Уорд Мери Аугуста
Сэр Джордж Трессэди

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Sir George Tressady.
    Перевод Ю. А. Говсеева.
    Теrст издания: журнал "Вѣстникъ Иностранной Литературы", NoNo 1-12, 1896.

   

СЭРЪ ДЖОРДЖЪ ТРЕССЭДИ.

Романъ м-ссъ Гемфри Уордъ.

Переводъ Ю. А. Говсѣева.

   

I.

   -- Ну, слава Богу, конецъ!
   Молодой человѣкъ, произнесшій это, принялъ голову изъ окна кареты. Но вмѣсто того, чтобы сѣсть, онъ быстрымъ, нервнымъ движеніемъ обернулся назадъ и, опершись рукой о плечо своего спутника, поднялъ занавѣску задняго окошка ландо. Черезъ это крошечное окошечко онъ увидѣлъ толпу народа, еще продолжавшую кричать "ура" и бушевать на главной улицѣ Мальфорда; нѣсколько факеловъ, бросавшихъ красный отблескъ на лица и фигуры, быстро отстававшія позади, по мѣрѣ того, какъ лошади уносили карету; рядъ запертыхъ лавокъ по обѣимъ сторонамъ; неправильную линію крышъ и дымовыхъ трубъ, рѣзко выдѣлявшихся на фонѣ зимняго неба, а вдали -- маленькую каланчу, освѣщенную фонаремъ, и громаду новой ратуши.
   -- Я удивляюсь, какъ это лошади не испугались,-- отвѣтилъ человѣкъ, къ которому относились эти слова.-- Въ другое время гнѣдая кобыла уже давно закусила бы удила. Хорошо, что мы велѣли поднять крышу,-- ужасно холодно стало. Можетъ быть, вы уже сядете?
   И лордъ Фонтеной сдѣлалъ движеніе, какъ будто хотѣлъ удалить руку, лежавшую на его плечѣ.
   Молодой человѣкъ, поспѣшно извинившись, бросился на сидѣнье, снялъ шляпу и протяжно вздохнулъ. Радостная улыбка, съ которой онъ въ послѣдній разъ глядѣлъ на толпу, тотчасъ смѣнилась выраженіемъ отвращенія.
   -- Все хорошо, но въ чемъ теперь ощущаешь нужду, это -- въ нравственной ваннѣ. Сколько лжи я наговорилъ за эти три недѣли, сколько вздора! Мнѣ теперь кажется, что я. купался въ грязи. И хуже всего то, что сколько бы ты теперь ни скребъ свою душу, часть грязи на ней все-таки останется.
   Онъ вынулъ дрожащей рукой сигаретку и закурилъ ее о сигаретку своего спутника. У него было длинное, худощавое лицо и свѣтлые волосы; видно было, что онъ лѣтъ на десять моложе своего сосѣда.
   -- Конечно, останется,-- отвѣтилъ другой.-- Но я не слышалъ никакого вздора. И насколько я знаю, наша партія этимъ не занимается. Мы предоставляемъ это правительству.
   Сэръ Джорджъ Трессэди, молодой человѣкъ, къ которому относились эти слова, пожалъ плечами. Его губы еще подергивались подъ вліяніемъ нервнаго возбужденія. Но по мѣрѣ того, какъ ландо катилось среди темныхъ кустовъ изгороди, озаряя своими фонарями ихъ мокрыя вѣтви, еще зеленыя, не смотря на ноябрьскій холодъ, къ нему начало возвращаться самообладаніе, не чуждое даже нѣкотораго цинизма. Сегодня, между двумя и тремя часами пополудни, послѣ жаркой избирательной кампаніи, состоялись выборы депутата отъ Мальфордскаго округа западной Мерсіи. Онъ, какъ восторжествовавшій кандидатъ, прошедшій, впрочемъ, очень незначительнымъ большинствомъ голосовъ, долженъ былъ говорить съ балкона гостинницы рѣчь передъ неистовствовавшей толпой и подвергнуться обычной выпряжкѣ лошадей и тріумфальному шествію по городу, а теперь возвращался въ усадьбу виднаго члена Торіевъ, которая была его главной квартирой въ теченіе большей части избирательной борьбы.
   -- Вы обратили вниманіе, какъ былъ смущенъ Берроузъ?-- вдругъ сказалъ онъ съ легкимъ смѣхомъ.-- Въ самомъ дѣлѣ -- тяжелое разочарованіе. Онъ, повидимому, считалъ свое дѣла совершенно выиграннымъ, благодаря вліянію на углекоповъ. И вдругъ является какая-то невѣдомая личность, и семнадцать тупоумныхъ избирателей выносятъ ее на своихъ плечахъ! Знаете, ему стоило большого труда подать мнѣ руку. Тѣмъ не менѣе онъ приводитъ меня въ восхищеніе. А васъ?
   Лордъ Фонтеной кивнулъ головой.
   -- Онъ говорилъ недурно, только не по парламентски,-- небрежно отвѣтилъ онъ.-- Но напрасно вы чувствуете какія-та угрызенія совѣсти,-- это совершенно излишне, увѣряю васъ. Дѣло обстояло такъ: или вы съ своими сторонниками должны были провалиться, или Берроузъ -- съ своими. На этотъ разъ провалился Берроузъ, вы получили семнадцать лишнихъ голосовъ. Ну, и слава Богу, говорю я.
   Онъ на мгновеніе пріоткрылъ окно кареты и стряхнулъ пепелъ съ сигаретки.
   Трессэди не отвѣчалъ. На его лицѣ вновь появилось выраженіе не то задумчивости, не то грусти, и его дѣтски-чистый, гладкій лобъ нахмурился. У него были очень тонкія черты лица, прямые свѣтлые волосы, но кожа имѣла смуглый оттѣнокъ, какъ будто онъ загорѣлъ во время путешествій. Носъ и ротъ у него не могли быть названы красивыми, но зато были замѣчательно малы и нѣжно очерчены, и только его длинный, заостренный и немного выступавшій впередъ подбородокъ не нравились нѣкоторымъ и дѣлали его, какъ утверждали, похожимъ на тѣ многочисленные портреты Филиппа IV, изъ школы Веласкеса, которые наводняютъ картинныя галлереи Европы. Но, за исключеніемъ этого габсбургскаго подбородка, его лицо отличалось необыкновенною подвижностью и интеллигентностью.
   Нѣкоторое время прошло въ молчаніи. Карета катилась по холмистой мѣстности, едва различимой при свѣтѣ звѣздъ. По временамъ, точно изъ подъ земли, вздымались высокія стѣны, за которыми темнѣли безпорядочныя громады съ длинными трубами; это были каменноугольныя шахты, и многочисленные огоньки, блестѣвшіе по поверхности земли, свидѣтельствовали, что здѣсь гнѣздится густое населеніе.
   Затѣмъ, карета вдругъ въѣхала въ какую-то деревню, и Трессэди выглянулъ въ окно.
   -- Глядите, Фонтеной, какая собралась толпа! Неужели они знаютъ? Грегсонъ, кажется, повезъ насъ не тою дорогой!
   Лордъ Фонтеной опустилъ окно по свою сторону и, вглядѣвшись, узналъ маленькую деревушку Баттеджъ, населенную углекопами.
   -- Зачѣмъ ты повезъ насъ сюда, Грегсонъ?-- спросилъ онъ кучера.
   Кучеръ, родомъ изъ Лондона, обернулся и сказалъ вполголоса:
   -- Я боялся, чтобы тамъ не пристала къ намъ толпа, милордъ. Но видно, что и здѣсь ихъ достаточно.
   Едва онъ проговорилъ это, какъ ему пришлось остановить лошадей. Деревенская улица отъ одного конца до другого кишѣла углекопами, только что возвратившимися съ работъ. Фонтеной сразу понялъ, что вѣсть о результатѣ выборовъ уже дошла до нихъ. Мужчины образовали большія группы, разговаривали, спорили и, очевидно, были сильно раздражены. Какъ только они увидѣли карету новаго члена парламента, они моментально бросились къ ней. Нѣкоторые изъ углекоповъ уже разошлись было по своимъ хижинамъ, расположеннымъ по обѣимъ сторонамъ улицы, но, услышавъ звукъ колесъ и крики, бѣгомъ вернулись назадъ. Поднялся неистовый гамъ, и карета въ одинъ мигъ была окружена покрытыми углемъ и грязью, черными лицами. Всѣ жестикулировали и кричали.
   -- Ахъ, вы, разжирѣвшіе тунеядцы!-- закричалъ молодой углекопъ, хватаясь за ручку дверцы съ той стороны, гдѣ сидѣлъ лордъ Фонтеной.-- Мы васъ раньше прихлопнемъ, чѣмъ вы успѣете показать намъ свои когти! Кто просилъ васъ мѣшаться въ мальфордскія дѣла, будьте вы прокляты?
   -- На кой чортъ намъ такіе представители?-- оралъ другой, указывая на Трессэди.-- Посмотрите на него! Онъ даже ходить не можетъ, бѣдняжка; онъ долженъ ѣздить въ каретахъ. А знаетели вы, что значитъ работать? Посмотрите на мои руки! Вотъ какія должны быть руки у честныхъ людей! Не такъ-ли, ребята?
   Въ толпѣ послышался взрывъ смѣха и одобреній, и цѣлый лѣсъ запачканныхъ рукъ поднялся вверхъ.
   Джорджъ опустилъ окно кареты и, опершись на него обѣими руками, высунулъ голову. Обратившись къ ближайшимъ, онъ сказалъ какую-то добродушную шутку, и двое или трое ему отвѣтили. Остальные, однако, сохраняли угрюмое и сердитое выраженіе, и вокругъ лошадей все больше тѣснилась толпа.
   -- Поѣзжай впередъ, Грегсонъ,-- сказалъ Фонтеной.
   -- Пропустятъ-ли, милордъ?-- отвѣтилъ Грегсонъ, блѣдный, какъ полотно, и поднялъ бичъ.
   Лошади сразу рванулись впередъ. Толпа издала дикій вопль, нѣкоторые изъ углекоповъ бросились къ головамъ лошадей, какъ вдругъ послышался новый крикъ:
   -- Берроузъ! Вотъ Берроузъ! Ребята, трижды "ура" Берроузу!
   На нѣкоторомъ разстояніи позади кареты, на углу деревенской улицы, Трессэди замѣтилъ повозку на высокихъ колесахъ, съ двумя сѣдоками. Повозка въ одинъ мигъ была окружена шумной кучкой рабочихъ, и одинъ изъ сѣдоковъ сталъ пожимать руки налѣво и направо.
   Джорджъ снова спряталъ голову и разсмѣялся.
   -- Это даже драматично. Они остановили насъ, и тутъ же на сцену является Берроузъ.
   Фонтеной пожалъ плечами.
   -- Дѣло ограничится бранью. Они не осмѣлятся насъ задержать. Берроузъ усмиритъ ихъ.
   -- Съ какой стати, чортъ васъ возьми, вы суете носъ туда, гдѣ васъ не хотятъ?-- закричалъ какой-то дюжій парень, вскакивая на подножку кареты и размахивая своимъ чернымъ кулакомъ передъ лицомъ Трессэди.-- Мы хотимъ "его", для него мы работали. Это рабочій округъ, и мы имѣемъ право послать его. Слышите?
   -- Было бы подать за него семнадцатью голосами больше,-- невозмутимо отвѣтилъ Джорджъ, засовывая руки въ карманы.-- На то борьба,-- въ слѣдующій разъ будетъ ваша очередь. А теперь скажите-ка товарищамъ, чтобъ они насъ пропустили! Мы сегодня много работали и очень голодны... А вотъ и Берроузъ,-- добавилъ онъ, обращаясь къ Фонтеною.
   Фонтеной обернулся и увидѣлъ, что повозка уже поровнялась съ каретой, и одинъ изъ сѣдоковъ стоялъ на ея подножкѣ, держась за поручни.
   Это былъ высокій, хорошо сложенный мужчина, и когда онъ посмотрѣлъ на карету и на Трессэди, глядѣвшаго изъ окна, свѣтъ уличнаго фонаря озарилъ красивое лицо, блѣдное отъ волненія и усталости.
   -- Друзья,-- сказалъ онъ, поднимая руку,-- пропустите сэра Джорджа, пусть онъ ѣдетъ домой обѣдать. Онъ побѣдилъ насъ, но насколько я знаю, онъ дрался честно; за друзей же своихъ онъ не отвѣчаетъ. Я тоже поѣду домой, чтобы умыться и перекусить. Я совсѣмъ выбился изъ силъ. Но если кто-нибудь изъ васъ заглянетъ въ клубъ часиковъ въ восемь, я ему разскажу о выборахъ. Ну, спокойной ночи, сэръ Джорджъ! Мы еще восторжествуемъ надъ вами, повѣрьте! Эй, вы, пустите лошадей!
   Онъ сдѣлалъ повелительный знакъ, и люди, державшіе лошадей подъ уздцы, безпрекословно повиновались.
   Карета двинулась съ мѣста, сопровождаемая крикомъ и гиканьемъ всей деревни -- мужчинъ, женщинъ и даже дѣтей, которыя тѣмъ временемъ вышли изъ хижинъ и собрались по обѣимъ сторонамъ улицы.
   -- Сразу видно, что Грегсонъ новичекъ,-- сказалъ Фонтеной съ оттѣнкомъ недовольства въ голосѣ, когда они выбрались изъ деревни.-- Я увѣренъ, что онъ только что поступилъ къ Уаттонамъ. Опытный человѣкъ никогда не повезъ бы насъ черезъ Баттеджъ.
   -- Баттеджъ, кажется, имѣетъ какія-то особыя отношенія къ Берроузу? Я уже забылъ.
   -- Разумѣется. Онъ здѣсь нѣсколько лѣтъ служилъ контролеромъ въ шахтѣ, а потомъ рабочіе избрали его окружнымъ секретаремъ союза.
   -- Такъ вотъ почему здѣсь поднялась такая буря двѣ недѣли тому назадъ, когда я собралъ митингъ! Теперь я припоминаю. За послѣднее время столько произошло событій, что одно вытѣсняется изъ головы другимъ. Какъ бы то ни было, и мнѣ и вамъ, какъ видно, придется еще не мало имѣть дѣла съ Берроузомъ.
   Трессэди откинулся назадъ въ своемъ углу и зѣвнулъ.
   Фонтеной разсмѣялся.
   -- Въ будущемъ году опять начнется большая стачка,-- сквозь зубы проговорилъ онъ,-- я увѣренъ, что начнется. Тогда намъ всѣмъ придется имѣть дѣло съ Берроузомъ,
   -- Все равно,-- отвѣтилъ Трессэди, надвигая шляпу на лобъ.-- Берроузъ или кто другой провалитъ меня въ будущемъ году, пока что -- я могу вздремнуть.
   Однако, ему не легко было заснуть. Его пульсъ еще продолжалъ усиленно биться подъ вліяніемъ пережитыхъ въ этотъ день волненій и той сцены, въ которой они только что участвовали. Онъ пробѣгалъ въ своемъ умѣ всѣ событія и треволненія истекшихъ шести мѣсяцевъ, всѣ эпизоды избирательной кампаніи, а также и нѣкоторые эпизоды другого рода, имѣвшіе мѣсто въ той помѣщичьей усадьбѣ, куда онъ теперь возвращался съ Фонтеноемъ.
   Тѣмъ не менѣе онъ всячески старался показать видъ, будто спитъ. Его единственнымъ желаніемъ было, чтобъ Фонтеной не говорилъ съ нимъ. Но послѣдняго не такъ легко было заставить молчать.
   Едва Джорджъ сдѣлалъ безпокойное движеніе подъ своимъ дорожнымъ одѣяломъ, которое онъ натянулъ на себя, какъ его спутникъ прервалъ молчаніе:
   -- Кстати, что вы думаете о моей запискѣ по поводу билля Максуэля?
   Джорджъ пошевелился и невнятно забормоталъ, но Фонтеной не унимался и хорошо знакомымъ Джорджу монотоннымъ голосомъ началъ излагать подробности фабричнаго закона.
   Съ минуту или двѣ Трессэди слѣдилъ за нимъ изъ подъ своихъ полузакрытыхъ вѣкъ. Такъ вотъ кто будетъ его руководителемъ,-- вотъ кто сдѣлалъ его депутатомъ отъ Мальфорда!
   Восемь лѣтъ тому назадъ, когда Джорджъ Трессэди впервые, въ качествѣ полноправнаго члена, вступилъ въ общество, онъ много слышалъ о "Дикѣ Фонтеноѣ". На скаковыхъ собраніяхъ, большихъ и малыхъ, во всевозможныхъ клубахъ, театрахъ и другихъ увеселительныхъ мѣстахъ молодой человѣкъ имѣлъ возможность наблюдать за старшими, и онъ пользовался этою возможностью очень охотно, иногда даже преисполняясь восхищеніемъ. Онъ самъ не чувствовалъ желанія пойти по стопамъ Фонтеноя. Другіе задатки говорили въ немъ и влекли его въ иномъ направленіи. Но его восхищало то увлеченіе, или, вѣрнѣе, упрямство, съ которымъ Фонтеной преслѣдовалъ свою цѣль -- раззорить и погубить себя. Эта бѣшеная удаль говорила воображенію. За три съ половиною года до настоящихъ выборовъ, когда Трессэди видѣлся съ Фонтеноемъ въ послѣдній разъ, передъ тѣмъ какъ отправиться въ путешествіе на востокъ, его сильно интересовалъ вопросъ, что станется съ "Дикомъ" за время его отсутствія. Старшіе сыновья пэровъ обыкновеннно не поступаютъ въ работный домъ, хотя для нихъ существуютъ аристократическіе суррогаты, которые въ извѣстномъ смыслѣ не менѣе непріятны И Джорджъ почти былъ увѣренъ, что для Фонтеноя нѣтъ иного исхода.
   Съ тѣхъ поръ не прошло и четырехъ лѣтъ, и вотъ передъ нимъ сидитъ этотъ самый Дикъ Фонтеной, витійствуя о какихъ-то скучныхъ статьяхъ промышленнаго закона, его глотка охрипла отъ рѣчей, которыя онъ держалъ за послѣднія три недѣли, глаза воспалены отъ безсонныхъ ночей и переутомленія; онъ -- создатель и глаза политической партіи, которая не существовала въ то время, когда Трессэди покинулъ Англію, а теперь имѣетъ шансы одержать перевѣсъ въ управленіи страны! Какія превратности судьбы и характера! Трессэди задумался объ этомъ, но не надолго; усталость послѣднихъ дней взяла свое. Даже Фонтеной скоро махнулъ на него рукой и пересталъ говорить. И по временамъ, когда толчекъ кареты заставлялъ Джорджа открывать глаза, онъ видѣлъ рядомъ съ собой широкоплечую фигуру, продолжавшую сидѣть въ той же самой позѣ, прямо и неутомимо, съ тѣмъ же выраженіемъ сердитаго упорства вокругъ рта и въ глазахъ.
   -- Ну, вставайте, Трессэди! Мы пріѣхали!
   Въ голосѣ Фонтеноя звучала почти злорадная нотка. Онъ самъ теперь никогда не отдыхалъ и не любилъ, когда отдыхали другіе. Джорджъ встрепенулся, вскочилъ на ноги и сталъ собирать узелки и покрывала.
   Карета остановилась у подъѣзда Мальфордъ-Гауза. Сквозь колонны, окружавшія подъѣздъ, и раскрытыя настежь двери виднѣлся рядъ мраморныхъ ступеней, залитыхъ цѣлымъ моремъ свѣта. Джорджъ, который окончательно пробудился отъ сна лишь тогда, когда вышелъ изъ кареты, отдалъ вещи ливрейному лакею, какъ вдругъ изъ дома послышались громкіе крики. Толпа мужчинъ и женщинъ -- первые кричали "ура", вторыя хлопали въ ладоши и смѣялись -- бросилась къ нему навстрѣчу по внутренней лѣстницѣ. Его окружили, обнимали, хлопали по спинѣ и, въ концѣ концовъ, съ тріумфомъ понесли въ залъ.
   -- Несите его сюда,-- послышался радостный голосъ,-- и отойдите, пожалуйста, немного назадъ. Дайте его матери пройти къ нему!
   Группа со смѣхомъ отпрянула назадъ, а Джорджъ, довольный и въ то же время смущенный оваціей, сдѣлалъ шагъ впередъ, щурясь на свѣтъ, и очутился въ объятіяхъ необыкновенно веселой и моложавой дамы съ свѣтлыми завитыми волосами и фигурой семнадцатилѣтней дѣвушки.
   -- Ахъ, ты мой милый, глупый, знаменитый мальчикъ!-- воскликнула она голосомъ, въ которомъ тоже звучалъ семнадцатилѣтній пылъ.-- Ты прошелъ... ты избранъ! О, я бы не стала съ тобой говорить, если бы ты не былъ избранъ! А это, я думаю, тебѣ было бы не очень пріятно... Боже, какой онъ холодный!
   И она осыпала его поцѣлуями, каждый разъ откидывая голову назадъ, чтобы посмотрѣть на него, и затѣмъ снова въ восторгѣ обнимая его, пока Джорджъ, потерявъ терпѣніе, не удержалъ ее своею сильной рукой.
   -- Ну, довольно, мама. Остальные уже давно дома?-- спросилъ онъ, обращаясь къ улыбающемуся молодому человѣку въ штиблетахъ, который, заложивъ руки въ карманы, стоялъ подлѣ героя дня и слѣдилъ за этой сценой.
   -- Съ полчаса. Они передали, что вамъ лишь съ трудомъ удалось уйти отъ толпы. Мы не ожидали васъ такъ скоро!
   -- Какъ мигрень миссъ Сюэлль?.. Миссъ Сюэлль уже знаетъ?
   Глаза молодого человѣка, устремленные на Трессэди, чуть замѣтно измѣнили свое выраженіе, когда онъ отвѣтилъ:
   -- О, да, она знаетъ! Какъ только остальные вернулись, м-ссъ Уаттонъ пошла сказать ей. Миссъ Сюэлль не выходила къ завтраку.
   -- М-ссъ Уаттонъ пошла сказать мнѣ, противный вы человѣкъ!-- сказала, ударяя его по рукѣ вѣеромъ, дама, которую Джорджъ называлъ матерью.-- Матерямъ первымъ говорятъ, въ особенности когда онѣ такія калѣки, какъ я, и не могутъ лично присутствовать при торжествѣ своихъ сыновей! А ужь я сказала миссъ Сюэлль.
   Она наклонила голову на бокъ и лукаво посмотрѣла на сына. Ея свѣтлое платье, произведеніе лучшаго парижскаго портного, было вырѣзано болѣе обыкновеннаго; на обнаженной шеѣ блистало прекрасное жемчужное ожерелье. Ея изящный бюстъ и талія были украшены нарядными лентами, а румянцу, который игралъ на ея щекахъ, могла бы позавидовать и молодая дѣвушка.
   При словахъ матери Джорджъ слегка покраснѣлъ и отвернулся отъ нея. Тутъ онъ попалъ въ руки хозяина дома, сквайра Уаттона, добродушнаго, многорѣчиваго старика, который, по мнѣнію Джорджа, уже слишкомъ былъ щедръ сегодня въ городской ратушѣ на рукопожатія и поздравленія, но теперь намѣренъ былъ начать всю процедуру снова. Леди Трессэди присоединилась къ нему съ своими изъявленіями восторга; остальные гости собрались вокругъ, и среди общаго крика и смѣха, героя дня опять не было видно и слышно,-- по крайней мѣрѣ, для молодого человѣка въ штиблетахъ, который стоялъ поодаль отъ остальныхъ.
   -- Интересно знать, когда она удостоитъ выйти сюда,-- сказалъ онъ про себя, глядя съ задумчивой улыбкой на кончики своихъ ботинокъ.-- Что она не поѣхала въ Мальфордъ, что, понятно, простой капризъ. Она сдѣлала что на зло.
   -- Дайте мнѣ, однако, погрѣться,-- сказалъ, наконецъ, Трессэди, вырываясь отъ своихъ мучителей и подходя къ пылающему камину, противъ котораго стоялъ молодой человѣкъ.-- Куда исчезъ Фонтеной?
   -- Онъ выпилъ залпомъ чашку чая и пошелъ писать письма,-- отвѣтилъ молодой человѣкъ, фамилія котораго была Бейль.-- Съ нимъ пошелъ и Марксъ. (Марксъ былъ личный секретарь лорда Фонтеноя).
   Джорджъ Трессэди съ негодованіемъ всплеснулъ руками.
   -- Ну, это ужь абсурдъ! Не позволить себѣ ни минуты отдыха! Если онъ думаетъ, что я буду такъ же изнурять себя, какъ онъ, то онъ скоро пожалѣетъ, что помогъ мнѣ попасть въ парламентъ... Однако, я весь закоченѣлъ и неимовѣрно усталъ. Я намѣренъ принять передъ обѣдомъ теплую ванну.
   Тѣмъ не менѣе онъ не двигался съ мѣста, грѣя свои руки подлѣ огня и по временамъ поглядывая на галлерею, которая окружала громадный залъ. Бейль говорилъ съ нимъ о происшествіяхъ дня, и Джорджъ отвѣчалъ на-удачу. У него дѣйствительно былъ очень утомленный видъ, и лицо ни на минуту не измѣняло безпокойнаго и недовольнаго выраженія.
   Вдругъ изъ группы молодыхъ людей и дѣвушекъ, забавлявшихся посреди залы, послышался крикъ.
   -- А, вотъ и Летти! Свѣжая, какъ роза!
   Джорджъ сразу обернулся. Бейль замѣтилъ, что онъ нахмурился и сверкнулъ глазами.
   Молодая дѣвушка медленно сходила по лѣстницѣ, которая вела въ залъ. Она была въ легкомъ черномъ платьѣ съ голубымъ бантомъ на шеѣ и голубымъ кушакомъ; полудѣтскій свободный фасонъ платья гармонировалъ съ ея миніатюрными круглыми формами, кудрявой головкой и маленькой ручкой, скользившей вдоль мраморныхъ перилъ. Она спускалась съ молчаливой улыбкой, осторожно переступая съ ступеньки на ступеньку и не отвѣчая на полунасмѣшливое привѣтствіе, которымъ встрѣтила ея появленіе молодежь. Она молча переводила свои блестящіе глаза съ одного лица на другое и, оглядѣвъ насмѣшниковъ, устремила свой взоръ внизъ, на Джорджа Трессэди, который продолжалъ стоять у огня.
   Въ тотъ самый моментъ, когда она достигла послѣдней ступеньки, Трессэди счелъ необходимымъ подложить новое полѣно въ каминъ, который и безъ того былъ полонъ дровъ
   Но миссъ Сюэлль прямо направилась къ новому члену парламента и протянула ему руку.
   -- Я очень рада, сэръ Джорджъ! Позвольте поздравить васъ.
   Джорджъ положилъ полѣно и критически посмотрѣлъ на свои пальцы.
   -- Къ моему величайшему сожалѣнію, миссъ Сюэлль, ко мнѣ едва-ли можно теперь дотронуться. Надѣюсь, что ваша мигрень прошла?
   Миссъ Сюэлль кротко опустила свою руку и, бросивъ на него далеко не кроткій взглядъ, отвѣтила:
   -- О, моя мигрень дѣлаетъ то, что ей приказываютъ! Видите, какъ только я рѣшила сойти внизъ и поздравить васъ, она прошла.
   -- Я вижу,-- сказалъ онъ, слегка кланяясь.-- Надѣюсь, что и мои страданія, если они у меня будутъ, окажутся столь же послушными. Итакъ, моя маменька сказала вамъ?
   -- Мнѣ незачѣмъ было говорить,-- отвѣтила она.-- Я была увѣрена въ этомъ и раньше.
   -- Значитъ, вамъ очень хорошо извѣстна воля боговъ,-- потому что я прошелъ только семнадцатью голосами.
   -- Да, я слышала это. Мнѣ очень жаль Берроуза.
   Она поставила свою ножку на нижній выступъ камина, приподняла одною рукой свое изящное платье, а другою слегка оперлась о каминный карнизъ. Въ этой позѣ она была воплощеніемъ граціи, и ея жалобный голосокъ замѣчательно гармонировалъ съ линіями рта, который, казалось, всегда былъ готовъ смѣяться, но рѣдко смѣялся откровенно.
   Когда она упомянула о Берроузѣ, Трессэди улыбнулся.
   -- Мое вѣщее не обмануло меня,-- лукаво замѣтилъ онъ.-- Я зналъ, что вамъ будетъ жаль Берроуза.
   -- А развѣ онъ не заслуживаетъ сожалѣнія? Вѣдь что ни говорите, а вы -- бѣлоручка.
   -- Совершенно вѣрно. И я горжусь этимъ!
   Онъ оглянулся вокругъ. Молодые люди, не безъ улыбокъ и перешептыванія, оставили ихъ однихъ. Дамы ушли переодѣваться къ обѣду. Мужчины уединились въ маленькую библіотеку и курительную комнату. Въ залѣ остался только самъ хозяинъ дома, удобно помѣстился въ широкомъ креслѣ, въ нѣкоторомъ отдаленіи отъ Трессэди и миссъ Сюэль, и погрузился въ чтеніе мѣстной газеты и свѣжихъ анекдотовъ о выборахъ.
   Оставшись доволенъ своимъ осмотромъ, Трессэди заложилъ руки въ карманы, прислонился спиною къ камину, чтобы лучше видѣть выраженіе лица миссъ Сюэлль.
   -- Скажите, пожалуйста, миссъ Сюэлль,-- вдругъ сказалъ онъ, когда ихъ глаза встрѣтились.-- Вамъ никогда не приходится проявлять къ друзьямъ больше участія, чѣмъ вы проявили сегодня во мнѣ?
   Она сдѣлала гримаску;
   -- Да вѣдь я была настоящимъ ангеломъ!-- отвѣтила она, толкая ногой конецъ полѣна.
   Джорджъ засмѣялся.
   -- Въ такомъ случаѣ наши понятія объ ангелахъ такъ же мало сходятся, какъ и всѣ остальныя. Почему вы не поѣхали въ ратушу, какъ обѣщали?
   -- Потому что у меня разболѣлась голова, сэръ Джорджъ.
   Онъ отвѣтилъ легкимъ наклоненіемъ головы, словно церемонно принимая къ свѣдѣнію ея заявленіе.
   -- Можно полюбопытствовать, когда именно у васъ началась головная боль?
   -- Дайте припомнить,-- отвѣтила она со смѣхомъ.-- Кажется, сейчасъ послѣ чая.
   -- Да. Если не ошибаюсь, она обнаружилась вслѣдъ за моимъ замѣчаніемъ о капитанѣ Аддисонѣ?
   -- Да,-- отвѣтила она съ серьезнымъ видомъ,-- интересное совпаденіе, не правда-ли?
   Настало молчаніе, но черезъ минуту Летти заразительно засмѣялась.
   -- Слушайте,-- сказала она, кладя руку ему на плечо,-- слушайте! Какой вы не логичный и не осмотрительный человѣкъ! Мы находимся съ вами въ наилучшихъ отношеніяхъ, веселимся напропалую всю недѣлю, а затѣмъ вы вдругъ дѣлаете невѣжливыя замѣчанія о моихъ друзьяхъ,-- да еще при постороннихъ! Вы хотите, чтобы тетя Уаттонъ повліяла на меня? Неужели вы думаете, что я позволю это? Вы надѣлали мнѣ безконечный рядъ хлопотъ, мнѣ понадобится нѣсколько недѣль, чтобы поправить то, что вы сдѣлали. И послѣ всего этого вы хотите, чтобы я вела себя, какъ ягненокъ! Ну, похожа я на ягненка?
   Все это время она не снимала руки съ его плеча, и ея дышавшее весельемъ и лукавствомъ личико съ маленькими ямочками на щекахъ было такъ близко къ его лицу, что на мгновеніе у него явилась дикая фантазія тутъ же поцѣловать ее. Но онъ прогналъ отъ себя эту мысль. Онъ и Летти Сюэлль были знакомы другъ съ другомъ почти три недѣли. Они не были женихомъ и невѣстой,-- далеко нѣтъ. Но все это -- положить руку на плечо и тому подобное -- было у Летти Сюэлль обыкновенной манерой. Вмѣсто того, чтобы поцѣловать ее, онъ осторожно посмотрѣлъ на нее.
   -- Знаете, я еще не встрѣчалъ такого открытаго упорства гордости, какъ у васъ,-- спокойно отвѣтилъ онъ.-- Я вамъ сообщаю нѣсколько истинныхъ фактовъ о характерѣ человѣка, котораго я знаю, а вы не знаете, и послѣ этого вы дуетесь на меня цѣлый день, нарушаете всѣ ваши обѣщанія относительно поѣздки въ Мальфордъ, а когда я возвращаюсь сюда, прямо объясняете мнѣ, въ чемъ дѣло.
   Она подняла брови и приняла свою руку.
   -- Вотъ я вамъ прямо и заявляю, что я была на васъ очень сердита. Весь день я ужасно скучала, хотя писала письмо своему лучшему другу и исписала цѣлую стопу бумаги,-- все про васъ, самый откровенный отчетъ. Но я нѣсколько смягчу его... Кстати, когда вы пойдете одѣваться въ обѣду?
   Джорджъ спохватился и посмотрѣлъ на свои часы.
   -- Обѣдать будутъ свои? Постороннихъ не будетъ?
   -- Нѣсколько "мѣстныхъ" гостей для вящшаго торжества. Будетъ, кажется, жена священника, такъ какъ она созналась, что скопировала одно изъ моихъ платьевъ, и желала знать мое мнѣніе.
   Джорджъ улыбнулся.
   -- Бѣдная!
   -- Пусть она не ждетъ отъ меня большой любезности,-- сказала Летти, играя цвѣткомъ, стоявшимъ на каминѣ.-- Безвкусица меня раздражаетъ. Однако, я должна идти одѣваться.
   -- Вамъ жаль?-- спросилъ онъ, удерживая ее за руку.
   Его свѣтлые сѣрые глаза отряхнули съ себя выраженіе усталости.
   -- Чего? Что вы избраны?-- со смѣхомъ сказала она.
   Онъ выпустилъ ее. Она взяла подъ руку дочь хозяина дома, миссъ Флоренсъ Уаттонъ, которая въ этотъ моментъ проходила черезъ залъ, и пошла съ нею вмѣстѣ наверхъ. На половинѣ дороги Летти обернулась и бросила на Джорджа торжествующій взглядъ.
   Джоржъ смотрѣлъ имъ вслѣдъ, пока онѣ не исчезли. Выраженіе, которое было на его лицѣ, нельзя было назвать ни ласковымъ, ни сердитымъ. Онъ былъ, можетъ статься, немного озадаченъ, но глядѣлъ на Летти съ насмѣшливымъ самообладаніемъ, которое показывало, что и онъ игралъ только роль.
   

II.

   Джорджъ Трессэди вышелъ къ обѣду очень поздно, къ сильной досадѣ хозяйки дома. М-ссъ Уаттонъ, высокая дама, съ повелительными манерами, рѣдко считала необходимымъ скрывать свое неудовольствіе на кого и что бы то ни было,-- а для этого чувства она находила очень много поводовъ.
   Джорджъ поспѣшилъ умилостивить ее обычными отговорками: онъ никакъ не думалъ, что уже такъ поздно, его часы сегодня отстали и т. п.
   М-ссъ Уаттонъ, которая въ этотъ знаменательный день все же созерцала въ новомъ членѣ парламента явное торжество близкихъ ея сердцу принциповъ, сначала приняла эти извиненія довольно холодно, но потомъ смягчилась.
   -- Ахъ, ты, гадкій мальчикъ! Гадкій, лживый мальчикъ!-- послышался надъ ухомъ Трессэди веселый голосъ.-- Не зналъ, что такъ поздно! Вѣдь я видѣла тебя! Я знаю, что тебя задержало!
   И леди Трессэди съ увлеченіемъ засмѣялась, наклонивъ, по своей всегдашней привычкѣ, голову немного на бокъ. На ней было бѣлое муслиновое платье на шелковомъ малиновомъ чехлѣ. Шея и плечи были обнажены, насколько было возможно, а румянецъ на ея щекахъ былъ на этотъ разъ наведенъ ужь слишкомъ ярко, что съ нею рѣдко случалось. Джорджъ отвернулся отъ нея и обратился съ какимъ-то замѣчаніемъ въ лорду Фонтеною.
   -- Какъ глупа эта женщина!-- подумала м-ссъ Уаттонъ, слѣдя своими зоркими глазами за гостьей.-- Она сама будетъ виновата, если Джорджъ, въ концѣ концовъ, возненавидитъ ее, а между тѣмъ, ей будетъ очень плохо, если онъ не уплатитъ ея долговъ... Что? Обѣдъ? Джонъ, предложи руку леди Трессэди! Гардингъ, ты поведешь м-ссъ Гокинсъ (при этомъ она указала своему младшему сыну на даму въ черномъ платьѣ, которая въ натянутой позѣ сидѣла на краю дивана). М-ръ Гокинсъ пойдетъ съ Флоренсой. Сэръ Джорджъ!-- и она указала ему рукой на миссъ Сюэлль.-- А вы, лордъ Фонтеной, извольте сопровождать меня! Остальные распредѣляйтесь, какъ сами знаете!
   Молодые люди -- которые почти всѣ были между собою въ родствѣ -- со смѣхомъ повиновались приказанію хозяйки. Сэръ Джорджъ подалъ руку миссъ Сюэлль.
   -- Мнѣ жаль васъ,-- сказалъ онъ ей, входя въ столовую.
   -- О, я знала, что сегодня моя очередь,-- покорнымъ тономъ отвѣтила Летти.-- Вчера вы сидѣли съ Флорри, позавчера -- съ тетей Уаттонъ, а сегодня должны сидѣть со мной.
   Джорджъ осторожно усѣлся на свое мѣсто и началъ занимать свою даму.
   -- Прежде всего сообщите мнѣ, какъ я могу говорить, не вызывая у васъ мигрени. Съ нынѣшняго утра мое чутье покинуло меня, и я нуждаюсь въ указаніяхъ.
   -- Въ такомъ случаѣ,-- отвѣтила Летти,-- надо прежде всего установить предметы, о которыхъ мы можемъ говорить. Такъ, напримѣръ, вы безопасно можете говорить мнѣ о м-ссъ Гокинсъ.
   И она чуть замѣтно указала глазами на сидѣвшую противъ нихъ худощавую женщину, на которую ея кавалеръ, Гардингъ Уаттонъ, свѣтскій, избалованный юноша, обращалъ очень мало вниманія.
   Джорджъ посмотрѣлъ на нее.
   -- Эта тема не интересна,-- отвѣтилъ онъ.-- При томъ же тутъ не о чемъ и говорить.
   -- О, наоборотъ,-- сказала Летти, и злобный огонекъ сверкнулъ въ ея темныхъ глазахъ.-- Я могу говорить о ней цѣлыхъ двадцать минутъ. Она заимствовала у меня фасонъ платья.
   -- Я не замѣчаю этого,-- сказалъ Джорджъ, снова глядя на худощавую даму.
   -- Я бы ничего не имѣла противъ этого,-- продолжала Летти,-- если бы въ остальное время она не считала своимъ долгомъ читать мнѣ наставленія. На ея мѣстѣ я не посылала бы няньку за фасономъ къ женщинѣ, поведеніе которой порицаю.
   -- Я замѣчаю, что вы очень легко переносите порицанія.
   -- Не легко, но благоразумно. Въ томъ-то и несчастье мое. Я всегда чувствую, что я умнѣе тѣхъ, которые меня порицаютъ.
   -- Сегодня утромъ, стало быть, вы сочли меня за глупца?
   -- О, нѣтъ! Но я... Какъ бы вамъ сказать. Я не сомнѣвалась, что знаю лучше васъ. Поэтому я поступала умно, а...
   -- О, не продолжайте,-- прервалъ ее Джорджъ,-- и будьте увѣрены, что впередъ не услышите отъ меня добрыхъ совѣтовъ.
   -- Неужели?
   Она бросила на него вызывающій взглядъ, но онъ встрѣтилъ его съ наружнымъ спокойствіемъ. Однако, въ эту минуту ему невольно вспомнилась фраза, которою одна изъ его знакомыхъ дамъ опредѣлила когда-то умственныя способности своей подруги. "Она умна,-- говорите вы?-- Да ея умъ -- это хаосъ въ наперсткѣ!" Эти слова казались ему теперь подходящими для характеристики его собственныхъ чувствъ. Въ его душѣ былъ какой-то хаосъ; но въ то же время онъ сознавалъ, что тамъ нѣтъ мѣста глубокому чувству къ миссъ Сюэлль, хотя въ жизни большія послѣдствія часто цѣпляются за очень ничтожные поводы, какъ могло быть и въ данномъ случаѣ, когда на Летти Сюэлль было это оригинальное розовое платье, и когда ей такъ былъ въ лицу этотъ насмѣшливый и задорный видъ.
   Любуясь ею, Джорджъ не былъ все-таки чуждъ и холоднаго, критическаго отношенія къ ней. Черезъ десять лѣтъ, внушалъ онъ себѣ, отъ этой красоты не останется и слѣда. Она и теперь не могла бытъ названа красавицей, и лишь благодаря ея свѣжести и граціи, благодаря миніатюрному сложенію и легкимъ, какъ воздухъ, движеніямъ, благодаря искусной утонченности въ платьѣ и украшеніяхъ, всѣ недостатки ея лица и выраженія не бросались въ глаза, и общее впечатлѣніе, которое она производила, мужчины находили ослѣпительнымъ и даже опаснымъ для спокойствія сердца. Такимъ образомъ Летти, по крайней мѣрѣ, въ предѣлахъ кружка, гдѣ она вращалась, всегда была окружена роемъ кавалеровъ и влюбленныхъ и -- хотя она сама не разъ имѣла случай убѣждаться въ противномъ -- слыла за дѣвушку, которая можетъ сдѣлать съ мужчинами, что ей угодно. Въ данномъ случаѣ посторонніе наблюдатели очень скоро рѣшили, что она имѣетъ намѣреніе привести къ своимъ ногамъ молодого Джорджа Трессэди. И нельзя было сказать, чтобы это ей не удалось. Даже въ этотъ тревожный день окружающіе легко могли замѣтить, что вниманіе Трессэди двоилось между нею и выборами, и перевѣсъ, быть можетъ, оставался на ея сторонѣ. Другое дѣло -- въ какой мѣрѣ она одержала побѣду; это было еще неизвѣстно, и они оба могли судить объ этомъ меньше, чѣмъ всѣ остальные.
   Теперь во всякомъ случаѣ онъ не отставалъ отъ нея. Нѣсколько разъ онъ дѣлалъ попытку заговорить съ своей сосѣдкой съ другой стороны, миловиднымъ подросткомъ, который принесъ сюда свѣжесть и наивность школьной комнаты и черезъ три года долженъ былъ, несомнѣнно, затмить Летти Сюэлль не только красотой, но и всѣми другими достоинствами. Но эта попытка не удалась. Кипучая, утомительная дѣятельность дня вызвала въ немъ, какъ реакцію, особенно сильную жажду развлеченія и желаніе испробовать свои силы въ другомъ направленіи. Въ концѣ концовъ, онъ вернулся къ Летти, и все остальное время они, не переставая, ломали копья, разсуждая о людяхъ, о піесахъ, о книгахъ, или вѣрнѣе говоря, подъ ихъ покровомъ о различныхъ вопросахъ чувства, которые обыкновенна служатъ первымъ поводомъ для сближенія между мужчиною и женщиной. Они болтали съ такимъ увлеченіемъ, что вскорѣ зоркіе глаза м-ссъ Уаттонъ стали усмѣхаться на нихъ изъ-за вѣера, а лордъ Фонтеной тоже не разъ поглядывалъ на эту пару съ какимъ-то безпокойнымъ вниманіемъ.
   Между тѣмъ все это время мѣсто, находившееся насупротивъ Трессэди, оставалось незанятымъ. Оно было предназначено для старшаго сына м-ссъ Уаттонъ, который въ настоящую минуту, какъ небрежно объяснила его мать лорду Фонтеною, по обыкновенію "благотворилъ".
   Когда къ столу уже подали фазановъ, дверь отворилась, и въ столовую неслышными шагами вошелъ худощавый черноволосый господинъ. Онъ тихонько занялъ свое мѣсто, съ улыбкой кивнувъ головой Джорджу и его сосѣдкѣ, и шопотомъ приказалъ дворецкому подать ему то блюдо, которое теперь обносили.
   -- Какой вздоръ, Эдуардъ!-- послышался громкій голосъ его матери.-- Это смѣшно! Морисъ! Подайте м-ру Эдуарду обѣдъ съ самаго начала.
   Эдуардъ слегка поднялъ брови, улыбнулся, но подчинился распоряженію матери.
   -- Гдѣ вы были, Эдуардъ?-- спросилъ Трессэди.-- Я васъ съ утра не видѣлъ.
   -- Я былъ на репетиціи. На будущей недѣлѣ у насъ благотворительный концертъ, и я завѣдую этимъ дѣломъ.
   -- Эти концерты всегда изъ рукъ вонъ плохи,-- коротко замѣтила м-ссъ Уаттонъ.
   Эдуардъ Уаттонъ пожалъ плечами. Вообще у него было очень пріятное, застѣнчивое обращеніе, которому противорѣчилъ лишь иногда загоравшійся въ глазахъ блескъ какой-то восторженной рѣшимости.
   -- Тѣмъ болѣе нужны репетиціи,-- сказалъ онъ.-- Впрочемъ, на этотъ разъ концертъ будетъ вовсе не плохъ.
   -- Эдуардъ -- одинъ изъ тѣхъ людей,-- сказала м-ссъ Уаттонъ вполголоса, обращаясь къ лорду Фонтеною,-- которые воображаютъ, что могутъ подружиться съ народомъ -- съ самыми низшими классами,-- если пожимаютъ ему руки, показываютъ картины Бернъ-Джонса и распѣваютъ съ нимъ "Мессію". Я сама прежде такъ думала. Такія убѣжденія у каждаго были. Это все равно, что корь. Но умные люди, разумѣется, скоро отдѣлываются отъ нихъ.
   -- Благодарю за комплиментъ, мама,-- сказалъ Эдуардъ, улыбаясь и дѣлая маленькій поклонъ.
   Леди Трессэди, сидѣвшая рядомъ съ хозяиномъ на другомъ концѣ стола, прервала свою болтовню, чтобы прислушаться, о чемъ это идетъ рѣчь. До сихъ поръ она болтала, не переставая, и своимъ крикливымъ голосомъ и аффектированной жестикуляціей приводила въ ужасъ своего нервнаго и раздражительнаго собесѣдника, который каждую минуту боялся, что она своими бѣлыми пальцами попадетъ ему прямо въ глаза. Когда она замолчала и оставила его въ покоѣ, у него чуть не вырвался вздохъ облегченія.
   -- М-ръ Эдуардъ, вѣроятно, говоритъ о радикализмѣ,-- сказала она, поднося къ глазамъ золотой лорнетъ,-- о своемъ ненаглядномъ, отвратительномъ радикализмѣ? О, мы всѣ знаемъ, откуда м-ръ Эдуардъ заразился имъ!
   Всѣ засмѣялись, а Гардингъ Уаттонъ болѣе всѣхъ.
   -- На прошлой недѣлѣ Эгерія {Нифма, которая, по преданію, была совѣтницей римскаго царя Нумы Помпилія.} опять была здѣсь,-- сказалъ онъ, обращаясь къ леди Трессэди,-- и Эдуардъ видѣлся съ нею. Съ того времени онъ сдѣлался членомъ двухъ новыхъ обществъ и выписалъ шесть новыхъ книгъ по рабочему вопросу.
   Если эти слова и вызвали въ Эдуардѣ нѣкоторое смущеніе, то оно обнаружилось лишь въ слабомъ румянцѣ, который выступилъ на его щекахъ.
   -- Если вы говорите о леди Максуэлль,-- добродушно отвѣтилъ онъ,-- то я могу только пожалѣть о тѣхъ, кто ея не знаетъ.
   При этомъ онъ тряхнулъ своей красивой головой съ видомъ смѣлаго вызова, который очень шелъ къ нему, но не замедлилъ разсердить его мать.
   -- Опять объ этой женщинѣ!--воскликнула она, поднимая вверхъ руки. Затѣмъ, обращаясь къ лорду Фонтеною, она продолжала:
   -- Скажите, пожалуйста, не находите-ли вы, что этой женщинѣ мы обязаны половиной тѣхъ промаховъ, которые наше любезное правительство надѣлало за послѣдніе два года?
   Полупрезрительная улыбка пробѣжала по истомленному лицу лорда Фонтеноя.
   -- Ну, нѣтъ, я не намѣренъ дѣлать лэди Максуэлль козломъ отпущенія. Пусть правительство само отвѣчаетъ за свои грѣхи.
   -- И вообще, что можно худшаго сказать объ англійскихъ, министрахъ, какъ не то, что они подчиняются вліянію женщины?-- раздался пискливый голосъ м-ра Уаттона съ противоположнаго конца стола.-- Развѣ это случалось въ наше время? Тогда это было неслыханною вещью... Только не обижайся, душечка, не обижайся!-- поспѣшно прибавилъ онъ, бросая взглядъ на жену.
   Летти посмотрѣла на Джорджа и поднесла во рту платокъ, чтобы скрыть свою веселость.
   М-ссъ Уаттонъ поморщилась,
   -- И прежде случалось, что англійскіе министры подчинялись вліянію женщинъ,-- сказала она,-- и въ этомъ нельзя винить ни ихъ, ни кого-либо другого. Но прежде вы знали, чего вы добивались. Женщины были испорчены -- ихъ дѣлали такими,-- но онѣ поступали дурно ради своихъ мужей, братьевъ, сыновей. Если онѣ чего добивались, то для чьей-нибудь пользы, и онѣ достигали своего. Теперь онѣ не менѣе испорчены -- напримѣръ, леди Максуэлль,-- но теперь онѣ поступаютъ дурно ради такъ называемаго "дѣла". А это и грозитъ гибелью для націи.
   Во время этой маленькой рѣчи со стороны Эдуарда Уаттона послѣдовалъ протестъ противъ слова "испорчены", но его голосъ былъ заглушенъ восклицаніями его матери и брата. Въ столовой поднялся громкій общій разговоръ. Лэди Трессэди, съ своей стороны, пыталась вставлять свои замѣчанія, усиленно размахивая вѣеромъ, фамильярно называя всѣхъ по именамъ и пересыпая свою рѣчь маленькими дачными намеками, относившимися къ каждому изъ присутствовавшихъ. Но изъ всѣхъ сидѣвшихъ за столомъ, только Эдуардъ Уаттонъ иногда обращалъ къ ней вѣжливое или шутливое замѣчаніе; остальные же игнорировали ее. Они были заняты общимъ дѣломъ -- преслѣдованіемъ прямодушнаго и самостоятельнаго члена своего круга, и имъ было некогда обращать вниманіе на другихъ.
   -- Черезъ недѣлю или двѣ я, по всей вѣроятности, увижу эту знаменитую даму,-- сказалъ Джорджъ подъ шумъ общаго разговора, обращаясь къ миссъ Сюэлль.-- Замѣчательно, что я до сихъ поръ не встрѣчалъ ея.
   -- Кого? Лэди Максуэлль?
   -- Да. Впрочемъ, нужно имѣть въ виду, что послѣдніе четыре года я путешествовалъ за-границей. Если я не ошибаюсь, она появилась въ городѣ за годъ до моего отъѣзда, но мнѣ не случилось ни разу встрѣтиться съ ней.
   -- Въ такомъ случаѣ я предсказываю, что она вамъ страшно понравится,-- категорически заявила Летти.-- По крайней мѣрѣ, мнѣ всегда нравятся тѣ, кого тетя Уаттонъ ругаетъ. Ужь потомъ я не могу разлюбить ихъ, какъ ни стараюсь,
   -- Позвольте заявить вамъ, что это не въ моемъ характерѣ. Я не болѣе, какъ человѣкъ, и мои друзья имѣютъ на меня вліяніе.
   И онъ повернулся къ ней, чтобы опять начать разговоръ съ нею одной.
   -- О, вы вовсе не такое несчастное созданіе, какимъ выставляете себя,-- сказала Летти, качая головой.-- Я еще не встрѣчала такого упорнаго человѣка, какъ вы: вы никогда не можете отказаться отъ своего мнѣнія и никогда не хотите признать себя побѣжденнымъ.
   -- Побѣжденнымъ?-- задумчиво повторилъ Джорджъ.-- Головною болью? Ну, въ этомъ еще нѣтъ ничего постыднаго. Можно надѣяться дожить до другого сраженія. Но неужели вы дѣйствительно не намѣрены обратить никакого вниманія -- рѣшительно никакого вниманія, на весь тотъ запасъ фактовъ, который я представилъ вамъ сегодня утромъ по поводу капитана Аддисона?
   -- Я буду милостива къ вамъ и постараюсь забыть ихъ. Но почему вы не слушаете тетю Уаттонъ? Вѣдь это вашъ долгъ. Тетя привыкла, чтобы ее слушали, а вамъ не приходилось дѣлать это сотни разъ, какъ мнѣ.
   М-ссъ Уаттонъ дѣйствительно продолжала свои разсужденія на тему, которая, очевидно, волновала ее. Отвращеніе и злоба, которыми въ эту минуту дышало ея и безъ того достаточно выразительное лицо, сообщали ему какую-то гордую мощь. Она обладала вообще довольно крупными чертами лица, хотя и не безъ оттѣнка аристократизма. Наколка изъ старинныхъ кружевъ очень шла къ ея волнистымъ, слегка посѣдѣвшимъ волосамъ и придавала ей видъ самоувѣренной важности; руки, которыя она держала на столѣ, были длинны и костлявы, но въ то же время нервны и породисты. М-ссъ Уаттонъ была и казалась тираномъ, но тираномъ искуснымъ и благоразумнымъ.
   -- Одинъ изъ ея сосѣдей разсказывалъ мнѣ на прошлой недѣлѣ, какія неслыханныя вещи творятся у нея въ Меллорѣ. Это имѣніе она получила по наслѣдству (тутъ она обратилась къ молодому Бейлю, который, какъ сравнительно чужой человѣкъ въ домѣ, могъ не знать подробностей, извѣстныхъ остальнымъ) -- разстроенное, запущенное, приносящее дохода тысячи двѣ въ годъ. Какъ только она вышла замужъ, она отдала Меллоръ во владѣніе соціалисту самаго яркаго закала. И что же? Этотъ господинъ тотчасъ же ввелъ у себя, какъ они выражаются, "нормальную" рабочую плату -- на самомъ дѣлѣ вдвое больше нормальной,-- сталъ прижимать всѣхъ фермеровъ и, разумѣется, взбудоражилъ весь округъ. Всѣ сосѣди негодуютъ. Прежде это былъ самый мирный уголокъ, какой только можно себѣ представить, теперь она перевернула его вверхъ дномъ. Ея мужъ имѣетъ тридцать тысячъ годового дохода, и при такихъ средствахъ она можетъ позволять маленькія развлеченія. Но другіе, которые должны жить на доходъ съ своей земли, поставлены ею въ безвыходное положеніе.
   -- Она говорила мнѣ, что эта система въ общемъ дѣйствуетъ превосходно,-- сказалъ Эдуардъ Уаттонъ, слегка покраснѣвъ и тѣмъ выдавъ то раздраженіе, которое вызывали въ немъ эти постоянныя нападки матери.-- Мало того: очень можетъ быть, что Максуэлль введетъ ее и у себя въ имѣніи.
   М-ссъ Уаттонъ опять всплеснула руками.
   -- Вотъ идіотъ этотъ. Максуэлль! До женитьбы онъ еще былъ человѣкъ со смысломъ. Теперь же она положительно водитъ его за носъ, а благодаря его значенію въ палатѣ лордовъ, правительству приходится плясать подъ его дудку.
   -- А хуже всего то,-- сказалъ Гардингъ Уаттонъ съ рѣзкимъ смѣхомъ,-- что ея вліяніе было бы далеко не то, будь она не такъ красива. Она пользуется своей красотой самымъ беззастѣнчивымъ образомъ.
   -- Это уже совершенная неправда!-- горячо возразилъ Эдуардъ Уаттонъ, сердито глядя на брата.
   Джорджъ Трессэди вмѣшался въ разговоръ. Онъ любилъ Эдуарда Уаттона, а Гардинга положительно терпѣть не могъ.
   -- Но развѣ она дѣйствительно такъ красива?-- спросилъ онъ, наклоняясь впередъ и обращая свой вопросъ къ хозяйкѣ дома. М-ссъ Уаттонъ сдѣлала презрительную мину и ничего не отвѣтила.
   -- Какъ вамъ сказать?-- произнесъ лордъ Фонтеной съ такимъ видомъ, будто этотъ разговоръ былъ ему крайне не по душѣ.-- Одинъ старый дипломатъ говорилъ мнѣ на-дняхъ, что болѣе красивой женщины онъ не встрѣчалъ въ Лондонѣ со времени леди Блессингтонъ.
   -- Леди Блессингтонъ! Господи, Боже мой! Леди Блессингтонъ!-- съ негодованіемъ повторила леди Трессэди.-- Нечего сказать, удачное сравненіе! Едва-ли какая-нибудь женщина согласна будетъ считаться преемницей леди Блессингтонъ.
   -- Во всѣхъ другихъ отношеніяхъ, кромѣ красоты,-- холодно отвѣтилъ Эдуардъ Уаттонъ,--сравненіе, конечно, было бы смѣшно.
   Гардингъ пожалъ плечами и, наклонивъ свой стулъ кзади, шепнулъ застѣнчивому молодому человѣку, который сидѣлъ недалеко отъ него;
   -- По моему мнѣнію, графъ д'Орсэ, есть только вопросъ времени. Но объ этомъ не слѣдуетъ говорить Эдуарду.
   Гардингъ читалъ мемуары и мнилъ себя всесторонне образованнымъ человѣкомъ. Юноша, къ которому онъ обратился, не былъ знакомъ ни съ какими продуктами книгопечатанія, кромѣ спортивныхъ газетъ, и не имѣлъ ни малѣйшаго представленія о томъ, кто была леди Блессингтонъ или графъ д'Орсэ. Поэтому онъ неопредѣленно улыбнулся и ничего не отвѣтилъ.
   -- Милочка,-- сказалъ хозяинъ жалобнымъ голосомъ,-- не находишь-ли ты атмосферу этой комнаты черезчуръ жаркой?
   Молодежь, которой такого рода пререканія уже давно были знакомы и крайне надоѣли, разсмѣялась. М-ръ Уаттонъ, который никогда ничего не понималъ, посмотрѣлъ вокругъ недоумѣвающимъ взоромъ. М-ссъ Уаттонъ соизволила понять намекъ и встала изъ-за стола.
   Когда дамы перешли въ гостиную, м-ссъ Уаттонъ прежде всего исполнила долгъ вѣжливости по отношенію къ м-ссъ Гокинсъ и цѣлыхъ десять минутъ занимала ее разговоромъ о приходскихъ дѣлахъ. М-ссъ Гокинсъ, какъ жена мѣстнаго священника, занимала въ этомъ кружкѣ строго оффиціальное положеніе, совершенно независимо отъ той индувидуальности, которою могла обладать. М-ссъ Гокинсъ была недалекая, самодовольная и для м-ссъ Уаттонъ нисколько не интересная женщина; тѣмъ не менѣе хозяйка дома удѣляла ей такую долю вниманія, на какую должна была разсчитывать всякая женщина, вышедшая замужъ за священника Мальфордскаго прихода.
   Но этого -- увы!-- отнюдь не было достаточно для м-ссъ Гокинсъ, которая была полна честолюбія, не взирая на свои дурныя манеры, на свою застѣнчивость въ высшемъ обществѣ и на свои скромныя матеріальныя средства. Какъ только десятиминутный разговоръ былъ конченъ, и м-ссъ Уаттонъ, для которой ничего не было на свѣтѣ милѣе политики, углубилась въ принесенныя лакеемъ вечернія газеты, м-ссъ Гокинсъ набросилась на Летти Сюэлль и въ восторженныхъ выраженьяхъ изъявила ей свою благодарность за фасонъ платья.
   -- Развѣ моя горничная давала вамъ какіе-нибудь фасоны?-- сказала Летти, поднимая брови.-- Скажите! Я этого совсѣмъ не подозрѣвала.
   И надменнымъ взоромъ она стала оглядывать платье м-ссъ Гокинсъ, которое дѣйствительно представляло собою деревенское подражаніе столичному фасону.
   М-ссъ Гокинсъ покраснѣла и поспѣшила извиниться:
   -- Я именно наказывала своей нянькѣ, чтобы она не смѣла брать фасона безъ вашего позволенія. Но она, какъ видно, успѣла подружиться съ вашей горничной. Васъ не удивляетъ, что у меня этимъ дѣломъ завѣдуетъ няня? Хотя у меня четверо дѣтей, но ей приходится смотрѣть только за однимъ, такъ что у нея остается много свободнаго времени, для того, чтобы шить на меня. Но въ нашемъ захолустьѣ трудно достать что-нибудь новое. Все-таки безъ вашего позволенія я бы никогда не осмѣлилась взять вашъ фасонъ.
   Ея гордость и ложный стыдъ налагали особенно непріятный отпечатокъ на ея голосъ и манеры. Летти казалось, что у нея надъ ухомъ жужжитъ надоѣдливая муха.
   -- Ну, что же! Мнѣ очень пріятно,-- равнодушно отвѣтила она.-- Должно быть, чрезвычайно удобно имѣть у себя въ домѣ портниху. Ваша нянька -- настоящій кладъ.
   При этомъ она продолжала внимательно оглядывать каждую неудачную складку, каждый неудачный стежекъ доморощеннаго искусства.
   Жена священника всегда болѣзненно-впечатлительная, когда ей случалось попадать въ эту гостиную, была склонна слышать въ каждомъ словѣ оскорбительный тонъ. Досада вдругъ овладѣла ею, и она возгорѣлась жаждою мести.
   -- Отсюда вы поѣдете домой, или еще посѣтите кого-нибудь изъ знакомыхъ?-- спросила она.
   -- Да, я еще буду въ двухъ или трехъ домахъ,-- сказала Летти, слегка поворачивая къ ней голову.
   Ея вниманіе въ эту минуту было сосредоточено на собаченкѣ м-ссъ Уаттонъ, сѣромъ фоксъ-терьерѣ, который стоялъ передъ нею на коврѣ.
   -- Значитъ, вы большую часть года проводите въ гостяхъ?
   -- Совершенно вѣрно,-- отвѣтила Летти.
   -- Какъ же вы рѣшаетесь такъ терять время? Когда же вы можете заняться чѣмъ-нибудь серьезнымъ? Я бы не вынесла такой жизни!
   И м-ссъ Гокинсъ вызывающе засмѣялась.
   Летти поднесла свою маленькую ручку ко рту, чтобы скрыть неожиданный зѣвокъ, который, впрочемъ, былъ достаточно виденъ.
   -- Очень можетъ быть,-- отвѣтила она, не скрывая своего презрѣнія,-- Эвелина, погляди на эту собачку! Не находишь-ли ты ее похожей на м-ра Бейля?
   Эти слова были обращены къ хорошенькой шестнадцатилѣтней дѣвочкѣ,-- той самой, которая за обѣдомъ сидѣла по лѣвую руку отъ Джорджа Трессэди.
   -- Иди сюда! Иди сюда!-- продолжала Летти, подзывая къ себѣ терьера, но собачка, вмѣсто того, чтобы подойти къ ней, преспокойно улеглась на коврѣ и, уткнувшись мордой въ переднія лапы, пристально глядѣла на нее. Летти подобрала нѣсколько розовыхъ лепестковъ, осыпавшихся изъ цвѣточной вазы, и бросила ихъ на собачку.
   -- Она не любитъ тебя, Летти; не странно-ли это?-- со смѣхомъ сказала Эвелина и, наклонившись, начала гладить животное.
   -- Не бѣда! Другая полюбитъ.
   -- А ты видѣла прелестныхъ маленькихъ шпицовъ леди Артуръ? Она обѣщала подарить мнѣ одного.
   Кузины начали разговоръ о своихъ знакомыхъ, главнымъ образомъ, богатыхъ аристократкахъ, о которыхъ м-ссъ Гокинсъ имѣла самое смутное представленіе. Эвелина Уаттонъ, которая всегда отличалась тактомъ и великодушіемъ, нѣсколько разъ пробовала вовлечь жену священника въ разговоръ. Но Летти твердо рѣшила подвергнуть ее остракизму и не удостоивала ее ни одного замѣчанія.
   Откинувшись на спинку дивана и заложивъ одну ногу на другую, она оживленно болтала съ Эвелиной. Бѣлизна ея шеи и лица оттѣнялась на красномъ бархатѣ дивана; изъ подъ наряднаго платья виднѣлись прелестныя маленькія туфельки съ хрустальными пряжками. Она блистала брилліантами, на сколько это было прилично для дѣвушки, а по мнѣнію м-ссъ Гокинсъ, даже болѣе, чѣмъ было прилично. Съ головы до ногъ на ней лежалъ отпечатокъ богатства и свѣтскаго успѣха, но ея очарованіе не распространялось на м-ссъ Гокинсъ.
   Жена священника, красная отъ досады и смущенія, сидѣла, точно аршинъ проглотивъ, на своемъ стулѣ и, въ концѣ концовъ, отказалась отъ всякихъ попытокъ одержать верхъ надъ самоувѣренной свѣтской дѣвушкой. Но внутренно она была глубоко уязвлена.
   Завидуя успѣху и внѣшнимъ преимуществамъ миссъ Сюэлль, она не могла отплатить ей за презрѣніе такимъ же презрѣніемъ. Но въ ея душѣ говорило и нѣчто другое, кромѣ мелкой зависти.
   Когда Летти была еще ребенкомъ въ коротенькой юбочкѣ, жена священника, бывшая всего лѣтъ на шесть старше ея, открыла свое сердце и хотѣла съ ней подружиться. Было время, когда онѣ называли другъ друга "Меджъ" и "Летти", и эти отношенія продолжались и послѣ того, какъ Летти стала "выѣзжать". Но теперь, всякій разъ какъ м-ссъ Гокинсъ хотѣла назвать ее по имени, у нея языкъ прилипалъ къ гортани; даже для нея это казалось неумѣстной фамильярностью.
   И съ каждымъ новымъ пріѣздомъ въ Мальфордъ, Летти все болѣе и болѣе забывала свою прежнюю подругу, и скоро окончательно перестала называть ее "Меджъ".
   Мужчины, занятые разговоромъ о выборахъ, оставались на этотъ разъ, въ честь новаго члена парламента, невозможно долго въ столовой. Когда они, наконецъ, вышли къ дамамъ въ гостиную, Джорджъ Трессэди сдѣлалъ новую попытку заговорить съ кѣмъ-нибудь другимъ, а не съ Летти Сюэлль, и опять потерпѣлъ неудачу.
   -- Я хочу спросить васъ относительно миссъ Сюэлль,-- сказалъ лордъ Фонтеной вполголоса, обращаясь къ м-ссъ Уаттонъ. До сихъ поръ онъ молча сидѣлъ около нея, перебирая вечернія газеты, которыя она ему передала.
   М-ссъ Уаттонъ подняла глаза и устремила ихъ въ томъ направленіи, куда глядѣлъ лордъ Фонтеной,-- на диванъ, стоявшій въ противоположномъ углу комнаты.
   -- Относительно Летти?-- повторила она съ легкой усмѣшкой.-- Летти -- моя племянница, дочь моего брата Вальтера Сюэлля. Ея родители живутъ въ Іоркширѣ. Моему брату достался отъ отца маленькій клочекъ земли съ очень непостоянной рентой. Меня даже часто удивляетъ, какъ они умудряются такъ хорошо одѣвать свою дочь. Но Летти съ дѣтства проявляла большую самостоятельность. Ея отецъ уже десять лѣтъ боленъ, такъ что ни онъ, ни его жена -- непроходимо глупая женщина (глаза и руки м-ссъ Уаттонъ опять внушительно поднялись вверхъ, призывая небеса въ свидѣтели), не ожидаютъ, чтобы Летти сдѣлала блестящую карьеру. У нихъ есть еще одна дочь, тихая, скромная дѣвушка, которая смотритъ за домомъ. Летти не глупа, далеко нѣтъ. Я вижу, что вы безпокоитесь о сэрѣ Джорджѣ. Напрасно! Она продѣлываетъ это со всѣми.
   Откровенная тетка еще нѣкоторое время продолжала разговоръ на эту тему въ томъ же добродушно-насмѣшливомъ тонѣ, но лордъ Фонтеной былъ нѣсколько смущенъ. Онъ переселился въ Мальфордъ-Гаузъ только на время подачи и счета голосовъ, весь же остальной періодъ избирательной кампаніи провелъ въ другомъ округѣ. Теперь, въ этотъ вечеръ своего торжества, у него вдругъ явилось непріятное, гнетущее сознаніе, что онъ кое-чего не досмотрѣлъ и не все принялъ въ разсчетъ.
   Когда настало время идти спать, Летти, подъ предлогомъ, что ей нужно собрать нѣсколько принадлежащихъ ей вещицъ, немного отстала отъ другихъ дамъ. Такимъ образомъ, когда Джорджъ Трессэди вышелъ вмѣстѣ съ нею въ галлерею, чтобы зажечь ей свѣчу, они оказались одни.
   Имъ неожиданно овладѣло молчаливое настроеніе, и, принимая изъ его рукъ свѣчу, она съ любопытствомъ посмотрѣла на него. Его гибкая, но мужественная фигура, высокій ростъ, выразительное лицо съ удлиненнымъ подбородкомъ нравились ей. Онъ былъ, можетъ статься, некрасивъ -- она его находила такимъ, но за то его лицо было чрезвычайно аристократично и дышало энергіей.
   -- Вы, должно быть, смертельно устали,-- сказала она.-- Почему вы не идете спать?
   Она говорила съ развязностью женщины, привыкшей подавать хорошіе совѣты всѣмъ своимъ знакомымъ мужчинамъ.
   Джорджъ засмѣялся.
   -- Усталъ? О, нѣтъ! Я чувствовалъ усталость лишь до обѣда... Слушайте, миссъ Сюэлль, я хочу предложить вамъ вопросъ.
   -- Предлагайте.
   -- Вы не захотите испортить этотъ великій для меня день? Не правда-ли, вы сожалѣете о томъ, что сдѣлали утромъ?
   Они глядѣли другъ другу въ лицо. У обоихъ въ глазахъ искрился смѣхъ, но у Джорджа къ этому присоединялось выраженіе безпокойнаго ожиданія.
   -- Спокойной ночи, сэръ Джорджъ,-- сказала она.
   Онъ удержалъ ея руку въ своей.
   -- Сожалѣете?-- повторилъ онъ, наклоняясь къ ней.
   Ей нравилась эта поза, и она не спѣшила измѣнить ее.
   -- Я вамъ дамъ отвѣтъ черезъ мѣсяцъ, когда провѣрю ваши слова.
   -- Значитъ вы сознаетесь, что это было притворство?
   -- Я ни въ чемъ не сознаюсь,-- весело отвѣтила она.-- Я заступилась за своего друга.
   -- Оскорбляя и обижая другого друга? Пріятно вамъ будетъ знать, что сегодня въ Мальфордѣ мнѣ очень не доставало васъ?
   -- Я скажу вамъ объ этомъ завтра, теперь уже поздно. Пожалуйста, выпустите мою руку.
   Онъ не обратилъ на ея слова вниманія, и такъ они до самой лѣстницы шли рука объ руку -- она впереди, онъ за нею.
   -- Джорджъ!-- послышался сверху рѣзкій, хотя и нерѣшительный голосъ.
   Джорджъ посмотрѣлъ вверхъ и увидѣлъ свою мать. Онъ и Летти поспѣшили разнять свои руки, и черезъ мгновеніе Летти побѣжала по лѣстницѣ и скрылась наверху.
   -- Что такое, мама?-- спросилъ Джорджъ.
   -- Взойди, пожалуйста, сюда.
   Онъ повиновался и, подойдя къ леди Трессэди, замѣтилъ не смотря на ея обычное манерничанье, что она немного встревожена.
   -- Ахъ, извини! Теперь такъ темно... я не видѣла... я не знала, Джорджъ! ты можешь удѣлить мнѣ завтра послѣ чаю полчаса для разговора? Джорджъ, мой милый, милый мальчикъ! Твоя мама все понимаетъ!
   Она положила одну руку къ нему на плечо, а другою, приподнявъ свой пуховый вѣеръ, шутливо махнула имъ по тому направленію, куда только что ушла Летти.
   Джорджъ поспѣшилъ положить этому конецъ.
   -- Разумѣется, я могу поговорить съ тобою, мама. Что же касается твоихъ остальныхъ словъ, то я не понимаю, на что ты намекаешь. Однако, мнѣ необходимо идти спать. Я слишкомъ усталъ, чтобы разговаривать теперь. Покойной ночи!
   Леди Трессэди направилась къ своей комнатѣ съ улыбающимся лицомъ, но тревожной душой.
   -- Она подцѣпила его,-- сказала она себѣ.-- Наглая кокетка! Для меня это не очень хорошо, но онъ все-таки раскошелится, если... если я хорошо разыграю свои карты.
   Летти Сюэлль между тѣмъ достигла своей изящной спальной, но не тотчасъ легла спать. Раздѣвшись и отпустивъ служанку, она еще долго сидѣла у камина, думая объ общемъ положеніи своихъ дѣлъ, о своихъ планахъ и видахъ, о способахъ ихъ достиженія, о намѣреніяхъ другихъ людей. Она обсуждала всѣ эти вопросы самымъ основательнымъ и дѣловымъ образомъ. Летти привыкла къ этой особой формѣ контроля надъ собой, и послѣдній былъ очень важнымъ двигателемъ въ ея личномъ развитіи.
   Она находилась въ состояніи пріятнаго возбужденія. Джорджъ Трессэди волновалъ ея сердце болѣе -- да! повторила она себѣ,-- рѣшительно болѣе, чѣмъ кто-либо другой, болѣе, чѣмъ всѣ остальные. Она перебрала "остальныхъ", одного за другимъ, въ своемъ умѣ и почувствовала къ нимъ презрѣніе. Нѣкоторыя дѣвушки ея круга, конечно, лучше проводили свое время, но едва-ли кто изъ нихъ испыталъ такъ много приключеній, какъ она. Ея мать никогда не вмѣшивалась въ ея дѣла, а она сама очень мало боялась общественнаго мнѣнія. Танцовальные вечера, пикники, прогулки при лунномъ свѣтѣ, горячее соревнованіе съ наиболѣе красивыми дѣвушками, дерзкое обращеніе съ мужчинами, которые не обращали на нее вниманія, и милое кокетство съ тѣми, которые отличали ее,-- обо всемъ этомъ ей было пріятно думать. Она не могла упрекнуть себя въ томъ, что пропустила какой-нибудь случай или шансъ пробиться въ свѣтѣ впередъ.
   Тѣмъ не менѣе все это наскучило ей. Она тяготилась жизнью дѣвушки и узкими рамками этой жизни. Въ Мальфордъ она пріѣхала со свѣжею душевной раной, чѣмъ, быть можетъ, отчасти и объяснилось ея суровое обращеніе съ бѣдной м-ссъ Гокинсъ. Въ прошломъ году она имѣла въ виду блестящую партію. Она приняла всѣ мѣры, чтобы достичь своей цѣли и потерпѣла неудачу,-- потерпѣла неудачу при самыхъ унизительныхъ обстоятельствахъ, потому что бракъ состоялся, но невѣстой была не Летти Сюэлль, а одна изъ ея подругъ.
   Въ тотъ вечеръ, чуть-ли не въ первый разъ со времени своей неудачи, она могла болѣе или менѣе хладнокровно вспомнить объ этомъ. Она даже не могла удержаться отъ улыбки. Испытанная ею неудача уязвила только ея тщеславіе и самолюбіе, а сегодня ночью эти дикіе звѣри сердца были кротки и послушны.
   Разумѣется, теперь ей предстояла не Богъ вѣсть какая блестящая партія. Все, что тетя Уаттонъ знала о семействѣ Трессэди, племянница уже давно выпытала у нея. Не мало также она узнала путемъ прямыхъ разспросовъ у самого Трессэди. Она знала почти все, что могло ее интересовать. Безъ сомнѣнія, Фертъ было очень посредственное помѣстье. Съ тѣхъ поръ, какъ это отвратительные углекопы стали такъ безпокойны, доходъ Джорджа Трессэди долженъ былъ значительно уменьшиться, по сравненію съ тѣмъ, что получалъ его отецъ, и едвали превышалъ три -- четыре тысячи въ самый лучшій годъ. Это было, конечно, очень мало.
   Но зато она прижала свои руки къ глазамъ, онъ былъ аристократъ чистой воды; она уже ясно видѣла это. Онъ будетъ принятъ повсюду.
   -- А мы совсѣмъ не то,-- это несомнѣнно. Мы -- мелкая сошка, и какъ много приходится мнѣ биться, чтобы какъ-нибудь выбраться изъ этого круга. Тетя Уаттонъ очень удачно вышла замужъ. Понятно, она заставила дядю Уаттона жениться на ней. Но это просто счастье и папа всегда говоритъ, что никто, кромѣ нея, не съумѣлъ бы этого сдѣлать.
   Она вспомнила о своихъ стычкахъ съ Трессэди, и ея лицо расцвѣло отъ удовольствія. Капитанъ Аддисонъ! Вотъ былъ бы онъ изумленъ, если бы узналъ, какъ воспользовалась она его именемъ и его очень робкими знаками вниманія! Но онъ, конечно, никогда не узнаетъ объ этомъ, а она между тѣмъ достигла своей цѣли: сэръ Джорджъ былъ не на шутку задѣтъ и даже ревновалъ. Она засмѣялась тихимъ радостнымъ смѣхомъ.
   Да, рѣшено. Какъ это ни жаль, она должна отказаться отъ своихъ честолюбивыхъ мечтаній. Для этого нужно имѣть поболѣе средствъ и поболѣе знатности. Надо считаться съ фактами. Джорджъ Трессэди перемѣститъ ее въ болѣе высокую соціальную среду, чѣмъ ея собственная. И Летти старалась внушить себѣ, что она всегда интересовалась парламентомъ, политикой и государственными людьми. Почему ей не имѣть въ этомъ мірѣ такого же успѣха, какой она до сихъ поръ имѣла въ своемъ кругу? Конечно, она будетъ имѣть успѣхъ!
   Вотъ только его мать -- глупая размалеванная старуха. Она представляетъ собою большое неудобство. Тетя Уаттонъ говоритъ, что она ужасно расточительна и непремѣнно раззоритъ Трессэди, если не перестанетъ мотать. Тѣмъ болѣе основаній оградить его отъ такихъ поползновеній. Летти сердито выпрямилась въ своемъ хорошенькомъ бѣломъ пенюарѣ и сказала себѣ, что такимъ матерямъ необходимо указывать ихъ мѣсто.
   Разумѣется, они будутъ жить въ городѣ, а не въ Варвикъ-Скверѣ, гдѣ у Трессэди есть домъ, который одно время отдавался въ наймы, а теперь свободенъ. Этотъ домъ можно будетъ предоставить леди Трессэди, если у нея достанетъ средствъ содержать его, когда ея сынъ женится и приметъ на себя иныя обязанности.
   Летти продолжала свои мечты, представляя себѣ лондонскую жизнь, которая ожидала ее,-- молодого члена парламента, друга и протеже лорду Фонтеноя; его молодую жену, прокладывающую себѣ путь среди знати и дающую очаровательные балы въ Фертѣ.
   Все это очень хорошо, но какіе, скажите пожалуйста, есть шансы на успѣхъ? Она подперла свой маленькій подбородокъ руками и, наморщивъ лобъ, пыталась обсудить эти шансы. Безспорно, онъ увлекался ею; она произвела на него сильное впечатлѣніе.
   Она внимателѣно слѣдила за нимъ, когда онъ старался держаться вдали отъ нея. Ея губы торжествующе улыбнулись, когда она вспомнила, что всякій разъ онъ скоро вновь возвращался въ ней и покорялся своему очарованію. Она находила его характеръ очень страннымъ: онъ былъ очень впечатлителенъ и легко поддавался унынію, несмотря на все свое хладнокровіе.
   Тѣмъ не менѣе еще ничего нельзя было сказать навѣрное. Все это могло преспокойно кончиться ничѣмъ, если... если своевременно не будутъ приняты мѣры! Онъ былъ уже не новичекъ и въ этомъ отношеніи могъ поспорить съ нею. При его характерѣ у него, навѣрное, было много влеченій. Такіе мужчины склонны къ долгимъ размышленіямъ и каждую минуту могутъ пойти на попятный,-- въ особенности, если заподозрятъ навязчивость или заманиваніе въ сѣти.
   Она предполагала, она была даже увѣрена, что на слѣдующее утро въ немъ произойдетъ реакція, быть можетъ, потому, что его мать застала ихъ вдвоемъ. Его будетъ мучить эта мысль, и онъ потеряетъ охоту продолжать то, что началъ.
   Необходимо было дѣйствовать крайне тактично и ловко, чтобы все это зданіе не обрушилось, какъ карточный домикъ.
   Было уже около полуночи, когда Летти, наконецъ, оставила свою задумчивую позу и осторожно, чтобы не разбудить остальныхъ обитателей дома, позвонила въ колокольчикъ, проведенный въ комнату горничной.
   Черезъ нѣсколько минутъ въ комнату явилась растрепанная и заспанная служанка и спросила, не больна-ли ея госпожа.
   -- Нѣтъ, Грайеръ. Я хочу только сказать вамъ, что не останусь здѣсь до субботы. Я уѣзжаю завтра утромъ въ половинѣ десятаго. Поэтому пораньше закажите экипажъ и подайте мнѣ завтракъ.
   Служанка, съ ужасомъ думая о чемоданахъ и корзинкахъ, которые ей придется укладывать съ такой невообразимой поспѣшностью, отважилась сдѣлать возраженіе.
   -- Ничего не значитъ. Здѣшняя прислуга поможетъ вамъ,-- категорически отвѣтила миссъ Сюэлль.-- Дайте ей что-нибудь за это. Теперь можете идти спать. Мнѣ очень жаль, что я разбудила васъ. Вы таращите глаза, какъ сова.
   По уходѣ служанки она еще стояла нѣкоторое время передъ зеркаломъ, соединивъ впереди себя руки.
   -- Летти уѣхала съ утреннимъ поѣздомъ,-- сказала она вслухъ и улыбнулась.-- Боже мой! Какъ внезапно! Какъ странно! Да, но это на нее похоже! Гм!.. Затѣмъ онъ, конечно, мнѣ напишетъ, потому что получитъ отъ меня маленькое письмецо по поводу взятой у меня книги. Надѣюсь, что тетя Уаттонъ и его маменька успѣютъ надоѣсть ему.
   Она разразилась веселымъ смѣхомъ и затѣмъ, собравъ свои роскошные волосы въ одну руку, начала наскоро завязывать ихъ на ночь. Ея пальцы работали такъ же быстро, какъ и мысли, которыя были заняты вопросомъ, гдѣ она опять можетъ встрѣтиться съ Джорджемъ Трессэди.
   

III.

   Въ то самое время, когда Летти готовила для своей горничной непріятный сюрпризъ, сэръ Джорджъ былъ занятъ несовсѣмъ обыкновеннымъ разговоромъ.
   Разставшись съ Летти и матерью, онъ очень недолго пробылъ съ мужчинами въ курительной комнатѣ и, ссылаясь на усталость, поспѣшилъ уйти спать. Но, какъ и Летти, онъ не тотчасъ легъ въ постель, а еще долго сидѣлъ у камина, не будучи въ состояніи оторваться отъ думъ. Онъ еще даже не началъ раздѣваться, когда въ его дверь послышался стукъ, и въ комнату вошелъ лордъ Фонтеной.
   -- Можно къ вамъ, Трессэди?
   -- Сдѣлайте милость,-- отвѣтилъ Джорджъ, глядя на своего посѣтителя съ нѣкоторымъ изумленіемъ.
   До сихъ поръ его отношенія къ Фонтеною не имѣли характера личной дружбы.
   -- Я очень радъ, что нахожу васъ еще не въ постели. Завтра утромъ я уѣзжаю, а мнѣ хотѣлось бы сказать вамъ нѣсколько словъ. Вы можете мнѣ удѣлить десять минутъ?
   -- Разумѣется, садитесь. Только... я совершенно сегодня измученъ. Если вы намѣрены сказать мнѣ что-нибудь важное, то я не могу обѣщать, что съумѣю вникнуть.
   Лордъ Фонтеной не сразу отвѣтилъ. Онъ стоялъ у огня и молча смотрѣлъ на сигаретку, которую держалъ въ рукахъ. Джорджъ слѣдилъ за нимъ съ скрытымъ неудовольствіемъ.
   -- Вы выдержали жаркій бой,-- медленно началъ, наконецъ, гость,-- и одержали побѣду. Выборы вообще были очень удачны для нашей партіи, но на вашу долю выпала, на мой взглядъ, самая блестящая побѣда. Ваши рѣчи обратили на себя вниманіе; это видно уже по тому, какъ отнеслись къ нимъ газеты, хотя вы въ политическомъ отношеніи не болѣе, какъ новичекъ. Я думаю, что вы будете въ палатѣ нашимъ лучшимъ ораторомъ,-- разумѣется, немного послѣ, когда пріобрѣтете необходимый опытъ. Я, напримѣръ, могу сказать что-нибудь дѣльное лишь въ томъ случаѣ, если вы мнѣ дадите двѣ недѣли для подготовки. Иначе я никогда не гожусь. Вы съ самаго начала будете играть очень видную роль въ нашихъ дебатахъ. Впрочемъ, ничего другого я отъ васъ и не ожидалъ.
   Онъ остановился. Джорджъ, ничего не отвѣчая, качался на своемъ креслѣ. Фонтеной тотчасъ продолжалъ:
   -- Надѣюсь, вы не сочтете меня навязчивымъ, но исполните-ли вы, что я вамъ писалъ, когда вы были въ Индіи?
   Джорджъ кивнулъ головой.
   -- Вопросъ былъ поставленъ довольно ясно,-- продолжалъ Фонтеной,-- но, какъ мнѣ кажется, все же недостаточно прямо. Наше злополучное правительство держится у власти при помощи тираніи,-- тираніи труда. Они называютъ себя консерваторами, но на самомъ дѣлѣ они -- государственные соціалисты и настоящіе предвѣстники соціализма революціоннаго. Наша задача въ парламентѣ заключается въ томъ, чтобы сломить эту тиранію, если это возможно. Если мы съумѣемъ на время парализовать политику Максуэлля и его друзей, если намъ удается хоть немного укрѣпить партію свободы, если мы съумѣемъ соединить въ одно всѣ силы, на которыя можемъ опереться въ странѣ, наше дѣло будетъ сдѣлано. Мы создадимъ противовѣсъ, мы, легко можетъ статься, кореннымъ образомъ повліяемъ на исходъ будущихъ выборовъ, и свобода, или, по крайней мѣрѣ, то, что еще осталось отъ нея, будетъ спасена для страны. Но для того, чтобы достичь своей цѣли, намъ придется дѣлать громадныя усилія, приносить огромныя жертвы.
   Фонтеной опять замолчалъ и посмотрѣлъ на Джорджа. Послѣдній сидѣлъ, откинувшись на спинку своего кресла и закрывъ глаза. Съ какой стати, думалъ онъ, Фонтеной выбралъ именно этотъ часъ и этотъ вечеръ, чтобы говорить ему объ этихъ избитыхъ вещахъ, которыя онъ разжевывалъ не разъ въ своихъ письмахъ и въ своихъ политическихъ рѣчахъ.
   -- Я и не считаю этого шуточнымъ дѣломъ,-- отвѣтилъ онъ, подавляя зѣвокъ,-- и надѣюсь, что, выспавшись хорошенько, буду еще болѣе въ этомъ увѣренъ.
   И онъ съ улыбкою поднялъ свой взоръ.
   Фонтеной бросилъ свою сигаретку въ каминъ и нѣкоторое время продолжалъ молчать, сложивъ за спиной руки.
   -- Слушайте, Трессэди,-- сказалъ онъ, наконецъ.-- Помнители вы, что я представлялъ собою, когда вы уѣзжали изъ Англіи? Я очень мало зналъ о васъ, но вы, какъ и большинство молодыхъ людей нашего круга, вѣроятно, много слышали обо мнѣ.
   Джорджъ утвердительно кивнулъ головой.
   -- Да, я кое-что слышалъ,-- произнесъ онъ, улыбаясь.-- Это было не трудно.
   Фонтеной тоже улыбнулся, но далеко не веселой улыбкой. Веселость сдѣлалась чужда человѣку, который постоянно работалъ до истощенія.
   -- Я былъ глупецъ,-- скороговоркой продолжалъ онъ,-- я былъ отъявленный глупецъ. Но я наслаждался жизнью. Я думаю, что никто такъ не наслаждался жизнью, какъ я. Каждый день моего существованія служилъ опроверженіемъ тѣхъ благонамѣренныхъ поученій, которыя говорятъ намъ, что счастье невозможно внѣ добродѣтели. Я былъ празднымъ, расточительнымъ, порочнымъ, и въ тоже время я былъ счастливѣйшимъ изъ людей. Лошади и скачки были для меня неисчерпаемымъ источникомъ наслажденія, и я до сихъ поръ не могу вспомнить о нихъ безъ сожалѣнія. А между тѣмъ, за послѣдніе три года я не имѣлъ ни одной скаковой лошади, ни разу не былъ на скачкахъ, не держалъ ни одного пари. Въ послѣдніе три года я бываю въ обществѣ не иначе, какъ для политическихъ цѣлей, и почти не пью вина. Короче говоря, я рѣшительно отказался отъ всего, что нѣкогда доставляло мнѣ такое удовольствіе, и потому, мнѣ кажется, я имѣю право внушать людямъ моей партіи то убѣжденіе, что если всѣ мы и каждый изъ насъ не откажется отъ своихъ личныхъ удобствъ и наслажденій, какъ это сдѣлалъ я; если мы не будемъ довольствоваться, какъ довольствовались Парнеллиты, тѣмъ, чтобы быть страшилищемъ для Палаты и мукой для самихъ себя, зарываться въ политику во время сезона и, внѣ его, жертвовать всѣмъ ради общаго дѣла,-- то намъ лучше всего не брать на себя непосильной задачи.
   Джорджъ, обхвативъ обѣими руками колѣно, угрюмо глядѣлъ на огонь. Поученіе -- хорошая вещь, но Фонтеной заходилъ уже слишкомъ далеко. Какое право онъ имѣлъ думать, что Джорджъ неохотно будетъ исполнять дѣло, которое добровольно взялъ на себя?
   -- Право, я не могу понять, что вы хотите сказать,-- со смѣхомъ отвѣтилъ онъ наконецъ.-- Значитъ-ли это, напримѣръ, что я не долженъ жениться?
   За этимъ откровеннымъ вопросомъ скрывалось не мало раздраженія. Онъ отгадалъ ту мысль, которая зародилась въ головѣ Фонтеноя и хотѣлъ ему показать, что не позволитъ диктовать себѣ правила поведенія.
   Фонтеной также засмѣялся и, по прежнему, совсѣмъ не весело, а затѣмъ медленно и осторожно началъ:
   -- Вы отгадали. Именно это я и хочу вамъ сказать. Если вы, тотчасъ по избраніи, при самомъ началѣ критической сессіи, будете обращать свое главное вниманіе не на предстоящую борьбу, а на что-либо другое, то я буду видѣть въ васъ,-- по крайней мѣрѣ, первое время,-- человѣка, потеряннаго для насъ и даже обманувшаго насъ.
   На щекахъ Джорджа вспыхнулъ яркій румянецъ.
   -- Честное слово,-- воскликнулъ онъ, вскакивая съ мѣста,-- вы, кажется, считаете себя моимъ гувернеромъ!
   Фонтеной сразу принялъ другой тонъ:
   -- Я только хочу удержать машину въ порядкѣ.
   Нѣкоторое время Джорджъ молча ходилъ по комнатѣ взадъ и впередъ.
   Затѣмъ онъ остановился и сказалъ:
   -- Слушайте, Фонтеной! При всемъ своемъ желаніи, я не могу смотрѣть на дѣло вашими глазами, и потому, быть можетъ, мы не въ состояніи будемъ понять другъ друга. Я не вижу въ своемъ избраніи, въ концѣ концовъ, ничего необыкновеннаго. Я принимаю его со всѣми его послѣдствіями, какъ принимаютъ другіе. Я вступилъ въ вашу партію, принялъ вашу программу и намѣренъ остаться вамъ вѣрнымъ. Я понимаю хорошо, что наше политическое положеніе затруднительно, но я и не намѣренъ бездѣльничать. Тѣмъ не менѣе я не согласенъ принести свою личную жизнь и свои личные интересы на алтарь политики, какъ не приносилъ ихъ и мой отецъ. Если намъ грозитъ революція, то ни вы, ни я не въ силахъ ее предупредить. И мало того: я позволяю себѣ высказать убѣжденіе, что вашъ образъ дѣйствій, въ общемъ, даже невыгоденъ для вашего дѣла. Никто не можетъ работать, подобно вамъ, безъ отдыха и развлеченій. Въ концѣ концовъ, и и вамъ измѣнятъ силы,-- что же тогда станется съ "дѣломъ"?
   Лордъ Фонтеной слѣдилъ за Джорджемъ, какимъ-то страннымъ, испытующимъ взоромъ, какъ будто спѣшилъ взвѣсить въ своемъ умѣ всѣ pro и contra. Въ концѣ концовъ, онъ рѣшилъ оставить дѣло, не безъ сожалѣнія, быть можетъ, что затѣялъ его.
   -- Я такъ и зналъ,-- началъ онъ,-- что мои слова покажутся вамъ неумѣстными. Но я увѣренъ также, что вы скоро измѣните ваше мнѣніе и извините меня. Я подчиняюсь мгновенному импульсу, который даетъ мнѣ данное положеніе вещей. Вы это отлично поймете, когда примете участіе въ борьбѣ. Въ этой тираніи труда есть нѣчто такое, что распаляетъ въ человѣкѣ всѣ его страсти, хорошія и дурныя. Если на васъ она не будетъ производить такого же дѣйствія, то, значитъ, я сильно ошибся въ васъ. Что касается меня, то вы можете не безпокоиться. На свѣтѣ мало есть людей крѣпче меня. Кромѣ того, вы забываете...-- Онъ запнулся.
   Въ послѣдніе годы -- со времени происшедшей въ немъ перемѣны -- лордъ Фонтеной рѣдко покидалъ свою холодную сдержанность, которая не позволяла ему говорить о себѣ. Но въ этотъ моментъ Джорджъ, поднявъ глаза, замѣтилъ, что его лицо подернулось грустью.
   -- Вы забываете,-- продолжалъ онъ,-- что ни въ школѣ, ни въ университетѣ я ничему не учился, и что человѣкъ, который желаетъ руководить партіей, долженъ иногда платиться за прежнюю лѣность. Въ то время, когда вы уѣзжали изъ Англіи, всѣ мои финансовыя познанія черпались изъ книги пари. Исторію я зналъ лишь по наслышкѣ, т. е. насколько могъ узнать ее, вращаясь среди людей, дѣлавшихъ ее,-- да и то я былъ слишкомъ лѣнивъ, чтобы воспользоваться этимъ. Самыя простыя экономическія разсужденія были для меня китайской грамотой, и я ненавидѣлъ всякія усилія ума. Только каторжный трудъ далъ мнѣ возможность сдѣлать то, что я сдѣлалъ. Вы были бы изумлены, если бы могли видѣть, что я штудирую по ночамъ,-- какъ я долженъ работать, чтобы соблюсти самыя элементарныя приличія!
   Джорджъ былъ тронутъ. Слова Фонтеноя дышали благородной простотой, хотя въ тонѣ его звучала нѣкоторая горечь.
   -- Я знаю, какъ вы умѣете пристыдить человѣка,-- сказалъ Джорджъ, чувствуя себя не совсѣмъ ловко.-- Но не сомнѣвайтесь во мнѣ. Я сдѣлаю, что будетъ въ моихъ силахъ.
   -- Спокойной ночи,-- сказалъ лордъ Фонтеной и протянулъ Джорджу руку.
   Онъ не добился никакихъ обѣщаній, а Джорджъ не скрылъ неудовольствія, которое вызвалъ въ немъ этотъ разговоръ. Тѣмъ не менѣе дружба между обоими значительно подвинулась впередъ.
   Закрывъ за нимъ дверь, Джорджъ снова сѣлъ у огня и задумался объ этомъ странномъ разговорѣ. Ему казался неслыханнымъ этотъ фактъ превращенія игрока и расточителя въ страстнаго поборника политическаго дѣла. Лишь одно общее качество связывало того человѣка, котораго онъ нѣкогда зналъ, съ политикомъ, которому теперь обязался слѣдовать. Качество это было сила характера.
   Дикъ Фонтеной, предававшійся всевозможнымъ безумствамъ, имѣлъ въ себѣ очень мало симпатичныхъ чертъ, но его неукротимая воля, его необузданная и неустанная сила характера подчиняли ему людей болѣе слабыхъ. Эта воля сохранилась въ немъ и до сихъ поръ и даже, пожалуй, еще закалилась и окрѣпла.
   Но у Джорджа Трессэди по временамъ являлось сомнѣніе, насколько онъ самъ подготовленъ подчиниться ей.
   Его личное знакомство съ Фонтеноемъ произошло сравнительно недавно. Болѣе трехъ съ половиною лѣтъ Джорджъ провелъ на востокѣ и возвратился въ Англію лишь за три мѣсяца до выборовъ въ Мальфордскомъ округѣ. Ближайшею причиной его возвращенія послужило письмо Фонтеноя, но до этого они не находились въ непосредственныхъ сношеніяхъ между собою. Обстоятельства, которыми было вызвано столь продолжительное отсутствіе Трессэди, сыграли большую роль въ позднѣйшей его жизни. Они заключались въ слѣдующемъ: Его отецъ, сэръ Вилльямъ, собственникъ помѣстья Фертъ, на западѣ Мерсіи, умеръ въ тотъ самый годъ, когда Джорджъ, его единственный оставшійся въ живыхъ сынъ, окончилъ университетскій курсъ. Получивъ полную свободу располагать собою, Джорджъ, который и прежде занимался юриспруденціей лишь по настоянію отца, вызымѣлъ къ ней еще большее отвращеніе и задумалъ отправиться въ путешествіе. Въ этомъ рѣшеніи его укрѣпила еще и та мысль, что путешествіе служитъ весьма полезной подготовкой для общественной и парламентской дѣятельности, а ни къ какой другой профессіи -- категорически заявлялъ онъ -- онъ не чувствовалъ ни малѣйшаго призванія. Наконецъ, путешествіе было необходимо и въ интересахъ бережливости, такъ какъ отецъ его оставилъ довольно значительные долги. На время его отсутствія Лондонскій домъ могъ быть отданъ въ наймы, леди Трессэди могла спокойно жить въ Фертѣ на предоставленныя ей средства, а дяди его могли наблюдать за каменноугольнымъ дѣломъ.
   Леди Трессэди охотно согласилась на этотъ планъ, возразивъ только противъ цифры назначеннаго ей пенсіона, но дяди, пожилые практическіе люди, никакъ не могли понять, отчего бы молодежи тотчасъ же, безъ всякихъ поблажекъ, не запрягаться въ дѣло, какъ поступали въ свое время люди старшаго поколѣнія. Тѣмъ не менѣе, Джорджъ настоялъ на своемъ, хотя это ему стоило не малаго труда.
   Будучи въ университетѣ, Джорджъ, хотя и не проявлялъ особеннаго прилежанія, однако, не забрасывалъ науки. Присущее ему отъ природы честолюбіе и очень дѣльный тьюторъ дали ему возможность достигнуть даже кое какихъ отличій, и теперь его голова была полна обрывковъ какихъ-то идей и убѣжденій, на которыя въ значительной мѣрѣ вліяла таившаяся въ глубинѣ его души (хотя онъ объ этомъ почти никогда не говорилъ) жажда политической извѣстности. Еще на университетской скамьѣ онъ особенно интересовался, главнымъ образомъ, благодаря вліянію нѣкоторыхъ товарищей, восточнымъ вопросомъ, который затрогивалъ будущность Англіи въ Азіи. Когда же онъ получилъ свободу располагать собою и своимъ скромнымъ доходомъ, въ немъ загорѣлась чисто англійская страсть все видѣть, всего коснуться, до всего дотронуться собственной рукою. Къ этому присоединялось естественное для молодого человѣка желаніе поѣхать туда, гдѣ опасно, и куда другіе обыкновенно не ѣздятъ. Какъ разъ въ это время одинъ изъ его товарищей, сынъ выдающагося географа, влекомый наслѣдственнымъ инстинктомъ изслѣдователя, собирался въ Малую Азію, Арменію и Персію. Джорджъ принялъ быстрое, но твердое рѣшеніе поѣхать вмѣстѣ съ нимъ, и роднымъ пришлось помириться съ этимъ.
   Онъ выговорилъ себѣ для путешествія одинъ годъ. Этотъ годъ прошелъ, за нимъ послѣдовало еще два,-- пошелъ, наконецъ, уже четвертый годъ, а Джорджъ еще не думалъ о возвращеніи. Изъ писемъ, которыя онъ писалъ. домой, видно было, что онъ путешествовалъ по Персіи, Индіи, Цейлону, всюду находилъ друзей и развлеченія, а на Цейлонѣ даже цѣлыхъ восемь мѣсяцевъ служилъ личнымъ секретаремъ у губернатора, который его очень полюбилъ. Затѣмъ онъ поѣхалъ въ Китай и Японію, совершилъ прогулку изъ Пекина въ глубь Монголіи, побывалъ на Формозѣ, сошелся съ компаніей офицеровъ французскаго флота въ Сайгонѣ, гдѣ провелъ нѣсколько самыхъ веселыхъ и самыхъ сумасшедшихъ недѣль своей жизни, изъѣздилъ вдоль и поперекъ Сіамъ и въ концѣ-концовъ вернулся въ Калькутту съ смутнымъ намѣреніемъ когда-нибудь, въ недалекомъ будущемъ, отправиться на родину.
   Между тѣмъ въ послѣдніе мѣсяцы своего пребыванія на Цейлонѣ онъ помѣстилъ въ одной очень вліятельной англійской газетѣ нѣсколько статей за своею полною подписью. Еще раньше ему удалось познакомиться на востокѣ съ нѣкоторыми важными лицами, которыя почувствовали невольное влеченіе къ этому интеллигентному, аристократическому и многообѣщающему молодому человѣку. Все это, взятое вмѣстѣ, обратило на него всеобщее вниманіе. Статьи были написаны въ духѣ, очень сочувственномъ для Англіи и власти. Первую статью онъ написалъ непосредственно передъ своимъ пріѣздомъ въ Сайгонъ, и впослѣдствіи онъ благословлялъ свою звѣзду за то, что французскіе друзья, которыхъ онъ тамъ пріобрѣлъ, были лучше знакомы съ практической жизнью, нежели съ иностранной прессой. Трессэди очень гордился своимъ первымъ литературнымъ произведеніемъ, и послѣднее дѣйствительно сильно способствовало тому, что въ его умѣ кристаллизовались и приняли опредѣленныя очертанія тѣ идеи и ощущенія, которыя до тѣхъ поръ представляли собою не столько цѣльную политическую теорію, сколько предразсудки путешественника, вездѣ видѣвшаго могущество своей расы и всегда радушно принимавшагося ея оффиціальными представителями. Съ каждой слѣдующей статьей убѣжденія въ немъ укрѣплялись, становились незыблемой вѣрой, а въ концѣ концовъ -- страстью, и когда онъ сталъ думать о возвращеніи домой, ему казалось, что онъ уже достигъ совершенно цѣльнаго, стройнаго философскаго міросозерцанія. Это была обычная философія образованнаго и утонченнаго наблюдателя, въ основѣ которой лежали идеи о величіи Англіи и безпредѣльности ея исторической миссіи, права образованнаго меньшинства управлять страною (въ противоположность безпринципному владычеству демократіи), ученіе о сродствѣ высшихъ расъ и глубокое личное восхищеніе передъ доблестями администратора и солдата.
   Само собою разумѣется, что человѣкъ, въ которомъ сильно укоренились подобные взгляды, не могъ любить народнаго правленія. Трессэди читалъ англійскія газеты съ возростающимъ неудовольствіемъ. Въ этихъ отдаленныхъ моряхъ все зависѣло отъ того маленькаго островка, который назывался Англіей, а эта самая Англія теперь представляла собою не что иное, какъ англійскаго рабочаго, передъ которымъ угодничали обѣ партіи. Рабочій сумасбродствовалъ, совершалъ невообразимое количество ошибокъ, между тѣмъ какъ государство, отъ котораго, въ сущности, и зависѣла эта прозябающая "уличная толпа", шло на встрѣчу банкротству и внѣшнимъ затрудненіямъ и не могло вынести безразсудныхъ причудъ вырожденнаго класса. Ненависть къ правленію черни пустила глубокіе корни въ душѣ Трессэди и въ послѣдніе три мѣсяца его пребыванія въ Индіи породила въ немъ страстное желаніе возвратиться на родину, принять участіе въ борьбѣ и попытаться сказать свое слово "Правленіе -- для компетентныхъ, не для всѣхъ" -- такова была сущность убѣжденій, которыя образовались у него за эти три года.
   Для такого политическаго міровоззрѣнія не было, однако, недостатка и въ мотивахъ личнаго свойства. Онъ былъ землевладѣльцемъ каменноугольнаго района и имѣлъ нѣсколько шахтъ. Его дяди, которые имѣли свою долю въ этой собственности, періодически сообщали ему о ходѣ дѣлъ, и съ каждымъ мѣсяцемъ эти донесенія становились неутѣшительнѣе, а доходы меньше. Всѣ письма безъ исключенія были наполнены жалобами. Послѣ долгаго мирнаго періода въ каменноугольной промышленности между хозяевами и рабочими, казалось, наступала жестокая война. "Они бунтуются каждыя пятнадцать лѣтъ,-- писалъ дядя,-- и этотъ срокъ уже почти прошелъ".
   Безразсудство, грубость, неразсчетливость рабочихъ, своевластіе рабочаго союза, возростающая дерзость его делегатовъ,-- вотъ главное содержаніе писемъ за послѣднее время. А чековая книжка Трессэди служила печальнымъ комментаріемъ къ этимъ жалобамъ. Еще немного -- и отъ шахтъ можно было ждать только убытковъ, а между тѣмъ ни та, ни другая сторона еще не рѣшалась помѣряться силами.
   Трессэди еще находился въ Бомбеѣ (хотя родные думали, что онъ уже выѣхалъ въ Англію), когда къ нему пришло письмо отъ лорда Фонтеноя.
   Авторъ письма слегка напоминалъ ему объ ихъ прежнемъ знакомствѣ и объ ихъ отдаленномъ родствѣ; распространялся въ очень лестныхъ выраженіяхъ о томъ, что онъ слышалъ изъ многихъ источниковъ относительно убѣжденій и способностей Трессэди; знакомилъ его съ происхожденіемъ и цѣлями имъ созданной и имъ руководимой парламентской партіи,-- а въ концѣ письма упрашивалъ немедленно вернуться на родину и выступить въ качествѣ кандидата на выборахъ Мальфордскаго округа, гдѣ семья Фонтеноя пользовалась большимъ вліяніемъ. Хотя общіе выборы, возвратившіе власть въ руки консервативной партіи, произошли только въ іюнѣ, но депутатъ отъ Мальфорда внезапно и тяжко заболѣлъ, и каждую минуту можно было ожидать, что его мѣсто сдѣлается вакантнымъ.
   Фонтеной просилъ немедленно телеграфировать и съ первымъ пароходомъ выѣхать въ Англію.
   Въ это время Трессэди, отчасти по газетамъ, а отчасти по слухамъ, былъ въ главныхъ чертахъ знакомъ съ позднѣйшей исторіей лорда Фонтеноя. Первая политическая рѣчь Фонтеноя, на которую онъ наткнулся въ газетѣ, произвела на него впечатлѣніе какого-то фарса. "Съ какой стати,-- думалъ онъ,-- Дикъ забылъ своихъ жеребчиковъ и пустился въ политику?" Но вторую рѣчь онъ уже съ интересомъ прочиталъ нѣсколько разъ. Какъ въ ней, такъ равно и въ нѣкоторыхъ воззваніяхъ партіи, принадлежавшихъ тому же перу,-- наконецъ, въ томъ письмѣ, которое онъ теперь получилъ, заключалось нѣчто такое, чего, казалось, онъ давно съ нетерпѣніемъ ждалъ. Стиль Фонтеноя былъ необработанъ и шероховатъ, но въ немъ слышалась мощь и энергія руководителя партіи.
   Цѣлый часъ бродилъ Трессэди по улицамъ Бомбея, думая о полученномъ письмѣ, а затѣмъ отправилъ Фонтеною телеграмму и на обратномъ пути домой записалъ себѣ мѣсто въ пароходномъ агентствѣ.
   Такова, въ общихъ чертахъ, была исторія ихъ знакомства. Со времени возвращенія Джорджа они постоянно были вмѣстѣ. Фонтеной пустилъ въ ходъ все свое колоссальное вліяніе, чтобы обезпечить побѣду за Трессэди, и послѣдній былъ ему многимъ обязанъ.
   Оставшись одинъ въ эту не совсѣмъ обыкновенную ночь, Трессэди еще долго ворочался на своей постели, не будучи въ состояніи заснуть. Несмотря на данный имъ отпоръ, онъ чувствовалъ, что слова Фонтеноя и обаяніе его личности возстановили въ немъ прежнее душевное равновѣсіе. Честолюбіе и духовные интересы снова выступили на первый планъ. Съ Летти Сюэлль онъ, конечно, очень весело проводилъ время въ послѣднія три недѣли. Но стоила-ли въ данномъ случаѣ игра свѣчъ?
   Ея маленькая фигурка предстала передъ его умственнымъ взоромъ, когда огонь въ каминѣ погасъ, и въ комнатѣ воцарилась темнота; отрывки ея разговора звучали въ его ушахъ. Ему сдѣлалось стыдно за самого себя. Фонтеной былъ правъ. Не время было думать о такихъ вещахъ. Когда-нибудь онъ, конечно, женится; онъ возвратился домой съ смутнымъ намѣреніемъ жениться. Но свѣтъ великъ, и женщинъ на немъ много. Джорджъ былъ почти совершенно чуждъ романической жилки, что, по всей вѣроятности, надо было приписать вліянію его матери. То представленіе, которое онъ еще въ дѣтствѣ составилъ себѣ объ ея характерѣ и ея отношеніяхъ къ мужу, скоро подорвало въ немъ дѣтскую вѣру въ святость вс'ѣхъ взрослыхъ людей и въ особенности матерей. Въ Индіи онъ довольно много развлекался, но всѣ его похожденія еще утвердили его въ этихъ понятіяхъ. Еслибы его заставили выразить на словахъ свое мнѣніе о женщинахъ, то приговоръ получился бы строгій и даже, быть можетъ, грубый, что, однако, не мѣшало ему находить большое удовольствіе въ ихъ обществѣ!
   Такимъ образомъ, на слѣдующее утро онъ проснулся именно въ такомъ настроеніи, какое Летти, руководясь, впрочемъ, особыми соображеніями, и предвидѣла. Ему была непріятна мысль, что еще два или три дня ему придется сохранять съ Летти Сюэлль тѣ отношенія близкихъ знакомыхъ, какія между ними сложились за эти три недѣли. Уѣхать съ матерью изъ Мальфордъ-Гауза раньше, чѣмъ черезъ два-три дня, онъ не могъ, потому что въ его домѣ, находившемся миляхъ въ двадцати отсюда, на дальнемъ концѣ Мальфордскаго округа, еще производился ремонтъ. Кромѣ того, въ Мальфордъ-Гаузѣ было предположено, главнымъ образомъ для развлеченія новаго члена парламента, нѣсколько охотничьихъ экскурсій. Трессэди сожалѣлъ, что у него нѣтъ неотложнаго дѣла, которое требовало бы его пребыванія въ городѣ.
   Было уже около десяти часовъ, когда онъ спустился внизъ къ чаю. Въ столовой онъ засталъ только Эвелину Уаттонъ и ея мать, такъ какъ большинство мужчинъ уже отправилось на сборный пунктъ.
   -- Садитесь и занимайте насъ, сэръ Джорджъ,-- сказала м-ссъ Уаттонъ, протягивая ему руку съ какимъ-то страннымъ выраженіемъ на лицѣ.-- Мы умираемъ отъ скуки: всѣ мужчины ушли на охоту, Флорри схватила лихорадку и лежитъ въ постели, а Летти уѣхала съ утреннимъ поѣздомъ.
   Джорджъ вздрогнулъ, и это не укрылось отъ глазъ м-ссъ Уаттонъ.
   -- Миссъ Сюэлль уѣхала? Что такъ внезапно?-- спросилъ онъ.-- Я думалъ, что миссъ Летти останется здѣсь до конца недѣли.
   М-ссъ Уаттонъ пожала плечами.
   -- Сегодня въ половинѣ десятаго она прислала мнѣ записку, что ея мать нездорова и проситъ ее пріѣхать. Передъ самымъ отъѣздомъ она забѣжала ко мнѣ проститься, наговорила съ три короба и перецѣловала всѣхъ. Вотъ все, что я знаю. Мнѣ сказали, что для нея приготовили завтракъ и экипажъ. Остальное меня мало интересуетъ. Я не мѣшаюсь въ дѣла современныхъ молодыхъ женщинъ.
   Она подняла свой лорнетъ и съ любопытствомъ взглянула на Трессэди. Его лицо, однако, не отразило на себѣ ничего, а у м-ссъ Уаттонъ скоро исчезло всякое любопытство, потому что она въ сущности очень мало интересовалась своими ближними. Зато Эвелина Уаттонъ, которая въ своемъ утреннемъ платьѣ могла служить эмблемой невинности и свѣжести, не разъ поглядывала на него. Она переживала эпоху счастливыхъ поэтическихъ мечтаній. Ея воображеніе надѣляло всѣ человѣческія существа ореоломъ,-- въ особенности, если они были молоды. Летти вовсе не пользовалась ея симпатіей и никогда не была ея близкой подругой. Но Эвелина ни о комъ не думала дурно, и ея маленькое сердечко всегда нѣжно трепетало, если она замѣчала между окружающими отношенія, внушавшія мысль о любви или бракѣ. Поэтому она съ наслажденіемъ слѣдила за Джорджемъ и Летти, и ее мучилъ вопросъ: почему Летти такъ внезапно уѣхала? У нея сердце сжималось отъ жалости, и она говорила себѣ, что сэръ Джорджъ сдѣлался очень серьезенъ и печаленъ.
   Но Джорджъ вовсе не былъ печаленъ, или, по крайней мѣрѣ, увѣрялъ себя въ томъ. Кончивъ свой чай, онъ пошелъ, напѣвая что-то, въ библіотеку, но не успѣлъ пробыть тамъ нѣсколькихъ минутъ, какъ туда явилась его мать и напомнила ему объ обѣщаніи удѣлить ей нѣсколько минутъ для дѣлового разговора. Этотъ разговоръ сильно разстроилъ его. Расточительность матери переходила всякіе предѣлы. Въ теченіе четырехъ лѣтъ, приведенныхъ имъ за-границей, онъ былъ свободенъ отъ всѣхъ этихъ матеріальныхъ заботъ, которыя отравляли его юношескіе годы и подорвали въ немъ уваженіе къ матери. Ему была невыразимо пріятна эта свобода, а теперь ему показалось, что она была лишь иллюзіей, потому что всѣ эти матеріальныя заботы лишь накоплялись во время его отсутствія. Долги, сдѣланные его матерью (а онъ былъ увѣренъ, что она еще не все сказала ему), превышали всѣ его сбереженія, помѣщенныя у банкира.
   Леди Трессэди, въ свою очередь, съ негодованіемъ и даже отчаяніемъ думала о томъ, что онъ обошелся съ нею не такъ, какъ долженъ былъ обойтись единственный сынъ, да еще недавно возвратившійся послѣ четырехлѣтней разлуки съ одинокой матерью. Какъ можно было ожидать, что за четыре года она не сдѣлаетъ никакихъ долговъ при своемъ жалкомъ пенсіонѣ? Правда, онъ обѣщалъ ей дать кое-что, но далеко не все и -- главное -- не такъ скоро, какъ ей было нужно. Онъ сказалъ, что раньше посмотритъ, какъ обстоятъ дома дѣла. Леди Трессэди было досадно и на него, и на самое себя, что ей не удалось убѣдить его, въ какомъ она находилась критическомъ и безвыходномъ положеніи.
   Напрасно она не дала ему понять, что ей каждую минуту грозитъ скандалъ. Въ особенности она боялась противнаго содержателя конюшни и двухъ или трехъ модистокъ. По отношенію къ нимъ уже давно были исчерпаны всѣ ухищренія, на какія пускается должникъ. Даже она не могла уже ничего съ ними подѣлать.
   Что же касается другихъ долговъ... Но она поспѣшила отогнать отъ себя эту мысль. Счастье перемѣнится; должно же оно когда-нибудь перемѣниться! Нѣтъ нужды говорить объ этомъ теперь, тѣмъ болѣе Джорджъ въ такомъ необыкновенномъ расположеніи духа.
   Но все же это очень странно и даже досадно. Даже будучи маленькимъ ребенкомъ, онъ не проявлялъ такой нѣжности и любви, какая свойственна другимъ дѣтямъ. А теперь!.. Боже! Почему именно "ея" сынъ долженъ имѣть такой ужасный характеръ?
   Какъ бы то ни было, съ Джорджемъ нельзя было продолжать разговора. Ей оставалось принять обиженный видъ и днемъ и ночью ломать себѣ голову, какъ выпутаться изъ затрудненій.
   Между тѣмъ въ эти нѣсколько дней и у Джорджа на душѣ становилось все хуже и хуже. Его осыпали поздравленіями; судя по газетамъ, "вся Англія (какъ выражалась леди Трессэди) говорила о немъ". Онъ самъ дивился въ душѣ, что это доставляетъ ему такъ мало удовольствія. Тоска продолжала его грыэть, У него опять явилось желаніе уклониться отъ участія во всѣхъ этихъ охотничьихъ экскурсіяхъ и уѣхать изъ Мальфорда. Но онъ былъ очень многимъ обязанъ Уаттонамъ и долженъ былъ остаться. Въ довершеніе всего онъ стрѣлялъ такъ плохо, что и самъ еще больше раздражался, и другихъ заставлялъ скептически относиться къ индійскому охотничьему спорту, который пасуетъ передъ англійскими фазанами.
   Онъ пробовалъ заняться дѣломъ и сталъ читать парламентскій докладъ по поводу нѣкоторыхъ проектированныхъ мѣръ. Этотъ докладъ оставилъ ему Фонтеной, испещривъ его своими замѣтками. Но скоро онъ швырнулъ его въ сторону, опасаясь, что духъ противорѣчія, который теперь имъ овладѣлъ, подорветъ его убѣжденія, прежде чѣмъ онъ занялъ парламентскую скамью.
   Наканунѣ послѣдней охотничьей поѣздки слуга подалъ ему рано утромъ, въ числѣ другихъ писемъ, маленькое письмецо, которое онъ поспѣшилъ вскрыть первымъ.
   Это было письмо отъ миссъ Сюэлль, заключавшее въ себѣ коротенькую просьбу возвратить книгу, которую онъ взялъ у нея.
   "Моя мать,-- писала она,-- уже почти выздоровѣла.тЖелаю вамъ подучить большое удовольствіе отъ охотничьихъ поѣздовъ и прочитать всѣ Синія книги {Сборники парламентскихъ документовъ.} лорда Фонтеноя".
   Джорджъ немедленно отвѣтилъ обычной свѣтской болтовней, которая на этотъ разъ показалась ему отчаянно безсодержательной, хотя и стоила не малаго труда.
   Затѣмъ онъ вышелъ пройтись и долго гулялъ, размышляя, что съ нимъ. Неужели эта маленькая чародѣйка отравила таки его кровь тѣмъ ядомъ, дѣйствіе котораго онъ уже не разъ испыталъ? Онъ долженъ былъ сознаться, что нѣкоторыя женщины вносятъ въ жизнь удовольствіе и отраду, а другія (напримѣръ, его мать или м-ссъ Уаттонъ) наводятъ лишь скуку.
   Еще въ отроческіе годы Трессэди былъ подверженъ періодическимъ припадкамъ меланхолическаго настроенія, какого-то внутренняго безпричиннаго неудовольствія, которое окрашивало все окружающее въ черный цвѣтъ, уродовало его волю, заставляло его ненавидѣть самого себя и презирать другихъ. Можетъ быть, именно полусознательный страхъ передъ развитіемъ этого болѣзненнаго элемента его души и побудилъ его такъ страстно желать путешествія и перемѣны, когда онъ вышелъ изъ университета. Этимъ объяснялись и всевозможныя причуды и неожиданности его жизни. Въ продолженіи тѣхъ трехъ недѣль, которыя онъ провелъ подъ одной кровлей съ Летти Сюэлль, въ немъ ни разу не проснулся этотъ червь, затаившійся въ его душѣ. Неудивительно, что теперь, послѣ четырехъ дней мучительной тоски, онъ положительно стосковался по Летти, жаждалъ услышать ея голосъ, шорохъ ея изящнаго платья, вызывающее смѣлое обращеніе, которое заставляло человѣка быть всегда на сторожѣ; жаждалъ увидѣть молчаливую улыбку, которая будила въ немъ энергію почувствовать прикосновеніе ея маленькой холодной ручки, которая такъ легко сжималась въ его рукѣ.
   Зачѣмъ она такъ своевольно уѣхала? Онъ не вѣрилъ въ приведенныя ею причины и недоумѣвалъ. Или она думала, что дѣло становится серьезнымъ, и не желала этого? Если такъ, то почему?
   Что же касается лорда Фонтеноя...
   Трессэди нетерпѣливо ускорилъ шаги, вспомнивъ объ этомъ труженникѣ. Политика -- политикой, но онъ будетъ жить своею жизнью. Наконецъ, развѣ не очевидно, что ему необходимо жениться? Какъ онъ будетъ вести хозяйство съ своею матерью? Онъ всегда готовъ исполнить свой сыновній долгъ, но она сердитъ и смущаетъ его двадцать разъ на день. Онъ будетъ чувствовать себя гораздо счастливѣе, когда женится, и гораздо лучше будетъ исполнять свое дѣло. Онъ, конечно, не страстно влюбленъ, совсѣмъ нѣтъ, но къ чему долѣе притворяться передъ самимъ собою?-- уже давно ничто такъ его не привлекало, какъ общество Летти Сюэлль. Ему хотѣлось бы унести къ себѣ эту маленькую музыкальную шкатулку, со всѣми ея піесками, имѣть ее у себя въ домѣ и заводить для собственнаго удовольствія. Почему нѣтъ? Онъ можетъ обставить ее очень удобно и хорошо вознаградить.
   Что же касается общей пригодности Летти Сюэлль для роли жены, то онъ, безъ долгихъ разсужденій, рѣшилъ, что она -- изъ хорошаго дома и хорошо воспитана. Она, несомнѣнно, обладаетъ всѣмъ, чего только можетъ требовать отъ женщины самый утонченный, избалованный вкусъ. Она не способна уронить мужа въ обществѣ. Наоборотъ, она должна придать ему еще болѣе значенія. Навѣрное, она уживчива и добра, иначе это милое дитя, Эвелина Уаттонъ, не была бы отъ нея въ такомъ восторгѣ.
   А милое дитя, между тѣмъ, было всецѣло поглощено своею маленькою ролью. До сихъ поръ Трессэди лишь изъ вѣжливости заговаривалъ съ нею. Теперь онъ почувствовалъ къ ней интересъ, потому что могъ говорить съ нею о Летти. Сначала онъ скрывалъ свои истинныя побужденія, но вскорѣ оставилъ всякую сдержанность и говорилъ не стѣсняясь. Эвелина цѣлыя ночи напролетъ мечтала объ его изліяніяхъ и, сама того не сознавая, замирала въ трепетномъ ожиданіи того времени, когда мужчины будутъ интересоваться ею не ради другихъ, а ради нея самой. Она забыла, что еще недавно была не очень высокаго мнѣнія о Летти, считала ее тщеславной и эгоистичной. Мало того, она сразу возвела ее на пьедесталъ и говорила о ней тысячи лестныхъ вещей,-- и все для того, чтобы молодой членъ парламента бесѣдовалъ съ нею въ уединенномъ уголкѣ гостиной. Она наслаждалась сознаніемъ, что ей извѣстна тайна Трессэди и что она ему помогаетъ.
   Послѣ утомительной охотничьей экскурсіи, напримѣръ, когда всѣ мужчины были сонны и скучны, Джорджъ подсаживался къ Эвелинѣ и цѣлый вечеръ болталъ съ нею или, вѣрнѣе говоря, заставлялъ ее болтать. Леди Трессэди нѣсколько разъ, какъ будто невзначай, подходила къ нимъ и постоянно слышала имена "Летти", "миссъ Сюэлль", которыя каждый изъ собесѣдниковъ, точно мячъ, перебрасывалъ другъ другу. Все, что только имѣло отношеніе къ миссъ Сюэлль, надолго останавливало на себѣ ихъ вниманіе. Прочія темы ими немедленно оставлялись, какъ неудачно брошенный мячъ. Леди Трессэди отходила отъ нихъ съ кислой улыбкой.
   Все это время леди Трессэди исподтишка слѣдила за своимъ сыномъ, стараясь угадать, что произошло между нимъ и Летти, и каковы его истинныя намѣренія. Вообще говоря, его женитьба была не въ ея интересахъ; его женитьбы на Летти Сюэлль она даже особенно боялась. Но необходимо было его какъ-нибудь уломать, она должна была добиться своего. Она понимала, что, покровительствуя этому браку, она, быть можетъ, разрушаетъ свое будущее, но настоящее не оставляло для нея иного исхода.
   На слѣдующее утро изъ безчисленныхъ писемъ, полученныхъ м-ссъ Уаттонъ, обнаружилось, что Летти Сюэлль вскорѣ ожидалась въ домѣ нѣкоей м-ссъ Корфильдъ, ближайшей сосѣдки Джорджа Трессэди: ея помѣстье отстояло отъ Ферта не далѣе двадцати миль.
   -- Ея мать замѣчательно быстро поправилась,-- сказала м-ссъ Уаттонъ, саркастически поднимая брови.-- Вы знаете этихъ Корфильдовъ, сэръ Джорджъ?
   -- Очень мало,-- отвѣтилъ Джорджъ.-- Слыхалъ когда-то про нихъ отъ сосѣдей. Говорятъ, они очень милые люди. Миссъ Сюэлль будетъ тамъ очень весело.
   -- М-ссъ Корфильдъ?-- повторила леди Трессэди, наклоняя голову на бокъ и держа чашку въ блистающихъ брилліантами пальцахъ.-- Аспазія Корфильдъ! Боже мой, Джорджъ! Вѣдь это моя старинная подруга!
   Джорджъ разсмѣялся короткимъ, рѣзкимъ смѣхомъ, который такъ часто мать вызывала у него.
   -- Ну, извини, мама. Каждый отвѣчаетъ только за себя. Я положительно увѣренъ, что никогда не видѣлъ ее, ни въ Фертѣ, ни гдѣ бы то ни было!
   -- Мы съ Аспазіей Корфильдъ,-- продолжала леди Трессэди,-- когда намъ было по восемнадцать лѣтъ, всегда ходили въ одинаковыхъ платьяхъ и покупали шляпки въ одномъ и томъ же магазинѣ. Я уже цѣлую вѣчность не видѣлась съ нею. Аспазія была очень милая дѣвушка... и такъ любила меня!
   Она поставила свою чашку на столъ со вздохомъ, который долженъ былъ обозначать упрекъ по адресу Джорджа. Но послѣдній еще глубже зарылся въ свои утреннія письма.
   М-ссъ Уаттонъ переводила изъ-за газеты суровый взоръ съ матери на сына.
   -- Сомнѣваюсь, чтобы у этой женщины былъ хоть одинъ другъ на свѣтѣ. Какъ Джорджъ Трессэди думаетъ ужиться съ ней?
   Уаттоны въ теченіе многихъ лѣтъ были въ очень дружескихъ отношеніяхъ съ отцомъ Джорджа, но со времени смерти сэра Вилльяма и отъѣзда Джорджа за-границу, м-ссъ Уаттонъ мало заботилась о леди Трессэди, слѣдуя въ этомъ отношеніи, какъ она справедливо полагала, примѣру остальныхъ знакомыхъ западной Мерсіи. Теперь же, когда Джорджъ выступилъ на сцену въ качествѣ многообѣщающаго политика, его мать -- до его женитьбы -- должна была уже ради него быть до нѣкоторой степени терпимой. Вотъ почему м-ссъ Уаттонъ сочла своимъ долгомъ пригласить и ее на время выборовъ, хотя чувствовала, что совершаетъ при этомъ нѣкоторое подвижничество.
   -- Я терпѣть ея не могу съ того самаго времени, какъ сэръ Вилльямъ сталъ волочиться за нею,-- говорила она Летти.-- И гдѣ онъ ее подцѣпилъ? Это еще чудо, что она удерживается въ приличномъ обществѣ. Отъ нея этого нельзя было ожидать. Каждое утро мнѣ хочется ее спросить, зачѣмъ она такъ рано одѣлась къ обѣду.
   Вскорѣ послѣ этого маленькаго разговора о Корфильдахъ, леди Трессэди удалилась въ свою комнату, долгое время сидѣла тамъ въ раздумьи съ листкомъ почтовой бумаги на колѣняхъ, а затѣмъ принялась строчить письмо. Она очень хорошо видѣла, что со времени возвращенія Джорджа ее стали охотнѣе принимать во многихъ домахъ, гдѣ до сихъ поръ почти не обращали на нее вниманія. Но она очень легко мирилась съ этимъ. Не въ ея характерѣ было обижаться. Она поставила своею цѣлью повеселѣе проводить время, наслаждаясь по своему жизнью. Если она не нравилась людямъ, она считала ихъ глупцами,-- что не мѣшало ей на слѣдующій же день мириться съ ними, если она видѣла къ тому какую-нибудь возможность и считала это стоющимъ труда.
   -- Вотъ!-- сказала она, запечатывая письмо и съ восхищеніемъ глядя на него.-- Право, я умѣю ловко обдѣлывать эти дѣла. Смѣю думать, что теперь Аспазія Корфильдъ поспѣшитъ пригласить его къ себѣ, а вмѣстѣ съ нимъ и меня, если хоть немного понимаетъ приличія,-- хотя ужь пятнадцать лѣтъ она не хочетъ меня знать. У нея цѣлая куча дочерей. Право, не знаю, съ какой стати я играю на руку, миссъ Сюэлль. Но надо хвататься за послѣднее средство.
   Въ тотъ же день мать и сынъ уѣхали съ Фертъ.
   Джорджу, который послѣ своего возвращенія изъ Индіи пробылъ въ Фертѣ лишь нѣсколько недѣль, предстояло много дѣла и въ домѣ, и внѣ его. Домъ былъ необыкновенно запущенъ и нуждался въ перестройкѣ. Настоятельно необходимы были нѣкоторыя перемѣны въ саду и въ имѣніи. Каменноугольное дѣло тоже находилось въ очень запутанномъ и опасномъ положеніи. Наконецъ, и Фонтеной безпрестанно заваливалъ его своими политическими письмами, которыя сами по себѣ требовали большой затраты энергіи и ума.
   Тѣмъ не менѣе онъ забросилъ все это, за исключеніемъ переписки съ Фонтеноемъ, и въ то же время упорно отгонялъ отъ себя мысль, что вся эта тоска и апатія проистекаютъ единственно отъ неудовлетвореннаго стремленія къ обществу Летти Сюэлль. Онъ говорилъ себѣ, что климатъ Индіи повредилъ ему, что англійская зима очень скоро забывается заграницей, и что теперь онъ долженъ вновь пріучать себя къ этому отвратительному времени года.
   Прошло около недѣли со времени его возвращенія въ Фертъ. Онъ сидѣлъ одинъ за утреннимъ чаемъ, когда мать впорхнула въ комнату съ только что полученнымъ письмомъ въ рукѣ. Она подбѣжала къ Джорджу и положила ему руку на плечо.
   -- Ну, какую новую хитрость затѣяла она?-- съ досадой подумалъ Джорджъ.
   -- Ахъ, ты, глупый мальчикъ!-- воскликнула она, наклоняя голову на бокъ.-- Кто все время дуется на свою старую маму? Кому нужно немного развлечься передъ тѣмъ какъ сѣсть за свою ужасную работу? Кто поѣдетъ съ мамой въ одинъ очень интересный домъ, если его хорошенько попросить объ этомъ?
   И она потрепала его по щекѣ, какъ онъ ни старался увернуться отъ этого.
   -- Ахъ, мама, ты, разумѣется, можешь дѣлать, что тебѣ угодно,-- отвѣтилъ Джорджъ, придвигая къ себѣ ветчину.-- Но я пока еще не намѣренъ уѣзжать изъ дома.
   Леди Трессэди улыбнулась.
   -- Во всякомъ случаѣ прочти письмо Аспазіи Корфильдъ,-- сказала она, подавая ему письмо.-- Это прекрасный домъ! У нихъ чудесный поваръ, и Аспазія умѣетъ подбирать гостей!
   "Аспазія!" Это было сказано тономъ покровительственной фамильярности. Джорджъ покраснѣлъ за свою мать. Тѣмъ не менѣе онъ взялъ письмо. Онъ прочелъ его, положилъ на столъ и подошелъ къ окну, чтобы посмотрѣть на птицъ, для которыхъ онъ только что поставилъ на снѣгъ тарелку съ кормомъ.
   -- Ну, что же, поѣдешь?-- спросила мать.
   -- Если ты очень хочешь!-- смущеннымъ голосомъ отвѣтилъ онъ послѣ нѣкотораго молчанія.
   Всѣ ямочки на лицѣ леди Трессэди заиграли отъ удовольствія, и она съ легкимъ сердцемъ принялась за завтракъ. Но когда онъ вернулся на свое мѣсто, она съ перваго же взгляда поняла, что съ нимъ не слѣдуетъ шутить, и что его нельзя вынудить къ откровенности, какъ бы искусно она ни проникала въ его душу. Она поспѣшила сдержаться и начала оживленную болтовню о Корфильдахъ и ихъ гостяхъ. Онъ отвѣчалъ ей, и къ концу завтрака они были въ гораздо лучшихъ отношеніяхъ, чѣмъ за послѣднія нѣсколько недѣль.
   Въ это же утро онъ выдалъ ей чекъ для нѣкоторыхъ неотложныхъ надобностей и этимъ сдѣлалъ ее, по крайней мѣрѣ, на время -- счастливой женщиной. Она залилась слезами и осыпала его ласками, которыя онъ старался терпѣливо перенести.
   Въ началѣ декабря они поѣхали къ Корфильдамъ. Тамъ было очень много гостей и въ томъ числѣ -- Летти Сюэлль, игравшая въ домѣ роль общаго баловня. При первомъ прикосновеніи къ ея рукѣ, при первомъ взглядѣ на ея лицо, мрачное настроеніе покинуло Джорджа.
   -- Отчего вы бѣжали?-- спросилъ онъ ее при первомъ удобномъ случаѣ.
   Летти засмѣялась, уклонялась отъ отвѣта въ теченіе четырехъ дней и затѣмъ сдалась. Она позволила сдѣлать ей предложеніе и милостиво удостоила принять его.
   На слѣдующей недѣлѣ Трессэди вмѣстѣ съ Летти поѣхалъ къ ея родителямъ въ Гельбекъ. Онъ нашелъ здѣсь больного отца, необыкновенно глупую, безтолковую мать и младшую сестру Эльзу, на которой, какъ ему показалось, главнымъ образомъ и лежало хозяйственное бремя.
   Отецъ, страдавшій хронической, неизлечимой болѣзнью, сохранилъ много природнаго ума. Онъ былъ очень радъ имѣть Трессэди своимъ зятемъ, хотя послѣдній, при дѣловыхъ разговорахъ съ нимъ, старался, насколько возможно, познакомить его съ далеко не блестящимъ положеніемъ своихъ денежныхъ дѣлъ. Летти очень рѣдко бывала въ комнатѣ отца, и когда ей случалось заходить туда, м-ръ Сюэлль обращался съ нею не какъ съ дочерью, а скорѣе какъ съ пріятной гостьей. Видно было, однако, что онъ очень гордится ею (какъ и ея мать), и когда онъ чувствовалъ себя хорошо, онъ очень много говорилъ Джорджу объ ея красотѣ и успѣхахъ въ обществѣ.
   Гораздо труднѣе было для Джорджа сойтись съ младшею сестрою.
   Эта была болѣзненная, некрасивая и довольно молчаливая дѣвушка. Повидимому, она интересовалась наукой и много читала. Насколько Джорджъ могъ судить, между обѣими сестрами не было близкихъ отношеній.
   -- Вы не будете меня ненавидитъ за то, что я отнимаю у васъ сестру?-- сказалъ онъ, прощаясь съ Эльзой и глядя черезъ ея плечо на Летти, стоявшую на лѣстницѣ.
   Въ спокойныхъ глазахъ дѣвушки блеснула усмѣшка, но черезъ мгновеніе она вновь овладѣла собой и кротко отвѣтила:
   -- Мы и не ожидали, что она навсегда останется у насъ. До свиданія!
   

IV.

   -- Ахъ, Тулли, смотрите! Вы бросили на полъ мою мантилью! Возьмите, пожалуйста, мой вѣеръ и дайте мнѣ бинокль!
   Эта слова произнесла миссъ Сюэлль. Она сидѣла рядомъ съ пожилой дамой въ одномъ изъ среднихъ рядовъ партера Сенть-Джемскаго концертнаго зала. Давался выдающійся концертъ, въ которомъ долженъ былъ участвовать Іоахимъ, и потому залъ быстро наполнялся публикой.
   Получивъ бинокль, Летти приподнялась и начала обозрѣвать толпу, стремившуюся въ заль черезъ боковыя двери.
   -- Нѣтъ! Ни малѣйшаго признака! Видно, его-таки задержали въ палатѣ!-- воскликнула Летти съ досадой.-- Слушайте, Тулли, мнѣ кажется, что вы уже давно могли бы достать программу! Почему я должна все дѣлать сама?
   -- Боже мой!-- протестовала пожилая дама.-- Вы мнѣ и слова не сказали объ этомъ.
   -- Почему же я должна вамъ обо всемъ говорить? Какъ будто вы сами не понимаете, что мнѣ нужна программа? Не онъ-ли это? Нѣтъ! Вотъ несчастье!
   -- Сэра Джорджа, вѣроятно, задержали,-- робко пролепетала дама.
   -- Скажите, какъ вы проницательны!-- саркастически отвѣтила миссъ Сюэлль, снова опускаясь въ кресло.
   Пожилая дама замолчала, чувствуя, что лучше будетъ подождать, пока нервы Летти угомонятся. Массъ Туллокъ была прежде гувернанткой Летти, а теперь часто сопровождала ее, когда Летти бывала въ городѣ и выѣзжала въ свѣтъ. Летти по большей части гостила у своей тетки, которая не выѣзжала по вечерамъ. Поэтому для Летти необходима была провожатая, и въ этомъ отношеніи Марія Туллокъ, которая жила гдѣ то въ предмѣстьи, на жалкіе семьдесятъ фунтовъ въ годъ, всегда была къ ея услугамъ. Летти постоянно брала ее въ оперу, въ театръ, на концерты, а иной разъ дарила ей какое-нибудь лишнее платье. Миссъ Туллокъ очень дорожила этими отношеніями, которыя представляли единственный просвѣтъ въ безотрадной жизни меблированныхъ комнатъ, и поэтому всегда покорно исполняла всѣ желанія Летти. Она ничего не видѣла, когда ей не слѣдовало видѣть, и въ случаѣ надобности умѣла моментально стушевываться. Кромѣ того, она происходила изъ дворянской семьи, и ея неизмѣнное черное платье, бережно хранимыя старыя кружева, робкія манеры не могли повредить обаянію блестящей женщины, которую она сопровождала.
   Послѣ перваго нумера программы Летти снова поднялась съ биноклемъ въ рукѣ, ища среди опоздавшихъ своего отсутствующаго возлюбленнаго. Съ нею раскланивалось множество знакомыхъ, но Джорджа Трессэди не было. Въ концѣ концовъ, она опять сѣла,-- въ такомъ настроеніи, что не могла ни слушать, ни наслаждаться, хотя теперь на эстраду вышелъ самъ великій маэстро.
   -- Сегодня, кажется, вы особенно хотите видѣть сэра Джорджа? -- смиренно освѣдомилась Тулли во время слѣдующаго перерыва.
   -- Разумѣется!-- сердитымъ тономъ отвѣтила Летти.-- Какіе глупые вопросы вы задаете, Тулли! Если я сегодня не увижусь съ нимъ, онъ можетъ упустить домъ въ Брукѣ. Коммиссіонеры сказали мнѣ, что на него уже есть нѣсколько охотниковъ.
   -- А онъ считаетъ его слишкомъ дорогимъ?
   -- Все это изъ-за нея. Если онъ будетъ платить ей этотъ огромный пенсіонъ, то, разумѣется, такая квартира окажется ему не по средствамъ. Но я не допущу, чтобы мать раззоряла его.
   -- Леди Трессэди ужасно расточительна,-- пробормотала миссъ Туллокъ.
   -- Если бы она мотала свои деньги, я бы нисколько не безпокоилась,-- отвѣтила Летти,-- но вѣдь она тратитъ его деньги -- наши деньги,-- вотъ въ чемъ бѣда. Уѣзжая за-границу, Джорджъ позволилъ ей жить въ Фертѣ и тратить почти весь доходъ съ имѣнія, за исключеніемъ пятисотъ фунтовъ въ годъ, которые онъ оставилъ для себя. И что же вы думаете? Несмотря на то, она умудрилась влѣзть въ такіе долги, что онъ до сихъ поръ не знаетъ, какъ выпутаться. На прошлое Рождество она получила отъ него деньги, а недавно, я увѣрена, онъ опять ей даль... Нѣтъ!-- воскликнула она, выпрямляясь на своемъ креслѣ.-- Этому долженъ быть конецъ! Не знаю, удастся-ли мнѣ достичь этого до свадьбы, но я хоту, по крайней мѣрѣ, добиться, чтобы онъ взялъ этотъ домъ.
   -- Хорошо-ли къ вамъ относится леди Трессэди? Она теперь, кажется, въ городѣ?
   -- Да, она въ городѣ. Хорошо-ли она ко мнѣ относится?-- повторила Летти съ легкимъ смѣхомъ.-- Понятно, она меня терпѣть не можетъ. Но мы очень любезны другъ съ другомъ.
   -- Маѣ всегда казалось, что она поощряла ваши отношенія въ сэру Джорджу,-- сказала наперсница,-- болѣе всего желая проявить участіе.
   -- Да, она привезла его въ Корфильдамъ и сама сказала мнѣ объ этомъ. Не знаю только, для чего она все это сдѣлала? Должно быть, хотѣла что-нибудь отъ него получить... Ахъ, вотъ онъ, наконецъ!
   И Летти вскочила съ мѣста, улыбаясь и кивая головой, когда тонкая, высокая фигура Трессэди показалась въ центральномъ проходѣ.
   -- Противная палата! Почему ты такъ запоздалъ?-- сказала она, когда онъ помѣстился между нею и миссъ Туллокъ.
   Джорджъ Трессэди съ восхищеніемъ посмотрѣлъ на нее. Сердитыя складки лица, которыя такъ хорошо были видны для Тулли нѣсколько минутъ тому назадъ, исчезли, и Джорджъ видѣлъ передъ собою поразительно чистыя, гладкія, нѣжныя линіи. Съ его появленіемъ у нея глаза заблистали ярче и румянецъ запылалъ сильнѣе. Въ то же время въ ней не было и тѣни наивной дѣвушки. Она знала очень хорошо, что онъ не любитъ ingénues, и потому при немъ она никогда не нервничала и не сантиментальничала.
   -- Неужели ты думаешь, что я остался бы хоть на минуту дольше, чѣмъ было необходимо?-- спросилъ онъ улыбаясь и пожалъ ея маленькую ручку подъ прикрытіемъ программы, которую она ему подала.
   Послышались первые звуки изящнаго и нѣжнаго квартета Прайса. Музыкальная часть публики, явившаяся сюда, главнымъ образомъ, ради этого нумера программы, приготовилась слушать и наслаждаться. Джорджъ и Летти пробовали еще обмѣняться нѣсколькими словами, но пожилой господинъ, сидѣвшій впереди нихъ, обернулся къ нимъ съ такимъ негодующимъ и яростнымъ лицомъ, что они разсмѣялись и прекратили свой разговоръ.
   Нельзя сказать, чтобы Джорджъ былъ этимъ недоволенъ. Онъ чувствовалъ себя усталымъ; сидѣть молча около Летти было для него не только отдыхомъ, но и наслажденіемъ. Кромѣ того, въ музыкѣ онъ всегда находилъ истинное, хотя и не совсѣмъ поддающееся опредѣленію удовольствіе. Она пробуждала въ немъ литературные и художественные образы, которые пріятно волновали его. Такъ и теперь подъ звуки музыки въ его мозгу рождались очаровательныя картины. Ему рисовались лѣса, горы, спокойныя рѣки, тонкія вздымающіяся къ небесамъ деревья, достойныя кисти Корро, картины печальныя и забавныя, сцены страданія и радости. Со всѣмъ этимъ сплеталась его собственная исторія, его собственныя чувства: гордость обладанія этимъ нѣжнымъ твореніемъ, которое сидѣло рядомъ съ нимъ; ощущеніе молодости, начинающейся жизни; ему чудилось, какъ будто онъ находится на многолюдной сценѣ, гдѣ ему только что была подана реплика, и куда режиссеръ позвалъ его играть роль. Онъ съ жадностью внималъ упоительнымъ звукамъ, привѣтствуя каждую картину, проходившую передъ его взоромъ; онъ чувствовалъ себя унесеннымъ куда-то далеко,-- настроеніе для него очень рѣдкое. Онъ не былъ всецѣло поглощенъ своею любовью, и музыка порождала въ немъ множество другихъ пріятныхъ и чарующихъ впечатлѣній. Все же ему вдвое пріятнѣе было сидѣть здѣсь, когда подлѣ него была Летти. Онъ былъ совершенно доволенъ самимъ собою и ею; онъ былъ совершенно убѣжденъ, что поступилъ, какъ нельзя лучше. И все это музыка для него подчеркивала, дѣлала особенно яснымъ.
   Когда этотъ нумеръ программы былъ конченъ и рукоплесканія стихли, Летти сказала ему на ухо:
   -- Кончилъ ты относительно дома?
   Онъ не разслышалъ, что она сказала, и улыбнулся ей въ отвѣтъ, восхищаясь ея платьемъ, каждой подробностью ея искуснаго, сложнаго туалета, запахомъ фіалки, которымъ было пропитано каждое ея движеніе, гибкими пальцами, державшимъ вѣеръ. Ея манера одѣваться и украшать себя была для него своего рода пріятнымъ разговоромъ. Она удивляла и восхищала его,-- она стояла между нимъ и скукой.
   Летти повторила свой вопросъ.
   Его брови нахмурились, и выраженіе лица мгновенно измѣнилось.
   -- Вотъ какъ трудно отгадать чужія мысли!-- сказалъ онъ съ легкимъ вздохомъ неудовольствія.
   Летти замолчала и стала обмахивать себя вѣеромъ.
   -- Неужели онъ нравится тебѣ настолько больше другихъ?-- спросилъ онъ.
   Летти съ изумленіемъ посмотрѣла на него.
   -- Да вѣдь это домъ!-- сказала она, поднимая брови.-- А другіе...
   -- Лачуги? Да, ты почти права. Маленькій лондонскій домъ -- это отвращеніе. Можетъ быть, мнѣ удастся добиться уменьшенія наемной платы.
   Летти покачала головой.
   -- Это вовсе не дорого,-- рѣшительно замѣтила она.
   Онъ еще продолжалъ хмуриться, словно человѣкъ, которому вдругъ напомнили о позабытой имъ непріятной вещи.
   -- Ну, милочка, если тебѣ ужь такъ хочется, то дѣлать нечего. Обѣщай только, что не разлюбишь меня, когда насъ объявятъ несостоятельными должниками.
   -- Мы будемъ сдавать комнаты жильцамъ, и я стану имъ сама прислуживать,-- сказала Летти, на мгновеніе дотрогиваясь своей рукой до его руки.-- Подумай только! Развѣ такой домъ можетъ стоять безъ жильцовъ? Само собою разумѣется, мы будемъ принимать только старшихъ сыновей пэровъ. Кстати, ты видишь лорда Фонтеноя?
   Это было въ срединѣ антракта, и почти всѣ вокругъ, не исключая и миссъ Туллокъ, стояли, разговаривая и оглядывая окружающихъ.
   Джорджъ вытянулъ шею изъ-за миссъ Туллокъ и увидѣлъ Фонтеноя, сидѣвшаго рядомъ съ дамой по другую сторону центральнаго прохода.
   -- Кто эта дама?-- спросила Летти.-- Я уже видѣла его съ нею на-дняхъ въ министерствѣ иностранныхъ дѣлъ.
   Джорджъ улыбнулся.
   -- Это... если тебѣ хочется знать... романъ Фонтеноя.
   -- Ахъ, разскажи мнѣ сейчасъ!-- повелительно воскликнула Летти.-- Я не вѣрю, чтобы у этого безсердечнаго человѣка могъ быть романъ. Для него не существуетъ ничего, кромѣ "Синей книги".
   -- Такъ и я прежде думалъ. Но за послѣднія нѣсколько недѣль я узналъ очень много новаго о коноводѣ нашей партіи.
   -- Кто она такая?
   -- Она -- м-ссъ Аллисонъ. Погляди, какъ хороши эти бѣлые волосы! А лицо! Мнѣ всегда кажется, что такое лицо должно быть у святой. Ее можно принять за мать-настоятельницу какого-нибудь монастыря -- и принцессу въ то же время. Видѣла ты когда-нибудь подобные брилліанты?
   Джорджъ крутилъ свой усъ и улыбаясь глядѣлъ на Фонтеноя.
   -- Ну, разсказывай же скорѣе!-- воскликнула Летти, ударяя его по рукѣ.-- Она вдова, и онъ собирается жениться на ней? Почему ты мнѣ до сихъ поръ объ этомъ не говорилъ? Почему ты мнѣ не сказалъ объ этомъ въ Мальфордѣ?
   -- Потому что я самъ не зналъ,-- отвѣтилъ Джорджъ смѣясь.-- Это очень необыкновенная исторія,-- слишкомъ долго будетъ теперь разсказывать ее. Она, дѣйствительно, вдова, но онъ, повидимому, не собирается жениться на ней. У нея есть взрослый сынъ, который только что поступилъ въ университетъ, и она изъ-за него не считаетъ возможнымъ вторично выйти замужъ. Если Фонтеной захочетъ познакомить тебя съ нею, не отказывайся. Она владѣетъ помѣстьемъ Лютонъ и задаетъ прелестные балы... Да, если бы въ Мальфордѣ я зналъ то, что знаю теперь!
   И онъ опять разсмѣялся, вспомнивъ о ночномъ визитѣ Фонтеноя. Кто бы подумалъ, что этотъ проповѣдникъ способенъ былъ не на шутку увлекаться женщиной и въ особенности -- быть ея преданнымъ и покорнымъ рабомъ?
   Любопытство Летти было сильнѣйшимъ образомъ задѣто и она не преминула бы забросать Джорджа цѣлой кучей вопросовъ; если бы не замѣтила, что Фонтеной вдругъ поднялся съ мѣста и направился къ нимъ.
   -- Господи! Онъ идетъ къ намъ!-- воскликнула она.-- Что это значитъ? Онъ меня не особенно жалуетъ.
   Но Фонтеной, подошедши къ нимъ, привѣтствовалъ миссъ Сюэлль съ такимъ же видимымъ радушіемъ, какое выказывалъ ко всѣмъ другимъ. Извѣстіе о помолвѣ Джорджа онъ принялъ, какъ того требовали приличія, и немедленно послалъ его избранницѣ хорошенькій свадебный подарокъ. Несмотря на то, въ его присутствіи Летти всегда было немного не по себѣ,-- что, впрочемъ, испытывали почти всѣ женщины.
   Съ минуту или двѣ Фонтеной стоялъ подлѣ жениха и невѣсты, обмѣниваясь съ Летти общепринятыми замѣчаніями по поводу исполнителей и публики, а затѣмъ, сразу измѣнивъ выраженіе лица, обратился къ Джорджу:
   -- Я думаю, сегодня намъ ужъ нечего возвращаться назадъ?
   -- Куда? Въ палату?-- Разумѣется, нѣтъ! Груби и Гавершонъ, навѣрное, цѣлый вечеръ будутъ молоть языками, безъ всякаго вреда для кого бы то ни было, кромѣ нихъ самихъ. На то -- начало сессіи. А вы сегодня цѣлый день сидѣли надъ своею рѣчью?
   Фонтеной пожалъ плечами.
   -- Никакъ не выходитъ то, что хочу сказать. А вы будете въ пятницу въ палатѣ, миссъ Сюэлль?
   -- Въ пятницу?-- повторила Летти съ удивленіемъ.
   Джорджъ засмѣялся.
   -- Я говорилъ тебѣ. Если ты хочешь избавиться, сошлись на возню съ приданнымъ.
   Усмѣшка заблистала въ его голубыхъ глазахъ, когда онъ перевелъ ихъ съ Летти на Фонтеноя. Онъ уже давно убѣдился, что Летти неспособна питать какой бы то ни было серьезный интересъ къ его политической карьерѣ, и это нисколько его не смущало. Но его забавляла мысль, что Летти все-таки придется вести разговоръ о политикѣ,-- да еще съ такими людьми, какъ Фонтеной.
   -- Ахъ, вы говорите о вашей "резолюціи"!-- воскликнула Летти.-- Не правда-ли? Разумѣется, пойду. Вы будете смѣяться, но я должна сознаться, что еще ничего не знаю объ этомъ. Джорджъ говоритъ, что я должна пойти, и пока я не дала обѣта повиноваться, я согласна быть послушной.
   Острота, однако, пропала даромъ. Фонтеной не счелъ нужнымъ даже изъ любезности отвѣтить на нее. Видя, что женственность не имѣетъ успѣха, она рѣшилась опять взяться за политику.
   -- Если не ошибаюсь, вы замышляете атаку противъ м-ра Доусона?-- спросила она.-- Вы и Джорджъ ужасно недовольны какими-то его мѣрами. Вѣдь онъ у насъ министръ внутреннихъ дѣлъ, не правда-ли? Ахъ, что я спрашиваю,-- разумѣется, да! Онъ стѣсняетъ промышленность и вмѣшивается въ дѣла фабрикантовъ? Я бы желала, чтобы вы объяснили мнѣ все это. Я часто спрашиваю у Джорджа, но онъ совѣтуетъ мнѣ лучше говорить о нарядахъ.
   -- Ради Бога, оставь политику!-- взмолился Джорджъ.-- Я пришелъ сюда, чтобы увидѣть тебя, Летти, и послушать Іоахима, а вовсе не для того, чтобы заниматься политикой. Наконецъ, имѣй въ виду, Летти, что если Фонтеной начнетъ излагать тебѣ планъ кампаніи противъ Максуэлля, то мы не успѣемъ обвѣнчаться, потому что онъ будетъ говорить до скончанія міра.
   -- Какъ -- противъ Максуэлля?-- спросила Летти, озадаченная.-- Я думала, что вы идете противъ м-ра Доусона.
   Джорджъ, съ нѣкоторой досадой на Летти, затѣявшую этотъ разговоръ, началъ объяснять ей, что Максуэлль, какъ "жалкій пэръ", не имѣетъ ничего общаго съ Палатой общинъ, и потому Доусонъ является въ Нижней палатѣ оффиціальнымъ представителемъ партіи и политики Максуэлля. Летти же, чувствуя, что выказала себя не совсѣмъ въ выгодномъ свѣтѣ, начала нервно обмахивать себя вѣеромъ и внутренно молила Бога, чтобы Джорджъ скорѣе замолчалъ.
   Фонтеной не сдѣлалъ никакой попытки придти на помощь Джорджу, читавшему эту лекцію. Онъ нѣкоторое время стоялъ молча и безстрастно, а затѣмъ оглянулся вокругъ на ближайшихъ сосѣдей и, обратившись къ Летти, сказалъ:
   -- Максуэлли, оказывается, тоже здѣсь.
   И онъ кивнулъ головой кучкѣ людей, сидѣвшихъ слѣва, двумя или тремя рядами ниже.
   -- Вы видѣли ее, миссъ Сюэлль?-- продолжалъ онъ.
   -- О, да, не разъ!-- отвѣтила Летти, немного задѣтая этимъ вопросомъ, но все-таки съ любопытствомъ вытягивая шею.-- Я даже немного знакома съ нею, только она никогда не узнаетъ меня. Въ субботу она была на балу въ министерствѣ иностранныхъ дѣлъ въ отвратительномъ платьѣ; оно ужасно безобразило ее.
   -- Отвратительномъ?-- повторилъ Фонтеной удивленнымъ тономъ.-- Какой-то художникъ -- я уже забылъ кто -- прожужжалъ мнѣ уши объ этомъ платьѣ. По его словамъ, она напоминала какую-то флорентинскую картину,-- не помню, какую, кажется, я никогда не слышалъ о ней.
   Летти приняла презрительное выраженіе, которое показывало, что въ этомъ отношеніи она во всякомъ случаѣ считаетъ себя понимающей толкъ. Тѣмъ не менѣе ея глаза снова устремились на обрамлбнное черными волосами лицо, которое ей указалъ Фонтеной.
   Леди Максуэлль въ этотъ моментъ представляла собою центръ обширной группы людей, по большей части мужчинъ, изъ которыхъ каждый стремился обмѣняться съ нею хотя бы нѣсколькими словами. Она вела съ ними очень оживленный разговоръ, время отъ времени обращаясь къ высокому широкоплечему пожилому господину, который, молчаливо улыбаясь, стоялъ немного поодаль отъ нея. Летти замѣтила, что изъ всѣхъ ложъ бинокли были направлены на эту замѣчательную кучку людей, и что въ партерѣ всѣ сосѣди -- или, вѣрнѣе, сосѣдки -- слѣдили за леди Максуэлль и старались получше разглядѣть ее. Летти почувствовала тайный уколъ зависти.
   Между тѣмъ на лѣстницѣ, которая вела въ комнату артистовъ, показался извѣстный аккомпаніаторъ. Антрактъ кончился и шумъ въ зрительномъ залѣ началъ стихать.
   Фонтеной поклонился и направился на свое мѣсто.
   -- Видишь, онъ и не подумалъ познакомить меня,-- не безъ сожалѣнія сказала Летти, усѣвшись въ свое кресло.-- Но какъ онъ не красивъ! Съ каждымъ разомъ онъ мнѣ кажется безобразнѣе.
   Джорджъ издалъ неопредѣленное восклицаніе согласія, хотя вовсе не раздѣлялъ этого мнѣнія. Переутомленіе, которое всегда сказывалось въ лицѣ и фигурѣ Фонтеноя, было теперь выражено ярче, чѣмъ когда-либо; его глаза впали такъ глубоко, что ихъ почти не было видно; широкое, мускулистое лицо покраснѣло и обрюзгло отъ сидячаго образа жизни и недостатка сна; каштановые волосы порѣдѣли и быстро сѣдѣли. Но, несмотря на то, мужчина не могъ не восхищаться этой неуклюжей головой и могучимъ скелетомъ и долженъ былъ лишь пожалѣть о женщинѣ, которая была неспособна оцѣнить ихъ.
   Послѣ концерта Джорджъ сказалъ Летти, когда они вышли въ переднюю, набитую народомъ:
   -- Итакъ, я нанимаю этотъ домъ?
   -- Если ты хочешь сдѣлать что-нибудь непріятное для меня,-- съ живостью отвѣтила она,-- то не спрашивай меня. Дѣлай, какъ знаешь, и жди, пока я опять приду въ хорошее настроеніе.
   -- Какъ ты прелестна! Когда ты надѣваешь этотъ замѣчательный капоръ, я готовъ нанять дворецъ, лишь бы угодить тебѣ. Но знаешь, моя мама будетъ считать насъ ужасно расточительными.
   -- Что же дѣлать, не всѣ могутъ быть бережливы.
   Онъ замѣтилъ, что она слегка встряхнула головой и сжала губки. Но это его только позабавило. Хотя до сихъ поръ онъ еще ни разу не говорилъ съ Летти подробно о своей матери и ея дѣлахъ, тѣмъ не менѣе онъ отлично понялъ, что ея настойчивость относительно найма квартиры въ извѣстной мѣрѣ представляла вылазку противъ его матери. Отъ него не укрылось, что между Летти и леди Трессэди быстро возникало взаимное нерасположеніе. Но для чего же Летти и было притворяться? Она тѣмъ болѣе нравилась ему, что не притворялась.
   Въ окружающей толпѣ въ этотъ моментъ произошло движеніе, и Летти, поднявъ глаза, увидѣла себя рядомъ съ высокой дамой, которая устремила на нее свои черные глаза.
   -- Здравствуйте, миссъ Сюэлль!
   Летти, слегка покраснѣвъ, подала ей руку. Леди Максуэлль бросила взглядъ на ея кавалера. Джорджъ невольно поклонился; она слегка отвѣтила и затѣмъ прошла дальше съ своими спутниками.
   -- Вы послали за своей каретой?-- спросилъ ее кто-то.
   -- Нѣтъ, я поѣду домой на извозчикѣ. Сегодня я совсѣмъ загнала свою пару. Альдезъ еще собирается въ клубъ послушать, что говорятъ относительно Девайза.
   -- Ахъ, выборы!
   Она кивнула головой и, увидѣвъ мужа, который стоялъ у дверей и кивалъ ей головой, поспѣшила къ нему.
   -- Что за головка!-- сказалъ Джорджъ, глядя съ восхищеніемъ ей вслѣдъ.
   -- Да,-- нехотя отвѣтила Летти.-- Главное -- это длинные, черные, волнистые волосы. Но какъ смѣшно говорить, что она загнала своихъ лошадей,-- это совершенно въ ея духѣ. Какъ будто она не могла бы имѣть пятьдесятъ лошадей, если бы только захотѣла! Ахъ, Джорджъ, вотъ и нашъ лакей! Скорѣе, Тулли!
   Они направились къ выходу. Джорджъ слегка обвилъ рукою станъ Летти, чтобы предохранить ее отъ толкотни. Прикосновеніе ея граціозныхъ формъ, близость ея нѣжнаго лица опьяняли его. Когда Летти и миссъ Туллокъ усѣлись въ карету и поѣхали домой, а онъ возвращался къ себѣ черезъ Пиккадилли, онъ сначала не могъ придти въ себя отъ нахлынувшаго на него ощущенія счастья.
   Была теплая февральская ночь. Послѣ продолжительныхъ морозовъ, лишь изрѣдка перемежавшихся оттепелью, подулъ западный вѣтеръ, и въ воздухѣ запахло весной. Во время концерта шелъ дождь, но теперь погода начала проясняться, и облака быстро исчезали, оставляя позади себя разорванные клочья голубого неба, откуда сіяли звѣзды.
   Струи теплаго влажнаго вѣтра неслись по улицѣ. Когда, экстазъ Джорджа миновалъ, онъ сталъ испытывать чисто физическое наслажденіе, ощущая на своемъ лицѣ дуновеніе нѣжнаго вѣтерка. Какъ хороша казалась ему жизнь,-- молодость, сила, этотъ шумный, кипучій Лондонъ и будущее со всѣми его случайностями! Эта обыкновенная, но пріятная случайность, какою былъ его бракъ, также радовала его; какъ хорошо, что онъ не упустилъ ея! Его будущую жену нельзя было назвать ни святой, ни ученой, и онъ благодарилъ за это судьбу: онъ не желалъ бы имѣть ни той, ни другой у своего очага. "Похвалы, порицанія, любовь, поцѣлуи",-- жизнь съ Летти сулила ему все это, но не въ излишествѣ. Въ его существованіи останется мѣсто для другихъ вещей, для другихъ влеченій,-- напримѣръ, для политики, для удовольствія вращаться среди людей и повелѣвать людьми. Какъ смѣлъ онъ, новичекъ, начинающій мечтать о томъ, чтобы "повелѣвать" людьми? Во всякомъ случаѣ, онъ чувствовалъ, что поставилъ ногу на лѣстницу, которая можетъ повести его очень высоко. Фонтеной совѣтовался съ нимъ и все болѣе и болѣе довѣрялъ ему. Помолвка съ Летти не мѣшала ему быстро осваиваться со множествомъ вопросовъ, и ежедневное напряженіе ума было для него наслажденіемъ. Ихъ маленькая партія въ палатѣ, сплоченная, неутомимая, смѣлая, пріобрѣтала все болѣе важное значеніе и обращала на себя всеобщее вниманіе. Аттака противъ Доусона -- этого всюду вмѣшивавшагося, тиранническаго министерства внутреннихъ дѣлъ -- была для нея первымъ важнымъ дебютомъ. Торговый людъ, затронутый административной энергіей правительства, сплотился для поддержки Фонтеноя и не прекращалъ громкихъ жалобъ и протестовъ. Точно также можно было ожидать, что за Фонтеноя подадутъ голосъ и нѣкоторые изъ либераловъ, въ особенности -- активная фракція виговъ-фабрикантовъ. Зато на соціалистскую рабочую партію, которая въ послѣднее время была въ дурныхъ отношеніяхъ съ правительствомъ, нельзя было полагаться. Аттака и защита должны были занять два вечера, потому что правительство, сознавая важность этого нападенія, постановило, въ случаѣ если дебаты не закончатся въ пятницу, продолжить ихъ въ понедѣльникъ. Какъ бы то ни было, исторія должна была надѣлать шуму. Джорджу предстояло сказать свою первую рѣчь во второй вечеръ, и онъ, по правдѣ говоря, очень усердно готовился къ ней, хотя въ разговорахъ съ Летти смѣялся надъ предстоящимъ ему дебютомъ, умалялъ его значеніе и ни за что не соглашался, чтобы она пришла въ Палату послушать его.
   Затѣмъ, послѣ Пасхи, предстоялъ билль Максуэлля,-- и тогда должна была разгорѣться настоящая борьба. Бѣдная Летти! На ея долю придется не очень много вниманія со стороны молодого мужа. Но раньше настанетъ Пасха, а съ нею -- свадьба; затѣмъ -- короткія двѣ недѣли, которыя онъ проведетъ съ Летти -- нѣжной, прирученной птичкой -- гдѣ-нибудь въ деревнѣ, наединѣ, угождая всѣмъ ея желаніямъ и прихотямъ.
   Когда Джорджъ направляясь въ Варвикъ-сквэръ, гдѣ онъ жилъ съ своею матерью, вступилъ въ Мелль, онъ вдругъ увидѣлъ прямо передъ собой, недалеко отъ Бекингемскаго дворца, цѣлую толпу народа. На улицѣ стояла извозчичья каретка объ одну лошадь; кучеръ, красный, какъ ракъ, безъ шапки, объяснялся съ однимъ изъ полисменовъ, который держалъ въ рукахъ раскрытую записную книжку, между тѣмъ какъ изъ толпы слышался плачъ.
   Джорджъ подошелъ ближе.
   -- Ушибли кого-нибудь?-- спросилъ онъ у полисмена, когда тотъ закрылъ свою записную книжку.
   -- Маленькую дѣвочку переѣхали, сэръ.
   -- Не могу-ли я чѣмъ-нибудь помочь? Послали въ больницу за помощью?
   -- Нѣтъ, сэръ. Въ каретѣ сидѣла дама. Она сама взялась перевязать ребенку ногу и свезти его въ больницу.
   Джорджъ сталъ на одну изъ ближайшихъ скамеекъ, разставленныхъ вдоль улицы подъ деревьями, и заглянулъ поверхъ человѣческихъ головъ на свободное мѣсто, охраняемое другимъ полисменомъ отъ натиска любопытныхъ. На землѣ, или вѣрнѣе, на кучѣ платья, лежала маленькая дѣвочка; другая дѣвочка, лѣтъ шестнадцати, стояла подлѣ нея и горько плакала, а дама...
   -- Боже!-- воскликнулъ Трессэди и, спрыгнувъ со скамейки, тронулъ полисмена за плечо.
   -- Пропустите меня туда. Я могъ бы имъ помочь. Эта дама...
   И онъ сказалъ полисмену на ухо ея фамилію.
   Полисменъ дотронулся до своей шляпы.
   -- Отступите, пожалуйста, назадъ,-- сказалъ онъ, обращаясь къ толпѣ.-- Пропустите этого джентльмена!
   Толпа неохотно разступилась. Но въ ту же минуту кольцо разомкнулось и съ внутренней стороны, и сквозь образовавшійся проходъ выступила маленькая процессія. Впереди шелъ полисменъ, держа на рукахъ дѣвочку, которой можно было на видъ дать лѣтъ двѣнадцать. Ея правая нога неуклюже торчала въ сторону, выпрямленная и неподвижно укрѣпленная при помощи импровизированнаго лубка изъ зонтиковъ и носовыхъ платковъ. За полисменомъ, держа другую дѣвочку за руку, шла та самая дама, которую Джорджъ видѣлъ. Она была съ обнаженной головой и въ вечернемъ платьѣ. Изъ подъ ея собольей пелеринки виднѣлось свѣтлое атласное платье, крайне пострадавшее отъ уличныхъ лужъ; когда она подошла къ фонарю, у котораго стоялъ экипажъ, на ея рукахъ засверкали брилліанты. Джорджъ замѣтилъ, что, когда она проходила среди толпы, нѣсколько человѣкъ узнали ее, и сдержанный шепотъ пробѣжалъ вокругъ.
   Дама не обращала на все это ни малѣйшаго вниманія. Джорджъ сразу увидѣлъ, что здѣсь распоряжается не полисменъ, а она. Приблизившись къ экипажу, она отдала полисмену приказаніе повелительнымъ тономъ, который не оставлялъ мѣста никакимъ колебаніямъ.
   -- Кучеръ пьянъ,-- услышалъ Джорджъ ея голосъ.-- Кто будетъ править?
   -- Одинъ изъ насъ, сударыня.
   -- Кто? Другой? Скажите ему, пожалуйста, чтобы онъ взялъ возжи, прежде чѣмъ я сяду. Лошадь застоялась и можетъ дернуть. Вотъ такъ! А теперь, когда я вамъ скажу, вы мнѣ передадите ребенка.
   Она сѣла въ экипажъ. Видя, что полисменъ нѣсколько стѣсненъ своей ношей, Джорджъ выступилъ впередъ, чтобы помочь ему, и они вдвоемъ осторожно положили ребенка на колѣни сострадательной дамы.
   Затѣмъ, не отходя отъ открытой дверцы кареты, Джорджъ приподнялъ свою шляпу и сказалъ:
   -- Не могу-ли я быть вамъ еще чѣмъ-нибудь полезнымъ, леди Максуэлль? Я только что видѣлъ васъ въ концертѣ.
   Услышавъ свою фамилію, дама быстро обернулась и съ нѣкоторымъ удивленіемъ посмотрѣла на Джорджа. Но въ ту же минуту она, очевидно, поняла, въ чемъ дѣло.
   -- Не знаю, право,-- сказала она, размышляя.-- Впрочемъ, это вѣрно. Я хочу отвезти дѣвочку въ больницу. Но тутъ есть еще одна дѣвочка. Не можете-ли вы доставить ее домой? Она сильно испугалась. Или нѣтъ, сначала лучше повезите ее за мной въ больницу Св. Георга. Ей хочется знать, куда мы помѣстимъ ея сестру.
   -- Въ такомъ случаѣ я возьму другого извозчика и догоню васъ.
   -- Благодарю васъ. А теперь позвольте мнѣ поговорить съ нею.
   Онъ подвелъ плачущую дѣвочку къ каретѣ, и леди Максуэлль, наклонившись надъ ношей, лежавшей у нея на колѣняхъ, и сразу измѣнивъ свой тонъ, сказала ей нѣсколько ласковыхъ словъ. Дѣвочка поняла; ея лицо немного прояснилось, и она довѣрчиво пошла за Трессэди.
   Одинъ изъ полисменовъ сѣлъ на козлы, среди насмѣшливыхъ восклицаній толпы, и карета двинулась съ мѣста. Нѣсколько человѣкъ сняло шапки, и послышалось даже нѣчто въ родѣ "ура".
   -- Говорю вамъ,-- сказалъ кто-то въ толпѣ,-- я ее сразу узналъ. Тысячу разъ видѣлъ ея портретъ въ газетахъ и въ окнахъ. Ну, да и красавица же, честное слово! А брилліанты-то каковы!
   -- Ѣдемъ!-- нетерпѣливо произнесъ Джорджъ, усаживая дѣвочку на извозчика, котораго тѣмъ временемъ позвалъ второй полисменъ.
   Черезъ нѣсколько секундъ онъ, дѣвочка и полисменъ спѣшили вслѣдъ за леди Максуэлль съ возможною для лѣнивой извозчичьей клячи скоростью. Джорджъ попытался успокоить свою спутницу, и подъ вліяніемъ его ласковаго тона у нея мало по малу развязался языкъ; плаксивымъ голосомъ она стала разсказывать о томъ, какъ случилось это несчастье; какъ онѣ обѣ шли къ своей старшей сестрѣ, жившей въ Крофордъ-стритѣ; безсвязно перескакивая съ одной подробности на другую и обильно приправляя свою рѣчь слезами, она сообщила ему о томъ, что онѣ съ сестрой живутъ у бабушки въ Вестминстерѣ; что бѣдная Лиззи служитъ въ прачешной и теперь должна будетъ лишиться мѣста; что добрая дама попросила у окружающихъ зонтики и платки, чтобы перевязать Лиззи ногу.
   Джорджъ разсѣянно слушалъ. Его умъ былъ поглощенъ трогательными и забавными сторонами видѣнной сцены. Сцена, несомнѣнно, не была чужда извѣстнаго драматизма, хотя и довольно дешеваго. Можно-ли было придумать болѣе типическій способъ знакомства съ этой замѣчательной женщиной? Онъ заранѣе смѣялся, думая о томъ, какъ разскажетъ объ этомъ Фонтеною. Блистающая брилліантами красавица, опустившаяся въ своемъ атласномъ платьѣ на колѣни среди грязной улицы и перевязывающая ногу маленькой прачкѣ,-- это было такъ замѣчательно характеристично для Марчеллы Максуэлль, что казалось грубымъ шаржемъ нелѣпаго фарса.
   Что въ ней было красиваго? Ея лицо было очень неправильно, но его цвѣтъ, выраженіе, изящество очертаній были внѣ всякаго сравненія! Но зато ея манеры... Онъ пожалъ плечами. Воспоминаніе объ ея мужской -- или, можетъ быть, мальчишеской?-- энергіи и самоувѣренности почему-то коробило его.
   Въ концѣ концовъ, они не очень далеко отстали отъ леди Максуэлль, потому что когда Трессэди вышелъ изъ экипажа у подъѣзда больницы, швейцаръ только что принялъ изувѣченную дѣвочку изъ рукъ леди Максуэлль.
   Джорджъ былъ нѣсколько огорченъ, увидѣвъ, что въ его услугахъ никто не нуждается, такъ какъ леди Максуэлль и швейцаръ все дѣлали сами. Швейцаръ понесъ дѣвочку въ больницу, а леди Максуэлль шла рядомъ съ нимъ и поддерживала ногу ребенка. Джорджъ вмѣстѣ съ дѣвочкой, ввѣренной его попеченію, пошелъ вслѣдъ за леди Максуэлль и при этомъ разслышалъ нѣсколько словъ, сказанныхъ ею швейцару. Она говорила энергическимъ, дѣловымъ тономъ, а швейцаръ, какъ прежде полисменъ, отвѣчалъ ей съ почтеніемъ и усердіемъ, которыхъ нельзя было объяснить исключительно ея важнымъ видомъ и наряднымъ платьемъ.
   Въ пріемную комнату, куда была перенесена пострадавшая, тотчасъ были приглашены больничный хирургъ и сидѣлка. Переломанная нога была задѣлана въ настоящій лубокъ. Паціентка почти все время неистово кричала, и Трессэди лишь съ трудомъ удалось удержать отъ этого и ея сестру. Когда перевязка была кончена, сидѣлка и докторъ подняли ребенка на руки.
   -- Они сейчасъ положатъ ее въ постель,-- сказала леди Максуэлль, обращаясь въ Джорджу.-- Я пойду съ ними, а вы будьте любезны подождать. Сестра,-- добавила она, сразу покидая дѣловой тонъ и съ улыбкой дотрогиваясь до руки старшей дѣвочки,-- можетъ придти, когда дѣвочка будетъ раздѣта.
   Маленькая процессія исчезла, и Джорджъ остался съ дѣвочкой, ввѣренной его попеченіямъ. Какъ только за младшей сестрой затворилась дверь, старшая снова начала возбужденно болтать, прерывая свою рѣчь слезами. Но Джорджъ обращалъ на нее мало вниманія. Заложивъ руки въ карманы и ощущая въ себѣ какое-то непонятное раздраженіе, онъ ходилъ взадъ и впередъ по комнатѣ. Онъ рѣшительно не ожидалъ, что женщина можетъ такъ холодно принять услуги незнакомаго мужнины.
   Черезъ полчаса сидѣлка пришла за старшей дѣвочкой и, обращаясь къ Трессэди, сказала, что и онъ можетъ зайти къ маленькой паціенткѣ, если ему угодно. Дѣвочка поспѣшила бросить на него робкій взглядъ, какъ бы умоляя не оставлять ее одну въ этомъ незнакомомъ и страшномъ мѣстѣ. Поэтому они пошли вдвоемъ вслѣдъ за сидѣлкой по бѣлымъ каменнымъ лѣстницамъ и полуосвѣщеннымъ корридорамъ, гдѣ царила непробудная тишина; лишь однажды изъ-за пріотворенной двери къ нимъ долетѣлъ голосъ больного, разговарившаго и кричавшаго въ бреду, и заставилъ маленькое чахоточное лицо дѣвочки поблѣднѣть еще болѣе.
   Наконецъ, сидѣлка, приложивъ палецъ къ губамъ, повернула рукоятку двери, и Джорджъ былъ пріятно пораженъ.
   Они стояли на порогѣ дѣтской палаты. Большая комната, оклеенная желтыми обоями, была уставлена двумя рядами кроватей, выкрашенныхъ въ синюю и бѣлую краску. Полъ отличался безупречной чистотой, а въ дальнемъ концѣ комнаты пылалъ яркій огонь. Въ центрѣ комнаты, на голомъ столѣ, уставленномъ пузырьками и всевозможными медицинскими принадлежностями, стояла прикрытая большимъ абажуромъ лампа, а около стола находился стулъ для дежурной сидѣлки. Въ кроватяхъ спали дѣти различныхъ возрастовъ; и нѣкоторыя, какъ звѣрьки, зарыли свои личики въ изголовья; другія лежали навзничь, и въ ихъ выпрямленной, застывшей позѣ отражались испытываемыя ими страданія. Теплый, но чистый воздухъ комнаты былъ пропитанъ неизбѣжнымъ запахомъ антисептическихъ средствъ. Эта уютная, теплая большая комната, ея правильныя линіи и строгіе цвѣта, мягкій свѣтъ прикрытой абажуромъ лампы и смутныя очертанія распростертыхъ на постеляхъ фигуръ дышали какой-то поэзіей,-- поэзіей человѣческой любви и участія.
   У второй или третьей кровати съ правой стороны стояла леди Максуэлль съ дежурной сидѣлкой по палатѣ. Маленькая паціентка, уже раздѣтая, спокойно лежала въ постели и при входѣ сестры повернула къ ней свое вытянутое, страдальческое лицо. Вся эта сцена была нова для Трессэди и тронула его, но какъ только первое впечатлѣніе миновало, его вниманіе невольно остановилось на леди Максуэлль, и все остальное онъ видѣлъ лишь настолько насколько оно имѣю отношеніе къ ней. Она сбросила съ плечъ свою тяжелую пелеринку,-- быть можетъ, для того, чтобы помочь при раздѣваніи ребенка. Ея обнаженная шея была повязана тонкимъ кружевнымъ шарфомъ. Платье было свѣтло-зеленаго цвѣта; грязь, которою оно было забрызгано, не была видна въ полусвѣтѣ комнаты, и складки атласной матеріи блистали при каждомъ ея движеніи. Благородныя очертанія этой головы, изящно увѣнчанной черными волосами, полной шеи и круглыхъ плечъ какъ-то особенно рѣзко оттѣнялись въ этой громадной комнатѣ, среди свѣтлыхъ красокъ и прямыхъ линій. Трессэди не сводилъ глазъ съ этой женщины и опять почувствовалъ весь драматизмъ происходящей сцены,-- что, однако, нисколько не ослабило зародившагося въ немъ антагонизма.
   Леди Максуэлль обернулась и знакомъ подозвала къ себѣ старшую сестру.
   -- Ну, посмотрите, какъ ей удобно здѣсь. А потомъ скажите этой дамѣ вашу фамилію и адресъ.
   Дѣвушка робко подошла къ кровати. Пока она разговаривала съ сестрой и сидѣлкой, леди Максуэлль неожиданно оглянулась назадъ и увидѣла Трессэди, стоявшаго около стола, въ нѣсколькихъ шагахъ отъ нея.
   По ея лицу пробѣжало выраженіе удивленія. Онъ понялъ, что, всецѣло поглощенная случившимся несчастьемъ и судьбой обѣихъ сестеръ, она совершенно забыла о немъ. Но тотчасъ она все вспомнила и улыбнулась.
   -- Значитъ, вы доставите дѣвочку домой? Это очень любезно съ вашей стороны. Для бабушки самое важное, чтобы кто-нибудь пришелъ къ ней и объяснилъ, въ чемъ дѣло. Сегодня, видите-ли, они оставятъ ее въ лубкѣ, а завтра они задѣлаютъ ея ногу въ гипсовую повязку. По всей вѣроятности, ее продержатъ здѣсь не болѣе трехъ недѣль, потому что теперь ужасный наплывъ больныхъ.
   -- Вы, какъ видно, хорошо знакомы съ положеніемъ дѣлъ?
   -- Я сама была одно время сидѣлкой,-- сказала она принужденнымъ тономъ, который, повидимому, обозначалъ собою переходъ отъ дѣлового разговора къ болтовнѣ свѣтской дамы.
   -- Да, я долженъ былъ помнить это. Я слышалъ это отъ Эдуарда Уаттона.
   Она быстро посмотрѣла на него. Онъ почувствовалъ, что въ это мгновеніе она впервые увидѣла въ немъ опредѣленнаго индивидуума.
   -- Вы знакомы съ м-ромъ Уаттономъ? Вы, по всей вѣроятности,-- сэръ Джорджъ Трессэди? Вы были избраны въ ноябрѣ депутатомъ отъ Мальфорда? Я припоминаю. Мнѣ не понравились ваши рѣчи.
   Она засмѣялась. Онъ присоединился къ ней.
   -- Да, я избранъ былъ во-время, чтобы принять участіе въ борьбѣ.
   Ея смѣхъ умолкъ.
   -- Противная борьба!-- серьезно сказала она.
   -- Я не скажу этого. Все зависитъ отъ того, насколько вамъ вообще нравится борьба, и насколько вы увѣрены въ правотѣ своего дѣла.
   Послѣ минутнаго колебанія она сказала:
   -- Какъ можетъ лордъ Фонтеной быть увѣреннымъ въ правотѣ своего дѣла?
   Легкая нотка презрѣнія, прозвучавшая въ ея словахъ, уколола его.
   -- Такъ утверждаютъ всѣ партіи о своихъ противникахъ.
   Она снова съ любопытствомъ посмотрѣла на него. Она видѣла, что онъ еще очень молодъ,-- навѣрное моложе ея. Но его самоувѣренность и умѣніе держаться, представлявшія рѣзкій контрастъ съ его юношеской фигурой, нравились ей. Ея губы невольно разжались въ улыбку.
   -- Можетъ быть,-- отвѣтила она.-- Но иногда эти слова бываютъ умѣстны. Во всякомъ случаѣ, мы не можемъ обсуждать этого здѣсь, въ первомъ часу ночи,-- тѣмъ болѣе, что сидѣлка уже дѣлаетъ мнѣ знаки. Благодарю васъ за вашу любезность. Если вамъ случится въ воскресенье быть около насъ, вы, можетъ быть, зайдете сообщить, какъ справились съ дѣломъ?
   -- О, да, съ величайшимъ удовольствіемъ. Я явлюсь къ вамъ съ подробнымъ отчетомъ.
   Она протянула ему свою гибкую ручку. Старшая дѣвочка, съ распухшими отъ слезъ глазами, была снова вручена Джорджу, и скоро они вдвоемъ спѣшили на извозчикѣ къ Вестминстеру, по указанному дѣвочкой направленію.
   Почему весь свѣтъ съ такою завистью глядѣлъ на лорда Максуэлля? Джорджъ не понималъ этого. Онъ находилъ, что такая женщина, при всей своей красотѣ, неспособна была бы взволновать его сердце.
   

V.

   Недѣля, начало которой ознаменовалось для Трессэди этимъ ночнымъ приключеніемъ, была полна животрепещущаго интереса не только для членовъ парламента, но и для всѣхъ, кто слѣдилъ за дѣлами палаты общинъ. Аттака Фонтеноя противъ министерства внутреннихъ дѣлъ и, въ лицѣ министра, противъ группы Максуэлля, ожидалась давно. Никто не сомнѣвался, что она будетъ подготовлена очень искусно, и уже теперь усердно обсуждались ея вѣроятные результаты. Нельзя было, конечно, ожидать, чтобы эта аттака, даже въ случаѣ ея полнаго успѣха, оказала непосредственное вліяніе на группировку партій и сразу подорвала престижъ правительства. Но послѣ Пасхи на очереди стоялъ фабричный билль лорда Максуэлля,-- проектъ спеціальнаго фабричнаго закона для восточнаго Лондона, впервые касавшійся совершеннолѣтняго рабочаго и безусловно воспрещавшій сдачу работы на домъ въ опредѣленной категоріи производствъ. Для противниковъ Максуэлля этотъ билль не могъ не послужить поводомъ къ жаркой, кровопролитной битвѣ. Онъ былъ споренъ отъ начала до конца, и однажды уже повлекъ за собою паденіе министерства; у него были сильные защитники и яростные противники; отъ судьбы каждой статьи его въ комитетѣ могла зависѣть жизнь или смерть министерства,-- и не столько вслѣдствіе внутренней важности этого законопроекта, сколько потому, что Максуэлль былъ необходимымъ для кабинета, а онъ, равно какъ и его близкій другъ и приспѣшникъ Доусонъ, министръ внутреннихъ дѣлъ, не примирились бы съ пораженіемъ какого бы то ни было существеннаго пункта билля.
   Общее положеніе дѣлъ было очень любопытно. Около двухъ лѣтъ тому назадъ сильное и долговѣчное торійское правительство потерпѣло крушеніе. Съ этого времени въ англійской политикѣ царилъ какой-то непрерывный хаосъ. Непрочное либеральное правительство, престижъ котораго былъ подорванъ возстаніемъ соціалистовъ, просуществовало очень недолго и смѣнилось столь же недолговѣчнымъ торійскимъ министерствомъ. Лордъ Максуэлль, который въ теченіе четырехъ лѣтъ держался въ сторонѣ отъ политики и теперь возвратился къ своей партіи, вступилъ въ это министерство словно затѣмъ, чтобы погубить его. Онъ навязалъ кабинету законопроектъ, представлявшій выраженіе самыхъ завѣтныхъ его убѣжденій и стремленій и пользовавшійся поддержкой важнѣйшихъ рабочихъ союзовъ. Этотъ законопроектъ и послужилъ поводомъ къ паденію министерства, но Максуэлль успѣлъ произвести такое впечатлѣніе на членовъ своей партіи, что, когда, спустя нѣкоторое время, то же министерство вернулось въ палату съ болѣе стойкимъ большинствомъ, билль Максуэлля стоялъ уже на первомъ планѣ программы и теперь, можно сказать, занималъ центральную позицію на политическомъ полѣ.
   Послѣднее, въ глазахъ опытнаго наблюдателя, представляло собою странное замѣшательство. Прежней либеральной партіи почти не существовало; отъ нея уцѣлѣли лишь жалкіе остатки, отстаивавшіе программу, которая никому не была нужна, и провозглашавшіе девизъ, который никого не волновалъ. Пустыя скамьи либераловъ занимала большая соціалистическая партія "независимости труда",-- группа восторженныхъ революціонеровъ, которые немного пугали страну и, если сказать правду, немного боялись другъ друга. Они имѣли цѣльную программу и воплощали въ себѣ силу, съ которою жизнь должна была считаться. А жизнь,-- по крайней мѣрѣ, въ сферѣ народнаго труда,-- пребывала въ удивительно безпорядочномъ состояніи. Послѣ долгаго періода застоя и сравнительнаго мира въ промышленности, въ Англіи разыгрался рядъ бурь, соотвѣтствовавшихъ бурямъ на континентѣ, и снова между силами реакціи и силами революціи завязалась борьба, которая приняла новыя формы, пріобрѣла новыхъ руководителей.
   Во главѣ партіи реакціи стоялъ Фонтеной. Около четырехъ лѣтъ тому назадъ грандіозная стачка рабочихъ во внутреннихъ графствахъ -- въ связи, впрочемъ, съ нѣкоторыми другими обстоятельствами -- впервые толкнула его на арену политической жизни и заставила позабыть скачки и всѣ прочія удовольствія, которымъ онъ до тѣмъ поръ предавался. Стачка сопровождалась необыкновенными насиліями со стороны рабочихъ и ихъ вожаковъ и причиняла большой ущербъ обширнымъ владѣніямъ его отца, суроваго и энергическаго помѣщика сѣверной Мерсіи, который между тѣмъ неожиданно заболѣлъ. Такимъ образомъ Фонтеной совершенно противъ воли принялъ участіе въ этомъ дѣлѣ, но съ присущей ему страстностью онъ очень скоро увлекся борьбой и вышелъ изъ нея другимъ человѣкомъ. Собственность должна быть охраняема, безпорядокъ и жадность необходимо подавлять. Фонтеной продалъ своихъ лошадей и занялся организаціей новой партіи со всею настойчивостью, хитростью и смѣлостью, которымъ научился на ипподромѣ.
   Теперь, при обновленномъ составѣ парламента, его неустанный трудъ началъ давать результаты. Его партія выигрывала въ числѣ и качествѣ своихъ адептовъ. Сторонникамъ Фонтеноя одинаково былъ ненавистенъ осторожный консерватизмъ и беззастѣнчивая демократія. Они открыто стояли за права аристократіи и богатства, за церковь и правленіе просвѣщенныхъ. Они были апостолами сопротивленія и отрицанія; они дали клятву противиться всякому дальнѣйшему стѣсненію промышленности и личной свободы хозяина и рабочаго и устранить, насколько окажется возможнымъ, то вмѣшательство, которое уже было произведено. Въ этой партіи имѣли нѣкоторое преобладаніе люди съ университетскимъ образованіемъ, что дѣлало ее особенно чувствительной ко всѣмъ нелѣпостямъ, если только онѣ не исходили изъ устъ людей, побывавшихъ въ Оксфордскомъ или Кембриджскомъ университетахъ; нѣкоторые изъ нихъ много путешествовали, подобно Трессэди, и привезли съ собою имперіалистскія убѣжденія. Партія обладала значительнымъ числомъ выдающихся ораторовъ и дебатеровъ, и теперь, когда она готовилась сдѣлать своею жертвой билль Максуэлля, на нее было обращено особенное вниманіе.
   Но для посвященныхъ положеніе дѣлъ представляло еще и спеціальный интересъ. Дѣло въ томъ, что леди Максуэлль въ это время представляла собою, пожалуй, не меньшую политическую силу, чѣмъ ея мужъ. Значило-ли это, что женщины получили новую власть въ свои руки, или это было повтореніемъ того, что существовало со временъ фараоновъ до нашихъ дней, а именно, что всякая мало-мальски красивая женщина способна достигать своихъ цѣлей? То обстоятельство, что цѣли этой замѣчательной женщины всегда почему-то совпадали съ цѣлями ея мужа, дѣлало этотъ случай въ глазахъ нѣкоторыхъ наблюдателей менѣе интереснымъ. Но зато ея преданность мужу приводила въ восхищеніе многихъ простодушныхъ людей, которые отнеслись бы враждебно къ вмѣшательству женщины въ политику, если бы въ данномъ случаѣ это не смягчалось тѣмъ обстоятельствомъ, что Марчелла Максуэлль имѣла душу столь же прекрасную, какъ и лицо, любила своего мужа и была образцовой матерью прекраснаго сына.
   Исторія билля Максуэлля могла служить самымъ лучшимъ доказательствомъ ея супружеской преданности. Всѣмъ было извѣстно, что она неустанно помогала мужу въ окончательной выработкѣ билля, она сама разыскивала рабочихъ всѣхъ категорій труда, которыхъ касался этотъ законъ; она имѣла множество друзей среди рабочаго люда и посвящала имъ половину своей общественной жизни; какъ среди нихъ, такъ и въ салонахъ богачей она безъ устали отстаивала дѣло мужа при помощи красоты, ума и -- главное -- неудержимой страстности и самозабвенія, которыя противникъ могъ презирать или осмѣивать, но которыхъ не въ силахъ былъ побороть.
   Между тѣмъ самъ лордъ Максуэлль былъ сравнительно неважнымъ ораторомъ и слылъ за сдержаннаго и даже тяжелаго человѣка. Его друзья не находили ему, равнаго; его товарищи по кабинету считали его своимъ главой. Но посторонніе люди, и высшихъ и низшихъ классовъ, въ сущности, очень мало знали о немъ. Все это, вмѣстѣ съ нѣкоторыми подробностями, извѣстными болѣе тѣсному кругу, еще болѣе сосредоточивало всеобщее вниманіе на убѣжденіяхъ, характерѣ и красотѣ его жены.
   При такихъ именно обстоятельствахъ наступила, наконецъ, пятница, столь нетерпѣливо ожидаемая Фонтеноемъ и его партіей. Какъ только настало время для запроса, Фонтеной поднялся съ мѣста и послѣ немного нескладнаго и неуклюжаго вступленія, произнесъ рѣчь, которая, при всей своей внѣшней шероховатости и безсвязности, была образцовымъ произведеніемъ по силѣ своего сарказма, критической прозорливости, паѳосу и какой-то дикой, необузданной мощи. Всѣ фракціи палаты слѣдили за нею съ напряженнымъ вниманіемъ. Послѣдующій отвѣтъ министра внутреннихъ дѣлъ, содержавшій въ себѣ защиту его политики, былъ,-- по крайней мѣрѣ, въ глазахъ компетентныхъ лицъ его же партіи -- вполнѣ убѣдителенъ. Тѣмъ не менѣе героемъ вечера остался Фонтепой.
   Тотчасъ послѣ отвѣтной рѣчи Доусона Джорджъ поспѣшилъ наверхъ, ища Летти и миссъ Туллокъ, которыя сидѣли въ частной галлереѣ спикера. Джорджъ былъ взволнованъ.
   -- Великолѣпно!-- говорилъ онъ себѣ.-- Великолѣпно! Вотъ такъ человѣкъ!
   Летти съ нетерпѣніемъ ожидала его, и они пошли вмѣстѣ по корридору.
   -- Ну?-- сказалъ онъ, глубоко засовывая руки въ карманы и съ улыбкой глядя на нее.-- Ну?
   Летти видѣла, что отъ нея ожидается похвала, и поспѣшила разсыпаться въ изъявленіяхъ восторга. Онъ отлично понималъ всю нелѣпость ея словъ. Со времени своей помолвки, она запаслась нѣсколькими политическими фразами, и ему забавно было слышать, какъ часто и безъ толку она прибѣгала къ нимъ. Но какъ бы то ни было, она болтала, улыбалась, жестикулировала для его удовольствія. Она позировала, бросала выразительные взоры своими сѣрыми глазками -- ради него. Она казалась ему интереснѣйшей игрушкой, хотя по временамъ онъ и давалъ себѣ мысленно обѣщаніе послѣ свадьбы заняться ея образованіемъ.
   -- Значитъ, тебѣ понравилось? Прекрасно!-- сказалъ онъ, наконецъ, перерывая ее.-- Во всякомъ случаѣ мы начали. Однако, довольно трудно будетъ послѣ этого говорить въ понедѣльникъ.
   -- Нечего тебѣ бояться! Ты самъ знаешь, что нечего. Это все притворная скромность. А знаешь, недалеко отъ меня сидѣла леди Максуэлль.
   -- Неужели? Ну, какъ ей понравился Фонтеной?
   -- Съ той минуты, какъ онъ всталъ, она ни разу не пошевельнулась. Она прижала лицо въ этой противной рѣшеткѣ и все время не сводила съ него глазъ. Мнѣ казалось, что она поминутно краснѣла -- впрочемъ, тамъ было очень жарко,-- и вообще, находилась въ дурномъ настроеніи,-- злорадно добавила она.-- Мы говорили съ нею о твоемъ ночномъ приключеніи.
   -- Она не забыла о моемъ существованіи?
   -- О, нѣтъ. Она сказала, что ожидаетъ тебя въ воскресенье. Но меня она не подумала пригласить. Впрочемъ, никто отъ нея и не ожидалъ хорошихъ манеръ. Говорятъ, она очень застѣнчива. А по моему, она просто невоспитана.
   -- Она грубо обошлась съ тобой?-- спросилъ Джорджъ съ наружною запальчивостью, но въ глубинѣ души несовсѣмъ довѣряя словамъ Летти.-- Въ такомъ случаѣ я не пойду къ ней.
   -- Нѣтъ, ты непремѣнно долженъ пойти. Съ ними надо будетъ поддерживать знакомство. Она не изъ тѣхъ женщинъ, которыя нравятся женщинамъ,-- вотъ и все. Но скажи, пожалуйста, когда мы будемъ обѣдать? Я и Тулли умираемъ отъ голода.
   -- Ну, такъ идемте, я сейчасъ соберу нашу компанію.
   Джорджъ уже раньше пригласилъ нѣсколькихъ знакомыхъ по палатѣ, равно какъ и стараго генерала Трессэди и его жену, приходившихся ему отдаленными родственниками, принять участіе въ обѣдѣ, которымъ онъ хотѣлъ угостить свою невѣсту. Компанія должна была собраться въ помѣщеніи одного изъ младшихъ секретарей, очень любившаго эти гостепріимныя обязанности, и сюда именно Джорджъ повелъ своихъ дамъ.
   Но когда они вошли въ комнату секретаря, она уже была полна людей, оживленно разговаривавшихъ между собою.
   -- Еще одна компанія!-- сказалъ Джорджъ, оглядываясь вокругъ.-- Бенсонъ ловко устраиваетъ эти дѣла.
   -- Посмотри: леди Максуэлль!-- сказала Летти ему на ухо.
   Джорджъ посмотрѣлъ вправо и увидѣлъ даму, о которой шла рѣчь. Она также сразу узнала его и поклонилась ему, не вставая, однако, съ мѣста. Она сидѣла за маленькимъ столикомъ, окруженная цѣлой толпой знакомыхъ, которые такъ были поглощены разговоромъ, что почти не замѣтили появленія Трессэди и его невѣсты.
   -- Ливенъ тоже даетъ обѣдъ,-- сказалъ секретарь.-- Собственно, Блейгвайтъ долженъ былъ принять ихъ у себя, но въ послѣднюю минуту ему помѣшали, и имъ пришлось собраться здѣсь. Вотъ ваша половина комнаты. Однако, изъ вашихъ гостей еще никого нѣтъ. Съ этими зимними обѣдами въ Палатѣ мы дѣлаемъ плохія дѣла, миссъ Сюэлль. Намъ нужна террасса для этого.
   Онъ повелъ молодую дѣвушку къ софѣ, стоявшей въ дальнемъ концѣ комнаты, и постарался выказать себя пріятнымъ хозяиномъ,-- что было для него однимъ изъ самыхъ легкихъ дѣлъ на свѣтѣ. Это былъ благовоспитанный, очаровательный господинъ, въ самомъ безукоризненномъ фракѣ, и Летти очень скоро почувствовала себя съ нимъ вполнѣ непринужденно и даже могла пустить въ ходъ все свое милое кокетство.
   -- Вы знаете леди Максуэлль?-- сказалъ онъ ей, слегка кивнувъ головой по направленію въ отдаленной группѣ гостей.
   Летти отвѣтила утвердительно, и пока они болтали, Джорджъ, стоя позади нихъ, слѣдилъ за второй компаніей.
   Тамъ, очевидно, шелъ жаркій споръ. Леди Максуэлль, сложивъ передъ собой на столѣ руки, вся подалась впередъ, съ видомъ человѣка, который только что пустилъ стрѣлу и теперь хотѣлъ убѣдиться, попала-ли она въ цѣль.
   Стрѣла, очевидно, направлена была въ сидѣвшаго противъ нея сэра Френка Ливена, потому что онъ потянулся къ ней и съ живостью отвѣтилъ ей что-то дерзкимъ, почти мальчишескимъ тономъ. Онъ ужь три года былъ членомъ парламента, но до сихъ поръ сохранилъ видъ Итонскаго барчука послѣдняго семестра.
   Все время пока онъ говорилъ, леди Максуэлль слушала его съ выраженіемъ какого-то безмолвнаго негодованія на лицѣ, а когда онъ кончилъ, до слуха Джорджа долетѣлъ ея отвѣтъ:
   -- Онъ не понимаетъ,-- вотъ все, что можно сказать. Онъ не видѣлъ, не чувствовалъ,-- каждая его фраза показываетъ это. Какъ можно принять его мнѣніе?
   Губы Джорджа искривились улыбкой. Онъ опустился на стулъ рядомъ съ Летти.
   -- Вы слышали?-- спросилъ онъ.
   -- Рѣчь идетъ, понятно, о Фонтеноѣ,-- отвѣтилъ младшій секретарь, оглядываясь на вторую компанію.-- Она, очевидно, сцѣпилась съ Ливеномъ. У него вѣдь нѣтъ своихъ убѣжденій. Я не буду удивляться, если вы скоро перетянете его.
   Онъ весело кивнулъ Трессэди, а затѣмъ направился къ ближайшему гостю второй группы.
   -- Какъ это смѣшно!-- сказалъ Джорджъ, не сводя насмѣшливаго взора съ леди Максуэлль.-- Интересно знать, много-ли эти господа "видѣли и чувствовали", какъ трудятся рабочіе на свинцовыхъ заводахъ, или тѣ, которымъ сдается работа на домъ, и т. п. По нимъ этого не видно.
   -- Кто они?
   Летти въ это время пустила въ ходъ все свое стараніе, чтобы разглядѣть и въ особенности запечатлѣть въ своемъ умѣ черную шляпку и платье леди Максуэлль.
   -- Это -- ближайшіе друзья Максуэлля по палатѣ,-- филантропы-идеалисты, которые радѣютъ о народѣ и первые будутъ выброшены за бортъ, когда народъ начнетъ распоряжаться по своему. Это -- Френкъ Ливенъ,-- человѣкъ безъ убѣжденій, какъ говоритъ Бенсонъ. Если бъ не его жена, которая въ большой дружбѣ съ леди Максуэлль, онъ перешелъ бы къ намъ,-- и кажется, онъ это сдѣлаетъ... А, значитъ, и Беннеттъ здѣсь? Ты видишь этого маленькаго чернаго человѣчка во фракѣ и очкахъ? Онъ былъ однимъ изъ первыхъ рабочихъ депутатовъ, уже давно состоитъ въ парламентѣ и теперь перешелъ къ "независимымъ", но не особенно охотно. Онъ -- одинъ изъ наиболѣе цѣнныхъ союзниковъ леди Максуэлль. По всей вѣроятности, она думаетъ пользоваться имъ въ критическіе моменты. Боже! Ты послушай!
   На противоположномъ концѣ комнаты возгорѣлся ожесточенный споръ. Пронзительный, но не громкій голосъ леди Максуэлль, казалось, покрывалъ собою весь шумъ, и ея глаза, когда она оглядывала одного оратора за другимъ, поперемѣнно метали стрѣлы и свѣтились сочувствіемъ.
   Трессэди скорчилъ гримасу.
   -- Слушай, Летти, обѣщай мнѣ одну вещь.
   И онъ украдкой взялъ ее за руку. Тулли скромно отвернула взоръ въ сторону.
   -- Обѣщай мнѣ не заниматься политикой! Пожалуйста!
   Летти поспѣшила отдернуть свою руку, такъ какъ вовсе не была расположена въ ласкамъ при постороннихъ.
   -- Но я должна буду заниматься политикой,-- это неизбѣжно. Я знаю массу дѣвушекъ и замужнихъ женщинъ -- глупѣйшихъ созданій,-- которыя штудируютъ всевозможныя газетныя статьи -- и не потому, что понимаютъ ихъ, или интересуются ими, а только потому, что нѣкоторые изъ ихъ знакомыхъ мужчинъ состоятъ членами парламента. И въ самомъ дѣлѣ: если такіе знакомые приходятъ къ тебѣ, надо же знать, о чемъ съ ними говорить!
   -- Вотъ странно,-- сказалъ Джорджъ.-- Какъ будто къ женщинамъ приходятъ въ гости исключительно для того, чтобы говорить о вещахъ, которыя дѣлали весь день, и которыя безъ того до смерти надоѣли!
   -- Это все равно,-- отвѣтила Летти съ милымъ видомъ житейской мудрости.-- Но такъ всѣ дѣлаютъ, и я должна дѣлать такъ. Нельзя отставать отъ другихъ.
   -- Ну, хорошо. Только когда я буду проводить какой-нибудь большой билль, дай мнѣ поработать надъ нимъ самому,-- имѣй ко мнѣ немного довѣрія.
   Летти злорадно засмѣялась.
   -- Не понимаю, почему ты такъ не взлюбилъ ее,-- сказала она не безъ удовольствія, и еще разъ взглянула на леди Максуэлль.-- Можетъ быть, она еще и презираетъ своего мужа?
   Трессэди нетерпѣливо повелъ плечами.
   -- Презираетъ его? О, нѣтъ. Все это комедія: супружеская преданность и т. п. Но съ какой стати она выдвигается впередъ? Мы не желаемъ вмѣшательства женщинъ.
   -- Благодарю васъ, мой тиранъ,-- сказала Летти, слегка наклоняя голову.
   -- Сколько же тираніи тебѣ нужно, чтобы принять мои чувства?-- спросилъ онъ, съ нѣжной улыбкой глядя на нее.
   У обоихъ по тѣлу пробѣжала пріятная дрожь. Затѣмъ Джорджъ вскочилъ съ мѣста.
   -- Вотъ они, наконецъ,-- генералъ и остальные! Ну, теперь надѣюсь, мы можемъ сѣсть за обѣдъ.
   Пока Трессэди знакомилъ своихъ родственниковъ и трехъ или четырехъ политическихъ друзей съ своей будущей женой, вторая группа незамѣтно для него оставила комнату. Когда гости Трессэди вступили въ столовую, выходившую своими окнами на террасу, и направились къ предназначенному для нихъ столу, Ливенъ и его гости уже сидѣли за своимъ столомъ, противъ дверей.
   Маленькая пирушка Джорджа отличалась большимъ весельемъ. Сѣдовласый генералъ и его жена выказали себя пріятными и благовоспитанными людьми и старались отплатить Джорджу за гостепріимство, нашептывая ему на ухо комплименты по адресу Летти. Джорджъ нехотя выслушивалъ ихъ, такъ какъ всегда относился немного насмѣшливо къ подобнаго рода вещамъ. Онъ держался убѣжденія, что люди обыкновенно говорятъ вдвое больше, нежели думаютъ,-- все равно, хвалятѣли они, или осуждаютъ. Кромѣ того, онъ чувствовалъ, что на его мнѣніе о Летти отзывы другихъ людей вліяютъ очень мало.
   Такъ, по крайней мѣрѣ, онъ утверждалъ. Въ сущности же онъ былъ очень доволенъ успѣхомъ своей невѣсты. Что касается Летти, то она была въ восхищеніи. Политическій міръ, какъ она и ожидала, гораздо полнѣе удовлетворялъ ея влеченію къ общественнымъ успѣхамъ, чѣмъ всякій другой міръ, съ которымъ ей до сихъ поръ приходилось знакомиться. Она рѣшила имѣть въ немъ успѣхъ, и насколько можно было судить, не должна была встрѣтить препятствій. Друзья Джорджа находили ее красивымъ, живымъ созданіемъ и, какъ всѣ мужчины, любили ея общество. Почти все время она разспрашивала о палатѣ и ея порядкахъ; все это такъ ново для нея, говорила она. Но ея невѣдѣніе не шокировало; ея вопросы блистали остроуміемъ. За столомъ много говорили и смѣялись. Летти чувствовала себя хозяйкой, и эта роль пріятно щекотала ея честолюбіе.
   Неожиданно вниманіе Джорджа было опять обращено на столъ леди Максуэлль. Здѣсь обѣдъ пришелъ къ концу. Леди Максуэлль поднялась изъ-за стола и оглянулась вокругъ, словно ища кого-то. Ея глаза упали на Трессэди, и онъ невольно всталъ съ мѣста въ ту самую минуту, какъ она сдѣлала шагъ по направленію къ нему.
   -- Я должна еще разъ поблагодарить васъ,-- сказала она, протягивая ему руку.-- Дѣвушка и ея бабушка очень обязаны вамъ.
   -- Я еще долженъ быть у васъ съ докладомъ. Вы назначили въ воскресенье?
   Она утвердительно кивнула головой. Затѣмъ ея выраженіе измѣнилось.
   -- Когда вы будете говорить?
   Неожиданный вопросъ засталъ Джорджа врасплохъ.
   -- Я? Въ понедѣльникъ, вѣроятно, если до меня дойдетъ очередь. Боюсь, впрочемъ, что судьба отечества отъ этого мало зависитъ.
   Она бросила испытующій взоръ на его худощавое, подвижное лицо съ свѣтлыми усами и загорѣлымъ подбородкомъ.
   -- Говорятъ, вы хорошій ораторъ,-- просто отвѣтила она.-- Вы совершенно согласны съ лордомъ Фонтеноемъ?
   Онъ отвѣсилъ легкій поклонъ, держа руки по швамъ.
   -- Согласитесь, что вопросъ поставленъ нами очень хорошо. Самое худшее....
   Онъ остановился, замѣтивъ, что леди Максуэлль не слушаетъ его. Она повернула лицо къ двери и, не сказавъ ни единаго слова на прощанье, поспѣшила на противоположный конецъ комнаты.
   -- Это -- Максуэлль,-- сказалъ Трессэди про себя, пожимая плечами и возвращаясь на свое мѣсто.-- Не очень лестно, но зато красиво.
   Онъ думалъ о быстрой и безсознательной перемѣнѣ, происшедшей въ выраженіи ея лица, пока онъ говорилъ съ ней. Лордъ Максуэлль, дѣйствительно, только что вошелъ въ комнату, ища свою жену, и тотчасъ они вмѣстѣ вышли. Остальные гости Ливена начали постепенно расходиться. Летти тоже заявила, что ей пора домой.
   -- Позволь мнѣ сходить въ палату и посмотрѣть, что тамъ дѣлается,-- сказалъ Джорджъ.-- Если мое присутствіе тамъ не нужно, то я проведу тебя домой.
   Онъ поспѣшилъ въ залъ засѣданій и черезъ минуту вернулся съ извѣстіемъ, что слово дано цѣлому ряду неважныхъ личностей, и у него есть не менѣе часа свободнаго времени. Такимъ образомъ Летти, миссъ Туллокъ и онъ отправились въ путь. Полная луна озарила ихъ лица, когда они вышли на свѣжій воздухъ, дышавшій весеннею теплотою.
   -- Летти, пусть миссъ Туллокъ ѣдетъ къ себѣ домой,-- шепталъ Джорджъ,-- а мы погуляемъ вдвоемъ по набережной, полюбуемся луной. Я проведу тебя назадъ на мостъ и усажу въ кебъ.
   Летти была удивлена и сразу притихла.
   -- Тетя Шарлотта будетъ сердиться,-- отвѣтила она.
   Джорджа разбирало нетерпѣніе, и Летти, очень польщенная этимъ, подъ конецъ сдалась на его мольбы. Тулли -- самая сговорчивая дуэнья -- была усажена на извозчика и отправлена домой.
   Когда Джорджъ и Летти поровнялись съ подъѣздомъ дворца, ихъ нагнала сзади маленькая двухмѣстная карета, которая у воротъ на мгновеніе остановилась, ожидая удобной минуты, чтобы пересѣчь вереницу уличныхъ экипажей.
   -- Посмотри!-- воскликнулъ Джорджъ, сжимая руки Летти.
   Она поспѣшно оглянулась назадъ и при свѣтѣ уличныхъ фонарей, мелькомъ увидѣла въ каретѣ мужчину и даму. Они смотрѣли другъ другу въ лицо, словно занятые дружескимъ разговоромъ,-- и больше ничего. Руки дамы лежали у нея на колѣняхъ; мужчина держалъ въ рукахъ шкатулку съ бумагами. Черезъ минуту они скрылись изъ вида, но Летти и Джорджъ все еще не могли опомниться отъ крайняго удивленія. Это чувство Джорджъ уже испыталъ въ этотъ вечеръ,-- всего лишь нѣсколько минутъ тому назадъ,-- при видѣ того же женскаго лица.
   Летти умышленно разсмѣялась.
   Джорджъ посмотрѣлъ на нее, когда они проходили черезъ ворота.
   -- Они, видно, очень любятъ быть вмѣстѣ,-- сказалъ онъ съ дрожью въ голосѣ.-- Но зачѣмъ мы подглядывали?-- прибавилъ онъ недовольнымъ тономъ.
   -- Но какъ же мы могли сдѣлать иначе, глупый ты мальчикъ?
   Они направились къ мосту и спустились по лѣстницѣ, на набережную рѣки. Они чувствовали себя счастливыми. Полной грудью вдыхали они свѣжій ночной воздухъ. Круглый бѣлый дискъ луны плылъ надъ рѣкой, сообщая всему, что находилось подъ нимъ,-- серебристой зыби воды, ослѣпительнымъ огнямъ станціи Чарингъ-Кросса, фонарямъ Вестминстерскаго моста и проходящихъ пароходовъ, вереницѣ барокъ и даже темнотѣ, разстилавшейся на берегу,-- мягкій, поэтическій колоритъ. Громадный городъ, казалось, задернулъ завѣсу надъ своимъ величіемъ и своей трагедіей; сквозь призму счастья и молодости окружающій міръ рисовался Джорджу и Летти кроткимъ, покровительственнымъ.
   Джорджъ остановилъ свою спутницу у парапета и заставилъ ее полюбоваться чуднымъ видомъ, а самъ съ какою-то жадностью вдыхалъ воздухъ.
   -- И подумать, что въ этомъ климатѣ мы цѣлые часы проводимъ въ такой душной клѣткѣ, какъ Палата общинъ!-- воскликнулъ онъ.
   Въ этомъ возгласѣ сказалось отвращеніе путешественника къ монотонности городской и комнатной жизни. Летти подняла брови.
   -- А я очень рада своему мѣховому платью. Ты, кажется, забываешь, что теперь февраль.
   -- Все равно. Уже съ понедѣльника запахло апрѣлемъ. Ты видѣла сегодня мою мать?
   -- Да. Она настигла меня послѣ завтрака, и мы разговаривали цѣлый часъ.
   -- Бѣдняжка! И меня не было, чтобы выручить тебя! Но она дала обѣтъ образумить насъ относительно дома.
   И онъ посмотрѣлъ на Летти, стараясь разсмотрѣть при невѣрномъ свѣтѣ луны выраженіе ея лица. Сегодня утромъ, тотчасъ послѣ чаю, у него разыгралась непріятная сценка съ матерью. Она прочитала ему нотацію по поводу необдуманнаго рѣшенія нанять домъ въ Брукѣ. Онъ отлично понималъ, куда клонится эта рѣчь: леди Трессэди боялась, что при такой затратѣ у него останется меньше свободныхъ средствъ для ея поддержки.
   -- Все обошлось благополучно,-- хладнокровно отвѣтила Летти.-- Она заявила мнѣ, что мы сразу попадемъ въ денежныя затрудненія, что я не знаю цѣны деньгамъ, что ты всегда отличался расточительностью, что всѣ будутъ изумлены нашимъ неблагоразуміемъ, и пр. и пр. Я думаю... что она даже немного всплакнула. Но въ общемъ она была не очень огорчена.
   -- И что ты ей сказала?
   -- Я сказала, что послѣ свадьбы мы съ нею заведемъ приходо-расходныя книжки, и обѣщала, что позволю ей присматривать нашу книжку, если она будетъ намъ показывать свою.
   Джорджъ откинулъ назадъ голову и захохоталъ.
   -- Ну?
   -- Она отвѣтила,-- скромно продолжала Летти,-- что я недостаточно серьезно смотрю на вещи. Затѣмъ я предложила ей посмотрѣть на мои платья.
   -- Ну, и это, конечно, умиротворило ее?
   -- Ничуть не бывало. Желая наказать меня, она все находила неудачнымъ. Надо имѣть въ виду, что на ней было платье отъ Ворта,-- третье съ Рождества. Понятно, что мое тряпье не имѣло успѣха.
   -- Желалъ бы я знать, какъ она будетъ изворачиваться послѣ нашей свадьбы,-- сказалъ Джорджъ послѣ нѣкотораго раздумья.
   Летти не отвѣчала. Она шла твердою, рѣшительною поступью, плотно сжавъ губы и глядя прямо впередъ своими глазами, въ которыхъ свѣтилось упрямство. А Джоридъ между тѣмъ перебиралъ въ своемъ умѣ рядъ отрывочныхъ отвѣтовъ на поставленный имъ самимъ вопросъ. Чувство, которое онъ питалъ къ матери, было край но ненормально. Онъ нисколько не считалъ неумѣстнымъ вести съ Летти разговоръ о ней въ такомъ тонѣ, и послѣдній мало по малу сдѣлался у нихъ обычнымъ явленіемъ. На будущее время онъ намѣревался строго опредѣлить свои отношенія къ матери и держаться подальше отъ нея. Но въ то же время въ немъ еще сохранился слѣдъ прежнихъ сыновнихъ привычекъ и то непріятное тягостное чувство отвѣтственности за нее, которое развилось въ немъ со времени смерти отца. Искренно разсуждая, онъ не могъ назвать себя преданнымъ сыномъ, но сыновняя связь даже въ этой несовершенной формѣ не такъ легко могла быть порвана.
   -- Ну, какъ-нибудь выпутаемся,-- сказалъ онъ со вздохомъ, прогоняя отъ себя знакомую заботу.-- Однако, какъ далеко мы зашли!-- прибавилъ онъ, оглядываясь назадъ, на Чарингъ Кроссъ и Вестминстерскія башни.-- Какъ хорошо здѣсь дышется! Идти домой еще рано, но если я буду тащить тебя такимъ образомъ, ты выбьешься изъ силъ. Знаешь что, Летти? Вотъ скамейка. Ты не боишься? Пять минутъ, не больше.
   Летти стояла въ нерѣшительности.
   -- Теперь ужасно поздно. Это просто смѣшно, Джорджъ. Ну, что, если мимо пройдетъ кто-нибудь изъ знакомыхъ?
   Онъ открылъ глаза.
   -- Ну, такъ что же? Впрочемъ, посмотри! Не видно ни одного экипажа, кругомъ -- ни души. Одну минуту!
   Летти съ крайней неохотой дала себя уговорить. Ей казалось это глупымъ и сумасброднымъ, а теперь она не видѣла для себя надобности ни въ глупости, ни въ сумасбродствѣ. Съ того времени, какъ она сдѣлалась невѣстой, она отказалась отъ множества маленькихъ вольностей, которыя такъ легко позволяла себѣ до того. Можно было подумать, что эти вольности уже сослужили свою службу, и въ ея натурѣ заговорили болѣе сильные,-- быть можетъ, врожденные инстинкты, которые побуждали ее къ сдержанности. Джорджъ былъ немного удивленъ этимъ ревнивымъ соблюденіемъ приличій, о которомъ въ дни ихъ перваго знакомства въ Мальфордѣ не было и рѣчи.
   Едва они сѣли, какъ мимо нихъ прошла какая-то фигура,-- сѣдая, сгорбленная старуха въ истрепанной шали.
   Джорджъ съ изумленіемъ посмотрѣлъ на нее.
   -- Откуда она взялась?
   Никто изъ нихъ не замѣтилъ ее раньше. По всей вѣроятности, она вышла изъ какого-нибудь темнаго закоулка. Достигши скамейки, шагахъ въ пятидесяти отъ того мѣста, гдѣ сидѣли Джорджъ и Летти, она опустилась на нее, подобрала свои лохмотья и поникла головой на грудь.
   -- Бѣдняжка!-- сказалъ Джорджъ, съ любопытствомъ глядя на нее.-- Должно быть, она хочетъ заснуть здѣсь. Въ хорошую погоду даже въ это время года народъ, говорятъ, ночуетъ на этихъ скамтяхъ,
   -- Пойдемъ!-- рѣзко сказала Летти, порываясь встать.-- Я не люблю такихъ зрѣлищъ.
   И она съ отвращеніемъ посмотрѣла на старуху. Но Джорджъ удержалъ te.
   -- Посидимъ еще минутку. Тетя Шарлотта ничего не скажетъ. Она подумаетъ, что ты засидѣлась въ палатѣ. А это несчастное созданіе не причинитъ намъ никакого вреда. Очень можетъ быть, она изъ тѣхъ людей, которыхъ описывалъ Доусонъ. Онъ изрядно напугалъ насъ.
   При свѣтѣ луны Летти замѣтила, что на его лицо набѣжала тѣнь задумчивости. Онъ еще продолжалъ держать ее за руку, но ясно было, что онъ думаетъ не о ней. Вообще говоря, она принимала его нѣжности довольно равнодушно. Но теперь она вдругъ почувствовала себя обиженной. Въ самомъ дѣлѣ, для чего онъ увлекъ ее на эту глупую прогулку, какъ не для того, чтобы понѣжничать съ ней? А вмѣсто того повелъ рѣчь о палагѣ и политикѣ!
   -- Джорджъ, я должна, наконецъ, идти домой,-- начала она, вспыхнувъ и освобождая свою руку.
   Но Джорджъ прервалъ ее.
   -- Съ возвращеніемъ на родину какъ-то невольно путаются убѣжденія. Въ Индіи все было понятно и просто. А теперь росказни Доусона объ этихъ ужасныхъ занятіяхъ -- хотя и раньше я зналъ все это -- приходятъ мнѣ въ голову и не даютъ мнѣ покоя. Быть можетъ, эта женщина одна изъ жертвъ,-- кто знаетъ? На видъ, она -- приличная пожилая особа.
   Онъ кивнулъ головой на сосѣднюю скамейку.
   -- Я не понимаю,-- рѣшительно не понимаю!-- рѣзко воскликнула Летти.-- Я думала, что вы всѣ противъ правительства.
   Онъ засмѣялся.
   -- Разница между ними и нами, милая, заключается лишь въ томъ, что, по ихъ мнѣнію, міръ можетъ быть исправленъ актомъ парламента, а по нашему мнѣнію -- нѣтъ. Дѣлайте, что хотите, говоримъ мы, міръ былъ и всегда будетъ несчастнѣйшей дырой для большинства живущихъ въ немъ, и все это шарлатанское вмѣшательство и тправія дѣлаютъ его еще хуже.
   Летти молчала. Ея грудь вздымалась. Она не понимала, для чего онъ удерживаетъ ее здѣсь и говоритъ подобныя вещи. Онъ глядѣлъ прямо передъ собою, погруженный въ раздумье, и ее поразила печать глубокой грусти, лежавшая на его лицѣ.
   Но вдругъ онъ повернулся къ ней съ прояснившимся лицомъ.
   -- Но для насъ, милая, онъ не будетъ несчастной дырой не правда-ли? Мы совьемъ себѣ въ немъ уютное гнѣздышко мы не будемъ жалѣть о томъ, чему нельзя помочь; мы будемъ счастливы, доколѣ это будетъ угодно судьбѣ. Не правда-ли, Летти?
   Онъ обвилъ ея станъ и поймалъ ея руки.
   Въ душѣ Летти шевелилось непріятное сознаніе, что ничего не можетъ быть глупѣе, какъ сидѣть поздно ночью на скамьѣ среди улицы и вести себя, какъ пара влюбленныхъ голубковъ. Кромѣ того, она считала свое положеніе небезопаснымъ, а прикосновеніе его руки волновало ее.
   -- Конечно, мы будемъ счастливы,-- сказала она,-- но почему я не всегда понимаю тебя, Джорджъ? Я бы хотѣла знать, что ты въ дѣйствительности думаешь обо всемъ этомъ?
   -- Вотъ какъ!-- воскликнулъ онъ смѣясь и привлекъ ее къ себѣ.-- Скажи мнѣ, Летти, весело-ли тебѣ жилось, когда ты была ребенкомъ? Мнѣ жилось ужасно скверно,-- и это до сихъ поръ сказывается на мнѣ. Скажи, какъ протекло твое дѣтство?
   Она улыбнулась и потомъ сжала губы.
   -- Мнѣ всегда жилось весело. Надо полагать, что я брала это съ бою, если тому противились окружающіе. Вѣдь я не была примѣрнымъ ребенкомъ,-- далеко нѣтъ. Я считала это не стоющимъ труда. Я всегда сердила свою гувернантку и помыкала своею матерью. Съ девяти лѣтъ мать одѣвала меня, какъ я хотѣла. Вотъ какъ! И я презирала Эльзу за то, что та не жила въ свое удовольствіе, какъ я.
   Джорджъ былъ очарованъ ея задорнымъ видомъ и съ удовольствіемъ расцѣловалъ бы ее. Но къ нимъ медленно приближался полисменъ, обходившій свой постъ, и Летти настояла на томъ, чтобы встать и пойти домой.
   -- Эльза!-- повторилъ онъ, когда они двинулись въ путь.-- Бѣдная Эльза! Надо будетъ намъ подумать о ней. Когда мы устроимся, милая, мы выпишемъ ее на время къ намъ въ городъ. Не правда-ли? У нея такой хилый, болѣзненный видъ; ей бы слѣдовало немного развлечься.
   Онъ говорилъ въ искреннемъ порывѣ доброты. Со времени своего перваго (пока, впрочемъ, единственнаго) посѣщенія Гельбека, онъ чувствовалъ какое-то состраданіе къ блѣдной, нелюдимой сестрѣ Летти. Она была, очевидно, очень хрупкаго здоровья, и его тѣмъ болѣе поразило, что на этихъ слабыхъ плечахъ лежало все бремя управленія домомъ.
   Но его предложеніе было принято невѣстой безъ особеннаго восторга. Лицо Летти вытянулось.
   -- Ну, не знаю,-- сказала она.-- Эльза лучше всего чувствуетъ себя дома. Съ нею очень трудно ужиться... чужимъ людямъ. Ты ея не знаешь. Она вообще не производитъ хорошаго впечатлѣнія. Она бы меня ужасно тяготила.
   Джорджу показалось, словно его обдали холодной водой, но затѣмъ съ обычнымъ своимъ спокойствіемъ онъ примирился съ полученнымъ отпоромъ. Глупо было ожидать, чтобы молодая жена согласилась пожертвовать какою-либо изъ своихъ прерогативъ медоваго мѣсяца.
   Но когда онъ благополучно усадилъ Летти на извозчика, съ улыбкой пожелалъ ей спокойной ночи и повернулся, чтобы идти назадъ, въ палату, имъ овладѣло какое-то уныніе. Дѣйствительно-ли рѣчь Фонтеноя была такъ хороша? Можно-ли придавать какую-нибудь цѣну политикѣ,-- да и чему бы то ни было? Въ эту минуту ему всѣ увлеченія казались мелкими, всѣ теоріи обманчивыми.
   

VI.

   На слѣдующее воскресенье, часовъ около пяти дня, Джорджъ позвонилъ у дверей дома Максуэлля въ Сентъ-Джемскомъ скверѣ. Домъ имѣлъ очень изящную, аристократическую внѣшность, и Джорджъ окинулъ его фасадъ любопытно насмѣшливымъ взоромъ.
   То же выраженіе пробѣжало нѣсколько разъ по его лицу и въ передней, когда великолѣпная особа молча освободила его отъ верхняго платья, а другая, столь же безмолвная и столь же ослѣпительная особа ожидала его на лѣстницѣ, чтобы повести въ салонъ. Въ корридорѣ, примыкавшемъ къ передней, онъ увидѣлъ двухъ лакеевъ, въ красныхъ ливрееяхъ, съ чайными подносами въ рукахъ.
   -- Неужели, для того, чтобы войти въ дружбу съ народомъ,-- размышлялъ Джорджъ, поднимаясь по лѣстницѣ,-- достаточно ограничить число лошадей, но не челяди? Это что-то непонятно.
   Онъ былъ введенъ сначала въ роскошный наружный салонъ, наполненный старинною французской мебелью и великолѣпными картинами. Затѣмъ дворецкій приподнялъ бархатную портьеру, громко и отчетливо провозгласилъ фамилію гостя и отступилъ въ сторону, чтобы дать Джорджу пройти.
   Джорджъ очутился на порогѣ прелестной комнаты, обращенной окнами къ западу и освѣщенной послѣдними лучами февральскаго солнца. Свѣтлозеленыя стѣны были увѣшаны разнообразными гравюрами и эскизами. Почти весь полъ былъ покрытъ голубымъ бархатнымъ ковромъ, который, не занятый никакою мебелью, пріятно заглушалъ шаги; лишь на одномъ концѣ его, бросаясь въ глаза, стоялъ большой письменный столъ, безпорядочно загроможденный бумагами. Плоскіе фаянсовые горшки съ гіацинтами и нарциссами наполняли воздухъ весеннимъ ароматомъ. Внизу, по стѣнамъ, и всюду, гдѣ только было мѣсто, тянулись ряды книгъ: въ отдаленномъ же концѣ комнаты, около огня, стояли полукругомъ покрытыя ситцевыми чехлами кресла, различной формы и величины, которыя какъ будто располагали къ дружеской бесѣдѣ. Весь этотъ милый безпорядочный уголокъ представлялъ рѣзкій контрастъ съ примыкавшимъ къ нему наряднымъ салономъ и производилъ впечатлѣніе интимности и свободы. Казалось, что, вступая въ него, человѣкъ изъ знакомаго превращается въ друга.
   Когда было доложено о приходѣ Трессэди, у леди Максуэлль сидѣло съ полдюжины гостей. Хозяйка поднялась съ мѣста, радушно поздоровалась съ новоприбывшимъ гостемъ и познакомила его съ маленькой леди Ливенъ,-- рѣзвымъ, шаловливымъ созданіемъ, личико котораго тонуло въ цѣломъ облакѣ бѣлокурыхъ волосъ.
   -- Остальныхъ вы знаете,-- сказала затѣмъ леди Максуэлль и пригласила его сѣсть рядомъ, у чайнаго стола.
   "Остальные" были: Френкъ Ливенъ, Эдуардъ Уаттонъ, Бейль -- секретарь министерства иностранныхъ дѣлъ, который гостилъ въ Мальфордѣ во время избранія Трессэди -- и Беннеттъ, "маленькій черный человѣчекъ", котораго Джорджъ указалъ Летти въ Палатѣ, какъ члена партіи "труда* и одного изъ особенныхъ пріятелей супруговъ Максуэлль.
   -- Ну,-- сказала леди Максуэлль, поворачиваясь къ своему новому гостю и подавая ему чай,-- очаровала-ли васъ бабушка такъ же, какъ вы очаровали ее? Она сказала мнѣ, что никогда не видѣла болѣе пріятнаго и любезнаго джентльмена.
   Джорджъ засмѣялся.
   -- Я вижу,-- сказалъ онъ,-- что мой докладъ уже предвосхищенъ.
   -- Да, я уже была тамъ. Я нашла въ нихъ блестящій "примѣръ",-- увы! И старушка -- она невозможна стара,-- и старшая дѣвочка получаютъ на домъ работу отъ одного еврея, живущаго въ нижнемъ этажѣ,-- работу самаго ужаснаго сорта. Если это будетъ продолжаться, то дѣвочка черезъ годъ умретъ.
   Въ душѣ Джорджа сразу поднялись и вступили между собою въ борьбу два противоположныхъ ощущенія: ощущеніе удовольствія и ощущеніе досады. Эта высокая, стройная фигура, ея бѣлыя руки и всѣ другія неоспоримыя черты ослѣпительной красоты производили на него пріятное впечатлѣніе, но филантропическій конекъ, на который она усѣлась съ первыхъ же словъ, вызвалъ въ его душѣ досаду. Куда дѣваться отъ подобныхъ разговоровъ?
   Но леди Ливенъ явилась къ нему на выручку.
   -- М-ръ Уаттонъ,-съ живостью воскликнула она,-- возьмите у леди Максуэлль ея чашку, если она еще разъ произнесетъ слова "работа на дому"! Вѣдь мы предупреждали ее.
   Леди Максуэлль обхватила обѣими руками свою чайную чашку.
   -- Бетти, вѣдь мы говорили объ оперѣ добрыхъ двадцать минутъ.
   -- Да, и съ опасностью для жизни,-- отвѣтила леди Ливенъ.-- Мы чуть не задохлись. Я никогда въ жизни не говорила такъ скоро. Всякій изъ насъ считалъ нужнымъ однимъ духомъ сказать то, что онъ думалъ о Мельба и братьяхъ Решке, пока эту тему не вырвали изъ его усгъ. Мы чувствовали, что другого случая поговорить объ этомъ не придется.
   Леди Максуэлль разсмѣялась, но и покраснѣла при этомъ.
   -- Неужели я такъ скучна?-- сказала ожа съ легкимъ вздохомъ, опуская руки на колѣни. Затѣмъ она снова повернулась къ Трессэди.
   -- Леди Ливенъ представляетъ дѣло хуже, чѣмъ оно есть на самомъ дѣлѣ. Все время мы даже не подходили къ фабричному закону.
   Леди Ливенъ встрепенулась.
   -- Только потому, душечка, что мы рѣшительно воспретили вамъ это. Мы составили лигу. Не правда-ли, м-ръ Беннеттъ? Даже вы присоединились къ намъ.
   Беннетъ улыінулся.
   -- Леди Максуэлль доводитъ себя до переутомленія,-- это всѣмъ извѣстно,-- сказалъ онъ, переводя свой добрый, честный и въ то же время робкій взоръ съ леди Ливенъ на хозяйку дома.
   -- О, ради Бога, не дѣлайте уступовъ!-- воскликнула Бетти.-- Война противъ нея -- въ этомъ наша единственная надежда!
   -- Неужели вы не находите, что, по крайней мѣрѣ, воскресенье надо оставить свободнымъ отъ дѣлъ?-- спросилъ Трессэди, улыбаясь.
   -- О томъ, что меня интересуетъ, я готова говорить въ любой день недѣли, не исключая воскресенья,-- отвѣтила она простодушно,-- но я знаю, что меня слѣдуетъ обуздать, иначе я дѣйствительно становлюсь ужасно скучной!
   Френкъ Ливенъ, лѣниво развалившійся на софѣ, приподнялся.
   -- Скучной?-- съ негодованіемъ повторилъ онъ.-- Мы всѣ скучны. Мы всѣ сдѣлались скучны, съ тѣхъ поръ какъ люди занялись такъ называемымъ "соціальнымъ вопросомъ". Съ какой стати я долженъ любить своего ближняго? Я скорѣе долженъ ненавидѣть его. И обыкновенно я ненавижу.
   -- Не зависитъ-ли все это отъ того, насколько этотъ ближній способенъ отплатить вамъ какою-либо непріятностью?-- спросилъ Трессэди.
   -- Вотъ, именно,-- съ живостью подтвердила Бетти Ливенъ.-- Я согласна съ Френкомъ,-- ничего не можетъ быть глупѣе этой "любви" ко всѣмъ. Она положительно выводитъ меня изъ терпѣнія. Мы съ Френкомъ сидимъ въ церкви рядомъ съ священникомъ, который каждое воскресенье говоритъ о любви, ~ вотъ такъ, протяжно: "любви"; и политика наша должна быть "любовью", и по магазинамъ надо ходить ради "любви". Подъ конецъ, эта любовь намъ до того надоѣдаетъ, что мы просто жаждемъ какой-нибудь драки или кровопролитія. Какъ я жакду какой-нибудь интересной и волнующей душу жестокости! Я бы съ удовольствіемъ колола свою горничную булавками, только она, къ сожалѣнію, уже не разъ давала мнѣ понять, что для нея гораздо удобнѣе колоть ими меня.
   -- Вы хотѣли бы вернуть время, описанное въ романахъ миссъ Аустенъ,-- сказалъ съ своей сдержанной, пріятной улыбкой молодой Бейль, слегка наклоняясь въ ея сторону.
   -- Ахъ!-- вздохнула леди Ливенъ.-- Это не помогло бы, если бы она не унялась!
   И она указала своей маленькой ручкой на хозяйку дома. Всѣ засмѣялись.
   До этого момента Леди Максуэлль слушала, слегка откинувшись на спинку своего кресла. На ея красивыхъ губахъ играла веселая, но разсѣянная улыбка, а глаза, какъ казалось Трессэди, говорили о совершенно другихъ вещахъ, о какихъ-то особыхъ, сокровенныхъ мысляхъ, пробѣгавшихъ позади нихъ въ мозгу. Она всегда имѣла видъ какой-то вдохновенной пророчицы. Тѣмъ не менѣе, первое впечатлѣніе, которое она произвела на него въ больницѣ, почему-то поблѣднѣло и сгладилось.
   Она нехотя присоединилась къ общему смѣху, а затѣмъ, слегка кивнувъ на свою противницу, сказала Эдуарду Уаттону, который сидѣлъ отъ нея по правую руку:
   -- Вы, конечно, не принимаете этого за чистую монету.
   -- О, если вы хотите сказать, что я сама занимаюсь всѣми этими вещами,-- воскликнула леди Ливенъ, не давая Уаттону отвѣтить,-- то вы, разумѣется, правы. Но что же мнѣ дѣлать? Я должна танцовать подъ дудку своего поколѣнія.
   -- Другими словами,-- язвительно началъ ея мужъ,-- на позапрошлой недѣлѣ она цѣлыхъ два дня разливала по бутылкамъ содовую воду, а на прошлой недѣлѣ цѣлый день шила рубашки. Относительно перваго меня предупреждали, что она можетъ вернуться безъ глаза, такъ какъ совершенно неопытна и крайне нетерпѣлива. Что же касается второго, то судя по ея же описанію той трущобы, въ которой она работала, и по головной боли, которая у нея разыгралась на слѣдующій день, я еще опасаюсь тифозной горячки. Двухнедѣльный срокъ истекаетъ только въ среду.
   Кругомъ послышался хохотъ, и Френка Ливена засыпали вопросами.
   -- Какъ вы дѣлали это, и кого вы подкупили?-- обратился Бейль къ леди Ливенъ.
   -- Я никого не подкупала,-- съ негодованіемъ отвѣтила она.-- Вы не поняли. Мои друзья ввели меня.
   Затѣмъ, на его разспросы, она пустилась въ оживленный разсказъ о своихъ приключеніяхъ въ мастерской, время отъ времени прерываемая саркастическими замѣчаніями мужа и смѣхомъ двухъ молодыхъ людей, которые придвинули ближе къ ней свои кресла. Бетти Ливенъ занимала передовое положеніе среди веселыхъ болтушекъ своего времени и круга.
   Но леди Максуэлль не засмѣялась при словахъ Френка Ливена. Наоборотъ, какъ только онъ заговорилъ о похожденіяхъ своей жены, ея лицо даже омрачилось, какъ будто его осѣнилъ своимъ крыломъ какой-то слишкомъ знакомый образъ, какой-то печальный, вѣчно-присутствующій призракъ.
   Беннеттъ также не смѣялся. Нѣсколько времени онъ снисходительно слѣдилъ взоромъ за супругами Ливенъ, а затѣмъ невольно онъ, леди Максуэлль, Эдуардъ Уаттонъ и Трессэди сомкнулись въ особый кружокъ.
   -- Какъ вы полагаете, рѣчь лорда Фонтеноя, которую онъ сказалъ въ пятницу, произвела большое впечатлѣніе въ странѣ?-- спросилъ Беннеттъ, обращаясь къ леди Максуэлль.
   Трессэди, съ интересомъ наблюдавшій за этимъ человѣкомъ, замѣтилъ, что онъ былъ одѣтъ, какъ одѣваются по воскресеньямъ порядочные ремесленники, а выраженіе его глазъ и бровей тотчасъ напомнило Джорджу, что Беннеттъ въ молодости былъ очень извѣстнымъ "мѣстнымъ проповѣдникомъ" на своей сѣверной родинѣ.
   Леди Максуэлль улыбнулась и показала на Трессэди.
   -- Вотъ,-- сказала она,-- старшій лейтенантъ Фонтеноя.
   Беннеттъ посмотрѣлъ на Джорджа.
   -- Я буду очень радъ узнать мнѣніе сэра Джорджа,-- сказалъ онъ.
   -- Наше мнѣніе таково, что эта рѣчь произвела очень хорошее впечатлѣніе,-- съ живостью отвѣчалъ Джорджъ,-- судя по отзывамъ газетъ, по письмамъ, которыя посыпались къ намъ, и по петиціямъ, которыя, по слухамъ, готовятся.
   Глаза леди Максуэлль заблистали. Она молча поглядѣла на Беннетта и затѣмъ сказала:
   -- Васъ не удивляетъ, какую убѣдительную внѣшность можно придать самому нелѣпому ученію?
   -- Это неизбѣжно,-- отвѣтилъ Беннеттъ, слегка пожимая плечами,-- совершенно неизбѣжно. Соціальные опыты, какіе мы теперь замышляемъ, слишкомъ новы, и противъ каждаго изъ нихъ всегда можно придумать какое-нибудь сильное возраженіе, и такъ будетъ продолжаться еще цѣлые годы.
   -- Прекрасно!-- сказалъ Джоридъ.-- Но въ такомъ случаѣ и такіе каверзники, какъ мы, также неизбѣжны. Не нападайте же на насъ, а наоборотъ, превозносите насъ. По вашему собственному признанію, мы имѣемъ для игры такое же существенное значеніе, какъ и вы.
   Беннеттъ слегка улыбнулся, но въ дѣйствительности не былъ съ нимъ согласенъ. Леди Максуэлль встрепенулась.
   -- Да, разумѣется, критики должны быть,-- сказала она,-- разумѣется, должна быть оппозиція. Но трудно съ легкимъ сердцемъ принимать участіе въ игрѣ, какъ вы выражаетесь, когда ставкой служатъ человѣческія жизни. Скажите, пожалуйста, имѣетъ-ли лордъ Фонтеной личный опытъ во всѣхъ тѣхъ отрасляхъ фабричнаго дѣла, о которыхъ онъ говоритъ? Вотъ это мнѣ больше всего хотѣлось бы знать.
   Джорджа укололъ и самый вопросъ, и тонъ, которымъ онъ былъ сдѣланъ.
   -- Я считаю Фонтеноя очень компетентнымъ человѣкомъ,-- сухо отвѣтилъ онъ.-- Я думаю, что онъ самымъ старательнымъ образомъ навелъ справки. Но въ этомъ даже и не было особенной нужды: лица, заинтересованныя -- именно тѣ, кого вы стараетесь оградить -- постарались снабдить насъ необходимыми свѣдѣніями.
   Леди Максуэлль вспыхнула.
   -- И вы думаете, что этого достаточно? Вы думаете, что упорство, съ какимъ этотъ жалкій людъ отстаиваетъ свою свободу калѣчить и убивать себя, рѣшаетъ все? Но сто разъ англійскій законъ вмѣшивался въ это и запрещалъ, и сто разъ ему всѣ были за это благодарны.
   -- Это вопросъ равновѣсія, не больше,-- отвѣтилъ Джорджъ.-- Дилемма здѣсь такова: должны-ли нѣсколько неразумныхъ людей имѣть право на самоубійстзо, или тысячи лишиться своей свободы?
   Онъ холодно и даже сурово посмотрѣлъ своими голубыми глазами на ея прекрасное, подвижное лицо. Внутренно онъ болѣе и болѣе возмущался противъ "ужаснаго владычества женщинъ"; онъ не могъ помириться съ мыслью, что эта женщина способна оказать вліяніе на рѣшеніе одной изъ самыхъ сложныхъ экономическихъ проблемъ.
   Его слова о "свободѣ" задѣли ее, и въ ея глазахъ заблисталъ такой же холодный огонь, какъ и въ его собственныхъ.
   -- Вы говорите о свободѣ? Позвольте процитировать вамъ слова Кромвеля. "Всякій сектантъ говоритъ: О, дайте мнѣ свободу! Но дайте ему свободу, и онъ изо всѣхъ силъ будетъ стараться, чтобы она не досталась никому другому". Такъ и съ вашимъ безпечнымъ или бездушнымъ хозяиномъ; дайте ему свободу, и никто другой не будетъ ею пользоваться.
   -- Это метафора,-- упрямо отвѣтилъ Джорджъ.-- Пока люди по закону не рабы, для нихъ есть шансъ на свободу. Во всякомъ случаѣ мы стоимъ за свободу, какъ за цѣль, а не какъ за средство. Не дѣло государства -- давать людямъ счастье,-- вовсе нѣтъ. По крайней мѣрѣ, такова наша точка зрѣнія. Дѣло государства обезпечивать людямъ свободу.
   -- Ага!-- протяжно произнесъ Беннеттъ,-- вы попали какъ разъ въ точку. Въ этомъ вся разница между вами и нами.
   Джорджъ утвердительно кивнулъ головой. Леди Максуэлль не сразу заговорила, но Джорджъ чувствовалъ, что она слѣдитъ за нимъ, тщательно изучаетъ его. На секунду ихъ взоры встрѣтились, и въ нихъ блеснулъ антагонизмъ, если даже не взаимное отвращеніе.
   -- Давно-ли вы возвратились изъ Индіи?-- спросила она вдругъ.
   -- Около шести мѣсяцевъ тому назадъ.
   -- Вы, кажется, очень долго были за-границей?
   -- Почти четыре года. Вы хотите сказать, что я не успѣлъ познакомиться съ вещами, относительно которыхъ намѣренъ вотировать?-- сказалъ молодой человѣкъ со смѣхомъ.-- Не знаю. Но важнѣйшимъ вопросамъ политики въ Азіи можно такъ же составить себѣ убѣжденіе, какъ и въ Европѣ,-- если даже не лучше.
   -- Относительно имперіи, конечно,-- и положенія Англіи въ мірѣ? Меня эти вопросы, признаюсь, интересуютъ очень мало. Вы полагаете, что наше существованіе зависитъ отъ правящаго класса, и что мы, какъ и демократія, подрываемъ этотъ классъ?
   -- Приблизительно такъ. И со стороны демократіи это понятно. Но вы... вы -- измѣнники!
   Этотъ выстрѣлъ, однако, остался безъ отвѣта. Леди Максуэлль лишь улыбнулась и начала разспрашивать его относительно его путешествія. Она дѣлала это такъ искусно, что послѣ двухъ-трехъ вопросовъ его раздраженіе незамѣтно утихло, и у него развязался языкъ. Въ свободномъ разговорѣ развернулась его сложная индивидуальность,-- его способность къ скрытому энтузіазму, его преклоненіе передъ силой, передъ знаніемъ, его пессимистическій взглядъ на обычную судьбу человѣка.
   Беннеттъ, помогавшій хозяйкѣ занимать гостя, внимательно слушалъ. Френкъ Ливенъ оставилъ кучку, собравшуюся около софы, и тоже присоединился къ Трессэди, заинтересованный его разсказомъ. Трессэди все болѣе и болѣе увлекался и говорилъ безъ умолку. Чудные глаза и величественныя манеры леди Максуэлль смягчались живою впечатлительностью, которая для самыхъ холодныхъ и скептическихъ людей дѣлала разговоръ съ нею чрезвычайно пріятнымъ. Кромѣ того, она поражала и своею интеллигентностью -- четыре года, проведенные ею въ политическихъ сферахъ, не прошли для нея даромъ,-- и о чемъ бы Трессэди ни заводилъ рѣчь, она умѣла отрѣшаться отъ всего чисто женскаго. Такимъ образомъ, самъ того не замѣчая, и даже противъ своей воли, Трессэди, спустя нѣкоторое время, сталъ говорить съ нею, какъ съ мужчиною, совершенно равнымъ по уму и познаніямъ, хотя въ то же время обнаруживалъ гораздо больше усердія, чѣмъ находилъ бы нужнымъ въ разговорѣ съ мужчиной.
   -- Ахъ, какъ много вы видѣли!-- воскликнулъ, наконецъ Френкъ Ливенъ со вздохомъ зависти.
   Скромный Беннетъ вдругъ покраснѣлъ.
   -- Если сэръ Джорджъ и на родинѣ захочетъ употребить глаза для хорошей цѣли...-- началъ онъ невольно и сразу остановился.
   Рѣдко кто бывалъ болѣе робокъ и неловокъ въ обыкновенномъ разговорѣ, а между тѣмъ, когда того требовало дѣло, онъ являлся однимъ изъ лучшихъ ораторовъ парламентской трибуны.
   Джорджъ засмѣялся.
   -- Каждый лучше всего видитъ то, что его интересуетъ,-- сказалъ онъ и въ ту же минуту почувствовалъ, что сдѣлалъ довольно глупое признаніе передъ лицомъ врага.
   Леди Максуэлль поджала губу. По ея лицу Трессэди видѣлъ, что у нея мелькнула какая-то мысль. Но она ничего не сказала.
   Только когда онъ поднялся, чтобы идти домой, она сказала ему, что по воскресеньямъ она всегда дома, и просила его не забывать этого. Онъ отвѣтилъ холодно и небрежно. Внутренно онъ говорилъ себѣ: "Если она хочетъ поддержать знакомство, отчего она ни однимъ словомъ не упоминаетъ о Летти, съ которой знакома, и о нашей свадьбѣ?"
   Тѣмъ не менѣе, онъ вышелъ изъ дома съ ощущеніемъ, что провелъ время лучше обыкновеннаго. Онъ показалъ себя имъ, не ударилъ лицомъ въ грязь. Что касается леди Максуэлль, то, не смотря на мгновенныя вспышки отвращенія къ ней, онъ унесъ впечатлѣніе чего-то мощнаго, живого, страстнаго. Или въ этомъ сказывалось лишь обаяніе ея внѣшности,-- этихъ глазъ, этой позы, этого изумительно-прекраснаго цвѣта лица и этого отпечатка классическаго благородства, которымъ она была обязана, какъ утверждали, частицѣ итальянской крови? Очень можетъ быть! Во всякомъ случаѣ, въ ней было меньше обычнаго женскаго такта, чѣмъ онъ ожидалъ. Что стоило ей вспомнить о Летти? Джорджъ рѣшилъ, что для умной женщины она могла бы быть болѣе тактичной.
   Не успѣла за Джорджемъ Трессэди затвориться дверь, какъ Бетти Ливенъ, проводивъ его живымъ взглядомъ, наклонилась въ хозяйкѣ дома и спросила такимъ шепотомъ, какимъ говорятъ на сценѣ:
   -- Кто онъ? Объясните мнѣ, пожалуйста.
   -- Одинъ изъ клики Фонтеноя,-- сказалъ ея мужъ, прежде чѣмъ леди Максуэлль успѣла открыть ротъ.-- Это новый членъ парламента, человѣкъ въ высшей степени способный. Онъ былъ какъ разъ во всѣхъ тѣхъ мѣстахъ, куда я хочу поѣхать, Бетти, и куда ты меня не пускаешь.
   И онъ съ нѣкоторымъ раздраженіемъ посмотрѣлъ на жену. Но Бетти протянула къ нему свою бѣлую дѣтскую ручку.
   -- Застегни, пожалуйста, мою перчатку и не мѣшай маѣ. Я должна о многомъ разспросить Марчеллу.
   Ливенъ довольно мрачно принялся за дѣло, между тѣмъ какъ Бетти продолжала свои разспросы.
   -- Не онъ-ли женится на Летти Сюэлль?
   -- Да,-- отвѣтила леди Максуэлль, широко раскрывая глаза.-- А вы знаете ее?
   -- Да какъ же, душечка, вѣдь она, кажется, кузина м-ра Уаттона!-- воскликнула Бетти, поворачиваясь къ названному молодому человѣку.-- Я видѣла ее какъ-то у вашей матушки.
   -- Она дѣйствительно моя кузина,-- отвѣтилъ молодой человѣкъ улыбаясь,-- и на Пасху выходитъ замужъ за Трессэди. Вотъ все, что я могу вамъ сообщить, потому что я посвященъ въ ея дѣла, можетъ быть, меньше, чѣмъ остальные члены моего семейства.
   -- Ага!-- язвительно произнесла Бетти, освобождая своего мужа и скрещивая свои маленькія ручки на колѣнѣ.-- Это значитъ, что миссъ Сюэлль не принадлежитъ къ числу любимыхъ кузинъ м-ра Уаттона. Вы позволяете намъ говорить о вашихъ кузинахъ? Зато можете, сколько вамъ угодно, чернить всѣхъ моихъ кузинъ. Хороша она собой?
   -- Кто? Летти? Разумѣется, хороша,-- отвѣтилъ Эдуардъ Уаттонъ смѣясь.-- Всѣ молодыя дамы хороши собой,-- добавилъ онъ, вставая съ мѣста, чтобы обратиться въ бѣгство.-- Почему бы вамъ не спросить Бейля? Онъ все знаетъ. Позвольте мнѣ поручить васъ ему. Онъ воспоетъ вамъ всѣ прелести моей кузины!
   -- Съ восхищеніемъ,-- сказалъ Бейль, также поднимаясь съ мѣста,-- но, къ несчастію, я долженъ быть въ эту минуту въ Вимбледонѣ.
   И онъ съ видомъ сожалѣнія протянулъ леди Ливенъ свою руку. Это былъ типическій чиновникъ, прекрасно одѣтый, сладкій и съ безпредѣльнымъ самообладаніемъ.
   -- Ахъ, вы, секретари!-- воскликнула Бетти, надувшись, и отвернулась отъ него.
   -- О, не уничтожайте насъ,-- жалобно сказалъ онъ.-- Позвольте намъ существовать.
   -- Je ne vois pas la nécessité! {Не вижу необходимости.} -- бросила Бетти, черезъ плечо.
   -- Бетти, какой ты ребенокъ!-- воскликнулъ ея мужъ, когда Бейль, Уаттонъ и Беннеттъ всѣ вмѣстѣ вышли изъ комнаты.
   -- Нисколько!-- отвѣтила Бетти.-- Я хотѣла добиться отъ кого-нибудь правды,-- потому что эта миссъ Сюэлль не что иное, какъ...
   -- Какъ что?-- спросилъ Ливенъ, который все это время таялъ отъ восхищенія, глядя на свою жену.
   -- Кокетка!-- протяжно отвѣтила Бетти, принимая простодушный видъ и широко раскрывая свои голубые глаза.-- Злая, хотя и хорошенькая, но бездушная, вѣтренная кокетка!
   -- Что вы говорите, Бетти!-- воскликнула леди Максуэлль.-- Гдѣ вы видѣли ее?
   -- О, я нѣсколько разъ видѣла ее въ прошломъ году у Уаттоновъ и въ другихъ мѣстахъ,-- спокойно отвѣтила Бетти.-- И вы, сударыня, тоже видѣли ее. Я отлично помню, какъ однажды м-ссъ Уаттонъ привезла ее къ Винтерборнсамъ, когда мы съ вами были тамъ, и она наболтала намъ съ три короба.
   -- Ахъ, да, я забыла объ этомъ!
   -- Ну, душечка, вамъ скоро придется вспомнить о ней, и потому оставьте этотъ высокомѣрный тонъ. Не забывайте, что на Пасху она выходитъ замужъ, и если вы желаете залучить въ себѣ молодого человѣка, то вамъ придется признавать и его жену.
   -- На Пасху она выходитъ замужъ? Откуда вы знаете это?
   -- Во-первыхъ, м-ръ Уаттонъ такъ сказалъ. А во-вторыхъ, въ свѣтѣ существуютъ газеты. Но вамъ, конечно, не до такихъ пустяковъ,-- вы ихъ никогда не замѣчаете.
   -- Бетти, за что вы сегодня нападаете на меня?
   И леди Максуэлль съ жалобнымъ видомъ посмотрѣла на свою подругу.
   -- Это для вашей же пользы. Я вижу, что вы теперь думаете только о томъ, какъ бы завербовать этого господина на сторону билля Максуэлля. А я хочу показать вамъ, что онъ теперь, по всей вѣроятности, гораздо больше занятъ своей свадьбой, нежели фабричными законами. Ваше замужество было простою случайностью. Но не такъ бываетъ съ другими, людьми. А о нихъ вы, душечка, знаете очень мало, если только они не живутъ въ какихъ-нибудь трущобахъ. Ну, не отпирайтесь... не отпирайтесь.
   И, наклонившись, Бетти поцѣлуями заглушила возможныя возраженія своей подруги.
   -- Ну, а теперь, Френкъ, идемъ домой. Тебѣ еще надо сочинить свою рѣчь, а мнѣ ее переписать. Не ругайся! Вспомни, что на будущей недѣлѣ ты имѣешь цѣлыхъ два дня для своего спорта. Прощайте, Марчелла! Кланяйтесь Альдэзу и скажи ему, чтобы онъ не опаздывалъ въ слѣдующій разъ, когда я приду къ чаю. Идемъ!
   И она вышла изъ комнаты, но на верхней площадкѣ лѣстницы остановилась, снова открыла дверь и всунула свое возбужденное лицо.
   -- Кстати, Френкъ только что напомнилъ мнѣ, что у этого молодого человѣка есть и мать. Его женская родня, кажется, не очень блистательна. Но такъ какъ эта мать не заработываетъ и четырехъ съ половиною шиллинговъ въ недѣлю, то я пока умолкаю о ней, не то -- вы все позабудете. Въ другой разъ.
   Когда Марчелла Максуэлль осталась, наконецъ, одна, она, по своей частой привычкѣ, начала медленно расхаживать взадъ и впередъ по большой, пустой комнатѣ.
   Она думала о Джорджѣ Трессэди и о его характерѣ, насколько объ этомъ можно было судить по первому разговору.
   -- Онъ обожаетъ исключительно силу, то, что ему кажется великолѣпнымъ,-- сказала она себѣ.-- Онъ говоритъ такъ, какъ будто въ немъ нѣтъ ни капли человѣчности, какъ будто онъ ни на волосъ не заботится о другихъ. Но это рисовка,-- я думаю, что это рисовка. Онъ интересенъ, онъ еще разовьется. Пріятно было бы... открыть ему глаза.
   Сдѣлавъ еще одинъ или два тура по комнатѣ, она остановилась передъ фотографической карточкой, которая стояла на ея письменномъ столѣ. Это былъ портретъ ея мужа.-- высокаго, гладко выбритаго человѣка, съ пріятнымъ выраженіемъ глазъ, съ довольно обыкновенными чертами лица и свободной осанкой англійскаго помѣщика. И когда она посмотрѣла на этотъ портретъ, ея лицо невольно, безсознательно утратило свое напряженное выраженіе и озарилось тихой радостной улыбкой.
   

VII.

   И все-таки должно было пройти нѣкоторое время, пока и сама Марчелла Максуэлль, и тотъ, кто былъ ея мужемъ, убѣдились, что она его любитъ.
   Когда Марчелла Бойсъ сдѣлалась невѣстой Альдеза Рэберна, какъ тогда назывался онъ -- внукъ и наслѣдникъ стараго лорда Максуэлля,-- она видѣла въ этомъ бракѣ лишь средство, ведущее къ опредѣленной цѣли. Въ это время она была хорошенькой, въ умственномъ отношеніи еще невполнѣ сложившейся дѣвушкой того типа, который теперь встрѣчается очень часто. По рожденію своему, она принадлежала къ провинціальной помѣщичьей средѣ, но нѣсколько лѣтъ, проведенныхъ ею, въ качествѣ студентки, въ Лондонѣ, поставили ее въ ряды той молодежи, которая не признаетъ ничьего авторитета и подвергаетъ жестокому сомнѣнію все, что попадается на пути -- правительство, церковь, власть семьи и богатства; для которой ея личное состраданіе служитъ единственнымъ соціальнымъ мѣриломъ и которая расточаетъ это состраданіе лишь на одинъ опредѣленный общественный классъ. Ея отецъ, человѣкъ съ сомнительнымъ прошлымъ, о которомъ, вѣроятно, меньше всѣхъ знала его дочь, проведшая свои школьные годы вдали отъ родителей,-- неожиданно получилъ въ наслѣдство родовое помѣстье въ Брукширѣ. Марчелла вступила въ провинціальное общество въ то время, когда въ ней сильнѣе всего сказывалось ея презрительное и враждебное отношеніе къ существующимъ соціальнымъ порядкамъ, и это настроеніе еще усилилось, благодаря тому обстоятельству, что изъ-за прошлыхъ грѣховъ ея отца, ни ея мать, ни она сама не встрѣтили радушнаго пріема у старинныхъ друзей дома въ Брукширѣ. Весьма естественно, что при такомъ положеніи у дѣвушки, вполнѣ сознававшей свои преимущества ума и красоты, новая жизнь должна была принять бурное теченіе: для нея было почти неизбѣжно впасть въ какую-нибудь грубую ошибку.
   Однако, не смотря на все, первое, что она сдѣлала,-- это подцѣпила лучшаго "жениха" во всемъ графствѣ, а затѣмъ вела себя съ такимъ сумасбродствомъ, которое льстило ея собственной гордости и внушало недовѣріе и враждебность боль шинству друзей Рэберна. Дѣло въ томъ, что Рэбернъ, который чуть-ли не съ перваго взгляда почувствовалъ къ ней страсть, оставшуюся въ немъ навсегда неизмѣнной, былъ не зауряднымъ деревенскимъ помѣщикомъ, а пользовался необыкновенной любовью и уваженіемъ людей, близко знавшихъ его. Онъ былъ очень способенъ, очень сдержанъ и очень застѣнчивъ. Онъ былъ единственнымъ молодымъ представителемъ знатнаго рода и съ самаго ранняго дѣтства познакомился съ тяжкимъ горемъ и суровымъ долгомъ. Въ немъ были задатки поэта и мыслителя, и онъ любилъ Марчеллу Бойсъ со всею нѣжностью, со всѣмъ идеализирующимъ обожаніемъ, которыя обыкновенно любовь порождаетъ у столь сильныхъ и возвышенныхъ натуръ. Но его характеръ былъ почти совершенно чуждъ веселыхъ или легкомысленныхъ чертъ; онъ вѣрилъ въ призваніе своего класса и не любилъ перемѣнъ, но эти два начала всегда уравновѣшивались въ его душѣ чуткостью къ вопросамъ морали; зато онъ очень легко -- быть можетъ, индифферентно примирялся со многими условностями и предразсудками.
   Что такой человѣкъ не будетъ въ состояніи держать въ своей власти Марчеллу Бойсъ -- ту Марчеллу Бойсъ, какою она была тогда,-- это можно было предвидѣть съ самаго начала. Она приняла его предложеніе отчасти изъ женскаго честолюбія и желанія восторжествовать надъ общественнымъ мнѣніемъ Брукшира; отчасти же потому, что ее тѣшила мысль объявить въ самыхъ широкихъ размѣрахъ войну съ общепринятымъ и обычнымъ. Но въ характерѣ Марчеллы лежали все же задатки, которые должны были рано или поздно повести въ торжеству Рэберна. Дѣло въ томъ, что она по своей натурѣ была неспособна довести до конца никакое эгоистическое или безсердечное намѣреніе. При всемъ ея своеволіи, ея истинный характеръ побуждалъ ее въ самоотреченію, въ любви, подобно тому, какъ подъ личиною нѣжности и уступчивости, у другихъ женщинъ кроются инстинкты себялюбія и ненависти.
   Но эта помолвка, понятно, имѣла трагическій конецъ. Совершенно излишне описывать, какъ это произошло. Рэбернъ и Марчелла поссорились и разошлись такимъ образомъ, что Марчелла, расторгая отношенія, впервые поняла все величіе сложнаго характера Рэберна, тогда какъ послѣднему самолюбіе и муки ревности не позволили сдѣлать попытки къ примиренію.
   Тогда Марчелла, жестоко досадуя на самое себя, уѣхала въ Лондонъ и здѣсь съ жаромъ занялась уходомъ за больными. Обстоятельства, въ которыхъ она очутилась, послужили для нея наказаніемъ и урокомъ; больничная дисциплина, жизнь среди бѣдныхъ, стремленіе разрѣшить нѣкоторые изъ вопросовъ, которые навязываются при видѣ бѣдности и нищеты, вліяніе нѣкоторыхъ друзей,-- все это многому ее научило. Самолюбивыя мечты ранней молодости исчезли; она увидѣла себя, а стало быть, и другихъ, въ болѣе вѣрномъ свѣтѣ, а въ минуты размышленія подчасъ приходила къ тягостному сознанію, что разрушить счастье человѣка, принесшаго къ ея ногамъ такую преданность и обожаніе, было не пустякомъ и не однимъ только оскорбленіемъ.
   Мѣсяцы шли, ея жизнь обогащалась опытомъ. Человѣкъ, который въ Брукширѣ возбудилъ ревность Рэберна, встрѣтился съ Марчеллой Бойсъ въ Лондонѣ, самымъ трезвымъ образомъ обсудилъ выгоды и невыгоды брака съ нею, и въ концѣ концовъ сталъ ревностно за нею ухаживать. Она то относилась къ нему равнодушно, то испытывала страстное влеченіе, и былъ моментъ, когда, томимая тоской и одиночествомъ, она чуть не сдѣлалась его женой. Но судьба сжалилась надъ нею. Все это время, благодаря нѣкоторымъ общимъ знакомымъ, она продолжала изрѣдка видѣться съ Рэберномъ. При первой встрѣчѣ она испытала лишь мучительныя угрызенія совѣсти. Ей хотѣлось примириться съ нимъ, убѣдить его забыть ее и жениться. Но Рэбернъ, еще продолжая ее любить и ревновать, не былъ склоненъ принять то, что она молча предлагала ему. Рѣшительность, съ какою онъ отвергъ ея дружбу, пробудила въ ней интересъ и влеченіе, которыхъ никогда не вызывала его страсть. Произошли нѣкоторыя событія, которыя показали ей Рэберна въ новомъ и благородномъ свѣтѣ и въ то же время заглушили въ ней всякій интересъ и уваженіе къ его сопернику. По мѣрѣ того какъ она освобождалась отъ вліянія своего второго возлюбленнаго, она начинала понимать, что въ ней зародилось новое влеченіе, и въ страстномъ порывѣ отчаянія она рѣшила, что для нея все потеряно.
   Но тутъ на сцену явилась смерть, которая все измѣнила.
   Альдезъ Рэбернъ, который лишь съ немногими былъ откровененъ, пріобрѣлъ въ теченіе всей своей жизни только одного истиннаго друга. Этотъ другъ, человѣкъ рѣдкаго и тонкаго ума, никогда не терявшій бодрости духа, не смотря на вѣчную борьбу съ тяжелымъ физическимъ недугомъ, всегда будилъ въ Рэбернѣ всю его энергію. Только подъ вліяніемъ Эдуарда Голлина воспламенилась медлительная натура Рэберна, и его природный торизмъ одушевился тою "неугомонною неудовлетворенностью", которая составляетъ настоящую черту всякаго благороднаго характера. Голлинъ былъ экономистъ и занимался чтеніемъ публичныхъ лекцій; на его надгробной плитѣ можно было написать, что онъ "любилъ своихъ друзей и умеръ, трудясь для блага англійскаго рабочаго". Онъ умеръ молодымъ; впрочемъ, Рэбернъ никогда и не ожидалъ, чтобы онъ могъ долго прожить.
   По отношенію къ Марчеллѣ Бойсъ, въ ту пору, когда она была невѣстой Рэберна, Голлинъ чувствовалъ нерасположеніе и недовѣріе, которыя съ теченіемъ времени еще возростали. Затѣмъ произошелъ разрывъ, и послѣ него, по странной прихоти судьбы, Голлинъ и Марчелла гораздо лучше узнали другъ друга, чѣм:ъ раньше. Онъ производилъ обаяніе святого; его благородный, серьезный характеръ плѣнялъ пылкую душу Марчеллы, какъ никогда не плѣняла никакая любовь. Во время своей послѣдней непродолжительной болѣзни онъ былъ перевезенъ въ Брукширъ и помѣщенъ въ домѣ, который только что унаслѣдовалъ Рэбернъ, тогда умеръ лордъ Максуэлль. Случайно и Марчелла была въ этихъ мѣстахъ. Она и Рэбернъ свидѣлись снова, при обстановкѣ, исполненной трогательной красоты. Смерть Голлина,-- смерть "мудреца" въ библейскомъ значеніи слова -- не внушала страха. Видѣть ея спокойное, неудержимое приближеніе значило плакать, но въ то же время и примириться.
   За этимъ слѣдовалъ рядъ недоразумѣній и сомнѣній, естественные приливы и отливы мятежной любви. Тѣмъ не менѣе то, чему суждено было свершиться, съ каждымъ днемъ подходило все ближе и ближе, пока, наконецъ, не подвернулась одна изъ тѣхъ счастливыхъ случайностей, которыя стерегутъ счастливыхъ. Максуэлль, чувства котораго не измѣнились, увидѣлъ передъ собою Марчеллу съ болѣе зрѣлыми взглядами и болѣе нѣжной душой, и дѣвушка, которая прежде съ презрѣніемъ отвергла все, что онъ ей предлагалъ, теперь бросилась въ объятія Максуэлля съ самозабвеніемъ страсти и раскаяніемъ, которыя, при ея красотѣ и умѣ, обладали какою-то опьяняющей силой.
   Такова была любовная исторія Максуэллей. Теперь они состояли въ бракѣ уже около пяти лѣтъ,-- пяти лѣтъ почти безпримѣрнаго счастья. Супружеская жизнь на началахъ равноправія въ самомъ лучшемъ и благородномъ его значеніи, повседневная дисциплина характера, неизгладимые и нетрудные уроки любви, наслажденія родительскихъ заботъ,-- все это уравновѣсило бурную натуру женщины и преобразовало склонный къ пессимизму и сомнѣніямъ характеръ мужчины. Нельзя сказать, чтобы съ Марчеллой Максуэлль всегда легко было ужиться. Какъ и прежде, она оставалась съ нравственной стороны увлекающимся и порывистымъ существомъ, которое мучили недостижимые идеалы и которое ни для себя, ни для другихъ не знало устали въ погонѣ за ними. Отъ поры до времени она испытывала терзанія при видѣ кажущагося холоднаго отношенія Максуэлля къ людямъ и дѣламъ, которымъ она сама страстно желала бы послужить; а онъ иногда втайнѣ спрашивалъ себя, до какихъ поръ все это будетъ продолжаться, и, самъ не сознаваясь себѣ въ томъ, можетъ быть, внутренно жаждалъ покоя, котораго никогда не имѣлъ.
   Но если Марчелла въ сердцахъ тѣхъ, кто любилъ ее, всегда вызывала бурю, то въ этой бурѣ выдавались и счастливые моменты. Рѣдкая жена была болѣе способна къ такой глубинѣ и утонченности страсти по отношенію къ человѣку, котораго она любила. Для него она оставалась женственной среди всѣхъ своихъ "вопросовъ"; когда жизнь и ея бремя слишкомъ сильно давили его, Марчелла умѣла мгновенно стряхивать съ себя оболочку пророчицы и реформаторши и снова превращалась въ ребенка и молодую жену. Вотъ почему все безпокойство, которое она причиняла ему, всѣ затрудненія и недоумѣнія, въ которыя она ставила его, никогда не казались ему чрезмѣрными. Мало того, за все это время ему ни разу не пришлось задуматься надъ этимъ вопросомъ. Она имѣла свои недостатки, но была свѣтомъ его жизни.
   Нѣкоторое время послѣ свадьбы они жили въ Брукширѣ, въ роскошномъ домѣ Максуэллей, и Марчелла, съ свойственной ей энергіей и оригинальностью, приняла на себя веденіе обширнаго хозяйства. Она пробовала новые способы выбор слугъ и управленія ими; новые способы помощи бѣднымъ и сдѣлала Максуэлль-Кортъ центромъ не одного только сословія, а всѣхъ. Она надѣлала изрядное количество ошибокъ, но ни одна изъ нихъ не могла навлечь на нее упрека въ мелочности или пошлости. У нея была изобрѣтательная, поэтическая натура, а неожиданное полное удовлетвореніе ея личныхъ желаній лишь сильнѣе разожгло въ ней страсть давать и служить другимъ.
   Старосвѣтская тетка Максуэлля, которая хозяйничала при покойномъ дѣдѣ, удалилась въ отказанный ей домикъ на краю парка; съ нею ушелъ и буфетчикъ -- вѣрная опора миссъ Рэбернъ въ продолженіи тридцати лѣтъ,-- не скрывая своего удивленія передъ поступками новой "барыни". Маленькая миссъ Рэбернъ, вышеупомянутая старая дѣва, которая при началѣ знакомства Марчеллы съ Альдезомъ питала къ ней нерасположеніе и даже страхъ, сдѣлала все возможное, чтобы ужиться при новомъ режимѣ; но когда дѣло дошло до того, что ей пришлось пить чай на лужайкѣ вмѣстѣ съ своими прачками, она почувствовала, что не можетъ идти наравнѣ съ вѣкомъ, и удалилась. Марчелла вздыхала, упрекала себя въ невыносимомъ фанатизмѣ, а затѣмъ въ первый разъ въ жизни почувствовала себя свободной женщиной въ собственномъ домѣ.
   Между тѣмъ ихъ родовой домъ въ городѣ былъ проданъ, и отчасти вслѣдствіе рожденія сына, отчасти вслѣдствіе многообразія деревенскихъ интересовъ, съ которыми Марчелла теперь пришла въ соприкосновеніе, она не испытывала никакого влеченія къ Лондону. Но къ концу второго года она поняла, хотя Альдезъ ничего не говорилъ объ этомъ, что въ душѣ ея мужа продолжаетъ жить сильное влеченіе къ прежней политической карьерѣ и ея интересамъ. Покойный лордъ Максуэлль участвовалъ въ нѣсколькихъ консервативныхъ кабинетахъ, а его внукъ, послѣ блестящей карьеры въ качествѣ обыкновеннаго депутата, принялъ второстепенное правительственное мѣсто лишь за нѣсколько мѣсяцевъ до того, какъ кончина дѣда сдѣлала его членомъ палаты лордовъ. Но теперь его щепетильная совѣсть побудила его посвятить себя землевладѣнію, какъ профессіи, и профессіи очень отвѣтственной и тяжелой. Премьеръ дѣлалъ ему лестныя предложенія, друзья упрекали его, но онъ все-таки оставилъ службу и зарылся въ деревню.
   Теперь же, послѣ почти трехлѣтняго тяжелаго, непрерывнаго труда, имѣніе находилось въ превосходномъ состояніи; "новые порядки", заведенные новыми собственниками, приносили хорошіе результаты; какъ Марчелла, такъ и Максуэлль успѣли подыскать подходящихъ людей, которымъ можно было довѣрить дальнѣйшее веденіе дѣла. Кромѣ того, въ политическомъ мірѣ были въ это время выдвинуты вопросы, которые имѣли особенное значеніе для такого вдумчиваго идеалиста, какимъ былъ Максуэлль. Его деревенскіе друзья и сосѣди едва-ли могли понять, почему это занимало его, такъ какъ дѣло шло о нѣкоторыхъ новыхъ мѣропріятіяхъ въ сферѣ фабричнаго законодательства. Группа представителей рабочей партіи настаивала передъ общественнымъ мнѣніемъ и правительствомъ на необходимости издать спеціальный фабричный законъ для нѣкоторыхъ округовъ и отраслей восточнаго Лондона,-- законъ, постановленія котораго о числѣ часовъ труда должны были впервые охватить, наравнѣ съ женщинами и дѣтьми, совершеннолѣтняго рабочаго. При этомъ имѣлось въ виду въ двухъ или трехъ отрасляхъ промышленности, гдѣ рабочій людъ былъ доведенъ до особенно жалкаго состоянія, совершенно воспретить сдачу работы на домъ, дозволивъ производить ее лишь на фабрикахъ опредѣленныхъ размѣровъ, на началахъ фабричнаго дѣла. Предположенная перемѣна имѣла громадное значеніе и, какъ всѣми признавалось, служила лишь прелюдіей мѣропріятій, идущихъ еще гораздо дальше.
   Какъ ни велика была эта перемѣна, Максуэлль былъ къ ней подготовленъ. Въ послѣдніе годы жизни его друга Голлина, они оба съ интересомъ и пониманіемъ дѣла обсуждали промышленныя перемѣны, которая должна повлечь за собою демократія. Оба считали эти перемѣны не только неизбѣжными, но и въ высшей степени желательными; они вѣрили, что правленіе народа мало по малу внесетъ элементъ порядка и нравственности въ трудъ рабочаго. Но оба были далеки отъ мысли, чтобы гдѣ-нибудь въ цивилизованномъ мірѣ водворилось когда-либо царство однихъ только хозяевъ и однихъ только капиталистовъ, или чтобы коллективность, какъ система, могла принести серьезные плоды. Владѣніе -- частное и личное владѣніе,-- начиная отъ первой игрушки ребенка или крошечнаго садика, въ которомъ онъ сѣетъ и нѣжно лелѣетъ цвѣты, и кончая громаднымъ предпріятіемъ или громаднымъ помѣстьемъ, они оба считали первымъ и основнымъ элементомъ человѣческой жизни и дѣятельности,-- элементомъ, устраненіе котораго человѣческими силами невозможно, или во всякомъ случаѣ должно сопровождаться такими несчастіями и обѣднѣніемъ, что человѣчество, сдѣлавъ подобный шагъ, тотчасъ отступило бы назадъ.
   Но всѣ эти вѣрованія, какъ ни цѣпко Максуэлль держался за нихъ, гораздо меньше волновали его сердце, нежели вытекающее изъ нихъ ограниченіе частнаго владѣнія -- при воздѣйствіи общественной совѣсти.
   Что "мы сами не принадлежимъ себѣ", было извѣстно не одному Лассалю или Марксу. Если бы вы могли вызвать Максуэлля на откровенность, онъ сказалъ бы вамъ -- причемъ его спокойное, невыразительное лицо загорѣлось бы одушевленіемъ,-- что громадное промышленное развитіе послѣдняго вѣка обнаружило передъ нами въ гигантскихъ размѣрахъ силы, участвующія въ эволюціи человѣческихъ обществъ, и внушило новое пониманіе ихъ. Громадное расширеніе личной свободы, которое наука доставила человѣчеству за послѣднія сто лѣтъ, всегда восхищало его и казалось ему своего рода залогомъ безпредѣльнаго преуспѣянія человѣческаго рода. Но, съ другой стороны, интересы общества, приходя въ столкновеніе съ этимъ чудовищнымъ приростомъ индивидуальной свободы и силы, вынуждали бороться съ ними ради ихъ же болѣе высокихъ, конечныхъ цѣлей; необходимо было подчинить ихъ нравственному и общественному началу, для того, чтобы онѣ не погубили и государство и самихъ себя. Несовершенство, съ которымъ современное общество, защищается отъ индивидуума, охраняя слабаго отъ его слабости, бѣднаго отъ его бѣдности, ограждая женщину и ребенка отъ жестокихъ притязаній капитала, подчиняя одну отрасль промышленности за другою тому правилу, что никто не смѣетъ законно строить свое благополучіе на изнуреніи и униженіи своего ближняго,-- всѣ эти вещи гораздо сильнѣе волновали его. И даже этого мало. Вмѣстѣ съ другими главнѣйшими фактами, которыми отмѣчена долгая и тяжелая выработка этической и соціальной жизни человѣческаго рода, онѣ подкрѣпляли вѣру, допускаемую даже его критическимъ умомъ,-- онѣ служили яркими признаками чего-то "высшаго и невѣдомаго", скрытаго въ нѣдрахъ нашей безпорядочной и неприглядной обыденной жизни. Объявите войну богатству, какъ богатству, владѣнію, какъ владѣнію, и всей культуры -- какъ не бывало. Но заставьте общественную совѣсть, насколько возможно, подчинить себѣ разрозненную дѣятельность фабрики и хозяйства, фермы и конторы и полученные вами результаты послужатъ новымъ доказательствомъ верховнаго закона, которому служитъ человѣкъ, а именно, что онъ долженъ "умереть, чтобы жить",-- уступить, чтобы достичь.
   Таково было, по крайней мѣрѣ, убѣжденіе Максуэлля, хотя, какъ практическій человѣкъ, онъ допускалъ много ограниченіи относительно времени, поводовъ и степени. А долгое общеніе съ нимъ привило ту же вѣру и Марчеллѣ. Съ естественною въ умной женщинѣ самоувѣренностью, она, вѣроятно, склонна была утверждать, что своими соціальными теоріями обязана исключительно своему природному уму и личному опыту,-- своимъ лондонскимъ похожденіямъ, чтенію и т. п. Но на самомъ дѣлѣ эти теоріи были исключительнымъ продуктомъ страсти. Она научилась всему этому въ то время, когда училась любить Альдеза Реберна. И нѣтъ ничего удивительнаго въ томъ, что чѣмъ болѣе ея міросозерцаніе зависѣло отъ личнаго вліянія мука и радостей брака, тѣмъ болѣе ловкости она обнаруживала во всемъ, что касалось логической защиты своихъ взглядовъ. Она теперь лучше разсуждала и лучше мыслила, но въ сущности, если сказать правду, и доводы и мысли принадлежали Максуэллю.
   Такимъ образомъ, когда поднялась упомянутая агитація, и Максуэлль началъ волноваться, стараясь не выказывать этого, Марчелла тоже утратила душевный покой. Они достали старый истрепанный портфель съ бумагами и письмами Голлина и каждый вечеръ просматривали ихъ, сидя вдвоемъ въ громадной библіотекѣ помѣщичьяго дома. И Марчелла и Альдезъ могли припомнить, какъ писались многіе изъ этихъ безчисленныхъ набросковъ, этихъ безконечныхъ замѣтокъ по спеціальнымъ вопросамъ, но, изъ жалости, старались позабыть, какихъ ужасныхъ усилій стоило умирающему собрать всѣ эти матеріалы. Марчеллѣ они напомнили о многихъ рабочихъ, съ которыми она познакомилась, будучи сидѣлкой въ лондонской больницѣ, между тѣмъ, какъ у Альдеза пробудились воспоминанія о той массѣ работы и изслѣдованій, которыя онъ предпринялъ, будучи младшимъ чиновникомъ министерства. Еще одно либералъ мое правительство шло навстрѣчу своему паденію. Если на сцену явится консервативное правительство съ свободнымъ мѣстомъ для Альдеза Максуэлля, что тогда? Воспользоваться этимъ случаемъ, или нѣтъ?
   Однажды въ майскія сумерки, какъ разъ передъ обѣдомъ, когда они оба прогуливались взадъ и впередъ по большой террасѣ передъ домомъ, Альдезъ остановился и посмотрѣлъ на высившееся передъ ними величественное зданіе.
   -- Къ чему толковать объ этихъ вещахъ, если мы продолжаемъ жить здѣсь?-- сказалъ онъ, стараясь принять шутливый тонъ, и нетерпѣливымъ жестомъ указалъ на домъ.
   Марчелла разсмѣялась.
   -- Бѣдная улитка!-- сказала она, прижимая лицо къ его плечу.-- Мучитъ-ли ее вопросъ, зачѣмъ она прикована къ такой большой раковинѣ? Но вѣдь мы легко можемъ сбросить свою раковину. Въ самомъ дѣлѣ, сбросимъ ее! У меня есть планъ. Я знаю, что намъ сдѣлать. Мы должны поселиться въ Майль-Эндѣ.
   И отскочивъ отъ него, она отыскала письмо въ маленькой сумкѣ, висѣвшей на ея серебряномъ поясѣ. Это было письмо отъ одного изъ ея старинныхъ друзей, соціалиста, умнаго, разговорчиваго малаго, который теперь служилъ приказчикомъ въ одномъ изъ книжныхъ магазиновъ Сити.
   Въ этомъ письмѣ онъ сообщалъ ей, что онъ и его жена сняли домъ на Майль-Эндской улицѣ, разсчитывая, какъ многіе изъ интеллигентныхъ пролетаріевъ, вернуть наемную плату, сдавая отъ себя квартиры. Онъ самъ, объяснялъ онъ, продолжая служить жертвой "эксплуатаціи", считаетъ вполнѣ справедливымъ "эксплуатировать" другихъ, до тѣхъ поръ, разумѣется, пока вся эта проклятая система не исчезнетъ съ лица земли. Но леди Максуэлль извѣстно, что его жена -- очень добросовѣстная женщина и не станетъ никого обманывать. А у леди Максуэлль такъ много знакомыхъ -- отъ простыхъ рабочихъ до лордовъ и леди,-- что она легко можетъ помочь Джону Армингфорду и его женѣ въ пріисканіи квартирантовъ, если только ей это будетъ угодно. Ей стоитъ шепнуть словечко тому и другому, и дѣло будетъ сдѣлано. Они, конечно, не ожидаютъ, писалъ онъ въ шутливомъ тонѣ, чтобы леди Максуэлль посылала къ нимъ лордовъ и леди, но къ ея услугамъ имѣется немало людей и другого, пригоднаго для нихъ сорта. Армингфордъ пустилъ свою стрѣлу очень удачно. Черезъ недѣлю послѣ того, какъ онъ написалъ свое письмо, лордъ и леди Максуэлль сами поселились въ его домѣ, и свѣту опять пришлось недоумѣвать по ихъ поводу.
   Все было сдѣлано такъ, чтобы по возможности не привлечь ничьего вниманія, но разъ они поселились въ Истъ-Эндѣ, уже нельзя было скрыться отъ свѣта, какъ ни выходила изъ себя Марчелла.
   У нихъ было уже очень много знакомыхъ среди чиновниковъ и духовныхъ лицъ восточнаго Лондона. Особенно близко они познакомились со всѣми фабричными инспекторами, и ихъ маленькій невзрачный домъ сдѣлался мѣстомъ, гдѣ собирались люди всевозможныхъ сортовъ. Члены парламента, инспектора школъ, студенты общественныхъ наукъ, священники, делегаты рабочихъ союзовъ, мѣстные офицеры и учителя находили здѣсь радушный пріемъ. Въ иные вечера передъ узенькими дверьми толпились фабричныя дѣвушки различныхъ типовъ, однѣ -- робкія, другія -- бойкія, и Марчелла умѣла ихъ то сдерживать, то ободрять съ ловкостью, которую пріобрѣла уже давно, въ болѣе ранній періодъ своей жизни. Иногда же эти самыя двери раскрывались для молодыхъ пріѣзжихъ евреевъ, худыхъ и блѣдныхъ, съ дико блестѣвшими глазами, выходцевъ изъ всевозможныхъ странъ Европы; Марчелла переговаривалась съ ними при помощи переводчика и трогала ихъ сердца, угощая ихъ хорошимъ кофе.
   Въ концѣ концовъ вся улица хорошо познакомилась съ этой парой,-- съ трудолюбивымъ мужемъ и его женой. Майль-Эндъ слѣдилъ, какъ они шли утромъ на станцію трамвая или желѣзной дороги, и видѣлъ, какъ они возвращались вечеромъ домой,-- обыкновенно въ разное время и съ различныхъ сторонъ; особенное удовольствіе сосѣдямъ доставляло смотрѣть, какъ жена -- если она раньше возвращалась домой -- выходила потомъ на станцію трамвая, навстрѣчу своему мужу. Не одна женщина спѣшила къ окну, когда мимо проходила эта высокая, стройная фигура, въ темномъ саржевомъ платьѣ и черной шляпкѣ, шедшая такою легкой и въ то же время увѣренной поступью, съ такимъ непринужденнымъ и невольнымъ достоинствомъ. Не одна пара глазъ слѣдила за нею, пока она шла по улицѣ и стояла въ ожиданіи вагона; вагонъ подходилъ и изъ него выскакивалъ мужчина въ сѣромъ пальто; жена, улыбаясь, отнимала у него часть книгъ и бумагъ, которыми онъ обыкновенно былъ нагруженъ, и затѣмъ оба возвращались домой, болтая и смѣясь.
   -- А вѣдь что говорятъ?-- разсказывала жена портного своей сосѣдкѣ.-- Говорятъ, что они получаютъ тысячу фунтовъ въ день, да еще добавочныя по воскресеньямъ, и будто у нихъ есть такой домъ, что помѣсти туда хоть всю пивоварню Чаррингтона, и то не будетъ замѣтно. Почему они не живутъ дома? А тутъ двѣ дѣвки изъ работнаго дома прислуживаютъ имъ. Ну, не чудачество-ли это?
   Весь Майль-Эндъ находилъ это "чудачествомъ". Если бы Альдезъ и Марчелла разыгрывали изъ себя какихъ-нибудь благодѣтелей или мучениковъ, весь Майль-Эндъ, уважавшій себя, отнесся бы къ этому съ враждебностью. Но какъ было питать подозрѣнія противъ двухъ простыхъ людей, всецѣло поглощенныхъ своимъ дѣломъ и, повидимому, не находящихъ въ этомъ ничего замѣчательнаго? Максуэлль былъ по большей части застѣнчивъ и сдержанъ, но его застѣнчивость -- по крайней мѣрѣ, въ Майль-Эндѣ -- не производила впечатлѣнія высокомѣрія. Ужь на что былъ чувствительный народъ мѣстные делегаты рабочаго союза, общества которыхъ озъ постоянно искалъ, но и тѣ черезъ десять минутъ обыкновенно теряли свою сдержанность и старались сойтись съ нимъ поближе.
   Что касается Марчеллы, то эти нѣсколько мѣсяцевъ были для нея самыми счастливыми во всей ея жизни. Ко всѣмъ этимъ портнымъ, скорнякамъ, машинистамъ, которыми она была окружена въ восточномъ Лондонѣ, она чувствовала особенное влеченіе, и они гораздо сильнѣе будили ея воображеніе, чѣмъ обитатели пышныхъ домовъ и обладатели богатыхъ нарядовъ. Всегда исполненная теплаго участія къ окружающимъ, Марчелла была довольна собою, и другіе были довольны ею. Въ Майль-Эндѣ ей было очень легко давать все, что отъ нея требовалось. Единственный долгъ, исполненіе котораго представляло для Марчеллы дѣйствительное затрудненіе (какъ она первая готова была признать) было то, что можно назвать "долгомъ по отношенію къ равнымъ", но отъ этого она была избавлена въ Майль-Эндѣ.
   Единственная непріятная сторона этого блаженнаго времени заключалась въ томъ, что даже Марчелла не могла рѣшиться перевезти маленькаго Голли на, своего единственнаго ребенка, изъ деревни въ восточный Лондонъ. Теперь была весна, и деревья вокругъ Максуэлль-Корта утопали въ бѣлыхъ и голубыхъ цвѣтахъ. Щеки другихъ маленькихъ мальчиковъ, которыхъ Марчелла видѣла на Майль-Эндской улицѣ, слишкомъ сильно поразили ее своею блѣдностью, чтобы она рискнула оторвать своего сына отъ его цвѣточковъ и "праматери-земли". Зато каждую пятницу, вечеромъ, она и Максуэлль разставались съ обѣими дѣвочками и поденщицей-нѣмкой, которыя составляли ихъ прислугу, брали съ собою деревенскаго мальчишку изъ Меллора, чистившаго въ домѣ ножи и сапоги, и древнюю дѣву, служившую прежде у матери Марчеллы, и мчались въ Брукширъ. А въ субботу утромъ маленькій Голлинъ выбѣгалъ въ садъ сообщить своему закадычному пріятелю изъ числа садовниковъ, что "мама пліѣхала", и что, слѣдовательно, онъ уже не можетъ располагать собою, какъ обыкновенно. Онъ долженъ былъ показать мамѣ "цѣлую кучу вещей": двухъ маленькихъ котятъ, птичье гнѣздо и "холмъ на кладбищѣ, который навалили на стараго Тома Коллинза изъ приходской богадѣльни", больное мѣсто на плечѣ пони, "дыру, что мамина лошадь пробила въ дверяхъ конюшни", и еще цѣлую кучу другихъ достопримѣчательностей. Желая связать ребенка съ почвой и ея людьми, Марчелла нанимала для него нянекъ изъ деревни. Но такъ какъ деревня находилась въ тридцати миляхъ отъ Лондона, и большинство ея населенія говорило по лондонски, то это нарѣчіе скоро усвоилъ и наслѣдникъ Максуэлля. Марчелла содрогалась, но Голлинъ болталъ, смѣялся и отчаянно коверкалъ произношеніе. Сколько радостей приносили эти субботніе дни матери и ребенку! Все утро и позже, почти до четырехъ часовъ, они бывали неразлучны, бродили вдвоемъ по полю и лѣсу, сна -- одна изъ красивѣйшихъ женщинъ, онъ -- одинъ изъ безобразнѣйшихъ мальчугановъ: маленькій, худенькій, съ большой головой, толстыми жирными щеками, которыя слегка выдавались надъ рѣзко очерченнымъ подбородкомъ, съ неимовѣрно черными и большими глазами и громаднымъ насмѣшливымъ ртомъ. Но передъ вечеромъ -- увы!-- Голлинъ склоненъ былъ получить отвращеніе къ окружающему міру. Вопреки всѣмъ его увѣщаніямъ, мама позволяла горничной Аннетѣ одѣть ее въ парадное платье; съ прибытіемъ поѣзда въ 5 ч. 10 м. показывались экипажи, и вскорѣ въ надвигающихся сумеркахъ огромныя лужайки Максуэлль-Корта покрывались блуждающими группами, а красная гостиная оживлялась говоромъ и смѣхомъ гостей, собравшихся вокругъ мамы за чайнымъ столомъ. Голлину оставалось только сидѣть у мамы на колѣняхъ, съ грустью прижавшись своею большою, черной головой къ ея груди и для утѣшенія положивъ палецъ въ ротъ. Какой порядочный мальчикъ согласится долго удовлетворяться этимъ, пока существуетъ малѣйшая надежда склонить лѣниваго товарища къ болѣе интереснымъ вещамъ?
   Сама Марчелла въ душѣ не менѣе возмущалась этимъ и ничего такъ не желала бы, какъ имѣть возможность свободно проводить этотъ день, наслаждаясь вмѣстѣ съ Голлиномъ апрѣльской природой. Но по существующимъ въ нашей странѣ порядкамъ планы, задуманные въ бѣдныхъ кварталахъ города, должны быть приняты въ аристократическихъ; иначе имъ предстоитъ найти безславную кончину въ томъ самомъ портфелѣ, который ихъ породилъ. У насъ еще есть, какъ видно, "правящій классъ" и, не смотря на торжество демократіи, за этимъ "правящимъ классомъ" осталось главное значеніе. Максуэлль отлично понималъ это, и воскресенья служили для него лишь необходимымъ дополненіемъ майль-эндскихъ буднихъ дней. Марчелла изумлялась и помогала ему, но зачастую всѣ эти женщины, которыхъ приводили съ собою эти пэры и политики, эти администраторы и журналисты, выводили ее изъ терпѣнія, и чѣмъ болѣе расширялся кругъ ея личныхъ знакомствъ, тѣмъ болѣе она боялась всякой забывчивости или неосторожности, которыя могли бы повредить Альдезу.
   Но благодаря своимъ постояннымъ стараніямъ, она еще не причинила ему существеннаго вреда. Во все время ихъ пребыванія въ Истъ-Эндѣ, либеральное правительство, стѣсненное обширною программой, которую оно было не въ силахъ выполнить, шло навстрѣчу неизбѣжной гибели. Когда, наконецъ, произошло крушеніе, слабое консервативное правительство, въ которомъ Максуэлль занялъ выдающійся постъ, приняло власть, не распуская парламента. Консерваторы одержали верхъ при крикахъ о "соціальной реформѣ" и, съ цѣлью позондировать свою собственную партію и общественное мнѣніе, включили въ свою программу фабричный законъ для восточнаго Лондона, и этотъ проектъ, по единодушному согласію всѣхъ участвовавшихъ въ выработкѣ его, былъ теперь порученъ Максуэллю. Этотъ билль повлекъ за собою паденіе партіи, но министерство имѣло настолько мужества, что обратилось въ странѣ съ программой, въ которой билль Максуэлля занималъ выдающееся мѣсто. Рабочіе союзы оказали этой партіи поддержку; силы реакціи и прогресса вступили въ борьбу, какъ-то странно помѣнявшись ролями, и въ концѣ концовъ, тори вернулись въ палату съ достаточнымъ, хотя и не очень многочисленнымъ большинствомъ. Лордъ Ардаи, старый руководитель партіи, сдѣлался премьеромъ; Максуэлль принялъ на себя обязанности президента совѣта, между тѣмъ какъ его старинный другъ и единомышленникъ Геври Доусонъ занялъ постъ министра внутреннихъ дѣлъ и, стало быть, явился отвѣтственнымъ лицомъ за проведеніе давно ожидаемаго билля черезъ палату общинъ.
   Такимъ образомъ Максуэлль веркулся въ политической карьерѣ, и борьба, въ которой принялъ участіе мужъ, сосредоточила на себѣ всѣ помыслы и энергію его жены. Вотъ почему въ описываемое воскресенье, послѣ визита Трессэди, она все еще раздумывала о характерѣ и замѣчаніяхъ молодого человѣка, стоя у портрета своего мужа.
   Со времени появленія партіи Фонтеноя на политическомъ поприщѣ она всегда понимала и чувствовала силу этой фракціи и въ особенности -- ея руководителя. Нѣсколько разъ она пыталась въ обществѣ ближе подойти къ нему, вступить съ нимъ въ какое-нибудь соприкосновеніе. Но Фонтеной былъ неприступенъ для женщинъ,-- за исключеніемъ только одной женщины могучаго ума и характера, убѣжденія и предразсудки которой были прямо противоположны убѣжденіямъ и предразсудкамъ Максуэллей. Попытки Марчеллы не имѣли успѣха; лордъ Фонтеной обращалъ въ ней свои громадныя челюсти и красные, воспаленные глаза и напускалъ на себя невыносимо глупый и скучный видъ. Марчелла знала, что это -- лишь маска, но послѣдняя превосходно защищала его и отъ ея краснорѣчія, и отъ ея чаръ. Прочіе члены той же партіи -- все молодые аристократы -- представляли собою типы или очень гордыхъ, надменныхъ людей, или спортсменовъ. И нѣсколько разъ, когда она заводила свою атаку очень далеко, она вдругъ натыкалась въ своемъ противникѣ на едва замѣтную черточку нахальства, на смѣлый или чувственный взглядъ, который, казалось, возвращалъ "женщину" на ея мѣсто.
   Но этотъ молодой Трессэди, не смотря на свое узкое міровоззрѣніе и рѣзкій тонъ, былъ человѣкомъ другого типа,-- или, ?о крайней мѣрѣ, она думала такъ.
   Она снова начала расхаживать взадъ и впередъ, погрузившись въ раздумье, а черезъ нѣсколько минутъ медленно подошла къ длинному зеркалу въ стилѣ Людовика XV и, соединивъ передъ собою руки, стала почти невольно глядѣться въ него.
   Она всегда съ удовольствіемъ думала о своей красотѣ, но не по тѣмъ причинамъ, по какимъ цѣнятъ свою красоту другія женщины. Она инстинктивно чувствовала, что красота дѣлаетъ для нея жизнь легче, открываетъ ей свободный и выгодный доступъ повсюду, гдѣ она хотѣла бы играть роль, и что даже среди рабочихъ, среди делегатовъ союзовъ и среди чиновниковъ Истъ-Энда это не разъ помогало ей добиваться своихъ цѣлей. Она привыкла обращать на себя взоры, быть центромъ, чувствовать, что все передъ нею отступаетъ на задній планъ, и она отлично понимала, что обязана этимъ обаянію своей красоты. Благодаря красотѣ, ей ничто не казалось невозможнымъ; красота придавала ей удивительную самоувѣренность.
   Ручка двери повернулась. Она очнулась отъ своихъ думъ и съ улыбкой оглянулась назадъ.
   Въ комнату вошелъ высокій мужчина въ сѣромъ костюмѣ, быстрыми шагами направился въ Марчеллѣ и обнялъ ее. Она прислонилась къ его плечу и, поднявъ руку, ласково дотронулась до его щеки.
   -- Почему ты такъ поздно? Бетти просила передать тебѣ выговоръ.
   -- Я прошелся съ Доусономъ. А на обратномъ пути меня задержало нѣсколько человѣкъ,-- въ томъ числѣ Рашделль. (Лордъ Рашделль былъ министръ иностранныхъ дѣлъ). Есть интересныя телеграммы изъ Парижа; я переписалъ ихъ для тебя.
   Англія въ это время испытывала одно изъ своихъ періодическихъ затрудненій съ Франціей. Въ дипломатической сферѣ было несовсѣмъ благополучно, и въ министерствѣ иностранныхъ дѣлъ царило нѣкоторое безпокойство. Пока Марчелла зажигала подъ серебрянымъ котелкомъ огонь и готовила мужу свѣжій чай, онъ сообщилъ ей всѣ новости, а затѣмъ, какъ два равноправныхъ товарища, они стали обсуждать различныя подробности политическихъ телеграммъ.
   -- Я тоже интересно провела время,-- сказала она, наконецъ.-- У меня былъ молодой Трессэди.
   -- Неужели? Говорятъ, у него есть большіе задатки, и онъ можетъ надѣлать намъ много бѣды. Ну, какъ ты его нашла?
   -- Онъ очень уменъ, но и очень узокъ,-- и съ массою предразсудковъ,-- отвѣтила она смѣясь.-- Я еще не встрѣчала болѣе курьезной смѣси знанія и невѣжества.
   -- Знанія Индіи, Востока,-- въ такомъ родѣ?
   Она кивнула головой.
   -- Знанія всего, за исключеніемъ предметовъ, изъ-за которыхъ онъ намѣренъ вступить въ борьбу. Знаешь, Альдезъ...
   Она запнулась. Она сидѣла рядомъ съ мужемъ и держала руку у него на колѣнѣ.
   -- Что такое?-- спросилъ онъ, ища ея руку.
   -- Мнѣ кажется, что этого человѣка можно склонить на нашу сторону. Это, навѣрное, возможно.
   Максуэлль засмѣялся.
   -- Значитъ, Фонтеной на этотъ разъ оказался не столь проницательнымъ, какъ обыкновенно. Онъ, говорятъ, считаетъ его своимъ лучшимъ воиномъ.
   -- Это все равно. Я бы желала, Альдезъ, чтобы ты постарался подружиться съ нимъ.
   Но Максуэлль былъ занятъ печеньемъ и ничего не отвѣчалъ. Онъ уже нѣсколько разъ встрѣчался съ Джорджемъ Трессэди и при этомъ чувствовалъ къ нему какую-то безотчетную антипатію.
   Марчелла задумалась.
   -- Нѣтъ,-- сказала она потомъ.-- Не годится. Онъ, кажется, не въ твоемъ вкусѣ. Но не сумѣю-ли я что-нибудь сдѣлать?
   И ея лицо озарилось улыбкой, не то ласковой, не то лукавой. Она встала и пошла, чтобы позвать маленькаго Голлина. Максуэлль посмотрѣлъ ей вслѣдъ, не слушая, что она говоритъ, а замѣчая лишь ее самое, ея голосъ, полную жизни и чаръ атмосферу, которая всегда окружала ее.
   Время между тѣмъ шло, и насталъ второй вечеръ дебатовъ по поводу запроса Фонтеноя. Джорджъ Трессэди должнымъ образомъ поймалъ взглядъ спикера, и произнесъ очень недурную "дѣвственную" рѣчь, вызвавшую какъ у членовъ его партіи, такъ и въ прессѣ, гораздо больше похвалъ, чѣмъ онъ, въ своемъ мрачномъ настроеніи, считалъ ее достойной. Онъ перепуталъ половину своихъ замѣтокъ и, какъ ему казалось, скомкалъ свой главный аргументъ. Онъ раздражительно сказалъ Фонтеною, что лучше повѣситься, нежели произнести такую рѣчь, и тотчасъ послѣ голосованія поплелся домой, довольный только однимъ -- что не позволилъ Летти придти его послушать.
   На дѣлѣ же онъ ничѣмъ не уронилъ репутаціи, которую начиналъ пріобрѣтать. Фонтеной былъ имъ доволенъ, и ничтожное большинство, которымъ была отвергнута его резолюція, сдѣлала судьбу билля Максуэлля еще болѣе сомнительной и придала мужества его врагамъ.
   

VIII.

