Вересаев Викентий Викентьевич
К спеху

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 7.18*7  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "...Страдные дни властно отбирали себе у Ильи все его помыслы и всю душу. И вот короткие ночи он вместо отдыха одиноко ходил с ребенком под лозинами, отдаваясь на свободе воспоминаниям и тоске."

   Викентий Вересаев

К спеху

  
   Источник: В. Вересаев "Повести и рассказы", Кишинев, Литература артистике, 1983.
   OCR Busya, 2010-04-28.
  
   Однажды вечером я сидел на крылечке избы моего приятеля Гаврилы и беседовал с его старухой матерью Дарьей. Шел покос, народ был на лугах. Из соседнего проулка выехал на деревенскую улицу незнакомый лохматый мужик. Он огляделся, завидев нас, повернул лошадь к крылечку и торопливо спрыгнул с телеги.
   Мужик был бос, порты болтались на его ногах; из расстегнутого ворота грязной холщовой рубахи глядела коричневая грудь, густые волосы на голове были спутаны и пересыпаны сенной трухой.
   - Эй, тетка! Где тут у вас самая рябая девка живет? - с тою же торопливостью обратился он к Дарье. Вообще во всех его движениях было что-то торопливое и как будто очумелое.
   - Чтой-то, господи помилуй! - медленно произнесла Дарья и широко раскрыла глаза. - На что тебе?
   - Самая что ни на есть рябая! Сказывали, есть у вас такие...
   В смеющихся глазах Дарьи промелькнуло что-то: она поняла. Но я не понимал и удивленно смотрел на мужика, припоминая в то же время, что я где-то видел его раньше.
   Дарья протяжно ответила:
   - Есть, милый, есть рябенькие!.. А ты сам откудова?
   - Из Малахова сам я... Сорок ден, как жена померла, дома трое ребят, а пора, знаешь, горячая. Никак не управиться одному!
   - Ты вот что: иди ты к Мотьке десятсковой. Вот она, десятская изба, рядом.
   - А как, скажешь, пойдет она за меня?
   - Ты сам ее и спроси... Да вон она от колодца с ведрами идет. Как подойдет, ты и спроси.
   - Илья! Или не признал? - обратился я к мужику.
   Он быстро уставился на меня своими бегающими глазами.
   - А-а, Викентьич! - радостно проговорил он, и в углах его глаз запрыгали морщинки. - Будь здоров, с приездом!
   Он протянул мне корявую руку.
   - Татьяна твоя померла? - спросил я, пораженный.
   - Померла, померла! - пробормотал он. - Вчера сороковины справил. Заложило бок, - в неделю свернулась, царствие ей небесное!.. Померла, померла Татьяна!
   В прошлом году, позднею осенью, я ночевал в Малахове у Ильи, и мне хорошо помнилась его жена Татьяна. Рядом с очумело-суетливым Ильею странно было видеть ее, неторопливую и спокойную, с ясными, ласковыми глазами; видно было по всему, что она стояла поверх мужа и что он признавал ее опеку, уверенную и любовную... И вот она умерла. То-то он теперь такой грязный и лохматый!
   К соседнему двору подошла коренастая, приземистая Мотька с двумя ведрами на коромысле. Илья поспешно бросил вожжи в кузов телеги и рысцою, в болтающихся портах, подбежал к Мотьке.
   - Девочка, а девочка! Ты самая рябая на деревне?
   Мотька поставила ведра на землю, удивленно оглядела Илью, вдруг густо покраснела и потупилась.
   Илья деловито заговорил:
   - Слушай, девочка! Холостой тебя не возьмет, - на что ты ему такая? А я вдовый, трое ребят у меня, хозяйство, как следует быть, - лошадь, корова, ну и все такое... Пойдешь замуж за меня?
   Мотька стояла, потупившись, и молчала.
   - Что ж ты, девонька, молчишь? Ай, обиделась? - недоумевающе спросил Илья.
   Дарья слушала и покатывалась со смеху.
   - Ступай к бате! - тихо ответила Мотька.
   - Ну его, батю! Ты-то пойдешь ли?
   - А вот батя тебе и скажет.
   Илья ударил себя по бедрам.
   - Заладила одно: батя да батя... Я тебя спрашиваю.
   - А ну те к черту, паралик лохматый! - вдруг сердито крикнула Мотька, схватила ведра и стремительно ушла в ворота.
   Илья поднял брови, поглядел ей вслед и, почесывая в спутанных волосах, побрел к нам.
   - "Батя" да "батя", больше ничего! - разочарованно произнес он. - Сама ряба так, что лучше и не надо, а тоже - "батя"! А того не понимает, что бате ее бутылку водки поставь, да еще приезжай, да еще... а времени где же возьмешь! Пора горячая, мне бы поскорее!
   Он высморкался пальцами, задумчиво отер руку о подол и вдруг встрепенулся.
   - Нет ли у вас здесь еще кого? Нету?... Ну, коли нету, то, значит, до Тайдакова надо доехать; там тоже, сказывают, рябенькие есть... Оставайтесь здоровы!
   Илья взвалился на телегу, захватил в руки вожжи и повернул на дорогу в Тайдаково. Я с недобрым чувством смотрел ему вслед, и мне вспомнились ласковые, ясные глаза Татьяны, умершей всего шесть недель назад.
   Мотька появилась в воротах. С злым, нахмуренным лицом она стояла и глядела на золотистое облако пыли, в котором дребезжала телега удалявшегося Ильи.
   - Ты что же это, девка, жениху-то отказала? - невинно спросила Дарья.
   - "Отказала"! Сам страшный какой, а меня с первого же слова срамить зачал: ты, говорит... самая рябая на всей деревне!..
   Голос Мотьки задрожал, - от обиды или от сожаления?... Она повернулась и снова ушла во двор.
    
   В середине июля я возвращался домой на беговых дрожках из Тулы. Был самый разгар страды. Солнце садилось, вся даль к западу была затянута нежно-золотистою пылью, как туманом; пахло спелою рожью. По безбрежной шири полей всюду виднелись рассеянные в одиночку рубахи косцов и согнутые спины жниц; пыльные, облитые потом, все работали молча и сосредоточенно. Что-то тягучее и туповластное стояло в знойном воздухе, и копошившиеся среди ржи молчаливые люди казались пригнетенными рабами какой-то огромной, беспощадной силы.
   Солнце село, на востоке появилась серо-лиловая полоса с слабо-пурпуровым краем - первая тень надвигающейся ночи. Золотистый запад бледнел, полоса на востоке темнела и росла; а вместе с этим вокруг становилось все тише и людей на полях попадалось все меньше. Дойдя до четверти неба, надвигавшаяся с востока тень слилась с вдруг потемневшим небом, и на нем замигали звезды.
   Дрожки быстро катились по накатанной дороге в серой мгле вечера. С низин потянуло влажной прохладою. Во встречных деревнях гасли огни. Истомленное зноем и трудом, все вокруг сладко засыпало.
   Была поздняя ночь, когда я проезжал через Малахово. Деревня спала мертвым сном. Вдруг у крайней избы, около плетня, я заметил черную фигуру. Она медленно ходила под лозинами взад и вперед, медленно и однообразно раскачивалась... Неужели это Илья? Изба была его, а неделю назад, поздно вечером проезжая через Малахово, я видел Илью, сидевшего на завалинке и баюкавшего ребенка. Я остановил лошадь.
   - Илья, это ты? - окликнул я человека.
   - Я, - коротко ответил он из темноты.
   Я слез с дрожек и подошел к Илье. На руках, под накинутым на плечи зипуном, он держал закутанного в свивальник ребенка. Я спросил:
   - Что, или и до сих пор не нашел ты себе невесты?
   - Невесты-то?... Нет, слава богу, тогда же дело сладил в Тайдакове. Есть теперь баба; хорошая баба, лихая на работу, - дай бог всякому.
   - Что же это ты сам с ребенком носишься?
   - Не привык он к ней, - неохотно ответил Илья.
   Я вгляделся в ребенка.
   - Да он же спит! - воскликнул я.
   - Пущай спит! - пробормотал Илья.
   - Вот чудак! Пошел бы и сам спать, - устал ведь с работы! Да и для ребенка лучше, если положишь его.
   Илья помолчал.
   - А может, я это не для него делаю, а для себя?
   Я удивленно оглядел его. Лицо Ильи было грустно и необычно сосредоточенно. И вдруг я понял...
   Страдные дни властно отбирали себе у Ильи все его помыслы и всю душу. И вот короткие ночи он вместо отдыха одиноко ходил с ребенком под лозинами, отдаваясь на свободе воспоминаниям и тоске.
  
  
  
  
Оценка: 7.18*7  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru