Успенский Николай Васильевич
Новое место

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

Новое мѣсто

(ЭТЮДЪ СЪ НАТУРЫ).

Н. Успенскаго.

   Въ одно осеннее утро семейство овдовѣвшаго священника сидѣло за объемистымъ самоваромъ. Глава дома, одѣтый въ нанковую куртку, понюхивая табачекъ, дѣлалъ наставленіе своимъ дѣтямъ:
   -- Я вотъ до сѣдыхъ волосъ работаю... Можно сказать, на вѣку хватилъ горячаго до слезъ... Ну-ко, понянчись съ такимъ хороводомъ! Да! Попробуй, поживи на своихъ хлѣбцахъ! Нынче дніе лукавы суть; кого ни спроси: всѣ охаютъ да вздыхаютъ; крестьяне жалуются на подати, помѣщики на безденежье, купцы на торговлю, духовные на сокращеніе штатовъ и упраздненіе наслѣдственныхъ мѣстъ... Ужь нынче не до жиру, хоть бы до живу... А то велика персона, какой-нибудь исключенный изъ философіи! Онъ хочетъ у отца на печкѣ лежать? Нѣтъ, братъ! стара дудка... Не хочешь быть сельскимъ наставникомъ, ступай въ кондукторы, въ почтальоны, въ писаря... Вонъ Семенецкій волостной писарь выстроилъ себѣ постоялый дворъ, да каждый годъ десятинъ полтораста земли снимаетъ на аренду... Вотъ тебѣ и неученый! въ нынѣшнее время жизнь-то стала, что твоя академія!
   Проповѣдникъ накрылъ свою чашку вверхъ дномъ и, поднимаясь изъ-за стола, продолжалъ:
   -- Хоть бы Алешка... на кого онъ надѣется, буйная голова? Развѣ онъ не видитъ, что отецъ бьется какъ рыба объ ледъ...
   -- Онъ намъ самимъ надоѣлъ, какъ горькая рѣдька, вставилъ юноша съ угреватымъ лицомъ, подстриженный въ скобку и съ серьгой въ ухѣ: только и знаетъ, что книжки почитываетъ, либо рыбу удитъ, а то за перепелками шляется...
   -- Ничего! пусть его разгуляется! Я ему сказалъ разъ навсегда, чтобы онъ ко мнѣ на дворъ не показывался, заключилъ глава семейства и отправился въ свой кабинетъ.
   -- Зачѣмъ ты еще поджигаешь отца? тихо обратилась къ угреватому юношѣ дѣвушка лѣтъ семнадцати.
   -- А по твоему я буду объ немъ плакать? Если бы моя была воля, я бы и не этакъ съ нимъ поступилъ.
   -- Спасибо, не имѣешь права! утирая фартукомъ слезы, проговорила дѣвушка: онъ такой же сынъ, какъ и ты...
   -- Нѣтъ, ошибаешься! выколачивая о подоконникъ кучерскую трубочку, возразилъ юноша: позволь спросить: почему онъ бросилъ учительское мѣсто въ Зарытовѣ? Почему онъ не хотѣлъ ѣхать въ Болотово, когда самъ тятенька хлопоталъ объ этомъ мѣстѣ?
   -- А ты отчего нейдешь въ учителя?
   -- Мнѣ и тутъ хорошо... Я работаю... На мнѣ, можно сказать, весь домъ держится...
   -- А онъ по три мѣсяца жалованье не получалъ да мерзнулъ цѣлую зиму въ холодной избѣ...
   -- Вишь, какой благородный!..

-----

   Сельскій учитель, о которомъ шла рѣчь, одѣтый въ ветхую кавказскую бурку, подъѣзжалъ на крестьянской телѣгѣ къ дому псаломщика села Судьбищъ, говоря своему подводчику:
   -- Ты, Еремеичъ, погоди уѣзжать... Можетъ быть, тебя тутъ покормятъ...
   -- Нѣтъ, благодаримъ... Я, признаться, захватилъ съ собой хлѣбушка.
   -- Какъ знаешь...
   -- Это я только для васъ, Ликсѣй Ѳедорычъ... а то бы не взялъ Богъ знаетъ чего... Сами знаете: теперь самая молотьба...
   -- Спасибо, брать... Просто выручилъ!.. Ну, кланяйся нашимъ, слѣзая съ телѣги, сказалъ Алексѣй Федорычъ.
   -- Доправлю...
   Усталая лошадь тронулась въ обратный путь.
   Молодой человѣкъ, держа въ рукѣ связанный веревкою узелъ, вошелъ въ просторную, опрятную горницу, гдѣ его встрѣтила сухопарая хозяйка въ синемъ капотѣ. Гость поклонился и проговорилъ:
   -- Вы меня, Манефа Егоровна, должно быть, не узнаете... Я сынъ Залегощинскаго священника... Красновъ... немного довожусь вамъ съ родни... Лѣтъ шесть, какъ я у васъ не былъ...
   -- Лицо что-то знакомое... Позвольте, позвольте... не на Спасовъ ли день вы у насъ были?
   -- Такъ точно... съ нашимъ управляющимъ... Помните, еще въ горѣлки играли у церкви?
   -- Ахъ, братецъ, какъ же вы измѣнились... вы тогда были совсѣмъ мальчикъ... А теперь.. усы ужь пробиваются... Ну, здравствуйте!..
   Родственники поцѣловались. Учитель снялъ съ себя бурку, досталъ изъ бокового кармана визитки гребешокъ и, расхаживая по комнатѣ, принялся расчесывать свои черные, густые волосы.
   -- Ну, какъ дяденька поживаетъ! спросила хозяйка.
   -- Плохъ сталъ! доктора совсѣмъ запретили ему употреблять спиртные напитки... Онъ въ приходѣ, вмѣсто вина, беретъ деньги...
   -- Конечно, это хорошо! замѣтила хозяйка, накрывая на столъ скатерть: по крайности доброе не пропадаетъ... Вы теперь что же, братецъ, на службѣ состоите или еще учитесь?
   -- Нѣтъ, я уже два года какъ оставилъ семинарію... изъ философіи вышелъ... потому, не стоитъ... но нонѣшнему времени... нынче и богослова безъ мѣста ходятъ... Я занимаю должность сельскаго наставника. Въ каникулярное время живу на кондиціяхъ у господъ...
   -- Такъ-съ... Это ничего... все-таки родителю помощь...
   -- Въ настоящее время я ѣду на новое мѣсто: въ село Болотово: туда назначили меня наставникомъ... Говорятъ, село изрядное...
   -- Веселое село! подхватила хозяйка: первое дѣло не далеко отъ желѣзной дороги, второе -- тамъ три явленныхъ ключа, къ которымъ стекаются богомольцы, и два раза въ годъ бываетъ ярмарка... А какія тамъ постройки, какой барскій садъ!.. Духовные тамъ живутъ, какъ помѣщики, особливо отецъ Варѳоломей... у него пятьсотъ десятинъ своей собственной земли... пролетки -- не пролетки, дрожки -- не дрожки... Вѣдь вы у него будете подъ начальствомъ; онъ членъ училищнаго совѣта
   -- Я знаю... Папаша ѣздилъ къ нему хлопотать объ учительскомъ мѣстѣ...
   -- А какія у него хорошенькія дочки!
   -- Слышалъ... слышалъ...
   -- Вотъ бы вамъ убить бобра!..
   -- Это все такъ... да говорить пословица: хороша Маша, да не наша...
   -- Пожалуйте, братецъ, съ дорожки выпить, закусить, что Богъ послалъ... Въ этакого молодца, какъ вы, любая барышня влюбится... Я отвѣчаю Богъ знаетъ чѣмъ, если вы не подхватите дочку отца Варѳоломея...
   -- Кабы вашими устами да медъ пить...
   -- А то что ваша учительская должность? Въ курной избѣ день деньской томите съ мальчишками и получаете какихъ-нибудь сто рублей въ годъ...
   -- Я ужь хотѣлъ давно бросить эту музыку, да отецъ велитъ служить... Ничего не подѣлаешь!
   -- А вы до поры до времени не бросайте... а то за шатущаго ни одна не пойдетъ...
   -- Въ самомъ дѣлѣ: учился, учился, а какую я себѣ сдѣлалъ карьеру? Ровно никакой... Что я такое? У меня нѣтъ ни угла, ни семьи... не имамъ, гдѣ главу приклонить...
   -- Ничего, братецъ, не унывайте! Не унывайте! Голенькій охъ, а за голенькимъ Богъ... Слыхали вы это?
   -- Что, Антонъ Иванычъ дома? спросилъ вдругъ учитель.
   -- Нѣтъ, онъ на богомолье уѣхалъ... А что?
   -- Я было хотѣлъ у него попросить лошадку... доѣхать до Болотова.
   -- Это я и безъ него сдѣлаю... Вотъ оказія какая! Авось вы намъ не чужой... Тутъ всего то восемь верстъ... Я, пожалуй, сама съ вами поѣду; мнѣ давно хотѣлось провѣдать сестру въ Дубровкѣ...
   -- Вотъ и прекрасно! А я запрягу лошадь... чай, у васъ батрака-то нѣтъ?
   -- И! какой батракъ! Мы, братецъ, живемъ по просту. Я часто говорю мужу: надо благодарить заступницу, что дѣтей нѣтъ...
   -- Вотъ намъ и кончившій курсъ богословія, разсуждалъ Алексѣй Федорычъ,-- дѣлая себѣ папиросу.
   -- Вы когда же хотите ѣхать въ Болотово?
   -- Если можно, сегодня; потому, время осеннее: надо убираться за погодку.
   -- Вы бы у насъ денекъ-другой погостили... съ мужемъ повидались бы... Сколько времени не видались.
   -- Нѣтъ, Манефа Егоровна, у насъ теперь пошли строгости: разные члены да смотрителя разъѣзжаютъ... за каждымъ шагомъ наблюдаютъ... Намъ надо быть въ струнѣ!..
   -- Ну, когда такое дѣло, я сейчасъ попрошу церковнаго сторожа сходить за лошадью...
   Часа въ два пополудни родственники отправились въ село Болотово. Учитель уступилъ своей кузинѣ устланное свѣжей соломой дно въ телѣгѣ, а самъ помѣстился у передка. Онъ оказался исправнымъ кучеромъ, умѣвшимъ стегнуть кнутомъ лошадь и собакъ, вереницей провожавшихъ телѣгу.
   Проѣхавъ село, путники очутились на большой дорогѣ, пролегавшей черезъ казенную засѣку. Такъ какъ, засѣчная дорога, на протяженіи семи верстъ, составляла одинъ изъ самыхъ капитальныхъ вопросовъ, поднимаемыхъ въ земской управы, и ежегодно испытывала на себѣ разнаго рода улучшенія въ видѣ насыпей, канавъ и рытвинъ, то телѣга двигалась такъ, что давала путникамъ полную возможность любоваться столѣтними дубами, нескончаемыми просѣками, питомниками, отводами и завалившимися верстовыми столбами. Пользуясь досужимъ временемъ, Манефа Егоровна принялась разсказывать учителю о Болотовскомъ отцѣ Варѳоломеѣ. Оказалось, что онъ былъ женатъ на дочери полковаго священника, прельстившись ея приданымъ, на которое пріобрѣлъ пятьсотъ десятинъ отличнаго чернозему. Не смотря на то, что онъ слылъ во всемъ уѣздѣ за "евангельскаго богача", воздвигавшаго одну житницу за другой, на немъ, по словамъ Манефы Егоровны, вполнѣ оправдалась мудрая пословица, что "и черезъ золото слезы льются..." Въ его семействѣ происходитъ такая неурядица, что онъ, бѣдный, не радъ и богатству. Его сожительница съ юныхъ лѣтъ перекочевывала изъ города въ городъ вмѣстѣ съ Бутырскимъ полкомъ и усвоила себѣ такія повадки, которыя лишь свойственны однимъ сынамъ Марса; она дѣлала окрики на мужа и дѣтей, какъ ротный командиръ; каждое ея слово отецъ Варѳоломей уподоблялъ ружейному выстрѣлу. Въ своемъ благовѣрномъ она ненавидѣла все: его бороду, библейскій костюмъ, привычку спать послѣ обѣда, славянскія изрѣченія, приводимыя съ цѣлію показать разницу между супружескимъ счастіемъ и боевыми схватками. Проживъ съ мужемъ 18 лѣтъ, она все еще жаловалась на свою судьбу и безпрестанно вспоминала двухъ молодыхъ прапорщиковъ, во время оно вскружившихъ ей голову. Варѳоломей Сидоровичъ съ первыхъ же дней своей женитьбы убѣдился, что не ему должно принадлежать "главенство" въ домѣ и смирился до зѣла: по требованію своей супруги, онъ не только совершалъ отдаленныя поѣздки съ порученіемъ пригласить къ себѣ офицера или прибывшаго изъ столицы студента, но даже удалялъ изъ дома свою родную мать-старуху, называвшую невѣстку "антихристомъ". "Польстился на приданое -- по дѣломъ вору и мука!" говаривалъ онъ.
   -- Одно слово, змѣя! заключила свой разсказъ Манефа Егоровна.
   -- Авось мнѣ съ нею не дѣтей крестить, возразилъ учитель.
   -- Насчетъ себя-то вы не безпокойтесь... Она страсть какъ любитъ молодыхъ людей... Посмотрите, какъ она васъ приметъ!..
   На крутой горѣ показалось село Болотово съ двумя колокольнями и множествомъ барскихъ построекъ съ зелеными крышами; у подошвы горы сверкалъ широкій прудъ, въ который превращалась глубокая рѣчка: среди плотины, усаженной ветлами, красовалась мельница съ жестянымъ флагомъ на тесовой крышѣ.
   Путники поднялись въ гору, внимательно разсматривая дворню, волостное правленіе, торговыя лавочки, питейныя заведенія, украшенныя скворечницами и окруженныя мужиками, барскій садъ, и наконецъ подъѣхали къ церковной оградѣ, близъ которой стояло деревянное, покрытое соломой, Болотовское училище.
   -- Ну, сестрица, привязывая лошадь къ периламъ крыльца, весело проговорилъ Алексѣй Федорычъ: теперь пожалуйте ко мнѣ въ гости. Ужь не взыщите, если не чѣмъ будетъ подчивать...
   -- Вы сперва обзаведитесь, отвѣчала Манефа Егоровна, слѣзая съ телѣги: вотъ тогда я нарочно къ вамъ пріѣду -- не одна, а съ мужемъ... Посмотрите, братецъ! указывая на рѣку, продолжала она: чисто -- городъ! какое раздолье!
   -- Признаюсь, я такихъ селъ не встрѣчалъ... Нечего сказать, тутъ не соскучишься... есть гдѣ разгуляться... и сады, и лѣса...
   -- Здравія желаю! вдругъ проговорилъ пожилой солдатъ въ холстинномъ фартукѣ и въ ременномъ наголовникѣ, выходя изъ церковныхъ воротъ.
   -- Послушай, служба! Какъ бы отпереть школу?.. Я здѣшній учитель.
   -- А--а! Милости просимъ! А мы васъ все поджидали... Батюшка, отецъ Варѳоломей, вчера вспоминалъ объ васъ...
   -- Да нельзя ли тутъ гдѣ нибудь добыть самоварчикъ?..
   -- Это все можно! Пожалуйте въ горницу...
   Манефа Егоровна наотрѣзъ отказалась отъ чаю, говоря, что она немедленно поѣдетъ къ своей сестрѣ, какъ только посмотритъ школу.
   Болотовскій разсадникъ просвѣщенія не составлялъ предмета особенной заботливости ни для крестьянъ, ни для мѣстныхъ предержащихъ властей: онъ находился въ такомъ запустѣніи, которое могло быть объяснено лишь цвѣтущимъ состояніемъ питейныхъ заведеній, въ Болотовѣ, не уступавшихъ своею численностію любому уѣздному городу. Ближайшій начальникъ Болотовскаго училища, отецъ Варѳоломей, какъ человѣкъ практическій, по преимуществу занятъ былъ хозяйствомъ въ своемъ купленномъ имѣніи: устроивалъ молотилки, разводилъ сады, скупалъ на ярмаркахъ овецъ и лошадей, сбывалъ въ Москву свою пшеничку, такъ что даже для исправленія церковныхъ требъ у него не хватало времени; для этого онъ нанималъ отставного батюшку, помѣщавшагося вмѣстѣ съ батраками. Не мало времени также отнимали у него поѣздки съ порученіями отъ жены и разнаго рода семейныя умиротворенія, хотя въ своихъ воскресныхъ поученіяхъ онъ возставалъ противъ индифферентизма прихожанъ къ дѣлу просвѣщенія и не совсѣмъ одобрялъ ихъ излишнее пристрастіе къ водкѣ. Болотовскій помѣщикъ постоянно жилъ въ Кіевѣ, ограничивая свое содѣйствіе народному образованію присылкою въ школу душеспасительныхъ книгъ.
   Церковный сторожъ, входя на крыльцо, предупредилъ пріѣзжихъ, что онъ нанятъ "только другой день", а потому даже не успѣлъ и побывать въ училищѣ. Вотъ какая картина предстала передъ глазами родственниковъ, когда они вступили въ школу: гигантскихъ размѣровъ шкапъ съ классными принадлежностями и оторванными дверцами, опрокинутая учительская кафедра, жестяная купель для крещенія младенцевъ, завалившаяся печка, на которой лежали вѣники, тетради, мѣлъ, восковыя свѣчи, грифельныя доски и пр., остатки картинъ съ изображеніями ветхозавѣтныхъ лицъ украшали стѣны. За досчатой перегородкой, испещренной всевозможными надписями, скрывалась учительская комната съ однимъ окномъ; она имѣла девять аршинъ въ длину и два въ ширину, напоминая длинный корридоръ. Въ ней находился дубовый столъ, два табурета, какія-то плетушки, и кровать, на которой можно было спать не иначе, какъ поднявъ ноги на стѣну или свернувшись калачикомъ.
   Все это хотя и не ново было для Алексѣя Федорыча, но онъ почти съ ужасомъ взглянулъ на свою кузину, какъ бы приглашая ее объяснить столь неожиданное зрѣлище. Манефа Егоровна только всплеснула руками.
   Относительно "продовольствія", о которомъ завела рѣчь добрая кузина учителя, сторожъ сообщилъ, что, по примѣру "сбѣжавшаго" предшественника, Алексѣй Федорычъ можетъ поступить "на хлѣбы" къ волостному писарю, содержащему бѣлую харчевню.
   'Мечты родственниковъ о "новомъ мѣстѣ" разлетѣлись въ прахъ. Грустная перспектива учительской дѣятельности заставила Манефу Егоровну еще разъ напомнить Алексѣю Федорычу, что ему необходимо жениться.
   -- Ничего, сестрица! говорилъ послѣдній: я вотъ поживу -- посмотрю... Если очень жутко покажется, поступлю на желѣзную дорогу... Нынче вездѣ люди нужны... Одна голова -- не бѣдна; а если и бѣдна -- такъ одна!
   -- Нѣтъ, ваше благородіе, возразилъ солдатъ: нонѣ изъ мѣсто въ дюже трудно... Я ужь это знаю... А вамъ на что лучше -- жениться на духовной? будете жить у тестя... харчи, стало быть, вольные...
   И сторожъ началъ описывать привольную жизнь духовныхъ. Проводивъ свою родственницу Алексѣй Федорычъ отправился съ визитомъ къ отцу Варѳоломею.

Н. Успенскій.

"Нива", No 26, 1876

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru