... Я бродил по городу, заходил в лавки и магазины и говорил купцам:
-- Господа купцы, не купите-ли мои услуги?
-- Не нужны,-- отвечали мне все, словно сговорившись.
Я шел в конторы. И там отказывались купить мою рабочую силу.
Я хотел быть рассыльным. Не брали.
Шел на лесопильный завод. И там не давали мне работы.
И я как тень слонялся по городу. Нужда преудобнейшим, образом сидела на моих плечах, точно всадник в покойном седле. И следом за мною, как шпик, бродил голод.
Голова моя кружилась; бродили в ней тяжелые, как свинец, думы; глаза ленивейшим образом выполняли свое назначение; в ушах гудел набат; в желудке происходила революция...
II.
Я шел мимо чьего-то большого чистого двора. У ворот стоял подросток. В руках у него был большой кусок хлеба. Парень щипал хлеб и бросал большой рыжей собаке, ластящейся к нему.
-- Послушайте, молодой человек,-- сказал я парню.-- Не отдавайте всего куска собаке. Дайте половину мне. Я голоден, как сотня волков, и сожру этот хлеб не хуже вашей рыжей собаки!..
Парень презрительно отвечал:
-- Ступай, га-ла-ах!.. Собаку кормлю за то, что от нее толк есть, а тебя за что кормить-то?!.
Не пускаясь в рассужденья, я оплеушил парня. Он натравил было на меня собаку, но я огрел ее половинкой кирпича и ушел.
-- Собака ему дороже человека!-- бормотал я, удаляясь.-- Молокосос!.. Животное!..
Поровнявшись с небольшим домиком, я увидел под окном нищего, который стучал палкой по наличнику и клянчил:
-- Подайте милостыньку!..
Окно открылось и нищему была брошена краюшечка хлеба.
Он поблагодарил дающего и поковылял к другому дому.
"Дай-ка и я попробую добыть хлеба нищенски,-- подумал я.-- Не сдыхать-же с голода!.."
Я подошел к тому самому окну, из которого был брошен хлеб. Постучал. Окно открылось и высунулась чья-то угрястая харя, которая грубо спросила меня:
-- Што тебе надо?
-- Хлеба дайте... Есть хочу...
-- Што тебе здесь разве хлебная лавка!-- возразила харя.-- Ступай-ка, ступай!..
-- А вы дайте так, безплатно, как вон тому нищему дали!..
-- Поди-ка, поди... Просить-то еще не умеешь...
Окно захлопнулось.
Я пошел, досадуя на то, что не научился, не напрактиковался просить.
Ноги мои едва двигались. Желудок ныл от голода.
III.
Встретился с каким-то важным, солидным господином.
Прошу:
-- Подайте, сударь, на хлеб!
Прошел мимо, не взглянув на меня.
-- Свинья!-- шепчу я.-- Сам-то сыт, даже пузо отростил, и голодного не разумеет...
Вижу хорошенькую барыньку. Подхожу к ней и прошу:
-- На хлеб, сударыня, подайте!
-- Хорош нищий: просит, не снимая шляпы...-- отвечает она и проходит мимо.
Встречаю купца. Снимаю шляпу и говорю:
-- Подайте, ваше степенство, на хлеб!
-- На водку, наверно,-- отвечает тот, улыбаясь.
-- Никак нет. На хлеб. Голоден. Не до водки...
-- Мелких нет,-- отвечает купец и идет прочь. Вижу нищего.
-- Дай, товарищ, хлебца,-- прошу у него.
-- Проси у богатых, а не у нищего...-- отвечает он.
-- Не дают...
-- Те не дают, когда у них всего много, а я-то с какой стати дам!..-- сказал нищий.
Тогда я самовольно лезу рукой в корзинку нищего и извлекаю из нее три куска хлеба.
Нищий хватает меня за плечо, но я вырвался, дал ему плюху и пошел прочь.
Не сдыхать же, в самом деле, с голода!..
IV.
Ночевал я за городом. Проснулся при солнечном всходе.
Утро было веселое. Солнце щедро золотило землю. Дышал легонький ветерок. Роща, служившая мне в эту ночь убежищем, весело кивала солнцу своей зеленокудрой головою; деревья о чем-то перешептывались; трава, блестя серебристой росою, расправлялась и тянулась кверху. Щебетали пичужки.
Мне хочется жрать и курить. И не было ни жратвы, ни курева.
Пошел к реке.
Добравшись до воды, стал разоблачаться.
Раздевшись, кинулся в воду. Нырял, как тюлень, и фырчал, как лошадь.
Невдалеке стоял большой караван баржей. Там высокий звонкий голос запевал:
Э-эх, по-о-шла те-тень-ка на Кля-азь-му,
За-ма-а-ра-а-ла но-оги гря-азь-ю,
и густой, как смола, бас подхватывал:
Э-эх, ду-би-и-нуш-ка, ух-не-эм!
И целая дюжина разных голосов тянула и ухала:
Раз-зе-ле-о-на-я са-ма пой-дет,
По-дер-нем, по-дер-не-эм!..
Я нырял и плавал чуть не по самой середине реки. И вдруг увидел на берегу около моей одежды толпу мальчиков-босоножек.
Они говорили:
-- Што это за лохмотья?
-- Бросимте в воду!..
-- Давайте, давайте!..
-- Интересно, как поплывут...
Я, видя, что мне грозит опасность остаться в адамовом костюме, поплыл к берегу, крича во всю глотку:
-- Прочь, шельмы! Моя одежда вам не мешает...
-- Это, видно, одежа вон того мужика, который плывет сюда...-- молвил один мальчонка.
-- Да.
-- Видно, галах.
-- Бросайте и -- побежим!
И бросили.
Едва успел спасти.
V.
Подхожу к городу. Иду мимо заводов. Они стучат, шумят, фырчат, словно дразнят меня:
-- Работаем... Люди добрые за делом... А ты -- нет...
Иду мимо пароходных пристаней. Они переполнены. Пассажиры, пароходские и пристанские служащие, носильщики, извозчики, продавцы-мелочники, газетчики, чистильщики обуви, крючники--грузчики-Шум, гам, крики, как издевательство:
-- У всех работа, а у тебя ее нет!..
Иду мимо харчевен, столовых и гостиниц. Окна и двери раскрыты. Шум, говор, окрики, звон посуды, клокотание жизни. Видны пьющие и закусывающие. Пахнет вкусными кушаньями. Запах как-бы куражится надо мной:
-- Едят, а ты -- нет!..
Я озлобляюсь на всех и все и кляну жизнь... Какая это жизнь?!. Разве так живут?!. Не жизнь, а копчение неба!..
VI.
Добыл перо, чернил и бумаги и описываю свои злоключения. Создается большая картина горя, нужды, голода и беспомощности.
Слово за словом, строку за строкою я поселяю на бумагу. Растут страницы. Получается разсказ в добрых двадцать страниц. Мятежный разсказ. Бунт личности. Борьба за собственное "я" человека. Страницы ропота:
-- Так больше нельзя!.. Нужно дело, хлеб!.. Некрасиво и глупо сдыхать с голода близ хлеба!.. Или жизнь, настояще-цветистая жизнь, или смерть!..
Дописавши разсказ и раза три перечитав его, бегу в редакцию местной газеты...
-----
Ур-ра!..
Разсказ мой напечатан и производит на читателей ошеломляющее впечатление. Я получил за него тридцать рублей... Теперь нажрусь до-сыта!..
Редактор сказал мне:
-- Разсказ ваш написан искренно и правдиво. Он понравился мне. Продолжайте в том же роде. У вас заметно дарование...