   -- Боже! Что за безобразное мѣсто! Надо сразу выложить пять тысячъ, чтобы сдѣлать его сноснымъ!
   Это замѣчаніе принадлежало Летти Трессэди. Она стояла на лужайкѣ въ Фертѣ, съ отчаяніемъ взирая на старинный домъ, куда Джорджъ привезъ ее всего пять дней тому назадъ. Послѣ ихъ свадьбы прошло уже двѣ недѣли; теперь они намѣревались провести одну недѣлю въ деревнѣ, а затѣмъ вернуться въ Лондонъ и къ парламентскимъ дѣламъ. Но Летти уже твердо рѣшила, что Фертъ долженъ быть перестроенъ и снабженъ новою мебелью, иначе она никогда не будетъ въ состояніи жать въ немъ.
   Со вздохомъ она опустилась на садовую скамейку, все еще не сводя взора съ дома. Послѣдній представлялъ собою простое, казарменное зданіе, слишкомъ высокое сравнительно съ его шириною, воздвигнутое въ началѣ прошлаго столѣтія архитекторомъ, который, имѣя въ своемъ распоряженіи очень незначительную сумму денегъ, съ необыкновенною находчивостью рѣшилъ истратить ее на внутреннее убранство дома и махнуть рукой на его внѣшность. Поэтому внутри домъ отличался изяществомъ, хотя Летти и это упорно отказывалась допустить; навели, камины, двери обличали въ архитекторѣ человѣка со вкусомъ. Что же касается внѣшности дома, то строитель имѣлъ въ виду лишь соорудить достаточной высоты центральный корпусъ, для того чтобы получить требуемое число комнатъ и въ то же время выгадать на фундаментѣ и вообще на мѣстѣ; въ наружной стѣнѣ черезъ равные промежутки были продѣланы самыя простыя окна; сверху зданіе было покрыто высокой, остроконечной крышей, первоначально состоявшей изъ теплыхъ черепицъ, которыя давнымъ давно были замѣнены самымъ холоднымъ валлійскимъ шиферомъ; два низенькихъ, безобразныхъ крыла заключали въ себѣ помѣщенія для слугъ и кухни. Штукатурка, которою нѣкогда домъ былъ покрытъ, почернѣла подъ вліяніемъ времени, погоды и дыма угольныхъ шахтъ. Благодаря такой мрачной окраскѣ, безобразнымъ окнамъ, казарменной простотѣ и вышинѣ, Фертъ, дѣйствительно, имѣлъ очень унылый и непривлекательный видъ, которому способствовалъ и характеръ окружающей мѣстности. Домъ находился на вершинѣ высокаго холма, гдѣ вся растительность состояла изъ нѣсколькихъ обтрепанныхъ вѣтромъ деревьевъ, а дорога и всѣ пѣшеходныя тропинки, пролегавшія по склонамъ холма, были черны отъ угольной пыли. Цвѣтникъ, расположенный позади дома, былъ очень малъ и запущенъ; все носило на себѣ отпечатокъ прошлыхъ хозяевъ, которые имѣли мало денегъ и мало воображенія и совершенно довольствовались дешевенькой, сѣренькой жизнью.
   Глядя на это дѣло ихъ рукъ, новая госпожа Ферта была полна злобныхъ мыслей на ихъ счетъ. Что можно сдѣлать съ такимъ мѣстомъ? Какъ могутъ лондонцы гостить здѣсь? Да ихъ горничныя первыя забастуютъ! И какой смыслъ имѣетъ деревенскій домъ, лишенный обычныхъ прелестей и удобствъ деревенскаго дома?
   Летти уже успѣла познакомиться съ хлопотами и затрудненіями денежнаго свойства. Внутри домъ былъ до нѣкоторой степени обновленъ. Передъ Пасхой она помогала въ Лондонѣ
   Джорджу выбирать обои и драпировки для той комнаты, которая должна была составить ея спеціальное владѣніе. Но она впала, что одно время Джорджъ собирался сдѣлать гораздо больше, нежели было сдѣлано теперь, и въ первый день ихъ пребыванія въ Фертѣ, молодой мужъ извинялся передъ нею.
   -- Милая, я разсчитывалъ купить для тебя сотню прелестныхъ вещей. Но времена теперь плохи,-- ужасно плохи,-- сказалъ онъ со смѣхомъ.-- Мы сдѣлаемъ это постепенно. Хорошо?
   Она старалась выпытать у него, почему онъ отказался отъ тѣхъ плановъ улучшенія, которые задумалъ вскорѣ послѣ ихъ помолвки. Но онъ былъ не очень сообщителенъ и, насколько она могла его понять, сваливалъ вину на "проклятыя копи" и на ничтожные дивиденды, которые онѣ дали въ послѣдніе полгода.
   Но Летти не могла допустить, чтобы разстроенное состояніе его финансовъ, о которыхъ она уже успѣла основательно подумать, обусловливалось лишь состояніемъ копей. Въ неожиданномъ порывѣ гнѣва она сжала свои бѣлые зубки и сказала себѣ, что тутъ виноваты не вопи, а леди Трессэди. Джорджъ очутился въ затрудненіи, благодаря непомѣрнымъ выдачамъ, которыхъ добилась отъ него его безстыдная маменька за послѣдніе шесть мѣсяцевъ. Летти -- жена Джорджа -- должна была отказаться отъ различныхъ удобствъ, отъ возможности принимать у себя знакомыхъ и занять подобающее положеніе въ свѣтѣ -- потому, что мать Джорджа -- эта смѣшная, размалеванная старуха, которая только и думала, что объ ухаживаніи и французскихъ платьяхъ, тогда какъ ей уже пора было преспокойно перейти въ чепчикамъ и старушечьему креслу,-- высасывала изъ него весь его скромный доходъ и брала себѣ то, что ей не принадлежало.
   -- Я увѣрена, что за этимъ что-нибудь кроется,-- говорила Летти, продолжая глядѣть на безобразный домъ,-- что-нибудь такое, чего она стыдится и чего не говоритъ Джорджу. Она не могла истратить всѣхъ этихъ денегъ на платья. Она, несомнѣнно, порочная старуха,-- у нея въ домѣ собираются самыя странныя личности.
   Нѣжное личико Летти отразило на себѣ злобу, когда она въ сотый разъ задумалась надъ безобразіями, которыя творила леди Трессэди.
   Вдругъ садовая калитка распахнулась, и Летти, поднявши взоръ, увидѣла Джорджа, который посылалъ ей рукою воздушные поцѣлуи. Сегодня утромъ онъ оставилъ ее -- кажется, въ первый разъ со времени свадьбы,-- чтобы повидаться съ главнымъ управляющимъ и обсудить съ нимъ положеніе дѣлъ.
   Уже издали Летти увидѣла, что у него усталый и разстроенный видъ. Но когда онъ подошелъ къ ней, его взоръ прояснился. Джорджъ бросился на траву у ея ногъ и прижалъ свои губы къ ея нѣжной, выхоленной ручкѣ, лежавшей у нея на колѣняхъ.
   -- Соскучились по мнѣ, мадамъ?-- сказалъ онъ тономъ, не допускавшимъ отрицательнаго отвѣта.
   Несмотря на свою сосредоточенность, Летти невольно вспыхнула и улыбнулась; по жадному взору, устремленному на нее, она видѣла, что нравится ему, что онъ замѣтилъ ея миленькое платье, которое она надѣла къ завтраку, что атмосфера ласки, которой она лишилась на время его отсутствія, снова охватила ее. И раньше нѣкоторыя женщины -- въ томъ же родѣ, какъ и Летти -- находили его обращеніе неотразимымъ. Онъ относился къ ухаживанію, какъ къ искусству, и имѣлъ свои собственныя твердо укоренившіяся идеи насчетъ того, какъ слѣдуетъ обращаться съ женщинами: нужно быть не слишкомъ осторожнымъ, не слишкомъ сантиментальнымъ, но -- главное -- разнообразнымъ!
   Онъ настойчиво повторилъ свой вопросъ, на что Летти, не переставая думать о домѣ, отвѣтила съ обычнымъ веселымъ адоромъ:
   -- Я не намѣрена сдѣлать тебя тщеславнымъ. Кромѣ того, я была страшно занята -- Ты не намѣрена сдѣлать меня тщеславнымъ? Но я хочу быть тщеславнымъ. Я уйду на цѣлый день, если ты сію минуту не сдѣлаешь меня тщеславнымъ. А, это другое дѣло. Ахъ, какой чудный локонъ упалъ на твою нѣжную щечку! Откуда ты взяла этотъ цвѣтъ? Или сегодня солнце застряло въ твоихъ волосахъ?
   Летти невольно подняла руку, чтобы откинуть свой локонъ. Но онъ схватилъ ее за руку.
   -- Оставь! Не трогай его, маленькій вандалъ! Чѣмъ же ты была занята?
   -- Я хлопотала въ домѣ съ м-ссъ Маттьюзъ,-- отвѣтила Летти, мѣняя тонъ.-- Ахъ, Джорджъ, это ужасно, какой массы вещей недостаетъ! Зяаешь, положительно, мы не можемъ принять у себя болѣе двухъ паръ. А что дѣлается въ мезонинахъ! Ты только послушай, Джорджъ!
   И крѣпко схвативъ его за руку, она съ увлеченіемъ стала перечислять все, чего недоставало въ домѣ. Новая мебель, новыя украшенія, новыя каминныя рѣшетки, новый аппаратъ для горячей воды, перестройка флигелей и такъ далѣе до передѣлки конюшенъ и сада включительно.
   При первыхъ ея словахъ въ Джорджу вернулось его усталое выраженіе лица. Онъ поднялся съ травы и сѣлъ на скамью рядомъ съ нею.
   -- Мнѣ, конечно, очень жаль, что тебѣ такъ не нравится этотъ домъ,-- сказалъ онъ, когда она сдѣлала передышку и умолкла, мрачно глядя на ненавистное зданіе.-- И ты вполнѣ; права, это довольно мрачная трущоба. Но что хуже всего, милая,-- я рѣшительно не знаю, какъ устроить все то, о чемъ ты говоришь. Увы, я пришелъ не съ хорошими вѣстями изъ коней!
   Онъ съ живостью повернулся къ ней. У него въ головѣ пробѣжала мысль: можно-ли его обвинять въ томъ, что онъ женился на ней, скрывъ истинное положеніе своихъ дѣлъ? Нѣтъ. Относительно его доходовъ и риска не могло быть никакихъ недоразумѣній. О томъ и другомъ было откровенно и честно сообщено ея отцу, а слѣдовательно, и ей: Летти знала все, что хотѣла знать, и съ дѣтскихъ лѣтъ помыкала родителями.
   Летти покраснѣла при его словахъ.
   -- Ты хочешь сказать, что они дѣйствительно хотятъ забастовать?-- воскликнула она.
   -- Боюсь, что да. Мы должны понизить плату, чтобы не вести дѣла въ убытокъ, а они клянутся, что побросаютъ работы.
   -- Что же, они хотятъ, чтобъ ты подарилъ ими свои копи?-- сердито воскликнула Летти.-- Какіе ужасы разсказываютъ объ ихъ расточительности и лѣности. По словамъ м-ссъ Маттьюзъ, они требуютъ себѣ самые лучшіе куски мяса, у всѣхъ есть или гармоніумъ, или фортепіано, дома у нихъ биткомъ набиты мебелью, а какихъ страшныхъ денегъ имъ стоятъ всѣ эти пари по поводу собакъ и футболла! {Футболлъ (ножной мячъ) -- національная забава англичанъ.}. Но и этого имъ мало. Они теперь скорѣе готовы раззориться сами и раззорить насъ, нежели допустить, чтобъ ты получалъ приличный процентъ.
   -- Вотъ именно,-- подтвердилъ Джорджъ, откидываясь на спинку скамьи.-- Вотъ именно.
   Наступило молчаніе. Глаза обоихъ были обращены на поселокъ углекоповъ, расположенный далеко внизу, у подошвы холма. Изъ этого возвышеннаго пункта сада видны были долина съ ея разорванной линіей домовъ, каменно-угольныя шахты на дальнемъ склонѣ холма, прямая черная линія насыпи, огромныя подъемныя колеса и высокія дымовыя трубы, вздымавшіяся къ небу. Налѣво, гдѣ долина медленно поднималась въ гору, виднѣлись такія же насыпи и дымовыя трубы, но расположенныя черезъ болѣе значительные промежутки, а направо долина, изрытая рѣзкими лѣсистыми неровностями, постепенно переходила въ голубую равнину, окаймленную вдали холмами Валлиса. Ближайшія окрестности Ферта были, для каменноугольнаго раіона, сравнительно богаты дикими лѣсными уголками, которые часто удивляли пріѣзжихъ. Здѣсь попадались дѣвственныя заросли, маленькіе ручейки и покрытые папоротникомъ холмы, которыхъ еще не уничтожили все возростающія насыпи земли, извлеченной изъ шахтъ. Только деревни имѣли неизмѣнно безобразный видъ. Онѣ представляли собою новѣйшія порожденія каменноугольной промышленности и не имѣли ни исторіи, ни оригинальности. Ихъ однообразные ряды красныхъ домиковъ походили на клочки какого-нибудь грязнаго городского предмѣстья, а кирпичные молитвенные дома, которыми онѣ изобиловали, нисколько не смягчали общаго непригляднаго вида.
   Этотъ видъ съ вершины Фертскаго холма былъ съ дѣтства знакомъ Джорджу, но никогда не доставлялъ ему удовольствія. Въ дѣтствѣ онъ не питалъ любви къ родному дому и имѣлъ очень мало знакомыхъ въ деревнѣ. Его мать ненавидѣла эту мѣстность и ея жителей. Она вышла замужъ очень рано -- ради денегъ и положенія,-- и ея старый, скучный мужъ умѣлъ все-таки обуздывать свою вѣтренную жену, благодаря своему нѣмому, но непоколебимому упрямству и деспотизму, которые сломили бы и болѣе сильную натуру, чѣмъ леди Трессэди. Она всегда рвалась изъ Ферта; онъ старался безвыѣздно удержать ее тамъ. Онъ не любилъ оставлять своего имѣнія и своихъ копей; она же чувствовала себя на десять лѣтъ моложе, какъ только теряла изъ виду мрачный черный домъ, стоявшій на вершинѣ холма.
   Это чувство ей удалось привить и своему сыну; Джорджъ также былъ всегда радъ, когда покидалъ Фертъ и его обитателей. Въ углекопахъ онъ видѣлъ какой-то дикій сбродъ, преданный грубымъ забавамъ и удовольствіямъ и исповѣдующій отвратительную религію. Что же касается до ихъ мнимыхъ бѣдъ и затрудненій, то онъ въ дѣтствѣ былъ искренно убѣжденъ, что углекопъ получаетъ и отъ хозяевъ и отъ общества самое большее, чего можетъ требовать.
   -- Честное слово,-- сказалъ онъ, наконецъ, давая выраженіе овладѣвшимъ имъ мыслямъ,-- иногда положительно приходится жалѣть, что мой дѣдъ открылъ здѣсь залежи угля. Въ общемъ, я думаю, наши дѣла были бы лучше безъ нихъ. По крайней мѣрѣ, мы бы не связывались съ этими дикарями, которые такъ же доступны голосу разсудка, какъ и добываемыя ими глыбы угля.
   Летти не отвѣчала. Она опять смотрѣла на домъ. Вдругъ она начала съ энергіей, которая поразила его:
   -- Джорджъ, для чего мы живемъ здѣсь? Этотъ- домъ мучитъ меня, какъ кошмаръ. Его отличительная черта заключается въ томъ, что въ немъ все пришло въ разрушеніе. Неужели въ твое отсутствіе твоя мать дѣйствительно жила здѣсь?
   Лицо Джорджа омрачилось.
   -- Я всегда предполагалъ, что она жила здѣсь,-- сказалъ онъ.-- Таковъ былъ нашъ уговоръ. Но теперь я начинаю думать, что большую часть времени она проводила въ Лондонѣ. И неудивительно: она всегда ненавидѣла это мѣсто.
   -- Разумѣется, она жила въ Лондонѣ,-- подумала Летти про себя,-- тратила тамъ кучи денегъ, безсовѣстно залѣзала въ долги, а дому предоставляла приходить въ полный упадокъ. Бѣлье ужь нѣсколько лѣтъ не чинилось.
   Вслухъ она сказала:
   -- М-ссъ Маттьюзъ говоритъ, что въ твое отсутствіе поденщица и деревенская дѣвочка по цѣлымъ мѣсяцамъ оставались однѣ въ домѣ, распоряжались тутъ по своему, безъ всякаго надзора,-- понимаешь, безъ всякаго надзора!
   Джорджъ посмотрѣлъ на свою жену и обвилъ рукой ея талію. Но этимъ нельзя было отдѣлаться, онъ долженъ былъ отвѣтить.
   -- Милая, ты себѣ представить не можешь, какъ меня раздражали все утро,-- пусть, по крайней мѣрѣ, дома мнѣ будетъ отдыхъ. Развѣ не пріятно все-таки быть здѣсь вмѣстѣ? Мы все сдѣлаемъ... мы не умремъ съ голоду. Можетъ быть, мы какъ-нибудь пробьемся съ этими копями -- трудно думать, чтобы этотъ народъ рѣшился на такую глупость. Кромѣ того, не можетъ же моя безподобная маменька постоянно совершать такіе набѣги на насъ, какъ она сдѣлала недавно. Но надо только немного терпѣнія. Очень можетъ быть, я скоро продамъ часть своей земли и такимъ образомъ добуду немного денегъ; тогда эта маленькая особа можетъ разукрашать себя и нашъ домъ, сколько ея душенькѣ угодно. А пока, madame ma femme, позвольте вамъ замѣтить, что вашъ Джорджъ никогда не выдавалъ себя за хорошую партію для васъ.
   Летти отлично помнила всѣ его данныя и цифры. Но дѣло въ томъ, что она всегда относилась къ нимъ съ оптимизмомъ, весьма естественнымъ для дѣвушки, которая рѣшила выйти замужъ. Она забыла всѣ неблагопріятныя условія, на которыхъ онъ настаивалъ, а его среднія цифры превратила въ минимальныя. Да, она не могла утверждать, что не была должнымъ образомъ предупреждена, и все-таки результатъ оказывался теперь совершенно не тотъ, какого она ожидала.
   Какъ бы то ни было, когда рука мужа обнимаетъ талію, не легко сохранять дурное расположеніе духа, и потому Летти сдалась. Они пошли въ лѣсъ, окаймлявшій одну изъ оконечностей холма; Летти кокетничала, а Джорджъ ухаживалъ за ней и льстилъ ей на разные лады. Ея легкое новое платье, ея веселость и свѣжесть такъ гармонировали съ апрѣльскимъ днемъ, съ вьющими гнѣзда грачами, неожиданными порывами благоуханія, доносившимися съ поля и изъ лѣса, съ нѣжной зеленью, покрывавшей заросли и смягчавшей угловатыя очертанія черныхъ рубцовъ, оставленныхъ шахтами. Иллюзіи медоваго мѣсяца вернулись. Джорджъ съ наслажденіемъ отдался имъ, а Летти, хотя въ глубинѣ ея души и жило безпокойное сознаніе, что они напрасно теряютъ время, волею-неволей должна была подчиниться.
   Но когда прозвучалъ гонгъ, призывавшій ихъ къ завтраку, и они направились назадъ къ дому, онъ опомнился и, снова нахмуривъ брови, началъ:
   -- Знаешь, милая, Доллингъ сказалъ мнѣ сегодня (Доллингь былъ главный управляющій Трессэди), что было бы недурно, если бы мы здѣсь подружились кое съ кѣмъ. Рабочій союзъ въ этой долинѣ не пользуется такимъ вліяніемъ, какъ въ другихъ мѣстахъ. Вотъ почему Берроузъ -- проклятый!-- недавно поселился здѣсь. Можетъ быть, намъ бы удалось убѣдить нѣкоторыхъ толковыхъ субъектовъ. Мои дяди всегда обращались съ ними свысока,-- и это очень понятно! Что такое эти углекопы? Сбродъ грубыхъ, неблагодарныхъ скотовъ, которые болтаютъ невозможный вздоръ и никогда не помнятъ того, что сдѣлано для нихъ. Но если при ихъ помощи добываешь себѣ пропитаніе, то надо поучиться, какъ править ими, и вникнуть, чего они добиваются. Не пойти-ли тебѣ сегодня показаться въ деревнѣ?
   Летти крайне нерѣшительно поглядѣла на него.
   -- Я совершенно не умѣю обращаться съ бѣднымъ народомъ, Джорджъ. Я знаю, что это ужасно нехорошо, но что же мнѣ дѣлать? Я не леди Максуэлль. Наши бѣдняки, которыхъ я ведѣла дома, въ нашихъ собственныхъ коттеджахъ,-- другое дѣло! они всегда вѣжливы и почтительны. Но, по словамъ м-ссъ Маттьюзъ, здѣшніе бѣдняки ужасно независимы, и имъ ничего не стоитъ нагрубить человѣку, если онъ имъ не нравится.
   Джорджъ засмѣялся.
   -- Явись къ нимъ въ этомъ платьѣ, и ты увидишь. Ручаюсь тебѣ головой, что никто не обойдется съ тобою грубо. Наконецъ, я тоже буду тамъ и сумѣю оградить тебя. Мы, конечно, не пойдемъ въ ярымъ сторонникамъ рабочаго союза. Но двухъ-трехъ стоитъ навѣстить: мою старую няньку, которую когда-то я очень любилъ, кочегара,-- очень хорошаго человѣка,-- и еще одного или двухъ. Я увѣренъ, что это тебя позабавитъ.
   Летти была твердо увѣрена, что это ее вовсе не позабавитъ. Но она нехотя согласилась, и они вошли въ столовую.
   Такимъ образомъ послѣ завтрака мужъ и жена отправились въ путь. Летти считала, что она подвергается жестокой пыткѣ, и что со стороны Джорджа было очень неразумно настаивать на этомъ. Тѣмъ не менѣе она приложила всѣ старанія, чтобы казаться веселой, и въ угоду Джорджа не переодѣла своей изящной парижской юбки, хотя находила нелѣпымъ волочить ее по деревенской улицѣ на диво лишь углекопамъ и ихъ женамъ.
   -- Какое несчастье,-- сказалъ вдругъ Джорджъ, когда они спускались по склону холма,-- что этотъ Берроузъ поселился въ такомъ мѣстѣ, отъ котораго зависитъ мое благосостояніе.
   -- Да. Довольно хлопотъ надѣлалъ онъ тебѣ и въ Мальфорѣ,-- отвѣтила Летти.-- Но я все-таки не понимаю, какъ онъ попалъ сюда.
   Джорджъ объяснилъ, что около прошедшаго Рождества въ Фертскомъ округѣ обнаружился значительный упадокъ вліянія рабочаго союза. Многіе изъ углекоповъ вышли изъ его состава; недовѣріе въ средствамъ и администраціи рабочаго союза -- недовѣріе, отъ котораго періодически страдаютъ всѣ рабочіе союзы,-- распространилось въ этомъ раіонѣ, и возникло даже опасеніе, что послѣдуетъ поголовный отказъ отъ союзной организаціи. Обезпокоенный этимъ, центральный комитетъ поспѣшилъ сюда послать Берроуза, съ цѣлью пропаганды. Стойкая борьба, которую онъ велъ противъ Трессэди въ Мальфордѣ, сообщила ему извѣстный престижъ; кромѣ того, онъ обладалъ представительной наружностью и даромъ слова. Въ теченіе четырехъ мѣсяцевъ онъ говорилъ рѣчи во всѣхъ пунктахъ округа, и теперь, вмѣсто того, чтобы покинуть союзъ, рабочіе толпами присоединялись къ нему и, по слухамъ, такъ же горѣли желаніемъ помѣряться силами съ хозяевами, какъ ихъ товарищи въ другихъ частяхъ графства.
   -- Пока Берроузъ достигнетъ своей цѣли, онъ будетъ стоить здѣшнимъ хозяевамъ сотни тысячъ. Онъ обходится намъ дорого въ буквальномъ смыслѣ слова,-- сказалъ Джорджъ въ заключеніе, съ меланхолической шутливостью.
   Онъ не могъ отогнать отъ себя мыслей объ этомъ Берроузѣ и о прочихъ мѣстныхъ новостяхъ, которыми управляющій прожужжалъ ему въ это утро уши. Но за завтракомъ онъ старался не говорить объ этомъ. У Летти была своеобразная манера,-- выслушавъ какое-либо непріятное извѣстіе, давать своему собесѣднику почувствовать, что онъ самъ виноватъ во всемъ этомъ. Медовый мѣсяцъ еще не прошелъ, но Джорджъ уже начиналъ смутно замѣчать нѣсколько подобныхъ особенностей въ характерѣ своей жены.
   -- Чего я не могу понять,-- внушительно произнесла Летти,-- это -- почему такимъ людямъ, какъ Берроузъ, позволяютъ причинять подобное зло?
   Джорджъ засмѣялся, но во-время подавилъ поднявшееся въ немъ чувство раздраженія. Обыкновенно нелѣпыя замѣчанія хорошенькихъ женщинъ лишь забавляли его; но исторія съ Берроузомъ уже начинала задѣвать его за живое.
   -- Видишь-ли, мы имѣемъ счастье жить въ свободной странѣ,-- язвительно началъ онъ,-- и какъ разъ теперь Берроузъ и ему подобные стали преслѣдовать насъ. Максуэлль и Коми. запряглись въ дышло, а Берроузъ сидитъ сверху и погоняетъ. Замѣчательно то, что при этомъ личность не имѣетъ никакого значенія. Вѣдь весь этотъ народъ отлично знаетъ, что Берроузъ пьетъ, что женщина, съ которой онъ живетъ, не его жена...
   -- Джорджъ!-- воскликнула Летти.-- Какъ можешь ты говорить такія ужасныя вещи?
   -- Что дѣлать, душечка? Міръ не очень привлекательное мѣсто. Онъ подцѣпилъ ее гдѣ-то въ деревенской гостинницѣ,-- она, говорятъ, была женой какого-то разъѣзжаго агента и бросилась ему на шею. Во всякомъ случаѣ она не развелась и мужъ еще живъ. На видъ она настоящій скелетъ и, вѣроятно, скоро умретъ. Тѣмъ не менѣе, Берроузъ, говорятъ, ее обожаетъ. Что касается меня лично, то мнѣ -- не возмущайся только!-- это больше всего и нравится въ Берроузѣ. Но я вѣдь не благочестивъ, какъ этотъ народъ а между тѣмъ они мирятся съ этимъ; они мирятся съ его пьянствомъ; они увѣрены, что на ихъ деньги онъ задаетъ въ отеляхъ великолѣпные обѣды, и мирятся съ этимъ. Они мирятся со всѣмъ; они кричатъ до хрипоты, когда Берроузъ говоритъ рѣчь, и внѣ себя отъ радости, если удостоятся его рукопожатія; за его спиной они разсказываютъ о немъ самыя ужасныя вещи и, повидимому, любятъ его именно за то, что онъ негодяй. Странно, но вѣрно. Но вотъ мы и пришли, сейчасъ ты сдѣлаешься, душечка, предметомъ общаго вниманія.
   Они вступили въ деревенскую улицу, и вся деревня, словно по какому-то массонскому сигналу, сразу узнала о приходѣ молодой четы. Тамъ и сямъ покрытые черною пылью мужчины безъ блузъ осторожно пріотворяли двери, чтобы посмотрѣть на молодого собственника Ферта и его жену; дѣти и женщины смѣло выбѣгали на порогъ и таращили на нихъ глаза; изъ маленькихъ лавченокъ люди возвращались бѣгомъ на улицу, съ узелками и корзинками въ рукахъ. Рабочіе утренней смѣны только что возвратились изъ шахтъ, и ихъ жены собирались мыть своихъ запачканныхъ повелителей, передъ тѣмъ какъ вся семья должна была сѣсть за чай. Но чай и умываніе были забыты, пока собственникъ Ферта и новая леди Трессэди были въ виду. Глаза деревенскихъ жителей замѣчали все: чистенькій саржевый костюмъ Джорджа и его жилетъ каштановаго цвѣта, его худощавое бронзовое лицо и свѣтлые усы; сѣрое платье жены, легкій розовый бантикъ на ея шеѣ, свѣтло-каштановые волосы, на которыхъ сидѣла ея шляпа, и пряжки ея хорошенькихъ туфель. Затѣмъ люди снова запрятались за свои двери, и въ каждомъ домѣ началось усердное обсужденіе видѣннаго. На свои привѣтствія Джорджъ иногда получалъ не очень сердечный отвѣтъ, а, по мнѣнію Летти, женщины смотрѣли на нее черезчуръ смѣло и враждебно.
   -- Домъ Мери Бэтчлеръ здѣсь,-- сказалъ Джорджъ, чувствуя нѣкоторое облегченіе, когда они свернули, наконецъ, въ боковой переулокъ.-- Надѣюсь, мы ее не застанемъ. Нѣтъ, вотъ она! Не особенно привѣтливый народъ,-- не правда-ли?
   Они подошли къ тремъ, стоявшимъ вплотную, кирпичнымъ домикамъ. Во всѣхъ двери были открыты. Въ одномъ изъ домиковъ дородная жена углекопа была занята стиркой; у дверей другого дома агентъ магазина швейныхъ машинъ ожидалъ своей недѣльной платы; наконецъ, на порогѣ третьяго дома стояла старая, дряхлая женщина и, прикрывъ глаза отъ свѣта рукой, старалась разглядѣть лица приближающихся господъ.
   -- Мери,-- сказалъ Джорджъ,-- вы еще не забыли меня? Мы пришли съ женою провѣдать васъ.
   И онъ ласково протянулъ ей руку.
   Старуха съ удивленнымъ видомъ посмотрѣла на обоихъ. Ея лицо, съ длиннымъ подбородкомъ и внушительнымъ носомъ, побѣлѣло и вытянулось, сѣдые волосы выбились изъ подъ истрепаннаго чепчика съ черными лентами, а черное платье имѣло неопрятный видъ, поразившій Джорджа. Мери Бэтчлеръ, бывшая первоначально его нянькой, а впослѣдствіи чтицей Библіи въ деревнѣ, всегда отличалась, насколько онъ могъ припомнить, чрезвычайною опрятностью и достоинствомъ.
   -- Мери, у васъ что-нибудь неблагополучно?-- спросилъ онъ, удерживая ея руку.
   -- Зайдите,-- отвѣтила старуха, хватая его за руку и не обращая вниманія на Летти.-- Его ужь нѣтъ... Онъ ужь никого не испугаетъ... Онъ былъ здѣсь три дня, прежде чѣмъ его похоронили... Я не могла съ нимъ разстаться... Но вотъ ужь три недѣли, какъ его забрали.
   -- Что вы говорите, Мери? Неужели Джемсъ... вашъ сынъ?-- воскликнулъ Джорджъ, слѣдуя за нею въ домъ.
   -- Ну, да, Джемсъ... мой сынъ,-- уныло повторила она.-- Не угодно-ли вамъ присѣсть... и можетъ быть...-- она нерѣшительно посмотрѣла сначала на Летти, а потомъ на мокрый полъ, который она только что вымыла своими слабыми руками.-- Можетъ быть, и леди присядетъ. Тутъ очень грязно. Но утренняя уборка у меня теперь плохо идетъ... съ тѣхъ поръ какъ его забрали.
   Она протяжно вздохнула и сама опустилась на стулъ, положивъ на колѣни свои большія костлявыя руки, обезображенныя постояннымъ трудомъ; повидимому, она забыла о своихъ посѣтителяхъ.
   Джорджъ стоялъ около нея и не сразу нашелся, что сказать.
   -- Мнѣ стыдно сознаться, что я ничего не слышалъ объ этомъ,-- мягко сказалъ онъ, наконецъ.-- Вы подумаете, что я долженъ былъ слышать объ этомъ. Но я не зналъ. Я жилъ въ городѣ и былъ очень занятъ.
   -- Да, да,-- сказала Мери, не поднимая головы,-- и вы были заняты своею женитьбой. Я и не думала васъ ни въ чемъ упрекать.
   Она опять умолкла, а затѣмъ украдкой подняла свой передникъ и провела его по глазамъ, распухшимъ отъ постоянныхъ слезъ.
   Между тѣмъ по другую сторону комнаты сидѣлъ мальчикъ лѣтъ четырнадцати. Онъ только что умылся и теперь отдыхалъ у огня, развлекаясь засаленнымъ альманахомъ для игроковъ въ мячъ. Онъ не всталъ при входѣ посѣтителей и, не слушая, о чемъ его бабушка разговаривала съ ними, беззвучно шевелилъ губами, вычисляя число очковъ. На видъ -- это былъ болѣзненный, довольно несимпатичный мальчикъ съ хитрымъ выраженіемъ лица.
   -- Джорджъ, я подожду снаружи,-- сказала Летти.
   Она испытывала какое-то безотчетное отвращеніе въ несчастной матери. Но Джорджъ просилъ ее остаться, и она нервнымъ движеніемъ усѣлась не стулъ около дверей, стараясь не замочить своей хорошенькой юбки на мокромъ полу.
   -- Разскажите мнѣ, какъ это случилось,-- сказалъ Джорджъ, садясь около старухи.-- Это произошло въ шахтѣ? Джеми, я знаю, работалъ не у насъ. Онъ, кажется, работалъ у м-ра Моррисона?
   М-ссъ Бэтчлеръ утвердительно кивнула головой. Затѣмъ она быстро выпрямилась, и лицо ея судорожно искривилось.
   -- Это Джонъ Бергессъ виноватъ,-- сказала она, вперивъ глаза въ лицо Джорджа.-- Онъ убилъ мальчика. Но онъ тоже поплатился, и потому я больше не буду о немъ говорить. Это была первая недѣля, что Джеми сталъ работать киркой; послѣдніе три года онъ былъ нагрузчикомъ и только иногда брался за кирку; за пять недѣль до смерти онъ поступилъ въ Джону Бергессу, который, какъ вамъ извѣстно, былъ съемщикомъ у м-ра Моррисона въ Старой шахтѣ. Мальчикъ мой заработывалъ шесть съ половиною шиллинговъ въ день и ужь такъ былъ радъ этому, что просто сіялъ весь. Пошелъ онъ во вторникъ на дневную смѣну. Я видѣла, какъ онъ пошелъ,-- и сумрачный такой. Я посмотрѣла, какъ это онъ шелъ по улицѣ, и ударилась въ слезы, потому что я знала, отчего онъ такой сумрачный, и стала просить Господа помочь ему. А часовъ въ шесть прибѣжали ко мнѣ и говорятъ, что въ шахтѣ несчастье. Потомъ и его принесли,-- онъ еще былъ живъ, и каково мнѣ было видѣть все это! Когда его нашли, онъ стоялъ на колѣняхъ, руки держалъ вверхъ, и кирка была у него въ рукахъ,-- ну, словомъ, какъ онъ работалъ, такъ газъ его и захватилъ. И вся его спина была обуглена, прямо обуглена! О, Господи!
   Дрожь пробѣжала по ней. Она оправилась и продолжала, по прежнему не сводя глазъ съ Трессэди и поднявъ вверхъ свою изсохшую руку, словно приглашая къ вниманію.
   -- Его принесли сюда и положили на эту скамью,-- она указала на скамью, стоявшую передъ очагомъ,-- доктора ужь и не трогали его -- ничего нельзя было подѣлать. Я осталась одна съ нимъ. Когда его положили на скамью, онъ на минуту очнулся. Я говорю: "Джеми, какъ это случилось?" А онъ говоритъ: "Мама, это -- Джонъ Бергессъ виноватъ: онъ открылъ мою лампу, чтобы зажечь свою, которая погасла, и больше я ничего не помню". А немного погодя онъ опять говоритъ: "Мама, не тужи, я радъ, что помираю, потому что водка, говоритъ, сидитъ во мнѣ". Потомъ онъ два или три раза тихонько вздохнулъ, словно дышать ему трудно... Я поцѣловала его.
   Она остановилась. Ея лицо подергивалось, руки, которыя она крѣпко сжимала у себя на колѣняхъ, дрожали. Летти вдругъ почувствовала у себя на глазахъ слезы.
   -- Въ августѣ ему было бы только двадцать одинъ годъ. Такой ужь былъ парень, что нельзя было его не любить,-- съ самыхъ раннихъ лѣтъ онъ всѣмъ нравился. И когда онъ лежалъ тутъ, я говорю себѣ: "Это ужь третьяго отнимаютъ у меня эти угольныя шахты". Я вспомнила своего отца и дядю,-- какъ ихъ обоихъ сразу принесли домой, а мнѣ было тогда всего тринадцать лѣтъ; ни одной царапины не было на нихъ,-- только у отца на лбу выступило немного крови, обоихъ убило взрывомъ. Въ тотъ разъ тридцать шесть человѣкъ погибло, и помню, старый м-ръ Моррисонъ -- отецъ м-ра Вальтера -- прислалъ гробы, но рабочіе взбунтовались, потому что эти гробы никуда не годились. Никто не хотѣлъ идти на работу, пока ихъ не перемѣнятъ; если рабочій задохся, говорили они, то хозяинъ долженъ ему хоть порядочный гробъ дать. А теперь никто мнѣ не помогъ, я сама похоронила Джеми;-- ну, да это и лучше было.
   Она опять отерла свои глаза, жалобно вздыхая. Джорджъ сказалъ все, что можно было сказать въ утѣшеніе. Мери Бэтчлеръ протянула руку и положила ему на плечо.
   -- Ну, да, я знала, что вы пожалѣете... и ваша жена...
   Она съ трудомъ повернулась къ Летти и старалась своими подслѣповатыми и заплаканными глазами разсмотрѣть, что представляетъ собою жена сэра Джорджа. Она поглядѣла на маленькую, изящно одѣтую барыньку, сидѣвшую въ уголкѣ, на пучокъ дрожащихъ розовыхъ бутоновъ на ея шляпкѣ, на браслеты, на розовыя щеки подъ тонкою вуалью,-- поглядѣла, странно прищуривъ глаза, какъ будто всматривалась издалека. Затѣмъ она вдругъ встрепенулась, очевидно, пораженная какою-то мыслью. Она уже не смотрѣла на Летти и не думала о ней, и крѣпко схватила Джорджа за руку.
   -- И я все думаю,-- начала она, нервно всхлипывая,-- что это онъ говорилъ о водкѣ. Прежде онъ никогда не бралъ въ ротъ хмѣльного; только съ прошедшей зимы, бывало, не могъ удержаться,-- на него словно находило что. А въ послѣднее время онъ ужь сильно загуливалъ, послѣ разсчета, хоть и зналъ, что это меня сердитъ. Но кто тутъ виноватъ, я спрашиваю васъ и кого угодно,-- кто виноватъ?
   Ея голосъ превратился въ крикъ.
   -- Его отецъ померъ отъ этого и дѣдъ -- тоже. Дѣдъ померъ на дорогѣ, послѣ того какъ его страшно напоили въ кабакѣ, гдѣ съемщикъ, старый Морсъ, разсчитался съ нимъ и товарищами. Но самъ онъ и близко къ водкѣ не подходилъ, если его не завлекали на это; его совсѣмъ не тянуло къ ней. Ну, а съемщикъ, у котораго онъ работалъ, держалъ кабакъ, и кто у него не пилъ, тотъ работы не получалъ. Кто въ субботу не напивался до безчувствія, тотъ въ понедѣльникъ оставался безъ работы. "Ну, нѣтъ, ты сиди дома,-- говорятъ они,-- если ты такой проклятый домосѣдъ". Простите, сэръ, за дурное слово, но такъ ужь у нихъ говорится. Старый Джонъ ужь всегда радъ былъ бы отдать съемщику назадъ шиллингъ, лишь бы не пить. Вотъ и Вилльямъ -- мужъ мой -- всегда пилъ, и когда смерть къ нему пришла, докторъ сказалъ мнѣ, что это водка испортила ему кровь. А Джеми слышалъ это,-- я увѣрена, что слышалъ, потому что онъ стоялъ на лѣстницѣ и прислушивался.
   Она снова умолкла, погрузившись въ безсвязныя воспоминанія, между тѣмъ какъ по ея щекамъ медленно катились слезы.
   Послѣ минутнаго молчанія Джорджъ сказалъ,-- за неимѣніемъ другихъ словъ
   -- Намъ очень жаль васъ, Мери,-- и мнѣ, и моей женѣ. Мы рады были бы помочь вамъ. Хотя для васъ это теперь безразлично,-- пожалуй, вамъ даже непріятно думать объ этомъ, но теперь эти несчастія становятся гораздо рѣже, теперь такъ много дѣлается для ихъ предупрежденія. И вообще времена куда лучше, чѣмъ прежде.
   Мери не отвѣчала.
   Джорджъ сидѣлъ и смотрѣлъ на нее, сознавая себя (что съ нимъ рѣдко случалось) необыкновенно молодымъ и неопытнымъ, чувствуя, что Летти почему-то его стѣсняетъ,-- въ ея присутствіи онъ не могъ вполнѣ отдаться состраданію и въ то же время стыдился обнаружить его.
   Ему оставалось только продолжать свое безцѣльное разсужденіе объ улучшеніяхъ, объ измѣнившихся временахъ: объ устраненіи прежнихъ злоупотребленій, "съемщиковъ" и "хозяйскихъ лавочекъ"; о болѣе старательномъ предупрежденіи опасностей; о законахъ относительно несчастныхъ случаевъ, объ инспекторахъ. Подъ конецъ рѣчь полилась у него даже очень плавно, но все время онъ, какъ будто -со стороны, иронически слѣдилъ за собою.
   Мери Бэтчлеръ нѣкоторое время слушала его, наклонивъ голову съ покорностью старой служанки, но вдругъ что-то, сказанное имъ, заставило ее снова задрожать всѣмъ тѣломъ, и она съ мукою въ голосѣ возразила ему:
   -- Ахъ, м-ръ Джорджъ, все, что вы говорите, очень хорошо. И инспектора -- хорошій народъ, и рабочая плата достаточна. Но вотъ, судите сами. У меня есть сынъ, который служитъ на желѣзной дорогѣ,-- по линіи, что идетъ изъ Личфильда,-- и онъ вѣчно толкуетъ о томъ, что слишкомъ много часовъ работаетъ, говоритъ, что работа его убиваетъ. А я ему говорю: "Да ты Бога благодари, Гарри, что не работаешь въ шахтахъ". И никогда онъ не можетъ добиться, чтобы я пожалѣла его. Иногда выхожу я утромъ, и какъ подумаю о тѣхъ людяхъ, которые тамъ копошатся въ темнотѣ, внизу, подъ моими ногами -- теперь, говорятъ, шахты ужь подошли подъ нашу деревню,-- и я говорю себѣ: "Скоро-ли вамъ, бѣднымъ, придется такъ же лежать, какъ моему Джиму". Можетъ быть, и вѣрно то, что ты говорите о несчастьяхъ, м-ръ Джорджъ, но, пройдите-ка вы по деревнѣ изъ одного дома въ другой, и будетъ то же, что въ Библіи,-- я часто думаю объ этихъ словахъ: "Ибо не было дома -- ни единаго,-- гдѣ бы не было мертвеца".
   Она снова поникла головой, продолжая бормотать что-то про себя. Джорджъ съ трудомъ понялъ, что она перебираетъ одну воображаемую сцену за другой,-- сцены пожара, увѣчья, неожиданной смерти. Нѣсколько фразъ, которыя, въ видѣ отрывочныхъ подробностей, вырвались у нея безъ указанія мѣстъ и именъ, заставили его задрожать. Онъ боялся, чтобы Летти не услышала ихъ, и уже потянулся къ шляпѣ, какъ вдругъ старуха снова схватила его за руку. На ея бѣломъ лицѣ съ крупными чертами засвѣтилось нѣчто въ родѣ улыбки, на которую было жалко смотрѣть.
   -- Да, наши мужчины говорятъ то же, что и вы. "Господи, м-ссъ Бэтчлеръ,-- говорятъ они,-- да въ шахтахъ теперь такъ безопасно, какъ въ церкви". И смѣются еще; Джеми часто смѣялся надо мною. Но женщины лучше знаютъ, м-ръ Джорджъ,-- женщины, которымъ приходится обмывать мертвецовъ.
   Сильная дрожь опять охватила ее. Джорджъ невольно поднялся съ мѣста и сдѣлалъ знакъ Летти выйти. Летти встала, но не уходила, Она стояла у дверей въ какомъ-то очарованіи, устремивъ на старуху свои широко раскрытые сѣрые глаза; позади нея, на улицѣ, виднѣлся кружокъ ребятишекъ, съ интересомъ глазѣвшихъ на красивую даму.
   Мери Бэтчлеръ никого и ничего не видѣла, кромѣ Трессэди, котораго продолжала держать за руку.
   -- Но я не потревожила своего Джеми. Нѣтъ! Я оставила его въ той старой курткѣ, которую набросили на него въ шахтѣ. Я не рѣшилась дотронуться до его спины,-- не рѣшилась! Но я своими руками сшила саванъ и надѣла поверхъ его рабочаго платья, и обмыла ему лицо, и ноги, и руки; потомъ поцѣловала его и сказала: "Джеми, ступай теперь къ Богу и скажи Ему, что ты исполнилъ свой долгъ, а Онъ жестоко поступилъ съ тобой,-- это истинная правда,-- Онъ жестоко поступилъ съ тобою"!
   Она громко зарыдала и на мгновеніе склонила голову на руки. Затѣмъ, откинувъ назадъ сѣдыя космы съ лица, она поднялась съ мѣста и, дѣлая надъ собою усиліе, сказала:
   -- Ну, ну, м-ръ Джорджъ, я не буду васъ дольше удерживать.
   Но: пожимая его руку, она воскликнула въ новомъ порывѣ отчаянія:
   -- Я сказала священнику, что не могу больше читать Библію. Послѣ смерти Джеми у меня въ душѣ словно перевернулось что-то. Нужно держать все про себя,-- все равно другимъ я ничего хорошаго сказать не могу, я вѣчно сержусь на Господа. Прощайте, прощайте!
   Она приняла разсѣянный равнодушный видъ. Но когда Джорджъ, собираясь выйти изъ комнаты, спросилъ о мальчикѣ, сидѣвшемъ у огня, ея лицо омрачилось. Она поспѣшно увела Джорджа къ дверямъ и тутъ сказала ему на ухо:
   -- Это ребенокъ моей дочери,-- моей дочери отъ перваго мужа. Его родители померли, и онъ пріѣхалъ сюда изъ Западнаго Бромвича, чтобы жить у меня. Но онъ -- плохое для меня утѣшеніе. Ему ни до кого нѣтъ дѣла. Вотъ такъ, какъ теперь, онъ сидѣлъ съ своимъ футболломъ, когда Джеми помиралъ. Я бы съ радостью отвязалась отъ него. Но дѣлать нечего, приходится жить съ нимъ.
   Летти между тѣмъ подошла къ мальчику и съ любопытствомъ смотрѣла на него.
   -- Ты тоже работаешь въ шахтахъ?-- спросила она его.
   Мальчикъ выпучилъ на нее глаза.
   -- Да,-- отвѣтилъ онъ.
   -- И тебѣ нравится это?
   Онъ грубо засмѣялся.
   -- Вамъ бы тоже это понравилось,-- сказалъ онъ и, повернувшись спиной къ Летти, снова принялся за свой Альманахъ.
   -- Довольно на этотъ разъ,-- сказалъ нетерпѣливо Джорджъ, когда они вышли на главную улицу.-- Я разлюбилъ деревню. Отложимъ наше подлаживаніе до другого раза. Погуляемъ по долинѣ, подальше отъ этихъ домовъ.
   Летти ничего не имѣла противъ этого. Проходя по деревнѣ, Летти съ интересомъ заглядывала въ открытыя двери домовъ, отплачивая этимъ за любопытное вниманіе, предметомъ котораго она и Джорджъ сдѣлались еще разъ.
   -- Эти домики чрезвычайно удобны,-- сказала она.-- Пока ты разговаривалъ съ м-ссъ Бэтчлеръ, я заглянула во вторую комнату. М-ссъ Маттьюзъ совершенно права: тамъ хорошіе ковры и занавѣсы, два комода, гармоніумъ, картины, цвѣты на окнахъ. Джорджъ, что такое "съемщики"?
   -- Съемщики -- это такіе подрядчики,-- разсѣянно отвѣтилъ онъ,-- люди, которые обязуются передъ собственникомъ копей добывать уголь,-- въ большихъ или малыхъ размѣрахъ; теперь по большой части -- въ малыхъ. Они отъ себя нанимаютъ углекоповъ и добываютъ уголь въ нѣкоторыхъ шахтахъ; въ другихъ собственники ведутъ дѣло сами.
   -- А что такое "хозяйская лавочка"?
   -- Видишь-ли, въ дурное старое время съемщики и собственники платили рабочимъ, вмѣсто денегъ, натурой. У нихъ были свои кабаки и лавки, и чеканной монетой они уплачивали рабочимъ лишь самую ничтожную часть жалованья. Рабочіе должны были пить пиво съемщика, покупать провизію у съемщика -- конечно, по цѣнѣ, назначенной съемщикомъ,-- а съемщикъ велъ счетъ. Это было ужасное безобразіе, но, разумѣется, съ этимъ уже давно покончено.
   -- Ну, конечно,-- воскликнула Летти съ негодованіемъ.-- Но этотъ народъ не помнитъ, что для него дѣлается. Ты замѣтилъ, какъ роскошно былъ накрытъ къ чаю столъ въ нѣкоторыхъ домахъ? А эти дѣвушки, разряженныя въ шляпки съ перьями? Мнѣ никогда не снилось нацѣпить такую массу перьевъ!
   Она опять сдѣлалась прежнею живою и разсудительной Летти. Всѣ слѣды слезъ, которыя неожиданно застигли ее, когда м-ссъ Бэтчлеръ говорила о смерти своего сына, исчезли. Она почти злобно бросала взоры налѣво и направо, стараясь проникнуть въ сокровенную жизнь деревни.
   -- И этотъ народъ толкуетъ о томъ, что ему не на что жить!-- презрительно воскликнула она, когда они съ Джорджемъ вышли изъ деревни на дорогу.-- Одного взгляда довольно...
   Джорджъ, неожиданно пробудившись отъ своихъ думъ, понялъ, о чемъ она говоритъ, и съ страннымъ видомъ замѣтилъ:
   -- Ты находишь, что ихъ дома ужь не такъ плохи? Замѣтила ты, что мы всегда удивляемся, если бѣднымъ недурно живется? Мы ставимъ это себѣ въ заслугу,-- по крайней мѣрѣ, я много разъ ловилъ себя на этомъ. Мы какъ будто говоримъ себѣ: "Вѣдь они могли бы и безъ этого обойтись, это можно было бы удержать для себя; какой я великодушный человѣкъ!"
   Онъ засмѣялся.
   -- Я вовсе не хотѣла этого сказать,-- отвѣтила Летти, протестуя.
   -- Нѣтъ? Ну, милая, какъ ни хороши эти дома, ты избавлена отъ необходимости жить въ нихъ, и тебѣ не нужно самой мыть полы. Фертъ -- отвратительная трущоба, но въ немъ, я думаю, помѣстится двадцать такихъ домовъ, какъ эти. Я -- нищій, но все-таки я имѣю средства нанять для тебя двухъ служанокъ... Но зачѣмъ ты идешь такъ далеко отъ меня?
   И, не взирая на ея сопротивленіе, онъ привлекъ ее къ себѣ и пошелъ съ ней подъ руку.
   -- Посмотри на меня, милая,-- повелительно сказалъ онъ.-- Не бойся, насъ никто не увидитъ изъ-за этихъ деревьевъ и высокихъ стѣнъ. Я хочу любоваться твоей красотой и свѣжестью, я хочу забыть о несчастной старухѣ и ея разсказѣ. Знаешь, у меня внутри, гдѣ-то далеко-далеко, находится какой-то омутъ, и когда что-нибудь взволнуетъ его, то міръ кажется мнѣ такимъ ужаснымъ, что я повѣситься радъ. Вотъ и теперь этотъ омутъ у меня всколыхнулся,-- и не вслѣдствіе ея разсказа, а потому, что, уходя, я оглянулся на эту несчастную. Она всегда была веселой, живой старухой, столько счастья находила въ своей Библіи... и въ Джеми, конечно; твердо вѣрила, что ее ждетъ царствіе небесное, и что немного позже туда попадетъ и ея Джеми. Для нея какъ будто всегда было ясно, какое будущее готовитъ Всемогущій и ей, и всякому другому. Ея пьяница-мужъ умеръ, мой отецъ оставилъ ей немного денегъ,-- старый дядя, вѣроятно, тоже. Она болтала, молилась и читала проповѣди. А теперь она будетъ такъ плакать и ныть до конца дней своихъ; она уже теперь не увѣрена и въ царствіи небесномъ; вмѣсто Джеми ей достался этотъ безмозглый малый, этотъ подкидышъ, повѣшенный ей на шею, съ тѣмъ, чтобы черезъ годъ или два колотить ее и обращаться съ нею, какъ съ собакой. Но приходитъ-ли тебѣ подчасъ въ голову, что нѣчто подобное должно когда-нибудь случиться со всѣми нами,-- нѣчто мучительное, нѣчто ужасное, нѣчто такое, что заставитъ насъ пожалѣть о томъ, что мы на свѣтъ родились? Милая, ну, не сумасшедшій-ли я? Постой, здѣсь тѣнь... и поцѣлуй меня!
   Онъ удержалъ ее въ тѣнистомъ уголкѣ дороги, между двумя дубовыми порослями, мимо которыхъ протекалъ, журча, ручеекъ. Обвивъ ея станъ рукой, онъ наклонился и съ жадностью сталъ цѣловать ея красныя губы. Затѣмъ, все еще не выпуская ея изъ рукъ, онъ посмотрѣлъ изъ-за деревьевъ на верхній конецъ долины, на ея разбросанныя деревушки, дымовыя трубы и машинныя депо.
   -- Меня поразило... то, что она сказала о людяхъ, рабо тающихъ у насъ подъ ногами. Они теперь работаютъ, Летти,-- въ потѣ лица откалываютъ глыбы угля. Почему они -- тамъ, а мы съ тобой -- здѣсь? Я страшно этому радъ! А ты? Но я не стану утверждать, что это безразлично. Кто бы мы ни были, не станемъ лицемѣрить!
   Летти была озадачена и даже немного встревожена. До сихъ поръ она только однажды была свидѣтельницей такого возбужденія у Джорджа: въ ту странную, непріятную ночь, когда онъ заставилъ ее сидѣть съ нимъ на набережной. И оба раза это возбужденіе совершенно не соотвѣтствовало тому представленію, которое она составила себѣ о немъ. Возбужденіе сообщалось и ей; въ ней пробуждался какой-то смутный инстинктъ заботливости и покровительства, совершенно новый для нея.
   Она вдругъ протянула руку и дотронулась до его волосъ.
   -- Какъ странно ты говоришь, Джорджъ? Мнѣ иногда кажется,-- и она шаловливо засмѣялась,-- что ты когда-нибудь цѣликомъ перейдешь на сторону леди Максуэлль и ея партіи.
   Джорджъ издалъ презрительное восклицаніе.
   -- Избави насъ, Боже, отъ пустомелей!-- весело сказалъ онъ.-- Ужь лучше быть лицемѣромъ! Но взгляни, крошка моя! Собирается ливень. Пойдемъ домой!
   Они направились въ обратный путь, смѣясь и болтая. У дверей дома дворецкій подалъ Джорджу телеграмму. Джорджъ распечаталъ и прочелъ:
   "Должна посовѣтоваться съ тобою по важному дѣлу. Пріѣду въ Фертъ въ половинѣ десятаго.

Амелія Трессэди".

   Летти, смотрѣвшая черезъ плечо Джорджа, слегка вскрикнула отъ испуга.
   Чтобы не говорить при дворецкомъ, они поспѣшили въ курительную комнату, выходившую въ переднюю, и закрыли за собою дверь.
   -- Джорджъ, она опять хочетъ получить у тебя денегъ!-- воскликнула Летти, и въ каждой черточкѣ ея нахмуреннаго личика отразились досада и гнѣвъ.
   -- Ну, милая, нельзя же сдѣлать камню кровопусканіе,-- сказалъ Джорджъ, комкая телеграмму и бросая ее на полъ.-- Конечно, со стороны моей матери не особенно хорошо отравлять намъ такимъ образомъ медовый мѣсяцъ. Но дѣлать нечего. Прикажи приготовить для нея комнату.
   

IX.

   -- Ну, дорогой Джорджъ! Во всякомъ случаѣ, мнѣ кажется, я имѣю право требовать, чтобъ ты не забывалъ, что я твоя мать.
   Говорившая приподняла съ колѣнъ вѣеръ и начала энергически обмахивать себя.
   -- Ты положительно обращаешься со мною не такъ, какъ бы слѣдовало. Я не хочу жаловаться на Летти -- быть можехъ, я застигла ее врасплохъ,-- но я должна заявить, что вчера вечеромъ она обошлась со мной некрасиво, вотъ и все,-- некра сиво. Въ моей комнатѣ было холодно, какъ въ погребѣ; Джустина говоритъ, что тамъ уже нѣсколько мѣсяцевъ никто не спалъ. Огонь зажгли только въ ту минуту, когда я пріѣхала; на туалетномъ столикѣ никакихъ цвѣтовъ,-- однимъ словомъ, ни малѣйшаго вниманія. Должна сознаться, что къ этому я вовсе не привыкла. Я положительно не могла совладать съ собою; спроси Джустину, въ какомъ состояніи она застала меня.При видѣ меня она сама не могла удержаться отъ слезъ.
   Леди Трессэди сидѣла, выпрямившись, на диванѣ съ высокой спинкой въ курительной комнатѣ Джорджа, Джорджъ расхаживалъ по комнатѣ взадъ и впередъ и, бросая на нее отъ времени до времени взоры, поражался ея замѣчательно старымъ и растрепаннымъ видомъ. Вмѣсто замысловатой прически, которою она обыкновенно украшала голову, она набросила на себя кусокъ бѣлаго кружева. Ея пурпуровое платье нѣкогда было чудомъ искусства, но теперь имѣло старый и даже изношенный видъ; гофрированные рукавчики были помяты; она забыла подвести свои еще великолѣпные глаза. Джорджъ, находясь между безмолвнымъ гнѣвомъ своей жены и безразсудствомъ своей матери, уже пережилъ нѣсколько непріятныхъ моментовъ со вчерашняго вечера. Теперь онъ снова пытался получить болѣе или менѣе точное представленіе о дѣлахъ лэди Трессэди.
   -- Ты забываешь, мама,-- сказалъ онъ въ отвѣтъ на ея жалобы,-- что этотъ домъ совершенно не разсчитанъ на гостей, и что ты слишкомъ поздно увѣдомила насъ о своемъ пріѣздѣ.
   Но внутренно ему сдѣлалось очень непріятно при мысли о вчерашнемъ поведеніи Летти.
   Лэди Трессэди приняла гордый видъ.
   -- Пожалуйста, оставимъ это,-- сказала она.-- Я могла, кажется, надѣяться, что ты и Летти поймете, что я не нарушила бы уединенія вашего медоваго мѣсяца безъ особенно важныхъ причинъ. Джорджъ!-- ея голосъ задрожалъ и она поднесла къ глазамъ свой кружевной платочекъ,-- я несчастная, достойная сожалѣнія женщина. Если ты не спасешь меня, я... я не знаю, что со мною будетъ!
   Джорджъ встрѣтилъ это замѣчаніе довольно спокойно -- вѣроятно, онъ уже не разъ слышалъ его раньше -- и продолжалъ расхаживать по комнатѣ.
   -- Боюсь, что мы опять ни къ чему не придемъ, если ты будешь говорить общими фразами. Ты обѣщала сегодня утромъ перейти къ дѣлу. Если ты потрудишься сказать мнѣ безъ обиняковъ, въ чемъ дѣло, и назвать цифру, то я буду тебѣ крайне обязанъ.
   Леди Трессэди колебалась; кружево на ея груди вздымалось. Затѣмъ, въ порывѣ отчаянія, она сдѣлала признаніе, сначала -- нерѣшительно, запинаясь, а потомъ -- въ стремительномъ потокѣ словъ.
   Дѣло въ томъ, что въ послѣдніе два года она вздумала попытать счастья въ... ну, словомъ, въ спекуляціяхъ!
   -- Спекуляціяхъ?-- повторилъ Джорджъ, глядя на нее съ изумленіемъ.-- Какихъ? На биржѣ?
   Леди Трессэди старалась сохранить свое достоинство. Да, она спекулировала на биржѣ. Но она дѣлала это столько же въ своихъ интересахъ, сколько и въ интересахъ Джорджа; она хотѣла немного улучшить свое положеніе и быть для него меньпіимъ бременемъ. Всѣ такъ дѣлаютъ. Нѣкоторыя изъ ея ближайшихъ пріятельницъ спекулируютъ не хуже любого мужчины и зачастую удвоиваютъ свой годовой пенсіонъ. Разумѣется, она руководилась въ этомъ случаѣ указаніями компетентныхъ лицъ. Какъ Джорджу извѣстно, у нея есть въ городѣ друзья, которые готовы сдѣлать для нея все,-- рѣшительно все. Но, къ несчастью...
   Ея голосъ оборвался; нога, обутая въ изящный французскій ботинокъ, безпокойно задвигалась на скамеечкѣ.
   Ну, однимъ словомъ, она попала въ руки "гадины" -- другого названія нельзя подобрать для этого человѣка,-- и этотъ биржевой агентъ поступилъ съ ней самымъ безсовѣстнымъ образомъ. Онъ выдавалъ ей для этихъ спекуляцій деньги, полагаясь на ея имя, на ея сына и ея аристократическія связи. Она же слѣпо вѣрила ему и въ результатѣ задолжала...
   -- Право, я даже боюсь назвать сумму!-- воскликнула она въ порывѣ, въ искренности котораго на этотъ разъ нельзя было сомнѣваться, и снова поднесла свою дрожащую руку къ глазамъ.
   -- Сколько?-- спросилъ Джорджъ, останавливаясь передъ нею съ папироской въ рукѣ.
   -- Четыре тысячи фунтовъ,-- отвѣтила леди Трессэди, отъ страха мигая глазами.
   -- Четыре тысячи фунтовъ!-- воскликнулъ Джорджъ.-- Невозможно!
   И, поднявъ руку, онъ съ раздраженіемъ швырнулъ папиросу въ каминъ и снова началъ расхаживать по комнатѣ, заложивъ руки въ карманы.
   Леди Трессэди посмотрѣла сквозь слезы на его длинную, гибкую фигуру, когда онъ отвернулся отъ нея и, несмотря на все свое отчаяніе, не могла удержаться отъ самодовольной мысли, что онъ до нѣкоторой степени унаслѣдовалъ ея изящество.
   -- Джорджъ!
   -- Сейчасъ, подождите минутку. Мама,-- сказалъ онъ, съ рѣшительнымъ видомъ повернувшись къ ней,-- я долженъ вамъ прямо заявить, что въ настоящее время мнѣ рѣшительно не откуда достать столько денегъ.
   Леди Трессэди вспыхнула какъ разсерженный ребенокъ.
   -- Очень хорошо,-- сказала она.-- Очень хорошо. Значитъ -- банкротство? Въ такомъ случаѣ прошу тебя и Летти не пенять на меня за скандалъ.
   -- Онъ угрожаетъ объявленіемъ несостоятельности?
   -- Неужели ты думаешь, что иначе я пріѣхала бы сюда?-- воскликнула она.-- Посмотри только на его письма!
   Она вынула изъ ридикюля, висѣвшаго у нея на рукѣ, пачку измятыхъ бумагъ и подала ему. Джорджъ бросился въ кресло, чтобы хоть поверхностно пробѣжать эти письма, между тѣмъ какъ леди Трессэди продолжала свою плаксивую болтовню, которую онъ старался не слушать.
   Насколько можно было судить по первому, бѣглому обзору, эти письма касались длиннаго ряда рискованныхъ сдѣлокъ,-- биржевыхъ спекуляцій самаго отъявленнаго сорта, рѣдкіе барыши которыхъ были неизмѣримо малы по сравненію съ самыми скандальными потерями. Безразсудство нѣкоторыхъ сдѣлокъ и величина ставокъ поднимали въ его душѣ цѣлую бурю негодованія. Онъ впервые имѣлъ дѣло съ подобной выходкой матери, но, зная хорошо ея характеръ, не могъ не видѣть въ этомъ новой и очень серьезной опасности для себя и Летти.
   Но потомъ его поразила другая мысль.
   -- Скажи, ради Бога, откуда ты получила такія свѣдѣнія о биржевыхъ дѣлахъ и порядкахъ?-- спросилъ онъ съ удивленіемъ, отрываясь отъ своего чтенія.-- Ты никогда не говорила со мною объ этомъ, и я не подозрѣвалъ, что ты интересуешься подобными вещами.
   Но правдѣ говоря, онъ считалъ ее умственно неспособной къ тѣмъ биржевымъ спекуляціямъ, о которыхъ шла рѣчь въ этихъ бумагахъ. Еще не было примѣра, чтобы она въ своей жизни правильно сдѣлала сложеніе, или составила счетъ, и самъ онъ, зная, какъ она тупа въ этомъ отношеніи, нерѣдко видѣлъ въ этомъ даже оправданіе ея мотовства. Между тѣмъ въ этой корреспонденціи,-- насколько, по крайней мѣрѣ, можно было судить по бѣглому обзору,-- обнаруживались финансовые фокусы, которые сдѣлали бы честь любому мошеннику Сити.
   При словахъ Джорджа леди Трессэди рѣзко выпрямилась, но онъ замѣтилъ, что ея рѣсницы слегка задрожали.
   -- Я знаю, милый Джорджъ, что ты всегда считалъ свою мать дурой. Но всѣ мои друзья находятъ, что у меня очень свѣтлая голова.
   Джорджъ не могъ удержаться отъ громкаго смѣха.
   -- И это доказательство?-- сказалъ онъ, поднимая послѣднюю пачку писемъ, которая заключала въ себѣ самый ужасающій счетъ Шапецкаго и нѣсколько повелительныхъ посланій отъ одного "бойкаго адвоката", извѣстнаго Джорджу Трессэди съ самой невыгодной стороны; все это сопровождалось неоднократными и весьма ясными увѣреніями обоихъ, что если леди Трессэди не постарается немедленно погасить, по крайней мѣрѣ, половину долга, который образовался уже почти полтора года тому назадъ, и представить обезпеченіе второй половины, то Шапецкій и его повѣренный прибѣгнутъ къ посредству суда.
   Леди Трессэди сначала встрѣтила сарказмъ своего сына сердитымъ молчаніемъ, а затѣмъ разразилась крикливыми жалобами на "подлость" Шапецкаго. Какъ могутъ порядочные люди, люди, принадлежащіе къ приличному обществу, оградить себя отъ подобныхъ личностей?
   Джорджъ подошелъ къ окну и сталъ глядѣть на расцвѣтающій садъ. Затѣмъ онъ вдругъ повернулся и прервалъ свою мать.
   -- Я вижу, мама, что эти спекуляціи продолжались около двухъ лѣтъ. Но помнишь-ли ты, когда на Рождество я далъ тебѣ громадную сумму, ты сказала, что она "почти" избавляетъ тебя отъ долговъ; а мѣсяцъ тому назадъ, когда я опять выдалъ тебѣ большую сумму денегъ, ты заявила, что совершенно очищаешься отъ долговъ. Между тѣмъ все это время ты получала эти письма и уже давно задолжала ему почти всю ту сумму, которую должна ему теперь. Хорошо-ли было вводить меня такимъ образомъ въ заблужденіе?
   Онъ стоялъ, прислонившись къ окну и барабаня пальцами по подоконнику. Контрастъ между моложавостью его фигуры и отсутствіемъ молодыхъ чертъ въ выраженіи его лица и голосѣ бросался въ глаза. Можетъ быть, и леди Трессэди смутно почувствовала, что онъ глядитъ мальчикомъ, а говоритъ, какъ старшій,-- и ея гордость возмутилась.
   -- Ты не имѣешь права такъ говорить со мною, Джорджъ! У меня были хорошія намѣренія. У меня всегда бываютъ хорошія намѣренія. Это ужь мое несчастье, что я такъ... такъ довѣрчива, такъ полна надеждъ. Я всегда должна вѣрить въ кого-нибудь,-- вотъ почему мои друзья и любятъ меня такъ. Ты и твой отецъ всегда были прямою противоположностью мнѣ...
   Тутъ началось слезливое сравненіе между ея характеромъ и характеромъ ея мужа и сына,-- сравненіе, отъ котораго, понятно, не она теряла.
   Джорджъ не слушалъ ея. Онъ опять уставился взоромъ въ окно и крѣпко задумался. Онъ видѣлъ, что деньги, или большую часть ихъ, придется достать. Этотъ биржевой агентъ былъ, несомнѣнно, негодяй, но онъ былъ изъ тѣхъ негодяевъ, которые держатся въ границахъ закона, а леди Трессэди, съ ея неимовѣрною глупостью, послужила для него легкою добычей. Трессэди предвидѣлъ, что ему придется спрятать въ карманъ свое негодованіе и заплатить. А заплатить значило поставить себя и Летти въ стѣсненное положеніе,-- быть можетъ, на цѣлыхъ два или три года. Когда онъ думалъ о тѣхъ жертвахъ, которыя уже принесъ матери, объ ея огромномъ пенсіонѣ, объ ея неисправимомъ легкомысліи и жадности и объ естественныхъ желаніяхъ своей молодой жены, у него начинало кипѣть сердце.
   Такимъ образомъ, хотя онъ зналъ или догадывался, что капитуляція для него неизбѣжна, все же онъ никакъ не могъ рѣшиться,-- по крайней мѣрѣ, въ данный моментъ,-- дать матери какое-нибудь обѣщаніе.
   -- Послушай, мама,-- сказалъ онъ наконецъ, оборачиваясь къ ней.-- Я могу тебѣ только сказать, что не вижу никакого выхода. Какъ удовлетворить претензію этого человѣка? Не знаю. Если бы даже я могъ это сдѣлать, подвергнувъ себя на нѣкоторое время лишеніямъ -- а я, повторяю, не могу,-- то какое право я имѣю на это? Моя жена и ея нужды должны быть теперь у меня на первомъ планѣ.
   -- Очень хорошо,-- съ гордостью отвѣтила леди Трессэди, поднимая, однако, платокъ, чтобы закрыть свои дрожащія губы.
   Впрочемъ, она вовсе еще не потеряла надежды. Много очень вѣскихъ соображеній убѣждало ее, что Джорджъ принужденъ будетъ ее выручить. Тѣмъ не менѣе эта сцена дѣйствовала на ея нервы, и ей было физически трудно сдерживать свое нерасположеніе къ невѣсткѣ, которое послѣ событій вчерашняго вечера грозило превратиться въ ненависть.
   -- Позволь напомнить тебѣ,-- церемонно продолжалъ онъ,-- что нашъ домъ, за исключеніемъ нѣсколькихъ комнатъ, недавно обновленныхъ, находится въ очень дурномъ состояніи, и что прежде всего деньги должны быть употреблены на его ремонтъ. Этого требуетъ уже простая справедливость по отношенію къ Летти. Позволь напомнить тебѣ также, что ты сама въ значительной мѣрѣ отвѣтственна за такое положеніе вещей.
   Леди Трессэди безпокойно задвигалась. Джорджъ теперь опять говорилъ своимъ обычнымъ небрежнымъ тономъ и закурилъ новую папиросу. Тѣмъ не менѣе онъ не спускалъ съ нея глазъ.
   -- Ты, конечно, помнишь, что обѣщала мнѣ жить здѣсь и смотрѣть за домомъ въ мое отсутствіе. На этомъ условіи и были установлены наши денежныя, да и нѣкоторыя другія отношенія. Теперь же оказывается, что за эти четыре года ты провела здѣсь, въ общей сложности, не болѣе трехъ мѣсяцевъ. А между тѣмъ ты всегда давала мнѣ понять, что живешь здѣсь; если не ошибаюсь, твои письма были помѣчены этимъ мѣстомъ.
   -- Кто наговорилъ тебѣ такихъ небылицъ?-- воскликнула леди Трессэди.-- Я была здѣсь гораздо больше.
   Но густой румянецъ противъ ея воли окрасилъ ея все еще нѣжную кожу, а глаза, сверкавшіе то упрямствомъ, то хитростью, безпокойно забѣгали по сторонамъ.
   Джорджъ между тѣмъ продолжалъ спокойно курить у окна и, съ свойственной ему критической жилкой, думалъ въ эту минуту о томъ, какое низменное выраженіе способны придать человѣческому лицу тѣ грязныя заботы, которыя теперь волновали его мать. Онъ почувствовалъ приливъ знакомаго отвращенія. Сколько уже подобныхъ препирательствъ денежнаго свойства между отцомъ и матерью онъ могъ припомнить изъ эпохи своего дѣтства? А позже, въ Индіи, сколько разъ ему приходилось убѣждаться, на что способны женщины ради денегъ или нарядовъ? Онъ съ презрѣніемъ подумалъ объ одной изъ своихъ знакомыхъ въ Мадрасѣ, которая завела съ нимъ интрижку для того, чтобы занимать у него деньги и получать отъ него бальныя платья; о другой женщинѣ, которая своимъ эгоистическимъ мотовствомъ довела до нищеты лучшаго изъ мужчинъ. Неужели всѣ женщины отличаются подобными же склонностями, какими бы возвышенными онѣ ни казались по внѣшности?
   Въ отвѣтъ на протестъ своей матери онъ сказалъ спокойнымъ тономъ:
   -- Во всякомъ случаѣ я недалекъ отъ истины. Намъ сообщили, что поденщица -- женщина не идеальной честности -- и ея четырнадцатилѣтняя племянница жили здѣсь почти все время и дѣлали, что имъ было угодно. Нѣтъ ничего удивительнаго въ томъ, что старый домъ, оставляемый въ продолженіи четырехъ лѣтъ безъ всякаго присмотра, приходитъ въ упадокъ. Я упоминаю объ этомъ не для того, чтобы упрекать тебя, но чтобы только показать, какая масса расходовъ предстоитъ мнѣ теперь. И послѣ всего этого, скажи мнѣ по совѣсти, можно-ли отъ меня требовать, чтобы я и далѣе продолжалъ урѣзывать себя и терпѣть лишенія,-- и не для того, чтобы доставить своей женѣ удобства и удовольствія, какія я желалъ бы ей доставить, а для того, чтобы платить подобные долги?
   И онъ невольно ударилъ рукой по письмамъ, лежавшимъ на креслѣ, на которомъ онъ раньше сидѣлъ.
   Леди Трессэди тоже поднялась съ мѣста.
   -- Джорджъ, если ты намѣренъ оскорблять свою мать, то я лучше уйду. Кто это, желала бъ я знать, наговорилъ вамъ такихъ басенъ обо мнѣ?
   -- Ты помнишь Русь Маттьюзъ, которая работала, бывало, на фермѣ? Мы взяли ее въ экономки. Она, повидимому, была свидѣтельницей всего, что тутъ происходило.
   -- О, если Летти выслушивала сплетни слугъ обо мнѣ, то я уже знаю, чего ожидать!-- воскликнула леди Трессэди, забирая съ дивана дрожащей рукой свой вѣеръ и носовой платокъ.-- Я съ самаго начала говорила, что она вооружитъ тебя противъ меня. Я не помню, чтобъ я обѣщала тебѣ то, о чемъ ты говоришь. И какъ можно было бы ожидать, чтобы я... чтобы женщина съ моими... съ моими преимуществами зарылась здѣсь на цѣлый годъ? Я никогда этого не обѣщала. Наконецъ, мои друзья ни за что не хотѣли мнѣ этого позволить; я была слаба -- и уступила. Это моя слабость -- обо мнѣ нужно заботиться. Со мною нужно обращаться ласково... а ни ты, ни твой отецъ никогда не обращались со мною такъ!
   -- На твоемъ мѣстѣ, я бы не уступилъ,-- сказалъ Джорджъ, ничуть не тронутый ея слезами, которыя, какъ онъ зналъ но опыту, рано или поздно должны были явиться на сцену.-- Если ты хорошенько подумаешь, ты согласишься, что я и Летти имѣемъ наиболѣе основаній быть уступчивыми въ этомъ отношеніи. Если позволишь, я пойду, поговорю съ ней. Она, кажется, въ саду.
   Мать сердито отвернулась отъ него, а онъ вышелъ изъ комнаты.
   Когда онъ проходилъ по длинной галлереѣ съ дубовыми панелями, которая вела въ садъ, его охватило странное чувство жалости къ самому себѣ. Непріятная сцена, которая только что произошла, и объясненіе съ Летти, которое еще предстояло, едва-ли могли быть названы радостями медоваго мѣсяца.
   Летти не было въ саду. Онъ вошелъ въ лѣсъ, начинавшійся на дальнемъ склонѣ холма, и здѣсь увидѣлъ ее. Она сидѣла подъ деревомъ съ вышиваніемъ въ рукахъ. Апрѣльское солнце озаряло лѣсъ. Лиственница уже зазеленѣла, а вѣтви дуба, подъ которымъ сидѣла Летти, отливали въ ясномъ воздухѣ красноватымъ цвѣтомъ. Вокругъ почва пестрѣла весенними цвѣтами. Летти наклонилась надъ своимъ рукодѣльемъ, и ея ручка быстрыми, нетерпѣливыми движеніями ходила взадъ и впередъ.
   Контрастъ между этимъ воплощеніемъ свѣжести и молодости среди весенней природы и тою непріятной отталкивающей старостью, которую онъ только что видѣлъ, поразилъ Джорджа. Его лобъ прояснился.
   Заслышавъ его шаги, она быстро обернулась.
   -- Ну?-- сказала она, откладывая въ сторону свою работу.
   Онъ бросился на землю рядомъ съ нею.
   -- Я говорилъ съ нею. Дѣло оказывается очень худо,-- хуже, чѣмъ мы ожидали.
   И онъ передалъ ей разсказъ матери. Когда онъ назвалъ полную сумму долга, Летти едва сохранила самообладаніе. Видно было, что она съ трудомъ удерживается, чтобы не прерывать его на каждомъ словѣ. Какъ только онъ кончилъ, она спросила:
   -- И что ты ей сказалъ?
   Джорджъ медлилъ отвѣтомъ.
   -- Я, понятно, сказалъ ей, что съ ея стороны чудовищно и нелѣпо ожидать, чтобы мы уплатили такую сумму.
   Летти чуть не задыхалась. Его голосъ и манера совсѣмъ не удовлетворяли ее.
   -- Чудовищно! Еще бы не чудовищно! А знаешь-ли ты, почему она вошла въ такіе долги?
   Джорджъ съ удивленіемъ посмотрѣлъ на нее. Ея личико трепетало отъ негодованія, которымъ она собиралась разразиться.
   -- Нѣтъ. А ты?
   -- Я знаю. Я знаю все. Вчера вечеромъ я сказала своей горничной,-- надѣюсь, Джорджъ, не будешь сердиться, вѣдь Грайеръ уже цѣлую вѣчность служитъ у меня, и я не имѣю отъ нея секретовъ,-- я сказала ей, чтобы она подружилась съ горничной твоей матери и выпытала у нея. Я считала это необходимымъ для насъ, въ видѣ самозащиты. Грайеръ, понятно, это очень легко удалось. Я это раньше знала; вѣдь Джустина глуповата; притомъ она ужь не хочетъ больше служить у леди Трессэди и потому очень сообщительна. Оказалось совершенно такъ, какъ я и ожидала. Леди Трессэди пустилась на спекуляціи вовсе не ради себя, а ради... кого-то... другого! Ты помнишь олуха-пѣвца, который спѣлъ "музыкальный эскизъ", когда у твоей матери были гости въ Эккльстонъ-сквэрѣ, въ февралѣ?
   Джорджъ вдругъ отодвинулся отъ нея и усѣлся на нѣкоторомъ разстояніи, опустивъ взоръ въ землю. Однако, на ея вопросъ онъ отвѣтилъ утвердительнымъ кивкомъ.
   -- Ты помнишь?-- съ торжествомъ повторила Летти.-- Ну, такъ вотъ онъ-то и причина всему. Я знала, что тутъ кто-нибудь замѣшанъ. Оказывается, что уже нѣсколько лѣтъ онъ выманиваетъ у нея деньги; онъ, бывало, проводилъ у нея цѣлые часы, когда она жила въ томъ маленькомъ домикѣ на Брутонской улицѣ, а ты былъ за-границей -- ты, понятно, ничего не слышалъ объ этомъ; онъ ухаживалъ за ней, льстилъ ей, говорилъ комплименты ея нарядамъ и наружности, всячески подслуживался къ ней и, разумѣется, жилъ на ея счетъ. Онъ, бывало, распоряжался на всѣхъ ея пирушкахъ. Джустина говоритъ, что онъ даже заставлялъ ее заказывать всѣ его любимыя вина,-- ужасъ, сколько это стоило! У него есть гдѣ-то жена, дѣти и, разумѣется, всѣ они жили на счетъ твоей матери. По его настояніямъ она и пустилась въ спекуляціи. Джустина говоритъ, что онъ самъ проигрываетъ все, что у него бываетъ, а твоя мать, разумѣется, не могла такъ много "занимать" ему (при этомъ Летти презрительно засмѣялась). Онъ и познакомилъ ее съ этимъ негодяемъ Шапецкимъ,-- такъ вѣдь его фамилія? Вотъ и вся эта исторія. Если она что и выиграла, то онъ это забралъ съ собою, а ее, разумѣется, оставилъ раздѣлываться, какъ сама знаетъ. Джустина говоритъ, что по цѣлымъ мѣсяцамъ въ домѣ только и было разговоровъ, что объ этихъ дѣлахъ,-- а она ужь знаетъ, потому что она всегда помогала прислуживать за столомъ. И ты себѣ представить не можешь, что за народъ собирался у нея!
   Она посмотрѣла на него, пораженная, наконецъ, его молчаніемъ и его странной позой, или, можетъ быть, ожидая отъ него какого замѣчанія, какой-нибудь похвалы тому умѣнью, съ какимъ она вывѣдала все это.
   Но онъ продолжалъ молчать, и это ее озадачило. Злобное торжество потухло въ ея взорѣ. Она протянула свою руку и дотронулась до руки Джорджа.
   -- Въ чемъ дѣло, Джорджъ? Я думала, что для насъ обоихъ будетъ полезнѣе знать истину.
   Онъ съ живостью поднялъ на нее взоръ.
   -- И все это твоя горничная узнала отъ Джустины? Ты просила ее?
   Она была удивлена и оскорблена его словами. Они звучали такъ холодно, странно и даже, какъ ей показалось, презрительно.
   -- Да, я просила,-- запальчиво отвѣтила она.-- Я считала себя въ правѣ. Мы должны оградить себя.
   Онъ опять замолчалъ, не будучи въ состояніи преодолѣть своего возмущенія противъ ея поступка; ея тонъ, самовластный характеръ, недостатокъ довѣрія къ нему, недостатокъ женской деликатности и скромности сердили его.
   -- Я думаю,-- сухо сказалъ онъ, наконецъ, чувствуя на себѣ ея взоръ,-- что намъ слѣдуетъ по возможности избѣгать пересудовъ слугъ; я считаю это самой крайней степенью униженія.
   Она взяла въ руки свою работу, но тотчасъ снова положила ее на землю; ея губы дрожали.
   -- Значитъ, ты предпочелъ бы остаться обманутымъ?
   -- Я скорѣе предпочелъ бы остаться обманутымъ, нежели подслушивать подъ дверьми,-- сказалъ онъ, начавъ веселымъ тономъ, но тотчасъ впадая въ прежнюю язвительность.-- Наконецъ, въ этомъ нѣтъ ничего новаго. За такими людьми, какъ моя мать, всегда прячется какой-нибудь авантюристъ или авантюристка,-- такъ всегда было и прежде. Она вовсе не имѣла въ виду причинить кому-нибудь серьезный вредъ; сначала ее ограбили, потомъ -- насъ. Моему отцу всегда приходилось выбрасывать за двери того или другого обманщика. Теперь, какъ видно, настала моя очередь.
   На этотъ разъ Летти оставалась безмолвной. Ея иголка быстро ходила взадъ и впередъ. Джорджъ какъ-то странно посмотрѣлъ на нее. Затѣмъ онъ поднялся и сталъ около нея, прислонившись къ дереву.
   -- Знаешь, Летти, намъ придется уплатить эти деньги,-- сказалъ онъ вдругъ, теребя свой усъ.
   Летти слегка вскрикнула, но еще быстрѣе прежняго задвигала иголкой.
   Онъ сѣлъ на мохъ рядомъ съ нею и схватилъ ея руку.
   -- Ты сердишься на меня?
   -- Понятно,-- если ты обвиняешь меня, что я подслушиваю подъ дверьми,-- отвѣтила она, тяжело дыша и вырывая свою руку.
   Ему захотѣлось язвительно разсмѣяться, но онъ подавилъ въ себѣ это желаніе и пошелъ на мировую. Среди его увѣщаній Летти вдругъ обернулась къ нему.
   -- Я понимаю,-- сказала она, чуть не плача.-- Ты думаешь, что я сдѣлала все это изъ личнаго интереса, такъ какъ мнѣ хочется имѣть новую мебель и новыя платья. Ты ошибаешься, я только хочу, чтобы тебя... не грабили такимъ образомъ. Какъ можешь ты исполнять свои обязанности члена Парламента? Какъ можемъ мы когда-нибудь избѣжать долговъ, если... если... Какъ можешь ты заплатить такія чудовищныя деньги?-- закончила она, сверкая глазами.
   -- Но ты знаешь,-- началъ онъ послѣ нѣкотораго колебанія,-- что вчера я рѣшилъ продать часть земли для того, чтобы имѣть возможность перестроить домъ. Боюсь, что эти деньги придется теперь употребить на уплату этому мошеннику,-- части долга во всякомъ случаѣ. Разумѣется, будь это въ моей власти, я бы предалъ его... и другого... немедленной казни съ соотвѣтствующими мученіями. Но такъ какъ это невозможно, то мнѣ остается только взять это дѣло изъ рукъ матери, пригласить дѣльнаго адвоката противъ нанятаго имъ проходимца и отдѣлаться подешевле.
   Летти энергическими движеніями свернула свою работу, и по ея щекамъ скатились двѣ сердитыхъ слезы.
   -- Она сама должна платиться за это!-- воскликнула она дрожащимъ голосомъ.-- Она сама должна платится за это!
   -- Ты хочешь, чтобъ мы допустили ее до несостоятельности?-- холодно сказалъ онъ.-- Конечно, это было бы очень полезно. Но я боюсь, что для насъ это будетъ гораздо непріятнѣе, чѣмъ для нея. Обсудимъ наше положеніе. Представимъ себѣ двухъ молодыхъ супруговъ, очаровательный домъ, очаровательную жену, мужа, начинающаго свою политическую карьеру,-- однимъ словомъ, людей, желающихъ завербовать себѣ друзей и знакомыхъ. Ты получаешь приглашеніе отобѣдать у нихъ въ Брукъ-стритѣ,-- превосходная французская кухня, молодая хозяйка -- обворожительна. На слѣдующее утро ты читаешь въ "Таймсѣ", что мать твоего вчерашняго хозяина объявлена несостоятельной должницей. "А вѣдь онъ, кажется, единственный сынъ? У него должно быть изрядное состояніе. Говорятъ, она ужасно расточительна. Но, чортъ возьми! Вѣдь она его мать,-- и притомъ вдова! Нѣтъ, это невозможно! Больше я къ нимъ ни ногой". Вотъ, видишь, милая? Неужели ты хочешь заранѣе испортить все дѣло?
   Онъ еще не успѣлъ кончить своей маленькой рѣчи, какъ почувствовалъ всю ея гнусность.
   -- Неужели я дошелъ до того, что способенъ говорить съ нею такимъ образомъ?-- спросилъ онъ себя съ какимъ-то удивленіемъ.
   Но Летти, какъ видно, не нашла въ этомъ ничего удивительнаго.
   -- Каждый пойметъ тебя, если ты откажешься платить эти ужасные долги, для того, чтобы не раззорить самого себя. Я увѣрена, что что-нибудь можно сдѣлать,-- сказала она, почти задыхаясь.
   Джорджъ отрицательно покачалъ головой.
   -- Никто не захочетъ понять. Свѣтъ любитъ скандалы и вовсе не расположенъ быть любезнымъ къ новичкамъ. Ты сдѣлаешь дурное начало, душечка,-- и весь свѣтъ будетъ жалѣть мамашу.
   -- А, значитъ, ты думаешь только о томъ, что скажутъ люди!-- воскликнула Летти.
   -- Нѣтъ,-- задумчиво отвѣтилъ Джорджъ, принимая болѣё мягкій тонъ.-- Мнѣ наплевать на людей! Но видишь-ли, милая, ты ужасная оптимистка. Если бы ты, подобно мнѣ, держалась мнѣнія, что міръ неисправимо дуренъ, ты бы вовсе не удивлялась подобнаго рода вещамъ. Впрочемъ, въ послѣднія двѣ недѣли онъ вовсе не казался намъ неисправимо дурнымъ,-- не правда-ли, крошка моя?
   Она приложила щеку къ его плечу и стала тихонько тереться ею. Но сквозь эту ласку проглядывало нѣчто жестокое и презрительное,-- нѣчто такое, во что онъ даже не имѣлъ духа вникнуть.
   -- Значитъ, ты сказалъ матери,-- спросила Летти послѣ нѣкотораго молчанія, все еще глядя прямо передъ собою,-- что уплатишь ея долгъ?
   -- Ничуть не бывало. Я пока сказалъ, что мы ничего не можемъ сдѣлать. Я сослался на ремонтъ дома. Но, не смотря на все мое негодованіе, я ни минуты не сомнѣвался, что если претензія этого субъекта законна, то мы должны будемъ заплатить. И, кажется, мама это отлично понимала. Можно игнорировать какіе угодно долги, только не материнскіе,-- таковъ порядокъ вещей. Странная штука -- эта цивилизація! Ну, а теперь,-- добавилъ онъ, вскакивая на ноги,-- пойдемъ и не будемъ больше объ этомъ говорить;
   Летти также встала.
   -- Я не могу ея видѣть,-- съ живостью сказала она.-- Я не выйду къ завтраку. Она уѣзжаетъ въ 3 часа?
   -- Я устрою это,-- отвѣтилъ Джорджъ.
   Они молча пошли по лѣсу. Когда передъ ними показался домъ, лицо Летти снова передернулось отъ сдержанной ненависти или, можетъ быть, слезъ. Джорджъ, который никогда надолго не терялъ наружнаго хладнокровія, тѣмъ временемъ подчинился неизбѣжному и, кромѣ того, успѣлъ вернуть свою терпимость къ многочисленнымъ женскимъ слабостямъ,-- терпимость, которая являлась у него результатомъ обширнаго и, въ сущности, довольно нелестнаго обобщенія. Поэтому онъ приложилъ стараніе, чтобы развеселить Летти. Быть можетъ, все-таки, если онъ продастъ отдѣльный участокъ, который ему принадлежитъ по сосѣдству съ большимъ городомъ, и продастъ его удачно,-- къ нему уже не разъ являлись покупатели,-- то онъ получитъ возможность и уплатить долгъ матери, и исполнить желаніе Летти относительно дома. Не нужно такъ мрачно смотрѣть на вещи; онъ приложитъ всѣ усилія, чтобы выпутаться изъ затрудненій. Такимъ образомъ, когда они добрались до гостиной, она нехотя позволила ему даже взять ее подъ руку.
   Но она наотрѣзъ отказалась выдти къ завтраку. Леди Трессэди, передавъ Джорджу всѣ бумаги Шапецкаго и всю свою отвѣтственность, очень мило заявила ему, что она вполнѣ понимаетъ чувства Летти и не желаетъ быть теперь навязчивой. Затѣмъ она велѣла Джустинѣ завить ей волосы, надѣла только что полученное изъ Парижа платье изъ голубого двуличневаго шелка съ чудесной розовой вставкой и вышла къ завтраку въ самомъ лучезарномъ настроеніи духа. Она не обращала вниманія на его односложные отвѣты, а въ передней, когда дворецкій скромно удалился, она, заливаясь слезами, поцѣловала его и заявила, что никогда не сомнѣвалась въ его щедрости и готовности спасти несчастную маму.
   -- Я бы тебя просилъ, мама, слишкомъ скоро не прибѣгать къ нимъ опять,-- иронически отвѣтилъ онъ, усаживая ее въ карету.
   Всю остальную часть дня Летти была скучна и угнетена. О постороннихъ вещахъ она не хотѣла говорить, а Джорджъ съ какимъ-то нервнымъ отвращеніемъ уклонялся отъ возобновленія утренняго разговора. Въ концѣ концовъ, она улеглась на софѣ съ романомъ въ рукахъ, а Джорджу предоставила полную свободу идти, куда ему угодно.
   Быстро шагая по холму и упиваясь лучами апрѣльскаго солнца, Джорджъ почувствовалъ, что ему пріятно одиночество. Онъ былъ самъ удивленъ этимъ, однако, даже не старался прогнать отъ себя это чувство, какъ сдѣлало бы на его мѣстѣ большинство влюбленныхъ. Всѣ событія и ощущенія дня были для него одинаково непріятны и тягостны; онъ жаждалъ уйти отъ нихъ.
   Но это ему не сразу удалось. Новый и неожиданный долгъ почти въ четыре тысячи фунтовъ далеко нелегкое бремя для сравнительно бѣднаго человѣка. Вопреки той философіи, которую онъ развивалъ для успокоенія Летти, онъ невольно опять погрузился въ самые тревожные разсчеты и размышленія денежнаго свойства. Сколько еще подобныхъ сюрпризовъ мать приготовитъ для него, и какъ обуздать ее? Теперь онъ до нѣкоторой степени понялъ, какое бремя влачилъ всю жизнь его мрачный отецъ,-- бремя, отъ котораго онъ до сихъ поръ былъ избавленъ, благодаря школѣ, университету и путешествію. Какъ въ самомъ дѣлѣ, повліять на нее? Рѣшительно невозможно,-- такъ какъ у нея нѣтъ ни воли, ни совѣсти.
   Онъ было рѣшилъ, что необходимо отвадить этого пѣвца, но черезъ минуту сказалъ себѣ, что ни за что, даже издали, не станетъ связываться съ друзьями леди Трессэди. Хотя онъ никогда публично не трактовалъ объ идеалахъ, онъ всю жизнь былъ своего рода нравственнымъ эпикурейцемъ и видѣлъ "нравственность" скорѣе въ образѣ дѣйствія, чѣмъ въ самой сущности поступковъ. Онъ всегда остерегался, чтобы не загрязнить себя соприкосновеніемъ съ нѣкоторыми типами,-- особенно изъ числа мужчинъ. По отношенію къ женщинамъ онъ былъ менѣе разборчивъ и менѣе остороженъ.
   Что касается непріятной вражды между его матерью и его женой, то она уже совсѣмъ перестала забавлять его. Теперь, когда его женитьба сдѣлалась совершившимся фактомъ, такоё положеніе вещей становилось невыносимымъ. Кто былъ жертвой этого, какъ не онъ? Онъ видѣлъ себя между двумя враждебными лагерями, вѣчно старающимся водворить между ними миръ. При мысли объ этомъ его лицо печально вытянулось.
   Если бы Летти хоть предоставила все это дѣло ему, держала свою незапятнанную маленькую особу вдали отъ этогоі Онъ былъ бы очень радъ, если бы Летти послушалась его и прогнала Грайеръ, эту покладистую особу съ весьма сомнительными достоинствами, охотно совавшую свой носъ въ чужія дѣла.
   Онъ передернулъ своими худыми плечами и выбросилъ изъ головы всѣ эти мысли.
   Онъ лучше займется своимъ хозяйскимъ дѣломъ -- пойдетъ въ деревню и позондируетъ тамъ настроеніе. Непріятности, постигшія его какъ собственника копей, были довольно чувствительны, но все же онѣ не такъ терзали его, какъ домашнія дѣла. Это были естественныя заботы мужчины, и думать о нихъ было для него облегченіемъ.
   Однако, предпринятый имъ обходъ принесъ ему только разочарованіе.
   Прежде всего онъ пошелъ къ нѣкоторымъ изъ числа старшихъ "кирочниковъ",-- людямъ, которые уже много лѣтъ работали у Трессэди. Двое или трое изъ нихъ только что вернулись съ ранней смѣны. Ихъ жены были очень довольны и польщены посѣщеніемъ Джорджа, но сами мужья сидѣли безмолвно, какъ камни. Джорджъ не могъ добиться отъ нихъ ни слова и почувствовалъ себя въ атмосферѣ бури, отгадывая бѣду, вездѣсущую, но еще не разразившуюся,-- точно губительные газы въ шахтахъ, подъ его ногами.
   Онъ велъ себя съ большимъ достоинствомъ, иногда настолько заглушая свою гордость, чтобы говорить хорошо и безъ затѣй объ общемъ положеніи промышленности, объ условіяхъ каменноугольнаго дѣла въ округѣ западной Мерсіи, о положеніи хозяевъ, объ отчетахъ крупныхъ компаній округа и т. п. Но въ концѣ концовъ, суровое молчаніе рабочихъ возбудило въ немъ точно гнѣвъ. Ихъ глаза, ослабѣвшіе отъ долголѣтней подземной работы, и изможденныя лица были очень мало выразительны, но то, что они выражали, обозначало войну.
   Не больше удовлетворенія принесло ему посѣщеніе тѣхъ рабочихъ, которыхъ онъ могъ причислить къ своему лагерю.
   Одинъ изъ нихъ, дюжій машинистъ, на котораго Джорджъ уже давно привыкъ смотрѣть, какъ на столпъ законности и порядка въ округѣ, выразилъ шумную и искреннюю радость при видѣ своего хозяина. Его жена заторопилась съ чаемъ, и Джорджъ въ обществѣ Макгрегора и его очень чистенькой и радушной семьи ѣлъ и пилъ съ такимъ удовольствіемъ, на какое вообще былъ способенъ послѣ своего собственнаго завтрака. Ничего не могло быть утѣшительнѣе тѣхъ проклятій, которыя Макгрегоръ посылалъ по адресу рабочаго союза и его представителя. Берроузъ, по его мнѣнію, былъ "пьяница, негодяй и развратникъ", добывавшій себѣ средства нечистыми путями; рабочій союзъ совершалъ ужасную ошибку, противясь предложеніямъ хозяевъ, и если бы не кабакъ и лѣность, то во всемъ Фертѣ не было бы человѣка, который бы не могъ жить припѣваючи, не смотря на десятипроцентную сбавку жалованья и все прочее. Но и Макгрегоръ не скрывалъ, что приближается борьба, которая разразится, если не теперь, то въ концѣ лѣта или осенью. Да и время теперь настало такое, что особенно худо приходится рабочимъ, не принадлежащимъ къ союзамъ. Число членовъ рабочаго союза быстро ростетъ; какъ разъ сегодня утромъ въ той шахтѣ, гдѣ онъ работаетъ, была ссора: члены рабочаго союза отказались спускаться въ одной клѣти съ не-членами. Макгрегору и его товарищамъ пришлось уступить. Не то, чтобы они боялись, а больше ничего не оставалось дѣлать. Ругаться съ ними значитъ только раздражать ихъ.
   Для обыкновеннаго хозяина, жаждущаго благопріятныхъ для себя мнѣній, ничего не могло быть успокоительнѣе подобныхъ разговоровъ. Но Джоридъ не былъ обыкновеннымъ хозяиномъ и, вслѣдствіе присущей ему щепетильности, вскорѣ почувствовалъ себя неловко. Трезвость, безъ сомнѣнія, превосходное качество, но лишь только его собесѣдникъ сѣлъ на этотъ конекъ и заговорилъ объ обществѣ трезвости, эта аксіома перестала Джорджа интересовать. Думать дурно о Берроузѣ было, можетъ статься, и очень симпатичной чертой въ характерѣ человѣка, но для этого должны же были существовать какія-нибудь приличныя основанія. Джорджъ нервно ерзалъ на стулѣ, пока Макгрегоръ разсказывалъ обычныя небылицы о чудовищныхъ ресторанныхъ счетахъ, которые будто бы торчали изъ заднихъ кармановъ Берроуза и были прочитаны любопытными; испытываемая имъ неловкость достигла своего апогея, когда Макгрегоръ закончилъ свою рѣчь замѣчаніемъ:
   -- И вотъ на что, сэръ Джорджъ, идутъ деньги,-- а не за бѣдныхъ, умирающихъ отъ голода женщинъ и дѣтей, мужья и отцы которыхъ содержатъ его въ роскоши. Я всегда говорю это. Гдѣ отчеты? Я никогда не видѣлъ ни одной вѣдомости. Никогда!-- повторилъ онъ внушительно.-- Говорятъ, будто одну можно видѣть въ швейцарской...
   -- Разумѣется, можно, Макгрегоръ,-- сказалъ Джорджъ съ нервнымъ смѣхомъ, поднимаясь съ мѣста, чтобы уйти.-- Всѣ крупные союзы публикуютъ свои отчеты.
   Но упрямый ротъ и щетинистые волосы машиниста выразили еще болѣе ясное недовѣріе.
   -- Не вѣрю я этимъ отчетамъ,-- сказалъ онъ.-- Я никогда не видѣлъ ни одной вѣдомости, и должно быть, не увижу. До свиданія, сэръ Джорджъ! Покорно благодарю за честь. Даю вамъ слово, сэръ, что если бы не кабакъ, наши люди могли бы иной разъ лишиться малости, чтобы дать хозяевамъ приличную прибыль.
   И онъ самодовольно оглянулся на свой чистенькій домикъ я хорошо одѣтыхъ ребятишекъ.
   Джорджъ съ досадой пошелъ прочь.
   -- Его-то жалованье во всякомъ случаѣ не уменьшится,-- говорилъ онъ себѣ мысленно. (Жалованье машинистовъ, трудъ которыхъ имѣетъ скорѣе характеръ надзора, почти не измѣняется въ зависимости отъ положенія дѣлъ).-- И что за глупая подозрительность по поводу отчетовъ!
   Его послѣдній визитъ былъ наименѣе удаченъ изъ всѣхъ. Маркъ Даузъ, тоже машинистъ и главный соперникъ Макгрегора въ деревнѣ, былъ ярый радикалъ, и когда Джорджъ пришелъ къ нему, онъ съ восторгомъ читалъ въ газетѣ извѣстіе о пораженіи торійскаго кандидата на только что состоявшихся выборахъ въ совѣтъ графства. Онъ принялъ своего гостя удивленіемъ, граничившимъ, по мнѣнію Джорджа, съ нахальствомъ. Завязался до извѣстной степени политическій разговоръ, въ которомъ Даузъ нѣсколько разъ чувствительно прошелся насчетъ своего хозяина. Онъ въ самомъ дѣлѣ не стѣснялся. Онъ теперь собирался сдать экзаменъ на званіе младшаго надзирателя и уѣхать изъ этой мѣстности. Поэтому у него не было особенной причины заискивать, и онъ могъ свободно говорить съ молодымъ франтомъ, который продалъ себя реакціи. Джорджъ положительно негодовалъ, страшно стыдился за самого себя и думалъ уже лишь о томъ, чтобы съ достоинствомъ отдѣлаться отъ этого собесѣдника.
   Но когда онъ вышелъ отъ Дауза, онъ далеко не былъ увѣренъ, что ему удалось сдѣлать это. Къ чему было заискивать дружбы этого народа? Ни въ оппозиціи, ни въ лагерѣ союзниковъ онъ не находилъ почвы, общей съ этими людьми. Другіе имѣютъ даръ управлять ими; для него же, казалось ему, будетъ лучше отказаться отъ всякихъ попытокъ въ этомъ направленіи. Фонтеной былъ правъ. Здѣсь немыслимо было ничего, кромѣ вражды,-- вражды-то замаскированной, то даже открытой...
   Надъ нимъ, на покатости холма послышались какіе-то голоса.
   Онъ шелъ по дорогѣ, окаймлявшей его собственныя копи. По его лѣвую руку возвышался длинный, отчасти поросшій травой холмъ, который образованъ былъ извлеченной изъ шахтъ землей и оканчивался насыпью, гдѣ находились машинное депо и подъемный аппаратъ. По склону холма вилась тропинка, по которой обыкновенно шли къ шахтѣ рабочіе, обитавшіе въ разбросанныхъ хижинахъ на дальней его оконечности.
   Джорджъ увидѣлъ двухъ человѣкъ, которые стояли на тропинкѣ, жарко споря. Одинъ изъ нихъ былъ Мэденъ, его собственный управляющій, замѣчательно дѣловитый человѣкъ и закоренѣлый тори; другой былъ -- Валентинъ Берроузъ.
   Когда Трессэди подошелъ къ тому мѣсту, гдѣ тропинка соединялась съ дорогой, оба собесѣдника разстались. Мэденъ пошелъ къ копи, вверхъ по холму, а Берроузъ побѣжалъ внизъ.
   Подойдя къ калиткѣ и увидѣвъ Трессэди, шедшаго по дорогѣ, Берроузъ закричалъ:
   -- Сэръ Джорджъ Трессэди!
   Джорджъ остановился.
   Берроузъ быстро подошелъ къ нему, весь красный -- Это по вашему приказанію, сэръ Джорджъ, м-ръ Мэденъ оскорбляетъ меня, когда я являюсь съ самыми безобидными цѣлями къ одному изъ рабочихъ вашего машиннаго депо?
   -- Быть можетъ, м-ръ Мэденъ не такъ увѣренъ, какъ вы, м-ръ Берроузъ, въ безобидности вашихъ цѣлей,-- отвѣтилъ Джорджъ, холодно улыбаясь.
   Но Берроузъ уже закусилъ губу, понявъ, что поступилъ опрометчиво.
   -- Не думайте, пожалуйста,-- сердито сказалъ онъ,-- что я придаю какое-нибудь значеніе мнѣнію Мэдена. Я только хотѣлъ предупредить васъ и его, что если онъ еще разъ оскорбитъ меня такъ, какъ позволилъ себѣ уже нѣсколько разъ, то я притяну его къ суду.
   -- Его не повѣсятъ за это,-- отвѣтилъ Джорджъ.-- Но и это едва-ли вамъ удастся. Вѣдь вамъ, кажется, не очень везетъ у властей.
   Онъ стоялъ, выпрямившись во весь свой ростъ; вся его тонкая, подвижная фигура дышала презрѣніемъ, и онъ былъ въ сущности очень радъ этой встрѣчѣ, которая давала ему возможность сорвать свою злобу.
   Берроузъ яростно посмотрѣлъ на него.
   -- Вы думаете, что ловко срѣзали меня, сэръ Джорджъ? Но погодите, быть можетъ, придетъ день -- не такъ долго осталось ждать,-- когда власти будутъ ужь не вашими креатурами, а нашими. Тогда посмотримъ.
   -- Ну, предсказывать легко,-- сказалъ Джорджъ.-- Сдѣлайте одолженіе, утѣшайтесь этимъ.
   Они измѣрили другъ друга глазами.
   Затѣмъ совершенно неожиданно послѣ облегченія, принесеннаго этимъ взрывомъ, инстинктъ философа, страннымъ образомъ переплетенный у Трессэди съ остальными чертами характера, одержалъ верхъ.
   -- Слушайте,-- сказалъ онъ совершенно другимъ тономъ, дѣлая шагъ впередъ.-- По моему, все это -- чистѣйшій вздоръ. Я, конечно, разслѣдую дѣло, насколько Мэденъ превысилъ свои обязанности. А пока не найдете-ли вы болѣе достойнымъ такихъ разумныхъ существъ, какъ мы съ вами, если мы воспользуемся нашей встрѣчей, чтобы серьезно обсудить положеніе вещей въ этой долинѣ. Мы съ вами честно сражались въ Мальфордѣ,-- такъ, по крайней мѣрѣ, вы говорили. Почему же намъ не сражаться такъ же честно и здѣсь?
   Берроузъ недовѣрчиво посмотрѣлъ на него, опираясь на свою трость. Теперь онъ уже спокойно дышалъ и совершенно овладѣлъ собою. Джорджъ замѣтилъ, что со времени мальфордскихъ выборовъ даже онъ потерялъ свой моложавый видъ и подурнѣлъ. Его кожа и глаза носили на себѣ слѣды попоекъ. Тѣмъ не менѣе его еще можно было назвать красавцемъ и атлетомъ. Ему было уже около тридцати двухъ лѣтъ, но въ ранней молодости онъ въ теченіе четырехъ или пяти лѣтъ работалъ киркой и въ то же время былъ лучшимъ во всемъ графствѣ игровомъ въ ножной мячъ. Джорджъ зналъ, что до сихъ поръ онъ былъ кумиромъ мѣстныхъ клубовъ и въ трезвомъ состояніи способенъ былъ совершать чудеса силы и выносливости.
   -- Что жь, я не прочь поговорить съ вами,-- медленно произнесъ, наконецъ, Берроузъ.
   -- Въ такомъ случаѣ пройдемтесь,-- сказалъ Джорджъ.
   Они пошли мимо воротъ Ферта по направленію къ желѣзнодорожной станціи, которая находилась миляхъ въ двухъ разстоянія.
   Приблизительно черезъ часъ они вернулись на прежнее мѣсто. У обоихъ былъ принужденный видъ; оба были очень блѣдны.
   -- Итакъ, мы приходимъ къ слѣдующему результату,-- сказалъ Джорджъ, останавливаясь у своихъ воротъ.-- Вы вѣрите намъ, когда мы говоримъ о плохомъ положеніи дѣлъ, объ отсутствіи прибыли, о тяжелыхъ контрактахъ и т. п., и все-таки отказываетесь взять на себя хотя бы малѣйшую часть этого бремени. Вы намѣрены требовать все, что только воз можно, въ хорошія времена, и несогласны ничего отдавать -- въ дурныя!
   -- Вѣрно,-- медленно отвѣтилъ Берроузъ,-- совершенно вѣрно. Мы не желаемъ брать на себя рискъ. Мы даемъ вамъ свой трудъ, но за то мы должны жить. Заставьте платить потребителя, или же платите сами изъ сбереженій хорошихъ годовъ.
   Онъ бросилъ едва замѣтный взглядъ на неуклюжій барскій домъ на холмѣ.
   -- Намъ рѣшительно все равно, какъ вы распорядитесь, но не требуйте отъ человѣка, который въ теченіе пяти дней въ недѣлю рискуетъ своею жизнью и работаетъ, какъ каторжникъ, чтобы онъ платилъ, потому что онъ не согласится. Развѣ если вы его голодомъ принудите къ тому.
   Джорджъ засмѣялся.
   -- Одинъ изъ лучшихъ рабочихъ въ деревнѣ только что увѣрялъ меня, что здѣсь нѣтъ ни одного человѣка, который бы не могъ завтра же принять условія хозяевъ и жить припѣваючи, если бы не водка.
   Онъ окинулъ Берроуза взоромъ съ ногъ до головы.
   -- Я знаю, кто это,-- насмѣшливо отвѣтилъ Берроузъ.-- А я вамъ на это скажу, что думаютъ остальные жители деревни. По ихъ мнѣнію, человѣкъ, который не пьетъ, есть подлая бестія, продающая свою плоть и кровь капиталистамъ. Вы можете проповѣдывать до хрипоты, а мы пить будемъ до тѣхъ поръ, пока не получимъ права распоряжаться своимъ трудомъ. Да сами же посудите! Стоитъ намъ перестать пить, стоитъ намъ сдѣлаться для васъ паиньками, какъ немедленно понизится нашъ жизненный уровень, заработная плата упадетъ и тѣ деньги, которыя мы тратимъ на пиво, вы удержите у себя, чтобы употребить ихъ на шампанское. Нѣтъ, мы вамъ очень блогодарны, сэръ Джорджъ, но мы не такіе дураки, какъ кажемся съ виду,-- и на вашу удочку не поймаемся. Прощайте!
   Онъ надменно дотронулся до своей шляпы въ отвѣтъ на движеніе Джорджа и быстрыми шагами пошелъ прочь.
   Джорджъ началъ медленно взбираться на холмъ. Апрѣльскій день клонился къ концу и заходящее солнце обливало западную равнину ровнымъ сіяніемъ. Грачи кружились надъ холмомъ, наполняя воздухъ протяжными криками. Гдѣ-то вблизи куковала на деревѣ кукушка; вечерній воздухъ былъ пропитанъ весенними запахами,-- запахомъ листьевъ, травы, земли и дождя. Ниже, среди дубовыхъ зарослей, пересѣкавшихъ дорогу, струился ручей, а въ отдаленіи слышался знакомый стукъ и гулъ шахтенныхъ работъ.
   Джорджъ остановился подъ кучкой старыхъ, ободранныхъ шотландскихъ пихтъ -- немногое, что онъ любилъ въ Фертѣ,-- и посмотрѣлъ на отдаленныя гряды Валлійскихъ холмовъ. Возбужденіе, въ которое привелъ его разговоръ съ Берроузомъ, начало утихать; ему на смѣну явилась рѣшимость мужчины. Онъ скажетъ своимъ дядьямъ, что ничего не остается, какъ бороться до конца. Кровопусканіе необходимо: кто-нибудь долженъ одержать верхъ.
   Что за жалкіе, узколобые дурни, въ сущности, даже лучшіе изъ этихъ рабочихъ! Какъ они неспособны разрѣшить мало-мальски серьезную задачу и видѣть далѣе собственнаго носа или ближайшаго обѣда! Неужели ему предстоитъ всю свою жизнь провести въ хронической борьбѣ съ этими полуцивилизованными варварами, которые лишь по имени его соотечественники? И ради чего? Ради того, чтобы на счетъ этихъ тружениковъ содержать какой-нибудь изящный домъ въ Брукъ-Стритѣ и найти средства уплатить долги матери? И именно такіе долги, о которыхъ свидѣтельствуютъ бумаги, находящіяся у него въ карманѣ?
   Въ его головѣ пронеслось воспоминаніе о Мери Бэтчлеръ, ослѣпшей отъ слезъ и горя, и о бѣдномъ Джеми, погибшемъ въ цвѣтѣ лѣтъ. У него мучительно заныло сердце. Не обозначали-ли собою эти двѣ фигуры истинную сущность, лежащую въ основѣ вещей,-- повседневный трудъ, привязанность, муки, которыми держится міръ?
   Какой жалкой и пошлой казалась его собственная жизнь, когда онъ оглядывался на нее! Соціалисты -- вродѣ Берроуза,-- понятно, сказали бы, что онъ, Летти и его мать только и дѣлали, что наряжались, развлекались, платили дворецкимъ и содержали кареты на счетъ труда и страданій своихъ ближнихъ; что Джеми Бэтчлеръ и ему подобные рисковали своею молодою, цвѣтущею жизнью и жили впроголодь, для того чтобы леди Трессэди и ей подобныя могли жить въ свое удовольствіе.
   Безъ сомнѣнія, такой взглядъ могъ диктоваться только невѣжествомъ и фанатизмомъ, но Джорджъ былъ теперь менѣе обыкновеннаго склоненъ пускаться въ опроверженія. Нравственная тошнота, если можно такъ выразиться, портила ему вкусъ самыхъ излюбленныхъ аргументовъ Фонтеноя.
   -- Я начинаю убѣждаться, что вообще сдѣлалъ ошибку, занявшись дѣломъ,-- сказалъ онъ себѣ, все еще стоя подъ деревьями.
   Въ сущности, что наиболѣе причиняло ему страданія, это -- досада на новые порядки -- и, быть можетъ, удивленіе, что онъ не умѣетъ приспособиться къ нимъ. До своего возвращенія на родину,-- можно даже сказать, до настоящей минуты -- онъ былъ хозяиномъ и шахтовладѣльцемъ только по имени. Другіе работали за него, рѣшали за него задачи. Затѣмъ вдругъ мимолетный порывъ увлекъ его домой, побудилъ принять предложеніе Фонтеноя. Теперь онъ готовъ былъ жалѣть обо всемъ этомъ, за исключеніемъ, конечно, женитьбы на Летти. Его упованія и самоувѣренность, новая дѣятельность и парламентскія надежды,-- все, что приподнимало его настроеніе въ Лондонѣ, казалось ему въ эту минуту унынія чистѣйшимъ безуміемъ. Онъ чувствовалъ теперь лишь какой-то малодушный страхъ передъ жизнью и ея испытаніями и сознавалъ, что онъ, въ сущности говоря, слабая натура безъ вѣры, безъ истинной личности.
   Быстрый логическій процессъ, совершавшійся въ его головѣ, въ своемъ дальнѣйшемъ развитіи подсказалъ ему, что для людей его сорта, лишенныхъ жизненной энергіи, спасеніе заключается въ постоянной перемѣнѣ мѣста, превращающей міръ въ интересное зрѣлище,-- и въ любви. Онъ съ жадностью подумалъ о своемъ продолжительномъ путешествіи, словно умышленно отстраняя отъ себя мысль о своей женитьбѣ.
   Но это продолжалось только мгновеніе. Прошло всего нѣсколько недѣль, съ тѣхъ поръ какъ жизнь женщины была всецѣло отдана ему въ руки. Въ немъ еще не остыли первые восторги любви. Нѣжныя думы нахлынули на него. Малютка Летти! Считалъ-ли онъ ее когда-нибудь совершенствомъ, чуждымъ естественнаго эгоизма и слабостей? Что за безуміе! Ему-ли требовать совершенства характера?
   Онъ посмотрѣлъ на свои часы. Какъ давно онъ оставилъ ее! Онъ поспѣшитъ къ ней и успокоится. Но въ ту минуту, когда онъ готовъ былъ повернуться и продолжать свой путь, его вниманіе было привлечено сценой, происходившей на противоположномъ склонѣ. Лучи заходящаго солнца озаряли бѣлый домикъ съ покатымъ садомъ. Домикъ принадлежалъ мѣстному методистскому священнику, но въ послѣдніе полгода его нанималъ Берроузъ. Джорджъ увидѣлъ Берроуза, выходившаго изъ дома съ ношею въ рукахъ -- ребенкомъ или женщиной, величиною немногимъ больше ребенка. Онъ посадилъ свою ношу въ кресло, стоявшее на лужайкѣ. Маленькая фигурка, почти утопая въ большомъ креслѣ, сидѣла неподвижно, пока Берроузъ выносилъ подушки и скамеечку для ногъ. Затѣмъ на ту же лужайку пришелъ маленькій ребенокъ и началъ рѣзвиться, а Берроузъ перегнулся черезъ спинку кресла и какъ будто что-то говорилъ сидѣвшей въ немъ женщинѣ.
   -- Она умираетъ?-- сказалъ себѣ Джорджъ.-- Бѣдняга! Долженъ же онъ ненавидѣть что-нибудь.
   Онъ поспѣшилъ домой и засталъ Летти еще на софѣ, погруженную въ чтеніе послѣднихъ страницъ романа. Повидимому, она не сердилась на него за долгое отсутствіе,-- льгота, за которую онъ внутренно былъ ей благодаренъ. Но съ перваго момента, когда она, при входѣ его, подняла на него свои глаза, онъ понялъ, что если она и не сердится на него за отсутствіе, то очень недовольна имъ и судьбою по другимъ причинамъ. Его прояснившійся было лобъ снова нахмурился. Онъ отдалъ ей отчетъ въ своихъ^ похожденіяхъ, но она не выказала ни интереса, ни участія и весь вечеръ обращалась съ нимъ съ такою раздражительною сухостью, которая лишала для него всякаго удовольствія ихъ tête-à-tête. Человѣкъ, давно знавшій Летти, навѣрное бы спросилъ, что сталось съ тою шумною прелестью ея манеръ, съ тою дѣвичьей дерзостью и колкостью, которая произвела столь сильное впечатлѣніе на Джорджа при началѣ ихъ знакомства. Едва состоялась помолвка, какъ манеры Летти стали измѣняться. Не такъ-ли птица и цвѣтокъ украшаютъ себя только на время парованія и теряютъ всѣ прелести, лишь только ихъ усилія увѣнчались успѣхомъ?
   Почти весь вечеръ Летти была поглощена мрачными размышленіями о поведеніи леди Трессэди и о своей собственной незавидной судьбѣ. Послѣ обѣда она опять улеглась на софѣ, на которой нѣжно оттѣнялись ея бѣлая гибкая фигура и свѣтлые волосы,-- и дѣлала видъ, что читаетъ романъ, между тѣмъ какъ Джорджъ занялся газетами. Иногда она мелькомъ взглядывала на него, закусивъ губу, но не въ ея привычкахъ было устроивать сцены.
   Поздно ночью онъ пошелъ въ себѣ въ уборную. Когда онъ вошелъ туда, Летти разговаривала съ своей горчичной. Онъ невольно остановился посреди темной комнаты и прислушался. Какой контрастъ между этою Летти и Летти, которая была въ гостиной! Госпожа и служанка оживленно болтали, разсуждая о леди Трессэди, о платьяхъ леди Трессэди, о дѣлахъ леди Трессэди,-- и съ какимъ оживленіемъ, какою злобою, съ какимъ чисто-женскимъ лукавствомъ и проницательностью! Не прошло и нѣсколькихъ секундъ, какъ онъ услышалъ двадцать совершенно новыхъ и безобразныхъ точекъ зрѣнія на его мать и на человѣческую натуру. Онъ тихонько прокрался назадъ.
   Когда онъ вернулся и вошелъ въ спальную, въ комнатѣ было почти темно, и Летти лежала высоко на подушкахъ, ожидая его прихода. Отославъ горничную, она вдругъ почувствовала тоску и уныніе, расплакалась, и сама, вѣроятно, не зная почему, съ нетерпѣніемъ ожидала звука шаговъ Джорджа. Когда онъ, наконецъ, пришелъ, она подняла на него свои еще мокрые глаза и кротко упрекнула его за то, что онъ явился такъ поздно.
   Въ полусвѣтѣ комнаты, среди бѣлоснѣжныхъ кружевъ, она представляла собою очень хорошенькую картинку. Джорджъ сталъ подлѣ нея и началъ ее утѣшать и ласкать.
   Но та черная глубь въ его душѣ, о которой онъ говорилъ ей, забвенія которой онъ искалъ въ женитьбѣ,-- взволновалась и давала себя знать. Въ первый разъ съ того времени, какъ Летти согласилась сдѣлаться его женой, онъ, глядя на нее, не думалъ и не говорилъ, что онъ -- счастливѣйшій человѣкъ и поступилъ, какъ нельзя было лучше.
   

X.

   Такимъ образомъ, какимъ бы надеждамъ и иллюзіямъ Джорджъ Трессэди ни предавался, вступая въ бракъ съ Летти, къ концу медоваго мѣсяца онѣ ужь въ значительной мѣрѣ поблекли. Его любовныя мечты были довольно мизерны и ординарны, но и въ такомъ видѣ онѣ не осуществились.
   Подобнаго рода впечатлѣнія и чувства, однако, недолговѣчны. Незыблемый фактъ брака переживаетъ ихъ, стремится ихъ видоизмѣнить и такъ или иначе преодолѣваетъ.
   Что касается Летти, то, по возвращеніи въ Лондонъ, она постаралась въ хлопотахъ о меблировкѣ дома въ Брукъ-стритѣ забыть о крупномъ пораженіи, понесенномъ ею во время медоваго мѣсяца. Несмотря на всѣ ея похвальбы передъ миссъ Туллокъ и другими, не могло быть, конечно, ни малѣйшаго сомнѣнія, что въ этомъ первомъ ея столкновеніи съ леди Трессэди, послѣдняя легко одержала верхъ. Летти упустила изъ виду могучій факторъ сыновней связи и теперь должна была молча смотрѣть на это, терзаясь то злобой, то отчаяніемъ.
   Леди Трессэди, однако, на время присмирѣла и, по пріѣздѣ молодыхъ въ городъ, прилагала всѣ старанія, чтобы умилостивить Летти. Въ глазахъ послѣдней нанесенная ей обида была непоправима, тѣмъ не менѣе до поры до времени между ними возстановилась, по крайней мѣрѣ, наружная пріязнь,-- которая для Летти сводилась, главнымъ образомъ, къ тому, что всѣ ея покупки для дома и хозяйственныя распоряженія находились теперь подъ неослабнымъ критическимъ окомъ. Но это бы еще ничего; замиреніе съ леди Трессэди имѣло для
   Летти еще одну важную сторону: всѣ ея вечерніе пріемы, на которыхъ собирались ея лучшіе друзья -- или тѣ, кого она желала бы завербовать въ число своихъ лучшихъ друзей,-- разстраивались, благодаря появленію расфуфыренной и размалеванной особы, которая сначала обращала гостей въ бѣгство, а потомъ сама негодовала на ихъ исчезновеніе.
   Между тѣмъ Джорджъ имѣлъ большія затрудненія съ дѣломъ Шапецкаго. Онъ пригласилъ ловкаго адвоката, но Шапецкій считалъ себя неуязвимымъ и очень туго шелъ на уступки. Несовсѣмъ удачное письмо, которое Джорджъ второпяхъ написалъ въ Фертѣ, разсердило кредитора, и онъ теперь, повидимому, намѣревался повести дѣло очень круто.
   Въ то же время Джорджъ убѣждался, какъ легко говорить о продажѣ земли и какъ трудно на самомъ дѣлѣ продать ее. Тотъ человѣкъ, который когда-то выражалъ желаніе купить ее, теперь не показывался; немногіе покупатели, которые наклевывались, больше думали, понятно, о своемъ карманѣ, нежели о карманѣ Трессэди, и нѣкоторыя изъ предложеній, сообщенныхъ Джорджу его агентомъ, положительно приводили его въ негодованіе. Уплативъ Шапецкому первый, большой взносъ изъ своихъ текущихъ средствъ, онъ оказался не на шутку стѣсненнымъ въ деньгахъ, а это совпало какъ разъ съ тѣмъ моментомъ, когда потребовались наиболѣе крупные расходы по обзаведенію въ Брукъ-стритѣ. Эти денежныя заботы наложили на него очень замѣтный слѣдъ. Онѣ вызвали наружу нѣкоторыя черты характера, безъ сомнѣнія, унаслѣдованныя имъ отъ отца. Старый сэръ Вилльямъ былъ всегда педантиченъ и мелоченъ въ денежныхъ дѣлахъ. Онъ не могъ увеличить своего состоянія; у него не было настолько ни ума, ни находчивости; онъ даже не могъ избѣжать весьма крупныхъ потерь, и Джорджъ послѣ его смерти нашелъ значительные долги: копи были заложены и т. п. Но, какъ глава семейства, сэръ Вилльямъ обнаруживалъ замѣчательное упорство и изобрѣтательность въ отстаиваніи каждой копѣйки, а невыносимая расточительность леди Трессэди, на которой, пользуясь моментомъ увлеченія, его женили, только усиливала и распаляла въ немъ эту черту характера.
   Джорджъ настолько походилъ на него въ этомъ отношеніи, что и въ школѣ, и въ университетѣ былъ довольно бережливъ и воздерженъ. Быть можетъ, похожденія его матери очень рано показали ему, какъ унизительно быть должникомъ. Во всякомъ случаѣ за тѣ четыре года, которые онъ провелъ за границей, онъ ни разу не вышелъ изъ скромной ежегодной суммы, которую назначилъ себѣ передъ отъѣздомъ, и эта ничтожность его личныхъ тратъ также кое-что значила въ той общей оцѣнкѣ, которую дѣлали ему компетентные люди во время его путешествія.
   Тѣмъ не менѣе, при началѣ своей семейной жизни, онъ еще оставался молодымъ человѣкомъ, неопытнымъ во всѣхъ денежныхъ дѣлахъ, и ему не приходило въ голову, что немного непрочнаго дохода около четырехъ тысячъ въ годъ будетъ далеко недостаточно для удовлетворенія всѣхъ нуждъ его и Летти,-- для веденія хозяйства, воспитанія дѣтей -- если дѣти будутъ,-- для расходовъ политическаго характера,-- наконецъ, хотя бы для этихъ добавочныхъ подарковъ матери, которые, судя по всему, были неизбѣжны. Но теперь, подъ вліяніемъ всѣхъ затрудненій, которыя онъ встрѣтилъ, улаживая дѣло съ Шапецкимъ, подъ вліяніемъ тратъ Летти на домъ и безпрестаннаго страха передъ новыми сюрпризами матери,-- наконецъ, подъ вліяніемъ каменноугольнаго кризиса и неутѣшительнаго баланса его текущаго счета,-- онъ началъ терзаться тайною боязнью будущихъ затрудненій и несчастій,-- а въ его характерѣ, можетъ быть, и безъ того было мало задатковъ веселья.
   Иногда, подъ вліяніемъ этой боязни, онъ уходилъ въ среду или субботу передъ вечеромъ изъ палаты, шелъ въ Барвикъ-сквэру и неожиданно появлялся въ гостиной леди Трессэди, для того, чтобы посмотрѣть на гостей,-- или гарпій -- собравшихся тамъ. Разъ или два онъ сдѣлалъ попытку выжить пѣвца,-- пожилого господина съ дряблымъ лицомъ и длинными волосами,-- который, по мнѣнію Джорджа, былъ физически и духовно одинаково мягвотѣлымъ. Но это оказалось невозможнымъ. Онъ обращался съ молодымъ законодателемъ со смѣсью почтительности и артистической снисходительности,-- что одинаково могло забавлять или сердить. Когда же Джорджъ вздумалъ однажды довольно прозрачно намекнуть объ этомъ пѣвцѣ матери, леди Трессэди впала въ истерику и заявила, что не оставитъ своихъ друзей, и что ее не разлучитъ съ ними даже жестокость молодоженовъ, у которыхъ есть все, что имъ нужно, между тѣмъ какъ она, бѣдная, одинокая вдова, лишена всѣхъ радостей въ жизни. Ея отношенія въ пѣвцу, несмотря на свою гнусность, были, въ сущности, довольно невинны. М-ръ Фуллертонъ -- такова была фамилія этого джентльмена -- хотѣлъ пользоваться удобствами любимчика и при случаѣ занимать деньги; леди Трессэди искала общества, комплиментовъ, "музыкальныхъ эскизовъ" для своихъ вечеринокъ. М-съ Фуллертонъ была не менѣе своего мужа готова удовлетворить первымъ двумъ требованіямъ леди Трессэди, и даже ихъ рыжія, сонныя дѣти, которыхъ Джорджъ находилъ удивительно похожими на ихъ мягкотѣлаго отца, принимали участіе въ этой эксплуатаціи. Леди Трессэди между тѣмъ разыгрывала роль благодѣтельницы несчастнаго генія и провозглашала, что "бѣдняжка Фуллертонъ" нисколько не отвѣтственъ за ея недавнія неудачи. Виновата была эта "гадина", и только она.
   Послѣ одной изъ этихъ стычекъ съ матерью, Джорджъ, раздосадованный и разсерженный, пошелъ домой и здѣсь засталъ Летти, занятую выборомъ шелковыхъ гардинъ для гостиной.
   -- Вотъ хорошо, что ты пришелъ!-- воскликнула она при видѣ его.-- Ты поможешь мнѣ выбрать,-- такая возня!
   И она повела его въ гостиную, гдѣ по стѣнамъ, на видныхъ мѣстахъ, были приколоты куски зеленой и розовой парчи.
   Джорджъ полюбовался и высказался въ пользу одного изъ зеленыхъ оттѣнковъ. Затѣмъ онъ нагнулся, чтобы прочитать билетикъ, накленный на углу образчика, и его лицо вытянулось.
   -- Сколько тебѣ нужно этой матеріи, Летти?-- спросилъ онъ.
   -- Сколько? Для обѣихъ комнатъ -- ярдовъ пятьдесятъ,-- небрежно отвѣтила Летти, разворачивая другую пачку образцовъ.
   -- Это стоитъ двадцать шесть шиллинговъ ярдъ,-- мрачно замѣтилъ онъ, падая отъ усталости въ кресло.
   -- Ну, да! Это очень дорогая матерія, но за-то она вѣчная. Я думаю, не взять-ли такой же и для софы,-- сказала Летти, размышляя.
   Джорджъ ничего не отвѣтилъ.
   Летти тотчасъ посмотрѣла на него.
   -- Джорджъ! Джорджъ! Что это значитъ? Ты не хочешь ничего красиваго для этой комнаты? Ты рѣшительно не интересуешься этимъ!
   -- Я думаю только о томъ, милая, какое состояніе наживутъ обойщики,-- отвѣтилъ Джорджъ, прикрывая сверху глаза рукою.
   Летти вспыхнула и надула губки. Черезъ минуту она сидѣла на кончикѣ его кресла. Она была въ свѣтло-голубомъ -- быть можетъ, слишкомъ нарядномъ -- платьѣ, замысловатыя рюши и кружева котораго необыкновенно нравились ей самой. Джорджъ, уже хорошо знакомый съ итогами счетовъ своей матери, съ неудовольствіемъ думалъ, глядя на ея платье, что все это изящество есть лишь вопросъ гиней,-- многихъ гиней. Но тотчасъ затѣмъ онъ вознегодовалъ на самого себя за то, что не можетъ просто любоваться ею, своей хорошенькой молодой женой въ ея новомъ нарядѣ. Что это сталось съ нимъ? Эти проклятыя деньги все перевернули вверхъ дномъ.
   Летти отгадывала, въ чемъ дѣло. Она кусала свою губу и готова была удариться въ слезы.
   -- Это ужасно,-- сказала она тихимъ выразительнымъ голосомъ,-- что даже въ такихъ пустякахъ мы не можемъ угодить другъ другу,-- если подумать, почему.
   Джорджъ взялъ ея руку и съ нѣжностью поцѣловалъ.
   -- Милая, потерпи лишь немножко,-- пока я не выберусь изъ когтей этого негодяя. Теперь есть такія чудныя, дешевыя вещи.
   -- Ахъ, если тебѣ хочется устроить свою гостиную по мѣщански,-- негодуя сказала Летти,-- съ грошовыми муслиновыми занавѣсками и вазами, то это, конечно, ничего не будетъ стоить. Но я ужь предпочитаю вернуться къ мягкой мебели изъ лошадинаго волоса и столу чернаго дерева по срединѣ.
   -- Не бойся, тебѣ не придется носить желтыхъ или зеленыхъ платьевъ,-- сказалъ Джорджъ смѣясь,-- это единственная непростительная вещь,-- хотя и они показались бы красивыми, если бы ты носила ихъ.
   И онъ отодвинулъ ее на длину руки для того, чтобы хорошенько полюбоваться ея новымъ платьемъ.
   Но никакія ласки не могли заставить Летти пренебречь своими законными правами относительно гардинъ, для того, чтобы леди Трессэди поскорѣе уплатила свои долги. Она пустилась въ длинныя пререканія съ Джорджемъ, то сердитыя, то жалобныя, и въ концѣ концовъ добилась отъ него гораздо болѣе значительныхъ уступокъ, чѣмъ парчевыя гардины, съ которыхъ начался споръ. Джорджъ удалился въ свою комнату, терзаемый угрызеніями совѣсти и чувствуя смутную обиду на Летти. Но почему? Вѣдь женщины, въ его глазахъ, были созданы для шелковыхъ украшеній и бездѣлушекъ: это цѣна, которую мужчины должны платить за ихъ общество. Ту самую сцену, которая теперь разыгрывалась у него, онъ ужь много разъ наблюдалъ въ знакомыхъ англо-индійскихъ домахъ и, какъ философъ, смѣялся надъ нею. Но эта маленькая комедія, перенесенная къ его собственному очагу, потеряла весь свой юморъ и занимательность.
   Но у двухъ молодыхъ людей, не достигшихъ еще тридцатилѣтняго возраста и только что вступившихъ въ тотъ роковой второй актъ жизненной драмы, который насъ окончательно формируетъ, или губитъ, моменты неудовольствія и унынія -- хотя бы даже съ Шапецкимъ и леди Трессэди на заднемъ планѣ -- были лишь рѣдкими пятнышками на общемъ фонѣ удовольствія. Джорджъ снова увлекся парламентскими дѣлами, какъ только пришелъ въ соприкосновеніе съ Палатой общинъ и Фонтевоемъ. Узы между нимъ и его страннымъ руководителемъ съ каждымъ днемъ становились прочнѣе въ бурныя недѣли обсужденія бюджета, когда они сидѣли рядомъ, оказывая поддержку своей маленькой группы то правительству, то оппозиціи, но всегда имѣя въ виду свои цѣли и зачастую добиваясь успѣха. Джорджъ сдѣлался необходимымъ для Фонтеноя во многихъ отношеніяхъ, потому что у него была масса познаній,-- результатъ его болѣе нормальнаго обученія и четырехлѣтняго осмысленнаго путешествія,-- которыхъ его старшій товарищъ былъ почти совершенно лишенъ. Отъ множества ошибокъ Джорджъ предохранилъ своего руководителя, и никто съ такою радостной готовностью не предлагалъ своихъ услугъ для парламентской пикировки. Съ другой стороны, инстинктивная глубина и проницательность сужденій Фонтеноя, въ глазахъ Трессэди, не имѣли себѣ равныхъ въ Палатѣ. Онъ никогда не ошибался въ человѣкѣ и въ существенныхъ чертахъ положенія дѣлъ. Его послѣдователямъ и въ голову не приходило оспаривать его приговоръ по вопросамъ поведенія партіи; они слѣпо подчинялись ему, и если судьба посылала имъ пораженіе, никто не винилъ въ этомъ Фонтеноя. Въ случаѣ же успѣха, одобреніе или поздравленіе, произнесенное имъ сквозь зубы, являлось наилучшей наградой для молодыхъ аристократовъ, составлявшихъ ядро его партіи. Но задѣть его или превзойти никто изъ нихъ не могъ безнаказанно. Онъ имѣлъ надъ ними какую-то невольную власть, и чѣмъ болѣе утомленнымъ и истощеннымъ становился онъ физически, тѣмъ болѣе замѣтной дѣлалась его нравственная сила.
   Одну неудачу во всякомъ случаѣ онъ и его партія потерпѣли въ промежутокъ времени между Пасхой и Троицей. Они жаждали битвы, и самый лучшій поводъ для битвы былъ у нихъ отнятъ. Такъ какъ обсужденіе бюджета вызвало очень много дебатовъ, а, кромѣ того, Палатѣ пришлось разсмотрѣть не въ очередь два -- три неизбѣжныхъ вопроса о неотложныхъ текущихъ дѣлахъ, то второе чтеніе билля Максуэлля было отсрочено и назначено послѣ Троицы, когда уже навѣрное за нимъ останется первенство. Это вызвало въ Палатѣ изрядный ропотъ, особенно подстрекаемый Фонтеноемъ, но правительство могло лишь заявить, что у него нѣтъ иного исхода, и что оппозиція, навѣрное, не съ большимъ нетерпѣніемъ ожидаетъ этой битвы, нежели оно само.
   Такимъ образомъ, съ этой общественной стороны, жизнь, хотя и не въ такой мѣрѣ, какъ можно было ожидать въ будущемъ, была для Трессэди полна интереса. Между тѣмъ и свѣтъ выказалъ себя очень внимательнымъ къ молодымъ супругамъ. Замужество Летти сдѣлало ее на первыхъ порахъ необыкновенно популярной у ея собственныхъ знакомыхъ. Это можно было, конечно, назвать успѣхомъ, но онъ все-таки не былъ ослѣпителенъ. Благодаря политическимъ и парламентскимъ связямъ Джорджа, визитамъ оффиціальныхъ лицъ, вниманію его личныхъ друзей и, наконецъ, дружественнымъ услугамъ м-ссъ Уаттонъ, которая снисходительно рѣшила дать ходъ своей племянницѣ,-- Летти, возвратившись въ своей новой каретѣ съ дневной прогулки, всегда съ удовольствіемъ глядѣла на визитныя карточки, лежавшія въ передней на столѣ. Она оставляла ихъ тамъ, для того, чтобы Джорджъ могъ тоже насладиться ихъ лицезрѣніемъ, и особенно ей было пріятно, если тѣмъ временемъ къ нимъ заходила леди Трессэди.
   Они бывали на многихъ званыхъ обѣдахъ и дѣлали предварительные визиты важнымъ личностямъ страны. Длинный списокъ приглашеній пріятно щекоталъ самолюбіе Летти, но, не смотря на то, возвращаясь съ этихъ обѣдовъ, она часто испытывала недовольство и разочарованіе. Ей казалось, что она не пробиваетъ себѣ дороги впередъ, и съ досадливымъ недоумѣніемъ она постоянно слѣдила за тріумфами другихъ женщинъ, Что такое съ нею? Ея гардеробъ былъ безупреченъ; подъ возбуждающимъ вліяніемъ шумнаго свѣта она снова пустила въ ходъ свои кокетливые пріемы, которые почти перестала расточать Джорджу. И все-таки ей казалось, что на нее не обращаютъ вниманія, тогда какъ малѣйшаго слова или взгляда какой-нибудь счастливицы въ самомъ простомъ платьѣ, сидѣвшей подлѣ нея, достаточно было, чтобы привлечь шумную толпу собесѣдниковъ и ухаживателей, которыхъ такъ жаждала Летти.
   Максуэлли очень скоро отдали визитъ новобрачной парочкѣ и вмѣстѣ съ своими карточками оставили приглашеніе на обѣдъ. Но, въ огорченію Летти, на этотъ вечеръ они уже были отозваны, а когда, согласно приличіямъ, въ ближайшее воскресенье они явились послѣ полудня въ С.-Джемскій сквэръ, оказалось, что Максуэлли уѣхали въ деревню. Разъ или два въ какомъ-нибудь людномъ салонѣ Летти и Джорджу случалось обмѣниваться съ леди Максуэлль нѣсколькими торопливыми фразами, и Марчелла предлагала планы для встрѣчи. Но каждый разъ у обѣихъ сторонъ дни оказывались распредѣлены такъ, что ничего нельзя было подѣлать.
   -- Ну, въ такомъ случаѣ послѣ Троицы,-- улыбаясь сказала она Летти однажды на какомъ-то оффиціальномъ вечернемъ пріемѣ, обмѣнявшись съ нею на лѣстницѣ нѣсколькими словами учтиваго сожалѣнія.
   -- Я напишу вамъ въ деревню, если представится возможность. Фертъ,-- не правда-ли?
   -- Нѣтъ,-- отвѣтила Летти съ спокойнымъ достоинствомъ.-- Мы не будемъ у себя, по крайней мѣрѣ, первое время. Мы ѣдемъ на нѣсколько дней къ м-ссъ Аллисонъ, въ замокъ Лютонъ.
   -- Вотъ какъ? Вы пріятно проведете время. Это чудное, старинное помѣстье.
   И леди Максуэлль двинулась дальше, успѣвъ, однако, на площадкѣ лѣстницы бросить Трессэди нѣсколько словъ о парламентскихъ дѣлахъ.
   Упомянувъ о замкѣ Лютонъ, Летти, къ своему безграничному удовольствію, почувствовала, что сыграла рѣдкую и выигрышную роль. За всю ея свѣтскую карьеру въ Лондонѣ ничто до сихъ поръ не доставило ей такого удовольствія, какъ визитъ и ссъ Аллисонъ и приглашеніе къ м-ссъ Аллисонъ. Хотя при своихъ немногочисленныхъ встрѣчахъ съ этой кроткой бѣловолосой дамой Летти всегда чувствовала себя смущенной, но зато не могло быть никакихъ споровъ о томъ, что м-ссъ Аллисонъ въ соціальномъ отношеніи была воплощенною аристократичностью. Вездѣ, гдѣ она бывала, около нея собиралась цѣлая свита. Будучи другомъ и вдохновительницей Фонтеноя, ярой клерикалкой и важной аристократкой, она въ то же время обладала тѣмъ нѣжнымъ, унаслѣдованнымъ отъ многихъ поколѣній очарованіемъ, которое закрываетъ рты львамъ и даетъ женщинѣ возможность царить во всякомъ обществѣ. Даже тѣ, кто былъ вполнѣ убѣжденъ, что женщины, въ родѣ м-ссъ Аллисонъ, составляютъ главнѣйшее препятствіе, встрѣчаемое прогрессомъ на своемъ пути,-- даже и тѣ колебались, когда получали приглашеніе въ замокъ Лютонъ, и сдавались, не прекращая, впрочемъ, своихъ протестовъ. А для нѣкоторыхъ сферъ, высокорожденныхъ, просвѣщенныхъ и добродѣтельныхъ, она была почти легендарной фигурой,-- такъ далеко распространялось ея обаяніе и такъ много идей и воспоминаній было связано съ ней.
   Такимъ образомъ, когда получились визитныя карточки ея и ея сына лорда Анкотса, съ приложеніемъ маленькой записочки, написанной тонкимъ французскимъ почеркомъ -- м-ссъ Аллисонъ получила воспитаніе въ Парижѣ,-- Летти чуть не подпрыгнула отъ радости. Она рѣшила, что это было дѣломъ Фонтеноя. Ему было предложено пригласить, кого угодно, въ замокъ Лютонъ. Подъ вліяніемъ этого Летти стала относиться въ руководителю своего мужа гораздо болѣе милостиво, чѣмъ прежде,-- перемѣна, которая очень тяготила Фонтеноя.
   Недѣля, предшествовавшая Троицѣ, принесла Джорджу особенно много непріятностей. Извѣстія изъ Ферта становились все менѣе утѣшительны; его старанія продать землю не приводили ни къ чему, и онъ ясно видѣлъ, что если хочетъ продолжать жизнь въ Лондонѣ, удовлетворить претензію Шапецкаго и дать Летти требуемую ею сумму для обновленія Ферта, то ему придется заложить часть и безъ того небольшой свободной недвижимости, оставленной ему отцомъ. Большинство молодыхъ людей на его мѣстѣ отнеслись бы къ этому, быть можетъ, вполнѣ равнодушно, но онъ не могъ успокоиться. " Я начинаю тратить капиталъ",-- говорилъ онъ себѣ.-- "Въ іюлѣ разыграется стачка и въ послѣдующіе полгода я почти ничего не буду получать отъ копей; поземельной ренты нечего считать; Летти требуетъ множество вещей. Долго-ли ждать, пока и я буду кругомъ въ долгахъ, какъ моя мать, занимая деньги у встрѣчнаго и поперечнаго?
   Онъ принималъ твердое рѣшеніе жить какъ можно скромнѣе, но натыкался на непреодолимое препятствіе въ видѣ столь же твердаго рѣшенія Летти имѣть все, что имѣли другіе. Она не хотѣла терпѣть какихъ бы то ни было лишеній изъ-за того, что онъ имѣлъ глупость признать долги матери. При этомъ она говорила очень мало, и если говорила, то съ улыбкой и твердостью молодой жены, сознающей свои права. Ея настойчивость въ своихъ требованіяхъ и упорный отказъ вникнуть въ его дѣла и раздѣлить его заботы поднималъ мало-помалу въ его душѣ мучительное чувство.
   -- Нѣтъ,-- говорила она себѣ, каждый разъ вспоминая съ раздраженіемъ то, что произошло въ Фертѣ,-- если я начну слушать, я непремѣнно уступлю и позволю ей сѣсть мнѣ на шею. Если Джорджъ такъ безхарактеренъ, то онъ долженъ гдѣ-нибудь найти деньги. И почему не найти? Я ничуть не расточительна. Я дѣлаю лишь то, чего всѣ отъ меня ожидаютъ.
   При такомъ положеніи вещей посѣщенія леди Трессэди не могли быть особенно пріятны въ Брукъ-стритѣ, а тутъ еще возникли неудовольствія и претензіи другого сорта. Леди Трессэди прослышала, что молодая чета уже дала нѣсколько маленькихъ званыхъ обѣдовъ, и ни на одинъ изъ нихъ она не была приглашена. Однажды, когда Джорджъ явился по дѣлу въ Варвикъ-сквэръ, онъ неожиданно былъ осыпанъ упреками по этому поводу.
   -- Значитъ, Летти находитъ меня недостаточно приличной для этого общества? Она стыдится меня! (Летти Трессэди сердито засмѣялась).-- Прекрасно, но вамъ обоимъ не мѣшало бы знать, что въ свое время я пользовалась гораздо большимъ успѣхомъ, чѣмъ можетъ ожидать для себя Летти.
   И мать Джорджа, въ своемъ удивительномъ желтомъ платьѣ, откинулась въ креслѣ назадъ, пылая гнѣвомъ. Джорджъ добродушно отвѣтилъ, что онъ и Летти очень хорошо знаютъ о тріумфахъ его матери,-- послѣ чего леди Трессэди, залившись слезами, сказала, что съ ея стороны было нехорошо -- дѣйствительно, нехорошо -- говорить подобныя вещи, но если съ женщиной такъ обращаются ея единственный сынъ и его жена, то что же ей остается дѣлать для огражденія себя?
   Джорджъ успокоилъ ее, насколько могъ, а по возвращеніи домой нерѣшительно замѣтилъ Летти, что матери доставило бы большое удовольствіе, если бы они пригласили ее на маленькій импровизированный обѣдъ, который затѣвали въ пятницу для нѣкоторыхъ парламентскихъ знакомыхъ.
   -- Джорджъ!-- воскликнула Летти, сверкая глазами,-- Это невозможно! Я не хочу тебя обидѣть, но ты самъ долженъ видѣть, что она не нравится имъ,-- она такъ странно одѣвается, потомъ -- ея манеры... Это значитъ вооружить противъ насъ всѣхъ нашихъ знакомыхъ! Это уже слишкомъ жестоко для...
   Она не докончила и, вдругъ зарыдавъ, отвернулась. Джорджъ сталъ цѣловать ее и, въ сущности, вполнѣ соглашался съ нею: всякій разъ, какъ мать бывала у нихъ, онъ и самъ чувствовалъ себя не въ своей тарелкѣ. Но отказъ Летти, расширившій пропасть между обѣими женщинами, тѣмъ болѣе сдѣлалъ непріятнымъ положеніе человѣка, для котораго идеальный семейный очагъ былъ мѣстомъ спокойной нѣги и мирныхъ утѣхъ.
   Утромъ, передъ отъѣздомъ въ Лютонъ, дѣло дошло до маленькаго кризиса. Летти, утомленная какимъ-то увеселеніемъ предыдущаго вечера, завтракала въ постели, и когда Джорджъ спустя нѣкоторое время пришелъ наверхъ, чтобы поговорить съ нею относительно поѣздки, она только что встала и расхаживала взадъ и впередъ по гостиной, волоча по полу свое свѣтлорозовое платье и заложивъ за спину руки. Она была очень блѣдна, я ея губки были плотно сжаты.
   Онъ съ удивленіемъ посмотрѣлъ на нее.
   -- Что съ тобою, милая?
   -- Ничего,-- отвѣтила Летти, стараясь принять саркастическій тонъ,-- рѣшительно ничего. Я только узнала, какъ твоя мать отзывается обо мнѣ въ кругу своихъ знакомыхъ. Разумѣется, я должна быть лишь польщена, что она вообще удостоиваетъ меня своего вниманія. Но все-таки я буду рада, если ты уговоришь ее отложить на нѣкоторое время свой визитъ въ Фертъ. Едва-ли онъ доставитъ мнѣ или ей большое удовольствіе.
   Джорджъ сначала сталъ теребить свой усъ, а затѣмъ, по обыкновенію, сдѣлалъ попытку успокоить ее шутками и поцѣлуями. Менѣе всего ему желательно было узнать, что именно говорила леди Трессэди. Но Летти рѣшила сказать ему все.
   -- Вчера, при многочисленномъ обществѣ,-- съ горячностью начала она, слегка отстраняя его,-- она сказала, что я, "конечно, недурна собой -- очень недурна, но ужь слишкомъ заурядна и слишкомъ провинціальна. Какая жалость, что милый Джорджъ не пожилъ напередъ нѣсколько мѣсяцевъ въ Лондонѣ! Но, разумѣется, теперь ужь приходится мириться съ этимъ".
   При этомъ Летти передразнивала протяжный выговоръ своей свекрови. Два красныхъ пятна горѣли у нея на щекахъ, а ея пальчики крѣпко сжимали руку Джорджа.
   -- Я не вѣрю, чтобы она сказала подобную вещь. Кто тебѣ сообщилъ?-- спросилъ Джорджъ, нахмурившись и выпуская изъ рукъ ея талію.
   Летти встряхнула головой,
   -- Это все равно. Я должна была узнать это, и рѣшительно неважно, какъ я узнала. Довольно тебѣ, что она сказала такъ.
   -- Нѣтъ, это важно,-- съ живостью возразилъ Джорджъ, переходя на другой конецъ комнаты.-- Летти, еслибъ ты согласилась прогнать отъ себя эту Грайеръ, ты себѣ представить не можешь, насколько мы съ тобою были бы счастливѣе.
   На его лицѣ, съ которымъ онъ обернулся къ ней, было написано такое достоинство и въ то же время такая любовь, что она была удивлена и даже смущена. Она неподвижно остановилась, широко раскрывъ свои голубые глаза.
   -- Ты требуешь... чтобы я разочла Грайеръ? Мою собственную любимую горничную? Но зачѣмъ, позволь узнать?
   Джорджъ имѣлъ мужество настаивать на этомъ пунктѣ, и результатомъ была жаркая и бурная сцена, ихъ первая настоящая ссора, которая кончилась тѣмъ, что Летти въ слезахъ убѣжала къ себѣ наверхъ, заявивъ, что она никуда не поѣдетъ. Онъ можетъ ѣхать въ Лютонъ, если ему угодно; она же слишкомъ взволнована и разстроена, чтобы явиться въ незнакомое общество.
   Неизбѣжное примиреніе, съ обычнымъ аккомпаниментомъ головной боли и одеколона, отняло не мало времени, и они едва успѣли кончить всѣ приготовленія и захватить назначенный поѣздъ.
   Минувшая буря отравила всѣ надежды, которыя Летти возлагала на этотъ день, а Джорджа заставила смотрѣть на всю эту исторію, какъ на безуспѣшную и непріятную попытку. Летти, блѣдная и молчаливая, сидѣла въ своемъ уголкѣ, терзаясь сожалѣніемъ, что не надѣла болѣе густой вуали, чтобы скрыть слѣды утреннихъ слезъ,-- между тѣмъ какъ Джорджъ нагнулся надъ страницами какого-то политическаго жизнеописанія, но не могъ никакъ стряхнуть съ себя своего безпокойства и унынія.
   -- Вы -- мои самые ранніе гости,-- сказала м-ссъ Аллисонъ, ставя на газонѣ рядомъ съ собою стулъ для Летти.-- Исключая, впрочемъ, леди Максуэлль и ея сынка, которые гдѣ-то здѣсь бродятъ. Остальные пріѣдутъ попозже. Я рада, что мы можемъ нока спокойно поболтать другъ съ другомъ.
   -- Леди Максуэлль!-- сказала Летти.-- Я и не предполагала, что она тоже будетъ здѣсь. Ахъ, какой чудный день! Какъ здѣсь хорошо!-- воскликнула она, садясь и озираясь кругомъ.
   Щеки у нея снова порозовѣли. Она позабыла о своемъ намѣреніи оставаться все время со спущенною вуалью и тотчасъ подняла ее.
   М-ссъ Аллисонъ улыбнулась.
   -- Въ маѣ у насъ самый красивый видъ: рѣка такъ полноводна, и лебеди такъ бѣлы. Ахъ, я вижу, Эдгаръ уже повелъ сэра Джорджа познакомиться съ ними.
   Взглянувъ черезъ широкую зеленую лужайку, Летти увидѣла сверкающую полосу разлившейся рѣки и стадо бѣлыхъ лебедей, подлѣ которыхъ стояли ея мужъ и молодой человѣкъ въ саржевомъ костюмѣ, кормившій птицъ хлѣбомъ; это былъ, конечно, лордъ Анкотсъ, счастливый обладатель всего этого великолѣпія. Налѣво отъ нихъ находился каменный мостъ съ высокими, рѣзными перилами, а за рѣкою виднѣлись зеленые холмы и лѣса, очерчивавшіеся на лучезарномъ небѣ. По правую руку отъ Летти возвышалась желтоватая громада стариннаго дома. Летти пустилась въ шумныя изъявленія восторга, выбиваясь изъ силъ, чтобы сказать что-нибудь тонкое и великосвѣтское, а на самомъ дѣлѣ съ необыкновенною точностью повторяя то, что слышала въ устахъ другихъ.
   Хозяйка съ кроткой улыбкой слушала ея похвалы. Кротость -- или, точнѣе сказать, какая-то печальная кротость -- была характеристической чертой м-ссъ Аллисонъ. Эта кротость образовала особую атмосферу вокругъ нея,-- вокругъ ея бѣлыхъ волосъ и нѣжныхъ линій лица, миніатюрной фигуры, простого чернаго платья, рукъ въ бѣлыхъ рукавчикахъ. Ея друзья называли это святостью. Какъ бы то ни было, это выдѣляло ее, сообщало ей отпечатокъ какой-то эѳирной чистоты и заставляло робѣть въ ея обществѣ многихъ смѣлыхъ людей. На Летти она съ самаго начала наводила такой страхъ. Но въ то же время трудно было представить себѣ болѣе ласковое и простое обращеніе. Въ отвѣтъ на восторженныя восклицанія Летти она тотчасъ заговорила о своей собственной любви въ старинному дому и стала указывать его особенности.
   -- Я всегда разсказываю объ этомъ тѣмъ, кто здѣсь въ первый разъ,-- сказала она, улыбаясь.-- И хотя я рѣшительно не умѣю разнообразить своего описанія, тѣмъ не менѣе я всегда готова начать съ начала. Вотъ посмотрите: этотъ фасадъ сдѣланъ при Тюдорѣ, а южный -- сто лѣтъ спустя, и каждый, говорятъ, представляетъ чудо искусства въ своемъ родѣ. Не странно-ли, что два человѣка, раздѣленные цѣлымъ столѣтіемъ, оба оставили послѣ себя такое благородное наслѣдіе? Одинъ вдохновилъ другого. А мы, жалкіе потомки, можемъ только лелѣять то, что они намъ оставили. Не находите-ли вы, что жить въ такомъ прекрасномъ домѣ представляетъ большую отвѣтственность?
   -- Мнѣ это очень мало знакомо,-- со смѣхомъ отвѣтила Летти.-- У насъ такой безобразный домъ.
   М-ссъ Аллисонъ съ участіемъ посмотрѣла на нее.
   -- Но безобразные дома тоже имѣютъ свой стиль, или же они бываютъ очень хорошо убраны внутри или, наконецъ, въ нихъ живутъ люди, которыхъ мы любимъ. Это способно всякій домъ сдѣлать восхитительнымъ. Вы живете въ Фертѣ?
   -- Да. Боюсь, что вы найдете меня ужасно требовательной,-- отвѣтила Летти съ одною изъ своихъ кокетливыхъ ужимокъ,-- но тамъ рѣшительно нѣтъ ничего, что могло бы примирить съ этой казармой. Представьте себѣ кучу почернѣвшихъ кирпичей, наваленныхъ на вершинѣ холма. И потомъ эти отвратительныя деревни кругомъ.
   -- А, я знаю этотъ угольный раіонъ,-- отвѣтила м-ссъ Аллисонъ серьезно.-- И я знаю этотъ народъ. Вы уже познакомились съ нимъ?
   -- Мы провели тамъ только медовый мѣсяцъ. Джорджъ говоритъ, что очень скоро вся мѣстность будетъ охвачена стачкой. Поэтому они уже теперь ненавидятъ насъ.-- просто не хотѣли даже смотрѣть на насъ на улицѣ. Но, не смотря на то, на Рождество намъ, конечно, придется раздавать подарки.
   М-ссъ Аллисонъ поджала губы и бросила на молодую даму взглядъ, въ которомъ, не смотря на всю ея кротость, сказалась великосвѣтская и хорошо знающая людей женщина. Что за курьезное, бездушное личико у этой леди Трессэди, не смотря на его нѣжный цвѣтъ и тонкія линіи -- и что за удивительный костюмъ! М-ссъ Аллисонъ не была противъ красивыхъ платьевъ, но сложность и даже, можно сказать, изысканность платья Летти не понравились ей. Сколько времени стоило выдумать такой костюмъ!
   -- Ахъ, эта стачка,-- сказала м-ссъ Аллисонъ вслухъ,-- я боюсь, что она неизбѣжна. У Анкотся тоже есть владѣнія недалеко отъ вашихъ, и мы постоянно получаемъ свѣдѣнія. Бѣдняги! Если бъ не эти негодные агитаторы, которые вводятъ ихъ въ заблужденіе... Но не будемъ говорить объ этихъ вещахъ. Я вижу, къ намъ идетъ леди Максуэлль.
   И м-ссъ Аллисонъ сдѣлала рукою знавъ высокой бѣлой фигурѣ, которая только что показалась въ сопровожденіи ребенка на дальней оконечности лужайви.
   -- Лордъ Максуэлль тоже здѣсь?-- спросила Летти.
   -- Онъ пріѣдетъ немного позже. Вамъ, можетъ быть, покажется страннымъ, что вы находите ихъ сегодня здѣсь; вѣдь завтра пріѣзжаетъ лордъ Фонтеной, а генеральное сраженіе уже не за горами. Но я была очень рада, когда узнала, что они свободны, и что Максуэлль охотно соглашается посѣтить меня. Какъ бы то ни было, политическіе враги въ Англіи все же могутъ встрѣчаться, даже во время кризиса. Притомъ же Максуэлль приходится намъ сродни и былъ опекуномъ моего сына -- однимъ изъ добрѣйшихъ опекуновъ въ мірѣ. Оставляя политику въ сторонѣ, я питаю къ нему чрезвычайное уваженіе. И въ ней также. Почему наибольшее зло въ мірѣ всегда причиняютъ лучшіе люди?
   При упоминаніи о лордѣ Фонтеноѣ Летти, въ свою очередь, бросила быстрый взглядъ на м-ссъ Аллисонъ. Но это имя было произнесено самымъ спокойнымъ и обыкновеннымъ тономъ, въ которомъ, однако, если присмотрѣться, тоже таилось нѣчто неестественное, исключительное.
   -- Съ леди Максуэлль вы тоже давно знакомы?-- спросила Летти, которая интересовалась этимъ разговоромъ и была недовольна, что мать и сынъ слишкомъ быстро приближаются къ нимъ.
   -- Нѣтъ, только со времени ея замужества. Она и Максуэлль представляютъ идеальную пару и видѣть ихъ вмѣстѣ -- просто наслажденіе. Если бы только она такъ горячо не отожествляла себя съ своими политическими стремленіями и цѣлями! Тутъ она становится совершенно недоступна голосу разсудка. Она -- это тотъ же Максуэлль въ юбкѣ. И это мнѣ кажется ужасно несправедливымъ. Чтобы сражаться -- вполнѣ достаточно быть Максуэллемъ безъ красоты и безъ юбки. Но посмотрите на этого мальчугана съ цвѣтами! Вотъ курьезный ребенокъ!
   И она возвысила голосъ.
   -- Душечка! Воображаю, какъ вы устали! Присядьте въ тѣни и выпейте чаю.
   Вмѣсто отвѣта Марчелла, смѣясь, показала огромный букетъ болотныхъ ноготковъ и другихъ цвѣтовъ, между тѣмъ какъ маленькій Голлинъ махалъ другимъ трофеемъ почти такой же величины. Смуглое лицо матери пылало отъ моціона и удовольствія. Въ своемъ бѣломъ платьѣ, длинныя складки котораго ниспадали вокругъ нея, съ цвѣтами въ рукахъ, съ ребенкомъ около нея она представляла собою видѣніе красоты, распространявшей вокругъ свое обаяніе. Открытая радость, энергія, счастье, чистосердечіе,-- все это явилось вмѣстѣ съ нею. Такъ и казалось, что въ воздухѣ вокругъ нея рѣютъ эти невидимыя, небесныя созданія.
   Летти и м-ссъ Аллисонъ не могли оторвать отъ нея глазъ. Можетъ быть, она знала это. Во всякомъ случаѣ это нисколько не измѣняло ея свободнаго и спокойнаго обращенія. Она дружелюбно поздоровалась съ Летти.
   -- Вы, вѣроятно, не ожидали встрѣтить меня здѣсь, леди Трессэди? Никогда нельзя знать, что случится.
   Затѣмъ она наклонилась надъ своей маленькой хозяйкой и положила ей руку на плечо.
   -- Что за день! И какая чудная мѣстность! Мы съ Голлиномъ были и на холмѣ, и въ долинѣ. Какимъ завзятымъ ботаникомъ сдѣлался этотъ маленькій разбойникъ! Онъ ни за что не хотѣлъ простить мнѣ, что я забыла названіе одного изъ цвѣтковъ, которые мы вчера нашли въ его атласѣ.
   -- Мама сказала, что это "гороховникъ", а это невѣрно; это -- "полевая горчица",-- сказалъ Голлинъ строгимъ тономъ, показывая маленькій пушистый стебелекъ.
   М-ссъ Аллисонъ покачала головой, стараясь принять строгій видъ, какъ того требовалъ серьезный проступокъ Марчеллы.
   -- Мама должна старательнѣе учить свои уроки, не правда ли? Ну, или сюда, голубчикъ, и подай руку леди Трессэди.
   Голлинъ съ серьезнымъ видомъ сдѣлалъ, какъ ему была сказано, затѣмъ подогнулъ одну ногу и критическимъ взоромъ посмотрѣлъ на Летти.
   -- Вы собираетесь въ гости?-- вдругъ спросилъ онъ, указывая своимъ маленькимъ грязнымъ пальчикомъ на платье Летти,
   -- Голлинъ! Иди сюда и пей свой чай!-- поспѣшно закричала мать и затѣмъ, обратившись въ Летти съ улыбкой, которая уже зе мало пріобрѣла для Максуэлля друзей, добавила:-- У него, къ моему сожалѣнію, существуетъ неискоренимая антипатія ко всякой одеждѣ, кромѣ лохмотьевъ. Онъ ни за что не хотѣлъ провести меня на ту сторону рѣки, нова я не сунула своей кружевной накидки въ кусты. А теперь онъ отказывается помириться со мною, пока мы оба не надѣнемъ тѣхъ отчаянныхъ платьевъ, которыя носимъ дома.
   -- О, дѣти счастливы, когда они могутъ быть грязны,-- милостиво отвѣтила Летти, очень довольная тѣмъ, что такъ за-просто бесѣдуетъ съ обѣими дамами.-- Какіе прелестные цвѣты, и какой онъ замѣчательный ботаникъ!
   Она сѣла около Голлина и пустила въ ходъ всѣ свои ухищренія, чтобы подружиться съ нимъ, что, однако, оказалось не легкимъ дѣломъ. Когда она хвалила его цвѣты, Голлинъ съ полнымъ ртомъ отвѣчалъ:
   -- О, маминъ букетъ куда больше!
   Когда она предлагала ему печенье, онъ рѣшительно отталкивалъ ея руку до тѣхъ поръ, пока его безмолвный взоръ, устремленный на мать, не ловилъ ея утвердительнаго кивка. Наконецъ, когда она, желая дать ему случай блеснуть, стала спрашивать у него названія цвѣтовъ его букета, Голлинъ вдругъ прервалъ ее страннымъ вопросомъ, произнесеннымъ такъ отчетливо и быстро, насколько ему позволялъ его полный ротъ:
   -- А вы знаете, кто былъ Билль Стикерсъ? {Bill-stickers означаетъ "прибиватель объявленій". Уменьшительное отъ собственнаго имени "Вилльямъ" тоже -- Bill.}
   -- Кто былъ Билль Стикерсъ?-- повторила Летти.-- Что ты хочешь сказать, дружокъ?
   Даже его мать была озадачена.
   Но Голлинъ, поспѣшивъ проглотить часть печенья, чтобы немного освободить языкъ, настойчиво повторилъ свой вопросъ, не сводя глазъ съ Летти:
   -- Вы не знаете, кто былъ Билль Стикерсъ? И почему его всегда будутъ пре... пре... слѣдовать?
   Онъ удачно справился съ труднымъ словомъ. Марчелла разразилась веселымъ смѣхомъ и объяснила въ чемъ дѣло. Сегодня утромъ, во время переѣзда черезъ Лондонъ, Голлинъ не отнималъ своего лица отъ окна кареты и въ особенности былъ заинтересованъ объявленіями и уличными надписями. Очевидно, личность всѣми гонимаго "билль-стикерса" {Лондонскіе домовладѣльцы, во избѣжаніе порчи стѣнъ и заборовъ, дѣлаютъ на нихъ надписи, предупреждающія, что "прибиватели объявленій" будутъ преслѣдоваться судомъ. На улицахъ Лондона попадается множество такихъ надписей.} слишкомъ мучительно поразила его воображеніе, чтобы онъ тотчасъ заговорилъ объ этомъ. Но мысль о немъ все время не выходила у него изъ головы, пока, выведенный изъ терпѣнія надоѣдливостью незнакомой дамы въ пышномъ платьѣ, онъ не разразился этимъ вопросомъ.
   Летти пришла къ заключенію, что онъ очень странный и невоспитанный мальчикъ, и, къ его величайшему удовольствію, перестала ухаживать за нимъ. Онъ придвигался все ближе и ближе къ матери, затѣмъ окончательно утвердился подлѣ нея и на свободѣ занялся всѣми вкусными вещами, которыми снабдила его м-ссъ Аллисонъ.
   -- Какъ они запоздали!-- сказала Марчелла, глядя на часы.-- Назовите мнѣ еще разъ фамиліи приглашенныхъ, дорогая,-- продолжала она, наклоняясь впередъ и дружески кладя руку на колѣно м-ссъ Аллисонъ.-- У васъ всегда замѣчательный подборъ гостей.
   М-ссъ Аллисонъ слегка покраснѣла, какъ будто ей былъ, пріятенъ этотъ комплиментъ, и смѣясь начала перечислять фамиліи.
   -- Лордъ и лэди Максуэлль.
   -- Ахъ,-- сказала Марчелла,-- чѣмъ меньше о нихъ говорить, тѣмъ для нихъ лучше. Продолжайте!
   -- Лордъ и лэди Катединъ.
   Марчелла сдѣлала гримасу.
   -- Бѣдняжка! Я всегда вспоминаю королеву изъ "Алисы въ странѣ чудесъ": "Немного доброты и папильотки преобразили бы ее до неузнаваемости", она такъ хрупка, эфемерна, меланхолична. Что же касается ея супруга, то нѣтъ-ли какихъ-нибудь скачекъ или призовой борьбы, куда бы мы могли послать его?
   М-ссъ Аллисонъ легонько ударила ее по губамъ.
   -- Я замолчу, если вы будете такъ непочтительно отзываться о моихъ гостяхъ.
   Марчелла поцѣловала нѣжную морщинистую руку.
   -- Я больше не буду. Зачѣмъ же у васъ такой воздухъ? Онъ опьяняетъ.
   Летти Трессэди съ изумленіемъ смотрѣла на нее. Эти веселыя, ребяческія манеры совершенно не соотвѣтствовали ея представленію о лэди Максуэлль, и кромѣ того, она никогда бы не предположила, что м-ссъ Аллисонъ была одною изъ тѣхъ, немногихъ личностей, передъ которыми лэди Максуэлль захотѣла бы вести себя такъ.
   -- Сэръ Филиппъ Уэнтвортъ,-- продолжала м-ссъ Аллисонъ, улыбаясь.-- Попробуйте-ка о немъ сказать что-нибудь нехорошее, если можете.
   -- Не подзадоривайте меня. Какое счастье, что я захватила въ своемъ чемоданѣ одинъ томъ "Изслѣдованій Индіи". Я уйду пораньше къ себѣ передъ обѣдомъ и докончу ихъ.
   -- Затѣмъ -- Магдалина Пенли и Елизавета Кентъ.
   Какое-то невольное выраженіе быстро пробѣжало по лицу
   Марчеллы, но тотчасъ она съ достоинствомъ выпрямилась и чинно сложила руки у себя на колѣняхъ.
   -- Позвольте васъ спросить: вы намѣрены на этотъ разъ защитить меня отъ лэди Кентъ? Въ прошлый разъ вы самымъ постыднымъ образомъ отдали меня на растерзаніе волкамъ.
   М-ссъ Аллисонъ громко разсмѣялась.
   -- Наоборотъ, ваша стычка съ нею въ ноябрѣ доставила намъ такое удовольствіе, что мы постараемся вызвать ее и въ маѣ.
   Марчелла отрицательно покачала головой.
   -- У меня теперь нѣтъ силъ бороться даже съ мухой. Что же касается Альдеза,-- предупредите, пожалуйста, его даму за обѣдомъ, что онъ можетъ заснуть у нея на плечѣ.
   -- Ахъ, вы, бѣдняжка!-- съ состраданіемъ воскликнула м-ссъ Аллисонъ, протягивая ей руку.-- Неужели вы такъ устали? Зачѣмъ же вы стараетесь перевернуть весь міръ вверхъ дномъ?
   Марчелла взяла ея руку въ обѣ свои.
   -- А зачѣмъ вы стараетесь бороться противъ реформы?
   Глаза обѣихъ женщинъ встрѣтились, принявъ сразу серьезное и даже злобное выраженіе. Затѣмъ Марчелла выпустила ея руку и улыбаясь сказала:
   -- Но Лютонъ еще не полонъ. Кто же еще?
   -- Еще молодежь,-- Чарли Незби.
   -- Славный мальчикъ, очень славный,-- далеко не такой фатъ, какимъ кажется. Затѣмъ, конечно, Ливены. Я знаю, что Ливены будутъ, такъ какъ Бетти сказала мнѣ, что отклонила два приглашенія, получивъ ваше.
   -- Вотъ какъ!.. Кромѣ того, Уаттонъ,-- Гардингъ Уаттонъ,-- сказала м-ссъ Аллисонъ, слегка поворачиваясь въ сторону лэди Трессэди.
   Взглянувъ на лицо своей хозяйки, лэди Максуэлль поспѣшила подавить замѣчаніе, которое готово было сорваться съ ея устъ. Летти съ живостью отвѣтила:
   -- Гардингъ будетъ,-- мой кузенъ? Я очень рада. Не мнѣ, конечно, говорить объ этомъ, но онъ такой умный, такой пріятный человѣкъ. Вы знакомы съ Уаттонами, лэди Максуэлль?
   Марчелла была занята чаемъ Голлина.
   -- Я знакома съ Эдуардомъ Уаттономъ,-- отвѣтила она, обращая на Летти свой прекрасный, ясный взоръ,-- мы съ нимъ въ большой дружбѣ.
   -- Но Гардингъ гораздо умнѣе,-- сказала Летти и, довольная тѣмъ обстоятельствомъ, что узелъ разговора очутился у нея въ рукахъ и что она имѣетъ возможность превозносить своего родственника въ этомъ мірѣ людей, болѣе важныхъ и знатныхъ, нежели она,-- она пустилась въ щедрое перечисленіе чаръ и дарованій Гардинга Уаттона, не скупясь на прилагательныя и превосходныя степени. Лэди Максуэлль молча слушала, а м-ссъ Аллисонъ съ безпокойствомъ подумала: "Безтактно!" -- но не знала, какъ остановить этотъ потокъ краснорѣчія. По правдѣ сказать, давши лорду Фонтеною позволеніе пригласить Гардинга Уаттона, она успѣла уже позабыть о томъ, и теперь ей было очень непріятно, что онъ будетъ находиться подъ одной кровлей съ Максуэллями. Дѣло въ томъ, что Гардингъ Уаттонъ сыгралъ недавно роль агента и приспѣшника лорда Фонтеноя въ газетной кампаніи противъ билля и лично противъ Максуэлля,-- кампаніи, которую даже м-ссъ Аллисонъ считала неумѣстной и несправедливой. Ну, что жь, это была не ея вина! Но лэди Трессэди слѣдовало бы быть лучше освѣдомленной и имѣть настолько сметки, чтобы не начинать такого рода болтовни. М-ссъ Аллисонъ уже собиралась вмѣшаться, какъ вдругъ Марчелла подняла руку.
   ,-- Я слышу, ѣдутъ!
   Хозяйка поспѣшила къ дому, Марчелла вмѣстѣ съ Голлиномъ, державшимся за ея юбку, послѣдовала за нею. Летти посмотрѣла Марчеллѣ вслѣдъ съ тою смѣсью восхищенія и зависти, которую испытывала уже не разъ.
   -- Кажется, мы съ нею не сойдемся,-- подумала она съ неудовольствіемъ.-- Ну, да я и не особенно добиваюсь этого. Джорджъ ее сразу оцѣнилъ.
   Это разсужденіе было не совсѣмъ вѣрно. Честолюбіе Летти было бы очень польщено, если бы ей удалось "сойтись" съ Марчеллой Максуэлль.
   Какъ разъ въ ту минуту, когда его жена окончила свой туалетъ въ обѣду и отпустила Грайеръ, Джорджъ вошелъ въ ея комнату. Она стояла передъ высокимъ трюмо, оправляя въ послѣдній разъ платье, приглаживая и прикалывая то тутъ, то тамъ, поварачиваясь налѣво и направо. Джорджъ, незамѣченный ею, остановился и слѣдилъ за нею,-- за ея поперемѣннымъ выраженіемъ досады и удовольствія, за ея граціозными движеніями, за блестящими складками ея великолѣпнаго свадебнаго платья, въ которое она нарядилась.
   Онъ самъ не былъ ни счастливъ, ни даже просто веселъ. Онъ чувствовалъ, что долженъ сдѣлать усиліе -- и не одно усиліе, а много, чтобы вернуть свою недавно начавшуюся семейную жизнь къ тому уровню удовольствія и покоя, который когда-то ему казался незыблемымъ, а теперь былъ такъ трудно достижимъ. Но если, въ концѣ концовъ, это ему не удастся, что тогда? Онъ боязливо отгонялъ отъ себя эту мысль и начиналъ смѣяться надъ самимъ собою. Сколько разъ ему приходилось читать и слышать, что первый годъ супружества -- самый трудный. Иначе и быть не можетъ. Двѣ индивидуальности не могутъ слиться безъ труда и взаимныхъ неудовольствій. Онъ долженъ только сдѣлать съ своей стороны усиліе.
   Подъ вліяніемъ этого чувства онъ подошелъ къ Летти и схватилъ ее въ свои объятія.
   -- Ахъ, Джорджъ! Мои волосы!.. цвѣты!..
   -- Пустяки,-- отвѣтилъ онъ почти грубо.-- Положи свою голову сюда. Скажи, что тебѣ также противенъ этотъ день, какъ и мнѣ! Скажи, что онъ больше не повторится у насъ! Обѣщай мнѣ!
   Она чувствовала біеніе его сердца, но молчала. Его мольба, его необычное волненіе пробудили въ ней опять гнѣвъ и раздраженіе. Все это очень хорошо, но съ какой стати они должны терпѣть такія лишенія и неудобства? Почему всѣ -- м-ссъ Аллисонъ, лэди Максуэлль и сотни другихъ -- должны имѣть больше богатства, больше свободы, больше значенія, чѣмъ она? Въ этомъ отчасти онъ виноватъ.
   Поэтому она мало по малу отодвигалась отъ него, слегка отстраняя его своей маленькой ручкой.
   -- Конечно, я терпѣть не могу ссориться,-- сказала она.-- Но слушай, Джорджъ! Не будемъ больше говорить объ этомъ! И посмотри, что ты сдѣлалъ съ моей прической. Ахъ, ты, гадкій мальчикъ!
   Не смотря на шутливый тонъ послѣдняго восклицанія, она нахмурилась, снимая перчатки, чтобы исправить то, что онъ надѣлалъ.
   Джорджъ заложилъ руки въ карманы, отошелъ къ окну и сталъ ждать. Спускаясь вслѣдъ за Летти по громаднымъ лѣстницамъ, онъ мысленно посылалъ въ чорту замокъ Лютонъ и его гостей. Какое удовольствіе можно получить отъ этого гримасничанія и притворства на всѣхъ этихъ деревенскихъ съѣздахъ? И по словамъ Летти, Максуэлли тоже здѣсь. Вотъ ужь истинная помѣха для всѣхъ!
   

XI.

   -- Дама, что сидитъ рядомъ съ сэромъ Джорджемъ? Какъ? Леди Максуэлль? Нѣтъ? Съ другой стороны? А! это леди Ливенъ. Вы знакомы съ нею? Замѣчательно веселая дамочка!
   И сидѣвшій рядомъ съ Летти молодой человѣкъ, съ черными глазами и розовыми щеками, началъ кивать и улыбаться черезъ столъ Бетти Ливенъ, чтобы напомнить ей о своемъ существованіи. Они уже видѣлись передъ обѣдомъ и привѣтствовали другъ друга, какъ добрые товарищи.
   Затѣмъ вдругъ, какъ того требовала вѣжливость, онъ снова обратился къ леди Трессэди, которая досталась ему въ дамы на время обѣда. "Очень недурна, но ужь слишкомъ... заурядна",-- сказалъ онъ себѣ съ хладнокровіемъ критика, близко знакомаго съ наилучшими товарами Ярмарки Тщеславія. Этотъ молодой человѣкъ, другъ дѣтства Анкотса, теперь наслаждался жизнью въ гвардіи и еще болѣе -- какъ была увѣрена Летти -- въ самомъ сердцѣ англійской аристократіи. Она знала, что онъ носитъ титулъ лорда Незби, а со временемъ будетъ маркизомъ. Этого было достаточно, чтобы онъ въ ея глазахъ былъ окруженъ ореоломъ. Но она была слишкомъ опытна въ обращеніи съ молодыми людьми, чтобы открыто льстить ему, и дѣлала это лишь косвенно, посредствомъ кокетливаго поддразниванія, которое ни на минуту не позволяло ему отвлечь отъ нея свое вниманіе.
   -- Знаете, вы положительно лучше всякаго гербовника,-- сказала она ему, когда онъ сообщилъ ей краткія біографическія свѣдѣнія, сначала о лордѣ Калединѣ, сидѣвшемъ напротивъ, а потомъ и о нѣкоторыхъ другихъ гостяхъ.-- Я бы съ удовольствіемъ привязывала васъ къ вѣеру, когда обѣдаю въ гостяхъ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ?-- сухо отвѣтилъ молодой чемовѣкъ.-- О, вы сами скоро будете знать все, что васъ интересуетъ.
   -- Какъ эти бѣдняжки, іоркширскіе помѣщики, не затеряются въ этомъ мірѣ? Вы всѣ такъ крѣпко держитесь другъ за дружку. Во-первыхъ, вы женитесь другъ на другѣ.
   -- Мы женимся другъ на другѣ?-- хотя я, собственно, не знаю, кого разумѣть подъ словомъ "мы"! Ну, что-жь, вѣдь жениться на комъ-нибудь надо, я полагаю, а съ родственницами меньше хлопотъ, нежели съ чужими.
   Глаза молодого человѣка невольно устремились на противоположную сторону стола, гдѣ сидѣла блондинка, въ совершенно черномъ платьѣ. У нея въ рукахъ былъ большой вѣеръ изъ черныхъ перьевъ, представлявшій поразительный контрастъ съ ея свѣтлыми волосами и цвѣтомъ лица. Она сидѣла рядомъ съ сэромъ Френкомъ Ливеномъ, нервно смѣялась при его шуткахъ. Летти уловила его взглядъ.
   -- О, вы не оправдали своей славы, рѣшительно не оправдали,-- сказала она.-- Это -- леди Маделена Пенли, не правда-ли? Она родственница м-ссъ Аллисонъ?
   -- Кузина. Вотъ это ея мать, леди Кентъ, сидитъ подлѣ бѣднаго Анкотса. Ужасная старуха! Къ концу обѣда она постарается вывѣдать у Анкотса всю его подноготную и узнать, какъ и почему.
   -- Развѣ лордъ Анкотсъ представляетъ такую загадку?-- спросила Летти, окидывая испытующимъ взоромъ черный бюстъ, острый носъ и сверкающую множествомъ брилліантовъ шею крикливой, антипатичной старухи, сидѣвшей по правую руку хозяина.
   Выраженіе, проскользнувшее по лицу молодого Незби, поразило Летти. Но онъ мгновенно подавилъ его и спокойнымъ тономъ отвѣтилъ:
   -- О, для леди Кентъ мы всѣ -- загадки.
   Но Летти замѣтила, что его взоръ устремился на лорда Анкотса, а затѣмъ снова перебѣжалъ на леди Маделену. Онъ, казалось, наблюдалъ за ними, и это дало обильную пищу догадкамъ Летти. Нѣтъ сомнѣнія, что эта хорошенькая дѣвушка съ крупными чертами лица привезена сюда для "смотринъ". Вѣроятно, много дѣлъ должно подвергнуться обзору, прежде чѣмъ этотъ молодой султанъ сдѣлаетъ свой выборъ. Между прочимъ, Летти нашла, что лордъ Анкотсъ гораздо старше, чѣмъ воображалъ Джорджъ. Очевидно было, что онъ уже окончилъ университетскій курсъ. У него было престранное лицо: маленькое, сморщенное, съ выпуклыми голубыми глазами; курчавые волосы красноватаго цвѣта высоко торчали, какъ бы умышленно взбитые, надъ его бѣлымъ лбомъ; все это, вмѣстѣ съ остроконечнымъ подбородкомъ и закрученными усами, придавало ему сходство съ старинными французскими портретами. Онъ былъ небольшого роста, но очень гибокъ и коренастъ. Дорогія золотыя кольца, которыя онъ носилъ, привлекали вниманіе на изящество его рукъ. Нравомъ онъ отличался, какъ Летти сразу увидѣла, угрюмымъ и раздражительнымъ. Онъ внушалъ Летти гораздо болѣе невольнаго почтенія, какъ сынъ м-ссъ Аллисонъ, нежели, какъ обладатель замка Лютонъ и пятидесяти тысячъ годового дохода. Но не будь онъ обладателемъ замка, Летти, по всей вѣроятности, подумала бы и сказала бы, что онъ имѣетъ видъ отвратительнаго мужика.
   -- Неужели вамъ до сихъ поръ не пришлось познакомиться съ леди Кентъ?-- спросилъ лордъ Незби, возобновляя прежнюю атаку, потому что ему было лѣнь придумывать новый предметъ для разговора.-- Мнѣ всегда казалось, что во всѣхъ трехъ королевствахъ нѣтъ человѣка, съ которымъ было бы труднѣе избѣжать знакомства.
   -- Мнѣ, конечно, приходилось встрѣчаться съ нею,-- отвѣтила Летти небрежно,-- однако -- увы!-- несогласно съ истиной.-- Но вы должны имѣть въ виду, что я провела только три сезона въ Лондонѣ; изъ нихъ два -- я гостила у своей старой тетки, которая живетъ въ Кавендишъ-скверѣ и никуда не выѣзжаетъ,-- премилая, добрая, но скучная старушка! а третій -- у м-ссъ Уаттонъ изъ Мальфорда.
   -- А, м-ссъ Уаттонъ изъ Мальфорда!-- неопредѣленно повторилъ лордъ Незби и вдругъ замѣтилъ, что леди Ливенъ съ противоположной стороны стола хочетъ ему что-то сказать. Онъ нагнулся впередъ и обмѣнялся съ нею цѣлымъ залпомъ веселыхъ замѣчаній, въ которыхъ Летти не поняла ни слова.
   Сильно раздосадованная, она назвала его мысленно молокососомъ и, гордо выпрямившись, обернулась къ своему другому сосѣду, бывшему губернатору. Она увидѣла красивую голову, исхудалое желтое лицо и бѣлые волосы человѣка, пострадавшаго отъ жаркаго климата, и пріятную, хотя и нѣсколько приторную улыбку. Сэръ Филиппъ Вентвортъ былъ менѣе разборчивъ и избалованъ, чѣмъ юный лордъ Незби. Онъ видѣлъ только, что хорошенькая молодая дамочка хочетъ быть съ нимъ любезной, и рѣшилъ не остаться у нея въ долгу. Притомъ же онъ узналъ въ ней жену Трессэди, этого многообѣщающаго и образованнаго малаго, съ которымъ онъ встрѣчался еще въ Индіи и теперь, передъ самымъ обѣдомъ, самымъ сердечнымъ образомъ возобновилъ знакомство.
   Поэтому онъ очень любезно заговорилъ съ нею о способностяхъ Трессэди и о блестящей карьерѣ, которая его ожидала. Сначала Летти съ удовольствіемъ слушала его. Но потомъ ее охватило странное чувство неловкости.
   Ея взоръ устремился къ концу стола, гдѣ Джорджъ разговаривалъ -- и еще какъ серьезно и оживленно!-- съ леди Максуэлль, благородная шея и голова которой, красуясь надъ серебристо-бѣлымъ платьемъ, казалось, вызывала на состязаніе съ висѣвшей позади нея картины Ванъ-Дика маркизу Бальба и одерживала надъ нею перевѣсъ.
   Такъ вотъ какъ думали и говорили люди объ ея Джорджѣ! Летти готова была себя упрекнуть за то, что всѣмъ этимъ достоинствамъ такъ мало придавала значенія со времени свадьбы и даже со времени помолвки. Она считала его, несомнѣнно, "аристократичнымъ"; это и съ самаго начала входило въ ея разсчеты, Но до сихъ поръ она ни разу не дала себѣ труда подумать о тѣхъ сторонахъ и особенностяхъ его жизни, которыя побуждали людей такъ отзываться о немъ, какъ этотъ старый индійскій чиновникъ...
   Гардины, ковры, платья, точеная мебель, покупки для Ферта, необходимость удержать леди Трессэди на ея мѣстѣ,-- обо в'емъ этомъ она думала, и думала немало. Но благородное честолюбіе Джорджа, уваженіе, которымъ онъ пользовался, мѣсто, которое онъ готовился занять среди мужчинъ, во всемъ этомъ она была несвѣдуща и неопытна. Сначала она почувствовала уколъ совѣсти, а затѣмъ -- какое-то раздраженіе на людей.
   Тѣмъ не менѣе она не спускала глазъ съ Джорджа. Не смотря на оживленіе, съ которымъ онъ говорилъ, у нею былъ блѣдный и утомленный видъ. Но, безъ сомнѣнія, и она была блѣдна. Отдѣльныя слова и фразы изъ ихъ ссоры вспомнились ей. Въ этой чудной комнатѣ, съ ея знаменитыми картинами и историческими ассоціаціями, среди этой роскоши искусства и богатства, воспоминаніе объ ихъ ссорѣ было особенно непріятно. Передъ глазами Ванъ-Диковой маркизы и самому хотѣлось быть всегда исполненнымъ достоинства и утонченности, изящества и невозмутимости.
   Затѣмъ въ Летти снова произошла реакція, и она сама засмѣялась надъ собою.
   -- Какъ будто эти люди никогда не сердятся и не ссорятся изъ-за денегъ? Еще бы! А если даже нѣтъ... мы всѣ отлично знаемъ, какъ легко быть любезнымъ, имѣя пятьдесятъ тысячъ годового дохода.
   Послѣ обѣда м-ссъ Аллисонъ повела своихъ гостей въ "Зеленую гостиную". Эта комната, увѣшанная портретами кисти Генсборо, была одною изъ достопримѣчательностей дома, и Марчелла Максуэлль, войдя въ нее, съ особеннымъ восхищеніемъ оглядывалась вокругъ.
   -- Счастливцы вы?-- сказала она, обращаясь къ м-ссъ Аллисонъ.-- Всякій разъ какъ я вхожу сюда, я съ безпокойствомъ спрашиваю себя, умѣстно-ли здѣсь мое присутствіе. Я гляжу на свое платье, задумываюсь надъ своими манерами, и мнѣ хочется, чтобы кто-нибудь научилъ меня танцовать менуэтъ.
   -- О, да,-- воскликнула Бетти Ливенъ, подбѣгая къ огромной картинѣ, представлявшей семейную группу въ естественную величину и занимавшей большую часть стѣны.-- Какимъ вульгарнымъ, презрѣннымъ щенкомъ кажешься себѣ безъ чепца и напудренныхъ волосъ, безъ этихъ рукавчиковъ, брыжжей и стеганыхъ юбокъ! М-ссъ Аллисонъ, позвольте моей горничной придти сюда завтра, пока мы будемъ обѣдать, и снять образецъ этихъ рукавчиковъ. Или нѣтъ, нѣтъ! Не надо! Это святотатство! О, красавица!-- продолжала она, обращаясь къ изображенію дѣвушки въ бѣломъ платьѣ, которая, казалось, выходила изъ рамы и уже была къ комнатѣ.-- Иди сюда, поговори со мной. Забудь о своемъ отцѣ и матери. Ты уже цѣлыхъ сто лѣтъ дѣлаешь имъ реверансъ, а они, въ сущности, скучные, глупые люди. Иди сюда и повѣдай намъ своя секреты. Разскажи намъ, что ты видѣла въ этой комнатѣ,-- раскажи намъ о безумцахъ, которые любили другъ друга, о печальныхъ людяхъ, сказавшихъ здѣсь другъ другу "прости"!
   Бетти преклонила колѣни на рѣзномъ стулѣ и, обнявъ его спинку своими красивыми руками, устремила на картину взоръ, въ которомъ свѣтилась не то шутка, не то дѣйствительное чувство.
   Леди Максуэлль вдругъ подошла въ ней вплотную, поположила ей на плечо руку, и Летти услышала, какъ она произнесла вполголоса:
   -- Перестаньте, Бетти! Въ этой комнатѣ онъ сдѣлалъ ей предложеніе и въ этой же комнатѣ сказалъ ей "прости". Максуэлль часто говорилъ мнѣ объ этомъ. Кажется, она одна никогда не заходитъ сюда; это дѣлается только при гостяхъ.
   Выраженіе растерянности пробѣжало по живому личику леди Ливенъ. Она робко оглянулась на м-ссъ Аллисонъ. Послѣдняя поспѣшно отошла отъ гостей, собравшихся передъ картиной, и сидѣла теперь одна, глядя прямо передъ собою съ застывшимъ выраженіемъ на лицѣ и скрестивъ на колѣняхъ свои тонкія руки. Бетти порывисто направилась въ ней и, усѣвшись около нея на скамеечкѣ, начала усиленно болтать и шутить съ ней.
   Между тѣмъ Марчелла пригласила леди Трессэди сѣсть рядомъ съ ней на софѣ, подъ большою картиной.
   Летти послѣдовала ея приглашенію, поставила одну ножку на скамеечку въ стилѣ Людовика XV, которая, казалось, сама просилась подъ ноги, расположила свои атласныя юбки самыми изящными складками и пустилась въ разспросы относительна дома и семьи.
   Въ началѣ ихъ бесѣды было видно, что леди Максуэлль хочетъ войти въ дружбу Летти. Безпристрастный наблюдатель сказалъ бы, что она старается занять молодую даму въ незнакомомъ домѣ и кругѣ, гдѣ она сама была постоянной гостьей. Но Бетти Ливенъ, увидѣвъ эту пару съ противоположной стороны комнаты, усмѣхнулась и мысленно сказала себѣ, что Марчелла начинаетъ "признавать жену".
   Какъ бы то ни было, леди Максуэлль сначала очень дружелюбно и даже съ увлеченіемъ разговаривала съ своею собесѣдницей. Прежде всего она разсказала ей исторію ихъ хозяйки.
   Тридцать лѣтъ тому назадъ м-ссъ Аллисонъ, дочь и наслѣдница Лейстерширскаго помѣщика, вышла замужъ за Генри Аллисона, молодого гвардейскаго капитана, второго сына стараго лорда Анкотса. Въ теченіе трехъ лѣтъ они наслаждались счастьемъ, но затѣмъ случайности военной карьеры послали Генри Аллисона на неизслѣдованный берегъ Африки для участія въ одной изъ безчисленныхъ "маленькихъ войнъ" своей родины. Онъ палъ, пораженный вопьемъ во время разсыпного марша черезъ какое-то безвѣстное болото, а нѣсколько дней спустя телеграмма министерства иностранныхъ дѣлъ разбила сердце его жены.
   Черезъ мѣсяцъ или два послѣдовала смерть стараго лорда Анкотса, ускоренная скорбью о погибшемъ сынѣ. Не прошло и года, какъ старшій сынъ, который отличался слабымъ здоровьемъ и не былъ женатъ, также умеръ, и сынъ м-ссъ Аллисонъ, двухлѣтній ребенокъ, сдѣлался собственникомъ замка Лютонъ. Мать увидѣла необходимость превозмочь свое горе, оставить ту почти монашескую жизнь, въ которую вступила, перенести своего сына въ сферу, гдѣ ему предстояло господствовать, и воспитать его тамъ.
   -- И вотъ въ теченіе двадцати двухъ лѣтъ она живетъ здѣсь замѣчательною жизнью,-- сказала Марчелла.-- Въ сущности, она сдѣлалась царицей деревни; она дѣлаетъ, что ей угодно, и служитъ матерью, другомъ и святыней для всѣхъ. Все это дѣлается по отечески, благородно, но въ дѣйствительности является ужаснымъ торизмомъ и тиранніей. Многіе, вѣроятно, полагаютъ, что лучшаго нельзя и желать. Но я не согласна съ этимъ. И все-таки я отлично знаю, что къ моимъ убѣжденіямъ она еще въ десять разъ нетерпимѣе.
   -- Но она въ такомъ восторгѣ отъ васъ!-- съ энтузіазмомъ воскликнула Летти.-- Она считаетъ вашъ образъ мыслей такимъ благороднымъ!
   Марчелла широко раскрыла глаза, немного недоумѣвая, что можетъ знать объ этомъ леди Трессэди.
   -- О, мы, конечно, не питаемъ другъ къ другу ненависти,-- отвѣтила она нѣсколько сухо,-- несмотря на всѣ наши политическія разногласія. Притомъ же мой мужъ былъ опекуномъ Анкотса.
   -- Боже мой!-- воскликнула Летти.-- Не легко, вѣроятно, быть опекуномъ пятидесяти тысячъ годового дохода.
   Марчелла не отвѣчала, потому что не слышала. Она бросила украдкою взоръ на м-ссъ Аллисонъ,-- печальный, нѣжный взоръ, вовсе не предназначенный для леди Трессэди- Но Летти замѣтила его.
   -- Должно быть, она обожаетъ его,-- сказала она.
   Марчелла вздохнула.
   -- Никогда не было ничего подобнаго. Просто страшно смотрѣть.
   -- И поэтому, конечно, она не хочетъ выходить замужъ за лорда Фонтеноя.
   Марчелла вздрогнула и слегка отодвинулась отъ своей сосѣдки.
   -- Не знаю,-- отвѣтила она надменно,-- и думаю, что никто не осмѣлится спросить у нея объ этомъ.
   -- Да, но такъ всѣ говорятъ,-- весело продолжала Летгщ нисколько ее смущаясь.-- Поэтому и интересно бывать здѣсь, когда знаешь такъ хорошо лорда Фонтеноя.
   Марчелла встрѣтила это замѣчаніе обезкураживающимъ молчаніемъ.
   Но Летти рѣшилась на этотъ разъ произвести свое впечатлѣніе и начала оживленную, подчасъ очень смѣлую болтовню о каждомъ изъ присутствующихъ, предлагая множество интимныхъ и назойливыхъ вопросовъ и въ то же время очень рѣдко ожидая отвѣта Марчеллы,-- до того она горѣла желаніемъ выказать свои знанія и сдѣлать свои замѣчанія. Она дала Марчеллѣ понять, что у нея есть кое-какія подозрѣнія насчетъ леди Маделены. Это страшно интересно. Но не правда-ли, что лордъ Анкотсъ немного повѣса? Она наклонилась и стала шептать Марчеллѣ что-то на ухо. Можно-ли надѣяться, что онъ такъ скоро сстепенится? Вѣдь ужасныя исторіи разсказываютъ о его театральныхъ подругахъ и т. д. И развѣ можно ожидать иного? Развѣ молодой человѣкъ съ такимъ положеніемъ не долженъ перебѣситься? Его матери надо мириться съ этимъ. Наконецъ, рано или поздно, всѣ мужчины унимаются. Посмотрите хотя бы на лорда Катедина!
   И съ видомъ безграничной житейской опытности она коснулась событій свѣтской карьеры лорда Катедина, съ замѣчательнымъ искусствомъ обобщая и комбинируя то, о чемъ ей лордъ Незби прямо или даже намеками сказалъ за обѣдомъ. Бѣдная леди Катединъ! Вѣдь это настоящій скелетъ! И какое странное, печальное лицо! Но развѣ этому можно удивляться? Наконецъ, подумать объ ихъ денежныхъ затрудненіяхъ!
   Леди Трессэди съ сочувствіемъ передернула своими бѣлыми плечами.
   Черные глаза леди Максуэлль между тѣмъ упорно блуждали по комнатѣ, ища спасенія. Бетти издали слѣдила за нею и приходила къ заключенію, что "признаніе" дѣлаетъ быстрые успѣхи. Теперь, насмѣшливо тряхвувъ своей головкой, она поднялась съ мѣста и поспѣшила къ своей подругѣ на выручку.
   Въ то же мгновеніе м-ссъ Аллисонъ, по долгу хозяйки, встала, чтобы познакомить леди Трессэди съ какою-то дамой въ сѣромъ платьѣ, которая безмолвно и, какъ опасалась м-ссъ Аллисонъ, забытая остальными, сидѣла въ уголкѣ, разсматривая фотографіи. Марчелла также поднялась съ мѣста, подала руку Бетти и пошла съ нею.
   Онѣ остановились у большого окна, которое было настежь раскрыто, чтобы впустить свѣжій ночной воздухъ. Снаружи, за рядомъ широкихъ ступеней, тянулся голландскій цвѣтникъ. Его безчисленныя маленькія грядки, образовавшія на бѣломъ песчаномъ фонѣ вычурные завитушки и кружки, были залиты яркимъ луннымъ свѣтомъ. Можно было даже различить цвѣтъ гіацинтовъ и тюльпановъ, которыми онѣ были засажены; неподвижный воздухъ былъ пропитанъ сильнымъ ароматомъ. На дальнемъ концѣ этого довольно зауряднаго сада чернѣла на свѣтломъ фонѣ неба группа высокихъ кипарисовъ и вязовъ, придававшихъ сценѣ южный, итальянскій колоритъ, а сквозь широкія арки тесоваго забора, окружавшаго цвѣтникъ, сверкало серебро англійскаго луга и отдаленной рѣки.
   -- Ну, душечка,-- сказала Бетти, смѣясь и держа Марчеллу подъ руку, когда онѣ подошли къ открытому окну,-- я вижу, вы пустились съ мѣста въ карьеръ. Дайте, я васъ поглажу по головкѣ. Вы заслужили это,-- тѣмъ болѣе, что, какъ видно, не совсѣмъ очарованы леди Трессэди. Вы очень плохо владѣете выраженіемъ своего лица. Я могу за версту безошибочно судить о томъ, что вы думаете о человѣкѣ, съ которымъ говорите.
   -- Въ самомъ дѣлѣ?-- спросила Марчелла, охваченная раскаяніемъ.-- Мнѣ это очень жаль.
   -- Вы имѣете полное основаніе жалѣть, потому что это вовсе не поможетъ политику въ юбкѣ достичь своихъ цѣлей. Впрочемъ, леди Трессэди еще не раскусила, что вы недолюбливаете ея. У нея не особенно тонкая кожа. Если бы, разговаривая со мною, вы приняли такое выраженіе лица, я бы этого не снесла. Отчего она вамъ не нравится? Тѣмъ она не угодила вамъ?
   -- Я сама не знаю,-- нетерпѣливо отвѣтила Марчелла, пожимая плечами.-- Она мнѣ положительно рѣзала уши. Я не знала, какъ отъ нея отдѣлаться, и теперь ужь едва-ли рискну начать съ нею разговоръ.
   -- Нѣтъ,-- задумчиво сказала Бетти.-- Я скажу вамъ, съ чемъ дѣло: она не джентльменъ! Не прерывайте меня! Я именно это и хочу сказать. Она не джентльменъ! Она способна говорить и дѣлать такія вещи, которыя шокируютъ всякаго порядочнаго человѣка. Такого рода люди всегда вызываютъ у меня странныя мысли. Я рисую себѣ, какой видъ они и мѣютъ ночью, когда всѣ эти пышные наряды сняты: маленькая черная душонка, копошащаяся среди постельнаго бѣлья.
   -- А вы еще называете меня строгимъ критикомъ!-- со смѣхомъ воскликнула Мартелла, ущипнувъ свою подругу за руку.
   -- Милая, я уже не разъ замѣчала вамъ, что я не великая женщина, призванная для политической борьбы. Но на вашемъ мѣстѣ, я бы непремѣнно подружилась съ этимъ воплощеніемъ справедливости въ образѣ леди Трессэди. А мнѣ... мнѣ остается справляться съ своимъ мужемъ.
   И веселое щебетанье Бетти закончилось вздохомъ.
   -- Бѣдняжка,-- сказала Марчелла, ласково трепля ее по рукѣ.-- Френкъ опять хандритъ?
   -- Вчера онъ заявилъ мнѣ, что ему жизнь надоѣла, и онъ попробуетъ утопиться въ Серпентайнѣ. Я отвѣтила, что ничего противъ этого не имѣю, но едва-ли онъ съумѣетъ сдѣлать это безъ моей помощи. Я предложила отвлечь вниманіе полиціи, пока онъ будетъ выбирать подходящее мѣсто. Онъ обѣщалъ принять меня въ товарищи, такъ что въ этомъ отношеніи дѣло обстоитъ благополучно.
   Бетти начала вздыхать не на шутку.
   -- Серьезно, я несчастная женщина. Френкъ говоритъ, что я испортила ему жизнь, что въ этомъ заключается все мое честолюбіе, что онъ могъ бы сдѣлаться порядочнымъ помѣщикомъ, если бы я не посѣяла въ немъ сѣмена всѣхъ пороковъ, загнавъ его въ политику. Пріятно слышать это для такой примѣрной жены, какъ я.
   -- Вамъ придется уступить ему,-- съ улыбкой отвѣтила Марчелла.-- Я думаю, что онъ никогда не примирится съ умственнымъ трудомъ и городской жизнью.
   Бетти сжала свои маленькія ручки.
   -- Милая, я не имѣла въ виду выйти замужъ за деревенскаго волка и до сихъ поръ не могу рѣшиться пасть такъ низко. Не будемъ говорить объ этомъ! Я бы желала только, чтобы онъ съ толкомъ вотировалъ еще нѣсколько мѣсяцевъ. Но мысль о томъ, что ему придется пробыть здѣсь весь августъ, уже приводитъ его въ отчаяніе. Ахъ, вотъ и они, бичи рода человѣческаго!-- воскликнула она, показывая рукой на вереницу мужчинъ, входившихъ въ комнату.-- Ну, теперь я вамъ предскажу будущее, а вы слѣдите! Леди Трессэди подружится здѣсь съ двумя: Гардингомъ Уаттономъ,-- ахъ, я и забыла, что онъ ея кузенъ,-- и лордомъ Катединомъ. Кстати...
   Бетти схватила Марчеллу за руку и съ живостью стала шептать что-то подругѣ на ухо, устремивъ свой взоръ на леди
   Маделену и ея мать, сидѣвшихъ на противоположномъ концѣ комнаты.
   Марчелла тоже посмотрѣла въ ту сторону, но не обнаружила готовности отвѣчать на вопросы Бетти. Когда Летти Трессэди сдѣлала свое неумѣстное замѣчаніе по поводу Маделены Пенли, леди Максуэлль попыталась остановить ее, принявъ надменный тонъ, который смутилъ бы всякую женщину, но на Летти не произвелъ ни малѣйшаго впечатлѣнія. Теперь Марчелла была несообщительна даже по отношенію къ Бетти, которая была подругой Маделены Пенли. И когда Бетти отошла съ лордомъ Незби, который, явившись въ гостиную, поспѣшилъ къ ней, Марчелла еще осталась у окна, устремивъ нѣжный, серьезный взоръ на дѣвушку, о которой только что шла рѣчь.
   Но тотчасъ этотъ взоръ затуманился. Причиной тому былъ маленькій эпизодъ, происшедшій на глазахъ Марчеллы. Леди Кентъ, сидѣвшая рядомъ съ дочерью, подняла свой гигантскій вѣеръ и махнула имъ лорду Анкотсу. Тотъ неохотно подошелъ, и она сдѣлала какое-то шутливое замѣчаніе. Леди Маделена, между тѣмъ, съ яркимъ румянцемъ на щекахъ и принужденнымъ видомъ нагнулась надъ фотографическимъ альбомомъ. Анкотсъ неловко постоялъ подлѣ нея, хмуря брови и теребя свой усъ, а затѣмъ, бросивъ какое-то отрывистое слово леди Кентъ, отвернулся и опустился на софу рядомъ съ лордомъ Катединомъ. Леди Маделена еще ниже нагнулась надъ своимъ альбомомъ, и ея прекрасные волосы казались огненнымъ пятномъ въ комнатѣ. Марчелла уловила выраженіе ея лица, и ея сердце сжалось отъ состраданія. Ей захотѣлось подойти къ этой дѣвушкѣ съ словомъ ласки, нѣжности, но на пути была эта горгона, леди Кентъ, а кромѣ того, другіе молодые люди заняли мѣсто, отъ котораго, повидимому, отказался лордъ Анкотсъ.
   Летти, между тѣмъ, съ восторгомъ встрѣтила появленіе мужчинъ. Дама, съ которою м-ссъ Аллисонъ познакомила ее, доставила ей очень мало удовольствія. Миссъ Пастонъ, сестра управляющаго лорда Анкотса, была симпатичной старой дѣвой, лѣтъ тридцати пяти, въ сѣромъ шелковомъ платьѣ, какое носятъ квакерши. У нея было умное и интеллигентное лицо, но Летти нисколько не интересовалась ея умомъ и интеллигентностью. Она пріѣхала въ замокъ Лютонъ не для того, чтобы ухаживать за миссъ Пастонъ.
   Такимъ образомъ, разговоръ не клеился. Летти зѣвала ииусиленно работала своимъ вѣеромъ, пока появленіе мужнинъ не вернуло румянецъ ея щекамъ и блескъ ея глазамъ. Она встрепенулась, жадно ожидая ухаживанія и успѣха. М-ссъ Гокинсъ, жена Мальфордскаго священника, почувствовала бы себя удовлетворенной, если бы увидѣла, какъ наказанъ судьбою ея прежній тиранъ.
   Увидѣвъ свою кузину, Гардингъ Уаттонъ тотчасъ перешелъ черезъ комнату и сѣлъ рядомъ съ нею въ уголкѣ софы. Летти милостиво приняла его, хотя ей было бы несравненно пріятнѣе, если бы на его мѣстѣ былъ лордъ Анкотсъ или лордъ Катединъ. Прежде чѣмъ начать разговоръ, она оглянулась кругомъ и увидѣла, что Джоржъ стоитъ около открытаго окна съ лордомъ Максуэллемъ и сэромъ Филиппомъ Вентвортомъ, бывшимъ губернаторомъ. Они говорили объ Индіи, и сэръ Филиппъ держалъ Джорджа за рукавъ.
   -- Да, я видѣлъ гибель Дальюси,-- съ живостью сказалъ онъ.-- Я былъ тогда двадцатилѣтнимъ юношей, но до сихъ поръ не могу вспомнить объ этомъ безъ слезъ. Когда онъ вышелъ на пристань въ Гули, прихрамывая на своихъ костыляхъ, мы были не въ силахъ закричать ему "ура",-- я никогда не забуду этого внезапнаго молчанія. Въ восемь лѣтъ онъ преобразовалъ всю Индію, а тутъ мы увидѣли его, нашего маленькаго героя, умирающимъ на нашихъ глазахъ, на сорокъ шестомъ году жизни, отъ чрезмѣрныхъ трудовъ. Знаете, я никакъ не ожидалъ, чтобы такой молодой человѣкъ, какъ вы, былъ знакомъ съ этимъ временемъ и такъ интересовался имъ. Какъ отрадно мнѣ было поговорить съ вами объ этомъ! Благодарю васъ!
   И старый служака съ чувствомъ пожалъ руку Трессэди и отошелъ въ сторону.
   Трессэди бросилъ на жену привѣтливый взглядъ, какъ будто спрашивая, какъ она себя чувствуетъ. Летти, въ неожиданномъ порывѣ умиленія отъ такого вниманія, милостиво улыбнулась ему въ отвѣтъ. Въ ту же минуту она увидѣла, что Марчелла Максуэлль, которая все еще стояла у окна, обернулась къ Джорджу и подозвала его къ себѣ. Джорджъ поспѣшно бросился къ ней. Они медленно сошли по лѣстницѣ въ садъ и исчезли въ одной изъ арокъ налѣво.
   -- Джорджъ, какъ видно, подружился таки съ этой важной барыней,-- сказалъ Гардингъ Уаттонъ, тихонько смѣясь.-- Нѣтъ сомнѣнія, что она хочетъ переманить его въ свой лагерь. Еще бы! Черезъ нѣсколько недѣль правительству придется очень круто съ этимъ биллемъ, и тогда даже эта "прелестная дама" не поможетъ ему. Максуэлль сегодня мраченъ, какъ сычъ.
   Летти засмѣялась. Ея тщеславіе было сильно польщено. Мысль объ униженіи и пораженіи леди Максуэлль -- отчасти благодаря Джорджу -- доставляла ей большое удовольствіе. Какъ видно, она была умнѣе и проницательнѣе, чѣмъ допускала Бетти Ливенъ.
   Между тѣмъ, Марчелла и Джорджъ Трессэди медленно направились къ рѣкѣ по тропинкѣ, пересѣкавшей большія лужайки. Передъ ними, утопая въ серебристомъ воздухѣ, тянулось поросшее травою пространство, сливаясь въ отдаленіи съ тѣнью величественныхъ деревьевъ, начинавшихъ покрываться густою іюльскою листвой. Внизу эти массы деревьевъ образовали на бѣлой травѣ рѣзко очерченные мысы и выступы, а вверху ихъ вѣтви чернѣли на свѣтлоголубомъ небѣ. Въ одномъ мѣстѣ р'ѣка прерывала черноту лѣса, и на этомъ фонѣ къ небу вздымался стройный шпицъ колокольни. ма рѣкѣ и подъ мостомъ смутно виднѣлись очертанія плававшихъ лебедей. Въ воздухѣ было свѣжо, но весенней сырости уже не чувствовалось. Это была послѣдняя недѣля мая.
   Не смотря на все свое предубѣжденіе,-- которое, впрочемъ, уже исчезало,-- Трессэди чувствовалъ, что женщина, шедшая съ нимъ рядомъ, какъ нельзя болѣе гармонировала съ этой сценой.
   Сегодня вечеромъ онъ пришелъ къ заключенію, что, не смотря на всеобщій голосъ молвы, ее нужно признать искренней и безхитростной женщиной. Сегодня вечеромъ она ясно давала ему понять, что ей нравится его общество; ея обращеніе съ нимъ имѣло теперь характеръ мягкой уступчивости и пріязни, на которыя ни одинъ мужчина не отвѣтилъ бы суровостью, а менѣе всего -- молодой и честолюбивый человѣкъ. Но вмѣстѣ съ тѣмъ, онъ опять замѣтилъ то же, что уже однажды раздосадовало его,-- она была удивительно чужда обычныхъ кокетства и лукавства женщины. Послѣ продолжительной бесѣды съ нею за обѣдомъ онъ невольно почувствовалъ, что она не только разумный товарищъ,-- это онъ замѣтилъ съ самаго начала,-- но интересная и увлекательная собесѣдница. Бесѣда съ нею носила характеръ какой-то дружеской свободы и непринужденности. Непріятныя заботы и ссоры послѣднихъ недѣль, воспоминаніе объ унизительной сценѣ послѣдняго дня перестали терзать его.
   Тѣмъ не менѣе все время онъ, внутренно усмѣхаясь, повторялъ себѣ, что долженъ держать ухо востро. За обѣдомъ они хотя и не говорили прямо о биллѣ, но постоянно вертѣлись вокругъ да около. Ясно было, что Максуэлли были въ большой тревогѣ, и Джорджъ отлично зналъ, что положеніе министерства съ каждымъ днемъ становится затруднительнѣе. По отношенію къ биллю замѣчалось рѣшительное охлажденіе въ средѣ его приверженцевъ; говорили даже, что одинъ или два лондонскихъ депутата, первоначально стоявшихъ за него горой, начали колебаться, а кампанія, недавно начатая Фонтеноемъ и Уаттономъ противъ двухъ главныхъ статей законопроекта въ лондонской ежедневной газетѣ, спеціально для этого купленной, уже оказалась очень губительной. Однимъ словомъ, положеніе было, дѣйствительно, опасное, и Максуэлли имѣли полное основаніе тревожиться.
   Не смотря на то, Трессэди не подмѣтилъ въ настроеніи леди Максуэлль ни одной злобной нотки. Она была лишь очень нетерпѣлива, запальчива и немного грустна. Вообще, разговоръ съ нею растрогалъ его,-- онъ самъ не зналъ почему.
   -- Мы должны побѣдить,-- сказалъ онъ себѣ,-- и она это знаетъ.
   И въ первый разъ мысль о побѣдѣ не принесла ему особеннаго удовольствія.
   Гуляя по лужайкѣ, они вновь подняли нѣкоторые вопросы, затронутые има за обѣдомъ,-- вопросы, отчасти политическаго, отчасти общественнаго характера,-- какъ вдругъ Марчелла, сразу измѣнивъ свой тонъ, сказала:
   -- Я только что слышала часть вашего разговора съ сэромъ Филиппомъ. Вы положительно неузнаваемы, когда говорите объ Индіи.
   -- Интересно знать, что вы хотите этимъ сказать?-- отвѣтилъ Джорджъ, улыбаясь.-- Вы находите, вѣроятно, что когда я говорю не объ Индіи, а объ англійскихъ рабочихъ, о бѣдныхъ, я становлюсь звѣремъ?
   -- Я, положимъ, выразилась бы иначе,-- спокойно сказала она.-- Дѣло въ томъ, что когда вы говорите объ Индіи, о людяхъ въ родѣ Лоренсовъ или лорда Дальюси, тогда видно, что это васъ восхищаетъ, волнуетъ,-- однимъ словомъ, вы чувствуете.
   -- Но какъ же можетъ быть иначе? Можно-ли не питать благодарности къ людямъ, которые создали нашу страну?
   Онъ весело посмотрѣлъ на нее. Его самолюбіе было польщено. Служить предметомъ наблюденія и анализа для такого жритика было само по себѣ лестно.
   -- Которые создали нашу страну?-- повторила она не безъ ироніи, и вдругъ замолчала.
   Джорджъ засунулъ руки въ карманы и ждалъ отвѣта.
   -- Ну?-- сказалъ онъ затѣмъ.-- Я жду отъ васъ возраженія, что всѣ Дальюси и Лоренсы ничего не сдѣлали для страны въ сравненіи... ну, съ кѣмъ, напримѣръ? Съ какимъ-нибудь секретаремъ рабочаго союза, которымъ вы особенно восхищаетесь.
   Она засмѣялась, но онъ не спѣшилъ отвѣтить. Они достигли берега рѣки и подножія маленькаго мостика. Марчелла взошла на мостъ и, остановившись посрединѣ его, перегнулась черезъ перила. Онъ присоединился къ ней, и они оба молча стояли, глядя на домъ, который лежалъ на бѣлой травѣ, точно гигантское украшеніе, вырѣзанное изъ желтоватой слоновой кости. Можно было подумать, что строившій его архитекторъ былъ не только рѣзчикъ, но и ювелиръ. Въ рѣшетчатыхъ окнахъ сверкали огни, какъ драгоцѣнные камни; темныя массы деревьевъ, расположенныхъ рукою художника, то закрывали ихъ, то обнажали, въ пріятномъ для глаза разнообразіи. На залитыхъ свѣтомъ лужайкахъ, пересѣченныхъ нѣжными полосами тѣни, двигались взадъ и впередъ разбросанныя фигуры женщинъ съ длинными шлейфами, мужчинъ въ черныхъ фракахъ. Минутами раздавались веселые голоса и взрывы смѣха, а изъ открытаго окна гостиной доносились звуки скрипки.
   -- Брамсъ!-- воскликнула Марчелла съ восхищеніемъ.-- Только музыка и именно его музыка можетъ выразить всю прелесть этой ночи... этой рѣки... этотъ чудный расцвѣтъ природы!
   При ея словахъ Джорджемъ овладѣло пріятное мечтательное настроеніе. Ему казалось, словно его чувства, которыя окружающій міръ до сихъ поръ лишь утомлялъ, раздражалъ и терзалъ, вдругъ сдѣлались доступны для наслажденія и поэзіи. Онъ перевелъ взоръ съ лица своей спутницы на окружающую сцену. Мягкій воздухъ наполнялъ его легкія. Что ему горевать? Онъ чувствовалъ только, что послѣ долгихъ недѣль непріятностей и огорченій онъ опять веселъ и счастливъ.
   Но леди Максуэлль скоро забыла музыку и лунный свѣтъ.
   -- Которые создали нашу страну?-- медленно повторила она.-- И этотъ домъ, понятное дѣло, производитъ на васъ такое же впечатлѣніе. Въ немъ жили знаменитые люди,-- люди, которые принадлежатъ исторіи. А, по моему, истинное созиданіе нашей страны совершается невидимо для глазъ на чердакахъ, въ мастерскихъ, въ угольныхъ копяхъ людьми, которые каждую минуту умираютъ, никѣмъ не замѣчаемые,-- сметаются прочь въ кучи, какъ осенніе листья; жизнь которыхъ служитъ лишь почвой и основаніемъ для слѣдующаго поколѣнія. Вчера, напримѣръ, все утро я старалась накормить одну женщину. Она бѣлошвейка, у нея четверо дѣтей, ея мужъ работалъ въ докахъ, а теперь остался безъ мѣста. Она отъ своей работы заболѣла и ослѣпла. Она не могла ѣсть, не могла спать, и все-таки прокормила дѣтей и мужа. Черезъ мѣсяцъ или два она умретъ, но существованіе ея дѣтей успѣло пустить корни, ея мужъ опять будетъ заработывать себѣ пропитаніе. Что пользы для Англіи отъ вашихъ Дальюси и Лоренсовъ безъ сотенъ и тысячъ женщинъ, подобныхъ ей?
   -- А между тѣмъ вы сами,-- воскликнулъ Джорджъ, не устоявъ передъ искушеніемъ,-- отнимаете у этой женщины возможность прокормить своихъ дѣтей и спасти своего мужа! Вы сами губите всѣ эти жизни въ неумѣлой попыткѣ улучшить одну изъ нихъ! Какъ можете вы приводить мнѣ такой примѣръ? Это меня изумляетъ.
   -- Напрасно. Я могу воспользоваться этимъ примѣромъ для другой цѣли, въ другомъ отношеніи. Вы, конечно, говорите о биллѣ. Но что мы дѣлаемъ? Мы говоримъ нѣкоторымъ изъ этихъ несчастныхъ: "жертва, которую вы приносите, слишкомъ дорога; государство въ своихъ собственныхъ интересахъ не можетъ требовать и допускать ихъ; Мы дадимъ вамъ возможность принести обществу пользу способомъ, который будетъ меньше вредить ему и истощать его",
   -- "И прежде всего преспокойно загонимъ васъ всѣхъ въ работный домъ!" -- сказалъ Джорджъ.-- Не забывайте этого!
   -- Многимъ придется пострадать,-- хладнокровно отвѣтила она -- Но на помощь явятся друзья,-- друзья, которые напрягутъ всѣ силы, чтобы помочь.
   Въ ея словахъ и тонѣ излилось все ея сердце. Едва-ли не въ первый разъ за весь вечеръ она дала волю своей страстности, своему южному, порывистому темпераменту, который такъ часто встрѣчалъ у людей насмѣшку или враждебность.
   Джорджъ видѣлъ, какъ быстро вздымается ея грудь подъ кружевною шалью, которую она накинула на себя передъ уходомъ, какъ нервно она сжимаетъ каменныя изваянія моста, на которыхъ лежитъ ея рука. Она снова имѣла видъ пророчицы.
   И теперь, какъ прежде, этотъ видъ разсмѣшилъ его, но на этотъ разъ его смѣхъ звучалъ болѣе мягко и дружелюбно -- Значитъ, по вашему же собственному признанію, вы намѣрены защитить вашу портниху и разрушить общество.
   -- Печальная дилемма.-- сказалъ онъ смѣясь.-- Ну, хорошо,-- отвѣтила она со вздохомъ, пожимая плечами -- Не будемъ говорить объ этомъ. Это слишкомъ трогаетъ... слишкомъ больно... и слишкомъ щекотливо. И подумать о томъ времени, которое теперь предстоитъ пережить!
   Джорджъ, который стоялъ рядомъ съ нею, облокотившись на перила моста, не нашелся, что отвѣтить. Съ минуту или двѣ они молчали, и слышны были только звуки лѣтней ночи, тихое журчаніе рѣки, порывистое дыханіе деревьевъ- Лебедь проплылъ подъ ними, а изъ отдаленнаго лѣса послышался крикъ совы.
   Вдругъ Марчелла подняла свой бѣлый палецъ и указала на домъ.
   -- Лучшаго сравненія не нужно,-- сказала она:-- Этотъ домъ можно уподобить государству въ томъ видѣ, въ какомъ оно вамъ представляется,-- нѣчто величественное, внушительное, воплощеніе пышности и достоинства. Но мы, женщины, которымъ приходится управлять и хозяйничать въ такомъ домѣ, мы знаемъ, на чемъ покоится все это великолѣпіе- Оно покоится на нѣсколькихъ утомленныхъ кухаркахъ, судомойкахъ и мальчишкахъ, не знающихъ покоя, изнемогающихъ созданіяхъ, которыхъ гость никогда не видитъ, и которые между тѣмъ ведутъ все дѣло. Я это знаю, потому что я старалась докопаться до нихъ, организовать ихъ, для того чтобы быть увѣренной, что никто изъ нихъ не лежитъ въ обморокѣ, пока мы пируемъ. Но это оказалось чрезвычайно труднымъ; половина человѣческаго рода считаетъ себя созданной для того, чтобы облегчать жизнь другой половинѣ. Этимъ людямъ кажется вполнѣ естественнымъ трудиться и страдать, между тѣмъ какъ мы сидимъ въ спокойныхъ креслахъ. Они негодуютъ лишь тогда, когда мы дѣлаемъ попытку измѣнить такое положеніе вещей.
   -- Однако,-- сказалъ Джорджъ, крутя свой усъ,-- мой личный опытъ вовсе не согласуется съ вашимъ краткимъ очеркомъ обыкновеннаго домоправленія.
   -- Я думаю. Вы имѣете дѣло лишь съ высшимъ слугою, который всегда бываетъ большимъ тираномъ, чѣмъ его господинъ,-- возразила она, и въ ея голосѣ страннымъ образомъ одновременно звучали чувство и смѣхъ.-- А я говорю о людяхъ, которые, подобно портнихѣ и бѣлошвейкѣ, не видны въ вашемъ величественномъ государствѣ -- Что же, вы, можетъ быть, и правы, но сознаюсь -- ужь позвольте мнѣ быть откровеннымъ, что я вообще не считаю васъ компетентнымъ судьей. Прежде, чѣмъ подвести счетъ моему Дальюси и вашей портнихѣ, я хочу, по крайней мѣрѣ, услышать мнѣніе людей, которые не искалѣчили своего ума... состраданіемъ.
   -- Состраданіемъ!-- сказала она, и ея губы невольно задрожали.-- Состраданіемъ! Вы считаете состраданіе болѣзнью?
   -- Въ томъ видѣ, какъ вы -- и другіе -- примѣняете его на дѣлѣ,-- холодно замѣтилъ онъ, поворачиваясь въ ней,-- оно не можетъ принести никакой пользы; міръ не можетъ быть управляемъ состраданіемъ. Во всякомъ случаѣ, жизнь мнѣ всегда кажется жестокимъ, бурнымъ, полнымъ всякихъ превратностей, дѣломъ, которое должно быть выполняемо независимо отъ того, нравится-ли оно намъ, или нѣтъ. Если мы будемъ слишкомъ осторожны, слишкомъ мелочны по отношенію въ отдѣльной жизни, то мы всѣ придемъ къ застою. Стоитъ только чрезмѣрно вмѣшаться въ дѣло,-- механикъ, который пускаетъ машину въ ходъ, сердито уйдетъ прочь и работа прекратится. Тогда государство разлетится въ куски, пока какой-нибудь могучій разбойникъ безъ совѣсти и состраданія не соберетъ его вновь.
   -- Что вы разумѣете подъ словомъ "механикъ"?
   Онъ засмѣялся.
   -- Зачѣмъ вы заставляете меня объяснять свои образы? Ну, какъ вамъ сказать?-- я разумѣю подъ этимъ естественную направляющую силу, которая присуща всѣмъ вещамъ и даетъ имъ ходъ, которая независима отъ насъ, непохожа на насъ и ничуть не заботится о насъ.
   Въ его веселомъ голосѣ вдругъ зазвучали необыкновенно сильныя ноты.
   -- Ахъ, вотъ какъ,-- рѣзко отвѣтила Марчелла.-- Да, если такъ думать, то я понимаю. Но даже и въ этомъ случаѣ,-- если сила, скрытая въ вещахъ, нисколько не заботится о насъ, то это должно лишь побуждать насъ больше заботиться другъ о другѣ. Позвольте мнѣ предложить вамъ простой вопросъ. Знакомы-ли вы лично съ лондонскими бѣдняками? Я хочу сказать, имѣете-ли вы среди нихъ какихъ-нибудь настоящихъ друзей, жизнь которыхъ вамъ извѣстна?
   -- Я постоянно сижу съ Фонтеноемъ, когда онъ принимаетъ депутаціи отъ всѣхъ этихъ портнихъ, бѣлошвеекъ и мѣховщиковъ, которыхъ вы хотите обуздать. Сплошь и рядомъ въ его комнатѣ приходится видѣть бѣдную вдову, которая проситъ, чтобы ее оставили въ покоѣ.
   Марчелла издала насмѣшливое восклицаніе.
   -- О, вы не придаете этому значенія,-- сказалъ Джоридъ съ негодованіемъ.-- А я вамъ заявляю, что могу нарисовать всѣ типы вдовъ, которыхъ содержитъ Лондонъ; я знаю ихъ хорошо.
   Она покачала головой.
   -- Я оставлю Лондонъ. Но вы, кажется, имѣете угольныя копи на сѣверѣ? Знаете вы вашихъ углекоповъ?
   -- Да, и питаю къ нимъ отвращеніе,-- коротко отвѣтилъ Джорджъ.-- Тупоголовыя животныя! Черезъ мѣсяцъ они устроятъ стачку, и я буду лишенъ своего законнаго дохода, пока ихъ сіятельства не соизволятъ вернуться къ работамъ. Будьте любезны, пожалѣйте меня, а не ихъ.
   -- Я и жалѣю,-- ѣдко замѣтила она,-- если вы ненавидите людей, отъ которыхъ получаете пропитаніе.
   Наступало молчаніе. Затѣмъ вдругъ Джорджъ сказалъ другимъ тономъ:
   -- Иногда я, конечно, не отрицаю, эти нищіе заслуживаютъ... вашего состраданія. Я видѣлъ на прошлой недѣлѣ несчастную мать... Не пройдемся-ли немножко? Мнѣ хотѣлось бы видѣть мѣсто, гдѣ рѣка вытекаетъ изъ лѣса.
   Они оставили мостъ и снова повернули на прибрежную тропинку. Джорджъ разсказалъ Марчеллѣ исторію Мери Бэтчлеръ съ своей обычной полуиронической манерой, однако же такъ, что Марчелла иногда содрогалась. Затѣмъ, мало по малу, словно разговоръ доставлялъ ему облегченіе, онъ пустился въ обсужденіе -- полушутливое, полусерьезное -- своего положенія, какъ шахтовладѣльца, и всѣхъ его затрудненій. Совершенно невольно онъ раскрывалъ при этомъ въ значительной мѣрѣ и свою личную исторію, потому что долженъ былъ мимоходомъ касаться своего воспитанія, своей матери, различныхъ вопросовъ, возникшихъ въ его умѣ по возвращеніи изъ Индіи, и даже своихъ отношеній къ женѣ. Разъ или два у него мелькала мысль, что, говоря такимъ образомъ, онъ, въ сущности, раскрываетъ всю свою душу передъ женщиной, къ которой намѣревался относиться враждебно. Но это не останавливало его. Душистая ночь, уединеніе, обворожительное существо, такъ охотно и дружелюбно слѣдовавшее рядомъ съ нимъ, съ каждой минутой лишали его сдержанности, увлекали его, проникали ему въ душу.
   Ея душевный процессъ тоже былъ простъ и естественъ. Она почувствовала къ нему симпатію съ первой встрѣчи, рѣшилась подружиться съ нимъ и достигала своей цѣли. Когда онъ началъ свои изліянія, въ ея душѣ зашевелилась странная жалость; съ женскимъ инстинктомъ она отгадала, что онъ чувствуетъ себя въ духовномъ отношеніи одинокимъ. И что же тутъ удивительнаго, когда жена его -- такая черствая и низменная женщина! Отчего онъ женился на ней? Поймала-ли она его въ искусно разставленныя сѣти, или же онъ самъ бросился въ нихъ, очертя голову, изъ необдуманности, изъ того недовѣрія къ чувству, которое, кажется, есть его излюбленное предубѣжденіе? Во всякомъ случаѣ, этой женщинѣ, которая была такъ счастлива въ замужествѣ, казалось, что своимъ бракомъ онъ совершилъ роковую и непоправимую ошибку, и ей было отъ души жаль его. Онъ казался ей очень молодымъ. На видъ, онъ былъ года на два моложе ея, но когда она разговаривала съ нимъ, разница лѣтъ казалась ей болѣе значительной:
   Разумѣется, политическое положеніе (Максуэлль, Фонтеной и все, что было связано съ этими имена ли) представляло для обоихъ внутреннюю подкладку разсужденій. Она ни на минуту не упускала изъ виду своего мужа и его цѣлей, а въ воображеніи Джорджа всегда, словно на часахъ, стояла нескладная фигура Фонтеноя. При такихъ обстоятельствахъ и темпераментъ и любовь къ мужу побуждали Марчеллу сначала привлечь къ себѣ своего собесѣдника, а потомъ поколебать его и повліять на него. Въ силу тѣхъ же обстоятельствъ, онъ не могъ не поддаваться мало по малу ея женскимъ чарамъ, хотя въ то же время былъ полонъ презрѣнія къ ея политическимъ убѣжденіямъ.
   Невольно это настроеніе побудило ихъ вернуться къ Лондону и текущимъ дѣламъ, и Марчелла, наконецъ, внушительно сказала:
   -- Вы должны увидѣть этихъ людей во плоти, и не въ вашемъ домѣ, а въ ихъ собственныхъ. Или, прежде всего, познакомьтесь съ ними въ шахтахъ.
   -- Значитъ, вы полагаете, что въ С.-Джемскомъ скверѣ скорѣе можно узнать истину, нежели на Карльтонской Террассѣ?-- весело спросилъ онъ. (Фонтеной жилъ на Карльтонской Террасѣ).
   -- Я не приглашаю васъ въ С.-Джемскій скверъ,-- спокойно отвѣтила она.-- Эта квартира служитъ моимъ домомъ только для опредѣленной категоріи моихъ цѣлей. Мой настоящій домъ вовсе не тамъ. Онъ находится на Майль-Эндской улицѣ.
   Джорджъ попросилъ объясненія и широко раскрылъ глаза, узнавъ, что она раздѣляетъ свое время между аристократическимъ Вестъ-Эндомъ и бѣднымъ предмѣстьемъ города и неизмѣнно одинъ или два вечера въ недѣлю проводитъ среди ремесленниковъ и рабочихъ, съ которыми она такъ близко познакомилась и интересы которыхъ она съ такимъ упорствомъ отстаиваетъ.
   -- Максуэлль теперь не бываетъ тамъ,-- сказала она.-- Онъ слишкомъ занятъ, да и дѣло его уже сдѣлано. Но я бываю тамъ, потому что я люблю этихъ людей; бесѣдуя и живя съ ними, получаешь ясное понятіе о томъ, чего желать и почему. Ну,-- по голосу было видно, что она улыбается,-- вы придете? Моя старая служанка дастъ вамъ кофе и вы увидите полную комнату портныхъ и бѣлошвеекъ. Вы увидите, какой видъ имѣютъ эти люди въ дѣйствительности -- не на бумагѣ,-- послѣ того, какъ они проработали четырнадцать часовъ подъ-рядъ въ комнатѣ, гдѣ мы съ вами не могли бы дышать.
   -- Очаровательно!-- сказалъ онъ, дѣлая ироническій поклонъ.-- Конечно, я приду.
   Они остановились подъ тѣнистымъ сводомъ буковыхъ деревьевъ и оглянулись назадъ, на залитый луннымъ свѣтомъ садъ и домъ. Вдругъ Джорджъ сказалъ страннымъ голосомъ:
   -- Вы позволите мнѣ откровенно сказать вамъ, что я думаю? Помните, что въ наши дни никого нельзя обратить... въ политическомъ отношеніи.
   Въ темнотѣ онъ не могъ видѣть румянца, залившаго ея щеки, но въ ея голосѣ, несмотря на его принужденную веселость, онъ явственно услышалъ гордость и печаль.
   -- Я знаю. Какъ давно случалось, что рѣчь измѣняла рѣшеніе палаты общинъ? Надо только удивляться, для чего люди даютъ себѣ трудъ произносить рѣчи... Пойдемъ назадъ?.. Ахъ, вотъ кто-то идетъ за нами. Это мой мужъ и лордъ Анкотсъ.
   На свѣтломъ фонѣ лужайки промелькнули два темныхъ силуэта и нырнули въ тѣнь лѣса.
   -- Ахъ, вы бродяги!-- сказалъ Максуэлль, различивъ бѣлое платье своей жены.-- Развѣ безопасно ходить ночью по этой тропинкѣ? Ну, долго-ли тутъ оступиться?
   Въ самомъ дѣлѣ, въ нѣсколькихъ шагахъ отъ нихъ тянулся крутой берегъ рѣки, и деревья, почти соединяясь своими верхушками, совершенно закрывали его отъ луннаго свѣта. Максуэлль съ нѣкоторымъ безпокойствомъ схватилъ жену за руку и удержалъ ее на мѣстѣ, пока его глазъ не привыкъ къ темнотѣ и не сталъ различать узенькой тропинки. Анкотсъ и Трессэди между тѣмъ быстро пошли назадъ, по направленію къ лужайкѣ, причемъ Анкотсъ былъ необыкновенно разговорчивъ и веселъ.
   Мужъ и жена не спѣшили. Когда они вышли изъ лѣса, Марчелла взяла мужа подъ руку. Это была ея обычная ласка. Гибкая, сильная рука любила чувствовать себя подъ защитой его руки, а для него это довѣрчивое прикосновеніе было символомъ всего, что она принесла ему,-- искуснымъ, неистощимымъ проявленіемъ страсти, изобрѣтательной до геніальности.
   -- Не будемъ возвращаться въ гостиную!-- молила она.-- Зачѣмъ намъ?
   -- Да, зачѣмъ?-- повторилъ онъ, вздыхая.-- Зачѣмъ мы, вообще, явились сюда,-- вотъ о чемъ я спрашиваю себя весь вечеръ изъ особенности послѣ моего разговора съ Анкотсомъ.
   -- Ну, что?-- съ живостью воскликнула она.-- Ты ничего не могъ добиться отъ него?
   Максуэлль пожалъ плечами.
   -- Ничего. Онъ заявляетъ, что все обстоитъ благополучно, что шайка клеветниковъ "лаетъ на него", и онъ только желаетъ, чтобы и они, и его мать оставили его въ покоѣ.
   -- Его мать!-- съ негодованіемъ воскликнула Марчелла.
   -- Я, кажется, сказалъ ему именно то, что ты теперь готова сказать, но безъ всякаго результата. Онъ только засмѣялся и сталъ болтать о чемъ угодно,-- о своихъ скаковыхъ лошадяхъ, о новыхъ пьесахъ, о политикѣ и т. д. Онъ теперь въ очень возбужденномъ состояніи, лихорадочно безпокоенъ, порывистъ и, кажется, несчастенъ. Но я ничего не могъ выпытать у него.
   -- А что она знаетъ, но твоему?
   -- Его мать? Ровно ничего. Изрѣдка я подмѣчаю въ ней безпокойную нотку, когда она говоритъ съ нимъ; очевидно, у нея есть кое-что на умѣ, какое-нибудь подозрѣніе, которое внушаютъ ей его манеры и которое заставляетъ ее еще сильнѣе желать этого брака. Но я думаю, что ни одна изъ извѣстныхъ намъ исторій еще не дошла до ея ушей. А теперь еще эта бѣдная дѣвушка здѣсь, и даже отъ моихъ невнимательныхъ глазъ не укрылось, что сегодня онъ открыто и намѣренно избѣгалъ ея.
   Марчелла почувствовала, что ея щеки горятъ.
   -- И подумать, какъ онъ велъ себя зимою!-- воскликнула она.
   Они побрели вдоль тропинки, огибавшей лѣсъ, и продолжали съ безпокойствомъ говорить о дѣлѣ, которое, безъ сомнѣнія, и привело ихъ въ Лютонъ. Несмотря на господствующую въ Англіи сравнительную терпимость въ политическихъ дѣлахъ, ни Марчелла, ни Максуэлль, вѣроятно, не сдѣлались бы охотно гостями Шарлотты Аллисонъ въ тотъ моментъ, когда ея домъ служилъ главной квартирой для сильной и дѣятельной оппозиціи противъ политики Максуэлля, и когда, кромѣ того, самъ руководитель этой оппозиціи тоже былъ въ числѣ гостей. Но недѣли двѣ тому назадъ, до ушей Максуэлля дошли неожиданно такого рода слухи о молодомъ лордѣ Анкотсѣ, что при первой же встрѣчѣ съ матерью Анкотса онъ, въ великому ея удивленію, самъ назвался съ Марчеллой къ ней въ гости на Троицынъ день.
   Дѣло въ томъ, что Анкотсъ находился прежде подъ опекой Максуэлля, а Генри Аллисонъ былъ близкимъ другомъ и товарищемъ отца Максуэлля. Максуэлль такъ благоговѣлъ передъ своимъ отцомъ и его друзьями, что въ данномъ случаѣ особенно рачительно относился къ своимъ опекунскимъ обязанностямъ. Онъ посвящалъ много труда и вниманія своему питомцу и даже, когда тотъ достигъ совершеннолѣтія, не упускалъ его изъ вида.
   Но самъ Анкотсъ въ послѣднее время очень мало интересовался своимъ бывшимъ опекуномъ. Повидимому, онъ съ особеннымъ усердіемъ избѣгалъ встрѣчи съ друзьями и знакомыми своей матери, и благодаря этому, Максуэлли, не смотря на всѣ свои старанія, цѣлыми мѣсяцами почти совершенно не видѣлись съ нимъ. По нѣкоторымъ причинамъ, Максуэлль сталъ питать довольно тревожныя подозрѣнія на счетъ друзей и удовольствій молодого человѣка. Тѣмъ не менѣе, еще ничего нельзя было сказать навѣрное, пока вдругъ не распространились слухи, соединявшіе имя Анкотса съ именемъ извѣстной актрисы, похожденія которой уже дали обильную пищу извѣстному разряду газетъ.
   Тогда Максуэлль, который лично очень мало интересовался рыжеволосымъ юношей, встревожился по поводу матери. Для м-ссъ Аллисонъ подобнаго рода скандалъ былъ равносиленъ трагедіи. Ея страстная любовь въ сыну сама по себѣ граничила съ трагедіей,-- до такой степени тѣсно были здѣсь переплетены чувства матери и чувства набожной христіанки, для которой "порокъ" былъ не забавой, а мученіемъ.
   Тѣмъ не менѣе было крайне непріятно, что именно въ такой важный моментъ Максуэллю приходилось думать о любовныхъ исторіяхъ Анкотса. Марчелла это поняла и не замедлила выразить.
   -- Перестань думать объ этомъ,-- сказала она.-- Это ужь слишкомъ. Какъ будто и безъ того мало заботъ!
   Максуэлль остановился и, слегка улыбаясь, обхватилъ обѣими руками плечи жены -- Милая, скоро у меня будетъ достаточно времени, чтобы думать объ интригахъ Анкотса и о чемъ угодно. Сегодня утромъ я соображалъ, что намъ дѣлать, когда я выйду въ отставку. Не съѣздить-ли намъ осенью въ австралійскія колоніи? Я бы многое отдалъ, чтобы самому увидѣть ихъ.
   Она слегка вскрикнула, словно отъ боли.
   -- Отчего ты сегодня такъ упалъ духомъ? Получены какія-нибудь новости?
   -- Да. И вообще дѣло сильно ухудшается для насъ и улучшается для нашихъ противниковъ. Имъ суждено побѣдить, хотя и необыкновенно ничтожнымъ большинствомъ,-- быть можетъ, даже однимъ голосомъ или двумя.
   И онъ сообщилъ ей вкратцѣ содержаніе своего послѣобѣденнаго разговора съ лордомъ Катединомъ, который былъ ярымъ сторонникомъ Фонтеноя въ палатѣ лордовъ и, при всей своей нравственной низости, былъ весьма умнымъ человѣкомъ.
   Марчеллла съ изумленіемъ и негодованіемъ выслушала извѣстіе о новыхъ перебѣжчикахъ на сторону оппозиціи. Съ бурно бьющимся сердцемъ стояла она въ темнотѣ, прижимаясь къ любимому человѣку. Какъ можетъ міръ такъ не понимать его и противодѣйствовать ему? И что ей дѣлать? Сотня плановъ возникала въ ея гордомъ умѣ, который отказывался примириться, отказывался видѣть его униженнымъ и побѣжденнымъ.
   

XII.

   На самого лорда Анкотса гости его матери наводили скуку и тоску. Лишь съ трудомъ удалось его убѣдить принять на себя обязанности хозяина, и выраженная имъ неохота удивила и задѣла его мать.
   Въ данномъ случаѣ Максуэлль былъ того мнѣнія, что воспитаніе Анкотса въ значительной мѣрѣ обусловливало теперешнія треволненія его матери. Онъ, Максуэлль, сдѣлалъ все, что отъ него зависѣло, но обстоятельства были сильнѣе его.
   Во-первыхъ, что было важнѣе всего -- Анкотсъ не учился ни въ какой общественной школѣ. Такое воспитаніе не было въ обычаѣ семьи, и м-ссъ Аллисонъ ни за что не соглашалась измѣнить этимъ традиціямъ. Такимъ образомъ, у него перебывалъ цѣлый рядъ домашнихъ учителей, о которыхъ достовѣрно можно было сказать лишь то, что у нихъ были здравые религіозные принципы. Анкотсъ выказалъ себя въ то время впечатлительнымъ, склоннымъ къ мистицизму мальчикомъ, совершенно подстать своей матери. Его конфирмація была великимъ семейнымъ событіемъ, а когда ему было семнадцать лѣтъ, онъ чуть не уморилъ себя голодомъ во время поста. Максуэлль недоумѣвалъ, чѣмъ все это можетъ кончиться, но когда юношу послали въ Кембриджъ, съ нимъ началась метаморфоза, которой, можетъ быть, рано или поздно надо было ожидать.
   Онъ уже пробылъ въ коллегіи Троицы два года, когда навѣстилъ Максуэллей въ ихъ помѣстьи. Максуэлль едва могъ повѣрить своимъ глазамъ и ушамъ. Юноша, который въ девятнадцать лѣтъ былъ дока по части церковной музыки и древнихъ уставовъ, въ двадцать одинъ годъ не говорилъ и не думалъ ни о чемъ, кромѣ театра и французскаго bric-â-brac. Его разговоръ былъ пересыпанъ именами актеровъ, пѣвцовъ и танцоровъ, но это были такія имена, которыя не значили ничего для непосвященныхъ. Это были мелкія звѣздочки мелкихъ театровъ, и Анкотсъ игралъ среди нихъ роль Тритона, но не по причинѣ своего богатства и титула (такъ онъ доказывалъ своимъ роднымъ), а потому, что онъ тоже былъ артистомъ и могъ пѣть, кутить, писать и танцовать наравнѣ съ лучшими изъ нихъ.
   На первыхъ порахъ Максуэллю удалось утѣшить м-ссъ Аллисонъ ссылкой на то, что не одинъ сынъ "Оксфордскаго движенія" находилъ въ страсти къ сценѣ вѣрное средство сердить англійскихъ пуританъ. Но, когда дѣло дошло до того, что молодой человѣкъ началъ ставить рискованныя пьесы своего собственнаго сочиненія, на дорого стоившихъ matinées ничего не оставалось, какъ вмѣшаться. Максуэлль съ трудомъ убѣдилъ его прекратить свое мнимое ученье въ Кембриджѣ и поѣхать за-границу. Но Анкотсъ не хотѣлъ ѣхать иначе, какъ съ человѣкомъ своего сорта и большую часть времени они провели въ Парижѣ, гдѣ Анкотсъ дѣлилъ свое дорого оплачивавшееся существованіе между неистовой погоней за французскимъ старьемъ изъ времени Людовика XV и покровительствомъ двумъ или тремъ мелкимъ театрамъ. Быть царемъ первой ночи, расточать изъ своей ложи на сценѣ апплодисметы и букеты доставляло ему безконечное удовольствіе; но его тщеславіе бывало не менѣе польщено и комплиментами мосье Турневилля, извѣстнаго антикварія на Quai Voltaire, который отвѣшивалъ передъ молодымъ англичаниномъ глубокіе поклоны и съ восхищеніемъ восклицалъ "Mon Dieu! milord, que vous êtes fin connaisseur" {"Боже мой, милордъ, какой вы тонкій знатокъ!"}, между тѣмъ, какъ его приказчикъ ухмылялся, подъ прикрытіемъ прилавка.
   Наконецъ, по достиженіи двадцати четырехъ лѣтъ, онъ долженъ былъ возвратиться въ Англію, чтобы, какъ совершеннолѣтній, вступить во всѣ права по завѣщанію своего дѣда и получить въ свои руки родовое помѣстье. Эти обстоятельства нѣсколько отрезвили его, и онъ на время былъ возвращенъ своей матери и своему классу. Онъ реставрировалъ нѣсколько комнатъ въ замкѣ Лютонъ и въ особенности, на диво разукрасилъ свою собственную комнату, увѣсивъ ее сверху до низу гравюрами Буше, Греза и Вато, разбросавъ повсюду миніатюры и бездѣлушки, нагромоздивъ папки съ рисунками, которыхъ онъ не рисковалъ раскрывать въ присутствіи матери.
   Мало того, онъ опять почувствовалъ любовь въ своей матери и иногда ходилъ съ нею въ церковь. Не смотря на пріобрѣтенныя имъ особенности петиметра, въ немъ проснулись нѣкоторые инстинкты англійскаго аристократа, и бѣдная м-ссъ Аллисонъ воспрянула духомъ. Златокудрая леди Маделена была приглашена въ замокъ Лютонъ. Когда она пріѣхала, Анкотсъ съ необычайнымъ послушаніемъ занялся ею. Онъ каталъ ее, пЬлъ ей пѣсни, выдумывалъ французскія шарады, чтобы разыгрывать ихъ съ нею, онъ дошелъ даже до того, что въ своемъ энтузіазмѣ сравнивалъ ее съ новѣйшей и наиболѣе замѣчательной картиной салона "Саломе", принадлежавшей кисти новѣйшаго и наиболѣе замѣчательнаго изъ импрессіонистовъ. Къ счастью, леди Маделена не видѣла этой картины.
   Но затѣмъ, вдругъ, Анкотсъ, не предупредивъ никого, уѣхалъ въ городъ и остался тамъ. Мать подождала немного, отправилась за нимъ и сильно напугала Анвотся своимъ появленіемъ. Она пробыла въ Лондонѣ недолго, успѣвъ, однако же, дать Максуэлю и другимъ понять, что она очень желала бы имѣть леди Маделену въ качествѣ невѣстки.
   Таково было, если присоединить къ этому исторіи, которыми были теперь переполнены газеты, положеніе вещей. Весьма понятно, что любовныя дѣла Анвотса, какъ онъ самъ съ досадою замѣчалъ, такъ или иначе, сосредоточивали вокругъ себя тайныя мысли или секретные разговоры большинства гостей.
   Такъ, напримѣръ:
   -- Хорошій-ли вы человѣкъ?-- спросила въ воскресенье утромъ Бетти Ливенъ молодого лорда Незби, подходя къ нему.-- Находитесь-ли вы въ милостивомъ, пріятномъ, кроткомъ и довѣрчивомъ настроеніи? Если нѣтъ, то я лучше уйду. Довольно съ меня и леди Кентъ.
   Чарльзъ Незби засмѣялся. Онъ сидѣлъ съ книгой въ тѣни деревьевъ, окаймлявшихъ одну изъ лужаекъ Лютона. Нѣсколько времени тому назадъ онъ съ любопытствомъ слѣдилъ за Бетти Ливенъ и леди Кентъ, которыя разговаривали подъ тѣнью кедроваго дерева, въ нѣкоторомъ разстояніи отъ него. Леди Кентъ участвовала въ разговорѣ всею своей воинственной персоной: чепцомъ, подбородкомъ, носомъ, широкими и выразительными плечами. По ея жестамъ молодой Незби отгадывалъ, что она была въ болѣе гнѣвномъ настроеніи, нежели обыкновенно, и этотъ разговоръ, съ глазу на глазъ заинтересовалъ его. Такимъ образомъ, когда Бетти разсталась съ своею собесѣдницей и засѣменила ножками по направленію къ дому, молодой человѣкъ поднялъ отъ книги свое лицо и улыбнулся Бетти, словно приглашая навѣстить его по дорогѣ. Бетти, дѣйствительно, подошла къ нему и, остановившись противъ него, произнесла вышеприведенный вопросъ.
   -- Хорошій-ли я человѣкъ?-- повторилъ Незби.-- Далеко нѣтъ. Я не былъ сегодня въ церкви и читаю французскій романъ, заглавія котораго даже не рѣшаюсь вамъ назвать.
   И онъ проворно положилъ книгу въ карманъ.
   -- Что хуже?-- задумчиво продолжала Бетти.-- Нарушить четвертую заповѣдь или девятую? Леди Кентъ, несомнѣнно, нарушаетъ обѣ. Но девятую она попираетъ особенно немилосердно. Она называетъ это "докопаться до корня вещей".
   -- Чьи же корешки интересовали ее сегодня?-- спросилъ Незби.
   Бетти оглянулась назадъ, увидѣла, что леди Кентъ вошла въ домъ, и со вздохомъ усталости опустилась на край скамейки, на которой сидѣлъ лордъ Незби.
   -- Иногда, поневолѣ принимаешь на себя роль дворовой собаки, оберегающей домъ отъ вора. Я съ трудомъ защитила отъ ея покушеній секреты моихъ друзей, и тогда она обрушилась на Джорджа Трессэди и разсказала мнѣ массу некрасивыхъ вещей объ его матери.
   -- На Джорджа Трессэди? съ какой стати? Вѣдь она, кажется, до сихъ поръ даже не встрѣчала его!
   Бетти поджала губы. Она и Чарли Незби были друзьями еще съ той поры, когда оба носили круглые переднички и сидѣли рядомъ на высокихъ дѣтскихъ стульчикахъ.
   -- Никогда не слѣдуетъ доходить до корня вещей,-- строго сказала она,-- но не мѣшаетъ смотрѣть въ оба. Обратили-ли вы вниманіе, что Анкотсъ возымѣлъ особенную дружбу къ сэру Джорджу? Вчера вечеромъ онъ ни съ кѣмъ другимъ не разговаривалъ, а сегодня все утро гуляетъ съ нимъ, вмѣсто того, чтобы гулять съ... ну, словомъ, съ тѣмъ, съ кѣмъ ему слѣдовало бы гулять? Отчего мужчины ведутъ себя такимъ смѣшнымъ образомъ? Женщины,-- я понимаю, но мужчины? Они напоминаютъ форель, которая не хочетъ выйти на сушу. Но къ чему это? Это только удлиняетъ мученія.
   -- Вовсе нѣтъ,-- смѣясь отвѣтилъ Незби.-- При этомъ всегда есть шансъ соскочить съ крючка.
   Его оживленное лицо сразу приняло серьезное выраженіе, и онъ добавилъ даже съ сердцемъ:
   -- Пора бы леди Кентъ оставить свои попытки вытащить Анктоса на сушу. Во-первыхъ, это безполезно. Онъ не дастъ себя вытащить противъ воли. А во-вторыхъ, ну, я знаю только то,-- выпалилъ онъ,-- что еслибы у меня была теперь сестра и влюбилась въ Анкотса, то я бы скорѣе увезъ ее на сѣверный полюсъ, нежели позволилъ ей имѣть съ нимъ дѣло.
   Бетти широко раскрыла глаза.
   -- Значитъ, въ этихъ слухахъ есть доля правды!-- воскликнула она.-- Френкъ, понятно, увѣрялъ меня, что все это вздоръ. И Максуэлли не сказали ни слова. Теперь я понимаю, почему леди Кентъ прожужжала мнѣ сегодня уши -- я могу только порадоваться за м-ссъ Аллисонъ, которая спаслась въ церковь,-- о томъ, что Анкотсу слѣдуетъ рано жениться."Ахъ, милочка, для нихъ это единственное спасеніе!" -- Бетти копировала низкій голосъ и величественныя манеры леди Кентъ.-- "Вотъ и его дѣдъ... Чего только не пришлось вынести его женѣ! Я могла бы многое поразсказать вамъ о немъ... да и о ней тоже. И даже Генри Аллисонъ..." Тутъ я, понятно, остановила ее*
   -- Старая сплетница!-- воскликнулъ Незби съ отвращеніемъ.-- Значитъ, она знаетъ. И откуда у нея взялась такая прелестная дочь?
   Онъ отряхнулъ пепелъ съ своей папиросы и снова положилъ ее въ ротъ, не совсѣмъ твердой рукой.
   -- Знаетъ? Что знаетъ?-- сказала Бетти.
   На ея хорошенькихъ щечкахъ загорѣлся слабый румянецъ, обличавшій, быть можетъ, внутреннюю тревогу, но глаза ея ясно говорили, что она рѣшила идти на встрѣчу всякому риску.
   Незби медлилъ отвѣтомъ. Молодые люди вообще неохотно выдаютъ секреты другъ друга; притомъ же онъ былъ въ дружескихъ отношеніяхъ съ Анкотсомъ. Но ему нравилась леди Маделена, а неловкіе и грубые маневры ея маменьки волновали и сердили его.
   -- Вы говорите, что Максуэлли ничего не сказали вамъ?-- началъ онъ, наконецъ.-- А, между тѣмъ, я почти увѣренъ, что именно ради этого Максуэлль и пріѣхалъ сюда. Иначе, для чего его принесло на эту galère въ такое время? Посмотрите на него и на Фонтеноя! Они ужь добрый часъ гуляютъ вмѣстѣ по этой липовой аллеѣ. Виданное-ли это зрѣлище? Очевидно, что-нибудь да неладно.
   Бетти посмотрѣла по указанному направленію и замѣтила фигуры двухъ мужчинъ, мелькавшихъ между липами: массивную голову Фонтеноя, низко сидѣвшую на плечахъ, и его заложенныя назадъ руки,а рядомъ съ нимъ болѣе высокую и подвижную фигуру Максуэлля. Фонтеной только сегодня утромъ пріѣхалъ изъ города,-- слишкомъ поздно, чтобы сопровождать м-ссъ Аллисонъ и ея свиту въ церковь,-- и съ того момента, когда Анкотсъ, введя гостя въ садъ, самъ ушелъ на прогулку съ Трессэди, онъ не разставался съ Максуэллемъ.
   -- Возвращаясь назадъ, Анкотсъ и Трессэди проходили мимо,-- продолжалъ Незби.-- Анкотсъ остановился, заложивъ руки въ карманы и посмотрѣлъ на нихъ обоихъ. Выраженіе его лица было не особенно дружелюбное. "Что-то затѣвается" -- сказалъ онъ Трессэди. По моему, Анкотсъ научился своему зубоскальству отъ своихъ пріятелей-актеровъ; никто изъ насъ не способенъ на это безъ практики. "Не пойти-ли на выручку къ нашему шефу?" Но они не сдѣлали этого. Анкотсъ сердито отвернулся и одинъ вошелъ въ домъ.
   -- Я очень рада, что мнѣ не приходится вразумлять этого юношу,-- искренно воскликнула Бетти.-- Я не настолько имъ интересуюсь, чтобы заняться этимъ. Но его мать святая женщина, и если онъ разобьетъ ея сердце, его мало будетъ по вѣсить.
   -- Она ничего не знаетъ... т. е. я думаю такъ,-- съ живостью проговорилъ Незби.
   -- Странно!-- воскликнула Бетти.-- Ну, стоитъ-ли послѣ этого быть святой? О своемъ мальчикѣ, когда онъ будетъ въ такомъ возрастѣ, я буду все знать.
   -- Вы думаете?-- спросилъ Незби, насмѣшливо глядя на нее.
   -- Да, непремѣнно буду! Ваши секреты не такъ трудно узнать, если только имѣешь желаніе. Но небесамъ не угодно, чтобы я узнала что-нибудь относительно васъ, пока мой Берти не выросъ! Ну, а теперь разскажите мнѣ все. Кто эта дама?
   -- Небесамъ не угодно, чтобы я сказалъ вамъ это,-- колко отвѣтилъ Незби.
   -- Ну, перестаньте шутить,-- сказала Бетти, хватая его за руку.-- Вѣдь они сейчасъ вернутся изъ церкви.
   -- Хорошо, только позвольте не называть вамъ именъ,-- нехотя отвѣтилъ Незби.-- Разумѣется, это актриса,-- очень мелкаго разбора. Разумѣется, она дрянная женщина,-- и хорошенькая...
   -- Ваше "разумѣется" тутъ излишне. Такъ нельзя говорить ни о комъ изъ нихъ,-- возразила Бетти съ необыкновеннымъ негодованіемъ. У нея тоже были друзья въ театральномъ мірѣ, и она была очень чувствительна въ этомъ пунктѣ.
   Незби отвѣтилъ, что если ему придется обсуждать нравственность подмостокъ, прежде чѣмъ онъ разскажетъ начатую исторію, то послѣдняя останется недосказанной. Тогда Бетти сдалась и, положивъ руки на колѣни, кротко принялась слушать. Исторія оказалась очень обыкновенной любовной интригой, немного отличавшейся отъ прочихъ подобныхъ исторій, можетъ быть, тѣмъ, что существовалъ и другой претендентъ, съ которымъ Анкотсъ имѣлъ уже одну публичную ссору и, навѣрное, долженъ былъ имѣть еще; что отъ Анкотса, въ силу его характера, можно было ожидать какого-нибудь безразсуднаго и скандальнаго поступка, который неизбѣжно долженъ былъ довести всю исторію до ушей матери, и что его матерью была м-ссъ Аллисонъ.
   -- Можетъ онъ жениться на ней?-- съ живостью спросила Бетти.
   -- Слава Богу, нѣтъ! У нея есть мужъ гдѣ-то въ Чили. Другими словами, тутъ, какъ видно, не можетъ быть и рѣчи о томъ, чтобы выгнать м-ссъ Аллисонъ изъ замка Лютонъ. Но, говоря между нами, жаль будетъ отнять у Анкотса такой прелестный случай погубить себя, какой ему представится, если эта женщина заберетъ его въ свои лапы. Такой случай больше не подвернется.
   Бетти нѣкоторое время сидѣла молча. Вся ея веселость исчезла. Въ ея голубыхъ глазахъ сверкалъ гнѣвъ.
   -- И вотъ для чего мы воспитываемъ ихъ!-- воскликнула она, наконецъ.-- Для того, чтобы они продѣлывали эти гнусныя, пошлыя, глупыя вещи! О, я говорю вовсе не о нравственной сторонѣ,-- добавилао на, обращая на Незби вызывающій взоръ.-- Я говорю о неделикатности и жестокости.
   -- По отношенію къ матери?-- сказалъ Незби и пожалъ плечами.
   Бетти разразилась негодующей рѣчью. Ея маленькая ручка дрожала у нея на колѣняхъ. Незби не отвѣчалъ. Не то, чтобы онъ былъ несогласенъ съ нею; далеко нѣтъ. Несмотря на его молодость и безпечныя манеры, у него былъ уже вполнѣ установившійся характеръ и цѣлый рядъ весьма стойкихъ убѣжденій. Но онъ находилъ, что разъ въ наши дни принято знакомымъ замужнимъ женщинамъ говорить о подобныхъ вещахъ такъ же откровенно, какъ и мужчинамъ, то женщины должны бы принимать это съ такимъ же равнодушіемъ.
   Но Бетти очень скоро угомонилась, подобно потоку, когда пронесся порывъ вѣтра. Они пустились въ оживленное практическое обсужденіе вопроса. Кто имѣетъ вліяніе на Анкотса? Кто изъ мужчинъ? Незби покачалъ головой. Между Максуэллемъ и Анкотсомъ была слишкомъ большая разница въ лѣтахъ и въ характерѣ. Самъ Незби уже сдѣлалъ все, что могъ, и добился лишь того, что Анкотсъ пересталъ ему говорить о своихъ дѣлахъ. Впрочемъ, Анкотсъ среди своихъ безчисленныхъ знакомыхъ имѣлъ очень мало друзей, да и тѣ были изъ числа третьеразрядныхъ актеровъ и, стало быть, тоже не могли быть полезны.
   -- Съ того времени, какъ онъ былъ мальчикомъ, я еще не видѣлъ, чтобы онъ сошелся съ человѣкомъ своего круга такъ близко, какъ съ Джорджемъ Трессэди за эти два дня. Но и это, конечно, не можетъ принести пользы: эта дружба слишкомъ нова.
   Они сидѣли рядомъ, погрузившись въ размышленіе. Вдругъ Незби улыбнулся и сказалъ другимъ тономъ:
   -- Вотъ интересная парочка! Посмотрите!
   Бетти посмотрѣла и увидѣла на дальней тропинкѣ Джорджа Трессэди, который, заложивъ руки въ карманы, шелъ рядомъ съ Марчеллой Максуэлль.
   -- Ну, что же изъ этого?-- спросила Бетти.
   Незби поджалъ губы.
   -- Ничего. Странно только. Давеча я тоже столкнулся съ ними, когда игралъ въ мячъ съ этимъ забавнымъ мальчуганомъ Голлиномъ, и я еще не встрѣчалъ людей, болѣе поглощенныхъ своимъ разговоромъ. Конечно, онъ находится sous le charme {Подъ вліяніемъ чаръ.}, какъ и всѣ мы. Странная штука наша англійская политика, не правда-ли? Въ какой-нибудь южно-американской республикѣ это пріятное деревенское времяпровожденіе не допускается. Тамъ предпочитаютъ стрѣлять другъ въ друга.
   -- И вы, повидимому, считаете это болѣе правильнымъ порядкомъ вещей. Подождите, пока у насъ на сцену не явится что-нибудь болѣе близкое нашему сердцу, нежели фабричные законы,-- сказала Бетти съ видомъ житейской мудрости.-- Впрочемъ, лордъ Фонтеной не думаетъ шутить.
   -- О, да, Фонтеной не думаетъ шутить. Да и Трессэди, надо полагать, тоже. И Максуэль, Господи, насъ помилуй!-- тоже. Но вотъ уже идутъ изъ церкви.
   Изъ боковой калитки въ старинной стѣнѣ, за которой виднѣлась колокольня маленькой церкви, высыпала небольшая кучка людей: м-ссъ Аллисонъ, леди Катединъ и Меделина Пенли -- впереди, въ сопровожденіи сѣдовласаго сэра Филиппа, а за ними леди Трессэди, между Гардингомъ Уаттономъ и лордомъ Катединомъ -- Катединъ!-- воскликнулъ Незби, съ изумленіемъ глядя на эту группу.-- Катединъ былъ въ церкви!
   -- И навѣрное, только на зло бѣдной Лаурѣ, которая, можетъ быть, надѣялась избавиться отъ него,-- сердито замѣтила Бетти.-- Ну, на мѣстѣ м-ссъ Аллисонъ, я бы постаралась отвадить лорда Катединъ!
   -- Катединъ никому не навязывается въ знакомые,-- спокойно отвѣтилъ Незби,-- и здѣсь онъ очень желанный гость. Наконецъ, объ его умѣ не можетъ быть спора. Фонтеной, говорятъ, многаго ожидаетъ отъ него въ палатѣ лордовъ.
   -- Кстати,-- сказала Бетти, оборачиваясь къ нему -- Вы на чьей сторонѣ?
   -- Я, слава Богу, не состою въ Парламентѣ,-- улыбаясь отвѣтилъ Незби.-- Поэтому не выпытывайте у меня моихъ мнѣній. У меня нѣтъ никакихъ. Впрочемъ, говоря вообще, я былъ бы радъ, если бы леди Максуэлль добилась своего.
   Бетти бросила на него хитрый взглядъ, думая о томъ, не поддразнить-ли его тѣмъ, что она слышала о немъ отъ Марчеллы.
   Но у нея не было времени для этого, потому что къ нимъ приближалась м-ссъ Аллисонъ.
   -- Что это съ ней... съ Маделеной... и со всѣми?-- подумала вдругъ Бетти.
   М-ссъ Аллисонъ была блѣдна и разстроена и не отвѣтила на поклонъ леди Ливенъ,-- очевидно, не замѣтивъ его. Она быстро прошла мимо и, вѣроятно, тотчасъ же вошла бы въ домъ, если бы, повернувши голову, не увидѣла, что Фонтеной спѣшитъ въ ней изъ липовой аллеи. Съ очевиднымъ усиліемъ она овладѣла собой и пошла къ нему на встрѣчу, тяжело опираясь на свою палку съ серебряннымъ набалдашникомъ.
   Прочіе остановились и какъ будто не знали о чемъ говорить. Летти копала песокъ своимъ зонтикомъ; сэръ Филиппъ прикрылъ сверху глаза рукой и устремилъ ихъ на Максуэлля, который медленно шелъ къ нему черезъ лужайку, а леди Маделена повернула свое прекрасное удивленное лицо въ Бетти.
   Бетти увела ее на нѣсколько шаговъ въ сторону, подъ предлогомъ показать какіе-то цвѣты.
   -- Что случилось?-- сказала леди Ливенъ вполголоса.
   -- Не знаю,-- отвѣтила та.-- Когда мы шли изъ церкви, случилось что-то ужасное. Какая-то дѣвушка...
   Она вдругъ остановилась. Анвотсъ въ эту минуту вышелъ изъ сада и, захлопнувъ за собою калитку, направился въ гостямъ.
   -- Бѣдняжка!-- подумала Бетти въ порывѣ жалости.
   Видно было, что все существо дѣвушки трепещетъ отъ ожиданія. Словно противъ воли, она повернула въ Анкотсу голову, и вся ея высокая фигура напряженно выпрямилась.
   Анкотсъ обвелъ гостей быстрымъ взоромъ.
   -- Онъ думаетъ, что мы говоримъ о немъ,-- мысленно рѣшила Бетти и, вѣроятно, была недалеко отъ истины, потому что лицо молодого человѣка вдругъ приняло мрачное выраженіе, и онъ, подошедши въ леди Трессэди, которой до сихъ поръ удѣлялъ не больше вниманія, чѣмъ того требовала вѣжливость, спросилъ, не желаетъ-ли она осмотрѣть теплицы и розовый садъ.
   Летти, восхищенная этимъ вниманіемъ, съ самой веселой изъ своихъ ужимокъ отвѣтила "да", и Анвотсъ немедленно увелъ ее. Они быстро шли и скоро скрылись между деревьями.
   Маделена Пенли посмотрѣла имъ вслѣдъ. Бетти, которой было непріятно, что дѣвушка компрометируетъ себя передъ такими мужчинами, какъ Гардингъ Уаттонъ или лордъ Катединъ,-- впрочемъ, это ей только казалось подъ вліяніемъ ея собственнаго нервнаго возбужденія,-- хотѣла было увести ее въ сторону. Но леди Маделена, повидимому, ничего не понимала. Она стояла, машинально застегивая и разстегивая пуговицы своихъ длинныхъ перчатокъ.
   -- Сейчасъ иду,-- сказала она, но не двигалась съ мѣста.
   Затѣмъ къ ней подошелъ лордъ Незби, и Бетти казалось, что живое лицо молодого человѣка дышетъ въ одно и то же время нѣжностью и гнѣвомъ.
   -- Я бы хотѣлъ вамъ показать цвѣтущій терновникъ на холмѣ, леди Маделена,-- сказалъ онъ.-- Пойдете? Мы успѣемъ вернуться къ завтраку.
   Дѣвушка посмотрѣла на него. Въ его тонѣ она почуяла уваженіе, удовлетвореніе. Ея щеки запылали, и она покорно пошла за нимъ.
   Летти и Анкотсъ между тѣмъ продолжали свой путь къ оранжереямъ. Летти проворно сѣменила ножками, съ трудомъ поспѣвая за своимъ спутникомъ, но почти безъ умолку болтая. При каждой перемѣнѣ вида она расточала выраженія похвалы и удивленія, а въ промежуткахъ приставала къ нему съ самыми восторженными и надоѣдливыми вопросами по поводу его садовниковъ, его помѣстья и его дѣлъ.
   Сначала Анкотсъ почти не слушалъ ее. Формальныя "да" и "нѣтъ" казались ему вполнѣ достаточными. А затѣмъ, когда бушевавшая въ немъ буря настолько утихла, что онъ могъ до нѣкоторой степени слѣдить за тѣмъ, что она говорила, его раздражительность получила новую пищу. Чего хочетъ отъ него леди Трессэди, эта надоѣдливая, дурно воспитанная женщина?
   Его обращеніе сдѣлалось болѣе натянутымъ; онъ шагалъ впереди нея, выполняя не болѣе того, чего требовали обязанности хозяина, и по мѣрѣ возможности давая отпоръ ея словоохотливости. Такимъ образомъ Летти очень скоро почувствовала знакомую обиду. Съ какой стати, сердито размышляла она, онъ пригласилъ ее на прогулку, если не можетъ быть болѣе пріятнымъ кавалеромъ?
   Въ концѣ липовой аллеи они столкнулись съ м-ссъ Аллисонъ и Фонтеноемъ. Когда они проходили мимо, блѣдная мать съ трепетной улыбкой посмотрѣла на сына.
   Но Анкотсъ не отвѣтилъ ей и не нашелъ ни одного слои а привѣтствія для Фонтеноя. Онъ быстро повелъ свою даму дальше, пока они не очутились въ глуши разгороженныхъ садовъ, сообщавшихся другъ съ другомъ, причемъ каждый былъ болѣе удивительно распланированъ и болѣе богатъ плодовыми деревьями, нежели предыдущій.
   -- Я удивляюсь, какъ вы находите дорогу!-- засмѣялась Летти.-- И интересно знать, кто можетъ съѣсть все это.
   -- Понятія не имѣю,-- отрывисто отвѣтилъ Анкотсъ, отворяя калитку десятаго виноградника.-- Скажите мнѣ вы.
   Летти подняла свои брови и издала восклицаніе протеста.
   -- Но вѣдь это и дѣлаетъ помѣстье столь великолѣпнымъ!
   -- Что великолѣпнаго въ томъ, чтобы имѣть всего слишкомъ много?-- сказалъ Анкотсъ.-- По моему, дни всѣхъ этихъ огромныхъ помѣстій съ ихъ глупѣйшими теплицами и тому подобными вещами сочтены.
   Дѣйствительно, много заботъ причиняли ему его теплицы и виноградныя лозы! Но въ своемъ теперешнемъ настроеніи онъ былъ склоненъ свое наслѣдіе считать тяжелымъ бременемъ у себя на шеѣ. Кромѣ того, презрѣніе къ своему собственному богатству казалось ему согласнымъ съ принятою на себя ролью артиста.
   -- Вы пробовали разсуждать объ этомъ съ лордомъ Фонтеноемъ?-- лукаво спросила Летти.
   -- Не стану трудиться,-- высокомѣрно отвѣтилъ онъ.
   -- Ахъ, вотъ и вашъ мужъ съ леди Максуэлль,-- воскликнулъ онъ съ невольнымъ облегченіемъ, которое чувствительно уязвило самолюбіе Летти.
   Марчелла и Джорджъ приближались къ нимъ. Они бродили вдоль широкаго цвѣточнаго бордюра, который теперь пестрѣлъ піонами всѣхъ оттѣнковъ въ перемежку съ высокими пирамидальными кучками жимолости. Марчелла медленно шла, зарывая свое лицо въ благоухающую жимолость, или обращая вниманіе своего спутника на пышныя грядки піоновъ. Вокругъ нихъ бѣгалъ Голлинъ, то довѣрчиво подавая свою руку Джорджу, то дергая мать за платье, то торжественно клянясь въ дружбѣ великолѣпному сенъ-бернару, который также участвовалъ въ прогулкѣ. Джорджъ, заложивъ руки въ карманы, ходилъ, или стоялъ на мѣстѣ, смотря по тому, что дѣлали его спутники, и Летти сразу бросилось въ глаза его необыкновенное оживленіе.
   Да, Гардингъ былъ правъ, утверждая, что они подружились. При видѣ ихъ въ Летти впервые зашевелилась ревность. Она сердилась на леди Максуэлль за ея красоту, сердилась на Джорджа за его веселое настроеніе. Какъ это похоже на важную барыню -- пренебрегать женою и кокетничать съ мужемъ! Джорджъ, конечно, могъ бы потрудиться подойти къ своей женѣ, когда она возвратилась изъ церкви.
   Поэтому, когда Анкотсъ принужденно заговорилъ съ Марчеллой, молодая жена, отведя Джорджа на нѣсколько шаговъ въ сторону, дала ему понять, не смотря на свою шутливую манеру, что она недовольна.
   -- Ахъ, милая, но я же никакъ не предполагалъ, что васъ отпустятъ такъ скоро,-- оправдывался Джорджъ.-- Этотъ пасторъ положительно не стоитъ своего жалованья.
   -- Но ты зналъ, что это "Высокая Церковь" {Одна изъ трехъ партій англиканской церкви, отличающаяся отъ остальныхъ особенною приверженностью къ обрядности и іерархическому строю.} и все здѣсь разбито на маленькіе кусочки,-- возразила Летти, не удовлетворенная его объясненіемъ.-- Но, конечно...
   Она хотѣла добавить какое-то саркастическое замѣчаніе, но ей помѣшало неожиданное появленіе сэра Филиппа Вентворта и Уаттона.
   -- Вотъ угадалъ!-- сказалъ сэръ Филиппъ.-- Я думалъ, что мы непремѣнно найдемъ васъ гдѣ-нибудь среди піоновъ. Леди Трессэди, видѣли вы когда-нибудь такое великолѣпіе? Анкотсъ, можно въ воскресенье застать дома вашего главнаго садовника? Я спрашиваю съ трепетомъ, потому что нѣтъ болѣе величественнаго смертнаго, чѣмъ главный садовникъ. Но если мнѣ удастся получить у него аудіенцію, чтобы спросить его относительно орхидеи, которую я видѣлъ вчера въ одной изъ вашихъ оранжерей, я буду очень благодаренъ.
   -- Зайдемте въ такомъ случаѣ въ слѣдующій садикъ, гдѣ помѣщается теплица для орхидей,-- отвѣтилъ Анкотсъ.-- Если его тамъ нѣтъ, мы пошлемъ за нимъ.
   -- Въ такомъ случаѣ, леди Трессэди, вы должны идти со мною и помочь мнѣ,-- галантно сказалъ сэръ Филиппъ.-- Я намѣренъ вступить съ нимъ въ пререканія по поводу названія, а вы помните изреченіе Диззи {Дизраэли.}: "Главнаго садовника всегда трудно переспорить"? Вы пойдете съ нами, леди Максуэлль?
   Марчелла улыбнулась и отрицательно покачала головой.
   -- Я не люблю теплицъ,-- сказала она.
   -- Ахъ, сударыня,-- отвѣтилъ сэръ Филиппъ, поднимая палецъ,-- не требуйте жизни согласно съ природой въ замкѣ Лютонъ. Самая лучшая изъ теплицъ, какъ и все на свѣтѣ, нуждается въ отдушинѣ.
   Марчелла пожала плечами.
   -- Я удовольствуюсь піонами.
   Сэръ Филиппъ засмѣялся и вмѣстѣ съ Уаттономъ увелъ за собою Летти, тщеславіе которой снова получило пищу. А Анкотсъ, радуясь предлогу, пошелъ одинъ впередъ, чтобы отыскать великаго мы-pa Ньюмарча.
   -- Снаружи, въ монастырскомъ саду должны быть чудесные касатики,-- сказала Марчелла.-- М-ссъ Аллисонъ говорила, что тутъ ихъ гдѣ-то цѣлая гибель. Посмотримъ, удастся-ли мнѣ найти дорогу. И я хочу показать Голлину золотыхъ рыбокъ въ бассейнѣ.
   Ея спутники съ радостью послѣдовали за нею, и она повела ихъ по извилистымъ тропинкамъ, пока Голлинъ не издалъ восторженнаго крика, и передъ ними не открылся очаровательный уголокъ знаменитаго сада. Среди развалинъ монастыря, составлявшаго нѣкогда часть уничтоженнаго Цистерціанскаго аббатства, на секуляризованныхъ земляхъ котораго былъ воздвигнутъ замокъ Лютонъ, раскинулся богатый коверъ цвѣтовъ. Касатики восхитительныхъ оттѣнковъ пурпуроваго, лиловаго и золотистаго цвѣтовъ, златоцвѣты и нарциссы покрывали почву, забѣгали въ каждый уголокъ и трещину старыхъ стѣнъ. Бѣлые и желтые цвѣточки ползли даже по потрескавшимся колоннамъ и образовали красивые карнизы на пустыхъ окнахъ. Тамъ, гдѣ развалины кончались, начинался тисовый заборъ, украшенный наверху цѣлой процессіей птицъ и животныхъ. Въ центрѣ этого замкнутаго пространства находился старый фонтанъ; подлѣ него стояла каменная скамья, съ которой, черезъ сводчатый вырѣзъ въ темномъ тисовомъ заборѣ, открывался видъ на синюю рѣку и холмы.
   Очаровательный уголокъ былъ пропитанъ благоуханіемъ. Но Марчелла почему-то не обратила на него особеннаго вниманія и задумчиво сидѣла на скамьѣ у фонтана, между тѣмъ какъ Джорджъ и Голлинъ возились съ золотыми рыбками. Затѣмъ вдругъ она обратилась въ Джорджу съ отрывистымъ вопросомъ:
   -- Скажите, пожалуйста, вы, кажется, до пріѣзда сюда не были знакомы съ Анкотсомъ?
   -- У насъ было только шапочное знакомство. Фонтеной яознакомилъ меня съ нимъ въ клубѣ.
   Марчелла вздохнула. Повидимому, она о чемъ-то раздумывала. Наконецъ, бросивъ быстрый взглядъ вокругъ, она сказала тихимъ голосомъ:
   -- Вы, конечно, знаете, что онъ очень огорчаетъ своихъ друзей?
   Какъ разъ сегодня утромъ Уаттонъ показаіъ Трессэди статью въ одной изъ многочисленныхъ газетъ, которыя сдѣлали предметомъ своихъ нападокъ британскаго пэра, его одѣяніе, его нравственность, его забавы. Статья, безъ собственныхъ именъ и даже безъ иниціаловъ, содержала въ себѣ краткій очеркъ любовныхъ исторій лорда Анкотса, и Гардингъ, которому были извѣстны всѣ скандалы высшаго общества, заявилъ, что онъ все это отлично знаетъ.
   Прочитавъ статью, Джорджъ только протяжно свистнулъ и, когда онъ, нѣсколько времени спустя, встрѣтилъ м-ссъ Аллне онъ, которая шла въ церковь, онъ съ новымъ интересомъ посмотрѣлъ на нее.
   Вотъ почему, когда Марчелла нерѣшительно произнесла свой вопросъ, онъ отвѣтилъ:
   -- Я знаю, что начинаютъ говорить газеты... Т. е. я читалъ одну статью...
   -- Ахъ, эти газеты!-- съ отчаяніемъ воскликнула она.-- Мы ужасно боимся какого-нибудь сумасшедшаго поступка и усиленія толковъ, которое онъ можетъ повлечь за собой. Нѣтъ никого, кто бы могъ повліять на него, а въ послѣднее время онъ пересталъ даже скрывать все это.
   -- Онъ, повидимому, рѣшительный человѣкъ,-- сказалъ Джорджъ,-- и я боюсь, что онъ настоитъ на своемъ. Чѣмъ объяснить, что онъ такъ непохожъ на свою мать?
   -- Чѣмъ объяснить, что обожаніе и самопожертвованіе такъ мало цѣнятся?-- печально сказала Марчелла.-- Она посвятила ему лучшую часть своей жизни.
   И Марчелла очертила ему вкратцѣ жизнь молодого человѣка и преданность матери.
   Джорджъ молча слушалъ. Изъ того, что она ему разсказала, онъ видѣлъ, что въ своихъ разговорахъ Анкотсъ очень много касался своей собственной исторіи. Когда Марчелла кончила, онъ сухо сказалъ:
   -- Бѣдная м-ссъ Аллисонъ! Но что же дѣлать, должны попадаться и шипы среди тѣхъ розовыхъ листьевъ, на которыхъ покоятся великіе міра сего.
   Она съ удивленіемъ посмотрѣла на него.
   -- Почему вы причисляете ее въ "великимъ міра сего"? Развѣ не всякая мать страдала бы на ея мѣстѣ? Прежде всего, онъ сильно измѣнился; онъ сталъ чуждаться всѣхъ, окружилъ себя людьми совершенно другого круга, сталъ вѣчно торчать въ Лондонѣ, совсѣмъ забросилъ свое имѣніе. Вся его религіозность, которая такъ много значитъ для нея, исчезла. А теперь онъ угрожаетъ ей еще этимъ... какъ выразиться?-- ея губы искривились,-- этими путами. Если это будетъ продолжаться, то я не знаю, чѣмъ кончится; это разобьетъ ея сердце. Бѣдная! Бѣдныя матери!
   Она подняла свою бѣлую руку и снова уронила ее на колѣни съ однимъ изъ тѣхъ непринужденныхъ и невольныхъ жестовъ, которые такъ подчеркивали ея красоту.
   Но Джорджъ не раздѣлялъ ея чувствъ.
   -- Такъ или иначе Анкотсъ долженъ пережить это, какъ всѣ мужчины,-- упрямо сказалъ онъ.-- И она должна пережить это... не разбивая своего сердца.
   Марчелла молчала. Черезъ минуту онъ снова повернулся къ ней.
   -- Вы считаете это безжалостной теоріей? Но позвольте мнѣ сказать вамъ, что жизнь, покой и хорошій характеръ вовсе не такія хрупкія вещи, какими ихъ считаютъ женщины. Зачѣмъ онѣ кладутъ всѣ яйца въ одно лукошво, называемое ими любовью? Въ жизни есть много другихъ сторонъ, и еще сколько! Это показываетъ только бѣдность духа.
   Онъ засмѣялся и, поднявъ камешекъ, бросилъ его въ бассейнъ.
   -- Увы!-- сказала Марчелла, лаская рукою голову сына, игравшаго подлѣ нея.-- Голлинъ, я не могу позволить тебѣ цѣловать мою руку. Сэръ Джорджъ говоритъ, что это бѣдность духа.
   -- Неправда,-- съ живостью отвѣтилъ Голлинъ, но не развилъ своей мысли подробно, потому что золотая рыбка, испуганная камешкомъ, который былъ брошенъ Джорджемъ, производила въ этотъ моментъ эволюціи, исполненныя величайшаго интереса, и черные глаза мальчугана съ жадностью устремились на нее.
   Оба засмѣялись, и Джорджъ оставилъ ея замѣчаніе безъ отвѣта. Но его слова произвели на Марчеллу мучительное впечатлѣніе; они усилили состраданіе, которое она чувствовала къ нему со вчерашняго вечера. Что молодой человѣкъ, недавно женившійся, возражалъ противъ увлеченія привязанностью, казалось ей на половину смѣшнымъ, на половину трагическимъ. Объясненіе этого надо было, конечно, искать въ нѣкоторыхъ особенностяхъ маленькой дамочки въ парижскомъ платьѣ, которая гуляла въ настоящую минуту съ сэромъ Филиппомъ.
   Затѣмъ у нея снова мелькнула мысль о томъ, насколько онъ моложе и неопытнѣе ея, но въ ту же минуту онъ спокойно возобновилъ разговоръ и, насколько, по крайней мѣрѣ, дѣло касалось Анкотса, обнаружилъ такую массу проницательности, здраваго смысла, язвительности и, въ сущности, добродушія, которая сначала поразила ее, а потомъ еще болѣе подогрѣла дружеское чувство къ нему. Она стала говорить съ нимъ все болѣе и болѣе откровенно, спорила съ нимъ и находила удовольствіе въ томъ, чтобы вызывать улыбку на его длинномъ, рѣзко очерченномъ лицѣ или рѣдкій огонекъ въ его голубыхъ глазахъ, свидѣтельствовавшій о сочувствіи, котораго ему не удалось вполнѣ скрыть.
   А для него бесѣда съ нею была удовольствіемъ, хотя онъ не отдавалъ себѣ въ этомъ отчета. Очертанія этихъ гибкихъ формъ, непринужденное достоинство, съ которымъ она сидѣла подлѣ него, эти чуди ме глаза, изящный поворотъ головы, нѣжныя модуляціи голоса, сознаніе, что между ними обоими завязываются узы, которыя не имѣютъ въ себѣ ничего предосудительнаго или постыднаго,-- затѣмъ простодушное влеченіе, которое выказывалъ къ нему ребенокъ, упоительная прелесть этого утра въ послѣднихъ числахъ мая, блестящихъ, бѣлыхъ облаковъ, бѣжавшихъ по небу, ароматнаго воздуха, проникавшаго въ самую глубь легкихъ,-- все это вмѣстѣ и каждое порознь способствовало подъему въ немъ новаго чувства, котораго онъ не сталъ бы анализировать, если бы даже и могъ.
   Онъ былъ очень радъ, что на первыхъ порахъ ихъ дружбы она такъ мало говоритъ о политикѣ и вообще о "вопросахъ" какого бы то ни было сорта. Все это, какъ нельзя болѣе, способствовало тому, что онъ, мало по малу, отдѣлывался отъ своего перваго непріятнаго впечатлѣнія, которое оставила въ немъ -- странная непослѣдовательность съ его стороны!-- ихъ первая встрѣча въ толпѣ, собравшейся вокругъ ушибленнаго ребенка, и въ больничной палатѣ. Тѣмъ не менѣе, быть можетъ, совершенно противъ ея воли, во всѣхъ ея разсужденіяхъ и мимолетныхъ замѣчаніяхъ проглядывали широкіе интересы, идеальныя упованія, соціальныя теоріи, сознательнаго и искренняго усвоенія которыхъ онъ до сихъ поръ не допускалъ въ женщинѣ. Это былъ тотъ широкій взглядъ, который дѣлалъ ее столь рѣдкой женщиной, столь вдохновенной натурой. Заговори она о какомъ-нибудь предметѣ, относительно котораго у нихъ было разногласіе, онъ отстаивалъ бы свое мнѣніе съ обычнымъ усердіемъ. Но пока она не задѣвала этихъ вопросовъ, она производила свое обаяніе, какъ женщина, и сглаживала болѣе раннее впечатлѣніе.
   Это могло продолжаться лишь до тѣхъ поръ, пока онъ не вспомнилъ, какую роль во всемъ этомъ игралъ самъ Максуэлль. Но послѣдней нельзя было надолго забыть. Любовь къ мужу, не смотря на всю благородную скромность Марчеллы, просвѣчивала сквозь всю ея личность и поперемѣнно то умиляла, то задѣвала ея новаго друга. Нѣтъ, онъ не будетъ забывать, что взгляды Максуэлля не становятся менѣе пагубны отъ того, что она облекаетъ ихъ въ слова!
   Послѣ завтрака Бетти Ливенъ очутилась въ одномъ изъ уголковъ "Зеленой гостиной". На противоположной сторонѣ комнаты сидѣли рядомъ м-ссъ Аллисонъ и лордъ Фонтеной, а невдалекѣ отъ нихъ -- сэръ Филиппъ Вентвортъ. Лордъ Фонтеной говорилъ о своей недѣлѣ въ Парламентѣ. Бетти, которая знала и обыкновенно избѣгала его, отъ времени до времени поднимала свои брови, когда до слуха ея доносился возбужденный голосъ и странный смѣхъ этого неврасивѣйшаго изъ обожателей, который дѣлался необыкновенно словоохотливымъ въ присутствіи своей музы. Его разсказъ былъ, въ сущности, однимъ длиннымъ воззваніемъ къ ней; и маленькая бѣловолосая дама въ креслѣ прилагала всѣ старанія, чтобы играть роль Мельпомены. Ея рѣчь была очень тиха, но была создана для битвы, и Фонтеной бывалъ особенно страшенъ, когда возвращался изъ замка Лютонъ.
   Но мысли Бетти скоро отвлеклись отъ ея ближайшихъ сосѣдей и устремились къ вещамъ, болѣе волновавшимъ ее,-- къ состоянію сердца Маделены Пенли и къ интригамъ лондонской чародѣйки, которая, точно клещъ, впилась въ Анкотса,-- какъ вдругъ въ комнату вошла Марчелла съ шляпой на рукѣ.
   -- Куда вы?-- воскликнула Бетти.-- Идите ко мнѣ, поболтаемъ.
   -- Я боюсь, что Голлинъ упадетъ въ рѣку,-- нерѣшительно отвѣтила Марчелла.
   -- Ничего, сэръ Джорджъ выудитъ его обратно. Притомъ, если не ошибаюсь, сэръ Джорджъ и Анкотсъ ушли гулять и взяли съ собою Голлина. Я слышала, какъ Максуэлль позволилъ Голлину идти.
   Марчелла нерѣшительно взглянула на лорда Фонтеноя и м-ссъ Аллисонъ. Но какъ только жена Максуэлля вошла въ комнату, врагъ Максуэлля прекратилъ политическій разговоръ и въ эту минуту показывалъ сэру Филиппу портфель рисунковъ м-ссъ Аллисонъ съ такимъ усердіемъ, которое вызвало кроткую улыбку на уста Марчеллы. Вообще говоря, Фонтеной былъ глухъ и слѣпъ ко всему художественному; онъ невозможно говорилъ по французски и не зналъ больше ни одного европейскаго языка; съ литературой онъ едва-ли имѣлъ даже поверхностное знакомство. Но какъ только рѣчь заходила о талантахъ м-ссъ Аллисонъ, объ ея рисункахъ, ея вышиваніи и въ особенности, объ ея удивительномъ знаніи французскаго языка и превосходномъ знаніи итальянскаго; о книгахъ, которыя она читала; о стихахъ, которые она знала наизусть,-- онъ былъ весь восторгъ и даже умиленіе. Это были Кимонъ и Ифигенія, только болѣе современные и пожилые.
   -- Гдѣ Маделена?-- спросила Бетти, когда Марчелла подошла къ ея софѣ.
   -- Гуляетъ съ лордомъ Незби, кажется.
   -- Что случилось, когда они возвращались изъ церкви?-- тихо спросила Бетти, поднимая голову въ подругѣ.
   Марчелла внушительно посмотрѣла на нее.
   -- Пойдемте въ садъ, я вамъ разскажу. Маделена мнѣ сказала.
   Бетти, горя любопытствомъ, послѣдовала за своею подругой черезъ стеклянную дверь и сѣла съ нею рядомъ на скамьѣ въ голландскомъ цвѣтникѣ.
   -- Случилась ужасная вещь,-- начала Марчелла, выпрямившись и говоря съ сдержанною энергіей, которая была хорошо знакома ея подругѣ,-- одна изъ тѣхъ вещей, которая портятъ мнѣ кровь, всякій разъ, какъ я пріѣзжаю сюда- Вы знаете, какъ она правитъ деревней?-- Марчелла едва замѣтно кивнула въ сторону гостиной, гдѣ еще виднѣлась бѣлая голова м-ссъ Аллисонъ.-- Не только всѣ дома должны быть красивы, но и всѣ жители должны отличаться извѣстной степенью добродѣтели. Если человѣкъ пьетъ, онъ долженъ убираться; если дѣвушка опорочила себя, она и ребенокъ должны убираться. Такая именно дѣвка и попалась сегодня утромъ имъ на дорогѣ. Ея мать не хотѣла разстаться съ нею, и потому былъ изданъ декретъ, чтобы вся семья ушла прочь. Говорятъ, что эта дѣвка немного лишилась разсудка послѣ рожденія своего ребенка. Сегодня утромъ она неистовствовала и плакала, говорила, что ея родители не могутъ въ другомъ мѣстѣ найти работы, что они должны умереть, что она и ея ребенокъ должны умереть. М-ссъ Аллисонъ старалась остановить ее, но не могла; тогда она услала другихъ впередъ, а сама осталась съ нею, но черезъ минуту или двѣ она догнала Маделену. Маделена увѣрена, что она была неумолима; я тоже увѣрена въ этомъ, потому что она всегда такова. Я однажды спорила съ нею по поводу такого же случая,-- ужаснаго случая! "Такіе грѣхи приводятъ меня въ содроганіе," -- отвѣтила она, и ничего съ нею нельзя было подѣлать. Вы видите, какой у нея изнуренный видъ теперь. Она изведетъ себя въ конецъ, молясь и плача по поводу этой дѣвки.
   Бетти всплеснула руками.
   -- Боже мой, если же она узнаетъ...
   -- Это можетъ ее убить,-- убѣжденнымъ тономъ отвѣтила Марчелла.
   Наступила пауза, и затѣмъ лицо Марчеллы отъ лба до подбородка покрылось густымъ румянцемъ, и она страстно прошептала:
   -- Все-таки, избави насъ, Господи, отъ жестокости и тиранства, творимыхъ во имя Христа!
   Бетти ничего не сказала. Всякая утрировка со стороны ея знакомыхъ,-- все равно, типа-ли м-ссъ Аллисонъ или Марчеллы,-- обыкновенно отбивала у нея охоту говорить, она пугала ее.
   Онѣ пробыли еще нѣкоторое время вмѣстѣ, не говоря ни слова. Обѣ думали почти объ одномъ и томъ же, но чувствовали себя утомленными воскресной болтовней и сутолокой деревенскаго дома и хотѣли отдохнуть.
   Затѣмъ Марчелла оставила свою подругу и цѣлый часъ одна ходила взадъ и впередъ по аллеѣ, тянувшейся на самомъ берегу рѣки. И все это время она думала лишь объ одномъ -- о мужѣ и его дѣлѣ.
   -- Два года труда, труда,-- она слегка всхлипнула,-- который состарилъ его и наложилъ на него свою печать... Неужели послѣ всѣхъ этихъ стараній, послѣ всѣхъ надеждъ и чаяній успѣха, его должна постигнуть неудача?
   Она еще разъ погрузилась въ тревожные разсчеты и соображенія. Что касается отдѣльныхъ лицъ,-- она съ насмѣшливой улыбкой вспомнила рѣзкое предупрежденіе Трессэди. Но это не помѣшало ей предаться мечтаніямъ, въ которыхъ онъ или что-то въ родѣ него было центромъ. Типы, эпизоды, сцены возставали передъ нею. О, если бы только можно было имъ внушить тотъ взглядъ, который запечатлѣлся въ ея умѣ и въ умѣ Максуэлля! Все затрудненіе было въ недостаткѣ знанія, недостаткѣ пониманія. Рѣшающій голосъ въ дѣлѣ принадлежалъ людямъ, которые не имѣли яснаго представленія о томъ, что такое бѣдность и нищета, не имѣли истиннаго знакомства съ неизмѣримой трагедіей труда, вѣчно разыгрывавшейся среди нихъ; которые внутренно не возмущались условіями жизни другихъ людей,-- условіями, которыя для нихъ самихъ показались бы въ тысячу разъ хуже смерти. Она сама съ какимъ-то отчаяніемъ старалась повести такихъ людей въ знакомые ей улицы и дома, заставить ихъ увидѣть и почувствовать. Даже теперь, въ этотъ послѣдній моментъ...
   Какъ хорошо, что Ей удалось за послѣднія сутки ближе познакомиться съ этимъ интереснымъ, хотя и полнымъ предразсудковъ, Джорджемъ Трессэди! Ей нравилась его молодость, его искренность и даже упорство, съ которымъ онъ противился неудобнымъ для него чувствамъ: она была невольно польщена тѣмъ, какъ было сломано его очевидное предубѣжденіе противъ нея.
   Его бракъ былъ неудачей, несчастьемъ. Она думала объ этомъ съ безсознательнымъ пренебреженіемъ человѣка, котораго никогда не искушали пошлости жизни. Развѣ можно было о чемъ-нибудь говорить съ подобнымъ мелкимъ существомъ, какъ его жена? Но въ такомъ случаѣ тѣмъ болѣе было основаній заключить дружбу съ мужемъ.
   Часъ или два спустя Трессэди шелъ домой по усѣянному цвѣтами берегу рѣки. Не очень давно онъ разстался съ леди Максуэлль и Голлиномъ и затѣмъ опять направился къ покрытому лѣсомъ холму, подъ предлогомъ, что хочетъ еще погулять. Но теперь онъ спѣшилъ къ дому, чтобы успѣть поболтать съ Летти передъ тѣмъ, какъ она пойдетъ одѣваться къ обѣду. Она, конечно, найдетъ, что онъ пробылъ въ отсутствіи слишкомъ долго. Но вѣдь онъ предлагалъ ей пойти послѣ чаю на берегъ рѣки, а она предпочла прогулку въ обществѣ лорда Катедина.
   Онъ оглянулся на рѣку и холмы. Заходящее солнце посылало черезъ воздухъ багровые лучи, и синева рѣки перемежалась розовыми и золотыми отраженіями неба, покрытаго бурыми облаками и пылавшаго всѣми оттѣнками. Громадныя массы облаковъ мчались въ западу, горя какимъ-то зловѣщимъ отблескомъ, и все безпредѣльное небо, казалось Джорджу, дышало чудесной гармоніей, поэзіей и красотой. Какой Богъ вдругъ одарилъ его новымъ чувствомъ и новымъ зрѣніемъ? Никогда природа не доставляла ему столько наслажденія, никогда онъ не испытывалъ этого подъема до той высоты, гдѣ начинается царство ужасающаго, божественнаго! Почему? Неужели потому, что прекрасная женщина только что гуляла рядомъ съ нимъ? Потому, что онъ говорилъ съ ней о предметахъ, о которыхъ ему рѣдко приходилось говорить, о которыхъ до сихъ поръ онъ ни съ одной женщиной не дѣлился мыслями: о сущности вещей, о чувствѣ, мышленіи, памяти?
   Какъ она вызвала его на такую откровенность? Ему на минуту сдѣлалось стыдно, но тотчасъ онъ позабылъ свое смущеніе въ мысляхъ о будущемъ, о случаяхъ, которые могли представиться теперь-же -- гости м-ссъ Аллисонъ должны были разъѣхаться во вторникъ,-- о тѣхъ мѣстахъ, гдѣ онъ, согласно ея приглашенію, долженъ былъ съ нею встрѣтиться въ Лондонѣ. Что за теплое, вѣрное сердце! Что за привлекательная женщина, не смотря на всѣ свои мечты и заблужденія!
   Онъ ускорялъ свои шаги по мѣрѣ приближенія сумерекъ. Вдругъ изъ-за деревьевъ, окаймлявшихъ главную лужайку, показалась фигура и направилась къ нему. Это былъ Фонтеной, и помощнику Фонтеноя пришлось, какъ можно скорѣе, возвратить себѣ самообладаніе. За цѣлый день онъ очень мало видѣлся съ своимъ лидеромъ. Но онъ хорошо зналъ, что Фонтеной никогда не забываетъ своей роли, а въ послѣднія двое сутокъ возникли вопросы, которые требовали обсужденія.
   Но Фонтеной, повидимому, не былъ склоненъ къ бесѣдѣ. Очевидно, онъ прогуливался и размышлялъ въ одиночествѣ, а когда онъ былъ полонъ мыслей, изъ него обыкновенно нельзя было выжать ни слова.
   -- Вы запоздали, да и я тоже,-- сказалъ онъ и пошелъ назадъ вмѣстѣ съ Трессэди.
   Джорджъ кивнулъ головой.
   -- Я раздумываю о нѣкоторыхъ вопросахъ нашей тактики.--
   Но вмѣсто того, чтобы пуститься въ ихъ обсужденіе. Фонтеной снова погрузился въ молчаніе. Джорджъ тоже молчалъ, зная его привычку. Но черезъ мгновеніе Фонтеной вскинулъ своей могучей головой.
   -- Впрочемъ, теперь тактика уже не такъ важна, какъ была прежде. Я думаю, что дѣло сдѣлано,-- сдѣлай о,-- повторилъ онъ выразительно.
   Джорджъ пожалъ плечами.
   -- Не знаю. Быть можетъ, мы увлекаемся. Невозможно, чтобы Максуэлль былъ легко сраженъ.
   Фонтеной засмѣялся какимъ-то страннымъ, тонкимъ, какъ крикъ сойки, смѣхомъ, который, казалось, не имѣлъ никакого отношенія къ его массивной фигурѣ, и потомъ сразу умолкъ.
   -- Но мы его сразимъ,-- спокойно сказалъ онъ.-- И ее также. Добросовѣстная женщина... но какая взбалмошная!
   Джорджъ ничего не отвѣтилъ.
   -- Впрочемъ, я долженъ сознаться,-- съ живостью продолжалъ Фонтеной,-- что въ частной жизни трудно представить себѣ болѣе любезнаго и разсудительнаго человѣка, чѣмъ Максуэлль. И его жена, кажется, такое же впечатлѣніе производитъ на м-ссъ Аллисонъ.
   Его лицо сначала приняло нѣжное выраженіе, затѣмъ нахмурилось, и когда онъ устремилъ свой взоръ на домъ, Джорджъ понялъ, о чемъ Фонтеной и Максуэлль разсуждали утромъ подъ липами.
   Летти онъ засталъ въ очень хорошемъ настроеніи, благодаря, какъ онъ догадывался, любезностямъ и вниманію лорда Катедина. Она чувствовала теперь себя болѣе свободно въ этой непривычной обстановкѣ и менѣе трусила передъ м-ссъ Аллисонъ.
   -- А завтра, понятно,-- сказала она, надѣвая свои брилліанты,-- будетъ еще пріятнѣе. Мы всѣ еще ближе познакомимся другъ съ другомъ.
   Въ своемъ радужномъ настроеніи она позабыла ревность и даже не спросила, съ кѣмъ онъ гулялъ такъ долго.
   Но Летти ошиблась въ своихъ упованіяхъ по поводу послѣдняго дня пребыванія въ замкѣ Лютонъ, потому что веселье неожиданно было прервано и въ 10 часовъ утра, въ понедѣльникъ, всѣ гости м-ссъ Аллисонъ, кромѣ лорда Фонтеноя и Максуэллей, уѣхали.
   Случилось это слѣдующимъ образомъ.
   Въ воскресенье вечеромъ послѣ обѣда Анкотсъ, который былъ необыкновенно молчаливъ и сердитъ за столомъ, вдругъ предложилъ гостямъ осмотрѣть домъ. Онъ повелъ ихъ по всѣмъ знаменитымъ комнатамъ и корридорамъ, зажигалъ электрическій свѣтъ, чтобы показать картины, и игралъ роль чичероне среди массы китайскаго фарфора и книгъ.
   Но затѣмъ вдругъ было замѣчено, что онъ какъ-то исчезъ, и что Маделены Ненли также нѣтъ. Общество вернулось въ гостиную безъ своего хозяина.
   Но черезъ полчаса Анкотсъ снова показался,-- одинъ. Онъ былъ чрезвычайно блѣденъ, и тѣ, кто хорошо его зналъ и внимательно слѣдилъ за нимъ, какъ, напримѣръ, Максуэлль и Марчелла, пришли къ заключенію, что онъ находится въ состояніи сильнаго, хотя и сдерживаемаго возбужденія. Но его мать, какъ это ни было странно, ничего не замѣчала. Видно было, что она очень утомлена и подавлена, и она очень рано подала сигналъ для ухода дамъ.
   Громадный домъ погрузился въ тишина. Но черезъ часъ послѣ того, какъ Мерчелла и Бетти разстались у дверей Бетти, послѣдняя услышала стукъ и поспѣшно отворила дверь.
   -- М-ссъ Аллисонъ больна,-- сказала Марчелла торопливымъ шопотомъ.-- Я думаю, что завтра рано утромъ всѣмъ нужно разъѣхаться. Скажите объ этомъ Френку. Я сейчасъ иду къ леди Трессэди. Мужчины еще сидятъ внизу.
   Бетти схватила ее за руку.
   -- Скажите мнѣ...
   -- Ахъ, милая,-- тихо продолжала Марчелла,-- Анкотсъ и Маделена объяснились у него въ комнатѣ. Онъ разсказалъ ей все... этому ребенку! Она пошла къ м-ссъ Аллисонъ,-- онъ самъ просилъ ее объ этомъ,-- а затѣмъ служанка въ ужасѣ прибѣжала за мной. У нея былъ сильный припадокъ,-- она часто страдаетъ ими. Теперь ей значительно лучше. Но всѣ должны разъѣхаться, а мы съ Максуэллемъ останемся и попытаемся что-нибудь сдѣлать.
   Бетти поспѣшила позвонить своей служанкѣ и посмотрѣть на росписаніе поѣздовъ. Леди Максуэлль пошла дальше, къ комнатѣ Летти Трессэди.
   Но на полдорогѣ, въ полуосвѣщенномъ корридорѣ, она наткнулась на Джорджа Трессэди, который шелъ наверхъ изъ курительной комнаты. Она сообщила ему о неожиданной болѣзни м-ссъ Аллисонъ, прося разсказать объ этомъ его женѣ и передать ей сожалѣніе и извиненіе хозяйки по поводу этого непріятнаго происшествія. Къ ней вернулся припадокъ ея стараго страданія, сказала Марчелла, и при покоѣ все пройдетъ.
   Джорджъ съ участіемъ выслушалъ ее, и хотя его умъ былъ полонъ различныхъ предположеній, не задалъ ей никакого вопроса. Но когда она пожелала ему спокойной ночи, онъ на мгновеніе дружески задержалъ ея руку въ своей рукѣ.
   -- Мы уѣдемъ какъ можно раньше, потому намъ нужно проститься. Но мы увидимся въ городѣ... какъ вы предложили?
   -- Пожалуйста,-- сказала она и поспѣшила прочь.
   Когда онъ достигъ своихъ дверей, онъ со вздохомъ обернулся къ тому корридору, гдѣ только что видѣлъ Марчеллу. Ему казалось, что онъ до сихъ поръ видитъ ее,-- ея бѣлое платье, блѣдное лицо, тревогу и жалость, скрытую подъ наружнымъ спокойствіемъ, ея чистую кротость и достоинство. И съ какой-то гордостью онъ сказалъ себѣ, что пріобрѣлъ друга,-- друга, чувства, сердце и душу котораго онъ теперь собирался извѣдать.
   Кто могъ ему помѣшать въ этомъ? Летти? И уже теперь, стоя на порогѣ ея комнаты, онъ въ какомъ-то мимолетномъ сновидѣніи видѣлъ свою жизнь раздѣленной между женщиной, на которой женился съ такою безразсудной поспѣшностью, и другою, которая въ самомъ лучшемъ случаѣ относилась къ нему съ безразличной любезностью, а въ самомъ худшемъ -- считала его простой пѣшкой въ политической игрѣ.
   Что могла ему дать эта дружба, которая способна была лишь оскорбить Летти? Ничего, рѣшительно ничего!
   

XIII.

   Въ одно жаркое утро, въ послѣднихъ числахъ іюня, приблизительно черезъ мѣсяцъ послѣ описанныхъ происшествій въ замкѣ Лютонъ, Джорджъ Трессэди отправился на Варвикскую площадь, чтобы дать матери для подписи какой-то документъ по дѣлу Шапецкаго, а затѣмъ продолжать свой путь въ Палату общинъ.
   Леди Трессэди не было въ гостиной, и въ ожиданіи ея онъ съ любопытствомъ разсматривалъ многочисленные новые портреты членовъ семьи Фуллертонъ, обыкновенно украшавшіе собою ея столъ. Ничего не могло быть характернѣе этого стола, сплошь заваленнаго письмами и счетами, образчиками изъ всѣхъ мануфактурныхъ магазиновъ Лондона, модными книгами и дамскими журналами. И ничего не могло быть характернѣе самой комнаты, съ ея нагроможденною мебелью, вычурными украшеніями и развѣшанными по стѣнамъ обворожительными портретами леди Трессэди въ самыхъ прихотливыхъ костюмахъ. Джорджъ оглядывалъ все это съ привычнымъ чувствомъ отвращенія, хотя втайнѣ не могъ не соглашаться, что его собственная гостиная мало чѣмъ отличается отъ этой.
   Онъ нѣсколько опасался, что мать заготовила для него сцену. Дѣло въ томъ, что Летти, подъ прикрытіемъ какого-то не совсѣмъ благовиднаго предлога, настояла на томъ, чтобы леди Трессэди не пріѣзжала къ нимъ въ Фертъ во время Троицы, и со времени возвращенія Летти въ городъ обѣ женщины не видѣлись ни разу. Джорджъ, правда, видѣлся съ матерью два или три раза, но за послѣдніе десять дней и онъ не заглядывалъ къ ней. Поэтому онъ ожидалъ съ ея стороны цѣлаго ряда сердитыхъ жалобъ и не могъ, въ сущности, отрицать, что у нея были къ нимъ основанія.
   -- Здравствуй, Джорджъ!-- произнесъ рѣзкій голосъ, заставившій его вздрогнуть, въ то время какъ онъ былъ занятъ водвореніемъ на мѣсто фотографической карточки самаго юнаго изъ отпрысковъ Фуллертона.-- Я думала, что ты уже забылъ дорогу сюда.
   -- Ахъ, мама, мнѣ, право, очень жаль,-- отвѣтилъ онъ, цѣлуя ее.-- Но все это время я былъ страшно занятъ важными преніями въ Палатѣ и въ двухъ комитетахъ.
   -- Не оправдывайся, пожалуйста! А что касается Летти, то ты, понятно, даже не стараешься ее оправдать. Во всякомъ случаѣ я бы на твоемъ мѣстѣ не старалась.
   Леди Трессэди сѣла спиною къ свѣту и торопливо разгладила ленты своего платья. Что-то въ ея голосѣ поразило Джорджа. Онъ внимательно посмотрѣлъ на нее"
   -- Что съ тобою, мама? У тебя нехорошій видъ.
   Леди Трессэди проворно поднялась съ мѣста и задвигалась по комнатѣ, тамъ подбирая письмо, тамъ поправляя картину. Джорджъ почувствовалъ неожиданную тревогу. Не готовитъ-ли она новый сюрпризъ для него? Онъ не успѣлъ задать вопроса, какъ она угрюмо сказала:
   -- Я бы чувствовала себя хорошо, еслибъ не эта жара. Положи карточку, Джорджъ,-- ты не можешь спокойно посидѣть на мѣстѣ. Ну, что новаго ты сообщишь мнѣ? Ахъ, вотъ и эти ужасныя газеты! Я вижу. Ничего, онѣ подождутъ немного. Кстати, въ "Утренней Почтѣ" сказано, что этотъ повѣса, лордъ Анкотсъ, уѣхалъ за границу. Значитъ, дама его сердца взяла отступного?
   Она опять усѣлась въ темномъ уголкѣ, усиленно обмахивая себя вѣеромъ.
   -- Къ сожалѣнію, я не могу ничего сообщить тебѣ по этому поводу,-- отвѣтилъ Джорджъ, улыбаясь,-- потому что я самъ ничего не знаю. Надо во всякомъ случаѣ думать, что м-ссъ Аллисонъ и Максуэлль сообща придумали какое-то средство.
   -- Какъ здоровье матери?
   -- Ты видишь, что она тоже уѣхала за границу,-- въ Бадъ-Вильдгеймъ. На самомъ дѣлѣ, лордъ Анкотсъ повезъ ее.
   -- Туда ѣдутъ больные сердцемъ, кажется,-- отрывисто сказала мать.-- Тамъ есть врачъ, который всѣхъ излечиваетъ.
   -- Кажется, такъ,-- отвѣтилъ Джорджъ.-- Но не перейдемъ-ли къ дѣлу, мама? Я принесъ тебѣ бумаги, которыя ты должна подписать, а я спѣшу въ Палату.
   Но леди Трессэди, повидимому, не разслышала. Она снова нервнымъ движеніемъ поднялась съ мѣста и подошла къ окну -- Какъ тебѣ нравится мое платье, Джорджъ? Только не вообрази какихъ-нибудь глупостей! Джустина сама сшила его, и оно обошлось очень дешево.
   Джорджъ не могъ удержаться отъ улыбки, тѣмъ болѣе, что внутренно почувствовалъ облегченіе. Она не заговорила бы о своемъ платьѣ, если бы собиралась сознаться ему въ новыхъ долгахъ.
   -- Оно замѣчательно молодитъ тебя,-- сказалъ онъ, обращая критическій взоръ сначала на ея изящное платье изъ какой-то нѣжной розоватой матеріи, а затѣмъ на искусно подрумяненное и напудренное лицо.-- Удивительная у тебя натура, мама! А все-таки, кажется, и тебя жара одолѣваетъ, потому что ты имѣешь усталый видъ. Ты ведешь слишкомъ шумную жизнь.
   Онъ говорилъ съ обычной беззаботной и ласковой манерой, держа ее за руку.
   Леди Трессэди отодвинулась отъ него и, повернувшись къ нему спиной, посмотрѣла въ окно.
   -- Вы часто видитесь съ Максуэллями?-- спросила она черезъ плечо.
   Джорджъ невольно вздрогнулъ. По его мнѣнію, леди Трессэди на этотъ разъ разговаривала очень странно.
   -- Разъ или два видѣлись за это время,-- не-хотя отвѣтилъ онъ.-- На-дняхъ, конечно, мы встрѣтились съ ними у лорда Ардага.
   -- Ахъ, вы были тамъ?-- Голосъ леди Трессэди опять зазвучалъ рѣзко.-- Ну, понятно! Летти была тамъ, какъ твоя жена, а ты -- какъ членъ парламента. Леди Ардагъ очень хорошо меня знаетъ,-- но теперь, конечно, я ужь не иду въ счетъ. А прежде она очень охотно приглашала меня.
   -- Тамъ было очень тѣсно и очень жарко,-- замѣтилъ Джорджъ, не зная, что сказать.
   Леди Трессэди нахмурилась, продолжая глядѣть въ окно.
   -- Ну, а леди Максуэлль взбалмошна по прежнему?
   -- Это зависитъ отъ точки зрѣнія,-- отвѣтилъ Джорджъ улыбаясь.-- Она убѣждена по прежнему.
   -- Кто послалъ м-ссъ Аллисонъ въ этотъ курортъ? Баргемъ, должно быть? Онъ всегда, посылаетъ туда своихъ паціентовъ. Говорятъ, что онъ въ стачкѣ съ содержателями гостинницъ.
   Джорджъ выпучилъ глаза. Что это съ нею? Что заставляетъ ее выпаливать эти короткія, отрывочныя замѣчанія?
   Вдругъ леди Трессэди обернулась.
   -- Джорджъ!
   -- Что, мама?
   Онъ подошелъ къ ней ближе. Она схватила его за рукавъ.
   -- Джорджъ,-- повторила она, и въ ея голосѣ зазвучало что-то въ родѣ рыданія.-- Ты правъ. Я больна! Вотъ! Но не нужно говорить объ этомъ. Доктора дураки! И если ты хоть слово скажешь Летти объ этомъ, я тебѣ никогда не прощу!
   Джорджъ обнялъ ее одной рукой, но, сказать по правдѣ, не очень испугался. Репертуаръ леди Трессэди былъ -- увы!-- очень обширенъ, и онъ уже не разъ имѣлъ случай убѣдиться, что роль больной она исполняетъ не хуже, чѣмъ всякую другую.
   -- Ты утомлена Лондономъ и жарой,-- сказалъ онъ.-- Я сразу замѣтилъ это. Тебѣ слѣдуетъ уѣхать.
   Она посмотрѣла ему въ лицо.
   -- Ты не вѣришь мнѣ?-- спросила она.
   Затѣмъ вдругъ она зашаталась. Онъ увидѣлъ ужасное напряженное выраженіе на ея лицѣ и, напрягши всѣ свои силы, подхватилъ ее и помогъ ей добраться до софы.
   -- Мама!-- воскликнулъ онъ, становясь передъ нею на колѣни.-- Что съ тобою?
   Его голосъ и тонъ были неузнаваемы, и подъ вліяніемъ этой перемѣны леди Трессэди сразу сдалась. Она указала рукою на маленькую сумку, лежавшую около нея на столѣ. Онъ раскрылъ ее и она вынула оттуда коробочку пилюль, которыя принимала. Мало по малу краска вернулась на ея лицо, и она снова безпокойно заметалась.
   -- Это пустяки,-- сказала она, словно про себя.-- Пустяки, и все уже прошло. Да, Джорджъ, я знала, что ты мнѣ не повѣришь.
   Она скользнула по его лицу взглядомъ, въ которомъ свѣтилось какое-то жалкое торжество. Онъ, все еще стоя на колѣняхъ, смотрѣлъ на нее съ страхомъ. Что это? Неужели послѣ цѣлой жизни притворства настала, наконецъ, минута для правды? Въ каждомъ ея движеніи сказывался неподдѣльный страхъ, который какимъ-то страннымъ образомъ охватывалъ и его.
   Онъ умолялъ ее быть съ нимъ откровенной, и съ рыданіями она высказалась, наконецъ. Это была трагическая исторія, извѣстная каждой семьѣ. Неожиданное появленіе серьезныхъ симптомовъ, поспѣшное обращеніе къ спеціалисту, его приговоръ и предостереженія.
   -- Сначала онъ, разумѣется, сказалъ, чтобы я бросила все и уѣхала за-границу... въ этотъ самый Бадъ... Какъ ты назвалъ его? Но я напрямикъ заявила ему, что не могу и не хочу дѣлать ничего подобнаго. Я какъ разъ завалена приглашеніями. Остаться же дома и лежать -- это вздоръ, я умру отъ этого черезъ двѣ недѣли. Ну, а потомъ онъ пошелъ напопятный,-- это всегда съ ними бываетъ, если имъ не уступаешь,-- и далъ совѣтъ дѣлать то, что мнѣ нравится,-- только беречься. Ну, да развѣ они что-нибудь знаютъ? Они сами сознаются, что дѣйствуютъ наугадъ. Хирургія, конечно, другое дѣло. Баттье (Баттье былъ домашній врачъ леди Трессэди) не вѣритъ ни одному его слову. И я съ самаго начала знала, что онъ не повѣритъ. Заставить меня лежать въ постели... онъ говоритъ, что это сразу меня убьетъ. Вотъ видишь, мой милый Джорджъ, не нужно этому придавать слишкомъ большого значенія. Я поступила глупо, что сказала тебѣ!
   Леди Трессэди съ усиліемъ приняла сидячее положеніе, съ нѣкоторою враждебностью глядя на сына. Нахмуренный видъ ея бѣлаго лица показывалъ, что она уже сердится на него за обнаруженное имъ волненіе,-- то рѣдкое волненіе, котораго до сихъ поръ ей еще не удавалось вызвать въ немъ.
   Онъ могъ только умолять ее послѣдовать совѣту доктора: отдохнуть, отказаться, по крайней мѣрѣ до извѣстной степени, отъ сутолоки лондонской жизни, если она не можетъ уѣхать за-границу. Леди Трессэди слушала его съ возростающимъ неудовольствіемъ и упорствомъ.
   -- Говорю же тебѣ, что я сама знаю лучше!-- сердито воскликнула она въ концѣ.-- Оставь этотъ разговоръ; онъ раздражаетъ меня. И слушай!-- она съ живостью обернулась къ нему.-- Обѣщай мнѣ ни слова не говорить объ этомъ Летти! Никти не долженъ этого знать, а она -- меньше всѣхъ. Я буду вести прежнюю жизнь. Сезонъ обѣщаетъ быть очень веселымъ. Сегодня я имѣю приглашенія на три утреннихъ раута и на одинъ обѣдъ. Какъ видишь, я еще не совсѣмъ забыта людьми, хотя Летти и считаетъ меня старой хрычевкой.
   Она улыбнулась съ страннымъ смѣшеніемъ гордости и вызова. Старость, отражавшаяся на ея сморщенномъ лицѣ, не гармонировала съ ея нарумяненными щеками и свѣтлымъ, наряднымъ платьемъ, и этотъ контрастъ производилъ жалкое впечатлѣніе.
   -- Обѣщай,-- повторила она.-- Ни слова ей!
   Джорджъ обѣщалъ, чувствуя себя разстроеннымъ въ конецъ. Черезъ минуту у нея повторился легкій припадокъ, и она опять принуждена была лечь.
   -- Ну, по крайней мѣрѣ, полежи сегодня,-- настаивалъ онъ.-- Дай себѣ отдыхъ. Хочешь, я вернусь домой и приведу сюда къ чаю Летти?
   Леди Трессэди приняла видъ балованнаго ребенка.
   -- Едва-ли она придетъ. Конечно, я съ самаго начала видѣла, что она ужасно не взлюбила меня. Хотя, еслибъ не я... ну, да все равно. Хорошо, ты можешь попросить ее, Джорджъ, сдѣлай одолженіе. Я буду ждать ее. Если она зайдетъ ко мнѣ, я, можетъ быть, не буду сегодня выходить. Интересно мнѣ будетъ знать, что она подѣлывала это время. Я буду хорошо вести себя,-- вотъ!
   И взявъ свой вѣеръ, леди Трессэди тихонько хлопнула имъ по рукѣ сына съ одною изъ своихъ самыхъ характеристическихъ ужимокъ.
   Онъ поспѣшно поднялся съ мѣста, видя по часамъ, что если, согласно уговору съ однимъ изъ избирателей, хочетъ быть къ часу дня въ Палатѣ, то едва успѣетъ съѣздить домой за Летти.
   -- Я пошлю къ тебѣ Джустину,-- сказалъ онъ, берясь за шляпу,-- а вечеромъ узнаю отъ Летти, какъ ты себя чувствуешь.
   Леди Трессэди ничего не отвѣтила. Ея глаза, сверкавшіе отъ какого-то внутренняго возбужденія, слѣдили за нимъ, пока онъ искалъ свою трость. Затѣмъ вдругъ она сказала:
   -- Джоржъ, поцѣлуй меня!
   Ея голосъ дрожалъ. Тронутый и изумленный въ высшей степени, молодой человѣкъ подошолъ къ ней и, ставши опять передъ нею на колѣни, обнялъ ее. Онъ почувствовалъ ея быстрое, порывистое дыханіе; затѣмъ она тихонько оттолкнула его и, поднявъ свою тонкую съ розовыми ногтями руку, которою такъ гордилась, потрепала его по щекѣ.
   -- Ну, ступай! Знаешь, этотъ сюртукъ мнѣ не нравится. Я уже говорила тебѣ объ этомъ. Не будь у тебя такая хорошая фигура, онъ былъ бы просто неприличенъ. Ты долженъ перемѣнить портного.
   Выйдя на улицу, Трессэди позвалъ извозчика и поѣхалъ назадъ въ Брукъ-стритъ, глубоко задумавшись. До сихъ поръ онъ еще не видѣлъ смерти во-очію. Когда его отецъ скоропостижно умеръ, Трессэди былъ въ Оксфордѣ, а больше ему не приходилось терять близкихъ родственниковъ или друзей. Странное дѣло! Въ немъ неожиданно возникло щемящее чувство, сознаніе, что все измѣнилось, что его безпечная, снисходительная привязанность къ матери никогда уже не будетъ тѣмъ, чѣмъ была прежде,-- если, конечно, леди Трессэди сказала правду. Но по отношенію къ такимъ людямъ, какъ она, у окружающихъ упорно держится недовѣріе; beau rôle, на которую они претендуютъ, кажется неподходящей для нихъ. Смутный идеальный инстинктъ отказывается допустить, что и эти люди до извѣстной степени могутъ представить матеріалъ для трагедіи, какъ и герой или святой.
   Летти была дома и какъ разъ собиралась сѣсть завтракать съ Гардингомъ Уаттономъ, который нашелъ съ визитомъ. Услышавъ въ прихожей голосъ мужа, она вышла на лѣстницу. Но черезъ минуту или двѣ Джорджъ побѣжалъ въ свой кабинетъ, чтобы написать одной пожилой родственницѣ матери письмо, прося ее заѣхать сегодня на Варвикскую площадь и извиниться за Летти, которая очень занята. Дѣло въ томъ, что Летти выслушала его просьбу съ презрительной улыбкой. Боже мой, вѣдь она завалена приглашеніями всѣхъ сортовъ и видовъ!
   -- Мать серьезно нездорова,-- сказалъ Джорджъ, опустивъ руки и дѣлая усиліе, чтобы говорить убѣдительно.
   -- Ахъ, голубчикъ мой,-- сказала она, становясь на ципочки и крутя кончики его усовъ.-- Вѣдь мы уже знакомы со всѣми болѣзнями твоей матери. Должно быть, она хочетъ задать мнѣ головомойку, или разспросить про Ардаговъ, или разсказать о какой-нибудь вечеринкѣ, на которой была недавно,-- однимъ словомъ, что-нибудь въ этомъ родѣ. Нѣтъ, сегодня рѣшительно не могу. Я понимаю, что на-дняхъ надо будетъ зайти къ ней. И я сдѣлаю это.
   Она сказала это съ такимъ тономъ, какъ будто дѣлала величайшую уступку. Это было первымъ формальнымъ отпущеніемъ грѣха, совершеннаго противъ нея свекровью мѣсяцъ тому назадъ.
   Джоржъ убѣждалъ ее, просилъ, но напрасно. Летти была лишь озадачена его настойчивостью, но не поколебалась. А когда онъ побѣжалъ внизъ по лѣстницѣ, онъ услышалъ веселый смѣхъ въ гостиной. Нѣтъ сомнѣнія, Гардингъ Уаттонъ и Летти смѣялись по поводу "урока", который послѣдняя сочла нужнымъ дать матери Джоржа.
   Въ Палатѣ общинъ засѣданіе снова было посвящено дебатамъ по поводу билля Максуэлля. Палата была полна и блистала своими лучшими силами. Оживленіе и обиліе рѣчей отражало на себѣ всеобщій подъемъ воинственности и силу разгорѣвшихся страстей, возбужденныхъ биллемъ въ парламентѣ и въ обществѣ. Тѣ, кто выступалъ въ роли защитниковъ промышленности, чрезмѣрно стѣсняемой надоѣдливыми соціалистами, говорили съ большимъ огнемъ и во всякомъ случаѣ съ большимъ наружнымъ увлеченіемъ, чѣмъ когда-либо со времени первыхъ фабричныхъ законовъ. Въ свою очередь, тѣ, кто настаивалъ передъ Палатой на болѣе энергической защитѣ рабочаго, даже совершеннолѣтняго, отъ его безпомощности и нужды, также выказали себѣ въ этой схваткѣ съ самой лучшей стороны. Благодаря широко разлившемуся потоку реакціи, эта борьба была представительной борьбой двухъ политическихъ системъ,-- въ полномъ смыслѣ слова, борьбой идей.
   Тѣмъ не менѣе Джорджъ, который, устремивъ глаза въ потолокъ и заложивъ руки въ карманы, сидѣлъ рядомъ съ своимъ лидеромъ, слушалъ это съ скукой и отвращеніемъ. Свою рѣчь онъ сказалъ на третій день дебатовъ Она стоила ему безконечнаго труда, но въ результатѣ показалась ему -- въ противоположность громадному большинству рѣчей, произнесенныхъ во время дебатовъ даже такими людьми, которые, несомнѣнно, стояли ниже его по уму и развитію,-- безсодержательнымъ и лицемѣрнымъ сочиненіемъ. Каковы его истинныя убѣжденія и вѣрованія? Каковы его истинныя желанія? Онъ снова заявилъ себѣ какъ уже однажды заявилъ въ Фертѣ, что въ душѣ его царитъ хаосъ безъ убѣжденій и чувствъ; что онъ взялся за дѣло, котораго не въ состояніи докончить, и что въ парламентской карьерѣ ему суждено испытать такую же неудачу, какую онъ испыталъ въ угольномъ дѣлѣ и въ...
   Онъ поспѣшилъ прогнать какую-то горькую мысль, неожиданно овладѣвшую имъ. Все-таки онъ съ раздраженіемъ подумалъ о томъ, какъ Летти смѣялась съ Гардингомъ Уаттономъ, и надъ чѣмъ? Надъ тѣмъ, что онъ попросилъ у нея маленькаго одолженія, въ которомъ она очень нелюбезно отказала ему!
   Но она должна исполнить его желаніе. Бѣдная мать! Какъ быстро смягчилось его отношеніе къ этой неуживчивой и безпокойной особѣ! Онъ обладалъ массой отрывочныхъ медицинскихъ познаній, потому что опасности, грозящія тѣлу, всегда занимали его пессимистическій умъ. Но въ данномъ случаѣ эти познанія мало помогали уму. Сначала онъ говорилъ себѣ:-- "Полтора года, она проживетъ еще полтора года", а черезъ минуту: -- "Баттье правъ: Баргемъ слишкомъ мрачно посмотрѣлъ на дѣло; она можетъ прожить не меньше всякаго изъ насъ".
   Онъ былъ неожиданно выведенъ изъ задумчивости движеніемъ своего сосѣда.
   -- Уважаемый депутатъ совершенно не понялъ меня!-- съ живостью воскликнулъ Фонтеной, вскакивая на ноги и обращаясь въ спикеру.
   Депутатъ, отстаивавшій точку зрѣнія правительства, улыбнулся, надѣлъ шляпу и сѣлъ. Фонтеной разразился нѣсколькими язвительными фразами и, поддержанный горячимъ одобреніемъ своихъ сторонниковъ и части либеральныхъ скамеекъ, снова сѣлъ, торжествуя, что успѣлъ нанести ловкій ударъ.
   Джорджъ обернулся къ своему сосѣду.
   -- Отлично,-- сказалъ онъ съ горячностью.-- Это значитъ ловко поддѣть!
   Но когда депутатъ противной стороны снова поднялся съ мѣста, стараясь разрушить произведенное впечатлѣніе, Джорджа вдругъ взяло сомнѣніе, дѣйствительно-ли это былъ такой ловкій ударъ. Отчего онъ такъ поторопился высказать свое одобреніе? Она, конечно, сказала бы, что это ударъ здравому смыслу, человѣчности. Онъ представилъ себѣ презрительный огонекъ ея глазъ, краснорѣчіе ея бѣлой руки, порывисто двигавшейся и вздрагивавшей при каждомъ словѣ.
   Давно-ли это было? Всего одинъ мѣсяцъ прошелъ съ тѣхъ поръ, какъ онъ гулялъ съ нею по берегу рѣки въ замкѣ Лютонъ. И между тѣмъ какъ многолюдная Палата снова со вниманіемъ слѣдила за рѣчью одного изъ старѣйшихъ лондонскихъ представителей, который только что побудилъ Фонтеноя выступить съ возраженіемъ; между тѣмъ какъ слѣва отъ него постоянно собиралась и таяла кучка депутатовъ у выходныхъ дверей,-- мысли Трессэди совершенно отвлеклись отъ того, что происходило вокругъ, и онъ ничего не видѣлъ, ничего не слышалъ, кромѣ сценъ отдаленнаго лондонскаго предмѣстья и фигуры, составлявшей ихъ центръ.
   Часто-ли видѣлся онъ съ нею послѣ встрѣчи въ замкѣ
   Лютонъ? Несмотря на обиліе парламентскихъ дѣлъ и совмѣстной работы съ Фонтеноемъ, несмотря на выѣзды съ Летти, онъ неизмѣнно разъ или два въ недѣлю видѣлся съ нею въ С.-Джемскомъ скверѣ или въ Истъ-Эндѣ. Странное явленіе представляла собою ея маленькая гостиная въ глухомъ предмѣстьѣ, Это былъ въ полномъ смыслѣ слова "салонъ", хотя этотъ салонъ имѣлъ назначеніе, о которомъ и не слыхивалъ "Hôtel Rambouillet". Здѣсь бывало много гостей и, какъ во всѣхъ салонахъ, существовалъ болѣе тѣсный кружокъ. Чарльза Незби, Эдуарда Уаттона, леди Маделену Пенли, Ливеновъ,-- всѣхъ ихъ можно было застать здѣсь; всѣ они являлись сюда, чтобы видѣться съ леди Максуэлль, или быть ей чѣмъ-нибудь полезными. Трогательно было видѣть, съ какимъ ужасомъ эта дѣвушка, леди Маделена, смотрѣла на корабельнаго рабочаго или бѣлошвейку своими зеленоватыми глазами, словно въ первый разъ въ жизни постигая, какъ ужасно это экономическое рабство, которымъ держится человѣческое общество, но которое разрушаетъ человѣческую семью.
   Ну, а онъ видѣлъ-ли что-нибудь? Ничего, понятно, о чемъ онъ раньше не имѣлъ бы обширныхъ свѣдѣній. Подъ вліяніемъ разговора, постоянно занимавшаго кружокъ Максуэллей, онъ посѣтилъ нѣкоторые наиболѣе жалкіе кварталы Уайтчепля, Майль-Энда и Гакнея, гдѣ въ каждомъ домѣ и дворѣ гнѣздилось то"домашнее" производство, которому послѣ продолжительной нерѣшимости со стороны цѣлаго ряда правительствъ, билль Максуэлля вознамѣрился положить конецъ. Часть ихъ онъ осмотрѣлъ въ сопровожденіи одной дамы, старинной пріятельницы Максуэллей, которая управляла нѣсколькими помѣщеніями, гдѣ въ широкихъ размѣрахъ процвѣтало производство дешеваго готоваго платья. Точно такъ же онъ съ радостью воспользовался случаемъ отправиться на осмотръ мастерскихъ съ молодымъ фабричнымъ инспекторомъ, который не находилъ словъ для выраженія своего восхищенія передъ биллемъ. Но результатомъ этихъ осмотровъ было лишь то, что Джорджъ почувствовалъ еще большее уваженіе къ Фонтеною и даже, можетъ быть, къ своей собственной партіи. Всѣ факты, на которые его спутники обращали его вниманіе, оказалось были тщательно обсуждены и изслѣдованы -- по крайней мѣрѣ, на бумагѣ. Молодой инспекторъ, который самъ былъ горячимъ партизаномъ и зналъ, съ кѣмъ имѣетъ дѣло, былъ бы очень радъ уличить Трессэди въ полномъ невѣжествѣ, но Джорджа нельзя было застигнуть врасплохъ. Пока дѣло шло о техническихъ подробностяхъ и статистикѣ этой отрасли труда восточнаго Лондона, Трессэди нельзя было показать ничего новаго.
   Тѣмъ не менѣе, несмотря на свою холодную и безстрастную манеру, онъ достигъ ощутительнаго результата въ томъ отношеніи, что, вмѣсто знанія бумажнаго и понаслышкѣ, познакомился съ дѣломъ лично. Развѣ онъ, или Фонтеной, или кто бы то ни было, отрицали, что жизнь бѣдняковъ есть жалкая, невозможная борьба, оскорбленіе божескихъ и человѣческихъ законовъ? Но что-жь изъ этого? Развѣ они сотворили міръ и его неумолимые законы? И все-таки длинная смѣна жаркихъ, вонючихъ вертеповъ; вереницы блѣдныхъ, согбенныхъ фигуръ, лихорадочно, безъ отдыха работавшихъ на этихъ душныхъ задворкахъ, между тѣмъ какъ снаружи ярко сіяло іюньское солнце, напоминая о тучныхъ англійскихъ лугахъ и сочной англійской зелени; эти изнемогающія, растрепанныя женщины, исполнявшія тяжелую работу вмѣстѣ съ мужьями и братьями, среди стука машинъ и удушливаго пара утюговъ, между тѣмъ какъ тутъ-же, быть можетъ, лежали въ постели больные и умирающіе, а у ногъ ползали голодные дѣти,-- всѣ эти картины, замѣняя общее мѣсто отчетовъ неприкрашенной, горькою истиной, имѣли во всякомъ случаѣ то послѣдствіе, что сгущали личную меланхолію зрителя, возбуждали массу жгучихъ вопросовъ, которыхъ Джорджъ Трессэди, вѣроятно, никогда не задалъ бы себѣ и безъ которыхъ онъ преспокойно бы прожилъ, если бы въ дѣло не замѣшались женщина и женскія чары.
   Дѣйствительно, тѣ рѣшенія этихъ вопросовъ, которыя предлагала эта женщина, казались ему, по прежнему, сомнительными. Онъ возвращался въ этотъ странный домикъ, гдѣ она содержала свой странный дворъ, встрѣчалъ ея сверкающій взоръ и снова воспалялся жаждой битвы. Какъ были краснорѣчивы эти глаза! Онъ зналъ, что для нея, по прежнему, нѣтъ надежды поколебать его убѣжденія по существеннымъ вопросамъ разногласія между правительствомъ и его партіей. Ни на одну минуту она не могла разсчитывать, что онъ способенъ что-нибудь сдѣлать для поддержки Максуэлля. Онъ ничего не говорилъ Фонтеною о своихъ похожденіяхъ и даже желалъ бы, чтобы тотъ ничего о нихъ не зналъ. Но Джорджъ и леди Максуэлль отлично понимали, что пока Фонтеною нечего бояться.
   И все-таки она не оставляла его въ покоѣ. При ея характерѣ, при ея любви къ мужу, онъ долженъ былъ теперь въ особенности казаться ей корыстнымъ и себялюбивымъ гражданиномъ, который предпочитаетъ наслаждаться покоемъ, въ то время какъ его братья гибнутъ. Онъ всегда относился къ ней съ насмѣшливымъ скептицизмомъ; онъ отказывался принять ея мнѣніе; онъ упорно отстаивалъ болѣе черствую и болѣе жестокую точку зрѣнія на вещи. И все-таки, прощаясь съ нимъ, она не могла удержаться отъ нѣжнаго, дружескаго слова, не могла не посмотрѣть на него съ особеннымъ выраженіемъ своихъ красивыхъ глазъ, которое часто задѣвало его любопытство. Что это значитъ? Страданіе? Или какое-нибудь молчаливое мнѣніе, которое женская скромность не позволяетъ ей выразить въ словахъ? Или, можетъ быть, она смутно отгадываетъ настоящую правду -- что онъ начинаетъ ненавидѣть свои собственныя убѣжденія и чувствовать, что быть правымъ вмѣстѣ съ Фонтеноемъ для него ничего не значитъ, между тѣмъ какъ ошибаться вмѣстѣ съ нею -- было бы для него наслажденіемъ.
   Что за вздоръ! Ему стоило большого усилія совладать съ собою, укротить свой неистово бившійся пульсъ. Ему казалось, какъ будто онъ посреди ночи проснулся въ нервномъ испугѣ, чувствуя на себѣ гнетъ какой-то неумолимой дилеммы, которой онъ не можетъ избѣжать: холодная пустота и неудовлетворенность съ одной стороны, несчастье -- съ другой.
   Дѣло въ томъ, что способность хладнокровно обсуждать свое собственное положеніе,-- способность, которою онъ всегда обладалъ,-- и теперь не измѣнила ему. Онъ смотрѣлъ на все трезво и здраво. Онъ былъ женатъ всего три мѣсяца, но ни одинъ посторонній зритель не могъ бы болѣе откровенно обсуждать результатовъ этого брака, чѣмъ онъ самъ наединѣ съ собою. Это было гадко, безъ сомнѣнія; онъ чувствовалъ, что положеніе, занятое имъ, такъ же гнусно, какъ и не нормально. Кто отнесется къ нему съ сочувствіемъ? Онъ самъ во всемъ рѣшительно былъ строителемъ своего несчастья. Онъ женился также же необдуманно, какъ поступаетъ животное во время своего парованія.
   Джорджъ теперь не былъ глухъ и слѣпъ даже къ личнымъ особенностямъ своей жены,-- къ ея манерѣ входить въ комнату, къ ея мелкимъ уловкамъ для привлеченія всеобщаго вниманія, къ упорной оригинальности ея платьевъ и манеръ, къ ея обращенію съ слугами, къ ея рѣзкому голосу, когда она передавала какую-нибудь гнусную сплетню. Можно даже сказать, что теперь онъ относится ко всѣмъ ея словамъ и поступкамъ съ гораздо большею раздражительностью,-- хотя, быть можетъ, гораздо меньше имѣлъ на то основаній,-- чѣмъ отнесся бы посторонній. Много разъ онъ дѣлалъ попытку вер нуть прежнее очарованіе, прежній интересъ. Напрасно! Они исчезли, и онъ могъ только недоумѣвать и жалѣть объ этомъ. Происходило-ли это отъ того, что онъ теперь зналъ, что значитъ истинное очарованіе и какое божественное сіяніе можетъ окружать женщину?
   -- Куда это улетѣли ваши мысли?
   Трессэди вздрогнулъ отъ неожиданности и, поднявъ взоръ, увидѣлъ передъ собою Фоетеноя.
   -- Самый удобный моментъ для обѣда,-- сказалъ Фонтеной указывая кивкомъ на депутата, который только что поймалъ взоръ спикера.-- Пойдете? Я бы хотѣлъ съ вами поговорить!
   Джорджъ послѣдовалъ за нимъ изъ залы. Когда дверь за ними закрылась, они очутились въ вихрѣ разговора и движенія. Корридоры Палаты было полны народа. Каждый спѣшилъ узнать или сообщить новости. Въ воздухѣ чувствовалось приближеніе кризиса. Была пятница, а подача голосовъ относительно второго чтенія ожидалась въ слѣдующій понедѣльникъ.
   -- Что за толпа и что за температура!-- сказалъ Фонтеной.-- Выйдемте на террасу.
   Они вышли на воздухъ, стали прогуливаться взадъ и впередъ и Фонтеной своимъ хриплымъ торопливымъ голосомъ заговорилъ о положеніи вещей. Правительство добьется, конечно, второго чтенія; въ этомъ и раньше никто серьезно не сомнѣвался, хотя Фонтеной былъ увѣренъ, что обычное правительственное большинство значительно уменьшится. Но всѣ надежды на коалицію, которая начала формироваться весною между отдѣльными партіями, могли осуществиться только во время нахожденія билля въ коммисіи, и умъ Фонтеноя былъ теперь полонъ соображеній о томъ, какъ вотировать о каждой реформѣ въ отдѣльности. Дѣло въ томъ, что, по его мнѣнію, билль распадался на четыре части. Первая часть, которая ограничивалась почти исключительно мелкими улучшеніями и дополненіями предыдущихъ актовъ, имѣла подвергнуться рѣзкой критикѣ, но, по всей вѣроятности, должна была пройти безъ измѣненій. Вторая часть заключала въ себѣ знаменитую статью, которая запрещала подъ страхомъ наказанія исполненіе нѣкоторыхъ фабричныхъ работъ, какъ, напримѣръ, изготовленіе готоваго платья, бѣлья и обуви, въ собственной квартирѣ работника или работницы, т. е. въ томъ помѣщеніи, въ которомъ они ѣдятъ и спятъ. Эта статья, которая увѣнчивала собою длинный рядъ ограниченій, наложенныхъ закономъ на право человѣка работать до изнуренія и еще болѣе -- на его право силою принуждать къ тому же своихъ дѣтей или подкупомъ -- своего ближняго, волновала теперь умы всей Англіи,
   И даже не одной только Англіи. Ирландія и Шотландія, городъ и деревня говорили объ этомъ, интересовались этимъ. Новый законъ, въ случаѣ если бы онъ прошелъ, былъ бы прежде всего испытанъ только въ Лондонѣ. Но всякій провинціальный городъ, всякій деревенскій округъ знали, что если этотъ законъ будетъ приведенъ въ дѣйствіе, то во всей странѣ не окажется уголка, который бы рано или поздно не почувствовалъ его дурныхъ или благодѣтельныхъ послѣдствій. Во всѣхъ рабочихъ клубахъ, во всѣхъ институтахъ машинистовъ, на всѣхъ собраніяхъ рабочихъ союзовъ только и было рѣчи, что о немъ. Организованный трудъ, стѣсняемый на каждомъ шагу -- въ Лондонѣ, по крайней мѣрѣ,-- конкурренціей голоднаго сброда "домашнихъ работниковъ", громко вопилъ въ пользу билля. Голодный же сбродъ былъ отчасти безгласенъ, отчасти же находился въ недоумѣніи; одни, увлеченные краснорѣчіемъ собратьевъ, принадлежавшихъ къ союзамъ, выражали одобреніе перевороту, который угрожалъ ихъ погубить, другіе наистово возставали противъ него.
   Эта главная статья билля, по мнѣнію Фонтеноя, готовила правительству паденіе. Но если бы, благодаря неимовѣрной удачѣ и умѣнью, правительству удалось ее отстоять, тогда борьба съ особенною яростью должна была возгорѣться вокругъ двухъ послѣднихъ отдѣловъ билля.
   Въ третьемъ отдѣлѣ рѣчь шла о числѣ часовъ работы въ новыхъ мастерскихъ, которыя должны были возникнуть на основаніи этого закона. На первыхъ порахъ мужчинамъ, какъ и женщинамъ, подъ страхомъ наказанія воспрещалось работать болѣе десяти съ половиной часовъ -- общепринятый фабричный день,-- причемъ устанавливалось нѣсколько изъятій и исключеній. При обсужденіи этой статьи, если бы дѣло дошло до того, поддержка соціалистской партіи могла, безъ сомнѣнія, выручить правительство.
   -- Но если счастье будетъ намъ благопріятствовать, то -- чортъ ихъ возьми!-- они не воспользуются этимъ!-- говорилъ Фонтеной, и лицо его сразу покрывалось злобнымъ румянцемъ, который обнаруживалъ всю страстность этого человѣка.
   Въ послѣднемъ отдѣлѣ билля правительство, установивъ новый порядокъ вещей, опредѣляло классъ, на которомъ должно лежать бремя его осуществленія. Такимъ классомъ являлись домовладѣльцы, они играли роль стражей новаго закона. Каждому собственнику дома или другого помѣщенія въ Лондонѣ билль говорилъ: "Ты отвѣтственъ! Если послѣ такого-то срока ты допустишь, чтобы въ твоихъ стѣнахъ хотя бы даже одинъ мужчина или одна женщина занимались такимъ-то трудомъ въ своихъ жилыхъ комнатахъ, то ты подвергнешься взысканію и наказанію".
   Объ этой статьѣ законопроекта Фонтеной никогда не могъ говорить спокойно. Видно было, какъ сердце клокотало у него въ груди, когда онъ начиналъ проклинать ее. Эта статья казалась ему послѣднимъ и самымъ гнуснымъ шагомъ въ длинной и неблагородной борьбѣ противъ того класса, къ которому онъ принадлежалъ,-- противъ собственности, противъ существующаго общественнаго порядка.
   Теперь онъ снова заговорилъ объ этомъ подъ вліяніемъ соціалистской статьи въ утреннихъ газетахъ, и Джорджъ, котораго въ эту минуту раздражали и Фонтеной, и его разсужденія, долженъ былъ терпѣливо слушать его. Но въ концѣ концовъ онъ прервалъ его:
   -- Съ однимъ изъ вашихъ предположеній я не совсѣмъ согласенъ. Вы, повидимому, полагаете, что если имъ удастся провести общія статьи о "воспрещеніи" и о "часахъ", то мы получимъ возможность начать еще болѣе жаркую атаку противъ статьи о "домовладѣльцахъ". Я держусь иного мнѣнія.
   Фонтеной съ изумленіемъ посмотрѣлъ на него.
   -- Почему?
   -- Потому что всегда есть нерѣшительные люди, которые примиряются съ fait accompli, и вы сами знаете, какъ оппозиція обыкновенно охладѣваетъ къ концу билля. Максуэлль провелъ главный пунктъ, скажутъ они, остальное же -- техническія подробности. Притомъ же, многіе изъ либераловъ, которые будутъ съ нами за одно при обсужденіи главнаго пункта, не любятъ домовладѣльцевъ. Нѣтъ, не льстите себя надеждой! Если мы проиграемъ главное сраженіе, то дѣло будетъ кончено.
   -- Ну, слава Богу, мы не разсчитываемъ проиграть и главнаго сраженія,-- проворчалъ Фонтеной.-- Но если бы кто-нибудь изъ нашихъ вздумалъ разсуждать такимъ образомъ, я бы зналъ, что сказать ему!
   Джорджъ ничего не отвѣтилъ.
   Они молча продолжали свой путь, между тѣмъ какъ лѣтнія сумерки заволакивали нѣжною дымкой рѣку, больницу, террасу съ блуждавшими по ней кучками людей и высокую громаду зданій.
   Вдругъ Фонтеной сказалъ другимъ тономъ:
   -- У меня все не было духу заговорить съ вами объ этомъ дѣлѣ, Трессэди, но вы видѣли молодого Анкотса передъ его отъѣздомъ за границу?
   -- Да, я видѣлъ его нѣсколько разъ: сначала въ клубѣ, а потомъ онъ однажды обѣдалъ у меня.
   -- Онъ былъ съ вами откровененъ?
   -- До нѣкоторой степени,-- отвѣтилъ Джорджъ, странно улыбаясь при этомъ воспоминаніи.
   Фонтеной издалъ нѣчто среднее между ворчаніемъ и вздохомъ.
   -- Знаете, довольно печальное положеніе, когда приходится о чужихъ дѣлахъ думать такъ же, какъ о своихъ собственныхъ. И все это выходитъ такъ странно. Мы съ Максуэллемъ постоянно совѣщаемся. На-дняхъ я заходилъ къ нему, въ его кабинетъ въ Палатѣ лордовъ. Отъ него какъ разъ вышелъ какой-то господинъ и при видѣ меня остановился, какъ вкопанный. Къ счастію, это оказался знакомый, и я могъ бросить ему пару словъ, иначе пошли бы всевозможныя небылицы.
   -- Ну, и что же вы дѣлаете съ Максуэллемъ?
   -- Стараемся повліять на молодую женщину. О выкупѣ, понятно, не можетъ быть и рѣчи. Анкотсъ въ правѣ распоряжаться своимъ состояніемъ и всегда можетъ дать больше. Но Максуэлль откопалъ братца -- отвратительнѣйшаго господина,-- деревенскаго ходатая. Кромѣ того, нашелся священникъ... отецъ какой-то,-- Фонтеной вздернулъ плечами,-- который, какъ видно, по временамъ имѣетъ вліяніе на эту особу. Когда у нея являются припадки добродѣтели, она идетъ къ нему исповѣдываться. Максуэлль склонилъ его на свою сторону.
   -- А Анкотсъ пока въ Бадъ-Вильдгеймѣ?
   -- Анкотсъ въ Бадъ-Вильдгеймѣ и хорошо ведетъ себя, какъ сообщаетъ мнѣ его несчастная мать. (Фонтеной вздохнулъ). Разумѣется, онъ былъ страшно напуганъ, когда они ѣхали за границу. Но теперь она поправляется, и нельзя ручаться...
   -- Да, нельзя ручаться,-- повторилъ Джорджъ.
   -- Желалъ бы я знать, что это такое было,-- задумчиво сказалъ вдругъ Фонтеной.-- Какъ вы полагаете? Дѣйствительноли это страсть...
   -- Или притворство?
   Джорджъ задумался.
   -- Гм,-- сказалъ онъ, наконецъ.-- По моему, это скорѣе притворство, нежели страсть. Анкотсъ всегда казался мнѣ jeune premier въ своей собственной пьесѣ. Онъ дѣлаетъ изъ своей жизни рядъ сценъ и разыгрываетъ ихъ по всѣмъ правиламъ.
   -- Невозможно!-- сказалъ Фонтеной съ ожесточеніемъ.-- По крайней мѣрѣ, онъ не долженъ былъ втягивать дѣвушку въ эту исторію. Мы тоже не были въ свое время святыми, но не имѣли привычки дѣлать своими довѣренными благовоспитанныхъ двадцатилѣтнихъ дѣвушекъ нашего круга. Вы знаете, конечно, что заставило гостей неожиданно разъѣхаться изъ замка Лютонъ?
   -- Анкотсъ мнѣ ничего не говорилъ. Я слышалъ какую-то сплетню отъ Гардинга Уаттона,-- неохотно отвѣтилъ Джорджъ.
   Одною изъ наиболѣе характеристическихъ чертъ Трессэди было именно это отвращеніе къ болтовнѣ о частныхъ дѣлахъ другихъ людей,-- отвращеніе, которое въ данномъ случаѣ еще усиливалось, благодаря все возростающей антипатіи къ Гардингу.
   -- Откуда онъ можетъ знать?-- сердито воскликнулъ Фонтеной.
   Онъ очень охотно пользовался Уаттономъ, какъ политическимъ орудіемъ, но до сихъ поръ никогда не входилъ съ нимъ въ болѣе тѣсныя отношенія.
   Зато съ Трессэди онъ охотно готовъ былъ повести рѣчь объ этихъ частныхъ дѣлахъ и онъ сообщилъ ему всю исторію,-- ту самую, которою Марчелла такъ огорошила ночью Бетти Ливенъ: какъ Анкотсъ въ воскресенье вечеромъ уговорилъ впечатлительную дѣвушку, за которою онъ всю зиму явно и открыто ухаживалъ, переговорить съ нимъ наединѣ и сдѣлалъ передъ нею необузданное признаніе въ любви къ актрисѣ,-- къ женщинѣ, на которой онъ никогда не могъ жениться, съ которой его мать никогда не могла сойтись, но съ которой онъ тѣмъ не менѣе хотѣлъ, во что бы то ни стало, жить и умереть; какъ онъ называлъ Маделену своимъ другомъ, своимъ добрымъ геніемъ и умолялъ ее открыть все его матери, умолялъ ее понять его и простить, угрожалъ, если ему окажутъ противодѣйствіе, застрѣлиться и т. д.-- пока несчастная дѣвушка, внѣ себя отъ волненія и горя, не поилелась въ комнату м-ссъ Аллисонъ...
   Но тутъ Фонтеной вдругъ остановился.
   Джорджъ согласился, что эта исторія почти невѣроятна, и въ душѣ прибавилъ весьма естественное въ устахъ человѣка, обучавшагося въ общественной школѣ, замѣчаніе, что люди, воспитывающіе своихъ дѣтей дома и лишающіе ихъ должнаго числа товарищескихъ пинковъ, должны въ концѣ концовъ ожидать не вполнѣ здоровыхъ послѣдствій. Затѣмъ онъ сказалъ вслухъ:
   -- Я склоненъ думать, что почти во всемъ этомъ Анкотсъ только игралъ роль. Онъ сказалъ себѣ, что такая сцена будетъ эффектна и оригинальна.
   -- Боже мой! Но тогда вся эта исторія въ тысячу разъ отвратительнѣе!
   -- Конечно,-- холодно отвѣтилъ Джорджъ.-- Но зато будущее представляетъ меньше опасностей; это бросаетъ нѣкоторый свѣтъ на его истинныя чувства. Мнѣ кажется, что если бы мы могли придумать для Анкотса приличный выходъ,-- пятый актъ, который онъ считалъ бы достойнымъ себя,-- то онъ самъ радъ былъ бы выпутаться изъ этой исторіи.
   Фонтеной довольно мрачно улыбнулся, и они снова въ молчаніи продолжали свой путь.
   -- Слушайте, Трессэди, не можете-ли вы для равенства шансовъ уйти одновременно со мною до 11 часовъ?-- воскликнулъ какой-то господинъ, слонявшійся съ шляпой въ рукѣ по террасѣ.
   Джорджъ обмѣнялся нѣсколькими словами съ Фонтеноемъ и затѣмъ на мгновеніе задумался. Но вдругъ его лицо просіяло. Почему бы въ самомъ дѣлѣ нѣтъ?
   -- Хорошо,-- сказалъ онъ,-- до 11 часовъ.
   Онъ и Фонтеной повернули назадъ, чтобы сѣсть обѣдать. Когда они послѣ обѣда поднялись по темной лѣстницѣ террасы, кто-то опять схватилъ его за рукавъ.
   -- Стачка начинается,-- сказалъ этотъ человѣкъ.-- Я только что получилъ телеграмму. Сегодня вечеромъ всѣ оставляютъ работы.
   Джорджъ пожалъ плечами. Онъ давно ожидалъ этого извѣстія и былъ радъ, что эта продолжительная нерѣшительность съ обѣихъ сторонъ кончилась.
   -- Въ добрый часъ имъ,-- сказалъ онъ.-- Я радъ. Теперь, наконецъ, начнется настоящая борьба.
   -- О, не пройдетъ и двухъ недѣль, какъ третейское разбирательство будетъ въ полномъ разгарѣ. Они не выдержатъ.
   Джорджъ покачать головой. Онъ былъ убѣжденъ, что борьба продлится всю осень.
   -- Понятно, тутъ многое зависитъ отъ Берроуза,-- сказалъ его собесѣдникъ, который самъ былъ крупнымъ шахтовладѣльцемъ Фертскаго округа.-- Если Берроузъ протрезвится, и никто не купитъ его, онъ постарается какъ можно больше навредить намъ.
   -- Это мы всегда знали,-- отвѣтилъ Джорджъ, смѣясь, и прошелъ дальше.
   У него какъ разъ оставалось время, чтобы захватить поѣздъ.
   Онъ направился къ подземной станціи и по дорогѣ успѣлъ совершенно позабыть о своихъ копяхъ и о стачкѣ, хотя, когда онъ проходилъ мимо почтовой конторы Палаты, ему всунули въ руку цѣлую кипу писемъ и телеграммъ. Наоборотъ, онъ былъ радостенъ и взволнованъ, какъ мальчикъ. Онъ никакъ не предполагалъ, что ему удастся сегодня вырваться и предложеніе Дедлея пришлось ему замѣчально по душѣ. Благодаря этому, онъ черезъ полчаса будетъ въ этой оригинальной комнаткѣ на Майль-Эндской улицѣ, любуясь ею... споря съ нею.
   Но немного позже, когда онъ спокойно усѣлся въ вагонѣ, мысли о Летти, объ углекопахъ и денежныхъ затрудненіяхъ снова нахлынули на него и всѣ вмѣстѣ стали терзать его. Можетъ быть, теперь, когда стачка сдѣлалась совершившимся фактомъ, она поможетъ ему нѣсколько обуздать свою жену. А то вѣдь ужасно, что она дѣлала и затѣвала въ Фертѣ. Его лицо омрачилось, когда онъ подумалъ объ ихъ многочисленныхъ ссорахъ за послѣднія двѣ недѣли, о требованіяхъ, постоянно предъявляемыхъ ею въ его кошельку, о своей слабости, о досадѣ и презрѣніи, которыя отбивали у него охоту противиться и побуждали дѣлать уступки.
   Съ какой стати этотъ Гардингъ Уаттонъ вѣчно торчитъ въ домѣ, подбивая Летти на тысячу вздорныхъ капризовъ и причудъ? И этотъ негодный Катединъ! Ну, прилично-ли, выносимо-ли, если молодая жена, черезъ три мѣсяца послѣ свадьбы, такъ игнорируетъ желанія и антипатіи своего мужа, сближаясь съ такой отвратительною личностью? Джорджу казалось, что Катединъ бываетъ у нихъ почти каждый день. Летти смѣялась, извинялась, или ругала своего гостя, какъ только за нимъ затворялась дверь, но тѣмъ не менѣе не отказывала ему отъ дома, хотя весь видъ Джорджа показывалъ, что онъ этого желаетъ, и только его гордость не позволяла ему прямо заявить объ этомъ.
   Онъ сидѣлъ одиноко въ блестяще освѣщенномъ вагонѣ, устремивъ свой взоръ на объявленія, наклеенныя напротивъ, выставивъ впередъ свой длинный подбородокъ и грустно закинувъ кудрявую голову назадъ. И все время его умъ работалъ съ ужасною ясностью. Свѣтъ, въ которомъ онъ начиналъ видѣть свою жену и всѣ ея поступки, уже самъ по себѣ былъ трагедіей.
   Куда онъ теперь летитъ, чего онъ ищетъ въ этомъ Истъ-Эндѣ? Все его внутреннее существо говорило объ этомъ. Онъ жаждалъ немного симпатіи, немного сердечности, немного нѣжности и мягкости. Нѣкогда онъ думалъ, что всякая женщина до извѣстной степени обладаетъ этими качествами; или, можетъ быть, онъ сталъ жаждать ихъ только съ тѣхъ поръ, какъ встрѣтилъ ихъ въ такой безпримѣрной полнотѣ и изобиліи? Онъ самъ предложилъ себѣ этотъ вопросъ. "Не нужно никогда притворяться передъ самимъ собою",-- говорилъ онъ.
   Въ Ольдгетѣ, выходя со станціи, онъ столкнулся съ Эдуардомъ Уаттономъ.
   -- Ба! Вы тоже направляетесь въ No 20.
   -- Нѣтъ, сегодня тамъ никого не будетъ. Леди Максуэлль на митингѣ. Онъ составился неожиданно, безъ особенныхъ приготовленій, и два дня тому назадъ у нея взяли слово, что она будетъ говорить. Я спѣшу туда, потому что боюсь, какъ бы не было свалки. Дѣло приняло тамъ довольно серьезный оборотъ, а она, кажется, не подозрѣваетъ этого. Вы пойдете?
   -- Разумѣется!
   Уаттонъ бросилъ на него дружелюбный, хотя и не чуждый насмѣшки взглядъ.
   Это былъ второй примѣръ ея могущества,-- если она могла и этого молодого врага привязать къ своей колесницѣ. Онъ надѣялся, что у Летти хватитъ смысла мириться съ этимъ. Уаттонъ очень мало зналъ свою кузину, умышленно избѣгая близкаго знакомства съ нею, и неожиданная женитьба Трессэди всегда была для него загадкой.
   

XIV.

   -- Здѣсь, я думаю, намъ будетъ лучше сойти,-- сказалъ Уаттонъ, дѣлая знакъ кондуктору конки,-- и убѣдиться, дѣйствительно-ли они ушли или нѣтъ.
   Они остановились на Майль-Эндской улицѣ, передъ полуразрушеннымъ заборомъ, въ которомъ находилась калитка. Нарядная служанка, лѣтъ пятнадцати, въ чистенькомъ ситцевомъ платьѣ и бѣломъ фартукѣ, открыла ее.
   Внутри находился маленькій мощеный дворикъ и старинный домъ, который Марчелла годъ тому назадъ -- вскорѣ послѣ того какъ они оставили свою первую квартиру въ домѣ Армингфорда -- избавила отъ разрушенія и отъ перестройки, чтобы основать въ немъ свою Истъ-Эндскую резиденцію. Около половины XVIII столѣтія какой-то негоціантъ Сити построилъ среди полей этотъ домъ, чтобы пользоваться здѣсь отдыхомъ, а нѣсколько времени спустя, въ эпоху Евангелическаго возрожденія, его благочестивая вдова пристроила съ одной стороны низенькую комнату для своихъ богослуженій. Эта комната теперь и служила Марчеллѣ для ея собраній и была хорошо знакома Трессэди и Уаттону.
   Маленькая горничная разразилась словоохотливою рѣчью. О, да, въ улицѣ Манксъ собрался митингъ, и барыня поѣхала туда съ лордомъ Незби, леди Маделеной, м-ромъ Эверардомъ -- инспекторомъ -- и, кажется, еще съ однимъ или двумя. Обѣ барыни вернутся къ десяти часамъ и будутъ здѣсь ночевать.
   -- Говорятъ, сэръ,-- съ живостью продолжала она, глядя на Уаттона, котораго знала,-- что на митингѣ будетъ много простого народа.
   -- О, еще бы,-- отвѣтилъ Уаттонъ.-- Ну, что же, мы тоже поѣдемъ туда.
   Продолжая свой путь, они заговорили объ общемъ положеніи дѣлъ въ округѣ и Уаттонъ сообщилъ все, что зналъ объ этомъ митингѣ. Во-первыхъ, повторилъ онъ, леди Максуэлль, какъ видно, еще не вполнѣ поняла, какого рода оппозиція начала возникать противъ билля, особенно въ этихъ восточныхъ округахъ. Сопротивленіе средняго класса и парламента она всегда имѣла въ виду, но она еще не отдаетъ себѣ отчета, какую ярость можетъ возбудить этотъ билль среди низшихъ классовъ рабочаго люда, которыхъ онъ угрожаетъ лишить ближайшихъ средствъ существованія. Вотъ почему онъ и боится, чтобы этотъ митингъ не сопровождался очень непріятными послѣдствіями.
   Дѣло въ томъ, что этотъ митингъ былъ непосредственнымъ результатомъ агитаціи, которая, какъ Тресэди зналъ, была выз вана, главнымъ образомъ, стараніями Фонтеноя. "Лига свободнаго труда", которая убѣдила членовъ рабочаго союза въ МайльЭндѣ собрать митингъ и выслушать доводы обѣихъ сторонъ, была создана Фонтеноемъ. Особенно удалось этой лигѣ органи зовать женщинъ, домашнихъ работницъ Майль-Энда и Поплара Для этого она воспользовалась двумя или тремя краснорѣчивыми дамами, которыя съ остервенѣніемъ проклинали билль и восклицали: "Свобода!" -- въ уши перепуганнаго Майль-Энда. Уаттонъ не могъ найти ни одного слова въ защиту ихъ и полагалъ, что ихъ, главнымъ образомъ, прельщало выдающееся положеніе, которое онѣ занимали, вступая до нѣкоторой степени въ личный антагонизмъ съ леди Максуэлль, присвоившей, такъ сказать, себѣ весь Майль-Эндъ. А съ точки зрѣнія рекламы, если нельзя было быть другомъ леди Максуэлль, то лучше всего было сдѣлаться ея врагомъ.
   -- Симпатичныя женщины и симпатичные взгляды!-- воскликнулъ Трессэди, смѣясь.-- Но скажите мнѣ, пожалуйста, что такое этотъ Незби, какую роль играетъ Незби при всѣхъ этихъ случаяхъ?
   -- Ахъ вы не знаете?-- сказалъ Уаттонъ.-- Вѣдь Незби намѣренъ съиграть для насъ роль фокусника и чародѣя.
   И онъ съ увлеченіемъ началъ разсказывать о хитроумномъ планѣ, которымъ Незби недавно удивилъ кружокъ Максуэллей. Трессэди сначала слушалъ его безучастно, а затѣмъ почувствовалъ ревнивую досаду, за которую ему самому было стыдно. Онъ отлично понималъ, какой интересъ представляли всѣ эти вещи для "ея" быстраго ума. Можно позавидовать такимъ баловнямъ фортуны, какъ этотъ Незби. Люди обращаютъ слишкомъ большое вниманіе на ихъ фантазіи!
   Въ послѣдніе нѣсколько мѣсяцевъ -- Джоржъ это зналъ -- Незби сдѣлался другомъ и помощникомъ обоихъ Максуэллей. Его друзья до сихъ поръ считали его милымъ, благовоспитаннымъ, но совершенно пустымъ юношей. На самомъ же дѣлѣ, въ послѣднія нѣсколько лѣтъ Незби, пользуясь большимъ досугомъ, который давала ему служба въ лейбъ-гвардіи, очень старательно изучалъ соціальные и экономическіе вопросы. Онъ примкнулъ къ кружку, образовавшемуся вокругъ одного очень извѣстнаго ученаго, который въ это время былъ занятъ изслѣдованіемъ нѣкоторыхъ типическихъ отраслей труда въ восточномъ Лондонѣ. Изслѣдованіе надѣлало шума, а собраннымъ матеріаломъ уже въ изобиліи пользовались при дебатахъ о биллѣ Максуэлля. Трессэди, напримѣръ, многія данныя зналъ уже наизусть, хотя до своего знакомства съ кружкомъ леди Максуэлль онъ и не подозрѣвалъ, что Незби игралъ роль въ собираніи ихъ.
   Но въ то же время, какъ Джорджъ скоро замѣтилъ, Незби не былъ слѣпымъ послѣдователемъ Максуэллей. Въ сущности, подъ внѣшней оболочкой веселаго и хладнокровнаго юноши крылся характеръ изслѣдователя, который больше любитъ самую задачу, нежели ея разрѣшеніе. Какъ онъ сказалъ Бетти, у него не было "убѣжденій"; ему мало было дѣла до тѣхъ отраслей труда, о которыхъ шла рѣчь, и онъ предпочиталъ законодательству болѣе медленный, но зато менѣе насильственный путь. Все это Максуэлли отлично знали, но отъ этого не меньше любили его и довѣряли ему.
   Но теперь, повидимому, возникъ новый вопросъ. На тотъ случай, если бы билль прошелъ, Незби имѣлъ планъ. Онъ былъ уже богатый человѣкъ, независимо отъ титула и помѣстья маркиза, которые еще ожидали его. Его бабка оставила ему большое состояніе, а съ помощью своихъ друзей и связей онъ могъ, вѣроятно, добыть какое угодно количество денегъ. И вотъ, изъ этихъ денегъ, въ случаѣ утвержденія билля парламентомъ, онъ предполагалъ сдѣлать весьма оригинальное употребленіе. Онъ выработалъ планъ синдиката, который, располагая, примѣрно, четвертью милліона, долженъ былъ избрать опредѣленный участокъ Истъ-Энда, снять съ него планъ, скупить всѣ существующія тамъ фабрики, пользующіяся "домашнимъ" производствомъ, и основать систему мастерскихъ новаго сорта, пропорціонально населенію, подобно тому какъ училищные совѣты основываютъ пропорціонально населенію школы. Въ этомъ планѣ находило мѣсто и участіе рабочихъ въ прибыляхъ: рабочіе, предполагалось, будутъ имѣть свое представительство въ синдикатѣ, и всѣ участники будутъ способствовать наилучшему веденію дѣла. Существующіе посредники или будутъ добровольно выкуплены, или же войдутъ въ составъ новой машины. Во всякомъ случаѣ съ ихъ стороны нельзя было ожидать сильнаго противодѣйствія.
   Трессэди дѣлалъ множество язвительныхъ замѣчаній, по мѣрѣ того, какъ Уаттонъ развивалъ передъ нимъ подробности этого плана. По его мнѣнію, это было экономическимъ диллентатизмомъ, благодаря которому новый законъ раззоритъ еще больше народа.
   -- Ну, знаете,-- сказалъ Уаттонъ,-- если билль пройдетъ, то нужно же дѣлать опыты. И вотъ Незби думаетъ заняться ими. Я тоже не прочь, только у меня нѣтъ четверти милліона, Но вотъ и наша улица. Мы, конечно, опоздали, митингъ уже начался. Но посмотрите-ка, что тутъ дѣлается!
   На улицѣ Манксъ, въ которую они только что вступили, казалось, собрался второй митингъ подъ открытымъ небомъ. Комната въ зданіи училища, находившемся на послѣднемъ
   углу улицы, вѣроятно, была полна, и стоявшая на улицѣ толпа представляла собою тѣхъ, которые тамъ не помѣстились.
   Когда два друга вошли въ толпу и стали проталкиваться впередъ, зоркій глазъ Трессэди замѣтилъ множество знакомыхъ типовъ. Зажиточныя "гладильщицы" и работницы на машинахъ, фабричныя дѣвушки разнаго сорта, сотни изможденныхъ женщинъ, представительницы "домашняго" труда Майль-Энда, Бау и Степнея,-- жалкія фигуры, согбенныя отъ вѣчнаго труда и частыхъ родовъ, работающія день и ночь своими корявыми пальцами, чтобы одѣть колоніи и армію; ихъ мужья и братья, мастера дешеваго готоваго платья,-- почти сплошь наполняли маленькій переулокъ. Проталкивая себѣ локтями дорогу сквозь эту толпу, Трессэди видѣлъ, какъ безпокойно была она настроена. Ничтожной искры было достаточно, чтобы воспламенить ее, а на окраинахъ ея виднѣлись кучки самыхъ грубыхъ уличныхъ парней.
   Евреи также были здѣсь въ изобиліи, потому что новый билль сплотилъ евреевъ и христіанъ неслыханными узами, которыя изумляли Истъ-Эндъ. Здѣсь были представители болѣе зажиточнаго, трудолюбиваго еврейскаго Лондона второго поколѣнія,-- большею частью мелкіе хозяева, блѣдные отъ сидячей жизни и труда мастерской,-- люди, которые вытѣсняютъ и порабощаютъ прочихъ обывателей Истъ-Эяда, потому что врожденная имъ страсть къ труду не парализуется у нихъ присущими англичанамъ страстями къ тратѣ, въ особенности страстью къ водкѣ. Здѣсь собрались и люди еще болѣе низкаго сорта и типа,-- отбросы и поддонки громадной промышленной толчеи. Многихъ изъ нихъ Трессэди зналъ въ лицо: это были тѣ мрачные, быстроглазые субъекты, которые нанимаютъ эмигрантовъ на пристаняхъ и заставляютъ ихъ работать дни и ночи при всякихъ обстоятельствахъ; мастерскія которыхъ освѣщены еще въ два часа ночи и вновь пробуждаются при первомъ проблескѣ зимней зари; которые нарушаютъ и обходятъ законъ тысячью способовъ и, несмотря на всю свою грубость и хитрость, умѣютъ какъ-то снискиваютъ расположеніе инспекторовъ-христіанъ, даже когда онъ подвергаетъ ихъ взысканіямъ и стѣсненіямъ,-- до такой степени онъ видитъ въ нихъ и ихъ подмастерьяхъ лишь несчастныя жертвы чудовищной міровой борьбы, которая не поглощаетъ ихъ въ своемъ водоворотѣ, а только треплетъ ихъ туда и сюда.
   Всѣ эти мелкіе хозяева были задѣты почти въ каждой статьѣ билля Максуэлля и явились сюда, чтобы выразить свой протестъ, какъ уже выразили его на многочисленныхъ митингахъ, собиравшихся по всему восточному Лондону. Съ ними пришли и ихъ рабы,-- жалкіе оборвыши съ впалыми глазами, недавно прибывшіе изъ Русской Польши, Австріи, Румыніи и готовые на своемъ жаргонѣ кричать "ура" или "караулъ", смотря по тому, что имъ приказано; ихъ странныя лица и глаза, подъ всклокоченной шапкой черныхъ или красноватыхъ волосъ, ясно говорили о трагической исторіи этой расы, которая въ своихъ прочихъ представителяхъ, находившихся здѣсь, обнаруживалась уже въ смягченной и болѣе космополитической формѣ.
   Когда оба спутника подошли къ дверямъ школы, гдѣ давка была сильнѣе всего, въ нихъ, очевидно, узнали сторонниковъ Максуэлля; вокругъ послышались насмѣшки, и ихъ стали толкать такъ, что они съ трудомъ могли подвигаться впередъ. Но на помощь къ нимъ явился полисменъ. Они были проведены въ переднюю и затѣмъ при энергическомъ содѣйствіи локтей -- въ классную комнату.
   Здѣсь было такъ много народа и царила такая спертая атмосфера, что въ первыя нѣсколько минутъ Трессэди рѣшительно не могъ отдать себѣ отчета въ томъ, что тутъ происходитъ. Затѣмъ онъ увидѣлъ Незби, который, болѣе изящный и болѣе старательно завитый, нежели обыкновенно, съ большою развязностью развивалъ длинную рацею о биллѣ, о своихъ предполагаемыхъ мастерскихъ и вообще о будущности народнаго труда въ Истъ-Эндѣ. Онъ излагалъ свой планъ такимъ образомъ, какъ будто хотѣлъ не хвалить его, а порицать, а что касается самаго билля, который онъ задумалъ сравнить съ предыдущими фабричными законами, то когда онъ, наконецъ, сѣлъ на свое мѣсто, билль очутился въ очень опасномъ положеніи, превратившись въ нѣчто въ высшей степени жалкое, неумѣлое, сомнительное, скорѣе способное сдѣлать Истъ-Эндъ несчастнымъ, чѣмъ принести ему хотя каплю пользы.
   Когда ораторъ кончалъ свою рѣчь, Трессэди замѣтилъ на трибунѣ, позади Незби, нѣжный профиль. Едва замѣтная улыбка, игравшая на этомъ лицѣ, заставила и его улыбнуться.
   -- Ну, для чего они позволили Незби говорить?-- съ негодованіемъ сказалъ Уаттонъ.-- Страшная глупость! Онъ портитъ все, за что берется. Пусть бы давалъ свои деньги, а другимъ предоставлялъ говорить. Вы видите, что слушатели совершенно не понимаютъ, какъ отнестись къ его словамъ. Посмотрите на ихъ лица! Съ кѣмъ онъ теперь говоритъ?
   -- Съ леди Маделеной, кажется,-- отвѣтилъ Трессэди.-- Какіе странные рыжіе волосы у этой дѣвушки, и какіе странные, точно испуганные глаза! Она напоминаетъ какое-то безсловесное животное. Такъ и хочется ее погладить!
   -- Вотъ, Незби и гладитъ ее,-- смѣясь сказалъ Уаттонъ.-- Взгляните на нее: она вся просіяла, когда онъ подошелъ къ ней.
   Трессэди вспомнилъ, о чемъ ему только что разсказывалъ Фонтеной, и призадумался. Какъ видно, безпорочныя дѣвицы очень легко находятъ утѣшеніе.
   Между тѣмъ члены различныхъ рабочихъ союзовъ, дюжіе, способные люди, въ черныхъ сюртукахъ, выступали одинъ за другимъ, предлагая и поддерживая резолюціи и, при случаѣ, бросая гнѣвныя замѣчанія по адресу Незби. Трессэди почти не слушалъ ихъ. Его глаза и мысли были обращены на красивое лицо, виднѣвшееся по лѣвую руку отъ предсѣдательскаго кресла. Достоинство и красота, которыми дышало это лицо, дѣйствовали на него, какъ чары,-- наполняли его душу какимъ-то мучительнымъ блаженствомъ.
   Но затѣмъ онъ очнулся отъ своего сна на яву и нетерпѣливо обратился къ Уаттону:
   -- Когда все это кончится? Британскій рабочій ужасно многорѣчивъ. Нельзя-ли какъ-нибудь пробраться къ трибунѣ?
   Уаттонъ посмотрѣлъ кругомъ и пожалъ плечами.
   -- Пока нѣтъ! Но посмотрите, кто теперь будетъ говорить. Ну то-то же! Это, наконецъ, ужь похоже на что-нибудь.
   Трессэди обернулся и увидѣлъ стараго еврея, съ длинною почти сѣдою бородою, который медленно подвигался къ передней части платформы. Его черные глаза глубоко сидѣли подъ, бѣлыми бровями; онъ былъ одѣтъ бѣдно, но прилично. Выступивъ впередъ, онъ заговорилъ съ легкимъ нѣмецкимъ акцентомъ, ровнымъ, меланхолическимъ и довольно невнятнымъ голосомъ, который скоро истощилъ терпѣніе митинга. Ему стали кричать, чтобы онъ говорилъ громче, или же совсѣмъ замолчалъ. При первомъ перерывѣ онъ остановился и боязливо оглянулся на предсѣдательское мѣсто.
   Послѣднее было предоставлено пожилой сѣдой женщинѣ,-- безъ сомнѣнія, для того, чтобы оттѣнить громадное значеніе билля для женщинъ Истъ-Эи да. Она поспѣшила придти на помощь оратору.
   -- Друзья мои,-- спокойно сказала она,-- позвольте этому человѣку сказать свое! Не будьте слишкомъ строги къ нему. Онъ разскажетъ вамъ печальную исторію и не надолго задержитъ васъ. Дайте ему возможность высказаться. Для нѣкоторыхъ изъ васъ тоже настанетъ очередь.
   Говорившая была наемнымъ секретаремъ одного изъ женскихъ союзовъ, но раньше она въ теченіе многихъ лѣтъ была портнихой и испытала трагическую судьбу. Трессэди узналъ ее: недавно на митингѣ, на которомъ какой-то бойкій ораторъ уподобилъ случаи "голодной смерти" въ Лондонѣ миѳическому морскому змѣю, она въ неожиданномъ порывѣ страсти вскочила на ноги и со слезами, ручьемъ струившимися по ея щекамъ, разсказала про смерть своей собственной дочери отъ чрезмѣрной работы и нужды.
   Ея призывъ къ справедливости собранія имѣлъ успѣхъ, и старику было позволено продолжать. Скоро оказалось, что онъ посланъ на митингъ однимъ изъ портняжескихъ союзовъ для того, чтобы протестовать противъ продолжительности рабочаго времени въ нѣкоторыхъ мастерскихъ Уайтчепля и Спитальфильда. Онъ говорилъ плохо, глухимъ, прерывающимся голосомъ и совершенно не могъ овладѣть вниманіемъ собранія. Но въ концѣ онъ вдругъ рѣзко перемѣнилъ свой тонъ, его истомленное лицо исказилось и, сдѣлавъ еще одинъ шагъ впередъ, онъ сказалъ, обводя все собраніе взоромъ:
   -- А теперь, если позволите, я вамъ разскажу, какъ было дѣло съ Исаакомъ... моимъ братомъ Исаакомъ. Это м-ръ Якобсъ,-- онъ обернулся и указалъ на говорившаго передъ нимъ секретаря одного изъ рабочихъ союзовъ,-- это м-ръ Якобсъ подалъ мнѣ мысль придти сюда и разсказать вамъ объ Исаакѣ. Вотъ вы послушайте, какъ умеръ мой братъ Исаакъ. Мы съ нимъ родились въ Спитальфильдѣ; онъ былъ не то, что какой-нибудь гринеръ (эмигрантъ), онъ былъ настоящій хорошій работникъ, сюртучникъ, какъ и я. Но ему попался недобрый хозяинъ, а въ позапрошлый сезонъ торговля шла очень бойко. И вотъ Исааку пришлось работать шесть дней въ недѣлю, и работать четырнадцать часовъ въ день, и еще больше, потому что сметывать нужно было особо, въ сверхъурочное время,-- одинъ разъ два часа, а другой разъ -- часъ или около того: ну, а въ концѣ изъ этого выходило цѣлыхъ полдня -- восемь часовъ и болѣе того въ недѣлю. Вѣдь вы знаете, какъ они умѣютъ насчитывать.
   Онъ остановился, слабо усмѣхнувшись. Члены рабочихъ союзовъ подняла въ отвѣть крики негодованія. Хозяева, стоявшіе съ своими "гринерами" у дверей, молчали.
   -- А на третью недѣлю, въ среду,-- продолжалъ онъ,-- проходитъ онъ къ хозяину и говоритъ... Исаакъ былъ старше меня, и въ послѣднее время грудь ему начало ломить. Вотъ онъ и говоритъ: "Плохо мнѣ, говоритъ, я долженъ идти домой. Прикажите, говоритъ, сегодня другому сметать за меня". А хозяинъ говоритъ ему: "Если вы не сметаете сегодня сами, если вы такъ горды и заносчивы, то какъ вамъ угодно, говоритъ, можете завтра не возвращаться". А у Исаака дома была жена Юдись и четверо маленькихъ дѣтокъ. Понятно, онъ остался и сметалъ свою работу. А на слѣдующій вечеръ онъ уже плохо видѣлъ и весь день былъ ужасно боленъ. Онъ опять идетъ въ хозяину и говоритъ, что долженъ идти домой. Хозяинъ опять говоритъ ему то же самое, и Исаавъ остается. А въ пятивцт послѣ полудня онъ идетъ домой. Въ мастерской было жарко, а на дворѣ дулъ пронзительный вѣтеръ. И вотъ жена его Юдиѳь говоритъ ему: "Исаавъ, на тебѣ лица нѣтъ!" -- и усаживаетъ его около огня. Онъ сидѣлъ около огня и ничего не говорилъ. А потомъ вдругъ его руки упали вотъ такъ...
   Старикъ тяжело опустилъ свои руки по бокамъ безъискуственнымъ драматическимъ жестомъ. Во всей многолюдной залѣ не было слышно ни звука. Самые дикіе и кровожадные изъ "гринеровъ",-- и тѣ только молча таращили свои глаза и вытягивали впередъ свои загорѣлыя шеи.
   -- Жена сейчасъ подбѣжала къ нему, а онъ падаетъ на нее и говоритъ: "Положи меня, Юдиѳь, и смотри, чтобы малыши не разбудили меня. Чтобы никто и ничто не будило меня. Потому что, говоритъ, меня зоветъ Всевышній". Исаакъ былъ набожный человѣкъ и понапрасну не говорилъ. "И я долженъ, говоритъ, заснуть". Она уложила его въ постель, а сама вмѣстѣ съ дѣтьми не смывала глазъ. Въ полночь Исаакъ повернулся. Потомъ сейчасъ открылъ глаза и простоналъ. И больше онъ уже ничего не говорилъ: до свѣта и умеръ. Хозяинъ далъ Юдиѳи пять шиллинговъ на гробъ, а товарищи собрали остальное.
   Старикъ остановился и на мгновеніе задумался, щуря глаза на свѣтъ газовыхъ рожковъ. Его лицо и клочковатая борода выдѣлялись, на подобіе бѣловатаго пятна, на фонѣ фигуръ, темнѣвшихъ позади него.
   -- Да, мы уже многое перепробовали,-- продолжалъ онъ.-- Мы пробовали стачки и союзы, и ни къ чему это не привело. Одинъ всегда топчетъ другого,-- не ты, такъ кто-нибудь другой. Вѣдь какъ тяжело,-- его хриплый голосъ дрогнулъ,-- какъ тяжело приходится намъ въ мастерской, на которую я работаю! Десять или двѣнадцать лѣтъ -- и человѣкъ пропалъ! Всѣ эти утюги, жара и вѣчное сидѣнье на одномъ мѣстѣ,-- вы сами знаете, что это значитъ. Я пятнадцать лѣтъ крѣпился, а теперь мнѣ ужь не въ моготу стало. Если мой хозяинъ прогонитъ меня за то, что я говорилъ здѣсь, то мнѣ останется обратиться въ Еврейскую богадѣльню. Но все равно, я рѣшился придти сюда и разсказать, какъ поступили съ Исаакомъ.
   Онъ сразу остановился и нѣкоторое время постоялъ неподвижно, словно являя напоказъ свою неприглядную физическую слабость, которой уже не могъ выразить словами. Затѣмъ, неуклюже поклонившись, онъ повернулся и отошелъ назадъ, между тѣмъ какъ большинство собранія возбужденно захлопало въ ладоши, а стоявшіе назади "домашніе" работники насмѣшливо улыбнулись и обмѣнялись на жаргонѣ саркастическими замѣчаніями съ своими сосѣдями. Трессэди видѣлъ, какъ леди Максуэлль съ живостью вскочила съ мѣста, когда старикъ проходилъ мимо нея, взяла его за руку и нашла для него свободное мѣсто.
   -- Этотъ понадобился, конечно, для большей трогательности,-- сказалъ Трессэди, обращаясь къ своему спутнику.
   -- Или убѣжденія, если хотите,-- отвѣтилъ Уаттонъ.
   Другое "трогательное" явленіе въ томъ же родѣ -- человѣческая жизнь въ самой простой, трагической формѣ -- запечатлѣлась въ памяти Трессэди.
   На трибуну взошла "женщина-работница", чтобы поддержать резолюцію, предложенную, въ осужденіе статьи билля о мастерскихъ, въ запальчивой рѣчи одною изъ "дамъ Фонтеноя", визгливой аристократкой, которая исполняла обязанности секретаря въ мѣстномъ отдѣлѣ "Лиги свободнаго труда". Трессэди зѣвалъ и томился нетерпѣніемъ во время ея рѣчи, которая казалась ему несправедливой и наглой; но когда говорившая сѣла на мѣсто, онъ былъ выведенъ изъ апатіи восклицаніемъ человѣка, стоявшаго подлѣ него.
   -- Эта женщина!-- воскликнулъ высокій викарій, приподнимаясь изо всѣхъ силъ на ципочки, чтобы видѣть.-- Какъ имъ не стыдно!
   Трессэди былъ озадаченъ. Онъ видѣлъ впереди только худую высокую женщину, которую вели вдоль скамейки, между тѣмъ какъ сосѣдки и подруги, мимо которыхъ она проходила, хлопали ее по спинѣ, смѣясь и убѣждая идти дальше. Затѣмъ эта худая, какъ палка, женщина взошла на трибуну и остановилась на ней въ своей истрепанной шляпкѣ, сидѣвшей у нея криво на головѣ, и шерстяномъ шарфѣ, накинутомъ на плечи, несмотря на іюльскую жару. Ея руки были скрещены на груди, а смѣшные свѣтлые глаза бѣгали и улыбались во всѣ стороны. Ея худоба, ея неумѣстная веселость дѣлали ее похожею на фигуру изъ картины "Пляска смерти". Но что было всего удивительнѣе, это ея самообладаніе.
   -- Вотъ вы смѣетесь надо мною,-- начала она разговорнымъ тономъ, кивая головой группѣ женщинъ, съ которыми только что разсталась.-- Смѣйтесь, сколько хотите, а я сказала барынѣ, что буду говорить, и сдѣлаю это. Видите, приходятъ ко мнѣ и говорятъ: "М-ссъ Диксонъ, вамъ уже не придется брать работу на домъ. Васъ посадятъ въ тюрьму, если вы будете брать. Вамъ придется идти на работу, говорятъ, какъ дѣлаютъ фабричныя дѣвки, говорятъ. И мало того, если поймаютъ м-ра Буттерфорда..." Это мой хозяинъ,-- можетъ быть, вы знаете его...
   Она посмотрѣла на собраніе, оскаливъ зубы, прищуривъ глаза и приподнявъ свои косыя брови, такъ что всѣ слушатели прыснули со смѣху при одномъ видѣ ея. Нарядная секретарша подалась впередъ съ выраженіемъ досады на лицѣ. Она, какъ видно, не ожидала, что м-ссъ Диксомъ будетъ держать себя съ такою развязностью.
   -- "Если поймаютъ м-ра Буттерфорда, онъ здорово поплатится за то, что позволяетъ шить рейтузы въ своемъ домѣ". Ну, я и говорю барынѣ: "Что же будетъ со мною и съ моими дѣтками?" А она говоритъ, что не знаетъ. "Но если хотите, говоритъ, помѣшать имъ сдѣлать изъ этого законъ, пойдите, говоритъ, во вторникъ вечеромъ на митингъ... въ школу, что на улицѣ Манксъ, говоритъ, и скажите тамъ. Вотъ я и говорю. Развѣ нѣтъ?
   Собраніе разразилось новымъ смѣхомъ. Она, видимо удовлетворенная, продолжала:
   -- Вѣдь если мнѣ нельзя будетъ работать дома, такъ нельзя будетъ и ходить никуда, потому что по близости нѣтъ такихъ фабрикъ. А Джимми большой шалунъ, какъ и всѣ мальчики, которыхъ я знаю. На прошлой недѣлѣ онъ далъ моей маленькой дѣвочкѣ проглотить полпенни и двѣ самыхъ большихъ пуговицы, такъ что она вотъ-вотъ подавилась бы, если бы я не успѣла вытащить ихъ у нея изъ глотки. Если я оставлю дѣтей однихъ, дѣло кончится убійствомъ. Нанять же кого-нибудь для присмотра за ними у меня нѣтъ средствъ. Вѣдь я не могу много заработать,-- на фабрикѣ-ли, дома-ли, все равно. Я ужь не та, что когда-то была!
   Она остановилась и многозначительно показала на свою грудь. Трессэди содрогнулся, когда священникъ шепотомъ объяснилъ ему, въ чемъ дѣло.
   -- Вѣдь я была въ больницѣ, все до чиста вырѣзали. Я не могу работать такъ быстро, какъ требуютъ на фабрикѣ. Они бы меня и одного дня не продержали. А все это работа моя! Вѣдь я сажусь за нее съ семи часовъ. Мой мужъ,-- вотъ онъ тамъ стоитъ,-- можетъ вамъ разсказать...
   Она остановилась и указала на мужлана, стоявшаго въ группѣ товарищей около дверей. Онъ скрестилъ руки на груди и неперемѣнно хмурился и улыбался при видѣ жены въ новой роли публичнаго оратора. Вѣроятно, онъ получилъ извѣстное вознагражденіе за то, чтобы позволить женѣ выступить на митингѣ, но ему все-таки было не по себѣ, и когда жена указала на него, а все собраніе оглянулось, онъ поспѣшилъ нырнуть въ толпу, такъ что когда смѣхъ и шутки утихли, м-ръ Томъ Диксонъ не оказался на своемъ мѣстѣ.
   М-ссъ Диксонъ между тѣмъ продолжала улыбаться во весь ротъ. Странное впечатлѣніе производила ея веселость: казалось, будто смѣхъ и страданіе борятся между собою за обладаніе этимъ худымъ подвижнымъ лицомъ.
   -- Да, онъ могъ бы разсказать вамъ, если бы захотѣлъ,-- продолжала она, кивая головой.-- Онъ хорошо это знаетъ. Онъ сидитъ безъ работы уже болѣе двѣнадцати лѣтъ,-- да что, я вамъ ручаюсь, что за послѣдніе три года онъ и пальцемъ о палецъ не ударилъ, чтобы достать ее. Но я его не корю за это. Во-первыхъ, работы теперь не достанешь, а затѣмъ, мало по малу отвыкаешь отъ нея. И кромѣ того, я привыкла къ нему. Когда моей Джени... нѣтъ, это была Сюзи!.. Когда ей было семь мѣсяцевъ, онъ пришелъ однажды ночью изъ трактира, перебилъ половину вещей, а потомъ говоритъ мнѣ: "Убирайся отсюда, слышишь?" Ну, я и убралась и мы съ Сюзи до утра сидѣли на крыльцѣ. А на утро Томъ отворилъ дверь и говоритъ: "Что ты сидишь здѣсь, старая? Отчего ты не приготовила для меня завтрака?" Я вошла въ комнату и приготовила завтракъ. Но теперь, Боже мой, женщинамъ уже не придется такъ дѣлать.
   Послѣдовалъ новый взрывъ хохота. М-ссъ Диксонъ по прежнему улыбалась.
   -- И вотъ, какъ я сказала, ничего не остается, какъ работать, работать до тѣхъ поръ, пока силъ хватаетъ. Если я начинаю съ семи часовъ, я заставляю м-ра Диксона приготовить все къ чаю и принести хлѣбъ, такъ что мнѣ остается только вскипятить воду въ котелкѣ. Дѣти кормятся тѣмъ же, чѣмъ и я,-- чаемъ и хлѣбомъ, а по воскресеньямъ получаютъ копченую селедку. А м-ръ Диксонъ не обѣдаетъ дома; я даю ему, что нужно, и онъ больше меня не безпокоитъ. А дѣти иной разъ ужасно капризничаютъ и мѣшаютъ мнѣ. Но если я могу работать, пока на колокольнѣ не пробьетъ двѣнадцать, то я получаю свои десять шиллинговъ въ недѣлю и могу содержать кучу дѣтей. Съ какой же стати какая-нибудь леди или джентльменъ мѣшаются въ это дѣло? Ну, вотъ вамъ середина и оба конца! Я, кажется, ужь все сказала. Господи, я говорила имъ въ больницѣ, что странно, мнѣ кажется, лежать въ. кровати. О, если бы Томъ былъ здѣсь, онъ бы... того...
   Она сдѣлала смѣшную многозначительную гримасу. Но слушатели уже не смѣялись. Они молча глядѣли на это исхудалое созданіе, а съ ихъ молчаніемъ и у нея измѣнилось настроеніе. Она вдругъ схватила кончикъ своего передника, провела его по глазамъ и потомъ страстнымъ движеніемъ опять отбросила его прочь.
   -- На томъ свѣтѣ мы будемъ лежать въ кроватяхъ,-- сказала она вызывающе, но жалобно.-- Но только дайте намъ попасть туда. А на фабрикѣ работать я не согласна, благодарю васъ?
   Она еще что-то лепетала, а затѣмъ, по знаку секретарши, сдѣлала книксенъ и удалилась съ трибуны.
   -- Чего они хотятъ добиться этимъ?-- сказалъ Уаттонъ на ухо Трессэди.-- Жалкая рабыня, сказавшая панегирикъ рабству?
   -- Но это рабство не даетъ ей умереть съ голода.
   -- Да, и понижаетъ уровень жизненныхъ требованій цѣлаго класса.
   -- Но согласитесь, что она довольна имъ.
   -- Вотъ это довольство мы и хотимъ убить. Ага, наконецъ!-- воскликнулъ Уаттонъ и громко захлопалъ въ ладоши.
   Къ нему присоединилась половина собранія, между тѣмъ, какъ остальные хранили безмолвіе. Трессэди услышалъ, какъ предсѣдательница пригласила леди Максуэлль на трибуну, и увидѣлъ, какъ со скамьи поднялась высокая фигура.
   Леди Максуэлль медленно вышла впередъ, глядя по сторонамъ, какъ бы ища союзниковъ. Она была въ черномъ платьѣ, и ея голова была покрыта черною кружевною шляпкой, ленты которой были закрѣплены на шеѣ маленькой брилліантовой брошью. Нѣжная бѣлизна ея лица и рукъ и этотъ искрящійся свѣтъ брилліантовъ, который двигался при каждомъ ея движеніи, наполнили душу Трессэди трепетомъ удовольствія. Онъ забылъ грубое одноообразіе и неприглядный внѣшній видъ окружающей толпы. Ея красота уравновѣсила ее. "Красота, грація и волшебныя чары здѣсь; онѣ снизошли въ этотъ міръ; безобразіе и страданіе не могутъ одержать верхъ, пока это лицо глядитъ здѣсь и дышетъ". Вотъ что шептали молодому человѣку его сердце и воображеніе, и онъ подался впередъ, съ нетерпѣніемъ ожидая услышать звуки ея голоса.
   Когда она заговорила, онъ принялся слушать, но лишь за тѣмъ, чтобы постепенно перейти отъ пріятнаго ожиданія къ нервности, отъ нервности -- къ смущенію.
   Что это значитъ? Она нѣкогда говорила ему, что она не ораторъ, и онъ не повѣрилъ ей. Она начала, по его мнѣнію, хорошо, хотя съ нерѣшительностью, которой онъ не ожидалъ. Но затѣмъ... Потеряла-ли она нить, что-ли? Ему казалось это невѣроятнымъ, когда онъ вспоминалъ объ ея манерѣ и умѣньи вести обыкновенный разговоръ. Откуда же эти запинающіяся фразы, эта очевидная растерянность?
   Трессэди заметался, охваченный жалостью и смущеніемъ. Онъ и Уаттонъ посмотрѣли другъ на друга
   Еще немного, и ее перестанутъ слушать. Ее уже перестали слушать. Сначала всѣ насторожили уши, потому что она сразу начала формальное объясненіе и защиту билля по пунктамъ, а половина слушателей знала, что она жена лорда Максуэлля. Но черезъ десять минутъ вниманіе слушателей истощилось. На нее продолжали смотрѣть лишь потому, что она была красавица и важная дама. Но, кромѣ этого, они, повидимому, не знали, что о ней думать. Она поблѣднѣла и запнулась. Трессэди видѣлъ, что она дѣлаетъ большія усилія, но тщетно. Съ каждой фразой пропасть между нею и аудиторіей увеличивалась. "Дама Фонтеноя", организаторша митинга, съ улыбкой выпрямилась позади нея. Трессэди, которому первоначально была непріятна мысль объ ея успѣхѣ въ этомъ вертепѣ, почувствовалъ гнѣвъ и даже ярость. Ея неудача причиняла страданіе его собственному тщеславію.
   Поразительное дѣло! Какъ могло ея личное обаяніе, столь прославленное на всѣхъ поприщахъ, покинуть ее въ школьной залѣ Истъ-Энда, передъ людьми, жизнь которыхъ она знала, страданіями которыхъ она болѣла въ своемъ сердцѣ?
   Но затѣмъ его осѣнила мысль, и онъ понялъ все. Онъ закрылъ глаза и сталъ слушать. Максуэлля фразы, Максуэлля манера, и даже иной разъ Максуэлля голосъ! Онъ прорепетировалъ передъ нею свою будущую рѣчь въ Палатѣ лордовъ, и она буквально повторяла ее. Къ своей досадѣ, Трессиди видѣлъ, что репортеры проворно писали въ своихъ записныхъ книжкахъ; они понимали свое дѣло. Такъ вотъ разгадка! Любовь жены сказывалась и въ этой неудачѣ,-- а это была въ полномъ смыслѣ слова неудача, потому что все, что было въ рѣчи Максуэлля, истинно мужского, солиднаго, убѣдительнаго, у нея страннымъ образомъ превращалось въ спутанную груду фактовъ и цифръ, педантическихъ, безцвѣтныхъ и холодныхъ.
   Эдуартъ Уаттонъ былъ растроенъ въ конецъ.
   -- Слишкомъ длинно,-- прошепталъ онъ Трессэди на ухо,-- и слишкомъ спеціально. Это недоступно для нихъ.
   И онъ посмотрѣлъ на кучку грубыхъ фабричныхъ дѣвокъ, которыя начали заигрывать съ стоявшими подлѣ нихъ молодыми парнями, на безпокойную группу "гринеровъ", на женщинъ, столпившихся въ центрѣ зала и съ напряженнымъ выраженіемъ смотрѣвшихъ на оратора, какъ будто слушать стоило имъ большихъ усилій.
   Трессэди молча кивнулъ головой. Въ его душѣ боролись между собою сочувствіе и какая-то полунасмѣшливая досада, которыя заставляли его желать, чтобы все это поскорѣе кончилось.
   Но черезъ минуту его лицо сразу измѣнилось. Онъ инстинктивно подался впередъ, оставивъ своего спутника позади и досадуя на шумную толпу, которая мѣшала ему слушать.
   Наконецъ! Эти послѣднія нѣсколько фразъ, этотъ голосъ, эта вспышка страсти были ея собственные, не заимствованные отъ Максуэлля. Эти слова были сказаны очень просто, съ легкимъ дрожаніемъ въ голосѣ; въ нихъ говорилось объ ея личномъ опытѣ и воспоминаніяхъ. Но для одного слушателя они все измѣнили. Комната, толпа, ораторъ,-- все это на мгновеніе показалось ему въ другомъ свѣтѣ, въ томъ поэтическомъ, волшебномъ свѣтѣ, который всегда таится подъ покровомъ обыкновенныхъ вещей, готовый каждую минуту вспыхнуть передъ глазами смертнаго. Онъ чувствовалъ передъ собой женское сердце, изнемогающее отъ чрезмѣрнаго состраданія; онъ стоялъ, казалось ему, рядомъ съ нею, слышалъ ея ушами, видѣлъ земное зрѣлище такъ, какъ она видѣла его своимъ ужаснымъ вторымъ видѣніемъ,-- видѣлъ вездѣсущія горе и трагедію человѣческихъ вещей; неотвязные голодъ и муки; борьбу, которая не приводитъ ни къ чему; жизнь, которая не хочетъ жить и боится умереть; смерть, полагающую предѣлъ всему и присоединяющую еще одинъ страшный вопросъ къ той кучѣ, о которую спотыкается на своемъ пути человѣкъ.
   Слеза медленно выкатилась у него изъ глазъ. Развѣ только голодныя портвихи и бѣлошвейки знаютъ страданія? Развѣ нѣтъ душевнаго голода, который хуже физическаго? Развѣ богатый не можетъ такъ же, какъ и бѣднякъ, нуждаться въ чемъ-нибудь, нуждаться въ чемъ-нибудь такомъ, что для него важно и необходимо? Сердито, съ какимъ-то протестомъ, онъ, казалось, протягивалъ руку, требуя своей доли въ общемъ страданіи...
   -- Дайте дорогу! Дайте дорогу!-- кричалъ полисменъ оттѣсняя толпу назадъ.-- Позвольте дамѣ пройти!
   Трессэди дѣлалъ усилія, чтобы пробиться впередъ, держа леди Максуэлль подъ руку. Но впереди стоялъ сердитый гулъ голосовъ, а изъ-за дверей сердито напиралъ народъ.
   -- Мы сейчасъ доберемся до извозчика,-- сказалъ онъ, наклоняясь къ ней.-- Вы очень устали. Пожалуйста, обопритесь на меня.
   Въ душѣ онъ былъ очень благодаренъ толпѣ, которая дала ему возможность поддержать и защитить леди Максуэлль. Но посмотрѣвъ впередъ, онъ сталъ думать только о томъ, какъ бы благополучно выбраться съ нею, и жалѣлъ, что вокругъ такъ мало полиціи.
   Дѣло въ томъ, что собраніе, которое во время рѣчи Марчеллы представляло лишь легкую степень безпорядка и невниманія, неожиданно воспламенилось и зашумѣло, когда она сѣла на мѣсто,-- почему, Трессэди теперь рѣшительно не могъ отдать себѣ отчета. Когда она сѣла, на ораторскую трибуну вскочилъ человѣкъ, который, очевидно, пользовался дурной репутаціей среди большинства рабочихъ союзовъ округа. Во всякомъ случаѣ немедленно послышались крики и протесты. Члены рабочихъ союзовъ не хотѣли его слушать и при каждой его попыткѣ говорить кричали ему: "Воръ! Измѣнникъ!" Тогда члены "Лиги свободнаго труда", въ интересахъ которой эта сомнительная личность въ послѣднее время орудовала, вступились за нее и стали ругаться съ уніонистами, а въ концѣ концовъ черноглазые, чернобородые "гринеры," побуждаемые, вѣроятно, своими хозяевами, у которыхъ они были въ рабскомъ подчиненіи, вскочили на ближайшія скамейки, восклицая на непонятномъ языкѣ и образуя вокругъ трибуны враждебную толпу.
   Тутъ настало для Незби и полиціи время очистить трибуну и открыть свободный проходъ для партіи Максуэлля. Къ сожалѣнію, сзади не было выхода и не было никакой возможности избѣжать шумной толпы, собравшейся на улицѣ. Трессэди, который присоединился, наконецъ, къ своимъ друзьямъ, благодаря своему росту и энергической работѣ локтей, очутился вдругъ совершенно одинъ съ леди Максуэлль, такъ какъ Незби и леди Маделена были оттѣснены далеко назадъ, и имъ оставалось только слѣдовать за общимъ потокомъ, пользуясь тою слабою помощью, какую могли имъ оказать полицейскіе, разставленные вдоль уличныхъ скамеекъ.
   Выбравшись наружу, Трессэди приложилъ всѣ старанія, чтобы найти извозчика.
   -- Сюда пожалуйте, сэръ!-- закричалъ стоявшій впереди полицейскій сержантъ, прокладывая дорогу своимъ собственнымъ мускулистымъ тѣломъ, точно тараномъ.
   Они поспѣшили впередъ, потому что нѣсколько грубыхъ парней, стоявшихъ по краямъ толпы, уже начали бросать камни. Лица, окружавшія ихъ, смотрѣла на нихъ отчасти равнодушно, отчасти враждебно.
   -- Взгляните-ка на этихъ расфуфыренныхъ куколъ?-- закричала какая-то фабричная дѣвка, когда лэди Максуэлль проходила мимо нея.-- Отчего онѣ не сидятъ дома и не заботятся о своихъ собственныхъ мужьяхъ?
   -- Красотка! Кто заплатилъ за твою шляпку?-- кричала другая, съ растрепанными волосами, пока третья дѣвка не оттащила ее въ сторону со словами:
   -- Замолчи, или я тебѣ глаза выцарапаю!
   Дѣло въ томъ, что послѣдняя прожила двѣ недѣли въ домѣ Максуэллей на Майль-Эндской улицѣ, получая тамъ пищу и запасаясь силами передъ операціей.
   Но вотъ они добрались до извозчика. Леди Максуэлль уже стояла на подножкѣ, какъ вдругъ Трессэди почувствовалъ, что мимо него что-то пролетѣло. Въ ту же минуту послышался легкій кривъ. Леди Максуэлль зашаталась. Тогда Трессэди поспѣшилъ самъ сѣсть въ карету и подхватить свою спутницу на руки, и черезъ минуту, послѣ нѣсколькихъ скачковъ испуганной лошади, они помчались по улицѣ, преслѣдуемые бушующей толпой, которая постепенно рѣдѣла.
   -- Васъ ушибли!-- сказалъ онъ.
   -- Да,-- чуть слышно отвѣтила она,-- но не сильно. Скажите ему пожалуйста, чтобы онъ сначала поѣхалъ на МайльЭндскую улицу.
   -- Я уже сказалъ ему. Что мнѣ сдѣлать, чтобы остановить кровотеченіе?
   Онъ съ отчаяніемъ смотрѣлъ на нее. Платокъ и нѣжная ручка, которую она держала у своего виска, были запачканы кровью.
   -- У васъ есть лишній шелковый платокъ?-- спросила она, и вдругъ на ея блѣдномъ лицѣ блеснула слабая улыбка, какъ будто ее забавляло ихъ приключеніе.
   Къ счастью, у него оказался платокъ. Она сняла шляпку и дала ему нѣсколько указаній. Его пальцы дрожали, но у него была практическая сметка, которую всегда развиваютъ въ человѣкѣ маленькія превратности и трудности путешествій, и кое-какъ они вдвоемъ наложили сносную повязку.
   Послѣ этого она прислонилась къ боковой стѣнкѣ кареты, и Трессэди боялся, что она упадетъ въ обморокъ. Наступило молчаніе, во время котораго онъ со страхомъ слѣдилъ за вздрагивающими линіями ея губъ и ноздрей и блѣдностью щекъ.
   Но она и не думала падать въ обморокъ, и мало по малу совершенно оправилась. Закрывъ глаза и нахмуривъ брови, она сказала:
   -- Надѣюсь, что остальные невредимы. Ахъ, какая неудача! Какая неудача! Боюсь, что я повредила Альдезу.
   Тонъ послѣднихъ словъ глубоко тронулъ Трессэди. Очевидно, она съ трудомъ удерживалась отъ слезъ.
   -- Съ этимъ народомъ не стоило говорить,-- съ живостью сказалъ онъ -- Наконецъ, шумѣло только меньшинство.
   Больше она не сказала ни слова, пока извозчикъ не остановился у ея дома. Тогда она повернулась къ своему спутнику:
   -- Я предполагала ночевать здѣсь, но теперь, я думаю, лучше будетъ поѣхать домой. До Альдеза можетъ дойти извѣстіе объ этой исторіи. Я оставлю здѣсь записку и поѣду домой.
   -- Надѣюсь, вы позволите мнѣ сопровождать васъ. Мы всѣ будемъ безпокоиться при мысли, что вы однѣ. Мнѣ нужно быть въ Палатѣ только въ одиннадцать часовъ.
   Она улыбнулась и отвѣтила согласіемъ, а затѣмъ вышла изъ экипажа, тяжело опираясь на своего спутника.
   Когда она снова показалась, въ сопровожденіи обѣихъ маленькихъ служанокъ, въ испугѣ таращившихъ глаза на свою раненую госпожу, у нея былъ на головѣ толстый кружевной шарфъ, который закрывалъ повязку и сообщалъ ея красивой блѣдности особенно трогательный, страдальческій видъ.
   -- Я бы хотѣла видѣть Маделену,-- съ безпокойствомъ проговорила она, стоя подлѣ экипажа и глядя на улицу.-- Ахъ! кажется, вотъ и она!
   Она замѣтила въ отдаленіи экипажъ, быстро катившійся къ нимъ. Когда онъ подъѣхалъ ближе, въ немъ явственно можно было разглядѣть Незби и леди Маделену. Когда экипажъ поровнялся съ Марчеллой, встревоженная леди Маделена выскочила изъ него и еще болѣе испугалась, когда увидѣла черный шарфъ, повязанный вокругъ бѣлаго лица своей подруги. Но Марчелла тотчасъ успокоила ее и передала попеченіямъ другой дамы, находившейся въ домѣ. Затѣмъ она махнула рукой Незби, который съ свойственнымъ ему хладнокровіемъ не предлагалъ никакихъ вопросовъ и не дѣлалъ никакихъ замѣчаній, и уѣхала съ Трессэди.
   -- Маделена останется у меня на ночь,-- объяснила она, пока экипажъ мчался къ Ольдгету.-- Такъ мы рѣшили раньше. Моя. секретарша позаботится о ней. Въ послѣднее время она часто бывала у меня и сама найдетъ, чѣмъ заняться. Мнѣ не слѣдовало брать ее сегодня съ собою. Леди Кентъ никогда бы не простила мнѣ, если бы ее ушибли. Ахъ, это все было ошибкой, ужасной ошибкой! Я воображала, кажется,-- вотъ безуміе!-- что дѣйствительно могу принести какую-нибудь пользу, произвести эффектъ!
   Она закусила губу, и на ея бѣломъ лбу собрались складки.
   Трессэди понималъ, какъ болитъ ея сердце, какъ все ея существо потрясено. Послѣ столькихъ мѣсяцевъ труда, сожалѣнія, тревоги это неожиданное грубое прикосновеніе толпы превысило ея силы.
   Безкорыстное желаніе утѣшить ее, успокоить, овладѣло имъ.
   -- Вы не говорили бы объ ошибкѣ, о неудачѣ, если бы знали, какъ трогательно, какъ благотворно для нѣкоторыхъ изъ насъ быть подлѣ васъ, слышать васъ, видѣть васъ!
   Его щеки горѣли, но онъ смѣло и восторженно смотрѣлъ на нее.
   У нея тоже щеки вспыхнули, и ему показалось, что ея грудь стала сильно вздыматься.
   -- О, нѣтъ, нѣтъ!-- воскликнула она.-- Какъ это возможно, когда чувствуешь себя такой безпомощной, такой неловкой, такой безполезной? Отчего я поступила такъ неумѣло? Впрочемъ, быть можетъ, это все равно. Все это только приготовляетъ къ...
   Она замолчала и наклонилась впередъ, глядя на скопленіе человѣческихъ фигуръ и экипажей на перекресткѣ улицы, у дворца лордъ-мэра. Ея плотно сжатыя губы невольно дрожали.
   "Къ послѣднему неизбѣжному разочарованію",-- безъ сомнѣнія, хотѣла она сказать.
   -- Если бы вы только могли понять, какъ страдаютъ нѣкоторые изъ насъ отъ того, что имъ приходится быть въ другомъ лагерѣ!-- воскликнулъ онъ.-- Какъ тяжело быть обязаннымъ отстаивать другую точку зрѣнія,-- быть уже завербованнымъ.
   -- О, да! я знаю, что вы уже завербованы,-- поспѣшно сказала она, растерявшись при этомъ личномъ оборотѣ разговора.
   Они на время замолчали. Трессэди посмотрѣлъ на дома улицы Королевы Викторіи, освѣщенные фонарями, съ неудовольствіемъ замѣчая быстрое движеніе экипажа, приближавшагося къ рѣкѣ и набережной, гдѣ путь долженъ былъ сдѣлаться еще свободнѣе, и съ жадностью хватаясь за послѣднія минуты.
   -- Ахъ, какъ они могли пустить на трибуну эту женщину!-- вдругъ сказала она, продолжая держать глаза закрытыми и положивъ дрожащую руку на дверцу экипажа.-- Какъ они могли! Мысль объ этой женщинѣ -- о сотняхъ и тысячахъ ихъ -- еще подливаетъ масла въ огонь. Священникъ, хорошо знакомый съ Истъ-Эндомъ, сказалъ мнѣ недавно: "Разница между нынѣшнимъ временемъ и эпохой двадцать лѣтъ тому назадъ заключается въ томъ, что женщины теперь стали работать гораздо больше, а мужчины -- меньше". Я не могу прогнать отъ себя мысли о женщинахъ. Ихъ жизнь, какъ отребье, отбросы, тряпки, бросается ежедневно въ толчею и перемалывается въ порошокъ, безъ слова сожалѣнія, безъ проблеска счастья. У этой ракъ, изъ девяти дѣтей осталось въ живыхъ только трое, ей всего сорокъ лѣтъ, а она глядитъ шестидесятилѣтней старухой. Говорятъ, ей осталось жить самое большее -- полтора года. И потомъ, когда ее похоронятъ на общественный счетъ, ея мужу стоитъ поманить пальцемъ и найдется другая женщина, которую ему можно будетъ изводить такимъ же образомъ. А вѣдь она лишь одна изъ тысячъ!
   -- Я могу отвѣтить вамъ только старымъ избитымъ вопросомъ,-- рѣшительно произнесъ Трессэди.-- Развѣ мы создали эту мельницу? Развѣ мы можемъ остановить ея движеніе? А если такъ, то справедливо-ли по отношенію въ расѣ, которая можетъ выиграть отъ бодрости духа и веселости -- разумно-ли лишать себя всѣхъ нашихъ маленькихъ радостей и заглушать ихъ этою ужасной мукой состраданія, какъ дѣлаете вы? Но мы уже не разъ говорили объ этихъ вещахъ.
   Онъ съ улыбкой наклонился къ ней; но она не отвѣтила на его взглядъ. Слезы, которыхъ она не могла теперь сдержать, вслѣдствіе испуга и усталости, побѣжали по ея щекамъ. Тогда онъ прибавилъ, все еще наклонившись къ ней:
   -- Но чего я, кажется, никогда еще не говорилъ вамъ, я долженъ вамъ сказать теперь. Если это имѣетъ для васъ какое-нибудь значеніе, то знайте, что одного человѣка вы все-таки заставили чувствовать заодно съ вами. Не могу сказать, чтобы я былъ вамъ особенно благодаренъ, и на дѣлѣ мы, вѣроятно, будемъ такъ же идти врозь, какъ шли до сихъ поръ. Но я ничего не понималъ, когда вступилъ въ эту политическую игру, а теперь...
   Его сердце неистово билось. Чего бы только не насказалъ этотъ сумасбродный юноша -- въ тѣхъ границахъ, которыя ставились ея характеромъ и его собственною робостью, для того чтобы заставить ее посмотрѣть на него, чтобы утолить эту ужасную печаль!
   Но и этого было достаточно. Она широко раскрыла свои глаза и устремила на него взоръ, исполненный такой пылкой благодарности и нѣжности, на какія была способна ея южная, романическая натура. Онъ былъ имъ ослѣпленъ.
   -- Ваша доброта очень утѣшаетъ меня,-- сказала она,-- но я съ самаго начала почему-то знала, что вы намъ другъ. Это чувствовалось... несмотря на все различіе нашихъ убѣжденій.
   Эти нѣсколько фразъ дышали чувствомъ,-- чувствомъ, имѣвшимъ много источниковъ, питавшимся массой совершенно постороннихъ идей и воспоминаній, съ которыми Трессэди, въ сущности, не имѣлъ ничего общаго. Тѣмъ не менѣе молодой человѣкъ съ жадностью внималъ имъ. Но странное дѣло! Пока она не произнесла этихъ словъ, она была трепещущей женщиной, но теперь, несмотря на ея нѣжность и благодарность, какая-то преграда возникла между ними. Въ ея словахъ что-то быстро и ясно сказало ему, что это было самое большее, что онъ могъ когда-либо услышать отъ нея,-- самый послѣдній предѣлъ всего.
   Они проѣхали подъ желѣзнодорожнымъ мостомъ Чарингъ-Кросса. Сбоку отъ нихъ, изъ-подъ серебристыхъ тѣней рѣки поднималась луна, а впереди, на еще золотомъ небѣ запада, высились сѣрыя башни Вестминстера, озаренныя багрянцемъ.
   -- Что сегодня было въ палатѣ?-- спросила она, глядя на башни.-- Ахъ, я и забыла? На башнѣ уже почти одиннадцать часовъ. Позвольте мнѣ высадить васъ здѣсь. Я и сама теперь доберусь.
   Онъ воспротивился, и она уступила съ такой терпѣливой добротой, которая его мучительно поразила. Затѣмъ онъ началъ разсказывать ей о парламентскихъ дѣлахъ, и они пустились въ разговоръ о предстоявшемъ въ понедѣльникъ голосованіи и о ближайшихъ важныхъ постановленіяхъ комитета. Въ эту минуту увлеченія ему казалось, что всѣ эти постановленія были ударами, направленными противъ нея, и онъ хотѣлъ ей помочь перенести ихъ. И все-таки этотъ разговоръ представлялъ для нихъ очарованіе. 05а не могли удержаться отъ него.
   Достигши Пелль-Мелля, имъ пришлось на нѣсколько времени остановиться на углу улицы, ведущей къ С.-Джемскому скверу, такъ какъ въ этомъ мѣстѣ было большое движеніе. Во время этой остановки Трессэди замѣтилъ какого-то господина на тротуарѣ. Господинъ улыбнулся, принялъ удивленный видъ и снялъ шляпу. Леди Максуэлль холодно отвѣтила и сейчасъ же отвернулась. Трессэди узналъ Гардинга Уаттона, но они оба не произнесли его имени.
   Спустя нѣсколько минутъ Трессэди разстался съ своей спутницей у дверей ея дома. Ея рука ласково, охотно замедлила въ его рукѣ.
   -- Я вамъ такъ благодарна!-- сказала Марчелла.-- Максуэлль тоже будетъ вамъ очень благодаренъ. Мы скоро увидимся снова и будемъ тогда смѣяться надъ сегодняшними тревогами.
   Она исчезла, а онъ на мгновеніе остановился въ нерѣшительности. Одиннадцать часовъ! Что теперь дѣлать?
   Затѣмъ онъ вспомнилъ свой уговоръ съ членомъ противной партіи и данное Летти обѣщаніе зайти за нею къ знакомымъ и сопровождать ее на какой-то поздній балъ. Для него вечеръ не кончался, а, въ сущности, только начинался. Онъ готовъ былъ разсмѣяться, садясь опять въ кебъ.
   Марчелла между тѣмъ поспѣшила въ залъ, гдѣ одинокій тазовый рожокъ лишь рѣзче оттѣнялъ темноту, царившую въ этой огромной, уставленной колоннами комнатѣ. На противоположномъ концѣ отворилась дверь.
   -- Альдезъ!
   -- Это ты?
   Онъ вышелъ изъ дверей, и она бросилась къ нему.
   При первомъ прикосновеніи онъ почувствовалъ, какъ она. дрожитъ; Въ короткихъ словахъ она разсказала кое-что изъ того, что произошло. Затѣмъ онъ увидѣлъ повязку на ея вискѣ и поблѣднѣлъ. Она замѣтила перемѣну въ его лицѣ и была тронута. Не всякая вещь могла его такъ взволновать!
   Онъ хотѣлъ повести ее въ кабинетъ, гдѣ все время работалъ, но она воспротивилась.
   -- Пусти меня лучше къ Аннетѣ,-- сказала она.-- Эта маленькая рана -- пустякъ, но все-таки ее надо перевязать. Мысъ Аннетой сдѣлаемъ это въ одинъ мигъ. Ну, ступай! я пошлю за тобой. Мнѣ хочется съ тобой поговорить.
   Но въ сокровенной глубинѣ своей души она побаивалась разговора съ нимъ. Что, если преувеличенное изложеніе ея словъ попадетъ въ газеты, если это дѣйствительно повредитъ ему въ этотъ критическій моментъ? Ее всегда мучилъ такой страхъ,-- страхъ, обусловленный былыми ошибками и нескромностями.
   Онъ согласился, но настоялъ на томъ, чтобы почти на рукахъ взнести ее на лѣстницу, и она съ удовольствіемъ чувствовала его могучую руку.
   Черезъ полчаса она послала за нимъ. Служанка застала его расхаживающимъ въ нетерпѣливомъ ожиданіи взадъ и впередъ по залу.
   Когда онъ вошелъ въ ея комнату, она лежала на софѣ въ бѣломъ капотѣ изъ какой-то шелковистой матеріи. Черное кружево опять окружало ея голову, и онъ видѣлъ передъ собою только блѣдное лицо и влажные, робкіе глаза,-- глаза, которые только на него одного могли смотрѣть съ робостью. При первомъ взглядѣ на нее, она произвела на него чарующее смѣшанное впечатлѣніе граціи, страсти, покорности, которыя во всѣхъ своихъ безконечныхъ варіаціяхъ и повтореніяхъ представляли для него вѣчную поэму ея красоты. Она это отлично знала, но все-таки съ безпокойствомъ смотрѣла на него при его приближеніи. Въ тѣ нѣсколько минутъ, что она ждала его, ей доставляла особенную отраду мысль, что она немного боится его,-- боится его неудовольствія.
   -- Ну, разскажи теперь подробно, что вы тамъ дѣлали,-- сказалъ онъ, садясь подлѣ нея съ озабоченнымъ лицомъ и беря ее за руку послѣ того какъ удостовѣрился, что рана ничтожна и не оставитъ рубца.
   Она разсказала ему все и внутренно затрепетала, видя, что онъ нахмурился.
   -- Въ первый разъ я выступила публично, не посовѣтовавшись съ тобой,-- сказала она, кладя ему руку на плечо.-- Я хотѣла вчера спросить тебя, но мы оба были такъ заняты. Митингъ составился почти неожиданно, и меня пригласили въ самую послѣднюю минуту.
   -- Мы оба слишкомъ заняты,-- началъ онъ съ грустью,-- мы взглянемъ другъ на друга, кивнемъ другъ другу головой...
   Онъ замолчалъ, но она мысленно кончила цитату.
   -- Ты думаешь, что мнѣ не слѣдовало выступать въ такое время?-- спросила она, внимательно глядя ему въ лицо.-- Это можетъ тебѣ повредить?
   Его лобъ разгладился. Онъ подумалъ.
   -- Во всякомъ случаѣ ты должна быть готова къ тому, что газеты раздуютъ эту исторію,-- сказалъ онъ, улыбаясь.
   Всѣ его врожденные вкусы и инстинкты были жестоко оскорблены этимъ происшествіемъ. Его жена -- жена министра -- отстаивала билль своего мужа, или, какъ скажутъ враги, его политическое существованіе, передъ митингомъ восточнаго Лондона и, слѣдовательно, передъ всей публикой, подвергла себя грубостямъ и насиліямъ, неизбѣжно связаннымъ съ такою попыткой. Мысль объ этомъ возмущала его старосвѣтскую щепетильность, но онъ никогда бы не подумалъ дать понять это женѣ. Своего рода рыцарское благородство не позволяло ему этого. Разъ онъ женился на ней, онъ не считалъ себя стоящимъ особнякомъ отъ нея,-- онъ готовъ былъ скорѣе претерпѣть всяческія мученія, чѣмъ поставить ее въ затруднительное положеніе. Въ силу этого многіе считали его безхарактернымъ человѣкомъ, находящимся у жены подъ башмакомъ, но онъ зналъ, что это съ его стороны только послѣдовательность. Ни одинъ здравомыслящій человѣкъ не положилъ бы свое сердце къ ногамъ Марчеллы, не принявъ въ разсчетъ издержекъ.
   Она не отвѣтила на его послѣднее замѣчаніе, но онъ видѣлъ, что она погрузилась въ тревожныя думы. Затѣмъ вдругъ она слегка дотронулась пальцами до его руки.
   -- Скажи мнѣ: можетъ быть, я слишкомъ далеко держусь отъ тебя, слишкомъ много времени удѣляю другимъ людямъ?
   Онъ вздохнулъ -- вздохнулъ чуть слышно, но она нахмурилась.
   -- У меня выдался непріятный часъ передъ обѣдомъ,-- сказалъ онъ,-- тебя не было, и домъ казался мнѣ пустымъ и унылымъ. Я бы охотно поѣхалъ за тобою, но мнѣ нужно было на завтра прочитать нѣсколько важныхъ бумагъ. (Правительственный митингъ былъ назначенъ, какъ она знала, на слѣдующій день). Затѣмъ я поручилъ Сандерсу написать заявленіе въ газеты, въ отвѣтъ на послѣднее нападеніе Уаттона, и мнѣ было бы пріятно обсудить его съ тобою, прежде чѣмъ мы отослали его въ редакціи. Наконецъ, если бы я зналъ объ этомъ митингѣ, я бы просилъ тебя не идти туда. Напрасно я не предупредилъ тебя вчера, такъ какъ я зналъ, что тамъ начинается безобразная агитація. Но у меня и въ мысляхъ не было, что ты можешь выступить передъ чернью. Подумай только,-- онъ почти грубо прижалъ ея руку къ своимъ губамъ,-- что, если бы этотъ камень былъ немного больше, или былъ брошенъ немного прямѣе!..
   Онъ остановился. Ея глаза сдѣлались влажны, счастье зарумянило ея щеки. Она готова была благословлять камень, который вызвалъ столько сердечнаго трепета.
   Быть можетъ, инстинктъ подсказалъ ему, что не слѣдуетъ слишкомъ много играть на этой пріятной для нея струнѣ, потому что онъ всталъ и нѣкоторое время расхаживалъ по комнатѣ.
   -- Ну, не будемъ больше думать объ этомъ, иначе я, въ концѣ концовъ, сдѣлаюсь тираномъ и погружусь въ обсужденіе того, что можно и чего нельзя. Ты сама знаешь, что держишь въ своихъ рукахъ двѣ жизни и всѣ планы, дорогіе для насъ обоихъ. Ты говоришь, Трессэди привезъ тебя домой?
   Онъ обернулся и посмотрѣлъ на нее.
   -- Да. Эдуардъ Уаттонъ привелъ его на митингъ.
   -- Но онъ и раньше нѣсколько разъ былъ у тебя въ. Майль-Эндѣ, точно также, какъ бываетъ здѣсь!
   -- О, даі Послѣ нашего возвращенія изъ Лютона онъ бываетъ тамъ почти каждую недѣлю.
   -- Вотъ странно,-- задумчиво произнесъ Максуэлль.-- А между тѣмъ при голосованіи онъ, навѣрное, ни въ чемъ не отстанетъ отъ Фонтеноя. Его избирательныя рѣчи связали его но рукамъ.
   -- Конечно, онъ не оставитъ Фонтеноя,-- отвѣтила Марчелла, въ смущеніи задвигавшись на софѣ.-- Но отчего же все-таки не попытаться измѣнить его взглядъ на вещи? Онъ уже заговорилъ другимъ тономъ.
   Максуэлль въ раздумьи остановился у конца софы, и цѣлый рой неясныхъ и непріятныхъ мыслей пробѣжалъ въ его головѣ. Несмотря на свою восторженную преданность дѣлу, несмотря на свои политическія цѣли и всепоглощающую любовь къ женѣ, онъ имѣлъ опытность свѣтскаго человѣка и, при желаніи, обнаруживалъ большой запасъ житейской сообразительности. Въ первый разъ Трессэди произвелъ на него хорошее впечатлѣніе въ замкѣ Лютонъ, и онъ съ нѣкоторой насмѣшкой слѣдилъ, какъ молодой человѣкъ подпалъ подъ дѣйствіе чаръ Марчеллы. Но что въ такой критическій и важный моментъ Трессэди посѣщалъ ихъ лагерь въ Истъ-Эндѣ, было по меньшей мѣрѣ странно. Тутъ легко можно было предположить неожиданное и крайнее усиленіе личнаго вліянія.
   Сознавалъ-ли Максуэлль всю силу, которою она располагала? Разъ или два за годы ихъ брачной жизни ему пришлось видѣть, какъ его жена пустила въ ходъ эти чары, и пережить мучительныя минуты. "Если бы я былъ на мѣстѣ человѣка, съ которымъ она такъ говорила,-- подумалъ онъ однажды,-- я бы влюбился въ нее, будь она хоть двадцать разъ женою другого". Тѣмъ не менѣе не произошло ничего дурного, и онъ только упрекалъ себя за свои грубыя подозрѣнія, не осмѣливаясь ни однимъ словомъ заикнуться ей объ этомъ.
   Теперь у него также не было смѣлости. Наконецъ, что за вздоръ! Вѣдь молодой человѣкъ только недавно женился, а для незаинтересованнаго, невнимательнаго взора Максуэлля Летти казалась довольно живымъ, привлекательнымъ созданіемъ. Безъ сомнѣнія, нервное истощеніе, связанное съ политической дѣятельностью, сдѣлало возможными такія фантазіи. Онъ не оскорбитъ ими слуха своей жены.
   И мало по малу, пока онъ стоялъ у ея ногъ, видъ этой женщины, воплощенныхъ слабости, покорности и любви, ея взоръ, устремленный на его глаза, прогнали всѣ эти мысли изъ его счастливаго сердца и влекли его неотразимо какъ магнитъ.
   Она улыбнулась ему. Онъ сталъ на колѣни подлѣ нея, и она положила ему на плечи обѣ руки.
   -- Милый!-- сказала она, смѣясь и плача въ одно и то же время.-- Я говорила ужасно плохо, ты бы краснѣлъ за меня. Я не могла сосредоточить вниманія собравшихся. Я не могла убѣдить ни души. Дамы лорда Фонтеноя по своему добивались всего этого. Сначала мнѣ было ужасно жаль, что я не могла сказать порядочной рѣчи,-- жаль изъ самолюбія и жаль потому, что я не съумѣла помочь тебѣ. А теперь я даже
   -- Ты рада?-- повторилъ Максуэлль насмѣшливо.-- Что касается меня, то я очарованъ! Вотъ! Это наказаніе ты заслужила.
   Она закрыла ему ротъ рукой.
   -- Не мѣшай мнѣ высказаться; Я рада только потому... потому что общественная жизнь и общественные успѣхи ставятъ человѣка особнякомъ, одиноко. Я достаточно испытала это и знаю, до чего это могло дойти. Новая страсть вошла бы въ мою душу и отравила ее, какъ ядомъ. Я бы вербовала тебѣ голоса, но наши сердца изсушило бы одиночество. Ну, вотъ, возьми... ругай меня... презирай меня. Я жалкое созданіе... но я твоя!
   Съ такимъ смиреніемъ Діана могла бы ласкать своего пастуха, склонивъ къ нему свою безсмертную голову у Латмійской стремнины.
   

XV.

   Джорджъ вернулся въ Палату и пробылъ тамъ съ полчаса, слушая великолѣпную рѣчь одного изъ членовъ прежняго либеральнаго кабинета. Эта рѣчь была еще однимъ признакомъ новаго раскола, возникавшаго среди партій подъ давленіемъ новаго коллективизма.
   -- Мы всегда знали,-- сказалъ ораторъ, говоря о министерствѣ, въ составѣ котораго онъ былъ семь лѣтъ тому назадъ,-- что намъ очень скоро придется не на шутку бороться съ соціализмомъ, и мы знали также, что онъ выступитъ подъ личиною консервативнаго министерства. Руки его -- руки англійскихъ тори, но голосъ -- голосъ Карла Маркса.
   Соціалисты разразились насмѣшливыми одобреніями, между тѣмъ какъ на правительственныхъ скамьяхъ царило безмолвіе. Въ рядахъ консервативной партіи уже существовала ненависть къ биллю. Второе чтеніе было неизбѣжно, но если только возможна была какая-нибудь комбинація, для того чтобы государство не попало въ руки революціонеровъ, если только можно было надѣяться, что Фонтеной, или даже прежняя либеральная фракція въ состояніи образовать правительство и склонить на свою сторону мнѣніе страны, то биллю очень скоро суждено было провалиться въ комитетѣ.
   Между тѣмъ въ курильныхъ и корридорахъ Палаты неопредѣленность предстоящаго голосованія давала пищу множеству толковъ и предположеній. Трессэди, безразличный ко всему окружающему и поглощенный своими мыслями, слонялся, какъ тѣнь, стараясь больше всего избѣжать разговора съ Фонтеноемъ. Въ самой же Палатѣ онъ стоялъ у дверей, или сидѣлъ на поперечныхъ скамейкахъ, чтобы находиться подальше отъ своего лидера.
   Незадолго до полуночи онъ вернулся домой, поспѣшно переодѣлся и поѣхалъ на площадь Берклея, въ тотъ домъ, гдѣ долженъ былъ застать Летти. Она уже ждала его, немного досадуя на промедленіе и стремясь нетерпѣливо на балъ. Всю дорогу она болтала о проведенномъ вечерѣ, о видѣнныхъ людяхъ и нарядахъ.
   -- А ты, глупый мальчикъ,-- вдругъ сказала она, смѣясь и хлопая его по рукѣ своимъ вѣеромъ,-- такъ надулся на меня утромъ за то, что я отказалась поѣхать къ леди Трессэди. Между тѣмъ знаешь,-- она была сегодня въ гостяхъ,-- понимаешь, въ гостяхъ!-- и какъ разодѣта! М-ссъ Вилли Смитъ видѣла ее.
   -- Очень можетъ быть,-- коротко отвѣтилъ Джорджъ.-- Тѣмъ не менѣе утромъ она была очень нездорова.
   Летти пожала плечами, но не хотѣла спорить и ссориться съ мужемъ по этому поводу. Она была очень довольна своимъ платьемъ, которымъ успѣла передъ отъѣздомъ съ площади Берклея полюбоваться въ зеркалѣ уборной, и ей было очень пріятно сидѣть рядомъ съ такимъ стройнымъ и хорошо одѣтымъ мужемъ. Надѣвая свѣжую пару перчатокъ, она отъ времени до времени бросала на него взглядъ. Въ послѣднее время онъ былъ очень занятъ этимъ скучнымъ Парламентомъ, и она считала верхомъ доброты и внимательности съ своей стороны не дѣлать ему больше сценъ. Она не дѣлала ему сценъ и по поводу его посѣщеній леди Максуэлль въ Истъ-Эндѣ. Вѣдь эти посѣщенія нисколько не вліяли на его взгляды!
   При мысли о леди Максуэлль улыбка набѣжала на ея лицо.
   -- Знаешь, Гардингъ сегодня такъ смѣялся надъ Максуэллями,-- сказала она, чувствуя себя въ необычайно добродушномъ и сообщительномъ настроеніи.-- Онъ говоритъ, что всѣмъ уже начинаетъ надоѣдать она, за то, что всюду мѣшается и лѣзетъ съ проповѣдями и т. п. Всѣ находятъ, что съ его стороны очень глупо позволять ей это. Но Гардингъ думаетъ, что это ей не поможетъ, и что англичане никогда не потерпятъ правительства въ юбкѣ. По онъ ошибается, въ такой или иной формѣ, а имъ придется терпѣть его.
   Вытянувши свою гибкую шейку, она слегка дотронулась губами до щеки мужа.
   Съ привычною, машинальною благодарностью онъ взялъ ее за руку, но, къ ея удивленію, ничего не отвѣтилъ. Какъ разъ въ эту минуту онъ собирался разсказать ей о своемъ вечернемъ приключеніи,-- о митингѣ и о возвращеніи съ леди Максуэлль. Онъ былъ до сихъ поръ слишкомъ гордъ и слишкомъ увѣренъ въ себѣ, чтобы скрывать отъ Летти что бы то ни было. И, къ счастью, она не ставила ему никакихъ затрудненій. Со времени ихъ возвращенія въ городъ ея жажда наслажденій и тщеславіе получали слишкомъ много пищи для того, чтобы у нея было время или поводъ для ревности. Быть можетъ, въ глубинѣ души молодой супругъ былъ бы болѣе польщенъ, если бы она обнаруживала больше требовательности.
   Но когда она передала ему слова Гардинга, его почему-то покоробило. Позже, послѣ бала, когда они останутся одни, онъ разскажетъ ей, онъ постарается дать ей понять, что за женщина леди Максуэлль. У него промелькнула даже смутная мысль убѣдить леди Максуэлль подружиться съ Летти.
   Онъ взглянулъ на жену. Она сидѣла рядомъ съ нимъ, блистая молодостью и красотой, погруженная въ пріятныя размышленія о своихъ свѣтскихъ успѣхахъ. Но ему непріятно было, что она положила такой толстый слой пудры на свою еще не испорченную кожу, а ея платье показалось ему слишкомъ вычурнымъ и не совсѣмъ скромнымъ. У него возникало странное ощущеніе, какъ будто онъ обладаетъ двойственною личностью и смотритъ со стороны на себя и на нее, любопытствуя, чѣмъ все это кончится. Быть можетъ, это слабое сознаніе своей мужней связи съ нею и обличали въ немъ недостаточность и нестойкость нравственныхъ принциповъ. Ее, какъ и себя, онъ всегда считалъ безусловно свободнымъ, самостоятельнымъ дѣятелемъ, пользующимся во всѣхъ отношеніяхъ равными правами.
   Домъ, куда они ѣхали, принадлежалъ очень богатымъ людямъ, и Летти особенно занимала мысль о котильонѣ.
   -- Говорятъ, въ концѣ они раздаютъ подарковъ на восемьсотъ фунтовъ,-- весело сказала она Джорджу.-- Замѣчательно, какъ они умѣютъ устраивать эти вещи!
   Нѣтъ сомнѣнія, что именно перспектива этого котильона привлекла сюда такую толпу. Ночь была удушливая; на лѣстницахъ и въ столовой была невообразимая давка, и Джорджъ въ продолженіи цѣлаго часа чувствовалъ себя въ какомъ-то чистилищѣ, дивясь тому, какъ веселятся люди его круга.
   Послѣ того, какъ они кое-какъ проложили себѣ дорогу въ комнату, Летти почти совершенно скрылась у него изъ глазъ. Лишь однажды, вытянувшись во весь свой ростъ, чтобы смотрѣть надъ головами толпы, онъ увидѣлъ, что Летти сидитъ на пышномъ креслѣ, съ зеркаломъ въ одной рукѣ и кружевнымъ платочкомъ въ другой. Кавалеры подходили одинъ за другимъ и заглядывали въ зеркало черезъ ея плечо, а она со смѣхомъ закрывала ихъ изображенія. Вдругъ впередъ вышелъ высокій, смуглый господинъ, съ черными, какъ смоль, усами и красными щеками. Летти подняла свой платокъ надъ показавшимся въ зеркалѣ изображеніемъ, и Джорджъ замѣтилъ, какъ уголки ея губъ задрожали отъ удовольствія. Затѣмъ она спокойно вручила зеркало дирижеру котильона, встала и слегка подобрала свою бѣлую юбку. Музыка весело заиграла, и Летти съ лордомъ Катединомъ завертѣлись въ первой парѣ по комнатѣ.
   Джорджъ между тѣмъ почти ни съ кѣмъ не говорилъ. Онъ немного танцовалъ, по большей части, съ молодыми дѣвушками въ бѣлыхъ платьяхъ, первый сезонъ выѣзжавшими въ свѣтъ,-- разновидность прекраснаго пола, къ которой, обыкновенно говоря, онъ не чувствовалъ ни малѣйшаго влеченія. Въ остальное же время онъ неподвижно стоялъ въ углу, прислонившись къ стѣнѣ и погруженный въ мечтанія, матеріаломъ которыхъ служили двѣ картины: школьная комната улицы Манксъ, ея удушливая, непріятная атмосфера, ея толпа блѣднолицыхъ, неопрятныхъ людей, поглощенныхъ вопросомъ о хлѣбѣ насущномъ,-- и эти веселыя, благоухающія комнаты, эта роскошь украшеній, передъ которыми теряютъ свою прелесть даже цвѣты, эти дорогіе котильонные подарки,-- булавки, браслеты, перстни, раздаваемые кругомъ людямъ, которымъ и безъ того ихъ некуда дѣвать; съ одной стороны, эти нарядныя женщины, шелестящія своими шелками и блистающія своими брилліантами, и, съ другой,-- тѣ тощія, согбенныя жены ничего не дѣлающихъ мужей,-- эти странныя фигуры, которыя съ вызывающей улыбкой смотрятъ на страданія и неумолимую судьбу и разсказываютъ барынямъ, вторгающимся въ ихъ жизнь, что безъ шестнадцатичасового труда онѣ не въ состояніи прокормить своихъ мужей и дѣтей. Это уже избитое, общее мѣсто, извѣстное всему свѣту наизусть,-- что грязь pauperum tabernae (лачуги бѣдняковъ) пятнаетъ великолѣпіе regum turres (чертоги царей). Но лишь немногимъ мужчинамъ и женщинамъ каждаго поколѣнія приходится во-очію видѣть этотъ контрастъ. Другіе только говорятъ, но эти чувствуютъ и страдаютъ. Въ характерѣ Трессэди было много элементовъ, которые, повидимому, рано или поздно должны были привлечь его въ этотъ разрядъ людей. Но до сихъ поръ онъ старательно уклонялся отъ своей судьбы и наслаждался жизнью.
   Незадолго до ужина онъ случайно очутился вблизи леди Катединъ, худой, молчаливой женщины, робкій взглядъ которой почему-то пробудилъ въ немъ чувство симпатіи. Онъ повелъ ее въ ужину и все время невообразимо проскучалъ. Она всегда имѣла такой видъ, словно жаждетъ поговорить съ кѣмъ-нибудь, высказаться, излить свою душу, но на дѣлѣ она рѣшительно была неспособна къ тому. Отъ нея нельзя было добиться ничего, кромѣ односложныхъ отвѣтовъ или любезныхъ банальностей, такъ какъ она съ безпокойствомъ слѣдила за всякимъ движеніемъ, происходившимъ въ комнатѣ -- за тѣмъ, кто входилъ, кто выходилъ,-- и поминутно бросала тревожные взоры на двери.
   Поэтому онъ былъ очень радъ, когда его испытаніе кончилось. На обратномъ пути въ гостиныя они прошли по широкой площадкѣ, выходившей на балконъ, который былъ превращенъ въ роскошную бесѣдку, гдѣ можно было сидѣть и дышать свѣжимъ воздухомъ. На дальнемъ концѣ этой бесѣдки онъ увидѣлъ Летти и рядомъ съ нею Гардинга Уаттона. Летти, красная и нахмуренная, смотрѣла прямо передъ собою, а Гардингъ о чемъ-то разсказывалъ ей и заливался веселымъ смѣхомъ.
   Джорджъ отыскалъ, какъ подобало, мѣсто для леди Катединъ, а затѣмъ вернулся назадъ, чтобы спросить Летти, не пора-ли уже идти домой. Оказалось, что она ушла съ какимъ-то другимъ кавалеромъ, и ему оставалось вооружиться терпѣніемъ еще, по крайней мѣрѣ, на двадцать минутъ. Онъ опять прислонился въ стѣнѣ, зѣвая и чувствуя, что вечеръ длится нескончаемо долго.
   Къ нему подошелъ товарищъ по школѣ и университету, и у нихъ завязался разговоръ. Они стояли за этажеркой цвѣтовъ, которая отдѣляла ихъ отъ одной изъ дверей, ведшихъ въ танцовальный залъ. Какъ только танецъ кончился, леди Катединъ быстрыми, робкими шажками, которые были очень характеристичны для нея, подошла къ этой двери и, остановившись по другую сторону цвѣточной этажерки,-- сказала кому-то, стоявшему у порога зала:
   -- Робертъ, карета пріѣхала.
   Молчаніе,-- затѣмъ низкій, выразительный шепотъ:
   -- Къ чорту карету! Ступай!
   -- Робертъ, вѣдь мы обѣщали заѣхать на обратномъ пути къ леди Тюемъ.
   Низкій голосъ спустился еще на одну ноту ниже.
   -- Къ чорту леди Тюемъ! Я поѣду, когда мнѣ вздумается.
   Леди Катединъ отошла и, перейдя черезъ площадку, сѣла въ кресло рядомъ съ старымъ генераломъ, который дремалъ въ спокойномъ уголкѣ въ ожиданіи, пока его дочери вздумаютъ повезти его домой. Старый генералъ не обратилъ на нее никакого вниманія, и она безмолвно сидѣла, играя вѣеромъ и тараща свои сѣрые глаза, рѣзко выдававшіеся на ея блѣдномъ лицѣ.
   Джорджъ и его товарищъ слышали весь этотъ разговоръ. Товарищъ пришелъ въ негодованіе.
   -- Что за скотина этотъ лордъ Катединъ! Вѣдь всего четыре мѣсяца прошло со времени ихъ свадьбы! Впрочемъ, ее предостерегали.
   -- Кто она?
   -- Дочь стараго Викенса, банкира. Катединъ женился на ней изъ-за денегъ и теперь усердно проживаетъ ихъ. За это время, я думаю, онъ успѣлъ исчерпать весь запасъ пытокъ, какія только допускаетъ бракъ.
   -- Такъ скоро?-- насмѣшливо спросилъ Джорджъ.
   -- Да,-- отвѣтилъ другъ со смѣхомъ.-- И надо сознаться, что въ этомъ отношеніи бракъ открываетъ широкій просторъ.
   -- Я готова ѣхать домой,-- произнесъ голосъ подлѣ Триссэди.
   Тонъ этихъ словъ удивилъ его, и онъ съ живостью обернулся. Передъ нимъ была Летти подъ руку съ лордомъ Катединомъ.
   -- Сдѣлай одолженіе,-- отвѣтилъ онъ, бросая на нее изумленный взоръ.-- Подожди, я позову карету.
   -- Что такое?-- спрашивалъ онъ себя, сбѣгая внизъ по лѣстницѣ.-- Что означаетъ собою манера и тонъ Летти?
   Пока онъ послалъ за каретой, отвѣтъ самъ собою пришелъ ему въ голову. Нѣтъ сомнѣнія, Гардингъ Уаттонъ сообщилъ Летти о своей встрѣчѣ на Пель-Мелѣ, и нѣтъ сомнѣнія также... Онъ съ досадою пожалъ плечами. Мысль о томъ, что придется объясняться и оправдываться, была ему особенно не по душѣ. Какая глупость, что онъ раньше не сказалъ Летти о своемъ приключеніи въ Истъ-Эндѣ!
   Онъ стоялъ среди небольшой кучки гостей у подножія лѣстницы, когда Летти прошла мимо него въ поискахъ за своимъ верхнимъ платьемъ. Онъ улыбнулся ей, но она сдѣлала видъ, что не замѣчаетъ его.
   Значитъ, предстоитъ сцена! Въ душѣ Джорджа поднималась буря. Что же, быть можетъ, это къ лучшему. Онъ имѣетъ многое ей сказать.
   Однако, эпизодъ съ леди Катединъ наполнилъ его новымъ отвращеніемъ къ тѣмъ жестокостямъ и насиліямъ, которыя возможны между мужемъ и женою въ силу близости отношеній. Если суждено быть семейной сценѣ, то онъ будетъ болѣе или менѣе откровененъ, но не позволитъ ни себѣ, ни ей выдти изъ извѣстныхъ границъ.
   -- Ты не можешь отрицать, что скрылъ это отъ меня!-- сердито воскликнула Летти.-- Я спросила тебя, что новаго въ Палатѣ, и ты ни однимъ словомъ не намекнулъ на то, что былъ еще гдѣ-нибудь.
   -- Совершенно вѣрно,-- спокойно отвѣтилъ Джорджъ.-- Но я вовсе не думалъ дѣлать изъ этого тайну. Какое-то замѣчаніе, сдѣланное тобою о леди Максюэлль, побудило меня отложить разговоръ объ этомъ въ ту минуту. Я рѣшилъ подождать, пока мы будемъ возвращаться домой.
   Они находились въ кабинетѣ Джорджа какъ обыкновенно, въ самой задней комнатѣ нижняго этажа, которую Джорджъ не успѣлъ обставить болѣе или менѣе удобно, между тѣмъ какъ Летти не подумала объ этомъ. Трессэди стоялъ, прислонившись къ полкѣ камина. Онъ зажегъ одну электрическую лампочку, и Летти, сердито выпрямившись, сидѣла противъ него, озаренная этимъ холоднымъ свѣтомъ. Рѣзкій свѣтъ согналъ полутѣни съ ея лица и сгустилъ его очертанія, отнявъ въ то же время всякую привлекательность у ея оригинальнаго платья и смятыхъ цвѣтовъ. Глядя на нее теперь, нельзя было узнать хорошенькой Летти.
   -- Замѣчаніе о леди Максуэлль?-- презрительно повторила она.-- Развѣ я не имѣю права говорить, что мнѣ угодно, о леди Максуэлль? Что она тебѣ и что мнѣ, что я не могу смѣяться надъ нею, если мнѣ это хочется? Всѣ смѣются надъ нею!
   -- Не думаю,-- спокойно отвѣтилъ Трессэди.-- Я видѣлъ сегодня интересную и трогательную сцену, она была на митингѣ самыхъ жалкихъ бѣдняковъ. Она хотѣла сказать рѣчь и говорила очень плохо. Ей не удалось овладѣть вниманіемъ слушателей, и подъ конецъ народъ сталъ шумѣть. Когда мы вышли на улицу, въ нее попали камнемъ; а нашелъ для нея извозчика и повезъ ее домой, на С.-Джемскую площадь. Какъ разъ на углу площади Гардингъ увидѣлъ насъ. Я случайно очутился съ нею въ толпѣ, когда въ нее попали камнемъ. Что же, по твоему, мнѣ оставалось дѣлать, какъ не отвезти ее домой?
   -- Зачѣмъ ты пошелъ на митингъ? И зачѣмъ ты сразу не сказалъ мнѣ?
   -- Зачѣмъ я пошелъ?
   Трессэди остановился въ нерѣшительности и затѣмъ устремилъ взоръ на жену.
   -- Я пошелъ потому, что за леди Максуэлль очень интересно слѣдить, потому что она полна участія и великодушія, и бесѣда съ нею доставляетъ наслажденіе.
   -- Неправда!-- страстно воскликнула Летти.-- Ты пошелъ потому, что она красива, потому что она отчаянная кокетка! Она прикрывается политикой, а на самомъ дѣлѣ заставляетъ женщинъ дрожать за своихъ мужей. Множество женъ ненавидятъ ее и боятся.
   Она была очень блѣдна и едва удерживалась отъ слезъ. Но ее волновалъ не столько разсказъ Гардинга Уаттона, сколько этотъ новый и странный тонъ ея мужа. Въ каретѣ всю дорогу домой она хранила гордое молчаніе, ожидая, что онъ начнетъ разспрашивать ее, объяснять, умолять, оправдываться-. До сихъ поръ онъ всегда дѣлалъ такъ, когда ей угодно бывало устраивать ему сцену. Но на этотъ разъ и онъ ничего не говорилъ, и она никакъ не могла придумать, съ чего начать объясненіе. Когда же они очутились въ его комнатѣ, и ея гнѣвъ вылился наружу, онъ все-таки не сдѣлалъ попытки смягчить и успокоить ее ласками. Она была поражена, какъ громомъ. Что это значитъ? Почему она, противъ обыкновенія, не можетъ одержать верхъ.
   Когда она заговорила о Марчеллѣ, Трессэди слегка улыбнулся и сталъ играть папиросой, которую собирался закурить.
   -- На кого ты намекаешь?-- спросилъ онъ.-- О ней очень часто слышишь такіе неопредѣленные отзывы, но не сообщаются подробности. Я лично не вѣрю этому. А Гардингъ, понятно, вѣритъ всему, что можетъ ее уронить.
   Летти медлила отвѣтомъ, но затѣмъ, вспомнивъ, что могла, изъ злословія Гардинга, назвала нѣсколько именъ, сильно преувеличивая и присочиняя. Она говорила съ такою энергіей, что ея лицо раскраснѣлось и еще болѣе утратило свою привлекательность.
   Когда она кончила свою тираду, Трессэди пожалъ плечами.
   -- Ну, а я не вѣрю этому и думаю, что самъ Гардингъ не вѣритъ. Ты сама когда-то говорила, что леди Максуэлль не изъ тѣхъ женщинъ, которыя нравятся женщинамъ. Дѣйствительно, она лучше сходится съ мужчинами, нежели съ женщинами. Мужчины, которыхъ ты перечислила, ея личные и партійные друзья. Они стоятъ за Максуэлля и любятъ ея общество. Но если кому-нибудь придетъ въ голову ревновать, то не мѣшаетъ вспомнить, что самая многочисленность ихъ служитъ наилучшей гарантіей.
   -- Все это очень хорошо, но она хочетъ пользоваться вліяніемъ и не разбираетъ средствъ. Она опасная интриганка и положительно торгуетъ своею красотой.
   Трессэди, который стоялъ въ прежней позѣ, не глядя на жену, вдругъ обернулся къ ней съ сверкающими глазами.
   -- Глупенькій ребеновъ!-- медленно произнесъ онъ.-- Глупенькій ребенокъ!
   Ея губы искривились. Она протянула дрожащую руку къ накидкѣ, которая упала съ ея плечъ,
   -- А, вотъ какъ! Я не намѣрена выслушивать подобныя вещи, а потому -- спокойной ночи!
   Онъ не обратилъ вниманія на ея слова и, подойдя къ ней, положилъ свои руки ей на плечи.
   -- Неужели ты не понимаешь -- онъ говорилъ какимъ-то необыкновеннымъ, повелительнымъ тономъ,-- что есть нѣчто, гарантирующее всякую женщину... и всякаго мужчину отъ красоты Марчеллы Мавеуэлль? Развѣ ты не знаешь, что она обожаетъ своего мужа?
   -- Это -- притворство, какъ и все остальное!-- воскликнула Летти, дѣлая попытку освободиться.-- Ты самъ прежде говорилъ это.
   -- Я тогда не зналъ ея. Это не притворство; это разгадка всей ея жизни!
   Онъ опять отошелъ въ камину, чувствуя въ душѣ неожиданный приливъ горечи.
   -- Ну, я пойду спать,-- сказала Летти, снова приподнимаясь.-- Надѣюсь, у тебя будетъ настолько доброгы и такта, чтобы пожалѣть о томъ, что мнѣ пришлось испытать такое униженіе и отъ Гардинга Уаттона узнать, гдѣ мой мужъ проводитъ вечера.
   Трессэди былъ задѣтъ.
   -- Развѣ я когда-нибудь скрывалъ отъ тебя, что я дѣлалъ и гдѣ бывалъ?-- съ горячностью спросилъ онъ.
   Летти молчала, гордо выпрямившись, и только тряхнула головой.
   -- Значитъ,-- сказалъ Трессэди послѣ нѣкотораго молчанія,-- ты не вѣришь моему слову, ты подозрѣваешь, что я раньше обманывалъ тебя?
   Летти опять ничего не сказала. Ея глаза сверкали. Трессэди вдругъ почувствовалъ укоръ совѣсти. Онъ засмѣялся и досталъ новую папиросу.
   -- Мы оба, кажется, ведемъ себя, какъ дѣти,-- сказалъ онъ, дѣлая видъ, будто ищетъ спичекъ.-- Вѣдь ты вовсе не убѣждена въ томъ, что я говорю тебѣ неправду. И позволь мнѣ увѣрить тебя, мое милое дитя, что судьба не велитъ леди Максуэлль имѣть любовниковъ, и что она никогда не будетъ ихъ имѣть. Но разъ объ этомъ зашла рѣчь, слѣдуетъ поговорить еще кое о чемъ.
   Онъ снова подошелъ въ ней и дотронулся до ея руки.
   -- Какъ ты думаешь, Летти, могла бы произойти у насъ подобная сцена, если бы все у насъ шло, какъ слѣдуетъ?
   Ея грудь вздымалась.
   -- Я такъ и знала, что ты захочешь отплатить мнѣ тѣмъ же и начнешь жаловаться на меня?
   -- Да,-- медленно отвѣтилъ онъ,-- я дѣйствительно хочу жаловаться. Чѣмъ объясняется, что я люблю бывать у леди Максуэлль? Отчего я съ такимъ удовольствіемъ бесѣдовалъ съ нею въ замкѣ Лютонъ? Конечно, общество красивой женщины всегда пріятно, я и не думаю отрицать этого. Но пусть она была бы красивѣе всякаго ангела, я все-таки могъ бы ничуть не интересоваться ею. Она имѣетъ въ себѣ нѣчто болѣе необыкновенное, чѣмъ красота. Если хочешь, это можно легко опредѣлить. Я думаю, что это просто ея отзывчивость. Вотъ именно! Каждый чувствуетъ то же самое. Когда ты говоришь съ нею, кажется, что она принимаетъ твои интересы близко къ сердцу, что она сливаетъ свою душу съ твоею. И вотъ это болѣе всего и плѣняетъ въ ней,-- въ этомъ не можетъ быть сомнѣнія.
   Онъ началъ свою маленькую рѣчь съ тѣмъ, чтобы быть вполнѣ откровеннымъ и искреннимъ, аппелировать къ лучшей части ея натуры и своей собственной. Но что-то побудило его сразу остановиться; быть можетъ, это было неожиданное сознаніе, что онъ все-таки лицемѣритъ; быть можетъ, убѣжденіе, что онъ этимъ только ухудшаетъ дѣло.
   -- Жаль, что этого ты раньше не говорилъ,-- сказала она съ принужденнымъ смѣхомъ,-- вмѣсто того, чтобы проклинать ее за то, что она занимается политикой!
   Онъ сѣлъ на ручку кресла, стоявшаго подлѣ нея, и, заложивъ руки въ карманы, началъ слегка раскачиваться.
   -- Я проклиналъ ее за то, что она занимается политикой? Богъ свидѣтель, что мнѣ и теперь это не нравится. Нѣтъ, милая, не политика меня привлекаетъ, а эта своеобразная натура... Ну, да не будемъ говорить объ этомъ,-- вернемся къ вопросу объ отзывчивости. Эта штука гораздо важнѣе, чѣмъ я предполагалъ. Что, если бы, напримѣръ, ты старалась немного болѣе интересоваться моею политическою дѣятельностью, чѣмъ интересуешься теперь? Что, если бы ты старалась смотрѣть на денежныя дѣла съ моей точки зрѣнія, вмѣсто того, чтобы вгонять насъ,-- онъ остановился на секунду, а затѣмъ спокойно продолжалъ, поднявъ къ ней свое худощавое, длинное лицо, между тѣмъ какъ она, вся дрожа, стояла передъ нимъ,-- вгонять насъ въ расходы, которые рано или поздно раззорятъ насъ и которые во всякомъ случаѣ унижаютъ насъ въ собственныхъ глазахъ? Что, если бы ты немного больше придавала значенія и моимъ мнѣніямъ о людяхъ? Признаюсь, я недолюбливаю Гардинга, хотя онъ и твой кузенъ, и я рѣшительно не вижу, почему непремѣнно онъ долженъ меблировать наши гостиныя и истощать нашъ кошелекъ. Затѣмъ -- лордъ Катедимъ. Какъ я ни мало разборчивъ, все же, когда я слышу, что онъ у насъ въ домѣ, мнѣ хочется схватить перваго попавшагося извозчика и удрать за тридевять земель. Сегодня я слышалъ, какъ онъ говорилъ съ своею женою, и за этотъ тонъ его слѣдовало бы спустить съ лѣстницы. Вообще слишкомъ часто показываться въ обществѣ Катедина значитъ, по моему, ронять себя.
   Спокойная осанка и интонація Джорджа, полувопросительная конструкція каждой фразы еще болѣе разсердили Летти. Она тоже сѣла. Ея щеки пылали.
   -- Я чрезвычайно благодарна тебѣ. Болѣе откровеннымъ уже дѣйствительно нельзя быть. Очень жаль, что я ничѣмъ не могу тебѣ угодить. Я вижу, ты сильно раскаиваешьсь, что женился на мнѣ, хотя, впрочемъ, никто тебя не неволилъ. Съ какой стати я должна отказываться отъ своихъ друзей? Вѣдь ты, понятно, не откажешься отъ леди Максуэлль!
   Она пристально смотрѣла на него, топая по полу своей маленькой ножкой. Джорджъ встрепенулся.
   -- Но тутъ не отъ чего отказываться!-- воскликнулъ онъ.-- Можешь удостовѣриться сама: поѣзжай со мною и попробуй сойтись съ нею. Ты встрѣтишь очень радушный пріемъ.
   Но, говоря это, онъ зналъ, что говоритъ абсурдъ, и что Летти имѣла полное основаніе засмѣяться.
   -- Благодарю! Леди Максуэлль очень ясно дала мнѣ понять въ замкѣ Лютонъ, что не нуждается въ моемъ знакомствѣ. И я, конечно, не намѣрена навязываться. Но если ты согласишься отказаться отъ знакомства съ ней,-- что же, я постараюсь исполнить твои желанія, хотя все, что ты говоришь о Гардингѣ и лордѣ Катединѣ, есть самый неосновательный предразсудокъ.
   Джорджъ молчалъ. Совѣсть шептала ему, что, въ сущности, Летти имѣла гораздо больше основаній огорчаться, чѣмъ сама сознавала. Но въ то же время въ немъ поднялось непреодолимое презрѣніе къ особѣ, которая могла, хотя бы даже на мгновеніе, вообразить, что Марчелла Максуэлль принадлежитъ къ одной категоріи съ другими женщинами, и что за нею можно такъ же ухаживать, какъ и за ними. Въ концѣ концовъ, онъ не выдержалъ.
   -- Не могу же я,-- раздраженнымъ тономъ началъ онъ,-- выказать себя грубымъ по отношенію къ женщинѣ, которая всегда была для меня воплощенною любезностью, какъ и для многихъ другихъ,-- для такихъ старыхъ ея друзей, какъ Эдуардъ Уаттонъ, или для новыхъ, какъ...
   -- Ей нуженъ твой голосъ,-- перебила его Летти, сердито смѣясь.-- Одно изъ двухъ: или она кокетка, или ей нуженъ твой голосъ. Иначе съ какой стати она бы такъ ухаживала за тобою? Ты принадлежишь къ другому лагерю, она старается завладѣть тобою, и это дѣлаетъ тебя смѣшнымъ. Всѣ смѣются надъ вами обоими.
   Она съ яростью повернулась къ нему. Еще немного -- и желаніе сказать что-нибудь язвительное, ядовитое овладѣло бы ею, какъ сумасшествіе. Но Джорджъ сохранилъ свое самообладаніе.
   -- Ну, и пусть ихъ смѣются,-- сказалъ онъ, дѣлая усиліе, чтобы говорить добродушнымъ тономъ.-- Политика не такъ ведется, какъ вы всѣ думаете. Голосованіе не такая простая штука, какъ кажется.
   Говоря это, онъ всталъ и началъ расхаживать по комнатѣ. Какъ всегда, къ нему возвращалось хладнокровіе. Онъ не видѣлъ выхода. Они оба должны признать status quo. Радикальная перемѣна невозможна. Все зависитъ отъ характера, а характеръ неизмѣненъ.
   -- Я, впрочемъ, не считаю тебя такимъ дуракомъ, который способенъ самъ разрушить всѣ свои надежды,-- сказала Летти, слѣдя блестящими глазами за мужемъ и его тонкими пальцами, которые опять занялись папиросой.-- Однако, довольно! Какъ видно, мы ни къ чему не придемъ.
   -- Да,-- спокойно отвѣтилъ Джорджъ,-- но со временемъ мы, быть можетъ, научимся смотрѣть болѣе одинаковыми глазами. Я не намѣренъ играть роль деспота только для того, чтобы показать тебѣ, что я думаю. Позволь мнѣ твою накидку.
   Онъ церемонно подошелъ къ ней. Летти отстранила его презрительнымъ, молчаливымъ жестомъ и сама собрала свои верхнія вещи. Когда онъ открылъ для нея дверь, она обернулась къ нему.
   -- Вмѣсто того, чтобы говорить о моей расточительности, ты бы лучше постарался чѣмъ-нибудь вознаградить меня за непріятность быть родственницей твоей матери. Ты требуешь, чтобы я безропотно переносила это и вдобавокъ позволяла ей тратить всѣ твои деньги. Предупреждаю тебя теперь, что я этого не допущу. Я постараюсь сама тратить ихъ такъ, чтобы ей ничего не доставалось.
   Она отлично сознавала, что ведетъ себя, какъ злой ребенокъ, но не могла удержаться. Новое, непривычное для нея сознаніе, что она не можетъ ни покорить его, ни смягчить, было для нея невыносимо.
   Джорджъ уже былъ готовъ взять ее за руку и добиться примиренія. Это казалось ему нетруднымъ дѣломъ. Но черезъ мгновеніе этотъ порывъ миновалъ и по наружности спокойнымъ тономъ, безъ малѣйшаго гнѣва, онъ сказалъ ей:
   -- Въ такомъ случаѣ я постараюсь найти способъ защитить тебя и самого себя.
   Она вышла изъ дверей и, почти рыдая, побѣжала по корридору. Джорджъ посмотрѣлъ ей вслѣдъ и вдругъ спохватился. Онъ бросился за нею, догналъ ее у подножія лѣстницы и крѣпко схватилъ ее за руку.
   -- Летти, я не имѣю права говорить тебѣ объ этомъ, но, такъ и быть, нарушу свое обѣщаніе. Не будь слишкомъ жестока, дорогая, не сердись! Моя мать умираетъ.
   Она осторожно посмотрѣла на него, на его красное лицо, отражавшее на себѣ сильное, съ трудомъ сдерживаемое волненіе. У нея промелькнула мысль, что у него, въ сущности, замѣчательно отзывчивая, впечатлительная натура, и что если бы она могла переломить себя и броситься къ нему на шею, то этотъ несчастный вечеръ могъ бы открыть для нихъ обоихъ новую жизнь. Но она не могла преодолѣть страсть, доведенную до бѣлаго каленія. Она оттолкнула его.
   -- Она увѣрила тебя въ этомъ сегодня утромъ? Въ такомъ случаѣ мнѣ остается только поспѣшить въ Фертъ, потому что насъ ждетъ новый списокъ долговъ.
   Онъ выпустилъ ея руку, быстрыми шагами вернулся въ кабинетъ и захлопнулъ за собою дверь. Она торжествуя посмотрѣла ему вслѣдъ, а затѣмъ побѣжала вверхъ по лѣстницѣ. Въ ея комнатѣ служанка ожидала ее. На желтомъ лицѣ и въ мрачномъ взорѣ Грайеръ отражалась досада на то, что ее задержали такъ поздно. Но она не сказала ни слова, и Летти, которая вообще позволяла своей служанкѣ самую грубую фамильярность, въ первый разъ въ жизни придержала языкъ. Но она не могла, конечно, скрыть своего возбужденнаго состоянія, и Грайеръ, раздѣвая ее, не разъ украдкой бросала на нее любопытные взоры. Она, положимъ, слышала, какъ "они" ссорились на лѣстницѣ, но, къ сожалѣнію, была слишкомъ утомлена и разсержена, чтобы подслушать, въ чемъ дѣло.
   Грайеръ нисколько не удивлялась, что они дошли до ссоръ. Вообще она была довольно безпристрастна. Она не питала никакой привязанности къ своей госпожѣ, а сэра Джорджа прямо ненавидѣла, отлично зная, что онъ расположенъ къ ней враждебно. Но она очень дорожила своимъ мѣстомъ и съ этою цѣлью пользовалась всякимъ случаемъ, чтобы усилить свое вліяніе на Летти. Молча расчесывая и заплетая каштановые волосы Летти, она придумала планъ, который ей очень понравился.
   По уходѣ Грайеръ Летти все еще не могла рѣшиться лечь спать. Она расхаживала въ своемъ пеньюарѣ по комнатѣ, какъ вдругъ услышала стукъ въ дверь. Это стучалась Грайеръ.
   -- Войдите!
   -- Извините, миледи,-- сказала Грайеръ, входя въ комнату съ какимъ-то предметомъ въ рукахъ.-- Это, навѣрное, изъ вашего фотографическаго альбома. Я нашла это сегодня утромъ на полу въ уборной сэра Джорджа.
   Летти поспѣшно взяла у нея карточку, и, несмотря на все ея усиліе сдержаться, краска опять запылала на ея щекахъ, которыя были очень блѣдны, когда Грайеръ вошла въ комнату.
   -- Гдѣ вы нашли ее?
   -- Она упала, должно быть, со стола сэра Джорджа,-- съ искусно сыграннымъ видомъ простодушія отвѣтила Грайеръ.-- Кто-нибудь, вѣрно, вынулъ ее изъ вашего фотографическаго альбома.
   -- Благодарю,-- лаконически сказала Летти.-- Можете идти, Грайеръ.
   Служанка ушла, а Летти продолжала стоять съ фотографической карточкой въ рукахъ.
   Два дна тому назадъ Трессэди былъ у Эдуарда Уаттона на С.-Джемской улицѣ и увидѣлъ на его столѣ эту карточку Марчеллы Максуэліь и ея сына. Поэтическая прелесть изображенія такъ поразила его, что онъ преспокойно положилъ ее къ себѣ въ карманъ и на протесты хозяина возразилъ, что тотъ, въ качествѣ близкаго друга, легко можетъ достать себѣ второй экземпляръ и долженъ примириться съ потерею перваго. Уаттонъ засмѣялся и покорился, а Трессэди унесъ карточку съ собою съ честнымъ намѣреніемъ преподнести ее Летти для той коллекціи современныхъ "красавицъ", которую она начала собирать.
   Вечеромъ того же дня, снявъ сюртукъ, чтобы одѣться къ обѣду, Трессэди вынулъ карточку, но неожиданный инстинктъ, въ которомъ онъ самъ не могъ отдать себѣ яснаго отчета, помѣшалъ ему немедленно показать Летти портретъ. Онъ сунулъ его въ верхній ящикъ своей шифоньерки для бѣлья. Два дня спустя дворецкій, спѣшившій утромъ приготовить бѣлье для своего господина, выронилъ карточку изъ складокъ рубахи, куда она попала, и не замѣтилъ этого. Карточка упала между шифоньеркой и стѣной и потомъ была найдена горничной, которая и отдала ее камеристкѣ леди Трессэди.
   Летти положила карточку на туалетный столикъ и, опершись на руки, начала смотрѣть на нее. Марчелла была изображена сидящею подъ однимъ изъ кедровъ Максуэлль-Корга, рядомъ съ своимъ сыномъ. Красивый уголъ стариннаго дома составлялъ задній фонъ, и фотографъ-любитель постарался какъ можно ярче оттѣнить характеръ обоихъ лицъ: чуткую, краснорѣчивую красоту матери и цвѣтущее здоровье мальчика. Марчелла дышала какою-то необыкновенною грустной красотой; въ ней видна была женщина, предающаяся покою и нѣгѣ въ одинъ изъ золотыхъ моментовъ своей жизни и въ то же время сознающую -- какъ это свойственно всякому счастью -- общій человѣческій жребій, котораго ничто не можетъ избѣгнуть. Но тонкія, слегка хмурившіяся брови говорили объ энергіи и силѣ, равно какъ и волны черныхъ волосъ, колеблемыхъ вѣтеркомъ. Каждый могъ видѣть, что это благородная, дѣятельная натура, доступная, однако, самымъ простымъ и человѣческимъ инстинктамъ, и это впечатлѣніе еще усиливалось, когда наблюдатель переводилъ свой взоръ на ея руку, любовно обнимавшую мальчика.
   Летти смотрѣла на карточку такъ пристально, какъ будто хотѣла пронзить и пригвоздить ее своимъ взоромъ. Но затѣмъ, въ неожиданномъ порывѣ ярости, она схватила ее и разорвала на кусочки. Кусочки остались за полу и должны были броситься въ глаза всякому, кто вошелъ бы въ комнату. Черезъ нѣсколько минутъ она уже была въ постели, лежа неподвижно, но безъ сна, спиною къ двери.
   Приблизительно черезъ часъ послышался легкій стукъ въ двери. Она не отвѣтила, и Трессэди вошелъ въ комнату. Онъ тихо приближался къ постели, думая, что она спитъ, но затѣмъ она услышала, что на полдорогѣ онъ остановился съ полузаглушеннымъ восклицаніемъ. Она не шевелилась, но по его движеніямъ поняла, что онъ собираетъ съ полу клочки разорванной карточки. Онъ бросилъ ихъ въ корзину, стоявшую подъ ея письменнымъ столомъ, а Летти, затаивъ дыханіе, ждала, что будетъ дальше.
   Трессэди подошелъ къ окну и, приподнявъ занавѣску, сталъ смотрѣть на звѣзды, мерцавшія надъ пустынной улицей. Такъ какъ онъ стоялъ совершенно неподвижно, то она рѣшилась украдкою взглянуть на него изъ подъ края своего одѣяла. Но она ничего не видѣла. Черезъ нѣкоторое время онъ подошелъ къ кровати и легъ на свое обычное мѣсто подлѣ нея. Спустя двадцать минутъ она, къ своему большому огорченію, убѣдилась, что онъ спитъ.
   Она не могла спать. Ее мучило неотвязное чувство невозвратимости того, что произошло,-- то чувство, которое заставляетъ насъ съ удивленіемъ повторять себѣ: "Какъ это могло случиться? Два часа тому назадъ, еще такъ недавно, всего этого не было"* И мысль хватается за эти протекшія минуты, столь близкія и въ тоже время безконечно далекія,-- она хватается за нихъ, но ловитъ только ихъ призракъ.
   Теперь ей, однако, казалось, что она ревновала его съ перваго же момента, когда они оба столкнулись съ Марчеллой Максуэлль. Въ эту долгую, безсонную ночь ревность и оскорбленное самолюбіе жгли ее, точно раскаленнымъ желѣзомъ. Почти сама не сознавая того, она всегда воображала, что дѣлаеіъ Джорджу Трессэди въ нѣкоторомъ родѣ одолженіе, выходя за него замужъ. Она почти думала, что унизилась до него. Вѣдь она всегда лелѣяла болѣе честолюбивыя мечты. Во всякомъ случаѣ она была увѣрена, что онъ всегда будетъ относиться къ ней съ восхищеніемъ и благодарностью, что въ обмѣнъ за свою хорошенькую особу она получитъ возможность распоряжаться имъ и всѣмъ, что ему принадлежитъ, по своему произволу.
   И что теперь особенно мучило ее, это -- открытіе, что онъ, по крайней мѣрѣ, со времени ихъ медоваго мѣсяца, относился къ ней критически, вѣчно сравнивая ее съ другою женщиной. Она представляла себѣ весь его мысленный процессъ, и ея самолюбіе страдало невыразимо.
   Не было здѣсь чего-нибудь, кромѣ самолюбія? Безпокойно ворочаясь на своей постели и придумывая планы для того, чтобы наказать Джорджа, унизить леди Максуэлль и отомстить за себя, она говорила себѣ, что для нея это неважно, что не стоитъ объ этомъ убиваться, что она или образумитъ Джорджа, или же устроитъ себѣ веселую жизнь безъ него.
   Но на самомъ дѣлѣ она впервые почувствовала на себѣ ту мощную руку, которою гончаръ поднимаетъ свой комокъ глины, чтобы положить его на вѣчно вертящееся колесо, гдѣ онъ долженъ совершенно измѣнить свою форму.
   

XVI.

   На слѣдующій день послѣ описанныхъ происшествій, т. е. въ субботу, 5 іюля, газеты помѣстили у себя подробный отчетъ объ Истъ-Эндскомъ митингѣ, на которомъ, какъ выражались нѣкоторыя, леди Максуэлль "получила свое" отъ Истъ-Эндской черни. Бросаніе камней, ударъ леди Максуэлль, дѣло, на защиту котораго она выступила,-- все это послужило въ тотъ день предметомъ оживленныхъ толковъ въ аристократическихъ клубахъ и гостиныхъ, равно какъ въ клубахъ и кабакахъ Восточнаго Лондона, а столичные гости, разъѣхавшіеся въ воскресенье изъ Лондона по всевозможнымъ деревенскимъ усадьбамъ, разнесли извѣстіе объ этомъ во всѣ стороны. Максуэлли уѣхали одни въ Брукширъ, и любопытные посѣтители, приходившіе за справками на С.-Джемскую площадь, уходили съ пустыми руками.
   -- Скандальная исторія,-- съ негодованіемъ воскликнула м-ссъ Уаттонъ въ воскресенье утромъ, въ столовой ихъ дома на улицѣ Тильни, подавая своему сыну Гардингу газету "Наблюдатель".-- Конечно, маленькое подвижничество теперь какъ нельзя болѣе кстати для твоей книги. Но какъ могъ этотъ человѣкъ позволить ей сдѣлать его такимъ посмѣшищемъ...
   -- Посмѣшищемъ?-- улыбаясь повторилъ Гардингъ.-- Ничуть ее бывало. Зачѣмъ ты портишь свое первое замѣчаніе, мама? Развѣ ты не понимаешь, что это все хитрая политика? Первая красавица Англіи не позволитъ размозжить себѣ високъ по пустякамъ. Вотъ увидишь, что сдѣлаютъ изъ этого ея друзья, какъ они начнутъ кричать о звѣрствѣ нашей черни.
   -- Какая гадость!-- сказала м-ссъ Уаттонъ, играя крышкой горчичницы, стоявшей подлѣ нея.
   Она и Гардингъ наслаждались вдвоемъ позднимъ завтракомъ. Старый помѣщикъ уже давно всталъ и теперь сидѣлъ съ томомъ проповѣдей въ библіотекѣ, собираясь идти въ церковь. М-ссъ Уаттонъ и Гардингъ тоже предполагали пойти съ нимъ, такъ какъ Гардингъ былъ горячимъ сторонникомъ государственной церкви.
   Сынъ пожалъ плечами при восклицаніи матери.
   -- Что меня интересуетъ,-- сказалъ онъ,-- такъ это, неужели леди Максуэлль разсчитываетъ переманить на свою сторону Джорджа Трессэди. Въ пятницу онъ отвезъ ее съ митинга домой.
   -- Онъ отвезъ ее съ митинга домой? Джорджъ Трессэди?
   М-ссъ Уаттонъ подняла свою мужскую голову и, нахмурившись, посмотрѣла на сына, какъ будто онъ былъ въ нѣкоторомъ отношеніи отвѣтственъ за этотъ некрасивый фактъ.
   -- Въ послѣднее время онъ сдѣлался частымъ гостемъ у нея въ Истъ-Эндѣ. Я узналъ это отъ Эдуарда. Но, разумѣется, это не можетъ удивить тѣхъ, кто видѣлъ ихъ вмѣстѣ въ замкѣ Лютонъ. Ловко закидываетъ свою удочку это женщина!
   -- Я могу сказать только то,-- задумчиво произнесла м-ссъ Уаттонъ,-- что въ мало-мальски порядочномъ обществѣ не терпѣли бы такой женщины.
   Гардингъ всталъ и остановился, крутя усы, у открытаго окна. Онъ уже давно убѣдился, что его мать, несмотря на всѣ свои способности, была не столько умна, сколько энергична.
   -- Мнѣ кажется,-- продолжала она послѣ нѣкотораго молчанія,-- что кто-нибудь долженъ намекнуть Летти объ этомъ.
   -- О, Летти можетъ сама позаботиться о себѣ,-- сказалъ Гардингъ смѣясь.
   Вѣрнѣе было бы сказать, что кое-кто уже постарался намекнуть Летти объ этомъ. Трессэди явно не любилъ Гардинга, а съ людьми, которые не любятъ васъ, можно не церемониться. Однако, несмотря на нерасположеніе Трессэди, въ послѣдніе нѣсколько мѣсяцевъ Гардингъ очень пріятно проводилъ время съ Летти, главнымъ образомъ потому, что помогалъ ей устраиваться на городской квартирѣ. Онъ всегда гордился своимъ тонкимъ артистическимъ вкусомъ и любилъ, когда къ нему прибѣгали за совѣтами; онъ любилъ также играть важную роль, хотя бы въ глазахъ торговца древностями; наконецъ, подъ прикрытіемъ большихъ покупокъ Летти онъ и самъ получилъ чуть не даромъ различные предметы для украшенія своей квартиры въ Темплѣ, предметы, которые стоили нѣкотораго вниманія.
   -- Кто бы могъ думать, что Джорджъ Трессэди окажется такой тряпкой,-- сказала его мать, поднимаясь съ мѣста,-- въ особенности, если вспомнить, какъ вѣрилъ въ него лордъ Фонтеной.
   -- И какъ онъ до сихъ поръ въ него вѣритъ,-- добавилъ Гардингъ.-- Но Фонтеноя надо будетъ предупредить.
   Онъ посмотрѣлъ на часы, чтобы убѣдиться, успѣетъ-ли онъ выкурить передъ уходомъ въ церковь папиросу, закурилъ и, прислонившись къ окну, сталъ задумчиво глядѣть на закутанный туманомъ паркъ..
   -- Ты думаешь, что отъ него можно ждать измѣны?-- спросила мать.
   Гардингъ поднялъ брови.
   -- Ну, едва-ли, во всякомъ случаѣ не такой явной. Но видно, что онъ утратилъ всю свою энергію. Онъ ничего не дѣлаетъ для насъ. Партія не имѣетъ отъ него никакой пользы.
   Гардингъ говорилъ такъ, какъ будто партія сидѣла у него въ карманѣ. Мать посмотрѣла на него съ тайнымъ восхищеніемъ. Она питала почти безграничную вѣру въ Гардинга, но не въ ея привычкахъ было хвалить своихъ сыновей въ глаза.
   -- Что въ особенности возмущаетъ,-- сказала она, направляясь къ двери и шелестя своимъ тяжелымъ парчевымъ платьемъ,-- такъ это манера, съ которою ея поклонники говорятъ о ней. Когда подумаешь, что все это хожденіе въ народъ я все это пустословіе о бѣдныхъ имѣютъ своею цѣлью удержать ея мужа у дѣлъ, а ее окружить цѣлымъ штатомъ молодыхъ людей, то есть отъ чего придти въ бѣшенство.
   -- Маменька, у всѣхъ должны быть свои маленькія развлеченія,-- снисходительно замѣтилъ Гардингъ.-- Не забывай, кромѣ того, что она даетъ мнѣ матеріалъ для моихъ статей.
   И когда за его матерью затворилась дверь, онъ погрузился въ самодовольныя размышленія о своей статьѣ, которая подъ заглавіемъ "Женщина, идущая въ народъ", была полна намековъ на Марчеллу Максуэлль и имѣла появиться въ ближайшемъ нумерѣ газеты, принадлежавшей теперь ему и Фонтеною. Гардингъ не былъ ея редакторомъ. Онъ не любилъ регулярнаго труда и обязательнаго пребыванія въ конторѣ, а у его отца было состояніе, которое вполнѣ обезпечивало его. Но онъ принималъ дѣятельное участіе въ новомъ органѣ и писалъ едва-ли не самыя хлесткія статьи.
   Вообще говоря, въ газетѣ участвовали замѣчательно способные сотрудники, и она пользовалась громаднымъ вліяніемъ. На ея знамени было написано слово "свобода", но она стояла за полную независимость хозяина. Интересоваться или дорожить религіей -- абсурдъ, но всякій, кто бросаетъ камень въ господствующую церковь, достоинъ казни. Существуетъ только три важныхъ преступленія, которыя должны быть во всѣхъ случаяхъ преслѣдуемы. Первое преступленіе -- "дѣлать добро", потому что всякій, кто считаетъ себя способнымъ сдѣлать добро своему ближнему, есть дуракъ и обманщикъ. Второе преступленіе есть безумная мысль о "просвѣщеніи для народа". Дать человѣку, который десять или двѣнадцать часовъ въ день работаетъ на фабрикѣ или въ шахтѣ, возможность читать по вечерамъ Данте или Гомера -- непростительный грѣхъ, потрясающій самыя основы государства. Государству въ свое время стоило очень многаго научить Гардинга и его единомышленниковъ читать этихъ авторовъ, но это было ихъ право, и таковъ ужь порядокъ міра. Этотъ порядокъ послалъ углекоповъ въ шахты добывать уголь для болѣе достойныхъ, между тѣмъ какъ Гардингъ поступилъ въ университетъ.
   Но третьимъ и самымъ гнуснымъ преступленіемъ въ глазахъ Гардинга и его клики была та старинная обида, которой уже Каинъ не могъ перенести. Половина нападковъ, съ которыми новая газета обрушивалась на Максуэлля -- если оставить въ сторонѣ искреннее убѣжденіе людей, въ родѣ Фонтеноя,-- проистекало изъ этого источника. Максуэлль, несмотря на всѣ свои недостатки, имѣлъ шансъ одержать верхъ, достичь своей цѣли, занять видное мѣсто въ англійской политикѣ. Его жена также царила и обходилась безъ помощи умныхъ и владѣющихъ перомъ молодыхъ людей. Вотъ что было особенно возмутительно. Гардингъ, по крайней мѣрѣ, находилъ это невыносимымъ.
   Политическая колесница между тѣмъ, не взирая на газеты, продолжала свой трескучій бѣгъ.
   На слѣдующій день, въ понедѣльникъ, депутаты спозаранку явились въ Палату, скамьи были биткомъ набиты и вообще въ парламентѣ господствовало сильное возбужденіе, потому что послѣ рѣчи министра внутреннихъ дѣлъ должно было произойти по группамъ голосованіе о второмъ чтеніи билля. До Доусона очередь должна была дойти въ десять часовъ, и всѣ предполагали, что въ одиннадцати вопросъ будетъ рѣшенъ.
   Въ этотъ день и вечеръ Фонтеной былъ вездѣсущъ. По крайней мѣрѣ, такъ казалось Джорджу Трессэди. Когда бы онъ ни всовывалъ голову въ курительную комнату или въ библіотеку, когда бы онъ ни проходилъ черезъ пріемную, или выбѣгалъ на десять минутъ подышать свѣжимъ воздухомъ на террасѣ, онъ всегда видѣлъ косматыя брови и морщинистое лицо Фонтеноя, и каждый разъ вокругъ него толпилась новая кучка людей.
   Разнородный составъ оппозиціи, съ которой приходилось имѣть дѣло правительству, противоположный характеръ группъ и интересовъ, на которые она распадалась, создавали обширное поприще для изобрѣтательнаго, предпріимчиваго генія этого человѣка. И онъ усердно пускалъ его въ ходъ. Его маленькіе глазки еще глубже ушли въ свои орбиты, а круги подъ ними были больше, чѣмъ обыкновенно.
   Между тѣмъ Джорджъ Трессэди въ этотъ критическій моментъ чувствовалъ, какъ никогда, что его партія перестала разсчитывать на него. Совѣщанія, въ которыхъ до сихъ поръ онъ всегда принималъ участіе, устраивались теперь безъ него. За весь этотъ полный кипучей дѣятельности день Фонтеной ни разу не говорилъ съ нимъ;. Трессэди терялъ свое мѣсто въ рядахъ.
   Но стоило-ли огорчаться? И все-таки, съ непослѣдовательностью, свойственной всякому человѣку, онъ былъ до нѣкоторой степени огорченъ. Они разочаровались въ немъ, какъ въ дебатёрѣ, да и вообще со времени возвращенія изъ Лютона онъ почти ничего не сдѣлалъ для партіи. Кромѣ того, и газеты, упоминавшія его имя въ отчетахъ объ Истъ-Эндскомъ митингѣ, также оказали свое вліяніе, Ему казалось, что Фонтеной еще не потерялъ личнаго уваженія къ нему, но во всякомъ случаѣ онъ начиналъ чувствовать себя изолированнымъ.
   Во время обѣденнаго перерыва онъ усѣлся въ уголкѣ библіотеки, перелистывая біографію лорда Мельбурна, какъ вдругъ надъ его головой послышался хриплый голосъ:
   -- Я хочу поговорить съ вами.
   -- Сдѣлайте одолженіе, садитесь,-- сказалъ Джорджъ, улыбаясь и подвигая къ себѣ кресло.-- Послѣ такого дня вы, навѣрное, на цѣлую недѣлю завалитесь спать.
   -- У васъ будетъ на этой недѣлѣ свободное время?-- спросилъ Фонтеной, садясь въ предложенное ему кресло.
   Джорджъ медлилъ съ отвѣтомъ.
   -- Едва-ли. Мнѣ нужно поскорѣе съѣздить въ себѣ въ имѣніе и позаботиться о своихъ дѣлахъ, пока не начались засѣданія комитета. Въ среду состоится совѣщаніе шахтовладѣльцевъ по поводу стачки.
   -- То, что я хочу, не займетъ много времени,-- настойчиво продолжалъ Фонтеной послѣ нѣкотораго молчанія.-- Я слышалъ, что вы недавно ходили по мастерскимъ.
   Его пронзительные испытующіе глаза были устремлены на Джорджа.
   -- Я сдѣлалъ нѣсколько обходовъ съ Эверардомъ,-- отвѣтилъ Джорджъ.-- Мы видѣли нѣсколько замѣчательныхъ образцовъ.
   У Фонтеноя въ головѣ пробѣжала мысль: "Какого же чорта ты ничего не говорилъ мнѣ объ этомъ?", но вслухъ онъ сказалъ съ нѣкоторою досадой:
   -- Образцы того, что вамъ хотѣлъ показать Эверардъ. Еще бы! Во всякомъ случаѣ я бы желалъ слѣдующее. Вы знаете, какой рядъ извлеченій изъ отчетовъ печатался въ послѣднее время въ "Хроникѣ"?
   Джорджъ утвердительно кивнулъ головой.
   -- Необходимо какъ-нибудь ослабить произведенное этимъ впечатлѣніе. Мы съ вами отлично знаемъ, что въ громадномъ большинствѣ мастерскихъ принято фабричное число часовъ и рабочіе заняты, среднимъ числомъ, четыре съ половиною дня въ недѣлю. Такъ какъ вы теперь познакомились съ этимъ на дѣлѣ, то вы могли бы и написать объ этомъ. Не возьметесь-ли вы приготовить на этой недѣлѣ или слѣдующей три-четыре статьи за вашею подписью для "Корреспондента"? Разумѣется, редакція окажетъ вамъ всяческое содѣйствіе.
   Джорджъ задумался.
   -- Нѣтъ,-- сказалъ онъ, наконецъ, поднимая взоръ на собесѣдника.-- Я не съумѣю написать хорошо. Можетъ быть, это объясняется тѣмъ, что я познакомился съ исключеніями, съ самыми худшими случаями; но, откровенно говоря, весь этотъ вопросъ сдѣлался для меня болѣе сомнительнымъ, чѣмъ прежде.
   Фонтеной безпокойно задвигался и заворчалъ.
   -- Другими словами,-- сказалъ онъ грубо,-- вы нѣсколько затрудняетесь...
   -- Относительно подачи голоса? Нисколько! Я буду вотировать, какъ слѣдуетъ. Я стою за отсрочку. Я не болѣе прежняго вѣрю въ спасительность этого билля. Тѣмъ не менѣе теперь я не желалъ бы брать на себя дѣятельной агитаціи передъ общественнымъ мнѣніемъ.
   Они молча посмотрѣли другъ на друга.
   -- Я зналъ, что тутъ что-то неладно,-- сказалъ, наконецъ, Фонтеной.
   -- Я не жалѣю, что высказался передъ вами,-- отвѣтилъ Джорджъ опять послѣ нѣкотораго молчанія.-- Я самъ собирался сказать вамъ, что я, хотя и буду вотировать заодно съ вами, не буду много говорить. Какъ видно, я не изъ того тѣста, изъ котораго должны быть члены Парламента. И мнѣ совѣстно, что я вовлекъ васъ въ ошибку.
   Онъ принужденно улыбнулся.
   -- Я ни въ чемъ не ошибся,-- сердито сказалъ Фонтеной и разстался съ нимъ; а затѣмъ, проходя по корридору, мысленно дополнилъ свое замѣчаніе:-- развѣ только въ томъ, что не считалъ тебя человѣкомъ, котораго могутъ одурачить женщины.
   Онъ думалъ, во-первыхъ, объ этой поспѣшной женитьбѣ на глупой дѣвчонкѣ, которая не можетъ быть въ помощь ни ему, ни его партіи, а во-вторыхъ, объ этомъ явномъ увлеченіи Марчеллой Максуэлль, о которомъ сообщилъ ему сегодня утромъ Уаттонъ, явившійся къ нему для обсужденія нѣкоторыхъ дѣловыхъ вопросовъ. Чтожь, это очень возможно. Это самое правдоподобное объясненіе.
   Лидеръ былъ сильно раздосадованъ и огорченъ. Съ самаго начала парламентской борьбы онъ ни въ кому не чувствовалъ такого влеченія, какъ въ Трессэди.
   Незадолго до полуночи состоялось голосованіе при неизбѣжномъ аккомпаниментѣ со стороны взволнованной толпы, аввомпаниментѣ, которымъ въ критическую минуту неизмѣнно сопровождается всякая спорная мѣра. Правительственное большинство составляло сорокъ четыре, двадцатью четырьмя голосами меньше своей нормальной цифры.
   Когда одобренія и шиканіе утихли, Джорджъ былъ вынесенъ потовомъ толпы изъ зала засѣданій. Когда онъ подходилъ въ наружной двери пріемной, дама, находившаяся впереди его, обернулась. Передъ Джорджемъ показалось красивое лицо, наполнившее его душу мучительною радостью. Онъ узналъ Марчеллу Максуэлль.
   Она протянула ему руку.
   -- Ну, первая стадія борьбы кончена,-- сказала она.
   -- Да, и удачно,-- отвѣтилъ онъ улыбаясь.-- Но вы уже лишились многихъ сторонниковъ.
   -- О, я знаю, знаю! Теперь предстоятъ ужасныя недѣли. Ни на кого нельзя будетъ положиться.
   Въ ея голосѣ послышалась боязливая нотка.
   -- Теперь къ намъ въ Майль-Эндъ будетъ являться много депутатовъ, чтобы знакомиться съ рабочими разныхъ сортовъ. Это будетъ интересно. Приходите и вы когда-нибудь и захватите съ собою леди Трессэди.
   -- Благодарю васъ,-- церемонно отвѣтилъ Джорджъ.-- Это очень любезно съ вашей стороны... А вы, значитъ, все-таки не унимаетесь?-- добавилъ онъ другимъ тономъ.
   Онъ посмотрѣлъ на ея ушибленный високъ, и она невольно подняла руку къ черной пряди волосъ, которая была начесана впередъ для того, чтобы скрыть шрамъ,
   -- О, нѣтъ! Къ счастью, этотъ мальчишка не компетентный судья. Но какой вздоръ болтаютъ газеты!
   Джорджъ покачалъ головой.
   -- Я думаю, иного нельзя было и ожидать,-- сказалъ онъ смѣясь.
   -- Почему?-- воскликнула она, и ея нѣжныя щеки зардѣлись румянцемъ.-- Почему должно быть больше шуму, когда бьютъ женщину, нежели когда бьютъ мужчину? Намъ не нужно этого чрезмѣрнаго состраданія и этихъ толковъ.
   -- Такова ужь человѣческая натура,-- сказалъ Джорджъ, пожимая плечами.
   Неужели она дѣйствительно думаетъ, что женщины могутъ мѣшаться въ политику на тѣхъ же условіяхъ, какъ и мужчины,-- не могутъ вызвать иныхъ чувствъ, чѣмъ мужчины? Безуміе!
   Тутъ Максуэлль, который стоялъ позади жены, вышелъ впередъ и дружески привѣтствовалъ Трессэди. У нихъ завязался разговоръ о вечернихъ преніяхъ, и проницательные глаза Максуэлля испытующе устремились на лицо молодого человѣкъ Что касается Джорджа, то этотъ разговоръ съ министромъ, на котораго не одинъ изъ проходящихъ бросалъ любопытной взоръ, не доставлялъ ему особеннаго удовольствія. Качества Максуэлля были не изъ тѣхъ, которыя могли нравиться ему, за онъ тоже едва-ли былъ привлекателенъ для Максуэлля. Тѣмъ не менѣе онъ желалъ бы, чтобы этотъ непродолжительный разговоръ длился вѣчно, лишь бы быть близко къ ней, слышать этотъ голосъ, видѣть эти движенія. Онъ разговаривалъ съ Максуэллемъ о рѣчахъ, голосованіи и мелкихъ инцидентахъ этого дня и въ то же время слѣдилъ, какъ постоянно ее окружала толпа, убывая и вновь прибывая, онъ слѣдилъ, съ кѣмъ она говорила, и во всемъ,-- въ ея взорѣ, ея голосѣ, ея поздравленіяхъ, ея безпокойствѣ, видѣлъ отраженіе ея чуткой, трепетной души, которую изъ всей этой толпы она раскрывала во всей полнотѣ только передъ нимъ и своимъ мужемъ. Вѣдь онъ видѣлъ, какъ она, охваченная смущеніемъ и отчаяніемъ, со слезами на глазахъ, жестоко упрекала себя! Его сердце лелѣяло эту мысль, какъ святыню, все время, пока онъ слѣдилъ среди толпы политиковъ за нею,-- за этою обожаемой, ненавидимой, знаменитой женщиной.
   Затѣмъ, совершенно неожиданно для Трессэди, толпа растаяла, и Максуэлли исчезли. Джорджъ выбѣжалъ по-лѣстницѣ депутатскаго выхода на лѣтній дождь. Ему казалось, что онъ еще слышитъ запахъ розы, которая была у нея на груди, а его мозгъ сверлила мысль, которая уже не разъ мучила его: "Какъ все это кончится?"
   Онъ спѣшилъ по мокрымъ улицамъ, потерявшись въ безотрадныхъ думахъ и восторженныхъ мечтаніяхъ. Ему казалось, что на него нахлынулъ бурный потокъ, который, несмотря на его сопротивленіе, увлекаетъ его въ пучину. Однако, совѣсть не упрекала его, а если иногда и являлись у него легкія угрызенія, то онъ готовъ былъ смѣяться надъ своей щепетильностью. Что ему до какого-нибудь топорнаго кодекса соціальныхъ или моральныхъ условностей? Развѣ способна Марчелла Максуэлль словомъ, взоромъ или мыслью измѣнить любимому человѣку? Раньше
   
   Моря высохнутъ, моя дорогая,
   И скалы расплавятся солнцемъ.
   
   Онъ самъ не зналъ, какъ находилъ дорогу домой, потому что положительно ничего не видѣлъ передъ собою. Многолюдная Палата и драматическій моментъ голосованія, пестрота лицъ и разговоровъ -- все это исчезло для него. Единственное, что осталось, это группа, состоявшая изъ трехъ человѣкъ,-- группа, на которую онъ смотрѣлъ со страхомъ. Въ самомъ дѣлѣ, до чего это можетъ дойти? Когда онъ очутился на С.-Джемской улицѣ, поздній часъ, теплая вѣтренная ночь напомнили ему о другой вѣтренной ночи, въ февралѣ, когда, простившись съ Летти, онъ возвращался къ себѣ домой, довольный собою и своимъ будущимъ, и въ первый разъ заговорилъ съ Марчеллой Максуэлль среди кучки любопытныхъ на Пель-Мелѣ. Уже тогда все было непоправимо. Его жизнь была въ ея рукахъ.
   Несмотря на всю силу неожиданной страсти, которая охватила его, которая пропитывала и отравляла всѣ фибры его души, онъ сохранилъ въ себѣ настолько самообладанія, чтобы относиться къ ней съ заслуженною ироніей. Дѣйствительно, она настолько же была смѣшна, насколько трагична. Онъ бы не желалъ попасться на зубокъ какому-нибудь человѣку его круга, какому-нибудь Гардингу Уаттону.
   Особенно удивлялъ его тотъ неожиданный свѣтъ, въ которомъ онъ начиналъ видѣть самого себя и свой характеръ. До сихъ поръ онъ всегда съ нѣкоторою гордостью думалъ о себѣ, какъ о беззаботномъ маломъ, не отличающемся особенною глубиною чувства. Другіе люди гордятся своимъ "бурнымъ періодомъ", въ которомъ было много вина и много веселья, и позируютъ этимъ. Трессэди позировалъ совершенно противоположнымъ образомъ. Присущее ему въ извѣстной степени изящество вкуса требовало отъ него, чтобы онъ легко относился къ жизни, не допуская въ себѣ глубокихъ чувствъ, и женитьба на Летти, казалось ему, вполнѣ отвѣчала этому взгляду.
   Но теперь, въ первый разъ въ жизни, повязка спала съ его глазъ, и онъ увидѣлъ, что можетъ эта жажда любви сдѣлать съ человѣкомъ, что можетъ сдѣлать съ нимъ, если только дать ей свободу.
   Что, если бы Марчелла Максуэлль была иной женщиной, менѣе невинной, менѣе вѣрной?
   Но въ данномъ случаѣ, какъ только Трессэди осмѣливался связать чувственное желаніе съ ея красотой, онъ благоговѣйно отступалъ назадъ, старался быть на-сторожѣ, для того, чтобы не потерять права говорить и бесѣдовать съ нею въ дѣйствительности и въ мечтахъ. Дѣло въ томъ, что подъ вліяніемъ этого безусловнаго отреченія: отъ всѣхъ земныхъ утѣхъ и наградъ любви онъ началъ создавать вторую мечтательную жизнь, въ которой она царила. Какъ только онъ оставался одинъ, онъ мысленно ходилъ съ нею, совѣтовался съ нею, слѣдилъ за ея чудными глазами и за душой, которая свѣтилась въ нихъ. И пока онъ былъ въ состояніи лелѣять эту мечту, онъ сохранялъ нѣкоторое уваженіе къ себѣ, примирялся съ самимъ собою, потому что страсти и трагедіи души всегда способны внушать уваженіе, какъ это лучше и раньше всѣхъ смертныхъ сознавалъ Данте.
   Но долго онъ не могъ предаваться этой мечтѣ. Она должна была уступить мѣсто весьма естественнымъ конкретнымъ мыслямъ, страстной жаждѣ того, что было для него навсегда недостижимо, разочарованію въ своемъ бракѣ, стыду передъ Летти, презрѣнію и отвращенію къ самому себѣ.
   Повернувъ въ Брукъ-стритъ и подошедши къ своимъ собственнымъ дверямъ, онъ могъ думать только о той проблемѣ, которая была связана для него съ этимъ домомъ. Что теперь дѣлать? Въ какія отношенія онъ теперь станетъ къ своей женѣ въ теченіе всѣхъ этихъ лѣтъ, которыя нескончаемой вереницей должны потянуться впереди?
   За тѣ три дня, которые протекли со времени ихъ ссоры, ихъ жизнь была полна такихъ непріятностей и диссонансовъ, что эпикуреецъ Джорджъ не разъ готовъ былъ потерять всякое терпѣніе. Но пока онъ все-таки сдержался; когда первый порывъ гнѣва миновалъ, онъ сказалъ себѣ, что уничтоженіе фотографической карточки было ревнивой вспышкой, которую Летти могла себѣ позволить, если это ей было угодно. Онъ не сдѣлалъ ей по этому поводу никакого замѣчанія и на слѣдующій день приложилъ всѣ усилія, чтобы обращаться съ нею по прежнему, какъ будто ничего между ними не произошло. Но это, какъ видно, еще болѣе ожесточило ее, и хотя послѣ того у нихъ не было открытой ссоры, ея колкости и шпильки были почти невыносимы. Трудно было для Джорджа примириться и съ ея очевиднымъ рѣшеніемъ поставить на своемъ относительно выбора знакомствъ и размѣра издержекъ.
   Вынувъ свой ключъ изъ замка и зажегши электрическій свѣтъ, онъ увидѣлъ въ прихожей два новыхъ красивыхъ стула мозаичной работы. Онъ съ нѣкоторымъ недоумѣніемъ подошелъ къ нимъ и, разсмотрѣвши, дагадался, что они присланы въ качествѣ образцовъ. Летти была недовольна стульями, которые были первоначально куплены для столовой. Джорджъ вспомнилъ, что она говорила о дорогихъ стульяхъ какого-то Ашера, котораго для нея откопалъ Гардингъ.
   Сжавъ губы, онъ смотрѣлъ нѣкоторое время на эти стулья. Затѣмъ, вмѣсто того, чтобы пойти наверхъ, въ свою уборную, онъ зашелъ въ кабинетъ и присѣлъ къ столу, чтобы написать письмо.
   Да, ему лучше всего уѣхать раннимъ поѣздомъ въ Стаффордширъ, и это письмо, которое онъ положитъ въ гостиной, объяснитъ женѣ причину его отъѣзда.
   Письмо было длинное и откровенное, но не лишенное нѣжности.
   "Я написалъ Ашеру,-- говорилъ онъ,-- чтобы онъ немедленно прислалъ за стульями, которые я нашелъ въ прихожей. Я заявилъ ему, что они слишкомъ дороги для насъ и что я не могу купить ихъ. Понятно, что въ своемъ отказѣ я избѣгнулъ всякаго слова, которое могло бы поставить тебя въ неловкое положеніе. Если бы ты относилась ко мнѣ съ большимъ довѣріемъ и немного совѣтовалась со мною по поводу всѣхъ этихъ пустяковъ, то жизнь была бы для насъ легче".
   Затѣмъ онъ переходилъ къ очень откровенному изложенію своихъ финансовыхъ дѣлъ и высказывалъ твердое намѣреніе избѣгать чрезмѣрныхъ долговъ. Эти слова были выражены ясно и рѣзко, но не болѣе, чѣмъ это требовалось положеніемъ дѣлъ. И именно эта рѣзкость побудила его быть въ концѣ болѣе ласковымъ. Нѣтъ сомнѣнія, она обманулась и въ немъ и въ его средствахъ, и между ними возникли разногласія, которыхъ они не могли предвидѣть при своей помолвкѣ. Но сжиться двумъ людямъ никогда не бываетъ легко. Онъ просилъ ее не отчаиваться, не судить его слишкомъ строго. Онъ приложитъ всѣ старанія, чтобы все уладилось, и если только она вернетъ ему свое довѣріе и свою привязанность, то все будетъ хорошо. Онъ никому не позволитъ стать между ними, если она будетъ обѣщать то же самое.
   Онъ запечаталъ письмо и началъ съ волненіемъ расхаживать по комнатѣ. Ему казалось, что онъ очутился въ безвыходномъ положеніи; что ни счастье, ни скромная повседневная жизнь безъ огорченій, ни даже удовлетвореніе честолюбія невозможны для него.
   На слѣдующій день онъ уѣхалъ на сѣверный вокзалъ, прежде чѣмъ она проснулась. Сойдя внизъ, она нашла его письмо и весь день была блѣдна и взволнована. Но къ вечеру она, повидимому, успокоилась. Она рѣшила уступить ему въ денежномъ вопросѣ. Цифры Джорджа и ея собственная сообразительность убѣдили ее, что конечные результаты борьбы съ нимъ въ этомъ отношеніи будутъ болѣе невыгодны для нея, нежели для него. Но отъ права выбирать своихъ друзей или ревновать къ леди Максуэлль она никогда не откажется. Если Джорджъ пересталъ ухаживать за своей женой, то онъ долженъ примириться съ тѣмъ, что она ищетъ развлеченія и ухаживанія у другихъ людей. Въ этомъ нѣтъ ничего худого. Всѣ дѣлаютъ такъ, и она не намѣрена отказываться отъ преимуществъ своей красоты и молодости. Послѣ этого она присѣла къ столу и написала лорду Катедину нѣсколько строкъ, извѣщая его, что она и "Тулли" будутъ въ слѣдующій вечеръ въ оперѣ, и что она получила приглашеніе въ Кларенсъ-гаузъ. Кромѣ того, она хотѣла попросить его содѣйствія, чтобы получить приглашеніе на интересный балъ -- послѣдній въ этомъ сезонѣ,-- который долженъ былъ состояться черезъ двѣ недѣли.
   Черезъ нѣсколько дней Джорджъ вернулся съ сѣвера, еще болѣе худой и удрученный заботами, чѣмъ раньше, если только это было возможно. Стачка отличалась большимъ упорствомъ. Берроузъ очень ловко руководилъ дѣломъ и, хотя, по мнѣнію Трессэди, среди хозяевъ не было ни одного дѣльнаго человѣка, они тоже упорно хотѣли поставить на своемъ. Раздраженный Джорджъ былъ съ ними совершенно солидаренъ, съ тою лишь разницей, что у него теперь возникло по поводу этихъ распрей множество вопросовъ, которые, повидимому, ничуть не волновали его товарищей. Не сказывалось-ли и здѣсь "ея" вліяніе, которое развило въ немъ эту роковую способность къ участію, къ двоякой точкѣ зрѣнія безпристрастнаго человѣка и лишило его всякаго удовольствія борьбы?
   Но Летти была чужда всѣхъ этихъ волненій. Вернувшись домой, онъ нашелъ, что она готова стать къ нему въ довольно дружескія отношенія. Мало того, она отложила на неопредѣленное время наиболѣе дорогія улучшенія и измѣненія, которыя начала производить въ Фертѣ противъ его воли; онъ не видѣлъ и въ городской квартирѣ никакихъ признаковъ новыхъ покупокъ, которыми она угрожала ему. Но зато она совершенно перестала совѣщаться съ нимъ по поводу своихъ приглашеній и молча дала ему понять, что совершенно разошлась съ его матерью,-- не намѣрена больше ни бывать у нея, ни принимать ее. Въ свою очередь, Джорджъ, изъ чувства гордости, встрѣтилъ съ полнымъ молчаніемъ этотъ отказъ на торжественное предложеніе, сдѣланное имъ въ порывѣ сильнаго чувства. Нѣтъ сомнѣнія, это была ея месть за ихъ уменьшенный доходъ... и за леди Максуэлль.
   Послѣдствіемъ ея образа дѣйствій было то, что онъ почувствовалъ еще большую жалость къ своей матери. Онъ откровенно сказалъ ей, что Летти не можетъ примириться съ тѣмъ сокращеніемъ ихъ доходовъ, которое было вызвано долгомъ Шапецкаго, какъ разъ въ такое время, когда имъ особенно желательно было тратить, и когда они уже были стѣснены положеніемъ угольнаго дѣла. Лучше будетъ, говорилъ онъ, если Летти и она нѣкоторое время не будутъ встрѣчаться. Онъ, съ своей стороны, постарается уладить эти недоразумѣнія.
   Леди Трессэди выслушала это извѣстіе съ удивительнымъ равнодушіемъ.
   -- Да, она всегда ненавидѣла меня,-- сказала она.-- Я сама не знаю, за что. Должно быть, она немного завидовала моимъ платьямъ. Извини меня, Джорджъ, но я должна тебѣ прямо сказать, что Летти не умѣетъ хорошо одѣваться, совсѣмъ не умѣетъ. А между тѣмъ сколько это ей должно стоить! Ты раньше взгляни на ея счета, прежде чѣмъ назвать меня расточительной. Ты бы уговорилъ ее обратиться къ этой новой портнихѣ,-- какъ ее зовутъ? Прекрасная женщина, и какой стиль! Ну, словомъ, не безпокойся относительно Летти; это мнѣ все равно. Конечно, она поступаетъ нехорошо по отношенію къ тебѣ. Но если и ты перестанешь бывать у меня, то я перерѣжу себѣ горло и оставлю записку на туалетномъ столикѣ. Это можетъ испортить тебѣ всю карьеру, и потому будь остороженъ.
   Но Джорджъ безъ всякаго принужденія навѣщалъ ее почти каждый день. Онъ присутствовалъ при ея взрывахъ веселья и жеманства, когда пріобрѣтенныя ею въ теченіе долгой жизни привычки одерживали надъ нею верхъ, и видѣлъ ее въ моменты страданія и унынія, когда она не могла скрыть ни отъ него, ни отъ самой себя предзнаменованій неумолимаго физическаго недуга. По совѣту доктора, онъ уже не настаивалъ на томъ, чтобы она слегла въ постель и перешла на положеніе больной. Для нея и въ физическомъ отношеніи было лучше продолжать свою жизненную борьбу, и его удивляло и трогало ея мужество. Никогда она не производила на него такого отталкивающаго впечатлѣнія, какъ въ тѣ минуты, когда, бывало, старалась добиться своего, притворяясь больной. Но теперь, когда смерть дѣйствительно стучалась въ двери, это легкомысленное и въ то же время безпокойное увлеченіе, съ которымъ она носилась по чертогу жизни, на одинъ моментъ прислушиваясь къ стуку, а въ слѣдующій -- снова, очертя голову, бросаясь въ вихрь веселья, бросало на нее совершенно другой, поэтическій свѣтъ и наполняло сердце Джорджа невыразимымъ сожалѣніемъ.
   Даже ея низкопоклонный дворъ, Фуллертоны, перестали возбуждать его гнѣвъ. Это были жалкіе паразиты, но она заботилась о нихъ, а они зато дѣлали видъ, что любятъ ее. Она лишила свою жизнь болѣе благородныхъ элементовъ, но это отношеніе патрона и льстеца, несмотря на всю свою неприглядность, замѣняло до нѣкоторой степени ихъ мѣсто, и Джорджъ уже не дѣлалъ попытокъ положить ему конецъ.
   Удивительно было, какъ легко онъ теперь мирился со многими ея выходками, которыя прежде, бывало, бѣсили его,-- даже съ ея нелѣпыми взрывами привязанности къ нему и безтактными похвалами, которыя она любила расточать ему при постороннихъ. Съ теченіемъ времени онъ сталъ безропотно переносить даже нѣжности и поцѣлуи при Фуллертонахъ. Изумительно, какія новыя отношенія создаетъ въ жизни одно только ожиданіе этого рокового конца!
   Въ то же время онъ открылъ, что она, по своему, наивно, порывисто, старается быть экономнѣе, словно стараясь отблагодарить его за то, что онъ такъ много посвящаетъ ей времени. Это открытіе онъ сдѣлалъ, когда вздумалъ доставить ей кое-какія удобства, которыхъ, какъ она довольно откровенно заявила, она сама не могла себѣ позволить. Къ его удивленію, это вниманіе разсердило ее, и она готова была удариться въ слезы. Но онъ никакъ не могъ добиться отъ нея, въ чемъ дѣло.
   Парламентъ переживалъ памятныя недѣли. Первыя и, сравнительно, неспорныя части билля прошли при оживленныхъ дебатахъ и потребовали много времени. Джорджъ говорилъ разъ или два, безъ приготовленій, инстинктивно стараясь, насколько возможно, угодить Фонтеною. Они очень мало теперь разговаривали другъ съ другомъ, но Джорджъ не чувствовалъ, чтобы лидеръ сталъ относиться къ нему враждебно, и былъ очень признателенъ за великодушіе, котораго не ожидалъ. Но вѣдь онъ и не совершилъ очень большого грѣха противъ партійной дисциплины, такъ какъ его голосъ еще принадлежалъ Фонтеною. Что касается остальныхъ, то онъ скоро понялъ, что они окончательно отнесли его къ разряду "перебѣжчиковъ* и оставили въ покоѣ.
   Онъ не считалъ нужнымъ печалиться объ этомъ. Такое положеніе давало ему новую свободу слова. Все это время онъ и Марчелла встрѣчались очень рѣдко. Недѣля проходила за недѣлей, а Трессэди продолжалъ избѣгать этихъ собраній въ Майль-Эндѣ, о которыхъ онъ получалъ полный отчетъ отъ Эдуарда Уаттона. Однажды онъ формально предложилъ Летти пойти съ нимъ на одинъ изъ "Истъ-Эндскихъ вечеровъ" леди Максуэллъ, и Летти такъ же формально отказалась. Онъ, однако, не воспользовался этимъ отказомъ, чтобы пойти одному, Боялся-ли онъ собственной слабости, или считалъ это несправедливымъ по отношенію въ Летти, или, наконецъ, опасался какого-нибудь смѣшного и непоправимаго увлеченія?
   Между тѣмъ за эти недѣли ему необыкновенно часто случалось проходить черезъ С.-Джемсвую площадь. Это даже удивляло его. Иногда онъ видѣлъ Марчеллу издали, иногда же былъ такъ близко въ ней, что она дарила его взоромъ и улыбкой, которые, навѣрное, предназначались ею только для друзей, а не для всякихъ прохожихъ. Нѣсколько разъ онъ встрѣчался съ нею въ пріемной Палаты и на террасѣ, но всегда она была окружена толпой. Она больше не повторяла своего приглашенія. Быть можетъ, она сожалѣла, что такъ упрашивала его объ этомъ въ тотъ вечеръ, когда былъ рѣшенъ вопросъ о второмъ чтеніи билля.
   Іюль подходилъ къ концу. Знаменитая "статья о мастерскихъ" уже въ теченіе десяти дней служила предметомъ преній, и вся страна, казалось, приняла въ этомъ участіе. Однажды вечеромъ лордъ Незби и леди Маделена сидѣли вдвоемъ въ уголкѣ огромной гостиной на Карльтонской террасѣ. Это было въ домѣ м-ссъ Аллисонъ. Недѣли двѣ тому назадъ она возвратилась изъ Бадъ-Вильдгейма и теперь, ради своего сына, старалась вести болѣе или менѣе открытую жизнь. Въ своемъ черномъ шелковомъ платьѣ и кружевахъ, плавно двигаясь по комнатѣ, она казалась еще болѣе кроткой, но и болѣе недоступной, чѣмъ прежде. Она разговаривала со всѣми, но ея глаза, даже въ минуты наибольшаго оживленія, искали блѣдное, усѣянное веснушками лицо сына и его странный, поднятый кверху клокъ рыжихъ волосъ, или устремлялись на двери. Она имѣла больной и изнуренный видъ, и ея друзья съ радостью окружили бы ее вниманіемъ и нѣжностью. Но не легко было окружить нѣжностью м-ссъ Аллисонъ.
   -- Смотрите, какъ наша хозяйка ждетъ Фонтеноя,-- сказалъ Незби вполголоса леди Маделенѣ.
   Маделена повернула къ нему свое испуганное лицо. Это выраженіе лица было дано ей природой; у нея всегда ротъ былъ слегка разжатъ и глаза широко открыты, какъ у человѣка, который постоянно слышитъ, или ожидаетъ услышать дурныя вѣсти. Незби не нравилось это, и онъ уже не разъ старался своими насмѣшками отучить ее отъ этой привычки. Но послѣ каждой попытки онъ спѣшилъ, по выраженію Уаттона, "погладить" ее, потому что не могъ устоять передъ ея нѣжностью и довѣрчивостью, передъ ея золотыми волосами, ея бѣлою кожей.
   -- Она, вѣроятно, ожидаетъ извѣстія о голосованіи?
   -- Да, но не принимайте такого несчастнаго вида. Она перенесетъ, если даже они потерпятъ пораженіе, а они навѣрное потерпятъ. Шансы Фовтеноя сильно падаютъ. Правительство добьется своего, хотя бы даже съ большими уступками.
   -- Какой шумъ подняли всѣ по поводу этого билля.
   -- Еще бы, когда дѣло идетъ объ уничтоженіи цѣлыхъ отраслей труда. Впрочемъ, Максуэлль самъ старался взбуторажить страну.
   -- Но леди Максуэлль не выдержитъ, если это будетъ продолжаться,-- меланхолическимъ тономъ сказала леди Маделена.
   Незби засмѣялся.
   -- Не безпокойтесь. Леди Максуэлль создана для войны, и ей это идетъ въ прокъ. И развѣ вы тоже не находите въ ней удовольствія?
   -- Не знаю,-- безучастно отвѣтила дѣвушка.-- Я сама не знаю, для чего я создана.
   И ея широко открытые глаза устремились поверхъ ея вѣера на страшилище въ образѣ ея матери, которая величественно возсѣдала въ черномъ шиньонѣ и въ брилліантахъ рядомъ съ русскимъ посланникомъ. Незби также неохотно посмотрѣлъ въ этомъ направленіи. Въ послѣднее время леди Кентъ, въ его неудовольствію, сдѣлалась съ нимъ необыкновенно любезной.
   Послѣ замѣчанія леди Маделены онъ на мгновеніе погрузился въ молчаніе, а затѣмъ странно посмотрѣлъ на нее.
   -- Я не хочу васъ обидѣть,-- осторожно началъ онъ,-- но я нахожу, что вы созданы для того, чтобы носить бѣлое атласное платье и жемчугъ и имѣть такой видъ, какой вы имѣете сегодня.
   Дѣвушка покраснѣла.
   -- Я всегда знала, что вы презираете женщинъ,-- принужденнымъ тономъ сказала она, съ упрекомъ обративъ на него свои глаза.
   За всѣ эти мѣсяцы испытываемыхъ ею огорченій и униженій, единственную отраду она находила во всевозможныхъ "движеніяхъ" и "вопросахъ",-- однимъ словомъ, въ мірѣ нравственныхъ идеаловъ, насколько, конечно, мать позволяла ей имѣть съ этими вещами дѣло. Между прочимъ, она старалась работать съ Марчеллой Максуэлль, старалась понять ее.
   Незби не унимался.
   -- Неужели это значитъ презирать женщинъ, если я думаю, что онѣ составляютъ красоту и поэзію міра?-- спросилъ онъ.-- И замѣтьте, я не провожу никакихъ разграничительныхъ линій. Пусть онѣ будутъ, сколько имъ угодно, членами уѣздныхъ совѣтовъ, попечительницами, инспектрисами и королевами. Я очень послушенъ. Я подаю голосъ за нихъ; я не измѣняю своей репутаціи.
   -- Только я, по вашему мнѣнію, не могу быть ни въ чемъ полезной.
   -- Я не считаю васъ созданной для того, чтобы говорить рѣчи народу, если вы желаете знать,-- сказалъ онъ со смѣхомъ.-- Леди Максуэлль тоже не создана для того, да и во всякомъ случаѣ она не идетъ въ счетъ. Женщины теперь пріобрѣли страшное вліяніе, гораздо большее, чѣмъ когда-либо за послѣднія пятьдесятъ лѣтъ,-- но лишь тѣ, которыя сидятъ дома, въ гостиныхъ, носятъ изящныя платья и заставляютъ мужчинъ, правящихъ страной, являться къ нимъ и ухаживать за ними.
   -- Леди Максуэлль не сидитъ дома и не носитъ изящныхъ платьевъ.
   -- Я несогласенъ съ вами,-- съ жаромъ воскликнулъ Незби.-- По моему, она дѣлаетъ то и другое. Я самъ попался такимъ образомъ, хотя и не принадлежу къ мужчинамъ, правящимъ страною, и она привязала меня къ своей тріумфальной колесницѣ. А, Анкотсъ, какъ поживаете?
   Съ этими словами онъ всталъ, чтобы очистить мѣсто хозяину дома. Уходя онъ съ наслажденіемъ прошепталъ себѣ:
   -- Отлично! Она и бровью не повела.
   Дѣйствительно, леди Маделена встрѣтила своего бывшаго обожателя съ холоднымъ достоинствомъ, котораго трудно было ожидать отъ дѣвушки, имѣвшей такое жалобно-хорошенькое личико. Онъ расположился подлѣ нея и сталъ крутить свои остроконечные усики, вполнѣ подходившіе къ его маленькому Ришельевскому подбородку, украдкою бросая на нее пытливые взоры.
   -- Значитъ, вы теперь прямо изъ Парижа?-- равнодушно спросила она.
   -- Да, я пробылъ тамъ еще день или два послѣ отъѣзда мамы. Не хотѣлось возвращаться въ эту скучную глушь.
   -- Видѣли вы новую пьесу?
   Онъ сдѣлалъ гримасу.
   -- Нѣтъ. На такую vieux jeu насъ не поймаешь. Но зато я видѣлъ замѣчательную женщину въ одномъ изъ кафе-шантановъ... впрочемъ, вы, конечно, не бываете въ кафе-шантанахъ?
   -- Да,-- отвѣтила Маделена, глядя на него поверхъ своего вѣера съ такимъ спокойствіемъ, которое удивило ее самое,-- я не бываю въ кафе-шантанахъ.
   Анкотсъ былъ немного смущенъ, но черезъ минуту продолжалъ съ новымъ жаромъ:
   -- Она божественна,-- épatant! Затѣмъ, въ Chat-Noir... но, ахъ! вѣроятно, вы не бываете и въ Chat-Noir?
   -- Да, я не бываю въ Chat-Noir.
   Онъ нетерпѣливо задвигался на мѣстѣ. Она сидѣла безмолвно. Онъ опять началъ:
   -- Въ слѣдующей комнатѣ есть нѣсколько новыхъ французскихъ картинъ. Не желаете-ли посмотрѣть?
   -- Благодарю васъ. Нѣтъ, я, кажется, останусь здѣсь,-- холодно отвѣтила она.
   Онъ пробылъ подлѣ нея еще минуту или двѣ и затѣмъ откланялся. Дѣвушка глубоко вздохнула и невольно повернула свою бѣлую шею, чтобы посмотрѣть, гдѣ Незби. Странное дѣло! Молодой человѣкъ, находившійся очень далеко отъ нея, въ это мгновеніе тоже обернулся и затѣмъ медленными шагами опять направился къ ней.
   -- А, вотъ и Трессэди! Ну, теперь мы узнаемъ всѣ новости!
   Это замѣчаніе принадлежало Незби. Онъ и леди Маделена стояли теперь передъ тѣми самыми французскими картинами, которыя она отказалась осмотрѣть въ обществѣ Анкотса.
   Оставивъ картины въ покоѣ, они поспѣшили назадъ въ главную гостиную, гдѣ супруги Трессэди были уже окружены любопытной толпой.
   -- Большинство -- 18 голосовъ,-- разсказывалъ Трессэди.-- Соціалисты въ послѣдній моментъ поддержали правительство, хотя все время огрызались и угрожали, что рѣшительно нельзя было знать, чѣмъ кончится. Сорокъ приверженцевъ министерства вышли; еще человѣкъ двадцать, не меньше, были въ отсутствіи, не сговорившись съ противниками, а бывшіе либералы, всѣ до одного, вотировали противъ правительства.
   -- О, они провалятся,-- провалятся на слѣдующей статьѣ,-- воскликнулъ пожилой пэръ, красноватое лицо котораго засіяло отъ восторга.-- Такъ имъ и слѣдуетъ. Вся задача Максуэлля подготовить революцію. Такого опаснаго человѣка у насъ уже давно не было. А еще прикидывается такимъ умѣреннымъ, что любо. Но скажите, пожалуйста, какъ вотировалъ Следъ?
   Одинъ за другимъ хваталъ Трессэди за пуговицу и разспрашивалъ о крупныхъ и мелкихъ событіяхъ вечера,-- какъ вотировалъ тотъ, какъ вотировалъ этотъ; какъ министерство отнеслось въ результату голосованія; есть-ли надежда, что послѣ этой Пирровой побѣды билль будетъ взятъ обратно, или, по крайней мѣрѣ, будутъ сдѣланы какія-нибудь существенныя измѣненія въ слѣдующихъ статьяхъ. Почти всѣ эти гости, наполнявшіе громадную комнату, принадлежали прямо или косвенно въ правящему классу. Едва-ли нашлось бы въ числѣ ихъ три человѣка, которые могли бы изложить только сущность этого билля, но зато ихъ отцы, братья, родственники принимали участіе въ проведеніи билля или противодѣйствіи ему, а у насъ нѣтъ игры, въ которой находила бы развлеченіе такая масса интеллигентныхъ лицъ, какъ въ политикѣ.
   -- Не могу понять, отчего онъ такъ чертовски взволнованъ,-- сказалъ лордъ Катединъ презрительнымъ шепотомъ лорду Незби, указывая кивкомъ на Трессэди, блѣдное лицо котораго виднѣлось надъ окружающей группой.-- Вѣдь на этотъ разъ онъ, надо полагать, подалъ голосъ, какъ слѣдуетъ, хотя вообще сильно шатается. Никогда нельзя предвидѣть, на что способны подобные люди... Ахъ, миледи, мое почтеніе!
   Онъ отвѣсилъ низкій поклонъ, и Незби, обернувшись, увидѣлъ молодую леди Трессэди, которая приближалась къ нимъ.
   -- И вы толкуете о политикѣ?-- сказала Летти съ притворнымъ отвращеніемъ, удостоивъ Катедина пожатія руки, а Незби -- улыбки.
   -- А теперь мы будемъ говорить только о вашемъ платьѣ,-- отвѣтилъ Катединъ вполголоса.-- Обворожительно!
   -- Вамъ нравится?-- сказала она съ небрежнымъ самообладаніемъ.-- Я знаю, что кажусь въ немъ ужасно злой.
   И она бросила самодовольный взглядъ въ ближайшее зеркало, въ которомъ отражались ея бѣлоснѣжныя плечи въ оправѣ изъ тюля огненнаго цвѣта.
   -- Какъ, неужели вы желали бы казаться доброй,-- сказалъ Катединъ, крутя свой черный усъ.-- Вѣдь на это ненужно большого ума.
   -- Ахъ, вы, циникъ!-- воскликнула она со смѣхомъ.-- Перейдемте сюда и поговоримъ. Роздобыли вы для меня приглашенія, о которыхъ я просила?
   Катединъ послѣдовалъ за нею, съ отвратительной улыбкой на своихъ толстыхъ губахъ, и они усѣлись въ уголку, въ сторонѣ отъ другихъ. Имъ не помѣшала и неожиданно наступившая тишина, когда спустя пять минутъ толпа разступилась и среди громкихъ, восторженныхъ восклицаній въ гостиную вошелъ Фонтеной.
   М-ссъ Аллисонъ забыла все свое достоинство и поспѣшила навстрѣчу лидеру, который съ обычнымъ нервнымъ и угрюмымъ видомъ направился къ хозяйкѣ дома.
   -- Великолѣпно!-- сказала она дрожащимъ голосомъ.-- Теперь побѣда за вами.
   Онъ покачалъ головой. Вокругъ него тотчасъ столпились его поклонники, мужчины и женщины, спѣшившіе пожать ему руку, но онъ почти никому изъ нихъ не позволилъ поздравить его. Большинству онъ сказалъ нетерпѣливымъ тономъ, что рано ликовать, такъ какъ дѣло еще не сдѣлано; что, съ своей стороны, онъ ожидалъ большаго успѣха, и что правительство легко можетъ собраться съ силами при обсужденіи слѣдующей статьи. Охладивъ такимъ образомъ въ достаточной мѣрѣ энтузіазмъ гостей, онъ увелъ въ сторону хозяйку дома.
   -- Ну, а вы чувствуете-ли себя лучше?-- вполголоса спросилъ онъ, совершенно измѣнивъ свой тонъ.
   -- Ахъ, милый другъ, не безпокойтесь обо мнѣ,-- отвѣтила она, протягивая ему съ благодарностью руку.-- Да, сынъ теперь очень добръ ко мнѣ, посвящаетъ мнѣ много времени. Но кто можетъ знать, кто можетъ знать?
   Ея маленькое блѣдное лицо сморщилось съ выраженіемъ страданія. Фонтеной, нахмуривъ брови, посмотрѣлъ на Анкотса, который, прислонившись въ аффектированной позѣ въ стѣнѣ, цитировалъ новую пьесу Джорджу Трессэди.
   Затѣмъ, послѣ нѣкотораго молчанія, Фонтеной сказалъ:
   -- На вашемъ мѣстѣ я бы, кажется, взялся за Трессэди. Онъ нравится Анвотсу. Быть можетъ, вамъ удалось бы повліять черезъ него.
   Мать поспѣшила согласиться съ этимъ и добавила съ улыбкой;
   -- Я слыхала, что вы перестали особенно разсчитывать на него въ Палатѣ.
   Фонтеной пожалъ плечами.
   -- Леди Максуэлль околдовала его. Вы виноваты въ этомъ.
   -- Бѣдный Лютонъ! Скажите, какъ намъ загладить эту вину. Но вы, конечно, не думаете, что онъ способенъ перейти на ея сторону?
   -- Въ его голосѣ я, кажется, могу быть увѣренъ. Нужно быть слишкомъ большимъ дуракомъ, чтобы измѣнить намъ въ этомъ. Но онъ потерялъ охоту къ дѣлу, и, по словамъ Гардинга Уаттона, она всему причиной. Она затащила его къ себѣ въ Исть-Эндъ, заставила своихъ пріятелей водить его повсюду.
   -- И теперь у васъ явилось желаніе осадить женщинъ, указать имъ ихъ мѣсто?
   Она съ кроткой насмѣшкой посмотрѣла на него. Весь видъ Фонтеноя сразу измѣнился: онъ понялъ, что это намекъ на ихъ взаимныя отношенія. Выраженіе преждевременной старческой усталости смѣнилось на мгновеніе чѣмъ-то молодымъ и пылкимъ, когда онъ слегка наклонился къ ней.
   -- Нѣтъ, я достигаю своей цѣли болѣе мягкими средствами. Пусть леди Максуэлль дѣлаетъ, что угодно. Мы тоже пустимъ въ ходъ чары.
   Румянецъ вспыхнулъ на ея морщинистыхъ щекахъ. Она была на четырнадцать лѣтъ старше его и уже, по крайней мѣрѣ, десять разъ отказывалась выйти за него замужъ. Но все-таки ей было бы трудно жить безъ этой преданности и обожанія, и она успѣла пріобрѣсти надъ нимъ такую власть, что уже рѣшалась давать ему понять это.
   Полчаса спустя Джорджъ и Летти поднимались по лѣстницѣ другихъ палатъ, и Летти готовила новыя улыбки для новой хозяйки. Джорджъ, утомленный драматическими событіями дня, съ трудомъ подавлялъ зѣвоту, но его предложеніе уйти домой съ одного раута, когда можно было побывать на четырехъ, Летти встрѣтила съ изумленіемъ и негодованіемъ.
   Такимъ образомъ они очутились въ домѣ одного изъ крупныхъ банкировъ, и Джорджъ плелся за шлейфомъ своей жены, принимая сравнительно мало участія въ политическомъ жужжаніи, стоявшемъ вокругъ, и думая большею частью о короткомъ разговорѣ, который онъ только что имѣлъ съ м-съ Аллисонъ. Бѣдняжка! Что онъ можетъ для нея сдѣлать? Ея сынъ, по прежнему, страдаетъ влеченіемъ къ сценѣ и почти ни о чемъ другомъ не можетъ толково говорить, хотя и эта тема оказывается для него мало благодарной.
   Но если Джорджъ, волнуемый своею внутреннею бурей, питалъ въ настоящее время къ политикѣ отвращеніе, то окружающіе не могли ни о чемъ другомъ ни думать, ни говорить. Гостиныя были полны политиковъ и ихъ женъ,-- депутатовъ, только что явившихся изъ Палаты, министровъ, улыбавшихся и подмигивавшихъ другъ другу, точно школьники, избѣжавшіе порки. По всѣмъ комнатамъ стоялъ гулъ голосовъ, толковавшихъ о всевозможныхъ исходахъ, о судьбѣ, грозящей правительству, о волненіи, охватившемъ страну, объ участи каждаго государственнаго человѣка въ отдѣльности. А самъ хозяинъ, маленькій, бѣлокурый человѣчекъ съ усталыми глазами и упитаннымъ видомъ финансиста, переходилъ отъ одной группы въ другой, вставляя свои замѣчанія и отъ времени до времени подводя новаго гостя въ своей хорошенькой и элегантной женѣ.
   Среди этого вавилонскаго столпотворенія Джорджъ наткнулся на леди Ливенъ, которая весело болтала съ молодымъ Бейлемъ, но тотчасъ выразила готовность обернуться и начать болтовню съ нимъ.
   -- Мы, конечно, всѣ ожидаемъ Максуэллей,-- сказала она ему.-- Придутъ-ли они, желала бы я знать?
   -- Почему же нѣтъ?
   -- Кому охота показываться въ обществѣ передъ пораженіемъ? Я, по крайней мѣрѣ, сидѣла бы дома.
   -- Но должны же они ободрить своихъ друзей.
   -- Совершенно напрасно,-- отвѣтила Бетти, поджимая свои хорошенькія губки.-- Притомъ же они выдержали такую жестокую борьбу.
   -- И могутъ еще побѣдить,-- сказалъ Джорджъ съ страннымъ блескомъ въ глазахъ.-- Никто не можетъ предсказать будущаго, повѣрьте мнѣ!
   -- Вамъ, кажется, это все равно,-- смѣло сказала Бетти, тряхнувъ своею золотистой головкой.
   -- Почему это?
   -- По васъ не видно, чтобы вы отчаивались,-- спокойно отвѣтила она.-- Вы, вѣроятно, похожи въ этомъ отношеніи на Френка и думаете, что ваши противники лучше васъ ведутъ дѣло. "Если Доусонъ скажетъ еще одну рѣчь,-- заявилъ мнѣ вчера Френкъ,-- клянусь, я перебѣгу въ противный лагерь". Вотъ такъ люди говорятъ о своихъ же предводителяхъ. О, мнѣ придется запретить ему заниматься политикой.
   Она, не то съ печальнымъ, не то съ рѣшительнымъ видомъ развернула свой вѣеръ. Но вдругъ ея лицо озарилось смѣхомъ, и она поспѣшно приподнялась на ципочки.
   -- Браво!-- воскликнула она.-- Вотъ и они!
   Джорджъ повернулся вмѣстѣ съ толпой и увидѣлъ въ дверяхъ Мартеллу, залитую блескомъ брилліантовъ, а за нею спокойное лицо и широкія плечи ея мужа.
   Онъ пришелъ въ восхищеніе отъ того, какъ они оба держались, проходя по многолюднымъ комнатамъ, отвѣчая на поклоны друзей и враговъ и преслѣдуемые пристальными или враждебными взорами множества людей. Они нисколько не бравировали, не пытались скрыть унынія, которое, естественно, должно было послѣдовать за столь угрожающимъ и во многихъ отношеніяхъ столь печальнымъ результатомъ голосованія. Максуэлль имѣлъ землисто-сѣрый цвѣтъ лица, вслѣдствіе утомленія и безсонныхъ ночей, между тѣмъ какъ ея черные глаза печально искали друзей и, какъ никогда, горѣли сочувствіемъ. Ихъ дѣло находилось въ опасности, но Трессэди казалось, будто эти два человѣка служатъ сознательнымъ орудіемъ высшей силы, безконечно болѣе могучей, чѣмъ они,-- силы, которая всегда будетъ ихъ сопровождать, что бы ни сталось съ ея хрупкими земными орудіями.
   
   "Я увѣреннѣе ступаю, когда мнѣ приходится идти назадъ,
   И сколько бы я ни спотыкался, ты не можешь упасть!"
   
   Такъ восклицаетъ мыслитель своей повелительницѣ Истинѣ, и въ вѣрности этому девизу заключается секретъ благородной жизни. Джорджъ вспомнилъ эти слова, когда увидѣлъ Марчеллу и ея мужа въ многолюдномъ лондонскомъ салонѣ окруженныхъ тревогами друзей и едва скрытымъ торжествомъ враговъ.
   Онъ не разсчитывалъ обмѣняться съ нею хотя бы нѣсколькими словами. Но находясь на противоположной сторонѣ комнаты, онъ вдругъ замѣтилъ, что она смотритъ на него и киваетъ ему головой, и волей-неволей ему пришлось подойти къ ней.
   Она очень радушно привѣтствовала его и не произнесла ни одного слова упрека за то, что онъ столько недѣль не былъ у нея. У нихъ зашелъ разговоръ о преніяхъ этого вечера. Джорджъ понялъ, что она, или Максуэлль, говорившій ея устами, недовольны тактикой Доусона въ Нижней Палатѣ: она негодовала на конституціонную практику, предоставлявшую ему столь большое участіе въ проведеніи билля, но при этомъ не сказала ничего неделикатнаго, ничего неблагороднаго, не позволила себѣ ни одного горькаго упрека по адресу лживыхъ друзей, которые покинули ихъ во время голосованія. Она съ увлеченіемъ заговорила о рядѣ рѣчей, которыя Максуэлль собирался произнести на сѣверѣ, и на которыя она возлагала большія надежды, и затѣмъ завела рѣчь о своемъ собесѣдникѣ.
   -- Вы не говорили со времени второго чтенія билля,-- по крайней мѣрѣ, по существеннымъ вопросамъ. А мнѣ было бы интересно знать, что вы думаете о многихъ вещахъ?
   Джорджъ прислонился затылкомъ къ стѣнѣ и нѣкоторое время молчалъ. Наконецъ, онъ сказалъ, посмотрѣвъ ей прямо въ лицо:
   -- Быть можетъ, очень часто я самъ не зналъ, что думать.
   Она вздрогнула и слегка покраснѣла.
   -- Значитъ-ли это...-- она запнулась,-- что вы вообще измѣнили свое мнѣніе по главному вопросу?
   -- Нѣтъ,-- медленно отвѣтилъ онъ.-- Нѣтъ. Какъ и прежде, я думаю, что вы требуете отъ закона того, чего законъ не можетъ сдѣлать. Но теперь я, можетъ быть, лучше понимаю, что побуждаетъ васъ поступать такъ. Теперь на выдвинутое вашею партіей положеніе мнѣ кажется труднымъ отвѣчать простымъ non possumus. Хочется немного пріостановить машину и обдумать все. Въ этомъ я сознаюсь.
   Она отвѣтила на его улыбку удивленнымъ, робкимъ взглядомъ. Онъ инстинктивно чувствовалъ, что эта частичная побѣда надъ нимъ тронула ее до глубины души.
   -- Если бы вы знали,-- сказала она,-- какими чрезмѣрными кажутся мнѣ весь этотъ парламентскій шумъ и многословіе. Мнѣ толкуютъ о чтеніяхъ и голосованіи, а у меня все время не выходитъ изъ головы мысль о людяхъ, которыхъ я знаю, о дѣтяхъ, о больныхъ, объ этихъ ужасныхъ комнатахъ.
   Она повернула голову отъ толпы, наполнявшей гостиную, къ открытому окну, подлѣ котораго они стояли. Въ это время они очутились, сравнительно говоря, въ уединеніи, и онъ заставлялъ ее говорить; стараясь со всей добротой и пыломъ своей молодости дать ей успокоиться, оправиться отъ утомленія и огорченій. Онъ съ восхищеніемъ слушалъ ее и хотѣлъ бы, чтобы эти минуты длились вѣчно; съ каждой фразой онъ больше и больше сочувствія повергалъ къ ея ногамъ, для того, чтобы вызвать ее на откровенность, чтобы удержать подлѣ себя это воплощеніе женственности и граціи въ бѣломъ платьѣ. Къ этому присоединялось счастливое сознаніе, что ей пріятно его присутствіе; что среди этой невыносимой трескотни толковъ и сужденій она чувствуетъ въ немъ друга,-- друга, вѣрность котораго возростаетъ съ его личнымъ несчастіемъ. А міръ, который противился ей и поносилъ ее, казался ему жестокимъ, полнымъ слѣпой ярости, и въ немъ возникало желаніе бороться съ нимъ изъ-за нея и побѣдить, сломить...
   -- Трессэди, ваша жена послала меня за вами. Она хочетъ ѣхать домой.
   Голосъ принадлежалъ Гардингу Уаттону. Проницательный юноша подошелъ къ нимъ, поклонился и протянулъ руку леди Максуэлль.
   Когда Марчелла снова смѣшалась съ быстро таявшей толпой, Джорджъ очутился лицомъ къ лицу съ Летти. Она была очень блѣдна и смотрѣла на него широко открытыми, сверкающими глазами. По дорогѣ домой Джорджъ, несмотря на всѣ свои старанія, не могъ сдержаться. Летти осыпала его множествомъ самыхъ язвительныхъ и обидныхъ замѣчаній, которыхъ онъ не могъ слушать хладнокровно.
   -- Чего ты хочешь отъ меня?-- съ досадой воскликнулъ онъ, наконецъ.-- Со времени митинга до сегодняшняго вечера я не сказалъ съ леди Максуэлль и двухъ словъ. Въ этомъ я уступилъ твоему желанію. Но ни ты, ни кто-либо другой не заставите меня быть съ нею грубымъ. Перестань глупить, Летти! Постарайся поближе сойтись съ нею, и тебѣ будетъ стыдно за то, что такъ говорила и даже думала о ней.
   Въ отвѣтъ на это Летти разразилась истерическимъ плачемъ, и онъ долженъ былъ пустить въ ходъ всѣ тѣ ласковыя, непослѣдовательныя рѣчи, къ которымъ всегда побуждаютъ мужчинъ женскія слезы. Летти соизволила успокоиться, и послѣдовало грустное примиреніе. Но изъ этой сцены Джорджъ вынесъ тревожное сознаніе, что до сихъ поръ онъ очень мало знаетъ свою жену. Не въ ея характерѣ оставлять безнаказанной самую ничтожную свою обиду. Что она теперь затѣваетъ? Что она сдѣлаетъ?
   

XVII.

   -- Ба! Вы уже вернулись?
   Эти слова принадлежали Джорджу Трессэди. Онъ выходилъ изъ дверей клуба въ Пель-Мелѣ, какъ вдругъ его схватилъ за руку Незби, только что подъѣхавшій на извозчикѣ.
   -- Я вернулся вчера вечеромъ. Вы домой идете? Я пройдусь съ вами по площади.
   Они повернули на С.-Джемскую площадь, и Незби продолжалъ:
   -- Да, у насъ была оживленная кампанія. Максуэлль говорилъ лучше, чѣмъ всегда. Просто любо было слушать.
   -- Читать его рѣчи тоже было наслажденіе. Много собиралось народу?
   -- Масса! Страна поднимается -- это видно. Сѣверъ теперь горячо стоитъ за Максуэлля и его билль. Таково, по крайней мѣрѣ, мое впечатлѣніе.
   -- Какъ разъ, когда мы собираемся провалить его въ Палатѣ! Вотъ комедія! Вѣдь мѣсяцъ тому назадъ совершенно нельзя было предвидѣть, какое положеніе займутъ большіе города, и казалось, что даже Лондонъ переходитъ на нашу сторону.
   -- Онъ просто колебался. Во всякомъ случаѣ я готовъ побиться объ закладъ, что на предстоящихъ выборахъ въ округѣ Степни мы одержимъ верхъ; Будетъ завтра голосованіе статьи о часахъ?
   -- Говорятъ.
   -- Если бы вы понимали свои интересы, вы бы постарались ускорить дѣло,-- сказалъ Незби съ улыбкой.-- Общественное мнѣніе настраивается противъ васъ.
   -- Ну, Фонтеной навѣрное ужь слѣдитъ за настроеніемъ общественнаго мнѣнія. До сихъ поръ онъ позволялъ соціалистамъ говорить всякій вздоръ для того только, чтобы запугать неподатливыхъ старичковъ противнаго лагеря и самому подстерегать удобную минуту. Но вчера я убѣдился, что онъ теперь измѣнилъ свою тактику.
   -- Но, между нами, развѣ онъ самъ не говоритъ вздора?
   И Незби бросилъ пытливо-насмѣшливый взглядъ на своего спутника. Джорджъ молча пожалъ плечами. Въ послѣдніе дни уже всѣ стали замѣчать, что Фонтеною измѣняютъ силы, что его рѣчи превратились въ истерическіе возгласы, а его система -- въ тираннію. Даже наиболѣе преданные изъ его послѣдователей иной разъ ворчали у него за спиной на его поведеніе въ Палатѣ. Разъ или два онъ имѣлъ неудачную стычку съ Е анкеромъ, а отъ времени до времени совершалъ тактическія ошибки, которыя обнаруживали недостатокъ самообладанія, но Трессэди могъ удивляться только тому, какъ этотъ человѣкъ способенъ былъ и до сихъ поръ сохранять во всей полнотѣ свою энергію и хладнокровіе.
   -- Значитъ, Максуэлль не одинъ поѣхалъ на сѣверъ?-- спросилъ Джорджъ, избѣгая разговора о Фонтеноѣ.
   -- Съ нимъ были: леди Максуэлль, понятно, я, Беннеттъ и Маделена Ненли. Какое удовольствіе было смотрѣть на леди Максуэллы Передъ поѣздкой она была ужасно удручена, но митинги рабочихъ союзовъ въ Ланкаширѣ и Іоркширѣ развеселили бы хоть кого.
   Джорджъ покачалъ головой.
   -- Все-таки уже поздно, и они едва-ли спасутъ билль.
   -- Можетъ быть. Въ такомъ случаѣ ее ужасно жаль. Она положила на этотъ билль все свое здоровье и силы. Послѣ этого поневолѣ призадумаешься, можно-ли женщинамъ мѣшаться въ политику. Максуэлль принимаетъ все это гораздо спокойнѣе,-- если только его хладнокровіе не есть маска. Но она положительно можетъ заболѣть.
   Джорджъ ничего не отвѣтилъ, Незби продолжалъ говорить о Максуэллѣ и поѣздкѣ, и съ каждой фразой критическая жилка, присущая ему, брала верхъ надъ его участіемъ. На углу Королевской улицы они остановились.
   -- Ну, я пойду въ клубъ. Кстати, что слышно объ Анкотсѣ?
   Джорджъ сдѣлалъ гримасу.
   -- Я видѣлъ его вчера поздно ночью. Онъ ѣхалъ на извозчикѣ съ какою-то молодой женщиной. Навѣрное это -- она.
   Снова завязался разговоръ, и Трессэди изъ него убѣдился, что Незби, какъ и Фонтеной, видитъ въ немъ новаго друга Анкотса и разсчитываетъ, что онъ можетъ повліять на молодого повѣсу, который окончательно махнулъ рукою на. мать и прежнихъ друзей.
   Но Трессэди съ какою-то злобною радостью поспѣшилъ заявить, что эти надежды совершенно неосновательны. Онъ уже пробовалъ сдѣлать что-нибудь ради матери, и безъ всякаго успѣха. Впрочемъ, онъ лично думаетъ, что вся эта исторія есть просто blague...
   -- Что не помѣшаетъ ему окончательно свихнуться съ пути,-- спокойно отвѣтилъ Незби,-- а мать, конечно, не переживетъ этого. Жаль ее. Но онъ, кажется, ужасно высокаго мнѣнія о васъ. Мнѣ казалось, что вы могли бы выбить у него эту дурь изъ головы.
   Джорджъ опять покачалъ головой, и они разстались.
   Сказать по правдѣ, Трессэди былъ не особенно польщенъ предпочтеніемъ, которое выказывалъ ему Анкотсъ. Самъ онъ очень мало интересовался молодымъ человѣкомъ, тѣмъ не менѣе послѣ одного или двухъ взрывовъ откровенности со стороны Анкотса,-- откровенности, предметомъ которой было актерское негодованіе на общественныя условности,-- Трессэди сдѣлалъ попытку, въ интересахъ матери, наставить юношу на путь истины, задѣть его словомъ или двумя за живое. Но Анкотсъ только вытаращилъ на мгновеніе свои зеленоватые глаза, встряхнулъ своей смѣшной гривой волосъ, какъ животное стряхиваетъ руку, которая докучаетъ ему, сразу перемѣнилъ предметъ разговора и отретировался. Съ тѣхъ поръ Трессэди сталъ видѣть его гораздо рѣже.
   Но это очень мало трогало его; у него не было ни времени, ни охоты думать объ Анкотсѣ. Такъ и теперь, направляясь домой обѣдать, онъ съ досадой отгонялъ отъ себя всякую мысль о немъ. Его вниманіе было всецѣло поглощено нравственнымъ переломомъ, который совершался въ немъ самомъ: все политическое положеніе безмолвно, точно подъ дѣйствіемъ, какого-то волшебства, мѣняло въ его глазахъ свой видъ, и все группировалось вокругъ одной фигуры, одного лица...
   Остались-ли у него какія-нибудь убѣжденія по поводу самого билля? Онъ самъ этого не зналъ. Не разсудокъ теперь говорилъ въ немъ. Въ немъ говорило почти одно только страстное, дѣтски-безразсудное желаніе уйти отъ ненавистной обязанности наносить обиду и пораженіе Марчеллѣ Максуэлль. Длинный политическій споръ, конечно, съ каждымъ днемъ подрывалъ и ослаблялъ тѣ, на лету нахватанныя, убѣжденія юнаго шовинизма, которыя съ самаго начала привлекли его въ лагерь Фонтеноя. Въ умственномъ отношеніи онъ былъ теперь совершенно инертенъ. Въ то же время онъ съ полною откровенностью сознавался передъ самимъ собою, что могъ бы служить и дѣйствительно служилъ бы ревностнымъ помощникомъ Фонтеноя, если бы въ дѣло не замѣшалось постороннее вліяніе, посторонній голосъ.
   Теперь же соблюденіе вѣрности Фонтеною почти превышало его силы. А между тѣмъ эта вѣрность была вопросомъ его личной чести и благородства: онъ несъ обязанности передъ избирателями и партіей.
   Нѣтъ-ли какого-нибудь разумнаго и законнаго выхода? Шагая по улицѣ, онъ началъ трезво и хладнокровно обсуждать политическое положеніе. Послѣ голосованія о "числѣ часовъ" главная часть борьбы, какъ онъ всегда это утверждалъ, будетъ кончена. Если правительству удастся провести эту статью,-- а еще была вѣроятность, что оно проведетъ ее, хотя и съ ничтожнымъ большинствомъ голосовъ,-- то два важныхъ нововведенія получатъ уже санкцію Палаты: домашнее производство въ опредѣленныхъ отрасляхъ труда будетъ перенесено закономъ въ мастерскія, подчиненныя фабричному надзору, и всѣ рабочіе мужескаго пола въ этихъ отрасляхъ подпадутъ подъ дѣйствіе существующихъ ограниченій о продолжительности рабочаго дня.
   Сравнительно съ этими двумя реформами, или переворотами, послѣдняя статья билля -- "статья о домовладѣльцахъ" -- представляетъ собою, какъ онъ уже говорилъ Фонтеною, вопросъ второстепеннаго разряда, чисто техническія подробности. Не имѣетъ-ли послѣ этого право всякій, а слѣдовательно и Джорджъ Трессэди, заново обсудить и рѣшить вопросъ о своемъ отношеніи къ этому биллю?
   Онъ сказалъ Фонтеною, что тотъ можетъ разсчитывать на его голосъ. Но обязываетъ-ли это его къ чему-нибудь, помимо существеннаго содержанія билля? Долженъ-ли онъ, напримѣръ, подать голосъ противъ статьи о часахъ? Да, долженъ. Ну, а затѣмъ?
   Фонтеной, безъ сомнѣнія, будетъ вести ожесточенную борьбу до конца, разсчитывая даже въ послѣдній моментъ, послѣ неимовѣрныхъ усилій, одержать надъ министерствомъ верхъ. Оптимистическая самоувѣренность, которой онъ до сихъ поръ предавался, теперь исчезла. Трессэди зналъ, что теперь Фонтеной уже не такъ увѣренъ въ своей побѣдѣ на ближайшемъ голосованіи. Жалкое большинство, съ которымъ прошла статья о мастерскихъ, еще уменьшится, но едва-ли оно исчезнетъ совсѣмъ. Если Фонтеною суждено побѣдить, то окончательные счеты могутъ быть сведены лишь въ послѣдней схваткѣ, къ которой онъ уже началъ готовиться и готовить своихъ сторонниковъ.
   Положеніе Фонтеноя въ этомъ дѣлѣ совершенно ясно. Это положеніе лидера и непримиримаго.
   Но положеніе обыкновеннаго члена Палаты, такъ сказать, парламентскаго солдата, а не предводителя, совершенно иное. Если онъ почерпнулъ изъ дебатовъ основанія для измѣненія нѣкоторыхъ своихъ взглядовъ, но все-таки до сихъ поръ не отставалъ отъ своей партіи, то нельзя-ли думать, что голосованіе статьи о часахъ обозначаетъ собою новую стадію билля, которая возвращаетъ такому человѣку полную свободу дѣйствія? Палата высказалась по главнымъ пунктамъ билля; общественное мнѣніе становится на сторону правительства. Не справедливо-ли теперь считать, что война зашла уже достаточно далеко?
   Дѣйствительно, онъ уже видѣлъ признаки того ослабленія оппозиціи, о которомъ предсказывалъ Фонтеною. Все дѣло, по его мнѣнію, теперь зависѣло отъ старыхъ либераловъ, остатковъ нѣкогда могучей партіи, которые теперь обвиняли правительство въ чрезмѣрныхъ и опасныхъ уступкахъ соціалистамъ. Эти либералы внимательно слѣдили за настроеніемъ общественнаго мнѣнія. До сихъ поръ они держались взгляда, что страна не высказалась по поводу билля. Теперь же Джорджъ замѣчалъ въ ихъ лагерѣ нѣкоторую уступчивость, а новая кампанія Максуэлля, вызвавшая такой энтузіазмъ на промышленномъ сѣверѣ, тоже, безъ сомнѣнія, должна была оказать свое дѣйствіе.
   Джорджъ продолжалъ шагать по улицѣ, глубоко задумавшись надъ положеніемъ дѣлъ и испытывая странное, сложное возбужденіе; Улицы имѣли пустынный, унылый видъ, какъ сцена, покинутая актерами. Было уже около половины августа, и все свѣтское общество разбѣжалось. Тѣмъ не менѣе онъ и Летти должны были обѣдать не одни. Съ чувствомъ какого-то горькаго удовольствія Джорджъ подумалъ о томъ, что ждетъ сегодня къ обѣду нѣсколькихъ парламентскихъ знакомыхъ, застрявшихъ, подобно ему, въ аристократическомъ Вестъ-Эндѣ, гдѣ въ большей части домовъ мебель была покрыта чехлами и окна закрыты ставнями.
   Какое множество лестныхъ приглашеній на осенніе деревенскіе съѣзды сыпалось на нихъ въ послѣднія недѣли сезона и еще продолжало сыпаться до сихъ поръ! Ихъ кругъ знакомыхъ такъ быстро расширялся, что Джорджъ часто приходилъ въ удивленіе. Онъ сознавался -- хотя немного нерѣшительно,-- что Летти имѣетъ большой успѣхъ. Тѣмъ не менѣе неожиданный приливъ любезности со стороны важныхъ особъ, которыя вначалѣ не обращали на нихъ никакого вниманія, ставилъ его втупикъ. Летти гораздо больше пользовалась этимъ, нежели онъ, постоянно занятый парламентомъ и стачкой, очень много выѣзжала одна,-- и даже какъ будто предпочитала это.
   -- Пойдемте на террасу,-- сказала Марчелла, обращаясь къ Бетти Ливенъ.-- Я не хочу ожидать здѣсь. Альдезъ, ты проведешь насъ?
   Онѣ стояли въ одной изъ внутреннихъ комнатъ Палаты Общинъ. Голосованіе только что началось, и галлереи опустѣли. Члены толпою устремились въ Палату изъ библіотеки, террасы и курительныхъ комнатъ, и всѣ проходы, ведущіе къ залѣ засѣданій, были полны людей, охваченныхъ жаждой побѣды и страхомъ пораженія.
   Максуэлль провелъ дамъ на террасу и, оставивъ ихъ тамъ, вернулся назадъ въ Палату. Марчелла сѣла у парапета и, положивъ на него обѣ руки, устремила задумчивый взоръ на рѣку и плывшія надъ нею облака. Была облачная августовская ночь, по небу бѣжали пушистые клочки облаковъ, и дуновеніе теплаго вѣтра доносилось съ рѣки. По террасѣ, то озаренныя мерцающимъ свѣтомъ фонарей, то утопая въ тѣни, мелькали отдѣльныя фигуры и цѣлыя кучки. Всѣ съ нетерпѣніемъ ждали результата голосованія.
   -- Вы будете очень огорчены въ случаѣ неудачи?-- тихо спросила Бетти, беря подругу за руку.
   -- Да,-- отвѣтила Марчелла.-- Послѣ нашей поѣздки на. сѣверъ это будетъ еще тяжелѣе. Я буду мучиться мыслью, что надо было поѣхать раньше.
   Настало молчаніе, и потомъ Бетти произнесла немного застѣнчиво:
   -- Съ Френкомъ все благополучно.
   Марчелла улыбнулась. Въ послѣднее время маленькую Бетти очень огорчали вспышки Френка, и она питала довольно серьезныя опасенія насчетъ его вѣрности Максуэллю и биллю. Но Марчелла не раздѣляла этихъ опасеній. Френкъ не имѣлъ настолько иниціативы, чтобы пойти на скандалъ и оставить своего лидера. Но жизнь, которую ему насильно навязала честолюбивая Бетти, была не по немъ: оторванный отъ ручьевъ и полей, отъ обязанностей и удовольствій деревенскаго помѣщика, которыя были его природной сферой, и перенесенный въ жаркую городскую атмосферу политической игры, въ борьбу идей и честолюбій, онъ былъ не на своемъ мѣстѣ; здѣсь онъ совершенно напрасно тратилъ время и силы. Рано или поздно Бетти должна была уступить, или комедія этихъ любовныхъ ссоръ могла кончиться чѣмъ-нибудь такимъ, что совсѣмъ не согласовалось съ юной граціей и шаловливостью этой пары хорошенькихъ дѣтокъ.
   Обо всемъ этомъ Марчелла предполагала въ свое время сказать подругѣ, но теперь она могла только молча ждать, прислушиваясь къ каждому звуку, между тѣмъ какъ Бетти ласкала ея руку, а рѣчной воздухъ охлаждалъ ея разгоряченное лицо.
   -- Вотъ они,-- сказала Бетти.
   Онѣ повернулись къ открытому входу Палаты. Шумъ голосовъ и топотъ ногъ приближался къ нимъ, и всѣ, кто оставался на террасѣ, бросились къ входу.
   -- Только-только прошли! На волоскѣ держались!-- послышался въ отдаленіи мужской голосъ. Въ то же мгновеніе Максуэлль тронулъ жену за плечо.
   -- Большинствомъ десяти голосовъ. До послѣдней минуты нельзя было знать, чѣмъ кончится.
   Она подняла на него глаза и прижалась къ нему.
   -- Значитъ, намъ не суждено пробиться?
   Онъ наклонился къ ней.
   -- Думаю, что такъ. Милая, не принимай этого такъ близко къ сердцу!
   Она прикоснулась въ темнотѣ губами къ его рукѣ и тотчасъ съ блѣднымъ, но улыбающимся лицомъ обернулась, отвѣчая на привѣтствія и меланхолическія поздравленія друзей, столпившихся вокругъ.
   Терраса вскорѣ превратилась въ движущуюся массу людей, оживленно обсуждавшихъ подробности голосованія. Фонари, задуваемые вѣтромъ, бросали невѣрный свѣтъ на лица и фигуры, мелькавшія взадъ и впередъ между громадою зданія, съ одной стороны, и искрящейся темнотой рѣки,-- съ другой. Маркелла разговаривала поочередно со всѣми,-- разговаривала, сама не зная о чемъ,-- и съ какимъ-то тупымъ удивленіемъ смотрѣла на всю эту сцену, казавшуюся ей хаосомъ, откуда время отъ времени выплывали лица и слова, исполненныя особеннаго значенія.
   Вотъ къ ней подошелъ Доусонъ, министръ внутреннихъ дѣлъ. По его сѣрому, гладко выбритому лицу, полуопущеннымъ вѣкамъ и холодному, сдержанному привѣтствію видно было, что онъ не совсѣмъ увѣренъ въ своемъ пріемѣ. Онъ былъ долгое время ближайшимъ сотрудникомъ Максуэяля, и Марчелла считала его истиннымъ другомъ. Но въ послѣднее время онъ сталъ вести себя довольно подозрительно, какъ человѣкъ, рѣшившій обезпечить для себя отступленіе и незнающій, въ какой мѣрѣ можно рисковать своимъ личнымъ успѣхомъ въ сомнительномъ дѣлѣ. Она невольно заговорила съ нимъ въ новомъ, церемонномъ тонѣ, какъ говорятъ люди, бывшіе до сихъ поръ друзьями, но уже предвидящіе время, когда сдѣлаются противниками.
   А вотъ изъ темноты вынырнули огромная голова и нависшія брови Фонтеноя. Онъ шелъ рядомъ съ молодымъ виконтомъ, который и кудрями, и костюмомъ, и ростомъ одинаково отличался отъ обыкновенныхъ смертныхъ. Юноша не могъ удержаться отъ ликующеей усмѣшки, когда они проходили мимо Максуэллей; Фонтеной же церемонно снялъ шляпу. Марчелла вдругъ почувствовала всю необузданную бычачью силу этого человѣка, который промелькнулъ передъ нею и скрылся въ толпѣ. Его взоръ забѣгалъ по сторонамъ, когда она посмотрѣла на него. Изъ вѣжливости онъ старался не любоваться своею побѣдой.
   А вотъ опять новое лицо,-- худощавое, съ тонкими чертами и выдающимся подбородкомъ! Трессэди протянулъ ей руку.
   Она обрадовалась и сама удивилась своему чувству.
   -- Скажите мнѣ,-- съ живостью сказала она, дѣлая шагъ впередъ,-- вы ожидали этого?
   Они повернулись къ рѣкѣ. Джорджъ Трессэди перегнулся черезъ парапетъ рядомъ съ нею.
   -- Да, я такъ и разсчитывалъ, что большинство будетъ между восемью и двадцатью.
   -- Лордъ Фонтеной, вѣроятно, теперь совершено увѣренъ въ побѣдѣ?
   -- Можетъ быть, хотя еще ничего нельзя сказать навѣрное.
   -- Но что можетъ помѣшать этому концу? Досаднѣе всего для насъ то, что если бы общественное мнѣніе заволновалось раньше, все могло бы сложиться иначе. Но теперь Палата...
   -- Уже отбилась отъ рукъ? Можетъ быть. Но я замѣтилъ, что рѣчи лорда Максуэлля на сѣверѣ и его пріемъ произвели на многихъ сильное впечатлѣніе. Сегодняшній результатъ былъ неизбѣженъ, но если я не ошибся, мы еще увидимъ много новыхъ комбинацій.
   На ея выразительномъ лицѣ отразилось сосредоточенное вниманіе. Она играла роль политика и подвергла его перекрестному допросу. Онъ сначала колебался. Его предыдущія слова уже граничили съ измѣной, но все-таки онъ уступилъ. Продолжая стоять у перилъ, они пустились въ обсужденіе всѣхъ возможныхъ исходовъ дѣла, и когда Максуэлль, наконецъ, разстался съ своими собесѣдниками и предложилъ женѣ поѣхать домой, она подошла къ нему съ такимъ возбужденнымъ лицомъ, что онъ невольно обратилъ на это вниманіе. Онъ радушно привѣтствовалъ Трессэди и затѣмъ, словно осѣненный какою-то мыслью, вдругъ отвелъ молодого человѣка въ сторону.
   -- Опять Анкотсъ,-- сказалъ про себя Джорджъ и не ошибся.
   Безъ всякихъ предисловій, считая своего собесѣдника знакомымъ со всею его исторіей, безъ сомнѣнія, Фонтеной предупредилъ его объ этомъ, Максуэлль сообщилъ ему о новыхъ затрудненіяхъ. Какъ онъ думаетъ, не началась-ли вся эта исторія сначала? Джорджъ отвѣтилъ утвердительно.
   -- Въ такомъ случаѣ не можете-ли вы что-нибудь сдѣлать для насъ?...
   -- Я бы съ удовольствіемъ сдѣлалъ, но тутъ я совершенно безсиленъ: какъ вы знаете, Анкотсъ не станетъ слушать нравоученій.
   Ихъ разговоръ длился минуту или двѣ, но Джорджъ былъ пораженъ спокойной силой и благородствомъ этого великаго человѣка. Слыша, съ какимъ глубокимъ интересомъ и вдумчивостью онъ говоритъ объ этомъ совершенно частномъ дѣлѣ, никто бы не догадался, что онъ самъ находится въ разгарѣ политической борьбы, отъ которой зависитъ вся его личная судьба. Трессэди привыкъ изощрять свое остроуміе на нѣкоторыхъ сторонахъ характера Максуэлля, но теперь онъ съ тоской прошепталъ себѣ, что нѣтъ ничего удивительнаго, если она его любитъ.
   Она! Онъ вспомнилъ о томъ, какъ она вся просіяла, когда онъ высказалъ ей свой взглядъ на исходъ, который еще могла имѣть борьба; какую нѣжную, дружескую довѣрчивость она выказала ему; какъ деликатно она избѣгала всякихъ намековъ на его личное положеніе, какъ бы безмолвно признавая его; съ какимъ благороднымъ порывомъ она благодарила его за то, что считала уступкой врага, и все это наполняло его душу неизъяснимымъ наслажденіемъ! Во всѣхъ направленіяхъ: политическомъ, общественномъ, духовномъ -- его горизонтъ расширялся и освѣщался. Равнодушіе и цинизмъ его молодыхъ лѣтъ были подорваны, онъ сдѣлался болѣе осмысленнымъ, способнымъ, отзывчивымъ человѣкомъ. Но зато сколько горечи, сколько унынія осталось въ его душѣ, когда этотъ мимолетный порывъ радости миновалъ!
   Недѣля, которая еще оставалась до голосованія послѣдней статьи билля, была посвящена обсужденію бюджета. Тѣмъ не менѣе во всѣ эти дни происходили новыя комбинаціи и перетасовки, которыя предвидѣлъ Трессэди. Правителіство одержало верхъ въ округѣ Степни, да и въ другихъ отношеніяхъ сказались послѣдствія сѣверной кампаніи Максуэлля. Слухи о синдикатѣ, образовавшемся для учрежденія громаднаго числа мастерскихъ въ еврейскихъ и христіанскихъ кварталахъ Истъ-Энда, и о продолжительности рабочаго дня и размѣрѣ жалованья, предполагаемыхъ для новыхъ фабрикъ, побудили значительную массу рабочаго класса, которая до сихъ поръ держалась въ нейтральномъ положеніи, открыто стать на сторону правительства и значительно охладили враждебность остальныхъ.
   !!!!!!!!!!
   Несмотря, однако, на перемѣну въ общественномъ мнѣніи страны, въ самой Палатѣ Общинъ все было почти по прежнему. Изъ предложенія возложить на домохозяевъ отвѣтственность за соблюденіе новаго закона соціалисты сдѣлали яростную аттаку противъ лондонскихъ домовладѣльцевъ. Ихъ разглагольствованія усилили тотъ страхъ, который стоилъ правительству уже не мало людей. Находили невозможнымъ, неприличнымъ уступать этимъ господамъ такъ, какъ все время уступалъ Максуэлль.
   Но бывшіе либералы, или "новые виги", какъ и ожидалъ Джорджъ, пришли въ броженіе. Они прислушивались къ общественному мнѣнію и не любили домовладѣльцевъ, какъ таковыхъ. Явись въ ихъ средѣ талантливый лидеръ, они, навѣрное, отпали бы отъ комбинаціи, предложенной имъ Фонтеноемъ.
   Фонтеной чувствовалъ это и рыскалъ вокругъ нихъ, какъ сатана, убѣждая ихъ довести дѣло до конца, нанести coup de grâce.
   Въ четвергъ передъ вечеромъ, стало быть, наканунѣ того дня, когда, по разсчету Трессэди, должно было состояться окончательное голосованіе, Джорджъ вернулся въ себѣ домой часовъ въ шесть, съ радостью думая о томъ, что имѣетъ передъ собою спокойный вечеръ. Весь день онъ слонялся по Палатѣ и вокругъ нея, бесѣдуя то съ тѣмъ, то съ другимъ, и рѣшительно неспособный придти къ какому-нибудь рѣшенію, найти для себя исходъ. Въ то же время онъ и Фонтеной, какъ уже вошло у нихъ въ обыкновеніе, старались по возможности избѣгать другъ друга.
   Поднимаясь по лѣстницѣ, онъ замѣтилъ на ступенькѣ письмо. Онъ поднялъ его и, найдя его открытымъ, совершенно машинально началъ его читать.
   "Милостивая ГосударыняІ Съ Четсвортомъ ничего не подѣлаешь. Я съ большимъ искусствомъ запустилъ свою удочку, но -- не клюетъ! Тутъ, какъ видно, я не пользуюсь большимъ вліяніемъ. Но у меня есть нѣкоторые другіе планы. Во всякомъ случаѣ я сдѣлаю все, что будетъ отъ меня зависѣть, для того, чтобы вы осенью не скучали. Я, навѣрное, раздобуду вамъ нѣсколько приглашеній въ Шотландію, такъ какъ мнѣ очень хотѣлось бы показать вамъ дорогу въ этомъ направленіи. Естати, надѣюсь, что вашъ благовѣрный прилично стрѣляетъ. Знаете, какъ бываютъ иногда люди щепетильны на этотъ счетъ. Кромѣ того, вамъ бы слѣдовало совѣтоваться со мною насчетъ вашихъ платьевъ: я чертовски много понимаю въ этихъ вещахъ. Буду у васъ завтра, когда выпровожу свою семью въ деревню. И зачѣмъ только Богъ создалъ семьи! Вашъ неизмѣнно

Катединъ."

   -- Джорджъ, это ты?-- крикнула сверху Летти, не то сердито, не то боязливо.-- Это... это мое письмо! Отдай мнѣ его, пожалуйста!
   Но онъ кончилъ его у нея на глазахъ и затѣмъ съ церемонною вѣжливостью подалъ ей. Они вмѣстѣ вошли въ гостиную и Джорджъ затворилъ за собою дверь. Онъ былъ очень блѣденъ, и Летти струхнула.
   -- Значитъ, Катединъ вводитъ насъ въ общество и даетъ тебѣ совѣты относительно платьевъ!-- сказалъ онъ.-- Какъ ты думаешь... необходимо это?
   -- Что же тутъ особеннаго?-- сердито отвѣтила она.-- Ты не заботишься о моихъ удовольствіяхъ, и если я скучаю, я поневолѣ должна обратиться къ другому. Вотъ и все.
   -- И тебѣ никогда не приходило въ голову, что этимъ ты обязываешься передъ человѣкомъ, котораго я не люблю, противъ котораго я тебя предостерегалъ, который вездѣ пользуется дурной славой? Ты думаешь, что я могу примириться съ ролью твоей необходимой принадлежности, терпимой подъ условіемъ, чтобы я "прилично стрѣлялъ"?
   Презрительный тонъ этихъ словъ и повелительная осанка его гибкаго тѣла казались ей вызовомъ, на который она поспѣшила дать сердитый отвѣтъ.
   -- Все это вздоръ! И онъ не былъ бы къ тебѣ грубъ, если бы ты вѣчно не грубилъ ему.
   -- Грубилъ ему?-- повторилъ онъ съ улыбкой.-- Но постой! Дай выяснить все это дѣло. Это Катединъ досталъ намъ приглашенія въ Кларенсъ-гаузъ Гудвудъ?
   Летти не отвѣчала. Она враждебно смотрѣла на него, теребя ленты своего голубого платья.
   Джорджъ вспыхнулъ. Его гордость въ дѣлѣ свѣтскихъ знакомствъ была одною изъ его характеристическихъ чертъ.
   -- Во всякомъ случаѣ я попрошу тебя написать лорду Катедину, что мы больше не намѣрены утруждать его по поводу этихъ любезныхъ услугъ. А кромѣ того, я не поѣду осенью ни въ одинъ изъ этихъ домовъ, пока не удостовѣрюсь, что онъ не имѣетъ съ ними ничего общаго.
   -- Но я уже приняла приглашенія,-- отвѣтила Летти, тяжело дыша.
   -- Что жь дѣлать! Въ другой разъ будь со мною откровеннѣе. Я не намѣренъ дѣлать того, что считаю для себя унизительнымъ.
   -- О, да, ты предпочитаешь ухаживать за леди Максуэлль.
   Онъ пристально посмотрѣлъ на ея блѣдныя щеки и дышавшіе злобой глаза и черезъ минуту сказалъ другимъ тономъ:
   -- Летти, подумай о томъ, что всего пять мѣсяцевъ прошло послѣ нашей свадьбы! Неужели у насъ вѣчно будутъ такія отношенія? Мнѣ кажется, что мы могли бы ихъ нѣсколько улучшить.
   -- Это твое дѣло. А я приняла эти приглашенія и поѣду.
   -- Едва-ли. Ты сама поймешь, что это невозможно. Во всякомъ случаѣ необходимо Катедину написать то, о чемъ я тебѣ сказалъ.
   -- Я не сдѣлаю ничего подобнаго!-- воскликнула она.
   -- Ну, такъ я самъ напишу.
   Она поднялась съ мѣста, вся дрожа отъ ярости и тяжело опираясь на ручку кресла.
   -- Если ты это сдѣлаешь, то я найду, чѣмъ тебѣ отплатить. О, какъ я жалѣю, что вышла за тебя замужъ!
   Ихъ взоры встрѣтились, и онъ сказалъ:
   -- Я думаю, что мнѣ лучше всего пойти въ клубъ обѣдать. Едва-ли намъ теперь пріятно будетъ оставаться вдвоемъ.
   -- Иди, сдѣлай одолженіе!-- воскликнула она, дѣлая презрительный жестъ рукой.
   За дверью онъ на мгновеніе остановился, поникнувъ головой и сжавъ руки, но затѣмъ какой-то страстный порывъ отразился на его молодомъ лицѣ.
   -- Сегодня ея вечеръ,-- сказалъ онъ себѣ.-- Летти меня выгоняетъ. Я пойду!
   Между тѣмъ Летти неподвижно стояла тамъ, гдѣ онъ ее оставилъ, пока не услышала стука забираемой наружной двери. Этотъ характеристическій, многозначительный стукъ отозвался въ ея сердцѣ. Она начала бѣгать по комнатѣ, плача и ломая руки.
   Время шло. Августовскій вечеръ надвигался, а въ пустынномъ Лондонѣ не было никого, кто бы явился къ ней. Она пообѣдала одна, а затѣмъ цѣлый вечеръ, казавшійся ей нескончаемымъ, опять расхаживала по гостиной и размышляла. Мало по малу въ ней затихла та бура эгоистическихъ, ревнивыхъ чувствъ, которая бушевала въ ней всѣ эти недѣли, диктовала всѣ ея поступки, путала всѣ ея мысли. А для такого рода натуръ ничего не можетъ быть хуже подобнаго затишья, потому что оно вызываетъ на размышленіе, заставляетъ на время отдѣлиться отъ жизни и посмотрѣть на нее, какъ на нѣчто цѣлое. Для такого рода натуръ нѣтъ ничего болѣе непріятнаго, и онѣ проявляютъ неистощимую энергію для того, чтобы избѣжать этого душевнаго затишья.
   Отчего она такъ несчастна? Это необъяснимо, невыносимо! Что ее мучитъ такъ? Ненависть къ Марчеллѣ Максуэлль или огорченіе, что она потеряла любовь своего мужа? Но она вовсе не думала быть влюбленной, когда выходила за него замужъ, и до сихъ поръ очень мало интересовалась имъ, очень мало думала о немъ. Между тѣмъ въ послѣднее время, за эти шесть недѣль, когда она такъ кокетничала съ Катединомъ и легкомысленно отдавала себя ему во власть, принимая его одолженія, она безпрестанно думала только о Джорджѣ, хотѣла произвести на него впечатлѣніе своими свѣтскими успѣхами, заставить его удивляться ей, восхищаться ею. Теперь это было ясно для нея и наполняло ее удивленіемъ.
   Катединъі Но развѣ она чувствовала къ нему какое-нибудь влеченіе? Вѣдь она даже боялась его; кокетничая съ нимъ и посылая его съ своими порученіями, она все-таки знала, что онъ грубъ и жестокъ. Когда она сравнивала его съ Джорджемъ, даже съ тѣмъ Джорджемъ, котораго только что видѣла, во время послѣдней гадкой сцены, у нея на глазахъ выступали слезы гнѣва и отчаянія.
   Но дать Катедину отставку по приказанію Джорджа, уступить ему въ вопросѣ объ осеннихъ поѣздкахъ и взять на себя роль слабой, покорной жены, между тѣмъ какъ онъ посвящаетъ все свое вниманіе, всѣ свои мысли леди Максуэлль,-- ее словно обожгло при мысли объ этомъ. Никогда! Никогдаі Она найдетъ, она уже нашла средство отомстить за себя.
   Поздно ночью Джорджъ вернулся домой. Она заперла дверь спальной, и онъ принужденъ былъ уйти въ свою уборную. Когда въ домѣ снова воцарилась тишина, Летти зарыла свое лицо въ подушки и плакала до тѣхъ поръ, пока ее самое не удивило это отчаяніе, и тогда она обратила свою ярость противъ самой себя.
   Когда Трессэди явился въ Майлъ-Эндъ, хорошенькая скромная комната, гдѣ происходили собранія Марчеллы, была полна гостей. Истъ-Эндъ не имѣлъ обыкновенія осенью "уѣзжать изъ города".
   Первый, кого Трессэди увидѣлъ въ этомъ сборищѣ, былъ старикъ, который говорилъ на митингѣ. Онъ сидѣлъ на кончикѣ помѣстительнаго кресла, съ удобствами котораго, какъ видно, былъ мало знакомъ, и тревожными, внимательными глазами озиралъ комнату. Подлѣ него стояла группа польскихъ евреевъ, говорившихъ на своемъ жаргонѣ при посредствѣ переводчика съ леди Максуэль. Немного далѣе составился кружокъ дѣвушекъ-канатчицъ, которыхъ занимали разговоромъ Эдуардъ Уаттонъ и серьезная женщина съ прямыми бровями, предсѣдательствовавшая на митингѣ. Ребенокъ съ печальнымъ личикомъ -- одинъ изъ выздоравливающихъ, которыми былъ переполненъ мезонинъ,-- лежалъ на диванѣ подлѣ окна, и Maделена Пенли занимала его игрушками и иллюстрированными книжками. Кромѣ того, въ комнатѣ были депутаты и довольно много мужчинъ и женщинъ, представителей различныхъ общественныхъ учрежденій и корпорацій этого округа.
   При всемъ томъ это сборище было чуждо всякаго отпечатка "благотворительности" и "попечительства". Комната представляла собою обыкновенную гостиную, наполненную цвѣтами, картинами, книгами, но только не такъ, чтобы не оставалось свободнаго мѣста. Обѣ дѣвочки изъ работнаго дома, въ бѣлоснѣжныхъ чепчикахъ и передникахъ, обносили кругомъ подносы съ чашками кофе и печеньемъ. А за открытой настежь стеклянной дверью виднѣлся даже маленькій садикъ, который былъ окруженъ со всѣхъ сторонъ громадными зданіями школы и какихъ-то амбаровъ, но все-таки представлялъ собою очень пріятный уголокъ, такъ какъ Максуэлль-Кортъ постоянно снабжалъ его цвѣтами, и въ немъ билъ маленькій фонтанъ.
   Джорджъ пробовалъ завязать разговоръ съ однимъ или двумя молодыми учителями, но еще никогда онъ не чувствовалъ себя столь неспособнымъ поддерживать бесѣду съ незнакомыми людьми. Мысль о домашнихъ непріятностяхъ не давала ему покоя. Когда настанетъ его очередь говорить съ нею? Онъ жаждалъ услышать ея голосъ, увидѣть ея ласковый взоръ.
   Она встрѣтила его съ необыкновенною сердечностью и устремила на него такой радостный взоръ, точно и она имѣла многое сказать ему. Наконецъ, желанная очередь пришла. Марчелла повела нѣкоторыхъ гостей въ садъ. Джорджъ послѣдовалъ за нею, и скоро они очутились рядомъ.
   -- Ну, что вы сегодня скажете мнѣ? Намѣрены вы опять пророчить?-- спросила она улыбаясь. Но она была очень блѣдна, и видно было, что ея силы подходятъ къ концу.
   -- Можетъ быть, если бы я видѣлъ гдѣ-нибудь нужнаго для васъ человѣка. Но такого человѣка не видно и...
   -- И завтра -- конецъ!
   -- Правительство твердо рѣшило не мириться съ пораженіемъ, не принимать никакихъ поправокъ?
   Она утвердительно кивнула головой.
   Они стояли въ концѣ сада, глядя на ярко освѣщенныя окна школы, гдѣ шли вечернія занятія. Она глубоко вздохнула.
   -- Что касается насъ лично, то мы вздохнемъ свободно, когда все это кончится. Дольше мы оба не могли бы этого выносить. Послѣ кризиса мы, вѣроятно, надолго уѣдемъ отсюда.
   Подъ словомъ "кризисъ" она, очевидно, разумѣла отставку министровъ и перемѣну правительства. Такимъ образомъ черезъ нѣсколько дней она ужь будетъ совершенно недоступна для него. Максуелдь, выйдя въ отставку, безъ сомнѣнія, большую часть времени будетъ проводить въ Брукширѣ, вдали отъ политики. Трессэди вдругъ съ тоскою почувствовалъ, что будетъ значить для него такая разлука съ Марчеллой, что будетъ значить жить въ городѣ и, выйдя поутру, не имѣть надежды встрѣтиться съ нею.
   Она, наконецъ, прервала молчаніе.
   -- Несмотря на все свое безпокойство, я, въ сущности, очень мало вѣрила тому, что лордъ Фонтеной способенъ одержать побѣду. Надо отдать ему справедливость, онъ замѣчательно хорошо разыгралъ свои карты.
   Джорджъ не слушалъ ея. У него въ головѣ вертѣлся цѣлый вихрь мыслей.
   -- Что бы вы сказали, интересно знать,-- спросилъ онъ, наконецъ,-- если бы я попробовалъ взять на себя эту роль?
   Онъ говорилъ въ шутливомъ тонѣ, ковыряя концомъ палки черную лондонскую землю.
   -- Какую роль?
   -- Мнѣ кажется, что я могъ бы подвинуть дѣло. Этотъ вопросъ надо представить Палатѣ съ точки зрѣнія здраваго, житейскаго смысла. Я отношусь къ этой статьѣ не такъ, какъ къ прочимъ! И многіе согласны со мною.
   Она съ изумленіемъ посмотрѣла на него.
   -- Я васъ не понимаю.
   -- Отчего бы намъ не пойти на попятный? Мы все время разсчитывали на враждебное отношеніе страны, но теперь общественное мнѣніе, какъ видно, измѣнилось. Нѣкоторые изъ насъ чувствуютъ, что надо испробовать этотъ законъ на дѣлѣ; пусть министры теперь отвѣчаютъ за него... Но Боже мой! Какъ будто Палата обратитъ на меня какое-нибудь вниманіе!
   Онъ поднялъ камешекъ и первымъ движеніемъ перебросилъ его черезъ стѣну. Марчелла отвѣтила не сразу.
   -- Вамъ нельзя шутить съ этимъ.
   Онъ повернулся, и ихъ глаза встрѣтились. Она была тронута, даже взволнована. Онъ находился въ раздумьи и нерѣшительности. Но его гордость была тотчасъ уязвлена при мысли, что какъ она ни тронута его участіемъ, она все-таки не вѣритъ серьезно, чтобы онъ могъ что-нибудь сдѣлать; это было ясно уже изъ того, что она обратила большее вниманіе на то, какъ подобная выходка можетъ повліять на его личную судьбу, чѣмъ на то, какъ это отразится на судьбѣ правительства.
   Онъ поспѣшилъ оставить разговоръ о самомъ себѣ, и они снова пустились въ обсужденіе общаго положенія дѣлъ.
   Тѣмъ не менѣе во время этого разговора мысли Марчеллы приняли совершенно другое направленіе. Странное предположеніе молодого человѣка запало ей въ душу и тотчасъ принесло свои плоды. Она вспомнила, какой большой престижъ, сравнительно съ своею молодостью и неопытностью, пріобрѣлъ Трессэди при своемъ вступленіи въ Парламентъ, и какое впечатлѣніе произвела короткая, но блестящая кампанія, сопровождавшая его выборы. Теперь, когда началась дѣйствительная борьба, его энергія почему-то ослабѣла. Она замѣтила, что о немъ перестали говорить. Но что, если онъ дѣйствительно былъ способенъ выступить впередъ, сыграть роль лидера? Стоя рядомъ съ нимъ подлѣ стѣны, она время отъ времени испытующе озирала его съ головы до ногъ. Она съ волненіемъ чувствовала, что въ ихъ дружбѣ наступилъ переломъ. Онъ сдѣлалъ ей предостереженіе въ замкѣ Лютонъ и съ той поры дѣйствительно противился ей. Она уже привыкла не имѣть его въ виду, когда дѣло шло о парламентской борьбѣ. Но теперь... Она порывисто дышала.
   Все-таки она не рѣшалась. Ее мучило непріятное сознаніе отвѣтственности. Человѣкъ рискуетъ слишкомъ многимъ, покидая свою естественную почву и мѣсто. Это вызываетъ у окружающихъ недовѣріе; это можетъ испортить карьеру.
   Что касается побужденій, руководившихъ имъ въ данномъ случаѣ, то она смотрѣла на нихъ совершенно просто, какъ это ни странно можетъ показаться для постороннихъ наблюдателей, склонныхъ къ сатирической насмѣшливости. Дѣло обстоитъ такъ: между ними существуетъ истинная дружба; его убѣжденія измѣняются; она имѣла возможность повліять на нихъ, что нисколько не удивительно, если принять въ соображеніе, что она старше его и имѣетъ за своими плечами идеи Максуэлля и знанія Максуэлля. Во всякомъ случаѣ она думала такъ и не допускала никакихъ другихъ объясненій. Если женщина вообще можетъ не знать и не вѣрить, что ее любятъ, то такою женщиной, конечно, могла быть и Марчелла Максуэлль. Сердце, всецѣло отданное одному, не знаетъ иной любви и съ досадой отворачивается отъ всякаго намека на нее.
   Но "вліяніе" -- другое дѣло. Это она признавала. Въ эту минуту нерѣшительности она вспомнила о сильномъ человѣкѣ, истомленномъ чрезмѣрнымъ трудомъ и покорно готовящемся отказаться отъ своей осмѣянной цѣли. У нея на глазахъ выступили слезы. Она повернулась къ своему собесѣднику. Искушеніе овладѣло ею, она уступила ему.
   Ей пришлось еще не болѣе десяти минутъ провести съ Трессэди въ уединеніи этого садика, но объ этихъ десяти минутахъ она впослѣдствіи долго вспоминала съ раскаяніемъ. Тѣмъ не менѣе они уже не говорили о политикѣ. Онъ далъ ей понять, что онъ несчастенъ, несчастенъ по причинамъ совершенно личнаго характера, несчастенъ въ своей семейной жизни. Она догадалась объ этомъ съ перваго момента, какъ познакомилась съ его женой, а въ послѣднее время слышала дурные толки о молодой леди Трессэди отъ людей, которымъ довѣряла. Но имя Летти не было упомянуто въ этомъ разговорѣ. Онъ говорилъ отдаленно, иносказательно и обвинялъ самого себя, а она слушала, стараясь утѣшить его и отвлечь его мысли. Она говорила ему о терпѣніи и примиряющемъ вліяніи времени; указывала на его политическую дѣятельность; совѣтовала ему вспомнить, какъ личныя заботы и неудовольствія заглушаются и оттѣсняются на задній планъ въ пылу общественнаго служенія. Все это говорилось такъ мягко, такъ нѣжно. Она давала ему понять, что интересутся его судьбой; что его жизнь, его успѣхи, его страданія принимаются ею близко къ сердцу. Она дѣйствовала здѣсь, какъ женщина, имѣющая въ своемъ распоряженіи могучія чары.
   Хотя при этомъ разговорѣ они оба тщательно избѣгали всякаго намека на настоящій политическій моментъ, тѣмъ не менѣе, когда они вернулись въ домъ, его оскорбленная гордость была удовлетворена: онъ зналъ, что она уже не считаетъ его совершенно незначительнымъ человѣкомъ. А позже, когда гости разошлись, и онъ одинъ шелъ по направленію къ Ольдгету, онъ съ восхищеніемъ вспоминалъ ея глаза, ея голосъ...
   Его рѣшеніе было принято. Лежа безъ сна на своей одинокой постели, онъ почти не думалъ о томъ кризисѣ, который происходилъ въ его семейной жизни. Ему было теперь не до того; онъ еще успѣетъ подумать объ этомъ черезъ двое сутокъ. А теперь онъ думалъ только о томъ, нельзя-ли склонить чашку вѣсовъ на сторону билля и положить побѣдный вѣнецъ къ ногамъ Марчеллы Максуэдль.
   Марчелла между тѣмъ, возвратившись на С.-Джемскую площадь, обняла мужа за шею и съ нѣкоторой дрожью въ голосѣ сказала ему:
   -- Сэръ Джорджъ Трессэди былъ сегодня у меня. Кажется, онъ намѣренъ бросить лорда Фонтеноя. Не удивляйся, если завтра онъ будетъ говорить въ этомъ смыслѣ.
   На лицѣ Максуэлля появилось выраженіе сильной тревоги.
   -- Надѣюсь, что онъ не сдѣлаетъ ничего подобнаго,-- сказалъ онъ рѣшительнымъ тономъ.-- Это ему сильно повредитъ. До сихъ поръ онъ высказывалъ прямо противоположныя убѣжденія. Всѣ увидятъ въ этомъ только капризъ и непослушаніе.
   Марчелла ничего не сказала въ отвѣтъ. Она задумчиво отошла отъ Максуэлля, заложивъ назадъ руки и небрежно волоча по полу свое платье, и въ первый разъ въ жизни не повѣрила мужу своихъ мыслей.
   -- Трессэди! Вотъ такъ диво!-- сказалъ одинъ изъ членовъ партія Фонтеноя, обращаясь къ своему сосѣду.-- Что онъ намѣренъ сказать?
   Человѣкъ, къ которому были обращены эти слова, наклонился впередъ и, облокотившись руками о колѣни, съ интересомъ посмотрѣлъ на оратора.
   -- Я зналъ, что тутъ что-то неладно,-- сказалъ онъ.-- Сегодня все время онъ шушукался съ этими господами.
   И онъ кивнулъ головой по направленію въ скамьямъ либераловъ.
   -- Онъ толковалъ о чемъ-то съ Гриномъ въ библіотекѣ, затѣмъ съ Спидвеллемъ на террасѣ. И посмотрите на ихъ скамьи: настоящій муравейникъ. Да, даю голову на отрѣзъ, что тутъ дѣло неладно!
   Лицо молодого спортсмена раскраснѣлось отъ возбужденія, и онъ сдѣлалъ попытку взглянуть поверхъ ряда головъ на Фонтеноя. Но онъ увидѣлъ только шляпу, нахлобученную на глаза, четыреугольный подбородокъ и пару скрещенныхъ рукъ.
   Въ Палатѣ весь этотъ день царило такое странное возбужденіе, которое показывало опытному набюдателю,-- напримѣръ, гладволицому министру внутреннихъ дѣлъ, внимательно слѣдившему за этой послѣдней, рѣшительной группировкой,-- что теперь все возможно, и въ особености возможно то, чего никто не ожидаетъ. Странные слухи возникали и опровергались. Многихъ депутатовъ видѣли въ обществѣ необычныхъ собесѣдниковъ. Люди, которые всегда отличались откровенностью, сдѣлались скрытными. Извѣстно было, что Фонтеной, который одно время безусловно разсчитывалъ на побѣду, вдругъ началъ тревожиться; замѣтили также, что онъ и молодой виконтъ, который игралъ роль "бича" партіи, необыкновенно старательно слѣдили за всѣми своими единомышленниками во время обѣденнаго перерыва.
   Фонтеной сказалъ свою рѣчь до обѣда и осыпалъ обсуждаемую статью насмѣшками, какъ неудачное заключеніе невозможнаго билля. Значитъ, домохозяева должны играть роль исполнителей, стражей этого образцоваго закона? Каждый собственникъ помѣщеній, отдаваемыхъ внаймы рабочимъ, будетъ вызванъ къ суду и понесетъ наказаніе, если портной, живущій у него на квартирѣ, станетъ выполнять работу дома, если вдова будетъ шить дома рубашки, чтобы прокормить своихъ дѣтей? Оставимъ въ сторонѣ справедливость или цѣлесообразность подобнаго закона. Но кто, кромѣ какого-нибудь маніака, повѣритъ, что подобный законъ можетъ быть приведенъ въ исполненіе? Что, если домохозяева откажутся отъ навязываемой имъ роли, или будутъ небрежно выполнять ее? Quis custobiet? Неужели Парламентъ сдѣлаетъ изъ себя посмѣшище, издавъ законъ, который, будь онъ даже тысячу разъ желателенъ, просто не можетъ быть осуществленъ на практикѣ?
   Этотъ аргументъ былъ построенъ очень искусно и имѣлъ большой успѣхъ. Каждый англичанинъ питаетъ инстинктивное отвращеніе къ бумажнымъ реформамъ.
   Во время обѣденнаго перерыва Трессэди столкнулся съ Фонтеноемъ и, проходя мимо него, всунулъ ему въ руку записку. Фонтеной на мгновеніе остановился и безмолвно оглядѣлъ молодого человѣка съ головы до ногъ.
   -- Если я вамъ нуженъ,-- сказалъ Трессэди, странно покраснѣвъ и выпрямившись,-- вы найдете меня въ библіотекѣ.
   Фонтеной ничего не отвѣтилъ. Онъ вышелъ на террасу и тамъ въ уединенномъ уголкѣ прочелъ записку. Затѣмъ онъ отправился на поиски молодого виконта съ длинными кудрями и широкими плечами, и они оба заняли позицію у внутренняго кулуара, причемъ Фонтеной мрачно оглядывалъ всѣхъ, кто выходилъ или входилъ.
   Было около десяти часовъ, когда Трессэди поймалъ взоръ Спикера. Залъ былъ полонъ. Вся Палата чувствовала, что сейчасъ произойдетъ не только послѣднее голосованіе, которое рѣшитъ судьбу правительства, но и еще что-то необыкновенное, скандалъ, одинъ изъ тѣхъ эпизодовъ личнаго характера, которые во всякое время могутъ сообщить политической ругинѣ драматическій элементъ, или попасть на страницы исторіи вслѣдствіе своей связи съ крупнымъ событіемъ.
   Палата еще не составила себѣ мнѣнія о Трессэди, какъ объ ораторѣ. Сначала онъ выступалъ удачно; затѣмъ его успѣхъ ослабѣлъ, и притомъ онъ уже такъ давно совсѣмъ не принималъ участія въ преніяхъ, что Парламентъ успѣлъ забыть о немъ.
   Въ первую же минуту онъ произвелъ на слушателей благопріятное впечатлѣніе, благодаря своей манерѣ и голосу. Къ молодости, хорошо воспитанной и хорошо одѣтой, англійская Палата Общинъ всегда выказываетъ особую снисходительность. Депутаты начали съ интересомъ наклоняться впередъ, вытягивать шеи, прикладывать руки къ ушамъ. Министерская скамья слушала, какъ одинъ человѣкъ.
   Рѣчь Трессэди еще не была кончена, какъ многіе увидѣли въ ней политическое событіе первой важности. Ораторъ съ большою откровенностью очертилъ свое собственное отношеніе къ биллю, разсказавъ, какъ онъ въ началѣ питалъ противъ него предубѣжденіе, но потомъ не-хотя, почти противъ воли, долженъ былъ измѣнить свой взглядъ. Онъ обратилъ вниманіе на удивительное, все возростающее движеніе въ пользу политики Максуэлля,-- движеніе, которое послѣ періода выжиданія и нерѣшительности, разлилось теперь по всей странѣ; онъ указалъ на легкость, съ которою, по всей вѣроятности, "угнетаемыя отрасли" приспособятся къ новому закону; онъ упомянулъ о томъ, что Палата уже въ трехъ важныхъ голосованіяхъ, несмотря на сильнѣйшее противодѣйствіе, высказывалась въ пользу билля; что страна за это время, несомнѣнно, примкнула къ правительству, и что обсуждаемая послѣдняя часть билля содержитъ въ себѣ лишь техническія подробности. А если такъ, то онъ -- и, вѣроятно, въ этомъ случаѣ онъ не останется одинъ -- считаетъ возможнымъ пересмотрѣть свое положеніе. Его избирательная программа, по его мнѣнію, уже теряетъ для него свою обязательность, хотя онъ всегда готовъ нести на себѣ всѣ послѣдствія такого образа дѣйствій, каковы бы эти послѣдствія ни были.
   Затѣмъ, переходя къ спеціальному предмету преній, послѣдней статьѣ билля, онъ обрушился на рѣчь своего лидера съ такою нервною энергіей, съ такою основательностью, съ такими познаніями, которыя привели всю Палату въ изумленіе. Онъ смялъ искусную аттаку Фонтеноя, показалъ, что думаютъ практическіе люди объ этой статьѣ, и насколько ихъ мнѣніе и опытъ положены въ основу ея. Въ заключеніе онъ распространился, не безъ энтузіазма, хотя и сдержаннаго, о "тысячахъ безвѣстныхъ тружениковъ", которые изо дня въ день, изъ года въ годъ преобразуютъ сужденія и идеалы такихъ людей, какъ онъ, и затѣмъ ясно и прямо заявилъ о своемъ намѣреніи вотировать "за" правительство, сѣлъ на свое мѣсто среди обычной бури восклицаній и одобреній.
   Послѣ этого цѣлый часъ происходило вавилонское столпотвореніе. Одинъ ораторъ за другимъ вскакивалъ на либеральныхъ скамьяхъ -- большею частью, это были дородные фабриканты и дѣльцы, до сихъ поръ стойко сохранявшіе свое мѣсто въ арміи сопротивленія,-- чтобы заявить о своемъ подчиненіи, признать, что борьба зашла достаточно далеко, что страна высказалась противъ нихъ, и что билль долженъ быть принятъ. Да и что пользы свергать правительство, которое или вернется назадъ съ удвоеннымъ большинствомъ, или уступитъ мѣсто комбинаціямъ, нисколько не привлекательнымъ для людей умѣреннаго образа мыслей? Грустный тонъ преобладалъ въ рѣчахъ этихъ остатковъ либерализма, а Палата не могла время отъ времени удержаться отъ насмѣшекъ по ихъ адресу. Но ихъ намѣреніе было ясно, и "бичъ* правительственной партіи, стоя у дверей, радостно вычеркивалъ одно имя за другимъ на своемъ спискѣ оппозиціи.
   Затѣмъ послѣдовала обычная борьба между голосованіемъ, котораго всѣ желали, и ораторами, которые всѣмъ уже надоѣли. Наконецъ, звонокъ прозвонилъ, и Палата опустѣла. Когда Трессэди хотѣлъ отдѣлиться отъ толпы своихъ бывшихъ единомышленниковъ, Фоятеной съ саркастической улыбкой преувеличенно вѣжливо отступилъ въ сторону, чтобы дать ему пройти.
   -- Мы сейчасъ узнаемъ, чего вы намъ стоили,-- хрипло прошепталъ онъ Трессэди на ухо и затѣмъ, отошедши немного къ срединѣ зала, выразительно посмотрѣлъ наверхъ, гдѣ сидѣли дамы.
   Трессэди ничего не отвѣтилъ. Поднявъ свою бѣлокурую голову выше обыкновеннаго, онъ пошелъ непривычной для него дорогой въ комнату, гдѣ подавали голоса "за* билль. Не одна пара любопытныхъ глазъ слѣдила за тѣмъ, сколько новыхъ сторонниковъ правительства послѣдуетъ за нимъ, и не одинъ парламентскій Несторъ съ интересомъ смотрѣлъ молодому человѣку вслѣдъ, вспоминая о былыхъ парламентскихъ битвахъ.
   -- Вы помните Чендоза,-- сказалъ одинъ старикъ другому,-- молодого Чендоза, который въ 46 году перешелъ изъ своей партіи на сторону Пиля? Это былъ первый годъ моего пребыванія въ Парламентѣ. Я какъ будто теперь вижу его. Онъ былъ немного похожъ на этого молодого человѣка.
   -- Этотъ ничего не добился своей измѣной,-- отвѣтилъ его собесѣдникъ съ принужденнымъ смѣхомъ, и они стали проталкиваться въ комнату оппозиціи.
   Черезъ двадцать минутъ повѣрщики голосовъ стояли у стола, и насталъ роковой моментъ для министровъ.
   "3a" -- 306. "Противъ" -- 280. Большинство -- "за".
   -- Ахъ, чортъ! Это онъ виноватъ, этотъ Іуда!-- воскликнулъ, весь красный отъ негодованія, молодой человѣкъ, стоявподлѣ Фонтеноя.
   -- Да, это онъ виноватъ,-- сказалъ Фонтеной съ злобнымъ спокойствіемъ, хотя рука, державшая шляпу, дрожала.-- Теперь занавѣсъ можетъ опуститься!
   -- Гдѣ онъ?-- закричало нѣсколько горячихъ головъ, ища глазами человѣка, который въ одинъ вечеръ скомкалъ и разрушилъ всѣ ихъ надежды.
   Но Трессэди не было видно. Онъ оставилъ Палату, какъ только великая новость, хлынувшая, точно волна, по корридорамъ, достигла кучки людей, ожидавшихъ результата въ кабинетѣ министра, и Марчелла Максуэлль узнала, что ея дѣло выиграно.
   

XVIII

   -- Я должна сейчасъ же ѣхать въ Брукъ-стритъ и постараться утѣшить Летти,-- сказала м-ссъ Уаттонъ, но съ такимъ видомъ, который показывалъ, что она скорѣе способна карать, нежели утѣшать.
   Она стояла на подъѣздѣ дамской галлереи Палаты Общинъ, и подлѣ нея находился Гардингъ, который только что позвалъ для нея извозчика.
   -- Ты не замѣтила съ галлереи, уѣхалъ-ли уже Джорджъ?
   -- Онъ былъ еще тамъ, когда я пошла внизъ,-- сказала м-ссъ Уаттонъ съ гримасой, какъ будто ей было непріятно говорить о такомъ чудовищѣ.-- Я видѣла его подлѣ дверей, когда раздались негодующіе крики. Но во всякомъ случаѣ я должна ѣхать къ Летти. Вѣдь, кромѣ меня, у нея нѣтъ ни одной родной души въ городѣ.
   На самомъ дѣлѣ ея глаза обманули ее, но ярость, которая заставляла ее трясти своей огромной головой и шляпкой, была достаточной причиной для галлюцинацій.
   -- Въ такомъ случаѣ я тоже поѣду съ тобой,-- сказалъ Гардингъ, который сначала не рѣшался на это.-- Трессэди, конечно, еще останется здѣсь, чтобы получить свою благодарность, отъ кого слѣдуетъ. Но я думаю, что мы еще не застанемъ Летти дома. Она сегодня хотѣла быть у Люси.
   -- Бѣдная овечка!-- воскликнула м-ссъ Уаттонъ, всплеснувъ руками.
   Гардингъ засмѣялся.
   -- Ну, Летти приметъ эту новость, совсѣмъ не какъ овечка, увидишь.
   -- Что же можетъ женщина сдѣлать?-- презрительно сказала м-ссъ Уаттонъ.-- Я хочу сказать, приличная женщина, которую еще можно принимать у себя въ домѣ. Ей остается только поплакать и уѣхать изъ города.
   Когда они прибыли въ Брукъ-стритъ, оказалось, что Летти только что вернулась домой. Дворецкій, понятно, безъ разсужденій пропустилъ тетку леди Трессэди, и м-ссъ Уаттонъ величественно поплыла въ гостиную, въ сопровожденіи своего сына, который, по обыкновенію, выставилъ голову впередъ, сунулъ клякъ подъ мышку и вертѣлъ свое пенсне на шнуркѣ.
   Когда они вошли въ гостиную, Летти въ полномъ вечернемъ туалетѣ стояла спиною къ нимъ и держала передъ собою послѣднее изданіе вечерней газеты, такъ что ея маленькая головка и плечи совсѣмъ ушли въ огромный листъ бумаги. Она была такъ поглощена чтеніемъ, что не замѣтила ихъ прихода.
   -- Летти!-- сказала м-ссъ Уаттонъ.
   Летти сильно вздрогнула и обернулась къ теткѣ.
   -- Милая Летти!
   Тетка, преисполненная величественнаго состраданія, направилась въ ней, протянувъ обѣ руки.
   Летти, нахмурясь, посмотрѣла на нее, затѣмъ нетерпѣливо отступила назадъ, не обращая вниманія на протянутыя ей руки.
   -- Я вижу, что Джорджъ подалъ голосъ противъ своей партіи! Тамъ былъ скандалъ! Что произошло? Чѣмъ кончилось?
   -- Кончилось тѣмъ, что правительство добилось принятія статьи,-- вмѣшался Гардингъ съ своимъ гладкимъ фальцетомъ,-- и получило при томъ значительное большинство.
   -- Правительство побѣдило? Максуэлли побѣдили, другими словами, она побѣдила?-- сказала Летти рѣзкимъ звонкимъ голосомъ, все еще продолжая хмуриться.
   -- Если вамъ угодно такъ формулировать вопросъ,-- отвѣтилъ Гардингъ, вздернувъ плечами.-- Да, надо думать, что въ томъ лагерѣ теперь происходитъ ликованіе.
   -- Неужели Джорджъ не сказалъ и не сдѣлалъ ничего, чтобы подготовить тебя къ этому, мое милое дитя?-- воскликнула м-ссъ Уаттонъ съ одною изъ самыхъ внушительныхъ своихъ манеръ.
   Она схватила газету и съ отвращеніемъ смотрѣла на жирные заголовки, которые на спѣшно напечатанномъ листѣ должны были восполнить краткость сообщенія о вечерней рѣчи: "Сцена въ Палатѣ Общинъ.-- Разгромъ оппозиціи.-- Рѣчь сэра Джорджа Трессэди.-- Неслыханное волненіе ".
   Летти задыхалась.
   -- Вчера или позавчера онъ говорилъ что-то объ этомъ, но я, конечно, никогда не предполагала... Онъ опозорилъ себя.
   Она начала въ волненіи расхаживать взадъ и впередъ, волоча за собою свои бѣлыя юбки и теребя въ своихъ ручкахъ перчатки. Гардингъ стоялъ въ грустной повѣ, задумчиво приложивъ палецъ къ губамъ.
   -- Ну, моя милая Летти,-- внушительно сказала м-ссъ Уаттонъ, кладя газету,-- единственное, что теперь остается, это -- увезти его отсюда. Пусть люди забудутъ объ этомъ, если это возможно. А мнѣ позволь сказать тебѣ въ утѣшеніе, что онъ не первый и не послѣдній человѣкъ, котораго женщины сбиваютъ съ пути.
   Блѣдныя щеки Летти ярко запылали. Она остановилась и устремила на свою утѣшительницу взоръ, горѣвшій отвращеніемъ и гнѣвомъ.
   -- И они осмѣливаются говорить, что онъ сдѣлалъ это ради нея? Какое право они имѣютъ говорить такъ?
   М-ссъ Уаттонъ остолбенѣла. Гардингъ съ сострадательнымъ видомъ медленно покачалъ головой.
   -- Боюсь, что свѣтъ дѣйствительно осмѣливается говорить много непріятныхъ вещей. Что жь дѣлать, приходится съ этимъ мириться. У леди Максуэлль своя манера дѣйствовать. Это все равно, что художникъ: у каждаго свой штрихъ.
   -- Какъ у Гардинга Уаттона своя манера говорить,-- раздался позади дрожащій голосъ.
   Въ открытыхъ дверяхъ стоялъ Трессэди, блѣдный, разбитый, съ впалыми глазами. Тѣмъ не менѣе онъ имѣлъ видъ потревоженнаго хозяина дома, готоваго защищаться противъ обоихъ непрошенныхъ гостей.
   Летти молча посмотрѣла на него, стуча одной ногой по полу. Гардингъ вздрогнулъ и, отвернувшись въ сторону, сталъ искать свой клякъ, который онъ положилъ на софу. М-ссъ Уаттонъ совсѣмъ опѣшила.
   -- Мы не ожидали васъ такъ скоро,-- сказала она, протягивая ему свою холодную руку,-- и я боюсь, что вы неправильно истолкуете наше пребываніе здѣсь. Я считала своею обязанностью, какъ ближайшая родственница Летти въ Лондонѣ, явиться сюда и выразить ей свое соболѣзнованіе по поводу сегодняшняго печальнаго событія.
   -- Я понимаю, что вы хотите сказать,-- спокойно отвѣтилъ Трессэди, не обращая вниманія на протянутую ему руку.-- Вы говорите о голосованіи?
   М-ссъ Уаттонъ подняла руки и брови и затѣмъ, подобравъ шлейфъ своего платья, направилась черезъ комнату къ Летти.
   -- Спокойной ночи, Летти! Я бы съ удовольствіемъ поболтала съ тобою, но такъ какъ твой мужъ здѣсь, то я должна удалиться. Я не имѣю привычки становиться между мужемъ и женою. Постарайся сама сказать ему, если можешь, почему онъ обманулъ надежды всѣхъ своихъ друзей и сторонниковъ, которые помогли ему попасть въ Парламентъ; почему онъ нарушилъ свои обѣщанія и подалъ каждому поводъ сожалѣть о его несчастной женѣ. О, не безпокойтесь, сэръ Джорджъ! Я высказала свое мнѣніе и теперь ухожу. Я очень хорошо понимаю, что мое присутствіе здѣсь лишнее. Спокойной ночи! Летти, конечно, понимаетъ, что въ моемъ домѣ она всегда найдетъ сочувствіе.
   И разъяренная старуха направилась къ двери, не сводя глазъ съ преступника. Гардингъ, въ свою очередь, подошелъ къ Летти, которая стояла теперь лицомъ къ камину, схватилъ ея пассивно опущенную руку и сжалъ ее въ своихъ обѣихъ рукахъ.
   -- Спокойной ночи, милая сестричка,-- сказалъ онъ съ притворнымъ дрожаніемъ въ голосѣ.-- Если тебѣ что-нибудь понадобится, располагай нами.
   -- Вы идете?-- спросилъ Трессэди, странно поднявъ брови.
   Гардингъ отвѣсилъ ему поклонъ и бочкомъ направился къ двери. Трессэди послѣдовалъ за нимъ до площадки лѣстницы, позвалъ дворецкаго, который еще не ложился спать, и церемонно приказалъ ему кликнуть для м-ссъ Уаттонъ извозчика. Затѣмъ онъ вернулся въ гостиную и затворилъ за собою дверь.
   -- Летти!
   Его тонъ поразилъ ее. Она поспѣшно оглянулась.
   -- Летти, когда я вошелъ сюда, я слышалъ, что ты защищала меня!
   Онъ былъ ужасно блѣденъ; его голубые глаза метали искры. Надменный тонъ, которымъ онъ говорилъ съ Уаттонами, исчезъ безслѣдно.
   Летти тотчасъ овладѣла собою. Въ ту минуту, когда онъ выказалъ нѣжность, она сдѣлалась тираномъ.
   -- Не подходи ко мнѣ! Не трогай меня!-- страстно воскликнула она, отстраняя его жестомъ руки.-- Если я защищала тебя, то это было лишь изъ приличія. Ты опозорилъ насъ обоихъ. Тетя Уаттонъ совершенно права. Я не знаю, какъ мы перенесемъ все это. О, не выводи меня изъ терпѣнія!-- закричала она, когда Трессэди отвернулся отъ нея съ восклицаніемъ досады.-- Это совершенно напрасно. Я знаю, ты считаешь меня дурочкой. Я не изъ твоихъ важныхъ политическихъ барынь, которыя напускаютъ на себя ученый видъ для того, чтобы мужчины волочились за ними. Я не притворяюсь, я не лицемѣрю, какъ какая-нибудь... какъ дѣлаютъ нѣкоторыя. Но вмѣстѣ съ тѣмъ я отлично понимаю, что ты надѣлалъ себѣ; я знаю, что люди будутъ говорить ужасныя вещи. Понятно, будутъ! И ты не можешь ничего возразить имъ... ты самъ знаешь, что не можешь. Почему ты никогда не говорилъ мнѣ объ этомъ? Кто заставилъ тебя перейти на другую сторону? А, ты не можешь отвѣчать!.. или не хочешь?
   Трессэди, сложивъ руки на груди, ходилъ взадъ и впередъ по комнатѣ. При послѣднемъ вызовѣ онъ остановился.
   -- Почему я не сказалъ тебѣ объ этомъ? А помнишь-ли, что вчера утромъ я хотѣлъ говорить съ тобою? Помнишь-ли ты, что я предложилъ тебѣ пойти въ Палату и послушать мою рѣчь, и ты не захотѣла? Тебя не интересуетъ политика, сказала ты, и ты не намѣрена притворяться. Что заставило меня перейти на другую сторону? Очень просто: я измѣнилъ свое мнѣніе... до нѣкоторой степени,-- медленно добавилъ онъ.
   -- До нѣкоторой степени!
   Она презрительно засмѣялась, передразнивая его голосъ.
   -- До нѣкоторой степени! И ты хочешь увѣрить меня, что больше ничего?
   -- Нѣтъ, не хочу. Возвращаясь сегодня домой, я рѣшилъ не скрывать отъ тебя правды. Мнѣніе, конечно, много значитъ. Я вотировалъ... Да, соображая все вмѣстѣ, я могу сказать, что я вотировалъ честно. Но я бы никогда не принялъ на себя той роли, какую игралъ сегодня, если бы...-- онъ запнулся и затѣмъ осторожно продолжалъ,-- если бы у меня не явилось сильное...желаніе... обрадовать леди Максуэлль. Она -- мой другъ; я отплатилъ ей, чѣмъ могъ.
   Летти, уже почти совершенно внѣ себя, разразилась цѣлымъ рядомъ истерическихъ и мало понятныхъ оскорбленій. Онъ спокойно слушалъ ее.
   -- Разумѣется,-- сказалъ онъ презрительно,-- если ты станешь повторять это другимъ, ты причинишь намъ обоимъ большой вредъ. Я думаю, что я не могъ поступить иначе. Для всѣхъ другихъ,-- напримѣръ, для м-ссъ Уаттонъ и ея сына,-- я имѣю превосходные политическіе доводы, и буду стойко защищаться. Я не имѣю ни малѣйшаго желанія каяться передъ публикой.
   Она сдѣлала невѣроятное усиліе, чтобы вернуть себѣ самообладаніе, которое одно давало ей возможность уязвить его и такъ или иначе одержать надъ нимъ верхъ, и спросила, какую роль представляетъ онъ ей въ этой маленькой комедіи. Не ожидаетъ-ли онъ, чтобы она примирилась съ этимъ пріятнымъ положеніемъ, чтобы она удовлетворилась тѣмъ, что ей оставитъ Марчелла Максуэлль?
   -- Нѣтъ,-- коротко отвѣтилъ онъ.-- Ты не имѣешь права дѣлать ни мнѣ, ни ей какихъ-нибудь вульгарныхъ упрековъ, но я признаю, что положеніе невозможно. По всей вѣроятности, я оставлю Парламентъ и Лондонъ.
   Она съ безмолвною яростью посмотрѣла на него, затѣмъ вдругъ схватила свой вѣеръ и перчатки и направилась изъ комнаты. Онъ поймалъ ее за атласную юбку и удержалъ на мѣстѣ.
   -- Дитя мое! Бѣдная Летти!-- воскликнулъ онъ съ раскаяніемъ.-- Примирись со мною, Летти, и прости меня!
   -- Я ненавижу тебя,-- яростно сказала она,-- и никогда не прощу тебя!
   Она вырвалась у него изъ рукъ и побѣжала наверхъ.
   Трессэди, измученный, упалъ въ кресло. То, что произошло въ этотъ день въ Палатѣ общинъ, уже само по себѣ могло истощить нервную энергію всякаго человѣка, но эта послѣдняя сцена довела его до такого состоянія, когда онъ уже боялся новаго слова, новаго звука.
   Повидимому, отъ усталости онъ и заснулъ тамъ, гдѣ сидѣлъ, потому что вдругъ проснулся, дрожа отъ холода августовской зари, который проникалъ въ комнату, несмотря на запертыя окна и спущенныя занавѣски.
   Онъ вскочилъ и тихо, чтобы не произвести шума, поднялъ занавѣски. Затѣмъ онъ раскрылъ стеклянную дверь и вышелъ на балконъ.
   Утренній воздухъ подулъ на него, и онъ съ наслажденіемъ сталъ вдыхать его. Ему пріятно было смотрѣть на восходящее солнце, молчаливыя улицы и покрытый мелкими облачками восточный горизонтъ.
   Послѣ долгихъ часовъ умственнаго напряженія, среди толпы и духоты Палаты Общинъ, онъ почувствовалъ чисто физическое наслажденіе. Онъ упивался этимъ физическимъ ощущеніемъ, отгоняя отъ себя всѣ заботы и подъ вліяніемъ утренней свѣжести предаваясь сотнѣ воспоминаній,-- воспоминаній путешественника, который многое видалъ и любитъ природу больше, чѣмъ человѣка. Голубая зыбь моря, прохладныя стремнины горъ, ручьи, бѣгущіе по камнямъ, тысяча различныхъ сочетаній травы, деревьевъ и солнца -- всѣ эти картины толпились передъ его воображеніемъ, вызванныя измѣнчивымъ видомъ блѣднаго лондонскаго солнечнаго восхода и жалкимъ, пыльнымъ подобіемъ парка, и, точно герольды въ присутствіи государя, всѣ эти картины разступались и отходили въ сторону, давая дорогу послѣднему воспоминанію, самому дорогому для Трессэди,-- воспоминанію объ англійской рѣкѣ и зеленомъ лугѣ, о пылающемъ іюньскомъ небѣ, о женщинѣ съ ребенкомъ, о благоуханіи травы и боярышника, о журчаніи воды...
   Но очень скоро онъ очнулся отъ своихъ мечтаній и возвратился въ комнату. Пышная гостиная казалась удивительно неуютной и неопрятной при этомъ нѣжномъ и чистомъ утреннемъ свѣтѣ. Цвѣты, которые вчера вечеромъ Летти носила на своемъ платьѣ, были разбросаны по полу, а на креслѣ лежала вечерняя газета.
   Трессэди остановился посрединѣ комнаты, поднявъ голову и прислушиваясь. Наверху не было слышно ни звука. Очевидно, Летти спала. Несмотря на всѣ несправедливыя оскорбленія, которыми она осыпала его вчера, воспоминаніе о словахъ, сказанныхъ ею м-ссъ Уаттонъ въ его защиту, не выходило у молодого человѣка изъ головы. И въ то время, какъ онъ стоялъ здѣсь, среди утренней тишины, стараясь услышать, не шевелится-ли наверху его жена, его въ первый разъ поразила мысль о томъ, что съ тѣхъ поръ, какъ онъ сталъ поклоняться одной женщинѣ, онъ началъ лучше понимать другую.
   Онъ никогда не придавалъ особеннаго значенія религіознымъ и нравственнымъ принципамъ. Что желанія человѣка не всегда согласуются съ его совѣстью, это казалось ему въ общемъ довольно естественнымъ. Но со времени дружбы съ Марчелло и Максуэлль его глазамъ открылось множество новыхъ принциповъ и идеаловъ, и сотня вопросовъ, которые до сихъ поръ никогда не безпокоили его, теперь начали неотвязно его мучить, заставляя задумываться объ отношеніяхъ въ женѣ и неумолимомъ долгѣ мужа.
   Мало того. Какъ только онъ оставилъ Палату Общинъ и ея сутолоку,-- у него еще стучало въ вискахъ отъ возбужденія, овладѣвшаго имъ во время голосованія,-- какой-то голосъ сказалъ ему: "Конецъ! Твой моментъ миновалъ! Теперь оставь сцену, пока какой-нибудь пошлый оборотъ не испортилъ всего дѣла. Ступай! Поверни свою жизнь въ другую сторону. Не жди, пока тебѣ дадутъ отставку и стряхнутъ тебя, какъ нѣчто лишнее. Возьми съ собою ея благодарность и уходи!"
   Ахъ, только не сейчасъ, не сейчасъ! Онъ сѣлъ за письменный столикъ жены, закрывъ лицо руками, и сердце его разрывалось отъ тоскливаго желанія. Еще одинъ день -- и тогда онъ будетъ готовъ встрѣтить свою судьбу, онъ сдѣлаетъ попытку исправить свою жизнь и жизнь Летти.
   Да и благородно-ли сразу исчезнуть изъ ея горизонта, бросивъ ей этотъ подарокъ на колѣни и не сказавъ больше ничего? Нѣтъ, онъ неспособенъ на это. Онъ долженъ получить свою награду. Только полчаса побыть съ нею наединѣ, излить ей свою душу, насколько она захочетъ выслушать,-- и тогда онъ скажетъ ей: "прости!"
   У него была ея книга, которую онъ обѣщалъ возвратить. Это было драгоцѣнное собраніе замѣтокъ, записанныхъ ею о судьбѣ тѣхъ бѣдняковъ, которыхъ она знала. Она очень дорожила ими и просила возвратить ихъ въ цѣлости.
   Онъ вынулъ книгу изъ кармана, посмотрѣлъ на нее и опять бережно спряталъ. Черезъ нѣсколько часовъ при помощи этой книги онъ будетъ допущенъ къ ней. Онъ страстно стремился къ этому послѣднему свиданію, заглушая въ себѣ всѣ угрызенія совѣсти и сожалѣнія. Есть возвышенныя чувства и желанія, къ которымъ неприложимъ никакой законъ, которыя сами для себя высшій законъ. "Я требую этого",-- ясно и повелительно звучалъ голосъ его души.
   Онъ взялъ бумагу и перо и началъ писать. На нѣкоторое время онъ всецѣло погрузился въ это дѣло, стараясь выполнить его какъ можно лучше. Это было письмо въ избирателямъ, и ему казалось, что онъ обдумывалъ его во снѣ,-- такъ легко онъ находилъ необходимыя для него выраженія.
   Безъ сомнѣнія, въ ближайшіе нѣсколько дней его имя будетъ окружено шипѣніемъ сплетни Уаттоновъ и имъ подобныхъ людей. Онъ долженъ написать письмо какъ можно лучше и напечатать его какъ можно скорѣе. Оно отняло у него часа полтора, и когда онъ перечиталъ его вновь, оно показалось ему наилучшей политической статьей, какая когда-либо выходила изъ подъ его пера. Это письмо, конечно, еще больше разъяритъ Фонтеноя. Но Фонтеной и безъ того усвоилъ себѣ по отношенію къ Джорджу строго опредѣленные тонъ и положеніе въ Палатѣ Общинъ. Разрывъ между нимъ и Фонтеноемъ былъ полный.
   Онъ положилъ, наконецъ, исписанные листки, чувствуя невыразимую муку въ душѣ. Вздоръ, пустыя фразы! Но письмо нужно было написать и онъ написалъ его хорошо. Мало того: умственное упражненіе подѣйствовало на него благотворно: его нервное возбужденіе улеглось. Онъ опять подошелъ къ окну и, нахмурившись, сталъ задумчиво глядѣть на быстро пробуждавшійся Лондонъ. Онъ думалъ о томъ, что ему предстоитъ испытать въ ближайшіе часы.
   Немного позже восьми часовъ утра Летти пробудилась отъ своего безпокойнаго сна при звукѣ запирающейся двери. Она поспѣшно позвонила, и въ комнату явилась Грайеръ.
   -- Кто это вышелъ?
   -- Сэръ Джорджъ, миледи. Они только что одѣлись и сказали, что имъ нужно пораньше отвезти пакетъ въ редакцію "Пель-Мельской газеты". Завтракать они будутъ въ клубѣ.
   Летти сѣла на кровати и велѣла Грайеръ поднять занавѣски и поскорѣе дать ей одѣться. Служанка, направляясь къ окну, бросила любопытный взоръ на истомленное лицо своей госпожи, а затѣмъ на письменный столъ. Послѣдній былъ загроможденъ письменными принадлежностями; въ корзинѣ виднѣлись клочки разорванной бумаги, а на бюварѣ, адресомъ внизъ, лежало запечатанное письмо. Но Летти не была расположена къ откровенности и, отославъ служанку, начала одѣваться сама.
   Полчаса спустя она въ шляпкѣ и накидкѣ вышла изъ комнаты. Перегнувшись черезъ баллюстраду, она посмотрѣла въ прихожую. Никого не было видно. Тогда Летти проворно сбѣжала по лѣсгницѣ и тихонько притворила за собою дверь. Пять минутъ спустя ключъ опять повернулся въ дверномъ замкѣ, и Летти вернулась назадъ. Блѣдная, сердитая, озираясь по сторонамъ, она быстро взбѣжала къ себѣ въ комнату...
   -- Дома леди Максуэлль?
   Дворецкій нерѣшительно посмотрѣлъ на посѣтителя.
   -- Сэръ Джорджъ Трессэди, если не ошибаюсь? Будьте любезны подождать минутку, пока я спрошу. Барыня обыкновенно никого не принимаетъ по утрамъ.
   -- Скажите ей, пожалуйста, что я принесъ ея книгу.
   Дворецкій удалился и черезъ минуту показался на площадкѣ лѣстницы, жестомъ приглашая гостя. Джорджъ поднялся наверхъ. Они пошли черезъ первый салонъ, и лакей раздвинулъ портьеру внутренней комнаты. Какъ и въ февралѣ, на Трессэди повѣяло благоуханіемъ гіацинтовъ и нарциссовъ.
   Послышался торопливый шорохъ, и къ нему на встрѣчу выбѣжала Марчелла.
   -- Сэръ Джорджъ! Какъ любезно, что вы пришли. Жаль, что Максуэлля нѣтъ. Онъ былъ бы радъ видѣться и побесѣдовать съ вами. Но еще утромъ лордъ Ардагъ прислалъ ему записку, и онъ ушелъ на Даунингъ-стритъ... Голлинъ, отодвинь немного свои игрушки, чтобы сэръ Джорджъ могъ пройти. Присядьте, пожалуйста!
   Голлинъ радостно вскочилъ при видѣ своего пріятеля, подалъ Джорджу свою пухлую ручку и затѣмъ угостилъ свою составную карту Европы такимъ толчкомъ, что островъ Критъ безпомощно упалъ въ объятія трехъ Соединенныхъ Королевствъ.
   -- О, какой переполохъ!-- воскликнула его мать со смѣхомъ, останавливаясь, чтобы посмотрѣть на произведенный имъ безпорядокъ.-- Ну, Голлинъ, постарайся поправить все это..; какъ сэръ Джорджъ поправилъ вчера вечеромъ билль твоего папы.
   Она обернулась въ Трессэди, но ея кроткій взоръ подернулся какою-то странной дымкой. Джорджъ сразу понялъ, что она чувствуетъ себя неловко, что самая манера ея привѣтствія говоритъ объ ея смущеніи.
   Они заговорили о преніяхъ. Она подробно разспрашивала его о ходѣ комбинаціи, которая привела къ пораженію Фонтеноя. Они обсуждали образъ дѣйствій отдѣльныхъ лицъ и сравнивали детали вчерашняго голосованія съ деталями предыдущихъ.
   Но все это время Джорджу казалось, что въ его креслѣ сидитъ и толкуетъ о политикѣ какой-то автоматъ, съ которымъ настоящій Джорджъ Трессэди не имѣетъ ничего общаго. Автоматъ былъ въ сѣромъ лѣтнемъ костюмѣ и говорилъ довольно толково, хотя не безъ ошибокъ и промаховъ. А настоящій Джорджъ Трессэди сидѣлъ рядомъ и слѣдилъ за происходящимъ, "Какъ она блѣдна! Она вовсе не счастлива и не ликуетъ. Какъ она избѣгаетъ всякихъ личныхъ намековъ и ничего, или почти ничего, не говоритъ о моей роли въ этомъ дѣлѣ, о моемъ усиліи. А, она хвалитъ мою рѣчь! Но не особенно горячо- Понимаю! Ей непріятно быть въ этомъ обязанной мнѣ. Она взволнована! Быть можетъ, Максуэлль?... Или какая-нибудь сплетня?.."
   Марчелла между тѣмъ замѣчала лишь то, что ея собесѣдникъ становится все безпокойнѣе и молчаливѣе. Она сидѣла подлѣ него, съ Голлиномъ у ногъ, глядя на Трессэди ласковымъ, но сдержаннымъ взоромъ. Ничего не могло быть проще ея легкаго сѣраго платья, ея спокойной позы. И все-таки никогда она не внушала ему такого уваженія; никогда онъ не чувствовалъ въ такой мѣрѣ то утонченное и изысканное нравственное достоинство, которымъ дышали не только ея лицо и движенія, но и вся комната, окружавшая ее,-- комната, содержавшая въ себѣ картины, которыя она любила, книги, которыя она читала, горшки съ дикими цвѣтами и ползучими растеніями, которыми она любила унизывать, какъ драгоцѣнными каменьями, тѣнистые уголки. Отъ времени до времени онъ оглядывался вокругъ. Эта комната была для него святилищемъ, алтаремъ, и онъ долженъ былъ навсегда разстаться съ нею! У него сердце мучительно сжалось въ груди, и странная двойственность личности исчезла.
   Между тѣмъ Голлинъ, спрятавъ свою игрушку въ шкатулку, побѣжалъ учить уроки. Мать тревожно посмотрѣла ему вслѣдъ, И какъ только за нимъ затворилась дверь, Трессэди наклонился впередъ и сказалъ:
   -- Вы, вѣроятно, понимаете, что мнѣ придется оставить Парламентъ?
   -- Въ самомъ дѣлѣ?-- нерѣшительно спросила она.-- Ваша аргументація, какъ вы ее изложили, очень сильна. Нельзя ли надѣяться, что вамъ все-таки удастся увлечь избирателей за собою?
   Онъ съ досадою покачалъ головой.
   -- Можетъ быть, и удалось бы, если бы я хотѣлъ продолжать борьбу. Но я не стану продолжать. Я теперь не принадлежу ни къ какой партіи Парламента. Для меня не существуетъ ни партій, на убѣжденій. Мое переселеніе въ Лондонъ было крупной ошибкой. Я долженъ уѣхать отсюда, иначе моя личная жизнь потерпитъ полное крушеніе. До сихъ поръ она принесла мнѣ только одну радость, одно счастье -- узнать васъ!
   Онъ поблѣднѣлъ еще больше. Ея руки вдругъ задрожали у нея на колѣняхъ. Она взяла нѣсколько цвѣточковъ изъ вазы, стоявшей недалеко, и снова нервно поставила ихъ обратно. Затѣмъ почти со страхомъ она обернулась къ нему.
   -- Я въ неоплатномъ долгу передъ вами. Вашей дружбѣ -- прошу васъ вѣрить мнѣ -- я обязана очень многимъ. Всю эту ночь я не могла заснуть и все думала о тысячахъ людей, которыхъ вы спасли своею рѣчью,-- о тѣхъ жизняхъ, которыя зависятъ отъ нея.
   -- Я вовсе не думалъ о нихъ!-- отрывисто отвѣтилъ онъ.
   Она слегка вздрогнула. Очевидно, она растерялась, и онъ воспользовался этимъ.
   -- Я вовсе не думалъ о нихъ,-- повторилъ онъ.-- Или, по крайней мѣрѣ, они ничего не значили для меня въ сравненіи съ другими побужденіями. Что касается самого билля, то я просто склонился къ вашему мнѣнію; я рѣшилъ, что предполагаемая вами мѣра хороша. Сила, которой я больше не анализировалъ, побудила меня помочь вамъ въ вашемъ дѣлѣ. Вотъ разгадка вчерашняго дня. Остальное было лишь средствомъ къ моей цѣли.
   Онъ сразу умолкъ. Онъ замѣтилъ, что она вся дрожитъ, и что у нея на глазахъ выступили слезы.
   -- Въ послѣдніе дни,-- сказала она, стараясь говорить спокойно,-- меня терзаетъ мысль, что я... что я стремилась... стремилась въ собственному успѣху.
   Видно было, что она съ трудомъ подыскиваетъ нужныя слова.
   -- Я поняла, что теперь ждетъ васъ, и съ горечью почувствовала, что совершила большую несправедливость,-- если только это не было дѣломъ убѣжденія,-- требуя такъ много отъ друга. Сегодня утромъ эта побѣда, радость видѣть плоды тяжелаго труда,-- все, все отравлено для меня!
   -- Не обращайте на это вниманія,-- спокойно отвѣтилъ онъ,-- Я пережилъ великій моментъ своей жизни. Немногимъ приходится переживать такія ощущенія, которыя переживалъ я въ теченіе своей рѣчи. Я видѣлъ васъ въ тревогѣ и уныніи въ продолженіи многихъ недѣль. Я былъ въ состояніи положить этому конецъ, дать вамъ отдыхъ и радость,-- по крайней мѣрѣ, я думалъ, что я въ состояніи. Иногда мнѣ казалось, что вы будете изъ великодушія сожалѣть объ этомъ, но я говорилъ себѣ: "все это пройдетъ, а единственное незыблемое -- фактъ -- останется. Она жаждетъ этого, и получить его. И если истина дѣйствительно тамъ, гдѣ она ищетъ ее, то тѣмъ лучше. Съ нею заодно много дѣльныхъ людей и проницательныхъ умовъ. То, что будетъ сдѣлано, доставитъ ей радость и удовлетвореніе на много лѣтъ. Что же касается меня, то я возьму свое, я получу награду..."
   Онъ запнулся, замолчалъ и поднялъ на нее взоръ.
   Неожиданный страхъ объялъ ее; ея губы разжались.
   -- Нѣтъ, не говорите этого!-- сказала она умоляющимъ тономъ, поднимая руку, какъ ребенокъ, который хочетъ избѣжать наказанія.
   Онъ слабо улыбнулся, пытаясь овладѣть собою, найти выходъ среди бури чувствъ, бушевавшей въ немъ.
   -- Вы не хотите выслушать меня?-- сказалъ онъ, наконецъ.-- Я никогда больше не потревожу васъ.
   Она не могла ничего отвѣтить. Жалость и благодарность сковали ей языкъ. Онъ продолжалъ, глядя прямо въ ея испуганное лицо.
   -- Мнѣ кажется,-- медленно сказалъ онъ,-- что люди, которые, подобно мнѣ, выростаютъ среди безплодныхъ и мелкихъ интересовъ, избираютъ совершенно другіе пути. Искусство и религія... я думаю, что они измѣняютъ человѣка, расширяютъ его кругозоръ. Я не знаю, впрочемъ; я не артистъ и не понимаю того, о чемъ говоритъ религія. Для меня такимъ расширеніемъ кругозора было знакомство съ вами. До сихъ поръ мнѣ казалось совершенно естественнымъ... быть низкаго мнѣнія о людяхъ, искать въ нихъ некрасивыхъ, мелочныхъ, низкихъ чертъ, особенно въ женщинахъ. Единственные люди, которымъ я поклонялся, были мужчины дѣла -- солдаты, администраторы, и я зачастую думалъ о томъ, что женщины мѣшаютъ имъ, опошляютъ ихъ. Я говорилъ себѣ: "не слѣдуетъ давать женщинамъ играть слишкомъ большую роль въ жизни". Мысль о женщинѣ, ломающей себѣ голову надъ политикой или общественными дѣлами, казалась мнѣ и смѣшною, и отвратительною. Въ то же время я совершенно раздѣлялъ ненависть Фонтеноя къ обычнымъ филантропическимъ толкамъ о бѣдныхъ. Мнѣ казалось, что это не можетъ повести къ добру; въ большей долѣ этихъ толковъ я видѣлъ одно лицемѣріе. Затѣмъ я познакомился съ вами и убѣдился, что женщина можетъ говорить объ общественныхъ дѣлахъ и все-таки оставаться женщиной и совершенно искренней. Можно было, конечно, отговориться тѣмъ, что у васъ есть личныя побужденія; другіе говорили это, и я съ радостью вторилъ имъ. Но я съ самаго начала видѣлъ, что это ничего не объясняетъ. Всѣ женщины...-- онъ запнулся на мгновеніе,-- большинство женщинъ, которыхъ я зналъ, судило обо всемъ съ какой-нибудь мелкой, личной точки зрѣнія. Онѣ говорили подчасъ великолѣпныя рѣчи, но въ основѣ всегда лежало что-нибудь эгоистическое, своекорыстное. То же я старался найти и въ васъ. Но вмѣсто того дѣло кончилось тѣмъ, что я сталъ безпокоиться, какъ бы чѣмъ-нибудь не задѣть или не обидѣть васъ, какъ бы не потерять вашей дружбы. У меня было горячее желаніе, чтобы вы поняли меня, а затѣмъ, послѣ нашихъ бесѣдъ, я ненавидѣлъ себя самого за рисовку и за то, что я заходилъ дальше, чѣмъ позволяла искренность. Мнѣ такъ странно было, что вы не смѣялись надо мною и не презирали меня.
   Марчелла пробудилась отъ своего мучительнаго оцѣпенѣнія и съ удивленіемъ посмотрѣла на Джорджа. У него выступили на лбу крупныя капли пота. Видъ этого человѣка, стремившагося высказать ей всю голую, неприкрашенную правду о себѣ и своемъ положеніи, снова принудилъ ее къ молчанію. Такая же блѣдная, какъ и онъ, она снова нагнулась къ нему, готовая на все, что могла послать ей судьба.
   -- И съ того дня,-- продолжалъ онъ, закрывъ глаза рукою,-- когда мы съ вами гуляли по берегу рѣки, быть съ вами, слѣдить за вами, удивляться вамъ сдѣлалось для меня жизнью, и подъ вашимъ вліяніемъ во мнѣ выработывалось новое "я", которое противилось старому и уничтожало его. Значитъ, всѣ тѣ неземные, святые идеалы, о которыхъ твердятъ нѣкоторые, справедливы, думалъ я. Они справедливы, потому что вы существуете, потому что я позналъ до нѣкоторой степени вашъ характеръ, понялъ, что значитъ для мужчины имѣть право...
   Онъ сразу остановился и, закрывъ лицо руками, пробормоталъ что-то несвязное. Она отвернулась отъ него, боясь прислушаться. Но мало по малу ея присутствіе духа, ея самообладаніе вернулись къ ней и прогнали страхъ и растерянность, которые овладѣли было ея душой. Нѣсколько разъ она пыталась заговорить, но у нея прерывался голосъ. Наконецъ, наклонившись къ нему, она сказала:
   -- Я поступила очень дурно. Все время я думала только о себѣ, о своей собственной побѣдѣ.
   Онъ отрицательно покачалъ головой, и она сначала не знала, какъ продолжать. Но затѣмъ вдругъ правдивыя, естественныя слова нашлись у нея.
   -- Сэръ Джорджъ!
   Она протянула руку и робко дотронулась до него.
   -- Знаете, о чемъ я думаю теперь? Я думаю не о васъ, не о себѣ, а о совершенно другомъ человѣкѣ.
   Онъ посмотрѣлъ на нее.
   -- О моей женѣ?-- спросилъ онъ почти своимъ обыкновеннымъ голосомъ.
   Она кивнула головой, и на глазахъ у нея неоясиданно показались слезы. Онъ вскочилъ съ мѣста, подошелъ въ открытому окну, постоялъ тамъ нѣсколько секундъ и вернулся назадъ.
   -- Обо всемъ этомъ еще придется подумать,-- сказалъ онъ, глядя на нее умоляюще.-- Я относился въ браку такъ же легкомысленно, какъ и во всему остальному. Надо будетъ какъ-нибудь поправить дѣло.
   Она молчала, но совѣсть шептала ей горькіе упреки. Ей вспомнились шутливыя слова Бетти относительно жены, и сердце ея терзалось позднимъ раскаяніемъ. Если жена не любила своего мужа, то поведеніе Трессэди еще болѣе способствовало ихъ отчужденію; если же она любила... "Она ненавидитъ меня, и права". Марчеллу вдругъ осѣнила новая, странная мысль. Какъ она сама ненавидѣла бы -- съ какою страстностью, съ какою неумолимостью!-- ту женщину, которая научила бы идеальной правдѣ Максуэлля!
   Но благородная гордость жены Максуэлля не позволила ей ни однимъ словомъ обмолвиться объ этомъ. Въ нѣмой печали и смятеніи она сидѣла и думала о тысячѣ вещей, о которыхъ не осмѣливалась сказать.
   Онъ молча стоялъ подлѣ нея и вдругъ замѣтилъ ея печаль. При видѣ ея опущенной головы, краска снова залила его щеки. Онъ взялъ перчатки и ударилъ одною изъ нихъ себя по рукѣ.
   -- Какъ низко было съ моей стороны явиться къ вамъ теперь. Уйди я, не сказавши вамъ ни слова, я бы могъ еще тѣшить себя мыслью...
   Ему было трудно говорить.
   -- Безумный эгоизмъ!-- тихо сказалъ онъ, наконецъ.-- Безуміе было явиться сюда и причинить вамъ такое страданіе. Какой-то демонъ сегодня утромъ обуялъ меня. Простите меня! Я всегда буду благословлять васъ. Постарайтесь забыть обо мнѣ. Прощайте!
   Она почувствовала пожатіе его руки. Онъ наклонялся, страстно поцѣловалъ ея руку и складку ея платья и затѣмъ быстрыми, рѣшительными шагами направился изъ комнаты. Она вскочила съ мѣста, но дверь за нимъ закрылась, прежде чѣмъ она успѣла что-нибудь сказать, потому что слезы сдавили eö горло. Она могла только снова упасть въ свое кресло, молча рыдая и жестоко упрекая себя во всемъ.
   Прошло нѣсколько минутъ. Снаружи послышались шаги. Она вскочила и прислушалась, готовая подбѣжать къ окну и спрятаться за его занавѣсками. Но затѣмъ ея щеки порозовѣли. Она ждала. Въ комнату вошелъ Максуэлль. У него тоже былъ разстроенный видъ и, входя, онъ сердито сунулъ какое-то письмо въ свой боковой карманъ. Но когда его взоръ упалъ на жену, ему стало жаль ея. Онъ поспѣшилъ къ ней, и она прижалась къ нему, говоря съ рыданіемъ:
   -- Джорджъ Трессэди былъ здѣсь. Я причинила ему большое зло... и его женѣ. Я неспособна помогать тебѣ, Альдезъ. Я совершаю такія необдуманныя, сумасбродныя, глупыя вещи! Все, на что надѣешься, для чего работаешь, превращается въ эгоизмъ и несчастье! Кому я теперь принесу зло? Тебѣ, можетъ быть,-- тебѣ!
   И она съ отчаяніемъ прильнула къ нему.
   Нѣсколько минутъ спустя между мужемъ и женою происходило совѣщаніе. Марчелла сидѣла, Максуэлль стоялъ подлѣ нея. Слезы Марчеллы высохли, но Максуэлль никогда не видѣлъ ея такой печальной и ему сдѣлалось стыдно за тотъ гнѣвъ и досаду, которые вызвала въ его душѣ вся эта исторія.
   То, что онъ смутно предвидѣлъ въ ночь ея возвращенія съ Истъ-Эндскаго митинга, сбылось. Этотъ молодой человѣкъ, способный, но не уравновѣшенный, не нашедшій удовлетворенія въ своей семейной жизни, влюбился въ Марчеллу,-- и Максуэлль былъ обязанъ своимъ политическимъ успѣхомъ чарамъ своей жены!
   Уже потому, что онъ такъ сильно любилъ ее, ему непріятно было это положеніе. Мысль, что кто-нибудь можетъ заподозрить въ его женѣ кокетливую политиканшу, которая пользовалась своею красотой для личныхъ цѣлей, бѣсила его. Такое подозрѣніе казалось ему святотатствомъ. Но теперь онъ понялъ, что именно полнота и совершенство узъ, соединяющихъ ихъ между собою, лишали ее способности правильно оцѣнивать свои отношенія, какъ женщины, къ окружающему міру и въ особенности къ мужчинамъ. Они мѣшали ей замѣчать то, что было бы ясно и понятно для всякой другой женщины. Сердце, у котораго нѣтъ неудовлетворенныхъ желаній, ничего не боится. Вотъ почему передъ мужчиной, который ей нравился, Марчелла всегда готова была всецѣло открыть свою душу съ дѣтскою искренностью и откровенностью. Предположить, что этотъ мужчина можетъ питать къ ней не тѣ чувства, какія она питаетъ къ своимъ друзьямъ, показалось бы ей испорченностью и тщеславіемъ. Подобная случайность лежала внѣ ея предвидѣнія, и если бы кто-нибудь намекнулъ ей объ этомъ, она отвѣтила бы лишь презрительнымъ смѣхомъ. Ея жизнь была слишкомъ счастлива и слишкомъ полна. Какъ могъ и какъ смѣлъ кто-нибудь влюбиться въ жену Максуэлля?
   Глядя на свою жену и имѣя въ карманѣ только что полученное имъ письмо, Максуэлль въ эту минуту почувствовалъ искушеніе открыть ей глаза на этотъ пошлый міръ. Дѣло въ томъ, что въ данномъ случаѣ вовсе не имѣлъ мѣсто какой-нибудь чисто духовный конфликтъ, въ которомъ были бы затронуты нѣсколько душъ, одинаково искреннихъ и одинаково недоступныхъ для оскорбленій, хотя и это было бы, въ глазахъ Максуэлля, достаточно непріятно и печально. Но онъ долженъ былъ считаться съ жадной, завистливой, лондонской толпой высшаго круга, которая всегда ищетъ добычи,-- съ презрѣнными газетами, не говоря уже объ отдѣльныхъ свѣтскихъ глупцахъ. Весь ходъ преній предыдущаго дня, тотъ часъ, пока продолжалась рѣчь Трессэди, а Максуэлль сидѣлъ наверху, въ галлереѣ Спикера, вытянувшись впередъ и слушая, былъ отравленъ для него -- да и для нея -- все возростающей тревогой, все возростающимъ отвращеніемъ къ побѣдѣ, брошенной, какъ даръ, къ ихъ ногамъ, Марчелла пришла къ нему изъ дамской галлереи, блѣдная, взволнованная, почти боясь взять его подъ руку.
   -- Что теперь будетъ? Можетъ-ли онъ все-таки остаться въ Парламентѣ?-- спросила она, когда они зашли на время въ кабинетъ министра внутреннихъ дѣлъ, и онъ сразу понялъ, что она говоритъ о Трессэди.
   Въ сутолокѣ, которая тотчасъ окружила ихъ, ему было некогда отвѣчать ей, но онъ думалъ, что и она подмѣтила особый оттѣнокъ въ нѣкоторыхъ поздравленіяхъ, которыя послышались вокругъ, когда они пробирались но многолюднымъ корридорамъ и комнатамъ. На подъѣздѣ св. Стефана старый сѣдой господинъ, другъ и родственникъ отца Максуэлля, потрепалъ министра по спинѣ и смѣясь прошепталъ ему на ухо:
   -- Честное слово, Альдезъ, ваша жена -- бой-баба! Говорятъ, все это она сдѣлала -- перевоспитала молодого человѣка, навязала ему свои взгляды, испортила всѣ планы Фонтеноя,-- однимъ словомъ, разбила всю эту партію въ пухъ и прахъ. Великолѣпно!
   И прищуривъ свои глаза, не то съ насмѣшкою, не то съ восхищеніемъ, старикъ посмотрѣлъ сквозь дверцу кареты на леди Максуэлль.
   -- Я думаю, что партія сама распалась,-- коротко отвѣтилъ Максуэлль, спѣша освободиться отъ своего мучителя.
   Но оглянувшись изъ окна кареты на усѣянный людьми входъ и на лица, смотрѣвшія ему вслѣдъ, онъ съ болью въ душѣ подумалъ о тѣхъ толкахъ и сплетняхъ, которые, вѣроятно, уже циркулируютъ въ этой толпѣ. Въ его душѣ были глубоко вкоренены всѣ инстинкты англійскаго высокопоставленнаго джентльмена,-- тѣ инстинкты, которые даже разнузданнаго человѣка побуждаютъ высокомѣрно ограждать женскую половину своей семьи отъ толковъ неблаговоспитаннаго міра. Бракъ Максуэлля замаскировалъ ихъ и заглушилъ, но они все-таки не были ему чужды.
   Жена между тѣмъ сидѣла подлѣ него, инстинктивно выпрямившись болѣе обыкновеннаго, но почему-то храня молчаніе. Только когда они приблизились къ Трафальгарской площади, она робко протянула ему руку и сказала:
   -- Ты радъ?
   -- Я радъ,-- отвѣтилъ онъ, глубоко вздохнувъ и пожимая ея руку,-- хотя ничто не случается такъ, какъ разсчитываешь заранѣе. Какъ это кажется страннымъ, когда вспомнишь о томъ воскресеньѣ!
   Она ничего не отвѣтила, и въ дальнѣйшемъ разговорѣ они избѣгали упоминать о Трессэди.
   А теперь это посѣщеніе, это невѣроятное объясненіе, эта жажда награды. Въ душѣ Максуэлля поднималось презрѣніе и негодованіе. Простое рыцарство, простая благовоспитанность должны были помѣшать подобному шагу. Подъ вліяніемъ этихъ чувствъ онъ сталъ обсуждать самъ съ собою, какъ воспользоваться письмомъ, которое лежитъ у него въ карманѣ,-- этимъ грязнымъ, низкимъ письмомъ.
   Но Марчелла имѣла многое сказать! Она пробудилась отъ своего оцѣпенѣнія и посмотрѣла на мужа.
   -- Альдезъ,-- сказала она, тронувъ его за руку, и онъ съ серьезнымъ лицомъ обернулся къ ней.-- Былъ только одинъ моментъ, когда... когда я пыталась подкупить его. Онъ явился въ четвергъ вечеромъ въ Майль-Эндъ. Я говорила тебѣ объ этомъ. Я видѣла, что онъ несчастливъ... несчастливъ въ своей семейной жизни. Онъ жаждалъ участія. Я не отказала ему въ немъ. Я дала ему возможность высказаться. Онъ говорилъ о своемъ одиночествѣ, о палатскихъ дѣлахъ. Я пыталась увлечь его, подѣйствовать на его политическія убѣжденія при посредствѣ его личнаго чувства. Это правда! Я сдѣлала это!
   -- Ты, вѣроятно, не сознавала, что дѣлаешь,-- нехотя отвѣтилъ онъ.-- Разумѣется, если мужчина вздумаетъ не-правильно толковать добрый порывъ...
   -- Нѣтъ,-- рѣшительно сказала она.-- Я сознавала! Все время я твердила себѣ; если я плѣню его, онъ, быть можетъ, измѣнитъ свой взглядъ на вещи; кто знаетъ, можетъ ему удастся отвратить отъ насъ пораженіе? И я старалась плѣнить его. Я вела себя совершенно не такъ, какъ прежде. Вотъ! Это все правда!
   Онъ не могъ оторваться отъ ея глазъ, въ которыхъ подъ черными рѣсницами горѣла странная смѣсь гордости, смиренія и любви.
   -- И если такъ, то неужели ты думаешь, что я могу упрекать тебя?-- медленно сказалъ онъ.
   Онъ видѣлъ, что она сама дѣлаетъ себѣ допросъ, а на него смотритъ, какъ на судью. Но можетъ-ли онъ ее судить? Что здѣсь можно судить? Онъ можетъ только обожать ее за это!
   Она не отвѣтила на его замѣчаніе. Обхвативъ руками его колѣни, она продолжала думать вслухъ.
   -- Съ самаго начала, помню, онъ мнѣ казался человѣкомъ, совершенно незнакомымъ съ дѣломъ,-- человѣкомъ, на котораго можно вліять, на котораго должно вліять. А потомъ,-- она опять робко посмотрѣла на мужа,-- во мнѣ говорило, кажется, и чувство личнаго антагонизма по отношенію въ лорду Фонтеною. Пріятно было отбить у него одного изъ главныхъ его помощниковъ. Кромѣ того, познакомившись въ замкѣ Лютонъ ближе съ Джорджемъ Трессэди, я нашла, что онъ замѣчательно симпатиченъ, интересенъ. Ты не зналъ его, Альдезъ. Говорить съ нимъ было наслажденіе. Это было своего рода умственнымъ состязаніемъ, которое никогда не надоѣдало и которое каждый разъ можно было начинать сызнова. Въ самомъ разгарѣ борьбы я даже старалась не видѣть въ немъ члена Парламента; очень часто я избѣгала говорить вещи, которыя могли убѣдить его, какъ сторонника Фонтеноя. И все-таки,-- на ея благородномъ лицѣ застыло суровое выраженіе,-- я ясно видѣла, что онъ болѣе и болѣе думаетъ обо мнѣ, увлекается мною. Сначала онъ чувствовалъ во мнѣ враждебность и даже избѣгалъ меня, а тутъ а замѣтила въ немъ перемѣну. Но теперь для меня ясно, что все время я интересовалась имъ только ради своихъ личныхъ цѣлей,-- все равно, пыталась-ли я убѣждать его, или нѣтъ. И все время...
   Ея лицо передернулось отъ душевной муки. Она склонила голову къ мужу на руку.
   -- Альдезъ!
   Ея голосъ звучалъ жалобно и тихо.
   -- Что должна была чувствовать его жена по отношенію во мнѣ? По возвращеніи изъ замка Лютонъ я почти ни разу не вспомнила о ней. Она казалась мнѣ пошлой, мелкой душонкой. А теперь... Судя по его словамъ... Но если они несчастны, то вѣдь это не... не моя вина. У нихъ есть свои причины...
   Въ ея голосѣ звучало такое раскаяніе, на которое способно было только это благородное существо. Максуэлль нѣжно провелъ рукою но ея волосамъ. На его лицѣ отражались разнородныя чувства. Наконецъ, онъ принялъ опредѣленное рѣшеніе.
   -- Милая, я думаю, лучше будетъ сказать тебѣ отъ этомъ. Она написала мнѣ.
   Марчелла вскочила на ноги. Ея лицо и шея покрылись густою краской. Ея ноздри дрожали.
   -- Ты мнѣ покажешь это письмо?
   Онъ медлилъ. Прочитавъ письмо, онъ сказалъ себѣ, что Марчелла никогда не узнаетъ о немъ. Но выслушавъ ея признаніе и нѣсколько уяснивъ себѣ дѣло, онъ почувствовалъ невозможность этого. Неужели они оба, руководясь здравымъ смысломъ и искреннимъ раскаяніемъ, не найдутъ выхода изъ этой исторіи? Онъ рѣшилъ, что долженъ показать письмо женѣ, если желаетъ дѣйствовать съ ея согласія и сообща съ нею.
   Онъ вынулъ письмо и подалъ ей.
   Она прочла его, расхаживая по комнатѣ, и съ ея устъ невольно срывались восклицанія муки и негодованія, которыя заставляли его вздрагивать. Надъ этимъ изліяніемъ горечи и злости бѣдная Летти провела безсонную ночь. Каждое обвиненіе, которое можетъ продиктовать злоба, каждое искаженіе истины, на которое способна ревность, каждая инсинуація, которая, по ея мнѣнію, могла подѣйствовать на мужа,-- все это нашло себѣ мѣсто въ этомъ низкомъ, нескладно написанномъ письмѣ. Такое письмо пишетъ модистка, желая избавить своего возлюбленнаго отъ когтей соперницы.
   Но для Марчеллы каждая фраза этого письма била жестокимъ ударомъ бича. Она дочитала и, продолжая держать его въ рукѣ, остановилась подлѣ своего письменнаго стола, разсѣянно глядя въ окно и погрузившись въ глубокія размышленія. Максуэлль слѣдилъ за ней.
   Она вышла, наконецъ, изъ своей задумчивости и обернулась къ нему.
   -- Я должна пойти къ ней,-- сказала она просто.-- Я должна видѣть ее.
   Максуэлль задумался.
   -- Боюсь, что она только оттолкнетъ тебя и еще грубо обойдется съ тобой.
   -- Что дѣлать! Другого исхода нѣтъ.
   Она подошла къ нему и позволила ему обнять себя. Они молча стояли нѣкоторое время. Затѣмъ она подняла голову, и у нея на губахъ опять заиграла улыбка.
   -- Альдезъ, помоги мнѣ! Если мы не загладимъ причиненнаго нами зла, то на что мы годимся? Я сообщу тебѣ свой планъ.
   У дверей послышались шаги. Мужъ и жена отодвинулись другъ отъ друга. Въ комнату вошелъ дворецкій.
   -- Милордъ, м-ссъ Аллисонъ и лордъ Фонтеной ждутъ въ библіотекѣ. Они желаютъ посовѣтоваться съ вашего свѣтлостью по очень неотложному дѣлу. Я сказалъ, что вы изволите быть заняты, но все-таки спрошу у васъ.
   Марчелла и Максуэлль посмотрѣли другъ на друга. Анкотсъ! Нѣтъ сомнѣнія, катастрофа, столь долго отсрочиваемая, наконецъ, произошла. Максуэлль съ трудомъ подавилъ въ себѣ стонъ истомленнаго человѣка, который не знаетъ, гдѣ достать силъ для чужого дѣла. Но у Марчеллы вдругъ засверкали глаза. Она порывисто обернулась съ слугѣ:
   -- Просите!
   

XIX.

   Дверь тихо отворилась, и на порогѣ показалась фигура, которой въ первую минуту не узнали ни Максуэлль, ни его жена. Блѣдная, сгорбленная, убитая горемъ, несчастная мать Анкотса устремила жадный взоръ на Максуэлля и не замѣчала больше ничего. Она была въ черномъ и подъ ея торопливо откинутой вуалью виднѣлось изможденное усталостью и горемъ лицо.
   Марчелла поспѣшила къ ней навстрѣчу. М-ссъ Аллисонъ съ грустнымъ, жалостнымъ видомъ схватила ея руку обѣими своими руками и, все еще глядя на Максуэлля, торопливо заговорила:
   -- Максуэлль, мой сынъ уѣхалъ! Онъ бросилъ меня три дня тому назадъ. Сегодня утромъ, не зная, что дѣлать, я послала за лордомъ Фонтеноемъ, своимъ добрымъ, преданнымъ другомъ, и онъ посовѣтовалъ мнѣ немедленно пойти къ вамъ. Я упросила и его пойти со мною...
   Она робко перевела глаза на Фонтеноя, и этотъ взоръ былъ краснорѣчивѣе всякихъ словъ.
   Но несмотря даже на это предисловіе, Максуэлль очень холодно встрѣтилъ своего побѣжденнаго противника. Въ другое время благородство побудило бы его замаскировать торжество побѣдителя любезностью, но прочитанная имъ сегодня у лорда Ардага статья въ газетѣ Фонтеноя пробудила въ немъ болѣе первобытный и сильный инстинктъ. Онъ даже былъ изумленъ, что горе и просьбы м-ссъ Аллисонъ могли заставить собственника этой газеты придти къ нему въ такой знаменательный день.
   Фонтеной, въ свою очередь, имѣлъ высокомѣрный, хотя и нѣсколько смущенный видъ. Онъ явился сюда, потому что не могъ противиться слезамъ и просьбамъ своего друга, но свѣтскій тактъ, который для людей аристократическихъ фамилій такъ часто служитъ замѣной благородства или порядочности, сталъ измѣнять ему въ пылу тяжелой политической борьбы. Сознаніе этого въ значительной мѣрѣ лишало его самоувѣренности. Горечь пораженія еще не утратила своего жгучаго характера, а любезность, съ которою его встрѣтила стройная жена Максуэіля, еще подлила масла въ огонь. Марчелла между тѣмъ, здороваясь съ нимъ, была удивлена изысканностью его туалета. Онъ не былъ, конечно, такъ изобрѣтателенъ по этой части, какъ, бывало, лордъ Биконсфильдъ, но педантическая тщательность, съ которою онъ слѣдовалъ модѣ, способна была изумить тѣхъ, кто зналъ его лишь по наслышкѣ.
   Послѣ непродолжительнаго разговора для Максуэллей въ извѣстной мѣрѣ уяснилось положеніе вещей. Слуга Анкотса признался, что его господинъ уѣхалъ въ Нормандію, гдѣ у него близь Трувилля есть дача, условившись съ своею дамой, что она немедленно послѣдуетъ за нимъ. Въ настоящее время она, какъ узналъ Фонтеной, еще въ Лондонѣ, но нѣсколько дней тому назадъ она отказалась отъ своего ангажемента, и еще до бѣгства Анкотса, Фонтеной, судя по нѣкоторымъ даннымъ, опасался какой-нибудь сумасбродной выходки со стороны молодого человѣка. Его опасенія оправдались. Три дня тому назадъ, подъ предлогомъ поѣздки въ Шотландію, Анкотсъ оставилъ замокъ Лютонъ, но вмѣсто Шотландіи укатилъ съ вечернимъ поѣздомъ въ Парижъ, написавъ матери письмо, въ которомъ нельзя было не замѣтить вліянія новѣйшихъ французскихъ романовъ психологической школы. "Голосъ сердца, который побуждаетъ меня разстаться съ тобою,-- писалъ этотъ чудакъ,-- не зависитъ отъ моей воли. Я ломаю руки, но слѣдую ему. Любовь ведетъ иногда къ преступленіямъ, я допускаю это,-- но они представляютъ единственный путь въ жизненному опыту, для котораго я только и живу. Во всякомъ случаѣ я не могу замкнуться въ тѣхъ рамкахъ, которыя ты, мама, налагаешь на меня. Каждый изъ насъ долженъ признавать личность другого. Я пытался примирить тебя съ привязанностью, которой не суждено быть заключенной въ рамки общественныхъ условностей, но ты изъ суевѣрія, которому я пересталъ вѣрить, оттолкнула ее, а стало-быть, и меня. Въ такомъ случаѣ примирись съ тѣмъ, что я въ этомъ отношеніи буду дѣйствовать самостоятельно. Когда тебѣ захочется пріѣхать ко мнѣ, я буду твоимъ вѣрнымъ и почтительнымъ сыномъ, при условіи, чтобы у насъ больше не было этихъ непріятныхъ разговоровъ. И умоляю тебя не вмѣшивать сюда третьихъ лицъ: и безъ того довольно зла они причинили намъ. Отъ ихъ вмѣшательства я съумѣю оградить себя".
   Возвращая письмо, Максуэлль съ трудомъ могъ удержаться отъ негодующаго восклицанія. Каждое слово этого письма казалось ему такою же фальшью, какъ и вся эта любовь Анкотса. М-ссъ Аллисонъ взяла письмо съ прежнимъ жалобнымъ и серьезнымъ выраженіемъ лица. Видно было, что эта слабая натура рѣшилась на самыя послѣднія, отчаянныя усилія.
   -- Что же мы теперь будемъ дѣлать?-- отрывисто спросилъ Максуэлль.
   Фонтеной выступилъ впередъ.
   -- Вы, навѣрное, еще имѣете въ своемъ распоряженіи тѣхъ лицъ, къ которымъ прибѣгали прежде. Нельзя-ли обратиться къ нимъ сегодня?
   Максуэлль задумался.
   -- Да, къ священнику можно. Но ея братъ, ходатай, слишкомъ далеко. Вы думаете повліять на эту даму?
   -- Да, если это еще возможно,-- отвѣтилъ Фонтеной, понизивъ голосъ, и жестомъ руки пригласилъ Максуэлля отойти къ отдаленному окну.-- Но главное затрудненіе,-- продолжалъ онъ,-- лежитъ, конечно, въ самомъ Анкотсѣ. Его мать, какъ вы сами понимаете, не можетъ идти на рискъ встрѣтиться тамъ съ этою женщиной. Наконецъ, она и физически не вынесетъ такой поѣздки. А между тѣмъ кто-нибудь долженъ поѣхать, хотя бы только для ея успокоенія. У нихъ, знаете, были нелѣпые разговоры о самоубійствѣ; конечно, это пустыя фразы, какъ и все остальное, но мать все-таки тревожится.
   -- Не думаете-ли вы сами поѣхать туда?
   -- Я совершенно безполезенъ,-- категорически заявилъ Фонтеной.
   Максуэлль имѣлъ основаніе вѣрить этому заявленію и потому не настаивалъ.
   Марчелла между тѣмъ усадила м-ссъ Аллисонъ рядомъ съ собою на диванъ и задалась трудной задачей утѣшить ее. М-ссъ Аллисонъ давала односложные отвѣты, растерянно глядя по сторонамъ. Наконецъ, словно обращаясь скорѣе къ себѣ самой, нежели къ своей собесѣдницѣ, она торопливо прошептала:
   -- Если на него ничего не подѣйствуетъ, то я знаю, что сдѣлаю. Я оставлю его домъ. Я больше ничего не возьму отъ него.
   -- Но это отниметъ у васъ всякую возможность, всякую надежду повліять на него,-- возразила Марчелла, стараясь уловить ея взоръ.
   -- Нѣтъ, это будетъ мой долгъ,-- отвѣтила м-ссъ Аллисонъ, сложивъ на колѣняхъ руки.
   Ея кроткіе голубые глаза, распухшіе отъ слезъ, бѣлые волосы, одинъ локонъ которыхъ отбился отъ скромныхъ, послушныхъ прядей и упалъ на ея блѣдную щеку, этотъ видъ святости и непреклонности,-- всѣ эти подробности ея рѣзко измѣнившейся наружности производили на Марчеллу сильное и мучительное впечатлѣніе. Она начинала понимать, на что способенъ былъ фанатизмъ, таившійся въ этой слабой матери.
   Въ то же время леди Максуэлль поглядывала на обоихъ мужчинъ, стоявшихъ на противоположномъ концѣ комнаты, и, очевидно, съ нетерпѣніемъ ожидала, пока они кончатъ свое совѣщаніе. Въ концѣ концовъ, она не выдержала и, привставая, позвала мужа:
   -- Альдезъ!
   Лордъ Максуэлль обернулся.
   -- Вы думаете о томъ, кто бы могъ поѣхать въ Трувилль?-- спросила она.
   -- Да, и ни на комъ не можемъ остановиться,-- отвѣтилъ онъ съ смущеніемъ.
   Она поднялась съ мѣста и, какъ-то особенно выпрямившись, направилась къ нему.
   -- Нельзя-ли попросить сэра Джорджа Трессэди?-- спокойно спросила она.
   Максуэлль на мгновеніе даже раскрылъ ротъ отъ изумленія. Фонтеной бросилъ изъ-за его спины испытующій взглядъ на леди Максуэлль.
   -- Вѣдь мы знаемъ,-- продолжала она, оборачиваясь къ матери,-- что Анкотсъ любитъ его.
   Взоръ м-ссъ Аллисонъ нерѣшительно забѣгалъ по сторонамъ. Хотя Фонтеной никогда открыто не высказывалъ передъ нею той злобы, которую вызвало въ немъ пораженіе, тѣмъ не менѣе въ нѣкоторыхъ его фразахъ и намекахъ настолько ясно отражалась его ярость, что м-ссъ Аллисонъ испытывала смущеніе и даже безпокойство. Неужели Марчелла дѣйствительно воспользовалась чарами своей красоты, чтобы обольстить слабаго юношу и заставить его измѣнить долгу? А теперь она такъ просто произнесла его имя!
   Но этотъ вопросъ не могъ долго занимать ея мыслей.
   -- Я помню,-- печально сказала она,-- что однажды онъ въ очень ласковыхъ выраженіяхъ говорилъ мнѣ о моемъ сынѣ.
   -- И сдѣлалъ это совершенно искренно,-- быстро отвѣчала Марчелла.-- У него очень доброе сердце. Альдезъ, если Шарлотта согласна, то почему, по крайней мѣрѣ, не поговорить съ нимъ? Вѣдь ему все извѣстно. Онъ бы могъ что-нибудь предпринять ради нея... ради всѣхъ насъ... и имѣть успѣхъ.
   Ея энергическій, но въ то же время спокойный тонъ еще больше удивилъ Максуэлля. Онъ старался поймать ея взоръ, между тѣмъ какъ остальные молчали, чувствуя, что эта сцена не лишена извѣстнаго драматизма. Фонтеной въ порывѣ злораднаго любопытства на минуту даже забылъ о маленькомъ воплощеніи материнской скорби, находившемся на диванѣ.
   -- Что же вы скажете, Шарлотта?-- сказалъ, наконецъ, Максуэлль сухимъ, дѣловымъ тономъ, и жена, слѣдившая за нимъ, одна оцѣнила благородное достоинство, съ которымъ онъ принялъ ея предложеніе.
   Онъ подсѣлъ къ мистриссъ Аллисонъ и, наклонившись къ ней, вполголоса заговорилъ съ нею. Очень скоро мистриссъ Аллисонъ съ энергіей отчаянія ухватилась за мысль Марчеллы.
   -- Но гдѣ же мы найдемъ его?-- сказала она, безпомощно оглядывая комнату и, между прочимъ, то самое кресло, въ которомъ недавно сидѣлъ Трессэди.
   Максуэлль съ неудовольствіемъ почувствовалъ смѣшную сторону этого положенія.
   -- Или дома, или въ Палатѣ Общинъ,-- коротко отвѣтилъ онъ.
   -- Но что, если онъ уѣхалъ изъ города? Лордъ Фонтеной предполагалъ,-- сказала она, бросая робкій взглядъ на своего спутника,-- что онъ немедленно поѣдетъ объясниться съ избирателями.
   -- Ну, во всякомъ случаѣ мы его найдемъ. Если только вы дадите инструкціи,-- заявите свое категорическое согласіе, то мы его немедленно найдемъ. Итакъ, согласны вы?
   -- Я ничего лучшаго не могу придумать,-- жалобно сказала она.-- И если онъ поѣдетъ, то я одно только могу передать съ нимъ; Анкотсъ знаетъ, что у меня уже истощился весь запасъ доводовъ и просьбъ. Теперь пусть сэръ Джорджъ Трессэди скажетъ ему,-- при этомъ ея голосъ зазвучалъ твердо и рѣшительно,-- что если онъ все-таки будетъ вести эту грѣшную жизнь, то ему придется отказаться отъ моего общества.
   Я оставлю его домъ и уйду куда-нибудь одна молиться за него.
   Максуэлль попытался успокоить ее, и между ними снова начался тихій разговоръ, причемъ она отъ времени до времени спокойно отирала свои слезы.
   Марчелла и Фонтеной между тѣмъ сидѣли вмѣстѣ немного поодаль. Онъ сначала молча смотрѣлъ на мистриссъ Аллисонъ, а она тоже молчала, не дѣлая попытки занять гостя. Но мало по малу подъ вліяніемъ воспоминанія о вчерашней рѣчи Трессэди въ парламентѣ и сознанія, что эта женщина сидитъ подлѣ него, кровь опять неистово заклокотала въ его жилахъ. Въ его родѣ мужчины всегда отличались суровымъ и презрительнымъ обращеніемъ съ женщинами. Его отецъ, теперь старый и полубольной маркизъ, разошелся съ женою, когда Фонтеной былъ еще ребенкомъ, послѣ сценъ, которыя были бы неприличны даже для послѣдняго кабака. Самъ Фонтеной въ своей бурной молодости всегда держался вдали отъ прекраснаго пола, или, по крайней мѣрѣ, отъ его болѣе или менѣе приличныхъ представительницъ, пока, наконецъ, одна женщина своимъ сочувствіемъ, своею лестью и, быть можетъ, своей странной смѣсью голубиной кротости и желѣзной неукротимости не покорила его. Но въ его крови всегда были грубые инстинкты, и теперь они заговорили.
   Онъ наклонился впередъ и, упершись одною рукой о колѣно, а другою поднося къ глазу пенсне, безъ котораго почти ничего не видѣлъ, вдругъ сказалъ:
   -- Я думаю, что ваша партія лучше насъ предвидѣла вчерашній результатъ.
   Она мгновенно выпрямилась.
   -- Едва-ли. Вѣдь вы замѣтили, какъ вся Палата была удивлена? Никто, конечно, не могъ предвидѣть такого большинства.
   Она смѣло встрѣтила его взглядъ, вертя въ рукахъ визитную карточку мистриссъ Аллисонъ.
   -- О, такого рода дезертирство всегда заразительно,-- сказалъ онъ.-- Ну, а вы теперь довольны своимъ биллемъ,-- не боитесь за всѣ свои обѣщанія, за тотъ рай, который хотѣли водворить на землѣ?
   Улыбка, которую онъ пытался состроить при этихъ словахъ, показалась Марчеллѣ такою чудовищной, что она вынуждена была сказать что-нибудь въ шутливомъ тонѣ, чтобы оправдать смѣхъ, отъ котораго не могла удержаться.
   -- А вы ожидали, что мы тотчасъ же превратимся въ кающихся грѣшниковъ?
   Фонтеноемъ овладѣла ярость. Неужели Англія, всѣ могучія, серьезныя силы страны будутъ теперь въ подчиненіи у подобной женщины! Въ началѣ политической борьбы онъ съ презрительнымъ скептицизмомъ относился ко всѣмъ сплетнямъ о вліяніи леди Максуэлль на государственныя дѣла. Онъ, нравственныя и политическія убѣжденія котораго были созданіемъ женщины, не могъ снизойти до того, чтобы бояться женщины, какъ равнаго врага. Но въ эту минуту онъ съ яростью говорилъ себѣ, что эта женщина, ведя старую игру подъ новымъ названіемъ, одержала надъ нимъ верхъ.
   -- А, понимаю,-- сказалъ онъ.-- Вы держитесь девиза Оксфордскаго барина: "Не сожалѣть, не отступать, не извиняться".
   И его маленькіе красноватые глазки, какъ булавочные кончики, впились въ ея лицо. Она посмотрѣла на него. Она чуяла въ его словахъ оскорбленіе и дивилась, какъ онъ осмѣлился на это, находясь у нея въ домѣ, явившись по такому дѣлу. Ея удивленіе было такъ велико, что заглушило собою негодованіе.
   -- Цитата, которой нельзя провѣрить, не такъ-ли?-- спокойно сказала она.-- Болѣе умный человѣкъ сказалъ бы: "Не извиняйся передъ тѣмъ, кто неправъ". Это хорошій совѣтъ,-- какъ вы думаете?
   Съ этими словами она поднялась съ мѣста и отошла отъ Фонтеноя, чтобы послушать, что говоритъ ея мужъ. Фонтеною ничего не оставалось, какъ размышлять о глупости человѣка, который, будучи вынужденъ просить у врага одолженія, не можетъ сдержаться въ домѣ врага. Но испытаніе, которому подверглась его сила воли, было слишкомъ велико. Самый планъ отправить Трессэди къ Анкотсу, въ качествѣ посланца, поднималъ въ немъ цѣлую бурю злости. "Это не даромъ сдѣлано,-- думалъ онъ.-- Она хочетъ соблюсти приличія". За послѣдніе нѣсколько дней гнѣвъ и оскорбленное самолюбіе сдѣлали его до того неспособнымъ къ хладнокровному сужденію, что онъ готовъ былъ повѣрить любой сплетнѣ, любой клеветѣ.
   Но когда его взоръ упалъ на сгорбленную фигуру м-ссъ Аллисонъ на противоположномъ концѣ комнаты, онъ тотчасъ вспомнилъ, что надо согласиться на все, лишь бы дать этому истерзанному сердцу покои. Изъ двухъ страстей, наполнявшихъ его жизнь, одна -- страсть къ политикѣ -- потерпѣла жестокій ударъ и разочарованіе, но тѣмъ сильнѣе онъ хватался за другую. Разговаривая съ Максуэллемъ, м-ссъ Аллисонъ отъ времени до времени поднимала на Фонтеноя свой кроткій взоръ, какъ бы спрашивая:-- "Здѣсь-ли вы, мой преданный другъ?" -- и сладостный трепетъ охватывалъ этого человѣка. Что же, рано или поздно безумства этого молодого повѣсы будутъ имѣть конецъ, онъ женится и такимъ образомъ дастъ своей матери свободу! Или же онъ окончательно вооружитъ ее противъ себя, и она навсегда разстанется съ нимъ! Въ обоихъ случаяхъ Фонтеной получитъ свою награду!
   М-ссъ Аллисонъ поднялась съ мѣста и торопливыми шажками направилась къ нему.
   -- Ну, мы, кажется, рѣшили все. Максуэлль сдѣлаетъ все, что будетъ возможно. Непріятно такъ близко посвящать въ дѣло чужого человѣка, но если сэръ Джоржъ Трессэди согласится... если Анкотсъ его любитъ... то ничего не остается,-- не правда-ли?
   Она подняла къ нему свое маленькое нѣжное личико съ выраженіемъ самаго чарующаго подчиненія. Фонтеной поспѣшилъ согласиться съ нею.
   -- Конечно, нельзя пренебрегать этою возможностью. Я думаю, вы согласны со мною,-- продолжалъ онъ, глядя на Максуэлля,-- ито времени тоже не слѣдуетъ терять?
   -- Позвольте мнѣ десять минутъ, и я отправлюсь,-- сказалъ Максуэлль, поспѣшно отходя въ сторону съ пачкой не распечатанныхъ писемъ и принимаясь ихъ разсматривать, чтобы убѣдиться, не нужно-ли передъ уходомъ дать секретарю какія-нибудь неотложныя инструкціи.
   -- Могу я отвести васъ домой?-- спросилъ Фонтеной, обращаясь къ м-ссъ Аллисонъ.
   Она снова спустила свою густую вуаль и дрожащимъ голосомъ произнесла нѣсколько словъ, при которыхъ мрачное лицо Фонтеноя еще болѣе омрачилось. Она заявила, что передъ возвращеніемъ домой желала бы повидаться съ англиканскимъ пасторомъ, какимъ-то отцомъ Уайтомъ, которому она безусловно довѣряла и который былъ ея руководителемъ во всѣхъ ея дѣлахъ и помышленіяхъ. Въ своемъ ухаживаніи за этой пятидесятилѣтней женщиной, аристократическая утонченность и эѳирныя чары которой, казалось, еще возрастали съ годами, Фонтеной имѣлъ двухъ соперниковъ: ея сына и ея религію.
   Едва прикоснувшись пальцами къ рукамъ Максуэлля и его жены, Фонтеной вышелъ вслѣдъ за своей спутницей и, оставляя супруговъ однихъ, старался увѣрить себя, что чувствуетъ презрительное состраданіе къ мужу.
   Какъ только дверь закрылась, Максуэлль положилъ письма и подошелъ къ женѣ.
   -- Я не совсѣмъ понялъ тебя,-- сказалъ онъ, краснѣя.-- Ты дѣйствительно хочешь, чтобы мы въ этотъ знаменательный день... чтобы я... лично просилъ у Джорджа Трессэди одолженія?
   -- Разумѣется, хочу!-- воскликнула она.-- О, если бы я только сама могла пойти и просить его!
   -- Это невозможно,-- съ живостью отвѣтилъ онъ.
   -- Въ такомъ случаѣ, милый, дорогой, пойди ты и попроси за меня. Развѣ мы не должны... О, да посмотри же на это моими глазами!.. Развѣ мы не должны какъ-нибудь возстановить между нами хорошія отношенія, изгладить изъ памяти разъ навсегда эти полчаса? Если ты пойдешь къ нему, онъ догадается, чего мы хотимъ, онъ сразу насъ пойметъ. Въ немъ нѣтъ ни капли низости, ни капли! До сегодняшняго утра онъ не сказалъ мнѣ ни одного слова, за которое я могла бы на него сердиться. А я... я виновата во всемъ! Но какова же должна быть моя роль? Ну, надо объ этомъ подумать. Но я не могу вынести этой тяжести на сердцѣ, Альдезъ, не могу!
   Онъ нѣкоторое время оставался безмолвнымъ, а затѣмъ сказалъ:
   -- Но объясни мнѣ, по крайней мѣрѣ, какова собственно наша цѣль. Ты думаешь, что намъ всѣмъ можно будетъ опять встрѣчаться, какъ будто ничего не произошло?
   Прямолинейная логика этого человѣка вызвала у нея досаду, но она сдержалась и отвѣтила:
   -- Я хочу только, чтобы рана не оставалась открытой, я хочу дать ему возможность забыть. Онъ долженъ знать... онъ навѣрное знаетъ,-- добавила она, гордо выпрямляясь,-- что у меня нѣтъ отъ тебя тайнъ. Поэтому, когда ему придется вспомнить обо всемъ этомъ, обдумать все это, онъ будетъ сторониться отъ тебя или ненавидѣть тебя. А я хочу,-- при этихъ словахъ у нея на глазахъ выступили слезы,-- чтобы онъ лучше узналъ тебя,-- больше ничего! Мнѣ слѣдовало объ этомъ давно позаботиться.
   -- Но ты забываешь, что теперь я обязанъ ему своимъ политическимъ существованіемъ,-- сказалъ онъ, и въ его голосѣ, противъ воли, обнаруживалось волненіе.
   -- Онъ меньше всѣхъ будетъ думать объ этомъ!-- воскликнула она.-- Почему не относиться къ этому совсѣмъ, совсѣмъ просто? Почему не вести себя такъ, какъ будто ты безъ словъ говоришь ему: "Будьте нашимъ другомъ; помогите намъ забыть то, о чемъ и вамъ и намъ одинаково больно думать; закроемъ дверь этой комнаты навсегда и перейдемъ въ другую"? О, если бы я могла это объяснить ему!
   Она закрыла лицо руками.
   -- Я понимаю,-- сказалъ онъ послѣ продолжительнаго молчанія.-- Я лично не считаю этого вполнѣ благоразумнымъ. На мой взглядъ, такимъ вещамъ лучше всего предоставить идти своимъ ходомъ. Но я обѣщалъ м-ссъ Аллисонъ, и твое желаніе будетъ исполнено, дорогая.
   Она поспѣшно подняла голову и, хотя онъ старался отвернуть отъ нея свое лицо, съ испугомъ замѣтила, что онъ взволнованъ. Она робко подошла къ нему и положила руку ему на плечо.
   -- А затѣмъ...-- начала она грустно.
   Онъ хотѣлъ взять ее за руку, но она поспѣшно отодвинулась отъ него.
   -- А затѣмъ,-- повторила она, пытаясь улыбнуться,-- намъ еще другъ съ другомъ придется считаться. Неужели ты думаешь, что я не знаю, какъ вся эта исторія отравила для тебя твое дѣло, твою побѣду? Неужели ты думаешь, что я не понимаю этого?
   Ея заплаканные глаза съ мольбою и любовью были устремлены на него, но она все еще отстраняла его отъ себя жестомъ руки. Какой человѣкъ не увидѣлъ бы въ этомъ страстномъ взорѣ лучшей награды за всѣ вынесенныя непріятности? Онъ нагнулся къ ней.
   -- Мы потолкуемъ обо всемъ этомъ, когда я вернусь домой, не правда-ли? Пожалуйста, передай эти письма Сандерсу, здѣсь нѣтъ ничего важнаго. Я прежде всего поѣду въ Трессэди на домъ.
   Максуэлль поѣхалъ по душнымъ улицамъ, мысленно готовясь къ предстоящему свиданію. Еще никогда политика не представляла ему столь трудной задачи, но онъ съ обычною своею тщательностью и методичностью началъ обсуждать ее. Дворецкій, открывшій ему дверь въ Брукъ-стритѣ, могъ только сказать ему, что барина нѣтъ дома.
   -- Какъ вы думаете, могу я застать его въ Палатѣ Общинъ?
   Дворецкій не могъ дать на это отвѣта. Но леди Трессэди, сказалъ онъ, дома, хотя какъ разъ собирается ѣхать куда-то. Онъ можетъ у нея спросить.
   Но посѣтитель поспѣшилъ заявить, что не желаетъ безпокоить леди Трессэди и постарается самъ отыскать барина. Съ этими словами онъ оставилъ карточку и удалился.
   -- Кто это былъ, Кенрикъ?-- раздался позади слуги рѣзкій голосъ, когда извозчикъ отъѣхалъ.
   Изъ темноты показалось блѣдное лицо леди Трессэди, которая въ изысканномъ туалетѣ, въ огромной бѣлой шляпкѣ и съ кружевнымъ зонтикомъ въ рукахъ, стояла на лѣстницѣ. Дворецкій вручилъ ей карточку, и Летти, пославъ его за извозчикомъ, вернулась въ гостиную.
   Максуэлль между тѣмъ направился въ Вестминстеру, волнуемый непріятными размышленіями- Солнце, пронизавъ туманную завѣсу лондонскаго неба, нестерпимо жгло. Двое или трое знакомыхъ поклонились счастливому министру, и всѣ нашли, что онъ глядитъ слишкомъ серьезно и мрачно для человѣка, только что одержавшаго такую блестящую побѣду. Они готовы были принять это за лицемѣріе.
   Въ Палатѣ Общинъ сессія заканчивалась обсужденіемъ нѣсколькихъ неважныхъ вопросовъ при пустыхъ почти скамьяхъ. Трессэди не оказалось ни въ залѣ засѣданій, ни въ библіотекѣ. Максуэлль направился въ верхній залъ, гдѣ въ оконныхъ нишахъ разставлены столы и письменныя принадлежности для потребностей членовъ.
   Едва онъ переступилъ порогъ комнаты, какъ замѣтилъ на противоположномъ концѣ длинный прямой подбородокъ и бѣлокурую голову человѣка, котораго искалъ. Почти въ то же мгновеніе Трессэди, который писалъ за столомъ, окруженный цѣлымъ ворохомъ бумагъ и писемъ, поднялъ глаза и увидѣлъ приближавшагося къ нему Максуэлля.
   Онъ вздрогнулъ, затѣмъ привсталъ, разронявши при этомъ свои бумаги. Максуэлль поклонился на ходу и остановился у стола, не протягивая руки.
   -- Боюсь, что помѣшалъ вамъ,-- сказалъ онъ вѣжливымъ, но холоднымъ тономъ.-- Но я явился сюда по очень важному дѣлу, и это можетъ служить для меня извиненіемъ. Могу я васъ просить на четверть часа въ мой кабинетъ?
   -- Сдѣлайте одолженіе,-- отвѣтилъ Трессэди и сдѣлалъ попытку собрать бумаги, но, къ своей крайней досадѣ, не могъ справиться съ своими дрожащими руками.
   -- Пожалуйста, не безпокойтесь,-- сказалъ Максуэлль тѣмъ же тономъ.-- Я могу подождать, пока вы освободитесь.
   -- Я сейчасъ послѣдую за вами,-- сказалъ Трессэди,-- какъ только запру эти бумаги.
   Максуэлль удалился. Трессэди нѣкоторое время неподвижно стоялъ у своего письменнаго стола, покраснѣвъ до ушей и задумчиво устремивъ свои широко раскрытые глаза на рѣку. Затѣмъ онъ быстро собралъ свои бумаги, спряталъ ихъ въ черный портфель, лежавшій около него, и направился съ нимъ къ своему шкафчику въ стѣнѣ.
   Разставшись сегодня утромъ съ Марчеллой Максуэлль, онъ около часа растерянно блуждалъ по Гринъ-парку, а затѣмъ какой-то неожиданный порывъ побудилъ его пойти въ Парламентъ, какъ наилучшее убѣжище отъ Летти и своихъ собственныхъ думъ. Здѣсь его ожидало множество писемъ и цѣлая груда телеграммъ отъ избирателей, и онъ только что занялся ими, когда ему помѣшалъ Максуэлль. Онъ надѣялся, что нѣсколько часовъ усиленнаго умственнаго труда хоть немного успокоятъ бурю, бушевавшую въ его груди, и дадутъ ему возможность рѣшить вопросъ, что дѣлать въ предстоящіе нѣсколько дней и какъ распорядиться теперь съ своею личною жизнью.
   Вынувъ ключъ изъ дверцы своего шкафчика, онъ невольно опять погрузился въ задумчивость. Заложивъ руки въ карманы, онъ прислонился къ стѣнѣ почти пустого корридора и сталъ думать о лицѣ, которое сегодня видѣлъ, о слезахъ, которыя катились по этимъ щекамъ. Это было всего два часа тому назадъ, и онъ еще, казалось, ощущалъ прикосновеніе ея платья къ своимъ губамъ. Она, конечно, разсказала все мужу. Молодой человѣкъ чувствовалъ гнѣвъ и стыдъ. Свиданіе съ мужемъ превращало всю эту исторію въ какой-то водевиль, если даже не фарсъ. Какъ сохранить теперь свое достоинство и самообладаніе? Въ немъ поднималось враждебное чувство противъ Максуэлля. Тайна, которую онъ открылъ его женѣ, не могла быть пищей для обыкновеннаго скандала, для низкой ревности. Она знала это, она не могла до такой степени не понимать его. Но сознаніе, что онъ самъ довелъ себя до такого. унизительнаго положенія, смиряло его гордость и говорило ему, что онъ долженъ подчиниться. Нэ для чего и кому?
   Онъ пошелъ по нескончаемо длиннымъ корридорамъ въ кабинетъ Максуэлля, въ Палатѣ Лордовъ, готовясь къ моменту, который впослѣдствіи считалъ самымъ унизительнымъ во всей своей жизни. Не подозрѣвая о томъ ручательствѣ, которое дала за него женщина, онъ говорилъ себѣ, что Максуэлль ему многимъ обязанъ, что онъ не намѣренъ объясняться съ человѣкомъ, которому онъ вернулъ власть" Но ея образъ оставался для него недосягаемымъ. Ее онъ не осмѣливался ни въ чемъ упрекнуть.
   Когда онъ достигъ дверей комнаты Максуэлля, къ нему уже вернулось его обычное спокойствіе и хладнокровіе. При его входѣ министръ стоялъ у круглаго окна, выходившаго на рѣку, и перебиралъ только что поданныя бумаги. Онъ тотчасъ же пошелъ Трессэди на встрѣчу, и послѣдній замѣтилъ, что онъ уже успѣлъ отпустить своего секретаря.
   -- Садитесь къ окну,-- сказалъ Максуэлль.-- День обѣщаетъ быть необыкновенно жаркимъ.
   Трессэди занялъ предложенное мѣсто, а министръ сѣлъ напротивъ, по другую сторону письменнаго стола. Сѣрые глаза Максуэлля скользнули по фигурѣ и лицу молодого человѣка, затѣмъ онъ нагнулся впередъ на своемъ стулѣ и началъ:
   -- Вы, вѣроятно, отгадываете причину моей навязчивости. Мы съ вами уже обсуждали это непріятное дѣло, и любезное вниманіе, съ которымъ вы отнеслись къ волновавшимъ насъ страхамъ...
   -- Анкотсъ!-- воскликнулъ Трессэди и не могъ удержаться, чтобы не вздрогнуть.-- Вы хотите поговорить со мною объ Анкотсѣ?
   На лицѣ Максуэлля мелькнуло выраженіе удивленія. "Неужели онъ думалъ?.."
   Начиная разговоръ съ Трессэди, Максуэлль уже готовъ былъ смягчиться, но теперь снова принялъ тонъ холоднаго достоинства.
   -- Мы, кажется, предъявляемъ къ вамъ совершенно несправедливыя претензіи,-- спокойно продолжалъ онъ,-- но сегодня утромъ, часъ тому назадъ, мать Анкотса явилась къ намъ съ извѣстіемъ, что онъ бросилъ ее два дня тому назадъ и теперь находится въ Трувиллѣ, на своей дачѣ, въ ожиданіи, что извѣстная вамъ дѣвушка присоединится къ нему. Можете себѣ представить отчаяніе мистриссъ Аллисонъ. Такая исторія сама по себѣ довольно некрасива, но мистриссъ Аллисонъ, какъ вы, конечно, знаете, не можетъ быть названа обыкновенной женщиной и не способна посмотрѣть на это дѣло съ обычной, житейской точки зрѣнія. Это можетъ подорвать въ корнѣ самое ея существованіе, и впечатлѣніе, которое она произвела на меня... и на леди Максуэлль,-- медленно добавилъ онъ,-- самое печальное. Какъ вы, конечно, знаете, до сихъ поръ мнѣ удавалось оказывать нѣкоторое вліяніе на эту дѣвушку, которая, впрочемъ, не дѣвушка, а весьма и весьма замужняя женщина и имѣетъ мужа, грозящаго каждую минуту вернуться и отомстить ей. Одинъ добрый человѣкъ, изъ тѣхъ священнослужителей высокой церкви, которые особенное вниманіе посвящаютъ театральному міру, уже не разъ помогалъ мнѣ въ этомъ дѣлѣ. Я телеграфировалъ ему и ожидаю его съ часу на часъ Она еще не уѣхала изъ Лондона, и очень можетъ быть, что въ самую послѣднюю минуту намъ удастся ее задержать. Но этого...
   -- Недостаточно,-- съ живостью докончилъ Трессэди, поднимая голову.-- Вы хотите, чтобы кто-нибудь принялся за Анкотса?
   Трессэди совершенно преобразился. Тонъ его словъ и выраженіе лица дышали участіемъ и интересомъ. Максуэлль зорко слѣдилъ за нимъ.
   -- Мы хотимъ, чтобы кто-нибудь поѣхалъ къ Анкотсу, сообщилъ ему о твердой рѣшимости матери порвать съ нимъ всякія сношенія, если эта постыдная исторія будетъ продолжаться, смягчилъ тотъ ударъ, который будетъ нанесенъ ему неприбытіемъ дѣвушки,-- если, конечно, намъ удастся ее задержать,-- и слѣдилъ за нимъ день или два, на случай какихъ-нибудь разговоровъ о самоубійствѣ, которымъ онъ, кажется, угрожалъ матери.
   -- О, самоубійство! Анкотсъ!-- воскликнулъ Трессэди, отрицательно качая головой.
   -- Мы приблизительно такого же мнѣнія о немъ,-- сухо сказалъ Максуэлль.-- Но нѣтъ ничего удивительнаго, если мать относится къ этому нѣсколько иначе. Она просила передать вамъ... по моему, очень трогательныя слова,-- добавилъ онъ послѣ нѣкотораго молчанія.
   Трессэди наклонилъ голову, готовясь выслушать.
   -- "Скажите ему, что я не имѣю никакого права на его услугу, что мнѣ стыдно просить его объ этомъ. Но онъ однажды въ очень ласковыхъ выраженіяхъ говорилъ мнѣ о моемъ сынѣ, и я знаю, что Анкотсъ искалъ его дружбы. Его содѣйствіе, быть можетъ, спасетъ насъ. Больше ничего я не могу сказать".
   Трессэди поднялъ взоръ и невольно покраснѣлъ.
   -- Фонтеной былъ при этомъ? Онъ согласенъ?
   -- Фонтеной согласился съ этимъ,-- отвѣтилъ Максуэлль тѣмъ же размѣреннымъ голосомъ.-- Мы всѣ обращаемся къ вамъ съ этою просьбой. Говоря по правдѣ, эта мысль принадлежитъ моей женѣ, и меня отрядили къ вамъ въ качествѣ депутата. Но нечего и говорить о томъ, что мы нисколько не будемъ удивлены, если вы не найдете возможнымъ исполнить нашу просьбу, или ваши дѣла не позволятъ вамъ поѣхать туда.
   Странное чувство стѣсненія возникло въ горлѣ у Трессэди. Онъ откинулся на спинку своего стула и посмотрѣлъ черезъ открытое окно на Темзу. Поднялся свѣжій вѣтерокъ и разсѣялъ по голубому небу клочки бѣловатыхъ облаковъ. Рѣка вздымалась и бурлила подъ вліяніемъ прилива, и вереница барокъ поднималась вмѣстѣ съ водою, быстро скользя вдоль стѣны террасы. На противоположномъ берегу темнѣли надъ серебристою синевой рѣки очертанія зданій. Здѣсь, у рѣки, даже въ Лондонѣ было прохладно и свѣжо.
   Трессэди медленно повернулся къ своему собесѣднику. Максуэлль терпѣливо ждалъ отвѣта, и въ первый разъ Трессэди вполнѣ почувствовалъ величіе этого человѣка, котораго онъ до сихъ поръ не зналъ, или не хотѣлъ знать. Въ молодости Максуэлль никогда не слылъ красавцемъ, но пожилые годы и благородная жизнь все болѣе и болѣе накладывали печать изящества и духовной мощи на пріятныя черты юноши, и природа, серебрившая его виски и бороздившая его лобъ, гораздо больше давала ему, чѣмъ отнимала у него. Трессэди смотрѣлъ на него, чувствуя какое-то необычное угрызеніе совѣсти и почтеніе. Максуэлль тоже смотрѣлъ на него кроткимъ, но проницательнымъ взоромъ, и Трессэди прочиталъ въ этомъ взорѣ то, чего никакія слова не могли бы сказать ему. Онъ вскочилъ на ноги.
   -- Теперь, кажется, есть и дневной поѣздъ. Я отправлюсь съ нимъ. Сообщите мнѣ, если можете, еще нѣсколько подробностей.
   Максуэлль вынулъ клочокъ бумажки, испещренный замѣтками, и они, стоя рядомъ за письменнымъ столомъ, вошли въ обсужденіе нѣкоторыхъ подробностей, съ которыми для Трессэди было полезно познакомиться. Онъ быстро схватывалъ суть дѣла, и это невольно напомнило Максуэллю силу и мѣткость его вчерашней рѣчи. Въ то же время онъ не могъ не замѣтить, что Трессэди съ трудомъ сдерживаетъ свое волненіе.
   Наконецъ, все было улажено. Въ послѣдній моментъ въ умѣ Максуэлля промелькнулъ непріятный вопросъ: хорошо-ли они дѣлаютъ, что въ такое время разлучаютъ Трессэди съ его женой? Тѣмъ не менѣе онъ не рѣшился даже косвенно заговорить объ этомъ съ Трессэди, но послѣдній самъ случайно разсѣялъ его недоумѣнія.
   -- Я очень радъ, что вы застали меня,-- нервно сказалъ онъ послѣ довольно неловкаго молчанія, во время котораго искалъ свою шляпу, забывъ, куда ее положилъ.-- Я предполагалъ сегодня вечеромъ уѣхать изъ Лондона, но мои дѣла могутъ подождать недѣлю. Ну, теперь, кажется, у меня все есть.
   Онъ взялъ путеводитель, который приготовилъ для него Максуэлль, старательно спряталъ въ свою записную книжку листокъ съ замѣтками и взялъ свою шляпу и палку. При его словахъ Максуэлль вспомнилъ о положеніи вещей и замѣчаніи мистриссъ Аллисонъ. Очевидно, что Трессэди предполагалъ поѣхать вечеромъ на сѣверъ, чтобы объясниться съ своими избирателями. У щепетильнаго Максуэлля опять заговорила совѣсть при мысли, что онъ изъ личныхъ побужденій помѣшалъ Трессэди выполнить его общественную обязанность. Но сдѣланнаго нельзя было воротить, и вообще даже невозможно было заговорить о политикѣ.
   -- Я долженъ сказать,-- произнесъ вдругъ Трессэди, останавливаясь у дверей,-- что я не возлагаю особенной надежды на свою миссію. Если данное затрудненіе будетъ устранено, на сцену явится какое-нибудь другое. Самый Трувилль въ августѣ представляетъ, по моему, очень удобное мѣсто для человѣка, жаждущаго приключеній, а умъ Анкотса только на это и направленъ.
   Въ его тонѣ проглядывала странная озабоченность, какъ будто онъ просилъ, чтобы его готовность на услугу не была ложно истолкована въ случаѣ неудачи. Максуэлль пожалъ плечами.
   -- Что бы ни случилось, это нисколько не уменьшитъ нашей благодарности къ вамъ,-- спокойно отвѣтилъ онъ.
   -- Благодарности!-- тихо пробормоталъ молодой человѣкъ.
   Его губы задрожаіи. Максуэлль протянулъ ему руку, если и не особенно восторженно, то съ спокойной пріязнью и повторилъ свои слова благодарности, которыя звучали странной музыкой въ ушахъ Трессэди.
   Оставшись одинъ, министръ подошелъ къ окну и задумчиво сталъ глядѣть на свѣтлую поверхность рѣки. "Марчелла права,-- думалъ онъ,-- она всегда права! Въ этомъ молодомъ человѣкѣ нѣтъ ни капли низости". Максуэллю было больно вспомнить о страдальческомъ выраженіи лица Трессэди. Отчего онъ ближе не познакомился съ этимъ молодымъ человѣкомъ? "Я слишкомъ много думаю объ учрежденіяхъ и мало о людяхъ,-- съ горечью подумалъ онъ.-- Въ большинствѣ случаевъ я ей предоставляю имѣть дѣло съ живыми людьми и потомъ еще удивляюсь, если человѣкъ правильно оцѣниваетъ ее".
   Тѣмъ не менѣе онъ чувствовалъ теперь нравственное облегченіе,-- то облегченіе, которое служитъ наградой человѣку, благородно поступившему среди непріятностей и затрудненій личнаго свойства. Когда-нибудь, не теперь, онъ ближе сойдется съ Трессэди; онъ чувствуетъ, что это будетъ въ его власти.
   Вотъ только его жена! Онъ всплеснулъ руками и вернулся къ своему письменному столу. Что дѣлать съ этимъ письмомъ? Зналъ-ли Трессэди о немъ? Максуэлль находилъ это невозможнымъ. Но, безъ сомнѣнія, со временемъ онъ узнаетъ о немъ, равно какъ и объ отвѣтѣ Максуэлля.
   Дѣйствительно, онъ рѣшился отвѣтить. Взглянувъ на часы, стоявшіе на столѣ, онъ увидѣлъ, что у него остается не болѣе получаса времени до прихода священника, и потому немедленно принялся, съ свойственною ему методичностью, за работу, которая оказалась очень трудной. Письмо, которое онъ, въ концѣ концовъ, написалъ, гласило слѣдующее:
   "Многоуважаемая леди Трессэди! Ваше письмо крайне удивило и огорчило меня. Вы сами, я увѣренъ, скоро поймете, что написали его подъ вліяніемъ заблужденія и наговорили въ этомъ письмѣ много невѣжливаго и несправедливаго о человѣкѣ, который рѣшительно неспособенъ причинить зло ни вамъ, ни кому бы то ни было другому. Моя жена читала ваше письмо, потому что у насъ съ нею нѣтъ никакихъ секретовъ. Она немедленно отправляется къ вамъ, и я надѣюсь, что вы не откажетесь принять ее. Она вамъ, навѣрное, докажетъ что вы создаете для себя совершенно напрасныя мученія, въ которыхъ она совершенно неповинна,-- что не мѣшаетъ ей принимать ихъ очень близко къ сердцу.
   "Я отвѣчаю на ваше письмо въ такомъ тонѣ потому, что не могу не понимать, какъ велики горе и страданія, которыя побудили васъ написать его. Нечего, я думаю, говорить вамъ, что если бы я счелъ нужнымъ писать или дѣйствовать иначе, я думалъ бы только о своей женѣ. Но я не сомнѣваюсь въ томъ впечатлѣніи, которое произведутъ на васъ ея собственныя слова, и я увѣренъ, что вы не истолкуете ложно того благородства, которое побуждаетъ ее немедленно же отправиться къ вамъ.
   "Въ заключеніе, простите за нескромный вопросъ: нельзя-ли предположить, что своего мужа вы такъ же не поняли, какъ не поняли леди Максуэлль?

Готовый къ услугамъ
Максуэлль".

   Онъ съ волненіемъ перечиталъ его нѣсколько разъ, затѣмъ поспѣшно переписалъ его на-бѣло, запечаталъ и отослалъ. Собственно говоря, онъ не совсѣмъ былъ доволенъ имъ. Можноли было отвѣчать на подобное письмо, не касаясь вопроса по существу? Какъ ясно было изъ изліяній Летти Трессэди, она обладала мелкой, завистливой душонкой. Но ясно было также, что она несчастна, и Максуэлль не могъ скрыть отъ себя, что въ извѣстномъ смыслѣ у нея было къ тому не мало основаній. Болѣе слабый человѣкъ постарался бы стряхнуть съ себя эту тяжелую мысль со всѣми ея непріятными послѣдствіями, или сталъ бы во всякомъ случаѣ умалять и искажать значеніе утренняго поступка Трессэди. Но на Максуэлля, послѣ перваго порыва раздраженія, который не имѣлъ ничего общаго съ обыкновенною ревностью, этотъ поступокъ оказалъ благотворное, примиряющее вліяніе. Марчелла предвидѣла это и сама дала къ этому толчокъ.
   Тѣмъ не менѣе, когда Максуэлль снова водворился въ своемъ кабинетѣ, вернувшись къ письмамъ, дѣловымъ свиданіямъ и повседневной рутинѣ оффиціальныхъ обязанностей, тѣ, кому приходилось въ этотъ день имѣть съ нимъ дѣло, замѣчали, что этотъ вѣчно спокойный, невозмутимый министръ находился въ какомъ-то возбужденіи. Дѣйствительно, какъ только у него выдавался среди занятій свободный моментъ, его мучила мысль о Марчеллѣ. "Тамъ-ли она теперь? Не подвергается-ли она теперь оскорбленіямъ? Нельзя-ли что-нибудь сдѣлать? О, моя милая, моя бѣдная, милая жена!"
   Но планъ Марчеллы пока еще не могъ быть приведенъ въ исполненіе. Когда Джорджъ, покончивъ съ наиболѣе неотложными дѣлами въ Палатѣ, пріѣхалъ домой -- какъ разъ во-время, чтобы уложить свои вещи и помчаться на вокзалъ,-- онъ не засталъ Летти. Дворецкій напомнилъ ему, что Летти, въ сопровожденіи миссъ Туллокъ, отправилась въ Гемптонъ-кортъ, откуда компанія знакомыхъ предполагала совершить катаніе на лодкѣ. Тогда Джорджъ вспомнилъ. Онъ терпѣть не могъ хозяевъ Гемптонъ-корта, и инстинктъ подсказывалъ ему, что Катединъ тоже будетъ тамъ.
   Мучительная тревога охватила его. Хорошо-ли онъ дѣлаетъ, что теперь покидаетъ Летти? Вдругъ въ сумракѣ передней онъ увидѣлъ на столѣ визитную карточку. "Ея" карточка!
   У него захватило духъ отъ изумленія. Дворецкій между тѣмъ сталъ объяснять:
   -- Леди Максуэлль изволили быть здѣсь послѣ полудня, но не застали миледи дома. Онѣ сказали, что сегодня вечеромъ, вѣроятно, опять заѣдутъ, такъ какъ имъ очень нужно видѣть леди Трессэди.
   Трессэди послалъ человѣка поскорѣе уложить вещи, а самъ съ карточкой въ рукѣ вошелъ въ свой кабинетъ. Разнородныя мысли проносились у него въ головѣ. Ему казалось, что ангелъ вступилъ въ этотъ мрачный домъ и принесъ съ собою совершенно другую атмосферу. Сладостная надежда нахлынула въ его душу. Онъ побѣжалъ наверхъ, чтобы отдать послѣднія распоряженія, написалъ Летги коротенькую записку, сообщая, какое горе постигло м-ссъ Аллисонъ, и какая миссія возложена на него, и черезъ полчаса былъ на вокзалѣ.
   

XX.

   -- Вы звонили, миледи?
   -- Да. Слушайте, Кенрикъ, если сегодня пріѣдетъ леди Максуэлль, скажите ей, пожалуйста, что я очень занята и никого не могу принять;
   Леди Трессэди только что вернулась съ прогулки. Въ своемъ изящномъ кружевномъ платьѣ съ блѣдаозеленой отдѣлкой она стояла подлѣ своего письменнаго стола и держала въ рукахъ визитную карточку леди Максуэлль. Когда Кенрикъ, при ея возвращеніи, вручилъ ей эту карточку, сообщивъ, что леди Максуэлль заѣдетъ вечеромъ еще разъ, Летти не сразу сообразила, какъ быть. Теперь, наконецъ, она приняла рѣшеніе, и когда она отдавала слугѣ вышеприведенное приказаніе, энергическая поза ея маленькой фигурки, сверканіе глазъ подъ откинутою назадъ бѣлой вуалью и въ особенности выразительный тонъ ясно показали дворецкому, что какъ ожидаемый визитъ, такъ и приказаніе барыни представляютъ собою явленія не совсѣмъ обыкновеннныя. Выходя изъ гостиной, онъ столкнулся на лѣстницѣ съ Грайеръ, подалъ ей знакъ, и они удалились въ укромный уголокъ для обсужденія дѣлъ своихъ господъ.
   Летти между тѣмъ, зажегши электрическій свѣтъ, подошла къ окну и слегка пріоткрыла его, не поднимая занавѣски. Она сдѣлала это для того, чтобы слышать, когда подъѣдетъ экипажъ леди Максуэлль. Было между восемью и девятью часами. Леди Максуэлль, безъ сомнѣнія, пріѣдетъ послѣ обѣда.
   Все еще не выпуская изъ рукъ визитной карточки, Летти опустилась на диванъ. Она очень устала, но волненіе мѣшало ей отдохнуть. Она была взволнована, во-первыхъ, воспоминаніемъ о только что проведенномъ днѣ, а во-вторыхъ, мыслью о томъ урокѣ, который собиралась дать своей обидчицѣ. Очевидно, письмо произвело свое дѣйствіе. Мысль объ этомъ наполняла ее какою-то безпокойной радостью. Знаетъ-ли Джорджъ объ этомъ? Это ей было все равно. Ясно во всякомъ случаѣ, что леди Максуэлль думаетъ какъ-нибудь умилостивить ее, замять дѣло. Между нею и ея надутымъ мужемъ была, конечно, сцена. Летти тѣшила себя этой мечтой. Слезы, униженіе, упреки,-- все это щедрой рукой она отмѣряла женщинѣ, которую ненавидѣла. Но этимъ дѣло еще тоже не кончится. Лондонъ теперь полонъ толковъ. Статья Гардинга -- навѣрное, она принадлежитъ Гардингу -- для того и написана. Какъ умно онъ написалъ! Ни одного имени, ни одного слова, къ которому можно было бы придраться, и все же такъ ясно! Отлично! Если ее, Летти, намѣрены попирать ногами, подвергать оскорбленіямъ, то и другіе тоже пострадаютъ.
   А Джорджъ уѣхалъ во Францію, оставивъ ее совершенно одну, даже не простившись съ нею! Она не вѣрила ни одному слову изъ того, что онъ ей написалъ въ объясненіе своего отъѣзда. Но если бы даже это было и правда, то это лишь новое оскорбленіе: какъ можетъ онъ въ такое время думать о постороннихъ дѣлахъ? Но это, разумѣется, лишь предлогъ, придуманный имъ и ею,-- она ужь разузнаетъ, съ какой цѣлью это сдѣлано.
   Она находилась въ такомъ возбужденіи, что могла лишь нѣсколько минутъ пробыть на одномъ мѣстѣ. Она встала и подошла къ зеркалу, висѣвшему противъ камина. Вынувъ проколы, которыми держалась ея большая шляпка, она стала поправлять свою прическу. Какъ мы знаемъ, она только что отдала приказаніе не принимать никого и, очевидно, собиралась скоро пойти спать. Но на самомъ дѣлѣ она вела себя, какъ человѣкъ, ожидающій гостя.
   Когда должнымъ образомъ была возстановлена симметрія ея кудряшекъ и локоновъ, она прижала ладони къ своимъ щекамъ и стала глядѣть на свое отраженіе въ зеркалѣ. Въ ея головѣ проносились воспоминанія о сегодняшнемъ пикникѣ, о рѣкѣ, о медленно наполнявшихся шлюзахъ, о разгульномъ весельѣ, о шампанскомъ и въ особенности о прогулкѣ по лѣсу. Ей непріятно было видѣть въ зеркалѣ, какъ покраснѣло ея лицо и задрожали рѣсницы. Затѣмъ, точно подъ вліяніемъ вулканическаго огня, бушевавшаго гдѣ-то внутри, по всему ея тѣлу пробѣжала дрожь. Она закрыла лицо руками. Она ненавидитъ,-- ненавидитъ его! Когда она позволила ему придти? Кажется, завтра вечеромъ? Она уѣдетъ въ Фертъ.
   На улицѣ послышался стукъ колесъ. Летти, какъ взволнованный ребенокъ, подбѣжала къ окну. Она увидѣла карету, изъ которой вышла высокая дама въ черномъ. Летти спряталась за занавѣской, притаила дыханіе и стала прислушиваться. Вдругъ ея брови гнѣвно сдвинулись. Что это съ Кенрикомъ? Парадная дверь закрылась, но леди Максуэлль не вернулась въ карету.
   Летти осторожно открыла двери гостиной и перегнулась черезъ перила, какъ вдругъ увидѣла на лѣстницѣ Кеприка.
   -- Что вы тамъ дѣлаете?-- сердито прошептала она.-- Вѣдь я приказала вамъ не впускать леди Максуэлль!
   -- Я сказалъ имъ, миледи, чтобы заняты и не можете никого принять, но ихъ свѣтлость пожелали написать вамъ нѣсколько строкъ и спросить васъ, не примете-ли вы все-таки ихъ. Поэтому я провелъ ихъ въ кабинетъ сэра Джорджа.
   -- Напрасно!-- рѣзко сказала Летти.-- Вотъ это ея письмо?
   И она выхватила письмо изъ рукъ дворецкаго, прежде чѣмъ онъ, изумленный отвѣтственностью своей профессіи, успѣлъ объяснить ей, что только что нашелъ это письмо въ ящикѣ у дверей, но не знаетъ, долго-ли оно тамъ лежало, потому что онъ не слышалъ стука.
   Она отослала его внизъ дожидаться, пока леди Максуэлль выйдетъ изъ кабинета, а сама съ тревожно бьющимся сердцемъ побѣжала назадъ, чтобы прочитать письмо. Она знала, отъ кого оно, потому что на конвертѣ былъ адресъ отправителя.
   Окончивъ чтеніе, она отбросила письмо въ сторону, чуть не задыхаясь отъ гнѣва.
   -- Значитъ, мнѣ еще вдобавокъ будутъ читать нотаціи и проповѣди! Нахалъ! Невозможный, неслыханный нахалъ! Значитъ, я ошиблась въ Джорджѣ? Въ моемъ-то собственномъ мужѣ? И оскорбила ее,-- "ее"!А она теперь внизу, пишетъ мнѣ записку въ моемъ собственномъ домѣ!
   Сжавъ руки, она начала быстро расхаживать взадъ и впередъ. Сознаніе, что ея соперница находится въ нѣсколькихъ шагахъ отъ нея, за конторкой Джорджа, дѣйствовало на нее опьяняющимъ образомъ. Она подбѣжала къ колокольчику и позвонила. Внизу послышался звукъ отворяемой двери. Летти выбѣжала на площадку лѣстницы.
   -- Кенрикъ!
   -- Здѣсь, миледи.
   Она услышала тихій шорохъ платья.
   -- Скажите, пожалуйста, леди Максуэлль,-- начала она, съ трудомъ принимая надлежащій спокойный тонъ,-- что если для нея еще не поздно, то я теперь могу принять ее.
   Она поспѣшила назадъ въ гостиную и стала ждать. Придетъ-ли она? Все существо Летти сгорало отъ безумнаго желанія видѣть леди Максуэлль. Ну, что, если Кенрикъ далъ ей уйти?
   Но послышались шаги, и двери отворились.
   Марчелла Максуэлль, съ блѣднымъ, тревожнымъ лицомъ, вошла въ комнату, щуря свои черные глаза на яркій свѣтъ гостиной. Она была безъ шляпки и имѣла на своемъ бѣломъ парадномъ платьѣ длинную кружевную накидку чернаго цвѣта. При видѣ ея на Летти нахлынулъ двоякій потокъ ощущеній: она почувствовала ненависть къ этой красивой женщинѣ и наслаждалась ея очевидною растерянностью.
   Не измѣняя своей позы, хозяйка дома первая заговорила.
   -- Можно узнать,-- воскликнула она рѣзкимъ, визгливымъ голосомъ,-- чему я обязана честью вашего посѣщенія?
   Марчелла остановилась на полдорогѣ.
   -- Я читала письмо, которое вы написали моему мужу,-- ясно отвѣтила она, хотя ея голосъ дрожалъ,-- и подумала, что вы позволите мнѣ поговорить съ вами объ этомъ.
   -- Въ такомъ случаѣ, можетъ быть, вы сядете,-- сказала Летти прежнимъ голосомъ, и сама сѣла.
   Если она разсчитывала произвести впечатлѣніе этими маленькими отступленіями отъ правилъ вѣжливости, то она ошиблась. Напротивъ, подъ вліяніемъ ихъ къ Марчеллѣ вернулось ея самообладаніе. Она оглянулась вокругъ и, взявъ стулъ, пододвинула его ближе къ хозяйкѣ дома, съ такою безыскусственною граціей движеній, съ такимъ безсознательнымъ достоинствомъ, которое всегда служило для Летти предметомъ восхищенія и зависти.
   Наклонившись впередъ и скрестивъ руки на колѣнѣ, она сказала тономъ, который дышалъ мольбою и смиреніемъ:
   -- Баше письмо къ моему мужу причинило мнѣ такое горе... что я рѣшила придти сюда. Не потому, конечно, чтобы мнѣ или моему мужу ваши слова показались правильной или справедливой оцѣнкой того, что произошло,-- при этихъ словахъ она вновь немного выпрямилась,-- но я поняла... впрочемъ, я поняла это и раньше, нежели прочла ваше письмо... Я поняла, что въ своей дружбѣ съ вашимъ мужемъ... я забыла... забыла... то, что надо было прежде всего имѣть въ виду. Позвольте мнѣ изложить все это по своему, какъ я понимаю это. Въ замкѣ Лютонъ серъ Джорджъ произвелъ на меня очень пріятное впечатлѣніе. Удовольствіе, которое я находила въ бесѣдѣ съ нимъ, и внушило мнѣ мысль повліять на нѣкоторые изъ его взглядовъ... познакомить его съ моими бѣдняками... сблизить его съ моими друзьями. Ну, а потомъ -- я сама не знаю, какъ -- у насъ съ нимъ возникла особенная дружба, благодаря той борьбѣ, въ которой мой мужъ и я,-- она опустила голову, чтобы не видѣть сердитаго лица Летти,-- принимали такое живое участіе. Но я сдѣлала ту ошибку, что... съ самаго начала... только его имѣла въ виду, позабывъ, что можетъ... долженъ существовать рядомъ съ нимъ нѣкто другой. Женатые люди,-- быстро продолжала она, тяжело дыша,-- это не два самостоятельныхъ существа,-- они составляютъ одно цѣлое, и мнѣ прежде всего слѣдовало придти сюда... постараться и съ вами познакомиться ближе... узнать ваши чувства... не имѣете-ли вы чего-нибудь противъ дружбы, которой... которой я не имѣла права предлагать одному сэру Джорджу. Я заглянула себѣ въ душу,-- продолжала она, и голосъ ея опять задрожалъ,-- и поняла этотъ грѣхъ, этотъ великій грѣхъ. Если бы кто-нибудь изъ близкихъ друзей моего мужа исключилъ меня изъ своего кружка, я бы испытывала ужасныя мученія. И вотъ, что прежде всего я хотѣла сказать вамъ. Я погрѣшила противъ своего собственнаго взгляда на бракъ, и вы имѣли право, имѣли полное право сердиться на меня!
   Летти все время съ трудомъ хранила молчаніе. Теперь она воскликнула самымъ оскорбительнымъ тономъ:
   -- Ну, да, разумѣется, вы съ самаго начала забыли о томъ, что у Джорджа есть жена. Этого вы не можете отрицать. Всѣ это видѣли въ замкѣ Лютонъ.
   Марчелла съ недоумѣніемъ посмотрѣла не нее. Какъ вразумить ее? Не остается-ли, исполнивъ этотъ долгъ совѣсти, уйти прочь, и предоставить этой маленькой фуріи дѣлать какое угодно употребленіе изъ этого визита и признаній?
   Она въ раздумья прикрыла на мгновеніе глаза рукою и затѣмъ сказала:
   -- Быть можетъ, вы и безъ моихъ словъ знаете, какъ заняты были мы -- мой мужъ и я -- все это время однимъ дѣломъ, одними мыслями. Но если я еще не надоѣла вамъ, я бы желала объяснить вамъ: съ моей точки зрѣнія, какъ возникла эта дружба между мною и сэромъ Джорджемъ. Я думаю, что въ состояніи буду припомнить всѣ наши разговоры... отъ нашей первой встрѣчи до сегодняшняго утра'.
   -- До сегодняшняго утра!-- воскликнула Летти, вскакивая съ мѣста.-- Сегодня онъ былъ у васъ?
   Маленькое личико, искаженное яростью, представляло мучительное зрѣлище для Марчеллы.
   -- Да, онъ былъ у меня,-- отвѣтила она, устремивъ на свою собесѣдницу взоръ, въ которомъ отражалась мука и мольба.-- Но позвольте мнѣ разсказать вамъ. Я еще не видѣла человѣка, находившагося въ большемъ отчаяніи... по поводу васъ... и по поводу самого себя.
   Летти злобно захохотала.
   -- Понятно! Онъ, конечно, пришелъ къ вамъ жаловаться на меня... что я кокетка... что я дурно отношусь къ его матери... что я трачу слишкомъ много денегъ... и тому подобное. О, я отлично все это представляю себѣ! Кромѣ того, ему хотѣлось получить свою благодарность. Что же онъ вполнѣ заслужилъ ее! Онъ разрушилъ въ угоду вамъ всю свою карьеру, и если вы не поблагодарили его, то вы неправы. Всѣ говорятъ, что теперь его положеніе въ Парламентѣ очень шатко, что онъ долженъ сложить съ себя званіе депутата,-- и все эта конечно, очень пріятно слышать его женѣ. Но я видѣла это съ самаго начала; уже въ замкѣ Лютонъ я отлично поняла, на что вы мѣтите... хотя мнѣ не вѣрилось, потому что я была всего полтора мѣсяца замужемъ...
   Горечь и состраданіе въ самой себѣ нахлынули на нее, и рыданіе заглушило ея слова.
   У Марчеллы мучительно сжалось сердце. Она совершенно не знала истинной Летти Трессэди. Воображенію этой любимой, счастливой женщины рисовалась оскорбленная, отвергнутая жена, и ее мучили угрызенія совѣсти. Она быстро поднялась съ мѣста и протянула руки къ этому ядовитому маленькому созданію, которое такъ ненавидѣло ее.
   -- Не вѣрьте,-- прошу васъ, не вѣрьте этому,-- сказала она, сама едва удерживаясь отъ рыданій.-- Я никогда сознательно не причиняла вамъ зла. Неужели вы не можете повѣрить, что сэръ Джорджъ и я сдѣлались друзьями лишь потому, что интересовались одними и тѣми же политическими вопросами? Потому что я... думала только о дѣлѣ моего мужа и обо всемъ, что къ этому относилось? Потому что я любила говорить объ этомъ и вербовать для него сторонниковъ? Если бы мнѣ только пришло въ голову, что это можетъ оскорбить васъ и причинить вамъ мученія...
   -- Куда вы послали его сегодня?-- рѣзво воскликнула Летти, перебивая ее и отирая платкомъ свои слезы.
   Марчелла сразу почувствовала всю трудность предстоящаго объясненія,
   -- Сэръ Джорджъ сказалъ мнѣ,-- нерѣшительно начала она,-- что ему нужно уѣхать изъ Лондона, чтобы обдумать, какъ выйти изъ всѣхъ своихъ затрудненій. Черезъ нѣсколько минутъ послѣ того, какъ онъ ушелъ отъ насъ, мы узнали отъ м-ссъ Аллисонъ, что она въ отчаяніи по поводу своего сына. Она явилась къ намъ съ просьбой о помощи. Не буду вамъ разсказывать, въ чемъ дѣло; я увѣрена, что вы и безъ того знаете. Мы съ мужемъ обсудили этотъ вопросъ, и намъ пришло въ голову, что если бы Максуэлль пошелъ къ нему -- въ сэру Джорджу -- и попросилъ его оказать намъ и м-ссъ Аллисонъ эту величайшую услугу -- поѣхать въ Анвотсу и уговорить его вернуться въ матери,-- то очень многое было бы поправлено. Максуэлль ближе узналъ бы его, какъ узнала его я,-- а тѣмъ временемъ затихли бы глупые, несправедливые толки, которые распространились... то-есть, я предполагаю... я не знаю...
   Она умолкла, не зная, какъ выйти изъ затрудненія, и ея щеки залились густымъ румянцемъ. Но сознаніе своей правоты скоро помогло ей побороть свое смущеніе. Она подошла ближе и опять начала:
   -- О, если бы я могла дать вамъ понять, какъ глубоко, какъ искренно я скорблю о всѣхъ тѣхъ мукахъ, которыя вы испытали! Если бы я могла убѣдить васъ посмотрѣть на все это -- на поведеніе вашего мужа и мое -- въ надлежащемъ свѣтѣ;, повѣрить, что ничто ему такъ не дорого... не можетъ быть дорого, какъ его собственный очагъ, какъ вы и ваше счастье!
   Несмотря на все благородство, которымъ дышала рѣчь и осанка Марчеллы, ея слова пропали совершенно даромъ. Никакая откровенность тутъ не была возможна, и вся эта исторія въ той окраскѣ, какую придавала ей Марчелла, была почти непонятна для Летти. Эти женщины принадлежали къ двумъ совершенно различнымъ мірамъ, и то, что одной, исполненной самыхъ благородныхъ побужденій, казалось правдивымъ и естественнымъ, пробуждало въ другой -- и не безъ основанія -- лишь новыя подозрѣнія и злобу. Если бы все зависѣло отъ увѣщаній Марчеллы, то она не достигла бы ничего.
   Но въ душѣ Летти поднялось новое, странное чувство. Эта смѣсь самоуничиженія и нравственнаго превосходства, которая отражалась въ тонѣ и обращеніи Марчеллы, эти глаза, такъ кротко и ласково устремленные на нее, эти руки, которыя такъ охотно готовы были соединиться съ ея руками -- невольно вызывали въ ней нѣкоторую робость. Чтобы стряхнуть съ себя это чувство, она разразилась новыми жалобами.
   -- Какое право вы имѣли разлучать его со мною, придумывать для него какіе бы то ни было планы безъ моего согласія? Разумѣется, въ вашихъ словахъ все это выходитъ очень красиво; вы понимаете толкъ во многихъ вещахъ, о которыхъ я ничего не знаю. Что же, я не умна, не образована, я не толкую о политикѣ! Но признаться, я и не вижу въ ней особенной пользы, если она сводится къ тому, чтобы отрывать мужей отъ ихъ собственныхъ женъ. Во всякомъ случаѣ я не стану лицемѣрить и не намѣрена играть роли святой мученицы. О, далеко нѣтъ! Джорджъ, конечно, увѣренъ, что съ самаго начала онъ имѣлъ полное право поступать такъ, какъ поступалъ, и что я сама виновата во всемъ. Пускай, я не буду спорить объ этомъ! Но не воображайте, пожалуйста, что Я стану играть роль покинутой жены. Если люди причиняютъ мнѣ зло, я не имѣю обыкновенія молчать, и я думаю, что все-таки отлично понимаю своего мужа, несмотря на любезное замѣчаніе лорда Максуэлля.
   И она презрительно указала на письмо, лежавшее на столѣ.
   -- Какъ только я убѣдилась, что Джорджъ не обращаетъ на всѣ мои слова ни малѣйшаго вниманія, и что всѣ его мысли устремлены къ вамъ, я, понятно, приняла свои мѣры. Есть много мужчинъ на свѣтѣ, и одинъ изъ нихъ въ настоящее время помогаетъ мнѣ очень весело проводить время. Въ этомъ вы и Джорджъ виноваты, и пеняйте сами на себя, если Джорджу это не понравится.
   Марчелла въ ужасѣ отступила назадъ и посмотрѣла на свою собесѣдницу широко открытыми глазами. Но Летти смѣло встрѣтила ея взоръ и искривила свои воспаленныя губы въ улыбку. Она неподвижно стояла въ своемъ элегантномъ платьѣ, слегка опершись о письменный столъ руками, на которыхъ блистали кольца, и только на ея красномъ, сердитомъ лицѣ отражалась бушевавшая въ ея груди буря.
   Эта нѣмая сцена длилась нѣсколько секундъ, а затѣмъ Марчелла быстрыми шагани направилась въ противоположный конецъ комнаты, упала на стулъ и закрыла лицо руками.
   У Летти было очень жутко на душѣ, но все-таки она возликовала при видѣ горя и слезъ Марчеллы. Марчелла Максуэлль, обладательница всѣхъ тѣхъ даровъ, которые наполняли сердце Летти желаніемъ и завистью, побита и посрамлена! Летти торжествовала и рѣшилась сохранить за собою выгодную позицію.
   -- Я собственно не понимаю, почему вы принимаете мои слова такъ близко къ сердцу,-- холодно сказала она послѣ нѣкотораго молчанія.
   Марчелла не отвѣчала. Она продолжала сидѣть, подперши лицо рукою и устремивъ свой взоръ въ пространство. Когда, наконецъ, она обернулась въ Летти, послѣдняя имѣла возможность убѣдиться, что ея глаза дѣйствительно влажны.
   -- Есть-ли кто-нибудь, къ кому вы хотѣли бы теперь обратиться за совѣтомъ или помощью?-- спросила Марчелла дрожащимъ голосомъ.
   -- Благодарю васъ,-- спокойно отвѣтила Летти, прислоняясь къ столу и слегка топая по полу ножкой.-- Мнѣ никого не нужно. И я не понимаю, почему вы берете на себя трудъ безпокоиться объ этомъ.
   Въ первый разъ, несмотря на всѣ ея усилія, ея твердый голосъ задрожалъ.
   Марчелла порывисто поднялась съ мѣста и подошла въ ней.
   -- Когда подумаешь о долгихъ годахъ супружеской жизни,-- сказала она, вся дрожа,-- о дѣтяхъ, которыя могутъ явиться...
   Летти подняла брови.
   -- Если желаешь ихъ имѣть! Но я не желаю,-- и никогда не желала. Можете возмущаться этимъ. Во всякомъ случаѣ ихъ можно не принимать во вниманіе.
   -- Ну, а вашъ мужъ,-- вашъ мужъ, который будетъ несчастенъ, который загубитъ всѣ свои огромныя дарованія, если вы не постараетесь сломить свой гнѣвъ и помириться съ нимъ? Вмѣсто того, вы только и думаете, что о мщеніи,-- о томъ, чтобы причинить еще больше горя и несчастья. Это ужасно! Вѣдь вамъ нужно сдѣлать только маленькое усиліе... написать или сказать лишь нѣсколько словъ,-- и онъ вернется, и всему этому несчастью будетъ конецъ!
   -- О, Джорджъ самъ съумѣетъ о себѣ позаботиться,-- дерзко отвѣтила Летти.-- И я тоже. Наконецъ, вы же сами его и услали.
   Марчелла съ отчаяніемъ посмотрѣла на нее и затѣмъ молча отвернулась. Летти увидѣла, что она ищетъ перчатки и носовой платокъ, которые были у нея въ рукѣ, когда она вошла въ комнату. Летти слѣдила нѣкоторое время за нею и потомъ вдругъ сказала:
   -- Вы уходите?
   -- Я думаю, что мнѣ больше ничего не остается.
   -- Но я желала бы знать, зачѣмъ вы собственно пришли ко мнѣ. Говорятъ, вы очень любите лорда Максуэлля. Быть можетъ, поэтому вамъ стало жаль меня?
   Марчеллу покоробило, когда эти уста заговорили объ ея супружеской жизни, но она сдержала себя.
   -- Вы формулировали это лучше, чѣмъ могла я сама,-- отвѣтила она, печально улыбаясь.-- Спокойной ночи!
   Летти молчала. Она присѣла на рукоятку ближайшаго кресла. Вдругъ глаза ея засверкали, и лицо сдѣлалось мертвенно блѣднымъ.
   -- Ну, если вы хотите знать,-- сказала она,-- нѣтъ, не уходите! Я не хочу васъ теперь отпустить!.. Я -- несчастнѣйшее существо въ мірѣ! Вотъ! Отнеситесь къ этому, какъ хотите, но это правда. Я очень мало думала о Джорджѣ, когда выходила за него замужъ,-- такъ бываетъ со многими дѣвушками. Но какъ только онъ сталъ увлекаться вами, я сдѣлалась способной убить всякаго, кто отниметъ его у меня, а затѣмъ и себя убить. Боже мой! Конечно, онъ вполнѣ правъ, если сталъ тяготиться мною. Я не изъ тѣхъ людей, которые позволяютъ другому одержать надъ собою верхъ. Я хотѣла тратить деньги, какъ мнѣ было угодно, приглашать гостей, какихъ мнѣ было угодно, а въ особенности я не хотѣла угождать и прислуживаться его ужасной матери, которая отравляла мнѣ жизнь.... Почему вы такъ блѣдны? Да, да, мои слова производятъ ужасное впечатлѣніе! Но все равно! Можетъ быть, вы еще болѣе, ужаснетесь, когда узнаете, что сегодня днемъ, когда меня не было дома, а Джорджъ уѣхалъ, мнѣ пришли сказать, что леди Трессэди страшно больна,-- кажется, даже сказали, "умираетъ". А я съ той минуты даже не вспомнила о ней... ни разу... до сихъ поръ., потому что вслѣдъ затѣмъ дворецкій сказалъ мнѣ, что вы были у меня и еще разъ придете. Я ни о чемъ на свѣтѣ не могла думать, кромѣ васъ и Джорджа. Нѣтъ, нѣтъ, не смотрите на меня такъ! Не подходите во мнѣ! Я въ своемъ умѣ! Увѣряю васъ, я совершенно въ своемъ умѣ! Но все это между прочимъ. О чемъ я говорила? Да, Джорджъ имѣлъ полное основаніе разлюбить меня. Конечно, имѣлъ! Но если онъ меня оставилъ, то я отплачу ему. Вотъ тотъ, другой... Вы его знаете: Катединъ!.. Онъ поцѣловалъ меня сегодня въ лѣсу. (При этихъ словахъ Летти снова задрожала, но по прежнему не допустила Марчеллу приблизиться къ ней). Онъ гадость,-- понимаете-ли, гадость! Но какое мнѣ до этого дѣло? Мнѣ это все равно, потому что я люблю бывать въ обществѣ и веселиться. А Джорджъ теперь ненавидитъ меня, и вы разлучили его со мною. Что же, все это очень просто! Я... Нѣтъ, нѣтъ, не подходите!.. Я никогда не прощу!.. Довольно ужь... Нѣтъ силъ...
   Марчелла бросилась къ ней. Къ счастью, нервная выносливость имѣетъ свои границы, и Летти въ своемъ безуміи перешла ихъ. Она, задыхаясь, упала на диванъ, все еще простирая руки, какъ бы для того, чтобы отстранить Марчеллу. Послѣдняя, у которой по щекамъ струились слезы, стала передъ нею на колѣни и съ материнскою нѣжностью обняла ея тонкую талію.
   -- Не отталкивайте меня,-- дрожащимъ голосомъ произнесла она, и Летти вдругъ уступила. Она зарыдала въ объятіяхъ Марчеллы, которая стала ласкать ее и шептать ей отрывистыя слова, какія могли подсказать ей состраданіе и угрызенія совѣсти. Увѣренія, что все еще можетъ быть поправлено; увѣщаній успокоиться и вооружиться терпѣніемъ; изліянія изъ самыхъ сокровенныхъ глубинъ женскаго сердца,-- слишкомъ священныя для ушей леди Трессэди; отрывочныя замѣчанія и примѣры автобіографическаго характера -- на все это не поскупилась Марчелла. Женщина, которую Летти только что осыпала градомъ оскорбленій, отвѣтила ей всѣмъ, что было въ ней лучшаго, благороднаго, святого. Многое изъ этого было крайне нелогично; во многомъ сказывался тотъ неосновательный, восторженный оптимизмъ, которымъ натуры, подобныя Марчеллѣ, вооружаются противъ жестокихъ фактовъ дѣйствительности. Въ своемъ стараніи утѣшить и успокоить Летти Марчеллѣ почти удалось убѣдить ее, какъ и самое себя, что Джорджъ Трессэди никогда не говорилъ ей ничего, кромѣ обычныхъ словъ и увѣреній дружбы. Марчелла рѣшила, что отношенія между этими несчастными супругами могутъ быть улучшены, и съ неустрашимостью молодости взяла на себя эту задачу. Особенности ея собственной натуры побуждали ее относиться къ сумасбродству и эгоизму Летти съ большею снисходительностью, чѣмъ это было бы возможно для женщины другого типа. Охваченная раскаяніемъ и сожалѣніемъ и въ то же время не зная подробностей характера и жизни Летти, она видѣла во всѣхъ этихъ проявленіяхъ эгоизма лишь слѣдствіе извращенной любви, мученія ревниваго сердца. Рисуя въ своемъ воображеніи жизнь этихъ супруговъ, она надѣляла Летти благородствомъ и чуткостью своего собственнаго сердца, и это заставляло ее быть снисходительной.
   Что касается Летти, то у нея въ душѣ бушевалъ цѣлый вихрь ощущеній. То обстоятельство, что ей удалось пробить броню величія и гордости, въ которую до сихъ поръ была закована леди Максуэлль, наполняло ее теперь, какъ и раньше, радостью. Въ ея головѣ мелькало воспоминаніе о высокой дамѣ въ серебристо-бѣломъ платьѣ, съ холоднымъ и величественнымъ видомъ сидѣвшей рядомъ съ нею въ замкѣ Лютонъ, и еще болѣе страннымъ казалось ей слышать теперь этотъ умоляющій голосъ, эту довѣрчивую рѣчь. Но въ то же время она испытывала и другія, болѣе благородныя чувства. Укоры совѣсти, раскаяніе, сожалѣніе, болѣе мягкое отношеніе къ Джорджу, зависть болѣе благородная, болѣе возвышенная, сознаніе, какую роль играетъ въ жизни этой женщины любовь,-- всѣ эти признаки и предвѣстники моральнаго пробужденія громко говорили въ душѣ Летти, когда она, блѣдная, недвижимая, молча лежала и глядѣла на кроткое лицо Марчеллы. Это молчаніе было для нея пріятно; она испытывала почти физическое облегченіе, отдыхая отъ своего гнѣва и злобы.
   Марчелла еще стояла на колѣняхъ подлѣ нея, держа ее за руки и говоря прежнимъ тихимъ голосомъ, какъ вдругъ по дому пронесся глухой звонъ колокольчика. Летти съ испугомъ приподнялась.
   -- Что это можетъ быть? Теперь уже больше десяти часовъ. Неужели телеграмма?
   Виноватая мысль промелькнула у нея въ головѣ. Она поспѣшила къ дверямъ. Вошелъ Кенрикъ.
   -- Служанка леди Трессэди хочетъ васъ видѣть, миледи. Ей нуженъ адресъ сэра Джорджа. Доктора говорятъ, что старая барыня, можетъ быть, не проживетъ и до утра.
   За Кенрикомъ, вся въ слезахъ, въ комнату вбѣжала Джустина, француженка -- служанка леди Трессэди, и возбужденно заговорила. Леди Трессэди ужасно страдала весь день. Теперь ей немного легче, хотя она крайне истощена. Если за эти сутки повторится сердечный припадокъ, то нѣтъ надежды, а припадка можно ожидать каждую минуту. Она все проситъ вызвать сына, который, кажется, заходилъ къ ней вчера и оставилъ ей письмо.
   -- Et la pauvre âme!-- воскликнула она въ заключеніе, не особенно стѣсняясь въ присутствіи безсердечной невѣстки.-- Elle est là toujours, quand les douleurs s'appaisent un peu, écoutant, espérant -- et personne ne vient -- personne! Youlez-vous bien, madame, me dire où on peut trouver Sir George? {"Бѣдняжка! Какъ только боли немного утихнутъ, она ужь опять,-- все прислушивается, надѣется,-- и никто не идетъ,-- никто! Будьте добры сказать, сударыня, гдѣ можно найти сэра Джорджа".}.
   -- Напишите въ Трувилль до востребованія,-- мрачно отвѣтила Летти.-- Другого адреса я не знаю.
   И она продолжала стоять въ нерѣшительности, между тѣмъ какъ служанка глядѣла на это нахмуренное лицо, едва сдерживаясь отъ негодованія. По ея учащенному дыханію, по всей ея позѣ видно было, что она ждетъ чего-то другого, чего-то большаго, нежели адресъ сэра Джорджа.
   Марчелла между тѣмъ стояла поотдаль, будучи невольной свидѣтельницей этой сцены и пораженная изумленіемъ. Какъ это можетъ быть: мать Джорджа Трессэди умираетъ, одинокая, вдали отъ сына, а Летти Трессэди ничего не знаетъ объ ея болѣзни, пока это не дѣлается вопросомъ жизни и смерти, и даже теперь, несмотря на приглашеніе, отказывается идти.
   Когда Летти, взволнованная и недоумѣвающая, обернулась къ своей собесѣдницѣ, которая только что, въ минуту душевнаго волненія, излила ей все свое сердце, выраженіе, которое она увидѣла въ ея глазахъ, испугало ее.
   -- Идти мнѣ?-- спросила она сердито, тономъ капризнаго ребенка, поднося руку ко лбу.
   -- Мой экипажъ ждетъ меня,-- съ живостью сказала леди Максуэлль.-- Я могу васъ сейчасъ подвезти. Есть тамъ сидѣлка?-- спросила она, обращаясь къ служанкѣ.
   О, да, только что пришла прекрасная сидѣлка, иначе Джустина не могла бы отлучиться. Доктора, живущаго по сосѣдству, тоже можно пригласить во всякую минуту. Но бѣдная барыня хочетъ видѣть сына, или, по крайней мѣрѣ, кого-нибудь изъ родныхъ (при этомъ Джустина закусила губу и сердито покосилась на Летти),-- и просто больно видѣть ее. Дѣвушка почувствовала облегченіе, описывая состояніе своей госпожи этой важной, но ласковой барыни, и выказала при этомъ гораздо болѣе чувства и искренности, чѣмъ можно было бы ожидать, глядя на ея аффектированныя ужимки и платье.
   Летти между тѣмъ безцѣльно бродила по комнатѣ. Марчелла подошла къ ней.
   -- Ваша шляпка на этомъ креслѣ. У меня въ каретѣ есть шаль. Поѣдемъ сейчасъ же, а ваша горничная можетъ потомъ привезти все, что вамъ будетъ нужно. Я могу по дорогѣ, если хотите, отправить вашу телеграмму сэру Джорджу.
   -- Но вы послали его съ какимъ-то порученіемъ!-- сказала Летти, нерѣшительно глядя на нее.
   -- Болѣзнь матери, я думаю, важнѣе,-- отвѣтила Марчелла, подавляя негодующій жестъ.-- Лучше всего теперь же написать телеграмму. Скажите, какъ ему телеграфировать.
   Она подошла къ письменному столу, но должна была составить телеграмму почти безъ помощи Летти, которая все еще не могла побороть въ своей жалкой душонкѣ неистоваго желанія отказаться отъ навязываемаго ей шага. Но Марчелла невольно забирала мало-по-малу въ свои руки власть надъ нею. Она послала Джустину въ Грайеръ за вещами, и когда принесли накидку, сама набросила ее на плечи Летти, уговорила Летти надѣть шляпку. Черезъ минуту Летти уже очутилась въ каретѣ.
   -- Они захотятъ, чтобы я сидѣла подлѣ больной,-- сказала Летти, почему-то вдругъ заливаясь слезами.-- Я такъ устала... и я ненавижу болѣзнь!
   -- По всей вѣроятности, вамъ даже не позволятъ сегодня видѣться съ нею,-- отвѣчала Марчелла, держа руки Летти въ своихъ!-- Но вамъ придется остаться тамъ на случай повторенія припадковъ. Вы будете ужасно мучиться, если... она умретъ одна, въ отсутствіи сэра Джорджа.
   -- Умретъ!-- почти сердито повторила Летти.-- Но это будетъ ужасно! Что мнѣ дѣлать? Что мнѣ дѣлать?
   Марчелла съ странной улыбкой посмотрѣла на нее.
   -- Будьте только добры къ ней, забудьте обо всемъ, кромѣ нея.
   Подъ наружною ласковостью тона Марчеллы Летти почувствовала нѣчто суровое, но не имѣла духа противиться. Напротивъ, это пробудило въ ней непріятное, мучительное сознаніе, что не она вышла побѣдительницей изъ этой великой битвы. За послѣдніе полчаса ихъ роли какимъ-то страннымъ образомъ перемѣнились.
   Съ болью въ душѣ она чувствовала, что ея отношеніе къ умирающей матери Джорджа выказало ее передъ леди Максуэлль въ гораздо болѣе вѣрномъ свѣтѣ, чѣмъ это могли сдѣлать самыя бурныя, полуискреннія признанія. Ея самолюбіе было сильно задѣто, но совершенно инымъ, новымъ образомъ. Отъ самоуничиженія Марчеллы не осталось и слѣда, и Летти инстинктивно чувствовала, что она больше никогда не увидитъ такого зрѣлища. Между тѣмъ, она сама испытывала теперь новую душевную боль. Самая близость этой женщины волновала и покоряла ее. Она и раньше очень хорошо замѣчала,-- съ завистью, съ ненавистью замѣчала всѣ тѣ преимущества, которыя дѣлали жену Максуэлля такою вліятельной личностью въ лондонскомъ обществѣ. Но теперь ею овладѣвала жажда вліянія, чаръ, могущества совершенно другого рода,-- хотя тоже, быть можетъ, не чуждая нѣкоторыхъ земныхъ помысловъ. Никакая обычная проповѣдь, никакое краснорѣчіе не могло бы оказать на нее такого вліянія; для этого нужна была только такая драматическая сцена, какая только что произошла:
   Марчелла, стоящая на колѣняхъ у ея ногъ! Говорили-ли при этомъ въ Летти самыя худшія стороны ея характера, или самыя лучшія; тѣ-ли слабости и недостатки, которые первоначально зажгли въ ней такую ярость, заставили ее теперь смириться, или тутъ играло роль что-нибудь другое,-- это все равно. Важно то, что за какой-нибудь часъ эта суетная, эгоистическая натура почувствовала на себѣ вліяніе моральныхъ принциповъ, котораго уже никогда не могла съ себя стряхнуть.
   Марчелла между тѣмъ, пока карета катилась по направленію въ Варвиксвой площади, думала только о томъ, какъ бы вернуть Летти ея мужу. Мучительное чувство отвѣтственности говорило въ ней, когда она вспоминала о Катединѣ. Но ея прежнее волненіе уже утихло; у нея не было теперь мѣста ничему, кромѣ трезваго, спокойнаго разсужденія и желанія добра.
   Когда карета стала приближаться къ Варвикской площади, Летти отдернула свою руку.
   -- Вы, конечно, уже не захотите больше со мною видѣться,-- сказала она, отворачивая голову въ сторону.
   -- Неужели вы находите это возможнымъ для людей, которые пережили вмѣстѣ такія минуты, какъ мы съ вами?-- сказала Марчелла съ блѣднымъ, но улыбающимся лицомъ.-- Когда можно будетъ заѣхать къ вамъ завтра? Утромъ я, конечно, пришлю освѣдомиться относительно васъ и леди Трессэди.
   Летти почему-то стала учащенно дышать.
   -- Пріѣзжайте завтра днемъ... въ четыре часа,-- торопливо сказала она.-- Мнѣ, должно быть, придется оставаться здѣсь.
   Карета уже останавливалась у дверей квартиры леди Трессэди.
   "-- Вы обѣщали разсказать мнѣ...
   -- Я многое имѣю разсказать вамъ. Итакъ, я заѣду въ четыре часа и узнаю, свободны-ли вы, Спокойной ночи! Надѣюсь, что леди Трессэди поправится. Вашу телеграмму я сейчасъ отправлю.
   Летти почувствовала крѣпкое пожатіе руки. Выѣздной лакей помогъ ей выйти изъ кареты, и черезъ минуту она уже поднималась по лѣстницѣ въ комнату леди Трессэди, пославъ впереди себя лакея предупредить сидѣлку о своемъ прибытіи.
   Сидѣлка вышла, приложивъ палецъ къ губамъ. Она очень рада, что пріѣхала леди Трессэди, но докторъ предписалъ ни подъ какимъ видомъ не тревожить больную,-- конечно, если только припадокъ не повторится. Но теперь есть нѣкоторая надежда. Къ сожалѣнію, трудно удержать больную въ покоѣ. Вмѣсто того, чтобы постараться заснуть, она зоветъ къ себѣ Джустину и требуетъ, чтобы та почитала ей вслухъ французскій романъ, или показала ей нѣсколько бальныхъ платьевъ, чтобы рѣшить, какія измѣненія сдѣлать въ нихъ.
   -- Я боюсь противорѣчить ей,-- сказала сидѣлка, очевидно, находившаяся въ недоумѣніи,-- но малѣйшее неосторожное движеніе въ постели можетъ ее убить.
   Она поспѣшила назадъ, обѣщавъ немедленно сообщить невѣсткѣ, если въ положеніи больной произойдетъ перемѣна къ худшему, а Летти, чувствуя безграничное облегченіе, направилась въ свободную комнату, гдѣ Грайеръ уже раскладывала ея вещи.
   Быстро раздѣвшись, Летти бросилась въ постель и сдѣлала попытку заснуть, но послѣ короткаго, тяжелаго сна съ испугомъ схватилась. Гдѣ онаЧ Въ домѣ своей свекрови -- она слышала рѣзкій голосъ леди Трессэди, разговаривавшей и смѣявшейся въ сосѣдней комнатѣ,-- и ее привезла сюда леди Максуэлль! Какъ странно то и другое! Она не могла заснуть и ворочалась съ боку на бокъ. Гдѣ Джорджъ? Быть можетъ, онъ только что пріѣхалъ въ Парижъ. Она подумала о шумномъ, залитомъ огнями вокзалѣ Сѣверной дороги. Ей почудилось, будто она слышитъ грохотъ фіакра, въ которомъ ѣдетъ Джорджъ, по каменной мостовой. У нея мучительно заныло сердце при мысли, что съ каждой минутой онъ удаляется отъ нея все дальше и дальше. Проститъ-ли онъ ей когда-нибудь то, что она написала письмо лорду Максуэллю? Хочется-ли ей, чтобы онъ ей простилъ?
   Нѣжное и въ то же время невыразимо грустное настроеніе овладѣло ею, и она всплакнула немного. Быть можетъ, она сознавала, какъ много препятствій теперь по ея же винѣ отдѣляетъ ее отъ счастья. Различныя ощущенія смѣнялись одно другимъ. То она старалась припомнить свое свиданіе съ Марчеллой, то сердито прогоняла отъ себя мысль о немъ. Такъ провела она цѣлую ночь безъ сна, терзаясь тоской и не зная, на чемъ остановиться. И когда засвѣтилось утро, она ясно поняла, что теперь она сдѣлалась старше, что ея жизнь вступила въ новый періодъ и никогда не будетъ тѣмъ, чѣмъ была прежде. Два ощущенія, двѣ мысли всплыли изъ хаоса и всецѣло завладѣли ея душою и умомъ: воспоминаніе о свиданіи съ Марчеллой и мысль о возвращеніи Джорджа.
   

XXI.

   -- Милочка, неужели она у васъ уже цѣлыхъ десять дней?
   Эти слова принадлежали Бетти Ливенъ, которая только что пріѣхала въ Максуэлль-кортъ и сидѣла съ хозяйкою дома подъ ведрами у передняго фасада этого величественнаго зданія, которому Марчелла всю жизнь тщетно старалась придать болѣе или менѣе демократическую окраску.
   Былъ тихій сентябрьскій день, и легкій осенній туманъ носился надъ ложбинами парка. Бетти была въ самомъ веселомъ настроеніи и въ самомъ свѣтломъ платьѣ. Ея шляпка, великолѣпный букетъ маковыхъ цвѣтовъ, высоко сидѣла на хитро завитыхъ и заплетенныхъ волосахъ. Платье песочнаго цвѣта молодило даже ея дѣтскую фигурку, а ея ножки, обутыя въ возмутительно-маленькіе башмачки, тоже съ видомъ задорнаго веселья выглядывали изъ подъ платья на деревянной скамеечкѣ, которую пододвинула ей Марчелла.
   Вышеприведенныя слова были вызваны замѣчаніемъ хозяйки о томъ, что леди Трессэди сейчасъ выйдетъ въ чаю.
   -- Слушайте, Бетти,-- сказала Марчелла серьезнымъ тономъ, хотя и не могла удержаться отъ улыбки при видѣ изумленія Бетти.-- Я какъ разъ хотѣла предупредить васъ объ этомъ. Хотите оказать мнѣ услугу? Хотите, чтобы я не сердилась на васъ?
   Бетти задумалась.
   -- Теперь вы не можете сдѣлать для меня и половины того, что могли когда-то, разъ Френкъ собирается оставить парламентъ,-- замѣтила она, напуская на себя возможно болѣе важный видъ.-- Но мой характеръ таковъ, что я способна оказать вамъ даже безкорыстную услугу. Прежде всего, однако, отвѣтьте на мой вопросъ: зачѣмъ вы пригласили ее сюда?
   -- Потому что она чувствовала себя въ Лондонѣ разстроенной и несчастной, а ея мужъ повезъ свою мать за-границу и успѣлъ передъ этимъ оказать Максуэллю очень большую услугу,-- отвѣтила Марчелла не безъ смущенія, которое не укрылось отъ вниманія Бетти,-- и я хочу, чтобы вы были съ нею полюбезнѣе.
   -- Первое и второе соображенія не заслуживаютъ никакого вниманія,-- сказала Бетти,-- а третье надо обсудить. Вы хотите сказать, что Джорджъ Треесэди ѣздилъ за Анкотсомъ?
   Марчелла лишь молча пожала плечами.
   -- Ну, если вы будете такъ надуты и таинственны,-- съ живостью воскликнула Бетти,-- то вы знаете, что я могу натворить! Какъ же вы хотите, чтобы я была любезна съ леди Трессэди, когда вы нисколько не поощряете меня въ этомъ направленіи?
   -- Ахъ, какой вы ребенокъ, Бетти! Ну, да, онъ поѣхалъ за Анкотсомъ, вырвалъ его благополучно изъ Трувилля, привезъ въ Парижъ, гдѣ ихъ ожидала м-ссъ Аллинсонъ, и вообще оказалъ намъ очень большую услугу. Она между тѣмъ совершенно выбилась изъ силъ, ухаживая за своею свекровью...
   -- Да еще за такою свекровью... такимъ сокровищемъ!-- воскликнула Бетти.
   -- И потому я привезла ее сюда, чтобы она отдохнула, пока онъ вернется изъ Вильдгейма и возьметъ ее домой. Сегодня вечеромъ онъ, вѣроятно, и пріѣдетъ.
   Она невольно покраснѣла, говоря обо всемъ этомъ, и этотъ фактъ тоже былъ замѣченъ наблюдательною Бетти.
   -- Почти все это я знала и раньше,-- спокойно сказала Бетти.-- Ну, и какъ же вы провели здѣсь эти десять дней?
   -- Я очень рада, что пригласила ее сюда,-- съ живостью отвѣтила Марчелла.-- Я только жалѣю, что раньше не познакомилась съ нею ближе.
   Бетти съ недовѣрчивой улыбкой посмотрѣла на подругу.
   -- Вы, должно быть, помѣстили ее въ свою коллекцію, какъ Голлинъ кладетъ травы въ свой гербарій. Но интересно знать, какъ она себя чувствовала здѣсь. Съ вами, сударыня, не такъ легко ужиться.
   -- Я знаю,-- отвѣтила Марчелла со вздохомъ.-- Что же, думаю, что ей не было непріятно.
   -- Бетти широко раскрыла свои зеленоватые глаза.
   -- Да скажете-ли вы когда-нибудь, въ чемъ дѣло? Вы покорили ее? Она обожаетъ васъ?
   -- Бетти, оставьте глупости!
   -- Навѣрное, я не ошиблась,-- задумчиво произнесла Бетти, въ смѣтливой головкѣ которой пронеслась тысяча мыслей и предположеній.-- Знаете, Марчелла, я отлично могу предсказать, что съ вами будетъ въ пожиломъ возрастѣ. Пока вы были молоды, женщины васъ терпѣть не могли: онѣ вамъ не нравились, и вы имъ тоже. А теперь я замѣчаю, что молодыя женщины начинаютъ бредить вами,-- особенно молодыя жены. Черезъ нѣсколько лѣтъ у васъ будетъ цѣлая свита голубицъ, которыя будутъ ворковать подлѣ васъ, изливать вамъ свою душу и отравлять вамъ существованіе.
   -- Ну-ка, начните вы,-- съ удареніемъ произнесла Марчелла.-- Я готова. Каково настроеніе Френка послѣ великаго шага?
   -- Настроеніе Френка?-- повторила Бетти и стала не спѣша снимать свои перчатки.-- Настроеніе Френка, душечка, если вы желаете знать, есть оскорбленіе и обида для его жены Мое неудовлетворенное честолюбіе дѣйствуетъ на него, какъ, патентованная мука на грудныхъ дѣтей. Я предсказываю, что къ Рождеству онъ прибавится въ вѣсѣ фунтовъ на пятнадцать.
   Дѣйствительно, великое рѣшеніе было принято: Бетти уступила, и Френку было суждено избавиться отъ политики. Три года Бетти принуждала его заниматься ею, писала ему рѣчи, внушала ему убѣжденія и всячески старалась сдѣлать изъ него государственнаго человѣка. Но онъ былъ глухъ во всякимъ убѣжденіямъ, кромѣ тѣхъ, которыя прямо или косвенно вытекали изъ взгляда, что небо создало его для деревенской жизни и развлеченій и ни для чего другого. Его открытые и молчаливые протесты возымѣли, наконецъ, свое дѣйствіе. Бетти сдалась, и отставка теперь имѣлась въ виду. Скрѣпя сердце, молодая жена отказалась отъ мысли видѣть мужа въ числѣ министровъ, но зато она вернула себѣ его любовь, и для нея снова начался медовый мѣсяцъ.
   -- Френкъ былъ у меня вчера,-- сказала Марчелла, улыбаясь.
   Бетти привскочила.
   -- Что онъ вамъ говорилъ? Не говорилъ онъ, что я ангелъ? Слушайте, одолженіе за одолженіе! Передайте мнѣ слово въ слово, что онъ вамъ говорилъ, и я посвящу себя тѣломъ и душою Летти Трессэди.
   -- Тсъ...-- сказала Марчелла, закрывая рукой хорошенькій ротикъ Бетти.-- Она идетъ!
   Леди Трессэди, дѣйствительно, вышла изъ боковой двери и медленно направилась къ террасѣ, гдѣ сидѣли подруги. Проницательный взоръ леди Ливенъ скользнулъ по приближающейся фигурѣ, и она издала какое-то сдержанное восклицаніе. Черезъ мгновеніе Бетти поднялась съ мѣста и, быстро засѣменивъ ножками, съ очаровательной любезностью и развязностью направилась къ Летти.
   Послѣдняя съ нѣкоторою нервностью отвѣтила на ея при вѣтствіе. Марчелла улыбнулась ей и указала рукой на низенькій стулъ. Летти съ нѣкоторымъ смущеніемъ взяла стулъ и усѣлась съ нею рядомъ. Марчелла поняла, что она побаивается леди Ливенъ, которая, дѣйствительно, выказала къ ней въ замкѣ Лютонъ довольно ясно свое пренебреженіе.
   Но Бетти была обезоружена. "Кокетка" была неузнаваема; она потеряла весь свой блескъ и, можно даже сказать, красоту. Она имѣла убитый видъ и очень мало принимала участія въ разговорѣ. Любопытство Бетти было сильно возбуждено ея отношеніями къ леди Максуэлль.
   -- Какъ это похоже на нее,-- подумала она,-- сначала забыть о существованіи жены, а затѣмъ ухаживать за нею, чтобы отстранить подальше ея мужа!
   Въ то же время леди Ливенъ дѣятельно поддерживала разговоръ, жалуясь на разочарованіе, которое испытала здѣсь. Гдѣ же мужчины? Стоило послѣ этого наряжаться въ самое лучшее платье, если ее ожидало общество однѣхъ только дамъ? Марчелла возразила, что въ Максуэлль-кортѣ уже есть очень много мужчинъ, но Максуэлль повелъ ихъ на далекую прогулку; кромѣ того, съ слѣдующимъ поѣздомъ пріѣдетъ еще больше гостей обоего пола.
   Бетти попросила назвать ей имена приглашенныхъ, и Марчелла исполнила ея желаніе. Изъ этого перечисленія Бетти сразу увидѣла, что все это гости, которыхъ политическій вождь пригласилъ къ себѣ по обязанности.
   -- А, м-ссъ Лексамъ,-- конечно, это очень пріятная дама, но какой интересъ знакомиться съ женщиной, которую пятьсотъ человѣкъ въ Лондонѣ называютъ просто "Нелли"? Лед-Вендоверъ? Жаль, что я раньше не обратила на нее вниманія! Хорошая мать? Еще бы! Въ этомъ и весь ея недостатокъ! Она вѣчно имѣетъ такой видъ, какъ будто вырастила пятнадцать человѣкъ тамъ, гдѣ могло выйти только двѣнадцать. Когда видишь, какъ она восторгается своимъ отпрыскомъ, то положительно чувствуешь стыдъ за то, что сама занимаешься тѣмъ же дѣломъ. Не правда-ли, леди Трессэди?
   Но Летти, которая мѣсяцъ тому назадъ не преминула бы сдѣлать свои замѣчанія, чтобы выказать свое знакомство со всѣми этими лицами, безучастно сидѣла на своемъ стулѣ и могла отвѣтить на обращенный къ ней вопросъ лишь принужденной улыбкой.
   -- Сэръ Джорджъ, кажется, тоже сегодня пріѣдетъ?-- спросила леди Дивенъ.
   -- Да, я ожидаю мужа сегодня,-- холодно отвѣчала Летти, не глядя на спрашивавшую, а устремивъ свой взоръ на дальнюю оконечность парка.
   Бетти пристально посмотрѣла на выраженіе ея лица и затѣмъ, къ великому ея изумленію, порывисто подалась впередъ и положила свою маленькую ручку на руку леди Трессэди.
   -- Скажите-ка мнѣ ваше откровенное мнѣніе о ней, какъ о помѣщицѣ,-- сказала она довольно громкимъ шепотомъ, кивая черезъ плечо на хозяйку дома.
   Летти немного опѣшила при такомъ вопросѣ и, обернувшись къ ней, смущенно засмѣялась. Но Бетти затараторила дальше:
   -- Вы, конечно, знаете, что она обращается съ своими служанками, какъ съ больничными сидѣлками; что онѣ уходятъ къ себѣ и являются на службу въ опредѣленные часы; что въ заднихъ комнатахъ дома она устроила для нихъ мастерскія и художественные классы; что первый выѣздной лакей сочинилъ недавно кантату, которая отослана комитету Ворчестерскихъ празднествъ (не возражайте, Марчелла, если это не такъ, то приблизительно въ этомъ родѣ!), что конюховъ и прачекъ она разъ въ двѣ недѣли обучаетъ англійскому вальсу и pas de quatre, а разъ въ недѣлю показываетъ и объясняетъ сосѣдямъ свои собственныя картины. Однажды я пріѣхаіа сюда нарочно, чтобы посмотрѣть на это, и имѣла удовольствіе видѣть, какъ она съ жестянникомъ Герсли мѣрила уши фигуръ на картинахъ Гольбейновъ. Видите-ли, если вы не измѣрили въ точности уши всѣхъ фигуръ, то вы ничего не понимаете въ живописи! Я никогда не мѣрила и потому обратилась въ бѣгство, тѣмъ болѣе, что она не имѣла времени перекинуться со мною даже словомъ. Но вы, вѣроятно, не знаете, что она изобрѣла новую, весьма оригинальную систему сохраненія дичи въ своемъ имѣніи -- они съ Френкомъ вѣчно ссорятся изъ-за этого,-- что она перевернула всѣ понятія о заработной платѣ въ цѣломъ округѣ,-- впрочемъ, и это вы, можетъ быть, знаете, такъ какъ объ этомъ писали въ газетахъ. Скажите, она уже повѣдала вамъ обо всемъ этомъ?
   Летти въ недоумѣніи перевела взоръ съ веселаго, милаго личика Бетти на лицо Марчеллы.
   -- Нѣтъ, она мнѣ ничего не говорила объ этомъ,-- нерѣшительно отвѣтила она.-- Разумѣется, я очень многаго не поняла изъ того, что видѣла здѣсь...
   -- И не старайтесь понять,-- сказала Марчелла со смѣхомъ, который, однако же, закончился вздохомъ.
   Не удовлетворяясь этимъ, Бетти продолжала болтать, а Летти лишь молча смотрѣла на хозяйку дома. Когда она ѣхала сюда, мысль увидѣть столько богатствъ и великолѣпія радовала ее, несмотря на ея очень серьезное горе. Но тотъ фактъ, что богатство для владѣющихъ имъ можетъ быть иногда лишь источникомъ безконечной нравственной борьбы и создавать всевозможныя задачи и затрудненія, отъ которыхъ избавлены остальные смертные, былъ для нея страннымъ и довольно непріятнымъ открытіемъ. По ея понятіямъ, на свѣтѣ должны были существовать богатые и бѣдные, должны были существовать слуги и хозяева. Негодованіе Марчеллы на эти жизненныя рамки и подраздѣленія было непонятно и не нравилось Летти. Крайне простой, почти спартанскій образъ жизни, который вели -- по крайней мѣрѣ, хозяева -- въ этомъ громадномъ домѣ; кипучая энергія и неустанная любовь въ ближнему, которыя часто дѣлали хозяйку довольно непріятной и докучливой собесѣдницей и вовлекали ее въ сотни ошибокъ,-- все это вызывало иной разъ презрительныя мысли въ бойкой головкѣ гостьи. Но когда Марчелла выказывала свою доброту, когда она усаживала Летти рядомъ съ собою на софу, заявляя, что ей нужно отдохнуть, и обвиняя себя въ недостаткѣ вниманія; когда она уводила Летти по вечерамъ въ ея комнату, заботясь объ ея удобствахъ и ломая себѣ голову надъ мелочами, къ которымъ сама чувствовала презрѣніе,-- или, наконецъ, что бывало рѣже, когда она рѣшалась произнести нѣсколько ласковыхъ, утѣшительныхъ, ободряющихъ словъ по поводу возвращенія Джорджа,-- тогда въ душѣ Летти поднималось какое-то новое, невѣдомое для нея чувство, ей хотѣлось плакать, ей казалось, что передъ нею открывается новая эра существованія. Со времени своего перваго объясненія Марчелла и Летти не цѣловались; онѣ называли другъ друга оффиціально: "леди Максуэлль" и "леди Трессэди". Тѣмъ не менѣе Летти жестоко раскаивалась въ своемъ грубомъ обращеніи, по мѣрѣ того какъ для нея выяснялось духовное превосходство женщины, надъ которой она такъ издѣвалась, а иной разъ, между тѣмъ какъ Марчелла, ничего не подозрѣвая, весело разговаривала съ нею о лондонскомъ обществѣ, объ Анкотсѣ, или разспрашивала объ ея жизни въ деревнѣ, молодая женщина вдругъ съ душевной мукой задумывалась о томъ, что значило бы для нея удостоиться дружбы Марчеллы, чувствовать пожатіе этихъ длинныхъ нѣжныхъ рукъ, слышать не слова состраданія или упрековъ, которыми та старалась изгнать изъ нея злого духа, а слова любви,-- считать себя равноправной подругой, которая столько же даетъ, сколько и получаетъ. Еѣжная, восторженная дружба между женщинами, сдѣлавшаяся столь отличительной чертой нашего поколѣнія, была чужда Летти. Она никогда не знала ея, а теперь, выбитая изъ обычной жизненной колеи, она съ трепетомъ чувствовала на себѣ ея силу, отгадывала ея сладость, жаждала ея и въ то же время не могла отдѣлаться отъ вопроса: "имѣю-ли а на это право?"
   Со времени ихъ бурнаго объясненія въ Брукъ стритѣ Марчелла еще разъ отважилась вернуться къ щекотливому разговору. Навѣщая Летти въ домѣ леди Трессэди, она изложила ей подробно всю исторію сьоей дружбы съ Джорджемъ, за исключеніемъ послѣдней сцены. О своемъ послѣднемъ свиданіи съ Джорджемъ она не имѣла духу разсказать Летти всю правду. Но это и не было необходимо. Ревность Летти уже давно подсказала ей то, что тамъ было. Выслушавъ исповѣдь Марчеллы, Летти на первыхъ порахъ ощутила даже нѣкоторое раздраженіе по поводу того, что тутъ, въ сущности, не о чемъ было и разсказывать. Въ глубинѣ души она отлично понимала, что произошло съ Джорджемъ. Онъ постепенно отдался во власть другимъ убѣжденіямъ, другимъ идеаламъ, и въ этомъ превращеніи она, Летти, не играла никакой роли. Не могла она отрицать и того, что Джорджъ жестоко поплатился. Она не могла забыть, съ какой мукой въ лицѣ и голосѣ онъ молилъ ее о прощеніи въ тотъ послѣдній, несчастный вечеръ, когда она съ яростію убѣжала отъ нею. Да, онъ поплатился, но за что? За то, что иногда бесѣдовалъ съ Марчеллой о политикѣ, посѣтилъ нѣсколько лачугъ бѣдняковъ, оказалъ ей на митингѣ услугу, которой она въ правѣ была ожидать и отъ всякаго незнакомаго человѣка,-- наконецъ, за то, что встрѣчался съ нею въ палатѣ и у нея въ домѣ?
   Самолюбіе Летти было опять жестоко уязвлено при мысли, какъ ничтожна была, въ сущности, вина Марчеллы. Это показывало ей, какую ничтожную власть она имѣетъ надъ своимъ мужемъ.
   Въ теченіе всей исповѣди одинъ только разъ у Марчеллы голосъ дрогнулъ, и густая краска залила ея щеки. Это было при упоминаніи о томъ вечерѣ въ Майль-Эндѣ, когда она рѣшилась воспользоваться своимъ личнымъ вліяніемъ для цѣлей политической борьбы. Но зато Летти рѣшительно не могла въ толкъ взять, отчего это мучитъ Марчеллу. Вѣдь все это было сдѣлано ради Максуэлля; вѣдь только о немъ она все время и думала! И чувство стыда усиливалось у Летти, по мѣрѣ того, какъ для нея уяснялись истинныя отношенія этихъ двухъ супруговъ, и она имѣла возможность наблюдать ихъ вмѣстѣ въ тиши Максуэлль-корта.
   Въ другое время и при другихъ условіяхъ она еще съ большею горячностью обратила бы свой гнѣвъ и свое негодованіе противъ Джорджа. Но нравственное вліяніе, подъ которымъ она теперь находилась, парализовало въ ней эти чувства. Вспоминая обо всемъ, что происходило въ недѣли, предшествовавшія кризису, она испытывала только стыдъ и тоску.
   Послѣ того вечера, когда Джорджъ уѣхалъ въ Парижъ на поиски Анкотса, онъ и Летти уже видѣлись другъ съ другомъ. Хотя Марчелла отправила ему телеграмму, извѣщавшую его объ опасной болѣзни матери, но на слѣдующій день ему было послано опроверженіе. Леди Трессэди, какъ это иногда бываетъ при такого рода болѣзняхъ, въ теченіе нѣсколькихъ часовъ вдругъ вернулась въ жизни, и жизни довольно кипучей. Узнавъ о посланной Джорджу телеграммѣ, эта дряхлая, совершенно сѣдая старуха -- безжалостная рука недуга, несмотря на все ея сопротивленіе, нескромно раскрыла ея морщины,-- тотчасъ категорически телеграфировала ему, чтобы онъ остался въ Трувиллѣ. "Я еще не умерла,-- писала она потомъ,-- несмотря на весь шумъ и гамъ, который они подняли изъ-за меня. Мнѣ просто стыдно было имѣть своимъ сыномъ такую тощую спичку, какою ты былъ, когда зашелъ во мнѣ передъ отъѣздомъ. Поэтому, если хочешь послѣдовать моему совѣту, то оставайся съ лордомъ Анкотсомъ въ Трувиллѣ и веселись на славу. Что касается этого молодого человѣка, то, конечно, его поведеніе не дѣлаетъ ему чести, но его мать очень наивна, если думаетъ, что ты или кто-нибудь другой можете помѣшать ему наслаждаться жизнью. Эти послѣдовательницы Высокой церкви -- очень странный народъ".
   Что касается Летти, то хорошо помня привычки свекрови и найдя ихъ мало измѣнившимися,-- по крайней мѣрѣ, относительно ея,-- она была удивлена и даже озадачена новыми отношеніями, установившимися между матерью и сыномъ. Годъ тому назадъ леди Треесэди, не задумываясь, вызвала бы своего сына по самому ничтожному поводу или даже безъ него изъ отдаленнѣйшаго конца Индіи. А теперь она только и думала, что о немъ и его интересахъ. Однажды Летти застала ее всю въ слезахъ: въ рукахъ у нея было оффиціальное увѣдомленіе адвоката о томъ, что въ слѣдующемъ мѣсяцѣ долженъ быть произведенъ второй платежъ по долгу Шапецкаго. При видѣ невѣстки она сердито отерла слезы, и Летти не рѣшилась ничего сказать.
   Однако, спустя десять дней Джорджъ возвратился домой, повидимому, съ успѣхомъ выполнивъ возложенное на него порученіе. Впрочемъ, Летти мало интересовалась судьбою Анкотса и даже почти не читала тѣхъ мѣстъ изъ писемъ Джорджа, гдѣ онъ излагалъ ходъ этого дѣла. Вообще говоря, за исключеніемъ рѣдкихъ и довольно загадочныхъ замѣчаній, его письма были посвящены только Трувиллю, Анкотсу и колебаніямъ общественнаго мнѣнія по поводу его измѣны и рѣчи въ Палатѣ. Изъ нѣсколькихъ отрывочныхъ фразъ Летти могла заключить, что онъ ни въ чемъ не находилъ удовольствія, и очевидно было, что онъ еще не рѣшался говорить о происшедшемъ.
   По его возвращеніи мужъ и жена очень рѣдко видѣли другъ друга. Было найдено болѣе удобнымъ, чтобы онъ оставался на своей квартирѣ въ Брукъ-стритѣ, между тѣмъ какъ Летти находилась у свекрови,-- да, кромѣ того, онъ недолго оставался въ Лондонѣ. Черезъ три дня онъ поспѣшилъ въ Мальфордъ, чтобы дать избирателямъ обѣщанное объясненіе, а вслѣдъ затѣмъ, по настойчивому совѣту врачей, повезъ свою мать въ Вильдгеймъ, въ сопровожденіи одной пожилой родственницы, согласившейся помочь ему въ дѣлѣ ухода за больною. Уѣзжая, онъ церемонно поблагодарилъ жену, которая все это время говорила съ нимъ только въ случаѣ крайней необходимости, за вниманіе къ его матери. Послѣ его словъ водворилось молчаніе. Джорджъ медлилъ, очевидно, желая еще что-то сказать.
   -- Я думаю, мнѣ придется пробыть тамъ недѣли двѣ,-- сказалъ онъ, наконецъ,-- если только удастся удобно устроить маму. Но я еще не знаю, что ты намѣрена дѣлать все это время. Не хочешь-ли пригласить миссъ Туллокъ къ себѣ въ Фертъ? Или ты предпочитаешь съѣздить на двѣ недѣли къ своимъ?
   Ему страшно хотѣлось спросить у нея, какой характеръ имѣло ея свиданіе съ леди Максуэлль, но Летти до сихъ поръ ни въ письмахъ, ни въ разговорѣ не обмолвилась объ этомъ ни однимъ словомъ, а онъ не зналъ, какъ приступить къ этому предмету. За три дня его пребыванія въ Лондонѣ Марчелла не показывалась на Нарвикской площади, а его личное свиданіе съ Максуэллемъ, служившее необходимымъ дополненіемъ къ его многочисленнымъ письмамъ, пока не могло состояться, такъ какъ у обоихъ время было слишкомъ занято. Такимъ образомъ онъ все еще находился въ неизвѣстности.
   Летти сначала ничего не отвѣтила на его оба довольно неудачныя предложенія, но когда онъ еще съ болѣе омраченнымъ лицомъ отвернулся отъ нея, она сказала:
   -- Благодарю, я не имѣю желанія ѣхать домой, и еще меньше мнѣ улыбается мысль отправиться въ Фертъ.
   -- Но ты не можешь оставаться въ Лондонѣ! Въ городѣ теперь нѣтъ ни души, и ты умрешь со скуки.
   Онъ съ недоумѣніемъ смотрѣлъ на нее, внутренно моля Бога, чтобы дѣло обошлось безъ сцены, потому что экипажъ, который имѣлъ отвезти его и мать на вокзалъ, сейчасъ долженъ былъ подъѣхать къ дверямъ. Летти медленно поднялась на ноги и сложила вышивку, которою была занята. Затѣмъ она вынула изъ своей рабочей корзинки письмо и положила его на столъ.
   -- Можешь прочесть, если хочешь. Вотъ куда я поѣду,-- сказала она и поспѣшно вышла изъ комнаты.
   Джорджъ прочелъ письмо. Его щеки вспыхнули, и онъ торопливо занялся приготовленіями въ отъѣзду. Когда Летти вернулась въ комнату, онъ подошелъ въ ней.
   -- Это самое лучшее, что ты можешь сдѣлать для нашего обоюднаго блага,-- сказалъ онъ хриплымъ голосомъ и не зналъ, какъ продолжать.
   Онъ привлекъ ее въ себѣ, словно желая ее поцѣловать, но послѣдній отголосокъ слѣпой ярости противъ него или противъ судьбы вдругъ заговорилъ въ ней, и она вырвалась изъ его рукъ. Можетъ быть, воспоминаніе объ этомъ невозвратдамъ мгновеніи болѣе всего и мучило ее со времени пріѣзда въ Максуэлль-корть и заставляло ее такъ худѣть и блѣднѣть.
   И вотъ сегодня вечеромъ онъ долженъ быть здѣсь! Со словъ хозяина, равно какъ изъ писемъ самого Джорджа, она знала, что лордъ Максуэлль собственноручно написалъ ему письмо, прося его, по возвращеніи изъ-за границы, пріѣхать въ Максуэлль-кортъ, гдѣ онъ встрѣтитъ свою жену и вмѣстѣ -съ тѣмъ устно сообщитъ о результатѣ своей миссіи. Въ словахъ и тонѣ Максуэлля, когда онъ говорилъ ей о своемъ желаніи видѣться съ ея мужемъ, Летти не могла подмѣтить ничего, кромѣ непритворнаго дружелюбія и благосклонности человѣка, которому его младшій товарищъ оказалъ важную услугу. Тѣмъ не менѣе Летти избѣгала Максуэлля, насколько было возможно,-- да и онъ самъ неохотно оставался наединѣ съ этою женщиной, письмо которой открыло ему глаза на множество непріятныхъ и некрасивыхъ вещей. Ему было жаль ея, но въ то же время его серьезная, глубокая натура чувствовала къ ней непостижимую антипатію, и онъ удивлялся, видя рядомъ съ нею Марчеллу.
   Послѣ чаю леди Ливенъ уже не имѣла основанія жаловаться на скуку. Вечерній поѣздъ привезъ множество гостей, и скоро самый разнообразный подборъ мужчинъ, съ ея собственнымъ мужемъ во главѣ, былъ къ ея услугамъ, прилагая всяческія старанія, чтобы занять ее.
   Леди Трессэди между тѣмъ смотрѣла на эту блестящую толпу съ непріятнымъ сознаніемъ, что она забыта и оставлена всѣми. Она сердито говорила себѣ, что никто изъ присутствующихъ не захочетъ говорить съ ней; это не ея кругъ, и большая часть гостей съ нею даже незнакома.
   Но очень скоро она, къ своему удивленію, убѣдилась, что для большинства собравшихся служитъ предметомъ живѣйшаго интереса. Она догадывалась, что ея имя переходитъ изъ устъ въ уста, и скоро одинъ за другимъ стали просить Марчеллу познакомить ихъ съ нею. Въ числѣ новыхъ знакомыхъ были мужчины и женщины, вниманіе которыхъ нѣсколько недѣль тому назадъ въ высшей степени польстило бы честолюбію Летти. Румянецъ вернулся ея щекамъ, она снова оживилась, оставила свою безучастную позу, забыла свою головную боль и пустилась въ оживленный разговоръ.
   -- Я очень радъ, что имѣю случай сказать вамъ, леди Трессэди, въ какой восторгъ привела меня рѣчь вашего мужа,-- вкрадчиво произнесъ сѣдовласый государственный стряпчій, опускаясь подлѣ нея въ кресло,-- Этой рѣчи не только мы обязаны вашимъ биллемъ: Палата Общинъ обязана ей новымъ ораторомъ. Манера, голосъ, содержаніе,-- все въ ней было великолѣпно. Надѣюсь, что толки о томъ, будто онъ оставляетъ свой постъ въ парламентѣ, лишены всякаго основанія. Не позволяйте ему этого! Онъ скоро утвердится въ Палатѣ и найдетъ свое надлежащее мѣсто.
   -- Леди Трессэди, я боюсь, что вы не помните меня,-- послышался жалобный голосъ, и обернувшись, Летти увидѣла рыжеволосую леди Маделену, которая, улыбаясь, стояла подлѣ нея.-- Знаете, я изъ числа тѣхъ счастливыхъ смертныхъ, которые были въ Палатѣ въ этотъ великій день. Ахъ, какая это была грандіозная сцена! Вы, конечно, тоже были?
   Когда Летти нехотя дала отрицательный отвѣтъ, раздался цѣлый хоръ удивленныхъ возгласовъ.
   -- Ну, голубушка, позвольте дать вамъ совѣтъ,-- сказалъ стряпчій тономъ небрежнаго покровительства, которымъ онъ привыкъ разговаривать съ молодыми женщинами.-- Не пропускайте рѣчей своего мужа. Мы не можемъ обойтись безъ нашихъ домашнихъ критиковъ. Если бы не тѣ головомойки, которыя задавала мнѣ вотъ эта дама, я бы никогда ничего не добился.
   И онъ съ довольной улыбкой кивнулъ на жену, столь же дородную, какъ и онъ, сидѣвшую неподалеку отъ него. Она отвѣтила ему кивкомъ и съ улыбкой оглянулась вокругъ. Но большинство присутствующихъ уже привыкло къ этимъ супружескимъ нѣжностямъ, которыя, по общему мнѣнію, не соотвѣтствовали истинному положенію вещей, и потому никто не поддался на эту удочку.
   Въ слѣдующую минуту къ Летти подошелъ м-ръ Беннеттъ, депутатъ рабочей партіи сѣверной Англіи, и въ самомъ тепломъ сердечномъ тонѣ заговорилъ о Джорджѣ. Въ свою очередь, и Бейль, самый безукоризненный и корректный изъ чиновниковъ министерства, недавно женившійся и представлявшійся съ своей молодой женой ко двору, на этотъ разъ, противъ обыкновенія, вспомнилъ о существованіи леди Трессэди и удостоилъ ее своимъ сдержаннымъ и всегда строго обдуманнымъ разговоромъ.
   Въ заключеніе, Эдуардъ Уаттовъ, исполненный родственнаго участія, котораго она до сихъ поръ никогда не встрѣчала въ немъ, такъ же подошелъ къ ней и, усѣвшись рядомъ, оживленно заговорилъ о Джорджѣ, о биллѣ и о положеніи дѣлъ въ Мальфордскомъ округѣ. Летти, къ своему удивленію, очень скоро поняла, что за отсутствіемъ своего мужа она представляетъ въ настоящій моментъ самую интересную личность для этого блестящаго сборища представителей побѣдоносной партіи.
   Все это время хозяйка дома тоже не забывала ее. Одинъ разъ, когда Марчелла, представивъ ей кого-то изъ гостей, собиралась пройти дальше, Летти почувствовала на своемъ плечѣ ласковое прикосновеніе руки. Странный трепетъ охватывалъ молодую женщину. Когда Джорджъ будетъ здѣсь? Часовъ въ семь, должно быть,-- когда всѣ уйдутъ наверхъ переодѣваться къ обѣду. Собственно говоря, онъ долженъ былъ пріѣхать утромъ, но ему предстояло провести по дѣламъ цѣлый день въ городѣ.
   

XXII.

   Летти лежала на софѣ въ своей спальнѣ. Скоро къ ней должна была придти горничная, и она съ нетерпѣніемъ прислушивалась къ каждому звуку, раздававшемуся за дверью. Большіе часы въ отдаленномъ залѣ пробили семь, а Джорджа все не было. Время для Летти казалось нескончаемо долгимъ. Но вотъ, наконецъ, въ корридорѣ послышались шаги, и голосъ Максуэлля произнесъ:
   -- Вотъ ваша комната, сэръ Джорджъ. Надѣюсь, вы ничего не имѣете противъ двухъ-трехъ привидѣній. Это одна изъ самыхъ древнихъ частей дома.
   Летти вскочила на ноги. Она услышала стукъ захлопнувшейся двери корридора, а вслѣдъ затѣмъ дверь уборной отворилась, и въ спальню Летти вошелъ Джорджъ.
   -- Ну,-- сказала она, глядя на него, и лицо ея покрылось румянцемъ,-- что такъ поздно?
   Онъ подошелъ къ ней и торопливо поцѣловалъ ее въ лобъ.
   -- Поѣздъ немного опоздалъ, но лошади почти наверстали время.
   Летти вдругъ обратила вниманіе на блѣдность и усталый видъ Джорджа, которому двухнедѣльный отдыхъ, очевидно, принесъ мало пользы. И все это -- отъ любви къ женщинѣ, которая не можетъ дать ему ничего, кромѣ состраданія! Горечь овладѣла ею. Она приняла равнодушный видъ и отвернулась отъ Джорджа.
   -- Тебѣ надо сейчасъ же переодѣваться. Кто-нибудь распаковываетъ твои вещи?
   Онъ посмотрѣлъ на нее.
   -- Это все, что ты можешь мнѣ сказать?
   Она закинула назадъ голову, ничего не отвѣчая.
   -- Я такъ радовался, что возвращаюсь въ тебѣ,-- сказалъ онъ со вздохомъ,-- хотя... хотя я желалъ бы, чтобы наша встрѣча произошла въ другомъ мѣстѣ, а не здѣсь. Но по многимъ причинамъ я не видѣлъ возможности отказаться отъ приглашенія. А ты, значитъ, пробыла, здѣсь все это время?
   -- Да.
   -- Много... много ты видѣлась съ леди Максуэлль?
   -- Ну, конечно,-- въ ея же домѣ,-- отвѣтила она и затѣмъ вдругъ продолжала, причемъ Джорджъ могъ ясно видѣть, какъ подъ легкимъ пенюаромъ заколыхалась ея грудь.-- Ее я ужь больше ни въ чемъ не виню, если это тебѣ интересно знать. Она ни о комъ на свѣтѣ не думаетъ, кромѣ него.
   И жестомъ руки она указала по тому направленію, откуда только что слышался голосъ Максуэлля.
   Онъ улыбнулся.
   -- Ну, я радъ, что ты хоть въ этомъ убѣдилась,-- спокойно сказалъ онъ.-- И это все?
   Онъ было отошелъ отъ нея, но при послѣднемъ вопросѣ съ живостью обернулся къ ней, заложивъ руки въ карманы. Что-то въ его взорѣ доставило ей минутное удовольствіе, она ощутила трепетъ обладанія, но ничѣмъ не выразила этого.
   -- Нѣтъ, это не все,-- отвѣтила она, пронизывая его своими блѣдно-голубыми глазами.-- Зачѣмъ ты былъ у нея въ то утро, и почему ты мнѣ ничего не сказалъ объ этомъ?
   Онъ вздрогнулъ и затѣмъ пожалъ плечами.
   -- Если ты часто видѣлась съ нею,-- отвѣтилъ онъ послѣ нѣкоторой паузы,-- то сама должна знать это не хуже меня.
   -- Нѣтъ,-- упорно отвѣтила она.-- Она обо всемъ разсказывала мнѣ, но не объ этомъ.
   Онъ въ волненіи расхаживалъ нѣкоторое время по комнатѣ, а затѣмъ подошелъ къ ней и протянулъ руки.
   -- Дорогая моя, я наговорилъ ей много глупостей и вздору. Но все это уже кануло въ вѣчность и должно такъ же мало безпокоить тебя, какъ если бы никогда не было сказано. Притомъ это вовсе не было объясненіемъ въ любви,-- мнѣ просто хотѣлось достать съ неба луну. Прости меня и забудь объ этомъ. Я сознаю свое ничтожество, но постараюсь дать тебѣ все, что могу.
   -- Подожди-ка,-- внушительно сказала она, отступая отъ него.-- Есть много вещей, о которыхъ ты не подозрѣваешь. Напримѣръ, ты, вѣроятно, не знаешь, что я писала лорду Максуэллю? Я цѣлую ночь провела за этимъ письмомъ, и Максуэлль получилъ его въ то самое утро, когда ты былъ у нея.
   -- Ты писала Максуэллю?-- воскликнулъ онъ, почти задыхаясь отъ изумленія.-- Жаловалась на нее? Боже!
   Онъ опять отошелъ отъ нея, стараясь овладѣть собою.
   -- А ты думалъ, что я стану спокойно переносить твое пренебреженіе?-- хриплымъ голосомъ сказала она.-- Быть можетъ, я такъ глупа, что не поняла этой женщины, но это къ дѣлу не относится... Наконецъ, все-таки она должна была удѣлить мнѣ больше вниманія. Но и это еще не все.
   Ея руки, которыми она уперлась о софу, дрожали. Джорджъ обернулся и внимательно смотрѣлъ на нее.
   -- Въ тотъ день, когда ты уѣхалъ, я была въ Гемптонъ-кортѣ, Катединъ тоже былъ тамъ. Я, разумѣется, все время кокетничала съ нимъ, и когда мы гуляли съ нимъ по лѣсу, онъ говорилъ мнѣ ужасныя вещи и поцѣловалъ меня.
   Она сдвинула брови и съ вызывающимъ видомъ смотрѣла прямо въ глаза Джорджу. Онъ не сразу отвѣтилъ и только густая краска залила его щеки. Летти услышала его прерывистое дыханіе.
   -- Ну, значитъ, мы въ нѣкоторомъ родѣ поквитались,-- съ горечью сказалъ онъ, наконецъ.-- Ты видѣлась съ нимъ послѣ того?
   -- Нѣтъ. Но вотъ Грайеръ стучится въ дверь. Иди лучше одѣваться.
   Онъ стоялъ въ нерѣшительности, но Летти крикнула: "Войдите!" и ему ничего не оставалось, какъ ретироваться въ свою уборную.
   Совершивъ свой туалетъ, мужъ и жена поспѣшили въ столовую, не сказавъ больше другъ другу ни слова. Когда Джорджъ очутился, наконецъ, за столомъ между леди Ливенъ и молодою женою м-ра Бейля, такою же бойкой и живой дамочкой, онъ готовъ былъ благословлять небо за подвижность женскихъ языковъ. Здѣсь, въ великолѣпномъ домѣ Максуэлля, за "ея" обѣденнымъ столомъ, онъвпервые ощутилъ въ полной мѣрѣ свою душевную усталость и горечь, которыя дѣлали для него непріятнымъ, даже почти ненавистнымъ все окружающее, все, что только напоминало о прежнемъ чувствѣ.
   Зачѣмъ онъ здѣсь? Всего лишь мѣсяцъ прошелъ съ той минуты, когда въ наполненной цвѣтами комнатѣ -- передъ его умственнымъ взоромъ постоянно, поддразнивая и терзая его, стоялъ этотъ образъ, эти строгія очертанія головы и блѣдное платье, отчетливо выдѣлявшіяся на ярко-красномъ заднемъ фонѣ,-- онъ нашелъ слова для выраженія своего чувства, для признанія, о которомъ ему теперь было мучительно вспомнить. А теперь, нѣсколько недѣль спустя, онъ пользуется гостепріимствомъ ея и Максуэлля, словно въ прошломъ ничего не было, кромѣ незначительнаго политическаго инцидента. Какъ мелка и пошла наша современная жизнь!
   Неужели это было всего мѣсяцъ тому назадъ? Сколько онъ выстрадалъ за это время! Мгновенная дрожь пробѣжала по его тѣлу, когда Бетти нехотя занялась своимъ сосѣдомъ по лѣвую руку и дала Джорджу возможность углубиться въ воспоминанія. Всѣ мимолетныя сцены протекшаго мѣсяца, сумасбродства Анкотса, трувилльскіе нравы, валы сѣдого моря, причуды и жалобы матери, толпа и зной германскаго курорта, гдѣ онъ оставилъ ее,-- все это пронеслось въ его воображеніи. Неужели это онъ, Джорджъ Трессэди, жилъ и дѣйствовалъ здѣсь? Онъ не могъ этому повѣрить. Единственное, что оставалось отъ всего этого, что казалось ему реальнымъ,-- это нѣсколько часовъ уединенія на берегу моря или на лѣсистыхъ холмахъ Вильдгейма. Лишь они уцѣлѣли изъ всего, наложили неизгладимую печать на его душу.
   Что, въ сущности, произошло съ нимъ? Въ теченіе нѣсколькихъ недѣль имъ постепенно овладѣвало сумасшествіе, въ концѣ концовъ онъ настолько потерялъ самообладаніе, что заговорилъ языкомъ страсти, языкомъ любви съ замужней женщиной, которая ни о комъ на свѣтѣ не думала, кромѣ своега мужа; съ женщиной, которая немедленно же -- такъ, по крайней мѣрѣ, онъ толковалъ себѣ необъяснимое поведеніе Максуэлля -- пересказала все мужу, а затѣмъ съ удивительною добротою и самозабвеніемъ приложила старанія, чтобы загладить зло, причиненное ея чарами. Въ первую минуту, подъ свѣжимъ впечатлѣніемъ своего поступка и ея огорченія, онъ преисполнился молчаливою благодарностью къ ней. Но теперь ея попытка и участіе Максуэлля въ этомъ невыносимо тяготили его. Принявъ приглашеніе Максуэллей, онъ еще ухудшилъ свое положеніе и чувствовалъ, что не въ силахъ играть навязываемую ему роль. Онъ горько сожалѣлъ, что явился сюда. Съ первой минуты, когда Марчелла радушно, но въ тоже время робко поздоровалась съ нимъ, онъ понялъ, какъ поступилъ глупо, какъ, унизилъ себя, явившись сюда. Онъ не въ силахъ былъ выполнить, то, о чемъ она просила его, и ему казалось теперь чудовищнымъ, даже смѣшнымъ, что она могла предъявлять къ нему такія требованія.
   Развѣ онъ былъ въ нее влюбленъ? Задавъ себѣ этотъ вопросъ, онъ съ удивленіемъ посмотрѣлъ на нее разъ или два. Вѣдь ея ослѣпительная, безсознательная чистота всегда удерживала его отъ обычныхъ надеждъ и желаній чувственнаго человѣкаі Вѣдь даже въ глубинѣ своей души, наединѣ съ своими собственными мыслями, онъ благоговѣлъ, падалъ ницъ передъ нею. Иногда въ голову ему приходила праздная мысль, что сдѣлалъ бы заурядный французскій или другой романистъ изъ этого положенія à trois. Какой вздоръ! Какая гадость! Нѣтъ, благодаря Бога, человѣческія отношенія представляютъ больше степеней, больше разнообразія и могутъ быть болѣе благородны, чѣмъ снится нѣкоторымъ. Онъ любилъ не женщину, а любовь, грацію, нѣжность, отзывчивость. Онъ слишкомъ поздно понялъ, что лучше; слишкомъ поздно увидѣлъ, какого очарованія полна жизнь для нѣкоторыхъ, для избранныхъ; онъ убѣдился, чѣмъ можетъ быть женщина для человѣка, и въ его душѣ проснулось мучительное чувство личнаго желанія, зависти.
   Но теперь всему этому конецъ! О дружбѣ не можетъ быть рѣчи; это невозможно, смѣшно. Онъ удалится въ себѣ домой, постарается примириться съ Летти, исправить свою жизнь. Въ его душѣ теперь заговорилъ какой-то новый, повелительный голосъ, совершенно независимый отъ его воли и не смолкавшій даже въ минуты страсти или печали. Онъ прислушивался къ этому голосу и продолжалъ удивляться ему, какъ удивлялся въ ночь передъ признаніемъ, когда впервые почувствовалъ его. Отчасти ему было это даже смѣшно; онъ видѣлъ въ этомъ пережитокъ, унаслѣдованный отъ цѣлаго ряда добродѣтельныхъ, но глупыхъ предковъ, которые строго соблюдали законъ, какъ они понимали его. То же непреложное "да будетъ такъ", которое регулировало ихъ узкую жизнь и мелкій умъ, теперь звучало и въ его душѣ. Нельзя-ли думать, что именно отсутствіемъ или присутствіемъ этой нѣмой, но непреодолимой силы въ критическіе моменты жизни одинъ человѣкъ отличается отъ другого? Онъ чувствовалъ ее, изумлялся ей, но, тѣмъ не менѣе, зналъ, что будетъ ей повиноваться. Да, онъ удалится домой, вымолитъ у жены прощеніе, будетъ воспитывать своихъ дѣтей -- онъ уповалъ на Бога, что у него будутъ дѣти -- и укротитъ свою душу. Какъ странно чувствовать въ себѣ наступающее затишье, оцѣпенѣніе всего существа и все это среди такой обстановки, въ этой комнатѣ, вблизи этихъ чаръ, этого голоса!..
   -- Слава Богу! Наконецъ, я избавилась отъ своего мучителя,-- со смѣхомъ прошептала Бетти Джорджу на ухо.-- Мнѣ пришлось прослѣдовать исторію трехъ своръ гончихъ собакъ отъ ихъ колыбелей до могилъ. Немедленно же вознаградите меня за это, сэръ Джорджъ! Разскажите мнѣ все, что меня интересуетъ.
   Джорджъ съ улыбкой повернулся къ ней.
   -- Объ Анкотсѣ?
   -- Ну, разумѣется. Только не скрытничайте. Я уже и такъ много знаю. Какъ онъ встрѣтилъ васъ?
   Джорджъ засмѣялся. Его разсмѣшило ея любопытство, и ему было пріятно сосредоточить свои мысли на чужихъ дѣлахъ.
   -- Для начала онъ предложилъ мнѣ драться съ нимъ на дуэли, приказавъ приготовить къ восьми часамъ утра кофе и пистолеты въ саду его дачи, которая представляетъ собою очень недурное мѣстечко, такъ какъ онъ не пожалѣлъ на нее средствъ. Я явился отъ его враговъ,-- сказалъ онъ.-- Они помѣшали его возлюбленной соединиться съ нимъ и предали его посмѣянію. Какъ ихъ представитель и мужчина, я долженъ принять на себя всѣ послѣдствія ихъ поступка. При этомъ онъ неистово бѣгалъ взадъ и впередъ по комнатѣ въ великолѣпно вышитомъ халатѣ голубого цвѣта.
   -- Ну, понятно, этотъ цвѣтъ подходитъ къ его волосамъ,-- замѣтила Бетти.
   -- Я отвѣтилъ, что, ранѣе обсужденія дѣла, слѣдовало бы дать мнѣ что-нибудь закусить. Онъ нѣсколько смутился и заявилъ, что ожидаетъ къ обѣду друзей. Я отвѣтилъ: "Tant mieux". Тогда онъ съ яростью спросилъ меня, достойно-ли джентльмена являться туда, куда меня не просятъ. Я сдержался и отвѣтилъ, что слишкомъ голоденъ, чтобы вдаваться теперь въ обсужденіе этого вопроса. Тогда онъ съ высокомѣрнымъ видомъ вышелъ изъ комнаты, а черезъ минуту явился лакей, спросилъ меня о багажѣ (который я оставилъ на станціи) и показалъ мнѣ мою комнату. Но туда опять явился Анкотсъ, предложилъ мнѣ удалиться изъ дома и назвалъ мнѣ имена двухъ субъектовъ, которые, по его словамъ, съ радостью согласятся играть роль моихъ секундантовъ. Я обратилъ его вниманіе на то, что я только что разложилъ свои вещи и что выгнать меня безъ обѣда было бы просто варварствомъ. Побушевавъ еще нѣкоторое время, онъ вдругъ разразился страннымъ смѣхомъ и сказалъ: "Ну, хорошо,-- только, замѣтьте, я васъ не приглашалъ". За обѣдомъ, понятно, было цѣлое общество...
   Джорджъ запнулся.
   -- Объ этомъ можете не распространяться,-- испуганно произнесла Бетти.-- Ограничьтесь самымъ необходимымъ.
   -- Словомъ, общество было не особенно приличное. Въ томъ числѣ были двѣ молодыхъ женщины.
   -- О молодыхъ женщинахъ можете не разсказывать,-- поспѣшно сказала Бетти.
   Джорджъ кивнулъ головой въ знакъ согласія.
   -- Я упомянулъ о нихъ лишь потому, что онѣ играютъ важную роль въ этой ьсторіи. Пока общество усаживалось, Анкотсъ успѣлъ стряхнуть съ себя свое смущеніе и, бросая на меня время отъ времени вызывающіе взгляды, въ общемъ велъ себя такъ, какъ если бы меня тамъ совсѣмъ не было. Когда гости разошлись, я спросилъ его, долго-ли онъ намѣренъ разыгрывать этотъ фарсъ. Онъ пришелъ въ бѣшенство и отвѣтилъ, что если бы "она", дама его сердца, явилась, то всѣ эти господа, мужчины и дамы, понятно, не были бы тутъ. Неужели я думаю, что онъ подпуститъ такихъ господъ на милю разстоянія къ любимой женщинѣ? Я пожалъ плечами и отказался дѣлать какія бы то ни было предположенія насчетъ его любовныхъ дѣлъ. "Они слишкомъ запутаны",-- сказалъ я. Затѣмъ я, понятно, повелъ рѣчь на чистоту и заговорилъ объ его матери.
   -- Какъ могла она произвести на свѣтъ такое чудовище!-- воскликнула Бетти.-- И какъ онъ можетъ вообще имѣть на нее какія бы то ни было права!
   -- Какъ она можетъ такъ дорожить имъ!-- сказалъ Джорджъ, поднимая брови.-- Къ своему облегченію, я увидѣлъ, что онъ поблѣднѣлъ, когда я передалъ ему, что она оставитъ его домъ, если эта исторія будетъ продолжаться. Послѣ этого онъ почти цѣлую ночь расхаживалъ взадъ и впередъ по саду, такъ что я чуть съ ногъ не свалился. Отъ времени до времени онъ совершалъ набѣгъ на веранду, гдѣ стояла водка и содовая вода, а въ промежуткахъ я долженъ былъ выслушивать его тирады противъ брака, противъ англійской чопорности, противъ англичанокъ, цитаты изъ Готье и Ренана, и я не знаю, еще что. Наконецъ, когда мы оба уже выбились изъ силъ, онъ вдругъ остановился и произнесъ свой ультиматумъ. "Слушайте! Если вы думаете, что у меня легко на душѣ, то вы ошибаетесь. Поѣзжайте назадъ и скажите моей матери, что если она немедленно выйдетъ замужъ за Фонтеноя, то я откажусь отъ Маргариты". Я отвѣтилъ, что никогда не соглашусь передать такого наглаго требованія. "Въ такомъ случаѣ я самъ скажу ей,-- отвѣтилъ онъ.-- Передайте ей, что на будущей недѣлѣ я буду въ Парижѣ. Пусть она пріѣдетъ туда къ этому времени. Когда вы ѣдете?" Я, признаться, былъ немного опѣшенъ его стремительностью. "Ну,-- говорю я,-- вѣдь на свѣтѣ существуетъ очень полезное учрежденіе, называемое почтой. Разъ я попалъ сюда, то не позволите-ли вы мнѣ погостить здѣсь? Вы мнѣ покажете Трувилль". Онъ пробормоталъ что-то невнятное, и мы пошли спать. Послѣ того онъ относился ко мнѣ необыкновенно радушно, слышать не хотѣлъ о моемъ отъѣздѣ и въ концѣ концовъ мы разстались съ нимъ въ Парижѣ, куда онъ поѣхалъ для свиданія съ матерью. Но исторія съ Фонтеноемъ осталась idée fixe. Его раздражаетъ все это положеніе, и онъ не сдѣлаетъ никакой уступки человѣку, который, по его понятію, не имѣетъ никакого locus standi. Но если перестанутъ говорить, что мать пожертвовала ради него своимъ счастьемъ, и его гордость будетъ удовлетворена, то съ нимъ, я думаю, можно будетъ управиться. Мнѣ кажется, что его можно будетъ женить.
   -- Вотъ истинно мужская точка зрѣнія!-- воскликнула Бетти, поджимая губы.-- Для женщины, понятно, желателенъ всякій бракъ.
   -- Я думалъ только о м-ссъ Аллисонъ,-- началъ оправдываться Джорджъ.-- О леди Анкотсъ нельзя думать, пока она еще не существуетъ,
   -- Merci! Не безпокойтесь! Не извиняйтесь за свою мужскую точку зрѣнія. Намъ приходится мириться съ нею, потому что она неразлучна съ вами. Но вы замѣчаете, какая сегодня царитъ здѣсь матримоніальная атмосфера? Вы говорили съ леди Маделеной?
   -- Нѣтъ еще. Но какъ она похорошѣла. Я вижу, что часы Незби сочтены.
   Джорджъ съ улыбкой обернулся къ своей собесѣдницѣ, и что-то холодное, безжизненное, сквозившее, несмотря на улыбку, въ выраженіи его лица, больно поразило Бетти. Марчелла ничего не открыла ей, но въ обществѣ ходило много толковъ, а самое присутствіе Летти Трессэда въ Максуэлль-кортѣ давало Бетти возможность догадываться объ истинѣ.
   Она продолжала свою болтовню, стараясь хоть немного заяять Трессэди, но съ каждой минутой вниманіе обоихъ, противъ ихъ воли, все болѣе и болѣе сосредочивалось только на двухъ фигурахъ изъ всего многочисленнаго общества: на Летти Трессэди, которая съ опущеннымъ и затуманеннымъ взоромъ разсѣянно слушала Эдуарда Уаттона, и на леди Максуэлль.
   Джорджъ не сводилъ взора съ своей жены. Онъ жаждалъ узнать подробности относительно перваго свиданія между нею и леди Максуэлль и въ то же время не могъ забыть о письмѣ, которое Летти написала Максуэллю. Знай онъ объ этомъ письмѣ раньше, онъ, конечно, ни за что не явился бы въ гости въ домъ Максуэлля. Что же касается признанія жены по поводу Катедина, то они мало трогали и сердили его. На будущее время придется, конечно, обуздать это вредное животное,-- вотъ и все. Онъ даже готовъ былъ думать, что самъ больше всего виноватъ въ этой исторіи. Внутренній голосъ попрежнему громко говорилъ въ его душѣ. "Я долженъ увезти ее домой и помириться съ нею".
   -- Вы обратили вниманіе на драгоцѣнности, которыя сегодня надѣла леди Максуэлль?-- не выдержала, наконецъ, Бетти, чтобы не заговорить о томъ, кто занималъ ея мысли.
   -- Превосходные камни!
   -- Они принадлежали нѣкогда Маріи-Антуанетѣ. Максуэллю съ трудомъ удалось убѣдить Марчеллу дать ихъ отшлифовать и вставить въ новую оправу. Это -- несчастіе съ такими щепетильными натурами, какъ она.
   -- А вы боитесь, что брилліанты и рубины исчезнутъ на землѣ?-- задумчиво спросилъ Джорджъ, снова останавливая свой взоръ на леди Максуэлль.
   Бетти отвѣтила какою-то шуткой, но въ ея глазахъ, устремленныхъ на Джорджа, не было видно веселья.
   Джорджъ обмѣнялся передъ обѣдомъ съ хозяйкой дома лишь нѣсколькими словами, но и затѣмъ, когда гости перешли въ гостиную, они мало разговаривали другъ съ другомъ. Еаковы бы ни были ея надежды и намѣренія, теперь, когда они очутились лицомъ къ лицу, она, очевидно, чувствовала себя подъ гнетомъ той же необходимости, тѣхъ же непреоборимыхъ обстоятельствъ, какъ и онъ, и оба они, точно по молчаливому соглашенію, избѣгали встрѣчи, которая уже не могла имъ ничего дать. Во время короткаго послѣобѣденнаго разговора, когда она ласково и участливо разспрашивала его относительно м-ссъ Аллисонъ и его матери, онъ замѣтилъ, что глазами она искала Летти, и затѣмъ вдругъ, съ какою-то нервностью и возбужденіемъ, съ особеннымъ удареніемъ и внушительностью, заговорила о томъ, какъ Летти устала, ухаживая за больною, и какъ она нуждается въ отдыхѣ и полной перемѣнѣ обстановки. Джорджа начинала уже сердить эта настойчивость. Онъ видѣлъ, что она не потеряла своей жажды вліянія на людей, и въ душѣ у него поднимался сарказмъ, несмотря на всю пылкую благородность, которую онъ питалъ къ ней. Неужели она воображаетъ, спрашивалъ онъ себя, что въ одинъ мѣсяцъ можно передѣлать человѣка или бракъ, хотя бы даже при помощи ея гибкихъ пальчиковъ? Какъ легко,-- можно сказать, по дѣтски, женщины относятся къ такого рода вещамъ!
   Какъ только онъ отошелъ отъ нея, толпа мужчинъ, съ которыми онъ уже успѣлъ послѣ обѣда обмѣняться нѣсколькими фразами, и нѣкоторыя изъ прелестнѣйшихъ женщинъ гостиной окружили его тѣснымъ кольцомъ. Онъ очутился въ центрѣ разговора, касавшагося, главнымъ образомъ, событій и подробностей политическаго момента, и былъ не менѣе Летти удивленъ своимъ положеніемъ среди іостей, собравшихся подъ кровлей Максуэлля. Еще никогда ему не приходилось встрѣчать у окружающихъ столько участія,-- можно даже сказать, столько почтенія. Очевидно, стоитъ ему захотѣть -- и то, что раньше ему казалось паденіемъ, можетъ представить собою лишь новое, лучшее начало карьеры! Нѣтъ, это вздоръ! Онъ махнетъ рукою на политику, какъ только начнется въ февралѣ новая сессія Парламента. Наконецъ, уже фивансовсе его положеніе дѣлаетъ это неизбѣжнымъ. Стачка углекоповъ усиливается. Ему необходимо уѣхать домой и самому присмотрѣть за дѣломъ. Его попытка заняться политикой съ самаго начала была безуміемъ. Тѣмъ не менѣе пріемъ, оказанный ему этимъ обществомъ, въ составѣ котораго находилось нѣсколько первыхъ людей Англіи, былъ для него могучимъ стимуломъ и будилъ въ немъ мысль и энергію. Взглянувъ на него и увидѣвъ, съ какимъ оживленіемъ онъ говоритъ, Летти съ горечью сказала себѣ, что онъ веселъ и здоровъ, какъ всегда, и, должно быть, намѣренъ вести себя такъ, какъ будто ничего особеннаго не произошло.
   -- Что съ вами сегодня, миледи?-- сказалъ Незби, подсаживаясь къ хозяйкѣ дома.-- Вы простите мнѣ дерзость, если я постараюсь угадать причину? Вамъ не нравятся ваши брилліанты? Леди Ливенъ разсказала мнѣ о нихъ цѣлую сказку. Они дѣйствительно великолѣпны. Мнѣ жаль васъ.
   Она медленно обернулась къ нему и встрѣтила его смѣющійся взоръ.
   -- Вы являетесь съ миромъ или войною?-- сказала она.-- Я сама не намѣрена сражаться, но имѣю очень многое сказать вамъ.
   Онъ покраснѣлъ, но тотчасъ оправился.
   -- Я тоже,-- быстро отвѣчалъ онъ.-- Во-первыхъ, я принесъ свѣжія новости изъ Майль-Энда.
   Она усмѣхнулась, словно говоря: "Ага, хотите уклониться отъ моихъ вопросовъ", но уступила ему, заинтересованная его словами. За минуту до его приближенія, она, дѣлая видъ, что разговариваетъ съ пожилою родственницей Максуэлля, погрузилась въ размышленія о Джорджѣ Трессэди, бѣлокурую голову котораго она весь вечеръ не выпускала изъ виду, и ощутила такую безконечную жалость къ нему, и такую тоску вообще, что рада была бы убѣжать куда-нибудь отъ всѣхъ этихъ гостей и отъ своихъ обязанностей хозяйки дома.
   Но бесѣда съ Незби оживила ее. Его разсказъ способенъ былъ быстрѣе погнать кровь въ жилахъ женщины, которая была на половину поэтомъ, на половину реформаторомъ и все-таки оставалась женщиной. Съ тѣхъ поръ какъ билль Максуэлля получилъ санкцію парламента, Незби и нѣсколько его друзей, такихъ же "баловней фортуны" какъ и онъ, сообща съ нѣкоторыми опытными чиновниками рабочихъ союзовъ дѣлали чудеса. Они затѣяли промышленную реорганизацію всего округа, при восторженномъ содѣйствіи самихъ рабочихъ, и достигнутые результаты были поразительны. Всюду имѣлось въ виду выкупить старыя мастерскія, улучшить ихъ или совсѣмъ закрыть; всюду должны были возникнуть новыя фабрики, въ которыхъ жизнь была бы поставлена въ болѣе приличныя условія и трудъ сдѣлался бы сносенъ; всюду предполагалось уменьшеніе числа рабочихъ часовъ, и все населеніе бѣдныхъ околотковъ проникалось надеждой на благосостояніе.
   Большая часть того, что уже было сдѣлано, или намѣчено для будущаго, было извѣстно женѣ Максуэлля; она сама была во всемъ дѣятельной помощницей Незби. Но со времени ея отъѣзда изъ восточнаго Лондона, Незби могъ сообщить ей о нѣкоторыхъ новыхъ шагахъ въ томъ же направленіи. Марчелла съ жадностью слушала его, черпая въ его словахъ какое-то утѣшеніе, а онъ между тѣмъ, съ присущею ему философскою жилкой, думалъ о томъ, какое странное существо современная англичанка, которая такъ полна альтруизма, одарена такою чуткою совѣстью, жаждетъ новаго порядка вещей и никакъ не можетъ отдѣлаться отъ стараго. Ему часто казалось, что гораздо легче быть нигилисткой среди русскихъ крестьянъ, нежели примирить соціальныя вѣрованія и идеалы, волнующіе его собесѣдницу, съ тою пышностью и роскошью, среди которыхъ она волею-неволею должна вести свое существованіе. Онъ зналъ, что она не хуже Максуэлля понимаетъ невозможность уничтожить неравенство между людьми, пока существуетъ цивилизація, и въ то же время видѣлъ, что нравственно она страдаетъ. Почему? Потому что именно ей, а не другому, выпало на долю владычествовать въ чертогахъ и носить драгоцѣнные камни? Незби могъ только пожать плечами.
   Когда онъ кончилъ свой разсказъ, и она сдѣлала свои замѣчанія, она немного откинулась въ своемъ креслѣ и пристально посмотрѣла на молодого человѣка. Ея губы разжались въ улыбку.
   -- Что же вы хотѣли сказать мнѣ?-- съ живостью спросилъ онъ.
   Она оглянулась вокругъ, чтобы удостовѣриться, что никто не можетъ ихъ слышать.
   -- Когда вы видѣлись въ послѣдній разъ съ леди Маделеной?
   -- У ея брата, недѣли двѣ тому назадъ.
   -- Была она хороша съ вами?
   Онъ закусилъ губу и немного нахмурился.
   -- Это допросъ?
   -- Да. Отвѣчайте.
   -- Я не знаю, что она понимаетъ подъ "хорошими отношеніями", но, очевидно, мы расходимся во взглядахъ на этотъ счетъ. Она забрала себѣ въ голову, что я "жалѣю" ее, и это показалось ей преступленіемъ. Такъ какъ я не зналъ, какимъ образомъ разувѣрить ее, то мнѣ ничего не оставалось, какъ ретироваться.
   Онъ говорилъ язвительно-небрежнымъ тономъ, но она подмѣтила въ его голосѣ нотки огорченія и безпокойства. Она наклонилась къ нему,
   -- Вы знаете, гдѣ теперь Маделена?
   -- Нѣтъ.
   -- Въ длинной галлереѣ. Я послала ее туда.
   -- Что это,-- сказалъ онъ послѣ нѣкотораго молчанія,-- вы, кажется, хотите управлять всѣми?
   Егэ щеки снова запылала, и въ глазахъ мелькнуло упрямое выраженіе.
   На ея веселое лицо набѣжала легкая тѣнь.
   -- Нѣтъ, нѣтъ,-- сказала она.-- Впрочемъ, я знаю, что вы этого не думаете.
   Онъ медленно поднялся съ мѣста и наклонилъ голову въ знакъ послушанія. Затѣмъ вдругъ онъ опять обратился къ ней:
   -- Я отлично зналъ, что она въ длинной галлереѣ. Но я зналъ также, что м-ссъ Бейль вздумала отправиться за нею. Но теперь, я вижу, путь свободенъ.
   И онъ отошелъ. Марчелла оглянулась назадъ и увидѣла элегантную м-ссъ Бейль, которая возвращалась въ гостиную, шурша своимъ платьемъ. Марчелла откинулась на спинку своего кресла, тихонько усмѣхаясь, хотя глаза ея были влажны. Она была рада за Маделену, и это нѣсколько умѣряло ея печаль. Только слово "управлять" немного сердило ее.
   Ночь была тепла и тиха, и окна были раскрыты настежь, какъ въ маѣ въ замкѣ Лютонъ. Максуэлль подошелъ къ Трессэди и повелъ его на вымощенную плитнякомъ террасу, окружавшую весь домъ.
   Они заговорили сначала объ Анкотсѣ, и Джорджъ дополнялъ свои письменныя сообщенія устнымъ изложеніемъ нѣкоторыхъ подробностей относительно жизни и обстановки Анкотса, такъ что Максуэлль время отъ времени лишь сердито смѣялся. Что касается м-ссъ Аллисонъ, то Максуэлль сообщилъ Джорджу, что Анкотсъ, повидимому, добился своего. Поговаривали, что зимою состоится бракосочетаніе.
   -- Ну, что жъ, Фонтеной получилъ свою награду,-- сказалъ Джорджъ.
   -- Между ними болѣе двѣнадцати лѣтъ разницы, но она изъ тѣхъ женщинъ, которыя какъ будто не старѣются. На моихъ глазахъ она пережила такое горе, которое убило бы большинство женщинъ, а она только на мгновеніе пригнулась къ землѣ, точно цвѣтокъ во время бури.
   -- Должно быть, тутъ вѣра имѣетъ большое значеніе, она спасаетъ,-- сказалъ Джорджъ, который теперь, когда его задача была исполена, въ сущности, очень мало интересовался всею этой исторіей и судьбой и ссъ Аллисонъ.
   -- И въ особенности такого рода вѣра, которая заставляетъ васъ заботиться исключительно о спасеніи души другого. Нѣтъ лучшаго болеутоляющаго средства,-- задумчиво продолжалъ Максуэлль,-- Я часто обращалъ вниманіе на то, какъ католички сохраняютъ свою молодость и свѣжесть. Но теперь позвольте мнѣ сказать нѣсколько словъ относительно васъ самихъ. Правда-ли то, что я слышалъ о вашемъ удаленіи изъ Парламента?
   Отвѣтъ Джорджа повелъ къ бесѣдѣ, въ которой Максуэлль, чуждый всякихъ помысловъ прозелитизма, сдѣлалъ попытку поколебать отрицательное отношеніе молодого человѣка къ его собственнымъ, случайно воспринятымъ, убѣжденіямъ и механизму партійной машины.
   -- Къ какому лагерю я принадлежу?-- сказалъ Джорджъ.-- Я самъ не знаю. Мнѣ съ самаго начала не слѣдовало мѣшаться въ политику. Во всякомъ случаѣ лучше будетъ на время остаться въ сторонѣ.
   -- Но ваши мальфордскіе избиратели, очевидно, желали бы васъ удержать.
   -- Ну, что жь, я, конечно, постараюсь, насколько возможно, соблюсти ихъ интересы,-- нехотя отвѣтилъ Джорджъ и не обнаружилъ желанія продолжать разговоръ.
   Озабоченность Максуэлля, участіе и доброта, съ которыми онъ шелъ навстрѣчу откровенности молодого человѣка -- все это было очень лестно и трогательно. Тѣмъ не менѣе Джоридъ не былъ въ состояніи откликнуться на это. Его душевныя раны слишкомъ болѣли, и въ настоящую минуту онъ гораздо больше думалъ о злополучномъ письмѣ, о которомъ не могъ позабыть и его собесѣдникъ, нежели о своей политической карьерѣ. Разговоръ неловко оборвался, принеся для Максуэлля одно только разочарованіе. Онъ сказалъ себѣ, что Марчелла, по обыкновенію, увлекается фантастическими мечтами.
   Наконецъ, дамы стали удаляться по своимъ комнатамъ и блестящій букетъ ихъ остановился на мгновеніе на первой площадкѣ широкой дубовой лѣстницы, зажигая свѣчи и болтая. Маделена Пенли разсѣянно приняла свѣчу изъ рукъ Марчеллы, не говоря ни слова. Оригинальное лицо молодой дѣвушки въ вѣнкѣ золотисто-рыжихъ волосъ замѣчательно похорошѣло.
   -- Я сейчасъ приду къ вамъ,-- прошептала ей Марчелла, прижимаясь щекой къ ея щекѣ.
   -- Ахъ, пожалуйста, приходите!-- воскликнула Маделена и нерѣшительными шагами направилась по темному, устланному ковромъ, корридору, волоча за собою свое бѣлое платье.
   Марчелла посмотрѣла ей вслѣдъ и затѣмъ съ блестящими глазами обернулась къ Летти Трессэди. Выраженіе ея лица измѣнилось.
   -- Головная боль, вѣроятно, васъ очень мучила весь вечеръ,-- сказала она.-- Позвольте мнѣ провести васъ и помочь вамъ.
   Она пошла съ Летти въ ея комнату и усадила ее въ кресло у пылающаго камина, пламя котораго даже въ такую теплую ночь было очень кстати въ этомъ огромномъ домѣ. Летти даже слегка пробирала дрожь.
   -- Неужели вамъ необходимо ѣхать такъ рано?-- сказала Марчелла, наклоняясь къ ней.-- Я слышала, сэръ Джорджъ собирается ѣхать въ десять часовъ.
   -- О, да,-- отвѣтила Летти,-- это будетъ лучше всего.
   Она замолчала и устремила свой взоръ на пламя. Марчелла опустилась подлѣ нея на колѣни.
   -- Вы не будете меня теперь ненавидѣть?-- сказала она тихимъ, умоляющимъ голосомъ, беря ея холодныя руки.
   Летти подняла на нее глаза.
   -- Я бы хотѣла...-- съ трудомъ произнесла она,-- если вы ничего не имѣете противъ этого... видѣться съ вами иногда.
   -- О, скажите мнѣ только, когда,-- сказала Марчелла, дотрогиваясь губами до ея рукъ,-- и я пріѣду къ вамъ!
   Затѣмъ, помолчавъ немного, она продолжала прежнимъ тихимъ голосомъ:
   -- О, повѣрьте мнѣ, все можетъ быть улажено. Выкажите ему только немного любви... забудьте обо всемъ остальномъ... и счастье вернется къ вамъ. Бракъ -- это такая трудная вещь... это цѣлое искусство... даже для самыхъ счастливыхъ... каждый день приходится учиться заново.
   Усталый взоръ Летти забѣгалъ по сторонамъ.
   -- Я не могу этого понять,-- сказала она и безпокойно задвигалась въ своемъ креслѣ.-- И Фертъ такое гадкое мѣсто! Я не знаю, какъ я выживу тамъ.
   Часомъ позже Марчелла простилась съ Маделеной Пенли и пошла въ свою комнату. Улыбка и румянецъ, вызванные восторженными поцѣлуями счастливой дѣвушки, сбѣжали съ ея лица, пока она шла по корридору. Ея голова поникла и руки вяло опустились по сторонамъ. Максуэлль засталъ ее въ маленькомъ будуарѣ, почти въ темнотѣ. Онъ подсѣлъ къ ней и взялъ ея руку.
   -- Ну, что, убѣдилъ ты его относительно Парламента?-- спросила она почти шепотомъ.
   -- Нѣтъ, онъ настаиваетъ на необходимости выйти. Я думаю, что больше всего тутъ играютъ роль его личныя дѣла въ Фертѣ.
   Она отрицательно покачала головою. Онъ отвернулся отъ нея, взялъ въ руки костяной ножъ и снова уронилъ его на столъ. Онъ былъ увѣренъ, что она плакала до его прихода, и видѣлъ, что она не знаетъ, какъ выразить терзающія ее мысли. Онъ поднялъ ея руку и съ безмолвною нѣжностью прильнулъ къ ней губами.
   -- О, зачѣмъ я такъ счастлива!-- съ рыданіемъ воскликнула она, дѣлая попытку отнять свою руку.-- Мнѣ кажется, что я нарушаю права другихъ людей, я богатѣю на счетъ ихъ радостей,-- радости, которыхъ было бы достаточно для сотни, всѣ достаются мнѣ одной. И кромѣ того, я прямо причиняю зло...
   Голосъ измѣнилъ ей.
   -- У всѣхъ людей жизненный жребій обыкновенно бываетъ почти одинаковъ,-- медленно сказалъ Максуэлль послѣ нѣкотораго молчанія.-- Что касается Трессэди, то някто не можетъ знать, что изъ этого въ концѣ концовъ выйдетъ. У него есть много задатковъ,-- хорошихъ задатковъ, по моему мнѣнію. По всей вѣроятности, онъ пробьется впередъ. Ну, а что касается его жены, то... я думаю, что и теперь онъ уже многимъ обязанъ тебѣ, Я замѣтилъ, какъ она посмотрѣла на тебя сегодня вечеромъ... когда ты погладила ее по плечу. Милая, какія чары употребляешь ты, чтобы привлекать людей?
   -- О, я сдѣлаю все, что могу,-- все, что могу!-- страстно прошептала она, какъ человѣкъ, дающій обѣтъ въ глубинѣ своего собственнаго сердца
   -- Но онъ будетъ всячески избѣгать насъ,-- спокойно сказалъ Максуэлль,-- Въ этомъ я убѣдился сегодня.
   Она съ грустью утвердительно кивнула головой.
   

XXIII.

   У дверей одного изъ красныхъ кирпичныхъ домиковъ деревни Фертъ сидѣла Летти Трессэди. Былъ ненастный октябрьскій день, и черезъ открытую дверь она могла видѣть черную отъ угольной пыли деревенскую улицу, кирпичные домики и окрестныя дороги,-- все одинаково забрызганное дождемъ и грязью. Взоръ Летти остановился на небольшой кучкѣ женщинъ и дѣтей, которыя, прикрывъ головы своими изодранными платками, стояли подъ осеннимъ дождемъ. Летти знала, что это значитъ. Здѣсь помѣщалась даровая столовая, основанная для стачечниковъ баптистскимъ священникомъ, котораго торійская газета называла "наихудшимъ поджигателемъ во всемъ округѣ". Нѣсколько дальше находилась и другая столовая, въ содержаніи которой Джорджъ, немедленно но своемъ возвращеніи въ деревню, принялъ участіе. Летти считала большою глупостью съ его стороны поддерживать такимъ образомъ своихъ собственныхъ враговъ, но теперь, слѣдя взоромъ за этой жалкой кучкой, стоявшей около баптистской часовни въ ожиданіи, пока откроются двери столовой, она испытывала то странное, гнетущее чувство, которое стало часто посѣщать ее въ послѣднее время, лишая ее спокойствія и способности веселиться.
   Подлѣ нея сидѣла старуха и, шамкая своимъ совершенно беззубымъ ртомъ, старалась увѣрить ее, что не сочувствуетъ стачечникамъ, а сынъ ея, если и примкнулъ къ нимъ, то лишь
   изъ страха передъ шайкой забіякъ, которыми окружилъ себя Берроузъ.
   Летти надоѣли эти лицемѣрныя рѣчи. Чтобы положить имъ конецъ, она дала ей денегъ и ушла отъ нея, одинаково недовольная и своею благотворительностью, и ея предметомъ. Старуха Гаммерсли была, по всей вѣроятности, единственною личностью во всемъ Фертѣ, которая способна была въ такое время просить милостыню у "жены Трессэди". Притомъ Летти имѣла основанія подозрѣвать, что ея сынъ принадлежалъ къ числу самыхъ дерзкихъ забіякъ, составлявшихъ лейбъ-гвардію Берроуза, а его мать была, конечно, не хуже большинства своихъ односельчанъ.
   Вышедши на улицу, Летти, къ своему смущенію, увидѣла толпу народа. Несмотря на дождь, исхудалые мужчины и блѣднолицыя женщины толпились на улицѣ, бросая на проходившую мимо леди Трессэди враждебные взгляды. Летти прибавила шагу. Всѣ эти люди, за исключеніемъ лишь нѣсколькихъ паразитовъ и низкопоклонниковъ, были ей совершенно незнакомы. Какъ можно было проникнуть въ это темное царство черни? Одна мысль объ этомъ наполняла ее отвращеніемъ и скукой" Она боялась этихъ людей. Какъ жаль, что она такъ поздно засидѣлась съ этой старой сплетницей, м-ссъ Гаммерсли! Теперь ей приходится такъ далеко идти одной по темной дорогѣ. Гдѣ Джорджъ? Онъ пошелъ на копи переговорить съ управляющимъ относительно какихъ-то неисправностей въ помпахъ. Она не условилась съ нимъ, чтобы онъ провелъ ее домой, и теперь жалѣла объ этомъ.
   Однако, достигши конца деревни, она на мгновеніе въ нерѣшительности остановилась и затѣмъ свернула въ переулокъ, ведшій къ домику Мери Бетчлеръ, бывшей няньки Джорджа, той самой старухи, которая потеряла своего единственнаго сына.
   Когда, нѣсколько минутъ спустя, она вернулась сюда и продолжала свой путь домой, сознаніе, что она совершила сегодня нѣсколько добродѣтельныхъ поступковъ, не принесло ей ни малѣйшаго удовольствія. Она и Мери никакъ не могли спѣться. Видъ этой матери, сосредоточенной на мысли о своемъ погибшемъ сынѣ -- ея душевное состояніе мало измѣнилось за это время -- почему-то лишалъ Летти всякаго дара слова. Ей было жаль ея, но все-таки она оставалась чуждой этому горю и пугливо сторонилась отъ него. Что же касается Мери, то посѣщенія леди Трессэди до сихъ поръ наполняли ее какимъ-то тупымъ и не совсѣмъ лестнымъ для гостьи удивленіемъ. Летти предполагала, что въ глубинѣ своей души старуха каждый разъ считала себя оскорбленной тѣмъ, что пришла Она, а не Джорджъ. Мало того: хотя въ разговорѣ старуха никогда не говорила ни слова объ этомъ, однако, Летти знала, что она горячо держитъ сторону стачечниковъ, да и обращалась она съ своей гостьей всегда такъ, какъ будто ей было непріятно говорить съ врагами рабочихъ. Быть можетъ, это именно чувство и заставило ее примириться съ жавшимъ у нея дикимъ мальчишкой, который въ теченіе стачки уже два раза имѣлъ дѣло съ полиціей за то, что бросалъ камни въ рабочихъ, не принадлежавшихъ къ союзу. Во всякомъ случаѣ старуха стала обращать на него гораздо больше вниманія, чѣмъ прежде.
   Да, нельзя.-- далеко нельзя было назвать удачными эти попытки Летти снискать въ деревнѣ популярность и расположеніе. При мысли объ этомъ у нея въ душѣ поднималось негодованіе. Она заботливо навѣщала въ деревнѣ нѣсколькихъ больныхъ и стариковъ, стараясь не обращать вниманія на стачку, но въ душѣ у нея кипѣло раздраженіе противъ этихъ лѣнтяевъ, которые слонялись по улицѣ вмѣсто того, чтобы работать въ шахтахъ; которые морили голодомъ своихъ собственныхъ дѣтей и урѣзывали доходы своихъ господъ. Не думаютъ-ли они, что кто-нибудь захочетъ содержать шахты исключительно ради ихъ пользы, безъ всякой выгоды для себя? Ей казались одинаково отвратительными ихъ пьянство и ихъ религія. Двухъ мѣстныхъ диссентерскихъ священниковъ она ненавидѣла почти такъ же, какъ самого Валентина Берроуза и, проходя мимо ихъ женъ, старалась какъ можно выше задирать голову.
   Но если она питала къ мѣстному населенію такія чувства, то для чего эти подвиги благотворенія? Ну, что же, эти несчастные старики и старухи не виноваты! Къ сожалѣнію, отъ всѣхъ своихъ попытокъ она не видѣла никакого проку. Она ничего не говорила о нихъ Джорджу, и, повидимому, онъ ничего не подозрѣвалъ. Со времени ихъ пріѣзда въ деревню онъ былъ такъ занятъ различными комитетами и совѣщаніями, что она очень мало видѣлась съ нимъ. По общему мнѣнію, стачка уже приближалась къ концу, такъ какъ рессурсы рабочихъ истощились; тѣмъ не менѣе Летти не замѣчала, чтобы Джорджъ становился спокойнѣе.
   Когда она достигла мѣста, гдѣ дорога, окаймленная съ одной стороны деревьями, а съ другой -- высокою насыпью главной шахты, начинала идти подъ гору, ея мысли обратились на обычный и неистощимый предметъ -- на нее самое. Какая была скука жить въ Фертѣ эти три недѣли! Она подумала о городскихъ развлеченіяхъ, о тѣхъ деревенскихъ домахъ, гдѣ она бы теперь гостила, не будь Джорджъ такъ гордъ,-- о Катединѣ, наконецъ,-- и порывъ негодованія вмѣстѣ съ жалостью къ самой себѣ овладѣлъ ею. Джорджа вѣчно нѣтъ, въ угрюмомъ домѣ нечего дѣлать, а тутъ еще скоро должна пріѣхать леди Трессэди! У нея къ горлу подступали слезы и, сжимая свои маленькія ручки, она говорила себѣ, что рада была бы умереть.
   Она уже была на срединѣ спуска, какъ вдругъ услышала позади себя въ сгустившемся мракѣ топотъ ногъ, и въ ту же минуту что-то сильно ударило ее по плечу. Она вскрикнула и, чтобы не упасть, ухватилась за деревянную изгородь дороги. Комовъ сырой земли, который былъ брошенъ въ нее, шлепнулся позади нея на мостовую.
   -- Летти, это ты?-- раздался голосъ со стороны деревни.
   Это былъ голосъ ея мужа. Черезъ нѣсколько секундъ онъ подбѣжалъ къ ней и схватилъ ее въ свои объятія.
   -- Что съ тобой? Тебя ударили! Негодяи! Подлецы! Не сломана-ли рука? Попробуй пошевельнуть ею.
   Она повиновалась, изнемогая отъ боли.
   -- Нѣтъ,-- чуть слышно сказала она.-- Она не сломана, кажется, что нѣтъ.
   -- Хорошо, что такъ!-- съ облегченіемъ воскликнулъ онъ.-- Должно быть, только сильный ушибъ. Къ счастью, негодяй не нашелъ вамня.
   И онъ оттолкнулъ комокъ земли ногой.
   -- Возьми мой шарфъ, милая. Дай я сдѣлаю тебѣ перевязь... А, что это тамъ? Летти, ты не побоишься остаться одна на минутку? Я не уйду далеко!
   И онъ взволнованно указалъ на темное пятно, двигавшееся въ кустахъ у нижняго края насыпи.
   Летти кивнула головой.
   -- Я останусь здѣсь.
   Джорджъ перескочилъ черезъ изгородь и побѣжалъ. Черное пятно тоже сорвалось съ мѣста, дѣлая странные прыжки и скачки. Послышался звукъ борьбы, и затѣмъ Джорджъ вернулся назадъ, таща за собою что-то или кого-то.
   -- Я зналъ,-- издали закричалъ онъ, съ трудомъ переводя духъ.-- Это негодный внукъ Мери Бетчлеръ! Ну, стой смирно, слышишь! Все равно, не вырвешься отъ меня! Меданъ!
   Онъ только что разстался съ своимъ управляющимъ, и теперь съ безпокойствомъ прислушивался, достигнетъ-ли его зовъ до ушей шотландца. Но отвѣта не было. Онъ крикнулъ еще разъ, затѣмъ положилъ два пальца въ ротъ и пронзительно свистнулъ, продолжая другой рукой держать мальчишку, который все время старался вырваться.
   Въ эту минуту двое приземистыхъ, дюжихъ мужчинъ, очевидно, углекоповъ, показались на дорогѣ. Джорджъ закричалъ имъ черезъ изгородь:
   -- Эй, вы, идите сюда! Вотъ этотъ негодяй бросилъ комкомъ земли въ леди Трессэди и сильно ушибъ ей руку. Согласны вы доставить его на полицейскій постъ, пока я отведу свою жену домой?
   Углекопы остановились и нѣкоторое время нерѣшительно смотрѣли то на даму, стоявшую у изгороди, то на сэра Джорджа, державшаго за шиворотъ мальчика, блѣдное, но ухмыляющееся лицо котораго чуть виднѣлось въ темнотѣ.
   -- Нѣтъ,-- сказалъ, наконецъ, одинъ изъ нихъ.-- Это не наше дѣло. Какъ ты думаешь, Билль?
   -- Конечно, нѣтъ,-- отвѣтилъ тотъ, и они побрели дальше.
   -- Эхъ, вы, герои!-- крикнулъ Джорджъ имъ вслѣдъ.-- Напасть на женщину въ темнотѣ, вотъ это ваше дѣло! Меданъ!
   Онъ опять свистнулъ, и на этотъ разъ сверху послышался звукъ поспѣшныхъ шаговъ.
   -- Сэръ Джорджъ!
   -- Сойдите, пожалуйста, сюда!
   Черезъ нѣсколько минутъ мальчишка шествовалъ на полицейскій постъ, подъ конвоемъ мускулистаго шотландца, и Джорджъ получилъ возможность взять на свое попеченіе Летти.
   Онъ сдѣлалъ довольно искусную перевязь, затѣмъ заставилъ жену опереться на него здоровой рукой, и скоро они были уже за воротами своего двора.
   -- Ты не можешь взойти на этотъ холмъ,-- съ безпокойствомъ сказалъ онъ.-- Отдохни здѣсь, пока я прикажу запречь карету.
   -- Я отлично могу взойти и сама, и это будетъ гораздо скорѣе.
   То обстоятельство, что она старалась скорѣе умалить, нежели преувеличить свое страданіе, почему-то удивило его. Взбираясь въ темнотѣ на холмъ, оба невольно вспомнили о другомъ такомъ же эпизодѣ и другой жертвѣ. Летти въ сотый разъ рисовала себѣ сцену возвращенія Джорджа и леди Максуэлль съ Истъ-Эндскаго митинга, между тѣмъ какъ передъ нимъ сквозь дождливую пелену ночи возсталъ образъ, который воля безсильна была прогнать. Странное и непонятное совпаденіе! Это сознаніе волновало его и заставляло быть какимъ-то особенно безпокойно ласковымъ съ Летти.
   -- Зачѣмъ ты ходила въ деревню?-- спросилъ онъ, наклоняясь къ ней.-- Я не зналъ, что у тебя завелись тамъ дѣла.
   -- Я была у старой Бесси Гаммерсли и м-ссъ Бетчлеръ,-- отвѣтила она, стараясь принять сухой и равнодушный тонъ.-- Бесси попрошайничала, по обыкновенію.
   -- Это очень мило съ твоей стороны. Значитъ, ты не разъ бывала тамъ, пока я находился въ отсутствіи?
   -- Да, я навѣщала нѣкоторыхъ.
   Джорджъ вздохнулъ.
   -- Къ чему это, да и все, что мы дѣлаемъ? Они ненавидятъ насъ, и мы ненавидимъ ихъ. Эта стачка меня въ гробъ сведетъ. Рабочіе, конечно, скоро будутъ побѣждены, но тогда они будутъ относиться къ хозяевамъ еще хуже, чѣмъ прежде.
   -- Ты увѣренъ, что они будутъ побѣждены?
   -- Во всякомъ случаѣ они не продержатся до Рождества. Конечно, еще будетъ довольно передрягъ. Но подумать, что даже женщина не можетъ явиться въ деревню, не подвергаясь насилію! Можно-ли послѣ этого имѣть дѣло съ этими звѣрьми, можно-ли жить съ ними въ мірѣ?
   Его досада и злоба заставляли ее не такъ сильно страдать отъ ушиба. Она даже попробовала возразить:
   -- Но вѣдь это только мальчишка, и ты самъ говорилъ, что у него въ головѣ неладно.
   -- Неладно!-- презрительно повторилъ Джорджъ.-- Если такъ оправдывать ихъ, то половина ихъ должна очутиться въ домѣ сумасшедшихъ. Не проходитъ дня, чтобы они не учинили какой-нибудь пакости противъ рабочихъ, не принадлежащихъ къ союзу. Не далѣе, какъ сегодня утромъ, мнѣ разсказывали, что около Рильстона двое несчастныхъ были загнаны въ резервуаръ и побиты камнями.
   -- Быть можетъ, мы дѣлали бы то же самое,-- нехотя сказала она.
   -- Обопрись на меня сильнѣе. Мы скоро будемъ дома. Ты думаешь, что мы тоже поступали бы по звѣрски на ихъ мѣстѣ? Вѣроятно. Мы всѣ готовы съѣсть другъ друга. Вотъ тотъ обворожительный порядокъ, который царитъ въ этомъ мірѣ свободной конкурренціи, Значитъ, ты частенько бывала въ деревнѣ? Тебѣ, должно быть, ужасно было скучно здѣсь всѣ эти три недѣли. Не думай, что я не знаю этого!
   Онъ говорилъ съ чувствомъ. Ему показалось, что ея рука, которую онъ прижималъ локтемъ, задрожала; однако, Летти ничего не отвѣтила.
   -- Что, если бы, по прекращеніи стачки, я бросилъ всѣ эти заботы, отдалъ домъ и копи въ аренду и убрался отсюда? Мнѣ кажется, что я могъ бы это сдѣлать.
   -- Ты могъ бы?-- съ живостью переспросила она.
   -- Мы получали бы не такой доходъ, какъ бываетъ въ хорошіе годы, но зато дѣло было бы постоянное и вѣрное. Что ты скажешь, если мы будемъ имѣть на какую-нибудь тысячу фунтовъ меньше?-- спросилъ онъ, стараясь говорить веселымъ и беззаботнымъ тономъ.
   -- Намъ не легко обойтись и съ тѣмъ, что мы теперь имѣемъ, даже если бы мы одни это проживали,-- рѣзко отвѣтила она.
   Онъ понялъ намекъ на долги матери и замолчалъ. Но, очевидно, что это воспоминаніе, разъ оно явилось на сцену, вызвало въ ней обычный гнѣвъ и раздраженіе, потому что, когда они подошли къ парадной двери, Летти вдругъ сказала средитымъ тономъ, котораго онъ не слышалъ отъ нея уже нѣсколько недѣль:
   -- Но, конечно, усадьба, когда не имѣешь возможности потратить на ея улучшеніе ни фарсинга, не смѣешь пригласить туда знакомыхъ и вообще жить прилично, не можетъ не опротивѣть. И такъ какъ намъ вообще не зачѣмъ было пріѣзжать сюда въ октябрѣ...
   Она умолкла, не рѣшаясь докончить фразы, но онъ успѣлъ подумать:
   -- И она это говоритъ! Ужасно!
   Вслухъ онъ холодно отвѣтилъ:
   -- Рѣшительно не вижу, куда мнѣ слѣдовало поѣхать въ октябрѣ, если не сюда?
   Дверь отворилась и свѣтъ озарилъ блѣдное отъ физической боли лицо съ плотно сжатыми губами. Джорджъ мгновенно позабылъ все, кромѣ своей обычной доброты и рыцарскаго отношенія къ женщинамъ. Онъ схватилъ ее и почти на рукахъ внесъ наверхъ. Спустя нѣсколько минутъ, она лежала на своей кровати, а онъ, какъ могъ, ухаживалъ за ней въ ожиданіи доктора. Она пришла въ раздражительное и нервное настроеніе и мало цѣнила его заботы.
   Вечерняя почта принесла для нея письмо, которое онъ самъ подалъ ей. Онъ зналъ этотъ четкій быстрый почеркъ и зналъ также, что Летти немало получала такихъ писемъ въ послѣдній мѣсяцъ. На мгновеніе онъ остановился у ея постели, собираясь попросить у нея позволеніе прочесть письмо, но слова замерли у него на устахъ. Видя, что она не хочетъ читать письма въ его присутствіи, онъ снова вышелъ изъ комнаты.
   Когда онъ вернулся къ ней съ новою книгой въ рукахъ, предлагая почитать ей вслухъ, онъ увидѣлъ, что она лежитъ, подложивъ подъ щеку руку, и смотритъ на огонь, такая блѣдная, такая жалкая, что у него сердце упало. Неужели онъ затѣмъ лишь женился на ней, чтобы сдѣлать ее несчастной? Какой-то ужасъ охватилъ его. Все это время онъ старался быть къ ней ласковымъ и добрымъ, насколько это позволяли она сама и его дѣла, и съ внѣшней стороны у нихъ все было благополучно, но онъ отлично понималъ, что у яихъ не было ни одной минуты полной откровенности, ни одной минуты истиннаго мира.
   Онъ сталъ подлѣ нея на колѣни и прижался лицомъ къ ея лицу.
   -- Милая, не гляди такой несчастной!-- прошепталъ онъ, лаская ея свободную руку.
   Она ничего не отвѣтила и продолжала молчать, и онъ, уже не зная, что сказать или сдѣлать, съ какимъ-то отчаяніемъ вскочилъ на ноги.
   Тогда она вдругъ спросила его:
   -- Къ тебѣ приходилъ констебль?
   Онъ съ удивленіемъ посмотрѣлъ на нее.
   -- Да, все устроено. Въ четвергъ мальчишку будутъ судить.
   Она заметалась и потомъ коротко сказала:
   -- Я бы желала, чтобы его отпустили.
   Онъ не сразу отвѣтилъ.
   -- Это очень великодушно съ твоей стороны, но вредно повліяетъ на мѣстное населеніе.
   Она не настаивала, но когда онъ собирался отойти, сказала нервно:
   -- Почитай мнѣ вслухъ. Мнѣ ужасно больно.
   Сгорая желаніемъ что-нибудь сдѣлать для нея, онъ тотчасъ приложилъ всѣ старанія, чтобы развлечь и развеселить ее. Но на срединѣ повѣсти, которую онъ ей читалъ, она прервала его;
   -- Кажется, послѣ завтра должна пріѣхать твоя мать?
   -- Да, такъ она пишетъ,-- отвѣтилъ онъ, кладя книгу.-- Но вѣдь ты теперь совершенно не въ силахъ заботиться о ней. Не написать-ли ей сегодня же, чтобы она осталась въ Лондонѣ на нѣкоторое время?
   -- Нѣтъ, не надо. Докторъ говоритъ, что завтра я буду совершенно здорова. Я думаю сказать Эсѳири (Эсѳирь была служанка), что Голубая комната не годится для леди Трессэди. Я сегодня заглянула туда, и мнѣ показалось, что тамъ сыро. Задняя комната надъ столовой меньше, но тамъ гораздо теплѣе.
   Она покраснѣла и повернула голову, чтобы посмотрѣть Джорджу въ лицо.
   -- Тебѣ лучше знать,-- сказалъ онъ, улыбаясь.-- И все это очень хорошо, но я не хочу, чтобы она пріѣхала, если ты не оправишься.
   Онъ очень долго читалъ вслухъ, пока ему не показалось, что она заснула. Онъ всталъ и тихонько направился въ большую сосѣднюю гостиную, которая служила для него уборной со времени ихъ возвращенія въ деревню, какъ вдругъ Летти чуть слышно промолвила:
   -- Спокойной ночи!
   Онъ вернулся назадъ, и она потянула его къ себѣ своей горячей рукой. Онъ наклонился и поцѣловалъ ее въ щеку. Тогда она отвернулась отъ него и какъ будто мгновенно погрузилась въ сонъ.
   Онъ спустился въ свою библіотеку и окружилъ себя бумагами, которыя принесъ изъ послѣдняго засѣданія комитета хозяевъ. Но въ дѣйствительности онъ не читалъ, а цѣлый часъ провелъ въ безпорядочныхъ думахъ. Когда же Летти разскажетъ ему, наконецъ, о своихъ отношеніяхъ къ леди Максуэлль, о характерѣ и причинахъ этого страннаго подчиненія, которое онъ ясно видѣлъ? Должна же она понимать, что онъ жаждетъ услышать объ этомъ! Но она ревниво хранитъ эту тайну,-- конечно, лишь для того, чтобы наказать его.
   Съ грустной усмѣшкой онъ думалъ объ ея похожденіяхъ въ деревнѣ, объ ея замѣчаніи по поводу Голубой комнаты. Онъ видѣлъ во всемъ этомъ какое-то постороннее вліяніе.
   Съ долгимъ, грустнымъ вздохомъ онъ обратился, наконецъ, къ своимъ бумагамъ. Крайній пессимизмъ, съ которымъ онъ привыкъ относиться ко всѣмъ обстоятельствамъ своей жизни, побуждалъ его и теперь находить все окружающее чрезвычайно нелѣпымъ и несправедливымъ: и этотъ скучный домъ, и волненія рабочихъ, и состояніе его денежныхъ дѣлъ, и вѣчную возню съ матерью, и страсть Летти къ удовольствіямъ. Печальнымъ ему казалось, наконецъ, и то, что его собственное чувство къ Летти, которое могло бы въ значительной степени примирять его съ нею, въ немъ постепенно угасло. Чувство, конечно, можно симулировать, но развѣ эта женщина поддастся обману? Что Летти была способна на самую необузданную ревность, это было довольно ясно, а такое чувство, разъ оно пустило корни въ ея душѣ, должно изо дня въ день находить обильную пищу во всѣхъ дѣлахъ и поступкахъ мужа, который пересталъ быть любовникомъ.
   Два дня спустя въ Фертъ прибыла леди Трессэди съ Джустиной, собаками и всѣми своими нарядами. Она говорила, что чувствуетъ себя лучше, но на самомъ дѣлѣ представляла собою лишь тѣнь той женщины, которая годъ тому назадъ мучила сына въ Мальфордѣ своими долгами и своей аффектаціей. По обыкновенію, она осталась недовольна Фертомъ и въ особенности была разсержена тѣмъ, что Летти отвела для нея заднюю комнату вмѣсто большой свободной комнаты, которая находилась въ передней части дома.
   -- Сыро? Вздоръ!-- сказала она Джустинѣ, старавшейся успокоить ее (это было въ первый же вечеръ по ихъ пріѣздѣ).-- Вѣроятно, леди Трессэди ожидаетъ на-дняхъ кого-нибудь изъ своихъ собственныхъ знакомыхъ. Ну, понятно, это такъ и есть! C'est parfaitement clair, jete dis parfaitement!
   Француженка напомнила ей, что Летти, показывая эту комнату, предупредила, что стоитъ леди Трессэди выразить желаніе, и ее тотчасъ переведутъ въ другое помѣщеніе.
   -- Ну, да!-- воскликнула леди Трессэди.-- Но я не желаю отъ нея никакихъ милостей, и она это знаетъ!
   -- Ну, хотите, я сама скажу горничной?
   -- Merci! Для того чтобы впослѣдствіи, когда у меня заболитъ палецъ или что-нибудь въ этомъ родѣ, мнѣ твердили въ одну душу: "Я говорила вамъ!" Нѣтъ, она устроила это очень ловко,-- замѣчательно ловко, но я ей и слова не скажу!
   Это, однако, не мѣшало ей постоянно жаловаться на все: на комнату, на пищу, на скуку, на обращеніе невѣстки. Происходило-ли это отъ того, что ея болѣзнь достигла такого развитія, когда воля сдѣлалась совершенно безсильной и деморализовалась, или тѣ странныя вспышки мужества и родственной любви, которыя были вызваны въ этомъ легкомысленномъ созданіи при первой угрозѣ смерти, были вообще недолговѣчны, трудно рѣшить. Несомнѣнно одно, что и Джорджу было трудно сохранять къ ней новыя, болѣе теплыя отношенія. Онъ просто страдалъ за Летти. Спустя нѣсколько дней его сочувствіе перешло всецѣло на сторону Летти, и какъ это ни было для него странно, онъ скоро замѣтилъ, что при всѣхъ своихъ рѣзкихъ отвѣтахъ и мимолетныхъ вспышкахъ гнѣва, отъ которыхъ могъ бы воздержаться развѣ лишь ангелъ, она, въ сущности, относится къ причудамъ его матери гораздо терпимѣе, нежели онъ самъ. Надо, впрочемъ, замѣтить, что въ его присутствіи леди Трессэди и теперь рѣдко выходила изъ себя, и если дѣло шло объ ея удобствѣ или покоѣ, она еще умѣла сдерживаться, хотя при видѣ Летти у нея всегда пробуждался какой-то кошачій инстинктъ мучить ее.
   Одна привычка, которую съ нѣкотораго времени пріобрѣла леди Трессэди, была особенно тягостна для ея сына. Какъ это ни странно, это было обыкновеніе пускаться въ религіозныя разсужденія. Пока леди Трессэди была здорова, она очень мало заботилась о спасеніи души и обыкновенно весело заявляла о своемъ скептицизмѣ въ религіозныхъ дѣлахъ -- отчасти для того (какъ думалъ Джорджъ), чтобы избѣжать нѣкоторыхъ непріятныхъ стѣсненій, какъ, напримѣръ, семейныхъ молитвъ, соблюденія воскресенья и поста, что могло быть помѣхой для ея развлеченій.
   Но теперь бѣдняжка стала проявлять необыкновенную любознательность и заботу по поводу всѣхъ этихъ непостижимыхъ вещей и даже нѣсколько гордилась оригинальностью своихъ вопросовъ. И вотъ каждый вечеръ она задерживала Джорджа, послѣ довольно утомительнаго дня, далеко за полночь, излагая ему свои собственные взгляды на "Бога, природу и человѣческую жизнь" и стараясь выпытать его воззрѣнія. Послѣдняя часть программы казалась ей особенно привлекательной, безъ сомнѣнія, по причинѣ своей трудности. Джорджъ всю свою жизнь отличался необыкновенною скрытностью въ этихъ вещахъ и вовсе не былъ теперь склоненъ играть роль каменноугольнаго пласта, который могла бы разрабатывать его мать. Но послѣдняя неутомимо долбила его своею киркой.
   -- Ну, Джорджъ, слушай! Скажи, въ самомъ дѣлѣ, каково твое мнѣніе о будущей жизни! Только не думай отвертѣться отъ моего вопроса! И не говори мнѣ разныхъ глупостей на томъ основаніи, что я, молъ, больна. Я вѣдь не ребенокъ, право, нѣтъ. Скажи мнѣ серьезно свое мнѣніе. Скажи мнѣ по совѣсти: ты вѣришь въ загробную жизнь?
   -- Я уже говорилъ тебѣ, мама, что я не имѣю никакихъ убѣжденій на этотъ счетъ. Это не моя спеціальность,-- отвѣчалъ Джорджъ, улыбаясь, но въ глубинѣ души смущенный этимъ допросомъ.
   -- Какіе ужасы ты говоришь, Джорджъ! Не можетъ быть, чтобы у тебя не было никакихъ убѣжденій на этотъ счетъ. Что ты тамъ мнешься! Скажи прямо, что ты думаешь.
   И она наклонялась впередъ, полная интереса и ожиданія.
   Наступало молчаніе, во время котораго Джорджъ могъ думать только объ ужасной фигурѣ, сидѣвшей на диванѣ. Она обыкновенно сидѣла совершенно прямо, обложенная подушками, въ бѣломъ платьѣ, которое когда-то было ей впору, но теперь сдѣлалось слишкомъ широкимъ для ея увядшихъ формъ; на ввалившихся щекахъ пылали два яркихъ красныхъ пятна, а красивая нѣкогда голова была вся покрыта подкрашенными локончиками и завитушками. Во все время этого разговора она нетерпѣливо барабанила по колѣну пальцами. Отъ ея руки остались теперь кожа да кости, и кольца, украшавшія ее, зачастую спадали на полъ,-- диверсія, которою Джорджъ всегда спѣшилъ воспользоваться.-- Отчего ты не поговоришь съ м-ромъ Фирономъ, мама?-- мягко говорилъ онъ, наконецъ.-- Вѣдь это его дѣло разсуждать объ этихъ вещахъ.
   -- Говорить съ священникомъ? Благодарю! Я слишкомъ уважаю свой собственный разсудокъ, чтобы снизойти до этого. Что можетъ сдѣлать для меня священникъ? Отчего онъ долженъ больше знать, чѣмъ всякій другой? Наконецъ, я хочу знать, что думаетъ мой собственный сынъ. Ну, Джорджъ, отвѣчай же мнѣ! Если существуетъ загробная жизнь,-- при этомъ она медленно расправляла свою руку на колѣнѣ,-- то какъ ты думаешь: что дѣлаетъ въ настоящую минуту твой отецъ? Я часто задаюсь этимъ вопросомъ. Меня совсѣмъ не прельщаетъ будущая жизнь, если она похожа на прошедшую. Ты знаешь... ты долженъ помнить, каковъ былъ твой отецъ, какъ онъ вѣчно шарилъ по дому, лазилъ въ шахты и... и ругалъ прислугу, ссорился со мною изъ-за счетовъ и т. п. Но, съ другой стороны, развѣ можно себѣ представить, чтобы онъ былъ способенъ дѣлать что-нибудь другое? Пѣть гимны!..
   И она выразительно махала рукою. Джорджъ смѣялся и начиналъ усиленно дымить своею папиросой. Видя, что онъ и не думаетъ отвѣчать, леди Трессэди хмурилась.
   -- Вотъ такъ ты всегда уклоняешься отъ моихъ вопросовъ,-- раздраженно говорила она.-- Это ужасно сердитъ меня.
   -- Я совѣтовалъ тебѣ обратиться къ спеціалисту,-- отвѣчалъ онъ, трепля ее по рукѣ.-- Что другое могу я отвѣтить тебѣ?
   Ея тонкія щеки вспыхивали,
   -- Какъ будто мы не понимаемъ, что эти господа ничего не знаютъ объ этомъ! Какъ мосье д'Эстрелль, бывало, говорилъ мнѣ въ Монте-Карло, если что для насъ можетъ быть вполнѣ ясно, то это -- что намъ не стоитъ ломать себѣ голову надъ ихъ ученіями!
   -- Не стоитъ?-- говорилъ Джорджъ съ улыбкой.-- А мосье д'Эстрелля ты считаешь авторитетомъ?
   И передъ нимъ всплывали странныя воспоминанія объ этомъ пожиломъ французѣ, поклонникѣ его матери, который одно время порхалъ по ихъ лондонской квартирѣ и котораго онъ впервые увидѣлъ, когда мальчикомъ пріѣхалъ домой, передъ своимъ выходомъ изъ Итонской школы.
   -- О, не насмѣхайся, Джорджъ!-- сердито отвѣчала мать.-- Мосье д'Эстрелль былъ очень умный человѣкъ, хотя и безразсудно увлекался игрой. Всѣ говорили, что у него была замѣчательная память. По вечерамъ, когда мы гуляли съ нимъ въ саду Монте-Карло, послѣ того, какъ онъ, бывало, проиграется до тла, онъ цитировалъ мнѣ наизусть цѣлыя страницы изъ Вольтера и другихъ французскихъ писателей. Онъ говорилъ, что не понимаетъ, почему женщинамъ не позволяютъ этого читать, почему мужчины прямо не говорятъ женщинамъ, что они думаютъ. А вѣдь онъ былъ въ молодости очень ревностнымъ католикомъ и, слѣдовательно, имѣетъ всестороннюю опытность. Но теперь рѣчь вовсе не о m-r д'Эстреллѣ. Я хочу знать твое мнѣніе. Ахъ, Джорджъ!-- восклицала она, и ея голосъ начиналъ дрожать,-- какъ тебѣ не стыдно быть такимъ злымъ? Вѣдь ты въ самомъ дѣлѣ могъ бы нѣсколько успокоить меня, какъ совѣтовали доктора!
   Сквозь маску неисправимаго легкомыслія онъ вдругъ подмѣчалъ тотъ страхъ, который теперь никогда не покидалъ этой женщины. Джорджъ подходилъ къ ней, обнималъ ее и старался поцѣлуями и ласками уговорить ее лечь спать.
   Однажды, отведя ее наверхъ, онъ вернулся назадъ такой усталый и раздраженный, что рѣшилъ отложить всѣ свои письма въ сторону и попробовать отвести душу за чтеніемъ.
   Его знакомство съ литературой было такъ же неполно, какъ и его характеръ. Нѣкоторыхъ современныхъ поэтовъ -- Россетти, Морриса, Китса и Шелли -- онъ зналъ почти наизусть. Путешествія и біографіи -- главнымъ образомъ, біографіи людей дѣла -- онъ также читалъ въ свое время безъ устали. Но съ классиками, какъ и почти всѣ мы, онъ былъ очень мало знакомъ. Зато теперь, поселившись въ Фертѣ, онъ съ жадностью набросился на книги, собранныя его дѣдомъ, черпая въ нихъ по ночамъ развлеченіе я отдыхъ отъ непріятностей и тревогъ цѣлаго дня.
   На этотъ разъ на его столѣ лежали двѣ книги: одна была -- томъ сочиненій мадамъ де-Севинье, другая -- "Признанія" св. Августина. Онъ сталъ перелистывать одну изъ нихъ, затѣмъ другую.
   "Впрочемъ, одно изъ главныхъ моихъ желаній, моя дочь, это -- быть набожной. Я не служу ни Богу, ни дьяволу. Такое состояніе вызываетъ во мнѣ скуку, хотя, говоря между нами, я считаю его самымъ естественнымъ. Невозможно служить дьяволу, потому что боишься Бога, и потому что, въ сущности, обладаешь зачаткомъ религіи; невозможно служить и Богу, потому что Его законъ кажется суровымъ и не имѣешь желанія уничтожать самого себя".
   -- Великолѣпно!-- подумалъ Джорджъ.-- Великолѣпно! Таковы мы всѣ -- моя мать, я и три четверти человѣчества.
   Въ другой книгѣ онъ обратилъ вниманіе на красоту слѣдующихъ строкъ:
   "Beatus qui amat te, et amicum in te, et inimicum propter te. Solus enim nullum eorum amittit, cui omnes in illo cari sunt qui non amittitur".
   Онъ склонился надъ огнемъ, задумавшись надъ обоими изреченіями.
   -- Чудная музыка,-- сказалъ онъ себѣ, наконецъ,-- но я такъ же мало понимаю ее, какъ и симфонію Брамса. Нѣкоторые утверждаютъ, что понимаютъ. Быть можетъ, только она имѣетъ право говорить такъ.
   Недѣля шла за недѣлей. Съ внѣшней стороны стачка была въ полномъ разгарѣ, но Джорджъ все еще утверждалъ, что рабочіе не продержатся до Рождества. Въ различныхъ мѣстностяхъ господствовала ужасная нужда и поднимались безпорядки. Хозяева пробовали воспользоваться услугами рабочихъ неюніонистовъ, но буря неудовольствія, вызванная этимъ, и даже рядъ насилій заставили ихъ, несмотря на все свое ожесточеніе, отказаться отъ этой мысли. Пресса и общественное мнѣніе тоже энергично вмѣшались въ дѣло. "Всякій дуракъ думаетъ, что можетъ научить насъ вести свои дѣла",-- сердито говорилъ Джорджъ. Берроузъ съ нечеловѣческой энергіей носился по всему округу, говоря зажигательныя рѣчи и прекращая свою агитацію лишь во время запоя, которому иногда предавался. Джорджъ, выходя изъ дому, всегда бралъ съ собою револьверъ.
   Вся эта борьба ему смертельно надоѣла. Еще никогда въ немъ не была такъ рѣзко выражена его наклонность въ меланхоліи. Въ то же время Летти замѣчала въ немъ ожесточеніе, какое-то непреклонное упрямство, которое напоминало ей Фонтеноя и изумляло ее. Въ немъ какъ будто боролись между собою двѣ натуры. Онъ очень хладнокровно обсуждалъ точку зрѣнія рабочихъ и отлично понималъ, что солидарность между ними достигалась просто физическимъ принужденіемъ, но въ то же время онъ принадлежалъ въ самымъ упрямымъ изъ хозяевъ.
   Дома между тѣмъ не превращались неурядицы и непріятности. Въ теченіе трехъ или четырехъ недѣль леди Трессэди имѣла нѣсколько припадковъ своей болѣзни и ея слабость быстро увеличивалась съ каждымъ днемъ. А вмѣстѣ съ этою слабостью увеличивалась, къ сожалѣнію, и ея раздражительность, которая истощала терпѣніе сидѣлокъ и превращала ея комнату въ театръ вѣчной войны. Она ни за что не хотѣла безвыходно находиться въ своей комнатѣ и сердилась, если ее хоть на минуту оставляли одну. Она требовала, чтобы ее постоянно занимали, но только Джорджъ умѣлъ иногда развлечь или успокоить ее; все же, что дѣлала, говорила, или надѣвала Летти, выводило ее изъ терпѣнія. Видъ этой молодой женщины лишь напоминалъ ей объ ея собственной, навѣки утраченной молодости.
   Однажды, въ первыхъ числахъ ноября, ей сдѣлалось особенно худо. Докторъ почти цѣлый день не отходилъ отъ нея, но Джорджъ, который уѣхалъ на дальній конецъ графства до того, какъ въ ея состояніи наступило такое ухудшеніе, долженъ былъ вернуться только въ вечеру.
   Когда онъ пріѣхалъ, Летти ждала его въ передней. Она сообщила ему въ чемъ дѣло: докторъ недоумѣвалъ, хотя непосредственной опасности, кажется, не предвидѣлось.
   -- Но какія страданія, Боже мой, какія страданія!-- воскликнула Летти, сжимая свои руки и содрогаясь.
   Ея глаза были красны, щеки блѣдны, она усиленно дышала. Онъ видѣлъ, что она уже почти выбилась изъ силъ. Вѣроятно, она въ первый разъ присутствовала при такомъ зрѣлищѣ.
   Онъ побѣжалъ къ матери. Она отъ слабости почти не могла говорить, но съ явнымъ нетерпѣніемъ ожидала вечерней пищи. Джорджъ и Летти сидѣли за своимъ меланхолическимъ обѣдомъ, когда въ столовую вбѣжала Джустина вся въ слезахъ. Миледи отказывается кушать; она сильно возбуждена; сейчасъ будетъ новый приступъ.
   Мужъ и жена поспѣшили изъ комнаты. Въ передней они увидѣли дворецкаго, который занятъ былъ полученіемъ посылки, привезенной со станціи.
   Джорджъ прошелъ мимо съ восклицаніемъ ужаса. На ящикѣ былъ большой ярлыкъ съ адресомъ леди Трессэди и надписью: "Отъ Ворта и К"." Но Летти остановилась и на ея лицѣ отразилось удовольствіе.
   -- Иди къ ней, а я прикажу это распаковать.
   Онъ поднялся наверхъ и, точно малаго ребенка, ласками и поцѣлуями уговорилъ мать выпить свою порцію супа и шампанскаго. Когда она настолько оживилась, что могла говорить, въ комнату вдругъ вошла Летти. Свекровь нахмурилась, но Летти весело подошла къ кровати.
   -- Для васъ получена изъ Парижа посылка,-- сказала она, улыбаясь.-- Я велѣла ее распечатать. Хотите посмотрѣть?
   Леди Трессэди сначала расплакалась и сказала, чтобы посылку отослали обратно -- "для чего умирающей женщинѣ такія вещи?" -- но потомъ изъявила большую готовность посмотрѣть на нее.
   Летти сама принесла ее. Это было новое вечернее платье, представлявшее собою самое нѣжное сочетаніе розоваго съ зеленымъ и годное для первыхъ выѣздовъ молодой жены. Видѣть, какъ эта истощенная, больная женщина, съ печатью смерти за своемъ землисто-сѣромъ лицѣ, протягиваетъ руку, чюбы пощупать нарядное шелковое платье, было почти невыносимо для Джорджа. Но Летти старательно расправила платье, потомъ сама надѣла юбку для того, чтобы леди Трессэди могла лучше разсмотрѣть ее, и прогуливалась бъ ней взадъ и впередъ, съ необычайнымъ жаромъ расхваливая каждый шовъ и каждую складку.
   -- Я надѣну его, понятно, лишь послѣ Рождества,-- сказала, наконецъ, леди Трессэди, все еще любовно глядя на него полузакрытыми глазами.-- Какая душечка эта кружевная отдѣлка! Ну, теперь можешь раздѣть. Джорджъ, вѣдь это первое платье, которое я заказала у него въ этомъ году.
   Она умоляюще посмотрѣла на сына. Онъ наклонился и поцѣловалъ ее.
   -- Я очень радъ, что тебѣ нравится оно, милая мама. Теперь ты, можетъ быть, заснешь?
   -- Да, кажется, что засну. Спокойной ночи! Спокойной ночи, Летти!
   Летти подошла къ ней. Леди Трессэда взяла ее за руку, и ея голубые глаза, въ которыхъ еще сохранился ужасный отпечатокъ страданія, съ страннымъ выраженіемъ устремились на невѣстку.
   -- Благодарю тебя за то, что ты потрудилась надѣть его, Летти. Я не ожидала такой доброты. И я рада, что ты находишь его красивымъ. Сдѣлай себѣ такое же. Поцѣлуй меня!
   Летти поцѣловала ее. Джорджъ взялъ жену подъ руку и они оба вышла изъ комнаты. Когда дверь за ними закрылась, Летти вдругъ поблѣднѣла и чуть не упала. Джорджъ взялъ ее на руки и снесъ внизъ, въ свой кабинетъ. Здѣсь онъ положилъ ее на диванъ и съ нѣжностью смотрѣлъ на нее, оттирая ея холодныя ручки.
   -- Какъ ты могла!-- тихимъ голосомъ проговорилъ онъ, увидѣвъ, что она нѣсколько оправилась.-- Я никогда не забуду этой маленькой сцены.
   -- Ты тоже сдѣлалъ бы, что угодно, если бы видѣлъ ее сегодня утромъ,-- отвѣтила она, все еще не раскрывая глазъ.
   Онъ молча сидѣлъ подлѣ нея, думая о всѣхъ испытаніяхъ послѣдняго времени. Главнымъ ихъ результатомъ -- онъ съ удивленіемъ думалъ объ этомъ -- было то, что между нимъ и Летти возникли новыя, тайныя узы. Пока онъ готовился къ самому худшему, произошло это необъяснимое явленіе. Какъ могла она оказаться столь склонной къ примиренію и всепрощенію? Какъ согласовать это съ тѣмъ мнѣніемъ, которое онъ составилъ о ней прежде?
   Онъ вспомнилъ то сердитое недовольство, съ которымъ она дѣлала первыя приготовленія къ пріему леди Трессэди. Однако же, она сдѣлала ихъ. Неужели въ каждомъ актѣ самопожертвованія, даже самомъ неполномъ и несовершенномъ, дѣйствительно сокрыто, какъ утверждаютъ набожные христіане, какая-то мистическая сила,-- сила, которая олицетворяетъ собою въ одно и то же время Бога повелѣвающаго и награждающаго, сила, которая въ своемъ осуществленіи черпаетъ способность укрѣпляться и повторяться? Для него ликно такая точка зрѣнія была очень мало понятна, да онъ и не долго останавливался на ней. Онъ зналъ только одно: что какой-то ангелъ помогъ ему выбраться изъ того омута, въ который онъ попалъ, что его старыя раны меньше болѣли, что для него засіяла надежда.
   Летти прекрасно понимала, что онъ теперь смотритъ на нее совершенно другими глазами, но она не больше его могла отдать себѣ отчетъ въ томъ, что съ нею происходитъ. Въ теченіе этихъ недѣль мучительнаго напряженія ея силъ у нея бывали моменты самаго необузданнаго протеста, когда она по прежнему ненавидѣла все окружающее, свою свекровь и всю свою неудачную жизнь. Но затѣмъ слѣдовали минуты какого-то необъяснимаго умиротворенія и спокойствія,-- минуты, когда сна находила возможность излить свою душу тому, кто такъ охотно ее слушалъ, кто отвѣчалъ ей участіемъ, дѣлительнымъ, какъ бальзамъ, и сковывающимъ, какъ цѣпи...
   Она вдругъ открыла глаза.
   -- Хочешь, я разскажу тебѣ о моемъ первомъ свиданіи съ нею?-- прошептала она, избѣгая его взора.
   Онъ покраснѣлъ и не сразу отвѣтилъ. Затѣмъ онъ поцѣловалъ ея руку.
   -- Нѣтъ, не теперь. Ты слишкомъ устала. Въ другой разъ. Но я тронутъ твоею готовностью разсказать мнѣ.
   Чувство покоя и благополучія овладѣвало ею. Онъ, къ счастію, не пустился ни въ какія объясненія, она не требовала ихъ, но ихъ сердца нашли откликъ другъ у друга. И въ послѣдующій періодъ ея жизни воспоминаніе объ этой минутѣ, объ этой ночи главнымъ образомъ и стало на дорогѣ между нею и отчаяніемъ.
   Дня дня спустя смерть безъ всякихъ страданій, во время сна, застигла леди Трессэди. Ея нѣжное лицо, не скрывавшее теперь ея истинныхъ лѣтъ и обрамленное неподдѣльными сѣдыми волосами, впервые показалось Джорджу красивымъ, когда онъ увидѣлъ ее въ гробу. Онъ не помнилъ, чтобы даже въ дѣтствѣ онъ восхищался ею, а между тѣмъ она считалась одной изъ красивѣйшихъ женщинъ своего времени. Вѣчная разлука съ нею сразу измѣнила всѣ перспективы и отношенія жизни. Ея смерть была, конечно, для всѣхъ громаднымъ облегченіемъ, но послѣ того Летти не позволила себѣ сказать ни одного дурного слова о ней, а у Джорджа осталось какое-то смиренное сознаніе, что онъ все-таки былъ покойной очень многимъ обязанъ.
   И онъ былъ правъ. Въ продолженіи всего ноября и декабря отношенія между мужемъ и женою неизмѣнно улучшались. "Мы поладимъ,-- говорилъ себѣ Джорджъ въ своихъ тайныхъ откровенныхъ мысляхъ.-- Въ концѣ концовъ дѣло сложится гораздо лучше, чѣмъ мы оба ожидали". Большаго, конечно, нельзя было сказать, но и это было много. Вечеромъ послѣ смерти леди Трессэди Летти отрывисто, запинаясь, словно преодолѣвая какое-то внутреннее возбужденіе, разсказала мужу исторію своего сближенія съ Марчеллой. Затѣмъ, сунувъ ему въ руку нѣсколько писемъ, она разразилась рыданіями и убѣжала отъ него. Когда онъ пришелъ посмотрѣть, что съ нею, его собственные глаза были влажны.
   -- Кто другой былъ бы способенъ на это?-- сказалъ онъ, и Летти не возражала.
   Эти письма дали ему матеріалъ для размышленій на много дней. Они такъ же поразили его, какъ личность и побужденія, скрывавшіяся подъ ними, поразили Летти. Несмотря на его давнее поклоненіе ихъ автору, они изумили его. Мы часто употребляемъ слова "идеальный", "поэтическій" въ примѣненіи къ человѣческимъ поступкамъ; мы говоримъ такъ, какъ будто эти слова обозначаютъ очень хорошо знакомыя намъ понятія, и все-таки, когда идеальное или поэтическое дѣйствительно встрѣчается намъ на пути, воплощаясь въ какихъ-нибудь формахъ или отправленіяхъ нашей обыденной жизни, мы поражаемся, считаемъ это неземнымъ. Мы не можемъ относиться къ этому просто, просто вѣрить этому.
   Между тѣмъ при данныхъ характерахъ и обстоятельствахъ эти письма Марчеллы Максуэлль къ женѣ Джорджа Трессэди представляли собою вполнѣ естественное, неизбѣжное явленіе. Марчелла испытала сильное и весьма понятное угрызеніе совѣсти. Чтобы снять съ своей души это бремя, она взяла на себя задачу примиренія супруговъ и внесла въ это дѣло всю ту страстность, энергію и изобрѣтательность, на которыя была способна. Она стала настойчиво ухаживать за Летти Трессэди, и ухищренія, которыя она пустила въ ходъ, не остались безъ награды. Летти, у которой еще было свѣжо впечатлѣніе, произведенное на нее Марчеллой, какъ хозяйкой дома, и Марчеллой, какъ женой, красотой, которую она уже не могла ненавидѣть, и чарами, которымъ должна была уступить, постепенно снова поддалась тому же вліянію, которое, среди скучнаго уединенія Ферта, съ каждымъ днемъ становилось неотразимѣе и налагало свою печать на всю ея личность.
   Въ самомъ дѣлѣ, что могло быть болѣе лестно, чѣмъ эта настойчивость, съ которою одна изъ знаменитѣйшихъ женщинъ своего времени -- женщина, которая, какъ Летти хорошо знала, всегда была предметомъ вниманія, похвалъ, подражанія, поклоненія, нападокъ,-- старалась сначала проникнуть въ ея мелкое, ограниченное существованіе, а затѣмъ принять въ немъ участіе? Естественная сдержанность и скрытность, своего рода инстинктивная самозащита, которыя обнаруживала Марчелла во время пребыванія Летти у нея въ домѣ, постепенно были отброшены въ этихъ письмахъ: сначала для этого требовалось извѣстное усиліе, потомъ это дѣлалось легче и легче, и тонъ писемъ становился откровеннѣе и сердечнѣе. Такимъ образомъ изо дня въ день Марчелла отрывалась отъ политики, отъ общества, отъ своихъ любимѣйшихъ занятій для того, чтобы поддерживать переписку съ этой совершенно чуждой для нея женщиной, которая не могла принести ей пользы и не была ей страшна, которая при обыкновенныхъ условіяхъ не имѣла бы никакихъ притязаній на ея дружбу и которая отвѣтила на ея первые шаги оскорбленіями и грубостью. Все это Летти знала и понимала.
   И съ какимъ увлеченіемъ, съ какимъ самозабвеніемъ писались эти письма! Обыкновенно Марчелла была торопливой и небрежной корреспонденткой. Она считала письма напрасной тратой времени; ея жизнь была полна и безъ нихъ. Но въ перепискѣ съ Летти она не жалѣла времени, она старалась. Она подробно говорила обо всемъ своемъ житьѣ-бытьѣ -- о мужѣ, о ребенкѣ, о политикѣ, о людяхъ, съ которыми видѣлась, о развлеченіяхъ, которыя позволяла себѣ, о книгахъ, которыя читала, о планахъ, которыми была занята, затѣмъ, еще съ большею нѣжностью, съ большимъ вниманіемъ заводила рѣчь о трудностяхъ и непріятностяхъ жизни въ Фертѣ, о чемъ Летти сообщала ей въ своихъ печальныхъ письмахъ. Ея одушевленіе, живое участіе очень сильно вліяли на Летти; изумительная самоотверженность и откровенность вліяли еще больше.
   Вотъ это обстоятельство, по мнѣнію Джорджа, и довершило все дѣло. Летти не могла остаться равнодушной къ такому лестному вниманію, къ такой неожиданной, изумительной чести: Марчелла Максуэлль изливала передъ нею всю свою душу! Летти относилась къ этому не съ такою глубиной пониманія и чувства, какъ отнеслись бы многія другія женщины, тѣмъ не менѣе это заставляло трепетать ея сердце и растопило ледъ ея черствой души. А съ каждой ея уступкой являлась способность въ новымъ уступкамъ, въ новымъ ощущеніямъ, которыя ее самое изумляли. Она старалась выразить чувства, которыя до сихъ поръ никогда не посѣщали ее, и въ концѣ концовъ словно очутилась въ какомъ-то странномъ мірѣ, гдѣ ощупью прокладывала себѣ дорогу, держась за руку Марчеллы, и то гордясь своею новой дружбой, то съ трудомъ перенося ее. И такимъ образомъ передъ нею постепенно загорался свѣтъ новыхъ идеаловъ.
   Однажды, войдя въ будуаръ Летти, чтобы поговорить съ нею о какомъ-то неважномъ дѣлѣ, Джорджъ увидѣлъ на ея письменномъ столѣ ту самую фотографическую карточку леди Максуэлль и ея мальчика, одинъ экземпляръ которой потерпѣлъ нѣкогда столь трагическую участь въ рукахъ Летти. Съ восклицаніемъ удивленія онъ подошелъ къ ней. Летти не было въ комнатѣ, но вдругъ она вошла. Джорджъ не пытался скрыть того, что смотрѣлъ на портретъ, и даже нарочно еще больше наклонился надъ нимъ. Затѣмъ, отошедши къ окну, онъ заговорилъ съ женою о дѣлѣ, которое привело его къ ней. Летти отвѣчала разсѣянно. Густая краска залила ея щеки. Она нервно перебирала руками книги и бумаги, лежавшія на столѣ.
   Выяснивъ занимавшій его вопросъ, Джорджъ замолчалъ и, продолжая стоять у окна, глядѣлъ сквозь забрызганныя дождемъ стекла на зимній пейзажъ. Летти, которая дѣлала видъ, что пишетъ записку, подняла голову и посмотрѣла на него. Ея губы разжались, грудь тяжело дышала и въ глазахъ мелькало дикое и вмѣстѣ съ тѣмъ жалкое выраженіе. Она была далеко не такъ красива, какъ годъ тому назадъ. Джорджъ часто замѣчалъ это и еще болѣе чувствовалъ себя виноватымъ. Но ея лицо сдѣлалось теперь болѣе подвижнымъ, гораздо болѣе выразительнымъ; онъ зналъ его гораздо лучше и гораздо больше читалъ на немъ, чѣмъ когда-либо, въ эпоху своего ухаживанія.
   Передъ тѣмъ какъ оставить комнату, онъ подошелъ къ Летти, обнялъ ее за плечи и поцѣловалъ въ голову. Она не подняла головы и не сказала ничего, но когда онъ вышелъ, она вдругъ сильно всхлипнула, схватила карточку со стола и сердито сунула ее въ ящикъ. Нѣкоторое время она сидѣла неподвижно, приложивъ платокъ ко рту и стараясь заглушать слезы, которыя подступали у нея къ горлу. Затѣмъ, дрожащими пальцами она снова взяла портретъ, завернула его въ папиросную бумагу, словно умилостивляя его этою заботливостью, и опять спрятала его подальше отъ глазъ.
   Зачѣмъ она попросила у Марчеллы эту карточку и зачѣмъ поставила ее на столѣ, гдѣ Джорджъ могъ и даже непремѣнно долженъ былъ ее увидѣть? Безъ сомнѣнія, въ ней говорило смутное желаніе "загладить вину", наказать себя и въ то же время тронуть его. Но воспоминаніе о томъ, какъ онъ склонился надъ этимъ портретомъ, впослѣдствіи, въ теченіе многихъ дней, мучило ее и жгло ея сердце. Она больше не вынимала портрета на свѣтъ Божій, но въ этотъ вечеръ она писала Марчеллѣ болѣе пространно, болѣе безсвязно, болѣе жалобно, чѣмъ прежде. Она говорила не безъ горечи и преувеличенія о своемъ воспитаніи, спрашивала, что ей читать, излагала свои неудачи съ бѣдными и съ хозяйствомъ,-- и все это съ какою-то запальчивостью, словно обвиняя кого-то. Впервые она искала себѣ наставника въ искусствѣ жить. Но, несмотря на всѣ свои жалобы, она сама чувствовала, и Марчелла сразу поняла, что мрачный старый домъ на холмѣ совершенно пересталъ для нея быть скучнымъ или тягостнымъ. Джорджъ то и дѣло приходилъ и уходилъ, и для женщины, для которой лучшимъ удовольствіемъ сдѣлалось слышать шаги мужа, тамъ не могло быть скуки.
   Летти, въ сущности, сама не понимала всей силы занятой ею позиціи. Чтеніе писемъ леди Максуэлль къ его женѣ довершило тотъ переломъ, который происходилъ въ душѣ Джорджа. Минута страсти уже давно миновала, а теперь ни гордость, ни совѣсть не позволяли ему и думать о томъ, чтобы видаться съ Марчеллой, чтобы снова попасть въ прежній круговоротъ личныхъ и политическихъ отношеній къ ней и Максуэллю. Между тѣмъ въ числѣ его избирателей существовала большая партія, и къ ней принадлежало не мало людей, честность и благоразуміе которыхъ онъ всегда ставилъ очень высоко,-- партія, настойчиво убѣждавшая его не слагать съ себя въ февралѣ парламентскихъ полномочій и вообще не оставлять политической дѣятельности. Нѣсколько митинговъ, созванныхъ имъ, были, правда, довольно бурны, но въ общемъ отнеслись къ нему съ явнымъ дружелюбіемъ. Его убѣждали, по крайней мѣрѣ, подвергнуть себя переизбранію, что могло, конечно, не только санкціонировать его прежнія дѣйствія, но и на будущее время развязать ему руки. Послѣ принятія билля парламентомъ, реакціонное движеніе Фонтеноя почти совершенно потеряло почву въ средѣ избирателей, и Джорджъ Трессэди, безъ сомнѣнія, легко могъ занять положеніе независимаго депутата, сочувственно расположеннаго къ общей политикѣ правительства.
   Но онъ содрогался при мысли о возобновленіи политической борьбы. Здѣсь сказывалось то глубоко заложенное въ нѣдрахъ его души разслабляющее, парализующее начало, которое всегда и во всемъ побуждало его предпочитать средину крайности и ставило преграду всякому увлеченію, всякому энтузіазму. Тѣмъ не менѣе доводы, которые ему приходилось опровергать, и дружескія увѣщанія, которыя онъ долженъ былъ отклонять, подвергали его большому искушенію.
   Наступила вторая недѣля декабря, обозначавшая собою для стачки начало конца. Средства рабочихъ были истощены, хозяева были непоколебимы. Они встрѣчались съ рабочими въ "соединенномъ комитетѣ", но рѣшительно отвергали всякое посредничество со стороны. Въ началѣ этой недѣли поднялись безпорядки въ той мѣстности, гдѣ рабочій союзъ имѣлъ наименьшій авторитетъ, безпорядки, въ которыхъ, безъ сомнѣнія, сказалась безсильная злоба побѣжденныхъ. Но со средины слѣдующей недѣли рабочіе въ различныхъ пунктахъ стали возвращаться на работы, и затѣмъ началось безпорядочное бѣгство.
   Глядя на изможденныя и угрюмыя лица, Джорджъ былъ не радъ побѣдѣ своего класса. 21 декабря онъ поѣхалъ верхомъ въ ближайшій городъ, гдѣ засѣдали комитеты обѣихъ враждующихъ сторонъ. Онъ хотѣлъ узнать, нѣтъ-ли какихъ-нибудь рѣшительныхъ новостей относительно его собственныхъ копей.
   Часовъ въ восемь вечера Летти услышала звукъ лошадиныхъ подковъ. Она знала, что Джорджу не въ первый разъ ѣздить въ темнотѣ, но общая атмосфера озлобленія и насилія, царившая въ воздухѣ, настроила ее очень пугливо, и она уже давно съ трепетомъ прислушивалась къ каждому звуку.
   Когда дверь открылась, она побѣжала навстрѣчу.
   ~ ~ Да, я дѣйствительно запоздалъ,-- сказалъ Джорджъ въ отвѣтъ на ея жалобы,-- но я узналъ хорошія вѣсти, такъ что стоило дожидаться. Все кончено. Черезъ недѣлю нѣкоторые пойдутъ на работу, а затѣмъ и остальные, какъ только найдется для нихъ мѣсто.
   -- На прежнихъ условіяхъ?
   -- Разумѣется, на прежнихъ, или почти на прежнихъ.
   Она захлопала въ ладоши.
   -- Ахъ, пожалуйста, оставь это!-- сказалъ онъ, пѣшая свою шляпу, и Летти, объясняя его раздражительность усталостью, не обратила вниманія на рѣзкость этихъ словъ.
   Рождество они провели въ уединеніи. Джорджъ, которому все болѣе непріятно было сознаніе, какъ мало отрады представляетъ Фертъ для молодой и привыкшей къ развлеченіямъ женщины, убѣждалъ Летти пригласить, несмотря на трауръ, кого-нибудь изъ знакомыхъ на святки. Но она отказалась, и они еще были одни, когда на копяхъ возобновились работы.
   Наканунѣ этого дня Джорджъ былъ на послѣднемъ засѣданіи хозяевъ и поздно возвратился домой. Летти уже сидѣла за обѣденнымъ столомъ, и когда онъ вошелъ въ комнату, она сразу замѣтила, что онъ необыкновенно возбужденъ и разстроенъ.
   -- Дай мнѣ поѣсть,-- было все, что сказалъ онъ въ отвѣтъ на ея первые разспросы, и она поспѣшила оставить его въ покоѣ. Когда прислуга удалилась, онъ поднялъ голову:
   -- Я имѣлъ столкновеніе съ Берроузомъ, довольно крупное, вотъ и все. Я пошелъ съ Аштономъ на станцію (Аштонъ былъ мѣстный судья и шахтовладѣлецъ). Тамъ мы застали Валентина Берроуза. Двое или трое его друзей сопровождали его. Вѣдь онъ, говорятъ, страдаетъ нервнымъ разстройствомъ отъ переутомленія. Все, что я могъ замѣтить, это -- что онъ былъ пьянъ болѣе обыкновеннаго, безъ сомнѣнія, онъ старался утопить свое огорченіе. Какъ бы то ни было, едва онъ меня увидѣлъ, какъ поднялъ скандалъ -- сталъ кричать и ругаться. По его словамъ, я одинъ виноватъ въ неудачѣ рабочихъ. Я нахожу дьявольское наслажденіе въ картинахъ страданій, я жирѣю на счетъ голодныхъ углекоповъ, и это причиной всему. Вообще онъ въ выраженіяхъ не стѣснялся. Затѣмъ онъ отъ словъ перешелъ къ дѣлу -- хотѣлъ ударить меня своею сучковатой палкой. Аштону, мнѣ и его друзьямъ удалось усмирить его, не прибѣгая къ помощи полиціи. Вѣроятно, этимъ дѣло и кончится.
   Онъ протянулъ руку къ блюду и сталъ съ особеннымъ стараніемъ накладывать себѣ на тарелку кушанье. Послѣ обѣда онъ легъ на софѣ въ будуарѣ Летти и вынужденъ былъ сознаться, что выбился изъ силъ. Она уложила его удобнѣе, подсунула ему подъ голову подушку и, подойдя къ нему сзади, вдругъ наклонилась и поцѣловала его.
   -- Иди сюда!-- съ улыбкой сказалъ онъ и протянулъ руку, чтобы поймать ее.
   Она зардѣлась и увильнула отъ него. Спустя нѣсколько минутъ она опять подошла къ нему и молча подала ему письмо.
   Это письмо было отъ Марчеллы Максуэлль, и въ первый разъ онъ прочелъ ея строки безъ нетерпѣливаго замиранія сердца: письмо дышало горячимъ сочувствіемъ къ стачечникамъ, укоряло хозяевъ за рѣшительный отказъ отъ посредничества, съ ужасомъ говорило о страданіяхъ женщинъ и дѣтей и въ концѣ сообщало, что авторъ и Макеуэлль совершенно не согласны въ воззрѣніяхъ на этотъ счетъ, такъ что она, Марчелла, даже не въ состояніи спорить съ нимъ объ этомъ. Неискоренимая вѣра пылкой Марчеллы въ особенную святость простого рабочаго, по сравненію съ другими трудящимися классами, дышала въ каждой строкѣ этого страстнаго письма. Въ предыдущихъ письмахъ она никогда не распространялась о стачкѣ,-- нѣтъ сомнѣнія, потому что сама не довѣряла себѣ и боялась повредить главной дѣли, которую преслѣдовала этой перепиской. Но, въ концѣ концовъ, плотина прорвалась, и много было въ этомъ письмѣ фразъ, которыя причиняли невыносимую боль истомленному человѣку.
   Онъ положилъ письмо и, подсунувъ руки подъ голову, погрузился въ размышленія.
   -- Нѣтъ, сударыня, все это вздоръ!-- сказалъ онъ черезъ минуту или двѣ.-- Мы съ вами не можемъ полакомиться пирожкомъ и все-таки оставить его цѣлымъ. Или капиталъ долженъ получить свое справедливое вознагражденіе, а знаніе -- свою плату, или долженъ наступить Марксовъ порядокъ вещей со всѣми его послѣдствіями. Средины нѣтъ, безусловно нѣтъ! Что касается меня лично, то я не намѣренъ отдавать свой капиталъ и свой трудъ за ничто. И я вовсе не требую чрезмѣрнаго вознагражденія за то и другое. Все это очень просто, и моя совѣсть совершенно чиста.
   -- Мнѣ кажется... Марчелла... думаетъ,-- раздраженно начала Летти, и онъ почему-то вздрогнулъ, услышавъ, что она назвала леди Максуэлль по имени.-- Марчелла думаетъ,-- продолжала она,-- что мы могли бы проживать меньше. Но развѣ это возможно?
   -- И много пользы это имъ принесло бы!-- презрительно воскликнулъ Джорджъ.
   Но черезъ мгновеніе онъ вскочилъ на ноги и сталъ расхаживать по маленькой комнаткѣ, бормоча сквозь зубы:
   -- Но кто я такой, что рѣшаюсь притѣснять и попирать ихъ ногами, людей, которые по возрасту годятся мнѣ въ отцы, требовать, чтобы завтра, пока я буду спать, они полѣзли въ шахты за нищенское вознагражденіе?
   -- Джорджъ, что съ тобою?-- воскликнула Летги съ испугомъ.
   -- Ничего! Ничего! Не будемъ больше говорить объ этомъ. Я жалѣю, что ты дала мнѣ прочесть это письмо. Да, милая, кто у насъ боленъ? Возвращаясь домой, я встрѣтилъ стараго доктора. Онъ крикнулъ мнѣ, что только что былъ здѣсь, и засмѣялся, какъ будто находилъ это смѣшнымъ. Кто боленъ? Кто-нибудь изъ прислуги?
   Летти опустила свою работу на колѣни и сложила надъ нею руки. Она то краснѣла, то блѣднѣла. Затѣмъ она отвернулась и прижалась лицомъ къ спинкѣ своего кресла. Онъ подбѣжалъ къ ней, и она прошептала ему на ухо.
   То, что она сообщила ему, не особенно радовало ее. Ей было и досадно, и страшно. Она была не изъ тѣхъ женщинъ, которыя считаютъ неизбѣжнымъ быть матерью. Но Джорджъ пришелъ въ восторгъ. Онъ опустился передъ нею на полъ и положилъ голову къ ней на колѣни.
   -- Если у него не будутъ твои глаза и волосы, я лишу его наслѣдства,-- сказалъ онъ съ радостью, которая изгладила всякіе слѣды усталости.
   -- Мнѣ не надо его,-- капризно отвѣтила она,-- но если у нея будетъ твой подбородокъ, я отдамъ ее кормилицѣ. О, какъ мнѣ ненавистна мысль объ этомъ.
   И она содрогнулась. Онъ схватилъ ея руку и началъ утѣшать ее. Затѣмъ онъ привлекъ ее къ себѣ и грустнымъ, умоляющимъ голосомъ прошепталъ ей на ухо:
   -- Малютка моя, вѣдь, въ концѣ концовъ, все сложилось не такъ ужь дурно.
   Ихъ дрожащія губы встрѣтились. Вдругъ Летти разразилась порывистымъ плачемъ. Джорджъ вскочилъ съ пола, усадилъ ее къ себѣ на колѣни, и такъ они долго молча сидѣли, прижимаясь другъ къ другу.
   Вслѣдствіе чрезмѣрной усталости, Джорджъ спалъ очень плохо. Всю ночь въ тяжеломъ кошмарѣ ему рисовались угрюмыя лица смирившихся рабочихъ, шедшихъ въ первой смѣнѣ на работы.
   Между семью и восемью часами утра какой-то звукъ разбудилъ его. Онъ вскочилъ на ноги, стараясь придти въ себя и отдать себѣ отчетъ, что случилось.
   Что это за звукъ, который потрясъ весь домъ и глухимъ раскатомъ пронесся но долинѣ? Ужасъ объялъ Джорджа. Онъ посмотрѣлъ на Летти. Она еще спала. Онъ неслышно пробрался въ свою уборную и сталъ торопливо одѣваться.
   Пять минутъ спустя онъ уже бѣжалъ внизъ по холму. Въ воздухѣ было холодно и тихо; первый снѣгъ покрывалъ траву и сѣрая пелена тумана окутывала холмы. Когда передъ нимъ въ отдаленіи показалась насыпь, онъ увидѣлъ на ней цѣлую толпу женщинъ; неясный зловѣщій гулъ голосовъ и воплей доносился до его ушей. Въ воротахъ Джорджъ встрѣтилъ мальчика.
   -- Гдѣ это, Спроустонъ?
   -- Въ шахтѣ No 2, сэръ. Газъ прошелъ въ вѣтряную шахту, и клѣть разлетѣлась въ куски. Но въ нижней шахтѣ все благополучно. Когда я уходилъ, м-ръ Меданъ и м-ръ Макдональдъ собирались спуститься. Въ первой смѣнѣ было восемьдесятъ шесть человѣкъ.
   Джорджъ застоналъ и бросился дальше.
   

XXIV.

   Англіи хорошо знакомы эти сцены! Когда Трессэди, задыхаясь отъ быстраго бѣга, достигъ вершины насыпи и съ тревогой взглянулъ впередъ, ему почудилось, что все это онъ уже видѣлъ раньше -- зимній разсвѣтъ, кучки блѣдныхъ мужчинъ и плачущихъ женщинъ, стоящія по обѣимъ сторонамъ, полицію, окружающую входъ въ шахты, чтобы дать свободный доступъ должностнымъ лицамъ копей, даже нахмуренное бѣлое лицо управляющаго, который вмѣстѣ съ штейгеромъ Макдональдомъ и двумя рабочими только что вышелъ изъ клѣти, ожидавшей у жерла капитальной шахты.
   Какъ только Меданъ увидѣлъ Трессэди, огибающаго уголъ машиннаго отдѣленія, онъ поспѣшилъ къ нему навстрѣчу.
   -- Вы спускались внизъ?-- крикнулъ ему Трессэди.
   -- Только что вернулся, сэръ. Мы прошли около пятидесяти ярдовъ... воздухъ довольно хорошъ... но затѣмъ мы наткнулись на обвалы. Первые три или четыре мы кое-какъ миновали, но дальше было слишкомъ много газовъ; мы даже съ трудомъ выбрались назадъ. Я и ожидалъ найти васъ здѣсь. Судя по расположенію обваловъ, Макдональдъ полагаетъ, что взрывъ начался въ Гольфордсвомъ мѣсторожденіи или гдѣ-нибудь недалеко отъ него.
   Съ этими словами управляющій развернулъ планъ копей, который былъ у него въ рукахъ, и указалъ Джорджу на названное имъ мѣсто.
   -- Сколько тамъ человѣкъ?
   -- Тамъ работали, по моему счету, тридцать два человѣка.
   -- А остальные? Сколько было всѣхъ въ смѣнѣ?
   -- Восемьдесятъ шесть. Одна клѣть со взрослыми рабочныи и мальчиками, какъ разъ съ самаго дна шахты, поднялась тотчасъ послѣ взрыва. Послѣ того не было слышно ни звука.
   -- Боже мой!-- тихо произнесъ Джорджъ, и оба тоскливо посмотрѣли другъ на друга.-- Вы послали за инспекторомъ?-- спросилъ Трессэди черезъ минуту.
   -- Онъ ужь скоро долженъ быть здѣсь, сэръ.
   -- Приготовили бревна?
   -- Ихъ складываютъ теперь подлѣ шахты.
   -- Вентиляторъ дѣйствуетъ?
   -- Да, сэръ, и съ увеличенной скоростью. Трессэди подошелъ къ шахтѣ и самъ разспросилъ Макдональда и обоихъ рабочихъ. Затѣмъ онъ подозвалъ къ себѣ Медана, и они направились къ ламповому депо, обсуждая планъ дѣйствій. Пока они медленно подвигались вдоль насыпи, несчастный испуганный народъ, толпившійся по обѣимъ ея сторонамъ, напряженно слѣдилъ взорами за каждымъ ихъ движеніемъ, но никто не произнесъ ни одного звука. Поднявъ однажды глаза, Трессэди увидѣлъ лица ближайшихъ рабочихъ, черныя, мрачныя лица, выраженіе которыхъ заставило его забыть обо всемъ, кромѣ того, что сейчасъ нужно было дѣлать.
   -- Я буду ждать Диксона еще три минуты,-- съ нетерпѣніемъ сказалъ онъ, глядя на свои часы,-- и затѣмъ мы спустимся безъ него.
   Диксонъ былъ инспекторъ копей. Этотъ худощавый, энергическій человѣкъ былъ очень популяренъ во всемъ округѣ. Немедленно послѣ несчастья онъ являлся на мѣсто дѣйствія, всегда готовый идти со всякой спасательной партіей, во всякое дѣло, какъ бы опасно оно ни было, единственно ради обязанностей службы и научныхъ цѣлей. Онъ жилъ на краю деревни, всего въ милѣ разстоянія отъ копей Трессэди, и потому посланному Медана было недалеко идти.
   Едва Джорджъ произнесъ вышеприведенныя слова, какъ почувствовалъ, что кто-то сзади схватилъ его за рукавъ. Онъ обернулся и увидѣлъ Мери Бетчлеръ, которая выступила впередъ изъ кучи женщинъ.
   -- Сэръ Джорджъ! Послушайте, сэръ Джорджъ!
   Ея сморщенное лицо и воспаленные отъ слезъ глаза выражали горячую мольбу.
   -- Мой мальчикъ тоже спустился туда въ пять часовъ. Не будьте злопамятны къ нему. Онъ несчастный, больной ребенокъ, и Богъ обидѣлъ его разсудкомъ.
   Джорджъ улыбнулся при этихъ глупыхъ словахъ и ласково дотронулся до ея плеча.
   -- Не безпокойтесь, Мери. Все, что можно будетъ сдѣлать, будетъ сдѣлано для всѣхъ безъ исключенія. Мы подождемъ м-ра Диксона еще одну минуту и затѣмъ спустимся. Послушайте, Мери!
   Онъ зашелъ съ нею внутрь зданія, такъ какъ народъ, не желая проронить ничего изъ его словъ, сталъ тѣсниться вокругъ.
   -- Не можете-ли вы передать отъ меня записочку леди Трессэди? Мы не скоро вернемся, а я оставилъ жену спящею.
   Онъ оторвалъ полъ-листка отъ письма, которое было у него въ карманѣ, нацарапалъ на немъ нѣсколько словъ и сунулъ его въ руку Мери. Старуха накинула платокъ на голову и бросилась бѣжать въ господскому дому такъ быстро, какъ только позволяли ей преклонные годы. Джорджъ, между тѣмъ, присоединился въ Медану.
   -- Ахъ, вотъ онъ!
   Маленькая, тощая фигурка инспектора показалась у калитки. Трессэди поспѣшилъ къ нему навстрѣчу. Отвѣтивъ на первые вопросы Диксона, Трессэди оглянулся на Медана и увидѣлъ, что управляющій сердито разговариваетъ съ высокимъ мужчиной въ грубомъ сюртукѣ и брюкахъ, который вошелъ во дворъ вслѣдъ за Диксономъ.
   -- Уходите отсюда, м-ръ Берроузъ! Намъ васъ не нужно!
   -- Меданъ!-- крикнулъ Трессэди.-- Идите въ м-ру Диксону, а я поговорю съ этимъ господиномъ.
   -- Что вамъ угодно?-- спросилъ онъ, подходя къ Берроузу.
   -- Я явился предложить себя въ спасательную партію. Я работалъ въ коняхъ не одинъ годъ. Я очень хорошо знакомъ съ этими несчастіями и могу съ кѣмъ угодно потягаться физической силой.
   Съ этими словами онъ оглянулся вокругъ, и ропотъ одобренія пробѣжалъ въ толпѣ, съ интересомъ слѣдившей за этою сценой.
   Трессэди испытующе смотрѣлъ на него.
   -- Въ надлежащемъ-ли вы состояніи?-- коротко спросилъ онъ.
   Берроузъ вспыхнулъ, но выдержалъ пронизывающій взоръ Трессэди.
   -- Не хуже васъ,-- надменно отвѣтилъ онъ.
   -- Хорошо,-- медленно произнесъ Трессэди.-- Мы не должны отказываться отъ физически-сильныхъ людей. Если Меданъ согласится, вы можете отправиться съ нами. Но замѣтьте, что мы всѣ должны ему повиноваться.
   Онъ подошелъ къ своему управляющему и прошепталъ ему нѣсколько словъ на ухо. Меданъ ни взглядомъ, ни словомъ не удостоилъ человѣка, котораго ненавидѣлъ, кажется, еще сильнѣе, чѣмъ хозяинъ. Тѣмъ не менѣе, онъ больше не возражалъ противъ принятія Берроуза въ составъ развѣдчиковъ.
   Скоро всѣ приготовленія были кончены. Партіи штейгеровъ и плотниковъ спустились первые, съ Меданомъ во главѣ. За ними послѣдовали Джорджъ, м-ръ Диксонъ, два мѣстныхъ врача, поспѣшившихъ предложить свои услуги, и Берроузъ.
   Когда они нырнули въ темноту, Джорджъ почему-то почувствовалъ себя веселѣе. Основываясь на указаніяхъ, сообщенныхъ первой развѣдочной партіей, онъ перебиралъ въ умѣ рядъ предположеній относительно причинъ катастрофы, а равнымъ образомъ, относительно могущихъ встрѣтиться препятствій и средствъ въ ихъ устраненію. Ни разу за всѣ эти недѣли борьбы, тревогъ и огорченій онъ не испытывалъ такой бодрости, такого подъема духа. Только на днѣ шахты онъ съ содроганіемъ вспомнилъ о тѣхъ мертвецахъ, которые, вѣроятно, ждутъ ихъ въ этихъ черныхъ глубинахъ.
   На днѣ шахты и вокругъ него ничто не говорило о происшедшемъ взрывѣ. Нѣсколько лампочекъ подъ сводами и вдоль главной галлереи горѣли, какъ обыкновенно; вереницы телѣжекъ, покинутыя рабочими при первыхъ признакахъ опасности, стояли, нагруженныя, у входа въ вонь. Недалеко отъ основанія помѣщался шалашъ надзирателя. Дверь шалаша была открыта. Меданъ заглянулъ внутрь, гдѣ на стѣнѣ еще горѣла лампа, и, увидѣвъ, что каморка пуста, застоналъ. Молодой надзиратель былъ его близкій другъ, и они посѣщали одну церковь. Немного дальше стоялъ шкафъ, изъ котораго виднѣлся мотовъ, совершенно нетронутой пряжи. Но шагахъ въ тридцати отъ этого мѣста уже обнаруживались слѣды катастрофы. Крыша обвалилась, такъ что имъ пришлось перелѣзть черезъ кучи камней и земли, а еще немного дальше слышался явственный запахъ удушливыхъ газовъ.
   Берроузъ, который шелъ впереди, вдругъ издалъ восклицаніе, и блѣдный свѣтъ лампъ, блестѣвшихъ въ темнотѣ на подобіе свѣтляковъ, озарилъ первую жертву. У самой стѣны лежалъ на боку человѣкъ съ запертой лампой въ совершенно обгорѣвшихъ рукахъ. На немъ не было больше никакихъ признаковъ ожога, и очевидно было, что онъ погибъ отъ удушливыхъ газовъ, пытаясь спастись. Вѣроятно, онъ выбѣжалъ изъ какого-нибудь сосѣдняго мѣста работъ и упалъ здѣсь въ нѣсколькихъ шагахъ отъ спасенія. Инспекторъ тотчасъ бросился къ лампѣ, между тѣмъ какъ врачи наклонились надъ трупомъ. Но лампа сама по себѣ не давала никакихъ указаній относительно причинъ катастрофы. Если взрывъ былъ вызванъ противозаконнымъ открытіемъ предохранительной сѣтки, то виною были не этотъ человѣкъ и не его лампа, потому что онъ, очевидно, находился на окраинѣ взрыва и погибъ уже отъ послѣдствій катастрофы. Инспекторъ, не удостоившій мертвеца ни однимъ взглядомъ, сталъ вертѣть лампу въ рукахъ, и лицо его нахмурилось.
   -- Плохой образецъ! Плохой образецъ! Еслибъ я могъ, я штрафовалъ бы всякаго хозяина, у котораго лампы, вообще, могутъ быть открываемы,-- сказалъ онъ точно про себя, однако же довольно громко.
   -- А можетъ быть, штейгъ открылъ ее, чтобы зажечь свою или чью-нибудь другую лампу,-- сердито возразилъ Меданъ, тотчасъ ощетиниваясь.
   -- О, я знаю, что вы стоите на законной почвѣ, м-ръ Меданъ,-- рѣзко отвѣтилъ инспекторъ.-- Не я вѣдь пишу законы.
   Онъ сѣлъ на землю и, наклонивъ надъ лампой свое умное лицо, началъ разбирать ее на части, между тѣмъ какъ врачи изслѣдовали умершаго. Онъ былъ однимъ изъ самыхъ добрыхъ и гуманныхъ людей, но долгій опытъ убѣдилъ его, что въ этихъ случаяхъ изслѣдованіе лампы и другихъ техническихъ подробностей гораздо больше приноситъ обществу пользы, нежели изслѣдованіе мертвыхъ тѣлъ.
   Джорджъ, между тѣмъ, присѣвъ на корточки подлѣ докторовъ, слѣдилъ за ними. Хозяинъ лампы былъ мускулистый, свѣтловолосый юноша. У него на всемъ тѣлѣ не было никакихъ поврежденій, кромѣ обгорѣлыхъ рукъ; его глаза были спокойно закрыты, лицо хранило безмятежное выраженіе. Одинъ изъ углекоповъ, сопровождавшихъ Джорджа, залился слезами при видѣ мертвеца. Погибшій былъ его племянникъ и пользовался общею любовью на копяхъ, отчасти благодаря своему искусству въ игрѣ "футболлъ". Никакой надежды на спасеніе его молодой жизни не было. Докторъ, отрицательно качая головой, поднялся съ мѣста, и всѣ поспѣшили дальше, чтобы не терять дорогого времени.
   Въ двадцати шагахъ отъ этого мѣста было найдено еще три тѣла: двое пожилыхъ рабочихъ и одинъ мальчикъ. Всѣ они представляли очень ничтожные слѣды ожога. Они также погибли уже послѣ взрыва, во время своего бѣгства, задушенные роковыми газами.
   Немного далѣе дорога была такъ заграждена камнями и углемъ съ обвалившагося потолка, что пришлось ждать, пока рабочіе откроютъ проходъ и поставятъ подпорки. Воздухъ между тѣмъ быстро очищался. Джорджъ могъ ужь сидѣть на кучѣ камней и глядѣть на фигуры рабочихъ, озаренныя тусклымъ свѣтомъ лампъ. Удары ихъ инструментовъ громко отдавались подъ сводами; передъ его глазами мелькали голыя руки и спины, и при каждомъ взмахѣ по всей копи проносился гулъ. Слышитъ-ли эти звуки еще кто-нибудь въ копяхъ? Дрожь нетерпѣнія разбирала его, и съ каждой минутой онъ приходилъ въ большее возбужденіе. Берроузъ, взявъ заступъ, присоединился къ рабочимъ, и Джорджъ завидовалъ физической силѣ и выносливости, которыя еще сохранились у этого человѣка, несмотря на всѣ излишества и неправильности его жизни.
   Первой задачей было возстановить вентиляцію, и какъ только удалось пробить брешь въ грудѣ обломковъ, почувствовалось явственное теченіе воздуха. Лицо Медана прояснилось: значитъ циркуляція воздуха между главной и вѣтряной шахтами до нѣкоторой степени возстановилась. Еще немного поправокъ, и вентиляторъ, дѣйствуя съ увеличенной силой, скоро освѣжитъ воздухъ въ шахтахъ и дастъ людямъ возможность проникнуть во всѣ закоулки копей. Брешь была тотчасъ расширена, и отрядъ сталъ пробираться дальше.
   Но обвалъ за обваломъ преграждалъ ихъ дальнѣйшій путь, и возстановленіе крѣпи было медленной и тягостной работой. Люди выбивались изъ силъ, лишь изрѣдка останавливаясь, чтобы подкрѣпиться пищей и питьемъ, которыя посылались за ними вслѣдъ, а часы быстро текли. Наконецъ, преодолѣвъ одинъ изъ самыхъ сильныхъ обваловъ, они встрѣтили признаки, указывавшіе, что они подошли къ самому центру взрыва. Дверь, ведшая вправо, въ одну изъ боковыхъ галлерей копи, извѣстной подъ названіемъ Гольфордскаго мѣсторожденія, была выбита, нѣсколько изломанныхъ и исковерканныхъ телѣжекъ, выброшенныхъ оттуда взрывомъ, были нагромождены въ видѣ безпорядочной груды у противоположной стѣны. За дверью начинался цѣлый рядъ жертвъ. Бѣдняги! Почти всѣ они лежали яичкомъ, такъ какъ при первомъ звукѣ взрыва, по всей вѣроятности, выбѣжали изъ своихъ камеръ, для того, чтобы встрѣтить здѣсь смерть въ воспламенившемся газѣ. Двое или трое изъ нихъ были отброшены къ стѣнамъ галлереи и остались тамъ, изуродованные, обугленные и почернѣвшіе, съ кровоточащими ранами. Изъ шестнадцати взрослыхъ рабочихъ и мальчиковъ, которые лежали въ этой обители смерти, ни одному не суждено было услышать полузаглушенныя слова, стоны и рыданія своихъ товарищей, пришедшихъ на помощь.
   -- Но, слава Богу, безъ мученій, безъ мысли!-- сказалъ Джорджъ, переходя отъ одного тѣла къ другому.-- Одно мгновеніе, одинъ ударъ молніи, и затѣмъ -- небытіе.
   Многіе изъ этихъ несчастныхъ были ему знакомы. Въ послѣдній разъ онъ видѣлъ ихъ, когда они, блѣдные и голодные, слонялись по деревенской улицѣ и преслѣдовали его взоромъ, исполненнымъ ненависти.
   -- И послѣ этого голода, послѣ неудачи, сама копь возстаетъ противъ нихъ, душитъ ихъ, сжигаетъ, между тѣмъ какъ я спокойно сплю.
   Такія мысли съ болѣзненною навязчивостью вертѣлись у него въ головѣ. Онъ сталъ на колѣни около пожилого рабочаго, котораго помнилъ еще съ дѣтства. Это былъ близорукій, желтолицый мужчина, очень усердно читавшій проповѣди и не менѣе усердно, какъ говорили, колотившій жену и дѣтей въ минуту возбужденія. Во всякомъ случаѣ это былъ человѣкъ, который способенъ былъ чувствовать, котораго, даже при обычномъ теченіи жизни, мучили нервы. Онъ лежалъ съ полуоткрытыми глазами; его лицо ужасно обуглилось, а руки были сжаты въ кулаки, словно онъ еще боролся съ настигшею его смертью.
   Какъ только докторъ кончилъ изслѣдованіе, Джорджъ накрылъ лицо покойника платкомъ.
   -- Этотъ мучился,-- тихо сказалъ онъ.
   Докторъ разслышалъ его слова и грустно кивнулъ головой.
   -- Но что это? Крикъ,-- слабый крикъ!
   -- Нѣкоторые еще живы!-- воскликнулъ Меданъ, всхлипнувъ отъ радости.-- Идемъ, ребята! Скорѣе!
   Всѣ, за исключеніемъ м-ра Диксона, оставивъ мертвыхъ, поспѣшили на поиски живыхъ среди удушливой атмосферы, черезъ кучи камней и угля.
   -- Оставьте мнѣ одного человѣка,-- сказалъ м-ръ Диксонъ, на секунду удерживая управляющаго.-- Я не пойду дальше. У васъ довольно людей и безъ меня. Если я не ошибаюсь, все началось здѣсь.
   Одинъ изъ углекоповъ неохотно остался, тяжело дыша отъ волненія.
   Пока инспекторъ производилъ измѣренія и съемки, Берроузъ первый наткнулся на двадцать пять жертвъ, изъ которыхъ восемнадцать были живы. Двое изъ нихъ имѣли настолько силы, что, услышавъ звукъ шаговъ и голоса, вышли навстрѣчу своимъ избавителямъ. Одинъ изъ нихъ, длинный, худощавый малый, упалъ почти у ногъ Трессэди. Узнавъ послѣдняго, онъ растянулъ свои безкровныя губы въ широкую улыбку и сказалъ;
   -- Слушайте, не губите насъ! Возьмите меня отсюда!
   Это былъ внукъ Мери Бетчлеръ. За нападеніе на Летти онъ былъ приговоренъ къ трехнедѣльному тюремному заключенію, и съ тѣхъ поръ Джорджъ еще не видѣлъ его.
   Джорджъ нагнулся и влилъ ему въ ротъ немного водки.
   -- Мы сейчасъ возьмемъ тебя отсюда,-- вотъ только посмотримъ на остальныхъ,-- сказалъ онъ.
   -- Ихъ не стоитъ брать,-- настаивалъ тотъ, ухватившись за ногу Джорджа.-- Они мертвы! Возьмите меня прежде! Тамъ нѣкоторые молятся,-- прибавилъ онъ, снова оскаливъ зубы, между тѣмъ какъ Джорджъ старался освободиться отъ него.
   Дѣйствительно, странное и трогательное зрѣлище представилось глазамъ Джорджа. Около десятка рабочихъ сидѣли вокругъ одного, методистскаго регента, который молился съ ними и читалъ отрывки изъ Евангелія. Всѣ они, и старые и молодые, были почти ослѣплены и сведены судорогой подъ вліяніемъ удушливыхъ газовъ, такъ что никто изъ нихъ не имѣлъ силы подняться безъ посторонней помощи. Но крикъ, который услышали избавители, не былъ крикомъ о помощи,-- это былъ шумъ голосовъ, невнятно читавшихъ въ темнотѣ шахты молитвы.
   На нѣкоторомъ разстояніи отъ этого молитвеннаго собранія находились "скептики". Они лежали въ различныхъ положеніяхъ вдоль стѣны и посрединѣ галлереи. Семеро человѣкъ были въ безсознательномъ состояніи и, можетъ быть, умирали. Двое или трое молодыхъ парней, наименѣе пострадавшіе отъ удушливыхъ газовъ, "баловались", какъ они объяснили, катаясь по сосѣднему скату на "горной собакѣ", т. е. угольной телѣжкѣ.
   -- Вы не боялись?-- спросилъ Трессэди одного изъ нихъ, который съ любопытствомъ глядѣлъ на него, между тѣмъ какъ врачи занялись наиболѣе пострадавшими, а суровые рабочіе рыдали и пожимали другъ другу руки.
   -- Нѣтъ,-- отвѣтилъ парень, лицо котораго, отражавшее свѣтъ лампы Джорджа, казалось вылѣпленнымъ изъ желтаго воска. Вѣдь мы были не одни. Старый Моисей здѣсь. Онъ спасъ насъ.
   Старый Моисей былъ регентъ методистскаго хора. Онъ уже двадцать шесть лѣтъ работалъ въ копи. Въ моментъ взрыва онъ, какъ оказалось, находился подлѣ той самой двери, гдѣ смерть такъ быстро и безпощадно свершила свое дѣло. Но капризное пламя прошло, не задѣвъ его, и онъ вмѣстѣ съ товарищемъ кое-какъ пробрались черезъ удушливые пары назадъ по галлереѣ, какъ разъ во-время, чтобы остановить потокъ рабочихъ, устремившійся изъ противоположнаго конца. Совершенно обезумѣвъ отъ страха, эти люди готовы были окунуться въ гибельный бѣлый туманъ, который ползъ имъ навстрѣчу. Но старый Моисей удержалъ ихъ и повелъ назадъ, къ тому мѣсту, гдѣ воздухъ былъ чище, и гдѣ они могли ждать помощи.
   Джорджъ помогъ старику подняться на ноги. Но Моисей не сталъ слушать похвалъ своему присутствію духа и, еще держась за руку Трессэди, обратился къ управляющему:
   -- М-ръ Меданъ, сэръ!
   -- Что, Моисей?
   -- Что слышно въ западномъ мѣсторожденіи?
   -- Не знаю еще. Надо раньше вытащить этихъ, а затѣмъ мы пойдемъ туда.
   -- Я оставилъ тамъ сегодня утромъ, въ половинѣ седьмого, тридцать шесть рабочихъ. Галлерея была почти полна народу.
   Голосъ старика задрожалъ.
   Между тѣмъ Меданъ и доктора занялись дѣломъ переноски семерыхъ, лежавшихъ въ обморокѣ рабочихъ, изъ которыхъ часть уже умирала. Для переноски каждаго изъ нихъ было назначено по два человѣка, и когда процессія была организована, изъ всего отряда осталось трое свободныхъ: Трессэди, Берроузъ и шотландецъ Макдональдъ.
   Процессія медленно направилась мимо того мѣста, гдѣ все еще трудился Диксонъ, вдоль штольни, минуя многочисленные обвалы, которые свидѣтельствовали о силѣ взрыва, и лужи воды, просачивавшейся тамъ и сямъ сквозь стѣны. Когда отрядъ достигъ главнаго хода, Джорджъ обратился къ Медану:
   -- У васъ и безъ того много работы съ этими несчастными. Макдональдъ и я... а также и м-ръ Берроузъ, если ему угодно, попробуемъ добраться до западнаго мѣсторожденія.
   Лицо управляющаго приняло тревожное выраженіе.
   -- Вернитесь лучше назадъ, сэръ Джорджъ,-- тихо сказалъ онъ,-- и позвольте мнѣ пойти. Вы не можете такъ судить о состояніи свода, какъ я. Восемь или девять часовъ послѣ взрыва -- время самыхъ опасныхъ обваловъ. Пошлите намъ новую смѣну, сэръ, и чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше.
   -- Отчего же вы будете подвергать себя большему риску, чѣмъ я?-- спокойно возразилъ Джорджъ.-- Погодите! Который теперь часъ?
   Онъ посмотрѣлъ на часы. Пять часовъ! Стало быть, уже около девяти часовъ, какъ они спустились. Ему казалось, что прошло не болѣе трехъ. Удивительно, какъ быстро бѣжитъ время при такихъ обстоятельствахъ. Но когда онъ узналъ, который часъ, у него больно сжалось сердце.
   -- Пошлите сейчасъ дать знать леди Трессэди,-- сказалъ онъ Медану вполголоса, отводя его въ сторону.-- Сообщите ей, что я пошелъ немного дальше и черезъ часъ или два, вѣроятно, вернусь назадъ. Если она находится на насыпи, попросите ее отъ моего имени уйти домой. Скажите ей, что есть надежда спасти остальныхъ.
   Меданъ нехотя согласился. Джорджъ взялъ у него немного сухарей и запасся ключами, на случай, если какія-нибудь двери окажутся запертыми.
   -- Макдональдъ, вы пойдете?
   -- Пойду, сэръ Джорджъ.
   -- А вы, м-ръ Берроузъ?
   -- Понятно,-- небрежно отвѣтилъ тотъ, вскидывая свою красивую голову.
   Нѣкоторые изъ числа спасенныхъ углекоповъ обернулись и пристально посмотрѣли своими ввалившимися глазами на агента и руководителя рабочей партіи. Остальные не обратили никакого вниманія. Престижъ Берроуза былъ утраченъ, благодаря неудачному исходу стачки, и Джорджъ замѣтилъ, что рабочіе даже избѣгали говорить съ нимъ. Нѣтъ сомнѣнія, что участіе въ спасательномъ отрядѣ было для Берроуза случаемъ, которымъ онъ де осмѣлился пренебречь.
   -- Ну, такъ идемъ,-- сказалъ Джорджъ, и всѣ трое направились назадъ, внутрь кони.
   Старый Моисей, изъ рукъ котораго Джорджъ только что освободился, вдругъ остановился, посмотрѣлъ имъ вслѣдъ и затѣмъ крикнулъ хриплымъ голосомъ:
   -- Вы идете къ западному мѣсторожденію, сэръ Джорджъ?
   -- Да,-- издали отвѣтилъ Джорджъ, не оборачиваясь.
   -- Да поможетъ вамъ Господь, сэръ Джорджъ!
   Отвѣта не было. Старикъ, тяжело дыша, ухватился за одного изъ своихъ болѣе крѣпкихъ товарищей и побрелъ дальше. Нѣсколько углекоповъ окружили его. Когда Меданъ ушелъ впередъ, одинъ изъ нихъ сказалъ:
   -- Да, зарылъ онъ насъ живьемъ въ землю, но и самъ зато не трусъ, нашъ хозяинъ-то!
   -- Говорятъ, Берроузъ здорово отчиталъ его вчера на станціи,-- сказалъ другой.-- Назвалъ его дьяволомъ необузданнымъ, товарищи сказывали.
   Первый, еще блѣдный и слабый отъ дѣйствія ядовитыхъ газовъ, проникшихъ въ его кровь, ничего не отвѣтилъ, а по движеніямъ губъ стараго Моисея, который медленно пробирался впередъ, повѣсивъ голову на грудь и опираясь на двухъ товарищей, видно было, что онъ молится.
   Между тѣмъ Джоридъ и оба его спутника осторожно подвигались впередъ, причемъ Макдональдъ время отъ времени поднималъ свою лампу въ потолку, ища слѣдовъ гремучаго газа. Въ копи разработывались два угольныхъ пласта, изъ ко торыхъ одинъ былъ богатъ гремучимъ газомъ. Поэтому здѣсь не позволялось работать безъ предохранительныхъ лампъ, и всѣ мины для разрыхленія угольныхъ массъ взрывались посредствомъ электричества.
   По дорогѣ они иногда заговаривали о возможной причинѣ катастрофы. Диксонъ, когда они проходили мимо него, рѣшительно отказался высказать какія бы то ни было предположенія до окончанія изслѣдованія. Джорджъ, съ свойственнымъ интеллигентному человѣку презрѣніемъ въ невѣжеству, сдѣлалъ нѣсколько ѣдкихъ замѣчаній объ упрямствѣ и небрежности нѣкоторыхъ углекоповъ,-- упрямствѣ, которое даже за короткій періодъ его знакомства съ конями, было причиной цѣлаго ряда несчастій. Берроузъ, очевидно, раздраженный его тономъ, сталъ возражать сердито и запальчиво. Ну, что, если какой-нибудь углекопъ, вынужденный выбирать между рискомъ вызвать обвалъ крыши, работая при недостаточномъ освѣщеніи, и рискомъ "быть взорваннымъ во всѣмъ чертямъ", снявши предохранительную сѣтку,-- рѣшается иной разъ на безумный поступокъ? Кто имѣетъ право порицать его за это? Большіе, бычачьи глаза Берроуза, сверкавшіе при свѣтѣ его лампы, бросали на Трессэди вызывающій взоръ. "Попробуйте сами стать на его мѣсто, г. аристократъ!" -- казалось, говорили они.
   -- Онъ рискуетъ не только своею жизнью,-- коротко отвѣтилъ Джорджъ.-- Вотъ въ чемъ дѣло. Послушайте, Макдональдъ! Не это-ли дверь Луговой штольни? Если что-нибудь отрѣжетъ намъ обратный путь къ шахтѣ, и намъ нельзя будетъ возвратиться по обходной галлереѣ, то мы попытаемся сюда пройти? Какъ вы думаете?
   Макдональдъ отвѣтилъ утвердительно, и Джорджъ подошелъ къ массивной деревянной двери, чтобы попробовать, можно-ли будетъ въ случаѣ надобности отпереть ее однимъ изъ имѣющихся у него ключей.
   Дверь давно не открывалась, и Трессэди дергалъ ее взадъ и впередъ, такъ какъ ключъ не поворачивался въ замкѣ.
   Тѣмъ временемъ Макдональдъ оставался позади, а Берроузъ пошелъ дальше. Вдругъ послышался оглушительный треевъ. Испуганный голосъ закричалъ:
   -- Бѣгите, сэръ Джорджъі Скорѣе!
   Точно громовой ударъ потрясъ копь. Онъ былъ слышенъ и на поверхности земли, и находившаяся тамъ толпа въ ужасѣ забѣгала взадъ и впередъ, думая, что произошелъ новый взрывъ.
   Часы проходили. Въ затуманенномъ мозгу Джорджа блеснула, наконецъ, искра сознанія, и онъ медленно открылъ глаза.
   О, ужасъ! Какая мука! Вернуться изъ блаженнаго небытія и забвенія къ этой жгучей боли, къ этому нестерпимому страданію души и тѣла!
   -- Я было умеръ,-- подумалъ онъ,-- и все было кончено.
   И дикая, безсильная ярость, словно противъ какой-то причиненной ему жестокости, овладѣла имъ.
   Спустя нѣкоторое время онъ сдѣлалъ первое легкое движеніе, которое тотчасъ пробудило отъ неподвижности человѣка, сидѣвшаго подлѣ него. Послѣдній нагнулся надъ Джорджемъ въ темнотѣ и сталъ считать его пульсъ.
   -- Берроузъ!-- чуть слышно прошепталъ Джорджъ.
   -- Я, сэръ Джорджъ.
   -- Что случилось? Гдѣ Макдональдъ? Дайте мнѣ немного водки. Она здѣсь, въ моемъ внутреннемъ карманѣ.
   -- Нѣтъ, я уже вынулъ ее. Вы съумѣете проглотить? Я уже нѣсколько разъ пробовалъ влить вамъ водки, но вы не разжимали рта и водка проливалась на землю.
   -- Дайте!
   Ихъ пальцы встрѣтились и Джорджъ взялъ фляжку. При первомъ движеніи руки мучительный стонъ вырвался изъ его груди.
   -- Выпейте, если можете.
   Джорджъ напрягъ всѣ усилія, чтобы проглотить нѣсколько капель -- новая боль!
   -- О, Господи, моя спина! И ноги... парализованы!
   Эти слова лишь пронеслись у него въ мозгу, но ему показалось, что онъ прокричалъ ихъ вслухъ. На нѣсколько минутъ онъ снова впалъ въ безпамятство, но скоро водка оказала свое возбуждающее дѣйствіе.
   Онъ медленно протянулъ руку, преодолѣвая боль, которую чувствовалъ при этомъ, и сдѣлалъ попытку ощупать свою правую ногу. Его брюки превратились въ клочья, но тѣ куски, которые лежали на тѣлѣ, были тверды и жестки, а внизу была лужа. Его разсудокъ работалъ съ трудомъ, но онъ все понялъ.
   -- Сильное поврежденіе бедра,-- подумалъ онъ.-- Обильное кровотеченіе. Вѣроятно, кровотеченіе заглушило самую худшую боль. Спина и плечи обожжены...
   Съ тою же медленностью и тѣми же мученіями онъ поднесъ руку къ головѣ, которая нестерпимо болѣла. Правый високъ былъ влаженъ и покрытъ запекшимися волосами.
   Онъ опустилъ руку.
   -- Какъ долго мнѣ...-- подумалъ онъ, но мысль оборвалась, потому что сознаніе уже едва теплилось въ его мозгу. Казалось, будто окружающій мракъ копи подступалъ къ нему со всѣхъ сторонъ, грозя окончательно потопить его.
   -- Берроузъ!-- прошепталъ онъ, нащупывая его рукою.-- Гдѣ Макдональдъ?
   Въ темнотѣ послышалось рыданіе.
   -- Погибъ... сразу... Я слышалъ, какъ онъ только разъ вскрикнулъ. Зачѣмъ мы не погибли вмѣстѣ съ нимъ?
   -- Неужели былъ такой сильный обвалъ?
   -- Казалось, что вся копь рушится.
   Рука Джорджа почувствовала содроганіе этого огромнаго тѣла.
   -- Я остался невредимъ,-- продолжалъ тотъ.-- Васъ, какъ видно, задѣло. А Макдональдъ оказался какъ разъ подъ нимъ. Но, кромѣ того, произошелъ взрывъ.
   -- Лампа Макдональда разбилась?-- прошепталъ Джорджъ послѣ нѣкотораго молчанія.
   -- Возможно. Взрывъ былъ небольшой, иначе насъ мгновенно убило бы. Меня лишь оглушило... и обожгло, но не сильно. Вы счастливѣе меня. Я буду умирать по частямъ.
   -- Не унывайте,-- слабымъ голосомъ произнесъ Джорджъ.-- Я не долго проживу, но васъ спасутъ.
   -- Развѣ существуетъ для насъ обоихъ надежда?-- сказалъ Берроузъ со стономъ.-- Обходный путь, вѣроятно, тоже загражденъ, иначе они уже добрались бы до насъ.
   -- Какъ давно это было?
   -- Богъ вѣсть! Судя по тому, сколько я сижу здѣсь... съ тѣхъ поръ, какъ я перенесъ васъ сюда... ночь уже давно прошла.
   -- Вы перенесли меня сюда?-- вопросительно повторилъ Джорджъ.
   -- Когда я пришелъ въ себя, я лежалъ лицомъ въ какомъ-то углубленіи, и надо думать, что удушливые газы немного разсѣялись, потому что я могъ поднять голову. Тутъ же неподалеку я нащупалъ и васъ. Я пробрался кое-какъ дальше и наткнулся на подпорки. Я прошелъ еще дальше и достигъ галлереи, гдѣ воздухъ оказался лучше. Тогда я вернулся назадъ и перетащилъ васъ сюда. Я думалъ сначала, что вы умерли, но затѣмъ я услышалъ біеніе вашего сердца. А когда мы были уже здѣсь, я нашелъ на стѣнѣ воздухоносную трубу и разбилъ ее.
   Джорджъ молчалъ, но свѣжій воздухъ оказалъ на него нѣкоторое дѣйствіе и сознаніе его еще болѣе прояснилось. Его безпокоилъ теперь какой-то сильный шумъ, подъ вліяніемъ котораго у него еще мучительнѣе болѣла голова. Но затѣмъ, когда онъ сталъ раздумывать объ этомъ явленіи, онъ уяснилъ себѣ въ чемъ дѣло: это вода капала или струилась со стѣны. Контрастъ между ощущеніемъ и дѣйствительностью служилъ для него извѣстнымъ измѣрителемъ тишины, царившей вокругъ нихъ, тишины, которая сама казалась живымъ существомъ, затаившимъ въ себѣ всю ту ненависть, какую должна чувствовать земля къ людямъ, копающимся въ ея сердцѣ.
   -- Берроузъ! Эта вода... съ ума меня сведетъ!-- сказалъ онъ, метаясь отъ головной боли.-- Нельзя-ли достать немного воды? На моей фляжкѣ должна быть рюмка.
   -- Около подпорки есть лужа. Я набралъ воды въ шапку, когда мы были около нея, и вылилъ на васъ. Я сейчасъ опять пойду.
   Джорджъ слышалъ, какъ онъ съ трудомъ сталъ передвигать свои длинные члены. Въ ту же минуту Джорджъ опять потерялъ всякое сознаніе дѣйствительности и пробудился лишь тогда, когда почувствовалъ, что къ его губамъ поднесена вода, часть которой обдала его лицо.
   Онъ сталъ жадно пить.
   -- Благодарю!-- Поставьте ее около меня, тутъ! Ну, Берроузъ, я умираю! Оставьте меня. Попытайтесь найти выходъ отсюда. Есть одинъ или два пути, которые слѣдуетъ испробовать. Возьмите эти ключи. Я вамъ объясню...
   Но тонкая нить его жизни готова была каждую минуту оборваться, пока онъ говорилъ. Берроузъ долженъ былъ приблизить свое ухо къ его опаленнымъ губамъ.
   -- Нѣтъ,-- мрачно отвѣтилъ онъ.-- Я не оставлю человѣка, пока въ немъ есть еще хоть искра жизни. Кромѣ того, не стоитъ и пробовать. Я незнакомъ съ копью.
   Вдругъ, словно въ откликъ на это отчаяніе, такая смертельная тоска овладѣла Джорджемъ, что все его истерзанное тѣло затрепетало. Его бѣдная Летти! Бѣдный ребенокъ, которому еще суждено родиться! Вся его энергія, весь тотъ подъемѣдуха, который онъ ощущалъ въ себѣ, спускаясь въ копь, навстрѣчу этой ужасной смерти,-- все это напрасно, всему пришелъ конецъ! Его скоротечное бытіе оторвано отъ него неумолимой силой, которая не возвращаетъ ничего и не объясняетъ ничего 1
   Въ его умѣ промелькнуло воспоминаніе о гравюрѣ, которую онъ видѣлъ когда-то въ витринѣ одного парижскаго магазина, и надъ которою онъ долго стоялъ въ задумчивости. "Погребенъ" -- было написано подъ нею, и она изображала одинокаго рудокопа, котораго замуровалъ ужасный обвалъ; онъ стоялъ, закрывъ лицо руками, въ предсмертномъ воплѣ противъ вселенной, которая вызвала его на свѣтъ, дала ему чувство и мысль, и для чего?
   Куда бы онъ ни обращалъ свой взоръ, онъ видѣлъ въ темнотѣ эту картину: поднятыя руки и голый торсъ человѣка въ позѣ отчаянія, инструменты, эти символы жизненнаго труда, лежатъ подлѣ него, выпавъ изъ рукъ, которыя никогда больше не будутъ работать. Онъ содрогался даже тогда, когда смотрѣлъ на эту картину среди веселой парижской улицы.
   Затѣмъ этотъ образъ смѣнился другимъ. Ему казалось, что онъ снова стоитъ на вершинѣ насыпи. Уже ночь, а народъ еще толпится здѣсь, и костры, разведенные по причинѣ холода, бросаютъ красный отблескъ на лица. На небѣ блестятъ звѣзды, а на отдаленныхъ холмахъ бѣлѣетъ снѣгъ. Онъ заглянулъ въ машинное зданіе. Здѣсь она, его бѣдная Летти! О, Боже! Онъ хочетъ пробраться къ ней, поговорить съ нею. Невозможно!
   Какіе-то звуки прогнали это видѣніе. Онъ прислушивается, напрягаетъ свой мозгъ, чтобы опредѣлить, что это за звуки. Протяжное, мучительное человѣческое дыханіе,-- почти рыданіе. Это, конечно, Берроузъ. Онъ думаетъ о своей подругѣ, о той больной женщинѣ, которую онъ окружалъ такими нѣжными попеченіями въ своемъ саду, въ тотъ апрѣльскій день.
   Джорджъ протянулъ руку и дотронулся до своего товарища.
   -- Не отчаявайтесь,-- прошепталъ онъ.-- Вы еще увидите ее. Какъ это странно! Мы двое... враги. Но теперь конецъ. Разскажите мнѣ о ней.
   -- Я вырвалъ ее изъ рукъ негодяя, который чуть не убилъ ее вмѣстѣ съ ея ребенкомъ,-- послышался послѣ нѣкотораго молчанія хриплый голосъ Берроуза.-- Она была счастлива со мною, несмотря на мое пьянство... несмотря на все, она была бы счастлива до самой смерти. Ужасно думать, что теперь она останется одна. Если люди отворачивались отъ нея, зато я старался вознаградить ее.
   -- Вы еще увидите ее,-- повторилъ Джорджъ, самъ почти не сознавая, что онъ говоритъ.
   Но затѣмъ онъ вдругъ заговорилъ съ такою энергіей, которая удивила Берроуза.
   -- Берроузъ, обѣщайте мнѣ кое-что. Передайте отъ меня привѣтъ моей женѣ. Наклонитесь ближе!
   Почувствовавъ на щекѣ дыханіе своего спутника, онъ напрягъ всѣ усилія, чтобы говорить явственнѣе:
   -- Скажите ей... что я шлю ей свой нѣжный поцѣлуй и свою любовь; что я благодарю ее отъ всей моей души и всего моего сердца за ея любовь; что мнѣ очень тяжело повидать ее... и нашего ребенка. Запишите всѣ эти слова для нея, Берроузъ. Скажите ей, что я не могъ самъ писать, но диктовалъ вамъ все это.
   Онъ довольно долго молчалъ и затѣмъ опять началъ:
   -- И передайте ей, что мое послѣднее желаніе было... чтобы она попросила лорда и леди Максуэлль... вы разбираете, что я говорю?-- спросилъ онъ и для большей ясности повторилъ имена: -- быть для нея друзьями и покровителями. И передайте ей, чтобы она попросила ихъ отъ моего имени не оставлять ее. Поняли вы? Повторите, пожалуйста!
   Берроузъ, снисходя къ причудѣ умирающаго, повторилъ слово въ слово то, что слышалъ, и при этомъ его впечатлительная натура еще болѣе была потрясена страхомъ смерти, которая, казалось, лишь на одну ничтожную пядь была далѣе отъ него, нежели отъ Трессэди. Тѣмъ не менѣе онъ приложилъ всѣ старанія, чтобы разобрать и запомнить слова Трессэди, и то, что онъ передалъ впослѣдствіи несчастной женщинѣ было единственнымъ ея утѣшеніемъ во всѣ послѣдующіе дни.
   -- Благодарю васъ,-- сказалъ Трессэди, съ нетерпѣніемъ ожидая послѣдняго слова.-- Дайте мнѣ вашу руку. Прощайте! Вы и я... какъ странно бываетъ на свѣтѣ. Мнѣ жаль, что я согласился пустить васъ въ копь. Я хотѣлъ показать, что я не злопамятенъ. Зато, по крайней мѣрѣ, я знаю...
   Его рѣчь сдѣлалась безсвязной. Берроузъ разобралъ слово "страданіе" и нѣсколько фразъ относительно "рабочихъ". Затѣмъ голова Трессэди опять откинулась къ стѣнѣ, и онъ ужь больше не говорилъ.
   Но умъ его еще долго продолжалъ работать. Снова и снова ему казалось, что онъ, невредимый и свободный, стоитъ, залитый лучами яркаго свѣта. Безчисленныя иллюзіи роились вокругъ него. Одна была особенно упорна: въ майскій день онъ взбирается по отлогому швейцарскому лугу. Какъ благоухаютъ нарцисы, пригибаясь къ землѣ подъ тяжестью утренней росы! Сырая трава шуршитъ подъ ногами; у подножія сосенъ блестятъ желтые анемоны; внизу рокочетъ рѣка, а вдали, высоко, на сверкающей синевѣ неба рѣзво очерчивается высокая сѣрая вершина. Затѣмъ другая иллюзія: онъ ѣдетъ одинъ верхомъ по узкой ложбинѣ, пылающей рододендронами, а на дальнемъ концѣ выжженной солнцемъ индійской равнины виднѣется большой укрѣпленный городъ, уже цѣлые вѣка словно спящій на своемъ холмѣ. Или опять: море залито багрянцемъ заходящаго солнца, и по прозрачной дымкѣ розоваго и голубого цвѣтовъ плывутъ бѣлыя отраженія парусовъ, пока взоръ не теряется въ безконечной смѣнѣ красокъ и оттѣнковъ, которые, по прихоти свѣжаго морского вѣтерка, переливаются и вновь исчезаютъ, между тѣмъ какъ вода пѣнится и бурлитъ за кормой корабля.
   Но среди всей этой безпорядочной игры воспоминаній, одно странное ощущеніе не покидало его. Ему казалось, что онъ держитъ что-то въ своихъ объятіяхъ, прижимаетъ въ своей груди. Такое выраженіе находила его жалость къ Летти, не умолкавшая въ немъ ни на минуту, несмотря на бредъ.
   Но зато, когда его сознаніе на время немного прояснялось, онъ, чуть-ли не съ прежнимъ своимъ цинизмомъ, дивился собственному чувству. Летти, какъ видно, научилась любить его, но не счастье-ли для нея, что его негодная, исполненная противорѣчій жизнь насильственно отрывается отъ ея жизни? Могъ-ли ихъ бракъ, столь неудачный съ самаго начала, принести сколько-нибудь сносные результаты? Онъ съ горечью вспоминалъ о девяти мѣсяцахъ брачной жизни, но онъ чувствовалъ горечь не противъ Летти, а противъ самого себя, противъ безплодности своей собственной жизни, своихъ усилій и желаній. Ему казалось, что она, невидимая, лежитъ рядомѣсъ нимъ, и онъ говоритъ ей обо всемъ этомъ.
   Правда, его жизнь, его усилія и желанія не болѣе безплодны, чѣмъ у другихъ людей. Но сознаніе ничтожности всѣхъ человѣческихъ желаній и надеждъ, это исконное презрѣніе къ самому себѣ, начало котораго совпадаетъ съ началомъ человѣческаго рода, не можетъ меньше терзать его передъ смертью, оттого, что оно терзало и до него миріады существъ. Ему вспомнилось уподобленіе человѣческой жизни, встрѣтившееся ему въ одной книгѣ: свѣжій лугъ, усѣянный маргаритками и озаренный на мгновеніе вечерними лучами,-- цѣлый трепетный міръ былинокъ, цвѣтовъ, росы, насѣкомыхъ, безконечный лѣсъ, полный движенія живущихъ существъ,-- а затѣмъ ночь, тишина, конецъ!
   Вотъ жизнь! Исключеніе составляютъ страданія. Его страданія не имѣли конца, и единственная вѣчность, которая казалась ему постижимой, была вѣчность страданія. Страданіе было для него послѣднею дѣйствительностью. Какой грандіозный подъемъ духа вызвало въ немъ то самое сочувствіе къ несчастью, то жгучее страданіе, которое онъ всегда считалъ могилой для энергіи и дѣятельности человѣка. Можно было подумать, что насмѣшка надъ состраданіемъ, которую онъ когда-то бросилъ въ лицо Марчеллѣ Максуэлль, была результатомъ какого-то смутнаго и боязливаго предвидѣнія, что онъ самъ умретъ, потонувъ и растворившись въ этомъ чувствѣ. Съ приближеніемъ смерти его душа, казалось, канула въ море мірового страданія, подобно тому, какъ усталый пловецъ тонетъ въ волнѣ.
   Одно ощущеніе, которое принесла съ собою эта жалкая покорность, не было ощущеніемъ страданія. Укоризненные взоры голодныхъ людей, бури его собственнаго колеблющагося сердца, всѣ соціальныя задачи и затрудненія -- все это больше не мучило его. Подъ крыломъ смерти онъ не былъ чуждъ сознанія, что, несмотря на все, и онъ, Джорджъ Трессэди, человѣкъ безъ призванія и энтузіазма, сдѣлалъ свое дѣло и заплатилъ свою часть.
   Было-ли въ этомъ сознаніи что-нибудь, что утоляло послѣднія муки? Однажды, передъ самымъ концомъ, онъ вздрогнулъ и открылъ глаза.
   -- Что это? Отчего я пробуждаюсь? Что значитъ это утѣшеніе, примиреніе? Если... если только... какъ мало все это имѣло бы значенія. Ахъ, кто знаетъ тотъ путь, по которому я шелъ: пламя превратилось въ облако, облако опять превратилось въ пламя... высокія, крутыя стремнины, и такъ всюдорогу!
   Его угасающая мысль хваталась за давно знакомыя слова, какъ у другихъ людей она хватается за молитву, и затѣмъ его на мгновеніе охватило какое-то несказанно восторженное чувство.
   Съ этимъ чувствомъ точно сломались всѣ преграды, напряженное состояніе исчезло, и на душу нахлынулъ цѣлый потокъ радости. Переходилъ-ли онъ въ сферу новыхъ законовъ, въ новое безтѣлесное бытіе? Онъ этого не зналъ, но когда онъ поднялъ свои уже незрячіе глаза, онъ увидѣлъ, что черный корридоръ разступился, и оттуда легкой, свободной походкой вышла женщина. Она смѣло, безъ колебаній, подошла къ нему, стала подлѣ на колѣни и взяла его руки. Ея черные глаза подернулись жалостью.
   -- Вамъ больно, милый другъ? Мужайтесь, конецъ близокъ.
   -- Заботьтесь о ней... и сохраните меня въ своемъ сердцѣ!-- съ мольбою воскликнулъ онъ.
   Она улыбнулась. Затѣмъ свѣтъ, ослѣпительный свѣтъ затмилъ это видѣніе, и Джорджъ Трессэди пересталъ существовать.

КОНЕЦЪ.

"Вѣстникъ Иностранной Литературы", NoNo 1--12, 1896

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru