Ваненко Иван
Русские народные россказни

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

  

ИЗДАНІЕ ОБЩЕСТВА РАСПРОСТРАНЕНІЯ ПОЛЕЗНЫХЪ КНИГЪ.

РУССКІЯ НАРОДНЫЯ РОЗСКАЗНИ

ПИСАНЫ
Иваномъ Ваненко.

Не красна сказка былью,
Красна правдою.

Одобрено Ученымъ Комитетомъ Министерства Народнаго Просвѣщенія.

МОСКВА.

Типографіи Общества распространенія полезныхъ книгъ, Моховая, д. Торлецкой.
1892.

  

I.
Про то, какъ деревенскаго парня московскія вороны раздѣли чуть не до нага.

   Такъ дѣло было.-- Похвалился удалой парень Гаврило: "не по что-де мнѣ съ моимъ умомъ-разумомъ въ деревнѣ жить, по пашнямъ и покосамъ бродить, а пойду-ко я, какъ и другіе прочіе, въ городъ на заработки; кое-что я по ремесленной части и теперь смекаю, а тамъ поживу, еще больше узнаю: всему обучусь, разживусь,-- съ большой казною въ деревню ворочусь"!
   И похвалился онъ этакъ во всеуслышаніе,-- не припомнилъ онъ видно правой пословицы -- что похвальба -- молодцу пагуба, да и совѣтовъ на это не послушалъ, хоть старшіе и говорили ему: "эй, Гаврилушка, не хвались,-- прежде Богу помолись!" но Гаврило былъ парень молодой, хоть и не глупый, да непокорливый,-- "учить -- говоритъ -- меня нечего:'я живу не со вчерашняго вечера!"
   Какъ сказалъ, такъ и поступилъ; ну да и что же? коли-бъ не похвальба только, оно бы и гоже; а то вотъ и прилунилось, видно за это самое и неудачу, и покоръ понести.
   Почитай съ годъ, аль и больше, нашъ Гаврило на фабрикѣ какой-то въ городѣ жилъ; да только научился онъ тамъ больше не рукодѣлью, а пустомелью; на дѣло, на работу, съ переваломъ шелъ, а до щей до каши рысью бѣжалъ, утромъ спалъ, не вставалъ, пока главный. подмастерье ременнымъ жгутомъ не вытянетъ,-- лѣнивъ, значитъ, былъ. Смышленость бы, какъ сказано, и далась ему, да вотъ лѣнь-то окаянная, да охота къ гульбѣ не давали ему какъ слѣдуетъ смышленостью своей воспользоваться.... Такъ, если онъ что въ теченіе года и выручилъ за работу свою некошную, такъ и то съ такими-жъ гуляками-товарищами проторомыжилъ все.
   А вотъ ужъ дѣло подходитъ къ Великому празднику, наступаетъ скоро недѣля Свѣтлая.
   Собираются мужички, ребятки честные,-- кто домой на лѣто остаться, пашней заняться, кто съ родными повидаться. Получилъ каждый трудовое вырученное, привязалъ деньги на крестъ за пазуху, надѣлъ старый кафтнишко да шапченку кое-каковскую, а новую шляпу поярковую да сапоги московской работы повѣсилъ на палку да заложилъ за плечо; -а тамъ помолившись на святой Кремль московскій, да засучивъ ноги по колѣни, на своихъ подошвахъ доморощенныхъ и отправился къ заставѣ съ попутчиками.
   И нашъ Гаврило старый кафтанишко вздѣлъ, ноги засучилъ,-- и онъ съ товарищами къ заставѣ отправился. Да налегкѣ пошелъ сердяга: не было у него чего повѣсить за плечи, а ужъ что изъ денежнаго,-- "гакъ развѣ-развѣ мѣди съ рубль.
   Всѣ ребята идутъ, весело раздабарываютъ, одинъ Гаврило понурый глядитъ: зашибаетъ его дума -- съ чѣмъ-то онъ въ деревню явится?... Да, братцы-ребятушки,-- сама себя раба бьетъ, коли не чисто жнетъ,-- говоритъ пословица,
   Долго-ли, коротко-ли, близко-ли, далеко-ли, какъ говорится -- шагомъ или рысцой, сушью или грязцой,-- дотянулись всѣ, каждый до деревни своей.-- А деревенскіе родичи и знакомые давно уже радостно ждутъ къ празднику городскихъ гостей: кто ждетъ ради нужды: "вотъ-де дѣло поправитъ, на трату принесетъ;" кто изъ корысти,-- "вотъ-де подаритъ что нибудь, аль угоститъ чѣмъ, поподчиваетъ; "а кто просто изъ пріязни ждетъ,-- "вотъ, дескать, опять повидимся!"
   Пришли городскіе непосѣды къ деревенскимъ домосѣдамъ, и такъ имъ рады тутъ, что если бы не канунъ такого великаго праздника, то сейчасъ бы глядишь и пиръ пошелъ. Пришелъ и Гаврило домой; и его встрѣтили, усадили, весело, ласково съ нимъ поговорили и спать уложили: "сосни, говорятъ, съ пути-дороги то, да отправимся ужо къ заутрени, чтобы часамъ къ двѣнадцати въ самый разъ придти, а вѣдь до церкви дорога не близкая: верстъ почти съ десятокъ есть."
   Настала ночь Свѣтлаго праздника; загомозился православный людъ. Надѣваетъ каждый городскую обнову свою: кто шляпу новую съ павлинымъ перомъ, кто сапоги новые, еще пожалуй козловые натягиваетъ, кто хоть одинъ красный кушакъ -- и то ладно: трудовое вѣдь; а были и такіе молодцы, что по надѣли и синіе кафтаны да еще и рукавички зеленыя замшевыя.
   Рано-рано поднялись всѣ въ путь къ церкви Божіей, чтобы поспѣть до перваго удара въ колоколъ, чтобы еще заслышать, какъ первый пѣтухъ прокричитъ -- въ память того пѣтуха завѣтнаго, который троекратнымъ крикомъ своимъ напомнилъ св. Петру, что человѣкъ иной разъ въ исполненіи своихъ благихъ обѣщаній бываетъ немощенъ.
   Весело, радостно, но безъ громкихъ рѣчей, тихо шушукая, точно боясь разбудить кого ранѣе чѣмъ надобно, тянется православный Божій народъ, гужомъ на цѣлую версту идетъ въ Господень храмъ встрѣчать Великій день, Свѣтлое Христово Воскресеніе Глубоко любы дороги святые праздники сердцу русскому!...
   Маленькая деревянная церковь, колокольня низенькая; темно: не горитъ плошекъ ни по окнамъ, ни по улицамъ, но горятъ сердца христіанскія святою вѣрою, святымъ ожиданіемъ Свѣтлаго Воскресенія.
   Насталъ ожиданный часъ, прокричалъ и пѣтухъ. Вотъ ударилъ колоколъ, встрепенулись сердца христіанскія -- и небогатый украшеніями храмъ Божій ярко озарился свѣчами отъ трудовой лепты, принесенной усердно въ храмъ православными....
   Отошла заутреня; похристосовались въ обычное время православные, поздравили другъ друга со Свѣтлымъ днемъ и подѣлились, кто съ кѣмъ могъ, краснымъ яйцомъ. Отслушали обѣдню потомъ и отправились по домамъ разговѣться святою пасхою.
   Пришелъ и Гаврило изъ церкви домой разговѣться съ своими родичами.
   Ну, пока не попробовали пасхи, никто и не затѣвалъ разговора о семейныхъ дѣлахъ; а какъ разговѣлись да позавтракали,-- старшіе выпили русскаго винца ради праздника, младшіе принялись кое за какія домашнія лакомства,-- тутъ и пошелъ разговоръ: и о томъ, кто въ церкви гдѣ стоялъ, и о томъ, въ какомъ нарядѣ кто былъ; и такъ дальше да дальше, дошла очередь и до нашего Гаврилы грѣшнаго.... Погляди на него пристально,-- что же?... Кафтанишко на немъ старый, порваный, кое-гдѣ позашитый свѣжими нитками; сапоги только верхи и то дырявые, а подошвы вѣрно въ Москвѣ позабылъ; кушачишко-то видно, что снова-то заплаченъ былъ три гривны, не болѣе....
   -- Гаврило!-- сказалъ, смекнувъ дѣломъ, старшій изъ его родичей (у Гаврилы отца не было),-- что это ты для праздника плохо принарядился такъ? али ты насъ морочишь, своего богатства показать не хочешь?...
   Гаврило опять потупилъ глаза такъ-же какъ и изъ Москвы вышедши.
   -- Да что же, отвѣчай! теперь дни праздничные надобно, чтобы душа на распашку была!
   Гаврило не зналъ бы, что и отвѣчать на это, да набравшись въ городѣ-то разнаго умничанья, а частію по собственной смышлености, вспомнилъ старинную сказку-прибаску да и вздумалъ ею деревенскимъ людямъ въ глаза пыли пустить и отъ отвѣта повиннаго вывернуться и началъ такъ:
   -- Да, что дѣлать, дядя Ѳомичъ, со мною бѣда сталась совсѣмъ неожиданная....
   -- Ой-ли? ай обокрали на дорогѣ,-- промолвилъ усмѣхаясь Ѳомичъ,-- изъ-за пазухи видно каштанъ или шляпу вытащили?
   -- Такъ-не такъ, а вотъ было какъ... да что разсказывать? вы, чай, такому диву и не повѣрите?
   -- Какъ не повѣрить? безъ божбы все за правду почтемъ, только не ложь говори.
   -- Да что мнѣ лгать?-- это лжи немного прибыли.
   -- Да и не то что прибыль, а гляди чтобы накладу не было -- Ну-ко разсказывай, что тамъ съ тобою попритчилось? больно любопытно знать.
   -- Инъ пожалуй, для ча не разсказать. Вы кто въ Москвѣ бывали-ли?
   -- И, гдѣ намъ бывать! отозвались многіе голоса,-- бывали тамъ еще дѣды наши, да и то давнымъ давно. Разсказывали, правда, много диковиннаго.
   -- Ну, а московскихъ воронъ видали ли?
   -- А что, развѣ крупнѣе нашихъ, чтоль?
   -- Крупнѣй, не крупнѣй, только хитрѣй, смышленѣй....
   -- Чѣмъ же?
   -- Да ужъ больно продувны, насмѣшливы.
   -- Какъ такъ?
   -- А вотъ какъ.-- И началъ, и почалъ Гаврило честному люду въ глаза пыли пускать, краевымъ словомъ темное дѣло расцвѣчивать.... -- "Вышелъ я, говоритъ, изъ Москвы, какъ слѣдуетъ: на мнѣ былъ синій кафтанъ, красный кушакъ, сапоги съ наборами и шляпа новая залихватская. Да, я вышелъ изъ города молодцомъ было, а вотъ тутъ и случился грѣхъ; -- или то ужъ вправду бѣсъ попуталъ, или несмышленость моя была причиною!-- Только я вышелъ изъ-за заставы, да отправился по дорогѣ сюда,-- вдругъ вижу, летитъ прямо надо мною и кричитъ ворона московская: "залихватская шляпа!" -- мнѣ послышалось, что ворона кричитъ: "дурацкая шляпа!" я снялъ да и бросилъ съ досадою; иду далѣе, другая ворона летитъ и кричитъ: "съ наборами сапоги! съ наборами сапоги!" я подумалъ, кричитъ она: "сворованы сапоги!" скинулъ да и кинулъ; дальше иду, третья ворона летитъ и кричитъ: "красный кушакъ! красный кушакъ!" мнѣ показалось, кричитъ: "грязный кушакъ!" разсердился я крѣпко, сорвалъ его, да распоясавшись такъ и иду; четвертая ворона летитъ и кричитъ: "синь кафтанъ!" мнѣ послышалось: "скинь кафтанъ!" какъ хватилъ его, и долой съ себя -- да вотъ такъ и пришелъ сюда въ чемъ видите".
   -- Гм!-- А казна-то гдѣ?
   -- Да осталась въ кафтанѣ, въ боковомъ карманѣ: 'вѣдь въ Москвѣ на то и карманы шьютъ, чтобъ въ нихъ деньги носить,
   Тутъ посмотрѣлъ на него прямо и строго дядя Ѳомичъ, да и вымолвилъ:
   -- Вотъ я тебѣ на твою эту сказку-побаску скажу,-- раскуси-ко ее, можетъ понравится.... Былъ молодой котенокъ у насъ, шаловливъ онъ былъ больно -- бабы избаловали потачкою: мало стегали его -- по молодости все прощали бывало ему,-- если онъ и замяучитъ не къ мѣсту голоско, или оцарапнетъ кого, или сшалитъ -- стащитъ съѣстное что нибудь -- ему, какъ котенку рѣзвому-молодому, все это спускалось;-- а какъ этотъ котенокъ повыросъ, и сталъ котомъ, да своимъ настоящимъ дѣломъ-то не занимался -- мышей-то ловить не ловилъ, а только зналъ мяукалъ, воровалъ, да царапкался -- такъ ему изъ избы-то и сказано: "брысь!" Понимаешь?...
   Увидалъ Гаврило, что штука не удалась, что не преклонилъ на жалость и не разсмѣшилъ побаскою онъ своего строгаго родича.... Въ потъ сердягу ударило.
   -- Эхъ ты, голова простоволосая!-- продолжалъ потише нѣсколько дядя Ѳомичъ,-- такъ московскія-то вороны тебя раздѣли совсѣмъ?... Видишь, какъ онѣ тебя грѣшнаго отдѣлали!... Правдива видно пословица: что и противъ вороны дураку нѣтъ обороны!
   Было тутъ смѣху надъ Гаврилой не мало; даже малые ребятишки, смотря на большихъ, хохотали и сами не зная чему, до устали. Гаврило-жъ и взглянуть не могъ прямо на своихъ родныхъ; тоска его взяла сильная: всѣ веселятся, а онъ, что сычъ въ лѣсу, на котораго денною порою воробьи напали врасплохъ,-- ужъ и малые-то ребята надъ нимъ тѣшатся! Не вытерпѣлъ Гаврило, заревѣлъ голосно и, упавъ въ ноги старшему родичу, повинился во всемъ поистинѣ, не приплетая лжи, не силясь кудрявымъ словомъ изъ прямой правды выпутаться. Для такого святаго праздника даже и не пожурили Гаврилу, какъ бы слѣдовало, а сжалившись простили его, промолвивъ только оговорку: "смотри, братъ Гаврило, чтобы впередъ того не было... вороны московскія -- хитрый народъ!" И будто, видите, точно Гаврило на другой же годъ, отправившись безъ похвальбы въ городъ на заработки, такъ сталъ трудящъ, дѣленъ и честенъ, что уже къ Свѣтлому празднику явился въ деревню дѣйствительно въ синемъ каштанѣ съ прочими принадлежностями. Да чего еще,-- хитрую науку въ деревню принесъ; сталъ учить тамошнихъ ребятишекъ,-- вмѣсто того, чтобы имъ пустяками заниматься да шлянды бить,-- плесть изъ ивовыхъ прутьевъ какія-то корзины узорчатыя; а отъ своего хозяина принесъ своимъ родичамъ, кромѣ денегъ, какой-то за печатью листъ, въ которомъ значилось, что онъ, Гаврило, за свое умѣнье въ рабочемъ дѣлѣ, былъ въ предпослѣдніе три мѣсяца поставленъ въ Москвѣ набольшимъ надъ молодыми работниками.
   Вотъ тогда-то Гаврило уже не печально, какъ въ прошлый годъ, а радостно встрѣтилъ день Свѣтлаго Христова Воскресенія.
  

II.
Какъ аукнется, такъ и откликнется.

   Жили были два мужичка, у одного изъ нихъ была лошадка молодая гнѣдая бѣдовая, а у другаго телѣга просторная сосновая новая. Задумали тѣ мужички сдѣлаться на время товарищами: поѣхать вмѣстѣ въ городъ, чтобы себѣ тамъ какую прибыль найти; и хотя каждый ѣхалъ за разнымъ дѣломъ, да ѣхать случилось по одному пути.
   Согласились и сложилися: равно по мѣшочку взяли съ собой поклажи, равно выпили для куражу; равная дорогой условлена плата, по полтинѣ съ брага,-- совсѣмъ какъ надобно товарищи!
   Собрались, заложили гнѣдую лошадку въ новую телѣгу и отправились, весело завалившись на соломѣ, да попѣвая оба разными голосами пѣсню одинаковую.
   Ѣхали долго-ль, коротко-ли,-- не вѣдомо; только по сію пору все шло хорошо, ладно у нихъ,-- и лошадка какъ надобно бѣжала рысцой, и телѣга гдѣ слѣдуетъ поскрипывала,-- анъ тутъ-то вдругъ и приключилось неладное
   Гоня лошадку да калякая между собой, да распѣвая пѣсни, лежа въ телѣгѣ носами вверхъ,-- заѣхали наши путники въ трясину -- грязь великую, стала лошадка, а съ ней и телѣга тожъ. "Ну! ну! что стала? Эй! ну, не бойся!" -- хлестаютъ лошадку, уговариваютъ рвется сердечная, а телѣги сволочи не въ мочь;-- какъ тутъ горю помочь?
   Хозяинъ лошадки первый сжалился.-- Ну, говоритъ,-- братъ Родивонъ, вылѣзай вонъ! а то не выкарабкаемся.-- Самъ прыгнулъ съ телѣги и ушелъ чуть не по брюхо въ земляное мѣсиво. Взглянулъ на него Родивонъ съ телѣги и вымолвилъ: "ну, погоняй живѣй!" -- Чего погонять,-- и ты вылѣзай; вишь земля ровно тѣсто, и порожней телѣги не скоро выволочишь?
   -- Да какъ же здѣсь вылѣзешь?-- говоритъ Родивонъ,-- вѣдь грязно....
   -- Чтожъ, что грязно? я вылѣзъ-же; перейдемъ топь обчистимся.
   -- Нѣтъ, спасибо, братъ, погоняй себѣ какъ хочешь, или самъ подвози; а я не полѣзу вонъ, не стану мараться да пачкаться,
   -- Да чтожъ ты, загубить чтоли живота-то хочешь? вишь гнѣдая индо надсадилась,
   -- А мнѣ что:-- она, гнѣдая, твоя, а телѣга моя; а я въ своей телѣгѣ могу лежатъ сколько мнѣ хочется!
   Сталъ было такъ и сякъ хозяинъ лошадки уговаривать Родивона нашего съ телѣги сойти, но тотъ себѣ залегъ,-- и знать ничего не хочетъ и вѣдать ни о чемъ не намѣревается; да еще прикинулся, будто сонъ его крѣпко одолѣлъ; пусть молъ товарищъ помается,-- какъ нибудь да вывезетъ.
   Товарищъ, точно, сначала долго маялся-бился, а послѣ за умъ схватился: телѣга-то молъ его, да лошадь моя: телѣга завязла, а лошадь авось выволочится? Такъ не говоря болѣе ни-слова съ Родивономъ-товарищемъ, отпрягъ онъ лошадку, снялъ съ телѣги свой мѣшокъ, взвалилъ на нее и самъ вскарабкался; да какъ нукнулъ, лошадка и пошла себѣ, хоть съ трудомъ, а начала переступать по грязи,-- и благополучно опять стала свой путь коротать, подвигаться куда слѣдовало.
   Родивонъ хоть и зажмурился, однако слышитъ между тѣмъ и думаетъ: что за диво,-- лошадь какъ будто идетъ, а телѣга все не подвигается?-- Переждалъ немного и выглянулъ,-- а товарищъ отъ него уже сажень на двадцать!
   Увидалъ въ чемъ дѣло Родивонъ, и завопилъ не своимъ голосомъ:-- Макаръ Макарычъ! (небось вспомнилъ какъ зовутъ и по батюшкѣ) -- что же это ты дѣлаешь? какъ же мнѣ тутъ оставаться? вѣдь безъ лошади на одной телѣгѣ не выѣдешь!
   А тотъ ему въ отвѣть махнулъ рукой, да его-жъ почти словами и вымолвилъ: "Телѣга твоя, а гнѣдая моя; а я на своей гнѣдой могу ѣхать куда мнѣ хочется.-- Прощай, братъ Родивонъ! прости до утра; выспишься, будешь уменъ."
   И правы, сказываютъ, были рѣчи Макара Макарыча; если прилунилось послѣ того Родивону съ кѣмъ одно дѣло вести, то уже онъ въ нуждѣ не оставлялъ безъ помощи своего товарища,-- да видите и дѣтямъ своимъ наказъ оставилъ такой: "съ кѣмъ затѣялъ быть вмѣстѣ, съ тѣмъ и будь заодно и товарища въ нуждѣ всегда береги, а не то онъ изъ друзей попадетъ во враги."
  

III.
Нѣтъ худа безъ добра.

   Ѣдетъ мужичекъ путемъ дорогою, по пути ему пѣшеходъ идетъ. Ну, конный пѣшему не товарищъ, дѣло извѣстное; а нашему пѣшеходу хотѣлось бы влѣзть къ конному въ товарищи,-- причина вѣстимая: пѣшій умаялся, усталъ, а конному нѣтъ и нуждушки,-- ѣдетъ себѣ, дремлетъ да покачивается.
   Такъ конный ѣдетъ да дремлетъ, а пѣшеходъ идетъ да пыхтитъ, а путешествуютъ рядышкомъ
   Глядитъ пѣшеходъ, озирается, присѣсть ему на телѣгу очень бы хотѣлось,-- да неловко какъ будто сѣдока коннаго потревожить: во-первыхъ тотъ самъ больно дюжъ-плотенъ,-- да и дремлетъ къ тому-жъ, не словоохотенъ; а второе -- и лошадка-то его больно тоща да худа, насилу передвигается.
   И долго плетутся они такъ вмѣстѣ по одному пути: пѣшеходъ умаялся, лошадка еле тащится, а не отстаетъ отъ него.
   Пѣшему и вздумалось: а что молъ, коли она одного везетъ не останавливаясь, то хоть и плоха, а какъ нибудь двоихъ дотащитъ авось, только вотъ бѣда: сѣдокъ -- лѣнтяй, неразговорчивый: сидитъ да дремлетъ, точно лошадь не его, точно ему до нея и дѣла нѣтъ.
   Пѣшеходъ не простакъ, однакожъ: прежде кашлянулъ громко, задумавъ дѣло повести,-- кашлянулъ такъ, чтобы сѣдокъ проглянулъ, очувствовался, а послѣ и рѣчь повелъ.
   -- А что, дядя, далеко ли путь держишь?
   -- Чаво?...
   -- Далеко ли ѣдешь-молъ?
   -- До села Тугаева.
   -- То-то твоя лошаденка и туга на ходу: я вотъ версты съ три все съ ней рядомъ иду.
   -- А что жъ станешь дѣлать? дороги плохи!
   -- Такъ, такъ, истая правда,-- что если плохо идется, то плохо и ѣдется.
   -- Вѣстимо
   Тутъ было оба замолчали: ѣздокъ зѣвнулъ и опять принялся дремать, но пѣшеходъ опять съ рѣчью къ нему:
   -- Да, часто, дядя, многое на свѣтѣ кажется плохо намъ, а глядишь -- ино выходитъ съ хорошимъ пополамъ.
   -- А какъ бы это такъ?
   -- А вотъ примѣрно какъ. Вотъ со мной самимъ разъ какой случай былъ -- слышь?
   -- Слышу.
   -- Ну вотъ... разъ мнѣ понадобилось гороху на посѣвъ... слышь?
   -- Слышу.
   -- Ну, я поѣхалъ за-нимъ на базаръ, да дорогою-то и запоздалъ... слышь?
   -- Ну, слышу.
   -- Да, и запоздалъ; а гороху непремѣнно надобно было купить, а его, думаю, нѣтъ на базарѣ: издали видно было, что торговцы почти всѣ поразъѣхались, а гороху крайне нужно купить... какъ съ этимъ дѣломъ быть? а?
   -- Плохо.
   -- Ты говоришь плохо, а вышло хорошо.
   -- Чѣмъ же хорошо?
   -- Да все тѣмъ же: какъ въѣхалъ я на базаръ-то... слышь?
   -- Ну?
   -- Анъ и вижу, что тамъ одинъ мужичокъ съ возомъ застоялся: видно изъ-за цѣны, продавать ломался; горохъ-то у него есть, а покупать некому,-- слышь?
   -- Ну?
   -- Ну, я и купилъ чуть не за полцѣны.
   -- Это ладно.
   -- А вышло неладна.
   -- Отчего-жъ?
   -- А вотъ я тебѣ и разскажу отчего -- Я, сторговавши горохъ-то.... Да что ты лошаденку-то гонишь,-- я насилу поспѣваю за ней.
   -- Чего гнать: она сама себѣ идетъ.
   -- Такъ видно я умаялся ужъ больно: теперь и не поравняюсь съ ней.
   Сталъ пѣшеходъ какъ бы поотставать, а самъ продолжаетъ свою исторію.
   -- Сторговавши горохъ-то дешево, я его много накупилъ, а опоздавши временемъ, сильно заспѣшилъ, взваливши горохъ на телѣгу, кое-какъ погналъ лошадку домой,-- мѣшокъ-то въ пути развязался,-- горохъ-то, почитай, весь на дорогу и высыпался.
   -- Это плохо.
   -- Анъ вышло не плохо, а хорошо.
   -- Какимъ же манеромъ?
   -- Да вотъ какимъ. Эхъ! ноги-то умаялись: не подъ силу ковылять за тобой.
   -- Такъ -- инъ присядь ко мнѣ, коли усталъ, авось какъ нибудь дотащимся.
   Пѣшеходъ долго не мѣшкалъ, взялъ да и присѣлъ, и сѣдокъ какъ будто поободрился, пересталъ дремать: любопытство его стало разбирать. Пѣшеходъ, усѣвшись плотно, продолжалъ разсказывать.
   -- Видишь, какъ я началъ подбирать горохъ то,-- какъ разъ то, что нашелъ въ пыли знатную подкову новую,-- а другое, что и гороху-то вмѣсто неполнаго мѣшка набралъ верхомъ полнехонекъ.
   -- Гмъ! что-жъ, это, пожалуй, ладно.
   -- То-то, что нѣтъ.
   -- Какъ же нѣтъ?
   -- Да вотъ какъ: горохъ-то какъ я посѣялъ, онъ у меня и вышелъ рѣдокъ; былинка отъ былинки далеко пошла.
   -- Нехорошо.
   -- Нѣтъ, это вышло о пень хорошо.
   -- Чѣмъ же хорошо?
   -- А тѣмъ, что вышелъ-то онъ хоть и рѣдокъ, да уродился стручистъ, да и стручья-то вышли и полны, и тяжелы.
   -- Да, это и ладно.
   -- А вотъ сдѣлалось дѣло хоть брось.
   -- Какъ же?
   -- Просто бѣда!.. какъ посѣялъ-то я его рѣдко, то посѣвомъ-то и захватилъ чужой земли.... Ну, взбѣленился сосѣдъ, пошло у насъ съ нимъ судбище, наѣхали справщики, межевщики-землемѣрщики,-- да и меня, и сосѣда такъ объегорили, что окромя траты, стало неизвѣстно, чья и земля-то, что посѣвомъ занята.
   -- Плохо.
   -- Что за плохо! вышло-то ладно для меня.
   -- Ну какъ же это?-- не придумаю.
   -- А вишь оно какъ: -- сосѣдъ-то, знаешь, побогаче меня былъ, такъ и сдѣлалъ всей подьяческой компаніи большой посулъ сдѣлалъ да и надулъ,-- ничего имъ, ни ерша не далъ, вина ни чарки не выставилъ; а я тутъ какъ слѣдуетъ попотчивалъ всѣхъ, чѣмъ Богъ послалъ, да съ небольшимъ приношеньинцемъ подвернулся -- земля-то вся и стала моя.
   -- Вотъ хорошо: лучше кажись чего-же?
   -- Хорошо оно хорошо, а вышло негоже.
   -- Отчего-же?
   -- Да оттого, что я, сдѣлавшись богаче, зажилъ иначе: совсѣмъ излѣнился, на печь завалился; мнѣ бы ино въ поле, а я оттолѣ; мнѣ бы молотить, а я брагу пить; гдѣ-бъ побыть съ семьей, а я изъ дому!-- А тутъ еще начали ходить ко мнѣ друзья-пріятели, чужа добра искатели, съ поздравленіемъ... меня-то споили да опили, да и жену-то у меня отбили, отняли: -- "не хочу", сказала, "жить съ пьяницей!" забрала съ собою и дѣтей, и всю свою худобу -- имущество, и ушла къ своему отцу.
   -- Да, это штука скверная.
   -- Отчего же она скверная?.. безъ жены то да безъ дѣтей я и зажилъ просто паномъ; припѣваючи: рано-ль, поздно-ль всталъ, дѣломъ ли занялся или на печи пролежалъ, пошелъ ли со двора не во время, али хоть и совсѣмъ въ гостяхъ заночевалъ,-- никто тебѣ ни слова не скажетъ на это -- не попрекнетъ, ни на досаду тебя не наведетъ, какъ хочешь, такъ и живи себѣ.
   -- Оно, пожалуй, этакъ-бы и ладно.
   -- Такъ, а на дѣлѣ вышло просто дрянь.
   -- Чѣмъ же?
   -- Да вотъ хоть тѣмъ, напримѣръ.... Придешь домой, станешь точно болванъ какой; не съ кѣмъ тебѣ слова перемолвить ни печальнаго, ни веселаго, некому пересказать ни горя, ни радости... ино хоть отъ неча-дѣлать и побраниться-бы радъ,-- такъ не съ кѣмъ, поди!... Такъ совсѣмъ было одичалъ, говорить было разучился; а къ тому жъ обтерся, обносился,-- прорѣха,-- починить некому: все бывало прежде дѣло это женино; -- а ужъ какая чернота пошла по избѣ, такъ и самому войти совѣстно,
   -- Да, правда, нехорошо.
   -- Ну и это опять нельзя сказать: дѣло сладилось.
   -- Какъ же такъ?
   -- А вотъ такъ: тянясь да лѣнясь, дожилъ я до бѣды; а пристукнуло горе, сталъ парень хоть куцы, себя исправилъ и питье оставилъ; а услышала про это жена, такъ опять пришла сама.
   -- Вотъ это хорошо.
   -- Чего хорошо? вѣдь она не одна пришла, а и ребятишекъ всѣхъ съ собой привела: такъ тутъ снова, я тебѣ скажу, такой ералашъ цошелъ -- только рукой махни!
   Видитъ хозяинъ телѣги, что исторія и любопытна, да не скоро видно покончится, а лошадка, везучи двоихъ, очень сердяга устала,-- жаль ему ее стало,-- дѣлать нечего, вылѣзъ онъ самъ изъ телѣги и пошелъ съ ней рядкомъ, росказни товарища дослушивая.
   -- Что жъ твои ребятишки больно надоѣдливы чтоль?
   И товарищъ-сѣдокъ, продолжая свою исторію и приплетая то ладное, то неладное, поразсказалъ своему слушателю много еще кое-чего,-- и какъ одинъ изъ его сыновей такой видишь неладный былъ, что насилу, и то не очередь, въ рекруты угодилъ; и какъ онъ вишь послѣ ладнымъ сдѣлался, что чуть ли не въ капралы, попалъ, и какъ онъ послѣ того жениться задумалъ и отца съ матерью къ себѣ на свадьбу звалъ
   -- Ну вотъ, такъ ты у сына и на свадьбѣ пировалъ?.. вотъ чай это ладно было? а?
   -- Да, ужъ тутъ теперь пока ладно,-- промолвилъ разскащикъ слѣзая съ телѣги,-- спасибо, дядя, что подвезъ меня! а вотъ деревня наша и избушка моя. Пока теперь прощай! а коли хочешь знать, что у насъ было, опять заѣзжай и, если трафится по пути, такъ меня захвати.
   Вылѣзъ разскащикъ изъ телѣги вонъ, отвѣсила товарищу поклонъ и побрелъ къ хатѣ своей.
   Посмотрѣлъ ему вслѣдъ конный товарищъ, его слушатель, да, взглянувъ на свои грязные. сапоги, и вымолвилъ: "видишь, краснобай, какой! какъ онъ заговорилъ меня своими баснями; ради ихъ я верстъ глядя съ пять пѣша прошелъ, грязь протопталъ, а онъ въ моей телѣгѣ пролежалъ да прокатился какъ въ маслѣ сыръ
   А впрочемъ и то ладно вѣдь: парень-то онъ тщедушный, а дорога-то плоха, такъ лошади-то везти было еще съ пола-горя, а кабы она меня всю дорогу везла, глядишь еще не такъ бы умаялась!"
   Стало быть точно,-- нѣтъ худа безъ добра.
  

IV.
Какъ мужичекъ Ермилъ своей смышленостью барина удивилъ.

   Бываютъ на свѣтѣ задачи простыя, которыхъ порою не могутъ рѣшить люди мудрые, бываютъ задачи мудрыя, которыя простые люди рѣшаютъ такъ себѣ, запросто,-- точно вотъ табаку нюхнулъ; а умные, ученые, глядя на нихъ, въ это время только удивляются.
   Много-премного есть разсказовъ про это, и хотя ихъ ученый иной и знавалъ, и слыхивалъ,-- а задай ему вдругъ, невзначай, какую нибудь задачу простую этакую,-- глядишь пожалуй и не выведетъ.
   Такъ вотъ разъ одинъ добрый человѣкъ таковую кому-то задачу сказалъ: "трое," говоритъ, "шли, пять рублей нашли: семеро пойдутъ, много ли найдутъ?" И далъ онъ такую задачу человѣку книжному, хитрому счетчику-ариѳметчику; и чтожъ?.. тотъ мерекалъ, мерекалъ,-- "безъ счетовъ, говоритъ, не сложить никакъ. "
   Или другой, напримѣръ, задалъ такой вопросъ человѣку, дѣльцу - молодцу по своей части, слесарю-оружейнику смышленому,-- что замокъ тебѣ какой хочешь изладитъ и ломъ, и заступъ скуетъ, и, пожалуй, цѣлое ружье со всѣмъ припасомъ смастеритъ,-- задалъ ему такой вопросъ: "а что прежде всего на -- перво первый кузнецъ выковалъ: молотъ али клещи?..." Думалъ-думалъ хитрецъ-молодецъ, такъ и не додумался!-- Да и впрямь, кажись, возьми, кого хочешь ученаго разученаго, спроси,-- ну что на это отвѣтитъ онъ?.. скажетъ: "молотъ, молъ, прежде," -- такъ чѣмъ же онъ раскаленное желѣзо держалъ, когда его ковалъ?... Скажетъ: "клещи прежде," -- такъ какъ же онъ безъ молота ихъ выковалъ?-- Да, какъ хочешь, ни за что не порѣшишь.
   Или вотъ еще примѣрно: одинъ другаго спрашивалъ: "что отъ чего произошло,-- яйцо отъ курицы, или курица отъ яйца?" -- тоже она штука простая, а замысловатая: безъ курицы, вѣстимо, яйца не будетъ куринаго, а безъ яйца и курица ни изъ-чего другаго не выведется.... Однако на это другой тоже вопросомъ такимъ отвѣчалъ: "давай" говоритъ, прежде стукнемся хорошенько лбами другъ съ дружкою, да и посудимъ потомъ: отъ чьего лба въ это время стукъ раздается -- отъ твоего или ютъ моего?-- вотъ можетъ быть тогда и первый вопросъ порѣшимъ." Но товарищъ почему-то не согласился, заупрямился,-- и вопросы стало быть тѣ не порѣшилъ.
   Эти примѣры я такъ, къ примѣру прибралъ, какъ-то есть иной порой умные люди бываютъ ненаходчивы, а случается наоборотъ: иной человѣкъ, простакъ съ виду, а замысловатое дѣло въ минуту пойметъ -- разберетъ,-- это ужъ выходитъ такая смышленость съ роду далась.
   Вотъ, извольте, разскажу такой примѣръ нашъ русскій, доморощенный, то-есть тѣмъ разскажу, кто не знаетъ его, а кто знаетъ -- ну, прошу прощенія за повтореніе.
   Похвалился разъ мужичокъ Ермилъ на сельскомъ пиру, подъ хмелькомъ видно былъ. (Впрочемъ говорятъ разное: кто говоритъ, что Ермилъ точно много пилъ, а кто говоритъ, что онъ совсѣмъ трезвый былъ; кто говоритъ, что онъ похвалился сдуру, а кто -- что съ умыслу). И вотъ въ чемъ его похвальба была:-- "если-бъ, сказалъ Ермилъ, бояринъ постановилъ меня старостой, то я всѣмъ бы дѣламъ другой толкъ повелъ: я бы никогда никого бы не обнесъ, не одѣлилъ, лишняго бы ни съ кого не взялъ и ненужнаго бы никому не далъ, умѣлъ бы все правдиво и вѣрно дѣлить, давать правильно кому что слѣдуетъ, то-есть, просто сказать, умѣлъ бы надѣлять кому по почету, кому поровну.
   Тотчасъ нашлись люди досужіе, донесли эти рѣчи бояряну. Бояринъ не долго думалъ, говоритъ: "позвать мнѣ мужика этого."
   Пришелъ нашъ сермяжникъ на расправу, кланяется.-- "Что прикажешь, бояринъ милостивый?"
   -- Ну-ко, молодецъ, хваленый дѣлецъ, ты, сказываютъ, въ дѣлежѣ всякому угодить гораздъ, умѣешь дѣлить всякую вещь и по почету и поровну. Ну такъ вотъ тебѣ ради примѣра-гусь жареный: раздѣли-ка его по почету между семьей моей! Буде сможешь, быть тебѣ старостой, а не угораздишъся,-- будетъ тебѣ за похвальбу некошную поученъице тошное.... Нутко, дѣли!...
   Бояринъ въ это время за столомъ обѣденнымъ со своимъ семействомъ сидѣлъ и нарочно въ ту пору мужичка позвать велѣлъ, чтобы всѣ видѣли, какъ хвастливый простакъ мужичекъ изъ своей похвальбы вывернется.
   Мужичекъ, ни слова сначала не говоря, перекрестясь, засучилъ рукава -- и давай гуся дѣлить, обращаясь со словами къ тому, кому при дѣлежѣ что давалъ.
   -- Вотъ ты, батюшка-бояринъ, какъ голова въ домѣ,-- вотъ тебѣ головка гусиная; ты, матушка-боярыня, ближе всѣхъ къ головѣ,-- вотъ тебѣ шейка: безъ нея вѣдь никакая голова не удержится, вы, два хватика-сынка нашего боярина, подростете вы побольше, побѣжите вы въ стороны далекія разныхъ дивъ смотрѣть, уму-разуму набираться и службу свою обязанность исправлять, какъ и батюшка-кормилецъ вашъ,-- то для того, чтобы скорѣй туда дойти, да вернуться послѣ трудовъ къ своимъ родителямъ,-- вотъ вамъ по ножкѣ-бѣгуньѣ, чтобы было ладно стоять и ходить; вы, матушки-боярышни, васъ то-же парочка, да никого-то еще вамъ подъ пару нѣтъ... пообождите маленько, придетъ и вамъ время-пора, вспорхнете вы, что голубушки бѣлыя, полетите изъ дома родительскаго въ другомъ домѣ себѣ гнѣздышко совивать... такъ, чтобы легокъ, не скученъ полетъ вашъ былъ -- вотъ вамъ по крылышку!... Раздѣлилъ я вамъ гуся, а мнѣ какъ бы и нѣтъ ничего... ну да я мужикъ-глупъ, себѣ хлупъ!
   Взялъ что осталось гуся подъ-мышку мужичокъ, раскланялся да и вонъ пошелъ.
   Бояринъ, боярыня и дѣти боярскіе такъ и покатываются со-смѣху: смышленъ-де мужикъ, даромъ простакъ; кафтанъ-то у него сѣръ, а умъ-то видно не лукавый съѣлъ!
   -- Постойте-жъ, говоритъ бояринъ, задамъ я ему еще задачу одну,-- буде и эту порѣшитъ, то быть ему старостой, тогда ужъ будетъ видно, что онъ плутъ продувной и зародился на это.
   Бояринъ велѣлъ опять мужичка позвать.
   -- Ловко, говоритъ, ты по почету дѣлилъ; сдѣлай же теперь еще дѣлежъ: вотъ видишь -- тутъ теперь пять гусей жареныхъ (бояринъ велѣлъ допрежде столько для шутки принести),-- а насъ съ женой да съ дѣтьми шестеро; такъ раздѣли-ко ты этихъ гусей всѣмъ поровну,-- только не одного гуся не рушь, а давай по цѣлому!...
   -- Благоволи же, кормилецъ-бояринъ, мнѣ при этомъ и себя не обчесть,-- молвилъ Ермилъ кланяясь,-- это не для того, чтобы мнѣ мужику-дураку смѣть стать въ уровень съ вашей милостью, а только ради того, кормилецъ ты мой, чтобы по справедливости и мнѣ, дурню, сошлось что нибудь за хлопоты.
   -- Ладно, ладно!-- молвилъ баринъ смѣясь, ну пожалуй, будь ты седьмымъ,-- дѣли же всѣмъ семерымъ поровну пятокъ гусей цѣликомъ!--
   Мужичекъ благословясь большимъ крестомъ двумя пальцами, опять принялся за дѣлежъ....
   -- Ты, бояринъ, одинъ, да твоя боярыня съ тобой да вотъ, гусь между васъ,-- вотъ трое васъ; вы, молодые бояричи, двое сидите рядышкомъ вотъ, вамъ гуся -- и васъ стало трое теперь; вамъ, матушки-боярышни, гуська положу,-- и васъ трое теперь надо считать, если съ гуся начать -- Остался я одинъ было одинехонекъ, да вотъ у меня два гуся по сторонамъ -- вотъ и я втроемъ! Теперь сами разсудите,-- если скажутъ по тройкѣ значитъ поровну!
   -- Ахъ! пусто его,-- инда вскрикнулъ бояринъ со смѣха надсѣдаючись,-- ну ужъ хватъ-молодецъ!... Отдать ему этихъ двухъ гусей, да поставить его въ старосты!...
   Конечно, такое приказаніе тотчасъ и было выполнено: вошелъ мужичокъ къ боярину простачкомъ, обыкновеннымъ мужичкомъ, а вышелъ отъ барина какъ бы другимъ человѣкомъ -- вышелъ мужичкомъ-старостою!...
   Такъ вотъ за что, молъ, получилъ такое титло почетное?.. а за смышленость свою, порѣшилъ задачи и простыя да небывалыя..... Да, подитко, другой порѣши!
   А вѣдь по истинѣ, если хорошенько оглядѣться кругомъ,-- то можно сказать, ни мало не хвалясь, что у насъ на Руси найдется много такихъ мужичковъ-простачковъ, которые по своей толковитой догадливости могутъ многое кое-чего своимъ простымъ умомъ разсудить,-- только имъ прямо дѣло въ руки ддй да по чужому-ученому вплотную-то дѣлать не заставляй.... Да -- если бы еще такому мужичку русскому да далась хорошо родная грамота..; куда бы ладно вышло оно!
  

V.
Ладно ли въ ладу жить.

   Повѣсть эта давняя, притча эта древняя,-- басня она Езопова.
   Жилъ нѣкогда старъ-человѣкъ, и приходило уже время ему преставиться,-- то-есть, оставляя другихъ на этомъ свѣтѣ, самому на тотъ свѣтъ отправиться. Было у того старъ-человѣка семеро сыновей старъ-стара больше,-- самому крупному почитай тридцать лѣтъ и всѣ по-годки.
   Вотъ, умираючи, призвалъ къ себѣ своихъ семерыхъ дѣтей тотъ старъ-человѣкъ и повелъ къ нимъ такую рѣчь:
   -- Дѣти мои милые, соколы ясные! приходитъ моя пора-время, долженъ мой животъ покончиться, оставляю я васъ безъ себя сиротами круглыми. Вы ребятишки точно не маленькіе: старшему, почитай, тридцать лѣтъ,-- стало быть кое что на свѣтѣ знаете,-- да вотъ бѣда-сила въ чемъ: ребятки-то вы -- не совсѣмъ порою разумные,-- часто изъ-за пустаго дѣла ссоритесь, а это мнѣ, цѣлый вѣкъ глядя на васъ, нелюбо.... Слушайте же, коли вы да безъ меня будете несогласно жить, то погибнете всѣ, аки капустный червь осенью студеною,-- отъ вашего несогласія придетъ вамъ нужда-туга, великая! Тѣмъ же братьямъ изъ васъ, что согласно живутъ, будетъ и радость, и покой, и почетъ большой, и никто на нихъ силой не пойдетъ, никто имъ недобраго слова не вымолвитъ!...-- Да вотъ, ради примѣра, принесите мнѣ пукъ изъ семи прутьевъ ивовыхъ....
   Дѣти выполнили, что отецъ велѣлъ: принесли пукъ въ семь прутьевъ ивовыхъ.
   -- Ну, сказалъ старъ-человѣкъ, обращаясь къ сыну старшему,-- ну, ломай этотъ пукъ пополамъ!
   Принялся ломать старшій братъ, держа себѣ на умѣ:-- что, молъ, это старику пришла блажь въ голову?-- Возился, возился надъ пукомъ прутьевъ, но сломать его не смогъ.
   Потомъ второй братъ принялся, тамъ третій и прочіе, до седьмаго по очереди, но пука сломать не сломали, только что немного помяли, а сами таки порядочно умучились.
   -- Вотъ, говоритъ опять старъ-человѣкъ, съ такой бездѣлкой да какъ возитесь! что же бы было, если бы въ пукъ-то семнадцать прутьевъ вложить?... Ну, теперь развяжите же пукъ да возьмите по одному прутику.
   Дѣти исполнили его приказаніе.
   -- Ну, ломайте теперь.
   -- Теперь какъ не сломать!-- молвили братья; да какъ хватилъ о колѣно каждый прутикъ свой,-- то изъ каждаго прутика и стало два.
   -- Такъ вотъ понимаете ли теперь тутъ сила въ чемъ?-- промолвилъ старъ-человѣкъ: будете вы жить вмѣстѣ крѣпко и дружно, не разставаючись,-- васъ, положимъ, и погнетъ, покорпитъ порою горе-бѣда, а сломать ей васъ не подъ силу придетъ; а буде вы порознь разойдетесь, то васъ и малая забота-нужда, какъ эту хворостинку, пополамъ перегнетъ.
   И поняли, и приняли дѣти отцовъ совѣтъ: не разлучались они и другъ друга крѣпко держалися. Пожалуй иной порой было и не безъ ссоры у нихъ,-- "вмѣстѣ живучи горшокъ съ горшкомъ столкнется",-- говоритъ пословица,-- а все же они другъ отъ друга не шли, и какой между ними, случилось, разладъ не бывалъ, они на мировую про-межъ себя чужаго посторонняго ума не спрашивали, да никто посторонній и не мѣшался въ споры ихъ, держася тоже разумной пословицы: "свои собаки грызутся, а чужая не приставай."
   И напослѣдокъ, отъ ссоръ-смутъ все болѣе отставаючи, живя все дружелюбнѣе да согласнѣе, дожили тѣ братья до преклонныхъ лѣтъ и сами вполнѣ испытали и увидѣли, и другимъ собою въ примѣръ показали, что ихъ отецъ-покойникъ былъ правъ въ своемъ благомъ наставленіи: что согласіе въ семействѣ самое лучшее, и отъ Господа Бога благословенное.
   А у кого уши не для красы только, тотъ выслушаетъ, и пойметъ, для чего пересказана эта разумная притча Езопова.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru