасности, которыя Вильгельмъ III старался отвратить при жизни. Политическое равновѣсіе западной Европы было, повидимому, нарушено тѣснѣйшимъ союзомъ Франціи и Испаніи. Условія союза, на самомъ дѣлѣ, не были извѣстны и когда въ 1739 году началась война между Англіей" и Испаніею, то Франція въ началѣ оказала Испаніи только нравственную поддержку. Новая война, объявленная по поводу незначительнаго коммерческаго недоразумѣнія, вскорѣ распространилась на другія части Европы, и Англія приняла участіе въ большой Европейской борьбѣ. Чтобы понять интересъ, которымъ она руководилась, принимая участіе въ борьбѣ, нужно обратить вниманіе на измѣнившіяся обстоятельства, возникшія вслѣдствіе восшествія на престолъ Ганноверскаго дома.
   Во время заключенія Утрехтскаго мира Англія не имѣла никакихъ владѣній на материкѣ, кромѣ Гибралтарской скалы. Такимъ образомъ, она не имѣла непосредственнаго интереса въ поддержаніи политическаго равновѣсія, возстановленнаго главнымъ образомъ ея усиліями. Если бы ей пришлось дѣйствовать въ одиночку, то весьма возможно, что расходы, сопряженные съ веденіемъ континентальныхъ войнъ удержали бы ея государственныхъ людей отъ вмѣшательства въ дѣла Европы. Смерть Анны открыла доступъ къ престолу курфирсту Ганноверскому. Болѣе чѣмъ въ продолженіи 120 лѣтъ, короли Англіи имѣли наслѣдственные интересы въ крошечной провинціи Германіи.-- Въ то же самое время безпокойный элементъ, бывшій до тѣхъ поръ во Франціи и въ Испаніи, перешелъ на востокъ -- въ Германію. Въ первые четыре столѣтія послѣ завоеванія величайшая опасность для Англіи заключалась въ союзѣ Франціи и Шотландіи. Въ продолженіи слѣдующихъ двухъ столѣтій опасность для Англіи возникла изъ союза или возможности союза между Франціею и Испаніею. Въ серединѣ XVIII столѣтія, соперничество между Австріею и Пруссіею стало главнымъ элементомъ тревоги въ Европѣ.
   Карлъ VI, императоръ германскій, принцъ на котораго Вильгельмъ указалъ какъ на кандидата испанскаго престола, не имѣлъ сына. Поэтому онъ желалъ обезпечить свои наслѣдственныя владѣнія за дочерью Маріею Терезіею. Въ теченіи послѣднихъ шестнадцати лѣтъ жизни императора, европейскіе дипломаты по этому поводу вели всяческія интриги и контринтриги. Въ 1740 г. Карлъ скончался и смерть его развязала руки всѣмъ, желавшимъ войны; Пруссія при Фридрихѣ Великомъ, заняла Силезію; курфирстъ Баварскій заявилъ притязанія на Богемію; курфирстъ Саксонскій -- на Австрію; король Сардиніи -- на герцогство Миланское. Англія поддерживала требованія Маріи Терезіи, въ то время какъ Франція употребляла свое вліяніе и власть, чтобъ помочь курфирсту Баварскому. Споръ, который послѣдовалъ, принималъ различные оттѣнки. При Р. Вальполѣ англійское государство просто поддерживало Марію Терезію; при его наслѣдникѣ Вильмингтонѣ оно старалось подломить могущество Франціи; при Пельгамѣ оно вернулось къ своей первоначальной политикѣ и въ 1745 году, когда престолъ Маріи Терезіи былъ въ безопасности, а Пруссія, благодаря своимъ честолюбивымъ замысламъ, очутилась въ опасности, оно перестало участвовать въ войнѣ. Миръ былъ заключенъ 3 года послѣ того какъ Англія перестала участвовать въ войнѣ, но онъ оказался только временнымъ отдыхомъ для сражающихся. Когда война опять возобновилась, замѣтили, что многія фигуры на шахматной доскѣ военныхъ дѣйствій перемѣнили мѣсто. Въ 1740 году англійскіе государственные люди стремились сохранить Маріи Терезіи ея наслѣдственныя владѣнія; въ 1756 году нужно было помочь Фридриху Великому удержать наслѣдственное и пріобрѣтенное имъ королевство. Въ 1740 году Маріи Терезіи угрожала коалиція, коею руководилъ самъ Фридрихъ; въ 1756 г. Марія Терезія явилась дѣятельнымъ агентомъ коалиціи противъ Фридриха. Въ 1740 году Франція и ея союзники были противъ Австріи и Англіи; въ 1756 году Франція, Австрія и ихъ союзники стояли противъ Пруссіи и Англіи. Въ 1740 году Англія защищала Марію Терезію отъ Фридриха ради поддержанія политическаго равновѣсія; въ 1756 году она защищала Фридриха противъ Маріи по той же причинѣ.
   Эти войны, предпринятыя для сохраненія равновѣсія въ Германіи, имѣли однако болѣе важные результаты. Каждая изъ нихъ возбудила соперничество между Англіею и Франціею и это соперничество проявилось на трехъ материкахъ земнаго шара. Война не прекращалась пока Франція не утратила свои права, какъ въ Азіи, такъ и въ Америкѣ и Англія не достигла первенства на востокѣ и на западѣ. Эти побѣды, какія бы другія послѣдствія онѣ не имѣли, во всякомъ случаѣ устранили одну изъ причинъ войны между обоими государствами. Какъ въ XV столѣтіи потеря континентальныхъ владѣній, либо унаслѣдованныхъ либо пріобрѣтенныхъ домомъ Плантагенетовъ -- очистила путь къ примиренію Франціи и Англіи въ XVI столѣтіи, такъ точно потеря фракціею ея американскихъ и индійскихъ колоній въ XVIII столѣтіи подготовила союзъ обоихъ государствъ въ XIX. Онѣ перестали быть соперницами и на востокѣ и на западѣ -- слѣдовательно, для нихъ явилась возможность примиренія.
   Но цѣлыя столѣтія войны оставляютъ за собою горькую память. Ни что такъ трудно не разрѣшимо какъ наслѣдственная вражда; старый споръ между Французами и Англичанами разгорался дважды, прежде чѣмъ потухъ, смѣемъ надѣяться навсегда. Въ войнѣ оконченной Версальскимъ миромъ 1783 г. и въ войнѣ начавшейся въ 1793 году были поставлены на карту совсѣмъ различные интересы, чѣмъ тѣ. которые явились послѣ Парижскаго мира 1763 г. Въ американской войнѣ собственно споръ шелъ о владѣніяхъ Соединенныхъ Штатовъ, и Франція. Испанія и Голландія были вовлечены въ нее той прихотью судьбы, которая часто обращаетъ нейтральныхъ въ сражающихся. Бойна начавшаяся въ 1793 году, въ которую страна была вовлечена несчастнымъ образомъ, вопреки желанію Питта -- была войною убѣжденій. Европа сначала воевала для подавленія идей, зародившихся благодаря революціи, и для возстановленія стараго порядка вещей, который она еще не признавала разрушеннымъ. Правда съ теченіемъ времени война ради убѣжденій, провозглашенная Европою, превратилась въ завоевательную войну, предпринятую фракціею. Если бы старая доктрина политическаго равновѣсія не была извѣстна, то Европа врядъ ли избѣгла бы той борьбы, въ которую она была вовлечена наступательнымъ движеніемъ Франціи. Она должна считать себя обязанной передъ этой страной за ту настойчивость, съ которой эта послѣдняя вела борьбу. И однако, какъ ничтожны оказались результаты почти столѣтней войны для континентальной Европы. Въ войнѣ за австрійское наслѣдство, въ семилѣтней войнѣ, въ американской войнѣ, въ революціонной войнѣ, Франція и Англія были другъ противъ друга, а между тѣмъ, что онѣ обѣ получили въ борьбѣ кромѣ убытка, по крайней мѣрѣ, на контингентѣ Европы? "Впродолженіи шестисотъ лѣтъ", писалъ съ понятнымъ преувеличеніемъ Кобденъ. "Французы и Англичане не переставали смотрѣть другъ на друга какъ на естественныхъ враговъ... Нашему времени суждено было увидѣть окончаніе продолжительнѣйшей и самой кровопролитной, а по своимъ послѣдствіямъ, самой ничтожной борьбы, какую только можно отыскать въ лѣтописяхъ мира".
   Но въ этомъ спорѣ была одна характеристическая черта, о которой слѣдуетъ упомянуть. Какъ ни была длинна и смертельна эта вражда, она была почти всегда враждою монарховъ, а не враждою народовъ. Она вызывалась обыкновенно интересами династій. "Я прекрасно знаю милостивый государь" -- сказалъ Дизраэли тому назадъ тридцать лѣтъ, "что если мы вернемся къ древней исторіи, или скорѣе къ древней исторіи обоихъ государствъ, мы можемъ сослаться на Кресси, Пуатье и Азенкуръ и предположитъ, что между этими государствами происходила постоянная борьба, разрѣшавшаяся всегда во славу Англіи. Но надо помнить, что это не были войны между Франціею и Англіею, а скорѣе между французскимъ королемъ и королемъ Англіи, какъ французскимъ принцемъ; что послѣдній воевалъ для защиты своихъ провинцій Пикардіи и Аквитаніи, и что на самомъ дѣлѣ это не была борьба между двумя націями. Съ той счастливой минуты, когда ключи Калэ были навсегда возвращены французскому монарху, самые проницательные государи и самые выдающіеся государственные люди Англіи, почти всѣ безъ исключенія полагали, что союзъ съ Франціею или искреннее соглашеніе съ французской націей, должно быть краеугольнымъ камнемъ и ключомъ нашей иностранной политики". Эти слова, конечно, исторически не совсѣмъ точны, но въ нихъ въ то же время много правды, которой до сихъ поръ слишкомъ мало придавали значенія.
   Такимъ образомъ, дипломатическая исторія Англіи, со времени Норманскаго завоеванія до окончанія великой войны 1815 года, естественнымъ образомъ дѣлится на нѣсколько періодовъ. До начала XVI столѣтія главная опасность для Англіи заключалась въ возможности союза между Шотландіею и Франціею; и въ дѣйствительности, Франція и Шотландія были единственныя государства, съ которыми Англія вела войну. Бракъ Маргариты англійской съ Яковомъ IV шотландскимъ окончательно уничтожилъ одну изъ этихъ опасностей. Съ этого времени начиная, Англія и Шотландія постепенно начали сближаться; сначала въ качествѣ союзницъ, позднѣе стали соединеннымъ королевствомъ. Но пока этотъ одинъ удачный бракъ не освободилъ Англію отъ опасностей, угрожавшихъ ей отъ враждебной Шотландіи, рядъ другихъ браковъ усиливалъ испанскую монархію и соединялъ подъ однимъ главенствомъ Испанію, Нидерланды и Германію. Почти на сто лѣтъ Испанія, а не Франція, стала главной державой на континентѣ; государственные люди Англіи вмѣсто того, чтобъ страшиться союза Франціи и Шотландіи, обыкновенно старались возстановить Францію противъ Испаніи. Такой порядокъ вещей, однако; пересталъ существовать до истеченія шестнадцатаго столѣтія, и Испанія и Франція, побуждаемыя общими интересами и соединенныя довѣріемъ, изъ соперницъ сдѣлались друзьями. Послѣ этого англійскіе дипломаты стали лицомъ къ лицу съ новой опасностью, и, подобно тому какъ ихъ предшественники боялись союза Франціи съ Шотландіею, такъ они стали опасаться возможности союза между Франціею и Испаніею. Эти опасенія продолжали вліять на дипломатію до заключенія Утрехтскаго мира. Упадокъ Испаніи и возвышеніе Германіи впослѣдствіи отвлекли вниманіе отъ западной Европы къ центральной; войны Фридриха Великаго и Маріи Терезіи получили въ данную минуту больше значенія, чѣмъ дѣла испанскаго полуострова. Все таки осталось старое опасеніе союза Франціи и Испаніи; это опасеніе возбудило одно изъ самыхъ значительныхъ событій Наполеоновскихъ войнъ; оно грозило войной между Франціею и Англіею, не болѣе какъ сорокъ лѣтъ тому назадъ.
   Однако иностранная политика Англіи въ настоящемъ столѣтіи сложилась на основаніи такихъ соображеній, которыя не могутъ быть анализированы должнымъ образомъ въ этой главѣ. До 1815 года, иностранная политика регулировалась главнымъ образомъ соображеніями, вліявшими на политическое равновѣсіе. Послѣ Ватерло, доктрина невмѣшательства постепенно замѣнила собою старую теорію Вильгельма III, и Англія, вмѣсто того, чтобы вмѣшиваться во всякій европейскій споръ, намѣренно воздерживалась отъ всякаго вмѣшательства въ дѣла западной Европы. Перемѣна въ настроеніи мыслей, вызвавшая эту революцію въ политикѣ, одна изъ самыхъ памятныхъ въ исторіи Европы. Ея главные результаты будутъ вкратцѣ разсмотрѣны въ слѣдующей главѣ.
   

ГЛАВА II.
Иностранная политика Англіи съ Парижскаго мира 1815 года.

   Всегда бываетъ затруднительно опредѣлить истинное значеніе какого либо историческаго событія. Нѣкоторые писатели расположены къ преувеличенію, другіе къ умаленію послѣдствіи, произведенныхъ особеннымъ эпизодомъ. Эта противуположность мнѣній, которую можно встрѣтить у историковъ почти любаго періода міровой исторіи, особенно замѣтна у писателей, трактовавшихъ о послѣдствіяхъ битвы при Ватерло. Всѣ они, дѣйствительно, готовы допустить громадность побѣды и согласны съ тѣмъ, что она имѣла значительное вліяніе на послѣдующую судьбу Европы. Но въ то время, какъ одна группа мыслителей держится того мнѣнія, что мы до сихъ поръ пользуемся плодами этой побѣды, другая категорія лицъ напоминаетъ намъ о томъ, что плоды этой битвы были совершенно утрачены до истеченія 54 лѣтъ. Бельгія была отдѣлена отъ Голландіи; Австрія вытѣснена имъ Италіи; мелкія германскія государства были поглощены Соединенною Германіею; Бурбоны изгнаны изъ Франціи, и Наполеонъ впродолженіи болѣе чѣмъ двадцати лѣтъ занималъ первое мѣсто въ покой французской республикѣ и въ новой французской имперіи. Почти всѣ результаты, которыхъ достигла дипломатія въ 1815 году, были оставлены и замѣнены другими -- территоріальнымъ и династическимъ устройствомъ.
   Такой взглядъ имѣетъ однако недостатокъ -- онъ упускаетъ изъ виду великій результатъ добытый битвой при Ватерло. Конечно она не обезпечила долговѣчности перемѣнъ, провозглашенныхъ дипломатами, но она одарила Европу тѣмъ, что до той поры Европѣ было совершенно незнакомо -- именно ровно сорокъ лѣтъ мира. Въ теченіи почти полустолѣтія ни одна изъ пяти великихъ, континентальныхъ державъ не обнажила оружія противъ другой. Постоянный сорокалѣтній миръ сопровождался такими послѣдствіями, которыя наврядъ ли могъ предвидѣть самый мудрый государственный человѣкъ. Пасомые умножились до того, что стали слишкомъ сильны для своихъ пастырей. Народъ, увеличившись численностью и благосостояніемъ, потребовалъ голоса и участія въ управленіи. Государственные люди, съѣхавшіеся послѣ Ватерло, руководились только династическими интересами. Прежде, чѣмъ прошло пять лѣтъ, самые умные изъ нихъ принуждены были принять къ разсчетъ интересы національностей. Прежде, чѣмъ прошло десять лѣтъ, старая доктрина, гласившая, что народы существуютъ для блага королей, была замѣнена въ нѣкоторыхъ государствахъ Европы покой, по которой короли существуютъ для блага народовъ.
   Главнымъ защитникомъ старой доктрины въ Европѣ былъ Императоръ Русскій. Александръ I. Его лучшимъ помощникомъ былъ Меттернихъ австрійскій. "J'ai gouverné l'Europe quelquefois, l'Autriche jamais".
   Таково было откровеніе Меттерниха, сдѣланное имъ послѣ своего паденія. Исторія Европы съ 1815 но 1822 годъ почти оправдала смѣлость такого увѣренія. Континентальная Европа лежала подъ пятой автократіи, а Меттернихъ былъ способнѣйшимъ изъ тѣхъ совѣтниковъ, на которыхъ опиралась аристократія. Александръ и Меттернихъ искренно вѣрили, что они способны повсюду остановить революцію, подавляя первые признаки возмущенія. Пруссія, сравнительно слабая, пожелала, конечно, раздѣлить жребій сосѣднихъ державъ. Людовикъ XVIII, занявшій престолъ своихъ предковъ съ помощью союзниковъ, естественно отвергалъ права народовъ возставать противъ своихъ, правителей. Четыре великія державы континента, такимъ образомъ, практически согласились застраховать Европейскій миръ, точно такъ, какъ въ наше время страхуютъ стада отъ болѣзней. Омѣ предложили раздавить первые симптомы революціи, совершенно такъ, какъ теперь уничтожаютъ первые симптомы чумы на животныхъ.
   Англія не могла, конечно, формально принять принциповъ Священнаго Союза. Она пользовалась преимуществами самоуправленія; нѣкоторые изъ ея лучшихъ государственныхъ дѣятелей пришли въ негодованіе отъ того, какъ въ Вѣнѣ цѣлые народы присуждались тому или другому монарху; при томъ ея министры не могли открыто поддерживать взглядовъ Александра и Меттерниха. Но иностранная политика Англіи въ то время управлялась государственнымъ человѣкомъ, тайно благопріятствовавшимъ тѣмъ взглядамъ, которыхъ онъ не могъ поддерживать открыто. Люди, которые судятъ объ немъ на основаніи депешъ, имъ написанныхъ и ставшихъ гласными, вѣроятно, составили себѣ не совсѣмъ точное представленіе о системѣ этого министра. Онъ вступилъ въ министерство иностранныхъ дѣлъ въ 1812 году и въ то время былъ въ лучшихъ дружественныхъ отношеніяхъ съ Александромъ и Меттернихомъ, которые прекрасно понимали его дѣйствительные взгляды. Меттернихъ хорошо зналъ, что депеши британскаго министра иностранныхъ дѣлъ сочинялись для нижней палаты и, сообразно съ этимъ, читалъ между строкъ. Было ясно, что британскій министръ иностранныхъ дѣлъ станетъ письменно протестовать противъ всякаго деспотическаго дѣйствія; но было также ясно, что протестъ этотъ не будетъ поддержанъ присылкой хотя бы одного британскаго полка {Такъ какъ эти факты отрицались, то желательно ихъ поддержать ссылкой на авторитетъ. Лордъ Георгъ Бентингъ, частный секретарь Каннинга, заявилъ Гревилю, что "нѣкоторое время послѣ того, какъ они начали завѣдывать дѣдами (послѣ смерти лорда Лондондерри), они нашли въ ящикѣ, который невидимому не замѣтили или забыли -- нѣсколько депешъ и копій съ корреспонденціи лордовъ Кастелре и Стюарта (братъ лорда Кастелре, бывшій посломъ въ Вѣнѣ). Эти депеши оказались весьма любопытными... Въ нихъ между прочимъ оказалось подробное описаніе открытія лордомъ Стюартомъ измѣны одного оффиціальнаго курьера, который въ теченіи долгаго времени давалъ его депеши на прочтеніе Меттерниху прежде чѣмъ везти ихъ въ Англію; лордъ Стюартъ выражается по этому поводу такъ: "Я трепещу при мысли о томъ, что мои депеши подвергались риску быть прочтенными въ нижней палатѣ, между тѣмъ какъ были письма лорда Лондондерри, написанныя спеціально для того, чтобы пускать пыль въ глаза парламенту". Это были его собственныя выраженія, а далѣе онъ прибавилъ "вы это поймете и съумѣете отвѣтить Меттерниху".}. Съ 1815 по 1822 годъ, Европа, дѣйствительно, управлялась на основаніи подобныхъ принциповъ. Среди народовъ поддерживали тишину; но это была тишина школьниковъ передъ линькомъ учителя. Тѣмъ не менѣе въ 1820 году произошли безпорядки, сильно пошатнувшіе систему, установленную Александромъ и съ которой лордъ Кастелре согласился. Неаполитанскій народъ возсталъ противъ своего правителя и потребовалъ конституцію. Армія поддерживала народъ, и королю пришлось согласиться на это требованіе. Великія державы континентальной Европы съѣхались на конгрессъ въ Троппау, чтобъ рѣшить, какъ имъ дѣйствовать въ виду такихъ обстоятельствъ. На конференціи присутствовалъ лордъ Стюартъ, братъ англійскаго министра. Автократы Европы отказались признать происшедшее возстаніе; они назначили Неаполитанскому королю встрѣчу въ Лайбахѣ, для принятія ихъ рѣшенія. Въ Лайбахѣ они торжественно рѣшили, что необходимо временное занятіе королевства обѣихъ Сицилій и позволили Австріи двинуть свои войска на Неаполь. Республиканцы южной Италіи могли оказать только слабое сопротивленіе дисциплинированнымъ баталліонамъ австрійскаго императора и автократическое правительство было легко возстановлено. Награжденные такой легкой побѣдой, автократы постановили, что "полезныя или необходимыя перемѣны въ законодательствѣ и администрацій государствъ, должны исходить только изъ свободной воли и разумнаго, хорошо взвѣшеннаго убѣжденія тѣхъ, кого Рогъ сдѣлалъ отвѣтственнымъ за власть". Лордъ Стюартъ оставался во время этихъ событій въ Троппау и въ Лайбахѣ; въ Средиземномъ морѣ стояла британская эскадра, но не принимала мѣръ для защиты Неаполитанцевъ. Вѣрный своимъ принципамъ, британскій министръ иностранныхъ дѣлъ выразилъ въ нижней палатѣ формальное порицаніе всего случившагося; но, оставаясь вѣрнымъ тѣмъ же принципамъ, онъ сталъ на почву невмѣшательства въ дѣла Неаполя.
   Награжденные успѣхомъ и довольные той легкостью, съ которой они уничтожили революцію въ Италіи, автократы Европы черезъ годъ послѣ этаго вновь рѣшились повторить весь этотъ процессъ. Испанія, подобно Неаполю, просила даровать ей конституцію у своего правителя изъ династіи Бурбоновъ; подобно Неаполю, она не добилась этой милости отъ автократа, котораго Богъ или союзники сдѣлали отвѣтственнымъ за его власть; такимъ образомъ испанскій Бурбонъ, подобно Бурбону на неаполитанскомъ престолѣ, очевидно, явился объектомъ воздѣйствія Священнаго Союза. Великія Европейскія державы рѣшили собраться на конгрессъ въ Верону, для возобновленія собственной дружбы и для принятія рѣшенія относительно Испаніи. Если бы положеніе вещей въ то время не измѣнилось, то не могло быть разумнаго основанія сомнѣваться въ томъ, какъ они поступятъ. Но вся политика Европы внезапно получила другое направленіе благодаря событію, котораго никто не ожидалъ. Лордъ Кастелре, или лордъ Лондондерри, ибо онъ наслѣдовалъ высшій титулъ, лишилъ себя жизни, и, послѣ затруднительнаго промежутка времени, Каннингъ сдѣлался министромъ иностранныхъ дѣлъ. Политика Каннинга совершенно отличалась отъ политики его предшественника. Онъ во-первыхъ, желалъ воспрепятствоватъ, если будетъ возможно, всякому вмѣшательству въ дѣла Испаніи. А если бы это оказалось невозможнымъ, то помѣшать, по крайней мѣрѣ, вмѣшательству Европы -- in corpore. Ему удалось, съ помощью герцога Веллингтона, заставить французское правительство позавидовать Европейской у вмѣшательству. Предложеніе русскаго императора, чтобы Франція дѣйствовала какъ агентъ Европы, между тѣмъ, какъ онъ двинетъ армію на западъ въ помощь Франціи, встрѣтило поэтому сильное сопротивленіе въ Веронѣ. Конгрессъ окончился, не приведши ни къ какому опредѣленному результату; Священный Союзъ, бывшій проклятіемъ Европы, фактически распался.
   Двѣ конференціи, собранныя въ короткій періодъ времени, привели къ совершенно различнымъ результатамъ. Въ одномъ случаѣ, автократы Европы уполномочили Австрію, какъ своего агента, потушить итальянскую революцію. Въ другомъ случаѣ, самодержцы Европы не могли добиться, чтобы Франція дѣйствовала, какъ ихъ агентъ, для подавленія испанской революціи. Въ 1821 году имъ удалось этого достигнуть, ибо они пользовались тайнымъ потворствомъ лорда Кастелре; въ 1822 году имъ ничего не удалось, ибо они встрѣтили дѣятельное противодѣйствіе въ лицѣ Каннинга. До кризиса они не понимали, что перемѣна въ британскомъ министерствѣ произвела перемѣну въ англійской политикѣ. Они привыкли получать либеральныя депеши отъ лорда Кастелре и смотрѣли на нихъ, какъ на ловкій маневръ, чтобы управиться съ нижней палатой. Когда они стали получать либеральныя депеши отъ Каннинга, то вообразили, что депеши эти имѣютъ ту же цѣль. Они не подумали, что лордъ Кастелре запасался аргументами на будущее время, между тѣмъ какъ аргументація Каннинга немедленно же примѣнялась. Не удивительно, что они введены были въ заблужденіе; Англичане, даже въ настоящее время, чтобы доказать, что политика лорда Кастелре была тождественна съ политикой Каннинга, приводятъ въ примѣръ нѣкоторыя выраженія изъ его депешъ. Но въ смыслѣ доказательства нельзя найти болѣе обманчиваго призрака. Разницу между лордомъ Кастелре и Каннингомъ нужно искать не въ гласныхъ депешахъ, а въ ихъ образѣ дѣйствія. Если судить объ этомъ такимъ образомъ, то окажется неизмѣримое разстояніе между Троппау и Вероною. Въ Троппау, лордъ Кастелре не препятствовалъ свободѣ дѣйствій Священнаго Союза; въ Веронѣ Каннингъ нанесъ ему смертельный ударъ. Въ Веронѣ, подъ руководствомъ Каннинга, Великобританія стала въ такое положеніе, отъ котораго произошелъ первый крупный переворотъ въ иностранной политикѣ этой страны.-- Съ этого времени Великобританія становится въ открытую оппозицію къ самодержавнымъ государствамъ, желавшимъ силою поддержать постановленія 1815 года. Но, хотя Каннингу и удалось воспрепятствовать вмѣшательству всей Европы въ дѣла Испаніи, онъ не могъ предупредить вмѣшательства Франціи. Людовикъ XVIII послалъ своего сына, герцога Ангулемскаго, съ арміею, чтобъ возстановить авторитетъ несчастнаго Бурбона, который не могъ управиться съ испанской монархіей. Въ 1821 году лордъ Кастелре ограничился заявленіемъ поздняго и робкаго протеста противъ австрійскаго вмѣшательства въ дѣла Италіи. Въ 1823 году Каннингъ не промедливъ ни одного дня, протестовалъ противъ вмѣшательства Франціи въ дѣла Испаніи. Его протестъ не удался. Герцогъ Ангулемскій справился съ своею относительно легкой задачею, и самодержавіе было возстановлено на полуостровѣ. Но Каннингъ отплатилъ за это такимъ блестящимъ образомъ, что встревожилъ всю Европу отъ Таго до Вислы. Испанія была сильна главнымъ образомъ благодаря своимъ обширнымъ владѣніямъ въ Южной Америкѣ, пріобрѣтеннымъ древнею испанскою доблестью. Въ 1823 году испанскія колопіи возстали и было очевидно, что Испанія безъ посторонней помощи не въ состояніи ихъ вновь подчинить. Союзныя державы Европы хотѣли поступить съ испанскими колоніями, какъ они уже поступили съ Неаполемъ и намѣрены были поступить съ Испаніею. Они заявили, что соберутся на конференцію въ Парижъ и обсудятъ этотъ вопросъ. Конференція собралась, но Каннингъ отказался отъ всякаго участія въ ней. Слѣдовательно она собралась только для того, чтобы разойтись. Послѣ этого Каннингъ выбралъ направленіе, на которое онъ позднѣе намекалъ словами, извѣстными каждому Англичанину. Очевидно Испанія одна, безъ помощи, не могла подчинить своихъ возмутившихся колонистовъ, -- но нельзя было подозрѣвать, чтобы Франція, до сихъ поръ державшая въ своихъ рукахъ Испанію, не въ состояніи была достигнуть этой цѣли; въ 1824 году, Каннингъ отнялъ надежду на такой результатъ, признавъ независимость Мексики, Колумбіи и Буэносъ-Арейса. "Я рѣшилъ", сказалъ Каннингъ, "что если Франція завладѣетъ Испаніею, то только одного Испаніей", безъ Индіи. Я вызвалъ къ жизни новый свѣтъ, чтобъ возстановить равновѣсіе стараго".
   Итакъ, въ 1821 году въ Лайбахѣ, при содѣйствіи лорда Кастелре, Европа подавила возстаніе въ Неаполѣ; въ 1822 году, оппозиція Каннинга помѣшала повторенію той же процедуры въ Веронѣ; въ 1824 году Каннингъ призналъ совершившимся фактомъ возстаніе въ Южной Америкѣ. Въ 1826 году онъ сдѣлалъ новый шагъ. Въ Португаліи разыгралась междоусобная война, партизаны, приверженцы донъ-Мигуэля, главы абсолютизма, перешли въ Испанію и, съ помощью испанскаго правительства и (какъ подозрѣвали) при молчаливомъ сочувствіи Франціи, сдѣлали приготовленіи, чтобы овладѣть Португаліею. Эти обстоятельства повели къ самому памятному событію управленія Каннингомъ иностранной политикой. Онъ раньше объявилъ, что если Франція будетъ обладать Испаніею, то Испаніею безъ Индіи, а поэтому призналъ независимость обширныхъ испанскихъ колоній въ Южной Америкѣ; теперь онъ объявилъ, что Франція вовсе не получитъ Португаліи. Притомъ онъ не ограничился словами, а послалъ британскій экспедиціонный корпусъ къ рѣкѣ Таго, съ приказомъ оказывать сопротивленіе испанскому и французскому вмѣшательству. Этотъ пріемъ вполнѣ удался. Испанцы и французы не отважились сдѣлать вызовъ британскому министру иностранныхъ дѣлъ, и Португалія, въ концѣ-концовъ, была предоставлена самой себѣ.
   Этихъ немногихъ примѣровъ вѣроятно будетъ достаточно, чтобы показать успѣхи британской иностранной политики въ царствованіе Георга IV. Въ 1821 году Европа, дѣйствуя какъ одно цѣлое, поручила Австріи, какъ своему агенту, потушить революцію въ Италіи и лордъ Кастелре не сопротивлялся такому образу дѣйствій. Въ 1822 году Каннингъ воспрепятствовалъ Европейскому вмѣшательству въ дѣла Испаніи и этимъ поступкомъ разстроилъ Священный Сотовъ. Въ 1826 году онъ запретилъ вмѣшательство въ дѣла Португаліи. Поклонники его говорили, что онъ создалъ политику невмѣшательства. Но мы будемъ гораздо болѣе правы, если скажемъ, что онъ просто поддерживалъ стремленія національностей. Онъ не хотѣлъ дозволить Европейскимъ самодержцамъ заглушить первые признаки конституціоннаго прогресса., а потому и останавливалъ ихъ вмѣшательство.
   Кромѣ Греціи, революцію которой удобнѣе будетъ разсматривать въ связи съ восточной политикой Англіи. принципы, провозглашенные Каннингомъ, не получили новаго примѣненія до начала царствованія Вильгельма IV. Легкомысліе Карла X и его совѣтниковъ вызвали возстаніе, извѣстное въ исторіи подъ именемъ Іюльской революціи, и имѣвшее послѣдствіемъ изгнаніе Бурбоновъ изъ Франціи. Безпорядки во Франціи сопровождались такими же безпорядками въ другихъ государствахъ; въ Бельгіи въ особенности, народъ возсталъ противъ постановленій, навязанныхъ ему въ 1815 году. Цѣль союзниковъ въ то время была -- укрѣпить положеніе Нидерландовъ въ Европѣ соединеніемъ Голландіи съ Бельгіею, но соединеніе, подобно неудачному браку, не оправдало надеждъ. Бельгійцы возстали противъ голландцевъ и король Нидерландовъ, не будучи въ состояніи подавить возстаніе, обратился къ союзникамъ за помощью. Не можетъ быть сомнѣнія въ томъ, какъ державы отнеслись бы къ такому обращенію десять лѣтъ раньше. Властители Европы заявили бы Бельгійцамъ, что реформы могутъ имъ быть дарованы только королемъ Нидерландовъ и что долгъ ихъ поддерживать авторитетъ короля. Въ 1830 году такой разговоръ оказался къ счастью невозможнымъ. Англія окончательно сдѣлалась противникомъ автократическаго вмѣшательства. Новый король Франціи, обязанный своимъ престоломъ революціи, естественно сталъ на сторонѣ Англіи. Самодержцы сѣверной и восточной Европы, занятые собственными дѣлами не отважились на противорѣчіе двумъ великимъ западнымъ державамъ, и поэтому союзники, вмѣсто того, чтобы передать Бельгію въ той или другой формѣ Голландіи, сразу согласились на ихъ раздѣленіе. Здѣсь не мѣсто разсказывать исторію продолжительныхъ переговоровъ, которые послѣ этого происходили и коими была обезпечена самостоятельность Бельгіи. Достаточно сказать, что двѣ западныя державы послали, одна армію -- другая флотъ въ Бельгію, съ открытой цѣлью прогнать съ территоріи Бельгіи послѣдній голландскій гарнизонъ въ Антверпенѣ.
   Многіе въ Англіи стояли въ оппозиціи къ такому направленію политики; они осуждали факты подготовлявшіе воину съ Голландіею; порицали еще болѣе союзъ съ Франціею; но они были настолько безсильны, что не могли активно противиться политикѣ Виговъ, съ лордомъ Пальмерстономъ въ министерствѣ иностранныхъ дѣлъ. Не смотря на Натерло съ его послѣдствіями, не смотря на неудовольствіе самодержавныхъ государствъ, Бельгія стала независимымъ королевствомъ. Леопольдъ Саксенъ-Кобургскій, который посредствомъ своего перваго брака сблизился съ Великобританіею, а вскорѣ посредствомъ второго -- сблизился съ Франціею, занялъ престолъ, и двѣ великія западныя державы, принявъ общую политику, тѣснѣе сблизились между собою.
   Послѣдствія такой перемѣны вскорѣ достаточно выяснились. Въ 1831 и 1832 годахъ, когда бельгійскій вопросъ еще не былъ разрѣшенъ, въ средней Италіи вспыхнула революція. Австрія, дѣйствуя за свой счетъ, подобно тому какъ десять лѣтъ ранѣе она дѣйствовала какъ агентъ Священнаго Союза, усилила свои гарнизоны въ сѣверной Италіи и, по требованію папы, двинула свои войска и вступила въ Романью. Французская эскадра тотчасъ же заняла городъ Анкону, и вся Европа, поэтому могла заключить, что наступленіе Австріи должно быть остановлено. Перемѣна эта еще нагляднѣе отозвалась на испанскомъ полуостровѣ. И въ Испаніи, и въ Португаліи разные претенденты оспаривали другъ у друга престолъ. Въ каждомъ изъ этихъ государствъ, конституціонная партія поддерживала притязанія маленькой дѣвочки, на которую въ каждомъ изъ нихъ совершенно правильно смотрѣли какъ на законную наслѣдницу престола; въ каждомъ государствѣ, монахи и абсолютисты поддерживали кандидатуру на престолъ дяди королевы. Въ обоихъ государствахъ послѣдствіемъ этихъ противуположныхъ притязаній была междоусобная война; и въ тома, и въ другомъ война временно законченна была союзомъ между Англіею, Франціею, испанскими конституціоналистами и Португаліей. Съ помощью Франціи и Англіи, Донна Марія укрѣпилась на португальскомъ престолѣ, а Донна Изабелла вступила на престолъ Испаніи. Донъ Мигуэль и Донъ Карлосъ согласились покинуть занимаемую ими территорію.
   Трактатъ, коимъ закончились всѣ эти событія извѣстенъ подъ именемъ Четвернаго Союза и заканчиваетъ собото первый періодъ политики лорда, Пальмерстона въ министерствѣ иностранныхъ дѣлъ. Онъ, безъ сомнѣнія, внесъ новый принципъ въ сношенія страны съ другими націями. Каннингъ въ 1826 году дѣятельно вступился, съ цѣлью помѣшать вмѣшательству Испаніи и Франціи въ дѣла Португаліи. Пальмерстонъ въ 1830 и 1831 годахъ также дѣятельно помогалъ Бельгійцамъ очистить ихъ территорію отъ Голландцевъ. Но въ первомъ изъ этихъ двухъ случаевъ англійскія силы были употреблены на то, чтобы воспрепятствовать вмѣшательству другихъ державъ; во второмъ случаѣ соединенныя силы Франціи и Англіи служили дѣлу раздѣленія Бельгіи и Голландіи, на которое согласилась вся Европа, не исключая и Голландіи. Въ 1834 году лордъ Пальмерстонъ однако я мѣшался во внутреннія дѣла дружественныхъ государствъ. Англія воспользовалась своимъ вліяніемъ не для того, чтобы препятствовать Россіи или Австріи поддерживать абсолютизмъ, но съ цѣлью поддержать конституціонную партію противъ партіи автократической. За исключеніемъ того, что Франція и Англія были на сторонѣ прогресса, а Меттерпихъ на сторонѣ деспотизма, нельзя подмѣтить другой принципіальной разницы между дѣйствіями самодержавцевъ въ Лайбахѣ въ 1821 году и между заключеніемъ Четвернаго Союза въ 1834 году. И то и другое основывалось на предполагаемомъ правѣ сильныхъ государствъ вмѣшиваться въ дѣла слабыхъ; кромѣ того невозможно, кажется, логически отличить принципы въ этихъ двухъ случаяхъ, ибо одно вмѣшательство было продиктовано самодержавіемъ, а другое вызвано было стремленіемъ къ прогрессу.
   Если мы не ошибаемся, въ то время вообще обратили мало вниманія на заключеніе этого союза. Правительства, установленныя въ Испаніи и Португаліи были участниками Четвернаго Союза и успѣхъ союзниковъ, казалось, оправдывалъ всѣ ихъ дѣйствія. Во всякомъ случаѣ междоусобная война была на время прекращена и въ Испаніи, и въ Португаліи. "Нравственное дѣйствіе трактата", какъ выразился самъ лордъ Пальмерстонъ, было таково, что устрашило и Донъ Мигуэля и Донъ Карлоса; испанскій полуостровъ былъ избавленъ отъ ужасовъ междоусобной войны. Хотя логика не дозволяетъ защищалъ Четверной Союзъ и въ то же время порицать событія въ Лайбахѣ, но испанскую политику лорда Пальмерстона, если бы ему удалось довести ее до конца въ 1834 году, извинили бы навѣрное многіе, ибо она была бы успѣшна; къ несчастью, отступая отъ принципа, еще больше сбиваешься съ настоящей дороги и къ тому же положеніе дѣлъ въ Испаніи сдѣлало необходимымъ дальнѣйшее вмѣшательство. Цѣль Четвернаго Союза была -- изгнать Донъ Карлоса изъ Испаніи, между тѣмъ Донъ Карлосъ вернулся туда лѣтомъ 1834 года. Впродолженіи многихъ лѣтъ онъ поддерживалъ кровавую, продолжительную и рѣшительную войну съ испанскими конституціоналистами; лордъ Пальмерстонъ опять принялъ дѣятельныя мѣры къ его удаленію. Но его иниціативѣ, иностранный Актъ вербовки, по которому запрещалась вербовка британскихъ подданныхъ на службу иностранныхъ державъ, былъ отмѣненъ. Британскій отрядъ, подъ начальствомъ полковника Эванса, офицера извѣстнаго въ послѣдствіи въ лагерѣ и въ парламентѣ какъ сэръ де-Ласи Эвансъ, былъ навербованъ въ Лондонѣ, чтобы поддержать притязанія молодой испанской королевы Изабеллы; наконецъ британскія подкрѣпленія были помѣщены на берегахъ Испаніи съ разрѣшеніемъ оказывать фактическую помощь констуціоннымъ арміямъ; этими и иными средствами война подъ конецъ была окончена и Донъ-Карлосъ изгнанъ изъ Испаніи послѣ нѣсколькихъ годовъ кровопролитія.
   Если разсуждать на основаніи строгаго принципа, то, конечно, будетъ трудно отдѣлить только что описанное отъ образа дѣйствія лорда Пальмерстона въ 1834 году, когда онъ дѣйствовалъ солидарно съ Франціею. Если въ 1834 году считалось законнымъ составлять Четверной Союзъ для изгнанія Донъ Мигуэля и Донъ Карлоса съ полуострова, то нельзя не указать на непригодность образа дѣйствіи лорда Пальмерстона послѣ этого съ 1835 по 1840 годъ. Но, въ иностранной политикѣ, какъ и въ другихъ вещахъ, умнѣйшіе государственные люди всегда руководились не принципомъ, а выгодой данной минуты. И на болѣе ограниченной почвѣ -- выгоды, въ обоихъ случаяхъ замѣчается наибольшая разница. Во-первыхъ, въ 1834 году лордъ Пальмерстонъ дѣйствовалъ солидарно съ другими конституціонными государствами западной Европы. Онъ привелъ въ дѣйствіе непобѣдимую нравственную силу, которой Донъ Карлосъ и Донъ Мигуэль сразу уступили. Но съ 1835 но 1840 годъ онъ дѣйствовалъ одинъ или самое большое, при содѣйствіи испанскихъ конституціоналистовъ. Онъ не имѣлъ такой нравственной силы, которая могла бы служить поддержкой, а тѣ силы, которыми онъ располагалъ, били недостаточны для его цѣли. Конечно, судить о достоинствѣ какого либо предпріятія по его успѣху или неудачѣ -- несправедливо. Но нужно сознаться, что единственное возможное оправданіе вмѣшательства въ междоусобную войну есть желаніе остановить кровопролитіе и расходы, которые являются неизбѣжнымъ послѣдствіемъ всякой продолжительной борьбы: желательно, чтобъ всякій прохожій вмѣшивался въ уличную драку и прекращалъ безпорядокъ. Но его вмѣшательство не можетъ имѣть оправданія, если онъ поджигаетъ столкновеніе. Когда Меттернихъ вмѣшался въ 1821 году въ дѣло Неаполя, то вмѣшательство это имѣло по крайней мѣрѣ то достоинство, что имъ остановлена была революція. Когда герцогъ Апгулемскій вступилъ въ Испанію -- приходъ его имѣлъ такое же оправданіе, безпорядки прекратились. Можно оправдать дѣйствія Четвертаго Союза 1834 года, ибо онъ прекратилъ междоусобную войну; но вмѣшательство лорда Пальмерстона послѣ 1835 года не увѣнчалось успѣхомъ. Противъ него можно было привести тѣ же возраженія, какъ и противъ Меттерниха, но онъ не такъ ловко обставилъ дѣло. Какъ Тибальдо въ пьесѣ {Ромео и Юлія, трагедія Шекспира.}, лордъ Пальмерстонъ разжигалъ войну, которую, когда онъ принялъ въ ней участіе, ему слѣдовало остановить.
   Мы будемъ правы если скажемъ, что самый способъ вмѣшательства лорда Пальмерстона возбуждаетъ возраженія. Можно, конечно, оправдать государственнаго человѣка, поддерживающаго своимъ нравственнымъ вліяніемъ ослабѣвшее государство; если онъ намѣренно замѣшалъ свою страну въ чужой споръ, въ его пользу можно также привести оправдательныя причины. Но трудно найти оправданіе для министра, который, удерживаясь отъ вмѣшательства въ чужой споръ, въ то же время подталкиваетъ къ такому вмѣшательству своихъ согражданъ и даже отмѣняетъ законъ, чтобы облегчить имъ это вмѣшательство. Вспомогательный отрядъ полковника Эванса, посланный въ Испанію въ 1836 году принесъ много вреда, и не принесъ той пользы, которую можно было ждать отъ прямаго вмѣшательства; съ одной стороны, онъ замѣшалъ страну въ междоусобіе въ чужомъ государствѣ, съ другой стороны, онъ оказался слишкомъ слабымъ для своей задачи. Фактически, кажется, нѣтъ большой разницы между отрядомъ полковника Эванса, отправленнымъ въ Испанію въ 1836 году и русскимъ вспомогательнымъ контингентомъ, принимавшимъ участіе въ 1876 году въ сербской войнѣ; писатель, который не оправдываетъ въ данномъ случаѣ поведенія Россіи, имѣетъ столь же мало основанія одобрять образъ дѣйствій лорда Пальмерстона въ тридцать шестомъ году.
   Но противъ испанской политики лорда Пальмерстона съ 1835 по 1841 годъ можно привести и другое возраженіе. Съ 1830 по 1834 годъ онъ одержалъ всѣ свои побѣды въ союзѣ съ Франціею; съ 1835 по 1841 годъ онъ постепенно отсталъ отъ своихъ французскихъ союзниковъ. Это отчужденіе, кажется, произошло сначала благодаря мелкой зависти французскихъ и англійскихъ представителей при Мадридскомъ дворѣ. Вмѣсто того, чтобы дѣйствовать согласно, они примкнули къ двумъ различнымъ политическимъ направленіямъ. Англія такимъ образомъ примкнула къ той партіи, которую Англичанинъ назоветъ крайней либеральной, въ то время какъ Франція поддерживала въ Испаніи партію умѣренно либеральную. Разногласіе, созданное такимъ путемъ, еще болѣе увеличилось вслѣдствіе постояннаго занятія Алжира Франціею и окончательно обострилось благодаря восточной политикѣ лорда Пальмерстона. Можно сказать безъ преувеличенія, что лѣтомъ 1840 года Франція и Англія были очень не далеки отъ войны, и что старая вражда, созданная столѣтіями, возобновилась и запылала въ обоихъ государствахъ. Къ счастью для спокойствія міра, въ промежутокъ времени между паденіемъ въ 1840 году Тьера во Франціи и министерства Мельбурна въ 1841 году въ Англіи, страсти охладѣли. Во Франціи, во главѣ новаго французскаго министерства сталъ Гизо; въ Англіи иностранная политика новаго правительства управлялась лордомъ Абердиномъ. Вѣроятно теперь не многіе помнятъ, что лордъ Абердинъ, другъ Байрона въ началѣ столѣтія, глава несчастнаго смѣшеннаго министерства въ срединѣ столѣтія, нанималъ постъ министра иностранныхъ дѣлъ болѣе чѣмъ впродолженіи семи лѣтъ. Очень немногіе замѣтятъ отличительную черту его управленія иностранной политикой. Правда, его управленіе нѣсколько блѣднѣетъ передъ блескомъ предпріятій лорда Пальмерстона; но если миръ лучше войны, если искреннія добрыя отношенія лучше враждебныхъ отношеній, то управленіе лорда Абердина министерствомъ иностранныхъ дѣлъ заслуживаетъ такой же похвалы, какъ управленіе всякаго изъ его предшественниковъ. Объ немъ можно буквально сказать, что онъ посвятилъ себя смягченію тѣхъ горькихъ чувствъ, которыя были возбуждены лордомъ Пальмерстономъ. Въ этой задачѣ ему искренно помогали въ Англіи Герцогъ Веллингтонъ, а заграницею Гизо. "J'ai toujours dit" сказалъ герцогъ французскому посланнику, " qu'on ne ferait rien de solide sans la France".-- Гизо гордился тѣмъ, что въ три года успѣлъ замѣнить недовѣріе и вражду -- искренней дружбой.-- Къ несчастью, то полное согласіе, какое существовало между лордомъ Абердиномъ и Гизо, тотчасъ же исчезло послѣ паденія администраціи Пиля. Молодая королева Испаніи, изъ-за которой произошло вмѣшательство 1834 года, достигла брачнаго возраста. Сестра ея, вѣроятная наслѣдница престола, не много моложе ея, также достигала брачнаго возраста. Королева Испаніи была конечно въ то время самой завидной наслѣдницей; первыя лица въ Европѣ естественно бросали честолюбивые взгляды на союзъ, посредствомъ котораго они могли вступить на тронъ Фердинанда и Изабеллы. Для Франціи и Англіи, связанныхъ традиціями несчастнаго прошлаго, выборъ королевы имѣлъ особенную важность. Политика Англіи въ теченіи предъидущаго столѣтія была направлена противъ союза Франціи и Испаніи. Въ томъ же столѣтіи французскіе государственные люди стремились сблизить оба государства. Бракъ этотъ возбудилъ трудно разрѣшимые вопросы; лордъ Абердинъ со стороны Англіи и Гизо со стороны Франціи -- съ рѣдкой осторожностью взвѣсили всѣ шансы этого дѣла и пришли къ соглашенію. Лордъ Абердинъ, со своей стороны, заявилъ, что онъ не можетъ согласиться на бракъ королевы съ сыномъ Луи Филиппа; Гизо, съ своей стороны, заявилъ, что не можетъ дать свое согласіе на бракъ королевы только съ Бурбонскимъ принцемъ, потомкомъ Филиппа V испанскаго. Оба министра согласились взаимно уважать требованія другъ друга и было постановлено, что Франція и Англія предложатъ испанской королевѣ выйти замужъ за испанскаго Бурбона, а Инфанта, послѣ брака королевы и послѣ того какъ у нея будутъ дѣти -- выйдетъ на герцога Моппансіе, одного изъ младшихъ сыновей Луи Филиппа. Эти предположенія были бы вѣроятно выполнены, если бы лордъ Абердинъ остался въ министерствѣ иностранныхъ дѣлъ. Послѣ его выхода изъ министерства онѣ были отложены но многимъ причинамъ. Лордъ Пальмерстонъ, только отчасти соглашался съ проектомъ своего предшественника, ибо желалъ во всякомъ случаѣ помѣшать браку принца Монпансіе. Въ оффиціальной нотѣ, онъ указалъ на одного изъ принцевъ, не принадлежащаго къ испанскому дому Бурбоновъ, какъ на мужа для королевы. Луи Филиппъ, испугавшись, что лордъ Пальмерстонъ откажется отъ проекта, на который согласился лордъ Абердинъ, поспѣшилъ съ бракомъ Инфанты и принца Монпансіе, одновременно съ бракомъ королевы съ ея двоюроднымъ братомъ, герцогомъ Кадикскимъ. Поступивъ такимъ образомъ, онъ безъ сомнѣнія нарушилъ данное имъ слово и разстроилъ ту "entente cordiale", которой добивались съ такимъ усердіемъ Гизо и лордъ Абердинъ. Съ того времени и до конца его царствованія, Франція и Англія дѣйствовали опять отдѣльно и одиночество Франціи было одной изъ причинъ, по которой, восемнадцать мѣсяцевъ позже, Орлеанская династія лишилась престола.
   Въ 1840 году, однако еще не были замѣтны послѣдствія испанскихъ брачныхъ союзовъ. Гизо, опьяненный (`коими успѣхами, заявилъ французскимъ палатамъ, что "испанскіе брачные союзы -- первая великая вещь, которую Франція совершила съ 1830 года въ Европѣ, безъ посторонней помощи". Лордъ Пальмерстонъ, раздраженный своею неудачею, объявилъ французскому повѣренному въ дѣлахъ въ Лондонѣ, что это "l'acte le plus patent d'ambition et d'agrandissement politique que l'Europe ait vu depuis l'Empire". Можно впрочемъ, догадаться, что мнѣнія обоихъ министровъ были результатомъ возбужденія и традицій, а не спокойнаго обсужденія. Лордъ Пальмерстонъ былъ противъ испанскихъ брачныхъ союзовъ, ибо боялся соединенія Франціи и Испаніи и вытекающаго изъ него нарушенія политическаго равновѣсія западной Европы. Ныло также очевидно, что случайность, на которой основывалась его оппозиція, была настолько отдаленная, что врядъ ли стоило принимать ее въ разсчетъ. Королева Испаніи была молодой дѣвушкой; естественно было предположить, что у нея будутъ дѣти; между тѣмъ, рожденіе хотя бы одного ребенка сразу разрушало всѣ причины боязни министра. Но даже если бы королева не имѣла дѣтей, за то у герцога Монпансіе были старшіе братья; его шансы на наслѣдованіе престола Франціи были такъ отдаленіи, что ихъ не стоило принимать въ разсчетъ. Франція имѣла такое же основаніе запретить бракъ прусскаго кронпринца съ англійской принцессой подъ предлогомъ, что при извѣстныхъ обстоятельствахъ охотъ бракъ можетъ повести къ союзу Пруссіи съ Англіей, какое имѣла Англія, когда препятствовала браку сестры испанской королевы съ герцогомъ Моннапсіе, подъ предлогомъ, что это можетъ повести къ союзу Франціи и Испаніи.
   Полнѣйшая нелѣпость мнѣнія лорда Пальмерстона стала ясна только черезъ полтора года послѣ этого, когда домъ Орлеановъ былъ свергнутъ съ французскаго престола и шансы герцога Монпансіе на занятіе престола обратились въ ничто. Тогда увидѣли, что лордъ Пальмерстонъ рисковалъ возможностью войны и оживилъ враждебное чувство, созданное столѣтіями борьбы между Франціею и Англіею,-- и все это для того, чтобы воспрепятствовать союзу Испаніи съ фамиліею обязанной своимъ возвышеніемъ революціи, между тѣмъ, какъ другая революція погрузила ее въ ничтожество {Въ текстѣ мы нарочно ограничились главными чертами иностранной политики лорда Пальмерстона, но не слѣдуетъ упускать изъ виду, что въ 1847 году онъ дѣятельно вмѣшался въ дѣла Португаліи; въ 1848 году онъ рѣшился посовѣтовать испанской королевѣ, черезъ представителя Британіи въ Мадридѣ, чтобы она расширила основныя начала администраціи "призвавъ къ участію въ управленіи лицъ, пользующихся довѣріемъ либеральной партіи". Представьте себѣ русскаго императора, совѣтывающаго въ 1876 году англійской королевѣ, чрезъ русскаго посла въ Лондонѣ -- расширить основныя начала администраціи Биконсфильда привлеченіемъ къ управленію Гладстона и лорда Гренвилля. Испанское правительство въ 1848 году отнеслось къ вышеупомянутому совѣту такъ, какъ отнеслось бы къ нему и англійское министерство при наличности тѣхъ же условій. Оно поспѣшило предложить британскому представителю его вѣрительныя грамоты съ требованіемъ покинуть Испанію.}.
   Къ счастью для Англіи событія, которыя произошли во Франціи послѣ заключенія испанскихъ браковъ, способствовали къ возстановленію хорошихъ отношеній между обоими государствами. Принцъ, ставшій сначала президентомъ французской республики, а затѣмъ императоромъ Французовъ, старался посредствомъ союза съ Англіею обезпечить за своего династіею хорошую репутацію. Чтобъ этого достигнуть онъ вовлекъ Англію, въ качествѣ союзницы, въ войну съ Россіею.
   Въ слѣдующей главѣ мы укажемъ, какое мѣсто эта война занимаетъ въ исторіи англійской иностранной политики; въ этой главѣ достаточно замѣтить, что она оставила по себѣ память, какъ первый случай, въ которомъ британская и французская арміи сражались рядомъ въ большой континентальной войнѣ.
   Въ то время какъ вели войну или готовились къ ней, небольшая политическая партія, еще недавно получившая значеніе, направила свои усилія на то, чтобы отвратить британскій народъ отъ политики, которой онъ понемногу началъ слѣдовать. Самымъ выдающимся членомъ этой партіи былъ покойный Кобденъ. Большинство, вѣроятно, привыкло связывать имя Кобдена съ той знаменитой борьбой за дешевый хлѣбъ, которую онъ привелъ къ успѣшному концу; до недавняго времени, когда появилась біографія Кобдена, обратившая всеобщее вниманіе на его жизнь, вѣроятно не многія лица знали, что еще до пріобрѣтенія имъ извѣстности въ Англіи, какъ яраго противника хлѣбныхъ законовъ, онъ издалъ сочиненіе противъ системы иностранной политики, столь популярной среди его соотечественниковъ. Въ этомъ сочиненіи онъ пришелъ къ тому заключенію, что Англія "справится съ своими финансовыми затрудненіями только тогда, когда откажется отъ политики вмѣшательства въ дѣла другихъ государствъ, бывшей безплоднымъ источникомъ почти всѣхъ ея воинъ".
   У Кобдена были двоякіе взгляды на иностранную политику. Съ одной стороны, онъ желалъ прекращенія системы вмѣшательства, которой слѣдовалъ лордъ Пальмерстонъ; съ другой стороны, онъ хотѣлъ замѣнить войну третейскимъ судомъ. Ни одно изъ этихъ желаній не отличалось новизной. Съ 1841 по 1846 годъ лордъ Абердинъ въ иностранныхъ дѣлахъ слѣдовалъ политикѣ невмѣшательства; въ 1845 году онъ предложилъ третейскій судъ для разрѣшенія столкновенія съ Соединенными Штатами. Поэтому можно предположить, что если бы правительство сера Роберта Пиля сохранило власть и если бы лордъ Абердинъ продолжалъ отвѣтственно руководить иностранной политикой Англіи -- Кобденъ не предложилъ бы вновь своихъ старыхъ аргументовъ и не потребовалъ бы радикальной реформы иностранной политики. Въ данномъ случаѣ, безпримѣрно крайніе предѣлы, до которыхъ лордъ Пальмерстонъ довелъ систему вмѣшательства, и явная опасность войны, вызванная его политикою, вдохновили перо и языкъ Кобдена и обострили его доказательства. Но прошло много времени, прежде чѣмъ его мысли произвели замѣтное впечатлѣніе на общество. Всякій дѣйствительно готовъ былъ согласиться съ тѣмъ фактомъ, что какъ для частнаго тяжущагося выгоднѣе обратиться въ судебное мѣсто, чѣмъ рѣшать дѣло судомъ Божіимъ -- силой оружія, этимъ остаткомъ старины, такъ и въ международномъ спорѣ третейскій судъ является лучшимъ и болѣе разумнымъ средствомъ, чѣмъ дикое разрѣшеніе спора оружіемъ. Но на практикѣ политики сомнѣваются въ возможности найти третейскаго судью для рѣшенія всякаго международнаго недоразумѣнія, котораго бы всѣ приняли, и дѣятельность коего оказалась бы производительной. Кромѣ того, тѣ немногіе случаи, когда пытались прибѣгнуть къ третейскому суду, не приводили обыкновенно къ большому успѣху; грубый отказъ Соединенныхъ Штатовъ въ 1848 году подчиниться рѣшенію третейскаго суда но дѣлу о спорной границѣ, доказалъ, что средство это не примѣнимо къ разрѣшенію всякаго спора или по крайней мѣрѣ не ко всякому спорщику.
   Такимъ образомъ Кобдену не удалось убѣдить своихъ согражданъ въ томъ, что третейскій судъ есть рѣшительный способъ избѣжать войны, и только но прошествіи нѣкотораго времени онъ заставилъ ихъ отказаться отъ системы вмѣшательства, къ которой пріучилъ ихъ лордъ Пальмерстонъ. Въ одномъ отношеніи дѣйствительно его аргументы нисколько не подвинулись впередъ. Большинство теперь держится того мнѣнія, что иностранная политика, основанная на системѣ невмѣшательства, во всякомъ случаѣ столь же мало удачна какъ и иностранная политика, основанная на системѣ постояннаго вмѣшательства. Въ дипломатіи, какъ и въ другихъ вещахъ, каждый вопросъ требуетъ оцѣнки его по достоинству и вмѣшательство должно быть вызвано тѣми интересами, которые имѣетъ государство въ дѣлахъ, требующихъ его вмѣшательства.
   Первый признакъ перемѣны въ направленіи политики явился во время волненій, встревожившихъ Кирову въ 1848 году. Луи Филиппъ бѣжалъ изъ Франціи; революція загорѣлась почти во всѣхъ столицахъ Европы и самъ лордъ Пальмерстонъ, нѣсколько преувеличивая, объявилъ, что въ Европѣ осталось только три государства, которыя "не покачнулись". Среди треска престоловъ и паденія династій, вниманіе Англіи было главнымъ образомъ направлено на событія, происходившія въ Италіи, Австріи и Венгріи. Въ Ломбардіи вспыхнуло возстаніе въ началѣ марта; австрійская оккупаціонная армія, отброшенная отъ Милана, сосредоточилась постепенно по ту сторону Минчіо и Эча; король Сардиніи двинулъ подкрѣпленіе, чтобы помочь Миланцамъ, а Венеціанцы выгнали своихъ правителей и установили республику. Въ апрѣлѣ 1848 года, господство Австріи въ Италіи невидимому прекратилось, и государственные люди начали дѣлать предположенія относительно возможности соединенія Піемонта съ Ломбардіею.
   Италіянское возстаніе оказалось однако только одной изъ трудностей, которыя пришлось преодолѣть Австріи. Въ то время какъ ея баталіоны переходили обратно черезъ Минчіо, въ Вѣнѣ происходили безпорядки. Князь Меттернихъ, самый могущественный изъ государственныхъ людей Европы, принужденъ былъ бѣжать переодѣтымъ изъ столицы. Съ теченіемъ времени еще большія опасности начали одна за другой угрожать имперіи. Съ одной стороны противъ нея возстала Венгрія. Итальянскія государства присоединились къ возстанію Ломбардіи. Даже папа былъ принужденъ своими подданными объявить себя противникомъ Австріи. Лѣтомъ 1848 года вопросъ о томъ, можетъ ли имперія сохранить ту или другую провинцію, уже не могъ быть поставленъ;-- самое существованіе Австріи, какъ независимой державы, было невидимому въ опасности.
   Во время всѣхъ этихъ животрепещущихъ событій, въ то время какъ изъ всѣхъ концовъ Европы ежечасно получались депеши, лордъ Пальмерстонъ оставался "пассивнымъ зрителемъ". Въ апрѣлѣ 184Е года Австрія послала спеціальную миссію въ Лондонъ, чтобы попросить его "добраго содѣйствія"; лордъ Пальмерстонъ отказался. Онъ частнымъ образомъ совѣтовалъ Австрійцамъ уйти изъ Италіи; частнымъ же образомъ совѣтовалъ имъ побудить императора отказаться отъ престола, по старательно воздерживался отъ всякаго вмѣшательства. Въ концѣ 1848 года императоръ Фердинандъ отказался отъ престола въ пользу нынѣшняго императора Франца Іосифа. Но въ началѣ 1849 года колесо фортуны повернулось; Радецкій. рѣшительнымъ сраженіемъ при Новарѣ, возстановилъ власть Австріи въ Ломбардіи. Вскорѣ послѣ этого, австрійскія войска, при помощи русскаго подкрѣпленія въ 150,000 человѣкъ,-- подавили венгерское возстаніе. Эти энергическія мѣры избавили имперію на время отъ революціонныхъ волненій и вызвали новое направленіе политики..Гордъ Пальмерстонъ, опасаясь возможности французскаго вмѣшательства въ дѣла Италіи, употребилъ свое нравственное вліяніе на достиженіе благопріятныхъ условій для итальянскаго народа. Онъ не могъ помѣшать французамъ занять Римъ и не протестовалъ также противъ русскаго вмѣшательства въ дѣла Венгріи. Онъ дѣйствительно симпатизировалъ итальянцамъ и не старался скрытъ своей симпатіи къ Кошуту, но до конца борьбы остался "пассивнымъ зрителемъ", какимъ онъ объявилъ себя съ самаго начала.
   Рѣшеніе, принятое лордомъ Пальмерстономъ -- воздерживаться отъ вмѣшательства, покажется намъ болѣе опредѣленнымъ, если мы примемъ въ соображеніе его политику по отношенію къ Франціи. Въ февралѣ Луи Филиппъ бѣжалъ изъ Парижа; въ мартѣ образовалось временное правительство съ Ламартиномъ во главѣ; въ маѣ временное правительство было замѣнено исполнительной комиссіею, выбранной національнымъ собраніемъ. Въ іюнѣ произошла страшная борьба на улицахъ Парижа, которая повела къ составленію, въ ноябрѣ, новой конституціи и къ выбору Наполеона въ президенты республики въ декабрѣ. И все-таки лордъ Пальмерстонъ не ограничился тѣмъ, что воздерживался отъ вмѣшательства, а даже поддерживалъ оффиціальныя сношенія съ чередовавшимися правительствами Франціи. Онъ строго воздерживался только отъ вмѣшательства во внутреннія дѣла своего могущественнаго сосѣда.
   Перемѣна, происшедшая въ системѣ иностранной политики лорда Пальмерстона, не вытекала изъ перемѣны въ его убѣжденіяхъ; на него не подѣйствовали аргументы Кобдена. Въ прежніе годы онъ вмѣшивался въ дѣла Португаліи, потому что вмѣшательство не было сопряжено съ трудностями; онъ воздержался отъ вмѣшательства въ 1848 году въ дѣло Франціи и Австріи, ибо тогда вмѣшиваться было опасно. Доктрина вмѣшательства, если ее разсматривать при яркомъ свѣтѣ событій 1848--1840 годовъ имѣла другой видъ. Она казалась примѣнимой къ слабымъ государствамъ и непримѣнимой къ государствамъ сильнымъ. Прежде чѣмъ возстанія 1848 года были забыты, первоначальная система вмѣшательства лорда Пальмерстона должна была получить новое подтвержденіе. Многіе изъ Венгерцевъ, пораженныхъ союзными русскими и австрійскими войсками искали убѣжища на турецкой территоріи. Россія и Австрія обратились къ Портѣ съ общимъ требованіемъ выдать бѣжавшихъ. Султанъ имѣлъ храбрость отвѣтить отказомъ, и лордъ Пальмерстонъ, хотя и не вполнѣ полагался на поддержку своихъ коллегъ "кабинетныхъ квакеровъ" {Они не были освобождены до осени 1851 года. Лордъ Пальмерстонъ говорилъ "что надо было дѣйствовать какъ опытный помощникъ при состязаніи боксеровъ", чтобъ обезпечить ихъ освобожденіе. Благодаря этому замѣчанію онъ получилъ прозвище bottle holder (помощникъ при боксѣ).}, какъ онъ ихъ называлъ, тѣмъ не менѣе рѣшился поддержать Турокъ. Политика лорда Пальмерстона восторжествовала и по его совѣту, въ Дарданеллы были посланы британскій и французскій флоты, чтобы поддержать бодрость Порты. Поддерживаемый, такимъ образомъ, западными державами султанъ отказался исполнить требованіе Австріи и Россіи и, вмѣсто того, чтобы выдать бѣглецовъ, самъ держалъ ихъ подъ присмотромъ. Съ того времени, когда онъ обезпечилъ независимость Бельгіи, т. е. двадцать лѣтъ назадъ, ни одно дѣйствіе лорда Пальмерстона не получало такого всеобщаго одобренія согражданъ, какъ это. Однако его успѣхъ заставилъ прибѣгнуть къ совершенно иному образу дѣйствія. Греція была самой юной европейской монархіей и къ несчастно, при своемъ новомъ правительствѣ, зачастую являлась ареною безпорядковъ; эти безпорядки отзывались за предѣлами Греціи. Тамъ жили граждане другихъ націй, между тѣмъ Греки, во время своихъ безпорядковъ не оказывали уваженія личности и собственности иностранцевъ; напр. у Файнле, Шотландца родомъ и британскаго подданнаго, былъ отнятъ кусокъ земли для сада короля Оттона, а искъ о вознагражденіи, предъявленный имъ, былъ отвергнутъ. Кромѣ того толпа разрушила домъ принадлежащій Донъ Начифико, гибралтарскому Еврею и британскому подданному, который также не могъ добиться вознагражденія за понесенный имъ убытокъ. Въ теченіи нѣсколькихъ лѣтъ британское министерство иностранныхъ дѣлъ безуспѣшно побуждало греческое правительство дать удовлетвореніе по иску Донъ Начифико. Лордъ Пальмерстонъ въ 1840 году распорядился, чтобы флотъ, который находился въ Дарданеллахъ, на возвратномъ пути оказалъ нѣкоторое давленіе на Грецію и ему дано было приказаніе направиться въ Лфины. Адмиралъ, сообразуясь съ данными ему инструкціями, захватилъ и держалъ греческія суда въ обезпеченіе притязали Англіи къ Греціи. Эти крайнія мѣры, конечно, возбудили много негодованія какъ на континентѣ, такъ и въ Англіи. Противъ образа дѣйствій лорда Пальмерстона возстали особенно французское и русское правительства, находя его вооруженное вмѣшательство нелегальнымъ. Даже палата лордовъ, большинствомъ тридцати семи голосовъ, выразила сожалѣніе по поводу того, "что разнообразныя притязанія къ греческому правительству, сомнительныя со стороны ихъ справедливости и преувеличенныя со стороны объема, были подкрѣплены принудительными мѣрами, направленными противъ греческой торговли и греческаго народа и разсчитаны на то, чтобы поколебать паши хорошія отношенія къ другимъ государствамъ"; только оправдательная моція въ низшей палатѣ отвратила согласіе правительства на выходъ въ отставку министра иностранныхъ дѣлъ. До сихъ поръ помнятъ пренія по поводу этой моціи, силу и успѣхъ, съ которыми лордъ Пальмерстонъ защищалъ свой образъ дѣйствій въ министерствѣ иностранныхъ дѣлъ. Для историка важнѣе замѣтить тотъ фактъ, что даже апологеты лорда Пальмерстона не посмѣли обратиться къ палатѣ съ просьбою оправдать его въ этомъ дѣлѣ. Они удовольствовались общимъ одобреніемъ тѣхъ принциповъ, на основаніи которыхъ велась иностранная политика правительства.
   Хотя дѣло Донъ Начифико и доставило новое торжество министру, но торжество это было послѣднимъ въ управленіи лорда Пальмерстона министерствомъ иностранныхъ дѣлъ. Изъ краткаго обзора событій на предъидущихъ страницахъ -- ясно видно, что онъ проводилъ доктрину вмѣшательства дальше всѣхъ своихъ предшественниковъ. Не трудно также замѣтить, что въ 1848 году онъ отклонился отъ примѣненія тѣхъ принциповъ, на основаніи которыхъ онъ дѣйствовалъ въ прежніе года въ Бельгіи, Португаліи и Испаніи. Но, хотя въ 1848 году лордъ Пальмерстонъ воздержался отъ вмѣшательства въ иностранныя дѣла другихъ націй, онъ тѣмъ не менѣе почти одновременно рѣшился на защиту правъ британскихъ подданныхъ заграницею, съ энергіею, невыказанной до него ни однимъ министромъ. Употребляя его выраженіе: "Подобно тому какъ Римлянинъ въ древнія времена считалъ себя свободнымъ отъ всякаго оскорбленія, когда могъ сказать "Civis Romanus sum", такъ и британскій подданный, гдѣ бы онъ не находился, долженъ быть увѣренъ въ томъ, что бдительное око и сильная рука Англіи защититъ его отъ несправедливости и зла".
   Въ четыре слѣдующіе затѣмъ года вниманіе дипломатовъ было, главнымъ образомъ, направлено на событія, которыя предшествовали или вообще касались Крымской войны и которыя будетъ болѣе умѣстно разсмотрѣть въ слѣдующей главѣ. Прошло почти 10 лѣтъ прежде чѣмъ Европа была опять взволнована другимъ большимъ споромъ. Причины, собственно вызвавшія франко-австрійскую войну 1859 года еще не опредѣлены. Со времени Новарской побѣды, Франція смотрѣла съ едва скрываемымъ сожалѣніемъ на преобладаніе Австріи въ сѣверной Италіи. Но для нея не было видимаго основанія возстать противъ положенія вещей, которое она терпѣла впродолженіи 10 лѣтъ. Правда, нѣкоторые политики, неспособные открыть болѣе ясной причины къ войнѣ, полагаютъ, что сношенія съ тайными обществами, которыя имѣлъ Наполеонъ въ ранній періодъ своей жизни, имѣли прямую связь съ покушеніемъ на его жизнь Орсини въ 1858 году и косвенную съ итальянской войной 1859 года. Какія бы ни были основанія для подобныхъ подозрѣній, во всякомъ случаѣ очевидно, что съ конца 1858 года война стала неизбѣжной. Рѣчь, въ которой Наполеонъ, въ первый день 1859 года выразилъ австрійскому послу свое сожалѣніе по поводу того, что сношенія между двумя имперіями не были достаточно хороши, только разоблачила давно существовавшее намѣреніе. Съ этого момента Австрія начала сосредоточивать войска въ Ломбардіи; Франція ускорила свои приготовленія и оба государства приготовились къ новой борьбѣ въ Италіи. Но время этихъ событіи, управленіе было въ рукахъ втораго министерства лорда Дерби, когда онъ во второй разъ занималъ постъ перваго министра. Но почти въ тотъ самый моментъ, когда должна была вспыхнуть война, министерство потерпѣло пораженіе по поводу внесенія билля о реформѣ и распустило парламентъ. Первое значительное сраженіе этой войны произошло въ недѣлю собранія новаго парламента. Кризисъ на континентѣ оказалъ можетъ быть болѣе вліянія на судьбу министерства въ отечествѣ, чѣмъ паденіе правительства на политику страны заграницею. Вообще большинство думало, что лордъ Дерби и лордъ Мальмсберри, первый министръ и секретарь иностранныхъ дѣлъ -- противъ идей итальянскаго единства и что они во всякомъ случаѣ готовы къ дѣятельной поддержкѣ преобладанія Австріи, самой консервативной изъ континентальныхъ государствъ. Много времени прошло, пока узнали, что для подобныхъ предположеній не было никакого истиннаго основанія. Лордъ Мальмсберри дѣлалъ все что могъ, дѣйствуя и въ Парижѣ и въ Вѣнѣ, чтобы поддержать миръ; самое большее, что можно было сказать противъ него, это то, что онъ, по выраженію Times'а показалъ себя -- безпристрастно безпомощнымъ. Такимъ образомъ дѣятельность лорда Мальмсберри въ министерствѣ иностранныхъ дѣлъ никакимъ образомъ не оказала вліянія на результатъ, и паденіе правительства лорда Дерби, въ серединѣ кратковременной итальянской кампаніи, также не повліяло.
   Обѣ сражающіяся стороны однако были вскорѣ утомлены войной; Австрія, побѣжденная въ полѣ и угрожаемая возможностью безпорядковъ въ Венгріи, естественно желала мира; въ это же время Франція, страшась вмѣшательства другихъ державъ, являла выйти изъ борьбы, пока она не распространилась на другія части Европы. Вслѣдствіе этого, война, начатая въ маѣ, окончилась въ іюлѣ перемиріемъ и неожиданное прекращеніе военныхъ дѣйствій естественно съузило результаты кампаніи. До начала войны Наполеонъ намѣренъ былъ освободить Италію до Адріатики; теперь онъ былъ радъ, что ему удалось окончить войну присоединеніемъ Ломбардіи къ Шемонту. Австрійскіе эрцгерцоги должны были быть возстановлены въ Пармѣ, Моденѣ, Тосканѣ; итальянскія государства должны были образовать изъ себя конфедерацію съ папою во главѣ, на которую Австрія получала преобладающее вліяніе благодаря тому, что владѣла Венеціею.
   Когда условія сдѣлались извѣстны, лордъ Пальмерстонъ, въ послѣдній разъ въ жизни, оказалъ рѣшительное вліяніе на жизнь другихъ государствъ. Франція начала войну, чтобъ окончательно обезпечить независимость Италіи, и Англія, черезъ лорда Пальмерстона, высказала формальное порицаніе тѣхъ условій, на которыхъ война прекратилась, ибо ими не была ограждена независимость Италіи. Въ концѣ концовъ получился тотъ странный результатъ, что Франція взялась за оружіе изъ-за Италіи, а Англія стала главнымъ вождемъ итальянскаго дѣла. Англія протестовала противъ возстановленія герцоговъ въ ихъ правахъ; Англія поддерживала требованіе Тосканцевъ и Моденцевъ о присоединеніи ихъ къ Темонту и наконецъ Англія помогла Итальянцамъ избавиться отъ навязываемой имъ конфедераціи. Такимъ образомъ, Италія осталась болѣе обязанной Англіи, ненарушившей мира, чѣмъ Франціи, затѣявшей ради нея войну.
   Но, къ несчастію, событія итальянской кампаніи возбудили подозрѣнія, оказавшія серьезное вліяніе на англійскую политику. Лордъ Пальмерстонъ, недовольный условіями, на которыхъ Франція заключила миръ -- постарался возбудить недовѣріе къ императору; британскій народъ, напуганный быстротой, съ которой Франція перебросила свою армію черезъ Альпы, началъ опасаться агрессивныхъ дѣйствій съ ея стороны. Присоединеніе Савои къ Франціи конечно увеличило это недовѣріе, въ то время какъ слухи объ усиленіи французскаго флота возбуждали опасенія и, наконецъ, вызвали панику въ Англіи. Паника не была новостью въ Англіи; паникѣ 1859 года предшествовали паники 1847 и 1853 годовъ. Первая изъ этихъ пани къ окончилась паденіемъ Луи Филиппа; вторая англо-французскимъ сонмомъ въ Крымской войнѣ; третья оставила видимый слѣдъ въ добровольномъ войскѣ, навербованномъ для защиты Англіи. Здѣсь мѣсто указать на то, что недовѣріе къ Франціи, созданное въ 1859 году, конечно повліяло на иностранную политику при послѣдующемъ нарушеніи Европейскаго мира. Основаніе итальянскому единству обезпечено въ 1863 году.
   Герцогство Шлезвигъ-Гольштейнъ впродолженіи четырехъ столѣтій оставалось въ соединеніи съ датскимъ королевствомъ, но права датской короны на эту территорію были совершенно иныя чѣмъ тѣ, которыя существовали по отношенію къ остальной Даніи. Гольштейнъ въ особенности составлялъ часть Германіи и послѣ 1815 года король датскій, какъ герцогъ Гольштинскій -- считался членомъ германскаго союза. Среди рева революціи, раздававшагося въ Европѣ въ 1848 году, жители Гольштейна возстали противъ Датчанъ; къ Гольштинцамъ присоединились жители Шлезвига, а Пруссія выступила на защиту герцогствъ. Однако Пруссія вскорѣ уклонилась отъ участія въ войнѣ и Датчане, предоставленные собственнымъ силамъ, подавили возстаніе въ Шлезвигѣ. Посредствомъ конвенціи въ Ольмюцѣ Австрія и Пруссія рѣшили возстановить порядокъ въ Гольштейнѣ; въ 1852 году трактатомъ подписаннымъ въ Лондонѣ, нрава наслѣдованія какъ престоломъ Даніи, такъ и престоломъ герцогствъ, было установлено въ лицѣ принца Христіана датскаго, нынѣшняго короля Даніи.
   Это послѣднее дѣло устроилось съ большими затрудненіями. Британскій дворъ былъ недоволенъ лордомъ Пальмерстономъ за его желаніе сохранить неприкосновенность Даніи; возраженіе представленное самой королевой было на дѣлѣ опровергнуто.
   Но установленный такимъ образомъ порядокъ не поддержалъ мира; правда, герцога Аугустенбургскаго. заявлявшаго притязанія на престолъ герцогствъ, уговорили отказаться отъ своихъ правъ, по сынъ его сталъ оспаривать дѣйствительность этого отреченія. Послѣ восшествія Христіана VII на датскій престолъ въ 1868 году, сынъ его вступилъ въ Шлезвигъ и потребовалъ герцогскаго престола. Требованіе его было поддержано соединенными силами Австріи и Пруссіи и началась датская война.
   Во время этихъ событій, лордъ Нальмерстопъ занималъ постъ перваго министра, а лордъ Россель исполнялъ должность министра иностранныхъ дѣлъ. Оба министра, конечно, заботились объ охраненіи постановленій Лондонскаго трактата. На послѣдней недѣли сессіи 1863 года лордъ Пальмерстонъ высказалъ свое желаніе сохранить права Даніи. "Мы убѣждены, или по крайней мѣрѣ я убѣжденъ", говорилъ онъ, "что если будетъ сдѣлана рѣзкая попытка пренебречь этими правами и помѣшать этой независимости, то сдѣлавшіе эту попытку увидятъ, что имъ приходится вести борьбу не съ одной Даніей". Лордъ Россель непосредственно послѣ, выразился въ такой формѣ въ своихъ депешахъ, что вполнѣ поддержалъ впечатлѣніе, произведенное первымъ министромъ, т.-е., что нападеніе на Данію будетъ имѣть самыя серьезные послѣдствія. Господствующее мнѣніе по этому предмету то, что эти обѣщанія, данныя Датчанамъ вселили въ нихъ увѣренность въ себя и возбудили ихъ сопротивленіе. Однако, когда война дѣйствительно началась, Англія осталась въ сторонѣ; Данія обратилась, правда, къ Франціи съ просьбой помочь ей въ ея затруднительномъ положеніи, но императоръ уклонился отъ участія въ войнѣ. Англійское правительство побоялось участвовать въ борьбѣ, гдѣ Англіи пришлось бы быть одной противъ соединенныхъ силъ Пруссіи и Австріи, и оставалась пассивнымъ зрителемъ происходившей войны.
   Эти событія, однако, озарили новымъ свѣтомъ старую систему вмѣшательства. Англія имѣла такія же основанія вступиться за Данію, какъ и другія державы, подписавшія трактатъ 1852 года. Тѣмъ не менѣе всѣ считали, что она поступила низко, между тѣмъ какъ Франція и Россія выказали съ начала до конца достойную и твердую сдержанность. Это различіе произошло, очевидно, отъ того, что Англія употребила угрожающій тонъ, между тѣмъ какъ Франція отъ этого воздержалась. Лордъ Пальмерстонъ часто успѣшно дѣйствовалъ благодаря такому угрожающему тону; неудача этого средства въ 1863 году показала, что прибѣгать къ нему -- связано съ нѣкоторымъ рискомъ. Такимъ образомъ, къ концу карьеры лорда Пальмерстона общество увидѣло, какую опасность заключаетъ въ себѣ его любимая политика и получило новое основаніе, чтобы воздержаться отъ политики вмѣшательства. Легкая побѣда, одержанная въ Даніи австрійскими и прусскими соединенными силами, сопровождалась послѣдствіями, которыя навѣрно немногіе предвидѣли. Номинально Шлезвигъ-Голынтейнъ былъ завоеванъ для Германіи, но Пруссія выказывала мало охоты его покинуть. Вслѣдствіе этого между Пруссіею и Австріею возникло взаимное чувство раздраженія. Послѣдняя хотѣла передать герцогскія права Аугустенбургскому герцогу, притязанія котораго и были собственно причиной войны; Пруссія же рѣшила завладѣть Гольштейномъ для себя. Наконецъ, въ 1866 году, Австрія подала сигналъ къ началу враждебныхъ дѣйствій, убѣдивъ германскій союзъ назначить федеральную экзекуцію противъ Гольштейна. Тогда Пруссія внезапно рѣшилась уничтожить германскій союзъ и объявила войну Австріи; Италія воспользовалась случаемъ напасть на итальянскія владѣнія имперіи. Въ нѣсколько недѣль прусскіе баталіоны наводнили всю Германію, въ то время какъ ея главныя арміи, двинувшись въ Богемію, одержали рѣшительную побѣду при Садовой и заставили Австрію просить мира. Благодаря миру, заключенному въ Прагѣ, Австрія вышла изъ числа германскихъ государствъ и принуждена была возвратить Венецію; de facto благодаря этому миру вся сѣверная Германія была, присоединена къ Пруссіи, которая стала самымъ могущественнымъ изъ континентальныхъ государствъ.
   Такія рѣшительныя событія произвели глубокое впечатлѣніе и въ Англіи и во Франціи. Пруссія, получивъ высшій контроль надъ сѣверной Германіей, воспользовалась правами побѣдительницы, чтобы отнять у короля Ганноверскаго его наслѣдственныя владѣнія. Подобный фактъ, случись онъ тридцать лѣтъ раньше, непремѣнно возбудилъ бы войну съ Англіею; король Англіи былъ королемъ Ганновера, и англійскій народъ долженъ былъ быть неизбѣжно вовлеченъ въ борьбу, которая лишила ихъ монарха его континентальныхъ владѣній. Особенной удачей для Англіи было вошествіе на ея престолъ королевы. что, но необходимости, повело къ отдѣленію отъ нея Ганновера; слѣдуетъ также считать удачнымъ то, что принцъ вступившій на ганноверскій престолъ былъ самымъ непопулярнымъ изъ сыновей Георга III. Англійское общество мало привыкло интересоваться дѣлами монаха, который, какъ герцогъ Кумберландскій, пріобрѣлъ себѣ исключительную непопулярность; сочувствіе къ личнымъ несчастіямъ его безпомощнаго сына, изгнаннаго не но своей винѣ изъ своихъ наслѣдственныхъ владѣній, было смягчено мыслію, что присоединеніе Гапповера способствовало образованію единой Германіи. Во время короткой войны, давшей Пруссіи гегемонію въ сѣверной Германіи, въ Англіи произошелъ министерскій кризисъ. Семь лѣтъ раньше, событія франко-австрійской войны безъ сомнѣнія ускорили паденіе втораго министерства лорда Дерби. Австро-прусская война 1860 года не помѣшала образованію въ третій разъ министерства лорда Дерби. Всѣ понимали, что странѣ нѣтъ дѣла до событій происходившихъ въ Германіи, и что ни консерваторы, ни либералы не покусятся на вмѣшательство.
   Это чувство однако не раздѣлялось во Франціи; тамъ всегда думали, что военное могущество, выказанное Пруссіею, угрожаетъ независимости Франціи. Въ теченіи цѣлыхъ столѣтій Франція держалась политики ослабленія Германіи, посредствомъ ея раздробленія, и вдругъ короткая воина усилила Германію, сплотивъ ея части. Многіе изъ Французовъ порицали Наполеона за то, что онъ не оказалъ помощи Австріи; почти каждый Французъ предвидѣлъ, что Франціи и Германіи придется помѣриться силами. Въ 1870 году Наполеонъ поводомъ къ ссорѣ выставилъ кандидатуру Гогенцоллернскаго принца на испанскій престолъ; онъ дошелъ до того, что потребовалъ обѣщанія, что ни одинъ Гогенцоллернскій принцъ никогда не займетъ испанскаго престола. Когда условіе это было отвергнуто, онъ объявилъ войну. Событія этой войны памятны каждому изъ насъ. Въ нѣсколько недѣль Франція была рѣшительно побѣждена; ея императоръ взятъ въ плѣнъ; въ теченіи немногихъ мѣсяцевъ Парижъ былъ взятъ; миръ заключенъ съ французской республикой и Франція лишена двухъ провинцій -- Эльзаса и Лотарингіи, которыми она владѣла со времени Людовика XIV. Пока все это происходило, Англія держалась строгаго нейтралитета. Въ началѣ войны большинство Англичанъ считали Германію правою и сочувствовали ея затрудненіямъ; къ концу войны большинство Англичанъ находило образъ дѣйствій Нѣмцевъ слишкомъ суровымъ и сочувствовали несчастіямъ Франціи. Но кому бы они не сочувствовали будь то Франція, будь то Германія, они рѣшились воздержаться отъ вмѣшательства и предоставить сторонамъ рѣшеніе спора.
   Изложенное въ этой главѣ не достигнетъ цѣли, если читатель упуститъ изъ виду разницу между событіями описанными въ этой главѣ и тѣми, которыя составляютъ предметъ предъидущей. Скажемъ вкратцѣ, что до конца восемнадцатаго столѣтія, дипломаты были исключительно заняты охраненіемъ интересовъ династій, между тѣмъ, какъ въ девятнадцатомъ они главнымъ образомъ работали въ интересахъ народовъ. Эта разница была особенно замѣтна въ длинной главѣ Европейской исторіи, началомъ которой можно считать войну 1859 года, а концомъ войну 1870 года. Четыре войны, происходившія въ этотъ періодъ выработали задачи германской и итальянской національностей. Разъ люди запались кровопролитіемъ, то во всякомъ случаѣ будетъ нѣкоторымъ шагомъ впередъ, если они будутъ сражаться изъ-за національныхъ интересовъ, а не изъ-за интересовъ монарховъ.
   Написанное въ этой главѣ принесетъ столь же мало пользы, если изъ нея нельзя будетъ прослѣдить съ достаточной ясностью за постепеннымъ прогрессомъ британской иностранной политики съ 1815 года до настоящаго времени. Вкратцѣ можно отмѣтить слѣдующее: при Кастелре Англія допустила самодержцевъ Европы осуществить принципы Священнаго Союза; при Каннингѣ она запретила вмѣшательство самодержавія во внутреннія дѣла другихъ государствъ; при лордѣ Пальмерстонѣ она дѣятельно вмѣшивалась съ цѣлью поддержать дѣло конституціоннаго прогресса; въ послѣдніе тридцать лѣтъ она руководилась, по крайней мѣрѣ относительно Европы, политикой не вмѣшательства. Можно сказать, что нынѣшній министръ иностранныхъ дѣлъ въ одномъ отношеніи воскресилъ политику лорда Кастелре. Но лордъ Кастелре дѣйствовалъ въ то время, когда самодержавіе заковывало въ свои цѣпи народы Европы; нынѣшній министръ дѣйствуетъ, когда народы сбрасываютъ цѣпи, наложенныя на нихъ самовластіемъ.
   Въ теченіи того же самаго періода политическое равновѣсіе столько разъ перемѣщалось, что если бы ради него затѣяли войну, то она, всякому показалась бы неумѣстной. Старая фраза -- политическое равновѣсіе, не сходившая съ устъ нашихъ предковъ, на самомъ дѣлѣ означала, что по ихъ мнѣнію, политическое равновѣсіе должно склоняться противъ Франціи. Ходъ событій превратилъ Францію изъ врага въ союзника, и постепенно ослабилъ, быть можетъ еще ослабляетъ вліяніе Франціи за Европейскіе кабинеты. Франція, лишенная крѣпостей на западной границѣ, уже не имѣетъ тѣхъ данныхъ для наступательной войны, которыми она первоначально пользовалась. Быстрый ростъ населенія Великобританіи и болѣе медленный ростъ французскаго народа, измѣнили численное неравенство, составлявшее одно изъ главныхъ преимуществъ Наполеона въ началѣ столѣтія.
   

ГЛАВА III.
Политика Англіи по отношенію къ Америкѣ.

   Въ сочиненіи Де Токвиля "О демократіи въ Америкѣ" есть замѣчательное мѣсто, въ которомъ онъ разсматриваетъ возможныя послѣдствія усиленія Соединенныхъ Штатовъ на западѣ и Россіи на востокѣ. Этотъ спокойный мыслитель серьезно допустилъ предположеніе, что эти два гигантскія государства, постоянно расширяя свои огромныя территоріи, сдѣлаются въ концѣ-концовъ опасностью II угрозою для всѣхъ остальныхъ народовъ земного шара. Англичанинъ, читая это мѣсто, долженъ помнить, что Англія владѣетъ столь же обширной территоріей, какова территорія русской имперіи и что королева Англіи имѣетъ въ четыре раза болѣе подданныхъ, чѣмъ русскій царь. Но онъ также не долженъ упускать изъ виду, что опасности, могущія возникнуть вслѣдствіе роста русской территоріи или увеличенія благосостоянія Соединенныхъ Штатовъ, могутъ имѣть большее значеніе для разбросанныхъ владѣній Англіи, чѣмъ для такой страны какъ Франція.
   Конечно, не можетъ быть сомнѣнія въ томъ, что необыкновенныя завоеванія, сдѣланныя Англіею въ серединѣ восемнадцатаго столѣтія, подвергли британскую имперію новымъ опасностямъ и постепенно измѣнили иностранную политику Англіи. Пораженіе, попесенное французами въ Индіи отъ Клайва и Кута, также пораженіе Монткальма Вольфомъ при Квебекѣ -- сдѣлали Англію хозяйкой востока и дали ей Сѣверную Америку. Но результаты этихъ событій не были видны побѣдителямъ. Робость не была свойственна англійскому государственному человѣку восемнадцатаго столѣтія; но еслибы даже и было такъ, то и тогда самые боязливые государственные люди врядъ ли могли страшиться опасности для вновь пріобрѣтенныхъ владѣній Остъ-Индской Компаніи отъ отдаленной и неустроенной территоріи подчиненной скипетру русскаго царя. Великобританія, единственная владѣтельница Сѣверной Америки отъ арктическаго пояса до испанскихъ колоній -- Техаса и Мексики, не имѣла болѣе соперниковъ въ новомъ свѣтѣ. Окончательныя послѣдствія обширныхъ пріобрѣтеній, сдѣланныхъ такимъ путемъ Великобританіею -- стали ясны только 50 лѣтъ спустя. Тогда стало видно, что Франція и Англія, прекративъ соперничество, какъ на западѣ, такъ и на востокѣ -- лишились одной изъ главныхъ причинъ ихъ взаимной зависти; но также выяснилось, что открылись новые источники опасности для британской имперіи. Въ Америкѣ, Англіи приходилось начинать новую иностранную политику; въ Индіи она стала смотрѣть съ нѣкоторымъ опасеніемъ на наступательное движеніе Россіи къ ея сѣвернымъ границамъ. Въ новомъ свѣтѣ иностранная политика стала неизбѣжна съ той минуты, когда Георгъ III и его министры рѣшились признать независимость тридцати колоній, вовлеченныхъ въ революцію безуміемъ государственныхъ людей Англіи. Но, къ счастію для Соединенныхъ Штатовъ, министерство иностранныхъ дѣлъ никогда не примѣняло къ Америкѣ ту систему иностранной политики, какой оно руководствовалось въ Европѣ. Кобденъ не переставалъ распространяться о неустойчивости государственныхъ людей, считавшихъ необходимымъ вмѣшиваться ради британскихъ интересовъ во внутреннія дѣла Португаліи и Испаніи и которымъ никогда не приходило въ голову, вмѣшаться съ той же цѣлью во внутреннія дѣла великой американской республики. Тѣмъ не менѣе, по крайней мѣрѣ въ трехъ случаяхъ, между Англіею и Соединенными Штатами возникали недоразумѣнія, которыя почти привели къ войнѣ; для того, чтобъ очеркъ иностранной политики Англіи былъ полонъ, необходимо объ нихъ упомянуть.
   Первый и самый важный изъ этихъ споровъ возникъ благодаря континентальной политикѣ великаго Наполеона. Рѣшившись подчинить Англію, которую онъ считалъ своимъ самымъ настойчивымъ противникомъ, Наполеонъ направилъ свои усилія на ослабленіе англійской торговли. Его знаменитыми Берлинскимъ и Миланскимъ декретами Англія была объявлена въ состояніи блокады, всякія сношенія съ нею были запрещены и всякое имущество англійскаго происхожденія признано законнымъ призомъ. Эти распоряженія, конечно, остановили всякую торговлю съ Англіею. Англійское правительство отвѣтило репрессаліями -- запретило всякія торговыя сношенія съ Франціею и съ ея Европейскими владѣніями, которыя не будутъ происходить черезъ Англію. Политика воюющихъ безъ сомнѣнія отражалась на нейтральныхъ государствахъ, и Америка, торговля которой постоянно расширялась, была конечно недовольна системой, грозившей уничтоженіемъ ея торговли. Ея раздраженіе усилилось, благодаря политикѣ Англіи по другому поводу. Всѣ моряки, подданные короны, могли быть схвачены и принуждены служить на англійскихъ военныхъ судахъ; командиру англійскаго фрегата дано было право, остановивъ любое коммерческое судно, захватить и увезти англійскихъ моряковъ для королевской службы. Британскія военныя суда брали англійскихъ матросовъ не только служащихъ на англійскихъ судахъ, но розыскивали торговыя суда другихъ государствъ и захватывали находившихся на нихъ англійскихъ матросовъ. Не удивительно, что Американцы были недовольны такимъ образомъ дѣйствій и что рѣшеніе британскаго правительства отъ него не отказываться повело къ враждебнымъ дѣйствіямъ. Между двумя государствами загорѣлась война, продолжавшаяся два года, въ которой Англія не имѣла успѣха. Къ счастью она окончилась въ 1814 году трактатомъ въ Гентѣ {Немногіе трактаты имѣли такія важныя послѣдствія, какъ трактатъ, заключенный въ Гентѣ. Онъ остался въ памяти, какъ средство возстановленія мира между Америкой и Англіей". Но онъ также памятенъ потому, что еслибы онъ не былъ подписанъ, герцогъ Веллингтонъ отправился бы въ Америку, въ іюнѣ 1815 года, командовать англійской арміей. Посему, еслибы не было готскаго трактата, герцогъ не командовалъ бы въ 1815 году союзниками по Фландріи. Сраженіе при Ватерло вѣроятно бы не произошло и все теченіе европейской исторіи, вѣроятно, измѣнило бы направленіе.}, и миръ между Америкой и Англіею не прерывался и не грозилъ прерваться впродолженіи 25 лѣтъ.
   Однако въ теченіи всего періода причина раздора постоянно созрѣвала и ее не подумали устранить. Въ 1783 году Великобританія согласилась признать независимость Соединенныхъ Штатовъ; но съ 1783 по 1846 годъ англійское и американское правительства не пришли къ соглашенію касательно опредѣленія точной границы между владѣніями обоихъ государствъ. Коммиссары, назначенные сторонами для улаженія спора, не пришли ни къ какому согласному рѣшенію; прибѣгли къ третейскому суду иностраннаго государя -- и это не удалос!"; между тѣмъ увеличивающаяся численность населенія въ штатѣ Мэнъ на спорной границѣ, придавала все большую важность спору. Въ то время, какъ это столкновеніе все болѣе и болѣе обострялось, попытка британскаго министерства управлять Канадой черезъ посредство министерства колоній произвела въ Канадѣ возстаніе. Междоусобная война въ Канадѣ, конечно, не могла не создать усложненій на границѣ. Нѣсколько Американцевъ, сочувствовавшихъ канадцамъ зафрахтовали пароходъ "Каролину" и стали на немъ подвозить припасы отряду инсургентовъ, засѣвшихъ на небольшомъ лѣсистомъ островѣ на Ніагарѣ, немного выше водопада. Такой фактъ въ высшей степени повліялъ на возбужденіе общественнаго мнѣнія въ Соединенныхъ Штатахъ и война не вспыхнула только благодаря примиряющему образу дѣйствія американскихъ властей. Случай съ "Каролиной", однако, этимъ не кончился. Нѣсколько лѣтъ позже, житель Канады, но имени М'Леодъ, во время своего пребыванія въ штатѣ Нью-Іоркъ, безразсудно похвастался, что онъ принималъ участіе въ нападеніи на "Каролинѣ", Онъ былъ арестованъ властями штата и подвергнутъ суду за убійство американскаго гражданина, умершаго при этомъ нападеніи. Извѣстіе объ его арестѣ возбудило въ Англіи болѣе волненія, чѣмъ сожженіе "Каролины" произвело въ Америкѣ. Лордъ Пальмерстонъ, въ качествѣ министра иностранныхъ дѣлъ, заявилъ, что обвиненіе М'Леода будетъ имѣть результатомъ войну и войну немедленную. Но лордъ Пальмерстонъ, дѣлая это заявленіе, въ то же время долженъ былъ признать то, что онъ до тѣхъ поръ старательно отрицалъ -- что уничтоженіе "Каролины" было національнымъ актомъ, за который Англія была отвѣтственна, а не частнымъ дѣйствіемъ отдѣльнаго лица, за которое она бы не отвѣчала. Оправданіе М'Леода уничтожило поводъ къ войнѣ, но признаніе лорда Пальмерстона дало американскому правительству новый поводъ къ неудовольствію. Одно столкновеніе рѣдко не влечетъ за собой другаго; вскорѣ къ первоначальной ссорѣ присоединился третій спорный вопросъ. Англія, для уничтоженія торговли рабами, держала обширныя морскія силы на западномъ берегу Африки; ей удалось добиться отъ другихъ государствъ, чтобы они дали полномочіе своимъ крейсерамъ отыскивать подозрительныя суда подъ разными флагами съ грузомъ рабовъ. Соединенные Штаты отказались отъ участія въ этихъ трактатахъ и съ обѣихъ сторонъ было отвергнуто право взаимнаго осмотра. Вскорѣ, однако, торговцы рабами другихъ національностей увидѣли, что можно избѣгнуть неудобствъ обыска, плавая подъ американскимъ флагомъ; а такъ какъ таковой можно было пріобрѣсти за нѣсколько шиллинговъ -- они свободно начали прибѣгать къ этому сродству. Офицеры британской эскадры, усилія которыхъ пропали благодаря этой хитрости, прибѣгли къ другому средству; они объявили, что хотя не имѣютъ права обыскивать американское судно, по считаютъ себя вправѣ посѣщать суда подъ американскимъ флагомъ, чтобы удостовѣриться, дѣйствительно ли это американскія суда. Это притязаніе подлило масла въ пылающую ссору; американское правительство заявило о невозможности отличить право посѣщенія отъ права осмотра. Лордъ Пальмерстонъ твердо поддерживалъ мнѣніе англійскихъ офицеровъ и, когда въ 1841 году министерство Мельбурна вышло въ отставку, оба правительства еще продолжали по этому поводу переписку, которая становилась все жарче.
   Въ предъидущей главѣ мы уже упомянули о томъ славномъ участіи, какое принималъ лордъ Абердинъ въ дѣлѣ возстановленія хорошихъ отношеній между Франціею и Англіею. Онъ заслуживаетъ такой же похвалы за успѣшныя усилія, сдѣланныя имъ, чтобы устранить причины недоразумѣнія между Соединенными Штатами и нашимъ отечествомъ. Лордъ Ашбертонъ былъ посланъ въ Америку съ полномочіями для улаженія этихъ споровъ; ему удалось разрѣшить три вопроса, имѣвшіе, повидимому, наибольшую важность. Вопросъ о пограничной чертѣ штата Мэнъ былъ рѣшенъ полюбовно; право посѣщенія было отвергнуто и лордъ Ашбертонъ имѣлъ здравый смыслъ выразить свое сожалѣніе по поводу того, что обстоятельства повели, вслѣдствіе захвата "Каролины", къ нарушенію неприкосновенности территоріи Соединенныхъ Штатовъ. Не смотря на неудовольствіе и старанія лорда Пальмерстона, британское министерство, британское законодательство и британскій народъ одобрительно отнеслись къ примиряющему топу, къ которому прибѣгъ лордъ Лшбертонъ, и миръ между Соединенными Штатами и Лигліею былъ, повидимому, крѣпко установленъ.
   Къ несчастью бываетъ легче нарушить миръ, чѣмъ его возстановить. Всѣ уступки, сдѣланныя взаимно британскимъ и американскимъ правительствами, оказались недостаточно крупными для смягченія взаимнаго раздраженія этихъ націй. Лордъ Ашбертонъ успѣлъ прекратить споръ, длившійся 60 лѣтъ и опредѣлить пограничную черту обоихъ государствъ на востокѣ. Но едва былъ улаженъ споръ о границѣ штата Мэнъ, какъ поднятъ былъ болѣе важный вопросъ касательно западной границы между штатами и колоніею. Первоначально номинальныя владѣнія испанской короны граничили съ русской территоріею на берегахъ Тихаго океана, въ Сѣверной Америкѣ. Но въ послѣднее время Испанія не заявляла нравъ на всю прибрежную полосу отъ 42-й до 54-й параллели сѣверной широты. Всю эту огромную территорію оспаривали другъ у друга Англія и Соединенные Штаты; въ 1818 году оба государства пришли къ соглашенію, возобновлявшемуся изъ года въ годъ, объ общемъ владѣніи. Самая важная часть территоріи былъ обширный бассейнъ рѣки Колумбіи и эта часть сдѣлалась главнымъ объектомъ ссоры. Англичане предложили уладить споръ проведеніемъ пограничной черты вдоль 49-й параллели къ рѣкѣ Колумбіи и внизъ по теченію этой рѣки до Тихаго океана; Американцы, напротивъ, желали разрѣшить споръ, сдѣлавъ 49-ю параллель границею обоихъ государствъ. Въ итогѣ 49-я параллель была сдѣлана границею на материкѣ; но весь большой островъ Ванкуверъ, который дѣлится параллелью почти пополамъ, былъ уступленъ Великобританіи {Такое рѣшеніе вопроса въ свою очередь повело къ новому спору касательно опредѣленія границы въ проливѣ между материкомъ и островомъ Ванкуверъ. Этотъ споръ былъ окончательно рѣшенъ третейскимъ судомъ, при заключеніи Вашингтонскаго трактата.}. И къ этому соглашенію пришли только тогда, когда война между Англіею и Соединенными Штатами казалась неизбѣжной. Первый министръ и секретарь иностранныхъ дѣлъ, члены самаго миролюбиваго кабинета нынѣшняго столѣтія, открыто заявили въ парламентѣ, что война весьма -- вѣроятный исходъ, и враждебное столкновеніе было избѣгнуто только благодаря самому миролюбивому образу дѣйствій. Съ улаженія "Орегонскаго" спора въ 1846 году и до междоусобной американской войны, между двумя государствами по возникало ни одного серьезнаго недоразуменія. Факты, полученные въ результатѣ американской междоусобной войны еще такъ свѣжи, что нѣтъ надобности разсматривать ихъ въ подробностяхъ. Бойна естественно создала много трудно устранимыхъ усложненій. Самая промышленная часть населенія Соединеннаго Королевства находилась въ зависимости отъ западныхъ штатовъ Америки относительно сыраго матеріала, необходимаго для его дѣятельности. Блокада западныхъ гаваней остановила подвозъ хлопчатой бумаги; милліонное населеніе, вслѣдствіе этого, испытало всѣ ужасы голода. Такое страшное несчастіе естественно возбудило глубокое чувство во всей Великобританіи; сѣверъ, воюя съ югомъ, наносилъ ущербъ Англіи; интересы Англіи, какъ думали очень многіе, требовали политики вмѣшательства. Чтобы сдѣлать это чувство болѣе общимъ, были приняты мѣры и въ Америкѣ, и въ Англіи. Въ Америкѣ союзное правительство рѣшило послать въ Европу двухъ лицъ Массона и Слайдля, въ качествѣ неоффиціальныхъ представителей своихъ интересовъ въ Парижѣ и въ Лондонѣ. Въ Англіи агентамъ союзнаго правительства удалось купить нѣсколько быстрыхъ пароходовъ, годныхъ для крейсерскаго вооруженія, для захвата американскихъ купцовъ. Каждое изъ этихъ предпріятій едва не вызвало войны. Офицеръ союзнаго правительства, капитанъ Вильксъ, остановилъ англійскій почтовый пароходъ, на которомъ Массонъ и Сляйдль отправлялись въ Европу и захватилъ ихъ съ собой. ни одинъ народъ не пропустилъ бы такого факта незамѣченнымъ; британское министерство потребовало немедленнаго освобожденія арестованныхъ лицъ и подкрѣпило свое требованіе отправкой войскъ въ Канаду. Къ счастью эти военныя приготовленія оказались ненужными. Правительство Соединенныхъ Штатовъ выразило формальное порицаніе образу дѣйствій своего офицера и освободило плѣнныхъ; оскорбленіе, которое одно время, казалось, будетъ имѣть серьезныя послѣдствія, было забыто.
   И для Соединенныхъ Штатовъ, и для Англіи было бы хорошо, если бы и другое затрудненіе, возникшее изъ американской междоусобной войны, кончилось также удачно. Союзное правительство въ своемъ благородномъ стремленіи обезпечить западные штаты, естественно старалось всякими способами парализировать торговлю непріятелей. Въ Англіи были многіе, желавшіе ему успѣха; были также многіе готовые снабдить товаромъ покупателя съ деньгами или съ кредитомъ. Ни въ какой другой странѣ не строили судовъ съ такой легкостью, быстротой или дешевизной. Крупный англійскій судостроитель взялся построить быстроходный крейсеръ для союзнаго правительства. Но это вскорѣ возбудило подозрѣніе и министръ Соединенныхъ Штатовъ оффиціально потребовалъ отъ англійскаго правительства его задержанія. Англійское правительство поручило разборъ этаго дѣла юристамъ; одинъ изъ нихъ, королевскій адвокатъ оказался серьезно больнымъ и дѣло, по которому нужно было дать скорый отвѣтъ, затянулось. Въ это время, пользуясь задержкой, судно ушло въ пробный рейсъ -- едва ли нужно прибавлять, что оно никогда не вернулось обратно изъ этого пробнаго рейса. Получивъ среди океана орудія, припасы, вооруженіе и имя, оно ушло въ крейсерство, которое сдѣлало его ужасомъ американскихъ купцовъ и доставило ему славу или извѣстность во всѣхъ пунктахъ земнаго шара.
   Нѣтъ сомнѣнія, что многіе Англичане сочувствовали дѣяніямъ Алабамы и искренне желали ей успѣха. Они едва ли предвидѣли какимъ образомъ крейсеръ закончитъ свое плавапіе. Правительство Соединенныхъ Штатовъ возложило на Англію отвѣтственность за потери, понесенныя ихъ коммерческимъ флотомъ; послѣ окончанія войны между обоими государствами возникла но этому поводу продолжительная переписка. Послѣдующіе британскіе министры иностранныхъ дѣлъ, чтобы доказать, что британское правительство приняло всевозможныя предосторожности для предупрежденія нарушенія закона,-- писали длинныя, остроумныя и какъ думали ихъ почитатели -- убѣдительныя депеши. Всѣ ихъ аргументы не могли обойти тотъ непріятный фактъ, что Алабамѣ дозволили плаваніе, между тѣмъ, какъ этого не слѣдовало дѣлать. Наконецъ одинъ либеральный министръ пришелъ къ заключенію, что по слѣдуетъ продолжать споръ столь возбудительнаго свойства. Вашингтонскимъ трактатомъ было рѣшено, что жалоба Соединенныхъ Штатовъ будетъ передана рѣшенію третейскаго суда. Въ этомъ знаменитомъ трактатѣ Англія выражаетъ сожалѣніе по поводу того, что Алабамѣ и другимъ судамъ, вредившимъ американской торговлѣ, дозволено было выйти изъ англійскихъ портовъ. Имъ установлены были три новыхъ правила, по которымъ стороны согласились, чтобы нейтральныя державы препятствовали снаряженію и отправкѣ изъ своихъ гаваней вооруженныхъ крейсеровъ и не дозволяли ни одному изъ воюющихъ пользоваться нейтральными водами, какъ операціоннымъ базисомъ противъ другаго воюющаго. Было также рѣшено, что разборъ дѣла Алабамы будетъ переданъ пяти судьямъ, обязаннымъ въ своемъ приговорѣ руководиться вновь выработанными правилами и вмѣстѣ съ тѣмъ было обращено вниманіе на устраненіе другихъ недоразумѣній, возникшихъ между обоими государствами. Судьи, которымъ порученъ былъ разборъ дѣла, вынесли рѣшеніе противъ Англіи, которую присудили заплатить Соединеннымъ Штатамъ 3.000,000 фун. стер. за убытки. Деньги были внесены тотчасъ же; это было сдѣлано безъ усилій благодаря безпримѣрно цвѣтущему положенію страны въ то время; все-таки надо сознаться, что несчастныя отсрочки 1863 года обошлись Англіи въ 3.000,000 фун. стерлинговъ.
   Такое разрѣшеніе спора было встрѣчено въ странѣ различно. Многимъ исправилось, что образъ дѣйствій Англіи судятъ на основаніи правилъ, сочиненныхъ ex post facto для этой цѣли, они охотнѣе дали бы свою санкцію если бы пришлось отдать 3.000,000 фун. стер. и остаться не оправданными, чѣмъ отдать 3.000,000 фун. за оправданіе. Это чувство къ несчастью еще усилилось, вслѣдствіе образа дѣйствій комиссаровъ, назначенныхъ для заключенія Вашингтонскаго трактата. Комиссары, стремясь заключить трактатъ, недостаточно взвѣсили значеніе своихъ выраженій и тѣмъ дали возможность Соединеннымъ Штатамъ утверждать, что англійское правительство признало себя отвѣтственнымъ не только за прямые убытки, понесенные купцами, но и за косвенный ущербъ, принесенный ихъ торговлѣ усилившимся числомъ требованій страховщиковъ страховой преміи. Но хотя большая часть страны не одобряла трактата и вытекавшей изъ него арбитраціи, еще большая партія относилась съ горячимъ одобреніемъ къ такому обороту дѣла. Готовность сознаться въ несправедливости и желаніе ее загладить казались этой партіи хорошей и новой чертой въ иностранной политикѣ Англіи; первое успѣшное разрѣшеніе столь важнаго между народнаго спора третейскимъ судомъ казалось открывало новые способы къ сохраненію всеобщаго мира.
   Со времени этихъ событій не возбуждалось ни одного серьезнаго вопроса, который могъ бы нарушить такъ удачно установившуюся гармонію между двумя государствами Атлантическаго океана, говорящими по-англійски. Оба они постоянно усиливаются въ отношеніи своего значенія и вліянія. Королева Англіи царствуетъ надъ владѣніями, столь же обширными какъ и Русская Имперія и въ четыре раза болѣе населенными. Президентъ Соединенныхъ Штатовъ -- глава самого цвѣтущаго и развитаго общества на земномъ шарѣ. Благосостояніе и энергія жителей Соединенныхъ Штатовъ, по мнѣнію нѣкоторыхъ, угрожаютъ торговому первенству Англіи. Но ни зависть торговлѣ, ни другія предшествующія столкновенія не нарушаютъ добраго согласія, установившагося между двумя націями. Съ каждымъ годомъ оба народа все болѣе и болѣе сближаются. Дрожаніе электрическаго кабеля, сообщающаго одному народу мысли другаго; паровой флотъ, который пересѣкаетъ океанъ съ необыкновенной точностью, едва нарушаемой приливами, создали между обѣими странами взаимную зависимость. Хлопчатобумажные фабриканты сѣверной Англіи, получающіе сырье изъ западныхъ Штатовъ; торговое сословіе обоихъ народовъ, которое постоянно другъ съ другомъ сообщается -- нее это заинтересовано въ сохраненіи мира. Тамъ, гдѣ народы желаютъ мира, дипломатіи обыкновенно удается уладить всякое затрудненіе, не прибѣгая къ войнѣ.
   

ГЛАВА IV.
Политика Англіи по отношенію къ Россіи.

   Счастливымъ днемъ будетъ для Англіи тотъ день, когда ея государственные люди, съ такимъ же удовольствіемъ будутъ смотрѣть на востокъ, съ какимъ они нынѣ любуются западомъ. Къ несчастью, если заходящее солнце благопріятно, восходящее свѣтило еще пылаетъ возможностью опасности. На западѣ и государственные люди, и народъ, понявъ общность интересовъ, хранятъ миръ. На востокѣ, государственные люди и народъ, опасаясь возможнаго соперничества, относятся другъ къ другу подозрительно и не ловко. Необыкновенное завоеваніе Индіи въ половинѣ XVIII столѣтія имѣло для Англіи два крупныхъ послѣдствія. Благодаря ему исчезла послѣдняя причина серьезной вражды между Франціею и Англіею, но за то открытъ былъ путь для будущихъ столкновеній Англіи съ Россіею. Могущественная сѣверная держава, постоянно распространявшая свои владѣнія, казалось грозила захватить самый Индостанъ; иностранные политики предвидѣли борьбу въ самомъ сердцѣ Средней Азіи, для разрѣшенія спора о первенствѣ на востокѣ.
   Опасеніе, которое всѣ чувствовали при наступательномъ движеніи Россіи, основывалось частью на дѣйствительности, частью на ошибкѣ. Ошибка произошла благодаря всеобщему незнанію географическаго положенія Средней Азіи. Эту ошибку исправилъ одинъ англійскій государственный дѣятель, догадавшійся посовѣтывать своимъ согражданамъ изучать карты большаго масштаба. Но такія карты къ несчастью очень рѣдки, и англійскій гражданинъ по этому принужденъ довольствоваться картами, дающими ему неполное понятіе о тѣхъ огромныхъ пространствахъ, которыя должна пройти Россія, прежде чѣмъ она достигнетъ индійскихъ владѣній, или о природѣ пустынь, препятствующихъ ея движенію. Но кромѣ этого преобладающаго ложнаго пониманія вещей, есть справедливый фактъ, возбуждающій и объясняющій страхъ, при наступательномъ движеніи Россіи. Русская Имперія -- единственное большое государство, не имѣющее въ своей исключительной власти, буквально, ни одного выхода къ морю. Бѣлое море открыто для мореплаванія только въ извѣстное время года; торговля Балтійскаго моря ведется черезъ узкій проливъ или Зундъ; а всякое судно, выходящее изъ Чернаго моря, должно пройти подъ орудіями Константинополя. Но эти три ненадежные и затруднительные прохода суть собственно единственные пути для торговли осьмидесяти-милліоннаго народа {Авторъ нѣсколько ошибается, ибо населеніе Россіи простирается нынѣ до ста слишкомъ милліоновъ.}. Никакой другой народъ на земномъ тарѣ не потерпѣлъ бы. какъ Россія, такого положенія вещей. Подобію тому, какъ всякая рѣка направляется къ океану, такъ всякій великій народъ стремится къ своему естественному выходу -- къ морю. Можно дать направленіе этому стремленію, точно также какъ можно измѣнить теченіе рѣки; но остановить это стремленіе также трудно, какъ трудно остановить теченіе рѣки.
   Всякій Англичанинъ сознается, что онъ никогда не допустилъ бы, если бы дѣло касалось Англіи, того положенія, какое осуждена занимать Россія. Поэтому всякій Англичанинъ, заключающій о желаніяхъ другихъ народовъ по своимъ собственнымъ взглядамъ, имѣетъ основаніе предполагать, что Россія будетъ продолжать наступательное движеніе, пока не достигнетъ океана. Средиземное море, Персидскій заливъ, Тихій океанъ -- вотъ конечные пункты ея постояннаго движенія. Если она успѣшно будетъ дѣйствовать въ этихъ двухъ направленіяхъ, то сдѣлается какъ на западѣ, такъ и на востокѣ сосѣдкой Британской Имперіи въ Индіи; если ей повезетъ и въ третьемъ направленіи, то она станетъ сторожемъ на пути сообщенія между Великобританіею и Лидіею. Такимъ образомъ британской гегемоніи на востокѣ угрожаетъ наступательное движеніе Русской Имперіи и это убѣжденіе на столько усилилось, что стало преобладающимъ въ иностранной политикѣ Англіи на послѣдніе сорокъ лѣтъ.
   Конечно будетъ большой ошибкой предполагать, что вся англійская нація убѣждена въ томъ, что движеніе Россіи угрожаетъ Великобританіи и должно быть остановлено. Напротивъ, двѣ части англійскаго общества въ теченіи долгихъ лѣтъ держались совершенно противуположныхъ мнѣній относительно этого предмета. Одна часть смотрѣла на движеніе Россіи какъ на извѣстную опасность; по другая часть привѣтствовала это движеніе, какъ могущее принести пользу. Какъ ни плохо русское правительство во многихъ отношеніяхъ, думали они. по оно безконечно выше тѣхъ дикихъ племенъ, которыя оно постепенно поглощаетъ. Они указывали на то, что вмѣстѣ съ знаменами Россіи туда проникнетъ грубая и не совершенная цивилизація; что побѣды Россіи вызовутъ первобытную, по постепенно возрастающую торговлю; что въ результатѣ ея завоеваній получится прогрессъ, правда медленный, по несомнѣнный. Они заявляютъ, что необходимо замѣнить неустройство азіатскаго народа организованнымъ строемъ Европейской державы; что англійское правительство можетъ съ удовольствіемъ провидѣть то время, когда границы русской и британской имперій встрѣтятся въ верховьяхъ Инда или въ ущельяхъ Гиндуку. Но такого мнѣнія, какъ мы замѣтили выше, держится только меньшинство англійскаго общества и еще меньшее число англійскихъ государственныхъ людей. Масса общества и большинство политическихъ дѣятелей пришли къ совершенно иному заключенію и смотрятъ на приближеніе Россіи, какъ на опасность, которую нужно остановить во что бы-то ни стало. Но ихъ мнѣнію, существуетъ логическій способъ остановить это движеніе. Турки еще стоятъ лагеремъ на богатыхъ территоріяхъ Европы и Азіи, доставшихся имъ отъ несчастныхъ наслѣдниковъ второй Римской имперіи, благодаря доблести ихъ предковъ. Во всякомъ случаѣ Россія можетъ приблизиться къ Средиземному морю только покоривъ Турокъ; разъ Турки будутъ чувствовать себя въ безопасности въ своихъ владѣніяхъ, Русскимъ нельзя будетъ двигаться впередъ. Вотъ почему, положеніе Турціи, въ теченіи большей части настоящаго столѣтія, было любимымъ предметомъ наблюденія для англійскихъ политиковъ. Это. былъ шарикъ, на которомъ вертѣлась иностранная политика Англіи. Многіе Англичане въ настоящее время думаютъ, что гегемонія Великобританіи на востокѣ можетъ быть сохранена только подъ тѣмъ ужаснымъ условіемъ, что Турки останутся въ Константинополѣ {Гиббонъ замѣчаетъ, что "въ одиннадцатомъ столѣтіи невѣжественные люди были увѣрены въ существованіи конной статуи на плоскогорій Тавра съ тайно начертанной пророческой надписью о томъ, какъ Русскіе, подъ конецъ овладѣютъ Константинополемъ", онъ прибавляетъ, что нынѣшнее поколѣніе еще можетъ увидитъ исполненіе предсказанія рѣдкаго, смыслъ коего ясенъ, а время совершенія неизвѣстно (History of Decline and Fall, vol. X, p. 233). Прошло столѣтіе съ того времени, когда написаны эти слова, и знаменитое пророчество, коего исполненіе ожидало каждое поколѣніе, до сей норы остается неисполненнымъ.}. Это мнѣніе повело къ странной аномаліи. Всѣ согласны съ тѣмъ, что турецкое правительство худшее въ Европѣ. Власть въ рукахъ меньшинства, нашедшаго убѣжище среди большинства, чуждаго ему по происхожденію, языку и религіи. Народы, подчиненные такимъ образомъ господствующему сословію, постоянно въ заговорѣ противъ своихъ господъ; въ своей борьбѣ за независимость они обращаются къ западнымъ державамъ съ надеждой на матеріальную помощь; по большей части это обращеніе бываетъ тщетнымъ. Англія, которая почти во всѣхъ частяхъ Европы сочувствовала и помогала борющимся національностямъ, отказывается отъ всякой какъ матеріальной, такъ и нравственной помощи борющимся народамъ востока Европы. Она думаетъ, что если славянскія народности Турціи достигнутъ самостоятельности, то Россія, какъ государство одноплеменное, будетъ оказывать преобладающее вліяніе на ихъ политику. Неустроенное положеніе Греціи, даже если расширить ея территорію, даетъ ей основаніе заключать, что Греки никогда не будутъ на столько сильны, чтобы могли замѣнить Турокъ; поэтому ея собственный интересъ, повидимому, въ поддержаніи неизмѣнности существованія оттоманской державы; ея государственные люди, въ другихъ частяхъ Европы поддерживающіе обыкновенно подавленныя народности,-- напротивъ склонны къ поддержанію военнаго меньшинства въ Европейской Турціи.
   Въ Англіи, конечно, всегда были и есть государственные люди, стоящіе за совершенно иную политику. Они не вѣрятъ въ то, что истинный интересъ Англіи можетъ быть въ зависимости отъ сохраненія дурнаго правительства въ прекрасной странѣ, правительства, при которомъ, какъ замѣчаетъ Кобденъ, впродолженіи 300 лѣтъ турецкими руками не было создано ни одного канала или судоходнаго сообщенія хотя бы въ милю длиной; они отказались вѣрить, чтобъ самоуправленіе, оказавшееся повсюду самымъ выгоднымъ учителемъ -- было безсильно на востокѣ Европы и возстали противъ поддержанія жестокой тираніи ради собственнаго усиленія на Средиземномъ морѣ. Во всякомъ случаѣ ихъ мнѣнія только въ одномъ случаѣ встрѣтили сочувствіе большинства народа; избиратели въ 1880 году рѣшили оставить старую систему иностранной политики, сдѣлавшую сохраненіе цѣлости Оттоманской Имперіи задачей дипломатіи. Очень не многіе, конечно, думали о томъ предубѣжденіи, съ которымъ отнеслись бы ихъ предки къ союзу съ Турками. Такъ, Францискъ I, по необходимости принужденъ былъ заключить союзъ съ Турціею. Кардиналъ Поль (Pole) {При Маріи Кровавой.} смотрѣлъ на союзъ съ магометанами, какъ на средство уничтожить ереси, которыя въ его глазахъ были гораздо ужаснѣе, чѣмъ само магометанство. Но это были отдѣльные случаи; къ нимъ всегда относились съ отвращеніемъ и они никогда не получали всеобщаго одобренія. Полтораста лѣтъ послѣ опыта кардинала Поль, когда Людовикъ XIV захотѣлъ повторить то, что сдѣлалъ Францискъ I "весь цивилизованный міръ", говоря выразительнымъ языкомъ современнаго государственнаго человѣка, "пришелъ въ негодованіе отъ этого недостойнаго и неестественнаго союза". Долгое время послѣ Людовика XIV ни одинъ англійскій государственный человѣкъ не посмѣлъ бы предложить союза съ Турками: на нихъ смотрѣли еще какъ на враговъ христіанства.
   Но уже совершились событія, требовавшія совершенно иной политики. Въ началѣ XVIII столѣтія, Россія побѣдительница при Полтавѣ, получила безспорное преобладаніе въ сѣверной Европѣ. Во второй половинѣ XVIII столѣтія Клайвъ, побѣдитель при Плассэ положилъ основаніе британскому могуществу въ Индостанѣ. Въ 1774 году миромъ въ Кайнарджи управленіе Крымомъ было перенесено изъ Константинополя въ Петербургъ, а жители Молдавіи и Валахіи, также какъ и православная церковь, которая должна была быть воздвигнута въ Константинополѣ, поставлены были подъ непосредственный протекторатъ Россіи. Въ 1783 году Крымъ былъ формально присоединенъ къ Россіи. Восемь лѣтъ позже, Питтъ, напуганный движеніемъ Россіи на востокъ, а въ особенности взятіемъ Очакова, предложилъ послать помощь Турціи. Хотя въ 1791 году, когда Питтъ сдѣлалъ свое знаменитое предложеніе, онъ былъ въ апогеѣ своего могущества, между тѣмъ какъ виги, руководимые Бёркомъ и Фоксомъ, были въ безсильномъ меньшинствѣ, по имъ удалось съ помощью подавляющаго краснорѣчія Бёрка и искусства лорда Грея, который тогда именно начиналъ свою парламентскую карьеру,-- принудить министра взять обратно свой проектъ. Бёркъ заявилъ, что "любое христіанское государство достойно большаго предпочтенія, чѣмъ эти дикари-разрушители -- Турки"; нижняя палата и государство такимъ образомъ должны были довольствоваться спокойнымъ наблюденіемъ за постепеннымъ паденіемъ Турціи и съ одинаковымъ спокойствіемъ смотрѣть на постепенное поглощеніе Россіею турецкой территоріи. Въ 1792 году миръ въ Лесахъ подвинулъ русскую границу къ Днѣстру.
   Ураганъ, который непосредственно за этимъ пронесся надъ Европой, отвлекъ вниманіе отъ востока. Англія, принужденная бороться съ Франціею, сдѣлалась союзницею Россіи и, болѣе чѣмъ цѣлое поколѣніе, почти не обращала вниманія на движеніе Россіи къ востоку. Между тѣмъ Россія продолжала подвигаться, и въ 1812 году мирный трактатъ въ Бухарестѣ расширилъ ея предѣлы до Прута.
   До сихъ поръ движеніе Россіи не встрѣчало помѣхи со стороны Англіи. Неудача Питта въ 1791 году была еще свѣжа въ памяти политиковъ, и ни одинъ государственный человѣкъ Англіи не рискнулъ бы предложить хоть одинъ фрегатъ или шиллингъ въ помощь Турціи противъ Россіи. Въ 1821 году новый рядъ событій началъ грозить распаденіемъ турецкой имперіи. Въ Греціи вспыхнуло возстаніе и жители Молдавіи и Валахіи возстали противъ Турціи. Эти событія вызвали, а быть можетъ вынудили, Турокъ прибѣгнуть къ исключительнымъ мѣрамъ; въ результатѣ Турція подчинила инсургентовъ и подавила возстаніе съ безжалостной жестокостью. Не смотря на трактатъ въ Кайнарджи, княжества Валахія и Молдавія были заняты турецкими войсками; греческія церкви въ Константинополѣ были разрушены и греческій патріархъ повѣшенъ. Дарданелльскій проливъ былъ закрытъ съ явнымъ вредомъ для русскаго коммерческаго движенія, и торговля Одессы должна была прекратиться. Вслѣдствіе такого положенія вещей, государственнымъ людямъ Англіи пришлось сосредоточить свое вниманіе на двухъ важныхъ обстоятельствахъ. Греческое возстаніе, бывшее первоначальной причиной волненій, продолжало поглощать силы Оттоманской имперіи, по мѣры, принятыя Портой для подавленія возстанія, вызвали болѣе серьезную опасность: ими нарушены были трактаты, заключенные съ Россіей и они грозили уничтожить русскую торговлю. На относительную важность этихъ двухъ вопросовъ смотрѣли совершенно различно въ Лондонѣ и С.-Петербургѣ. Въ Лондонѣ Каннингъ сочувствовалъ Грекамъ и ихъ борьбѣ за независимость; но онъ недовѣрчиво относился къ жалобамъ русскаго правительства на Порту. Онъ думалъ -- какъ думали многіе изъ слѣдовавшихъ за нимъ, что Россія пользуется греческимъ возстаніемъ съ цѣлью усиленія своего вліянія въ Европейской Турціи и пришелъ къ тому заключенію, что инсургенты сознательно или безсознательно, по играютъ въ руку Русскимъ. Подъ впечатлѣніемъ такого взгляда онъ старался остановить возстаніе и взялъ на себя посредничество между С.-Петербургомъ и Портою. Но дѣйствительные взгляды императора Александра весьма отличались отъ взглядовъ приписываемыхъ ему Каннингомъ. Будучи душою Священнаго Союза, онъ ненавидѣлъ греческое возстаніе, какъ и всякое другое, гдѣ бы оно не происходило. Въ переговорахъ, которые онъ велъ съ Турціею, онъ обратилъ вниманіе только на нарушеніе Кайнарджійскаго трактата и на подрывъ торговли г. Одессы; къ греческому возстанію онъ отнесся, какъ къ непріятному событію, которое компрометировало въ западной Европѣ его политику. Въ теченіи всего его царствованія эти взгляды вліяли на его политику и въ теченіи этого времени британское правительство совершенно не понимало истинныхъ мотивовъ, имъ руководившихъ. Онъ неожиданно скончался въ 1825 году и послѣ смерти его на престолъ Россіи взошелъ его братъ, Николаи. Существовалъ обычай посылать посольство съ поздравленіемъ при восшествіи на престолъ новаго монарха и Каннингъ захотѣлъ воспользоваться этимъ случаемъ, чтобъ придти къ соглашенію съ русскимъ правительствомъ. Онъ успѣлъ убѣдить герцога Веллингтона взять на себя это порученіе и посовѣтовалъ ему при переговорахъ обратить вниманіе на два пункта -- на греческое возстаніе и на споръ Россіи съ Турціего. Относительно перваго пункта, герцогъ долженъ былъ добиться содѣйствія императора въ доставленіи возставшимъ Грекамъ благопріятныхъ условій соглашенія; относительно второго пункта, который, по мнѣнію британскаго правительства, невѣрно понимался Россіей, онъ долженъ былъ убѣдить императора не допускать дѣла до кризиса. Въ одномъ отношеніи посольство оказалось неудачнымъ. Герцогу не удалось остановить кризиса въ спорѣ съ Турціею, ибо въ Константинополь былъ отправленъ ultimatum. Но въ другомъ отношеніи его миссіи повезло. Герцогъ увидѣлъ въ С.-Петербургѣ, что англійское правительство ошибается, а что Россія совершенно права; что слѣдовательно она не можетъ со справедливостью поддерживать Турцію, не исполняя требованій, съ которыми къ ней обратилась Россія {Взглядами герцога такъ странно пренебрегли, что умѣстно привести будетъ его собственныя слова: -- "нѣкоторые вопросы касались княжествъ Молдавіи и Валахіи, разсмотрѣвъ кои (вопросы) я долженъ былъ сознаться, что императоръ, совершенно противъ убѣжденія королевскаго правительства, -- правъ, а Порта неправа.}. Одно время казалось вѣроятнымъ, что герцогу не удастся убѣдить императора Николая оказать помощь Грекамъ и удержать ее отъ крайнихъ мѣръ въ столкновеніи съ Турками. Николаю было не по душѣ, какъ прежде Александру, помогать инсургентамъ, а поэтому, въ ultimatum'ѣ, посланномъ Нортѣ, о грекахъ не упоминалось. Его совѣтники, однако, поняли, что предъявляя ultimatum, который могъ повлечь за собой войну, нельзя было упускать изъ виду помощь, какую могли оказать греческіе инсургенты. Подъ ихъ вліяніемъ Николай согласился съ Англіею сдѣлать Грецію независимой частью турецкой имперіи. Такое рѣшеніе привело къ событіямъ большой важности. Порта, встревоженная ultimatum'омъ императора Николая и выраженіями, въ которыхъ онъ былъ написанъ, поспѣшила заключить Аккерманскій трактатъ. Этимъ трактатомъ была обезпечена за Молдавіею и Валахіею та независимость, какой онѣ съ той поры пользуются. Сербія получила также нѣкоторую самостоятельность. Имъ подтверждено право Россіи вмѣшиваться во внутреннія дѣла Турціи, которое уже было ей дано Кайнарджійскимъ трактатомъ; такимъ образомъ имъ нанесенъ былъ рѣшительный ударъ независимости Оттоманской имперіи. Но заключеніе Аккерманскаго трактата было только однимъ изъ результатовъ событій, связанныхъ съ миссіею герцога Веллингтона въ С.-Петербургъ. Императоръ Николай обѣщалъ помочь Грекамъ, правда съ большой пеохотою, но, разъ обѣщавши, онъ намѣренъ былъ сдержать свое слово. Въ апрѣлѣ 1826 года русскому послу въ Лондонѣ было приказано требовать отъ британскаго правительства выполненія условій. Такой образъ дѣйствія, имѣвшій послѣдствіемъ ІТаваринское сраженіе -- раздѣлилъ англійскихъ государственныхъ людей на двѣ партіи, которыя съ той поры и до настоящаго времени держались противуположныхъ взглядовъ на восточный вопросъ. Въ 1826 году, по мнѣнію Каннинга, настало то время, когда нужно было оказать давленіе на Порту и если окажется возможнымъ, то признать независимость какой либо части Греціи. Онъ совѣтывалъ совершить это давленіе при содѣйствіи возможно большаго числа великихъ державъ. Торійскіе члены управленія лорда Ливерпуля не сочувствовали тому давленію, какое хотѣли примѣнить къ Турціи. Но торійскіе члены администраціи лорда Ливерпуля были безсильны безъ герцога Веллингтона, который привелъ ихъ къ тому, что принудилъ ихъ къ вмѣшательству въ С.-Нетсрбургѣ. Соотвѣтственно этому для Каннинга явилась возможность искать поддержки въ Вѣнѣ, Берлинѣ и Парижѣ; его стараніями добились дѣятельнаго содѣйствія Франціи. Россія, Франція и Англія рѣшили обратиться съ коллективной нотой къ Портѣ. Въ этомъ отношеніи, однако, и Франція и Россія пошли дальше; онѣ рѣшили прибѣгнуть къ силѣ, если ихъ представленіе не будетъ принято во вниманіе. Каннингъ и его послѣдователи готовы были принять это рѣшеніе; герцогъ Веллингтонъ и торійскіе члены кабинета были противъ него.
   Въ первое время политика Каннинга оказалась удачною. Серьезная болѣзнь, а затѣмъ выходъ въ отставку лорда Ливерпуля были причиной отдѣленія торійскихъ членовъ отъ кабинета. Подъ конецъ своей жизни Каннингъ сталъ всемогущъ и это могущество онъ употребилъ на примиреніе Турціи и Греціи. Вильяму Кодрингтону было послано приказаніе прекратить враждебныя дѣйствія, -- что онъ и сдѣлалъ, уничтоживъ въ Наваринскомъ сраженіи флотъ Ибрагима-паши, при содѣйствіи соединенной франко-русской эскадры. Хотя подобная политика, основанная на вмѣшательствѣ, и удалась, однако она вскорѣ замѣнена была другой. Самъ Каннингъ умеръ не дождавшись результатовъ своей политики.
   Министерство герцога Веллингтона, вскорѣ вступившее въ управленіе, не смотря на убѣжденія Георга IV, осмѣлилось говорить о побѣдѣ, которую одержали, какъ о "несчастной" побѣдѣ. Это выраженіе сразу обнаружило рѣзкое различіе, существовавшее въ мнѣніяхъ англійскихъ государственныхъ людей по отношенію къ восточной политикѣ. Виги и либералы далеко несмотрѣвшіе на побѣду, какъ въ несчастную, поздравляли себя съ послѣдствіями, изъ нея вытекавшими; правительство герцога Веллингтона, вмѣсто того, чтобъ отступить отъ тройственнаго союза, въ который Каннингъ вовлекъ Англію, было принуждено противъ воли слѣдовать политикѣ, провозглашенной Каннингомъ.
   Такъ случилось отчасти благодаря непонятной глупости самихъ Турокъ. Турецкій кабинетъ выбралъ моментъ, когда очутился лицомъ къ лицу съ неизбѣжнымъ союзомъ, чтобы разорвать Аккерманскій трактатъ, заключенный имъ въ предшествующемъ году съ Россіею. Этотъ поступокъ вызвалъ памятную войну 1828--1829 годовъ. Въ послѣднемъ году Русскіе, подъ начальствомъ Паскевича, взяли Карсъ и Анану въ малой Азіи, -- подъ начальствомъ Дибича перешли Балканы и предписали миръ въ Адріанополѣ. Адріанопольскій трактатъ подтвердилъ всѣ преимущества, которыхъ Россія до того времени успѣла добиться отъ Турокъ; кромѣ того онъ расширилъ русскія владѣнія въ Азіи и косвеннымъ образомъ способствовалъ независимости Греціи. Прежде британское министерство иностранныхъ дѣлъ старалось уменьшить притязанія Грековъ, ибо всякая уступка въ ихъ пользу ослабляла Турцію. Послѣ Адріанополя лордъ Абердинъ, министръ иностранныхъ дѣлъ, сталъ слѣдовать другой политикѣ; онъ разсуждалъ такъ: Турція повидимому переживаетъ свою предсмертную агонію, поэтому Грецію нужно усиливать, дабы сдѣлать ее наслѣдницею умирающей Турціи.
   Восточный вопросъ оставался все въ томъ же положеніи до паденія Торійскаго министерства въ 1830 году. Одна часть англійскихъ государственныхъ людей недовѣряла Россіи и сожалѣла объ упадкѣ ея давнишняго врага -- Турціи. Другая часть, также не особенно расположенная къ Россіи, радовалась событіямъ создавшимъ греческую независимость. Главная опасность серьезнаго недоразумѣнія между Россіею и Англіею была повидимому устранена тѣмъ, что лордъ Пальмерстонъ занялъ мѣсто лорда Абердина. До тѣхъ поръ лордъ Пальмерстонъ со стойкостью поддерживалъ притязанія Греціи и былъ противъ требованій Турціи. Но вслѣдствіе одной изъ тѣхъ странныхъ перемѣнъ въ мнѣніяхъ, которыя за-частую бываютъ у государственныхъ людей, лордъ Пальмерстонъ измѣнилъ свои старые взгляды, сталъ ярымъ противникомъ прогресса Россіи и твердо увѣровалъ въ возможность возрожденія Турціи. Разнообразныя обстоятельства способствовали такой перемѣнѣ въ его убѣжденіяхъ. Во первыхъ, Россія была главнымъ препятствіемъ, мѣшавшимъ успѣху его политики въ Бельгіи. Затѣмъ, Россія была противницею системы, проводимой имъ въ Испаніи. Въ третьихъ, Россія пренебрегала представленіями британскаго министерства, подавила польское возстаніе съ жестокостью, возбудившей всеобщее негодованіе въ Великобританіи. Два Англичанина -- лордъ Дёдлей Стюартъ и м--ръ Уркхартъ начали возстановлять своихъ соотечественниковъ противъ Россіи. Лордъ Дёдлей Стюартъ всталъ на защиту Поляковъ въ нижней палатѣ. М-ръ Уркхартъ дѣйствовалъ въ качествѣ плодовитаго писателя. Этимъ двумъ лицамъ удалось довести до энтузіазма сочувствіе къ Польшѣ и Турціи въ Англіи; лордъ Пальмерстонъ, любившій выставить напоказъ могущество своей родины, началъ все болѣе и болѣе склоняться къ анти-русской политикѣ. М-ру Уркхарту, оффиціально посланному въ Константинополь, почти удалось возбудить войну между Сессіею и Англіею. Его неутомимое перо неуставало приводить причины, по которымъ война будто бы была необходима.
   Новое событіе несомнѣнной важности подтвердило доказательство Уркхарта и подкрѣпило взгляды лорда Пальмерстона. Мегметъ Али, египетскій паша, пользуясь ссорой съ Абдулла беемъ, пашей города Акры отправилъ въ Малую Азію войско, подъ начальствомъ Ибрагима паши. Ибрагимъ взялъ Акру, въ 1832 году перешелъ черезъ Тавръ, вступилъ въ Малую Азію и разбилъ турецкую армію, вздумавшую оказать ему сопротивленіе. Турецкій султанъ, Махмутъ II, страшась распаденія своей имперіи, обратился за помощью къ Англіи, Франціи и Россіи. Одна Россія была въ состояніи и согласилась дать требуемую помощь; императоръ Николай двинулъ армію къ Босфору и турецкій тронъ былъ спасенъ -- Турки сохранили свою неприкосновенность, подписалъ договоръ въ Ункіаръ-Скелесси. На основаніи статей этого договора, между Россіею и Турціей" заключенъ былъ просто наступательный и оборонительный союзъ. Но въ тайной статьѣ Порта согласилась, при первомъ требованіи Россіи, на удаленіе изъ Дарданеллскихъ водъ всѣхъ иностранныхъ военныхъ судовъ. Такимъ образомъ, тайная статья доставляла Россіи преобладаніе на востокѣ, и слѣдовательно должна была возбудить панику и негодованіе въ Англіи. Мы по ошибемся если скажемъ, что одной изъ главныхъ заботъ лорда Пальмерстона, въ теченіи слѣдующихъ шести лѣтъ, было стремленіе избавиться отъ этой тайной статьи трактата. Случай къ осуществленію этого стремленія вскорѣ представился благодаря властолюбивымъ планамъ Мегмета Али. Ни для кого не было тайною, что Мететъ усиливаетъ свою армію и приготовляется къ новой войнѣ съ Турціею. Война дѣйствительно вспыхнула въ 1839 году; турецкія войска были разбиты на голову; турецкій флотъ вслѣдствіе измѣны командира ушелъ въ Александрію, а султанъ умеръ или, какъ гласила молва -- былъ убитъ. Если бы остальная Европа не вступилась, то Турція должна была перестать существовать. Двѣ главныя державы западной Европы совершенно различно относились къ восточному вопросу. Обѣ онѣ желали сохраненія Оттоманской имперіи въ ея неприкосновенности. Но, между тѣмъ, какъ лордъ Пальмерстонъ, имѣя въ виду выгоду Англіи, полагалъ, что для цѣлости Оттоманской имперіи нужно удалить Мегмета въ Египетъ, французское правительство стояло за присоединеніи Сиріи къ пашалыку Мегмета. Императоръ Николай, узнавъ о несогласіи, возникшемъ между двумя западными державами, предложилъ дѣйствовать за одно съ Англіею, безъ помощи Франціи; а взамѣнъ этого обѣщалъ отказаться отъ преимуществъ, пріобрѣтенныхъ имъ по тайной статьѣ трактата, заключеннаго въ Ункіаръ-Скелесси. Лордъ Пальмерстонъ охотно согласился на русское предложеніе. Австрійское и прусское правительства также примкнули къ новой программѣ; такимъ путемъ образовался четверной союзъ, безъ участія Франціи, посредствомъ котораго договаривающіяся державы рѣшились принудить Мегмета и Ибрагима къ принятію предлагаемыхъ условій.
   Одно время казалось, что трактатъ этотъ поведетъ къ войнѣ между Франціею и Англіею; онъ во всякомъ случаѣ послужилъ ближайшимъ цѣлямъ лорда Пальмерстона. Мегметъ и Ибрагимъ принуждены были удовольствоваться Египтомъ; авторитетъ султана поминально возстановленъ на востокѣ; прежнее правило, запрещавшее проходъ черезъ Дарданеллы, когда Порта была въ мирѣ -- вновь получило силу и, въ теченіи слѣдующихъ 12 лѣтъ восточный вопросъ не тревожилъ Европейскаго мира. Въ этотъ промежутокъ времени примирительное настроеніе лорда Абердина и Гизо, паденіе Людовика Филиппа и положеніе его наслѣдниковъ -- все это располагало къ согласію между Франціей" и Англіею; такимъ образомъ, когда на востокѣ вновь возникли осложненія, эти двѣ державы запада были соединены дружественнымъ союзомъ. Видимой причиной войны, начавшейся въ 1853 году былъ споръ между Франціей" и Россіею по вопросу объ охраненіи святыхъ мѣстъ въ Іерусалимѣ. Дѣйствительной причиной было намѣреніе Россіи ускорить распаденіе турецкой имперіи. Императоръ Николай въ памятномъ разговорѣ съ англійскимъ посланникомъ въ С.-Петербургѣ намекнулъ, что Англія должна получить часть добычи, именно Египетъ и островъ Критъ. Этотъ разговоръ, происходившій въ Январѣ 1853 года былъ тогда же переданъ британскому правительству,-- что безъ сомнѣнія способствовало возникновенію дальнѣйшихъ усложненій. Императоръ Николай вѣроятно полагалъ, что простое благоразуміе требуетъ заранѣе ознакомиться съ положеніемъ вещей въ умирающей Турціи. Британскіе министры напротивъ съ ужасомъ взглянули на это предложеніе и планъ императора Николая такимъ образомъ не удался. Но съ этого времени британское министерство начало подозрительно относиться къ намѣреніямъ русскаго царя, между тѣмъ, какъ тогда именно для него было весьма важно поддержаніе хорошихъ отношеній съ Англіею.
   Теперь ясно видно, какой важный промахъ далъ императоръ Николай, предложивъ средство, казавшееся весьма разумнымъ государственнымъ людямъ континента, но къ которому Англія отнеслась съ ужасомъ. Почти одновременно съ этимъ онъ оскорбилъ Францію, отказавшись называть Наполеона "Monsieur mon frère". Ошибка монарха, начинающаго споръ изъ-за нежеланія употреблять извѣстное выраженіе не требуетъ комментаріевъ. Императоръ Николай имѣлъ неосторожность почти одновременно возбудить по отношенію къ себѣ подозрительность британскаго министерства и гнѣвъ французскаго императора. Наполеону легко было отмстить за оскорбленіе. Одинъ великій писатель мѣтко сказалъ, что "различныя религіи никогда не относились такъ жестоко другъ къ другу, какъ секты одной и той же религіи"; эти слова получили новое подтвержденіе въ 1853 году. Греческая и латинская церкви заявили обѣ притязаніе на покровительство святимъ мѣстамъ въ Палестинѣ. Обѣ церкви для поддержанія своего права ссылались на магометанское правительство; обѣ отказывались признать взаимныя претензіи. Латинская церковь въ Палестинѣ находилась подъ покровительствомъ Франціи; греческой церкви покровительствовала Россія; и Франція и Россія постоянно поддерживали другъ противъ друга эти противуположныя притязанія. Въ началѣ 1853 года Франція возобновила споръ; она даже грозила разрѣшить этотъ вопросъ силою. Человѣкъ, котораго императоръ Николай не хотѣлъ назвать "mon frère", затѣялъ споръ, непріятный по своимъ послѣдствіямъ для русскаго царя.
   Къ тому же затѣянный споръ былъ такого рода, что неминуемо долженъ былъ вовлечь другихъ. Почти 80 лѣтъ раньше, на основаніи трактата въ Кайнарджи, Порта обязалась оказывать покровительство своимъ христіанскимъ подданнымъ и построить новую греческую церковь въ Константинополѣ, при чемъ "духовенство должно было отправлять свои обязанности подъ спеціальнымъ покровительствомъ русской имперіи". Точный смыслъ этой статьи служилъ постояннымъ предметомъ пререканій. Въ западной Европѣ были убѣждены, что это постановленіе относилось только къ греческой церкви въ Константинополѣ и къ духовенству, отправлявшему тамъ церковныя службы. Но русскіе государственные люди всегда утверждали, что этой статьѣ слѣдуетъ дать болѣе распространительное толкованіе, а нѣкоторые извѣстные государственные люди Англіи поддерживали это мнѣніе. Они говорили, что общее обязательство, принятое на себя Портою -- оказывать покровительство своимъ христіанскимъ подданнымъ, давало Россіи право вмѣшательства въ случаѣ неисполненія ею этого обязательства. Въ такой странѣ какъ Турція, гдѣ господствовало хроническое дурное управленіе, можно было всегда жаловаться на то, что христіане будто бы не всѣ въ равной степени пользуются покровительствомъ. Споръ о святыхъ мѣстахъ вскорѣ смѣнился общимъ требованіемъ Россіи равномѣрнаго покровительства христіанскимъ подданнымъ Порты. Лѣтомъ 1853 года требованіе было выражено въ формѣ ultimatum'а; когда турецкіе министры отказались исполнить требованіе Россіи, русская армія перешла черезъ Прутъ и заняла княжества.
   Въ теченіи шести мѣсяцевъ незначительный споръ объ охраненіи святыхъ мѣстъ, принялъ размѣры явно грозившіе войною. По совѣту Англіи, Порта не сочла занятіе княжества военнымъ дѣйствіемъ; дипломатіи такимъ образомъ дано было время возстановить миръ. Австрійское правительство какъ основу для соглашенія составило ноту извѣстную подъ именемъ Вѣнской. Англія и нейтральныя державы согласились съ ея содержаніемъ; Россія также ее приняла, послѣ чего она была предложена Портѣ. Но Турція упрямствомъ, всегда характеризовавшимъ ея государственныхъ людей, отказалась ее принять. Даже тогда еще существовала возможность избѣжать войны, если бы британское правительство смѣло настояло на принятіи условій Турціей", предупредивъ ее, чтобы въ противномъ случаѣ она не разсчитывала на помощь Англіи. Одинъ изъ руководящихъ членовъ министерства лорда Абердина, желавшій исполнить это, до конца жизни утверждалъ, что именно такъ нужно было поступить. Между тѣмъ именно въ данномъ случаѣ такъ не поступили; Турціи дозволили, или, по словамъ барона Стакмара, ее побудили измѣнить Вѣнскую ноту; измѣненія эти не были приняты Россіею, послѣ чего 26 сентября Порта предъявила ultimatum, а 4 октября 1853 года объявила войну.
   Изложенныя событія повсюду въ Англіи возбудили негодованіе. На самомъ дѣлѣ народъ мало понималъ причины, приведшія къ столкновенію; многіе и не подозрѣвали, что первоначальный толчекъ былъ данъ дѣйствіями Франціи; другіе упускали изъ виду, что прямой причиною войны былъ отказъ Порты принять ноту, одобренную четырьмя великими державами и въ томъ числѣ Англіею. Другіе, не столь хорошо знакомые съ положеніемъ вещей, полагали, что сама нота была промахомъ и что Турція, не принявъ ея, поступила весьма благоразумно; между тѣмъ какъ вся нація инстинктивно понимала, что Россія впродолженіи всѣхъ переговоровъ вела себя съ ненужной рѣзкостью. Поэтому въ октябрѣ 1853 года страна почти единодушно желала оказать помощь Турціи. Турецкая армія, подъ начальствомъ Омаръ-паши доказала свое мужество, одержавъ двѣ или три побѣды надъ русскими войсками. Но русскіе сдѣлали неожиданное нападеніе и уничтожили турецкій флотъ при Синопѣ. Уничтоженіе флота было, безъ сомнѣнія военнымъ дѣйствіемъ; его истолковали какъ измѣнническій поступокъ; вслѣдствіе этого, разрывъ между Англіею и Россіею сдѣлался неизбѣжнымъ, и въ мартѣ 1854 года Англія и Франція объявили ей войну.
   Въ этой небольшой книгѣ излишне будетъ перечислять всѣ событія войны. Черезъ нѣсколько мѣсяцевъ послѣ ея начала императоръ Николай скончался и было сдѣлано усиліе возстановить миръ. Весною 1855 года въ Вѣнѣ собралась конференція, на которой лордъ Джонъ Россель былъ представителемъ Англіи. Переговоры велись относительно четырехъ пунктовъ: во 1-хъ, положенія княжествъ; во 2-хъ, судоходства по Дунаю; въ 3-хъ, независимости Порты и въ 4-хъ, нейтралитета Чернаго моря. Они были прерваны, такъ какъ Россія не пожелала принять послѣдняго изъ этихъ условій. Австрія, съ цѣлью какъ нибудь обезпечить миръ, предложила, чтобы силы Россіи бъ Черномъ морѣ не превосходили нормы 1853 года, при чемъ Австрія сама готова считать за casus belli всякую попытку со стороны Россіи увеличить эти силы. Лордъ Джонъ Россель и французскій уполномоченный Дрюинь де'Луи согласились представить это предложеніе на благоусмотрѣніе своихъ правительствъ; но французское и англійское правительства не согласились съ этими условіями и война продолжалась.
   Событія 1855--1856 годовъ не походили на событія 1854--1855 годовъ. Союзныя арміи усилились, благодаря лучшей администраціи, къ которой пришлось прибѣгнуть вслѣдствіе неуспѣха, русская армія, напротивъ, выказывала все большіе и большіе признаки истощенія. "Хозяинъ моря", такъ писалъ Гиббонъ, "будетъ всегда хозяиномъ суши"; Крымская война только подтвердила эту великую истину. Союзники, дѣйствуя на морѣ, безъ труда доставляли необходимое своимъ войскамъ; Русскихъ, которымъ приходилось дѣйствовать на сушѣ, утомляла процедура подвоза и прокормленія войскъ. Севастополь сдѣлался великой артеріею, тянувшей всѣ жизненные соки русской имперіи. Наконецъ, черезъ посредничество Австріи Россія изъявила согласіе на принятіе прелиминарныхъ условій мира и на участіе въ конгрессѣ великихъ державъ въ Парижѣ. Конгрессъ этотъ окончился 30-го марта 1856 года заключеніемъ Парижскаго мира. Посредствомъ этого мира была обезпечена независимость Турціи. Россія должна была отодвинуть свою границу въ Бессарабіи; Молдавія и Валахія были объявлены отдѣльными провинціями, вассальными Портѣ; плаваніе по Дунаю объявлено свободнымъ, подъ условіемъ гарантіи великихъ державъ; Черное море признано нейтральнымъ, при чемъ, за немногими исключеніями, доступъ въ него для военныхъ судовъ былъ закрытъ. Порта съ своей стороны обнародовала фирманъ съ обѣщаніемъ улучшить положеніе своихъ христіанскихъ подданныхъ. Англія, Франція и Австрія, не много спустя, обязались трактатомъ гарантировать неприкосновенность турецкой территоріи.
   Таковы были главныя послѣдствія Крымской войны. Не прошло четырехъ лѣтъ, какъ одно изъ главныхъ условій трактата было отмѣнено. Державы желали раздѣленія Молдавіи и Валахіи; между тѣмъ онѣ постоянно выказывали стремленіе къ соединенію. Этому соединенію благопріятствовали двѣ континентальныя державы -- Франція и Россія. Англія, Австрія и Турція, предвидя, что соединеніе поведетъ въ концѣ концовъ къ ихъ независимости, противились ихъ сліянію подъ главенствомъ одного монарха. Наконецъ, послѣ споровъ, которые одно время казалось опять разожгутъ войну, было устроено соединеніе въ административномъ отношеніи, перешедшее въ 1861 году въ соединеніе формальное.
   Такимъ образомъ, черезъ пять лѣтъ послѣ заключенія Парижскаго мира было уничтожено одно изъ условій, на включеніе котораго въ трактатъ Англія настаивала. Въ 1870 году франко-прусская война повела къ исключенію другаго условія. Въ ноябрѣ, когда французскія арміи были частью разбиты, частью въ плѣну, Россія отказалась отъ признанія статьи Парижскаго трактата, которая ограничивала количество русскихъ и турецкихъ военныхъ силъ въ Черномъ морѣ. Заявленіе русскаго правительства было тяжелымъ ударомъ для Англичанъ. Рѣшимость великаго европейскаго государства нарушить условіе трактата возбудила негодованіе. Вспомнили, что именно для достиженія этого условія продолжали Крымскую войну послѣ переговоровъ въ Вѣнѣ; что вся пролитая кровь и истраченныя деньги послѣ весны 1855 года были пожертвованы ради уничтоженія этой статьи. Но всѣ эти разсужденія, конечно, не могли изгладить того факта, что Россія воспользовалась случаемъ, чтобы отказаться отъ признанія названнаго условія; что Англія принуждена или примириться съ такимъ фактомъ, или приготовляться къ войнѣ. Все что дипломатія могла сдѣлать, чтобъ нѣсколько смягчить ударъ -- это убѣдить русское правительство предложить цѣлесообразность этого условія обсужденію конференціи. Ни что не могло быть болѣе кстати для Россіи, какъ такое разрѣшеніе дѣла. Конференція собралась безъ всякаго предварительнаго рѣшенія касательно заключенія. Въ дѣйствительности ей ничего не оставалось, какъ только согласиться съ русскимъ предложеніемъ. Такимъ путемъ было уничтожено условіе, ради котораго англійская армія сражалась и проливала кровь отъ весны 1855 года до весны 1856 года {Слѣдуетъ прибавить, что взамѣнъ этого Портѣ дано было право въ случаѣ опасности призывать на помощь флоты союзниковъ и пропускать ихъ въ Черное море.}.
   Опять въ теченіи новыхъ пяти лѣтъ восточный вопросъ не затрогивался. Весною 1875 года въ двухъ сѣверныхъ провинціяхъ Европейской Турціи -- Босніи и Герцеговинѣ -- вспыхнуло возстаніе. Порта не въ силахъ была прекратить безпорядки -- между тѣмъ, вовлеченная въ большіе расходы на подавленіе возстанія, она вынуждена была осенью того-же года отказать въ платежѣ многимъ изъ своихъ кредиторовъ. Ничто не могло такъ сильно повредить ея намѣреніямъ, какъ подобный фактъ. Франція и Англія однѣ дали въ долгъ Турціи многіе десятки милліоновъ и тысячи Французовъ и Англичанъ должны были серьезно пострадать вслѣдствіе банкротства Порты. Въ то же время возстаніе продолжало распространяться и привлекло вниманіе великихъ Европейскихъ державъ. По иниціативѣ Австріи была составлена нота, тотчасъ же подписанная всѣми Европейскими державами, кромѣ Англіи (Англія присоединилась нѣсколько позже) -- въ которой говорилось "что обѣщанія произвести необходимыя реформы, данныя Портою, не были исполнены, въ виду чего необходимо совокупное воздѣйствіе Европы на Турцію, чтобы принудить ее къ исполненію нарушенныхъ обязательствъ". Такъ какъ эта нота не оказала дѣйствія, то представители сѣверныхъ державъ -- Германіи, Австріи и Россіи собрались въ Берлинѣ и рѣшили дать Турціи два мѣсяца сроку, съ тѣмъ, что если она въ теченіи этихъ двухъ мѣсяцевъ не исполнитъ принятыхъ на себя обязательствъ "то онѣ употребятъ силу, чтобъ ее къ этому принудить". Великобританское правительство, не желая участвовать въ такой угрозѣ, отказалось подписать новую ноту. Между тѣмъ возстаніе продолжалось; Сербія, сочувствовавшая инсургентамъ, объявила Турціи войну; русскіе офицеры и русскіе войска сражались въ рядахъ сербскихъ баталіоновъ; сама Россія начала мобилизировать армію очевидно приготовляясь къ войнѣ.
   Когда происходили эти событія, большинство Англичанъ стояло за оказаніе помощи Турціи. Хотя они отчасти отшатнулись отъ Турціи вслѣдствіе отказа ея предъидущей осенью уплатить по своимъ долговымъ обязательствамъ, но они помнили жертвы принесенныя во время Крымской войны; они были раздражены способомъ, которымъ нарушенъ былъ Парижскій трактатъ въ 1870 году. Вслѣдствіе всего этого они готовы были оказать сопротивленіе всякому дальнѣйшему движенію Россіи. Однако Порта, опасаясь распространенія возстанія, дозволила своимъ офицерамъ прибѣгнуть къ всеобщей рѣзнѣ для предупрежденія безпорядковъ. Ужасная жестокость, съ какой было исполнено это приказаніе, пробудило въ Англіи всеобщее негодованіе; британское министерство, глава котораго до той поры выказывалъ Туркамъ всю свою симпатію, принужденъ былъ держаться строгаго нейтралитета. Въ теченіи короткой войны осенью 1876 года, сербскія войска принуждены были уступить превосходству турецкихъ баталіоновъ. По желанію или приказанію Россіи, Порта должна была даровать воюющимъ перемиріе, а по предложенію британскаго министерства, въ Константинополѣ собралась конференція изъ представителей великихъ державъ по вопросу объ улучшеніи администраціи въ турецкихъ провинціяхъ.
   Константинопольская конференція, засѣдавшая въ началѣ 1877 года, во многихъ отношеніяхъ напоминаетъ конференцію въ Вѣнѣ лѣтомъ 1855 года. Въ 1855 году нейтральныя державы Европы составили коллективную ноту, которая была принята Россіею и отвергнута Портою. Въ 1877 году въ Константинополѣ Порта отвергла всѣ предложенія сдѣланныя ей но соглашенію остальныхъ державъ. Такимъ образомъ въ обоихъ случаяхъ успѣху конференціи помѣшала Порта; въ обоихъ случаяхъ неудавшіяся конференціи сопровождались войнами. Но этимъ и оканчивается сходство -- ибо въ войнѣ Турціи противъ Россіи начатой въ 185И году, къ ней присоединились въ 1854 году Франція и Англія. Въ русско-турецкой войнѣ 1877--1878 годовъ Турція предоставлена была самой себѣ. Въ продолженіи всего 1877 года Англія не измѣняла своихъ взглядовъ. Порта дѣйствительно утратила ея расположеніе и англійскій народъ отказался отъ участія въ страшной драмѣ. Но въ началѣ 1878 года мнѣнія измѣнились. Общество за это время успѣло отчасти забыть ужасныя звѣрства, возмущавшія континентъ въ 1876 году; его испугало пораженіе Порты, быстрый успѣхъ русскаго оружія и явная опасность занятія Константинополя Русскими. Въ началѣ 1878 года былъ созванъ парламентъ, который потребовалъ кредитъ въ шесть милліоновъ фунт. стерл. на военныя издержки. Въ февралѣ британскому флоту приказано было войти въ Дарданеллы; въ мартѣ былъ подписанъ Россіею и Турціею миръ въ С. Стафано.
   Заключеніе мира дало поводъ къ новому повороту политики британскаго правительства. Оно заявило, что Россія и Турція сами по себѣ не компетентны заключить миръ. Условія существованія турецкой имперіи были установлены Европой въ Парижѣ и поэтому, что было утверждено Европой, могло быть отмѣнено только ею. Чтобъ усилить это заявленіе были приняты еще другія мѣры. Вызвали вспомогательныя войска и часть индійской арміи была послана въ Мальту. Эти рѣшенія сопровождались перемѣною въ самомъ министерствѣ. Въ 1877 году полагали, что по крайней мѣрѣ два члена министерства Биконсфильда были въ пользу мира: одинъ изъ нихъ лордъ Карнарвонъ подалъ въ отставку въ январѣ по причинѣ ассигнованія кредита въ шесть милліоновъ фунтовъ; другой -- лордъ Дерби, подалъ въ отставку въ мартѣ по причинѣ отправленія индійскихъ войскъ въ Мальту.
   Политика лорда Биконсфильда одержала верхъ; Россія въ концѣ концовъ изъявила согласіе на то, чтобы разсмотрѣніе всѣхъ условій трактата было предложено конференціи составленной изъ представителей великихъ державъ. Въ самомъ дѣлѣ многія условія, на включеніи которыхъ Россія настаивала въ Санъ-Стефано -- были подтверждены въ Берлинѣ. Часть Бессарабіи, которую она была принуждена уступить послѣ Крымской войны, была ей возвращена. Въ Азіи русская граница была расширена; Карсъ, Ардаганъ и Батумъ были уступлены Портою; Румынія, Сербія и Черногорія объявлены самостоятельными; границы послѣдней доведены до моря.
   Относительно всего сказаннаго, Берлинскій конгресъ подтвердилъ всѣ условія, выговоренныя въ Санъ-Стефано. Съ другой стороны онъ сдѣлалъ нѣкоторыя измѣненія въ положеніи западной Европы. Во-первыхъ, конгрессъ выразилъ сильное желаніе, которое сочли равносильнымъ приказанію, чтобы границы Греціи были расширены къ сѣверу. Затѣмъ онъ разрѣшилъ Австріи занять провинціи Боснію и Герцеговину, которыя собственно и были виновницами войны, благодаря происходившимъ тамъ безпорядкамъ; и въ третьихъ, между тѣмъ, какъ въ Санъ-Стефано было рѣшено изъ середины Европейской Турціи образовать обширную автономную провинцію, назвавъ ее Болгаріею, на Берлинскомъ конгрессѣ, размѣры этой провинціи были значительно сокращены и изъ части Болгаріи къ югу отъ Балканъ была создана отдѣльная провинція -- Восточная Румелія. Можетъ быть будетъ кстати замѣтить, что предложеніе о раздѣленіи Болгаріи на двѣ провинціи было послѣдовательнымъ шагомъ традиціонной иностранной политики Англіи на востокѣ. Въ 1829 году лордъ Абердинъ, будучи министромъ иностранныхъ дѣлъ совершенно серьезно предлагалъ раздѣленіе Греціи на два государства. Въ 1856 году правительство лорда Пальмерстона удачно настояло на раздѣленіи Румыніи на два государства. Отдѣленіе восточной Румеліи отъ Болгаріи было однимъ крупнымъ подвигомъ, совершеннымъ на Берлинскомъ конгрессѣ. Греція сохранила свое единство. Молдавія и Валахія соединились подъ властью одного правителя черезъ четыре года послѣ Парижскаго конгресса. Развѣ восточная Румелія не можетъ точно такимъ же образомъ слиться съ Болгаріею. Стремленіе къ соединенію людей одного племени и языка -- самый сильный факторъ Европейской политики, и политика государственныхъ людей, которые не принимаютъ въ разсчетъ этого фактора всегда будетъ неудачною. Такой порядокъ вещей былъ установленъ въ Берлинѣ. Мы позволимъ себѣ слѣдующее замѣчаніе. Возвращеніе Россіи ея старой границы въ Бессарабіи изгладило послѣдніе слѣды Крымской войны; дурно ли, хорошо ли, но въ 1879 году Россія заняла въ Европѣ то положеніе, какое она занимала до 1854 года. Кромѣ того она впервые, въ теченіи своей исторіи расширила свою территорію въ Азіи по направленію къ бассейну Евфрата. Это-то вѣроятно движеніе и повліяло на измѣненіе политики британскаго правительства. На другой день послѣ того, какъ оно согласилось участвовать въ Берлинскомъ конгрессѣ, британскимъ правительствомъ заключенъ былъ тайный трактатъ съ Портою, гарантирующій неприкосновенность ея азіатскихъ владѣній, подъ тѣмъ условіемъ, что въ администраціи будутъ введены необходимыя реформы. Вмѣстѣ съ тѣмъ Англія получила право на занятіе острова Кипра въ качествѣ арсенала. Но такъ какъ Турція не предприняла никакихъ реформъ въ Азіи, гарантія эта обратилась въ мертвую букву, подобно гарантіи, данной въ Парижскомъ, тройственномъ трактатѣ. Мы отнесемъ къ слѣдующей главѣ разсмотрѣніе вопроса о томъ, какъ долго можетъ считаться дѣйствительной гарантія, разсчитанная на будущее. Здѣсь достаточно будетъ обратить вниманіе на то, что гарантія и параллельно съ нею занятіе Кипра доказываютъ, что британское правительство подозрѣвало Россію въ желаніи захватить не Босфоръ, а Скандеронскій заливъ.
   Въ предъидущей главѣ мы задались намѣреніемъ показать успѣхи британской иностранной политики въ западной Европѣ. Въ настоящей главѣ мы старались показать развитіе иностранной политики Англіи на востокѣ Европы. Для всякаго, кто съ вниманіемъ остановится на иностранной политикѣ Англіи за послѣдніе двѣсти лѣтъ, станетъ яснымъ, что главной цѣлью британской дипломатіи было въ XVIII столѣтіи -- поддержать политическое равновѣсіе въ западной Европѣ; въ XIX -- поддержать политическое равновѣсіе въ восточной Европѣ. Безпристрастный критикъ прибавитъ, что когда англійскіе государственные люди XVIII столѣтія говорили о политическомъ равновѣсіи, то подразумѣвали ослабленіе Франціи. Такъ точно тѣ, которые разсуждаютъ о политическомъ равновѣсіи въ XIX столѣтіи -- имѣютъ при этомъ въ виду ослабленіе Россіи. Тотъ кто просмотритъ факты, перечисленные въ этой главѣ, конечно, пойметъ, что двѣ большія партіи британскаго сената обыкновенно держались совершенно противуположныхъ точекъ зрѣнія, когда дѣло касалось восточнаго вопроса. Одна партія, основателемъ которой былъ Питтъ, а позднѣйшими руководителями лорды Пальмерстонъ и Биконсфильдъ, желала остановить наступательное движеніе Россіи, оказывая дѣятельную помощь Туркамъ. Другая партія, основанная Беркомъ и имѣвшая своихъ самыхъ выдающихся защитниковъ въ лицѣ Каннинга и Гладстона, была противъ оказанія помощи Туркамъ, но старалась содѣйствовать Россіи въ дѣлѣ улучшенія порядка въ турецкихъ владѣніяхъ. Первая изъ этихъ партій стремилась сохранить неприкосновенность турецкой имперіи, вторая -- согласилась на постепенное раздѣленіе турецкихъ территорій между народами, ихъ населявшими. Здѣсь не мѣсто выраженію какого бы-то ни было опредѣленнаго мнѣнія относительно достоинствъ этихъ двухъ системъ; событія лучше всего покажутъ, которая изъ нихъ одержитъ верхъ.
   

ГЛАВА V.
Посланники: ихъ обязанности и привиллегіи.

   Ознакомиться съ принципами, служащими основаніемъ для иностранной политики государства и понять механизмъ, приводящій въ движеніе названную политику -- это двѣ совершенно различныя вещи, Въ предъидущихъ главахъ мы попробовали начертать постепенное развитіе иностранной политики Великобританіи съ самыхъ раннихъ временъ по настоящій день. Послѣднія главы этой книги должны быть посвящены изъясненію механизма, которымъ пользуется дипломатія. Подобное объясненіе вызываетъ вмѣстѣ съ тѣмъ весьма важные конституціонные и техническіе вопросы. Прерогатива короны, дѣятельность парламента, положеніе и привилегіи дипломатовъ -- все это предметы, которые нужно разсмотрѣть въ связи съ этимъ механизмомъ.
   Въ Англіи, корона облечена обязанностью управлять иностранной политикой. Право короны -- объявлять войну и заключать миръ. Отсюда слѣдуетъ, что всѣ договоры, будутъ ли они результатомъ войны или мира -- заключаются по непосредственному приказу короны. Корона, de facto, можетъ дѣйствовать только по совѣту своихъ конституціонныхъ министровъ, отвѣтственныхъ за всѣ ея дѣйствія. Но въ англійской исторіи есть памятное время, когда отсутствовало даже это обезпеченіе. Вильгельмъ III былъ своимъ собственнымъ министромъ иностранныхъ дѣлъ и оба трактата о раздѣлѣ были заключены по его приказанію, безъ вѣдома его министровъ. Лордъ Маколей считаетъ самымъ неконституціоннымъ образомъ дѣйствія монарха -- руководство иностранной политикой своего государства и одновременное командованіе арміею. Но большинство авторитетовъ держатся другаго мнѣнія по этому вопросу. Главнокомандующій арміею на полѣ сраженія не болѣе какъ исполнитель приказанія, получаемаго имъ отъ правительства; по министръ иностранныхъ дѣлъ есть лицо, рѣшающее какой политики должны слѣдовать военноначальники и другіе оффиціальные представители. Можетъ оказаться неудобнымъ предоставить монарху руководство политикой націи; но для монарха гораздо труднѣе присвоить себѣ право выбирать извѣстное направленіе этой политики.
   Даже Вильгельмъ III не могъ бы поступать такъ, какъ онъ поступалъ, если бы его образъ дѣйствіи не встрѣчалъ молчаливаго согласія со стороны его совѣтниковъ. Канцлеръ, лордъ Соммерсъ, скрѣпилъ государственною печатью актъ трактата о раздѣлѣ, не зная впередъ объ условіяхъ этого трактата, и приложилъ печать къ ратификаціи, хотя король не спрашивалъ его совѣта и хотя самъ не одобрялъ редакціи условій; въ обоихъ случаяхъ онъ оправдывался ссылкой на приказъ короля. "Устраненіе отъ переговоровъ", писалъ Голламъ, у котораго мы заимствуемъ это извлеченіе "всѣхъ лицъ (безразлично, назывались ли они тайными или кабинетными совѣтниками) отвѣтственныхъ передъ націей въ ея безопасности, вело къ сосредоточенію исполнительной власти въ рукахъ монарха и должно было гораздо болѣе возмутить нижнюю палату, чѣмъ трактаты о раздѣлѣ". Нижняя палата сдѣлала крупную ошибку, подвергнувъ осужденію направленіе, а не способъ веденія переговоровъ. Тѣмъ не менѣе преждевременное обвиненіе Соммерса и его коллегъ не осталось безъ результата; съ той поры ни одинъ монархъ не отважился бы взять на себя исполненіе обязанностей, которыя присвоилъ себѣ Вильгельмъ III, а равно ни одинъ министръ не допустилъ бы его до этого.
   Примѣръ Вильгельма III оказалъ однако вліяніе на всѣхъ его наслѣдниковъ; почти каждый изъ царствовавшихъ послѣ него монарховъ болѣе или менѣе вмѣшивался въ управленіе иностранными сношеніями. Обнародованіе мемуаровъ супруга королевы дало обильныя доказательства того вліянія, которое корона продолжаетъ оказывать въ этомъ отношеніи {Лучшимъ доказательствомъ того, какъ сильно королева интересуется иностранными дѣлами служитъ memorandum, который она представила въ 1850 году лорду Пальмерстону. Въ этомъ memorandum'ѣ она требуетъ во 1-хъ, чтобъ онъ опредѣленно заявилъ, какъ онъ предполагаетъ поступить въ данномъ случаѣ, дабы королева въ той же степени знала предметъ, на который она дала свою королевскую санкцію; во 2-хъ, чтобы дѣло, которое ею уже санкціонировано, не измѣнялось самовольно министромъ иностранныхъ дѣлъ. Sir Т, Martin's Life of Prince Consort, vol. II, p. 305.}. Депеши, получаемыя изъ-за границы правильно предлагаются на благоусмотрѣніе королевы; депеши, адресованныя британскимъ министромъ зачастую измѣняются королевою; она безъ сомнѣнія въ этомъ отношеніи контролируетъ иностранную политику нѣсколько иначе, чѣмъ внутреннія дѣла. Тѣмъ не менѣе за это вліяніе отвѣтственъ передъ парламентомъ министръ, а не монархъ; поэтому контроль послѣдняго ограничивается или можетъ быть ограниченъ либо совѣтомъ либо рѣшеніемъ кабинета.
   Но если съ одной стороны корона имѣетъ исключительное вліяніе на иностранную политику, за то министръ иностранныхъ дѣлъ менѣе зависитъ отъ контроля парламента, чѣмъ его коллеги. Законодательная власть въ дѣйствительности косвеннымъ образомъ контролируетъ власть исполнительную. Она можетъ отказать въ средствахъ къ веденію войны, которой она не одобряетъ. Она можетъ отставить министра отъ занимаемаго имъ поста за заключеніе невыгоднаго трактата. Но это право не всегда можетъ быть примѣнено съ удобствомъ. Не дать своего согласія на веденіе войны и отказать въ средствахъ, необходимыхъ при объявленіи воины -- это двѣ совершенно различныя вещи. Также точно -- двѣ различныя вещи, считать такой-то трактатъ невыгоднымъ или поощрять путаницу, могущую возникнуть если вотивировать противъ министерства его заключавшаго. Вотъ почему контроль, который парламентъ имѣетъ надъ иностранной политикой не отличается ни той непосредственностью, ни могуществомъ, какими онъ обладаетъ по отношенію къ внутреннимъ дѣламъ. Министръ иностранныхъ дѣлъ, который не дѣлаетъ какихъ-либо крупныхъ преступленій и не отваживается на рискованныя нововведенія, можетъ быть почти увѣренъ въ поддержкѣ парламента.
   Такой результатъ совмѣстно достигается двумя обстоятельствами. Въ девяти случаяхъ изъ десяти парламентъ не въ состояніи контролировать министра иностранныхъ дѣлъ, такъ какъ онъ недостаточно знакомъ съ дѣлами, находящимися въ комитетѣ по иностраннымъ дѣламъ. Переписка съ иностранными державами, имѣющая интимный характеръ, не можетъ быть опубликована безъ большихъ неудобствъ, пока она не закончена или пока правительственные контрагенты не изъявятъ согласія на ея обнародованіе. Такимъ образомъ парламентъ узнаетъ ея характеръ тогда, когда уже произошли событія ею подготовленныя. Если парламентъ настаиваетъ на томъ, чтобы ему представлены были объясненія, съ цѣлью оказать вліяніе на политику министерства, ему отвѣчаютъ, что обнародованіе переписки не можетъ быть сдѣлано безъ большаго вреда. Если онъ пытается разобрать дѣло безъ помощи документовъ, ему говорятъ -- ждите ихъ обнародованія. Въ концѣ концовъ онъ принужденъ довѣрять министру иностранныхъ дѣлъ и сознаться въ неловкости своего вмѣшательства {Лордъ Пальмерстонъ, предлагая Кобдену мѣсто въ составѣ кабинета, обратился къ нему съ слѣдующими словами: "Вы и наши друзья жалуетесь на соблюденіе дипломатіею тайны и на то, что войны объявляются безъ предварительнаго испрошенія на то согласія народа. Кабинетъ самостоятельно разрѣшаетъ вопросы иностранной политики. Мы представляемъ ихъ парламенту уже послѣ того какъ они разрѣшены. Поэтому, если Вы желаете участвовать въ рѣшеніи этихъ вопросовъ, Вы можете этого достигнуть, только сдѣлавшись членомъ кабинета" (Mr. Morley's Life of Cobden, vol. II, p. 231). Дизраэли выразился почти также въ 1864 году -- "Прерогатива короны -- избрать направленіе иностранной политики, которая ведется подъ отвѣтственностью конституціонныхъ министровъ. Ее обсуждаютъ, начинаютъ я осуществляютъ въ тайнѣ... 1ъ вопросахъ иностранной политики дѣло парламента запрашивать, критиковать, поддерживать или осуждать, но не его дѣло выбирать направленіе для иностранной политики" (Lord Beaconsfield's Collected speeches, II. 125). Тѣмъ не менѣе самые умные изъ министровъ иностранныхъ дѣлъ постоянно высказывали усиливающееся желаніе дѣйствовать согласно видамъ парламента..Іордъ Дерби въ то время былъ членомъ нижней палаты и ставъ министромъ иностранныхъ дѣлъ, въ отвѣтъ на жалобу, что нижняя палата можетъ оспаривать дѣйствительность трактата только послѣ того, какъ страна связана обязательствами изъ него вытекающими, сказалъ слѣдующее: "если судить по смыслу господствующей нынѣ конституціи, то ясно, что правомъ заключать трактаты облечена исполнительная власть. Что касается моего личнаго мнѣнія, то министръ долженъ стараться не ограничивать эту отвѣтственность, а стремиться достигнуть увѣренности, что мнѣніе парламента въ его пользу.}.
   Такой фактъ привелъ къ странному явленію. Въ современной Англіи парламентскій контроль означаетъ контроль нижней палаты. Поэтому можно утвердительно сказать, что вообще активныя должности въ государствѣ замѣщаются членами нижней палаты; что касается перовъ, которые, благодаря вліянію или способностямъ, входятъ въ составъ кабинета, то имъ предоставляютъ обыкновенно почетныя должности, и для нижней палаты, конечно, не такъ важно бываетъ контролировать ихъ образъ дѣйствій. Но все это не примѣнимо къ министерству иностранныхъ дѣлъ. Обыкновенно секретарь по иностраннымъ дѣламъ -- перъ; и между тѣмъ такъ какъ постоянно росло стремленіе замѣщать активныя мѣста членами нижней палаты -- параллельно съ нимъ росло стремленіе назначать перовъ на постъ министра иностранныхъ дѣлъ. Напримѣръ, въ теченіи нынѣшняго столѣтія двадцать шесть лицъ занимали постъ министра внутреннихъ дѣлъ и двадцать лицъ -- постъ министра иностранныхъ дѣлъ. Семь лицъ изъ числа 26 секретарей по внутреннимъ дѣламъ были лерами парламента и всѣ семь занимали эту должность до образованія въ 1841 году министерства сэра Роберта Пиля. Въ теченіи восьмидесяти одного года восемь членовъ нижней палаты занимали постъ секретаря по иностраннымъ дѣламъ; но шесть лицъ изъ восьми занимали этотъ постъ до 1841 года {Одинъ изъ этихъ восьми лицъ -- лордъ Пальмерстонъ занималъ помянутый постъ и до и послѣ 1841 года.}. Начиная съ 1841 года постъ секретаря по внутреннимъ дѣламъ замѣщался исключительно членами нижней палаты; на постъ министра иностранныхъ дѣлъ назначались почти исключительно перы.
   Министерство иностранныхъ дѣлъ въ настоящемъ его видѣ было образовано въ 1782 году. До того времени государственными дѣлами обыкновенно занимались два министра, одинъ для сѣверной, а другой для южной части Европы. Сѣверный департаментъ велъ сношенія съ сѣверными государствами Европы, южный департаментъ -- съ южными. Это неудобное раздѣленіе было устранено въ 1782 году; съ того времени весь контроль надъ иностранными дѣлами сосредоточивается въ лицѣ одного министра.
   Руководя иностранной политикой націи министръ иностранныхъ дѣлъ естественно находится въ зависимости отъ свѣдѣній, доставляемыхъ ему правительственными агентами изъ-за границы. Эти агенты дѣлятся по характеру службы на двѣ части -- на часть дипломатическую и на часть консульскую. Въ теоріи, дипломаты по вопросамъ внѣшней политики представляютъ правительства, которыми они назначаются; члены консульскаго института представляютъ коммерческіе интересы правительствъ. Но на практикѣ обязанности тѣхъ и другихъ не всегда строго разграничиваются. Англія имѣетъ своихъ консульскихъ агентовъ во многихъ частяхъ свѣта, гдѣ не имѣетъ дипломатическихъ представителей; въ такихъ случаяхъ консулы, по необходимости, получаютъ право заниматься вопросами иностранной политики, входящими въ обыкновенное время въ кругъ занятій дипломатіи.
   Дипломатическая служба только постепенно достигла своего настоящаго значенія. Но репутація, которую пріобрѣли дипломаты, есть скорѣе результатъ той тайны, какою окружена дипломатія, чѣмъ слѣдствіе искусства лицъ глубоко изучившихъ дипломатическую службу. Въ Англіи во всякомъ случаѣ трудно назвать многихъ дипломатовъ, въ промежутокъ времени между отставкою сэра Вильяма Темпля и возвышеніемъ лорда Страффорда Радклифа, которые бы могли занять выдающееся мѣсто. Тѣмъ не менѣе о дипломатіи говорятъ съ благоговѣніемъ, понятномъ развѣ людямъ искусившимся въ этой профессіи. Кромѣ того само слово длинно и благозвучно; вѣроятно многіе не знаютъ, что дипломатія обязана своимъ названіемъ слову diploma", означавшему прежде сложенный вчетверо кусокъ пергамента, на которомъ писались полномочія, даваемыя дипломату.
   Но "дипломатія" и "дипломаты" -- выраженія недавно введенныя въ англійскій языкъ. Онѣ не помѣщены въ словарѣ Джонсона {Слово "дипломатъ" примѣнялось для обозначенія посланника до конда XVIII столѣтія. Томъ Пенъ говорилъ о Франклинѣ: "онъ не былъ дипломатомъ королей, но дипломатомъ человѣчества". Rights of man, Part I. p. 42. Другой, болѣе высокій авторитетъ Беркъ, почти въ то же самое время, примѣняетъ слово дипломатія къ людямъ, которыхъ и теперь назвали бы дипломатами.}. Когда въ XV столѣтіи впервые стали посылать пословъ къ иностраннымъ дворамъ, этихъ пословъ называли "ораторами". Слово употреблявшееся въ древности въ томъ же смыслѣ Цицерономъ и Ливіемъ -- было упомянуто такимъ образомъ довольно правильно Жоржъ Элліотъ въ "Romola" {Надо замѣтить, что Жоржъ Элліотъ приписываетъ это выраженіе обычаямъ того времени, "посланники -- ораторы какъ ихъ называли въ ту эпоху ораторовъ". Кажется она права относительно имени, но ошибается относительно происхожденія.}; его можно также найти въ бумагахъ государственнаго архива; посланники, которыхъ Генрихъ VIII отправилъ въ Римъ для переговоровъ по поводу развода короля съ его первой женой, были названы Фраудомъ ораторами короля.
   Старое названіе, которое первоначально давалось посланникамъ, примѣнялось къ нимъ конечно не безъ основанія. Невидимому лица впервые употреблявшіе это слово были того мнѣнія, что посланникъ долженъ произносить рѣчь за короля своего господина; что онъ, однимъ словомъ есть адвокатъ короля. Эта мысль -- остатокъ древнѣйшаго взгляда на посланниковъ въ литературѣ. До начала Троянской войны, Менелай и Улиссъ были посланы въ Трою въ качествѣ пословъ, чтобы испросить освобожденія Елены. Обязанность ихъ состояла не въ томъ, чтобы вести переговоры (negotiare), а въ томъ, чтобъ говорить; Антеноръ, описывая данное событіе въ Иліадѣ, различаетъ оттѣнки рѣчи этихъ двухъ людей. Каждому Англичанину должна быть знакома параллель, проводимая библіею въ слѣдующемъ разсказѣ. Когда Сеннахеримъ послалъ Рабшака съ порученіемъ къ Эзекіи, посланникъ (онъ исполнялъ именно эту роль) обратился къ царю въ присутствіи Евреевъ: "Тогда сказали Эліякимъ и Севна и Іоавъ: говори прошу тебя съ своими слугами на сирійскомъ языкѣ, ибо мы сто понимаемъ, а не говори съ нами на еврейскомъ языкѣ передъ народомъ стоящимъ на стѣнахъ. Но Рабшакъ сказалъ: развѣ моя господинъ послалъ меня къ твоему господину для произнесенія этихъ словъ? Развѣ онъ не послалъ меня къ тѣмъ, что сидятъ на стѣнахъ?" Послѣ чего онъ обратился къ народу, находившемуся на стѣнѣ, съ рѣчью, которую государственные люди, если они хоть сколько нибудь походили на современныхъ министровъ, слушали по всѣмъ вѣроятіямъ съ немалымъ страхомъ. И такъ, слѣдовательно, у Голлера и въ библіи мы находимъ двѣ категоріи пословъ, но не ведущихъ переговоры, а скорѣе исполняющихъ функціи адвокатовъ, говорящихъ не съ правителями, къ которымъ они невидимому посланы, а съ самимъ народомъ. Начиная съ 1825 года, когда Библейское Общество прекратило печатаніе апокрноовъ, англичане имѣютъ меньше возможности ознакомиться со многими прекрасными апокриѳическими книгами, которыя такъ хорошо извѣстны ихъ отцамъ. Но въ книгахъ Маккавеевъ послы Евполемъ и Язонъ, посланные въ Римъ Іудой Маккавеемъ, дѣйствовали также, какъ Рабшакъ. Они воптли въ сенатъ и обратились къ присутствующимъ съ рѣчью. Послы, которые были адвокатами и зачастую возбуждали народъ противъ его правителей, естественно рисковали жизнью. Аптимахъ, судя по одному выраженію одиннадцатой книги Иліады -- совѣтовалъ Троянцамъ умертвить Улисса и Мепелая.
   Нѣтъ сомнѣнія въ томъ, что древняя практика едва ли объясняетъ, отчего это имя было дано посланникамъ XV столѣтія. Но фактъ тотъ, что обычай говорить рѣчи существовалъ до сравнительно недавняго времени. Торжественный входъ и публичная аудіенція "какъ ихъ называли", составляли существенную часть посольства. Въ Венеціи дожъ въ совѣтѣ десяти посадилъ сэра Гарри Ванъ, съ покрытой головой, но правую руку отъ себя. Послѣ этого посолъ произнесъ рѣчь съ выраженіемъ дружественнаго чувства, которое питаетъ къ нимъ его монархъ и упомянулъ о своемъ собственномъ скромномъ желаніи доказать это чувство {Это мѣсто заимствовано изъ статьи Генри Ривъ въ Епсусіо poedia Britannica.}.
   Тѣмъ не менѣе слово ораторъ, для обозначеніи посла, скоро вышло изъ употребленія. И въ самомъ дѣлѣ, оно довольно точно могло быть примѣнено къ агенту, посланному съ спеціальнымъ порученіемъ, который, подобно Гарри Вану, начнетъ свою дѣятельность рѣчью. Но это названіе не могло быть дано посланнику, который долженъ былъ оставаться продолжительное время при иностранномъ дворѣ. Онъ оставался долгое время послѣ того какъ рѣчь его была забыта и изъ оратора превращался въ посланника.
   Обычай содержать постоянныхъ посланниковъ при иностранныхъ дворахъ былъ впервые введенъ въ XV столѣтіи {Спеціальныя посольства для данной цѣли явились конечно гораздо ранѣе. Тѣ, которые прочли монографію профессора Варда объ Чаусерѣ, вспомнятъ, что отцу англійской поэзіи часто давались подобныя порученія.}. Людовикъ XI знакомился съ намѣреніями другихъ государствъ черезъ посредство тайныхъ агентовъ. Фердинантъ Аррагонскій изъ шпіона сдѣлалъ посла, изъ безчестнаго занятія -- почетную должность. Очень возможно, что это обстоятельство объясняетъ происхожденіе, которое нѣкоторые зачастую придавали слову "посланникъ". Они производили его отъ испанскаго глагола "embiar" посылать и считали его синонимомъ французскаго слова "envoyé" отъ глагола envoyer посылать. Но почти навѣрно можно сказать, что слово это имѣетъ гораздо болѣе древній корень и скорѣе Кельтскаго или Тевтонскаго происхожденія. Въ Англіи до XV или XVI вѣка оно повидимому мало употреблялось. Такъ напр. въ библіи Виклефа слова "извѣщеніе" и "посланецъ" употребляются въ томъ же значеніи, въ какомъ нынѣ употребляютъ слово посолъ, хотя нерѣдко встрѣчается также латинское слово "legatus" и греческое "ἀγγέλος". Въ обыденномъ разговорѣ всѣ дипломатическіе представители называются послами. По строго говоря, посолъ есть агентъ, принадлежащій къ высшему изъ 3-хъ классовъ, на которые раздѣлены дипломаты. Въ первый изъ трехъ классовъ включены послы, папскіе нунціи и интернунціи, которыхъ австрійскій императоръ посылаетъ въ Константинополь. Ко второму классу принадлежатъ чрезвычайные посланники или полномочные министры, аккредитованные при монархахъ; третій классъ состоитъ изъ повѣренныхъ въ дѣлахъ, которые аккредитуются иначе.
   Въ дѣйствительности нѣтъ большой разницы между объемомъ власти полномочнаго министра и посла. Слово "полномочный" означаетъ, что посолъ, который такъ называется, имѣетъ неограниченныя нрава; но полномочный министръ только въ исключительныхъ случаяхъ имѣетъ право личнаго доступа къ монарху, между тѣмъ какъ посолъ можетъ пользоваться этой привилегіею во всякое время. Кромѣ того, между правами этихъ лицъ есть еще болѣе глубокое различіе. Посолъ пользуется рангомъ представителя; полномочный министръ имъ не пользуется. Въ обществѣ посолъ стоитъ непосредственно послѣ королевской семьи -- положеніе полномочнаго министра не опредѣлено. При англійскомъ дворѣ, по странному обычаю, полномочные министры стоятъ ниже герцоговъ, но выше маркизовъ. Повѣренный въ дѣлахъ не имѣетъ права доступа къ монарху; онъ аккредитовапъ только при правительствѣ и занимаетъ поэтому не такое высокое положеніе.
   Трудно опредѣлить точно тотъ принципъ, на основаніи котораго къ одному двору посылается посолъ, а къ другому полномочный министръ или повѣренный въ дѣлахъ. Маколей говоритъ въ одной изъ своихъ лучшихъ главъ, что въ 1685 году единственный дипломатическій агентъ съ рангомъ посла находился въ Константинополѣ, при чемъ часть содержанія онъ получалъ отъ частной компаніи. Сто семдесять лѣтъ тому назадъ, послы самого высокаго status'а были отправляемы во Францію, Испанію и ко двору императора; въ Португаліи, Голландіи и Швеціи были послы того же ранга, но съ меньшимъ содержаніемъ. Первые три, на основаніи словъ лорда Стенгопа, получали но 100 фунтовъ еженедѣльно и по 1500 фунтовъ на свиту; три послѣдніе получали по 10 фунтовъ ежедневно и 100 фунтовъ на свиту {По словамъ лорда Стенгона, размѣры этихъ окладовъ оставались безъ измѣненія съ 1669 г., но цифры, вставленныя лордомъ Стенгопомъ, не соотвѣтствуютъ тѣмъ, которыя напечатаны въ 1669 г. въ бюджетѣ государственнаго дохода и расхода. Въ этомъ бюджетѣ жалованье посламъ назначается въ размѣрѣ 5.200; но посланникамъ только 1.825 ф.-- половина суммы приведенной лордомъ Стенгопомъ. Я не могу знать на сколько это вѣрно, ибо самъ лордъ Стентонъ не вѣрно ссылается на лорда Болингброка.}. Въ началѣ царствованія Георга II Англія имѣла пословъ въ Парижѣ, Мадридѣ, Вѣнѣ и Константинополѣ: посланниковъ въ Лиссабонѣ, Туринѣ, Стокгольмѣ, Гагѣ и Гамбургѣ. Она содержала министровъ-резидентовъ въ Дрезденѣ, Флоренціи и въ другихъ пунктахъ. Легко замѣтить, что возвышеніе Германіи и Россіи и упадокъ Испаніи вызвали соотвѣтствующее измѣненіе въ положеніи представителей аккредитованныхъ при дворахъ -- русскомъ, германскомъ и испанскомъ. Въ настоящее время Англія имѣетъ пословъ въ Парижѣ, Вѣнѣ, Берлинѣ, С.-Петербургѣ, Римѣ и Константинополѣ. При другихъ дворахъ представителями королевы являются или полномочные министры или же повѣренные въ дѣлахъ.
   Назначеніе посла зависитъ отъ монарха, отъ котораго онъ получаетъ вѣрительныя грамоты. Грамоты, даваемыя посламъ или посланникамъ, подписываются монархомъ, котораго они представляютъ, и адресуются на имя монарха, при которомъ они аккредитуются. Вѣрительная грамота, даваемая повѣренному въ дѣлахъ, подписывается министромъ иностранныхъ дѣлъ. Въ Англіи монархъ, давая какое нибудь порученіе, руководится совѣтомъ своихъ министровъ и пользуется только номинальнымъ veto. Такъ напримѣръ, въ 1835 году Вильгельмъ IV отказался санкціонировать назначеніе лорда Дургама (перваго) посломъ въ С.-Петербургъ. Въ томъ же году по причинѣ преній въ нижней палатѣ, лордъ Лондондерри долженъ былъ отказаться отъ того же самаго поста, который онъ передъ этимъ только что принялъ. Монархъ, къ которому отправляется посолъ, имѣетъ также право отказаться отъ принятія всякаго лица. Такъ, въ 1833 году, императоръ Николай отказался принять въ качествѣ посла къ русскому двору лорда Страффорда Редкллера. Посолъ лично вручаетъ свои вѣрительныя грамоты монарху, при которомъ онъ аккредитованъ. Но въ Англіи монархъ принимаетъ посла на аудіенціи только въ присутствіи министра иностранныхъ дѣлъ. Въ другихъ государствахъ послы имѣютъ частныя аудіенціи у монарховъ, при дворахъ которыхъ они состоятъ. Содержаніе разговоровъ сэра Гамильтона Сеймура съ императоромъ Николаемъ, происходившихъ до Крымской войны, болѣе или менѣе извѣстно, но содержаніе разговоровъ герцога Веллингтона съ тѣмъ же императоромъ 25 лѣтъ ранѣе, является столь же замѣчательнымъ и столь же достойнымъ ознакомленія. Въ прежнее время при такихъ свиданіяхъ, самымъ употребительнымъ языкомъ былъ латинскій. Тогда большинство безъ труда умѣло выражаться на этомъ языкѣ. De-Silva, испанскій посолъ въ Лондонѣ, говоритъ, что Елизавета выражалась на латинскомъ языкѣ "съ легкимъ изяществомъ" и даже Георгъ I иногда разговаривалъ полатыни со своими министрами. Въ новѣйшее время разговорнымъ языкомъ сталъ французскій. Переходъ отъ латинскаго къ французскому произошелъ въ началѣ XVIII столѣтія. Одной изъ многихъ причинъ, тормозившихъ дѣятельность пословъ въ Рисвикѣ было требованіе представителей императора, чтобы документы были переведены (говоря словами Маколея) съ хорошаго французскаго языка на дурной латинскій.
   Право на личный пріемъ у монарховъ, на которое можетъ претендовать каждый посланникъ, повело еще не такъ давно къ серьезному недоразумѣнію. Въ 1841 году Луи Филиппъ отправилъ г-на Де-Сальванди въ качествѣ посла въ Мадридъ. Королева Испаніи Изабелла была еще не совершеннолѣтняя и г-ну Де-Сальванди объявили, что онъ долженъ вручить свои вѣрительныя грамоты регентшѣ -- королевѣ Христинѣ, матери Изабеллы. Г-нъ Де-Сальванди подумалъ, что это заявленіе испанскаго правительства было внушено представителемъ Великобританіи при Мадридскомъ дворѣ -- Астономъ; онъ вообразилъ, что г. Астонъ въ видахъ поддержанія британскаго вліянія, далъ этотъ совѣтъ. Де-Сальванди, оскорбленный такимъ приказаніемъ, просилъ французское правительство отправить армію въ Пиренеи, или по крайней мѣрѣ прервать дипломатическія сношенія съ Испаніею. Французское правительство прибѣгло къ болѣе мягкому средству -- оно отозвало Де-Сальванди изъ Мадрида. Англійскій министръ иностранныхъ дѣлъ, лордъ Абердинъ, написалъ Астону рѣшительную ноту, съ порицаніемъ образа дѣйствія испанскаго правительства, который, по мнѣнію всѣхъ, былъ внушенъ Астономъ, а французское министерство вскорѣ послѣ этого послало другаго дипломата къ испанскому двору.
   Посланникъ обязанъ извѣщать свое правительство обо всемъ происходящемъ въ государствѣ, гдѣ онъ состоитъ представителемъ; онъ обязанъ поддерживать права своего народа и даже права отдѣльныхъ лицъ своей страны, живущихъ въ томъ государствѣ. Для исполненія этихъ обязанностей, посланнику необходимо нужно знать главные принципы международнаго права и самые важные трактаты, коими связано его собственное правительство съ правительствами другихъ государствъ. Находясь по необходимости въ общеніи съ людьми способными, хорошо знакомыми съ положеніемъ дѣлъ и высокопоставленными въ томъ государствѣ, гдѣ онъ состоитъ представителемъ, онъ долженъ непремѣнно быть человѣкомъ образованнымъ и ловкимъ. Въ теченіи послѣднихъ 30 лѣтъ англійскіе посланники держались обыкновенно въ сторонѣ отъ политики тѣхъ дворовъ, при коихъ были аккредитованы; въ самыхъ значительныхъ столицахъ всегда есть болѣе или менѣе большое количество текущихъ дѣлъ; но при менѣе значительныхъ дворахъ, дипломатамъ бываетъ не особенно много дѣла, за исключеніемъ случаевъ, когда миръ нарушенъ или грозитъ нарушеніемъ.
   Но мы должны радоваться этой праздности, ибо если правда, что тотъ народъ счастливъ, который не имѣетъ исторіи -- то еще болѣе правда, что счастлива та эпоха, когда послы имѣютъ мало дѣла.
   Посланникъ, говоритъ Багехотъ, не есть только агентъ -- онъ есть также представитель народнаго величія {Англійское слово "pomp" происходитъ черезъ посредство латинскаго слова "pompa" отъ греческаго, "πέμπω" -- посылать. Первоначальное слово "πόμπη" обозначало обыкновенно посольство съ религіозной цѣлью.}. Въ продолженіи многихъ столѣтій народы земного шара держали себя такъ, какъ будто ихъ болѣе заботило наружное поведеніе ихъ агентовъ, чѣмъ исполняемыя ими обязанности. Пользуясь царской обстановкой и почестями, посланники подражали царскимъ пріемамъ и спорили другъ съ другомъ изъ-за первенства. Не болѣе тридцати лѣтъ тому назадъ существовалъ обычай, по которому посланники уѣзжали изъ Англіи на военномъ кораблѣ. Въ болѣе давній періодъ, когда они достигали мѣста назначенія, къ нимъ на встрѣчу выходилъ церемоніймейстеръ и въ королевскихъ экипажахъ сопровождалъ ихъ до столицы. Дѣйствительно иногда во время пути послу угрожали опасности, требовавшія исключительныхъ мѣръ предосторожности. Когда первый изъ лордовъ Гантесберри былъ назначенъ посломъ при русскомъ дворѣ, императоръ Николай вмѣстѣ съ арміей стоялъ на Дунаѣ. Послу нужно было проникнуть въ центръ военныхъ дѣйствій; -- по словамъ лорда Элленборо, онъ запасся всѣми лагерными принадлежностями. Всякій, кому удалось познакомиться съ мемуарами лорда Гантесберри, охотно подтвердитъ эти слова. Путешествіе посла походило на шествіе арміи и то, что произошло съ нимъ очень похоже на военныя случайности. Конечно не всѣ послы подвергались тѣмъ затрудненіямъ, которыя пришлось испытать въ данномъ случаѣ лорду Гайтесберри. Въ настоящее время, въ больніинствѣ случаевъ, путешествіе посланника совершается съ удобствами, даваемыми путешественникамъ новѣйшими средствами передвиженія; это въ значительной степени послужило къ уменьшенію тѣхъ церемоній, которыя были прежде въ ходу. Почтовые дилижансы, а въ наше время желѣзная дорога болѣе сдѣлали для установленія равенства, чѣмъ всѣ ученія всѣхъ энциклопедистовъ; даже монархи и ихъ представители находятъ удобнымъ пользоваться тѣми средствами передвиженія, которыя къ услугамъ бѣднѣйшихъ гражданъ.
   Показная роскошь вызываетъ неудобства, церемонія сопряжена съ замедленіями; послы, постоянно занятые соблюденіемъ наружныхъ обрядовъ, зачастую упускали изъ виду сущность своихъ обязанностей. Переговоры закончившіе тридцатилѣтнюю войну въ 1648 году велись съ 1643 года; уполномоченные, подписавшіе нимвегенскій миръ въ февралѣ 1679 года, съѣхались въ этотъ городъ въ февралѣ 1876 года. Если бы не Вильгельмъ III, замедленія происшедшія въ Нимвегенѣи въ Мюнстерѣ повторились бы въ 1697 году въ Рисвикѣ. " При первомъ собраніи" писалъ Маколей, "полномочія представителей воюющихъ государствъ были переданы посреднику". При второмъ собраніи происходившемъ 48 часовъ позже, держава-посредница совершила церемонію обмѣна этихъ полномочій. Затѣмъ нѣсколько собраній было употреблено на опредѣленіе того, какое количество экипажей, лошадей, прислуги, пажей и проч. каждый представитель будетъ имѣть право привезти съ собою въ Рисвикъ; будутъ ли даны трости лакеямъ? получатъ ли они право надѣть шпаги? дозволятъ ли имъ носить пистолеты? Кто займетъ первое мѣсто на публичныхъ гуляньяхъ и чей экипажъ будетъ первымъ проѣзжать по улицамъ... Императорскіе послы потребовали, чтобы имъ было уступлено первое мѣсто за столомъ. Испанскій посолъ не хотѣлъ допустить такой претензіи и старался занять мѣсто между ними. Императорскій посолъ отказался называть превосходительствами представителей курфирстовъ и республикъ. "Если меня не будутъ величать превосходительствомъ", возразилъ на это представитель Бранденбургскаго курфирста, "мой государь отзоветъ свои войска изъ Венгріи". Императорскіе послы настаивали на томъ, чтобы имъ отдана была отдѣльная комната въ домѣ и чтобы ихъ экипажамъ было отведено особое мѣсто во дворѣ. Остальные представители нашли такое требованіе неумѣстнымъ и цѣлое засѣданіе было потрачено на этотъ дѣтскій споръ... Въ половинѣ апрѣля дошло до всеобщаго свѣдѣнія, что Карлъ XI король Швеціи скончался и ему наслѣдовалъ его сынъ; но было бы нарушеніемъ этикета если бы кто либо изъ пословъ показалъ, что онъ знаетъ объ этомъ событіи до формальнаго заявленія о немъ шведскимъ посланникомъ Лиліенротомъ; Лиліенротъ нарушилъ бы этикетъ если бы сдѣлалъ это заявленіе не дождавшись того времени, когда его экипажи и свита будутъ облечены въ трауръ; прошло нѣсколько недѣль пока его каретники и портные успѣли справиться со своей задачей. Наконецъ 12-го іюня онъ явился въ Рисвикъ въ траурной каретѣ въ сопровожденіи лакеевъ въ траурныхъ ливреяхъ и въ полномъ составѣ конгресса заявилъ, что Богу угодно было призвать къ себѣ могущественнаго короля Карла XI. Тогда всѣ послы, выразивъ своему коллегѣ сожалѣніе по поводу этого печальнаго и неожиданнаго событія, отправились домой, чтобы снять свои расшитые кафтаны и облечься въ трауръ. Ботъ въ какихъ торжественныхъ процедурахъ недѣля проходила за недѣлей.-- Казалось весьма вѣроятнымъ, что восемнадцатое столѣтіе застанетъ слѣдующую картину: на Маасѣ и Рейнѣ двѣ враждебныя арміи; промышленные классы населенія подъ бременемъ налоговъ; плодородныя провинціи безъ обработки; океанъ, по которому нельзя плавать по причинѣ морскихъ разбойниковъ, между тѣмъ какъ полномочные представители занимаются обмѣномъ нотъ и составленіемъ протоколовъ и ведутъ споръ о томъ, какое мѣсто долженъ занимать такой-то министръ и какимъ титуломъ онъ можетъ называться.
   Къ счастью для человѣчества, Людовикъ XIV и Вильгельмъ III желали мира; они оба видѣли, что миръ немыслимъ, если не измѣнить стараго порядка вещей. Было устроено совѣщаніе между Буффлерсомъ и Портландомъ и въ нѣсколько часовъ улажено дѣло, съ которымъ посланники на вѣрно не справились бы въ нѣсколько лѣтъ. Были поставлены условія и Рисвикскій миръ заключенъ. Этотъ миръ не только обезпечилъ спокойствіе, но кромѣ того послужилъ полезнымъ урокомъ для дипломатовъ. Можно было затягивать переговоры, когда имъ предоставлено было дѣйствовать самостоятельно, но когда сами монархи спокойно, безъ ихъ помощи, разрѣшили недоразумѣнія, они нашли нужнымъ ускорить свой образъ дѣйствій.
   Для успѣха дипломатіи было бы большимъ счастьемъ, если бы страсть къ показному была единственнымъ порокомъ дипломатовъ. Къ несчастью для репутаціи дипломатовъ, противъ нихъ можно привести гораздо болѣе важныя обвиненія. Въ средніе вѣка полагали, что дипломату свойственно лгать и не осуждали его за вѣроломство. Во времена Елизаветы серъ г. Воттонъ, будучи самъ посломъ, остроумно характеризовалъ эту обязанность въ слѣдующихъ словахъ: "посолъ есть честный человѣкъ, отправляемый заграницу, чтобы лгать {Слова: лгать и лежать обозначаются по англійски однимъ общимъ словомъ to lie.} для пользы своего отечества". Наполеонъ такъ выразился о Меттернихѣ: "онъ почти государственный человѣкъ, ибо отлично лжетъ". Серъ Вильямъ Пажетъ, одинъ изъ способнѣйшихъ министровъ Генриха VIII, не краснѣя разсказываетъ, какъ онъ дѣйствовалъ въ Парижѣ. Я лгалъ, говорилъ правду, выражался искренне, рѣзко, забавно, обѣщалъ награды, пенсіи, однимъ словомъ дѣлалъ все что можно было сдѣлать или сказать, чтобъ достигнуть успѣха въ моемъ дѣлѣ -- и гораздо болѣе обѣщалъ, чѣмъ могъ исполнить, если вы будете такъ не скромны, что спросите меня объ этомъ. Отъ такихъ честныхъ услугъ прибавляетъ Фроудъ, который цитируетъ эти слова, долженъ былъ въ свое время получиться соотвѣтствующій результатъ {Знаменитый министръ другаго государства, жившій около половины прошлаго столѣтія (этотъ случай переданъ лордомъ Пальмерстономъ), давалъ инструкціи одному илъ своихъ агентовъ, относительно того, какъ онъ долженъ будетъ выразиться передъ правительствомъ другаго государства. Агентъ рѣшился замѣтить, что то, что ему приказываютъ говорить, находится въ полномъ противорѣчіи съ ((.актами. Вотъ что ему возразилъ этотъ министръ: "Пустяки! не заботьтесь объ этомъ. Это ничего не значитъ; непремѣнно скажите то, что я вамъ приказываю, это принесетъ большую пользу". Въ этомъ случаѣ обычай былъ на сторонѣ министра, а не на сторонѣ агента.}.
   Поэтому на ложь смотрѣли, какъ на необходимый аттрибутъ дипломата; въ умахъ многихъ людей дипломатическое искусство отождествилось съ интригою и двоедушіемъ {Но пріятно сознаться, что многіе выдающіеся дипломаты выставляли огромную важность правдивости въ дипломатіи. "Едва ли нужно говорить", писалъ лордъ Мальмсберри, "что никакое стеченіе обстоятельствъ, никакой вызовъ ле нуждаются въ обманѣ, а тѣмъ болѣе его не оправдываютъ". "Спеціальное искусство, которое требуется въ этомъ дѣлѣ", говоритъ лордъ Кларендонъ, "это быть честнымъ, правдивымъ и прямодушнымъ" -- Bernard's Four Lectures ou Diplomacy, pp. 127, and 129.}. Отсюда по всѣмъ вѣроятіямъ вытекала необходимость ставить лицо посла подъ защиту особой охраны. Человѣкъ, которому нельзя вѣрить, конечно возбуждаетъ недовѣріе, а пользованіе обманомъ заставляетъ прибѣгать къ хитростямъ, чтобы открыть этотъ обманъ. Серьезные государственные люди занимались главнымъ образомъ тѣмъ, что перехватывали депеши и проводили дни и ночи, стараясь ихъ разобрать. Курьеры за частую задерживались soit-disant разбойниками и бунтовщиками, которые ихъ грабили и отвозили депеши министру. Заговоръ такимъ образомъ встрѣчалъ коптръ-заговоръ; честные люди прибѣгали къ безчестнымъ способамъ, служа своему отечеству. Нѣкоторый остатокъ старой практики существуетъ и по сіе время. Въ 1845 году, въ нижней палатѣ узнали, что письма, адресованныя иностраннымъ посламъ въ іюнѣ 1844 года были доставлены въ министерство иностранныхъ дѣлъ и тамъ распечатаны. Даже британское правительство имѣетъ власть, къ которой, впрочемъ, оно прибѣгаетъ только съ полицейскими цѣлями, вскрывать частныя письма, посылаемыя на почту; за границей кажется еще чаще прибѣгаютъ къ этому средству; вотъ почему большія державы принуждены держать спеціальный отрядъ курьеровъ для пересылки депешъ.
   Такой образъ дѣйствія кажется тѣмъ болѣе постыднымъ, что въ теоріи посланникъ пользуется всевозможными привилегіями и преимуществами. Посланникъ не подчиненъ законамъ страны, гдѣ онъ аккредитованъ. Принимается фикція, что его домъ составляетъ часть территоріи того государства, которое онъ представляетъ; его семейство, слуги, свита, пользуются подобными же преимуществами. Спеціалисты объясняютъ эти привилегіи существованіемъ доктрины, которую совершенно по варварски назвали "экстериторіяльностью", слово означающее, что посланникъ не считается подлежащимъ законамъ государства, гдѣ онъ аккредитованъ. На основаніи этой доктрины посланникъ не платитъ налоговъ въ государствѣ, гдѣ онъ аккредитованъ и ни онъ, ни его свита не подлежатъ компетенціи общихъ судовъ. Благодаря той же привилегіи и онъ и его свита обыкновенно занимаютъ, въ противуположность древнему времени, исключительное положеніе въ вопросахъ вѣры. Посредствомъ взаимнаго компромисса между римско-католическими и протестантскими державами, представителямъ ихъ, въ прежнее время, при полномъ отсутствіи вѣротерпимости, было дозволено богослуженіе по обрядамъ ихъ вѣры.
   Неприкосновенность подобныхъ привилегій посланниковъ охраняется международнымъ правомъ. Но прошло много времени, пока онѣ были признаны въ Англіи. Въ 1708 году въ Лондонѣ былъ арестованъ посланникъ Петра Великаго за долги. Царь формально протестовалъ противъ такого образа дѣйствія и потребовалъ казни офицеровъ, осмѣлившихся произвести этотъ арестъ. Королева Анна заявила, что законы Англіи не даютъ ей права наказывать провинившихся офицеровъ. Но другіе представителя иностранныхъ дворовъ, бывшіе въ Лондонѣ, вмѣшались въ этотъ споръ, и, чтобы удовлетворить ихъ желаніямъ, а также чтобы утишить гнѣвъ Петра, парламентъ издалъ новый законъ viz. 7 Anne, с. 12, постановляющій, что подобный арестъ противорѣчитъ "покровительству, дарованному Ея Величествомъ, является противнымъ международному праву и нарушаетъ права и привилегіи, которыя испоконъ вѣка принадлежали посланникамъ и инымъ публичнымъ представителямъ и должны быть почитаемы священными и неприкосновенными". Со времени изданія этого акта, который, какъ мы увидимъ не создалъ новаго закона, но изъяснилъ законъ существующій, арестъ посланника за долги не дозволяется англійскими законами.
   Болѣе чѣмъ 60 лѣтъ позднѣе произошелъ еще болѣе замѣчательный случай. Венеціянскій резидентъ въ Лондонѣ, прикрываясь иммунитетомъ посланника, безпошлино ввозилъ въ Англію большія партіи товаровъ для торговыхъ операцій. Лондонскіе купцы конечно были противъ привилегіи, уменьшавшей ихъ барыши и просили объ ея отмѣнѣ. Испанскій посланникъ въ Лондонѣ въ энергическихъ выраженіяхъ изобличилъ поведеніе Венеціянскаго представителя; это дало смѣлость правительству наложить запрещеніе на товаръ, какъ на контрабанду и отправить его въ таможню. Венеціанскому резиденту, на требованіе возвратить товаръ, рѣшительно отвѣтили, что король не потерпитъ безнаказаннаго нарушенія законовъ Великобританіи.
   Присутствіе посланника при какомъ либо иностранномъ дворѣ есть конечно признакъ и гарантія мира. Отъѣздъ посланника ясно доказываетъ существованіе разногласія и зачастую является предвѣстникомъ войны. Когда посланникъ уѣзжаетъ, то веденіе дѣлъ посольства обыкновенно возлагается на повѣреннаго въ дѣлахъ, но въ важныхъ случаяхъ всякаго рода дипломатическія сношенія прерываются. Когда одно государство отзываетъ своего представителя изъ другаго, то послѣднее имѣетъ право сдѣлать или не сдѣлать то же самое. Возьмемъ историческій примѣръ: англійскому посланнику въ Парижѣ было приказано уѣхать изъ Франціи послѣ революціи 10 августа 1792 года, между тѣмъ какъ французскій посланникъ въ Лондонѣ продолжалъ исполненіе своихъ обязанностей еще въ теченіи пяти мѣсяцевъ. Въ новѣйшее время -- турецкій посланникъ оставался въ Лондонѣ послѣ отъѣзда британскаго посланника изъ Константинополя весною 1877 года. Обыкновенно посланникъ удаляется только вслѣдствіе приказанія своего правительства, но случалось, что его просило о выѣздѣ правительство, при которомъ онъ былъ аккредитованъ. Въ 1793 году послѣ казни Людовика XVI, французскій посланникъ получилъ отъ британскаго правительства приказаніе оставить Лондонъ. Весною 1848 года испанское правительство пригласило удалиться изъ Мадрида сера Г. Бульвера {Сэру Г. Бульверу въ 1848 г. была дана инструкція лордомъ Пальмерстономъ, на основаніи которой онъ долженъ былъ посовѣтовать испанскому правительству "держаться законнаго и конституціоннаго образа дѣйствія", призвать въ совѣты "нѣкоторыхъ изъ тѣхъ лицъ, которыя пользуются довѣріемъ либеральной партіи". Сэръ Г. Бульверъ послалъ копію съ этихъ инструкцій генералу Нарваэцу, стоявшему но главѣ испанскаго министерства. Нарваэцъ былъ этимъ весьма оскорбленъ, возвратилъ копію съ протестомъ негодованія и вскорѣ послѣ этого послалъ Г. Бульверу его вѣрительную грамоту.}. Весьма вѣроятно, что поведеніе англійскаго правительства въ первомъ случаѣ сдѣлало войну неизбѣжной и Франція конечно объявила войну. Согласно серу Г. Вульверу, лордъ Пальмерстонъ въ 1848 году стоялъ за принятіе быстрыхъ и рѣшительныхъ мѣръ. Но кабинетъ не захотѣлъ слѣдовать совѣту министра иностранныхъ дѣлъ и не пожелалъ продолжать спора. Питтъ, отзывая британскаго посланника изъ Парижа въ августѣ 1790 года, поступилъ такимъ образомъ на томъ основаніи, что король, при которомъ посланникъ былъ аккредитованъ, ставъ плѣнникомъ, потерялъ свободу. Такъ какъ Англія не признавала образовавшейся во Франціи республики, то и не могло быть власти въ Парижѣ, съ которой посланникъ могъ бы вести правильныя сношенія. Британское правительство поэтому не ограничилось тѣмъ, что отозвало изъ Парижа своего представителя, по отказалось продолжать дипломатическія сношенія съ французскимъ посланникомъ въ Лондонѣ. Лучшимъ комментаріемъ образа дѣйствія правительства Питта въ 1793 году можетъ служить дальнѣйшее поведеніе правительства въ 1830, 1848, 1852 и 1870 годахъ. Въ 1830 году правительство герцога Веллингтона тотчасъ же признало восшествіе на престолъ Людовика Филиппа; въ 1848 году лорду Норманди, посланнику въ Парижѣ было приказано оставаться на своемъ посту и "имѣть неоффиціальныя сношенія" съ временнымъ правительствомъ, какія могутъ оказаться необходимыми для общественной пользы; въ 1852 году правительство лорда Дерби сразу признало восшествіе на престолъ Наполеона III, въ 1870 году правительство Гладстона не замедлило признатъ фактъ лишенія его престола. Вотъ эти и другія многочисленныя перемѣны въ образѣ правленія Франціи ни на одинъ день не прерывали дипломатическихъ сношеній; современные государственные люди согласны въ томъ, что король de facto, называется-ли онъ королемъ, императоромъ или президентомъ, есть сіе jure единственное лицо, съ которымъ дипломатія должна вести сношенія.
   Но хотя современная дипломатія имѣетъ дѣло только съ фактами, за то сомнѣніе зачастую возникаетъ даже относительно фактовъ. Дипломатическій представитель посылается только къ независимой державѣ; въ тѣхъ случаяхъ, когда возставшія національности дѣлаются самостоятельными, точное опредѣленіе момента пріобрѣтенія этой самостоятельности есть конечно дѣло факта. Дѣйствительно, иногда фактическая сторона такъ очевидна, что всякій споръ является излишнимъ. Независимость Греціи была обезпечена трактатомъ; скрѣпленіе Италіи и Германіи также было достигнуто посредствомъ трактатовъ; въ этихъ случаяхъ государственнымъ людямъ оставалось констатировать факты, которые были ясны всему міру. Но часто бывали случаи вызывавшіе крупныя затрудненія. Напримѣръ, какъ трудно точно опредѣлить моментъ, въ который испанскія колоніи въ Америкѣ стали самостоятельными. Когда именно Бельгія перестала быть частью Голландіи? Наконецъ, въ какой моментъ времени возстаніе можно оправдать успѣхомъ? Краснорѣчивыя слова Каннинга, которыми онъ хвастливо выразилъ, что вызвалъ къ жизни новый міръ, для того, чтобы возстановить равновѣсіе древняго, по всѣмъ вѣроятіямъ привело многихъ къ тому убѣжденію, что испанскія колоніи обязаны своею независимостью образу дѣйствія британскаго министра. Но тотъ, кто внимательно прочтетъ переписку объ этомъ предметѣ, увидитъ, что Каннингъ воздерживался отъ вмѣшательства до тѣхъ поръ, пока власть Испаніи окончательно не пала на всемъ пространствѣ южной и центральной Америки. Факты въ этомъ случаѣ вполнѣ оправдали его образъ дѣйствія, хотя онъ вѣроятно поторопился только потому, что зналъ какое вліяніе Франція пріобрѣтаетъ въ Испаніи. Что касается признанія независимости Бельгіи въ 1830 году, то дѣло обошлось гораздо проще. Сами Голландцы были согласны признать се въ качествѣ независимаго королевства; такимъ образомъ предварительныя мѣры 1830 года, направленныя на обезпеченіе этой независимости, были предприняты съ согласія остальной Европы.
   Страшная борьба происходившая 20 лѣтъ тому назадъ въ Соединенныхъ Штатахъ, косвеннымъ путемъ привела къ тому же самому. Нѣкоторыя лица въ Англіи, сочувствуя доблестнымъ усиліямъ южныхъ штатовъ, хотѣли, чтобы Великобританія признала независимость федеральнаго правительства. Ни прецедентъ установленный въ 1824 году Каннингомъ, ни принципъ, на основаніи котораго дѣйствовалъ въ 1830 году лордъ Пальмерстонъ, не оправдывали между тѣмъ, такого признанія. Сѣверные штаты не прекратили борьбы, какъ это съ своей стороны сдѣлала Испанія: они не согласились подобно Голландіи признать независимость возставшихъ. Британское министерство поэтому отказалось признать независимость федеральнаго правительства штатовъ. Но отказавшись признать ихъ независимость, оно признало ихъ воюющими. И въ самомъ дѣлѣ, всякій другой образъ дѣйствія былъ бы не примѣнимъ. Если бы конфедератовъ не признали воюющими, то пришлось бы относиться къ крейсерамъ федеральнаго правительства, какъ къ пиратамъ. Между тѣмъ общественное мнѣніе какъ Европы, такъ и Америки одинаково осудило бы такое рѣшеніе. Кромѣ того, если бы конфедератовъ не сочли за воюющихъ, нейтральныя государства не могли бы признать дѣйствительность блокады южныхъ портовъ, установленную федеральнымъ флотомъ; страна вѣдь не можетъ блокировать свои собственные берега; она можетъ блокировать лишь берега своего врага. Изъ этого слѣдуетъ, что въ случаѣ междоусобной войны, государство можетъ признать право войны за обоими воюющими; по оно должно руководиться въ каждомъ данномъ случаѣ фактами для опредѣленія того момента, когда одна сторона одержитъ побѣду; также когда возстаніе оправдывается успѣхомъ и удавшаяся измѣна перестаетъ быть измѣною.
   Въ этой главѣ мы до сихъ поръ говорили объ обязанностяхъ посланника и объ его привилегіяхъ. Не надо забывать однако, что кромѣ этихъ обыкновенныхъ обязанностей, на посланника зачастую возлагается исполненіе гораздо болѣе важныхъ порученій.
   Колонизація выдвигаетъ вопросы, имѣющіе международное значеніе, разрѣшаемые черезъ посредство пословъ, состоящихъ при заинтересованныхъ въ этихъ вопросахъ правительствахъ. Эти вопросы могутъ имѣть самое разнообразное значеніе. Они могутъ касаться выдачи преступниковъ, подробностей новаго тарифа или же границъ государствъ и стремленій цѣлыхъ народовъ. Но въ дѣлахъ большой важности, въ которыхъ заинтересованы многія государства, вошло въ обычай собирать представителей великихъ державъ на конгрессы и конференціи. Конгрессъ есть обыкновенно собраніе номарховъ или министровъ иностранныхъ дѣлъ представляемыхъ государствъ. Конференція -- собраніе посланниковъ или спеціальныхъ делегатовъ. Итакъ, съ дипломатической точки зрѣнія конгрессъ является болѣе внушительнымъ средствомъ, чѣмъ конференція. Конгрессъ въ Мюнстерѣ и Оснабрюкѣ, закончившій довольно поздно тридцатилѣтигою войну, былъ первымъ конгрессомъ въ исторіи Европы. Англія впервые приняла участіе въ Нимвегенскомъ конгрессѣ, на которомъ Карлъ II былъ принужденъ оставить союзъ съ Франціею и слѣдовать политикѣ Вильяма Темпль. Самыми важными конгрессами нынѣшняго столѣтія были: Вѣнскій, въ 1814--15 годахъ; Ахенскій, въ 1818 году; Троппаускій, въ 1820 году и какъ его продолженіе -- Лайбахскій въ 1821 году; Вѣнскій, оконченный въ Верронѣ въ 1822 году; Парижскій, въ 1856 году; Берлинскій, въ 1878 году. Изъ числа конференцій замѣчательны -- Лондонская, въ 1830 году обезпечившая независимость Бельгіи; конференція 1871 года измѣнившая трактатъ 1856 года; Вѣнская, въ 1853 году передъ Крымской войной и въ 1855 году во время ея продолженія; наконецъ въ Константинополѣ въ 1877 году. Въ менѣе важныхъ случаяхъ, когда два или три государства хотятъ войти въ соглашеніе по вопросу, имѣющему меньшій публичный интересъ, они собираются на конвенцію.
   При собраніи конгресса, конференціи и конвенціи, употрябляется одна и та же процедура. Мнѣнія представителей заносятся въ отчеты, которые называются протоколами. Слово это греческаго происхожденія и буквально означаетъ по-англійски еще не формулированный отчетъ переговоровъ. Обязанность дипломатіи воплотить заключенія, выработанныя во время переговоровъ и дать имъ видъ формальнаго трактата, который однако не обязателенъ для націй представленныхъ на конгрессѣ, пока онъ формально не будетъ ратификованъ правительствомъ каждой изъ нихъ.
   Трактатъ, также какъ и собраніе, на которомъ онъ заключается, можетъ имѣть дѣло съ самыми разнообразными предметами. Вѣнскій трактатъ или скорѣе трактаты измѣнили всю карту Европы и устроили, по крайней мѣрѣ на время -- положеніе каждаго государства на континентѣ. Но Вѣнскіе трактаты сами по себѣ должны быть причислены къ отдѣльной категоріи; обыкновенные трактаты не имѣютъ такого всеобъемлющаго значенія. Тѣ изъ нихъ, которые имѣютъ исключительный интересъ для народовъ, могутъ быть раздѣлены на три категоріи: во 1-хъ, трактаты, имѣющіе цѣлью предотвратить войну; во 2-хъ, трактаты, заключаемые въ виду неминуемой войны и въ 3-хъ, трактаты, какъ результатъ войны. Трактаты, направленные на предотвращеніе войны содержатъ въ себѣ или уступку спорнаго объекта, сдѣланную одной стороной, какъ напр., Аккермапскіи трактатъ 1827 года,-- или же предоставляютъ рѣшеніе спорнаго отношенія какому нибудь третейскому судьѣ, какъ постановилъ напр., Вашингтонскій трактатъ 1871 года. Трактаты, заключенные въ виду войны, могутъ наложить обязанность на другое государство оказать помощь въ случаѣ внѣшняго нападенія, или, подобно тройственному союзу Вильяма Темпль и великому союзу Вильгельма III, могутъ соединить двѣ державы или болѣе для заключенія лиги противъ возможнаго врага. Трактаты, являющіеся результатомъ войны, обыкновенно содержатъ условія уступки территоріи. Трактаты, заключившіе Крымскую войпу отодвинули границы Россіи до Прута; Берлинскій трактатъ довелъ границы до Дуная.
   Обыкновенно, когда производятся подобныя международныя переустройства, договаривающіяся стороны стараются обезпечить ихъ сохраніе, ставя слабое государство подъ протекторатъ сильнаго, или гарантируя коллективно либо лично независимость и нейтралитетъ народа или территоріи. Такія гарантантіи были средствомъ, къ которому зачастую прибѣгали дипломаты; Англія особенно часто заключала подобныя обязательства. Однако въ послѣднее время между государственными людьми стало замѣтно увеличиваться стремленіе удерживать страну отъ политики, имѣющей въ виду только будущее. Это стремленіе подкрѣплялось двумя соображеніями -- во первыхъ, растущей увѣренностью въ томъ, что Англія должна воздерживаться отъ вмѣшательства во внутреннія дѣла другихъ государствъ и во вторыхъ, господствующимъ мнѣніемъ, что гарантія, подобно всякой заранѣе обдуманной политикѣ -- не болѣе какъ пустая формальность. Еще въ 1881 году весьма авторитетное лицо, серъ Джемсъ Макинтошъ, весьма ясно формулировалъ этотъ вопросъ. Онъ утверждалъ, что фактъ заключенія наступательнаго и оборонительнаго союза Португаліи съ Англіею не ставитъ послѣднюю въ необходимость во всѣхъ случаяхъ оказывать помощь своей союзницѣ. "Могъ ли кто нибудь подумать, что мы обязались поддерживать Португалію во всякой несправедливой войнѣ, которую она затѣетъ? нѣтъ; напротивъ юристы единогласно установили тотъ принципъ, что вѣрность слову и справедливость нераздѣльно связаны. Будь иначе, это была бы лига разбойниковъ, а не оборонительный союзъ государствъ". Въ наше время, лордъ Дерби, выражаясь о гарантіи, подписанной имъ самимъ вмѣстѣ съ представителями великихъ державъ, сказалъ: "эта гарантія только коллективна... это значитъ, что въ случаѣ нарушенія нейтралитета всѣ державы, предписавшія трактатъ, могутъ быть приглашены къ коллективнымъ дѣйствіямъ. Ни одна изъ этихъ державъ не можетъ быть приглашена для одинокаго или отдѣльнаго отъ другихъ дѣйствія; но просту говоря это есть явленіе ограниченной отвѣтственности". Мы обязались честью это соблюдать, значитъ, что мы обязались вмѣстѣ съ другими державами блюсти за сохраненіемъ извѣстнаго порядка вещей, но мы не связаны закономъ; но если къ намъ примкнуть другія державы, то все-таки нарушенія нейтралитета не будетъ. Если онѣ, поставленныя въ то же положеніе, въ какомъ находимся мы, откажутся отъ совокупнаго дѣйствія, то мы конечно не обязаны пополнять ихъ бездѣйствіе. Такая гарантія очевидно имѣетъ скорѣе характеръ нравственной санкціи того положенія вещей, которое она защищаетъ, чѣмъ обязанность начинать войну, зависящую отъ обстоятельствъ. Она, конечно, даетъ право начинать войну, но не налагаетъ обязанности ее начинать. Возьмемъ примѣръ изъ того, что нами уже сдѣлано. Мы гарантировали независимость Швейцаріи; предположимъ, что вся Европа соединится противъ нея, мы будетъ объ этомъ жалѣть, но врядъ ли сочтемъ себя обязанными вести войну со всѣмъ свѣтомъ ради защиты Швейцаріи. Мы были стороною, когда въ Польшѣ установился извѣстный порядокъ вещей; онъ былъ нарушенъ и однако мы не объявили войны. Я привожу эти факты, ибо они доказываютъ, что защита гарантіи вовсе не требуетъ, чтобы ее во что бы-то ни стало поддерживали оружіемъ".
   Эти два мнѣнія -- первое изъ нихъ мнѣніе солиднаго юриста, другое -- осторожнаго и опытнаго государственнаго человѣка, достаточно ясно показываютъ, что гарантія есть не болѣе какъ обѣщаніе оказать помощь, когда въ ней окажется нужда. Всякое другое толкованіе въ самомъ дѣлѣ невозможно. Поколѣніе, также какъ и отдѣльное лицо, можетъ обѣщать свою поддержку въ случаѣ нарушенія санкціонированнаго имъ порядка вещей. Но подобно тому какъ никто не можетъ давать такого обѣщанія за своихъ наслѣдниковъ, такъ точно ни одно поколѣніе не имѣетъ права наложить такого ярма на свое потомство.
   Если это справедливо по отношенію ко всѣмъ гарантіямъ, то тѣмъ болѣе это справедливо относительно тѣхъ гарантій, которыя даются подъ условіемъ спокойствія государства, коего территорія служитъ субъектомъ такой гарантіи. Гарантія, которая обезпечиваетъ независимость территоріи, подъ условіемъ введенія въ управленіе извѣстныхъ политическихъ реформъ, налагаетъ на потомство обязанность блюсти за тѣмъ, чтобы реформы эти были введены. Но гарантія эта не уничтожаетъ единовременной обязанности провѣрить справедливость спора, въ который вовлечено государство, требующее исполненія этой гарантіи. Этотъ фактъ дѣлаетъ помощь вдвойнѣ условнѣе; онъ показываетъ, что помощь, которая будетъ оказана только въ случаѣ справедливости спора, ни въ какомъ случаѣ не будетъ дана, если не будутъ приведены въ исполненіе реформы, не имѣющія по всѣмъ вѣроятіямъ никакого отношенія къ спору.
   Обязанность дипломатіи -- обезпечить миръ; но ея старанія часто не въ состояніи предупредить войны. Въ древнихъ республикахъ Греціи и Италіи право объявленія войны принадлежало самому народу; въ феодальныхъ монархіяхъ новѣйшаго времени право объявлять войну составляло привилегію короля; въ Англіи только одна корона, какъ мы уже говорили, имѣетъ право объявлять войну. Въ древнемъ мірѣ объявленіе войны дѣлалось посредствомъ герольда и, если порядокъ этотъ не былъ соблюденъ, то война считалась несправедливой и неблагочестивой; въ періодъ средней исторіи слѣдовали тѣмъ же рыцарскимъ пріемамъ и герольды посылались между народами съ формальными объявленіями войны. Начиная съ XVII столѣтія этотъ старый обычай вышелъ изъ употребленія и объявленіе, дѣлаемое герольдомъ, было замѣнено обнародованіемъ воюющимъ манифеста или прокламаціи. Но зачастую войпу начинали безъ такого предупрежденія.-- Походу испанской армады не предшествовала никакая прокламація или объявленіе; битва при Деттингенѣ произошла при личномъ командованіи Королемъ Георгомъ II, въ то время какъ Франція и Англія номинально были въ мирѣ; сверхъ сего можно привести массу подобныхъ же примѣровъ. Однако высшіе авторитеты но международному праву совѣтывали или настаивали на необходимости издавать такой манифестъ или объявленіе до войны; въ новѣйшее время такой манифестъ обнародывался обыкновенно правительствомъ государства, прибѣгавшаго къ оружію.
   Посредничество и третейскій судъ очень часто останавливали войну. Въ этомъ отношеніи слѣдуетъ отмѣтить Парижскій миръ, окончившій Крымскую войну, который формально постановилъ -- прибѣгать къ посредничеству, какъ вспомогательному средству при всѣхъ недоразумѣніяхъ, могущихъ возникнуть на востокѣ. Въ данномъ случаѣ какъ и въ другихъ это средство оказалось неосуществимымъ. Въ самомъ дѣлѣ, трудно убѣдиться, какимъ образомъ посредничество, также точно какъ и третейскій судъ въ подобныхъ случаяхъ одинаково могутъ быть удачны. Спорящіе постоянно будутъ въ разногласіи относительно выбора третейскаго судьи и могутъ, весьма возможно, не подчиниться невыгодному рѣшенію. Судъ, юрисдикція котораго можетъ быть не принята одной или обѣими сторонами, при томъ не имѣющій въ своемъ распоряженіи принудительной силы, чтобъ подкрѣпить свои рѣшенія, нельзя считать дѣйствительнымъ.
   Если постановленіе Парижскаго трактата -- о замѣнѣ войны посредничествомъ оказалось неудачнымъ, то съ другой стороны трактатъ этотъ замѣчателенъ усиліями его составителей, направленными на ограниченіе морской войны. Въ древнемъ мірѣ "собственность побѣжденнаго" говоря словами Уитона, "дѣлалась достояніемъ побѣдителя". Но въ современной Европѣ побѣдитель на сушѣ пересталъ злоупотреблять своими правами побѣдителя, т. е. конфисковать частную собственность. Завоеваніе Англіи Вильгельмомъ I представляетъ послѣдній примѣръ побѣды, которую сопровождала "общая или частичная обмѣна земельной собственности". Въ новѣйшее время, исключая случаевъ примѣненія репрессалій или взятія городовъ приступомъ, воюющіе уважали даже личную собственность частныхъ лицъ. Но въ морской войнѣ постоянно слѣдовали иному правилу и частная собственность врага могла и можетъ быть объектомъ захвата и конфискаціи. До сравнительно недавняго періода правило это доводили до такой крайности, которая возбуждаетъ удивленіе. Частная собственность непріятеля не только вообще могла быть предметомъ захвата, но подвергалась ему даже тогда, когда находилась на нейтральномъ кораблѣ. Въ царствованіе Людовика XIV Французы, слѣдуя этому принципу, дошли еще до большей крайности и объявили нейтральныя суда, имѣющія непріятельскій грузъ законнымъ призомъ.
   Если непріятельскій грузъ на нейтральномъ кораблѣ считается законнымъ призомъ, то изъ этого повидимому, слѣдуетъ, что нейтральная собственность на непріятельскомъ кораблѣ должна быть возвращена ваятелемъ. Но международное право разрѣшаетъ этотъ вопросъ обыкновенно въ интересѣ воюющихъ; нейтральный грузъ на непріятельскомъ кораблѣ раздѣляетъ участь непріятельскаго груза на нейтральномъ кораблѣ. Еще до XVIII столѣтія были сдѣланы попытки ввести болѣе мягкую практику; было заключено нѣсколько трактатовъ, имѣвшихъ основаніемъ тотъ принципъ, по которому характеръ корабля опредѣляетъ характеръ груза. Другими словами нейтральный или свободный корабль дѣлаетъ и грузъ свободнымъ; непріятельскій или враждебный корабль и грузъ дѣлаетъ непріятельскимъ. Немногіе трактаты, заключенные на этихъ основаніяхъ разными государствами подробно разсмотрѣны Уитономъ, изъ Международнаго Права котораго мы извлекли этотъ отчетъ. Наконецъ въ 1780 году русская императрица Екатерина обнародовала знаменитую декларацію заявляющую, "что свободный корабль дѣлаетъ свободнымъ и грузъ, но отбросивъ положеніе по которому непріятельскій корабль дѣлаетъ непріятельскимъ и грузъ". Всѣ великія державы кромѣ Англіи согласились съ этимъ правиломъ; такимъ образомъ, былъ сдѣланъ еще шагъ по направленію къ современной практикѣ. Наполеоновскія войны дѣйствительно временно задержали приливъ прогресса, но продолжительный періодъ мирнаго времени, слѣдовавшій за Ватерло придалъ новое значеніе торговлѣ нейтральныхъ. Наконецъ въ 1856 году государства, бывшія участниками Парижскаго трактата, согласились принять четыре новыхъ правила, которыми они съ той поры между собою связаны, причемъ къ нимъ примкнули еще другіе народы. Первое изъ этихъ правилъ состоитъ въ уничтоженіи каперства; второе -- нейтральный флагъ покрываетъ непріятельскій грузъ, за исключеніемъ военной контрабанды, третье -- нейтральная собственность, за исключеніемъ военной контрабанды, не можетъ быть предметомъ захвата, находясь подъ непріятельскимъ флагомъ; четвертое -- блокада, чтобы быть обязательной должна быть дѣйствительной. Эти правила отнимаютъ у морской войны худшія ея свойства; они не были приняты великой республикой Соединенныхъ Штатовъ. Американцы отказались примкнуть къ отмѣнѣ каперства, если частная собственность на морѣ вообще не будетъ объявлена неприкосновенною. Это предложеніе вызвало рядъ переговоровъ, которые въ концѣ концовъ не привели ни къ чему; поэтому, въ принципѣ Соединенные Штаты свободны отъ обязательства подчиненію этимъ четыремъ правиламъ, связывающимъ большинство другихъ государствъ.
   Задачею настоящей главы было показать постепенное усовершенствованіе средствъ, употребляемыхъ дипломатіею для улаженія международныхъ вопросовъ. Было бы безуміемъ отрицать, что во многихъ случаяхъ они оказывались низкими, недѣйствительными и безсердечными; столь же безумно было бы отрицать несомнѣнную пользу, которую она принесла не смотря на многія неудачи. Когда человѣческія страсти возбуждены, то это не ничтожная услуга человѣчеству изобрѣсть такую процедуру, которая заставила бы раздраженныхъ людей размышлять или колебаться. Даже вкладываніе можетъ быть полезно, если оно даетъ возможность раздраженію остынуть. Но дипломатія оказала болѣе крупную услугу; она воспитала въ обществѣ увѣренность, что война не есть главное средство, къ коему народъ имѣетъ право прибѣгнуть; поэтому самый легкомысленный монархъ не рѣшается прибѣгать къ оружію до тѣхъ поръ, пока не истощитъ всѣхъ способовъ дипломатическаго улаженія спора. Дипломатія сдѣлала много промаховъ; на ней лежитъ отвѣтственность за многія преступленія, но по крайней мѣрѣ, она оказала одну великую услугу -- она сдѣлала начатіе войны немного болѣе труднымъ.
   

ГЛАВА VI.
Консулы.

   Кобденъ жаловался въ своемъ первомъ политическомъ памфлетѣ на то, что военные и государственные люди, представители Англіи на Вѣнскомъ конгрессѣ, ни слова не замолвили объ интересахъ англійскихъ купцовъ. "Съ достоинствомъ нашихъ блестящихъ и благородныхъ уполномоченныхъ не совмѣстно было хлопотать объ интересахъ ремесленниковъ и фабрикантовъ Великобританіи". Такая жалоба могла съ большимъ вѣроятіемъ исходить изъ устъ политика, бывшаго горячимъ поклонникомъ торговой политики младшаго Питта "пока онъ не былъ вовлеченъ въ круговоротъ войны себялюбивой аристократіею". Но не было ли поведеніе лорда Кастелре но меньшей мѣрѣ столь же разумно какъ и критика Кобдена? въ этомъ нельзя усомниться. "Я увѣренъ", такъ говорилъ одинъ изъ величайшихъ финансистовъ, когда либо управлявшихъ Англіей" -- "что правительство не будетъ держаться политики, которая оказалась одинаково невыгодною, какъ для нихъ, такъ и для насъ, и не станетъ торговаться съ иностранными государствами относительно взаимныхъ уступокъ, вмѣсто того, чтобы держаться независимаго образа дѣйствій, благопріятнаго нашимъ интересамъ".
   Когда впервые появились коммерческіе трактаты, цѣль ихъ была совершенно иная, чѣмъ цѣль современныхъ трактатовъ. Они направлены были на обезпеченіе безопасности купца болѣе, чѣмъ на расширеніе его торговли. Въ средніе вѣка, гражданинъ одного государства, поселившійся въ другомъ ради торговыхъ цѣлей, находился подъ бременемъ юридическихъ и соціальныхъ невыгодъ притѣснительнаго свойства. Задачею первыхъ коммерческихъ трактатовъ было -- устранить эти невыгоды. Но въ теченіи XVII столѣтія эта задача была оставлена ради достиженія другой цѣли. Торговля повсюду начинала пріобрѣтать новое значеніе; купцы всего міра стали проникать въ предѣлы неизвѣстныхъ морей и основывались на отдаленныхъ материкахъ ради пріобрѣтенія исключительныхъ привилегій для себя или для своихъ товарищей; государственные люди и правительства поощряли торговлю дарованіемъ частнымъ лицамъ мопополій. Въ вѣкъ привилегій, дипломатія естественно пыталась пріобрѣсти въ иностранныхъ государствахъ исключительныя права и сообразно съ этимъ, народы заключали трактаты въ интересахъ своихъ купцовъ. Эта политика пережила паденіе политической доктрины, на которой она первоначально основывалась; увеличеніе коммерческихъ сношеній вызвало умноженіе трактатовъ, и въ настоящее время Англія связана болѣе или менѣе важными трактатами съ большинствомъ иностранныхъ государствъ.
   Первымъ серьезнымъ шагомъ въ этомъ направленіи былъ трактатъ, заключенный Метуэномъ въ 1703 году съ Португаліею. Въ то время Англія боролась съ соединенными силами Испаніи и Франціи. Тогда Португалія и Англія соединились другъ съ другомъ и интересы, связывавшіе ихъ судьбу общимъ узломъ, побудили ихъ заключить коммерческій трактатъ. Выражаясь кратко, Англія согласилась навсегда допустить ввозъ португальскихъ винъ, облагая ихъ пошлиною на одну треть меньше той, которою она облагала французскія вина; а Португалія, взамѣнъ этого, согласилась на безпошлинный ввозъ англійскаго полотна. Теперь не можетъ быть спора относительно дѣйствительнаго значенія помянутаго трактата. Благодаря ему, страна впродолженіи 150 лѣтъ вмѣсто краснаго вина пила портвейнъ. Скорѣе существуетъ сомнѣніе относительно коммерческихъ послѣдствій этого трактата. "Почти повсюду", пишетъ Макъ-Куллохъ, "въ теченіи долгаго времени было распространено мнѣніе, что трактатъ этотъ былъ заключенъ съ большой выгодой для страны; но теперь господствуетъ мнѣніе, признаваемое всѣми изучившими предметъ, что это былъ одинъ изъ трактатовъ наиболѣе вредно отозвавшійся на интересахъ Англіи... Условія Метуэнскаго трактата сдѣлали то, что торговля между Франціею и Англіею -- торговля, которая должна была имѣть самые обширные размѣры и значеніе -- такъ долго находилась сравнительно въ младенчествѣ".
   Десять лѣтъ послѣ подписанія Метуэнскаго трактата, Болингброкъ попытался ввести новую политику. Онъ заключилъ коммерческій трактатъ съ Франціею, сдѣлавшій, вопреки ожиданіямъ и мнѣніямъ всѣхъ, Метуэнскій трактатъ ничтожнымъ. Этимъ послѣднимъ было постановлено, что ввозъ португальскаго вина будетъ происходить со скидкою одной трети той пошлины, какого облагалось вино французское; трактатомъ Болингброка ввозъ французскихъ товаровъ былъ допущенъ на такихъ условіяхъ, на какихъ ввозились товары болѣе благопріятствуемой націи. Къ несчастью для Англіи, ея общество врядъ ли было достаточно зрѣло для того, чтобы понять перемѣну, провозглашенную такимъ образомъ Болингброкомъ. Политическіе писатели старались доказать, что торговля съ Франціею убыточна, а торговля съ Португаліею выгодна; парламентъ не успѣлъ убѣдиться въ ложности этого разсужденія. Нижняя палата отвергла билль малымъ большинствомъ и въ теченіи болѣе чѣмъ семидесяти лѣтъ и не заикалась о коммерческомъ трактатѣ съ Франціею. Въ 1787 году Питтъ осуществилъ политику, предложенную Болингброкомъ и заключилъ съ Франціею тотъ знаменитый трактатъ, который является самымъ интереснымъ фактомъ первыхъ годовъ его дѣятельности. Но существованіе этого трактата было непродолжительно; онъ былъ прерванъ войной и обѣ націи не заключали подобнаго договора до тѣхъ поръ, пока Кобденъ не убѣдилъ Наполеона III признать трактатъ 1859 года. Весьма вѣроятно, что Кобденъ, заключая трактатъ, думалъ о томъ, какъ лордъ Кастелре могъ бы сорокъ лѣтъ раньше предупредить его старанія. Но мнѣніе Кобдена не было господствующимъ. Дѣйствительно, многіе государственные люди начинали сомнѣваться въ выгодѣ трактатовъ, заключаемыхъ съ цѣлью поощренія торговли. Фритредеры уже приходили къ убѣжденію, что коммерческій трактатъ основанъ на взаимности; что взаимнось тоже самое, что покровительство и, что если считать свободу торговли результатомъ мудрой политики, то заключеніе коммерческихъ трактатовъ должно считать неразумнымъ.
   Во всякомъ случаѣ, будемъ ли мы считать коммерческіе трактаты, заключенные въ интересахъ купцовъ другихъ націй, полезными или нѣтъ, вся кое цивилизованное государство находитъ нынѣ необходимымъ, для защиты своихъ купцовъ -- принимать иныя мѣры. Оно назначаетъ консуловъ въ различные торговые заграничные центры и возлагаетъ на нихъ обязанность охранять интересы своихъ купцовъ и своихъ гражданъ заграницею.
   Трудно представить точную картину начала возникновенія консуловъ. Въ средніе вѣка лица, поселившіяся въ чужихъ государствахъ для своихъ коммерческихъ цѣлей, естественно стремились жить вмѣстѣ, или чтобы оказывать другъ другу помощь, или вслѣдствіе свойственнаго имъ чувства общительности. Подобно тому какъ теперь Евреи въ Римѣ продолжаютъ жить въ Геттѣ, или въ Лондонѣ въ Уайтчапелѣ, такъ въ древности большинство крупныхъ коммерческихъ центровъ имѣло Ломбардскую улицу или Ломбардскій кварталъ, гдѣ жили итальянскіе купцы; между тѣмъ какъ купцамъ другихъ народовъ живущихъ въ Италіи предоставлены были отдѣльные кварталы. Было вполнѣ естественно, что граждане одного государства живущіе въ другомъ, показывали уваженіе самымъ вліятельнымъ членамъ ихъ общества. Мало по малу власть сосредоточивалась въ рукахъ одного или двухъ членовъ такихъ одинокихъ обществъ, каковые (члены) подобно Альдерменамъ въ Ганзейскихъ городахъ, судьямъ-охранителямъ въ Португаліи, а въ другихъ мѣстахъ синдикамъ, юратамъ, губернаторамъ и др. имѣли въ нѣкоторомъ родѣ судебную власть надъ своими согражданами. Италія была великимъ центромъ торговли -- пристанью или станціею, которую природа выдвинула къ востоку въ Средиземномъ морѣ; въ Италіи, каждый гражданскій чиновникъ въ каждомъ маленькомъ городкѣ присвоивалъ себѣ названіе консула -- нѣкогда самый гордый титулъ, которымъ граждане облекали одного изъ своей среды {Вотъ что говоритъ Гиббонъ о реформахъ, введенныхъ въ римское управленіе подъ вліяніемъ Арнольда Бресчіанскаго въ XII столѣтіи: "при ихъ свободѣ, Римляне безъ сомнѣнія могли возстановить имя и обязанность консуловъ, если бы не презирали титула, который настолько безъ разбора употреблялся въ итальянскихъ городахъ, что его въ концѣ концовъ начали примѣнять къ коммерческимъ агентамъ заграницею". Decline and Fall, vol. XII, p. 279.}; купцы-путеводители, посѣлившіеся въ городахъ Италіи, пользовались властью консуловъ. Гегемонія итальянской торговли постепенно привела ко всеобщему употребленію термина, бывшаго въ ходу въ Италіи, и коммерческіе агенты во всѣхъ частяхъ свѣта стали называться консулами.
   Прошло нѣкоторое время прежде чѣмъ лица, исполнявшія такія обязанности, стали получать порученія отъ того правительства, подданные котораго облекали ихъ данной властью. Но съ теченіемъ времени обычай, возникшій ради удобства, былъ признанъ властью; различныя правительства сами стали назначать въ заграничные города лицъ, которыя бы наблюдали за интересами подданныхъ, живущихъ въ тѣхъ мѣстахъ. Эти лица или консулы были обыкновенно крупные купцы, причемъ они могли и не принадлежать къ національности государства ихъ назначившаго. Первымъ консуломъ, назначеннымъ Англіею въ 1485 году въ Пизу былъ Итальянецъ или скорѣе Тосканецъ -- Лоренцо Строцци. Нѣкоторымъ лицамъ можетъ показаться страннымъ, что такая великая коммерческая реформа была введена въ царствованіе монарха, на котораго, подъ вліяніемъ Шекспира, Англичане привыкли смотрѣть какъ на худшаго изъ его рода. Ричардъ III назначилъ Строцци, заимствуя этотъ обычай у другихъ народовъ, для рѣшенія споровъ могущихъ возникнуть между Англичанами заграницею.
   По-немногу начали слѣдовать обычаю, установившемуся такимъ путемъ. Консуловъ постепенно стали назначать въ заграничные пункты, въ Италію и иныя мѣста; въ 1640 году былъ сдѣланъ еще шагъ назначеніемъ генеральнаго консула въ Аликанте. "Главной обязанностью этихъ представителей была защита и покровительство законной торговли и торговыхъ интересовъ Великобританіи всякими честными и подходящими способами, принимая во вниманіе законы и постановленія страны, гдѣ они исправляли обязанность консуловъ; они должны были также слѣдить за тѣмъ, чтобы британскіе подданные не производили беззаконной торговли. Эти обязанности съ теченіемъ времени расширились совершенно естественнымъ путемъ. Сверхъ сего, консулы обязаны оказывать содѣйствіе британскимъ подданнымъ, судимымъ за проступки въ мѣстныхъ судахъ, для удостовѣренія въ томъ, какъ съ ними поступаютъ послѣ произнесенія приговора; они заботятся о присылкѣ вѣдомостей ввозной и вывозной торговли участка, подлежащаго ихъ компетенціи и о доставленіи въ департаментъ торговли донесеній со свѣдѣніями объ англійскомъ судоходствѣ; допрашиваютъ подъ присягою британскихъ моряковъ, совершившихъ преступленія въ открытомъ морѣ; наблюдаютъ за задержаніемъ иностранныхъ судовъ, причинившихъ вредъ англійскому мореплаванію, и наконецъ исполняютъ многія другія обязанности {Въ девятомъ изданіи Encyclopoeilia Britannica есть прекрасное перечисленіе этихъ обязанностей, sub verb "Consul", by Mr. W. C. Smith.}. Въ дѣйствительности обязанность британскаго консула заграницею -- помогать и совѣтывать всякому британскому подданному, которому нужны будутъ совѣтъ или помощь.
   Консулы, исполняющіе такія обязанности, находятся подъ начальствомъ особой правительственной коммиссіи, отъ которой зависитъ ихъ назначеніе; они получаютъ exaequatur или позволеніе дѣйствовать отъ правительства того государства, на территоріи котораго они исполняютъ свои обязанности {Лордъ Пальмерстонъ въ 1846 году сказалъ: "консулъ не можетъ дѣйствовать безъ exequatur'а отъ правительства того государства, куда онъ посылается; кромѣ того, всѣми признается за каждымъ государствомъ право принимать или не принимать консульскихъ агентовъ въ любую частъ территоріи". Лордъ Биконсфильдъ напротивъ въ 1864 году заявилъ, что "Ея Величество имѣетъ право посылать консульскихъ агентовъ туда, куда она найдетъ это нужникъ" (Collectet Speeches, II, 157).
   Но эти слона невидимому должно принимать въ томъ, смыслѣ, что агентъ не могъ дѣйствовать безъ разрѣшенія того государства, на территоріи коего онъ находился. Къ этому можно прибавить, что въ Турціи exaequatur называютъ "бератъ".}. Но они не вездѣ получаютъ одинаковую власть или пользуются тѣмъ же положеніемъ. Въ нѣкоторыхъ государствахъ ихъ пребываніе ставится въ зависимость отъ извѣстныхъ условій; въ другихъ -- оно молчаливо признается властями. При такомъ положеніи вещей они не пользуются различными преимуществами, которыя обезпечены за дипломатами. Они могутъ быть арестованы; они уплачиваютъ налоги налагаемые государствомъ, гдѣ они аккредитованія, если не освобождены отъ этой обязанности спеціальными условіями трактатовъ. Упомянутыя условія почти не могутъ быть отдѣльны отъ обстоятельствъ, при которыхъ многіе изъ консуловъ до сихъ поръ назначаются. Являясь обыкновенно крупнѣйшими купцами мѣстности, гдѣ они исполняютъ свои обязанности, они довольно часто выбираются изъ лицъ ведущихъ торговлю въ данномъ мѣстѣ. Въ самомъ дѣлѣ во многихъ городахъ, гдѣ консуламъ не много дѣла, было бы непроизводительнымъ расходомъ назначать особое лицо только для того, чтобы оно исполняло эти ничтожныя обязанности; въ послѣднее время стало замѣтно растущее стремленіе къ ограниченію выбора консуловъ изъ среды купцовъ {Комитетъ нижней палаты назначенный въ 1858 году совѣтывалъ между прочимъ запретить консуламъ занятіе торговлею; уменьшить число вице-консуловъ въ Европѣ; уничтожить постепенно торговыя привилегіи. Комитетъ по дипломатической и консульской службѣ, представившій отчетъ въ 1872 году, показалъ, что запрещеніе заниматься торговлею -- стало общимъ правиломъ этой службы.}
и увеличивающееся желаніе сдѣлать консульскую службу независимою.
   Сдѣланныя сейчасъ замѣчанія примѣнимы къ консуламъ большей части государствъ земного шара. Они не могутъ быть одинаково отнесены безъ нѣкоторой оговорки къ консуламъ на востокѣ или въ Левантѣ. Большая часть Европейскихъ народовъ, завязывая торговыя сношенія съ востокомъ, нашла нужнымъ выговорить особыя условія для покровительства своимъ купцамъ. Въ Англіи, со временъ Якова I до царствованія Георга IV, торговля съ востокомъ велась черезъ посредство компаніи, извѣстной подъ именемъ Левантинской. На основаніи учредительной хартіи, компанія имѣла право назначать консуловъ въ пункты, находившіеся во владѣніяхъ султана, съ властью управлять, судить и если окажется нужнымъ заключать въ тюрьму британскихъ купцовъ. Турки, съ своей стороны согласились не вмѣшиваться въ ссоры Англичанъ, поселившихся на ихъ территоріи, а предоставлять рѣшеніе таковыхъ ихъ посланнику или консуланъ. Агенты этой компаніи въ теченіи 150 лѣтъ пользовались такими полномочіями. Они перешли въ 1826 году, по уничтоженіи привилегій компаніи на консуловъ, назначаемыхъ правительствомъ. Поэтому консула на востокѣ не исполняютъ только административныя обязанности, на нихъ возлагаются также важныя судебныя функціи; такое положеніе вещей нѣсколько лѣтъ тому назадъ было распространено на консуловъ, назначаемыхъ въ разные приморскіе города Китая и Японіи. Подобно своимъ коллегамъ на востокѣ, имъ дано право дѣйствовать въ качествѣ какъ судебныхъ, такъ и административныхъ представителей, такъ какъ это право обезпечивается за ними особыми статьями трактатовъ, заключенныхъ съ этими странами.
   Краткій очеркъ обязанностей консула кажется достаточно опредѣляетъ разницу, существующую между нимъ и посланникомъ. Главнѣйшая обязанность консула покровительство торговлѣ, главнѣйшая обязанность посланника -- занятіе государственными дѣлами.
   Въ прежнее время и посланники и консулы одинаково выбирались изъ друзей министра или изъ среды сторонниковъ правительства; менѣе значительные посты въ посольствахъ такимъ же образомъ поручались людямъ, не получившимъ никакой предварительной подготовки. Много обѣщавшіе образованные люди, между которыми встрѣчаются имена Локка, Прайора и Юма, были секретарями при посольствахъ; молодые люди, предназначаемые къ занятію высшихъ постовъ въ этой служебной отрасли, проходили такую же школу на низшихъ ступеняхъ. Пословъ и теперь еще часто назначаютъ изъ среды общества, но для занятія должности консула требуется предварительная подготовка; за этими исключеніями почти всѣ низшія должности на дипломатической службѣ предназначаются для тѣхъ, которые посвятили себя исключительно дипломатіи. Не такъ давно нѣкій министръ, любившій отступать отъ традицій {Авторъ вѣроятно подразумѣваегъ лорда Биконсфильда.} выбралъ на мѣсто секретаря значительнаго посольства господина, нисколько не подготовленнаго къ дипломатической службѣ. Это назначеніе возбудило протестъ -- что явилось яснымъ признакомъ необычайности такого образа дѣйствія и дало достаточную гарантію того, что это не повторится.
   Нынѣ поступленіе на дипломатическую службу есть награда за удачное состязаніе между ограниченнымъ числомъ кандидатовъ, назначенныхъ для этой цѣли {Покойный лордъ Кларендонъ въ 1856 году ввелъ публичныя испытанія способностей передъ комиссіею гражданскихъ чиновъ.}; изъ этого вытекаетъ, что тотъ изъ желающихъ, который побѣдилъ своихъ соискателей въ день испытанія, конечно увѣренъ, что онъ имѣетъ право занять мѣсто на высшихъ ступеняхъ той лѣстницы, внизу которой его поставили его собственныя способности. Подобное же стремленіе вызвано было усиленіемъ, въ послѣдніе пятьдесятъ лѣтъ, контроля надъ дипломатами и консулами, котораго удалось достигнуть нижней палатѣ. До царствованія Вильгельма IV содержаніе дипломатическихъ чиновниковъ выдавалось изъ суммъ назначаемыхъ главѣ государства (civil list); такимъ образомъ назначеніе ихъ не было вовсе обсуждаемо въ парламентѣ и дореформенная нижняя палата не имѣла возможности, даже если бы это и желала, оцѣпить на сколько они соотвѣтствуютъ своему назначенію. Однако съ 1830 года эти расходы были изъяты изъ росписи содержанія главы государства и поставлены подъ коптроль парламента.
   Изъ разсмотрѣнія отчетовъ дипломатической и консульской службы мы можемъ заключить объ огромномъ значеніи этого контроля. Дипломатія пользуется трудами ста девятнадцати лицъ, вознагражденіе коихъ превышаетъ 200,000 фунтовъ стерлинговъ ежегодно. Послы Парижскій и Константинопольскій получаютъ каждый по 10,000 фун. ежегодно; посолъ въ Вѣнѣ -- по 8,000 фун.; посолъ въ Петербургѣ -- 7,800 фун.; послы въ Римѣ и Берлинѣ -- по 7,000 каждый. Но эти крупные оклады не составляютъ полнаго вознагражденія лицъ, занимающихъ эти посты. Каждое посольство пользуется на государственный счетъ зданіемъ, въ которомъ живетъ посолъ. Въ нѣкоторыхъ случаяхъ эти зданія принадлежатъ отечеству посла и тогда конечно расходы по найму исчезаютъ, но въ большинствѣ случаевъ ихъ нанимаютъ спеціально для этой цѣли и тогда наемная плата является ежегоднымъ бременемъ для бюджета. Плата за наемъ посольскаго дома въ Берлинѣ равна 3,000 фун. въ годъ, такъ что въ сущности этотъ посольскій постъ обходится не въ 7,000, а въ 10,000 фун. ежегодно. Сверхъ этихъ шести посольствъ, самыхъ лучшихъ мѣстъ въ дипломатической службѣ, имѣется еще четырнадцать чрезвычайныхъ посланниковъ и полномочныхъ министровъ, три полномочныхъ министра, десять министровъ-резидентовъ, четыре повѣренныхъ въ дѣлахъ и восемьдесятъ два другихъ подчиненныхъ органа. Сумма жалованій, получаемыхъ этими ста девятнадцатью лицами, по смѣтѣ 1881--1882 года превышаетъ 203,000 фунтовъ стерлинговъ.
   Консульская служба занимаетъ гораздо большее число лицъ. Согласно списку министерства иностранныхъ дѣлъ -- Англія располагаетъ 37 генеральными консулами {Изъ нихъ 10 включены въ число повѣренныхъ въ дѣлахъ и такимъ образомъ сосчитаны два раза.}, 136 консулами и 439 вицеконсулами. Названные 612 представителей получаютъ однако только 252,000 фун. стерл. ежегодно. Но жалованье ими получаемое не составляетъ еще всего расхода на консульство. Ежегодныя пенсіи отставнымъ консуламъ и дипломатамъ превышаютъ 60,000 фунтовъ. Наемъ и ремонтъ заграничныхъ зданій обходится болѣе чѣмъ 20,000 фун. ежегодно, а сумма расходовъ на дипломатическія и консульскія учрежденія достигаетъ 540,000 фуи. стерл. ежегодно.
   Эта крупная сумма, превосходящая цифру государственнаго дохода Англіи во времена Елизаветы, есть гарантія, которую Англія платитъ ради охраненія мирныхъ отношеній съ другими народами и пріобрѣтенія покровительства своей торговлѣ. Какъ ни велика эта сумма, по ее добровольно платитъ народъ, который понялъ, что его главный интересъ -- охраненіе мира и что если торговля обезпечиваетъ миръ -- то миръ вызываетъ торговлю. Поэтому писатели, которые, какъ напримѣръ, нынѣшній губернаторъ Мадраса, сдѣлали иностранную политику предметомъ изученія, указываютъ на будущее распространеніе дипломатіи; они убѣждены, что дипломатія направляетъ свои усилія на поддержаніе мира и братства, на поощреніе прогресса и проведеніе реформъ.
   Ботъ почему мало вѣроятія въ томъ, что послѣдующія поколѣнія увидятъ какое-бы то ни было сокращеніе числа агентовъ, которыхъ Англія считаетъ нужнымъ имѣть заграницею. Постепенный прогрессъ въ идеяхъ, хотя и измѣняетъ постоянно направленіе внѣшней политики, но никогда не уменьшитъ необходимости имѣть въ другихъ государствахъ представителей высокаго ранга. Но дипломатія уже начинаетъ испытывать такія же крупныя перемѣны какъ тѣ, которыя произвели революцію въ иностранной политикѣ Англіи. Устранены старыя опасности, въ теченіи столѣтій тревожившія нашихъ предковъ. Шотландія стала нераздѣльной частью Соединеннаго Королевства: Испанія, лишенная своихъ американскихъ владѣній -- неспособна на агрессивныя дѣйствія; Франція, старинная соперница Англіи стала теперь ея ближайшею сосѣдкою и главной союзницею. Старая доктрина политическаго равновѣсія, вызывавшая войну въ XVII и XVIII столѣтіяхъ, потеряла свое значеніе въ западной Европѣ; права національностей замѣнили теоріи объ уравновѣшиваніи династій. Но исчезнувши съ береговъ Таго и Шельды -- эта доктрина появилась на берегахъ Босфора и Дуная и государственные люди до сихъ поръ размышляютъ о томъ, какъ бы поддержать на востокѣ то равновѣсіе, которое они даже перестали желать на западѣ Европы.
   Весьма возможно, что если подчиненныя національности восточной Европы въ концѣ концовъ достигнутъ независимости, то государственные люди Великобританіи найдутъ возможнымъ ученіе о невмѣшательствѣ, постоянно примѣняемое на западѣ примѣнить и къ востоку. Такимъ образомъ дипломатія, вмѣсто того, чтобы дѣятельно поддерживать колеблющіяся династіи, будетъ въ состояніи употребить свое нравственное вліяніе для дѣла прогресса.
   Какое бы значеніе не имѣли эти предположенія, но вотъ какой фактъ не подлежитъ сомнѣнію. Въ англійскомъ народѣ существуетъ постоянно увеличивающееся стремленіе утвердить свой контроль надъ иностранной политикой государства. Правда, онъ оставляетъ еще въ рукахъ правительства и его совѣтниковъ поминальное право объявленія войны и заключенія трактатовъ, но онъ обставляетъ эту прерогативу такими условіями, которыя все болѣе затрудняютъ ея осуществленіе. Давно минуло то время, когда такой король какъ Вильгельмъ III, могъ быть своимъ собственнымъ министромъ иностранныхъ дѣлъ. Съ той поры какъ расходы на дипломатію поставлены подъ контроль парламента, прошло пятьдесятъ лѣтъ; недавнія событія, имѣющія значенія и въ настоящее время, показали, что иностранная политика, нѣкогда главный объектъ дѣятельности королей и государственныхъ людей -- обратила на себя наконецъ вниманіе общества и стала вліять на отставку и выборъ министерствъ.
   Естественное послѣдствіе этихъ событій то, что дипломатія, бывшая прежде замкнутой профессіей, доступной только высшему классу, сдѣлалась постепенно доступнаго для всѣхъ. Лучшія мѣста въ этой службѣ, нѣкогда исключительно замѣщавшіяся или порами или лицами предназначаемыми въ перы, могутъ нынѣ быть получены всякимъ Англичаниномъ, избирающимъ дипломатическую карьеру. Конечно окончательные результаты такой перемѣны еще не замѣтны, по было бы неумѣстно обсуждать ихъ въ этой книгѣ. Въ ней намъ удалось только нарисовать картину всѣхъ великихъ перемѣнъ происходившихъ въ британской иностранной политикѣ, какъ въ прежнее, такъ и въ новѣйшее время. Цѣль этой небольшой книги будетъ достигнута, если она побудитъ англійскаго гражданина мысленно остановиться на тѣхъ важныхъ послѣдствіяхъ, которыя зависятъ отъ надлежащаго управленія иностранной политикою британской имперіи.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru