Воронов Михаил Алексеевич
Летняя жизнь в столицах

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Из заметок путешественника)

  

M. A. ВОРОНОВ

Летняя жизнь в столицах
(Из заметок путешественника)

   Серия "Русский путь"
   Москва-Петербург. Pro et contra
   Диалог культур в истории национального самосознания
   СПб, Издательство Русского Христианского гуманитарного института, 2000
  

I
ПЕТЕРБУРГ И МОСКВА

   Весна действует одинаково выпирательно как на петербуржца, так и на москвича. С самого Пафнутия Боровского (по-московски), т. е. с первого числа мая (по-петербургски), и тот и другой лезут вон из города, москвич сухопутьем, загромождая своим скарбом узкие улицы и вывихнувшиеся переулки, петербуржец -- водою, вдоль многочисленных каналов, речек и речонок, покрытых живописно разбросанною разноцветною плесенью. Дни идут за днями, а столицы все пустеют да пустеют, так что к Пахомию (по-московски), т. е. к пятнадцатому мая (по-петербургски), Москва имеет вид, как бы разоренный французом, Петербург -- разрушенного наводнением.
   Но, ах, уж где же ты, юдоль человеческого счастья, увлекшая одержимого водянкой, ленивого, неповоротливого москвича?!. Отзовись, откликнись, ты, эдем желанный, врачующий золотушного, вечно стремящегося, алчущего и жаждущего петербуржца!..
   Сокольники, Богородское, Черкизово, Останкино, Кунцево, Давыдково, Коломенское, -- вот летнее седалище московской плоти; Лесной, Парголово, Петергоф, Павловск, Полюстрово, Новая Деревня, -- вот лечебница изнуренного петербургского духа.
   Но так как живой, подвижный, вечно толкущий и никогда не отверзающий петербуржец остается таким же и на даче, и так как ленивый, сытый, снулый и хмурый москвич-горожанин ничем не отличается от такого же москвича-дачника, -- то мы считаем не лишним провести здесь параллель между Петербургом и Москвою вообще, без всякого отношения к времени года и месту нахождения каждого из граждан сказанных столиц.
   Петербург выстроили на болоте для известных стратегических, торговых и образовательных целей; Москва сама выстроилась, благо луговина сухая да способная подыскалась. Петербуржец, хотя и подвижен как ртуть, но если куда забирается, то забирается как известная болезнь рак, глубоко и прочно: выжег его в одном месте, смотришь -- в другом выскочил; москвич сидит больше поверхностно, точно мозоль, так что срезал его и конец делу, разве в полицейских известиях появится лишняя строчка: "Найдено-де неизвестно кому принадлежащее мертвое тело". Петербург мало-помалу начинает почитывать газеты, интересуется политикой и внутренней жизнью, заглядывает в журналы, перелистывает книги; москвич во всех отраслях знания довольствуется одной сплетней и если читает что-нибудь, то читает только для подкрепления слуха, уже пущенного в оборот какой-нибудь просвирней или юродивым. Петербуржец говорит: "Я читал трактат "О теплоте", не помню автора, но книга, кажется, презанимательная"; москвич восклицает: "А Иван-то Иваныч... что дом на Собачей площадке купил... еще жена намедни тройни родила: книжку, слышь ты, не то грамоту какую сочинил". Петербургский купец ни за что вас не обмеряет и не продаст гнилого товара: он только возьмет полтораста процентов на рубль; москвич непременно сделает при продаже уступку копеек в десять ниже фабричной цены, но зато всегда обмеряет и сбудет покупателю гнилье и брак. Петербуржец, встретивши москвича на стогнах своего города, долго присматривается к нему, думая определить место происхождения, и все-таки в конце концов бормочет: "Эк, какого странного человека выплюнуло откуда-то издалека"; москвич, натолкнувшись на приезжего щеголеватого петербуржца, сразу узнает его: "С приездом, -- восклицает он; что новенького у вас в северной Пальмире; пожалуйте ручку-с, в Троицкий шаркнем". Петербуржец не верит ни в духов, ни в чертей, даже невинные спириты в нем, если не попадают на девятую версту, то держатся как-то непрочно, точно лишаи на здоровой древесной коре; москвич крайне суеверен и охотно припускает к себе нечистую силу, почему дружит со спиритизмом и убежден, что в заброшенном доме на Остоженке водятся черти. В Петербурге существует две Миллионные улицы; в Москве -- один Мертвый переулок, да и тот в приходе Успения на Могильцах. Петербург не без удовольствия смотрит в телескоп и микроскоп: "Занятные, говорит, штучки-с"; Москва в телескоп и микроскоп не смотрит: "Грех, говорит, глаза отводит". В Петербурге есть хоть какая-нибудь литература: то переведут что-нибудь порядочное, то скомпилируют, то передразнят ловко, -- смотришь, нет-нет, да и вырежется человеческий голос; в Москве литература вполне выражает собою жизнь, почему вопли кликуш, прорицателей и убогих властительно царят надо всем. Петербург -- офицер или чиновник, Москва -- купец или дворянин-недоросль. Петербург -- зябнет, Москва преет. Петербург курит, Москва нюхает. Петербург лезет в вышину, точно salto mortale делает, Москва стелется по земле, словно вприсядку пляшет. Петербург кутит, Москва гуляет. Петербург думает, Москва разводит руками и т. д., и т. д. Словом, Петербург движется, находится в переходном состоянии: а Москва со времен Ивана Калиты и боярина Кучки как застыла, так и остается тою же Москвою, несмотря на бесчисленные призывы и подталкивания: "Наши отцы и деды не глупее нас были, да не гнались за новыми порядками", -- говорит она.
   Чем являются пред нами петербуржец и москвич вне своего обыкновенного логовища, т. е. на даче, об этом мы позволяем себе распространиться в следующих статьях.
  
   1865
  

ПРИМЕЧАНИЯ

   Печатается по первопубликации: Будильник. 1865. No 60. С. 237--238. Подпись: К. Хохотов. Приносим благодарность А. Ф. Белоусову, выявившему этот текст.
  
   Воронов Михаил Алексеевич (1840--1873) -- русский прозаик и публицист, писатель чеховского круга. С переездом в С.-Петербург (1858) -- доверенное лицо и секретарь Н. Г. Чернышевского. Дебютировал автобиографической прозой в журнале "Время": "Мое детство" (1861. No 7, 9); "Моя юность" (1862. No 7); сотрудничал в "Современнике", "Русском слове". Очерки в традиции натуральной школы собраны в его сборниках "Московские норы и трущобы" (СПб., 1866, 1869. Т. 1--2). С 1865 г. печатается регулярно в "Будильнике". Как бытописатель столиц известен сочинениями: "Юмористические очерки Москвы и Петербурга с 27 картинками" (СПб., 1868; совместно с Н. А. Степановым и П. И. Вейнбергом); "Болото. Картины петербургской, московской и провинциальной жизни" (СПб., 1870); "Повести и рассказы" (М., 1961). Печатался по псевдонимами "Кузьма Хохотов"; "К. X."; "Миф"; "Побарухин"; "Тертый"; "Х-х-т-в"; "К.".
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru