Lib.ru/Классика: Волконский Дмитрий Михайлович. Дневник. 1812-1814 гг

1812 год... Военные дневники

М., "Советская Россия", 1990.

Д. M. ВОЛКОНСКИЙ

Дмитрий Михайлович Волконский (1769--1835) -- выходец из старинного княжеского рода, игравшего заметную роль в государственной, военной и общественной жизни России XVIII--XIX вв. Имея в виду этот род, самый, пожалуй, знаменитый и чтимый нами, его отпрыск -- Л. Н. Толстой -- писал, что это одна "из тех русских фамилий, которую всякий знает и всякий произносит с некоторым уважением и удовольствием, ежели говорит о лице, носящем эту фамилию, как о лице, близком или знакомом" {Толстой Л. Н. Полн. собр. соч.: В 90 т.-- Т. 17.-- С. 19.}.

С детских лет Д. М. Волконский был записан в столичные гвардейские полки, боевое крещение получил в войне со Швецией 1788--1790 гг., отличился в Итальянском походе А. С. Суворова и в боевых действиях эскадры Ф. Ф. Ушакова в Средиземноморье, в 1790-е гг. совершил блестящую военную карьеру, пройдя путь от поручика до генерал-лейтенанта (1800). По воцарении Александра I Д. М. Волконский, как сказано в его формуляре, "находился в разных командировках по особенным препоручениям государя императора", затем командовал войсками на Кавказе, будучи одновременно правителем Грузии по гражданской части, в 1805 г. занимал пост дежурного генерала при штабе русской заграничной армии, в 1806--1807 гг. возглавлял крупные боевые соединения в турецкой кампании и в войне с Францией, после чего вышел по болезни в отставку, но в конце 1812 г. вернулся в армию, в 1813 г. командовал корпусом и руководил осадой Данцига. Боевая служба Д. М. Волконского была отмечена многими русскими и иностранными наградами, в том числе и орденом Георгия 4-й и 3-й степени {ЦГАДА, ф. 1366, оп. 1, д. 177.}.

По завершении наполеоновских войн он окончательно покидает военную службу, в феврале 1816 г. назначается в один из московских департаментов сената и, поселившись в Москве (с летними выездами в Ярославское имение), всецело посвящает свое время домашним делам, воспитанию детей и выполнению сенаторских обязанностей.

Между тем фигура Д. М. Волконского -- крупного военачальника, боевого сподвижника А. В. Суворова и М. И. Кутузова -- оказалась впоследствии в тени. Его изображение не было помещено в Военной галерее Зимнего дворца, хотя по своему участию в заграничных походах он имел неоспоримое право на эту честь. Во всяком случае, в составлявшихся Главным штабом и утверждавшихся А. А. Аракчеевым и Александром I списках генералов -- героев кампаний 1812--1814 гг., чьи портреты писал для галереи английский художник Д. Доу, Д. М. Волконский не значился. О его боевой деятельности почти не упоминалось в военно-исторических трудах, биографические сведения о нем не попадали в энциклопедические словари XIX--XX вв., и постепенно имя заслуженного генерала стерлось из памяти современников и потомков. Оно так бы и оставалось затянутым патиной времени, если бы не его обширный дневник.

Д. М. Волконский вел его регулярно с 1800 по 1834 г., почти каждый день занося сюда впечатления от виденного, слышанного, прочитанного, от встреч со множеством самых разных людей. Иногда это краткие, в одну-две фразы, отметки, иногда же -- в зависимости от "ранга" фиксируемых событий -- они более пространны, особенно если дневник откладывался на несколько дней и по их истечении автор "наверстывал" упущенное в форме связного повествования о происшедшем за это время. Здесь же его размышления на житейские, религиозные, исторические и всякие иные темы. Так сложился монументальный, состоявший из 42 тетрадей, свод поденных записей. В русской мемуаристике XVIII--XIX вв. можно назвать не столь уж много опытов синхронного отображения эпохи, сравнимых с этим дневником по своей длительности, непрерывности и богатству фактических данных. В нем рассыпаны блестки ценнейших сведений, порою неожиданных и нигде более не закрепленных, о внутренней жизни русского общества, войнах, скрытых сторонах правительственной политики и придворного быта на протяжении целой трети века.

Но всего ярче выразилась в дневнике личность автора с его вкусами, привычками, пристрастиями, с несколько мизантропическим складом характера -- по словам его троюродного брата С. Г. Волконского, "князь Дмитрий Михайлович, человек не без достоинств, но мнительный в жизни и видевший все в черном оттенке" {Записки С. Г. Волконского (декабриста).-- 2-е изд.-- Спб., 1902.-- С. 37.}. Дневник доносит до нас отголоски живой разговорной речи Д. М. Волконского, несколько архаичной уже для начала XIX в., с типичными неправильностями правописания, не вполне устоявшегося и далеко не совершенного в передаче, например, собственных имен (наименование Ф. Ф. Винценгероде -- Венцельроде, П. X. Витгенштейна -- Вильиенштейном и т. д.).

Д. М. Волконский не сосредоточен на душевных, интимных переживаниях -- его поденные отметки цепко схватывают внешний поток событий независимо от их значения, в судьбе автора и в ходе исторической жизни, где частный, повседневный быт, имущественные дела, сведения об урожаях, цены на хлеб, непременные наблюдения над погодой, заботы о здоровье, свадьбы, светские визиты, карточные игры и т. д. причудливо перемежаются событиями государственными -- национально-русского и европейского масштаба. В этой нерасчлененности авторского взгляда, эпически размеренном ритме повествования с его наивно-простодушной интонацией, моралистическими сентенциями и повторяющимися от записи к записи фразеологическими оборотами явственно ощутимы черты летописного стиля, рецидивы которого были еще весьма живучи в мемуарной литературе, да и в культуре в целом, второй половины XVIII-- начала XIX в.

Со страниц дневника Д. М. Волконский предстает человеком разностороннего образования, живо интересовавшимся политикой, литературой, искусством, много размышлявшим над путями "исторического развития России, не пропускавшим книжных новинок в области философии, естественнонаучных знаний, военного дела, религии, всемирной истории. В круг его чтения входила и потаенная политическая литература. Так, 25 ноября 1827 г. он записывает: "Читал я старинное и запрещенное еще при Екатерине II сочинение Радищева, где весьма много рассуждений о вольности и разные безндравственные правила под предлогом замечаний его, по станциям ехавши в Петербург. Сей Радищев был в числе сильных мартинистов с Новиковым и протчими, которых обнаружил князь Прозоровской, бывши в Москве главнокомандующим; на сочинении сем странная надпись, взятая из Телемахиды: Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй". Свидетельство это поистине бесценно -- ведь отклики на строжайше запрещенную в России XIX в. книгу А. Н. Радищева даже в сокровенных воспоминаниях, дневниках, переписке современников встречаются буквально единицами.

Но оно же хорошо передает и сам строй воззрений Д. М. Волконского. Дожив до середины 1830-х гг., по своему культурному облику, нравственным устоям, по самому типу мышления он в немалой мере оставался человеком XVIII в., приверженцем традиций екатерининского царствования, с которым его связывали глубоко личные переживания и семейные предания. "Мать моя,-- вспоминал он на склоне лет,-- <...> была любимою фрейлиною" императрицы, "была и при восшествии ее на престол свидетельницею всех достопамятных происшествий тогдашней революцыи" (т. е. дворцового переворота 1762 г.), "великие дела ее на пользу отечества пребудут навсегда незабвенны и память ее священна всем служившим в благополучный и знаменитый век ее" (записи 16 августа и 1 сентября 1832 г.). Оставаясь на почве патриархально-дворянского миросозерцания, болезненно воспринимая разорение господствующего сословия, дух торгового предпринимательства, Д. М. Волконский решительно не приемлет новых веяний, неумолимо проникающих во все сферы общественного быта, и ностальгия по прошлому сочетается у него с самыми мрачными предчувствиями относительно будущего. "Весьма приметен некоторый упадок общей ндравственности,-- пишет он в особых "замечаниях" к дневнику 1832 г.,-- не токмо во всех состояниях (паче всех дворян), но упадок и самого Просвещения, похоже на начало варварства <...> вера иссякает <...> нет истинного величия и пламенной любви к славе отечества, монументов и памятников вековых не делают, но более старинные здания огромные переделываются на фабрики и трактиры, а ежели строют, то с видами прибыли <...> дворянство, теряя достоинство свое, пускается в фабриканты и торговцы, имея в виду один интерес <...> общего же мнения нет, кроме порицания всего законного, старость не почтена, заслуги не уважены <...>".

Рачительный хозяин, владелец сотен крепостных душ, Д. М. Волконский не был, вместе с тем, чужд сочувствия к страдающим от помещичьего произвола крестьянам, неприязненно относился к крайностям самодержавного деспотизма, осуждал палочную муштру в русской армии и военные поселения, а свой государственный идеал полагал в монархическом правлении, ограниченном твердыми законами и аристократическими гарантиями. Когда, например, А. А. Аракчеев пренебрег как-то мнением московских сенаторов, Д. М. Волконский с еле сдерживаемым гневом замечает: "Сие служит доказательством, сколь нынешние чиновники забываются, не уважают Сенат и не исполняют постановлений древних" (запись за 24 сентября 1823 г.).

Во второй половине 1820-х -- начале 1830-х гг. он чувствует себя обойденным вниманием правительства, уязвлен непризнанием своей "беспорочной службы" на военном и государственном поприще, порицает новоявленных временщиков, возобладавшие повсюду чинопочитание и бюрократическую регламентацию, а когда Николай I приезжает в Москву, избегает под разными предлогами появляться на торжественных приемах.

Таковы некоторые черты облика Д. М. Волконского, весьма существенные для понимания публикуемого ниже его дневника.

Не менее важно при этом иметь в виду и чрезвычайно разветвленную сеть родственно-дружеских отношений Д. М. Волконского, по своему происхождению связанного с самыми влиятельными дворянскими фамилиями. Так, со стороны матери он приходился правнуком одного из "птенцов гнезда Петрова" -- П. П. Шафирова и был в родстве с Долгоруковыми, Трубецкими, Хованскими, Салтыковыми, Петрово-Солововыми, Пассеками. Среди многочисленной его родни по отцовской линии следуют быть отмеченными родители декабриста С. Г. Волконского -- оренбургский генерал-губернатор Г. С. Волконский, его жена А. Н. Волконская (дочь фельдмаршала Н. В. Репнина) и их зять П. М. Волконский -- крупнейший деятель военного управления в России, один из самых приближенных к Александру I сановников его царствования (в дневнике -- "князь Петр", "князь Петр Михайлович"). Но, пожалуй, наиболее тесные отношения связывали Д. М. Волконского с родным братом отца, генерал-аншефом Николаем Сергеевичем Волконским -- дедом Л. Н. Толстого. Их близость отмечена в проникновенной записи за 15 июня 1833 г.: "Заезжал я в Андроньев монастырь, отыскал я там место и камень, где похоронен дядя мой и благодетель, с юных лет моих любил он меня и способствовал к образованию моему; перевел меня из Преображенского полка, из младших сержантов, в Измайловский полк старшим, так что по милостивому старанию его через год я был произведен по старшинству прямо в подпоручики <...>. Он был мне вторым отцом до конца жизни ево". Судя по дневнику, где Н. С. Волконский упоминается едва ли не на каждой странице, он принимал живейшее участие в устройстве личных и служебных дел племянника, "отставшего" от дяди всего на один генеральский чин. Д. М. Волконский постоянно гостит в Ясной Поляне, а в частые наезды ее владельца в Москву бывает с ним в домах столичной знати, в обществе видных военных и государственных лиц, в том числе и представителей их собственного рода. Примечательна в этом отношении запись за 14 марта 1817 г.: "Обедал я у Ник. Сергеевича вместе с князем Никитою и князем Сергеем Григорьевичем Волконскими" -- драгоценное указание на неизвестный ранее факт общения деда Л. Н. Толстого с будущим декабристом С. Г. Волконским (его двоюродным племянником), судьба которого, как мы знаем, так сильно занимала писателя и с которым сам он встретится лишь 43 года спустя. Д. М. Волконский дружен с его матерью Марией Николаевной, ее мужем Н. И. Толстым, вникает в их семейные дела, 21 июня 1823 г. отмечает, например: "Графиня Мария Николаевна Толстая родила сына Николая" -- старшего и любимого брата Льва Николаевича, но горько сетует на то, что после смерти Н. С. Волконского "она ото всех родных отца своего отстала" (запись за 9 мая 1822 г.).

Женившись в начале 1811 г. на дочери бывшего обер-прокурора синода, знаменитого собирателя памятников древнерусской письменности и издателя "Слова о полку Игореве" графа Алексея Ивановича Мусина-Пушкина, Д. М. Волконский сблизился с членами его семьи -- сыновьями Александром и Иваном, участниками Отечественной войны и заграничных походов, женой Екатериной Алексеевной (в дневнике "матушка графиня") и другими их родственниками: Енгалычевыми, Карабановыми, Гагариными, Нарышкиными и т. д.

Войдя в семью А. И. Мусина-Пушкина, Д. М. Волконский оказался прикосновенным и к высшему слою московской учено-литературной интеллигенции. Под "Рядной записью" о его бракосочетании с Натальей Алексеевной Мусиной-Пушкиной стоят подписи не только видных генералов, сенаторов, действительных тайных и статских советников -- Г. А. Хомутова, Ф. Н. Голицына, М. Д. Цицианова, П. И. Кутайсова, А. В. Сухово-Кобылина, но и И. В. Лопухина -- видного масона, ближайшего сподвижника Н. И. Новикова, автора известных мемуаров, археографа Н. Н. Бантыш-Каменского, наконец, H. M. Карамзина, П. А. Вяземского, В. Л. Пушкина {ЦГАДА, ф. 1366, оп. 1, д. 45, л. 1--2.}.

Д. М. Волконский постоянно бывает в Остафьево -- родовом имении П. А. Вяземского (с ним он вскоре и породнится -- после того, как сестра жены, упоминаемая в дневнике Екатерина Алексеевна Мусина-Пушкина, выйдет замуж за В. П. Оболенского, двоюродного дядю П. А. Вяземского). С глубочайшим интересом слушает он здесь красноречивые рассказы Н. М. Карамзина о "тиранствах" Ивана Грозного, описанных через несколько лет в IX томе "Истории государства Российского".

Близость перед войной к консервативным кругам столичного дворянства, выступавшего против преобразовательных планов M. M. Сперанского, позволяет видеть в Д. М. Волконском потенциального единомышленника Н. М. Карамзина -- автора "Записки о древней и новой России", что объясняет его тяготение к тверскому салону великой княгини Екатерины Павловны -- средоточию аристократической оппозиции официальному правительственному курсу. Во всяком случае еще в 1810 г. он специально едет в Тверь и в числе других представителей московской знати приглашается на званый обед к великой княгине (записи 18--24 марта 1810 г.).

С В. Л. Пушкиным и его семьей (А. Л. Пушкиной, С. Л. Пушкиным, М. М. Сонцовым -- мужем Е. Л. Пушкиной) Д. М. Волконского связывали вообще очень прочные отношения. В июне 1812 г. он одним из первых читает и переписывает недавно сочиненную сатирически-фривольную поэму В. Л. Пушкина "Опасный сосед", долгое время расходившуюся в списках и впервые напечатанную в России только в 1917 г. В январе 1825 г. Д. М. Волконский навещает В. Л. Пушкина и присутствует "при распечатывании духовной покойной его сестры Анны Львовны, которую и я подписывал", а в записи за 26 августа 1830 г. о кончине старого поэта тепло отзывается о нем как о "давнем приятеле". Невольно сжимается сердце, когда в той же записи, где отмечен уход из жизни дяди А. С. Пушкина, мы находим скорбный отклик Д. М. Волконского и на смерть матери Л. Н. Толстого: "По письмам из Москвы уведомился я, что двоюродная моя сестра, Мария Николаевна графиня Толстая, скончалась сего месяца 4-го числа в сельце ее Ясной Поляне, оставив пятерых малолетних детей: упокой Господи душу ее". А месяц спустя снова возвращается к этой горестной для него теме: "Был у меня Николай Ильич Толстой, рассказывал, что жена ево умерла от сильной нервической горячки, оставя пять человек детей, из коих старшему сыну 7 лет, а меньшая дочь шести месяцев; она же скончалась на 41-м году жизни своей" (запись 24 сентября 1830 г.).

В 1820 г. Д. М. Волконский видится и с самим А. С. Пушкиным, о чем доселе не было известно в пушкиновед-ческой литературе. В мае этого года, по завершении сенаторской ревизии Таганрогского градоначальства, Д. М. Волконский попадает на Кавказские Минеральные Воды и проводит здесь все лето. 5 июня он пишет в дневнике, что "приехал к водам Ник. Ник. Раевской со всем семейством" -- его старинный боевой товарищ, с которым он теперь, переезжая с места на место, часто проводит время в совместных обедах, беседах, карточных играх и т. д. Перебравшись в Железноводск, Д. М. Волконский 3 июля записывает: "Переехал к нам Раевской с двумя дочерьми, из них старшая Елена, а самые старшие две фрейлины, и обе с матерью в Крыму берут морские ванны и очень болезненны". И вот, наконец, колоритнейшая запись за 27 июля: "Здесь на водах сын Серг. Львовича Пушкина, он за вольнодумство и ругательные стихи выслан из Петербурга в Екатеринославль, а взят сюда Раевским; он имеет большое дарование писать стихи". Сохранилось мемуарное свидетельство о том, что А. С. Пушкин вместе с П. Я. Чаадаевым встречался с Д. М. Волконским и в начале 1830-х гг. в доме московского знакомца поэта, члена Комиссии строений и сенатора А. А. Арсеньева {Арсеньев И. А. Слово живое о неживых: (Из моих воспоминаний) // Исторический вестник.-- 1887.-- No 1.-- С. 79--80.}.

Представление о связях Д. М. Волконского с литературно-ученым миром было бы неполным, если бы мы не упомянули о его знакомстве с И. А. Крыловым ("известной писатель басен", как отзывается он о нем -- запись 24 января 1827 г.), Н. И. Гнедичем, издателем "Отечественных записок" П. П. Свиньиным, поэтом И. И. Дмитриевым, с М. П. Погодиным, Н. П. Румянцевым, А. Н. Олениным ("говорил я много с Олениным о Российской истории, он много в старине упражнялся" -- запись 15 декабря 1809 г.). Довольно близко знаком Д. М. Волконский с успешно выступающим после весны на поприще военной историографии и мемуаристики А. И. Михайловским-Данилевским, в 1812--1813 гг. сотрудником кугузовского штаба (запись 6 марта 1819 г.).

Посещает Д. М. Волконский и известные литературные вечера поэтессы и музыкантши З. А. Волконской (жены его троюродного брата Никиты): "Виделся я <...> с княгинею Зенаидою Александровною Волконскою, а она умная и приятная барыня, но предана, кажется, иностранству и излишне свободомыслию", хотя "талант ее в музыке и пении необыкновенной" (запись 17 декабря 1824 г.). Вполне вероятно, что, бывая у З. А. Волконской в последующие -- 1826 и 1827-- годы, он и здесь мог повстречаться с А. С. Пушкиным. Что касается связей Д. М. Волконского со столичным родовитым дворянством, надо учесть и его близкие, видимо, отношения с П. Б. Огаревым (запись 16 сентября 1822 г.)-- отцом Н. П. Огарева и с Александром Алексеевичем Яковлевым (запись 14 октября 1819 г.)-- с братом последнего, Иваном Алексеевичем, отцом А. И. Герцена, Д. М. Волконский еще в 1780-х -- начале 1790-х гг. служил в Измайловском полку.

Нельзя, наконец, не сказать о Д. М. Волконском и в связи с декабрьской катастрофой 1825 г., глубоко поразившей многие близкие ему дворянские семьи. Не говоря уже о С. Г. Волконском, в судьбе которого он не мог не принять участия, среди декабристов были двоюродный брат жены Д. М. Волконского -- M. M. Нарышкин, член Союза благоденствия и Северного общества, приговоренный к сибирской каторге, и братья его жены, Е. П. Коновницыной, дочери прославленного генерала 1812 г.,-- Петр, член Северного общества, разжалованный в солдаты, и Иван, прикосновенный к подготовке восстания на Сенатской площади. К их участи он тоже далеко не безразличен. Так, будучи в начале 1827 г. в Петербурге, Д. М. Волконский отмечает в дневнике, что ездил "к графине Коновницыной (вдове генерала.-- А. Т.); она и дочь ее Нарышкина очень жалки, а нещастного мужа Нарышкиной на сих днях повезли из крепости, сковав ноги" (запись 11 февраля 1827 г.). Когда же несколько недель спустя умирает мать декабриста -- В. А. Нарышкина, Д. М. Волконский откликается на это исполненными глубокой печали словами: "Вся жизнь ее была нещастна, особливо убита была она горестию нещастным поступком сына Михаила, которой сослан в числе протчих; вся семья в нем наиболее полагала надежду свою" (запись 1 марта 1827 г.).

События конца 1825--1826 гг. затронули семью Д. М. Волконского и более непосредственно. В числе привлеченных к следствию оказался родной брат его жены -- капитан гвардейского Измайловского полка, член Северного общества В. А. Мусин-Пушкин. После полугодового пребывания в Петропавловской крепости он был выписан в армейский полк с установлением полицейского надзора, а в феврале 1829 г. переведен на службу в Грузию. Отправившись туда, он явился спутником А. С. Пушкина в его поездке на Кавказ -- их совместное путешествие от Новочеркасска до Тифлиса запечатлено в Кавказском дневнике поэта и в "Путешествии в Арзерум". Д. М. Болконский многократно отзывается в дневнике на перипетии жизненного пути своего шурина -- его женитьбу на Э. К. Шернваль, отъезд на Кавказ, хлопоты об облегчении участи, освобождение в 1834 г. из-под надзора, "огорчительные" известия о чинимых ему притеснениях -- записи этого рода особенно многозначительны: "Получен указ, чтобы никто из бывших в заговоре и посланных для выслуги в Грузию не были в Тифлисе, а при полках -- в селениях, что и ему объявлено, и следовало ехать около 500 верст, в самое нездоровое место, то он убеждает просить за нево государя, опасаясь даже безвремянной смерти; прискорбно знать, что, и прослужа войну, еще в их сумневаются <...> вот разительный пример, сколь трудно приобрести опять доверенность правительства, потеряв ево явным проступком" (запись за декабрь 1829 г.).

-----

После смерти Д. М. Волконского его дневник в течение 65 лет оставался достоянием семейного архива наследников. Впервые о существовании дневника стало известно в печати только в 1900 г., когда сын декабриста С. Г. Волконского М. С. Волконский отметил, что "кн. Дмитрий Михайлович оставил записки; объемистая рукопись находится во владении его внучки, княгини Елизаветы Михайловны Куракиной" {Волконская Е. Г. Род князей Волконских.-- Спб., 1900.-- С. 718.}. В следующем году он повторил это же почти буквально в одном из примечаний к "Запискам" своего отца {Записки С. Г. Волконского (декабриста).-- С. 38.}. Но в конце 1917 г. Б. Л. Модзалевский сообщал уже, что дневник находится "ныне в распоряжении редактора журнала "Голос минувшего" -- C. П. Мельгунова" {Архив декабриста С. Г. Волконского.-- Пг., 1918.-- С. 134.}. Факт нахождения у него дневника удостоверил за год до того и сам С. П. Мельгунов, напечатавший в своем журнале статью о блокаде Данцига в 1813 г. с пространными цитатами из дневника, но вопрос о том, от кого его получил, обошел полным молчанием {Мельгунов С.П. Русские под Данцигом: Из дневников Д. М. Волконского // Голос Минувшего.-- 1916.-- No 5 и 6.-- С. 287.}.

С тех пор дневник Д. М. Волконского исчез с научного горизонта и вновь всплыл на поверхность лишь в середине 1920-х гг., когда эмигрировавший из России С. П. Мельгунов начал публиковать в издававшемся в Праге и Берлине сборнике "На чужой стороне" фрагменты из дневника за разные годы {Т. VI.-- 1924.-- С 100, 156; Т. VII.-- 1924.-- С. 300; Т. VIII.-- 1924.-- С. 294; Т. X.-- 1925.-- С. 33--36.}.

Из всего этого естественно напрашивалось предположение, что рукопись дневника, вывезенная С. П. Мельгуновым, оказалась за границей. Тем более что ничего не знали тогда о местонахождении дневника и специалисты по биографии и творчеству Л. Н. Толстого, особенно, казалось бы, заинтересованные в его сведениях, но ссылавшиеся в своих работах на мельгуновские публикации {См., например: Толстой С. Л. Мать и дед Л. Н. Толстого.-- М., 1928.-- С. 49.}. В целом эти публикации мало что добавили к его известности в России 1920-х гг. ввиду практической недоступности здесь сборника "На чужой стороне", и дневник вновь -- теперь уже более чем на четверть века -- выпал из поля зрения историков.

Однако С. П. Мельгунов располагал отнюдь не оригиналом дневника. Он сам писал, что нашел его "в собрании Андрея Александровича Титова, известного собирателя исторических документов" и в свое время снял с него неполную копию -- с нее-то и печатал отрывки из дневника за границей {На чужой стороне.-- Т. X.-- 1925.-- С. 29.}.

Отсюда следовал важный вывод: автограф дневника Д. М. Волконского оставался в России, будучи приобретен у его потомков в первые годы нынешнего столетия ярославским археографом, краеведом и коллекционером А. А. Титовым (1844--1911) -- владельцем замечательного собрания рукописей исторического и литературного содержания. Еще при жизни он передал его в Императорскую Публичную библиотеку, но дневника Д. М. Волконского здесь тогда не значилось -- только в 1950 г. он поступил, наконец, в ОР ГПБ {ОР ГПБ, ф. 775 (Собрание А. А. Титова), No 4860. См.: Краткий отчет о новых поступлениях. 1950--1951 гг. Государственное публичная библиотека им. M. E. Салтыкова-Щедрина.-- Л., 1953.-- С. 17.}. Но это была лишь часть обширного комплекса рукописи дневника. В 1957 г. в печати появилось сообщение {Волков С. И. Дневник Д. М. Волконского (1812--1834 гг.) // Исторический архив.-- 1957.-- No 3.-- С. 235--236.} о том, что другая его часть, осевшая в начале века в редакции "Голоса Минувшего", поступила впоследствии в составе фонда В. И. Семевского -- соредактора С. П. Мельгунова по журналу -- в Архив АН СССР {Архив АН СССР. Ф. 646, оп. 1, д. 346, 348--350.}, несколько же отколовшихся от этой части тетрадей, как выяснилось совсем недавно, попали после войны в ЦГАЛИ {ЦГАЛИ, ф. 1337 (Коллекция дневников и мемуаров), оп. 2, д. 9.}.

Таким образом, ныне дневник Д. М. Волконского рассредоточен в трех архивохранилищах, но дошел он до нас далеко не в полном виде: из 42 тетрадей (каждая из них аккуратно пронумерована автором) сохранилось 28, где же находятся остальные 14 -- неизвестно, возможно, они утрачены, хотя вероятность их обнаружения в каком-либо архиве тоже исключать не следует. А среди них были тетради с интереснейшими записями за целые месяцы и даже годы (отсутствует, например, тетрадь за октябрь 1825--декабрь 1826 г., несомненно, обильно насыщенная откликами на восстание декабристов).

Мы впервые публикуем здесь текст дневника Д. М. Волконского, обнимающий собой Отечественную войну и заграничные походы,-- с мая 1812 г. по февраль 1814 г. (кроме не дошедших до нас записей за конец февраля по август 1813 г. и за март 1814 г.), с сохранением -- что надо подчеркнуть -- всех индивидуальных особенностей правописания и стиля автора. Ранее за этот период печатались С. П. Мельгуновым лишь разрозненные обрывки дневника за июль -- октябрь 1812 г. и за 1813 г. с искаженной передачей текста {На чужой стороне.-- Т. V.-- 1925.}. Записи за май -- декабрь 1812 г. были напечатаны нами в связи со 175-летней годовщиной Отечественной войны {Знамя.-- 1987.-- No 8.-- С. 135--153.}.

Предлагаемый вниманию читателя дневник -- источник в своем роде редкостный.

Участники московских событий 1812 г. и военных действий у стен столицы оставили немало воспоминаний, написанных в большинстве своем спустя годы и десятилетия и, естественно, осложненных позднейшими преданиями, иногда чисто легендарного свойства, историографической традицией, изъянами памяти авторов. Современные же событиям записи дневникового типа сохранились в считанном числе, да и те фиксируют лишь по нескольку дней или даже недель. Одним из немногих источников такого рода являются, например, отрывочные заметки А. Я. Булгакова -- сотрудника ростопчинской канцелярии и, кстати, доброго знакомца Д. М. Волконского -- за 30 августа -- 7 сентября 1812 г. {Русский архив.-- 1866.-- Ст. 700--703.} и его же нерегулярные записи за предшествовавшие войне месяцы {Там же.-- 1867.-- Ст. 1361--1374.}.

Сказанным оттеняется значимость публикуемого дневника, писанного в гуще событий "для самого себя", не предназначенного для постороннего чтения и оттого достоверно и точно воскрешающего самое атмосферу жизни Москвы на всем протяжении Отечественной войны. Мирное течение жизни богатого, просвещенного и хлебосольного барина -- типичнейшей фигуры "допожарной" Москвы -- пронизано тревожным ожиданием войны с Наполеоном, а затем -- и приближения его армии к древней столице, угроза которого становится для автора явственной уже в середине июля 1812 г. Д. М. Волконский трезво, непредвзято смотрит на происходящее, воспринимает наполеоновское нашествие как национальное бедствие со всеми его тяжкими последствиями и трагическими коллизиями. В дневнике запечатлелись отклики разных слоев населения на отступление русской армии, переливы народной молвы и общественных умонастроений, поражающие воображение слухи о Смоленском и Бородинском сражениях, рассказы очевидцев об ужасах вражеской оккупации, состояние наполненных столичными беженцами окрестных губерний -- Д. М. Волконский проезжал через них, направляясь в Ярославское имение, "горестное зрелище сожжения и ограбления" Москвы -- при его возвращении туда в ноябре 1812 г.

Исключительный интерес представляют живые подробности оставления ее армией 2 сентября, записи о поездке 31 августа и 1 сентября в штаб М. И. Кутузова, о беседах с глазу на глаз с ним, с М. Б. Барклаем-де-Толли и Л. Л. Беннигсеном, об обстановке после оставления столицы в Главной квартире -- Д. М. Волконский отступал с ней до Подольска, о роли Ф. В. Ростопчина в поджогах Москвы и кровавой гибели купеческого сына M. H. Верещагина. Любопытно, что Кутузов, избегавший обычно посвящать в свои планы даже ближайших помощников, при встречах в 1812 г. с Д. М. Волконским делится с ним своими военными соображениями, а рано утром 1 сентября (еще до совета в Филях) сообщает ему, что "неприятель многочисленнее нас и что не могли держать пространную позицыю и потому отступают все войска на Поклонную гору к Филям". Это, между прочим, как и другие "кутузовские" записи в дневнике, проливает свет на особо доверительный, можно сказать, "домашний" характер отношения полководца к Д. М. Волконскому -- не случайно тот писал позднее в дневнике (3 июня 1834 г.), что дочь "князя Михаилы Ларивоновича Кутузова, Прасковия Михайловна <...> мне знакома с ребячества". Их связывали к тому же и родственные отношения, по тем временам не столь уж далекие: другая дочь Кутузова -- Анна Михайловна, была замужем за генерал-майором Н. З. Хитрово, брат которого А. З. Хитрово, постоянно поминаемый в дневнике среди самых близких его автору лиц, был женат на одной из сестер Мусиных-Пушкиных.

Дневник переносит нас и в совсем непохожую на 1812 г. военно-политическую обстановку похода за освобождение Германии. Главное здесь -- замечательные по подробности и откровенности записи о блокаде союзными войсками Данцига, немалую роль в которой сыграли русские ополченческие формирования. Д. М. Волконский же был не только одним из руководителей многомесячных боев за эту крепость, но и предводителем сражавшегося в них Тульского ополчения. Известные до сих пор мемуарные источники -- воспоминания офицеров Петербургского ополчения декабриста В. Й. Штейнгеля и литератора и театрального деятеля Р. М. Зотова {Штейнгель В. И. Записки касательно составления и самого похода Санктпетербургского ополчения против врагов отечества в 1812 и 1813 годах.-- Спб.; М., 1814--1815; Зотов Р. М. Рассказы о походах 1812-го и 1813-го годов прапорщика Санктпетербургского ополчения.-- Спб., 1836.} -- освещают осаду Данцига с точки зрения рядовых ее участников. Дневник Д. М. Волконского раскрывает этот важный эпизод войны 1813 г. в новом свете -- с позиций командования, вводя нас в сам процесс выработки осадных операций, в сложную подоплеку взаимоотношений русских военачальников с прусским генералитетом и в их конфликт с Александром I, не признавшим первоначальных условий капитуляции с французским гарнизоном Данцига.

Но, конечно же, особенно ценен для нас дневник Д. М. Волконского проступающей на его страницах "толстовской" темой, и прежде всего в плане освещения новыми данными биографии ближайших предков писателя из многочисленной семьи Волконских, в первую очередь его матери и деда.

Личность Н. С. Волконского, которого Л. Н. Толстой называл "умным, гордым и даровитым человеком" {Толстой Л. Н. Указ. соч.-- Т. 34.-- С. 351.}, властно приковывала к себе его внимание на протяжении всей жизни. По свидетельству сына писателя, С. Л. Толстого, Лев Николаевич "дорожил памятью о своем деде и, по-видимому, считал себя похожим на него. В молодости ему даже хотелось подражать деду, но он подавлял в себе это желание" {Толстой С. Л. Указ. соч.-- С. 9.}. И уже одно то, что Н. С. Волконский является одним из главных персонажей публикуемого дневника, придает ему в этом отношении особую значимость. Теперь, в частности, становится вполне очевидным, что обрисованный выше круг аристократических, военных, правительственных, литературно-ученых связей Д. М. Волконского был, вместе с тем, той культурно-исторической средой, в которой в 1800--1810-х гг. вращался и дед Л. Н. Толстого, а ведь о его житейских и общественных отношениях мы знали до сих пор крайне мало.

Из дневника также выясняется, что во время Отечественной войны его автор состоял с Н. С. Волконским в переписке: "писал я в Ясную кн. Николаю Сергеевичу и послал ему разговор мещанина Чихарина о французах" (запись 7 июля) -- т. е. первую из серии печально знаменитых ростопчинских афиш. Или -- запись 17 сентября из Тульской губернии: "писал я обо всем кн. Николаю Сергеевичу в местечко Зубриловку" (куда Н. С. Волконский выехал из Ясной Поляны); "обо всем" -- это значит и сдаче Москвы и последующем отступлении русской армии.

С. П. Мельгунов предполагал даже, что эти письма, скорее всего утраченные, были более содержательны, нежели соответствующие записи дневника Д. М. Волконского {На чужой стороне.-- Т. V.-- 1924.-- С. 180.}. Так это или нет, сказать трудно, ибо его бумаги в остатках архива Н. С. Волконского не сохранились, но сам факт переписки Д. М. Волконского с дедом Л. Н. Толстого на злободневные тогда военно-политические темы весьма примечателен.

Вчитываясь в дневниковые записи Д. М. Волконского за 1812 г., все время ловишь себя на мысли, что непосредственно соприкасаешься с исторической почвой толстовского романа, что они-то и составили его реальную фактуру, что именно отсюда писатель черпал живой материал для ряда сцен и характеров своих героев -- будь то настроения столичного дворянства летом 1812 г., военный совет в Филях, картины спешной эвакуации жителей и оставления Москвы, саркастические оценки административного произвола и пропагандистского рвения Ф. В. Ростопчина и т. д. Само дыхание эпохи, плотно пронизывающее собой записи Д. М. Волконского, само безбоязненное ощущение им правды событий 1812 г. кажется как бы перенесенным из дневника на страницы "Войны и мира". Запечатленные же в этих записях обстоятельства жизни матери и деда Л. Н. Толстого в 1812 г. особенно поражают своим созвучием с некоторыми ситуациями и сюжетными линиями романа -- с тем, что относится к образам княжны Марьи и старика Болконского. Только два примера на этот счет.

6 сентября Д. М. Волконский, как он пишет, "решился объясниться с князем Кутузовым, пришел к нему и объявил, что я намерен ехать к дяде в Тульскую деревню Ясную Поляну". На следующий день он туда и направляется. Но по приезде, 10 сентября, узнает, что "дядя с дочерью поехали тому два дни в Тамбовскую деревню княжны Голицыной, начавшиеся беспорядки и волнение в народе его понудили", здесь же он и сам убеждается в том, "сколь народ готов уже к волнению, полагая, что все уходят от неприятеля". Лишь из этой записи мы впервые узнаем, что Н. С. Волконский вынужден был спешно покинуть Ясную Поляну из-за угрозы крестьянских волнений, вызванных приближением наполеоновских войск,-- документальные источники хранят об этом молчание. Стало быть, описанный с замечательной художественной силой бунт в Богучарове был не просто угадан Л. Н. Толстым в социальных коллизиях эпохи, а подсказан реальными событиями, происходившими в 1812 г. в его родовом имении.

К записи за 20 сентября об отъезде из Ясной Поляны, где он пробыл десять дней, Д. М. Волконский дает подстрочное примечание: "Нашел я любопытное описание рукой княжны Марьи Николаевны о ее отце и ево характере" (сперва это описание Д. М. Волконский приобщил даже к тетради дневника за 1812 г., но потом оно было утеряно) -- явный намек на крутой нрав старика Н. С. Волконского и его тяжелые отношения с дочерью, нашедший психологически глубокое воплощение на многих страницах толстовского романа.

В том и другом случае только сведения, закрепленные в дневнике Д. М. Волконского, могли послужить для Л. Н. Толстого первоисточником.

Парадокс, однако, заключается в том, что, как было уже ясно из сказанного, дневник этот, до начала нынешнего века хранившийся под спудом у наследников автора, не был известен Л. Н. Толстому во время писания "Войны и мира". Более того, он, видимо, смутно представлял себе и облик Д. М. Волконского. Во всяком случае, его имя отсутствует в Алфавитном указателе Справочного тома к Полному собранию сочинений писателя в 90 томах, а из этого можно заключить, что Д. М. Волконский ни разу не упоминается в каких-либо текстах, вышедших из-под пера Л. Н. Толстого {Указатели к Полному собранию сочинений Л. Н. Толстого.-- М., 1964.}. Не находим мы Д. М. Волконского и в Генеалогических таблицах рода Толстого, где ветвь Волконских, к которой принадлежал автор дневника, вовсе не значится {Толстой Л. Н. Указ. соч.-- Т. 46.-- С. 479.}.

Но если отмеченные выше (и множество подобных им) реалии эпохи 1812 г., отраженные в дневнике Д. М. Волконского и столь точно воссозданные в "Войне и мире", Л. Н. Толстой не мог заимствовать из самого дневника, то, следовательно, знал о них из семейной мемуарной традиции, роль которой в творческом генезисе "Войны и мира", как мы видим теперь, недооценивалась. А традиция эта, вероятнее всего, восходила к собственным рассказам Д. М. Волконского и к тому, что писатель слышал от других представителей своего рода, в том числе и персонажей дневника.

В 1904 г. в замечаниях на рукопись своей биографии, составленной П. И. Бирюковым, Л. Н. Толстой писал: "Милую старушку, двоюродную сестру моей матери я знал. Познакомился я с ней, когда в пятидесятых годах жил в Москве", она,-- продолжает Л. Н. Толстой,-- "рассказывала мне про старину, мою мать, деда и четыре коронации, на которых присутствовала". Речь идет о Варваре Александровне Волконской, подолгу жившей у своего дяди в Ясной Поляне. В толстоведческой литературе справедливо принято мнение о том, что именно ее рассказы послужили материалом для характеристики в "Войне и мире" семьи Болконского {Толстой Л. Н. Указ. соч.-- Т. 34.-- С. 395; Толстой С. Л. Указ. соч.-- С. 10.}. Но ведь ее имя как ближайшей родственницы Д. М. Волконского, непременной участнице его семейных дел и свидетельнице событий 1812 г. не раз встречается в публикуемом дневнике (записи за 3, 21, 30 июля, 13 октября, 12 ноября).

Думается, что круг возможных информаторов Л. Н. Толстого из семьи Волконских был несколько шире. Так, в дневнике (записи 21 и 27 июля) мы находим имя брата Варвары Александровны, "князя Юрья" -- Д. М. Волконский определяет его ополченцем в Нижний Новгород при посредстве графа П. А. Толстого и H. H. Муравьева (основателя московской школы колонновожатых, отца декабристов А. Н. и M. H. Муравьевых). Ю. А. Волконский также встречался с Л. Н. Толстым в годы, предшествовавшие писанию романа {Толстой Л. Н. Указ. соч.-- Т. 75.-- С. 141.}, и мог сообщить ему немало интересного о его деде и матери в пору Отечественной войны. В дневнике (правда, уже за последующие годы) фигурирует и другой брат "милой старушки" -- Михаил Александрович Волконский, служивший в Московской Оружейной палате. Он был женат на M. H. Геннисьен, сестра которой -- подруга и компаньонка матери писателя -- явилась прототипом образа мадемуазель Бурьен в толстовском романе. И с этим своим двоюродным дядей, конечно помнившим быт семьи Волконских в начале XIX в., Л. Н. Толстой был хорошо знаком и даже писал о нем в "Воспоминаниях" {Там же.-- Т. 34.-- С. 352.}.

Словом, дневник Д. М. Волконского восстанавливает отчасти исторический фон "Войны и мира" и уточняет не проясненные прежде источники осведомленности великого писателя в эпохе 1812 г.

ДНЕВНИК. 1812--1814 гг.

1812 года

Маий

Время было прекрасное, формирующаяся здесь дивизия Дмит. Петровича Неверовскова¹ выступила отсюда.

3-го получил я от графа Алексея Ивановича Мусина-Пушкина² последние 4500 р., из коих 3 т. дал графине Катерине Алексеевне³ до 15-го, ей объявил Александр Алексеевич⁴ свои долги, и она взялась за него платить, не сказывая графу. Он же собирается на Кавказ, а протчие в Петербург, а мы поедем в Валуево.

4-го узнали мы о помолвке Д. А. Нащокиной⁵ за Бахметьева вдовца.

5-го писал я к Хитрову⁶ и послал письмо через него Павл. Алекс. Строганову о заплате мне по векселю⁷. Подписал я прошение в Московской, уездной суд, по Лазарева опеки, о земле, представя документ и копию духовной.

7-го совершено верющее письмо г-ну Молоткову от моего имя, по делу в Калуге о земле, отнятой у Волконских госпожею Дурасовою. Письмо от 17-го апреля за No 337-м. Был у меня с вотчин бывшой крестьянин наш и отпущенной на волю матушкою -- Гаврила Никифорович Посников, обещал приискать мне имение купить. Он же сказывал мне, что в Юрганове есть мужик Иван Егорович, хорошей мельник и способной управлять моею мельницею.

16-го поехал на Кавказ А. А. Пушкин с Каменским⁸.

17-го скончалась Наст. Петровна Волынская⁹. В доме начали у меня смазывать накаты. Дороговизна же возникла до того, что сено по 2 р. пуд, поденщики по 1 р. 10 коп. в день.

23-го матушка графиня с двумя дочерми поехала в Петербург, а оттуда полагает проехать в Либаву к водам для Кат. Алекс.¹⁰ Я с нею писал к Беренс, к Фелькерзаму, помещику Штензее, к доктору Беренсу в Ригу и к купцам митавским Рапп о моей аренде, дабы ко мне переслали или там ей отдали. Узнали мы, что воен. Риской губ. князь Дмитр. Ив. Лобанов¹¹ дурно отставлен за позволение выйтить 14 кораблей с хлебом в Данцыг, что весьма по нынешним обстоятельствам с французами неполезно нам. Ежечасно с ними ждут войны и миру с турками, говорят, границею по реку Прут. Получил я от матушке граф. Катерины Алексеевны 1000 р., кои она у меня брала.

26-го дал я взаймы 500 р. брату Соловому¹² -- отдал ему мой вексель в 12 000 р. Орловым по опеки, их подписал же 17-го сроком до 1 ноября, прежние мои векселя в ту же сумму Чесменской¹³ мне прислал назад. Я, сидя с женою¹⁴у Карамзина, много от него слышал о Российской истории, а паче о царе Иване Васильевиче Грозном. Тиранствы его превышают понятие и всякое терпение. Быв на престоле с 7-ми лет, уважал он начальников своих и до 30-ти лет был добр, а потом ежечасно стал жесточее и, наконец, до того, что архиепископа одного, зашив в медвежью кожу, затравил собаками. Брал жен и детей к себе для любострастия своево и своей развратной дружины. С ними забавлялся созжением, разорением и разграблением имений своих вельмож, убивал до смерти без притчины господ, мучил их пытками, мстил и вырезывал из живых части тела, наконец, рассердись по доносу на новогородцов, пришел со своими любимцами и войском и, стоя несколько дней под городом, по 5000 человек вызывал на мост, убивал и бросал с мосту их и свершал над ними ужастные казни, но народ 15 лет терпел такое страдальническое состояние.

Фельдмаршал Гудович¹⁵ получил портрет и уволен от командования Москвою, сохраняя заседания в Совете, на его же место неизвестно кто.

27-го подписал я по прозбе Анны Васильевны Соловой¹⁶ духовную девицы Челищевой, которая отдает все свое имение сестре своей. Сия духовная положена в Воспитательной дом в Опекунской совет. Слух есть, что Кутузов отзывается от командования Турецкою армиею и будет командовать Москвою, а о мире ничево неизвестно. 30-го отправились уже в Валуево мамзель Ромо, а 31-го наша брычка отправлена. Время едва начало исправляться, дожди были два дни.

26-го крестил я с Варварою Алексеевною^16а у Гаврилы Смайлова дочь Марью. Жена несколько время уже чувствует действия беременности, а у Миши¹⁷ верхние зубы начинают приготовляться, но еще не показываются, а ожидаем скоро.

Июнь

2-го жена приехала в Валуево, а я 3-го был у Гудовича, простился с ним и был у Растопчина¹⁸, которой переименован генералом и на место Гудовича в Москву начальником. Обедал я в Реутове, у Хомутова¹⁹, сия деревня очень сыра, и потому много обработанной воды, примечательна раковая беседка с колоннами. Потом переехал и я в Валуево.

9-го был я в городе и сей день князь Ник. Серг.²⁰, выздоровя от подагры, поехал в Ясную Поляну. Получено известие о мире с турками, границею -- река Прут. Кутузов отозван из Молдавской армии, а поручено все и флот Чичагову, он и мир заключил. Теперь ожидают объявления войны с французами. Всех отставных офицеров приглашают в службу в новоформирующиеся 12-ть полков. С Англиею сближение весьма приметно. В доме печи продолжают класть. Я дал тестю в займы 2 т. р.

10-го была ярмонка в Валуеве и большое стечение народу для Духова дни. Князь Петр Алексеевич Волконской²¹ удивил всех, бегал нагой по аллее под дождем. Я продолжал пить кавказские воды по 2 бут. в день.

14-го были мы у Карамзина в деревне князя Вяземскова, а 16-го были в Царицыне у Валуева²². Обещал мне там садовник Николай Ильин кустарников и дерев для саду.

17-го был я в городе, осматривал строение, велел исправлять крышку, которую худо покрыли. Велено собрать миллион денег в Москве для армии, во ожидании военных действий. Башилова Варвара Яковлевна прислала мне 2000 р. и просила заказать ей карету в Петербурге.

19-го поехал я с абатом²³ обедать в Голубино к Герарду, там нашли тестя и жену, и с ними возвратился я в Валуево. Нашел я, что Андреяшка ушибся. Лошади испугались и его разбили. Вчерась гром и буря были так сильны, что в Валуеве крышку сорвало с галереи, такие же бури несколько дней сряду продолжаются.

24-го приехал я в Москву, узнал к нещастию, что французы взошли 13-го в наши границы, перейдя Немен в Ковне.

25-го обедал я у тестя, и тут Александр Вас. Ульяников и Федор Михаил. Желябовской (здешний прокурор) уговорили меня в бостон, я для них играл целую ночь и ночевал у Пушкина на канапе, а они играли в банк всю ночь и до 7 часов утра, Желябовский в бостон проигрывал до 800 р., но отыгрался банком.

26-го обедали мы у Анны Львовны Пушкиной²⁴, а после обеда граф Алекс. Ив. Пушкин поехал в Иловну, а я зашел к Вас. Льв. Пушкину²⁵ и взял у нево списать стихи его "Опасный сосед". Ночевал на Самотеке у Волконских, где нечистота ужасная. Клопы и блохи меня заели.

27-го был я поутру у графа Фед. Вас. Растопчина, видал там князя Дмит. Ив. Лобанова, много говорили мы о вступлении французов в наши границы, перейдя Йемен. Я предложил себя Растопчину на служение, буде могу быть полезен куда. Он, любя меня, весьма охотно взялся и даже предлагал сам формировать здесь полки. Был у меня с книгою из Гражданской палаты секретарь, я расписался и взял верющее письмо, мною данное Федору Турчанинову для хождения и взятия апеляцыи по земле Лазаревича.

28-го был у меня стеклянного заводу бывший управляющий у Бибикова купец Егор Ермалаевич Горбунов. Я с ним рассуждал о намерении моем завести стеклянной завод в имении графа А. Ив. Пушкина в Ярославле. После обеда поехал я обратно в Валуево к жене. Заезжал к Нарышкиным²⁶. Дожди и громы пресильные продолжались, а притом и жары несносные. Для убитой руки моей я употреблял крапиву, коею сек плечо. Видался я с Петром Адамовичем Беренсом, дал ему 1000 р. денег и поручил заказать дорожную четверомесную карету для Варвары Яковлевны Башиловой каретнику Ditenprecs, присматривать же за работою будет Дитерихс, зять матери Гогелевой.

29-го писал я чрез Петербург Ивану Николаевичу Эссену 1-му об моих арендах, прося ево постараться доставить ко мне мои доходы, ибо по известиям назначен он на место Лобанова в Ригу воен. губер.

Июль

2-го, приехав в Москву, получил я с почты из Митавы за последнюю половину 1811 г. 3000 р., получил я также письмо от Фелькерзама об отправлении ко мне денег и о получении им моего письма также и от братьев Rapp.

3-го просил я Беренса изготовить к ним ответы и просить скорее прислать вторую половину моей аренды за сей год. Беренс выдал мне проценты до генваря и возобновил вексель в 5000 р. Видился я с княжной Варварой Александ.²⁷, обедал с ними у Плаховой, откуда они поехали обратно в деревню Клинскую. Управителя их Григорья Турчанинова отправил я в Калужскую деревню село Баксево за оброком. Дал на проезд 150 р. и ему же велел внести за имение их времянного сбору 275 р. за полгода, также и за наше имение с женою 75 р. Приходил ко мне архитектор, живущей в Запасном дворце, Павел Николаевич Петров от Валуева, я с ним советовался, чтоб сделать в зале кронштейны вместо куполу; начинают у нас щикатурить во флигеле, в доме печи склали и полы настилают везде, кроме паркетов. Крышку переправляют и крыльцы делают. Писал я Баркову, просил прислать ковров, диванов и луковиц цветных, также тополей кавказских. В Москве много говорят о ретираде нашей армии, даже до Двины, куда уже французы подошли, по известию, к местечку Диена. Агличане с флотом своим и со швецкими и десантными войсками уже в Бальтике, поставили телеграф в Риге, дабы, судя по движению неприятеля, сделать высадку войск.

4-го приехал я обратно в Валуево, обедал у Рахманова Алексея Степ.²⁸ Променял лошадь Соболя с Яковлевым на темно-гнедую.

7-го писал в Ясную князю Ник. Серг. и послал ему разговор мещанина Чихирина о французах²⁹. Армия наша отступила до реки Двины, и никаких действий важных не слышно. 7-го приехали к нам Карабановы³⁰ и привезли сестру их княжну Марью Ивановну Гагарину³¹, просили нас сделать свадьбу, я им советовал обвенчаться в Валуеве через неделю. Жених князь Иван Александрович и брат ево Николай Енгалычевы³² также приезжали и просили нас быть у них отцом посаженным, а жену -- материею. Мы одни ему родня. Спрашивали у здешнего свящельника, как выправить позволение из консистории, о чем будет хлопотать жених.

8-го приехал абат Цурик жить в Валуево. Живущая англичанка Roma самова беспокойного ндраву, и поминутные жалобы и ссоры.

9-го я поехал в Москву посмотреть наше строение и переговорить о свадьбе с женихом и Карабановыми, чтобы успеть приготовить что нужно будет. По приезде в Москву ездил я с женихом к архирею Августину³³, которой по многим разговорам и прозбам заупрямился, даже по поповской гордости обиделся, что Амвросий в Петербурге нашел возможность венчаться, хотя как он племянник родной, как и Гагарина племянница Пушкиным. О сем сватовстве справлялись у секретаря духовной консистории и узнали, что по кормчей книге позволяется.

10-го обедал я у Карабановых и дал ему взаймы 2000 р. Был у меня Беренс и принес письмы Фелькерзаму и Раппу, также и ево дяде Беренсу в Ригу. Я уведомлял их, что 3-го числа получил я по почте от Фелькерзама из Митавы 3000 р. за первую половину года мою аренду, и просил переслать за вторую половину.

11-го поутру от полицыи принесли указ городу Москве о предстоящей опасности и о скорейшем вооружении всякого звания людей³⁴. Сие известие всех поразило и произвело даже в народе самые неприятные толки. Вместе с сим узнали, что и государь едит сюда из армии. Все же сии известия привез сюда ген.-- атьютант князь Трубецкой³⁵. Я тотчас поехал к Растопчину, узнал, что государь будет к вечеру в Кремлевской дворец, но что наши армии ничево не потеряли и баталии не было; не менее все встревожено в городе. Вечер весь до 9 час. множество нас и народу дожидались государя, но, узнав, что он будет только на другой день, все разъехались, он приехал в ночь, а 12-го поутру я поехал во дворец. Государь был у молебну в Соборе. Народу стечение ужасное, кричали "Ура" и теснились смотреть ево. Приехали с ним Аракчеев, Балашов, Шишков, Комаровской и Волконской, князь Петр. Я с ним говорил наедине; начальные меры, кажется, были неудобны, растянуты войски и далеко ретировались, неприятель пробрался к Орше и приближился к Смоленску, но с малою частию, и отступил, но силы ево превосходны и, кажется, явно намерен итти на Москву. Многие уже испугались, приехали из деревень, а из армии множество обозов воротились, порох даже из Смоленска привезли сюда. Жена, беспокоясь обо мне, приехала из Валуева и осталась со мною.

13-го брат Соловой был у меня и по разговору с ним Балашова уведомил, что я назначаюсь государем на службу. Приехал за мною князь Петр, и я был у Гресеровой³⁷ с женою. Повидавшись с ним там, обедали у Валуевых, а вечеру поехали в Валуево, успокоить там всех. Ожидают решения Комитету о формировании, людей, сказывают, Салтыков³⁸ и Гагарин дают по целому полку.

15-го в Слободском дворце дворяне и купечество собрались. Приехал Растопчин и с ним штац-секретарь Шишков, прочли указ о необходимости вооружения, о превосходстве сил неприятеля разнодержавными войсками⁴⁰. Тут же согласились дать по 10-ти человек со ста душ. Сей ужасной набор начнут скоро только в здешней губернии, а купцы, говорят, дают 35 миллионов.

16-го в Благородном собрании был выбор кандидатов в главные начальники ополчения, дворяне, разделясь по уездам, выбирали Гудовичу 229 голосов, Кутузову 248, Растопчину 219, Татищеву⁴¹ 50, Маркову⁴² 18, Апраксину⁴³ 15. Граф Мамонов⁴⁴ не токмо формирует полк, но и целым имением жертвует. Демидов также дает полк, и все набирают офицеров. Народ весь в волнении, старается узнать о сем наборе. Формировать полки хотят пешие и конные, принимать людей без меры и старее положенного, одежда в смуром кафтане по колено, кушак кожаной, ширавары, слабцан, а шапочка суконная и на ней спереди под козырьком крест и вензель государя. Открываются большие недостатки в оружии, в офицерах способных, и скорость время едва ли допустют успех в порядочном формировании полками. Тут же в собрание приехал государь и, изъяснив еще притчины, утвердил сие положение. Прочли штат сих полков и разъехались.

17-го был я поутру во дворце, представился великому князю, пришел повидаться с князем Петр Мих., к нему приехала жена из Петербурга⁴⁵, я ей написал письмо к велик, княгине Екатерине Павловне, коим благодарит оне ее за пособие, сделанное ей дорогою. Слышно, что принц Ольденбургской собирает дворянство в Нове-городе для ополчения и в протчих губерниях. Вечеру я поехал обратно в подмосковную, сказавшись Растопчину, что я отлучусь на два дни, он уверил меня, что я, конечно, буду употреблен.

20-го узнали мы, что в Москве получено известие о важной победе над французской армиею, но обстоятельно о сем не знаем; сказывают, что после молебствия государь поехал в Петербург. После обеда я собрался с женою ехать в Москву узнать обо всем обстоятельно.

21-го был я у Растопчина и говорил с ним о себе. Он обещал напомнить, уверив меня, что государь сам хотел меня употребить. Между тем многие из нас в неведении, где и как употребят. Ожидают государя обратно в Москву и скоро. Говорил я с графом Петр. Алекс. Толстым⁴⁶ и с Муравьевым о князе Юрье⁴⁸, которого они берут с собою в Нижней, принимается же прапорщиком, я ему велел сделать мундир общей армейской и ево послал к сестре в деревню. Обедали мы у Соловова, были у Волковой⁴⁹и Архарова⁵⁰, везде крайне тревожатся.

22-го обедали мы у Грессеровой. Вечеру была свадьба князя Ивана Александровича Енгалычева с княжной Марьей Ивановной Гагариной. Мы с женою были отцы посаженные.

23-го обедали мы у князя Сергия Ив. Гагарина⁵¹. Везде говорят о победе, но не уверены, потому что сказывал о сем проезжающий курьер: будто Остерман с Тучковым разбили самово Наполеона. Убито 17 т. да взято в плен 13 т., хотя и неверно, но все вообще радуются.

24-го обедал я в Клубе и много говорил с Бланкина-гелем⁵². Он сказывал мне о некоем Полеве⁵³. Человек бедной, но умной, писал о средствах противустать замыслам Наполеона. По мнению ево, завоевания его беспредельны, дажы и Турцыя подпадет под ево иго, и тогда мы окружены им будем. Поутру мы ездили с Соловой на моление К утолению печали, вечеру были У всех скорбящих и уже в подмосковную приехали поздно. Тут начался набор в Московское ополчение 10-го человека. Крестьяне жалко унылы, я их старался ободрять. У Мишиньки проходить начала корь. Поручил я управление Калужской деревни Баксево, что у меня в опеке, Александру Васильевичу Зыкову и о сем к нему писал, также и к Григорью, управителю Волконских, чтоб скорее собранные деньги там привозил.

27-го приехал я один в Москву. Ожидали государя, но никто наверное не знает. Ожидают подтверждение победы, о коей сказали, будто убито до 17 т. и плену 13 т. Сказывают, неприятель уже в Витебске, но повсюду наши имеют поверхность. Уверяют, что даже знатные части сдаются от недостатку провианту. Разменял я серебро целковоё по 4 р. 13 к. Начал я обмундировать князя Юрья Алекс. Волконскова, чтоб отпустить к Толстому.

28-го объявлена только победа г-фа Вильиенштейна над маршалом Удино близ Себежа. Также говорят, что неприятель начал отступать к Минску, что и вероятно, потому что Тормасов с армиею у него в тылу идет к Вильне разбить тамошний Сейм и сбор людей. То же, сказывают, сделал граф Ламберт⁵⁴, взойдя в Варшаву, Сии известия несколько ободрили в Москве, а многие уже уехали, а все протчие тоже располагались, даже ситуацыи снимают еще вокруг Москвы укреплять.

30-го начался набор людей в ополчение, и я послал княжне Варваре Александровне 400 р. на обмундировку. Князь Сергий⁵⁵ приехал принять службу. Я писал в Калугу к управителю Григорью, чтоб привозил денег. Там для корпуса Милорадовича дворянством дано по пуду муки и четверику овса с души, мука же там по 1 р. 60 к. пуд. Везде и всем поборы делаются самые разорительные теперь.

30-го вечеру приехал я обратно в Валуево к жене, был на сходке крестьян при выборе людей на ополчение, жалкие сцены видил. Отдача обходится, говорят, свыше 60 р., мужики же здесь очень бедны. Писал я к Соловову о недостатке стекол в доме. Писал с Приклонским⁵⁶ к г-фу Пушкину, будучи в Медведкове у батюшки⁵⁷.

Август

2-го повезли отсюда людей десятого на службу, плач и стенание жон и детей было ужасное. Я читал уже несколько дней очень хорошее толкование закону католицкого Doctrine Chrétienne en forme de lecture de Piété par M^s. L'abbé l'Hamond⁵⁸.

6-го был я у Растопчина, и он хотел предложить меня в здешнее ополчение. Вчерась писал я в Петербург князю Петру Мих. о себе, предложил себя на службу государю. Велел шить платья для людей в ополчение для г-фа Пушкина и просил о пособиях в приеме их. По известиям неприятель в Витебске укрепился. Вильиенштейн, разбив Удино, пошел на Макдоналя, которой ретируется, и тем, сказывают, очищена Курляндия и около Риги.

7-го приехал я обратно в Валуево, обедал у Соловова. Ополчение в Москве еще никакого образования не имеет, а ожидают, что в сентябре 3 дивизии князя Лобанова сформируются, естли до того времени мы останемся ö том же положении.

11-го узнал я, что Смоленск взят, тотчас послал в Москву Порошкова, с ним уже подробно описывают, что точно наши были атакованы и Смоленск сожгли и потеряли. Главная наша квартера в Дорогобуже, и уже Барклай издал прокламацыю жителям губерний Псковской, Смоленской и Калужской защищаться грудью, что мародеры французы и наши злонамеренные ворвались в сии губернии⁵⁹.

12-го я и жена отправились в Москву, дабы уложить и приготовить что нужно к отъезду жены в Иловну, естли необходимо будет нужно.

14-го Варинька и весь дом переехали в Москву из подмосковной. Я велел купить телеги, велел взять 20 крестьянских лошадей и укладывать всё серебро и лутчие вещи. Таким образом изготовил всех к отправлению в Иловну.

19-го было объявлено, чтобы желающие покупали оружие, а наши войска отступили уже по сю сторону Вязмы. Кутузов уже приехал и принял команду. Все винят Барклая и отчаяваются. Бывал я у Маркова, он взял к себе князя Сергия Александровича Волконского. Из Москвы множество выезжают и все в страхе, что все домы будут жечь. Единую надежду все полагают на распоряжения Кутузова и храбрость войск. Ожидают сюда государя, и я тогда о себе узнаю решение. У меня в доме все мастеровые ушли, а свои работают мост и вставляют рамы и наружные двери.

20-го прислали нам Каменские⁶⁰ сказать, что им велено отправлять из Москвы архиву иностранных дел. Публика радуется и полагает большую надежду на князя Кутузова, уверяясь, что он будет действовать наступательно.

21-го были мы с женою у батюшки в Медведкове, и я его уговорил завтра переехать в город. Заехали к Высоцким⁶¹ и потом был в Клубе, там утверждают, что Главная квартера армии уже 30-ть верст по сю сторону Гжатска и что неприятель продвинулся вперет. Получил я из Георгиевска письмо от Мих. Мих. Веревкина⁶²с приложением отношения от него в Московское дворянское собрание по манифесту 6-го июля, сим предлагает он собрать на Кавказе сто человек конных на службу отечества, с ним же вместе и Петр Алекс. Барков, то и просит меня представить сию бумагу ево.

22-го был я у графа Растопчина и говорил с ним о предложении Веревкина, на сие сказал он мне, что поздно, однако же велел при письме прислать по сему все бумаги, что он по ним доложит. Велел я изготовить обоз и укладывать, дабы завтре отправляться всем. Публика вообще очень беспокойна нащот армии. Отправлены казенные сокровища, Оружейная и Грановитая палаты, банки, архив иностр. дел, и множество выезжают. Правительство, успокаивая народ, объявило, что сделан шар, которой полетит, на нем до 50-ти человек людей, и с него будут поражать неприятеля,, а малым шаром делали уже и пробу.

23-го поехал обоз на 7-ми подводах, а после обеда отправилась и жена с сестрою и протчими. Поехали на Углич, в Иловну.

24-го писал я обо всем графу Алексею Ивановичу, дабы прислали обратно лошадей за вторым обозом.

25-го послал я при письме моем все бумаги, присланные ко мне от Веревкина с Кавказу о готовности его со ста человеками конных выступить на защиту отечества, и просил графа Ф. В. Растопчина испросить на то высочайшее повеление. Никакова достоверного слуху об успехах армии нашей не было еще, и здесь все между страху и надежды.

26-го день имянин моей княгини. Я обедал у батюшки. Соловая Кат. Алекс.⁶³ поехала, и множество выезжали из городу.

27-го узнали мы, что 26-го наша армия была атакована в центре и на левом фланге. Жестокое было дело, батареи наши все были взяты почти, но отбиты с потерею ужасною. Неприятеля, полагают, убито до 40 т., у нас убито до 20 т., а раненых множество, коих всех сюда привозят. Генералов наших много убито и ранено. Багратион сюда привезен, Воронцов, и многие даже обозы присылают из армии. Вечеру Кузма Григорьев с лошадьми прислан сюда от графа из Иловны.

28-го я укладывал их вещи, запечатал и отправил их 29-го после обеда.

30-го узнали мы, что наши отступили и Главная наша квартера отсюда около 30-ти верст. Неприятель взял Можайск, и, говорят, Тормасов разбит, а Чичагова полагают только у Житомира. Я велел укласть картины и бронзы, дабы отправить в Иловну, а сам собираюсь с князем Николаем Александровичем Енгалычевым ехать к князю Кутузову в армию, о чем писал жене и Пушкину. Послал я Веревкину копию письма графа Растопчина, коим уведомляет он меня, что послал ево письмо и все бумаги к министру полицыи для докладу государю о позволении выступить с Кавказу на службу со ста конными людьми.

31-го узнали мы, что уже Кутузов в 10-ти верстах. Вечеру я туда поехал, нашел, что на заставе армейская команда и везде по всему полю рассеяны солдаты и зажжены огни. Я доехал в 10 часов вечера до Главной квартеры, всего 10 верст по Можайской дороге, переночевал в коляске, а поутру в 5 часов видил Кутузова. Он сказал

Сентябрь

мне, что употребит меня и напишет государю принять меня в службу, ему обо мне и князь Лобанов говорил. Я, переговоря с ннм о делах армии, был у Барклая-де-Толия. С ним также говорил об армии. Кутузов откровенно сказал, что неприятель многочисленнее нас и что не могли держать пространную позицыю и потому отступают все войска на Поклонную гору к Филям. Я, оттуда возвращаясь, уже все полками ехал и с артиллериею, брата Соловова еще застал, но был уже готов ехать, а батюшка уехал в Ивановское Прозоровской княгини, писать же к нему в Богороцк. В Москве столько шатающихся солдат, что и здоровые даже кабаки разбивают. Растопчин афишкою клич кликнул, но никто не бывал на Поклонную гору для защиты Москвы⁶⁴. В армии офицеров очень мало, о чем и Барклай мне говорил, и очень беспорядочно войска идут, что я мог приметить утром 1-го сентября, ехав от Кутузова. Лавров Ник. Ив. присылал ко мне за овсом, и вина ему я послал. Вечеру приехал я в армию на Фили, узнал, что князь Кутузов приглашал некоторых генералов на совещание, что делать, ибо на Поклонной горе драться нельзя, а неприятель послал в обход на Москву. Барклай предложил первой, чтобы отступить всей армии по Резанской дороге через Москву. Остерман неожиданно был того же мнения противу Бенигсена и многих. Я о сем решении оставить Москву узнал у Бенигсена, где находился принц Виртемберской и Олденбурской. Все они были поражены сею поспешностию оставить Москву, не предупреди никого. Даже в арсенале ружей более 40 т. раздавали народу, от коева без сумнения французы отберут. Армии всей велено в ночь проходить Москву и итти по Резанской дороге, что и исполнено к общему нещастию, не дав под Москвою ни единого сражения, что обещали жителям. Итак, 2-го город без полицыи, наполнен мародерами, кои все начали грабить, разбили все кабаки и лавки, перепились пьяные, народ в отчаянии защищает себя, и повсюду начались грабительства от своих.

В таком ужасном волнении 2-го числа поутру поехал я узнать, подлинно ли армии отступили. Подъехал к Арбату, нашел, что войски уже все прошли, а драгунская команда унимает разграбление погребов и лавок. Я взял у начальника 2-х ундер-офицеров и 6-ть драгун, с ними поехал домой на Самотеку. Едучи, нашел везде грабежи, кои старался прекращать, и успел выгнать многих мародеров, потом велел уложиться своим повозкам и 2^п/г часа пополудни, при стрельбе и стечении буйственного народа и отсталых солдат едва мог с прикрытием драгун выехать и проехать. Везде уже стреляли по улицам и грабили всех. Люди наши также перепились. В таком ужасном положении едва успел я выехать из городу за заставу. Тут уже кучами столпился народ и повозок тьма заставили всю дорогу, ибо все жители кто мог уезжал.. В таком беспорядке, слыша выстрелы неприятеля и зная, что они взошли в город, мы едва продвигались, и только в глубокую ночь приехал я в Главную квартеру, 15-ть верст по Резанскому тракту. Я забыл часы и послал, вскоре выехав, драгуна, но он уже не воротился, может быть в полону. Остановился я жить с графом Ираклием Иван. Марковым, с коим уже и оставался. Тут мы дневали.

3-е числа поутру и почти весь день было довольно покойно, дорога же вся была заставлена едущими из Москвы. Авангардом командовал Милорадович и оставался не далее 5-ти верст от Москвы. Проходя город, его уже могли отрезать со всеми войсками, ибо неприятель взошел за Москвой-рекою по Калужской дороге и в Пресненскую заставу. Милорадович имел переговоры с Себас-тианием⁶⁷, они условились позволить всем выезжать от застав до 7 часов утра 3-го числа, и в тот час поставили цепь верстах в 3-х от города и захватили всех, кои тут случились.

4-го армия пошла далее отступать, устроя пантоны на Боровском перевозе, откуда верстах в 4-х остановилась в дер. Кулакове, и мы тут же стояли в квартерах. Около полуден началось сражение с авангардом нашим, которой отступил туда, где мы ночевали. Тут принуждены были сжечь барки, кои были нагружены комиссариацкими вещами, они замелели, множество пороха и свинцу потопили, а вещи сожгли. Тут потеряно, конечно, более 10-ти миллионов, потому что на всю армию холст, сукно и протчее было заготовлено. Потеря Москвы неищетна. Пушек много осталось, ружей, сабель и всего в арсенале. Даже Растопчин не успел вывести многое и обозу своего не имеет, ниже рубашки своей. Многие армейские лишились обозов своих. С самой ретирады нашей начался пожар в Москве, и пылающие колонны огненные даже видны от нас. Ужасное сие позорище ежечасно перед нашими глазами, а паче страшно видеть ночью. Выходящие из Москвы говорят, что повсюду пожары, грабят домы, ломают погреба, пьют, не щадят церквей и образов, словом, всевозможные делаются насилия с женщинами, забирают силою людей на службу и убивают. Горестнее всего слышать, что свои мародеры и казаки вокруг армии грабят и убивают людей -- у Платова отнята вся команда, и даже подозревают и войско их в сношениях с неприятелем. Армия крайне беспорядочна во всех частях, и не токмо ослаблено повиновение во всех, но даже и дух храбрости приметно ослаб с потерею Москвы. Не менее Бенигсен делает планы стратегических движений.

5-го выступили мы с армиею двумя колоннами за Подольск на Тульскую дорогу, оставя авангард. Переход делали проселками и лесами, конечно, до 50-ти верст. Вторая колонна отстала далеко, так, что, естли бы неприятель захотел или знал, мог отрезать армию. Мы едва в ночь прибыли к Подольску на квартеры в деревню Кутузово от Москвы 34 версты, где войска и заняли позицыю. Намерение главнокомандующего отрезать часть неприятеля и все его сношения с Польшею и соединиться с Чичаговым и Тормасовым.

6-го числа мы тут оставались за Подольском, откуда почти все жители выехали и ушли. Писал я для г-фа Ираклия Ив. Маркова журнал со дня его призвания к командованию ополчением. От него команда взята по полкам, а он никуда не употреблен, даже и в совет не был приглашен, когда решалась судьба Москвы. Я решился объясниться с князем Кутузовым, пришел к нему и объявил, что я намерен ехать к дяде в тульскую деревню Ясную Поляну, а что естли я могу быть полезен на службу, то чтоб обо мне представили государю. Естли я буду принят в службу, то чтоб за мной прислали в Тулу, о чем просил я г-фа Маркова. Главнокомандующий сказал, что хочет мне дать корпус и напишет обо мне, велел самому мне переговорить с Фуксом, которой давно мне знаком, служа вместе в Италии. Тогда же заготовил представление обо мне и хотели отправить 8-го числа⁶⁸, а я отобедал у Платова и пополудни в 3 часа 7-го числа отправился с князем Енгалычевым к Туле. Ехал я в дрожках, а екипажи послал вперет, их не нагнал. Дозжик пресильной шел и сырость большая, то я остановился ночевать, а 8-го поутру нагнал повоски все и поехал далее. Слышно было, что армия наша перешла на Калужскую дорогу, куда и неприятель потянулся из Москвы, дабы не отрезали ему зад. Дорогою всюду встречал й раненых и мародеров, во всем видно расстройство армии нашей, которая даже и довольствуется фуражированием, а под предлогом того грабят селения наши, а паче казаки, в них даже и народ сумневается. Думаю, что они французов наводят. 8-го проехал я Серпухов, из него гошпитали все выбираются в Орел, а вагенбурги за армиею идут.

9-го в ночь приехал я в Тулу и ночевал, оттуда многие уезжают, чем народ недоволен. Ополчение только что начинает выступать.

10-го поутру оставил я письмо к Александре А. Пушкину, чтоб в проезд с Кавказу заехал ко мне в Ясную Поляну, а я поехал один в дрожках к дяде. Заехал на дороге в кабак узнать, тут ли дядя, нашел пьяного ундер-офицера, которой доказал мне грубостию, сколь народ готов уже к волнению, полагая, что все уходят от неприятеля. Приехав в деревню, узнал я, что дядя и с дочерью поехали тому два дни в Тамбовскую деревню княгини Голицыной⁶⁹, начавшиеся беспорядки и волнение в народе его понудили. Вскоре повоски мои приехали, и я остался чуть отдохнуть и подождать решения о себе -- примут ли в службу или поеду к жене. Время было сухое, и дни стояли хорошие. По дороге в Орел множество проезжало, больные из Серпухова туда перевезены. Я желал знать обстоятельства, проехал 13-го в Тулу, был у губернатора Ник. Ив. Богданова⁷⁰, у нево же написал письмо к Маркову в армию и приложил письма к жене, прося ево переслать в Ярославль. В Туле узнал, что наша армия стоит на Калужской дороге, в Красном, что неприятель вывел из Москвы почти все войски противу армии и что готовится дать баталию, что наши разъезды кавалериские на Смоленской дороге перехватили курьеров из Парижа и в Париж. Однако в Туле мало знают настоящего об армии. Обедал я у князя Щербатова⁷¹, что командует милицыею, им и Резанскому ополчению велено содержать кордоны по Оке, от Серпухова вправо. Тут виделся я с Похвосневым⁷². Приводили ко мне аптекарского ученика гезеля, которой ушол недавно из Москвы от французов. Рассказывает ужасы о их грабежах, зажигают же более свои, даже поутру 2-го числа, когда отворили тюрьмы, наш народ, взяв Верещагина⁷³, привезали за ноги и так головою по мостовой влачили до Тверской и противу дому главнокомандующего убили тирански. Потом и пошло пьянство и грабежи. Наполеон в три дома въезжал, но всегда зажигали. Тогда он рассердился и не велел тушить. Потом он жил в Кремле с гвардиею ево. Армия, взойдя, разсеялась по городу, и никто не мог появиться на улице, чтобы не ограбили до рубашки, и заставляли наших ломать строения и вытаскивать вещи и переносить к ним в лагерь за город. Множество побито и по улицам лежат, но и их убивал народ -- раненых и больных, иных, говорят, выслали, а многие сгорели. Пожары везде, даже каменные стены разгарались ужастно. Сей гезель сказывал, что нигде укрыться не мог и едва ушол лесом на Царицыно и в Тулу. Судя по сему, мой дом сгорел и разграблен, а о Гавриле не знаю, жив ли он. Гнев божий на всех нас, за грехи наши. Церкви, сказывал, все ограблены, образа вынуты, и ими котлы накрывают злодеи.

17-го писал я обо всем князю Никол. Сергеевичу в местечко Зубриловку княгини В. В. Голицыной чрез Тамбов и Кирсанов, писал также и к брату Соловому, в ответ на ево письмо, и послал чрез губернатора Богданова; он поехал в степную деревню Резанскую Оранебургского уезду. Я решился, естли не случится чево, пробыть здесь до 20-го и естли не получу, что принимаюсь в службу, то поеду в Резань, Володимер и далее в Иловну к жене; 15-го писал я к Пушкину и к жене и послал через Дмитр. Гавр. Посникова-. Я всегда посылал в Тулу узнавать о известиях из армии, но ничево не писали, а уведомляют, будто французы взошли в Коломну, что невероятно, потому что все силы неприятельские обращены к нашей армии на Калужскую дорогу, но 20-го я поехал из Ясной Поляны {Нашел я любопытное описание рукою княжны Марьи Николавны о се отце и ево характере (Примеч. автора).} с князем Ник. Александ. Енгалычевым в Тулу, где и остановились у Василья Ивановича Похвоснева.

21-го, день моих имянин, был я в Туле у обедни, потом, позавтракав у Похвоснева, поехал в Резань, ночевал в Похвоснева деревне Белоколодце в 50-ти верст от Тулы по дороге на Михайлов. Тут близко живет князь Дмитр. Петр. Волконской⁷⁴. Встретился с Петр. Алекс. Исленьевым⁷⁵.

В Резань приехал я 23-го вечеру, ужинал у Марьи Петровны Доктуровой⁷⁶, она живет тут вместе с Кресеровой, они и вообще недовольны губернатором Ив. Яковлевичем Бухариным⁷⁷, что он неприветлив и не делает никому пособия.

24-го писал я письмо к Соловому с раненбурским предводителем Ладыгиным. Был у меня Мих. Дмитр. Лихарев⁷⁸, правящий тут должность губернского предводителя. Здесь ожидают обратно из армии князя Петр. Мих. Волконского. Впрочем, ничего обстоятельново об армии не знают. Тут видил я Куликовскова. Мужу кормилицы дал я билет от себя для свободного проезду до Ярославля. Здесь в городе есть собор, построенной еще при Олеге. Время еще продолжалось хорошее и сухое.

25-го был я у губернатора, он служил при мне на Кавказе, видился я тут с Грибовским⁷⁹.

26-го писал я в армию чрез фельдъегеря и, пообедавши, поехал из Резани. Время продолжалось сухое и прекрастное, такова давно не запомнят, ехал я на Касимов. Тут много татар, и есть селения русские, названные по татарски Ерахтур, Куструс и проч. Есть и в Касимове мечети, татары чисто и зажиточно живут, смирны очень, в Касимове гошпиталь, но в большом беспорядке, а перевозы раненых даже бесчеловечны, без пособий и надзору. Ночевал я у Ив. Ив. Демидова в ево деревне, где и сенатор князь Багратион⁸⁰ с женою живет. Тут видел я Лунина⁸¹. Никто ничего себе утешительного не ожидает, повсюду народ рассеян и дворяне по селениям проживают в жалком положении. Я, однако же, при сих смутных обстоятельствах благодаря бога доехал благополучно до Владимира 3-го числа октября, погода же продолжалась удивительно ясная и теплая; тут жили Валуевы, и я к ним пошел, от них узнал, что и батюшка тут, принужден был выехать из Ивановскова по приближению французов. Я ево нашол отчаянно больново. Подагра поднялась в желудок от дороги и волнения души, он безнадежен, увидился со мною

Октябрь

с большим чувством, но уже говорил худо; противу ево квартеры жил граф Растопчин.

4-го числа поутру прислали за мною, я нашол, что батюшка приобщается святых тайн, и с большою верою исполнил сей священный долг. Я при сем был. Зашол я к г-фу Растопчину, которой сказал мне, что получил рескрипт от государя, чтоб мне быть при Московском ополчении. Я много с ним говорил о нещастном отступлении армии из Москвы. Читал он мне весьма колкое ево письмо князю Кутузову об грабительствах, чинимых армиею по селениям и прч. Видимо, они злодействуют взаимно и вредят. Обедал я у Валуева, которой приметно опустился от горести потери Москвы. Тут в городе московской губернатор Обресков, вся полицыя и чиновники все из Москвы. Я был с Валуевым у губернатора. Авдей Николаевич Су-понев сосед мне по деревни Углицкой, жена его Марья Петр., бывшая Неклюдова, я с ним ознакомился и для батюшке остался еще и 5-го числа был у князя Мих. Петр. Волконскова⁸², которой сказывал мне, что его человек пришол из Москвы и сказывал, что мой дом цел и в нем живут французы и чуть делаются разводы. Пронесся приятной слух, будто неприятель вышел из Москвы и Москва занята нашими, но достоверного известия о сем никто не имеет. Сколько я ни желал узнать о князе Андрее Сергеевиче⁸³ и всей семьи Волконских, но никто не мог мне дать знать о сем. Во Владимире платил я за квартеру 5 р. в день, овес по 80 к., а сено по 70 к. пуд, за людей по 50 к. в день за пищу. Слышно, что у неприятеля в работе Лопухин Степ. Абрамович⁸⁴, Приклонской и Волконской князь Петр Алексеевич и еще некоторые ими захвачены в Москве, а Булгаков⁸⁵ чудестно отделался от французов, встретясь с их колонною на Устре у Стретинке. Рас-топчин всегда мне говорил худо о Кутузове, а живет здесь, по-видимому, под предлогом здоровия. Сказывают, что французы поспешно отовсюду потянулись в Москву. Полагают, было сражение по Петербургской дороге у Венцельроде. Еще подтверждают, что дом мой цел, в нем живут колодники и арестанты. Батюшке нет лутче, даже забывается и худо говорит, а подагра в желутке, по словам доктора, и надежды мало. Видился я с Беренсом и 6-го оставил ему бумагу, коею поручил свой дом и Волконских ему, когда французы выступят из Москвы. Поехал поутру к батюшке, нашол его без памяти, но, кажется, меня узнал и уже едва мог выговаривать. Прочли при мне ему отходную, и в исходе одиннатцати часов утра он скончался на 69-м году от рождения. И так привел меня бог приехать сюда во Владимер, чтобы быть свидетелем ево кончины, а 7-го отпевали и похоронили тело на кладбище при церкви святого Володимера, противу самого алтаря, за надгробным камнем, тут бывшим. Был на похоронах князь Мих. Петр. Волконской, Валуев, Сабуров с братом и Моложенинов. Вечеру я получил от Растопчина копию с указу к нему от 27 августа о употреблении меня при Московской силе на службу⁸⁶. Барклай-де-Толли приехал из армии во Владимер и, говорят, проездом. Я, оконча печальную церемонию, собрался ехать в Иловну. Покойного батюшке камердинер вольной Иван пожелал ко мне служить, то я обещал ему в год 150 р., платье и пищу. На днях неприятель приближался к Покрову, но вдруг, брося все, побежали все к Москве. Слышно, что идущий к ним сикурс разбит и что они в крайности, даже их генералы едят ворон, что мне сказывал вышедшей из Москвы. Армия наша стоит на том же месте, у Нарышкиной в деревне по Калужской дороге, и много послано отрядов к Смоленской дороге, в том числе Платов, чтоб не допускать ничево к неприятелю. Французы, говорят, предлагали даже трактовать о мире за Неменем, но на сие не согласились. 8-го поутру собрался я ехать, купил у Федора Ив. батюшкины дрожки за 260 р., получил от нево образа, взял с собою повара, кучера и девку, коих оставил у себя, и, простясь с ними, поехал я из Володимера во втором часу по полудни на Абращиху, Ростов и Углич.

11-го в Ростове был я в монастыре и служили молебен чудотворцу Димитрию.

13-го приехал я в Углич, остановился у Ив. Ст. Змеева, тут же нашел я и Волконских княжну Варвару Александровну с сестрою и братом, с ними и князь Андрей Сергеевич. Они уехали по приближении французов к Дмитрову. Тут узнали мы, что неприятель оставил Москву, отправя по Смоленской дороге все транспорты с ограбленными вещами, а войска пошли противу нашей армии по Калужской дороге 6-го числа с Мюратом, но ево Бенигсен побил, то и сам Наполеон поспешно оставил Москву и пошел к нему на помощь, а уже 11-го числа подорвал Кремль, в коем от сего ужасного злодейства, сказывают, остался только Ив. Великой, один из соборов и Сенат. Протчее все погибло. О сем происшествии узнали скоро чрез летучую почту.

14-го, позавтрикавши у Волконских, поехал я в Андреевское, а людей отправил вперед туда. Приехал в сумерки на подставных и тут ночевал у прикащика моево в избе. Видился с соседом моим Глебовым, а 15-го посмотрел перевезеной дом и, размерив место для саду, велел сажать деревья. Сам с товарищем моим Енгалычевым поехал в дрожках в Иловну, заезжал завтрикать к Глебову и приехал к обеду в Иловну, нашел благодаря бога здорову жену и сына и всех. О выступлении неприятеля из Москвы уже и тут было достоверно известно. Узнал я тут, что князь Петр Мих. Волконской проездом из армии оставил ко мне письмо в Туле, дабы я ехал в армию к Кутузову и что мне назначен был корпус, но я, не получая ничего и не знав о сем, доехал сюда, и потому 16-го писал к князю Петр. Мих. в Петербург чрез Хитрова, дабы узнать, буду ли я принят в службу или оставаться мне здесь.

19-го узнали мы, что по совершенном выступлении неприятеля из Москвы отправляется туда граф Растопчин и вся полицыя и потому послан отсюда Артемий Уисусник, и я послал Максима лакея узнать о доме и с ним писал к обоим полицемейстерам, прося их вспомоществования. Вечеру узнали мы о новом поражении неприятеля при Новоярославце, что подает надежду, что освободится Россия от злодея и что могут они погибнуть. Мы жили в Иловне довольно тесно, и жена уже была очень тяжела, то и начали мы помышлять о ее родах.

22-го прикащик мой поехал в Ярославль и повез Макарку отдать в ополчение за пьянство. Во время моево выезду из Москвы я делал план дому в Андреевском и приценялся к лесу, от 5 до 6 вершков, а длины от 15-ти до 20-ти аршин сосновой и еловой с воды просили 200 р. сотню.

27-го писал я к Хитрову и просил искупить покупки для дому в Петербурге. Об армиях никаких важных известий нет, французы продолжают уходить по Калужской и Смоленской дорогам. Из дому Пушкина приехал Петр, сказывал, что дом наш цел оставлен французами. Стала здесь река Молога.

30-го приехал с Кавказу граф Александр Алекс. Пушкин и сказывал, что француз-неприятель далеко ушол от нашей армии и, кажется, усилился новыми войсками. Мы поместились в старом доме, а дети Хитровой перешли в другой. Мы частые имели известия по летучей почте о потерях французской армии при ее бегстве из Москвы.

Ноябрь

5-е число. Получил я письмо от Алексея Захарьевича Хитрова в ответ на мое, что кн. Петр. Мих. Волконскова нет в Петербурге. Он отправлен по комиссии, то и письмо мое к нему отправлено. Хитров был у Горчакова и узнал от нево, что я принят в службу и велено мне ехать в армию Кутузова; вслед за сим привез ко мне нарочной из Мологи конверт от управляющего военным министерством князя Горчакова, что по представлению князя Кутузова приказом в 20-й день октября принят я паки в службу по армии⁸⁷. Горчаков пишит ко мне от 29 октября за No 875-м, сим известием жена огорчилась, а я тот же день после обеда поехал в Андреевское учредить там хозяйство. Приехав, тотчас отправил в Углич купить повоску, писал также к Змиевой Марье Вас. уговорить бабушку приехать к жене в Иловну к ее родинам. Змеевой послал я свой портрет по ее прозбе.

6-го обедал у меня Глебов Ник. Ник., и я, посоветуя с ним, зделал положение людям и протчему по хозяйству нашему. Из квартирующего в селениях тут вагенбургу 1-ой армии был у меня Тептярского полка квартермистр, также и Черниговского полка. Решился я строить понемногу дом и флигель в деревне, сам зделал расположение, нанял мастера плотника в год за 495 р., купил лес сотну за 180 р. и двести по 300 р. Обратно приехал я в Иловну 8-го, а 10-го, день рождения жены, отслужа молебен, вечеру поехал я в ночь с Александром Алексеевичем в Углич, позавтрикал у Глебова и к вечеру приехал к Змиевым в Углич. Александра Алекс. 12-го числа был у начальника ярославского ополчения Дедюлина⁸⁸, которой принял ево в ополчение с тем, чтоб отправить ево в армию. Того: же дня писал я князь А. Ив. Горчакову по опеки Волконских и княжне Варваре Александровне, писал по их делам.

13-го числа, переночевав у Змиевых, поехал в Москву, а в Угличе заезжал к Дедюлину, от нево поехал, но принужден был ночевать на дороге, снегу не было ничево, но к щастию в ночь напало немного, и так мы доехали в ночь к Троицы Сергию, тут нашел я Гаврилу с моими лошадми; я заехал в монастырь, приложился к святым мощам. Тут в церкве стояло тело скончавшегося митрополита Платона⁸⁹. Оттуда на здаточных же доехал я до Москвы в вечерни.

15-го числа. Горестное зрелище созжения и ограбления началось еще за Москвою, большая часть Москвы созжена. Я въехал к себе на двор, которой благодаря бога несозжен, но в нем разграблено имущество, множество нашел я живущих и едва мог очистить себе покой во флигиле. Пушкин остановился у абата Церига. Утвердительно сказывают, что нарочно оставлены были люди зажигать. Видно, Растопчин сии меры принял заранее, полагая, что будут драться в улицах.

16-го поутру был у меня управитель Соловова, сказывал, что у нево остался один дом, протчее сгорело, а вещи более своеми разграблены, в том числе и моех много, 9-ть ящиков с мраморами и бронзою; был я у Растопчина, показывал он мне указ государев к нему о пособии жителям, зделавшим потери домов и имений. Был я у Карабановых, но их не застал, а обедал у аббата, был у оберполицеместера Ивашкина⁹⁰, просил изследовать о разграблении моих вещей.

17-го был я у Соловова в разграбленном ево доме, узнал мой коралевой образ, потом ездил в танц-клуб, смотрел свезеные туда разные вещи. Послал просить Ивашкина выдать зеркало, кострюли, вазу и шандалы. Отдали мне мои часы, но разбитые, за них я дал 100 р. и отдал чинить абату. Был у Карабанова, обедал у Растопчина, тут читал о разобитии корпуса Нея и что Наполеон ушол с приближенными. В Москве осталось от 10 т. и более домов до 2300, народу, полагают, на конец оставалось не более 10 т. при французах. Полицыя пришла 3 дни после казаков, и продолжают грабить.

18-го был у меня аббат, уверял будто сам Растопчин отдал Верещагина народу на казнь. Взял я подорожную, написал все бумаги по дому и письма, оставил Гавриле на строение и поправление дому 500 р. да на довольствие 150 р., зделал и послал ращет Хитрову А. З. о должных ему деньгах.

19-го пообедавши дома и конча дела мои, поехал в путь в третьем часу пополудни по Тульской дороге. Дорогою очень мало снегу, и я, измуча лошадей, едва доехал в ночь до Подольска, где и ночевал. Отпустил своех лошадей и поехал на почтовых. С Серьпухова поехал я на Калугу, но и тут я мучился, снегу мало.

21-го в ночь приехал я в Калугу.

22-го был у меня Ив. Григ. Мицкой⁹¹, окружной начальник, я у нево обедал и распоряжался, как ехать в армию, потому что к Смоленску лошадей почтовых нет. Хотел я покупать лошадей, но 23-го приехал Алекс. Пушкин и сказал, что их деревня в 5-ти верстах от Мещовска, то и решился я ехать туда и там взять крестьянских 5-ть лошадей до армии. Из Калуги взял я лейб-казака Сазонова из выздоровивших команды Либавского полка майора Сверчкова. Написал письмо к жене и вечеру поехал.

23-го в ночь я доехал до города Мещовска, где и пробыл 24-е число. Александра Пушкин поехал в свою деревню, оттуда в 7-ми верстах и вечеру прислал лошадей мне 5-ть, на коих я и поехал 25-го. Исправя, что нужно, Пушкин поехал вперет, а повоска ево со мною. Я ехал прямою дорогою на город Рославль. Морозы были пресильные, по всей дороге встречал я обозы с провиантом для армии, но дороговизна продовольствия такова, что не стоил и провиант, которой везут даже из Пензы. Встретил я пленных французов и разных с ними народов, оне в гибельном положении, их ставят на биваках без одежды и даже почти без пищи, то их множество по дороге умирает, даже говорят, в отчаянии они людей умирающих едят. Жалкое сие зрелище имел я проездом в ночь, они сидели при огнях, мороз же был свеже 20-ти градусов" без содрогания сего видить неможно. По всей дороге видно, что народ разоряется войною, свои даже их разоряют, и крестьянин не знает, что будет есть зиму.

27-го зделалась пресильная метель, Пушкина повоска отстала, и я днем терял дорогу и с трудом едва доехал чрез рвы и пропасти до помещика Булычева Михаила Никитича близ села Оселья, 25 верст от Рославля. Они меня приняли к себе, угостили, и я ночевал, ибо метель была ужастная всю ночь, а 28-го поутру поехал в Рославль и далее. Морозы продолжались сильные. Повсюду видны следы прохождения и грабительства французов. Общее мнение, что все дворяне и шляхта всеми силами помогали им, но народ и жиды, чувствуя разорение, желают быть поданными России. Слышно, что Наполеон с одною гвардиею своею и малыми остатками разбитых корпусов уходит,, стараясь соединиться с Магдональдом⁹², которой идет от Митавы.

Декабрь

1-го обедал я в Шилове, сие местечко одело 6000 армии французской, тут я видел Аргамакова⁹³, а люди мои все перепились, а Андреян потерял тут ложки-то.

2-го переночевал я в Круглом графа Воронцова и оттуда послал назад в Шилов Сазонова отыскивать ложки, стоял я тут у богатого жида и известного нашего шпиона Ханан Хрон.

3-го привезли ложки из Шилова в местечко Бобр, которой много сожжен французами. Я тут стоял у попа польского. С ним много говорил о жидах. Они, будучи разбиты императором Титом в Ерусалиме, были порезаны до 300 т., и тогда Австрия вздумала купить их у римлян, полагая за один сребреник 300 жидов, они-то и размножились в Австрии и потому более говорят по-немецки, потом разошлись по Европе и более в Польше. После обеда поехал я из Бобра на Борисов, куда и приехал ночевать у Светчи-на⁹\

4-е, он рекомендовал мне из московского ополчения подпорутчика Дмитрия Потаповича Шелигова⁹⁵, он учился в Московском университете, я ево взял с собою для употребления по канцелярии, с ним уже я и выехал из Борисова. Тут сказывали мне, что Чичагов пропустил случай истребить остатки французской армии, а Вильиенштейн хотя и пришел, но поздно, при всем том неприятель потерял множество и вся дорога усеяна телами, многие даже шатаются по лесам.

В ночь на 5-е приехал я в Минск и едва мог найтить квартеру у майора Александ. гусарского полка Андрея Федоровича Розена, я у нево ночевал, а поутру узнал, что и Александр Алексеевич Пушкин здесь остановился за лошадми.

6-го после обеда поехал я из Минска в Вильну, где остановилась главная квартера армии.

7-е число ночевал я дорогою с Коронелием Мешиковым и Александрою Пушкиным.

8-е ночевал я у Дохтурова, которой стоял с корпусом в квартерах на дороге.

На 9-е ночевал я в стороне от дороги, потому что по дороге везде неприятель разорил и от Минска до Вильны множество замерзших французов. Даже в корчмах и пустых избах множество тел, сверх того многие из сих нещастных шатаются полунагие и без пропитания, ожидая верной смерти своей. Повсюду оставлены пушки, ящики и повоски. Неприятель бежал, оставляя все вещи. Чрез Немен перешел он, полагают, не более 30 т., и то изнуренные и почти замерзшие люди, но и там преследуемы нашими козаками и частию армии Чичагова, которой пропустил случай совершенно истребить остаток французских войск. 9-го вечеру приехал я в Вильну, был у дежурного генерала Коновницына, ночевал у Маркова, а 10-го был у фельдмаршала князя Кутузова. Он меня очень милостиво принял, и я у нево обедал. Вечеру получил себе квартеру и переехал, просил я Коновницына, чтоб Александру Пушкина оставили при армии, видился я с Остерманом и со всеми генералами, тут же нашел я и Ив. Алексеев. Пушкина⁹⁶.

10-го вечеру приехал государь, и город был илюминован, цесарцы еще оставались в наших границах, принц Шварценберг был в Слониме с 40 т., противу нево послан Дохтуров, по-видимому он отретируется, и наши войска пойдут за границу в Варшаву и на Вислу. Сего все ожидают, по приезде государь пожаловал князю Кутузову 1-го класу Георгия.

11-го поутру были мы во дворце и государь благодарил вообще всех генералов за их службу, потом был у разводу. Получил я письмо от жены, что она, благодаря бога, родила благополучно сына Алексея⁹⁷ ноября 16-го, даже и бабушка не успела приехать.

12-го рождение его величества, мы были у обедни, а вечеру был бал у фельдмаршала и илюменацыя. Получил я от Хитрова еполеты и шитье на мундир. Писал я к жене чрез Строганова и чрез Воейкова. Послали войска отрезать Магдональда, но он, говорят, уже из Курляндии выступил, с ним и прусаки. Узнали мы, что графиня Орлова-Чесменская прислала Милорадовичу при письме саблю покойного отца ея, жалованную ему. Слышно, что цесарцы ретируются к Варшавскому герцогству, и в Вене общее мнение в пользу нашу. Я по сие время не имею писем от жены, чем крайне безпокоен.

14-го был я у светлейшаго, он сказывал, что пушек взято 850 и что жслает он из добычи поставить в Казанской собор четырех евангелистов серебряных по 10-ти пуд каждой.

16-го послал я 500 р. при письме к Алексею Григорьевичу Щербатову⁹⁸ чрез Григ. Никол. Рахманова⁹⁹, что главным интендантом, для братьев Волконских, кн. Андрея и кн. Дмитрия.

17-го Александр Алексеевич Пушкин поехал в Тильзит к Кутузову¹⁰⁰ в отряд.

18-го обедал я у светлейшаго. Он сказывал, что у нас в плену 51 генерал. Послал я письмо к жене чрез князя Петра Мих. Погода зделалась очень теплая и везде мокрота по улицам. Шелегов занемог горячкою с 16-го. При рапорте представил я Маркову рескрипт к Растопчину и от нево ко мне, чтоб меня употребить по ополчению.

21-го получил я от дежурного генерала, что высочайше пожалован мне в команду корпус бывшей генерал-лейтенанта Эссена 3-го, которому и назначено итти в Брест-Литовской.

22-го я откланялся государю.

23-го писал я к жене, чтобы прислала ко мне обоз, и маршрут послал.

24-го поутру отправился я из Вильны в Брест на Гродно, со мною поехал и князь Сергий Александ. и нагнал меня дорогою.

27-го проехал я поутру Гродно. Войски уже шли за границы, а государь, слышно, поехал на Мерич. Магдональд, слышно, окружен, и прусаки, кои были с ним, обратились на нево же, и он в блокаде с французами, коих до 8000 чел. Все единогласно жалуются на грабительства и несправедливость французов, которыя даже и в Польше грабили и ругались церквами. Из Гродны отправил я в Брест юнкера для занятия мне там квартеры, а сам 28-го приехал в Белойсток, тут я ночевал и 29-го, пообедавши, поехал далее. Везде останавливался я по госпоцким домам, а от Высоколитовска разорены все селения цесарцами и саксонцами, также и нашими, кои тут сражались с ними.

31-го вечеру приехал я в Брест-Литовской, Эссен поутру уехал, а корпус принял от генерал-майора Енгельгарда¹⁰¹. Войски пришли только 27-го, а уже от Сакена получено повеление выступить в поход. Я вечеру отдал приказ о прибытии моем к корпусу и вступлении в командование оным. И так вместе с новым годом я с корпусом, прося божией помощи.

1813-го года.

Генварь

Поутру был у разводу, потом у обедни, обедал у Энгельгарда.

2-е, смотрел лазарет, которой в самом жалком положении, а вечеру получено повеление выступить корпусу к Драгочину, на прямую варшавскую дорогу, туда 4-го выступил авангард корпуса в команде генерал-майора Мели-сино¹⁰², чрез Пещань, Бислу и Борчиловку к Соколову, а пехота 5-го выступила чрез Протулин, Константинов и Сарнали к Драгочину. Я взял карету у Немцевича да фуру у Судгофа¹⁰³, а верховую лошадь дал мне Энгельгард, таким образом, до прибытия моего обозу меня снабдили необходимым для походу. Я послал 3-го курьера к Сакену¹⁰⁴ в Цехановец с рапортами о выступлении корпуса, а сам следовал с пехотою.

7-го, по сведениям от жидов, узнали мы, что была неприятельская команда в Сельцах, то я и велел Мелисине открыть неприятеля, а сам 8-го дневал в местечке Сорноки, а 9-го поехал в авангард в Соколово, но вечеру приехал ко мне Венансон¹⁰⁵, обер-квартерместер от генерал-лейтенанта Фабиана Вильгельмовича Сакена, чтоб авангарду быть в местечке Морде, а 10-го вечеру корпусу велено, чтоб 11-го итти, а 12-го быть в Сельце, авангард же от местечка Монободы влево и во всей военной осторожности. По-видимому цесарцы начали отступать, ибо оне занимали от Брок к Пултуску, а Ренье с 6000 французов и 5000 саксонцев от Колужина до Окунева, но, кажется, отступят. Я еще не получал писем от жены, и весьма грустно. Имел я при себе дежурного майора Дмитр. Ив. Бибикова по канцелярии¹⁰⁶.

12-го прибыл я в Сельцы, Мелисино дал мне обед. И члены гороцкого управления и кагал были у меня. Я назначил реквизицыю провианту и фуражу с окружных селений. Ренье по сведениям начинает отступать, цесарская же позицыя всио по Бугу к Пултуску и соединяются с Ренье в Сироцке. Французами и саксонцами командует главно Мюрат.

13-го я обрадован получением письма от жены от 26-го декабря, и сей же день я к ней писал с шефом украинского полка полковником Второвым, он поехал формироваться в Орел. Александра Алексеевич Пушкин писал ко мне из Лин, где глав, квартера армии, что наши перешли Вислу, взяли Мариенбург, Ельдинг, Диршау и Мариенверден. Пишит он, что был с сим прислан и пожалован майором. Время было очень дурное и метель. Взял я к себе в должность адъютанта штабс-капитана Сибирского драгунского полка Ник. Титоча Тулубеева по рекомендации Мелисино. Писал я к жене и послал при письме к князю Петру Мих., а он начальником генерального штабу при князе Кутузове.

18-го послал я Тулубеева к светлейшему с рапортами, представил в майоры князя Сергея Алекс. Волконскова, писал письмо к жене и с ним же отправил к Петру Мих. По известиям цесарцы отступают за Варшаву, Ренье все противу нас, а в авангарде саксонской генерал Лекок¹⁰⁷.

18-го в ночь получил я приказ выступить в поход корпусу, а 19-го итти до местечка Калушина, а 20-го далее к Варшавской дороге. Войски, получа поздно приказы, поздно и выступили, а здесь в городе назначен был 19-го редут и многия из деревень приехали. Я дал инструкцыю главному смотрителю здешняго магазейна. Послал я вперед Ив. Матв. Фрейганга для занятия квартер, узнал известие из Варшавы, будто цесарцы объявили войну французам, не менее оне с нами переговаривают и условливаются в днях отступления их.

22-го пришли мы уже ночью близ Окунева. Я стоял в селении Сизия, а войски очень были утеснены. Тут объявил нам Фабьян Вильгельмович Сакен, что принц Шварценберг с ним входит в переговоры о Варшаве, и потому до разрешения от светлейшаго мы остановились тут. Мелисино слишком близко подошел к Варшаве, и я велел отступить, потому что еще цесарцы не совсем отретировались. 20-го, будучи у Сакена, писал я с курьером по части артиллерийской к жене и письмо к Хитрову.

24-го были у меня жиды из Варшавы и просили залогов. По известиям, цесарцы распродают там магазейны с солью, пушки и порох затопляют и денег много вывезли. В ночь получил я от Сакена, чтоб, оставя тягости, переходить Вислу при селении Жаран, правея Варшавы, оставя козаков и калмык держать цепь противу Праги, а нам, вероятно, на биваках, и послать кавалерию наблюдать за неприятелем в крепости Модлине. Перешли мы с корпусом Вислу в восьмом часу вечера.

25-го числа, получа на походе прикас занять квартеры поблизости Вислы, я остановился в монастыре в Бислани, взойдя, нашол целой гошпиталь пленных наших, кои в монастыре содержатся и лечатся до 300. Я стоял с корпусом на биваках, даже без соломы люди. Мы были в команде Милорадовича, и уже много войск пришло к Варшаве и ее окружили, но мы были ближния. По генеральной же диспозицыи назначено было переходить Вислу 24-го пятью колоннами: 1-я -- Милорадовича и авангардная, в коей были и мы, ей переходить между Варшавы и Новодвора, 2-я Дохтурова, переходить при Вышгороде, 3-я Тормасова, при коей государь и светлейшей, переходить чрез Плоцк на Гомбин, 4-я армия Чичагова при Добжине, 5-я корпус Винценгероде при Бресте. Часть французов, саксонцев и поляк пошла в крепость Модлин, а из Варшавы выступили. Цесарцы же еще есть, но с нами очень дружны. Маршал Ренье уехал. Погода была теплая, и даже дорога уже дурна санная.

26-го приехал Милорадович и начал раскомандировывать корпус Сакена к Маркову¹⁰⁸, к Блони и к Булатову¹⁰⁹в Пиесечно для преследования за цесарцами и Ренье, также к Паскевичу при Модлинской крепости. Сакен писал ему представление довольно грубое, что он не может исполнить ево повеления, будучи отделенным корпусом, а что Модлин столь неважная крепость, что ево атъютант ее проскакал насквозь. Милорадович строго предписал исполнить и представил ево рапорт.

27-го я был у Милорадовича с генералами и шефами.

28-го получил я повеление занять квартеры близ Блони впереди, куда корпус 29-го и выступил, а я обедал в Варшаве в Виленском трактире, куда прислал за мною Милорадович, по приезде объявил он мне, что по представлению от него рапорту Сакена велено ему здать корпус генерал-лейтенанту графу Палену¹¹⁰, а мне с корпусом иттить к соединению с Марковым к Калишу, где будут два корпуса пехотныя у Милорадовича. Расписание войск и маршрут получил я только 30-го поутру. Князь Жевахов¹¹¹прислал мне колясочку и поднесенныя ему в Люблине деньги 17-ть мешков серебра, всево до 5 т. серебра, кои до разрешения оставил я под часами.

30-го поздно пришла пехота в город Блони, от Варшавы 4-ре мили. Тут стоял я в доме у супрефекта Шмульской, которому отдал я карету Немцевичеву до востребования мною или им. Тут в Блони явился у меня князь Александр Федорович Щербатов с кавалериею, ахтырской и харковской гусарския, 2 уланския и 2 конноартиллерийския роты да казаки. Я велел итти двумя колоннами, но время было самое худое и сырое, реки уже худы, а мы шли форсированными маршами, дабы скорее соединиться с Марковым и застать Ренье у города Калиша.

31-го разменял мне князь Ник. Григ. Щербатов¹¹² 2 т. ассигнаций по 8 червонных на сто и того 160 червонных. Он выпросился у Милорадовича и со мною соединяется. Везде снег ужа растаел и совсем весенняя погода. Люди шли часто по колено в воде.

Февраль

1-го проходил я с корпусом чрез имение княгини Радзивиловой, что наша стацдама, я был у нее в местечке Неборове со всем моим штатом и генералами, она давала завтрикать, потом водила по ранжереям, у нее удивитель-ныя померанцевыя деревья, коих более 150-ти по обеим сторонам ужасной толщины, также всякия растения. Оттуда мы поехали в ея карете с конвоем до ея же деревни Аркадия, где великолепно отделаны покои и собрание мрамора и реткостей. Я старался всемерно сохранить ея имение и оказывать ей всякую благосклонность в проходе войск наших. Ночевали мы в городе Ловице, княжение францускаго маршала Давуста, подаренное ему Наполеоном, сие имение принадлежало прежде примасу. Тут узнали мы, что государь и главная квартера из Плоцка вышли к Гостинину, отколь пойдут войски вероятно на Позен. Впереди нас прошел Дохтуров, но думаю к Позену -- также и Сен-Приест.

2-го ночевал я в местечке Пионтек, куда приехал курьер от Милорадовича заготовить квартеры ему и лошадей, я ево послал в г. Ленчиц, куда и я с корпусом пойду завтре, узнав же, что в Ленчице Дохтуров, я обошел ево до селения Бартковицы, а войски дневали в стороне.

4-го приехал Милорадович и я с ним обедал. Он поехал к Маркову, которой был уже в Добре. Вечеру узнал я, что неприятель зжег мост в Униеве, то и пошел я с корпусом на местечко Варту.

5-го поутру отправил я князя Сергия в глав, квартеру к генерал-интенданту Васил. Сергее. Ланскому¹¹³ за жалованием, послал также с ним письмо к жене чрез князя Петр. Мих. Вечеру получено повеление, чтоб вся кавалерия пришла 7-го в г. Калиш, поход я имел по самой дурной дороге и в ростопаль.

6-го пришли мы в город Варту на реке того же прозвания, чуть заранее я занял мост и, починив, переправился. В ночи получил я приказание итти к городу Калешу и там уже соединится с Марковым, а кавалерия делится на два же корпуса, Корфа и Васильчикова¹¹⁴, а вся в команде Уварова, отряд же авангарду составляется Сен-Приесту за Калишем. Сражение, которое было с Ренье за Калишем, слышно, войсками Венцегенроде, причем, говорят, отбиты пушки и два баталиона здалися сами без бою.

7-го я хотел дневать в Варте, но выступить принужден в 11-ть часов, за мною идет Дохтуров и с ним два корпуса князя Горчакова и Капцевича¹¹⁵. Дорога непроходима почти, грязь ужасная, и полки только поутру 8-го собрались, а обозы все отстали.

9-го полки проходили Калиш с музыкою мимо Милорадовича. Я ночевал в селе Бржец, а в ночь получено повеление остановиться, слышно, что пруской король присоединяет к нам 140 т., а о цесарцах еще не знают, чем решатся. Вечеру князь Сергей приехал из главной армии, но жалования мне не привес.

12-го назначены нам кантонир-квартеры, мне в местечке Борек, а полки -- вокруг, Милорадович -- в местечке Ерошеве, Сен-Приест с авангардом в местечке Дольциге, а Марков в местечке Ксензе, слышно также, что ожидают государя в Калиш к главной квартере. Дорога была премерская, обозы едва могли итти, грязь ужасная, целыя брички и пустыя утопали и принуждены бросать. 12-го послал я Тулубеева в Брест-Литовск за моим обозом и дал ему 2000 руб. ассигнациями там променять, с ним писал письмо к Немцевичу и послал расписку о карете ево, чтоб он ее взял из Блони. Обедал я в местечке Ярошине у богатого помещика, которой сказывал, что Наполеон, слышно, очень болен и зделал завещание, иные же полагают, что уже и умер.

13-го близ местечка Блони коляска моя загрязла так, что я принужден выехать верхом и то с трудом, а обозы более суток после полков пришли. Погода зделалась прекрастная, дни красныя, и деревья пустили почку, местами зеленеть начала трава и мелкой скот пускают в поле. Ранняя сия весна здесь необычайно.

16-го ездил я к Милорадовичу в местечко Ярошево, а 17-го послал я князя Сергия в главную квартеру в Калиш за жалованием, а дежурного моево майора Бибикова за письмами на почту, дал письмо к жене, к графу А. Ив. Пушкину и адресовал Хитрову, а ево просил прислать мне чепрак. Послал к жене письмо к Митавскому вице-губернатору и к Фелькерзаму об аренде, чтобы по ращету он прислал деньги к жене и просил князя Петра Мих. переслать с фельдъегерем. Сегодня выпал снег и покрыл землю. Мы еще не получали ничево в магазейн от супрефекта Кротошинского.

Сентябрь

Герцог объявил мне свой план, чтобы послать со стороны, наводнения штурмом взойти в Данцыг и овладеть воротами, сделав сильную атаку на Цыганненберг и к Оливским воротам. Пишит герцог реляцыи и письмо к государю, меня представляет к Георгию 3-й ст. и посылает с сим атьютанта своего Бетхера¹¹ , которой и поехал 2-го с ночи. Адмирал Грейх¹¹⁷ по сие время еще не предпринимал аттаки на вестроплат и на редуты. Погода очень испортилась, и совсем сырое и осеннее время начинается, даже был мороз малинькои, а у нас начали выгружать пушки и снаряды, а в подводах, коих надо более ²/_Т, остановка и даже продовольствия не на чем привозить. Войски разбиты по всем местам.

3-го писал я к Курлянскому губернатору Федору Федоровичу Сиверсу¹¹⁸ и послал к нему письмо обо мне герцога, просил я ево быть моим посредником по делу моему с Фелькерзамом в неплатеже мне арендного доходу. Просил ево, чтобы принял все деньги, разочтясь, и теперь и впредь пересылал к жене чрез Хитрова, и к нему же послал я письмо переслать к Хитрову, писал к жене, графу А. И. Пушкину, Соловову, просил ево заплатить Чесменскому по моему векселю и отдать проценты за год. Поутру представлял я герцогу корпус тульских чиновников, как благодарили ево за лестной приказ об них за сражение, они меня очень благодарили. Миллера¹¹⁹ послал герцог смотреть за выгрузкою снарядов и хочет ево отдалить от ополчения. Грейх хотел атаковать вестроплат, но ветр усилился и помешал, о сем он меня предупреждал. Редуты при Лонфурте вооружили пушками 24-х фунтовыми, и в ночь положено брать Шельмюль. У меня усилились гимороиды, и боль в пояснице сильная. Я всякой день ужинаю с герцогом, и долго рассуждаем об осаде крепости.

4-го поутру рано флот начал канонаду на вестроплат, герцог поехал смотреть, а я писал письмо к князю Петру Мих., описывал ему сражения 17-го и 21-го и послал записку о гарнизоне Данцыга, полученную чрез шпиона, писал также чрез нево и к жене. Флот наш атаковал вестроплат и редуты, но ничево сделать не мог. Много потеряли людей, взорвало одну лодку и пропали все снаряды, а пользы не сделали никакой. Недостаток в подводах до того, что продовольствия люди не имеют. Герцог беспорядком своим спутал всех, а прусаки только что обманывают.

5-го ездил я с Ададуровым¹²⁰ в Мигау для празднества с пальбою для Тезоименинства императрицы Елизаветы Алексеевны. В ночь взяли Шельмюль и Ашебуд, начали тут тотчас строить батареи и удачно очень взорвали трехмачтовое судно, стоявшее на Висле при Шельмюле, а неприятель делал покушение на графа Донау и занял опять редут, из коева ево выбили поутру. Я чувствовал гимороиды и не выезжал. Новоднение очень распространилось даже за Воцлав, и многие селения сожгли.

9-го герцог переехал и я с ним из Енмау в Паланген, где и жил я на хорошей дачи, вообще в Оливе и Палангене домы и сады хорошие и жители зажиточны и торговые люди. Осадные пушки уже поставлены на новые батареи близь Лонфура, из коих довольно часто палят, особливо ночью, даже окны дрожат и гром ужасной. Подполковник Ключарев поехал в Главную армию за жалованием на ополчения, я с ним писал к князю Петру Мих. и к жене.

11-го получил я рескрипт от государя, коим по представлению моему пожалован в подполковники Тульского ополчения майор Кулебакин¹²¹ и утвержден полк, командиром 2-го пехотного полка. Ездил я осматривать новые батареи в Шельмюле и траншею.

13-го сбита неприятельская батарея при Данцыгской алее и прервало сношение их по сю сторону Вислы. Канонада ежедневно продолжается, и наши выстрелы уже хватают в Данцыг. У нас много убивают артиллеристов и разбивают батареи как у них, так и у нас. У герцога был обет в коронацию 15-го числа, а он опять болен лихорадкою и не встает с постели.

16-го вечеру написал я письмо к жене и послал с нарочным, которова отправили в Петербург за деньгами к министру финансов. Представил я о службе моей и находящихся при мне, когда я был с корпусом в авангарде и за дело 3-го мая при Бауцене.

17-го числа ездил я осматривать лазарет в Оливе и вечер был у герцога, я с ним ужинал при ево кровати, он еще не вставал с постели, около 9-ти часов вечера приехал из Главной армии посыланной атъютант ево Бетхер и привез от государя рескрипт к герцогу и награждение за дела 17-го и 21-го августа. К удивлению всех герцогу прислали 2-го Георгия, а он лежал в постели. Мне прислали 3-го Георгия, прускому инженерному подполковнику Пулету¹²² 3-го Владимира, Турчанинова¹ и Трескина¹²⁴ в генерал-майоры, и нескольким другим. Герцог очень обрадовался, но мудрено, естли примит орден. На меня он тот же час надел Георгия, и я, поговоря с ним, пошел домой, объявил своим и, поблагодаря Бога, надел я на себя орден 3-го Георгия, оставя прежний мой крест. Рескрипт государя к герцогу и награждения пожалованы 9-го числа, о чем и объявляет князь Петр. Мих. Волконской офицыяльно. И так я получил 3-го Георгия того же 17-го, когда имел сражение и командовал войсками. Бетхер уверяет, что французы окружены и терпят большой недостаток, а при том и побиты были в Гитербоне и Нолендорфе, где взят был их генер. Вандам¹²⁵ и много пушек.

18-го поутру я ходил благодарить герцога, и он еще в постеле, я у нево и обедал. Жеребцов¹²⁶ объявил мне, что герцогу хочется, чтобы избрали ево начальником всех ополчений и чтоб о сем ево просили письмами, я о сем предлагал начальникам словесно. Барклай объявляет высочайшую волю от 2-го сентября расформировать Егерской полк и уровнять им прочие полки Тульского ополчения, потом неспособных распустить в домы, а потерпевших от жребия войны отпустить в отпуск, артиллерийскую же роту или уничтожить, или прикомандировать к армейской роте и по мере убыли людей и лошадей уничтожить. Миллера уволить, буде не пожелает служить у меня.

20-го после обеда пришло приятное известие, что генерал Блюхер¹²⁷ разбил сильно французов, взял в плен Маршала и ¹³/_Т, 50-т пушек; полагают, что Наполеон ретируется и пробивается, и будто он предлагал мир на основании Люневельского, оставляя за собою Италию и Голандию, но не согласились, а требовали, чтобы он оставил себе только одну Францыю. По перехваченным письмам французы очень расстроены и терпят во всем недостаток. Герцог прислал ко мне вечеру с атьютантом Бетхером присланной от прускаго короля мне орден Красного Орла 1-ой степени, а генерал-майору Кулебакину 2-го класа. Я нашил звезду и пошел благодарить герцога. Прежде никогда генерал-лейтенантам не давали менее Черного Орла. Вечеру были у герцога дамы. Капитанская жена, племянница Шишкина¹²⁸, которую я знал в Москве, она там играла на театре у Апраксина. Она пела, и так мы провели вечер у герцога, и он был одет,-- кажется, прошла лихорадка. Начали делать осмотры на правом фланге для предприятия штурма на крепость, но наводнение очень сильно и мешает. Вечеру была у меня всенощная, а 21-го, в день моего ангела, был я зван обедать к князю Львову, заезжал к Светчину¹²⁹, нашел ему в безнадежном состоянии, видно прорыв жилы сделался при скачках, из него множество, вышло крови, даже с печенью, и когда мучения утихли, то он потерял память, начал петь песни руские твердым голосом и даже не мешаясь в словах. Меня вспоминал и бредил сражением. Жена ево и все окружающие в горестном положении. Неприятель не смел ничево предпринимать, кроме ночной канонады на наших рабочих. Предполагаемая аттака на крепость штурмом остановилась по случаю наводнения и потому, что Ора не вся взята, и те места не очищены, чрез кои полагал герцог проходить, о чем Соснин, поехав, ему объявил, и потому герцог уже решается прежде сделать експедицыю и занять всю Ору и сделать траншею, а потом атаку, что кажется очень опасно.

22-го приехал Боровской майор¹³⁰ с деньгами из Главной армии и сказал, что князь Сергий Александрович Волконской лехко ранен и поехал из полку. Сказывал также, что французы очень расстроены и окружены близ Дрездена и уже терпят голод.

£4-го был я на бале у герцога, у нево часто по вечерам дамы и танцуют. Гедеонова поет (племянница Шишкина). Герцог говорил со мною о прошении к государю, дабы назначить ево главноначальствующим пяти ополчений, и я уже написал письмо.

25-го, поутру, объявил мне Голубков, что в ночь полковник Мих. Михаил. Светчин умер. Я после обеда был у ево жены в селении Мигау, она очень жалка. Начал я переформировку Тульского ополчения, уничтожа Егерской полк, а конно-артиллерийскую роту оставить только до окончания осады Данцыга. Генерал-майору Миллеру позволено отправиться домой, естли пожелает.

26-го написал я письмо к жене чрез Ададурова, не получая очень долгое время. Вечеру был я у герцога, где были дамы. Тут видил я приезжого инженер-полковника Монфреди, которого я видил при Бауцене, сказывали, что швецкои король умер и швецкой наследной принц Бернордот, может быть, должен будет ехать в Швецыю.

27-го числа были похороны Светчина с церемониею, я ездил в Оливу в монастырь, был у бискупа их принца Гогенцолерна, он молодой еще человек и родня прускому королю, потом был при отпевании, ево похоронили в самой церкви по правую руку, сняв пол, целое ополчение желело сего достойного человека.

28-го была сделана експедицыя на Ору и ближайшее предместие, двумя колоннами, а я ездил в Лонфурт и Пициендорф на батарею, ужинал у Беклемишева¹³¹ в Мигау, откуда смотрел всю канонаду, наши зажгли в Данцыге и продолжали всю ночь бомбандировать город. Послал я представление о назначении в 3-й полк начальником Аксакова¹³². Повез в ночь старшей Бетхер все представления о награждениях за сражения 17-го, 21-го и морское дело. Я в ночь воротился, а герцог поутру 29-го приехал, експедицыя была очень неудачна, и не токмо Шотгейзер не взяли, но много потеряли. Полковник Богаевской 3-го Егерского полка убит, многие ранены, и потеря велика до 1000, а более прусаки, кои были в колонне графа Донна¹³³, сделали в ночь батареи и траншеи на высоте, а Ору сожгли. Герцог не знает многова, ему не сказывают ни что происходит, ни сколько потери, а он сам очень далеко ездит от дела или сидит на месте.

30-го вечер был у герцога на бале, написал еще письмо к жене чрез Ададурова, а в ночь канонада продолжалась с наших батарей.

1-го были похороны полковника Богаевскова, я и герцог были в Оливе в монастыре. Сей Богаевской один сын был у отца и видно любим был офицерами всеми. Вечеру неприятель атаковал Шотгейзер и наши траншеи там, но был отбит. Вечеру был я у герцога с князем Львовым, которой у меня уже и ночевал.

Октябрь

2-го нещастная Светчина ездила в Оливу на гроб мужа ее и заезжала ко мне. Я ее уговаривал беречь себя, ибо она от горести не ест ничево и не принимает никаких лекарств. Написал я письмо к государю, коим просят ополчения герцога себе в главноначальствующие, сего ему очень хочется.

3-го послал я Терскова¹³⁴ развести по начальникам ополчений, чтобы они подписали сию бумагу. Вечеру был я на бале у герцога. 3-го отдал герцог по войскам приказ, коим он меня благодарит за исправное и деятельное командование по его болезни, от коей, чувствуя облегчение, предписывает относится по прежнему прямо к нему, а мне поручает и просит." быть инспектором всей пехоты. Генерал-майора Вельяминова хочет он употребить в должности дежурного генерала. Сей Вельяминов¹³⁵ был ранен и еще не совсем излечился, 4-го был у меня поутру. Около 12 часов пополудни началась сильная канонада с батарей. Беспорядочное командование герцога и множество запутанности по войскам затрудняли токмо меня во всех частях, и потому я очень доволен, что избавился хлопот сего командования и развязался с ними без неприятности.

5-го герцог отдал в приказе, что генерал-майор Вельяминов должен быть у нево дежурным генералом. Зовут ево Иван Александрович. Вечеру был я на бале у герцога, дам нескольких опрокинули в коляске, ушибли и вывалили в грязь. Мы много говорили об осаде, положено вести аттаку на Бишовсберг, то есть от Оры на правый фланг Данцыга потому, что гора сия выше, а Гогельсберг на левой стороне за Цыганиенбергом и ниже, укрепления же сильныя и мины, полагают, на обеих горах. Беспорядок в продовольствии до того увеличивается недостатком подвод и худобою лошадей, что опасно, чтобы люди и лошади не терпели скоро голоду. Герцог запутал всех своим беспорядочным командованием.

6-го поутру князь Львов последний подписал и прислал ко мне прошение государю от 5-ти ополчений, коим просят о назначении герцога главноначальствующим сих ополчений. Я ездил на правой фланг за шенфельд смотреть новую батарею нашу близь Шотенгейзера, с нее опускали конгревские ракеты, но ни одна не долетала, бомбардировали город, но не зажгли нигде. Хотели же зажечь магазей-ны, ветер был пресильной. Обедал я у Ададурова в Санпагине, оттуда заезжал к Светчиной и приехал домой вечеру, и было очень темно.

7-го поутру был я у герцога, представил к нему приехавшего из Главной армии полковника Афросимова ³⁶, потом был у герцога род совету, как начать осаду и брать ли Юденбергские редуты штурмом или апрошами. Вечеру получил я письмо от жены, но еще от августа. Канонада была сильная, так что окна треслись все и Данцыг зажгли в разных местах. 7-го поутру подал я герцогу прошение к государю, подписанное всеми пятью начальниками ополчений, чем он был безмерно обрадован.

8-го был я вечеру, у герцога, были дамы, и мы играли в разные игры. Пожар в Данцыге продолжался, уверяют, что сгорело несколько магазейнов и много побито народа. Генерал-майор Вельяминов назначен начальником Главного штабу, видно, что герцог почувствовал или сказали ему невозможность быть ему дежурным генералом.

9-го числа поутру узнал я о большом производстве генералов 15-го сентября. 64 генерал-майора и 12 в генерал-лейтенанты пожаловано. Вечеру, около 8 часов, пришли ко мне все полковые начальники Тульскаго ополчения и просили у меня позволения поднести мне шпагу от лица всего благородного общества, служащего в ополчении, я за честь их благодарил и принял с чувством признательности сей знак их благорасположения ко мне. Они, не довольствуясь сим, даже хотят писать к предводителю их Тульскому, пригласить и тамошнее дворянство участвовать с нами и благодарить меня за командование. Таковая честь весьма для меня лестна, я приемлю сие Божиею Милостию, ибо он преподал мне способы им быть полезну и ими любиму.

10-го числа ушол к нам целой пикет Данцыгского гарнизона, 20-ть человек с барабанщиком, офицера же они не могли уговорить, и ево убили.

11-го послал я Светчиной открытой лист за подписанием герцога, также и офицеру, которого отправлял с нею, ему я дал пашпорт. После обеда ушли к нам два офицера из Данцыгского гарнизона, из немцов, сказывают, что неприятель доходит до крайности.

12-го получено известие из Главной армии, что была генеральная атака со всех сторон на неприятеля и что он разбит и ретируется, подробности же еще не известны. Светчина Анна Андреевна отправилась в Россию.

14-го был я на бале у герцога, и подтверждается слух о разбитии французской армии.

16-го поехал в Петербург адьютант герцога Теплов¹³⁷, с коим я писал к жене. Осада наша идет очень медленно, и 1-я паралель еще не сделана, положено ей быть противу Бишовсберга на правом фланге. Посылал герцог парлемантера к Раппу¹³⁸, но он ево не принял и в нево стреляли, хотели известить ево о разбитии армии французской при Лейпцихе. Я переехал на новую квартеру в Штрис близь Ланфурта, где и ночевал.

18-го числа отрядной командир майор Жиркевич рапортовал меня, что к форвасеру пришло двухмачтовое судно, хотя еще несколько судов нашего флота и были при Данцыге, со всем тем неприятель получал пособие. День был прекрастной, и я смотрел долго в подзорную трубку, но не ожидал, чтоб то было неприятельское судно. Всего страннее то, что сие судно было нанято и послано из Пилау к нам с овсом, и шкипор, поровняясь с Данцигом, поворотил к неприятелю. Уверяют, что будто судно нечаянно зашло и ничево не было, кроме соли и масла.

20-го герцог препоручил мне изыскать, кто виновен в пропуске судна, я требовал от Ив. Александровича Вельяминова прислать начальника судов. Он отвечает, что было 5-ть судов под командою капитана 2-го ранга Тулубеева¹³⁹. В ночь наши брали шанцы и предместие и уже заняли, но неприятель на рассвете опять выбил, много потеряли людей, и 21-го снова брали те же шанцы и уже удержали. Я ездил в Мигау, нашел там герцога и с ним пробыл долго ночью у огня. Перестрелка еще продолжалась во всю ночь и сильная канонада. Тульского ополчения почти все люди в работе, а остальные до 500 пошли в резерв, к полковнику Пейкеру¹⁴⁰. Сказывают, что Наполеон разбит совершенно и ретируется к Рейну, ево преследуют и взяли маршала Нея, названного князем Москвы. За сию победу, говорят, пожаловано два фельдмаршала Бениксон и Барклай-де-Толли.

23-го генерал-майор Трескин взял шанцы при Цыганненберге, а 24-го вечеру приехал я к герцогу. Он встревожен очень, получа Дедюлина рапорт, коим извещает, что двоя драгун донесли ему, будто Янельна отряд на Нерунге весь взят неприятелем, которой будто высадил много пехоты с моря им в тыл. Я сему не верил и старался успокаивать герцога, но он решился посылать туда войски, но вскоре привели дезертировавшаго французского офицера, которой уверял, что ничево важного у них не происходило, что гарнизон в самом худом положении и что сгорели у них магазейны, и Рапп встревожен, а гарнизон весь не более 8 т. и уже желают сдаться, потом получен рапорт от полковника Энельна и вскоре показались ево ракеты и он начал действовать с Нерунга, но потом узнали, что действительно неприятель в лодках подъехал с тылу на Нерунге и сжег несколько домов и встревожил много.

25-го послан был парлемантер с письмом, которова после многих затруднений приняли, взяли от нево письмо и 26-го прислал Рапп ответ, в котором очень учтиво отвечает и пишит, что успехи оружия зависят от щастия и переменчивы, просит уведомления и, по-видимому, есть наклонность сдать город Данцыг. Ужинал я у герцога и видил приехавшего из Главной армии Бетхера, которой сказывал, что французы совершенно разбиты, Наполеон уехал в Париж, что там бунты начинаются, а наши все в радости и празднуют победы, что поляки уже от французов отходят, у нас Бениксон и Барклай-де-Толли пожалованы только графами, а не фельдмаршалами, хотя о сем и за верное нас уверяли.

28-го ездил я на правой фланг в Воненберг, обедал у Левиза Федора Федоровича¹⁴¹ и с ним ездил на гору, прозываемую Козансберг, с которой видны наши траншеи противу Бишовсберга и противу форт Кафореми и Леклер по флангам тоже. Еще редуты их не взяты, Иуденшанец и прочее и наши паралели не вооружены. Переписка же с Раппом у герцога продолжается, пустая, и он очень учтиво ему отказывает сдать крепость. В военном журнале за сентябрь я читал с большим удовольствием похвалу Тульскому ополчению за сражение 17-го и 21 августа здесь при Данцыге.

29-го вечеру был я у герцога, он читал мне свое письмо к Раппу, коим предлагает сдачу, и пишет, будто взят Корсер, которое от нево было послано в Визмор с депешами; также будто государь приказывает ево и офицеров всех послать в Пензенскую и Оренбургскую губернию, а людей в Томск, естли при сдаче у нево будет менее 25 дней продовольствия. Весьма странное ево письмо и даже явно лживое кажется, не решит Раппа сдать Данцыг. Желательно знать, что будут отвечать ему.

30-го ужинал я у герцога, он вечеру получил ответ от генерала Раппа, коим сознает, что судно отправил, но что по депешам ничево верного не узнает, что до сдачи Данцыга еще не время, а когда должно, тогда он предложение сделает. Теперь же желает отправить курьера к Наполеону, и естли о сем нужно условится, то он пришлет генерала в Лонфурт о сем переговорить, уверяет при том, что Данцыгской гарнизон никакова постыдного предложения о сдаче не примет. Между тем они выбрали самых твердых и отчаянных людей и составили команду до 300 человек, назвали их les invulnérable или infernale, на них шапки, похожие на наших, и с ними бросаются каждую ночь, были на Нерунге, около Калибии, и по слухам собираются в Оливу герцога захватить, однако же их везде отбивают.

31-го писал я письмо к жене, к графу Пушкину, князю Николаю Сергеевичу и брату Соловову и послал чрез Василья Вас. Ададурова. Герцог писал к Раппу и предлагал ему прислать генерала для переговору, как уже и он просил под предлогом будто для отправления курьера к Наполеону.

Ноябрь

1-го числа в 4 часа пополудни было положено, чтобы французский генерал приехал в Лонфурт, но ево ждали и он не бывал, а 2-го в тоже время приехал генерал Гюделе и полковник Ришемон¹⁴², переговаривали с Вельяминовым, но герцог, сидя в другой комнате, не утерпел и сам взошел и с ними говорил, предлагал решительно о сдаче города. Я у герцога ужинал, и долго говорили. Траншею вооружают и 4-го начнут бомбандирование. В ночь на 5-е число неприятель аттаковал нашу батарею в Лонфуре и с лестницами бросились, имея в резерве колонну, но Бог помог, отбили и на батареи нескольких закололи, которые успели вскочить. Канонада с траншей началась и беспрестанно у нас везде продолжается. По известиям наша армия уже во Франкфорте и 120 т. союзных войск пошли за Рейн и взошли во Францию, также и англичане с гишпанцами.

6-го и 7-го в ночь наши тревожили неприятеля из Лонфурта и подходили к их батареям, но нашли их во всей осторожности.

8-го получил я письмо от жены от 11-го октября, последнее, и к ней писал.

9-го писал я к губернатору Сиверсу в Митаве о моей аренде. Паралель наша действует, но мало, везде анфалирована с левого флангу и много теряет людей. Переговоры несколько дней уже прекратились, а слышно, что Рапп ломает стволы ружей в арсенале, говорят также, будто подводит мины и хочет взорвать часть Данцыгских укреплений и вестерминд. Канонада жестокая продолжается из £-и пудовых мортир, а ядер даже свист слышен от меня, так близко батареи.

11-го подал я герцогу рапорт за подписанием всех полковых и баталионных начальников Тульского ополчения, коим просят высочайшаго позволения поднести мне шпагу, алмазами украшенную с приличною надписью. Рапорт сей к герцогу от 8-го за No 131-м он принял с большим участием и хотел с курьером представить. Таковое доказательство любви и признательности дворянства для меня весьма лестно; я благодарю Бога за сие, поелику всякой дар и всякое благое нисходит от его милосердия.

12-го поутру приехал генерал от инфантерии Фенш¹⁴³ из резервной армии от князя Лобанова, которого он не старее, то ево сюда прислали к герцогу. Я был у нево после обеда, но он ничево важного не знает о военных обстоятельствах.

13-го поутру были присланы от Раппа генерал Hudelet и полковник Richemon, с ними герцог долго говорил в Лонфуре и предлагал сдать крепость 12-го декабря, с позволением им вывести 600 человек вооруженных и 2 пушки, протчим возвратиться и не служить всю войну, требовал залогу вестерминт и вестроплат, но они предлагали сдаться 1-го генваря и дать цыганненбергския редуты, пока продолжается перемирие. Для нас же нужно иметь вестроплат, дабы датчане не могли прислать к ним продовольствие. Уведомились мы, что Штетин сдался военнопленными.

15-го опять приехали комисары из Данцыга, и я был тут же с герцогом, Вельяминов, Бороздин¹⁴⁴, полковник Монфреди и Пулет, и долго толковали о сдаче крепости, и уже вечеру, пообедавши в Лонфуре, разъехались.

16-го ездили к ним наши комисары сии четыре и возвратились уже после ужина к герцогу. Мы с Феншем были у нево и их ожидали, но ничево решительного не сделали, они сильно противятся в капитуляцыи поместить, что из уважения к государю нашему сдаются к его рождению к 12-му декабря и еще многие делают затруднения в словах быть пленными, и потому герцог, просмотря их предложения, посылает к ним завтре опять для переговоров. Он предлагал меня послать к государю с сдачею Данцыга и спрашивал, желаю ли я. 16-го поутру, после молебна герцог раздавал ленты солдатам для Георгиевских знаков, Тульскому моему ополчению дано 36 знаков.

17-го опять ездили наши комисары в Данцыг и возвратились к ужину, я был у герцога, привезли от Раппа подписанную капитуляцыю ево полномочными, а наши переменили некоторые слова, главные же пункты остались прежние. Герцог был очень доволен и 18-го поутру подписал сам капитуляцыю и послал к Раппу, он также скрепил и прислал. Поутру наши войски заняли Форвасер и вестроплат, кругшанец и цыганненбергския редуты, с несколькими пушками. Известие о сдаче Данцыга всех чрезвычайно обрадовало, а особенно бедных жителей. Я писал письмо с Салтыковым¹⁴⁵, он поехал в Петербург, с ним послал и 3 полукуска полотна Хитровой, заплатил 25 червонцов. Долго был я у герцога, говорил с ним о сдаче Данцыга, он предлагал мне оставаться начальником в Данцыге, я полагал, что он оставит Фенша. Пристойно не мог я от сего отказаться, место отличное и весьма выгодное. Тут узнал я, что жители жаловались на герцога, что он бомбардирует город и сожигает, о сем ево спрашивали от государя, начинщик сего и сочинял сию просьбу аглинской полковник.

19-го вечеру отправил я Голубкова в Тулу, с ним писал к жене и ко многим. Полковые начальники послали письмо к губернскому предводителю В. Ив. Похвосневу и уведомили ево, что дворянство Тульского ополчения подносят мне шпагу и предлагают им принять участие. Писал я также в армию князю Петр. Михайловичу, туда послан Бетхер меньшой с известием о сдаче Данцыга. С ним же посланы и представления прежние и просьба Тульского ополчения о позволении поднести мне шпагу. Писал также герцог и за прежние дела мне представил 2-го Владимира, а теперь за покорение Данцыга Александровские ордена просил мне, Левизу и Бороздину, ево же и пошлет с ключами, потому что я отказался.

20-го была пальба в Данцыге, для коронацыи Наполеона, о чем нас уведомили. Был также бал у герцога, меня звали, но я не был. Здесь наши ассигнацыи променивают по 27-ми таллеров на 100, а в Кенисберге более гораздо.

24-го прислан был курьер от государя к герцогу, и с ним предписывают, чтобы в случае капитуляцыи не позволять Данцыгскому горнизону иного договора, как пленными в Россию, но герцог писал, что капитуляцыя уже заключена и сего переменить нельзя.

26-го в день Георгия был у герцога молебен, и я был, все нижние чины, как получили знаки военного ордена, у меня обедали моего Тульского ополчения. Герцог мне тут читал свой ответ касательно капитуляцыи в ответ, чтобы не соглашаться инако, как взять весь Данцыгский гарнизон военнопленными и чтобы отослать в Россию. С сим послан и генерал-майор Турчанинов для объяснения недостатков для осады и всех притчин. Я представил атъютанта моего прапорщика князя Павла Борисовича Голицына¹⁴⁶ перевести лейб-гвардии в Преображенский полк.

23-го поссорились у меня живущие майор Боровской и атъютант мой Рыдзевской и даже в моей квартере подрались на саблях и поранили друг друга, за сие я послал Рыдзевского под арест на гобвахту, а Боровской еще лечился, и по выздоровлении накажу.

28-го поутру приезжал к герцогу Рапп, видно имел нужду с ним переговорить о сдаче Данцыга подробнее и условиться, каким образом выступать из крепости. По известиям еще портикулярным Голандия уже отложилась от Францыи и формирует свои войска, а французов выгнала.

29-го ездил я в предместие Ору, которая вся созжена нами и французами, так что ни единого дома целого не осталось. Объезжал я все передовые посты с генерал-лейтенантом Левизом и старался узнать, не продают ли в Данцыге продовольствия и потому призывал я к себе генерал-майора Черныша¹⁴⁷, обедал я у Ададурова в Вонеберге; снегу напало довольно и было около 10 град, морозу. Вечеру был у меня Андрей Семенович Фенш.

30-го для праздника Андрея Первозванного поутру был молебен у герцога, и потом мы все ходили смотреть баварские войска, который вышли из Данцыга, их до 300 человек, люди хороши и довольно свежи, но видно, мало учены. Они отошли от союза с французами и перешли к нам. Вечеру был у герцога бал, нетерпеливо ожидали мы ответу, доволен ли будет государь капитуляцыею и кому куда итти.

Декабрь

1-го выпущены из Данцыга Саксонцы и Виртенберцы, коих до 400 человек. Они все очень хорошо одеты и вооружены. Наши же напротив, терпят во всем недостаток, а паче ополчения. Ко мне прислали из виленской комиссии часть сапогов, портупей, сумм и подкладочного холста, а самонужнейшего сукны и рубахи не присланы, и люди полунагие, жалки видеть, а снег выпал и морозы начинаются.

2-го поутру герцог прислал за мною, я, приехав к нему, нашел, что он собрал совет, на коем были генералы Фенш, я, Бороздин, Левиз, Ададуров, Вельяминов, Манфреди, полковники Тульман и Соснин. Герцог предложил нам полученное им вторичное повеление государя, что естли бы и сделанно капитуляцыя с тем, чтоб отпустить Данцыгской гарнизон во Францыю, то прервать и непременно принудить их итти военнопленными в Россию. Мы рассуждали о сем и положили мнение, описав зимнее время, невозможность продолжать осадные работы, затруднение отвозить осадную артиллерию, недостаток войск и наготу ополчений и протчие притчины, решились ожидать ответу на сие и не прежде рушить капитуляцыю, как по выходе горнизона из крепости, естли настоятельно сие приказано будет. Мы сим занимались целой день, и уже я приехал в втором часу пополуночи.

4-го ужинал я у герцога и видел тут приехавшого из Главной армии генерал-майора квартирмейстерской части графа Местера. Он сказывал, что в Франкфурте очень весело и многолюдно и войски стоят на квартерах.

6-го был я поутру у герцога, для Николина дни был молебен, потом завтрикал я у имянинника Тульского ополчения у Аксакова, а вечеру поехал на бал к герцогу, приехав же, узнал я, что атъютант ево Бетхер, посыланнои к государю, возвратился. С ним государь пишит, что не может он ратифировать капитуляцыи, потому что позволено французам возвратиться во Францыю, а теперь все немецкие владения уже к нам присоединились, то не должно давать способы усиливать и формировать войски Наполеону и чтобы рушить капитуляцию и требовать все немецкие войска выпустить; естли Рапп не согласится, то оставить за собою укрепления к морю. Герцог очень был сим встревожен, показывал мне письмо государево и решился завтре созвать опять совет о сем предложить. Однако же был бал и мы все танцевали. Бетхер сказывал, что Главная армия двинулась и пошла в Швейцарию, а в Франкфорте останется только Блюхер и Бенигсен с корпусом. Говорят так же, что и князь Лобанов из Варшавы пошел к Одеру с армиею.

7-го поутру герцог созвал совет военной, мы были все те же, и еще был с нами пруской инженер-полковник Пулет, написали мнение в подтверждение прежнего и решились по настоятельному повелению государя прервать капитуляцыю, но сколь можно познее, дабы взять уж Венсельмюнд и Голм и, узнав о числе продовольствия в магазейнах, около 20-го числа объявить Раппу. Хотя и вероятно, что мы потеряли много и, может быть, он взорвет укрепления, но делать нечево. Герцог хотел тот час послать мнение совету к государю, прискорбно для всех, а паче народу возобновление действий. Герцогу же обиднее всех, что ево условие не исполнят.

9-го герцог и Фенш крестили у генерал-майора Каховского¹⁴⁸ дочь, и мы все у нево обедали. Многие уже по почте писали из Берлина, что капитуляцыя о Данцыге не разрешена и потому опасно, чтобы Рапп не узнал и не начал действия. Герцог объявил мне, чтобы принять 12-го ключи крепости, что по обстоятельствам неприятно, зная, что капитуляцыя рушится. Опять показалась оттепель, и зима почти сошла, и погода сделалась сырая.

10-го ужинал я у герцога, и он объявил нам, что уже решился прервать капитуляцыю, не брав 12-го ключи Данцыга и возвратить Раппу все взятые нами укрепления, кроме вестроплата, и требовать от нево все немецкие войска. Читал нам приготовленное письмо ево к Раппу, а нас звал завтре к себе обедать, дабы еще посоветоваться о сем. Поутру 10-го вывезли до 150-ти увечных французов из Данцыга, Eclopé, но между ими много здоровых и, говорят, много денег.

11-го я обедал у герцога, подписали, чтобы вестроплат не отдавать. Письмо же к Раппу герцог решился послать завтре поутру.

12-го для рождения государя был молебен и парад. Посыланный с письмом к Раппу Гедеонов¹⁴⁹ воротился. Он обещал отвечать, вечеру прислал письмо, в коем жестоко протестует на иесдержание капитуляцыи и подтверждает, что он, со своей стороны, исполнит по ней и выйдет 1-го числа их штиля из Данцыга. На сие герцог писал к Раппу и отослал назат письмо ево, в коем непристойно относится нащет государя, утверждая, что капитуляцыя не может быть прервана, а не удержана обманом и что Францыя и Наполеон за то отомстит. За ужином получен рапорт, что крепость Вексельмюнд оставлена французами, форт Наполеон и Гольм по капитуляцыи, но герцог не велел ничево занимать, а требовать хочет и писал Раппу, чтобы он сам решился и подписал, что сдается военнопленным в Россию. Странное сие положение должно решиться, Рапп старается удерживать капитуляцыю, а герцог прервать, дабы себя не подвергнуть нареканию. Не менее наши войска везде во всей острожности и в готовности.

13-го герцог еще писал Раппу и предлагал прислать генерала, дабы с ним объяснится. Не менее французы ничево не занимают и даже часовые, воткнув штык в землю, стоят.

14-го послан был к Раппу Монфреди с письмом, и, наконец, обещали 15-го прислать генерала для переговору. Я был нездоров несколько и не выезжал, хотя герцог и приглашал меня к себе на переговоры с французским генералом. Но я узнал от Фенша, что много было шуму, но ничем не кончено. От нас ездили еще вечеру к Раппу Бороздин и Вельяминов. Странность нашева положения тем неприятнее, что даже люди терпят голод, а лошади от бескормицы умирают -- подвод нет, а продовольствие получать далеко из Дершавы, до 50-ти верст, а распоряжения никакова не сделано.

16-го решительно было объявлено Раппу, что естли не подпишит капитуляцыи, то лишатся все собственности и отправят в Сибирь, а при том и военные действия начнут. Посему, наконец, они согласились подписать. Тем более, что они истребили снаряды, переломали ружья и не в силах уже защищатся. У них несогласие ужасно, даже до того, что в сумашедшой Конт. Шанбрюн взошел к ним в совет, разругал их, предлагал драться и пройти в Польшу, наконец от них уехал и взошел к герцогу, снял с себя крест Legion d'honneur и предлагал служить у нас.

Итак, 17-го подписал Рапп капитуляцыю другую и 18-го заняли вороты, взяты ключи и немецкие войска начали выступать. Герцог послал с донесением государю Бетхера, я с ним писал князю Петру Мих. Рапп обедал у герцога.

19-го герцог отправил с ключами Данцыга комергера Жеребцова, я с ним писал. Велено занимать квартеры в Данцыге, и я послал. Пруской король пишит герцогу, что государь уступил ему Данцыг и что он назначает губернатором генерала Масенбаха¹⁵⁰, а комендантом графа Донау, но до получения о сем от государя герцог назначает меня, а комендантом И. М. Рахманова¹⁵¹. Я ужинал у герцога и много говорили о параде вступления и церемонии на 21-е число, когда французы выступят из крепости и положат оружие, а 20-го поляки все выступили без церемонии. В приказе от герцога назначена церемония на завтрешнее выступление французов и я назначен губернатором Данцыга. Вечеру, будучи у герцога, видил я приехавшего из Кенисберга графа Сиверса, он получил уведомление, что молодая императрица выехала из Петербурга и едит чрез Кенисберг к водам. Многия полагают, что для свадьбы Пруского короля с Екатериной Павловной и увидиться с материю своею. Герцог мне поручил учредить войски при выступлении завтре из Данцыга и ими командовать.

21-го я учредил войски близь гласису Гагельбергских укреплений, а в 10 часов французы начали выступать, им отдали всю военную почесть, и они положили оружие на гласисе, сие место прозывается гробница Россиян, потому что Миних¹⁵² был тут отбит от города и много тут похоронено людей. Потом вступили мы церемонияльно в крепость Данцых, при перьвых воротах встретил герцога сенат или магистрат. Говорили речь, и потом за Генторовыми воротами девушки говорили речь и поднесли ему венки. При магистрате поднесли ему знамя городовое и весь народ восклицал государя нашева и показывали радость. Повсюду окны были полны народа и улицы. Когда же войски все прошли, были мы у молебна нашево при пушечной пальбе, потом были в их церкви, где более похоже на театр и немало благоговения не приметно, и приехали на квартеру герцога около 6-ти часов. Обед был большой. За обедом мальчик говорил речь и венок поднес. Вечеру город был освещен и был театр Титово милосердие с прологом на случай нашева вступления. Я чрезмерно и устал и озяб, быв в одном мундире и верьхом долгое время. Наша осада и тем замечательна, что со времян Петра Великого русские не делали формальной осады. Часть города превращена в пепел, но в других улицах неприметно.

22-го я начал хлопотать о устранении порядку караулов и собирать бродящих французов и больных. Странно, что пруской полковник граф Донау подписывается комендантом Данцыга и уже мешается в некоторые распоряжения, по незнанию мною немецкого языка очень неприятно командовать в Данцыге.

23-го ездил я по городу и в лазарет. Жалосное положение сих людей, даже есть нечево им, и множество по квартерам и шатающихся, коих велено собирать, словом, хлопот и беспокойства множество. Узнал я чрез Дмитр. Ив. Бибикова, что по деньгам князя Жевахова был ему запрос и он рапортовал, что взял контрибуцыю с Люблина и мне отдал. Сие известие крайне меня огорчило при выступлении французов при Panne. Еще было 9 генералов, более тысячи офицеров и до 8 т. нижних чинов, знамен только четыре, а у поляков три орла. Французские же полки чуть были все не полные. 23-го вечеру приехал пруской генерал-лейтенант Масенбах и 24-го был у герцога, которой ево нехорошо принял и выговаривал за то, что граф Донау вмешивается в должность коменданта. Здесь Масенбах рассердился и начал писать ему разные придирки, находя неисправности и разорения от солдат в укреплениях. Я продолжал хлопотать и учреждал что возможно.

25-го для рождества Христова был большой порад и молебен у герцога. После обеда отдал я визит генералу Масенбаху и много с ним говорил, дабы помирить ево с герцогом, но он, кажется, расположен писать к королю, полагая, что ево не допускают до должности здешнего губернатора.

27-го ездил я смотреть мундирные магазейны и хлебопекарню, которая очень удобна. Потом был в Гаглесбергских укреплениях. Герцог послал в Главную армию своево атъютанта Петерсона¹⁵³ с знаменами и орлами взятыми, также писал с ним и о поступках пруских Масенбаха и Донау, как вмешиваются в распоряжения по Данцыгу.

28-го был большой бал от городу, я ездил с герцогом, но прусаков не было ни одного, они явно доказывают нам свои неудовольствия.

29-го мороз довольно сильной и снегу много напало. Я целой день пробыл у герцога и много с ним говорил о делах осады. Писал я много писем.

30-го был большой бал у герцога, и он уже собирался ехать в Мориенвердер встретить молодую императрицу. Приглашал меня с собою ехать. Герцог расписал все войски на две линии. 1-ю отдал Феншу, а 2-ую мне, войски же получили приказание итти в квартеры, но в продовольствии нуждаются очень. Роздано всем нашим и пруским войскам много амуницыи, найденной во Французских магазейнах.

1814-го года

Генварь

Призвав бога в помощь, начали мы год без всякого веселия обыкновенного. Я ужинал у герцога, а в городе был маскарад, но мы не были.

2-го поутру, позавтракав, мы поехали и ночевали в Диршове.

3-го приехали в Мориенвердер. Тут приехал для встречи императрицы пруской генерал и несколько камергеров.

4-го я ходил смотреть приготовленной дом и где будет жить княгиня А. М. Прозоровская¹⁵⁴. Вечеру был бал, а 5 вечеру, в 8-м часов приехала императрица¹⁵⁵, с нею Нарышкин А. Львович и Голицын¹⁵⁶, принцесса Амалия¹⁵⁷, княгиня Прозоровская и Валуева¹⁵⁸, еще фрейлина, но оставалась еще назади. Провожал из Кенисберга пруской генерал Застрам, наш граф Сивере и несколько камергеров. Сделаны были триумфальные ворота и всевозможная почесть. Город был освещен, 24 девицы встретили императрицу, усыпали цветами дорогу и говорили ей речь. Мы были представлены герцогом -- Бороздин, Кулебакин, Греков и я. Вечеру был я у княгини Прозоровской и много с нею говорил и с Валуевою о жене и Мишиньке, они его видали в Петербурге.

6-го числа поутру в 7 часов императрица поехала далее, поговоря со всеми нами. После обеда и мы с герцогом поехали, он ночевал в Меве, а я проехал прямо в Диршову.

7-го поутру распорядил отправление амуницыи Тульскому ополчению в квартеры их к городку Беренду и отправился. Приехал же в Данцыг в 4 часа пополудни. По слухам здесь полагают, что уже трактуют о мире, а из армии известий никаких не было. Ужинал я у герцога. Пруской генерал Масенбах не токмо не прислал рапортов о караулов, но даже и по городам отказывали пропуски за нашим подписанием. Мы все сложились и сделали подписку на содержание неимущих пропитания, кои по улицам здесь умирали.

9-го умер пруской полковник граф Донау, оттого, что ошибкою дали ему выпить примочку. Слухи о мире продолжаются и что наши уже заняли Лион и уже близко Парижа наши партизаны. Получил я несколько писем от жены и писал по почте и с офицером Тульского ополчения Вершининым¹⁵⁹.

11-го был у герцога бал.

12-го было собрание Масонской ложи здесь, в коей был герцог и Фенш и другие из масонов. Афрасимова герцог хотел арестовать, но я остановил. Он просил меня об отпуске ево в отставку, и в огорчении своем как сумашедшей, будучи сам виноват, что по упрямству не захотел исполнить приказания провожать пленных французов в Россию.

13-го для тезоименинства императрицы Елисаветы Алексеевны был большой парад и 101 выстрел с Гаглесбергских укреплений.

14-го герцог получил из Петербурга от князя Горчакова, что ополчения распустятся, а Левизов корпус приформируется рекрутами. Вечеру был я с герцогом в театре, давали Jean d'Arc, а поутру 15-го были похороны графа Донау и я был на церемонии. Вечеру были в театре, давали комедию мужа, притворившего себя дураком, и потом исправил развратную жену -- для морали хорошая пиеса. Получено партикулярное известие 16-го, что пруской генерал Блюхер имел сражение около Метца, что генерал Иорк¹⁶⁰ ранен и что ретировались в левой фланге к армии.

18-го был у герцога бал и я отдал письма Николеву и Феншу к жене в Петербург, они оба поехали 19-го поутру.

20-го приехал Жеребцов, посыланной к государю с ключами Данцыга. Сказывал, что был милостиво принят. Герцогу даны деревни в Белорусии и шпага с лаврами и надписью "За Данцыг". Ополчения отпускаются по домам, и надеется, что все представления герцога выйдут. Бетхер же пожалован полковником и уже едит. Жеребцов сказывал мне, что я получил позволение принять шпагу от ополчения и благоволение за Шотенгейзер, что и нам будут рескрипты, благодаря дворянство, служившее в ополчениях, при распущении их по домам, о чем уже он говорил с Аракчеевым.

20-го давали бал офицеры Воронежского полка у Левиза на квартире, где я был. Рассказывал мне Монфреди, что небольшая саксонская крепосца Кенигштейн на кремнистом утесе, где даже есть селение и всевозможные удобности защититься от всякой армии, и никогда взята быть не может. Там хранятся все сокровища королевские. Примечательна сия крепость, посреди Европы одна непокорима. Поехав уже на бал, воротили герцога, потому что Бетхер приехал от государя. С ним подтвердили то же, но письменно и сверх того, что Данцыг приказано отдать прусакам, чему многия будут очень недовольны. Уверяют также, что сближаемся к миру с Францыею. Герцог получил повеление отдать Данцыг прусакам, кроме оружия и трофеев, а ему позволено ехать на время в Петербург.

22-го предписал он мне сдать крепость прусакам, по приказам я видел, что мне, Бороздину и многим объявлено только благоволение, а за другие дела и совсем ничево не дано многим.

23-го прусаки заняли караулы во всей крепости, и начали им сдавать всю артиллерию. Едва они вступили на все укрепления, как сделался пожар в пороховом магазейне, но успели потушить, инако и город бы пострадал. Писал я к князю Репнину¹⁶¹ в Дрезден и приложил реестр всей заказанной мною там посуды и просил ево понудить на фабрике поскорея сделать и отправить в Петербург. Написал я герцогу представление о медалях для ополчения по примеру милицыи 1807-го года, а князю Петру Мих. в напамятование государю о награждениях за осаду и все дела чиновникам. Герцог дал мне 8-мь медалей пруских для Тульского ополчения, из них одну дал я уряднику Симову.

25-го был у герцога последней бал, и он уже собирается ехать в Петербург. Слухи есть, что наши уже около Парижа и что скоро туда войдут.

28-го был у герцога молебен, потом, позавтрикав, он поехал в Петербург, оставя всю команду Андрею Семеновичу Феншу. Мы с ним Простились и проводили за город. Обедали у Федора Федоровича Левиза.

29-го обедали у Бороздина, а 30-го у Миллера. Слухи продолжались о приближении наших к Парижу, а Наполеон отступил к Орлеану, но решительного известия нет о нашей армии.

31-го послан Фенш в Главную армию, я с ним писал к Селявину о шпаге.

Февраль

1-го обедал я у Фенша и ездил смотреть лутшую янтарную нитку, за которую просят 60-т червонных.

3-го обедал я у Левиза и тут согласился сделать пикник и катание за городом, чтобы встретить масленицу 7-го числа. 1-го я засвидетельствовал в дежурстве два верющие письма заложить мои углицкие деревни и на получение Мальтийской командории. 3-го купил я 60 локтей волосеной материи для мебелей, заплатил 36 серебром, щитая рубль в 55 Диток.

6-го получено сведение, что поблизости Парижа Наполеон разбит сильно.

7-го прусаки поставили в Данцыге свои правительства, и был у них парад. Мы были приглашены в ратушу, где читали постановление чиновникам. После параду съехались мы у Левиза. Я с Гедеоновой и Шишкиной, и потом все в санях поехали на пикник в нейфорвасер. Бороздин не захотел быть с нами, а желал дать празник во вторник на 1-ой неделе великаго поста, но я и многие наши не согласились и дали празник 7-го, хотя метель была очень сильная, и дам было мало, но Масенбах и прусаки были многие, танцовали и был феерверк.

8-го был званой обед у Масенбаха, но я не поехал, потом театр с прологом и пели стихи в честь прускаго короля даже в портерах, хотя вообще здесь жители недовольны, что их отдали прусакам. 8-го поехал генерал-майор Монф-реди в Петербург, я с ним писал и послал волосеную материю.

11-го был довольно сильной мороз, около 20 градусов. По известиям главная квартера трех государей в Troyes близь Парижа, и уже неприятель потерял до 200 орудий и 28 т. пленных, наши идут на Париж и преследуют бегущих.

14-го был я на концерте у генерала Бороздина.

15-го вечеру приехал посыланной от герцога атьютант Петерсон, но к удивлению всех ничево не привез из армии.

16-го был я вечер у Фенша, где была музыка и пела Гедеонова.

17-го приехал курьер и привез высочайшие повеления всем командующим ополчениям о распущении ополчений по домам.

От 22-го генваря из Франции Виндевр; Фенш утвержден командующим здесь войск. Под ним корпусным генерал-лейтенант Бороздин, а дивизионным Левиз, а мне, Ку-лебакину и Вельяминову велено отправиться в Варшаву к резервной армии в команду князя Лобанова для употребления на службу. Я написал письмо о сем к жене, а 18-го тот же курьер атьютант князя Репнина отправился к герцогу в Петербург, и я с ним писал еще о сем к жене, что к прискорбию моему не могу с нею увидиться скоро.

19-го Фенш прислал ко мне предписание об отправлении моем в Варшаву и чтобы я сдал Тульское ополчение полковнику Бобрищеву-Пушкину Сергею Павловичу¹⁶², он и сам приехал. Я купил сукна послать жене для людей 4-е половинки по 1 ¹/₂ таллера, полагая таллер в 90 копеек серебром.

20-го был я вечеру у Яковлева¹⁶³, а 21-го у Бестужева, приготовлял бумаги и собирался ехать, а ополчения остались на тех же квартерах, до выступления в поход. Все они очень обрадованы, что возвращаются по домам. Пришло известие, что около Fonténébleau все союзные войски соединились и готовятся к решительной баталии. Говорят также, что будто турки начали действия противу цесарцов и что часть резервной армии идет в Молдавию.

23-го приехал Фенш из Петербурга, привез мне от жены письмы и ее портрет очень похожей, прислала она деньги Глебову, Кожиным¹⁶⁴, Малышкину и Ахматову, всего 3900 р., кои я отдал Глебову для доставления всем. Сего же дня приехал фельдегарь с повелением от государя Феншу, перевести обе дивизии, 6-ю и 25-ю, формироваться в герцогство Варшавское и быть им в команде князя Лобанова, а о герцоге и об нем ничево не сказано. Он у меня был и очень затрудняется, что делать. Вечеру отправился курьер князя Горчакова в Петербург, я с ним писал к жене и послал графине Пушкиной сукна целую половину, заплатил 141 ³/₄ р. ассигнацыями, всего 27 локтей, полагая с небольшим ³Д ея в локте. Фельдегарь сказывал мне, от князя Лобанова, что он приглашает меня скорее к нему приезжать в Варшаву.

24-го сказывал мне Кулебакин, будто меня назначили начальником Главного штабу в резервную армию князя Лобанова. Я купил разных левантинов мериносовых платков и янтарных ниток, из коих за одну заплатил 300 р., и все вещи послал 25-го к жене с фельдегарем. Потом еще купил казимиру лент и чулок послать с Эмме¹⁶⁵. Начали говорить, будто наши потеряли много около Парижа и ретируются, а что турки будто уже начали действия противу цесарцов и наши войски пойдут в Молдавию. Сию зиму снега необыкновенные, и здесь еще зима продолжается сверх ожидания всех. Прусаки до того сделались дерзки и явно ненависны к нашим, что вседневные истории делаются в городе, даже берут собственных людей под караул, не дав знать никому.

26-го был я вечер у Фенша, был маленькой концерт. Он объявил мне, что ему предложено остатся на службе в армии князя Лобанова. Рекруцкия партии начали приходить сюда, но очень много убылых, более пятой части людей оставлены от Риги сюда. Начали мне ставить на сани все екипажи, снега же превеликие и дороги дурны.

Последние покупки я все сделал для жены и всево посылаю к ней на 2530 1/2 р. ассигнаций. По замечанию чувствовал я начало подагры в большом пальце правой ноги, что и продолжалось более месяца. Купил я себе два янтарных чубука, заплатил 200 р. ассигнаций и еще заказал.

27-го приготовил я все мои посылки к жене для отправления с Алексеем Федоровичем Эмме.

28-го приехали Сергей Павлович Бобрищев-Пушкин и Дмитрий Семенович Владычин¹⁶⁶. Пушкин начал от меня принимать все дела по ополчению. Я им отдал последний прощальный приказ мой. 25-го числа, купив разных вейновых водок по 1 ¹/₂ таллера полуштоф, а хлебные по 1-му таллеру по ассигнацыи таллер 3 р. 60 копеек, я взял 48 полуштофов, половину послал в Андреевское с Александрою. Ежедневно были метели и снега пресильные дивизии здешние, 6-я и 25-я, готовились к выступлению. Вечеру 28-го была у меня всенощная.

ПРИМЕЧАНИЯ

(ОР ГПВ, ф. 775, No 4860; Архив АН СССР, ф. 646, оп. 1, д. 348)

¹ Неверовский Дмитрий Петрович (1771--1813), генерал-майор, с конца 1811 г. формировал в Москве 27-ю пехотную дивизию, с которой участвовал в Отечественной войне и кампании 1813 г. После Бородина произведен в генерал-лейтенанты. Умер от ран, полученных в Лейпциг-ском сражении.

² Мусин-Пушкин Алексей Иванович (1744--1817), граф, тесть Д. М. Волконского.

³ Мусина-Пушкина Екатерина Алексеевна (1786--1870), графиня, сестра жены Д. М. Волконского, в замужестве Оболенская.

⁴ Мусин-Пушкин Александр Алексеевич (1788--1813), граф, брат жены Д. М. Волконского, участник Отечественной войны и кампании 1813 г., умер от ран, полученных под Люненбургом в марте того же года.

⁵ Нащокина Дарья Алексеевна (1787--1828), вышедшая замуж в 1812 г. за Владимира Петровича Бахметева (в первом браке был женат на М. В. Бутурлиной).

⁶ Хитрово Алексей Захарович (1776--1854), действительный статский советник, обер-прокурор 5-го департамента сената, в 1812 г. временно исполнял должность обер-прокурора сената, женат на сестре жены Д. М. Волконского -- Марии Алексеевне Мусиной-Пушкиной (р. 1782).

⁷ В сентябре 1811 г. умер отец П. А. Строганова -- А. С. Строганов, оставивший расстроенное состояние, что вынудило П. А. прибегать к займам и ссудам.

⁸ Бантыш-Каменский Дмитрий Николаевич (1788--1850), историк, археограф, сотрудник Московского архива Коллегии иностранных дел, перед войной вместе со своим другом А. А. Мусиным-Пушкиным предпринявший поездку на Кавказ.

⁹ Волынская Анастасия Петровна (1755--1812), урожденная Приклонская, вдова действительного статского советника М. В. Волынского (1746--1799).

¹⁰ Мусина-Пушкина Екатерина Алексеевна (1754--1829), графиня, урожденная Волконская, теща Д. М. Волконского.

¹¹ Лобанов-Ростовский Дмитрий Иванович (1758--1838), князь, генерал от инфантерии, перед войной 1812 г. Рижский военный губернатор, руководил формированием резервных войск, в 1813 г. командующий Резервной армией.

¹² Петрово-Соловово Андрей Александрович (р. 1760), двоюродный брат Д. М. Волконского со стороны матери.

¹³ Чесменский Александр Алексеевич (1763--1820), побочный сын знаменитого деятеля екатерининского царствования А. Г. Орлова-Чесменского, служил в Конной гвардии, участвовал в войнах с Турцией, Швецией, Польшей, при Павле I был уволен от службы в бригадирском чине, помещик Рыбинского уезда Ярославской губернии.

¹⁴ Волконская Наталья Алексеевна (1784--1829), княгиня.

¹⁵ Гудович Иван Васильевич (1741--1820), граф, генерал-фельдмаршал. С 1809 до конца мая 1812 г. главнокомандующий в Москве, член Государственного совета, сенатор.

¹⁶ Петрово-Соловово Анна Васильевна (ум. 1828), дочь лейб-гвардии секунд-майора В. Л. Петрово-Соловово.

^16а Нарышкина Варвара Алексеевна (1760--1827), сестра тещи Д. М. Волконского -- Е. А. Мусиной-Пушкиной.

¹⁷ Волконский Михаил Дмитриевич (1811--1875), князь, сын Д. М. Волконского.

¹⁸ Ростопчин Федор Васильевич (1763--1826), граф, генерал от инфантерии, с конца мая 1812 г. военный губернатор и главнокомандующий в Москве, с июля одновременно командующий 1-м округом ополчения.

¹⁹ Имеется в виду Г. А. Хомутов.

²⁰ Волконский Николай Сергеевич (1753--1821), князь, дед Л. Н. Толстого.

²¹ Волконский Петр Алексеевич (1759--1827), князь, бригадир, брат Е. А. Мусиной-Пушкиной, находился в Москве во время оккупации ее французами и оставил об этом воспоминания, написанные вскоре после событий (Русский архив.-- 1905.-- No П.-- С. 351--359).

²² Валуев Петр Степанович (1743--1814), действительный тайный советник, сенатор, главноначальствующий экспедицией Кремлевского строения и мастерской Оружейной палаты.

²³ Аббат-Сюррюг (Цурик, Цериг) Андриен (ум. 20.XII.1812), французский эмигрант, поселившийся в России в 1790-х гг., служил учителем в доме А. И. Мусина-Пушкина, настоятель французского католического собора Св. Людовика в Москве.

²⁴ Пушкина Анна Львовна (1769--1824), тетка А. С. Пушкина.

²⁵ Пушкин Василий Львович (1761--1830), поэт, последователь H. M. Карамзина, дядя А. С. Пушкина.

²⁶ Нарышкин Михаил Петрович (1753--1825), подполковник, и его жена Варвара Алексеевна, родители декабриста M. M. Нарышкина.

²⁷ Волконская Варвара Александровна (1785--1878), княжна, двоюродная сестра Д. М. Волконского, двоюродная тетка Л. Н. Толстого.

²⁸ Рахманов Алексей Степанович (1755--1827), бригадир.

²⁹ Первая из серии знаменитых ростопчинских афиш, выпускавшихся летом 1812 г. для распространения среди московского населения. Афиша "Разговор мещанина Чихирина о французах", датированная I июля 1812 г., была отпечатана в виде лубочной гравюры с текстом Ф. В. Ростопчина. См.: [Саитов В. И.] Ростопчинские афиши 1812 г. Изд. А. С. Суворина.-- Спб., 1889.-- С. 15--21.

³⁰ Карабановы -- Петр Федорович (1767--1851), известный коллекционер, собиратель преданий по истории России XVIII -- начала XIX в., и его жена, Варвара Ивановна (1775--1834), урожденная Гагарина, племянница тещи Д. М. Волконского -- Е. А. Мусиной-Пушкиной.

³¹ Гагарина Мария Ивановна (р. 1790), дочь известного московского мистика-аристократа И. С. Гагарина, племянница, с материнской стороны, жены А. И. Мусина-Пушкина -- Е. А. Мусиной-Пушкиной.

³² Енгалычевы, князья: Иван Александрович (р. 1784), статский советник; Николай Александрович (1796--1861), коллежский асессор, племянники А. И. Мусина-Пушкина.

³³ Августин (Виноградский Алексей Васильевич) (1766--1819), архиепископ Московский.

³⁴ Речь идет о воззвании Александра I к Москве от 6 июля 1812 г. с призывом создавать ополченческие формирования. Датированное 6 июля 1812 г., оно было отправлено в Москву из Полоцка накануне отъезда Александра I из армии (Народное ополчение в Отечественной войне 1812 года: Сб. док.-- М., 1962.-- С. 46).

³⁶ Имеется в виду В. С. Трубецкой.

³⁶ Шишков Александр Семенович (1754--1841), писатель, в 1812 г. вице-адмирал, сменил M. M. Сперанского на посту Государственного секретаря, в Отечественной войне и заграничных кампаниях находился при Александре I, автор издававшихся тогда от имени царя манифестов и других законодательных актов.

³⁷ Грессер (Крессер) Анна Михайловна (1776--1827), жена генерал-майора Александра Ивановича Грессера (1772--1822), сражавшегося в 1812 г. в корпусе Н. Н. Раевского, сестра П. М. Волконского, фрейлина императрицы Марии Федоровны, переводчица.

³⁸ Салтыков Петр Иванович, граф, в 1812 г. отставной гвардии ротмистр, затем полковник, сформировал на свой счет Московский гусарский полк.

³⁹ Гагарин Николай Сергеевич (1784--1842), князь, офицер Белорусского гусарского полка, летом 1812 г. сформировал на свой счет 1-й пехотный полк Московского ополчения, с которым участвовал в Бородинском сражении.

⁴⁰ Манифест Александра I от 6 июля 1812 г. о созыве народного ополчения (Народное ополчение в Отечественной войне 1812 года: Сб. док.-- М., 1962.-- С. 14--15).

⁴¹ Татищев Николай Алексеевич (1739--1823), генерал от инфантерии, родоначальник графской линии Татищевых, еще в 1806 г. был главнокомандующим первого областного земского (ополченческого) войска.

⁴² Марков (Морков) Ираклий Иванович (1750--1829), граф, генерал-лейтенант, начальник Московского ополчения.

⁴³ Апраксин Степан Степанович (1747--1827), граф, генерал от кавалерии, в отставке с 1809 г., член 1-го комитета Московского ополчения, в его доме на Знаменке давались театральные представления.

⁴⁴ Дмитриев-Мамонов Матвей Александрович (1790--1863), граф, обер-прокурор 6-го (Московского) департамента сената, в 1812 г. на свои средства сформировал казачий полк. Основатель (совместно с М. Ф. Орловым) "Ордена русских рыцарей".

⁴⁵ Волконская Софья Григорьевна (1786--1869), жена П. М. Волконского, сестра декабриста С. Г. Волконского.

⁴⁶ Толстой Петр Александрович (1761--1844), граф, в 1812 г. генерал-лейтенант, руководил формированием резервных войск, ополчений и поставкой рекрут, начальник 3-го округа ополчения, в 1813 г. командовал корпусом в Польской армии, с октября блокировавшим Дрезден.

⁴⁷ Муравьев Николай Николаевич (1768--1840), основатель Московского училища колонновожатых, в 1812 г. полковник, начальник штаба 3-го округа ополчения, отец декабристов А. Н. и M. H. Муравьевых и H. H. Муравьева-Карского.

⁴⁸ Волконский Юрий Александрович (1794 -- после 1856), князь, участник ополчения 1812 г., впоследствии полковник, двоюродный брат Д. М. Волконского.

⁴⁹ Волкова Маргарита Александровна (1762--1820), урожденная Кошелева, жена генерал-поручика Аполлона Андреевича Волкова (1739--1806), двоюродная сестра Н. А. Волконской.

⁵⁰ Архаров Николай Петрович (1740--1812), генерал от инфантерии.

⁵¹ Гагарин Сергей Иванович (1777--1862), сенатор, двоюродный брат жены Д. М. Волконского.

⁶² Бланкинагель (Бланкеннагель) Егор Иванович (р. 1750), генерал-майор, русский агроном, один из основателей свеклосахарной промышленности в России, помещик Московской и Тульской губерний.

⁵³ Полев Александр (р. 1755), к началу Отечественной войны один из старейших штабных офицеров русской армии, участник русско-турецких войн конца XVIII в., с 1797 г. в отставке, вновь принят на службу в апреле 1812 г. подполковником в квартирмейстерскую часть, с мая по сентябрь 1812 г. находился в Белграде, затем состоял квартирмейстером при штабе Кавалерийских резервов генерала А. С. Кологривова, накануне 1812 г. представил командованию ряд записок о военно-политическом положении страны и характере предстоящих боевых действий против Наполеона.

⁵⁴ Ламберт Карл Осипович (1771--1843), граф, французский эмигрант на русской службе. В 1812 г. генерал-майор, затем генерал-лейтенант, командовал корпусом в 3-й Западной армии и авангардом в армии П. В. Чичагова.

⁶⁵ Волконский Сергей Александрович (1786--1838), князь, двоюродный брат Д. М. Волконского, в 1812 г. капитан Московского ополчения, затем майор Архангелогородского полка, с которым участвовал в кампаниях 1813 г., в 1814 г. комендант Реймса.

⁵⁶ Возможно, имеется в виду Приклонский Александр Васильевич (р. 1777), переводчик Коллегии иностранных дел.

⁵⁷ Волконский Михаил Сергеевич (1745--1812), князь, отец Д. М. Волконского.

⁵⁸ L'Homond, Charles-Franèois. Doctrine Chrétienn en forme de lecture de Pieté par m-s l'abbe THomond. P., 1801.

⁵⁹ Имеется в виду изданное в начале 20-х чисел июля 1812 г. походной типографией штаба 1-й Западной армии за подписью М. Б. Барклая-де-Толли обращение к жителям трех упомянутых губерний, имевшее характер общероссийского призыва к развертыванию крестьянской вооруженной борьбы с неприятелем (Листовки Отечественной войны 1812 года: Сб. док.-- М., 1962.-- С. 33--36).

⁶⁰ Бантыш-Каменский Николай Николаевич (1737--1814), археограф, историк, управляющий Московским архивом Коллегии иностранных дел, и его сын Д. Н. Бантыш-Каменский.

⁶¹ Очевидно, имеются в виду Высоцкий Николай Петрович, генерал-майор, и его жена, Высоцкая Мария Ивановна, имевшие владение в селе Свиблово Московского уезда Московской губернии.

⁶² Веревкин Михаил Михаилович, генерал-майор, служивший в конце XVIII -- начале XIX в. на Кавказе.

⁶³ Петрово-Соловово Екатерина Александровна, урожденная Левашева, жена двоюродного брата Д. М. Волконского -- А. А. Петрово-Соловово.

⁶⁴ Афиша Ф. В. Ростопчина от 30 августа 1812 г. с призывом к жителям Москвы собраться для защиты города от французов (но не на Поклонной горе, а на Трех горах -- в районе Пресни). См. [Саитов В. И.] Ростопчинские афиши 1812 г. Изд. А. С. Суворина.-- Спб., 1889.-- С. 47.

⁶⁵ Лавров Николай Иванович (ум. 1814), генерал-лейтенант, в начале Отечественной войны начальник штаба 1-й Западной армии, затем командир 5-го пехотного (гвардейского) корпуса.

⁶⁶ Виртемберской (Вюртембергский) Александр-Фридрих (1771--1837), принц, в 1812 г. генерал-лейтенант, затем генерал от кавалерии, Белорусский военный губернатор, участник Бородинского и Тарутинского сражений, состоял при штабе М. И. Кутузова, с апреля 1813 г. командующий войсками, осаждавшими Данциг.

⁶⁷ Себастиана де ла Порта О рас (1775--1851), граф, французский дивизионный генерал, в 1812 г. командовал 2-й кирасирской дивизией, в 1813 г.-- кирасирской бригадой.

⁶⁸ 11 сентября 1812 г. М. И. Кутузов отправил из Красной Пахры рапорт Александру I: "Генерал-лейтенант князь Волконский, 3-й, явясь ко мне, изъявил верноподданническое желание паки на службу вашего императорского величества, которого, употребив теперь при армиях, мне вверенных, на высочайшее усмотрение о сем представляю" (М. И. Кутузов: Сб. док.-- Т. IV.-- Гл. 1.-- М., 1954.-- С. 285).

⁶⁹ Голицына Варвара Васильевна (1752--1815), княгиня, урожд. Энгельгардт, жена генерала от инфантерии С. Ф. Голицына (1749--1810), старинная приятельница Н. С. Волконского, переводчица.

⁷⁰ Богданов Николай Иванович (р. 1752), генерал-майор, в 1811--1814 гг. Тульский гражданский губернатор, в 1812 г. начальник Тульского ополчения.

⁷¹ Щербатов Александр Федорович (1772--1817), князь, генерал-майор, в 1812 г. командовал сформированными им конными полками Тульского ополчения.

⁷² Похвоснев Василий Иванович, Тульский губернский предводитель дворянства.

⁷³ Верещагин М. Н., сын московского купца, летом 1812 г. обвиненный в переводе и распространении запрещенных цензурой сведений о Наполеоне. В момент оставления Москвы был отдан Ф. В. Ростопчиным возбужденной толпе на растерзание.

⁷⁴ Волконский Дмитрий Петрович (1764--1812), князь, генерал-лейтенант, дипломат.

⁷⁵ Исленьев Петр Алексеевич (ум. 1827), генерал-лейтенант.

⁷⁶ Доктурова (Дохтурова) Мария Петровна, урожденная Оболенская (1771--1852), жена Д. С. Дохтурова.

⁷⁷ Бухарин Иван Яковлевич (1772--1858), сенатор, в 1811--1814 гг. Рязанский гражданский губернатор.

⁷⁸ Лихарев Михаил Дмитриевич, Рязанский губернский предводитель дворянства.

⁷⁹ Вероятно, Грибовский Адриан Моисеевич (1767--1834), секретарь Екатерины II, автор известных Записок.

⁸⁰ Багратион Кирилл Александрович (1750--1828), князь, сын грузинского царевича Александра Иессевича, дядя П. И. Багратиона, генерал-майор, тайный советник, присутствующий в Московских департаментах сената.

⁸¹ Вероятно, речь идет о Лунине Александре Михайловиче (1745--1816), сенаторе, члене Опекунского совета, дяде декабриста М. С. Лунина.

⁸² Волконский Михаил Петрович (ум. 1845), князь, действительный статский советник, в 1812--1817 гг. Владимирский губернский предводитель дворянства.

⁸³ Волконский Андрей Сергеевич (1746--1828), князь, дядя Д. М. Волконского.

⁸⁴ Лопухин Степан Абрамович (1769--1814), егермейстер.

⁸⁵ Булгаков Александр Яковлевич (1781--1863), чиновник по особым поручениям при Московском военном губернаторе, ведавший секретной перепиской Ф. В. Ростопчина, его друг и доверенное лицо, выехавший из Москвы при вступлении в нее французов и осенью 1812 г. находившийся во Владимире.

⁸⁶ Рескрипт Александра I Ф. В. Ростопчину от 27 августа 1812 г. об употреблении Д. М. Волконского при Московском ополчении и отношение Ф. В. Ростопчина Д. М. Волконскому от 5 октября 1812 г. с извещением об этом назначении см. ЦГАДА, ф. 1366, оп. 1, д. 49, л. 1--2.

⁸⁷ Предписание управляющего Военным министерством А. И. Горчакова Д. М. Волконскому от 29 октября 1812 г. о принятии его в службу по армии см. ЦГАДА, ф. 1366, оп. 1, д. 50, л. 1.

⁸⁸ Дедюлин Яков Иванович, генерал-майор, начальник Ярославского ополчения.

⁸⁹ Платон (Левшин) (1737--1812), митрополит Московский.

⁹⁰ Ивашкин Петр Алексеевич (1762--1823), генерал-майор, в 1808--1813 гг. Московский обер-полицмейстер.

⁹¹ Мицкой (Мицкий) Иван Григорьевич (р. 1759), генерал-майор, в 1812--1813 гг. окружной начальник внутренней стражи.

⁹² Макдональд Жан-Стефен-Жозеф-Александр (1765--1840), маршал и пэр Франции, в 1812 г. командовал 10-м корпусом, действовавшим под Ригой, присоединился с ним к главной французской армии во время отступления ее из России, в 1813 г. командовал 11-м корпусом.

⁹³ Аргамаков Иван Андреевич (1775--1820), генерал-майор, шеф Житомирского драгунского полка, входившего в 1812 г. в состав корпуса К. В. Ламберта.

⁹⁴ Светчин (Свечин) Никанор Михайлович, в ноябре-декабре 1812 г. комендант Борисова.

⁹⁵ Шелигов (Шелихов) Дмитрий Потапович (1792--1854), летом 1812 г. вступил в 1-й пехотный полк Московского ополчения, сформированный Н. С. Гагариным, участвовал в боевых действиях, в конце 1810 -- начале 1820 г. был близок к декабристским кругам.

⁹⁶ Мусин-Пушкин Иван Алексеевич (1783--1836), граф, брат жены Д. М. Волконского, в 1812 г. поступил в Петербургское ополчение, участвовал во взятии Полоцка, в 1813 г. исполнял обязанности дежурного генерала при П. X. Витгенштейне, в мае 1814 г. произведен в генерал-майоры.

⁹⁷ Волконский Алексей Дмитриевич (1812--1823).

⁹⁸ Щербатов 1-й, Алексей Григорьевич (1776--1848), князь, генерал-лейтенант, в 1812 г. командир 18-й пехотной дивизии 3-й Западной армии, затем командующий 6-м пехотным корпусом, в 1813 г. входившего в состав Силезской армии Блюхера.

⁹⁹ Рахманов Григорий Николаевич (1761--1841), тайный советник, в 1809--1812 гг. Херсонский гражданский губернатор.

¹⁰⁰ Голенищев-Кутузов Павел Васильевич (1772--1843), генерал-майор, с октября 1812 г. командовал отдельным отрядом, в 1813 г.-- авангардом корпуса П. X. Витгенштейна.

¹⁰¹ Енгельгард (Энгельгардт) Григорий Григорьевич (1759--1834), генерал-майор, шеф Староингерманландского пехотного полка, командир 8-й пехотной дивизии, в декабре 1812 г. формировал легионы из военнопленных.

¹⁰² Мелессино (Милисино) Алексей Петрович (1759--1813), генерал-майор, шеф Лубенского гусарского полка, в 1812 г. командовал бригадой в 3-й Западной армии, убит в сражении под Дрезденом в августе 1813 г.

¹⁰³ Очевидно, отец декабриста А. Н. Сутгофа -- Сутгоф Николай Иванович, шеф 37-го егерского полка, активный участник походов 1812--1814 гг., получивший ранения под Лейпцигом и взятый в плен при Монмери. В феврале 1814 г. произведен в генерал-майоры.

¹⁰⁴ Сакен (Остен-Сакен) фон дер Фабиан Вильгельмович (1752-- 1838), барон, генерал-лейтенант, командовал резервным корпусом на Волыни (действовал против Шварценберга и Ренье), с конца сентября 1812 г. подчиненным П. В. Чичагову, в 1813 г. командовал русским корпусом в Силезской армии, за отличие при Кацбахе произведен в генерал от инфантерии.

¹⁰⁵ Венансон Осип Петрович (р. 1777), граф, выходец из Пьемонта, полковник свиты е.и.в. по квартирмейстерской части.

¹⁰⁶ Бибиков Дмитрий Иванович (р. 1781), в 1812 г. майор Олонецкого пехотного полка, с 21 мая 1813 г. состоял при Д. М. Волконском дежурным штаб-офицером по Тульскому ополчению, за отличие при осаде Данцига произведен в подполковники.

¹⁰⁷ Лекок Карл-Христиан Эрдман Эдлер (1767--1830), немецкий военный, генерал-майор, в 1812 г. в составе "Великой армии" командовал 7-м саксонским корпусом, в 1813 г. командир бригады.

¹⁰⁸ Марков 1-й, Евгений Иванович (1769--1828), генерал-лейтенант, командовал корпусом в армии П. В. Чичагова, в 1813 г. начальник авангарда Польской армии.

¹⁰⁹ Булатов Михаил Леонтьевич (1760--1825), генерал-майор, командующий корпусом в армии П. В. Чичагова, в 1813 г. командовал 16-й пехотной дивизией Польской армии и отрядом в корпусе Ф. В. Остен-Сакена.

¹¹⁰ Пален 1-й, фон дер Павел Петрович (1775--1834), в 1812 г. генерал-майор, затем генерал-лейтенант, командовал авангардным отрядом в армии П. В. Чичагова, в 1813 г.-- 2-й конноегерской дивизией в корпусе Ф. К. Корфа.

¹¹¹ Жевахов Иван Семенович (1765--1837), князь, в 1812 г. полковник, командовал Серпуховским драгунским полком в 3-й Западной армии, с апреля 1813 г. генерал-майор.

¹¹² Имеется в виду Щербатов 2-й, Николай Григорьевич, князь, генерал-майор.

¹¹³ Ланской Василий Сергеевич (1754--1831), в 1812 г. главноуправляющий по части продовольствия армии, в 1813 г. президент временного правительства в губерниях Варшавского герцогства.

¹¹⁴ Васильчиков 1-й, Илларион Васильевич (1777--1847), генерал-майор, в начале Отечественной войны состоял в арьергарде 2-й Западной армии, в Бородинском сражении командовал 12-й пехотной дивизией, произведен в генерал-лейтенанты, с сентября 1812 г. командующий 4-м кавалерийским корпусом, в 1813 г.-- кавалерией Силезской армии.

¹¹⁵ Капцевич Петр Михайлович (1772--1840), генерал-лейтенант, в 1812 г. командир 7-й пехотной дивизии, в декабре -- 6-го пехотного корпуса, в 1813 г. командующий блокадным отрядом у крепости Кюстрин и пехотным корпусом в Силезской армии.

¹¹⁶ Бетхер (Беттихер) Густав Иванович (1789 -- после 1843), майор Лейб-Кирасирского ее величества полка.

¹¹⁷ Грейх (Грейг) Алексей Самойлович (1775--1845), контрадмирал, командующий флотилией при осаде Данцига, за отличие произведен в вице-адмиралы.

¹¹⁸ Сиверс Федор Федорович (1746--1823), с 1811 г. Курляндский гражданский губернатор.

¹¹⁹ Миллер Иван Иванович, генерал-майор, начальник внутренней стражи 1-го округа, с декабря 1812 г. командовал Тульским ополчением.

¹²⁰ Имеется в виду В. В. Ададуров.

¹²¹ Кулебакин Антон, майор, батальонный начальник 4 пехотного полка Тульского ополчения, затем -- подполковник, начальник 2-го пехотного полка.

¹²² Пулет, инженер-подполковник прусской армии, отличившийся при осаде Данцига.

¹²³ Турчанинов 2-й, Андрей Петрович (1779 -- после 1830), полковник, командир 3-го егерского полка в корпусе Ф. Ф. Штейнгеля, за отличие в осаде Данцига произведен в генерал-майоры.

¹²⁴ Трескин Михаил Львович (1765--1839), полковник, в 1812 г. командир Азовского пехотного полка в корпусе Ф. Ф. Штейнгеля, в генерал-майоры произведен за отличие при Данциге.

¹²⁵ Вандам Доминик-Рене (1771--1830), граф, французский дивизионный генерал, в 1813 г. командир 1-го корпуса армии Наполеона, взят в плен под Кульмом.

¹²⁶ Жеребцов Александр Александрович, камергер, в 1812 г. командовал дружиной Петербургского ополчения, в 1813 г. генерал-майор, участвовал в осаде Данцига.

¹²⁷ Блюхер Гебгард Леберехт фон (1742--1819), генерал от кавалерии, с февраля 1813 г. командовал прусским корпусом в Силе-зии, затем -- южной группой войск союзников, после перемирия главнокомандующий Силезской армией, после Лейпцигского сражения фельдмаршал.

¹²⁸ Имеется в виду Наталья Павловна Гедеонова (1790--1840), племянница Тверского губернского предводителя дворянства Сергея Александровича Шишкина, жена капитана Казанского драгунского полка А. М. Гедеонова, принимавшего участие в осаде Данцига.

¹²⁹ Светчин (Свечин) Михаил Михайлович, полковник, командир 3-го пехотного полка Тульского ополчения.

¹³⁰ Боровской (р. 1785), майор Мариупольского гусарского полка, в 1813 г. состоял адъютантом герцога А. Вюртембергского.

¹³¹ Беклемишев Петр, подполковник, начальник 2-го конного полка Тульского ополчения.

Аксаков Николай Иванович, капитан гвардии, состоял в 4-м пехотном полку Тульского ополчения, с 23 октября 1813 г. начальник 3-го пехотного полка.

¹³³ Дона-Шлобитен (Донна, Донау) Карл-Фридрих-Эмиль (ум. 1814), прусский полковник, командир 2-го гусарского полка Русско-немецкого легиона.

¹³⁴ Очевидно, Терский Александр Аркадьевич, поручик, состоял во 2-м конном полку Тульского ополчения.

¹³⁵ Вельяминов Иван Алексеевич (1771--1837), генерал-майор, в 1812 г. командир 33-й пехотной дивизии, в 1813 г. начальник штаба корпуса принца Александра Вюртембергского, осаждавшего Данциг.

¹³⁶ Афросимов (Офросимов) Александр Павлович, полковник, батальонный командир Егерского (4-го пехотного) полка Тульского ополчения, исполнял должность дежурного штаб-офицера при начальнике Тульского ополчения генерал-майоре И. И. Миллере.

³⁷ В Тульском ополчении, в 1-й пехотном полку служили прапорщики Теплов 1-й, Александр Иванович, и Теплов 2-й, Антон Семенович.

¹³⁸ Рапп Жан (1772--1821), граф, французский дивизионный генерал, генерал-адъютант, в 1813 г. военный губернатор Данцига.

¹³⁹ Толубеев (Тулубев) Иринарх Степанович (ум. 1822), морской офицер, капитан 2-го ранга (с декабря 1811 г.), командовал боевыми кораблями русского флота в Балтийском море, участвовал в блокаде Данцига, командуя фрегатом "Амфитрида" в составе эскадры вице-адмирала А. Грейга.

¹⁴⁰ Пейкер Александр Эммануилович (1776--1834), полковник, командовал бригадой в корпусе П. X. Витгенштейна, затем участвовал в осаде Данцига, с конца 1813 г. генерал-майор.

¹⁴¹ Левиз-оф-Менар Федор Федорович (1757--1824), генерал-лейтенант, в 1812 г. командовал отрядом в корпусе И. Н. Эссена, действовавшем под Ригой, в 1813 г. командир корпуса в составе войск П. X. Витгенштейна, участвовал в осаде Данцига.

¹⁴² Ришемон (Ришмон) Луи-Огюст, барон де (1770--1853), французский военный, полковник, с 1811 г. инспектор войск на Одере и Эльбе, вместе с Ж. Раппом руководил в 1813 г. обороной Данцига, с апреля 1814 г. генерал-майор.

¹⁴³ Фенш Андрей Семенович (1757--1828), генерал от инфантерии, участвовал в осаде Данцига.

¹⁴⁴ Очевидно, Бороздин Николай Михайлович (1777--1830), генерал-лейтенант, участвовал в важнейших сражениях 1813--1814 гг., командовал 1-й драгунской дивизией, блокировал крепость Майнц.

¹⁴⁵ Салтыков Андрей Петрович (1779--1836), штабс-капитан, сотенный начальник 4-го пехотного полка Тульского ополчения, троюродный брат Д. М. Волконского.

¹⁴⁶ Голицын Павел Борисович (р. 1796), адъютант Д. М. Волконского, офицер лейб-гвардии Преображенского полка.

¹⁴⁷ Черныш Иван Иванович (р. 1767), генерал-майор, в 1812 г. шеф Казанского драгунского полка, находился в отрядах Ф. Ф. Вин-ценгероде, П. В. Голенищева-Кутузова, в 1813 г. участвовал в осаде Данцига.

¹⁴⁸ Каховский Петр Демьянович, генерал-майор, в 1812 г. командир 1-й кавалерийской дивизии в корпусе П. X. Витгенштейна, в 1813 г. командовал кавалерией корпуса, осаждавшего Данциг.

¹⁴⁹ Капитан Казанского драгунского полка Александр Михайлович Гедеонов (1791--1867), впоследствии известный русский театральный деятель, директор императорских театров, во время кампаний 1813--1814 гг. отличился при осаде Данцига, был назначен адъютантом герцога А. Вюртембергского и послан им парламентером к французскому генералу Раппу для переговоров о сдаче крепости.

¹⁵⁰ Мосенбах (Массенбах) Фридрих (1753--1819), прусский генерал, принимавший участие в осаде Данцига.

¹⁵¹ Рахманов И. М., подполковник 2-го пехотного полка Тульского ополчения.

¹⁵² Миних Бурхард Кристоф (1683--1767), русский военный и государственный деятель, генерал-фельдмаршал, президент Военной коллегии, в 1734 г., командуя русскими войсками, руководил осадой Данцига.

¹⁵³ Петерсон (Петерсен) Иван Федорович (1783--1875), подполковник, старший адъютант герцога А. Вюртембергского, за отличие при осаде Данцига произведен в полковники.

¹⁵⁴ Прозоровская Анна Михайловна (1747--1824), княгиня, жена генерал-фельдмаршала А. А. Прозоровского (1732--1809), статс-дама, двоюродная сестра тещи Д. М. Волконского -- Е. А. Мусиной-Пушкиной.

¹⁵⁵ Имеется в виду императрица Елизавета Алексеевна, жена Александра I, предпринявшая со свитой поездку в Германию в конце 1813 г. (Иванов В. Записки, веденные во время путешествия императрицы Елисаветы Алексеевны по Германии в 1813, 1814 и 1815 гг.-- Ч. 1--2.-- Спб., 1833).

¹⁵⁶ Голицын Александр Михайлович, князь, действительный камергер, гофмейстер придворного штата его императорского величества.

¹⁵⁷ Амалия, принцесса Гессен-Дармштадтская, марк-графиня Баденская.

¹⁵⁸ Валуева Екатерина Петровна (1774--1848), камер-фрейлина, дочь главноначальствующего экспедицией Кремлевского строения П. С. Валуева.

¹⁵⁹ Вершинин Иван, штабс-капитан 2-го пехотного полка Тульского ополчения.

¹⁶⁰ Иорк Ганс-Давид-Людвиг (1756--1828), генерал-лейтенант, в 1812 г. командовал прусским вспомогательным корпусом в армии Наполеона, в 1813 г.-- прусским корпусом в русско-прусской армии, вошедшего после перемирия в Силезскую армию, за отличие под Вартенбургом пожалован титулом графа Вартенбург.

¹⁶¹ Репнин-Волконский Николай Григорьевич (1778--1845), князь, троюродный брат Д. М. Волконского, генерал-майор, в 1813 г. командовал авангардом корпуса П. X. Витгенштейна, за отличие при взятии Берлина пожалован генерал-адъютантом, с октября генерал-губернатор Саксонии.

¹⁶² Бобр ищев-Пушкин Сергей Павлович, полковник, начальник 4-го пехотного полка Тульского ополчения, отец декабристов Н. и П. Бобрищевых-Пушкиных.

¹⁶³ Яковлев Александр Яковлевич, подпоручик Тульского ополчения.

¹⁶⁴ Кожин, флота капитан 2-го ранга, батальонный начальник 1-го пехотного полка Тульского ополчения.

¹⁶⁵ Эммс 1-й, Алексей Федорович (1775--1849), капитан, в 1812 г. штаб-офицер в отряде генерал-лейтенанта Ф. Ф. Левиза, в кампании 1813 г. дежурный штаб-офицер при герцоге А. Вюртембергском, за отличие в блокаде Данцига произведен в подполковники, затем полковники, в 1814 г. переведен в Таврический гренадерский полк.

¹⁶⁶ Владычин Дмитрий Семенович, полковник, начальник 1-го пехотного полка Тульского ополчения.

Оставить комментарий Волконский Дмитрий Михайлович (bmn@lib.ru) Год: 1814 Обновлено: 13/02/2023. 196k. Статистика. Дневник: Мемуары Мемуары	Скачать FB2 Ваша оценка:

Волконский Дмитрий Михайлович Дневник. 1812-1814 гг

Д. M. ВОЛКОНСКИЙ

ДНЕВНИК. 1812--1814 гг.

ПРИМЕЧАНИЯ

Волконский Дмитрий Михайлович
Дневник. 1812-1814 гг