Вяземский Петр Андреевич
Письма к С. И. Пономареву

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

Письма
И. С. Аксакова, Н. П. Барсукова, П. С. Билярскаго, О. М. Бодянскаго, кн. П. А. Вяземскаго, В. П. Гаевскаго, Г. Н. Геннади, Н. В. Гербеля, Г. З. Елисеева, П. А. Ефремова, Н. И. Костомарова, М. А. Максимовича, В. И. Межова, М. П. Погодина, А. Н. Пыпина, М. М. Стасюлевича, М. И. Сухомлинова, H. С. Тихонравова и А. А. Хованскаго
къ библіографу С. И. ПОНОМАРЕВУ

   

Кн. А. Вяземскій.

   

Письмо первое.

С.-Петербургъ,
1-е нояб. 1855.

   Приношу Вам, Милостивый Государь Степанъ Ивановичъ, мою чувствительнѣйшую благодарность за Ваше обязательное и лестное ко мнѣ вниманіе. Письмо Ваше и приложенный къ нему трудъ Вашъ о моихъ литературныхъ занятіяхъ не только польстили моему самолюбію, но возбудили во мнѣ и чувство болѣе отрадное. Не имѣя чести быть лично Вамъ знакомымъ, я невольно убѣждаюсь, что Вы привлечены были къ предпринятому труду безпристрастнымъ сочувствіемъ къ самому автору, а подобное свидѣтельство, данное человѣкомъ образованнымъ и проникнутымъ теплой любовью къ отечественной литературѣ, есть лучшая награда для добросовѣстнаго писателя. Еще разъ благодарю Васъ за вниманіе, которымъ Вы меня почтили и потѣшили. Непремѣнно воспользуюсь Вашими матеріалами, чтобы привести въ извѣстность и порядокъ дѣла давно минувшихъ лѣтъ. Повѣрю списокъ Вашъ съ моими списками и съ тѣмъ, что отыщу въ своей памяти, что же касается до представленья труда Вашего 2-му Отдѣленію Академіи, то признаюсь, не считаю, при вступленіи моемъ въ министерство, удобнымъ и приличнымъ занять собою Академію и публику. Если въ чемъ другомъ могу быть Вамъ полезенъ, то весьма охотно готовъ Вамъ содѣйствовать.
   Примите увѣреніе въ моемъ совершенномъ почтеніи и признательной преданности.

Кн. Вяземскій.

   

Письмо второе.

С.-Петербургъ 31 декаб. 1655.

   Вамъ, моему благоволительному, усердному и трудолюбивому лѣтописцу, подношу шесть моихъ стихотвореній, отдѣльно, не на продажу и въ маломъ числѣ экземпляровъ на дняхъ отпечатанныхъ. Примите ихъ отъ меня на память и въ знакъ моей сердечной признательности. Напрасно придаете Вы словамъ моимъ тайный смыслъ. Вашъ трудъ обо мнѣ, какъ о писателѣ, который худо или хорошо, но болѣе сорока дѣть дѣйствовалъ на чернильномъ поприщѣ, есть трудъ достойный вниманія, а Вами совершенъ онъ и добросовѣстно, и рачительно, и съ побѣжденіемъ трудностей. Но все же остаюсь при прежнемъ моемъ мнѣніи, что моя нынѣшняя оффиціальностъ можетъ дать поводъ думать, что пользуюсь ею, чтобы поднять свое авторство. Другого въ этомъ отношеніи ничего нѣтъ у меня на умѣ. И себя не унижайте, и меня не подозрѣвайте.
   Желаю Вамъ отъ сердца благополучно встрѣтить и провести наступающій годъ. Повторяю Вамъ искреннее мое предложеніе быть Вамъ на что-нибудь полезнымъ, если на то откроется случай и возможность.
   Съ истиннымъ почтеніемъ имѣю честь быть Вамъ неизмѣнно преданный

Кн. Вяземскій.

   

Письмо третье.

С.-Петербургъ, 24 мая 1856 г.

   Я говорилъ о Васъ новому попечителю Кіевскаго округа, г-ну Ребиндеру, просилъ его обратить на Васъ вниманіе и при удобномъ случаѣ позаботиться о улучшеніи Вашей участи. Все это, не сомнѣваюсь, будетъ имъ исполнено. Онъ отправился къ мѣсту своего назначенія и, вѣроятно, не замедлитъ быть и въ Полтавѣ. Въ Вашихъ стихахъ, 23 апрѣля, есть много хорошаго и много чувства, которое просто и вѣрно выражено. Боли же Вы это стихотвореніе отдаете на мой судъ, то признаюсь, что, по моему мнѣнію, лучше выкинуть три послѣднія строфы. Какъ старый риѳмоплетъ, подаю голосъ противъ риѳмъ подобныхъ вѣрь и апрѣль, институты и минуты, жизни и отчизны, да къ тому же въ этихъ послѣднихъ куплетахъ есть повтореніе того, что сказано было выше. Полагаю, что посредствомъ начальницы института и г-на Гофмана это стихотвореніе очень можетъ быть представлено Императрицѣ. Съ удовольствіемъ узналъ я изъ письма Вашего, отъ 10 апрѣля, что у Васъ въ виду и подъ рукою нѣсколько литературныхъ трудовъ. Богъ Вамъ въ помощь! Надѣюсь, что со временемъ новый попечитель расширитъ и облегчить Вамъ поприще Вашей служебной и литературной дѣятельности. Во всякомъ случаѣ, помните, что я всегда готовъ быть Вашимъ посредникомъ и ходатаемъ. Примите увѣреніе въ моей совершенной и неизмѣнной преданности.

Кн. Вяземскій.

   Прошу Васъ передать мое сердечное почтеніе Елисаветѣ Павловнѣ.
   

Письмо четвертое.

Лѣсная дача.

   27 сент. 1857 г.
   Мнѣ очень жаль, что я не имѣлъ удовольствія видѣть Васъ до отъѣзда Вашего изъ Петербурга, и что Вы не навѣстили меня въ моемъ лѣсномъ уединеніи, гдѣ я былъ свободнѣе и былъ бы Вамъ сердечно радъ. Поблагодарите г. Данилевскаго за загробное письмо Гоголя, которое меня глубоко тронуло. Теперь нигдѣ нѣтъ цензорскихъ вакансій, и слѣдовательно ничего обѣщать нельзя. Но пускай г. Данилевскій напишетъ мнѣ письмо о томъ, и я передамъ его г. министру для будущихъ соображеній. Что же касается собственно до Вашего дѣла, то Вамъ уже извѣстно, что мнѣ всегда будетъ пріятно быть Вамъ полезнымъ. Когда занимаемое Вами нынѣ мѣсто будетъ Вамъ не по силамъ, то напишите мнѣ, и увидимъ, что можно будетъ сдѣлать. Но, во всякомъ случаѣ, примите мой дружескій и на опытности основанный совѣтъ: не унывайте, не теряйте терпѣнія. Намъ всегда кажется, что тамъ, гдѣ насъ нѣтъ, тамъ и лучше. Отвѣчаю Вамъ также Карамзинымъ: "Кто въ мирѣ и любви умѣетъ жить съ собою, тотъ радость и любовь во всѣхъ странахъ найдетъ и пищу уму и сердцу своему и отраду во всякой средѣ полезной дѣятельности". Это не отговорка съ моей стороны, а старческое предостереженіе -- къ Вашему свѣдѣнію. Но стараться объ Васъ и ходатайствовать за Васъ я всегда готовъ.
   Душевно Вамъ преданный

Кн. Вяземскій.

   

Письмо пятое.

С.-Петербургъ,
22 апрѣля 1867.

   Примите, Милостивый Государь Степанъ Ивановичъ, мою признательность за присланныя мнѣ Вами тетрадки Ваши. Я прочиталъ ихъ съ живѣйшимъ сочувствіемъ. Статья Ваша о митрополитѣ Евгеніи очень занимательна. Дай Богъ Вашимъ предположеніямъ совершиться, и хвала и честь Вашему вызову. Нѣтъ сомнѣнія, что на него откликнутся, и, по крайней мѣрѣ, что-нибудь да будетъ сдѣлано въ память ученаго и знаменитаго архипастыря. Съ сожалѣніемъ узналъ я отъ Я. К. Грота, что Вы жалуетесь на здоровіе свое и намѣреваетесь оставить службу. Если могу быть на что-нибудь полезенъ, сдѣлайте одолженіе: обратитесь ко мнѣ, и я съ усердіемъ и особеннымъ удовольствіемъ употреблю, по возможности, всѣ старанія, чтобы сдѣлать Вамъ угодное.
   Примите увѣреніе въ моемъ почтеніи и совершенной преданности

Кн. Вяземскій.

   Подношу Вамъ и мою тетрадку.
   Большая Милліонная, у Машкова переулка, домъ бывшій Зейферта,
   

Письмо шестое.

Царское Село.
Александровскій дворецъ.
24 іюня 1867.

   Очень прискорбно было мнѣ узнать изъ Вашего письма, отъ 12 іюня, о худомъ состояніи здоровья Вашего и о прочихъ неблагопріятныхъ Вашихъ обстоятельствахъ... Теперь на все это не могу оказать Вамъ ничего положительнаго. Но опѣшу увѣдомить Васъ, Милостивый Государь Степанъ Ивановичъ, что полагаю отправиться въ концѣ нынѣшняго мѣсяца въ Крымъ, то-есть въ Ливадію. Думаю ѣхать чрезъ Вѣну и по Дунаю, такъ что къ половинѣ іюля буду въ Одессѣ, гдѣ проведу дня два или три. Такимъ образомъ мы можемъ гдѣ-нибудь съ Вами свидѣться или обмѣняться письмами, чтобы пріискать средство привести въ исполненіе одно изъ Вашихъ предположеній. До того времени, полагаю, лучше Вамъ обождать и не подавать прошенія объ увольненіи отъ службы. Во всякомъ случаѣ можете Вы представить начальству свидѣтельство доктора, которое дастъ Вамъ свободу продолжить срокъ отпуска Вашего.
   Съ истиннымъ почтеніемъ Вамъ совершенно и неизмѣнно

Кн. Вяземскій.

   

Письмо седьмое.

Бахчисарай.
Четвергъ. [Авг. 1867 г.]

   Послѣ завтра буду въ Севастополѣ и очень радъ буду съ Вами увидѣться.

Ки. Вяземскій.

   

Письмо восьмое.

   У воротъ дано разрѣшеніе Васъ пропускать. Меня найдете Вы всегда дома около 12 ч. предъ обѣдомъ и около 5-ти послѣ обѣда. Податель этихъ строкъ укажетъ Вамъ на ближайшую дорогу ко мнѣ.

Совершенно Вамъ преданный
Кн. Вяземскій.

   23 августа 1867 г.
   

Письмо девятое.

23 ноября 1867 г.

   Спѣшу препроводить къ вамъ копію съ письма, мною полученнаго. До января, Богъ дастъ, не далеко, и надѣюсь, что новый годъ не обойдетъ Васъ благостынею своею. При семъ посылаю книжку доктора Каррель и мою лепту.

Совершенно Вамъ преданный
Кн. Вяземскій.

   Мой адресъ: Большая Морская, домъ No 49.
   Попытки мои о полученіи бумагъ отъ Срезневскаго и другихъ не имѣли успѣха. Виноватъ, а я опять забылъ, какъ Васъ чествовать по отчеству. Старостъ у меня память отшибла.
   

Письмо десятое.

Петербургъ.
19 марта 1868 г.

   Выписка изъ письма генерала Исакова:
   "Вслѣдствіе письма Вашего Сіятельства имѣю честь увѣдомить, что бывшій наставникъ -- наблюдатель Петровской Полтавской Военной Гимназіи -- Надзорный Совѣтникъ Пономаревъ, Высочайшимъ приказомъ 28-го января сего года уволенъ, по прошенію, отъ службы, при чемъ назначено ему, въ единовременное пособіе, по уставу, 720 р. с., а потому къ ходатайству о выдачѣ ему вторичнаго какого-либо пособія, къ сожалѣнію, возможности не представляется".
   Кажется, Вы слишкомъ поспѣшили просьбою объ отставкѣ. Помнится мнѣ, что не такъ рѣшено было при свиданіи нашемъ съ Вами. Разумѣется, уволенному отъ службы нельзя ожидать пособія для поѣздки за границу, съ цѣлью поправить здоровье. Очень жалѣю, что все это дѣло не такъ пошло, какъ слѣдовало, и какъ я желалъ.
   О Серебренниковѣ также не могу еще ничего сказать положительнаго и утѣшительнаго. Дѣлалъ я и дѣлаю все, что могъ и что могу. Но, къ сожалѣнію, и тутъ моя могучесть не соотвѣтствуетъ пока моему желанію помочь ему. Впрочемъ, отчаиваться не надобно, и увидимъ, что будетъ.
   А что дѣлаетъ Вашъ "Евгеній"? Кажется, и тутъ нѣтъ Вамъ большой удачи. Ефремовъ говорилъ мнѣ о Васъ. Не могли-ли бы Вы войти съ нимъ въ сношенія для напечатанія біографіи и другихъ Вашихъ трудовъ? Сдѣлайте одолженіе, передайте мой дружескій поклонъ Максимовичу, если онъ въ Кіевѣ. Не знаю адреса его и, кажется, не отвѣчалъ я на послѣднее письмо его.
   Что здоровье Ваше? Надѣюсь, что на отдыхѣ оно поправилось. Примите увѣреніе въ моей совершенной и неизмѣнной преданности.

Кн. Вяземскій.

   

Письмо одиннадцатое.

Петербургъ, 30 марта 1868 г.

   Сочиненіе Шишкова "О старомъ и новомъ слогѣ" вовсе не маленькая книжка, а книжка довольно большого объема. Говоря о ней, по поводу пребыванія Сперанскаго въ Перми въ 1813 году, нельзя оказать, что много шуму надѣлала она тогда. Вышла она въ самыхъ первыхъ годахъ нынѣшняго столѣтія, а въ 13 году не только не дѣлала она шума, но совершенно была забыта большинствомъ читателей. Что значитъ: "это слишкомъ ярко, слишкомъ сильно". Въ Вашемъ значеніи этотъ оборотъ нѣмецкій, а не русскій. По-русски "слишкомъ ярко, слишкомъ сильно" обозначаетъ, что Вы слишкомъ хвалите, т.-е. не по достоинству.
   Сколько мнѣ помнится, проповѣдь Филарета, напечатанная въ журналѣ "Le Semeur", была произнесена въ тюремномъ замкѣ, или по какому-нибудь тюремному поводу, въ точности не помню. На нее написаны были во французскихъ журналахъ критическія замѣчанія. Тогда же сообщилъ я графу Сиркуру возраженія противъ нихъ. Все это въ существѣ такъ, но подробностей и положительныхъ указаній въ памяти своей не отыскиваю.
   Изъ всего, здѣсь сказаннаго, Вы убѣдитесь, что я Вашего Филарета подучилъ и прочелъ его со вниманіемъ. Это очень хорошій оводъ матеріаловъ для будущаго біографа.
   Зачѣмъ не сказали Вы мнѣ о своемъ честолюбивомъ желаніи во время пребыванія нашего въ Ливадіи? Теперь уже поздно возвращаться къ дѣламъ давно минувшихъ лѣтъ. На дняхъ послалъ я Вамъ извлечете изъ письма генерала Исакова. Повторяю: кажется, Вы поспѣшили выйти въ отставку. Законная выдача не ушла бы, о пособіи было дѣло въ ходу, и надо было дождаться, чѣмъ оно кончится. Впрочемъ, и здѣсь "преданья старины глубокой". Можетъ быть, со временемъ и какъ-нибудь при удобномъ случаѣ можно будетъ возобновить и освѣжить дѣла и преданія.
   Очень буду радъ и очень буду Вамъ благодаренъ, если Вы довершите прежнее свое благодѣяніе и составите и мнѣ грѣшному синодикъ всѣхъ моихъ письменныхъ прегрѣшеній, какъ сдѣлали опись всѣхъ сокровищъ покойнаго Святителя. Не знаю, что будетъ со мною лѣтомъ, кажется, ничего не будетъ, по крайней мѣрѣ, необыкновеннаго, а проведу его частію въ Царскомъ Селѣ, частію въ Петергофѣ. Впрочемъ, какъ знать, что будетъ съ нами въ будущемъ? Книжку Вашу отдалъ Гроту. За присылку стиховъ благодарю.
   Наконецъ, по древнему и православному обычаю при радостномъ и братскомъ лобзаніи скажу Вамъ, хоть и заблаговременно: Христосъ Воскресе! Будьте здоровы. Совершенно Вамъ преданный

Кн. Вяземскій.

   Напрасно благодарите Вы меня и превозносите похвалами за Серебренникова: до сихъ поръ нѣтъ успѣха въ моемъ ходатайствѣ....
   

Письмо двѣнадцатое.

Царское Село, 8 нояб. 1868 г.

   Умолкъ соловушка: конечно, бѣдный боленъ,
   Или подружкой недоволенъ?
   
   Во всякомъ случаѣ, желаю, чтобы причиною молчанія Вашего было послѣднее предположеніе, а не первое. Шутки въ сторону: отчего нѣтъ давно отъ Васъ письма? Кажется, въ послѣднемъ обѣщали Вы мнѣ, любезнѣйшій Степанъ Ивановичъ, прислать вѣдомость о всѣхъ моихъ статьяхъ въ прозѣ, разбросанныхъ по всѣмъ вѣтрамъ, по всѣмъ угламъ, журналамъ, альманахамъ и тому подобнымъ заѣзжимъ домамъ, харчевнямъ и кабакамъ. А теперь такая вѣдомость очень пригодилась бы мнѣ. У меня накопилось нѣсколько біографическихъ статей, и я хотѣлъ бы особо ихъ напечатать вмѣстѣ съ прежними моими біографическими и критическими очерками. Въ одномъ "Телеграфѣ", 1826--1827 и, можетъ быть, 1828 г.г., найдется ихъ много. Не за полною моею подписью, а просто за буквою В, и часто, можетъ быть, и безъ всякой буквы. Но Вы своимъ библіографическимъ чутьемъ отыщите мой слѣдъ и наложите руку на меня. Буду ожидать успѣховъ Вашей травли. А между тѣмъ увѣдомьте меня о Вашемъ здоровьи и о Вашихъ литературныхъ занятіяхъ. И тѣмъ и другими я искренно интересуюсь, хотя Погодинъ я не велятъ интересоваться. "Извольте радоваться и печалиться по-русски", говорить онъ, какъ няня Крылова въ комедіи его "Урокъ дочкамъ".
   Если Максимовичъ въ Кіевѣ, передайте ему мой сердечный поклонъ.
   Поблагодарите отъ меня г. профессора Седина за его фонъВизина и Островскаго.
   Примите увѣреніе въ моей совершенной и неизмѣнной преданности.

Кн. Вяземскій.

   На мѣсто Синяго моря и величавыхъ Таврическихъ скалъ, любуюсь теперь Царско-сельскими снѣжными сугробами. Въ концѣ ноября, можетъ быть, переѣдемъ въ городъ.
   Вотъ на всякій случай мой городской адресъ: Большая Морская, домъ No 49.
   

Письмо тринадцатое.

Петербургъ, 17 декабря 1868 г.

   Сердечно прискорбно мнѣ видѣть изъ Вашего письма, отъ 9 декабря, что Вы не довольны своимъ здоровьемъ. Хотя и надѣюсь, что мрачное расположеніе духа Вашего набросало слишкомъ черныя краски и густыя тѣни, но и мрачное расположеніе духа уже само по себѣ недугъ или слѣдствіе болѣзни: и, слѣдовательно, все-таки имѣетъ свою важность. Впрочемъ, полагаю, что и самый климатъ Кіева неблагопріятенъ для Вашего расположенія. Я всегда слыхалъ, что онъ вредно дѣйствуетъ на горловыя и грудныя немощи. Вы, можетъ быть, хорошо дѣлаете, что не слишкомъ предаетесь лакомствамъ латинской кухни. Но все же не слѣдуетъ совершенно отказываться отъ всякаго лѣченія и докторскаго надзора. У Васъ въ Кіевѣ должны быть хорошіе врачи, и Вы должны прибѣгать къ ихъ совѣтамъ и помощи. Слишкомъ довѣрять медицинѣ невозможно, а отказываться отъ нея, или игнорировать ее -- говоря варварскимъ языкомъ нашихъ новыхъ законодателей по письменной части -- тоже невозможно. Мнѣ казалось, что я отвѣчалъ во-время на прежнее письмо Ваше. Но если ошибался, то покорнѣйше прошу простить меня великодушно. Свадьба внучки моей и поѣздка моя въ Москву на свадьбу, можетъ быть, были причиною моего молчанія. Мрачное расположеніе духа Вашего не мѣшаетъ Вамъ быть по преимуществу миролюбивымъ. И это приноситъ Вамъ особенную честь. Вижу, что Вы недовольны моими вылазками и щелчками. Но что же дѣлать? У каждаго своя натура. А моя, сознаюсь въ грѣхѣ, нѣсколько щелчконосна. Да и кому-же, какъ не намъ, старикамъ, брюзжать? Была бы только брюзгливость добросовѣстна. Впрочемъ, обо всемъ этомъ поговоримъ пространнѣе послѣ, а теперь хотѣлъ я только выразить сочувствіе мое къ Вашимъ страданіямъ и попросить у Васъ извиненія, если въ самомъ дѣлѣ не отвѣчалъ на прежнее письмо Ваше. Премного благодарю за присланные списки. Разсмотрю и провѣрю ихъ со вниманіемъ и сообщу Вамъ мое о нихъ заключеніе. На первый разъ замѣчу, что Мнѣніе Посторонняго ("Сынъ Отеч." 1815) не мое. Полторацкій мнѣ на него уже указывалъ. У меня есть Мнѣніе или, кажется, Два слова сторонняго, напечатанныя въ Цвѣтникѣ 1809 или 1810 года, по поводу статьи Шаликова о какой-то повѣсти Жуковскаго. Надѣюсь устроятъ Ваше дѣло съ Бартеневымъ. Вы мнѣ ничего не говорите о Максимовичѣ, а, помнится, спрашивалъ я Васъ, въ Кіевѣ ли онъ? Я самъ съ возвращенія своего изъ Царскаго Седа все, болѣе или менѣе, хвораю. Посылаю Вамъ при семъ отдѣльные оттиски. Не поддавайтесь болѣзни, любезнѣйшій Степанъ Ивановичъ, и бодрствуйте духомъ. Жизнь -- битва. Мы всѣ стоимъ подъ ружьемъ и подъ пулями. Совершенно и неизмѣнно Вамъ преданный

Вяземскій.

   

Письмо четырнадцатое.

Петербургъ. 4 янв. 1869 г.

   Не смѣю поздравить Васъ съ Новымъ Годомъ, потому что Вы жалуетесь на свое здоровье, да, впрочемъ, я мнѣ некстати радоваться Новому гостю, потому что съ появленія его я самъ нездоровъ и сижу дома. По крайней мѣрѣ, могу усердно выразить Вамъ мои искреннія желанія и надежды, которыя заключаются въ томъ, чтобы возвратились Вамъ Ваши силы, и духъ Вашъ былъ бодрѣе и спокойнѣе, и могли бы Вы продолжать свои занятія и труды. Въ подарокъ на Новый годъ отправилъ я Вамъ отъ себя книжки "Архива" на 1868 годъ, а Бартенева просилъ пересылать Вамъ "Архивъ" на текущій годъ, что онъ обѣщался исполнить. Статья же Ваша обо мнѣ будетъ, какъ онъ пишетъ мнѣ, напечатана на первомъ свободномъ мѣстѣ. Онъ хотѣлъ самъ къ Вамъ писать. Сегодня былъ у меня докторъ Каррель. Онъ поручилъ Вамъ кланяться и предписываетъ Вамъ докторскимъ своимъ рецептомъ: не унывать. Надѣюсь, что кіевскіе врачи, въ числѣ коихъ есть весьма хорошіе, помогутъ Вамъ съ пользою. Получили ли Вы мои двѣ статейки о Булгаковѣ и Бобринскомъ? Сдѣлайте изъ послѣдней извлеченіе для Кіевлянина или другого мѣстнаго журнала.
   Еще разъ выражаю Вамъ желанія мои всѣхъ возможныхъ Вамъ благъ и, какъ въ прежній, такъ и въ Новый годъ, увѣряю Васъ въ моей Искренней и постоянной преданности.

Кн. Вяземскій.

   Мой сердечный поклонъ Максимовичу.
   

Письмо пятнадцатое.

Петербургъ, 16 янв. 1869 г.

   Въ гостинецъ на Новый годъ послалъ я Вамъ, любезнѣйшій Степанъ Ивановичъ, четыре банки варенья, или какого-то тѣста, которое мнѣ рекомендовали, какъ очень полезное пособіе противъ болѣзней горла и груди. Во всякомъ случаѣ, вреднымъ оно быть не можетъ, и желаю Вамъ кушать на здоровье. Надѣюсь, что вы получили мое письмо и книжечку о Бобринскомъ. Надѣюсь также, что Бартеневъ исполнилъ свое обѣщаніе и выслалъ Вамъ первую книжку "Архива" на нынѣшній годъ. А я отъ себя послалъ Вамъ весь 1868-ой годъ. Погодинъ былъ здѣсь и хотѣлъ Вамъ писать. Скажите мнѣ доброе словечко о своемъ здоровьи и примите увѣреніе въ моей совершенной преданности.

Кн. Вяземскій

   

Письмо шестнадцатое.

Петербургъ, 16 февраля 1869 г.

   Очень я былъ радъ, любезнѣйшій Степанъ Ивановичъ, Вашему письму. Хотя Вы и жалуетесь на здоровье, но отзывъ Караваева о болѣзни Вашей, по мнѣ, очень успокоителенъ. Стало-быть, все, со временемъ, придетъ въ свой порядокъ, нервы перебѣсятся, и Вы еще будете наслаждаться благо и долгоденствіемъ. Я самъ прошелъ сквозь эту огненную трущобу нервовъ и знаю, что это за пытка. И теперь все еще иногда подвергаюсь ей, но пока сносно, дай Богъ не сглазить. Очень я также радъ, что мои чернильные и сахарные гостинцы до Васъ дошли. Посылаю Вамъ еще приношеніе: мои Бородинскія Воспоминанія. А прежнія, которыя Вы записывали въ Ливадіи, лежать пока подъ спудомъ, и ничего къ нимъ не прибавлено. Благодарю Васъ и за Вашу брошюру. Раздамъ ее по принадлежности, при удобныхъ случаяхъ. Здѣсь не Ливадія. Случая ждешь иногда недѣлю и болѣе. Кажется, я просилъ Васъ, и, кажется, Вы обѣщались доставить мнѣ опись моихъ прозаическихъ статей. Вашъ "Указатель" хранится у меня, то-есть прежній, то-есть такъ хранится, что даже и хоронится въ подземномъ царствѣ моихъ бумагъ. На дняхъ 10 ящиковъ уже разобрано, но еще 10 впереди. А сколько бумагъ, разбросанныхъ здѣсь и тамъ!
   
   "Хотя и могъ бы умъ высокій
   Измѣрить океанъ глубокій,
   Сочесть пески, лучи планетъ,
   Но имъ числа и мѣры нѣтъ".
   
   Вы недавно прислали уже мнѣ нѣкоторыя оглавленія, но, кажется, еще не все. Знаю, что ваши библіографическія и библіотечныя средства въ Кіевѣ довольно скудны. Но все же есть у Васъ въ рукахъ нить для руководства моего въ этомъ лабиринтѣ. Совѣстно мнѣ, что мучу Васъ, но на Васъ вся моя надежда. Дайте мнѣ обстоятельный адресъ Максимовича, съ именемъ его и прочимъ. Я полагалъ, что зимою живетъ онъ въ Кіевѣ,

Душевно и неизмѣнно Вамъ преданный
Вяземскій,

   

Письмо семнадцатое.

Петербургъ, 15 марта 1869 г.

   Если бы дѣло шло о Ломоносовѣ, Державинѣ, Пушкинѣ или имъ подобнымъ, я охотно нарядилъ бы слѣдствіе, про которое говорите Вы въ послѣднемъ своемъ письмѣ, разослалъ бы циркуляры всѣмъ библіо-логамъ,-- манамъ,-- филамъ и библіоторгашамъ, чтобы отыскать и представить мнѣ каждое слово, выпавшее изъ пера ихъ. Но поскольку рѣчь идетъ обо мнѣ, не хочу я дать право всѣмъ этимъ господамъ смѣяться надо мною и моими требованіями. Вы слишкомъ милостивы ко мнѣ, любезнѣйшій Степанъ Ивановичъ, и забываете, что я еще живъ. Это и выгода, и недостатокъ. Погодите, можетъ быть, лѣтъ чрезъ 50, когда черви объѣдятъ меня до косточки, меня отыщутъ и помянуть словомъ безпристрастнымъ и мнѣ подобающимъ. Я не самохвалъ, во знаю, что я имѣю свое время и мѣсто въ русской литературѣ, имѣлъ въ ней голосъ и значеніе. Было время, когда говорили печатно, что я умнѣйшій русскій писатель -- съ тѣхъ поръ я ли поглупѣлъ, или другіе стали больно умны, но дѣло вовсе перемѣнилось.
   
   Теперь въ ходу, теперь въ чести
   Другіе люди и новинки.
   А мы? мы на живомъ пути
   Чего-то прошлаго поминки.
   Что-жъ дѣлать? Каждому свой день.
   Напрасны жалобы и пени:
   Иные всходятъ на ступень.
   Другіе сходятъ со ступени.
   
   Вотъ что сказалъ я въ одномъ изъ послѣднихъ своихъ стихотвореній. И вотъ Вамъ моя откровенная исповѣдь. Дай Вамъ Богъ здравія и благоденствія. Чрезъ 50 лѣтъ вспомните мои слова, пишите тогда повсемѣстные циркуляры, выкопайте меня изъ гроба и канонизируйте меня какъ и сколько угодно. А если хотите узнать всю подноготную современной намъ литературы, прочтите брошюрку Антоновича: "Матеріалы для характеристики современной русской литературы". Вотъ исповѣдь и доносъ самые назидательные.
   Разумѣется, не думаю собрать и перепечатать все, написанное мною и разбросанное на всѣ вѣтры всѣхъ возможныхъ журналовъ и альманаховъ. Но нужно же мнѣ все имѣть подъ глазами, чтобъ сдѣлать выборъ. А иногда и приходитъ мысль: къ чему? Изъ какихъ благъ, на кой чертъ поднимать всю эту катавасію? На томъ свѣтѣ объ этомъ и рѣчи не будетъ; а я ближе къ тому, нежели къ этому.
   Гдѣ буду и что буду дѣлать лѣтомъ, совершенно не знаю. День мой -- вѣкъ мой. О будущемъ загадывать не люблю, да я и не отъ себя завишу. Понимаю, что Вамъ не легко въ Кіевѣ. Но легче ли будетъ, и гдѣ? Вотъ вопросъ, который надобно обдумать и взвѣситъ на всѣ стороны. Во всякомъ случаѣ будьте здоровы или, по крайней мѣрѣ, не больны, т.-е. не очень больны, и да осѣнитъ Васъ Богъ своею благодатью.

Совершенно Вамъ преданный
Вяземскій.

   

Письмо восемнадцатое.

Петергофъ, 22 іюня 1869 г.

   Вамъ совѣстно будетъ Вашихъ нареканій и упрековъ за мое молчаніе, когда узнаете, что причиною молчанія была моя болѣзнь. Я шесть недѣль пролежалъ и просидѣлъ въ карантинѣ вслѣдствіе оспы, которую на старости лѣтъ, не знаю какъ, подтибрилъ. Благодаря Бога, все обошлось хорошо, и я оправился, но все еще плохо собираюсь съ силами. Прежнее Ваше письмо съ приложеніями получилъ я исправно и за все кланяюсь въ ножки съ благодарностью. За болѣзнью и за дурью въ головѣ не успѣлъ я еще все разсмотрѣть и провѣрить. Но уже вижу, что Вы меня преслѣдовали, отыскивали и травили съ большою тщательностью и зоркостью. Обо воемъ этомъ поговоримъ послѣ, когда я совершенно приду въ себя. Книжки Ваши роздалъ я по возможности въ кое-какіе пріюты и дѣтскія учебныя заведенія, но отправить ихъ выше не могъ, потому что все это время на высотахъ боялись меня и боятоя еще, какъ чумнаго. Не знаю, поѣду ли въ Крымъ, но болѣе думаю, что не поѣду, а если поѣду, то, разумѣется, охотно воспользуюсь Вашимъ предложеніемъ и дамъ Вамъ знать о себѣ. Во всякомъ случаѣ, пришлю мою лепту въ церковь Вашу. Воскреснаго чтенія не получаю. Надѣюсь, что Полтавское лѣто укрѣпляетъ Ваши силы и здоровье. Наше лѣто пока не столько укрѣпительно, сколько освѣжительно. Вмѣсто того, чтобы любоваться Чернымъ моремъ, здѣсь смотрю на наше сѣрое море, которое не очень вдохновительно. Знаете ли Вы кого изъ семейства Гоголя? Я имѣлъ случай содѣйствовать опредѣленію дѣтей сестры его въ учебныя заведенія на казенный счетъ. Помнится, одно изъ нихъ должно быть въ Полтавѣ.
   Будьте здоровы. Совершенно и неизмѣнно Вамъ преданный

Вяземскій.

   Если напишите, то надписывайте письма въ городъ, Большая Морская, No 49. Я здѣсь только на нѣсколько дней. Можетъ быть, съѣзжу въ Москву.
   

Письмо девятнадцатое.

Ильинское, 21 іюля 1869 г.

   Сердечно благодарю за поздравленіе и за добрыя пожеланія. Не сомнѣваюсь, что они исходятъ изъ искренняго доброжелательства, и такъ же радушно мною принимаются. Мое здоровье, благодаря Бога, поправилось. Всѣ находятъ, что я даже помолодѣлъ. Эта поздняя молодость -- моя лебединая пѣснь. А пока вотъ мое воронье карканье. Какой-то де-Пуле задѣлъ меня въ "С.-Петербургскихъ Вѣдомостяхъ". Въ литературѣ держусь ветхозавѣтнаго правила: око за око, зубъ за зубъ. И вотъ мое отраженіе:
   

1-ое.

   Въ литературномъ ремеслѣ
   У насъ идетъ днемъ съ каждымъ горше:
   Вотъ ужъ и хламу де-Пуле
   Офеня отыскался въ Кортѣ.
   

2-ое.

   Де-Пуле, де-Пуле
   На журнальный базаръ
   Носитъ въ пестромъ кулѣ
   Свой домашній товаръ.
   Слышенъ крикъ, слышенъ кличъ:
   "Des poulets! Des poulets!"
   А разнюхай -- въ кулѣ
   Все протухлая дичь.
   
   Это плоды моей оспы. По ветхозавѣтному духу ихъ, не напечатаете ли ихъ въ "Православномъ Обозрѣніи"? Или оставьте ихъ для оглашенія въ синодикѣ моихъ грѣховъ и преступленій по смерти моей. Свиданія намъ на дорогѣ не будетъ. Въ Крымъ не ѣду, а въ концѣ мѣсяца возвращаюсь въ Ц[арское] Село. Оттуда я буду писать Вамъ подробнѣе. Теперь и нестерпимо жарко, и.не успѣлъ я свыкнуться съ письменнымъ столомъ, съ мѣстностью -- и туго пишется.

Неизмѣнно Вамъ преданный
Вяземскій.

   

Письмо двадцатое.

Царское Село, 23 августа 1869 г.

   Ваши куплеты хороши вообще, а между ними есть и очень хорошіе и удачные. По требованію Вашему, отмѣчу нѣкоторые стихи и выраженія, которыя мнѣ кажутся сомнительными. Но поправлять ихъ не берусь. Я и своихъ стиховъ исправлять не умѣю. Хорошо скажется -- хорошо. А скажется дурно или пополамъ съ грѣхомъ -- такъ и быть. Оставляю на съѣденіе критикамъ.
   1-й куплетъ: Сей академіи родной, хорошо бы замѣнить слово сей. А то стихъ какъ-то слишкомъ прозаическій.
   3-й куплетъ очень удаченъ, но широкая судьба мнѣ не нравится. Почему не прекрасная, не блестящая, не цвѣтущая.
   4-й. Тутъ дѣло не въ шумной струѣ, потому что Вы сравниваете съ нею слезу. Не сказать ли чистая струя или свѣжая, или что-нибудь въ этомъ родѣ. Бурѣ тоже тутъ быть не слѣдуетъ, потому что въ радости все должно быть плавно и свѣтло. 5-й куплетъ очень хорошъ. 6-й также. Но правильно ли сказать, что они вели храмъ. 7-ой и 8-ой очень хороши. Въ 9-омъ не люблю слово образцово. 13-й куплетъ: среди волнуемыхъ концовъ. Воля Ваша: концы не хорошо. 14-й очень хорошъ. 16-й. выносливый трудъ (если я такъ прочелъ Ваше слово) слишкомъ отзывается яремнымъ трудомъ вола и не идетъ къ трудамъ духовнымъ. 19-й куп. очень хорошъ. Три послѣдніе стиха 20-аго какъ-то не ясны и не вяжутся, особенно послѣдній стихъ, съ предыдущими. Окончательные четыре стиха послѣдняго куплета какъ-то слабы и вяло завершаютъ стихотвореніе, въ которомъ много лиризма, движенія и теплоты. Да и нѣтъ въ нихъ достаточной ясности. Каждый стихъ худо связывается съ слѣдующимъ, особенно въ трехъ послѣднихъ. Ленты и студенты риѳмы хорошія, но некстати въ подобномъ стихотвореніи. Въ стихотвореніи Слава предпочитаю варіантъ второй половины. Вотъ все, что по совѣсти и смыслу моему могу замѣтить. Благодарю за сообщенныя вѣсти о Царскомъ проѣздѣ. Теперь пишутъ изъ Ливадіи, что, благодаря Богу, здоровье Государя очень понравилось. На дняхъ говорилъ я объ Васъ съ Юзефовичемъ, пріѣхавшимъ сюда изъ Кіева. Онъ очень расположенъ заняться Вашею участью и доставить Вамъ мѣсто или работу, Вамъ приличныя. По возвращеніи его въ Кіевъ, снеситесь съ нимъ отъ моего имени, а предъ отъѣздомъ его еще буду съ нимъ объ Васъ говорить. Впрочемъ, Вы слишкомъ уже совѣстливы. Дармоѣдомъ, какъ Вы говорите, Вамъ никогда и нигдѣ быть не придется. А если и есть при томъ или другомъ мѣстѣ какія-нибудь неудобства и закорючки, то слишкомъ путаться ими не слѣдуетъ. Въ жизни ровной и прямой дороги нигдѣ нѣтъ. Все надобно то спускаться, то карабкаться, то обходить.
   Мои старыя бумаги, о которыхъ Вы тоскуете, опять теперь до радостнаго утра. Это послѣднее время занимался я составленіемъ біографіи князя Козловскаго, человѣка замѣчательнаго, хотя въ Россіи малоизвѣстнаго, потому что онъ почти весь свой вѣкъ прожилъ за границею. Работа пріостановилась въ ожиданіи матеріаловъ, которые обѣщали выслать мнѣ изъ разныхъ мѣстъ.
   Вы желали бы имѣть мѣсто библіотекаря при какой-нибудь частной библіотекѣ. Но кто имѣетъ у насъ библіотеки въ настоящее время? Пора Бутурлиныхъ и Разумовскихъ давно миновалась. Воскреснаго Чтенія все еще не имѣю. Великодушно прощаю Вамъ опечатку въ моей "Сельской Церкви". Не можете ли Вы, по своему всевѣдѣнію, указать на журнальныя статьи, въ которыхъ разбиралась или упоминалась моя книга о Фонъ-Визинѣ? Кажется, въ Вашихъ драгоцѣнныхъ указаніяхъ ничего нѣтъ объ этомъ. Какъ Вы мнѣ ничего не сказали о Каррелѣ? Вѣдь онъ былъ въ Царскомъ поѣздѣ. Будьте здоровы. Это главное, а все прочее придетъ.

Совершенно и неизмѣнно вамъ преданный
Вяземскій.

   

Письмо двадцать первое.

Царское Село, 31 октября 1869 г.

   Для большей вѣрности и застрахованія отъ почтовыхъ случайностей, отдалъ я булавку Вашу въ контору Государя Цесаревича. Управляющій ею удостовѣрилъ меня, что она будетъ Вамъ доставлена въ неприкосновенности и скорости. Портреты даются обыкновенно или именитымъ сановникамъ, какъ награда за службу, или особенно приближеннымъ лицамъ, какъ знавъ особеннаго благоволенія. Ни въ томъ, ни въ другомъ случаѣ не могъ я позволить себѣ подобное ходатайство. Писемъ Иннокентія еще не имѣю, а очень любопытно было бы ихъ прочесть. Въ письмахъ Филарета къ Муравьеву удивляешься уму его и, если можно сказать, часто граціозности этого ума и особенно смиренію и долготерпѣнію Филарета въ сношеніяхъ его съ такимъ запальчивымъ, назойливымъ и самовластительнымъ корреспондентомъ. Если Филаретъ сподобится чести быть причисленнымъ къ лику святыхъ, то письма эти должны не мало послужить къ признанію за нимъ христіанскихъ доблестей: смиренія и долготерпѣнія, которыми ознаменовалъ онъ себя въ сношеніяхъ своихъ съ Муравьевымъ. Я не очень здоровъ и черезъ нѣсколько дней вслѣдъ за Дворомъ думаю переѣхать въ городъ. Здравствуйте тѣломъ и духомъ, а я ни тѣмъ, ни другимъ похвалиться не могу.

Совершенно Вамъ преданный
Вяземскій,

   

Письмо двадцать второе.

19 нояб.

   Риѳмы въ услугамъ Вашимъ не имѣю, а вотъ 25 р. с. за Ваши риѳмы, хотя приношеніе это нарушаетъ правила мои. До сей поры отказывался я отъ всякихъ пожертвованій по этому злосчастному предмету. Отъ добра добра не ищешь: и отъ бѣдныхъ, которые подъ рукою, не зачѣмъ искать бѣдныхъ за тридевять земель. Неужели нѣтъ у Васъ въ Конотопѣ несчастныхъ, которые такъ же, а можетъ быть и болѣе, заслуживаютъ состраданіе и братскую помощь? Не люблю политической, шумной и газетной благотворительности. Впрочемъ, Вамъ и книги въ руки. Первая часть Вашихъ колядокъ очень мила. На дняхъ сообщилъ я Вамъ отзывъ кн. Урусова.

Совершенно Вамъ преданный
Вяземскій.

   Во всякомъ случаѣ, не записывайте денегъ подъ моимъ именемъ, или отъ моего имени, а просто -- отъ неизвѣстнаго.
   

Письмо двадцать третье.

   Благодарю Васъ за письмо отъ 8-го декабря и за то, что Вы обо мнѣ вспомнили. Но и я съ своей стороны Васъ не забывалъ. Въ поздравительномъ письмѣ моемъ къ Максимовичу, послѣ юбилея его, навѣдывался я объ Васъ. Вѣроятно, письмо это до него не дошло и остается по сю пору безъ отвѣта. Не зная порядочно адреса его, надписалъ я письмо въ канцелярію Кіевскаго университета съ просьбою передать письмо по принадлежности. Не можете ли справиться, что сдѣлалось съ нимъ, т.-е. съ письмомъ? По старымъ Крымскимъ преданіямъ, Вы еще говорите мнѣ о моей прозѣ и моихъ стихахъ. А я вотъ уже третій годъ, что не думаю ни о той, ни о тѣхъ, а если иногда и вспомню о нихъ, то скорѣе съ неудовольствіемъ, чтобы не сказать съ омерзеніемъ. Болѣзнь меня всего обхватила, и только о ней и думаю. Больной выѣхалъ я изъ Петербурга въ концѣ 1869 г., больнымъ прожилъ я за границею болѣе полутора года и больнымъ возвратился въ Россію. Съ пріѣзда моего мнѣ все хуже да хуже. Была у меня мысль попробовать Кіевской зимы, и писалъ я объ томъ Максимовичу, испрашивая отъ него свѣдѣній объ удобствахъ Кіевскаго житья-бытья, помѣщенія и т. д. Но письмо мое, повидимому, затерялось, и къ несчастію моему вынужденъ я зазимовать въ Петербургѣ. Вотъ Вамъ отрывокъ изъ моихъ записокъ, о которыхъ вы такъ дружелюбно тоскуете. Я почти ничего не читаю, но прочелъ съ удовольствіемъ Вашу Михайлову гору. Въ этой статьѣ много удачныхъ и живописныхъ выраженій. Если способенъ былъ бы я чего-нибудь желать, то, кажется, пожелалъ бы я поселиться въ описываемой Вами мѣстности. Въ стихахъ Вашихъ поправлять нечего, да и не умѣлъ бы я поправить. Я никого почти не вижу, а Грота и подавно. Стихи Ваши передамъ Сербиновичу съ тѣмъ, чтобы онъ гдѣ-нибудь напечаталъ ихъ. Хотя Вы и жалуетесь на свое здоровье, но видно, что оно не мѣшаетъ Вамъ заниматься, трудиться и помышлять объ Аѳонской горѣ и о Палестинѣ. Стало быть, Вы еще способны жить въ настоящемъ я въ будущемъ. А мнѣ и минувшее мое опротивѣло. У Васъ, какъ плоть ни немощна, а духъ бодръ. У меня и тотъ и другая равно немощны. Этимъ заключаю я отчетъ о себѣ и свою исповѣдь.
   Вотъ и сбылось желаніе мое, о которомъ Вы упоминаете. Кончаю вѣкъ мой Аю-дагомъ, или медвѣдемъ, но на бѣду больнымъ медвѣдемъ, чего вовсе не желалъ.

Совершенно Вамъ преданный
Вяземскій.

   Санкть Петербургъ, на Михайловской площади, домъ Дашкова.

14-го декабря 1871 г.

   

Письмо двадцать четвертое.

   Посылаю Вамъ себя на память и въ доказательство, что я Васъ помню.

Неизмѣнно Вамъ преданный
Вяземскій.

   Гомбургъ.
   Homburg vor der Höhe.
   23 августа, 4 сентября, 1875 г.
   

Письмо двадцать пятое.

Homburg v. d. Höhe. 26 янв./ 4 февр. 1876 г.

   Очень обрадовался я при видѣ знакомаго и давно не виданнаго почерка Вашего. Много и сердечно благодарю за письмо и содержаніе его. Вижу изъ него, что ни время, ни обоюдное молчаніе не ослабили прежнихъ отношеній и чувствъ Вашихъ ко мнѣ. Впрочемъ, если я и не писалъ, то часто спрашивалъ объ Васъ. Почерку же Вашему обрадовался я такъ потому что, судя по твердости его, четкости и благообразію, я убѣждаюсь, что Вы вовсе не смотрите такимъ инвалидомъ, какимъ рисуете себя. Съ большимъ сочувствіемъ читалъ я статью Вашу о Максимовичѣ. Теперь ожидаю статьи Вашей о Погодинѣ, которую готовите Вы, какъ пишутъ мнѣ. Съ нетерпѣніемъ ожидаю я Іерусалимскихъ впечатлѣній. Іерусалимъ -- красавица, которой портретъ должно писать заочно, изъ памяти тогда всѣ угловатости, черты, какія ни есть неблаговидныя, забываются, исчезаютъ, а остается одно святое, благоговѣющее, сочувственное впечатлѣніе. Мое "Одно Сокровище" написалъ я вовсе не въ Палестинѣ, а нѣсколько лѣтъ спустя, въ Дрезденѣ, по выходѣ изъ балагана, въ которомъ представляли панораму Іерусалима. Вы жалуетесь на здоровіе свое. Могу и я Вамъ вторить въ томъ же жалобномъ тонѣ. Хрущовъ нарисовалъ меня слишкомъ розовыми красками. Можетъ быть, менѣе прежняго страдаю и не такъ постоянно, но скакать отъ радости не къ чему. Вы жалуетесь на уши: глохну и я. И у меня почти безпрерывно въ головѣ бушуетъ вѣтеръ, какъ въ сыромъ бору. Ноги мои вообще не хороши. О глухотѣ и о головномъ шумѣ, двухъ близнецахъ, совѣтовался я съ здѣшними врачами: они меня помучили, поковыряли въ носу какими то щипцами, но толку не было. Правда и то, что я живу чужой вѣкъ, и надобно честь знать. Жаловаться права не имѣю. Всѣ возможные сроки давности давно прошли.
   У меня нѣтъ оттисковъ моихъ: да ихъ и всего немного. Къ тому же неудобно печатное отправлять отсюда въ Россію. Почта передаетъ въ таможню, таможня въ цензуру -- тутъ мытарствамъ конца не будетъ. Но напишите Бартеневу и Барсукову, чтобы они выслали Вамъ, что есть, и высылали, что будетъ. Вы ошибочно зовете городъ свой Конотопъ. Настоящее прозваніе его Копотопъ. И потому спрошу Васъ: зачѣмъ Вы тамъ коптите? Зачѣмъ не переѣзжаете на постоянное жительство въ Кіевъ, гдѣ умственный воздухъ чище, свѣжѣе, благораствореннѣе? Еще спрошу: зачѣмъ Вы тамъ потопствуете? Зачѣмъ не переходите въ Кіевскій ковчегъ? Тутъ, можетъ быть, много парныхъ животныхъ, чтобы не сказать скотовъ, но есть и люди, есть общество, есть развлеченія, или отвлеченія отъ самого себя, отъ болѣзни, отъ томительной, грызущей, неотвязчивой думы о болѣзни своей. Все это я знаю по себѣ. Скука на людяхъ все-таки лекарство отъ скуки одиночной, самородной, которая сидитъ предъ зеркаломъ и видитъ только себя. Въ Кіевѣ болѣе и врачебной помощи. Вотъ Вамъ мои совѣты, плоды собственныхъ наблюденій надъ собою. Но осуществимы ли мои совѣты, мои дружескія пожеланія, этого не знаю. А знаете Вы, не понимаю, какъ съ трудолюбіемъ Вашимъ, съ способностями, съ библіографическими свѣдѣніями, не примкнете Вы къ какому-нибудь журналу, чтобы зарабатывать себѣ и хлѣбъ, и калачъ насущный. Вотъ здѣсь уже не могу ни на грошъ быть Вамъ полезенъ. Всѣ связи мои съ журналами порваны. Даже съ благочестивымъ и нѣсколько родственнымъ мнѣ "Гражданиномъ". Всѣ наши журналы, болѣе или менѣе, мнѣ опротивѣли и огадились. Скажите мнѣ, чего могли бы Вы благоразумно и умѣренно пожелать себѣ. Куда могли бы Вы служебно пристроиться? И тутъ, по болѣзни моей, по долгому отсутствію, многія связи мои, точки прикосновенія, отношенія, значительно ослабли, и надежды на успѣхъ очень понизились. Но добрая воля, но усердіе остались. Радъ стараться. Укажите только, гдѣ и какъ. По старому, неизмѣнно Вамъ преданный

Вяземскій.

   А тамъ, что Богъ дастъ!
   

Письмо двадцать шестое.

Гомбургъ предъ высотами 7/19 марта -- 76 г.

   Прежде всего долженъ я уничтожить заблужденіе и возстановить истину. Отъ Бартенева получилъ я гонораріи, скромные, но получилъ. Разумѣется, я не требовалъ, но принялъ и въ потѣ чернильномъ заработалъ нѣсколько сотъ рублей. Жаль, что Бартеневъ не такъ поступилъ съ Вами и со вдовою Максимовича. Когда и порядочный человѣкъ попадетъ у насъ въ журналисты, онъ непремѣнно сдѣлается цыганомъ и шулеромъ. Ужъ русскій журналистъ не можетъ быть не плутомъ.
   Это наслѣдство, майоратъ, доставшіеся отъ Греча, Булгарина, Сенковскаго. Журналисты, каковыми были у насъ Карамзинъ, Жуковскій, принадлежатъ эпохѣ баснословной, а нынѣшній вѣкъ есть вѣкъ реальный, историческій, стало быть, живодерный.
   Я пожурилъ бы Бартенева за Максимовича и за Васъ, но боюсь, что это только раздражитъ его, а ничему не поможетъ. Напротивъ. Онъ, разумѣется, догадывается, что вѣсти отъ Васъ идутъ. Барсуковъ пишетъ мнѣ, что онъ послалъ Вамъ всѣ оттиски. Почему не поблагодарить Вамъ Оболенскаго. Вѣжливость никогда не лишняя. Князь Дмитрій Александр. Статсъ-Секретарь. Домъ гр. Протасовой. Петербургъ.
   Вы убѣждаете меня не полемизировать, но я и не полемизирую. Я говорю правду, или, по крайней мѣрѣ, то, что признаю за правду о людяхъ и вещахъ. На это даютъ мнѣ право и почти вмѣняютъ въ обязанность мои 83 года. На уличную, т.-е. на журнальную, брань не отвѣчаю. Для меня нынѣшняя литературщина не существуетъ. Есть три-четыре исключенія, принадлежащія все-таки не нынѣшнему, а старому времени. Кому же говорить не въ бровь, а прямо въ глазъ правду, какъ не старику независимому. По крайней мѣрѣ, потомство, или просто дѣти и внуки, узнаютъ, что въ наше время были не одни горлодёры и прислужники ихъ подлымъ потаканіемъ или трусливымъ молчаніемъ: а что были и протестующіе голоса. Богъ сдѣлалъ меня не злоязычнымъ, а махонько остроязычнымъ: вотъ я и острю. А Вы хотите, чтобы я урѣзалъ себѣ языкъ. Вишь, какую Бироновщину вздумали Вы. Впрочемъ, я не вмѣшиваюсь въ дѣло изданія сочиненій моихъ. Даю, что есть, а тамъ дѣлай изъ него, что хотятъ. Сочиненія автора -- жизнь автора. На старости нечего жизнь исправлять: не исправишь. Прошедшаго не воротишь, прошедшаго не уничтожишь. О будущемъ, о судѣ потомства мало думаю, на настоящее плюю. Вотъ и вся сказка недолга. Я уже не отъ міра сего. Русскому, и въ моемъ положеніи, жить въ Гомбургѣ не есть жить: это то же, что покойникъ въ гробу: онъ еще не похороненъ, онъ еще на землѣ, а не подъ землею, но все же уже трупъ. А Воейковъ говаривалъ: съ мертвыми церемониться нечего: ими хоть заборъ городи.-- Зачѣмъ пишете Вы Ерусалимъ? Это грѣхъ, это кощунство, святотатство. И Жуковскій въ "Орденской Дѣвѣ" сказалъ:
   
   Іерусалимъ отсюда завоеванъ.
   
   Іе сливается въ одинъ слогъ. Такъ же у него и Іоанна. Съ Іоанной Вамъ ужъ болѣе не видаться. Ерусалимъ, сбивается на Еруслимъ. Такимъ образомъ, изъ звучной Евдокіи сдѣлали мы пошлую Авдотью. Не помню, чѣмъ отдѣлался Мерзляковъ въ поэмѣ "Освобожденный Іерусалимъ".
   Елеонь, кажется, лучше выдержанъ, чѣмъ Яффа.
   Великихъ слезъ, какъ-то странно, ужъ скорѣе глубокихъ, а всего простѣе сказать горячихъ или, пожалуй, священныхъ.
   Я сказалъ бы:
   
   Великихъ дней здѣсь безпощадно
   Ужъ стерся слѣдъ.
   
   Не лучше ли сказать:
   
   Глухимъ онъ терніемъ поросъ.
   А то ужъ слишкомъ много слезъ выходить.
   
   Христосъ, ему подобаетъ риѳма лучшая, чѣмъ слезъ.
   Только, одно, лишь -- все одно. Нельзя оставить. Нельзя ли сказать:
   
   Молися, здѣсь ходилъ Христосъ.
   
   Или:
   
   Молись: молился здѣсь Христосъ.
   
   Да, полно, молился-ли Онъ здѣсь: этого порядочно не помню.
   Четыре отмѣченные стиха слабѣе другихъ и лишніе. Лучше уволить ихъ.
   Близкихъ слезъ -- не годится. Ужъ лучше -- чистыхъ, сладкихъ.
   "Ея природа все та же". Нѣтъ не та же, потому что Вы сами выше говорите: увянулъ садъ и прочее. Да и слово вѣдь неотмѣнно просится вонъ, а если не просится, то все же надо выгнать его.
   Почему выпоминанья? Впрочемъ, я, можетъ быть, худо разобралъ, и у Васъ воспоминанья, какъ и слѣдуетъ. Не прозираю, бѣда, если выйдетъ опечатка: презираю. Не лучше ли сказать какъ-нибудь иначе. Лучше: когда гляжу. Сплошь -- идетъ ли сюда это слово? Не лучше ли повторить еще разъ: все. Христосъ имѣлъ братьевъ, но собратій имѣть не могъ.
   Всезрящая холма -- не возможна. Развѣ -- склонивъ въ раздумій главу, или что-нибудь въ этомъ родѣ. "Какъ были рады тѣ безмѣрно". Стихъ безмѣрно и примѣрно -- прозаическій. Постарайтесь перемѣнить его.
   Православно ли, что все въ: ѣло лишь власти. Говорить-ли Онъ о Себѣ такъ увѣрительно и утвердительно? Онъ, кажется, всегда говоритъ объ Отцѣ. Если Онъ близокъ, не зачѣмъ прибавлять недалеко. Развѣ:
   
   Еще Онъ тутъ, Онъ недалеко,
   
   Что-жъ ты молчишь и далѣе, всѣ четыре стиха слабы: мое и ея не риѳмуютъ. Эти стихи выключить или вовсе передѣлать. Выключилъ бы я и слѣдующіе четыре стиха. Поставить по старому примѣру два ряда точекъ, и начать прямо:
   
   "Передъ остывшею душой".
   
   Стихи:
   
   "На молчаливый Элеонъ".
   
   и слѣдующіе пять стиховъ -- очень хороши. Надобно бы ими кончить. Остальное какъ-то худо вяжется и растянуто. Да и воля Ваша, какъ-то странно записывать Христа въ славянофилы, или руссофилы, особенно на Елеонѣ. Тутъ Онъ могъ молиться о человѣчествѣ вообще, слѣдовательно и о насъ грѣшныхъ, но поминать Русь на отдѣльной эктеніи Онъ не могъ. Да и требовать намъ того не подобаетъ.
   Я могу отмѣчать, браковать слабыя мѣста, но поправлять ихъ не умѣю, даже и въ своихъ стихахъ. Вотъ отчего встрѣчаются у меня хромые стихи. Что могъ я сдѣлать съ Вашими стихами, сдѣлалъ и по крайнему разумѣнію моему, и добросовѣстно, и съ любовью. Болѣе не могу. Впрочемъ, Вамъ и стихи въ руки. Слѣдуйте отмѣткамъ моимъ, если хотите; если нѣтъ, то и это не бѣда. Во всякомъ случаѣ, мнѣ очень пріятно будетъ видѣть, что Вы и на Элеонѣ помнили обо мнѣ. А зачѣмъ не соберете Вы въ прозѣ свои палестинскія впечатлѣнія и воспоминанія, они свѣжѣе моихъ. И Вы, безъ сомнѣнія, лучше всматривались и изучали, чѣмъ я.
   Уфъ! вотъ расписался. Неизмѣнно Вамъ преданный

Вяземскій,

   Извините мнѣ мои чернильныя свинства.
   

Письмо двадцать седьмое.

21 мар./2 апр.

   Ваши оттиски давно получены. Я думалъ, что благодарилъ Васъ за нихъ. Извините. Старость память отшибаетъ. Охотно благословляю Васъ на изданіе Палестинскаго сборника. Когда отпечатается, пришлите мнѣ экземпляръ на хорошей бумагѣ, отдамъ его здѣсь въ переплетъ и при случаѣ -- если случай случится -- поднесу его отъ имени Вашего въ Высокія, или Высочайшія, руки. Близкихъ слезъ, можетъ быть, и можно, и даже, можетъ быть, хорошо, при истолкованіи Вашемъ. Но не каждый сразу пойметъ, чему и я служу доказательствомъ. Я не зналъ о постройкѣ дома на Елеонѣ, а думалъ, что Вы, какъ благовѣрный россіянинъ и вѣрноподданный, поручаете въ особенное покровительство Россійскій и Царствующій Домъ, что очень хорошо въ своемъ мѣстѣ, а неумѣстно на Елеонѣ. Опять извините недогадку мою. Но, въ такомъ случаѣ, нужно объяснить въ примѣчаніи. Вы спрашиваете, почему пребываю въ Гомбургѣ. Развѣ Вы не слыхали, что я въ Петербургѣ страдалъ ужасными безсонницами, ужасными геморроидальными припадками, ужасною ипохондріею. Доктора со дня на день выгнали изъ Петербурга и велѣли искать умѣреннаго климата, гдѣ могъ бы я круглый годъ и каждый день быть на свѣжемъ, т.-е. чистомъ, воздухѣ и ходить пѣшкомъ по лѣсамъ, полямъ и горамъ. Я испробовалъ нѣсколько мѣстъ и, наконецъ, попалъ въ Гомбургъ. Вотъ и засѣлъ я въ этомъ нѣмецкомъ Конотопѣ, гдѣ я не утопаю ни въ веселіяхъ, ни даже въ здоровій: но гдѣ мнѣ лучше, т.-е. менѣе худо, чѣмъ индѣ. Вотъ и весь секретъ. Видите, ларчикъ просто открывается. А Вы, кажется, Богъ вѣсть, какой тутъ романъ и трагедію построили. Зимою, какъ ракъ зимую, лѣтомъ разъѣзжаю. Обыкновенно, недѣль шесть лѣтнихъ провожу въ Ѳмсѣ и въ Югенгеймѣ при Государѣ. Живъ буду, и нынѣшнимъ лѣтомъ будетъ то же. Видите, живу не совсѣмъ схимникомъ. Будьте здоровы.
   Совершенно Вамъ преданный

Вяземскій.

   

Письмо двадцать восьмое.

Homburg v. d. Höhe.
1/13 іюля -- 76 г.

   Ваше письмо, поздравленія и добрыя пожеланія, любезнѣйшій Степанъ Ивановичъ, дошли до меня, или встрѣтили меня, именно 29 числа. Сердечно благодарю Васъ, что Вы вспомнили стараго и жалкаго имянинника, какъ сказалъ Вас. Львов. Пушкинъ. По милости Вашей, былъ я въ этотъ день и на Элеонѣ, а по вашему Елеонѣ -- впрочемъ, Вы правы,-- елей, гора маслинъ. Благодарю и за стихи, и за посвященіе. Въ Петровъ день пріѣзжалъ ко мнѣ изъ Эмса Гротъ. Разумѣется, говорили мы объ Васъ. Хотимъ къ зимѣ затѣять что-нибудь въ Академіи въ пользу Вашу. Увидимъ, что будетъ. Скорблю о Вашихъ недугахъ. Недуги и мнѣ не чужіе. Впрочемъ, мнѣ въ мои поздніе годы жаловаться грѣшно. Надо и честь знать. Вотъ Вы такъ слишкомъ рано поступили въ школу испытаній. Моя проза подвигается по-маленьку. Пересматриваю, перештопываю свое старое, черное бѣлье, а Барсуковъ въ Петербургѣ окончательно собираетъ его. Желаю Вамъ скорѣе выздоровѣть. Какова погода у Васъ? Здѣсь, нельзя оказать, чтобы лѣто было во всей красѣ и пылу своемъ.
   Неизмѣнно Вамъ преданный.

Вяземскій.

   

Письмо двадцать девятое.

Homburg v. d. Höhe.
4/16 нояб.

   Сегодня, и тотъ же часъ по полученіи письма Вашего, отправилъ я его въ подлинникѣ къ кн. Сер. Ник. Урусову. Разумѣется, при письмѣ отъ меня съ убѣдительною просьбою помочь Вашему дѣду. Въ лучшія руки передать его я не могъ. Увидимъ, что будетъ, и будете ли Вы съ библіотекою, а я съ радостью, что Вы пристроитесь къ мѣсту совершенно Вамъ подобаемому. Далѣе напишу Вамъ послѣ.
   Совершенно и неизмѣнно Вамъ преданный

Вяземскій.

   

Письмо тридцатое.

Гомбургъ 17/29 нояб.

   Вотъ что отвѣчаютъ мнѣ изъ Петербурга по Вашему дѣлу:
   "Письмо В. С., съ приложеніемъ записки Г. Пономарева, имѣлъ честь получить. Я всегда ревностный исполнитель Вашихъ приказаній, но опасаюсь, что на этотъ разъ встрѣчу затрудненія. Время для установленія новой должности выбрано неудобно. Если нѣжинскій институтъ назначитъ содержаніе новому библіотекарю изъ спеціальныхъ своихъ средствъ, то дѣло можетъ пройти благополучно, но въ случаѣ обращенія этого расхода на государственное казначейство Министръ финансовъ и деп. государственной экономіи могутъ къ этому отнестись несочувственно. Впрочемъ, дѣло ко мнѣ еще не поступало".
   Оно, по нынѣшнимъ обстоятельствамъ и завтрашнимъ, которыя въ виду, такъ и быть должно. Это не оффиціальная отговорка, а сущая правда. Впрочемъ, Вы, вѣроятно, ярый славянофилъ и, чего добраго, готовитесь въ черняевскіе добровольцы и, стало быть, будете радоваться неудачѣ своей. Это будетъ приносимая Вами лента. Но мнѣ жаль будетъ, если дѣло Ваше не состоится: во всякомъ случаѣ должно будетъ отложить его до болѣе удобныхъ и благопріятныхъ временъ. Что изъ Вашихъ трудовъ могли бы Вы поднести II-му Отдѣленію Академіи. Нельзя ли съ этой стороны что-нибудь попробовать? Я говорилъ о томъ Гроту, и онъ обѣщалъ въ такомъ случаѣ содѣйствіе свое и ходатайствовать о вознагражденіи. Подумайте.
   Совершенно Вамъ преданный

Вяземскій.

   

-----

   Къ стр. 145. Письма съ 1-го по 9-е, 17-е, 19-е, 22-е и съ 24-го по 30-е писаны собственноручно кн. П. А. Вяземскимъ, остальныя же -- его секретаремъ съ краткими приписками кн. Вяземскаго, въ концѣ писемъ.
   Къ стр. 147. Данилевскій -- см. примѣч. въ стр. 12.
   Къ стр. 160. При письмѣ 9-мъ была препровождена нижеслѣдующая "копія" письма Главнаго Начальника Военно-учебныхъ заведеній H. В. Исакова:

Милостивый Государь
Князь Петръ Андреевичъ,

   По принимаемому Вашимъ Сіятельствомъ участію въ Наставникѣ-Наблюдателѣ по преподаванію въ Петровской Полтавской Военной гимназія русскаго языка, надзорномъ совѣтникѣ, имѣю честь увѣдомить, что, за израсходованіемъ всей суммы, на награды и пособія чинамъ Военно-Учебныхъ Заведеній на текущій годъ назначенной, я предполагаю ходатайствовать объ оказаніи этому преподавателю пособія на лѣченіе и заграничную поѣздку въ январѣ 1868 года изъ суммъ, которыя на этотъ годъ Главному Управленію сихъ Заведеній ассигнованы будутъ.
   Примите увѣреніе въ совершенномъ моемъ къ Вашему Сіятельству почтеніи и преданности.

Н. Исаковъ.

   23 ноября 1867 года.
   
   Къ стр. 152. Стихъ "Умолкъ соловушко! и т. д." взятъ изъ басни И. И. Дмитріева "Молчаніе соловья".
   Къ стр. 153. Селинъ, Александръ Ивановичъ (1816--1877) -- профессоръ русской словесности Кіевскаго университета. См. о немъ некрологъ, составл. А. И. Линниченкомъ. Кіевъ, 1877 г.
   Къ стр. 155. "статейки о Булгаковѣ и Бобринскомъ" -- были помѣщены въ "Русск. Архивѣ" 1868 г. Были оттиски.
   Къ его. 160. Эпиграммы кн. Вяземскаго, сообщаемыя въ письмѣ 19-мъ, были напечатаны Ст. Ив. въ "Новомъ Времени" 1879 г. No 1366 отъ 16 дек. въ статьѣ "Вопросы и отвѣты* со слѣдующимъ комментаріемъ:
   "Г. Де-Пуле задѣлъ князя въ 1869 г. въ"C.-Петербургскихъ Вѣдомостяхъ". Князь Вяземскій, говоря о романѣ графа Л. Н. Толстого "Война и Миръ", между прочимъ замѣтилъ, что нашимъ писателямъ необходимо бы воввысять общій уровень умозрѣнія и творчества, не изображать личностей слабоумныхъ, слабодушныхъ, чудаковъ однихъ, "не оставаться на лощинахъ, на плоскостяхъ", но изображать характеры возвышенные, благородные, личности недюжинныя, "всходить на пригорки..." Г. Де-Пуле въ фельетонѣ заговорилъ на тему: "ки. Вяземскій, дающій гр. Толстому совѣтъ гулять по пригоркамъ". А кн. Вяземскій въ литературѣ держался ветхозавѣтнаго правила: око за око, зубъ за зубъ, и въ отраженіе нападокъ выпустилъ двѣ эпиграммы"...
   Приведя обѣ эпиграммы, С. И. прибавляетъ: "Мы приводимъ эти эпиграммы, между прочимъ, и потому, что теперь печатается полное собраніе сочиненій князя Вяземскаго и скоро долженъ выйти томъ его стиховъ". Въ полное собраніе сочиненій кн. Вяземскаго эти эпиграммы не вошли.
   Къ стр. 161. Всѣ предлагаемыя кн. Вяземскимъ въ 20-мъ письмѣ исправленія стиховъ относятся къ стихотворенію Степ. Ив. "На 50-лѣтній юбилей Кіев. Духовн. Академіи", напечатанномъ въ Кіев. Епарх. Вѣд. См. No 23 "Хронологич. списка важнѣйш. трудовъ С. И. Пономарева".
   -- Объ Юзефовичѣ см. примѣчаніе въ стр. 58.
   Къ стр. 162. "Біографія князя Козловскаго" -- напечатана въ полномъ собраніи сочиненій кн. П. А. Вяземскаго, т. VII, Спб., 1882 г., стр. 231.
   -- "отдалъ я булавку Вашу" -- С. И. получилъ послѣднюю за стихотвореніе "Попутный привѣтъ". См. выше въ "Хронолог. канвѣ для біогр. С. И. Пономарева", стр. LXXXVI, а также No 21 "Хронологическаго списка важнѣйшихъ трудовъ С. И. Пономарева". Въ, бумагахъ С. И. сохранилось слѣдующее письмо съ припиской кн. П. А. Вяземскаго:
   
   ВЪ ДОЛЖНОСТИ ГОФМАРШАЛА ДВОРА
   Его Императорскаго Высочества
   ГОСУДАРЯ НАСЛѢДНИКА
   ЦЕСАРЕВИЧА.
   10 октября 1809 года. No 1555.
   Въ С.-Петербургѣ.

Милостивый Государь
Князь Петръ Андреевичъ.

   ГОСУДАРЬ НАСЛѢДНИКЪ ЦЕСАРЕВИЧЪ, по ходатайству Вашего Сіятельства соизволилъ пожаловать Г-ну Пономареву, за поднесеніе ЕГО ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЫСОЧЕСТВУ стиховъ, драгоцѣнный подарокъ.
   Препровождая къ вашему Сіятельству пожалованный ЕГО ВЫСОЧЕСТВОМЪ Г-ну Пономареву подарокъ (золотую булавку) для выдачи по принадлежности, имѣю честь покорнѣйше просить Васъ, Милостивый Государь, о полученіи булавки не оставить меня увѣдомленіемъ.
   Примите, Милостивый Государь, увѣреніе въ отличномъ моемъ къ вамъ почтеніи и совершенной преданности.

Вашъ покорный слуга В. Зиновьевъ.

   
   Имѣю честь поздравить Ваше поэтическое Высокоблагородіе съ Великокняжескою милостію. Драгоцѣнный подарокъ (до какой степени онъ драгоцѣненъ, сказать не могу, потому что за казенною печатью храню его неприкосновеннымъ) ждетъ Вашего приказанія, чтобы знать куда отправить его. Боюсь, не въ Кіевѣ ли Вы, и въ такомъ случаѣ можетъ подарокъ затеряться или гдѣ-нибудь залежаться. Желаю, чтобъ Вы этою булавкою пришпилили къ себѣ на многіе годы здоровье и радость. Совершенно и на всегда Вамъ преданный

Кн. Вяземскій.

   Царское Село, 16 окт. 1869 г.
   
   Къ стр. 164. О Сербиновичѣ -- см. примѣч. къ стр. 51.
   Къ стр. 165. Статья о Максимовичѣ -- это статья Ст. Ив. "Памятникъ М. А. Максимовичу. См. No 36 "Хронологич. списка важнѣйіи. трудовъ С. И. Пономарева".
   Къ стр. 166. Хрущовъ, Иванъ Петровичъ (1841--190?) -- историкъ литературы.
   Къ стр. 168. Воейковъ, Александръ Ѳедоровичъ (1778--1839) -- извѣстный литераторъ, авторъ сатиры "Домъ сумасшедшихъ".
   Къ стр. 169. Всѣ указываемыя кн. Вяземскимъ на стр. 169 и 170 исправленія относятся къ стихотворенію Стеи. Иван. "Елеонъ", вошедшему въ сборникъ его стиховъ "По святой землѣ". См. No 58 "Хронологическаго списка важнѣйшихъ трудовъ С. И. Пономарева".
   Къ стр. 171. "Палестинскій сборникъ* -- это сборникъ стихотвореній С. И. подъ названіемъ "По Святой Землѣ". См. выше No 58 "Хронолог. списка важнѣйшихъ трудовъ С. И. Пономарева".

-----

   Въ заключеніе считаемъ долгомъ выразить нашу благодарность Павлу Константиновичу Симони, давшему намъ нѣкоторыя указанія при составленіи примѣчаній.

Л. Бухгеймъ.

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru